автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.01
диссертация на тему: Взаимосвязь методологии и мировоззрения в современной эпистемологии

Полный текст автореферата диссертации по теме "Взаимосвязь методологии и мировоззрения в современной эпистемологии"

На правах рукописи

КОСЬКОВ Сергей Николаевич

Взаимосвязь методологии и мировоззрения в современной

эпистемологии

Специальность 09.00.01—Онтология и теория познания.

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени доктора философских наук

2 4 ОЕВ 2011

Москва-2011

4856046

Диссертация выполнена на кафедре философии гуманитарных факультетов философского факультета МГУ имени М.В.Ломоносова

Научный консультант:

доктор философских наук, профессор Коршунов Анатолий Михайлович

Официальные оппоненты:

доктор философских наук,

профессор Герасимова Ирина Алексеевна

доктор философских наук, профессор Грифцова Ирина Николаевна

доктор философских наук, профессор Казарян Валентина Павловна

Ведущая организация:

Московский государственный технический университет «МАМИ», кафедра философии и психологии

Защита диссертации состоится 2 марта 2011 года в 15.00 на заседании Диссертационного совета Д 501.001.37 по философским наукам при Московском государственном университете имени М.В.Ломоносова по адресу: 119991, Москва, Ломоносовский проспект, д. 27, корп. 4, учебный корпус № 1, Зал заседаний Ученого совета (ауд. А-518).

С диссертацией можно ознакомиться в читальном зале отдела диссертаций Научной библиотеки МГУ имени М.В.Ломоносова в учебном корпусе №1 по адресу: Москва, Ломоносовский проспект, д. 27, корп. 4, сектор «Б», 3-й этаж, комн. 300, сектор читальных залов.

Автореферат разослан « % » _ _2011 года

Ученый секретарь диссертационного совета

рызгалина Е.В.

I. Общая характеристика работы

Актуальность темы исследования. Анализируя историю гражданского общества, мы можем с уверенностью сказать, что ни одна сфера светской культуры не оказала столь существенного и динамичного влияния на общество, как наука. И в нашем мировоззрении, и в мире окружающих нас вещей мы повсеместно имеем дело с последствиями ее развития. Со многими из них мы настолько срослись, что уже не склонны их замечать или тем более видеть в них особые достижения.

XXI век может быть охарактеризован как все расширяющееся использование науки в самых различных областях социальной жизни. Наука начинает все активнее применяться в различных сферах управления социальными процессами, выступая основой квалифицированных экспертных оценок и принятия управленческих решений. Соединяясь с властью, она реально начинает воздействовать на выбор тех или иных путей социального развития. Эту новую функцию науки иногда характеризуют как превращение ее в социальную силу. При этом усиливаются значимость мировоззренческой и методологической функций науки и ее роль как непосредственной производительной силы.

Наука - достойный объект изучения. В наше время она оказалась под перекрестным вниманием сразу нескольких дисциплин, включая историю, социологию, экономику, психологию, науковедение. Философия и методология науки занимают в этом ряду особое место.

Иначе говоря, философия науки, анализируя закономерности развития научного знания, обязана учитывать историзм науки. В процессе ее развития происходит не только накопление нового знания, но и перестраиваются ранее сложившиеся представления о мире. В этом процессе изменяются все компоненты научной деятельности: изучаемые ею объекты, средства и методы исследования, особенности научных коммуникаций.

Предметом философии науки являются общие закономерности и тенденции научного познания как особой деятельности по производству научных знаний, взятых в их историческом развитии и рассмотренных в исторически изменяющемся социокультурном контексте.

Современная философия науки рассматривает научное познание как социокультурный феномен. И одной из важных ее задач является исследование того, как исторически меняются способы формирования нового научного знания и каковы механизмы воздействия социокультурных факторов на этот процесс. Интерес к рассмотрению науки как феномена культуры и познавательных процессов в широком социокультурном контексте в последнее время является достаточно устойчивым как в нашей, так и в зарубежной философии.

В этой связи, одна из задач методологии науки, соответственно, состоит в том, чтобы найти адекватные логико-гносеологические средства, эксплицирующие роль социально-исторического субъекта, его ценностных ориентации в научном познании. Начало этому уже положено, в частности, в методологии физического познания, где исследуются такие понятия, как физическая реальность, условия познания, регулятивные принципы, эквивалентные описания, конкурирующие теории, исторические типы физического знания и другие. Сходные конструкты исследуются и в других отраслях методологии науки.

В свою очередь, историко-теоретический поиск предоставляет методологии науки материал по истории становления и развития ее конкретных форм, существенно обогащает содержательную характеристику различных единиц знания, рассматриваемых в методологии преимущественно в абстрактном логико-гносеологическом или формализованном аспектах.

Собственно логико-гносеологический подход к изучению социальной детерминации научного познания заключается в выявлении роли самого знания в этом объективном процессе. Подход к науке как к единой системе

знания и деятельности позволяет вычленить особую проблему: роль научного знания как целостной исторической совокупности в процессе выработки нового знания.

Складывается реальная возможность существенно оптимизировать методы и формы логико-методологической рефлексии социальной детерминации научного познания, методологической роли мировоззренческих принципов и их соотнесении с эмпирическим знанием и т.д.

Исследование этой проблематики имеет еще один очень важный аспект. Как показали регулярно проходящие в наше время международные конгрессы по вопросам логики, методологии и философии науки, исследователи, ориентированные сугубо сциентистски, встречаются с серьезными трудностями. Такой вывод обусловлен откровенными неудачами методологии логического позитивизма, а также неудовлетворенностью постпозитивистскими новациями, наличием существенных трудностей «исторической школы», непреодолимых, в первую очередь, из-за субъективистских и релятивистских тенденций в их философских основаниях. Не смогли решить удовлетворительно проблему философских предпосылок и такие известные представители методологии, как К. Поппер и его последователи, хотя ими проанализирован ряд фундаментальных вопросов. Сегодня в западной философии непосредственно столкнулись с необходимостью учесть в моделях роста знания не только внутринаучные связи теорий и их взаимодействие с опытом, но и влияние на этот процесс философских, мировоззренческих и иных факторов социокультурного характера.

Итак, изучение существенных изменений процесса современного научного познания и рефлексии этих новаций методологическим сознанием способно дать новые импульсы развитию философского знания. Изучение изменений, происходящих в методологии науки, в особенности в условиях формирования полинарности моделей познания, требует ресурсов различных разделов

философского знания - логики, теории познания, философской антропологии, этики и др. - и тем самым выполняет интегрирующую функцию в философии. Анализ эволюции методологического сознания, природы знания и переосмысление статуса познающего субъекта - один из самых важных путей самопознания философии. В эпоху, когда происходит смена типов рациональности, ориентации познавательных процессов не только на истинность и нормативность, но и на различные типы ценностей, особое значение приобретают усилия, направленные на построение систематизирующих и синтезирующих методологических концепций.

Степень разработанности темы. Развернувшееся несколько лет назад широкое обсуждение вопроса о соотношении ценностного и познавательного привело к выводу об их нерасторжимой взаимосвязи, о принципиальной включенности ценностно-нормативных компонентов в познавательный процесс и в само знание. Это положение зафиксировано в работах П.В. Копнина, A.M. Коршунова, K.JL Любутина и других. Предметом изучения становятся не только субъект и объект ценностного отношения как таковые, но и социально-исторические цели и идеалы, представления, нормы, в соответствии с которыми субъект и осуществляет «отнесение к ценностям» в любой, в том числе познавательной, деятельности. Реализуется переход от общих гносеологических исследований ценностного и познавательного к конкретному выявлению форм, факторов, способов взаимодействия когнитивного и ценностного в научном познании.

В отечественной философской литературе значительное внимание уделяется анализу собственно познавательных ценностей. К ним относят, прежде всего, науку в целом. Ценность науки, по мнению многочисленных исследователей, определяется тем, что она есть высшее, специфически человеческое средство ориентации человека в жизненно-практической сфере.

Кроме того, к собственно гносеологическим ценностям относят регулятивные принципы, методы, теории и гипотезы, объективно значимое знание в целом. Несмотря на то, что ценностный подход к познанию

приобрел «права гражданства», тем не менее, соотношение истины и ценности все еще вызывает дискуссии, известную напряженность, побуждающую к дальнейшему, более тщательному исследованию всех аспектов данной проблемы.

Развитие теории познания, введение новых средств, методов, расширение предметного поля этой области философского знания предполагают трактовку самого познания как процесса, включенного в исторически определенные формы предметно-практической деятельности и коммуникаций.

Не последнее место в этом процессе занимает анализ возникновения и развития новых методологических направлений, реализующих поле деятельности эволюционирующего методологического сознания, примером чему является анализ конвенционалистской методологии науки.

Конвенциональное принятие и построение научной теории как методологическая норма, как специфика современной науки, было признано всеми ведущими методологами XX века различных направлений. Этому способствовала целая совокупность особенностей современной науки, как-то: резкое возрастание абстрактности и степени общности естественнонаучных теорий; использование учеными гипотезы в качестве необходимой и важнейшей формы научного знания; ломка и пересмотр понятий классической науки, казавшихся дотоле абсолютно незыблемыми; отказ от одних фундаментальных понятий, изменение содержания других; конвенцнональность языка семантики научных терминов; осознание многозначного характера связи теории и эмпирического материала; резкое возрастание значения конкурирующих теорий и, в этой связи, значения проблемы выбора и значения внеэмпирических критериев оценки теории, простоты, красоты, удобства, изящества и т.д.

Конвенциональное понимание природы научного знания и знания вообще является яркой демонстрацией того факта, что наука - это творение рук человеческих. Этот, казалось бы, простой, даже банальный факт, требует

своего обоснования с различных позиций. Неслучайно, что вопрос конвенциональности научного знания впервые был поднят в конце XIX века в рамках религиозного философствования неогегельянцем и неотомистом Эдуардом Леруа. Сам конвенционализм уходит своими корнями в средневековую концепцию двух родов истин: научные истины, являясь результатом одного из видов человеческой деятельности, не могут быть абсолютом.

Конвенциональная, т.е. человеческая природа человеческого знания -это то, от чего отказался ранний Гуссерль, это то, к чему пришел поздний Гуссерль, выступая за гуманизацию европейской науки. Это также просматривается в теоретической версии экзистенциализма, впрочем, как и в более ранних направлениях неклассического периода развития философской мысли.

Эти идеи, как ни странно на первый взгляд, ярко раскрываются в позитивистских и близких к ним течениях. Несмотря на их достаточно жесткий сциентизм и достаточно традиционный рационализм, а также интерналистское понимание научного знания, ими, тем не менее, признается нерациональная компонента в самой структуре научного знания, для выявления которой и служит конвенция. В зависимости от точки зрения автора работа этих конвенций рассматривается на эмпирическом или теоретическом уровнях знания.

Наиболее демонстративно, в рамках постпозитивистской методологии науки, нерациональный характер научного знания раскрывается в трудах К.Поппера и его многочисленных учеников и сторонников, которые развили самостоятельные идеи, далеко выходящие за рамки школы Поппера.

Таким образом, признание конвенциональное™ научного знания сциентистскими и антисциентистскими философскими направлениями свидетельствует о признании вхождения нерациональных компонентов в структуру научного знания. Причиной этого является субъект науки, т.е.

человек, с его исторически меняющимся интересом и исторически меняющийся ценностно-мировоззренческий климат эпохи.

Вполне правомерен в этой связи возрастающий интерес к изучению логики научных исследований и выявлению вопросов, имеющих важное значение в дальнейшем исследовании компонентов самой науки, взятых в определенной системе социокультурных ориентации. Среди них большой интерес представляет проблема вхождения условных элементов, конвенций в структуру строения и функционирования научных теорий.

Интерес к проблеме конвенции в научном познании обусловлен, с одной стороны, бурным развитием современного научного знания, усложнением его структуры, созданием высокоабстрактных теоретических концепций, с другой -ростом методологической рефлексии науки, стремлением науки осознать свои гносеологические основания. Актуальность проблемы функционирования условных соглашений в научном познании определяется также необходимостью методологического анализа современной философии, прежде всего, неопозитивизма и постпозитивизма, уделяющих большое внимание данной проблеме.

Актуальность данной темы объясняется и тем, что с углублением познания наблюдается рост удельного веса конвенционального элемента в научном знании. Но это не произвол чистого мышления, а объективная характеристика научного познания.

Как уже отмечалось, конвенция играет важную роль как в процессе научного поиска, так и в построении теории, и вполне возможно, что позитивная разработка данной проблемы приведет к признанию методологическим сознанием конвенции как общенаучного метода, как познавательной процедуры, включающей в себя целую систему операций. Безусловно, что в самом простом случае конвенция - минимальная структура и минимальная процедура познавательного акта, даже если последний сводится к чисто вербальному акту, что зачастую при увлечении интерпретационным подходом неизбежно. Особенно ярко это раскрывается в понимании разума,

теоретического сознания как рефлексивного мышления, опосредованного языком и связанного с ним. Это конкретизируется в вербализированном акте понимания, связанного с рациональной объективацией и конституированием смысла.

Такая постановка вопроса находит своё отражение в новых течениях философии языка, к примеру в трансцендентальном прагматизме К.-О. Апеля1, где по сути дела язык рассматривается как отношение к отношениям, что актуально для проблематики и тематизации субъектно-субъектной модели познания.2 Эти моменты, связанные с проблемой трансцендентального конституирования интерсубъективно значимого смысла вещей и явлений, усиливаются в современной герменевтической феноменологии при объяснении «установления конвенций между учёными о тематизированных предметах и их исследовательских программах»3 и являются ключом к проблеме обоснования истинности суждений. Таким образом, «теория познания перестаёт быть классической критикой познания в виде анализа познания и превращается в «критику смысла», основанного на анализе знаков и их значений».4

Это предполагает и иное рассмотрение соотношения познавательной и коммуникативной функции языка - не как их сочетания или простого взаимодействия, а как единого процесса в познавательных процедурах, в общении, в экзистенциальном разговоре, в артикуляции мира и т.д.

Основная трудность, с которой сталкивается позитивная разработка проблемы конвенций - соединение объективных параметров самой природы знаний и творческих возможностей познающего субъекта. Решение этой проблемы является ключом к решению вопроса об объективных границах конвенции и ее роли в научном познании.

Многие вопросы, связанные с исследованием структуры, функций и развития научных теорий, интенсивно разрабатываются в отечественной

'См.: Апель К.-О. Трансформация философии. - М., 2001.

2См.: Соболева М.Е. Трансцендентальный прагматизм К.-О. Апеля. Проблема языка // Вопросы философии, №12, 2005.

3 Соболева М.Е. Иитенциональность-коммуникация-язык. Проблема последовательности // Вопросы философии, №1,2005. С.140.

Там же С.144

методологической литературе. Здесь достигнуты значительные результаты и высказано немало интересных и плодотворных идей. Что же касается проблемы конвенций, то в работах современных философов позитивная разработка данной проблемы находится только на начальном этапе.

Поэтому до сих пор в понимании природы условных соглашений и их функций остается много неясностей, трудностей и нерешенных вопросов. Некоторые авторы порой даже строго не различают понятия «конвенция», «конвенционализм» и употребляют их как синонимы. За редким исключением5, и в мировой, и в отечественной литературе отсутствуют даже попытки дать четкое определение понятию «конвенция». Обычно авторы пользуются такими синонимичными выражениями, как «конвенция», «конвенциональность», «конвенциональный элемент», «условность», «условное соглашение», полагаясь на интуицию читателя и контекст работы. По сути дела, все эти выражения являются буквальным переводом с латинского языка термина «конвенция», введенного в философскую методологию Э. Леруа и А. Пуанкаре.

В качестве рабочего определения «конвенции» можно предложить следующее: конвенция - методологический прием, характеризующий принятие решения в силу необходимости выбора или с целью устранения неопределенности.

Как правило, абсолютное большинство исследователей ограничиваются лишь критикой конвенционализма, указанием на его субъективистский характер. Это, конечно, верно, но самая убедительная критика, как известно, - позитивная разработка тех проблем, из которых выросла конвенционалистская методология науки. Среди отечественных философов, которые внесли наиболее существенный вклад в позитивную разработку проблемы конвенции, необходимо выделить, в первую очередь, работы Э.М. Чудинова и Ю.Б. Молчанова, A.M. Коршунова, В.В. Мантатова,

5 См.: Микешина Л.А. Философия науки. - М., 2005. Никифоров Л.А. Философия науки. - М, 2006.

А.Д. Александрова, Я.Ф. Аскина, A.B. Ахутина, Л.Б. Баженова, B.C. Барашенкова, A.C. Богомолова, В.В. Бондаренко, В.В. Виноградова, Д.П. Горского, С.С. Гусева, И. Добронравова, П.С. Дышлевого, Б.М. Кедрова, A.M. Кравченко, В.Н. Кузнецова, С.А. Лебедева, Е.А. Мамчур, Л.И. Мандельштама, Б.В. Маркова, С.Т. Мелюхина, Г.Я. Мякишева, В.В. Налимова, И.С. Нарского, М.Э. Омельяновского, Р.Й. Павилениса, A.B. Панина, Ю.А. Петрова, М.В. Поповича, М.А. Слемнева, В.А. Смирнова, Е.Д. Смирновой, B.C. Стёпина, A.A. Тяпкина, А.И. Уёмова, В.А. Фока, С.М. Шалютина, B.C. Швырёва, С.А. Яновской и др. В западной периодической печати регулярно публикуются статьи по интересующей нас проблеме (см. библиографию), но эти работы носят описательный характер и, как правило, посвящены критике классиков конвенционализма, их крайностей с позиции ослабленного конвенционализма. Так, из западных исследователей необходимо выделить: К. Айдукевича, М. Блэка, Л. Больцмана, М.Борна, Р. Боумена, Л. де Бройля, М. Буиге, Н.Бурбаки, Г. Галилея, Г. Гегеля, В. Гейзенберга, Т. Голда, А. Грюнбаума, Г. Динглера, П. Дюгема, Р. Карнапа, В. Куайна, Т. Куна, И. Лакатоса, М. Планка, К. Поппера, А. Пуанкаре, Б.Рассела, Г. Рейхенбаха, В. Сэлмона, Дж. Уитроу, П. Фейерабенда, К. Фраассена, О. Френеля, А. Шаффа, А. Эйнштейна, В. Эллиса, Д. Юма и др.

Но это лишь внешнее проявление неразработанности данной темы. Суть же проблемы заключается в необходимости выяснения объективных оснований условных соглашений, границ правомерности их применения, а также в необходимости выделить основные разновидности конвенций и раскрыть механизм их функционирования на различных уровнях научного знания, в различных формах научного познания, с учетом ценностной мотивации их выбора и применения.

Объектом исследования является место и роль методологии и мировоззрения философских направлений в структуре научного познания.

Предметом исследования является взаимодействие методологии и мировоззрения философских концепций в современном научном познании.

Основная цель - раскрытие взаимодействия методологических и мировоззренческих программ философских направлений в современном научном познании.

Осуществление данной цели потребовало решения следующих основных задач:

1. Проанализировать исторические формы взаимодействия методологических и мировоззренческих программ, развитых в рамках классической немецкой философии и актуальных для современной теории познания.

2. Выявить качественные изменения социально-культурного контекста эпохи как условия изменения задач, стоящих перед наукой, нового понимания познавательного процесса, формирования полинарности познавательных моделей.

3. Исследовать взаимозависимость изменений ценностно-мировоззренческих установок познающего субъекта и переориентации методологического сознания как рефлексии данных процессов.

4. Показать превращение методологических программ в мировоззренческие как закономерный процесс развития саморефлексии методологического сознания.

5. Проанализировать роль ценностно-мировоззренческих компонентов в когнитивных процессах в условиях формирования полинарности познавательных моделей.

6. Раскрыть меру и степень человеческого присутствия в научном познании, без потери статуса научности, на фоне интерпретации феномена человекомерности постнеклассической науки.

7. Рассмотреть включенность в когнитивные процессы ценностно-мировоззренческих компонентов, выполнение ими не только функций регулирующих принципов, но и функций внутренних факторов развития науки.

8. Представить конвенционализм как методологическую рефлексию попыток синтеза человекомерности процесса научного познания с требованиями научности к построению теоретических концепций. Методология исследования определяется подходом к рассматриваемым явлениям как целостным феноменам, неразрывно связанным с культурно-историческим контекстом. Поэтому в качестве основных методов исследования выступают исторический и системно-структурный. В диссертации использованы также методы сравнительного анализа, рациональной реконструкции, логической рефлексии и экспликации.

Научная новизна работы заключается в следующем:

1. Показано, что исследования конструктивной деятельности разума в науке и попытки выяснить возможности этой деятельности раскрывают не только важные моменты в процессе исследовательской работы учёных-теоретиков, но и приводят к эволюции самих этих философских исследований.

2. Обосновано, что методологические программы сциентистского типа философствования, ассимилируя социально-мировоззренческую проблематику, не только получают мировоззренческую окраску, но превращаются в собственно мировоззренческие программы.

3. Выявлено, что процесс конвергенции методологических и мировоззренческих программ происходит не пропорционально: в большей степени шло развитие методологических программ в сторону мировоззренческих, а не мировоззренческих программ в сторону методологических.

4. Движение от гносеологии к онтологии, превращение методологических программ в мировоззренческие представлены как типические черты современного философствования. Продемонстрирована зависимость познавательных задач от ценностных установок и включенность в этот процесс бытия самого познающего субъекта.

5. Установлено, что переориентация традиционного противопоставления методологических и мировоззренческих программ ведет к множественности вариантов синтеза этих программ в единую целостную конструкцию, где выделяется конвенционализм, соединяющий в себе человекомерность процесса научного познания с требованиями научности к теоретическим построениям, интегрирующий методологические и ценностно-психологические установки. Тезисы, выносимые на защиту:

1. Обнаружение взаимосвязи условий познания с формами, задачами и направленностью процесса познания; формирование новой субъектно-объектной модели познания, нетрадиционной для предыдущих философских направлений, полный отказ от просветительских установок в понимании статуса науки, её возможностей и границ научного познания - такое начало критического подхода к науке и научному познанию, по сути дела, означает формирование новых ценностно-мировоззренческих ориентиров в условиях меняющегося социокультурного контекста эпохи.

2. Изменения социокультурного контекста завершились становлением эпохи романтизма. В связи с ними ученый стал массовой профессией; возросло скептицистское отношение к характеру научного познания и творчества; понизился социальный статус ученого, истины. Сформировался новый ценностно-мировоззренческий подход для осмысления этих изменений. Такого рода обстоятельства создали поисковую ситуацию, которая в свою очередь потребовала критического отношения, как к прошлому, так и к настоящему. Ответом на данную поисковую ситуацию послужило создание новых философских концепций с нетрадиционным соотношением мировоззренческих и методологических программ. Отсюда нигилизм в отношении к научному познанию, к использованию его результатов и деятельности ученого. Эта ценностная установка в концептуальном отношении смогла реализоваться лишь через подчеркнуто-выпуклую постановку проблемы

активности субъекта и творческого конструирующего характера познавательной деятельности. Активность субъекта познания отождествляется с активностью субъекта в деятельности, где не различается субъективное, объективное начала, и как следствие, объективное предстает в виде объективированной активности субъекта. Последняя признается единственно существующей в действительности, что отражается в формировании нового отношения к мировоззренческо-гносеологической проблематике.

3. Попытки выяснить возможности конструирующей деятельности разума раскрывают не только важные моменты в механизме исследовательской работы учёных-теоретиков, но и приводят к эволюции самих этих философских исследований. Обращение к методологии научного познания как к главному предмету философствования становится возможным тогда, когда социальная роль науки стала значимой. Когда наука становится чрезвычайно важным элементом в жизни общества, оказывается, что изучение методологических проблем науки и в социальном плане делается важным. Невольно происходит подмена: результаты исследования методологии научного познания, т.е. научного сознания, объявляются особенностями мышления вообще. Так, новые философские направления возникают как жестко сциентистски ориентированные системы с выдвижением оригинальной методологической программы, в которой они пытаются совершенно по-новому переосмыслить весь комплекс научного знания. Согласно этой программе изменяется и сама постановка гносеологических задач.

4. Стремление понять бытие строго рационалистски привело к нарастанию иррациональности в теоретических построениях сциентистски ориентированных философов и методологов науки, признанию иррациональности того реального мира, в котором живёт каждый. В процессе этих исследований становится ясным, что познание есть нечто принадлежащее бытию субъекта, а в таком случае критерий

научного познания не может не быть субъективным. Эта общая установка, общее настроение ведут к двум типам выводов и результатов. С одной стороны - к выводу об окончательном и безысходном тупике научного подхода и научного мышления в целом, отсюда антисциентизм ультралевых гуманитариев наших дней. С другой стороны - к попыткам переориентировать научное мышление, так изменив и дополнив его предмет и метод, чтобы человеческие проблемы стали ему доступными. Такая эволюция вполне демонстративна и типична для философствования сциентистски ориентированных методологических программ.

5. Переориентация традиционного противопоставления методологических и мировоззренческих программ ведёт к появлению множественности вариантов синтеза этих программ в единую целостную конструкцию, программ, среди которых выделяется конвенционализм, соединяющий в себе человекомерность процесса научного познания с требованиями научности теоретических построений, интегрирующий методологические и ценностно-психологические установки.

6. Отсюда интерес к проблеме конвенции в научном познании, который обусловлен, с одной стороны, бурным развитием современного научного знания, усложнением его структуры, созданием высокоабстрактных теоретических концепций, с другой - ростом методологической рефлексии науки, стремлением науки осознать свои гносеологические основания. Конвенциональное понимание природы научного знания и знания вообще является яркой демонстрацией того факта, что наука есть результат человеческого творчества, включенности самого человека, а не просто обезличенно-логического субъекта в непосредственный процесс научного познания.

7. В условиях интерпретации феномена человекомерности иостнеклассической, междисциплинарно организованной и проблемно ориентированной науки задать меру и степень человеческого присутствия в научном познании без потери статуса научности позволяет

конвенционалистская методология, синтезирующая и человечность, и научность, и коммуникационность научно-познавателыюй деятельности. Теоретическая и практическая значимость работы. Материалы и выводы диссертации позволяют понять с современных позиций проблемы взаимосвязи методологии и мировоззрения. Данные исследования могут послужить методологической базой для целого комплекса вопросов, связанных с проблемой выбора и оценки теории в условиях конкуренции теорий в современном научном познании. Выявленная способность к эволюции методологических программ в условиях меняющегося социокультурного контекста эпохи создает объективную теоретическую основу для разработки стратегических поисков и оценок научной деятельности. Разработка проблем, связанных с конвенциональностью знания и разработки конвенции как познавательной процедуры, может быть использована для конкретных научных разработок по проблемам инновационной деятельности, межличностной коммуникации, культурологическим проблемам.

Результаты исследования могут быть использованы для разработки общих курсов по философии и методологии науки для аспирантов, спецкурсов по философско-методологическим проблемам современного научного познания, а также общих курсов по теории познания и истории философии для студентов философских факультетов.

Апробация работы. Результаты диссертационного исследования освещались автором в разные годы на международных, всесоюзных, всероссийских и региональных конференциях и выступлениях:

1. Место конвенций в научном познании и конвенционализм // Книга В.И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» и современное естествознание. Материалы конференции. - М. - 1984.

2. Complementary convention and metaphor // Материалы VIII Международного конгресса по логике, методологии и философии науки. Ч.З.Т.5.-М,- 1987.

3. Рациональное, иррациональное и ценностный подход // Философия и русская провинция: тезисы докладов и выступлений VI Российского симпозиума историков русской философии. - Воронеж. - ЦЧКИ. -2000.

4. Эволюция феноменологической методологии: от методологических проблем к мировоззренческим // Материалы международной конференции «Человек - Культура - Общество». - М. - Изд-во МГУ. -2002.

5. Конвенционалыюсть знания как методологическая норма // Материалы III Российского философского конгресса «Рационализм и культура на пороге III тысячелетия». - Ростов-на-Дону. - 2002.

6. Познание и социальная ориентация // Материалы научной конференции «21 век: на пути к единому человечеству», посвященной 250-летию МГУ им. Ломоносова. - М. - Изд-во МГУ. - 2003.

7. Статус истины - статус ученого. Переоценка ценностей // Философия и будущее цивилизации. Тезисы и доклады IV Всероссийского философского конгресса. Т.1. - М. - 2005.

Структура работы. Структура работы определяется её целью и задачами. Диссертационное исследование состоит из Введения, 4 глав, 16 параграфов, Заключения и Списка использованной литературы. В тексте имеются ссылки на библиографические источники.

II. Основное содержание диссертации.

Во Введении обосновывается актуальность темы, рассматривается степень ее научной разработанности, формулируется цель и задачи исследования, характеризуется методология, дается краткое изложение основных научных результатов.

Первая глава - «Осмысление природы научного знания и статуса субъекта познания периода классической философии» - посвящена анализу характера взаимодействия методологических и мировоззренческих программ философии, развитых в рамках критического подхода. В этой связи необходимо выделить,

прежде всего, формирование субъектно-объектной модели познания как осознания конструирующей способности субъекта познания, что послужило мощным стимулом к развитию новых философских концепций с нетрадиционным соотношением мировоззренческих и методологических программ, характерными чертами которых были: выделение конструирующей деятельности, творческого характера субъекта познания, акцентирование созидательной способности субъекта в процессе самого познания и онтологизация самой познавательной деятельности.

В первом параграфе данной главы - «Познающий субъект в кантовской метатеории (наукоучении)» — анализируется теория критического подхода к науке и научному познанию И.Канта. Им и была обоснована субъектно-объектная модель познания, являющаяся центральной и для нынешней науки. Здесь последовательно раскрываются источники формирования данной концепции, этапы её становления, а также выводится следствие этой модели в её значимости для развития последующей философии и методологии науки. В ходе анализа работ Канта делается вывод о том, что Кант являлся создателем не самой модели, а той рефлексии над современным ему состоянием наук, которая послужила стимулом развития данной модели, а в дальнейшем - как самой науки, так и философии. Первой задачей этой рефлексии являлось выяснение способности познающего субъекта, его возможностей и границ научного познания. В ходе её решения была предложена онтологическая концепция, тесно переплетаемая с гносеологией, - деление мира на ноумены и феномены. Первый мир недоступен научному познанию, чистому разуму. Это сфера практического разума. С помощью чистого разума мы можем познать только мир явлений, мир феноменов. Границы научного мира четко заданы структурой сознания, и попытки разума выйти за эти границы в мир "вещей в себе", его претензии на познание сущности мира ведут к заблуждениям, противоречиям (антиномиям). В последующем это найдет свое отражение в концепции Эйнштейна, принципах квантовой механики, послужит когнитивной основой антисциентистских построений, а статус категорий рассудка послужит основой

для создания семантических концепций в философии языка. Познание "мира вещей в себе" - это сфера не теоретического, а более высокой ипостаси человеческого сознания - практического разума, единство и целостность суждений которого обеспечиваются тремя высшими идеями: души, мира в целом и Бога. Главной "вещью в себе" оказывается человек, сущность которого в нравственности. Любое разумное существо характеризуется, в первую очередь, как нравственное существо. Поэтому человек выступает как цель всякой деятельности, прежде всего познавательной. Однако мир чистого разума и мир практического разума не разорваны - они образуют органическое единство благодаря способности суждения. Способность суждения - это не понятие о природе и не принципы. Это организация природы соответственно со способностью суждения, т.е. организация природы таким образом, чтобы было возможным подведение частных законов под общие, привнесение в природу целесообразности через чистую субъективность. Способность суждения соединяет рассудок и разум, делает способность мышления целостной. Позднее эти построения выльются в проблему переориентации процесса научного познания на сущностные потребности человеческого бытия. Это несомненно поставит вопрос о вхождении этического и эстетического компонентов в структуру теорий и в сами критерии оценки теории.

Таким образом, И.Кант поставил перед собой задачу обнаружения тех условий, которые делают возможным науку, нравственные отношения к человеку и прекрасное. Эти условия Кант нашел в субъективных априорных формах. Чувственное знание не ведет нас к открытию законов, их создает рассудок. В чувствах нет морали, она создается практическим разумом через категорический императив. Прекрасное не выводится из чувственного восприятия или логического мышления. Это субъективное переживание, которое является чистой формой и потому обладает всеобщностью. Идея сверхчувственного основания и конструктивности сознания является главной идеей системы Канта. Цель всех разделов этой системы одна - попытаться

через истину, добро и красоту, взятые в единстве, ответить на вопрос: что такое человек?

Второй параграф данной главы - «Познание как свободная деятельность» - посвящен развитию критического подхода И.Фихте, который принимает философию Канта по своему духу, по своей направленности, но не повторяет ее. Философия, согласно этому подходу, не только является основанием всего знания, но и должна обнаружить условие, делающее достоверным все знание. Другими словами, из трансцендентальной апперцепции, чистого "Я", абсолютной деятельности следует вывести не только форму, но и содержание научного знания. Поэтому свой основной труд Фихте назвал «Наукоучение».

Весь мир, без дихотомичного деления, включается в область деятельности человека. И мир, и существование мира имеют смысл как бытие, как данность, как объект не сами по себе, а постольку, поскольку существует человек, "Я". Опыт взаимодействия и результат взаимодействия "Я" и "не - Я" Фихте называет культурой. Мир, согласно Фихте, существует только в знании, и само знание есть мир.

В исследовании выявляется, что философия Фихте придаёт новый акцент познавательному процессу. Этот процесс всегда деятелен и предполагает активность субъекта не только в научной, но и в других формах культуры - в искусстве, религии, мифологии и т.д. В каждой из них осуществляется познание как выражение свободы и знание - как её реализация, т.е. посредством творческой насыщенности познавательной деятельности.

В третьем параграфе - «Познание - деятельность по самообъективизации субъективного» - излагается шеллингианская концепция трех эпох в истории развития (потенцирования) самосознания, которое реализуется через самопознание интеллекта (интеллигенции). Потенцирование "Я" происходит в форме непрерывного перехода от бессознательного, от простых ощущений до акта свободы воли, в котором "Я" становится осознающим себя, отсюда, по сути дела, и начинается самосознание. Три потенции этого процесса -ощущение, созидающее созерцание и рефлексия. Для такого самопознания,

самораскрытия, самообъективации природа является необходимым и первоначальным условием.

Искусство есть подлинная и высшая форма философии, а философия (рациональная, понятийная форма мышления), в свою очередь, рассматривается как несовершенное решение основной философской проблемы. Это своего рода деградировавшая, ограниченная форма искусства. Искусству надлежит быть прообразом философии, прообразом науки.

Первоначальная мировоззренческая ступень должна быть восстановлена -наука и философия должны вновь влиться в океан искусства.

В искусстве снимается противоположность субъективного и объективного, и в непосредственном, иррациональном по своей основе чувстве достигается единство, что не может быть выражено в понятийной форме. На высшей ступени своего развития должна быть создана иррациональная философия.

В четвертом параграфе - «Познание как деятельность по самоосознанию и ннперсоннфгщированный субъект» - рассматривается завершение формирования критического подхода Г. Гегелем. По его мнению, философский процесс включает в себя научное знание как необходимый элемент и этап. Поэтому особенности развития философствования, которые носят исторический характер коллективного творчества, непосредственно относятся и к науке, которая также коллективна, исторична и эклектична, но, тем не менее, обладает своей логикой построения научных теорий и логикой развития научной теории. Это историческое развитие человеческого сознания и познания рассматривается Гегелем в очень сложной последовательности, в трех плоскостях.

Познание начинается с чувственного опыта, но идет дальше него. Оно открывает за изменчивым, многообразным нечто устойчивое, существенное. За явлениями открывается сущность. Эту сущность она усматривает в силах, законах, что не может быть воспринято на уровне чувственно-предметного созерцания. Здесь чувственная достоверность снята. Вынужден

функционировать человеческий разум, реализуя свою способность к конструированию.

Это познавательное, сверхчувственное, т.е. то, что не познается непосредственно чувствами, является онтологически не материальным, а духовным. Здесь работает предпосылка сведения чувственного восприятия к материальному, а сверхчувственного - к идеальному.

Одной из центральных идей гегелевской философии является проблема соотношения между познанием и объективностью. Заслугу Канта Гегель видит также в том, что он подверг исследованию определения прежней метафизики, подошел критически не только к метафизике, но и к самим формам мышления, выявил проблему их исследования.

Немецкая философия от Канта до Гегеля является критической философией, основы которой были заложены И. Кантом. Прежде всего, именно критицизм, который подчеркивает конструирующую способность человеческого сознания, что субъект формирует объект, отличает немецкую классическую философию от традиционного эмпиризма и рационализма, чью модель объектно-субъектных отношений можно назвать, по мнению того же Ф. Шеллинга, догматизмом.

Во второй главе - «Познание и переоценка ценностей» - речь идет о глобальных изменениях социального контекста новой эпохи, эпохи романтизма. В связи с этим возникают новые типы философствования, в частности философия жизни; проявляются изменения, для которых характерно подчеркнуто выпуклая постановка проблемы активности познающего субъекта как ценностно-мировоззренческого конструирования, по сути дела, всех сторон жизнедеятельности человека.

Первый параграф - «Познание, деятельность, истина» - посвящен критическому переосмыслению тех методологических концепций, которые ставили своей задачей описание движения инперсонифированной научной мысли.

Эта постановка вопроса была выражением своеобразного гносеологического нигилизма, распространившегося среди многих ученых конца XIX века. Этот гносеологический нигилизм проявлялся в разных формах критицизма, агностицизма, позитивизма, скептицизма (кроме марксизма и феноменологизма), эмпиризма и т.д. По всей вероятности, этот гносеологический нигилизм был симптомом более широкого и более значимого социального течения. Гносеологический нигилизм не может быть понят только как порождение новых открытий в науке, разрушивших старые естественнонаучные теории.

По меньшей мере, для того, чтобы новое открытие было признано отрицающим прежние достижения, нужно создать поисковую ситуацию, а для этого недостаточно появление новой теории. Необходимо, чтобы возникло критическое отношение к прошлому и не обязательно к старым теориям, а вообще, к прошлому или к настоящему. Главное, чтобы возникло сомнение в справедливости, истинности того, чем люди жили до сих пор.

Такие изменения, конечно же, приводят к глобальным мировоззренческим последствиям, и это проявляется не только и не просто в переоценке ценностей. Изменение отношений к ценностям и духовным, и материальным, изменение статуса ученого, потеря претензий интеллигенции на роль духовного лидерства общества приводят к переоценке статуса истины и переосмыслению самого процесса познавательной деятельности, что нашло яркое отражение в творчестве Ф.Ницше. Эти болезненные процессы не могли не вызвать не только протестного отклика, не просто нигилистских настроений, но и защитной реакции интеллигента против нивелирования, угнетения личности. Эта протестная реакция вызывает особо внимательное отношение к творчески-созидательным способностям познающего субъекта, к мировоззренческому характеру научных построений, которые раньше считались полностью мировоззренчески нейтральными.

Во втором параграфе - «Познание как интуитивная интроспекция» -исследуется коренное переосмысление познавательной деятельности, которое

связано с утратой просветительскими идеалами своего бесспорного лидерства. Эпоха романтизма со своими установками на витализм, историзм, "Я" как лидирующую личность стала определяющей в области системы ценностей. Тогда в области научного знания и познания произошла ценностная переориентация. Естествознание перестало быть бесспорным лидером. Более того, в определенно настроенных кругах интеллигенции именно гуманитарное знание становится не просто лидером в науке, а тем знанием, которое выражает сущность человека, эпохи и становится системообразующим для определенного типа ценностей, а также шкалой отсчета для этих ценностей. Обоснование, мотивирование такой позиции крайне просто: гуманитарное знание определяет духовное содержание, облик человека, а это главное. Оспорить такую позицию несложно, но занятие это весьма бессмысленное. За редким исключением ценностные предпочтения зависят от логической аргументации.

Яркий представитель такой позиции академических кругов Германии В. Дильтей не раз подчеркивал, что его основная задача - исследование методов социальных наук, то есть наук о духе, более точно - наук о культуре. Развертывая свою позицию, Дильтей начинает с тезиса о том, что науки о духе обладают полной самостоятельностью при определении методов, соответствующих их предмету. В принципе, он продолжает линию противопоставления наук о духе (о культуре) и наук о природе (естествознание). Но делает это иначе, чем сциентистски ориентированные методологи.

Согласно Дильтею и вообще академическому направлению философии жизни, науки отличаются друг от друга не предметом исследования и даже не методом исследования или способом конструирования предмета исследования, а способом, которым задаются феномены исследователю, по сути дела, чем-то не сводимым к традиционному методологическому подходу. Дильтеевская концепция представлена перед нами как философская система, в которой активность субъекта в познании не различается от активности субъекта в деятельности (по меньшей мере, в исторической деятельности). Здесь не

различается субъективное, объективное начала. Объективное, по сути, исчезает, заменяется объективированной активностью субъекта, и ничего другого в этой действительности нет.

Далее анализируется достаточно противоречивая ситуация: социальная стабильность и нарастание социальных противоречий, ясная картина мира и каскад научных открытий, противоречащих ей, всеобщее признание эволюционистской картины мира и поиски глубинных оснований стабильности - все это создавало в конце XIX века достаточно специфическую поисковую ситуацию, которая имела ярко выраженный мировоззренческий и методологический характер. Это, в свою очередь, усиливалось дальнейшими процессами: открытием законов наследственности и становлением генетики как новой науки, открытием радиоактивности, структуры атома, ядра и становлением квантовой теории, проблемами теоретико-множественных обоснований классической математики и созданием новых программ обоснования математики, развитием теории относительности.

Эта поисковая ситуация находила своеобразное отражение в мировоззренческих и методологических, науковедческих программах антисциентистских философских учений.

В связи с этим А. Бергсон совершенно справедливо подчеркивает, что главная проблема, над которой бьется научная мысль конца XIX века и начала XX века, - это проблема исследования изменений, которая пришла на смену проблеме описания состояний. Констатируя этот факт, он делает вывод о невозможности постижения средствами, находящимися в распоряжении науки, изменений, глубинных характеристик действительности. Если поставлена задача - исследование изменения, то наука не способна этого сделать. Лишь отвлекшись от практических целей, бескорыстное самосознание субъекта в какой-то степени может преодолеть рамки, поставленные от рождения интеллекту, обусловленные самим его назначением. Такое непрактичное самосознание и есть интуиция. Основа конструкции Бергсона заключается в том, что каждое философское исследование, в конце концов, анализ

практической деятельности человечества. Несомненно, Бергсон затронул очень важную проблему человечества связи, соотношения познания и практики, специфики познавательной деятельности. Эти проблемы сформулированы Бергсоном таким образом, что такая постановка закрывает пути к их традиционному решению. В итоге, философия оказывается мировоззренческой конструкцией, которая базируется не на естественных науках, а на натурфилософском построении.

В третьем параграфе - «Познание как форма работы теоретического мышления и ценностный подход» - продолжается анализ постклассической философии, ход эволюции методологического сознания. Эти процессы наиболее ярко раскрываются в эволюции жестко сциентистски ориентированных методологических программ. Наиболее демонстративно эта эволюция, по мнению диссертанта, раскрывается при анализе методологических программ неокантианства.

Главная задача, которую ставили неокантианцы, - анализ конструктивной деятельности разума в науке и попытки выяснить все возможности этой деятельности, которые раскрывают не только важные моменты в механизме исследовательской работы учёных-теоретиков, но и приводят к эволюции самих этих философских исследований. Обращение к методологии научного познания как к главному предмету философствования, становится возможным тогда, когда социальная роль науки стала значимой. Когда наука становится чрезвычайно важным элементом в жизни общества, оказывается, что изучение методологических проблем науки и в социальном плане делается важным. Невольно происходит подмена - результаты исследования методологии научного познания, т.е. научного сознания, объявляются особенностями мышления вообще. Так неокантианцы начинают свою философскую деятельность как правоверные сциентисты с выдвижением оригинальной методологической программы, в которой они пытаются совершенно по-новому переосмыслить весь комплекс научного знания. Согласно этой программе, изменяется и сама постановка гносеологических задач. Неокантианцы

специально исследуют конструктивную деятельность разума в науке, пытаются выяснить все возможности этой деятельности. В плане конкретных результатов изучения деятельности человеческого мышления ими достигнуты немалые успехи и зафиксирован ряд действительно важных моментов в механизме исследовательской работы ученых-теоретиков.

Далее анализируется деятельность Баденской школы неокантианства, которая продолжает оригинальную программу Марбургской школы. Согласно этой программе, изменяется и сама постановка гносеологических задач -отныне науки будут делиться не по предмету, как раньше, а по методу познания предмета. Науки о природе, по мнению баденцев, до сих пор занимались изучением природы, а науки о духе - искусствоведение, история, филология и т.д. - изучением духа. Теперь же важен не сам предмет, по мнению баденцев, а то, как мы к нему подходим. Помимо разделений по методам, а не по предметам, в Баденской школе возникает оригинальное учение о ценностях. Для одного мир - причинная цепь, необходимость, закон; для другого - что-то целостное, состоящее из отдельных феноменов, уникальных событий. У этих людей разные миры.

Поэтому нельзя до конца познать все события человеческой культуры в силу их уникальности и единичности. Объяснить - означало бы подвести, «подтащить» данное событие под какую-либо теорию, схему, представить данное событие как выражение какой-то закономерности. В силу этих соображений попытки дать теоретические объяснения данному явлению, согласно баденцам, заранее обречены на несостоятельность, несмотря на жгучий интерес к этой проблеме и исторический голод о прошлом. В каждой такой попытке отражается, прежде всего, не данное историческое явление само по себе, а личностные устремления автора, его ценностные предпочтения.

Со временем не деление наук по методам, а учение о ценностях, ценностный подход к философии культуры стали определяющими для данной школы. Таким образом, учение о ценностях сближает в целом сциентистски ориентированную философию неокантианцев не только с неогегельянством, но

и с философией жизни, с иррациональной, антисциентистской философией. На втором этапе своей философской деятельности основное внимание неокантианцы сосредоточили на разработке проблем философии культуры, руководствуясь ценностным подходом. По сути дела, они занялись разработкой мировоззренческих вопросов. Несмотря на такую эволюцию, интерналистская модель развития науки ими сохраняется.

В четвертом параграфе - «Превращение методологической программы в иррациональную философию» - рассматриваются изменения в области научной деятельности, связанные с изменением социального статуса интеллигенции и критикой науки конца XIX века, которые способствовали такому интересному движению, как иррационализация, в принципе, традиционной, рациональной философии и превращение методологических концепций в мировоззренческие. Ярким примером чему может служить эволюция неокантианства в неогегельянство. Неокантианство попыталось, помимо методологических проблем, ассимилировать и социальные проблемы. Если философы жизни изначально были сориентированы на социально-мировоззренческие проблемы, то неокантианцы и позитивисты - в основном на методологические проблемы. Впоследствии наблюдается процесс конвергенции. Но это развивалось непропорционально: в большей степени шло развитие методологических программ в сторону мировоззренческих, а не мировоззренческих - в сторону методологических; не от антисциентисткого типа философствования - в сторону сциентистского, а от сциентистского типа философствования - в сторону антисциентистского.

Методологические концепции, пытаясь включить в свои конструкции социальную проблематику, тем самым вводят в них «троянского коня», и чистота методологических программ теряется. Вряд ли можно назвать случайным тот факт, что такая эволюция происходила, к примеру, с неокантианцами двух направлений, да и с самим неогегельянством.

Произошло не просто изменение акцентов в научных пристрастиях представителей данного направления, а более глубокое изменение - эволюция

методологической программы в мировоззренческую, хотя субъект познания остается по-прежнему инперсонифицированным, а его мышление -механизмом работы теоретического мышления.

Таким образом, гегелевская трактовка мира как рационального устройства мира не принимается неогегельянцами вследствие очевидной нерациональности, или иррациональности, этой самой действительности. Поэтому учение своего предшественника неогегельянцы дополнили иррационализмом.

Подчеркивая некоторые важнейшие черты современного научного познания, которые стали вполне очевидными в XX веке, неогегельянцы дали представлениям об иррациональном не столько гносеологическую, сколько онтологическую трактовку. Движение от гносеологии к онтологии, превращение методологических программ в мировоззренческие стали типическими чертами европейской мысли второй половины XIX и всего XX века.

Эволюция неокантианства, позитивизма и неогегельянства идет именно по этому пути. То же самое наблюдается и в эволюции феноменологической, и в экзистенциальных трактовках познавательного процесса.

Завершив свою эволюцию, неокантианство антиметафизическое превратилось в неогегельянство вполне метафизичное, в свою очередь, неогегельянство вполне метафизичное эволюционирует, по сути дела, в теологию, которая изначально метафизична.

Анализ эволюции неокантианства в неогегельянство, а последнего - в теологию, выявляет еще одну типичную черту в развитии европейской философской мысли - движение от антиметафизики к метафизике, а от нее — к теологии.

Таким образом, методологические программы философских направлений, начиная со второй половины XIX века, получают не просто мировоззренческий окрас, а превращаются в мировоззренческие программы, что стало типической чертой современного философствования.

У неогегельянства очень много общего с многочисленными концепциями современности. Проводится четкое разделение жизни как иррационального от ее вырезок, которые создаются в онтологии рационально мыслящего субъекта. Таков стиль мышления неогегельянской философии и ее взаимодействие с другими направлениями западноевропейской мысли того времени. Так, к примеру, с религиозным иррационализмом у них много общего в понимании природы Бога и мира. В философии жизни тоже можно обнаружить аналогичный путь рассуждений.

В третьей главе — «Субъект науки феноменалистской методологии и его перспективы» - анализируется влиятельное, оригинальное философское направление - трансцендентальная феноменология, изначально представленная Э. Гуссерлем как методологическое учение жестко сциентистской направленности и посвященная анализу познающего субъекта в теоретической части экзистенциализма. В начале разработки этих проблем М.Хайдеггер также выступает как методолог.

В первом параграфе - «Истина и предметный мир науки» - анализируется попытка Э. Гуссерля создать свою метатеорию, наукоучение.

Гуссерль возвращается к И. Канту как классическому предшественнику и весьма негативно настроен в отношении Гегеля. Действительно, если Гегель снял трудности познавательного процесса постулатом о тождестве бытия и мышления, то Кант, как и сам Гуссерль, пытается построить чистую теорию наук, образующую основу наук о познании.

Исходя из того, что теория познания сама есть познание, Гуссерль, вдохновляясь идейным замыслом Канта, пытается построить чистую теорию основ знания, в которой необходимо исследовать само понятие познания, и задается вопросом, где следует искать критерий познания.

В процессе данного исследования становится ясным, что познание есть нечто принадлежащее субъекту, а в таком случае критерий научного познания не может не быть субъективным.

Закономерным является тот факт, что в начале своего творческого становления Гуссерль выступил как методолог, а в конце своего жизненного и творческого пути философ приходит к необходимости изучения жизненного мира отдельного человека, его ценностно-психологической наполненности, того, чем он пренебрег вначале.

Во втором параграфе - «Роль предпосылочного знания и трансцендентальная феноменология» - раскрывается эволюция феноменалистской методологии науки.

Исходный пункт феноменологического анализа внешне похож на позитивистский. Гуссерль пытается прийти к такому началу исследования, к такой основе всякого знания, которая была бы лишена всякого оттенка метафизики и не была бы отягощена философскими истолкованиями.

По мнению Гуссерля, начинать надо с того, чтобы избавиться от всякого рода философских интерпретаций мира, предметной области науки, познавательного процесса. Через эти истолкования нужно перешагнуть или воздержаться от них.

Эпохе - это характеристика важного момента специального метода, посредством которого Гуссерль надеялся шаг за шагом прийти к всеобщим основам знания, познавания. Гуссерль исследует познавание через итоги познавания, т.е. знания.

Главными моментами гуссерлевского метода феноменологической редукции являются:

1. Историческая редукция, состоящая в исключении из сферы внимания прежних теоретических представлений. Это, так сказать, отказ от наследства, тем самым философ избавляется от того, что присуще исторической эпохе в знании, что в силу этого заведомо не является всеобщим.

2. Второй шаг - эйдетическая редукция. Эйдетическая редукция состоит в перешагивании через индивидуальные характеристики объектов.

3. Третий шаг - трансцендентальная редукция - перешагивание через предмет вообще. Это структура чистого "Я". Абстрактный субъект науки, полученный после исторической редукции, формирует предмет науки вообще путем эйдетической редукции.

Проведя колоссальную работу по получению логического субъекта в чистом виде, Гуссерль убедился в ограниченности такого подхода, необходимости дополнить его анализом бытия отдельного индивида.

Такая эволюция вполне демонстративна и типична для философствования сциентистски ориентированных методологических программ. Стремление понять бытие рационалистски привело к росту иррациональности того реального мира, в котором живет каждый.

Эта общая установка, общее настроение может вести к двум типам выводов и результатов. С одной стороны, к выводу об окончательном и безысходном тупике научного подхода и научного мышления в целом - отсюда антисциентизм ультралевых гуманитариев наших дней. С другой стороны, к попыткам переориентировать научное мышление, так изменив и дополнив его предмет и метод, чтобы человеческие проблемы стали доступными ему.

В третьем параграфе - «Истина, понятие, мировоззрение» - вводится разграничение литературного и теоретического экзистенциализма, раскрываются их типические особенности.

Если литературный вариант экзистенциализма можно было бы вполне обоснованно рассматривать как отражение в художественных образах особенностей поведения и мироощущений человека современного мира, то его теоретический аспект наиболее адекватно, пожалуй, можно определить как отражение того же базисного материала не столько посредством теоретического мышления, сколько в специфических формах и категориях теоретического мышления.

Так, теоретическая часть экзистенциализма выявляет оригинальное своеобразие на определенных пластах философского знания. Гносеология и онтология теоретического экзистенциализма акцентирует внимание на бытии

конкретного индивида в его соотношении с миром посредством переживания, актуализирования личностных экзистеициалов: заботы, страха и т.д.

Истина оказывается, прежде всего, некоторым способом и формой переживания субъектом бытия-в-мире. В процессе познания акцентируется не результат познания, а сам процесс познавания, как определенные переживания бытийствующего присутствия. Рассматривается влияние феноменологического истока теоретического экзистенциализма в форме типологичности процесса эволюции самого экзистенциализма как ещё одно выражение закономерности такого процесса.

В четвертом параграфе - «Познание как способ переживания бытия» — рассматривается внутримировое пространство человека, его смысловая нагруженность, что составляет феномен человека, и познание как способ вхождения в этот мир и пребывания в нем.

Именно этот феномен и представляет предмет изучения М.Хайдеггера. В его исследовании можно обнаружить две составляющие:

1. Исследование структуры Дазайн самого по себе.

2. Структуры бытия этого Дазайн.

Из этих двух разделов и состоит онтологическое исследование Хайдеггера: исследование Дазайн самого по себе, существование Дазайн и исследование бытия Дазайн. Сущность Дазайн лежит в его существовании, которое есть существование через предметы, вещи и отношения. Сами по себе вещи есть нечто внутри мира.

Но через их отношение к человеческому Дазайн можно проникнуть внутрь Дазайн, т.е. от того, что есть внутри мира. Если мы будем рассматривать это «внутри мира» как феномены, мы доберемся до характеристик того, что составляет центр существования. Эту принадлежность внутримирового Дазайн Хайдеггер называет "мировостью Дазайн".

"Мировость", таким образом, не характеристика вещей самих по себе (твердость, тяжесть и т.д.), "мировость" («вельтлихкайт») - это экзистенциальная характеристика. Мир - это некоторая характеристика Дазайн.

Мировым называется лишь способ бытия Дазайн, но ни коим образом не способ в мире сущих предметов. Это принято называть в литературе «мир человека», жизненный мир, о котором можно говорить экзистенциально. Поэтому вещи относятся к миру. Они являются внутримировыми, но только в аспекте предметной действительности раскрывается специфика экзистенциального понимания.

Акцент в вопросе об истине смещается к субъекту, и получается, что когда я открываю истину, то это моя характеристика, характеристика моего Дазайн в мире, а не самого мира по себе. Не истина - моя характеристика, и не открывание истины - моя характеристика, а способ бытия открывающим.

Продолжая эволюцию переосмысления гносеологической проблематики, М.Хайдеггер даёт новое понимание истины: это не обезличенная характеристика результатов познания, а способ бытия познающего субъекта. Истина раскрывает, прежде всего, ценностно-мировоззренческое отношение личностных характеристик субъекта и мира, где оказывается важным не то, что мы познаём, а сам процесс познавания.

Универсальность и всеобщность прежних схем познавательного процесса, по сути дела, отменяется, и такая отмена является метафизическим постулированием смены ценностно-мировоззренческих установок для познающего субъекта и попыткой предложить новый тип рациональности, таким образом переориентируя европейскую науку и научное мышление.

В постановке вопроса об истине и проблематике субъекта познания философские программы, выступающие вначале как методологические, раскрываются, в конечном счёте, как варианты общественного сознания, как мировоззренческие программы, «проигрывающие» матрицы жизнечувствования, способы "быть", нетрадиционные, с точки зрения, традиционной философии, классического рационализма.

В четвертой главе - «Конвенционализм - современное направление философской методологии науки» - рассматривается одна из наиболее распространенных базисных идей современной философии науки -

конвенционалистская трактовка природы научного знания - и анализируется роль конвенций в научном познании. Конвенционализм представлен как методология, соединяющая в себе человекомерность процесса научного познания в построении теоретических концепций, оригинально сочетающая методологические и ценностно-психологические установки.

В первом параграфе - «Конвенционализм и его гносеологические истоки» -рассматриваются возникновение и этапы развития конвенционалистской методологии науки. Конвенциональное понимание природы научного знания и знания вообще является яркой демонстрацией того факта, что наука - это творение рук человеческих; включенность самого человека, а не просто обезличенно-логического субъекта в процесс научного познания.

Появление конвенционализма не было случайным. Оно имело предпосылки и причины как философского, так и общенаучного характера. На возникновение и становление конвенционализма оказали существенное влияние, прежде всего изменения в мировоззренческом, философском «климате», происшедшие в конце XIX - начале XX вв.

Во-первых, эти изменения были связаны с кризисом естественнонаучного материализма в его наивно-созерцательной форме.

Во-вторых, конвенционалистская методология возникла как одна из альтернатив методологическим программам классического эмпиризма и рационализма.

В-третьих, проникновение через математику в естествознание априоризма.

В-четвертых, усиление иррационалистской струи в философии XX века, того иррационализма, с которым в некоторых моментах смыкается конвенционализм.

В-пятых, нарастание релятивистских и скептицистских настроений в среде научной интеллигенции.

Существенное влияние на возникновение и развитие конвенционалистского учения оказали также выявившиеся в конце XIX -

начале XX вв. некоторые особенности научного познания, характерные и для нашего времени.

В качестве первой и главной особенности можно отметить возрастание абстрактности и степени общности естественнонаучных теорий.

Второй особенностью научного познания второй половины XIX - начала XX вв. было постоянное и сознательное использование учеными гипотезы в качестве необходимой и важнейшей формы научного знания.

В-третьих, ломка и пересмотр понятий, казавшихся абсолютно незыблемыми, отказ от одних фундаментальных понятий (понятие эфира), изменение содержания других (понятия атома, одновременности), введение новых (поле, электрон) подняли проблему объективного статуса научных понятий.

В-четвертых - осознание конвенционалыюсти семантики научных терминов как средства творческого построения научного знания.

В-пятых - осознание и подчёркивание много-многозначного характера взаимосвязи теории и эмпирического материала.

В-шестых - осознание как методологической проблемы наличия конкурирующих теорий.

Конвенционализм, будучи философским учением, возникает как попытка решения проблемы активности человеческого познания, применительно к процессу научного творчества.

Во втором параграфе — «Основные направления конвенцгюналистской методологии науки» - рассматриваются основные направления конвенционалистской методологии науки.

Выделены и проанализированы основные версии конвенционалистской методологии науки, показаны их специфика, проблемность, недостатки, и на этой основе намечены пути позитивной разработки роли конвенций в научном познании. Среди проанализированных версий - умеренный конвенционализм А. Пуанкаре, геохронометрический конвенционализм А. Грюнбаума, "радикальный конвенционализм" К. Айдукевича, "принцип терпимости" Р.

Карнапа, конвенционализм решения К. Поппера, критический конвенционализм И. Лакатоса. Для выделения и классификации основных направлений конвенционалистской методологии науки предлагается следующий критерий - выделение основных разновидностей конвенции: семантической, эмпирической и теоретической. Показано, что признание одной из разновидностей конвенций ведет с необходимостью к признанию других разновидностей конвенций.

А. Пуанкаре распространяет конвенционалистскую точку зрения с известными оговорками и недомолвками как на теоретический, так и на эмпирический уровни научного позешния, а также на область научного языка. Но произвольность принятия соглашений ограничивают: снизу - детерминация "сырыми" фактами и инвариантными связями этих фактов, а сверху -синтетические суждения априори, интуиция и требование непротиворечивости. Эти ходы мысли прослежены и у других представителей конвенционализма.

А. Грюнбаум, подчеркивая роль конвенции на эмпирическом уровне исследования при выборе единиц измерения и в процессе измерения, приходит к признанию конвенциональное™ на теоретическом уровне и дает конвенционалистскую трактовку физических законов.

К. Айдукевич преувеличивает значение конвенционального характера научных языков и семантики научных терминов. В силу этого теоретический и эмпирический уровни научного знания оказываются полностью конвенциональными.

Р. Карнап, осознав, что последовательное развертывание "принципа терпимости" в методологическую доктрину потребовало бы признания того факта, что все научное знание является чисто конвенциональным построением, отказывается от конвенционализма как методологической доктрины, но, тем не менее, сохраняет ряд конвенционалистских установок. Они проявляются у Карнапа по отношению к языку науки, к концептуальному аппарату теории, к проблеме построения теоретических систем, классификации научных понятий, к проблеме выбора и определения единиц измерения и т.д.

По мнению К. Попиера, эмпирический базис науки полностью конвенционален, и в силу этого он вынужден признать теоретические положения конвенциональными построениями.

И. Лакатос распространяет конвенционалистский подход на всю методологию, и это вынуждает его характеризовать теоретическое знание как конвенциональное построение, что в свою очередь детерминирует конвенциональность эмпирии.

Как классический конвенционализм, так и неоконвенционализм сосредоточивают свое внимание на роли субъективных моментов познания и ставят под сомнение при этом существование объективной истины и отражательный характер познания. Вопрос об истинности исходных положений теории он объявляет следствием субъективного понимания внеэмпирических критериев оценки истинности теории - удобства, простоты, красоты, непротиворечивости и т.д.

Совершенно справедливо в конвенционализме подчеркивается условный характер и конвенциональный способ построения научных языков. Однако, как уже отмечалось, данные особенности рассматриваются конвенционализмом вне контекста развития науки, вне детерминации содержания сознания предметной областью. Конвенционализм преувеличивает значение конвенционального характера семантики научных терминов. Как правило, в конвенционализме происходит отождествление языка теории и ее понятийного аппарата. Понятия теории не могут быть ничем иным, с точки зрения конвенционализма, как условными образованиями вдвойне: в силу субъективистски понимаемого чувственного опыта и конвенциональности языка.

Для конвенционализма в целом характерны две особенности: пренебрежение эмпирическими компонентами и обедненное понимание факторов, детерминирующих формирование научных принципов.

Совершенно верно подметив, что язык науки является тем каналом, через который конвенции проникают в научное знание, конвенционалисты придают этому каналу самодовлеющее значение. Действительно, конвенция начинается

в языке и с языка. Но семантическая конвенция - это не цель, а средство выявления и формулирования в явном виде релятивных моментов познавательной деятельности.

В третьем параграфе - «Рациональное и нерациональное в языке науки. Ценностный подход» - выделен наиболее фундаментальный тип конвенций -семантическая конвенция. Показана необходимость семантической конвенции для естественных и научных языков, для выполнения ими познавательной и коммуникативной функций. Показана роль семантической конвенции в процессе построения научного языка, концептуального аппарата теории, в процессах формализации научного знания и формирования эмпирических оснований науки. Семантическая конвенция представлена как составная часть познавательного образа. Выяснено ее значение для формулировки в явном виде тех конвенций, которые принимаются на эмпирическом и теоретическом уровнях научного познания. Показана роль, необходимость и значение семантических, эмпирических и теоретических конвенций в процессе познания действительности, а также их роль в процессе взаимодействия эмпирического и теоретического уровней научных построений и для их связей с объективной действительностью. Естественный язык является базой, на которой строятся научные языки. Естественнонаучные языки, то есть естественные языки, обогащенные научной терминологией, составляют основной массив научного языка. Поэтому такие фундаментальные характеристики естественного языка, как открытость, конвенционалыюсть и полисемантичность, которые обеспечивают его познавательную и коммуникативную функции, с необходимостью переносятся на естественнонаучные языки, где также обеспечивают эти функции. Полисемантичность реализуется через метафорические выражения, а конвенциональность в научном языке - через семантические конвенции. Конвенционалыюсть языка является необходимым условием для построения формальных языков и теорий. Более того, конвенция является объективным основанием для формализации, так как с помощью нее можно установить жёсткую одно-однозначную связь знака и значения, придать

целостность и дискретность языковым образованиям. Конвенциональность языка как семиотической системы не означает логической банальности, которая выражает нашу свободу выбора референтов для слов, свободу, которую мы можем использовать в отношении любого лингвистического символа, не оформившегося семантически. Очевидно, что значение, которое человек придаёт тому или иному символу языка, во многом определяется принятой конвенцией.

Однако в терминах естественного языка их конвенциональный характер несколько скрыт обезличенностью соглашений. В научном же языке этот характер выступает более явно. Понятия научного языка вводятся соответствующими определениями. Именно эти определения, принятые как некоторые соглашения, и составляют содержание понятий.

Существуют ли какие-либо логические или объективные ограничения на семантические конвенции по отношению к терминам языка? Если мы оперируем изолированными терминами, то в этом случае никаких ограничений нет. Под любым термином мы можем понимать всё, что угодно. Ограничения появляются тогда, когда место изолированных терминов занимают предложения, относительно которых можно говорить об истинности или ложности. Эта истинность или ложность будет уже зависеть и от значения терминов, и от объективного положения дел.

Спор о словах, "номинальные дефиниции", "терминологические конвенции" сами по себе не выражают гносеологической проблематики. Создание и интерпретация теоретических конструктов, моделей, аксиом, абстракций и идеализаций, гносеологическая природа понятий - вот круг вопросов, которые определяют гносеологический статус проблемы условных соглашений в науке, в том числе и семантических конвенций.

По сравнению с прошлым веком в современных научных текстах наблюдается количественное расширение словаря метафор и повышение частоты их употребления. При этом зачастую метафора трактуется как абсолютная противоположность семантической конвенции. Рассматривая

взаимоотношение семантической конвенции и метафоры, диссертант показывает их взаимосвязь и, в частности, наличие в метафоре конвенционального компонента.

Специфичность метафоры, метафорического словоупотребления состоит в полисемантичности, в обращении к чувственной наглядности, потенциальной связи с описанием иконического знака. И в этом плане она является противоположностью семантических конвенций как жёстких моносемантичных образований в своей логической завершенности. Одна из особенностей метафоры заключается в том, что для восприятия партнером по коммуникации и функционирования в языке она должна приобрести конвенциональный статус - за ней должен быть интерсубъективно закреплен определенный континуум значений. И только после этого метафора приобретает объективный характер. В процессе коммуникации или познавательного акта учёные могут пользоваться любым значением из данного континуума.

Как показано, без метафор и метафорического словоупотребления естественнонаучный язык теряет полисемантичность и в силу этого не способен выполнять познавательную функцию, а лишь ограниченно коммуникативную. Вариативность и относительность вещей и их свойств требует от языка гибкости, известной расплывчатости понятий, возможности конструировать оттенки значений. Континуальной стороне действительности должен соответствовать континуум значений. Полисемантичность естественнонаучного языка, проявляющаяся в метафорах и метафорическом словоупотреблении, позволяет получать, новые знания, которые в дальнейшем будут логически обработаны. Метафора, будучи переходным элементом в континууме значений, является единством вербально выраженных значений и наглядных образов. И в силу этого именно метафора и метафорическое словоупотребление обеспечивают связь всей совокупности языковых средств науки с областью наглядно-чувственного опыта.

На первом уровне научного языка происходит выдвижение и становление гипотезы; на втором - доказательство гипотезы; на третьем - истолкование,

интерпретация, объяснение результатов научной деятельности, распространение теории в широком кругу учёных. На втором уровне, т.е. в языке доказательства теории, в принципе, метафор быть не должно. Здесь должны работать лишь семантические конвенции. Пример - формальные теории. В языке неформальных теорий, даже на уровне их доказательства, присутствует метафорический элемент, а на первом и третьем уровнях роль метафоры гораздо выше.

Как было выяснено, в науке конвенциональный и метафорический характер используемых терминов часто скрыт. С очевидностью он проявляется:

1) в процессе общения и понимания учёными друг друга, приведения в соответствие индивидуального языка (идиолекта, тезауруса) с общепринятыми нормами и правилами;

2) в процессе обучения и профессиональной подготовки молодых учёных, когда заложенные в метафорических выражениях аналогии и ассоциации со смыслом слов естественного языка помогают освоиться с существенно новым и непривычным видом реальности,

3) когда чёткое выявление семантических конвенций помогает понять специфику новых теоретических объектов, семантическую нагруженность новой терминологии;

4) в процессе работы над новыми оригинальными проблемами, когда встаёт задача вербального выражения и понимания не встречающихся прежде (открытых или сконструированных) теоретических объектов и эмпирически зафиксированных свойств. В этом случае приходится задумываться над смыслом термина. Обнаруживается метафорический характер используемых ранее языковых средств, что создает дополнительные трудности для интерпретации новых терминов, адекватных описываемой реальности. Но конвенциональный характер семантики научных терминов создает объективную предпосылку для разрешения этих трудностей;

5) когда научные теории обнаруживают скрытые дотоле противоречия. Они не в последнюю очередь обусловлены метафорическим характером многих научных выражений, наличием в них неявных конвенций.

Итак, именно конвенциональное и метафорическое использование слов создает возможности для сохранения непрерывности семантической системы.

Метафора как элемент наглядности, с одной стороны, и конвенция, ведущая к нахождению и формулировке в явном виде релятивных моментов познания, с другой стороны, являются формой и средством связи чувственного и рационального в научном познании, что служит основанием для формирования в сознании познающего субъекта целостного, пульсирующего, познавательного образа.

В четвертом параграфе - «Роль конвенции в учении о причинности и детерминизме» - проанализированы место и значение семантических, эмпирических и теоретических конвенций для разработки различных подходов к проблемам причинности и детерминизма как на философском, так и на конкретнонаучном (физическом) уровнях методологии. Показано, что семантические конвенции, хотя они и являются наиболее простой разновидностью конвенций, играют существенную роль в научном познании, так как эта конвенциональность существует не сама по себе, вне теории, а связана с ней.

Различные подходы к пониманию причинности и детерминизма требуют специфичную для них семантическую нагруженность понятий, в частности, понятий причинности и детерминизма. В свою очередь, семантика научных понятий является выражением эмпирических референтов только в рамках определенного понимания причинности и детерминизма. Необходимо выделять, даже в рамках единого подхода к причинности и детерминизму, различные уровни концептуального выражения одного и того же эмпирического референта. Конвенциональность семантики научных терминов связана с конвенциональными образованиями на эмпирическом и теоретическом уровнях научного познания.

Показано, что при принципиально общих исходных позициях в философской литературе выработаны различные трактовки детерминизма и причинности. Выделено четыре подхода к решению вопроса об их соотношении:

1) объемы понятий "детерминизм" и "причинность" полностью совпадают, т.е. принцип детерминизма тождествен принципу причинности;

2) объемы понятий "детерминизм" и "причинность" совпадают лишь частично;

3) принцип детерминизма уже принципа причинности;

4) принцип детерминизма шире принципа причинности.

Существование различных точек зрения на соотношение причинности и

детерминизма имеет во многом конвенциональную основу.

Открытия в области естествознания, физики, в первую очередь, привели к изменению содержания понятий "детерминизм" и "причинность" и, соответственно, к появлению новых подходов в решении вопроса об их соотношении. На первом этапе развития физики, когда особое положение занимала механика, понятие причинности имело механическую окраску, понятие причины связывалось с понятием силы. Причинность приобрела характер жёсткого и однозначного детерминизма, что в общем виде и было выражено Лапласом.

Новое понимание причинности появилось вместе с развитием термодинамики и статистической физики, но особенно - с развитием квантовой механики. Возникновение и развитие квантовой механики показало, что она не содержит в себе строго детерминированного описания элементарных явлений, как это было в классической физике. В этих условиях, когда стало ясно, что не всегда одинаковые причины приводят к одинаковым следствиям, мнения учёных о характере причинной связи в микромире разделились. Возникла необходимость разграничения понятий "детерминизм" и "причинность", выяснения вопроса об их соотношении. Развитие современной физики уже

привело к изменению содержания этих понятий, а также к отказу от традиционного понимания детерминизма и причинности. По мнению диссертанта, точка зрения, рассматривающая детерминизм и причинность как нетождественные друг другу понятия, является наиболее адекватной современному уровню развития физики.

Как показано, понимание причинности и детерминизма не является произвольной игрой ума или построением чисто логически возможных вариантов, а связано с определенным этапом развития философии и науки. Отсюда историчность и объективность этих понятий и, соответственно, тех конвенций, которые связаны с ними. В нашем знании с необходимостью присутствует конвенциональный элемент и с углублением познания наблюдается рост удельного веса конвенционального элемента в научном знании. Этот рост не только не приводит к произвольности теоретических построений, но, напротив, в силу системного характера знания к росту его объективной значимости.

Показано, что конвенция играет важную роль как в процессе научного поиска, так и в построении теории, и возможно признание методологическим сознанием конвенции как общенаучного метода, как познавательной процедуры, включающей в себя целую систему операций.

В Заключении подводятся основные итоги проделанной работы, формулируются основные выводы и перспективы дальнейших исследований.

По проблемам диссертационного исследования автором опубликованы следующие работы:

1. Коськов С.Н., Лебедев С.А Гносеологические корни возникновения конвенционализма // Вестник Московского университета - Серия 7, Философия. - 1980. - №5. - 0,7/0,4 п.л.

2. Коськов С.Н. Взаимодополняемость семантических конвенций и метафор в языке науки // Вестник Московского университета - Серия 7, Философия -1991.-№6-1.п.л.

3. Коськов С.Н., Лебедев С.А. Конвенционализм как синтез рациональности и антропологичности научного знания // Вестник Московского университета

- Серия 7, Философия - 2009. №5 - 0,7/0,4 п.л.

4. Коськов С.Н. Конвенция и метафора в языке науки: эпистемологический подход // Вестник Московского университета - Серия 7, Философия -2009. №2 - 1п.л.

5. Коськов С.Н. Конвенционализм и проблемы современной философии науки // Среднерусский вестник общественных наук г. Орел - 2009. № 3 -0,7п.л.

6. Коськов С.Н. Субъект познающий и субъект волящий // Среднерусский вестник общественных наук г. Орел - 2009. №4 - 0,7 п.л.

7. Коськов С.Н. Рациональное и нерациональное в языке науки с позиции эпистемологического подхода // Вестник Воронежского государственного университета - Серия: Лингвистика и межкультурная коммуникация, Философия - 2009. №2 - 0,7 п.л.

8. Коськов С.Н. Субъектно-объектная природа научного познания - М: МГУ

- 2007. - 13,5 п.л.

9. Коськов С.Н. Проблемы активности субъекта познания и критика конвенционализма Анри Пуанкаре // Актуальные проблемы диалектического материализма - М: МГУ - 1982. - 0,5 п.л.

10. Коськов С.Н. Место конвенций в научном познании и конвенционализм // Книга В.И.Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» и современное естествознание. - М. - 1984. - 0,2 п.л.

11. Koskov S.N. Complementary convention and metaphor // Материалы VIII Международного конгресса по логике, методологии и философии науки. Ч.З. Т.5. - М. - 1987. - С. 150 - 153 - 0,5.п.л.

12. Коськов С.Н. О природе знания и проблеме активности субъекта познания.

4.1.-Орел. - 1995.-6 п.л.

13. Коськов С.Н. О природе знания и проблеме активности субъекта познания.

4.2.-Орел.- 1996,- 11 п.л.

14. Коськов С.Н. О природе знания и проблеме активности субъекта познания. 4.3.-Орел. - 1994.-7.п.л.

15. Коськов С.Н. Рациональное, иррациональное и ценностный подход // Философия и русская провинция: тезисы докладов и выступлений VI Российского симпозиума историков русской философии. - Воронеж. -2000. - 0,4 п.л.

16. Коськов С.Н. Эволюция феноменологической методологии: от методологических проблем к мировоззренческим // Материалы международной конференции «Человек — Культура - Общество». — М. — 2002. - 0,2 п.л.

17. Коськов С.Н. Конвенционалыюсть знания как методологическая норма // Материалы III Российского философского конгресса «Рационализм и культура на пороге Ш-го тысячелетия». - Ростов-на-Дону. - 2002. - 0,2 п.л.

18. Коськов С.Н. Познание и социальная ориентация // Материалы научной конференции «21 век: на пути к единому человечеству», посвященной 250-летию МГУ им. Ломоносова. - М. - 2003 - 0,2 п.л.

19. Коськов С.Н. Рациональное и нерациональное в структуре знания. Эволюция методологических программ // Научный альманах ОГУ. — Серия: Религиоведение. - Вып.: 2 - Орёл. - 2003. - 1 п.л.

20. Коськов С.Н. Статус истины - статус ученого. Переоценка ценностей // Философия и будущее цивилизации. Тезисы и доклады IV Всероссийского философского конгресса. Т.1. - М. - 2005. - 0,2 п.л.

21. Коськов С.Н. Традиции и тенденции, познание и мировоззрение // Ученые записки ОГУ. - Философские и социально-политические науки. - Т.1. -Орёл.-2005,- 1,5 п.л.

22. Коськов С.Н. Начало и истоки конвенционалистской методологии науки // Новое в психологопедагогических исследованиях - Москва - Воронеж. -2009. - 0,8 п.л.

Типография МГУ 119991, ГСП-1, г. Москва, Ленинские Горы, д.1, стр.15 Заказ № 0056. Тираж 100 экз.