Центральная Россия как историко-культурный регион

Арцыбашева, Татьяна Николаевна

автореферат диссертации по культурологии, специальность ВАК РФ 24.00.01
диссертация на тему: Центральная Россия как историко-культурный регион

Год: 2004
Автор научной работы: Арцыбашева, Татьяна Николаевна
Ученая cтепень: доктора культурологии
Место защиты диссертации: Санкт-Петербург
Код cпециальности ВАК: 24.00.01

Диссертация по культурологии на тему 'Центральная Россия как историко-культурный регион'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Центральная Россия как историко-культурный регион"

На правах рукописи УДК 008

АРЦЫБАШЕВА ТАТЬЯНА НИКОЛАЕВНА

ЦЕНТРАЛЬНАЯ РОССИЯ КАК ИСТОРИКО-КУЛЬТУРНЫЙ РЕГИОН. Культурогенез Средневековья и раннего Нового времени

24.00.01 - теория и история культуры

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени доктора культурологии

Санкт-Петербург 2004

Работа выполнена на кафедре художественной культуры Российского государственного педагогического университета имени А.И. Герцена

Официальные оппоненты: доктор философских наук, профессор

Алиса Петровна ВАЛИЦКАЯ

Защита состоится 14 февраля 2005 года в 16 часов на заседании Диссертационного совета Д 212.199.23 по присуждению ученой степени доктора наук в Российском государственном педагогическом университете им. А.И. Герцена

по адресу: 197046, г. Санкт-Петербург, ул. Малая Посадская, д. 26, ауд. 317.

С диссертацией можно ознакомиться в фундаментальной библиотеке Российского государственного педагогического университета имени А.И. Герцена

Автореферат разослан 28 декабря 2004 г.

доктор культурологии, профессор Виталий Дмитриевич ЛЕЛЕКО

доктор культурологии, профессор Наталья Абрамовна РОЗЕНБЕРГ

Ведущая организация: Республиканский гуманитарный институт

ИПК РГИ Санкт-Петербургского государственного университета

Ученый секретарь Диссертационного со) кандидат педагогических наук, доцент

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Диссертация посвящена исследованию Центральной России как историко-культурного региона и выявлению специфики культургенетических процессов, которые протекали в этом пространстве в Средневековье и раннее Новое время.

Географические рамки исследования преимущественно совпадают с границами Центрального административного округа Российской Федерации и включают занимающие срединное положение в европейской части страны Московскую, Брянскую, Владимирскую, Ивановскую, Калининскую, Калужскую, Костромскую, Орловскую, Рязанскую, Смоленскую, Тульскую, Ярославскую, Белгородскую, Воронежскую, Курскую, Липецкую и Тамбовскую области. Исторически эти территории развивались в тесной связи, но в разном направлении, что на рубеже XVIII-XIX вв. выразилось формированием Центрально-промышленного и Черноземно-земледельческого (ныне - Центрально-Индустриальный и Центрально-Черноземный) хозяйственно-экономических субрегионов. По этой причине и в силу того, что геокультурное пространство Центральной России окончательно оформилось лишь в XVIII столетии, а очевидное преодоление рамок традиционной культуры отмечается здесь не ранее XIX века, временной период исследования охватывает тысячелетие: от рубежа УШ-1Х до рубежа ХУШ-Х1Х вв.

Таксономической единицей регионализации в данной работе являются не крупные макроуровневые территории (Европейская и Азиатская части) или микроуровневые области России (89 субъектов федерации), а ее мезоуровневая региональная структура: веками формировавшаяся историко-культурная зона, выделенная в настоящее время как федеральный округ.

С точки зрения ряда современных историков случившееся на рубеже III тысячелетия административно-территориальное вычленение Центрального региона РФ произвольно и внеисторично, то есть не подкреплено ни миграционно-колонизационными, ни цивилизационно-историческими предпосылками и лишь авторитарно связывает столетиями (практически до XVII в.) независимо существовавшие и розно ориентированные (имеющие «разные исторические корни» и «тянущие» к разным центрам), природно, ресурсно, демографически и культурно автономные области.

I БИБЛИОТЕКА I

' «ау/1

эмоций информаторов и интерпретаторов»'. Действительно, любое из общеизвестных исторических, историософских или культурфилософских рассуждений о становлении и развитии Отечества аксиоматически опирается на признание изначальной общности культурно-исторической судьбы Центральной России. Ретроспективный же анализ, систематизирование и культурологическое осмысление накопленного научного материала (исторического, археологического, лингвистического, демографического, антропологического, равно как и топо-, гидро-, этнонимического, этнографического, социологического и др.) это с очевидностью подтверждает, убедительно демонстрируя, как в обозначенном ареале на протяжении, как минимум, тысячелетия идут, периодически меняя направление, напряженность и интенсивность, активные коммуникационные процессы, побудительные причины, характер и результаты которых и есть реальная история жизни его reo-, био- и культуросферы. История, засвидетельствованная рождением оригинального суперэтноса, нации и государства, аккумулированная в колоссальном пласте культуры, называемой «русской», и выраженная важнейшими символами идентичности «общности и культурного порядка» (Ш. Эйзенштадт) великого народа, чьей «дединой и отчиной» стала эта земля. И тщательное изучение истоков, оснований, импульсов и характера регионального культуротворчества позволяет раскрыть феномен и этого «места», и глубоко связанного с ним «русского духа», и русской «почвенности».

Актуальность исследования и постановка проблемы

Тема и проблема диссертации актуальны как в связи с запросами активно формирующейся общей и региональной культурологии, так и по причине необходимости соответствия фундаментальной науки современным социальным и образовательным стратегиям.

По точному замечанию М.С. Кагана, история русской культуры «еще не осмыслена в закономерностях ее развития» и не написана ни в общенациональном, ни в индивидуально-этнических, ни, тем более, территориально-локальных ее вариантах. Есть разные тому причины, в числе которых и то, что на протяжении двух последних столетий исследователи Отечества, так или иначе, отталкивались от подспудного, но направляющего их мысль убеждения в периферийности русской цивилизации относительно предшествующих и современных цивилизаций Востока и Запада, что надолго утвердило в качестве приоритетного «европоцентристский» сравнительно-типологический метод ее изучения. Постоянная оглядка на западноевропейскую социально-культурную историю, попытка уложить в ее прокрустово ложе периодизацию и оценку течения национально-исторической и культурно-художественной жизни породили в качестве основной характеристики русской культуры многозначное и достаточно условное определение, выраженное понятиями «самобытность» и «своеобразие^. И только в последнее время таковые перестают быть общим

' Гумилев JI.H. Древняя Русь и великая степь. - М., 1989. - С. 489.

местом, становясь научной позицией, позволяющей рассматривать отечественную и региональные культуры России как органичные и самодостаточные относительно истоков и условий своего существования.

Как справедливо отметил в предисловии к современному изданию классического труда М.К. Любавского «Обзор истории русской колонизации с древнейших времен и до XX века» Александр Дегтярев, «...общепризнанная математическая теория утверждает, что в сверхсложных системах нет второстепенных факторов. То, что вчера представлялось обстоятельством совершенно не значащим, сегодня вдруг выходит на первый план и начинает определять жизнь...» (1996, 6-7). Два десятилетия назад не было и помышлений о возможности и, тем более, необходимости специального исследования культуры центра европейской части России, олицетворявшей концентрированную «всерусскость» и упорядоченную стабильность. Однако постперестроечное социально-политическое развитие изменило и казавшееся незыблемым геополитическое пространство Отечества, и научные подходы, ракурсы восприятия и оценочные «мерки», заставив ученых-гуманитариев задуматься о тех пределах и тех границах неделимого «ядра русскости», которые на протяжении веков удерживали и продолжают удерживать этнический, социокультурный и государственно-политический баланс России. Помочь понять происходящее, спрогнозировать, а при необходимости, упредить развитие событий, и призвано ретроспективное изучение исторических модификаций этнокультурной целостности Центрального региона.

«Тенденции к фрагментарности постготалитарного пространства Российской Федерации» (Э.А. Шулепова) и «рождение новой идеологии регионализма» (JIM. Мосолова) фокусируют внимание исследователей на значимости диахронического принципа в моделировании культурных стратегий регионов России, на согласованности и целесообразности социально-культурного менеджмента, учитывающего исторические корни регионального развития, предпосылки и особенности локальных культуроформирующих процессов.

Как показали ученые, занимающиеся вопросами культурологического образования и его связи с региональным фактором (С.Д. Валентен, Е.П. Белозерцев, Г.С. Буторина, О.В. Долженко, Л.Г. Ионин, Л.М. Мосолова, И.Л. Набок, A.C. Панарин, С.Н. Токарев, Э.А. Шулепова и т.д.), пробелы в исследовании конкретных этнических и региональных форм культуры и их многообразных взаимоотношений затрудняют формирование необходимых новому российскому обществу толерантности и межкультурной комплиментарности, реально обеспечиваемых лишь целостным культурологическим знанием.

Сегодня требуется и понимание характерных для переходных периодов закономерностей движения, и умение разбираться в сути происходящих культурных преобразований, и взвешенная оценка роли постоянных и новообразующихся факторов обновления. Но главное в чем нуждается современное российское общество - это точное знание и соблюдение законов

воспроизводства традиций и культуротворчества. Социально-культурная политика должна строится на преемственности, а образование опираться на познание реального историко-культурного процесса без какого-либо искажения логики его движения или отвержения локальных культурных ценностей. Нельзя не согласиться с мнением О. Долженко, утверждающего, что «регионализация - не только вообще единственный путь к образован™ в меру человека (а не государства или ведомства), но и наиболее естественный, который традиционное российское общество должно пройти, чтобы добраться до своих истоков, с тем, чтобы обрести утраченные начала»2.

Таким образом, актуальность исследования определяется как региональным вектором сегодняшней национально-государственной политики, так и очевидным расширением проблематики наук о культуре, обусловленным ясно обозначившимися тенденциями современного социокультурного движения, попыткой возродить локальные традиции этнического и регионально-культурного развития российских территорий.

Проблема диссертации связана с насущной надобностью воссоздания истории региональной культуры, что предполагает установление ее истоков, основ и наиболее важных «узловых» моментов эволюции; определение особо значимых факторов социокультурной динамики и таких периодов историко-культурного процесса, которые обусловили общий и специфический характер локальной культурной структуры (подсистемы), в значительной мере оказавшейся базовой для всей российской социокультурной и государственной системы.

Основная идея: скрупулезное исследование в рамках современной культурологической парадигмы и контексте общего исторического развития условий, факторов и путей формирования обширного и весьма значимого для Отечества историко-культурного региона дает реальную возможность выявления действенных и ныне системно-синергетических факторов функционирования не только исторического ядра - Центральной России, но и всего сложнейшего организма русской культуры.

Объект данного исследования: история культуры России.

Предмет исследования: историко-культурное формирование Центрального региона России в эпоху Средневековья и раннего Нового времени.

Цель исследования: определение особенностей культурогенеза средневекового и нововременного обществ на территории Центральной России, выявление предпосылок и закономерностей сложения региона как историко-культурной зоны и рассмотрение социокультурной динамики как процесса смены устойчивых и изменчивых состояний и обновления культурных систем.

Задачи исследования:

- собрать и обобщить разрозненные данные специальных наук о различных сторонах эволюции культуры региона;

2 Долженко О. Обзоры // Alma-mater. Вестник высшей школы - 2003. - №9. - С 30.

- проанализировать историю изучения культуры Центральной России и создать современный вариант ее историографии;

- рассмотреть культурологию региона как отрасль обобщающего (интегративного, синтетического) знания и показать эвристический потенциал системно-синергетического подхода к исследованию региональных культурных процессов;

- определить содержание категории «культурогенез» и связанные с ней понятия современной теоретической и исторической культурологии;

- определить факторы культурогенеза, постоянно действовавшие в самый значимый период этнического, культурного и государственного самоопределения региона;

- выявить специфику и принципы формирования этносоциального и историко-культурного пространства и основы социокультурной целостности Центральной России;

- исследовать обозначенный регион как специфическую историко-культурную зону и раскрыть особенности генезиса таких ее культурных подсистем как этническая структура, экономика и управление, земледелие и торговля, характер поселений, тип ментальности, духовно-религиозная жизнь и художественное творчество;

- ввести новый региональный материал в поле зрения исторической культурологии;

- способствовать формированию культурологической компетентности, кулы урной идентичности и историко-культурной памяти молодого поколения жителей региона, а также развитию современной культуры Отечества.

Степень научной разработанности проблемы

В течение длительного периода шло накопление и систематизирование оригинального регионального материала, способствующего определению естественно-географической обусловленности эволюции территории в ее связи с социальными изменениями и хозяйственными и в целом культуро-творческими возможностями населения. Но и локальная провинциальная историография не преодолела рамок общенационального подхода, потому в отечественной науке еще не сложилось целостной картины развития социальных основ бытия и духовно-художественной культуры Центрального региона России.

В тоже время в последние годы появился ряд работ общетеоретического и методологического содержания, реально послуживших основанием построения модели этногеографического формирования и историко-культурного развития региона, в определенной степени подсказавших как теоретические критерии отбора материала, так и

принцип его ретроспективного разворачивания. К таковым в первую очередь относятся новейшие теоретические, историко-культурологические и философские труды М.С. Кагана и А.Я. Флиера; авторская концепция этнологии, внутриэтнического распределения культуры и структурирования этноса (историческая этнология) C.B. Лурье; общетеоретические положения регионалистики, проиллюстрированные примерами практического анализа эволюции древнейших историко-культурных зон России авторов коллективной монографии «Основания регионалистики» (1999 г.) под общей редакцией A.C. Гердта и Г.С. Лебедева и разработанное Л.М. Мосоловой в процессе масштабного исследовательского проекта «Регионы России» (19982004) теоретико-методологическое руководство к региональным культурологическим изысканиям; ряд статей (Е.В. Васильевой, З.Д. Ильиной, И.А. Жерносенко, С.Б. Смирнова, Ю.В. Новик, H.A. Костюриной, Х.Г. Тхагапсоева, А.Ю. Чукурова, Э.А. Шулеповой, Г.К. Щедриной и др.) и диссертационных работ (Л.С. Вагиновой, Л.В. Дмитриевой, H.A. Кривич, М.Р. Маняхиной, H.A. Розенберг и др.), осмысляющих и описывающих в диахронической и синхронической проекции и межтерриториальном соотнесении актуальные проблемы и многообразные аспекты бытия локальных культур России.

В пространстве библиографии по культурологии и философии культуры, исторической, социологической, искусствоведческой и другой специализированной научной литературы диссертант ориентировался на конкретные научные направления и тексты, содержащие фактический и аналитический материал, способствующий раскрытию исследуемой проблематики и выстраиванию авторской модели региональной культуры. В необходимой мере использовались разноплановые и разнохарактерные научно-публицистические, публицистические, справочные и даже популярные работы, содержащие или не достаточно репрезентируемые, или вовсе не отраженные (ни фактически, ни тематически) в научных публикациях значимые персоналии и вещественные и идеальные артефакты истории социокультурного развития региона.

В целях обозначения особенностей и характера региональных культуроформирующих процессов, а также иллюстрирования исторически наблюдаемых духовно-художественных явлений общеконтекстному исследованию подверглись памятники и феномены художественной культуры различных эпох.

Методологические и теоретические основы работы

Проведенное культурологическое исследование является пограничным и сопрягается с историческим, социологическим, искусствоведческим, литературоведческим и другими областями знания, необходимым образом используя фактические данные, точный анализ и аргументированные суждения различных специалистов, позиция которых отражена как в контексте диссертации, так и текстуально: посредством датирования авторского материала.

Научный поиск осуществлялся в соответствии с установками

диалектического метода познания и последовательной реализацией принципа историзма, системности, единства исторического и логического. При раскрытии регионально-культурной специфики использовались приемы историко-генетического и компаративистского подходов.

В качестве базовой в диссертации рассматривается та совокупность положений, что содержится в работах представителей философско-культурологической и регионоведческой мысли - С.Д. Валентея, Л.Г. Ионина, С.Н. Иконниковой, И.А. Ильина, И.И. Докучаева, М.С. Кагана, И.В. Кондакова, Г.С. Лебедева, Э.С. Маркаряна, Л.М. Мосоловой, H.A. Нарочницкой, В.М. Розина, С.Б. Смирнова, А .Я. Флиера, Г.К. Щедриной; исторического - Н.С. Борисов, М.Ю. Брайчевский, С.Б. Веселовский, A.A. Горский, Л.Н. Гумилев, И.В. Дубов, В.П. Загоровский, Д.И. Иловайский, А.Е. Пресняков, О.М. Рапов, Б.А. Рыбаков, В.В. Седов, М.Н. Тихомиров, М.К. Любавский, В.В. Мавродин, И.Я. Фроянов, Б.Н. Флоря, - и искусствоведческого знания - В.Г.Брюсова, Г.В. Вагнер, Б.Р. Виппер, H.H. Воронин, М.А. Ильин, О.М. Иоаннисян, П.А. Раппопорт; филологического и лингвистического дискурса: А.О. Амелькин, A.C. Демин, A.M. Панченко, М.И.. Слуховской, Г.Ф. Турчанинов, Г.А. Хабургаев и др.

В работе исследован локальный регион Российской Федерации. Вместе с тем специфика региона такова, что его культурологическое осмысление не позволяет обойти вниманием характеристики, касающиеся отечественной культуры в целом, поскольку именно Центральная Россия стала той «кюветой», в которой из разнородного «материала» и под большим давлением вырастал ее гигантский «кристалл». И в этой невозможности репрезентировать региональную культуру без обращения к ее важнейшим признакам, одновременно являющимся базисными свойствами общенациональной культуры, - самое большое затруднение автора, старающегося в своих рассуждениях избегать общеизвестного.

Другим серьезным препятствием оказалась противоречивость, а зачастую, и бинарность позиций ученых по ключевым для истории России (и Центрального региона в том числе) вопросам. Отсутствие в современной историографии попыток решить фундаментальные исторические проблемы делает всякое, в том числе и предлагаемое, концептуальное построение изначально уязвимым, поскольку оно опирается лишь на одну из известных позиций и разрабатывает ряд идей, более века оспариваемых в научном мире, а значит, отвергаемых рядом исследователей.

Рассмотрение региональной культуры основано на понимании ее как относительно автономной культурной системы, функционирующей во взаимодействии и взаимообусловленности духовно-содержательной, морфологической и институциональной структур, их историческом развитии и типологических модификациях.

В целом реферируемая работа представляет собой комплексное, междисциплинарное историко-культурологическое исследование с привлечением широкого круга источников и применением обновленных исследовательских методик. Она основана на междисциплинарном

(использование историко-культурных, археологических, социологических, историко-географических, этнографических, климатологических, этнологических, искусствоведческих и других данных) и региональном подходах в рамках целостного этнокультурного, исторического и ландшафтно-географического образования, каковым является Центральная Россия. При этом трехстороннее (выделяется геокультурное, социально-политическое и духовно-художественное пространства) диахроническое и синхроническое рассмотрение социокультурной реальности осуществляется посредством архитектонического, функционального и исторического анализов, позволяющих определить как специфику функционирования и развития локальной культурной системы, так и ее качества.

Базовыми в диссертации являются системно-синергетическая методологическая установка парадигмального уровня и реализуемый посредством контекстного, генетического и герменевтического анализов историко-феноменологический метод.

Гносеологическое и нарративно-текстологическое пространство исследования выстраивается с позиций выявления придающего целостность изучаемой культурной системе «системообразующего отношения» (М.С. Каган), а разрабатываемая идеальная модель культуры опирается на такие положения синергетики, как наличие в сложноорганизованных системах скрытых неравновесных тенденций, нелинейность, вариативность и многовариантность развития, отсутствие жесткого детерминизма в макро- и микромире.

Целостный историко-феноменологический метод обеспечивает выделение и воссоздание наиболее существенных процессов и форм региональной культуры в ее диахроническом и синстадиальном измерениях, позволяя раскрыть внутреннюю сущность реальных субъектов, культурных предметов и антропологических традиций, определяющих становление единого культурного пространства региона. Осуществляемый посредством контекстного мышления анализ движения значимых направлений развития культуры обнаруживает системную связь культурных компонентов, показывая их свойства с необходимыми для всестороннего и целостного описания системы полнотой.

Существенная методологическая роль, как в классификации, так и в истолковании артефактов и исторических свидетельств, принадлежит генетическому и герменевтическому анализам, способствующим выявлению истоков и факторов культурных изменений. Особо значимые исторические феномены подвергаются культурологическому анализу.

Смыслореконструирование, выступающее предпосылкой отбора и контекстного рассмотрения привлекаемого материала, осуществляется с позиций современности, а сам метод разворачивается в процессе реализации исследования.

На защиту выносятся следующие положения:

- Центральный регион России представляет собой исторически сложившуюся историко-культурную зону (ИКЗ) мезоуровня, прошедшую в своем формировании следующие стадии:

УТП-Х вв. «Разметка» структурного каркаса ареального пространства, образуемого водно-коммуникационными магистралями и узлами торгово-ремесленных центров, с характерным развитием сети разнонаправленных торговых путей и концентрацией разноэтничного населения на «удобных» для хозяйственной деятельности ландшафтах, территориально обозначенных анклавами различающихся археологических культур. Начало формирования «многомерно-пространственной» структуры (нелинейного развития) социокультурной системы региона.

Х-ХП вв. Реализация накопленного социально-экономического потенциала, стабилизация и иерархизация территории. Образование в итоге синхронных урбанизационных, геополитических и конфессиональных процессов геокультурного пространства «Русская земля». Утверждение сети трансконтинентальных и локальных коммуникаций и формирование поликультурных городовых областей, сохраняющих преимущественные традиционные связи с древне-племенными культурными центрами за пределами ареала Центральной России.

ХШ-ХУ вв. Полифуркация и выделение ядра мезо-ИКЗ как результат развития социально-экономических и духовных процессов, церковно-политических и военных событий. Смещение населения (запустение Южной и уплотнение Северо-Восточной микро-ИКЗ), «блуждание столиц» и утверждение единого регионального центра в лице Москвы. Изменение характера миграций и снятие веками регламентировавшей расселение традиции: модифицируется принцип выбора осваиваемой территории, организации хозяйства и обустройства мест оседлости, обновляются социальные стереотипы и политические механизмы. Активная перестройка коммуникационной сети, все более замыкающейся и приобретающей очевидно внутренний характер, расширение и усложнение колонизационных процессов и урбанистические преобразования, выраженные трансформацией городской культуры. Выделение в качестве аттрактора преобразующей общественное бытие религиозно-политической мифологемы «Святая Русь», постепенное нивелирование культурной вариативности и сужение нелинейности социокультурной динамики. Развитие общекультурных тенденций и последовательная унификация культурно-семантического пространства.

ХУ1-ХУШ вв. Централизация регионального пространства и формирование коммуникационно-административной матрицы мезо-ИКЗ. Окончательная консолидация центральнорусских территорий вокруг Москвы с характерным для нее деятельным колонизационно-хозяйственным освоением «пустынных» земель, выравниванием плотности населения и слиянием отдельных территориальных областей в единый ареал -Центральная Россия. Активизируются синхронные связи, осуществляющие

горизонтальное распространение внутрикулътурных инноваций массового характера в профессиональной и элитарной культуре, формируется новая система коммуникаций и культурной трансляции. На конфессионально-административной и социально-политической основе нарастает гомогенизация и тоталиризация культуры, отчетливо проявляются секуляризационные и антиклерикальные тенденции. (Стр.: 77-114; 158-223; 288-328).

- Сложение региона представляет собой исторически целостный процесс, в котором сочетание регионообразующих факторов создает предпосылки внутренне закономерного развития с четко просматриваемой логикой и тенденциями. Среди факторов в качестве первоочередных выделяются социокультурные и государствообразующие функции, а модернизация политических форм культуры детерминирована традицией власти наравне с имеющей исторические корни ментальностью общества и поведенческими стереотипами. (Стр.: 115-142; 175-197; 243-266).

- В пределах Центральной России, в эпоху Средневековья представлявшей собою исторически важную контактную зону между кочевыми и торгово-оседлыми цивилизациями и многовалентное «поле» разнородных межкультурных коммуникаций, осуществлялось нелинейное этнокультурное и эволюционное социально-государственное становление Руси-России, вынужденным образом аккумулировавшей и синтезировавшей черты социально-, религиозно и политически разновекторных культур. (Стр.: 75-115; 120-142; 175-197; 200-223).

- Социокультурное пространство региона изначально формируется как открыто-коммуникативное, организованное на началах экономических, политических и конфессиональных связей, сохраняющих стремление к расширению (устремленность «за горизонт») и под давлением внешних обстоятельств перерастающих в аксиологические социоментальные характеристики, присущие как геокультурному пространству в целом, так и психоантропологическому типу его населения. Изначально промаркированное родовыми святынями Храма и Образа ойкумена Центральной России все более ощущается «отеческим Домом» («Мать-земля», «Дом Богородицы») и Центром мира, что находит адекватное отображение в эфметическом определении «Москва-первопрестольная»3. (Стр.: 182-242; 288-303).

- Системообразующим фактором региональной культуры на первых двух этапах ее развития была территориальная община и торгово-княжеский город. В «московский» период функция центра культуры перешла к авторитарной церковно-светской власти, уравновешенной «соборным социумом» крестьянского «мира» и монастырским общественно-государственным служением. В период раннего Нового времени региональная культурная система стала приобретать жестко-

3 Сравните с эфметизмами атеистического советского периода «Родина-Мать» и «Большая земля».

централизованный институциональный характер, наметилась нарастающая поляризация элитарной и народной культуры, усиленная активизацией персонифицированного культуротворчества. (Стр.: 115-132; 135-140; 223242).

- Социокультурная динамика региона отразила сглаженное православием разноуровневое и разновекторное европейское, болгаро-византийское и номадическое влияние. В то же время в ряду других российских регионов Центральный отличается рано выраженным единством социокультурного организма, гармонично соединившего различные этнические и антропологические черты, ставшие основой созидательной национально-культурной энергии и выразительной многоликости русского суперэтноса. (Стр.: 100-115; 115-142).

- Уникальность вариативных внутрирегиональных этнокультурных образований во многом является продуктом межэтнических коммуникаций и внешних воздействий, сила которых напрямую определялась степенью их включенности в культурный взаимообмен. Культурные процессы демонстрируют раннее появление в региональном пространстве монокультурной общности, единство и территориальная плотность которой нарастали, а культурный слой прибывал в границах двух основных параметров: массовости (коллективности) и повторяемости (традиционности), базирующихся на открытости культурным влияниям и неизменности культурных ориентаций. (Стр.: 123-126; 186^-192; 244-246).

- Полиэтничность и многослойность региональной культуры - итог непрерывных внутренних миграционных процессов и племенной, этнической и культурной ассимиляции, тогда как моноконфессиональность - результат целенаправленной многовековой христианизаторской политики власти, трансформировавшей религиозно-социальные идеи в культурно-политические идеологемы. (Стр.: 75-100, 174-197; 250-254).

- Разгадка культурно-политического тяготения Центральной России к единому центру сокрыта в генезисе авторитарной власти, органически синтезировавшей дружинное единоначалие воли выборного хакана-князя и земледельчески патриархальную генетическую власть отца, сакрализованные языческо-христианской религиозной традицией и олицетворенные в представлении о «государе-царе-защитнике». (Стр. 158-175;193-197; 204-208).

- В параллельности и единовременности развития авторитаризма, образования целостной соборной монокультуры и выделении ядра национально-государственной территории воплощен фундаментальный принцип культурогенеза Центрального региона РФ. (Стр.: 75-100; 158— 175; 175-197; 223-242).

- Сформировавшееся в процессе развития особое «культурно-гравитационное поле» «вмещающего ландшафта» (Л.Н. Гумилев) Центральной России в пределах пространства своего влияния определенным и необходимым образом воздействует на всякое культуротворчество, и любое вырождение, кризис или подмена

традиционной для исконной России власти неизбежно приводили и будут приводить к хаосу, шаткости социально-государственной системы и обрушению культуры.

Научная новизна диссертации состоит в создании концепции историко-культурного развития Центральной России. Проведено первое общее историко-культурологическое исследование ее регионально-культурного пространства: осуществлен интегративный диахронический и синхронический анализ геокультурной истории, определены условия и факторы социокультурной динамики и обозначены доминанты, имплицирующие системные признаки и закономерности развития материальной, духовной и художественной культуросфер. Понимание региона как исторически сложившейся культурной целостности, обладающей определенной направленностью формирования всех его структур -этнических, экономических, демографических, политических, духовно-психологических, коммуникативных, конфессиональных,

институциональных, художественных, - позволило проанализировать культурные императивы и аттракторы развития в конкретные цивилизационные периоды.

Новым является изучение региональной культуры как определенной устойчивой системы, исторически становящейся в условиях взаимодействия, взаимоотталкивания и диалога различных культурных традиций; выявление взаимосвязи внешнего и внутреннего, сложной и простой, по отношению к ней, культурной системы. Впервые делается попытка через ряд основных модальностей: человеческую деятельность, предметную среду, исторические модификации - раскрыть характер региональной культуры (конкретно -Центральной России) в полноте его динамического бытия, а также проводится синтезирующее рассмотрение художественной культуры как определенной целостности, исторически развивающейся внутри культурной системы.

Впервые в отечественной науке административный регион Российской федерации исследован на мезоуровне как историко-культурная зона; сложение российской государственности рассмотрено как историко-культурное явление, а социально-организационные и институциональные формы национальной культуры - как культурный феномен.

Теоретическая значимость диссертации определяется тем, что применен новый методологический подход к построению исторической модели региональной культуры, а достигнутые результаты дают основания для дальнейшего продуктивного исследования процессов развития культуры в ее этнических, региональных и локальных вариантах, то есть разработанная автором концепция имеет значение для современной теоретической культурологии.

Практическая ценность работы состоит в том, что она может способствовать:

- заполнению пробелов в общей и региональной истории культуры народов России; дальнейшему углублению изучения локальных российских

культурных процессов и пониманию роли конкретных феноменов в культуроформирующем движении регионов; определению совокупного и единичного в их развитии и выработке научно-обоснованной федеративно-региональной культурной политики;

- использованный в образовательных целях диссертационный материал способен стать и комплексным знанием, и основой мировоззренческой позиции, что равно необходимо для компетентного участия выпускников школ и вузов в сохранении и развитии социокультурной среды региона.

АПРОБАЦИЯ РАБОТЫ: Отдельные проблемы и положения диссертации были изложены на ежегодных научно-практических конференциях профессорско-преподавательского состава Курского государственного университета (2000-2004) и в научных статьях, опубликованных в профильных научных журналах и разноплановых сборниках исследовательских материалов

Диссертация обсуждена на заседании кафедры и методическом семинаре кафедры культурологии КГУ, а также на заседании кафедры художественной культуры Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена.

Внедрение: теоретический и практический материал исследования можно продуктивно использовать в области исторического и культурологического образования, методологии культурологических и региональных исследований; при выработке стратегий управления развитием культурных процессов, разработке обучающих традиционных и медиа программ и учебных курсов по истории отечественной и региональной культуры России, спецкурсов и спецпрактикумов по проблемам теории культуры и истории искусства.

Структура и объем работы обусловлены поставленными целями и задачами, а также требованиями последовательного раскрытия исследуемой темы. Диссертация состоит из введения, 4 глав, заключения, списка использованной литературы (750 наименований) и 8 листов иллюстраций.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ Во введении дается общая характеристика проблематики диссертации и аргументируется ее актуальность, анализируется степень разработанности проблемы и определяется методология исследования, выявляется научная новизна, теоретическая и практическая значимость работы, формулируются и обосновываются положения, выносимые на защиту.

В I Главе «Общетеоретические основания и историографические предпосылки изучения Центрального региона России» раскрываются теоретические установки регионального исследования, определяются векторы и параметры изучения локальной культуросферы, формируется историография многоаспектного историко-культурологического изучения Центральной России.

В 1§ «Основные понятия культурологии региона. Культурогенез в системе понятий теории культуры» обосновывается комплексный междисциплинарный характер проводимого научного изыскания,

уточняются принципы и основания построения концептуальной теоретической модели региональной культуры. Отмечается необходимость специфического синтеза (в рамках культурологической методологии) широкого круга данных различных областей научного знания и аргументируется неизбежность совокупного осуществления трех компонентов исследования: метафизического, упорядочивающе-описательного и объяснительного.

Показано, что по территориальной и аксиологической масштабности Центральный район РФ определяется 1) как мезорегион, становление и культурологические характеристики которого обусловлены взаимодействием физико-географических, климатических, демографических и собственно антропологических факторов; 2) как особая историко-культурная зона, представляющая собой не только полиэтническую территорию, но и исторически сложившийся консолидационный и семантический центр отечественной культуры. Отмечается абсолютное значение в становлении и развитии регионального геокультурного пространства константности и синтеза природно-этнических, социально-хозяйственных, духовно-религиозных и политических компонентов. Высказывается предположение, что разгадка гомогенности региональной культуры сокрыта в генезисе единоначальной власти, под эгидой которой происходило «собирание земель» и формирование суперэтнической общности. Утверждается, что в параллельности и единовременности развития авторитаризма, образования целостной соборной монокультуры и выделения ядра национально-государственной территории воплощен фундаментальный принцип тысячелетнего культурогенеза Центральной России.

Прослежены соотнесенность типологической и морфологической моделей и особенности конфигурации региональной культуры. Раскрыта базовая для ретроспективного анализа социокультурной динамики категория культурогенез (адаптивный механизм культуры, выраженный способностью постоянного порождения и интеграции в социальную практику новых культурных форм, конфигураций и систем) и обоснована необходимость изучения его генетического механизма, осуществляющего филиацию идей, традиций и ценностей посредством трансляции, диффузии и новаций.

Очерчено гносеологическое пространство и уточнен категориально-понятийный аппарат, включающий такие определения как культурная система, культурная конфигурация, динамика культуры, культурная диффузия, этнос, субэтнос, суперэтнос, нация, геокультурное пространство, топохрон,архетип.

Исходная научная позиция обозначена следующими формулировками ключевых для данного исследования понятий: культура — мир созданных объектов и заученного поведения, мир воплотивших человеческий дух искусственных структур, выраженных в материальной, духовной и художественной форме и занимающих определенное ментальное, историческое и географическое пространство; регион -

самоорганизующаяся система, в число подсистем которой входит геосфера, биосфера и социокультурная сфера, в свою очередь, являющиеся сложными самоорганизующимися системами.

В таком контексте региональная культура рассматривается: 1) как системная целостность мезоуровня, представляющая собой совокупный способ и продукт человеческой деятельности, призванный удовлетворять потребности конкретной человеческой общности и изменяться вместе с ней, выполняя функции механизма социального наследованная опыта во всех сферах деятельности населения условно выделенного геокультурного ареала; 2) как многомерное социокультурное пространство, развитие каждой плоскости которого - экономической, политической, религиозной, художественной, - имеет свой ритм и свои содержательные особенности.

Во 2§ «Историография культурологии Центрального региона России как коллективный исследовательский опыт» анализируется процесс изучения региональной истории и культуры. Отмечается, что Центральная Россия, как самый репрезентативный топохрон традиционной отечественной культуры, многоаспектно представлена совокупной российской историографией. Ее средневековая социальная и культурная история стала основой целого ряда оригинальных концептуальных построений, однако за многие десятилетия очерченное исследовательское пространство ни разу не оказалось в фокусе специального рассмотрения. Региональная культурография (Л.А. Черная) только начинает складываться, и пока просматриваются лишь фрагментарные ее составляющие, растворенные в большом количестве разноплановых работ.

В накопившемся информационно-аналитическом изобилии четко выделяются два массива исследований: научная и краеведческая литература. Первая представлена преимущественно историческими трудами и ошеломляет противоречивостью идей и неоднозначностью концептуальных построений, эксплуатацией одного и того же, ставшего базовым фактического материала, отсутствием всякой попытки региональной индивидуализации. Систематическое, детальное изучение истории и культуры регионов России - в значительной степени заслуга краеведческого направления историографии, сохранившего уникальный археографический материал и богатейший эмпирический опыт.

Сформировавшийся к настоящему времени историографический комплекс, дающий совокупное представление о культуре центральнорусских территорий в ее диахронном и синхронном измерениях, концентрированно может быть выражен следующей классификацией:

Историческая классика, представленная фундаментальными трудами В.Н. Татищева, Н.М. Карамзина, В.О. Ключевского, С.М. Соловьева, И.Е. Забелина, и Н.И. Костомарова, H.A. Полевого, М.П. Погодина, Б.А. Рыбакова; источниковедческими изысканиями С.Б. Веселовского и М.Н. Тихомирова; материалами по истории Русской церкви и православных монастырей - о. Амвросия, Д. Денисова, В.В. Зверинского,

Е.Е. Голубинского, A.B. Карташова, Н.Ф. Каптерева, митрополита Макария, И.К. Смолича, П. Строева, А. Ратшина, К.В. Харламповича.

Историческая география и «областная» историография, в формировании которой в разные годы принимали участие JI.B. Алексеев, Д.И. Багалей, Н.П. Барсов, К.Н. Бестужев-Рюмин, В. Голубовский, Ю.В. Готье, В.Н. Дебольский, И.В. Дубов, Д.И. Иловайский, Д.А.Корсаков, В.А. Кучкин, М.К. Любавский, В.Г. Ляскоронский, И.И. Ляпушкин, В.М. Масон, И.Н. Миклашевский, И.Г. Пархоменко, М.В. Фехнер, A.A. Юшко и др.

Специализированные историко-тематические изыскания Е.П. Борисенкова, Н.С. Борисова, Я.Е. Водарского, Л.Н. Гумилева,

A.A. Горского, Е.И. Горюновой, В.П. Даркевича, М.В. Довнар-Запольского,

B.П. Загоровского, В.В. Клименко, Ю.Р. Клокмана, A.B. Кузы, Г.М. Лаппо, В.В. Мавродина, Н. Макарова, Б.Н. Миронова, Л.В. Милова, Г.Я. Мокеева,

A.П. Моци, A.C. Мыльникова, Н.П. Павлова-Сильванского, А.Е. Преснякова, М.Б. Свердлова, В.В. Седова, П.П. Толочко, П.А. Щекатова, H.H. Оглоблина,

B.М. Пасецкого, Н.В. Полевого, О.М. Рапова, А.Н. Насонова, М.Г. Рабиновича, А.И. Рогова, А.Г. Слюсарского, Г.Ф. Турчанинова, И.Я. Фроянова, Б.Н. Флори, A.C. Хороших, JI.B. Черепнина, С. Чернова,

A.A. Узянова и т.д.

Культуроведческая научная литература, включающая культурологические, искусствоведческие, филологические труды

B.Г. Брюсовой, Г.К. Вагнера, H.H. Воронина, Т.С. Георгиевой, И.Э. Грабаря, A.B. Иконникова, М.А. Ильина, О.М. Иоаннисяна, В.М. Кабузана, М.К. Каргера, Н.П. Кондакова, H П. Лихачева, П.Н. Милюкова, П. Муратова, К. Петрова-Стромского, Н.В. Покровского, Д.А. Ровинского, Д.С. Лихачева, A.B. Панченко, П.А. Раппопорта, П.Г. Рындзюнского,

и популярно-краеведческая3 представленная постоянно пополняющимся списком имен: Н.Ф. Андреев, A.C. Анненков, А.Я. Артынов, М. Богословский, А. Болотов, Н.И. Борисоглебский, Г.И. Булгаков,

C.Н. Введенский, Т. Вержбицкий, Г.М. Веселовский, Л.Б. Вейнберг, Т. Воздвиженский, Н.В. Воскресенский, Н.И. Второв, М.Ф. Де-Пуле, А.И. Дмитрюков, И.В. Добролюбов, H.A. Добротворский, И.И. Дубасов, А.К. Жизневский, C.B. Зверев, Н.И. Златоверховников, А.И. Кобылин, М. Кречетников, В. Левшин, М.А Липинский, В.В. Литвинов, Г.К. Лукомский, А. Мельгунов, H.A. Мурзакевич, П.В. Никольский, А.Н. Норцов, H.H. Пантелеевский, М.П. Парманин, Н. Первухин, К. Пиксанов, П.И. Пискарев, Л.Н. Позняков, H.A. Полторацкая, Г.Н Преображенский, В.М. Рождественская, И.И. Сахаров, A.B. Селиванов, H.H. Селифонтов, В.П. Семенников, Н. Сенаторский, А.П. Синдеев, A.B. Смирнов, В.И. Стрельский, A.A. Танков, Д.А. и М.А. Терновские, П. Терлецкий, A.A. Титов, К.П. Тихонравов, Н. Троицкий, Л.Н. Трефолев, A.A. Фатеев, Ф.А. Фелицын, Ф.А. Щербина, С.Д. Яхонтов и др.

Общим творческим усилием перечисленных и не вошедших в представленный список ученых-специалистов и исследователей-энтузиастов

более чем за два века была подготовлена солидная база для культурологического осмысления историко-культурного наследия Центральной России.

Во II Главе «Центральная Россия в 1Х-ХУШ вв.: Формирование геокультурного пространства и развитие материальных форм культуры» выявляются совокупные факторы становления геокультурного пространства региона и раскрываются особенности развития таких его подсистем как этнография, экономика и материальная культура, коммуникации и урбанизация.

Подчеркивается, что характер миграционной динамики и формы колонизации, особенности этно- и культурогенеза средневековой Центральной России обусловлены открытостью и ресурсными возможностями «месторазвития» (П. Милюков), системой вводно-торговых коммуникаций и военной активностью кочевников. В совокупности эти факторы определили миграционно-этнографическую региональную географию (векторы передвижения и области рассеивания, характер общения и темпы ассимиляции населения), области хозяйственно-экономической деятельности (преимущественно земледельческой на юге и юго-востоке и сочетавшей земледелие с промыслами на севере и северо-востоке), обеспечили гомогенность занятых территорий, заложив тенденции к их последующему объединению.

Автором высказано предположение, что формирование общего геокультурного пространства началось с организации соляного пути и смещавшихся с Приазовья и Предкавказья на север соле- и металловарниц (обеспечивающих его функционирование) и появления континентальных водных магистралей с узлами торгово-ремесленных центров (древнейшие топохороны центральнорусской территории: Курск, Рыльск, Смоленск, Рязань, Муром, Ростов), объединенных системой разнонаправленных путей натурально-денежного обмена и совокупной властью «держателей» и «охранителей» разворачивающейся евразийской торговли.

Отмечается, что параллельно означенному и в определенной связи с ним с разной степенью интенсивности шел многовекторный, волнообразный процесс хозяйственного освоения региональных ландшафтов славянорусским населением, наметивший зоны промыслово-земледельческого использования территориальных «удобий». При этом специфику расселения и эволюцию поселений, среди которых преобладали малодворная неукрепленная селитьба и замыкавшие потенциально опасные направления многочисленные «городы», определили экстенсивное натуральное хозяйство и быстроразвивавшиеся ремесло и торговля.

В 1§ анализируются «Региональные миграционно-колонизационные процессы и их историческая культурно-ландшафтная и социально-политическая специфика», раскрыто значение славянской миграционной активности, отражены формы колонизации и показаны типы поселений.

Отмечается, что пространство региона (географически - это Среднерусская возвышенность и Валдайская Окско-Донская низменность великой Русской равнины с разнообразными ландшафтами и «пестрыми» почвами) в силу ландшафтных особенностей занимаемых территорий и сложившихся разноэтничных социально-хозяйственных традиций (переложное земледелие, бортничество, лесные промыслы) в средневековый период осваивалось неравномерно, что выразилось «островным» расселением и разбросанностью мелких поселений на большие расстояния.

На первом этапе славянской колонизации преобладало заселение речных долин, свободных участков степи и небольших, изобилующих дичью лесов. Непроходимые лесные массивы верховий рек и речных водоразделов оставались естественными рубежами освоенных областей, слияние которых оказалось долговременным социокультурным и политико-экономическим процессом, тесно увязанным с внутренней земледельческой колонизацией и этнической сепарацией (С.П. Щавелев).

Характер размещения и плотность заселения различных ландшафтных типов менялись в зависимости от климатических, хозяйственных, военно-политических и социальных (в последнюю очередь) факторов, а «специфические физико-географические и исторические особенности» (В.В. Седов) геокультурного пространства накладывали отпечаток на топографические типы и соотношение поселений. Исследователи отмечают их геоморфологичность (A.A. Юшко), а также стягивание и укрупнение при замедлении миграционных процессов или рассеивание и измельчение в случае возрастания колонизационно-земледельческой активности.

Для VIII - первой половины X века характерно преимущественное освоение лесостепи с равномерным распределением поселений на открытых и лесистых участках. С последней трети X до последней четверти XI столетия интенсивная промыслово-земледельческая колонизация охватывала пояса северных ополий (Стародубское, Варо-Судостьское на Брянщине и Владимиро-Суздальское). Одновременно на юго-востоке Центрального региона заметно уменьшилось общее количество и увеличились средние размеры сельских поселений, возникли защищавшие от степной «вольницы» порубежные укрепления, а на непригодных для хлебопашества солончаковых участках появились половецкие кочевья.

К концу XI - середине XIII столетия наблюдается запустение лесостепных районов и перетекание населения в лесные зоны: укрепляются, постепенно обособляясь вокруг древних центров, Смоленская, Черниговская и Брянская, затем Муромо-Рязанская и Владимиро-Суздальская земли, пополнявшиеся выходцами с Днепровского Левобережья и Среднего Поднепровья.

Во второй половине XIII столетия отмечается массовый исход населения из давно обжитых срединных территорий Восточно-Европейской равнины, лишь в определенной степени объясняющийся разрушительным монгольским ударом. Есть серьезные основания видеть (Н. Макаров, С. Чернов и др) в значительных миграционных и культурных «сдвигах»

этого времени отражение кризиса, связанного с глубокими геоисторическими изменениями: недостатком пахотных земель в традиционно осваиваемых ландшафтных зонах, потребностью в увеличении пищевых ресурсов, неэффективностью сложившихся систем землепользования, экологическими проблемами, вызванными наступлением периодов похолодания и излишнего увлажнения (Е.П. Борисенков, В.М. Пасецкий, В.В. Клименко).

Соотносимые с XIII столетием рассеяние населения, «сдвинутость пространства» (С.Д. Домников) славяно-русской цивилизации и «взлет на холмы» (С. Чернов) (оседание на южных склонах речных водоразделов, значительное удаление поселений от рек и ручьев) - очевидное выражение перемены характера миграций и колонизационно-хозяйственной деятельности на Северо-Западе (Смоленщина) и Северо-Востоке Центральной России.

Одновременно на юге региона (в Посемье, Верхнем Подонье и междуречье Дона и Хопра) образовывались управляемые монгольской администрацией «баскачества» (Посемье) и «буферные зоны» (М. Цыбин). Избежавшие татарских погромов, но изрядно опустевшие территории к югу от Оки (леса от Вороны и Хопра до Воронежа и Дона) сохранили жизнь, традиционную для этой зоны извечного смешения оседлого и кочевого населения. Здесь же в эпоху «татарского пленения» размещались пленники-трудники (ремесленники, большей частью) или вывозимые для пополнения воинских орд молодые представители центральнорусских этносов.

Период XIV - начала XVI вв. стал временем великого освоения северных лесных массивов Центральной России: за счет их расчистки создавались посевные площади, сенокосы и новые селения, тянущие уже к новому общему центру - Москве. Конечным результатом этой, по сути, внутренней колонизации и поэтапного возвращения на лесостепной и степной юг было равномерное заселение к концу XVIII века всего ареала регионального пространства и включение в активный хозяйственный оборот его плодородных черноземов.

Побудительной причиной развернувшихся с середины XIII столетия процессов стал вынужденный отказ от сложившихся в предшествующий период принципов расселения и культурно-хозяйственной практики. Очевидными последствиями - формирование нового культурного ландшафта: постепенное уничтожения лесов среднерусской полосы и быстрый рост сельскохозяйственных угодий. Значительное увеличение сельских поселений и числа их обитателей обеспечивалось уже не столько вольной «народной», сколько определенным образом организованной и управляемой колонизацией: княжеско-боярской, монастырской, промыслово-торговой, а позднее, и собственно государственной. При этом «островное» внутрирегиональное размещение народонаселения, хотя и меняло свои очертания и плотность, оставалось таковым весь средневековый период. Не иссякали и разнонаправленные миграционные волны, непрестанно перемешивавшие население Центральной России.

Особо отмечается, что векторы и интенсивность региональной средневековой колонизации определяли процессы «окняжения» свободных земель, характер географической защищенности и направление внешнего нажима (половецкого, литовского, татарского).

Пути миграционных потоков и «землеустроительную» активность удельных князей красноречиво отразили южнорусские названия (Переяславль, Белгород, Звенигород, Галич, Старо дуб...) ряда древнейших поселений Рязанщины и Суздальщины, «северские» - Московии, полоцкие -Смоленщины, куда в поисках защиты и покоя перетекало население с подвергавшихся литовским нападениям Черниговской и Полоцкой земель. При этом порядок старшинства столонаследия и идентификационные признаки археологических и художественных памятников (в том числе, более раннего времени) указывают на изначальную династийную и миграционно-культурную связь (а значит, и определенную преемственность) с югом отдельных центральнорусских территорий: Переяславля - Курска -Ростова - Суздали; Тмутаракани - Чернигова - Курска - Мурома; Тавриды -Рязани - Смоленска; Чернигова - Брянска - Москвы (Д.И. Багалей, А.Н. Насонов, Г.Ф. Турчанинов и др.).

Подчеркивается, что помимо политической воли единство формирующегося социокультурного пространства закреплялось свободной крестьянской колонизацией «ничейных» территорий, в освоении которых мощной цивилизующей и консолидирующей силой выступили православные монастыри. Собирая и осаживая землепашцев, промысловиков и ремесленников, поднимая внутренние «пустоши», они «разредили» (М.К. Любавский) жителей северных областей региона в ХУ-ХУ1 вв. и задержали разбегавшееся население «в центре» в период колонизации «Дикого поля» (ХУП-ХУШ вв.).

Ко времени окончательного утверждения Московского государства (середина XVI в.) сложился и начал работать названный В.О. Ключевским «сословно-географическим» государственный принцип размещения населения, равно обеспечивающий и упрочение единовластия, и трехстороннюю защиту (с юга, запада и востока) постепенно оформляющейся национально-государственной территории. Расселение «по необходимости» - следствие установленного московской политикой в XVI-XVII вв. устройства военных сил поместных «боевых землевладельцев» (В.О. Ключевский), - реально выразилось многокольцевым расположением поселений вокруг Москвы, особенно отчетливо проявившимся в XVIII столетии. К этому времени «острова» локальных районов постоянного заселения слились в единый историко-культурный регион - Центральная Россия. В дальнейшем его ареальное пространство лишь уплотнялось за счет естественного прироста населения и способствовавших многообразному освоению земель внутренних перемещений.

Во 2§ «Этнокультурная динамика и социокультурная стратификация» рассматривается региональная этническая история,

особенности формирования субэтносов и причины последовательной гомогенизации изначально гетерогенной культуры.

Отмечается, что уникальность внутрирегиональных этнокультурных образований Средневековья во многом являлась продуктом межэтнических коммуникаций и внешних воздействий, сила которых напрямую зависела от степени их включенности в осуществляемые при посредстве социальной элиты (купцов, ремесленников, деятелей Церкви и представителей династийной княжеской власти) локальные процессы этно- и мультикультурного взаимообмена. Подчеркивается нелинейность региональной культурной динамики, долгие века определявшейся самостоятельным внутренним развитием микро-ИКЗ. Раскрывается решающее значение славянской колонизации и роль миграционно-культурной диффузии в активизации этногенетических процессов. Констатируется, что перманентное антропологическое взаимодействие разнородных этнических общностей - определяющая черта региональной этнокультурной истории.

География Х1-ХН вв., отражая «пространственную локализацию исторического процесса» (В.К. Яцунский), показывает в пределах центральнорусской ойкумены значительные этнокультурные изменения, вызванные образованием новых групп населения, складывающихся в результате аккультурации, ассимиляции и консолидации постоянно «просачивающегося» и уже «обжившегося» или аборигенного населения. Очевидное еще в 1Х-Х1 вв. территориально-племенное разграничение на северян, вятичей и кривичей к XII столетию сменяется поземельным или удельно-княжеским, обозначив в пределах Восточно-Европейской равнины Русскую, Смоленскую, Ростово-Суздальскую и Муромо-Рязанскую земли, соответствовавшие четырем геокультурным областям славяно-русского заселения Центральной России.

Аутентичные тексты этого времени зафиксировали вытеснение родовых и племенных названий городскими и поземельными (смоляне, муромцы, рязанцы, куряне), а также значительное расширение использования обозначений славянин и рус. Автор предполагает, что эти, сохраняющие некоторое этносоциальное противостояние (Г.С. Лебедев) наименования -результат социокультурного развития, поделившего сферу трудовой деятельности и социальные обязанности. При этом лингвистический и исторический анализ дает возможность считать славян и русов надэтническими образованиями, субэтносами. Один из них в последующем составил класс земледельцев, согласно титульной религии получивший название крестьян. Социально-политическая активность второго в экстремальных условиях Северо-Востока Руси породила особый историко-культурный феномен - русский суперэтнос, становление которого отмечается после массового заселения Междуречья Волги и Оки, где этническая ассимиляция протекала на волне религиозного подъема, посредством включения в пространство активного православия, скрепившего полиэтничный социум единством ритуально-обрядовой жизни и

мировоззренческих представлений.

Обращается внимание на то, что для земледельческого населения севера Центральной России значимым фактором оказались землячества, сберегавшие локальные традиции родовой территории и скреплявшие тем мезорегиональные связи. Трансляция привычных ценностей на новые пространства и заимствование элементов местных верований и уклада, выработка адаптивного механизма приспособления к незнакомым условиям природы и ландшафта, быту и характеру населения, с одной стороны, провоцировали всплеск культурной активности, с другой - делали этническую и религиозную терпимость базовым качеством становящегося народного характера и менталитета формирующейся культуры.

Одновременно в степной и лесостепной зоне Центральной России (зона выхода славян в кочевое пространство), где нарастающая «тюркизация» усилила межэтническую ассимиляцию и изменила хозяйственную деятельность и социальную роль славяно-русского населения, сформировался оригинальный евразийский культурно-антропологический тип (М.К. Любавский) бродника (XII и XIII вв.), позднее развившийся в отличающийся индивидуалистской ментальностью субэтнос, за которым закрепилось название «казак» (украинский историк М.С. Грушевский соотносит его с турецким «какак» - анты или кмети, т.е. пограничные).

В пределах регионального пространства сложные процессы ассимиляции одного народа другим, связанные с компактным дисперсным расселением, не прекращались весь период Средневековья: и во времена послеордынского рассеивания татарского элитного, воинского или земледельческого народонаселения, и в период переселения «черкассов» и «литвинов» или тесного взаимодействия с немногочисленными выходцами из Западной Европы. При этом поэтапное «собирание» территории региона сопровождалось все более очевидным нивелированием культурной вариативности, сужением нелинейности социодинамики и гомогенизацией культуры. Миграционные условия Нового времени, напротив, с одной стороны, провоцировали межэтническую аккультурацию (преимущественно в городах), с другой - способствовали появлению этноселений, сохранявших культурное своеобразие их обитателей.

В ХУП-ХУШ столетиях формирование геокультурного пространства Центральной России закончилось. Множественные территориальные области слились в три основные зоны преимущественно русского населения: отличающиеся рядом существенных признаков Северную (Ярославская, Ивановская, север Тверской и Нижегородской областей), Южную полосы (юг Рязанской, Пензенская, Калужская, Тульская, Липецкая, Тамбовская, Воронежская, Брянская, Курская, Орловская, Белгородская области) и Среднюю полосу между ними (Междуречье Оки и Волги - Московская, Владимирская, Тверская, отдельные районы Нижегородской, Калужской, Рязанской областей) с выраженными в языке и обыденной культуре общерусскими чертами.

В 3§ «Развитие коммуникаций и характер урбанизации»

прослежена динамика региональных коммуникаций и ее взаимосвязь с развитием международной и внутренней торговли, отражены особенности урбанизации и городской культуры. Показано, что предпосылкой градообразования в Центральной России в разное время выступали и объективные законы экономического развития, и политическая воля. Однако исторически преобладала административная целесообразность: учреждение центров, фокусирующих различного рода власть. Одновременно подчеркивается закономерность дезурбанизационных процессов, пульсирующий характер и стагнация городского развития, социальная мобильность - изменения всегда происходили в очень быстром темпе и требовали значительных ресурсных и организационных усилий.

Приводятся данные археологии, демонстрирующие определяющее значение для развития региона разветвленной сети трансъевропейских торговых путей. Сопровождавшая их формирование миграционная промыслово-земледельческая активность привела к заселению берегов рек Дон, Ока, Десна, Волга (с их притоками) и образованию лесостепного Юго-Западного (Днепровского Левобережного и Окско-Донского) и лесных Северо-Западного (Днепро-Деснинского) и Северо-Восточного (Волго-Окского) геокультурных анклавов Средней Руси. Начавшийся культурный обмен значительно усилился с ростом раннегородских межэтнических торгово-ремесленных поселений (Гнездово, Тимерево, Михайловский, Петровский, Саров, Муром, «Резань», Горналь, Гочево) и многочисленных воинско-княжеских центров (Хв.). С утверждением династийной власти и расширением спонтанной христианизации полиэтничные города совокупно определили основные области формирования «многомерно-пространственной» структуры региональной социокультурной системы.

Подчеркивается, что территория вокруг Чернигова, Курска, Рязани, Смоленска, Ростова, вкупе называемая русской, создавалась и не один век удерживалась великими реками Волгой, Доном, Окою и Днепром, связавшими эти земли не только возможностью беспрепятственных передвижений, но и общностью хозяйственно-экономической системы. «Голубые дороги» сохранила культурное единство Русской земли в удельные времена, когда ослабление их торгово-коммуникационного значения способствовало ее распаду, и именно стратегическая роль «перепутья», собравшего в единый узел пограничья Южной Руси, Ростово-Суздальской, Смоленской, Новгородской, Муромо-Рязанской земель укрепило верхнее Поволжье, сосредоточив здесь необходимые условия формирования ядра национально-культурной территории великорусской народности.

Анализируется динамика городской культуры и отражены особенности исторической модернизации сети городов Центральной России.

Указывается, что домонгольский торговый город - системообразующее начало центральнорусских земель, центр хозяйственной, политической и культурной жизни тянущих к нему территорий. Расцвет региональной городской культуры пришелся на период удельного вотчинного

землевладения и был связан с международной торговлей, сосредоточением ремесел и переходом к городам обязанности сбора и транспортировки дани. Формирование волостной системы привело к выделению центров, функционировавших как системное социально-хозяйственное образование -город-государство.

Приводится типология (A.B. Куза4) городов удельного времени (политико-административно-правовые, военные, культурные, ремесленно-торгово-коммуникационные) и отмечается, что соответственно функциям и собственной истории городские поселения отличались масштабами, рядом специфических черт и неповторимой индивидуальностью. Помимо значения, их рознили системы фортификаций и топография, количество и плотность населения, преобладание тех или иных сословий в социальной стратификации, архитектурные и художественные особенности.

Определяющий фактор развития центральнорусских городов периода «монголо-татарского ига» - феодальная вотчина и земледельческое крестьянство, ставшие на фоне отрезанных от торговых путей, во многом лишенных ремесел и забывших вечевые вольности малолюдных аграрно-городских поселений экономической базой удельной власти. Восстановление старых или основание новых городов подчинялось теперь не столько целям промышленного и торгового укрепления определенных территорий, сколько военно-стратегическим интересам политических центров.

В послемонгольскую эпоху массовое городское строительство в регионе началось лишь в период сооружения многокилометровых оборонительных линий «городов московских». Города-крепости XVI-XVI вв. (первые на Руси типовые сооружения, имевшие сходные боевые и архитектурные признаки) функционировали в тесном взаимодействии с окружающей территорией, становясь ее военным, политическим, экономическим и культурным фокусом. Врастая улицами-дорогами в окружающий ландшафт, они вместе с сохранившимися древними городами образовывали «опорный каркас» заселяемого пространства, со временем закрепляясь в новоформирующейся хозяйственной структуре в качестве городских центров, переходя в разряд сел или исчезая совсем.

XVIII столетие - новый период развития городской культуры Центральной России: активная модернизация административно-территориальной структуры империализующегося государства сопровождалась созданием иерархической сети «центральных мест» -равномерным распределением городов с преимущественно административными и торговыми функциями.

Нововведенное (реформы 1775-1785 гг.) областное деление региона опиралось на систему превращенных в столицы губерний или наместничеств традиционных центров (Тверь, Ярославль, Владимир, Кострома, Рязань, Смоленск, Калуга, Тула), на восстановленные или новопостроенные черноземные города (Курск, Воронеж, Орел, Тамбов) и на несвязанные с

4 Куза А В. Малые города Древней Руси. - М.: Наука, 1989. - С. 70.

длительной экономической эволюцией малые уездные и заштатные, в большинстве преобразованные из сел, городские поселения. По этой причине на рубеже ХУШ-Х1Х вв. в Центральном регионе наиболее распространенным оказался малый беспромышленный, преимущественно сельскохозяйственный, сам себя кормящий «город-деревня» (И.И. Дубасов).

Новообразованные торгово-административные поселения Черноземья обслуживали районы с товарными отраслями сельского и лесного хозяйства, «речные» и ремесленные города Северо-Востока развивались как «истинные» промышленные города, в орбиту которых втягивались работающие на них и достигшие значительных размеров сельские поселения (будущие фабричные и кустарно-промысловые «неземледельческие центры» Павлово-на-Оке, Кимры, Гусь-Хрустальный, Орехово-Зуево). Сохранялись в Старопромышленном районе и аграрные городские поселения, экономика которых базировалась на торговом огородничестве и садоводстве.

Отмечено, что в качестве отличительных черт исторического процесса формирования состава и сети городов Центральной России выделяются иерархический порядок и наличие главного города. В удельное время такой город - сердце отдельных земель и макрорегионов, с момента региональной централизации - административное, экономическое и духовное средоточие всей, объединенной под его властью территории. К концу XVII века опорой крепкого, составленного магистралями и городскими поселениями каркаса Центрального региона, стала Москва, оказавшаяся способной собрать в единую систему огромную, преимущественно руссконаселенную территорию, обеспечив работу ее целостного социокультурного организма.

В 4§ «Динамика материальной культуры и хозяйственно-культурное районирование региона» раскрываются эволюция материальных форм культуры и объективные условия формирования Центрально-промышленного и Центрально-земледельческого хозяйственно-экономических субрегионов.

Подчеркивается, что сложившаяся к периоду расширения политической активности Москвы культурная вариативность центральнорусских земель сыграла значительную роль на начальном этапе образования двух макрообластей Центральной России. Промыслово-торговая срединная и Северо-Восточная Русь, «культурная высота» которой заключалась в «народном усвоении всех форм городской жизни» (Н.П. Кондаков), всесторонне укрепляла ремесло и кустарно-промышленное производство, констатируя свое материальное процветание внешним блеском и внутренней десакрализацией церковной жизни. Модифицированная многовековым контактом с номадическими цивилизациями и истощенная перемещением торговых путей торгово-домениальная культура южных территорий в период вторичного заселения региона стала восстанавливаться как преимущественно земледельческая.

ХУ1-ХУШ столетия - время активного хозяйственного освоения внутреннего пространства Центральной России. Расширение освоенной территории и демографическая стабилизация способствовали социально-

экономическому укреплению региона. Основным хозяйственным занятием подавляющей массы его народонаселения по-прежнему оставалось сохранявшее единообразие основных приемов земледелие. Крестьянство практически полностью жило натуральным хозяйством (Л.В. Милов, Л.Н. Вдовина): замкнутая мирская община, вынужденная помимо натуральных выполнять денежные и оброчные повинности, стремилась производить все, постепенно выделяя из своей среды мелких ремесленников. Крестьянские помещичьи и монастырские поселения с дармовой рабочей силой и сырьем постепенно становились базой организации кустарных промышленных предприятий.

При этом укрепление столицы и возрастание в зоне ее активности рыночного спроса ощутимо повлияло на тенденции интеграции и унификации материальной культуры. Непрерывность традиции, концентрация материальных ресурсов и поддержка центральной власти выделили в качестве основной промыслово-ремесленной области обеспечиваемые царскими и митрополичьими заказами северо-восточные волости Центральной России.

Перемены в общественном и территориальном разделении труда отражает и характер торговли, анализ которой показывает, что в XVI веке главными ее центрами по-прежнему были Тверь, Рязань, Ярославль, Владимир, Тула, Смоленск. На исходе века большое развитие получила связавшая товарообменом и города, и сельские населенные пункты ярмарочная торговля. В XVII столетии на зарубежной торговле, обеспечивающей крепнущие русско-украинские и европейские связи, в южной России стали подниматься Путивль, Воронеж, Рыльск, Коренная ярмарка (под Курском), притом, что основным каналом товарно-оптовых поставок оставались Москва и Ярославль. Последующее расширение промыслово-купеческих интересов рождает новые центры меновой торговли: Дедилов, Гжатск, Темников, Красную слободу, Рязань, - организующие монопольную (царскую) скупку хлеба.

Формируется и новый тип купца - торговца крупного масштаба, с солидным внешним и внутренним товарооборотом и широкой операционно-складской сетью. Особенно выделялись московские купцы, «на паях» активно занимавшиеся в провинции и торговлей, и разработкой промыслов. Окраины «подтягивала» к центру и сложившаяся система массового «вывоза в столицу» («для надобности») по царскому или митрополичьему указу «стоявших» на учете у московского правительства местных городских умельцев: ювелиров, каменщиков, иконописцев, портных и т.д.

К первой четверти XVIII века вокруг Москвы сложилась промышленная зона с преимущественно обрабатывающими отраслями. Особо выделялось Междуречье, по мудрому замечанию И.М. Гревса, превратившееся в послепетровскую эпоху в определяющую хозяйство державы область с впечатляющими центрами производства и обмена, «многими седалищами фабрично-заводского дела и округами кустарных

промыслов»5. Наибольшую промышленную плотность с кустовым расположением компактных селений и богатым набором производств, в том числе и художественных (Семенов, Хохлома, Палех, Холуй, Мстера, Сергиев Посад, Ведниково, Михайлове), представлял так называемый старопромысловский район: Московская, Владимирская, Калужская, Тверская, Ярославская, Костромская, Нижегородская, Рязанская и Тульская области (К.Н. Тарновский), с двумя плотными зонами - около Москвы и ближе к Нижнему Новгороду, а также Муромо-Тульской и Костромской.

В Черноземье расположение кустарно-промышленных зон отличалось вытянутостью вдоль бывших Засечных черт и значительной величиной промысловых сел, сосредотачивающих не одно, а нескольких внушительных размеров производств. Объяснением этому служат действия первых владельцев слобод (они стали основой большинства южнорусских поселений XVIII в.), массами переселявших дворцовых и помещичьих крестьян, в первую очередь, для производства хлеба. В то же время перемещаемые украинцы завезли на Курские, Белгородские и Воронежские земли гончарный, лозовой, ковровый, игрушечный и др. промыслы. Дворянское землевладение по Мокше, Цне, Вазу, Воронежу по-необходимости развивало значительный лесной промысел (поташ, смола, деготь), скорняжное, плотничье, суконное, полотняное, парусное, канатное, баркасное производство, строило лесопильные, стеклянные и железоделательные заводы.

Складывалось в Центральной России и обширное по масштабам и разнообразное по характеру деятельности монастырское хозяйство со своими перевозами, мельницами, винокурнями, известепальнями, гончарно-кирпичным и другими, художественными, в том числе, производствами. Зародилось артельное дело: деревянное, чеботарное, горшечное, кожевенное, ткацкое, красильное, веревочноплетельное, колесное, каретное производства; дегтярный, смолокуренный и древесноугольный промыслы.

В городах, широко используя данное Екатериной II разрешение «беспрепятственного заведения всякого рода промышленных станов» (1775 г.), стали строить известковые, воскобойные, кирпичные, мыловаренные заводы купцы. Но уже с конца века купеческую промышленность начало вытеснять захватившее «безрисковые» казенные поставки дворянское предпринимательство. Мифическая леность русского барина не во всем соответствует истине: на рубеже XVIII-XIX вв. в Центральной России появились образцовые, применявшие агротехнические новшества усадьбы и экспериментальные помещичьи хозяйства (А.Т. Болотов, A.A. Оленев, Д.М. Полтарацкий и др.), развивавшие интродукцию и товарное производство: семеноводство и травосеяние, скотоводство и коневодство, специализированное огородничество (торговые огороды под Москвой, огуречные - в Ополье, луковые - в Пензе и Курске; травные - в Ярославской

5 Гревс И.М. Путешествия в жизни учителя-краеведа // На путях краеведения- Сб. статей. - М • Мир. 1926. - С. 146.

губернии) и оранжерееводство. Разнонаправленное мелкотоварное производство, приобретая промышленное значение, постепенно формировало определяющие экономику городов и микрорегионов ведущие отрасли.

В XVIII веке окончательно сложилась «москвоцентричная» система коммуникаций, плотно связавшая региональное пространство. Но внутри него явственно обозначалось территориально-экономическое зонирование, отразившее преимущественную направленность хозяйственного развития отдельных исторических областей. Междуречье Оки и Волги стало промышленным ядром, а территории, расположенные южнее, превращались в аграрный район. К началу XIX столетия отчетливо проступили границы Центрально-промышленного (Костромская, Нижегородская, Московская, Владимирская, Калужская, Тверская, Ярославская губ.) и Центрально-земледельческого (Курская, Воронежская, Тамбовская, Орловская, Тульская, Пензенская губ.) субрегионов. При этом население Центральной России оставалось преобладающе сельским и подавляюще русским.

III Глава «Центральная Россия как территория национально-государственного становления. Социально-организационные и политические формы культуры и тип человека» посвящена анализу формирования социально-политического пространства региона, раскрытию механизма авторитарной традиции власти и соборности социума.

Показывается, как на фоне культурной диффузии формируются общекультурные тенденции и унифицируется культурно-семантическое пространство, подчеркивается роль исторически сложившихся связей и традиционных направлений миграции населения.

Прослеживается рождение архетипа государственности и стереотипов социальных отношений, дается качественная характеристика типа человека. Утверждается, что последовательное и поэтапное утверждение авторитаризма стало следствием развития державности, феодализации, политической зависимости и сакрализации власти.

В 1§ «Этно-социальная история VIII-XV вв. и генезис русской государственности» рассматриваются начала государственности и истоки державной традиции власти. Показано поэтапное формирование архетипического образа «Русской земли».

Высказывается убеждение, что оседлость и территориально-общинный принцип социальности сделали тех, кого называют славянами, и аланов-русов «государствообразующим элементом» в ареале их совместного расселения с номадами и древнеиранцами на юге России. Приводятся совокупные аргументы в пользу существования древнейшего государства «Русский каганат» и отношения к нему областей Черноземья.

Автор отмечает, что анализ многочисленных артефактов (данные археологии, этнологии, исторической географии, этнографии, лингвистики и др.) позволяет предполагать, что этническое и политическое образование «Русь» родилось в культурно преемственных южных и юго-восточных степных и лесостепных областях Русской равнины. Подчеркивается, что выход в конце IX столетия на восточно-европейскую арену Киевского

государства и призвание летописных варягов на княжение - лишь продолжение начавшегося ранее политического строительства, в пользу чего говорит сохранение киевскими князьями тюркского наименования каган, этимологически трактуемого как звание, равное императорскому. Факт его использования - не только свидетельство наличия определенной культурно-политической традиции, но и веский аргумент преемственности власти Рюриковичей, конгломерирующей управляемые племенными вождями этнополитические образования, в том числе и славянские, с «князьями» во главе.

Государственно-политическая система Киевской Руси развивалась как державная в буквальном значении этого понятия: она собирала и удерживала возникавшие на почве экономических интересов и межкультурных коммуникаций полиэтничные, сохранявшие родовые связи и племенные традиции промыслово-торговые области. Основа специфики политической формы государственности - особенности древнерусской поселенческой структуры, отличавшейся ранним включением социума в межрегиональные торгово-цивилизационные процессы, ускорившие ход социокультурного развития и этнической ассимиляции.

Ядром и эпицентром разворачивающегося «державно-государтвенного» процесса стала «Русская земля» - геополитическое образование, вобравшее в себя территорию рождения и ментальные признаки изначальной Руси. Субъектом социально-политического культуротворчества выступили связанные единством экономических интересов городское купечество и княжеская дружина. Ареалом исходного распространения централизованной государственности, военно-демократической власти и нового уклада жизни стала лесостепная зона Русской равнины. Конечным результатом - формирование единого экономического и геокультурного пространства, зафиксированного народным сознанием как архетипический стереотип под названием «Русская земля».

Обладая потенциально подвижными очертаниями, «Русская земля», по мере освоения Восточно-Европейской равнины и изменения геополитической ситуации, сдвигалась и расширялась вслед за перемещением своих князей, не выходя, вероятно, за пределы традиционных связей и наследственного права, географический ареал и история сложения которого не до конца ясны. Но очевидно, что именно здесь таится разгадка начала русской государственности, сокрыты резоны выстраивания порядка «старшинства городов» и переноса столиц - традиции, исторически засвидетельствованной в Средневековье в границах пространства Центрального региона.

Русское социально-политическое культуротворчество изначально получило централизаторский импульс, своеобразно преломленный в эпоху ранней феодализации (удельный период) и суперконцентрировано выраженный авторитаризмом монархического и имперского периодов.

В продолжение Х1У-ХУ вв., когда на волне сельскохозяйственного развития обнаружилось предпочтение деревенского типа расселения с его

территориально-общинными и патриархальными внутрисемейными отношениями, родился феномен крестьянской общины: самодостаточного и автономного «мира» - субъекта действия, совместно осваивающего новую территорию. Сформировался особый надэтнический менталитет - «мы»-общность, связанная общей задачей и взаимной ответственностью. Договорные отношения киевского и удельного периода заместились стереотипами патриархального властвования с переносом на князя и его представителей крестьянского отеческого и общественного идеала.

Во 2§ «Христианизация как источник и условие становления новых социально-политических форм культуры» раскрывается церковно-государственная специфика русского христианства и показывается постепенная сакрализация авторитарной власти. Отмечается, что социально-политическое культуротворчество средневековых обществ Центральной России, неотделимое от христианизации массового сознания ее населения и специфических условий экономического и геополитического развития региона, по своему претворило ключевые основы православного миропредставления и мироконструирования, воплотив их в первую очередь в архетипизированной и мифологизированной форме земной власти и государственности, личного жертвенного подвига и соборности общественной жизни.

В качестве причин этому называется приобщение к христианству на этапе одновременного вхождения в торгово-колонизационные и государственно-политические процессы. Опираясь на убеждение М.Ю. Брайчевского, что «...характерной чертой раннесредневековой идеологии был поиск глубинных корневых институтов, выступавших репрезентантами тех или иных общественных организмов: государственных образований, династий, стольных городов, а особенно национальных церковных организаций»6, автор предполагает, что уже на начальной стадии общественно-территориальной консолидации иерархическая и социально-политическая система Руси строилась на христианском основании.

Отмечается, что согласно историко-культурным материалам (М.Ю. Брайчевский, Д.И. Иловайский, О.М. Рапов, Я.Н. Щапов и др.) христианизация Центральной России началась как естественный процесс, вызванный свободным перемещением в пределах ее земель исповедовавших религию Христа разноэтничных торговцев и дружинников, что делало его распространение спонтанным и неравномерным. Продвигаясь на центральнорусские территории с юга, новое религиозное течение охватило сначала лесостепное Подонье и Левобережье Днепра по Осколу и Сейму, и лишь какое-то время спустя по Десне, Оке и Волге достигло смоленских и ростово-суздальских просторов, и известная по летописным сказаниям неоднозначность принятия официального крещения в разных землях региона лишь подтверждает различие их культурного и христианского опыта.

6 Брайчевский М.Ю. Утверждение христианства на Руси / [Перевод] АН УССР, Инст. Археологии. - Киев: Наукова думка, 1988. - С. 10.

Утверждение Православной церкви волею кагана-князя открыло государственный этап христианизации, с «апостольскими функциями» власти, элитностью культуры и обращенностью к «городовой» Руси.

Преемственность церковных архитектурных форм служила в средневековой Центральной России «наглядным подтверждением преемственности форм политических, зримым воплощением идеи исторической традиции», а наличие в новоосваиваемых землях привычного культа часто оказывалось решающим в выборе поселенцами места оседания.

Еще более значимым символом, манифестирующим проникновение священной власти на новые территории, стали явленные и чудотворные иконы. Преимущественно Богородичные Образы-святыни появлялись по мере христианизации и политического самоопределения во всех землях региона: в Смоленске, Муроме, Ельце, Ярославле, Костроме, Чернигове, Курске, Путивле, констатируя божественное покровительство и территории, и социуму, и власти.

«Вживание» в русскую почву и укоренение в земледельческой среде превратило христианство из религии знати в народную религию, породившую новые социальные и духовно-политические формы культуры и прежде небывалые феномены: крестьянский общинный мир и ту Русь, что назовется Святой.

Подчеркивается, что в XIV столетии в Центральном регионе, в первую очередь на его Северо-Востоке, начался новый этап христианизации, продемонстрировавший рождение новой государственности и ставший средством ее распространения. Теперь «святительскую функцию» приняли на себя монахи-отшельники, пустынные обители которых превратились в опорные пункты крестьянской колонизации и цивилизации язычников-аборигенов. «Крестьянизация», в свою очередь, способствовала процессам унификации региональных культур и установлению общерусской традиции аграрного общества с его идеалом «небесной общины» (общины равных) и городской мифологемой Града Небесного, нашедших свое воплощение в теории построения «Града Божьего на земле», породившей в массовом сознании духовный образ Святой Руси. Окончательному его становлению способствовало падение Царьграда (1453 г.), сомкнувшего конфессиональное и национально-государственное пространство Московии: ее столица неожиданно стала Центром и последним оплотом православного Мира, а самодержавный царь - его единственным охранителем.

Переживание неожиданного церковного взросления и вселенской ответственности за сохранение правоверия и уготовление Спасения всем православным - эта «ослепительно открывшаяся» на рубеже ХУ-ХУ1 вв. «национальная идея» скоро укрепилась и в богословской традиции, и в светской идеологии, став источником теократической и имперской политической энергии, несколько веков питавшей самодержавие. На одном полюсе государственного и национального менталитета она сформировала «устремленность к глобальным, и претензиям»

(И Экономцев), на другом - глу юкое емрпкнм* самосознание русского

О» Ю ш 33

народа как «богоносца» и «страстотерпца», на века закрепив идеологему «Москва - Третий Рим - Святая Русь», соединившую и официально-церковное, и народное представление о государстве.

Этико-религиозные архетипы, лежавшие в основе отношения русского крестьянина к земле и труду, воплотились в нормы «обыденного права», регулируя повседневную хозяйственную жизнь общинного мира, а особое православное сознание, поиск святости и стремление к свободе как обретению истинной Святой Руси сделали среднерусского крестьянина носителем и монархически-государственной, и религиозной идеи.

В 3§ «Центральный регион в контексте культурно-политической динамики Московской Руси» дается анализ причин рождения монархии и сакрализации имперской идеи, фиксируется ситуация обмирщения общественного сознания.

Отмечается, что сверхзадача укрепления великокняжеской власти и собирания земель решалась при непосредственном участии Церкви и провозглашении религиозного единства и действенных норм христианской любви. Эти идеи пропагандирует и Слово, и воплощенный богородичными иконами Образ. Развившееся под монгольским давлением религиозное осмысление содержания власти как служения и ревности о вере получило окончательное толкование в Руси Московской, прибавив к традиционному обозначению «каган» титул «царь», воплотивший характеристику святости.

В удельный период в слове царь зафиксировалось то качество власти, каковым князь отвечал за свои деяния на подвластной ему земле непосредственно перед Богом, став в монгольскую эпоху синонимом совершенства верховной власти. В Руси Московской, где происходило перенесение авторитарных удельных порядков на государство в целом, титулатура из ритуальной и знаковой модифицировалась в обоснование достоинства и права правителя, воплотив представление о «власти большого общества как царства» (С.Д. Домников). Венчание на царство символически закрепляло конфессиональную основу и выражало «богоприятие и богоблагославение» единства его населения, выстраивающегося в сословно-иерархическую систему взаимозависимости и степени общественной ответственности различных социальных слоев.

Утвердившееся представление о Москве как средоточии и оплоте истинной веры стало основой имперской политики и абсолютным оправданием территориальных притязаний, частью государственной идеологии, предполагающей территориальную экспансию. Оно же обеспечивало силу религиозной экспансии и создавало предпосылки для культурной гомогенизации всей государственной территории. Происходила сакрализация государства и власти. Русское переставало быть этнической характеристикой и становилось государственной: все, что служит процветанию Православного государства, является русским. Не русские -православный народ, а весь православный народ - русские, по имени Православного государству (С .Дурье).

Именно такую окраску получило освоение (ХУ1-ХУ11 вв.) Черноземного юга Центральной России, потребовавшее активизации миссионерской деятельности, добровольно исполняемой монахами и пустынными монастырями. Задачи расширения территории и укрепления государственности решались военной администрацией и Церковью, в первую очередь, масштабным привлечением представителей нерусских этносов

Преодоление Смутного времени и польской интервенции стало возможным во взаимном встречном движении Власти и Общества, в синтезе вечевого и авторитарного начала, подтвердившим в общественном восприятии богоданность царства и ответственность царя перед Богом и Миром (в лице Земского собрания). Одновременно острые социальные и международные потрясения рубежа XVI -XVII столетий породили представление об ответственности и самой власти, и каждого русского за свое отечество и свою веру, за нисхождение «Божьего благословения» на землю предков.

Показано, что XVII век в Центральной России - век постепенной и поэтапной десакрализации, «обмирщения» общественного сознания и фольклоризации повседневности. Поначалу затронув посадскую среду и некоторые круги столичного дворянства, «дольнее» все больше обнаруживало себя ростом светских элементов в художественной и бытовой культуре, в сфере церковной иерархии проявившись усилением религиозного индифферентизма и скептицизма, богослужебным небрежением и антиклерикализмом, критикой догматов и культовой практики, предрешивших скорый церковный раскол.

Отмечается, что социальная неоднородность старообрядческого движения оказалась причиной того, что с самого начала раскол породил многочисленные, враждующие друг с другом толки и согласия. Важную роль сыграли и экономико-географические различия, сословная среда и культурные традиции ареала распространения старообрядчества. Духоборство, молоканство и субботничество, скопчество и хлыстовство, беспоповщина и иконоборчество как проявления русского евангельского и духовного христианства попеременно заявляли о себе в самых разных губерниях центра России: Тамбовской и Орловской, Калужской и Тульской, Московской и Ростовской, Воронежской и Рязанской.

В 4§ «Социокультурная среда и тип человека» подчеркивается природный вектор и ценностные ориентации региональной культуры. Анализируется ее сословно-иерархическая стратификация и рассматривается субъект культуротворчества.

Показано, что «ощущением» территории - наиболее ярко выраженной и социально окрашенной стороной условия формирования этноса, пронизаны все сферы региональной культуры, скрывающей за бытовой непритязательностью органичность, простоту, цельность мировосприятия ее субъектов.

Указывается, что характер стратификации и баланс иерархически организованных сегментов социума непрестанно менялся в истории. В

отношении средневековья речь может идти, по сути, только о двух культурных пластах: «тождественном всей высокой культуре элитарном церковном» (П.А. Сапронов) и обыденной этнографической культуре крестьянства и городских «низов», совмещавшей языческие традиции с православно-христианским укладом жизни.

Подчеркивается, что в продолжение Х1У-ХУ вв. на волне активного развития общинно-патриархальных внутрисемейных отношений и, в определенной мере, как итог беспрерывных внутренних перемещений и территориальной централизации в Северо-Восточной Руси унифицируются традиции и утверждается единый, распространяемый мигрирующим населением обрядово-ритуальный строй жизни. Представление об изначальности крестьянского труда, о том, «что пахарь выше князя-воина» закрепляется и в новом названии земледельческого сословия - крестьяне (христиане, истинно православным народ), и во всеобщем «окрестьянивании» горожан, духовенства, воинов-землевладельцев.

В период позднего Средневековья социальная дифференциация усиливается и, замыкаясь на двух основных параметрах - специальной повинности и имущественном состоянии (В.О. Ключевский), приобретает мозаичный, неустойчивый и подвижный характер.

Строившиеся в ходе внутренней колонизации Центральной России города развивались как центры многофункционального назначения, что впоследствии определило их многосословность: «одни горожане приобрели статус крестьянина, другие - посадского, третьи - военного» (Л.В. Милов). Демонстративно крестьянским оставался купеческий быт, что определялось выходом купечества из крестьянских низов и социальной мобильностью, стремительно перемещавшей его в разряд «благородных» и стиравшей следы происхождения из «низких» (М.Д. Приселков), а также особой приверженностью к «староверию» (старообрядчеству), наряду с религиозной жизнью консервировавшему весь строй купеческого Дома.

Простонародность и патриархальность были присущи и духовенству, чему в немалой мере служило обеднение низших его слоев, возрастающая зависимость от землевладельцев (итоги реформ ХУ1-ХУШ вв.) и «земельное кормление» клира, занимавшее крестьянским трудом все свободное от богослужения время священника и его семьи. Однако представление о поголовной неграмотности и забитости епархиального священства - во многом миф антиклерикального времени, развенчиваемый, в первую очередь, тем, что молодое его поколение в XVIII столетии наиболее активно училось в различных учебных заведениях.

Указывается на элитарный характер монастырской культуры, остававшейся вплоть до утверждения Московского государства в высшей степени духовно-научной и художественно-творческой с огромным влиянием на общественную жизнь и культуру правящего сословия. Одновременно отмечается, что с победой «иосифлянства» растущий хозяйственный потенциал надолго заглушил духовное подвижничество и превратил монастыри Центральной России в земное учреждение, в

замкнутый, корпоративный «микромир» с сугубо «профессиональной» субкультурой.

Подчеркивается, что наиболее закрытой оставалась культура высших социальных слоев - дворян, бюрократов и военных, забиравших все наиболее образованное и способное из других сословий. Социально-государственные изменения XVII века («утверждение состояний» и фиксация сословий, различавшихся не нравами, а распределенными между ними повинностями), выделило служилое население, справлявшее ратную, административную и придворную службы. Одновременно дворянство было разделено на московское и городовое. При этом неравноценность реального статуса «московских чинов» и «уездных» дворян сформировала особую иерархическую систему должностей из «дорогих и недорогих» мест.

В развитии региональной культуры (в первую очередь, черноземной России) особую роль сыграла помещичья система («дворянские гнезда») и утверждение структуры местного государственного и общественно-гражданского дворянского служения (система уездного и губернского предводительства), совокупно способствовавшие образованию слоя административных деятелей (губернских, городовых и уездных) и формированию типа просвещенного человека. Именно это, не элитное, а «бюрократическое» дворянство составило культурную среду провинциальных городов Центральной России, сыграв большую роль в организации ее культурного пространства.

Показано, что взаимовлияние субкультур по-разному реализовывалось в городе и деревне, южных и северных микрорегионах Центральной России, однако повсеместно шло постепенное преодоление замкнутости духовного развития различных социальных групп, и на фоне зарождающейся демократизации культуры утверждался культурный полифонизм и диалогичность. Усиливающееся государственное вмешательство в общественную жизнь и ужесточавшееся авторитарное управление заметно нивелировало культурное многообразие. В то же время история Центральной России убедительно демонстрирует, что прямое обращение государственной власти к нуждам провинции стимулировало региональное культурное движение.

IV Глава «Эволюция духовно-художественной культуры Центральной России: основные формы, приоритеты и ценностные ориентации» включает четыре параграфа, дающие представление о динамике сложения духовно-художественного пространства Центральной России, реконструирующие его основные этапы и раскрывающие наиболее значимые формы культуры.

Отмечается, что наличествующие материальные и идеальные артефакты создают картину единой искусствосферы с отдельными художественными центрами и местными творческими школами, главные из которых - Смоленск, Суздаль, Владимир, Ростов, Рязань, Москва, притом, что более-менее полно в сегодняшней науке представлены лишь наследующее друг другу Владимиро-Суздальское и Московское искусство.

Наиболее значимыми регионально-художественными явлениями, адекватно запечатлевшими мироощущение и миропредставление средневековой эпохи, стали архитектура, иконопись и литература: архитектура как наглядная модель мироустройства, иконопись как «умозрение в красках», литература как уникальный код ментальности русской культуры. И именно их динамика, в наибольшей степени демонстрирующая духовно-творческую эволюцию населения Центральной России, рассматривается в заключительной главе.

В 1§ «Культурно-символические основы и некоторые особенности развития средневековой культуры Центральной России» показано эзотерическое содержание традиционной культуры, синтез языческих и христианских представлений и особенности формирования регионального художественного канона. Обнажаются истоки сакральности «слова» как Слова истины и причины логоцентричности культуры.

Отмечается, что бытовавшие в древности в ареале Центрального региона традиционные этнические верования и обряды вплоть до XIV столетия различались в границах преимущественного финно-угорского, славянского, балтекого или алано-сарматского влияния, став неотъемлемой частью мировоззренческих представлений населения. При этом реальное принятие новой веры и «вживание» в христианство обеспечивалось не силой или проповедью, а соответствием символики: новое не сменяло старых форм, а наслаивалось на них, трансформируя и обогащая укоренившееся содержание и привнося новые выразительные элементы.

Сложившиеся в первом тысячелетии этнические обрядовые комплексы, зачастую сохраняя имя и суть многих ритуальных и праздничных действий, образовали совершенно определенный пласт народно-традиционной культуры. Но одновременно они столь же органично вошли в семантику профессиональной церковной культуры. В самых значительных художественных произведениях Центральной России зримо воплотился зарождающийся соборный и софийный дух становящейся культуры. Как выразился И.А. Ильин, «здесь создавались лики Божии: молитвы, иконы, храмы, язык и слово, национальный строй и уклад души, выношенные в бытии и быту народа».

В раннесредневековый и удельный период утверждение церковного канона, разветвление династийной власти и повсеместное распространение городового права, став основой формирования единой социально-культурной структуры региона, спровоцировало «многоцветье» хозяйственной, духовной и художественной жизни отдельных его областей. На примерах продемонстрировано особое значение в формировании единого духовно-художественного пространства Церкви и определяющей роли (в выборе культурных предпочтений и формировании традиций) представителей княжеской династии, чьей энергией и образованностью объясняется и перенос столиц (Киев, Владимир, Москва), и духовно-политический расцвет северо-восточных княжеств, и отмечаемое исследователями сходство

региональных художественных форм Чернигова, Новгород-Северского, Рязани, Смоленска, Владимира, Ростова, Ярославля.

Показано, что территориальное распространение культа и перенос Образа храмов (Тмутаракань, Чернигов, Суздаль, Владимир, Рязань, Муром, Москва) демонстрирует историческую связанность разных земель Центральной России, тогда как наиболее ярким примером символического отражения перемены в религиозно-эстетическом и социальном мироощущении средневекового населения региона стала последовательная замена его наиболее значимых Богородичных патрональных икон: от Одигитрии периода христианизации, к Умилению удельного времени и Знамению эпохи утверждения царства.

Анализируется развитие средневековой архитектурной и иконографической традиции и переход от территориально-ограниченных художественных школ (московской, рязанской, ростовской, ярославской) к единому, нерасчлененному по областям искусству, все более окрашиваемому «в гражданские тона» (Г.В. Вагнер) и все очевидней фокусируемому на внутренней жизни человека.

Раскрывается особый характер Слова и истоки такой ментальности. Отмечается, что современная археологическая наука располагает доказательствами (находками «писал» Х1-ХШ вв.) грамотности жителей Смоленска, Курска, Новгород-Северска, Рязани, насельников порубежных крепостей (Саркел, Титчиха, Карпов, Хотмысль, Крапивенское городище) и «манзилей» южных торговых путей (Горналь, Гочево, Липино, Ратское городище) Центральной России. Приводятся документальные свидетельства обучения «граматикии» и переписывания книг при монастырях и церквах Тверской, Владимирской, Смоленской, Рязанской, Московской и прочих земель.

Подчеркивается преимущественно учительный характер средневековой центральнорусской литературы, ставшей основой оригинальной системы просвещения посредством прямого обращения к открывавшейся в Слове Истине с перспективой «беспредельного углубления... знаний и беспредельного нравственного совершенствования» (И. Экономцев). Указывается на наличие структуры церковно-монастырского и частного начального образования, базировавшегося на общении с книгой: сначала - с Азбукой, Псалтырью и Часословом, затем Апостолом и Евангелием. Приводятся примеры «...интеллектуальной атмосферы в кругах княжеской и дружинной элиты» (Н. Карлов), а также высокой для своего времени (XVI в.) грамотности придворной знати (около 80%), купечества (более высокая), посадских (от 20 до 40%) и крестьян (до 15%) (А.И. Яцимирский).

Отмечается, что активизация городского и промышленного строительства в раннее Новое время посредством притекавших в пределы Центральной России носителей западной традиции, а также через книгу и другие артефакты преимущественно юго-западной культуры обеспечила духовное освобождение регионального общественного сознания и спровоцировала развитие практических научных знаний.

В 2§ «Локальные художественные школы и культурное наследие удельного времени» рассказывается о региональных литературных памятниках и их авторах, а также о развитии церковной архитектуры и изобразительного искусства удельного времени.

Высказывается предположение, что наиболее ранний из сохранившихся литературных памятников бесспорных достоинств -эпическая поэма «Слово о полку Игореве», - регионального происхождения, и представляет собой сохранившийся образец «воинского» жанра, рожденного в элитном кругу в языческие времена в южных землях региона.

Отмечается разнообразие дошедшей во многих вариантах и в немалом количестве списков христианской литературы, с ее «внелитературной функцией» (А. Ужанков) убеждения и донесения Слова истины и элитарностью авторов - высших иерархов, «учительных епископов» и образованных монахов. Таковы превосходившие «западноевропейские и византийские хроники» (Е.П. Белозерцев) летописи киевского и удельного периода, а также летописные своды конца XIV века, одновременно создающиеся в Москве, Твери, Ростове и Смоленске. Таковы и писавшиеся на местном материале и для местного употребления центральнорусские памятники ХП-ХШ вв., название которых оглашает место их рождения: «Повесть об убиении Андрея Боголюбского», «Сказание о Леонтии Ростовском», «Повесть о водворении христианства в Ростове», «Повесть об Александре Невском» или ефремовское «Житие Авраамия Смоленского» (единственное из перечисленных авторизованное произведение), «Повесть о водворении христианства в Муроме», «Сказание о Владимирской иконе Богоматери» и «Сказание о приходе чудотворного Николая образа Зарайского, иже бо из Корсуня града в пределы Рязанские ...».

Активное развитие литературного творчества на Рязанщине не удивляет: с ней, в частности с Муромом, связаны большинство богатырей, в том числе самые известные герои киевского былинного цикла - Илья Муромец и Соловей-Разбойник. Этот факт и яркое отражение в фольклоре и в повести «О водворении христианства в Муроме» жизни города позволяет предположить, что здесь был один из самых значимых региональных центров формирования эпического жанра.

В литературе Х1У-ХУ вв., представленной преимущественно «Повестью», проступают черты будущего жанрового разнообразия. Одновременно при посредстве Церкви в Центральный регион проникают иноземные книги, чему во многом способствовали выходцы из Болгарии, древнерусские писатели митрополит Киприан и Пахомий Логофет, внедривший в национальную литературу риторически-панегирический стиль повествования.

Анализируется динамика развития региональной архитектуры, отчетливо свидетельствующая появление к ХП1 веку в различных областях Центральной России общерусского типа культовых зданий, а также формирование местных архитектурных школ: Смоленской, Владимировской, Ярославской, Рязанской. Обосновывается предположение, что сходный

характер имело несохранившееся в памятниках церковное зодчество Юго-Восточной Руси.

Показано, что в иконописном деле образцом и родоначальником стали Киев и Корсунь, откуда происходили родовые княжеские иконы, прославившиеся как Смоленская, Игорьевская, Муромская, Федоровская, Елецкая-Черниговская. Подчеркивается определенная программная направленность идейно-религиозной и художественной политики удельных князей: произведения искусства рассматривались ими не только как существенная, неотъемлемая принадлежность церкви, но и как «воплощение определенного идеала государственности» (Л.И. Лифшиц).

Отмечается, что традиция, внедренная усилиями владимирских князей, нашла свое продолжение в духовно-художественной культуре Твери и Московского княжества, творчески приспособившей новые образы и новые идеи к своим задачам. Основа ее выразительной художественности -раскрывающая тему стремящейся к совершенству любви идея покаяния и страдания как необходимого испытания на пути спасения. И именно московская школа (в первую очередь А. Рублева) становится источником и примером художественного воплощения выдающихся христианских представлений, распространение которых (посредством икон) имеет свои географические очертания: от Москвы с великокняжескими и митрополичьими иконописцами в окружающие удельные Звенигород, Дмитров, Серпухов и далее.

Выражается уверенность в существовании других, практически не представленных в культурном наследии, иконописных центров, ориентирующихся на почитаемые иконы своих земель и городов и по своему выражающих стремление к любви, единству и согласию. Подчеркивается преимущественная обращенность южных земель региона «домосковского» периода к Киеву и Чернигову и интегрирующий характер московской художественной культуры с ее повышенным интересом «к своему русскому».

В 3§ «Московия, век XV - векХУН: гомогенизация художественной культуры» рассматриваются процессы культурной диффузии и унификация культовой архитектуры, а также секуляризационные тенденции в позднесредневековой литературе и образовании. Показана трансформация семантического пространства и адекватное отражение этого процесса в архитектуре и изобразительности.

Отмечается, что начавшееся в ХУ-ХУ1 вв. присоединение к Московскому княжеству различных земель сопровождалось «собиранием» и «первейших людей», и локальных реликвий. Региональная церковная архитектура вступила «в новую фазу, нашедшую свое выражение в сооружении многопредельных храмов на основе свободной композиции - с папертями, ризничими палатками, приделами разнообразных типов, колокольнями и часобитнями возле одного из храмовых углов» (В.В. Кавельмахер) и в копьеобразных храмах-памятниках оригинального шатрового типа, в деревянном исполнении активно «завоевывающих» новозаселяемые южные территории. Оба они представляли самобытный

архитектурный стиль XVI столетия со зримо явленными в церковном зодчестве глубоко национальными чертами.

Тогда же в Центральной России развернулось активное каменно-кирпичное строительство, на средства великого князя и митрополита распространявшее на вновь присоединяемые земли опыт московской храмовой архитектуры. Однако при царе Алексее Михайловиче, когда в городах Черноземья: Курске, Белгороде, Рыльске, Воронеже, Ельце, Тамбове, - стали заменять построенные вместе с крепостями в период «московского заселения» обветшавшие деревянные церкви, получило развитие «самостоятельное зодчество», зависящее только от художественных предпочтений и материальных возможностей заказчика. Создавшаяся ситуация обусловила региональное строительно-художественное разнообразие и породила новый, быстро распространявшийся синтетический архитектурный стиль, отразивший настроения торгово-ремесленной городской среды, выдвигавшей в качестве храмовых донаторов разбогатевших купцов и посадцев.

Указывается, что характерное для XVII столетия расширение круга заказчиков-потребителей, изменение эстетического чувства и возрастание индивидуально-сословного самосознания привело к значительной модификации архитектурных приемов и форм, существенно разнящихся по областям Центральной России. Пограничная «южноукраинная» культовая архитектура (Брянск, Калуга, Курск, Белгород, Воронеж), где заказчиком выступало пришлое поднепровское население, органично соединила типично украинскую пространственную композицию зданий (ясные башнеобразные формы с системой заломов, характерных для деревянного зодчества) и архитектонические и декоративные приемы древнерусской каменной архитектуры. «Рязанская» и «верхневолжская» (Ярославль, Борисоглебск, Ростов, Углич) посадская классика Позднего средневековья создана «по раскладу» местных мастеров.

Стиль этого времени воплотил эпохальные особенности художественной практики, в которой наиболее распространенным явлением было способствовавшее тиражированию образцов творческое содружество мастеров. Умельцы, редко покидавшие пределы своих городов, в частности, суздальцы и рязанцы, творили оригинальные произведения. Основа уникальной суздальской архитектуры - ансамблевость, мера, вкус. Самобытно и далекое от «прославленных храмов Ярославля или московских приходских церквей» (М.А. Ильин) культовое зодчество Рязанщины, в XV-XVI вв. отличающееся выраженными народными чертами, а в XVII столетии создавшее выразительные декоративные приемы, повторяющие графические «пышные титулы, картуши и прочие украшения книг, рукописей, грамот» (М.А. Ильин).

Анализируются позднесредневековые литературно-публицистические процессы, связанные с активным обсуждением в конце XV - начале XVI вв. путей развития новорожденного русского государства и определенного религиозного свободомыслия, тон которому задавали Иосиф Волоцкий

(автор «Просветителя») и Нил Сорский («Устав» и «Послание к некоему брату»). Исход их богословского спора, в конечном счете, определил не только судьбу «русского протестантизма», но и направление развития русского общества: Церкви и Царства. Последовавшее осуждение и безжалостное пресечение вялотекущих (70-е гт. XIV - конец XV в.) ересей обернулись ужесточением церковных канонических требований и расширением светского образования.

Значительно увеличился спрос на книги, возникли духовные училища и просвещенческие кружки. В ХУ-ХУП вв. широкое хождение получили «Христианская топография» и светская научная литература: переводная арабо-еврейская - «Шестокрыл» и «Космография». Возник огромный интерес к историческому наследию Древней Руси, приведший к возникновению нового вида исторического повествования: завершенных, не включаемых, как ранее, в состав летописных сводов, а представляющих собой самостоятельные произведения повестей об отдельных событиях. Отмечается сложение двух новых литературных направлений: авторского церковно-аристократического с его утонченной символикой и витиеватым слогом и анонимного посадско-былинного с живым языком и яркими деятельными образами.

Всеобщая «жажда сочинительства» и интерес к местной истории привели в XVII столетии к появлению в разных областях Центральной России литературных произведений, рассказывающих об обретении и чудесах от явленных икон, создаваемых по имеющимся монастырским летописям и часто называемых повестями и летописцами. Большинство их авторов остались неизвестными, как, в частности, создатели «Повести о Тверском Отроче монастыре», «Микулинской летописи», «Суздальского» и «Тамбовского» летописцев или «Повести о чудесах Курской коренной иконы», в авторстве которой можно заподозрить Сильвестра Медведева. Сохранились и авторизованные произведения, в частности, «Повесть о явлении Федоровской иконы Богоматери» Иоанна Милютина или «Житие Юлиании Лазаревской», создатель которой сын героини муромец Дружина

' Осоргин знакомит читателя с повседневной жизнью богатой городской

семьи.

Однако будущее национальной литературы - пророческое служение и трагедию ее гениев, - предопределили самые значительные авторы XVII века: протопоп Аввакум, чье творчество носило откровенно проповеднический и эмоционально-исповедальный характер, и всесторонне образованный выходец с Украины, стихотворец, зачинатель русской поэзии и драматургии Симеон Полоцкий, ученик и последователь которого, урожденный курянин Сильвестр Медведев стал первым, павшим от власти профессиональным русским поэтом. Он и завершил период допетровской литературы и допетровского образования, оставив потомкам систематизированный список тех книг, что несколько веков служили формированию и просвещению русского человека.

В 4§ «Центральный регион в раннее Новое время (ХУП-ХУШ вв.)» анализируются секуляризационные процессы в церковной художественной культуре и становление светской культуры ХУП-ХУТП вв. Отмечается изменение традиционного мировоззрения, религиозный кризис и тяга к наукам - «внешней премудрости», проведшие к многочисленным заимствованиям.

По всей Центральной России в ХУП-ХУШ столетии там, где появлялись выходцы с Украины - переселяемые монахи, ставленые епископы, мастера-умельцы, - в новопостроенных храмах зримо проступали черты польско-украинского («московского») барокко. Одновременно по мере роста достатка населения деревянные шатровые приходские и монастырские церкви повсеместно заменялись кирпичными и каменными зданиями, повторяющими готовые образцы обоих русских столиц. При этом юг Центральной России все больше склонялся к Петербургу, создавая в своих городах (Курске, Орле, Ельце, Воронеже, Белгороде) «реплики» достижений расстрелеевской эпохи. Не исключение и Подмосковье, где расцвело приходское церковное строительство.

Значительные изменения наблюдались в изобразительном искусстве. После взлета в XV столетии московской иконописной школы с ее полными света, евангельской любви и божественной музыки образами Богородицы и Троицы, величественньми церковными иконостасами, теплотой и декоративностью молельных домашних образков пришла пора торжества «видимого», чему способствовали необычайно расширившиеся связи с Западной Европой и воссоединение с Левобережной Украиной и частью Белоруссии. Большая работа по обновлению и росписи новопостроенных «после Смуты» церквей Центральной России, где бок о бок трудились царские изографы, отправлявшиеся «на заказ» в дальние от Москвы храмы и монастыри, и «городовые» мастера, насильно собираемые в центральные и пограничные епархии, привела к слиянию и обезличиванию провинциальной иконописи и рождению в середине ХУГ1 столетия широко распространившегося однообразно-эклектического стиля.

Родовой признак новой изобразительности - освобождение от канонов, стимулировавшее оригинальное, пронизанное фольклорным началом творчество. Расширение тематики, увеличение удельного веса светских (исторических) сюжетов, использование в качестве «образцов» западноевропейских гравюр позволили творить с меньшей оглядкой на традиции, искать новые пути в искусстве. Именно гравюра стала тем аттрактором, который новизной языка, непривычностью форм, повествовательностью и аллегоричностью сюжета подтолкнул развитие визуального художественного видения и спровоцировал рождение новой, в корне отличной от традиционной, изобразительности.

Еще более значима в утверждении западного влияния «Библия Пискатора», графически выраженные сюжеты которой охотно заимствуют создатели стенописи храмов Ярославля, Костромы, Ростова, других городов Верхневолжья, в попытках выражения личного мировидения.

Художественная культура начала рационализироваться, приобретать рассказывающий характер, и икона не стала исключением. Описание изображением, изобразительное повествование особенно характерно во фресках и пейзажно-сюжетных иконах Ярославской иконописной школы ХУН-ХУШ века. Одновременно повсеместно стали появляться историко-аллегорические иконы, зачастую навеянные графическими произведениями. Такие как, например, широко распространившийся в XVIII столетии образ «Азовской Богоматери», сюжет которой напрямую связан с героическими событиями русско-татарских войн в южной России второй половины XVII века.

Особенно убедительным примером модификации художественно-символического пространства региона (конец ХУ1-ХУП вв.) служит морфологическая и географическая трансформация культовой скульптуры. Центральнорусская пластическая традиция изначально была связана с иконографией св. воинов Димитрия и Георгия и св. народных заступников Николы Зарайского, Николы Можайского и Параскевы Пятницы, чьи деревянные «кумиры» известны в Рязанской и Северо-Восточной Руси с XIII века. Атрибутируемая преимущественно XV столетием, раскрашенная круглая скульптура этих святых разной величины и художественных достоинств хранится ныне в музеях Юрьева-Польского, Ростова Великого, Углича, Рязани и Москвы. В то же время деревянная скульптура XVII века превосходит предшествующую не только тщательностью проработки и определенной реалистичностью черт, но и значительным расширением привычной иконографии: обращением к образам Христа, Саваофа, Богоматери и ангелов.

Тяготение микрорегионов Центральной России к традиционным для них культурным центрам: южных - к Чернигову и Киеву, тех, что севернее Орла - к Москве, продолжало сохраняться. Особенно заметно оно в культурно-духовной сфере, убедительно подтверждаясь свидетельствами «засилья в украинных городах книг киевского и западнорусского производства» (И.А. Шляпкин, К.В. Харлампович) и очевидностью архитектурных предпочтений населения юга Центральной России. Однако во второй половине XVII столетия выходцы из юго-западных земель либо по переселению, либо по приглашению в качестве учителей и «трудников» поселяются в разных местах Центральной России, широко распространяя свой опыт и умения, несущие светское мироощущение.

XVIII век усилиями владетельных хозяев некоторых поместий центральной и черноземной России рождается иконописание в крестьянской среде, возникает целый ряд иконописных промыслов. Так начинались прославленные Мстера, Федоскино, Холуй, Палех, Уколово, Борисовка или малоизвестный тамбовский Козлов. Но с точки зрения высокого искусства Икона сдает свои позиции: с одной стороны ее вытесняла религиозная живопись, с другой - ремесленный и коммерческий подход народного «иконописания», в конечном итоге изменивший весь иконописный строй. Одновременно отмечается появление нового искусства, зародившегося в

церковно-аристократической среде и достаточно востребованного и в столице, и в провинции - искусства портрета.

В XVIII столетии художественная культура Центральной России отличалось уже не только качественно или стилистически: она разбилось на ряд русел, из которых каждое питалось своими собственными истоками и удовлетворяло свое собственное сословие. Основной фон образовывала разрастающаяся усадебная культура: накапливающиеся во дворцах и парках дворян картины и скульптуры русских и западноевропейских художников и приучающее глаз к определенному эстетическому уровню, часто создаваемое прославленными мастерами религиозное искусство. Образованные в губернских городах строительные и архитектурные комиссии трудились над грандиозной перестройкой городов.

В крестьянском миру наряду с церковной живописью чрезвычайно распространилась украшательная роспись языческого типа. Ее орнаментальные и стилистические приемы передавались неизменными, тогда как сюжетные изображения в рамках сложившейся традиции варьировались и обновлялись. Повсеместной практикой становилось обучение дворовых крепостных крестьян и их детей живописи, лепке, костюмерному, мебельному и садовому искусству, музыкальному и сценическому делу.

Столь гонимое в XVII столетии скоморошество - часть древнерусской народной культуры, выражавшей мироощущение, психологию и вкусы простых людей, породило любимые на ярмарках «Петрушку», «балаган» и кукольный театр. Параллельно им (70-80 гг.

XVII в.) начал формироваться театр светский. Сначала школьный - при Московской духовной академии, затем придворный (1672 г.). В 30-50-е гг.

XVIII столетия в крупных городах Центральной России распространились любительские театры «охочих комедиантов»: мелких чиновников, учащихся, грамотных ремесленников и солдат. Чуть позже началось развитие дворянских крепостных театров, достигших своей вершины к 90-м гг. XVIII века, когда «барская забава» охватила провинциальные Курскую, Тамбовскую, Калужскую и Орловскую губернии. Театры Шереметьева, Волькенштейна, Хорвата, Анненкова, Голицыных, Юсуповых, Ширковых, Волжиных, Денисовых из изящного увлечения и роскоши превратились в серьезное дело: с конца XVIII - начала XIX вв. из крепостных трупп и музыкальных коллективов сформировались большинство профессиональных общественных театров и оркестров центральных губерний.

Усложнение городской жизни, рост государственного аппарата, развитие международных связей потребовали систематического рационального образования. В городах XVII века начала формироваться сеть частные школ по обучению детей грамоте, учителями в которых служили «церковники» или «приказные», а учебными пособиями оставались преимущественно книги религиозного содержания. Одновременно были разработаны и отпечатаны несколько светских изданий, в первую очередь буквари Бурцева (1633 г.), Полоцкого (1679 г.) и Истомина (1694 г.), выходящие своим содержанием за рамки названия и включающие статьи по

вероучению и педагогике. Значительно вырос общий уровень грамотности и даже на отсталом черноземном юге в различных слоях составлял среди помещиков - 65%, купечества - 96, посадских людей - около 40, крестьян -15, стрельцов, пушкарей, казаков - 1%7.

До середины XVII столетия преобладало церковное обучение: готовили священников, ученых-монахов, сочинителей проповедей и духовных книг. В конце века актуальными стали отвечающие потребностям развивающейся экономики практические научные знания. В первой четверти XVIII века возникла сеть казенных общеобразовательных и специальных учебных заведений. В 40 городах центральной и северной России открылись «цифирные школы», воспитанники которых овладевали навыками чтения, письма и счета. Были организованы начальные учебные заведения для детей солдат (гарнизонные школы) и матросов (адмиралтейские школы).

Однако образование по-прежнему оставалось связанным с Церковью. В начале XVIII века дети разных сословий начали обучаться в открываемых в губернских и уездных городах малых славяно-российских школах (гимназиумах), штаты которых (учителей и учащихся) содержались за счет средств, собранных с монастырей и церквей. В 1721 г. Синод на базе ряда цифирных школ организовал всесословные епархиальные школы при архиерейских домах и монастырях, часть которых в последствии преобразовалась в духовные семинарии, а некоторые - в духовные академии.

Одновременно дворянские дети «по наряду» и по указанию отправлялись на учебу в столицы, приобретая соответствующие знания для военной и гражданской службы. Купечество и разночинцы в каждом губернском городе получили коммерческие, медицинские, горные, штурманские, ремесленные школы. Крестьяне и горожане, помимо традиционного для средневековья самообразования, проходили обучение ремеслу у мастера. Появились частные ремесленные школы.

Все вместе послужило тому, что стала формироваться светская профессиональная интеллигенция, пополнявшая свои ряды преимущественно из среды «служилых людей» и низшего духовенства. Но если до 70-х гг. XVIII столетия особую социальную активность проявляли низшие слои общества, указ 1762 г. об освобождении дворянства от обязательной службы всколыхнул его интерес к образованию, завершив российский «просветительский» век рождением «бессословной интеллигенции», ставшей носителем «новой духовности, в основе которой лежала идея сохранения моральных устоев народа» (А.Я. Флиер).

В завершающем диссертацию заключении воспроизводится логика исследования, дается историко-культурологическая характеристика Центрального региона и подводятся итоги проделанного изыскания.

Подчеркивается, что историографический анализ и синтезирующее междисциплинарное исследование позволяет говорить о Центральном

7 Пархоменко И.Г. Белгородская губерния - Белгород, 2001. - С. 112.

регионе РФ как о нелинейно развивающейся историко-культурной зоне (ИКЗ) мезоуровня, сформировавшейся в период Средневековья и раннего Нового времени. Сложение региона представляет собой исторически целостный процесс, в котором сочетание регионообразующих факторов создает предпосылки внутренне закономерного развития с четко просматриваемой логикой и тенденциями, среди которых как первоочередные выделяются социокультурные и государствообразующие функции, а модернизация политических форм культуры детерминирована традицией власти наравне с имеющей исторические корни ментальностью общества и поведенческими стереотипами.

Выводы

Социокультурное региональное пространство изначально формируется как открыто-коммуникативное, организованное на началах экономических, политических и конфессиональных связей, сохраняющих стремление к расширению (устремленность «за горизонт») и под давлением внешних обстоятельств перерастающих в аксиологические социоментальные характеристики, присущие как геокультурному ареалу в целом, так и психоантропологическому типу его населения. Культурные импульсы распространялись по единой, связывающей центры и периферийные области коммуникационной сети. Сплав генетически различных культурных элементов происходил в рамках территориальной межэтнической общности на основе восточного христианства, что определило, в первую очередь, специфику региональной духовно-художественной культуры.

В ряду других российских регионов Центральный отличается выраженным единством социокультурного организма, гармонично соединившего различные этнические и антропологические черты, ставшие основой созидательной национально-культурной энергии и выразительной многоликости русского суперэтноса. Вариации и метаморфозы основных культурных форм демонстрируют значимость пространственного и конфессионального аспекта регионально-национальной самоидентификации, живучесть «земляческого» и иерархического сознания как культурных архетипов власти и социума.

Устойчивые черты региональная этносоциокультурная традиция получает на протяжении средневековья, притом, что эколого-адаптивная доминанта культурного развития преобладает до конца XIX века. Артефакты исследуемого периода, хотя и отражают множественность «картин мира» локальных групп населения, однако демонстрируют их сопоставимость. Жестко-централизованный институциональный характер региональная культурная система стала приобретать в период раннего Нового времени. Одновременно наметилась нарастающая поляризация элитарной и народной культуры, активизировалось персонифицированное культуротворчество.

Полиэтничность и многослойность региональной культуры - итог непрерывных внутренних миграционных процессов и племенной, этнической и культурной ассимиляции, тогда как моноконфессиональность - результат целенаправленной многовековой христианизаторской политики власти,

трансформировавшей религиозно-социальные идеи в культурно-политические идеологемы. В параллельности и единовременности развития авторитаризма, образования целостной соборной монокультуры и выделении ядра национально-государственной территории воплощен фундаментальный принцип культурогенеза Центрального региона Российской Федерации.

Соискатель имеет 51 опубликованную работу, в том числе по теме диссертации 38 с общим объемом свыше 100 п.л.. Среди них 3 монографии объемом 27,6 п.л. и 12 статей объемом 9 п.л.

Наиболее значительные работы:

Монографии:

1). Арцыбашева Т.Н. Очерки культуры Курского края. Краеведческие материалы. Выпуск 2 Монография - Курск: Изд-во КГПУ, 2000. - 104 с. 6,5 п.л.

2). Арцыбашева Т.Н. Православный Курский край. Монография. - Курск: Изд-во КГПУ, 2002. - 144 с. 11, 85 п.л.

3). Арцыбашева Т.Н. Русь - Россия - Московия: от хакана до государя. Культурогенез средневекового общества Центральной России. Монография. - Курск: Изд-во Курского ун-та, 2003. - 193 с. 12,1 п.л.

Участие в грантах:

Участие в качестве исполнителя в грантах: «Культура регионов России. История, современные изменения, ресурсы развития» (грант №00-03-00276) РГНФ, 2001-2003 гг. и «Регионы России: художественные процессы Нового и Новейшего времени» (грант ГОО-1.9.-368) Министерства образования Российской Федерации, 2000-2001 гг. Редактирование:

1). Введение и научное редактирование сборника научных статей «Историко-культурное краеведение: вчера, сегодня, завтра» / Арцыбашева Т.Н. - Курск: Изд-во КГПУ, 1999. - 182 с. 10,1 п.л.

2). Введение и редактирование (в соавторстве) сборника научных статей «Проблемы современного культурологического образования» / Арцыбашева Т.Н. - Курск: Изд-во КГПУ, 2000 - 168 с. 9,8 п.л.

3). Введение и научное редактирование монографии «Рыльский Свято-Николаевский монастырь: прошлое и современность» / научн. ред. Арцыбашева Т.Н. - Курск, 2001. - 182 с. 11,6 п.л. Учебно-методические работы:

1). Арцыбашева Т.Н. Культура и религия. Христианская культура. Учебное пособие. - Курск: Изд-во КГПУ, 1996. - 64 с. 4 п.л.

2). Арцыбашева Т.Н. Курский край и монастырская культура. Учебное пособие. - Курск: Изд-во КГПУ, 1998. - 72 с. 4, 5 п.л.

3) Арцыбашева Т.Н. Православный Курский край. Учебно-методическое пособие. - Курск: Фонд В.И. Снегиревой, 2004. - 168 с. 10,5 п.л.

Статьи:

1). Арцыбашева Т.Н. О книжных собраниях в курских монастырях XVII века // Курские тетради. Курск и куряне глазами ученых. Тетрадь вторая. Сб. научных трудов. - Курск: КГПУ, 1998. - С. 87-93. 0,3 п.л.

2). Арцыбашева Т.Н. Забытая традиция забытой истории // Война и художественная культура: Сб. научных трудов. - Курск: Изд-во КГПУ, 2000. -С. 112-117. 0,3 п.л.

3). Арцыбашева Т.Н. Сильвестр Медведев и Курские монастыри // Атриум. Межвузовский сб. научных статей. Серия: Филология. - 2000. - №6. Тольятти. - С. 54-55. 0,4 п.л.

4). Арцыбашева Т.Н. Действующие Курские монастыри. Прошлое и настоящее // Энциклопедия православных монастырей современной России. - М.: Изд-во Русской православной церкви «Паломник», 2001. - С. 280-285. 0,4 п. л.

5). Арцыбашева Т.Н. Культурные процессы в Центральной России в домонгольский период // Региональные культуры Средневековья на территории России. - Санкт-Петербург: Изд-во РГПУ им. А. Герцена, 2001. -С. 136-163. 1,8 пл.

6). Арцыбашева Т.Н. Особенности развития церковной культуры в Центральной России конца XVII - начала XX в. // Регионы России: Художественные процессы Нового и Новейшего времени. - Санкт-Петербург: Изд-во РГПУ им. А. Герцена, 2001. - С. 41-53. 0,8 п.л.

7). Арцыбашева Т.Н. Христианизация курян и православные традиции, памятники культового зодчества и церковного искусства // Курский край: культура и культурно-историческое наследие: В 20 т. Т. 15. - Курск: Изд-во «Учитель», 2002. - С. 31-77. 2,9 п.л.

8). Арцыбашева Т.Н. Возрождение традиции Монастырь: современная социокультурная ситуация // Культурологические исследования-03. - СПб.: Изд-во РГПУ им. А. Герцена, 2003. - С. 278-281. 0,3 п.л.

9). Арцыбашева Т.Н. Эволюция традиции русской иконописи: век XVII-XX вв. // Время и человек в зеркале гуманитарных исследований: Материалы пятой международной летней культурно-антропологической школы молодых ученых «Культура - Образование - Человек» / под ред. A.B. Репринцева: В 2 т. Т. 1. - Курск: Изд-во Курск, гос. ун-та, 2003. - С. 97-100. 0,3 п.л.

10). Арцыбашева Т.Н. Из истории курского села Нижняя Грайворонка // Сельская Россия: прошлое и настоящее. Доклады и сообщения IX Российской научно-практической конференции (Москва, декабрь 2004). - М., 2004.-С. 108-1 И. 0,6 п.л.

11). Арцыбашева Т.Н. Славяне - русы - варяги - кто они? (Опыт историко-этимологического рассуждения...) // Вопросы истории. - 2004. - №1. - С. 148 -153. 0,4 п.л.

12). Арцыбашева Т.Н. Об Азовской иконе Богоматери и украинском влиянии на церковное искусство юга России в XVII-XVTII вв. // Вестник МГУКИ. -2004. - №4. - С. 35-41. 0,4 п.л.

Отпечатано ООО "АБЕВЕГА". Ул Савушхина. 12, тел 242-09-94 Заказ №9 Тираж 100 экз

»--51Î

РНБ Русский фонд

2006-4 1790

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора культурологии Арцыбашева, Татьяна Николаевна

ВВЕДЕНИЕ.4

Глава !.Общетеоретические основания и историографические предпосылки изучения Центрального региона России.

§1. Основные понятия культурологии региона.

Культурогенез в системе понятий теории культуры.29

§2. Историография культурологии Центрального региона

России как коллективный исследовательский опыт.48—

Глава И. Центральная Россия в IX-XVIII вв.: Формирование геокультурного пространства и развитие материальных форм культуры.

§1. Региональные миграционно-колонизационные процессы и их историческая культурно-ландшафтная и социально-политическая специфика.75

1. Характер расселения, формы колонизации и типы поселений.

2. Московия: «собирание земель» и социально-хозяйственное освоение региона.

§2. Этнокультурная динамика и социокультурная стратификация.100

1. Этническая история и формирование субэтносов.

2. Гетерогенность культуры и территориальная локализация населения.

§3. Развитие коммуникаций и характер урбанизации.115

1. Торговые пути как источник и условие урбанизации.

2. Градообразование и динамика городской культуры.

§4. Динамика материальной культуры и хозяйственно-культурное районирование региона.142

1. XV—XVIII вв. Эволюция материальных форм культуры.

2. Формирование Центрально-промышленного и Черноземно-земледельческого субрегионов.

Глава III. Центральная Россия как территория национально-государственного становления. Социально-организационные и политические формы культуры.

§ 1. Этно-социальная история VIII-XV вв. и генезис русской государственности.158

1. Начала государственности и державная традиция власти.

2. Архетипический образ «Русскойземли» и социально-политические метаморфозы удельного времени.

§2. Христианизация как источник и условие становления новых социально-политических форм культуры.175

1. Церковно-государственная специфика русского христианства.

2. От «Русской земли» к «Святой Руси».

§3. Центральный регион в контексте культурно-политической динамики Московской Руси.197-22?

1. Московия: рождение монархии и сакрализация имперской идеи.

2. На пороге Нового времени: обмирщение общественного сознания.

§4. Социокультурная среда и тип человека.223

1. Природный вектор и ценностные ориентации региональной культуры

2. Сословно-иерархическая стратификация культуры и субъект культуротворчества.

Глава IV. Эволюция духовно-художественной культуры Центральной России: основные формы, приоритеты и ценностные ориентации.

§1. Культурно-символические основы и некоторые особенности развития средневековой культуры Центральной России.243

1. Эзотерическое содержание традиционной культуры и формирование средневекового художественного канона.

2. Сакральный характер слова и логоцентричность культуры.

§2. Локальные художественные школы и культурное наследие удельного времени.266

1. Центральнорусские литературные памятники и их авторы.

2. Церковная архитектура и изобразительное искусство.

§3. Московия, век XV - век XVII: Гомогенизация художественной культуры.288

1. Культурная диффузия и унификация культовой архитектуры.

2. Литература и образование.

§4. Центральный регион в раннее Новое время

XVII-XVHI вв.).303

1. Секуляризация художественной культуры.

2. Развитие светской культуры и формирование системы образования.

Введение диссертации2004 год, автореферат по культурологии, Арцыбашева, Татьяна Николаевна

И.В. Кондаков назвал культуру России «историческим перекрестком» путей органической восточной традиционности и модернизационного западноевропейского развития [Кондаков, 1999, 63], дав тем самым образную, но наиболее сущностную ее характеристику. Ведь именно эти два импульса, неослабно действовавшие в разные российские эпохи — ключ всех исторических трансформаций и генератор созидательной и разрушительной энергии отечественной культуры. В постоянстве их диалогического взаимодействия сокрыта как тайна культурной целостности (Евро-Азийства), так и загадка уникальности российской цивилизации. Природа же этой уникальности — глубокие корни, питавшие русскую культуру из самых разных источников: индоарийской и иранской, балтской и угро-финской; номадических скифо-сарматской и тюркской культур, утонченной античной с ее прямым (черноморские колонии) и опосредованным (Византия и Балканы) воздействием; славянского язычества и сирийско-византийского и европейского христианства; восточного мистицизма и западного рационализма. Природа уникальности — «загадочный континент», географически и духовно соединивший Европу и Азию, связавший воедино ее народы, истории и культуры; пространство, границы которого — сердцевина Восточно-Европейской равнины, срединная, центральная Россия, где сходятся все пути и где из множества исторических судеб творится одна общая, а из разных лиц - одно единственное.

Именно в пределах этой, в эпоху Средневековья чрезвычайно перспективной для цивилизационного развития территории, представлявшей собой исторически важную контактную зону между арабским Востоком и Западной Европой, Византией и Скандинавией, проходило этнокультурное и социально-государственное становление Руси-России, оказавшейся в эпицентре межрегиональных экономических, политических и религиозных связей и тем получившей возможность включиться в международную жизнь не только в качестве посредника, но и важнейшего участника глобальны.; культурных процессов мирового значения.

В современных административно-политических рамках обозначенное географическое пространство отмечено как Центральный район Российской Федерации и картографировано под номером 1. Вне зависимости от того, случайное ли это совпадение, замысел составителей карты или официальная позиция идеологов федеративного межевания, проставленная единица глубоко символична, поскольку за ней - и отсчет исторического времени, и культурно-цивилизационная значимость той земли, что уже тысячу лет называется «Русской». Ее несомненная неординарность и очевидное социально-культурное предназначение, особая роль в формировании нации и сохранении государственной целостности Отечества и стали основополагающими в выборе с целью культурологического исследования именно этого, столь судьбоносного для России, региона.

АКТУАЛЬНОСТЬ ИССЛЕДОВАНИЯ И ПОСТАНОВКА ПРОБЛЕМЫ

Необходимо отметить, что с точки зрения ряда современных историков случившееся на рубеже III тысячелетия административно-территориальное выделение Центрального региона РФ произвольно и вне исторично, то есть, не подкреплено ни миграционно-колонизационными, ни цивилизационно-историческими предпосылками и лишь авторитарно связывает столетиями (практически до XVII в.) независимо существовавшие и розно ориентированные (имеющие «разные исторические корни» [Курцев, 2001,

12] и «тянущие» к разным центрам), природно, ресурсно, демографически и культурно автономные области.

Причины такой позиции - в характерном для специалиста-историка (палеографа, археолога, археографа, демографа) детально-тематическом подходе к историко-культурному анализу, узкоспециальном зонировании историко-географического пространства и точечно-хронологическом соотнесении событий и артефактов. А как писал в недавнем прошлом JI.H. Гумилев, «.в систематологии рассматриваются не отдельные факты — элементы и непредвзятые оценки, а связи между событиями, невидимые очевидцу и неизвестные позднему интерпретатору. Зато они видны историку широкого профиля, обобщающему не цитаты, а факты, отслоенные от эмоций информаторов и интерпретаторов» [Гумилев, 1989,489]. Действительно, любое из признанных общеисторических, историософских или культурфилософских рассуждений о становлении и развитии Отечества аксиоматически опирается на признание изначальной общности культурно-исторической судьбы Центральной России. Ретроспективный же анализ, (ft систематизирование и культурологическое осмысление разнородного исторического, археологического, лингвистического, демографического, антропологического материала, равно как и топо-, гидро-, этнонимических, этнографических, социологических и др. данных это с очевидностью подтверждает, убедительно демонстрируя, как в обозначенном ареале на протяжении, как минимум тысячелетия идут, периодически меняя направление, напряженность и интенсивность, активные коммуникационные процессы, побудительные причины, характер и результаты которых и есть реальная история жизни его гео-, био- и культуросферы. История, засвидетельствованная рождением оригинального суперэтноса, нации и государства, аккумулированная в колоссальном пласте культуры, называемой «русской», и выраженная важнейшими символами идентичности «общности и культурного порядка» [Эйзенштадт, 1998, 100] великого народа, б чьей «дединой и отчиной» стала эта земля. Выросшая в ее пределах многовековая культура запечатлела изменчивые географические, ландшафтные, геополитические, социальные, духовно-коммуникативные й художественно-творческие особенности своего развития, и тщательное изучение истоков, оснований, импульсов и характера регионального культуротворчества позволяет раскрыть феномен и этого «места», и глубоко связанного с ним «русского духа» и русской «почвенности».

По точному замечанию патриарха отечественной культурологии М.С. Кагана история русской культуры «еще не осмыслена в закономерностях ее развития» [Каган, 2003, т.1, 7] и не написана ни в общенациональном, ни в индивидуально-этнических, ни, тем более, территориально-локальных ее вариантах. Тому есть разные причины, в числе которых и то, что на протяжении двух последних столетий исследователи Отечества, так или иначе, отталкивались от подспудного, но направляющего их мысль убеждения в периферийности русской цивилизации относительно предшествующих и современных цивилизаций Востока и Запада, что надолго утвердило в качестве приоритетного «европоцентристский» сравнительно-типологический метод ее изучения. Постоянная оглядка на западноевропейскую социально-культурную историю, попытка «дотянуться» и уложить в прокрустово ложе системы ее периодизации и оценки течение национально-исторической и культурно-художественной жизни породили- в качестве основной характеристики русской культуры многозначное и достаточно условное обозначение, терминологически выраженное понятиями «самобытность» и «своеобразие». И только в последнее время таковые перестают быть общим местом и расхожим постулированием, превращаясь в в научную позицию, позволяющую рассматривать общую и региональные культуры России как органичные и самодостаточные относительно истоков и условий своего существования.

Как справедливо отметил в предисловии к современному изданию классического исторического труда М.К. Любавского «Обзор истории русской колонизации с древнейших времен и до XX века» его редактор Александр Дегтярев: «Общепризнанная математическая теория утверждает, что в сверхсложных системах нет второстепенных факторов. То, что вчера представлялось обстоятельством совершенно не значащим, сегодня вдруг выходит на первый план и начинает определять жизнь.» [Любавский, 1996, 6—7]. Два десятилетия назад не было и помышлений о возможности и, тем более, необходимости специального исследования культуры центра европейской части России, олицетворявшей концентрированную «всерусскость» и упорядоченную стабильность, воспринимавшиеся на тот период всесторонне изученными и многократно описанными в немалом количестве разноплановых научных и научно-публицистических рабо^. Однако ставшие в постперестроечной России реальной угрозой и ныне лишь приостановленные тенденции регионального обособления изменили и казавшееся незыблемым геополитическое пространство Отечества, и научные подходы, ракурсы восприятия и оценочные «мерки», заставив ученых-гуманитариев (и не только их) поставить вопрос о тех пределах и тех границах (в том числе и территориальных) неделимого «ядра русскости», которые на протяжении веков удерживали и продолжают удерживать этнический, социально-культурный и государственно-политический баланс России.

Активно осуществляемая последние годы централизация власти заметно ускорила процессы дифференциации центра и периферии, столицы и провинции и усилила их поляризацию. Понять происходящее и прогнозировать дальнейшее развитие может помочь изучение исторических модификаций этнокультурной целостности Центральной России. Выявление генетических основ, константных характеристик и базовых закономерностей устроения и функционирования ее региональной социокультурной системы способно пролить свет и на реальное прошлое, и на ощущаемое ныне зыбким и неустойчивым национально-культурное будущее всей российской цивилизации. Как отмечает в своей докторской диссертации Г.К. Щедрина: «Специальное исследование проблем культуры имеет в наши дни не менее актуальное значение, чем политологическая "злоба дня". Само представление об актуальности приобретает несколько иной смысл, поскольку культурологическая сосредоточенность и современная социальная значимость научных изысканий теперь едины» [Щедрина, 1999, 3].

Тенденции к фрагментарности посттоталитарного пространства Российской Федерации» [Шулепова, 1998, 3] и «рождение новой идеологии регионализма» (JI.M. Мосолова) фокусирует внимание ученых (этнологов, культурологов, социологов, регионоведов) на значимости диахронического принципа в моделировании культурных стратегий регионов России, на согласованности и целесообразности социально-культурного менеджмента, учитывающего исторические корни регионального развития, предпосылки и особенности локальных культуроформирующих процессов. «Необходимо точное знание содержания и методов анализа культурных изменений, принципов внедрения новой, более адекватной современной культуры, существования аспектов политической и хозяйственной деятельности», - предупреждает А.Я. Флиер [Флиер, 2000, 4]. «Невозможно верно осуществлять современный выбор пути, мысля о культуре каждого народа России и всех их вместе вне истории, вне учета регионально выработанного устойчивого ядра культуры и ее меняющейся периферии», - уточняет JI.M. Мосолова [Мосолова, 2000, 6]. «Накапливание материала о местной культуре специалистами в регионах, осмысление ее с учетом всей совокупности возвращаемой научно-практической традиции.позволяет органически вписываться в современный образ науки о местной культуре, ориентированной на диалог, полифонизм, а также ее трансляцию всеми доступными средствами, включая и образовательную систему», -подытоживает Э.А. Шулепова [Шулепова, 2000, 10].

Нынешнему российскому обществу требуется как понимание характерных для переходных периодов закономерностей движения и взвешенная оценка роли постоянных и новообразующихся факторов обновления, так и умение разбираться в сути происходящих культурных процессов, определять степень устойчивости старых и механизм возникновения новых культурных форм. Но главное, в чем оно нуждается -это точное знание и соблюдение законов воспроизводства культуры и культуротворчества. История, особенно российская, неоднократно доказывала, что забвение фундаментальных традиций, игнорирование архетипов сознания и культурных детерминант создает тупиковые ситуации и действует разрушительно. Социально-культурная политика должна строится на преемственности, а образование опираться на познание реального историко-культурного процесса без какого-либо искажения логики его движения или отвержения локальных культурных ценностей. Нельзя не согласиться с мнением О. Долженко, который утверждает, что «регионализация - не только вообще единственный путь к образованию в меру человека (а не государства или ведомства), но и наиболее естественный, который традиционное российское общество должно пройти, чтобы добраться до своих истоков, с тем, чтобы обрести утраченные начала» [Долженко, 2003,30].

Как показали ученые, занимающиеся вопросами культурологического образования и его связи с региональным фактором (С.Д. Валентей, Е.П. Белозерцев, Г.С. Буторина, О.В. Долженко, Л.Г. Ионин, Л.М. Мосолова, И.Л. Набок, А.С. Панарин, С.Н. Токарев, Э.А. Шулепова), пробелы в исследовании конкретных этнических и региональных форм культуры и их многообразных взаимоотношений затрудняют формирование содержания общекультурной подготовки и воспитание необходимой новому российскому обществу толерантности и межкультурной комплиментарности, реально обеспечиваемых лишь целостным культурологическим знанием. Ретроспективное изучение культурного потенциала регионов России не только обогащает нашу историческую память, но раскрывает закономерности сегодняшних изменений, дает возможность осмыслить те процессы и явления культурной жизни, которые уже имели место и, став константами культурной идентичности, способны к воспроизводству.

Настоящая работа представляет собой историко-культурологическое исследование одного из российских регионов в контексте темы «Центральная Россия как историко-культурный регион. Культурогенез Средневековья и раннего Нового времени». Помимо упомянутых политических, идеологических и социокультурных обстоятельств, ее актуальность определена расширением проблематики наук о культуре, обусловленным ясно обозначившимися тенденциями современного социокультурного движения, и в первую очередь, попыткой возродить локальные традиции, а значит, опереться на константные составляющие этнического, национального и регионально-культурного развития российских территорий. Как дать простор для творчества и как это творчество регулировать, чтобы страна не разваливалась, а ее культурные центры превратились в структурные, опорно-каркасные точки, обеспечивающие и общероссийскую стабильность, и равномерное развитие регионов России? - поиски ответов на этот вопрос в очередной раз принуждают к анализу общероссийской и региональной истории. Подлинная многоаспектная картина становления и развития российской культуры и объективная оценка ее достижений и противоречий сделает адекватным восприятие культурного прошлого Отечества и будет способствовать внедрению нового знания в повседневную практику, задав важнейшее условие культурного возрождения.

Избранная диссертационная проблема, таким образом, особенно актуальна и в связи с запросами активно развивающейся общей культурологии или до сих пор не имеющей сколько-нибудь развернутого монографического или диссертационного исследования специальной культурологии региона, и по причине необходимости соответствия фундаментальной науки современным образовательным и социальным стратегиям.

ПРОБЛЕМА диссертации связана с насущной надобностью воссоздания истории региональной культуры, что предполагает установление ее истоков, основ и наиболее важных «узловых» моментов эволюции; определение особо значимых факторов социокультурной динамики и таких периодов историко-культурного процесса, что обусловили общий и специфический характер локальной культурной структуры (подсистемы), в значительной мере оказавшейся базовой для всей российской социокультурной и государственной системы.

ОБЪЕКТ ИССЛЕДОВАНИЯ: история культуры России.

ПРЕДМЕТ ИССЛЕДОВАНИЯ: историко-культурное формирование Центрального региона России в эпоху Средневековья и раннего Нового времени.

ЦЕЛЬ ИССЛЕДОВАНИЯ - определить особенности культурогенеза средневекового и нововременного обществ на территории Центральной России, выявив предпосылки и закономерности сложения региона как историко-культурной зоны и рассматривая социокультурную динамику как процесс смены устойчивых и изменчивых состояний и обновления культурных систем.

ЗАДАЧИ ИССЛЕДОВАНИЯ:

- собрать и обобщить разрозненные данные специальных наук о различных сторонах культуры региона;

- исследовать обозначенный регион как специфическую историко-культурную зону с вариативными геокультурными и коммуникативными микрорегиональными характеристиками, обусловившими локальные особенности культурогенеза ее средневекового и нововременного обществ (закономерности динамики, циклов развития и логики движения);

- раскрыть особенности генезиса таких ее культурных подсистем, как этническая структура, экономика и управление, земледелие и торговля, характер поселений, тип ментальности, духовно-религиозная жизнь и художественное творчество;

- ввести новый региональный материал в поле зрения исторической культурологии;

- способствовать формированию культурологической компетентности, культурной идентичности и историко-культурной памяти молодого поколения жителей региона, а также развитию современной культуры Отечества.

ГЕОГРАФИЧЕСКИЕ И ХРОНОЛОГИЧЕСКИЕ РАМКИ ИССЛЕДОВАНИЯ: Географические рамки исследования преимущественно совпадают с границами Центрального административного района Российской Федерации (незначительное расхождение определяется историческим изменением государственно-административной принадлежности территориальных областей) и включают занимающие центральное положение в издавна наиболее освоенной европейской части страны Московскую, Брянскую, Владимирскую, Ивановскую, Калининскую, Калужскую, Костромскую, Орловскую, Рязанскую, Смоленскую, Тульскую, Ярославскую области и компактные по территории области Черноземья -Белгородскую, Воронежскую, Курскую, Липецкую и Тамбовскую. Исторически эти земли развивались в тесной связи, но в разном направлении, что на рубеже XVIII-XIX вв. выразилось формированием Центрально-промышленного и Черноземно-земледельческого (впоследствии будет называться Центрально-земледельческим и Центрально-Черноземным) экономических регионов России. По этой причине и в силу того, что геокультурное пространство Центральной России окончательно оформилось лишь в XVIII столетии, а очевидное преодоление рамок традиционной культуры отмечается здесь не ранее XIX века, временной период исследования локализуется в пределах предшествующего тысячелетия: от рубежа VIII-IX до рубежа XVIII-XIX вв.

Попытка показать столь длительную регионально-культурную эволюцию связана, в первую очередь, с реальным временем жизни региональной культуры, условно относимой к мезоуровню. Такой подход, благодаря состоянию современной источниковедческой базы и степени историографической изученности диссертационной проблемы, позволяет осуществить необходимый ретроспективный анализ с определенной степенью полноты и завершенности, так как принятые хронологические рамки показывают важнейшие качественные сдвиги социокультурного формообразования, а историческое обозрение широкой региональной географии демонстрирует количественные изменения означенного геокультурного пространства.

ОСНОВНАЯ ИДЕЯ: скрупулезное исследование в рамках современной культурологической парадигмы и контексте общего исторического развития условий, факторов и путей формирования значительного и не менее значимого для Отечества историко-культурного региона дает реальную возможность выявления действенных и ныне системно-синергетических факторов функционирования не только исторического ядра — Центральной России, но и всего сложнейшего организма русской культуры.

СТЕПЕНЬ НАУЧНОЙ РАЗРАБОТАННОСТИ ПРОБЛЕМЫ:

Центральная Россия была и остается объектом пристального внимания широкого круга ученых, представлявших и представляющих самые разные научные школы и исследовательские направления. Однако, как свидетельствует материал, историческая и культурологическая мысль до сих пор развивала преимущественно общерусское содержание и направленность. Социальная и культурная история региона, во многом ставшая основой целого ряда оригинальных концептуальных построений и историософских теорий, отражена в общеисторических и специально-тематических работах разного времени и характера, в значительной мере сформировавших базовую часть общероссийской историографии. В последние годы к признанным отечественной научной классикой историческим, историко-географическим, культурфилософским, социально-экономическим или искусствоведческим трудам прибавилось значительное количество оригинальных работ культурологической или культуроведческой и историко-художественной направленности, отличающихся своеобразием авторской позиции (А.С. Ахиезер, Т.С. Георгиева, С.Д. Домников, М.С. Каган, И.В. Кондаков, Н.А. Нарочницкая, К. Петров-Стромский, А. Панченко, В.М. Розин, В.Ф. Шаповалов, АЛ. Флиер и так далее), многоаспектностью освещения отечественных культурно-исторических процессов и фундаментальной фактологической базой.

В течение длительного периода шло успешное накопление "и систематизирование оригинального регионального материала, способствующего определению естественно-географической обусловленности эволюции территории в ее связи с социальными изменениями и хозяйственными и в целом культуро-творческими возможностями населения. В то же время, как свидетельствует наличествующая культуроведческая литература, провинциальная историческая мысль продолжала сохранять общерусское содержание. Потому в современной исторической и культурологической науке еще н^ сложилось целостной картины развития социальных основ бытия и духовно-художественной культуры Центрального региона России. Его социокультурную историю еще только предстоит написать.

Однако в последние годы появился ряд работ общетеоретического и методологического содержания, оказавшихся прецедентными для разработки обозначенной исследовательской проблемы и реально послуживших основанием построения модели этногеографического формирования и историко-культурного развития региона; в определенной степени подсказавших как теоретические критерии отбора материала, так и принцип его ретроспективного разворачивания. К таковым в первую очередь относятся новейшие теоретические, историко-культурологические и философские труды М.С. Кагана и А.Я Флиера; авторская концепция этнологии, внутриэтнического распределения культуры и структурирования этноса (историческая этнология) С.В. Лурье; общетеоретические положения регионалистики, проиллюстрированные примерами методологии практического анализа эволюции древнейших историко-культурных зон России авторов коллективной монографии «Основания регионалистики» (1999 г.) под общей редакцией А.С. Гердта и Г.С. Лебедева; разработанное

JI.M. Мосоловой в процессе масштабного исследовательского проекта «Регионы России» (1998-2004) теоретико-методологическое руководство к региональным культурологическим изысканиям; ряд статей (JI.C. Вагиновой, Е.В. Васильевой, З.Д. Ильиной, И.А. Жерносенко, С.Б. Смирнова, Ю.В. Новик, Н.А. Костюриной, Х.Г. Тхагапсоева, А.Ю. Чукурова, Э.А. Шулеповой, Г.К. Щедриной и др.) и диссертационных работ (JT.B. Дмитриевой, Н.А. Кривич, М.Р. Маняхиной, Н.А. Розенберг и др.), осмысляющих и описывающих в диахронической и синхронической проекции и межтерриториальном соотнесении актуальные проблемы и многообразные аспекты бытия локальных культур России.

В пространстве библиографии по культурологии и философии культуры, исторической, социологической, искусствоведческой и другой специализированной научной литературы диссертант ориентировался на конкретные научные направления и тексты, содержащие фактический и аналитический материал, способствующий раскрытию исследуемой проблематики и выстраиванию в обозначенном контексте авторской модели региональной культуры. В необходимой мере использовались разноплановые и разнохарактерные научно-публицистические, публицистические, справочные и даже популярные работы, содержащие или не достаточно репрезентируемые, или вовсе не отраженные (ни фактически, ни тематически) в научных публикациях значимые персоналии и вещественные и идеальные артефакты истории культурного развития региона. В целях обозначения особенностей и характера региональных культуроформирующих процессов и иллюстрирования исторически наблюдаемых духовно-художественных явлений общеконтекстному исследованию подверглись памятники и феномены художественной культуры различных эпох.

Культурология как «сфера совокупного знания» (А.Я. Флиер), включающего его самые разнообразные компоненты, как новая, соотносящая общее, абстрактно-логическое с конкретным форма синтеза данных, опирается на идеи, концепции и выводы различных научных дисциплин. По этой причине представленное культурологическое исследование является пограничным и сопрягается с историческим, социологическим, искусствоведческим, литературоведческим и другими областями знания, необходимым образом используя фактологические данные, точный анализ и аргументированные суждения различных специалистов, позиция которых отражена как в контексте диссертационного исследования, так и текстологически - посредством цитирования авторского материала.

Работа носит локальный характер, однако специфика региона такова, что его культурологическое осмысление не позволяет обойти вниманием ряд характеристик, касающихся отечественной культуры в целом, поскольку именно Центральная Россия стала той «кюветой», в которой из разнородного «материала» и под большим давлением вырастал ее гигантский «кристалл». И в этой невозможности репрезентировать региональную культуру без обращения к ее важнейшим признакам, одновременно являющимся базисными свойствами общенациональной культуры, - самое большое затруднение автора, старающегося в своих рассуждениях избегать общеизвестного.

Другим серьезным препятствием оказалась противоречивость, а часто и бинарность позиций ученых по ключевым для истории России (и Центрального региона в том числе), вопросам. Отсутствие в современной историографии попыток решить фундаментальные исторические проблемы делает всякое, в том числе и предлагаемое концептуальное построение изначально уязвимым, поскольку оно опирается лишь на одну из известных позиций и разрабатывает ряд идей, более века оспариваемых в научном мире, а значит отвергаемых рядом исследователей.

НАУЧНАЯ НОВИЗНА диссертации состоит в ее региональном аспекте: это первое культурологическое исследование Центральной России.

Впервые проведен интегративный диахронический и синхронический анализ геокультурной истории региона, определены условия и факторы социокультурной динамики и обозначены доминанты, имплицирующие системные признаки и закономерности развития материальной, духовной и художественной сфер локальной культуры. Понимание региона как исторически сложившейся культурной целостности, обладающей определенной направленностью формирования всех его структур — этнических, экономических, демографических, политических, социокультурных, духовно-психологических, коммуникативных, конфессиональных, институциональных, художественных, позволило проанализировать культурные императивы и аттракторы развития в конкретные цивилизационные эпохи.

Новым является изучение региональной культуры как определенной устойчивой системы, исторически становящейся в условиях взаимодействия, взаимоотталкивания и диалога различных культурных традиций; установление взаимосвязи внешнего и внутреннего, сложной и простой, по отношению к ней, культурной системы. Впервые делается попытка через ряд основных модальностей: человеческую деятельность, предметную среду, исторические модификации — раскрыть характер региональной культуры (конкретно — Центральной России) в полноте его динамического бытия, а также проводится синтезирующее рассмотрение художественной культуры как определенной целостности, исторически развивающейся внутри культурной системы.

ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ ЗНАЧИМОСТЬ диссертации определяется тем, что апробирован новый методологический подход к построению исторической модели региональной культуры, а достигнутые результаты дают основания для дальнейшего продуктивного изучения процессов развития культуры в ее этнических, региональных и локальных вариантах, то есть разработанная автором концепция культурологического исследования имеет значение для современной теоретической культурологии.

ПРАКТИЧЕСКАЯ ЦЕННОСТЬ работы состоит в том, что она может способствовать заполнению пробелов в трудах по общей и региональной истории культуры народов России; дальнейшему углублению изучения локальных российских культурных процессов и пониманию роли конкретных феноменов в культуроформирующем движении регионов; определению совокупного и единичного в их развитии и формированию научно-обоснованной федеративно-региональной культурной политики.

Полученные результаты исследования можно продуктивно использовать в области исторического и культурологического образования, методологии культурологических и региональных исследований, при выработке стратегий управления развитием культурных процессов. Диссертационный материал, использованный при разработке обучающих традиционных и медиа программ и специальных учебных курсов по истории отечественной и региональной культуры России, проблемам теории культуры и истории искусства, способен стать и комплексным знанием, и основой мировоззренческой позиции, что равно необходимо для компетентного участия выпускников школ и вузов в сохранении и развитии социокультурной среды региона.

МЕТОДОЛОГИЯ ИССЛЕДОВАНИЯ:

Рассмотрение региональной культуры основано на понимании ее ка:с относительно автономной культурной системы, функционирующей во взаимодействии и взаимообусловленности духовно-содержательной, морфологической и институциональной структур, их историческом развитии и типологических модификациях.

В целом проделанная работа представляет собой комплексное, междисциплинарное историко-культурологическое исследование с привлечением широкого круга источников и современной методологии гуманитарного знания. Она основана на междисциплинарном (использование концептуальных разработок и данных историко-культурных, археологических, социологических, историко-географических, этнографических, климатологических, этнологических, искусствоведческих и других наук) и региональном подходах (в рамках целостного этнокультурного, исторического и ландшафтно-географического образования, каковым является Центральная Россия) и осуществляет трехстороннее (выделяя геокультурное, социально-политическое, духовно-художественное пространство) диахроническое и синхроническое рассмотрение социокультурной реальности посредством архитектонического, функционального и исторического анализов, позволяющих определить как специфику функционирования и развития локальной культурной системы, так и ее качества, отражающие типологическое ■ и общее, особенное и единичное, творческое й репродукционное, рациональное и иррациональное.

Гносеологическое пространство - • исследования выстраивается с

• - позиций выявления придающего целостность изучаемой культурной системе «системообразующего отношения» (М.С. Каган), а разработка идеальной модели культуры опирается на такие, идеи и положения синергетики, как наличие в сложноорганизованных системах скрытых неравновесных тенденций и нелинейность, вариативность и многовариантность развития, отсутствие жесткого детерминизма в макро- и микромире.

Выделение и отслеживание наиболее значимых процессов и форм региональной культуры в ее диахроническом и синстадиальном измерениях обеспечивает целостный историко-феноменологический метод, позволяющий вскрыть внутреннюю сущность культурных предметов и особенности определяющих становление единого культурного пространства региона антропологических традиций.

Анализ движения каждого направления развития в общей жизни культуры, обнаруживающий системную связь культурных компонентов и показывающий их свойства с необходимыми для всестороннего и целостного описания системы полнотой и достаточностью, осуществляется посредством контекстного мышления.

Существенная методологическая роль, как в классификации, так и в истолковании артефактов и исторических свидетельств, принадлежит генетическому и герменевтическому анализам, способствующим выявлению истоков и факторов культурных изменений. Особо значимые культурные феномены и художественные произведения подвергаются культурологическому истолкованию.

При этом смыслореконструирование, выступающее предпосылкой отбора и контекстного рассмотрения привлекаемого материала, осуществляется с позиций современности, а сам метод разворачивается в процессе реализации исследования, направляемого последовательным и поэтапным решением поставленных целей и задач.

НА ЗАЩИТУ ВЫНОСЯТСЯ СЛЕДУЮЩИЕ ПОЛОЖЕНИЯ:

Центральный регион РФ представляет собой исторически сложившуюся историко-культурную зону мезоуровня, прошедшую в своем формировании следующие стадии:

VIII-X вв. «Разметка» структурного каркаса ареального пространства, образуемого водно-коммуникационными магистралями и узлами торгово-ремесленных центров, с характерным развитием сети разнонаправленных торговых путей и концентрацией разноэтничного населения на «удобных» для хозяйственной деятельности ландшафтах, территориально обозначенных анклавами различающихся археологических культур. Начало формирования «многомерно-пространственной» структуры (нелинейного развития) социокультурной системы региона.

X-XII вв. Реализация накопленного социально-экономического потенциала, стабилизация и иерархизация территории. Образование в итоге синхронных урбанизационных, геополитических и конфессиональных процессов геокультурного пространства «Русская земля». Утверждение сети трансконтинентальных и локальных коммуникаций и формирование поликультурных городовых областей, сохраняющих преимущественные традиционные связи с древне-племенными культурными центрами за пределами ареала Центральной России.

XIII-XV вв. Полифуркация и выделение ядра мезо-ИКЗ как результат развития социально-экономических и духовных процессов, церковно-политических и военных событий. Смещение населения (запустение Южной и уплотнение Северо-Восточной микро-ИКЗ), «блуждание столиц» и утверждение единого регионального центра в лице Москвы. Изменение характера миграций и снятие веками регламентировавшей расселение традиции: модифицируется принцип выбора осваиваемой территории, организации хозяйства и обустройства мест оседлости, обновляются социальные стереотипы и политические механизмы. Активная перестройка коммуникационной сети, все более замыкающейся и приобретающей очевидно внутренний характер, расширение и усложнение колонизационных процессов и урбанистические преобразования, выраженные трансформацией городской культуры. Выделение в качестве аттрактора преобразующей общественное бытие религиозно-политической мифологемы «Святая Русь», постепенное нивелирование культурной вариативности и сужение нелинейности социокультурной динамики. Развитие общекультурных тенденций и последовательная унификация культурно-семантического пространства.

XVI-XVIII вв. Централизация регионального пространства и формирование коммуникационно-административной матрицы мезо-ИКЗ. Окончательная консолидация центральнорусских территорий вокруг Москвы с характерным для нее деятельным колонизационно-хозяйственным освоением «пустынных» земель, выравниванием плотности населения и слиянием отдельных территориальных областей в общее ареальное пространство — Центральная Россия. Активизируются синхронные связи, осуществляющие горизонтальное распространение внутрикулътурных инноваций массового характера в профессиональной и элитарной культуре, формируется новая система коммуникаций и культурной трансляции. На конфессионально-административной и социально-политической основе нарастает гомогенизация и тоталиризация культуры, отчетливо проявляются секуляризационные и антиклерикальные тенденции.

Социокультурное пространство региона изначально формируется как открыто-коммуникативное, организованное на началах экономических, политических и конфессиональных связей, сохраняющих стремление к расширению (устремленность «за горизонт») и под давлением внешних обстоятельств перерастающих в аксиологические социоментальные характеристики, присущие как геокультурному пространству в целом, так и психоантропологическому типу его населения. Изначально промаркированное родовыми святынями Храма и Образа ойкумена Центральной России все более ощущается «отеческим Домом» («Мать-земля», «Дом Богородицы») и Центром мира, что отразилось в эфметическом определении «Москва-первопрестольная»1.

Системообразующим фактором региональной культуры на первых двух этапах ее развития была территориальная община и торгово-княжеский город. В «московский» период функция центра культуры перешла к авторитарной церковно-светской власти, уравновешенной «соборным социумом» крестьянского «мира» и монастырским общественно-государственным служением. В период раннего Нового времени региональная культурная система стала приобретать жестко-централизованный институциональный характер, наметилась нарастающая поляризация элитарной и народной культуры, усиленная активизацией персонифицированного культуротворчества.

Социокультурная динамика региона отразила сглаженное православием разноуровневое и разновекторное европейское, болгаро-византийское и номадическое влияние, однако в ряду других российских регионов Центральный отличается рано выраженным единством социокультурного организма, гармонично соединившего различные этнические и антропологические черты, ставшие основой созидательной национально-культурной энергии и выразительной многоликости русского суперэтноса.

- Уникальность вариативных внутрирегиональных этнокультурных образований во многом является продуктом межэтнических коммуникаций и внешних воздействий, сила которых напрямую определялась степенью их включенности в культурный взаимообмен. В то же время культурные процессы демонстрируют раннее появление в региональном пространстве монокультурной общности, единство и территориальная плотность которой нарастали, а культурный слой прибывал в границах двух основных параметров: массовости (коллективности) и повторяемости (традиционности), базирующихся на открытости культурным влияниям и неизменности культурных ориентаций.

1 Сравните с эфметизмами атеистического советского периода «Родина-Мать» и «Большая земля».

В параллельности и единовременности развития авторитаризма, образования целостной соборной монокультуры и выделении ядра национально-государственной территории воплощен фундаментальный принцип культурогенеза Центрального региона РФ.

Сформировавшееся в процессе развития особое «культурно-гравитационное поле» «вмещающего ландшафта» (JI.H. Гумилев) Центральной России в пределах пространства своего влияния определенным и необходимым образом воздействует на всякое культуротворчество, и любое вырождение, кризис или подмена традиционной для исконной России власти неизбежно приводили и будут приводить к хаосу, шаткости социально-государственной системы " и обрушению культуры.

АПРОБАЦИЯ РАБОТЫ: Отдельные проблемы и положения диссертации были изложены на: ежегодных научно-практических конференциях профессорско-преподавательского состава Курского государственного университета (2000-2004) и в научных статьях, опубликованных в профильных научных журналах и разноплановых сборниках исследовательских материалов.

ВНЕДРЕНИЕ: собранные в ходе работы материалы и выводы диссертации используются при чтении курсов по культурологии, истории культур и цивилизаций, мировой художественной и православной культур студентам КГУ и педагогам системы общего, профессионального и дополнительного образования, проходящим регулярную квалификационную подготовку и прослушивающим профильные спецкурсы Факультета профессиональной переподготовки учителя Курского государственного университета.

СТРУКТУРА И ОБЪЕМ РАБОТЫ обусловлены поставленными целями и задачами, а также требованиями последовательного раскрытия темы исследования. Диссертация состоит из введения, 4 глав, заключения, списка использованной литературы (750 наименований) и 8 листов иллюстраций.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Центральная Россия как историко-культурный регион"

Как проделанный историографический анализ, так и синтезирующее междисциплинарное исследование позволяет говорить о Центральном регионе РФ как о длительное время нелинейно развивающейся историко культурной зоне (PIK3) мезоуровня, прошедшей в своем формировании в период Средневековья и раннего Нового времени четыре условно выделенные стадии развития.Стадию системно-коммуникационной «разметки» структурного каркаса ареального пространства (VIII-X вв.), напрямую связанную с гидрофизикой древнейших речных дорог Восточно-Европейской равнины.Начавшись, как представляется, организацией соляного пути и отодвигавшихся от Приазовья и Предкавказья все дальше на север соле- и металловарниц (обеспечивающих функционирование торговых путей), она завершается появлением континентальных водных магистралей, стянутых узлами торгово-ремесленных центров (древнейшие топохороны центральнорусской территории: Курск, Рыльск, Смоленск, Рязань, Муром, Ростов, Суздаль). Эти первые полиэтничные поселения и составили опорный каркас новоформирующегося геокультурного пространства, объединенного системой разнонаправленных путей натурально-денежного обмена и совокупной властью держателей и охранителей разворачивающейся евразийской торговли.Параллельно означенному и в определенной связи с ним с разной степенью интенсивности шел многовекторный, волнообразный процесс хозяйственного освоения региональных ландшафтов, наметивший зоны промыслово-земледельческого использования территориальных «удобий» славяно-русским населением, миграции которого значительно облегчались открытостью пространств и взаимопроникновением речных бассейнов.Комплексное натуральное хозяйство и быстроразвивающееся ремесло и торговля определили специфику расселения и эволюцию поселений, среди которых преобладали малодворная неукрепленная селитьба и замыкавшие потенциально опасные направления многочисленные городища, крупнейшие из которых стали ячейками формирующейся административной системы.Для этого исторического периода характерны образование «накрывшей» Восточно-Европейскую равнину разветвленной сети трансъевропейских торговых путей и активизация миграционных процессов, итогом которых стало заселение берегов рек Дон, Ока, Десна, Волга (с их

притоками) и появление лесостепного Юго-Западного (Днепровского Левобережного и Окско-Донского), Северо-Западного (Днепро-Деснинского) и Северо-Восточного (Волго-Окского) геокультурных анклавов Средней Руси. В последнее столетие эпохи культурный обмен значительно усилился вследствие роста раннегородских ремесленных и воинско-княжеских центров, утверждения династийной власти и расширения спонтанной христианизации, совокупно определивших основные векторы формирования «многомерно-пространственной» структуры социокультурной системы региона.Стадия реализации накопленного социально-экономического потенциала, стабилизации и иерархизации территории ГХ-ХП вв.).Образование геокультурного пространства «Русская земля» как итог синхронных урбанизационных, геополитических и конфессиональных процессов. Возникновение субэтносов и этнотерриториальных образований, усиление периферийных земельных центров и выделение городовых областей: Чернигово-Северской, Смоленско-Брянской, Муромско-Рязанской, Ростово-Суздальской. Стабилизация сети трансконтинентальных путей и формирование внутренних коммуникаций, укрепление стягивающих заселенные области великокняжеских городов, сохраняющих традиционные связи с древне-племенными культурными центрами и «отчими землями» за пределами регионального пространства Центральной России.Социокультурное развитие этого периода обуславливалось степенью включенности в локальные процессы этно- и мультикультурного взаимообмена, осуществляемого при посредстве социальной элиты: купцов, деятелей Церкви и представителей династийной княжеской власти.Нелинейная регионально-культурная динамика определялась, в первую очередь, самостоятельным внутренним развитием отдельных микро-РПСЗ, представлявших полиэтнокультурные и межэтнические общности.Стадия полифуркации и выделения ядра мезо-РЖЗ (XIII-XV вв.), как результат развития социально-экономических и духовных процессов на фоне церковно-политических и военных событий и природно-климатических изменений. Для этого периода особенно характерны активная перестройка коммуникационной сети, все более замыкающейся и приобретающей очевидно внутренний характер, расширение и усложнение колонизационных процессов и урбанистические преобразования, выраженные трансформацией городской культуры. Отмечается сопровождаемое смещением населения (запустение Юго-Западной и уплотнение Северо-Восточной микро-РПСЗ) изменение характера миграций и снятие веками регламентировавшей расселение традиции: модифицируется принцип выбора осваиваемой территории, организации хозяйства и обустройства мест оседлости, происходит обновление социальных стереотипов и политических механизмов.Синтез княжеско-боярских и «городовых» общественных интересов спровоцировал формирование в рамках межэтнических общностей микрогосударств «удельного типа», тогда как следствием усиления феодализации, внешней политической зависимости и сакрализации власти стало последовательное и поэтапное утверждение авторитаризма.Наблюдается «блуждание столиц» и утверждение единого регионального центра в лице Москвы, настойчиво распространяющей свою власть на освоенные и пустующие территории. Отмечается постепенное нивелирование культурной вариативности и сужение нелинейности социодинамики. В качестве аттрактора выделяется преобразующая общественное бытие религиозно-политическая мифологема «Святой Руси».На фоне культурной диффузии формируются общекультурные тенденции и происходит последовательная унификация культурно-семантического пространства, решающую роль в которой сыграли традиционные направления миграций населения и исторически сложившиеся связи первоначально оформившихся земель.Стадия окончательной централизации регионального пространства и формирования коммуникационно-административной матрицы мезо-ИКЗ (XVI-XVIII вв.). Отмечается завершение консолидации центральнорусских территорий вокруг Москвы, активное колонизационно-хозяйственное освоение «пустынных» земель, выравнивание плотности заселения и слияние отдельных территориальных областей в общее ареальное пространство -

историко-культурную зону «Центральная Россия». Происходит выделение отличающихся своеобразием культурных конфигураций Центрально промышленной и Центрально-земледельческой хозяйственно-экономических Активизируются синхронные связи, осуществляющие горизонтальное распространение внутрикулътурных инноваций массового характера 'в профессиональной и элитарной культуре, формируется новая система коммуникаций и культурной трансляции. На конфессионально административной и социально-политической основе нарастает гомогенизация и тоталиризация культуры, все отчетливей становятся секуляризационные и антиклерикальные тенденции.Таким образом, сложение региона представляет собой исторически целостный процесс, в котором сочетание регионообразующих факторов создает предпосылки внутренне закономерного развития с четко просматриваемой логикой и тенденциями, среди которых как первоочередные выделяются социокультурные и государствообразующие функции, а модернизация политических форм культуры детерминирована традицией власти наравне с имеющей исторические корни ментальностью общества и поведенческими стереотипами.Социокультурное региональное пространство изначально формируется как открыто-коммуникативное, организованное на началах экономических, политических и конфессиональных связей, сохраняющих стремление к расширению (устремленность «за горизонт») и под давлением внешних обстоятельств перерастающих в аксиологические социоментальные характеристики, присущие как геокультурному ареалу в целом, так и психоантропологическому типу его населения. Изначально промаркированная отеческими святынями Храма и Образа территориальное пространство Центральной России все более ощущается «отеческим Домом» («Мать-земля», «Дом Богородицы», «Родина-Мать») и Центром мира, что отразилось в эфметическом названии «Москва-первопрестольная», много позднее трансформировавшемся в понятие «Большая земля».Уникальность внутрирегиональных этнокультурных образований во многом является продуктом межэтнических коммуникаций и внешних воздействий, сила которых напрямую определялась степенью их включенности в культурный взаимообмен. Культурные импульсы распространялись по единой сети коммуникаций, связывающих центры \i области различных субэтнических общностей. Происходил своеобразный сплав различных по происхождению культурных элементов в рамках межэтнической общности на единой основе христианства, что определило, в первую очередь, специфику духовно-художественной культуры региона.В ряду других российских регионов Центральный отличается выраженным единством социокультурного организма, гармонично соединившего различные этнические и антропологические черты, ставшие основой созидательной национально-культурной энергии и выразительной многоликости русского суперэтноса. Культурные процессы демонстрируют раннее образование в региональном пространстве монокультурной общности, единство и территориальная плотность которой нарастали, а культурный слой прибывал в границах двух основных параметров: массовости (коллективности) и повторяемости (традиционности), базирующихся на открытости культурным влияниям и неизменности культурных ориентаций Системообразующим фактором региональной культуры на первых этапах ее развития была территориальная община и торгово-княжеский город. В «московский» период функция центра культуры перешла к авторитарной церковно-светской власти, уравновешенной «соборным социумом» крестьянского «мира» и монастырским общественно государственным служением. В период раннего Нового времени региональная культурная система стала приобретать жестксу централизованный институциональный характер, наметилась нарастающая поляризация элитарной и народной культуры, усиленная активизацией персонифицированного культуротворчества.Не оставались неизменными и основные культурные формы, вариации которых демонстрировали значимость пространственного и конфессионального аспекта самоидентификации и живз^есть «земляческого» и иерархического сознания как культурных архетипов власти и социума.Социокультурная динамика региона отразила сглаженное православием разноуровневое и разновекторное европейское, болгаро-византийское я номадическое влияния, отмеченные в национальном менталитете многополярностью и противоречивостью.Устойчивые черты региональная этносоциокультурная традиция получает на протяжении средневековья, притом, что эколого-адаптивная доминанта культурного развития преобладает до конца XIX века. Артефакты исследуемого периода, хотя и отражают специфические особенности мышления и мировосприятия локальных групп населения, но, демонстрируя множественность «картин мира», они в то же время показывают их сопоставимость.Полиэтничность и многослойность региональной культуры — итог непрерывных внутренних миграционных процессов и племенной, этнической и культурной ассимиляции, тогда как моноконфессиональность — результат целенаправленной многовековой христианизаторской политики власти, трансформировавшей религиозно-социальные идеи в культурно политические идеологемы, синтезировавшие православный духовный универсализм и русское национальное начало.Разгадка культурно-политического тяготения Центральной России к единому центру сокрыта в генезисе авторитарной власти, органически синтезировавшей дружинное единоначалие воли выборного хакана-князя и земледельчески патриархальную генетическую власть отца, сакрализованные языческо-христианской религиозной традицией и олицетворенные в представлении о «государе-царе-зашитнике».В параллельности и единовременности развития авторитаризма, образования целостной соборной монокультуры и выделении ядра национально-государственной территории воплощен фундаментальный принцип культурогенеза Центрального региона Российской Федерации.Сформировавшееся в процессе развития особое «культурно гравитационное поле» «вмещающего ландшафта» Центральной России в пределах пространства своего влияния определенным и необходимым образом воздействует на всякое культуротворчество, и любое вырождение, кризис или подмена традиционной для исконной России власти неизбежно приводили и будут приводить к хаосу, шаткости социально-государственной системы и обрушению культуры.

Список научной литературыАрцыбашева, Татьяна Николаевна, диссертация по теме "Теория и история культуры"

1. В ее авторстве можно заподозрить Сильвестра Медведева, жившего приблизительно в то время и в тех монастырях, где родился этот литературный памятник.

2. Тщательный анализ искусствоведа Веры Брюсовой показал, что программы исполняемой мастерами стенописи, согласовывались комиссией, состоящей из заказчика, духовенства, главы артели и представителей власти.

3. Об этом свидетельствует обилие живописной работы и отсутствие указаний на обмен мастерами с центральными и северными городами Руси.

4. Согласно преданию, в начале XVI века алтарь был всего лишь городской башней, служившей Лжедмитрию местом схорона.