автореферат диссертации по культурологии, специальность ВАК РФ 24.00.01
диссертация на тему: Язычество и христианство в социокультурной ментальности России 30-х годов XIX века в проекции художественного текста

Полный текст автореферата диссертации по теме "Язычество и христианство в социокультурной ментальности России 30-х годов XIX века в проекции художественного текста"

Левина Галина Львовна

ЯЗЫЧЕСТВО И ХРИСТИАНСТВО В СОЦИОКУЛЬТУРНОЙ МЕНТАЛЬНОСТИ РОССИИ 30-х ГОДОВ ХГХ ВЕКА В ПРОЕКЦИИ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТЕКСТА

Специальность - 24.00.01 - Теория и история культуры

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата культурологии

Владивосток 2004

Левина Галина Львовна

ЯЗЫЧЕСТВО И ХРИСТИАНСТВО В СОЦИОКУЛЬТУРНОЙ МЕНТАЛЬНОСТИ РОССИИ 30-х ГОДОВ ХГХ ВЕКА В ПРОЕКЦИИ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТЕКСТА

Специальность - 24.00.01 - Теория и история культуры

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата культурологии

Владивосток 2004

Работа выполнена на кафедре русской филологии и культуры Дальневосточного государственного технического университета (ДВПИ им. В.В Куйбышева)

Научный руководитель:

доктор филологических наук, профессор О.Г.Дилакторская

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, доцент Л.И.Рублева

кандидат культурологии Е.В .Рудникова

Ведущая организация:

кафедра теории и истории культуры

Хабаровского государственного педагогического университета

Защита состоится 22 апреля 2004 г. в 10 часов на заседании диссертационного совета К 212.055.06 по защитам диссертаций на соискание степени кандидата наук в Дальневосточном государственном техническом университете (ДВПИ им. В.В.Куйбышева) по адресу: Россия, 690950, г. Владивосток, ул. Пушкинская, 10, ауд. А-302; Телефакс: (4232) 26069-88; Е-mail: festu@,festu. го.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Дальневосточного государственного университета (ДВПИ им. В.В.Куйбышева)

Автореферат разослан 22 марта 2004 года

Ученый секретарь диссертационного сор"т"

кандидат философских наук, доцент

Актуальность исследования. Социокультурный слом, переживаемый Россией на стыке тысячелетий, по мнению современных философов, «лишь один из фрагментов общего кризиса христианской цивилизации, мировоззрения в целом» (Н.Н.Моисеев, 1993). Отмечается также, что фактором, все более определяющим судьбу человечества, становится духовность. Ценностное же содержание этого понятия во многом измеряется взаимодействием в синхронии и диахронии двух культурных традиций - язычества и христианства. Эти явления вызывают принципиальный интерес, так как, будучи факторами сознания, определяют модальность переживаний человека, его психоментальные ориентиры, формируют социокультурное пространство. В ситуации кризиса, когда проблема выживания или спасения становится важнейшей, закономерна актуализация христианской идеи с ее программой духовного совершенствования. В качестве противостоящей ей рассматривается идея рационализма, культивирующая научно-технический прогресс как способ развития человечества. Одна из концепций христианской идеи, прозвучавшая еще в XIII веке в декларациях Фомы Аквинского, заключалась в том, что спасение возможно и на земле при условии установления справедливого порядка. Эта установка возлагала личную ответственность на каждого, стимулировала внутреннюю духовную работу и социальную активность. Постепенно с появлением учений об избранности, наиболее отчетливо отразившихся в доктрине кальвинистов, гугенотов, пуритан и католиков, - идея спасения деформировалась. В наименьшей степени новые тенденции обнаруживались в православной вере, в связи с чем именно она, с идеей возможности соборного спасения, и получила в России XIX века в программе славянофилов статус истинно христианской веры, духовного светоча в деформированном обществе. Вероисповедание же в Западной Европе (прежде всего в католической Польше) с выраженным элементом рационализма, схоластики, «латинства» в России расценивалось как новая форма язычества (А.Хомяков, И.Киреевский). Таким образом, ситуация противостояния рационализма и христианства, обозначенных в современную эпоху как два аксиологических полюса, между которыми формируется концепция нового человека и мира, имеет ретроспекцию в 30-х годах XIX века, когда католичество, с выраженным элементом рационализма, «латинства», противопоставлялось славянофилами православной вере, ее сердечно-экстатической сути.

Именно русская философская мысль (в лице славянофилов прежде всего) обозначила качественно новый уровень понимания функциональных явлений социо и психоментальной культуры - язычества и христианства, - выделив последнее как путь спасения* не только для России, но и для Европы. Закономерно в связи с этим предположить, что современная идея развития общества сообразно идее христианства в его православной сути, а именно как идея спасения для гибнущей цивилизации, имеет истоки в 30-х годах XIX века, «критической» эпохе крушения Просветительской, «утешительной системы» (В.А.Зеньковский), вызвавшей у современников этого исторического процесса внутренний надлом, зафиксированный в эстетике романтизма, этого результирующего феномена кризисного сознания. Именно актуализация христианской идеи как конструктивной на эпохальном разломе II и III тысячелетий отсылает нас к подобному историческому опыту, заставляя уже на этом более раннем этапе обнаруживать мощные импульсы, определяющие в течение двухсот лет социальную, политическую и духовную жизнь в России.

Цель работы в связи с этим - выявить в социокультурной ментальности России 30-х годов XIX века христианскую идею как концептуальную в формировании личности нового времени, отвечающую чаяниям кризисной эпохи. В соответствии с этим - высветить дополнительные смыслы нового понимания язычества через призму социокультурных ассоциаций обозначенного исторического периода как формирующих качественно иной аксиологический фокус, задающий иную перспективу развития русского общества, трансформирующий русскую идею в ее традиционном историко-культурном понимании.

В соответствии с этим в задачи данного исследования входит:

- рассмотреть романтизм как результирующий феномен эпохи социокультурного слома;

- выявить специфику ключевых образов-символов в поэтике романтизма как художественной проекции кризисного сознания;

- рассмотреть новый ракурс понимания католичества в русской ментальности 30-х годов;

- определить значимость христианской идеи в социуме анализируемого периода;

- рассмотреть художественный текст как меморат (термин В.Н. Топорова) идей в фокусе языческой и христианской культур;

- выявить идею деструкции мира в мотивах трансформации образов фольклорной демонологии;

- проследить идею становления нового исторического, а именно христианского сознания в хронотопе цикла Гоголя «Миргород».

Материал исследования. В контексте сказанного качественно новое осмысление получают классические тексты литературы как художественно материализованные концепты памяти.

В свете именно этого цикл «Миргород», созданный в 30-е годы, является концентрированным меморатом социально-политических, философских идей обозначенной эпохи. В выбранном ракурсе темы диссертации тексты произведений НЗ.Гоголя, писателя, «синтезировавшего самые различные стихии национальной жизни» (Ю.М.Лотман), могут рассматриваться как ключ к пониманию феномена эпохи.

Объект исследования в связи с этим - язычество и христианство как содержательно-смысловой фокус традиционных социокультурных и психоментальных явлений в России 30-х годов XIX века.

Предмет исследования в соответствии с поставленными задачами -художественный текст как материализованный продукт ментальности. Специфика феномена художественного произведения отмечается и современными философами: «Произведение искусства никогда нельзя рассматривать только как некую чувственную данность, «картинку», образ -ибо смысловые связи этой данности идут в глубину, в сферу сущностных, порождающих отношений (что есть лишь иное название всеобщего или типического)» (С.Е.Ячин, 1992). Именно Н.В.Гоголь, с его гениальным «апокалиптическим слухом» (Г.Флоровский, 1937), отразил определяющие тенденции 30-х годов XIX века, предвосхитив акценты, проявившиеся откровенно в философско-политических дебатах 40-60-х годов о путях развития России и обозначенных с новой силой в конце XIX - начале XX века.

Степень разработанности проблемы. Ракурс темы, подразумевающий рассмотрение ее в философском, культурологическом и литературоведческом ракурсах, определяет методику формирования элективно-научной базы, на основе которой и выстраивается предлагаемая концепция диссертационной работы. В связи с тем, что язычество традиционно рассматривается на мифологическом материале, прежде всего необходимо указать на фундаментальные труды А.Н.Афанасьева и Б.Н.Рыбакова, посвященные изучению язычества на Руси и предоставляющие обширную базу для

исследования языческой славянской символики, работу Дж. Фрэзера «Золотая ветвь» и Э. Тайлора «Первобытная культура», которые выявляют общее значение языческих символов в культуре разных народов, тем самым подтверждая теорию КЮнга о коллективном бессознательном. Исследование швейцарского ученого, его понимание архетипа является методологической основой для данной работы (при том, что в настоящее время понятие архетипа определяется по-разному в работах Е.М.Мелетинского, А.И.Иваницкого, Л.В.Карасева).

Работы Я.Э.Голосовкера («Логика мифа» - 1987), демонстрирующие методику структурирования мифологизированного сюжета текста, когда восстанавливаются утраченные звенья «силами самодвижущейся логики» (Голосовкер ЯЗ.), помогают выявить идею через гносеологическую модель мифа, выступающую в сфере фабулы, в сфере образа, в сфере смысла.

В науке последних лет вопросу взаимовлияния языческой и христианской культур, становлению христианской антропологии уделяется все большее внимание. Так, вопрос бытования язычества как культурной традиции, механизм взаимодействия его с христианской культурой основательно разрабатывался А.Л.Гуревичем на материале памятников литературы средневековой Европы. Методически ценными нам представляются работа О.Р.Николаева и Б.Н.Тихомирова «Эпическое православие и русская культура (к постановке проблемы)» (1994), в которой прослеживается логика языческого и христианского мышления, а также исследование Т.А.Михайловской «Витязь на распутье в пространстве и во времени: к проблеме выбора судьбы» (1994). В вышеуказанной научной литературе взаимодействие язычества и христианства рассматривается в период Средневековья, когда наиболее наглядно обнаруживались принципиальные черты двух традиций, наиболее откровенно проявлялись грани их размежевания и в то же время просматривались нити преемственности. Большое значение в исследовании заявленной проблемы имеет, на наш взгляд, и книга В.М.Найдыша «Философия мифологии: от античности до эпохи романтизма» (2002), в которой на широком историческом фоне исследуются формы культурно-исторической трансляции мифов, прослеживается эволюция мифологии, особенности неомифотворчества и в связи с этим затрагиваются вопросы бытования язычества в России, отражение народных суеверий в художественной литературе. Большой вклад в исследование концепта античности в сознании русского общества XIX века внесли работы Г.С.Кнабе, определившие новое русло культурологической

науки. Методологическую и методическую ценность в понимании творчества Гоголя представляют работы Ю.М.Лотмана, Ю.В.Манна, М.Н.Виролайнен, О.Г.Дилакторской, В.Ш.Кривоноса, М. Вайскопфа, дающие опыт анализа художественного текста в широком историко-культурном контексте, в интерконтексте, синтезе культур, в частности.

Методология. Предлагаемый в работе анализ проведен на основе герменевтического метода, признанного универсальным методологическим инструментом при анализе культурно-исторических текстов, в том числе художественных.

В интерпретации художественного текста посредством анализа культурной традиции, социальной ситуации, «вживания» в художественную логику текста, расширения историко-культурного контекста герменевтический метод ориентирует на выявление конкретно-исторического содержания художественного произведения и на целостный подход к его анализу. В рамках этого метода при взаимодействии специальных методов исследования -исторического, историко-культурного, сравнительно-типологического, структурно-семиотического, текстуального, интертекстуального - и формируется методология исследования.

Научная новизна исследования определяется совокупностью поставленных в работе задач и заключается в следующем:

• впервые рассматривается оценка католицизма в социокультурной ментальности России XIX века как формы нового язычества в проекции художественного текста;

• впервые образ Мирового Древа рассмотрен как художественный символ, отражающий кризисное сознание «критической» эпохи в межкультурном контексте творчества русских (В.А.Жуковский, Н.В.Гоголь) и зарубежных (У.Блэйка и Э.По) романтиков;

• впервые комплексно выведены парадигмы символических рядов -солярных и демонологических образов - в их динамике, трансформации и взаимодействии, что позволило в данной диссертации предложить новую концепцию единства цикла «Миргород»;

• впервые хронотоп цикла «Миргород» выявлен и рассмотрен как проекция идеи становления нового исторического сознания, а именно в соответствии с христианской идеей.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Католицизм в социокультурной ментальности России 30-х гг. XDC века оценивается как новая форма язычества в проекции художественного текста;

2. Романтизм является результирующим феноменом кризисного сознания, что находит выражение в характерной трансформации ключевых образов-символов (например, в выраженной ущербности образа Arbor Mundi);

3. Деструкция мира находит отражение в мотивах трансформации образов фольклорно-языческой демонологии;

4. Хронотоп художественного текста является проекцией идеи становления нового исторического сознания (на примере цикла «Миргород»).

Теоретическая значимость диссертационной работы заключается в расширении представлений о формировании философской и политико-эстетической платформы в России 30-х гг. XIX века, в полимерном рассмотрении явлений язычества и христианства как факторов структурирования социокультурного пространства. Результаты работы позволяют глубже осознать культурный феномен России кризисного периода, выявить специфику культурно-социальных процессов, обусловленность патриотической тематики в публицистических и художественных текстах указанного периода.

Практическая значимость исследования. Материал, представленный в данной работе, может быть использован для работы в учебных курсах по истории русской культуры и литературы XIX века, русскому фольклору, по культурологическим и философским дисциплинам, в спецсеминарах, в спецкурсах.

Апробация работы была проведена в ходе выступлений на аспирантских семинарах, на заседаниях кафедры с научными докладами; региональных научно-практических конференциях очной и заочной формы участия: «Вологдинские чтения» (Владивосток, ДВГТУ, октябрь 2000), «Гуманитарные науки в контексте международного сотрудничества» (г. Владивосток, ДВГТУ, апрель 2002), «Науки о человеке, обществе, культуре: история, современность, перспективы» (Комсомольск-на-Амуре, Комсомольский-на-Амуре

государственный технический университет, 19-20 марта 2004), II Всероссийской научно-практической конференции «Современные технологии в российской системе образования» (г. Пенза, Пензенский государственный педагогический университет, апрель 2004).

Структура» диссертации определяется спецификой предмета исследованиями логикой работы. Диссертационная работа изложена на 153 страницах печатного текста и состоит из введения, 4-х глав (16 параграфов), заключения, примечаний и списка литературы, представленного 202 наименованиями.

Публикации., По теме диссертации опубликовано 11 работ общим объемом 4,4 печатных листа.

Содержание работы

Во введении обосновывается актуальность темы исследования, анализируется степень разработанности проблемы, определяются цель, задачи, предмет исследования, разъясняются методологические основы работы и методы ее проведения, характеризуется источниковая база, раскрывается новизна и научная значимость полученных результатов.

В первой главе «30-е годы XIX века как «критическая» эпоха в социокультурной ментальности России», состоящей из трех параграфов, дается постановка темы исследования, рассматривается значение этого периода как культурного феномена, определяется контекст, позволяющий провести анализ социально-культурной реальности этой исторической эпохи.

В § 1 «Романтизм какрезультирующий феномен кризисного сознания (на примере образа Мирового Древа)» Россия обозначенного периода рассматривается в контексте мирового поступательного исторического процесса.

Отечественная война в России (1812), восстание декабристов (1825), мощное южноамериканское восстание под руководством Боливара (1819), восстание в Греции (1823), чартистское движение в Англии, Июльская революция во Франции (1830), восстание в Польше (1834) - все эти драматические узлы Истории обусловили кризисное мироощущение у современников этих событий, что нашло отражение, в частности, в философии, эстетике и поэтике романтизма.

Ощущение дестабилизации мира проявляется в том, что «истуканы трогаются с мест», а «кумиры падают» (А.С.Пушкин). Это состояние отражено в поэме А.С.Пушкина «Медный всадник» (1833), в «Сказке о золотом петушке» (1834), в картине К.Брюллова «Последний день Помпеи» (1834), вызвавшей самый живой отклик у современников, Н.В .Гоголя, в частности.

Мифологический образ Мирового Древа, трансформированный в сознании писателей-романтиков (У.Блейка, Э. По, Н.Г.оголя), символизирует гибельный путь развития цивилизации, перспективу катастрофы.

В этой связи принципиальное значение представляет образ замка Ашеров как образ вертикали, своего рода Arbor Mundi, крушение которого ввергает мир в доисторический хаос.

Тема Мирового Древа, интерпретированного У.Блейком как Древо Яда, Эдгаром По - как высокая постройка в виде замка или колокольни (рассказ «Черт на колокольне»), находит своеобразное и самостоятельное продолжение в творчестве Гоголя 30-х гг. XIX в., в частности в цикле «Миргород», что свидетельствует об общности культурного сознания писателей-романтиков.

В России именно в творчестве Н.В.Гоголя, писателя визионерского типа, наиболее ярко отражены процессы, происходящие в человеке переходного времени, остро ощущающего свою уязвимость, незащищенность. Страх перед этим миром, с одной стороны, сублимируется в уже знакомых, освоенных фольклорных образах, находит готовые формы для проживания мистического ужаса перед миром в старинных легендах, волшебных сказках. Человек технократического, «железного», века вновь ощущает ужас перед темными силами бытия, и в связи с этим естественна актуализация в нем архаических форм сознания.

В повести «Тарас Бульба» образ Arbor Mundi просматривается как на сюжетно-фабульном структурном уровне (к образу Мирового Древа явно апеллирует образ кручи головокружительной высоты с одиноким, пораженным молнией деревом), так и на уровне образно-смысловом (главный герой сравнивается с подрубленным дубом).

Образ обламывающейся оси-вертикали, апеллирующий к образу Мирового Древа, угадывается и в описании гусиного хлева в «Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем». Характер сатирического жанра здесь определяет специфику художественного образа, не меняя при этом его сути.

Так, на примере исследования одного из образов-символов мировой культуры мы видим, что, независимо от национальной принадлежности, художники слова с романтическим мироощущением, относящиеся к одной исторической эпохе, при изображении Мирового Древа, подчеркивают его ущербность. Очевидно, что в художественной проекции мира 30-х годов XIX

века Arbor Mundi как координирующая ось между «верхом» и «низом» теряет свою устойчивость, ввергая действительность в хаос.

В русской культуре второй трети XIX века, в противовес этой мифологеме катастрофы, начиная уже со второй половины 30-х годов, зреет острая потребность в идее, интегрирующей и восстанавливающей органическую целостность бытия.

В этой функции выступила христианская вера. Идеологическая подоплека Нового времени обусловила новые аспекты смыслов этого психоментального явления, видение в нем главного морально-этического вектора формирования человека нового времени. В то же время ситуация двоеверия, характерная для России, создавала почву для расширения применительно к новым историческим условиям понятия «язычество» в религиозно-социальном смысловом поле.

В § 2 «Двоеверие как феномен менталъности России» рассматриваются особенности бытования язычества и христианства на Руси как суверенно, так и в эволюционном взаимодействии, отмечается, что и в эпоху христианства под покровом монотеизма в массовом сознании всегда скрывались мощные пласты мифологического мироощущения. Известно, что в основе христианства лежит мифология (ветхозаветная, евангельская), в которой наглядно усматривается взаимодействие мира евангельского и мира языческих богов.

Традиционно понимаемая языческая сема в европейской культуре 1-й половины XIX в. функционирует благодаря двум традициям: национально фольклорной и антично-языческой.

Работающий в толще культурного сознания архетип еще вполне языческий. Это находит отражение не только в социально-бытовой сфере, но и в художественных текстах.

Пантеон «почвенных богов» широко представлен в произведениях писателей-романтиков, и прежде всего в жанрах фантастической повести (В.Одоевский, М.Логодин, М.Вельтман, О.Сомов, Н.Гоголь и др.), а также в стилизованных народных балладах (А. Пушкин «Песни западных славян», в частности).

В данном исследовании рассматривается схема способов образования христианско-мифологических синтезов (В.М.Найдыш) в качестве примерного итога взаимодействия 2-х типов культур и формируется платформа для рассмотрения размежевания этих типов культур в новом историческом контексте.

В связи с принципиально различными мировоззренческими позициями, обнаруживаемыми в трактовках персонажей мифолого-языческой системы в восточной и западной традициях, свидетельствующими об их размежевании, текстовый материал закономерно выводит на проблему социоментального характера, которая выявляется непосредственно в формировании русского литературного языка и таких его понятий, как «язычество» и «христианство».

В ^ 3 «Оценка католичества как формы язычества в русской ментальности 30-х годов» принципиальное внимание уделено анализу полемики, развернувшейся между славянофилами и западниками в 1-й половине XIX века.

Понимание славянофилами католицизма как современной формы язычества - ключ к пониманию проблемы взаимодействия язычества и христианства в 30-е годы XIX века.

Новый поворот языческой семы поднимает тему язычества с этно-фольклорного уровня до уровня социополитического, помогает качественно новому осмыслению культурных феноменов эпохи, проясняя их актуальный смысл.

Представления о языке как носителе национального начала особенно полно были развиты Шишковым. По мнению шишковистов, порча языка непосредственно связывалась с утратой веры и с разложением нравов. Даже после того как лингвистическая несостоятельность взглядов шишковистов была доказана, они вызывали сочувствие не только у «архаистов» типа Грибоедова или Кюхельбекера, но и у Пестеля, А.Тургенева, Батюшкова, а позднее - у А.Хомякова и И.Киреевского.

Таким образом, мы видим, что в 30-е годы XIX в. в русском языке наблюдается коннотация понятий «язычество» и «христианство». Понятие «язычество» при этом включает новый культурный смысл, обусловленный идеологическими посылками эпохи (безверие, разложение нравов, деформация национального самосознания). Качественную трансформацию понятия «язычество» и интеграцию его в новый социокультурный контекст убедительно, на наш взгляд, демонстрируют программные статьи А.С.Хомякова и И.В.Киреевского 1839 г.

Славянофилы отвергли чаадаевское разделение западной цивилизации на языческую и христианскую. Для них последняя не была подлинно христианской, ибо с самого начала она, как и духовный оплот ее —

католическая церковь — была заражена рационализмом и эмпиризмом, трактуемыми как составляющие нового язычества.

Проблему отношения России к западной культуре и ее традициям славянофилы связали не с идеей универсализма христианства, а с идеей «подлинного», «истинного», не зараженного рационализмом и эмпиризмом христианства, которое, по их мнению, представлено только православной церковью. Такое понимание роли православной веры в обозначенную эпоху отражено, в частности, в творчестве А.С.Пушкина.

Понимание язычества и христианства в Новое время как двух путей духовного развития - сухо-рационального, эмпирически расчетливого (католичество) и сердечно-экстатического (православие) позволяет качественно по-новому осмыслить проблематику трагедии «Борис Годунов» (опубл. в 1831). Рассмотрение этого произведения в широком историческом контексте конца XVIII - первой половины XIX вв. дает основание говорить о нем как об актуальном для социальной действительности 30-х годов, которая внесла свои коррективы в традиционные понятия: «католики», «ляхи» («поляки»), «шляхтичи», предложив означать их не в русле общеевропейской культуры, а именно как производные римской, латинской культуры. В статье И.В.Киреевского «Обозрение современного состояния литературы» (1845), вызвавшей, между прочим, и горячий отклик Н.Гоголя, можно найти ответ, ретроспективно объясняющий значение темы Польши в знаменательных произведениях А.С.Пушкина и Н.В.Гоголя. Характеризуя пути развития образованности в Европе и, соответственно, формирования национального менталитета, И.В.Киреевский противопоставляет Польшу другим странам именно выраженным рациональным, схоластическим, «латинским» в худшем, языческом, смысле этого слова, элементом. Таким образом, мы видим, что обращение к польской тематике в первой трети XIX века - явление закономерное в творчестве двух великих писателей - А.С.Пушкина и Н.В.Гоголя. Проникнутые высоким пафосом обличительные инвективы Тараса Бульбы в одноименной повести Н.В.Гоголя закономерно могут быть интерпретированы как звенья общей концепции человека в христианском миропонимании Н.В .Гоголя. На этой сформированной идеологической базе мы и создаем аналитическую концепцию одного из характерных художественных феноменов эпохи.

В главе второй «Художественный текст как меморат культурных традиций (на материале цикла Н.В.Гоголя «Миргород»)» обосновывается выбор базы исследования, ее специфика, излагается история вопроса изучения цикла в науке, характеризуются методы анализа данного материала, определяются задачи и методологические позиции в работе с текстом. В пяти параграфах выстраивается парадигма символических образов и значений, имеющих бытование в языческой и христианской культурах.

В § 1 «Поэтика имени в синтезе языческой и христианской культур (на примере повести «Старосветскиепомещики»)-» аргументируется положение о том, что автор строит текст как одновременно функционирующий в нескольких кодовых системах. Так, в тексте вышеназванной повести со всей очевидностью представлен не только языческий, мифологический план, заданный внутренней формой имен «Пульхерия» («красивая») и «Афанасий» («бессмертный»), а также «Бавкида» и «Филемон», формирующих поэтический и философский космос произведения, - но и христианский, проводимый как на лексико-семантической основе (через имя), так и на сюжетной. Безусловно, Гоголю были известны из истории церкви ее знаменитые выдающиеся деятели Афанасий Великий, епископ Александрийский, и другие служители с этим именем, а также царица Пульхерия из Константинополя, объявленная святой, в зрелом возрасте вступившая в брак с полководцем Маркианом, но построившая супружеский союз с выраженными отношениями матери и ребенка. В этом культурном пересечении языческих и христианских значений обнаруживается новый объем смыслов, по-новому освещающих мифопоэтический текст.

В § 2 «Символика Эроса как тема смерти в концепции цикла» предлагается принципиально новая трактовка повести «Старосветские помещики» благодаря выявлению библейской мифологемы. Ключом к пониманию драматического сюжета повести служит выявление эротической символики образа сада.

Сад, в котором обитают «старосветские» старички, на наш взгляд, апеллирует к райскому саду, образу Эдема, но с выраженной качественно иной оценкой. Сказано, что «под яблонею вечно был разложен огонь». Образ треножника в этом случае органично дополняет картину культового действа. Следует подчеркнуть: именно яблоня выделяется как важнейший компонент сада старосветских помещиков, что сразу же вовлекает в орбиту значений этого образа. Библейские ассоциации о грехопадении, искушении и т.д. укрепляются и другими примерами еды. Заметим, что ее важнейшим производителем в

тексте заявлен сад, и это, в свою очередь, усиливает эротические смыслы этих образов (сад - яблоня - еда).

К трактовке образа еды как к некой сублимации чего-то большего, чем заурядный физический процесс, подошел Ю.В.Манн, но, в свою очередь, отметив этот феномен как «особо трудный случай», оставил эту проблему без решения.

В связи с исследованиями мотива еды как эквивалентного в языческой традиции эротическому действу (см. работы А.Потебни, О.Фрейденберг) в данной диссертации выстраивается парадигма художественных деталей, образующих каркас библейской мифологемы об Адаме и Еве, отвечающей авторской концепции греховности чувственной любви, приводящей к физическому распаду.

В § 3 «Тема огня как тема либидо в историко-культурных интерпретациях» тема чувственной любви представлена на уровне внутренней структуры повести, мотивом огня, материализованного в парадигме образов-символов: печь - ружье - война - пожар.

Для понимания общей концепции цикла особую роль играет факт оценки панической боязни героями пожара или войны и их атрибутов.

Развивая эту тему в соответствии с концепцией Юнга, все символы огня в повестях цикла «Миргород», и прежде всего ружье, можно интерпретировать как художественно материализованное либидо. Образ ружья является сквозным в повестях данного цикла: ружье упоминается и в повести «Старосветские помещики», и в повести «Тарас Бульба» в кульминационной сцене убийства Андрия, откровенно фатальную роль ружье играет в заключительной повести цикла о ссоре двух Иванов. На примере этого образа прослеживается эротическая составляющая огня как культурного символа; качественно иной уровень его трактовки выявляется в следующем параграфе.

В § 4 «Идея жертвенности в солярной символике цикла (на материале повести «Тарас Бульба»)» в свете языческой и христианской культур рассматриваются языческие и христианские мотивы символики солнца. Так, обнаружение ее в этой повести позволяет дать качественно новую оценку текста как культурного феномена в плоскости как языческого, так и христианского сознания. Мотив Солнца, по нашему наблюдению, выполняет кодовую функцию, проявляясь через систему образов-символов, проецирующих архаические смыслы происходящего на эмпирический план, и имеет непосредственное отношение к гоголевской концепции цикла.

Первозначимость, «изначальность» (К.Юнг) солнечного мотива в повести обусловлена, на наш взгляд, тем, что образы-символы, генетически восходящие к образу Солнца, «освещают» ключевые композиционные звенья текста: описание степи, сражение с ляхами под Дубно, смерть Остапа, смерть Тараса Бульбы.

В связи с этими кульминационными фрагментами текста в данном параграфе и рассмотрены образы птиц, коней и быков, образ дерева, образ горы-кручи, трубка Тараса Бульбы в ракурсе солярной символики языческих и христианских значений. Проявление же мотива огня благодаря солярной символике определяет здесь высокий пафос звучания христианской темы.

Концептуально, что в общем контексте повести птицы-кресты, исчерчивающие небо, словно заряжают текст повести особым сакральным смыслом, «рационализируют» его «первообразный план» (термин К.Юнга) идеей христианской жертвенности.

Так, вбирая в себя самые разнообразные элементы проявлений как языческой, так и христианской культуры, тревожа глубинные пласты архаического сознания человека, доминирующе звучит в этой повести Н.В .Гоголя христианская идея жертвенности во имя высокого идеала.

Далее, развивая мысль, изложенную в первой главе, мы показываем, как в сознании художника кризисной эпохи разбалансированный мир действительности, потерявший свою устойчивость, становится проницаемым для сил зла, представленных, в частности, языческо-фольклорной демонологией.

В § 5 «Деструкция мира в мотиве трансформаций «нечистого»» образ черта выявлен в развернутой парадигме традиционных фольклорно-языческих образов - кошки, коня, свиньи, гуся. Делается вывод, что этот образ определяет мотив распада и смерти в цикле. В данном исследовании впервые анализируется образ повозки, сбившей Андрия («Тарас Бульба») и обосновывается его трактовка как очередной трансформации черта. «Нечистый» предстает также в обольстительном образе женщины, в связи с чем получает дальнейшее развитие мысль о губительном действии женской красоты, проводится аналогия между образом прекрасной полячки (Н.В.Гоголь) и образом Шамаханской царицы (А.С.Пушкин ), обосновывается их демоническая сущность и функциональное родство.

В связи с тем, что зло способно воплощаться в самую прельстительную оболочку, воздействуя прежде всего на чувственную сторону, закономерна

актуализация в художественном тексте мотива зрения, различные проявления которого и рассматриваются в следующей части диссертационного сочинения.

В главе третьей «Христианское миросозерцание как феномен сознания писателей-романтиков 30-х гг.» получает развитие тезис, заявленный в первой главе — о значимости религиозно-христианского аспекта в общественно-ментальной жизни России обозначенной эпохи. На материале указанного цикла анализируются формы проявления данной тенденции, исследуется характер преломления архаических структур сознания в художественной поэтике романтизма. В четырех параграфах этой главы в разных аспектах рассматривается символика зрения в пересекающихся значениях, порожденных языческой и христианской культурами.

В § 1 «Тема зрения в цикле «Миргород» как отражение трактовки в Библии» рассматривается амбивалентное значение образа глаза в библейской традиции сообразно эротическим импликациям его семантики, обосновывается прямая связь органа зрения с эросом на примере текстов повестей «Старосветские помещики» и «Вий». Показывается, что мотив зрения в цикле представлен в традиционно христианской трактовке как мотив знания, а позиция Н.В.Гоголя отвечает официальной доктрине апологетов христианской церкви, Августина Блаженного, в частности, и апеллирует к декларации последнего: «Noli foras ire, in teipsum redi: in interiore homine habitat veritas». (Augustinus, Liber de vera religione. - «He выходи наружу, вернись в себя: Истина обитает во внутреннем человеке». - Августин. Книга об истинной вере).

В гоголевских текстах исследуемого цикла «выход наружу» реализуется в мотиве страсти, ослепляющей героя и превращающей его в марионетку в руках зла. Подмена ценностных ориентиров закономерно предполагает его физическую и духовную деградацию, сопряженную со смертью. Эта тема внутренней разбалансированности героя в результате установления контакта с инфернальными силами (встреча взглядов) ярче всего обнаруживается в «Вии», самой фантастической повести Н.Гоголя.

В § 2 «Фольклорная демонология в синтезе языческой и христианской культур (на примере повести «Вий»)» анализируется линия Хомы Брута в фокусе взаимодействия двух полюсов - языческого (выраженного в образе Вия) и христианского (колокола, а также эквивалентного ему по значению колокольного звона и петушиного крика) в свете узловой проблематики 30-40-х гг.: соотношения античного, языческого мира и христианского (эта проблема совершенно определенно обозначена в статье П.Я.Чаадаева «О зодчестве»,

опубликованной в журнале «Телескоп» в 1832 году). Язычество, искони связанное в историко-культурной традиции с пластическим,- материальным, чувственно-осязательным началом, в художественном сознании Гоголя реализуется еще и в земляном образе Вия, апеллирующим, в контексте времени, именно к античному язычеству (к римским богам подземного царства Вейовис, Вейя). В связи с образом Вия сюжетная линия Хомы Брута рассмотрена в контексте понимания Судьбы в языческой и христианской аксиологических системах. Вий - это образ, олицетворяющий низменное, чувственно-языческое, грешное начало Хомы Брута и поэтому являющийся его своеобразным двойником. Тема Вия - это и тема зрения/слепоты, органично связанная, в свою очередь, с утратой духовной составляющей. Условием сохранения жизни Хомы является его отгороженность от внешнего мира, погруженность в молитву, обеспечивающую защиту героя. Страх Хомы Брута предопределяет его конец, решенный в языческом ключе, а именно трансгрессией в смерть. Закономерен вывод, что не только на семантическом уровне имени («вий» значит «ресница»), но и на сюжетном тема зрения/слепоты является принципиально важной, интерпретируется как тема ограничения и самоограничения и поэтому закономерно находит выражение на композиционном уровне в образе ограды, что мы пытаемся показать в следующем параграфе.

В § 3 «Интерпретация образа ограды в цикле «Миргород» в контексте христианского миросозерцания» получает дальнейшее углубленное развитие тема зрения, намеченная в начале главы. Образ ограды в цикле «Миргород» представлен следующей художественной парадигмой: частоколом, окружающим дворик, плетнем сада и «галереею из маленьких почернелых деревянных столбиков, идущею вокруг всего дома» («Старосветские помещики»); частоколом, окружающим сад, который преодолевает Андрий с целью проникновения в дом к прекрасной полячке («Тарас Бульба»); плетнем, «служившим границею сада» и меловым кругом («Вий»); забором, отделяющим двор Ивана Ивановича от двора Ивана Никифоровича. Образ частокола возникает в самом начале повести «Старосветские помещики»: здесь «ни одно желание не перелетает через частокол, <...> за плетень сада». Условием идиллии, гармонии, самосохранения автором сразу заявлена нерушимость границ обозначенного locus. Обревизирование Пульхерией Ивановной леса (что равнозначно нарушению границ) влечет смерть, а с ее наступлением и закономерное запустение усадьбы. Так композицией текста

подчеркивается непосредственная связь между нарушенной границей, смертью героев и разрушением Старого Света, мира идиллии и гармонии.

В следующей повести - «Тарас Бульба» - «желание» «переносит» Андрия через частокол в сад, к прекрасной полячке, и неотвратимо приводит героя к роковому концу. В «Вии» Хома Брут, невольно оказавшись по ту сторону плетня, «служившим границею сада», уже не может вырваться назад. Его сомкнутые ресницы - последняя своего рода ограда защита от инфернальных сил, которым, взглянув, герой открывает себя. В связи с этим показательно, что в последней повести цикла глаза Ивана Ивановича «перешагнули через забор в двор Ивана Никифоровича» и увидели ружье, ставшее причиной ссоры и откровенно апеллирующее к образу черта. Здесь следует отметить неумолимость художественной логики в развитии сюжета, отражающей христианскую концепцию автора. Отправной точкой динамики драматического действа можно считать праздный вопрос Ивана Ивановича: «Чего у меня нет? <...> Чего ж еще нет у меня?.. Хотел бы я знать, чего нет у меня?» Троекратное вопрошание провоцирует возникновение демонологической парадигмы образов: старуха - ружье - гусь - свинья. Сказанное подводит к выводу о том, что образ ограды предстает в сакральном значении и, способствуя выявлению мотива зрения, выполняет важнейшую сюжетно-композиционную функцию в организации гоголевских текстов сообразно христианской идее самоограничения.

В § 4 «Христианский модус в организации художественного пространства в литературе 30-х годов (на примере текстов произведений В.А.Жуковского и Н.В.Гоголя)» рассматривается организация художественного пространства в изучаемых текстах. С опорой на исследования О.Г.Дилакторской, Ф.З.Кануновой, ИААйзиковой на композиционном уровне выявляются сакральные пересечения в виде креста, фатальным образом определяющие траекторию пути героя.

Наблюдения подводят к выводу о том, что, в отличие от баллад Жуковского, где вертикаль устремлена к Богу, в «Вии» Гоголя религиозно-этический вектор имеет выраженную направленность в обратную сторону, к земле: церковь размещена в низу горы, а «потемневшие, мрачно смотревшие лики святых» откровенно противопоставлены «блистающему» лику пречистой Девы в балладе Жуковского. В связи с этим в финале закономерно и художественно обусловлено появление ущербного образа лестницы, свидетельствующего не только о физической, но и духовной гибели героя.

Таким образом, на уровне анализа организации художественного пространства текстов романтиков можно увидеть, что именно христианский модус формирует и структурирует социоментальность России в эпоху кризиса и определяет сущность аксиологических значений.

Глава четвертая «Идея становления нового исторического сознания в проекции хронотопа цикла «Миргород»» является заключительной и, высвечивая заявленные в начале работы аспекты исследования в новом ракурсе, фокусируя ее основные мотивы, выводит на философский уровень осмысления материал выбранного цикла. Здесь показывается, как взаимодействие культур усиливает значение ретроспекции в художественном сознании, тем самым выделяя концепт памяти как особо важный.

В § 1 «Феномен Н.Гоголя в структуререкурренции (на примере мотива «перверсного» пира)» рассматриваются понятия рекурренции и «перверсного» пира, обосновывается логическая преемственность второго явления из первого. Рекурренция (М.К.Мамардашвили и А.М.Пятигорский) анализируется как определенная структура сознания (его «место», или «топос»), в котором происходит воспроизводство того или иного содержательного субстрата культуры или самого сознания, наблюдаемое «участниками» этого процесса. «Перверсный» пир является одним из наиболее очевидных симптомов рекурренции, явления в России первой половины XIX века, характеризующегося осмыслением и переживанием на новом витке Истории опыта античности, а именно феномена языческого Рима периода поздней Империи. Опираясь на исследования Ю.М.Лотмана и Е.К. Созиной, посвященных творчеству А. Пушкина и Ф.Тютчева, утверждается, что для динамики русского сознания с 1830-х к 1850-м годам наблюдается переакцентировка авторского внимания с античной, или языческой, семы на христианскую. Смена эпох, закономерное движение истории, причем не в ее фактической (событийной) наполненности, а в духовно-культурном, смысловом, или фактуальном, понимании, - и является фокусом символического значения темы «перверсного» (гибельного) пира.

В данном разделе диссертации отмечается, что в исследуемых текстах цикла пир связывается со смертью: гибельная трапеза («коловращенье еды» -по выражению Ю.Манна), апеллирующая к цитате из Г.Державина в пушкинском контексте «перверсных» пиров «где стол был яств - там гроб стоит» («Старосветские помещики»), продолжается в антиевхаристии Хомы Брута на хуторе сотника («Вий»), в сцене казни Остапа («Тарас Бульба»),

созвучной пушкинской теме «Заутра казнь, привычный пир народу» («Андрей Шенье»). Знаменательно, что мотив «перверсных» пиров в русской литературе 30-х годов XIX века разрабатывался довольно основательно (этому посвящены, в частности, работы Ю.МЛотмана, Е.К.Созиной). Безусловно, этот мотив выступал не столько в роли сюжетной единицы, сколько отражал настроения «кризисной эпохи», вырастал в концептуальный образ времени - в образ гибельного пира. Именно в этом значении он закреплен в гоголевском цикле. Эта тема, в частности, вливается в тот широкий хронотопический контекст, в котором рассматривается гоголевский цикл в следующем параграфе.

§ 2 «Концепт античности в творчестве Гоголя как тема утраченной гармонии» включен в спектр исторической памяти. Несмотря на значительную степень разработанности темы античности в творчестве русских писателей первой половины XIX века, и Гоголя, в частности, (М.Вайскопф и О.Смирнова), прежде всего в связи с выявлением платоновских традиций, в предлагаемой диссертации этой теме уделено большое внимание в связи с тем, что новые смыслы язычества в первой половине XIX века актуализуются прежде всего благодаря античной семе.

В представляемой работе она анализируется преимущественно на примере повести «Вий». Имя «Брут» традиционно рассматривалось в героическом ореоле (Г.А.Гуковский), в данной работе духовная несостоятельность героя выявляется именно благодаря семантике имени: «ЬгШш» в переводе с латинского языка значит «косный», «бессмысленный», «глупый», «неразумный». Таким образом, античная тема дает ключ к пониманию духовной несостоятельности героя в отношении возложенной на него миссии.

Поданная писателем ниточка, протягивающаяся к античному коду культуры, убеждает в последовательном использовании автором аналогий текста повести и текста, например, диалога Платона «Пир» (двойственность чувств героя, характер красоты панночки по своей природе оказываются соотносимыми не только с романтической эстетикой). В этом ряду выстраиваются и аналогии с романом Апулея «Метаморфозы, или Золотой осел» (анималистические метаморфозы, двойственность физических и духовных влечений и т.д.). Однако привлеченные ассоциации из памяти языческой культуры только с одной стороны характеризуют гоголевские образы. Важно их реконструировать и со стороны культуры христианской.

В § 3 «Статус героя как код его социальной программы (на примере образа Хомы Брута)» восстанавливаются значения христианской символики в имени героя - Хома (стилистически сниженное имя одного из апостолов Христа, автора неканонической версии Евангелия). Вопрос, усиленный повторением и адресованный одним из слуг сотника Хоме Бруту, тому ли их в бурсе учат, созвучен теме, связанной с Андрием в «Тарасе Бульбе», и апеллирует к социальным дебатам первой половины XIX века в России, рассмотренным выше (Глава I § 3): выраженный элемент схоластики, «школярства», приобщение к «латинству» (оба героя бурсаки) ослабляет христианско-православную веру героев, делает их уязвимыми к воздействию зла. Такая трактовка темы художественного произведения подкрепляется и полемикой среди священнослужителей по церковно-школьному вопросу, поднятой Филаретом Московским в 20-х гг. XIX века, ратующим за «внятное учение на природном языке» и ставшим в оппозицию так называемому «Комитету 6 декабря» (1826-1830), выступающим за преподавание на латинском языке. В то же время указание автора на бурсацкий класс - философ Хома - следует понимать не только в знаковой социально-бытовой системе значений церковно-приходских школ, бурс, семинарий, но и высоком смысле: философ как мудрец, учитель, апостол, слуга истины.

Таким образом, исходя из содержания параграфа, резюмируем, что процесс становления нового исторического сознания протекает в русле национально-языческой, антично-языческой и христианской культур, давая возможность крупного, панорамного изображения явлений действительности 30-х годов в России XIX века в творчестве романтиков.

В § 4 «Мотив завесы с позиций исторической памяти» обращено внимание на перекликающиеся строки первой и последней повестей цикла: «Грустно! мне заранее грустно!» и хрестоматийно известное «Скучно на этом свете, господа!» М.Вайскопф усматривает в заключительной фразе, а именно в словосочетании «этот свет» ирои - комический, пародийный смысл, на наш взгляд, не отвечающий общему духу произведения.

Лейтмотив скуки и грусти - чувств, имеющих, как показывается на лингвистическом уровне, общую природу - задает тему памяти, определяющую как концепцию цикла, так и его эмоциональный настрой.

Дождь, плотным пологом закрывающий от читателя Миргород как Miren-grad, с его составляющими, представленными в остальных повестях цикла, -является своего рода завесой, которая на какое-то время разверзается по

желанию автора, открывая читателю основные страницы истории человечества, заставляя взглянуть на себя по-новому. Повествование включено в два основных хронотопических течения: библейское и языческое.

Так, библейские аллюзии представлены метафорами, отражающими содержание сюжета Библии: грехопадением («Старосветские помещики») — архетипом Голгофы («Тарас Бульба») — лестницей небесной («Вий») — апокалипсисом (сценой мнимого пожара в «Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем»).

Одновременно сюжет цикла может быть интерпретирован и в контексте мифологемы античного язычества, являя каркас мифа в изложении Гесиода. Так, «золотой век» человечества («аигеа аеЙж») представлен в первой повести цикла («Старосветские помещики»), пришедший ему на смену героический век соответствует эпохе, представленной в следующей повести («Тарас Бульба»), печать железного века мы видим на лице главного персонажа повести «Вий», и наконец сцена потопа, явленная в «Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем», апеллирует, по справедливому замечанию М.Вайскопфа, к судьбе легендарной Атлантиды.

Таким образом, эти две мощные глубинные мифологемы, динамично и гибко организующие структуру текста, определяют хронотоп цикла, включая его героев в контекст большого исторического времени и формируя в сознании культурных агентов - читателей - личностное начало, отвечающее христианской идее.

В заключении подводятся итоги исследования, обобщаются основные выводы глав диссертации в соответствии с поставленными задачами.

• Феномен понимания явлений «язычество» и «христианство» - один из наиболее сложных и интересных вопросов переходной эпохи. Сложность этого феномена состоит в том, что с развитием историко-социальных процессов традиционно сложившееся понимание явлений, особенно ментального уровня, неизбежно обогащается дополнительными смыслами, часто совершенно далекими от первоначального содержания.

• Исходя из общественно-политической ситуации, сложившейся в первой трети XIX века в России, негативной оценки рационализма в русской культуре, представляется возможным рассматривать католицизм как форму нового язычества.

• Именно в России, где наиболее сильно был выражен феномен двоеверия, православию, с присущим ему сердечно-экстатическим

откровением, был противопоставлен латинизм как схоластика, эмпиризм и рационализм, исторически обозначенный противопоставленным ему понятием - в выраженном коннотативном значении, а именно язычества (шишковисты, славянофилы).

• Эта проблема, контрапункт программы славянофилов, которые своими декларациями и заявили о качественно новой трансформации языческой семы в ментальности России Нового времени, пока еще не получила концептуальной разработки в науке. Данная работа - попытка осмыслить «латинство» в русской культуре как понятие, эквивалентное пониманию нового язычества в другом содержательном аспекте, проявившемся прежде всего в проекции художественного текста; дальнейшее же исследование этого явления как феномена сознания России 30-х гг. требует дополнительной общетеоретической и методологической разработки.

• Исследование процессов такого социоментального порядка в «кризисную» эпоху XIX века дает ключ к пониманию логики становления нового исторического сознания, помогает осмыслить некоторые психоментальные процессы как факторы «внутреннего» структурирования социокультурного пространства.

• Творчество Н.В .Гоголя 30-х годов представляет в связи с этим особый интерес, так как в нем отражены архаические модели и определенные исторические доминанты, которые и по сей день активно функционируют в духовной жизни человечества.

Основные положения диссертации освещены в следующих публикациях:

1. Левина Г.Л. Библейские ценности. Методические рекомендации к курсу «Библейские мотивы в русской и зарубежной литературе». -Владивосток: Изд-во ИМЦ УНО, 1995. - С.1-16.1,0 п.л.

2. Левина Г.Л. «Старосветские помещики» Н.В.Гоголя в аспекте культурогенеза: текст и контекст (Вологдинские чтения. Международная политика и право: Материалы конф.: под ред. Ю.Н.Кульчина/ДВГТУ. -Владивосток, 2000. - С.49-50.0,1 п.л.

3. Левина. Г.Л. Античная традиция в цикле Гоголя «Миргород» (к постановке вопроса: Платон и Гоголь) // Труды ДВГТУ. Выпуск 132. -Владивосток, 2002. - С. 16-18.0,2 п.л.

4. Левина Г.Л. Солярная символика в повести Н. Гоголя «Тарас Бульба» // Материалы III Международной научной конференции «Гуманитарные науки в

контексте международного сотрудничества». - Владивосток: ДВГТУ, 2002. - С. 99-103.0,3 п.л.

5. Левина Г.Л. Космогонический план «Повести о том как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» Н.Гогаля.//Материалы III Международной научной конференции «Гуманитарные науки в контексте международного сотрудничества». - Владивосток: ДВГТУ. 2002. - С. 95-99. 0,3 п.л.

6. Левина Г.Л. Образная и композиционная система повести Гоголя «Вий» в свете языческого и христианского миропонимания. // Труды ДВГТУ. Выпуск 133.-Владивосток, 2003.-С.24-27.0,3 п.л.

7. Левина Г.Л. Образ Мирового Древа в художественном сознании романтиков (на примере творчества У.Блэйка, Э.По, НХоголя). // Труды ДВГТУ. Выпуск 135. - Владивосток, 2003.- С. 120-123.0,3 пл.

8. Левина Г.Л. Мотив эротики в повести НХоголя «Старосветские помещики» // Труды ДВГТУ. Выпуск 135. - Владивосток, 2003.- С. 104-107. 0,3 п.л.

9. Левина Г.Л. Трансформации образа «нечистого» в повести Н.В.Гоголя «Тарас Бульба» // Региональная научно-практическая конференция «Науки о человеке, обществе, культуре: история, современность, перспективы» (19-20 марта 2004). - Комсомольск-на-Амуре: Комсомольский-на-Амуре гос. пед. ун-т, 2004 (в печати). 0,4 п.л.

10. Левина Г.Л. «Старосветские помещики» Н.В.Гоголя в русле взаимодействия языческой и христианской культур//Межвузовский сборник научных статей и сообщений. - Биробиджан: Биробиджанский пед. ин-т. -апрель 2004 (в печати). 0,8 п.л.

11. Левина Г.Л. Интерпретация образа ограды в цикле «Миргород» в контексте христианского миропонимании // II Всероссийская научно-практическая конференция «Современные технологии в российской системе образования» - Пенза: Пензенский гос. пед. ун-т, апрель 2004 (в печати). 0,4 п.л.

ЛЕВИНА ГАЛИНА ЛЬВОВНА

ЯЗЫЧЕСТВО И ХРИСТИАНСТВО В СОЦИОКУЛЬТУРНОЙ МЕНТАЛЬНОСТИ РОССИИ 30-х ГОДОВ XIX ВЕКА В ПРОЕКЦИИ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТЕКСТА

АВТОРЕФЕРАТ

Диссертации на соискание ученой степени кандидата культурологии

Подписано в печать 19.01.04. Формат 60x84/16. Печать офсетная. Усл. печ. л. 1,63. Уч.-изд. л. 0,85. Тираж 100 экз. Заказ 035.

Отпечатано в типографии издательства ДВГТУ

Владивосток, ул. Пушкинская, 10

í -5 57 1

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата культурологии Левина, Галина Львовна

Введение.

Глава I. 30-е годы XIX века как «критическая» эпоха в социокультурной ментальности России.

§ Г. Романтизм как результирующий феномен кризисного сознания (на примере образа Мирового Древа).

§ 2. Двоеверие как феномен ментальности России.

§ 3 Оценка католичества как формы язычества в русской ментальности

30-х годов.

Глава II. Художественный текст как меморат культурных традиций (на материале цикла Н.В.Гоголя «Миргород»).

§ 1. Поэтика имени в синтезе языческой и христианской культур (на примере повести «Старосветские помещики»).

§ 2. Символика Эроса как тема смерти в концепции цикла.

§ 3. Тема огня как тема либидо в историко-культурных интерпретациях.

§ 4. Идея жертвенности в солярной символике цикла (на материале повести «Тарас Бульба»).

§ 5. Деструкция мира в мотиве трансформаций «нечистого».

Глава III. Христианское миросозерцание как феномен сознания писателей-романтиков 30-х гг.

§ 1. Тема зрения в цикле «Миргород» как отражение трактовки Библии

§ 2. Фольклорная демонология в синтезе языческой и христианской культур (на примере повести «Вий»).

§ 3. Интерпретация образа ограды в цикле «Миргород» в контексте христианского миросозерцания.

§ 4. Христианский модус в организации художественного пространства в литературе 30-х годов (на примере текстов произведений В.Жуковского и

Н.Гоголя).

Глава VI. Идея становления нового исторического сознания в проекции хронотопа цикла «Миргород».

§ 1. Феномен Н.Гоголя в структуре рекурренции (на примере мотива перверсного» пира).

§ 2. Концепт античности в творчестве Гоголя как тема утраченной гармонии.

§ 3. Статус героя как код его социальной программы (на примере образа

Хомы Брута).106»

§ 4: Мотив завесы с позиций исторической памяти.

Введение диссертации2004 год, автореферат по культурологии, Левина, Галина Львовна

Актуальность исследования. Социокультурный слом, переживаемый Россией на стыке тысячелетий, по мнению современных философов, «лишь один из фрагментов общего кризиса христианской цивилизации, мировоззрения в целом» (Н.Н.Моисеев, 1993). Отмечается также, что фактором, все более определяющим судьбу человечества, становится духовность. Ценностное же содержание этого понятия во многом измеряется взаимодействием в синхронии и диахронии двух культурных традиций - язычества и христианства. Эти явления вызывают принципиальный интерес, так как, будучи факторами сознания, определяют модальность переживаний человека, его психоментальные ориентиры, формируют социокультурное пространство. В ситуации кризиса, когда проблема выживания или спасения становится важнейшей; закономерна актуализация христианской идеи с ее программой духовного совершенствования. В качестве противостоящей ей рассматривается идея рационализма, культивирующая научно-технический прогресс как способ развития человечества. Одна из концепций христианской идеи, прозвучавшая еще в XIII веке в декларациях Фомы Аквинского, заключалась в том, что спасение возможно и на земле при условии установления справедливого порядка. Эта установка .возлагала личную ответственность на каждого, стимулировала внутреннюю духовную работу и социальную активность. Постепенно с появлением учений об избранности, наиболее отчетливо отразившихся в доктрине кальвинистов, гугенотов, пуритан и католиков, - идея спасения деформировалась. В наименьшей степени новые тенденции обнаруживались в православной вере, в связи с чем именно она, с идеей возможности соборного спасения, и получила в России XIX века в программе славянофилов статус истинно христианской веры, духовного светоча в деформированном обществе. Вероисповедание же в Западной Европе (прежде всего в католической Польше) с выраженным элементом рационализма, схоластики, «латинства» в России расценивалось как новая форма язычества

А.Хомяков, И.Киреевский). Таким образом, ситуация противостояния рационализма и христианства, обозначенных в современную эпоху как два аксиологических полюса, между которыми формируется концепция нового человека и мира, имеет ретроспекцию в 30-х годах XIX века, когда католичество, с выраженным элементом рационализма, «латинства», противопоставлялось славянофилами православной вере, ее сердечно-экстатической сути.

Именно русская философская мысль (в лице славянофилов прежде всего) обозначила качественно новый уровень понимания функциональных явлений социо- и психоментальной культуры - язычества и христианства, - выделив последнее как путь спасения не только для России, но и для Европы. Закономерно в связи с этим предположить, что современная идея развития общества сообразно идее христианства в его православной сути, а именно как идея спасения для гибнущей цивилизации, имеет истоки в 30-х годах XIX века, «критической» эпохе крушения Просветительской, «утешительной системы» (В.А.Зеньковский), вызвавшей у современников этого исторического процесса внутренний надлом, зафиксированный в эстетике романтизма, этого результирующего феномена кризисного сознания. Именно актуализация христианской идеи как конструктивной на эпохальном разломе II и III тысячелетий отсылает нас к подобному историческому опыту, заставляя уже на этом более раннем этапе обнаруживать мощные импульсы, определяющие в течение двухсот лет социальную, политическую и духовную жизнь в России.

Цель работы в связи с этим - выявить в социокультурной ментальности России 30-х годов XIX века христианскую идею как концептуальную в формировании личности нового времени, отвечающую чаяниям кризисной эпохи. В соответствии с этим — высветить дополнительные смыслы нового понимания язычества через призму социокультурных ассоциаций обозначенного исторического периода как формирующих качественно иной аксиологический фокус, задающий иную перспективу развития русского общества, трансформирующий русскую идею в ее традиционном историко-культурном понимании.

В соответствии с этим в задачи данного исследования входит:

- рассмотреть романтизм как результирующий феномен эпохи социокультурного слома;

- выявить специфику ключевых образов-символов в поэтике романтизма как художественной проекции кризисного сознания;

- рассмотреть новый ракурс понимания католичества в русской ментальности 30-х годов;

- определить значимость христианской идеи в социуме анализируемого периода;

- рассмотреть художественный текст как меморат (термин В.Н. Топорова) идей в фокусе языческой и христианской культур;

- выявить идею деструкции мира в мотивах трансформации образов фольклорной демонологии;

- проследить идею становления нового исторического, а именно христианского сознания в хронотопе цикла Гоголя «Миргород».

Материал исследования. В контексте сказанного качественно новое осмысление получают классические тексты литературы как художественно материализованные концепты памяти.

В свете именно этого цикл «Миргород», созданный в 30-е годы, является концентрированным меморатом социально-политических, философских идей обозначенной эпохи. В выбранном ракурсе темы диссертации тексты произведений Н.В.Гоголя, писателя, «синтезировавшего самые различные стихии национальной жизни» (Ю.М.Лотман), могут рассматриваться как ключ к пониманию феномена эпохи.

Объект исследования в связи с этим - язычество и христианство как содержательно-смысловой фокус традиционных социокультурных и психоментальных явлений в России 30-х годов XIX века.

Предмет исследования в соответствии с поставленными задачами -художественный текст как материализованный продукт ментальности. Специфика феномена художественного произведения отмечается и современными философами: «Произведение искусства никогда нельзя рассматривать только как некую чувственную данность, «картинку», образ -ибо смысловые связи этой данности идут в глубину, в сферу сущностных, порождающих отношений (что есть лишь иное название всеобщего или типического)» (С.Е.Ячин, 1992). Именно Н.В.Гоголь, с его гениальным «апокалиптическим слухом» (Г.Флоровский, 1937), отразил определяющие тенденции 30-х годов XIX века, предвосхитив акценты, проявившиеся откровенно в философско-политических дебатах 40-60-х годов о путях развития России и обозначенных с новой силой в конце XIX - начале XX века.

Степень разработанности проблемы. Ракурс темы, подразумевающий рассмотрение ее в философском, культурологическом и литературоведческом ракурсах, определяет методику формирования элективно-научной базы, на основе которой и выстраивается предлагаемая концепция диссертационной работы. В связи с тем, что язычество традиционно рассматривается на мифологическом материале, прежде всего необходимо указать на фундаментальные труды А.Н.Афанасьева и Б.Н.Рыбакова, посвященные изучению язычества на Руси и предоставляющие обширную базу для исследования языческой славянской символики, работу Дж. Фрэзера «Золотая ветвь» и Э. Тайлора «Первобытная культура», которые выявляют общее значение языческих символов в культуре разных народов, тем самым подтверждая теорию К.Юнга о коллективном бессознательном. Исследование швейцарского ученого, его понимание архетипа является: методологической основой для данной работы (при том, что в настоящее время понятие архетипа определяется по-разному в работах Е.М.Мелетинского, А.И.Иваницкого, Л.В.Карасева).

Работы Я.Э.Голосовкера («Логика мифа» - 1987), демонстрирующие методику структурирования мифологизированного сюжета текста, когда восстанавливаются утраченные звенья «силами самодвижущейся логики» (Голосовкер Я.Э.), помогают выявить идею через гносеологическую модель мифа, выступающую в сфере фабулы, в сфере образа, в сфере смысла.

В науке последних лет вопросу взаимовлияния языческой и христианской культур, становлению христианской антропологии уделяется все большее внимание. Так, вопрос бытования язычества как культурной традиции, механизм взаимодействия его с христианской культурой основательно разрабатывался А.Я.Гуревичем на материале памятников литературы средневековой Европы. Методически ценными нам представляются работа О.Р.Николаева и Б.Н.Тихомирова «Эпическое православие и русская культура (к постановке проблемы)» (1994), в которой прослеживается логика языческого и христианского мышления, а также исследование Т.А.Михайловской «Витязь на распутье в пространстве и во времени: к проблеме выбора судьбы» (1994). В вышеуказанной научной литературе взаимодействие язычества и христианства рассматривается в период Средневековья, когда наиболее наглядно обнаруживались принципиальные черты двух традиций, наиболее откровенно проявлялись грани их размежевания и в то же время просматривались нити преемственности. Большое значение в исследовании заявленной проблемы имеет, на наш взгляд, и книга В.М.Найдыша «Философия мифологии: от античности до эпохи романтизма» (2002), в которой на широком историческом фоне исследуются формы культурно-исторической трансляции мифов, прослеживается эволюция мифологии, особенности неомифотворчества и в связи с этим затрагиваются вопросы бытования язычества в России, отражение народных суеверий в художественной литературе. Большой вклад в исследование концепта античности в сознании русского общества'XIX века внесли работы Г.С.Кнабе, определившие новое русло культурологической науки. Методологическую и методическую ценность в понимании творчества Гоголя представляют работы Ю.М.Лотмана, Ю.В.Манна, М.Н.Виролайнен,

О.Г.Дилакторской, В.Ш.Кривоноса, М. Вайскопфа, дающие опыт анализа художественного текста в широком историко-культурном контексте, в интерконтексте, синтезе культур, в частности.

Методология. Предлагаемый в работе анализ проведен на основе герменевтического метода, признанного универсальным методологическим инструментом при анализе культурно-исторических текстов, в том числе художественных.

В интерпретации художественного текста посредством анализа культурной традиции, социальной ситуации, «вживания» в художественную логику текста, расширения историко-культурного контекста герменевтический метод ориентирует на выявление конкретно-исторического содержания художественного произведения и на целостный подход к его анализу. В рамках этого метода при взаимодействии специальных методов исследования -исторического, историко-культурного, сравнительно-типологического, структурно-семиотического, текстуального, интертекстуального — и формируется методология исследования.

Научная новизна исследования определяется совокупностью поставленных в работе задач и заключается в следующем:

• впервые рассматривается оценка католицизма в социокультурной ментальности России XIX века как формы нового язычества в проекции художественного текста;

• впервые образ Мирового Древа рассмотрен как художественный символ, отражающий кризисное сознание «критической» эпохи в межкультурном контексте творчества русских (В.А.Жуковский, Н.В.Гоголь) и зарубежных (У.Блэйка и Э.По) романтиков;

• впервые комплексно выведены парадигмы символических рядов -солярных и демонологических образов - в их динамике, трансформации и взаимодействии, что позволило в данной диссертации предложить новую концепцию единства цикла «Миргород»;

• впервые хронотоп цикла «Миргород» выявлен и рассмотрен как проекция идеи становления нового исторического сознания, а именно в соответствии с христианской идеей.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Католицизм в социокультурной ментальности России 30-х гг. XIX века оценивается как новая форма язычества в проекции художественного текста;

2. Романтизм является результирующим феноменом кризисного сознания, что находит выражение в характерной трансформации ключевых образов-символов (например, в выраженной ущербности образа Arbor Mundi);

3. Деструкция мира находит отражение в мотивах трансформации образов фольклорно-языческой демонологии;

4. Хронотоп художественного текста является проекцией идеи становления нового исторического сознания (на примере цикла «Миргород»).

Теоретическая значимость диссертационной работы заключается в расширении представлений о формировании философской и политико-эстетической платформы в России 30-х гг. XIX века, в полимерном рассмотрении явлений язычества и христианства как факторов структурирования социокультурного пространства. Результаты работы позволяют глубже осознать культурный феномен России кризисного периода, выявить специфику культурно-социальных процессов, обусловленность патриотической тематики в публицистических и художественных текстах указанного периода.

Практическая значимость исследования. Материал, представленный в данной работе, может быть использован для работы в учебных курсах по истории русской культуры и литературы XIX века, русскому фольклору, по культурологическим и философским дисциплинам, в спецсеминарах, в спецкурсах.

Апробация работы была проведена в ходе выступлений на аспирантских семинарах, на заседаниях кафедры с научными докладами; региональных научно-практических конференциях очной и заочной формы участия: «Вологдинские чтения» (Владивосток, ДВГТУ, октябрь 2000), «Гуманитарные науки в контексте международного сотрудничества» (г. Владивосток, ДВГТУ, апрель 2002), «Науки о человеке, обществе, культуре: история, современность, перспективы» (Комсомольск-на-Амуре, Комсомольский-на-Амуре государственный технический университет, 19-20 марта 2004), II Всероссийской научно-практической конференции «Современные технологии в российской системе образования» (г. Пенза, Пензенский государственный педагогический университет, апрель 2004).

Структура диссертации определяется спецификой предмета исследования и логикой работы. Диссертационная работа изложена на 153 страницах печатного текста и состоит из введения, 4-х глав (16 параграфов), заключения, примечаний и списка литературы, представленного 212 наименованиями.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Язычество и христианство в социокультурной ментальности России 30-х годов XIX века в проекции художественного текста"

Заключение

Таким образом, исследование язычества и христианства в ментальности России( 30-х годов XIX века в проекции художественного текста отражает сложный процесс становления нового исторического сознания.

В связи с тем, что в русской философии христианская идея, начиная с Хомякова, понимается как «русская идея» (термин Ф.М.Достоевского), тема диссертации закономерно вливается в широкое историко-философское русло -Шишков, Хомяков, Киреевский, Розанов, Бердяев, Франк, Лосский, Карсавин, Ильин, Вышеславцев, Флоренский, Конрад, Лосев, Гулыга, — высвечивая, благодаря специфике материала, новый объем смыслов понимания этой проблемы: Россия и Запад.

Именно выход к этой теме обусловливает актуальность работы. Так, по мнению А.В.Гулыги, «русская идея переживает сегодня второе рождение,

187 становится культурной реальностью нашего времени».

Поэтика романтизма, как продукт кризисного сознания, очень тонко отражает значимость христианской идеи в Новое время (с 1789 г.), в связи с чем проецирует и расширение понятия «язычества».

Образы-символы, фокусирующие архетипические структуры сознания, закономерно предстают в трансформированном, а точнее деформированном виде (например, Мировое Древо), выражая внутренний надлом в обществе.

Парадигма фольклорно-языческих образов, традиционно развиваемых в высоком поэтическом ключе (звездный конь Сивка-бурка, лебедь-феникс, небесный огонь, Мировое Древо) транспонируются в другой культурный план - христианский, - тем самым определяя иную аксиологию.

Качественно иное звучание (в произведениях Н.В.Гоголя, например) приобретает имя, или прозвище: герой рассматривается не столько в контексте поэтического космоса смыслов его имени («Пульхерия» - «красивая», «Афанасий» - «бессмертный», «Фома» - «близнец»), сколько в аспекте социальной программы: так, Хома Брут, по классу бурсы философ, философом в подлинном смысле значения этого слова так и не становится, отсюда откровенно ироничное звучание этого прозвища на страницах текста и трагический финал пути героя, так и оставшегося бурсаком - «школяром», бессмысленно заучивавшим сакральные тексты на чужом, латинском, языке и в результате вместо светлого лика Христа узревшего языческого бога смерти.

Такая интерпретация гоголевского сюжета сказочной повести представляется правомерной в свете полемики конца 20-х - начала 30-х годов между «Комитетом 6 декабря» (1826-1830) и Филаретом Московским, призывавшим к «внятному учению на природном языке» и обращавшим внимание на тот факт, что священники лучше знают языческих писателей, нежели священных и церковных.

Тема злополучной судьбы Хомы Брута, «маловерного Фомы», непосредственно перекликается с темой Андрия («Тарас Бульба»). Губительное действие на него чар прекрасной полячки, с ее чувственной красотой, апеллирующей к язычеству, обусловлено его восприимчивостью к учению, чтением текстов на латинском языке, приобщением, таким образом, к Римской, латинской культуре. Идеал, живое воплощение этой культуры он и нашел в прекрасной польской панне, которая, подобно демонической Шамаханской царице в сказке А.С.Пушкина, исчезает, погубив героя. В связи с этим знаменательна перекличка смеха героинь над героем каждого произведения: у Пушкина в финале, у Гоголя - в сцене первой же встречи.

Таким; образом, уже уровень художественных текстов писателей-романтиков обнаруживает значимость христианской семы в социоментальности России первой половины XIX века.

Феномен понимания явлений «язычество» и «христианство» - один из наиболее сложных и интересных вопросов переходной эпохи. Сложность этого феномена состоит в том, что с развитием историко-социальных процессов традиционно сложившееся понимание явлений, особенно психоментального уровня, неизбежно обогащается дополнительными смыслами, часто совершенно далекими от первоначального содержания.

Исходя из общественно-политической ситуации, сложившейся в первой трети XIX века в России, негативной оценки рационализма в русской культуре, представляется возможным рассматривать католицизм как форму нового язычества.

Именно в России, где наиболее сильно был выражен феномен двоеверия, православию, с присущим ему сердечно-экстатическим откровением, был противопоставлен латинизм как схоластика, эмпиризм и рационализм, обозначенный исторически противопоставленным ему понятием — «язычество», но уже в выраженном коннотативном значении.

Эта проблема, контрапункт программы славянофилов, которые своими декларациями и заявили о качественно новой трансформации языческой семы в ментальности России Нового времени, пока еще не получила концептуальной разработки в науке. Данная работа - попытка осмыслить «латинство» в русской культуре как эквивалентное язычеству прежде всего в проекции художественного текста; дальнейшее же исследование этого явления как феномена сознания России 30-х гг. требует дополнительной общетеоретической и методологической разработки.

Исследование процессов такого социоментального порядка в «кризисную» эпоху XIX века дает ключ к пониманию логики становления нового исторического сознания, помогает осмыслить некоторые психоментальные процессы как факторы «внутреннего» структурирования социокультурного пространства.

Творчество Н.В.Гоголя 30-х годов представляет в связи с этим особый интерес, так как в нем мы находим архаические модели и определенные исторические доминанты, которые и по сей день активно функционируют в духовной жизни человечества.

Список научной литературыЛевина, Галина Львовна, диссертация по теме "Теория и история культуры"

1. Архетипические структуры художественного сознания. Вып. 3 -Екатеринбург, 2002. 180 с.

2. Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу: справочно-библиографические материалы/РАН. Ин-т славяноведения: Редкол. Т.А.Агапкина и др. М.: ИНДРИК, 2000. - 576 с.

3. Афанасьев А.Н. Происхождения мифа: Статьи по фольклору, этнографии и мифологии. М.: Индрик, 1996. 638 с.

4. Барабаш Ю. "Страшная месть» в двух измерениях. Миф и (или ?) реальность // Вопросы литературы, 2000. Май-июнь. - С. 190-205.

5. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М.: Художественная литература, 1975. - 809 с.

6. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1979. -423 с.

7. Белинский В.Г. Белинский В.Г. Собр. Сочинений. В 9-ти томах. T.I. Статьи, рецензии и заметки 1834-1836. М.: Худ. Jl-pa, 1976. - 736 с.

8. Белый А. Мастерство Гоголя. М.: МАЛП, 1996. - 351 с.

9. Бердяев Н.А. Философия свободы. М.: Правда, 1989. 607 с.

10. Берковский Н.Я. Романтизм в Германии. СПб: Азбука-классика, 2001. -512 с.

11. Библия / Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета. Канонические/ в русском пер. с параллельными местами. Минск: New Life Campus Crusade For Christ International, 1991. - 1225 c.

12. Блейк У. Песни Невинности и Опыта: Стихи/Пер. с англ. С.А.Стеанова; Предисл., коммент. А.В.Клобовской. СПб.: Северо-Запад, 1993.-271 с.

13. Богословие в культуре средневековья. Киев: Христианское братство «Путь к истине», 1992. - 382 с.

14. Вайскопф, Михаил. Сюжет Гоголя: М.: "Радикс", 1993. - 588 с.

15. Велецкая Н.Н. Языческая символика славянских архаических ритуалов. М.: Наука, 1978. - 239 с.

16. Венок Н.В.Гоголю: Гоголь и время (Сборник/Сост. Б.И.Левин) -Харьков: Прапор, 1984. 151 с.

17. Веселовский А.Н. Мерлин и Соломон: Избранные работы. М.: Изд-во ЭКСМО-Пресс; СПб.: Terra Fantastica, 2001. - 864 с. (Серия «Антология мысли»).

18. Виролайнен М.Н. Мир и стиль Гоголя // Вопросы литературы, 1984. -№4. С.36-43.

19. Воропаев В., Виноградов И. "Лествица, возводящая на небо" // Литературная учеба. 1992. № 1-3.

20. Воропаев В.А. Николай Гоголь: опыт духовной биографии. -Литер.учеба, 2002. Книга вторая (март-апрель) С.87-145.

21. Воропаев В.А. Николай Гоголь: опыт духовной биографии-Литер.учеба, 2002. Книга первая (январь-февраль) С. 118-179.

22. Герцен А.И. Собр. соч. в 30-ти т. Т. 21. Письма 1832-1838 гг. - М.: АН СССР, 1961.-640 с.

23. Гиппиус В.В. Комментарий к «Вию» // Гоголь Н.В. Полн. Собр. соч. в 14-ти т.1. М.: АН СССР, 1937. - Т.2. - С. 732-748.

24. Гоголевский сборник. Под. ред. С.А.Гончарова. СПб.: Образование, 1994.- 182 с.

25. Гоголь и мировая литература сб. ст. М.: Наука, 1988. — 318 с.

26. Гоголь Н.В. Переписка Н.В.Гоголя. в 2-х тт., 1988.

27. Гоголь Н.В. Полн. собр. соч. в 14.тт. Т. 11: Письма 1836-1841. М.: Изд-во АН СССР, 1952. - 484 с.

28. Гоголь Н.В. Собр. соч. в 6-ти т. Т.Н. Миргород: - М.-Л.:. Изд-во худож. л-ры, 1959.-401 с.

29. Гоголь Н.В.: Материалы и исследования / Под. ред. В.В.Гиппиуса: -М.: Изд-во АН СССР, 1936. 631 с.

30. Гоголь Н.В.: Статьи и материалы. Л.: ЛГУ, 1954. - 395 с.

31. Гоголь: История и современность. (Сборник статей/Сост. В.В.Кожинов и др.). М.: Сов. Россия, 1985. - 493 с.

32. Гоголь: материалы и исследования отв. ред. Ю.В.Манн. / М.: Наследие, 1995. - 255 с.

33. Голосовкер ЯЗ. Логика мифа. М.: Наука, 1987. - 217 с.

34. Горелов Н.Г. О повести "Старосветские помещики" // Гоголь: история и современность. М.: "Советская Россия, 1985.

35. Грамзина Т.А. «Вечера на хуторе близ Диканьки» и «Вий» / к проблеме фантастического в творчество Гоголя / Автореф. Дис. На соискание ученой степени канд. филол. Наук. Казань, 1972.

36. Гуковский Г.А. Реализм Гоголя. М.-Л.: Гослитиздат. - 1959. - 531 с.

37. Гулыга А.В. Русская идея и ее творцы. М.: Соратник, 1995. -310 с.-(Серия избр. биографий).

38. Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. М.: Иск-во, 1984. — 350 с.

39. Гуревич А.Я. Культура и общество средневековой Европы глазами современника. М.: Искусство, 1989. - 366 с.

40. Гуревич А.Я. Проблемы средневековой народной культуры. М.: Иск-во, 1981.-359 с.

41. Даль Вл. Толковый словарь живого великорусского языка. В 4-х тт. — М., 1981.

42. Дандес Алан. Проекция в фольклоре: в защиту психоаналитической семиотики / пер. и коммент. А.А.Панченко // Дандес Алан. Фольклор: семиотика и/или психоанализ: Сб. ст.: Пер с англ.; Сост. А.С.Архипова. М.: Вост. лит., 2003. - С. 72-107.

43. Дилакторская О.Г. Петербургская повесть Достоевского. — С.Петербург: PETROPOLIS, 1999. 347 с.

44. Дилакторская О.Г. Фантастическое в Петербургских повестях Н.В.Гоголя. Владивосток, 1986. 205 с.

45. Докусов A.M. «Миргород» Н.В.Гоголя (Лекции из спецкурса «Н.В.Гоголь»). Л., Ленингр. пед. ин-т. им. А.И.Герцена, 1971. - 176 с.

46. Елистратова А.А. Гоголь и проблемы западноевропейского романа. -М.: Наука, 1972.-303 с.

47. Еремина В.И. Н.В.Гоголь // Русская литература и фольклор. Д.: Наука, 1970. - 167 с.

48. Еремина В.И. Ритуал и фольклор /отв. ред. А.А.Горелов; Ан СССР, Ин-т рус. лит. (Пушкин, дом). Д.: Наука, Ленингр. отделение, 1991. -206 с.

49. Есаулов, Иван. Христианское основание русской литературы: соборность // Литер.учеба, 1998, № 1.

50. Жирмунский В.М. Сравнительное литературоведение: Восток и Запад. Д.: Наука, 1979. - 493 с.

51. Жуковский В.А. Из дневников 1827-1840-х гг. Публикация и ком. А.С.Янушкевича // Наше наследие. №32. 1994.

52. Жуковский В.А. Полн. собр. соч. в 12 т. Т.9. СПб: изд-е А.Ф.Маркса, 1902.- 151 с.

53. Журавель О. Д. Сюжет о договоре человека с дьяволом в древнерусской литературе. Новосибирск: «Сибирский хронограф»,1996.-235 с.

54. Зеньковский В.В. История русской философии: в 2-х тт. Д.: ЭГО, 1991.

55. Зеньковский В.В. Основы христианской философии. М.: Канон, 1997. -560 с.

56. Зеньковский В.В. Русские мыслители и Европа. М.: Республика,1997.-368 с.

57. Иванов Вяч. Вс. Избранные труды по семиотике и истории культуры. -М.: Языки рус. к-ры, 1999. T.I. - 912 с.

58. Иванов Вяч. Вс. Избранные труды по семиотике и истории культуры. -М.: Языки рус. к-ры, 2000. Т.П.- 880 с.

59. Ильенков Э.В. Философия и культура. М.: Издательство политической литературы, 1991. - 463 с.

60. История религии / А.Ельчанинов, В.Эрн, П.Флоренский, С.Булгаков. -М.: Центр «Руник», 1991. 255 с.

61. История русского искусства: в 3-х тт. T.I. - М.: Изобр. иск-во, 1991. -506 с.

62. Кантор В.К. Достоевский, Ницше и кризис христианства в Европе конца XIX нач.ХХ вв И Вопросы философии. № 9,2002. - С. 54-68.

63. Канунова Ф.З., Айзикова И.А. Нравственно-эстетические искания русского романтизма и религия (1820-1840-е годы). Новосибирск: «Сибирский хронограф», 2001. - 304 с.

64. Капица Ф.С. Славянские традиции, верования, праздники и ритуалы: Справочник 2-е изд. - М.: Флинта; Наука, 2001. — 215 с.

65. Карасев Л.П. Гоголь и онтологический вопрос. // Вопр. философии. № 8-1993-С. 84-96.

66. Карасев Л.П. Меловой круг // Человек, 1981 № 1.

67. Карсавин Л.П. Святые отцы и учители церкви. М.: МГУ, 1994. 176 с.

68. Карташев А.В. Очерки по истории русской церкви. В 2-х тт. — Mi: Тера -Terra, 1993.-Т.1. 685 с.

69. Карташев А.В. Очерки по истории русской церкви. В 2-х тт. М.: Тера -Terra, 1993.-Т.2. - 567 с.

70. Киреевский И.В. Избранные статьи. М.: Современник, 1984. -383 с.

71. Киреевский И.В. Критика и эстетика. М.: Искусство, 1979. 439 с.

72. Кнабе Г.С. Русская античность: Содержание, роль и судьба античного наследия в культуре России: Программа-конспект лекционного курса. — М.: Рос. гос. гуманит. ун-т, 2000. 240 с.

73. Конрад Н.И. О труде Я.Э Голосовкера//Я.Э.Голосовкер. Логика мифа. -М.: Наука, 1987.-С. 167-193.

74. Кошелев В.А. Пушкин: история и предание. СПб: «Академический проект», 2000. - 361 с.

75. Кравцов Н.И. Славянский фольклор. Учебное пособие. М.: МГУ, 1976.-263 с.

76. Кравцов Н.И.Проблемы славянского фольклора. М.: Наука, 1972. -360 с.

77. Крюков В.М. Гоголя зрящий глаз // Вопросы философии, 1996, №9. -С. 23-38.

78. Кучма Е.А. Символика в раннехристианском искусстве // Вестникrji

79. Московского университета. Серия 7, Философия. 1995 - № 1. - С. 5663.

80. Кюстин, А де. Резюме путешествия // Вопросы философии. № 2, 1994.- С.86-109.

81. Леви-Строс, Клод. Первобытное мышление. М.: Республика, 1994. -382 с.

82. Леви-Строс, Клод. Структурная антропология. М.: Наука, 1983. -536 с.

83. Леонтьева Г.К. Карл Павлович Брюллов. Изд. второе Л.: Художник РСФСР, 1991.-196 с.

84. Литературные архетипы и универсалии / Под. Ред. Е.М.Мелетинского.- М.: Рос. гос. гуманит. ун-т, 2001. 433 с.

85. Лихачев Д.С., Панченко A.M., Понырко Н.В. Смех в древней Руси. -^ Л.: Наука, 1984.-295 с.

86. Лосев А.Ф. Бытие. Имя. Космос. М.: Мысль: Рос. открытый ун-т, 1993.-958 с.

87. Лосев А.Ф. Очерки античного символизма и мифологии. М.: Мысль, 1993.-959 с.

88. Лосев А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. М.: Искусство, 1976. - 367 с.

89. Лосев А.Ф. Философия имени. М.: МГУ, 1990. 269 с.

90. Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. М.: Политическая литература, 1991. - 525 с.

91. Лосев А.Ф.Самое само: Сочинения. М.: ЗАО Изд-во ЭКСМО-Пресс, 199. - 1024 с. (Серия «Антология мысли»).

92. Лотман Ю.М. История и типология русской культуры. Санкт-Петербург: Иск-во - СПБ; 2002. - 768 с.

93. Лотман Ю.М. Пушкин. Лермонтов. Гоголь. М.: «Просвещение», 1985. - 287 с.

94. Лотман Ю.М. Семиосфера. С.-Петербург: «Искусство - СПБ», 2001. 704 с.

95. Лотман Ю.М. Собр. соч. T.I: Русская литература и культура Просвещения. М.: О.Г.И, 2000. - 536 с.

96. Лотман Ю.М. Статьи по семиотике культуры и искусства (Серия «Мир искусств») / Сост. Р.Г.Григорьева. Пред. С.М.Даниэля СПб.: Академический проект, 2002. - 544 с.

97. Лотман Ю.М. Структура художественного текста М.: "Искусство", 1970.-384 с.

98. Лотто, Ч. Лествица «Шинели» (предисловие к публикации И.Золотусского) // Вопросы философии. № 8. 1993. - С.58-83.

99. Лукин В.А. Художественный текст. Основы лингвистической теории и элементы анализа. М.: Ось - 89, 1999. - 185 с.

100. Манн Ю.В. Диалектика художественного образа. М.: Советский писатель, 1987. - 317 с.

101. Манн Ю.В. Поэтика Гоголя. М.: Художественная литература, 1978. -398 с.

102. Манн Ю.В. Поэтика Гоголя. Вариации к теме. М.: «Coda», 1996. -474 с.

103. Манн Ю.В. Поэтика русского романтизма. М.: Наука, 1976. - 375 с.

104. Манн Ю.В. Русская философская эстетика (1820-1830-е гг). М.: Иск-во, 1969.-304 с.

105. Машинский С.И. Художественный мир Гоголя. М.: Просвещение, 1979.-432 с.

106. Машковцев Н.Г. Гоголь в кругу художников. М.: Иск-во, 1955. -171 с.

107. Между Эдипом и Озирисом: Становление психоаналитической концепции мифа / Сборник. Пер. с нем. Львов: Инициатива. - М.: Изд-во «Совершенство», 1998. (Археология сознания). - 512 с.

108. Мелетинский Е.И. Поэтика мифа. М.: Наука, 1976. - 407 с.

109. Мелетинский Е.М. О литературных архетипах / М., Рос. гос. гум. ун-т., 1994.- 136 с.

110. Минея. Жития святых на русском языке, изложение по руководству Четьих-Миней св. Дмитрия Ростовского. М.: Синодальная типография. - 1902. — 653 с.

111. Мифологический словарь (отв. ред. Е.М.Мелетинский). — М.: Сов. энциклопедия, 1991. 736 с.

112. Мифы народов мира: в 2-х тт. М.: Олимп, 1997.

113. Мифы народов мира: в 2-х тт. М.: Советская энциклопедия, 1987.

114. Моисеев Н.Н. Мир XXI века и христианская традиция/ТВопросы философии. № 8. 1993. - С.3-14.

115. Мочульский К.В. Гоголь. Соловьев. Достоевский. М.: Республика, 1995.-606 с.

116. Мурьянов М. Пушкин на пути познания сущности театра // Вопр. л-ры. вып. VI -М., 1995. -С.103 -132.

117. Мухамедиев Р. Первая русская трагедия // Вестник Московского университета. Серия 7. Философия. 1999. № 4. С. 6-90.

118. Мэнли П. Холл. Энциклопедическое изложение масонской, герметической, каббалистической и розенкрейцеровской символической философии. В 2-х тт. Т. I Новосибирск: Наука, 1992. — 368 с.

119. Мэнли П. Холл. Энциклопедическое изложение масонской, герметической, каббалистической и розенкрейцеровской символической философии. В 2-х тт. Т. II Новосибирск: Наука, 1992. -440 с.

120. Найдыш В.М. Философия мифологии. От античности до эпохи романтизма. М.: Гардарики, 2002. - 554 с.

121. Некрасов Н.А. Полн. собр. соч., в 15-ти тт.-Д.: Наука, 1981.-495 с.

122. Николаев П.А. Историзм в художественном творчестве и в литературоведении. М.: МГУ, 1983. - 366 с.

123. О России и русской философской культуре. Философы русского послеоктябрьского зарубежья. Н. А.Бердяев. Б.П.Вышеславцев. В.В.Зеньковский. П.А.Сорокин. Г.П.Федотов. Г.В.Флоровский. М.: Наука, 1990.-528 с.

124. Одоевский В.Ф. О литературе и искусстве. М.: Современник, 1982. -223 с.

125. Переверзев В.Ф. Гоголь. Достоевский. Исследования. М.: Советский писатель, 1982. - 510 с.

126. Платон. Федон, Пир, Федр, Парменид/ Пер. с древнегреч. М.: Мысль, 1999.-528 с.

127. Платон. Филеб. Государство. Тимей. (Пер. с древнегреч.) М.: Мысль, 1999.-565 с.

128. Платон: pro et contra: Платоническая традиция в оценке русских мыслителей: Антология. СПб: РХГУ, 2001. - 648 с.

129. По, Эдгар Алан. Собр. Соч. в 4-х тт. Т.П. М.: Изд-во «Пресса», 1993. -320 с.

130. По, Эдгар. Избранное. Сборник. На англ. яз. Сост. Е.К.Нестеров. М.: Радуга, 1983.-416 с.

131. Понятие судьбы в контексте разных культур М.: Наука, 1994. - 320 с.

132. Поснов М.Э. История христианской церкви (до разделения Церквей -1054 г.) Брюссель: Жизнь с богом, 1964. - 614 с.

133. Потебня А.А. Собр. трудов. Мысль и язык. М.: Лабиринт, 1999. -269 с.

134. Потебня А.А. Собр. трудов. Символ и миф в народной культуре. М.: Лабиринт, 2000. - 480 с.

135. Потебня А.А. Теоретическая поэтика. М.: Высшая школа, 1990. -343 с

136. Почепцов Г.Г. Русская семиотика. М.: Рефл - бук Веклер, 2001. -763 с.

137. Проблемы христианской философии: Материалы 1-й конференции. -М.: 1994.

138. Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. Л.: ЛГУ, 1986. -366 с.

139. Пумпянский Л.В. Гоголь // Пумпянский Л.В. Классическая традиция. Собрание трудов по истории русской литературы. — М.: Языки русской культуры, 2000. 864 с.

140. Пучков В.В. Движение // Человек, 1995. № 5.

141. Пушкин А.С. Собр. соч. в 3-х томах. М.: Худож. л-ра, 1985. - 736 с.

142. Русская культура и мир: Тезисы докладов участников международной научной конференции./Нижегород. пед. ин-т иностр. яз. им. Н.А.Добролюбова. Н.-Новгород, 1993. - 305 с.

143. Русская литература XIX века и христианство. М.: МГУ, 1997. - 383 с.

144. Русская литература и культура Нового времени. СПб.: Наука, 1994. -270 с.

145. Русская романтическая повесть (первая треть XIX века) М.: МГУ, 1983.-480 с.

146. Русская романтическая повесть писателей 20-40-х годов XIX века. -М.: Пресса, 1992. 461 с.

147. Русские Веды: Песни птицы Гамаюн. М.: Наука, 1992. - 285 с.

148. Русское православие. Вехи истории. М.: Политическая литература, 1989.-719 с.

149. Рыбаков Б.Н. Язычество древних славян. М.: Наука и религия, 1994. -608 с.

150. Рябцев Ю.С. Хрестоматия по истории русской культуры: Художественная жизнь и быт XI XVII вв. - М.: Владос, 1998. - 560 с.

151. Рябцев Ю.С. Хрестоматия по истории русской культуры: Художественная жизнь и быт XVIII XIX вв. - М.: Владос, 1998. -648 с.

152. Семенова С.Г. Odium Fati как духовная позиция в русской религиозной философии //Понятие Судьбы в контексте разных культур. М.: Наука, 1994.-С. 26-34.

153. Семиотика: Антология / Сост. Ю.С.Степанов. Изд. 2-е, испр. и доп. -М.: Академический проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2001. -720 с.

154. Серебряная И.Б. К истории слова "чёрт" в русском языке // Славяноведение, 1998. № 3. - С.65-74.

155. Символы, знаки, эмблемы: Энциклопедия/Авт.-сост. д-р ист. наук, проф. В.Э.Багдасарян, д-р ист. наук, проф. И.Б.Орлов, д-р. ист. наук В.Л.Телицин; под общ. ред. В.Л.Телицина. М.: Локид-Пресс, 2003. -495 с.

156. Славянский фольклор (Сборник статей. Отв. ред. Б.И.Путилов и В.К.Соколова). М.: Наука, 1972. - 328 с.

157. Словарь символов / Авт.-сост. Н.А.Истомина. М.: ООО «Изд-во Аст»: ООО «Изд-во Астрель», 2003. - 1056 с.

158. Смирнова З.В. Русская мысль первой половины XIX века и проблема исторической традиции (Чаадаев, славянофилы, Герцен) // Вопросы философии, № 9, 1995. С. 95-106.

159. Сомов В.П. Словарь редких и забытых слов. М.: Гуманитарный издательский центр Владос, 1996. - 763 с.

160. Степанов Н.Л. Н.В.Гоголь. Творческий путь. 2-е изд. М.: Гослитиздат, 1959.-607 с.

161. Тайлор Э.Б. Первобытная культура. М., Изд-во политич. л-ры, 1989. -576 с.

162. Типологическая характеристика реализма позднего Пушкина // Лотман Ю.М. В школе поэтического слова: Пушкин. Лермонтов. Гоголь: Книга для учителя.-М.: Просвещение, 1988.-С. 124-158.

163. Топоров В.Н. К исследованию анаграмматических структур (анализы) // Исследования по структуре текста. М., 1987. - С. 193-238.

164. Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области поэтического: Избранное. М.: издательская группа Прогресс -Культура, 1995.-624 с.

165. Топоров В.Н. Судьба и случай // Понятие судьбы в контексте разных культур. М.: Наука, 1994. - С. 34-74.

166. Троицкий Ю.В. Художественные открытия русской романтической розы 20-30-х годов XIX в. М.: Наука, 1985. - 283 с.

167. Успенский Б.А. Филологические разыскания в области славянских древностей. М.: МГУ, 1982. - 245 с.

168. Фейербах, Людвиг. Сущность Христианства. М.: Мысль, 1965 — 315 с.

169. Философский словарь/Под ред. И.Т.Фролова 6-е изд., перераб. и доп.- М.: Политиздат, 1991. 560 с.

170. Флоровский Георгий, прот. Пути русского богословия. Третье издание.- Париж: УМСА-Press, 1937. 600 с.

171. Фольклор: Поэтическая система (сборник статей). М.: Наука, 1977.3аветная периферия: О православном искусстве окраинных земель России: Ст. // Наука и религия. - 1994. - № 10. - С. 8-13.

172. Фрейденберг О.М. Миф и литература древности. 2-е изд. - М.: РАН, 1998.-800 с.

173. Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. М.: «Лабиринт», 1997. -448 с.

174. Фрэзер Дж.Дж. Золотая ветвь: Исследование магии и религии. Пер. с англ. М.: Полит, литература, 1986. - 702 с.

175. Фрэзер, Джеймс Джордж. Фольклор в Ветхом Завете. М.: Политиздат, 1989.-541 с.

176. Хайдеггер М. Гельдермин и сущность поэзии // Логос. 1991. № 1. -С.41-42.

177. Хомяков А.С. О старом и новом: Статьи и очерки. М.: Современник, 1988.-461 с.

178. Храпченко М.Б. Собрание сочинений. В 4 тт. T.I.: Николай Гоголь. Литературный путь, величие писателя. - М.: Худож. лит., 1980 — С. 164-168.

179. Христианство и русская литература. Сборник статей. Санкт-Петербург: Наука, 1994.-397 с.

180. Христианство. Энциклопедический словарь в 2 тт. T.I. - М.: Большая Российская энциклопедия, 1993. - 864 с.

181. Художественный язык Средневековья. Сб. ст. — М.: Наука, 1982.-271с.

182. Циркин Ю. Мифы древнего Рима. М.: "Астрель, ACT", 2000. - 560 с.

183. Чаадаев П.Я. Pro et contra: личность и творчество, СПб: Рус. христиан, гуманит. ин-т, 1998. - 880 с.

184. Чаадаев П.Я. Полное собрание сочинений и избранные письма, в 2-х тт.. Наука, 1991. T.I. 798 с.

185. Чаадаев П.Я. Полное собрание сочинений и избранные письма, в 2-х тт.. Наука, 1991. Т.П. 671 с.

186. Чегодаев А.Д. Наследники мятежной Вольности: Пути художественного творчества от Великой французской рнволюции до середины XIX столетия.- М.: Иск-во, 1989 302 с.

187. Человек и культура. Индивидуальность в истории культуры. Отв. ред. А.Я.Гуревич. Сб. ст. М.: Наука, 1993.-238 с.

188. Шанский И.М., Боброва Т.А. Этимологический словарь русского языка. М.: Прозерпина, 1994. - 398 с.

189. Шпет Г.Г. Введение в этническую психологию // Шпет Г.Г. Сочинения. -М.: Правда, 1989. С.475-577.

190. Элиаде М. Аспекты мифа/Пер. с франц. М.: Академический проект, 2000.-222 с.

191. Элиаде, Мирча. Аспект мифа. М.: Академический проект, 2000. -224 с.

192. Энгельгардт Б.М. Избранные труды. Под. ред. А.Б.Муратова. СПб.: СПб ГУ, 1995.-321 с.

193. Энциклопедия символов, знаков, эмблем / Авт.-сост. В.Андреева и др. М.: ООО «Издательство Астрель»: МИФ: ООО «Издательство ACT», 2002. - 556 с.

194. Эстетика: Словарь/Под. общ. ред. А.А.Беляева и др. М.: Политиздат, 1989.-447 с.

195. Этимологический словарь русского языка. Сост. А. Преображенский. T.I.-M., 1910-1914.

196. Юдин А.В. Русская народная духовная культура. М.: Высшая школа, 1999.-331 с.

197. Юнг К.Г. Либидо, его метаморфозы и символы. СПб: Вост.-Европ. ин-т психоанализа, 1994. - 416 с.

198. Юнг К.Г. Об отношении аналитической психологии к поэтико-художественному творчеству // Зарубежная эстетика и теория литературы XIX XX вв. - М.: МГУ, 1987. - С. 214-231.

199. Юнг К.Г. Психологические типы. М.: «Унверситетская книга»: ACT, 1998.-720 с.

200. Ясперс Карл. Смысл и назначение истории. Пер. с нем. М.: Политиздат, 1991.-527 с.

201. Ячин С.Е. Рецензия. // Филос. науки, 1987. № 1. С.112-114. - Рец. на кн. Столяр А.Д. Происхождение изобразительного искусства. - М.: Искусство, 1985. -285 с.

202. Ячин С.Е. Феноменология сознательной жизни. Владивосток: Дальнаука, 1992. - 204 с.