автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему:
Феноменология страсти и страстности в романе И.А. Бунина "Жизнь Арсеньева"

  • Год: 2010
  • Автор научной работы: Рябова, Светлана Григорьевна
  • Ученая cтепень: кандидата филологических наук
  • Место защиты диссертации: Иркутск
  • Код cпециальности ВАК: 10.01.01
450 руб.
Диссертация по филологии на тему 'Феноменология страсти и страстности в романе И.А. Бунина "Жизнь Арсеньева"'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Феноменология страсти и страстности в романе И.А. Бунина "Жизнь Арсеньева""

На правах'пукописи

Рябова Светлана Григорьевна

ФЕНОМЕНОЛОГИЯ СТРАСТИ И СТРАСТНОСТИ В РОМАНЕ И.А. БУНИНА «ЖИЗНЬ АРСЕНЬЕВА»

Специальность 10.01.01 - русская литература

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Красноярск 2010

004606361

Работа выполнена на кафедре русского языка и литературы ГОУ ВПО «Иркутский государственный лингвистический университет»

Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор

Антипьев Николай Петрович

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор Юрьева Ольга Юрьевна кандидат филологических наук, доцент Бахор Тамара Андреевна

Ведущая организация:

ГОУ ВПО «Иркутский государственный университет»

Защита состоится 21 июня 2010 г. в 13.00 часов на заседании диссертационного совета ДМ 212.099.12 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора филологических наук при ФГОУ ВПО «Сибирский федеральный университет» по адресу: 660049, г. Красноярск, ул. Ленина, 70, ауд. 204.

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке Сибирского федерального университета.

Автореферат диссертации размещён на сайте Сибирского федерального университета www.sfu-krasu.ru.

Автореферат разослан «/мая 2010 г.

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук,

доцент

И.В. Башкова

Предпринимая данное диссертационное исследование, мы отдавали себе отчет в том, что интерес к судьбе «первой волны» русской эмиграции обозначился еще в прошлом столетии. Однако современное отечественное литературоведение дает возможность оригинального прочтения художественной бунинианы, при этом не прекращается поиск новых критериев в оценке русского писателя И.А. Бунина. Осознание романа И.А. Бунина «Жизнь Арсеньева» через анализ содержания эстетической деятельности художника-творца связано с необходимостью выявить такую точку напряжения, которая синтезирует эмпирическую реальность, внешний, обычный мир и сакральное, духовный мир, иное пространство и время.

Внимание русских писателей и философов XX века приковано к сознанию, формирующему многообразие отношений человека и мира, характер миропережи-вания. С одной стороны, в рамках русской культуры по-своему решался вопрос сознания как единства ментальной сферы, отношения духовного и телесного, формирующие ценностные черты личности, с другой - по справедливому замечанию русского мыслителя Б.П. Вышеславцева, не существует никакой специальной русской философии, но «существует русский подход к мировым проблемам, русский способ их переживания и обсуждения». *

Трудно оспоривать тот факт, что путь к истине, к творчеству (литературному, творческому моделированию собственной жизни) в художественном мире И.А. Бунина лежит через осознание любви. Современники писателя оценивали его талант как в большей степени «изобразительный» (3. Гиппиус), указывали на «сдержанность силы, утонченность вкуса» (В.Ф. Ходасевич), обилие «солнца, света, воздуха» (К.И. Зайцев). Многие признавали, что о И.А. Бунине трудно говорить в теоретическом отвлечении, человеческая талантливость его равна огромному литературному таланту, «она и в его страстности, и в его пристрастиях».**

Предложенные И.А. Буниным новые формы художественности могут быть использованы как оригинальный способ познания пространства национальной онтологии. Восприимчивый к инонациональному, И.А. Бунин сумел обогатить русский стиль «чужими» красками. Существует целый ряд работ в современном литературоведении, обращенных к религиозно-философскому аспекту творчества И.А. Бунина (О.В. Сливицкая, Г.Ю. Карпенко, О.С. Чебоненко), направленных на осмысление характера художественного времени-пространства (Т.Н. Ковалева, Н.В. Пращерук и др.), концепции человека (В.В. Ппешков). Однако внимание исследователей, в основном, обращено к «человеку любящему» при анализе цикла «Темные аллеи».

* Вышеславцев Б.П. Этика преображенного Эроса / Вступ. ст., сост. и коммент. В.В. Сапо-ва. - М. : Республика, 1994. - С. 8.

* * Алдаиов М.А. Рец. на кн.: Ив. Бунин. Жизнь Арсеньева. Ч. 1. Истоки дней // Бунин. И.А. : pro et contra: Личность и творчество Ивана Бунина в оценке русских и зарубежных мыслителей и исследователей. - Санкт-Петербург: Изд-во Русского христианского гуманитарного ун-та, 2001. — С. 408.

.' \

Создавая «внутривидовую типологию авторства», И.П. Карпов определяет авторское сознание И.А. Бунина как монологическое, подчеркивает при этом, что отличительной чертой писателя является страстность и оксюморонность.

Интерес к феноменологии авторства был определен Ю.В. Мальцевым [Мальцев, 1994], продолжен другими исследователями [Колобаева, 1998; Пращерук, 1999; Шлегель, 2001], однако он не исчерпывает всех особенностей эстетики Ивана Бунина. Авторы названных работ определяют различные доминанты феноменологического мира писателя: художественное пространство цикла «Темные аллеи» [Пращерук, 1999] , понятия «дух», «душа», «тело» в творчестве И.А. Бунина [Шлегель, 2001]. Обращение к феноменологии страсти и страстности, таким образом, продиктовано самим художественным произведением и требованием времени.

Актуальность данной работы обусловливается тем фактом, что бунинский «человек любящий», «человек страстный» обогатил представление о национальной ментальное™, ее типах, а метод воплощения образа героя в романе «Жизнь Арсень-ева» расширил рамки традиционного метода типизации. Актуальность определяется выявлением архетипических структур в композиции романа.

В основе исследования лежит гипотеза о том, что страсть и страстное героя являются феноменальным проявлением художественного характера, обусловленным обостренно-мучительным мирочувствованием, которое, в свою очередь, определяет бытие героя как «бытие-событие мира», где явления и природно-предметного уровня, и духовного воспринимаются как эстетические. При этом явления материального уровня самым тесным образом связаны с духовным: осознание собственной роли и места в Цепи, категорий Универсума определяют понимание любви и творчества как единственного способа преодоления смерти и исторического забвения. В произведении «человек любящий», «человек страстный» моделирует творческую реальность, в которой сложным образом сочетается любовь к женщине и любовь к творчеству. Работа направлена на исследование художественного произведения как эстетического феномена.

Целью работы является исследование специфики страсти и страстности как доминанты художественного мира романа «Жизнь Арсеньева» и основания литературного архетипа И.А. Бунина.

Исходя из гипотезы и поставленной цели, в работе решаются следующие задачи:

1. Осмыслить проблему любви, отражающую противоречия русской философско-религиозной мысли, и место художника, обладающего страстным типом сознания, в духовной жизни общества.

2. Выявить архетипические структуры в пространственно-временной организации романа, где сложным образом сочетается национальное и инонациональное.

3. Определить природу страстности героя И.А. Бунина, обусловливающую характер миропереживания, и страсти, моделирующей отношения Женское-Мужское.

4. Проанализировать словесную ткань романа как соединение конкретно-предметного и знаково-обобщающего через переживание цвета, света, перспективы, определяющее духовно-эстетическое героя.

Предметом исследования являются не только художественный текст романа «Жизнь Арсеньева», но и дневники писателя доэмигрантского и эмигрантского периода, опубликованные в России и за рубежом, эссеистика, некоторые ранние (1907-1911 гг.) и поздние, созданные в эмиграции (1927-1931 гг.) произведения. Привлекаются также воспоминания, критические статьи, литературные произведения современников И.А. Бунина о нем как личности и художнике, что позволяет проецировать творчество писателя на культурный контекст эпохи (Г. Адамович, Н. Берберова, В. Вейдле, 3. Гиппиус, Б. Зайцев, Г. Кузнецова, И. Одоевцева, Ф. Степун и др.).

Методологической базой работы послужили известные труды по теории и философии литературы, авторского бытия в тексте М.М. Бахтина, П.М. Бицилли, В.В. Виноградова, М.М. Гиршмана, Г.А. Гуковского, И.А. Ильина, Б.О. Кормана, Д.С. Лихачева, Ю.М. Лотмана, Е.М. Мелетинского, В.Я. Проппа, И.В. Силантьева, Б.В. Томашевского, В.И. Тюпы и др., в которых разработаны способы исследования художественного времени и художественного пространства, предложены методы исследования художественного произведения, обращенные к анализу его глубинных связей. Кроме того, осмысление философской, эстетической и знаковой сторон художественного произведения поставили необходимость привлечения открытий философии и психологии (H.A. Бердяев, С.Н. Булгаков, Э. Гуссерль, А.Ф. Лосев, В.И. Подорога, В.В. Розанов, B.C. Соловьев, П.А. Флоренский, С.Я. Франк, 3. Фрейд, К.Г. Юнг и др.), эстетики и религиоведения (Т.П. Григорьева, Г. Ольден-берг, Е.П. Яковлев).

В работе использованы следующие методы: структурно-семиотический, культурно-исторический, биографический. В качестве вспомогательных использованы семантический, творческо-генетический методы, что позволяет говорить о стремлении к системно-целостному подходу.

Научная новизна работы. В диссертации предпринимается комплексный анализ разноуровневых компонентов художественной структуры, впервые определены ключевые понятия страсти и страстности, особенности включения данных понятий и их коннотаций в русскую картину мира. В работе представлена и определена архетипическая основа романа «Жизнь Арсеньева», выявлены архетипические структуры в пространственно-временной организации романа, специфика образов Женского и Мужского. Проанализированы малоизвестные и не публиковавшиеся ранее материалы.

Теоретическая значимость работы состоит в том, что выявлены закономерности формирования феноменологии страсти и страстности, содержательно обоснованы данные ключевые в художественном мире романа понятия. Результаты исследования способствуют пониманию места и роли архетипа при исследовании принципов организации художественного времени и художественного пространства произведения, а также осознанию субъектных форм выражения авторского сознания в художественном произведении.

Практическая ценность диссертации обусловлена возможностью использования ее материалов при написании творческой биографии И.А. Бунина, изучения и анализа общих проблем истории русской литературы, а также в вузовском и школь-

ном преподавании при подготовке спецкурсов, семинаров, факультативных курсов, связанных с изучением русской прозы XX века.

Апробация работы: Основные положения диссертации докладывались на научных конференциях Иркутского государственного лингвистического университета (2004, 2006, 2008, 2009), международных конференциях ИГЛУ (2007, 2009), Уссурийского государственного педагогического института (2008), Великотырновского университета им. Святых Кирилла и Мефодия (Болгария, г. Велико-Тырново, 2010). Содержание работы отражено в шести публикациях.

Структура работы: Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения и списка литературы, включающего 195 наименований. Основные положения, выносимые на защиту:

1. Обособленность И.А. Бунина от философско-религиозной традиции эпохи в вопросах пола, брака и любви связана с тем, что в мироощущении бу-нинского героя нет чувства греха, что обусловило самобытное представление о любви-Эросе как феноменологическом явлении. Автор «Жизни Арсеньева» выводит на первый план активное человеческое начало, воплощенное в его духовно-телесной сущности, которое обеспечивает возможную полноту для творческого движения.

2. Любовь-Эрос непосредственным образом связана с идеей Всебытия, дает возможность созерцать великую гармонию Космоса, выйти из эмпирического мира к трансцендентности. Художественное единство пространства, времени и чувства формирует особое семантическое поле в структуре произведения, поле страсти и страстности, определяющее феноменологию романа.

3. Страстность - эмоциональная доминанта художественного мира И.А. Бунина, проявляющаяся в архетипических переживаниях, идеях, образах, формирующая сознание в его сверхчувственной данности. Страстность является феноменальным проявлением художественного характера, обусловленным обостренно-мучительным мирочувствованием, которое, в свою очередь, определяет бытие героя как «бытие-событие мира», где явления и природно-предметного уровня, и духовного воспринимаются как эстетические.

4. Объяснение противоречий Мужского и Женского возможно через обращение к архетипической модели личности героя И.А. Бунина; сложность и неоднозначность антиномии «Мужское - Женское» понимается не как внешнее, оформленное элементами духовного опыта, а как его внутреннее содержание, обусловленное устремленностью автора к осознанию восточной духовной традиции.

5. Память является уникальной духовной способностью, позволяющей преодолеть границы времени, пространства, формы, организует художественное целое произведения. Чувственный аспект Памяти воплощается Буниным в образе «великой Цепи», уходящем в буддизм. Однако привязанность героя и автора к вещному миру разрушает гармонию космического мироздания.

6. Любовь всегда сопряжена со смертью, это онтологическое свойство бунинского бытия, обнаруживающее единосущность и надмирность, что позволяет утверждать ее феноменологический в большей степени смысл, чем психологический. Любовь как Событие в круге земном исключает СО-бытие.

Продолжение возможно За рамками реального мира в любви как Событии духовном.

Основное содержание диссертации Во введении обосновываются актуальность и научная новизна исследования, характеризуется степень изученности проблемы. Особое внимание уделяется анализу малоизвестных и не публиковавшихся ранее материалов («Первая любовь. Юношеский роман в письмах», «Неизвестный Бунин» и др.). Формулируются гипотеза, цель, задачи, методологические принципы работы, определяются теоретическая значимость и практическая ценность диссертации.

Глава I. Метафизическая идея романа И.А. Бунина «Жизнь Арсеньева» в контексте духовной традиции

«Огромное осознание русскости своего «я» у И.А. Бунина связано с проявлением обостренного мирочувствования, которое формирует творческую выразительность писателя. Осмысление художником «вечных» вопросов совпало с расцветом русской религиозно-философской мысли, устремленной к постижению русской идеи, национального характера, вопросов бытия. Причем И.А. Бунин был одним из первых, кто заявил, что ему интересна «душа русских людей вообще». Близость художника к духовным исканиям эпохи наблюдается там, где его внимание приковано к сознанию, формирующему многообразие отношений человека и мира, характер миропереживания. При этом русским писателем И.А. Буниным по-своему решался вопрос сознания как единства ментальной сферы, отношения духовного и телесного, формирующие ценностные черты личности, выработаны приемы и способы изображения внутреннего мира личности. Уже в ранней прозе очевиден интерес к тому, что находится за пределами эмпирического опыта.

Обращение к Эросу как первооснове всего сущего характерно для религиозно-философской и художественной мысли эпохи. С одной стороны, обращение к теме любви не выводит процесс познания на рациональный уровень, с другой - объединяет разумную организацию человеческой природы с духовной ее составляющей. Концепции любви B.C. Соловьева, В.В. Розанова, H.A. Бердяева, П.А. Флоренского, С.Н. Булгакова и др. явились стержневыми, носили исповедальный характер, были сопряжены с вопросами жизни и смерти, познания истины, проблем творчества, эстетики и этики.

Триединая «задача любви», сформулированная B.C. Соловьевым, в творчестве И.А. Бунина решается неоднозначно. Препятствие к «восхождению», к идеальной любви установлено в большей степени героем-мужчиной. Герой И.А. Бунина, признавая совершенство собственного «эго», других относит к «окружности» (периферии) своего бытия, тем самым оставляя за женщиной только внешнюю и оттого относительную ценность. Эгоизм героя-мужчины явлен в творчестве И.А. Бунина исключительным самоутверждением, которую принимает как данность, ожидая и от женщины признания собственной исключительности.

В творчестве и жизни И.А. Бунина в полной мере отражен конфликт страстной натуры: с одной стороны, понимание Вечного, с другой - упоение красотой земного мира, наслаждение абсолютной свободой художника. Конфликт духовного и телесного определяет движение сюжета в романе. Три постоянно стремящиеся и одновременно несводимые друг к другу идеала рождают бунинские творения: нрав-

ственное, свободное и прекрасное. Три эти идеала связаны в узел одной темой - темой любви и творчества. Однако в художественном мире писателя в полной мере отражен конфликт любви и творчества как конфликт художнической натуры. В рамках диссертационного исследования рассматривается близость позиции И.А. Бунина к взглядам В.В. Розанова и H.A. Бердяева.

В.В. Розанова и И.А. Бунина сближает восприятие любви-Эроса как самостоятельно существующей в рамках космической любви, ее ценности как таковой; это и есть подлинное проявление божественной любви в человеке. Однако В.В. Розанов, признавая равенство плоти и духа, исходя из двойственности мира как единения женского и мужского начал, реализуемого в браке, считает брак центром гармонии, необходимым условием божественности брачных отношений, где неразрывна духовно-плотская любовь, что не приемлемо ни в жизни, ни в творчестве И.А. Бунина. Позиция И.А. Бунина обнаруживает близость к взглядам H.A. Бердяева, который утверждает принадлежность любви к иному миру, в земной жизни, по его мнению, она «всегда нелегальна». H.A. Бердяев сомневается в браке как таинстве любви. Семейное счастье он определяет как «счастливую обыденность». Обыденность не принимается автором «Жизни Арсеньева», более того, герой Алексей Арсеньев считает ее губительной для творческой личности, разрушительной для восхождения к идеальной любви. «Правильность отношений» мучает героя И.А. Бунина: «...о такой ли жизни я мечтал? Что впереди? ... вечный раздор между мечтой и существенностью, вечную неосуществимость полноты и цельности любви я переживал в ту зиму со всей силой новизны для меня и как будто страшной незаконности по отношению ко мне»* [Бунин, 2006, т. 5, с. 183].

Внутренние противоречия связаны с желанием героя И.А. Бунина определить не только личную, но и творческую идентичность с теми, кого называют поэтами, художниками, создателями, творцами. В «Книге моей жизни» И.А. Бунин размышляет: «Чем они должны обладать? ... способностью особенно сильно чувствовать не только свое время, но и чужое ... Великий мученик или великий счастливец такой человек? И то, и другое ... он должен острее других чувствовать и тот океан, которого он есть волна, чувствовать связь волн - и рождение, жизнь отдельной волны, обреченной на гибель, на слияние ... чтобы на этом пути губить себя, свое я, свое время, свое пространство, - или, напротив, утвердить себя, обогатившись и усилившись чужим?» [т. 13, с. 166]. В авторской рефлексии декларируется эстетический момент, чувственно-страстное отношение к миру обусловило систему религиозно-философских представлений И.А. Бунина. Ассоциативный ряд, представленный в первоначальных набросках к роману, обнаруживает взаимодействие языческих элементов (рождение - жизнь - свет - солнце - смерть - тьма - могила) с буддийскими (волна - океан - условность деления времени на день и ночь, зыбкая грань между воображением и действительностью, обогащение Пути) и христианскими, которые удерживают автора в границах русской национально-исторической традиции (дом -гнездо - многообразие переживаемых эмоций - счастье рождения и страх смерти, божественность мира и желание творчества).

* Бунин И.А. Полное собрание сочинений: в 13 т. — М.: Воскресенье, 2006. Далее ссылки на текст романа приводятся по этому изданию, с указанием в скобках страницы.

Отдельные фрагменты «Книги моей жизни» в 1926 году частично вошли в рассказ «Цикады» (в 1951 году названному «Ночь»), который органически связан с романом «Жизнь Арсеньева», что отчасти предопределило стремление к синтезу и обогащению своей творческой энергии не только через национальное, но и через инонациональное. Обращение к восточным категориям и образам подчеркивают устремленность И.А. Бунина к осознанию общечеловеческих ценностей и идеалов.

Согласно восточной (и языческой) традиции, движение в романе «Жизнь Арсеньева» имеет не линейную протяженность во времени, для него характерна цикличность, поступательность: от целого к частному (если мы хотим понять специфику отдельного произведения, следует понять контекст всего творчества) и от частного к целому (если разбираться в особенностях восприятия законов Универсума, следует понять диалектику души Алексея Арсеньева). Достаточно углубиться в свои воспоминания, чтобы обратиться к своей истиной сути (самости), которая не исчезает. Так открывается никогда не стареющий Атман. И в восточном, и в христианском представлении «душа» не является пространственно-временным объектом, она «нездешнее» бытие.

Художественное пространство романа организовано подобно Вселенной, где взаимосвязаны природный мир и мир небесный, при взаимодействии противоположностей особенно ощутим пульс Целого: рождение и смерть, телесное и духовное, вечное и мгновенное.

Основная восточная религиозная антиномия выражается в принципе совпадения противоположностей. В восточном переживании только трансцендентность является истинной ценностью, все другое - иллюзия. Телесное земное бытие, которое сопричастно с человеческими страстями, — это несчастье. Алексей Арсеньев душой устремлен ввысь, при этом не может справиться с желанием наслаждаться красотой природно-предметного мира и его многообразием («все мучает меня своей прелестью»). Восточная же мысль отрицает множественность индивидуальностей, которая есть майя, иллюзорность. Есть тождество лиц, имеющее своим пределом угасание всякого различия в нирване.

Страстное сознание, характерное для «человека любящего», наполняет художественное пространство романа максимальной напряженностью. Страстность доминирует в бунинской модели мира, определяет его развитие, задает ритм всей бу-нинской Вселенной, формирует в Арсеньеве образную форму познания мира.

«Проникновение мира» Алексея Арсеньева связывает эмпирическое и абсолютное, континуальное и дискретное.

Отсюда стремление героя выйти на уровень недуального мышления, в буддийской терминологии - праджни, всезнания. Герой И.А. Бунина поражен своей способностью «все это уже знать», сознание открывает ему то, что не подвластно обычному человеку - переживать чувство своей причастности к жизни предшествующих эпох, находиться почти одновременно во французском Грассе, российском имении Каменка, «вспоминая» при этом свои путешествия в Египет и Нубию.

Страстное восприятие мира позволяет охватить бытие нерасчлененно, в высшем миге, в той точке, которая и позволяет пережить Целое. В человеке просыпается нечто дремлющее, то, чего он сам о себе не знает, а лишь смутно чувствует (проявление архетипического). Это нечто может не открыться никогда, а может явиться

в момент сильнейшего потрясения или высшего переживания духа. Озаренное переживанием сознание освобождается от временной зависимости, личность открывается во всей своей глубине.

Переживание любви дает герою И.А. Бунина эту возможность, реализуется в «человеке страстном» способностью воспринимать каждое явление эмпирического мира в его полноте, в его собственной природе. Человека настигает любовь чаще всего неожиданно, переживание мига любви дает возможность почувствовать вечное, каждый раз это и есть движение (всплеск) океана Бытия.

В восточной системе координат, где все взаимообусловлено и взаимосвязано, нет места страстности. В бунинском мире страстность не уравновешивается покоем, Мужское-Женское обнаруживает противоречия, которые отражают характерную для эпохи тенденцию: человек спроецирован на космос, он есть точка отсчета, «мера всех вещей».

Подобное мироустройство соответствует антропоцентричной модели. Намеченное в искусстве XX века движение от единообразия к многообразию, поиск целостного подхода в познании мира, когда центр перемещается из сферы внешнего в сферу внутреннего, актуализируется в романе «Жизнь Арсеньева».

При всем разнообразии взглядов И.А. Бунина очевидно его стремление в переживании любви соединить в Целое некогда распавшиеся связи между человеком и природой, пространством и временем, личностью и историей, оставляя за собой право на несовершенство, обусловленное противоречиями духа и тела, божеского и человеческого, которые мы напрямую связываем со страстным миропереживанием. В данной работе страстность осознается нами через анализ любви в ее нескольких составляющих, так как природа любви в художественном мире романа раскрывается через чувственную любовь с сильно выраженным половым влечением, любовь как эстетический феномен, а также любовь как религиозно-эстетическое чувство.

Обращение к сочетанию «страстное сознание» обусловлено рядом причин. Семантический и этимологический анализ утверждают его оксюморонный, парадоксальный характер: «сознание» предполагает осмысленное, рассудочное восприятие окружающего, что не исключает трансцендентальной силы воображения; подобная сопряженность с иррациональным позволяет в отдельных случаях говорить и о сопряженности со «страстным» (безудержным, неуправляемым чувством, воодушевлением, что в свою очередь обусловливает связь с чувством телесной боли, душевной скорби, муки). Следует заметить, что И.А. Бунин часто не различает понятия «страсти» и «страстности», используя их как тождественные («как остро я любил жизнь и все живое. До страсти»).

В романе используются все краски и оттенки страсти и страстности с преобладанием страсти-страдания, страсти-муки, радости-горя, восторга-боли. Художественный контекст слова «страстный» постоянно обновляется и уточняется автором романа и дневниковых записей: «сладость осуществляющейся мечты»; детский восторг и радость от подарков, среди которых были сапожки и плеточка («как сладострастно касался я всего этого»); «несказанно-сладкие и горестные чувства» одиночества; чувствительность к смерти и особенная чувствительность при восприятии рассказов о нечистой силе; страшное и «сладчайшее исчезновение в боге и вечности»,

«строгий и печальный голос, начал молитву, флейты внезапно подхватили ее на верхней страстной ноте»; «сладостно и мучительно возвышенный мир», «сладострастно сомнамбулический ропот жаб», «страсть русского человека к самоистреблению» и др.

В повествовательной структуре произведения уточняется семантика слова «сознание»: это «знание» автора романа, приставка «со» расширяет семантику «знанием» героя романа Алексея Арсеньева и его предков: общее представление о мире и человеке в нем, которое обогащается от поколения к поколению. Так формируется историческая память. Анализ примеров, где с разными оттенками И.А. Буниным используются ключевые слова, формирующие образ «страстного человека», «любящего человека», «творческого человека», позволяет объединить их в семантическое поле «страсти, страстности». Многогранность выражения страсти и страстности, интенциональное содержание страстного сознания нашло свое отражение в представленной ниже схеме.

Исходя из вышеизложенного, можно определить страстность как сущностное понятие, выражающее интенционачьное содержание сознания, характеризующее природно-духовный, эстетический мир автора и героя, проявляющееся в архетипических переживаниях, идеях, образах, формирующее сознание в его сверхчувственной (трансцендентальной) явленности. Страстность организует целостность художественного произведения, проявляется во всех элементах композиции, определяет феноменологию художественных образов, систему изобразительных средств.

Данная сложная система обнаруживает основу художественного сознания автора и героя романа «Жизнь Арсеньева», где стержневой темой, объединяющей все со всем, выступает тема любви и творчества, причем невозможно отдать предпочтение тому или другому, настолько они взаимообусловлены. В целостной структуре, образованной путем тесного взаимодействия и взаимовлияния ее частей, обнаруживаются качественно новые свойства, которые отсутствуют у каждой части в отдельности, однако выступают как совокупный результат координации, согласования в художественном произведении. Можно предположить, что код художественного мира произведения «имплицитно явлен» (сочетание оксюморонно, подчеркивает его

амбивалентный характер, однако возможно при анализе художественного мира романа). Как видно из схемы, для И.А. Бунина не характерно деление мира на высокий и низкий, святой и греховный. Сложно предсказать, какие элементы целостности будут активизированы в произведении, каждый из них остается носителем самостоятельного значения. При подобном смешении, с одной стороны, возникает некоторая неопределенность, с другой - остается простор для внутренней вариативности. Художественное время-пространство организовано сложным образом, когда определенные структуры являют собой разные культурные контексты. Одновременно возникает уникальное смысловое поле, которое объединяет русскую культурную традицию и инонациональное.

Всю гамму эмоциональных коннотаций описать крайне сложно, так она разнообразна. Словесный ряд, в котором представлены понятия «страсти», «страстности» и их оттенки, дает самые смелые сочетания, которых не было до И.А. Бунина и не появилось позже в русской языковой картине.

Открывая сложные отношения между человеческими желаниями и возможностями (желанием жить по божеским законам и невозможностью подчинить, усмирить свою страсть), И.А. Бунин предлагает читателю вместе с 50-летним Арсенье-вым-повествователем проделать путь к «основаниям души» юного Алеши Арсенье-ва, к его архетипическому.

Если принять в качестве верного тезис - сначала автор, потом герой, то И.А. Бунин усложняет традицию постоянной инверсией: повествование ведется то от лица автора, то от лица героя. Инверсия обычного хода событий вызвана тем, что творческая активность, внутренняя энергия 50-летнего Арсеньева-повествователя, как и И.А. Бунина, обладает большей активностью, которая оказывается к тому же и выше внешних стимулов и обстоятельств. Эта внутренняя энергия, где страстность и опыт (в обычной жизни первое уступает место второму, но не у И.А. Бунина) рав-ноположены и являются уникальным свойством, активизирующим переживания, заставляет работать сознание в напряженном ритме, противоположном пассивному созерцанию и холодному анализу, привычному для опытного, зрелого человека. Поэтому появляется образ юного Алеши Арсеньева, создается новая художественная реальность.

Парадигма бунинских архетипов является частью мировой культурной парадигмы. В данной работе выявлены архетипические структуры, определены особенности их включения в художественную ткань произведения. Так, развертывание смысла архетипа происходит вместе с развитием действия в романе. Архетип Дома обогащается с рождением Алеши Арсеньева; чувство одиночества и стремление пробуждающейся души к свету и пространству являются неотъемлемой частью этой структуры, которая постепенно наполняется новым смыслом, воздухом, уверенностью в причастности к данному миру; происходит расширение границ пространства до общемирового Дома. В конце жизни опять настроение одиночества, возвращение в воспоминаниях в отчий дом, к своему началу. Как часть данной структуры - икона матери на стене у взрослого Арсеньева и Сириус за окном (любимая звезда матери).

Взросление Арсеньева, приобщение к «отцы и братии», осознание себя частью русского культурного пространства, где бы ты ни находился (именно поэтому дваж-

ды появляется в художественном тексте образ Великого князя как символ расцвета и гибели «всего русского») связано с проявлением архетипа Отца, а становление творческой личности, ее противоречий в связи с вхождением в мир Женщины, противоречий пола, страсти, невозможности гармонии в любви с образом отца Алексея Арсеньева.

С темой творчества и любви, в свою очередь, связан архетип Дороги, любви в экипаже, вагоне поезда. Круг замыкается и организован архетипической и исторической Памятью. Подобное движение характерно не только для отдельного произведения, но творчества в целом.

Анализ двух эпизодов разных бунинских творений («Тень птицы» (19071911 гг.) и последней книги романа «Жизнь Арсеньева» - «Лика») определяет развитие: внешние впечатления молодого Бунина, навеянные путешествием в Вифлеем и Хеврон, где жарким утром, под «воркование голубей» в садах Соломона все сущее приветствовало проходящую с младенцем на руках Марию, оформились трансцендентальной рефлексией - «Жизнь совершила огромный круг, создала на этой земле великие царства и, разрушив, истребив их, вернулась к первобытной нищете и простоте...» [т. 3, с. 416-417].

Так и человек: совершив свой земной круг из лона матери, прожив долгую или короткую жизнь, на исходе ее опять возвращается памятью в это лоно (икона матери и Лика - Богоматерь в восприятии Арсеньева). Появление в художественном тексте романа образа благословляющей иконы не случайно. Благоговейное отношение к семейной реликвии характерно и для молодого Ивана Бунина.

Подобно мировому маятнику времени память возвращает к запискам И.А. Бунина, сделанным в путешествиях по дальним странам. В далеком мире частицей России, родных мест, отчего дома станет для Бунина-странника «суздальская древняя иконка в почерневшем серебряном окладе ... святыня, связующая меня нежной и благоговейной связью с моим родом, с миром, где моя колыбель, мое детство» [с. 450].

Таким образом, архетип, возникая как явление природно-духовного опыта, в произведении видоизменяется, обогащается его содержание. Элементы архетипической структуры именно в художественном произведении выступают как совокупный результат взаимной связи и согласования целостного, где нет доминирующего, хотя мы и отмечаем ее противоречивость в некоторых проявлениях; могут возникать действия, нарушающие координацию, но не ее целостность, границы архетипа.

Глава И. Феноменология образов романа И.А. Бунина «Жизнь Арсеньева»

Феноменология образов романа связана с идеей Пути творческой личности: от «оснований души» Алеши Арсеньева до постижения «Лица Мира» художником Алексеем Александровичем Арсеньевым. «Проникновение и озарение другого мира» сопровождается страхом покинуть земное, отказаться от чувственной радости. Для И.А. Бунина важна идея жизни как некой явленности, ее целостности, которая объединяет конец и начало, разные полюсы, при этом сохраняет качество определенности и оформленности. Герой живет одновременно в пределах смертного и Бо-

жественного, Вечного, земного и небесного. Арсеньев основывает свой мир из точки (двор, круг как центр всей жизни усадьбы), из которой возник и вокруг которой организован сам «основыватель», где он существует благодаря своему началу в абсолютном смысле как уникальное явление, а в относительном — как явление, зависящее от бесконечного числа предков [Юнг].

Не случайно в воспоминаниях Арсеньев-повествователь обращается, прежде всего, к образу дома. Отсюда начинается знакомство с миром, здесь обнаруживается необыкновенное свойство Памяти как знания, с которым рождается человек, которое является бесконечно богатым, в котором заключается архетипическое героя.

И.А. Бунин обращается к образу батуринского дома несколько раз. Дом в минуты одиночества, минуты, когда вся семья вместе и каждый счастлив по-своему, и одновременно ощущает общее счастье. Дом зимой и летом, днем и ночью. От этого меняется семантическое пространство произведения, настроение, которое передает развитие образа-переживания. С одной стороны, кажущаяся свобода, произвольность чередования мыслей и настроений, с другой - глубокая, продуманная автором система сквозных идейно-образных мотивов.

Состояние «высшего покоя» переживает Арсеньев, созерцая Батуринскую усадьбу. Мотив одиночества усилен безмолвием, тишиной в ее «благословенной, божественной бесцельности. Как отрешалась душа тогда от жизни, с какой грустной и благой мудростью, точно из какой-то неземной дали, глядела она на нее, созерцала «вещи и дела» человеческие!» [с. 75].

Душа переживает в эти минуты состояние необычайного откровения, чистоты, находясь на пороге святилища, слушая тишину Вечности. Несмотря на все противоречия, «умствования», человек стремится к этому святому причастию божески-космической жизни. Однако «вещи и дела» человеческие прерывают состояние покоя.

Образ дома явлен в момент любовного чувства к Анхен, получает развитие в картинах летней усадьбы, когда запахи и краски чрезвычайно напряжены, ярки. Не случайно это совпадает с первым творческим успехом юного Арсеньева (его стихи опубликованы в петербургском журнале). При этом пространственные образы объединяют слуховые и зрительные впечатления. Вербальный эффект (тишина «говорит») порождает звуковой образ — тишину ночи: «Во всем мире была такая тишина, что, казалось, просыпался от чрезмерности этой тишины».

Звукообраз становится смыслообразом, который подчеркивает чувственный аспект Целого, слияние с космической жизнью: «тишина и блеск», «монашенки-галки, обычно такие болтливые, но теперь очень тихие», «а за раскрытыми окнами сиял и звал в свое безмолвное царство лунный сад», «какое молчание - так может молчать только что-нибудь живое!» [с. 104-105].

Запахи («такое обоняние, что отличал запах росистого лопуха от запаха сырой травы»), краски («... до недоумения, даже до некоторой муки, дивился на красоту ночи ...»), как и звуки, сообщают предельно-чувственное состояния героя.

Повторяющийся образ вековой ели подчеркивает Вечное, единство природного Космоса. Космическое превращается в божеское Целое. Несмотря на сложные отношения с Богом, герой И.А. Бунина словно переступает порог Дома-храма и причащается к этому Божественному миру. Развитие лирико-философского сюжета

разрешается картиной отражения бездонного неба в водах пруда, «широко сиявшего своей золотой поверхностью». Лик луны выступает в бунинском тексте как альтер-эго юного Арсеньева.

Наряду со словом «страстный», «божественный» — еще одно ключевое слово в художественном мире И.А. Бунина. Помимо прямого значения - относящийся к религии — оно выражает высшую степень восторга (наблюдается близость к страстному). В «Жизни Арсеньева» ряд эпизодов, где автор подчеркивает почти нераздельность, неразложимость значений. Грозовое состояние природного мира отзывается подобными переживаниями героя: «О, как я уже чувствовал это Божественное великолепие мира и Бога, над ним царящего и его создавшего с такой полнотой и силой вещественности! Был потом мрак, огонь, ураган, обломный ливень с трескучим градом, все и всюду металось, трепетало, казалось гибнущим... Зато какое облегченье настало потом, когда все стихло, успокоилось, всей грудью вдыхая невыразимо-отрадную сырую свежесть пресыщенных влагой полей....» [с. 17].

Впечатление данного эпизода коротко можно охарактеризовать как «благо бытия». Здесь в полной мере реализуется мысль автора о неразложимости ощущения Красоты, Любви, Разума и Жизни - первооснов бунинского художественного мира, что дает полноту жизни и счастья, формирует эстетическое героя, его художническую зоркость и художественную натуру. Целостность эстетического впечатления эпизода подчеркивается единством поэтического образа и его словесного воплощения. Подобные иллюстрации даны по всему художественному пространству романа, когда повествование приближается к лирическому переживанию, словом передается телесность света и звука.

Например, кульминация отношений влюбленных нередко сопровождается грозой. И.А. Бунин выбирает нестерпимые краски: огненная стихия, воплощенная в цветовой гамме красного Марса, олицетворяет страсть, чувственность и животворные силы. Нарастание звука до fortissimo, сгущение красок до «апокалипсического блеска и пламени», насыщенность текста «звучащими» глаголами сопряжено с внутренним состоянием героев, когда звучат «какие-то органные, надземные звуки». Столь выразительные эпизоды художественного произведения могут быть легко воплощены на холсте или превратиться в законченное музыкальное произведение. Но и в романе это всегда стилистически совершенный фрагмент, в котором объединены звуковые и зрительные впечатления.

Так появляется образ, который с предельной ясностью передает внутреннее состояние героя. Довременные движения души, картина природного Хаоса как Целого - все в подобных эпизодах, получивших феноменологический смысл. Пробуждающаяся эротическая энергия, дающая толчок творчеству. Столь не раздельны в бунинском мире духовный (творческий) и чувственный (страстный) элементы бытия.

Сопричастность любви и смерти связаны с понятиями о начале и конце, о единичном, о пространстве и времени. Тьма, ночь, смерть ассоциируются с бесконечным, вечным, вневременным. Ночь - это начало трансцендентного, выход за границы эмпирического опыта. Устремленность бунинского героя в «даль», «дневное» чувство одиночества и тревоги, возникающие как следствие контакта природно-предметного мира и метафизического мира Ночи, являются необходимым этапом к

«выходу» из своих пространственно-временных пределов. Освобождение героя от его «дневной формы» - это и есть приобщение к трансцендентности, или «выход» к подлинному существованию.

С символами ночи и дня связано не только ощущение Божественности мира, но и божественности любви. Переживание первой физической близости не случайно окрашено в краски ночи - цвета Женского, темного, тайного - и огня - символа страсти (огонь - метафора сексуального желания), воплощение Духа, энергии Космоса, присущего Мужскому миру.

Обращение к теме телесной любви, к тайне пола связано со вступлением героя в сферу ночного, бессознательного, эротического. Темное метафорично, относится к внешнему, объективному, но и одновременно к внутреннему, субъективному. Феноменология образов романа объясняется обращением к символам цвета и света, определяющим суггестивность бунинского слова. Восторженная упоенность героем И.А. Бунина запахами определяет эмоциональный тон телесного чувства как мучительно-сладостное ликование, как прямое следствие открытости природной красоты человеку. Художественное единство времени, пространства и чувства, где даже обыденные предметы и явления воспринимаются как «дивные и ужасные», формирует особое настроение, трудно поддающееся определению. Любовь одновременно живет и там, где свет, и там, где тень. Рождаясь от солнца и света, от радости бытия и счастья жизни, любовь уходит в тень и далее - в смерть. Но если в высшем проявлении чувства человек переходит границу света в тень, то в творчестве он возвращается из тьмы забвения в свет жизни и Памяти. Таким образом, мотив ночи является сквозным мотивом творчества художника, объединяет пространство художественного произведения, иерархию жизненных ценностей автора.

Через переживание света и цвета И.А. Бунин показывает проживание (путь) героя: из тьмы в свет, от неосознанного к осознанному - формирует представление читателя о людях «настоящего художественного естества». Путь к творчеству для героя И.А. Бунина открывается через эротическую напряженность.

С одной стороны, это сущностная необходимость героя И.А. Бунина, с другой - именно здесь обнаруживаются противоречия Мужское-Женское. Кроме того, мы напрямую связываем данные противоречия также с тем, что личность Арсеньева формировалась под влиянием матери, с которой связано религиозное начало, и отца, воплотившего в романе дионисийское восприятие жизни, оформившееся в «повышенное чувство жизни и смерти», или обостренно-страстное вчувствование. По Бунину, это и определяет качество творческой личности. Эпизоды романа, посвященные матери, являют пример чрезвычайного откровения, воплощенного в стилистике божественного слова, что позволяет говорить о символическом значении образа (хранительницы религиозных традиций, божественного начала в человеке). Обобщенный образ Отца в художественном пространстве романа определяет ценность исторических, культурных традиций, ответственности за судьбу России (это и представители старших поколений рода Арсеньевых, и Писарев, и Великий князь).

Дуализм Мужское-Женское является осью этического и эстетического мира И.А. Бунина. Космический мир мужчины диссонирует с земным миром женщины, поэтому автор настаивает на нерасторжимости любви, Эроса и смерти.

Крупным планом в романе дана смерть Великого князя. Очевидно, это не случайность, а осознанная параллель между двумя главными событиями произведения: в теме любви — любовь к Лике, в теме смерти - смерть Великого князя. Дневниковые записи И.А. Бунина убеждают, что писатель и сам переживал обостренно смерть Великого князя, которая случилась б января 1929 года (время работы над четвертой книгой).

Автор готовит читателя к развязке отношений Арсеньева и Лики. Показывая сближение героев, Бунин одновременно подчеркивает, что событие любви не дает СО-бытия, не возникает общего пространства. Образы и краски, которые автор выбирает для описания «обрушившегося чувства» можно охарактеризовать как эмоционально-эстетическую антитезу. В повествовании пятой книги наряду с фабульным действием оформляется подтекст личности Арсеньева (то, что выражено неявно, не находится на поверхности). В этом подтексте Лика мыслится как создание земное, чуждое личности героя.

Драматизм отношений Лики и Арсеньева в том, что автор, в первую очередь, разворачивает перед читателем историю души человеческой, которая сосуществует с миром, внеположенным человеку (любовь и творчество суть противоречия этих миров). Это одна из ключевых тем романа. В любви чувство жизни достигает Великого предела. В жизни творца подобное переживание должно перейти в иное качество.

С одной стороны, это противоречит самой жизни, но и вперед идти некуда, если человек не рожден для продолжения природно-духовной Цепи. Неизбежен переход в иное качество, в романе - в инобытие, в смерть. Автор в «Жизни Арсеньева» не объясняет законов устроения любви, он не наблюдает, а «проживает» (в воспоминаниях) вместе со своим героем состояние упоения от явленности Женского, настигающее в самых различных обстоятельствах.

Любовь всегда сопряжена со смертью, это онтологические свойства бытия, обнаруживающие единосущность и надмирность, что позволяет утверждать их феноменологический в большей степени смысл, чем психологический. Любовь как Событие в круге земном исключает СО-бытие. Однако смерть, сопряженная с Эросом, — это не отрицание жизни, а бытие, перешедшее через точку Великого предела. Если западный человек увидит здесь противоречие, то для мыслителя Востока его нет. Так много может открыть Эрос человеческому сознанию, энергия страсти создает такие условия, где осуществление любви делается возможным. Очевидно, для И.А. Бунина неосуществленная в полной мере в земной жизни любовь указала путь преодоления подобной неосуществленности. В творчестве. В феноменологической любви бунинских героев.

На последних страницах романа 50-летний Алексей Арсеньев пишет: « Недавно я видел ее во сне - единственный раз за всю свою долгую жизнь без нее. ... Я видел ее смутно, но с такой силой телесной и душевной близостью, которой не испытывал ни к кому никогда» [с. 249].

Чтобы передать это ощущение, надо было пройти Путь в 83 авторских и 50 арсеньевских лет. Подобное ощущение можно охарактеризовать как феноменологическую редукцию, когда происходит высвобождение чистого, ничем не опосредо-

ванного чувства в его неразрывности и несводимости к природно-предметному миРУ-

Для И.А. Бунина в этой теме главное - реализация выхода из Цепи в высший трансцендентный мир. Освобождение сущности существования для бунинского героя происходит мучительно, связано с освобождением глубинного личностного «я», его духа от всего материального. Экзистенциальное мышление Бунина не позволяет однозначно определить его дарование. В «Жизни Арсеньева» воплотилось утверждение человека любящего, Творца.

В заключении подводятся основные итоги исследования.

Рождение человека не нарушает целостности природного мира. Формирующееся сознание, охарактеризованное как страстное, ведет героя к образной форме познания мира, которая открывает способность охватить одновременность разного, явленность неявного. Подобное проживание времени позволяет преодолеть дискретность пространства, открывает путь к Абсолюту, обнаруживает близость И.А. Бунина к концепции восточной личности.

Феноменология бунинской любви заключается в том числе в обращении автора к внутренней форме слова, тому, что «говорит» само слово, к реальности, им порождаемой. Этот путь открывает исследователю возможность глубокого анализа романа, познания сотворенного Буниным художественного мира, явленного в каждом элементе его целостности.

Движение в романе опирается на преднаходимые, уже имеющиеся в русской культуре модели, а также те, в которых реализуется культурный опыт человечества. Сложность анализа пространственно-временной организации произведения связана с тем, что И.А. Бунин, опираясь на представления об архетипическом пространстве, создает пространство-образ, в котором сочетается не только русская, но и восточная национальная специфика. С подобным типом пространства связаны и свойства времени: всевременность души, вневременность конфликта героя - разлад между мечтой об идеальной любви и действительностью.

Автор стремится индивидуализировать эмоционально-психологический смысл времени, нарушая привычные представления: день - время труда, ночь — покоя или наслаждения, вечер - успокоения, утро - пробуждения. Любимое время писателя и его героя - рассвет (пятый час утра), когда чувства необыкновенно обострены после ночного напряженного творческого труда или страстного переживания любви. Так И.А. Бунин изображает субъективное время персонажа, когда переживания и мысли в отличие от других процессов протекают интенсивнее, что говорит о насыщенности душевной жизни.

Идея Пути и материнской иконы оригинальным образом переосмыслены в художественном произведении. Как история человечества всякий раз возвращается к своему началу, так и Путь Арсеньева не сводим к линейному движению: первые проблески сознания связаны с чувством одиночества, тревоги, которые сглаживаются присутствием матери, материнской иконы, обращение в путешествии к любимой звезде матери - Сириусу, в конце романа - сравнение Богоматери и Лики.

Это позволяет утверждать, что движение не заканчивается, финал открыт. Великий предел преодолен смертью героини, как это ни парадоксально, любовь переходит в иное качество. Не принимая категорию будущего, связанную со смертью,

автор организует целостность художественного времени-пространства прошлым, изначальным, реализованным в архетипической памяти, этом уникальном знании об общих законах мироустройства, с которым рождается человек, архетипических переживаниях, развивающих в личности ощущение независимости от конкретного времени-пространства при сопричастности к вечному времени-пространству.

Таким образом, характерное для XX века усложнение пространственно-временной организации произведения наблюдается у И.А. Бунина. Подобное усложнение можно определить как напряженное сопряжение (проявление страстного миропереживания), когда из будущего через прошлое 50-летний Арсеньев-повествователь восстанавливает настоящее.

Основное содержание диссертации отражено в следующих публикациях:

В изданиях, рекомендованных ВАК министерства образования и науки РФ для публикации основных научных результатов диссертаций на соискание степени кандидата наук:

1. Рябова, С.Г. Слово, творящее мир. Феноменология цвета, воздуха, перспективы в романе И.А. Бунина «Жизнь Арсеньева» [Текст] / С.Г. Рябова // Вестник Иркутского государственного лингвистического университета. - Иркутск, 2008. - № 3. - С. 52-60. (0,5 п. л.).

2. Рябова, С.Г. Архетипические структуры в художественном мире И.А. Бунина [Текст] / С.Г. Рябова // Вестник Иркутского государственного лингвистического университета. — Иркутск, 2008. - № 3(7). — с. 75-79. (0,25 п. л.).

В прочих изданиях:

3. Рябова, С.Г. Этическая природа «страстного сознания» героев И. Бунина [Текст] / С.Г. Рябова // Литературное произведение: Коммуникативный аспект: Вестник ИГЛУ. Серия Литература / Отв. ред. Н.П. Антипьев. -Иркутск: ИГЛУ, 2004. - № 6. - С. 24-36. (0,75 п. л.).

4. Рябова, С.Г. Страстность как основа авторского сознания И.А. Бунина [Текст] / С.Г. Рябова // Славянские языки и культуры: прошлое, настоящее и будущее (Иркутск, 23-24 мая 2006 г.): материалы международной научно-практической конференции. - Иркутск: ИГЛУ, 2006. - С. 146-151. (0,3 п. л.).

5. Рябова, С.Г. Активация архетипического в прозе И.А. Бунина («Зеркало». Из ранних редакций романа «Жизнь Арсеньева») [Текст] / С.Г. Рябова // Славянские языки и культуры: прошлое, настоящее, будущее (Иркутск, 24-25 мая 2007 г.): материалы международной научно-практической конференции. - Иркутск: ИГЛУ, 2007. - С. 207-211. (0,25 п. л.).

6. Рябова, С.Г. Мотив дома в романе И.А. Бунина «Жизнь Арсеньева» [Текст] / С.Г. Рябова // Проблемы славянской культуры и цивилизации: материалы X международной научно-методической конференции / Отв. редактор А.М. Антипова. - Уссурийск: Изд-во УГПИ, 2008. - С. 296-299.

(0,2 п. л.).

Рябова Светлана Григорьевна

ФЕНОМЕНОЛОГИЯ СТРАСТИ И СТРАСТНОСТИ В РОМАНЕ И.А. БУНИНА «ЖИЗНЬ АРСЕНЬЕВА»

АВТОРЕФЕРАТ

Подписано в печать 17.05.10. Формат 60x90 1/16 Бумага офсетная. Печать трафаретная. Усл. печ. л. 1,25. Тираж 100 экз. Заказ 7178.

Изготовлено в ООО «Репроцентр А1» г. Иркутск, ул. Ал. Невского, 99/2 тел. 540-940

 

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Рябова, Светлана Григорьевна

ОГЛАВЛЕНИЕ.

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА 1. МЕТАФИЗИЧЕСКАЯ ИДЕЯ РОМАНА И.А. БУНИНА «ЖИЗНЬ АРСЕНЬЕВА» В КОНТЕКСТЕ ДУХОВНОЙ ТРАДИЦИИ.

1.1. Любовь и ее интерпретация в русской религиозно-философской мысли.

1.2. Влияние философии Востока на образ человека любящего.

1.3. Природа страсти и страстности в поэтике И.А. Бунина.

1.4. Архетип как инструмент исследования художественного многообразия.

Выводы по первой главе.

ГЛАВА И. ФЕНОМЕНОЛОГИЯ ОБРАЗОВ РОМАНА И.А. БУНИНА «ЖИЗНЬ АРСЕНЬЕВА».

2.1. Мировосприятие и чувство жизни Алексея Арсеньева. От архетипа к образу.

2.2. Архетипическое в образах Женского и Мужского в романе «Жизнь Арсеньева».

2.3. Мужское упоение от явленности Женского через архетипические переживания цвета, света, перспективы.

2.4. Эротическая напряженность как сущностная необходимость героя

И.А. Бунина, открывающая путь к творчеству.

Выводы по второй главе.

 

Введение диссертации2010 год, автореферат по филологии, Рябова, Светлана Григорьевна

Искусство каждого тысячелетия отображает как проблемы, которые принято называть «вечными», так и те, что оказались в поле зрения в данную эпоху.

Конец XIX и начало XX века изменили судьбу романа в мировой литературе. Это связано с переменами в жизни общества, которые иначе интерпретировали ценностные ориентиры прошлого. Общественное сознание характеризовалось сложным ощущением исчерпанности предшествующего развития, чувством неизбежного исторического возмездия и вместе с тем надеждой на новые идеалы, которые должна была дать русская философская и литературная мысль. Напряженный поиск нового проходил в обстановке страстных дискуссий.

Известны религиозно-философские собрания в Петербурге, описанные Зинаидой Гиппиус, московские собрания М.К. Морозовой, где обсуждались вопросы современной психологии и философии в их отношении к религии, символу, мифу как глубоким комплексам коллективно-бессознательного [Гиппиус, 1990, с. 353-371]. Московское Религиозно-философское общество поддерживало традиции Вл. Соловьева, состоялось сближение интеллигенции и представителей церкви. Внимание общества было приковано к проблемам марксизма и идеализма, свободы личности и свободы творчества.

Сама личность, индивидуальная и соборная, народ, нация становятся явлением культуры, при этом каждая культура имеет свою систему ценностей. Свободная личность как «действующее лицо истории и биографии» признается особой категорией, в которой сублимируются понятия цели, энергия воли и ступени бытия личности [Вышеславцев, 1994, с. 185].

Русская философская и литературная мысль развиваются в контексте мировой культурной парадигмы. По справедливому замечанию русского философа Б.П. Вышеславцева, не существует никакой специальной русской философии, но «существует русский подход к мировым проблемам, русский способ их переживания и обсуждения» [Вышеславцев, 1994, с. 8]. Вопросы: откуда мы и куда идем? - решаются мыслителем в его работах «Вечное в русской философии», «Этика преображенного Эроса».

Связь с мировой культурной мыслью наблюдается там, где внимание русских писателей и философов приковано к сознанию, формирующему многообразие отношений человека и мира, характер миропереживания, интерес к сознанию как потоку переживаний. При этом в рамках каждой культуры по-своему решался вопрос сознания как единства ментальной сферы, отношения духовного и телесного, формирующие ценностные черты личности, выработаны специальные приемы и способы изображения внутреннего мира личности. Очевиден интерес к тому, что находится за пределами эмпирического опыта.

Обращение к Эросу как первооснове всего сущего характерно для религиозно-философской и художественной мысли эпохи. С одной стороны, обращение к теме любви не выводит процесс познания на рациональный уровень, с другой - объединяет разумную организацию человеческой природы с духовной ее составляющей.

Философия любви в России отличалась от предшествующих учений тем, что идеи любви в концепции B.C. Соловьева, В.В. Розанова, H.A. Бердяева, П.А. Флоренского, С.Н. Булгакова и др. явились стержневыми, носили исповедальный характер, были сопряжены с вопросами жизни и смерти, познания истины, проблем творчества, эстетики и этики.

Выявление психологических мотивов и импульсов поведения человека в момент любовного переживания и миропереживания определяют интен-циональное содержание авторского сознания романа И.А. Бунина «Жизнь Арсеньева». При этом проблема воплощения сознания героя в художественном произведении, характер субъектно-объектиых отношений, остается важнейшей составляющей в осмыслении феноменологии авторства.

Как известно, проблема соотношения автора и героя с начала XX века становится одной из самых дискуссионных в литературоведении. Исследования по этому поводу Б.О. Кормана, В.В. Виноградова, М.М. Бахтина, Г.А. Гу-ковского, Л. Гинзбург, В.В. Заманской и др. не снимают напряженности размышлений на данную тему. Кроме того, в последние годы в литературоведении обсуждается вопрос о новых категориях для интерпретации литературных явлений, позволяющих преодолеть традиционный жанровый и стилевой анализ, категорию метода и т. д. Подобной универсальной категорией представляется категория художественного сознания [Власенко, 1993, Карпов, 1994, Заманская, 1996 и др].

В.В. Заманская, определяя тип художественного сознания, указывает, что данная категория «соединяет концептуальные и формально-логические параметры в структуре художественного мышления; воссоздает цельность бытия как категории онтологической; каждый из типов художественного сознания структурирует себя в оригинальной поэтике; . интегрирует философские, культурологические и историко-литературные пласты в едином культурном пространстве эпохи» [Заманская, 1996, с. 278].

Создавая «внутривидовую типологию авторства», И.П. Карпов определяет авторское сознание И. Бунина, Л. Андреева, А. Ремизова как монологическое, подчеркивает при этом, что отличительной чертой авторства И.А. Бунина является страстность и оксюморонность. Избранный теоретический аспект исследования представляется нам основополагающим, принципиально важным и вместе с тем позволяет дополнить описание типов художественного сознания, исследуя доминанты художественного мира писателя, что и будет сделано ниже.

В данной работе страстность осознается нами через анализ любви в ее нескольких составляющих, так как природа любви в художественном мире романа раскрывается через чувственную любовь с сильно выраженным половым влечением (любовь-страсть), любовь как эстетический феномен, а также этом гл. 1. п. 3). Данный подход обусловлен выбранным направлением, предполагающим осмысление литературы как эстетического феномена.

Явление бунинского героя в русской художественной литературе XIX-XX веков обогатило уже имеющиеся представления о духовных, психологических ценностях в жизни человека и дало возможность в полный голос, с небывалой художественной правдивостью говорить о любви как о явлении эстетическом и религиозном, «божественном и дьявольском» одновременно. Подобное восприятие любви реализуется в творчестве И.А. Бунина как эстетически-эмоциональная антитеза.

Обращение к метафизической идее романа, которая у Бунина является средством миромоделирования, ведет исследователя к пониманию сложнейших моментов душепереживания героя Алексея Арсеньева. Человек приходит в этот мир, чтобы сказать нечто сокровенное, осуществить связь времен; стремясь к СО-бытию с другими, обозначить собственную уникальность, определяя свое бытие как «бытие-событие мира».

И.А. Бунин относится к тем художникам, для которых подлинность существования не просто «отвлеченно стоящая над ним идея, а кровь и плоть его духовно-душевно-телесного существа» [Степун, 1934, с. 198].

Данная мысль корректируется самим автором «Жизни Арсеньева»: «Будем служить богу земли, богу, которого я называю Красотой, Разумом, Любовью и Жизнью и который проникает все сущее» [Бунин, 2006, т. 3, с. 383].

И.А. Бунина интересует личность творческая, которая утверждает собственную исключительность, независимость от социальной среды. Подобный антропологический подход совпал с запросами общества, где не утихали споры относительно «роли творца и искусства в целом».

И.А. Бунин уже в начале века обозначил интерес к форме воплощения образа художника через оригинальную повествовательную структуру произведения, в котором самым сложным образом сочетаются духовные традиции

Запада и Востока. Восприимчивый к инонациональному, И.А. Бунин сумел обогатить русский стиль «чужими» красками. Это и есть, по Бунину, художественные принципы глубокого отражения подлинной реальности.

Огромное сознание» русскости своего «я», которое, на наш взгляд, состоит в интуитивном ощущении Родины, причастности к «порождениям исконного духа России», дает материал, позволяющий установить связь Бунина и его героев (А. Арсеньева, его отца, матери, брата Георгия) с особенностями личности, сформированной переломной эпохой конца XIX — начала XX века.

Современные исследователи справедливо указывают на сложность мировосприятия автора и его героев. Так, «новым типом прозы» называет Е.А. Новикова роман «Жизнь Арсеньева» и цикл «Темные аллеи», в которых одухотворенные творческой мыслью автора реальные события утратили биогра-фичность, приобрели смысл общечеловеческий [Новикова, 2002, с. 129]. Это справедливо, однако интересным представляется пойти дальше, что значит установить архетипическую основу бунинского художественного текста, определить границы и содержание архетипов И.А. Бунина в их соотнесенности с мировой культурной парадигмой.

Бунин до сих пор остается фигурой «до конца неразгаданной» [Мальцев, 1994, с. 5] и даже несколько «периферийной» [Пращерук, 1999, с. 4].

Вероятно, это связано с проявившейся в 80-90-е годы прошлого столетия тенденцией рассматривать творчество Бунина как иллюстрацию закономерностей литературного процесса XX века в целом, с точки зрения жанровых преобразований. Например, «Иван Бунин и литературный процесс нач. XX века (до 1917 г.)»; Е.Г. Мущенко «Путь к новому роману на рубеже 19-20 веков»; М.С. Штерн «В поисках утраченной гармонии: Проза И. Бунина 1930-1940 г.; Е.Т. Атаманова «Русская литература XIX в. в контексте художественной прозы Бунина (проблема реминисценций)». В ряде работ - как часть искусства рубежа веков (Н.Л. Долгополов «На рубеже веков. О русской литературе конца XIX - начала XX вв.»; В.Я. Гречнев «О прозе XIX-XX в.: Толстой, Чехов, Бунин, JL Андреев, Горький»).

Феномен И.А. Бунина является поводом для сопоставления его с другими художниками XIX и XX вв., изучению как личных, так и творческих отношений И.А. Бунина с писателями-современниками (В.Я. Линков «Мир и человек в творчестве Л. Толстого и И. Бунина»; В.А. Гейдеко «А. Чехов и Ив. Бунин»; Н.Л. Елисеев «Бунин и Достоевский»; А. Лакшин «Чехов и Бунин»; A.A. Нинов «М. Горький и И. Бунин»; A.A. Хван «Метафизика любви в произведениях И.А. Куприна и И.А. Бунина»).

Внимательный читатель и библиограф Бунина Федор Степун в своих работах так определил не разгаданную никем особенность творений гениального писателя, обозначая тем самым направление следующих исследований: «Раскрыть сущность подлинности - значит раскрыть тайну бунинскош творчества» [Степун, 1994, с. 5]. Разгадать «сущность подлинности» - значит определить ключевые, на наш взгляд, моменты бунинского стиля.

Во многих работах развивается мысль о связях бунинского художественного творчества с различными философско-эстетическими традициями [Сливицкая, 1995; Смолянинова, 1996; Килганова, 1996; Ким Кен Тэ, 1997; Мэн Сю-юнь, 1996; Marrulo Ih. G., 1998].

Особого внимания заслуживает исследование О.В. Сливицкой. Автор погружается в художественный мир И.А. Бунина, в котором сложнейшим образом переплетаются, взаимодействуют различные религии. Исходя из этих особенностей, решается вопрос о мирочувствовании бунинского героя. О.В. Сливицкая доказывает близость Бунина философии Востока, особенно во «взаимодействии противоположностей», которые имеют относительный характер: они «одновременно и непротивоположны, ибо присутствуют друг в друге», гасят друг друга, и воцаряется великий покой, великое бесстрастие -нирвана [Сливицкая, 1995, с. 460]. Однако автор справедливо отмечает невозможность достижения покоя, сближение не становится абсолютным.

Следует отметить особенно глубокий анализ художественного мира И.А. Бунина и Л.Н. Толстого в одной из последних работ О.В. Сливицкой «Повышенное чувство жизни»: Мир Ивана Бунина» (М., 2004), в которой определяется «эстетическая индукция» как органическое свойство искусства вообще, так и бунинской картины мира, в частности, движение в этом мире ведет героя к пониманию законов Универсума.

Синкретизм философско-религиозных исканий И.А. Бунина подчеркивает Г.Ю. Карпенко в работе «Творчество Бунина и религиозно-философская культура рубежа веков» [Карпенко, 1998]. Бунин обращается к новым источникам, «способным озарить сокровенность человеческого мироощущения», в момент особенно острого осознания кризиса традиционного христианского умонастроения [Карпенко, 1998, с. 9].

Автор монографии считает, что взгляды писателя многообразны, однако среди источников человеческой мудрости Бунин особенное внимание уделяет ближневосточным по происхождению текстам - Ветхому завету и Корану [Карпенко, 1998, с. 6]. Проблему смерти в творчестве Бунина и ее возможных религиозно-философских источников автор объясняет влиянием мыслей Марка Аврелия, указывает на частое цитирование И.А. Буниным Екклизиаста и Сутты-Нипаты. Очевидно, здесь кроется причина трагического склада мышления писателя.

Однако, по Бунину, возможно преодоление трагичности мира через любовь и мудрость как «верховных качеств» жизни, торжество «духовной незыблемости мира», что позволяет Г.Ю. Карпенко определить бунинского лирического героя как человека, наделенного «чувственной памятью», способного помнить «давнопрошедшего себя и свое родство с миром» [Карпенко, 1998, с. 54].

Возникает вопрос: каким образом решается проблема связи человека с человечеством в романе «Жизнь Арсеньева»? Этим объясняется наш интерес к метафизике любви и феноменологии авторства Ивана Бунина, столь отчетливо явленных в романе «Жизнь Арсеньева».

Несмотря на то, что подобный подход в изучении И.А. Бунина был определен Ю.В. Мальцевым [Мальцев, 1994], продолжен другими исследователями [Колобаева, 1998; Пращерук, 1999; Шлегель, 2001], он не исчерпывает всех особенностей эстетики Ивана Бунина.

Авторы названных работ определяют различные доминанты феноменологического мира писателя. Так, Г.К. Шлегель одну из задач своего исследования определяет следующим образом: пролить свет на «религию Бунина, показать бытие феноменологических и религиозных понятий в художественном мире Бунина, а также проследить, каким образом происходит превращео ние понятий в феноменологические образы».

Феноменологические понятия «дух», «душа», «тело» рассматриваются автором исследования неотрывно от художественного мира И.А. Бунина, что позволяет по-новому прочитать наиболее совершенные произведения гениального писателя, воссоздать образную концепцию художника, включающую три момента: эстетическое, религиозное и художественное видение мира Буниным [Шлегель, 2001, с. 6-7].

Обозначив в качестве сущностных понятий мировосприятия И.А. Бунина триаду дух - душа - плоть, автор работы подчеркивает эмоционально-страстную тональность творений художника, справедливо обращает наше внимание на важный аспект - душу влюбленного героя, вбирающую в себя прозу и поэзию реальности. Поэзию, если мы имеем в виду мечту бунинского героя об идеальной любви, прозу - когда говорим о ее неосуществленное™ в земной жизни.

Однако внимание исследователя приковано в основном к рассказам И.А. Бунина, тема любви в романе «Жизнь Арсеньева» требует более пристального внимания. На наш взгляд, осознание метафизической природы любви в романе «Жизнь Арсеньева» - это еще один путь к пониманию ценностных моментов художественного мира И.А. Бунина.

Только в состоянии любви, по Бунину, очевидна внутренняя сущность человека. Что движет это чувство? Каким типом мировосприятия должен обладать человек любящий? Исходя из этого, представляется важным разобраться в вопросе, каким образом в романе «Жизнь Арсеньева» преломляется понимание любви как феномена, в котором наиболее адекватно проявляется важнейшая составляющая человеческого духа, поэтому триаду дух - душа -плоть следует рассмотреть через метафизику любви бунинского героя.

Уникальность бунинского творчества в культуре XX века рассматривается также в работе Н.В. Пращерук. Феномен художественного пространства Бунина определяется особенностями авторского сознания. В частности, языковое пространство цикла «Темных аллей» Н.В. Пращерук рассматривает с точки зрения системы символов и образов, предельно явленных в каждом рассказе, исследователь отмечает насыщенность бунинских текстов напряженной эротикой.

Не совсем правы те исследователи, которые говорят об изображении Буниным «примитивных влечений и эмоций» [Саакянц, 1976, с. 585]. На наш взгляд, Бунин не столько разрушает традиции в изображении русской любви, сколько открывает доселе неизображенное. Восприятие телесного и духовного формируется у И.А. Бунина под влиянием сложившейся религиозно-философской традиции, преломленной через собственные эстетические представления.

Говоря о типах бунинской любви в цикле «Темные аллеи», исследователи его творчества оставляют в стороне тот факт, что эти типы уже обрели свой лик или отчасти намечены художником в ранее созданном произведении - «Жизни Арсеньева».

В исследовании В.В. Плешкова «Концепция человека в творчестве И.А. Бунина» речь идет о «человеке любящем» в общей концепции бунинского человека, автор глубоко анализирует цикл «Темные аллеи». Роман «Жизнь Арсеньева» рассматривается, в основном, с точки зрения его жанрового своеобразия. Чтобы выявить причины неосуществленности любви в земной жизни, следует обратиться к более четкому определению природы Женского и Мужского.

Что дал век XXI буниноведению?

Интерес к творчеству великого русского писателя в первом десятилетии XXI века проявляется в самых разных исследованиях не только литературоведческого, но и лингвистического характера (O.A. Мещерякова « Авторская концептосфера и её репрезентация средствами свето- и цветообозначения в цикле рассказов И.А. Бунина «Тёмные аллеи», Орел, 2002), а также в культурологии (С.Ю. Сидорова «Концепция творческой памяти в художественной культуре: Марсель Пруст, Владимир Набоков, Иван Бунин», М., 2003).

Наблюдается большой интерес к категории художественного сознания, объединяющей все составляющие художественного текста. Об этом прямо говорится в работе A.B. Полупановой «Формы выражения авторского сознания в автобиографической прозе И. Бунина «Жизнь Арсеньева» и М. Осорги-на «Времена».

Исследователь обусловливает поэтику повествования произведений И. Бунина и М. Осоргина главной ролью автора, видит два начала, трансформирующих жанр художественных произведений, - автобиографическое и лирическое [Полупанова, 2002, с. 54].

Постижение философии, мирочувствования автора и героев Бунина некоторые исследователи связывают с пониманием авторского тезауруса, в котором находят свое отражение предметы, признаки или действия, определяющие авторскую картину мира [Новикова, 2002], через новое прочтение дневников, писем Бунина, осознание биографического материала [Крюкова, 2000; Егоров, 2002].

Особенностям романной структуры «Жизни Арсеньева», ее ритмической организации посвящена работа O.A. Астащенко «Принципы художественной организации текста И.А. Бунина (поэзия и проза эмигрантского периода)». Основываясь на теории Б.В. Томашевского - М.М. Гиршмана, O.A. Астащенко видит особенности мелодики бунинской прозы не только в необычном звучании церковнославянских, фольклорных, древнерусских текстов, но и в своеобразной организации ритмико-интонационного повествования, при котором «строй повествования набирает эмфатически напряженное, волнующее звучание» [Астащенко, 2003, с. 128]. Подобный интересный подход, полагаем, может быть дополнен исследованием цвето-светового пространства романа «Жизнь Арсеньева».

Глубокий научный анализ обнаруживает также работа Т.Н. Ковалевой «Художественное время-пространство романа И.А. Бунина «Жизнь Арсеньева». Автор данной работы совершенно прав, подчеркивая знаковый характер художественного времени-пространства романа, время рассматривается как сложная многоуровневая организация, в которой присутствуют разные типы и формы времени: биографическое, семейно-бытовое, социально-историческое, природно-циклическое [Ковалева, 2004, с. 11].

Соглашаясь с Т.Н. Ковалевой в оценке типа художественного времени-пространства, хотелось бы определить движение в бунинском мире не только как прямонаправленное вверх, а в большей степени как организованное и по вертикали, и по горизонтали одновременно, не имеющее начала и конца (Бунин здесь близок к восточному представлению движения - непрерывного, поступательного, волнообразного). В нашей работе подобная организация хронотопа рассматривается через особенности миропереживания автора и героя.

Тема Востока в творчестве И.А. Бунина убедительно прозвучала в диссертационном исследовании О.С. Чебоненко «Восток в художественном сознании И.А. Бунина» [Чебоненко, 2004]. Впервые поднимается тема «И.А. Бунин и евразийство», а также осознание ориентализма прозы, поэзии, публицистики писателя как явления самобытного, что, безусловно, очень важно для современного литературоведения, которое формирует мировоззренческое направление рубежа веков.

Таким образом, современное отечественное литературоведение дает возможность оригинального прочтения художественной бунинианы, при этом не прекращается поиск новых критериев, подходов в оценке русского писателя И.А. Бунина.

Издание первого Полного собрания сочинений в 13 томах [М. : Воскресенье, 2006] открывает перед исследователями новые пути решения сложных вопросов жизни и творчества И.А. Бунина. В рамках данной работы наиболее интересными представляются малоизвестные и не публиковавшиеся до сегодняшнего дня материалы. Это страницы «Неизвестного Бунина», «В лаборатории бунинских замыслов», дневники писателя, датированные 1881-1953 гг., интервью разных лет, опубликованные без купюр, во временной последовательности, знакомство с деятельностью И.А. Бунина — критика в рубрике «Новое и малоизвестное» и др.

Впервые полноценной книгой издается переписка И. Бунина с Варварой Пащенко - «Первая любовь. Юношеский роман в письмах», где авторская страстность на поверхности, чувства обнажены. В письмах к В. Пащенко уже в 1891 году, признавая существование в душе «шекспировских резких противоположностей», молодой И.А. Бунин стремится к исключению подобных проявлений, к утверждению «внутреннего» как проявления «оснований души» [Бунин, 2006, т. 11, с. 66].

И.А. Бунин открывается в письмах как человек, который говорит о чувстве страстно и одновременно ищет в любви «высоких, поэтических минут.» [Там же, с. 42]. Публикация переписки Ивана Алексеевича с родными и духовно близкими для него людьми, дневниковые записи Галины Кузнецовой, Веры Николаевны Буниной-Муромцевой дают нам представление о И.А. Бунине как о человеке противоречивом, необычном, как и подобает «людям его разряда - поэтам, художникам, созерцателям, творцам» [Бунин, 2006, с. 165].

Актуальность диссертационного исследования Обращение к феноменологии страсти и страстности продиктовано самим художественным произведением и требованием времени. Предложенные И.А. Буниным новые формы художественности могут быть использованы как оригинальный способ познания пространства национальной онтологии. Актуальность данной работы определяется тем фактом, что бунинский «человек любящий», «человек страстный» обогатил представление о национальной ментальности, ее типах, а метод воплощения образа героя в романе «Жизнь Арсеньева» расширил рамки традиционного метода типизации.

Объем литературного наследия И.А. Бунина, предложенный русскому читателю отечественными издателями, дает возможность исследователям его творчества оценить оригинальный подход писателя в осмыслении вечных проблем с позиций культурной парадигмы конца XX — начала XXI века. Исследование данных проблем позволит дополнить представление об архетипи-ческой поэтике как таковой, что является актуальным для современного литературоведения. Работа направлена на исследование художественного произведения как эстетического феномена.

В диссертации ставится цель - исследовать специфику страсти и страстности как доминанты художественного мира романа «Жизнь Арсеньева» и основания литературного архетипа И.А. Бунина.

В основе исследования лежит гипотеза о том, что страсть и страстное героя являются феноменальным проявлением художественного характера, обусловленным обостренно-мучительным мирочувствованием, которое в свою очередь определяет бытие героя как «бытие-событие мира», где явления и природно-предметного уровня, и духовного воспринимаются как эстетические.

Задачи данного исследования:

1. Осмыслить метафизические темы эпохи, отражающие противоречия русской философско-религиозной мысли, и место художника, обладающего страстным типом сознания, в духовной жизни общества.

2. Выявить архетипические структуры художественного произведения, в котором сложным образом сочетается национальное и инонациональное.

3. Определить феноменологию страстности героя И.А. Бунина, обусловливающую характер миропереживания, и страсти, моделирующей отношения Женское-Мужское.

4. Проанализировать словесную ткань романа как соединение конкретно-предметного и знаково-обобщающего через переживание цвета, света, перспективы, определяющее духовно-эстетическое героя.

Материал исследования составляет не только художественный текст романа «Жизнь Арсеньева», но и дневники писателя доэмигрантского и эмигрантского периода, опубликованные в России и за рубежом, эссеистика, некоторые ранние (1907-1911 гг.) и поздние, созданные в эмиграции (19271931 гг.) произведения. Привлекаются также воспоминания, критические статьи, литературные произведения современников И.А. Бунина о нем как личности и художнике, что позволяет проецировать творчество писателя на культурный контекст эпохи (Г. Адамович, Н. Берберова, В. Вейдле, 3. Гиппиус, Б. Зайцев, Г. Кузнецова, И. Одоевцева, Ф. Степун и др.).

Теоретической основой работы послужили известные труды по теории и философии литературы, авторского бытия в тексте М.М. Бахтина, П.М. Би-цилли, В.В. Виноградова, М.М. Гиршмана, Г.А. Гуковского, И.А. Ильина, Б.О. Кормана, Д.С. Лихачева, Ю.М. Лотмана, Е.М. Мелетинского, В.Я. Проппа, И.В. Силантьева, Б.С. Томашевского, В.И. Тюпы и других авторов, в которых разработаны способы исследования художественного времени и художественного пространства, предложены методы исследования поэтики и мотивики художественного произведения, обращенные к анализу его глубинных связей. Кроме того, осмысление философской, эстетической и знаковой сторон художественного произведения поставили необходимость привлечения открытий философии и психологии (H.A. Бердяев, Э. Гуссерль, В.Н. Ильин, А.Ф. Лосев, В.И. Подорога, В.В. Розанов, Вл. Соловьев, П.А. Флоренский, С.Я. Франк, 3. Фрейд, К.Г. Юнг и др.), эстетики и религиоведения (Т.П. Григорьева, Г. Ольденберг, Е.П. Яковлев).

Методологической основой исследования являются структурно-семиотический, исторический, биографический методы. В качестве вспомогательных использованы семантический, творческо-генетический, культурно-исторический методы, что позволяет говорить о стремлении к системно-целостному подходу.

Научная новизна работы заключается в попытке предпринять комплексный анализ разноуровневых компонентов художественной структуры, впервые определены ключевые в творчестве И.А. Бунина понятия страсти и страстности, особенности включения данных понятий и их коннотаций в русскую картину мира. В работе представлена и определена архетипическая основа романа «Жизнь Арсеньева», выявлены архетипические структуры в пространственно-временной организации романа, феноменология образов Женского и Мужского. Проанализированы малоизвестные и не публиковавшиеся ранее материалы.

Теоретическая значимость работы состоит в том, что выявлены закономерности формирования феноменологии страсти и страстности, содержательно обоснованы данные ключевые в художественном мире романа понятия. Результаты исследования способствуют пониманию места и роли архетипа при исследовании принципов организации художественного времени и художественного пространства произведения, а также осознанию исторических и системных субъектных форм выражения авторского сознания в литературе.

Практическая ценность диссертации обусловлена возможностью использования ее материалов при написании творческой биографии И.А. Бунина, изучения и анализа общих проблем истории русской литературы, а также в вузовском и школьном преподавании при подготовке спецкурсов, семинаров, факультативных курсов, связанных с изучением русской прозы XX века.

Апробация работы: Основные положения диссертации докладывались на научных конференциях Иркутского государственного лингвистического университета (2004, 2006, 2008, 2009), международных конференциях ИГЛУ (2007, 2009), Уссурийского государственного педагогического института (2008), Великотырновского университета им. Святых Кирилла и Мефодия (Болгария, г. Велико-Тырново, 2010). Содержание работы отражено в шести публикациях.

Структура работы: Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения и списка литературы.

 

Заключение научной работыдиссертация на тему "Феноменология страсти и страстности в романе И.А. Бунина "Жизнь Арсеньева""

Выводы по второй главе

1. Противоречия Мужского и Женского в художественном мире романа объясняются взаимодействием архетипов матери и отца, составляющим суть архетипической модели личности героя И.А. Бунина. Очевидна параллель: от архетипа матери к образу матери Алексея Арсеньева и обобщенного образа Матери, носительницы Божественного начала (начала человеческой жизни, источника пробуждающего сознания и первых впечатлений от восприятия мира, хранительницы религиозных традиций); от архетипа отца к образу отца Алексея Арсеньева и обобщенного образа Отца (в художественном времени-пространстве романа это и представители старших поколений рода Арсенье-вых, и Писарев, и Великий князь — носители исторических, культурных традиций, ответственных за судьбу России).

2. Организующим элементом подобного сложного целого является Память, как архетипическая, так и историческая. Архетипическая память является изначальной и неизменной, непостижимой разумом духовной и чувственной связью всего сущего в прошлом, настоящем и будущем. Активизация архетипической памяти обусловлена попыткой героя И.А. Бунина преодолеть одиночество и страх смерти. Одиночества не в смысле одинокого существования, а одиночества вселенского как неизбежного состояния человека в мире. Не принимая категорию будущего, связанную со смертью, автор организует целостность художественного времени-пространства прошлым, изначальным, реализованным в архетипической памяти, этом уникальном знании об общих законах мироустройства, с которым рождается человек.

3. Рождение человека не нарушает целостности природного мира. Формирующееся сознание, охарактеризованное как страстное, ведет героя к образной форме познания мира, которая открывает способность охватить одновременность разного, явленность неявного. Подобное проживание времени позволяет преодолеть дискретность пространства, открывает путь к Абсолюту, обнаруживает близость И.А. Бунина к концепции восточной личности.

4. Личность, обладающая страстным типом сознания, не способна долгое время переживать гармонию внешнего и внутреннего. Конфликт вещного и вечного мира намечен как рефлексия героя на собственное отражение, стремление заглянуть ЗА стекло, ЗА горизонт, приблизиться к той точке исхода, в которой концентрируются все линии видимого мира и через которую возможен прорыв в новое измерение.

5. Рефлексию Арсеньева на природно-предметный мир можно охарактеризовать как обостренно-страстное «вчувствование», что, по Бунину, и определяет качество творческой личности, является феноменальным проявлением художественного характера, когда бытие героя характеризуется как «бытие-событие мира», явления и природно-предметного уровня, и духовного воспринимаются как эстетические.

6. Страстность как проявление страсти, а также страсть-страдание, мука обнаруживает конфликт духовного и телесного, подчеркивая тем самым амбивалентность Женского-Мужского. Любовь создает новую художественную реальность, нарушая координацию природного целого, организуя мир героя как эгоцентрический и эросоцентрический. Для героя И.А. Бунина любовь существует как напряженное сексуальное чувство, как эротическое потрясение.

7. Повествователь в «Жизни Арсеньева» не объясняет законов устроения любви, он не наблюдает, а «проживает» (в воспоминаниях) вместе с героем Алексеем Арсеньевым состояние упоения от явленности Женского, настигающее в самых различных обстоятельствах.

8. Любовь всегда сопряжена со смертью, это онтологические свойства бытия, обнаруживающие единосущность и надмирность, что позволяет утверждать их феноменологический в большей степени смысл, чем психологический. Любовь как Событие в круге земном исключает СО-бытие.

9. Феноменология образов романа объясняется обращением к символам цвета и света, определяющим суггестивность бунинского слова. Обращение к символам природных красок, восторженная упоенность героем Бунина запахами и звуками имплицитно определяет эмоциональный тон телесного чувства (страсти) как мучительно-сладостное ликование, как прямое следствие открытости природной красоты человеку. Видимый Арсеньевым мир организован в соответствии с его интенцией, а ликование связано не с раство-ренностью в этом мире, а с сопричастностью к нему. Художественное единство времени и чувства, где даже обыденные предметы и явления воспринимаются как «дивные и ужасные», формирует особое семантическое поле в структуре художественного текста (страстности), определяя феноменологию романа.

 

Список научной литературыРябова, Светлана Григорьевна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Адамович, Г.В. Одиночество и свобода Текст. / Г.В. Адамович / сост., послесл., примеч. O.A. Коростелева. СПб. : Алетейя, 2002. — 476 с.

2. Абрамович, Н.И. И.А.Бунин как художник Текст. / Н.И.Абрамович // Новая жизнь. 1915. - № 12. - С. 161-168.

3. Алеманов, Д.В. Русское хоровое церковное пение Текст. / Д.В. Алеманов. — М.: Тов-во Я.А. Левенсон, 1910. 95 с.

4. Антипьев Н.П. Полифонизм художественной личности: слово и образ, архетип и целостность // Личность и модусы ее реализации в языке Текст.: коллективная монография. М.-Иркутск, 2008. - С. 108-158.

5. Аристотель. Сочинения Текст. / Аристотель. М., 1975. - 347 с.

6. Архетипические структуры художественного сознания Текст. : сб. науч. ст. / ред. В.Б. Корона, E.H. Созина. Екатеринбург : Ур. ГУ, 1998. -147 с.

7. Астащенко, O.A. Принципы художественной организации текста И.А. Бунина (поэзия и проза эмиграционного периода) Текст. : дис. канд. филол. наук / O.A. Астащенко. М., 2003. — 250 с.

8. Атаманова, Е.Т. Русская литература XIX в. в контексте художественной прозы И.А. Бунина (проблема реминисценций) Текст. : дис. . канд. филол. наук/Е.Т. Атаманова. — Елец, 1998. — 246 с.

9. Бабореко, А.К. Бунин: Жизнеописание Текст. / А.К. Бабореко. М. : Молодая гвардия, 2004. - 457с.

10. Бабореко, A.K. Поэзия и правда Ивана Бунина: Дневники, воспоминания и письма современников Текст. / А.К. Бабореко // Подъем. — 1980.- № 1. — С. 132-140.

11. Барт, Р. Смерть автора // Избранные работы: Семиотика. Поэтика Текст. / Р. Барт / пер. с фр. / Сост., общ. ред. и вступ. ст. Г.К. Косикова.- М. : Прогресс, 1989. 389 с.

12. Бахрах, А. Бунин в халате Текст. / А. Бахрах. М. : Согласие, 2000.- 242 с.

13. Бахтин, М.М. Собрание сочинений. В 7 т. Т. 1. Философская эстетика 1920-х годов Текст. / М.М. Бахтин. М. : Русские словари. Языки славянской культуры, 2003. — 955 с.

14. Бем, A.JI. К уяснению историко-литературных понятий Текст. / A.JI. Бем // Известия / ОРЯС АН. 1918. — Т. 23. — Кн. 1.-231 с.

15. Берберова, H.H. Курсив мой: Автобиогр. Текст. / H.H. Берберова. -Нью-Йорк : Russia Publ, 1983. 708 с.

16. Бердникова, O.A. Концепция творческой личности в прозе И.А. Бунина Текст. : автореф. дис. . канд. филол. наук / O.A. Бердникова. Воронеж, 1992.-24 с.

17. Бердяев, H.A. Смысл творчества (глава «Микрокосм и макрокосм») Текст. / H.A. Бердяев // Собрание сочинений: в 2 т. Париж, 1991. — 679 с.

18. Бердяев, H.A. Смысл творчества Текст. / H.A. Бердяев. М. : ACT: ACT МОСКВА: ХРАНИТЕЛЬ, 2006. - 414 с.

19. Бертельс, Е.С. Персидский театр Текст. / Е.С. Бертельс. Л., 1924. — 93 с.

20. Бицилли, П.М. Бунин и его место в русской литературе: (Из речи, чит. в Софии в День рус. культуры, 14 июня 1931 г.) Текст. / П.М. Бицилли / публ. подгот. В.П. Вомперский // Рус. речь. М. - 1995. - № 6. - С. 48-53.

21. Бунджулова, Б.Е. Стилевые особенности прозы И.А. Бунина Текст.: автореф. дис. . канд. филол. наук /Б.Е. Бунджулова. М., 1972. - 18 с.

22. Бунин И.А. : pro et contra: Личность и творчество Ивана Бунина в оценке русских и зарубежных мыслителей и исследователей Текст. -Санкт-Петербург : Изд-во Русского христианского гуманитарного ун-та, 2001. 1015 с.

23. Бунин, И.А. Новые материалы. Вып. 1 Текст. / И.А. Бунин / сост. и ред. О. Коростелева и Р. Дэвиса. М. : Русский путь, 2004. - 584 с.

24. Бунин, И.А. Полное собрание сочинений Текст. : в 13 т. / И.А. Бунин. — М. : Воскресенье, 2006.

25. Бунин, И.А. Собрание сочинений Текст.: в 4 т. / И.А. Бунин. М. : Правда, 1988. - Т. 3. - 541 с.

26. Бунин, И.А. Собрание сочинений Текст.: в 9 т. / И.А. Бунин. М. : Художественная литература, 1966.

27. Бунин, И.А. Сочинения: «Ночь отречения» Текст. / И.А. Бунин / вступит. статья, составление, подготовка текстов и комментарии Д.Д. Николаева. Серия «Литература русского зарубежья от А до Я». М. : «Ла-ком-книга», 2001. - 448 с.

28. Бунин, И.А. Письма Буниных к художнице Т. Логиновой-Муравьевой (1936-1961) Текст. / И.А. Бунин, В.Н. Бунина-Муромцева. Paris : YMCA-Press. Сор., 1982. - 143 с.

29. Вантенков, И.П. Бунин повествователь Текст. / И.П. Вантенков. -Минск, 1974. - 160с.

30. Великая, Н.И. Воскреснуть, вернуться в Россию. Проза русского зарубежья Текст. / Н.И. Великая. Владивосток : Изд-во Дальневосточного ун-та, 1996. - 65 с.

31. Ветловская, В.Е. Анализ эпического произведения: Проблемы поэтики Текст. / В.Е. Ветловская. СПб. : Наука, 2004. - 211 с.

32. Верещагина, A.A. Концепция личности и общества в прозе И.А. Бунина (1913-1916 гг.) Текст. : дис. . канд. филол. наук / A.A. Верещагина. М., 1978. - 195 с.

33. Веселовский, А.Н. Историческая поэтика Текст. / А.Н. Веселовский. М., 1989.-300 с.

34. Виноградов, В.В. О теории художественной речи Текст. / В.В. Виноградов. М. : Высшая школа, 1971. - 239 с.

35. Вомперский, В.П. П.М. Бицилли о творчестве Ивана Бунина Текст. / В .П. Вомперский // Русская речь. 1995. -№ 6. - С. 46-47.

36. Всеобщая история религий мира Текст. М. : Эксмо, 2007. - 736 с.

37. Вышеславцев, Б.П. Этика преображенного Эроса Текст. / Б.П. Вышеславцев // Вступ. ст., сост. и коммент. В.В. Сапова. М. : Республика, 1994.-368 с.

38. Гадамер, Г.-Г. Актуальность прекрасного Текст. / Г.-Г. Гадамер / пер. с нем М. : Искусство, 1991. — 367 с.

39. Гачев, Г. Д. Русский Эрос Текст. / Г.Д. Гачев // Литературно-философский ежегодник. М. - 1990. - 232 с.

40. Гейдеко, В. А. Чехов и Иван Бунин Текст. / В.А. Гейдеко. М. : Сов. писатель, 1987. -363 с.

41. Гете, И.В. Об искусстве Текст. / И.В. Гете // Сост., вступ. ст. A.B. Гу-лыги. -М., 1975.-623 с.

42. Гибсон, К. Символы, знаки, эмблемы, мифы в материальной и духовной культуре Текст. / Клэр Гибсон; пер. А. Озерова. М. : Эксмо, 2007. - 160 с.

43. Гинзбург, Л.Я. О психологический прозе Текст. Л.Я. Гинзбург. — М. : ЮТЯАБА, 1999. 443 с.

44. Гиппиус-Мережковская, 3. Дмитрий Мережковский Текст. 3. Гиппиус-Мережковская. Париж, 1951. — 195 с.

45. Гиршман, М.М. Ритм художественной прозы Текст. : монография / М.М. Гиршман. М.: Сов. писатель, 1982. - 367с.

46. Глеб Струве. Русская литература в изгнании Текст. // Опыт ист. обзора зарубеж. лит. / сост., вступ. ст. К.Ю. Лаппо-Данилевского. 3-е изд. испр. и доп. - Париж : УМСА-РгеэБ; М.: Рус. путь, 1996. - 448 с.

47. Гокинаева, В. «Ты и блаженство и безнадёжность.»: Любовь на страницах рассказов И.А. Бунина Текст. / В. Гокинаева // Русская словесность. 1996. -№1. - С. 39-42.

48. Григорьева, Т.П. Дао и Логос (встреча культур) Текст. / Т.П. Григорьева. М. : Наука, 1992. - 424 с.

49. Григорьева, Т.П. Образы мира в культуре: Встреча Запада с Востоком Текст. / Т.П. Григорьева // Культура, человек и картина мира. М. : Наука, 1987.-С. 263-273.

50. Гуковский, Г.А. Реализм Гоголя Текст. / Г.А. Гуковский. М.-Л. : Гослитиздат, 1959. - 530 с.

51. Гумилёв, Н.С. «Письма о русской поэзии». Рецензии на поэтические сборники Текст. / Н.С. Гумилев. М., 1990. - С. 75-211.

52. Гуссерль, Э. Избранные работы Текст. : научное издание / Э. Гуссерль. М. : Территория будущего, 2005. - 464 с.

53. Гуссерль, Э. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология : введение в феноменологическую философию Текст. / Э. Гуссерль / пер. с нем. Д.В. Скляднева. СПб. : «Владимир Даль», 2004. -399 с.

54. Даль, В.И. Большой иллюстративный толковый словарь русского языка Текст. : современное написание: ок. 1500 ил. / В.И. Даль. М. : ACT, Астрель, Транзиткнига, 2005. - 348 с.

55. Долгополов, JI.H. На рубеже веков: О русской литературе конца XIX -начала XX вв. Текст. / JI.H. Долгополов. JI. : Советский писатель, 1985. - 352 с.

56. Драгомирецкая, Н.В. Автор и герой в русской литературе 15—20 вв. Текст. / Н.В. Драгомирецкая. М. : Наука, 1991. - 379 с.

57. Дякина, A.A. Иван Бунин поэт Серебряного века Текст. : монография / A.A. Дякина. - Елец, 2000. - 115 с.

58. Егоров, И.В. Бунин Великий инквизитор Текст. / И.В. Егоров. -Орел, 2002. - 208 с.

59. Егорова, О.Г. Единство в многообразии (о книге И.А. Бунина «Тёмные аллеи») Текст. : монография / О.Г. Егорова. Астрахань, 2002. - 143с. »

60. Житков, A.B. Функционально-смысловое поле восприятия запаха и синестезия одорической лексики в произведениях И.А. Бунина Текст.: автореф. дис. . канд. филол. наук / A.B. Житков. Екатеринбург, 1999. - 19 с.

61. Зайцев, Б. Другая Вера. Повесть временных лет Текст. / Зайцев Б. // Собр. соч. в 13 т. -М., 2006. Т. 13. - С. 386-464.

62. Заманская, В.В. Русская литература первой трети XX века: проблема экзистенциального сознания Текст. : монография /В.В. Заманская. -Екатеринбург: Изд-во Урал. гос. ун-та; Магнитогорск: Изд-во Магнитогорского гос. пед. ин-та, 1996. 303 с.

63. Зенкин, С.Н. Когда имеет место архетип? К методологии поиска архаических интертекстов в произведениях современной культуры Текст. / С.Н. Зенкин // Архетипические образы в мировой культуре. -СПб. : Изд-во «Государственный Эрмитаж», 1998. С. 3-5.

64. Зернов, В.М. Воспоминания врача. «Литературное наследство» Текст. : в т. 2 кн. / В.М. Зернов. М. : Наука, 1973. - Т. 84. - Кн. 2. - С. 358362.

65. И.А. Бунин в начале XXI века: материалы и статьи Текст. : меж. вуз. сб. ст. [редкол. Бердникова O.A. и др.]. Воронеж : Кварта, 2005. - 245 с.

66. И.А. Бунин 4.2: 1975-1998: Приложение к учебному пособию Г.М. Благасовой. «Иван Бунин. Творчество. Проблемы метода и поэтики» Текст. Белгород: Изд-во Белгор. гос. ун-та, 1999. - 90 с.

67. Альберт, И.С. Иван Бунин: Филологический дискурс Текст. : коллективная монография к 135-летию со дня рождения И.А. Бунина / И.С. Альберт и др.- Елец: ЕГУ им. И.А. Бунина, 2005. 280 с.

68. Ильин, И.А. О тьме и просветлении Текст. / И.А. Ильин. Мюнхен, 1959.- 195 с.

69. Ильин, В.Н. Бунин и злая жизнь Текст. / В.Н. Ильин // Возрождение. — Paris, 1969. 215. - С. 77-89.

70. Калабухова, М.А. Автобиографическое начало и художественный вымысел в романах И.А. Бунина «Жизнь Арсеньева» и М.А. Булгакова «Белая гвардия» Текст. : дис. . канд. филол. наук / М.А. Калабухова. Белгород, 2003. - 245 с.

71. Караганова, М.М. Проблема человеческого существования и её образное воплощение в лирике Бунина Текст. : дис. . канд. филол. наук / М.М. Караганова. Вологда, 2000. - 223 с.

72. Карпенко, Г.Ю. Творчество Бунина и религиозно-философская культура рубежа веков Текст. / Г.Ю. Карпенко. Самара: Изд-во Самарской гуманитарной академии, 1998. - 114 с.

73. Карпов, И.П. Проза И. Бунина (Очерки авторства) Текст. / И.П. Карпов. М.: Прометей, 1996. - 120 с.

74. Карсавин, Л.П. Восток, Запад и русская идея Текст. / Л. Карсавин. -Берлин, 1922. — 235 с.

75. Карсавин, Л.П. Saligia. Nostes Petrolitanae Текст. / Л.П. Карсавин. М. : ООО «Издательство ACT», 2004. - 237 с.

76. Касаткина, Т.А. О творящей природе слова. Онтологичность слова в творчестве Ф.М. Достоевского как основа «реализма в высшем смысле» Текст. / Т.А. Касаткина. М. : ИМЛИ РАН, 2004. - 480 с.

77. Керлот, Х.Э. Словарь символов Текст. / Х.Э. Керлот. М., 1994. -251 с.

78. Килганова, Г.В. Ориентализм в прозе Бунина Текст. : автореф. дис. . канд. филол. наук / Г.В. Килганова. М. : МГПУ, 1997. - 17 с.

79. Ким Кен Тэ. Тема Востока в творчестве И.А. Бунина Текст. : автореф. дис. . канд. филол. наук / Ким Кен Тэ. СПб., 1997. - 21 с.

80. Климова, Г.П. Русская Россия Ивана Бунина Текст. / Г.П. Климова // Творчество И.А. Бунина и русская литература XIX-XX вв. — Белгород, 2000 Вып. 1.-С. 98-104.

81. Климова, Г.П. Художественный мир И.А. Бунина Текст. / Г.П. Климова. Москва, 1991. - 100 с.

82. Ковалёва, Т.Н. Художественное время-пространство романа И.А. Бунина «Жизнь Арсеньева» Текст. : дис. . канд. филол. наук / Т.Н. Ковалева. Ставрополь, 2004. - 182 с.

83. Коваленко, А.Г. Художественный конфликт в русской литературе XX в. (структура и поэтика) Текст. : дис. . д-ра филол. наук / А.Г. Коваленко.-М., 1999.-375 с.

84. Колобаева, Л.А. Иван Бунин и модернизм Текст. / Л.А. Колобаева // Науч. докл. филол. фак. МГУ. К XII Международному съезду славистов в Кракове, 27 авг. 3 сент. 1998 г. - М., 1998. - Вып. № 3. - С. 173-188.

85. Корман, Б.О. Итоги и перспективы изучения проблемы автора Текст. / Б.О. Корман // Страницы истории русской литературы. М. : Наука, 1971.-207 с.

86. Крыжицкий, С. Толстой и Бунин (записки русской академической группы в США) Текст. / С. Крыжицкий. Нью-Йорк, 1978. - Т. XI. -С. 128-137.

87. Кузнецова, Г. Грасский дневник. Рассказы. Оливковый сад Текст. / Г. Кузнецова. М. : Моск. рабочий, 1995. - 410 с.92. , Лавров, В. «Кончается мой сон туманный»: Последние годы И.А. Бунина. Новые мысли Текст. / В. Лавров // Подъем. — 1988. № 1. - 115 с.

88. Лакшин, В. А. Чехов и Бунин последняя встреча Текст. /В.А.Лакшин // Вопросы литературы. - 1978. -№ 10. - С. 166-188.

89. Ларина, О.В. и др. Лауреаты Нобелевской премии Текст. / О.В. Ларина, Т.В. Гитун. — М. : ООО «Дом Славянской книги», 2006. 864 с.

90. Леонтьев, К.Н. Записки отшельника Текст. / К.Н. Леонтьев. М. : Московский рабочий, 1969. - 538 с.

91. Линков, В.Я. Мир и человек в творчестве Л. Толстого и И. Бунина Текст. / В.Я. Линков. М. : Изд. МГУ, 1989. - 172 с.

92. Литературный энциклопедический словарь Текст. / под общей ред. В.М. Кожевникова, П.А. Николаева. М. : Советская энциклопедия, 1987.-750 с.

93. Лихачев, Д.С. Литература реальность - литература Текст. : сб. / Д.С. Лихачев. - Л.: Сов. писатель, 1984. — 271 с.

94. Лосев, А.Ф. Философия. Мифология. Культура Текст. / А.Ф. Лосев. -М. : Политиздат, 1991. 525 с.

95. Лосев, А.Ф. Эрос у Платона Текст. / А.Ф. Лосев // Георгию Ивановичу Челпанову: статьи по философии и психологии. М., 1916. -136 с.

96. Лотман, Ю.М. О русской литературе Текст. / Ю.М. Лотман // Статьи и исследования: история русской прозы, теория литературы. — СПб. : «Искусство-СПБ», 2005. 845 с.

97. Лотман, Ю.М. Анализ поэтического текста Текст. / Ю.М. Лотман. -Л., 1972.-271 с.

98. Мальцев, Ю.В. Иван Бунин 1870-1953 Текст. / Ю.В. Мальцев. М. : Посев, 1994.-432 с.

99. Маркович, Я.С. Традиционное и новаторское в поэзии И.А. Бунина (1883-1913) Текст.: автореф. дис. . канд. филол. наук / Я.С. Маркович.-М., 1977. 15 с.

100. Мелетинский, Е.М. Трансформация архетипов в русской классической литературе Текст. / Е.М. Метелинский // О литературных архетипах. -М.3 1994.-С. 69-132.

101. Меренкова, С.Б. Древнерусская литература в эстетическом восприятии и творческой практике И.А. Бунина Текст. : автореф. дис. . канд. филол. наук / С.Б. Меренкова. Елец, 1998. — 18 с.

102. Материалы к словарю сюжетов и мотивов русской литературы Текст. : Литературное произведение: сюжет и мотив / ред. Т.И. Печерская. -Вып. 3. Новосибирск : Издательство СО РАН, 1999. - 240 с.

103. Материалы к словарю терминов тартуско-московской семиотической школы Текст. / Изд-во Тартуского ун-та, 1999. 408 с.

104. Мещерякова O.A. Авторская концептосфера и её репрезентация средствами свето- и цветообозначения в цикле рассказов И.А. Бунина «Тёмные аллеи» Текст. / O.A. Мещерякова. Орел, 2002. - 24 с.

105. Мифы народов мира Текст. : энциклопедия: в 2 т. М., 1987. - 671 с.

106. Михайлов, О.Н. Жизнь Бунина. Лишь слову жизнь дана. Текст. / О.Н. Михайлов // «Бессмертные имена». М. : ЗАО Изд-во Центрполи-граф, 2002.-491 с.

107. Михайлов, О.Н. Иван Алексеевич Бунин. Очерк творчества Текст. / О.Н. Михайлов. -М. : Наука, 1967. 173 с.

108. Морозов, С.Н. И. А. Бунин литературный критик Текст. : дис. . канд. филол. наук / С.Н. Морозов. - М., 2002. - 207 с.

109. Музыкальный энциклопедический словарь Текст. М., 1990. - 384 с.

110. Муромцева-Бунина, В.Н. Жизнь Бунина. Беседы с памятью Текст. / В.Н. Муромцева-Бунина / сост., предисл. и примеч. А.К. Бабореко. -М.: Сов. писатель, 1989. 507 с.

111. Мущенко, Е.Г. Путь к новому роману на рубеже 19-20 веков Текст. / Е.Г. Мущенко. Воронеж, 1986. - 185 с.

112. Мэн Сю-Юнь. Символика природы в поэзии И.А. Бунина: в сопоставлении с русской и китайской традициями Текст. : автореф. дис. . канд филол. наук / Мэн Сю-Юнь / ин-т мировой лит. им. А.М.Горького РАН М., 1996.-22 с.

113. Нефедов, В.В. Чудесный призрак: Бунин-художник Текст. / В.В. Нефедов. Минск : Полымя, 1990. - 237 с.

114. Новикова, Е.А. Мировосприятие и философия автора и героев в художественном мире И.А. Бунина Текст.: дис. . канд. филол. наук / Е.А.Новикова. Елец, 2002. - 208 с.

115. Николина, H.A. Поэтика русской автобиографической прозы Текст. : уч. пособие / Н.А.Николина. М. : Флинта: Наука, 2002. - 442 с.

116. О Кен Сук. Методика изучения творчества И.А. Бунина в вузе (Южная Корея) Текст. : дис. . канд. пед. наук / О Кен Сук. М., 1997. - 214 с.

117. Одоевцева, И.В. На берегах Сены Текст. / И.В. Одоевцева. — Париж, 1983.-528 с.

118. Ожегов, С.И. Словарь русского языка: ок. 57 по слов Текст. / С.И. Ожегов / под ред. доктора филологических наук профессора Н.Ю. Шведовой. 16-е изд. испр. - М. : Русский язык, 1984. - 797 с.

119. Ольденберг, Герман. Будда, его жизнь, учение и община Текст. / Герман Ольденберг // Сочинение Г. Ольденберга / пер. с нем. со второго исправленного издания П. Николаева. М. : Изд. 3-е Д.П. Ефимова, 1898.-360 с.

120. Оскар, Егер. Всеобщая история стран мира. С древнейших времен до Ренессанса Текст. Егер Оскар. М. : Эксимо, 2008. - 768 с.

121. Петров В.М. «В мире круга земного.» Текст. В.М. Петров. Липецк : Липецкое издательство, 2000. - 245 с.

122. Плешков, В.В. Концепция человека в творчестве И.А. Бунина Текст. : дис. . канд. филол. наук / В.В. Плешков. Елец, 1997. - 245 с.

123. Подорога, В.А. Феноменология тела: введение в философию антропологию Текст. / В.А. Подорога. М. : Изд-во «Ad Marginem», 1995. -256 с.

124. Полупанова, А.В.Формы выражения авторского сознания в автобиографической прозе И.Бунина «Жизнь Арсеньева» и М. Осоргина «Времена» Текст. : дис. . канд. филол. наук / A.B. Полупанова. Уфа, 2002. - 185 с.

125. Потебня, A.A. Переправа через воду как представление брака Текст. / A.A. Потебня // Древности: археологический вестник. 1968. - Т. 1. -ноябрь- декабрь. — С. 153-196.

126. Пращерук, H.B. Феноменология Ивана Бунина (Авторское сознание и его пространственная структура) Текст. : автореф. дис. . д-ра филол. наук / Н.В. Пращерук. Екатеринбург, 1999. - 34 с.

127. Пронин, A.A. Цитата в книге И.А. Бунина «Жизнь Арсеньева: Юность» Текст. : автореф. дис. . канд. филол. наук /A.A. Пронин. — Петрозаводск, 1997. 20 с.

128. Пропп, В.Я. Морфология сказки Текст. / В.Я. Пропп. JL, 1928. -151 с.

129. Рибо, Т. Психология чувств Текст. / Т. Рибо. СПб., 1898. - 299 с.

130. Рожанский, И.Д. Анаксагор Текст. / И.Д. Рожанский. М., 1983. -142 с.

131. Розанов, В.В. Метафизика христианства Текст. / В.В. Розанов. М. : ООО «Издательство ACT»; Харьков: «Фолио», 2001. - 544 с.

132. Рудяков, H.A. Основы анализа художественного текста Текст. / H.A. Рудяков. Киев : Наука: Думка, 1989. - 150 с.

133. Русский Эрос или философия любви в России Текст. — М.: Прогресс, 1991.-443 с.

134. Саакянц, А. А. Проза позднего Бунина Текст. / A.A. Саакянц // Бунин И.А. Собрание сочинений: в 6 т. -М., 1996. Т.5. - С. 548-559.

135. Саськова, Т.В. «Чаша жизни» И.А. Бунина в контексте мировой культуры Текст. / Т.В. Саськова / Моск. гос. открытый пед. ун-т. М. : МГОПУ, 1997. - 51 с.

136. Сидорова, С.Ю. Концепция творческой памяти в художественной культуре: Марсель Пруст, Владимир Набоков, Иван Бунин Текст. : дис. . канд. филол. / С.Ю. Сидорова. М., 2003. - 212 с.

137. Силантьев, И.В. Поэтика мотива Текст. / И.В. Силантьев // Языки славянской культуры / Ред. Е.К. Ромодановская. М., 2004. - 295 с.

138. Силантьев, И.В. Дихотомическая теория мотива Электронный ресурс. / И.В. Силантьев. Режим доступа : http://www.philosophy.nsc.ru/journals/humscience/498/09SILAN.HTM

139. Сливицкая, О.В. «Повышенное чувство жизни»: мир Ивана Бунина Текст. / О.В. Сливицкая. М.: Изд-во РГГУ, 2004. - 269 с.

140. Сливицкая, О.В. «Что такое искусство?» (Бунинский ответ на толстовский вопрос) Текст. / О.В. Сливицкая // Русская литература. 1998. -№ 1. - С. 44-53.

141. Словарь современного русского литературного языка Текст. В 17 т.-М.-Л. : Изд-во Академии Наук СССР, 1963. Т. 14. - 1390 с.

142. Словарь практического психолога / сост. С.Ю. Головин. Минск: Хар-вест; М. : ООО «Издательство ACT», 2003. - 800 с.

143. Смолянинова, Е.В. «Буддийская тема» в прозе И.А. Бунина (рассказ «Чаша жизни») Текст. / Е.В. Смолянинова // Русская литература. -1996.-№3.-С. 205-212.

144. Современное зарубежное литературоведение: энциклопедический справочник. М., 1999.-320 с.

145. Соколова, Е.В. О характере реализма Бунина прозаика дооктябрьского периода Текст. : автореф. дис. . канд. филол. наук / Е.В. Соколова. - Минск, 1975. - 18 с.

146. Соловьев, Вл. Смысл любви Текст. / Вл. Соловьев. — Киев: «Лыбедь» -АСКИ, 1991.-63 с.

147. Солоухина, О.В. О нравственно-философских взглядах Бунина Текст. / О.В. Солоухина // Русская литература 1984. - № 4. - С. 47-59.

148. Спивак, P.C. Грозный космос Бунина Текст. / P.C. Спивак // Литературное обозрение. 1995. - № 3. - С. 35-39.

149. Спивак, P.C. Русская философская лирика 1910-х гг. (И. Бунин, А. Блок, В. Маяковский) Текст. : автореф. дис. . доктора филол. наук / P.C. Спивак. Екатеринбург, 1992. - 30 с.

150. Степун, Ф. Иван Бунин. Текст. / Ф. Степун // Современные записки. -Париж, 1934.-Кн. 54.- С. 196-211.

151. Страхов, А. Мысли о церковном пении Текст. / А. Страхов. М., 1891.-254 с.

152. Судзуки, Д.Т. Наука Дзен - Ум - Дзен Текст. / Д.Т. Судзуки. - Киев, 1992.- 176 с.

153. Сутта—Нипата Текст.: сборник бесед и поучений / русский пер. Н.И. Герасимовой. M., 1899. - Кн. 1. - XXXII, 155, III с.

154. Тамарченко, Н.Д. Мотив Текст.: Литература путешествий и приключений. Путешествие в «чужую» страну / Н.Д. Тамарченко, Л.Е. Стрельцова. М., 1994. - С. 229-231.

155. Тернер, В. Символ и ритуал Текст. / В. Тернер. М. : Наука, 1983. -265 с.

156. Томашевский, Б. Писатель и книга. Очерк текстологии Текст. / Б. То-машевский. М., 1959. - 272 с.

157. Тресиддер, Джек. Словарь символов Текст. / Джек Тресидцер / пер. с англ. С. Палько. М. : ФАИР-ПРЕСС, 2001.-448 с.

158. Тюпа, В.И. Аналитика художественного: Введение в литературоведческий анализ Текст. / В.И. Тюпа. М. : Лабиринт, 2001. - 191 с.

159. Тюпа, В.И. Анализ художественного текста Текст. : уч. пособие для студ. филол. фак. высш. учеб. заведений / В.И. Тюпа. М. : Издательский центр «Академия», 2006. - 336 с.

160. Уваров, М.С. Бинарный архетип. Эволюция идей антиномизма в истории европейской философии и культуры Текст. / М.С. Уваров. — СПб., 1996.-213 с.

161. Унамуно, М. де. О трагическом чувстве жизни у людей и народов Текст. / М. де Унамуно. Киев, 1996. - 350 с.

162. Устами Буниных: Дневники Ивана Алексеевича и Веры Николаевны Буниных Текст. : в 3 т. / под ред. М. Грин. Франкфурт-на-Майне, 1977.-296 с.

163. Уэлек, Р. Теория литературы Текст. / Р. Уэлек, О. Уоррен. — М. : Прогресс, 1978.-325 с.

164. Философский энциклопедический словарь Текст. / под ред. д-ра фи-лос. наук A.A. Ивина. М. : Гардарики, 2006. - 1072 с.

165. Флоренский, П. Столп и утверждение истины. Опыт православной традиции в двадцати письмах священника П. Флоренского Текст. / П. Флоренский. М., 2003. - 635 с.

166. Флоренский, П.А. Строение Слова Текст. / П.А. Флоренский // Контекст 72. М., 1973. - 334 с.

167. Франк, С. С нами бог Текст. / С.Франк / сост. и пред. A.C. Филонен-ко,. М.: Изд-во ACT. 2003. - 750 с.

168. Франк, Семен. Реальность и человек: метафизика человеческого бытия Текст. / Семен Франк. М: ACT: ACT МОСКВА: Хранитель, 2007. -383 с.

169. Фрейд, 3. Введение в психоанализ Текст. : лекции / 3. Фрейд. М., 1991.-456 с.

170. Фрезер, Д.Д. Золотая ветвь. Исследование магии и религии Электронный ресурс. / Д.Д. Фрезер. Режим доступа : http://ru.wikipedia.org/ wiki/фрезер.

171. Хованская, З.И. Принципы анализа художественной речи и литературного произведения Текст. / З.И. Хованская. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1975.-429 с.

172. Холодов, А.Б. Мифопоэтика: мотив и сюжет в системе мировидения классика (Достоевский и Бунин) Текст. / А.Б. Холодов. Одесса, 2001.-108 с.

173. Художественный метод и творческая индивидуальность писателя: (Выражение авторского «я» в художественном произведении) Текст. / редкол.: проф. М.В. Кузнецова и др. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1982. - 144 с.

174. Чайковская, В. На разрыв аорты (модели «катастрофы» и «ухода» в русском искусстве) Текст. / В. Чайковская // Вопросы литературы. -1993.-№6.-С. 3-23.

175. Чебоненко, О.С. Восток в художественном сознании И.А. Бунина Текст. : дис. . канд. филол. наук / О.С. Чебоненко. Иркутск, 2004. -217 с.

176. Чернышевский, Н.Г. Русский человек на rendez-vous Текст. / Н.Г. Чернышевский // Тургенев в русской критике: сб. ст. / в ступ. ст. и прим. К.И. Бонецкого. М. : Художественная литература, 1953.-С. 121-144.

177. Шанский, Н.М. Этимологический словарь русского языка Текст. / Н.М. Шанский, В.В. Иванов, Т.В. Шанская. М., 1961. - 542 с.

178. Шатин, Ю.В. Мотив и контекст Текст. / Ю.В. Шатин // Роль традиции в литературной жизни эпохи: сюжеты и мотивы. Новосибирск, 1995. -С. 5-16.

179. Шаховская, З.А. Отражение Текст. / З.А. Шаховская. Париж, 1975. -279 с.

180. Шлегель, Георг Кристиан. Художественная феноменология Ивана Бунина. Дух. Душа. Плоть Текст. : дис. . канд. филол. наук / Георг Кристиан Шлегель. Иркутск, 2001. - 188 с.

181. Штерн, М.С. В поисках утраченной гармонии: Проза И.Бунина 1930— 1940 Текст. : монография / М.С.Штерн. Омск : Изд-во ОмГПУ, 1997.- 240 с.

182. Щитцова, Т.В. Событие в философии Бахтина Текст. / Т.В. Щитцова.- Минск : «И.П. Логвинов», 2002. 299 с.

183. Эсалнек, А.Я. Архетип Текст. / А.Я. Эсалнек // Введение в литературоведение. Литературное произведение: основные понятия и термины / под ред. Л. Чернец. М., 2000. - С. 30-37.

184. Эпштейн, М.Н. Слово и молчание: Метафизика русской литературы Текст. : учебное пособие для вузов / М.Н. Эпштейн. М. : Высшая школа, 2006. - 559 с.

185. Юнг, К.Г. Душа и миф. Шесть архетипов Текст. / К.Г. Юнг / пер. A.A. Спектор. -М. : ACT, Мн.: Харвест, 2005. 400 с.I

186. Юнг, К.Г. Символы трансформации Текст. / К.Г. Юнг / пер. с англ. -М. : ACT : ACT МОСКВА, 2008. 731 с.

187. Юнг, К.Г. Человек и его символы Текст. / К.Г. Юнг / пер. с англ. -СПб. :Б.С.К., 1996.-454 с.

188. Яковлев, Е.Г. Эстетика. Искусствознание. Религиоведение Текст. / Е.Г. Яковлев. — М. : Книжный дом «Университет», 2003. 640 с.

189. Marrullo, Jh. If you see the Buddha: Studies in the fiction of I.Bunin Текст. / Jh. Marrullo / Влияние буддизма на творчество русского писателя И.А. Бунина (1870-1953). Evanston (III) : Northwestern univ. press, 1998.-208 с.