автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Универсалии смеховой культуры в художественном мире М.Е. Салтыкова-Щедрина

Полный текст автореферата диссертации по теме "Универсалии смеховой культуры в художественном мире М.Е. Салтыкова-Щедрина"

На правах рукописи

Роготнев Илья Юрьевич

УНИВЕРСАЛИИ СМЕХОВОЙ КУЛЬТУРЫ В ХУДОЖЕСТВЕННОМ МИРЕ М. Е. САЛТЫКОВА-ЩЕДРИНА

Специальность 10.01 01—10 — русская литература

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Пермь 2009

□03477401

003477481

Работа выполнена на кафедре русской литературы Пермского государственного университета

Научный руководитель:

кандидат филологических наук, доцент

Елена Михайловна Четина

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, доцент Вячеслав Алексеевич Поздеев кандидат филологических наук, доцент Марина Владимировна Воловинская

Ведущая организация:

Томский государственный педагогический университет

Защита диссертации состоится «15» октября 2009 года в //. Р0 часов на заседании диссертационного совета Д 212.198.11 в Пермском государственном университете по адресу: 614990, г.Пермь, ул.Букирева, д. 15.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Пермского государственного университета.

Автореферат разослан «/г» сентября 2009 года

Ученый секретарь

диссертационного совета ••• С. Л. Мишланова

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

История смеха как феномена человеческой культуры является сферой интереса целого ряда социально-гуманитарных наук: литературоведения, культурологии, культурной антропологии, исторической антропологии. Во второй половине XX века, под влиянием работ М.М.Бахтина, оформляется качественно новый объект гуманитарных исследований - «смеховая культура». В различных формах проявления комического обнаруживается пласт устойчивых смысловых компонентов - особое смехо-вое мироощущение. Это открытие позволило по-новому осмысли ;ь целый ряд крупнейших явлений в истории мировой литературы: романистика Ф.Рабле и М.Сервантеса, драматургическая комика У.Шекспира, древнерусская сатирическая литература, проза Н.В.Гоголя и Ф.М.Достоевского и др. Традиционное понимание «смеха как орудия сатиры» было значительно скорректировано понятием «смех как мировоззрение» (Д.С.Лихачев).

Творчество М.Е.Салтыкова-Щедрина до сих пор оставалось на периферии исследований в области смеховой культуры. Между тем, представляется возможным проследить типологические (не только генетические) связи сатиры Нового времени и смеховых текстов традиционного фольклора и средневековой литературы. Современное понимание смеховой культуры во многом преодолевает логику идеализированных бахтинских концептов, предполагавшую жесткое противопоставление «карнавал - сатира». Снятие этой оппозиции делает возможным рассмотрение художественного мира Салтыкова-Щедрина в контексте многовековой истории «смеха как мировоззрения».

В отечественном щедриноведении предметом анализа становились общественная позиция писателя (работы Я.Е.Эльсберга, В.Я.Кирпотина, М.С.Горячкиной, Е.И.Покусаева и др.) и поэтика его произведений (В.В.Гиппиус, В.В.Прозоров, А.С.Бушмин, Д.П.Николаев и др.). Литературоведами уже отмечена ориентация ряда произведений сказочного цикла на сатирические повести ХУП в., связь сатиры Щедрина со смеховым фольклором. Обнаруженные фольклорно-литературные влияния в щедринской прозе позволяют говорить о возможности «прямого» воздействия текстов смеховой культуры на художествен-

Ч \

ное мышление сатирика.

Следует отметить ориентацию современных литературоведов на раскрытие в сатире Щедрина философских смыслов. Т.Н.Головина оригинально интерпретирует «Историю одного города» как роман, полемически направленный по отношению к социально-философским утопиям; Г.М.Газина рассматривает Щедрина как моралиста; Ц.Г.Петрова полагает, что в произведениях Щедрина наличествует экзистенциальная проблематика; ИН.Обухова подробно рассматривает формы взаимодействия героя и мира, анализирует категорию телесности в прозе Щедрина. Анализ пласта универсальных содержаний щедринской сатиры позволяет говорить о мировоззренческих функциях смеха в прозе писателя, что сближает его художественный мир с традициями смеховой культуры.

В целом в литературоведении 1990-х - 2000-х гг. наблюдается тенденция к актуализации щедринской прозы в свете на 1более «популярных» проблем: художественный мифологизм (А.Л.Колесников, С.М.Телегин, В.Ш.Кривонос и др.), экзистенциализм (Ц.Г.Петрова), православие (Т.И.Хлебянкина), телесность (И.Н.Обухова) и даже постмодерн (Н.Б.Курнант). На наш взгляд, одним из закономерных направлений в поисках актуального содержания сатиры Щедрина должно стать изучение проблемы «Щедрин и смеховая культура».

Прямо затрагивает проблему отношения Щедрина к смеховой культуре Т.Е.Автухович, которая противопоставляет творчество сатирика древнерусскому смеху, направленному «на самого смеющегося», и относит творчество писателя к линии «риторического смеха». К связи Щедрина со смеховой традицией обращается К.В .Вельский, который противопоставляет творчество сатирика роману Ф.Рабле (выбор материала свидетельствует об ориентации исследователя на традиции М.М.Бахтина). По мнению К.В.Вельского, социальная сатира Щедрина и «народная комика» Рабле являются двумя полюсами «мировой сме-хо ¡ой культуры». В данном случае, на наш взгляд, действует логика идеализированных конструктов (жесткая оппозиция «карнавал - сатира»), лишь отчасти применимая к описанию литературного процесса Нового времени.

Современные филологи нередко ссылаются на идеи

М.М.Бахтина, не обращая достаточного внимания на подходы, предложенные исследователями, развивавшими теорию смехо-вой культуры. На наш взгляд, представления о типологических и конкретно-исторических общностях в «мировой смеховой культуре», распространенные в современном литературоведения. нуждаются в значительном уточнении.

Новизна исследования связана с обращением к анализу не востребованных ранее аспектов художественной сатиры Салтыкова-Щедрина: «двумирность» щедринской прозы, архетипиче-ский характер ряда комических персонажей, смеховые символы, мотивы, образы. Обзор щедриноведческой литературы позволяет говорить об определенной исчерпанности традиционных подходов к щедринской прозе как в области изучения содержания (которое до сих ьор нередко сводится к реконструкции политической идеологии писателя), так и на уровне поэтики (отсутствие концептуальных, обновляющих открытий в этой области в последние десятилетия, за исключением нескольких работ, посвященных частным проблемам).

В то же время следует отметить, что в щедриноведении явно сложилась объективная концептуальная база для включения Щедрина в контекст смеховой культуры: щедриноведами обнаружены пласты философского содержания щедринской пр.) ы, воздействие на щедринскую поэтику театрально-зрелищных форм искусства (работы Н.Н.Баумторг, Е.Н.Строгановой), принципы диалогической соотнесенности щедринского мира с «миром культуры» (исследования Б.В.Кондакова, Е.Н.Пенской, Т.А.Глазковой); наконец, сама проблема отношений щедринского творчества к традициям смеховой культуры уже поставлена в литературоведении, однако еще далека от окончательного разрешения. Данная ситуация свидетельствует об актуальности монографического исследования проблемы «Щедрин и смеховая культура». Актуальность настоящей работы определяется также дискуссионным характером теории смеховой культуры и основных понятий, применяемых при ее обсуждении: «смеховое», «комическое», «карнавал», «антимир», «гротеск» и др. Дискуссия по данной проблематике затрагивает сферы отечественного и зарубежного литературоведения, медиевистики, культурологии, исторической антрополо-

гии.

Теоретическая значимость исследования связана с разработкой общих вопросов теории смеховой культуры, историко-литературного изучения «смехового». Развернутый анализ текстов смеховой культуры, представленный в работе, позволяет углубить представления о взаимодействии литературы и фольклора, универсального и индивидуально-авторского начал в словесном искусстве. Историко-литературное описание универсалий смеховой культуры в творчестве Салтыкова-Щедрина может послужить материалом для изучения вопросов историче-сю »и поэтики, связанных с эволюцией литературного комизма.

Практическая значимость диссертационного исследования. Результаты исследования могут быть использованы в рамках вузовских лекционных курсов по истории русской литературы, в спецкурсах по истории и теории комизма, а также в практике преподавания литературы в средней школе.

Цель работы заключается в выявлении универсалий смеховой культуры в художественной прозе Щедрина и раскрытии их эстетического смысла. Основные задачи исследования:

1) определить содержание категории «смеховая культура» и обосновать принципы ее историко-литературного изучения;

2) проанализировать процесс формирования системы универсалий смеховой культуры в творчестве Салтыкова-Щедрина;

3) рассмотреть общие особенности смехового мира сатирика в произведениях 1870-х гг.;

4) проанализировать образ рассказчика в художественной прозе Салтыкова-Щедрина в контексте системы универсалий см ;говой культуры.

Поставленные задачи отражены в структуре работы, которая состоит из Введения, четырех глав, Заключения и Списка использованной литературы. Первая глава посвящена общим вопросам теории смеховой культуры и ее применения в литературоведческом исследовании. Во второй главе анализируется динамика универсалий смеховой культуры в щедринском творчестве 1850-х - 1860-х гг., которое описывается как система «редуцированного см^ха». Анализу сложившейся системы сме-ховых универсалий посвящена третья глава работы «Смеховой мир Салтыкова-Щедрина». В четвертой главе объектом специ-

ального рассмотрения становигся одна из важнейших составляющих смехового мира сатирика - сквозной образ рассказчика.

Методология исследования базируется на теоретических открытиях отечественного академического литературоведения XX века. Двуединый характер исследовательской проблемы (выявление универсалий и раскрытие их художественного значения в данном контексте) определяет обращение к двум литературоведческим подходам: сравнительно-историческому и герменевтическому (мы ставили перед собой задачу раскрытия, прежде всего, содержательных значений «смехового» в прозе Щедрина). В методологическом отношении наиболее актуальными для нас являются работы классиков отечественной филологии, осуществлявших синтез проблем исторического развития литературы и вопросов интерпретации художественных произведений, - исследования В.М.Жирмунского, АЛ.Скафтымова, М.М.Бахтина, Л.Е.Пинского, Д.С.Лихачева, А.м.Панченко. Методологические принципы названных ученых можно объединить под условным названием «традиционалистского/культурологического литературоведения» (В.Е.Хализев), основными чертами которого являются: вненаправленческий характер основных теоретических посылок (полемическая позиция по отношению к концептуальным положениям литературоведческих школ формализма, социологизма, структурализма и др.); близость принципам классической герменевтики (ориентация на раскрытие авторской позиции); центральное место в понятийно-категориальном аппарате терминов, связанных с проблемой художественного отражения («художественный образ», «художественный мир», «художественный метод», «художественное время», «художественная картина мира» и др.); широкое обращение к метафилологшескому инструментарию (философия, теория культуры). В работе также используются мифопоэтиче-ский и историко-типологический подходы, которые привлекаются при анализе проблем, связанных с функционированием литературных универсалий.

Материалом исследования послужили преимущественно тексты художественной прозы М.Е.Салтыкова-Щедрина 1850-х - 1870-х гг.; произведения 1840-х гг., публицистика, драматургия, позднейшие произведения («Письма к тетеньке», «Недо-

конченные беседы», «Пестрые письма», «Пошехонские рассказы», «Мелочи жизни», «Забытые слова», «Пошехонская старина») нами специально не рассматриваются. Исключение составляют «Сказки» 1880-х гг., на материале которых рассматривается г роблема разложения системы универсалий смеховой культуры («смехового») в творчестве Щедрина, и роман «Современная идиллия», который подробно анализируется в связи со сквозным для щедринской прозы образом рассказчика. Особое внимание в работе уделяется фантастическим элементам щедринской образности, в связи с чем наиболее подробно анализируются такие произведения, как «Помпадуры и помпадурши», «История одного города», «Для детей», «Дневник провинциала в Петербурге», «В больнице для умалишенных», «В среде умеренности и аккуратности», «Культурные люди», «Убежище Монрепо», «За рубежом», «Круглый год», «Современная идиллия», «Сказки», некоторые рассказы цикла «Господа ташкент-цы». В меньшей степени нами затрагиваются произведения, ориентированные на относительно правдоподобное воспроизведение действительности («Благонамеренные речи», «Господа Головлевы», «Сборник»).

Объектом исследования является художественный мир С ал :ыкова-Щедрина в его динамическом развитии, предметом - функционирование универсалий смеховой культуры в щедринской прозе.

Положения, выносимые на защиту:

1) Обзор теоретико-литературных, историко-литературных исследований, а также работ в области истории культуры позволяет разграничить категории «комическое» и «смеховое». Последний термин обобщает явления, связанные с «отраженными реальностями» - смеховыми мирами культуры - и может быть представлен как система универсалий предметной изобразительности.

2) «Смеховое» в художественной прозе Салтыкова-Щедрина носит просветительский характер, связано с изображением и критикой общественного сознания, ложных представлений, «призраков» и «мифов».

3) Одной из основополагающих категорий смехового мира Сэчтыкова-Щедрина является «письмо»: художественная реаль-

ность «строится» на основе литературных источников, литература выступает как особая историческая сила, в прозе сатирика наблюдается эволюция от негативного образа письма к изображению сакрализованной речи.

4) Структура образа рассказчика в художественной прозе Салтыкова-Щедрина коррелирует со структурой смехового мира («смеховая двумирность») и содержит определенный сюжетный потенциал (конфликт «Я и Тень»), который реализуется в произведениях романного жанра.

5) Универсалии смеховой культуры подчинены в творчестве сатирика изображению «конца истории», в них актуализированы смысловые поля «мертвенности», «бескультурности», «пустоты».

Апробация результатов исследования. Основные положения работы были представлены в виде докладов на межрегиональных, всероссийских и международных конференциях: «Русский вопрос: история и современность» (Омск, Сибирский филиал Российского института культурологии, 2005), I Всероссийский конгресс фольклористов (Москва, ГРЦРФ, 2006), «Филологические проекции Большого Урала» (Екатеринбург, Уральский государственный университет - Челябинский государственный университет, 2006), I Конгресс культурологов России (Санкт-Петербург, Российский институт культурологии, 2006), «Русская литература XX - XXI веков: проблемы теории и методологии изучения» (Москва, МГУ, 2006), «Мифология и повседневность» (Санкт-Петербург, ИРЛИ РАН, 2007), «Прост! -анство и время в художественной литературе. VIII Поспелов-ские чтения» (Москва, МГУ, 2007), «Проблемы трансформации и функционирования культурных моделей в русской литературе» (Томск, ТГПУ, 2008), «Лики традиционной культуры: прошлое, настоящее, будущее. IV Лазаревские чтения» (Челябинск, ЧГАКИ, 2008).

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновывается выбор темы, актуальность, новизна, практическая и теоретическая значимость работы, определяются материал, объект и предмет, теоретико-

методологическая база исследования, дается обзор литературы вопроса, формулируются рабочая гипотеза и положения, выносимые на защиту.

В главе первой «Проблемы теории смехового образа» делается попытка обобщить наиболее значительные исследования в области смеховой культуры с целью выделить те понятия и закономерности, которые применимы к литературе Нового времени, в частности, к прозе Щедрина.

В разделе 1.1 «Структурный признак смеховой культуры («смеховая двумирность») и его освещение в научной литературе» рассматриваются работы ведущих отечественных филологов, культурологов, специалистов в области народной культуры - М.М.Бахтина, Д.С.Лихачева, А.МЛанченко, Ю.М.Лотмана, В.ИДаркевича, А.Я.Гуревича, Л.М.Ивлевой и др Методика рассмотрения научно-исследовательских работ базируется, прежде всего, на выяснении объема и содержания ключевых понятий, которые употребляются в трудах ученых. Основополагающими в области теории и истории смеховой культуры для нас являются работы М.М.Бахтина, в частности, монография о творчестве Ф.Рабле. Исследователь предполагает, что народно-праздничные и литературные смеховые формы объединены общим карнавализованным образом мира, противопоставленным «серьезному» миру официальной культуры («смеховая двумирность»). По мнению ученого, социальным и мировоззренческим ядром смеховой культуры служит народная площадь, в связи с чем в работах М.М.Бахтина значительно расширенную трактовку получает термин «карнавал» как обозначение всего многообразия форм народно-смеховой культуры. Содержательной доминантой смехового мира карнавальной культуры является, по мысли исследователя, утопическая амбивалентность - восприятие мира в постоянных сменах и обновле-

НИ IX.

Д.С .Лихачев также выявляет «двумирность» текстов смеховой культуры, однако совершенно иначе определяет характер содержания «смеховой двумирности». Смеховой мир Древней Руси - это «мир зла», к нему нередко применяются термины «кромешный мир», «антимир», «мир антикультуры». Общей чертой в описанных национально-культурных вариантах смехо-

вой традиции является мирообразующая функция смеха: формы комизма становятся способом организации целостного образа мира. Положительная амбивалентность и негативная кромешно-;' ь являются своеобразными аксиологическими полюсами потенциального содержания смехового мира.

Критика теории смеховой культуры Ю.В.Манна, С.С.Аверинцева и ряда других отечественных и зарубежных исследователей, как правило, не учитывает категорию «смеховой мир» или не придает ей строгого терминологического значения. В семиотических исследованиях проблемы на первый план выдвигается изучение не «смехового антимира», а «смехового антиповедения» (Ю.М.Лотман, Б.А.Успенский, С.Е.Юрков). В то же время тезис о «двумирности» текстов смеховой культуры остается востребованным и в том или ином виде воспроизводится в работах отечественных медиевистов (А.М.Панченко, В.П.Даркевича), исследователей в области народно-праздничной культуры (Н.В.Понырко, Л.М.Ивлевой), балагана (Н.А.Хренова), смехового фольклора (Ю.И.Юдина).

В разделе 1.2 «Смеховой мир и смеховой герой» делается попытка провести описание смеховой культуры в терминах co.ii еменного литературоведения. Феномен «смеховой двумирности» литературного текста определяется нами через понятие «художественный мир» («внутренний мир», «предметный мир»), которое мы рассматриваем (опираясь преимущественно на работы М.М.Бахтина, Д.С.Лихачева, Г.НЛоспелова) как обозначение эстетически отраженной действительности. Смеховой мир понимается нами как устойчивая типологическая разновидность художественного мира, заключающая в себе «обратное отражение» культуры, реальность, построенную по принципу «вторичной условности» - «изображение не только того, чего не было, но и того, чего не могло быть» (ЛА.Трахтенберг). На наш взгляд, способ отражения действительности («вторичная условность») выражается, прежде всего, в наиболее общих свойствах художественного мира: смеховой мир построен на намеренном искажении содержания категорий культуры (пространство, время, закономерность, природное, социальное и др.). Термины «смеховой мир», «антимир», «смеховой антимир», «кромешный мкр > в рамках настоящей работы используются как равнознач-

ные.

Персонажный уровень смеховых миров также обнаруживает определенное единство. При описании ведущего типа сме-хового героя мы обратились к теории архетипа (К.Г.Юнг, Н.Фрай, Е.М.Мелетинский и др.). Анализ филологических работ М.М.Бахтина, Д.СЛихачева, А.М.Панченко и др., с одной стороны, и мифографических исследований К.Г.Юнга, О.Фрейденберг, П.Радина, Е.М.Мелетинского - с другой, позволив! выявить общую архетипическую структуру, описываемую в мировой литературе через концепты «Трикстер», «Двойник» и «Тень». Этот универсальный образ обнаруживает корреляцию с миром смеховой культуры: если смеховая реальность организована как «мир антикультуры», то ведущей чертой Трикстера является «борьба с космическим и социальным порядком»; при этом архетип предстает в образах «дурака», «плута», «шута», «черта» и др.

В разделе 1.3 «Универсалии смеховой культуры» определяются принципы системного описания устойчивых элементов смеховой культуры в их взаимосвязях друг с другом. Наличие смысловых и структурных связей между мирами и героями смеховых культур позволяет говорить о том, что «смеховое» может быть представлено как система универсалий предметной изобразительности. Смеховой мир описывается исследователями как «маргинальное пространство», «мифологический хаос» и «ппеисподняя». Смеховой герой обладает социальной марги-нальностью, является агентом энтропии (хаоса), наделен демоническими чертами. Основные свойства мира и героя смеховых культур определяют целую систему тем, сюжетов, мотивов, образов - оригинальную смеховую топику: мотивы странствий, пьянства, обнажения, двойничества, образы кабака, бани, «антиматериалов» и др. Подробно охарактеризован в работе топос «злая жена», который интерпретируется как персонификация стихии «антимира», «преисподней», «хаоса». Таким образом, мы впервые выявили устойчивую трехуровневую (мир, герой, топика) систему смеховых универсалий и описали ее в литературоведческих терминах.

Описание «смехового» потребовало также обращения к метафилологическому инструментарию. На наш взгляд, на

уровне общих свойств художественного мира «смеховое» проявляется в деформации категорий культуры, на уровне деталей предметной изобразительности - в «негативистской» игре с «ритуальными» и (социальными значимостями» (термины А.Рэдклифф-Брауна).

Раздел 1.4 «Смех, комизм, смеховая культура в системе литературоведческого знания» посвящен определению базовых понятий теории комизма и смеха: комическое, «смеховое», гротеск, сатира, «редуцированный смех». Используя термин «смеховое» как обозначение особой системы универсалий предметной изобразительности, мы противопоставили его понятию «комическое» как более общей эстетической категории. «С \ггховое» предстает как особая степень интенсивности проявления ведущего признака комического - нарушение «нормы». Наиболее близким к «смеховому» в искусстве Нового времени является «сатира гротескного характера», ориентированная на радикальное отрицание изображаемого объекта и фантастические заострения в создании художественных образов.

Универсалии смеховой культуры обнаруживают смысловое единство, однако нередко функционируют вне зависимости от других элементов системы. «Смеховое», таким образом, обладает диффузной структурой. Для обозначения художественных систем, в которых универсалии смеховой культуры не связаны с признаком «смеховой двумирности» (на наш взгляд, ведущим, базовым признаком), мы предложили использовать бах-тинский термин «редуцированный смех».

Глава 2 ««Редуцированный смех» и формирование «смеховой двумирности» в художественной прозе Салтыкова-Щедрина» посвящена анализу творческой эволюции писателя I 1850-1860-е гг. в аспекте становления системы «мир - антимир» («смеховая двумирность»).

В разделе 2.1 «Признаки формирования «смеховой двумирности» в произведениях 1850-х - 1860-х гг.» анализируются произведения из циклов «Губернские очерки», «Невинные рассказы», «Сатиры в прозе», «Признаки времени», «Письма о провинции», привлекаются также очерки более позднего цикла «Итоги». Выбранные тексты анализируются в двух аспектах: изображение коллективного сознания и образы «дополни-

тельных реальностей», - отражающих, на наш взгляд, общие тенденции формирования смехового мира щедринской прозы.

Новаторство Щедрина заключается в изображении своеобразной «кромешной религии», которая определяет мировоз-зрм ие сатирических персонажей в мире писателя. Подробный анализ раздела «Богомольцы, странники и проезжие» (цикл «Губернские очерки») позволяет сделать вывод о последовательной тенденции к поляризации культурных миров в щедринском творчестве (народная культура и культура «образованных» слоев общества). Во вводном очерке «Общая картина» автор противопоставляет картину народно-православного праздника увеселениям дворянско-чиновничьего общества; намеченная антитеза отражается в композиционной структуре всего раздела: два рассказа, посвященных народно-религиозному сознанию («Отставной солдат Пименов», «Пахомовна»), и два рассказа о квази-религиозной жизни «образованных» слоев («Хрептюгин и его семейство», «Госпожа Музовкина»), Столкновение народной религии и «кромешной религии» (потенциально - двух ми-рообразов) свидетельствует, на наш взгляд, о формировании «двумирности» щедринской прозы. Содержание «кромешной религии» щедринских персонажей уточняется при анализе рас-скпэв «Озорники», «Гегемониев», четвертого очерка цикла «Итоги». Квази-религиозное сознание характеризуется сакрализацией вертикали власти, культом пьянства (своего рода «служба кабаку»), поклонением пустоте.

Анализ разного рода «дополнительных реальностей» в художественном мире Щедрина: микрообразов, обозначенных словом «мир», метафорических характеристик общего состояния мира, реальности сновидений и фантазий, - позволяет проследить формированле смысловых доминант становящегося смехового мира сатирика. Антимир Щедрина состоит из сора, мелочей, он напоминает «болото» и производит «зловония», этот кромешный мир организован как беспорядок и хаос. Для оформления этой «изнаночной» реальности огромное значение имеет историческая концепция отмирающего «порядка вещей»: этот мир заражен «мертвенностью», он превращается в «преисподнюю». Важной характеристикой этого мира является и его «бескультурность» (внекультурность), которая часто реализова-

на через мотивы «забвения» и «озверения». Культурно-историческое своеобразие реализации универсалий смеховой культуры в прозе русского сатирика состоит в том, что категория «смехового» у Салтыкова-Щедрина носит просветительский характер. В рассказе «Наши глуповские дела» (цикл «Сатиры в прозе») история подменяется анекдотами, литературой, историографией, сновидениями - вымышленными реальностями. Антимир в данном случае основан на заблуждениях, искажениях, призраках, реальностях общественного сознания.

В разделе 2.2 «Универсалии смеховой культуры в романе «История одного города»» подробно анализируется внутренний мир «рубежного» для щедринского творчества романа об истории города Глунова. На наш взгляд, образный строй «Истории одного города» организован по принципу «вторичной условности» (перед нами «антимир»). Для художественного мировоззрения сатирика характерно понимание социальной истории как закономерного объективного процесса, в то время как в романе история предстает как последовательность деяний исторических личностей (градоначальников); апокалипсический образ «оно» в финале романа может быть противопоставлен размышлениям автора о невозможности «конца истории» - таким образом, основные законы глуповской истории прямо противоположны историософским взглядам Салтыкова-Щедрина. Как и в рассказе «Наши глуповские дела», образ города здесь связан с темой «анти-истории», «истории наизнанку».

Глава «О корени происхождения глуповцев» наполнена прямыми отсылками к смеховому фольклору, топикой смеховой ку. гьтуры (странствия по «маргинальному пространству», увенчания и развенчания плутов и дураков, игра с «социальными значимостями»). Сюжет главы может быть рассмотрен как повествование об исходе глуповцев из хаоса, «до-истории», «вне-культурного» пространства в мир Истории, Культуры, Порядка. Однако глуповцы по ходу действия романа постоянно возвращаются в «докультурное состояние». В «Сказании о шести гра-доначальницах» город погружается в «пагубное безначалие», которое длится семь дней (символическое возвращение к сотворению мира); стихия энтропии персонифицируется в женских

пер< онажах (в соответствии со смеховой символикой венского»). В последующих главах глуповцы «обрастают шерстью», забывают язык, перестают сеять хлеб, отвергают православную веру и т.п. Это «пульсирующее» движение от природы к культуре, постоянное возвращение к хаосу составляет основное качество внутреннего мира «Истории одного города».

В то же время основным источником «кромешности» служит литературное слово, смешение литературы и действительности. Внутренний мир произведения подчинен канонам историографии и летописания, автор постоянно подчеркивает литературную условность изображаемой реальности. Сама тема письма неоднократно затрагивается в романе (градоначальники пишут и читают). Литература и «дикость» (внекультурность) находятся на одном полюсе, органично переходят друг в друга.

Образы градоначальников наделены чертами Трикстера: это плуты и дураки, нередко сближающиеся с мифологическими культурными героями (выступающие в качестве их «комических дул. еров»), иногда наделенные демоническими чертами (Боро-давкин, Угрюм-Бурчеев). Принципиальное значение имеет, на наш взгляд, вопрос об исторических прототипах Угрюм-Бурчеева. Новый градоначальник, «с топором в руках» построивший «новый город на новом месте», мечтающий о флоте, одержимый «прямыми линиями», воспринятый народным сознанием как «сатана», отсылает не только к Аракчееву или императору Николаю, но и к Петру I. Щедрин профанирует здесь «Петербургский миф» русской культуры: градоначальник занят радикальным разрушением миропорядка, в том числе устранением фундаментальной оппозиции «Природа - Культура» (эпизод «борьбы» Угрюм-Бурчеева с рекой).

Роман «История одного города» является своеобразной концентрированной моделью художественного мира Щедрина. Социальный мир, изображенный писателем, тяготеет к возвращению в хаос, он не состоялся как мир культурный, не выделился из природы. И в то же время этот мир подчеркнуто литера/} рен, он подчинен стереотипам книжной культуры, а потому не отсылает к реальности напрямую. «Кромешность» исторического процесса актуализирует тему «конца истории»: «антиистория» обречена на гибель, социальная энтропия доминирует

над признаками космизации мира.

Выводы об общих свойствах смехового мира Салтыкова-Щедрина, сделанные на основе анализа «Истории одного города», подтверждаются обращением к другим произведениям сатирика, созданным на рубеже 1860-х - 1870-х гг. Анализу этих то стов посвящен раздел 2.3 «Внутренние миры произведений рубежа 1860-х - 1870-х гг. («Для детей», «Помпадуры и помпадурши»)». В рамках данного раздела рассматриваются и ранние сказки: «Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил», «Дикий помещик», «Пропала совесть», - первоначально включенные в цикл «Для детей».

Фантастические деформации реальности в рассказе «Испорченные дети» напрямую связаны с категорией письма: в неправдоподобные сочинения «испорченных детей» включены фрагменты печатных источников, эпизоды чтения документов и т.п. «Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил» рассматривается как концентрированная модель щедринского мира: власть (два генерала); народ (мужик); «дикое», бескультурное пространство («необитаемый остров»); письмо (старый номер «Московских ведомостей»). В сказке «Пропала совесть» топика «смеховой культуры» (базарная площадь, кабак, развенчание бранью, пьянство и др.) выступает в двойственной форме: ст) 1Уия смеха, с одной стороны, маркирует ситуацию нарушения социального порядка, с другой - возвращает в антимир социальную значимость («совесть»). Сюжет хрестоматийной сказки «Дикий помещик» в общих чертах соотносим с фабулой бытовой сказки о мороке (превращение в животное, дружба с медведем, возвращение в человеческое обличье). Рефлексом мотива «обморачивания» выступает мотив чтения: на «подвиги» помещика вдохновляет газета «Весть», которую в финале у персонажа отнимают.

Рассказ «Сомневающийся» можно рассматривать как произведение, имеющие явные признаки «мениппейного» жанра (по М.М.Бахтину). В основе сюжета - поиск истины, на который отправляется помпадур. Обретение истины происходит через ряд смеховых (карнавальных) ситуаций: сцены на площади, развенчание бранью, карнавальные переодевания. Исходная ситуация (мировоззренческое противоречие), которая движет фабу-

лой очерка, - сращение письма и реальности в сознании помпадура (представление о законе как о книге, лежащей в шкафу). Рассказ «Единственный» является своеобразной реализацией утопического полюса смеховой культуры. Город выпадает из Истории и Культуры, погружается в своеобразную утопию «естественного существования».

Таким образом, можно утверждать, что в творчестве 18691871 гг. складывается определенный набор художественных констант, которые служат основанием художественного мира Салтыкова-Щедрина. Социальная реальность, характеризую-Щс яся резкой поляризацией общества (власть и народ), тяготеет к хаосу, к пространству «вне культуры» («необитаемый остров», цивилизация «естественного существования», социум без «социальных значимостей»). При этом деформация реальности происходит посредством вмешательства в жизнь людей ментальных, духовных сущностей (представленных, прежде всего, образом письма). «Смеховое» у Щедрина имеет преимущественно сатирическую направленность, однако в ряде произведений частично сохраняет утопическое содержание.

Глава 3 «Смеховой мир Салтыкова-Щедрина» посвящена рассмотрению общих особенностей художественного мира сатирика 1870-х гт. Специфика произведений Щедрина этого периода заключается, на наш взгляд, в «смеховой двумирности» анализируемых текстов: изображенная реальность представляет собой «мир наизнанку», «кромешный мир», противопоставленный здравому смыслу («миру»).

В разделе 3.1. ««Мир» и «антимир» в художественной пр ззе Салтыкова-Щедрина» рассматривается вопрос о соотношении «прямого» и «обратного» («вторичного») типов отражения действительности в щедринской прозе. В рассмотренных нами произведениях 1868-1871 гг. «кромешный» характер внутренних миров представляется достаточно очевидным: деформации реальности проявляются в гротесковых и фантастических образах, в «неправдоподобных» сюжетах. Между тем, в подавляющем большинстве произведений 1870-х гг. структура «мир -антимир» предстает в более сложных формах.

Особенности «двумирной» структуры щедринской прозы выявляются нами посредством анализа текстов различных уров-

ней художественной целостности. В «Дневнике провинциала в Петербурге» (законченный роман) реальность постепенно сближается с антимиром, «колонизируется» кромешным пространством; в эпизоде «Злополучный пискарь» (фрагмент романа «Современная идиллия») социальная реальность «срастается» со своим комическим дублером - миром пародийных заместителей; в рассказе «Тряпичкины-очевидцы» (произведение из цикла «В среде умеренности и аккуратности») кромешная реальность «маскируется» под действительность. Антимир Щедрина не отграничен от реальности, он тесно сближается с «миром». Именно это сближение позволяет достичь сатирического эффекта: социальная реальность безобразна в своих сходствах с «миром наизнанку».

Отмечаемое многими щедриноведами единство произведений 1870-х гг. имеет непосредственное отношение к организации «смеховой двумирности». Различные произведения сатирик. связаны не только общими идейно-стилевыми особенностями, но и единым образным строем (сквозные персонажи, сюжеты). Обзор специальной литературы по данному вопросу позволяет сделать следующие выводы. В 1870-е гг. Щедрин создает единый текст («энциклопедию современности» (Е.Н.Пенская)), в котором сформированный «Историей одного города» смеховой мир получает тематическое расширение и одновременно определенную подвижность (вплоть до замещения смехового мира достоверной, лишенной «смеховой чепухи» художественной реальностью). Характеризующийся несомненным единством, щедринский мир может быть представлен как универсум, обладающий дуалистической структурой: «мир» и «антимир», социальная реальность и ее пародийный дублер, «серьезное» и «смеховое». Несмотря на существование произведений, «в чистом виде» представляющих «мир» или «антимир» (например, «Господа Головлевы» и «История одного города»), щедринская проза тяготеет к «пограничью» системы.

В разделе 3.2. «Деформации реальности в художественном мире Салтыкова-Щедрина» характеризуются типичные для щедринской прозы формы искажения действительности: деформации категорий тела и письма, организация социального и физического пространства, смеховое удвоение реальности,

«измельчание» предметного мира.

Сатирический образ тела в щедринской прозе последовательно сопоставляется с основными характеристиками раблезианской телесности, описанной М.М.Бахтиным. Во всех проана-ли (грованных нами моментах телесности у Щедрина проявляются мотивы смерти, исчезновения, безвозвратного поглощения, бесплодия. Тело сатирического образа изначально несет смерть в себе, является могилой самого себя.

Категория письма в щедринском мире способна к прямому воздействию на действительность, к подмене действительности (Истории, Правды) литературой, мира вещей - миром слов. Проявляясь как преимущественно негативная сила в «антимирах» Щедрина, письмо выступает как абсолютная культурная ценность в авторском прямом высказывании (в «мире»).

Смеховой мир Щедрина построен на уподоблении всех объектов друг другу - это мир, в котором сложность постоянно уменьшается. Смеховое умножение можно считать основополагающим принципом образной системы Щедрина, которому подчинены не только персонажи, но ситуации (многократное повторение сюжетного мотива) и даже пространства (например, в «Господах ташкентцах» Ташкент превратился в Рязанскую губернию). Связано это с закономерностями смехового антимира, для которого характерен «повышенный уровень энтропии».

В художественном мире сатирика весьма специфичны пространственные перемещения персонажей: они часто оказываются не там, куда направлялись, легко преодолевают далекие расстояния. Эти перемещения совмещены с мотивом странствий и нередко - мотивом пьянства. Такой же неупорядоченностью характеризуется в щедринском мире социальная мобильность. Купцы становятся «столпами», дворяне (бывшие «столпы») -«пропащими», «отжившими»; нередко щедринские герои делают внезапные, головокружительные карьеры. Физическое и социальное пространство в художественном мире Салтыкова-Щедрина не отличается жесткой структурированностью, скорее, оно организовано по типу «мерцающей структуры». Топосы смеховой культуры (пьянство, странствия, смена социальных положений, плутовство) разрушают четкие очертания физиче-

ского и социального мира, приближают реальность к состоянию хаоса.

Пространство «мерцающих структур» строится на основе всего мелкого и незначительного; особое место в ряду разнообразных «мелочей», заполняющих щедринский мир, занимают литературные произведения: многочисленные газетные статьи, пародийные проекты, графоманские сочинения.

Таким образом, социальная реальность в прозе Салтыкова-Щедрина тяготеет к хаосу - это разрушающийся мир, мир «мерцающих структур», в котором объекты уподобляются друг другу и лишаются четких структурных позиций (в физическом или социальном пространстве), изымаются из устойчивых отношений. Это «пустое», слабоструктурированное пространство наполнено («завалено») разного рода «барахлом» - оно состоит из «чепухи», «фантастической дребедени», «бредней». Наиболее отчетливой константой этой кромешной реальности является письмо: написанное, придуманное, литературное остается в «пустоте». Одним из доминирующих качеств антимира становится «мертвенность»: реальность «разлагается», погружается в «царство смерти». В этом смысле можно говорить о том, что щедринская проза изображает «конец истории» (смерть социального мира). Однако этот конец является не отдельным моментом, а состоянием мира. Тип щедринской условности («вторичная условность», «двумирность») позволяет утверждать, что данный образ реальности лишь сближается с картиной мира великого сатирика: «конец истории» - это то, чего «не может бь:гь», однако действительность становится слишком похожей на «небывальщину», «чепуху».

В разделе 3.3 «Специфика «смехового» в «Сказках» 1880-х гг.» предметом анализа стали тексты сказочного цикла, который рассматривается нами как произведение «рубежное», запечатлевшее процесс распада системы универсалий смеховой культуры в художественном мире Салтыкова-Щедрина.

Одним из аспектов анализа становится «мир антикультуры», созданный в щедринских сказках. «Вяленая вобла» рассматривается нами как профанация сюжета о пророках, в частности, его литературной версии (стихотворение А.С.Пушкина); в сказке «Самоотверженный заяц» сатирическую интерпрета-

цию получает сюжет шиллеровской баллады «Порука»; в качестве образа, намеренно искажающего культурУ1ую традицию (на этот раз фольклорно-литературную), может быть рассмотрен герой сказки «Богатырь». В цикле последовательно воплощается своеобразный щедринский «конфликт с литературой» (противостояние сатирика «призракам» и «мифам» книжной культуры). В то же время в произведениях цикла находит отражение процесс смены художественных задач: внутренние миры «Праздного разговора», «Деревенского пожара», «Путем-дорогою», «Приключения с Крамольниковым», «Христовой ночи» и «Рождественской сказки» практически лишены смехового начала; по мере работы над циклом в прозе сатирика начинает доминировать пафос утверждения социального и нравственного идеала. Определенный «кризис смехового» выражен, на наш взгляд, и в ботее ранних текстах, в частности, в сказке «Игрушечного дела людишки» (1880).

Внутренний мир данного произведения характеризуется нами как «антимир в антимире» (реальность города Любезнова и реальность кукольного мира); центральным, «медиативным» образом, связывающим две «анти-реальности», становится мастер Никанор Изуверов, имеющий черты Трикстера и сближающийся с рассказчиком щедринских циклов и романов. Сказка «Игрушечного дела людишки» рассматривается нами как художественная рефлексия сатирика: кукольное мастерство сближается с литературным творчеством, драма кукольного мастера отражает внутреннюю драму художника. В сказке автор судит собственное творчество («кукольное», безжизненное), размышляя о том, действительно ли люди похожи на «деревянных человечков» (похож ли «мир» на «антимир»); щедринский «конфликт с литературой» захватывает произведения самого сатирика - цикл критики литературных традиций замыкается.

Новые художественные задачи отражаются, прежде всего, на персонажном уровне цикла. Герои «Сказок» («дурак», Сережа Русланцев) часто «уходят» из антимира (или мира, лишенного «социальных значимостей» - Правды), либо, как «карась-идеалист», представляют альтернативное для кромешного мира миросозерцание.

Рассказ «Христова ночь» отражает новую «стадию» щед-

ринского конфликта с миром духовной культуры (стадию разрешения конфликта). Пасхальный рассказ великого сатирика является своего рода философским комментарием к его социал' .го и политически ориентированному творчеству. Ключевые образы сказки персонифицируют базовые категории художественной философии Щедрина. Иуда воплощает тему морального и социального зла, образ предателя сопоставляется нами с персонажами других произведений сатирика, в частности, с героем сказки «Бедный волк». Воскресение Христа в щедринском мире - это в то же время воскресение Истории, Правды (категория, заявленная в таких произведениях, как «За рубежом» и «Рождественская сказка»), ргзрешение значимой для русской культуры проблемы «слова и дела», освобождение от «призраков». В образе Христа Слово и Правда (находящиеся в разладе в сатирическом творчестве Салтыкова-Щедрина) обретают тождество между собой.

Мы обнаружили последовательность развития своеобразного «конфликта с литературой», который характерен для многих произведений Салтыкова-Щедрина. В соответствии с логикой этого конфликта развивается и художественная концепция ел- >га в творчестве сатирика: от «обморачивающего» письма к сакрализованной речи.

Глава 4 «Образ рассказчика в смеховом мире Салтыкова-Щедрина» посвящена подробному анализу одного из центральных образов щедринской прозы, природа которого, на наш взгляд, непосредственно связана с универсалиями смеховой культуры.

Общие особенности щедринского героя-повествователя рассматриваются в ргзделе 4.1 «Дуальная структура образа рассказчика». Образ рассказчика подробно анализируется в работах А.С.Бушмина, В.Мыслякова, Д.П.Николаева и др. Исследователи указывают на специфическую двойственность данного персонажа, который выступает одновременно как объект и субъект сатирического повествования, имеет черты биографического автора и собственную художественную биографию; психологический облик рассказчика достаточно устойчив, в то же время данный герой пользуется набором социальных ролей («' ¡г сок»): журналист, чиновник, помещик, провинциал, путе-

шественник и др. Эта дуальная структура образа имеет, на наш взгляд, непосредственное отношение к «двумирности» щедринской прозы: автобиографическое начало в персонаже принадлежит «миру», изменчивые черты - антимиру. Способность героя к использованию многочисленных ролей, динамизм смены его социальных статусов, его «нетождественность» предлагаемым обстоятельствам, неисчерпаемость в рамках литературного сюжета сближает щедринского рассказчика с типом «народной ма жи», описанным М.М.Бахтиным.

Дуальная структура образа становится сюжетообразующей в произведениях романного жанра. В этом аспекте щедринский рассказчик рассматривается нами в разделе 4.2 «Романный конфликт в творчестве Салтыкова-Щедрина и его воплощение в «Дневнике провинциала в Петербурге»». Сама специфика романного жанра, предполагающая изображение личности в ее столкновении с общественными обстоятельствами, выдвигает образ рассказчика на первый план. Своеобразие щедринских романов заключается, на наш взгляд, в их близости к эстетике балагана: романный сюжет тяготеет к свободному сцеплению эпизодов, относительной «нелинейности»; щедринский роман, как и балаганное представление, пользуется принципом «комбинации блоков» (термин В.Е.Гусева). В то же время единство романного повествования обнаруживается при анализе собственно романного содержания, связанного с изображением личности.

Конфликт щедринского романа описывается нами в юнги-анских терминах «Я» и «Тень». Герой романа, чувствующий свою близость к массе «провинциалов», стремится сохранить начало индивидуальности, «души». В то же время унифицированное, безликое начало («Тень») толкает героя на посещение кабаков, участие в заседаниях «пенкоснимателей» и т.п. «Теневое» начало представлено в самом герое (теряющем свое «Я», «душу»), разлито в однородной массе «других» (смеховое умножение) и, наконец, персонифицировано в образе Прокопа (по замечанию рассказчика, не имеющего «души»). Образ Прокопа сопоставляется нами с шекспировским Фальстафом - «воплощенной утробой», «вместилищем всех пороков», «киником и гедонистом» (Л.Е.Пинский). Ключевые мотивы «Дневника про-

винциала» обнаруживаются также в незаконченных книгах «В больнице для умалишенных» и «Культурные люди».

Развитие рассмотренного конфликта («Я и Тень») анализируется в разделе 4.3. «Образ Глумова и архитектоника романа «Современная идиллия»». Сменивший Прокопа образ Глумова сравнивается нами с другим шекспировским типом -трагическим буффоном, для которого характерно не только «шутовство», но и трагическое знание людей и обстоятельств. Ряд исследователей (В.Мысляков, Д.П.Николаев) рассматривают Глумова как диалогическое расширение образа рассказчика, вторую «маску» автора, не обнаруживая в отношениях рассказчика и Глумова «принципиальной сшибки мнений» (В.Мысляков). Анализ рассказов из циклов «Помпадуры и помпадурши», «Отголоски», «Круглый год» обнаруживает потенциала .ый конфликт между героем-повествователем и его «двойником». И рассказчик и Глумсв разорваны между «Я» и «Тенью», однако дуальные структуры образов в данном случае асимметричны: рассказчик слабо, но ощутимо стремится к сохранению «души», Глумов - к ее забвению.

В «Современной идиллии», наполненной балаганной ко-мшсой, черты Трикстера/Тени аккумулирует именно Глумов, действия которого направлены, прежде всего, на опустошение культурной памяти, забвение «души» («Стыда»), Если мифологический эпос о Трикстере повествует о постепенном рождении человеческой личности из несознательного, бесполого, неоформившегося существа, то сатирический роман Щедрина изображает обратную ситуацию - обращение личности в бездуховную личину.

«Двумирность» щедринского мира коррелирует с двупла-новостью смехового героя, эта «двуплановость» закрепляется в «перерастании» одного образа в сатирическую пару. В «зрелом» варианте (рассказчик и Глумов) каждый из членов пары «раздваивается». Причудливая логика смеховой культуры, создающая «бесконечную тень действительности» (Д.С.Лихачев), взаимодействует с жанровыми признаками романного эпоса. Две стороны образа рассказчика вступают в конфликт, который можно представить как столкновение «души» с «Тенью». В сме-ховом двойнике рассказчика (Прокоп, Глумов) черты архетипа

Тени становятся доминирующими.

В Заключении подводятся общие итоги исследования, на-пчаются перспективы дальнейшего изучения проблемы и пути междисциплинарной интерпретации полученных результатов. Проза Салтыкова-Щедрина, содержащая системообразующие константы смеховой культуры («смеховая двумирность», архетип Трикстера), наиболее близка не столько к «карнавали-зованной» литературе Возрождения и Нового времени, сколько к традициям древнерусской сатирической повести, основанной не на прямом отрицании действительности, а на сближении ее с «антимиром». При этом щедринский смех тяготеет к формам нежизнеподобного, «перевернутого» изображения (в отличие от «редуцированного смеха» главных романов Достоевского). В то же время фантастика Салтыкова-Щедрина, в отличие от гоголевской, почти полностью свободна от мифологических мотивировок, это «в чистом виде» смеховая фантастика. Принципиальное отличие щедринской прозы от доминирующих литературных традиций заключается также в ее неоднозначных, конфликтных отношениях к «миру культуры».

Основные положения диссертации отражены в следующих работах:

1 .Роготнев И.Ю. Автор и читатель в художественном мире романа М.Е. Салтыкова-Щедрина «История одного города» // Проблемы филологии и преподавания филологических дисциплин: Материалы научных конференций 2003 - 2004 гг. Пермь, 2005.-С. 100-103.

2. Роготнев И.Ю. Категория слова в «Сказках» М.Е. Салтыкова-Щедрина // Проблемы филологии и преподавания филологических дисциплин: Материалы научных конференций (Апрель 2005 г.). Пермь, 2005. ~ С. 126 -129.

3. Роготнев И. Феномен современного щедриноведения // Филологические проекции Большого Урала: Тезисы студенческой конференции. Челябинск, 2006. - С.5-8.

4. Роготнев И.Ю. Эстетика фольклорного комизма в про-т я дениях М.Е. Салтыкова-Щедрина // Четвертые Лазаревские чтения: «Лики традиционной культуры: прошлое, настоящее,

будущее»: Материалы международной научной конференции, Челябинск, 15 - 17 мая 2008 г.: в 2 ч. Ч. 1. Челябинск, 2008. -С. 200-204.

5. Роготнев И.Ю. Русская смеховая культура Нового времени: к вопросу об эволюции // Фундаментальные проблемы культурологии: В 4 т. Т. II: Историческая культурология. -СПб., 2008.-С. 306-316.

6. Роготнев И.Ю., Четша Е.М. Петербургская идея русской истории и ее трансформации в русской культуре // Русский вопрос: история и современность: Материалы V Всероссийской научно-практической конференции (Омск, 1-2 ноября 2005 г.). Омск, 2005.-С. 60-62.

7. Роготнев И.Ю., Четина Е.М. Петербургский миф в народной и книжной смеховой культуре // Первый Всероссийский конгресс фольклористов: Сборник докладов. Т. IV. М., 2007. -С. 117-122.

8. Роготнев К, Четина Е. Образ Иуды в творческом диалоге русских художников (H.H. Ге - М.Е. Салтыков-Щедрин) // Славянские литературы в контексте мировой. Т. 1. Минск, 2007. -С. 38-42.

9. Роготнев И.Ю., Четина Е.М. Категория «художественный мир» в литературе русского авангарда: варианты воплощения // Русская литература XX - XXI веков: проблемы теории и методологии изучения: Материалы Второй Международной науч юй конференции: 16 - 17 ноября 2006 г. I Ред.-сост. С.И. Кормилов. М., 2006. - С. 261 - 265.

Работы, опубликованные в ведущих рецензируемых научных журналах и изданиях, утвержденных ВАК Министерства образования и науки РФ:

10. Роготнев И.Ю. «Карнавал» и «сатира» в русской литературе Нового времени (о своеобразии комизма М.Е. Салтыкова-Щедрина) // Вестник Вятского государственного гуманитарного университета. Серия «Филология и искусствознание». № 1 (2). Киров, 2009. - С. 118 - 122.

ч

Подписано в печать 08.09.09. Формат 60x84/16 Усл. печ. л. 1,63. Тираж 100 экз. Заказ 286.

Типография Пермского государственного университета 614990. г. Пермь, ул. Букирева, 15

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Роготнев, Илья Юрьевич

ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА 1. Проблемы теории смехового образа

1.1. Структурный признак смеховой культуры («смеховая двумирность») и его освещение в научной литературе

1.2. Смеховой мир и смеховой герой в литературном произведении

1.3. Универсалии смеховой культуры

1.4. Смех, комизм, смеховая культура в системе литературоведческого знания

ГЛАВА 2. «Редуцированный смех» и формирование «смеховой двумирности» в художественной прозе Салтыкова-Щедрина

2.1. Признаки формирования «смеховой двумирности» в произведениях 1850-х - 1860-х гг.

2.2. Универсалии смеховой культуры в романе

История одного города»

2.3. Внутренние миры произведений рубежа 1860-х- 1870-х гг.

Для детей», «Помпадуры и помпадурши»)

ГЛАВА 3. Смеховой мир Салтыкова-Щедрина

3.1. «Мир» и «антимир» в художественной прозе

Салтыкова-Щедрина

3.2. Деформации реальности в художественном мире

Салтыкова-Щедрина

3.3. Специфика «смехового» в «Сказках» 1880-х гг.

ГЛАВА 4. Образ рассказчика в смеховом мире Салтыкова-Щедрина

4.1. Дуальная структура образа рассказчика

4.2. Романный конфликт в творчестве Салтыкова-Щедрина и его воплощение в «Дневнике провинциала в Петербурге»

4.3. Образ Глумова и архитектоника романа «Современная идиллия»

Введение диссертации2009 год, автореферат по филологии, Роготнев, Илья Юрьевич

История смеха как феномена человеческой культуры является сферой интереса целого ряда социально-гуманитарных наук: литературоведения, культурологии, культурной антропологии, исторической антропологии. Во второй половине XX века, под влиянием работ М.М.Бахтина, оформляется качественно новый объект гуманитарных исследований - «смеховая культура». В различных формах проявления комического (прежде всего, фольклорных) обнаруживается пласт устойчивых смысловых компонентов - особое смеховое мироощущение. Это открытие позволило по-новому осмыслить целый ряд крупнейших явлений в истории мировой литературы: романистика Ф.Рабле и М.Сервантеса, драматургическая комика У.Шекспира, древнерусская сатирическая литература, проза Н.Гоголя и Ф.Достоевского и др. Традиционное понимание «смеха как орудия сатиры» было значительно скорректировано понятием «смех как мировоззрение» (Д.С.Лихачев).

Творчество М.Е.Салтыкова-Щедрина до сих пор оставалось на периферии исследований в области смеховой культуры. Примечательно, что даже в исследовании о смеховых компонентах поэтики Ф.Достоевского М.М. Бахтин не упоминает имени великого сатирика - в то время как в бахтинском обзоре литературного контекста, в котором сформировался «полифонический роман», фигурируют имена Н.Гоголя, А.Пушкина, И.Тургенева, И.Гончарова, Л.Толстого. Между тем, вопрос об элементах «универсальной комики» в сатире Салтыкова-Щедрина остается открытым.

Социально-политическая, реалистическая, «революционная» сатира Щедрина, на первый взгляд, совершенно не относима к тому специфическому феномену, который мы называем смеховой культурой. Сложившиеся представления о смеховой культуре обычно предполагают рассмотрение ее в рамках фольклорной и книжной средневековой традиций, связывают ее, таким образом, с «традиционной ментальностью». Народные представления об ином мире, лежащие, по мнению Б.А.Успенского, в основе смехового «антиповедения», архаические истоки смеховой культуры (в частности, исконные ритуальные и магические функции смеха [Пропп 1999(2); Христофорова 2002 и др.]) мало соотносимы с традиционным взглядом на творчество Щедрина. Действительно, отрицать «злободневность» щедринской сатиры, ее связь с бурной общественной жизнью XIX века было бы неверно: творчество Салтыкова-Щедрина отличается остротой национально-исторической проблематики. Между тем представляется возможным проследить типологические (не только генетические) связи сатиры Нового времени и смеховых текстов традиционного фольклора и средневековой литературы. Современное понимание смеховой культуры, в сущности, преодолело логику идеализированных бахтинских концептов, предполагавшую жесткое противопоставление «карнавал — сатира». Снятие этой оппозиции делает возможным рассмотрение художественного мира Салтыкова-Щедрина в контексте многовековой истории «смеха как мировоззрения».

В отечественном щедриноведении предметом анализа становились общественная позиция писателя (работы Я.Е. Эльсберга, В.Я. Кирпотина, М.С. Го-рячкиной, Е.И. Покусаева и др.) и поэтика его произведений (В.В. Гиппиус, В.Прозоров, A.C. Бушмин и др.). Классическими работами, посвященными поэтике Салтыкова-Щедрина, стали монографии Д.П. Николаева «Сатира Щедрина и реалистический гротеск» (1977) и «Смех Щедрина: Очерки сатирической поэтики» (1988). Несмотря на то, что проблематика, связанная с историей смеховой культуры, в советском щедриноведении не разрабатывалась, ряд открытий, сделанных A.C. Бушминым, Д.П. Николаевым и др., является весьма ценным для нашей концепции. Так, литературоведами уже отмечена ориентация ряда произведений сказочного цикла на сатирические повести XVII в., связь сатиры Щедрина со смеховым фольклором. Обнаруженные фольклорно-литературные влияния в щедринской прозе позволяют говорить о возможности прямого» воздействия текстов смеховой культуры на художественное мышление сатирика.

В 1990-2000-е гг. проблемы поэтики Щедрина продолжают развиваться в работах А.П. Ауэра, Ю.Н. Борисова, Н.В. Родионовой и др. В то же время активный интерес продолжают вызывать вопросы политического мировоззрения писателя. В последнее время в науке появился ряд неожиданных трактовок как отдельных произведений (в особенности романа «История одного города»), так и всего пласта социальных и историософских идей в прозе Щедрина (здесь мы остановимся на новых тенденциях осмысления общественно-политических взглядов сатирика).

Одной из первых работ в этом направлении стала книга В. Свирского «Демонология», вышедшая в Риге в 1991 г. В. Свирский полемизирует с мнением о том, что ближайшим прототипом Угрюм-Бурчеева был Аракчеев, и полагает, что «Угрюм-Бурчеев — это дорвавшийся до власти и пытающийся на практике осуществить свой "целый систематический бред" С.Г. Нечаев» [Свирский 1991, с.50-51]. Исследователь говорит не о возможных прототипах, а о единственном конкретном смысле, которым обладает образ. На наш взгляд, подобная трактовка не только сомнительна, но противоречит многозначной природе щедринской образности. В академическом литературоведении Аракчеев всегда считался лишь возможным прототипом градоначальника; кроме того, назывались и другие деятели русской истории, получившие типическое обобщение в этом образе, например, император Николай.

Примечательно, что дальнейшие «ревизионистские» интерпретации так же нередко основываются на анализе «Истории одного города». Т.Н. Головина рассматривает роман в русле той же утопической традиции и видит в нем полемику с социальными утопиями (от Платона до Чернышевского) [Головина 1997]. Активное переосмысление общественных ориентаций сатирика наблюдается в некоторых статьях щедриноведческих сборников, издаваемых в Твери. В предисловии к сборнику «Салтыков-Щедрин в зеркале исследовательских пристрастий» (1996) E.H. Строганова так оценивает традиционный взгляд на позиции Щедрина: «Отбирался вполне определенный круг произведений, которые подвергались истолкованию, - и возникала фигура писателя-революционера, заветной мечтой которого было насильственное ниспровержение существовавшего социально-политического режима» [Строганова 1996, с.З].

Данное утверждение представляется нам несколько субъективным: в классических монографиях, посвященных творчеству Щедрина, анализировались самые многообразные художественные факты, публицистические произведения сатирика, а также широкий исторический контекст (Щедрин в полемике с Достоевским [Борщевский 1956], Щедрин и народническая демократия [Мысляков 1984]). Кроме того, в современном литературоведении, насколько нам известно, до сих пор не представлено сколько-нибудь последовательной полемики с многочисленными аргументами в пользу сближения Щедрина с освободительным движением, изложенными в основательных монографиях Е.И. Покусаева [1967; 1963], В.Я. Кирпотина [1955; 1957], Я.Е. Эльсберга [1953] и др.

На наш взгляд, своеобразным ответом «ревизионизму» можно считать работы М.М. Герасимовича [1993], З.Т. Прокопенко [1993], М.Н. Петрук [1993] и других исследователей, развивающих традиционные трактовки щедринской прозы. Показателем оценки общественных позиций Щедрина опять же нередко служит интерпретация «Истории одного города». Так, З.Т. Прокопенко пишет, что знаменитое «оно» в финале романа - это «великая драма освобождения» [Прокопенко 1993, с.41]. Наиболее общим итогом исследовательских поисков в области социально-политического содержания произведений Щедрина становится некая промежуточная, компромиссная идея, сформулированная, в частности, М.В. Строгановым: «Пытаясь определить политическую платформу и идеал Салтыкова, следует указать не на результаты (конституционализм, социализм, коммунизм, буржуазная демократия), а на процесс - на самодеятельность сознательно относящегося к общественной жизни человека <.>» [Строганов 1994, с.49]. Если принять данное суждение как итог щедриноведческих исследований, то приходится признать, что литературоведческая наука в вопросе об идеологическом содержании прозы Салтыкова-Щедрина не продвинулась дальше концепций А.Н.Пыпина: «Его личное мнение всегда оставалось свободно и независимо: своего творчества он не подчинял ни внешнему требованию, ни соображениям какой-либо данной тенденции» [Пыпин 1899, с.10].

Следует отметить еще одну особенность некоторых современных работ, посвященных содержанию произведений Щедрина: сегодня в сатире Салтыкова раскрывается философский смысл. Т.Н. Головина оригинально интерпретирует «Историю одного города» как роман, полемически направленный по отношению к социально-философским утопиям [Головина 1997]. С.Ф. Дмитренко выделяет философское содержание в «Истории одного города», «Господах Голов-левых», «Сказках» [Дмитренко 1999]. Г.М. Газина рассматривает Щедрина как моралиста [Газина 1998]; Ц.Г. Петрова полагает, что в произведениях Щедрина наличествует экзистенциальная проблематика [Петрова 1992]; И.Н. Обухова подробно рассматривает формы взаимодействия героя и мира, анализирует категорию телесности в прозе Щедрина [Обухова 2002]. Е.А.Акелькина возражает против интерпретации щедринских произведений в философском ьслюче, полагая, что великий писатель «оказался не в состоянии» создать произведения философской прозы: «Отрицающий полюс сатиры приходит в противоречие с амбивалентностью оцельняющего философского подхода» [Акелькина 1998, с.19]. На наш взгляд, открытия в области теории смеховой культуры позволяют утверждать обратное: философское содержание глубоко органично для сатирического текста, который реализует заострение, укрупнение «системы ценностей, ментальных (когнитивных) категорий» [Поздеев 2002, с.239].

В целом в литературоведении 1990-х - 2000-х гг. наблюдается тенденция к актуализации щедринской прозы в свете «популярных» проблем: художественный мифологизм (A.A. Колесников [1999], С.М. Телегин [1995], В.Ш. Кривонос [2001] и др.), экзистенциализм (Ц.Г. Петрова), православие (Т.И. Хлебянкина [1996]), телесность (И.Н. Обухова) и даже постмодерн (Н.Б. Курнант [2002]). На наш взгляд, одним из закономерных направлений в поисках актуального содержания сатиры Щедрина должно стать изучение проблемы «Щедрин и сме-ховая культура».

Ряд исследователей вплотную подходят к этому вопросу. Как известно, смеховая культура противопоставлена «серьезной», является своего рода «антикультурой». Говоря о «демифологизации», полемике Щедрина с «мифами» русской культуры, Б.В. Кондаков [1993] подходит к проблеме отношения Щедрина к «антикультуре», «теневому миру» (Д.С.Лихачев) русской культуры. Идея «демифологизации» русской культуры в произведениях Щедрина подробно развивается в новейшем диссертационном исследовании Т.А.Глазковой [2009], где делается также попытка описания «поэтики смеховой культуры у Салтыкова-Щедрина», однако исследователь останавливается лишь на общем характере щедринского комизма («страшный смех», «скептический смех»), не затрагивая вопроса об универсалиях смеховой культуры. Определяя Щедрина как «альтернативного» писателя, E.H. Пенская так же противопоставляет его господствующей литературной традиции: «Зерном нашей гипотезы состоит предположение, что в русском литературном процессе таким наиболее очевидным случаем альтернативы является крайне плотное и напряженное сосуществование двух родственных феноменов - классики и антиклассики, классики "правильной", нормативной, и маргинальной» [Пенская 2000, с. 11]. «Альтернатива», в определении исследователя, как и смеховая культура, зависима от традиции, диалогически связана с ней: «<.> вне полемики, вне этой постоянной оглядки, генетической связи с тем, что признается нормой, "альтернатива" не существует» [Пенская 2000, с. 11].

Прямо затрагивает проблему отношения Щедрина к смеховой культуре

Т.Е. Автухович, которая противопоставляет творчество сатирика древнерусскому смеху, направленному «на самого смеющегося». Исследователь ставит Щедрина в иной типологический ряд: «Очевидная, на наш взгляд, риторическая природа гневного, бичующего смеха Салтыкова-Щедрина в типологическом плане объединяет его с просветительской сатирой XVIII века» [Автухович 1998, с.35]. При этом исследователь опирается на мнение М.М. Бахтина, который различал два типа смеха: гротескный, амбивалентный и чисто отрицательный, риторический. На наш взгляд, точка зрения Т.Е. Автухович следует идеализированным схемам, которые обобщали лишь первичные (для своего времени революционные) открытия в области смеховой культуры. Исследователь не применяет к «гротескному» смеху принцип историзма, что во многом ограничивает точность выводов о типологической принадлежности Щедрина.

К связи Щедрина со смеховой традицией обращается К.В. Вельский, который противопоставляет творчество Щедрина роману Ф. Рабле (выбор материала свидетельствует об ориентации исследователя на традиции М.М. Бахтина). По мнению К.В. Вельского, социальная сатира Щедрина и «народная комика» Рабле являются двумя полюсами и двумя «основными составляющими мировой смеховой культуры» [Вельский 1998, с.5]. На наш взгляд, автор сужает понятия «народной комики» и «социальной сатиры». В частности, обращение к древнерусской традиции показывает, что эти формы смеха способны к взаимодействию. Правда, К.В. Вельский также видит их взаимодействие в романе «История одного города»: «Использование средств народно-смеховой культуры для решения задач социальной сатиры неизбежно приводит к сатире абсурда» [Вельский 1998, с. 14]. Следуя этой логике, «сатирой абсурда» необходимо признать русские сатирические повести XVII в. В этом случае мы могли бы считать «абсурд» специфической национальной особенностью смеховой культуры, тогда противопоставление «социальной сатиры» Щедрина «народной комике» значительно проблематизируется. В данном случае, на наш взгляд, действует та же логика идеализированных конструктов, лишь отчасти применимая к описанию литературного процесса Нового времени.

Современные исследователи нередко ссылаются на идеи М.М.Бахтина, не обращая достаточного внимания на подходы, предложенные исследователями, развивавшими теорию смеховой культуры. Не склоняясь к полемическому противопоставлению литературоведческих концепций, мы должны учитывать объективную разнородность материала (связанную с региональными, национальными, конфессиональными и другими традициями), лежащего в основе исследований М.М.Бахтина, Д.С.Лихачева, А.М.Панченко, В.П.Даркевича и др. На наш взгляд, представления о типологических и конкретно-исторических общностях в «мировой смеховой культуре», распространенные в современном литературоведении, нуждаются в значительном уточнении.

Определенное значение для нашей проблемы имеет вопрос о влиянии на сатиру Щедрина театрально-зрелищных форм искусства. Эта сторона щедринской поэтики затрагивается в работах H.H. Баумторг [2004] и E.H. Строгановой [2001]. Понятие «кромешный мир», используемое Д.С. Лихачевым, применяется при описании щедринского смеха в эссеистике П. Вайля и А. Гениса [Вайль 1991], однако известные журналисты, на наш взгляд, используют этот термин в метафорическом, нестрогом значении.

Новизна исследования связана как с разработкой общих принципов историко-литературного изучения категории «смехового», так и с обращением к анализу не востребованных ранее аспектов художественной сатиры Салтыкова-Щедрина: «двумирность» щедринской прозы, архетипический характер ряда комических персонажей, смеховые символы, мотивы, образы. Обзор щедрино-ведческой литературы позволяет говорить об определенной исчерпанности традиционных подходов к щедринской прозе как в области изучения содержания (которое до сих пор нередко сводится к реконструкции политической идеологии писателя), так и на уровне поэтики (отсутствие концептуальных, обновляющих открытий в этой области в последние десятилетия, за исключением нескольких работ, посвященных частным проблемам).

В то же время следует отметить, что в щедриноведении явно сложилась объективная концептуальная база для включения Щедрина в контекст смеховой культуры: щедриноведами обнаружены пласты философского содержания щедринской прозы, воздействие на щедринскую поэтику театрально-зрелищных форм искусства (работы Н.Н.Баумторг, Е.Н.Строгановой), принципы диалогической соотнесенности щедринского мира с «миром культуры» (исследован ия Б.В.Кондакова, Е.Н.Пенской, Т.Н.Глазковой); наконец, сама проблема отношений щедринского творчества к традициям смеховой культуры уже поставлена в литературоведении, однако еще далека от окончательного разрешения. Данная ситуация свидетельствует об актуальности монографического исследования проблемы «Щедрин и смеховая культура». Традиционно рассматриваемые как злободневные, социально-политические произведения, художественные тексты Щедрина требуют анализа с привлечением более широкого культурного и социального контекста. Поэтому обращение к универсальным образам щедринской сатиры представляется закономерным и своеовременным. ;

Теоретическая значимость исследования определяется дискуссионным характером теории смеховой культуры и основных понятий, применяемых при ее обсуждении: «смеховое», «комическое», «карнавал», «антимир», «гротеск» и др. Развернутый анализ текстов смеховой культуры, представленный в работе позволяет углубить представления о взаимодействии литературы и фольклора, универсального и индивидуально-авторского начал в словесном искусстве. Историко-литературное описание универсалий смеховой культуры в творчестве Салтыкова-Щедрина может послужить материалом для изучения вопросов исторической поэтики, связанных с эволюцией комизма и смеха в литературе.

Практическая значимость диссертационного исследования. Результаты исследования могут быть использованы в рамках вузовских лекционных курсов по истории русской литературы, в спецкурсах по истории и теории комизма и смеха, а также в практике преподавания литературы в средней школе.

Цель работы заключается в выявлении универсалий смеховой культуры в художественной прозе Щедрина и раскрытии их эстетического смысла. Основные задачи исследования:

1) определить содержание категории «смеховая культура» и обосновать принципы ее историко-литературного изучения;

2) проанализировать процесс формирования системы универсалий смеховой культуры в творчестве Салтыкова-Щедрина;

3) рассмотреть общие особенности смехового мира сатирика в произведениях 1870-х гг.;

4) проанализировать образ рассказчика в художественной прозе Салтыкова-Щедрина в контексте системы универсалий смеховой культуры.

Поставленные задачи отражены в структуре работы, которая состоит из Введения, четырех глав, Заключения и Списка использованной литературы. Первая глава посвящена общим вопросам теории смеховой культуры и ее применения в литературоведческом исследовании. Во второй главе анализируется динамика универсалий смеховой культуры в щедринском творчестве 1850-х -1860-х гг., которое описывается как система «редуцированного смеха». Анализу сложившейся системы смеховых универсалий посвящена третья глава работы «Смеховой мир Салтыкова-Щедрина». В четвертой главе объектом специального рассмотрения становится одна из важнейших составляющих смехового мира сатирика - сквозной образ рассказчика.

Методология исследования базируется на теоретических открытиях отечественного академического литературоведения XX вв. Двуединый характер исследовательской проблемы (выявление универсалий и раскрытие их художественного значения в данном контексте) определяет обращение к двум литературоведческим подходам: сравнительно-историческому и герменевтическому (мы ставили перед собой задачу раскрытия, прежде всего, содержательных значений «смехового» в прозе Щедрина). В методологическом отношении наиболее актуальными для нас являются работы классиков отечественной филологии, осуществлявших синтез проблем исторического развития литературы и вопросов интерпретации художественных произведений, — исследования В.М.Жирмунского, А.П.Скафтымова, М.М.Бахтина, Л.Е.Пинского, Д.С.Лихачева, А.М.Панченко. Методологические принципы названных ученых можно объединить под условным названием «традиционалистского/культурологического литературоведения» (В.Е.Хализев), основными чертами которого являются: вненаправленческий характер основных теоретических посылок (полемическая позиция по отношению к концептуальным положениям литературоведческих школ формализма, социологизма, структурализма и др.); близость принципам классической герменевтики (ориентация на раскрытие авторской позиции); центральное место в понятийно-категориальном аппарате терминов, связанных с проблемой художественного отражения («художественный образ», «художественный мир», «художественный метод», «художественное время», «художественная картина мира» и др.); широкое обращение к метафилологическому инструментарию (философия, теория культуры). В работе также используются мифопоэтический и историко-типологический подходы, которые привлекаются при анализе проблем, связанных с функционированием литературных универсалий.

Материалом исследования послужили преимущественно тексты художественной прозы М.Е.Салтыкова-Щедрина 1850-х - 1870-х гг.; произведения 1840-х гг., публицистика, драматургия, позднейшие произведения («Письма к тетеньке», «Недоконченные беседы», «Пестрые письма», «Пошехонские рассказы», «Мелочи жизни», «Забытые слова», «Пошехонская старина») нами специально не рассматриваются. Исключение составляют «Сказки» 1880-х гг., на материале которых рассматривается проблема разложения системы универсалий смеховой культуры («смехового») в творчестве Щедрина, и роман «Современная идиллия», который подробно анализируется в связи со сквозным для щедринской прозы образом рассказчика. Особое внимание в работе уделяется фантастическим элементам щедринской образности, в связи с чем наиболее подробно анализируются такие произведения, как «Помпадуры и помпадурши», «История одного города», «Для детей», «Дневник провинциала в Петербурге», «В больнице для умалишенных», «В среде умеренности и аккуратности», «Культурные люди», «Убежище Монрепо», «За рубежом», «Круглый год», «Современная идиллия», «Сказки», некоторые рассказы цикла «Господа ташкентцы». В меньшей степени нами затрагиваются произведения, ориентированные на относительно правдоподобное воспроизведение действительности («Благонамеренные речи», «Господа Головлевы», «Сборник»).

Объектом исследования является художественный мир Салтыкова-Щедрина в его динамическом развитии, предметом - функционирование универсалий смеховой культуры в щедринской прозе.

Рабочая гипотеза: художественная проза Салтыкова-Щедрина не просто наполнена многообразными элементами смеховой культуры (топикой), но содержит ее основополагающие, системообразующие константы («смеховая дву-мирность», «смеховой герой»). Специфика модификации универсалий смеховой культуры в щедринской прозе связана с просветительским характером его сатиры, а также с общими идейными установками писателя (изображение «конца истории»).

Положения, выносимые на защиту:

1) Обзор теоретико-литературных, историко-литературных исследований, а также работ в области истории культуры позволяет разграничить категории «комическое» и «смеховое». Последний термин обобщает явления, связанные с «отраженными реальностями» - смеховыми мирами культуры - и может быть представлен как система универсалий предметной изобразительности.

2) «Смеховое» в художественной прозе Салтыкова-Щедрина носит просветительский характер, связано с изображением и критикой общественного сознания, ложных представлений, «призраков».

3) Одной из основополагающих категорий смехового мира Салтыкова-Щедрина является «письмо»: художественная реальность «строится» на основе литературных источников, литература выступает как особая историческая сила, в прозе сатирика наблюдается эволюция от негативного образа письма к изображению сакрализованной речи.

4) Структура образа рассказчика в художественной прозе Салтыкова-Щедрина коррелирует со структурой смехового мира («смеховая двумир-ность») и содержит определенный сюжетный потенциал («Я» и «Тень»), который реализуется в произведениях романного жанра.

5) Универсалии смеховой культуры подчинены в творчестве сатирика изображению «конца истории», в них актуализированы смысловые поля «мертвенности», «бескультурности», «пустоты».

Проблема смеховой культуры выходит за дисциплинарные рамки филологии и требует широкого культурологического рассмотрения. В рамках настоящего исследования затрагиваются лишь специальные филологические аспекты теории смеховой культуры, однако в своем анализе мы исходим из определенных культурологических посылок. Исследование опирается на понимание культуры, предложенное в работах К.Гирца [2004]: культура трактуется как множество символических форм («паутина смыслов»), образующих ценностные («этос») и гносеологические («картина мира») универсумы. Важнейшим положением интерпретативной теории К.Гирца является тезис о том, что непосредственными функциями культуры являются самопрезентация и самоинтерпретация. Смеховая культура, на наш взгляд, выступает в качестве поля, в котором общество осмысляет, презентует, интерпретирует себя посредством «обратных отражений», «антимоделей» культуры. Непосредственное отражение и осмысление в сфере «смехового» находят фрагменты картины мира и аксиологии, присущие данной культуре; основная функция смеховых миров — интерпрета-тивная. Этот аспект смеховой культуры представляется нам более существенным, нежели ритуальные, рекреационные и другие «утилитарные» функции смеха.

Основные положения работы отражены в 8 публикациях и были представлены на межрегиональных, всероссийских и международных конференциях: «Русский вопрос: история и современность» (Омск, Сибирский филиал Российского института культурологии, 2005), I Всероссийский конгресс фольклористов (Москва, ГРЦРФ, 2006), «Филологические проекции Большого Урала» (Екатеринбург, УрГУ - ЧелГУ, 2006), I Конгресс культурологов России (Санкт-Петербург, Российский институт культурологии, 2006), «Русская литература XX - XXI веков: проблемы теории и методологии изучения» (Москва, МГУ, 2006), «Мифология и повседневность» (Санкт-Петербург, ИР ЛИ РАН, 2007), «Поспеловские чтения» (Москва, МГУ, 2007), «Трансформации культурных моделей» (Томск, ТГПУ, 2008), «Лазаревские чтения» (Челябинск, ЧГАКИ, 2008).

Заключение научной работыдиссертация на тему "Универсалии смеховой культуры в художественном мире М.Е. Салтыкова-Щедрина"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Художественная проза Салтыкова-Щедрина, рассмотренная в контексте «большого времени», обнаруживает типологические сближения с долитератур-ными формами комизма. «Онтологическое начало», присущее народной сатире [Поздеев 2002, с.233], ее радикальная критика общественных явлений (отрицание «всего строя жизни»), несомненно, сближают фольклорную и постфольклорную комику с творчеством Щедрина. Изучение пласта универсальной комики в сатире Салтыкова-Щедрина до сих пор не становилось предметом монографических исследований.

Для решения общетеоретических проблем, связанных с текстами смеховой культуры, мы обратились к работам ведущих отечественных филологов, культурологов, специалистов в области народной культуры - М.М.Бахтина, Д.С.Лихачева, А.М.Панченко, Ю.М.Лотмана, В.П.Даркевича, А.Я.Гуревича, Л.М.Ивлевой и др. Методика рассмотрения научно-исследовательских работ базировалась, прежде всего, на выяснении объема и содержания ключевых понятий, которые употребляются в трудах ученых. Содержание целого ряда терминов, используемых при описании «смехового», связано с общей идеей особого «смехового мира»: «карнавал», «балаган», «пародия» заключают в себе целые реальности. Идея особой смеховой реальности, отличной от «мира культуры», объединяет целый ряд оригинальных концепций, однако интерпретации этой «смеховой двумирности» в работах исследователей значительно разнятся. Ученые выделяют «онтологические» (М.М.Бахтин, Н.В.Понырко), «религиозные» (прослеживаемые в некоторых положениях А.М.Панченко, В.П.Даркевича), «мифоритуальные» (Н.А.Хренов, Б.А.Успенский), «социальные» (в значительной мере - М.М.Бахтин, Д.С.Лихачев, А.М.Панченко) компоненты смеховых миров. Не склоняясь к противопоставлению различных подходов, мы предподожили существование множества «смеховых культур», имеющих общий базовый признак - «смеховая двумирность».

Цереводя некоторые положения теории смеховой культуры на язык современного литературоведения, мы воспользовались термином «художественный мир» («предметный мир», «внутренний мир»), опираясь в данном случае преимущественно на работы М.М.Бахтина, Д.С.Лихачева и Г.Н.Поспелова. Смеховой мир понимается нами как «обратное отражение» культуры, реальность, построенная по принципу «вторичной условности».

Персонажный уровень смеховых миров также обнаруживает определенное единство. При описании ведущего типа смехового героя мы обратились к теории архетипа (К.Г.Юнг, Н.Фрай, Е.М.Мелетинский и др.). Анализ филологических работ М.М.Бахтина, Д.С.Лихачева, А.М.Панченко и др., с одной стороны, и мифографических исследований К.Г.Юнга, О.Фрейденберг, П.Радина, Е.М.Мелетинского - с другой, позволил выявить общую архетипическую структуру, описываемую в мировой литературе через концепты «Трикстер», «Двойник» и «Тень». Этот универсальный образ обнаруживает корреляцию с миром смеховой культуры: если смеховая реальность организована как «мир антикультуры», то ведущей чертой Трикстера является «борьба с космическим и социальным порядком»; при этом архетип пользуется «масками "хитреца", "шута" и "глупца"» [Белоусов 1996, с. 179].

Наличие устойчивых связей между мирами и героями смеховых культур позволяет говорить о том, что «смеховое» может быть представлено как система универсалий предметной изобразительности. При более детальном рассмотрении, мир и герой смеховой культуры обнаруживают целый ряд дополнительных устойчивых признаков. Смеховой мир описывается исследователями как «маргинальное пространство», «мифологический хаос» и «преисподняя». Смеховой герой обладает социальной маргинальностью, является агентом энтропии (хаоса), наделен демоническими чертами. Основные свойства мира и героя смеховых культур определяют целую систему тем, сюжетов, мотивов, образов — ор-гинальную смеховую топику: мотивы странствий, пьянства, обнажения, двой-ничества, образы кабака, бани, «анти-материалов» и др. Таким образом, мы выявили устойчивую трехуровневую (мир, герой, топика) систему смеховых универсалий и описали ее в литературоведческих терминах.

Сформировав базовую схему для описания литературных проекций смехо-вой культуры, мы сопоставили выбранные понятия с терминами общей теории комизма. Используя термин «смеховое» как обозначение особой системы универсалий предметной изобразительности, мы противопоставили его понятию «комическое» как более общей эстетической категории. «Смеховое» предстает как особая степень интенсивности проявления ведущего признака комического — нарушение «нормы». Наиболее близким к «смеховому» в искусстве Нового времени является «сатира гротескного характера», ориентированная на радикальное отрицание изображаемого объекта и фантастические заострения в создании художественных образов.

Смеховое» предстает как идеализированный объект: универсалии смехо-вой культуры обнаруживают смысловое единство, однако нередко функционируют вне зависимости от других элементов системы. «Смеховое», таким образом, обладает диффузной структурой. Для обозначения художественных систем, в которых универсалии смеховой культуры не связаны с признаком «смеховой двумирности» (на наш взгляд, ведущим, базовым признаком), мы предложили использовать бахтинский термин «редуцированный смех».

В то же время описание «смехового» потребовало обращения к метафило-логическим терминам. Поскольку смеховая культура создает многочисленные «миры антикультуры», «антимодели культуры», ее анализ нуждается в применении современной культурологической теории. На наш взгляд, на уровне общих свойств художественного мира «смеховое» проявляется в деформации «категорий культуры» (А.Я.Гуревич), на уровне деталей предметной изобразительности - в игре с «ритуальными» и «социальными значимостями» (А.Радклифф-Браун). Таким образом, избрав для анализа экстралитературный объект (смехо-вая культура), отечественная филология (М.М.Бахтин, Д.С.Лихачев, А.М.Панченко и др.) последовательно адаптирует его к системе литературоведческих знаний. В нашей работе междисциплинарный инструментарий был максимально редуцирован и, в сущности, сведен к понятиям «категории культуры» и «значимости».

Анализ творчества Салтыкова-Щедрина позволяет говорить об актуальности универсалий смеховой культуры в русской сатире Нового времени. Щедринская проза 1850-х - 1860-х гг. описана нами как система «редуцированного смеха». В ней наличествуют прямые отсылки к реалиям народной смеховой культуры, мотивика смеховых словесных и зрелищных произведений, смеховые персонажи. Важной чертой «редуцированного смеха» Щедрина является просветительское содержание. Смеховые миры (антимиры) развиваются в художественном мире сатирика из образов индивидуального и общественного сознания; новаторство Щедрина заключается, в частности, в изображении своеобразной «кромешной религии», которая определяет мировоззрение сатирических персонажей в мире писателя. Квази-религиозное сознание характеризуется сакрализацией вертикали власти, культом пьянства (своего рода «служба кабаку»), поклонением пустоте. Пустота захватывает сознания героев, они буквально «одержимы» пустотой. В то же время образы кромешного мира формируются из литературных источников («историография», газетная периодика). В произведениях «редуцированного смеха» в художественном мире Щедрина обнаруживается тенденция к материализации, «опредмечиванию» мира «призраков», «мифов», ложных представлений.

При анализе смехового мира в прозе Салтыкова-Щедрина 1870-х гг. нами подробно рассмотрены общие свойства художественной реальности; в меньшей степени учитывалась топика смеховой культуры в произведениях этого периода. Особое внимание было уделено внутренним мирам таких произведений, как «История одного города», «Для детей», «Помпадуры и помпадурши». В названных текстах художественный мир сатирика предстает как «перевернутая» реальность, тяготеющая к докультурному хаосу, освобождению от социальных значимостей и в то же время подчеркнуто литературная, «выдуманная». Письмо становится одной из базовых категорий художественного мира сатирика. Письмо и хаос (состояние «дикости») парадоксально сведены воедино. В то же время даже в этих произведениях дает о себе знать положительное начало смеховой реальности, которое реализуется в утопических («Единственный») и морально-дидактических («Пропала совесть») содержаниях.

Общий обзор ряда произведений 1870-х гг. позволяет говорить о «смеховой двумирности» щедринской прозы как ее отличительной черте. Сатирическое обличение у Щедрина зачастую строится не на прямом отрицании явления, а на сближении его с кромешной, алогичной реальностью (принцип отрицания, характерный для русской сатиры XVII века). «Мир» и «антимир» постоянно переплетаются, взаимодействуют, «срастаются» друг с другом.

Художественный мир Щедрина отличается выраженными деформациями категорий культуры. Категория телесности в щедринском мире сохраняет некоторые черты карнавальной концепции тела: внутренняя неупорядоченность телесного образа, изображение тела в момент смерти. Сама мертвенность становится состоянием телесного мира, сатирическое тело как бы «живет» в смерти. Бесплодное, почти бесполое, медленно умирающее, полуживое тело щедринского образа соответствует, на наш взгляд, состоянию исторического мира в кромешной реальности: Щедрин изображает «конец истории». Категория письма в щедринском мире способна к прямому воздействию на действительность, к подмене действительности (Истории, Правды) литературой, мира вещей - миром слов. Выступая как преимущественно негативная сила в «антимирах» Щедрина, письмо выступает как абсолютная культурная ценность в авторском прямом высказывании (в «мире»).

Особую роль в организации «смеховой двумирности» щедринской прозы играет образ рассказчика. Этот сквозной для прозы сатирика смеховой герой обладает дуальной структурой и является, таким образом, фигурой медиативной, расположенной в «пограничье» «мира» и «антимира». Его биографические черты, лирические и публицистические монологи принадлежат действительности; его маски и многочисленные социальные роли, не слишком достойная художественная биография — антимиру. Противостояние двух «планов» рассказчика («Я» и «Тень») организует сюжеты щедринских романов («Дневник провинциала в Петербурге», «Современная идиллия»). «Теневые» черты аккумулируются в смеховых двойниках героя (Прокоп, Глумов), которые ведут борьбу с культурным порядком преимущественно в душе рассказчика (это борьба с «культурностью», «сознательностью», «стыдом»).

Предметная реальность в щедринской прозе подчинена смысловым доминантам хаоса, пустоты, преисподней. Предметы здесь постоянно удваиваются, бесконечно отражаются друг в друге, смеховое удвоение переходит в смеховое умножение. Физическое и социальное пространства лишены отчетливой структурированности, перемещение персонажей в пространстве и их социальная мобильность оказываются необычайно динамичными и одновременно «спутанными». Пространство «мерцающих структур» строится на основе всего мелкого и незначительного, оно заполнено разного рода «барахлом» — прежде всего, литературным «хламом».

Этот кромешный мир получает обобщение в цикле «Сказок», сюжеты которых зачастую построены как «антимодели» сюжетов русской и мировой культуры. В то же время в цикле происходит разложение системы смеховых универсалий, «снятие» «смеховой двумирности». Характерный для творчества Щедрина «конфликт с литературой» замыкается на себя: в «Игрушечного дело людишках», открывающих цикл сказок 1880-х гг., смеховому отрицанию подвергается сам смеховой мир сатирика. В заключительных рассказах цикла происходит символическое восстановление Правды и Истории, гармонии между словами и вещами.

Таким образом, сатира Салтыкова-Щедрина органично сочетает «высокое», просветительское содержание (тематика, проблематика, идеи) с «низовыми», долитературными пластами комизма. Художественный мир великого сатирика развивается в «пограничье» литературных традиций XIX века и универсалий смеховой культуры. Наиболее близким щедринскому творчеству представляется традиция русской сатиры XVII века, основанной не на прямом «высмеивании» действительности, а на сближении ее с «антимиром».

Перспективы дальнейшего исследования проблемы связаны с изучением ряда аспектов творчества Салтыкова-Щедрина, не нашедших специального анализа в настоящем исследовании.

В честности, мы почти не касались текстов 1880-х гг. и связанным с ними вопросом о путях «распада» системы смеховых универсалий, «снятия» «смеховой двумирности». На основе проделанного исследования (главным образом, анализа произведений «сказочного» цикла) можно выдвинуть ряд гипотез. Процесс «снятия» двуминой структуры щедринской прозы характеризуется следующими чертами: смеховой герой сменяется героем, близким к лирическому; ряд типичных смеховых мотивов (например, «уход из культуры») трансформируется, приобретая трагическое звучание; появляется положительный герой, созданный в смеховых традициях («карась», «дурак»); предметный мир щедринской прозы в значительной степени сакрализуется, религиозный символизм становится ресурсом возвращения к «миру» («исхода» из кромешной реальности); в образе письма усиливаются положительные коннотации.

Отдельным объектом исследования должен стать так называемый «эзопов язык» Щедрина, который служит пространством «снижения» ритуальных и социальных значимостей. Кроме того, «эзопов язык» является не только художественным средством, но и своеобразным образом: герои говорят на этом языке, система иносказаний становится обиходным языком в художественном мире Щедрина. Этот специфический «анти-язык» построен как «спутанная» знаковая система.

В своем исследовании мы выбрали ракурс «большого времени», совершенно не касаясь ближайшего литературного контекста щедринской прозы. Очевидно, в частности, влияние Гоголя и Пушкина на предметную изобразительность Щедрина. Особое внимание необходимо уделить, в частности, смеховым компонентам образов села Горюхина и Белкина в пушкинской прозе. Если черты смехового антимира в образе села Горюхина достаточно очевидны, то сме-ховые компоненты образа Белкина до сих пор не были предметом детального анализа. Как показал С.Г.Бочаров, пушкинский персонаж характеризуется автором, прежде всего, через «недостаток», «отсутствие» признака, нечто негативное, «нулевое»: «Белкин характеризуется недостатком разных сил и способностей, например, недостатком воображения <.>» [Бочаров 1974, с. 142]. Исследователь описывает Белкина как чистое «отношение», «тень», указывает на производимое героем «впечатление отсутствия». «Великая склонность к женскому полу» и одновременно «истинно девическая стыдливость» подчеркивают, по мнению С.Г.Бочарова, амбивалентную белкинскую «двуполость» (согласно П.Радину, одна из характеристик Трикстера), «именно не активную и положительную, но пассивную», «нулевую» [Бочаров 1974, с. 143]. Черты Трикстера в биографии Белкина скрыты за образом «простодушного рассказчика», однако некоторые контуры «эволюционировавшего» Трикстера все же прослеживаются: подчеркиваемое невежество героя, глупость в сочетании с «плутовством», везение в азартных играх, несоответствие между «сентиментальным» повествованием и грубым поведением героя («История села Горюхина»).

Определенную роль в формировании смеховой литературы сыграла сатирическая поэзия 1860-х гг., с ее активным использованием пародий и «перепевов». Немаловажное место в смеховой литературе занимает и образ Козьмы Пруткова: «Некоторые пародии Щедрина по композиции и "словесному оформлению" сходны с пародиями Козьмы Пруткова» [Ищенко 1973, с.105].

Топика смеховой литературы прослеживается в произведениях писателей — учеников и последователей Щедрина: И.А. Кущевского, А.О. Осиповича-Новодворского, Н.Д. Хвощинской, П.В. Засидомского, С. Каронина-Петропавловского и др. Эти авторы заимствуют «метод щедринской сатиры, используя ее образы, идеи, приемы художественной типизации, манеру повествования» [Горячкина 1976, с.111].

Влияние Щедрина на русскую литературу изучено, казалось бы, в достаточной степени полно. Одним из последних ярких исследований в этой области стала монография А.П. Ауэра, который прослеживает, как входили в литературу многие художественные открытия Щедрина: «совмещение сказа с другими повествовательными формами, "собирательные образы", гротескный психологизм» [Ауэр 1993, с.З] и др. Однако проблема развития смеховой образности до сих пор не была предметом литературоведческого анализа. На наш взгляд, изучение щедринской прозы позволяет поставить вопрос об усложнении повествовательных структур в смеховой литературе, качественном развитии мотива сме-хового удвоения, образа «карнавального барахла» и др.

Во Введении мы определили смеховую культуру как форму «игрового», критического, «негативистского» самосознания общества. Этот «культурологический» аспект проблемы «Щедрин и смеховая культура» не рассматривался нами специально, однако оставался своего рода сквозным, «краеугольным» вопросом работы. В смеховых мирах фольклора и авторского искусства интерпретируются «категории» и «значимости» культуры. Художественный мир Салтыкова-Щедрина выстраивается как последовательная «антимодель» культуры.

На наш взгляд, предметом самосознания в щедринском мире является русская культура «петербургского периода». Примечательно, что в творчестве сатирика мы находим постановку самой темы культуры. В цикле «Культурные люди» эта тема выходит на первый план: «культура» отождествляется щедринскими персонажами с хорошей пищей, сервисом, с развитыми потребительскими потребностями. «Вывернутая наизнанку», культура лишается духовного содержания. Одновременно в щедринской прозе звучит постановка темы «русского мира», его отношений к Западу, Востоку, культурам малых народов Российский империи. Русский мир предстает как непроницаемый, «тотальный», экспансивно проникающий повсюду: даже Европа в щедринском мире населена преимущественно русскими путешественниками («За рубежом»).

Критическую интерпретацию в щедринской прозе получают ведущие топо-сы русской культуры Нового времени - Петербург и «дворянская усадьба». Щедрин решает петербургскую тему на уровне ее базовой, «сакральной» составляющей — сатирик последовательно профанирует «Петербургский миф». Образ Петербурга в контексте историософских идей Щедрина анализируется в работе И.Б.Павловой [2006, с.51-57], однако исследователь не обращается к принципиально значимым, на наш взгляд, понятиям «Петербургский текст» и «Петербургский миф». Уже в «Истории одного города» «Петербургская идея русской истории», предание об основании города, эсхатологические пророчества о его крушении, мифологизированный образ основателя - находят смеховую, «перевернутую» интерпретацию. В «Современной идиллии» происходит последовательное опустошение культурной памяти Петербурга; затрагиваются ключевые составляющие «Петербургского мифа» и в «Дневнике провинциала», укажем лишь на явную профанацию характерной для «Петербургского текста русской литературы» «мистики промежуточных состояний сознания на грани реального и ирреального» [Топоров 1995, с.301] (провинциал постоянно находится в состоянии алкогольного опьянения и видит бесконечно длящиеся кошмарные сны).

Столь же «негативистски» решает Щедрин тему «усадебного мира», которая связана с образами деревни Проплеванной, «крепостника» дедушки Матвея Иваныча («Дневник провинциала») и, конечно, «Монрепо». В книге «Убежище Монрепо» имение превращается в «дачу», усадебный мир «захватывается» кабатчиками, герои усадебных романов травестийно замещены становым Грациа-новым (новое лицо, появление которого становится в усадебном мире событием, «ухаживает» за рассказчиком, поет под его окном романсы, гуляет с местными дамами, ведет идейные споры). Гибель усадебного мира предметно манифестирована в разрушенных парках, «полуразрушенных беседках», разрушенном хозяйстве. «Дворянские гнезда» становятся пространством энтропии и хаоса.

Критика «краеугольных камней» («Благонамеренные речи»), русского мира, дворянской культуры ведется, на наш взгляд, с привлечением «альтернативных» подсистем русской культуры. Лишенный устойчивости, структурированности, стабилизированных ценностных ориентаций, выведенный за пределы пространства «Дома» (топология домашнего пространства разрушена социальной энтропией), художественный мир Салтыкова-Щедрина строится на символических ресурсах «культуры дороги» (Т.Б.Щепанская) — системы фольклорных и постфольклорных текстов, а также мифоритуальной традиции, связанных с передвижениями в пространстве, с культурными практиками, противопоставленными оседлости.

Отметим, что герои щедринских произведений часто находятся в путешествиях, странствиях, беспорядочных передвижениях. «Дорога» традиционно начинается с разрушения предметного мира, «дематериализации». Основной коммуникативный процесс «культуры дороги» - «исключение человека из системы социальных связей» [Щепанская 2003, с.150]. Эта своеобразная традиция основана на постоянной трансляции «авитального кода» (вспомним, как тесно щедринская концепция тела связана с бесплодием, бесполостью, мертвенностью).

А.А.Панченко предлагает расширить термин «культура дороги» и применить его ко всем формам символических практик, противопоставленным традиционной оседлости (в частности, к религиозной культуре русского сектантства). Салтыков-Щедрин активно использовал образы русской раскольничьей культуры: в «Губернских очерках» - целый ряд рассказов о староверах, в «Истории одного города» - образ правителя-антихриста, «звериный образ» (портрет сатаны в глуповском архиве). Как отмечает исследователь, «культура дороги» организует и стабилизирует информационное пространство «за счет иных, "движимых" семиотических ресурсов - письменного текста и человеческого тела» [Панченко 2002, с.95]. Щедринский мир, пересекающий самые различные смысловые поля (социальные пласты), действительно, сохраняет в качестве константы образ письма, литературность щедринского мира во многом определяет его устойчивость.

Построенный на символических ресурсах «культуры дороги», художественный мир Салтыкова-Щедрина кардинально отличается от устойчивых, «оседлых», «обжитых» миров русского классического романа (миров И.С.Тургенева, И.А.Гончарова, Л.Н.Толстого). Это особенное положение Щедрина в русском литературном процессе ощущалось современниками сатирика. Характерно сопоставление Щедрина и Толстого, предпринятое в газете «Неделя» (в номере от 25 ноября 1884 г.): «Толстой весь — в вечности, в принципиальных философских вопросах, то в Библии, то в живой книге народной, массовой, стихийной жизни, то на богомолье, то читает Конфуция. Даже там, где он наблюдает игру случайностей, он ищет основу и начало. <.> Совсем не то Щедрин. Это не философ, а хозяин. Он хозяйничает, с раннего утра и до поздней ночи бегает по хозяйству, которое идет не так, как ему хочется; тысяча забот, тысяча хлопот, иногда самых мелких и ничтожных, осаждают его, раздражают, злят, нередко выводят из себя» (цит.по: [Кузина 1976, с.126]). На наш взгляд, противопоставление Щедрина Толстому (а отчасти и Достоевскому) выражает, помимо дихотомии «Дома» и «Дороги», принципиальное противопоставление двух типов творческого поведения, аналогичное ритуальному «соперничеству попа и скомороха». Любопытно, что в 1880-е гг. (в процессе «редукции» смехо-вого мира Щедрина) противопоставление писателя-проповедника Толстого автору смеховых произведений Щедрину во многом преодолевается. Близость писателей обнаруживается «в направлении движения мысли к поиску интеграла, позволяющего понять связь суетности и призрачности существования и отринуть "призрак жизни"» [Кузина 1976, с.130].

Творчество Салтыкова-Щедрина позволяет раскрыть целый ряд актуальных проблем истории русской литературы и культуры: становление сатирических форм литературы, «карнавализация», «культура дороги», «Пербургский период русской истории» и др. Теория смеховой культуры предоставляет инструментарий для решения этих вопросов. В то же время изучение «смехового» позволяет раскрыть новые стороны творчества самого Салтыкова-Щедрина. Специфика щедринской образности во многом обусловлена принципами универсальной комики («смеховая двумирность», архетип смехового героя и др.), в художественной прозе великого сатирика обнаруживаются неожиданные темы «хаоса», «преисподней», «души» и «тени». Эти компоненты предметной изобразительности подчинены пафосу произведений великого сатирика, раскрытию его историософской и социально-политической концепции, интеллектуальной борьбе писателя с «призраками» и «мифами». «Смеховое» в художественной прозе Салтыкова-Щедрина является не «рефлексом» отживших форм художественного образа, но актуальной культурной традицией, «живой» символической системой.

Список научной литературыРоготнев, Илья Юрьевич, диссертация по теме "Русская литература"

1. Художественная литература

2. Пушкин A.C. Полное собрание сочинений : В 17 т. Т.З, кн.1. / А.С.Пушкин ; редакционный комитет: М.Горький, Д.Д.Благой и др.; зав. редакцией В.Д.Бонч-Бруевич. М. : Издательство А.Н.СССР, 1949. - 635 с.

3. Рабле Ф. Гаргантюа и Пантагрюэль / Ф.Рабле ; Перевод с французского Н.М. Любимова. М. : Правда, 1991.-768 с.

4. Абрамян JI.A. Смех как продукт и движущая сила праздника // Смех: истоки и функции / Под ред. Г.А.Козинцева. СПб.: Наука, 2002. - С.62-74.

5. Аверинцев С. С. Бахтин, смех, христианская культура // М.М. Бахтин как философ. М. : Наука, 1992. - С. 7-19.

6. Аверинцев С.С. Бахтин и русское отношение к смеху // От мифа к литературе: Сборник в честь семидесятипятилетия Елизара Моисеевича Мелетинского / Российский государственный гуманитарный университет. М. : Российский университет, 1993. С.341-345.

7. Агранович С.З. Двойничество / С.З.Агранович, И.В.Саморукова.'- Самара: Самарский университет, 2001. 132 с.

8. Адрианова-Перетц В.П. Очерки по истории русской сатирической литературы XVII в. / В.П. Адрианова-Перетц. М. ; Л. : Издательство АН СССР, 1937.-260 с.

9. Адрианова-Перетц В.П. Древнерусская литература и фольклор /

10. В.П.Адрианова-Перетц. JI.: Наука, 1974. - 171 с.

11. Автухович Т.Е. Сатира и риторика (традиции сатиры XVIII века в творчестве М.Е. Салтыкова-Щедрина) // М.Е. Салтыков-Щедрин и русская сатира XIX-XX веков. -М. : Наследие, 1998. С.34-51.

12. Акелъкипа Е.А. Пути развития русской философской прозы конца XIX века : Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук. Специальность 10.01.01 Русская литература / Е.А. Акелькина. -Омск, 1988.-31 с.

13. Арсенъев К.К. Русская общественная жизнь в сатире Салтыкова. III // Вестник Европы. Книга 3. - Март, 1983. - С.306-350.

14. Арсенъев К.К. Русская общественная жизнь в сатире Салтыкова. IV // Вестник Европы. Книга 4. - Апрель, 1983. - С.306-350.

15. Ауэр А.П. Салтыков-Щедрин и поэтика русской литературы второй половины XIX века / А.П.Ауэр. Коломна : Издательство Коломенского пединститута, 1993. - 110 с.

16. Ауэр А.П. Поэтика символических и музыкальных образов М.Е. Салтыкова-Щедрина / А.П.Ауэр, Ю.Н.Борисов ; под ред. Т.М.Акимовой. Саратов : Издательство Саратовского университета, 1988. - 113 с.

17. Базанова В. «Сказки» М.Е. Салтыкова-Щедрина / В.Базанова. М. ; Л. : Художественная литература, 1966. - 347 с.

18. Байбурин К.А. Ритуал: старое и новое // Историко-этнографическиеисследования по фольклору: Сб. статей памяти Сергея Алек-сандровичаТокарева / Сост. В.Я. Петрухин. М. : «Восточная литература» РАН, 1994. - С.35-48.

19. Балина Л.Ф. Феномен смеха в культуре. Автореферат диссертации на соискание ученой стерени кандидата философских наук / Л.Ф.Балина. — Тюмень, 2005.-31 с.

20. Баринова КВ. Пьесы Н. Эрдмана в контексте карнавализованной советской драматургии 1920-х гг. : Автореферат диссертации на соискание ученой стерени кандидата филологических наук / К.В.Баринова. — Владивосток, 2009. — 21 с.

21. Баршт К.А. Архетип «пластичное тело» в произведениях А.Платонова // Архетипические структуры художественного сознания: Сборник статей. Второй выпуск. Екатеринбург : Издательство Уральского университета, 2001. -С.77-85.

22. Баумторг H.H. Театральная выразительность в романе М.Е. Салтыкова-Щедрина «История одного города»: Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук / Н.Н.Баумторг. Барнаул, 2004.

23. Бахтин М.М. Проблемы творчества Достоевского / М.М.Бахтин. 5-е изд. - Киев. : Next, 1994. - 508 с.

24. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса / М.М.Бахтин. 2-е изд. - М. : Художественная литература, 1990.-543 с.

25. Бахтин М.М. Заметки // Бахтин М.М. Литературно-критические статьи / М.М.Бахтин ; сост. С.Бочаров и В.Кожинов. М. : Художественная литература, 1986. - С.509-531.

26. Бахтин М.М. Из предыстории романного слова // Бахтин М.М. Литературно-критические статьи / М.М.Бахтин ; сост. С.Бочаров и В.Кожинов. М. : Художественная литература, 1986. -С.353-391.

27. Бахтин М.М. Проблема материала, содержания и формы в словесном художественном творчестве // Бахтин М.М. Литературно-критические статьи / М.М.Бахтин ; сост. С.Бочаров и В.Кожинов. М. : Художественная литература, 1986. — С.26-89.

28. Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе. Очерки по исторической поэтике // Бахтин М.М. Литературно-критические статьи / М.М.Бахтин • сост. С.Бочаров и В.Кожинов. -М. : Художественная литература, 1986. — С. 121290.

29. Бахтин М.М. Эпос и роман (о методологии исследования романа) // Бахтин М.М. Литературно-критические статьи / М.М.Бахтин ; сост. С.Бочаров и В.Кожинов. М.: Художественная литература, 1986. - С.392-427.

30. Белкин A.A. Русские скоморохи / А.А.Белкин ; АН СССР ; Институт ис тории искусств Министерства культуры СССР. М. : Наука, 1975. - 192 с.

31. Белоусов А. «Вовочка» // Анти-мир русской культуры: язык, фольклор литература : Сборник статей / Сост. Н.Богомолов. -М. : Ладомир, 1996. — С.165-186.

32. Вельский К.В. М.Е. Салтыков-Щедрин и Ф.Рабле: специфика художественного образа и средств его поэтической интерпретации : Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук / К.В.Бельский. Ставрополь, 1998. - 20 с.

33. Богатырев П.Г. Художественные средства в юмористическом ярмороч-ном фольклоре // Богатырев П.Г. Вопросы теории народного искусства / П.Г.Богатырев. М. : Искусство, 1971. - С.450-496.

34. Бойцова JI.JI. «Сидор и Дзюд» святочное представление ряженых / Л.Л.Бойцова, Н.К.Бондарь // Зрелищно-игровые формы народной культуры: Сб научных статей. - Л. : ЛГИТМиК, 1990. - С. 192-195.

35. Борее Ю. Комическое, или О том, как смех казнит несовершенство мира, очищает и обновляет человека и утверждает радость бытия / Ю.Борев. М. : Искусство, 1970. -269 с.

36. Борисов Ю.Н. Грибоедов и Салтыков-Щедрин (к истории образа Чацкого) // Сатира М.Е. Салтыкова-Щедрина. 1826-1976: Межвузовский тематический сборник. — Калинин: КГУ, 1977. С.75-88.

37. Борщевский С. Щедрин и Достоевский / С.Борщевский. М. : Государственное издательство художественной литературы, 1956. - 390 с.

38. Бочаров С.Г. Поэтика Пушкина: Очерки / С.Г.Бочаров. М. : Наука, 1974.-206 с.

39. Бушмин A.C. Салтыков-Щедрин. Искусство сатиры / А.С.Бушмин. М.: Современник, 1976. - 252 с.

40. Буитин A.C. Сказки Салтыкова-Щедрина / А.С.Бушмин. М. ; JT. : Государственное издательство Художественной литературы, 1960. — 644 с.

41. Буитин A.C. Художественный мир Салтыкова-Щедрина / А.С.Бушмин ; ответственные редакторы Д.С.Лихачев, В.Н.Баскаков. Л. : Наука, 1987. - 230 с.

42. Буитин A.C. Эволюция сатиры Салтыкова-Щедрина / А.С.Бушмин ; отв. ред. С.А.Макашин. Л. : Наука, 1984. - 342 с.

43. Вайлъ П. Родная речь. Уроки изящной словесности / П.Вайль, А.Генис. -М. : Независимая газета, 1991. 96 с.

44. Волкова Т.В. Об адресате «Писем к тетеньке» // Творчество М.Е. Салтыкова-Щедрина в историко-литературном контексте: Сборник научных трудов. -Калинин: Издательство Калининского государственного университета, 1989. -С.66-71.

45. Волкова Т.В. Проблема «героя времени» в творчестве М.Е. Салтыкова-Щедрина: Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук / Т.В.Волкова. Тверь, 1996. - 17 с.

46. Газина Г.М. М.Е. Салтыков-Щедрин и российские нравы второй половины XIX века: Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата философских наук / Г.М.Газина. Саранск, 1998. - 16 с.

47. Герасимович М.М. Уроки М.Е. Салтыкова-Щедрина / М.М.Герасимович. — Минск: Национальный институт образования, 1993. — 400 с.

48. Гинзбург Л.Я. О лирике / Л.Я.Гинзбург. 2-е изд., доп. - Л. : Советский писатель, Ленинградское отделение, 1974. - 408 с.

49. Гиппиус В.В. Люди и куклы в сатире Салтыкова // Гиппиус В.В. От Пушкина до Блока / В.В.Гиппиус. -М. ; Л. : Наука, 1966. С.595-330.

50. Глазкова Т. А. Демифологизация реальности в творчестве М.Е.Салтыкова-Щедрина: Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата культурологии / Т.А.Глазкова. — М., 2009. — 24 с.

51. Гирц К. Интерпретация культур: пер. с англ. / К.Гирц ; пер. с англ. О.В.Барсукова, А.А.Борзунов, Г.М.Дашевский и др. М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2004. - 560 с. - (Культурология. XX век)

52. Головина Т.Н. «История одного города» М.Е. Салтыкова-Щедрина: Литературные параллели : Учебное пособие / Т.Н.Головина. — Иваново, 1997. 76 с.

53. Горячкина М.С. Сатира Салтыкова-Щедрина / М.С.Горячкина ; ред. А.В.Ведрашко. Изд. 2-е, испр. и доп. - М.: Просвещение, 1976. - 240 с.

54. Горячкина М.С. Сатира Щедрина и русская демократическая литература 60-80-х годов XIX века / М.С.Горячкина. М.: Наука, 1977. - 176 с.

55. Григоръян КН. Роман М.Е. Салтыкова-Щедрина «Господа Головлевы» / К.Н.Григорьян. М. ; Л. : Издательство Академии наук СССР, 1962. - 115 с.

56. Гуревич А.Я. Проблемы средневековой народной культуры / А.Я.Гуревич. М.: Искусство, 1981. - 359 с.

57. Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры / А.Я.Гуревич. М.: Искусство, 1984. - 350 с.

58. Гуревич П.С. Проблема Другого в философской антропологии М. М. Бахтина // М. М. Бахтин как философ. М.: Наука, 1992. - С.83-96.

59. Гусев В.Е. Русский фольклорный театр XVIII начала XX века : Учебное пособие / В.Е.Гусев. - Л. : ЛГИТМиК, 1980. - 94 с.

60. Даркевич В.П. Народная культура Средневековья: Пародия в литературе и искусстве IX XVI вв. / В.П.Даркевич. - М. : ООО «ИТИ ТЕХНОЛОГИИ», 2004. - 328 с.

61. Даркевич В.П. Светская праздничная жизнь Средневековья IX XVI вв. / В.П.Даркевич. - Изд. 2, доп. - М.: Индрик, 2006. - 432 с.

62. Дземидок Б. О комическом / Б.Дземидок ; пер. с польского С.Святского. М.: Прогресс, 1974. - 223 с.

63. Дормидонова Г.Ю. Гротеск ак тип художественной образности (от Ренессанса к эпохе авангарда) : Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. Тверь, 2008. - 22 с.

64. Елизаров Л.В. Повествование в «Истории одного города» // Сатира М.Е. Салтыкова-Щедрина. 1826-1976: Межвузовский тематический сборник. Калинин : КГУ, 1977. - С.28-41.

65. Ефимов А.И. Язык сатиры Салтыкова-Щедрина / А.И.Ефимов. М. : Издательство Московского университета, 1953.-496 с.

66. Жук A.A. Русская сатира 1840-х годов и раннее творчество Салтыкова // Сатира М.Е. Салтыкова-Щедрина. 1826-1976: Межвузовский тематический сборник. Калинин : КГУ, 1977. - С.3-13.

67. Жук A.A. Сатирический роман М.Е. Салтыкова-Щедрина «Современная идиллия» / А.А.Жук. — Саратов: Издательство Саратовского университета, 1958. 136 с.

68. Иванов Г.В. Сказка М.Е. Салтыкова-Щедрина «Карась-идеалист» и отзвуки идей утопического социализма в России // Салтыков-Щедрин и русская литература / Отв. редакторы: В.Н. Баскаков, В.В. Прозоров. JI. : Наука, 1991. — С.112-119.

69. Ивлева Л.М. Ряженье в русской традиционной культуре / Л.М.Ивлева. — СПб.: РИИИ, 1994. 235 с.

70. Ивлева JI.M. Дотеатрально-игровой язык русского фольклора / Л.М.Ивлева. СПб.: «Дмитрий Буланин», 1998. - 194 с.

71. Инютин В.В. Гротеск в русской прозе 30-40-х гг. XIX в. : Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук / В.В.Инютин. Воронеж, 1995. - 20 с.

72. Ищенко И.Т. Пародии Салтыкова-Щедрина / И.Т.Ищенко. Минск: Изд-во БГУ, 1973. - 120 с.

73. Ищук Г.Н. Читатель в литературно-творческом сознании М.Е. Салтыкова-Щедрина// Сатира М.Е. Салтыкова-Щедрина. 1826-1976: Межвузовский тематический сборник. Калинин: КГУ, 1977. - С.59-75.

74. Каллер Джонатан. Теория литературы: краткое введение / Джонатан Каллер: пер. с англ. А.Георгиева. М. : Астрель : ACT, 2006. — 158 с.

75. Карасев Л.В. Философия смеха / Л.В.Карасев. М. : РГГУ, 1996. - 225с.

76. Келейникова Н.М. Сатира М.Е. Салтыкова-Щедрина в Западноевропейском литературоведении и критике: Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук / Н.М.Келейникова. Екатеринбург, 1992.-37 с.

77. Кирпотин В.Я. Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин Жизнь и творчество / В.Я.Кирпотин. Изд. пер. - М. : Советский писатель, 1955. - 721 с.

78. Кирпотин В.Я. Философские и эстетические взгляды Салтыкова-Щедрина / В.Я.Кирпотин. М. : Государственное издательство политической литературы, 1957. - 592 с.

79. Колесников A.A. Переосмысление архетипа «блудного сына» в романе М.Е.Салтыкова-Щедрина «Господа Головлевы» // Писатель, творчество: современное восприятие. — Курск: Изд. КГПУ, 1999. С. 38-52.

80. Козинцев А.Г. Об истоках антиповедения, смеха и юмора (этюд о щекотке) // Смех: истоки и функции / Под ред. А.Г.Козинцева. СПб.: Наука, 2002.1. С.5-43.

81. Кондаков Б.В. Художественный мир русской литературы 1880-х гг. 4.1. Художественный мир литературного произведения / Б.В.Кондаков. — Пермь: Издательство ПОИПКРО, 1996. 59 с.

82. Кондаков Б.В. «Этическое пространство» художественного текста (на материале русской литературы 1880-х гг.) // Языковое сознание и текст: Межвуз. сб. науч. тр. / отв. ред. Г.С.Двинянинова ; Пермский государственный университет. Пермь, 2004. - С.3-24.

83. Корона В.В. Поэтическое творчество как активация архетипических структур сознания // Архетпические структуры художественного сознания (Сборник статей). Екатеринбург: УрГУ, 1999. - С.24-37.

84. Кривонос В.Ш. Архетипические образы и мотивы в романе Салтыкова-Щедрина «Господа Головлевы» // Щедринский сборник: Статьи. Публикации.

85. Библиография / Научный редактор E.H. Строганова. — Тверь: Тверской государственный университет, 2001. — С.73-87.

86. ЛаврецкийА. Щедрин в 1857 1862 годах // Щедрин Н. (М.Е.Салтыков). Собрание сочинений: В 12т./ Н.Щедрин ; под наблюдением Д.И.Заславского. -М.: Правда, 1951. - Т.2. - С.487-489. - (Библиотека «Огонек»).

87. Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы / Д.С.Лихачев. — 3-е изд., доп. М. : Наука, 1979. - 359 с.

88. Лихачев Д. С. Внутренний мир литературного произведения // Вопросы литературы. 1968. - № 8. - С. 74-87.

89. Лихачев Д.С. Смех в Древней Руси / Д.С.Лихачев, А.М.Панченко, Н.В.Понырко. Л: Наука, 1984. - 295 с.

90. Лотман Ю.М. Новые аспекты изучения культуры Древней Руси / Ю.М.Лотман, Б.А.Успенский // Вопросы литературы. 1977. - № 3. — С.148-167.

91. Лотман Ю. М. Поэтический мир Тютчева // Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии / Ю.М.Лотман. СПб. : Искусство - СПБ, 1996. - С. 565-594.

92. Лотман Ю.М. Художественная природа русских народных картинок // Лотман Ю.М. Статьи по семиотике культуры и искусства / Ю.М.Лотман. СПб. : Академический проект, 2002. - С.322-339.

93. Макашнн С. Примечания. «Губернские очерки» // Салтыков-Щедрин М.Е. Собрание сочинений : В Ют. / М.Е.Салтыков-Щедрин ; под общ. ред. С.А.Макашина, К.И.Тюнькина. М. : Правда, 1988. - Т.1. - С.521-540.

94. Макашин С.А. «Сатиры смелый властелин» // Салтыков-Щедрин и русская литература / Отв. редакторы: В.Н. Баскаков, В.В. Прозоров. — Л.: Наука, 1991.-С.5-22.

95. Манн Ю.В. О гротеске в литературе / Ю.В.Манн. М.: Советский писатель, 1966. - 184 с.

96. Манн Ю. Карнавал и его окрестности // Вопросы литературы. 1995. — № 1.-С. 154-182.

97. Мелетинский Е.М. О литературных архетипах / Е.М.Мелетинский. — М. : Российский государственный гуманитарный университет, 1994. 136 с.

98. Мелетинский Е.М. Происхождение героического эпоса. Ранние формы и архаические памятники / Е.М.Мелетинский. М.: Издательство восточной литературы, 1963.-462 с.

99. Мелетинский Е.М. Средневековый роман. Происхождение и эпические формы / Е.М.Мелетинский. М., 1983. - 304 с.

100. Минаева С.С. Народ и власть в сатире М.Е.Салтыкова-Щедрина 187080-х годов: Учебное пособие / С.С.Минаева. М.: Макс Пресс, 2004. - 124 с.

101. Мотеюнайте И.В. Восприятие юродства русской литературой XIX — XX вв. / И.В .Мотеюнайте. Псков, 2006. - 304 с.

102. Мысляков В. А. Искусство сатирического повествования. (Проблема рассказчика у Салтыкова-Щедрина) / В.А.Мысляков. Саратов: Издательствово Саратовского университета, 1966. — 298 с.

103. Мысляков В.А. Салтыков-Щедрин и народническая демократия / В.А.Мысляков. JI. : Наука, 1984. - 262 с.

104. Некрылова А.Ф. Русские народные городские праздники, увеселения и зрелища. Конец XVIII начало XX века / А.Ф.Некрылова. - СПб.: Азбука-классика, 2004. - 256 с. - (Искусство жизни)

105. Немыкша И.В. Поэтика «чужих» образов в прозе М.Е.Салтыкова-Щедрина: Автореферат диссертации кандидата филологических наук / И.В.Немыкина. — Воронеж, 2006. 21 с.

106. Никифорова В.Ф. Формирование повествовательной системы в «Губернских очерках» // Сатира М.Е. Салтыкова-Щедрина. 1826-1976: Межвузовский тематический сборник. Калинин: КГУ, 1977. - С. 13-27.

107. Николаев Д.П. Сатира Щедрина и реалистический гротеск / Д.П.Николаев. М. : Художественная литература, 1977. - 358 с.

108. Николаев Д.П. Смех Щедрина: Очерки сатирической поэтики / Д.П.Николаев. М. : Советский писатель, 1988. - 400 с.

109. Николаева С.Ю. Древнерусские мотивы в «малом» сказочном цикле Салтыкова-Щедрина 1869 года // Щедринский сборник: Статьи. Публикации. Библиография / Научный редактор E.H. Строганова. Тверь : Тверской государственный университет, 2001. - С. 11-21.

110. Никольский В.А. «Золотой петушок» Пушкина и сатира Щедрина // «Шестидесятые годы» в творчестве М.Е. Салтыкова-Щедрина: Сборник научных трудов. Калинин: КГУ, 1985. - С.80-84.

111. Обухова И.Н. Формы взаимодействия героя и мира в произведениях М.Е. Салтыкова-Щедрина: Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук / И.Н.Обухова. Барнаул, 2002. - 17 с.

112. Ольминский М.С. Щедринский словарь / М.С.Ольминский ; под ред. М.М.Эссен и П.Н.Лепешинского. М.: Художественная литература, 1937. - 759 с.

113. Ольминский М. Статьи о Салтыкове-Щедрине / М.Ольминский. — М.: Государственное издательство Художественной литературы, 1959. — 117 с.

114. Павлова КБ. Тема семьи и рода у Салтыкова-Щедрина в литературном контексте эпохи / И.Б.Павлова. М.: ИМЛИ РАН, Наследие, 1999. - 152 с.

115. Павлова И.Б. Судьба России в творчестве М.Е.Салтыкова-Щедрина / И.Б.Павлова. — М.: Компания Спутник+, 2006. 134 с.

116. Панченко A.A. Христовщина и скопчество: фольклор и традиционная культура русских мистических сект / А.А.Панченко. М.: ОГИ, 2002. - 544 с. -(Фольклор / постфольклор: новые исследования).

117. Пенская E.H. Проблемы альтернативных путей в русской литературе. Поэтика абсурда в творчестве А.К. Толстого, М.Е. Салтыкова-Щедрина, A.B. Сухово-Кобылина / Е.Н.Пенская. М.: Carte Blanche, 2000. - 308 с.

118. Петрова Ц.Г. Сатирический модус человека и мира (на материале творчества М.Е. Салтыкова-Щедрина) : Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук / Ц.Г.Петрова. М., 1992. - 22 с.

119. Петрук М.Н. Своеобразие щедринской сатиры 1870-1880-х годов: Учебное пособие / М.Н.Петрук. — Орск: Издательство орского пединститута, 1993.-90 с.

120. Пешкова A.B. Русская смеховая культура: истоки и становление (XI-XVIII в.) : Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата культурологии / А.В.Пешкова. М., 2004. - 22 с.

121. Пинский JI.E. Шекспир. Основные начала драматургии / Л.Е.Пинский ; ред. С.Гиждеу. — М. : Художественная литература, 1971. 606 с.

122. Пискунова С. Истоки и смысл смеха Сервантеса // Вопросы литературы. 1995. -№ 2. - С. 143-169.

123. Поздеев В. А. Фольклор и литература в контексте «третьей культуры» / В.А.Поздеев. М. : МГОПУ им. М.А. Шолохова, 2002. - 375 с.

124. Покусаев Е.И. Революционная сатира Салтыкова-Щедрина / Е.И.Покусаев. — М. : Государственное издательство художественной литературы, 1963.-470 с.

125. Покусаев Е.И. Салтыков-Щедрин в шестидесятые годы / Е.И.Покусаев. Саратов: Саратовское книжное издательство, 1957. - 271 с.

126. Порошкова И.Л. Путевые очерки М.Е. Салтыкова-Щедрина «За рубежом» в русской литературе путешествий // Творчество М.Е. Салтыкова-Щедрина / Под ред. М.Г. Булахова и И.Т. Ищенко. Минск: Издательство БГУ, 1975. - С.29-53.

127. Поспелов Г.Н. Проблемы исторического развития литературы : Учебное пособие для студентов пед. ин-тов по спец. № 2101 «Русский язык и литература» / Г.Н.Поспелов. М. : Просвещение, 1971. - 332 с.

128. Прозоров В.В. М.Е.Салтыков-Щедрин : Книга для учителя / В.В.Прозоров. -М. : Просвещение, 1988. 176 с.

129. Прозоров В. О художественном мышлении писателя-сатирика (Наблюдения над творческим процессом М.Е. Салтыкова-Щедрина) / В.Прозоров ;под ред. Е.И.Покусаева. Саратов: Издательство саратовского университета, 1965.-88 с.

130. Прокопенко З.Т. М.Е. Салтыков-Щедрин и И.А. Гончаров в литературном процессе XIX века / З.Т.Прокопенко. Воронеж: Издательство Воронежского университета, 1989. - 224 с.

131. Прокопенко З.Т. Эпоха «великих реформ» в зеркале сатиры М.Е. Салтыкова-Щедрина «История одного города» : Учебное пособие / З.Т.Прокопенко. Белгород: Белгородский государственный педагогический институт им. М.С. Ольминского, 1993. - 44 с.

132. Пыпин А.Н. М.Е. Салтыков / А.Н.Пыпин. Санкт-Петербург, 1899. -238 с.

133. Радин П. Трикстер. Исследование мифов северо-американских индейцев с комментариями К.Г. Юнга и К.К. Кереньи / П.Радин ; коммент. К.Г.Юнга, К.К.Кереньи ; перевод с английского В.В.Кирюценко. СПб.: Евразия, 1999.-288 с.

134. Роготнев И.Ю. «Карнавал» и «сатира» в русской литературе Нового времени (о своеобразии комизма М.Е. Салтыкова-Щедрина) // Вестник Вятского университета. Киров, 2009. - № 1(2). - С.118-122.

135. Роготнев И.Ю. Русская смеховая культура Нового времени: к вопросу об эволюции // Фундаментальные проблемы культурологии: В 4 т. / Отв. ред. Д.Л.Спивак. СПб. : Алатейя, 2008. - Т.2 (Историческая культурология). -С.306-316.

136. Родионова Н.В. Принципы и формы сюжетосложения в поэтике М.Е. Салтыкова-Щедрина : Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук / Н.В.Родионова. — Коломна, 2004. 27 с.

137. Рукомойникова В.П. «Виртуальный» фольклор в контексте народной смеховой культуры : Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук / В.П.Рукомойникова. — Ижевск, 2004. 23 с.

138. Рыжов В.В. Инновация как средство сатирической типизации в творчестве М.Е. Салтыкова-Щедрина // Сатира М.Е. Салтыкова-Щедрина. 18261976: Межвузовский тематический сборник. Калинин : КГУ, 1977. - С.88-99.

139. Савушкина Н.И. Русская народная драма: художественное своеобразие / Н.И.Савушкина. М. : Издательство МГУ, 1988. - 232 с.

140. Сахаров В.И. «Берегитесь романтизма.» (М.Е. Салтыков-Щедрин и романтическая традиция) // М.Е. Салтыков-Щедрин и русская сатира XIX-XX веков. -М. : Наследие, 1998. С.52-56

141. CeupcKuii В. Демонология: Пособие для демократического самообразования учителя / В.Свирский. Рига : Звайгзне, 1991. - 166 с.

142. Строганов М.В. Три заметки к текстам Салтыкова-Щедрина // Творчество М.Е. Салтыкова-Щедрина в историко-литературном контексте:

143. Сборник научных трудов. — Калинин: Издательство Калининского государственного университета, 1989. С.58-66.

144. Строганова E.H. К проблеме исторического оптимизма Щедрина // «Шестидесятые годы» в творчестве М.Е. Салтыкова-Щедрина: Сборник научных трудов. Калинин: КГУ, 1985. - С.118-125.

145. Строганова E.H. Непрочитанный писатель (вместо предисловия) // М.Е. Салтыков-Щедрин в зеркале исследовательских пристрастий: Материалы научной конференции / Под ред. Е.Н.Строгановой. Тверь, 1996. — С. 3-5.

146. Строганова E.H. «Современная идиллия» Салтыкова-Щедрина как роман-водевиль// Щедринский сборник: Статьи. Публикации. Библиография / Научный редактор E.H. Строганова. Тверь: Тверской государственный университет, 2001. - С.43-94.

147. Строганова E.H. «Чужое слово» в творческом процессе (диалог М.Е. Салтыкова-Щедрина с современниками и предшественниками) : Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук / Е.Н.Строганова. Тверь, 1996. - 43 с.

148. Телегин С.М. Мифологические мотивы в творчестве русских писателей 60-80-х годов XIX века (Ф.М.Достоевский, М.Е.Салтыков-Щедрин, Н.С.Лесков) // Литературные отношения русских писателей XIX начала XX в. - М: Изд. МПУ, 1995. - С. 148-162.

149. Трахтенберг Л. А. Новые тенденции развития русской литературы в пародии XVII XVIII вв. // Вестник Московского университета. - Сер. 9. Филология. - 2008. - №1. - С.46-50.

150. Упоров A.A. О соотношении понятий «отечество» и «государство» в «За рубежом» Салтыкова // Материалы международной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «Ломоносов». Секция «Филология». — М. : МАКС Пресс, 2009. С.487-488.

151. Успенский Б.А. Антиповедение в культуре Древней Руси // Успенский Б.А. Избранные труды : В 2 т. / Б.А.Успенский. М., 1994. - Т.1. - С.320-332.

152. Успенский Б.А. «Заветные сказки» А.Н. Афанасьева // Избранные труды : В 2 т. М., 1994. Т.2. - С.129-150.

153. Фоменко И.В. Художественный мир и мир, в котором живет автор / И.В.Фоменко, Л.П.Фоменко // Литературный текст: проблемы и методы исследования IV. Сборник научных трудов. - Тверь: Тверской государственный университет, 1998. — С.3-9.

154. Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра / О.М.Фрейденберг ; подготовка текста, справочно-научный аппарат, предварение, послесловие Н В.Брагинской. -М.: «Лабиринт», 1997.-448 с.

155. Хализев В.Е. Теория литературы : Учебник / В.Е.Хализев. М.: Высшая школа, 1999. - 398 с.

156. Хлебянкина Т.И. «Святой старик» (Салтыков-Щедрин и православие) // М.Е. Салтыков-Щедрин в зеркале исследовательских пристрастий: Материалы научной конференции. Тверь, 1996. - С. 100-102.

157. Христофорова О.Б. Функции смеха в ритуале: смех как знак // Смех: истоки и функции / Под ред. А.Г. Козинцева. СПб.: Наука, 2002. - С. 7582.

158. Цветова Н.С. Эсхатологическая топика в русской традиционной прозе второй половины XX — начала XXI вв. : Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук / Н.С.Цветова. — СПб., 2009. 43 с.

159. Четина Е.М. Евангельские образы, сюжеты мотивы в художественной культуре. Проблемы интерпретаций / Е.М.Четина. М. : Флинта : Наука, 1998.- 112 с.

160. Шайхинурова Л.М. Онтология и поэтика смеха в сказах П.П. Бажова. (К постановке проблемы) // Известия Уральского государственного университета, 2003. № 28. - Вып. 6. - С.31-40.

161. Шестопалова Г. А. Раннее творчество Салтыкова-Щедрина / Г.А.Шестопалова. М. : МПУ, 1996. - 72 с.

162. Шутая Н.К Типология художественного времени и пространства в русском романе XVIII — XIX вв. : Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук / Н.К.Шутая. — М., 2007. — 43 с.

163. Щепанская Т.Б. Культура дороги в русской мифоритуальной традиции XIX XX вв. / Т.Б.Щепанская. - М.: Индрик, 2003. - 528 с.

164. Элъсберг Я. Салтыков-Щедрин. Жизнь и творчество / Я.Эльсберг. -М. : Государственное издательство художественной литературы, 1953. 630 с.

165. Эсалнек А.Я. Омновы литературоведения. Анализ романного текста: Учебное пособие / А.Я. Эсалнек. М. : Флинта : Наука, 2004. - 184 с.

166. Юдин Ю.И. Дурак, шут, вор и черт. (Исторические корни бытовой сказки) / Ю.И.Юдин. М. : Лабиринт, 2006. - 336 с.

167. Юнг К.Г. Об архетипах коллективного бессознательного // Юнг К.Г. Матрица безумия / К.Г.Юнг, М.Фуко. М.: Алгоритм, Эксмо, 2007. - С.75-111. - (Философский бестселлер).

168. Юрганов А.Л. Категории русской средневековой культуры / А.Л.Юрганов ; Московский институт развития образовательных систем. М. : МИРОС, 1998.-448 с.

169. Юрков С.Е. Под знаком гротеска: антиповедение в русской культуре (XI-начало XX вв.) / С.Е.Юрков. СПб. : Летний сад, 2003. - 210 с.

170. Якобсон P.O. Статуя в поэтической мифологии Пушкина. // Якобсон P.O. работы по поэтике / Р.О.Якобсон ; вступ. ст. Вяч. Вс. Иванова; сост. и общ. ред. М. Л. Гаспарова. -М.: Прогресс, 1987. С.145-180.

171. Яковлев Н.В. «Пошехонская старина» М.Е. Салтыкова-Щедрина (Из наблюдений над работой писателя) / Н.В.Яковлев. М. : Советский писатель,

172. Ярхо Б.И. Методология точного литературоведения: Избранные труды по теории литературы / Б.И.Ярхо ; изд. подгот. М.В. Акимова, И.А. Пильщиков, М.И. Шапир ; под общей редакцией М.И. Шапира. — М. : Языки славянских культур, 2006. xxxii, 927 с.

173. Busch R.L. Humour in the major novels of F.M. Dostoevsky / R.L.Busch. Columbus, Ohio, 1987. - 168 p.

174. Holquist M. Prologue // Bakhtin M. Rabelais and His World / M.Bakytin ; trans, by Helene Iswolsky. Bloomington : Indiana University Press, 1984. - P.i-xii.

175. Mc Elroy Bernard. Fiction of the Modern Grotesque / Bernard Mc Elroy. -N.Y. : St. Martin's Press, 1989.-207 p.

176. Perfetty Lisa. Women and Laughter in Medieval Comic Literature / Perfetty Lisa. The University of Michigan Press, 2003. - 303 p.

177. Shakespeare and Carnival: After Bakhtin / Ed. by Ronald Knowles. -Hampshire: Macmillan Press, 1998. x, 232 p.1958.