автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Цитата в книге И. А. Бунина "Жизнь Арсеньева. Юность"
Полный текст автореферата диссертации по теме "Цитата в книге И. А. Бунина "Жизнь Арсеньева. Юность""
РГ6 ом
На правах рукоппсп
2 4 НОЯ
ПРОНИН
Л Л К КС А11Д Р АД К КС К КВН ч
ЦИТАТА В КНИГЕ И.А.БУНИНА "ЖИЗНЬ ЛРСЕНЬЕВА. ЮНОСТЬ"
10.01.01 - Русская литература
Автореферат диссертации па соискание ученой степени кандидата филологических паук
Петрозаводск 1997
Работа выполнена в Петрозаводском государственном университете
Научный руководитель:
доктор филологических паук, профессор В.П.Захаров
Официальные оппоненты:
доктор филологических наук И. Л. Есаулов
кандидат филологических наук Е.И.Маркова
Ведущая организация:
Карельский государственный педагогический университет
Защита состоится " /" ^('с'Л ¿Ос^ 1997 г. ¿У^часов на заседании диссертационного совег£ К.063.95.04 прн Петрозаводском государственном университете но адресу: 185640, г.Петрозаводск, пр.Ленииа, 33. ^ ¿Ь*I/.
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Петрозаводского государственного университета.
Автореферат разослан " /4
года
Учены» секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук, доцент А.В'.Кмшльскнй
I. Общая характеристика работы.
Иван Алексеевич Бунин (1870-1953) относится к числу русских писателей, интерес к творчеству которых год от год возрастает. Литература, посвященная изучению поэтики, языка и сгиля, истории создания отдельных произведений нобелевского лауреата, академика Бунина, разделявшаяся долгие годы на советскую и зарубежную, за последнее десятилетие обрела общее научное пространство. Многое из ранее написанного обнаружило свою отчетливо копьнктуриую природу, но немало работ, сделанных в прежние годы, как в Советском Союзе, так и за рубежом, не потеряло ценности. Среди них, безусловно, следует назвать многочисленные публикации Л.К.Бабореко1, основанные на изучении дневников, писем и других документов, отдельные работы В.Афанасьева, исследования Н.Ваптснкова, J1. В. Крутиковой, Н.Кучеровского и других авторов.
125-летие И.А.Бунина, отмеченное недавно, оказалось необычайно результативным: ряд крупных международных конференций и тематических публикации в авторитетных изданиях составили тот уровень обобщения, который принят только в отношении признанных классиков. Творчество 11.А. Бунина осмыслено в контекстах русской литературы XX века2, мирового литературного процесса3 и традиций мировой культуры"1. Публикации работ зарубежных авторов, а также значительного числа документальных и мемуарных источников, ранее недоступных в России, сделали этот процесс еще более полноценным. Книга "Жизнь Арсеньева. Юность" оценивается в научной литературе как одно нз ключевых произведений, определяющих значение творчества Бунина.
Исследованиям различных сторон художественного стиля и содержания буиинской книги посвящается десятки публикации: концепция творческой личности и бытня, жанровая природа произведения, речевые средства выражения авторской модальности, лирическое начало в "романе", категории пространства и времени в его поэтике, а также многочисленные
' Бабореко А.К. Новые материалы о Бунине // Вопросы литературы и фольклора. Воронеж, 1972; И.Л.Бунин. Материалы для биографии (с 1870 но 1917 г.). М., 1967 н др. работы.
" II.Л.Бунин н русская литература XX века. М.: Наследие, 1995.
Царственна» свобода. О творчестве И.Л.Бунина. Воронеж, 1995.
4 Творчество И.А.Буннна и традиции .мировой культуры. СПб, 1995.
работы сравнитслЫ10-типоло1 ического характера - "Жизнь Лрссньсва" «се более и более вовлекаете*! в мировое "филологическое" пространство.
Цитаты и цитирование - одна из немногих строп творчества Букина, не получившая и литературе достаточного отражении, ja исключением ряда констатации связи писателя с классической русской литературой, сравнений с "автобиографической прозой" других писателей, а также комментирующих статей собраний сочинений (благодаря усилиям А. Бабореко при подготовке 9-то,много издания произведений И.Л. Бунина были определены источники значительной части литературных и фольклорных цитат, были опубликованы некоторые фрагменты с цитатами нз ранних редакций). Ни нолнообъемной атрибуции, нн сравнения редакций по "цитатному" признаку, ни каких-либо комментирующих обобщений до сих пор сделано не было. А между тем цитата и цитация, воспринимаемые в творчестве И. Бунина как нечто само собой разумеющееся, уже в силу этого требуют отдельного исследования.
Бунин цитирует чаек», и но качество характерно как для его прозы, так и для поззин. В лирике прямых цитат немного , гораздо ншре использование сюжетов, мотивов, образов, - всего того, что "услужливо" подавала ему "напитанная библейскими" и литературными текстами намять . 15 рассказах и повестях И.А. Бунина "чужое слово" используется и в качестве эпиграфов ("Храм солнца", 1909 г.; "Братья", 1914 г. и др.), п - в качестве полноценных сюжетных мотивов, а иногда и главных гем ("Грамматика любви", 1915 г.; "Бернар", 1952 г.). Вместе с текстами мифопоэтнческого, рслнпюзио-философского содержания в прозе активно используются цитаты и мотивы русской лирики ("Темные аллеи", 1938 г., "Холодная осень", 1944 г.), в рассказе "Чистый понедельник" цитируется фрагмент диалога Платона Каратаева и Пьера из романа Л.Н. Толстого "Война и мир". 'Значительное место занимают цитаты в очерковой прозе H.A. Бунина (цикл "Тень и гицы" 1907-1 1 гг., и путевые дневники "Воды многие" 1910-11 гг.) . "Жизнь Арсеньева. Юность" в силу особенностей ее жанровой природы и исключительного места в творчестве H.A.Бунина является в смысле цитации произведением уникальным - как по объему "чужого" текста , гак н по художественным принципам включения его в текст авторский.
В научной литературе последних десятилетий " вопрос о соотношении автора п нронзведеиин/текега становится
центральным п актуализирует! в проблемах "споет" н "чужою" слова"\ чп> ориентирует любое исследование, связанное с цитатами, и русло проблем "диалогиiMa", герменевтики, иитертекстуалытстп. Интертекстуальпый подход к произведению дает исследователи) широкие но)можпостн шпернрегацпп межтскеговых связей: от типологических сопоставлений (на уровне отдельных произведений или целых жанров) до реконструкции архетипов, лежащих в основании рассматриваемого текста (психогенетические, мифологические, социально-сословные уровни п т.д.). В пашем случае актуальным и перспективным представляется онпсаппс творческой эволюции автора в процессе работы над произведением как его диаюга с самим собой и культурным коптексюм. Объем, принципы и приемы включения "чужого" текста в авторский текст, соотношение собственного содержания и "нового", место цитаты в композиционной сюжетной структуре произведении, роль в формировании подтекстов - такие подходы способны раскрыть очевидные н неожиданные стороны обозначенного "диалога" в "Жизни Лрсеньеиа", что и определяет повишу настоящей работы. Само понятие питании при такой методологии исследования видоизменяется в сторону текстуально-дискурсивного (как творческою акта), и позволяет соотносить данные, полученные в рамках текстологического анализа вариантов текста н его тволюппп, с проблемой авторской тишиш, что п является целью нашего исследовании.
Предмет подобного исследования не может ограничиваться только текстом "Жизни • Лрсеньена" или текстом творчества вообще. "Текст жизни" И.Л. Бунина также будет значимым для нас: что связано и с конкретными обстоятельствами работы над книгой, и с особенностями личности писателя. Кроме тою, поскольку речь идет о "чужих" слонах, мы volens-noleiis входим в пространство "текста интерпретации" автором творчества других , и ото также представляется для нас существенным, хотя и не приобретает и работе обобщающею характера. Контекст jiwxu, несомненно. оказывается значимым для пас, поскольку многозначность художественного текста, "диалог" автора с самим собой и с миром невозможно осознать вне связи со временем.
Катеюрии нолики в смене лшерапримх шоч / С.С.Аверинцев, М.Д. Андреев, M..J.I аспарон, П.Л.Гриниер, А.В.Михайлов. //Историческая потшка: итоги н перспективы тучення. М.: Наука, 1989. С.38.
Контекст драматического времени, в котором жил н работал над "Жизиыо Арсеньева" H.A. Бунин, также способен выявить некоторые особенности цитации в этом произведении.
Задачи исследования , таким образом, представляются следующими:
- сравнить тексты рукописи, газет но-журпальных публикации, всех прижизненных издании книги по признаку цитирования;
- выявить все случаи купирования цитат н существенных контекстов;
- провести максимально полную атрибуцию источников цитат во всех вариантах "Жизни Арсеньева";
- определить место цитат в композиционной структуре произведения, найти среди них наиболее значимые;
исследовать сюжетообразующую функцию цитат, найти цитаты, определяющие сквозные повествовательные мотивы;
- оценить место и роль цитат в системе образов произведения;
- выявить роль "чужого" текста в системе субъектно-объектпых отношений;
- оценить место цитат в "диалоге" автора с самим собой (контекст творчества и эпохи) и культурным контекстом;
- определить характер и особенности цитации как существенной черты стиля п авторской позиции в "Жизни Арсеньева";
- оценить место цитации в художественной реализации бунннской концепции бытии и художника;
Диссертационное исследование представлено текстом, состоящим из введения, трех глав, заключения, библиографии в 275 единиц и двух приложений. Объем работы без приложений 207 страниц, с приложениями 240 страниц. II. Основное содержание работы
1 глава целиком посвящена изложению результатов сравнительно-текстологического анализа вариантов текста "Жизни Арсеньева". Источниками изучения текста и его эволюции является прежде всего рукопись произведения, дошедшая до нас, к сожалению, не в полном объеме; первые публикации в парижской периодике; затем - первое отдельное издание 1-4 книг в Париже в 1930 году; берлинское издание "Петрополиса" тех же четырех книг в 1935; публикация 5 книги тем же издательством в 1939 году в Брюсселе в составе того же собрания сочинений; и, наконец, первое полное издание 1952 года. Если учесть тот факт, что в собрании рукописного отдела Российской государственной библиотеки находятся экземпляры вышеназванных изданий 1930, 1935-39, 1952
голо» с ангорской правкой, то материал дли анализа текстов с точки зрения их эволюции можно считан, достаточно полным. Хронологические рамки работы работы И.Д.Бунина определяются датами: 22.VI.27, поставленной на конверте грасской рукописи, и 17.03.52, отмеченной рукой писателя на экземпляре пыо-йоркского издания с последней правкой,- без малого 25 лет.
В результате сравнения названных текстов обнаружились существенные изъятии цитат и контекстов. Наиболее значительными из них являются две бесспорные автоцитаты (стихотворения "У пгнцы есть гнездо, у зверя есть пора" 1922 года в I главе третьей книги и "Святой Прокопнй" 1916 года). Оба стихотворения использовались целиком, и без каких-либо соотнесений с автором или героем ("Святой Прокопнй", являющийся поэтической стилизацией подлинного текста "Жития Прокоппя Устюжского", цитировался как чтение оригинального житийного фрагмента). Тенденция к снижению "прямой автобиографичности", обнаруживаемая и в изменении имен, н в спи I им многих "прозрачных" в этом отношении эпизодов, очевидно, коснулась и автоцитат. Другая тенденция - к сокращению "публицистического" звучания текста - в работе над фрагментами, включающими к себя цнгаты, проявилась в меньшей степени, хотя автор и убрал некоторые цитаты из народнических несен, философские выекчнывання С.Соловьева и Л .Толстого.
Гораздо более значимыми в работе над гексгом книги при ее иереи маниях были сугубо художественные соображения. Вероятно, руководствуясь ими, П.Л.Бунин па разных этапах эволюции текста снял 7 стихотворных цитат из Л.С.Пушкина, 4 прозаических фрагментов из "Тараса Бульбы" П.В.Гоголя, цитату нз "Фауста" И.В.Гете, двустишие из "Двух соколов" М.Ю.Лермонтова, несколько фрагментов нз христианских источников и т.д. Среди них особое место занимает составная ннгага из 1 послания коринфянам Св.Апостола Павла, которой до последнего прижизненного и первого полного издания книги в 1952 году заканчивался текст: "Как воскреснут мертвые? И н каком геле придут? Сеется в немощи, восстает в силе; сеется в теле душевное - восстает духовное"'' Разомкнув цитатное кольцо "Жизни Лрсепьева", автор делает гексг более открытым для интерпретации его смыслов, одновременно усиливая образную, земную составляющую его содержания.
" 1 Кор. 15-35; 15-43.
к
Сравнительный анализ текстов произведении во всех доступных нам вариантах даст возможность проследить изменения объема, количества и движения цитат, хотя отсутствие некоторых листов грасскои рукописи, а также рукописного варианта 5 книги, не позволяет говорить об идеальной картине. Кроме того, И.А. Бунин н его ближайшее окружение практически не комментировали пи факты цитирования в "Жизни Арсеньева", ни причины изъятий или включений "чужого текста" в произведении в процессе его эволюции, что само по себе показательно, но историю текста не проясняет.
В качестве промежуточного итога исследования следует отмстить следующее: в результате работы автора над текстом появилось всего 2 новых цитаты; изъятыми на разных стадиях подготовки текста не менее 30 цитат; за редким исключением изъятия сопровождались сокращением контекста, иногда значительно превосходящего по объему сами цитаты; при исключительной длительности процесса формирования окончательного варианта текста наиболее значительная часть купюр приходится на первые четыре книги "Жизни Арсеньева" (с учетом того, что рукописный текст питой книги нам неизвестен). Одновременное существование в известный период нсгорни сразу нескольких вариантов произведения - как объективной "реальности - не исключает и не заменяет собой реальности субъективной: процесса работы И.А.Бунина над текстом произведения. Все это можно считать отражением творческого процесса, а следовательно, рассматривать в качестве полноценного материала для любых сопоставлений поэтологичеекого характера или сопряжения с иными текстами.
Во П главе диссертационного исследования рассматривается место цитаты в композиционной структуре произведения, роль "чужого" текста в повествовании, а также особенности создания некоторых образов произведения на основе "чужого" текста.
Текст книги "Жизнь Арсеньева. Юность." претерпел в своей организации немало изменений: включение в состав произведения пятой книги, а также некоторые перестановки, повлекшие за собой изменении границ отдельных глав (например, VIII и IX глав 2 книги при подготовке рукописи к первой публикации, V и VIII глав 5 книги и др.). Ю.В.Мальцев в своей монографии о творчестве Бунина пишет : " ...надо помнить, что писался текст без разбивки на главы единым потоком и единым дыханием - поток памяти, а не следование ходу реальных событий - и лишь впоследствии Бунин
сделал разделение на главки для удобства читателей"7. Основании для подобного утверждения не дает' ни текстологический анализ (грасская рукопись, хранящаяся в ЦГАЛИ, разбита на главы изначально явно самим автором), пи свидетельства близких Бунину людей (Г.Кузнецова, в частности, в своем "Грасском дневнике" неоднократно упоминает само это слово: "дал мне прочесть только что написанную главу", "он диктовал последние две главы" и т.д.). Текст газетных публикаций, без разбивки на главы, свидетельствует только об адаптации оригинала под имеющиеся газетные площади, хотя документальными свидетельствами подобной договоренности между автором и редактором "Последних новостей" мы не располагаем. Думается, что утверждение Ю.Мальцева все-таки неверно н сделано в пользу гипотезы "единого потока, единого дыхания, потока памяти", которую уважаемый автор mohoi рафии в дальнейшем и развивает. На наш взгляд, глава как традиционная форма организации текста н повествовательная еднннна органична художественному методу И.Л.Бунина вообще и в "Жизни Арсепьева", в частности. Анализ художественной структуры произведения по "цитатному" признаку может служить подтверждением сказанному.
"Жизнь Арсепьева" начинается цитатой: "Вещи и дела, а ще не нанисашши бывают, тмою покрываются и гробу беспамятства предаются, паписашши же яко одушевлеиннн..." (с.7). Небольшой фрагмент сочинения выгорецкого историка Ивана Филиппова, приведенный Буниным с некоторыми изменениями, открывает главу 1 книги. Характерно, что с последующим (по ныо-йоркскому изданию) авторским текстом "Я родился полвека тому назад, в средней России..." цитата не имеет по существу пи контекстуальной - в рамках главы, нн формально-синтаксической связи. Более того, смысл этой цитаты можно уяснить лишь на уровне замысла всего произведения, поскольку прямое комментирование темы автор снимает в процессе работы над текстом: большую часть еще в рукописи, - в правке 1934 года к изданию "Петрополиса" (изъято около страницы). Усиление смысла цитаты достигается чисто композиционными средствами. По сути - это эпиграф, включенный автором в словесную ткань книги и неоднократно "поддерживаемый" далее упоминаниями о "вещах н делах человеческих" (в частности, в рукописи VIII главы третьей книги и ДР-).
7МальцевЮ.В. Бунин. Франкфурт - Москва: Посев, 1994. С.307.
К)
В тексте "Жизни Арсепьева"встречаетсн еще несколько цитат наминающих или завершающих главы. Так, глава XV 1 книги начинается словами: "Пушкин поразил меня своим колдовским прологом к"Руслану":
У лукоморья дуб зеленый,
Златая цепь на дубе том..."(с.37), что дает "верный звук" всей главе, посвященной поэтическому слову Пушкина и Гоголя. 1С числу подобных "зачиппых" употреблений цитаты следует отнести и фрагмент из "Жнгия протопопа Аввакума" в начальном абзаце X главы первой книги: "Протопоп Аввакум, рассказывая о своем детстве, говорит: "Аз же некогда видех у соседа скотину умешу и, той нощи восставши, пред образом плакался довольно о душе своей, поминая смерть, яко и мне умереть..." Вот к подобным людям принадлежу и я" (с.26). Цитата в звучании оригинала XVII века, представляется с одной стороны ядром данной повествовательной единицы, а с другой - художественным средством создания эпнчпости, чего требует само ее содержание главы (речь идет о смерти, мертвых, христовом воскресении). Начальное положение цитаты в приведенных и аналогичных примерах является композиционным способом концентрации повествования, придания некоторым существенным идеям эпической силы "зачина".
Употребление цитаты в конце главы (постпозиция) также композиционно значимо - особенно варианты без завершающего авторского текста (чистая постпозиция). Такой пример встречается уже в IV главе первой книги. Последний абзац - о далекой могиле матери, чье имя бесценно, риторически завершается библейской цитатой: "Пути Мои выше путей ваших, и мысли Мои выше мыслей ваших" (с.15). Столь же закономерным в эюм отношении оказывается характер употребления еще одной цитаты из религиозного источника в конце IX главы второй книги. Звучащее слово хора, молящихся, священников и дьякона создает вкупе со зрительными образами нарастающий восторг повествования, который завершается экстатическим пафосом конечной цитаты: "Благослови сси, господи, научи мя оправданием твоим", (с.77). Общим же в обоих случаях является особое композиционное положение этих цитат, диктуемое логикой повествования и шггонационпо-рнтмичсской организацией текста, требующей поэтических доминант. Этот вывод подтверждают и два других аналога - па этот раз с литературными цитатами.
Повествование в VIII, "пушкинской", главе третьей книги развивается как высокое эстетическое переживание Слова и
завершается опять-таки большим абзацем с цитатой и самом его копне: "... и душа моя полна несказанными мечтами о той, неведомой, созданной им и папекн плешпипей меня, которая где-то зам, п иной, далекой стране, пдет и этот тихий час - "к брегам потопленным шумящими волнами..." (с.127). Таким образом, рождается eme одна поэтическая доминанта текста, и цитата вновь -вершина ее.
Аналогично развивается повествование па чему истории России в XVI главе четвертой книги: "Разве не та же глуми,, пыль была и югда, па ранней стенной заре, на земляной сгеие, убитой кольями, слышен был "Ярославны глас": "Ярославна рано плачет Путивлю городу: полечи», рече, зегзпцею, омочю бебряп рукав в Капле реце, утру Князю кровавые раны его..." (с.181). Здесь, как и в ранее paccMoipciiHbiv примерах, очевидно маркированное положение шпаты в тексте главы и как доминанты повествовательной интонации произведения. Далее повествование ведется гораздо спокойнее, той авторской речи понижается: "Этим путем я уже возвращался домой... (в Батурппо - Л.П.у, что соответствует приведенным выше аналогам: "Мои чувства к Лизе Бибиковой были в зависимости не только от моего ребячества, по и от моей любви к нашему быту..." (с.127); "А еще помню я много серых и жестких зпмппх лисп, много темных и грязных оттепелей..." (с.77); "Так постепенно миновало мое .младенческое одиночество..." (с.15). Интересно, чю рассмотренные случаи доминантного употребления шпаты в постпозиции главы не только имею г явное сходство друг с другом, но и обнаруживаются с завидным постоянством в каждой из чсп.фех книг, составляющих первую редакцию "Жизни Арсеиьева". Характерно, что газетный текст без разбивки на главы, сохранил начальное и конечное положение цитат в своих фрагментах.
Не менее значимым представляется, на наш взгляд, место цитаты как сюжетообразуюшего элемента "Жизни Арсепьева". "Чужой ickct" используются как при формировании сквозных сюжетообразуюших мотивов, так и па уровне сюжетной липни и сюжетного хода. Наиболее существенной представляется роль цитат в создании мотивов смерти, ичбрашюсти, пути, прапамяпш. Мотив смерти, ставший сюжетной основой многих рассказов писателя ("Чаша жизни", "Легкое дыхание", "Господин из Сан-Франциско" н других), является в творчестве И.А.Буннна постоянным. В "Жизни Арсепьева" наиболее значимым п посему интересным является момент его появления в тексте, когда процесс рождения
психологического мотива смерти полностью органичен мотиву художественному. Постижение смертности живого в ранних редакциях комментировалось изображением восприятия этого процесса маленьким Алешей, однако, автор убрал комментарии, поскольку следовавшая за ним цитата из Аввакума придавала мотиву гораздо большую достоверность. Вместе с тем житийный текст позволил развернуть повествование характернейшим для Бунина способом соположения: Аввакум, по существу, первый русский писатель, и утверждая: "к подобным людям принадлежу и я", повествователь подчеркивает свою причастность к кругу избранных, чья впечатлительность - "настоящего художественного свойства''. Сюжет получает два существенных импульса: эпической достоверности мотива "осознания смерти", во-первых, и утверждения "избранности" художника" как субъекта этого осознания, во-вторых. В целом, фраза из "Жития протопопа Аввакума" в тексте "Жизни Арсеньева" эстетнзирована и приобрела в новом контексте измененное и расширенное значение, определяя дальнейшее развитие сюжета в мотивах избранности и смерти, которые стали сквозными.
Мотив избранности, ядро которого было заложено еще в цитате нз Аввакума, реализуется в ряде других "чужих" текстов: фрагмент из Письма А.К.Толстого о рыцарском мире в XIV главе первой книги, поэтической цитате из XV главы второй книги, фрагментов нз "Войны и мира" Л.Н.Толстого в IX главе IV книги. Характерно, что слова Аввакума и А.К.Толстого "провоцируют" и развитие мотива "прапамятн", также проходящего через весь текст. Существенную роль играют цитаты в возникновении и реализации мотива пути, традиционного для русской литературы. Фрагменты из "Войны и мира" Л.Н.Толстого, "Светланы" В.А.Жуковского, Екклсзнаста и других христианских текстов, анонимных стихотворений (возможно, автоцитаг или стилизаций), высказываний И.В.Гете - цепочка "чужого" текста определяет, в известной степени, движение повествования как путь героя. В некоторых случаях он приобретает значение духовных исканий, иногда бегства или странствия. Следует отметить и роль цитаты в формировании контекстуально ограниченных мотивов: "двойственность" жизни (IV глава третьей книги) обозначена строками нз "Фауста" Гете; "рождения поэта" (XV глава второй книги) - фрагментов из "Евгения Онегина" Пушкина и т.д.
Несомненное композиционное и сюжетообразующее значение "чужого" текста в "Жизни Арсеньева" дополняется и его ролыо в
системе образок произведении. К таковым, очевидно, следует отнести образы Пушкина, "Слона о Полку Игорсве" и Храма. Говорить об этих явлениях как об образах, а не темах (каковой, например, является в "Жизни Лрсеньева" тема русской литературы), позволяет , не только то обстоятельство, что они локально сконцентрированы в тексте, но п то, что они отчетливо индивидуализированы и взаимодействуют с героем как объективная реальность. Пушкину посвящена вся VIII глава третьей книги, о нем говорится "с почти родственной фамильярностью", как о "нашем". Характерно, что ни единым словом не обмолвившись о внешнем, телесном облике поэта, повествователь говорит о прямом влиянии Пушкина на героя: "был для меня в ту пору подлинной частью моей жизни" (с. 126). Это влияние не только творчества, но и личности. Герой осознаёт Пушкина в "общем, особом кругу", близким человеком. Подобная "избранность" оправдана: "...когда мать читала мне: "Вчера за чашей пуншевого с гусаром я сидел," - я спрашивал: "С каким гусаром, мама? С покойным дяденькой?" Она читала: "Цветок засохший, безухапный, забытый в книге вижу я"; - и я видел цветок в сё собственном девичьем альбоме..." (с. 126)
Отождествление явлении, эмоций, впечатлений, желаний героя а его alter ego происходит в виде комментария цитат:"...кто это изливает свою юношескую любовь или, вернее, жажду сё - я или он?"; "восклицаю вместе с ним", "вдвойне радостно", "начинаю день так же, как он", "опять он со мной". Образ лирического двойника позволяет не только обозначить чувства героя при помощи классически совершенных строк, но и построить текст как диалог "избранных". Созданное тем самым эстетическое переживание основано на осознании гармонии натур, поэтический восторг вызван взаимодействием текстов. Интересна и показательна в этом смысле литературная судьба текста. VIII глава третьей книги представляет собой переработанный фрагмент статьи И.Л.Бунина "Думая о Пушкине" 1926 года, которая в свою очередь наннсана как ответ на литературную анкету. Анкета была предложенна писателю газетой "Возрождение" накануне впервые проводимого Русским Зарубежьем в день рождения А.С.Пушкина "Дня Русской Культуры". Акция инициировала переосмысление фигуры Пушкина как национального поэта в условиях утраты Родины. Образ Пушкина в "Жизни Арсеньева" представляет собой, па наш взгляд, личностное художественное воплощение этой тенденции.
Другим примером "литературного" образа в "Жизни Арсеиьева" является на наш взгляд "Слово о полку Игореве". И если в ситуации с Пушкиным автор обращается к прямым личностным характеристикам и связям (лирический "двойник"), то здесь речь идёт о более сложных взаимодействиях. Уже не очевидное еословно-поэтическое тождество, а скорее свободная "реконструкция духа героического времени" осуществляется автором. В XVI главе четвёртой книги пет комментария, подобного "пушкинскому". Вслед за фразой: "Слово о полку Игореве" сводило меня с ума" (с. 180) следует сразу шесть цитат одна за другой и затем ещё четыре в конкретно-путевом контексте и, наконец, финальная цитата главы (и рукописи авторского текста, комментирующего эстетическое значение древнего памятника, было заметно больше). В процессе работы II.Л. Бунина над текстом проявились, на наш взгляд, характерные для его повествования особенности. Автор, с одной стороны, передаёт в избранных цитатах основное фабульное содержание "Слова": Игорь заявляет своё намерение одолеть половцев, несмотря па дурные предзнаменования и усобицы, -войско идёт к Дону - заннмется кровавая заря битвы - сожаления автора - сон Святослава в Киеве - знамения к побегу - Игорь в Русской земле; с другой, "поиски утраченного времени" формально совмещаются с реальным путешествием героя по Южной Руси, поддерживая динамику повествования. Однако, что здесь является реальностью - "Слово о полку Игореве" или синхронная фабульному времени российская глубинка? Бесспорно, "Слово", данное в том целостном образе, который сумел показать Бунин. Тот факт, что "глас Ярославны" извлечён из прямой последовательности к.иочснмх шпат н завершает главу, свидетельствуем' не только о лирическом (в смысле интопациоппо-ритмнческих доминант) методе повествования, но и о стремлении подчеркнуть "вечную" сущность "Слова".
В IX главе второй книги на основе "чужого" текста создан еще один образ - образ храма. 7 фрагментов утренней воскресной службы являются своего рода поэтической основой образа -воспоминания, а кроме того, повествовательным контрапунктом процесса воспоминания. Характерно, что здесь указывается не источник "чужого" текста, а исполнитель (священник, дьякон, хор) и наиболее значимые фрагменты звучат как прямая речь ("дьякон с призывом: "Восстаньте!", "ему ответит смиренный ... голос: "Слава святой и еднпопасущной и животворящей и нераздельной троице"). Причём конкретное указание исполнителя постепенно меняется на
слово "голос": "шакомый Mii.ii.iii голос", "слабый, смиренный и всё мирно разрешающий голос", а в конце и вовсе переходит на неопределённые формы обозначении источника звука: "слушая скорбно-смиренное "Да исправится молитва моя" или сладостио-медлительное "Свете тихий - святые славы бессмертного - отца небесного - святого, блаженного - Иисусе Христе...", "чуть слышно зачинается как бы отдалённое, предрассветное: "Слава в вышних богу - и па земли мир - и в человецех благоволение" - с этими страстно-горестными и счастливыми троекратными рыданиями в середине: "Благослови есн, господи, научи мя оправданием твоим!" (с. 77). Цитатный ряд в данном случае является не столько содержательной (хотя известная последовательность цитирования хода службы соблюдена), сколько знаковой основой образа .
"Чужой текст" играет существенную роль п в формировании содержания "Жизни Арсеиьева", и этому аспекту исследования посвящена /// глава. Исследователи и комментаторы главными темами единодушно называют темы России, смерти, любви, природы, литературы п искусства, истории и генеалогии. Ни одна из них не раскрывается без цитирования. Так, тема смерти раскрывается через цитаты из Аввакума, фрагменты текстов заупокойной службы, восходящих к библейским источникам, евангельские шпаты, отрывки из учебника "Закона Божия"; тема истории - в значительной мере через образ "Слова о полку Игорсве"; тема России - с использованием цитат историков, писателей, текстов духовной литературы и образа Храма; тема литературы и искусства, безусловно, построена на цитировании, а перекличка с темой генеалогии осуществляется в значительной мере через образ Пушкина; тема любви рождается с использованием текстов Гете, библейских псалмов, русской любовной лирики, а в разработке темы природы - множество ассоциативных связей и прямой цитации, в основном поэтов-классиков: Пушкина, Фета, Тютчева, Майкова и др.
При этом собственное содержание цитат в "Жизни Арсеньева" далеко не всегда напрямую относится к конкретной теме повествовании. Так, например, ряд цитат из "Страшной мести" Н.В.Гоголя в XV главе 5 книги (с.38-40) или отрывки из псалмов, читаемых дьяконов в XIX главе 2 книги (с.106) пли фрагмент из "Фауста" Гете в IV главе 3 книги (с.114), или множество цитат (от Шевченко до Гете) в XXI главе (с.260-261) 5 книги, - все они в той пли иной мере отвлечены ог собственных контекстов, смыслов и
Iii
являются объектом эстетического нсрсживаиин героя либо субъекта повествования.
Отмечая существенное значение "чужого" текста в художественной структуре произведения (композиция и сюжет), разработке основных тем книги необходимо соотнести это явление и с философией авторского замысла, ("книга ни о чем" - как замысел стиля письма - воплощается в "книге жизни", наполненной конкретным содержанием). "Чужой" текст - существенная часть этого содержания, и одновременно, в качестве цитации, - компонент авторского сознания, художественного стиля. Сопрягаясь, этн "далековатые" понятия, придают цитированию характер особой формы диалога, в котором и выявляется авторское понимание "фундаментальных проблем".
Герои "Жизни Лрссньева" цитируют мало. Алексей Арссньев -более прочих, по преимущественно в конце четвертой, пятой книге. Огмегим также, что в тексте вообще мало разговоров. Диалогов персонажен друг с другом практически нет (первый появляется лишь в IV главе второй книги, в третьей их тоже немного). Характерно и молчание героя, своего рода "немые" диалоги, когда в ответ на реплики других персонажей вместо героя отвечает повествователь, встречаются в первых четырех книгах постоянно. Повествователь лишает читателя возможности услышать голос героев в полноценном диалоге (лишь в XI главе второй книги и XII главе третьей книги происходит собственно разговор). Диалоги с Ростовцевым, Балавиным и "надсоповскнй" разговор с отцом имеют очевидную литературную основу.
Два других разговора в третьей части "Жизни Арсеньева" обрамляют сюжетную линию Алеши - Тоньки. Первый представляет собой вполне этикет ный диалог - зангрыванье перед обрядом инициации: герой впервые познает женщину. Характерно, что не имевший индивидуальной речевой характеристики, почти "немой" герой, во-нервых, сам начинает диалог, во-вторых, использует отнюдь не нейтральную лексику: "Чтой-то у вас темно, ай дома никого нету?" - спросил я, подходя". (Это просторечная фраза, которой в рукописном варианте не было, возможно является прямой цитатой из некой обрядовой игры). Разговор же с братом Николаем, завершивший любовную историю и третью книгу, вновь невозможно назвать полноценным диалогом, герой теряет своп голос. Стихотворная цитата, написанная им на полях учебника, заменяет ответ на происходящее. Взаимоотношения, разговоры персонажей уступают место «композиционному» диалогу
окружающей природы и эстетического переживания, выраженного цитатой. Так, в повествовании наряду с фабульным действием оформляете» подтекст личности героя, который развивается уже в пятой книге. Здесь в подтексте утверждения творческой личности героя Лика мыслится как призе,млсппо-сустное начало этой "новой" личности. И в этом свете все, то происходит в повествовании питой книги логично, поскольку содержание се формируется не только текстом, но и подтекстами.
В VI главе четвертой книги отчетливо выявляется еще одни подтекст "мерзости запустения", реализованный в ассоциативных связях с евангельским текстом. В Евангелии Иисус говорит, что увидевшие вокруг себя "мерзость запустенья" должны "бежать в горы", "кто на кровле, не сходить в дом свой", и "кто в поле, не обращаться назад взять одежду свою". Бегство пз Батурина прямое следование евангельскому мотиву, а обоснование такого решения размышлениями о Лермонтове и Толстом лишь разворачивает внутренний диалог автора, нашедшего здесь для его продолжения адекватную повествованию форму внутреннего монолога. Заметим, что именно в начале четвертой книги "Жизни Арсеньева" автор в первый раз переводит содержательный состав повествования в план собственной речи героя, пока лишь внутренней. В IX главе четвертой книги диалог, с миром ведется уже непосредственно с книгой в руках: "Ночыо я сидел в своей комнате и, думая, читал вместе с тем - перечитывал "Войну н мир". Диалоги, возникающие па уровне ннтертекстуальных связей замешают собой прямые разговор!,I, смещая тем самым "композиционный фокус структуры" от фабульного действия к контексту.
Характерно, что в диалог по мере развития повествования вовлекаются не только Толсто!! п Лермонтов, по и писатели-демократы. В XIII главе четвертой книги оформляется подтекст полемики автора с Чернышевским (персонаж по имени Макс, очевидно является пародией па Рахметова). В дальнейшем этот подтекст проявляется в литературных диалогах героя с Лнкой в пятой книге, где с помощью речевой характеристики ("миленький" в устах Лики и "миленький" в речи Веры Павловны нз "Что делать?") возникает пародийная параллель. Цитаты нз Фета, Полонского, Достоевского, Щедрина являются своего рода репликами в диалоге автора с самим собой и миром. В этом же качестве используются п цитаты из Апостола Павла, Екклезиаста.
В целом "Жизнь Арсеньева" дает немало поводов для прояснения позиции субъекта повествования в отношении
конкретного или общего содержания текста. Цитаты, характер их употребления, способ включения в повествование (кто и как говорит), соотнесение с источниками могут служить своего рода ключом для понимания этих сложных взаимосвязей. В подобных случаях цитацию можно рассматривать в качестве элемента стиля повествования. Замысел его как «книги ни о чем», воплощенной содержательно в «книгу жизни», и определяет насыщенность текста произведения цитатами, названиями и именами.
В Заключении диссертационного исследования даны основные выводы работы. Цитаты и цитация в "Жизни Арсеньсва" являются одной из граней "оригинальности" того жанра, в котором написано произведение, о котором давно спорят исследователи творчества И.А.Бунина. Однако, на паш взгляд, они во многом эту оригинальность и формируют. Первый, и главный, уровень реализации цитат - уровень текста "Жизни Арсеньсва". В ходе исследования обозначилась существенная роль ряда цигат в композиционном строе произведения, музыкально-ритмической организации текста как одна из ее доминант.
Существенную роль играют цитаты и в повествовательной технике автора. Так, "чужое слово" определяет движение важнейших сюжегообразующих мотивов: "избранности", "пути", "пранамяти", "смерти"; некоторых сюжетных линий или реализации сюжетных ходов. Все названные особенности цитирования характеризуются сокращением ог редакции к редакции комментирующего контекста, соотносящего цитатное содержание с повествующим "я". Напротив, усиливается до уровня переживания "чужого" текста эта взаимосвязь при создании образов Пушкина, "Слова о полку Игореве", Храма, построенных на цитатах (контекст при этом также сокращался, но с целыо противоположной - усиления эффекта переживания).
Изъятие из текста прямых автоцнтат ("У птицы есть гнездо...", "Святой Прокопий") соотносимо с процессом снятия очевидных биографических параллелей (имен, деталей быта, эпизодов жизни и т.п.), поскольку это противоречило процессу универсализации повествующего "я" как "избранного" в сословно-поэтичсской системе ценностей. Единственная бесспорная автоцнтата, оставшаяся в тексте "Жизни Арсеньсва", - фрагмент статьи "Думая о Пушкине" (напечатанной в газете "Возрождение" в 1926 году), и это не случайность. Мы связываем этот факт с ролью статьи в формировании замысла произведения.
Все главные темы "Жизни Лрсеньева" раскрываются с участием цитат. При этом И.Л.Бунин использует и библейский 1сксг, и фрагменты литературных произведений к фольклорные источники. Наряду с основными значениями текста, возникают и подт ексты (пародийный подтеке г внутреннею диалога с Чернышевским в 5 книге, подтекст личности героя в 4-5 книгах, подтекст личности Лики в 5 книге). Их возникновение следует, на наш взгляд, связать с особенностями замысла книги: замысла стиля ("книга пи о чем") н замысла содержания ("книга жпзпи").
Контекст творчества П.Л.Бунина - второй уровень реализации цитат в "Жизни Лрсеньева". Во-первых, следует отмстить, что цитирование вообще характерно для автора, как в прозе, так и в поэзии. Некоторые рассказы п повести 1923-28 годов также обнаруживают, на наш взгляд, близость с "Жизнью Лрсеньева" на уровне содержания, н в контексте творчества II.Л.Бунина могут рассматриваться в качестве цитируемых источников ("Митина любовь" (1929), "Несрочная весна" (1924), "Книга", "Надписи", "Музыка" (1924), "Подснежники" (1927), "В ночном море" (1923), "Ночь" ("Цикады") (1925). Повторение названий - Батурино в рассказе "Золотое дно" 1904 года, пмеп - Ростовцев в повести "Деревня" 1909-10 годов н в рассказе 1913 года "Последний день", а также Никулина в рассказе "Князь во кпязях" 1912 года, в известной степени соотносимо с понятием цитации в контексте творчества. Многие страницы "романа" отчетливо перекликаются со стихотворениями - особенно ранними: "Любил ли я в детстве сумрак в храме" (1888) - и глава IX книги о храме; "Под орган душа тоскует" и "В костеле" 1889 года - и соответсзвуюшие рассуждения в XIV главе 1 книги; "Мать" (1893), "В стороне далекой от родного края..." (1893), "Запустение" (1903), "Детство" (1903-1906) и многие другие - и тема семьи, рода, усадьбы. Более того, в стихотворении 1894 года "Если б только можно было.." Бунин обращается к проблеме художественной памяти, то есть в известной степени, предвосхищает замысел будущей книги. И в тюм отношении "лирический" дневник Бунина, его стихи, оказывается не только гораздо полнее реального дневника, но может быть осмыслен как важнейший п широко "цитируемый" источник для "Жизни Лрсеньева".
Цитаты и нитрование в "Жизни Лрсеиьев Пушкина, "Слова о полку Игореве", Храма а" необходимо осознать и в широком контексте культуры. Бунин включается в лот культурный контекст своим творчеством, и наоборот, питания является не
только чертой художественного стиля, но н художественным средством лирического путешествия "избранного" в безграничности "праиамятн". Текст произведении дает нал/ полное право сказать, что писатель "выражал" себя не только "через Толстого", но и творцов Библии, етарообрндца-номорца Ивана Филлниова, Гете, Пушкина и т.д. "Существованье в тысячелетиях" среди "избранных" делает всякое значимое слово своим - и в этом мы видим внутреннюю потребность Бунина к питании.
Горацин определил особенности прозы таким образом: "Restene, verba sequentur" - "имей вещи, слова придут". Начальная цитата "Жизни Арссньсва" ставит "вещи и дела человеческие" в зависимость от их изложения в слове. "Чужое слово" было для Бунина тон "вещыо", которая вызывала слово собственное, а целью и оправданием этого процесса мыслилось бессмертие, "нерукотворный памятник". Цитация, таким образом, является не только особенностью стиля, художественной формой диалога с миром и самим собой, но и существенной чертой философии творчества И.А.Бунина, его концепции Бытия.
Основное содержание диссертации отражено в следующих публикациях:
1. Судьба цитат из христианских источников в тексте книги И.А.Бунина "Жизнь Арссньсва. Юность" // Евангельский текст в русской литературе XVIII-XX веков. Петрозаводск (в печати).
2. Судьба одной литературной анкеты. К истории текста "пушкинской" главы в книге И.А.Бунина "Жизнь Арссньсва. Юность" //Север. № 11. Петрозаводск, 1997. С.114-119.