автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: В.Г. Шершеневич: феномен авторской субъективности

Полный текст автореферата диссертации по теме "В.Г. Шершеневич: феномен авторской субъективности"

На правах рукописи

Богумил Татьяна Александровна

В.Г. ШЕРШЕНЕВИЧ: ФЕНОМЕН АВТОРСКОЙ СУБЪЕКТИВНОСТИ

Специальность 10.01.01 - русская литература

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Барнаул - 2004

Работа выполнена на кафедре теории и русской литературы XX века ГОУ ВПО «Барнаульский государственный педагогический университет»

Научный руководитель: кандидат филологических наук, доцеш

Хомич Эмилия Петровна

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Тырышкина Елена Викторовна

кандидат филологический наук, доцент Десятое Вячеслав Владимирович

Ведущая организация: ГОУ ВПО «Тюменский государственный

университет»

Защита состоится 28 декабря 2004 г. в // часов на заседании диссертационного совета К 212.005.03 по защите диссертаций на соискание ученой степени кандидата филологических наук в ГОУ ВПО «Алтайский государственный университет» по адресу: 656049, г. Барнаул, пр. Ленина, 61.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке ГОУ ВПО «Алтайский государственный университет».

Автореферат разослан «*&>> ноября 2004 г.

Ученый секретарь диссертационного совета доктор филологических наук, профессор Н.В. Халина

-Ч

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Поэт В.Г. Шершеневич занимает особое место в истории русской литературы начала XX века. В силу некоторых политических, отчасти эстетических, обстоятельств писателя причислили к художникам «второго ряда». Следует учитывать и тот факт, что имажинизм, ярким представителем которого был исследуемый автор, долгое время «замалчивался» отечественными литературоведами. Обращаясь к истории течения (например, воссоздавая биографию С.А. Есенина), ученые оценивали его негативно. Официально имажинизм преподносился как богемное, эстетское явление. Более того, исключалась какая-либо оригинальность, самостоятельность, значительность группы - «эпигонов» футуризма, в том числе В.Г. Шершеневича. Целенаправленное изучение имажинизма как неотъемлемого и важного компонента литературного процесса рубежа XIX-XX веков охватывает не более двух десятилетий. В 90-е годы прошлого столетия вышли в свет журнальные подборки произведений, стихотворные сборники и мемуары имажинистов. Стали публиковаться документы, статьи о жизни и творчестве поэтов. Открылся доступ к работам зарубежных ученых по истории и поэтике течения, написанным в 70-80-е гг. (A. Lawton, V. Markov, G. Мс Vay). Появились диссертационные сочинения. Среди отечественных специалистов, внесших значительный вклад в изучение имажинизма, следует назвать В.Ю. Бобрецова, А.Ю. Галушкина, В.А. Дроздкова, А.Н. Захарова, А.Л. Казакова, A.A. Кобринского, K.M. Поливанова, Т.К. Савченко, В.А. Сухова, H.H. Шубникову-Гусеву. Показателем увеличивающегося интереса к деятельжхли «орденоносцев» явилась Международная научная конференция «Русский имажинизм: история, теория и практика (к 110 летию со дня рождения В.Г. Шершеневича)», состоявшаяся в Москве в апреле 2003 года. Стараниями современных ученых сделано многое, главным образом, в заполнении пробелов истории литературы и текстологии, в преодолении политически предвзятых суждений предшественников. Перепекшвность исследования имажи-

низма в целом и необходимость более гл

i^rjom ' «.■« *

анализа этого

явления подтверждается тем, что в настоящее время продолжается акгивное и последовательное изучение творчества представителей течения, вводятся в научный обиход новые художественные источники.

Актуальность диссертации определяется целесообразностью обращения к творчеству «возвращенного» и малоизученного поэта, необходимостью «вписать» В.Г. Шершеневича в современный ему литературно-культурный контекст, потребностью в монографическом исследовании особенностей поэтики и форм проявления авторской субъективности писателя.

Имя В.Г. Шершеневича, знаменитого в свое время теоретика и практика футуризма, позднее имажинизма, неизменно связывалось с проблемой «чужо! о слова». Многие критики считали поэта бесталанным подражателем, эпигоном и плагиатором. Такая репутация закрепилась за художником и в совенком литературоведении. «Вторичность» исследуемого автора, однако, можно считать не столько погрешностью, сколько генератором художественной информации. Тем самым, без сомнения, оправданы предпринимаемые современными учеными попытки реинтерпретации творческой индивидуальности писателя (В.Ю. Бобрецов, A.A. Кобринский, Л.В. Куклин, Е.А Федорчук) Анализируя тексты, мы учитывали опыт критического и научного освоения «переимчивости» поэта. В то же время в работе предлагается новое решение проблемы авторской субъективности В.Г. Шершеневича. Как нам кажется, данная проблема заслуживает серьезного системного освещения.

Объект исследования - творчество В.Г. Шершеневича в критико-литературном контексте.

Предмет изучения - мифологизированная творческая личность, возникающая на пересечении биографического автора, субъекта и объекта критико-литературоведческих, автомегаописательных суждений и автора внутритекстового, имманентного произведению.

Материал работы составили художественные произведения, теоретико-критические статьи, монографии, воспоминания В.Г. Шершеневича, а также его современников.

Цель исследования - деконструировать поэтическую личность В.Г. Шер-шснсвича в контексте творчества писателя и его литературного окружения.

Гипотеза диссертации состоит в том, что «ключом» к феномену авторской субъективности В.Г. Шершеневича является архетип грикстера.

Указанная цель предполагает решение следующих задач:

- определить специфику архетипа трикстера; установить аналогию между мифологическим персонажем и способом выражения авторской субъективности;

- реконструировать модель авторской личности, то есть «принципа» организации художественного высказывания, а также поведения писашля;

- проследить динамику отношения поэта к «чужому слову»;

- выявить и проанализировать литературные связи текстов исследуемого автора; «вписать» обнаруженные закономерности в предлагаемую концепцию;

- представить типологию интертекстуального дискурса В.Г. Шершеневича в соответствии с эволюцией творческого метода писателя.

Теоретико-методологической основой исследования стал интертекстуальный подход. Наше представление о сути интертекстуального метода, его принципах и приемах в значительной степени сформировано под влиянием работ И.П. Смирнова. В качестве концептуальных для работы отмечены следующие положения:

- интертекстуальность - «это слагаемое широкого родового понятия, так сказать, интер<...>альности, имеющего в виду, что смысл художественного произведения полностью или частично формируется посредством ссылки на иной текст, который отыскивается в творчестве того же автора, в смежном искусстве, в смежном дискурсе или в предшествующей литературе»;

- «мнтратекстуальность» (внутренний параллелизм, повторяемые мотивы) есть показатель мн/иертекстуальности;

- каждый текст полигенетичен, опирается более чем на один претекст. Предмет и цели диссертации обязывают к выходу за границы интертекстуального подхода в его исконном, постструктуралистском, варианте. Анализ критико-литературовсдческих мифов о реальном (эксплицитном, эмпирическом) авторе предполагает обращение к приемам биографического метода (изучение критических, мемуарных источников, освещающих литературно-бытовое поведение и окружение поэта). Реконструкция мифо-психологического археш-па, определяющего авторскую субъективность В.Г. Шершеневича, основывается на фундаментальных утверждениях психологических и мифолошческих подходов: 1) психологической школы (произведение есть ключ к особенностям художественного мышления писателя); 2) психоаналитического метода (свободные ассоциации открывают доступ к индивидуальному бессознательному, иррациональной интертекстуальности в нашем случае); 3) аналитической психологии (в глубине художественного произведения лежит архетипическая форма), 4) архетипической критики (совокупность творений автора дает индивидуальную «картину психики», идентичную архетипической модели литературы в целом). Таким образом, мы используем интертекс1уальный подход в комбинации с другими методами и способами описания.

Научная новизна диссертации заключается в следующем. Впервые предпринята попытка концептуализировать интертекстуальную доминанту 1ворче-ства В.Г. Шершеневича как проявление его художнической субъективности Психо-мифологический образ Тени, негативного двойника культурного героя, позволяет нам деконструировать поэтическую фигуру исследуемою автора. 11а значительном текстовом материале прослежена специфика и динамика интертекстуального дискурса В.Г. Шершеневича. Предлагается использовав термин «трикстер», заимствованный из сферы мифологии и переосмысленный нами применительно к проблеме автора в свете интертекстуального подхода.

Теоретическое значение исследования состоит в том, что изучение 1вор-чества и авторской субъективности В.Г. Шершеневича в интертексгуальном аспекте позволяе найги объяснение феномену авторской субъективное!и поэт,

представить по возможности объективный взгляд на межтексювые связи поэтов начала XX века, обосновать термин, концептуализирующий фшуру «неуспешного» автора, обозначить теоретическую основу будущих исследований как творчества В.Г. Шершеневича, так и проблемы автора.

Практическая ценность диссертации определяется возможностью использования ее результатов в дальнейшей работе по изучению истории литературы рубежа Х1Х-ХХ веков, творчества В.Г. Шершеневича. Фактические текстуальные наблюдения, а также концептуальные идеи, выдвинутые в диссертации, могут найти применение в сфере историко-литературного комментирования, в практике анализа текстов В.Г. Шершеневича, поэтов его круга, в вузовском преподавании общих и специальных курсов по истории русской литературы начала XX века, по интертекстуальности.

Апробация работы. Основные теоретические положения диссертации и результаты исследования были представлены на Международной научной студенческой конференции «Студент и научно-технический прогресс» (Новосибирск, апрель 2001г.); Всероссийской конференции «Филологая XXI век» (Барнаул, 2003г.); Всероссийской междисциплинарной школе молодых ученых «Картина мира: язык, философия, наука» (Томск, ноябрь 2001г.); Всероссийской научно-практической конференции «Естественная письменная русская речь: исследовательский и образовательный аспекты» (Барнаул, январь 2003г.); Всероссийской конференции молодых ученых «Актуальные проблемы лингвистики, литературоведения и журналистики» (Томск, апрель 2003г.); Региональной научно-практической конференции аспирантов, студентов и учащихся «Наука и образование: Проблемы и перспективы» (Бийск, апрель 2001г.); Межвузовской научно-практической конференции «Молодежь - Барнаулу» (Барнаул, октябрь 2001г.); Межвузовской конференции молодых ученых «Диалог культур» (Барнаул, май 2002г.). Материалы диссертации докладывались и обсуждались на методологических семинарах, заседаниях кафедры теории и русской литературы XX века БГПУ. Отдельные положения исследования вошли в

лекционный материал спецкурса «Интер1екст: теория и практика» для студентов-филологов БГТТУ. По теме диссертации имеется 8 публикаций.

Структура и объем работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, библиографического списка использованной литературы, приложений и указателя произведений В.Г. Шершеневича. Приложение 1 «Стихотворения В.Г. Шершеневича». Приложение 2 «Примечания В.Г Шершеневича к книге "Carmina"». Приложение 3 «Графический портрет В.Г Шершеневича работы Б Эрдмана». Приложение 4 «Таблица динамики паратекстуальности» носят иллюстративный характер. Приложение 5 «Историко-литерагурный комментарий». Список литературы включает 263 наименования, в том числе 62 наименования источников.

На защиту выносятся следующие положения:

1 Феномен авторской субъективности В.Г Шершеневича заключается в реализации психо-мифологического архетипа трикстера.

2. Комплекс свойств мифологического плута аналогичен «образу автора», созданному поэтом и его литературным окружением.

3. Техника работы писателя с цитатным словом выявляет «скрьпую» авторскую субъективность.

4. Типология интертскстуального дискурса соответствует динамике отношения поэта к «чужому слову», а также становлению творческого метода писателя.

5. Творческая эволюция автора реализует биографический миф трикстера (от подражателя к культурному герою).

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении определяются объект, предмет, актуальность, цель и задачи исследования, формулируется гипотеза диссертации, указываются источники, подробно освещается теоретико-методологическая база, раскрываются научная

новизна, теоретическая и практическая значимость исследования, даются сведения об апробации диссертации, представляются положения, выносимые на защиту.

В первой главе «Литературно-биографический субъект в оценке современников» рассматриваются мнения критиков и литературоведов о «подражательности» биографического, «первичного» автора - В.Г. Шершеневича, анализируются взгляды писателя на проблему «своего» и «чужого», предлагается и обосновывается исследовательская концепция поэта-трикстера.

В первом параграфе «"Чужое слово" в творчестве писателя. Обзор критических и авторских рефлексий» исследуются оценки «вторичности» творчества В.Г. Шершеневича современниками поэта. Аксиологические взгляды реконструируются из теоретических, критике-литературных суждений писателя и его окружения и, в свою очередь, анализируются и оцениваются с современных методологических позиций.

Как показал анализ, вехи творческого пути поэта (символист - футурист -имажинист) отмечены изменением вектора кршических суждений: от однозначно признаваемой несамостоятельности автора к обнаружению его несколько сомнительной, но оригинальности. Установленная динамика, на наш взгляд, отражает как реальное становление индивидуальности писателя, так и трансформации в осмыслении цитатного текста.

Изученный материал дал возможность увидеть литературно-бытовую личность В.Г. Шершеневича глазами его современников. Перед нами некий творящий субъект, наделенный способностью ловко и талантливо ассимилировать, «воровать» чужую стилисшку. В диссертации мы подвергаем демифологизации фигуру писателя-эпигона, указываем на обусловленность негативных оценок незрелостью интертекстуальных представлений в культуре начала XX века.

В заключительном разделе парафафа исследуются представления В.Г. Шершеневича о роли цитатного слова в собственных и чужих произведениях. Взгляды поэта воссоздаются из его теоретических рассуждений и крити-ко-полемических оценок «чужесловия» в текстах других авторов.

Аналитический обзор ме I авысказываний писателя о претекстах (авторских предисловий, примечаний, комментариев) позволяет утверждать, что рамочные компоненты текста на подражательно-символистском этапе творчества поэта служат установлению литературно-культурной преемственности. На футуристическом этапе они сменяются предисловиями, отрицающими какие-либо интертекстуальные связи. В имажинистских книгах зона самоинтерпретации ограничивается заглавиями и эпиграфами, а предваряющие или замыкающие корпус текстов авторские комментарии отсутствуют вовсе. Как показал в дальнейшем анализ художественных (мета)высказываний поэта, обозначенные фазы становления инвариантны для писателя.

При изучении критико-теоретических мнений В.Г. Шершеневича, полемических в своей основе, мы наблюдаем следующее. Круг терминов, используемых при обозначении текстовых взаимодействий, традиционен для того времени: продолжатель, ученик, предшественники; позаимствования, подражательность, зависимость, влияние, стилизация, пересказ, воровство, отзвук, на мотив; переаукнулись, чужое выдавать за свое собственное, утилизировать, нет лица. Имеются обозначения автоинтертекстуальности: самоэхо, обкрадываешь сам себя. Можно констатировать, что цитирование связано с идеей несамостоятельности, похищением и плутовством. Ассоциативное поле «чужесло-вия» позволяет соотнести интертекстуальное высказывание с деятельностью мифологического трикстера. Требование новизны и оригинальности, выдвигаемое Шершеневичем, с одной стороны, оборачивается обвинениями авторов-соперников в подражательности, а с другой - репликами, защищающими от подобных «инсинуаций» себя. Таким образом, в сознании художника не произошло осмысления собственной уникальности поэта-имитатора. Иначе обстоит дело в творчестве, обнаруживающем бессознательные интенции любого художника. Данный факт свидетельствует о проявлении иррационального начала мифологического плута.

Второй параграф «Автор-трикстер (исследовательско-литературо-веднсская концепция)» посвящен определению содержания понятия трикстер

применительно к феномену «цитатной» авторской субъективности. Предлагаемая интерпретация творческой индивидуальности В.Г. Щерптеневича опирается, во-первых, на характер критических отзывов о его творчестве (эпигон, ассимилятор, подражатель, компилятор, имитатор, вор, обезьяна), во-вторых, на следующую реплику писателя: «Что вы там с Сережей (Есениным - Т.Б.) не толкуйте, а талантливо написанное чужое стихотворение вдохновляет куда больше, чем полнолуние, чем пахучие цветочки на липах или нежная страсть» (курсив наш. - Т.Б.). Творческое кредо поэта цитатно в своей основе. Конструкция высказывания, что показательно, аналогична структуре суждения акмеиста II.A. Гумилева в статье «Жизнь стиха». Обязательная ориентация на текст-образец, косвенно декларируемая писателем и негативно оцениваемая критиками, имеет ряд своеобразных особенностей. Считаем, что термин «трикстер» позволяет концептуализировать совокупность отличительных качеств Шершене-вича.

IIa основании сопоставления мифологического архетипа и форм проявления авторской субъективности мы установили качества и функции, свойственные автору-трикстеру:

1) всегда вторичен, но доказывает свое «первородство»;

2) способен к трансформациям и перевоплощениям согласно образцу, в силу чего многолик и многоименен;

3) ему присущи «наоборотные» признаки, инверсивный характер перетворения, ироничность и пародийность;

4) «неуспешность» трикстера обусловлена производимым им упрощением претекста (reduction) или несвоевременностью его новаторств;

5) потенциальная успешность трикстера дает возможность прогнозировать следующий биографический миф, а именно: от трикстера к культурному герою;

6) доминанта бессознательного начала в трикстере не позволяет автору проанализировать собственную вторичность, осознать ее как прием, создать соответствующую теорию.

Важным на данном этапе работы становится вывод о том, что трикстер есть образ автора-силошной цитаты, «самость» которого является отражением «другого». Как известно, интертекстуальный метод бытует в области «текст-традиция-читатель». Концепция поэта-трикстера позволяет достроить литературную систему фигурой автора и одновременно избежать этого. Понятие «трикстер», с одной стороны, фиксирует сознательные авторские интенции, с другой - иррациональную зависимость созидающего субъекта от традиции и «растворение» в ней.

Во второй главе «Архетип трикстера в творчестве поэта: опыт реконструкции» представлено исследование различных вариантов экспликации «внутритекстового» автора (самономинации и самохарактеристики, художественные автометаописательные высказывания), интерпретируется совокупность мотивов, создающих образ-модель «я» в поэтических текстах.

В первом параграфе «Мотивный комплекс автора-трикстера» предлагается анализ специфических форм репрезентации созидающего субъекта. В стихотворениях исследуемый автор употребляет самономинации, генетически и функционально восходящие к мифологическому персонажу (шут, клоун, гаер, комик, сумасшедший). Исследование подтверждает, что самохарактеристики лирического «я» тождественны сущностным чертам трикстера (вторичность, инвертивность, неуспешность и т.д.). В творчестве поэта актуализируются характерные мотивы маски, переодевания, травести, кражи, подделки, разрушения и пр. Круг мотивов уточняется применительно к поэтической фигуре. Специфика интертекстуального контакта обнаруживается в инвертирующем применении «чужих» текстов. Собранный нами материал дает возможность говорить о моделировании поэтом собственной литературной ипостаси. Проведенный анализ позволяет утверждать, что эта фигура воплощает архетипический инвариант.

Сопоставив самономинации поэта в ранних и поздних стихотворениях, мы зафиксировали переход от «я-шута» к «я-пророку». Произошедшая метаморфоза мифологична в своей основе, равна превращению трикстера в культурного

героя. В диссертации раскрыт конкретный источник арлекинадного образа и поведения В.Г. Шершеневича - манифесты режиссера H.H. Евреинова. Уместно заметить, что воплощение в творчестве имажинистов идей театрализации жизни, инстинкта преображения действительности заслуживает отдельного научного исследования.

Необходимо указать на тот факт, что литературный текст цитируется не только в художественных произведениях В.Г. Шершеневича, но проецируется на жизненный текст. Так, на организованном в 20-е гг. XX века конкурсе импровизации распределение «ролей» участников вечера аналогично ситуации повести A.C. Пушкина «Египетские ночи». В.Я. Брюсов, председатель конкурса, состоявшийся авторитет в литературе, учитель и покровитель Шершеневича, тождественен Чарскому, чьим протеже был иностранец. Кроме того, мэтр символизма оказывается идентичным создателю повести, поскольку, во-первых, открыл вечер парафразом отрывка пушкинского произведения, во-вторых, дописал и издал окончание одноименной поэмы. Шершеневич, маскируя собственное амплуа отрицанием импровизаторских способностей, тем не менее, заслужил первый приз. Особый интерес вызывает тот факт, что имажинист начал импровизацию правильным четырехстопным ямбом. Указанным размером написаны оба стихотворения, переадресованных итальянцу. На разобранном примере видно, что поэт «мимикрирует» не только под персонажа повести, но и под Пушкина.

Можно констатировать, что термин «трикстер» в контексте жизнетворче-ских интенций В.Г. Шершеневича имеет аналогичное понятие - «импровизатор». Данная дефиниция является адекватным определением творческого дара Шершеневича, вдохновляемого «чужими» песнями.

Во втором параграфе «Художественные метавысказывания о "своем" и "чужом"» рассмотрен вариант реализации авторской субъективности в художественных метавысказываниях поэта («стихи о стихах», эпиграфы и посвящения).

В рамочных компонентах стихотворений (заглавия, эпиграфы) писатель использует термины, предвосхитившие возникновение категориального аппарата теории интертекста: «резонанс»/«эхо». В диссертации мы определили их применительно к художественному творчеству так. Резонанс - явление непроизвольного отражения избранного чужого импульса, возникающее в результате неких сущностных совпадений систем. Происходящее отражение усиливает и/или оборачивает «звучание» претекста. Эхо - одноприродное с резонансом явление, отличающееся уменьшением интенсивности звучания отраженного «звука». Данные акустические метафоры свидетельствуют об интересе поэта к явлениям литературного взаимодействия.

Изучение тех «стихов о стихах», в которых вербализована авторская точка зрения на «свое» и «чужое», показало следующее. Поэт-символист полагает «чужое» одним из (а не единственным, как в поздних произведениях) стимулов к творчеству. Футуристически настроенный писатель склонен к декларативному отрицанию собственной преемственности, уничтожению (сжиганию) наследия прошлого. В имажинистский период признание власти традиции компенсируется переворачиванием причинно-следственных связей. «Чужое» трактуется как «вторичное» по отношению к своему. Желание разрушить труд предшественников, быть «отцом», «учителем» вопреки необратимости времени обнаруживает, на наш взгляд, извечные претензии трикстера на Первоавторство. Постимажинистские стихотворения в эгом смысле пессимистичны. Поэт ощущает себя заложником не только чужого, но и своего творчества. Предположительно, осознание исчерпанности слова, невозможности сказать ничего нового, привело к кризису. Приведенный факт можно квалифицировать как одну из причин, вынудивших Шершеневича завершить поэтическую карьеру.

Сообразно трансформации взглядов Шершеневича на литературные связи меняется тактика обращения писателя с эпиграфами. Проведенная статистика паратекстуальности свидетельствует о максимальном использовании эпиграфов и посвящений поэтом-символистом, минимальном - футуристом, умеренном -(пост)имажинистом. Сопоставив функции эпиграфов в различные периоды

творчества, мы отметили, что в ранних стихотворениях чужая цитата выступает как авторитетная тема, подлежащая раскрытию. В футуристических текстах эпиграф устраняется. Если он наличествует, то не столько указывает на истинный претекст, сколько маскирует его ложной ссылкой. В поздних стихотворениях эпиграф предваряет разделы и служит циклообразующим целям.

Итак, анализ автометаописательных элементов позволил выявить инвариантную для творчества писателя модель: явное «чужесловие» - скрываемое и отрицаемое «чужое» - переработанное, ставшее «своим» и потому признаваемое «чужое». Данные доминанты преобладают на символистском, футуристическом и имажинистском этапах соответственно. Считаем правомерным утверждать, что творческая эволюция поэта реализует архетипический мифологический сюжет: путь от инфантильного подражателя-трикстера к «взрослому» творцу-культурному герою.

Третья глава «Типология интертекстуального дискурса» посвящена анализу нерефлективных, «скрытых» форм присутствия автора в произведении. В ней представлена типология интертекстуального дискурса, учитывающая периоды становления авторской индивидуальности, осуществляется интерпретация выявленной эволюции в свете биографического мифа трикстера.

В первом параграфе «Автоинтертекст и творческая эволюция писателя» исследуются проявления автоинтертекстуальности как симптома интертекстуальности, с одной стороны, и творческой эволюции писателя, с другой. Анализ автоинтертекстуальности позволил обнаружить поступательное развитие цитатной стратегии поэта. Творческое становление писателя сопровождается включением однажды актуализированного источника в новые, все более сложные семантические комплексы. Техника обращения поэта с претекстами в разные периоды творчества следующая: на эгофутуристическом этапе «чужое» отторгается как неприемлемое, на имажинистском этапе происходит примирение с традицией, нахождение «своего» в «чужом».

Результаты, полученные при анализе автометаописательных высказываний и автоинтертекста В. Шершеневича, соотносятся с уже имеющимися рассужде-

ниями ученых об интертекетуальной эволюции. Исследуя творчество Б.Л. Пастернака, И.П. Смирнов пришел к выводу о преобладании в ранних стихотворениях поэта так называемой «эсхатологической», «новаторской» интертекстуальности, суть которой заключается в «вычеркивании», аннулировании тематического содержания претекстов. Постгекст выступает как последнее, итоговое звено в определенной литературной традиции. Зрелая и поздняя лирика Пастернака, напротив, тяготеет к «традиционалистской» интертекстуальности, подразумевающей установку на канонизацию авторитетного источника, отказ младшею поэта от собственного решения заданной темы. Постулируемая исследователем тождественность инягертекстуальных отношений интрсптсту-альным (и интрасистемным) позволяет нам сделать вывод о том, что логика развития, свойственная Пастернаку, распространяется на всех художников постсимволизма, Шершеневича, в том числе.

Содержание второго параграфа «Становление интертекстуального дискурса: символистская, футуристическая, имажинистская "школы"» составил анализ интертекстуального дискурса писателя в диахроническом аспекте.

Исследование показало, что символистский, ученический, период отличает преобладание «нестилизационного» подражания. Разграничение «своего» и (неусвоенного) «чужого» слова внешне фиксируется прямыми указаниями на претекст (эпиграфы). Как правило, в случае осознанной интертекстуальности превалирует интерес к содержательной стороне претекста, а его формальное устройство игнорируется.

Очевидно, что на футуристическом этапе текстологическая общность поэта с кругом соратников/соперников есть проявление не столько интер-, сколько иктратекстуальности. Сходство цитат скорее типологично, чем генетично. Предлагаемая точка зрения позволяет расценить текстуальные переклички поэтов безоценочно, не фиксируя квазипервенство и квазиподражание. Одной из специфических особенностей этого периода становится публичное сокрытие претекстов, отказ от эпиграфов, «кода», опровержение собственной преемственности. В отличие от символистского использования паратекстуальности,

эпиграф не столько указывает на объект цитирования, сколько маскирует его, отсылая к цре шкету претекста. Доминирующим подходом к источникам становится гипертекстуальность. При этом пародийное «выхолащивание» сущности произведения предшественника осуществляется при помощи его же формальных средств. Примечательно, что «выворачивание» смысла часто сопровождается травестией. Пародия, кроме прочего, фиксирует вторичность, зависимость ее от претекста, ибо она существует постольку, поскольку наличествует «оригинал». Отождествление Шершеневичем речеповедения предшественника с самим старшим писателем создает возможность имитации маски, речевой «позы» авторитета. Обширный круг «масок» предшественников (Пушкин, Блок, Брюсов, Северянин, Маяковский, Маринетти) является следствием «расщепления» лирического «я». Мульгисубъективизм соответствует технике коллажа, аппликации, актуальной в данный период, с одной стороны, и «многоипостас-ности» трикстера, с другой. Подобного рода интертекстуальность, согласно терминологии И.П. Смирнова, можно назвать «эсхатологической».

Поэт-имажинист, сохраняя основные приемы футуристической манеры, обращается в то же время к опыту символистского этапа. Вновь используются эпиграфы, актуализируются прецедентные тексты, цитата становится неявной, сменяется аллюзией, претекст используется не столько для опровержения содержания источника, сколько, наоборот, для его подтверждения. Таким образом, интертекстуальный дискурс имажинистского периода отличает постепенный отход от релевантной для футуристического этапа остраняющей пародии, техники монтажа, коллажа и т.д. «Эсхатологическая», так сказать, эксплицитно-ниспровергающая интертекстуальность сменяется «традиционалистскими» установками, имплицитным подключением к фонду мировой культуры.

В соответствии с периодизацией творчества исследуемого автора мы выстроили типологию интертексгуального дискурса: 1) просимволистский период - «нестилизационное» подражание, 2) футуристический - «эсхатологическая» интертекстуальность, 3) имажинистский и постимажинистский - «традиционалистская» интертекстуальность.

Данные стадии, подвергаясь интерпретации в свете биографического мифа трикстера, выглядят так: 1) бессознательное близнечество, 2) борьба за утверждение «первородства», пародийная травестия, в пределе доходящая до «убийства» соперника, 3) обнаружение себя в ряду «культурных героев», сопровождающееся осознанием власти традиции. Сообразно выявленной закономерности мы обнаружили динамическую смену «ролей» созидающего субъекта по отношению к авторитету: поклонник - ниспровергатель - равный.

На уровне индивидуальной творческой судьбы биографический миф реализуется инвертивно, ретроспективно. В контексте современных литературоведческих штудий «вторичность» стали прочитывать как новаторство, «подражательность» называть индивидуальной манерой.

В заключении подводятся итоги исследования, намечаются пути дальнейшей разработки темы в русле интертекстуального подхода и проблемы автора. Обращается внимание на перспективность изучения переводческой и театральной деятельности поэта, на правомерность расширения сферы употребления термина «трикстер» по отношению к другим авторам.

Результаты исследования позволили раскрыть феномен авторской субъективности В.Г. Шершеневича. Природа данного явления заключается в актуализации поэтом архетипа трикстера. Способы презентации литературно-биографического субъекта, «образа автора», как, впрочем, и «скрытые» формы проявления художнической субъективности аналогичны совокупности свойств мифологического плута. Типология интертекстуального дискурса составлена нами в соответствии с творческой эволюцией художника. Логику становления метода писателя определяет движение от традиционности-1 («свое» растворено в «чужом») к антитрадиционности («свое» противопоставлено «чужому») и традиционности-2 («свое» и «чужое» нераздельны, но и неслиянны). Фазы развития В.Г. Шершеневича реализуют биографический миф трикстера. Таким образом, можно констатировать, что термин трикстер адекватен психике, биографии, а главным образом, творческим манифестациям исследуемого автора.

Основное содержание диссертации отражено в следующих публикациях:

1. Богумил Т.А. «Чужое» слово в творчестве В. Щершеневича // Труды XXXIX Международной научной студенческой конференции «Студент и научно-технический прогресс». -Новосибирск: Изд-во НГУ, 2001. - С.110-115.

2. Богумил Т.А. В. Шершеневич: плагиатор, трикстер, демиург // Наука и образование: Проблемы и перспективы: Материалы региональной научно-практической конференции аспирантов, студентов и учащихся. - Бийск: Изд-во БПГУ, 2001. - С. 214-215.

3. Богумил Т.А. Эпиграфы и посвящения в творчестве В. Шершеневича // Материалы межвузовской научно-практической конференции «Молодежь -Барнаулу». - Барнаул: Изд-во БЮИ МВД России, 2001. - С.123-125.

4. Богумил Т.А. В. Шершеневич: поэт-трикстер (к проблеме творческой индивидуальности) // Картина мира: модели, методы, концепты: Материалы Всероссийской междисциплинарной школы молодых ученых «Картина мира: язык, философия, наука». - Томск: Изд-во ТГУ, 2002. - С.312-316.

5. Богумил Т.А. В. Шершеневич: стихи о «чужом слове» // Текст: проблемы и методы исследования: Сборник научных статей. - Барнаул: Изд-во БГПУ, 2002. - С.101-106.

6. Богумил Т.А. Поэт-фигляр // Диалог культур: сборник материалов межвузовской конференции молодых ученых. - Барнаул: Изд-во БГПУ, 2003. -С.93-99.

7. Богумил Т.А. Акротекст - анаграмма - интертекст (В. Шершеневич -В. Брюсову) // Текст: проблемы и методы исследования: Сборник научных статей. - Барнаул: Изд-во БГПУ, 2003. - С.28-35.

8. Богумил Т.А. L'art poetique (П. Верлен - А. Блок - В. Шершеневич) // Филология: XXI век (теория и методика преподавания): Материалы Всероссийской конференции, посвященной 70-летию БГПУ. - Барнаул: Изд-во БГПУ, 2004,- С. 151-155.

Подписано в печать 23 11 2004 г Объем 1.2 уч.-изд л. Формат 60x84/16 Бума! а офсетная I арнитура Тайме Тираж 100 экз Заказ № 155.

Отпечатано в издательстве БГПУ, 656031, Барнаул, ул. Молодежная, 55, т 38-88-46, 38-88-47

№2 6 0 2 9

РНБ Русский фонд

2006-4 3908

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Богумил, Татьяна Александровна

Введение

Оглавление

Глава 1. Литературно-биографический субъект в оценке современников.24 1.1. «Чужое слово» в творчестве писателя. Обзор критических и авторских рефлексий.

1.2. Автор-трикстер (исследовательско-литературоведческая концепция).

Глава 2. Архетип трикстера в творчестве поэта: опыт реконструкции.

2.1. Мотивный комплекс автора-трикстера.

2.2. Художественные метавысказывания о «своем» и «чужом».

Глава 3. Типология интертекстуального дискурса.

3.1. Автоинтертекст и творческая эволюция писателя.

3.2. Становление интертекстуального дискурса: символистская, футуристическая, имажинистская «школы».

Введение диссертации2004 год, автореферат по филологии, Богумил, Татьяна Александровна

Поэт В.Г. Шершеневич занимает особое место в истории русской литературы начала XX века. В силу некоторых политических, отчасти эстетических, обстоятельств писателя причислили к художникам «второго ряда». Следует учитывать и тот факт, что имажинизм, ярким представителем которого был исследуемый автор, долгое время «замалчивался» отечественными литературоведами. Обращаясь к истории течения (например, воссоздавая биографию С.А. Есенина), ученые оценивали его негативно. Официально имажинизм преподносился как богемное, эстетское явление. Более того, исключалась какая-либо оригинальность, самостоятельность, значительность группы - «эпигонов» футуризма, в том числе В.Г. Шершеневича.

Целенаправленное изучение имажинизма как неотъемлемого и важного компонента литературного процесса рубежа XIX-XX веков охватывает не более двух десятилетий. В 90-е годы прошлого столетия вышли в свет журнальные подборки произведений [Шершеневич, 1987, 1994, 1998], позднее, стихотворные сборники [Ивнев, 1988; Мариенгоф, 2002; Поэты-имажинисты; Шершеневич, 1994, 1996] и мемуары имажинистов [Ивнев, 1995; Мариенгоф, 1998; Шершеневич, 1987, ВО1]. Стали публиковаться документы, статьи о жизни и творчестве поэтов [Бобрецов, Галушкин, Дроздков, Евтушенко, Захаров, Казаков, Куклин, Нещеретов, Савченко, Сухов]. Открылся доступ к работам зарубежных ученых по истории и поэтике течения, написанным в 70-80-е гг. [Lawton, Markov, Мс. Vay]. Появились диссертационные сочинения [Савченко, Сухов, Тернова, Яжембиньска]. Среди отечественных специалистов, внесших ценный вклад в изучение В. Шершеневича, следует назвать В.А. Дроздкова, составителя сборника сочинений поэта «Ангел катастроф» [Шершеневич, 1994]. Регулярно печатаются статьи ученого об истории течения, фактах биографии В. Шершеневича, текстологические изыскания,

1 Здесь и далее аббревиатурами обозначаются работы В.Г. Шершеневича. Расшифровку сокращений см. в списке источников. комментарии к вновь публикуемым малодоступным текстам [Дроздков, 1994-1999]. В соавторстве с известными есениноведами А.Н. Захаровым, Т.К. Савченко исследователь опубликовал журнальный вариант библиографии по русскому имажинизму (1913-1999) [Дроздков и др.]. Показателем увеличивающегося интереса к имажинизму явилась Международная научная конференция «Русский имажинизм: история, теория и практика (к 110—летию со дня рождения В.Г. Шершеневича)», проходившая в апреле 2003 года.

Стараниями современных ученых сделано многое, главным образом в заполнении пробелов истории литературы и текстологии, в преодолении политически предвзятых суждений предшественников. Перспективность исследования имажинизма в целом и необходимость более глубокого и всестороннего анализа этого явления подтверждается тем, что в настоящее время продолжается активное и последовательное изучение творчества представителей течения, вводятся в научный обиход новые источники.

Актуальность диссертации определяется целесообразностью обращения к творчеству «возвращенного» и малоизученного поэта, необходимостью «вписать» В.Г. Шершеневича в современный ему литературно-культурный контекст, потребностью в монографическом исследовании особенностей поэтики и форм проявления авторской субъективности писателя.

Имя В.Г. Шершеневича, знаменитого в свое время теоретика и практика футуризма, позднее, имажинизма, неизменно связывалось с проблемой «чужого слова». Многие современные поэту критики считали его бесталанным подражателем, эпигоном и плагиатором. Такая репутация закрепилась за художником и в советском литературоведении. «Вторичность» исследуемого автора, однако, можно считать не столько погрешностью, сколько генератором художественной информации, поскольку теория межтекстовых контактов в начале XX века только зарождалась. Тем самым, без сомнения оправданы предпринимаемые современными учеными попытки реинтерпретации творческой индивидуальности Вадима Шершеневича. Едва ли не впервые, в 1991 году, высказался по этому поводу J1.B. Куклин: «Шершеневич не был ни подражателем, ни последователем "раннего" Маяковского» [Куклин, с.81]. Е.А. Иванова (Федорчук), отстаивая традиционную точку зрения о «подражательности» поэта, тем не менее, вносит коррективы: автор «не является слепым подражателем», «заимствованные образы <.> начинают функционировать по-другому» [Федорчук, 2001, с.119]. Развивая формулу А.И. Белецкого [Белецкий, с.38], исследовательница констатирует: «В. Шер-шеневич - читатель, взявшийся за перо, но читатель с очень хорошим вкусом» [Иванова, 2002, с.27]. Иначе смотрит на проблему «несамостоятельности» поэта В.Ю. Бобрецов. Ученый видит здесь сознательную установку автора на игровое, комическое, пародийное текстопорождение [Бобрецов, с. 15]. А.А. Кобринский дает еще более «оправдательную» характеристику «переимчивости» Шершеневича, одновременно выводя интертекстуальные отношения за рамки пародии: «.он, словно задавшись целью продемонстрировать условность и прозрачность границ русского авангарда, писал стихи, следуя эстетическим принципам самых различных литературных направлений <.> Шершеневич воспринимал основы поэтики каждого течения как свои; они причудливо накладывались на поэтическое «я» мастера, взаимодействовали друг с другом, сцепляясь в единое целое» [Кобринский, с.8]. Следовательно, свойственную эпохе цитатность, воплощением которой стал изучаемый автор, на современном витке науки уместно рассматривать не как бессознательное «подражание», но как вполне осознанный прием. Анализируя тексты, мы учитывали опыт критического и научного освоения «переимчивости» поэта. В то же время в работе предлагается новое решение проблемы авторской субъективности В.Г. Шершеневича. Как нам кажется, данная проблема заслуживает серьезного системного освещения.

Объект исследования - творчество В.Г. Шершеневича в критико-литературном контексте.

Предмет изучения - мифологизированная творческая личность, возникающая на пересечении биографического автора, субъекта и объекта критико-литературоведческих, автометаописательных суждений и автора внутритекстового, имманентного произведению.

Материал работы составили художественные произведения, теоретико-критические статьи и монографии, воспоминания В.Г. Шершеневича и его современников.

Цель исследования — деконструировать поэтическую личность В.Г. Шершеневича в контексте творчества писателя и его литературного окружения.

Гипотеза диссертации состоит в том, что «ключом» к феномену авторской субъективности В.Г. Шершеневича является архетип трикстера.

Указанная цель предполагает решение следующих задач:

- определить специфику архетипа трикстера; установить аналогию между мифологическим персонажем и способом выражения авторской субъективности;

- реконструировать модель авторской личности, то есть «принципа» организации художественного высказывания, а также поведения писателя;

- проследить динамику отношения поэта к «чужому слову»;

- выявить и проанализировать литературные связи текстов исследуемого автора; «вписать» обнаруженные закономерности в предлагаемую концепцию;

- представить типологию интертекстуального дискурса В.Г. Шершеневича в соответствии с эволюцией творческого метода писателя.

Теоретико-методологической основой исследования стал интертекстуальный подход. Известный филолог И.П. Смирнов, характеризуя современное состояние науки о литературе, констатирует кризис активно развивавшейся в 60-80-е годы теории интертекста [Смирнов, 1999]. Полагаем, это утверждение не безосновательно. Основные положения и методологический аппарат были сформированы в период «интертекстуального бума», во многом спровоцированного открытием работ М.М. Бахтина (на Западе первые переводы появились в конце шестидесятых годов [Хиршкоп, 2002, с.94]). Современные исследования Е.А. Козицкой, Н.А. Фатеевой, по сути, выполняют систематизирующую и уточняющую функцию, не привнося кардинально новых решений. Тем самым, нам остается зафиксировать основные этапы становления интертекстуальной теории и тот методологический инструментарий, которым мы будем пользоваться.

Общеизвестными эмпирическими источниками теории интертекста являются роман Ф.М. Достоевского, поэзия и проза художников Серебряного века, полифонический роман Д. Джойса, М. Пруста, Ф. Кафки.

Расширительное понимание интертекстуальности позволяет проследить научный генезис теории, начиная с диалогов Платона и далее через Монтеня, вплоть до М. Риффатерра, Ж. Деррида и X. Блума [Шаадат, с.339]. Ближайшими источниками интертекстуальной теории принято считать концепцию пародии Ю.Н. Тынянова, открытие анаграммы Ф. де Соссюром, учение М.М. Бахтина о диалоге, структурно-семиотический подход тартусско-московской школы, идеи «контекста» и «подтекста» К.Ф. Тарановского и его учеников, структуралистские и постструктуралистские изыскания Ю. Кри-стевой и Р. Барта.

Длительное время межтекстовые совпадения и соответствия рассматривались в свете теории влияния. Ученые говорили о заимствованиях, подражании, образных и сюжетно-тематических перекличках, намеках, полемической интерпретации мотива и т.д. О цитировании шла речь, например, при описании «ученического» периода писателя. Термины «цитата», «реминисценция», «аллюзия» употреблялись как маркеры художественных связей (см., напр.: [Бушмин, Эйхенбаум]). Достаточным было указать на присутствие межтекстовой связи, не на ее вид. Зачастую подобные изыскания, ввиду неопределенности понятия «влияние», приобретали обвинительный характер, что, в частности, отразили мнения критиков о В. Шершеневиче, рассмотренные нами в параграфе 1.1.

Цитирование привлекло пристальное внимание исследователей тартус-ско-московской школы и школы К.Ф. Тарановского примерно в 1960-х годах, когда стала доступна поэзия рубежа XIX-XX веков. Работы З.Г., Р.Д. Тимен-чика, В.Н. Топорова, Т.В. Цивьян, на Западе — К.Ф. Тарановского, О. Ронена и других продемонстрировали, что в творчестве поэтов Серебряного века цитаты не случайны и не вторичны, но, наоборот, играют существенную роль в рождении и понимании смысла произведения.

Едва ли не впервые виды литературных контактов (пародия, цитата-антитеза, пастиш, имитирование оригинального жанра и коллаж) подверглись обсуждению в трудах формалистов и параформалистов [Смирнов, 1995, с. 12]. Особенно важными для теоретиков интертекстуальности стали статьи Ю.Н. Тынянова о Гейне и Тютчеве, пародии и литературной эволюции, заметка о Мандельштаме в статье «Промежуток». К указанным работам восходят некоторые базовые установки интертекстуального подхода. Во-первых, постулат об обязательном семантическом сдвиге, сопровождающем межтекстовый контакт. В пародии (двуплановый текст, существующий благодаря тексту-предшественнику, традиции [Тынянов, с.273]), происходит смысловая трансформация «планов», что обусловлено конкурирующим характером взаимодействия писателей-соперников. Благодаря этому семантическому сдвигу происходит обновление поэтической системы.

Во-вторых, теория интертекста является одновременно и теорией эволюции искусства [Ямпольский, с.419]. Продолжая тыняновскую идею «борьбы и смены» [Тынянов, с. 260] литературных поколений, исследователь М. Ямпольский предлагает интертекстуальную модель художественной эволюции, представляющую собой цепочку многократного цитирования-вытеснения источника, где каждая «последующая цитата может служить маскировке предыдущей, сокрытию тех путей, которыми шло движение смыслов» [Ямпольский, с. 133]. Притом вытеснение источников происходит не только внутри отдельного текста, но и в рамках целого вида или жанра искусства, «в рамках архитекста» [Ямпольский, с. 145], а «фигуры вытеснения» превращаются в «фигуры нового языка» [Ямпольский, с, 133]. Положение о «борьбе и смене» художников признается отнюдь не всеми исследователями, поскольку имеется более многогранный взгляд на характер отношений между писателями, начало которому положил М.М. Бахтин: «Узкое понимание диалогизма как спора, полемики, пародии. Это внешне наиболее очевидные, но грубые формы диалогизма. Доверие к чужому слову, благоговейное приятие (авторитетное слово), ученичество, поиски и вынуждение глубинного смысла, согласие <.>, наслаивания смысла на смысл, голоса на голос, усиление путем слияния (но не отождествления), сочетание многих голосов (коридор голосов), дополняющее понимание, выход за пределы понимаемого и т. п.» [Бахтин, 1975b, с.300].

В-третьих, Тынянов вводит понятие «конструктивной функции» каждого элемента текста, предполагающее две оси его (элемента) соотнесенности. На парадигматической оси элемент сопоставляется с подобными элементами других, в том числе внелитературных, систем и рядов (автофункция). На синтагматической - с другими элементами своей системы (синфунк-ция) [Тынянов, с.272]. Данные идеи в дальнейшем обусловили изучение взаимоотношений неоднородных текстов (кино-литература, кино-живопись и пр.) [Ямпольский, с.ЗЗ]; предварили идею «памяти» элемента/языка о предыдущих использованиях («эхо интертекстуальности» [Эко, с. 14]).

Следующим важным источником теории интертекста является мета-лигвистика М.М. Бахтина. В отличие от формалистов текст рассматривается не просто как статическая структура, но включается в динамичную коммуникативную систему, в «литературное поле» (термин М.Я. Полякова). Текст — «не вещь» [Бахтин, 1975b, с.285], а потому предполагает субъект-субъектные, диалогические отношения. Разрабатывая унаследованное от М.М. Бахтина представление о двунаправленности коммуникативного акта, равноценности адресанта и получателя, представители тартусско-московской школы позднее заменили традиционный для науки термин «заимствование» предполагающий субъект-объектные, зависимые отношения авторов) термином «литературные связи» [Зинченко и др., с.82].

М.М. Бахтин приравнивает текст к слову, языку. По-сути, текст — «ничей», ибо слово «межиндивидуально» [Бахтин, 1975b, с.ЗОО], «вне автора» [Бахтин, 1975b, с.301]. Смысл не наличествует, но рождается «на рубеже двух сознаний, двух субъектов» [Бахтин, 1975b, с.285], двух текстов: готового и реагирующего, автора и читателя. Едва ли не впервые читатель был признан полноправным со-участником смыслопорождения. Впоследствии у постструктуралистов читатель стал и единственным участником, поскольку, по известному высказыванию Р. Барта, автор «умер».

Помимо горизонтального диалога «автор-читатель», каждый из субъектов включается в вертикальный диалог как с предшествующей, так и современной ему литературой (шире - всей цивилизацией). Вследствие этого текст существует в бесконечном и незавершимом «большом времени», являя собой отклик на предыдущие высказывания и призыв к духовно-индивидуальному творческому отклику на него [Бахтин, 1975а, с.112].

Бахтинская концепция слова получила дальнейшее развитие в работах Ю. Кристевой. По мысли исследовательницы, слово есть не «устойчивый смысл», но «место пересечения текстовых плоскостей» по горизонтальной оси диалога (субъект - получатель) и вертикальной оси амбивалентности (текст - контекст) [Кристева, с.428-429]; текст - не собрание «точечных» цитат, но место пересечения цитации. Представление об объемном текстовом пространстве, организованном по вертикали и горизонтали как «бесконечное множество сцеплений и комбинаций элементов» [Кристева, с.432], восходит к открытому Ф. де Соссюром принципу анаграммы. Исследуя древнейшие индоевропейские тексты, швейцарский ученый обнаружил, что они строятся по принципу анаграммы. То есть в каждом стихе содержится звуковой комплекс, повторяющий табуированное, требующее разгадки, ключевое слово [Соссюр, с.637]. Соссюр не опубликовал материалы об анаграмме, поскольку не мог решить вопрос о сознательности и неслучайности открытого метода.

Аналогичные сомнения, только применительно к использованию скрытых цитат, стали предметом обсуждения в теории межтекстовых отношений. В основу новой, постструктуралистской теории текста Ю. Кристева положила принцип параграммы — неполного воссоздания ключевого слова в фонемном составе других слов текста [Баевский, с.58].

В философии, теории и практике постмодернизма для обозначения такого понимания текста - многомерной децентрированной сети, обладающей бесконечной множественностью смыслов, рождающихся в результате полилога цитаций - закрепился термин «интертекстуальность», введенный в 1967 году Ю. Кристевой [Ильин, с. 100].

В работах французских постструктуралистов произошла радикализация идей М.М. Бахтина. Артикулированная ученым идентичность субъекта и текста: «Это встреча двух текстов <.> следовательно, встреча двух субъектов, двух авторов» [Бахтин, 1975b, с.285], - в интерпретации Ю. Кристевой сначала стала подменой субъекта текстом: «Пишущий и читающий — это одно и то же лицо. <.> он сам есть не что иное как текст, который, сам себя переписывая, себя же и перечитывает» [Кристева, с.451], а затем и разрушением: «Поскольку параграмма есть не что иное, как разрушение чужого письма, письмо как таковое становится актом разрушения и саморазрушения» [Кристева, с.502].

Тем самым, ведущая роль автора в порождении смысла была устранена. Автор подменился скриптором, пере-писывателем. Смыслопорождающая функция переадресовалась языку, слову, помнящему о прежних контекстах. Результатом стала «смерть» индивидуального текста, «смерть автора» [Барт, с.391], а в пределе и «смерть» читателя, «неизбежно цитатное» сознание которого также неопределенно и размыто [Ильин, с. 102].

Расширение границ текста до бесконечности привело к законным возражениям: «.если какое-нибудь слово значит решительно все, то по сути оно не означает ничего» [Хализев, 1999b, с.413]. Поэтому многие современные российские и зарубежные литературоведы, во-первых, сужают понятие интертекстуальности до его первоначального значения - взаимодействия текстов, «своего» и «чужого» слова [Арнольд, 1999, с.351], а для обозначения аморфной сети свободных, произвольных ассоциаций используют термин гипертекст [Энциклопедия Кругосвет]. Во-вторых, предпочитают иные термины, например, «цитация», «сцепленные» тексты [Минц, 1999, с.558]), «текст в тексте» [Лотман, 2000b), «подтексты» [Ронен, 2002].

Анализируя различные концепции интертекстуальности, И.П. Смирнов верно подметил их достоинства и недостатки. Стоит согласиться с предлагаемым ученым определением интертекстуальности: «это слагаемое широкого родового понятия, так сказать, интер<.>альности, имеющего в виду, что смысл художественного произведения полностью или частично формируется посредством ссылки на иной текст, который отыскивается в творчестве того же автора, в смежном искусстве, в смежном дискурсе или в предшествующей литературе» [Смирнов, 1995, с.11]. В этой формулировке фиксируется, с одной стороны, тотальная интертекстуализация, имевшая место в постструктурализме, с другой, обозначается область текстового взаимодействия в узком значении термина. Здесь уместно заметить, что наше представление о сути интертекстуального метода, его принципах и приемах в значительной степени сформировано под влиянием работ И.П. Смирнова.

Непосредственными методологическими источниками интертекстуального подхода (метода, анализа, направления, стратегии) являются: исто-рико-типологический и историко-функциональный методы, литературная герменевтика.

Историко-типологический метод использовали представители сравнительно-исторической школы. На этом основании ряд исследователей отказывает интертекстуальному подходу в автономности, рассматривая его как разновидность сравнительного литературоведения («интертекстуальная компаративистика» [Зинченко и др., с.91]). Однако, если для пользователей сравнительно-исторического метода доказательство литературного контакта является самоцелью, то интертекстуальный подход требует не столько ответа на вопрос где, когда, что заимствуется, сколько зачем. Разнится точка зрения исследователя: «Изучая влияния, мы изучаем процесс создания литературного произведения, изучая интертекстуальность, мы рассматриваем следы этих влияний» [Арнольд, 1992, с.54]. Иначе говоря, в первом случае внимание сконцентрировано на авторе и генезисе произведения, во втором - на читателе и рецепции.

Такая расстановка акцентов обнаруживает связь интертекстуального подхода с историко-функциональным методом, которому наследует «рецептивная эстетика». Изменение читательского восприятия художественного произведения под интертекстуальным углом зрения становится историей реактивируемого автором-читателем текста, где каждое последующее обращение к первоисточнику не свободно от смыслов, привнесенных претекстами-посредниками (так называемая «ретроспективная» интертекстуальность).

Сравнение как общенаучная методологическая установка кладется в основу литературной герменевтики, приобретающей на сегодняшний день статус отдельной литературоведческой дисциплины [Зинченко и др., с. 146]. Интертекстуальный подход избирательно решает основную задачу герменевтики — устранение непонимания. В центре внимания межтекстового анализа стоит цитата, текстовая «аномалия», создающая «очаг непонимания» (JI. Жени, М. Риффатерр). Сравним с определением, предлагаемым М. Ямполь-ским: «цитата - это фрагмент текста, нарушающий линеарное развитие последнего и получающий мотивировку, интегрирующую его в текст, вне данного текста» [Ямпольский, с.61]. Алгоритм действий комментатора литературных контактов аналогичен движению по «герменевтическому кругу»: 1) выдвижение гипотезы (предчувствие, интуитивное предпонимание смысла текста как целого) 2) интерпретация, исходя из этого целого, смысла отдельных фрагментов 3) корректировка целостного смысла после анализа отдельных фрагментов текста и т.д. [Шлейермахер].

Подытоживая методологическую преемственность интертекстуальности, М. Риффатерр предлагает считать ее «промежуточной трансдисциплиной», склонной «к трансвестизму, поскольку она постоянно заимствует свои приемы то у психоанализа, то у политической философии, то у экономики и т.п.» [Шаадат, с.340]. Закономерность подобной эклектичности находит Е. Горный, рассматривая «интертекстуализм» наравне с «имманентизмом» и «семиогонизмом» как семиотические подходы к тексту. Под семиотикой понимается подход к любой вещи как к тексту, знаковому, языковому феномену, подлежащему объяснению. Расширительное понимание текста естественным образом приводит семиотику (и интертекстуализм) к заимствованию методов и приемов различных дисциплин [Горный]. Не случайно на сегодняшний день в «чистом» виде интертекстуальный подход практически не существует. Современным литературоведением оказываются востребованы комплексные и междисциплинарные научные подходы («аналитический» [Руднев, с.14], «просвещенный эклектизм» [Жолковский, 1994, с.9]).

Предмет и цели нашего исследования обязывают к выходу за границы интертекстуального подхода в его исконном, постструктуралистском варианте. Для основателей теории интертекста, как известно, проблемы авторской субъективности не существовало: «рождение читателя» оплачивалось «смертью Автора» [Барт, с.391]. Впрочем, как показало дальнейшее изучение литературы постмодернизма, реплику Р. Барта не следует понимать как устранение творящего субъекта. Произошло изменение стратегии самовыражения: игровое растворение в цитатном мире [Липовецкий, с. 12]. Связующим центром фрагментированного, разрозненного, гетерогенного повествования становится ироничная «авторская маска». Ее проявления идентичны роли «трикстера», высмеивающего стереотипы, подрывающего веру в рациональность бытия [Ильин, с.7]. Иначе обстоит дело с писателями ранних, предваряющих постмодернизм, эпох, когда интертекстуальность была чертой мировосприятия художника, а не данностью реальности, одним из, а не единственным приемом творчества. Жизненный текст автора несомненно проецируется на литературный текст (и наоборот). Анализ критико-литературоведческих мифов о реальном (эксплицитном, эмпирическом) авторе предполагает обращение к приемам биографического метода (изучение критических, мемуарных источников, освещающих литературно-бытовое поведение и окружение поэта). Реконструкция мифо-психологического архетипа, определяющего авторскую субъективность В. Шершеневича, основывается на фундаментальных утверждениях психологических и мифологических подходов: 1) психологической школы (произведение есть ключ к особенностям художественного мышления писателя); 2) психоаналитического метода (свободные ассоциации открывают доступ к индивидуальному бессознательному, иррациональной интертекстуальности в нашем случае); 3) аналитической психологии (в глубине художественного произведения лежит архетипи-ческая форма); 4) архетипической критики (совокупность творений автора дает индивидуальную «картину психики», идентичную архетипической модели литературы в целом). Таким образом, мы используем интертекстуальный подход в комбинации с другими методами и способами описания.

Кризисное состояние теории интертекста, отмеченное И.П. Смирновым, отразилось и на состоянии интертекстуального метода. Недостатки последнего усматривают, во-первых, в его канонизации и абсолютизации, превратившей всю литературу XX века в поле бесконечного комментария [Воробьева]. Выход из данного тупика открывается в ограничении .сферы использования метода, в сужении понимания термина. Возврат к представлению о тексте как автономной самоценности, однако, затрудняется тем, что интертекстуальный анализ затрагивает не только сферу меж-текстовых отношений, но и внутри-текстовых (ср. «контекст» и «подтекст» К.Ф. Таранов-ского, О. Ронена, «интра-» и «интертекстуальность» И.П. Смирнова, «мотив-ный анализ» Б.М. Гаспарова).

Во-вторых, кризис интертекстуальной стратегии вызван отсутствием четких критериев верификации, что провоцирует исследовательский произвол при указании подтекстов [Эдельштейн]. Собственно, проблема адекватности сопоставления не стояла перед основателями теории интертекста: «интертекстуальность не следует понимать так, что у текста есть какое-то происхождение, всякие поиски «источников» и «влияний» соответствуют мифу о филиации произведений, текст же образуется из анонимных, неуловимых и вместе с тем уже читанных цитат — из цитат без кавычек» [Барт, с.418]. Постструктуралисты постулировали смыслопорождающую функцию тек-ста=языка и читателя, авторские интенции не учитывались. Конфликт, по-видимому, вызван двуединой, идеально-материальной, сущностью традиции, получившей отражение в разграничении постструктуралистами «текста» и «произведения». Текст (=интертекст) «существует только в дискурсе», «уклончив», символичен, «работает в сфере означающего», ему присуща неустранимая «множественность смысла», «в нем нет записи об Отцовстве», он — продукт игры, удовольствия, «деятельного сотрудничества» читателя. Произведение — «вещественный фрагмент», «замкнуто, сводится к определенному означаемому», вписано в историю, обусловлено, имеет автора, является продуктом потребления [Барт, с.415-417]. Идеальная традиция проникает в произведение независимо от воли автора и сродни «коллективному бессознательному». Наличие объективированной традиции позволяет говорить о круге предшественников, об авторском замысле и требовать доказательств генетической общности текстовых совпадений.

Способы верификации сознательности литературного контакта интертекстуальный анализ частично заимствует у компаративистики:

1. Воссоздание контекста рецепции (личные контакты писателей, круг чтения, знание иностранного языка, переводы и пр.).

2. Поиск прямых подтверждений знакомства с влияющим текстом (воспоминания, корреспонденция и пр.) и проверка их достоверности.

3. Поиск текстуальных совпадений и различий [Зинченко и др., с.85-88].

Интертекстуальный подход выработал собственные критерии опознания и доказательства литературного контакта. Сравнительно простым случаем является использование писателем маркеров: графических (кавычки, курсив), лексических (посвящения, эпиграфы, указания на чью тему произведение, имена собственные), метрико-строфических («память метра» [Гаспа-ров, 1974]), композиционных (зачины, концовки), риторических («текст в тексте» [Лотман, 2000b]). Наибольшую сложность в опознании претекста, естественно, вызывает скрытая интертекстуальность. Ямпольский выдвигает термин «ложное цитирование», обозначающий такие случаи, когда текстовая аномалия не может быть разрешена через эксплицитное соотнесение одного текста с другим [Ямпольский, с.93], и, следовательно, сигнализирует о наличии скрываемой истинной цитаты [Ямпольский, с. 102]. Предположительно, степень выраженности и опознаваемости цитаты обратно пропорциональна ее значимости для текста-последователя. Тем важней обращение к косвенно выявляемому претексту. Сигналы скрытой интертекстуальности реализуются как гипокогерентностъ (неопределенность, недостаточность информации, невыводимость смысла текста из него самого, требующая обращения к претексту), гиперкогерентность (тавтологический, тематически необоснованный повтор внутри текста лексических или лексико-грамматических единиц; указания на повторяющиеся действия или состояния; двойничество любого рода), совмещение гипо- и гиперкогерентности (звуковые повторы - анаграммы) [Смирнов, 1995, с.68-70].

Несомненным доказательством факта обращения писателя к определенному тексту выступает «повтор прекращенного повтора» [Смирнов, 1995, с.17]. Впервые мысль о связи «контекста» (мотивация элементов текста другими текстами того же корпуса) и «подтекста» (мотивация чужими текстами) высказал американский филолог К.Ф. Тарановский [Тарановский, с.31]. В работах его ученика О. Ронена положение о подтексте как источнике повторяемого элемента контекста подверглось уточнению и конкретизации. Развивая эту идею, И.П. Смирнов вывел следующую формулу: «интрдтекстуаль-ность» (внутренний параллелизм, повторяемые мотивы) всегда есть показатель ин/яертекстуальности [Смирнов, 1995, с.96].

Принцип рекуррентности, повтора является фундаментальным стержнем различных моделей интертекстуальности. Модель М. Риффатерра (см. рис. на с. 18), созданная на основании переработанного семиотического треугольника Г. Фреге, иллюстрирует «принцип третьего текста», согласно которому функционирование интертекстуальности обусловлено наличием между текстом и интертекстом посредника (интерпретанты). Отсутствием прямой связи автоматически снимается вопрос о «заимствованиях» и «влияниях». Интерпретанта способствует скрещению и взаимной трансформации смыслов взаимодействующих между собой текстов [Ямпольский, с.82-83].

К данной модели восходит постулат о том, что каждый текст полигенетичен, опирается более чем на один претекст [Минц, 1973, с.402; Смирнов, 1995,

И.П. Смирнов конкретизирует отношения, в которые вступают текст и интерпретанта (претексты), объединяясь в интертексте (посттексте). Исследователь выделяет следующие типы интертекстуальности:

- реконструктивная (выявленный параллелизм выражения и содержания цепочки претекстов): ((pre-Tl -> pre-T2) -> post-Tl)) -> post-T2);

- конструктивная (установление смысловой связности независимых в формальном плане претекстов): ((pre-Tl & рге-Т2) —» post-Tl)) —» post-T2);

- реконструктивно-конструктивная (объединение в посттексте независимых, но восходящих к одному пра-источнику смыслов и форм претекстов): (((pre-TO ((pre-Tl & pre-T2)) -> post-Tl))) -» post-T2). Представление о тексте-диаде сменяется концепцией четырех-(пяти)-составного текста [Смирнов, 1995, с.20-21], где предельным истоком произведения является архетип, некая смысловая универсалия. Интертекстуальный анализ, однако, не сливается с изучением архетипов, поскольку присущая множеству текстов глубинная семантическая схема выражается различными средствами и развивается по независимым преемственным линиям [Смирнов, И

Т — текст

Т' - интертекст

И - интерпретанта, или третий текст с.19]).

1995, с.45].

Согласно концепции Н.А. Фатеевой, межтекстовое взаимодействие осуществляется не столько на уровне отдельных языковых единиц, сколько на уровне текстов, миров, системы в целом (ср. с положением М. Риффатерра о структурной изоморфности текста и его интертекста [Ямпольский, с.70]). В основе интертекстуализации лежит «не тропное, а метатропное отношение» [Фатеева, с.53]. Под метатропами (метатекстовыми тропами) понимаются «стоящие за конкретными языковыми образованиями (на всех уровнях текста) глубинные функциональные зависимости, структурирующие модель мира определенного автора» [Фатеева, с.54]. На содержательном уровне выделяются ситуативные, концептуальные и композиционные метатропы. На формальном — операциональные [Фатеева, с.58] (ср. с классификацией терминального и реляционного типов интертекстуальных изменений И.П Смирнова [Смирнов, 1995, с.55-56]). Ситуативные метатропы — это реально бывшие или воображаемые претекстовые ситуации. Концептуальные — устойчивые мыслительно-функциональные зависимости. Композиционные — зависимости между частями текста, организующие ритм текста как целого. Операциональные метатропы реализуют смысловые метатропы в языке'при помощи референциальной, комбинаторной, звуковой и ритмико-синтаксической (включая рифму) памяти слова. Тем самым межтекстовые отношения строятся не как единичное заимствование, а как усвоение «пучка» метатропов, системы инвариантов, картины мира предшественника [Фатеева, с.58-90].

Обозначив основные методологические установки, обратимся к терминологическому аппарату диссертации.

Понимая интертекстуальность в узком значении (см. определение И.П. Смирнова на с. 12), ограничимся безусловно доказуемыми ее проявлениями в произведениях В. Шершеневича. Конкретизировать обнаруженные литературные переклички позволит обращение к типологии межтекстовых связей Ж. Женнетта. Учитывая характер цитаты, французский ученый предлагает следующую классификацию:

1) инте/ггекстуальность - «соприсутствие» в одном тексте двух и более текстов (цитата, аллюзия, плагиат и т.д.);

2) паратекстуалъяостъ - отношение текста к своему заглавию, предисловию, послесловию, эпиграфу, маргиналиям, иллюстрациям и т.д.;

3) лгешатекстуальность - комментирующая и часто критическая ссылка на свой предтекст;

4) гшертекстуальность - осмеяние, пародирование, травестирование и т.п. одним текстом другого;

5) я/гштекстуальность - жанровая связь текстов [Ильин, с. 104; Смирнов, 1995, с.131; Фатеева, с.121].

Под цитатой понимается любой элемент текста, выступающий в цитатной функции. Эта функция заключается в референциальности («отсылка к иному, не-авторскому тексту, несущая художественную информацию») и смыслообразовании. Ряд иных попыток дефиниции цитаты обнаруживает свою несостоятельность ввиду необязательности критериев, положенных в основание определения (узнаваемость / неузнаваемость; эксплицированность / имплицированность в тексте; точность / неточность; сознательность (интен-циональность) / бессознательность) [Козицкая].

Термины «цитата» и «чужое» слово в нашей работе зачастую выступают как синонимы. Отличие состоит в том, что «чужая речь» отсылает к стилистическому контексту и потому представлена, как правило, «кусками» определенного типа речи, идеостиля (то есть во многом совпадет с лексической цитатой). Цитата же как любой знак-заместитель текста-предшественника отсылает к различным уровням культурного контекста [Минц, 1973, с.394].

Отсюда следует, что цитирование возможно на всех уровнях произведения: лексическом, метрическом, строфическом, фонетическом, синтаксическом, сюжетно-образном, субъектном, на уровне орфографии и пунктуации.

Терминологический аппарат дополняется и уточняется в диссертации по мере необходимости.

Научная новизна диссертации заключается в том, что впервые предпринята попытка концептуализировать интертекстуальную доминанту творчества В.Г. Шершеневича как проявление его художнической субъективности. Декодирование поэтической фигуры исследуемого автора происходит при помощи психо-мифологического образа Тени, негативного двойника культурного героя. На значительном текстовом материале прослежена специфика и динамика интертекстуального дискурса В.Г. Шершеневича. Предлагается использовать термин «трикстер», заимствованный из сферы мифологии и переосмысленный нами применительно к категории авторства в свете интертекстуального подхода.

Теоретическая значимость исследования состоит в том, что изучение творчества и авторской субъективности В.Г. Шершеневича в интертекстуальном аспекте позволяет найти объяснение феномену авторской субъективности поэта, представить по возможности объективный взгляд на межтекстовые связи поэтов начала XX века, обосновать термин, концептуализирующий фигуру «неуспешного» автора, обозначить теоретическую основу будущих исследований как творчества В.Г. Шершеневича, так и проблемы автора.

Практическая ценность диссертации определяется возможностью использования ее результатов в дальнейшей работе по изучению истории литературы рубежа XIX-XX веков, творчества В.Г. Шершеневича. Фактические текстуальные наблюдения, а также концептуальные положения, выдвинутые в диссертации, могут найти применение в сфере историко-литературного комментирования, в практике анализа текстов В.Г. Шершеневича, поэтов его круга, в вузовском преподавании общих и специальных курсов по истории русской литературы начала XX века, по интертекстуальности.

Апробация работы. Основные теоретические положения диссертации и результаты исследования были представлены на Международной научной студенческой конференции «Студент и научно-технический прогресс» (Новосибирск, апрель 2001 г.); Всероссийской конференции «Филология XXI век» (Барнаул, 2003 г.); Всероссийской междисциплинарной школе молодых ученых «Картина мира: язык, философия, наука» (Томск, ноябрь 2001 г.); Всероссийской научно-практической конференции «Естественная письменная русская речь: исследовательский и образовательный аспекты» (Барнаул, январь 2003 г.); Всероссийской конференции молодых ученых «Актуальные проблемы лингвистики, литературоведения и журналистики» (Томск, апрель 2003 г.); Региональной научно-практической конференции аспирантов, студентов и учащихся «Наука и образование: Проблемы и перспективы» (Бийск, апрель 2001 г.); Межвузовской научно-практической конференции «Молодежь - Барнаулу» (Барнаул, октябрь 2001 г.); Межвузовской конференции молодых ученых «Диалог культур» (Барнаул, май 2002 г.). Материалы диссертации докладывались и обсуждались на методологических семинарах и заседаниях кафедры теории и русской литературы XX века БГПУ. Отдельные положения исследования вошли в лекционный материал спецкурса «Интертекст: теория и практика» для студентов-филологов БГПУ. По теме диссертации имеется 8 публикаций.

Структура и объем работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, библиографического списка использованной литературы, списка источников, приложений и указателя произведений В.Г. Шершеневича. В первой главе рассматриваются мнения критиков и литературоведов о «подражательности» биографического, «первичного» автора - В.Г. Шершеневича, анализируются взгляды писателя на проблему «своего» и «чужого», предлагается и обосновывается исследовательская концепция поэта-трикстера. Во второй главе в центре внимания «внутритекстовый» автор, интерпретируется совокупность мотивов, создающих его образ-модель в художественных произведениях. В третьей главе представлена типология интер-тертекстуального дискурса, учитывающая периоды становления авторской индивидуальности, дается интерпретация выявленной эволюции в свете биографического мифа трикстера. Список литературы включает 260 наименова

Заключение научной работыдиссертация на тему "В.Г. Шершеневич: феномен авторской субъективности"

Заключение

Итак, рассмотрение феномена авторской субъективности В.Г. Шершеневича в интертекстуальном аспекте позволяет сформулировать некоторые итоги исследования.

В работе изучена проблема авторской субъективности В.Г. Шершеневича, до сих пор не получившая системного освещения в литературоведении. Результаты исследования позволили раскрыть природу данного феномена. Она заключается в актуализации психикой и творчеством писателя архетипа трикстера.

Материал исследования был распределен на три блока согласно логике движения от более очевидного к менее явному. В первой глава дан обзор внешних точек зрения на биографического автора; вторая глава была посвящена самоинтерпретирующим метавысказываниям поэта; в третьей прослеживались скрытые формы присутствия созидающего субъекта.

При анализе критико-литературных суждений современников Шершеневича о его «подражательности» мы зафиксировали обусловленность негативных оценок незрелостью интертекстуальных представлений в культуре начала XX века. Изученный материал позволил реконструировать литературно-бытовую личность писателя-эпигона, которую мы подвергли демифологизации.

Мы признаем правомерность научного переосмысления и нового прочтения «переимчивости» исследуемого автора литературоведами нашего времени. В то же время считаем необходимым декларировать, что «коммуникативно неуспешный» писатель Вадим Шершеневич не нуждается в реабилитации. Непонимание запрограммировано творческой стратегией новатора. Наиболее адекватным восприятием авангардного текста является неприятие, отторжение. Более того, Ю.М. Лотман в работе «Культура и взрыв» подметил, что непредсказуемость есть характерный признак гениальности. «Случайное», «неудачное» со временем заменяется в сознании реципиента закономерностью. Ретроспективный подход к проблеме «внесистемного» поэта, осуществленный в диссертации, способствовал осмыслению писателя в качестве отдаленного предшественника постмодернистского скриптора.

По ходу изучения критико-теоретических, полемических в своей основе, высказываний В.Г. Шершеневича о «своем» и «чужом» мы показали, что в сознании художника не произошло осмысления собственной уникальности поэта-имитатора. Данный факт свидетельствует о проявлении иррационального начала трикстера.

Аналитический разбор критических и авторских рефлексий цитатной манеры писателя позволил нам выделить ряд специфических черт идеостиля и поведения автора. Эта совокупность мотивов аналогична особенностям мифологического плута. Кроме того, исследование стихотворений обнаружило термины, предвосхитившие возникновение категориального аппарата теории интертекста: «резонанс»/«эхо», «импровизация».

Творчество Шершеневича является не просто иллюстрацией концепции автора-трикстера, но и ее оправданием, так как может быть целостно осознано посредством этой концепции.

В художественных произведениях исследуемый автор употребляет самономинации, генетически восходящие к мифологическому персонажу (шут, клоун, гаер, комик, сумасшедший). Исследование подтверждает, что самохарактеристики лирического «я» тождественны сущностным чертам трикстера (вторичность, инвертивность, неуспешность и т.д.). Собранный нами материал позволяет говорить о моделировании поэтом собственной литературной ипостаси. Эта фигура воплощает, как мы пытались доказать, архетипический инвариант.

На основании анализа автоинтертекстуальности мы отметили поступательное развитие цитатной стратегии поэта. Творческая эволюция писателя сопровождается включением однажды актуализированного источника в новые, все более сложные семантические комплексы.

Проведенное исследование показало, что изменение интертекстуальной практики поэта в различные периоды творчества следует квалифицировать как реализацию биографического мифа трикстера. Здесь мы по-новому интерпретировали зафиксированную критиками «зависимость» ранних и «самостоятельность» поздних произведений писателя.

Проанализировав интертекстуальный дискурс писателя в диахроническом аспекте, мы констатировали следующее. Символистский, ученический, период отличает преобладание «нестилизационного» подражания, синкретизм «своего» и «чужого» слова, непереработанность «чужого» (обилие эпиграфов), превалирование интереса к содержательной стороне претекста.

Очевидно, что на футуристическом этапе общность произведений поэта с кругом соратников/соперников есть проявление не столько интер-, сколько интрятекстуальности. Поэт публично дистанцируется от претекстов, отказывается от эпиграфов, «кода», опровергает собственную преемственность. Доминирует гипертекстуальность, акцент делается на имитации формы при «выхолащивании» содержания. Пародия, в то же время, фиксирует вторичность, зависимость ее от претекста, ибо она существует постольку, поскольку наличествует «оригинал». Круг «масок» предшественников соответствует технике коллажа, аппликации, актуальной в данном периоде.

Имажинистское творчество, сохраняя основные приемы футуристической манеры, обращается, в то же время, к опыту символистского этапа. Вновь привлекаются эпиграфы, актуализируются прецедентные тексты, цитата становится неявной, сменяется аллюзией, претекст используется не столько для опровержения содержания источника, сколько, наоборот, для его подтверждения.

В соответствии с периодизацией творчества исследуемого автора мы выстроили типологию интертекстуальных дискурсов: 1) просимволистский период - «нестилизационное» подражание, 2) футуристический — «эсхатологическая» интертекстуальность, 3) имажинистский и постимажинистский -«традиционалистская» интертекстуальность.

Сообразно выявленной закономерности мы обнаружили динамическую смену «ролей» созидающего субъекта по отношению к авторитету: поклонник - ниспровергатель — равный. Указанная логика, повторим, в целом, соотносится с биографическим мифом трикстера: от плута к космическому герою. На уровне индивидуальной творческой судьбы этот миф реализуется инвертивно, ретроспективно. В контексте современных литературоведческих штудий «вторичность» стали прочитывать как новаторство, «подражательность» называть индивидуальной манерой.

Исследование, проведенное нами, конечно, далеко не исчерпывает возможности, предоставляемые материалом. Позволительно прогнозировать перспективность дальнейшего изучения жизни и творчества В.Г. Шершеневича в заданном направлении. Уместно расширить диапазон и аспекты привлекаемых для сопоставления текстов и авторов, включить уже обнаруженные межтекстовые связи в новые семантические единства, в том числе интермедиальные. Заслуживает внимания переводческая и театральная деятельность писателя, лишь слегка затронутая в диссертации. Правомерно рассмотреть возможность употребления термина «трикстер» в отношении авторов, современников Шершеневича, и других, сходным образом проявляющих свою художническую субъективность.

Список научной литературыБогумил, Татьяна Александровна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Аверинцев С.С. «Аналитическая психология» К.-Г. Юнга и закономерности творческой фантазии // О современной буржуазной эстетике: Сб. статей. — Вып.З.-М.: Искусство, 1972. С.110-155.

2. Арнольд И.В. Проблемы интертекстуальности // Вестник СПбУ. Серия 2: История, языкознание, литературоведение. — 1992. -Вып.4. С.53-61.

3. Арнольд И.В. Семантика. Стилистика. Интертекстуальность: Сборник статей. СПб.: Изд-во СПбУ, 1999. 444 с.

4. Бавин С.П., Семибратова И.В. Судьбы поэтов серебряного века. М.: Кн. палата, 1993. - 476 с.

5. Баевский B.C. Лингвистические, математические, семиотические и компьютерные модели в истории и теории литературы. М.: Языки славян, культуры, 2001.-335 с.

6. Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. / Сост., общ. ред. и вступ. ст. Г.К. Косикова. М.: Изд. группа «Прогресс» - «Универс», 1994 - 616 с.

7. Бахтин М.М. К методологии литературоведения // Контекст-1974. М.: Наука, 1975а. -С.203-212.

8. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики: исследования разных лет. -М.: Худож. лит., 1975b. 502 с.

9. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1979. -424 с.

10. Ю.Бахтин М.М. Эпос и роман. СПб.: Азбука, 2000. - 301 с.

11. П.Белецкий А.И. Об одной из очередных задач историко-литературной науки // Белецкий А. Избранные труды по теории литературы. М.: Просвещение, 1964. С.25-40.

12. Бирюков А. Любовь к трем авангардам: (Разрозненные заметки) // Арион. -2000. №3. - С.60-72.

13. Блум X. Страх влияния. Карта перечитывания. Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 1998.-352 с.

14. М.Бобрецов В.Ю. «Итак, итог?.»: (О творчестве Вадима Шершеневича) // Шершеневич В.Г. Листы имажиниста: Стихотворения. Поэмы. Теоретические работы / Сост., предисл., примеч. В.Ю. Бобрецова. — Ярославль: Верх,-Волж. кн. изд-во, 1996. С.6-42.

15. Бокшицкий А. Трикстер. Электронный ресурс. Режим доступа: http://deja-vu4.narod.ru/Trikster.htm

16. Бройтман С.Н. Субъектная структура русской лирики XIX-начала XX века в историческом освещении // Изв. АН СССР: Серия литературы и языка. — 1988. Т.47 (№6). - С.527-538.

17. Бройтман С.Н. Историческая поэтика: Учебное пособие. — М.: РГГУ, 2001. — 320 с.

18. Бушмин А.С. Преемственность в развитии литературы. 2-е изд., доп. - Л.: Худож. лит., 1978.-228 с.

19. Вайскопф М. Во весь Логос: религия Маяковского. М.-Иерусалим: Саламандра, 1997. - 176 с.

20. Васильев И.Е. Русский поэтический авангард XX века. Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 2000. - 315 с.

21. Васильев Н.Л. «Чужое слово» в русской поэзии: Из заметок филолога // Русская словесность. 1997. - № 5. - С.59-62.

22. Воробьева Е. Денек, желток и прочие лексико-семантические единицы в плотной сети межтекстовых взаимосвязей. Электронный ресурс. — Режим доступа: http://exlibris.ng.ru/philology/4units.html

23. Галушкин А.Ю., Поливанов К.М. Имажинисты: лицом к лицу с НКВД // Литературное обозрение. 1996. - №5/6. - С.55-64.

24. Гаспаров М.Л. Современный русский стих: Метрика и ритмика. М.: Наука, 1974.-488 с.

25. Гаспаров М.Л. Брюсов и античность // Брюсов В.Я. Собрание сочинений: В 7 т. / Под общ. ред. П.Г. Антокольского и др. М.: Худож. лит., 1975. - Т.5. -С.543-556.

26. Гаспаров M.J1. Антиномичность поэтики русского модернизма // Связь времен: Проблемы преемственности в русской литературе XIX-начала XX века.- М.: Наследие, 1992. С.244-264.

27. Гаспаров Б.М. Литературные лейтмотивы: Очерки русской литературы XX века. М.: Наука, 1994. - 304 с.

28. Гаспаров М.Л. Русский стих начала XX века в комментариях. Изд. 2-е, доп.- М.: Фортуна Лимитед, 2001. 288 с.

29. Гаспаров М.Л. Литературный интертекст и языковой интертекст // Изв. РАН. Сер. литературы и языка. Т.61 2002. - №4. - С.3-9.

30. Гаспаров М.Л. Парафраз и интертексты. Электронный ресурс. Режим доступа: http://www.ruthenia.ru/document/470280.html

31. Гинзбург Л.Я. О старом и новом: Статьи и очерки. Л.: Сов. писатель, 1982. -423 с.

32. Гинзбург Л .Я. О лирике. -М.: Интрада, 1997.-408 с.

33. Горалик Л. «.томной изысканности искусственных акростихов», или Каббалистика для самых маленьких (Акротексты и акромысли) Электронный ресурс. Режим доступа: http://postmodern.narod.ru/game/game5-5.html

34. Горный Е. Что такое семиотика? Электронный ресурс. — Режим доступа: http://www.msword.org/articler/pmt.php?i==13

35. Гуревич А.Я. Проблемы средневековой народной культуры. М.: Искусство, 1981.-359 с.

36. Дроздков В.А. «Поэт не имеет права стоять в стороне.» / Беседовали Щуплов А. и Филиппов И. // Книжное обозрение. 1994. - 2 авг. (№31). - С.7.

37. Дроздков В.А. «Спокойно и радостно называю себя и моих товарищей имажинистами» // Домашнее чтение. 1995. - Дек.(№25). — С.6.

38. Дроздков В.А. «Славься, нетленный ландыш в веках, гулкое имя Юлии.»: Юлия Дижур и Вадим Шершеневич. // Домашнее чтение. 1996. - Март (№6). - С.11.

39. Дроздков В.А. Метаморфоза одной травли // Новое литературное обозрение.- 1997. №23. - С.145-163.

40. Дроздков В.А. «Достались нам в удел года совсем плохие»: (Вадим Шершеневич в 1919 и 1922 годах) // Новое литературное обозрение. 1998а. - №30.1. С.120-134.

41. Дроздков В.А. Статья В.Г. Шершеневича «Пунктир футуризма» и предыстория возникновения имажинизма // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1994 г. СПб.: Академический проект, 1998b. - С.163-174.

42. Дроздков В. Неизданная поэма-антиутопия Вадима Шершеневича // Истоки: Альманах. Вып. 3(25). -М.: РИФ «РОЙ», 1998с. - С.203-219.

43. Дроздков В.А. «Мы не готовили рецепт "как надо писать", но исследовали»: (Заметки об одной книге В. Шершеневича) // Новое литературное обозрение.- 1999. -№2(36).- С. 172-192.

44. Дроздков В.А., Захаров А.Н., Савченко Т.К. Русский имажинизм: закономерности зарождения и кончины // Библиография. 2000. - №2. - С. 102-116.

45. Евтушенко Е. Вадим Шершеневич // Огонек. 1987. - №14. - С. 25.

46. Елизаренкова Т.Я. Язык и стиль ведийских риши: Древнеиндийский памятник «Ригведа». М.: Наука. Изд. фирма «Вост. лит.», 1993. - 315 с.

47. Ермилова Е.В. Метафоризация мира в поэзии XX века // Контекст-1976. — М.: Наука, 1977. С.160-177.

48. Жолковский А.К. Блуждающие сны и другие работы. М.: Наука. Изд. фирма «Вост. лит.», 1994. - 427 с.

49. Жолковский А.К. Об одном казусе инфинитивного письма: (Шершеневич — Пастернак Кушнер) // Philologica. - 2001/02. - Т. 7, 17/18. - Р.261-270. Электронный ресурс. - Режим доступа:http://www.usc.edu/dept/las/sll/rus/ess/liubit.htm

50. Иванов Вяч. Вс. Избранные труды по семиотике и истории культуры: В 2 т. М.: Языки рус. культуры, 1999. - Т.1. - 911 с.

51. Иванова Е.А. Литературно-художественный манифест как способ презентации текста // Автор текст - аудитория: Межвузовский сборник научных трудов. - Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2002. - С.28 — 31.

52. Иванова Е.А. Существует ли имажинизм?: (К вопросу о вариативности теоретических доктрин имажинизма) // Междисциплинарные связи при изучении литературы: сборник научных трудов. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2003а.-С.241-246.

53. Иванова Е.А. Дискретная модель времени в творческом сознании

54. B. Шершеневича // Филологические этюды: Сб. научных статей молодых ученых. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2003b. - С. 120-124.

55. Иванова Е.А. В. Шершеневич: в поисках истинного футуризма // Малоизвестные страницы и новые концепции истории русской литературы XX века: Материалы международной конференции. М.: ИКФ Каталог, 2003.1. C.45-52.

56. Иванова Е.А. Особенности метафорического мышления поэтов-имажинистов (В. Шершеневич, А. Мариенгоф, С. Есенин) // Есенин и поэзия XX-XXI веков: традиции и новаторство. М. - Рязань - Константиново, 2004. — С.98-106.

57. Ильин И.П. Постмодернизм: Словарь терминов. М.: Интрада, 2001. — 384 с.

58. Казаков A.JI. «Великолепные дни» Вадима Шершеневича // В мире книг. — 1987.-№9.-С.57-59.

59. Кацис Л.Ф. Владимир Маяковский: Поэт в интеллектуальном контексте эпохи. М.: Языки рус. культуры, 2000. - 776 с.

60. Кобринский А.А. «Наши стихи не для кротов.»: Поэзия Вадима Шершеневича // Шершеневич В. Стихотворения и поэмы / Вступ. статья, состав, подготовка текста и примеч. А.А. Кобринского. СПб.: Академический проект, 2000. - С.7-27.

61. Козицкая Е.А. Смыслообразующая функция цитаты в поэтическом тексте: Пособие по спецкурсу. Тверь: Твер. гос. ун-т, 1999. - 140 с.

62. Кржижановский С.Д. Страны, которых нет. М.: Радикс, 1994. - 160 с.

63. Кристева Ю. Бахтин, слово, диалог, роман // Французская семиотика: От структурализма к постструктурализму / Пер. с фр. и вступ. ст. Г.К. Косикова. М. Изд. группа «Прогресс», 2000. - С.427-457.

64. Кристева Ю. К семиологии параграмм // Там же. — С.484-516.

65. Кузьмин Д. «Отдельно взятый стих прекрасен!» // Арион. 1996. - №2. Электронный ресурс. - Режим доступа: http://arion.ru/mcontent.php?year=1996&number=32&idx=471

66. Куклин Л. «.Но ведь я поэт чего же Вы ждали?» // Вопросы литературы. -1991.- №9-10. - С.51-83.

67. Кушнер А. Перекличка // Вопросы литературы. 1980. - № 1. - С.212-228.

68. Левингтон Г.А., Тименчик Р.Д. Книга К.Ф. Тарановского о поэзии О.Э. Мандельштама // Тарановский К.Ф. О поэзии и поэтике. М.: Языки рус. культуры, 2000. - С.404-416.

69. Левицкая Л. Лицо, маска, маскарад в русской художественной культуре начала XX века // Искусствознание. 2002. - №1. - С.414-436.

70. Липовецкий М.Н. Русский постмодернизм: (Очерки исторической поэтики). Екатеринбург: Урал. гос. пед. ун-т, 1997. - 317 с.

71. Литературный текст: проблемы и методы исследования / «Свое» и «чужое» слово в художественном тексте: Сб. науч. тр. Тверь: Твер. гос. ун-т, 1999. -Вып. V. - 220 с. Электронный ресурс. - Режим доступа: http://dll.botik.ru/az/lit/coll/litext5/cont.htm

72. Лотман Ю.М. «Чужое слово» в поэтическом тексте // Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии: Анализ поэтического текста. Статьи и исследования. Заметки. Рецензии. Выступления. СПб.: Искусство-СПБ, 1996. - С.109-116.

73. Лотман Ю.М. Культура и взрыв // Лотман Ю.М. Семиосфера. СПб.: Искусство-СПБ, 2000а. - 12-148.

74. Лотман Ю.М. Текст в тексте // Лотман Ю.М. Об искусстве. СПб: Искусство-СПБ, 2000b. - С.423-436.

75. Марков В.Ф. К вопросу о границах декаданса в русской поэзии (и о лирической поэме) // Марков В.Ф. О свободе в поэзии: Статьи, эссе, разное. — СПб.: Изд-во Чернышева. 1994. - С.47-58.

76. Марков В.Ф. История русского футуризма / Пер с англ. В. Кучерявкин, Б. Останин. СПб.: Алетейя, 2000.-438 с.

77. Масанов Ю.И. В мире псевдонимов, анонимов и литературных подделок: Историко-литературные и биографические очерки. М.: Изд-во Всесоюз. Книжной палаты, 1963. - 319 с.

78. Медведев А. Перехитрить Набокова // Иностранная литература. 1999. -№12. Электронный ресурс. - Режим доступа: http://magazines.russ.ru/inostran/1999/12/medvedev.html

79. Мелетинский Е.М. Аналитическая психология и проблема происхождения архетипических сюжетов. Электронный ресурс. Режим доступа: http://www.aquarun.ru/psih/tvor/tvor4.html

80. Мелетинский Е.М. Категории мифических героев // Мифологический словарь / Гл. ред. Е.М. Мелетинский. М.: Сов. энциклопедия, 1990. -С.638-639.

81. Мелетинский Е.М. Культурный герой //Мифы народов мира: Энциклопедия: В 2 т. / Гл. ред. С.А. Токарев. М.: Сов. энциклопедия, 1992а. — Т.2. — С.25-28.

82. Мелетинский Е.М. Трикстер // Мифологический словарь / Гл. ред. Е.М. Мелетинский. М.: Лада-Маком, 1992b. - С.670.

83. Мелетинский Е.М. О литературных архетипах. М.: РГГУ, 1994. - 136 с.

84. Мелетинский Е.М. От мифа к литературе: Учебное пособие. М.: Изд. центр Рос. гуманитар, ун-та, 2001. - 170 с.

85. Меньшутин А., Синявский А. Поэзия первых лет революции. 1917-1920. -М.: Наука, 1964. С.108-116.

86. Минц З.Г. Функция реминисценций в поэтике А. Блока. // Труды по знаковым системам. Вып. VI (308). - Тарту: Изд-во Тартуск. ун-та, 1973. -С.387-417.

87. Минц З.Г. Блок и русский символизм: Избранные труды: В 3 кн.: Поэтика Александра Блока. СПб.: Искусство-СПб., 1999. - 727 с.

88. Мирошкин А. Рыцари метафор: Имажинисты самые удачливые издатели революционной эпохи // Книжное обозрение. - 1999. - №33 (16 августа). -С.18.

89. Морозов А.А. Пародия как литературный жанр // Русская литература. 1960. - № 1. - С.48-77.

90. Нещеретов С. «Без стихов нет ни культуры, ни жизни, ни революции.» // Книжное обозрение. 1997. - 18 янв. (№46). - С.8.

91. Парнис А.Е. Об анаграмматических структурах в поэтике футуристов // Роман Якобсон: Тексты, документы, исследования. М.: РГГУ, 1999. - С.852-868.

92. Пашина Д. Оборотничество и оборачивание // Логос. 1999. - №16. — С.83-93.

93. Платов А. Трикстер, или оборотная сторона медали. Электронный ресурс. -Режим доступа: http://books.swarog.ru/books/history/0platow/platow08.php

94. Попова И.Л. Литературная мистификация и поэтика имени // Филологические науки. 1992. - №1. — С.21-31.

95. Ронен О. Подражательность, антипародия, интертекстуальность и комментарий // Новое литературное обозрение. 2000а. - №42. - С.255-261.

96. Ронен О. «Серебряный век» как умысел и вымысел. М.: О.Г.И., 2000. — 151 с.

97. Ронен О. Поэтика Осипа Мандельштама. СПб.: Гиперион, 2002b. -240 с.

98. Руднев В. Введение в прагмасемантику «Винни Пуха» // Винни Пух и философия обыденного языка. М.: Аграф, 2000. - 320 с.

99. Савченко Т.К. Сергей Есенин и его окружение. Литературно-творческие связи. Взаимовлияния. Типология: Автореф. дис. . докт. филол. наук: 10.01.02 / Моск. пед. гос. ун-т. М., 1991. - 36 с.

100. Саморукова И. Точка в пространстве: к проблеме авторского поведения в тексте. Электронный ресурс. Режим доступа: http://kornilove.narod.ru/litera/AUTO.htm

101. Семеновский В. Заметки о Евреинове // Театральная жизнь. 1989. - №21. - С.22-23.

102. Сильман Т.И. Подтекст как лингвистическое явление // Филологические науки. 1969. - № 1. - 84-90.

103. Смирнов И.П. Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней. М.: Новое литературное обозрение, 1994. — 351 с.

104. Смирнов И. П. Порождение интертекста: (Элементы интертекстуального анализа с примерами из творчества Б.Л.Пастернака): 2-е изд. СПб.: Языковой центр, 1995. - 192 с.

105. Смирнов И.П. Бытие и творчество. СПб.: Издат. дом «Corvus», 1996 — 191 с.

106. Смирнов И.П. «Низы еще могут, но верхи уже не хотят» / Беседовала Григорьева Н. // Независимая газета. 1999. - 4 ноября. Электронный ресурс. - Режим доступа: http://exlibris.ng.ru/philology/4nehotyat.html

107. Смирнов И. Мегаистория: К исторической типологии культуры. М.: Аграф, 2000. - 544 с.

108. Соссюр Ф.де Труды по языкознанию. М.: Прогресс, 1977. - 695 с.

109. Струкова Т.А. Метаморфозы трикстера в лабиринте обыденности. Электронный ресурс. Режим доступа: http://rchgi.spb.ru/Pr/bchm99/strukova.htm

110. Сухов В.А. «Поэт или клоун?»: (Из истории русского поэтического авангарда): (О творчестве А. Мариенгофа) // Сура. — Пенза. 1993. - №4. -С.141-144.

111. Сухов В.А. Сергей Есенин и имажинизм: Автореф. дис. . канд. филол. наук: 10.01.01/Моск. пед. гос. ун-т.-М., 1997.-19 с.

112. Тарановский К.Ф. О поэзии и поэтике. М.: Языки рус. культуры, 2000. -432 с.

113. Тарланов Е.З. Константин Фофанов и Игорь-Северянин: из поэтических диалогов // Филологические науки. 2000. - №1. - С.3-13.

114. Тернова Т. История и практика русского имажинизма. Автореф. дис. . канд. филол. наук: 10.01.01 / Воронеж, гос. ун-т Воронеж, 2000. - 20 с.

115. Тименчик Р.Д. К семиотической интерпретации «Поэмы без героя» // Труды по знаковым системам. Вып.У1(308). — Тарту: Изд-во Тартуск. унта, 1973. - С.43 8-443.

116. Тименчик Р.Д. Чужое слово: атрибуция и интерпретация // Лотмановский сб.: В 2 т. М.: О.Г.И.: Изд-во РГГУ, 1997. - Т.2. - С.86-99.

117. Тименчик Р.Д. Чужое слово у Ахматовой // Русская речь. 1989. - №3. -С.33-36.

118. Томашевский А. Лицедей, сыгравший самого себя // Театральная жизнь. — 1989. №22. - С.24-26.

119. Топоров В.Н., Цивьян Т.В. Нервалианский слой у Ахматовой и Мандельштама // Ново-Басманная, 19, 1990. М.: Худож. лит., 1990. - С.420-447.

120. Трикстер. Электронный ресурс. Режим доступа: http://religion.irk.rU/dict/t/trixter.htm

121. Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М.: Наука, 1977. — 574 с.

122. Тырышкина Е.В. Русская литература 1890-х начала 1920-х годов: от декаданса к авангарду. - Новосибирск: Изд. НГПУ, 2002. — 151 с.

123. Тяпков С.Н. Русские символисты в литературных пародиях современников: Учебное пособие. — Иваново: Ивановск. гос. ун-т, 1980. 82 с.

124. Фатеева Н.А. Контрапункт интертекстуальности, или Интертекст в мире текстов. М.: Агар, 2000. - 280 с.

125. Федин С. Комбинаторная поэзия // Новое литературное обозрение. 2002. - №57. - С.278-294.

126. Федорчук Е.А. Вадим Шершеневич «преодолевший футуризм»? // Филологические этюды: Сборник научных статей молодых авторов. — Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2001. - Вып.4. - С.117-120.

127. Федорчук Е.А. В. Шершеневич: от В. Маяковского к С. Есенину // Филологические этюды: Сб. науч. стат. молодых ученых. Саратов: Изд-во Лата-нова В.П., 2002. - С.24-27.

128. Фиалкова А. Цитата в прозе // Литературная учеба. 1986. - №5. — С.218-220.

129. Фоменко И.В. Цитата И Введение в литературоведение / Под. ред. Л.В. Чернец. М.: Академия, 1999. - С.496-507.

130. Фрай Н. Критическим путем. Великий код: Библия и литература // Вопросы литературы. 1991. - Вып. 9/10. - С. 159-187.

131. Фрейденберг О.М. Терсит // Яфетический сборник. Т.6. - Л., 1930. — С.233-253.

132. Фрейденберг О.М. Происхождение пародии // Труды по знаковым системам. Вып. VI (308). - Тарту: Изд-во Тартус. ун-та, 1973. - С.490-497.

133. Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. М.: Лабиринт, 1997. — 448 с.

134. Хализев В.Е. Неавторское слово. Литература в литературе // Хализев В.Е. Теория литературы. М.: Высшая школа, 1999а,- С. 248-262.

135. Хализев В.Е. Текст // Введение в литературоведение. Литературное произведение: Основные понятия и термины: Учеб. Пособие / Под ред. Л.В. Чернец. М.: Высш. шк.; Издательский центр «Академия», 1999b.— С. 405-414.

136. Ханзен-Лёве А. Русский символизм: Система поэтических мотивов. Ранний символизм. СПб.: Академический проект, 1999. — 507 с.

137. Ханзен-Лёве О. Русский формализм: Методологическая реконструкция развития на основе принципа остранения. М.: Языки русской культуры, 2001.-672 с.

138. Харджиев Н.И. Статьи об авангарде: В 2 т. М.: Гилея, 1997.- Т.1. -391 с.

139. Хиршкоп К. Существует ли «западный» подход к Бахтину? // Новое литературное обозрение 2002. - № 5 (57). - С. 93-106.

140. Цивьян Т.В. Кассандра, Дидона, Федра: Античные героини зеркала Ахматовой // Литературное обозрение. - 1989. - № 5. — С.29-31.

141. Шаадат Ш. Новые публикации по интертекстуальности // Новое литературное обозрение. 1995. - № 12. - С.337-344.

142. Шапир М. Что такое авангард? // Даугава. 1990. - № 10. - С.3-6.

143. Шелковников А.Ю. Интегральная поэтика Н.С. Гумилева: Семиотика акмеизма. Барнаул: Изд-во БГПУ, 2002. - 138 с.

144. Шлейермахер Ф.Д.Е. Герменевтика // Общественная мысль: Исследования и публикации. 1993. - Вып. IV. - С.224-236.

145. Шубникова-Гусева Н.И. Диалог как основа творчества Есенина // Столетие Сергея Есенина: Международный симпозиум. Есенинский сборник. -Вып.Ш. М.: Наследие, 1997. - С. 130-159.

146. Шубникова-Гусева Н.И. Русский имажинизм, или «буйные зачинатели эпохи Российской поэтической независимости» // Литературная учеба. -2000. № 2. - С.107-123.

147. Эделыптейн М. Кацис, Мандельштам и этика любви. Электронный ресурс. Режим доступа: http://www.lechaim.ru/ARHIV/130/kl.htm

148. Эйхенбаум Б.М. О поэзии. JL: Советский писатель, Ленингр. отд-е, 1969. -552 с.

149. Эко У. Заметки на полях «Имени розы» / Пер. Е. Костюкович. СПб.: Simposium, 2003. - С.93 с.

150. Элиаде М. Космос и история: Избранные работы. М.: Прогресс, 1987. -312 с.

151. Элиаде М., Кулиано И. Словарь религий, обрядов и верований. М.-СПб.: Рудомино: Унив. кн., 1997. - 414 с.

152. Юнг К.Г. Айон: феноменология самости // Юнг К.Г. Сознание и бессознательное: Сборник. СПб.: Университетская книга, 1997. - С. 150-173.

153. Юнг К.Г. О психологии образа трикстера // Радин П. Трикстер мифы североамериканских индейцев Электронный ресурс. - Режим доступа: http://psycho.dtn.ru/pap33.htm

154. Яжембиньска И. Русский имажинизм как литературное явление: Автореф. дис. . канд. филол. наук: 10.01.01 / Л., 1986. 24 с.

155. Якобсон Р. Футуризм // Якобсон Р. Работы по поэтике: Переводы. М.: Прогресс, 1987. - С.414-417.

156. Ямпольский М. Память Тиресия: Интертекстуальность и кинематограф. -М.: Культура, 1993. 464 с.

157. Lawton A. Vadim Shershenevich: From Futurism to Imaginism. Ann Arbor: Ardis, 1981.- 116 p.

158. Markov V. Russian Imaginism, 1919-1924. Giessen, 1980.

159. Mc Vay G. Vadim Shershenevich: New Text & Information // Russian Literature Triquarterly. Ann Arbor, 1989. - №22. - P.280-324.1. Источники

160. Анненский И. Избранные произведения / Сост., вступ. ст., коммент.

161. A. Федорова. JL: Худож. лит., 1988. - 736 с.

162. Апухтин А.Н. Полное собрание стихотворении. JL: Сов. писатель, 1991. - 448 с.

163. Ахматова А.А. Коротко о себе // Ахматова А.А. Собрание сочинений: В 2 т. / Под общ. ред. Н.Н. Скатова. -М.: Правда, 1990. Т.1. - С.17-20.

164. Балтрушайтис Ю. Дерево в огне / Сост. Ю. Тумялис. Вильнус, 1969. -538 с.

165. Блок А.А. Собрание сочинений: В 8 т. / Под общ. ред. В.Н. Орлова и др. -M.-JL: Гослитиздат: Ленингр. отд-е, 1960-1961. — Т. 1-4.

166. Брюсов В.Я. Собрание сочинений: В 7 т. / Под общ. ред. П.Г. Антокольского и др. -М.: Худож. лит., 1973-1975. Т. 1-7.

167. Брюсов В.Я. В. Шершеневич «Лошадь как лошадь» // Литературное наследство. Т.85. Валерий Брюсов. М.: Наука, 1976. - С.241-242.

168. Брюсов В.Я. Среди стихов: 1894-1924: Манифесты, статьи, рецензии. -М.: Сов. писатель, 1990. 720 с.

169. Верлен П. Романсы без слов. СПб.: Терция, Кристалл, 1998. - 448 с.

170. Верлен П. Сатурнийские стихи. Галантные празднества. Песни без слов / Пер. с франц., послесл. И. Булатовского. СПб.: Гиперион: Гуманитарная академия, 2001. - 317 с.

171. Воспоминания о серебряном веке / Сост., авт. предисл. и коммент.

172. B. Крейд. М.: Республика, 1993. - 558 с.

173. Городецкий С. О Сергее Есенине: Воспоминания // Городецкий С. Избранные произведения: В 2 т. / Сост. и коммент. В. Енишерлова. М.: Художественная литература, 1987. - Т.2: Проза. - 57 с.

174. Грузинов И.В. Сергей Есенин разговаривает о литературе и искусстве //

175. C.А. Есенин в воспоминаниях современников: В 2 т. / Вступ. ст., сост. и коммент. А.А. Козловского. М.: Худож. лит., 1986. - Т.1. - С.364-379.

176. Гумилев Н.А. Собрание сочинений: В 3 т. / Сост. и коммент. И.А. Пан-кеева. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2000. - Т. 1-2.

177. Гумилев Н.С. Письма о русской поэзии / Сост. Г.М. Фридлендер (при участии Р.Д. Тименчика). М.: Современник, 1990. - 383 с.

178. Евреинов Н.Н. Театр без маски, но на котурнах: (Предисловие к первому изданию книги «Театр как таковой» 1912 г.) Электронный ресурс. Режим доступа: http://www.directorart.ru/forums/index.php?act=ST&f=2&t=4&s

179. Евреинов Н.Н. Театр как таковой // Литература. 2000. - №21. — С.6-12.

180. Есенин С.А. Полное собрание сочинений: В 7 т. — М.: Наука-Голос, 19951999. -Т.1-6.

181. Есенин в воспоминаниях современников: В 2 т. / Вступ. ст., сост. и коммент. А.А. Козловского. М.: Худож. лит., 1986. - Т.1. — 516 с.

182. Замятин Е.И. Я боюсь // Избранные произведения / Сост., вступ. ст., коммент. Е.Б. Скороспеловой. М.: Сов. Россия, 1990. -С.403-406.

183. Иванов Вяч. Стихотворения. Поэмы. Трагедия: В 2 кн. / Сост., подг. текста, примеч. Р.Е. Помирчего СПб.: Академический проект, 1995. - Кн. I.

184. Ивнев Р. Избранное / Сост, вступ. ст. Н.П. Леонтьева. М.: Правда, 1988. - 574 с.

185. Ивнев Р. Воспоминания / Вступ. ст. Н. Леонтьева, коммент. А. Зименкова // Арион. 1995. - №1. - С.71-96.

186. Ивнев Р. Выстрел четвертый в Шершеневича // Шершеневич В.Г. Листы имажиниста: Стихотворения. Поэмы. Теоретические работы / Сост., пре-дисл., примеч. В.Ю. Бобрецова. - Ярославль: Верх.-Волж. кн. изд-во, 1996. — С.461-465.

187. Кузмин М.А. Парнасские заросли // Кузмин М.А. Стихи и проза / Сост, авт. вступ. статьи и примеч. Е.В. Ермилова. М.: Современник, 1989. — С.397-403.

188. Лермонтов М.Ю. Собрание сочинений: В 4 т. — 2-е изд. Л.: Изд-во АН СССР, 1979.-Т.1.

189. Лившиц Б. Полутораглазый стрелец: Стихотворения. Переводы. Воспоминания. Л.: Сов. писатель, 1989. — 720 с.

190. Литературное наследство. Т.98. Валерий Брюсов и его корреспонденты: В 2 кн. М.: Наука, 1994.-Кн. 2. - 636 с.

191. Лукницкая В. Осененная Пушкиным: Дневники П. Лукницкого об А. Ахматовой // Огонек. 1987. - №6. - С. 10-11.

192. Львов-Рогачевский В.Л. Имажинизм и его образоносцы: Есенин. Кусиков. Мариенгоф. Шершеневич. М.: Орднас, 1921. - 67 с.

193. Мандельштам О.Э. Письмо о русской поэзии // Мандельштам О.Э. Сочинения: В 2 т. М.: Худож. лит., 1990. - Т.2. - С.263-266.

194. Мариенгоф А.Б. «Бессмертная трилогия»: Роман без вранья. М.: Вагри-ус, 1998.-510 с.

195. Мариенгоф А.Б. Стихотворения и поэмы / Сост., подг. текста, вступ. статья, примеч. А.А. Кобринского. СПб.: Академический проект, 2002. — 352 с.

196. Маяковский В.В. Полное собрание сочинений: В 13 т. — М.: Худож. лит., 1961. -т.13.

197. Маяковский В.В. Собрание сочинений: В 12 т. -М.: Правда, 1978. Т. 1-9.

198. Пастернак Б.Л. Собрание сочинений: В 5 т. М.: Худож. лит., 1989. - Т.1.

199. Поэзия русского футуризма / Вступ. ст. В.Н. Альфонсова, сост. и подг. текста В.Н. Альфонсова и С.Р. Красицкого, персональные портреты-справки и примеч. С.Р. Красицкого. СПб.: Академический проект, 2001. - 752 с.

200. Поэты-имажинисты / Сост., подг. текста, биограф, заметки и примечания Э.М. Шнейдермана. М.: Аграф, 1997. - 536 с.

201. Пушкин А.С. Полное собрание сочинений: В 10 т. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1949.-Т. 1-10.

202. Ройзман М.Д. Все, что помню о Есенине. М.: Сов. Россия, 1973. - 272 с.

203. Русская литература XX века в зеркале пародии: Антология / Сост., вступ. ст., ст. к разд., коммент. О.Б. Кушлиной. М.: Высш. шк. 1993. - 478 с.

204. Русский футуризм: Теория. Практика. Критика. Воспоминания / Сост.

205. B.Н. Терехина, А.П. Зименков. М.: Наследие, 1999. -480 с.

206. Северянин И. Сочинения: В 5 т. / Сост., подгот. текста, вступ. ст. и ком-мент. В.А. Кошелева, В.А. Сапогова. СПб.: Logos, 1995. - Т.1.

207. Соловьев B.C. «Неподвижно лишь сердце любви.»: Стихотворения. Проза. Письма. Воспоминания современников / Сост., вступит, статья, ком-мент. А.А. Носова. М.: Московский рабочий, 1990. — 445 с.

208. Сонетов сладкозвучье: Всемирная библиотека поэзии. Избранное. — Ростов-на-Дону: Феникс, 1996. — 576 с.

209. Таиров А .Я. Записки режиссера: Статьи. Беседы. Речи. Письма. — М.: Изд-во Всерос. театрального общ-ва, 1970. — 604 с.

210. Тютчев Ф.И. Полное собрание стихотворений / Сост., подгот. текста и примеч. А.А. Николаева. JL: Советский писатель, 1987. — 448 с.

211. Улицкая JI. Подкидыш // Улицкая JL Веселые похороны: Повесть и рассказы. -М.: Вагриус, 1999. С.271-298.

212. Фет А.А. Сочинения: В 2 т. / Сост., вступ. статья и коммент. А.Е. Тархова. М.: Худож. лит., 1982.-Т.1.

213. Франс А. Жонглер Богоматери // Франс А. Собрание сочинений: В 8 т. — М.: Гослитиздат, 1958. Т.2. - С.700-705.

214. Шекспир У. Ромео и Джульетта / Пер. Т. Щепкиной-Куперник // Шекспир У. Полное собрание сочинений: В 8 т. М.: Искусство, 1958. - Т.З.1. C.5-130.218.244. Шершеневич В.Г.

215. Весенние проталинки. М.: Тип. торг. дома «М.В. Балдинъ и Ко», 1911.-32 с.

216. Вечный жид: Трагедия великолепного отчаянья Изд. 3-е. - М.: Чи-хи-Пихи, 1916. -32 с. АП Автомобилья поступь: Лирика (1913-1915). - М.: Плеяды, 1916. -86 с.

217. Б Быстрь: Монологическая драма. М.: Плеяды, 1916. - 40 с.

218. ВО Великолепный очевидец // Мой век, мои друзья и подруги: Воспоминания Мариенгофа, Шершеневича, Грузинова / Сост., указатель имен С.В. Шумихина и К.С. Юрьева. Вступит, ст., комментарий С.В. Шумихина. М.: Московский рабочий, 1990. - С.417-646.

219. ЗУ Зеленая улица: Статьи и заметки об искусстве. М.: Плеяды, 1916. -139 с.

220. ИИ Итак итог. М.: Изд. авт., 1926. - 61 с.

221. К Крематорий: Поэма имажиниста. М.: Чихи-Пихи, 1919. - б/н.

222. KB Кооперативы веселья: Поэмы. Обл. Б. Эрдмана. Б.м.: Имажинисты, 1921.-32 с.

223. КЖР Кому я жму руку. Б.м.: Имажинисты, 1924.- 48 с.

224. ЛИ 2+2=5: Листы имажиниста. М.: Имажинисты, 1920. - 48 с.

225. ЛкЛ Лошадь как лошадь: Третья книга лирики. М.: Плеяды, 1920 - б/н.

226. ОСИ Одна сплошная нелепость: Пьеса. М.: Имажинисты, 1922. - 51 с.

227. РП Романтическая пудра: Поэзы. Opus 8-й. СПб.: Петербургскийглашатай, 1913. 16 с.

228. ЭФ Экстравагантные флаконы: Поэзы. Opus 9-й. Обл. работы Л. Закъ. -М.: Мезонин поэзии, 1913. 24 с.

229. ФбМ Футуризм без маски: Компилятивная интродукция. М.: Искусство, 1914.-105 с.

230. С Carmina: Лирика (1911-1912). Обл., фронт, и рис. Л. Закъ. М.: Типо.-лит. т-ва «И.Н. Кушнарев и Ко», 1913. 143 с.1987а «Содержание плюс горечь» и др. / Вступит, заметка и публикация

231. С.В. Шумихина // Новое литературное обозрение. 1998. - №31. -С.5-44.1998b Мещантика. Утопический блеф: Поэма / Публ. и вступ. ст.

232. В.А. Дроздкова // Истоки: Альманах. Вып. 3(25). - М.: РИФ «РОЙ», 1998.-С.207-219.2000 Стихотворения и поэмы / Вступ. статья, состав, подготовка текста и примеч. А.А. Кобринского. СПб.: Академический проект, 2000. -368 с.245. Шершеневич В., Есенин С.

233. ПС Плавильня слов. М.: Имажинисты, 1920. - 48 с.

234. Шершеневич В., Есенин С., Мариенгоф А. Золотой кипяток. М.: Имажинисты, 1921. - 32 с.

235. Шершеневич В., Земенков Б., Краевский А. От мамы на пять минут. Б.м. и г.: Фаршированный манжеты, 1921. - 32 с.

236. Шершеневич В., Ройзман М. Мы чем каемся. Обл. Е. Спасского. М.: Имажинисты, 1922. - 22 с.

237. Шершеневич В., Ройзман М. Красный алкоголь. Обл. Б. Эрдмана. Б.м.: Имажинисты, 1922. - 24 с.

238. Шершеневич В., Шмерельсон Г. ШиШ. Пг: Имажинисты, 1924. - 10 с.

239. Эрлих В. Право на песнь // Как жил Есенин: Мемуарная проза / Сост., автор послесл. и коммент. A.JI. Казакова. Челябинск: Юж.-Урал. кн. изд-во, 1992.-С. 147-200.

240. Языков Н.М. Полное собрание сочинений / Вступ. ст., подгот. текста и примеч. К.К. Бухмейер M.-JI.: Сов. писатель, 1964. - 707 с.1. Словари и энциклопедии1. БСЭ

241. Большая Советская Энциклопедия: В 30 т. — 3-е изд. М.: Сов. энциклопедия, 1974. - Т. 14.

242. Большая Советская Энциклопедия: В 30 т. 3-е изд. - М.: Сов. энциклопедия, 1975.-Т.21. Жюльен Н.1999 Словарь символов. Челябинск: Урал LTD, 1999. - 500 с. Керлот Х.Э.1994 Словарь символов. М.: REFL-book, 1994. - 608 с. Купер Дж.

243. Энциклопедия символов: Серия «Символы». М.: Изд-во Асс. Ду-ховн. Единения «Золотой век». - Кн. IV. - 1995. - 402 с. МБЭС Музыка. Большой энциклопедический словарь (МБЭС) / Г. Ред.

244. Г.В. Келдыш. — М.: Большая Российская энциклопедия, 1998. — 672 с.1. Трессидер Дж.2001 Словарь символов. М.: ФАИР-ПРЕСС, 2001. - 448 с. Фоли Дж.

245. Энциклопедия знаков и символов. -М.: Вече, 1997. 512 с. Энциклопедия Кругосвет. Электронный ресурс. - Режим доступа: http://www.kmgosvet.rU/articles/77/l 007707/1007707a7.htm