автореферат диссертации по политологии, специальность ВАК РФ 23.00.04
диссертация на тему: Взаимодействие стратегий России и США на Большом Ближнем Востоке

Полный текст автореферата диссертации по теме "Взаимодействие стратегий России и США на Большом Ближнем Востоке"

\ -

)

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК ИНСТИТУТ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ АМЕРИКИ И КАНАДЫ

ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ СТРАТЕГИЙ РОССИИ И США НА БОЛЬШОМ БЛИЖНЕМ ВОСТОКЕ: ПРОБЛЕМЫ СОТРУДНИЧЕСТВА И СОПЕРНИЧЕСТВА

Специальность 23.00.04 - «Политические проблемы

международных отношений и глобального развития».

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени доктора политических наук

О 3 СЕН 2009

На правах рукописи

ШУМИЛИН Александр Иванович

Москва 2009

003476142

Работа выполнена в Институте Соединенных Штатов Америки и Канады Российской академии наук

Официальные оппоненты:

доктор исторических наук, профессор Георгий Ильич МИРСКИЙ;

доктор политический наук, профессор Ирина Доновна ЗВЯГЕЛЬСКАЯ;

доктор политических наук, профессор Марина Михайловна ЛЕБЕДЕВА.

Ведущая организация:

Московский государственный институт международных отношений (Университет) МИД РФ

Защита состоится «_

. 2009 г. в_часов

на заседании Диссертационного совета Д.002.244.02 при Институте США и Канады РАН по адресу: 123995, Москва, Хлебный пер., 2/3, конференц-зал, ауд. 14

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Института США и Канады Российской академии наук

Автореферат разослан о оС0 _» ¿¿и._20

<// » . " сУИ

Ученый секретарь Диссертационного совета, кандидат политических наук

Н.А. Гегелашвили

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Обоснование проблемы исследования и его актуальности. Усиление взаимопонимания между руководством США и СССР в контексте окончания «холодной войны» избавило наши страны от рисков если и не прямого столкновения на Ближнем Востоке (что также нельзя было исключать), то от усиления конфронтации в результате глубокого и предельно затратного (особенно для СССР) вовлечения в конфликтные ситуации в этом регионе на стороне своих сателлитов. По нашим оценкам, усиление эскалации этих конфликтов представляло даже больший риск прямых локальных (а может быть, и не только локальных) столкновений США и СССР, чем устойчиво стагнировавшее противостояние двух блоков в Европе Именно поэтому окончание «холодной войны» знаменовало новый этап для региона Ближнего Востока, этап ликвидации угрозы полномасштабных военных столкновений по сути двух противостоявших региональных подсистем, контролировавшихся соответственно Соединенными Штатами (группы умеренных арабских государств) и Советским Союзом (группы радикальных арабских государств и экстремистских организаций).

В силу стечения ряда обстоятельств и факторов завершение «холодной войны» на глобальном уровне совпало с резким обострением обстановки на Ближнем Востоке, вызванным агрессией Ирака против Кувейта в августе 1990 г. Если бы не уже утвердившееся к тому моменту стремление Москвы и Вашингтона к взаимодействию, то иракская агрессия вполне могла спровоцировать более масштабный взрыв в регионе, когда США и СССР вряд ли смогли бы уклониться от косвенного участия в боевых действиях. Совместные же усилия наших двух стран в преодолении последствий этой агрессии обусловили формирование новой системы отношений в регионе, практически сведя на нет риски масштабного военного взрыва между главными в прошлом антагонистами - Израилем и арабскими странами. Развернувшийся в 1990-е годы мирный процесс под эгидой коспон-соров - США и России - в целом ввел данное многолетнее противостояние в политико-дипломатическое русло. Риски возникновения боевых действий между Израилем и любым соседним с ним государством минимизированы. Субъектом обострения положения в этой

части региона стали экстремистские группировки типа ХАМАС в Палестине и «Хизбалла» в Ливане. Как показали ход и результаты ограниченных столкновений между этими группировками и Израилем в 2006 и 2008 гг., экстремисты не пользуются поддержкой ведущих арабских государств. Более того, в политическом, идейном и финансовом аспектах ХАМАС и «Хизбалла» откровенно блокируются с соперником умеренных арабских стран в регионе - Ираном, не находя союзников и спонсоров среди арабских режимов (кроме, частично, Сирии).

Таким образом, можно говорить о возникновении новой функциональной подсистемы на Ближнем Востоке в составе умеренных арабских государств и Израиля, ориентированной на противодействие факторам экстремизма и терроризма И хотя эта подсистема не формализована (то есть не вписана в формально признанные ассоциативные рамки), для удобства ее целесообразно в дальнейшем называть «ближневосточной системой», поскольку она включает в себя ведущие арабские государства и Израиль. Другие элементы формальной системы в регионе в виде объединений групп государств и Лиги арабских государств не являются достаточно дееспособными, не противостоят этой подсистеме и не позиционируют себя как ее конкурентов. Важными внешними участниками этой ближневосточной системы утвердили себя Соединенные Штаты и Россия. От степени их кооперативности в регионе, прежде всего в вопросах безопасности и преодоления конфликтов, зависит уровень и динамика функционирования данной системы.

Следствием же распада СССР стало возникновение качественно новой ситуации в соседствующем с традиционным Ближним Востоком регионе Центральной Азии и Закавказья (ЦАЗ). Исходя из многих цивилизационно-исторических и социально-экономических параметров, можно говорить о сходстве ЦАЗ с собственно Ближним Востоком (фактор ислама, традиционалистские формы правления, уровень экономического развития и жизни населения, а также наличие огромных запасов углеводородов, что формирует соответствующий тип экономик) Общей для Ближнего Востока и ЦАЗ остается и главная угроза, проистекающая из исламистского экстремизма и терроризма. Таким образом, по большому счету элиты в обеих регионах решают две основные группы задач, которые определяют их политико-стратегическое позиционирование: а) противодействие исламистскому терроризму и б) обеспечение надежных способов производства и сбыта (транспортировки - для стран-транзитеров) углеводородов. Такая оценка ситуации позволяет нам согласиться с правомерностью введенного в последнее время в политологический обо-

рот термина Большой (Расширенный) Ближний Восток (ББВ), который можно использовать для обозначения общих характеристик стран обоих регионов Вместе с тем необходимо, на наш взгляд, четко фиксировать различную природу как внутриполитических процессов в обеих частях ББВ, так и характера межгосударственных отношений в этих регионах.

Подчеркнем в этой связи, что процесс формирования региональной системы отношений на пространстве ЦАЗ еще не завершен Процесс этот сложен и противоречив - в силу как многовекторности проявления базового экономического интереса данных государств, связанного с добычей и транспортировкой энергоресурсов (никто не хочет зависеть от одного рынка сбыта и ограниченных маршрутов трубопроводов), так и противоречивых интересов присутствующих в регионе держав-грандов (России, Китая и США).

Актуальность настоящей работы определяется сохраняющейся остротой положения в конфликтных зонах традиционного Ближнего Востока (Ирак, Иран, палестино-израильское направление, Израиль - Сирия), возникновением конфликтных узлов на пространстве ЦАЗ (Афганистан, вокруг Грузии), а также обострением ситуации в регионе ЦАЗ в аспектах безопасности и энергетики. Такие жизненно важные для государств региона вопросы, как прокладывание трубопроводных маршрутов для сбыта углеводородов и противодействие исламистскому экстремизму и терроризму, остаются также важными задачами внешней политики США и России, провозгласивших, в частности, регион ЦАЗ зоной своих «жизненных интересов». Актуальность этого внешнеполитического вектора возрастает применительно как к России, так и к Соединенным Штатам — особенно в свете установок новой администрации Барака Обамы на перенос центра тяжести в борьбе с терроризмом на Афганистан и Пакистан. Анализ базовых элементов, формирующих внешнеполитические установки двух стран, представляется принципиально важным в наши дни, когда в подходах России и США к данной проблематике проявляется больше расхождений, чем элементов согласия. Эти расхождения сказываются как в сфере энергетики (базовые установки трактуются в противоположном ключе), так отчасти и в том, что касается концептуальных посылов, определяющих усилия сторон в борьбе с терроризмом.

Подчеркнем, что отдельные аспекты влияния энергетики на внешнюю политику США и России достаточно плодотворно исследуются российскими и американскими учеными. В большинстве их работ, однако, речь идет скорее о так называемой «энергетической дипломатии», то есть целенаправленных усилиях внешнеполитиче-

ских ведомств обеих стран по достижению конкретных целей в энергосфере стран ББВ, а не о влиянии энергетического фактора на общую стратегию США и России. Почти в той же мере это относится и ко многим работам по проблемам борьбы с терроризмом: предметом большинства исследований в них остается комплекс усилий внешнеполитических ведомств по противодействию возникающим для обеих стран террористическим угрозам, а не влияние фактора антитеррора на формирование и осуществление внешнеполитических стратегий США и России на пространстве ББВ. Важно учесть, что если энергодипломатия становится устойчивым элементом реализации внешней политики двух стран, то значимость фактора антитеррора как элемента внешней политики в отдельные периоды заметно колеблется Тем более, что углубленный анализ этой проблематики приводит к выводу о том, что на концептуальном уровне проявляются существенные различия в трактовке феномена терроризма истеб-лишментами США и России.

Различные аспекты этих отношений основательно изучали историки и политологи, военные специалисты и конфликтологи, экономисты и юристы-международники Однако большая часть имеющихся исследований сфокусирована на анализе конкретных конфликтов или даже их отдельно взятых аспектов. Достаточно изучены и вопросы американо-российских отношений в связи с проблемами Ближнего Востока, однако, следует заметить, большая их часть имеет скорее историческую значимость, поскольку охватывают главным образом период до окончания «холодной войны». В результате в последнее время сказывается дефицит исследований как современных проблем традиционного Ближнего Востока в увязке с его «расширением» (то есть с Центральной Азией и Закавказьем), так и проблематики российско-американских отношений в конкретном контексте.

Обращаясь к данной теме, нельзя не отметить фундаментальные работы таких видных российских исследователей, как Е.М. Примаков, Г И. Мирский, А А Дынкин, В.В. Наумкин, И Д. Звягельская, А Д Малашенко, А.А Игнатенко. Ценными для диссертанта стали труды по истории и внешней политике США таких ведущих исследователей, как Г.А Арбатов, С.М. Рогов, Э.А. Иванян, В.А. Креме-нюк, В.Н. Гарбузов, А.И. Уткин, Т.А. Шаклеина, В А. Никонов, С.А. Караганов, C.B. Кортунов и A.B. Кортунов. При разработке теоретической базы диссертант опирался на исследования Э.Я. Баталова, А Д Богатурова, A.A. Кокошина, В.А. Кременюка, М.М. Лебедевой и ряда других российских ученых.

Важный вклад в изучение российско-американских отношений внесли и американские исследователи, такие как Э. Лейк, А Коэн,

Н. Злобин, К. Райе, М. Макфол, Д. Сайме, Б. Аллен, Г. Алперовитц, 36. Бжезинский, Дж. Бреслауэр, С. Бялер, Дж. Гэддис, Р Джервис, А. Джордж, Д Йергин, Дж. Кеннан, Г. Киссинджер, Р. Легволд, М. Манделбаум, Дж. Най, Р. Пайпс, У. Таубман, С. Тэлботт, Р Холллоуэй, М. Шульман, Г. Эллисон и ряд других. Рациональные взгляды на проблемы Ближнего Востока и Центральной Азии отражены в работах таких видных американских исследователей, как Э. Кордсмен, А. Бэрк, Р. Перл, Д. Плетка, Р Хаас, Дж. Кэмп, Дж. Филипс и другие.

С особым вниманием автор изучал также работы, написанные в мемуарном и аналитическом жанрах ведущими политиками США и СССР/России последних двух десятилетий, а также видными политическими и общественными деятелями, военачальниками, экспертами, имевшими непосредственное отношение к изучаемым событиям и процессам. Это книги и статьи М.С. Горбачева, Е М Примакова, И С Иванова, Б. Клинтона, У Кларка, М. Олбрайт, Дж. Тенета.

Различные аспекты этих отношений исследовали политологи и историки, специалисты в области системного анализа и военные, конфликтологи и экономисты Хорошо разработаны в исследовательской литературе взаимоотношения между США и СССР/Россией в таких областях, как военно-стратегический баланс, региональные конфликты, торгово-экономические и научно-технические связи, отношения бизнес-сообществ

Вместе с тем до сих пор не было научных трудов, предлагающих комплексный анализ факторов энергетики и антитерроризма в их взаимосвязи как основополагающих элементов внешнеполитических стратегий США и России на пространстве ББВ - как на концептуальном уровне, так и на уровне реализации этих стратегий Востребованность такого исследования связана, в частности, с необходимостью поиска обоснованных точек соприкосновения стратегий двух стран на ББВ при соблюдении их базовых интересов

Предмет настоящего исследования - комплексный анализ подходов США и России к проблематике Большого Ближнего Востока, который, как представляется, полезен в двух отношениях.

Первое: такой анализ дает возможность определить вектор и глубину воздействия фактора сотрудничества/соперничества США и России на конфликтные узлы региона Большого Ближнего Востока Здесь автор ставит своей задачей выявить а) степень эффективности потенциала политико-силового воздействия этих двух держав на происходящие в данном регионе процессы; б) степень глубины обратного воздействия процессов в данном регионе на жизненно важные сферы США и России, что формирует стратегический интерес

обеих стран к данному региону; в) потенциал кооперативности двух стран в отношении проблем ББВ.

Второе, упомянутый анализ предоставляет возможность определить степень влияния ближневосточной проблематики на двусторонние отношения между США и Россией. В этом аспекте, на наш взгляд, важно прояснить следующее, в какой степени подход к ближневосточной проблематике а) содействовал сближению Москвы и Вашингтона, повышая уровень взаимопонимания между ними, что может отражаться и на подходах этих двух стран к другим международным проблемам, б) способствовал расхождению между Россией и США, усиливая антагонистические настроения в правящих кругах обеих стран.

Объект исследования - концептуальные основы ближневосточной политики США и России; выявление вектора эволюции этой концептуальной базы, форм ее реализации в практической политике, а также ее воздействие на формирование поведенческих моделей сторон.

Цель исследования - путем тщательного анализа концептуальной основы и особенностей восприятия влиятельными группами истеб-лишментов двух стран проблематики ББВ выявить как устойчивые зоны расхождений между этими группами, так и зоны потенциального и долгосрочного взаимодействия.

Теоретико-методологическая основа исследования. Постановка вышеприведенных целей и задач данного исследования предполагает использование широкого спектра аналитических методов и подходов. Это и методы ретроспективного, структурного и сравнительного анализа, методология и приемы системного подхода, инструментарий, характерный для так называемого «ментального анализа», а также методика анализа «стратегии конфликта», базирующаяся на «играх с ненулевой суммой», детально разработанной американским ученым Томасом Шеллингом.

К особенностям изучаемых систем следует, на наш взгляд, отнести высокую степень динамичности их функционирования (ЦАЗ — в большей степени; ближневосточной системы - в меньшей), а также меняющиеся пропорции соотношения совпадающих параметров интересов системных акторов и расхождений в трактовках этих интересах. Отчасти поэтому вряд ли может быть оправданно в процессе исследования явное предпочтение методологии ставшего традиционным в подобных работах российских и зарубежных исследователей системного подхода (методология системного анализа), которая, по нашему мнению, в лучшем случае обеспечивает инструментарий для понимания и описания-констатации состояния системы на тот или

иной момент времени (то есть имеет крен к структурализму), но не полностью характеризует динамическое развитие и взаимодействие основных элементов системы (в данном случае это конфликтные узлы). Имеет свои пределы при исследовании данного объекта и такой инструмент системного подхода как количественный (то есть математический) анализ, хотя бы в силу временами существенного доминирования в регионе ББВ субъективного фактора при принятии политико-стратегических решений, который не всегда продиктован логикой функционирования данной системы. Именно поэтому в нашем случае необходим частичный отход от системно-структурного видения объекта в пользу оценки субъективного фактора, а именно - анализа восприятия проблем отдельными политиками и доминирующими политико-экспертными группами. В последние два десятилетия это направление в политической науке достаточно активно развивается. В частности, предлагается западными учеными ряд методов, которые получили название «ментального подхода» или «ментализма». В данном случае мы будем сочетать различные методологии и инструменты, что в максимальной степени способно обеспечить объективность и глубину анализа.

При разработке и апробировании своих концепций вышеупомянутые и другие видные исследователи в лучшем случае лишь вскользь касались многослойной и потому особо сложной проблематики Ближнего Востока. В данной работе диссертант сфокусировал внимание на разработке синтетического метода анализа именно проблематики Большого Ближнего Востока путем извлечения рациональных элементов из концепций и методик вышеупомянутых и других теоретиков международных отношений.

Задачи исследования:

1. Выявить новые тенденции в функционировании традиционной системы отношений на Ближнем Востоке, свидетельствующие о ее трансформации в де-факто новую систему, определить ее основные характеристики.

2. Показать объективные предпосылки формирования особой системы отношений в регионе Центральной Азии и Закавказья, определить ее главные характеристики

3. Проанализировать эволюцию концепций и базовых установок стратегий США и России в регионе Ближнего Востока и ЦАЗ после «холодной войны», определить степень воздействия на эти стратегии факторов антитерроризма и энергетики.

4. Выявить точки совпадений и расхождений в стратегиях США и России на Большом Ближнем Востоке; определить сферы и уровень возможной кооперативности этих стратегий.

Источниковую базу исследования составили официальные документы: проанализированы все варианты Концепции внешней политики Российской Федерации (с 1993 по 2008 г.); основополагающие документы Стратегии национальной безопасности США периода после «холодной войны»; программные заявления политических лидеров США и России, руководителей внешнеполитических ведомств двух стран. Значительное внимание автор уделил анализу основополагающих документов в изучаемых аспектах таких региональных организаций, как СНГ, ШОС и ОДКБ. Проанализированы также документы российско-американской комиссии по противодействию международному терроризму.

Основным массивом рабочего материала для автора служили главным образом исследования ведущих аналитических центров США - Center for Strategic & International Studies, American Enterprise Institute for Public Policy Research, Heritage Foundation, Carnegie Foundation for International Peace и другие. В процессе изучения материалов американских центров автор сопоставлял изложенные в них концептуальные подходы с целью выявления потенциальных «крайних точек», то есть верхних и нижних пределов обсуждаемых в аналитических кругах вариантов действий на ББВ с учетом ограничений политических и связанных с поддержкой общественного мнения в стране. Весьма полезной была работа автора и с материалами российских аналитических центров, в частности, Института США и Канады РАН, Института востоковедения РАН, ИМЭМО РАН, Центра ближневосточных исследований МГИМО (У) МИД России.

При написании работы были использованы материалы американских и российских архивов последних двух десятилетий. Ряд обнаруженных в них материалов позволили уточнить мотивацию принимаемых в Москве и Вашингтоне внешнеполитических решений, связанных с регионом Большого Ближнего Востока.

Что касается периодической печати, то в своей работе автор старался опираться главным образом на аналитические материалы видных экспертов.

Хронологические рамки исследования ограничиваются периодом после окончания «холодной войны» (конец 1980-х - начало 1990-х годов) и до лета-осени 2009 г Нижняя точка отсчета взята как таковая начала реального и активного взаимодействия Москвы и Вашингтона на Ближнем Востоке. Важным фактором в этом плане

стала координация усилий двух стран в контексте отражения иракской агрессии против Кувейта (август 1990 г.). Верхний временной ограничитель обусловлен необходимостью оценить стратегию администрации Барака Обамы в регионе ББВ, сопоставить ее со стратегией предшествующей администрации.

Научная новизна работы определяется комплексным и системным характером исследования основных аспектов стратегий США и России на Большом Ближнем Востоке, факторов, определяющих эволюцию этих стратегий. Научная новизна данного исследования состоит также в выявлении особенностей функционирования двух по сути новых и еще недостаточно изученных систем (ближневосточной и ЦАЗ), для чего автор применил комбинацию инструментов анализа - от ретроспекции, структурного анализа до методик системного подхода, теории игр и теории «стратегии конфликта». Впервые в отечественной научной литературе проведен тщательный сравнительный анализ ближневосточной политики США и России, выявлена концептуальная база этой политики, а также сделана попытка соотнести степень реалистичности отдельных целей данной политики двух стран с учетом особенностей функционирования упомянутых систем.

Практическая значимость работы. Анализ концептуальных основ ближневосточных стратегий США и России, факторов, определяющих их эволюцию, призван обеспечить более глубокое понимание характера двусторонних отношений, содействовать выработке прогноза развития этих отношений как в связи с проблематикой ББВ, так и применительно к другим регионам мира, на ситуацию в которых существенное влияние оказывают факторы энергетики и антитерроризма. Примененная в работе методика исследований, а также их результаты могут быть использованы сотрудниками внешнеполитических органов РФ в их аналитической работе, а также при разработке концептуальных положений и соответствующих внешнеполитических мероприятий. По результатам проведенного исследования автор предлагает вариант конфигурации и основные параметры формулы предполагаемого взаимодействия США и России на пространстве ББВ. это формула компромиссов, которые гипотетически могут быть найдены, по мнению автора, даже в сферах наибольшего расхождения интересов сторон, если стороны исходят из рациональной оценки своих интересов и априори рациональности моделей поведения друг друга. При этом рациональность поведения сторон предполагает нацеленность на сохранение существующей и конструктивно функционирующей системы, а не на ее разрушение.

На защиту выносятся следующие основные положения:

1. В период после «холодной войны» начался процесс трансформации прежней ближневосточной системы в новую. Эта новая реально функционирующая система существенно отличается от своей предшественницы, поскольку она носит неформальный характер, а ее главными региональными элементами являются умеренные арабские режимы плюс Израиль. Структурно ее можно подразделить на три уровня, важнейшими акторами третьего (верхнего) уровня остаются США и Россия.

2. Важным условием функциональности данной системы является приемлемый уровень кооперативности США и России. Однако система способна функционировать и в случае существенных расхождений между упомянутыми акторами, но в этом случае усилится ее американоцентричность. Сохранение статуса конструктивного актора третьего уровня данной системы позволяет России расширять политическое и экономическое влияние в регионе Альтернативный же вариант, а именно - переход к логике усиления соперничества с США в регионе, повлечет за собой неизбежную смену статуса для России - от конструктивного элемента третьего уровня ближневосточной системы к покровителю радикальных элементов (Ирана, «Хизбаллы», ХАМАС), которые условно можно расценивать как примитивную подсистему. Этот сценарий несет в себе множество рисков в силу малопредсказуемости поведения упомянутых радикальных элементов подсистемы.

3. Анализ концептуальных документов, определяющих ближневосточный аспект политики России и США после «холодной войны», подтверждает тенденцию к адаптации традиционных ближневосточных стратегий к условиям XXI века, в том числе и путем внесения достаточно существенных корректировок в эти стратегии обеих стран в сравнении с периодом «холодной войны» После 2000 г. разработка этих стратегий происходила новыми элитными группами, почти одновременно пришедшими к государственному управлению как в России, так и в США Анализ также показывает совпадение или значительную близость в оценках США и России основных угроз, исходящих из ББВ, а также перспектив развития региона в целом. Эта схожесть концептуальной базы значительно содействовала высокой степени кооперативности двух стран на ББВ в период 1991-2005 гг.

4. Расхождения в ближневосточной политике США и России после 2004 г. происходят на уровне имплементации стратегий, формально содержащих значительную часть совпадающих базовых эле-

ментов. Главным импульсом расхождений следует считать обозначившуюся тенденцию к ухудшению двусторонних отношений между США и Россией в целом. Снижение уровня кооперативности на ББВ - лишь следствие и отражение данной тенденции.

5. Необходимый уровень кооперативности США и России следует рассматривать как важное условие устойчивого функционирования обеих систем - как на традиционном Ближнем Востоке, так и в регионе ЦАЗ (Центральная Азия и Закавказье). Если, однако, расхождения между Россией и США серьезно не повлияют на функциональность ближневосточной системы (в силу ее американоцентрич-ности), то последствия для региона ЦАЗ могут оказаться намного более деструктивными (в силу особенностей функционирования системы ЦАЗ, характеризующейся разновекторностью экономических и политических интересов местных акторов). Полицентричность и многовекторность системы ЦАЗ делает маловероятной перспективу вытеснения из региона любого из глобальных «игроков» (Россия, США, Китай), а следовательно, и превращения региона ЦАЗ в зону преимущественного влияния одного из трех глобальных акторов.

Структура диссертации. Работа состоит из введения, четырех глав, заключения и приложений.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Введение включает обоснование проблемы исследования и его актуальности, описание объекта и предмета исследования, излагается цель работы и задачи исследования Здесь же подробно говорится о степени разработанности данной проблемы, рассматривается источ-никовая база работы, очерчиваются хронологические рамки исследования, приводится описание структуры диссертации и ее методологической основы. Там же обосновывается степень научной новизны исследования и его практической значимости, излагаются основные положения, выносимые на защиту. Приводится перечень научных трудов соискателя, в которых прошли апробацию основные положения диссертации.

Глава I посвящена анализу концептуальных основ подходов США и России к Большому Ближнему Востоку после «холодной войны». При этом в задачу автора входит определить точки совпадений в концептуальном видении аналитиков и политиков двух стран ситуации в данном регионе, перспектив ее развития и возможностей взаимодействия Москвы и Вашингтона на этом направлении.

С начала XX столетия концептуальное видение роли и значения Ближнего Востока аналитиками и стратегами СССР/России и США в принципе совпадало. И в Москве, и в Вашингтоне этот регион неизменно воспринимался как стратегически важный с геополитической точки зрения (на стыке Европы, Азии и Африки), влияние в котором обеспечивало не только гарантии наземных и морских коммуникаций, а также морской путь из Средиземного моря в Индийский и Тихий океаны, но и необходимые военно-политические преимущества в период противостояния двух систем в годы «холодной войны». Второй важнейшей составляющей стратегического видения этого региона неизменна была проблема доступа к его гигантским энергетическим запасам. Если, однако, для США этот фактор был и остается неизменной константой концептуального подхода к проблемам региона и важнейшим элементом выработки ближневосточной политики, то для России значение этого «энергетического фактора» возросло только в последнее десятилетие (в основном - в аспекте координации усилий экспортеров углеводородов на мировом рынке) Важно подчеркнуть, что противостояние между СССР и США в этом регионе на протяжении периода «холодной войны» имело главным образом военно-политическое содержание, уровень, масштаб и накал которого во многом предопределялся основными параметрами противостояния между двумя сверхдержавами на «главном направлении», а именно в Европе Иными словами, противостояние на Ближнем Востоке было производным, вторичным по отношению к противостоянию двух блоков в Европе и зависело от характера двусторонних отношений между Москвой и Вашингтоном.

С начала 1990-х годов Москва в своей ближневосточной политике отказывается от советской концепции поддержки освободительных движений и политического соперничества с США - на смену ей приходит концепция политического взаимодействия с США в урегулировании конфликтов в регионе, а также существенного усиления прагматического подхода во взаимодействии с арабскими странами и Израилем на рыночной основе.

В отличие от США, где корректировка концептуально-теоретической базы внешней политики в целом и на ближневосточном направлении, в частности обычно происходит «в плановом режиме» в контексте смены администрации (республиканцы - демократы), упомянутая трансформация ближневосточной концепции СССР/России произошла в достаточно экстремальной ситуации в последние годы пребывания у власти в Советском Союзе М.С. Горбачева.

Мощным толчком для теоретического переосмысления подхода Москвы к Ближнему Востоку стала совершенная в августе 1990 г.

агрессия режима Саддама Хусейна против Кувейта, оккупация Ираком этой соседней страны. Разработка новой концептуальной основы СССР в отношении ближневосточных проблем стала, таким образом, реакцией на конкретную кризисную ситуацию. Опробированная на иракском кризисе формула политического взаимодействия СССР/ России с США на Ближнем Востоке получила продолжение в виде механизма коспонсорства урегулирования арабо-израильского конфликта (это произошло на Мадридской мирной конференции в ноябре 1991 г.). Изменение концептуального видения и подхода к Ближнему Востоку ярко выразилось и в принятом в середине 1991 г. решении советского руководства (при деятельном участии М.С. Горбачева) восстановить дипломатические отношения с Израилем, разорванные Москвой в июне 1967 года.

Обеспечив таким образом сохранение своей политической роли в ближневосточных делах (уже не в противовес Соединенным Штатам, а во взаимодействии с ними и благодаря в значительной мере их готовности играть ведущую роль посредника в урегулировании основных конфликтов), главный акцент в своей политике в регионе Россия делала на трансформацию торгово-экономических отношений с арабскими партнерами на рыночной основе. Отбросив идеологические ограничители, Россия начала прилагать усилия для проникновения в ранее закрытые для СССР арабские монархии Персидского залива, включая Саудовскую Аравию. При этом важно подчеркнуть, что данная трансформация целей и содержания внешней политики на ближневосточном направлении практически не оформлялась в виде основополагающего документа по целому ряду причин, одна из которых - стремление руководства РФ избежать критики столь радикального разворота на Ближнем Востоке со стороны российских левых и национал-патриотов, которые стремились представить новую политику в данном регионе как доказательство «предательства интересов России».

Выстраивание российской модели внешней политики (равноудаленной как от Запада, так и от Востока), нашло понимание и у нового российского руководства, пришедшего к власти в конце XX века. Об этом, в частности, свидетельствуют слова тогдашнего президента В.В. Путина на встрече с руководством российского МИД, что у России не может быть «ни западного, ни восточного крена. Реальность в том, что у держав с таким геополитическим положением, как Россия, национальные интересы есть везде»1.

1 Цит по КосыревД Работа с Бушем будет «сложная и тонкая» // Независимая газета, 27 01 2007

В связи с тем, что в период 2004-2006 гг. стали заметно накапливаться сложности в отношениях России со странами Запада, объективно возрастала значимость и перспективность «восточного направления» внешней политики РФ, в том числе и на пространстве ББВ. Объясняя повышавшееся внимание МИД РФ к этому направлению, глава внешнеполитического ведомства Сергей Лавров привел следующие аргументы «Многовекторность — одна из ключевых характеристик (политики РФ. - А.Ш.), которая закреплена в «Концепции внешней политики Российской Федерации», утвержденной президентом РФ в июне 2000 г. Следование этому принципу означает только одно: каждый вектор для нас самоценен, а какие бы то ни было их взаимоисключающие или "компенсационные" схемы неприемлемы»2.

Повышение значимости ББВ во внешнеполитической стратегии РФ нашло отражение и в тексте новой «Концепции внешней политики Российской Федерации», утвержденной президентом РФ 12 июля 2008 г.3 Подтверждая приоритет стран СНГ для внешней политики РФ, авторы концепции сформировали иерархию значимости на текущий момент стран и проблем традиционного Ближнего Востока для России (с учетом также и исходящих из региона угроз): на первый план вынесена проблема Ирана (имеется в виду ядерная программа этой страны в контексте проблемы ядерного нераспространения), затем - проблема Афганистана (предотвращение экспорта терроризма и наркотиков), после чего - проблема урегулирования традиционных конфликтов в регионе. Впервые в данной версии Концепции внешней политики РФ говорится о намерении России в качестве наблюдателя активно участвовать в работе Организации Исламская конференция и других региональных структур (в частности, Лиги арабских государств)

Обращаясь к американскому «углу» восприятия ближневосточной проблематики, автор приводит ретроспективный аналитический обзор базовых концепций администраций США в период с начала «холодной войны» до конца второго срока президентства Дж. Буша-мл. При этом главной задачей автор видит выделение в этих концепциях устойчивых элементов (констант) и элементов переменчивых. В целом, приходит к выводу автор, можно говорить о высокой степени преемственности концептуальной базы американского истеблишмента в отношении проблем Ближнего Востока на протяжении всего послевоенного периода. Антисоветская направленность кон-

2 Лавров СВ Подъем Азии и восточный вектор внешней политики России // Россия в глобальной политике - Март - апрель 2006 - №2

3 Концепция внешней политики Российской Федерации от 12 июля 2008 г / сайт Президента России, 10 2008

цепций периода «холодной войны» нивелируется в связи с распадом СССР, но она не переходит автоматически в антироссийскую направленность В США начинают рассматривать перспективу расширения своего влияния в данном регионе в контексте взаимодействия с Россией.

После 2000 г. разработка этих стратегий, изложенных в вышеупомянутых документах, происходила новыми элитными группами, почти одновременно пришедшими к государственному управлению как в России, так и в США. На начальном этапе эти стратегии формировались под воздействием следующих важных факторов:

первое - декларируемая готовность обеих стран согласовывать свои действия в подходе к урегулированию конфликтных ситуаций на ББВ;

второе — одинаковое восприятие главных угроз, исходящих из региона ББВ как для России и США, так и для других стран мира (это исламистский терроризм, перспектива распространения элементов оружия массового уничтожения в регионе, возможная потенциальная неустойчивость нефтяного рынка, ожидаемая деградация значительной части стран региона, что усилит политико-стратегическую дестабилизацию как на самом ББВ, так и за его пределами);

третье - одинаковое видение способов противодействия общим угрозам.: применение военной мощи для подавления активности террористической сети «Аль-Каида» и обеспечивавшего ей военно-политическое прикрытие фундаменталистской группировки «Талибан» в Афганистане; применение политико-дипломатических и экономических средств в отношении Ирана с целью поставить под международный контроль его ядерную программу; инициирование программ, направленных на преодоление наметившегося после 11 сентября 2001 г. межцивилизационного противостояния, прежде всего в религиозном аспекте;

четвертое - существенное возрастание значения и места проблематики энергобезопасности в ближневосточной стратегии России и США, что в случае с США в немалой степени обусловлено «генетической увязкой» администрации Дж. Буша-мл. с нефтегазовыми корпорациями (значительная часть видных представителей команды президента Буша так или иначе были связаны с нефтегазовыми корпорациями), а в случае с Россией - ставкой команды В.В Путина на нефтегазовые структуры как важный элемент внешнеполитического инструментария;

пятое - резкое усиление роли и значимости субрегиона Центральной Азии, Каспия и Закавказья в энергетической и военно-политической стратегиях России и США.

Перечисленные факторы определяли близость или совпадение концептуального видения руководством России и США основных пластов проблем Большого Ближнего Востока Этим можно объяснить не только активную совместную работу внешнеполитических ведомств двух стран по урегулированию всех аспектов арабо-израильского конфликта, но и реакцию России (президента В.В. Путина) на трагические события 11 сентября 2001 г. в США, ее готовность наращивать сотрудничество в борьбе с исламистским терроризмом, в том числе и в Центральной Азии.

В главе II рассматриваются аспекты, связанные с имплементацией ближневосточных стратегий России и США после «холодной войны». По мнению автора, именно в ходе реализации стратегий двух стран (а не на концептуально-декларативном уровне) начинают во многих случаях проявляться точки расхождений.

Сменивший в 1996 г. на посту главы МИД РФ Андрея Козырева Евгений Примаков прежде всего привнес новую стилистику и риторику во внешнеполитический дискурс, на практике поначалу мало что изменив в ближневосточной линии российского МИД (кардинальные изменения отвергались президентом Б. Ельциным). Вместе с тем подчеркнем, что назначение Е. Примакова в значительной мере соответствовало новому этапу развития внешней политики РФ, когда возникла потребность привести в соответствие наработки МИД предыдущего этапа с государственными интересами, формулировавшимися обновлявшейся властной элитой, ставившей своей задачей поддержание стабильности в обществе и укрепления государства Тем самым с 1996 г. российская внешняя политика вступила в новую фазу. Новая стилистика Е. Примакова, предполагавшая акцент на дистанцировании России от США на Ближнем Востоке, на практике не сократила, но несколько трансформировала наработанный потенциал взаимодействия между Москвой и Вашингтоном в этом регионе: США начали более чувствительно относиться к озабоченно-стям России.

Определенные перемены во внешней политике России и на ее ближневосточном направлении произошли после 2004 г. на фоне общего усиления соперничества России и Запада (в немалой степени из-за ситуации вокруг президентских выборов на Украине). Россия начала заметно акцентировать свое намерение восстановить масштабы сотрудничества с бывшими «друзьями» СССР в регионе (Сирией, Ливией, Палестиной), чтобы тем самым, как полагали в Москве, несколько дистанцироваться от США, усилить свою самостоятельную роль и влияние на миротворческий процесс (между Израилем и Палестинской автономией), стать возможным посредником между Из-

раилем и Сирией. Однако возвращение России к бывшим «советским клиентам» вызывало растущее недовольство руководства Израиля, поскольку на тот момент Россия уже начала поставки зенитно-ракетных комплексов в Сирию и Иран. Не удивительно, что визит В.В. Путина в Израиль в апреле 2005 г. критически освещался в американских и израильских СМИ4.

Другим важнейшим моментом для российской политики в регионе стало приглашение 31 января 2006 г. президентом Путиным в Москву руководства экстремистской палестинской группировки ХАМАС, победившей неделей раньше на выборах в Палестинской автономии. Этот визит состоялся 3 марта. Он был расценен большинством западных и израильских политиков как проявление «линии России на раскол "ближневосточного квартета"», который неделей раньше единодушно (включая Россию) высказался за политический бойкот ХАМАС. По сути, этот жест России был основан все на том же постулате о необходимости нашей страны использовать позитивный потенциал политического взаимодействия советских времен с партнерами на Ближнем Востоке, в том числе и среди палестинских движений.

В отличие от России, которая в 1990-е и 2000-е годы существенно меняла свое концептуально-теоретическое видение ближневосточной проблематики и свой подход к проблемам региона, Соединенные Штаты в практически неизменном виде сохраняли все основные константы как теоретической базы своего видения проблем, так и практических подходов к их решению. Ситуация, сложившаяся в регионе к началу 1990-х годов, воспринималась в Вашингтоне как не только подтверждение правильности долговременной политики США на Ближнем Востоке, но и ее эффективности. Действительно, было нанесено сокрушительное военное поражение одному из главных противников США в регионе - режиму Саддама Хусейна в Ираке (операция «Буря в пустыне», весна 1991 г ). Политическое пространство арабских радикалов существенно сократилось, с Америкой готова была продолжить сотрудничество даже Сирия, участвовавшая в войне против Ирака. США выглядели признанным внешним лидером в регионе, ряд теоретиков провозгласили даже концепцию «американской эры» на Ближнем Востоке5

4 Putin Velvet Fist // The Washington Times, 29 04 2005, Paris J Vladimir Putin veut inscrire la Russie dans le processus de paix israelo-palestinien // Le Monde, 29 04 2005, Schuster J Putin // Die Welt, 29 04 2005, Ezzat D The Russians Are Coming // Al Ahram, 29 04 2005, Rosenblum D The Parable of Putin's Visit // Haaretz, 29 04 2005

5 К примеру, видный американский исследователь Ричард Хаас писал в те годы, что «окончание "холодной войны" и распад СССР знаменовали начало четвертой эпохи в истории региона, которую можно назвать американской В этот период США обрели

Пришедшая в 2001 г. республиканская администрация Дж. Буша-мл. - особенно после событий 11 сентября - практически полностью основывала свою политику как на традиционном Ближнем Востоке, так и в ЦАЗ на концептуальных посылах предыдущей администрации Б. Клинтона Уже в первых документах концептуального характера, объединенных общим названием «доктрина Буша», в которых главным тезисом был призыв к борьбе против международного (исламистского) терроризма, Ирак и Иран были обозначены как «государства-изгои». Со временем проблема Ирака, вписанная в контекст борьбы с терроризмом, была доведена до своего логического разрешения в виде свержения режима Саддама Хусейна в марте 2003 г. Наращивание противостояния США с Ираном получило при Дж. Буше-мл. дополнительный импульс как на практике, так и в концептуальном плане.

Принципиальный подход предшественников в отношении конфликтных узлов Ближнего Востока и, в частности, «стран оси зла» в регионе сохранила и администрация Барака Обамы. В конце июля 2009 г. она продлила на год срок действия санкций против Сирии, несмотря на заметное потепление отношений между двумя странами6, а также установила до октября так называемый тестовый режим в отношении Ирана: в случае, если новоизбранный (в июле 2009 г.) президент этой страны (им остался Махмуд Ахмадинеджад) не обозначит движения навстречу требованиям евротройки в вопросах ядерной программы и отказа от поддержки экстремистских движений в регионе, то США совместно с Евросоюзом и Россией поставят вопрос в СБ ООН о новом ужесточении антииранских санкций. Правда, в обоих упомянутых случаях администрация Обамы заметно расширила поле для переговоров с Дамаском (куда в июне был возвращен американский посол) и Тегераном, обозначив тем самым приверженность политике «кнута и пряника»7.

Тем самым можно сделать вывод о полной и последовательной преемственности основных констант ближневосточной политики США всеми администрациями в Вашингтоне после «холодной войны».

В главе III рассмотрено влияние фактора антитерроризма (то есть борьбы с исламистским терроризмом и противодействие исламист-

здесь беспрецедентное влияние и свободу действий Эта эпоха продлилась менее двух десятилетий Первая иракская война, война по необходимости, знаменовала начало американской эпохи на Ближнем Востоке, вторая же иракская война, война по выбору, предопределила ее конец» (Хаас Р Новый Ближний Восток // Россия в глобальной политике - Декабрь 2000 - № 12)

* http //www free-syria com/en/loadarticle php?articleid=35615

'Solomon J Allies Set October Target for Iran Progress // The Wall Street Journal, 15 05 2009

скому экстремизму) на внешнюю политику США и России в 2000-е годы. Особое внимание уделено таким аспектам, как влияние данного фактора на а) формирование идеологического базиса и внешнеполитических концепций США и России; б) организационную трансформацию структуры внешнеполитических органов; в) взаимодействие США и России в зоне Большого Ближнего Востока в противодействии терроризму.

Антитерроризм, как воплощение задачи борьбы с международным терроризмом, становится основой внешнеполитической концепции администрации Буша, ее главным — системообразующим — фактором. Задача борьбы с международным терроризмом в начале XXI столетия была заявлена таким же приоритетом для внешней политики России - главным образом в связи с проблемой Чечни. Приоритетность этого тезиса в долговременном плане означает, на наш взгляд, следующее; преобладание внутриполитических целей и лозунгов во внешнеполитической повестке государства, активно вовлеченного в борьбу с терроризмом; размывание традиционных концепций и восприятия международных процессов и альянсов; направление внешнеполитических усилий на формирование альянсов с правительствами и элитами стран-с единомышленниц», формирование и укрепление «антитеррористических коалиций»; отработка и координация информационных потоков как внутри той или иной страны, так и вовне для поддержки задач антитеррористической борьбы. Вместе с тем это означает вовлечение в процесс разработки внешнеполитических решений силовой компоненты - практически равное по значению с компонентами дипломатической и информационной.

Выделение рассмотрения фактора антитерроризма в рамках отдельной главы связано прежде всего с его мощным мобилизующим потенциалом, его «надсистемным» характером, поскольку политические системы США и России настроены на противодействие достаточно традиционным вызовам — политическим, военным, экономическим в так называемых «линейных плоскостях» (например, Россия - НАТО; США - Ирак; «эффект домино» на мировых биржах и т.д.). К частному случаю «внесистемного» проявления влияния фактора антитерроризма можно отнести, например, временное обострение отношений между США и Саудовской Аравией после событий 11 сентября 2001 г., следствием чего стало беспрецедентное сближение между Москвой и Вашингтоном в энергетической сфере (разрабатывались планы прямой поставки российских энергоносителей в США). Более того, в определенные моменты (2001-2003 гг.) взаимопонимание в борьбе с террором, например, сближало США с Россией больше, чем с их традиционными союзниками в Европе (что доста-

точно наглядно прослеживается на различии оценок ситуации в Чечне Соединенными Штатами и странами Евросоюза).

Рассмотрев фактор влияния антитерроризма на внешнюю политику США в ретроспективном ключе (впервые он становится компонентой внешней политики еще в середине 1970-х годов), автор переходит к тщательному контентному анализу Стратегии национальной безопасности США при администрации Дж. Буша-мл. (версии 2002 и 2006 г.). Новая стратегия США основывалась на принципиально новых положениях, которые включали в себя следующие посылы:

- Основные угрозы безопасности США исходят от «государств-изгоев» и террористических сетей. «Серьезнейшая опасность. .. находится на перекрестке радикализма и технологий». «Государства-изгои» и террористические сети стремятся получить оружие массового уничтожения (ОМУ). Этим мотивируется переход от политики нераспространения ОМУ к практическим мероприятиям по предотвращению его распространения (coun terprolifera tion);

- США не допустят достижения какой-либо страной военного паритета;

- США намерены применять военную силу первыми, чтобы предупредить враждебные действия, даже если нападение на США в данный момент не готовится или невозможно: «Америка будет действовать против возникающих угроз, прежде чем они полностью сформируются» (именно для обозначения таких действий документ вводит термин «preemption»);

- США намерены остаться единственной в мире страной, имеющей право на применение силы против угроз прежде, чем они полностью сформируются, и не позволят другим нациям использовать предварение (принцип превентивности) как оправдание для агрессии.

По сути, этот набор тезисов и вошел в политологический оборот под названием «доктрина Буша». Основываясь на принципе самообороны, США готовы наносить удары по противнику даже в том случае, если время и место его наступления точно не известны. Высшей ценностью для США, констатируется в документе, являются демократические принципы. Только те государства, для которых права человека, в том числе экономические и политические, являются приоритетом, могут обеспечить своему населению достойное существование и успешное развитие. Принципиально важны и такие констатации, как определение «противника». Ими для США отныне являются не только террористические группы, но и государства, которые поддерживают таковые, предоставляя убежище, оказывая фи-

нансовую помощь и иным образом способствуя развитию террористической сети. Большую опасность представляет стремление террористов завладеть оружием массового уничтожения. Важное направление политики - не идти террористам на уступки и не договариваться с ними, не проводить различия между террористами и теми, кто их поддерживает.

Вариант Стратегии национальной безопасности, принятый в 2006 г., во многом повторяет Стратегию 2002 г 8 В новой версии Стратегии НБ главным врагом США на Ближнем Востоке объявлен Иран, который обвиняется в стремлении к распространению ядерного оружия и в поддержке террористов (ХАМАС и «Хизбалла»).

Для определения степени устойчивости концептуальных положений СНБ администрации Дж. Буша-мл. автор провел углубленный анализ концепций наиболее значительных групп влияния. В экспертной среде наиболее популярными оказались две политико-идеологические концепции, олицетворявшие два подхода к проблеме Ближнего Востока. Сторонниками той или иной концепции заявляли себя как члены Республиканской, так и Демократической партий. Это были достаточно широкие межпартийные идеологические платформы, которые условно можно определить как концепцию «стратегического реализма» и концепцию «форсированного распространения демократии» (ряд авторитетных западных аналитиков называют эту концепцию «демократическим империализмом»)9.

По результатам исследований влияния фактора антитеррора на внешнюю политику США автор приходит к следующим выводам:

1 Провозгласив главным мобилизующим тезисом борьбу с терроризмом, Стратегия НБ-2002 создавала теоретическое обоснование для сдвига фокуса внешней политики США на регион Большого Ближнего Востока; остальные региональные направления внешней политики администрации Буша рассматривались в увязке с перспективами развития ситуации именно на Ближнем Востоке.

2 Администрации Дж. Буша-мл. удалось обосновать вторжение в Ирак и свержение режима Саддама Хусейна аргументами борьбы с терроризмом, что подтверждается анализом позиций основных групп политического истеблишмента и экспертного сообщества США, а также настроениями общественного мнения.

8 The National Security Strategy of the United States of America - Washington, DC U S Government Printing Office, 2006

9 Emerson M, Tocci N The Rubik Cube of the Wider Middle East - Brussels CEPS, 2003 - P 16-17

3. Доминирование принципа антитерроризма в политике США в арабском мире отчасти осложнило на непродолжительное время отношения администрации с рядом традиционных союзников США, но, тем не менее, к 2004-2005 гг. начало положительно сказываться на политике этих стран; руководство Саудовской Аравии и других нефтяных монархий Персидского залива не только заметно усилили все элементы противодействия экстремизму и терроризму внутри своих обществ (ужесточение соответствующей позиции властей, изменение информационной обстановки в результате контроля над основными СМИ, принятие ряда законов в данном направлении и т.д.), но и существенно прокорректировали свою региональную политику, что достаточно ясно проявилось во время летней войны 2006 г. между Израилем и экстремистской шиитской группировкой «Хизбалла» в Ливане.

4. Продолжая эксплуатировать мобилизационный потенциал принципа борьбы с терроризмом, администрация Дж. Буша-мл. прилагала усилия для воссоздания почти разрушенной в ходе президентской кампании 2004 г. двухпартийной платформы по Ближнему Востоку в целом и по Ираку в частности, но добиться этого не удалось из-за усиливавшегося межпартийного раскола, в том числе и в связи с расхождениями в оценках причин и перспектив развития обострившейся в 2006 г. обстановки в Ираке.

5. К началу второго срока президентства Дж. Буша-мл. стало ясно, что если принцип совместной борьбы с терроризмом срабатывает в большинстве случаев в отношениях США с их традиционными партнерами в Арабском мире, то другой принцип, провозглашенный в качестве основополагающего для ближневосточной политики США, - продвижения демократии - нередко создает проблемы для партнерских отношений; по сути администрация Буша согласилась с посылом нефтяных арабских монархий, который можно определить таким тезисом, «нарастание взаимодействия с США в борьбе с террором обусловлено ослаблением давления США в плане демократизации».

6. При том, что администрация президента Обамы провозгласила в качестве приоритета в борьбе с терроризмом усилия по нормализации ситуации в Афганистане, она не намерена вносить сколь-либо существенные изменения как принципиально (концептуально) в стратегию этой борьбы, так и менять созданные в контексте этой борьбы военно-политические структуры США и НАТО в зоне ББВ.

В том, что касается России, то в отличие от США, проблематика борьбы с терроризмом воспринималась в нашей стране со второй по-

ловины 1990-х годов как угроза внутренняя, постепенно трансформируясь и проникая в сферу внешней политики. Решающий импульс появлению и разрастанию данной проблематики был спровоцирован ситуацией в Чеченской республике и вокруг нее — на Северном Кавказе: если до 1996 г. (подписание Хасавюртовских соглашений) события в Чечне расценивались российскими властями как противостояние центра и местного сепаратизма, то последующие оценки положения вокруг этой республики изменились радикально - власть констатировала факт интернационализации внутрирос-сийского конфликта посредством вовлечения в него экстремистских группировок арабских исламистов; в информационном плане сам конфликт представлялся его инициаторами в ключе религиозного противостояния между мусульманами и российской властью (православной), что было призвано нарастить потенциал симпатий к так называемой «борьбе чеченских мусульман» за независимость со стороны не только экстремистских и фундаменталистских группировок и кругов, но и официальных властей ряда мусульманских государств Таким образом, чеченская проблема вышла за рамки внутренней политики нашей страны и стала важным фактором как в отношениях между Россией и мусульманским миром (в этой плоскости она рассматривалась последним, главным образом, в религиозном ключе), так и между Россией и странами Запада (здесь преобладали оценки гуманитарного, правозащитного порядка)

Другой очаг террористических угроз формировался для России в 1990-х годах по периметру ее южных границ. Это возникновение и наращивание активности экстремистских группировок под знаменем ислама в таких бывших советских республиках, как Узбекистан, Киргизия, Таджикистан, попытки исламистов захватить власть в отдельных районах и в некоторых республиках в целом при поддержке опять же зарубежных исламистских организаций (особенно со стороны правительства Талибан в Афганистане); нацеленность военных, идеологических и бизнес-стратегий (наркотрафик) этих группировок на Россию; наконец, налаживание оперативных связей между этими силами с исламистами внутри России (особенно в Чечне). Формально этот очаг угроз относится к категории внешних, но в силу исторических и географических особенностей, в силу реальной прозрачности границ эта угроза воспринималась в России на стыке политики внутренней и внешней.

Противостояние России этим двум векторам террористических угроз (Чечня и ситуация в Центральной Азии) во многом определило содержание и приоритеты внешней политики нашей страны в целом на рубеже 1990-2000-х годов. В рамках данного раздела рассмотре-

ны параметры влияния фактора антитерроризма на формирование и эволюцию внешнеполитической концепции России, основные направления и этапы реализации тех положений концепции, которые нацелены на борьбу с терроризмом и преодоление связанных с ней негативных последствий для имиджа РФ. Автор сосредоточился на а) анализе концептуальных документов, выявлении мотивов того или иного позиционирования в них фактора антитерроризма, на определении его роли и влияния на конкретные внешнеполитические акции российского руководства; б) на рассмотрении вопроса трансформации внешнеполитических структур под воздействием фактора антитерроризма; в) на определении параметров влияния этого фактора на политику России в регионах Ближнего Востока, Центральной Азии и Закавказья; г) на выявлении параметров влияния антитерроризма на двустороннюю и многостороннюю дипломатию России на международной арене в целом.

Термин же «террористическая угроза» в данном контексте следует понимать как угроза терроризма, исходящая от экстремистских исламистских группировок, прикрывающихся намеренно искаженными в своих политических целях лозунгами и призывами, основанными на интерпретации священных писаний мусульман, и пользующихся поддержкой зарубежных террористических центров. Таким образом, под фактором антитерроризма, влияющим на внешнюю политику РФ, следует понимать тесную увязку терроризм + исламизм + иностранная помощь, вынося за пределы данной работы рассмотрение других видов террористических угроз, не связанных с исламизмом и иностранной помощью10.

Особое внимание автор уделил констатации расхождений между США и Россией в понятийном аппарате. Так, утверждая, что угроза терроризма является одной из важнейших для США и России, основополагающие документы в каждой из стран по данному вопросу, однако, предлагают различные интерпретации этой угрозы, из которых следуют разные по характеру наборы задач по противодействию ей.

Различия в трактовке террористической угрозы ведут к существенно разному толкованию и понятия «международный терроризм». А именно - в России «борьба с терроризмом» в основном трактуется в контексте противодействия внутренней угрозе, входит в юрисдикцию внутреннего законодательства и осуществляется сугубо собственными (национальными) силами и средствами; борьба же с «международным терроризмом» трактуется весьма расширительно, в основном аппликируется к постсоветскому пространству ЦАЗ в самых

10 Международный терроризм борьба за геополитическое господство - М ЭКСМО, 2006 - С 280-340

разных аспектах, но при этом обозначается только одно территориальное образование в качестве очага этой угрозы для региона - Афганистан (Правда, в последнее время к разряду очагов террористической угрозы российское руководство начинает относить и приграничные с Афганистаном территории в Пакистане — но не это государство в целом.) Только в этой части (проблема Афганистана) российское руководство, судя по всему, рассматривает себя причастным к международной антитеррористической коалиции.

В США понятие «борьбы с терроризмом» имеет весьма ограниченное применение внутри страны. Оно практически полностью ассоциировано с антитеррористическими мероприятиями за пределами Соединенных Штатов, является де-факто синонимом понятия «борьба с международным терроризмом» и достаточно определенно увязано с территориальными образованиями - Ираком, Афганистаном и Пакистаном. В первых двух случаях (Ирак и Афганистан) условиями и целями этой борьбы была смена режима; в третьем (Пакистан) - оказание военной и финансовой поддержки правящему режиму, рассматриваемому в качестве союзника по антитеррористической коалиции.

В главе IV рассматриваются различные аспекты влияния энергетического фактора на внешнеполитические стратегии США и России в регионе ББВ. Автор видит свою задачу в следующем - сравнить, сопоставить, проанализировать и выявить как точки расхождений, так и совпадений долговременных интересов энергостратегий России и США в указанных регионах с тем, чтобы обозначить возможные пути взаимодействия наших стран в энергосфере в логике формулы подлинной энергобезопасности, предполагающей поддержание баланса интересов, рисков и потребностей между производителями углеводородного топлива и их потребителями.

Ситуация, сложившаяся в американо-российских отношениях сразу после событий 11 сентября 2001 г., высветила неожиданным ракурс проблематики взаимоотношений двух стран, а именно - при наличии доброй политической воли обеих сторон именно взаимодействие в сфере энергетики может соответствовать базовым интересам наших стран Именно тогда получили дополнительный импульс планы проработки маршрутов экспорта российских углеводородов на территорию США, что взволновало традиционных поставщиков этого продукта для США в регионе Ближнего Востока, особенно руководство Саудовской Аравии. Вопрос о том, станет ли российская нефть альтернативой нефти арабской для США, со временем сошел на нет под воздействием опять же политических позиций и установок. отношения между Москвой и Вашингтоном заметно охлажда-

лись на протяжении второго срока президентства В.В. Путина и Дж. Буша-мл. Одновременно явно нарастал интерес России к взаимодействию с арабскими нефтеэкспортерами как в регионе, так и на мировых рынках. Это в немалой степени озадачило американских энергостратегов: пока речь идет в основном о появлении в арабских странах российских нефтегазовых компаний в качестве возможных потенциальных конкурентов американских энергетических корпораций, но нельзя исключать, считают в Вашингтоне, что наметившееся «взаимопонимание России и ключевых арабских стран в энергосфере» может постепенно перерасти и в активное политическое взаимодействие против США.

Администрация Дж. Буша-мл. во внешнем аспекте энергетической политики стремилась сосредоточиться на двух основных направлениях: первое - снизить зависимость США от импорта ближневосточной нефти; второе - объединить международные усилия в выработке механизмов влияния на ценовую политику ОПЕК. По мнению самого Дж. Буша, задача географической диверсификации импорта нефти всегда стояла в повестке дня его администрации, поскольку сохраняющиеся весьма значительные поставки нефти в США странами ОПЕК остаются главной проблемой для американской экономики, а также угрозой, о чем Дж. Буш заявил еще в радиообращении в феврале 2001 г.11 Практически так же формулирует цели своей администрации и Барак Обама12.

Администрация Дж. Буша-мл. оказалась непосредственно связанной с энергетикой (сам Дж. Буш, вице-президент Д. Чейни, советник по национальной безопасности К. Райе и др.) и в борьбе за энергоносители была готова действовать с использованием всей мощи государственной машины. Автор рассматривает и лоббистские усилия энергетических компаний США на избирательный процесс в стране. Имеющие свой основной интерес в странах Ближнего Востока, американские нефтяные компании традиционно оказывают существенное влияние на политический истеблишмент США. Они остаются одними из крупнейших спонсоров американской политики. Американский исследовательский Центр реактивной политики (Center for Responsive Politics - CRP), изучающий финансовые потоки пожертвований политическим структурам, подсчитал, что в 2004 г. нефтяные и газовые компании предоставили 7 274,5 тыс. долл. кандидатам и политическим партиям, участвовавшим в выборах в Палату представителей, 5 748 тыс. долл. из данной суммы было предназна-

"Рогинский С Нужны ли мы друг другу // Нефтегазовая вертикаль - 2002 -№17 - С 23, Пат в два хода // Америка - 2001 - № 2 - С. 14

12 Obama В New Energy for America // Obama/Biden, 4 05 2008

чено для кандидатов Республиканской партии. Демократам досталось намного меньше — 1 525 тыс. долл. Средняя величина пожертвований в пользу республиканцев составила 25780 долл., в пользу демократов - 9301 долл. Кандидатам, претендовавшим на место в Сенате в общей сложности было выделено 2 493,7 тыс долл. Республиканцы получили 1 638,5 тыс. долл., демократы - 850 тыс. долл. Средняя величина пожертвований республиканцам составила 35619 долл., демократам - 25023 долл. Таким образом, большая часть пожертвований фирм, вошедших в «первую десятку», досталась республиканцам.

Истеблишмент Республиканской партии в основном делает ставку на традиционные источники энергии, в то время как демократы активнее выступают за поддержку нетрадиционной энергетики и поиск альтернативных источников топлива. Тем не менее, ряд компаний, не вошедших в число крупнейших спонсоров, выделили большие суммы и демократам. Среди них, например, компания «Shell» (235,5 тыс. долл ), которая выделила 58% своих пожертвований Демократической партии. «Phoenix Oil & Gas» перечислила в копилку демократов 100% своих пожертвований (219 тыс. долл.)13. Барак Обама официально отрицал свои связи с энергетическими компаниями. Однако есть информация, что немало жертвователей-индивидуалов в действительности вносили суммы из касс именно этих компаний. В любом случае эти суммы, ставшие достоянием гласности, относительно невелики14

Анализ практических шагов по реализации энергетических стратегий США и России свидетельствует о том, что элементы соперничества между двумя странами в этой сфере начинают существенно доминировать над элементами сотрудничества. Наиболее ярко это соперничество проявляется на Ближнем Востоке и в Центральной Азии, что связано не только с разнонаправленностью самих энергетических стратегий Москвы и Вашингтона, но и с тем фактом, что в значительной степени формирование этих стратегий (особенно в США) происходит под заметным воздействием групп частных интересов в виде нефтегазовых компаний и их лоббистских структур Сказалось на взаимодействии России и США в энергетической сфере и общее охлаждение отношений между двумя странами после 2004 г., особенно события августа 2008 г. в Южной Осетии и признание Россией независимости Абхазии и Южной Осетии.

13 Цит по Washington ProFile, 20 04 2005 / http //www washprofile org/

14 Исследованием этого вопроса занимались, в частности, специалисты Центра публичной политики Анненберга при Университете Пенсильвании (Annenberg Public Policy Center)- см подр Novak V, Bank J Obama's Oil Spill // APPC / FactCheck org, 31 03 2008

Вместе с тем не следует недооценивать как потенциал взаимного сотрудничества в энергетике между США и Россией, так и полезность механизмов, созданных в первые годы после событий 11 сентября 2001 г. Важнейшим каналом общения представителей политических и профессиональных кругов обеих стран стал российско-американский энергодиалог, который и сегодня рассматривается в наших странах как потенциально перспективное направление двустороннего сотрудничества. В октябре 2002 г. в Хьюстоне прошел первый российско-американский деловой энергетический саммит, на котором обсуждалась реальная возможность увеличения доли России на американском рынке нефти до 10% в течение 5-7 лет, в том числе с помощью широкомасштабных американских инвестиций в российский ТЭК. В ходе второго энергосаммита, состоявшегося в Санкт-Петербурге в сентябре 2003 г., был достигнут ряд договоренностей По словам бывшего министра энергетики США Сэмюеля Бодмана, энергодиалог между Россией и США сейчас находится далеко не на том высоком уровне, как это было еще несколько лет назад. Сам министр подчеркнул, что «не очень оптимистичен» по поводу ближайшего будущего. По его словам, «это вопрос предоставления возможностей американским концернам, которые в последнее время испытывали в России проблемы»15.

В заключении изложены основные выводы диссертационной работы. Важным, с точки зрения автора, является характеристика регионов Ближнего Востока и ЦАЗ как самостоятельных систем международных отношений, являющихся объектами воздействия стратегий США и России.

В том, что касается традиционного Ближнего Востока, то, по мнению автора, следует говорить о двух типах функционирования системы в военно-политическом отношении - формальном и неформальном. При этом формальный тип остается традиционно неизменным, сохраняя ограниченные возможности для самореализации (в рамках ЛАГ, САМ и т.д.); неформальный же тип в виде группы умеренных арабских государств плюс Израиль и Ирак после свержения режима Саддама Хусейна уже достаточно сформировался и утвердился как самостоятельная подсистема общей ближневосточной системы, демонстрируя максимальную эффективность в силу совпадения взглядов, интересов и подходов. Речь идет, прежде всего, о восприятии общей угрозы в виде терроризма, экстремизма и радикализма, генераторами которой являются Иран, спонсируемые им группировки «Хизбалла» и ХАМАС, а также сетевая террористиче-

15 Министр энергетики // Газета, 4 12 2007 - №15 (91)

екая структура «Аль-Каида». На функциональном уровне эта новая - неформальная - подсистема существенно подавляет формальную систему. Новые угрозы существенно поколебали прежнюю статическую стабильность ближневосточной системы, которая начала приспосабливаться к новым условиям через переход к динамическому состоянию. Ее результатом и стало возникновение неформальной подсистемы, функционирующей достаточно эффективно при неполном преодолении базового для региона арабо-израильского конфликта (на его палестинском направлении). Здесь мы имеем достаточно яркий пример динамической модели стабильности системы, в которой верх берет логика умножения совпадающих1®. Ее создание стало зримым выражением успешности взаимодействия США и России в регионе, частичным подтверждением установок большинства аналитиков на то, что только такая кооперативность этих двух стран может обеспечить реальную перспективу выхода региона из состояния перманентных кризисов и устойчивых конфликтов.

Автор предлагает следующую трактовку базовых интересов США и России в регионе традиционного Ближнего Востока через призму их восприятия руководящими группами в обеих странах и, соответственно, изложения этих интересов в документах концептуального характера.

Так, применительно к США можно говорить о высокой степени устойчивости и преемственности (сменяющих друг друга администраций) восприятия этих интересов в регионе, прежде всего, в плане обеспечения энергобезопасности США и их глобальных геостратегических позиций (на стыке с Южной и Центральной Азией). Этим обусловливается высокая степень мобилизации США на сохранении сложившейся в последнее время вышеизложенной системы, которая выстроена на совпадении базовых интересов всех ее составляющих. Задача обеспечения выживаемости этой системы диктует необходимость жесткого противодействия угрожающим ей факторам дестабилизации (исламистский терроризм, экстремизм, распространение ОМУ), а также необходимость в достаточно высокой затратности в финансовом и военном отношениях. Важно, на наш взгляд, подчеркнуть, что устойчивость подходов США к данной проблематике обусловливается тем фактом, что они разделяются всем политическим классом этой страны с минимальными расхождениями в тактическом аспекте. Более того, можно, на наш взгляд, говорить о том, что каждая новая администрация США не только подтверждает

19 Подробнее об этом см Богатуров АД, Плешаков КВ Динамика международной стабильности - С 35-46, а также У да лов В Баланс сил и баланс интересов // Международные отношения - 1990 - № 5 - С 16-25

приверженность политике предыдущей администрации в регионе, но и делает новые логичные шаги в направлении укрепления и развития сложившейся умеренной ближневосточной системы через устранение возникающих в отношении нее угроз (ликвидация режима Саддама Хусейна, изоляция Ирана, Сирии и ХАМАС). Администрация Оба-мы явно переходит к новой - логичной после администрации Буша - тактике постепенного налаживания ограниченного политического взаимодействия с Сирией, а также, возможно, и с Ираном.

Что касается формулирования основополагающих интересов России на традиционном Ближнем Востоке, то здесь, в отличие от США, нельзя говорить о высокой степени устойчивости их восприятия правящими кругами в России. Интерпретация этих интересов варьируется как в зависимости от характера политического режима в Москве, так и набора внешних и внутренних факторов. Важно подчеркнуть, что в правящих кругах СССР/России - в силу отсутствия прежде всего энергетической зависимости от этого региона -Ближний Восток неизменно в последние десятилетия и во многом сегодня воспринимается как периферийная зона противостояния с США, а также - зона потенциальной угрозы исламского экстремизма, а не зона реализации жизненно важных и долговременных интересов самой России. Одним словом, регион Ближнего Востока воспринимается прежде всего как зона потенциальных угроз для России - как вследствие чрезмерного влияния США, так и исламского экстремизма и терроризма

Происходящие в регионе процессы трактуются в политическом классе России в контексте прежде всего взаимоотношений между Москвой и Вашингтоном; соответственно, и подход к ближневосточным делам во многом определяется в зависимости от характера отношений между Россией и США. Весьма заметное влияние оказывают на процесс имплементации стратегии России в регионе определенные лоббистские группы, выражающие интересы как крупных коммерческих компаний, так и определенных околовластных группировок, мотивированных идеями политико-стратегического соперничества между Россией и США на Ближнем Востоке17. В целом же политическую стратегию России в регионе в последнее время можно определить как направленную на усиление своего влияния во многом с целью обеспечения сдерживания и возможного ограничения

17 Показательно в этом отношении, что заметные шаги Москвы в направлении укрепления и расширения отношений с радикальными режимами в регионе были предприняты после событий на Украине в конце 2004 г (президентских выборов, завершившихся победой Виктора Ющенко), приведших к заметному охлаждению в отношениях между Россией и США Заметим, что эти шаги не были мотивированы какими-либо важными событиями или процессами в самом регионе Ближнего Востока

поля влияния Соединенных Штатов. В этом смысле (в параметре Россия - США) эту линию можно определить как «стратегию сдерживания» или «стратегию соперничества» с элементами мягкой конфронтации при сохранении всех формальных атрибутов взаимодействия с США (например, в рамках «ближневосточного квартета»), а, следовательно, и сохранения самой России как элемента третьего уровня ближневосточной подсистемы. Эта «стратегия соперничества» с США проявляется и в тактике умиротворения деструктивных (радикальных) элементов, противостоящих ближневосточной системе (Иран, Сирия, ХАМАС, «Хизбалла»), которая - в случае гипотетического перехода России к их открытой поддержке и дальнейшему усилению антиамериканской направленности своей политики - сохраняет потенциал превращения в альтернативную подсистему в регионе с элементами радикализма, жестко противостоящую ныне доминирующей (умеренной) системе. Подобное раздвоение стратегического позиционирования, как представляется, способно скорее повысить степень недоверия к России с обеих сторон (умеренных и радикалов) с прогнозируемыми негативными последствиями для имиджа и роли России в регионе.

В этой связи представляется важным сопоставить точки совпадений и расхождений в подходах России и США к проблематике традиционного Ближнего Востока.

Задачи продвижения экономических интересов России «по всему фронту», включая арабские нефтяные монархии, диктуют для России необходимость сохранять имидж и статус «системного игрока» в регионе (то есть партнера США и умеренных арабских режимов), что предполагает активное участие в урегулировании региональных конфликтов - палестино-израильского, вокруг Ирана, Ирака, Судана, а также отчасти и в Ливане. Именно так и стремится позиционироваться российская дипломатия18. О стремлении России сохранить имидж «системного игрока» свидетельствует и фактический отказ Москвы от контактов высокого уровня с представителями ХАМАС и «Хизбал-лы». Таким образом, устойчивой точкой совпадения интересов России и США является стремление обеих стран сохранять статус конструктивных элементов ближневосточной системы. Это предполагает значительную степень кооперативности прежде всего в урегулировании региональных конфликтов, что формально соблюдается (Москва и Ва-

18 Представители России не только участвуют в работе «ближневосточного квартета», но и выдвигают инициативу проведения в Москве международной конференции по палестино-израильскому урегулированию Россия была и остается важным элементом международного механизма по решению ядерной проблемы Ирана («евротройка» плюс Россия), предоставляет помощь правительству Ливана для восстановления объектов после войны между Израилем и «Хизбаллой» и т д

шингтон взаимодействуют в подходе к конфликтным ситуациям), но на уровне реализации миротворческих инициатив во многих случаях проявляются тактические расхождения. При этом, однако, шаги российской дипломатии не направлены явно против США, а могут расцениваться как проявление соперничества в достижении совместно провозглашенных целей или в отдельных случаях - в соперничестве за статус лидера в миротворчестве. Общий интерес США и России состоит в стремлении к недопущению перерастания острых ситуаций в регионе в масштабные конфликты, тем более с применением любых видов оружия массового уничтожения, так как предвидеть всю полноту последствий мощных военных взрывов крайне сложно — как в военно-стратегическом, так и политическом отношениях. Иными словами, российское руководство, судя по всему, согласно с необходимостью поддержания существующего стратегического статус-кво в регионе с внушительным американским присутствием, но стремится обладать определенными рычагами воздействия с тем, чтобы не допустить нарушения сложившегося баланса в результате «чрезмерного» усиления военно-политических позиций США. Одним из этих рычагов призваны стать «особые отношения» Москвы с радикальными группировками, Ираном и Сирией.

Другой точкой совпадения США и России на Ближнем Востоке остается борьба с терроризмом и противодействие экстремизму. Эта задача соответствует глубинному интересу обеих стран, что отражено в соответствующих основополагающих документах сторон. Однако на уровне имплементации этой стратегической задачи Россия опять же стремится дистанцироваться от США - главным образом для того, чтобы избежать обострений с радикальными и экстремистскими группировками в результате открытого противостояния с ними. Здесь мы наблюдаем факт совпадения стратегических целей России и США и расхождений в средствах их достижения, что во многом объясняется и различиями концепций антитерроризма, которые лежат в основе внешней политики обеих стран, в частности, на Ближнем Востоке. Следовательно, совместная борьба с терроризмом остается в значительной степени декларированной точкой совпадения интересов США и России на традиционном Ближнем Востоке.

Третья точка совпадения интересов России и США в данном регионе - стремление не допустить появления и распространения ОМУ, особенно ядерного оружия. Это относится прежде всего к Ирану. Данная задача в качестве общей, совместной с США и Евросоюзом, декларируется Россией достаточно ясно. Однако, как и в предыдущем случае, то есть с антитеррором, налицо различие в оценках перспектив возможного появления ядерного оружия у Ирана, на ос-

новании чего Россия придерживается иной, чем США и Евросоюз, тактики взаимодействия с Ираном - скорее кооперативной, чем санкционной. Нередко эта тактика приводит к противостоянию с США в вопросах ужесточения санкционного режима в отношении Ирана. Но и эти расхождения по Ирану не критичны для взаимодействия России и США. Более того, в отдельных случаях американская сторона признает полезным наличие такого канала потенциального воздействия на Иран, как «особые отношения» между Москвой и Тегераном. Максимально задействовать этот канал намерена администрация Барака Обамы. Этого нельзя исключать, если Россия и США договорятся рассматривать проблему Ирана в комплексе с проблемой размещения в Восточной Европе третьего позиционного района ПРО США.

Точки расхождения. «Особо дружественные» отношения России с упомянутыми негативными элементами (Иран, Сирия, ХАМАС, «Хизбалла»), угрожающими устойчивости ближневосточной системы, становятся чувствительной точкой расхождений между Москвой и Вашингтоном, повышающей степень недоверия американского истеблишмента к партнерству с Россией в данном регионе. В большинстве случаев, однако, эти расхождения не носят критического характера, поскольку представляются российским МИД как проявление иной, чем американская, тактической линии в рамках общего с США курса на нейтрализацию негативных факторов, то есть через общение с ними (ХАМАС, Сирия, Иран в части ядерной программы). И все же, критически оценивая попытки России установить каналы общения с «ближневосточными изгоями», в Вашингтоне в отдельных случаях склонны рассматривать эти каналы связей России как полезные - как комплекс мероприятий, которые Россия проводит на свой страх и риск (в ущерб своему имиджу и отношениям с системными игроками в регионе).

Что касается государств - радикальных факторов в регионе - Сирии и Ирана, то расхождения между Россией и США в отношении них все больше трансформируются в форму соперничества за потенциальное влияние на руководство этих стран. Глубина этих расхождений в отношении каждого из двух государств различна. Реальную угрозу для стабильности региона США и Израиль видят в поставках российского вооружения этим двум странам В этом Россию упрекают открыто и официально. Что же касается политических и дипломатических контактов и маневров вокруг этих государств, то США не только в этом не упрекают Россию, но и сами резко активизировали такого рода мероприятия в отношении Дамаска и Тегерана

Точкой же явных расхождений в подходах США и России к Ближнему Востоку остается сфера энергетики. Формально главными агентами-операторами в ней считаются энергетические компании обеих стран, но в действительности вопрос продвижения этих компаний на арабских рынках давно выведен на политический уровень. Суть расхождений во многом связана со статусом обеих стран США - как потребителя арабских углеводородов; России - как экспортера этой продукции. Соответственно, США стремятся удержать энергетические процессы в арабских странах в рамках рыночных отношений, во-первых, и содействовать сохранению преимущественных позиций своих компаний на арабских энергорынках, во-вторых; Россия же стремится обеспечить условия для экспансии своих компаний на арабских энергорынках, соответственно, в ущерб остальным, в том числе американским компаниям, во-первых, и убедить соответствующие арабские страны перейти к более жесткой координации действий с Россией на мировых рынках сбыта углеводородов, во-вторых, что воспринимается в США как усилия по созданию в перспективе новых картельных соглашений. Для противодействия этой тенденции Конгресс США принял в последнее десятилетие ряд соответствующих законодательных актов.

Подводя итог соотношению точек совпадения и расхождения России и США на традиционном Ближнем Востоке, подчеркнем следующее:

1. Формально-декларативные оценки и подходы США и России к основным конфликтным зонам Ближнего Востока совпадают практически полностью (палестино-израильское урегулирование, Иран, Сирия - Ливан, Судан - Дарфур), но на политико-дипломатическом уровне имплементации этих совпадающих позиций часто проявляются расхождения, продиктованные различным восприятием либо природы того или иного конфликта, либо способов его решения (силовой - несиловой).

2. Точки совпадения проистекают в основном из устойчивых геополитических интересов обеих стран и, следовательно, имеют, на наш взгляд, долговременный и статичный характер. Расхождения же пребывают в динамической фазе и чаще всего предопределяются субъективным фактором (взглядами и позициями групп, доминирующих в истеблишментах обеих стран на определенном отрезке времени).

3. Тенденция к взаимодействию обеих стран в регионе имеет шансы доминировать над временными расхождениями в силу: а) заинтересованности США в обеспечении повышения степени устойчивости нынешней ближневосточной системы (умеренных арабских стран и

Израиля), чему может способствовать Россия ; б) заинтересованности России в сохранении статуса «системного игрока» в регионе совместно с США (игрока так называемого «третьего уровня»), а не перехода к статусу «инициатора создания контрсистемы» на базе радикальных государств и группировок.

4. Важнейшим фактором преодоления зоны разногласий в регионе, скорее всего, может стать фактор субъективный, связанный с повышением степени взаимопонимания и взаимодействия между двумя странами на глобальном уровне. Речь может идти, например, о смене или существенном обновлении правящих групп в Москве и Вашингтоне, а также об усилении степени кооперативности двух стран в других регионах, что в значительной мере может симметрично сказаться и на кооперативности на Ближнем Востоке.

5. Важным пунктом расхождений США и России в регионе остается разнонаправленность энергетических стратегий, которые в значительной степени формируются под воздействием групп частных интересов в виде нефтегазовых компаний и их лоббистских структур. Ставка на энергетический рычаг как элемент внешней политики особенно характерен для России. Снятие остроты обозначившегося в последнее время противостояния в этой сфере России с США и Евросоюзом (например, проект создания «Газового ОПЕК») возможно путем дополнительных согласований общих правил поведения (например, согласия сторон на недопущение картельных сговоров), а также более четкого определения энергетики как сферы рыночных, коммерческих отношений, роль государства в которой могла бы быть достаточно ограниченной (например, оказание финансовой или инфраструктурной поддержки). Иными словами, не допускать ситуаций, при которых проблемы конкуренции тех или иных компаний на арабских рынках становились бы элементом внешней политики России или США.

США и Россия как акторы становления системы ЦАЗ. С точки зрения системного подхода, ситуацию в Центральной Азии и Закавказье можно определить как стадию динамичного формирования региональной системы отношений. Она далека от устойчивой, что не позволяет ее характеризовать как сложившуюся систему. Внешние формально интеграционные рамки в виде Содружества Независимых Государств практически уже стали пресловутой «формой развода». Относительно слаженно функционируют более ограниченные и селективные форматы объединения государств функционального характера (ОДКБ в сфере безопасности, ЕврАзЭс в экономической сфере, ГУАМ в политико-экономическом плане, ШОС - в сфере безопасности и экономики и т.д.). Основные характеристики форми-

рующейся региональной системы ЦАЗ, на наш взгляд, проистекают из а) динамического состояния выработки внешнеполитических ориентиров стран региона, что происходит в значительной степени под б) конкурентным влиянием трех крупных акторов - России, Китая и США, и в) недостаточной устойчивости внутриполитических процессов в самих странах региона.

В том, что касается взаимодействия России и США в этом регионе, то его важнейшей, на наш взгляд, характеристикой следует считать достигающий пределов допустимого разрыв между декларированными интересами обеих стран применительно к ЦАЗ (а именно: обеспечение безопасности региона в целом; стабильности экспорта энергоресурсов оттуда^ и концептуальным наполнением этих установок, из чего проистекают и действия антагонистического характера. Так, если США понимают под «обеспечением безопасности ЦАЗ» перспективу укрепления степени самостоятельности новых независимых государств и снижение уровня террористической угрозы в регионе (прежде всего с территории Афганистана), то в Москве доминирует установка на создание блоковых объединений, в которых нивелируется степень самостоятельности отдельных их составляющих посредством принятия «коллективных решений», а противодействие террористической угрозе воспринимается, скорее, в контексте недопущения масштабов присутствия США и НАТО в регионе (то есть установка на противодействие террористической угрозе из Афганистана подчинена, в понимании российских стратегов, задаче минимизации масштабов западного присутствия в регионе). Реализация второго базового интереса также трактуется в Москве и Вашингтоне антагонистическим образом: в рамках базовой установки на ослабление энергозависимости от России в США делают ставку на проекты транспортировки углеводородов в Европу с помощью альтернативных существующим трубопроводам (главным образом российским) маршрутов; российские энергостратеги стремятся «завязать на себя» практически все маршруты западного направления из ЦАЗ.

Применительно к региону ЦАЗ ситуация, благоприятная для достижения компромиссных договоренностей и повышения уровня коо-перативности между США и Россией, сложилась с конца 2008 г. Она связана с «благоприятным» в этом контексте совпадением двух факторов (падением цены на углеводороды, ослабляющим степень кон-фронтационности подходов сторон в энергетическом аспекте, и усилением террористической угрозы из Афганистана, что подталкивает стороны к повышению кооперативности). В достаточно благоприятном ключе эволюционирует и «субъективный фактор», в частности, со стороны США, где новая администрация Барака Обамы расширя-

ет поле для политических маневров в отношениях с Россией (пресловутая «перезагрузка» в этих отношениях предполагает возможность отказа от ряда установок предыдущей администрации). В преддверии же процесса согласования интересов и выработки компромиссов на новом этапе российская сторона предприняла ряд жестких ходов с целью фиксации своих преимущественных позиций в регионе (признание независимости Абхазии и Южной Осетии, создание там военных баз; вытеснение американской базы «Манас» из Киргизии, формирование сил быстрого реагирования ОДКБ в качестве альтернативы натовским силам) Общая модель перехода к компромиссному взаимодействию США и России диктуется «кооперативным фактором» подавления террористической угрозы из Афганистана и формируется вокруг «афганской оси». Энергетический фактор сохраняется как долговременный стратегический интерес, оказывающий на данном этапе больше фоновое воздействие

Исходя из доминирующих в Москве и Вашингтоне концепций и вышеизложенных тезисов, автор предлагает несколько наиболее вероятных сценарных подходов России и США к проблематике ББВ Основой формулы повышения кооперативности России и США на Большом Ближнем Востоке могли бы стать, на взгляд автора, те из изложенных в работе сценарных подходов, которые основаны на принципе отказа сторон от поведенческих стереотипов «игр с нулевой суммой». Реализация моделей политики, понимаемой в теоретическом плане как «игра с ненулевой суммой», в ходе которой отрабатываются как совпадающие интересы двух стран, так и интересы несовпадающие, базируется на рациональности действий сторон. Применительно к России принцип рациональности предполагает сохранение статуса системного актора на традиционном Ближнем Востоке и актора важного, во многом определяющего, но не тотально доминирующего на пространстве ЦАЗ. Поле конструктивного взаимодействия России и США на Ближнем Востоке представляют конфликтные зоны (палестино-израильское урегулирование, Ливан, Судан - Дар-фур, Иран); на пространстве ЦАЗ - Афганистан. Это взаимодействие, как показала практика последних лет, не исключает и тактических расхождений между Москвой и Вашингтоном в оценках состояния того или иного конфликта и способов его урегулирования.

Основные положения диссертации изложены в следующих публикациях:

1. Шумилин А.И. США против «стран-изгоев» на Ближнем Востоке: кто под прицелом? // Международная жизнь. - 2003. -№ 7. - С. 58-74 (1 а.л ).

2. Шумилин А.И. Эволюция политики администрации Буша на Ближнем Востоке: от дистанцирования к активному вмешательству / Монография: Политика США в меняющемся мире - М. Наука, 2004. - С. 262-275 (1,2 а.л.).

3. Шумилин А И Террор без границ «Двоюродные братья» или смертельные враги? - М ACT, 2004. - Часть I. - Гл. 2-3; Часть II. - Гл. 1-3 (15 а.л.).

4. Шумилин А.И. Политика администрации Буша на Ближнем Востоке: «кнута и пряника» / Сборник США на Ближнем Востоке: «доктрина Буша» в действии. - М.: ИСКР АН, 2004 - С. 1-6 (0,8 а.л.)

5. Шумилин А.И. Исламский фактор после войны в Ираке1 новые тенденции для России и Запада / Сборник: США на Ближнем Востоке: «доктрина Буша» в действии - М.: ИСКР АН, 2004. -С. 53-66 (1 а.л.).

6. Шумилин А.И. Механизмы взаимодействия России и США на Ближнем Востоке / Сборник: США на Ближнем Востоке: «доктрина Буша» в действии - М.: ИСКРАН, 2004. - С. 66-72 (0,8 а.л.)

7. Шумилин А.И Внешняя политика США: между Дж Бушем и Дж. Керри / Сборник: Антитерроризм - системообразующий фактор внешней и оборонной политики США. - М.: ИСКРАН, 2005. -С. 4-21 (1,5 а.л.).

8. Шумилин А.И. Отношения России со странами зоны Персидского залива в 2004 г. / Сборник. Антитерроризм - системообразующий фактор внешней и оборонной политики США. - М : ИСКРАН, 2005. - С. 74-80 (0,7 а.л.).

9. Шумилин А.И. Проблема двухпартийности во внешней политике США // Мировая экономика и международные отношения -2005. - № 5. - С. 10-22 (1,5 а.л.).

10. Шумилин А.И. Палестина после Арафата (Материалы конференции) // Мировая экономика и международные отношения. -2005. - № 7-8 (0,5 а.л.).

11. Шумилин А.И. Проблема Ирака в американо-российских отношениях (2002-2006 гг.) // США •> Канада: экономика, политика, культура. - 2006. - №10 (442). - С. 35-46 (1,5 а.л.).

12 Шумилин А.И. Проблема нефти и перспективы вывода американских войск из Ирака // США ❖ Канада: экономика, политика, культура. - 2007. - № 12. - С. 37-54 (1,5 а.л.).

13. Шумилин А.И. Тройной кризис на Большом Ближнем Востоке (материалы конференции) // Мировая экономика и международные отношения. - 2007. - № 4 (0,5 а.л.).

14. Шумилин А.И. Энергетическая стратегия России и США на Ближнем Востоке и в Центральной Азии. - M : Международная жизнь, 2008. - 168 С. (14 а.л.).

15. Шумилин А.И. Большая игра в Центральной Азии // Свободная мысль. - 2008. - № 12 (1595). - С. 19-34 (1,5 а.л.).

16 Шумилин А.И. Перспективы и последствия принятия Закона о нефти в Ираке // Россия и Америка в XXI веке. - М.: ИСКРАН, 2007. - Вып. 3 (0,8 а.л.)

17. Шумилин А.И Проблема Ирака и противостояние законодательной и исполнительной власти США // Россия и Америка в XXI веке. - М.- ИСКРАН, 2008. - Вып. 1 (0,8 а.л.)

18. Шумилин А.И. Особенности подхода Барака Обамы и Джона Маккейна к проблемам Большого Ближнего Востока до и после кризиса в Грузии // Россия и Америка в XXI веке. - М.: ИСКРАН. - 2008. - Вып. 2 (0,8 а.л.)

19. Шумилин А.И. Антитерроризм и внешняя политика России // Свободная мысль. - 2009. - № 4 (1599). - С. 47-60 (1,5 а л )

20. Шумилин А.И. Фактор антитерроризма во внешней политике администрации Обамы // США ❖ Канада: экономика, политика, культура. - 2009. - № 7. - С 55-68 (1,2 а.л.).

21 Shumilin A. Gulf Yearbook 2004 / GCC-Russian Relations / Dubaï: Gulf Research Center, 2005. - P. 241-247 (0,7 а.л.).

Общий объем публикаций — свыше 40 а.л.

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК ИНСТИТУТ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ АМЕРИКИ И КАНАДЫ

На правах рукописи

Шумилин А.И. ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ СТРАТЕГИЙ РОССИИ И США НА БОЛЬШОМ БЛИЖНЕМ ВОСТОКЕ: ПРОБЛЕМЫ СОТРУДНИЧЕСТВА И СОПЕРНИЧЕСТВА

(Автореферат диссертации па соискание ученой степени доктора политических наук)

Подписано в печать 10 08 2009 Объем 2,5 п л Формат 90 х 60 1/16

_Тираж 100 зкз Гарнитура Schoolbook, Textbook_

Отдел научной информации ИСКРАН Москва, Хлебный пер , 2/3 Телефон 697-0403

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора политических наук Шумилин, Александр Иванович

ВВЕДЕНИЕ.

Глава I

КОНЦЕПТУАЛЬНЫЕ ОСНОВЫ ПОДХОДОВ США И РОССИИ К БОЛЬШОМУ БЛИЖНЕМУ ВОСТОКУ ПОСЛЕ «ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ»: ТОЧКИ СОВПАДЕНИЙ.

1.1. Концептуально-теоретическое обоснование российской политики на Ближнем Востоке: от противостояния с США — к сотрудничеству.

1.2. Ближневосточный вектор внешнеполитических доктрин США: ретроспективный взгляд.

1.3. Точки совпадения концептуального видения в России и США проблематики ББВ.

Глава II.

ЭВОЛЮЦИЯ И ИМПЛЕМЕНТАЦИЯ БЛИЖНЕВОСТОЧНЫХ СТРАТЕГИЙ РОССИИ И США ПОСЛЕ «ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ»:

ТОЧКИ РАСХОЖДЕНИЙ.

2.1. Россия: от «демократического партнерства» к многовекторности.

2.2. США: концептуальная преемственность по периметру ББВ.

2.3. Точки расхождения: Сирия, Ирак, Иран,

Центральная Азия и Закавказье.

Глава III.

БОРЬБА С ТЕРРОРИЗМОМ И БЛИЖНЕВОСТОЧНЫЕ СТРАТЕГИИ

РОССИИ И США.

3.1. Антитерроризм и внешняя политика США. а) Историческая ретроспекция. б) Стратегия национальной безопасности: контентный анализ. в) Внешняя политика — между Госдепом и Пентагоном: структурно-функциональная реорганизации системы управления.

3.2. Антитерроризм — системообразующий фактор ближневосточной политики США. а) Идеологические платформы, группы влияния. б) Попытки формирования двухпартийной платформы внешней политики Дж. Буша-мл. в) Афганистан как приоритетный объект антитеррористических усилий США.

3.3. Фактор антитерроризма во внешней политике России. а) Антитерроризм и Концепции внешней политики Российской Федерации. б) Место и роль МИД РФ в общенациональной системе антитеррора (фактор Чечни). в) Фактор антитеррора в политике России на постсоветском пространстве

Центральная Азия и Закавказье).

3.4. Антитерроризм как поле взаимодействия и соперничества России и США сравнительный анализ). а) Концептуальное восприятие террористической угрозы в США и России: сходства и различия. б) Россия: антитеррор и геополитика. в) США: антитеррор и геополитика.

Глава IV.

ЭНЕРГЕТИЧЕСКИЙ ФАКТОР В БЛИЖНЕВОСТОЧНОЙ СТРАТЕГИИ

США И РОССИИ.

4.1. Фактор нефти в ближневосточной политике США. а) Нефтяные корпорации и политический истеблишмент США. б) США и арабские страны ОПЕК. в) Вторжение США в Ирак и проблема нефти. г) Перспективы снижения зависимости США от арабской нефти.

4.2. Энергодипломатия России на Ближнем Востоке: цели и средства. а) Энергодипломатия — новая функция МИД РФ. б) Цели и средства энергостратегии РФ на Большом Ближнем Востоке. в) Российский прорыв в Персидский залив. г) Россия стремится усилить позиции в энергосфере Ирана. д) Россия и традиционные арабские партнёры: взаимодействие в сфере энергетики.

4.3. Каспий и Центральная Азия: энергоконкуренция России и США возрастает. а) Регион ЦАЗ: зона противоречивых интересов

России и США. б) Война в Грузии как фактор обострения российско-американских отношений. в) Противоречия проектов энергомаршрутов.

4.4. Россия - США: возможности энергодиалога сохраняются.

Введение диссертации2009 год, автореферат по политологии, Шумилин, Александр Иванович

Окончание «холодной войны» большинство россиян и политических экспертов в первую очередь воспринимают как процессы, происходившие между державами-грандами (прежде всего США и СССР) на европейском пространстве. Это резкое снижение уровня прямой военной угрозы для нашей страны в результате ликвидации блокового противостояния в Европе, достижения договорённостей с США по военно-стратегической проблематике, преобладание новых политико-идеологических установок («новое мышление»). Между тем, усиление взаимопонимания между руководством США и СССР в контексте окончания «холодной войны» избавило наши страны от рисков если и не прямого столкновения на Ближнем Востоке (что также нельзя было исключать), то от усиления конфронтации в результате глубокого и предельно затратного (особенно для СССР) вовлечения в конфликтные ситуации в этом регионе на стороне своих сателлитов. По нашим оценкам, усиление эскалации этих конфликтов представляло даже больший риск прямых локальных (а, может быть, и не только локальных) столкновений США и СССР, чем устойчиво стагнировавшее противостояние двух блоков в Европе. Именно поэтому окончание «холодной войны» знаменовало новый этап для региона Ближнего Востока, этап ликвидации угрозы полномасштабных военных столкновений по сути двух противостоявших региональных подсистем, v контролировавшихся соответственно Соединёнными Штатами (группы умеренных арабских государств) и Советским Союзом (группы радикальных арабских государств и экстремистских организаций).

-7В силу стечения ряда обстоятельств и факторов завершение «холодной войны» на глобальном уровне совпало с резким обострением обстановки на Ближнем Востоке, вызванным агрессией Ирака против Кувейта в августе 1990 г. С уверенностью можно сказать, что если бы не уже утвердившиеся к тому моменту дух взаимопонимания и стремление Москвы и Вашингтона к взаимодействию, то иракская агрессия вполне могла спровоцировать более масштабный взрыв в регионе, когда США и СССР вряд ли смогли бы уклониться от косвенного участия в боевых действиях. Совместные же усилия наших двух стран в преодолении последствий этой агрессии обусловили формирование новой системы отношений в регионе, практически сведя на нет риски масштабного военного взрыва между главными в прошлом антагонистами— Израилем и арабскими странами. Развернувшийся в 90-е годы мирный процесс под эгидой коспонсоров — США и России- в целом ввел данное многолетнее противостояние в политико-дипломатическое русло. Риски возникновения боевых действий между Израилем и любым соседним с ним государством практически сведены на нет. Субъектом обострения положения в этой части региона стали экстремистские группировки типа ХАМАС в Палестине и «Хизбалла» в Ливане. Как показали ход и результаты ограниченных столкновений между этими группировками и Израилем в 2006 и 2008 г., экстремисты не пользуются поддержкой ведущих арабских государств. Более того: в политическом, идейном и финансовом аспектах ХАМАС и «Хизбалла» откровенно блокируются с соперником умеренных арабских стран в регионе- Ираном, не находя союзников и спонсоров среди арабских режимов (кроме частично Сирии).

Таким образом, можно говорить о возникновении новой функциональной подсистемы на Ближнем Востоке в составе умеренных арабских государств и Израиля, ориентированной на противодействие факторам экстремизма и терроризма. И хотя эта подсистема не формализована (то есть, не вписана в формально признанные ассоциативные рамки), для удобства её целесообразно в дальнейшем называть ближневосточной системой», поскольку она включает в себя ведущие арабские государства и Израиль, а другие элементы формальной системы в регионе в виде объединений групп государств и Лиги арабских государств не являются достаточно дееспособными, не противостоят этой подсистеме и не позиционируют себя как её конкурентов. Важными внешними участниками этой ближневосточной системы утвердили себя Соединённые Штаты и Россия. От степени их кооперативности в регионе прежде всего в вопросах безопасности и преодоления конфликтов зависит уровень и динамика функционирования данной системы.

Следствием же распада СССР стало возникновение качественно новой ситуации в соседствующем с традиционным Ближним Востоком регионе Центральной Азии и Закавказья (ЦАЗ). Исходя из многих цивилизационно-исторических и социально-экономических параметров, можно говорить о сходстве ЦАЗ с собственно Ближним Востоком (фактор ислама, традиционалистские формы правления, уровень экономического развития и жизни населения, а также наличие огромных запасов углеводородов, что формирует соответствующий тип экономик). Общей для Ближнего Востока и ЦАЗ остаётся и главная угроза, проистекающая из исламистского экстремизма и терроризма. Таким образом, по большому счету элиты в обоих регионах решают две основные группы задач, которые определяют их политико-стратегическое позиционирование: а) противодействие исламистскому терроризму и б) обеспечение надежных способов производства и сбыта (транспортировки — для стран-транзитеров) углеводородов. Такая оценка ситуации позволяет нам согласиться с правомерностью введённого в последнее время в политологический оборот термина Большой (Расширенный) Ближний Восток (ББВ - Greater Middle East), который можно использовать для обозначения общих характеристик стран обоих регионов. Вместе с тем необходимо, на наш. взгляд, четко фиксировать различную природу как внутриполитических процессов в обеих частях ББВ, так и характера межгосударственных отношений в этих регионах. .

Подчеркнём в этой связи, что процесс формирования региональной системы отношений на пространстве ЦАЗ еще не завершён. Процесс эт?<от сложен и противоречив — в силу как многовекторности проявления базового экономического интереса данных государств, связанного с добычей и транспортировкой энергоресурсов (никто не хочет зависеть от одного рыьз^еа сбыта и ограниченных маршрутов трубопроводов), так и противоречивших интересов присутствующих в регионе держав-грандов (России, Китая: и США). Какой окажется конфигурация согласования базовых экономических и военно-политических интересов и установок государств региона в сочетании с геополитическими установками грандов - это покажет время.

Актуальность и новизна настоящей работы определяются сохраняющейся остротой положения в конфликтных зонах традиционного Ближнего Востока (Ирак, Иран, палестино-израильское направление Израиль - Сирия), возникновением конфликтных узлов на пространстве (Афганистан, вокруг Грузии), а также обострением ситуации в регионе Ца.3 в аспектах безопасности и энергетики. Такие жизненно важные д,ля государств региона вопросы, как прокладывание трубопроводных маршрутов для сбыта их углеводородов и противодействие исламистскому экстремизму^ и терроризму, остаются также важными задачами внешней политики США. и России, провозгласивших, в частности, регион ЦАЗ зоной своих «жизненных интересов». Актуальность этого внешнеполитического вектора возрастает как применительно к России, так и Соединенных Штатов — особенно в свете установок новой администрации Барака Обамы на перенос центра тяжести в борьбе с терроризмом на Афганистан. Анализ базовых элементов формирующих внешнеполитические установки двух стран, представляется принципиально важным в наши дни, когда в подходах России и США к данной проблематике проявляется больше расхождений, чем элементов согласия. Эти расхождения сказываются как в сфере энергетики (базовые установки трактуются в противоположном ключе), так и в том, что касается концептуальных посылов, определяющих усилия сторон в борьбе с терроризмом.

Заметим, что отдельные аспекты влияния энергетического фактора на внешнюю политику США и России достаточно плодотворно исследуются российскими и американскими учеными. В большинстве их работ, однако, речь идет скорее о так называемой «энергетической дипломатии», т.е. целенаправленных усилиях внешнеполитических ведомств обеих стран по достижению конкретных целей в энергосфере стран ББВ, а не о влиянии энергетического фактора на общую стратегию США и России. Почти в той же мере это относится и ко многим работам по проблемам борьбы с терроризмом: предметом большинства исследований в них остается комплекс усилий внешнеполитических ведомств по противодействию возникающим для обеих стран террористическим угрозам, а не влияние фактора антитеррора на формирование и осуществление внешнеполитических стратегий США и России на пространстве ББВ. Важно учесть, что если энергодипломатия становится устойчивым элементом реализации внешней политики двух стран, то значимость фактора антитеррора как элемента внешней политики в отдельные периоды заметно колеблется. Тем более, что углубленный анализ этой проблематики приводит к выводу о том, что на концептуальном уровне проявляются существенные различия в трактовке феномена терроризма истеблишментами США и России.

Таким образом, к новизне данной работы следует отнести попытку комплексного анализа факторов энергетики и антитерроризма в их взаимосвязи как основополагающих элементов внешнеполитических стратегий США и России на пространстве ББВ — как на концептуальном уровне, так и на уровне реализации этих стратегий. Востребованность такого исследования связана, в частности, с необходимостью поиска обоснованных точек соприкосновения стратегий двух стран на ББВ при соблюдении их базовых интересов.

Различные аспекты отношений между США и СССР/Россией в связи с проблематикой Ближнего Востока основательно изучали историки и политологи, военные специалисты и конфликтологи, экономисты и юристымеждународники. Однако большая часть имеющихся исследований сфокусирована на анализе конкретных конфликтов или даже их отдельно взятых аспектов. При этом большая их часть имеет скорее историческую значимость, поскольку охватывают главным образом период до окончания «холодной войны». В результате в последнее время сказывается дефицит исследований как современных проблем традиционного Ближнего Востока в увязке с его «расширением» (т.е. с Центральной Азией и Закавказьем), так и проблематики российско-американских отношений в данном конкретном контексте. Обращаясь к данной теме, нельзя не отметить фундаментальные работы таких видных российских исследователей, как Е.М. Примаков, Г.И. Мирский, А.А. Дынкин, В.В. Наумкин, И.Д. Звягельская,

A.Д. Малашенко, А.А. Игнатенко, А.Д. Воскресенский, А.В. Федорченко и других. Ценными для диссертанта стали труды по истории и внешней политике США таких ведущих исследователей как Г.А. Арбатов, С.М. Рогов, Э.А. Иванян, В.А. Кременюк, В.Н. Гарбузов, А.И. Уткин, Т.А. Шаклеина,

B.А. Никонов, С.А. Караганов., С.В. Кортунов и А.В. Кортунов. При разработке теоретической базы диссертант опирался на исследования Э.Я. Баталова, А.Д. Богатурова, А.А. Кокошина, В.А. Кременюка, М.М.Лебедевой и ряда других российских ученых. Важный вклад в изучение российско-американских отношений внесли и американские исследователи, такие, как Э. Лейк, А. Коэн, Н. Злобин, К. Райе, М. Макфол, Д. Сайме, П. Сандерс, Б. Аллен, Г. Алперовитц, 36. Бжезинский, Дж. Бреслауэр, С. Бялер, Дж. Гэддис, Р. Джервис, А. Джордж, Д. Йергин, Дж. Кеннан, Г. Киссинджер, Р. Легволд, М. Мандельбаум, Дж. Най, Р. Пайпс, У. Таубман, С. Тэлботт, Р. Холлоуэй, М. Шульман, Г. Эллисон, и мн. др. Рациональные взгляды на проблемы Ближнего Востока и Центральной Азии отражены в работах таких видных американских исследователей как Э. Кордсмен, А. Бэрк, Р. Перл, Д. Плетка, Р. Хаас, Дж. Кэмп, Дж. Филипс и другие.

С особым вниманием автор изучал также работы, написанные в мемуарном и аналитическом жанрах ведущими политиками США и

СССР/России последних двух десятилетий, видными общественными деятелями, военноначальниками, чиновниками и экспертами, имевшими непосредственное отношение к изучаемым событиям и процессам. Это книги и статьи М.С. Горбачева, Е.М. Примакова, И.С. Иванова, Б. Клинтона, У. Кларка, М. Олбрайт, Дж. Тенета.

Хорошо разработаны в исследовательской литературе взаимоотношения между США и СССР/Россией в таких областях, как военно-стратегический баланс, региональные конфликты, торгово-экономические и научно-технические связи, отношения бизнес-сообществ. Вместе с тем до сих пор не было научного труда, предлагающего комплексный анализ факторов энергетики и антитерроризма в их взаимосвязи как основополагающих элементов внешнеполитических стратегий США и России на пространстве ББВ - как на концептуальном уровне, так и на уровне реализации этих стратегий. Востребованность такого исследования связана, в частности, с необходимостью поиска обоснованных точек соприкосновения стратегий двух стран на ББВ при соблюдении их базовых интересов.

Автор не ставит перед собой задачи проанализировать положение в каждой из двух составных частей ББВ. Предмет настоящего исследования - комплексный анализ подходов США и России к проблематике Большого Ближнего Востока, который, как представляется, полезен в двух отношениях.

Первое: такой анализ даёт возможность определить вектор и глубину воздействия фактора сотрудничества/соперничества США и России на конфликтные узлы региона Большого Ближнего Востока. Здесь автор ставит своей задачей выявить а) степень эффективности потенциала политико-силового воздействия этих двух держав на происходящие в данном регионе процессы; б) степень глубины обратного воздействия процессов в данном регионе на жизненно важные сферы США и России, что формирует стратегический интерес обеих стран к данному региону; в) потенциал кооперативности двух стран в отношении проблем ББВ.

Второе: упомянутый объект анализа предоставляет возможность определить степень влияния ближневосточной проблематики на двусторонние отношения между США и Россией. В этом аспекте, на наш взгляд, важно прояснить следующее: в какой степени подход к ближневосточной проблематике а) содействовал сближению Москвы и Вашингтона, повышая уровень взаимопонимания между ними, что может отражаться и на подходах этих двух стран к другим международным проблемам; б) способствовал расхождению между Россией и США, усиливая антагонистические настроения в правящих кругах обеих стран.

Объект исследования — концептуальные основы ближневосточной политики США и России; выявление вектора эволюции этой концептуальной базы, форм её реализации в практической политике, а также ее воздействие на формирование поведенческих моделей сторон.

Цель исследования - путём тщательного анализа концептуальной основы и особенностей восприятия влиятельными группами истеблишментов двух стран проблематики ББВ выявить как устойчивые зоны расхождений между этими группами, так и зоны потенциального и долгосрочного взаимодействия.

Задачи исследования:

1. Выявить новые тенденции в функционировании традиционной системы отношений на Ближнем Востоке, свидетельствующие о ее трансформации в де-факто новую систему, определить ее основные характеристики;

2. Показать объективные предпосылки формирования особой системы отношений в регионе Центральной Азии и Закавказья, определить ее главные характеристики;

3. Проанализировать эволюцию концепций и базовых установок стратегий США и России в регионе Ближнего Востока и ЦАЗ после холодной войны», определить степень воздействия на эти стратегии факторов антитерроризма и энергетики;

4. Выявить точки совпадений и расхождений в стратегиях США и России на Большом Ближнем Востоке; определить сферы и уровень возможной кооперативности этих стратегий

Источниковая база работы. Источниковую базу исследования составили официальные документы: проанализированы все варианты Концепции внешней политики Российской Федерации (с 1993 по 2008 г.); основополагающие документы Стратегии национальной безопасности США периода после «холодной войны»; программные заявления политических лидеров США и России, руководителей внешнеполитических ведомств двух стран. Значительное внимание автор уделил анализу основополагающих документов в изучаемых аспектах таких региональных организаций, как СНГ, ШОС и ОДКБ. Проанализированы также документы российско-американской комиссии по противодействию международному терроризму.

Основным массивом рабочего материала для автора служили главным образом исследования ведущих аналитических центров США - Center for Strategic&International Studies, American Enterprise Institute for Public Policy Research, Heritage Foundation, Carnegie Foundation for International Peace и другие. В процессе изучения материалов американских центров автор сопоставлял изложенные в них концептуальные подходы с целью выявления потенциальных «крайних точек», т.е. верхних и нижних пределов обсуждаемых в аналитических кругах вариантов действий на ББВ с учетом ограничений политических и связанных с поддержкой общественного мнения в стране. Весьма полезной была работа автора и с материалами российских аналитических центров, в частности, — Института США и Канады РАН, Института востоковедения РАН, ИМЭМО РАН, Центра ближневосточных исследований МГИМО (У) МИД России.

При написании работы были использованы материалы американских и российских архивов последних двух десятилетий. Ряд обнаруженных в них материалов позволили уточнить мотивацию принимаемых в Москве и Вашингтоне внешнеполитических решений, связанных с регионом Большого Ближнего Востока.

Что касается периодической печати, то в своей работе автор старался опираться главным образом на аналитические материалы видных экспертов.

Хронологические рамки исследования ограничиваются периодом после окончания «холодной войны» (конец 80-х— начало 90-х годов) и до осени 2009 гг. Нижняя точка отсчета взята как таковая начала реального и активного взаимодействия Москвы и Вашингтона на Ближнем Востоке. Важным фактором в этом плане стала координация усилий двух стран в контексте отражения иракской агрессии против Кувейта (август 1990 г.). Верхний временной ограничитель обусловлен необходимостью оценить стратегию новой администрации США Барака Обамы в регионе ББВ, сопоставить ее со стратегией предшествующей администрации.

Научная новизна работы определяется комплексным и системным характером исследования основных аспектов стратегий США и России на Большом Ближнем Востоке, факторов, определяющих эволюцию этих стратегий. Научная новизна данного исследования состоит также в выявлении особенностей функционирования двух по сути новых и еще недостаточно изученных систем (ближневосточной и ЦАЗ), для чего автор применил комбинацию инструментов анализа — от ретроспекции, структурного анализа до методик системного подхода, теории игр и теории «стратегии конфликта». Впервые в отечественной научной литературе проведен тщательный сравнительный анализ ближневосточной политики США и России, выявлена концептуальная база этой политики, а также сделана попытка соотнести степень реалистичности отдельных целей данной политики двух стран с учетом особенностей функционирования упомянутых систем.

Практическая значимость работы. Анализ концептуальных основ ближневосточных стратегий США и России, факторов, определяющих их эволюцию, призван обеспечить более глубокое понимание характера двусторонних отношений, содействовать выработке прогноза развития этих отношений как в связи с проблематикой ББВ, так и применительно к другим регионам мира, на ситуацию в которых существенное влияние оказывают факторы энергетики и антитерроризма. Примененная в работе методика исследований, а также их результаты могут быть использованы сотрудниками внешнеполитических органов РФ в их аналитической работе, а также при разработке концептуальных положений и соответствующих внешнеполитических мероприятий. По результатам проведенного исследования автор предлагает вариант конфигурации и основные параметры формулы предполагаемого взаимодействия США и России на пространстве ББВ: это формула компромиссов, которые гипотетически могут быть найдены, по мнению автора, даже в сферах наибольшего расхождения интересов сторон, если стороны исходят из рациональной оценки своих интересов и априори рациональности моделей поведения друг друга. При этом рациональность поведения сторон предполагает нацеленность на сохранение существующей и конструктивно функционирующей системы, а не на её разрушение.

Теоретико-методологическая основа исследования. Постановка вышеприведённых целей и задач данного исследования предполагает использование широкого спектра аналитических методов и подходов. Это и методы ретроспективного, структурного и сравнительного анализа, методология и приемы системного подхода, инструментарий, характерный для так называемого «ментального анализа», а также методика анализа «стратегии конфликта», базирующаяся на теории «игр с ненулевой суммой», детально разработанной американским ученым Томасом Шеллингом.

К особенностям изучаемых систем следует, на наш взгляд, отнести высокую степень динамичности их функционирования (ЦАЗ в большей степени; ближневосточной системы— в меньшей), а также меняющиеся пропорции соотношения совпадающих параметров интересов системных акторов и расхождений в трактовках этих интересах. Отчасти поэтому вряд ли может быть оправдано в процессе исследования явное предпочтение методологии ставшего традиционным в подобных работах российских и зарубежных исследователей системного подхода (методология системного анализа), которая, по нашему мнению, в лучшем случае обеспечивает инструментарий для понимания и описания-констатации состояния системы на тот или иной момент времени (т.е. имеет крен к структурализму), но не полностью характеризует динамическое развитие и взаимодействие основных элементов системы (в данном случае это конфликтные узлы). Имеет свои пределы при исследовании данного объекта и такой инструмент системного подхода как количественный (т.е. математический) анализ, хотя бы в силу временами существенного доминирования в регионе ББВ субъективного фактора при принятии политико-стратегических решений, который не всегда продиктован логикой функционирования данной системы. Именно поэтому в нашем случае необходим частичный отход от системно-структурного видения объекта в пользу оценки субъективного фактора, а именно — анализа восприятия проблем отдельными политиками и доминирующими политико-экспертными группами. В последние два десятилетия это направление в политической науке достаточно активно развивается. В частности, предлагается западными учеными ряд методов, которые получили название «ментального подхода» или «ментализма»1.

1 Характеристика этого подхода достаточно развернуто представлена в работе известного российского ученого А.А. Кокошина «О системном и ментальном подходах к мирополитическим исследованиям». — М.: ЛЕНАНД, 2008. Для уточнения данного метода приведем оценку американского исследователя К. Гоулдманна. По его словам, прежде всего необходимо изучать то, как действующие лица представляют себе положение дел в мировой политике и как они говорят об этом. В «чистом виде» «ментализм» предполагает, что внешняя по отношеню к акторам среда существует лишь в их представлениях и в текстах: акторы при этом ограничены не структурными или материальными обстоятельствами, а лишь возможностями восприятия и текстуальных интерпретаций. (Цит. по ГоулдманнК. Международные отношения: общие проблемы / Политическая наука: новые направления. Под ред. А. Гудина, Х.-Д. Клингеманна. Пер. с англ. - М.: Вече, 1999. - С. 298-398.

-18В данном случае мы будем сочетать различные методологии и инструменты, что в максимальной степени способно обеспечить объективность и глубину анализа.

Подчеркнем, что сомнения многих теоретиков международных отношений относительно правомерности «абсолютного полагания» на так называемые «научные» (т.е. верифицируемые эмпирическими и математическими методами в отличие от классических) методы анализа в этой сфере, на наш взгляд, достаточно обоснованны. В наибольшей степени эти сомнения иллюстрируются (и подтверждаются) в случае изучения особенностей функционирования систем на Ближнем Востоке и ЦАЗ. Показательна в этом плане работа американского ученого Хедли Булла, в которой он, отдавая должное модным в 60-70-е годы «научным» методам (т.е. основанным на математических подходах и количественном анализе), всё же настаивает на том, что «замкнувшись в узких рамках критериев верификации и доказательства, вряд ли можно сказать много важного о международных отношениях». Более эффективным X. Булл считает подход, вытекающий из философии, истории и права при условии того, что можно бы было назвать «преобладанием здравого смысла»2.

Расширить набор инструментов анализа международных проблем пытаются сегодня и российские исследователи-аналитики международных отношений. Причем, общим вектором этих усилий всё очевиднее вырисовывается стремление выйти за пределы отработанного инструментария в рамках системного подхода — в параметры «системный — несистемный». Предлагаются, например, варианты «транссистемного о подхода» , а также идеи «конгломерата» как структуры, «свободной от

2 Bull Н. International Theory: The Case of a Classical Approach / Contending Approaches to

International Politics. Ed. by Knorr K., Rosenau J. - Princeton, 1969. - P. 20-37.

3 См., к примеру, Богатуров А.Д., Виноградов А.В. Совремеменный мир: система или конгломерат? Опыт транссисемного подхода / В кн. Богатуров А.Д., Косолапов Н.А., Хрусталёв М.А. Очерки теории и политического анализа международных отношений,— М.: НОФМО, 2002. - С. 129. преобладания единственного типа связей», характерного для системных образований4. К этой же категории следует, на наш взгляд, отнести и разработку концепции «динамической стабильности», которую ряд российских исследователей определяют применительно к советско-американским отношениям периода разрядки (70-80 годы) и как «новую модель стабильности — иную, чем статическая в её конфронтационном варианте»5.

Если суммировать приведённые примеры, то можно сделать вывод о том, что в современной политической науке достаточно отчетливо проявляется тенденция к теоретическому осмыслению феномена международных отношений, который выражается не в идее сосуществования различных систем, а в идее формирования систем с конфликтующими интересами их внутренних акторов, что предполагает разработку инструментария учёта нередко несовпадающих интересов этих акторов в рамках общей для них системы. Важнейшим мотивом формирования таких систем следует считать как согласие акторов в отношении базового для всех них интереса (на уровне выживаемости государства или нации), так и в отношении общей угрозы этому базовому интересу. Отработка же методов согласования совпадающих — несовпадающих интересов и моделей поведения сторон тщательно изучена в рамках общей теории, известной как «стратегия конфликтов» американского ученого Томаса Шеллинга6. Методы

4 Эту концепцию выдвинул российский исследователь Н.А. Симония. Приведём его определение конгломерата как альтернативы системы: «Конгломеративность тоже воплощает единство, но единство конгломерата— соединение разносущностей, а не слитность в однородности; это единство "по внешнему контуру", через со-развитие разного, а не через слияние в одинаковом. В отличие от системно организованных общностей, конгломерат свободен от преобладания единственного типа связей. Для конгломеративного общества типичны, "несквозные", опоясывающие связи» (С им о ния Н.А. Страны Востока: пути развития. — М., 1975. —С. 163).

5 Богатуров А.Д. Динамическая стабильность в международной политике (См.: Богатуров А.Д., Косолапов Н.А., Хрусталёв М.А. Очерки теории и политического анализа международных отношений. — С. 169

6 S с h е 11 i n g Т. The Strategy of Conflict. - Harvard University Press, 1981. изучения процесса принятия внешнеполитических решений Т. Шеллинг связывает с теорией игр, которая, в свою очередь, базируется на теории вероятностей и состоит в конструировании моделей анализа или прогнозирования различных типов рационального поведения участников взаимодействия, находящихся в ситуации конфликта. Т. Шеллинг по праву считается основоположником подхода к изучению конфликтов с использованием более сложных моделей, чем «игра с нулевой суммой». Предложенная им методика применима, по сути, к большинству конфликтов последнего времени, поскольку отправной точкой для неё является тезис о том, что «чистый конфликт», в котором интересы двух антагонистов полностью противоположны, остаётся частным случаем, а большинство конфликтов сегодня могут и должны интерпретироваться в аналитическом плане как «игры с переменной суммой», когда выигрыш одного из них не должен рассматриваться как автоматический проигрыш другого в равных пропорциях. С его точки зрения, «победа» в конфликте не есть «победа над противником», а лишь выигрыш относительно собственной системы ценностей. Кроме того, даже в ситуации конфликта стороны имеют общий интерес в достижении взаимно выгодных результатов7.

В отличие от других аналитических подходов предложенная Шеллингом теория остаётся востребованной прежде всего, на наш взгляд, в силу того, что она основывается на динамике процесса, а не на его статических фазах. Методика Шеллинга позволяет избегать формализации аналитического эксперимента, во многом благодаря тому, что ставит во главу угла рационально-естественные факторы и критерии их оценок (схема многих игровых ситуаций отрабатывается на примерах, близких к бытовым, повседневным для обычных людей). Это означает опять же учёт субъективного фактора в принятии решений: те или иные правящие группы, исповедующие различные политико-идеологические взгляды, обречены принимать различные решения, которые, тем не менее, могут быть

7 Ibid.-Р. 4. просчитаны противоположной стороной, исходя как из объективных ограничителей (пересечение «красной линии», что может означать необходимость прямого силового столкновения), так и моделей рациональности поведения актора. Рациональность поведения сторон предполагает их стремление к компромиссу на той или иной стадии конфликта, а компромисс, по определению Шеллинга, уже есть проявление сотрудничества - хотя и в самой его примитивной стадии. Такое поведение присуще всем государственным акторам в любом конфликте в регионе Большого Ближнего Востока, даже если некоторые руководители и провозглашают нереалистичные цели. Например, президент Ирана М. Ахмадинеджад, призывающий «стереть государство Израиль с карты региона», не олицетворяет позицию всего политического класса этой страны; кроме того, он риторически обыгрывает этот тезис, таким образом, как будто риторика подразумевает иное сказанному — а именно, не уничтожение государства Израиль, а только его преобразование политическим путем в многонациональное государство. На позиции, которая может быть определена как «игра с нулевой суммой», стоят только экстремистские организации типа ХАМАС, «Хизбалла» и террористические группировки сети «Аль-Каида». Противостоящие же им государства, в свою очередь, не ставят своей целью борьбу за их полное уничтожение, а преследуют цель нанесения им неприемлемого военного ущерба с последующим снижением уровня и масштабов их влияния. Таким образом, в нашем случае следует различать конфликты внутри действующей или складывающейся системы и конфликты этой системы с несистемными акторами. При этом, на наш взгляд, в обоих случаях приемлема предлагаемая Шеллингом методика исследования в совокупности с другими теоретическими подходами.

Важные теоретические разработки относительно роли несистемных акторов проведены известным российским исследователем М.М. Лебедевой. В частности, объектом ее тщательных исследований стали такие акторы как межправиетльственные организации, международные неправительственные организации и движения, ТНК, внутригосударственные регионы и мегаполисы, получившие название негосударственных транснациональных акторов (ТНА). Все это, заметим, вполне легальные игроки современной международной политики. Наибольший же интерес представляет изучение влияние игроков нелегальных, к разряду которых прежде всего следует отнести сетевые структуры, типа «Аль-Каиды», нацеленные на разрушение международных систем всех уровней, включая и глобальный. Подобного рода структуры являются носителями идеи альтернативного существующему миропорядку. Сам факт наличия исламистского глобального проекта, справедливо считает М.М. Лебедева, дает всем ближневосточным конфликтам принципиально иную идейную основу, трансформируя ряд частных конфликтов в «цивилизационное» противостояние и резко расширяя Q социальную базу поддержки идеи альтернативного мироустройства .

Остановимся на таком теоретическом аспекте проблемы как уровень исследования системы. В нашем случае применен двухуровневый подход. В основном автор фокусируется на изучении концепций и поведенческих моделей истеблишментов США и России, что формально соответствует уровню исследования «государства-актора» {National State as Level of Analysis). Заметим, однако, что речь идет о глобальных акторах, поведение которых в значительной мере является результирующей всей системы или её части (в нашем случае ближневосточной системы и ЦАЗ). В дальнейшем роль России и США в данных системах определяется как фактор «третьего уровня», который приближает эти системы к глобальному уровню международных отношений, являясь связующим звеном между ними. В свою очередь поведение этих двух акторов находится а) во взаимной зависимости друг от друга и б) существенно влияет на функционирование всей системы. С этой точки зрения можно говорить об исследовании функционирования системы в целом, а это уже означает анализ на межгосударственном уровне

Приватизация» мировой политики: локальные действия - глобальные результаты. Под ред. М.МЛебедевой. - М.: МГИМО (У), 2008. - С. 65-66. отношений (The International System as Level of Analysisf. Это важно не просто с формально теоретической точки зрения, а с расчётом на результативность практического анализа: например, чтобы понять, в какой степени США или Россия действуют в направлении стабилизации системы (или в обратном направлении), важно выявить интересы акторов более низкого уровня, т.е. основных региональных игроков, а затем определить, к какому из двух акторов «третьего уровня» (США и Россия) склоняются те или иные из них и в какой степени. Выявление такого рода расклада (или баланса) внутри системы способно определить внутрисистемные ограничители для действий держав-грандов.

На защиту выносятся следующие основные положения:

1. В период после «холодной войны» начался процесс трансформации прежней ближневосточной системы в новую. Эта новая реально функционирующая система существенно отличается от своей предшественницы, поскольку она носит неформальный характер, а ее главными региональными элементами являются умеренные арабские режимы плюс Израиль. Структурно ее можно подразделить на три уровня, важнейшими акторами третьего (верхнего) уровня остаются США и Россия.

2. Важным условием функциональности данной системы является приемлемый уровень кооперативности США и России. Однако система способна функционировать и в случае существенных расхождений между упомянутыми акторами, но в этом случае усилится ее американоцентричность. Сохранение статуса конструктивного актора третьего уровня данной системы позволяет России расширять политическое и экономическое влияние в регионе. Альтернативный же вариант, а именно — переход к логике усиления соперничества с США в регионе — повлечет за собой неизбежную смену статуса для России — от конструктивного элемента третьего уровня ближневосточной системы к покровителю радикальных

9 The Startegy of World Order. - Vol.1- Toward a Theory of War Prevention. Ed. by FalkR., Mendlovitz S. -New York: World Law Fund, 1966. -P. 238. элементов (Ирана, «Хизбаллы», ХАМАС), которые условно можно расценивать как примитивную подсистему. Этот сценарий несет в себе множество рисков в силу малопредсказуемости поведения упомянутых радикальных элементов подсистемы.

3. Анализ концептуальных документов, определяющих ближневосточный аспект политики России и США после «холодной войны», подтверждает тенденцию к адаптации традиционных ближневосточных стратегий к условиям XXI века, в том числе и путем внесения достаточно существенных корректировок в эти стратегии обеих стран в сравнении с периодом «холодной войны». После 2000 г. разработка этих стратегий происходила новыми элитными группами, почти одновременно пришедшими к государственному управлению как в России, так и в США. Анализ также показывает совпадение или значительную близость в оценках США и России основных угроз, исходящих из ББВ, а также перспектив развития региона в целом. Эта схожесть концептуальной базы значительно содействовала высокой степени кооперативности двух стран на ББВ в период с 1991 по 2004 гг.

4. Расхождения в ближневосточной политике США и России после 2004 г. происходят на уровне имплементации стратегий, формально содержащих значительную часть совпадающих базовых элементов. Главным импульсом расхождений следует считать обозначившуюся тенденцию к ухудшению двусторонних отношений между США и Россией в целом. Снижение уровня кооперативности на ББВ — лишь следствие и отражение данной тенденции.

5. Необходимый уровень кооперативности США и России следует рассматривать как важное условие устойчивого функционирования обеих систем— как на традиционном Ближнем Востоке, так и в регионе ЦАЗ (Центральная Азия и Закавказье). Если, однако, расхождения между Россией и США серьезно не повлияют на функциональность ближневосточной системы (в силу ее американоцентричности), то последствия для региона

ЦАЗ могут оказаться намного более деструктивными (в силу особенностей функционирования системы ЦАЗ, характеризующейся разновекторностью экономических и политических интересов местных акторов). Полицентричность и многовекторность системы ЦАЗ делает маловероятной перспективу вытеснения из региона любого из глобальных «игроков» (Россия, США, Китай), а следовательно и превращения региона ЦАЗ в зону преимущественного влияния одного из трех глобальных акторов.

Структурно работа состоит из четырех глав, введения и заключения. Каждая глава рассматривается автором не только как самостоятельное исследование конкретной заданной темы, но и как элемент системного изложения и восприятия общей темы. Так если первые две главы призваны дать представление о точках совпадения и расхождения по максимально широкому спектру проблематики ББВ в политике США и СССР/России (в частности, исследуются подходы сторон к конфликтным узлам), то третья и четвертая главы выстроены в «проблемном ключе», а именно — исследуется значимость данной проблемы (антитеррор и энергетика) и степень ее воздействия на процесс формирования внешнеполитического курса США и России в отношении ББВ. В разделе же «Заключение» делается попытка на основе современных и адекватных методов анализа определить контуры возможного компромисса интересов и стратегий США и России, а также формулы более активного взаимодействия двух стран на пространстве ББВ.

Основные положения диссертации изложены в следующих публикациях:

1. Шумилин А.И. США против «стран-изгоев» на Ближнем Востоке: кто под прицелом? // Международная жизнь.- 2003.— №7.- С. 5874 (1 а.л.).

2. Шумилин А.И. Эволюция политики администрации Буша на Ближнем Востоке: от дистанцирования к активному вмешательству /

Монография: Политика США в меняющемся мире,- М.: Наука, 2004.— С. 262-275 (1,2 ал.).

3. Шумилин А.И. Террор без границ. «Двоюродные братья» или смертельные враги? — М.: ACT, 2004. — Часть I. - Гл. 2-3; Часть II. - Гл. 1— 3 (15 ал.).

4. Шумилин А.И. Политика администрации Буша на Ближнем Востоке: «кнута и пряника» / Сборник: США на Ближнем Востоке: «доктрина Буша» в действии. - М.: ИСКР АН, 2004. - С. 1-6 (0,8 ал.).

5. Шумилин А.И. Исламский фактор после войны в Ираке: новые тенденции для России и Запада / Сборник: США на Ближнем Востоке: «доктрина Буша» в действии. -М.: ИСКР АН, 2004. - С. 53-66 (1 ал.).

6. Шумилин А.И. Механизмы взаимодействия России и США на Ближнем Востоке / Сборник: США на Ближнем Востоке: «доктрина Буша» в действии. -М.: ИСКРАН, 2004. - С. 66-72 (0,8 ал.)

7. Шумилин А.И. Внешняя политика США: между Дж. Бушем и Дж. Керри / Сборник: Антитерроризм — системообразующий фактор внешней и оборонной политики США. - М.: ИСКРАН, 2005. - С. 4— 21 (1,5 ал.).

8. Шумилин А.И. Отношения России со странами зоны Персидского залива в 2004 г. / Сборник: Антитерроризм — системообразующий фактор внешней и оборонной политики США.- М.: ИСКРАН, 2005.- С. 7480 (0,7 ал.).

9. Шумилин А.И. Проблема двухпартийное™ во внешней политике США // Мировая экономика и международные отношения. - 2005. - № 5. — С. 10-22(1,5 ал.).

10. Шумилин А.И. Палестина после Арафата (Материалы конференции) // Мировая экономика и международные отношения. — 2005. -№ 7-8 (0,5 ал.).

11.Шумилин А.И. Проблема Ирака в американо-российских отношениях (2002—2006 гг.) // США ❖ Канада: экономика, политика, культура. - 2006. -№Ю (442). - С. 35-46 (1,5 а.л.).

12. Шумилин А.И. Проблема нефти и перспективы вывода американских войск из Ирака // США ♦♦♦ Канада: экономика, политика, культура. - 2007. - № 12. - С. 37-54 (1,5 а.л.).

13. Шумилин А.И. Тройной кризис на Большом Ближнем Востоке (материалы конференции) // Мировая экономика и международные отношения. - 2007. - № 4 (0,5 а.л.).

14. Шумилин А.И. Энергетическая стратегия России и США на Ближнем Востоке и в Центральной Азии. — М.: Международная жизнь,

2008.- 168 С. (14 а.л.).

15. Шумилин А.И. Большая игра в Центральной Азии // Свободная мысль. - 2008. - № 12 (1595). - С. 19-34 (1,5 а.л.).

16. Шумилин А.И. Перспективы и последствия принятия Закона о нефти в Ираке // Россия и Америка в XXI веке. - М.: ИСКР АН, 2007.-Вып. 3 (0,8 а.л.)

17. Шумилин А.И. Проблема Ирака и противостояние законодательной и исполнительной власти США // Россия и Америка в XXI веке. -М.: ИСКР АН, 2008. - Вып. 1 (0,8 а.л.)

18. Шумилин А.И. Особенности подхода Барака Обамы и Джона Маккейна к проблемам Большого Ближнего Востока до и после кризиса в Грузии // Россия и Америка в XXI веке.- М.: ИСКР АН. - 2008.-Вып. 2 (0,8 а.л.)

19. Шумилин А.И. Антитерроризм и внешняя политика России // Свободная мысль. - 2009. - № 4 (1599). - С. 47-60 (1,5 а.л.)

20. Шумилин А.И. Фактор антитерроризма во внешней политике администрации Обамы // США ♦> Канада: экономика, политика, культура.

2009. - № 7. - С. 55-68 (1,2 а.л.).

-2821. Shumilin A. Gulf Yearbook 2004 / GCC-Russian Relations / Dubai: Gulf Research Center, 2005. - P. 241-247 (0,7 ал.).

22. Шумилин А.И. Внешняя политика США: между Дж. Бушем и Дж. Керри // Вестник аналитики. — Институт социальных оценок и анализа, 2004. - № 4(18). - С. 94-100 (0,8 а.л.).

23.Шумилин А.И. Особенности подхода России к проблеме Ирака (2002-2006 гг.) // Вестник аналитики. — Институт социальных оценок и анализа, 2006. -№ 3(25). - С. 106-119 (1 а.л.).

Общий объем публикаций - свыше 40 а.л.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Взаимодействие стратегий России и США на Большом Ближнем Востоке"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Внимание автора работы сфокусировано на анализе взаимоотношений между США и Россией в связи с проблематикой ББВ, а не на оценке состояния и прогнозах развития ближневосточных конфликтов как таковых. Вместе с тем, при решении поставленных задач невозможно обойтись без характеристики основных политико-стратегических параметров и особенностей среды ББВ, воспринимая её как формирующуюся подсистему в глобальной системе международных отношений456.

США и Россия как акторы ближневосточной системы. Итак, важными особенностями ближневосточной (то есть традиционного Ближнего Востока - без учета региона ЦАЗ) подсистемы международных отношений (далее для удобства будем употреблять термин «система») являются следующие характеристики: многослойность, устойчивость антагонистических связей, мультипликация второстепенных акторов, значительная роль субъективного фактора в принятии решений несистемного

А56 Можно согласиться с формулировкой понятия «система» или «подсистема», которую предлагает видный российский исследователь-теоретик международных отношений А.Д. Богатуров, как «взаимосвязанный, сложно переплетенный характер обязательств и обусловленных ими отношений между государствами». Цит. по: Б о г ату р о в А.Д., Косолапов Н.А., Хрусталёв М.А. Очерки теории и политического анализа международных отношений. - М.: НОФМО, 2002. - С. 114. Однако добавим, что «характер обязательств и обусловленных ими отношений между государствами» могут быть устойчиво антагонистическими и даже конфликтными, тем самым создавая долговременную, а следовательно устойчивую систему - подсистему с изрядной долей конфликтой составляющей. характера, повышенная динамика радикальной трансформации важных элементов системы.

Для ближневосточной системы характерна формально двухуровневая структура организации, но реально функционирует она в трехуровневом режиме. Поясним: формально сорганизуется исследуемая система на двух уровнях — базовом (линейное притяжение по принципу «сосед — партнер — соперник», что в большинстве случаев оформлено определенными институциональными рамками)457 и региональном (все страны региона являются членами Лиги арабских государств). Однако в силу множества противоречий между основными акторами , оба данных системных уровней оказываются на практике нефункциональными. Реально функционировать данная система может только при наличии третьего уровня— в виде присутствия и влияния крупных держав: традиционно это Соединённые Штаты и СССР/Россия плюс определенная роль Евросоюза.

В последние годы, подчеркнём, достаточно явно обозначились признаки трансформации этой де-факто трехуровневой системы в новую неформальную и полностью не институализированную структуру взаимодействия наиболее влиятельных арабских акторов между собой (Саудовская Аравия, Египет, Иордания, арабские монархии Залива), а также этих умеренных арабских режимов с Израилем. Действительно, несмотря на наличие дипломатических отношений и консульских связей с рядом арабских государств (Египтом, Иорданией, Тунисом, Марокко и Катаром), Израиль не входит ни в одно формальное объединение стран в регионе.

457 Например, арабские страны Северной Африки - Марокко, Алжир, Тунис и Ливия - создали рамочную структуру под названием Союз Арабского Магриба (САМ); Египет традиционно стремился стать центром притяжения для таких своих соседей как Судан и Сирия, периодически создавая союзнические конструкции, наиболее известная из которых существовала в 60-70-е годы под названием Объединенная Арабская Республика (Египет и Сирия); Сирия настойчиво стремится институализировать свои особые связи с Ливаном, а в 70-е годы сложились прочные военно-полититические связи и с Ираком; арабские монархии Персидского залива объединены устойчивой конструкцией под названием Союз стран сотрудничества Персидского залива.

Однако он признан практически всеми арабскими акторами не только как важный силовой центр, но и большинством влиятельных арабских государств как де-факто партнер в решении региональных проблем. Особенно в том, что касается совместных усилий по противодействию гегемонистскому влиянию Ирана и его сателлитов в виде радикальных и экстремистских группировок «Хизбалла» в Ливане и ХАМАС в Палестине .

Таким образом, на наш взгляд, следует говорить о двух типах функционирования ближневосточной системы в военно-политическом отношении — формальном и неформальном. При этом формальный тип остаётся традиционно неизменным, сохраняя ограниченные возможности для самореализации (в рамках ЛАГ, САМ и т.д.); неформальный же тип сорганизации в виде группы умеренных арабских государств плюс Израиль и Ирак после свержения режима Саддама Хусейна уже достаточно сформировался и утвердился как самостоятельная подсистема общей ближневосточной системы, демонстрируя максимальную эффективность в силу совпадения взглядов, интересов и подходов входящих в неё умеренных арабских государств и Израиля. Речь идёт, прежде всего, о восприятии общей угрозы в виде терроризма, экстремизма и радикализма, генераторами которой являются Иран, спонсируемые им группировки «Хизбалла» и ХАМАС, а также сетевая террористическая структура «Аль-Каида». Подчеркнём, что ещё в начале 2000-х годов эта группа стран воспринимала как реальную угрозу и режим С. Хусейна в Ираке. Важно отметить, что на функциональном уровне эта новая— неформальная— подсистема заметно подавляет формальную систему.

Формирование данной функциональной подсистемы в регионе стало возможным в результате двух факторов: первый - переход США и России от соперничества к сотрудничеству на традиционном Ближнем Востоке в начале 90-х годов, а также последовавший за этим мирный процессе между

458 Это особенно чётко проявилось в ходе летней войны 2006 года между Израилем и Хизбаллой в Ливане, а также в ходе и по результатам израильской операции против ХАМАС в Газе в конце 2008 - начале 2009 года.

Израилем и его арабскими соседями; второй - появление новых угроз (агрессия Саддама Хусейна против Кувейта в 1990 г., усиление экспансии Ирана, активизация экстремистских группировок). Новые угрозы существенно поколебали прежнюю статическую стабильность ближневосточной системы, которая начала приспосабливаться к новым условиям через переход к динамическому состоянию. Её результатом и стало возникновение неформальной подсистемы, функционирующей достаточно эффективно при неполном преодолении базового для региона арабо-израильского конфликта (на его палестинском направлении). Здесь мы имеем достаточно яркий пример динамической модели стабильности системы, в которой верх берёт логика умножения совпадающих459.

Поскольку данная подсистема стала устойчиво доминирующей в общерегиональной системе, то для упрощения ниже именно её будем именовать термином «ближневосточная система». Её создание стало зримым выражением успешности взаимодействия США и России в регионе, частичным подтверждением установок большинства аналитиков на то, что только такая кооперативность на «третьем уровне» системы может обеспечить достаточно быстрый выход региона из состояния перманентных кризисов и устойчивых конфликтов. Практика, однако, показала, что это взаимодействие действительно является важнейшим условием, но далеко не единственным. Обнаружилась другая закономерность: как только существенно усиливается кооперативность США и России, в регионе довольно быстро появляются акторы, заинтересованные в возвращении к прежней конфигурации ближневосточной системы с главной доминантой возрождения противостояния между Израилем и арабскими странами. Среди государств таким фактором был режим С. Хусейна, спешно предпринявший агрессию против Кувейта в августе 1990 г. в расчёте на то, что уровень кооперативности между США и СССР на тот момент был ещё не достаточно

459 Подробнее об этом см. Богатуров А.Д., Плешаков К.В. Динамика международной стабильности.- С. 35-46, а также Удалов В. Баланс сил и баланс интересов // Международные отношения. — 1990. — № 5. — С. 16-25. высоким. Сегодня в этом направлении действует руководство Ирана. Перспектива стабилизации ближневосточной системы в новой кооперативной конфигурации резко мультиплицировала и стимулировала сетевые экстремистские группировки— в первую очередь «Аль-Каиду», а также ливанскую «Хизбаллу» и палестинские ХАМАС, Исламский джихад и т.п. Их активность проявляется в быстро организуемых и нередко масштабных террористических актах. С учётом значительного потенциала радикализма среди населения Западного берега и Газы вынуждено действовать и руководство Палестинской автономии: например, в ответ на давление («принуждение к миру») со стороны администрации Б. Клинтона в 2000 г. Ясир Арафат дал «зеленый свет» варианту «ограниченной интифады» против Израиля (как фактору силового давления на Израиль в процессе переговоров в Кэмп-Дэвиде в 2000 г.), которая, однако, превзошла планировавшийся масштаб. Практически каждая из подобных акций «негативистов» провоцировала сбой в функционировании системы динамической стабильности, но даже в совокупности эти действия пока не смогли разрушить саму систему.

На сегодня устойчивость этой системы обеспечивают два основных фактора: первый - сохраняющаяся кооперативность США и России; второй — прочность двусторонних связей между США и каждым из умеренных государств данной группы (Саудовская Аравия, Египет, Иордания, нефтяные монархии, Израиль и Ирак после свержения режима С. Хусейна). Подобная схема подсказывает вывод, что вся эта система в своей основе является американоцентричной. Отсюда закономерен вопрос: способен ли вероятный полный или частичный отход России от кооперативности с США разрушить данную систему? Ответ напрашивается таким: разрушить основательно — нет, не способен, но существенно снизить уровень эффективности её функционирования— да, способен. Особенно в случае возвращения России к стереотипам политики СССР в регионе — то есть, к сколь-либо ощутимой поддержке радикальных групп и режимов.

США и все системные акторы в регионе, несомненно, не заинтересованы в таком повороте событий, хотя и не рассматривают его как катастрофический. В российском же истеблишменте такой сценарий, судя по всему, воспринимается также как мало желательный, но полностью не исключается, о чём свидетельствуют попытки Москвы усилить своё влияние на Сирию, Иран, «Хизбаллу» и ХАМАС, которые в совокупности могут рассматриваться как хоть и малая, но потенциально альтернативная (радикальная) подсистема основной функционирующей системе умеренных арабских государств и Израиля. Однако сделать это даже при желании будет не просто с учётом как невысокой предсказуемости поведения руководства Ирана в ближайшие годы, так и активных усилий системных акторов по нейтрализации радикальных элементов в регионе (мощное давление умеренных арабских режимов на Сирию и ХАМАС, активная поддержка правительства Ливана в его противостоянии «Хизбалле» и т.д.)460.

460 Показательно в этом плане сообщение РИА Новости от 4 марта 2009 г. Процитируем его: «В поддержку "арабского примирения" высказались в среду президент Сирии Башар Асад и министр иностранных дел Саудовской Аравии принц Сауд аль-Фейсал во время встречи в Дамаске, - сообщает сирийское информационное агентство САНА. - В ходе состоявшихся между ними переговоров обсуждалась ситуация в арабском мире и "проблемы, с которыми он сталкивается, особенно разногласия" в арабской среде. Сирийский лидер и принц Фейсал затронули вопрос внутрипалестинского и межарабского примирения, "которое служит интересам всех арабов". "Межарабские отношения не должны мешать арабам выполнять их долг, в частности, в отношении Палестины и Ирака", - подчеркнул Асад. При этом он отметил, что разногласия между арабами должны быть преодолены не за счет уступок одной стороны, а "на основе общих подходов, что само по себе будет спосоствовать их преодолению". Раскол в арабской среде был вызван несовпадением позиций ведущих стран региона - Сирии, с одной стороны, и Саудовской Аравии и Египта, с другой, в ливанском и палестинском вопросах. В то время как Дамаск поддерживает ливанскую оппозицию во главе с "Хизбаллой" и палестинское движение ХАМАС, Эр-Рияд и Каир стоят на стороне правящей ливанской коалиции и враждующей с ХАМАС палестинской администрации Махмуда Аббаса. Они обвиняют также Дамаск в том, что его тесные стратегические отношения с Тегераном способствуют усилению влияния шиитского Ирана в арабском мире, в большинстве своем -суннитском».

Здесь важно сформулировать базовые интересы США и России в регионе традиционного Ближнего Востока через призму их восприятия руководящими группами в обеих странах и, соответственно, изложения этих интересов в документах концептуального характера.

Так, применительно к США можно говорить о высокой степени устойчивости и преемственности (сменяющих друг друга администраций) восприятия этих интересов в регионе прежде всего в плане обеспечения энергобезопасности США и их глобальных геостратегических позиций (на стыке с Южной и Центральной Азией). Этим обусловливается высокая степень мобилизации США на сохранении сложившейся в последнее время вышеизложенной системы, которая выстроена на совпадении базовых интересов всех её составляющих (вопрос о России рассмотрим отдельно). Задача обеспечения выживаемости этой системы диктует необходимость жёсткого противодействия угрожающим ей факторам дестабилизации (исламистский терроризм, экстремизм, распространение ОМП), а также необходимость в достаточно высокой затратности в финансовом и военном отношениях461. Важно, на наш взгляд, подчеркнуть, что устойчивость подходов США к данной проблематике обусловливается тем фактом, что они разделяются всем политическим классом этой страны с минимальными расхождениями в тактическом аспекте. Более того, можно, на наш взгляд, говорить о том, что каждая новая администрация США не только подтверждает приверженность политике предыдущей администрации в регионе, но и делает новые логичные шаги в направлении укрепления и развития сложившейся умеренной ближневосточной системы через устранение возникающих в отношении нее угроз (ликвидация режима С. Хусейна, изоляция Ирана, Сирии и ХАМАС). Администрация Обамы явно переходит к новой— логичной после администрации Буша— тактике

461 По условиям Кэмпдэвидского соглашения от 1979 г. США ежегодно выплачивают Египту 2 млрд. долл., а Израилю - 3 млрд.; в военном плане это поддержание шестого флота в Персидском заливе, операция по свержению Саддама Хусейна, совместные военные учения с Египтом и т.д. постепенного налаживания ограниченного политического взаимодействия с Сирией, а также, возможно, и с Ираном.

Что касается формулирования основополагающих интересов России на традиционном Ближнем Востоке, то здесь, в отличие от США, нельзя говорить о высокой степени устойчивости их восприятия правящими кругами в России. Интерпретация этих интересов варьируется как в зависимости от характера политического режима в Москве (например, российские левые открыто призывают к возрождению активного взаимодействия с радикальными режимами на Ближнем Востоке, от которого отказались в своё время М. Горбачев и Б. Ельцин), так и набора внешних и внутренних факторов. Важно подчеркнуть, что в правящих кругах СССР/России — в силу отсутствия прежде всего энергетической зависимости от этого региона - Ближний Восток неизменно в последние десятилетия и во многом сегодня воспринимается как периферийная зона противостояния с США, а также - зона потенциальной угрозы исламского экстремизма, а не зона реализации жизненно важных и долговременных интересов самой России. Одним словом, регион Ближнего Востока воспринимается прежде всего как зона потенциальных угроз для России — как вследствие чрезмерного влияния США, так и исламского экстремизма и терроризма.

Происходящие в регионе процессы трактуются в политическом классе России в контексте прежде всего взаимоотношений между Москвой и Вашингтоном, соответственно и подход к ближневосточным делам во многом определяется в зависимости от характера отношений между Россией и США462. Весьма заметное влияние оказывает на процесс имплементации

462 Отход в 80-90-е годы от главного мотива- противостояния с США на Ближнем Востоке, переход к взаимодействию с ними - поставил российское руководство перед необходимостью переформулировать цели и задачи своей стратегии в этом регионе. В новом контексте в 90-е годы эти задачи в основном были смещены в экономическую плоскость. С начала же 2000-х годов российское руководство вновь начинает рассматривать данный регион как поле своих геостратегических интересов, разделяя страны на группы своего экономического интереса (например, арабские монархии Персидского залива) и потенциально опорные пункты своего политического влияния (Сирия, Ливия, Иран). стратегии России в регионе определенные группы влияния, выражающие интересы как крупных коммерческих компаний, так и определённых околовластных группировок, мотивированных идеями политико-стратегического соперничества между Россией и США на Ближнем Востоке463. В целом же политическую стратегию России в регионе в последнее время можно определить как направленную на усиление своего влияния во многом с целью обеспечения сдерживания и возможного ограничения поля политических маневров Соединённых Штатов. В этом смысле (в параметре Россия — США) данную линию можно определить как «стратегию сдерживания» или «стратегию соперничества» с элементами мягкой конфронтации при сохранении всех формальных атрибутов взаимодействия с США (например, в рамках «ближневосточного квартета»), а, следовательно, и сохранения самой России как элемента третьего уровня ближневосточной системы. Эта «стратегия соперничества» с США проявляется и в тактике умиротворенчества в отношении деструктивных (радикальных) элементов, противостоящих ближневосточной системе — Ирану, Сирии, ХАМАС, «Хизбалла», которая- в случае гипотетического перехода России к их открытой поддержке и дальнейшему усилению антиамериканской направленности своей политики— сохраняет потенциал превращения в альтернативную подсистему в регионе с элементами радикализма, жестко противостоящую ныне доминирующей (умеренной) системе. Судя по всему, российские сторонники умиротворения ближневосточных радикалов рассчитывают тем самым решить одновременно две задачи: а) усиливать противовес и ограничители американскому влиянию в регионе; б) корректировать направление выплеска

463 Показательно в этом отношении, что заметные шаги Москвы в направлении укрепления и расширения отношений с радикальными режимами в регионе были предприняты после событий на Украине в конце 2004 года (президентских выборов, завершившихся победой Виктора Ющенко), приведших к заметному охлаждению в отношениях между Россией и США. Заметим, что эти шаги не были мотивированы какими-либо важными событиями или процессами в самом регионе Ближнего Востока фактора исламского экстремизма за пределы региона в сторону от России. Подобное раздвоение стратегического позиционирования, как представляется, способно скорее повысить степень недоверия к России с обеих сторон (умеренных и радикалов) с прогнозируемыми негативными последствиями для имиджа и роли России в регионе.

В этой связи представляется важным сопоставить точки совпадений и расхождений в подходах России и США к проблематике традиционного Ближнего Востока.

Задачи продвижения экономических интересов России «по всему фронту», включая арабские нефтяные монархии (а это рассматривается в Москве как важный элемент стратегии, о чем свидетельствовали, например, два визита В. Путина в страны Аравийского полуострова - в 2005 г. в Саудовскую Аравию и Катар, в 2008 г. - в ОАЭ), диктуют для России необходимость сохранять имидж и статус «системного игрока» в регионе (то есть партнера США и умеренных арабских режимов), что предполагает активное участие в урегулировании региональных конфликтов — палестино-израильского, вокруг Ирана, Ирака, Судана, а также отчасти и в Ливане.

464

Именно так и стремится позиционироваться российская дипломатия . О стремлении России сохранить имидж «системного игрока» свидетельствует и фактический отказ от контактов высокого уровня с представителями ХАМАС и «Хизбаллы». Таким образом устойчивой точкой совпадения интересов России и США является стремление обеих стран сохранять статус конструктивных элементов «третьего уровня» ближневосточной системы. Это предполагает значительную степень кооперативности прежде всего в урегулировании региональных конфликтов,

464 Представители России не только участвуют в работе «ближневосточного квартета», но и выдвигают инициативу проведения в Москве международной конференции по палестино-израильскому урегулированию. Россия была и остается важным элементом международного механизма по решению ядерной проблемы Ирана («евротройка» плюс Россия); предоставляет помощь правительству Ливана для восстановления объектов после войны между Израилем и «Хизбаллой» и т.д. что формально соблюдается (Москва и Вашингтон взаимодействуют в подходе к конфликтным ситуациям), но на уровне реализации миротворческих инициатив во многих случаях проявляются тактические расхождения465. При этом, однако, шаги российской дипломатии не направлены явно против США, а могут расцениваться как проявление соперничества в достижении совместно провозглашенных целей или в отдельных случаях — в соперничестве за статус лидера в миротворчестве.

Подобное дистанцирование от США на тактическом уровне создаёт поле притягательности вокруг России не только для радикальных режимов (Ирана, Сирии, Ливии), но и для некоторых традиционных американских союзников США (например, арабских нефтяных монархий), которые время от времени проявляют склонность к разыгрыванию «российской карты» в своих взаимоотношениях с Соединёнными Штатами. Как правило, однако, со стороны арабских монархий это — не более чем тактические маневры для получения более выгодных условий в политическом или коммерческом торге с США. Подытоживая, следует подчеркнуть, что общий интерес США и России состоит в стремлении к недопущению перерастания острых ситуаций в регионе в масштабные конфликты, тем более с применением любых видов оружия массового поражения, так как предвидеть всю полноту последствий мощных военных взрывов крайне сложно- как в военно-стратегическом, так и политическом отношениях. Иными словами, российское руководство, судя по всему, согласно с необходимостью поддержания существующего стратегического статус-кво в регионе с внушительным американским присутствием, но стремится обладать определенными рычагами воздействия с тем, чтобы не

465 Например, после того как в начале февраля 2006 г. «ближневосточный квартет» принял согласованное решение бойкотировать пришедший к власти в Палестинской автономии ХАМАС, В. Путин пригласил представителей высшего руководства этой организации в Москву, устроив им прием на достаточно высоком уровне. В отношении Ирана - многие санкционные инициативы стран Запада Россия де-факто блокирует, прилагая усилия для смягчения санкционного режима вокруг Ирана. допустить нарушения сложившегося баланса в результате «чрезмерного» усиления военно-политических позиций США. Одним из этих рычагов призваны стать «особые отношения» Москвы с радикальными группировками, Ираном и Сирией.

Другой точкой совпадения США и России на Ближнем Востоке остаётся борьба с терроризмом и противодействие экстремизму. Эта задача соответствует глубинному интересу обеих стран, что отражено в соответствующих основополагающих документах сторон. Однако на уровне имплементации этой стратегической задачи Россия опять же стремится дистанцироваться от США— главным образом для того, чтобы избежать обострений с радикальными и экстремистскими группировками в случае открытого противостояния им. Даже на уровне официальных заявлений российские власти в большинстве случаев стремятся уклониться от определения не только режимов некоторых стран в регионе, но и радикальные группировки там как «экстремистские и террористические», кроме разве что сети «Аль-Каиды». Здесь мы наблюдаем факт совпадения стратегических целей России и США и расхождений в средствах их достижения, что во многом объясняется и различиями концепций антитерроризма, которые лежат в основе внешней политики обеих стран, в частности, на Ближнем Востоке. Особенно ярко это проявлялось в последнее время в оценках деятельности группировок ХАМАС и «Хизбалла»: в Москве отказались признать их террористическими с тем, чтобы «наладить диалог» с ними. Следовательно, совместная борьба с терроризмом остаётся в значительной степени декларированной точкой совпадения интересов США и России на традиционном Ближнем Востоке.

Третьей точкой совпадения интересов России и США в данном регионе является стремление не допустить появления и распространения ОМУ, особенно, ядерного оружия. Это относится прежде всего к Ирану. Данная задача в качестве общей, совместной с США и Евросоюзом декларируется Россией достаточно жестко. Однако, как и в предыдущем случае, то есть, с антитеррором, налицо различие в оценках перспектив возможного появления ядерного оружия у Ирана, на основании чего Россия придерживается иной, чем США и Евросоюз, тактики взаимодействия с Ираном — скорее кооперативной, чем санкционной. Нередко эта тактика приводит к противостоянию с США в вопросах ужесточения санкционного режима в отношении Ирана. Но и эти расхождения по Ирану не критичны для взаимодействия России и США. Более того, в отдельные случаях американская сторона признает полезным наличие такого канала потенциального воздействия на Иран как «особые отношения» между Москвой и Тегераном. Максимально задействовать этот канал намерена администрация Барака Обамы. Этого нельзя исключать, если Россия и США договорятся рассматривать проблему Ирана в комплексе с проблемой размещения в Восточной Европе третьего позиционного района ПРО США.

Точки расхождения. «Особо дружественные» отношения России с упомянутыми негативными элементами (Ираном, Сирией, ХАМАС, «Хизбалла»), угрожающими устойчивости ближневосточной системы, становятся чувствительной точкой расхождений между Москвой и Вашингтоном, повышающей степень недоверия американского истеблишмента к партнёрству с Россией в данном регионе. В большинстве случаев, однако, эти расхождения не носят критического характера, поскольку представляются российским МИД как проявление иной, чем американская, тактической линии в рамках общего с США курса на нейтрализацию негативных факторов, то есть через общение с ними (ХАМАС, Сирия, Иран в части ядерной программы). И все же, критически оценивая попытки России установить каналы общения с «ближневосточными изгоями», в Вашингтоне в отдельных случаях склонны рассматривать эти каналы связей России как полезные — как комплекс мероприятий, которые Россия проводит на свой страх и риск (в ущерб своему имиджу и отношениям с системными игроками в регионе). Таким случаем можно назвать серию приглашений в Москву руководителей ХАМАС в 2006 и 2007 гг. Её результатом стал всплеск критики в отношении

России в Израиле и на Западе. После того как стало ясно, что такие встречи не приносят результаты (ХАМАС остается на прежних позициях), российский МИД отказался от контактов с этой организацией на высоком уровне.

Что касается государств — радикальных факторов в регионе — Сирии и Ирана, то расхождения между Россией и США в отношении них всё больше трансформируются в форму соперничества за потенциальное влияние на руководство этих стран. Глубина этих расхождений в отношении каждого из двух государств различна. Реальную угрозу для стабильности региона США и Израиль видят в поставках российского вооружения этим двум странам. В этом Россию упрекают открыто и официально. Что же касается политических и дипломатических контактов и маневров вокруг этих государств, то США не только в этом не упрекают Россию, но и сами резко активизировали такого рода мероприятия в отношении Дамаска и Тегерана. Причем, становится всё более очевидным, что эти политические усилия Вашингтона в отношении, например, Дамаска имеют вполне положительную перспективу — во многом в силу скоординированности действий США и всего блока умеренных арабских государств в направлении «возвращения Сирии в лоно арабского мира», то есть ослабления связей Дамаска с Тегераном. К тому же политические усилия США и умеренных арабов подкрепляются военным давлением со стороны Израиля.

Если стремление не допустить появления ядерного оружия у Ирана остаётся устойчивой точкой совпадения интересов России и США, то тесно связанная с ней проблема так называемой «мирной ядерной программы», скорее, оказывается точкой расхождений между Москвой и Вашингтоном. Суть расхождений сводится к определению системы контроля над этой программой— с тем, чтобы мирная программа плавно не переросла в военную. Россия считает достаточным нынешний режим контроля со стороны МАГАТЭ, а США и Евросоюз придерживаются точки зрения, согласно которой Тегеран «играет в кошки мышки» с МАГАТЭ, стремясь скрыть от международных инспекций возможные доказательства трансформации мирной программы в военную. Недоверие это основывается и на результатах и оценках, подготовленных сотрудниками отдельных миссий МАГАТЭ в Иране.

Точкой же явных расхождений в подходах США и России к Ближнему Востоку остается сфера энергетики. Формально главными агентами-операторами в ней считаются энергетические компании обеих стран, но в действительности вопрос продвижения этих компаний на арабских рынках давно выведен на политический уровень. Суть расхождений во многом связана со статусом обеих стран: США как потребителя арабских углеводородов; России— как экспортера этой продукции. Соответственно США стремятся удержать энергетические процессы в арабских странах в рамках рыночных отношений, во-первых, и содействовать сохранению преимущественных позиций своих компаний на арабских энергорынках, во-вторых; Россия же стремится обеспечить условия для экспансии своих компаний на арабских энергорынках, соответственно, в ущерб остальным, в том числе американским компаниям, во-первых, и убедить соответствующие арабские страны перейти к более жесткой координации действий с Россией на мировых рынках сбыта углеводородов, во-вторых, что воспринимается в США как усилия по созданию в перспективе новых картельных соглашений. Для противодействия этой тенденции конгресс США принял в последнее десятилетие ряд соответствующих законодательных актов.

Подводя итог соотношения точек совпадения и расхождения России и США на традиционном Ближнем Востоке, подчеркнем следующее:

1. Формально декларативные оценки и подходы США и России к основным конфликтным зонам БВ совпадают практически полностью (палестино-израильское урегулирование, Иран, Сирия — Ливан, Судан — Дарфур), но на политико-дипломатическом уровне имплементации этих совпадающих позиций часто проявляются расхождения, продиктованные различным восприятием либо природы того или иного конфликта, либо способов его решения (силовой — несиловой).

2. Точки совпадения проистекают в основном из устойчивых геополитических интересов обеих стран и, следовательно имеют, на наш взгляд, долговременный и статичный характер. Расхождения же пребывают в динамической фазе и чаще всего предопределяются субъективным фактором (взглядами и позициями групп, доминирующих в истеблишментах обеих стран на определенном отрезке времени).

3. Тенденция к взаимодействию обеих стран в регионе имеет шансы доминировать над временными расхождениями в силу: а) заинтересованности США в обеспечении повышения степени устойчивости нынешней ближневосточной системы (умеренных арабских стран и Израиля), чему может способствовать Россия; б) заинтересованности России в сохранении статуса «системного игрока» в регионе совместно с США (игрока так называемого «третьего уровня»), а не перехода к статусу «инициатора создания контрсистемы» на базе радикальных государств и группировок. Тем более, что перспективы создания подобной «контрсистемы» достаточно иллюзорны с учётом высокой динамики развития событий как внутри двух потенциально образующих эту «контрсистему» стран (Иран и Сирия), так и вокруг них. Кроме того, усилия по гипотетическому созданию такой «контрсистемы», несомненно, окажут резко негативный эффект на глобальном уровне внешней политики России (на отношения с США и Евросоюзом).

4. Важнейшим фактором преодоления зоны разногласий в регионе, скорее всего, может стать фактор субъективный, связанный с повышением степени взаимопонимания и взаимодействия между двумя странами на глобальном уровне. Речь может идти, например, о смене или существенном обновлении правящих групп в Москве и Вашингтоне, а также об усилении степени кооперативности двух стран в других регионах, что в значительной мере может симметрично сказаться и на кооперативности на Ближнем Востоке.

-3825. Важным пунктом расхождений США и России в регионе остаётся разнонаправленность энергетических стратегий, которые в значительной степени формируются под воздействием групп частных интересов в виде нефтегазовых компаний и их лоббистских структур. Ставка на энергетический рычаг как элемент внешней политики особенно характерен для России. Снятие остроты обозначившегося в последнее время противостояния в этой сфере России с США и Евросоюзом (например, проект создания «Газового ОПЕК») возможно путем дополнительных согласований общих правил поведения (например, согласия сторон на недопущение картельных сговоров), а также более четкого определения энергетики как сферы рыночных, коммерческих отношений, роль государства в которой могла бы быть достаточно ограниченной (например, оказание финансовой или инфраструктурной поддержки). Иными словами, не допускать ситуаций, при которых проблемы конкуренции тех или иных компаний на арабских рынках становились бы элементом внешней политики России или США.

США и Россия как акторы становления системы ЦАЗ. С точки зрения системного подхода, ситуацию в Центральной Азии и Закавказье можно определить как стадию динамичного формирования региональной системы отношений. Она далека от устойчивой, что не позволяет её характеризовать как сложившуюся систему. Внешние формально интеграционные рамки в виде Содружества Независимых Государств практически уже стали пресловутой «формой развода». Относительно слаженно функционируют более ограниченные и селективные форматы объединения государств функционального характера (ОДКБ в сфере безопасности, ЕврАзЭс в экономической сфере, ГУАМ в политико-экономическом плане, ШОС - в сфере безопасности и экономики и т.д.). Основные характеристики формирующейся региональной системы ЦАЗ, на наш взгляд, проистекают из а) динамического состояния выработки внешнеполитических ориентиров стран региона, что происходит в значительной степени под б) конкурентным влиянием трёх крупных акторов - России, Китая и США, и в) недостаточной устойчивости внутриполитических процессов в самих странах региона. Иными словами, смена правящей группы в той или иной стране (неважно - путем выборов или наследования) может приводить к радикальному изменению вектора её внешней политики, что может сказываться на устойчивости функционирования системы. Изменение этого вектора время от времени происходит и как результат воздействия одного из трёх крупных акторов в регионе (политического или финансового), а также как результат переоценки перспектив коммерческой реализации своего нефтегазового потенциала.

Следующие характеристики изучаемого объекта (для удобства назовем его «динамической системой ЦАЗ») с позиций системного подхода дают основания констатировать достаточно высокую стадию его хаотичности: а) высокая степень конкурентности прежде всего между Россией и США (Китая - в меньшей степени); б) стремление крупных стран региона (особенно богатых энергоресурсами) к повышению своего статуса игроков второго уровня на уровень, который, на наш взгляд, оправданно обозначить как «2 плюс» (то есть нежелание быть объектами разного рода манипуляций со стороны акторов третьего уровня — США, России, Китая, но одновременно признавая оправданность присутствия в регионе этих глобальных игроков и не претендуя на равенство с их статусом); в) перечисленное в сумме даёт эффект размывания устойчивости региональных. структур (например, взаимодействие в рамках ОДКБ в военных аспектах не рассматривается некоторыми его участниками в ЦА как обязательство не взаимодействовать с НАТО по ряду направлений и тем более не считается формальным ограничителем в формировании максимально независимого внешнеполитического курса). Иными словами, большинство стран ЦАЗ намерены увязывать группы своих интересов со всеми тремя глобальными акторами, балансируя между ними. Эту ситуацию с максимальной очевидностью обнажили последствия боевых действий России в Грузии, оправданность которых всеми государствами ЦАЗ была поставлена изначально под вопрос, что проявилось и в факте непризнания ими независимости Абхазии и Южной Осетии.

В том что касается взаимодействия России и США в этом регионе, то его важнейшей, на наш взгляд, характеристикой следует считать достигающий пределов допустимого разрыв между декларированными интересами обеих стран применительно к ЦАЗ (а именно: а) обеспечение безопасности региона в целом; б) стабильности экспорта энергоресурсов оттуда) и концептуальным наполнением этих установок, из чего проистекают и действия антагонистического характера. Так, если США понимают под «обеспечением безопасности ЦАЗ» перспективу укрепления степени самостоятельности новых независимых государств и снижение уровня террористической угрозы в регионе (прежде всего с территории Афганистана), то в Москве доминирует установка на создание блоковых объединений, в которых нивелируется степень самостоятельности отдельных их составляющих посредством принятия «коллективных решений», а противодействие террористической угрозе воспринимается, скорее, в контексте недопущения масштабов присутствия США и НАТО в регионе (то есть установка на противодействие террористической угрозе из Афганистана подчинена, в понимании российских стратегов, задаче минимизации масштабов западного присутствия в регионе). Реализация второго базового интереса также трактуется в Москве и Вашингтоне антагонистическим образом: в рамках базовой установки на ослабление энергозависимости от России в США делают ставку на проекты транспортировки углеводородов в Европу с помощью альтернативных существующим трубопроводам (главным образом российским) маршрутов; российские энергостратеги стремятся «завязать на себя» практически все маршруты западного направления из ЦАЗ.

Преодоление этого фундаментального антагонизма концептуального характера, как представляется, лежит в значительной степени в плоскости «субъективного фактора», а также в факторе, который можно определить как снижение/повышение ценностной значимости объекта». Поясним смысл второго фактора: накал антагонистического восприятия в США и России вопросов, связанных с энергетикой в ЦАЗ, неизменно повышается в контексте роста цен на углеводороды на мировом рынке и ослабляется в контексте их падения, когда к тому же резко возрастает затратность создания соответствующих инфраструктурных объектов (строительства трубопроводов), т.е. снижается мотивация; это же относится и к оценке террористической угрозы из Афганистана: в период между 2002 и 2007 гг. эта угроза оценивалась как незначительная в США и России, что привело к де-факто ослаблению российско-американского взаимодействия на этом направлении и трансформации российской концепции из реально антитеррористической в концепцию де-факто усиления геополитической роли и значимости России на пространстве ЦАЗ через минимизацию американского присутствия там. С 2007—2008 гг. значимость террористической угрозы из Афганистана для стран ЦАЗ заметно возросла, что приводит к усилению реального взаимодействия между Россией и США в данном аспекте.

Имманентным свойством проявления второго фактора («снижение/повышение ценностной значимости объекта») являются временные параметры: повышение — понижение ценностной значимости объекта фиксируется в четких временных рамках. Что же касается поведения игроков в данном случае, то, на наш взгляд, можно говорить о двух прямо противоположных стереотипах. Так, применительно к сфере энергетики наиболее вероятным стереотипом поведения можно считать модель, определяемую следующей максимой: чем выше «стоимость объекта» — тем ниже степень кооперативности США и России, по логике которой в противном случае следует ожидать её инверсии — «ниже стоимость объекта — выше уровень кооперативности и договариваемости». В том же, что касается террористической угрозы, то здесь вступает в силу модель противоположной динамики: чем она выше — тем выше степень кооперативности Москвы и Вашингтона. Таким образом, наибольшие шансы достижения договоренностей и координации действий США и России связаны с совпадением двух периодов — падения цен на энергоносители и повышения уровня террористической угрозы из Афганистана. Вторым важнейшим условием повышения кооперативности остаётся состояние «субъективного фактора», понимаемого как готовность правящих групп в обеих странах к усилению/ослаблению взаимодействия. Если проявляется готовность к усилению взаимодействия, то на повестку дня встает вопрос идеологического обоснования перехода от соперничества к сотрудничеству, равно как вопрос о разработке основной конфигурации этого процесса с обозначением точек совпадений и расхождений466.

Применительно к региону ЦАЗ ситуация, благоприятная для достижения компромиссных договорённостей и повышения уровня кооперативности между США, и Россией, сложилась с конца 2008 г. Она связана с «благоприятным» в этом контексте совпадением двух факторов (падением цены на углеводороды, ослабляющим степень конфронтационности подходов сторон в энергетическом аспекте, и усилением террористической угрозы из Афганистана, что подталкивает стороны к повышению кооперативности). В достаточно благоприятном ключе эволюционирует и «субъективный фактор», в частности, со стороны

466 На теоретическом уровне стратегию преодоления конфликтов со смешанными интересами (т.е. ненулевой суммой) детально разработал видный американский ученый Томас Шеллинг. Применительно к исследуемой проблеме полезными представляются его разработки, основанные на применении «теории игр», где в рамках классификации моделей подходов к конфликтным ситуациям, в которых интересы стороне не во всем прямо противоположны, исследователь предлагает модель так называемой «игры координации». Вот как Т. Шеллинг определяет этот метод анализа: «Игра координации, вероятно, лежит в основе стабильности институтов и традиций, а также, возможно, самого феномена лидерства. Среди возможных наборов норм, которые могли бы управлять конфликтом, традиция указывает на конкретный набор, который, по предположению каждого, все остальные рассматриваеют в качестве замечательного кандидата на то, чтобы быть принятым, и этот набо по умолчанию берёт верх над всеми теми, которые не могут быть легко распознаны молчаливым согласием». (Цит. по: Шеллинг Т. Стратегия конфликта. - Пер. с англ. Т. Даниловой. - Под ред. Ю. Кузнецова, К. Сонина. - М.: ИРИСЭН, 2007. - С. 119.)

США, где новая администрация Барака Обамы расширяет поле для политических маневров в отношениях с Россией (пресловутая «перезагрузка» в этих отношениях предполагает возможность отказа от ряда установок предыдущей администрации). В преддверии же процесса согласования интересов и выработки компромиссов на новом этапе российская сторона предприняла ряд жёстких ходов с целью фиксации своих преимущественных позиций в регионе (признание независимости Абхазии и Южной Осетии, создание там военных баз; попытка вытеснить американскую базу «Манас» из Киргизии, формирование сил быстрого реагирования ОДКБ в качестве альтернативы натовским силам). Общая модель перехода к компромиссному взаимодействию США и России диктуется «кооперативным фактором» подавления террористической угрозы из Афганистана и формируется вокруг «афганской оси». Энергетический фактор сохраняется как долговременный стратегический интерес, оказывающий на данном этапе больше фоновое воздействие.

Для определения возможных форм компромиссного взаимодействия между США и Россией в ЦАЗ в ближайшей перспективе целесообразно, на наш взгляд, обозначить точки расхождений между ними, которые остаются доминантными, но выносятся за пределы прорабатываемой формулы.

Россия, судя по всему, не готова отказаться от принципа «максимально возможного преобладания в регионе ЦАЗ», для чего намерена мобилизовывать все виды ресурсов — политический, финансовый, военный. США не откажутся от «очагового присутствия в регионе» (в Грузии, Азербайджане, частично в Таджикистане, Туркмении и Узбекистане). Динамика этих установок прямо противоположная: Россия, скорее всего, будет стремиться к сокращению масштабов «очагового присутствия США», а США наоборот - к укреплению и расширению этих очагов.

США будут по-прежнему поощрять максимально возможную «независимость» внешнеполитических установок стран региона, приверженность местных элит принципам демократии, объективно расшатывая существующие региональные структуры на постсоветском пространстве, в которых доминирует Россия.

США и Россия будут стремиться заручиться в своём соперничестве максимально возможной поддержкой Китая (один из первых визитов нового госсекретаря США Хиллари Клинтон был нанесен в Китай).

В этих условиях важнейшим требованием искомого компромисса становится проявление максимальной сдержанности в демонстрации силы со стороны США и России на постсоветском пространстве, которая рассматривается обеими странами как направленная друг против друга. Следует учитывать, что после событий в Грузии в августе 2008 г. заметно повысился уровень напряжения в системе ЦАЗ — новый военный взрыв на этом пространстве чреват многовариантностью последствий, которые не всегда можно просчитать заранее.

Далее— налаживание диалога высокого уровня между Москвой и Вашингтоном по глобально-стратегическим вопросам в целом и по проблеме Афганистана, в частности, в ходе которого фиксируются как точки расхождения сторон, так и конкретные точки взаимодействия. При этом важно, чтобы первые оставались на уровне деклараций, а вторые были переведены в русло практических действий (речь главным образом о создании логистических структур для доставки грузов в Афганистан через территорию стран СНГ). Как показывает практика, повышение взаимопонимания между Москвой и Вашингтоном на глобально-стратегическом уровне неизменно положительно сказывается на подходах сторон к проблематике Большого Ближнего Востока. Именно эта идея лежит в основе прорабатываемой сделки «ПРО в обмен на Иран», то есть предполагающей снятие проблемы ПРО в Восточной Европе в обмен на жесткое давление России (совместно с США и Евросоюзом) на Иран с целью достижения отказа Тегерана от попыток создания ядерного оружия.

При том, что попытки договариваться в духе подобных «сделок» («ПРО в обмен на Иран», «определение зон сбалансированных интересов» и т.д.) могут стать шагом в правильном направлении (повышения кооперативности США и России) при условии четкого понимания относительности этих договоренностей, то есть последние не должны восприниматься буквально-догматически, а скорее- как форма договоренности сторон на данный момент времени по тому или иному поводу. Эти договоренности (в случае их достижения) остаются не более чем позитивными жестами сторон в адрес друг друга (что уже важно!), но их реализация наталкивается на многочисленные ограничители. Одним из таковых следует считать, например, проблему верификации и интерпретации той или иной сделки между участвующими в ней сторонами (роль субъективного фактора - в случае трансформации правящей группировки в Москве или Вашингтоне), равно как верификации объекта сделки (например, в Москве считают, что нет доказательств реального стремления Ирана к производству ядерного оружия, а в Вашингтоне расценивают имеющуюся фактуру в прямо противоположном ключе). То есть на подобного рода сделки не следует возлагать чрезмерных надежд, чтобы минимизировать морально-политический ущерб от неизбежного последующего разочарования в их неосуществимости.

При анализе подходов США и России к двум исследуемым системам (ближневосточной и ЦАЗ) важно определить степень и характер востребованности этих глобальных акторов со стороны «местных игроков». Из вышеизложенного следует, что в рамках ближневосточной системы (умеренные арабские государства и Израиль) США востребованы достаточно устойчиво как в политическом плане (по сути, США есть во многом генератор функционирования этой системы), так и в экономическом аспекте (потребитель нефти, торговый партнер и т.д.). Россия востребована в меньшей степени, но рассматривается как важный элемент «третьего уровня», способный обеспечить устойчивость системы при условии проявления конструктивного подхода (то есть минимизации поддержки радикальных государств и организаций). Что же касается системы ЦАЗ, то, несмотря на различный удельный вес реального присутствия США и России, степень потенциального их востребования «местными игроками» представляется, как ни парадоксально, но весьма сравнимой. Мало какие элитные группы центральноазиатских государств проявляют готовность делать ставку только на Россию, хотя бы исходя из стереотипа «необходимости преодолеть зависимость от многовековой метрополии». Играют свою роль и опасения части местных элит попасть в чрезмерную политическую или энергетическую (трубопроводную) зависимость от России. Перспективы выхода в мировое политическое и экономическое пространство многие из них связывают в основном с взаимодействием с США. Формула «ублажать ближайшего соседа Россию и играть на ее противоречиях с США», как видно, по-прежнему востребована многими элитными группами стран ЦАЗ. Тем более, что многовекторность внешнеполитической ориентации диктуется и коммерческим интересом обеспечения устойчивых маршрутов и рынков сбыта энергоносителей.

Исходя из доминирующих в Москве и Вашингтоне концепций и вышеизложенных тезисов, целесообразно оценить несколько наиболее вероятных сценарных подходов России и США к проблематике ББВ.

Первый - «раздел сфер влияния на всем ББВ», при котором США остаются доминирующим фактором на традиционном Ближнем Востоке, а Россия становится таковым на постсоветском пространстве ЦАЗ. Вероятность достижения договоренностей в этом духе крайне низка по следующим причинам: а) сравнительная незначительность экономических интересов России в странах традиционного Ближнего Востока и опять же невысокая степень политического влияния там делают такого рода «обмен» для США неадекватным и неприемлемым с учётом высокой степени заинтересованности американских корпораций в энергоресурсах ЦАЗ, а политических стратегов — в расширении геополитического влияния в этом регионе; б) принципиального несогласия американского истеблишмента обсуждать возможности «раздела мира на сферы влияния»; в) несогласие большинства правящих элитных групп в странах ЦАЗ на такой «размен» между глобальными игроками в регионе.

Второй- «раздел традиционного БВ на зоны влияния», означающий раскол на «третьем уровне» ближневосточной системы, в результате чего США остаются «покровителем» и главным внешним игроком основной ближневосточной системы, а Россия усиливает взаимодействие с радикальными странами и организациями (Сирия, Иран, ХАМАС, «Хизбалла»). В этом случае Россия становится внесистемным игроком, отторгается системой с неясными и рискованными перспективами усиления радикального фактора в регионе. Последствия предсказуемы: позиции России в регионе постепенно ослабевают, а на глобальном уровне она становится негативным фактором, усиливая противостояние со странами Запада, а также, возможно, и с Китаем. Сценарий откровенно конфронтационный и неприемлемый для долговременных интересов России.

Третий- «раздел на зоны влияния региона ЦАЗ», сценарий, воспринимаемый как неприемлемый на данном этапе российским истеблишментом (в силу стремления к полному доминированию), равно как и американским (в силу широкого разброса по горизонтали «очагов присутствия и влияния»). Главное — этот сценарий неприемлем для большинства элит государств региона. Однако на определенном этапе он может быть реализован в условиях нарастания общей конфликтности в регионе и американо-российского противостояния. Его реализация означает вывод на новый виток соперничества между США и Россией.

Четвертый— «распределение ролей», при котором военное присутствие США сводится до минимума, необходимого для решения задач по борьбе с терроризмом в Афганистане, а общую ситуацию с безопасностью в регионе контролируют формально межнациональные структуры типа ОДКБ с преимущественным влиянием в них России, то есть, по существу, речь может идти о сохранении нынешней ситуации. Следует, однако, учесть, что минимизация американского присутствия в военной сфере в регионе не означает такой же минимизации присутствия американских компаний в сфере энергетической, что определяется политическим выбором каждого государства данного региона. Этот сценарий может быть приемлемым для многих региональных элит, поскольку в принципе он позволяет уравновешивать военное присутствие США и России, а также ограничивать влияние России рамками региональных структур, в которых формально каждое государство имеет право голоса.

Пятый— «приватизация энергетики», подход, предполагающий договоренности между Россией и США, согласно которым сфера энергетики в большей мере относится к полю экономической деятельности, главными игроками на котором являются частные компании, даже если они получают все виды поддержки со стороны государства. Идея в том, чтобы вывести это конфликтное поле за пределы политико-стратегического диалога Москвы и Вашингтона. Реализация же трубопроводных проектов с большой долей участия государства должна рассматриваться с точки зрения долговременной целесообразности и коммерческой выгоды всех участников проекта, а не как предмет острых столкновений государств (США и России) на политическом уровне. При том, что полностью устранить политическую составляющую в таких проектах невозможно, всё же есть шансы минимизировать её воздействие на российско-американские отношения. Следует учитывать, что повторение такого взвинчивания цен на углеводороды, как это было в 2007—2008 гг., маловероятно, что естественным образом снижает эффективность энергетической составляющей во внешней политике России. В этом направлении, судя по всему, будут мобилизованы и усилия администрации Обамы — на максимальное сокращение зависимости США (а также и Евросоюза) от импорта углеводородов в целом и из России, в

467 частности .

467 Два ведущих американских эксперта по проблематике ББВ Ричард Хаас и Мартин Индик считают, что целью энергетической политики администрации Обамы должно быть максимальное сокращение зависимости от углеводородов вообще, что предотвратит «перемещение богатств в такие страны, как Иран, Россия и Венесуэла», что в свою очередь, по их мнению, сделает политику этих стран «более сговорчивой и компромиссной» и радикально

Таким образом, основой формулы повышения кооперативности России и США на Большом Ближнем Востоке могло бы стать, на наш взгляд, сочетание четвертого и пятого сценарных подходов, основанных на принципе отказа сторон от поведенческих стереотипов, которые в теоретическом аспекте именуются как «игра с нулевой суммой». Реализация моделей политики, понимаемой в теоретическом плане как «игра с ненулевой суммой», в ходе которой отрабатываются как совпадающие интересы двух стран, так и интересы несовпадающие, базируется на рациональности действий сторон. Применительно к России принцип рациональности предполагает сохранение статуса системного актора на традиционном Ближнем Востоке и актора важного, во многом определяющего, но не тотально доминирующего на пространстве ЦАЗ. Поле конструктивного взаимодействия России и США на Ближнем Востоке представляют конфликтные зоны (палестино-израильское урегулирование, Ливан, Судан - Дарфур, Иран); на пространстве ЦАЗ - Афганистан. Это взаимодействие, как показала практика последних лет, не исключает и тактических расхождений между Москвой и Вашингтоном в оценках состояния того или иного конфликта и способов его урегулирования. Полем расхождения, в частности, на пространстве ЦАЗ остаётся сфера энергетики и особенности поведенческих моделей сторон (неприемлемыми, с точки зрения США, считаются варианты использования военной силы, как в Грузии в 2008 г., попытки России сократить военную инфраструктуру США и НАТО в регионе и поставить Запад в полную зависимость от Москвы; с точки зрения российского истеблишмента, неприемлемой считается поддержка американскими структурами так называемых «цветных революций» и враждебных России режимов, например, президента Грузии М. Саакашвили). Даже в случае неготовности истеблишментов России и США отказаться от упомянутых моделей поведения важным критерием оценки их сохранения должна стать реакция региональных элит на эти изменит стратегическую среду в районе Большого Ближнего Востока». (См.: Haas R.,

I n d у k М. Beyond Iraq // Foreign Affairs. - January/February 2009.) модели. Проигрышным вариантом как для США, так и для России представляется тот, при котором каждая из сторон будет настаивать на сохранении упомянутых конфликтных моделей вопреки позиции региональных элит, потенциально создавая основу для партнёрско-союзнических отношений этих элит с противостоящей стороной. Такой подход выходит за рамки рационального и не может служить инструментом реализации национальных интересов США или России, равно как и инструментом стабилизации региональной системы отношений в ЦАЗ.

Список научной литературыШумилин, Александр Иванович, диссертация по теме "Политические проблемы международных отношений и глобального развития"

1. ИСТОЧНИКИ1. Российские документы

2. Закон о противодействии терроризму // сайт Президента РФ / http://www.kremlin.ru/text/psmes/2006/03/102799.shtml.

3. Концепция внешней политики Российской Федерации (1993 г.) // Дипломатический вестник. — 1993, январь. — (Спецвыпуск);

4. Внешняя политика и безопасность современной России. 1991-2002. -Хрестоматия в 4-х томах. Т. 4. - М.: МГИМО, 2002. - С. 19-59.

5. Концепция внешней политики Российской Федерации (1997 г.) / Внешняя политика и безопасность современной России. 1997-2002. — Хрестоматия в четырёх томах. Т. 4. -М.: МГИМО, 2002.

6. Концепция внешней политики Российской Федерации (2000 г.) // Дипломатический вестник. — 2000. — № 8.

7. Концепция Внешней Политики Российской Федерации (2008 Г.) / Сайт Президента России:http://www.kremlin.ru/text/docs/2008/07/204108.shtml.

8. Энергетическая стратегия России на период до 2020 г. / Минпромторг России. —2003: www.minprom.gov.ru/docs/strateg/1.

9. Указ «О мерах по противодействию терроризму» / http://www.agentura.ru/timeline/2006/nak/.

10. Заявление МИД РФ от 14 сентября 1993 г. // МИД РФ / http://www.ln.mid.ru/Brp4.nsf/.

11. Интервью Заместителя министра иностранных дел России А.В. Яковенко // Эхо планеты. — 2009. — № 3 /http://www.ln.mid.ru/brp4.nsf/sps/5359C1388C266D3CC32575470047006B.

12. Выступление Президента РФ В. Путина на встрече с представителями деловых кругов Саудовской Аравии. — Эр-Рияд, 12.02.2007 / Сайт Президента РФ:http://www.kremlin.ru/appears/2007/02/12/1942type63376type63377118205.

13. Интервью Специального представителя Президента РФ

14. Интервью заместителя министра МИД РФ Г.Б. Карасина агентству ИТАР-ТАСС. МИД РФ, 4.022009 / http://ww.ln.mid.ru/brp4.nsf/sps.

15. Лавров С. ЕврАзЭС, ОДКБ и ШОС не должны дублировать друг дуга // Росбалт, 21.03.2007 / http://www.rosbalt.ru/2007/03/21/290469.html.

16. Начало встречи Президента РФ Д. Медведева с Генеральным секретарём Организации Договора о коллективной безопасности

17. Н. Бор дюжей, 26.01.2009 / Сайт Президента РФ:http://www.kremlin.rU/appears/2009/01/26/1726type63378212092.shtml.

18. Сергей Лавров: ответы на вопросы российских СМИ по итогам Международной конференции по Афганистану, прошедшей в Лондоне31 января 2006 г. МИД РФ /http://www.un.int/russia/runews/060103/0602011418r.pdf.

19. Выступление Президента России на X встрече глав государств и правительств Организация Исламская конференция. — Малайзия, 16.10.2003 / Сайт Президента России:http://www.kremlin.rU/appears/2003/l 0/16/1118type633 77type8263454103 .s.

20. Пресс-конференция В. Путина по окончании российско-чилийских переговоров 20.11.2004. — Чили, Сантьяго / Сайт Президента России: http://www.kremlin.ru/appears/2004/ll/20/1641type6338079731.shtml.

21. Пресс-конференция по итогам саммитов ОДКБ и ЕврАзЭС 4.02.2009 / Сайт Президента РФ:http ://www.kremlin.ru/appears/2009/02/04/3 6type21633 77type633 80212492.

22. Пресс-конференция министра иностранных дел России С.В.Лаврова по итогам "правительственного часа" в Государственной Думе. — Москва, 12.05.2005. МИД РФ / http://media.mid.ru/video/videolist.html.

23. Интервью Специального представителя Президента РФ

24. А.Е. Сафонова ИТАР-ТАСС по вопросам международного сотрудничества вборьбе с терроризмом и транснациональной организованной преступностью 24.01.2007. МИД РФ / http://www.ln.mid.ru/nsg8.nsf/4681a749bl2257b3432569ea003614e4/432569ed00401c0ec325726d0050.

25. Стратегия национальной безопасности РФ до 2020 года. — Совет безопасности РФ / http:// www.scrf.gov.ru/ documents/ 99.html2. Совместные документы

26. Совместная пресс-конференция с Президентом Казахстана Нурсултаном Назарбаевым по итогам российско-казахстанских переговоров. Астана // Сайт Президента России, 22.05.2008: http://www.kremlin.ru/appears/2008/05/22/2355type63377type6338020shtml.

27. Заявления для прессы по итогам российско-азербайджанских переговоров. Баку // Сайт Президента России, 3.07.2008 / http://www.kremlin.ru/appears/2008/07/03/2156type63377type6203531.shtml.

28. Резолюция Совета безопасности ООН по Ираку 1500 (2003) / http://www.un.org/russian/documen/scresol/res2003/resl500.htm .

29. Резолюция Совета Безопасности ООН по Ираку 1546 (2004) / http://www.un.org/russian/documen/scresol/res2004/resl546.htm.

30. Резолюция Совета Безопасности ООН по Ираку 1557 (2004) / http://www.un.org/russian/documen/scresol/res2004/resl557.htm.

31. Резолюция Совета Безопасности ООН по Ираку 1618 (2005) / http://www.un.org/russian/documen/scresol/res2005/resl618.htm.

32. Доклад МВФ «Перспективы развития региональной экономики: Ближний Восток и Центральная Азия», 13.05.2007 / http:/Avww.imf.org/external/np/sec/pr/2007/rus/pr0794r.pdf.-4007. G-8 Greater Middle East Partnership Working Paper // Al-Hayat, 14.02.2004.

33. United Nations Security Council Resolution 986 S-RES-986 (1995) on 14 April 1995 /http://www.un.org/russian/documen/centre/.

34. United Nations Security Council Resolution 986 S-RES-986 (1995) on 14 April 1995 / http://www.uncc.ch/resolutio/res0986.pdf.4. Американские документы

35. Инаугурационная речь президента США Б. Обамы. Вашингтон, 20.01.2009 // America.gov / http://www.america.gov/st/elections08-russian/2009/Januaiy/20090121085901 abretnuhO.7421228.html.

36. Выступление госсекретаря США К. Райе и министра иностранных дел Казахстана М. Тажина. Казахстан, Астана, 5.10.2008 // America.gov / http://www.america.gov/st/russian/2008/0ctober/20084248eaifas0.160763 .html.

37. Authorization for Use of Militaiy Force Against Iraq Resution of 2002 (Public Low 107-243-Oct. 16, 2002) / http://www.c-span.org/resources/pdf/hjresl 14.pdf.

38. В i d e n J. Speech at the 45th Munich Security Conference. MSC. 02.07.2009 /http://www.securityconference.de/konferenzen/rede.php?menu2009=&menu.

39. В u s h G.W. Interview with Russia's NTV, 18.11.2002. The American Presidency Project / http://www.presidency.ucsb.edu/signing.

40. Boucher R. Diplomatic Discusions With Syria. — U.S. Department of State, 11.05.2004 / http://www.state.gOv/r/pa/prs/dpb/2004/32383.htm.

41. Boucher R. United States Support of Middle East Peace Process. — U.S. Department of State, 7.05.2004 / http://www.state.gOv/r/pa/prs/dpb/2004/32304.htm.

42. Debates. Election Center 2008 // CNNPolitics.com / http://edition.cnn.com/ELECTION/2008/debates/.

43. Country Reports on Terrorism. — Chapter 6 State Sponsors of Terror Overview. - U.S. Department of State, 28.04.2006 / http://www.state.gOv/s/ct/rls/crt/2005/64337.htm.

44. Global Trends 2025: A Transformed World (NIC 2025 Project). -Washington: GPO. Stock No. 041-015-00261-9.

45. H.R.2264: No Oil Producing and Exproting Cartels Act of 2007. 110th Congress 2007-2008 /http://www.govtrack.us/congress/billtext.xpd7bilMil 10-2264.

46. International Affairs Mission Statement. — U.S. Department of State / http ://www. state.gov/s/d/rm/rls/dosstrat/2004/23503 .htm.

47. Iran: Nuclear Intentions and Capabilities. — National Intelligence Eastimate. November 2007 /http://www.globalsecurity.org/intell/library/reports/2007/nieiran-nuclear20071203 .htm.

48. Haas R. Towards Greater Democracy in the Muslim World. — Speech delivered to the Council on Foreign Relations, 4.12.2002 / http://www.state.gOv/s/p/rem/15686.htm.

49. Lugar Calls for European Leaders to Act on Energy Security. — Press Release of Senator Lugar, 28.08.2008 /http ://lugar. senate.gov/record. cfm?id=302415.

50. Obama's Statement on Georgia // RealClearPolitics, 11.08.2008 / http://www.realclearpolitics.com/articles/2008/08/obamasstatementongeorgia.

51. On the Road to Energy Security Implementing. A Comprehensive Energy Strategy: A Status Report. — U.S. Department of Energy. 2006 / http://www.energy.gov/about/EPAct.htm.

52. Opening Statement by Chairman Howard L. Berman at Hearing «U.S.Russia Relations in the Aftermath of the Georgia Crisis». — U.S. House4 Committee on Foreign Relations, 09.09.2008 / http://hirc.house.gov/pressdisplay.asp?id=552.

53. Perl R. Terrorism, the Future and U.S. Foreign Policy. Issue Brief for Congress. - Updated 6.03.2003 / http://mikepence.house.gov/UploadedFiles/WOT%20-%20Terrorism,%20the%20Future,%20and%20U.S.%20Foreign%20Policy.pdf.

54. President (G.W. Bush) to Send Iraq Resolution to Congress Today. — The White House. Sept, 19.09.2002 /http://www.whitehouse.gov/news/releases/2002/09/20020919-1 .html.

55. President (G.W. Bush) Signs Iraq Resolution. — The White House, 16.10.2002/http://www.whitehouse.gOv/news/releases/2002/l 0/20021016-1 .html.

56. Press Release of Senator Lautenberg. Lowmakers Slam OPEC over Decision to Cut Production of Oil / Senator Frank R. Lautenberg 18.01.2005: http://lautenberg.senate.gov/newsroom/record.cfin?id=254469.

57. Remarks of Senator Barack Obama: A World that Stands as One. -Berlin, Germany // Obama/Biden, 24.07.2008 /http://www.barackobama.com/2008/07/24/remarksofsenatorbarackobam97.

58. The President's (G.W. Bush) News Conference with Chancellor Garhard Schroeder of Germany in Mainz, 23.02.2005. «The American Presidency Project» /http://www.presidency.ucsb.edu/signingstatements.php?year=2006.

59. The President's (G.W. Bush) News Conference with President Vladimir Putin of Russia in Bratislava, 24.02.2005 /http://www.presidency.ucsb.edu/signingstatements.php?year=2006.

60. Remarks to the Press by the General David H. Petraeus in Bishkek. — Kyrgyzstan, 19.01.2009/http://bishkek.usembassy.gov/uploads/images/48nJ-eocXBLOYmaYSbkzNA/GenPetraeusEng.pdf.

61. Statement by the Press Secretary. The White House, 20.09.2002 / http://www.whitehouse.gov/news/releases/2002/09/20020920.html.

62. The 9/11 Commission Report: Final Report of the National Commission on Terrorist Attacks upon the United States. New York: W. W. Norton, 2004.

63. The Syria Accountability and Lebanese Sovereignty Restoration Act (SALSRA) United States Congress, 12.12.2003 / http://www.house.gov/.

64. The Wye River Memorandum. Washington: USIP, 23.10.1998.

65. The National Security Strategy of the United States of America. -Washington, DC: U.S. Government Printing Office, 2002.

66. The National Security Strategy of the United States of America. — Washington, DC: U.S. Government Printing Office, 2006.

67. Statement of Senator Hillary Rodham Clinton Nominee for Secretary of State. — U.S. Senate Committee on Foreign Relations. — 111th Hearings, 13.01.2009/http://foreign.senate.gov/testimony/2009/ClintonTestimony090113a.pdf.

68. United States Senate Roll Call Votes 107th Congress. 2nd Session / http://www.senate.gov/legislative/LIS/rollcalllists/rollcallvotecfin.cfm7con gress=l 07&session=2&vote=0023 7.

69. U.S. Senator Sam Brownblack Calls for Hearings to Investigate Gore-Russia-Iran and Deal. — U.S. Senate, 19.10.2000 / http://www.brownback.senate.

70. Perl R. Terrorism, the Future and US Foreign Policy. — Issue Brief for Congress. Updated 11.04.2003.1.. ЛИТЕРАТУРА

71. Книги и монографии на русском языке

72. Абдул атиповР.Г. Судьбы ислама в России: история и перспективы. — М.: Мысль, 2002. — 320 с.

73. Барабанов О.Н. Политика США в Центральной Азии и Закавказье. Южный фланг СНГ. Центральная Азия Каспий - Кавказ: возможности и вызовы для России / Отв. ред. Наринский М.М., Мальгин А.В. - М.: Логос, 2003. - 336 с.

74. Барышников Д. Конфликты и мировая политика. М., Восток -Запад, 2008. - 384 с.-4054. Бжезинский 3. Великая шахматная доска. Господство Америки и его геостратегические императивы. М.: Международные отношения, 2002. - 254 с.

75. Богатуров А.Д., Косолапов Н.А., Хруста лев М.А. Очерки теории иполитического анализа международных отношений. — М.: Научно-образовательный форум по международным отношениям, 2002. 384 с.

76. Брутенц К.Н. Тридцать лет на Старой площади — М.: Международные отношения, 1998. 564 с.

77. Вавилов А.И. Политика США в мусульманском мире на примере арабских стран. М.: Библос консалтинг, 2009. - 352 с.

78. Васильев JI.C. История Востока. — М.: Высшая школа, 2001.512 с.

79. Ван ден Берге И. Историческое недоразумение? «Холодная война». 1917-1990. -М.: Международные отношения, 1996. 298 с.

80. Внешняя политика и безопасность современной России. 1991-2002. Хрестоматия в четырёх томах / Сост. Шаклеина Т.А. М.: МГИМО, 2002. -Т. 1 -544 е., Т. 2 - 448 е., Т. 3 - 496 е., Т. 4 - 544 с.

81. П.Воскресенский А. Д. Политические системы и модели демократии на Востоке. М.: Аспект Пресс, 2007. - 189 с.

82. Гайнутдин Р. Ислам в современной России. М.: Фаир-Пресс, 2004. -314с.

83. Горбачёв М.С. Жизнь и реформы. Книга 2. -М.: Наука, 1995.656 с.

84. Горбунов Ю.С. Терроризм и правовое регулирование противодействия ему. — М.: Молодая гвардия, 2008. 460 с.

85. Гусейнов В.А., Денисов А.П., Савкин Н.П., Демиденко С.В. Большой Ближний Восток: стимулы и предварительные итоги демократизации. М.: ОЛМА Медиа Групп, 2007. - 592 с.

86. Ершов Ю. Варианты политики России на мировом рынке нефти: альянс с потребителями или независимый путь. — М.: Фонд «Мосты Восток — Запад», 2002. 24 с.

87. Журавель В.П. Хронограф терроризма и антитеррора11 сентября 2001 г. 11 сентября 2006 г.). - М.: МакБланш, 2007. - 236 с.

88. Звягельская И.Д. Специфика этнополитических конфликтов и подходы к их урегулированию. — М.: Навона, 2008. 160 с.

89. Звягельская И.Д. «Конфликтная политика» США на Ближнем и Среднем Востоке. -М.: Наука. 1990. 189 с.

90. Игнатенко А.А. Ислам и политика. — М.: Институт религии и политики, 2004. 256 с.

91. Игнатенко А.А. Интертеррор в России. Улики. М.: Европа, 2005. - 50 с.

92. Иракский кризис и становление нового мирового порядка (сборник материалов). Сентябрь 2002 — апрель 2004 / Под ред. В.А. Гусейнова и

93. С.В. Кортунова. -М.: ИСОА, 2004. 798 с.

94. Кепель Ж. Джихад. Экспансия и закат исламизма / Пер. с фр. В. Денисова. -М.: Ладомир, 2004. 466 с.

95. Ко ко шин А.А. О системном и ментальном подходах к мирополитическим исследованиям. — М.: ЛЕНАНД, 2008. 88 с.

96. Киссинджер Г. Нужна ли Америке внешняя политика?

97. К дипломатии для XXI века / Пер. с англ. Под ред. B.JI. Иноземцева. - М.: Ладомир, 2002. - 352 с.

98. Кременюк В.А. Политика США в развивающихся странах. Проблемы конфликтных ситуаций. — М.: Международные отношения, 1977. 222 с.

99. Кременюк В.А. Россия и США в новых международных условиях: асимметричное партнёрство? М.: ИСКР АН, 2005. - 91 с.

100. Кременюк В.А. Международные конфликты: проблемы управления и контроля. М.: ИСКР АН, 2006.

101. Малашенко А.В. Исламская альтернатива и исламистский проект. М.: Весь мир, 2006. - 113 с.

102. Малашенко А.В. Ислам для России. М.: РОССПЭН, 2007.192 с.

103. Маргелов М.В. Россия на глобальном рынке углеводородов: основные тенденции, противоречия и перспективы. — М.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2005. 164 с.

104. Международный терроризм: борьба за геополитическое господство /Под общ. ред. А.В. Возженикова-М.: ЭКСМО, 2006. 527 с.-40838. Мировая политика / Под ред. С.В. Кортунова. — М.: ГУ ВШЭ, 2007. 536 с.

105. Мирский Г.И. Международный терроризм, исламизм и палестинская проблема / Сб. статей. — М.: ИМЭМО, 2003. — 69 с.

106. Мирский Г.И. Исламизм, транснациональный терроризм и ближневосточные конфликты. М.: Изд. дом ГУ ВШЭ, 2008. — 163 с.

107. Наумкин В.В. Центральноазиатский фактор в отношениях России с Западом. М.: Фонд «Мосты Восток - Запад», 2002. — 28 с.

108. Овчинский B.C. Пять лет «войны» с терроризмом и новый мировой порядок. М.: ИНФРА-М, 2006. - 48 с.

109. Олбрайт М. (При участии Вудварда Б.) Религия и мировая политика / Пер. с англ. М.: Альпина бизнес букс, 2007. - 352 с.

110. Очерки истории Министерства иностранных дел России. 1802— 2002. В 3 т. - М.: Олма-Пресс, 2002. - 420 с.

111. Примаков Е.М. Годы в большой политике. -М.: Совершенно секретно, 1999. 528 с.

112. Примаков Е.М. Конфиденциально: Ближний Восток на сцене и за кулисами (вторая половина XX и начало XXI века). — М.: Российская газета, 2006. 400 с.

113. Религия и конфликт / Под ред. А. Малашенко и С. Филатова. — Моск. Центр Карнеги. М.: РОССПЭН, 2007. - 287 с.

114. Рогов С.М. Советский Союз и США. — М.: Международные отношения, 1989. — 343 с.

115. Рогов С.М. Государство и общественное благо: мировые тенденции и российский путь. М.: ИСКР АН, 2006. — 342 с.

116. Рогов С.М. Евразийская стратегия для России. М.: ИСКР АН, 1998. - 61 с.

117. Рогов С.М. 11 сентября 2001 г.: реакция США и последствия для российско-американских отношений. -М.: ИСКР АН, 2001. — 89 с.

118. Симония Н.А. Страны Востока: пути развития. -М., 1975.

119. США на Ближнем Востоке: «Доктрина Буша» в действии / Под общ. ред. А. Шумилина. М.: ИСКР АН, 2004. - 72 с.

120. Тенет Д. (При участии Харлоу Б.) В центре шторма/Пер. с англ. А. Калинина и И. Калинина. М.: Эксмо, 2008. — 575 с.

121. Уткин А.И. Новый мировой порядок. — М.: Эксмо, 2006. — 640 с.

122. Уткин А.И. Месть за победу новая война. -М.: Эксмо, 2005. —544 с.

123. У ядерного порога. Уроки ядерных кризисов Северной Кореи и Ирана для режима нераспространения. -М.: РОССПЭН, 2007. — 183 с.

124. Цена энергии / Международные механизмы формирования цен на нефть и газ. Брюссель: Секретариат энергетической хартии, 2007. — 24 с.

125. Шеллинг Т. Стратегия конфликта / Пер. с англ. Т. Даниловой. — Под ред. Ю. Кузнецова, К. Сонина. М.: ИРИСЭН, 2007. - 366 с.-41064. Шумилин А.И. Энергетическая стратегия России и США. М.: Международные отношения, 2008. — 168 с.2. Статьи на русском языке

126. Барак Обама 44-й президент США // America.gov, 11.11.2008 / http://www.america.gov/st/elections08mssian/2008/November/20081114160427xj yrrep0.5348409.html.

127. Белокреницкий В.Я. Россия и исламский мир тенденции изменениядемографического и политического веса // Перспективы, 05.10.2007/http://www.perspektivy.info/ms/demo/rossiyaiislamskiiymirtendencii./.

128. Богатуров А.Д. Три поколения внешнеполитических доктрин России // Международные процессы. — Январь-апрель 2007. — Том 5. — № 1(13).

129. Богатуров А., Фененко А. Кризис стратегии «навязанного консенсуса» // Свободная мысль. — 2008. — № 12(1595).

130. Богданов А. Территория безопасности. Страны ОДКБ и ШО координируют свою политику // ЦентрАзия, 09.08.2008 /http ://www. centrasia.ru/news A.php?st=1218268380.

131. Б о ну Г. Уйгуры в Китае: как живётся в автономии // Ferghana.ru, 30.01.2007 / http://ymyt.eom/ru/3/352l.shtml.

132. Блинов А. В ООН зреет ядерный конфликт. Москва отказала Вашингтону в санкциях против Ирана // Независимая газета, 17.10.2005.

133. Васильченко Е. ОПЕК соблазняет Россию, но России важнее свои интересы // Российская газета, 15.05.2003.

134. Виноградова О. Нефть для Буша. Возможные источники новой импортной нефти для США // Нефтегазовая вертикаль. — 2002. — № 7.

135. Вульф М. Главная скважина мира // Ведомости, 09.12.2002.

136. П.Габуев А. В США нет богатых олигархов, которые выкупают абхазские пляжи. Мэтью Брайза рассказал о причинах интереса США к Абхазии // Коммерсант, 04.08.2008.

137. Гончарен ко А. Мировая энергетика: взгляд на десять лет вперед // Россия в глобальной политике. — Ноябрь—декабрь 2006. — № 6

138. Голубкова Е. Андрей Кузяев: В 2008 году добыча вырастет на 20% // РБК daily, 08.02.2008.

139. Генсеки ОДКБ и ШОС обсудили задачи совместной борьбы двух организация с терроризмом // Интерфакс АВН, 5.04.2007.

140. Глумсков В. Запах нефти//Эксперт Казахстан, 6.06.2005.

141. Долгопольский А. Американцы выдали свои технологические проекты // Нефтегазовая вертикаль, 2002. — № 1.

142. Дубовицкий В. Таджикистан Китай: от настороженного отношения к стратегическому партнёрству /http: www.fergana.ry/article.php&id.

143. Ершов А. Идём на Восток // Коммерсант, 27.03.2007.

144. Жизнин С. Богатое наследство. Эволюция международных приоритетов энергетической стратегии Вашингтона от Джорджа Буша-старшего до Джорджа Буша-младшего // Нефть России. — 2001. — № 3.

145. Игнатенко А.А. Идеи радикального направления в исламе несут угрозу свободы совести // Независимая газета, 01.10.2008.

146. Игнатенко А.А.Террор как благополучатель // Отечественные записки. 2006. - № 4 (30) / http://www.strana-oz.ru/?article=1300&numid=31.

147. Игнатенко А.А. Выбор пути // Независимая газета, 27.06.2006.

148. Иран. Справка // Iran news / http://www.iran.ru/rus/gaz.php.

149. Как США вступили в борьбу за ближневосточную нефть // WashingtonProfile, 20/04/2005 / http://www.washprofile.org/?q=ru/node/863.

150. Касаев Э. Американские и российские компании в нефтегазовом комплексе Алжира. М.: Институт изучения Ближнего Востока, 05.06.2007.

151. Кашин В., Латухина К. Медведев не договорился//Ведомости, 07.07.2008.

152. Козловский В. Учтут ли США интересы России в Ираке? // ВВС Russia.com, 1.09.2002/http://news.bbc.co.uk/hi/russian/news/newsid2228000/2228778.stm

153. Козырев А.В. Стратегия партнёрства // Международная жизнь. — 1994. -№ 5.

154. Колеров М. Наблюдатели на Украине не должны позволить превратить выборы в американский фарс // Kreml.Org, 20.08.2004 / http://www.kreml.org/interview/63487827.

155. Колесников А. Любовь к Ближнему // Коммерсант, 26.01.2005.

156. Комитет сената США одобрил законопроект против новых ОПЕК // RB.Ru, 24.04.2007 / http://www.rb.ru/news/economics/2007/04/26/092053.html.

157. Корнеев А. Три фактора для Америки // Нефть России. — Февраль 2003. № 2.

158. Косолапов Н. Становление субъекта российской внешней политики // Pro et Contra. — Зима-весна 2001.

159. Крупнов Ю. Украина получила оккупационную демократию // Росбалт, 28.12.2004 / http://www.rosbalt.ru/2004/12/28/190954.html.

160. Кудров Е.А. Экономика Судана: на пути к устойчивому росту // ИБВ Ближний Восток и современность. — 2007. — Вып. 33.

161. Лавров С.В. Подъем Азии и восточный вектор внешней политики России // Россия в глобальной политике. — Март-апрель 2006. № 2.

162. Ливия //Нефть России, 10.12.07.

163. Лидеры ФАТХ и ХАМАС снова спорят // MidEast.Ru. 15/02/2007 -http://www.mideast.ru/354.

164. Левковская И. Нефтегазовый комплекс Исламской Республики Иран. М.: Институт изучения Ближнего Востока. 11.12. 2006.

165. Лей к Э. Новая стратегия США: от «сдерживания» к «расширению» // США: экономика, политика, идеология. — 1994. — № 3.

166. Лидеры ФАТХ и ХАМАС снова спорят // MidEast.Ru, 15/02/2007 / http://www.mideast.ni/3 54.

167. Лукойл хочет вернуться в Ирак // RusEnergy, 05.04.2006 / http://www.rusenergy.eom/newssystem/opened/3 7/20060405/43 5773 .htm.

168. Лукоянов А. Иран как региональная держава // Pro et Contra. — Август 2008. Т. 12. - №4 (42).

169. Мазнева Е., Дербилова Е. Ливийская нефть «Газпрома» // Ведомости, 10.12.2007.

170. Малашенко А. Россия и мусульманский мир. — Моск. Центр Карнеги // Рабочие материалы. — 2008. — № 3.

171. М а л ы ш е в а Д. Конфликты у южных рубежей России // Pro et Contra. 2000. - Т. 5. - № 3.

172. Манвелян А. Формирование южнокавказской политики США в 1990 гг. // Фонд Нораванк, 31.01.2008 / http://www.noravank.am/ru/?page=analitics&nid=990.

173. Манвелян А. Когда закончится влияние нефти на глобальную политику // AZG Armenia Daily, 12.11.2008 / http://www.azg.am/RU/2008111201.

174. Манвелян А. Распределение новых разделительных линий в мире или кому достанется победа в этой борьбе // AZG Armenia Daily, 26.08.2008 / http://www.azg.am/RU/2008082603.

175. Марков Сергей: «Проект Ющенко» это троянский конь, стоящий у ворот Евросоюза // Росбалт, 10.01.2005 / http://www.rosbalt.ru/print/191691 .html.

176. Мельников К. Страны ШОС создают «антиоранжевую» молодёжную организацию // Время новостей, 25.10.2007.

177. Мещерин А. СРП: алгоритм индивидуальности // Нефтегазовая вертикаль. — 2001. — № 1.

178. МИД создал кризисный центр // Российская газета, 4.07.2007.

179. Митяев О. «Газовый ОПЕК» в кавычках// РИА-Новости, 23.10.08 / http://rian.ru/trend/gazOPEK23102008/.

180. Нетреба П., Лантратов К. Президент РФ всё просчитал// Коммерсант, 26.01.2005.

181. Нефтегазовые тендеры в 2004 году // РАДС / http ://www.russarabbc.ru/ru/work/proj ect.

182. Нефтепровод «Шейба-Абкейк» («SHBAB-2»). ОАО «Стройтрансгаз» /http://www.stroytransgaz.com/pages/geo/sheiba.htm.

183. Нефтепровод «Хауд-эль-Хамра-Арзев» (OZ-2). — ОАО «Стройтрансгаз» / http://www.stroytransgaz.com/pages/geo/algeria.htm.-41563. Нужно помочь Ираку «встать на ноги», заявил Путин на встрече с Бушем 20 ноября 2004 г. // NewsRu.com / http://newsru.ru/wold.

184. О л ко тт М. Размышления о политике США в Центральной Азии // Pro et Contra. 2000. - Т. 5. - № 3.

185. Орозалиев Б., Габуев А. Президент Киргизии заложил под визит в Россию американскую базу // Коммерсант, 03.02.2009.

186. Плугатарев И. Генштаб не забывает о военном сотрудничестве с Сирией // Независимая газета / Независимое военное обозрение, 10.02.2006.

187. Роберте Д. Грузия как жертва «политики трубопроводов» //BBCRussian.com, 13.08.2008/http://news.bbc.co.uk/hi/russian/business/newsid7558000/7558832.stm.

188. Рогинский С. Нужны ли мы друг другу // Нефтегазовая вертикаль. 2002. - № 17. - С. 23.

189. Рогинский С. Пат в два хода// Америка. 2001. — № 2.

190. Рогинский С. Накануне бури. Как события вокруг Ирака изменят ситуацию на мировом рынке нефти // Нефтегазовая вертикаль. — 2003. — № 4.

191. Российским компаниям в Иране предлагают 17 нефтяных блоков // Нефть России, 11.12.2006 / http://www.oilru.com/news/37341/orpho.php.

192. Сажин В. Каковы рамки российско-иранского партнёрства?// Независимая газета / Дипкурьер, 21.06.2001. — №10 (30).

193. Сирия // Нефтяные Ведомости, 08.07.2005.

194. Сотрудничество России и Египта в области нефти и газа носит стратегический характер // Rosinvest.com, 28.11.2006 /http://www.rosinvest.com/news/245745/.

195. Строительство газопровода Сугер Хаджрет Еннусс и Улед Джеллаль - Скикда (GK-1) (Алжир) // ОАО «Стройтрансгаз» / http://www.stroytransgaz.com/pages/geo/algerial.htm.

196. Строительство нефтепровода Melut Basin Oil Development Project — A2 (Судан) // ОАО «Стройтрансгаз» / http://www.stroytransgaz.com/pages/geo/sudan.htm.

197. США отдаст России долги Ирака // Дни.ру, 15.05.2003 / http://www.dni.ni/news/russia/2003/5/15/22170.html

198. Удал о в В. Баланс сил и баланс интересов // Международные отношения. — 1990. — № 5.

199. Уллман X.: Мы скоро станем свидетелями Большой сделки между Москвой и Вашингтоном // Профиль, 02.02.2009.

200. Ум б ах Ф. Новые властители мира // Новый Ближний Восток. — Сентябрь—октябрь 2006. — № 3.

201. Успенский А., Цырлина Е. Иран открывается российским компаниям // РВК daily, 12.12.2006.

202. Уткин А. Будущее России глазами американских аналитиков // Политический класс. — 2006. — № 5.

203. Уткин А. Россия встаёт с колен //Политический класс. 2007. —2.

204. Уткин А. Война с Саддамом // Космополис. — Зима 2006-2007.

205. Финансовая помощь Киргизии не связана с закрытием базы США -МИД РФ // РИА Новости, 04.02.2009.

206. Хаас Р. Новый Ближний Восток // Россия в глобальной политике. Декабрь 2006. — № 12.

207. Хакимов Б. Коллективная безопасность стран СНГ // Международная жизнь. — 2001. — № 7.

208. Цыганок А. Появится ли наша база в Сирии? // ВПК, 14— 20.06.2006.-№22(138).

209. Шохин: Ирак должен России $6 млрд., поэтому Путину будет непросто мобилизовать общественное мнение в поддержку США / http://opec.demo.metric.ru/library/article. asp?dno=410&спо=66.

210. Шумилин А. «Большая игра» в Центральной Азии // Свободная мысль. 2008. - № 12(1595).

211. Шумилин А. Проблема Ирака в американо-российских отношениях (2002-2006 гг.) // США ♦> Канада: экономика, политика, культура. 2006. - № 10.

212. Шумилин А. Влияние юго-осетинского кризиса на отношения Между Россией и США: американские экспертные оценки // Россия и Америка в XXI веке. — 2008. № 3 / http://www.rusus.ru/.

213. Эксперт: Внешняя политика США радикально не изменится // Взгляд, 27.01.2009 /http://www.vz.rU/news/2009/l/27/250505.html.

214. Я к о в е н к о А. Российская энергетическая дипломатия и международное сотрудничество // РИА Новости, 05.04.2007.-4183. Книги на иностранных языках

215. Albright М. The Mighty and the Almighty. New York: HarperCollinsPublishers, 2006. — 352 p.

216. Andersen R., Seibert R., Wagner J. Politics and Change in the Middle East. (^Edition). - Prentice Hall, 2008. - 384 p.

217. Brzezinski Z. The Grand Chessboard: American Primacy and Its Geostrategic Imperatives. New York: BasicBooks, 1998. - 240 p.

218. Brzezinski Z., Gates R., Malonay S. Iran: Time for a New Approach. Washington: Council on a Foreign Relations Press, 2004. - 84 p.

219. Brzezinski Z. Second Chance: Three Presidents and the Crisis of American Superpower. — New York: Basic Books, 2007. — 240 p.

220. Bull H. International Theory: The Case of a Classical Approach. Contending Approaches to International Politics / Ed. by Knorr K., Rosenau J. — Princeton, 1969.

221. Cordesman A. The US Role in the Arab-Israeli Peace Process. — CSIS, December 2004.

222. ChufrinG. The Security of the Caspian Sea Region. Stockholm (SIPRI): Oxford University Press, 2001.-375 p.

223. С1 ark W. Winning Modern Wars. Iraq, Terrorism, and the American Empire. New York: PublicAffairs, 2003. - 240 p.

224. Drey fuss R. Devil's Game: How the United States Helped Unleash Fundamentalist Islam (American Empire Project). — New York: Metropolitan Books, 2005. 400 p.

225. Elusive Partnership: U.S. and European Policies in the Near East and the Gulf. Washington: The German Marshall Fund of the U.S. - September 2002. - 34 p.

226. Emerson M., Tocci N. The Rubik Cube of the Wider Middle East. -Brussels: CEPS, 2003. 218 p.-41913. Fattouh В. How Secure Are Middle East Oil Supplies? Oxford: OIES. WPM 33. - September 2007.

227. Frum D. Comeback: Conservatism thet Can Win Again. New York: Doubleday, 2007. - 224 p.

228. Frum D. The Right Man: The Surprise Presidency of George W. Bush. New York: Gale Group, 2003. - 413 p.

229. Frum D., P erl e R. An End to Evil: How to Win the War on Terror. — New York: Random House, 2004. 288 p.

230. Features on the United Arab Emirates. — Abu Dhabi: Department of External Information, 1996. — 62 c.

231. Gardner H. American Global Strategy and the «War on Terrorism». -New York: Ashgate, 2005. 252 p.

232. Jones S. In the Graveyard of Empires: America's War in Afghanistan. New York: W.W.Norton & Co., 2009. - 352 p.

233. Jones S. Counterinsurgency in Afghanistan. Santa Monica: RAND National Defense Research Institute, 2008. — 176 p.

234. Kagan R., Kristol W. Present Dangers: Crisis and Opportunity in American Foreign and Defense Policy. — San Francisco, CA: Encounter, 2001. — 392 p.

235. Klein A. Striking Back: The 1972 Munich Olympics Massacre and Israel's Deadly Response. New York: Random House, 2005. — 272 p.

236. Lindsay J., O'Hanlon M. Defending America. The Case for Limited National Missile Defense/ — Washington: Brooking Institution Press, 2001.-258 p.

237. Kissinger H. Diplomacy. — New York: Simon & Schuster Paperbacks, 1994. 912 p.

238. Nye J. Soft Power: The Means to Success in World Politics. New York: Public Affairs, 2005. - 191 p.

239. Spencer W. Global Studies: The Middle East. -McGraw-Hill/Dushkin, 2008. 272 p.

240. P e r e s S. The New Middle East. New York: Henry Holt, 1993.224 p.

241. Peretz D. The Middle East Today. New York: Praeger Paperback, 1994.-608 p.

242. Phares W. The War of Ideas: Jihadism against Democracy. New York: Palgrave Macmillan, 2007. - 288 p.

243. Pratt J., Becker W., Clenahan W. Voice of the Marketplace:

244. A History of the National Petroleum Council. — Texas: A & M University Press, 2002. 292 p.

245. Reeve S. One Day in September: The Full Story of the 1972 Munich Olympics Massacre and the Israeli Revenge Operation «Wrath of God». — New York: Arcade Publishing, 2006. — 336 p.

246. RothkopfD. Running the World: The Inside Story of the National Security Council and the Architects of American Power. New York: PublicAffairs, 2005. - 554 p.

247. S alinger P., Laurent E. Guerre du Golfe. Le dossier secret. — P.: Oliver Orban, 1991.-304 p.

248. Schelling T. The Strategy of Conflict. Harvard University Press, 1981.-328 p.-42137. Sheer R. The Pornography of Power: How Defense Hawks Hijacked 9/11 and Weakened America. Washington: Twelve, 2008. - 272 p.

249. Todd E. Apres l'empire. Essai sur la decomposition du systeme americain. Paris: Gallimard, 2002. — 240 c.

250. The Strategy of World Order. Vol. I - Toward a Theory of War Prevention / Ed. Falk R., Mendlovitz S. - New York: World Law Fund, 1966. -394 p.

251. U.S.-Russia Relations in the Aftermath of the Georgia Crisis. Hearing before the Committee on Foreign Affairs House of Representatives. — 110th Congress. — 2d session. — 9.09.2008. — Washington: U.S. Government Printing Office, 2008. - 101 p.

252. Yergin D. The Prize : The Epic Quest for Oil, Money & Power. Free Press, 1993. - 928 p.

253. Yershov Y. Options In Russia's Policy In The World Oil Market: An Alliance with OPEC, a Union with Consumers or an Independent Road. — Moscow: Foundation «East-West Bridges», 2003. — 19 p.

254. Статьи на иностранных языках

255. Abdallah Н. Veto on gas exports // Al-Ahram weekly. — 28 June — 04 July 2007.-No. 851.

256. Abi- A ad N. The Middle East from Oil Pipelines to Gas Networks. -Observatoire Mediterranean de l'Energie. Working Paper. — October 2002.

257. Abed R. Iraq: The Sins of the Father. Middle East International, 21.02.2003.

258. Ahrari E.The Strategic Future of Central Asia: A View from Washington // Questia. March 2003. - Vol.56 / http://www.questia.com/googleScholar.qst;jsessionid.

259. Anderlen S. Syrie, la fin du petrol menace le regime // Le Temps, 08.09.2006.

260. An don i L. The Ups and Downs of Ahmad Chalabi // Middle East International, 18.04.2003.

261. A Talk with the Syrian Defense Minister Mustafa Tlas // The New York Review of Books, 22.11.1984. Vol. 31. - No. 18.

262. В arr у E. Dispute Mounts over Key U.S. Base in Kyrgyzstan // The New York Times, 4.02.2009.

263. Bin Laden: US Seeks to Exploit Iraqi Oil // Khaleej Times, 31.12.2001.

264. Berger S. Foreign Policy for a Democratic President // Foreign Affairs. May/June 2004. - Vol. 83. - No. 3.

265. Beste R., Klussmann U., Steingart G. Kalter Frieden//Der Spiegel, 01.09.2008.12. «Bestrafe Frankreich! Ignoriere Deutschland! Verzeihe Rusland!» // Hamburger Abendblatt, 19.05.2003.

266. В landy C. The Caucasus Region and the Caspian Basin: «Change, Complication and Challenge» // CSRC. April 1998. - S 36.

267. Blue Stream or Energy // Oil of Russia. 2006. - No. 1.

268. Bolton J. After Russia's Invasion of Georgia, what Now for the West? //AEI, 15.08.2008/http://www.aei.org/publications/filter.all,pubID.28474/pubdetail.asp.

269. В о wman M. U.S., Iraq Agree to Principles for Future Relationships // Voice of America, 27.11.2007.

270. Bremmer I. Oil Politics: America and the Riches of the Caspian Basin //World Policy Journal. Vol. 15. #1. Spring 1998.

271. Brzezinski Z.,Odom W. A Sensible Path on Iran //The Washington Post, 27.05.2008.-42319. Brzezinski Z. The Group of Two that could change the world I I The Financial Times, 13.01.2009.

272. Brzezinski Z. A Tale of Two Wars. The Right War in Iraq, and the Wrong One // Foreign Affairs. May/June 2009.

273. Bugaj ski J. Georgia: Epicenter of Strategic Confrontation // CSIS, 08.12.2008/http://www.csis.org/index.php?option=comcsisexperts&task?=view&id=122.

274. В umi 11 e r E. U.S. Searches for Alternative to Kyrgyz Base // The New York Times, 5.02.2009.

275. Cohen A. Moscow's Hunt in the Caucasus. Washington: The Heritage Foundation, 7.04.1998.

276. Cohen A. The Road to Economic Prosperity for a Post-Saddam Iraq. — The Heritage Foundation // Backgrounder, 5.03.2003.

277. Cohen A. How to Confront Russia's Anti-American Foreign Policy. — The Heritage Foundation // Backgrounder, 27.06.2007.

278. Cohen A. Energy Security at Risk // Washington Times, 23.05.2003.

279. Cohen A. The Russian-Georgian War: A Challenge for the U.S. and the World. The Heritage Foundation // WebMemo, 11.08.2008.

280. Cordesman A. The U.S. Military and the Evolving Challenges in the Middle East // Naval War College Review. Summer 2002. - Vol. LV. -No. 3.

281. Cordesman A., Mausner A., Kasten D. Winning in Afganistan// CSIS, 7.01.2009 / http://www.csis.org/component/option,comcsispubs.

282. Corn D. Bush's Prewar Putin Strategy // The Nation, 04.03.2006 / http://www.thenation.com/blogs/capitalgames?bid=:3&pid=73897.

283. Dreiper T. From 1967 to 1973: The Arab Israeli Wars // Commentary. — December 1973.

284. Efron S., Rotella S. Inside the Mind of Dictator// The Los Angeles Times, 12.10.2002.

285. Engdahl W. Georgia, Washington and Moscow: A Nuclear Geopolitical Poker Game. Centre for Research and Globalization, 12.07.2008.

286. Ezzat D. The Russians are Coming // A1 Ahram, 29.04.2005.

287. Flanagan S., Brannen S. Turkey's Shifting Dynamics. Implications for U.S.-Turkey Relations // CSIS. June 2008.

288. Freedman R. U.S. Policy toward the Middle East in Clinton's Second Term // Middle East Review of International Affairs. March 1999. - Vol. 3. -No. 1.

289. Freedman R. Russian Policy toward the Middle East under Yeltsin and Putin // JCPA (Jerusalem Center for Public Affairs). September 2001. -No. 461 / http://www.jcpa.org/JCPA/ (дата обращения 15.07.2008).

290. Friedman Т. Clinton's Syria memo // The New York Times, 1.12.2000.

291. Georgia President Mikhail Saakashvili Interviewed On CNN // Huffington Post, 10.08.2008 / http://www.huffingtonpost.eom/2008/08/10/georgia-president-mikhailnl 18018.html.

292. Gerecht R. The Struggle for the Middle East // Weekly Standart, 3.01.2005.

293. Gordon P. «American Primacy: What to Do with It?» — «No Way out. The Essential US Role in the Middle East» // Brookings Review, 2000.-42544. Haas R., Indy к M. Beyond Iraq // Foreign Affairs. -January/February 2009.

294. Hebe с er E. A New Era of Cooperation//MSC, 02.07.2009/ http://www.securityconference.de/konferenzen/2009/biden.php?sprache=en&.

295. Hersh S. Escalation// The New Yorker, 7.07.2008.

296. Hosenball M., I s i к о f f M. Opening a Door in Tegran? Bush officials finalize still-controversial plans for a U.S. office in Iran // Newsweek, 6.11.2008.

297. Huckabee M. America's Priorities in the War on Terror // Foreign Affairs. Jan./Febr. 2008.

298. Iraq: MPs question Shell deal // Petroleum Economist. — December2008.

299. Joffe G. War in Iraq: All Systems Go // Middle East International, 21.03.2003.-No. 696.

300. Joffe G. Iraq: The Transition Begins // Middle East International, 2.05.2003.-No. 695.

301. John McCain and Barak Obama Use Conflict in Georgia to Prove Foreign Policy Mettle // The Guardian, 11.08.2008.

302. Jones S. Going the Distance // The Washington Post, 15.02.2009.

303. Kar on T. Cheney's Real Mission in Georgia // Time, 04.09.2008.

304. Kemp G. «Arc of instability» (U.S. Relations in the Greater Middle East) // Naval War College Review. Summer 2002. - Vol. LV. - No. 3.

305. Khalid W. Of GCC State Oil Companies and Geopolitics //Khaleej Times, 27.12.2007.

306. Kissinger G. New World Disorder//Newsweek, 31.05.1999.-42658. Kimmage D. Uzbekistan: Is Tashkent's Foreign Policy Going Multivector? // EuvrasiaNet, 3.11.2007 /http://www.eurasianet.org/departments/insight/articles/pp031107.shtml.

307. Krigman E. Races to Watch IV: Money Flowing from Oil and Gas // CRP/ OpenSecrets, 29.09.2008 / http://www.opensecrets.org/news/2008/09/races-to-watch-iv-money-flowin.html.

308. Kroening V. Prevention or Preemption? Towards a Clarification of Terminology // PDA. March 2003 / http://www.comw.org/pda/0303kroening.html.

309. Ktauthammer C. How to Stop Putin // The Washington Post, 14.08.2008.

310. Kurtz H. Obama Ad Ignites Questions on Oil Money // The Washington Post, 28.03.2008.

311. Langer G. Afganistan: Where Things Stand // CSIS, 11.02.2009 / http://www.csis.org/component/option,comcsispubs.

312. Lynch M. Taking Arabs Seriously //Foreign Affairs. — September/October 2003.

313. Lukoil: Facts and Figurs // Oil of Russia. — 2006. — No. 1.

314. McElroy D. Condoleezza Rice Forces Deal on Georgia to End the War // Telegraph, 15.08.2008.

315. M с К e e b у D. Russia Must End Military Assault in Georgia, Bush Says // America.gov, 13.08.2008 / http://www.america.gov/st/peacesec-english/2008/August/20080813124405idybeekcm0.157863 8.htm.

316. Mosk M., Grimaldi J., Stephens J. Clinton's Earned $109 Million in 8 Years // The Washington Post, 5.04.2008.

317. Munich 1972: When the Terror Began // Time, 2.09.2002.

318. No v ak V., В ank J. Obama's Oil Spill // APPC / FactCheck.org, 31.03.2008 / http://www.factcheck.org/elections-2008/obamasoilspill.html.71.0bamaB. Renewing American Leadership // Foreign Affairs. — July/August 2007. Vol. 86. - No. 4.

319. Oil & Gas: Long-Term Contribution Trends // CRP / OpenSecrets / http://www.opensecrets.org/industries/indus.php?ind=EO 1.

320. Oil Prices. Saudi Attacks Spark Price Surge // Middle East Economic Digest, 7-13.05.2004.

321. Ottaway D. GOP Targets Sudan Loophole; Administration Approval of Transactions with Khartoum Prompts Scrutiny // The Washington Post, 7.02.1997.

322. Porter K. Clinton and Obama Clash over Foreign Policy. Shoud We Talk Or Not? // About.com, 30.07.2007 /http://usforeignpolicy.about.eom/od/2008presidentialrace/a/clintonobamaFP.htm.

323. Putin Velvet Fist // The Washington Times, 29.04.2005.

324. Paris J. Vladimir Putin veut inscrire la Russie dans le processus de paix israelo-palestinien // Le Monde, 29.04.2005.

325. Ph i 11 ip s D. Stap Back from the Brink in GEORGIA // Financial Times, 30.07.2008.

326. P h i 11 i p s J., В г о о к s P. Yes, a Nuclear Iran Is Unacceptable: A Memo to President-Elect Obama. — Special Report No. 28. — Washington: The Heritage Foundation, 3.12.2008.

327. Rasheed A. Iraqi Parliament Committee Fails to Back Oil Law // Reuters AlertNet, 16.10.2008 /http://www.alertnet.org/thenews/newsdesk/RAS647040.htm.

328. Rosenblum D. The Parable of Putin's Visit // Haaretz, 29.04.2005.

329. Ri d о 1 fo K. Iraq: Draft Oil Law Aims to Please All Sides // Radio Free Europe, 02.03.7.

330. Russian President Putin on «FNS» // FOXNews, 19.09.2005 / http://www.foxnews.eom/story/0,2933,169755, OO.html.

331. Russia Will Deliver Missile Defense System // Stratfor, 12.02.2009 / http://www.stratfor.eom/memberships/l 32019/sitrep/20090212kazakhstanrussia

332. Schuster J. Putin//Die Welt, 29.04.2005.

333. Schmitt G.,De Lorenzo M. How the West Can Stand Up to Russia // Wall Street Journal, 12.08.2008.

334. Sciolino E. Transition in Syria: A New Hurdle to Peace // The New York Times, 11.06.2000.

335. Scheer R. Is Obama Betraing His Promise of Change? //Thuthdig, 23.07.2008 / http://www.truthdig.com/.

336. Schwartz M. The Struggle over Iraq Oil // GPF, 8.05.2007 / http://www.globalpolicy.org/security/oil/2007/.

337. S ее lye K. 6 G.O.P. Senators Oppose Bush Alaska Drilling Plan // The New York Times, 1.02.2003.

338. Sick on Clinton's Arab Strategy // The Arabist /http://arabist.net/archives/2008/05/08/sick-on-clintons-arab-strategy/.

339. Stack M. Accusing Syria of Aiding Terrorists, Bush Imposes Sanctions //Los Angeles Times, 12.05.2004.

340. Steel J. Angry Putin Rejects Public Beslan Inquiry // The Guardian, 7.09.2004.

341. Steinberg: Obama's Visit to Syria Will not Take Plase Anytime Soon // Free Syria, 03.07.2009 /http://www.free-syria.com/en/loadarticle.php?articleid-3 53 73.

342. S ukkar N. Syria Must Shape Up Economy in Face of Crisis // Ash-Sharq Al-Awsat, 25.01.2006.

343. Talbott S. Russia's Ominous New Doctrine // The Washington Post, 15.08.2008.-42997. Tavernise S. Iraq Says Rissian Oil Company Met Dissidents // The New York Times, 17.12.2002.

344. The Syrian Leader's Curious World // The New York Times, 3.12.2000.

345. Turkey Welcome to Caucasus, Black Sea // Stratfor, 13.02.2009 / http://www.stratfor.com/node/22361.

346. Ullman H. Root Causes in Afghanistan and Pakistan // The Washington Times, 1.10.2008.

347. Vatanka A. Uzbekistan Looks to Diversify Energy Options // CSS, 7.06.2007 / http://www.isn.ethz.ch.

348. Ullman H. Pakistan Can Do the Job // Spearhead Research. 29.01.2009 / http://spearheadresearch.org/phpBB2/viewtopic.php?p=l389.

349. United States: Kicking the Foreign Oil Habit // Business Week, 30.08.2004.

350. US Energy Policy // Financial Times, 8.05.2003.

351. VandeHei J., Blum J. Bush Signs Energy Bill, Cheers Steps Toward Self-Sufficiency // The Washington Post, 9.08.2005.

352. Weisman S. U.S. Takes Softer Tone on Iran, Once in the «Axis of Evil» // The New York Times, 28.10.2003.

353. W i 11 i a m s I. The UN Puts War on Hold / Middle East International, 21.02.2003.111. Материалы конференций

354. Война в Ираке: американские институты власти и общество М.: ИСКРАН, 22 декабря 2005.

355. Выступление Первого заместителя руководителя аппарата НАК Ильина Е.П. на Третьей международной научной конференции по проблемамбезопасности и противодействия терроризму — М.: МГУ, 27 октября 2007 г. / Сайт НАК: http://nak.fsb.ru/nac/structure.htm.

356. Международное сотрудничество и роль общественности в противодействии экстремизму и терроризму — М.: Общественная палата РФ. Комиссия по международному сотрудничеству и общественной дипломатии, 14 ноября 2006 г.

357. ШОС и проблемы безопасности в Центральной Азии: материалы международной конференции (5 октября 2005 г.). Алматы: Казахстанский институт стратегических исследований при Президенте РК, 2005. — 6 с.

358. Шанхайская организация сотрудничества: от становления к всестороннему развитию (материалы Третьего заседания Форума ШОС, Китай, г. Пекин, 19-21 мая 2008 г.) / Под ред. А. Лукина. М.: МГИМО (У), 2008.

359. Россия и Организация Исламская конференция: документы и материалы. М.: 2008.

360. Descer В. Priorities for the Obama Administration // CSIS / PacNet, 27.01.2009, No.5. Pacific Forum, Honolulu, Gawaii /http://www.csis.org/component/option,comcsispubs/task,view/id,5225/type,0/.

361. Iraqi, US and Iranian Leaders Discuss Iraq's Future. World Economic Forum. - Dead Sea, 18-20.05.2007 /http ://www. weforum. org/еп/ e vents/ArchivedEvents/WorldEconomicForumonthe MiddleEast2007/index.htm.