автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.06
диссертация на тему: Волжская Булгария в IX - первой трети XIII в.

Полный текст автореферата диссертации по теме "Волжская Булгария в IX - первой трети XIII в."

005534630

На правах рукописи

ИЗМАЙЛОВ Искандер Лерунович

Волжская Булгария в IX — первой трети XIII века: становление социальной, религиозной и этнополитической структуры общества

Специальность 07.00.06 - Археология

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук

10 ОКТ 2013

Казань — 2013

005534630

Работа выполнена в Национальном центре археологических исследований ГБУ «Институт истории им. Ш.Марджани АН РТ»

Официальные оппоненты: Напольских Владимир Владимирович,

доктор исторических наук, профессор, член-корреспондент РАН, старший научный сотрудник, Институт социальных коммуникаций, ФГБОУ ВПО «Удмуртский государственный университет» (г. Ижевск)

Худяков Юлий Сергеевич,

доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник, Институт археологии и этнографии Сибирского отделения РАН (г. Новосибирск)

Белорыбкин Геннадий Николаевич,

доктор исторических наук, профессор, проректор, ФГБОУ ВПО «Московский государственный университет технологий и управления им. К.Г.Разумовского» (г. Москва)

Ведущая организация: ФГАОУ ВПО «Казанский (Приволжский)

федеральный университет»

Защита состоится 1 ноября 2013 г. в 10 часов на заседании Совета по защите докторских и кандидатских диссертаций Д 022.002.01 при Институте истории имени Ш.Марджани Академии наук Республики Татарстан по адресу: 420014, г. Казань, Кремль, подъезд 5.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института истории им. ШМарджани Академии наук Республики Татарстан по адресу: 420014, г. Казань, Кремль, подъезд 5.

Электронная версия автореферата размещена на официальных сайтах ВАК Министерства образования и науки РФ http://vak.ed.gov.ru и Института истории им. Ш.Марджани АН РТ http://www.tataroved.ru.

Автореферат разослан «_»_2013 г.

Ученый секретарь Диссертационного совета, кандидат исторических наук

Р.Р. Хайрутдинов

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность исследования. Изучение древней и средневековой истории народов Волго-Уральского региона в течение многих лет было одной из приоритетных тем отечественной науки. Обсуждение этой сложной проблемы идет уже около двухсот лет, но актуальность ее не только не снижается, но становится еще более высокой, как и накал страстей вокруг нее. В последние годы интерес к этому направлению только возрос, поскольку происхождение основных этнических компонентов, этногенеза и этнической истории предков татарского народа являются ключевыми для прошлого Поволжья и Приуралья. Неудивительно, что все эти вопросы являются наиболее сложными и дискуссионными. Особые споры вызывают общие и частные проблемы становления, консолидации и распада средневековых этнополитических общностей, их социальной и этнокультурной структуры.

В последнее время эта тема стала также объектом политизации в связи с ростом национального самосознания и усилением мифотворчества. Ключевым вопросом изучения этногенеза и этнической истории региона является этнокультурная история этноса волжских булгар и его роли в этногенезе современных народов. Сложность проблематики происхождения и трансформации этнополитических и социальных организмов связана не только с их политической актуализацией, но и коллизиями чисто научного свойства. Дискуссионность темы обусловлена борьбой различных теорий, сложностью методик анализа этнических и социальных процессов, а также неоднозначностью базовых понятий. В последнее время к этим методическим прибавились еще и концептуальные проблемы. Важнейшей проблемой гуманитарной науки стала выработка новых подходов к изучению социальных, конфессиональных и этнополитических процессов, протекавших в средневековых государствах, поскольку прежние квазимарксистские теории могли использоваться только в узких и искусственно ограниченных контекстах. Как только были устранены идеологические запреты, прежние схемы оказались не способны выработать непротиворечивые объяснительные модели для всей совокупности фактов.

Для преодоления этой ситуации требуется создание принципиально нового подхода. Основой для подобной системной этноархеологической методики является изучение средневековой ментальности как источника сведений о ключевых аспектах этничности. Распознав этнический контекст, можно будет выделить в нем некоторые элементы, имеющие этнокультурную и этносоциальную значимость, а на их основе те признаки и артефакты, которые могли бы быть зафиксированы археологически. Только после этого становится целесообразным обратный путь рассмотрения этногенеза и этнической истории через призму выявленных элементов идентификации этноса. Изучение проблем этнопо-литической истории народа ведется в тесной связи с культурной историей и становлением этнического самосознания.

Становление и эволюция Булгарского государства в Волго-Уральском регионе в период средневековья является важнейшим этапом формирования та-

тарского народа. Именно тогда сложились и развивались важнейшие элементы самосознания, связанные с исламом, этносоциальной структурой общества и городской культурой. С ним в той или иной степени соприкасались и испытывали влияние ее социальной структуры многие народы Поволжья и Приуралья. Именно поэтому изучение истории возникновения и трансформации булгарско-го общества поможет прояснить многие аспекты этнокультурной и социально-политической истории данного региона.

Целью исследования является создание целостной картины эволюции социальной, конфессиональной и этнополитической структур Волжской Булгарии в ЕХ - первой трети XIII в. и соответствующих институтов на каждом из этапов ее развития.

Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие исследовательские задачи:

- изучить исследовательские парадигмы по проблеме этногенеза и этнокультурного развития, использовавшиеся в отечественной истории на фоне развития мировой науки об истории древних этносов;

- определить место булгарского периода в истории татарского народа, новые методы к изучению средневекового этноса и модель функционирования средневековой этнической общности;

- проанализировать весь комплекс источников, в первую очередь археологических, по данной теме и возможности их синтеза в рамках данного исследования;

- рассмотреть причины и факторы формирования булгарского государства на фоне социально-политического развития Восточной Европы и возникновения волго-балтийского пути и движения по ней русов;

- выявить этапы становления социальных структур и дружинной культуры, символов власти и политических институтов в средневековой Булгарии;

- определить причины проникновения ислама в Среднее Поволжье и археологические источники (в первую очередь погребальные памятники), свидетельствующие о его распространении;

- изучить по комплексу источников представления булгар о своей этнополитической и конфессиональной общности;

- охарактеризовать аспекты внешнеполитической общности Булгарии, образ ее страны и народа в средневековых источниках, динамику формирования бул-гарской этнополитической общности.

Объектом исследования выступают проблемы становления государственности, монотеистических религий и этнополитической структуры общества в Волго-Уральском регионе в период средневековья.

Предметом исследования является история возникновения, становления и развития социальных, конфессиональных и этнополитических структур средневековой Булгарии.

Методологические основы исследования. Современная гуманитарная наука переживает период кризиса. В той или иной мере этот кризис затронул всю мировую историографию, особенно ту ее часть, которая основывала свои зада-

чи и методы анализа на эволюционистских и позитивистских концепциях, опиравшихся на идею прогресса и примат идей материализма. В изучении процессов социальной и этнической истории в отечественной науке до недавнего времени безраздельно господствовал исторический материализм в вульгарно-догматическом «советском» исполнении, основанный на позитивизме, историциз-ме и панлогизме, который может быть преодолен только за счет внедрения новых концепций.

Именно поэтому все больше сторонников приобретают философские идеи неокантианства, сформулированные применительно к социальной истории в трудах М. Вебера. В последнее время эта концепция была дополнена идеями синергетики, которая рассматривает социальные общности как самоорганизующиеся, открытые, нестабильные и способные к фазовым переходам системы. Предметом изучения этого направления в науке является не просто экономическая, социальная и политическая история, а освоение глубинных структур социального сознания и даже «подсознания истории», переход к изучению истории «в человеческом измерении», к целенаправленному «диалогу культур», к познанию структур ментальности значительной протяженности, глубины и степени влияния на событийную историю. Наиболее распространенным исследовательским принципом новой социальной истории является меж- и полидисциплинарность, которая основывается на идеях социальной дифференцированности культурного поведения и требования соединения истории ментальностей с историей социальных структур, которые отражают особенности существования общества в конкретный период времени, в конкретных обстоятельствах и конкретном месте.

В этой связи методологической базой настоящей работы являются идеи неокантианства и постмодернизма, позволяющие широко использовать концепции конструктивизма, структурализма, статистико-комбинаторных, и других методов исторической антропологии. При этом использование этих концепций носит ситуативный характер и диктуется в каждом случае исследовательской стратегией. Целью применения этих методик является получение научной, объективной, комплексной и динамичной картины прошлого, позволяющей проследить развитие Волжской Булгарии и ее социальных, политических, культурных и этнических структур.

Территориальные рамки исследования охватывают территорию средневековой Булгарии, что в археологическом смысле соответствует ареалу распространения памятников булгарской археологической культуры. Процессы, протекавшие в рамках этого государства, сделали булгарское общество ареалооб-разующим фактором, чье влияние распространялось на весь Волго-Уральский регион, стимулируя ускоренное культурное развитие.

Хронологические рамки работы охватывают период с конца IX века - от времени возникновения Булгарского государства, положившего начало бурному социально-политическому развитию в регионе до первой трети XIII века, когда в период монгольских завоеваний Булгария была завоевана и вошла в состав Улуса Джучи (Золотой Орды), что резко изменило этнополитическую и социальную структуру булгарского общества.

Научная новизна диссертации определяется междисциплинарным подходом к постановке исследовательских проблем, введением в научный оборот новых концептуальных положений, а также выводами, не имеющими аналогов в историографии.

Основой ее является синтез различных методик и исследовательских процедур, которые ранее применялись лишь для анализа отдельных конкретных источников, но никогда не использовались в одной работе. Ранее в историографии проблемы этнической истории рассматривались либо на основании археологических источников, либо письменных, что вело к односторонности выводов и искаженной картине этнического развития татар и их предков. В данном исследовании впервые изучение различных источников по истории средневековых этнополитических и социальных структур Поволжья и Приуралья — археологических, письменных, языковых - осуществлялось последовательно и комплексно, что позволило сопоставить и выявить динамику развития политических и социальных общностей. Особо следует подчеркнуть, что в работе впервые применительно к данному региону использовался социальный подход к изучению этнокультурных процессов, что позволило отказаться от целого ряда устоявшихся схем, выяснить сущность и динамику этих процессов.

Последовательно изучено становление Булгарского государства и его властных институтов, выявлены новые возможности различных источников — археологических и нарративных, позволивших реконструировать социальную структуру общества, выявить сословно-клановый характер господствующей верхушки общества. Изучены материалы по начальному этапу распространения ислама в Поволжье. На основе комплексного анализа археологических материалов удалось определить этапы распространения мусульманской религии среди городского и сельского населения, а также всеобщий характер доминирования ислама в быту и погребальных ритуалах.

Автором введена в оборот новая комплексная методика выявления основных этнокультурных параметров и характерных элементов средневекового народа на основе его собственных представлений, выявленных по данным письменных источников, которые затем выделяются в материальных следах и остатках, маркируя границу средневековой этнокультурной общности. Применительно к анализу булгарской этноконфессиональной общности эта методика показала свою эффективность.

Большое внимание в работе уделено изучению социальной верхушки общества - военно-служилому сословию, которое, судя по анализу материалов средневековых государств Волго-Уральского региона, являлось не только стержнем социально-политической структуры общества, но и единственным носителем представлений о своей этносословной и этнополитической общности.

В работе последовательно проводится положение, что становление, развитие и распад этнополитических образований в средневековом Поволжье, как и вообще в средние века в Евразии, был тесно связан с социальными и торгово-экономическими процессами. Так, возникновение Булгарского государства имело весьма тесную взаимосвязь с развитием Великого Волжского пути.

Практическая значимость работы. Выводы и заключения, сделанные в диссертации, могут быть использованы в научной, научно-методической и музейной деятельности историками, археологами, этнологами в дальнейших исследованиях социально-политических и этнокультурных проблем развития Булгарии и Золотой Орды, истории татарского и других народов Волго-Уральского региона. Они нашли практическое применение при подготовке и написания целого ряда разделов обобщающих исследований: «Истории татар» (II и III тома), «Татары» (серия «Народы и культуры»), «Tartarica. Этнография», турецкого издания «Tatar history and civilization», а также в ряде международных проектов, таких как «Великий Волжский путь (2000-2005). Материалы исследования используются при преподавании истории в высших и средних учебных заведениях, создании учебников и учебных пособий, в лекционных курсах по отечественной истории, а также специальных курсах по этногенезу и этнической истории народов Волго-Уральского региона, в первую очередь татарского, а также в курсе лекций по истории ислама в Поволжье (Магдебург, 1999; Казань, 1997, 2010, 2011).

Результаты исследования, отраженные в научно-популярной литературе и публицистике, могут послужить средством привлечения внимания к поучительным и ярким страницам прошлого народов России, воспитания патриотизма и любви к Родине, своему народу, воспитанию интереса и уважения к истории и культуре.

Апробация работы. Основные результаты исследования изложены в 382 публикациях общим объемом более 260 п.л. и включают 6 монографий (включая 4 в соавторстве), 6 учебников и учебных пособий, 50 статей в коллективных монографиях, 170 научных статьи, включая 8 в изданиях из списка, рекомендованного ВАК МОиН РФ, а также 150 статей в энциклопедических изданиях. Основные положения и результаты исследования отражены в 140 докладах на международных, всероссийских и региональных научных конференциях и семинарах, включая такие научные форумы, как Международная тюркологическая конференция: «Языки, духовная культура и история тюрков: традиции и современность» (Казань, 1992), 35-ый Международный конгресс азиатских и североафриканских исследований (Будапешт, 1997), Международный научный симпозиум «Славяне, финно-угры, скандинавы, волжские булгары» (Пушкинские горы, 1999), Международная научно-практическая конференция «Великий Волжский путь» (Санкт-Петербург — Таллинн - Хельсинки — Рига - Стокгольм, 2002; Астрахань - Махачкала - Дербент - Баку - Энзели - Тегеран - Акгау, 2003), Medieval Nomads. First International Conference on the Medieval History of the Eurasian Steppe (Сегед, 2004), II Международный симпозиум «Исламская культура в Волго-Уральском регионе» (Казань, 2005), «Казань и алтайская цивилизация: 50-я ежегодная международная научная конференция алтаистики (PIAC)» (Казань, 2007), I Международный конгресс средневековой археологии Евразийских степей «Идель-Алтай: истоки евразийской цивилизации» (Казань, 2009), II Болгарский Форум «Средневековая история Евразии: симбиоз городов и степи» (Казань, 2011), Международный научный симпозиум «Волго-Уральская исто-

рия» (Анкара, 2011), IV Всероссийская (XII Межрегиональная) конференция историков-аграрников Среднего Поволжья. «Хозяйствующие субъекты в аграрном секторе России: История, Экономика, Право» (Казань, 2012) и др.

Научные результаты, выносимые на защиту.

Впервые в отечественной историографии рассматривается проблема становления, развития и трансформация этнополитической, социальной и конфессиональной структуры средневековой Булгарии, что позволяет расширить понимание средневекового общества как сложноорганизованного механизма с многообразными связями взаимодействиями на материальном и духовном уровне.

1. Выявлено, что средневековое общество имеет особую структуру деления на страты - сословия, которые имеют не только свою культуру, отраженную в их одежде, отношению к оружию и т.д., но и разные представления о своей общности. В этой связи для средневековых обществ не была характерна этническая идентичность, которая была слита с сословно-социальным статусом, конфессиональной принадлежностью и политической властью, и чем выше был статус соответствующей страты, тем выше был уровень осознания ее этнополи-тического единства. В этой связи для основной части подданных важнейшую роль играла религиозная принадлежность, а для элиты - государственная и сословная принадлежность, следовательно, один и тот же этноним, мог иметь у разных сословий разное содержание.

2. Серьезным фактором, ускорившим процессы этнополитической консолидации, стало возникновение волго-балтийского торгового пути и становление сети городских поселений с сельской округой. Важную роль в этих процессах сыграло то, что булгары имели опыт образования государства, позволивший им сплотить другие тюрко-огурские племена и создать к концу X в. централизованное государство.

3. В процессах государствообразования, как и в последующей этнокультурной интеграции, определяющую роль сыграло принятие уже в первые годы X в. правителем булгар ислама в качестве государственной религии ислама и укрепление связей с миром Востока. По мере развития Булгарского государства усиливаются позиции этой религии, что привело к повсеместному ее распространению в конце X в. Это консолидировало булгарское общество, противопоставив его окружающему языческому миру. Весь этот культурный и политический фон привел к выработке этнополитического сознания, консолидирующей основой которого являлся ислам.

4. Повсеместное распространение ислама по всей территории Булгарии доказывается комплексом археологических источников, включая материалы изучения булгарских городищ с мусульманскими культовыми памятниками и элементами восточного мусульманского города, сведения о некрополях X—XIII вв., данные палеозоологии, а также ряд других косвенных материалов (распространение амфор, данных эпиграфики и т.д.)

5. Рассмотрение аутентичных исторических источников, элементов историографической традиции и фольклорных материалов, позволило реконструировать основные, значимые для этноса, представления. Можно считать, что анализ раз-

личных аспектов этнополитического самосознания волжских булгар Х-ХШ вв., сохранившихся в исторической традиции (историографической и фольклорной), показывает их связь с реалиями существования народа, а также уровень его политических притязаний. Рассмотрение их позволило сделать вывод об интеграционных тенденциях, причем на основе исламского государства. Принятие ислама, становление мусульманского государства и осознание своего места в исламском мире привело к созданию новой этнополитической общности.

6. Этнополитические и этносоциальные аспекты сознания, несомненно, достаточно точно характеризуют данную общность через призму ее собственных взглядов. Определено, что часть населения Среднего Поволжья Х-ХШ вв., осознавшая себя связанной определенными обязательствами с правящей династией и подвластная ей, исповедующая ислам и следующая своей особой миссией в мусульманском мире, жившая в пределах одного государства и считавшая его землю для себя отчизной, называла себя «булгарами». Эти черты, характеризующие общебулгарское сознание, были зафиксированы в официальной историографической традиции. Особо следует подчеркнуть, что и другие объективные элементы общности, выявленные археологически и исторически, такие как общность языка, бытовой культуры, погребальной обрядности, хозяйственной деятельности (разумеется, при определенном местном культурном и этническом разнообразии, которое в частности отмечено на материалах бытовой лепной посуды и женских украшениях), скорее всего не осознавались или же не считались дифференцирующими. По имеющимся данным, ведущими признаками само население Булгарии в домонгольский период считало единство династии, территории, религии и, рассматриваемого через ее призму, прошлого. Таким образом, данная модель определения этнополитического самосознания населения Булгарии позволила выявить не только характерные аспекты, но и параметры, по которым человек самоопределялся как «булгар» в средневековой Булгарии.

Структура работы определяется целями и задачами исследования и включает: введение, 7 глав (разделенных на параграфы), заключение, список использованных источников и литературы, список сокращений, приложения.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновывается актуальность темы, формулируются цели и задачи, вводятся хронологические и территориальные рамки, характеризуется степень изученности темы и ее научная новизна, описываются основные методические приемы, используемые в работе, определяется круг привлекаемых источников, приводятся примеры практической реализации положений предложенного диссертационного исследования.

В Главе I. «Волжские булгары: основные парадигмы и концепции изучения» дается критический обзор исследований и концептуальных подходов к изучению булгарской этнической общности от становления науки до современности. За более чем двухсотлетнюю историю изучения прошлого накоплен зна-

чительный фонд научных трудов по различным аспектам историко-археоло-гических проблем.

При этом следует отметить, что за все это время предпринимались только единичные попытки осмыслить закономерности развития историографии, ее связи с концептуальным осмыслением прошлого различными специализированными историческими дисциплинами, такими как археология, этнология и источниковедение. В этой связи есть смысл подробно остановиться на важнейших, поворотных трудах, которые сформулировали наиболее синтетический подход к теме, сформировали особую научную парадигму.

§ 1. «Лингво-историческая парадигма: от зарождения к научной концепции (XVIII - начало XX в.)» дает характеристику начального этапа формирования представлений об этнической истории.

Первые действительно научные теории в рамках данной парадигмы возникают в 1860-70-ее гг. Теоретической основой ее стал эволюционизм, который в различных вариациях выражал идеи единства человеческого рода и единообразия развития культуры, прямого однолинейного ее развития - от простого к сложному, а также включал психологическое обоснование явлений общественного строя и культуры и т.д. Основой для реконструкции этнических процессов в тот период развития науки считались лингвистические данные, а язык признавался объективным и определяющим элементом этноса. Исследование этнического процесса, в рамках этой парадигмы, таким образом, заключалось в изучении (или установлении на основе письменных источников) языка древнего или средневекового населения, после чего этнический процесс восстанавливался с помощью иерархии развития языков. Важную, хотя и не определяющую, роль в становлении этой парадигмы сыграли археологические материалы, поскольку время господства этой теории пришлось на период бурного развития археологии и первых попыток осмысления этого вида источников.

Характерным элементом развития данной парадигмы в области палеоэтно-логии стали концепции автохтонного развития народов. Одной из первых появилась мысль, что древние и средневековые булгары являлись славянами, поскольку современные болгары говорят на славянском языке (Ю.И. Венелин). Позднее эта теория была отвергнута. Конкретным открытием, позволившим продвинуть исследование этнических процессов в Поволжье в эпоху средневековья стало изучение эпиграфических памятников XIV в. X. Фейзхановым и выявление архаических тюркских черт в ряде камнеписных текстов. Это открытие было использовано Н.И. Ильминским для обоснования теории происхождения чуваш от волжских булгар, которые, по его мнению, будучи первоначально финским народом, изменились под влиянием тюркского языка, причем поворотным пунктом стало принятие ислама, разделившего булгар на чуваш-язычников и татар-мусульман.

Археология как наука делала тогда еще только первые шаги, нащупывая методы изучения древних культур, и для решения проблем происхождения народов привлекалась спорадически и в качестве иллюстративного материала (А.Ф. Лихачев). Как правило, все гипотезы по этногенезу народов Среднего

Поволжья строились на анализе письменных источников (В.В. Григорьев, С.М. Шпилевский и др.). В рамках лингво-исторической парадигмы возникновение тюркоязычных народов в Поволжье относилось к древнейшим временам (по меньшей мере, со скифского периода), а период Волжской Булгарии признавался ключевым этапом формирования современного татарского (мусульманская часть населения) и чувашского (язычники) народов. Причем часто для определения преемственности средневекового булгарского населения и современных народов использовались достаточно случайные и часто маловразумительные сопоставления, типа «торгового духа» или «кроткого нрава» (В.В. Григорьев, А.Ф. Лихачев и др.).

§ 2. Становление татарской историографии: «булгарский вопрос» (конец XVIII — начало XX в.) прослеживает развитие татарской исторической мысли, которая вырабатывая свою традицию, на основе более ранних историо-писаний утверждала мысль о преемственности булгар и татар, но при определяющем влиянии на их этническую историю этнокультурных и социальных процессов, протекавших в булгарский период. В пользу ее, по мнению авторов, свидетельствовали распространение ислама, городская цивилизация и исторические предания.

Следует отметить, что наряду с этими представлениями) в среде татарской элиты продолжала существовать идентичность, соединявшая их прошлое с наследием Золотой Орды. Зарождающаяся татарская историография вырабатывала свою традицию. Пытаясь создать новую историческую традицию, татарские общественные деятели не могли обойти стороной ни вопрос о месте в истории татар средневековой Булгарии, ни игнорировать определяющее значение Улуса Джучи.

История изучения булгарского прошлого неотделимо от процессов становления татарской нации, поскольку, как и в любом обществе, нациестроительст-во не было отделено от выстраивания общей концепции своего прошлого. Дилемма встраивания булгарского периода довольно остро стояла перед татарскими историками середины XIX в., и была блестяще разрешена в трудах Ш.Марджани, считавшего период Волжской Булгарии неотъемлемой частью общей истории татарского народа. Понимая, что обретение прошлого является важнейшим этапом становления национального самосознания, он не уклонился от ответа на эти сложные проблемы, решив их в определенном ключе, задав смысл и формат дискуссий, которые развернули его последователи и потомки вплоть до современности. Ш.Марджани стремился дать цельную концепцию истории татарского народа с древнейших времен до современности, что было невозможно без решения ключевой проблемы роли и места истории Волжской Булгарии в этногенезе и этнической истории татар. При этом, отстаивая свой взгляд на прошлое своего народа, как на татарскую историю, он должен был учитывать весьма популярную и авторитетную «булгарскую» традицию и современные для того времени дискуссии среди русских историков.

Направление, которое открыл в татарской историографии Ш.Марджани, продолжали его ученики и последователи. Развивая его традиции, основное внимание татарские историки уделяли политической истории, жизнеописанию

ханов Улуса Джучи и других татарских ханств. Особо следует выделить труды Р.Фахрутдинова, Х.Атласи, Г.Ахмарова и др. К сожалению, такое понимание прошлого татарскими историками было прервано в годы советской власти и сохранилось лишь в эмиграции, в Турции. Здесь оно продолжало развиваться в работах А.-З.Валиди (Тогана), Г.Батгала (Таймаса), Г.Исхаки, А.Немет-Курата, Б.Ишболдина и др. Булгаристское направление в татарской общественной мысли зыродилось в мусульманский традиционализм и салафизм, а в политическом - в движение ваисовцев - сектантство радикального толка.

§ 3. Диффузионизм и «теория стадиальности»: становление концепции «булгаро-татарской народности» (20-е - 60-е гг. XX в.). К концу XIX - началу XX века в гуманитарные науки стали проникать идеи материализма и марксизма, все отчетливее начал проявляться кризис эволюционной теории. Как ответ на недостатки эволюционизма, отрицавшего миграции и абсолютизировавшего абстрактно-исторический способ изучения явлений культуры, в мировой науке была выработана теория миграций, ставшая основой всех школ и направлений диффузионизма. Своеобразным преломлением идей эволюционизма и диффузионизма стала советская археологическая палеоэтнология, ставшая концептуальной основой для всех последующих этногенетических исследований в отечественной науке. В ее русле лежат, например, работы В.Ф. Смолина о происхождении и наследии средневековых булгар.

В отечественной науке определяющей тенденцией вплоть до 1950 г. было господство крайнего автохтонизма, нашедшее «теоретическое» обоснование в «теории стадиальности», выдвинутой лингвистом Н.Я. Марром. По его мнению, язык был общественной «надстроечной» категорией и подчинялся смене общественных формаций, проходя через «стадиальный взрыв», менявший структуру языка, поэтому практически все народы образовались там, где впервые были зафиксированы исторически. В конкретных концепциях, разработанных на основе данной теории учениками и последователями Марра в области археологии и этнологии главной стала идея об абсолютном автохтонизме этнокультурного развития и практически полного отрицания роли миграций.

В 20-е гг. XX в. после победы Советской власти, образования Татарской автономной республики и началом политики «коренизации» и «культурной революции», происходит сближение некоторых русских исторических концепций с трудами отдельных татарских историков. С одной стороны, русские историки, в первую очередь H.H. Фирсов, начинают активно разрабатывать историю татарского народа, создавая цельную концепцию ее развития. В их трудах период Волжской Булгарии становится частью прошлого татар, выдвигается концепция преемственности истории и культуры Булгарии, Золотой Орды и Казанского ханства, как хронологических периодов единой татарской истории.

Для этого направления было характерно обращение к истокам истории татарского народа и его булгарским корням. Наиболее концептуально данный подход был сформулирован в трудах М.Г. Худякова, который концентрированно изложил подход к месту и роли Булгарии в истории татарского народа. Новый импульс получила в этот период татарская историография, объединив свой

подход к истории татар с методикой анализа источников и современными концепциями, в первую очередь марксистской, развития и устройства общества. Заметно возрос научный уровень трудов татарских историков, среди которых выделялись Г.Губайдуллин (Г.Газиз), Дж.Валиди и Али Рахим. Эти работы, продолжая традиции татарской историографии, внесли в нее научный анализ и знание трудов российских и зарубежных историков. Между тем, серьезных исследований проблем происхождения татар и месте булгарского периода в 30-е гг. XX в. не было. Причиной этого стали жесточайшие репрессии в отношении татарской гуманитарной интеллигенции, которые уничтожили практически всех видных историков (Г.Губайдуллин, Г.Рахим, Н.Хаким и др.).

Новым этапом, определившим направление и концептуальную основу для рассмотрения истории Волжской Булгарии и ее месте в истории татарского народа, была не научная концепция, а прямой идеологический диктат. Основные параметры этого подхода были сформулированы в Постановлении ЦК ВКП(б) «О состоянии и мерах улучшения массово-политической и идеологической работы в Татарской партийной организации» от 9 августа 1944 г. и последующих постановлениях Татарского обкома ВКП(б) и других директивных документах. Для татарской науки запрет на целый пласт прошлого и его культуры привел к прямой аберрации исторического сознания. Зияющую брешь, образовавшуюся в прошлом татарского народа, после запрета на историю Улуса Джучи, было решено заполнить «местными булгарскими корнями». Закреплением этого положения стала «научная сессия о происхождении казанских татар» (25-26 апреля 1946 г.), проведенная совместно Отделением истории и философии АН СССР и Казанского филиала АН СССР. На ней были заслушаны доклады и выступления специалистов в истории, археологии, тюркологии и антропологии, которые единогласно предложили впредь считать современных татар потомками волжских булгар, а Улус Джучи рассматривать в качестве чисто внешнего явления для этнической истории татарского народа. Окончательно такая трактовка истории была закреплена в «Истории Татарской АССР». Соответственно булгарская теория происхождения татар получила не просто идеологическую поддержку, но стала единственно одобренной и идеологически выверенной, став догмой, которую следовало не переосмысливать, а только развивать.

§ 4. Создание научной концепции «булгарской народности» (70-е -90-е гг. XX в.). Усиление идеологического диктата в советской науке происходило в условиях выработки новых «материалистических» методов изучения прошлого. Основой новой методики стало прямое отождествление археологических находок с различными историческими процессами. Этот подход получил наименование метода «восхождения», сущностью которого был подъем от изучения отдельных предметов и объектов прошлого к анализу культур и от него - к созданию полноценной картины истории. Он активно применялся в советской науке о прошлом в качестве универсальной процедуры, как для решения социальной, так и этнокультурной реконструкции. При таком подходе история этносов и этнокультурных процессов в древности и средневековье подменялась взаимодействием различных культурно-археологических комплексов.

Производной от этого направления исследований стала «археологическая этногенетика». Методика ее, начавшая складываться в советской науке в 194050-е гг. в трудах М.И. Артамонова, П.Н. Третьякова, А.П. Смирнова и Б.А. Рыбакова, получила последовательное системное описание и детальное теоретическое обоснование в 1960-80-ее гг. благодаря исследованиям В.Ф. Генинга, В.В. Седова и А.Х. Халикова.

Данная концепция не была открыта советскими этнографами и археологами, а в основных чертах сформулирована в трудах германского археолога и этнолога Г.Косинны, его учеников и последователей, принимавших постулат, выработанный в рамках теории «культурных кругов», что совпадение границ распределения типов вещей, объектов и других культурных явлений следует рассматривать в качестве проявления этнической (по их трактовке языковой) общности. Поскольку, по их мнению, племенное родство и единство языка облегчали культурный контакт и конвергенцию, а их отсутствие — затрудняло. Следовательно, по данной теории, этническая граница большей частью должна была служить препятствием для распространения типов вещей, а их совпадение — показателем этнической (языковой) общности. Основой данного метода стало картографирование сходных явлений культуры (чаще всего керамической посуды или женских украшений) и конструирование на этой базе культурно-этнических общностей.

Формирование этого направления в науке совпало с развертыванием широких археологических (экспедиции под руководством А.П. Смирнова, Н.Ф. Калинина и др.) и этнографических (Н.И. Воробьев и др.) исследований в Волго-Уральского регионе и активным конструированием прошлого в рамках региональных историй народов края. Эти исследования дали целый ряд новых материалов, которые расширили источниКовую базу и открыли новые возможности для построения концепций.

Основными трудами, определявшими вектор развития булгароведения в 1930-50-ее гг., являлись классические работы А.П. Смирнова, в которых он последовательно изложил свои взгляды на хозяйство булгар, формирование Бул-гарского государства и его социально-политический строй, сложение культуры и этноса булгар, влияние булгар на татарскую и чувашскую культуру. Главным в его концепции было признание существования единой булгарской культуры в X—XV вв. и существование единого средневекового государства с городской культурой и развитым ремесленным производством.

В 70-90-е гг. XX в. объем археологического материала резко вырос в связи с масштабными полевыми работами. В этот период следует отметить новые археологические открытия, в первую очередь, целого ряда могильников ранних булгар на Волге (Кайбельского, Хрящевского, Болыпетарханского, Танкеевского и Те-тюшского) и раскопок булгарских городских поселений (Болгарское, Билярское и др.). Появилась необходимость не только выработать общую концепцию истори-ко-археологического понимания Волжской Булгарии, но и создать концепцию этнокультурной истории булгар в контексте татарского этногенеза. С созданием подобной теории блестяще справился А.Х. Халиков. В целом ряде своих трудов и

лекционных курсов А.Х. Халиков, развивая «теорию восхождения», выдвинул целый ряд положений, связывающих археологические материалы с данными письменных источников, реконструируя этнокультурные и социальные процессы в Волжской Булгарии. Для своего времени подобная теория была важным шагом вперед в осмыслении бунтарского периода истории через призму археологических источников. Эта теория является серьезным шагом вперед в теоретическом осмыслении происхождения татарского народа. В отличие от лапидарных и схематичных докладов на сессии по этногенезу 1946 г. в ней были разработаны теоретические положения, последовательно изложены этапы этнической истории, и внутренне она почти не содержит противоречий и изъянов.

Стройность этой теории способствовала тому, что она долгое время определяла теорию и практику казанской школы археологии. Теоретические положения, сформулированные в трудах А.Х. Халикова, и методика конкретных исследований, разработанных им, стали основой для целого ряда трудов. В них использовались подходы, общие для отечественной археологии того времени. Используя недостатки методики «восхождения», некоторые исследователи в полном соответствии с данной методической «системой» развивают мысль о значительном восточнофинском и угорском компоненте в культуре населения Булгарии, в результате постоянной инфильтрации из Прикамья и Зауралья, и даже наличия среди булгар определенного массива языческого населения (Е.П.Казаков, К.А.Руденко и др.).

В последнее время стало очевидно, что традиционные методики изучения этногенеза и этнической истории средневековых булгар пришли в противоречие с накопленными фактами, и возможность их непротиворечиво объяснить, сведя в единую концепцию, практически исчерпаны.

Все эти концепции имеют один общий недостаток — отсутствие теоретической проработанности общих и единообразных понятий, несопоставимость и противоречивость применяемых разными авторами терминов. Особенно это касается соотношения понятий теоретической археологии и этнологии, что выражается в произвольном употреблении таких определяющих терминов, как «археологическая культура», «тип памятника», подразумевая, что речь идет об «этносе» или «племени».

Требуется применение передовых научных концепций и создание новых объяснительных моделей. Предполагается, что новая парадигма становления и развития булгарской этнополитической общности, не отбрасывая накопленную более ранними теориями фактологическую базу, синтезирует ее и, вырабатывая свои подходы к решению конкретных проблем, устранит свойственные прежним моделям противоречия, а также даст последовательное и методически единообразное объяснение всей совокупности фактов.

В Главе II. Булгарский народ: новые теории и методики исследования средневековой общности рассматриваются новые подходы к изучению этноса.

§ 1. Основные концепции о месте средневековых булгар в истории татарского народа на рубеже ХХ-ХХ1 вв.: традиционные стратегии и современные подходы. Суммируя все исследования по этногенезу и этнической ис-

тории средневековых булгар, можно заметить, что с некоторыми вариациями все разнообразие подходов сводится к нескольким базовым положениям. Обычно, авторы делили все работы на условные группы «булгаристов» и «та-таристов», которые, как видно из названий, якобы видели основу современных татар соответственно в булгарах или татарах.

Представления, которые объединяют «булгаристов» и «татаристов», состоят в механистическом, вульгарно материалистическом подходе к сущности этнических процессов. Постулируя единство археологической культуры булгар от X до XVI вв. (конструируемой на основе гончарной керамики, украшений и других элементов материальной культуры, причем различия не принимаются во внимание) и далее до этнографической современности (подчеркивая сходство в образе жизни, занятиях и бытовой культуре), они имеют дело с реальным функционированием этнонима «татар», но не «булгар». При этом следует учитывать, что по лингвистической традиции булгарский язык считается предком чувашского, а кыпчакский - татарского. Одних исследователей это приводит к мысли о преемственности средневековых и современных булгар, которые только «по ошибке» или по злой воле «буржуазных националистов» приняли другой этноним (А.Г.Каримуллин, А.Х.Халиков, М.З.Закиев). Других - к признанию переселения татар в Булгарию еще в домонгольское или в золотоордын-ское время, то есть, к смене населения без изменения культуры (Р.Г.Фахрут-динов, МИ.Ахметзянов). Сторонники обеих концепций с разной степенью научности оперируют данными археологии, языка, этнонимии и антропологии, но, как можно заметить, различия между ними носят не принципиальный, а тактический характер, что позволяет некоторым ученым, не меняя методику исследования, трансформировать свои взгляды на прямо противоположные.

Анализ историографической ситуации позволяет выделить три теории, рассматривающие становление и этнокультурное развитие булгарского средневекового этноса в контексте истории татарского народа и его предков - булгаро-татарская, татаро-монгольская и тюрко-татарская. Произошло размежевание по теоретическим вопросам. Выяснилось, что булгаро-татарская и монголо-татарская концепции имеют своим теоретическим основанием примордиализм и эссенциализм в понимании этнических процессов и опираются на советскую «теорию восхождения» в понимании эвристических возможностей археологических материалов в реконструкции прошлых обществ. Тюрко-татарская концепция базируется на совершенно иных подходах. В наиболее теоретически выверенных трудах сторонников этой концепции она опирается на конструктивизм и структурно-функциональный подходы в анализе этнокультурных реалий прошлого, а вместо прямой экстраполяции данных археологии на древнее общество применяют более сложную процедуру синтеза археологических, этнологических и нарративных источников.

Средневековая Булгария в этой теория играет роль определенного цивили-зационного субстрата, где сформировались земледельческая культура, городская цивилизация и развивалась мусульманская культура, ставшие после определенной трансформации важнейшими скрепами татарской средневековой эт-

неполитической общности. В качестве ключевого момента этнической истории татарского этноса данная теория рассматривает период Улуса Джучи (Золотой Орды), когда на основе пришлых монголо-татарских и предшествующих бул-гарской и кыпчакской традиций возникли новая государственность, культура,

литературный язык.

Эта теория в трудах своих сторонников опирается на подходы, основанные на конструктивистских и структурно-функциональных позициях, предлагая более сложный анализ явлений этнокультурной истории и взаимодействия со-словно-социальных структур в средневековом обществе. Во главу угла в наиболее разработанных теоретических трудах этого подхода выдвигается новая теория изучения этнополитических и этносоциальных реалий древних обществ, основанных на комплексном подходе к использованию различных, в первую очередь археологических материалов, применяя сложную процедуру синтеза археологических, этнологических и нарративных источников. Делается попытка целостного взгляда на появление, развитие и трансформацию средневекового булгарского этноса.

§ 2. Изучение средневекового этноса: структура метода исторической антропологии. Увлекаясь этническими сопоставлениями и придавая преувеличенное значение этническим чертам, сторонники «археологической этногене-тики» часто обедняют само представление об археологической культуре, не отдают себе отчета в сложности соотношения между этносом (этничностью древнего населения) и его отражением в археологических (материальных) следах и остатках, требующих специальной процедуры сопоставления и моделирования, которая разрабатывается этноархеологией. Исследования этноархеологов доказывают, что необходимо отказаться от прежнего упрощенного взгляда на процедуру реконструкции древних обществ. Методика подобного анализа должна включать изучение этничности реально функционировавшего общества и выявлять определяющие параметры, которые сохранились или могли сохраниться в археологических следах и остатках, в выделенной исследовательским путем археологической культуре.

Основой для системной этноархеологической методики является изучение средневековой булгарской ментальности как источника сведений о ключевых аспектах этнополитических представлений. Распознав этнический контекст, можно выделить в нем элементы, имеющие этнокультурную и этносоциальную значимость, а среди них те признаки и артефакты, которые могли бы быть зафиксированы археологически. Только после этого становится целесообразным обратный путь рассмотрения типологизации этнокультурных явлений археологической культуры, но только под углом зрения, выявленного этнического контекста и как способ его уточнения. Теоретически это означает определение архетипов прошлой булгарской культуры, которые могли и должны были найти отражение в булгарской археологической культуре и восхождение от них, используя правила и методы соотнесения, к реконструкции прошлой этнокультурной ситуации. Подобная стратегия является адаптацией методики, разработанной Л.С. Клейном, применительно к археологии и палеоэтнологии.

Сложность применения этой методики состоит также в том, что определения сущности этноса и этничности являются предметом острой дискуссии между разными школами этнологии, которые различаются своими подходами к сути этноса. Одни (Р.Ф. Итс, Ю.В. Бромлей, JI.H. Гумилев, В.И. Козлов и др.) - при-мордиалисты (эссенциалисты) — считают, что нации (этносы) существовали практически вечно, имея особые свойства, которые делали их именно таким народом, а не иным, другие - перенниалисты (Дж. Армстронг, Э. Смит, В. Кон-нор) считают, что этносы, хотя и имеют глубокие этнические корни, но существовали отнюдь не вечно, третьи — конструктивисты (Э. Геллнер, Э. Хобсбаум, Б. Андерсон, Ф. Барт, В.А. Тишков и др.) - полагают, что нация есть недавно сконструированная и воображаемая общность. Не втягиваясь в дискуссию между сторонниками этих концепций, следует отметить, что автор данной работы, являясь сторонником конструктивистского подхода, считает, что процесс формирования современных наций был многоступенчатым, и на определенном этапе мы можем говорить о сложении особого средневекового этноса, ставшего основой для нации нового времени. При этом автор полагает, что выходом из теоретического тупика является новая дифракционная теория. Она применяет для анализа диахронных процессов стратегию конструктивизма, а для рассмотрения синхронных - эссенциализма. Иными словами, можно полагать, что эт-нополитические общности в периоды древности и средневековья формировались в значительной мере на основе субъективной веры в общее происхождение, осознанно или неосознанно внедрявшееся в сознание элитарной части общества, т.е. эта вера в той или иной степени конструировалась в связи с изменением этнополитической, религиозной или социальной ситуации. Однако в определенный момент времени данная общность представляла собой единство или содружество (то, что по-английски звучит как commonwealth), считавшее себя гомогенным образованием и имеющее представление о своей собственной и отличной от других общности, основанной на генеалогическом родстве с предками, единстве территории, политических институтов, языка, культуры, религии, хозяйственных и бытовых особенностей.

Изучение этих проблем, как представляется, невозможно без определения феномена этничности и структуры этнических свойств. Исходить необходимо из принятого в ряде этнологических трудов принципа противопоставления, с одной стороны, этнообразующих факторов, обусловивших само появление этноса (общая территория, государственность, язык, письменность и т.д.) и, с другой — собственно этнических признаков. Эти последние можно, в свою очередь, разделить на два уровня. Первый из них относится преимущественно к сфере культуры в ее широком понимании, а второй — производный от него — проявляется в осознании самой этнической общностью своих отличий от других коллективов и этносов. Именно такое представление о структуре свойств этноса, заставляет считать, что, вопреки мнению ряда историков и археологов, говорить о завершении процесса формирования этноса позволяет не возникновение тех или иных культурных особенностей этнической общности, а появление отчетливого самосознания своей общности и отличия ее от других, кото-

рое, разумеется, базируется на основе всех объективных признаках первого уровня, но очень часто не осознается.

§ 3. Средневековый этнос как этносословная, этнополнтическая и этно-конфессиональная общность. Для правильного представления об этнических процессах в период древности и средневековья необходимо кратко описать само это общество. Для нашей работы достаточно будет сосредоточить внимание на социальных отношениях и их влиянии на культуру и формирование этносос-ловной структуры общества.

Не вдаваясь в анализ социально-экономической системы допромышленных обществ, следует все-таки отделить древние и полисные общества и ограничиться рассмотрением тех, которые были характерны для Старого Света в период после падения Римской империи и до промышленной революции. Следует отметить две их важнейшие характеристики - они являлись аграрными и со-словно-классовыми, что позволяет в самом общем виде называть их аграрно-сословными.

Важной чертой этого общества являлось его строгое деление на сословия (сословно-социальная лестница), разделяемых по степени доступа к распределению материальных и культурных благ. Сословная элита (практически нигде не превышая 10% населения, а в Европе стабильно составлявшая 3-5%), которая служила своему правителю «пером и мечом» (удивительно, но этот термин практически дословно использовался, как в Западной Европе, так и на мусульманском Востоке), имела монополию на вооружение и занятием военным делом. Несколько искажают общую картину средневековые кочевые общества, где одна из общин зачастую выступала коллективной элитой по отношению к подвластному оседлому населению, хотя это не исключало внутренней иерархии со своей элитой и слугами.

Культура и грамотность, а также владение теми или иными языками в средневековом обществе также имеют сословный характер. Разница между культурой аристократии и основного податного населения была довольно значительной. Аграрное общество не обладает ни ресурсами, ни мотивами, необходимыми для того, чтобы грамотность распространялась широко, не говоря уже о том, чтобы она стала всеобщей. Общество распадается на тех, кто умеет читать и писать, и на тех, кто этого не умеет. Грамотность становится знаком, определяющим положение в обществе, и таинством, дающим пропуск в довольно узкий круг посвященных. В некоторых обществах грамотность была, очевидно, выше (например, в мусульманских странах), а в других распространялась только на служилую и духовную элиты. Роль грамотности как атрибута статусных различий становится еще более ярко выраженной, если на письме используется мертвый или какой-нибудь специальный язык: письменные сообщения отличаются тогда от устных уже только тем, что они написаны. Характерные примеры такого рода - санскрит в Индостане, арабский - в тюрко-татарских государства, латынь в Западной Европе, иврит - у иудейских общин). Действительный по-лилингвизм был характерен для элиты общества, тогда как существовали общины, члены которых видели чужестранцев раз в жизни.

Таким образом, в средневековом обществе ни культура, ни язык не являются основой для формирования этнополитических единиц. Наоборот, создание устойчивого государства способствует определенной консолидации элит и формированию надобщинной культурной моды — «дружинной» или «рыцарской» культуры. Более того, довольно часто даже изначально аборигенное элитное сословие начинает позиционировать себя по отношению к податному сословия, несмотря на единство языка и религии (а может быть, и вследствие этого), как инородное, иноэтничное целое. Иными словами, этнические общности эпохи средневековья можно назвать скорее этносоциальными, чем этнокультурными, а понятие «народность», как единой средневековой общности следует убрать из научного лексикона.

В Главе 1П. Источники по этнокультурной истории народов Поволжья VI11—XVI вв.: методика изучения и общий анализ анализируются основные источники по теме.

§ 1. Археологические источники: «образ культуры». Все археологические объекты, изучаемые в данной работе, объединяются понятием булгарской археологической культуры. Булгарская археологическая культура была впервые выделена во второй половине XIX в. в трудах А.Ф.Лихачёва, К.И.Невоструева и др. Сам термин «булгарская культура» практически не употреблялся, поскольку в советской археологии превалировало мнение, что термин «археологическая культура» не может быть применен к памятникам средневековых государств, а материалы археологии прямо экстраполируются на историческую реальность. В последнее время казанской школой археологии этот термин используется все чаще. Названа по населению Булгарского государства в Среднем Поволжье и Нижнем Прикамье, чьей ископаемой реальностью она является.

Памятники этой культуры характеризуются городищами (около 200), среди которых выделяются остатки крупных городов (Болгарское, Билярское, Сувар-ское, Богдашкинское, Джукетаусское. Алексеевское, Юловское и др.) и небольшие городища; селищами (более 800); могильниками (Новинковский, Бру-сянский, Шиловский, Большетарханский, Танкеевский, Болыпетиганский и др.) — рубеж VII—VIII — вторая половина X в. с языческим погребальным культом (погребения с вещами, культ коня, курганные захоронения и т.д.), а с первой половины X в. с мусульманской обрядностью (обычно захоронение в гробах (Билярские, Танкеевские, Спасские, Измерское и др.); ориентация покойного по кыбле: головой на запад, тело чуть повернуто на правый бок, лицо обращено в сторону Мекки; как правило, отсутствие вещей и т.д.

Начальный этап формирования булгарской культуры на основе смешения нескольких археологических культур (салтово-маяцкая, кушнаренковская, по-ломская, ломоватовская и др.) относится к концу VII — началу X в. В начале X в. под влиянием становления государства, развития городов и принятия ис-лкма формируются основные черты, нивелировавшие хозяйственные и этнокультурные особенности раннего этапа булгарской культуры. В конце X — XIII в. происходит развитие особенностей культуры, внутри которой развивает-

ся несколько субкультур (военно-дружинная, городская), испытывавшие влияние средневековых цивилизаций Европы и Азии.

В диссертационном исследовании использовались различные археологические материалы, как из собственных раскопок автора (в том числе Кураловское, Бог-дашкинское, Кашанское городища и комплекс Спасских (Старокуйбышевских) селищ и могильников, Болыпетиганских могильников и т.д.), так и музейных фондов ГИМ (г. Москва), Государственного Эрмитажа (г. Санкт-Петербург), Национального музея РТ (г. Казань), Института истории им. Ш. Марджани АН РТ (г. Казань), Музея Болгарской цивилизации (Болгар), археологического музея К(П)ФУ, Пензенского краеведческого музея, фондов ПГПУ (г. Пенза), а также коллекции В.И.Заусайлова в Национальном музее Финляндии (г. Хельсинки). Плодотворным было участие автора в работе ряда археологических экспедиций, таких как Билярская, Тиганская, Армиевская, Богдашкинская, Кураловская и др., которые в той или иной степени были использованы в данной работе.

§ 2. Письменные источники по истории булгар и Волжской Булгарии включают в себя средневековые восточные (арабо-персидские), русские и западноевропейские (латинские) сочинения.

Каждая цивилизация, как социальная (этноконфессиональная) общность характеризуется своим особьш способом восприятия мира. «Картина мира» средневековых цивилизаций включала целый комплекс представлений о течении мировой истории, строении и структуре макрокосма и микрокосма и месте данного конкретного общества, а через него и каждого его представителя внутри этого миропорядка. Мифологические, историко-генеалогические и географические традиции каждой цивилизации представляли собой не случайный набор взглядов, но были сложной органично развивающейся системой космологических и географических понятий. Ее структура была мало похожа на комплекс современных научных взглядов на историю и географию народов, но они реально определяли взгляды людей того времени (как летописцев, так и просто грамотных людей) на локализацию своего и окружающих обществ во время и пространстве.

В восточной историко-географической литературе первые сведения о булгарах появляются во второй половине IX в., а в начале X в. формируется традиция, которая развивалась вплоть до середины XIII в., хотя отдельные сочинения, использовавшие ее, создавались вплоть до позднего средневековья. Все сочинения восточных авторов, упоминавших булгар, можно условно разделить натри группы.

Первая группа — систематизированные описания стран «седьмого климата». Это могли быть сжатые и весьма идентичные описания — «традиция ал-Балхи» и его последователей, или более авторские и переосмысленные описания, например, сочинения ал-Мас'уди, ал-Мукаддаси и ал-Бируни. Все они различаются некоторыми деталями, часть которых имеет оригинальный характер и почерпнуты авторами у людей, побывавших на краю ойкумены. Высшего развития эта традиция получила у ал-Идриси (1154 г.), обобщившего восточный опыт описания стран мира. Одновременно с научными описаниями на Востоке

существовали сочинения о «чудесах мира» - популярные рассказы о диковинках и чудесах далеких стран, где также включались сведения о Булгарии.

Вторая и сама информативная группа сочинений создана авторами, которые сами совершили путешествие в Поволжье. Это в первую очередь записки Ибн Фадлана о посольстве багдадского халифа в Булгарию (922-923 гг.) и книги арабского купца, проповедника и путешественника ал-Гарнати, который сам долгое время жил в Поволжье и в Булгарии в 30-х-50-х гг. XII в. При всех недостатках эти сведения наиболее интересны и содержат массу интересных подробностей о жизни и быте средневековых булгар.

Третья группа трудов является историческими работами, где сведения о Булгарии излагаются в контексте каких-либо историко-дипломатических описаний. Например, Бейхаки поведал о дипломатических контактах правителя Булгарии с Газневидами, а Ибн ал-Асир - о монгольском походе в Восточную Европу в 1223 г.

В целом можно сказать, что восточная арабо-персидская историко-геогра-фическая мысль сохранила довольно много отрывочных, но в то же время бесценных по своей информативности источников, создающих мозаичную картину этнокультурной структуры, городской жизни, торговой активности и распространения мусульманства. Не все сведения могут быть признаны равнозначными и оригинальными, но в целом все они дают картину развития взглядов восточных интеллектуалов на волжских булгар, повествуя одновременно об эволюции средневековой Булгарии, ее общества и государства.

Русские источники, сохранившие сведения о Булгарии, включают в себя главным образом летописные своды. Наиболее ранние сюжеты сохранились в «Повести временных лет» (начало XII в.), повествуя о событиях X-XI вв. Позднее, сведения о торговых и военно-дипломатических контактах Булгарии с русскими княжествами стали регулярно фиксироваться в летописаниях различных княжеств. С некоторыми вариациями эти фрагменты ранних летописей дошли до нас в составе более поздних летописных сводов - Лаврентьевского, Ипатьевского, Новгородских, Троицкого, Тверского и др. Методика их изучения и анализа прекрасно разработана в отечественной текстологии (A.A. Шахматов, М.Д. Приселков, Н.Г. Бережков, А.Н. Насонов, Б.М. Клосс, Я.С. Лурье, И.Н. Данилевский и др.).

Кроме летописных известий, отрывочные сведения о булгарах сохранились в церковной литературе. Так, в произведении «О посте, к невежамь», создание которого литературоведы относят к Х1П в. есть отрывок, где говорится о крепости веры булгар. Есть интересные сведения о булгарах, как о мусульманах, и весьма злые инвективы о мусульманских обрядах во вставных повестях, включенных в летописи, например, в так называемом «Слове об идолах». Присутствует образ булгар и в ряде других внелетописных текстах, например, в «Письмах» Феодосия Печерского.

Древнерусские источники по истории булгар, хотя и довольно кратки и отрывочны, составляют важный свод сведений, проливающих свет на прошлое населения Булгарии. Однако использование и применение в исторических ре-

конструкциях этих сведений требует специального текстологического и источниковедческого анализа.

Западноевропейские (латинские) источники содержат разнообразную информацию о быте, хозяйстве, религиозной ситуации и международных отношениях Волжской Булгарии. Сведения эти немногочисленны и дисперсны. Зачастую это выборочные сведения в обширных текстах, освещающих географию ойкумены или всеобщую историю со времени «сотворения мира», а также описания путешествий на Восток.

К числу подробных и наиболее обширных сочинений, сохранивших сведения о Булгарии, особенно ее истории в первой трети XIII в. - самый драматичный период истории, следует отнести описания путешествий венгерского монаха Юлиана и дипломатических миссий от папы римского и королевских домов Европы в Каракорум к монгольскому великому хану (Дж. де Плано Карпи-ни, Г.Рубрук). Другая группа сведений, содержащих данные о завоеваниях монголов, о географии и религиозной ситуации в Среднем Поволжье, сохранилась во всемирных историях. К числу наиболее авторитетных источников XIII в. относятся «Великая хроника» Матфея Парижского и историко-географический труд «Великое сочинение» Роджера Бэкона.

Таким образом, прекрасно видно, что письменные источники по данной теме, весьма разнообразные по форме, стилю и направленности сочинения, отражают весь спектр представлений, сложившихся у современников и ближайших потомков о Булгарии, ее стране и народе. При всем многообразии, все они имеют довольно отрывочный и краткий характер. Тем не менее, наличие этих источников позволяет составить более полную и объемную картину не только места Булгарии в системе взглядов современников, но и выяснить некоторые черты ее социально-политической, хозяйственной и религиозной жизни.

§ 3. «Булгарский язык» и языки населения средневековой Булгарии. В данном параграфе рассматривается языковая ситуация в средневековой Булгарии. Лингвистическая характеристика того или иного народа традиционно считается одним из важнейших показателей и характеристик этноса. В определенной степени можно сказать, что для многих историков и археологов выяснение языковой принадлежности той или иной археологической культуры, того или иного средневекового народа, является целью этнокультурных реконструкций. В сознании целых поколений гуманитариев языковая характеристика является целью и итогом этногенетических процедур.

Рассматривая вопрос об этнополитической истории Булгарии невозможно обойти стороной дискуссию о булгарском языке. Представляется, что языковеды (а вслед за ними историки и археологи), прямо сопоставляющие средневековый булгарский язык с современным чувашским делают логическую ошибку, смешивая два разных понятия — «булгарский язык» и «язык населения Булгарии». Это не только два совершенно разных понятия, но и разный подход к лингвистической характеристике средневекового общества.

Рассмотрев целый комплекс, как лингвистических, так и экстралингвистических данных, можно сделать вывод, что язык населения Булгарии являлся

тюркским и мог включать целый рад диалектов. Вместе с тем, общегородское койне и литературный язык, судя по всем письменным источникам, сформировался на основе языка кыпчако-огузского типа. Нет никаких данных о широком распространении языка с ротацизмом. Вполне возможно, что на нем могла говорить булгарская родовая аристократия, и он был элитарным языком. К сожалению, о его лингвистических особенностях и функционировании в качестве литературного языка в X - начале XIII в. нет никаких достоверных данных. Все сведения о нем получены из анализа эпитафийных памятников более позднего периода - конца XIII - первой половины XIV в. Есть все основания полагать, что уже в XI в. этот архаичный стал наддиалектной формой специфичного языка булгарской знати, позднее воплотившись в виде сакрального, ритуального языка в эпитафиях XIII—XIV вв.

Таким образом, существует объективная сложность выявления языковой принадлежности того или иного средневекового населения, а тем более локальных общностей. Кроме объективных сложностей и недостаточности материалов для полноценной характеристики языковых особенностей древнего населения, существует трудность правильного определения статуса того или иного лингвистического материала - язык локалитета, общегородское койне, нормативный литературный язык и т.д. В этой связи попытки преодолеть эти сложности путем «анализа» этнонимов или приемов «лингвистической эквилибристики» с топонимами или отдельными словами представляется некорректным и ненаучным. Особо следует указать, что язык сам по себе не может служить единственным и тем более важнейшим свидетельством об этнической принадлежности своих древних и средневековых носителей. Для этого необходимы более сложные и комплексные научные процедуры.

§ 4. Мусульманские эпитафические памятники как источники по этносоциальной истории народов Поволжья ХН-Х1У вв. рассматривает эпиграфические памятники с территории Волго-Уральского региона конца XIII -XV в.

Эпиграфики, непосредственно относящейся к периоду Булгарии Х-ХШ вв., не сохранилось. Все сведения по этой теме можно черпать практически исключительно лишь из эпитафийных памятников ХШ-Х1У вв. Хотя сами эпитафии относятся к другой исторической эпохе, но цепочки генеалогий, приводимых на них, позволяют сделать некоторые выводы, и дают возможность рассматривать их как источник информации о более раннем периоде времени. Особенно перспективным рассмотрение булгарских родословий может бьггь в плане изучения этнокультурной и этносоциальной истории населения Волжской Булгарии.

Изучение показало, что эпитафии, содержащие генеалогии, служат важным свидетельством этнокультурных и этносоциальных процессов на территории Булгарии и булгарских эмиратов периода Золотой Орды, и не только на основании лингвистических данных. В настоящий момент удалось выявить, по меньшей мере, 14 эпиграфических памятников конца XIII - начала XIV в. (1285-1342 гг.), которые имели от 2 до 5 поколенных цепочек (условно каждое поколение считается 25-30 лет), уходящих корнями в конец XII - начало XIII в.

Особый интерес представляют шеджере представителей военно-служилой аристократии - йори (чури). Эпитафийные материалы являются ценным документальным источником и содержат богатейший лингвистический материал, а также сведения по материальной и духовной культуре.

Комплекс различных источников о Булгарии представляет собой важнейший и единственный в своем роде материал, позволяющий реконструировать историю этого средневекового государства, его политическую, дипломатическую и социально-экономическую историю, помогая раскрыть страницы средневекового прошлого булгар. Только синтез всех материалов, комплексное их изучение позволит понять этнокультурную и этнополитическую ситуацию в Волго-Уральском регионе.

В Главе IV. Возннкновение Булгарского государства и его сословной и этнополитической структуры VIII-X вв. рассматривается начальный период становления государственности в Волго-Камье.

§ 1. Тюрко-булгарские племенные группы н становление государства в Среднем Поволжье в VIII-IX вв. Булгары, пришедшие в Среднее Поволжье в конце VII - начале VIII в., спасаясь от вторжения хазар, имели длительные традиции государственности, восходящие еще к дотюркским временам, что сыграло важную роль в возвышении булгар и стало ключевым фактором в формировании нового государства на берегах Волги. Болгарские (булгарские) племена, возможно, возглавлявшиеся кланом котраг, обитавшими по правобережью Среднего Дона, переселившись в Поволжье в конце VII в., оказались в окружении переселившегося сюда ранее этнически близкого тюркского населения.

Археологическими свидетельствами переселения булгар в Волго-Камье являются Бураковское погребение, погребения Шиловского, Брусянского и Но-винковского могильников, имеющие аналогии в памятниках Северного Причерноморья и Болгарии. Особенно выразительно Бураковское погребение, которое имеет все черты сходства с погребением в Малой Перещепине самого Кубрата или кого-то из его ближайших наследников: в обоих случаях это одиночное захоронение, совершенное, очевидно, по обряду кремации покойного, в могилу которого был положен богатый погребальный инвентарь - оружие (мечи и кинжалы), конское снаряжение (стремена, уздечка с драгоценными накладками), парадный пояс с золотой гарнитурой и другие украшения.

Археологические исследования последних десятилетий в Среднем Поволжье в конце VII - ЕХ в. выявляют довольно сложную ситуацию. Новые материалы более чем двухсот погребений из 15 исследованных курганных и грунтовых могильников, полученные за последние два десятилетия, позволяют не только уд-ревнить дату переселения булгар более чем на сто лет, но и по-новому взглянуть на ряд проблем этнокультурного развития населения Среднего Поволжья в конце VII - ЕХ в. Особенностью этого круга памятников является их смешанный характер: наряду с курганными, здесь присутствуют и грунтовые погребения. Тем не менее, все эти памятники представляют собой единую общность, поскольку на всех крупных могильниках представлены погребения различных обрядовых групп, которые носят скорее хронологический или социальный характер.

Анализ могильников Среднего Поволжья доказывает, что население Среднего Поволжья в VII—VIII вв. складывалось из двух компонентов — южного (болгарского и шире — салтово-маяцкого культурного ареала) и сибирского (точнее центральноазиатско-тюркского). Этот вывод весьма важен для более детального выяснения исторических деталей этнокультурного развития ранне-булгарского населения Среднего Поволжья.

Наряду с археологическими материалами, данные письменных источников дают основания полагать, что территория Среднего Поволжья была освоена тюркскими племенами еще ранее. По данным сочинений арабо-персидских авторов, среди них, кроме булгар, отмечаются группы берсула (барсил), эсегел, а также более мелких родовых групп — сувар (савир), баранджар, т.е. население будущей Волжской Булгарии также включало алано-хазарский (баранджары), тюрко-огурский (савиры/сувары), центральноазиатский (эсегели/чигили) компоненты. Болгары были среди этих племен не самой многочисленной, но, очевидно, самой сплоченной и развитой в социальном отношении группой. Это позволило им создать новое потестарно-политическое объединение и стать его ведущей этнополитической силой. Не случайно, принадлежность к клану булгар стало позднее признаком аристократизма, а сам он являлся этносоциальной элитой средневековой Булгарии.

На начальном этапе формирования Булгарского государства, собственно булгары, переселившиеся в Среднее Поволжье, столкнулись с группами огуро-тюркских племенных групп, с которыми начали противоборство за гегемонию. В правление Шилки, отца Алмыша, в конце IX - начале X в. булгары объединили все эти племена под своей властью. К началу X в. Булгарское государство переживает период бурного роста и укрепления своей экономической и военно-политической мощи. Способствовало этому несколько внешних факторов, и одним из них стало возникновение и функционирование Великого Волжского пути.

§ 2. Хозяйственные и этнокультурные факторы становления государства и городов в Среднем Поволжье. Социально-политическое и этнокультурное развитие Волго-Уральского региона, кроме внутренних механизмов развития, определялось нахождением в контактной зоне - своеобразном перекрестии различных торговых магистралей. Одним из важнейших факторов бурного развития Волжской Булгарии в X в., быстрого развития городов и трансформации традиционной социальной структуры стало два важнейших фактора - массовый приток в конце IX — начале X в. тюркского населения из районов Подонья и Западного Предкавказья и становление Великого Волжского пути.

Скорее всего, именно это население стало в конце IX — начале X в. основой оседлого населения формирующихся протогородов, возникших в этот период в зоне Великого Волжского пути. Свидетельством этого являются ранние слои, обнаруженные при раскопках Болгарского и Билярского городищ, а также ряда других поселений в Нижнем Прикамье.

Другим фактором стало формирование сквозной трансевразийской магистрали из Балтики на Восток. Этот период истории, удачно названный «эпохой викингов», в Северной и Восточной Европе у многих народов наполнен бур-

ными процессами сложения средневекового общества: возникают и расцветают города, появляется письменность, утверждаются мировые религии и устанавливаются обширные торговые связи. Важным свидетельством формирования и территориального распространения зоны Балтийско-Волжского пути являются клады арабских серебряных монет IX в. Они концентрируются вдоль рек, образовывавших Балтийско-Волжский путь, на участке от Ярославля до Финского залива, т.е. от земли мери до земли чуди, а также в важнейших центрах пути (в Ладоге, Тимереве) или поблизости от них. Тем самым, они обрисовывают тот же самый регион, что и письменные источники.

Контакты булгар с русами протекали на фоне «волн» торгово-экономической активности народов на Волго-Балтийском пути. Он имел несколько ответвлений и поэтапный характер становления. Среднее Поволжье было вовлечено в эту торговлю уже с 840-х гг. (клад у с. Старое Альметьево). Возможно, именно по северному участку Великого Волжского пути в Среднее Поволжье проникают монеты африканской чеканки, составляющие до 40% всех дирхемов клада, найденного в 1906 г. близ с. Старое Альметьево («Элмед»), находящегося в районе Билярского городища. Данный клад представляет огромный интерес не только потому, что он явно попал в Среднее Поволжье через Северную Европу, но потому, что содержит монету с рунической' граффити. Новый всплеск торговой активности относится к концу IX — началу X в. (900—914 гг.). От него сохранился целый ряд крупных кладов, в том числе Кокрятьский (1890), Казанский (1840), Три Озера (1895), Балымер (1890), Биляр (1853) и др. Третья волна (914—944 гт.) заметно меньше по количеству кладов и монет в них. Практически после 944 г. отсутствуют арабские монеты в Бирке. Четвертая волна (944—990-ее гг.) демонстрирует увеличение торговой активности, но это последний всплеск затухающего серебряного потока из стран Востока в Северную Европу. В кладах этой волны много брактеатов и обрезанных монет (иногда до половины монет в кладах). В Скандинавии клады восточных монет с 960-х гт. практически отсутствуют.

В зоне пути возникают первые предгородские поселения, усиливаются процессы социальной дифференциации в среде местных разноэтничных племен, укрепляются старые и возникают новые потестарно-политические институты. Наконец, благодаря ей консолидируются обширные территории, на которых в середине IX в. возникают первые раннегосударственные образования. Тем самым, экономическим фоном становления Булгарского государства стало функционирование Великого Волжского пути и караванного пути в Хорезм, приведшего к быстрому обогащению булгарской клановой аристократии, а также массовый приток родственного тюркского населения из районов Подонья, Приазовья и Северного Кавказа. В условиях этого хозяйственного подъема происходило становление Булгарского государства, формировались его правящая структура и слой военно-служилой знати.

§ 3. Русы на Волге: становление булгарской дружинной культуры в контексте этносоциальных процессов в Северной Европы. Проблема контактов и взаимовлияния народов Северной Европы с населением Среднего По-

волжья в эпоху раннего средневековья привлекает внимание исследователей уже с первых шагов изучения скандинавских рунических надписей и саг с характерными упоминаниями Руси («Гардирика») и стран Востока («Серкланд»), а также Булгарии («Вульгария»). Все это служило веским доказательством того, что скандинавы совершали дальние походы вглубь Восточной Европы и выходили к Каспийскому и Черному морям. Еще более активизировались эти исследования после публикаций сведений арабо-персидских источников, которые содержали упоминания о «русах» в Поволжье и об их вторжениях в закаспийские провинции Халифата.

Долгое время вопрос о характере взаимодействия булгар с русами решался в рамках противостояния в отечественной науке норманизма и антинорманизма. Между тем изучение этой темы в Казани имеет свою давнюю историю и имеет несомненные достижения в решении целого ряда спорных и сложных вопросов. Так, в ходе целого ряда экспедиций близ с.Балымер был открыт и частично изучен курганный могильник. Раскопки 13 курганов выявили одиночные погребения с обрядом трупосожжения. Обычно инвентарь их состоял из фрагментов гончарных сосудов, но в одном найден богатый набор, состоящий из снаряжения воина (меч, детали пояса с сумочкой).

В целом датировка кургана, суда по орнаментации гарды меча (тип Е) и другим материалам, укладывается в первую половину X в. Предложенная дата этого погребения, как, и всего курганного могильника имеет под собой также определенные исторические основания. После перерыва, вызванного так называемой «торговой блокадой» Приднепровья, где в последней четверти IX в. возникло Русское княжество во главе с Олегом, Хазарией, которая искусственно резко сократила приток монетного серебра в Северную Европу, в начале X в. наступил новый резкий подъем. Связан он был с открытием караванного пути из Хорезма на Среднюю Волгу, где начинает усиливаться Булгарское государство, начавшее проводить независимую от хазарских каганов торговую политику. Именно в этих благоприятных обстоятельствах вполне понятно появление близ Болгара новых групп русов, среди которых был скандинав, погребенный в кургане близ Балымера.

Исследователи уже достаточно давно сделали вывод о несомненном скандинавском влиянии на характерные элементы погребального обряда этого могильника, а также об их принципиальной близости обряду похорон руса, описанного в «Записке» Ибн-Фадлана. Сравнение материалов Балымерских курганов с могильниками «эпохи викингов» на территории Древней Руси и Северной Европы показывает, что их обряд близок трупосожжениям из курганов Ярославского Поволжья (Тимерово, Михайловское, Петровское), Приднепровья (Шестовицы, Гнездово, Киев) и Южного Приладожья 1Х-Х1 вв. По мнению исследователей, эти курганные могильники оставило славяно-финно-скандинавское население, имевшее достаточно синкретичную культуру, насыщенную североевропейскими элементами, использовавшее социально-престижные детали одежды и вооружения и относящееся к социальному слою торговцев и военно-

дружинной знати. Скорее всего, именно этот этносоциальный слой воинов и торговцев арабы именовали термином «русы».

Долгое время контакты со скандинавами рассматривались сквозь призму изучения этого могильника. В настоящее время удалось собрать значительный материал о булгарской военной культуре, сопоставить ее развитие с процессом становления городов и государства у булгар, а также выявить роль контактов булгар с Северной Европой как социально маркирующей эти процессы признак. Наиболее выразительная группа оружия западного происхождения - мечи и их фурнитура. На территории Булгарии найдено 7 целых мечей и 3 наконечника ножен. Картографирование этих находок демонстрирует, что все они концентрируются близ раннегородских центров Булгарии: Болгарского, Билярско-го, Балымерского, Старонохратского, Старомайнского городищ и др.

В начале X в. движение варягов - русов (шведов в значительной части) по Волге активизировалось в связи с интенсификацией движения по торговому пути из государств Саманидов, минуя Хазарию, на Среднюю Волгу. В этот период дружины русов, видимо, действовали не только самостоятельно, но и в составе дружин Русского государства, в том числе и на Волге. В 913 г. хазары и укрепившееся Булгарское государство наносят поражение русам на Волге и подчиняют себе стихию варяжских дружин. С этого времени происходит стабилизация отношений булгар с русами. Часть их продолжала торговлю по Волге, уплачивая правителю Булгарии пошлину, а другая - включается в социальную структуру булгарского общества. Некоторые дружины русов поступают на службу к булгарской знати, причем часть из них после окончания службы возвращается в Скандинавию и на Русь, привозя с собой булгарские изделия, особую моду (поясной гарнитур, конское снаряжение и т.д.) и знания о народах Поволжья («Вулгарланд»). Определенная же часть русов оседает в городах булгар, инфильтруясь в среду булгарской знати. Процесс этот зафиксировал Ибн-Фадлан, отметивший лагерь дружины русов близ ставки эльтебера булгар Ал-мыша. Одновременно в этой пестрой разноэтничной среде идет становление надэтничной дружинной культуры (например, один из курганов Балымерского могильника демонстрирует погребение с явно синкретичным обрядом и инвентарем, создание по западным образцам собственных наконечников ножен мечей и т.д.). Кульминации эти связи достигли в 985 г., когда в Восточной Европе утвердились два феодальных государства - Русь и Булгария, которые заключили между собой мирный договор. С этого момента связи булгар и скандинавов перешли в ранг межгосударственных отношений.

Рассмотрение контактов булгар и населения Северной Европы, прежде всего, русов, открывает важные страницы не только этнокультурных и торгово-экономических взаимодействий в Европе, но и выявляет этапы становления булгарской государственности, формирования синкретичной дружинной культуры и механизм образования военно-служилой знати в Булгарии. Во всех этих процессах в Поволжье русы сыграли значительную и во многом маркирующую роль.

§ 4. Булгарня: от племени к средневековой монархии. Ведущей силой в процессах социальной трансформации потестарного общества следует признать

военно-служилое сословие, формирующиеся из дружин племенных вождей. Уже на поздних стадиях развития родового общества дружину отличает ее постоянный характер и относительная независимость от потестарно-политических структур. В процессе становления феодального общества, именно она маркирует появление новых социальных структур, являясь их военно-политической основой и обуславливая тем самым военно-служилый характер новой власти.

По археологическим материалам видно как в ранней Булгарии постепенно формируется военная дружина со своим выразительным комплексом вооружения и конского снаряжения. Уже в начале X в. начался новый этап в развитии дружины, связанный с коренными переменами в булгарском обществе, которые были вызваны устойчивым экономическим подъемом, возникновением городов и торгово-ремесленных поселений, включением Среднего Поволжья в мировую торговлю по Волжско-Балтийскому торговому пути и сложением булгарского государства. Небольшой, но достаточно эффектный материал, характеризующий булгарскую дружину X в. дают раскопки поселений. Наиболее выразительными являются находки предметов вооружения (сабли и их части, наконечники копий, боевые топоры, булавы, кистени, остатки защитного доспеха и т.д.), которые особенно часто встречаются в Билярском, Болгарском, Алексеевской, Валынском, Хулашском, Золотаревском, Балымерском городищах и др. Особо следует выделить из этого традиционного набора вооружения предметы, которые, ввиду их отсутствия в материалах УШ-ЕХ вв., можно рассматривать как новое явление в военной структуре.

В первую очередь это относится к находкам мечей. Все они компактно располагаются в Западном и Центральном Закамье и концентрируются вокруг раннегородских центров — Биляра, Болгара, Балымера, что определенно указывают на сосредоточение в них военно-служилого сословия — правящей элиты и их дружин.

Археологические свидетельства о концентрации дружины около городских центров не случайны и характерны для многих государств Европы в период становления государственности. Этот процесс объективно связан с консолидацией дружинных элементов на базе ранних городов, которые в Булгарии X в. были, прежде всего, центрами политической власти - резиденциями князей и их дружин. Некоторые данные об этом дают арабо-персидские источники, которые, видимо, для первой половины X в. отмечают наличие двух городов: Болгара и Сува-ра. Есть основания полагать, что города Болгар и Сувар были центрами государственных образований со своей военной административной структурой, на что указывает факт чеканки собственной монеты с именем своего правителя.

В первой половине X в., в период зарождения государственности, одним из способов их изъятия служило «полюдье», т.е. регулярный объезд территории государства и сбор дани, за счет которой кормился правитель и его дружина. Наличие регулярной налоговой системы, связанной с землей (единица обложения - «дом»), свидетельствует о превращении военно-дружинной знати в корпоративного земельного собственника, реализующего свое верховное право земельной собственности. Судя по данным арабо-персидской историко-географи-

ческой традиции, система налогов и податей в державе Алмыша базировалась на верховном праве на всю территорию государства. Очевидно, что в основе этого права лежало завоевание, или в том или ином виде присоединение земель соседних племен. Получается, что держава Алмыша во главе с родом булгар создавалась как племенное объединение, которое, расширяясь и включая в свое подданство все новые и новые общины, превратилось в государство, где этот клан стал коллективным владетелем всех земель, и чье право владения персонифицировалось в личности вождя-правителя.

Структура власти в булгарском государстве по сведениям Ибн-Фадлана выглядит следующим образом. Правитель булгар Алмыш имел титул «ильтебер («эльтебер, малик Булгара»)1, показывает его зависимость от хазарского кагана и был правителем своей державы. Именно ему принадлежала вся высшая политическая и административно-судебная власть в стране. Несомненно, что уже в это время начался процесс активного формирования аппарата государственной власти, основу которого составляла военно-дружинная знать.

Важнейшим шагом на пути консолидации общества внутри государства стало принятие ислама булгарами в качестве государственной религии. Следует акцентировать внимание на то, что процесс возвышения государства булгар шел практически одновременно с внедрением ислама.

По мере усиления экономической власти и военной мощи, а также на фоне ослабления власти Хазарского каганата, росло стремление эльтебера Алмыша добиться независимости от хазарских каганов, которым он вынужден был платить дань и давать в заложники своих детей. В 912/3 г. булгары поддержали мусульман Итиля в разгроме похода русов на Каспий. Этот шаг показывает, что булгары пытались поставить под свой контроль дружины русов, совершавших походы по Волге. Новым шагом на пути признания независимости стал обмен посольствами между Булгарией и Багдадским Халифатом в 921—922 гг., когда произошло дипломатическое признание нового мусульманского государства на севере ойкумены. Дальнейшие шаги Булгарского государства показывают, что его правители фактически добились независимости от хазарских каганов, но до определенного времени формально находились в орбите их власти. Монеты свидетельствуют, что в 930-40-е гг. после смерти сына и наследника Алмыша, Микаила ибн Джафара, Булгария распалась на два владения — Болгарский и Су-варский (видимо, во главе с племенем сувар) эмираты. Восточные источники стабильно упоминают два города Болгар и Сувар, а монеты чеканятся в каждом из них отдельно.

Разгром Хазарского каганата войсками Святослава в 965—968 гг. привел к усилению правителя Болгарского эмирата Мумина ибн ал-Хасана (возможно, потомок Алмыша), который подчинил Сувар и стал чеканить монеты исключительно в Болгаре (976-980/1 гг.). Сувар, вероятно, становится какой-то административно-территориальной единицей единого государства. Так, около 980 г. в Среднем Поволжье возникло единое Булгарское государство, которое смогло

1 Смирнова О.И. К имени Алмыша, сына Шилки, царя Булгар // Тюркологический сборник 1977.-М.: Наука, 1981.—С. 249-255.

создать эффективную военно-политическую систему, успешно противостоявшую укрепляющейся Киевской Руси. Булгарский эмират выдержал противоборство с Киевом и утвердил свой авторитет на международной арене подписанием договора о мире с киевским князем Владимиром I (985 г.). Примерно в конце X в. Булгария подчиняет земли буртас в Посурье и становится одной из ведущих средневековых государств Восточной Европы. Новый этап в истории Булгарского эмирата можно охарактеризовать территориальным расширением, укреплением авторитета эмирской власти и утверждением исламской идеологии, окончательным преодолением племенного партикуляризма, созданием общегосударственных институтов власти и утверждением феодальных отношений, основанных на государственной собственности на землю.

В Главе V. Булгарское государство и его сословная и этнополитическая структура в X - первой трети XIII в. описывается организация булгарской дружины и ее культуры, система символов и знаков власти, а также структура государственности.

§ 1. Организация военно-служилого сословия и дружинная культура. Современные исследования показывают прямую связь между сложением государства и становлением военной дружины - предтечи и прообраза будущего военно-служилого сословия. Конные тяжеловооруженные воины, по единодушному признанию историков, являлись символом средневековья. Именно отряды конницы не только главенствовали на полях сражений, но и определяли стержень развития вооружения и военного дела. Одновременно всадники являлись привилегированным слоем воинов - профессиональных военных - военно-служилой знатью. В этих условиях становление и развитие средневековой кавалерии неотделимо от процессов возникновения и укрепления слоя рыцарства — аристократии и их военных слуг.

Исторические аспекты процессов классообразования, роли и месте в этих процессах вождей и их воинских формирований изучены довольно хорошо, как с точки зрения исторической социологии и этнологии, так и конкретно применительно к различным обществам. Суммируя весь этот опыт можно констатировать, что дружина - это постоянная организация профессиональных воинов во главе с военным вождем (правителем), существовавшая у многих народов в период перехода от родового к классовому обществу. Дружина в раннегосудар-ственных образованиях и потестарных обществах на грани политогенеза являлась не только постоянно функционирующим институтом, но и особым слоем — сословием профессиональных воинов. Одновременно дружина представляла собой особый тип племенной элиты, отличающейся от института родоплемен-ных вождей своей надобщинной природой, которая в процессе классообразования стала военно-служилым сословием феодального общества, в этом смысле дружина — синоним понятия «военно-служилая знать».

Именно этот социально активный слой общества являлся не только сословной элитой общества, но и имел свою особую культуру. Понятие «дружинная культура» можно определить, как совокупность способов и средств, с помощью которых институционализируется деятельность сословия воинов-профессио-

налов (рыцарства), его образа жизни, обрядов, морали и этноса, а также их материального оформления в костюме, оружии и снаряжении. Становление этой культуры прошло ряд этапов, а общей тенденцией развития был постепенно возрастающий разрыв с традициями родового общества.

Анализ распределения предметов вооружения в погребениях VIII-X вв. показывает, что начальный этап формирования феодальной дружины относится уже к VIII в. и включал специализированные средства борьбы - сабли, копья и боевые топоры вместе с метательным и защитным вооружением. Наряду с оружием характерным элементом дружинной культуры являлись наборные пояса с металлической фурнитурой. Он был своеобразным паспортом дружинника и знаком его места в воинской и сословной иерархии. К сожалению, огромное количество ограбленных еще в древности погребений сильно затрудняет их социальную атрибуцию. Однако корреляция с наборами вооружения показывает тесную связь поясных наборов с саблями и топорами, а также конскими комплексами. Распределение вооружения, конского снаряжения и наборных поясов по сословным стратам отражает реальности поляризации войска, закрепление его символического характера в погребально-поминальных обрядах и обычаях.

Некоторые элементы дружинного быта, такие, например, как представления о магических свойствах оружия, их символическая и ритуальная роль, сохранились в произведениях фольклора. Особо интересны аутентичные предания об алыпах - дружинных батырах, имеющих целостный характер.

На рубеже IX-X вв. намечаются качественные изменения в истории булгар-ского общества. Идет бурный процесс становления единого государства и его институтов. В археологическом материале эта историческая ситуация отразилась самым непосредственным образом - могильники демонстрируют смешение оставивших их этнокультурных групп населения, появление новых элементов, связанных с общеевразийской престижной модой и внедрением новой религии - ислама.

Все эти изменения отразились на военном деле, которое приобретает все более определенно черты дружинной системы, обогащаясь новыми типами и формами оружия и снаряжения, имеющими западное происхождение - каролингские мечи и их фурнитура, щиты с полушаровидными умбонами, шпоры и т.д. Появление этого оружия у булгар связано как с функционированием Волж-ско-Балтийского торгового пути и внутренними социальными причинами, а также с вхождением в булгарскую дружину полиэтничного по происхождению слоя русов.

В этот период появляется большое количество накладок с новыми зооморфными мотивами в оформлении накладок, увеличивается разнообразие типов накладок, наконечников ремней и пряжек. В этот период появляется также новая группа поясных и уздечных накладок, в основном - железная гарнитура цент-ральноазиатского, очевидно, кыпчакского происхождения. Она стала в XI -первой трети XIII в. самой популярной формой поясной фурнитуры и широко распространилась не только у булгар, но и у племен, находившихся под их

культурно-политическим влиянием - в Посурье, Марийском Поволжье, Верхнем Прикамье и т.д.

Консолидации этого социального слоя и противопоставлению его традиционной племенной культуре способствовало также принятие ислама. В первой трети X в. ислам распространился среди части населения, в основном горожан и некоторых общин-земледельцев, а также правителя и его окружения. Большую роль в дружинном слое начинает занимать религиозный мотив «священной войны». Он стал также проникать в героический эпос, преобразуя его.

Коренные изменения, происшедшие в социально-экономической жизни бул-гарского общества во второй половине XII - начале XII в., существенным образом отразились на военной организации булгар и сословной воинской культуре. Ведущее положение в военной организации Волжской Булгарии в XII—XIII вв. продолжает сохранять конная дружина. В этот период полностью изменился облик комплекса профессионального вооружения, который становится более совершенным и специализированным.

Следует сказать, что наборный пояс в Булгарии (как и в других странах) в средневековый период, видимо, являлся одной из форм пожалования сюзереном своему вассалу, определявшего его место в военно-служилой организации. Интересный материал по этому вопросу содержится в литературном памятнике XIII в. «Кысса-и Иусуф» / «Сказание о Иусуфе» Кул Гали, которое повествует о том, что правитель, желая оказать великий почет и уважение, дарит герою коня, халат и золотой пояс. Формирование поясного набора у булгар явно связано с появлением и развитием военно-дружинного слоя с его надэтничной культурой. Наиболее ярко заметно это в адсорбции культурных элементов, особенно связанных с социально-престижными изделиями (богатые поясные наборы из Средней Азии, Хазарии и Византии). Социальное расслоение дружины в XII-XIII вв. нашло также отражение в поясной гарнитуре.

§ 2. Символы и знаки власти в Булгарском государстве. По мере изучения все новых историко-археологических материалов становится ясно, что в Булгарии существовала своя система знаков собственности и государственных символов. Определенно можно констатировать, что графическая символика древности, вобравшая в себя архаические графемы и тамги, различные геометрические и зооморфные символы представляет собой некую целостную систему. До нашего времени сохранились только ее разрозненные элементы, но комплексное рассмотрение всего материала позволяет уже сейчас сделать вполне определенные выводы об их функционировании и символике.

Одним из важнейших символических знаков господства правителей Булгарии, как и других тюркских владетелей, являлась его ставка. Центральное место в ставке правителя занимал его шатер — юрта. Он являлся политическим и сакральным центром ставки, тогда как сама ставка понималась как центр всех владений правителя. Ставка правителя служила местом средоточия власти. В ней правитель принимал решения государственной важности и собирал совет знати — представителей кланов и племен, которые выражали ему поддержку от имени своих владений. С развитием городской культуры в Булгарии ставка пе-

реместилась в столичный город. Именно здесь находилось место сбора войска для походов, место приема иностранных послов и сюда обращались за помощью подданные. Судя по русским летописным источникам, в середине XII -первой трети XIII в. реальная военно-политическая власть в стране находилась в ставке эмира Булгарии в Биляре («Великом городе»), о чем свидетельствуют

события 1164 и 1220 гг.

Одним из важнейших атрибутов власти правителя булгар было знамя, которое служило символом государственности и войскового объединения. Знамена были довольно разнообразны, включая родовые и владельческие. Сведения об этом оставил еще Ибн Фадлан. Огромная роль знамени как важнейшего символа, демонстрирующего высокий социальный статус его владельца и хранителя, характерна для многих тюркских народов. Изображения этих знамен и их форма зафиксированы в рисунке на костяной накладке из погребения Шиловского могильника (конец VII - VIII в.). Они имели вид прямоугольного полотнища, длинная сторона которого крепилась к древку, верхний край косо срезан и снабжен двумя «хвостами», скошенными в сторону полотнища. Судя по косой штриховке, знамя было орнаментировано или покрыто надписями. Некоторые знамена с рисунков из этой накладки имели штриховку только вверху полотнища и на «хвостах». Очевидно, разная штриховка служила обозначением знамен разных племен.

После принятия булгарами ислама сакральное значение знамени было переосмыслено в контексте исламской символики. Важнейшим свидетельством начала этого процесса может служить вручение Алмышу двух знамен, присланных ему багдадским халифом с его посольством наряду с другими подарками. По обычаям средневековья передача знамени служила символическим актом передачи инвеституры, являлась символом наделения правителя Булгарии светской и духовной властью, благословенной багдадским халифом. Видимо, по мере распространения ислама в среде булгар в первой половине X в. изображения на знаменах также менялись, постепенно приобретая, особенно в государственных символах, мусульманизированный вид.

Судя по некоторым булгарским источникам и аналогиям из мусульманских (ближневосточных и испанских) стран XII-XIII вв., знамена разделялись по размерам и своему значению. Знамена играли роль святыни, важного сакрального символа государства, феодального владения и клана. Во время сражения главное знамя находилось вместе с полководцем в центре боевых порядков. Кроме того, каждый отряд, видимо, имел свое знамя или флаг, который в тюркской традиции именовался «гэлэм».

Важнейшим атрибутом государства является герб или другой заменяющий его символ. Для средневекового общества в качестве подобного знака, как правило, выступал знак собственности правящего рода. В этом смысле владельческая тамга является лишь упрощенной формой герба, поскольку средневековая страна и ее территория и население понимались современниками как исключительная собственность правящего рода.

Одним из основных символов булгарского государства является тюркская руническая графема, напоминающая перевернутую кириллическую букву «А» с различными вариантами оформления внутренней перекладины, угла схождения длинных сторон и их окончаний.

Этот знак был выявлен на монетах, чеканенных в Болгаре (920-е гг.). Наиболее многочисленная по количеству находок группа подобных знаков изучена на булгарской керамике (к этой группе клейм относятся около 49% всех знаков, обнаруженных на Билярском городище и 68% всех клейм Русскоурматского селища). Кроме гончарных клейм, подобный знак встречен среди знаков, прочерченных на керамике из Билярского городища, причем как до обжига, так и после. Подобные клейма имелись также на предметах престижного вооружения (кистень, боевые топорики). Обнаружены подобные знаки также на бараньих лопатках из Болгара и Биляра, а также камне из Биляра. Данный вид находок также чрезвычайно интересен, поскольку явно имеет магическое значение. Вполне возможно, что они наносились во время каких-то мусульманских обрядов с использованием жертвенного барана, осложненных традиционными тюркскими представлениями. Очевидно, подобное магическое значение имел и знак на строительном камне из Биляра — своего рода «краеугольный камень», имевший охранительное значение.

Тем самым, можно очертить круг использования «А»-тамги. Это, прежде всего, булгарские монеты X в., некоторые парадные предметы вооружения (орнаментированный топор, костяной кистень с тамгами, бараньи лопатки и гончарные клейма), то есть, речь может идти о функционировании определенной системы знаков-тамг. Относительно интерпретации символа «А»-тамги есть определенные наработки исследователей, указывающие, что он имеет эквиваленты в тюркском орхоно-енисейском руническом письме и, скорее всего, передавал звук «б2», возможно, означая начальную букву слов «Биляр» или «Булгар». История подобного знака восходит еще к раннебулгарскому времени, поскольку клейма подобного вида обнаружены на керамике из Большетарханско-го могильника. В X—XI вв. этот знак одновременно с гончарными клеймами обнаружен на монетах и предметах вооружения. В ХП-ХШ вв. он является наиболее распространенным знаком среди гончарных клейм Билярского городища. Таким образом, учитывая широкую распространенность подобного знака в разных средах — государственно-политической, военно-дружинном быте, гончарном ремесле и торговле, можно говорить о том, что это была не обычная владельческая тамга, а символ правящего в Булгарии рода. Типологически и функционально подобные тамги были, очевидно, идентичны «знакам Рюриковичей» на Руси и владельческим знакам из Дунайской Болгарии, которые также, по мнению некоторых исследователей, восходят именно к тюркской рунике.

Другим знаком, также обнаруженным на монетах и среди гончарных клейм, является символ в виде горизонтально лежащего молоточка с косым отрезком, выходящим из середины длины «рукояти» и направленным в сторону от «бойка». Этот знак встречается на монетах Му'мина ибн-Ахмеда, чеканенных в

366 г.х., по всей видимости, в Суваре. По мнению А.П.Ковалевского, знак был родовым символом сувар.

Все это заставляет считать, что Булгария имела развитую систему государственных символов, включая знак родовой и знак собственности рода булгар-ских эмиров. В период подчинения Булгарии ханам Улуса Джучи, когда династия булгарских эмиров была лишена власти и уничтожена, а сам правящий клан булгар потерял власть, тамги и другие символы власти Булгарии вышли из употребления и исчезли.

§ 3. Социально-политическая структура булгарского общества. Комплекс археологических и письменных источников позволяет сделать вывод, что булгарское общество в X в. находилось на этапе становления и укрепления раннефеодального государства. Его правитель Алмыш, сын Шилки имел титул «эльтебер». Внутри своего государства правитель обладал всей полнотой административной и военной власти. Он не только правил страной, но и командовал войсками. Основой обогащения и воспроизводства дружины стала теперь передача ей части государственных налогов и пошлин, которые, по существу, совпадали функционально с феодальной рентой.

Комплекс археологических и письменных источников позволяет сделать вывод, что булгарское общество в этот период находилось на этапе становления и укрепления раннефеодального государства. Его правитель Алмыш, сын Шилки имел титул «эльтебер». Внутри своего государства правитель обладал всей полнотой административной и военной власти. Он не только правил страной, но и командовал войсками. Власть правителя осуществлялась и реализовывалась через институт феодальной дружины, которая была особой формой организации господствующего класса. Эта служилая знать выполняла военные и административно-судебные функции и входила в состав двора правителя булгар, обеспечивая его социально-политическую и хозяйственную деятельность. Сама дружина не была однородной, и уже на начальном этапе своего оформления она заметно дифференцируется. На одном ее полюсе скапливается слой знатных дружинников, постепенно превращающихся в феодалов с собственными вассалами, а на другом - «младшие» дружинники (воины-профессионалы), военные слуги и т.д. В военном отношении дружина являлась сложным организмом, составляя и ядро войска, и его высший командный состав. Этнокультурный состав дружины Волжской Булгарии, особенно на ранней стадии формирования государства, был довольно сложным. Наряду с собственно булгарами, в нее, очевидно, входили также представители других тюрко-угорских племен. Есть все основания полагать, что в число дружинников правителя Булгарии входила и часть русов.

Суммируя данные о военно-административной системе булгар Х-Х1 вв., необходимо отметить смешанный ее характер, когда наряду с развивающейся военно-феодальной иерархической системой присутствуют остатки старой племенной. Основой булгарской армии являлись дружины правителя и подвластных ему племенных князей. Внутренняя организация Булгарии аналогична системе власти государства Саманидов, ранних Сельджукидов, Кимакского каганата, а также венгров Х-Х1 вв. и Хазарского каганата.

Судя по археологическим и историческим сведениям, в середине XII в. бул-гарское феодальное общество достигло расцвета, что повлияло на изменение всей организации военного дела в стране. Несмотря на то, что правитель продолжает играть в военной системе значительную роль, основные войска сосредоточиваются у военно-служилой знати, связанной иерархической системой феодального вассалитета. Правитель осуществляет свою военную политику через «ближнюю» дружину и гвардию - «хашам». Эта военно-служилая знать, сосредоточившая в своих руках основные рычаги государственной власти, являлась основой военной и социально-политической организации Булгарии XII—XIII вв.

Недостаток письменных источников не дает возможности проследить во всех деталях развитие социальной структуры общества. Эпиграфические памятники с их сложной системой титулатуры (эмир, йори/чури и др.), генеалогически восходящей к середине XII в., позволяют предполагать наличие у бул-гарской знати разветвленной феодально-иерархической системы вассалитета. Именно военно-служилая знать, связанная системой вассалитета и субвассалитета, служила становым хребтом всей военной организации Волжской Булгарии XII-XIII вв.

Несмотря на скудость письменных источников, есть некоторые основания полагать, что Булгария сохраняла внутреннее единство и не распалась на отдельные владения. Это было обусловлено, видимо, малочисленностью господствующего класса, небольшой территорией Булгарии, а также неспособностью небольших владений противостоять натиску соседей, в первую очередь, Вла-димиро-Суздальской Руси. Так, в летописных известиях о событиях 1117, 1164, 1183, 1220 гг. фигурируют булгарские князья, часть из которых управляла городами и их округой.

Даже во время сильных потрясений внутри страны во главе ее находился один верховный правитель - эмир (или малик). Реальность власти эмира Булгарии подтверждается русскими летописями, которые неоднократно подчеркивают, что князья отдельных областей обращаются за помощью в столицу - Биляр («Великий город»). Наиболее яркие свидетельства сохранились в русских летописях под 1164 и 1220 гг. Это свидетельствует, что для русских Великий город на реке Черемшан был не только торгово-экономическим, но и главным военно-политическим центром страны, резиденцией верховного правителя Булгарии.

Все это доказывает, что в XII—XIII вв. верховным главой военной организации булгар был правитель-эмир, в чьи функции входило командование объединенной армией, организация ее походов, а также сбор войск. Кроме того, необходимо отметить, что верхушка хашама, конечно, имела свои дружины, подвластные верховному правителю. Вся знать была связана между собой системой вассалитета и субвассалитета. Судя по всем этим данным, у булгар существовала налаженная система выступления вассалов по приказу сюзерена. Очевидно, что верхний социальный слой булгар, несмотря на некоторые внутренние коллизии, продолжал сохранять единство перед лицом внешних вызовов.

В Главе VI. Появление и распространение ислама в Булгарии XXIII вв.: исторические и археологические источники рассматриваются причины принятия ислама и его влияние на булгарское общество.

§ 1. Принятие ислама в Булгарии: политика и экономика. Мусульманская Булгария была одним из ранних средневековых государств в Восточной Европе, которая резко изменила этноконфессиональную ситуацию в регионе, на многие века определив его своеобразие. Несомненно, что распространение ислама среди булгар связано с процессами консолидации различных племен под эгидой булгар во главе с Шилки и особенно его сыном Алмышем. Важнейшим политическим мотивом этого было стремление добиться независимости от Хазарского каганата. Намереваясь противостоять хазарам, Алмыш стремился консолидировать средневолжские племена под своей властью.

По мере подчинения других племен, правящий клан булгар столкнулся с проблемой не только военно-политического, но и идеологического объединения различных племен и родов, имевших свои племенные культы. Создание надплеменного этнополитического объединения потребовало утверждения унифицированной, универсалистской и интегрирующей религиозной системы, не имеющей корней в местной среде. Такую веру могли дать только мировые

^Имеющиеся у нас факты свидетельствуют, что процессы становления Бул-гарского государства стали особенно активно протекать в конце IX - начале Хв поэтому широкое распространение ислама среди тюрко-булгар следует, очевидно, относить именно к этому времени. Не случайно, что первые археологические следы ислама прослеживаются еще в языческих погребениях второй половины IX в. Танкеевского могильника. Таким образом, основной причинои распространения ислама среди булгар следует признать внутренние факторы, консолидацию различных племен под властью булгар.

Несомненно, что выбор ислама был предопределен не только привлекательностью ислама для тюркской культуры, но и складывающейся политической обстановкой. Особую роль в этом выборе сыграли активные торгово-экономические контакты Поволжья со странами Средней Азии - Хорезмом и державой Саманидов. Одновременно были созданы благоприятные возможности для проникновения мусульманских проповедников и возникновения устоичивои уммы. Плавное развитие булгарского общества и медленное проникновение в него ислама в 1Х-Х вв. привело к возникновению государственности и принятию мусульманства Алмышем и частью знати. Подтверждает эти сведения и легевда, записанная в Булгарии в середине XII в. арабским купцом и дипломатом Абу Ха-мидом ал-Гарнати. Основная канва этого своеобразного «введения» в булгарского историю состоит в том, что булгары приняли ислам в период существования Хазарского каганата (т.е. задолго до гибели каганата в 960-х гг.), и значительную роль в этом сыграли проповедники из государства Саманидов. Другие версии этого события имеют гораздо более позднее происхождение и недостоверны.

Точная дата принятия ислама Алмышем неизвестна, но достаточно уверенно можно отнести это событие к первому десятилетию X в., о чем свидетельствует

сообщение Ибн Русте. Сведения о том, что правитель булгар являлся мусульманином сообщает Ибн Фадлан, хотя старается преувеличить свою роль в ис-ламизации булгар и их правителя. В это же время в Булгарии существовали значительные общины мусульман. В ставке Алмыша был специальный штат духовенства, включая муэдзина. Приезд посольства багдадского халифа способствовал дипломатическому признанию Булгарии в качестве мусульманского государства.

Новая вера утверждалась в противоборстве с племенами, которые стремились не столько сохранить традиционные верования, сколько стремлением отстоять свою самостоятельность от булгар Алмыша. Но помешать становлению государства и укреплению позиций ислама они были не в состоянии. Взаимный обмен посольствами, который стал регулярным, приезд паломников, а также расширяющиеся торговые связи, привели к укреплению исламского государства в Волго-Уральском регионе, ставшего самым северным исламским государством и первой тюркской державой, принявшей ислам в качестве государственной религии.

§ 2. Исламская субкультура: данные археологии. Письменные источники различного происхождения (восточные (арабо-персидские), древнерусские и западноевропейские (латинские)) не оставляют никаких сомнений в том, что в глазах современников уже в X в. Булгария на международной арене выступала как мусульманская страна, а основное население страны придерживалось мусульманских обычаев и обрядов. В русском средневековом сознании имя волжских булгар было практически неотделимо от понятия «мусульманство». Так, в рассказе об «Учениях о верах» в «Повести временных лет» (в одной из ранних редакций) отмечается, что «приидоша Болгаре веры Бохмице». Это характерно не только для летописных повестей, но и для церковной литературы. Не обошли эту тему и западноевропейские источники (Юлиан, Дж. де Плано Карпини, Г. Рубрук и т.д.). Между тем, некоторые археологи пытаются опровергнуть эти выводы, ссылаясь на то, что сведения письменных источников чрезвычайно отрывочны и не отражают всей полноты картины религиозной жизни в Волжской Булгарии. К сожалению, о внутренней жизни и степени распространения ислама среди населения Булгарии сведений в письменных источниках действительно чрезвычайно мало, но в некоторой степени этот недостаток помогают восполнить данные археологии, которые при системном анализе позволяют сделать выводы о религиозной идентичности булгарского общества.

В первую очередь это касается предметов и остатков, характеризующих исламскую субкультуру. Среди нее есть предметы, связанные с исламскими странами Средней Азией, Ближнего и Переднего Востоком (металлическая посуда с арабографическими надписями, замки в форме львов, поясные накладки, украшения и т.д.). Все эти предметы могут свидетельствовать о явных давних и устойчивых связях булгар с восточными странами, но не позволяют сделать однозначный вывод о мусульманстве людей, которые их использовали в силу широкой распространенности данных предметов в Восточной Европе.

Археологические источники представляют и более веские доказательства распространения ислама в Булгарии. Из коллекций находок из памятников с территории Булгарии происходят как предметы исламского культа - футляры для хранения молитв, так и бытовые предметы с арабскими надписями (зеркала, перстни, фрагменты сосудов, в том числе и религиозного содержания).

Уникальным свидетельством распространения ислама в городах булгар следует признать открытие единственной в домонгольской Булгарии деревянной и белокаменной мечети на Билярском городище. Парадный характер здания подтверждают расположение в центре города, а также нахождение близ него кирпичной бани и большого городского кладбища с уникальной для Булгарии X в. семейной усыпальницей или мавзолеем с двумя погребенными по типу надземной усыпальницы (макбара) или полуподземного родового склепа (сагана). Датировка этой культового здания (деревянной части - не позднее середины X в., а белокаменной - рубежом Х-Х1 вв.) очерчивает время, когда ислам и его институты заняли центральное положение в структуре города и общественной жизни. Несомненно, что комплекс этих построек, имеющих явный религиозный характер, является важнейшим свидетельством не только распространения ислама в Биляре в X в., но и становления регулярных исламских институтов, включая мечети, кладбища и соответствующих служителей веры.

Всего с территории средневековой Булгарии Х-ХШ вв. известно семь кирпичных зданий: три на Билярском, два на Валынском, так называемый «Муромский городок» (Самарская Лука) и по одному на Суварском городище и Кошкиновотимбаевском, так называемом городище «Хулаш». По планировочным особенностям они являлись, скорее всего, общественными банями. В качестве доказательства принадлежности бань именно к исламской цивилизации достаточно сказать, что многочисленные раскопки древнерусских городов практически ни на одном из них общественных кирпичных бань не выявили.

Другим важнейшим доказательством широкого распространения ислама в Булгарии может служить распределение костей свиньи среди археологических (остеологических) остатков из памятников Волжской Булгарии. Запрет на употребление в пищу свиного мяса является важнейшей частью сакрального культа. Возникновение этого запрета связано с древнейшими семито-арабскими представлениями и обрядовой практикой, а позднее он служил сплочению общины мусульман, связывая ее общими предписаниями и запретами.

Для булгарских памятников Х-ХШ вв. характерно практически полное отсутствие костей свиньи. Например, среди остеологических материалов из Билярского городища за время раскопок 1967-1971 гг. (всего обнаружено 9606 костей) их вообще не выявлено, нет костей свиньи и на других памятниках. Редкие исключения только подтверждают общее правило. Высокая статистически представительная выборка материалов и ее поразительная стерильность в отношении костей свиньи, как среди материалов городских, так и сельских поселений, учитывая факт широкого распространения свиноводства в более ранний исторический период и в соседних с Булгарией регионах, позволяет сделать вывод о повсеместном и строгом следовании булгарами предписаний и запретов ислама. Другие подобные запреты

(употребления вина и т.д.) менее четко и менее выразительно определяются в археологическом материале, хотя можно отметить весьма незначительное количество (примерно 0,1-0,2% всей гончарной керамики) находок амфор и тарной посуды, в частности, предназначенной для транспортировки вина.

Тем самым можно утверждать, что комплекс археологических материалов прямо свидетельствует о дольно широком распространении мусульманского образа жизни, ритуальной практики и различных предписаний и запретов в средневековой Булгарии.

§ 3. Мусульманские могильники с территории Булгарии: местные особенности джаназы. Сведения об отношении к смерти и соответствующем ему погребальном обряде уникальны и чрезвычайно редки в нарративных источниках, повествующих о Волжской Булгарии. Это связано как с достаточно плохой сохранностью собственно булгарских текстов или сведений о них, так и тем, что подобные вопросы вообще мало волновали современников. Как правило, они попадали на страницы трудов по истории или географии страны булгар (подчеркнем, как страны мусульманской) только в той степени, в какой они выходили за рамки нормы и имели какую-либо специфику (Ибн Фадлан, ал-Гарнати и др.). Весьма ярко образ смерти, характерный для булгар, нашел отражение в поэме Кул Гали «Кысса-и Иусуф».

Свидетельства распространения ислама среди населения Волжской Булгарии, как и детали представлений о смерти, которые можно почерпнуть из письменных источников, чрезвычайно доказательны и выразительны. Однако в силу отрывочности и лаконичности этих сведений только на их основании судить о представлениях о смерти средневековых булгар невозможно. Весьма существенно расширяет наши знания по этому вопросу анализ археологических материалов. Изучение средневековых погребальных обрядов позволяет изучить характер представлений о смерти в наиболее концентрированном виде, но только при учете комплексного их анализа и адекватной интерпретации.

Булгарские могильники, как археологический источник, были скрупулезно и всесторонне проанализированы Е.А. Халиковой, что позволяет опираться на ее выводы по этой проблеме. По ее данным можно реконструировать мусульманский погребальный обряд населения Булгарии X—XIII вв.: могильная камера без ляхда, стенки ямы отвесные или с небольшим наклоном, иногда на дне ямы фиксировался подбой, погребенный был ориентирован головой на запад, запад-северо-запад или запад-юго-запад, иногда умерший хоронился в гробу или деревянном ящике с перекрытием; умерший, как правило, клался в могилу с некоторым поворотом туловища на правый бок, лицом обращенным в сторону Мекки (редко на спине и лицом вверх), руки умершего лежали: правая вдоль тела, левая сдвинута на таз (реже обе вытянуты вдоль тела или полусогнуты), ноги чаще вытянуты (реже согнуты, полусогнуты или одна из них полусогнута). Вещи в погребениях, как правило, отсутствуют, хотя иногда встречаются, но не как элемент одежды, а, очевидно, как поминальный дар2.

2 Халикова Е.А. Мусульманские некрополи Волжской Булгарии X - начала XIII в. - Казань: Изд-во КГУ, 1986. - С. 43-132.

По данным Е.А. Халиковой, данный «классический» обряд выработался не сразу, а в течение определенного времени, но и после его становления, встречаются определенные вариации этого канона. Она сделала вывод о начале распространения ислама в Булгарии в конце IX - начале X в., о полной и окончательной победе мусульманской погребальной обрядности в среде горожан в первой половине X в., а в отдельных регионах во второй половине XI в. При этом автором особо подчеркивалось, что с рубежа Х-Х1 вв. языческие могильники на территории Булгарии уже не известны3. Выводы выдержали испытание временем и сейчас можно сказать, что расширение источниковедческой базы по материалам булгаре них мусульманских могильников лишь подтверждает основные положения работ исследователя.

В настоящее время есть возможность обобщить гораздо больший материал, чем был в распоряжении Е.А. Халиковой и сделать анализ погребальных обрядов булгар более комплексным. Всего на территории Волго-Уральского региона в настоящее время насчитывается более 80 грунтовых могильников, из них 52 относится к концу X - XIII в. Мусульманские могильники располагаются практически равномерно по всей территории Волжской Булгарии. Наибольшее количество некрополей известно и изучено в Западном Закамье, где широко исследованы Спасский (Старокуйбышевский) I (40 погребений), Суварский I (> 1) Танкеевский (56), Измерский (50), Кожаевский (144), в Центральном Закамье - Донауровский (> 6), Мурзихинский I (> 9), в бассейне р. Черемшан -Большетиганский II (> 20), в Предволжье - Богдашкинский (4), Тетюшскии III (62), в Предкамье - Рождественский (31) и в окрестностях Болгарского (Ага-Базарский (1?)) и Билярского (1-У) (352) городищ. Важно, что, хотя и с разной степенью интенсивности, но во всех регионах изучены как городские (Спасский, Суварский, Данауровский, Богдашкинский, Билярские) могильники, так и сельские (Танкеевский, Измерский, Кожаевский, Мурзихинский, Большетиганский, Тетюшский, Рождественский и др.) некрополи. Одновременно заметно определенное количество сомнительных погребений (т.е. зафиксированных недостаточно четко в отношении датировки или деталей обряда) в Центральном Закамье, бассейне р. Черемшан, Предволжье и Предкамье, а также отсутствие достоверных сведений о мусульманских могильниках в Посурье и Примокша-нье, где находился большой куст булгарских археологических памятников, что связано, очевидно, со сложностью поиска грунтовых могильников, которые не подвергаются интенсивному разрушению, или наоборот быстро уничтожаются под антропогенным (строительство, водохранилище) воздействием. Тем не менее, большая территориально и социально-топографически разнообразная выборка позволяет сделать вывод о распространенности ислама в Волжской Булгарии в Х-Х1Н вв. и деталях обряда.

Самые ранние погребения с отчетливо выраженным мусульманским обрядом в Волжской Булгарии зафиксированы на Билярском городище (Билярские II и III могильники), где, судя по археологическим данным, они относятся к

3 Халикова Е.А. Мусульманские некрополи... - С. 137-152.

43

первой половине - середине X в. Мусульманские могильники на Билярском городище располагались не только по окраинам города, но и в центре городища, где был открыт и исследован Билярский IV могильник. Установить достаточно точную дату этого некрополя позволяет то, что ранняя часть его погребений была перекрыта строительным горизонтом белокаменной мечети, возведенной, как показывают исследования, не позднее конца X - начала XI в., что позволяет отнести начало функционирования этого центрального (?) городского кладбища к первой половине - середине X в.

Характерными чертами обряда этих, очевидно, самых ранних из нам известных мусульманских городских некрополей являются: ориентировка головой на запад, запад-северо-запад или северо-запад (единично встречена даже юго-юго-восточная), погребенные лежали в «классической» позе с соблюдением обряда кыблы, но в ряде случаев (30—38% всех прослеженных случаев) они были погребены на спине, а иногда (в 5-10% случаев) лицом вверх, кроме обычного положения руки (правая - вдоль, левая - на тазе) (до 60-75% случаев) были или полусогнуты и сложены на груди, или вытянуты вдоль тела, в некоторых погребениях были зафиксированы вещи (3-4% случаев).

Свидетельством широкого распространения ислама является доминирующий с рубежа X—XI вв. и вплоть до середины XIII в. исключительно мусульманский погребальный обряд, который зафиксирован на всех могильниках с территории Булгарии. Исламская обрядность распространилась не только вширь (мусульманские могильники, судя по нашим данным, открыты и изучены во всех регионах Булгарии), но и вглубь (мусульманский погребальный обряд булгарского населения устоялся и приобрел единообразные «канонические» формы). Действительно, на всей территории Булгарии повсеместно был установлен и утвердился довольно единообразный обряд: погребение в неглубокой (обычно до 1 м) могиле, погребенный укладывался головой на запад или запад-северо-запад, лицом на юг (на большинстве могильников до 100% всех случаев), чуть повернуто на правом боку (реже на спине), руки обычно уложены: правая вдоль тела, а левая на тазе, ноги вытянуты или полусогнуты. Умерший часто хоронился в гробу (от 40 до 50% случаев). Вещи в погребении отсутствуют, по крайней мере, в отличие от X в., таких случаев с начала XI в. и до второй половины XIII в. не отмечено.

Булгары в течение определенного времени выработали довольно строгий канон погребальной обрядности, придерживаясь основных исламских правил и установлений, хотя это и не означало, что такой обряд должен был быть всегда и у всех мусульман Восточной Европы. Ярким свидетельством этого являются изменения, которые произошли в мусульманском погребальном обряде у булгар в период Улуса Джучи.

Один из важнейших выводов, который уже сейчас можно сделать на основе изученного материала, состоит в признании факта несомненного, полного и всеобъемлющего господства ислама и его основополагающих установок в отношении к смерти. Эта однозначность и определенность, несомненно, касалась

конечной цели и сущности джаназы. Некоторые ее детали, вне всякого сомнения, варьировались в зависимости от традиций, обычаев и суеверий общества.

Требуется дальнейшее расширение круга источников и тонкие методы анализа. Насущной задачей является изучение различных аспектов отношения к смерти, формы и механизмы его преломления в общественном сознании.

В Главе VII. Булгарский средневековый этнос: этнополитнческая, конфессиональная и социальная общность раскрываются особенности взаимовлияния социальной, религиозной и этнической общности, возможности соотнесения их с археологическим материалом.

§ 1. Булгарское государство: внешние факторы единства. Создание единого Булгарского эмирата, консолидация его территории и военно-политических институтов привело к выработке государственной политики по отношению к соседним народам и странам. Внешняя и внутренняя политика Булгарии определялись, с одной стороны, ключевым положением страны на Великом Волжском пути и северном ответвлении Великого Шелкового пути, а с другой - принадлежностью к миру ислама и пограничным положением в окружении язычников и христиан.

Несмотря на достаточно высокий уровень социального развития - единая монархия восточного типа, страна избежала длительных периодов междоусобиц и распада на отдельные мелкие владения. Известия современников заставляют думать, что Булгарский эмират был довольно устойчивым к внутренним и внешним потрясения государства, что во многом определялось особенностями социально-сословной структуры общества.

Не исключено, что особую устойчивость ему придавала идеология ислама, чувство оторванности от остального мусульманского мира и представление о своем «бремени истории», как защитников «Стены Искандера» против Иаджуж-дей и Маджуджей, охранителей веры на границе с «Морем Мраков». Эти факторы служили важной идеологической основой выработки единого взгляда на мир и своего места в нем, а также давали универсальную идеологию булгарским политикам. Проявлением и, в определенной мере, продолжением этого внутреннего единства явилась внешняя политика. Политическая история Булгарии свидетельствует, что она довольно успешно противостояла не только вторжениям кыпчаков и русских князей, но и тринадцать лет противоборствовала татаро-монголам.

Все эти обстоятельства предопределили единство страны перед лицом внешних вызовов и угроз, а также направление политических, культурных и торговых международных связей и дипломатическую активность.

Контакты Булгарии с Востоком развивались по сухопутному пути из Средней Азии (Хорезма) через Южный Урал в Булгарию, который и являлся северным ответвлением Великого шелкового пути. Судя по имеющимся письменным свидетельствам, ислам к булгарам пришел вместе с торговцами и проповедниками из Средней Азии, и зарождение этих контактов следует отнести еще к IX-X вв.

Булгария, состоявшая из трех крупных объединений племен, вступила в пору создания единого государства и стала тяготиться зависимостью от хазарско-

го кагана. Такое положение требовалось изменить, но для прямого военного столкновения с Хазарией у Алмыша не было сил. В поисках союзников сыграли свою роль давние торговые и политические связи со странами Востока. Булгары знали, что мусульмане Багдада являются злейшими врагами хазар.

Благодаря посольству багдадского халифа состоялось дипломатическое признание Булгарии, а исламская цивилизация раздвинула свои пределы далеко на север. С тех пор восточные дипломаты и историки стали пристальнее всматриваться в политические процессы бурлящей Восточной Европе, где появилось самое северное исламское государство — единственный и естественный союзник для любой восточной страны, имеющей интересы в Поволжье и надежный торговый партнер для всех купцов, торгующих северными товарами.

Став мусульманской страной и восприняв культуру, Булгария вошла в исламскую цивилизацию. С этого момента связи ее со странами Переднего и Ближнего Востока стали постоянным фактором истории. Эти обширные и активные контакты оставили материальные свидетельства в виде многочисленных археологических находок. Торговые связи дополнялись регулярными дипломатическими связями со странами ислама. В первую очередь активность булгар была направлена на под держание стабильных отношений с государством Саманидов, а после его распада с Сельджук идами и Хорезмшахами-Ануштегинидами. Тем более, что у них с конца X в. появляются общие противники — различные племенные объединения кыпчаков, а с середины XII в. - этнополитическое объединение йемеков в Северном Приаралье и Заволжье. Контакты носили совершенно разный характер и были, видимо, обычными, чтобы их постоянно фиксировать в хрониках. Однако некоторые из этих контактов, видимо, были настолько яркими, что были в них описаны. Как правило, они связаны с крупными религиозными и благотворительными делами, строительством двух мечетей в Себзеваре и Хосровджерде. Понятно, что какие бы не были причины отправки посольства эмира булгар в Хорасан, факт этот сам по себе замечателен.

Он указывает на регулярные религиозно-политические и культурные связи между Булгарией и государствами Саманидов и Газневидов. Отнюдь не каждое посольство булгар находит отражение в письменных источниках. Однако сообщение о посылке денег правителем булгар на постройку мечетей в Хорасане было выдающимся событием, показывающим все возрастающий авторитет Булгарии не просто как страны только обретающей ислам, но уже распространяющей его. Одновременно оно показывает направленность культурно-информационных связей Булгарии, ориентированной не на Запад, но на Восток, откуда она черпала духовные богатства.

Множество сведений о передвижении религиозных проповедников-суфиев, указания на происхождение целого ряда видных богословов, правоведов и медиков из Булгарии, достигших признания во всем мусульманском мире и даже связи литературного языка, использовавшегося в Булгарии — все это показывает, что торговые и дипломатические контакты Булгарского эмирата со странами Востока носили регулярный и стабильный характер.

Образование Булгарского государства и установление его границ привело к упорядочению связей с тюркоязычными кочевыми племенами Поволжья и Южного Урала. Связи с ними были и ранее регулярными и вполне мирными. Известно, что один из вождей огузов Этрек был сватом (или зятем) Алмыша, а среди археологических погребальных памятников встречаются могилы, близкие по обряду с огузо-печенежскими. Только некоторые восточные источники глухо сообщают о набегах огузов на булгар. Однако, вряд ли, эти конфликты были длительными и носили сколько-нибудь постоянный характер, поскольку они прерывали караванную торговлю, которая служила взаимному обогащению.

Обстановка практически не изменилась в X - начале XI в., когда Булгария распространила свое влияние на Восточное Прикамье, а в южных степях стали главенствовать кыпчаки. Различные тюркоязычные племена, входившие в этот обширный этнокультурный мир, вступали в союзные отношения с булгарами и испытывали их культурное и религиозное влияние.

Обострение булгарско-кыпчакских отношений пришлось на начало XII в., когда довольно сильно укрепились донские кыпчаки. Достигнув мира с киевскими князьями, они начали экспансию на земли Булгар, но в 1117 г. хан Аепа и его дружина была убита булгарами

Булгары же продолжали укреплять свои позиции в Поволжье. По крайней мере, со второй трети XII в. они распространили свое влияние на Нижнее Поволжье, где город Саксин - наследник традиций хазарского Итиля, по существу стал центром их влияния в регионе. Интересно, что археологические находки с территории Самосдельского городища, связываемого с древним Саксином, дают находки керамики, близкой по формам и керамическим примам изготовления с общебулгарской посудой. Иными словами, политическое и торгово-экономическое влияние в данном регионе явно превалировало над влиянием кыпчаков, а общей основой взаимоотношений на Волге было участие во взаимовыгодной торговле. Не исключено, что кыпчаки заключали договора о мире с булгарами и охраняли их границы, как это было в государстве Хорезмшахов, Грузии, Венгрии и Болгарии.

К концу XII в. военная мощь и торговая доминанта Булгарии не позволяли, очевидно, усомниться в надежности ее границ. Однако внутренние распри могли разорвать крепость булгарских границ и открыть путь к ее городам отрядам кыпчаков. Опираясь на некоторые косвенные данные, можно предположить, что подобное произошло в 1183 г., когда один из булгарских султанов («князей») был изгнан из страны и, заручившись поддержкой кочевавших в южноуральских и заволжских степях йемеков, организовал их вторжение в свою страну. Как бы то ни было, но этот эпизод ярко демонстрирует с одной стороны, что йемеки явно часто контактировали по разным поводам с правителями Булгарии, а с другой - эпизодическую вовлеченность их во внутренние дела. Наиболее активно участвовали булгары в событиях 20-30-х гг. XIII в. в Заволжье, где совместно с саксинами и йемеками сражались против монгольского наступления. Но это был уже последний эпизод булгаро-кыпчакских контактов.

Благодаря русским летописям историки могут, хотя и эпизодически, но довольно подробно представить хронику взаимоотношений Булгарского эмирата с Русью. Нервом этих связей, торговых и военных контактов была Волга и территория Окско-Сурского междуречья. Борьба за контроль над торговлей и территориями определяла внешнюю политику этих стран на протяжении почти двух веков.

Путь в Поволжье для Руси был открыт с момента окончательного разгрома Хазарского каганата. Первый факт реального военно-дипломатического столкновения булгар с Киевской Русью произошел в 985 г., когда Владимир Святославич совершил поход на булгар и заключил с ними равноправный мирный договор, зафиксировавший статус кво в разделе Поволжья.

Тем не менее, взаимоотношения Булгарии с Киевской Русью развивались довольно успешно и были, очевидно, мирными, базируясь на взаимной и выгодной торговле по Волге. Характерно, например, известие о вывозе в русские земли большого количества зерна в связи с голодом 1024 г. в Суздальской земле. Первые сведения о разгоравшейся войне за гегемонию в Среднем Поволжье, которая со всей силой развернется в последующее время, относятся к 1088 г., когда булгары взяли Муром. Скорее всего, это попытка упрочить свое влияние в Окско-Сурском регионе и остановить продвижение власти киевских князей в земли, платившие дань булгарам.

Новый этап военно-политических взаимоотношений Булгарии с русскими княжествами начался после возникновения Владимиро-Суздальского княжества, которое стало проводить активную внешнюю политику с целью расширить свою гегемонию на все Поволжье. Противоборство было довольно жестким и непримиримым. Началось оно в первой четверти XII в. и было вызвано стремлением Юрия Долгорукого расширить владения своего княжества в Верхнем Поволжье. Союзником его выступали кыпчаки. Войны этого десятилетия начались с похода булгар на Суздаль в 1107 г. Успешный поход продемонстрировал уязвимость первой столицы княжества, показавший расстановку сил в Верхнем Поволжье. Позднее в 1117 г. союзные Юрию Долгорукому кыпчаки под руководством хана Аепы совершили поход на булгар, но были остановлены, а сам хан убит. Сам Юрий ходил походом на булгар в 1120 г., но после него был, видимо, установлен мир, подтвердивший примерное равенство сторон и продолжавшийся почти тридцать лет.

Долгое время мир в Поволжье сохранялся, а взаимовыгодная торговля, открывавшая путь на русский рынок восточным товарам, расширялась. Однако времена менялись. По мере усиления Владимиро-Суздальской Руси и укрепления ее гегемонии среди других русских княжеств, а также началом ее экспансии в Среднее Поволжье «восточный вопрос» приобрел новое звучание. Особенно ярко это стремление к гегемонии проявилось в период правления Андрея Юрьевича Боголюбского и Всеволода Большое Гнездо. Они не только проводили агрессивную наступательную политику в отношении Булгарии, но и создали идеологическое обоснование этой завоевательной политики.

В 1164 г. большое объединенное войско под командованием самого князя Андрея взяло штурмом и сожгло большой город Бряхимов на Каме и еще несколько более мелких городов. Это был первый действительно крупный успех в борьбе против булгар. Развивая его зимой 1172 г. сыновья этого великого князя и их союзники из Мурома и Рязани нанесли неожиданный удар: зимой их дружины вторглись в Булгарию, но этот набег едва не окончился полным разгромом русских ратей. Раззорив внезапным набегом несколько сел и город, князья узнали, что булгары пришли в себя от неожиданного вторжения и, собрав войско, движутся на них. Союзники обратились в бегство. Новый князь Всеволод Большое Гнездо продолжил политику наступления на Булгарию. В 1183, 1185 и 1205 гг. его полки вторгались на булгарские земли. Особенно мощным был поход 1183 года, когда русское войско, которое носило характер всероссийского ополчения, поскольку в нем под командованием Всеволода принимали участие практически все сильнейшие русские княжества. Впервые русские князья решились не просто на грабительский набег, а на спланированные действия для захвата политического центра Булгарии. В результате стремительного марша русские войска оказались под стенами Биляра, но потерпели неудачу при штурме городских укреплений. В результате почти двухнедельных боев маневров обе стороны заключили мир, который стал большой неудачей для владимирского князя, поскольку фиксировал существующее положение и не давал ему никаких преимуществ. После этого великий князь владимирский Всеволод ограничивался только небольшими набегами на окраины Булгарии (1185 и 1205 гг.) и воевал с мордовскими князьями. Вообще, о дипломатической активности на восточном направлении времен правления князя Всеволода Большое Гнездо может свидетельствовать свинцовая пломба с его печатью, найденная при раскопках на Билярском городище на усадьбе русского торговца, ремесленника и, очевидно, дипломата.

В первой трети XIII в., до монгольского нашествия, продолжалось противостояние Волжской Булгарии и Владимиро-Суздальского княжества на важнейших торговых путях Поволжья, которое было осложнено русской колонизацией этих земель, направленной на приобретение новых территорий на востоке. Новая вспышка военных действий произошла уже в 1219-1220 гг. Инициаторами военных действий, как это следует из русских летописей, стали булгары, которые поднялись вверх по Каме, захватили Устюг и осаждали Унжу, но взять ее не смогли. В ответ на это владимирский князь Юрий выслал войско, которое возглавил Святослав, брат великого князя Юрия Всеволодовича. Владимирские, ростовские и муромские полки, спустившиеся в ладьях по Волге, взяли штурмом булгарский город Ошель.

Однако противостояние между Владимиро-Суздальской Русью и Булгариеи, переставшее быть открытой войной, тем не менее, продолжалось в других формах и другими средствами. Одной из форм подобного противостояния стала идеологическая борьба. Она разгорелась вокруг убитого в Великом городе некоего купца-христианина Авраамия, «иного языка не Рускаго». Не исключено, что это была своего рода идеологическое давление на булгар в условиях разворачивавшегося «локального конфликта» в Мордовии.

В дальнейшем борьба разгорелась за гегемонию в Поочье и Посурье. Успешная борьба Пургаса в 1227—1229 гг., которому помогали булгарские войска, отвлекала военные силы Владимиро-Суздальского княжества от завоевательных планов в отношении территорий Окско-Сурского междуречья.

В целом, в Среднем Поволжье к концу 1220-х гт. сложился паритет военных сил. Результатом признания этого факта стал заключенный в 1229 г., по инициативе булгар, новый мирный договор между Владимиро-Суздальской Русью и Волжской Булгарией. Этот мир, который не прерывался вплоть до монгольского завоевания, когда и Булгария, и Русь были сметены с политической карты мира войсками Бату-хана. В целом, можно сказать, что отношения между этими двумя государствами отражают сложную и неспокойную обстановку, которая сложилась на границе христианской и мусульманской цивилизаций. Здесь было место и взаимовыгодному торговому обмену и взаимообогащению идеями, но была отдана дань и жесткому идеологическому и военному противоборству.

§ 2. Булгары и Булгария по данным письменных источников. Активная внешнеполитическая деятельность Волжской Булгарии привела к тому, что сведения об этом государстве стали активно распространяться среди различных народов Старого Света. Сведения эти носили характер как обычных указаний на военно-политические события, так и данных о религиозной ситуации и культуре в стране. Можно сказать, что разные традиции позволяют создать объемный образ страны и ее народа.

В начале X в. Волжская Булгария стала средневековым государством, страной «классического ислама» (по терминологии Г.Э. фон Грюнебаума), и с этого времени арабо-персидская историко-географическая традиция (Ибн-Русте, Ис-тахри, Ибн Заукал, «Худуд ал-'алам», Марвази, Гардизи и др.) стала активно фиксировать сведения о ней. Одно из наиболее распространенных сведений является указание, что у булгар два основных города: Болгар и Сувар; в обоих городах — деревянные строения, соборная мечеть, живут там мусульмане по 10 тысяч человек в каждом городе; они сражаются с неверными4.

Проявляла активность Булгария и в контактах со странами ислама. Все эти источники указывают, что уже к концу X в. Булгария на международной арене выступала как мусульманская страна, которая была связана множеством торговых, культурных и политических нитей со странами Средней и Передней Азии, Ближнего Востока. Именно такой она предстает по данным всех арабо-персид-ских источников.

Булгары, приняв ислам, оказались достаточно далеко от стран ислама и в некоторой культурной изоляции, но смогли преодолеть ее. Ученый-энциклопедист ал-Бируни в своем труде отмечая, что булгары оторваны «от коренных стран ислама», тем не менее «не лишены сведений о халифате, халифах, а напротив, читают хутбу с их именами»5. Однако само ощущение «оторванности» булгар, нахождение их во враждебном окружении не могло не отразиться на их

4 Заходер Б.Н. Каспийский свод сведений о Восточной Европе. Т.Н. - М., 1967. - С. 36.

Бируни А. Памятники минувших поколений // Бируни А. Избранные произведения. - Ташкент, 1957.-С. 55.

общественном сознании. Уже отмечался факт, повторяемый целым рядом ара-бо-персидских авторов, которые, говорили о походах булгар на соседей как о «джихаде»/ «священной войне»: «со всяким войском неверных; сколько бы его

ни было, они сражаются и побеждают».

Не обошли эту тему и западноевропейские источники (Юлиан, Дж. де Плано Карпини Рубрук и т.д.). Наиболее яркая характеристика булгар содержится в труде Гильома де Рубрука: «Эти булгары - самые злейшие сарацины, крепче держащиеся закона Магометом, чем, кто-нибудь другой» . Позднее эти сведения вошли в знаменитый географический трактат Родасера Бэкона «Великое сочинение» (60-е гг. XIII в.)

Важные и часто уникальные сведения сохранили о булгарах и их религии русские летописные и внелетописные источники. Контакты русских и булгар были установлены еще на заре совместной истории, но их отражение в письменных источниках представляет, определенно, не сплошной текст, а чрезвычайно краткие, неравномерные и дискретные сообщения. Обыденность и постоянство торговых и дипломатических связей Руси и Булгарии служили своеобразным «фильтром» на пути скрупулезной их фиксации. Как правило, на страницы летописей попадали важные и строго дозированные замыслом, композицией и идейной направленностью сведения.

Все использованные источники уже получили определенную характеристику в историографии, что позволяет не детализировать их рассмотрение, а давать суммарную характеристику сведений из них с учетом специфики и особенностей каждого. Для удобства изложения все разнообразные сведения сгруппированы по нескольким темам - происхождение булгар и их место на ментальной карте, сведения о стране и ее народе, городах и военно-политических событиях. Отдельно можно выделить темы о благосостоянии булгар и их успехах в торговле По представлениям летописцев, именно с этой мировой торговлей связано благосостояние и богатства булгар. Не исключено, что представление о булгарах как о торговом народе ближе к обыденному, народному образу булгар, хотя, следует признать, что светские известия о булгарах пока еще с трудом поддаются делению по уровням менталитета русского общества.

Наиболее интересные и оригинальные сведения сохранились в различных русских источниках об исламе и его обрядовой практике у булгар. Общие представления о булгарах прежде всего как о мусульманах нашли отражение в языке, в соответствующих терминах и понятиях, поскольку они уже содержат первичную артикуляцию представлений и рефлексию в ее первоначальном состоянии. В летописях и внелетописных источниках булгары определяются, прежде всего, по конфессиональному признаку, что было весьма характерно для восприятия соседей и в средневековой Европе. Неоднократно именуются булгары в летописях как «поганые» или «безбожные»

Представление о булгарах, как потенциальных врагах, ввиду приверженности исламу, который якобы проповедует войну против христиан, возникло, ви-

6 Путешествия в восточные страны Плано Карпини и Рубрука. -

51

М„ 1957.-С. 119.

димо, в церковной среде, настроенной враждебно по отношению к мусульманам. Они сами относились к булгарам как к врагам и поэтому не могил поверить, что булгары не платят им тем же.

Одним из самых устойчивых стереотипов являлись известия об исламе, как религии потворства своим страстям. Кроме акцентирования внимания на мусульманских представлениях о рае и гуриях, на данный образ булгар накладывало, видимо, от печаток более зажиточная и роскошная жизнь, особенно представителей феодальных верхов народа. «Восточный» образ жизни, который судя по данным исторических и археологических источников, был распространен в Бул-гарии, резко контрастировал с жизнью русского общества, и главное с его христианскими идеалами. Формирование отрицательного образа булгар в глазах русских наглядно демонстрирует культивировавшееся в книжной традиции представление о булгарах, как о людях, которым ислам предписывает делать мерзости, вызывающие у нормального человека чувство брезгливости. Широкое его бьггование связано с тем, что оно исходит из такого авторитетного источника как знаменитая «Речь философа», вошедшая в «Повесть временных лет».

То есть, среди русского населения целенаправленно формировалось отрицательное и враждебное отношение к булгарам. Этот «образ врага» Руси и христианских ценностей, несомненно, зародившийся в начале XII в. в церковной среде, которая испытала влияние идеологии крестовых походов, наибольшее распространение получил в конце XII - начале XIII в. во Владимиро-Суздаль-ском княжестве. Все сообщения о булгарах связаны с Древней Русью, прямо или косвенно, но непременно сопоставлены с ее образом в качестве антитезы. Как бы то ни было, но для русских источников общим взглядом было признание того, что ислам был широко распространен в Булгарии.

В целом, можно сказать, что все средневековые авторы в своих описаниях этой страны, ее народа и культуры, исходили из представления о булгарах как мусульманах. Важно отметить, что все эти сведения однозначно описывают булгар, как сообщество не только строго придерживающееся исламских обрядов, но и защищающих и распространяющих свою веру среди окружающих народов.

§ 3. Этноконфессиональные и этнополитические аспекты идентификации булгар: историческая традиция. Обращает внимание, что, несмотря на актуальность и значимость темы, обширность историографии по этнической истории булгар, теме изучения самосознания средневекового населения Булгарии внимания практически не уделялось. Характерно, что даже в работах, посвященным этническим проблемам булгар, где признавалась важность такого анализа, проблема выявления аспектов этничности подменялась или сводилась к истории этнонима.

Учитывая сложный системный характер средневековой ментальное™, следует остановиться на ключевых элементах не столько этнического, сколько сословного и политического самосознания. В период раннего средневековья различные аспекты идентичности были нераздельными, цельными и синкретичными. Разумеется, выделение из этой системы этнополитических элементов является применением к средневековому сознанию несвойственных ему понятий,

выработанных на иной эмпирической основе. Однако избежать определенного моделирования, говоря о представлениях средневекового населения, видимо, невозможно. Очевидно, это единственный механизм, позволяющий реконструировать коллективное самосознание людей определенного социума на свою государственно-политическую и этническую общность.

Источниковедческая база исследования этнополитических аспектов самосознания населения Волжской Булгарии Х-ХШ вв. крайне бедна и отрывочна из-за почти полного отсутствия аутентичных булгарских источников. Необходимую для анализа информацию приходится черпать в произведениях иностранных авторов, сохранивших отрывки представлений булгар о себе, а так же в некоторых татарских фольклорных и исторических произведениях, которые, хотя и были созданы в более позднее время, но сохранили реликты более ранних культурных традиций булгар. Все эти отрывочные сведения, взятые сами по себе, разумеется, довольно неполны, что заставляет концентрировать содержащиеся в них данные о булгарских этнополитических стереотипах в смысловые блоки. Наиболее важная информация о них содержится в темах: историческая традиция (представление о себе, как наследниках Искандера Зу-л-Карнайна и наследниках святых проповедников), представления о своем месте в истории мира, о себе как политическом субъекте, актуальный политический автостереотип, сознание связи народа с правящей династией, представления о «священности» территории своего государства и осознание своего места в иерархии народов и т.д.

Рассмотрение аутентичных исторических источников, элементов историографической традиции и фольклорных материалов, позволяет реконструировать основные, значимые для булгарского этноса представления. Можно считать, что анализ различных аспектов этнополитического самосознания волжских булгар Х-ХШ вв., сохранившихся в исторической традиции (историографической и фольклорной) показывает их связь с социокультурными реалиями существования народа, а также уровень его политических притязаний. Рассмотрение их позволило сделать вывод о явных интеграционных тенденциях, причем на новой основе - исламского государства. Подтверждение этому можно найти в практически полном игнорировании в сохранившейся традиции языческих и племенных элементов, а фигурирующие в них реминисценции (эпонимы, элементы архетипичных представлений и т.д.) не более, чем вкрапления в структуру исламских представлений. Одновременно на первый план в них вышли такие компоненты новой политической системы, как осознание своей связи с правящей династией, которая распространяется на все население, связи с территорией страны — понимаемой как отечества для всего населения, единство которого осознавалось не просто как кровное (от единого предка, причем на первый план в этих традиционных архаичных образах выходит ко-ранический, а не общетюркский пантеон), а как духовное. Оно явно понималось как общность, возникшая в прошлом благодаря духовному «перерождению» народа после принятия ислама и становления государства (обретение независимости в борьбе, появлении новой династии и т.д.) и осознания своего места в исламском мире. Это означает, что этнополитическое единство осозна-

валось не в категориях родо-племенных, а наоборот резко противостояло им, делая акцент на новой социокультурной общности.

Проводниками и носителями ее были, несомненно, наиболее социально и политически активные члены средневекового общества Волжской Булгарии: знать, дружинники, богатые горожане. Именно появление и становление этих новых слоев общества символизировало интеграционные процессы в политике, хозяйстве и культуре в эпоху развития феодального государства, роста городов, складывания разговорного (общепонятного) городского койне и литературного языка. Самодетерминация знатных слоев общества, выражавших эти тенденции, нашла концептуальное отражение в трудах, обслуживающих их культуру философов и историков, основные концепции которых в свою очередь, оказывали определяющее влияние на формы и характер ментальности широких народных масс.

Разумеется, самосознание народа и социальных верхов общества нельзя считать полностью идентичным. Народ, несомненно, считал себя в определенных пределах достаточно политически субъектным (представления о своей роли в принятии и сохранении религии, участие в войнах и т.д.). Однако, говоря о менталитете населения Волжской Булгарии, в том числе и этнополитических его аспектах, следует помнить, что оно было многоступенчатым и парадигмальным. Структурирование его шло по восходящей линии от частных представлений к наиболее общим. При этом уровень понимания своего единства во многом зависел от социального статуса его носителей: общеполитическое общегосударственное мышление было более характерно для социальных верхов, тогда как местное, общинное - для низов общества. Иными словами, народное сознание играло активную роль в определении местного социума, для которого органичны были идеи родства, связей и отличий от соседних общин («общинный микрокосм»), тогда как в сфере знати, религиозных деятелей, купечества основное влияние имели официальные (профессиональные) общегосударственные концепции. Оба этих уровня имели системный парадигмальный характер, но если первый, включая все разнообразие местных культов, общинных укладов и представлений (осознанных и подсознательных) способствовал осознанию человеком своего места в пределах «общинного микрокосма», то второй, состоящий из важнейших историографических и философских теорий, служил не только для самодетерминации общин внутри страны, но и выражал общегосударственную идею, ориентацию государства в цивилизованной ойкумене. При этом оба этих уровня были пронизаны идеями определяющей роли ислама в формировании этноса и государства булгар и идеями исламского мессианизма. Именно этот лейтмотив этнополитического единства булгар, составляя основу идейного арсенала интеграционных тенденций в обществе, пронизывал все компоненты обще-булгарского мировоззрения. Все это позволяет с уверенностью говорить, что выявленные в результате анализа аспекты этнополитических автостереотипов (связь с династией, представление о едином прошлом и своей миссии и исламском мире и т.д.) в той или иной мере были распространены в среде всего населения средневековой Булгарии, особенно ее наиболее социально активной части.

Подобное осмысление истории народа означает понимание принятия ислама как «рубежного» события, оказавшего влияние на все стороны его жизни. Дело даже не столько в признании единственными лишь исламских предков а в представлении о том, что с тех пор все народы, вошедшие в государство булгар потеряли свою этническую специфику. Они как бы «переплавились», получив себе в правители булгарских царей, приняв ислам и участвуя в борьбе за отчизну, в новую «булгарскую» общность. Весьма вероятно при этом, что на уровне обыденного сознания термины «булгар» и «мусульманин» выступали в качестве синонимов, причем как у самих булгар, так и у их соседей. Отсутствие других генеалогических версий, определенно, свидетельствует о ее авторитетности и каноничности (во всяком случае, для официального историописания), а также укорененности в сознании народа в «узловых» моментах (принятие ислама, единая традиция, династия и т.д.).

Рассмотренные выше аспекты сознания, несомненно, достаточно точно характеризуют данную общность через призму ее собственных взглядов. Можно считать доказанным, что часть населения Среднего Поволжья Х-ХШ вв., осознавшая себя связанной определенными обязательствами с правящей династиеи булгарских эмиров и подвластная ей, исповедующая ислам и следующая своей особой миссией в мусульманском мире, жившее в пределах одного государства и считавшее его землю для себя отчизной, - это население, определенно, называло себя «булгарами». Эти черты, характеризующие общебулгарское сознание и были зафиксированы в официальной историографической традиции. Особо следует подчеркнуть, что и другие объективные элементы общности, выявленные археологически и исторически, такие как общность языка, бытовой культуры, погребальной обрядности, хозяйственной деятельности (разумеется, при определенном местном культурном и этническом разнообразии, которое в частности отмечено на материалах бытовой лепной посуды и женских украшений) скорее всего не сознавались или же не считались этнодифференцирую-щими самими булгарами. По имеющимся данным, ведущим в этом вопросе само население Булгарии в домонгольский период считало единство династии, территории, религии и, рассматриваемого через ее призму, прошлого. Таким образом, данная модель, определения этнополитического самосознания населения Булгарии, позволила выявить не только характерные аспекты, но и параметры, по которым человек самоопределялся как «булгар».

8 4 Булгарскин средневековый этнос: от клана к средневековой общности. Вместе с тем, поскольку становление государственных институтов и внедрение ислама происходило в течение определенного периода времени, то и археологические параметры булгарского этноса не оставались неизменными, а претерпевали значительные изменения, как и качественные параметры этнич-ности. На раннем этапе проникновения булгар булгары составляли только определенную группу среди тюркских и угорских племен, имеющих достаточно сходную в археологическом отношении культуру, на что оказывали нивелирующее влияние и образ жизни, и способ хозяйствования, и салтово-маяцкие традиции и культурные импульсы. Графически эту ситуацию можно изобразить

как частичное перекрывание археологической культуры и населения, которое самоопределяло себя как булгары. Несовпадение квадратов связано с тем, что значительная часть носителей данной археологической культуры (условно ее можно назвать булгарской («раннебулгарской») не считала еще себя булгарами (племена сувар, эсгиль/чигиль и др.). В свою очередь, поскольку значительная часть булгар продолжала жить в Подонье и даже в Дунайской Болгарии, то не все булгары были носителями этой культуры.

Ислам, как свидетельствует имеющийся в нашем распоряжении материал, начинает проникать в среду булгарского общества на рубеже 1Х-Х вв. На городских некрополях исламская обрядность превалирует уже с первой половины X в., а в сельской округе ислам распространяется во второй половине X в. Отдельные группы населения, оставаясь на периферии исторического развития, сохраняют языческий обряд погребения. Одновременно в городах начинает формироваться новая археологическая культура (распространяется гончарная круговая посуда, появляются новые социально-престижные оружие, украшения и предметы быта и т.д.). Визуально данную ситуацию можно представить как взаимодействие трех элементов: археологической культуры и населения имевшего булгарского этноса и мусульман. Взаимное перекрывание трех квадратов дает городское мусульманское население, самоопределявшее себя как булгары, но на новых этнополитических основаниях. Скорее всего, в реальности общности мусульман и булгар совпадали, но теоретически существования некоторых групп булгар, сохранявших верность прежним традициям, по крайней мере, до середины X в., исключить полностью нельзя. За пределами булгаро-мусульман-ской общины находились группы других тюрко-болгарских племен, использовавшей в быту прежние формы культуры и погребальной обрядности.

Распространение ислама и нового этнополитического сознания наталкивалось на сопротивление отдельных племенных объединений, придерживавшихся традиционного мировоззрения и погребальной обрядности, которое, однако, уже к середине X в. было сокрушено. Во второй половине X в. все группы ттор-ко-болгарских племен были включены в состав Булгарского эмирата, входят в булгарскую этнополитическую систему и обращаются в ислам. Анализ всех материалов, позволяет сделать вывод, что с рубежа X—XI вв. на территории Бул-гарии не зафиксировано ни одного языческого погребения или элемента обряда, а на основных археологических памятниках категорически не встречаются кости свиньи. Сопоставляя данные выводы с выявленными и систематизированными элементами этнополитической ментальности булгар, можно сделать вывод, что утверждение и распространение ислама происходило одновременно и, что ведущими узлами социальной, этнополитической и религиозной активности являлись города и их ближайшая округа, где формировались новые общественные отношения и новый этнос. Более того, на всей территории страны устанавливается довольно единообразный погребальный обряд, который безраздельно господствует вплоть до второй половины XIII в. Графически новую ситуацию, установившуюся с рубежа Х-Х1 вв., можно отразить как почти полное перекрывание археологической культуры населения Волжской Булгарии и

булгарского этноса, идентифицировавшего себя с исламом и исламским государством. Остающиеся не перекрытые поля означают группы соседних с Бул-гарией племен и народов, использовавших в быту элементы булгарской археологической культуры (Верхнее Прикамье, Зауралье, Северо-восток Европы, Сурско-Свияжское междуречье и т.д.) и часть булгар, использующее в быту некоторые предметы иноземного происхождения или традиционные формы посуды и украшений (не исключено, что группы булгар жили на Руси и пользовались древнерусской материальной культурой).

Данный вывод противоречит тем гипотезам о структуре булгарского самосознания, которые построены по квазиматериалистическим критериям общности, но заставляет обратить пристальное внимание на такой интегрирующий фактор как государство и его институты и религиозная система, которые создают новую общность людей, делая ведущими факторами единства не этноязыковые и хозяйственные, а социально-политические и религиозные категории родства, переработанные общественным сознанием в виде исторических и актуальных этнополитических стереотипов.

Возможно, в жизни все было несколько сложнее и не так однозначно. Надо отдавать себе отчет, что в этой схеме представлена до определенной степени общая схематическая картина, не учитывающая некоторых существенных нюансов. Сложность связана с пониманием того, что сама идентичность в эпоху средневековья имела сословно-классовую природу и существенно различалась по мере восхождения по социальной лестнице. На самом верху представители элиты осознавали себя булгарами, вкладывая в эту идентичность весь спектр представлений о связи с династией, осознание государства своей собственностью, особой миссии в распространении ислама и т.д. В археологическом смысле этот слой общества также явно фиксируется. Вся сложность, что его материальная культура не представляет собой реальный, осязаемый набор вещей, поскольку ислам не позволял устраивать пышных погребений с вещами. Комплекс вещей булгарской аристократии может быть только реконструктивным. К этому набору могут быть отнесены золотые украшения и детали костюма, дорогое специализированное вооружение, включающее изделия с золотой плакировкой. Если говорить о погребениях, то явно относится к этой группе лишь IV Билярский могильник с мавзолеем (сагана), расположенный в центре города близ центральной мечети. Если это так, то в качестве интересной детали можно отметить, что антропологический состав населения, оставившего этот могильник, несколько отличается от практически всех других могильников булгарской археологической культуры в сторону чуть большей монголоидности. Расхождения небольшие, но показательные. Вполне вероятно, что в этом случае археологам удалось зафиксировать родовую группу булгар - правящей аристократии в Булгарском государстве. В качестве предположения можно выдвинуть мысль, что именно этот слой знати, осознавая и культивируя свои отличия от остальной массы населения, использовал особый тюркский диалект на основе р-языка.

Все иноэтничные мигранты, как отдельные люди, так и целые группы, входя в булгарскую среду и принимая ислам, становились булгарами. Другие общи-

ны, живущие в Булгарии имели свои кладбища (разумеется, за исключением язычников, которые, вряд ли, могли составить устойчивую общину, поскольку подлежали обязательной и непременной исламизации). Так, например, в письменных источниках фиксируется русское христианское кладбище. В этом смысле определенный интерес представляет могильник на «Бабьем бугре» близ Болгарского городища, погребальный обряд которого имеет ряд существенных отличий от остальных мусульманских некрополей, это наводит на мысль, что в данном случае мы имеем дело с христианским (армянским монофизитским?) кладбищем, причем датировка его возможно должна быть сужена в пределах XIII в. Тем более, что из окрестностей Болгарского городища известно несколько армянских надгробий XIII в.

Ортодоксальность погребального обряда булгар, возможно, связана с их представлениями о своей «избранности», вследствие «пограничности» своего положения на краю обитаемой ойкумены и на северной границе исламского мира. Вполне возможно, что этим объяснялась их непримиримость в отношении язычников и язычества. Так бы то ни было, но каноничность и единообразие погребального обряда на всей территории государства свидетельствует о силе религиозных норм, которые явно не просто поддерживались авторитетом государства, а определенно насаждались в обществе. Несомненно, что это во многом способствовало быстрому и бесследному «растворению» в котле своего этноконфессионального сознания небольших групп переселенцев из соседних регионов.

В этой ортодоксии была сила булгар, но в ней крылась и их слабость. Будучи основой консолидации политической структуры государства и становым хребтом этноконфессиональной идентификации булгар, в условиях ослабления ислама в период монгольского завоевания и становления Улуса Джучи, строгих норм булгарской ортодоксии были во многом размыты и сглажены. Следствием этого стал кризис прежней исламской идентификации и ее постепенная модернизация.

Изменения в погребальном обряде, становящимся менее ортодоксальным и более «народным», включающим новые элементы обрядности в золотоордын-ский период связаны, очевидно, с переменами в самой религиозной практике. К таким изменениям можно отнести более вариативное положение костяка (при соблюдении обряда кыблы), появление в мусульманских погребениях вещей (украшения, керамическая посуда, бытовые предметы), изменения в устройстве могильных ям (отсутствие гробов, распространение ляхда) и начало практики установления каменных надгробий с эпитафиями.

В «Заключении» автор подводит основные итоги работы. Определены основные этапы и особенности формирования взглядов на булгарскую средневековую общность. Прослежено становление государственности, религии и их отражение в археологических материалах. На основе созданной теоретической модели средневековой этносоциальной общности и выявленных собственных представлений булгар о своей общности, рассмотрены вопросы соотнесения

письменных и археологических источников, а также представлена динамика развития булгарской этнополитической общности в IX - первой трети XIII в.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях автора:

Монографии:

1. Измайлов И.Л. Вооружение и военное дело населения Волжской Булгарии X - начала XIII вв. / И.Л. Измайлов. - Казань; Магадан: Изд-во СВНЦ ДВО РАН, 1997.-212 с.

2. Измайлов И.Л. Этнополитическая история татар в VI - первой четверти XV в. / Д.М. Исхаков, И.Л. Измайлов. - Казань. Изд-во «Иман», 2000. - 136 с.

3. Измайлов И.Л. Этнополитическая история татар (III - середина XVI вв.) / Д.М. Исхаков, И.Л. Измайлов. - Казань: РИЦ «Школа», 2007. - 356 с.

4. Измайлов И.Л. Введение в этногенез и этническую историю татарского народа. / Д.М. Исхаков, И.Л. Измайлов. - Казань: Ин-т истории им. Ш. Мард-

жани АН РТ, 2007. - 132 с.

5. Измайлов И.Л. Защитники «Стены Искандера». Вооружение, военное искусство и военная история Волжской Булгарии X-XIII вв. / И.Л. Измайлов. -Казань: Татар, кн. изд-во, 2008. - 206 с.

Работы, опубликованные в научных журналах из перечня изданий, рекомендованных ВАК МОиН РФ:

6. Измайлов И.Л. «Идегеево побоище» ЦК ВКП(б) / И.Л. Измайлов // Родина,- 1997.-№3/4.-С. 116-118.

7. Измайлов И.Л. Обойдемся ли без общей истории? / И.Л. Измайлов // Родина.- 1998.- №4. -С. 11.

8. Измайлов И.Л. Улус Джучи (Золотая Орда): средневековая евразийская империя / И.Л. Измайлов // Преподавание истории в школе. - 2000. - № 2. -С. 11-20.

9. Измайлов И.Л. 1183 год. Крестовый поход на Волге / И.Л. Измайлов // Родина. - 2000. - № 3. - С. 38-^13.

10. Измайлов И.Л. Принятие ислама в Волжской Булгарии: причины и начальный этап истории / И.Л. Измайлов // Известия Самарского научного центра Российской академии наук. Январь. 2006. Специальный выпуск «Гуманитарные исследования». — С. 130-138.

11. Измайлов И.Л. Булгарская этнополитическая общность: к методике эт-ноархеологического определения средневекового этноса / И.Л. Измайлов // Вестник Новосибирского государственного университета. Серия: История, филология. - 2006. - Т.5. - Вып. 3: Археология и этнография (приложение 2). -С. 75-83.

12. Измайлов И.Л. Ислам в Волжской Булгарии / Измайлов И.Л. // Восток (Oriens). - 2009. - № 1. - С. 5-12.

13. Булгары: от племени к средневековому государству // Филология и культура. Philology and Culture.-2012.-№ 1(27).-С. 178-185.

Главы в коллективных монографиях:

14. Измайлов И.Л. Этнополитическая история татар в VI — первой четверти XV века / Д.М. Исхаков, И.Л. Измайлов // Татары. Серия «Народы и культуры»

- М.: Наука, 2001. - С. 41-100.

15. Измайлов И.Л. Основные теории этногенеза и важнейшие этапы этнической истории / Д.М. Исхаков, И.Л. Измайлов // Этнография татарского народа.

- Казань: Магариф, 2004. - С. 14-55.

16. Измайлов И.Л. Обзор источников. Древнерусские источники о булгарах и Волжской Булгарии / И.Л. Измайлов // История татар с древнейших времен. В 7-ми тт. Т.Н. Волжская Булгария и Великая степь. — Казань: Изд-во «РухИЛ», 2006. - С. 27-33.

17. Измайлов И.Л. Часть II. Глава 3. Булгарское государство: образование, территория и население. 1 .Образование Булгарского государства / И.Л. Измайлов // История татар с древнейших времен. В 7-ми тт. Т.Н. Волжская Булгария и Великая степь. - Казань: Изд-во «РухИЛ», 2006. - С. 124-131.

18. Измайлов И.Л. Часть V. Глава 1. Военное дело / И.Л. Измайлов // История татар с древнейших времен. В 7-ми тт. Т.П. Волжская Булгария и Великая степь. - Казань: Изд-во «РухИЛ», 2006. - С. 336-367.

19. Измайлов И.Л. Глава 2. Внешняя политика Булгарского государства / И.Л. Измайлов // История татар с древнейших времен. В 7-ми тт. Т.П. Волжская Булгария и Великая степь. - Казань: Изд-во «РухИЛ», 2006. - С. 368-376.

20. Измайлов И.Л. Часть VIII. Глава 2. Ислам и мусульманская культура в Волжской Булгарии / И.Л. Измайлов // История татар с древнейших времен. В 7-ми тт. Т.П. Волжская Булгария и Великая степь - Казань: Изд-во «РухИЛ», 2006. - С. 549-556.

21. Измайлов И.Л. Часть VIII. Глава 6. Архитектура Волжской Булгарии / И.Л. Измайлов, Л.И. Сатарова // История татар с древнейших времен. В 7-ми тг. Т.Н. Волжская Булгария и Великая степь. - Казань: Изд-во «РухИЛ», 2006. -С. 588-591.

22. Измайлов И.Л. Часть IX. Глава 2. Языки населения Волжской Булгарии и проблема «булгарского» языка / Ф.С. Хакимзянов, И.Л. Измайлов // История татар с древнейших времен. В 7-ми тг. Т.П. Волжская Булгария и Великая степь. - Казань: Изд-во «РухИЛ», 2006. - С. 621-628.

23. Измайлов И.Л. Часть IX. Глава 4. Средневековые булгары: этнополитическая и этноконфессиональная общность / И.Л. Измайлов // История татар с древнейших времен. В 7-ми тт. Т.П. Волжская Булгария и Великая степь. — Казань: Изд-во «РухИЛ», 2006. - С. 631-649.

24. Измайлов И.Л. Часть IX. Глава 5. Булгаро-кыпчакский этап в этногенезе татарского народа / Д.М. Исхаков, И.Л. Измайлов // История татар с древнейших времен. В 7-ми тт. Т.П. Волжская Булгария и Великая степь. - Казань: Изд-во «РухИЛ», 2006. - С. 650-656.

25. Измайлов И.Л. Этнография татарского народа. Общие сведения / Д.М. Исхаков, И.Л. Измайлов И Tartarica. Атлас. - Казань-Москва-Санкт-Петербург: Изд-во «Дизайн. Информация. Картография», 2006. - С. 620-629.

26. Измайлов И.Л. Этническая история / И.Л.Измайлов, Д.М.Исхаков // Тар-тарика. Этнография. - Казань-М.: Феория. Дизайн. Информатика. Картография, 2008.-С. 14-135.

27. Измайлов И.Л. Искусство Волжской Булгарии (X - первая половина XIII в.) / И.Л. Измайлов, Л.И. Сатгарова // Очерки истории исламской цивилизации. В 2-х т. Под общ. ред. Ю.М.Кобищанова. - М.: РОССПЭН, 2008. -С.859-878.

28. Измайлов И.Л. Волжская Булгария накануне походов хана Бату / И.Л. Измайлов // История татар с древнейших времен. В 7-ми гг. T.III. Улус Джучи (Золотая Орда). XIII - середина XV в. - Казань: ИИ АН РТ, 2009. - С. 81-82.

29. Измайлов И.Л. Походы в Восточную Европу 1223-1240 гг. / И.Л. Измайлов // История татар с древнейших времен. В 7-ми тг. T.III. Улус Джучи (Золотая Орда). XIII - середина XV в. - Казань: ИИ АН РТ, 2009. - С. 133-160.

30. Ismailov I. The Pre-Islamic Period (up to the 10tb centuiy) / Ismailov I. // Tatar history and civilization. - Istanbul: Research Center for Islamic History, Art and Culture (IRCICA), 2010. - P. 35-50.

31. Ismailov I. Pénétration of Islam and formation of the First Muslim State in Northern Eurasia (10л to 13* centuries) / Ismailov I. // Tatar history and civilization. - Istanbul: Research Center for Islamic History, Art and Culture (IRCICA), 2010. -P. 51-74.

Учебники и учебные пособия:

32. Измайлов И.Л. История татарского народа (с древнейших времен до конца XVII в.): Учеб. пособие для 10 кл. общеобразоват. шк. (профильный уровень) / Д.М. Исхаков, И.Л. Измайлов, И.А. Гилязов, М.И. Гибатдинов; Под ред. Д.М. Исхакова. - Казань: Магариф, 2009. - 423 с.

Статьи, тезисы научных докладов и сообщения:

33. Измайлов И.Л. Поход русских князей на Великий город в 1183 г. и некоторые вопросы тактики обороны волжских булгар // Археологические памятники Нижнего Прикамья. - Казань: Изд-во ИЯЛИ КФАН СССР, 1984. - С. 99-107.

34. Измайлов И.Л. Оружие ближнего боя волжских булгар VIII-X вв. / И.Л. Измайлов // Ранние болгары в Восточной Европе. - Казань: Изд-во ИЯЛИ КФАН СССР, 1989.-С.107-121.

35. Измайлов И.Л. Исследование булгарских городищ на территории Татарии / И.Л. Измайлов // Археологические открытия Урала и Поволжья. - Сыктывкар: Изд-во Коми научный центр УрО АН СССР, 1989. - С. 59-60.

36. Измайлов И.Л. Раскопки булгарских мусульманских могильников в Татарии / И.Р. Газимзянов, И.Л. Измайлов // Археологические открытия Урала и Поволжья. - Сыктывкар: Изд-во Коми научный центр УрО АН СССР, 1989. -С. 50-51.

37. Измайлов И.Л. К вопросу о булгаро-скандинавских контактах / И.Л. Измайлов // Биляр - столица домонгольской Булгарии. - Казань: Изд-во ИЯЛИ КНЦ АН СССР, 1991.-С. 130-138.

38. Измайлов И.JI. К вопросу о контактах булгар с финно-уграми в области вооружения / И.Л. Измайлов // Проблемы археологии Среднего Поволжья. -Казань: Изд-воКГУ, 1991.-С. 96-106.

39. Измайлов И.Л. Исследования на Спасском (Старокуйбышевском комплексе памятников) / И.Р. Газимзянов, И.Л. Измайлов // Археологические открытия Урала и Поволжья. - Ижевск: Удмуртский ИИЯЛ УрО АН СССР, 1991. -С. 104-106.

40. Измайлов И.Л. Исследования булгарских городищ в Предволжье / A.M. Губайдуллин, И.Л. Измайлов // Археологические открытия Урала и Поволжья. - Ижевск: Удмуртский ИИЯЛ УрО АН СССР, 1991. - С. 107-109.

41. Измайлов И.Л. Археологические разведки в Западном Закамье / Ф.Ш. Хузин, И.Л. Измайлов // Археологические открытия Урала и Поволжья. -Ижевск: Удмуртский ИИЯЛ УрО АН СССР, 1991. - С. 151-153.

42. Измайлов И.Л. Военно-дружинные связи Волжской Булгарии с Южной Русью в X-XI вв. / И.Л. Измайлов // Путь из Булгара в Киев. - Казань, 1992. — С. 102-113.

43. Измайлов И.Л. Болгарлар руслар кузендэ (Булгары глазами русских) / И.Л. Измайлов // Мирас. - 1992. - № 8. - С. 60-66.

44. Измайлов И.Л. Томанга тэрелгэн тарих (Родимые пятна истории) / И.Л. Измайлов // Мирас. - 1992.-№7,-С. 67-74; № 9. - С. 78-86.

45. Измайлов И.Л. Наборные пояса как элемент дружинной культуры волжских булгар VIII—XIII вв. (к постановке проблемы) / И.Л. Измайлов // Культура, искусство татарского народа. — Казань: Изд-во ИЯЛИ КНЦ РАН, 1993. — С. 47—54.

46. Измайлов И.Л. Исследования Богдашкинского городища / И.Л. Измайлов, И.В. Якимов // Историко-археологическое изучение Поволжья. - Йошкар-Ола: Изд-во МарГУ, 1994. - С. 62-66 + рис. XXI.

47. Измайлов И.Л. К вопросу о формировании средневековой дружинной культуры волжских булгар / И.Л. Измайлов // Страницы истории Волго-Донья. - Пенза: Изд-во ПГПИ, 1995. - С. 94-104.

48. Измайлов И.Л. Викинги в Среднем Поволжье / И.Л. Измайлов // Древние народы и города Поволжья. Пенза: Изд-во ПГПИ, 1995. - С. 1—23.

49. Измайлов И.Л. Эгнополитические аспекты самосознания булгар X—XIII вв. / И.Л. Измайлов // Панорама-Форум (Казань). - 1996. - №1(4). - С. 97-113.

50. Измайлов И.Л. «Не дано марксистской оценки Золотой Орде...» / И.Л. Измайлов // Гасырлар авазы = Эхо веков. — 1996. — №3/4. — С. 96—101.

51. Измайлов И.Л. Русские о булгарах (к формированию этностереотипов) / И.Л. Измайлов // Языки, духовная культура и история тюрков: традиции и современность. Труды Междунар. научн. конф. 9-14 июня 1992. г. Казань. — М.: Инсан, 1997. - С. 37-39.

52. Измайлов И.Л. Включение Булгарии в цивилизованную ойкумену (булгары в средневековых космологических и географических описаниях) / И.Л. Измайлов // Казанское востоковедение: традиции, современность, перспективы. Тез. и краткое содержание докл. междунар. научн. конф. 10—11 октября 1996. г. Казань. - Казань: Изд-во «Фест», 1997.-С. 183-186.

53 Измайлов И.Л. Проповедник на краю ойкумены (Ахмед Ибн-Фаддан и его путешествие на Волгу) / И.Л. Измайлов // Мусульмане (Москва). - 1999. -№1(2).-С. 28-32.

54. Измайлов И.Л. Археологическая наука: кадровый потенциал и направления исследований / И.Л. Измайлов // Научный Татарстан. - 1999. - № 3. -С.65-69.

55 Измайлов И.Л. «Безбожные агаряне»: Волжская Булгария и булгары глазами русских (Х-ХШ вв.) / И.Л. Измайлов // Восточная Европа в древности и средневековье. Контакты, зоны контактов и контактные зоны. XI Чтения памяти члена-корреспондента АН СССР В.Т. Пашуто. Материалы к конференции. -

М.: Изд-во ИВИ РАН, 1999. - С. 69-75.

56 Измайлов И.Л. «Русы» в Среднем Поволжье (к вопросу о характере и этапах булгаро-скандинавских контактов) / И.Л. Измайлов // Болгар и проблемы изучения древностей Урало-Поволжья. 100-летие А.П. Смирнова. Тез. на-учн. конф. - Болгар: Изд-во БГИАЗ, 1999. - С. 38-41. , , „ „ „ „

57. Измайлов И.Л. Викинги на Великом Волжском пути / И.Л. Измаилов //

Казань. - 1999. - № 5/6. - С. 21-23.

58 Население Волжской Булгарии: соотношение средневекового этноса и археологической культуры / И.Л. Измайлов // Проблемы первобытной и средневековой археологии. Тез. докл. Первых Халиковских чтений 12-13 октября 1999 г. - Казань: Изд-во ИИ АН РТ, 1999. - С. 70-73.

59 Измайлов И.Л. «Начала истории» Волжской Булгарии в предании и исторической традиции / И.Л. Измайлов // Древнейшие государства Восточной

Европы. 1998. - М.: Наука, 2000. - С. 99-105.

60 Измайлов И.Л. Балымерский курганный могильник и его историко-культурное значение / И.Л. Измайлов // Славяне, финно-угры, скандинавы, волжские булгары. Доклады международного научного симпозиума по вопросам археологии и истории 11-14 мая 1999 г. Пушкинские горы. - СПб.: Изд-во ИГ1К

«Вести», 2000. - С. 70-86.

61 Измайлов И.Л. Каролингские мечи из Булгарии (из фондов Государственного объединенного музея Республики Татарстан) / А.Н. Кирпичников, И Л Измайлов // Средневековая Казань: возникновение, развитие. Материалы международной научной конференции. 1-3 июня 1999 г. Казань. - Казань: Изд-

во «Мастер Лайн», 2000. - С. 190-206.

62. Измайлов И.Л. Вооружение и военное дело Волжской Болгарии: история изучения и становления концепции исследования / И.Л. Измайлов // Научное наследие А.П. Смирнова и современные проблемы археологии Волго-Камья. -

М.: Изд-во ГИМ, 2000. - С. 254-262.

63. Измайлов И.Л. Оружие и воинское снаряжение как элемент воинского костюма средневекового населения Среднего Поволжья / И.Л. Измайлов // Культура степей Евразии второй половины I тысячелетия н.э. (из истории костюма). - Самара: Изд-во СОИКМ, 2000. - С. 60-64.

64. Измайлов И.Л. Изучение государственной культуры Волжской Булгарии в отечественной историографии / И.Л. Измайлов // История государственности Республики Татарстан и современность. - Казань: Изд-во КГУ, 2000. - С. 65-68.

65. Измайлов И. Л. Средневековые памятники Альметьевске го региона: проблемы историко-археологической периодизации / И.Л. Измайлов // Проблемы изучения заселения и образования населенных пунктов Альметьевского региона. - Казань: Изд-во «Мастер Лайн», 2000. - С. 16-28.

66. Измайлов И.Л. Родословия мусульманских эпитафических памятников (к проблеме этнокультурной истории Булгарии XII-XIII вв.) / И.Л. Измайлов // Восточная Европа в древности и средневековье. Генеалогия как форма исторической памяти. XIII Чтения памяти члена-корреспондента АН СССР В.Т. Па-шуто. Материалы к конференции. - М.: Изд-во ИВИ РАН, 2001. - С. 83-90.

67. Измайлов И.Л. Средневековые булгары: этнополитические и этнокон-фессиональные аспекты идентификации / И.Л. Измайлов // Диалог культур Евразии. Вопросы средневековой истории и археологии. Вып.2. / Под ред.

A.А. Бурханова. - Казань: Изд-во ТГГИ, 2001. - С. 93-119.

68. Измайлов И.Л. Поволжье и Мусульманский Восток в средние века (торговые пути и распространение ислама) / И.Л. Измайлов // Россия и Иран: иранистика в Татарстане. - М.: ПАЛЕЯ-Мишин, 2001. - С. 116-127.

69. Измайлов И.Л. Комплекс булгарского вооружения Х-ХШ вв. (Итоги и проблемы исследования) / И.Л. Измайлов // Древности. Вып. 33. - М.: Изд-во РАО, 2001.-С. 73-81.

70. Измайлов И.Л. Балтийско-волжский путь в системе торговых магистралей и его роль в раннесредневековой истории Восточной Европы / И.Л. Измайлов // Великий Волжский путь. Материалы Круглого стола и Международного научного семинара. Казань. 28-29 августа 2000 г. - Казань: Изд-во «Мастер Лайн», 2001. - С.69-78.

71. Измайлов И.Л. Средневековые булгары: соотношение этноса и археологической культуры / И.Л. Измайлов // Интеграция археологических и этнографических исследований. — Нальчик-Омск: Изд-во Омск, педагогич. универ., 2001.-С. 163-164.

72. Izmailov I. Idil Bulgar Devleti'nde Sanat (X-XIII. Yuzillar) / I. Izmailov, L. Sattarova // Turkler. Vol. 6. 21-s vol. - Ankara: Yeni Turkiye Yayinlari, 2002. -

B. 43-54.

73. Измайлов И.Л. Искусство Волжской Булгарии (X - первая половина XIII в.) / И.Л. Измайлов, Л.И. Саггарова // Очерки истории распространения исламской цивилизации. В 2-х томах. Т.1. От рождения исламской цивилизации до монгольского завоевания. - М.: Изд-во РОССПЭН, 2002. - С. 475-490.

74. Измайлов И.Л. Средневековые булгары: соотношение этноса, археологии и религии / И.Л. Измайлов // Проблемы древней и средневековой истории Среднего Поволжья. Материалы Вторых Халиковских чтений. 29-30 мая 2002 г. - Казань Изд-во ИИ АН РТ, 2002. - С. 139-146.

75. Измайлов И.Л. Распространение и функционирование ислама в Волжской Булгарии / И.Л. Измайлов // Ислам и мусульманская культура в Среднем

Поволжье: История и современность. Очерки. 2-е изд. - Казань: Изд-во

«Иман», 2002. - С. 22-37.

76. Измайлов И.Л. К вопросу о каноничности и языческих пережитках в мусульманском погребальном обряде волжских булгар / И.Л. Измайлов // Вопросы древней истории Волго-Камья. - Казань: Изд-во «Мастер Лайн», 2002. -С. 60-69.

77. Измайлов И.Л. Булгарский средневековый этнос: этноархеологическая методика определения / И.Л. Измайлов // Интеграция археологических и этнографических исследований. - Омск-Ханты-Мансийск: Изд-во Омск, педагогич. ун-та, 2002.-С. 44-49.

78. Измайлов И.Л. Восточное Закамье в эпоху средневековья в контексте со-циоестественной истории (к вопросу о периодизации) / И.Л. Измайлов // Природа и самоорганизация общества. - М.: Изд-во «Московский лицей», 2002. -С. 226-238.

79. Измайлов И.Л. Хазарский каганат и Волжская Булгария в конце IX -X вв. / И.Л. Измайлов // Хазары. Второй Международный коллоквиум. Тезисы. - М.: Изд-во «Мосты культуры / Гешарим», 2002. - С. 44-46.

80. Измайлов И.Л. Этноархеологическая методика определения (на примере исследования средневековой булгарской этнополитичес'кой общности) / И.Л. Измайлов // Интеграция археологических и этнографических исследований. - Омск: Наука-Омск, 2003. - С. 101-105.

81. Измайлов И.Л. Балымерский курганный могильник в свете контактов Северной Европы и Волжской Булгарии: проблемы и дискуссии / И.Л. Измайлов // Ладога и истоки российской государственности и культуры. - СПб.: ИПК «Вести», 2003. - С. 127-141.

82. Измайлов И.Л. Торговля Волжской Болгарии со странами Востока и принятие ислама булгарами / И.Л. Измайлов // Великий Волжский путь. Материалы Ш-го этапа Международной научно-практической конференции. 3-14 августа 2003 г. Часть II. - Казань, 2004. - С. 50-54.

83. Измайлов И.Л. Археологическая наука в Татарстане: история становления, теоретические направления, кадровый потенциал и перспективы исследований / И.Л. Измайлов // Культурные традиции Евразии: вопросы средневековой истории и археологии. - Казань: Изд-во «Фэн» АН РТ, 2004. - С. 401^19.

84. Измайлов И.Л. Биляр - Великий город закамский / Ф.Ш. Хузин, И.Л. Измайлов // Наследие народов Российской Федерации. Вып. 5. - М.: Издание НИИЦентра, 2004. - С. 58-61.

85. Измайлов И.Л. Распространение и функционирование ислама в Волжской Булгарии / И.Л. Измайлов // Ислам и мусульманская культура в Среднем Поволжье: История и современность. Очерки. - Казань: Изд-во «Фэн» АН РТ, 2006. - С. 28-52.

86. Измайлов И.Л. Булгарский средневековый этнос: критика традиционных методик определения / И.Л. Измайлов // Этнологические исследования в Татарстане. Выпуск I. Материалы итоговой конференции Ин-та истории им.

Ш. Марджани АН РТ, посвященной 10-летию Ин-та. - Казань: Изд-во ИИ АН РТ, 2007. - С. 5-17.

87. Измайлов И.Л. Соотношение ислама и язычества в искусстве Волжской Булгарии: критический обзор методик анализа и концепций / И.Л. Измайлов // Взаимодействие культур и цивилизаций. — Казань: Изд-во «Фэн» АН РТ, 2007. -С. 157-171.

88. Измайлов И.Л. Мусульманин на пороге вечности: представления о смерти и особенности джаназы в Волжской Булгарии / И.Л.Измайлов // Минбар. Вып. 1.-Казань, 2008.-С. 4-41.

89. Измайлов И.Л. «Мир детства» Волжской Булгарии: к постановке проблемы / И.Л.Измайлов // Материалы Лихачевских чтений. 3—5 апреля 2008 г. — Казань: ООО «ИПЦ «Экспресс-формат»», 2008. - С. 196-207.

90. Измайлов И.Л. Ислам в Волжской Булгарии: распространение и региональные особенности / И.Л. Измайлов // Islamic Civilisation in Volga-Ural. International region symposium (2nd: 2005. Kazan) / Исламская культура в Волго-Уральском регионе. Доклады Второго межд. симпозиума. - Istanbul, 2008. — С. 177-192.

91. Измайлов И.Л. Вооружение волжских булгар предмонгольского времени / И.Л.Измайлов // Татары Самарского края: Материалы научной конференции «История и культура Волжской Булгарии», посвященной 1100-летию принятия булгарами ислама. - Самара: Изд-во «НТЦ», 2008. - С. 57-62.

92. Измайлов И.Л. Предметы мусульманского культа в археологической культуре Волжской Булгарии / И.Л. Измайлов // Наследие ислама в музеях России: пространственные границы и образы: Материалы научно-практической конференции 10-11 декабря 2008 г. - Казань: РИЦ «Школа», 2009. - С. 47-56.

93. Измайлов И.Л. «Зеленых не сочтешь там шелковых знамен...» (Символы булгарской государственности X - первой трети XIII в.) / И.Л. Измайлов // Га-сырлар авазы = Эхо веков. - 2009. - № 2. - С. 18-34.

94. Измайлов И.Л. Оценка булгарского периода в татарской истории: научные концепции и общественное сознание / И.Л. Измайлов // Национальная история татар: теоретико-методологическое введение. - Казань: Институт истории им.Ш. Марджани АН РТ, 2009. - С. 19-79.

95. Измайлов И.Л. Волжская Булгария XIII века: автономия или ханский улус / И.Л. Измайлов // Золотоордынское наследие. Материалы Международной научной конференции «Политическая и социально-экономическая история Золотой Орды (XIII-XV вв.)». 17 марта 2009 г. Сб. статей. Вып. 1. - Казань: Изд-во «Фэн» АН РТ, 2009. - С. 31-41.

96. Измайлов И.Л. Волжская Булгария: ислам и археологическая культура / И.Л. Измайлов // Наследие ислама в музеях России: изучение, атрибуция, интерпретация. Материалы научно-практической конференции 3—4 декабря 2009 г. - Казань: Изд-во МОиН РТ, 2010. - С. 87-100.

97. Измайлов И.Л. Средневековый этнос и археологическая культура: этнологическая теория и археологическая практика / И.Л.Измайлов // XVIII Ураль-

ское археологическое совещание: культурные области, археологические культуры, хронология. - Уфа: Изд-во БГПУ, 2010. - С. 290-292.

98. Измайлов И.Л. Ислам в Волжской Булгарии: распространение и региональные особенности / И.Л. Измайлов // Природа и общество: на пороге метаморфоз. Серия «Социоестественная история. Генезис кризисов природы и общества в России». Под ред. Кульпина-Губайдуллина Э.С. Вып. XXXIV. - М.: «ИАЦ Энергия», 2010. - С. 90-102.

99. Измайлов И.Л. Каролингские мечи из Булгарии (из фондов Национального музея Республики Татарстан) / И.Л. Измайлов // Материалы Межд. музейного форума в Казани «Музей и общество: современные модели интеграции». 14-18 сентября 2010 г. В 2 т. - Казань, 2011. -С. 171-176.

100. Измайлов И.Л. Средневековая этническая общность: к вопросу об этнических процессах в аграрно-сословных обществах / И.Л. Измайлов // Этнологические исследования в Татарстане. Вып. V. - Казань: Изд-во «Яз»; Институт истории им. Ш. Марджани АН РТ, 2011. - С. 31^7.

101. Измайлов И.Л. Этнополитическое развитие Волжской Булгарии в IX-XI вв;: фактор урбанизации / И.Л. Измайлов // Болгарский форум I. Материалы Болгарского Форума (19-21 июня 2010 г., Болгар). - Казань: ООО «Фолиант»; Институт истории им. Ш. Марджани АН РТ, 2011. - С. 97-108.

102. Измайлов И.Л. Становление средневековой Булгарии: от племени к государству / И.Л. Измайлов // Studia Slavica Et Balcanica Petropolitana. - №2. -2012.-С. 217-242.

103. Измайлов И.Л. Распространение ислама в Волжской Булгарии: начальный этап истории / И.Л. Измайлов // Ислам в Волго-Камье и Предуралье: ранние страницы истории. Материалы всероссийской научной конференции с международным участием (г. Пермь, 16 марта 2012 г.). Под ред. А.М.Белавина. -Пермь: Перм. гос. гуманит.-пед. ун-т, 2012. - С. 17-23.

104. Измайлов И.Л. Альфред Хасанович Халиков как создатель концепции происхождения татарского народа / И.Л. Измайлов // Актуальные вопросы археологии Поволжья. К 65-летию студенческого научного археологического кружка Казанского университета. - Казань: Изд-во «Яз», 2012. - С. 14-22.

105. Измайлов И.Л. Особенности становления аграрного строя в Волжской Булгарии (по материалам археологических исследований) / И.Л. Измайлов // Хозяйствующие субъекты в аграрном секторе России: История, экономика, право: сборник материалов IV Всероссийской (XII Межрегиональной) конференции историков-аграрников Среднего Поволжья (г. Казань, 10-12 октября 2012 г.). - Казань: Ин-т Татар, энциклопедии АН РТ, ГБУ «Республиканский центр мониторинга качества образования», 2012. - С. 316-326.

106. Измайлов И.Л. Ранняя история тюрок: к постановке проблемы / И.Л. Измайлов // Türkoloji üzerine ara§tirmalar / Тюркологические исследования / Journal of Turkology. Dil ve Edebiyat Incelemeleri Dergisi. (Afyonkarahisar-Kazan). - 2013. - 5. -C.82-109.

Подписано в печать 30.07.2013 г. Формат 60x84 7,6 Тираж 150 экз. Усл. печ. л. 4,25

Отпечатано в множительном центре Института истории АН РТ г. Казань, Кремль, подъезд 5 Тел. (843) 292-95-68,292-18-09

Текст диссертации на тему "Волжская Булгария в IX - первой трети XIII в."

Институт истории им. Ш.Марджани Академия наук Республики Татарстан

На правах рукописи

05201 351986

ИЗМАЙЛОВ Искандер Лерунович

Волжская Булгария в IX - первой трети XIII в.: становление социальной, религиозной и этнополитической структуры общества

Специальность 07.00.06 - Археология

Диссертация на соискание ученой степени доктора исторических наук

Казань - 2013

СОДЕРЖАНИЕ

Введение..................................................................................................................4

ГЛАВА I. Волжские булгары: основные парадигмы

и концепции изучения .......................................................................................15

§ 1. Лингво-историческая парадигма: от зарождения

к научной концепции (XVIII - начало XX вв.)..................................................15

§2. Становление татарской историографии: «булгарский вопрос»

(конец XVIII - начало XX в.) ..............................................................................25

§3. Диффузионизм и «теория стадиальности»: становление концепции

булгаро-татарской преемственности (20-е - 60-е гг. XX в.)............................46

§4. Создание научной концепции «булгарской народности»

(70-е - 90-е гг. XX в.) ...........................................................................................75

ГЛАВА II. Булгарский народ: новые теории и

методики исследования средневековой общности ....................................125

§ 1. Основные концепции о месте средневековых булгар в истории татарского народа на рубеже XX-XXI вв.:

традиционные стратегии и современные подходы .........................................125

§2. Изучение средневекового этноса: структура

метода исторической антропологии .................................................................139

§3. Средневековый этнос как этносословная, этнополитическая и этноконфессиональная общность ..................................................................165

ГЛАВА III. Источники по этнокультурной истории народов Поволжья VIII—XVI вв.: методика изучения и общий анализ ................193

§1. Археологические источники: «образ культуры» ......................................193

§2. Письменные источники по истории булгар и Волжской Булгарии ........200

§3. «Булгарский язык» и языки населения средневековой Булгарии ...........227

§4. Мусульманские эпитафические памятники как источники по этносоциальной истории народов Поволжья XII-XIV вв.........................244

ГЛАВА IV. Возникновение Булгарского государства и

его сословной и этнополитической структуры VIII-X вв........................256

§ 1. Тюрко-булгарские племенные группы и становление государства

в Среднем Поволжье в VIII-IX вв....................................................................256

§2. Хозяйственные и этнокультурные факторы становления

государства и городов в Среднем Поволжье...................................................270

§3. Русы на Волге: становление булгарской дружинной культуры

в контексте этносоциальных процессов в Северной Европе .........................284

§4. Булгария: от племени к средневековой монархии ....................................315

ГЛАВА V. Булгарское государство и его сословная и этнополитическая структура в X — первой трети XIII в..........................327

§ 1. Организация военно-служилого сословия и дружинная культура .........327

§2. Символы и знаки власти в Булгарском государстве.................................360

§3. Социально-политическая структура булгарского общества....................380

ГЛАВА VI. Появление и распространение ислама в Булгарии

X-XIII вв.: исторические и археологические источники.........................391

§ 1. Принятие ислама в Булгарии: политика и экономика..............................391

§2. Исламская субкультура: данные археологии ............................................407

§3. Мусульманские могильники с территории Булгарии:

местные особенности джаназы .........................................................................413

ГЛАВА VII. Булгарский средневековый этнос:

этнополитическая, конфессиональная и социальная общность ............440

§1. Булгарское государство: внешние факторы единства..............................440

§2. Булгары и Булгария по данным письменных источников .......................459

§3. Этнонокофессиональные и этнополитические аспекты

идентификации булгар: историческая традиция.............................................484

§4. Булгарский средневековый этнос:

от клана к средневековой общности.................................................................504

Заключение ........................................................................................................517

Список использованных источников и литературы .......................................552

Список сокращений............................................................................................679

Приложения.........................................................................................................684

ВВЕДЕНИЕ

Актуальность исследования. Изучение древней и средневековой истории народов Волго-Уральского региона в течение многих лет было одной из приоритетных тем отечественной науки. Обсуждение этой научной проблемы идет уже около двухсот лет, но актуальность ее не только не снижается, но становится еще более высокой, как и накал страстей вокруг нее. В последние годы интерес к этому направлению только возрос, поскольку происхождение основных этнических компонентов, этногенеза и этнической истории предков татарского народа является ключевым аспектом для прошлого Поволжья и Приуралья, наиболее сложным и дискуссионным. Особые споры вызывают общие и частные проблемы становления, консолидации и распада средневековых этнополитических общностей, их социальной и этнокультурной структуры.

В последнее время, кроме научного интереса, эта тема стала объектом политизации в связи с ростом национального самосознания и усиления квазинаучного мифотворчества. Вместе с тем, сложность проблематики происхождения и трансформации этнополитических и социальных организмов связана не только с их политической актуализацией, но и коллизиями чисто научного свойства. Противоречивость процесса познания этнических и социальных процессов проистекает вследствие борьбы различных теорий, сложности методик анализа этих процессов, а также дискуссионности базовых понятий. В последнее время к методическим прибавились еще и концептуальные проблемы. Важнейшей проблемой гуманитарной науки стала выработка новых подходов к изучению социальных, конфессиональных и этнополитических процессов, протекавших в средневековых государствах, поскольку прежние квазимарксистские теории могли использоваться только в узких и искусственно ограниченных контекстах. Существовать они могли только в стерильных условиях политического диктата и господства одной теории. Как только пали идеологические запреты, прежние схемы оказались не способны выработать

непротиворечивые объяснительные модели для всей совокупности фактов, раскрывающих этническую историю древних и средневековых народов Волго-Уральского региона.

Для преодоления этой проблемной ситуации требуется создание принципиально нового подхода. Основой для подобной системной этноархеологиче-ской методики является изучение средневековой ментальности как источника сведений о ключевых аспектах этничности. Распознав этнический контекст, можно будет выделить в нем некоторые элементы, имеющие этнокультурную и этносоциальную значимость, а на их основе те признаки и артефакты, которые могли бы быть зафиксированы археологически. Только после этого становится целесообразным обратный путь рассмотрения этногенеза и этнической истории через призму выявленных элементов идентификации этноса. Изучение проблем этнополитической истории народа исследуется в тесной связи с культурной историей и становлением этнического самосознания.

Становление и эволюция Булгарского государства в Волго-Уральском регионе в период средневековья являются важнейшим этапом формирования татарского народа. Именно тогда сложились и развивались важнейшие элементы самосознания, связанные с исламом, этносоциальной структурой общества и городской культурой. С ним в той или иной степени соприкасались и испытывали влияние его социальной структуры многие народы Поволжья и Приура-лья. Поэтому изучение истории возникновения и трансформации булгарского общества поможет прояснить многие аспекты этнокультурной и социально-политической истории этого региона.

Целью исследования является создание целостной картины эволюции социальной, конфессиональной и этнополитической структур общества Волжской Булгарии - мусульманского государства Волго-Уральского региона в IX - первой трети XIII в. и соответствующих институтов на каждом из этапов ее развития.

Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие исследовательские задачи:

- изучить исследовательские парадигмы по проблеме этногенеза и этнокультурного развития, использовавшиеся в отечественной истории на фоне развития мировой науки об истории древних этносов;

- определить место булгарского периода в истории татарского народа, новые методы к изучению средневекового этноса и модель функционирования средневековой этнической общности;

- проанализировать весь комплекс источников, в первую очередь археологических, по данной теме и возможности их синтеза в рамках данного исследования;

- рассмотреть причины и факторы формирования булгарского государства на фоне социально-политического развития Восточной Европы и возникновения волго-балтийского пути и движения по нему русов;

- выявить этапы становления социальных структур и дружинной культуры, символов власти и политических институтов в средневековой Булгарии;

- определить причины проникновения ислама в Среднее Поволжье и археологические источники (в первую очередь погребальные памятники), свидетельствующие о его распространении;

- изучить по комплексу источников представления булгар о своей этно-политической и конфессиональной общности;

- охарактеризовать аспекты внешнеполитической общности Булгарии, образ страны и народа в средневековых источниках, динамику формирования булгарской этнополитической общности.

Объектом исследования выступают проблемы становления государственности, монотеистических религий и этнополитической структуры общества в Волго-Уральском регионе в период средневековья.

Предметом исследования является история возникновения, становления и развития социальных, конфессиональных и этнополитических структур средневековой Булгарии.

Методологические основы исследования. Современная гуманитарная наука переживает период кризиса. В той или иной мере этот кризис затронул

всю мировую историографию, особенно ту ее часть, которая основывала свои задачи и методы анализа на эволюционистских и позитивистских концепциях, опиравшихся на идею прогресса и примат идей материализма. В изучении процессов социальной и этнической истории в отечественной науке до недавнего времени безраздельно господствовал исторический материализм в вульгарно-догматическом «советском» исполнении, основанный на позитивизме, историцизме и панлогизме, и наступил период кризиса, который может быть преодолен только за счет внедрения новых концепций.

Поэтому все больше сторонников приобретают философские идеи неокантианства, сформулированные применительно к социальной истории в трудах М. Вебера. В последнее время эта концепция была дополнена идеями синергетики, которая рассматривает социальные общности как самоорганизующиеся, открытые, нестабильные и способные к фазовым переходам системы. Предметом изучения этого направления в науке является не просто экономическая, социальная и политическая история, а освоение глубинных структур социального сознания и даже «подсознания истории», переход к изучению истории «в человеческом измерении», к целенаправленному «диалогу культур», к познанию структур ментальности значительной протяженности, глубины и степени влияния на событийную историю. Наиболее распространенным исследовательским принципом новой социальной истории является меж- и поли-дисциплинарность, которая основывается на идеях социальной дифференцированное™ культурного поведения и требования соединения истории мен-тальностей с историей социальных структур, которые отражают особенности существования общества в конкретный период времени, в конкретных обстоятельствах и в конкретном месте.

В этой связи методологической базой настоящей работы являются идеи неокантианства и постмодернизма, позволяющие широко использовать концепции конструктивизма, структурализма, статистико-комбинаторных и других методов исторической антропологии. При этом использование этих концепций носит ситуативный характер и диктуется в каждом случае исследова-

тельской стратегией. Целью применения этих методик является получение научной, объективной, комплексной и динамичной картины прошлого, позволяющей проследить развитие Волжской Булгарии и ее социальных, политических, культурных и этнических структур.

Территориальные рамки исследования охватывают территорию средневековой Булгарии, что в археологическом смысле соответствует ареалу распространения памятников булгарской археологической культуры. Процессы, протекавшие в рамках этого государства, сделали булгарское общество ареа-лообразующим фактором, чье влияние распространялось на весь Волго-Уральский регион, стимулируя ускоренное культурное развитие.

Хронологические рамки работы охватывают период с конца IX века -от времени возникновения Булгарского государства, положившего начало бурному социально-политическому развитию в регионе до первой трети XIII в., когда в период монгольских завоеваний Булгария была завоевана и вошла в состав Улуса Джучи (Золотой Орды), что резко изменило этнополитическую и социальную структуру булгарского общества.

Научная новизна диссертации определяется междисциплинарным подходом к постановке исследовательских проблем, введением в научный оборот новых концептуальных положений, а также выводов, не имеющих аналогов в историографии.

Основой ее является синтез различных методик и исследовательских процедур, которые ранее применялись лишь для анализа отдельных конкретных источников, но никогда не использовались в одной работе. Ранее в историографии проблемы этнической истории рассматривались либо на основании археологических источников, либо письменных, что вело к односторонности выводов и искаженной картине этнического развития татар и их предков. В данном исследовании впервые изучение различных источников по истории средневековых этнополитических и социальных структур Поволжья и При-уралья - археологических, письменных, языковых - осуществлялось последовательно и комплексно, что позволило сопоставить и выявить динамику раз-

вития политических и социальных общностей. Особо следует подчеркнуть, что в работе впервые применительно к данному региону использовался социальный подход к изучению этнокультурных процессов, что позволило отказаться от целого ряда устоявшихся схем, выяснить сущность и динамику этих процессов.

Последовательно изучено становление Булгарского государства и его властных институтов, выявлены новые возможности различных источников - археологических и нарративных, позволивших реконструировать социальную структуру общества, выявить сословно-клановый характер господствующей верхушки общества. Изучены материалы по начальному этапу распространения ислама в Поволжье. На основе комплексного анализа археологических материалов удалось определить этапы распространения мусульманской религии среди городского и сельского населения, а также всеобщий характер доминирования ислама в быту и погребальных ритуалах.

Автором введена в оборот новая комплексная методика выявления основных этнокультурных параметров и характерных элементов средневекового народа на основе его собственных представлений, выявленных по данным письменных источников, которые затем выделяются в материальных следах и остатках, маркируя границу средневековой этнокультурной общности. Применительно к анализу булгарской этноконфессиональной общности эта методика показала свою эффективность.

Большое внимание в работе уделено изучению социальной верхушки общества - военно-служилому сословию, которое, судя по анализу материалов средневековых государств Волго-Уральского региона, являлось не только стержнем социально-политической структуры общества, но и единственным носителем представлений о своей этносословной и этнополитической общности.

В работе последовательно проводится положение, что становление, развитие и распад этнополитических образований в средневековом Поволжье, как и вообще в средние века в Евразии, были тесно связаны с социальными и тор-

гово-экономическими процессами. Так, возникновение Булгарского государства имело весьма тесную взаимосвязь с развитием Великого Волжского пути.

Практическая значимость работы. Выводы и заключения, сделанные в диссертации, могут быть использованы в научной, научно-методической и музейной деятельности историками, археологами, этнологами и другими специалистами в дальнейших исследованиях социально-политических и этнокультурных проблем развития Булг