Власть как коммуникативная категория

Черватюк, Ирина Сергеевна

автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.19
диссертация на тему: Власть как коммуникативная категория

Год: 2006
Автор научной работы: Черватюк, Ирина Сергеевна
Ученая cтепень: кандидата филологических наук
Место защиты диссертации: Волгоград
Код cпециальности ВАК: 10.02.19

Диссертация по филологии на тему 'Власть как коммуникативная категория'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Власть как коммуникативная категория"

На правах рукописи

ЧЕРВАТЮК Ирина Сергеевна

ВЛАСТЬ КАК КОММУНИКАТИВНАЯ КАТЕГОРИЯ

10.02.19 — теория языка

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Волгоград — 2006

Работа выполнена в Государственном образовательном учреждении высшего профессионального образования «Волгоградский государственный педагогический университет».

Научный руководитель —

Официальные оппоненты:

Ведущая организация —

доктор филологических наук, профессор Елена Иосифовна Шейгал.

доктор филологических наук, профессор Андрей Владимирович Олянич;

кандидат филологических наук, доцент Юлия Михайловна Иванова.

Воронежский государственный университет.

Защита состоится 22 сентября 2006 г. в 12 час. на заседании диссертационного совета Д 212.027.01 в Волгоградском государственном педагогическом университете по адресу: 400131, г. Волгоград, пр. им. В.И. Ленина, 27.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Волгоградского государственного педагогического университета.

Автореферат разослан 21 августа 2006 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета

кандидат филологических наук, /РУхзу'^

доцент H.H. Остринская

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Настоящая диссертация выполнена в русле теории дискурса. Одной из задач, поставленных этим направлением, является описание и изучение сущностных характеристик дискурса (коммуникации) — его категорий, к числу которых относится и категория власти. Объектом изучения в работе является феномен власти в коммуникации. Предмет исследования составляют лингвосемиотические, прагмалингвистические и социолингвистические характеристики власти как коммуникативной категории.

Феномен власти играет в жизни любого общества огромную роль. Проблема исследования власти остается актуальной столько, сколько существует человеческое общество. Власть, будучи многогранным феноменом, постоянно привлекает к себе внимание психологов, социологов, политиков, философов, антропологов. Многообразие подходов к изучению неизбежно порождает многообразие трактовок этого сложного понятия. Лингвистов интересует, прежде всего, проявление социальной власти в межличностных отношениях, локусом выражения которых является коммуникативная диада.

Однако, несмотря на широкий интерес к проблемам власти, специальные исследования, посвященные проблемам власти как коммуникативной категории, практически отсутствуют, само понятие коммуникативной власти является недостаточно четко определенным.

Таким образом, актуальность диссертации обусловлена следующими моментами: 1) теория дискурса является одним из наиболее активно развивающихся направлений современного языкознания, вместе с тем категориальный аппарат этой лингвистической дисциплины разработан еще недостаточно; 2) концепция власти как коммуникативной категории еще недостаточно разработана; нуждается в уточнении, прежде всего, само понятие коммуникативной власти; требуется осмысление специфики данной категории по отношению к смежным понятиям, прежде всего — категории социального статуса; 3) власть является одной из категорий общения, изучение которой позволит глубже осмыслить механизмы и принципы коммуникации.

В основу настоящего исследования положена следующая гипотеза: власть как коммуникативная категория является неотъемлемой характеристикой любого типа общения; реализация данной категории имеет вариативный характер и зависит

от широкого круга социо- и прагмалингвистических параметров общения.

Цель работы заключается в комплексной лингвосемиотиче-ской, социолингвистической и прагмалингвистической характеристике исследуемой коммуникативной категории.

. Достижение данной цели связано с решением следующих задач:

1) определить понятие коммуникативной власти;

2) выявить факторы, способствующие ее получению;

3) установить средства выражения власти в коммуникации;

4) уточнить специфику использования данных средств в зависимости от параметров ситуации общения;

5) описать стили проявления коммуникативной власти.

Научная новизна исследования заключается в определении власти как коммуникативной категории; в установлении круга коммуникативных индикаторов власти и их классификации; в выявлении аспектов динамики и варьирования власти в связи с коммуникативным поведением.

Теоретическая значимость выполненной работы состоит в том, что она вносит определенный вклад в развитие теории дискурса, раскрывает некоторые механизмы межличностной и институциональной коммуникации.

Практическая ценность проведенного исследования состоит в том, что его результаты могут найти применение в лекционных курсах по общему языкознанию, стилистике и мёжкуль-турной коммуникации, спецкурсах по прагмалингвистике и теории дискурса, на практических занятиях по интерпретации текста.

Материалом исследования послужили 4000 текстовых фрагментов из художественной литературы, художественных фильмов и картотеки записей устной речи на русском и английском языках. Эти фрагменты представляют собой непосредственное устное диалогическое общение с моментальной (не отсроченной) реакцией собеседника, преимущественно в асимметричной диаде — именно в таком типе общения категория коммуникативной власти проявляется наиболее явно и представляет собой более удобный, «осязаемый» объект для анализа.

В работе применялись следующие методы исследования: интроспекция, интерпретативный дискурс-анализ, конверсацион-ный анализ, описательный метод, включающий непосредствен-

ное наблюдение, анализ, сопоставление и классификацию языковых фактов.

Теоретической базой исследования послужили работы отечественных и зарубежных ученых в области теории дискурса (M.JL Макаров, Е.И. Шейгал, В.И. Карасик, М. Фуко, В.В. Богданов, В.В. Дементьев, A.B. Олянич, Т. van Dijk, G. Brown and G. Yule, D. Schiffrin), социолингвистики (Л.П. Крысин, Е. Hall, D. Hymes, J. Diamond,), прагмалингвистики (G. Leech, P. Brown, S. Levinson, J. Searle), лингвоэтологии (B.B. Красных, A.K. Ми-хальская, И.А. Стернин, JI.B. Куликова, М.В. Мироненко), психологии и социологии власти (С. Луке, Е. Вятр, Н.В. Ильин, А.Ю. Мельвиль, P.M. Емерсон, Д. Винтер, К. Хорни), теории культуры (G. Hofstede).

На защиту выносятся следующие положения:

1. Коммуникативная власть представляет собой специфический набор коммуникативных прав — прав на осуществление определенных речевых действий, на употребление того или иного типа языковых единиц, на определенный тип коммуникативного поведения, а также право распоряжаться коммуникативными действиями партнера по общению (принуждать к определенным действиям, ограничивать его вклад в коммуникацию, навязывать определенный тип коммуникативного поведения, исполнение определенных коммуникативных ролей и т.д.). В отличие от коммуниканта в позиции зависимости коммуникативный лидер обладает свободой выбора из набора вариативных средств, предлагаемых языком на каждом этапе общения.

2. Обладание коммуникативной властью обусловлено тремя типами факторов — социальными (высокий социальный статус), психологическими (высокий психологический статус) и лингвокогнитивными (интеллектуальная, энциклопедическая, лингвистическая, интерактивная1 доминация).

3. В коммуникативном сознании социума закреплено знание об определенном наборе языковых/речевых средств (типов высказываний, речевых действий и пр.), потенциально предназначенных для выражения функциональной семантики власти. Эти маркеры власти представляют собой систему разных типов рече-поведенческих знаков: маркеры мониторинга дискурса, контроля информации и вербальной агрессии, а также речеактовые, стилистические и невербальные маркеры.

Для маркеров власти характерна статусная амбивалентность, т.е. способность одного и того же маркера выражать как высо-

кий, так и низкий коммуникативный статус в зависимости от социокультурных факторов и параметров ситуации общения.

4. Динамика коммуникативной власти представляет собой ее переход от одного коммуниканта к другому в рамках коммуникативного события. Динамика обусловлена несовпадением социального и личностного статусов, конфликтом постоянной и временной коммуникативных ролей, она может явиться следствием неадекватного эмоционального состояния одного из коммуникантов, асимметрией психологического статуса и лингво-когнитивных компетенций. В основе механизма рассогласования статусов лежит некорпоративное поведение коммуниканта с зависимым социальным статусом.

5. Коммуникативный потенциал маркеров власти не всегда реализуется в полной мере. Варьирование функциональной семантики власти осуществляется по следующим направлениям: нейтрализация (стирание), индуцирование, градация (усиление или ослабление). Механизм варьирования связан с действием ряда социокультурных и психологических факторов, а также собственно дискурсивных параметров, в частности степени фор-мализованности общения. В наиболее жестко формализованных жанрах институционального дискурса властный потенциал маркера находит максимальное выражение.

6. В зависимости от характеристик коммуникативного поведения личности разграничиваются три основных стиля проявления коммуникативной власти — демократический, авторитарный и невротический.

2003); региональной научной конференции Поволжья и СевероКавказского региона (Волгоград, 2004); международных конференциях лингвистов «Power of Linguistics» (Индианаполис,

2004); на международной конференции ассоциации коммуника-тивистики (ICA) (Нью-Йорк, 2005).

Объем и структура работы. Диссертация включает введение, три главы, заключение, список литературы, а также список лексикографических источников и справочников и источников примеров.

По теме диссертации опубликовано шесть работ общим объемом 2,1 п. л.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

В первой главе «Понятие власти в междисциплинарном аспекте» феномен власти рассматривается с позиций философии, политологии, социологии, психологии и лингвистики; раскрываются понятия социальной, личностной и коммуникативной власти.

В философии основные трактовки власти связаны с рассмотрением власти как а) воздействия; б) взаимодействия; в) действия. Власть как воздействие трактуется как «право одного индивида воздействовать на второго» (С. Луке). «Власть дает возможность одному человеку заставить другого сделать то, что по своей воле он не сделал бы» (Р. Даль). Власть как взаимодействие выполняет организующую и гармонизирующую функции, вследствие чего участники взаимодействия осознают и признают предписанные им роли, а власть принимает форму социальной иерархии, необходимой для избежания хаоса. Как следствие, нижестоящий наделен такой же властью, как и вышестоящий. Власть как действие представляет собой цепь действий, направленных на изменение, возможность повлиять на поведение нижестоящего.

В социологии два основных направления рассматривают власть как 1) исключительно асимметричный коммуникативный процесс; 2) одновременный властный взаимообмен, где два человека осуществляют властный контроль друг над другом. Второй подход принимается большинством исследователей коммуникативной власти, т.к. в фокусе рассмотрения находятся коммуникативные диады. Согласно этому подходу власть становится атрибутом взаимоотношений, а не отдельного индивидуума. В зависимости от фокуса рассмотрения власти в диаде различаются индивидуалистический подход (фокусируется на мотивах личности в восприятии и достижении власти) и инте-ракциональный (на взаимоотношениях между индивидами, а не на самих участниках интеракции).

Изучение власти в социальной психологии осуществляется по трем основным направлениям — мотив получения власти, стратегии получения власти, следствия обладания властью. С точки зрения мотива получения власти описываются типы личностей, у которых высока потребность в достижении власти, и определяются причины этой потребности. Во втором направлении исследуются способы получения власти и использование специфических ресурсов для изменения системы ценностей, отношения, поступков для достижения цели. В третьем направлении рассматривается влияние власти на личность, обладающую властью, в частности такие проявления человеческой натуры, как ненасытность в получении большей власти, большего влияния, большая дистанцированность от других.

При анализе отношений власти и зависимости в лингвистике подчеркивается необходимость учета социального и психологического статуса участников в процессе общения. Социальный статус является исходным параметром анализа властных отношений, в то время как психологический статус — переменной во властных отношениях. Соотношение социальной дистанции и психологической слабости /превосходства порождает явление динамики власти в межличностных отношениях, оно также важно для понимания сущности коммуникативного лидерства и власти.

В рамках первого аспекта власть исследуется как концепт, значимый, прежде всего, для политического дискурса (см. работы Е.И. Шейгал, С.О. Дроздовой, М.Д. Невинской).

Говоря о проявлении власти в языке, мы имеем в виду следующий комплекс проблем: а) власть языка (как язык влияет на мировосприятие человека); б) языковые средства и механизмы проявления власти; в) стратегии и тактики достижения власти; г) анализ власти в рамках конкретного типа дискурса.

Рассматривая осуществление власти при помощи языка, мы имеем в виду исследование власти как риторической категории, связанной со стратегиями фасцинативности, манипуляции и пр., а также анализ использования языка как инструмента достижения социальной власти. Сюда также примыкают исследования «языка власти», т.е. дискурсивных /речевых портретов власть имущих.

В нашем исследовании власть рассматривается как коммуникативная категория. Под коммуникативными категориями понимаются «самые общие коммуникативные понятия, упорядочивающие знания человека об общении и нормах его осуществления» (Стернин, Шилихина 2001: 34), «категории речевого общения, которые участвуют в организации или регулировании коммуникативного процесса» (Захарова 1988: 164). Коммуникативные категории отражают коммуникативное сознание человека, они содержат определенные концептуальные знания о коммуникации (Ларина 2003: 16).

Категории эксплицитно не вербализуются в дискурсе, но, в отличие от концептов (концепты, как правило, эксплицируются номинативно, т.е. имеют имя и характеризуются высокой номинативной плотностью, а кроме того, выступают как объект дескрипции и рефлексии), проявление категорий в дискурсе эксплицируется через определенные знаки, т.е. каждая категория опознается через набор определенных индикаторов или маркеров. В связи с этим одной из задач данного исследования является установление набора дискурсивных маркеров, сигнализирующих о проявлении дискурсивной (коммуникативной) власти.

Власть как дискурсивная категория тесно связана с социальным статусом (социальной властью). Поскольку власть изначально, на заре цивилизации, связывалась с правом на речь и высокий статус в социуме предполагал безусловное коммуникативное превосходство, можно утверждать, что культурной универсалией (и, следовательно, прототипным соотношением этих двух типов власти) является соответствие высокого коммуникативного статуса (власть в дискурсе) высокому социальному статусу.

В отличие от социальной власти коммуникативная власть представляет собой величину переменную, она может меняться в течение интеракции, отражая динамику развития межличностных отношений. Мы определяем коммуникативную власть как право распоряжаться коммуникативными действиями партнера по общению (принуждать к определенным действиям, ограничивать его вклад в коммуникацию, навязывать определенный тип коммуникативного поведения, исполнение определенных коммуникативных ролей и т.д.).

Коммуникативная власть может быть представлена как специфический набор коммуникативных прав — прав на осуществление определенных речевых действий, на употребление того или иного типа языковых единиц, на определенный тип ком-

муникативного поведения. Коммуникативный лидер обладает свободой выбора из набора вариативных средств, предлагаемых языком на каждом этапе общения. Соответственно отсутствие власти (низкий коммуникативный статус) будет выражаться в ограничении свободы выбора языковых средств и речевых действий, в необходимости следовать модели коммуникативного поведения, навязываемого коммуникативным лидером.

Выделяются три группы факторов, причинно обусловливающих обладание коммуникативной властью: социальные, психологические и лингвокогнитивные.

Коммуникативная власть нередко является следствием более высокого социального статуса коммуниканта в асимметричной ситуации общения (профессиональное, возрастное, административное и пр. доминирование).

К числу психологических факторов мы относим более высокий психологический статус коммуниканта. Психологический статус является показателем состояния межличностных отношений коммуникантов на момент интеракции, их моральных прав и притязаний относительно друг друга.

В разных ситуациях общения релевантными для установления коммуникативного лидерства оказываются разные психологические качества индивида, вплоть до прямо противоположных. Коммуникант может держать в руках все нити разговора либо за счет позитивных психологических качеств — уверенности в себе (в своей правоте) и чуткости к собеседнику, либо за счет негативных психологических качеств — игнорирования эмоционального состояния собеседника.

Рассуждая о лингвокогнитивных факторах, мы исходили из идеи В.В. Богданова о важной роли компетенции, а именно — трех форм знания в обеспечении коммуникативного лидерства: «Энциклопедическая компетенция находит свое выражение в способности человека вербально описывать положение дел в том или ином фрагменте мира, например, в предметной области. О лингвистической компетенции свидетельствует способность человека пользоваться арсеналом средств определенного языка для достижения своих идей. Наконец, интерактивная компетенция проявляется в способности человека устанавливать и поддерживать языковой (речевой) контакт с партнером, соблюдая при этом правила и конвенции общения, принятые в данном обществе». Если один из коммуникантов обладает большей компетенцией, то это приводит к возникновению энциклопедической, лингвистический или интерактивной доминации одного коммуни-

канта над другим. Он становится коммуникативным лидером или доминантом.

Коммуникативная власть (или лидерство) может быть следствием одновременно нескольких из вышеупомянутых факторов, либо лишь одного из них, как, например, в ситуации, когда власть в диалоге принадлежит коммуниканту с явным отсутствием энциклопедической или риторической доминации: он доминирует в разговоре за счет своего социального статуса (косноязычного начальника вынуждены почтительно выслушивать).

Например, герой рассказа И. Бабеля «Мой первый гусь» при его явной психологической слабости и низком социальном статусе (интеллигент-очкарик в группе казаков-красноармейцев) выравнивает коммуникативный статус за счет своей неоспоримой энциклопедической и лингвистической доминации. Здесь и далее жирным выделены реплики с властной интенцией, линией подчеркнута реактивная реплика.

Я подал ему бумагу о прикомандировании меня к штабу дивизии.

— Провести приказом! — сказал начдив. — Провести приказом и зачислить на всякое удовольствие, кроме переднего. Ты грамотный?

— Грамотный, — ответил я, завидуя железу и цветам этой юности, — кандидат прав Петербургского университета...

— Ты из киндербальзамов, — закричал он, смеясь, — и очки на носу. Какой паршивенький!.. Шлют вас, не спросясь, а тут режут за очки. Поживешь с нами, што ль?

..Л приложил руку к козырьку и отдал честь казакам. Молодой парень с льняным висячим волосом и прекрасным рязанским лицом подошел к моему сундучку и выбросил его за ворота.

Вечером, увидев, что вновь прибывший читает газету, они подозвали его к себе.

— Братишка, — сказал мне вдруг Суровков, старший из казаков, — садись с нами, снедать, покеле твой гусь доспеет.

Он вынул из сапога запасную ложку и подал её мне. Мы похлебали самодельных щей и съели свинину.

— В газете-то что пишут? — спросил парень с льняным волосом и опростал мне место.

— В газете Ленин пишет, — сказал я, вытаскивал «Правду», — Ленин пишет, что во всем у нас недостача...

И громко, как торжествующий глухой, я прочитал казакам ленинскую речь.

— Правда всякую ноздрю щекочет, — сказал Суровков, когда я кончил, — да как её из кучи вытащить, а он бьет сразу, как курица по зерну.

Это сказал о Ленине Суровков, взводный штабного эскадрона, и потом мы пошли спать на сеновал. Мы спали шестеро там, согреваясь дриг от друга, с перепутанными ногами, под дырявой крышей, пропускавшей звезды.

В данном фрагменте текста мы наблюдаем, что сначала просто сам факт чтения газеты (лингвистическая доминация как следствие грамотности и образованности) выравнивает коммуникативный статус вновь прибывшего, а в дальнейшем доступ к словам Ленина (энциклопедическая доминация) максимально повышает его и позволяет быть принятым в группу уже как «свой».

Во второй главе «Средства выражения коммуникативной власти» рассматриваются дискурсивные маркеры власти.

; Выделено шесть групп дискурсивных маркеров власти: маркеры мониторинга дискурса, контроля информации, вербальной агрессии; речеактовые, стилистические, невербальные маркеры.

Речеактовые маркеры коммуникативной власти подразделяются на оценочные (насмешка, вышучивание, публичная похвала, критика, осуждение, угроза; сентенция, морализирование; комплимент), директивные (приказ, запрет, угроза, просьба), вопросительные (вопрос, выпытывание, уточнение) и инвектив-ные (оскорбление, унижение).

Под мониторингом дискурса мы понимаем контроль над ходом дискурса — как в содержательном, так и в структурном плане. К данной группе маркеров относятся следующие коммуникативные ходы: инициирование или завершение общения, введение новой темы, прерывание, передача права голоса другому коммуниканту, ограничение длительности высказывания, право держать паузу, игнорирование собеседника.

наоборот); б) демонстрация энциклопедизма и. интеллектуальности при помощи таких средств, как использование малоупотребительной лексики, усложненного синтаксиса, употребление цитат и аллюзий.

В числе маркеров контроля информации (указывают на действия, связанные с оперированием информацией) выделяются такие: уклонение от ответа, молчание, косвенные высказывания, вуалирование смысла сказанного (или красноречивое умалчивание).

Маркеры вербальной агрессии охватывают разные уровни агрессии: эксплетивная агрессия (наиболее прямая, резкая: бранные инвективы, речевые акты угрозы, экспрессивные волитивы, вердиктивы, речевые акты угрозы, экспрессивные волитивы, вердикты, категоричные требования и призывы); манипулятивная агрессия (более рационально осознанная форма вербальной агрессии: средства диффамации, запрет на речь); имплицитная агрессия.

Невербальное (паралингвистическое) проявление власти можно представить как оппозицию права на свободное варьирование паралингвистических компонентов коммуникации и необходимости жестко контролировать эти компоненты (жесты, мимика, фонация, проксемика).

Например, нахмуренные брови и отсутствие улыбки, как правило, интерпретируются как принадлежность к властному статусу (Keating et al., 1981). Начальнику принадлежит право на установление контакта глаз (возможности разговаривать с подчиненным глядя или не глядя ему в глаза), в то время как от подчиненного ожидается следование взглядом за начальником либо «взгляд в пол». Частотность и степень открытости улыбки также считается одним из наиболее значимых проявлений статусной диспозиции. Коммуникантам, не улыбающимся вообще или улыбающимся лишь «уголками губ», приписывается высокий статус, и наоборот.

К проявлению властного статуса на уровне жестов относятся, в частности, следующие кинемы: «постукивание пальцами по столу» (Givens 2000), «руки на бедрах», «руки, скрещенные на груди» — поза собственника (Пиз 1992). Зависимый статус подчиненного выражается в положении корпуса, слегка поданного вперед, что выражает почтение и зрительно уменьшает рост.

Проведенный анализ показал, что для маркеров власти в ряде случаев характерна статусная амбивалентность — способность одного и того же языкового/ речевого средства выражать как высокий, так и низкий властный статус (власть со знаком

«плюс» и власть со знаком «минус», т.е. зависимость, подчиненность).

Например, прерывание само по себе не может быть автоматически отнесено к проявлению власти. В зависимости от содержания сообщения прерывание может иметь или не иметь властную интенцию. Например, в детективной истории восклицание свидетеля на опознании «Это он — убийцаI» не воспринимается окружающими как перебивание (хотя фактически он перебивает следователя, дающего инструкции по опознанию), поскольку оно несет для окружающих нетривиальную и очень значимую информацию. В этом случае прерывание не является властно-маркированным. Если перебивающий сообщает информацию, которая не является значимой для говорящего, то он воспринимает перебивание как покушение на его право на полноту высказывания и, следовательно, как проявление коммуникативной власти.

Восприятие тех или иных коммуникативных действий как агрессии зависит от коммуникативного стиля, степени образованности, классовой дифференциации и семейных/ культурных традиций.

Показателен диалог двух мужчин на кухне: один из них воспитан в благополучной семье, где повышение голоса считалось проявлением слабости и неуважения, другой — в семье полицейского, где агрессия была естественной составляющей их семейной жизни.

Один разговаривает спокойным голосом, другой срывается на грубости, повышает интонации. Тем не менее совместное действие, которое они выполняют (вытирают посуду и расставляют ее по шкафам), никак не страдает от конфликтности второго партнера — оба действуют слаженно и быстро. Наконец первый партнер останавливается и происходит следующий диалог:

— Слушай, почему ты постоянно на меня орёшь?

— Я не ору. А если и ору, то это только значит, что я с тобой чувствию себя комфортно. У нас в семье так было заведено. Отец приходил с работы и опал на мать, а она орала на него, а после этого мы садились и вместе ужинали, довольные и счастливые, что наконеи-то вместе («Six feet under»).

В данном случае агрессия, скорее, свидетельствует не о проявлении коммуникативной власти, а о разных коммуникатив-

ных стилях коммуникантов, базирующихся на разном воспитании.

Переключение темы, стиля и тональности нередко входит в арсенал средств коммуникативной власти телеведущих.

В следующем примере известный телеведущий Фил Донахью интервьюирует социолога /адвоката в связи с жестоким поведением полицейских:

Donahue-. Ah — why is it — why is it important to beat up a guy who's handcuffed? Wh-I don't' understand the...sociological explanation for that kind of behavior.

Sociologist: Ahm, I believe that they didn't recognize it as brutality (pause). That it's just their way of doing their job.

Donahue: And controlling people.

Sociologist: That's right.

Donahue: And if you don't get the upper hand right now. Buddu. this guy is sonna get you.

Sociologist: That's right. Some people can only be controlled through fear and abuse.

Донахью на правах ведущего отклоняется от официального языка социологии и юриспруденции и употребляет просторечные слова. При этом в начале данного фрагмента он демонстрирует владение специальной терминологией, т.е. мена стиля свидетельствует не о его лингвистической некомпетенции, а об интерактивной и энциклопедической доминации. Его собеседник, находясь в зависимой позиции интервьюируемого, реагирует на слова Донахью в нейтральным стиле.

В данном случае переключение тональности свидетельствует о явной коммуникативной власти вследствие лингвистической и интерактивной доминации телеведущего. С другой стороны, частая смена темы («перескакивание» с одного предмета разговора на другой) и немотивированный переход на другую тональность могут быть следствием таких факторов, как нестабильное психическое состояние коммуниканта.

Проведенный анализ показал, что выражение власти не может однозначно коррелировать с теми или иными маркерами, т. к. значение и интерпретация каждого маркера культурно, социально и контекстно обусловлены. В то же время нельзя отрицать, что в коммуникативном сознании социума существует представление (знание) об определенных языковых/речевых

средствах как потенциальных индикаторах коммуникативной власти, и именно эти средства говорящие будут использовать в случае, когда им будет необходимо реализовать свою властную интенцию.

Мы полагаем, что система властных маркеров в целом носит универсальный характер, но в разных типах лингвокультур возможно существование специфических маркеров, отсутствующих в других культурах, — скорее всего, это характерно для высокодистантных культур ярко выраженного иерархического типа. Кроме того, одни и те же маркеры власти будут различаться своей значимостью, специфическими ассоциациями и коннотациями в каждой лингвокультуре, в разных субкультурах в пределах одной лингвокультуры, а также в отдельных коллективах (малых группах типа семья, круг друзей и пр.) и у отдельных индивидов (в зависимости от уровня образованности, психоэмоционального склада, психофизического состояния).

В третьей главе «Коммуникативная власть и коммуникативное поведение» рассматриваются динамика властных отношений, факторы, влияющие на процесс динамики и варьирования функциональной семантики маркера власти в' контексте коммуникации.

Анализируя статусные отношения в дискурсе, мы неизменно сталкиваемся с динамикой власти. Под динамикой власти мы понимаем переход коммуникативной власти от одного коммуниканта к другому в рамках коммуникативного события. Несмотря на очевидность властного статуса, например, у представителей таких профессий, как врач, учитель, ведущий телепрограммы, невозможно говорить об их абсолютной власти в коммуникации (социальной и психологической). Власть вышестоящего прямо пропорциональна готовности нижестоящего (пациента, ученика, слушателя и пр.) ее поддерживать или отвергать, поэтому коммуникантам с властным статусом необходимо постоянно доказывать свое коммуникативное превосходство.

Проведенный анализ показал, что в основе динамики лежит взаимодействие двух типов факторов коммуникативной власти. С одной стороны, это фактор социальной власти (или социального статуса), с другой — группа факторов, которые мы объединяем под названием «личностный статус» (он включает в себя психологический статус и различные лингвокогнитивные доми-нации). Коммуникативная власть осуществляется преимущест-

венно в двух режимах взаимодействия социального и личностного статусов — соответствия и рассогласования.

В случае соответствия социального и личностного статусов коммуникативная власть принадлежит вышестоящему. Такое соотношение является прототипным, соответствующим универсальной культурной норме. В случае рассогласования личностный статус вступает в конфликт с социальным и коммуникативная власть переходит к коммуниканту с более высоким личностным статусом.

Как показывают наши наблюдения, если рассогласование имеет место в ситуации институционального дискурса с ярко выраженной асимметрией социального статуса, где коммуникативная власть изначально принадлежит коммуниканту с более высоким социальным статусом, то примерно в 70% случаев к завершению коммуникативного события этот коммуникант стремится восстановить высокий психологический статус и коммуникативную власть. Другими словами, наиболее типичной является схема динамики власти в рамках одного коммуникативного события — «согласование —> рассогласование —» (насильственное) согласование». В качестве примера приведем отрывок из романа В. Аксенова «Московская сага». Столкновение разных властных статусов коммуникантов (врача и пациента-генералиссимуса) выражается в конфликте директивных речевых ак-. тов: рекомендация врача «Надо перебраться на Грановского и сделать рентгенограмму>> встречает резкий категорический отказ пациента: «Никакого Грановского! — оборвал его Сталин. — Все можно сделать в Кремле!». Выражая сочувствие (подбадривание) и реализуя свое право на тактильный коптакт с пациентом, врач тем самым способствует нейтрализации социального статуса главнокомандующего и его понижению до роли пациента: «Сейчас мы поможем, товарищ Сталин, потерпите еще немного. — Градов одобряюще похлопал Сталина по руке, ловя себя на ощущении того, что перед ним уже никакой не "вождь народов", а просто пациент. Любого пациента он вот так же похлопал бы по руке».

В дальнейшем, стремясь уйти от исполнения унизительной роли пациента, Сталин прибегает к речевому акту официального поздравления, сопровождающегося элементами сентенции, и тем самым восстанавливает свой статус главнокомандующего: «Поздравляю, профессор! Это очень хорошо, что в нашем советском парламенте будут заседать представители нашей передовой медицины

Динамика власти в коммуникации обусловлена не только несовпадением социального и личностного статусов, но и конфликтом постоянной и временной коммуникативных ролей, следствием неадекватного эмоционального состояния одного из коммуникантов, асимметрией психологического статуса и лингво-когнитивных компетенций. Она может быть вызвана тем, что нижестоящий обладает некоей актуальной информацией, значимой для собеседника с высоким статусом. В основе механизма рассогласования статусов лежит некорпоративное поведение коммуниканта с зависимым социальным статусом.

Как показал анализ материала, функциональный потенциал дискурсивных маркеров власти далеко не всегда реализуется в полной мере: в определенных ситуациях общения они даже могут полностью утрачивать семантику власти. С другой стороны, некоторые языковые/речевые средства, изначально не обладающие властным потенциалом, могут его приобретать под влиянием параметров контекста коммуникации.

Коммуникативное варьирование функциональной семантики маркеров власти осуществляется в рамках следующих процессов: актуализация властного потенциала; индуцирование семантики власти; нейтрализация (стирание) семантики власти; градация (усиление или ослабление) семантики власти.

. По аналогии с процессом наведения или индуцирования семы (процесс коммуникативного внесения в значение семы, отсутствующей в системном значении) мы рассматриваем индуцирование как приобретение функциональной семантики власти коммуникативными единицами, системно не обладающими властным потенциалом под влиянием параметров ситуации общения.

Индуцирование семантики власти может произойти вследствие отношений власти — зависимости. Например, вопрос «Хочешь воды?» вне контекста не является властно-маркированным и не может быть отнесен ни к одному из типов маркеров власти. Однако если поместить его в контекст, где человек предлагает воды тому, кто умирает от жажды, и стакан воды становится предметом манипуляции, то вопрос приобретает функцию маркера власти. Причиной индуцирования семантики власти в данном случае является мотив зависимости коммуниканта: у тебя есть то, чего нет у меня, и поэтому я от тебя завишу.

Причиной индуцирования семантики власти могут стать психологические качества коммуниканта (мнительность, неуверен-

ность в себе, уязвленное самолюбие). Такой психологический тип склонен приписывать семантику власти речевым действиям собеседника, в которые тот не вкладывал никакой властной интенции. Например, в эпизоде из телефильма «Секс в большом городе» смех в ответ на заказ обеда по телефону интерпретируется заказчиком как властно-маркированный и вследствие этого воспринимается как издевательство и агрессия. Происходит это потому, что заказчик не уверен в себе: ему кажется, что стыдно и неудобно заказывать одно и то же блюдо в одном и том же ресторане каждый день в течение месяца, и поэтому даже оператор смеется над ним. Заказы по телефону принимает девушка-китаянка, для которой смех — это соответствие нормам вежливости, а не попытка унизить клиента. Таким образом, вследствие межкультурных помех и личностного фактора (неуверенность в себе) смех собеседника становится для коммуниканта маркером вербальной агрессии, в котором индуцируется семантика власти.

В следующем примере индуцирование семантики власти происходит вследствие межкультурного несовпадения кодов внутрисемейного общения.

Американская студентка, жившая в русской семье, с ужасом рассказывала, как мать унижает дочь тем, что постоянно управляет ее действиями: «She's telling her what to do all the time! She's treating her like a baby, and she is 21 already! "Kate, do that, Kate, don't do that!" She has to ask her if she can go for a walk with her friend till 11 pm. This is terrible. I can't see why Kate wouldn't rebel!»

С точки зрения американской студентки, мать проявляла крайнюю властность и узурпировала дочь своими решениями и указаниями. Между тем отношения матери и дочери были вполне гармоничными, дочь воспринимала советы с благодарностью, была спокойным, уверенным и внутренне свободным человеком. Указания матери имели отношение исключительно к бытовой сфере — уборке, готовке, тогда как общение на внебытовые темы между ними шло на равных. Эта сторона общения имела гораздо большую важность в семейных отношениях, но не принималась во внимание американской студенткой по причине плохого знания русского языка. Пониманию американки были доступны лишь короткие, четко оформленные директивы (исходи в магазин«купи молоко», «убери у себя в комнате*). Ди-

рективы — бытовые приказы — окрашивали в ее восприятии все общение матери с дочерью в негативные тона. Дело в том, что для западной (низкодистантной) культуры такое общение матери с дочерью неприемлемо, т.к. воспринимается как покушение на личную свободу человека. Для русской (высокодистантной) культуры такие взаимоотношения между детьми и родителями являются естественными. Причиной восприятия стиля отношений в семье как жестко властного явилось отсутствие у иностранки лингвокультурной компетенции.

Индуцирование функциональной семантики власти может происходить вследствие ряда социокультурных или психологических факторов: психологический мотив зависимости, личностные характеристики (степень уверенности в себе), неадекватное психофизическое состояние, несовпадение социокультурных кодов (различие в уровне образованности, различие в семейном воспитании, разница в возрасте), межкультурные различия.

Эти же факторы лежат в основе явления, противоположного индуцированию, а именно — нейтрализации (стирания, погашения) семантики власти, потенциально заложенной в маркерах. В основе механизма нейтрализации лежит некорпоративное поведение адресата.

Рассмотрим пример нейтрализации властной семантики вследствие несовпадения социокультурного кода, а именно — разных традиций воспитания в семьях:

Дети были в гостях и сильно шумели. Зашел отец и тихим спокойным, но убедительным голосом сказал:

— Ведите себя потише.

Его сын и дочь срази сменили тон и стали разговаривать тише. Чужие дети не обратили на просьбу внимания и продолжали бегать по комнате и кричать.

Дети не воспринимают просьбу как директив, если он произнесен спокойным тоном, т. к. в их семье вопросы дисциплины улаживаются через крики и угрозы. Так происходит нейтрализация властной интенции из-за разницы в стиле коммуникации.

Градация функциональной семантики власти осуществляется в диапазоне между актуализацией (полная актуализация властного потенциала — полюс maximum градуальной шкалы) и нейтрализацией («погашение» властного потенциала — полюс minimum градуальной шкалы).

Варьирование функциональной семантики маркеров власти в сторону усиления или ослабления обусловлено рассмотренны-

ми выше социокультурными и психологическими факторами, а кроме того, и собственно дискурсивными факторами.

При анализе примеров внутри одного типа институционального дискурса (медицинского и педагогического) была обнаружена некоторая упорядоченность в усилении или ослаблении властной интенции у дискурсивных маркеров (прежде всего, директивных речевых актов) в зависимости от типа жанра, в котором протекает общение.

То, в какой степени тот или иной маркер реализует свой властный потенциал, зависит от реакции собеседника: от его готовности подчиниться и принять властное действие. Степень предсказуемости такого коммуникативного поведения (готовность к подчинению) мы связываем со степенью формализации дискурсивного жанра. Чем более жестко формализован дискурс, тем меньше степень свободы у коммуниканта в отклонении от ожидаемой реакции. Поэтому в таких жанрах степень властного заряда маркера будет выше: властный потенциал маркера поддерживается полностью корпоративным поведением адресата. Соответственно, чем менее жестко распределены коммуникативные роли, тем больше степень свободы коммуниканта в реакции на властно-маркированный ход, поэтому в этом случае тот же самый маркер будет обладать меньшим властным зарядом.

Идея о степени формализации дискурса высказывалась В.И. Карасиком в связи с анализом ритуального дискурса. В зависимости от того, насколько жестко фиксированы те или иные параметры ситуации, разграничивается мягкая и жесткая формализация ритуального действия (Карасик 2002).

Разной степенью ритуализации обладают не только различные виды дискурса, но и различные жанры внутри одного дискурса. Например, наивысшей степенью ритуализации (и, соответственно, наиболее жесткой формализацией) обладают такие жанры педагогического и медицинского дискурса, как операция и экзамен; меньшей степенью ритуализации (мягкой формализацией) — занятие, консультация/прием.

Мы полагаем, что в плане реализации категории власти наиболее значимым параметром варьирования степени формализации дискурса является степень коммуникативного вклада нижестоящего. В более жестко формализованном общении вышестоящий осуществляет полный контроль над ходом общения и, соответственно, ограничивает коммуникативный вклад нижестоящего. Коммуникативное поведение нижестоящего полностью соответствует ожидаемой реакции на властный ход.

Еще одним важным критерием степени формализованное™ общения служит значимость (коммуникативного) события в жизни клиента. Общим для жанров экзамена и операции является некая «рубежность» данного события на жизненном пути клиента, его определяющая роль для дальнейшего успеха и благополучия. Параметр жизненной значимости события определяет уровень мотивации клиента для подчинения и тем самым степень реализации властной интенции агента. Анализируя употребление директивных речевых актов в связи с учетом фактора формализованное^ общения, мы пришли к выводу, что даже если директив формально относится к разряду реквестивов (совет, рекомендация), но употреблен в жестко формализованном жанре, он обладает максимальным властным зарядом. Максимальную степень реализации властной интенции в данном случае обеспечивает максимальная заинтересованность клиента дискурса (студента на экзамене или пациента на операции) в наиболее выгодном для него исходе коммуникации — улучшении здоровья или получении положительной оценки.

Рассмотрим пример. На приеме у стоматолога:

— Так больно?

— Ааа!

— Сплюнь!

(Пациент сплевывает.)

— А вот так? При малейшей боли скажи «а».

— Ааа!

— Так, ну тогда иди, садись вот сюда, подождем, когда лучше заморозится.

(Пациент садится на стул.)

— Пока время есть, можешь сходить в регистратуру, взять карточку. Рот не открывай. Вот я тут на листке твою фамилию написал, покажешь в регистратуре, они тебе так выдадут.

(Паииент идет в регистратири) (КЗУР).

Директивы врача встречены беспрекословным подчинением. Коммуникативное выражение власти отличается однозначностью и ясностью. Это максимально лаконичная передача информации «по прямой», с минимальной степенью косвенности. Сравним реакцию на директивы в мягко формализированном жанре учебного занятия.

— Cartman, what the hell are you yapping for? Assess the patient, all right?

— Penetrating the trauma to zone two of the neck... results in tracheal compression... secondary to a hematoma from subcluvian or internal carotid injury. Which is probablu why uou're doine a bronchoscopy. Anything else I can help with? (playfully)

— Yes, I've used the last blood gasket. It would be extremely helpful if you would go and make some more.

— You mean, actually go and make them up?

— Syringe, label, alcohol, wipes, little plastic bags.

— Right (ironically). («ER»)

Здесь директив врача оспаривается и не выполняется незамедлительно, со стороны студента имеет место переключение на не подобающую его зависимому статусу тональность (playfully), вместо вопроса об инструкциях по дальнейшим действиям он позволяет себе речевой акт предложения помощи (Anything else I can help with?). Директивы отдаются не только в форме прямого императива, но и косвенно: подчеркнуто куртуазная форма (It would be extremely helpful if you would go and make some more) свидетельствует об иронической тональности.

Проведенный анализ градации функциональной семантики власти в зависимости от степени формализованности дискурсивного жанра позволяет построить полевую структуру институционального дискурса относительно степени реализованности властного потенциала маркеров власти. В ядре полевой структуры находятся жестко формализованные жанры с максимальной степенью реализации властной интенции, при этом динамика коммуникативной власти исключена.

В центральной части дискурсивного поля находятся жанры мягкой формализации, в которых властная интенция реализуется в меньшей степени, а возможность динамики коммуникативной власти обусловлена большей свободой нижестоящего в своих респонсивных действиях.

К периферии дискурса относятся свободные жанры, общение в которых не ограничено формальными рамками и происходит уже вне институционального поля, т.е. коммуниканты перестают исполнять коммуникативные роли агента и клиента института, а распределение коммуникативной власти становится в значительной степени симметричным.

Проявление власти в дискурсе является неотъемлемой частью коммуникативного поведения личности. В связи с этим представляет интерес выделение стилей проявления власти. Мы исходим из того, что стиль проявления власти в коммуникации

связан со стилем общения, под которым понимается «индивидуальная стабильная форма коммуникативного поведения человека, проявляющаяся в любых условиях взаимодействия».

Стиль проявления власти в общении является предметом особого внимания психологов. Предметом нашего исследования стали наиболее изученные в психологии стили власти— демократический, авторитарный и невротический. Однако нас интересуют не столько психологические, сколько собственно коммуникативные, лингвистические характеристики.

Выделяя параметры для описания стилей проявления коммуникативной власти, мы опирались на список параметров и признаков коммуникативного поведения, предложенных в работах И.А. Стернина, М.В. Мироненко, A.A. Пушкина и Г. Хоф-стеда, и отобрали те из них, которые оказались наиболее релевантными для наших целей. Это характер мотивов и взаимоотношений с партнером, дистанция общения и степень формальности, преобладающая тональность, степень категоричности, реакция на критику. Кроме того, мы сочли необходимым включить следующие признаки, значимые для разграничения стилей коммуникативной власти: гибкость/ ригидность коммуникативного поведения, характер директивности; диалогичность/моно-логичность, контроль информации, отношение к компетенции собеседника.

В представленой ниже таблице показано распределение признаков по выделенным параметрам в зависимости от стиля коммуникативной власти.

Типы коммуникативных стилей власти

Параметр Типы коммуникативных стилей власти

демократический авторитарный невротический

1. Характер мотивов и взаимоотношений с партнером «Мы »-общение, сотрудничество. Диалог на равных.' Поддержка общественного лица партнера «Я »-общение, подавление собеседника. Покровительство как проявление расположения. Ненамеренное создание угрозы общественному лицу партнера Игнорирование личности партнера, самовыпячивание. Покровительство с сохранением дистанции с целью самоутверждения. Осознанное (мани-пулятивное) создание угрозы лицу партнера

Окончание табл.

Параметр Типы коммуникативных стилей власти

демократический авторитарный невротический

2. Дистанция, степень формальности Стремление к сокращению дистанции Стремление к сохранению и увеличению дистанции Стремление к максимальному удалению, создание ореола недоступности

3. Преобладающая тональность Спокойная уверенность в себе Безапелляционная уверенность в себе Болезненная неуверенность в себе, низкая самооценка, стремление к самоутверждению

4. Характер директив-ности и степень категоричности Мягкий директив. Директив с ориентацией на личность партнера и его интересы. Уверенность в реализации директива Жесткий директив. Директив без ориентации на личность собеседника. Уверенность в реализации * директива Жесткий директив. Требует безоговорочного подчинения. Неуверенность в реализации директива

5. Диалогичность/ монологичность Эффективный диалог. Эффективное слушание Монолог. Неэффективное слушание Монолог-самопрезентация. Преобладает говорение. Эффективное слушание в своих интересах

6. Контроль информации Потребность делиться информацией Недемонстративная монополия на информацию Демонстративная монополия на информацию

7. Гибкость / ригидность коммуникативного поведения Гибкость коммуникативного поведения с целью сотрудничества Ригидность Гибкость коммуникативного поведения в манипулятивных целях

8. Отношение к компетентности собеседника, реакция на критику Положительное, принятие критики Негативное; потребность в признании своего авторитета и в подчинении. Репрессивные меры в ответ на критику Негативное; боязнь соперничества, уязвленное самолюбие. Болезненная реакция на критику

В заключении диссертации подводятся итоги исследования и намечаются его перспективы.

Перспективы исследования мы видим а) в дальнейшем развитии типологии стилей коммуникативной власти, в частности в исследовании маргинальных стилей властвования (снобизм, хамство); б) в исследовании предпочтительности разных типов маркеров власти в зависимости от социокультурных факторов (на межкультурном, субкультурном и индивидуальном уровнях); в) в сопоставительном анализе маркеров власти в различных типах дискурса; г) в выявлении функциональной специфики власти в симметричных коммуникативных диадах.

Основные положения диссертации изложены в следующих публикациях:

1. Черватюк, И.С. Невербалика власти / И.С. Черватюк // Проблемы лингвокультурологии и теории дискурса. — Волгоград: Перемена, 2003. — С. 95—102 (0,3 п.л.).

2. Черватюк, И.С. Речевые акты власти / И.С. Черватюк // Лингвистика и межкультурная коммуникация: материалы докл. регион, науч. конф. Волгоград, 19—21 апр. 2004 г. — Волгоград: Волгогр. науч. изд-во, 2004. — С. 133—137 (0,3 п.л.).

3. Черватюк, И.С. Специфика категории власти в американской коммуникативистике / И.С. Черватюк // Человек в коммуникации: аспекты исследований. — Волгоград: Перемена, 2005. — С. 163—173 (0,4 п.л.).

4. Черватюк, И.С. Власть и речевая коммуникация / Е.И. Шей-гал, И.С. Черватюк // Известия РАН. Сер. литературы и языка. — 2005. — Т. 64. — № 5. — С. 38—45 (0,7 п.л.).

5. Черватюк, И.С. Дискурсивные маркеры власти / И.С. Черватюк // Человек в коммуникации: концепт, жанр, дискурс: сб. науч. тр. — Волгоград: Парадигма, 2006. — С.58—66 (0,4 п.л.).

Научное издание Черватюк Ирина Сергеевна ВЛАСТЬ КАК КОММУНИКАТИВНАЯ КАТЕГОРИЯ Автореферат Зав. редакцией О. И. Молоканова

Подписано к печати 16.08.2006 г. Формат 60x84/16. Печать офс. Бум. офс. Усл. печ. л. 1,4. Уч.-изд. л. 1,5. Тираж 110 экз. Заказ ¿О3

ВГПУ. Издательство «Перемена» Типография издательства «Перемена» 400131, Волгоград, пр. им. В. И. Ленина, 27

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Черватюк, Ирина Сергеевна

Введение.

Глава 1 Понятие власти в междисциплинарном аспекте.

1.1 Власть в философии и политологии.

9 1.2 Власть в социологии.

1.3 Власть в психологии.

1.4 Власть в лингвистике.

1.5 Понятие коммуникативной власти.

Выводы по 1 главе.

Глава 2 Средства выражения коммуникативной власти. fc 2.1 Речевые акты власти.

2.2 Дискурсивные маркеры власти.

2.3 Паралингвистические маркеры власти.

2.4 Статусная амбивалентность маркеров власти.

Выводы по 2 главе.

Глава 3 Коммуникативная власть и коммуникативное поведение.

3.1 Динамика власти в коммуникации.

Л 3.2 Варьирование функциональной семантики власти.

3.2.1 Нейтрализация и индуцирование коммуникативной власти.

3.2.2 Градация коммуникативной власти.

3.3 Стили проявления коммуникативной власти.

Выводы по 3 главе.

Введение диссертации2006 год, автореферат по филологии, Черватюк, Ирина Сергеевна

Настоящая диссертация выполнена в русле теории дискурса -относительно новой области науки о языке, вместе с тем, категориальный аппарат этой лингвистической дисциплины разработан еще недостаточно.

Одной из задач, поставленных этим направлением, является описание и ^ изучение сущностных характеристик дискурса (коммуникации) - его категорий, к числу которых относится и категория власти.

Объектом изучения в работе являются феномен власти в коммуникации. Предмет исследования составляют лингвосемиотические, прагмалингвистические и социолингвистические характеристики власти как коммуникативной категории.

Феномен власти играет в жизни любого общества огромную роль. ^ Проблема исследования власти остается актуальной столько, сколько существует человеческое общество. Власть, будучи многогранным феноменом, постоянно привлекает к себе внимание психологов, социологов, политиков, философов, антропологов. Многообразие подходов к изучению неизбежно порождает многообразие трактовок этого сложного понятия. Лингвистов интересует, прежде всего, проявление социальной власти в межличностных отношениях, локусом выражения которых является коммуникативная диада.

Однако, несмотря на широкий интерес к проблемам власти, специальные * исследования, посвященные проблемам власти как коммуникативной категории, практически отсутствуют, само понятие коммуникативной власти является недостаточно четко определенным.

Таким образом, актуальность диссертации обусловлена следующими моментами: 1) теория дискурса является одним из наиболее активно развивающихся направлений современного языкознания, вместе с тем, категориальный аппарат этой лингвистической дисциплины разработан еще недостаточно; 2) концепция власти как коммуникативной категории еще ц недостаточно разработана; нуждается в уточнении, прежде всего, само понятие коммуникативной власти, требуется осмысление специфики данной категории по отношению к смежным понятиям, прежде всего, категории социального статуса; 3) власть является одной из наиболее значимых категорий общения, изучение данной категории позволит глубже осмыслить механизмы и принципы коммуникации.

Цель работы заключается в комплексной лингвосемиотической, социолингвистической и прагмалингвистической характеристике коммуникативной категории власти.

Достижение данной цели связано с решением следующих задач:

1. Определить понятие коммуникативной власти,

2. Выявить факторы, способствующие ее получению,

3. Установить средства выражения власти в коммуникации,

4. Уточнить специфику использования данных средств в зависимости от параметров ситуации общения,

5. Описать стили проявления коммуникативной власти.

Практическая ценность проведенного исследования состоит в том, что её . результаты могут найти применение в лекционных курсах по общему языкознанию, стилистике и межкультурной коммуникации, спецкурсах по прагмалингвистике и теории дискурса, на практических занятиях по интерпретации текста.

Материалом исследования послужили 4000 текстовых фрагментов из художественной литературы, художественных фильмов и картотеки записей устной речи на русском и английском языках. Эти фрагменты представляют ^ собой непосредственное устное диалогическое общение с моментальной (не отсроченной) реакцией собеседника, преимущественно в асимметричной диаде - именно в таком типе общения категория коммуникативной власти проявляется наиболее явно и представляет собой более удобный, «осязаемый» объект для анализа.

В работе применялись следующие методы исследования: интроспекция, интерпретативный дискурс-анализ, конверсационный анализ, описательный $ метод, включающий непосредственное наблюдение, анализ, сопоставление и классификацию языковых фактов. {

Теоретической базой исследования послужили работы отечественных и зарубежных ученых в области теории дискурса (М.Л.Макаров, Е.И.Шейгал, В.И.Карасик, М.Фуко, В.В.Богданов, В.В Дементьев, А.В. Олянич, Т. van Dijk, G.Brown and G. Yule, D. Schiffrin), социолингвистики (Л.П.Крысин, E.Hall,

D.Hymes, J.Diamond), прагмалингвистики (G. Leech, P.Brown, S. Levinson, J. Searle), лингвоэтологии (В.В.Красных, A.K. Михальская, И.А.Стернин,

• Л.В.Куликова, М.В.Мироненко), психологии и социологии власти (С.Лукс,

E.Вятр, Н.В.Ильин, А.Ю.Мельвиль, P.M. Емерсон, Д.Винтер, К.Хорни), теории культуры (G.Hofstede).

На защиту выносятся следующие положения:

1. Коммуникативная власть представляет собой специфический набор коммуникативных прав - прав на осуществление определенных речевых действий, на употребление того или иного типа языковых единиц, на определенный тип коммуникативного поведения, а также право распоряжаться коммуникативными действиями партнера по общению (принуждать к определенным действиям, ограничивать его вклад в коммуникацию, навязывать определенный тип коммуникативного поведения, исполнение определенных 5 коммуникативных ролей и т.д.). В отличие от коммуниканта в позиции зависимости, коммуникативный лидер обладает свободой выбора из набора вариативных средств, предлагаемых языком на каждом этапе общения.

2. Обладание коммуникативной властью обусловлено тремя типами факторов: социальными (высокий социальный статус), психологическими (высокий психологический статус) и лингвокогнитивными (интеллектуальная, энциклопедическая, лингвистическая, интерактивная доминация).

3. В коммуникативном сознании социума закреплено знание об определенном наборе языковых/речевых средств (типов высказываний, речевых действий и пр.), потенциально предназначенных для выражения функциональной семантики власти. Эти маркеры власти представляют собой систему разных типов речеповеденческих знаков: маркеры мониторинга дискурса, контроля информации и вербальной агрессии, а также речеактовые, стилистические и невербальные маркеры. «

Для маркеров власти характерна статусная амбивалентность, т.е. способность одного и того же маркера выражать как высокий, так и низкий коммуникативный статус в зависимости от социокультурных факторов и параметров ситуации общения.

4. Динамика власти представляет собой переход коммуникативной власти от одного коммуниканта к другому в рамках коммуникативного события. Динамика обусловлена несовпадением социального и личностного статусов, конфликтом постоянной и временной коммуникативных ролей, она может явиться следствием неадекватного эмоционального состояния одного из коммуникантов, асимметрии психологического статуса и лингвокогнитивных компетенций. В основе механизма рассогласования статусов лежит некорпоративное поведение коммуниканта с зависимым социальным статусом.

5. Коммуникативный потенциал маркеров власти не всегда реализуется в полной мере. Варьирование функциональной семантики власти осуществляется по следующим направлениям: нейтрализация (стирание), индуцирование, градация (усиление или ослабление). Механизм варьирования связан с действием ряда социокультурных и психологических факторов, а также собственно дискурсивных параметров, в частности, степени формализованное™ общения. В наиболее жестко формализованных жанрах институционального дискурса властный потенциал маркера находит максимальное выражение.

6. В зависимости от характеристик коммуникативного поведения личности ^ разграничиваются три основных стиля проявления коммуникативной власти: демократический, авторитарный и невротический.

Апробация работы. Основные положения и результаты исследования докладывались автором на научных конференциях Волгоградского государственного педагогического университета (2001, 2002, 2003); на теоретических аспирантских семинарах и заседаниях научно-^ исследовательской лаборатории «Язык и личность» при кафедре языкознания ВГПУ; на международном научном семинаре «Социальная власть языка» (Воронеж, 2001); на региональных конференциях молодых ученых (Волгоград 2002, 2003), на региональной научной конференции Поволжья и СевероКавказского региона (Волгоград 2004); на международных конференциях лингвистов «Power of Linguistics» (Индианаполис 2004), на международной конференции ассоциации коммуникативистики (ICA) (Нью Йорк 2005). ф Объем и структура работы. Диссертация включает введение, три главы,

Заключение научной работыдиссертация на тему "Власть как коммуникативная категория"

Выводы по главе 3.

1. В силу того, что властные отношения в коммуникации напрямую зависят не только от проявления власти одним из партнеров по коммуникации, но и - в той же мере - на признании его властного статуса другим партнером, нередко осуществляется переход коммуникативной власти от одного коммуниканта к другому в рамках коммуникативного события, другими словами, реализуется динамика коммуникативной власти.

2. В основе процесса динамики коммуникативной власти лежит взаимодействие двух типов факторов коммуникативной власти. С одной стороны, это фактор социальной власти, с другой - группа факторов, которые объединенных под названием «личностный статус». Коммуникативная власть осуществляется преимущественно в двух режимах взаимодействия социального и личностного статуса: соответствия и рассогласования.

3. Коммуникативный потенциал маркеров власти не всегда реализуется в полной мере. Коммуникативное варьирование функциональной семантики маркеров власти осуществляется в рамках следующих процессов: актуализация властного потенциала, индуцирование семантики власти, нейтрализация (стирание) семантики власти, градация (усиление или ослабление) семантики власти.

4. Проведенный анализ градации функциональной семантики власти в зависимости от степени формализованное™ дискурсивного жанра позволяет построить полевую структуру институционального дискурса относительно степени реализованное™ властного потенциала маркеров власти. В ядре поля находятся жестко формализованные жанры, в центральной части дискурсивного поля - жанры мягкой формализации, а к периферии дискурса относятся свободные жанры, общение в которых не ограничено формальными рамками и происходит уже вне институционального поля.

5. Проявление власти в дискурсе является неотъемлемой частью коммуникативного поведения личности, в связи с чем представляет интерес выделение стилей проявления власти: демократического, авторитарного и невротического.

6. Следующие признаки являются значимыми для разграничения стилей коммуникативной власти: гибкость/ ригидность коммуникативного поведения, характер директивности, диалогичность/монологичность, контроль информации, отношение к компетенции собеседника.

Заключение

Настоящая диссертация выполнена в русле теории дискурса и посвящена многоаспектному изучению коммуникативной категории власти. Категория власти глубоко разработана в различных областях знания. В философии основные трактовки власти связанны с рассмотрением власти а) как воздействия; б) как взаимодействие; в) как действия. В социологии два основных направления рассматривают власть как а) исключительно ассиметричный коммуникативный процесс; б) как одновременный властный взаимообмен, где два человека осуществляют властный контроль друг над другом. Изучение власти в социальной психологии осуществляется по трем основным направлениям: мотив получения власти, стратегии получения власти, следствия обладания властью.

При анализе отношений власти и зависимости в лингвистике подчеркивается необходимость учета социального и психологического статуса участников в процессе общения. Социальный статус является исходным параметром анализа властных отношений, в то время как психологический статус - переменной во властных отношениях. Соотношение социальной дистанции и психологической слабости /превосходства порождает явление динамики власти в межличностных отношениях, оно также важно для понимания сущности коммуникативного лидерства и власти.

Проблемы соотношения языка и власти в лингвистике можно свести к следующим аспектам: то, как власть осмысляется, концептуализируется языком; то, как власть проявляется в языке; то, как власть осуществляется при помощи языка. В рамках первого аспекта власть исследуется как концепт, значимый, прежде всего, для политического дискурса. Проявление власти в языке связано со следующим комплексом проблем: а) власть языка (как язык влияет на мировосприятие человека); б) языковые средства и механизмы проявления власти; в) стратегии и тактики достижения власти; г) анализ власти в рамках конкретного типа дискурса. Исследование того, как власть осуществляется при помощи языка, предполагает анализ власти как риторической категории, связанной со стратегиями фасцинативности, манипуляции и пр., а также анализ использования языка как инструмента достижения социальной власти. Сюда же примыкают исследования «языка власти», т.е. дискурсивных /речевых портретов власть имущих.

В настоящем исследовании власть рассматривается как коммуникативная категория, то есть как наиболее обобщенное понятие, фиксирующее представление человека о коммуникации.

Власть как коммуникативная категория тесно связана с социальным статусом (социальной властью). Поскольку власть изначально, на заре цивилизации, связывалась с правом на речь, и высокий статус в социуме предполагал безусловное коммуникативное превосходство, можно утверждать, что культурной универсалией (и, следовательно, прототипным соотношением этих двух типов власти) является соответствие высокого коммуникативного статуса (власть в дискурсе) высокому социальному статусу. ; ■

В отличие от социальной власти, коммуникативная власть представляет собой величину переменную, она может меняться в течение интеракции, отражая динамику развития межличностных отношений. Мы определяем коммуникативную власть как право распоряжаться коммуникативными действиями партнера по общению (принуждать к определенным действиям, ограничивать его вклад в коммуникацию, навязывать определенный тип коммуникативного поведения, исполнение определенных коммуникативных ролей и т.д.).

Коммуникативная власть может быть представлена как специфический набор коммуникативных прав - прав на осуществление определенных речевых действий, на употребление того или иного типа языковых единиц, на определенный тип коммуникативного поведения. Коммуникативный лидер обладает свободой выбора из набора вариативных средств, предлагаемых языком на каждом этапе общения. Соответственно, отсутствие власти (низкий коммуникативный статус) будет выражаться в ограничении свободы выбора языковых средств и речевых действий, в необходимости следовать модели коммуникативного поведения, навязываемого коммуникативным лидером.

Выделяются три группы факторов, причинно обусловливающих обладание коммуникативной властью: социальные, психологические и лингвокогнитивные. Коммуникативная власть нередко является следствием более высокого социального статуса коммуниканта в асимметричной ситуации общения (профессиональное, возрастное, административное и пр. # доминирование). К числу психологических факторов мы относим более высокий психологический статус коммуниканта. Психологический статус является показателем состояния межличностных отношений коммуникантов на момент интеракции, их моральных прав и притязаний относительно друг друга. Рассуждая о лингвокогнитивных факторах, мы исходили из понятия компетенции, предполагая, что если один из коммуникантов обладает большей компетенцией (энциклопедической, лингвистический или интерактивной), то % это приводит к возникновению, соответственно, энциклопедической, лингвистический или интерактивной доминации одного коммуниканта над другим. Коммуникативная власть (или лидерство) может быть следствием одновременно нескольких из вышеупомянутых факторов, либо лишь одного из них.

В работе выделены и проанализированы шесть групп дискурсивных маркеров власти: маркеры мониторинга дискурса, контроля информации, вербальной агрессии; речеактовые, стилистические, невербальные маркеры. Ц' Речеактовые маркеры коммуникативной власти подразделяются на: оценочные (насмешка, вышучивание, публичная похвала, критика, осуждение, угроза, сентенция, морализирование; комплимент); директивные (приказ, запрет, угроза, просьба); вопросительные (вопрос, выпытывание, уточнение) и инвективные (оскорбление, унижение).

Под мониторингом дискурса в работе понимается контроль над ходом дискурса - как в содержательном, так и в структурном плане. К данной группе маркеров относятся следующие коммуникативные ходы: инициирование или ^ завершение общения, введение новой темы, прерывание, передача права голоса другому коммуниканту, ограничение длительности высказывания, право держать паузу, игнорирование собеседника.

183

Стилистические средства, релевантные для реализации коммуникативной власти, выполняют две основные функции: а) изменение дистанции (сближение-отдаление), которое может выражаться в изменении тональности, (переход от официальной дистанции к неофициальной и наоборот) и переключении регистра (от сниженной лексики к литературной, поэтической и наоборот); б) демонстрация энциклопедизма и интеллектуальности при помощи таких средств, как использование малоупотребительной лексики, усложненного синтаксиса, употребление цитат и аллюзий.

В числе маркеров контроля информации (указывают на действия, связанные с оперированием информацией) выделяются: уклонение от ответа, молчание, косвенные высказывания, вуалирование смысла сказанного (или красноречивое умалчивание).

Маркеры вербальной агрессии охватывают разные уровни агрессии: эксплетивная агрессия (наиболее прямая, резкая: бранные инвективы,* речевые акты угрозы, экспрессивные волитивы, вердиктивы, речевые акты угрозы, экспрессивные волитивы, вердикты, категоричные требования и призывы); манипулятивная агрессия (более рационально-осознанная форма вербальной агрессии: средства диффамации, запрет на речь); имплицитная агрессия.

Проведенный анализ показал, что для маркеров власти характерна статусная амбивалентность - способность одного и того же языкового/ речевого средства выражать как высокий, так и низкий властный статус (власть со знаком «плюс» и власть со знаком «минус», т.е. зависимость, подчиненность).

В целом, при том что система властных маркеров носит универсальный характер, в разных типах лингвокультур возможно существование специфических маркеров, отсутствующих в других культурах - скорее всего, это характерно для высокодистантных культур ярко выраженного иерархического типа. Кроме того, одни и те же маркеры власти будут различаться своей значимостью, специфическими ассоциациями и коннотациями в каждой лингвокультуре, в разных субкультурах в пределах одной лингвокультуры, а также в отдельных коллективах (малых группах типа Ъ семья, круг друзей и пр.) и у отдельных индивидов (в зависимости от уровня образованности, психоэмоционального склада, психофизического состояния).

Анализируя коммуникативное взаимодействие индивидов, мы неизменно сталкиваемся с динамикой власти. Под динамикой власти мы понимаем переход коммуникативной власти от одного коммуниканта к другому в рамках коммуникативного события. Несмотря на очевидность властного статуса, например, у представителей таких профессий, как врач, учитель, Щ' ведущий телепрограммы, невозможно говорить об их абсолютной власти в коммуникации (социальной и психологической). Власть вышестоящего прямо пропорциональна готовности нижестоящего (пациента, ученика, слушателя и пр.) её поддерживать или отвергать, поэтому коммуникантам с властным статусом необходимо постоянно доказывать свое коммуникативное превосходство.

Проведенный анализ показал, что в основе процесса динамики власти в коммуникации лежит взаимодействие двух типов факторов коммуникативной ♦ власти. С одной стороны, это фактор социальной власти (или социального статуса), с другой - группа факторов, которые мы объединяем под названием «личностный статус» (он включает в себя психологический статус и различные лингвокогнитивные доминации). Коммуникативная власть осуществляется преимущественно в двух режимах взаимодействия социального и личностного статуса: соответствия и рассогласования.

В случае соответствия социального и личностного статуса коммуникативная власть принадлежит вышестоящему. Такое соотношение ^ является прототипным, соответствующим универсальной культурной норме. В случае рассогласования личностный статус вступает в конфликт с социальным, и коммуникативная власть переходит к коммуниканту с более высоким личностным статусом.

Исследование показало: если рассогласование имеет место в ситуации институционального дискурса с ярко выраженной асимметрией социального статуса, где коммуникативная власть изначально принадлежит коммуниканту с более высоким социальным статусом, то примерно в 70 % случаев к завершению коммуникативного события этот коммуникант стремится восстановить высокий психологический статус и коммуникативную власть. Другими словами, наиболее типичной схемой динамики власти в рамках одного коммуникативного события является: согласование —> рассогласование —» (насильственное) согласование.

Динамика власти в коммуникации обусловлена не только несовпадением социального и личностного статусов, но и конфликтом постоянной и временной коммуникативных ролей, следствием неадекватного эмоционального состояния одного из коммуникантов, асимметрией психологического статуса и лингвокогнитивных компетенций. Она может быть вызвана, тем, что нижестоящий обладает некоей актуальной информацией, значимой для собеседника с высоким статусом. В основе механизма рассогласования статусов лежит некорпоративное поведение коммуниканта с зависимым социальным статусом.

- актуализация властного потенциала;

- индуцирование семантики власти;

- нейтрализация (стирание) семантики власти;

186

- градация (усиление или ослабление) семантики власти.

По аналогии с процессом наведения или индуцирования семы (процесс коммуникативного внесения в значение семы, отсутствующей в системном значении) мы рассматриваем индуцирование как приобретение функциональной семантики власти коммуникативными единицами, системно не обладающими властным потенциалом под влиянием параметров ситуации общения.

Индуцирование семантики власти может произойти вследствие отношений власти - зависимости. Причиной индуцирования семантики власти в этом случае является мотив зависимости коммуниканта. Причиной индуцирования семантики власти могут стать психологические качества коммуниканта (мнительность, неуверенность в себе, уязвленное самолюбие). Такой психологический тип склонен приписывать семантику власти речевым действиям собеседника, в которые тот не вкладывал никакой С властной интенции.

Индуцирование функциональной семантики власти может происходить также вследствие ряда социокультурных или психологических факторов: психологический мотив зависимости, личностные характеристики^ (степень уверенности в себе), неадекватное психо-физическое состояние, несовпадение социо-культурных кодов (различие в уровне образованности, различие в семейном воспитании, разница в возрасте), межкультурные различия

Эти же факторы лежат в основе явления противоположного индуцированию, а именно - нейтрализации (стирания, погашения) семантики власти, потенциально заложенной в маркерах. В основе механизма нейтрализации лежит некорпоративное поведение адресата.

Градация функциональной семантики власти осуществляется в диапазоне между актуализацией (полная актуализация властного потенциала - полюс maximum градуальной шкалы) и нейтрализацией («погашение» властного потенциала - полюс minimum градуальной шкалы).

Варьирование функциональной семантики маркеров власти в сторону усиления или ослабления обусловлено рассмотренными выше

187 социокультурными и психологическими факторами, а, кроме того, и собственно дискурсивными факторами.

При анализе примеров внутри одного типа институционального дискурса (медицинского и педагогического), был установлен факт упорядоченности в усилении или ослаблении властной интенции у дискурсивных маркеров (прежде всего, директивных речевых актов) в зависимости от типа жанра, в котором протекает общение.

То, в какой степени тот или иной маркер реализует свой властный потенциал, зависит от реакции собеседника: от его готовности подчиниться и принять властное действие. Степень предсказуемости такого коммуникативного поведения (готовность к подчинению) связана со степенью формализации дискурсивного жанра. Чем более жестко формализован дискурс, тем меньше степень свободы у коммуниканта в отклонении от ожидаемой реакции. Поэтому в жестко формализованных жанрах степень властного заряда маркера будет выше: властный потенциал маркера поддерживается полностью корпоративным поведением адресата. Соответственно, чем менее жестко распределены коммуникативные роли, тем больше степень свободы коммуниканта в реакции на властно-маркированный ход, поэтому в этом случае тот же самый маркер будет обладать меньшим властным зарядом.

Разной степенью ритуализации обладают не только различные виды дискурса, но и различные жанры внутри одного дискурса. Например, наивысшей степенью ритуализации (и, соответственно, наиболее жесткой формализацией) обладают такие жанры педагогического и медицинского дискурса как операция и экзамен; меньшей степенью ритуализации (мягкой формализацией) - занятие, консультация/прием.

В плане реализации категории власти наиболее значимым параметром варьирования степени формализации дискурса является степень коммуникативного вклада нижестоящего (клиента института). В более жестко формализованном общении вышестоящий осуществляет полный контроль над ходом общения и, соответственно, ограничивает коммуникативный вклад нижестоящего. Коммуникативное поведение нижестоящего полностью соответствует ожидаемой реакции на властный ход.

Еще одним важным критерием степени формализованности общения как значимость (коммуникативного) события в жизни клиента. Параметр жизненной значимости события определяет уровень мотивации клиента для подчинения и, тем самым, степень реализации властной интенции агента. Анализируя употребление директивных речевых актов в связи с учетом фактора формализованности общения, мы пришли к выводу, что даже если директив формально относится к разряду реквестивов (совет, рекомендация), но употреблен в жестко формализованном жанре, он обладает максимальным властным зарядом. Максимальную степень реализации властной интенции в данном случае обеспечивает максимальная заинтересованность клиента дискурса (студента на экзамене или пациента на операции) в наиболее выгодном для него исходе коммуникации: улучшении здоровья или получении положительной оценки.

Проведенный анализ градации функциональной семантики * власти в зависимости от степени формализованности дискурсивного жанра позволяет построить полевую структуру институционального дискурса относительно степени реализованности властного потенциала маркеров власти.

В ядре полевой структуры находятся жестко формализованные жанры с максимальной степенью реализации властной интенции, при этом динамика коммуникативной власти исключена.

К периферии дискурса относятся свободные жанры, общение в которых не ограничено формальными рамками и происходит уже вне институционального поля, то есть, коммуниканты перестают исполнять коммуникативные роли агента и клиента института, а распределение коммуникативной власти становится в значительной степени симметричным.

189

В связи с тем, что проявление власти в дискурсе является неотъемлемой частью коммуникативного поведения личности, представляет интерес выделение стилей проявления власти. Предметом нашего исследования стали наиболее изученные в психологии стили власти - демократический, авторитарный и невротический - однако нас интересовали не столько психологические, сколько собственно коммуникативные, лингвистические характеристики. Для разграничения властных коммуникативных стилей релевантными оказались следующие признаки: гибкость/ ригидность коммуникативного поведения, характер директивности, диалогичность/монологичность, контроль информации, отношение к компетенции собеседника.

Перспективы исследования состоят а) в дальнейшем развитии типологии стилей коммуникативной власти, в частности в исследовании маргинальных стилей властвования (снобизм, хамство); б) в исследования предпочтительности разных типов маркеров власти в зависимости от социокультурных факторов (на межкультурном, субкультурном . неиндивидуальном уровне); в) в сопоставительном анализе маркеров власти в различных типах дискурса; г) в выявлении функциональной специфики власти в симметричных коммуникативных диадах.

Список научной литературыЧерватюк, Ирина Сергеевна, диссертация по теме "Теория языка"

1. Абрамова, Т.В. Диалогическое единство «просьба-реакция» (на матер, русск. и англ. языков). Автореф. дис. .канд. филол. наук / Т.В. Абрамова Воронеж 2003.-20 с.

2. Арнольд, И.В. Стилистика современного русского языка / И.В. Арнольд // Стилистика декодирования. Учебное пособие для студентов фак. и ин-тов иностр. яз. JL: Просвещение, 1973.

3. Багдасарян, Т.О. Тональность как компонент модели речевого жанра (на материале речевого жанра «угроза») / Т.О. Багдасарян // Фразеология в дискурсах разных типов. Вестник Иркутск, гос. лингв, ун-та. Серия Лингвистика. Выпуск 3. 2000. С. 240-245.

4. Бакумова, Е.В. Ролевая структура политического дискурса: дис. канд. филол. наук / Е.В. Бакумова Волгоград, 2002.

5. Баранов, А.Н., Караулов, Ю.Н. Русская политическая метафора (материалы к словарю). М., 1991.

6. Барт, Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. / Р. Барт // М.: Прогресс, 1994.-616 с.

7. Бейлинсон, Л.С. Характеристики медико-педагогического дискурса (на материале логопедических рекомендаций): дис. .канд. филол. наук / Л.С. Бейлинсон. Волгоград, 2001.

8. Беляева, Е.И. Грамматика и прагматика побуждения / Е.И. Беляева. Воронеж: Изд-во Воронеж, ун-та, 1992.

9. Блакар, P.M. Язык как инструмент социальной власти / P.M. Блакар // Язык и моделирование социального взаимодействия. М.: Прогресс, 1987. С. 88-120.

10. Ю.Богданов, В.В. Речевое общение / В.В. Богданов //Язык и культура. Сб. обзоров. -М., 1987.

11. П.Богданов, В.В. Речевое общение: прагматические и семантические аспекты / В.В. Богданов // Л.: Изд-во Ленингр. ун-та. 1990. 88 с.

12. Богданов, В.В. Текст и текстовое общение / В.В. Богданов // СПб: Изд-во С,-Петерб. гос. ун-та, 1993. 68с.

13. Богданов, В.В. Коммуникативная компетенция и коммуникативноелидерство / В.В. Богданов // Язык, дискурс и личность. Тверь. Изд-во Твер. ун-та, 1990. С.26-31.

14. Вебер, М. Избранные произведения / М. Вебер // М.: Прогресс, 1990. 804 с.

15. Вежбицкая, А. Язык. Культура. Познание / А. Вежбицкая // М.: Прогресс,1996.

16. Вежбицкая, А. Семантические универсалии и описание языков / А. Вежбицкая // Пер. с англ. М.: Школа «Яз. рус. культуры», 1999. - 780 с.

17. Водак, Р. Язык. Дискурс. Политика / Р. Водак // Пер. с англ. и нем. Волгоград: Перемена, 1997. 139 с.

18. Гаджиев, К.С. Введение в политическую науку / К.С. Гаджиев // М.: Логос, 1997.

19. Данилов, С.Ю. Тактика молчания в речевом жанре проработки. / С.Ю. Данилов // Вопросы стилистики. Саратов, 1999. С. 67-78. k

20. Дейк, Т. А. ван. Язык, познание, коммуникация / Т.А. ван Дейк. М., 1989. j |

21. Дейк, ванТ.А. Расизм и язык/Т.А. ван Дейк. М., 1989. ^

22. Дейк, ван Т.А. Критический анализ дискурса / Т.А. ван Дейк // Перевод и лингвистика текста. Всероссийский центр переводов. М., 1994. С. 169-217.

23. Дементьев, В.В., Власть и жанры русской фатической речи / В.В. Дементьев /Яекст Дискурс - Стиль. - СПб., 2004.

24. Щ 24.Дементьев, В.В. Непрямая коммуникация и ее жанры / В.В. Дементьев // -Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2000. 248 с.

25. Дементьев, В.В. Изучение речевых жанров. Обзор работ в современной русистике / В.В. Дементьев // Вопросы языкознания. 1997 - № 1

26. Дементьев, В.В. Типы коммуникативной инициативности / В.В. Дементьев / Проблемы речевой коммуникации. Саратов, 2003. С.27-38.

27. Дроздова, С.А. Концепт «власть» в современном российском политическом дискусре. Автореф. дис. канд. филол. наук / С.А. Дроздова IIw, Днепропетровск, 2004. 20 с.

28. Дубровская, О.Н. Сложные речевые события и речевые жанры / О.Н. Дубровская // Жанры речи: Сборник научных статей. Вып. 2. Саратов: ГосУНЦ «Колледж», 1999-С. 97-102.

29. Еремеев, Я.Н. Директивные высказывания как компонент коммуникативного процесса. Автореф. дис. .канд. филол. наук / Я.Н Еремеев // Воронеж 2001.-23 с.

30. ЗО.Захарова, Е.П. Типы коммуникативных категорий / Е.П Захарова //

31. Проблемы речевой коммуникации: Межвуз. сб. науч. тр. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2000. - С. 12 -20.

32. Иванова, Ю.М. Стратегии речевого воздействия в жанре предвыборных теледебатов: дисканд. филол. наук / Ю.М. Иванова. Волгоград, 2003.

33. Ивушкина, Т.A. "Political Correctness cum Intellectual terrorism?" / T.A. Ивушкина // Языковая личность: проблемы креативной семантики: Сб. науч. трудов /ВГПУ. Волгоград: Перемена, 2000. С. 128-134.

34. Извекова, М.Г. Прагмалингвистические характеристики ритуального дискурса: дис. .канд. филол. наук / М.Г.Извекова. Волгоград, 2006. - 204 с.

35. Ильин, М.В. Власть /М.В. Ильин, А.Ю. Мельвиль //Полис. 1991. -№ 6.-С. 146-153.

36. Ильин, М.В. Слова и смыслы: Опыт описания ключевых политических понятий / М.В. Ильин //- М.: Рос. полит, энциклопедия, 1997. 432 с.

37. Иссерс, О. С. Коммуникативные стратегии и тактики русской речи / О.С.Иссерс // Изд. 2-е М.: Эдиториал УРСС, 2002. - 284 с.

38. Каверин, С.Б. Потребность власти / С.Б. Каверин // М., 1991.

39. Канетти, Э. Элементы власти / Э. Канетти // Психология и психоанализ власти. Самара: Изд. Дом «Бахрах», 1999. С. 120-168.

40. Карабан, В.И. Пропаганда в свете теории речевых актов / В.И. Карабан // Социальная лингвистика и общественная практика. Киев: Вища шк., 1988. С. 135-146.

41. Карасик, В.И. Характеристики педагогического дискурса / В.И. Карасик // Языковая личность: аспекты лингвистики и лингводидактики: Сб. науч. тр. -Волгоград, 1999. С. 3 -18.

42. Карасик, В.И. Язык социального статуса / В.И. Карасик // М: Ин-т языкознания РАН., 1992. 330 с.

43. Карасик, В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс / В.И. Карасик // Волгоград: Перемена, 2002. - 477 с.

44. Конецкая, В.П. Социология коммуникации: учебник / В.П. Конецкая. М.: Международный университет бизнеса и управления, 1997. 304 с.

45. Кормилицына, М.А. Рефлексивы в речевой коммуникации / М.А. Кормилицына // Проблемы речевой коммуникации. Саратов, 2000. - С.20-25.

46. Красных, В.В. «Свой» среди «чужих»: миф или реальность? / В.В. Красных. -М.: Гнозис, 2003.375 с.

47. Крижанская, Ю.С., Третьяков, В.П. Грамматика общения / Ю.С. Крижанская, В.П. Третьяков // 2-е изд. - М.: Смысл; Академический проект, 1999. - 279 с.

48. Крысин, Л.П. Речевое общение и социальные роли говорящих / Л.П. Крысин // Социально-лингвистические исследования. М.: Наука, 1977. - С. 42-51.

49. Крысин, Л.П. Социолингвистические аспекты изучения современного русского языка / Л.П. Крысин // М.: Наука, 1989. - 186 с.

50. Кузнецова, И. А. Красноречивое умалчивание в массово-информационном дискурсе: дис. .канд. филол. наук / И.А. Кузнецова. Волгоград, 2006. -170 с.

51. Куликова, Л.В. Коммуникативный стиль в межкультурной парадигме / Л.В. Куликова // Красноярск, гос.пед. ун-т. Красноярск. 2006 - 392 с.194

52. Куницына, В.Н. Казаринова, Н.В. Погольша, В.М. Межличностное общение: Учебник для вузов / В.Н. Куницына, Н.В. Казаринова, В.М Погольша. -СПб.: Питер, 2001.-544 с.

53. Ларина, Т.В. Категория вежливости в английской и русской коммуникативных культурах. М.: Изд-во Рос. ун-та дружбы народов, 2003.-315 с.

54. Лассан, Э. Дискурс власти и инакомыслия в СССР: когнитивно-риторический анализ / Э. Лассан // Вильнюс: Изд-во Вильнюс, ун-та, 1995. 232 с.

55. Леонтович, О.А. Русские и американцы: парадоксы межкультурного общения / О.А. Леонтович // Монография. Волгоград: Перемена, 2002. -435 с.

56. Лоренц, К. Агрессия (так называемое «зло») / К. Лоренц М.: Прогресс-Универс, 1994.

57. Лудилыцикова, Н.А. Власть в сознании молодежи / Н.А. Лудилыцикова // Проблемы речевой коммуникации: Межвуз. сб. науч. тр. / Под ред. М.А. Кормилицыной, О.Б. Сиротининой. Вып. 4. Власть и речь. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2004. - С. 13-18.

58. Макаров, М.Л. Интерпретативный анализ дискурса в малой группе / М.Л. Макаров // Тверь: Изд-во Твер. гос. ун-та, 1998. - 200 с.

59. Макаров, М.Л. Основы теории дискурса / М.Л. Макаров. М.: Гнозис, 2003. -276 с.

60. Марков, Б.В. Философия и аргументация / Б.В. Марков // Речевое общение и аргументация . Вып.1. СПБ.: Экополис и культура, 1993. С.76-85.

61. Массинг, О. Господство / О. Массинг//Полис. 1991. № 6.

62. Меликян, С. В. Речевой акт молчания в структуре коммуникации: дис .канд. филол. наук: 10. 02.19 /С.В. Меликян. -Воронеж, 2000. 166 с.195

63. Мироненко, М.В. Шутник как коммуникативный типаж: дис. .канд. филол. наук / М.В. Мироненко. Волгоград, 2005. - 211 с.

64. Михальская, А.К. Педагогическая риторика, история и теория / А.К. Михальская. М.: Academia, 1998. - 431 с.

65. Панченко, Н.Н. Семантика невербальных маркеров лжи / Н.Н. Панченко // Филологические записки: Вестник литературоведения и языкознания: Вып. 10. Воронеж: Воронежский государственный университет, 1998, - С. 135141.

66. Паршина, О.Н. Стратегии и тактики речевого поведения современной политической элиты России. Астрахань, 2004.

67. Пиз, А. Язык телодвижений: как читать мысли других по их жестам / А. Пиз //-Новгород: Изд-во "Ай-Кью", 1992.

68. Политический дискурс в России, Сборники 1-6 http://www.auditorium.ru/

69. Политология. Учебник для вузов / Под ред. М.А. Василика. М.: Юрист, 2001. -592 с.

70. Психология и психоанализ власти. Т. 1,2. Хрестоматия. Самара: Издательский дом «Бахрах», 1999. - 608 с.

71. Пушкин, А.А. Способ организации дискурса и типология языковых личностей / А.А Пушкин // Язык, дискурс и личность. Тверь: Изд-во Твер. гос. ун-та 1990.-С.50-60.

72. Ратмайр, Р. Власть как демонстрация независимости в русском профессиональном дискурсе (на примере частных переговоров) / Р. Ратмайр196

73. Проблемы речевой коммуникации: Межвуз. сб. науч. тр. / Под ред. И.А. Кормилициной, О.Б. Сиротининой: Саратов: Изд-во Саратовского ун-та, 2004. -Вып.4. Власть и речь. С.143-152.

74. Речевые акты в лингвистике и методике. Межвузовский сборник науч. тр. -Пятигорск, 1986.228 с.

75. Рытникова, Я.Т. Гармония и дисгармония в открытой семейной беседе / Я.Т. Рытникова // Русская разговорная речь. М., 1973. - С. 94-115.

76. Седов, К.Ф. Коммуникативные стратегии дискурсивного поведения и языковая личность: социолингвистические и эмотивные аспекты / К.Ф. Седов // Сб. науч. тр./ ВГПУ; СГУ. Волгоград: Перемена, 1998. - С.9 -19.

77. Седов, К.Ф. Речевое поведение и типы языковой личности / К.Ф. Седов // Культурно-речевая ситуация в современной России. Екатеринбург:

78. Уральский гос. ун-т. им. A.M. Горького, 2000. С. 298 - 312.

79. Седов, К.Ф. Типы языковых личностей по способности к кооперации в речевом поведении / К.Ф. Седов // Проблемы речевой коммуникации. Саратов, 2000. С. 6-19.

80. Семененко, Л.П. Аспекты лингвистической теории монолога. М.: Моск. гос. лингв, ун-т, 1996.323 с.

81. Серль, Дж. Р. Что такое речевой акт? / Дж. Р. Серль // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 17. Теория речевых актов. -М., 1986. С. 170-194.

82. Слышкин, Г.Г. Дискурс и концепт (о лингвокультурном подходе к изучению дискурса) / Г.Г. Слышкин // Языковая личность: институциональный и персональный дискурс. Сб. науч. тр. / Под ред. В.И. Карасика, Г.Г. Слышкина. Волгоград: Перемена, 2000.

83. Слышкин, Г.Г. Лингвокультурные концепты и метаконцепты: Монография / Г.Г. Слышкин. Волгоград: Перемена, 2004. - 340 с.

84. Стернин, И.А. Русское и немецкое коммуникативное поведение и проблема межкультурной коммуникации / И.А. Стернин // Межкультурная коммуникация. Красноярск, 2003.

85. Стернин, И.А Стернина, М.А. Очерк американского коммуникативного поведения / И.А Стернин, М.А. Стернина // Воронеж: Изд-во ВГТУ, 2001. -84 с.

86. Стернин, И. А. Лексическое значение слова в речи / И. А. Стернин. -Воронеж, Изд-во ВГУ, 1985. 172 с.

87. Стернин, И.А., Шилихина, К.М. Коммуникативные аспекты толерантности / И.А. Стернин, К.М. Шилихина//-Воронеж: Истоки, 2001. 134 с.

88. Сусов, И.П. Коммуникативно-прагматическкаая лингвистика и ее единицы / И.П. Сусов // Прагматика и семантика синтаксических единиц. Калинин,'' 1984.

89. Сухих, С.А., Зеленская, В.В. Прагмалингвистическое моделирование коммуникативного процесса / С.А. Сухих, В.В. Зеленская. Краснодар, 1998.216 с.

90. Федосюк, М.Ю. Комплексные жанры разговорной речи: «утешение», «убеждение» и «уговоры» / М.Ю. Федосюк // Русская разговорная речь. М., 1973.-С. 73-94.

91. Федосюк, М.Ю. Нерешенные вопросы теории речевых жанров / М.Ю. Федосюк // Вопросы языкознания. 1997 - № 5. - С. 102-119.

92. Формановская, Н.И. Речевой этикет и культура речи / Н.И. Формановская -М.: Высшая школа, 1989. 329с.

93. Фромм, Э. Авторитарная личность. Бегство от свободы / Э. Фромм // М. 1990. 130 с.

94. Фуко, М. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности / М. Фуко // — М.: Касталь, 1996.

95. Хекхаузен, X. Мотивация и деятельность / Х.Хекхаузен // М. 1986.

96. Храковский, B.C. О правилах выбора «вежливых» императивных форм (опыт формализации на материале русского языка) // Изв. АН СССР. Сер. Лит. И языка. 180 Т. 39, № 3. -С. 269-278.

97. Храковский, B.C., Володин, А.П. Семантика и типология императива / B.C. Храковский, А.П. Володин // Русский императив. Л., 1986. 272 с.

98. Чиннова, Л.Н. Просьба о прощении и принесение извинения / Л.Н. Чиннова // Фразеология в дискурсах разных типов. Вестник Иркутск, гос. лингв, унта. Серия Лингвистика. Выпуск 3. 2000. С.279-283.

99. Ю2.Чудинов, А.П. Россия в метафорическом зеркале: когнитивное исследование политической метафоры (1991 2000). - Екатеринбург, 2001.

100. Шаховский, В.И. Язык власти: взгляд лингвиста / В.И. Шаховский // Проблемы вербальной коммуникации и представления знаний. Иркутск, 1998.

101. Шаховский, В.И. Категоризация эмоций в лексико-семантической системе: На материале англ. яз.: Дис. д-ра филол. наук / В.И. Шаховский. -М., 1988.-191 с.

102. Шаховский, В.И. Эмоции и коммуникативное пространство языка / В.И. Шаховский // Массовая культура на рубеже XX-XXI веков: Человек и его дискурс: Сб. науч. тр. / Под ред. Ю.А. Сорокина, М.Р. Желтухиной. ИЯ РАН. -М.: «Азбуковник», 2003.

103. Шейгал, Е.И. Семиотика политического дискурса: Монография / Е.И. Шейгал. М. Волгоград: Перемена, 2000. - 368 с.

104. Шейгал, Е.И. Концепты и категории дискурса / Е.И. Шейгал // Человек в коммуникации: концепт, жанр, дискурс: Сб. науч. тр. Волгоград: Парадигма, 2006, с. 24-39.

105. Шейгал, Е.И. Власть как концепт и категория дискурса / Е.И. Шейгал // Сб. эссе о социальной власти языка Воронеж: ВГУ (коллект. моногр.) 2001, с.57-64.

106. Шейгал, Е.И. Градация в лексической семантике / Е.И. Шейгал // Учебное пособие по спецкурсу. Куйбышев, 1990. 95 с.

107. Шмелева, Т.В. Модель речевого жанра / Т.В. Шмелева // Жанры речи. Саратов: Изд-во «Колледж», 1998. С. 88-89.

108. Adler, A. The psychology of power / A. Adler //Journal of Individual Psychology, 1966. 22,166-172.

109. Adorno, T.W., Frenkel-Brunswick, E., Levinson D.J., & Sanford, R.N. The authoritarian personality / T.W. Adorno, E. Frenkel-Brunswick, D.J. Levinson & R.N Sanford // New York: Harper and Row. 1950.

110. Aguinis, H., Henle, C.A. Effects of nonverbal behavior on perceptions of a female employee's power bases / H. Aguinis, C. Henle // (http://www3 .usal.es/'nonverbal/papers.htm).

111. Arendt, H. Between past and future; eight exercises in political thought / H. Arendt // New York, Viking Press. 1968.

112. Bach, K., Harnish, M.R. Linguistic Communication and Speech Acts / K. Bach, M.R. Harnish II Cambridge, MA, 1979. If

113. Back, W.K. Power, Influence, and Pattern of Communication. Leadership and Interpersonal behavior / W.K. Back // Edt by Luigi Petrulio, Berbard B.Mass. -New York. 1982. pl37-163.

114. Beck, C. S. Communicating for better Health: A Guide through the Medical Mazes / C. S. Beck // New York, 1988.

115. Becker, J. Children's strategic use of requests to mark and manipulate social status / J.Becker// In S. Kuczaj ed., Language Development: Language, Thought, and Culture. Hillsdale, NJ: Erlbaum. 1982.

116. Berger, C. R. Power in the family / C. R. Berger // M.E. Roloff & G.R. Miller (Eds.), Persuasion: New directions in theory and research. Beverly Hills, CA: Sage. 1980. pp.197-224.

117. Bernstein, В. Social Class, Language and Socialization / B. Bernstein // Language and Social Context: Selected Readings. P.P. Giglioli ( Ed.). Harmondsworth: Penguin, 1979. -P.157-178.

118. Bernstein, B. Family role systems, socialization and communication / B. Bernstein // Paper given to the Conference on Development of Cross-National Research on Education of Children and Adolescents, University of Chicago. 1962.

119. Bernstein, В., Cook, J. Socializatoin. / B.Bernstein, J. Cook // London: Routledge and Kegan Paul. 1965. 339 p.

120. Bisseret, N. Education, Class Language and Ideology / N. Bisseret // London: Routledge & Kegan Paul. 1979. 213 p.

121. Blau, P.M. Exchange and power in social life / P.M. Blau // New York: Wiley. 1964.

122. Blount, В., Sanches M. Sociocultural Dimentions of Language Use / B. Blount, M. Sanches//-New York: Academic Press. 1975. €

123. Bolinger, D. Language the Loaded Weapon: the Use and Abuse of Language Today / D. Bolinger // - London and New York: Longman, 1980. -214rp.

124. Bossard, J. Family table talk an area for sociological study / J. Bossard // American Sociological Review, 1943. pp. 295-301.

125. Bradac, J. J., Mulac, A. A molecular view of powerful and powerless speech style: attributional consequences of specific language features and communicator intentions / J J. Bradac, A. Mulac // Communication Monographs 1984, 51, pp. 307-319.

126. Brandis, W., Henderson, D. Social Class, Language and Communication / W. Brandis, D. Henderson// -London: Routledge and Kegan Paul. 1970. 312 p.

127. Brandt, D.R. A systemic approach to the measurement of dominance in human face-to face interaction. / D.R. Brandt // Communication quarterly. Winter 1980. pp 31-42.

128. Brim, O. The parent-child relation as a social system: parent-child roles / O. Brim // Child Development, 1957, 28, pp.343-64.

129. Brown P., Levinson S. Politeness: Some Universals in Language Usage / P.Brown, S. Levinson // Cambridge: Cambridge University Press, 1987. -345 p.

130. Brown P., Levinson S. Universals in Language usage: politeness phenomena / P.Brown, S. Levinson // Questions and Politeness: Srategies in Social Interaction/ Ed.by Goody E.N. Cambridge, 1978. -323 p.

131. Brown, R., Gilman, A. The pronouns of power and solidarity / R. Brown, A. Gilman // In T.A. Sebeok, ed. Style in Language. Cambridge, MA: MIT Press. 1960.

132. Canary, D. J., Cody M. J. Interpersonal Communication / D. J. Canary, M. J. Cody // A Goal-Based Approach. New York, 1995.

133. Cameron, A., Berdahl, J.L. The experience of power: examining the effects of power on Approach and Inhibition Tendencies / A. Cameron, J.L. Berdahl // Journal of Personality and social phsychology. 2002, Vol. 83, № 6, 1362-1377.

134. Cartwright, D. A field of theoretical conception of power / D.Cartwright // Studies in social power Ann Arbor, MI: Institute for social research, 1959. pp. 183-220.

135. Christie, R. Scale Construction. In Studies in Machiavellianism / R. Christie // ed. R.Christie and F.L. Geis. New York: Academic Press, 1970. pp35-52.

136. Christie, R., & Geis, F.L. Studies in Machiavellianism / R. Christie, F.L. Geis II -New York: Academic Press. 1988.

137. Codes and consequences : choosing linguistic varieties / edited by Carol Myers-Scotton, New York: Oxford University Press, 1998.

138. Coates, J. Women, men and language / J. Coates // London: Longman. 1986.

139. Collins, B.E., Raven, B.H. Group structure: Attraction, coalitions, communications, and power / B.E. Collins, B.H. Raven // In G. Lindzey& E. Aronson (Eds.), Handbook of social psychology. Reading, MA: Addison-Wesley.1969. Vol.4, pp. 102-204.

140. Conley, J.M., O'Barr, W.M and Lind, A.E. The power of Language: Presentation Style in the courtroom / J.M., Conley, W.M. O'Barr, A.E. Lind // Duke University Law Journal, 1978,6, pp. 1375-1399.

141. Cook-Gumperz, J. Social Control and Socialization / J. Cook-Gumperz // A study of class differences in the language of maternal control. Edt by Routledge & Kegan Paul. London and Boston, 1973. -290 p.

142. Coser, R.L. Some social functions of laughter: a study of humor in a hospital setting/R.L. Coser// Human Relations, 1959.12,171-187.

143. Davis, E.S. On the semantics of syntax: Mood and Condition in English / E.S. Davis//-L., 1979,-205 p.

144. Dahl, R. A. After the revolution? Authority in a good society / R. A. Dahl // -New Haven, Yale University Press, 1970.

145. De Charms, R. Personal causation training in schools / R. De Charms // Journal of Applied Social Psychology, 1972. 2,95-113.

146. DeVito, J. A. The interpersonal Communication Book / J. A. DeVito // Addison Wesley Longman, Inc. 2001.

147. Diamond, J. Status and Power in Verbal Interaction: a Study of Discourse in a Close-knit Social Network / J. Diamond // Amsterdam, Philadelphia, 1996. -182 p. l:

148. Discourse and Discrimination. Selected Articles. Edt. by Geneva Smitherman-Donaldson and T.A. van Dijk. Wayne State University Press. Detroit 1988. -418 p.

149. Eakins, B.W., Eakins, R.G., Sex differences in human communication / B.W. Eakins, R.G. Eakins //-Boston: Houghton Mifflin. 1978.

150. Ellis, J., J.N. Ure. Language varieties: register / J. Ellis, J.N. Ure // In A.R. Meetam, ed. Encyclopedia of Lingistics, Information and Control. London: Pergamon Press. 1969.

151. Ellyson, S.; Dovidio, J. Power, Dominance, and Nonverbal Behavior / S. Ellyson, J. Dovidio // New York: Springer. 1985.

152. Emerson, R.M. Power-dependence relations / R.M. Emerson // American Sociological Review, 1962.27,31-41.

153. Ervin-Tripp, S. M. Children's verbal turn-taking / S. M. Ervin-Tripp // In E.Ochs and B.Schieffelin, eds. Developmental Pragmatics. New York: Academic Press. 1979. pp.391-412.

154. Fairclough, N. Language and Power / N. Fairclough // London: Longman, 1989.

155. Fisher, D. People Power: 12 Power Principles to Enrich Your Business: Career, and Personal Networks / D. Fisher // Austin, TX: Bard and Stephen. 1995.

156. Folger, J.P., Poole, M.S. Relational coding schemes: The question of validity / J.P. Folger, M.S. Poole // In M. Burgoon (Ed.), New Brunsiwck, 1982.

157. NJtransaction. Communication yearbook 5, pp.235-257.

158. Forrester, M.A. Power relations in language / M.A. Forrester // Psychology of W/ Language. Sage Publications. London, 1996. 216 p.

159. Foucault, M. Power-Knowledge: Selected interviews and other writings / M. Foucault //1972-77. New York: Pantheon, 1980.

160. Fowler, R. Language as Social Practice / R. Fowler // Handbook of Discourse Analysis. Vol.4 London, 1985. P.61-83.

161. Fowler, R. Kress, J. Rules and regulations. / R. Fowler, J. Kress // In Fowler et al., Language and Control. (Chap.2). London: Routledge and Kegan Paul. 1979.

162. Frankel, R. M. Forthcoming. Talking in interviews: A dispreference for patient-% initiated questions in physician-patient encounters / R. M. Frankel // New York:1.vington. 1980.

163. French, J., Jr., and B. Raven The Bases of Social Power in Group Dynamics / J. French, Jr., B. Raven // Research and Theory, 3d ed., ed. Dorwin Cartwright and Alvin Zander. New York: Harper and Row, 1968. pp. 259-269.

164. Givens, D. В. Dominance in Body Language. The nonverbal dictionary of gestures, signs, and body language cues / D. B. Givens, // Spokane, Washington: Center for Nonverbal studies Press. 2002.

165. Goldberg, J. Interrupting the Discourse on Interruptions: An Analysis in terms of Relationally Neutral, Power and Rapport - Oriented Acts / J. Goldberg // Journal of Pragmatics. Vol.14 Issue 6,1990. p 883-903.

166. Goss В., O'Hair, D. Communicating Interpersonal Relationship. / B. Goss, D. O'Hair//-New York, 1997.-315 p.

167. Hall, J.A. Status, Gender, and Nonverbal Behavior in Candid and Posed Photographs: A Study of Conversations Between University Employees / J.A. Hall // (http:// www3.usal.es/'nonverbal/papers.htm).

168. Hall J. A., Carter, J.D. Horgan, T.G. Status Roles and Recall of Nonverbal Cues. J. A. Hall, J. D.Carter, T. G. Horgan // Journal of Nonverbal Behavior 25 (2): 79100, Summer 2001.

169. Handbook of interpersonal communication / edited by Mark L. Knapp, Gerald R. Miller. 2nd ed. Sage publications International Educational and Professional Publisher Thousand Oaks London New Delhi, 1994, - 510 p.

170. Halliday, M.A.K. Language as Social Semiotic / M.A.K. Halliday // Edt. Edward Arnold, London. 1978.

171. Heider, F. The psychology of interpersonal relations / F. Heider // New York: Wiley. 1958.

172. Helm, T. An overview of nonverbal communication in impersonal Relationships / T. Helm // (http/hamp.hampshire.edu/xenhF94/)

173. Henley, N.M. Body politics: Power, sex, and nonverbal communication / N.M. Henley // Englewood Cliffs, NJ: Prentice-Hall. 1977. - 189 p.

174. Heritage, J., Robinson, J. The structure of patients' presenting concerns: Physicians' Opening Questions / J.Heritage, J. Robinson // Paper Presented at annual 1С A meeting in New York, May, 2005. 33p.

175. Hodge, R., Kress, G. Language as Ideology / R. Hodge, G. Kress, // New York: Routledge, 1993.-230 p.

176. Hoffman, M. Power assertion by the parents and its impact on the child / M. Hoffman// Child development. 1960, 31. pp. 124-43.

177. Hoffman, M. Personality, family structure and social class as antecedents of parental power assertion. / M. Hoffman // Child Development, 1963, pp. 869-84.

178. Hofstede, G. National Culture Revisited / G. Hofstede // Behavior Science

179. Research, 1983.18:285-305.

180. Hofstede, G. Cultures and organizations: Software of the Mind. / G. Hofstede // -New York: McGraw-Hill.1997.

181. Hofstede, G. Culture's consequences: Comparing values, behaviors, institutions, and organizations across nations. / G. Hofstede //-Sage Publicatoins. 2001. -p.568.

182. Horney, K. The neurotic personality of our time / K. Horney // New York:1. Norton. 1937.

183. Hosman, L.A. The relationship between locus of control and the evaluative consequences of powerful and powerless speech styles / L.A. Hosman // Journal of Language and social psychology, Vol.16 № 1, March 1997, pp 70-78.

184. Janeway, E. Women and the uses of power / E. Janeway // In M. Einstein and A. Jardine, eds. The Future of Difference. Boston: G.K. Hall, 1980. pp327-344.

185. Jorgensen, J.N. Theoryzing language and masculinity. Language and masculinity / J.N. Jorgensen //-Oxford: Basil Blackwell. 1997. pp. 8-26.

186. Kallenberg, A. and. Griffin, L.J. Class, Occupation, and Inequality in job rewards / A. Kallenberg, L.J. Griffin // American Journal of Sociology. 1980. 85, pp. 731768.

187. Keating, C.F., Mazur, A., Segall, M.H. (1977). Facial gestures which influence the perception of status. Sociometry, 40, 374-378.

188. Keating, C.F., Mazur, A., Segall, M.H., et al. Culture and the perception of social dominance from facial expression / C.F. Keating, A. Mazur, M.H. Segall // Journal of Personality and Social Psychology, 1981. 40, 615-626.

189. Keenan, E. Norm-makers, norm-breakers: Uses of speech by men and women in aP

190. Malagasy community Explorations in the ethnography of speaking / E.Keenanedt. by Richard Bauman and Joel Sherzer,. Cambridge: Cambridge University Press. 1974. pp. 125-43.

191. Kelman, H.C. Compliance, identification, and internalization: Three processes of attitude change. / H.C. Kelman // Journal of Conflict Resolution, 2, 51-60.1958.

192. Kelman, H.C. Process of opinion change. / H.C. Kelman // Public opinion

193. Quarterly, 25, 57-78.1961.

194. Knapp, M.L., & Hall, J.A. Nonverbal communication in human interaction / M.L Knapp, J.A. Hall // (3rd ed.). Fort Worth, TX: Holt, Rinehart & Winston. 1992.

195. Komarovsky, M. Dilemmas of masculinity: A study of college youth / M. Komarovsky // New York: Norton. 1976.

196. Kramarae, C. et al. Language and power / C. Kramarae et al. // Eds: Beverly Hills (Cal), 1984. pp.260-280.

197. Kress, G., Hodge R. Language as Ideology / G.Kress, R. Hodge // London,1979.163 p. fr

198. Kress, G. Critical Sociolinguistics / G. Kress // The Encyclopedia of Language and Linguistics, R.E.Asher, Oxford, New York: Pergamon Press, 1994. pp. 786787.

199. Labov, W., Fanshel, D. Therapeutic Discourse: Psychotherapy as Conversation / W.Labov, D. Fanshel / New York: Academic Press. 1977.

200. Lakoff, R. Language and the woman's place / R. Lakoff // New York; Harper & Row. 1975.

201. Lakoff, G. Metaphors We Live By / G. Lakoff // Chicago: University of Chicago Press, 1972.

202. Leech, G. Explorations in semantics and pragmatics / G. Leech. Amsterdam, 1980.-133 p.

203. Leech, G. Principles of pragmatics / G. Leech. L. & N.Y., 1983 -250 p.

204. Leathers, D. Nonverbal Communication Systems / D. Leathers Boston: Allyn, Bacon, Inc., 1976.-273p.

205. Lewis, D. The secret Language of Success / D. Lewis // New York: Carroll and Graf. 1989.

206. Lukes, S. Power / S. Lukes New York: New York University Press, 1986.

207. Lukes, S. Power: a radical view / S. Lukes London; New York: Macmillan, 1974.

208. Mackinnon, D.W. Violation and prohibitions / D.W. Mackinnon // M.A. Murray (ed.), Explorations in Personality. Oxford University Press, 1938. - 112 p.

209. Madsen, L.M. Power Relationships, Interactional Dominance and manipulation strategies in Group Conversations of Turkish-Danish Children / L.M. Madsen // Journal of multilingual and multicultural development. Vol. 24, Nos 172,2003. P. 90-101.

210. Maltz, D.N., Borker R.A. A cultural approach to male-female miscommunication / D.N. Maltz, R.A. Borker // Language and social identity. Cambridge: Cambridge University Press. 1982. pp. 196-216.

211. Marwell, G., Schmitt D.R. Dimensions of Compliance-Gaining Behavior: An Emperical Analysis / G. Marwell, and D.R. Schmitt // Sociometry 39. P.350-364. 1967.

212. Mazur, A., Mueller, U. Persistence of Facial Dominance Measured from Portraits Taken 20 Years Apart / A.Mazur, U. Mueller // Manuscript. New York, 1993. -260 p.

213. Mazur, A., Rosa, E. Psychological aspects of communication via mutual gaze / A. Mazur, E. Rosa // The American Journal of Sociology, Vol. 86, № 1 (Jul., 1980), 50-74.

214. McClelland, D.C. The need for power, sympathetic activation and illness / D.C. McClelland // Motivation and Emotion, 1982. 6, pp.31-41.

215. McGinnis, J., Smitherman G. Sociolinguistic conflict in the schools. / J. McGinnis, G. Smitherman // Journal of Non-White Concern American Personnel and Guidance Association. January, 1978. 87-95.

216. McLaughlin, M. L., Cody M. L., Robey, C.S. Situational Influences on the Selection of Strategies to Resist Compliance-Gaining Attempts / M. L.

217. McLaughlin, M. L. Cody, C.S. Robey // Human Communication Research1980.1:14-36.

218. McLean, P. A., Jones B.D. Machiavellianism and Business Education. P. A. McLean, B.D. Jones // Psychological Reports 71 (Augustl992): 57-58.

219. Mehrabian, A. Significance of posture and position in the communication of attitude and status relationships / A. Mehrabian // Psychological Bulletin, 71, 359372.1969.

220. К 225. Morand, D.A. Dominance, Deference, and Egalitarianism in Organizational1.teraction: a sociolinguistic analysis of power and politeness / D.A. Morand // Organizational Science / Vol.7, № 5, September-October. 1996. pp 545-556.

221. Meyer, J. The collaborative development of power in children's arguments / J. Meyer // Argumentation and Advocacy. 29 (fall 1992): 77-88.

222. Mueller, U., Mazur, A. Facial Dominance in Homo Sapiens as Honest Signalling of Male Quality / U. Mueller, A. Mazur // Behavioral Ecology. (1998 in press).

223. Murphy H. A., Hildebrandt H. W. Effective Business Communications / H. A. $ Murphy., H. W. Hildebrandt // McGraw-Hill, Inc. 1991.

224. Murray, H.A. Explorations in personality / H. A. Murphy // Edt. Hildebrandt H. W. New York; Oxford University Press.1938.

225. Nichols, P.C. Networks and Hierarchies: Language and Social Stratification / P.C. Nichols // Language and Power. C. Kramarae et al. (Eds.). Beverly HIls: Sage, 1984. -P.23-42.

226. O'Barr, W.M. Linguistic evidence: Language, power, and strategy in the courtroom / W.M. O'Barr // New York: Academic Press. 1982.

227. Pride // W.C. Cormack and S.F. Wurm. Language and Society: Anthropological issues. The Hague: Mouton. 1979.

228. Rogers, L.E., Farace, R.B. Relational communication analysis: New measurement procedures / L.E. Rogers, R.B. Farace // Human Communication Research, 1, 222-239.1975.

229. Rokeach, M. The open and closed mind / M. Rokeach New York: Basic Books. ^ 1960.

230. Rotter, J.B. Generalized expectancies for internal versus external control of reinforcement / J.B. Rotter // Psychological Monographs, 1966, 80 (1, Whole № 609). *

231. Schiffrin, D. Jewish argument as socialbility / D. Schiffrin // Language in Society. 1984.13:3.311-335.

232. Schwartz, B. Waiting, Exchange, and Power: the distribution of time in Social Systems / B. Schwartz // American Journal of Sociology, 1977. 79,4, 841-870.

233. У 241. Schwartz, B. Waiting, exchange, power: the distribution of time in social systems. /В. Schwartz // The American journal of Sociology. 1974. Vol.79. №4. (Jan., 1974), 841-870.

234. Schwartz, В., Tesser A. Dominance Cues in nonverbal behavior / B. Schwartz, A.Tesser // Social psychology quarterly. Vol. 45, № 2. (Jun., 1982), 114-120.

235. Scotton // Language & Communication, Vol.8, No. 3/4, 1988. pp 199-211.210

236. Searle, J.R. Speech Acts / J.R. Searle // Cambridge, UK: Cambridge University Press. 1969.

237. Shuy, R. The medical interview: Problems in Communication / R. Shuy // Primary Care. 1976. 3 (3), 365-86.

238. Shuy, R. Topics as the unit of analysis in a criminal law case / R. Shuy // Analyzing discourse. Text and Talk. Georgetown University Round Table on Languages and Linguistics. 1981. Washington, DC: Georgetown University Press. 1982. pp. 113-26.

239. Simon, H.A. Models of man / H.A. Simon // New York: Wiley. 1957.

240. Sinclair, J.M. A course in Spoken English grammar / J.M. Sinclair //- L., 1972. -226 p.

241. Smith, J.S. Women in charge: politeness and directives in the speech of Japanese women / J.S. Smith // Language n society 1992. 21, pp 59-82.

242. Spencer-Oatey, H. Reconsidering power and distance / H. Spencer-Oatey // Journal of Pragmatics 26 (1996) 1-24.

243. Strauss, M. SIMFAM: A technique for observational measurement andf experimental study of families / M. Strauss // Family problem solving Hinsdale, IL.Dryden. 1971. pp. 381-438.

244. Stubbs, M. Discourse Analysis: The Sociolinguistic Analysis of Natural Language /М. Stubbs//-Oxford, 1983.

245. Tannen, D. You just don't understand / D. Tannen New York; William Morrow. 1990.

246. Tannen, D. Remarks on Discourse and Power / D. Tannen // Power through Discourse. Norwood, N.J., 1987. P. 3-10.

247. Tannen, D. Rethinking Power and Solidarity in Gender and Dominance / D. Tannen // Proceedings of the annual meeting of the Berkeley Linguistics Society. Vol.16,1990, pp 519-529.

248. Thibaut, J.W., Kelley, H.H. The social psychology of groups / J.W. Thibaut, H.H. Kelley//-New York, 1959.

249. Thomas, J.A. The Language of Power: Towards a Dynamic Pragmatics / J.A. Thomas // Journal of Pragmatics 9. 1985, № 6. - P.765-784.211

250. Thorne, В., & Henley, N. Language and sex: Difference and dominance / B. Thorne, N. Henley // Rowley, MA: Newbury House. 1975.

251. Treichler, P. A. et. al. Problems and Problems: Power Relationships in a medical Encounter / P. A. Treichler et. al. // Language and Power.- Beverly Hills (Cal.), 1984. P.63-79.

252. Trenholm S., Jansen A. Interpersonal Communication / S. Trenholm, A. Jansen // -New York. 2001.-395 p.

253. Trudgill, P. Sex, covert prestige, and linguistic change in the urban British Englsih of Norwich / P. Trudgill // Language in Society, 1. 179-195.1972.

254. Uchida, A. When "difference" is "dominance": a critique of the "anti-power-based" cultural approach to sex differences /А. Uchida // Language in Society 21, 547-568.

255. Vatre, E. Leon Daudet, ou, Le libre reactionnaire / E. Vatre // Paris : Editions France-Empire, с 1987. f

256. Verderber, R. F., Verderber, K.S. Inter-act: using interpersonal communication skills / R. F. Verderber, K.S. Verderber // Wadsworth, Inc. 1980. 230 p;

257. Veroff, J., Veroff, J.B. Reconsideration of a measure of power motivation. J. Veroff, J.B. Veroff// Psychological Bulletin, 78, 279-291. 1972.

258. Waller, W., Hill, R. The family: A dynamic interpretation / W. Waller, R. Hill // -New York: Dryden. 1951. -132 p.

259. Weaver, R. L. II Understanding interpersonal communication / R. L. II Weaver // -New York, 2001.-399 p.

260. White, R. W., Motivation reconsidered: The concept of competence / R. W. White //Psychological review, 66, 297-333. 1959.

261. Wheeless, L.R., Barraclough, R., & Stewart, R. Compliance-gaining and power in persuation / L.R. Wheeless, R. Barraclough, & R. Stewart // In R.N. Bostrom (Ed.), Communication yearbook 7 (pp.105-145). Beverly hills, С A: Sage. 1983.212

262. Wilson, G. L. Interpersonal Growth Through Communication / G. L. Wilson // -Indiana, 1998.

263. Winter, D.G. The power motive / D.G. Winter // New York: Free Press. 1973. -280 p.

264. Wood, J. T. Interpersonal Communication. Everyday Encounters / J. T. Wood // Inc. Thomson Learning. 2004. 345 p.

265. Wootton, A. Dilemmas of Disocurse. Controversies about the sociological interpretation of language /А. Wootton //- London, 1975. 125 p.

266. Wrong, D. The oversocialized concept of man in sociology / D. Wrong // American Sociological Review, 1961. 26, pp. 184-93.

267. Yukl, G.A. Leadership in organizations / G.A. Yukl // State University of New York at Albany. Prentice-hall, Inc. New Jersey. 1993. 315 p.

268. Zebrowitz, L.A., Montepare, J. Impressions of Babyfaceness and Attractiveness across the Life Span / L.A. Zebrowitz, J.Montepare // Developmental Psychology 28,1143-1152. 1993.

269. Zimmerman, D., West C. Sex roles, interruptions and silence in conversation / D.Zimmerman, C. West // In B.Thorne & N.Menley, eds. Language and Sex: Difference and Dominance. Powley, M.A: Newbury House. 1975.

270. Источники материала исследования

271. Аксенов, В. Остров Крым. М. Изограф, «ЭКСМО-Пресс» 2001. - 320 с.

272. Аксенов, В. Московская сага. Трилогия. М. Изограф, «ЭКСМО-Пресс» 2001.-704 с.

273. Аксенов, В. Новый сладостный стиль. М. Изограф, «ЭКСМО-Пресс» 2003. - 520 с.

274. Аксенов, В. В поисках грустного беби. М. Изограф, «ЭКСМО-Пресс» 2000. -416с.

275. Аксенов, В. Скажи изюм. М. Изограф, «ЭКСМО-Пресс» 1999 - 408 с.

276. Булгаков, М. «Собачье сердце». -М., Современник, 1989.

277. Генис, А. Собрание сочинений в трех томах. М. Издательский Дом «ПОДКОВА», 2002.

278. Довлатов, С. Собрание прозы в трех томах. Лимбус-пресс. СП6.-1995.

279. З.Устинов П. О себе, любимом. СПб. Издательство «Кристалл», 2000. М.Хейли А. Аэропорт. Окончательный диагноз: Романы: Пер. с англ.- М.: ООО

280. Картотека записей устной речи (1500 примеров).

281. Лексикографические источники

282. Акишина, А.А., Кано X., Акишина Т.Е. Жесты и мимика в русской речи. Лингвострановедческий словарь. М.: Русский язык, 1991.

283. Большой толковый словарь русского языка / Под ред. С. А. Кузнецова. -СПб: Норинт, 2000. 1536 с.

284. Кубрякова Е.С. и др. Краткий словарь когнитивных терминов / Е.С. Кубрякова. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1996. - 245 с.

285. Лингвистическиий Энциклопедический Словарь. М.: Изд-во «Советская Энциклопедия», 1990.-367с.

286. Ожегов, С.И. Словарь русского языка. М.: «ОНИКС 21 век», 2003.

287. Политологический словарь. М.: Изд-во «Советская Энциклопедия», 1993. С.41.

288. Словарь иностранных слов. М. 1985, с.487.

289. Философский словарь Под ред. И.Т. Фролова. 4-е изд. - М.: Политиздат, 1981.-445 с.

290. Longman Dictionary of Contemporary English. Longman Dictionaries, 1995.

291. O.Webster's New World Dictionary of American English. Cleveland, New York: Webster's New World, 1988.