автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.01
диссертация на тему: Языковые показатели силы и слабости лирического героя в поэзии О.Э. Мандельштама

Полный текст автореферата диссертации по теме "Языковые показатели силы и слабости лирического героя в поэзии О.Э. Мандельштама"

Санкт-Петербургский государственный университет

На правах рукописи

Есысова Авна Дмитриевна

ЯЗЫКОВЫЕ ПОКАЗАТЕЛИ СИЛЫ И СЛАБОСТИ ЛИРИЧЕСКОГО ГЕРОЯ В ПОЭЗИИ О. Э. МАНДЕЛЬШТАМА

Специальность 10.02.01 — русский язык

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Саюет-Петербург — 2004

Диссертация выполнена на кафедре русского языка филологического факультета Санкт-Петербургского государственного университета

Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор

Зубова Людмила Владимировна

Официальные доктор филологических наук, профессор

оппоненты: Рогова Кира Анатольевна

доктор филологических наук, профессор Фатеева Наталья Александровна

Ведущая организация: Российский государственный

педагогический университет им. А. И. Герцена

Защита диссертации состоится » .рРМЛММ, 2004 года

в_часов на заседании диссертационного совета Д212.232.18 по

защите диссертаций на соискание ученой степени доктора филологических паук при Санкт-Петербургском государственном университете по адресу: 199034, Санкт-Петербург, Университетская наб., д. 11, филологический факультет СПбГУ.

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке им. М. Горького Санкт-Петербургского государственного университета.

Автореферат разослан <]

; м.

2004 г.

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук, доцент

~шг

О. Э. Мандельштам — один из наиболее глубоко исследованных авторов в русской литературе. Его творчество на фоне биографии рассматривалось в работах Н. А. Струве, 1С Брауна, Л. Я. Гинзбург, С. С. Аверинцева и да. Проблему интертекста в поэзии Мандельштама разрабатывали прежде всего К. Ф. Тарановский, О. Ронен, Г А. Левинтон. С идиостилем другого автора идиостиль Мандельштама сравнивался в исследованиях М. Ю. Лотмана, В. П. Григорьева, Я. Э. Ахапкиной,

Ю. Б. Мартыненко и др. Мандельштамоведы уделяли особое внимание эволюции творчества поэта. Этому вопросу, в частности, посвящено несколько специальных работ Ю. И. Левина. Гораздо меньше изучена поэзия Мандельштама в целом Между тем, как указывают В. В. Мусатов, С. С. Нерепша я другие исследователи, рассмотрение лирики этого автора в ее единстве не менее важно, чем изучение происходивших в ней изменений.

В нашей работе рассматривается образ личности, воплощенный во всей поэзии Мандельштама. Этому образу личности посвящено немало исследований, прежде всего работы Д. И. Черашней. Но физическая н социальная активность лирического героя Мандельштама подробно ае изучались.

Социологический подход к поэзии Мандельштама используется прежде всего в работах Л. Я. Гпи к»ур! и Г Фрейдина. Однако языковые показатели статуса маяделынтамовского лирического героя исследованы еще недостаточно В нашей работе рассматривается тот субъект, с которым соотносится местоимение я или (в случае автокоммуникацки) местоимехже ты. Этот субъект в диссертации обозначается термином лирический герой. Я, встретившееся в прямой речи персонажей, отнесено к третьим

лицам.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Цель диссертации — проанализировать единицы языка, передаюпще силу и слабость манделынтамовского лирического героя. Сила понимается как способность воздействовать на окружающий мир в физическом или социальном плане. Косвенным показателем силы персонажа в физическом мире можно считать способность к целенаправленному перемещению. Слабость понимается как невозмоааюсть физического или социального действия- в окружающем мире, а также как подверженность воздействию. Статичность персонажа признается косвенным показателемего слабости в физическом мире.

При рассмогрении силы я слабости лирического героя в физическом мире учитывается его место в иерархии активности. Описание этой иерархии приведено в трудах У. Фоли, Р. Ван-Валяна, а также А. Е. Кибрика и М. Б. Бергельсона. Представление о ней может дать следующая схема:

говорящий > слушаювдш > человек, имя собственное > человек, имя нарицательное > одушевленное неодушевленное1. В нашей работе активность лирического героя сопоставляется с активностью лирического адресата, третьих яиц, а также (в некоторых случаях) с активностью неличных субъектов.

При характеристике силы и слабости лирического героя в сощшльном мире применяется классификация литературных персонажей, предложенная Аристотелем и углубленная Н. Фраем. В этой классификации утатывается отличие того или иного персонажа от обычного человека. Герой художественного произведения по

! См . Foley W A Van Valm К D On the Viability of the Notion of 'Subject' ш Universal Grammar // Proceedings of the Third Animal Meeting of the Beridey Linguistic Society Berkley, 1977. P. 297; Бергельсон M Кибрик A, E Прагматический «принцип Приоритета» и eco отражение » грамматик «зыка // Извести» АН СССР. Сер литературы и языка \1,1981. T 40 С 343-355.

своему положению или по способностям может быть таким же, как обычный человек, выше или ниже его. В диссертации лирический герой Мандельштама сравнивается с другими персонажами его поэзии и с обычным человеком. Среди других персонажей выделяются лирический адресат и третьи лица. Во второй главе отдельно рассматривается также лирическое мы. Выявление социального компонента в лексике проводится с опорой на работы Л. П. Крысина. Другие персонах», а также обычный человек в диссертации рассматриваются как фон для лирического героя, показатели их силы и слабости специально не исследуются.

Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи:

I) выявить и описать языковые показатели силы и слабости лирического героя в физическом мире;

2}сопоставить силу и слабость лирического героя в физическом мире с аналогичными характеристиками других персонажей и обычного человека;

3) выявить и описать языковые показатели силы и слабости лирического героя в социальном мире;

4} сопоставить силу и слабость лирического героя в социальном мире с аналогичными характеристиками других персонажей и обычного человека.

Актуальность работы определяется прежде всего тем, что в ней рассматривается воплощенная в кошсретном идиосгале языковая личность. Обращение к этой категории позволяет выявить важные свойства, характерные для поэтической системы Мандельштама п целом Актуально для современной филологии также изучение языковых единиц, маркирующих ситуацию социального неравенства.

Научная новизна исследования заключается в том, что проявления физической активности лирического героя « его социальный статус впервые рассматриваются в их единстве.

На защиту выносятся следующие положения:

1) способность героя к действию « его социальный статус — категории, значимые для поэтического текста;

2) анализ языка поэта позволяет понять, как представлены эти категории в конкретном идиостиле;

3) лирический герой Мандельштама в физическом мире беспомощен;

4)« социальном мире лирический герой Мандельштама беспомощен и могуществен одновременно.

Структура работы определяется изложенными выше задачами. Диссертация состоит из введения, двух глав основной части, заключения, библиографии и двух приложений. Библиография включает ТбТ наименований без учета словарей.

Материалом исследования служит вся поэзия Мандельштама, кроме переводов, шуточных стихов и стихов для детей. Не рассматриваются также стихотворения 1906 г. «Среди лесов унылых и заброшенных...» и «Тянется лесом дороженька пыльная...».

Методы исследования. Основным методом работы является метод контекстного анализа языковой единицы. При »микдсл^нии значения слова в контексте учитываются данные толковых словарей. Используется также метод эксперимента. Лексическая единица проверяется на сочетаемость с дру/ими единицами, содержащими мредаолагаемый семантический компонент, и с единицами, содержащими противоположный семантический компонент. Для сопоставления лирического героя с другими персонажами используется статистический метод. Однако количественные дашше

могут иметь лишь вспомогательное значение, поскольку число переходных случаев очень велико.

Теоретическая значимость работы обусловлена тем, что в ней проводится исследование позиции лирического героя в физическом и социальном мире и показывается существенная роль языковых единиц в выражении этой позиции. Полученные в работе результаты могут представлять интерес для социолингвистического изучения произведений художественной литературы. Изложенные в диссертации данные могут быть использованы при характеристике лирического героя других поэтов, при описании особешкхзтей литературных направлений, а также языка той или иной эпохи.

Практическая значимость диссертации заключается в тем, что ее результаты могут быть использованы при чтении курсов «поэтика и стилистика», «практическая стилистика русского языка», а также специальных курсов по языку русской поэзии.

Апробация работы. Основные положения диссертации были изложены в выступлениях на XXVHJ, XXIX, XXX и XXXII межвузовских научно-методических конференциях преподавателей и аспирантов, проходивших на филологическом факультете СПбГУ в 1999, 2000, 2001 и 2003 гг. Отдельные фрагменты работы обсуждались на заседаниях аспирантских семинаров на кафедре русского языка филологического факультета СП6ГУ. lío теме диссертащш опубликовано пять статей.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ Во введении к диссертации формулируются се цеди и задачи, обосновывается ее актуальность и новизна, показывается теоретическая и практическая значимость работы, характеризуются материал исследования и применяемые методы. Кроме того, во

введении описываются предпосылки исследования и раскрывается значение основных терминов, используемых в работе.

Первая глава «Языковые показатели силы я слабости лирического героя в физическом мире» состоит из трех параграфов. В первом из них рассматриваются прямые обозначения физической и психической силы и слабости, относящиеся к лирическому герою Мандельштама. Слов, прямо обозначающих силу лирического героя, встретилось всего шесть. Физическое могущество непосредственно не приписывается ему никогда Его сила — это мощь поэтической речи: Я говорю за всех с такою силой, / Чтоб нёбо стало небом, чтобы губы / Потре/жашсь, как розовая глина. При этом в поэтическом мире Мандельштама физическая сила является несомненной ценностью. Как правило, она приписывается субъектам, превосходящим обычного человека, в частности ж>дям искусства. Так, в пальцах артистки Е. Поповой Сила лежит фортепьянная, / Сила приказа желанная / Биться за дело нетленнре...

К обозначениям психической силы в работе отнесены названия эмоций, которые предполагают желание разрушить вызвавший их объект,— таи«, как ярость, негодование, гнев, ненависть, злоба. Лиричесюгй герой не испытывает этих эмоций. Две ошосянщеся к нему формы ненавижу передают не чутлж> ненависти, а скорее отрицательную сенсорную оценку: Я ненавижу свет / Однообразных звезд; Как я ненавижу пахучие древние срубы' Агрессивные состояния в лирике Мандельштама свойственны по преимуществу высоким субъектам: О Дионис, как муж, наивный ! И благодарный, как дитя, I Ты перенес свой жребий дивный У То негодуя, то шутя!

Обозначений физической слабости лирического героя встретилось в два раза больше, чем обозначений его силы. Так, именно к нему относится единственное употребление прилагательного тщедушный: Ты должен мной повелевать, я обязан быть послушным. На честь, иа имя иоплевать — / Я рос больным и стал тщедушным. Физическая и душевная слабость часто сливаются воедино: Я знаю, с каждым днем слабеет жизни выдох, / Еще немного — оборвут I Простую песенку о глиняных обидах Г И губы оловом зальют. Обозначениями физической слабости лирического героя могут быть и относящиеся нему сравнения: Из омута тога и вязкого / Я вырос, тростинкой шурша < . >. И никну, никем не замеченный, / В холодный и топкий приют.

Показатели психической слабости, относяпщеся к лирическому герою, гораздо более выразительны Ему свойственны эмоциопальные состояния, субъект которых ощущает себя бессильным. Единственное упоминание о хандре, встретившееся в стихах Мандельштама, относится к лирическому герою: Идо чего хочу я разыграться -!Разговориться— выговорить правду — [Послать хандру к туману, к бесу, к ляду. Половина всех обозначении скуки относится к лирическому герою. Это его чувство может быгь необычайно интенсивным: В цепких лапах у царственной скуки / Сердце сжвчогъ, как маленький мяч: / Полон музыки, Музы и муки / Жизни тающей сладостный плач 1 Здесь есть и еще одно указание на слабость лирического субъекта — яшзнь его названа тающей. К лирическому герою относится также ноловина всех обозначений тоски, встретившихся в поэзии Мандельштама: Целый дет сырой осешшй воздух / Я вдыхал в смятеньи и тоске Детерминант целый день подчеркивает длительность отрицательных состояний. Словоформа « смятеньи теше является показателем

слабости: она обозначает состояние, в котором человек не способен делать что-либо серьезное.

К лирическому герою относится более трети всех обозначений страха. Он боится самых разных объектов. Это и абстрактные сущности: Я так боюсь рыданья аонид, / Тумана, звона и зиянья, и самые обычные предметы: С миром державным я был лишь ребячески связан, / Устриц боялся и на гвардейцев глядел исподлобья.

Итак, обозначения слабости лирического героя превосходят обозначения его силы. Кроме того, для него характерны эмоции, которые предполагают отсутствие сил у испытывающего их субъекта.

Во втором параграфе первой главы рассматриваются обозначения интенсивного физического действия, производимого лирическим героем, и обозначения интенсивного воздействия на него. Обозначениями физического действия признаются все те слова, в значение которых входит указание на непосредственный физический контакт с объектом и на целенаправленность действия {раскидать, распороть). Критериями интенсивности действия признаются сила, затрачиваемая при его совершении, и степень изменений, произведенных в объекте. Учитывается также резкость и грубость действия. Всего было выделено Ж языковых единиц, обозначающих интенсивное физическое действие лирического героя. Он говорит сам себе: То ундервуда хрящ: скорее вырви клавиш — / И щучью косточку найдешь Вырвать значит 'выдернуть, вытащить с силой'**. Это действие производит

г Толкования, отмеченные знаком *, взяты из «Толкового словаря русского языка»- В 4 т / под ред. Д Н. Ушакова. М„ 1935-1940

значительные изменения в объекте. Однако глагол здесь не обозначает актуального действия.

Интенсивное действие лирического героя может быть физиологическим или близким к физиологическому: Не искушай чужих наречий, но постарайся их забыть: / Ведь всё равно ты не сумеешь стекла зубами укусить' С одной стороны, в слове не искушай восстанавливается этимологически исходный смысл корня кус-/куш-, благодаря чему оно приобретает значение 'не вкушай', 'не ешь*, 'не пробуй на вкус'"; это значение поддерживается и существительным зубами. С другой стороны, общеязыковое значение 'не соблазняй' не исчезает окончательно. В этом предложении, вероятно, происходит мена субъекта и объекта — не искушай чужих наречий значит 'не соблазняйся чужими наречиями'. Глагол укусить обозначает интенсивное действие, поскольку предполагает разрушение объекта, но модальный глагол с отрицанием не сумеешь указывает щ нереальность этого действия.

Действие героя бывает направлено не только на конкретный объект, но и на абстрактный: Я без пропуска « Кремль вошел, / Разорвав расстояний холстину, / Головою повинной тяжел... Сравнение расстояния с холстиной передает фамильярное отношение героя к абстрактной сущности. Такое отношение косвенно указывает на его высокий социальный статус. Создание значительного объекта тоже является интенсивным действием: Я — непризнанный брат, отщепенец в народной семье — /Обещаю построить такие дремучие срубы, [Чтобы в них татарва опускала князей на бадье. Но лирический герой эти срубы еще не построил, а только обещает их построить.

В трех случаях мандельштамовский лирический герой убивает себя. Наиболее выразителен такой пример: И сознанье свое

затоваривая / Полуобморочным Зытием, /Жль без выбора пью это варево, /Свою голову лмшд огнем?

Объектом интенсивного физического воздействия лирический герои является в 57 случаях, т. е. в полтора раза чаще, чем субъектом интенсивного физического действия. На него -агрессивно воздействуют неодушевленные предметы: Я ш лестнице черной живу, и в висок / Ударяет мне выреаныыйс мясом звонок. // И~жю ночь напролет жду -гостей дорогих, // Шевеля кандалами цепочек дверных. Герой боится, что звонящие в звонок могут ^его у(жгь. Звонок ударяет не в ухо, ^ в висок. Возможно, имеется в виду пульсация крови в виске взволншшшош человека. Тем не менее звонок приобретает свойства нули, а дверные детючки превращаются для лирического героя в кандальные цепи.

На лирического г-ероя чаще, чем на кого-либо из персонажей, воздействуют абстрактные сущности: Мне на плечи кидается -век-волкодав; Время срежет меня, как монету, / И мне уж не хватает меня самого. Лирическим герой в подобных случаях предстает подчершуш слабым. Однако подверженность воздействию со -стороны абстрактных сущностей— века и времени— может свидетельствовать о его превосходстве над другими персонажами и над обычным человеком,

танд&1ьштамоБ<жии лиркчеешш герой может хотеть, чтобы на него интенсивно воздействовали: Да закалит меня той -стали сталевар/ В которой честь и жизнь и воздух человечестваК Имя сталевара названо в другом варианте стихотворения: Великий Сталин наш. той стали сталевар. -йнтенставость физического воздействия дадчеркдааетея- ^вез^атным не^тором чючетания стал*-. В глаголе закалить сливаются два значения-— х^рямое:

'придать какому-н телу большую твердость, упругость... прочность путем нагревания до высокой температуры, а затем быстрого охлаждения'* и переносное: 'придать кому-чему-н. твердость, настойчивость, выдержку, приучить стойко и мужественно переносить лишения, невзгоды'*. Упоминание о сталеваре позволяет предположить, что первое значение предпочтительнее. Лирический герой приравнивает себя к стали.

В третьем параграфе первой главы анализируются языковые средства, характеризующие движение лирического героя. В нем рассматриваются, во-первых, показатели статики и динамики лирического героя, во-вторых, обозначения его некошродируемого перемещения, в-третьих, обозначения его каузировавного перемещения. К «данамическим» единицам отнесены ее только глаголы движения (бежать, лететь), но и существительные, называющие процесс движения (разбег) или движущегося субъекта (путник, пешеход) В число «статичеаетх» еданвд условно включены, помимо обозначений неподвижного состояния (лежать, стоять), упоминания о сне и смерти.

Лирический герой является самым статичным субъектом в поэтическом мире Мандельштама. В одном из ранних стихотворений лирический герой обращается к себе: С притворной нежностью у изголовья стой { И сам себя всю жизнь баюкай, /Как небылицею, своей томись тоской!И ласков будь с надменной скукой. Помимо глагола стой обозначением неподвижности является и глагол баюкай, ведь герой укачивает сам себя. На его статичность указывает и существительное у изголовья, поскольку он стоит у собственного изголовья.

3 Сохранена пунктуация шшаш

В поэзии Мандельштама движение оценивается положительно. Так, человек искусства часто движется. Во время концерта скрипачки Г. Бариновой За Паганини длиннополым / Бегут цыганскою гурьбой — / Кто с чохом— чех, кто с польским балом, Г А кто с венгерской чемчурой.

Лирический герой чаще других персонажей оказывается субъектом неконтролируемого или не полностью контролируемого передвижения. В частности, к нему относится больше обозначений падения, чем ко всем остальным персонажам, вместе взятым: И я, какой-то невеселый, / Томлюсь и падаю в глуши.

Об активности или пассивности субъекта многое могут сказать относящиеся к нему обозначения ¡¿аудированного перемещения. Объектом перемещения лирический герой является в 26 случаях: По улицам меня везут без гиапки\ Ягод тридцать первый от рожденья века/Я возвратился, нет— читай: насильно!Был возвращен в буддийскую Москву. Третьи лица становятся объектами перемещения в 23 случаях.

Можно утверждать, что лирический герой Мандельштама беспомощен в физическом мире. Физическая слабость приписывается лирическому герою чаще, чем сила Помимо этого ему свойственны эмоции, подавляющие активность. Лирический герой подвержен интенсивному физическому воздейсшво, он статичнее, чем другие лица, для него характерно неконтролируемое и каузированное перемещение.

Вторая глава «Языковые показатели силы и слабости лирического героя в социальном мире» включает в себя пять параграфов. В первом из них рассматриваются прямые показатели статуса лирического героя Такими показателями в работе считаются прежде всего его автохарактеристики. Самохарактеристики

манделынтамовского лирического героя подчеркнуто двойственны С одной стороны, он сравнивает себя с царем, с патриархом и даже отождествляется с Христом. Уподобление патриарху, несомненно, свидетельствует о высоком статусе героя: Кто знает, может быть, не хватит мне свечи, 1И среди бела дня останусь я в ночи, / И, зернами дыша рассыпанного мака, / На голову надену митру мрака, // Как поздний патриарх в разрушенной Мосте, / Неосвященный мир неся на голове, // Чреватый слепотой и муками раздора, {Как Тихон— ставленник последнего собораГ Вероятно, слово мир употреблено в значении 'вселенная*. Лирический герой несет на голове мироздание.

С другой стороны, лирический герой чаще других персонажей сравнивается с предметом: К меня срезает время, / Как скосило твой каблук. Такое сравнение может подчеркивать беспомощность и растерянность героя: Я трамвайная вишенка страшной поры / И не знаю, зачем я живу.

На статус персонажа указывают также слова, передающие отношения подчиненности и превосходства: просить, молить, приказывать; царь, слуга-, суждено. Показателей подчиненности в сфере лирического героя встретилось почта в пять раз больше, чем показателей превосходства. Это свидетельствует о сто слабости. Однако он нередко подчиняется высоким субъектам А ч танцует золото — / Приказывает мне петь. Только к лирическому герою может быть снисходительна страна: Моя страна со мною } говорила, / Мирволила, журила, не прочла. Слова мирволила и

» журила не только передают зависимое положение лирического

героя, но и указывают на то, что он входит в личную сферу страны.

Немногочисленные показатели превосходства, относящиеся к лирическому герою, могут указывать на его очень высокий статус:

Не говорите мне о вечности — / Я не могу ее вместить. /Но как же вечность не простить / Моей любви, моей беспечности ? Беспечность лирического героя выше вечности. Прощающий всегда выше того, кого он прощает. В поэтическом мире Мандельштама только лирический герой морально превосходит вечность.

Лирический герой способен наставлять свой народ: Скоро ль истиной народа / Станет истина моя? < > Прав народ, вручивший посох ¡Мне, увидевшему Рим Г Показателем высокого статуса можно считать и глагол вручить, поскольку он не сочетается с названиями незначительных объектов: нельзя вручить мелочь. Кроме того, посох— знак царского или патриаршего достоинства.

Во втором параграфе второй главы рассматривается соотношение высоких и низких реалий в зоне лирического героя. В зону персонажа включается он сам, его действия, мысли, чувства, желания и всё его окружение — люди, животные, предметы и т. п. Высокие лица это мифологичесше и литературные персонажи, а также те, кто наделен властью, светской или духовной. К высоким предметам в работе отнесено веб этически и эстетически значимое, то, что предполагает уважительное отношение к себе. Низкие лица — это представители социальных низов, а также люди безнравственные. К низким предметам и понятиям относится всё этически и эстетически безобразное, все вызывающее пренебрежение Низкими реалиями условно считаются также болезни.

Высокое в окружении лирического героя преобладает над низким. Рядом с ним часто оказываются мифологические персонажи: Нереиды мои, нереиды Ч Вам рыданья— еда и

питье, t Дочерям средиземной обиды t Состраданье обидно мое. Местоимение мои передает личное и непосредственное отношение лирического героя к нереидам. Особенно много в его окружении высоких реалий, связанных с искусством, с творчеством: Я получил блаженное наследство - / Чужих певцов блуждающие сны. Однако с темой искусства нередко оказываются связаны реалии амбивалентные: Но чем внимательней, твердыня Notre Dame, / Я изучал твои чудовищные ребра, / Тем чаще думал я: из тяжести недоброй ! И я когда-нибудь прекрасное создам Твердыня Notre Dame и прекрасное — это, безусловно, высокие реалии, а чудовищные ребра и недобрая тяжесть — реалии амбивалентные Чудовища на соборе— часть архитектурного шедевра. Недобрая тяжесть безобразна, однако это материал художника.

Лиц, которые по своему положению ниже обычного человека, в окружении лирического героя меньше, чем высоких лиц. За обозначениями лиц с низким статусом могут скрываться великие худодаооси: Словно гуляка с волшебною тростью, t Батюшков нежный со мною живет. Слово гуляка здесь переосмысливается и получает значение 'человек, любящий совершать прогулки, ходить пешком*. От низких лиц и предметов лиричесгасй герой нередко уходит или пытается уйти: В душном баре иностранец, / Я нередко, в час глухой, / Уходя от тусклых пьяниц, i Становлюсь самим собой. Но и собственно низких реалий в зоне лирического героя достаточно: Какой обыкновенный день'/ Как невозможно вдохновенье. Эпитет обыкновенный получает значение 'такой, в который не может прийти вдохновение'. Лирический герой часто изображается больным, увечным: Погляди, как я крепну и слепну, Ах, ничего я не вижу, и бедное ухо оглохло Превосходство высоких реалий над низкими в зоне лирического героя не так значимо, как в

зоне адресата или лирического мы. Его окружение можно считать показателем двойственного статуса.

В третьем параграфе второй главы рассматриваются показатели крупномасштабности лирического героя. Под кругаюмзсштабностъю персонажа в работе погашается его соотнесенность с вселенной, вечностью, со всем человечеством, а также со значительными природными и социальными объектами. Лирическому герою эта черта свойственна более, чем другим людям в поэтическом мире Мандельштама. Даже будучи беспомощным, он определяет свое место в мироздании: Емть может, я тебе не нужен, / Ночь; ю лучины мировой, / Как раковина без жемчужин, Г Я выброшен на берег твой. Лирический герой опять сравнивает себя с предметом и опять оказывается объектом интенсивного физического воздействия. Однако х нему относится показатель крупномасштабности из пучины мировой. Кругаюмасштабность лирического героя проявляется и в том, что он ощущает связь со всеми людьми: Я каждому тайно завидую tM в каждого тайно влюблен.

В четвертом параграфе рассматривается лексика высокого и низкого стиля в зове лирического героя. При определении стилистической окраски слова основным ориентиром является система помет, разработанная в словаре под редакцией Д. Н. Ушакова. Также учитывается толкование слова и иллюстрации, приводимые к нему. Помимо этого слово проверяется на сочетаемость с другими единицами, обладающими явной стилистической окраской.

Зона лирического героя насыщена лексикой высокого стиля. Даже если денотативный компонент слова указывает на беспомощность лирического героя, стилистическая окраска чаще

всего свидетельствует о его высоком положении: Я в зыбке качаюсь дремотно/ И мудро безмолвствую я /Решается бесповоротно / Грядущая вечность моя! Глагол безмолвствовать в поэзии Мандельштама встретился тшысо один раз. К книжной лексике относятся и слова вечность, дремотно, мудро. Слово грядущий не просто книжное, но также риторическое и поэтическое. На этом фоне и диалектное слово зыбка теряет свою сниженную окраску. Лирический герой изображен здесь ребенком, спящим в колыбели. Между тем о младенце вряд ли можно сказать, что он безмолвствует. Лирический герой подчеркивает свой высокий статус.

Сниженная лексика в зоне лирического героя представлена в основном разговорными единицами. Например, к нему чаще, чем к другим персонажам, относится разговорный сочинительный союз да\ И хотелось бы гору с костром отслоить, / Да едва поспеваешь леса посолить. Разговорным является и глагол поспеваешь. Но в этих строках ярко проявилась крупномасштабностъ героя и его сверхчеловеческие способности.

Своего рода дополнением к работе является пятый параграф, в котором рассматривается статус манделыптамовского лирического мы. Как правило, статус этот высок. Персонажи стихотворения «Опять войны разноголосица...», к которым относится Гл.мн.ч., могут повелевать бурями: Давайте бросим бури яблоко/На стол пирующим землянам / И на стеклянном блюде облако ! Поставим яств посередине. Примечательна «надмирная» позиция персонажей — земляне увидены откуда-то сверху. Герои способны понимать язык грома: Давайте слушать грома проповедь. / Как внуки Себастьяна Баха, IИ на востоке и на западе Г Органные поставим крыльяГ Союз как в этом контексте лередает

одновременно сравнительное и причинное значение. Возможно, герои возводят свой род к великому композитору. Форма мы в лирике Мандельштама часто относится к художникам, людям искусства.

Кроме того, в стихах Мандельштама мы нередко принимает значение 'все люди, человечество в целом*: О, как мы любим лицемерить ] И забываем без труда / То, что мы в детстве ближе к смерти, / Чем в наши зрелые года. Рассуждение о родовых свойствах человека предполагает торжественный стиль. Высокими единицами можно считать не только «одическое» междометие о, но и глагол лицемерить Этот глагол словари не сопровождают стилистическими пометами, однако у субъекта обозначаемого им действия должен быть достаточно высокий социальный статус. О ребенке или дворнике вряд ли можно сказать, что они лицемерят

Д/ы-субъекты в поэзии Мандельштама обычно окружены значимыми реалиями. Соотношение высоких и низких реалий, а также высокой и низкой лексики в зоне мы свидетельствует о том, чте лирическое мы т своему статусу выше, чем лирический герой, адресат и третьи лица.

Итак, положение мандельштамовского лирического героя в социальном мире двойственно. Он может быть и намного ниже обычного человека, и намного выше его На слабость лирического героя указывает прежде всего его подчеркнутая подчиненность другим липам, предметам и абстрактным сущностям. Автохарактеристики лирического героя указывают на его двойственный социальный статус. Его окружение также можно назвать амбивалентным. Показателями силы лирического героя в социальном мире являются еш крупномасщгабность, обилие

относящейся к пему высокой лексики у & Т8КЖв высокий "€тзтус лирического мы.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ В заключении подводятся итога работ« и намечаются перспективы дальнейших исследований. В диссертащга были выявлены и описаны единицы языка, передающие силу и слабость мандельштамовского лирического героя в физическом и в социальном мире.

Проведенный анализ материала показывает, что лирический герой Манделынтама чаще изображается слабым, чем сильным Об этом свидетельствует соотношение прямых обозначений его силы и слабости, обозначений его интенсивного действия и интенсивного воздействия на него. На слабость лирического героя указывают также обозначения испытываемых им эмоций. Косвенными показателями слабости лирического героя являются языковые единицы, характеризующие его передвижение.

Силу лирического героя передают языковые еданищл, свидетельствующие о его крупномасштабности. О силе лирического героя говорит также соотношение единиц высокого и низкого стиля в его зоне. Косвенным показателем силы лирического героя в социальном мире является высокий статус лирического мы.

Однако в работе рассматривался только эксплицитно выраженный лирический субъект. Ответить на вопрос о том, силен или слаб лирический герой Мандельштама, можно будет после

латпх ЯНДТТЛГНЧИНУ иллттй гтлпошп» ггл.."п ц»1 «аттттт.« у щаишдС|еЛм\;

ССрПП СШШП71 ПТПдИЛ пУ^^ДУжМшпТ} 1ЮЪФЯЩуППШЛ ШТуЯТ^^Вл/М V

собеседнюсу и третьим лицам Кроме того, необходамо изучать и имплицитные показатели авторского присутствия в тексте Сопоставление стихов Мандельштама со стихами других .авторов

позволит выявить те черты в образе лирического героя, которые характерны именно для этого поэта.

В приложении 1 приводятся текста стихотворений Мандельштама, в которых представлена автокоммуникация, и тексты стихотворений, фрагментарно цитируемых в работе. В приложение I включены статистические табжцы.

1. «Пока не требует поэта...»: сила и слабость художника в лирике О. Мандельштама //Материалы ХХУШ межвузовской научно-методической конференции преподавателей и аспирантов Выя. Стилистика художественной речи. СПб., 1999. С. 20-23.0,2 а. л.

2. Оппозиция «лирический субъект / внешний мир» в поэзии О. Мандо&пггама // Материалы XXIX межвузовской научно-методической конференции преподавателей и аспирантов. Вып. 12. Стилистика художественной речи. СПб., 2000. С. 15-17. 0,2а. л.

3. Самооценка лирического героя в поэзии О. Мандельштама // Вестник Санкт-Петербургского университета. Сер 2 Вып. 3. СПб., 2000. С. 102-106.0,5 а. л.

4. Об иерархии активности в поэтическом мире О. Мандельштама П Материалы XXX межвузовской научно-методической конференции преподавателей и аспирантов. Вып. 24. Стилистика: функциональные разновидности русского языка. СПб., 2001. С. 20-23. 0,2а. л.

5 Языковые интенсификаторы в «бытовых» стихах О 3 Мандельштама // Словоупотребление и стиль писателя. Вып. 2. СПб., 2003. С. 205-212.0,5 а. л.

ПУБЛИКАЦИИ ПО ТЕШ ДИССЕРТАЦИИ

РНБ Русский фонд

2007-4 3682

t

0 2 СГГН

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Еськова, Анна Дмитриевна

ВВЕДЕНИЕ. ПРЕДПОСЫЛКИ ИССЛЕДОВАНИЯ.

Общая характеристика работы.

Проблема субъекта в современной филологии.

Основные тенденции в мандельштамоведении.

Значения основных терминов, используемых в работе.

ГЛАВА 1. ЯЗЫКОВЫЕ ПОКАЗАТЕЛИ СИЛЫ И СЛАБОСТИ ЛИРИЧЕСКОГО ГЕРОЯ В ФИЗИЧЕСКОМ МИРЕ.

§ 1. Обозначения физической и психической силы и слабости лирического героя.

Обозначения физической и психической силы лирического героя.29 Обозначения физической и психической слабости лирического героя.

§ 2. Обозначения интенсивного физического действия лирического героя и интенсивного физического воздействия на него.

Обозначения интенсивного физического действия лирического героя.

Обозначения интенсивного физического воздействия на лирического героя.

§ 3. Языковые средства, характеризующие движение лирического героя.

Обозначения движения и неподвижности лирического героя.

Обозначения неконтролируемого передвижения лирического героя.

Обозначения каузированного передвижения лирического героя.

Выводы по первой главе.

ГЛАВА 2. ЯЗЫКОВЫЕ ПОКАЗАТЕЛИ СИЛЫ И СЛАБОСТИ

ЛИРИЧЕСКОГО ГЕРОЯ В СОЦИАЛЬНОМ МИРЕ.

§ 1. Прямые показатели статуса лирического героя.

Автохарактеристики лирического героя.

Прямые показатели подчиненности, относящиеся к лирическому герою.

Прямые показатели превосходства, относящиеся к лирическому герою.

§ 2. Обозначения высоких и низких реалий в зоне лирического героя.

Обозначения высоких реалий в зоне лирического героя.

Обозначения низких реалий в зоне лирического героя.

§ 3. Показатели крупномасштабности лирического героя.

§ 4. Стилистически окрашенная лексика в зоне лирического героя.

Высокая лексика в зоне лирического героя.

Сниженная лексика в зоне лирического героя.

§ 5. Показатели статуса лирического мы.

Выводы по второй главе.

Введение диссертации2004 год, автореферат по филологии, Еськова, Анна Дмитриевна

Общая характеристика работы

Объектом данного исследования является образ лирического героя в поэзии Мандельштама.

Цель диссертации— рассмотреть языковые единицы, передающие силу и слабость мандельштамовского лирического героя. Этот герой сопоставляется с другими персонажами поэзии Мандельштама, а также с обычным человеком. Другие персонажи в этой работе рассматриваются именно как фон для лирического героя, показатели их силы и слабости специально не изучаются.

Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи. 1. Выявить и описать языковые показатели силы и слабости лирического героя в физическом мире. 2. Сопоставить силу и слабость лирического героя в физическом мире с аналогичными характеристиками других персонажей и обычного человека. 3. Выявить и описать языковые показатели силы и слабости лирического героя в социальном мире. 4. Сопоставить силу и слабость лирического героя в социальном мире с аналогичными характеристиками других персонажей и обычного человека.

Актуальность работы определяется прежде всего тем, что в ней рассматривается воплощенная в конкретном идиостиле языковая личность. Обращение к этой категории позволяет выявить важные свойства, характерные для поэтической системы Мандельштама в целом. Актуально для современной филологии также изучение языковых единиц, маркирующих ситуацию социального неравенства.

Научная новизна исследования заключается в том, что впервые в конкретном идиостиле рассматриваются проявления активности лирического героя и его социальное положение в их единстве и взаимодействии.

Структура работы определяется изложенными выше задачами. Диссертация состоит из введения, двух глав основной части, заключения, библиографии и двух приложений. Во введении дается общая характеристика работы, описываются предпосылки исследования, раскрывается значение основных терминов, используемых в диссертации. В первой главе анализируются показатели силы и слабости лирического героя в физическом мире. В ней рассматриваются обозначения физической и психической силы и слабости лирического героя, обозначения его интенсивных физических действий и интенсивного воздействия на него, а также языковые средства, характеризующие его передвижение. Во второй главе рассматриваются показатели силы и слабости лирического героя в социальном мире. Информацию о социальном статусе лирического героя передают его автохарактеристики, а также относящиеся к нему показатели подчиненности и превосходства. Кроме того, в этой главе анализируются обозначения высоких и низких реалий, входящих в зону лирического героя, и относящаяся к нему лексика высокого и низкого стиля. Своего рода дополнением к главе служит ее последний параграф, посвященный статусу лирического мы. В заключении подводятся итоги работы, формулируются основные выводы и намечаются перспективы дальнейших исследований. Библиография включает 167 позиций, не считая словарей и справочников. В приложениях приводятся некоторые стихотворения Мандельштама, фрагментарно цитируемые в работе, а также статистические таблицы.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Языковые показатели силы и слабости лирического героя в поэзии О.Э. Мандельштама"

Выводы по второй главе

Итак, в социальном мире лирический герой Мандельштама одновременно и слаб, и силен. Относящиеся к нему показатели подчиненности впятеро превышают показатели превосходства. Это свидетельствует о его слабости. Автохарактеристики лирического героя двойственны. Он одновременно уничижает себя и превозносит. Неоднозначным является и его окружение. В зоне лирического героя встречаются и высокие, и низкие реалии.

Показателями силы лирического героя являются его способность воздействовать на абстрактные объекты, значительное количество книжной лексики в его зоне, его крупномасштабность, а также высокий статус лирического мы.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ. ПЕРСПЕКТИВЫ ИССЛЕДОВАНИЯ

В диссертации были рассмотрены языковые единицы, передающие силу и слабость мандельштамовского лирического героя в физическом и в социальном плане. Проведенное исследование позволяет сделать следующие выводы.

В физическом мире лирический герой Мандельштама подчеркнуто слаб и беспомощен. Во-первых, обозначений физической слабости, относящихся к лирическому герою, встретилось в два раза больше, чем относящихся к нему обозначений физической силы. Такого соотношения нет ни в зоне лирического адресата, ни в зоне третьих лиц.

Важно также, что лирический герой не испытывает злобы, гнева, негодования и ярости, т. е. эмоций, которые сопровождаются желанием интенсивно воздействовать на вызвавший их объект. Зато он подвержен страху, часто переживает томление и тоску — эмоции, в норме не предполагающие такого воздействия.

Во-вторых, объектом интенсивного физического воздействия лирический герой Мандельштама является в полтора раза чаще, чем субъектом интенсивного физического действия. Такая подверженность воздействию резко отличает его не только от всех остальных персонажей, но и от субъекта 1 л. ед. ч. в общей системе языка.

Лирический герой Мандельштама статичен не только по сравнению со всеми остальными персонажами, но и по сравнению с предметами. Кроме того, его перемещение чаще, чем перемещение других лиц оказывается неконтролируемым.

Положение мандельштамовского лирического героя в социальной иерархии персонажей двойственно. Его автохарактеристики подчеркнуто противоречивы. Относящиеся к лирическому герою показатели подчиненности превышают показатели превосходства в пять раз. Подобного соотношения нет ни в зоне адресата, ни в зоне третьих лиц. Это можно считать свидетельством низкого статуса лирического героя, т. е. его слабости в социальном мире.

Окружение лирического героя разнообразно. Однако он чаще, чем кто-либо другой в поэтическом мире Мандельштама, взаимодействует с лицами, значительно превосходящими среднего человека. Кроме того, высоких предметов в зоне лирического героя больше, чем низких.

Крупномасштабность свойственна лирическому герою в большей степени, чем кому-либо еще в поэзии Мандельштама. Количество книжных лексических единиц, относящихся к лирическому герою, почти втрое превосходит количество единиц разговорных. В зоне третьих лиц превосходство книжной лексики над разговорной не так велико.

Крупномасштабность лирического героя, преимущественно книжную окраску лексики, относящейся к нему, можно считать показателями его высокого статуса. Дополнительным показателем силы героя является высокое положение лирического мы в иерархии персонажей.

Иными словами, если в физическом мире лирический герой Мандельштама слаб и показатели его силы встречаются чрезвычайно редко, то в социальном мире он одновременно очень слаб и очень силен.

Подводя итог изложенному, можно сказать, что лирический герой Мандельштама предстает скорее слабым, чем сильным. Однако нельзя забывать о том, что в этой работе проанализированы только те показатели силы и слабости, которые относятся к эксплицитному лирическому субъекту. Практически все, что связано со сверх-Я манделыитамовской поэзии, осталось за рамками диссертационного сочинения. Поэтому полученный результат следует считать только промежуточным. Корректно ответить на вопрос о том, силен или слаб лирический герой Мандельштама, а также о том, какими языковыми средствами выражаются его сила и слабость, возможно будет после проведения серии аналогичных исследований. Необходимо рассмотреть показатели силы и слабости лирического адресата и третьих лиц, а также проанализировать предметный мир мандельштамовской поэзии. Это позволит выявить показатели силы и слабости, относящиеся к лирическому сверх-Я. Кроме того, важно сопоставить в избранном аспекте поэзию Мандельштама с поэзией других авторов. К тому же такое сопоставление поможет понять, для каких поэтов особенно существенны такие категории, как способность лирического героя к активному действию в физическом мире и социальный статус лирического героя. Ведь социальное положение лирического я, преобладание тех или иных значений, передаваемых формами 1 л. ед. и мн. ч., может быть существенной характеристикой индивидуального стиля.

Перспективным представляется также изучение лирического мы разных поэтов. Важно выяснить, существует ли особое мы литературных направлений, в частности символизма и акмеизма. Не менее важно сопоставить статусы лш-субъектов в русской поэзии разных периодов — например, в лирике дореволюционного и послереволюционного времени. Иными словами, от мы одного поэта в дальнейшем можно будет перейти к мы направления и эпохи. Именно такой путь исследования языка художественной литературы предлагается в работах [Виноградов 1930]; [Жирмунский 1977: 37].

В нашей диссертации был проведен имманентный анализ лирики Мандельштама. Без привлечения биографических сведений об авторе удалось реконструировать две черты его лирического героя как языковой личности: беспомощность в физическом мире и двойственное положение в мире социальном. Как представляется, полученные результаты могут быть подтверждением наблюдений психологов о двойственности и противоречивости сознания и поведения, характерной для художника, — см.

Семенов 1995:60]. В дальнейшем возможно обращение к биографии Мандельштама для проверки этого тезиса.

Проведенное исследование— это начальный этап более масштабной работы. В диссертации намечены некоторые возможные пути ее продолжения.

Список научной литературыЕськова, Анна Дмитриевна, диссертация по теме "Русский язык"

1. Мандельштам О. Поли. собр. стихотворений. СПб.: Академический проект, 1997. — 720 с.

2. СЛОВАРИ И ИХ УСЛОВНЫЕ ОБОЗНАЧЕНИЯ

3. Бабенко— Толковый словарь русских глаголов: Идеографическое описание. Английские эквиваленты. Синонимы. Антонимы / Под ред. проф. Л. Г. Бабенко. М.: АСТ-ПРЕСС, 1999.

4. БАС— Словарь современного русского литературного языка. В 17 т. М.; Л.: Наука, 1948-1965.

5. Даль — Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. В 4-х т. М.: Русский язык, 1989-1991.

6. Молотков— Фразеологический словарь русского языка / Под ред. А. И. Молоткова. М.: Советская энциклопедия, 1967.

7. НОСС — Новый объяснительный словарь синонимов русского языка. Первый выпуск. М.: Школа «Языки русской культуры», 1999. Второй выпуск. М.: Языки русской культуры, 2000. Третий выпуск. М.: Языки славянской культуры, 2003.

8. Тихонов — Тихонов А. Н. Словообразовательный словарь русского языка. В 2 т. М.: Русский язык, 1985.

9. Ушаков— Толковый словарь русского языка. В 4 т./Под ред. Д. Н. Ушакова. М.: Гос. изд-во иностранных и национальных словарей, 1935— 1940.1. НАУЧНАЯ ЛИТЕРАТУРА

10. Аверинцев С. С. Пастернак и Мандельштам: Опыт сопоставления. Известия АН СССР. Сер. литературы и языка. Т. 49. М., 1990 а. №3. с. 213-217.

11. Аверинцев С. С. Судьба и весть Осипа Мандельштама // Мандельштам Осип. Собр. соч.: В 2 т. М.: Художественная литература, 1990 б. С. 2-64.

12. Анкудинов Кирилл. Каприз против истерики // Октябрь. М., 1997. № 12. С. 157-167.

13. Апресян Ю. Д. Дейксис в лексике и грамматике и наивная модель мира // Апресян Ю. Д. Избранные труды В 2 т. Т. 2. Интегральное описание языка и системная лексикография. М.: Школа «Языки русской культуры», 1995 а. С. 629-650.

14. Апресян Ю. Д. Коннотации как часть прагматики слова // Апресян Ю. Д. Избранные труды. Т. 2. Интегральное описание языка и системная лексикография. М.: Школа «Языки русской культуры», 1995 б. С. 156-177.

15. Апресян Ю. Д. Прагматическая информация для толкового словаря // Апресян Ю. Д. Избранные труды. Т. 2. Интегральное описание языка и системная лексикография. М.: Школа «Языки русской культуры», 1995 в. С. 135-155.

16. Аристотель. Поэтика // Аристотель. Соч. В 4 т. Т. 4. М.: Мысль, 1983. С. 645-680.

17. Арутюнова Н. Д. Безличность и неопределенность // Арутюнова Н. Д. Язык и мир человека. М., 1999 а. С. 793-873.

18. Арутюнова Н. Д. Оценка в механизмах жизни и языка // Арутюнова Н. Д. // Язык и мир человека. М.: Школа «Языки русской культуры», 1999 б. С. 130-274.

19. Арутюнова Н. Д., ПадучеваЕ. В. Истоки, проблемы и категории прагматики // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 16. Лингвистическая прагматика. М.: Прогресс, 1985. С. 3-42.

20. Ахапкина Я. Э. Семантика времени в поэтическом тексте (на материале лирики Анны Ахматовой и Осипа Мандельштама акмеистического периода творчества). Дис. канд. филол. наук. СПб.: ИЛИ РАН, 2003. — 236 с.

21. Бабаева Е. Э. Кто живет в вертепе, или Опыт построения семантической истории слова // Вопросы языкознания. М., 1998. № 3. С. 94-106.

22. БабенкоЛ. Г., Васильев И. Е., Казарин Ю. В. Лингвистический анализ художественного текста. Екатеринбург: Изд-во Уральского ун-та, 2000. — 532 с.

23. Баранов А. Н. Социальный статус человека в лингвистическом аспекте // «Я», «субъект», «индивид» в парадигмах современного языкознания. Сб. научно-аналитических обзоров. М.: ИНИОН РАН, 1992. С. 44-88.

24. Бахтин М. М. Автор и герой в эстетической деятельности // Бахтин М. М. Работы 20-х годов. Киев: Next, 1994. С. 69-255.

25. Бахтин М. М. Проблема автора // Вопросы философии. М., 1977. №7. С. 148-160.

26. Бахтин М. М. Формы времени и хронотопа в романе // Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики М.: Художественная литература, 1975. С. 234-407.

27. Белинский В. Г. Статьи о Пушкине. Статья пятая // Белинский В. Г. Поли. Собр. соч. В 13 т. Т. 7. М.: Изд-во АН СССР, 1955. С. 302-357.

28. Белый А. Тютчев, Пушкин и Баратынский в восприятии природы // Семиотика. М.: Радуга, 1983. С. 551-556.

29. Белый Андрей. Собр. соч. Стихотворения и поэмы. М.: Республика, 1994. — 558 с.

30. Бенвенист Э. Общая лингвистика. М.: Прогресс, 1974.—447 с.

31. Бергельсон М. Б., Кибрик А. Е. Прагматический «принцип Приоритета» и его отражение в грамматике языка // Известия АН СССР. Сер. литературы и языка. М., 1981. Т. 40. С. 343-355.

32. Берковский Н. Я. О прозе Мандельштама // Мандельштам Осип. Четвертая проза. М.: СП Интерпринт, 1991. С. 201-223.

33. Боброва Н. В. Особенности лексико-семантического структурирования поэтического текста (на материале сборника Мандельштама «Камень»). Магистерская диссертация. СПб.: РГПУ им. А. И. Герцена, 1999. — 146 с.

34. Бройтман С. Н. Русская лирика XIX— начала XX века в свете исторической поэтики (субъектно-образная структура). М.: РГГУ, 1997. —305 с.

35. Бругхарт Дагмар. Автор, лирический субъект и текст у Осипа Мандельштама // Автор и текст. Вып. 2. СПб.: СПбГУ, 1996. С. 408-428.

36. Булыгина Т. В. К построению типологии предикатов в русском языке // Булыгина Т. В., Шмелев А. Д. Языковая концептуализация мира (на материале русской грамматики). М.: Школа «Языки русской культуры», 1997. С. 45-112.

37. Булыгина Т. В., Шмелев А. Д. Упрек: два вида оценки при вторичной коммуникации // Булыгина Т. В., Шмелев А. Д. Языковая концептуализация мира (на материале русской грамматики). М.: Школа «Языки русской культуры», 1997. С. 417-421.

38. Бухштаб Б. Я. Поэзия Мандельштама // Вопросы литературы. М., 1989. № 1. С. 123-146.

39. Бушман Ирина. Поэтическое искусство Мандельштама. Мюнхен, 1964.

40. Ван Валин Р. Д., Фоли У. А. Референционно-ролевая грамматика // Новое в зарубежной лингвистике. Новые синтаксические теории в современной американской лингвистике. Вып. 11. М.: Прогресс, 1982. С. 376-410.

41. Вежбицкая Анна. Толкование эмоциональных концептов // Вежбицкая Анна. Язык. Культура. Познание. М.: Русские словари, 1997. С. 326-375.

42. Вежбицкая Анна. «Грусть» и «гнев» в русском языке: неуниверсальность так называемых «базовых человеческих эмоций» // Вежбицкая Анна. Семантические универсалии и описание языков. М.: Школа «Языки русской культуры», 1999. С. 503-526.

43. Виноградов В. В. О теории художественной речи. М.: Высшая школа, 1971. — 240 с.

44. Виноградов В. В. О художественной прозе. М.; Л.: Гос. изд-во, 1930. — 186 с.

45. Виноградов В. В. О языке художественной литературы. М.; Л.: Гослитиздат, 1959. — 654 с.

46. Гаспаров Б. М. Сон о русской поэзии // Гаспаров Б. М. Литературные лейтмотивы. Очерки по русской литературе XX века. М.: Наука. Издательская фирма «Восточная литература», 1993. С. 124—161.

47. Гаспаров М. Л. О. Мандельштам: Гражданская лирика 1937 года. М.: РГГУ, 1996. — 125 с.

48. Гаспаров М. Л. Тропы в стихе: попытка измерения // Онтология стиха. СПб.: СПбГУ, 2000. С. 13-25.

49. Гин Я. И. Из «Поэзии грамматики» у Мандельштама: проблема обращенности // Гин Я. И. Проблемы поэтики грамматическихкатегорий. Избр. работы. СПб.: Гуманитарное агентство «Академический проект», 1996. С. 95-108.

50. Гинзбург JI. Я. О лирике. М.: Интрада, 1997. — 416 с.

51. Гинзбург JI. Я. О старом и новом. JL: Советский писатель, 1982. —422 с.

52. Гинзбург JI. Я. О литературном герое. JL: Советский писатель, 1979. — 222 с.

53. Гофман Виктор. О Мандельштаме. Наблюдения над лирическим сюжетом и семантикой стиха// Звезда. JI., 1991. № 12. С. 175— 187.

54. Григорьев В. П. Будетлянин. М.: Языки русской культуры: Кошелев, 2000 —812 с.

55. Григорьева А. Д. Судьба поэтической фразеологии в русской поэзии конца XIX — начала XX веков // Очерки по стилистике художественной речи. М.: Наука, 1979. С. 165-199.

56. Гурвич И. Мандельштам: проблема чтения и понимания. Нью-Йорк: Gnosis Press, 1994. — 133 p.

57. Гурвич И. Мандельштам: тип текста и проблема чтения (полемические заметки) // Известия РАН. Сер. литературы и языка. Т. 60. М., 2001. №5. С. 34-41.

58. Долгополов Л. Личность писателя, герой литературы и литературный процесс // Вопросы литературы. 1974. № 2. С. 104-140.

59. Долинин К. А. Интерпретация текста (французский язык). М.: Просвещение, 1985. — 286 с.

60. Долинин К. А. Лингвосемиотические основы интерпретации прозаического художественного текста (французский язык). Автореф. дис. . докт. филол. наук. М., 1989. — 46 с.

61. Драгомирецкая Н. В. Автор и герой в русской литературе XIX-XX вв. М.: Наука, 1991. — 379 с.

62. Дунаев М. М. Православие и русская литература. Ч. VI. М.: Христианская литература, 2000. — 896 с.

63. Дутли Ральф. Еще раз о Франсуа Вийоне // «Сохрани мою речь.» № 2 М.: Книжный сад, 1993. С. 77-85.

64. Еськова А. Д. Самооценка лирического героя в поэзии О. Мандельштама // Вестник Санкт-Петербургского университета. Сер. 2. Вып. 3. СПб., 2000. С. 102-106.

65. Жирмунский В. М. Задачи поэтики // Жирмунский В. М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. Л.: Наука, 1977. С. 15-55.

66. Жолковский А. К. Тоска по мировой культуре— 1931. «Я пью за военные астры.» // Слово и судьба: Осип Мандельштам. Исследования и материалы. М.: Наука, 1991. С. 413-427.

67. Зеленина Т. В., Милютина М. Г. Смысловые пространства, открываемые личным местоимением я в лирике М. И. Цветаевой // Язык. Речь. Речевая деятельность. Межвуз. сб. науч. тр. Вып. пятый. Н. Новгород, 2002. С. 45-52.

68. Золотова Г. А. Грамматика как наука о человеке // Русский язык в научном освещении. М., 2001. № 1. С. 107-113.

69. Золотова Г. А., Онипенко Н. К., Сидорова М. Ю. Коммуникативная грамматика русского языка. М.: МГУ, 1998. — 528 с.

70. Золян С. Т. Семантика и структура поэтического текста. Ереван: Изд-во Ереванского ун-та, 1991. — 316 с.

71. Зубова JI. В. Актив-пассив и субъектно-объектные отношения в поэзии М. Цветаевой // Wiener Slavisticher Almanach. Sonderband 32. Wien, 1992. S. 97-120.

72. Иванов Вяч. Bc. «Стихи о неизвестном солдате» в контексте мировой поэзии // Жизнь и творчество О. Э. Мандельштама: Воспоминания. Материалы к биографии. «Новые стихи». Комментарии. Исследования. Воронеж: Изд-во Воронежского ун-та, 1990. С. 356-366.

73. Иванова Н. Н. Высокая и поэтическая лексика // Языковые процессы современной русской художественной литературы. Поэзия. Л.: Наука, 1977. С. 7-77.

74. Изард К. Эмоции человека. М.: МГУ, 1980. — 440 с.

75. Ионова И. А. Эстетическая продуктивность морфологических средств в поэзии. Кишинев: Штиница, 1989. — 139 с.

76. Карасик В. И. Статус лица в значении слова. Волгоград: ВГПИ, 1989. —109 с.

77. Караулов Ю. Н. Русский язык и языковая личность. М.: Наука, 1987. —263 с.

78. Караулов Ю. Н. Так что же такое «языковая личность»? // Этническое и языковое самосознание. Материалы конференции (Москва, 13-15 дек. 1995 г.). М.: ТОО ФИАН-фонд, 1995. С. 63-65.

79. Кихней Л. Г. Философско-эстетические принципы акмеизма. М.: Диалог-МГУ, 1997. — 232 с.

80. Кобринский А. А. О двух предполагаемых подтекстах стихотворения О.Мандельштама «День стоял о пяти головах.» // Кормановские чтения. Вып. 2. Ижевск: Изд-во Удмуртского ун-та, 1995. С. 72-78.

81. Ковтунова И. И. Поэтический синтаксис. М.: Наука, 1986. — 206 с.

82. Корман Б. О. Итоги и перспективы изучения проблемы автора // Страницы истории русской литературы. М.: Наука, 1971. С. 199— 207.

83. Корман Б. О. Лирика Некрасова. Воронеж: Изд-во Воронежского ун-та, 1964. — 230 с.

84. Корман Б. О. Некоторые предпосылки изучения образа автора в лирической поэзии (Понимание лирики как системы) // Проблемаавтора в художественной литературе. Вып. 1. Воронеж: ВГПИ, 1967. С. 723.

85. Корман Б. О. Целостность литературного произведения и экспериментальный словарь литературоведческих терминов // Проблемы истории критики и поэтики реализма. Куйбышев: Куйбышев, гос. ун-т, 1981. С. 39-54.

86. Красных В. В. Виртуальная реальность или реальная виртуальность? М.: Изд-во АО «Диалог МГУ», 1998 — 350 с.

87. Кристаль С. Ю. Текстовое ассоциативное поле в поэтическом дискурсе акмеизма (на примере макрополя «творчество») Автореф. дис. канд. филол. наук. СПб, 2003. — 21 с.

88. Крейдлин Г. Е. Движения рук: касание и тактильное взаимодействие в коммуникации людей // Логический анализ языка. Языки динамического мира. Дубна: Международный университет природы, общества и человека «Дубна», 1999. С. 330-349.

89. Крысин Л. П. Проблемы социальной и функциональной дифференциации языка в современной лингвистике // Современный русский язык. Социальная и функциональная дифференциация. М.: Языки славянской культуры, 2003. С. 11-29.

90. Крысин Л. П. Социальные ограничения в семантике и сочетаемости языковых единиц // Семиотика и информатика. Вып. 28. М., 1986. С. 34-53.

91. Крысин Л. П. Социолингвистические аспекты изучения современного русского языка. М.: Наука, 1989. — 186 с.

92. Кузнецов А. Ю. Проблема достоверности в лирике: лингвопоэтический аспект (на материале поэзии О. Э Мандельштама). Автореф. дис. канд. филол. наук. М., 1997. — 17 с.

93. Лазебник Ю. С. Язык как проблема (Пастернак и Мандельштам) // Русская филология. Украинский вестник. №2-3. Харьков, 1995. С. 19-22.

94. Ларин Б. А. К теории художественной речи // Ларин Б. А. Эстетика слова и язык писателя. Л.: Художественная литература, 1974. С. 27-53.

95. Левин Ю. И. Лирика с коммуникативной точки зрения // Левин Ю. И. Избранные труды. Поэтика. Семиотика. М.: Школа «Языки русской культуры», 1998 а. С. 464^80.

96. Левин Ю. И. О некоторых чертах плана содержания в поэтическом тексте // International Journal of Slavic Linguistics and Poetics. The Hague — Mouton. 1969. № XII. P. 5-35.

97. Левин Ю. И. О частотном словаре языка поэта. Имена существительные у О. Мандельштама // Russian Literature. 1972. № 2. The Hague — Mouton. P. 5-36.

98. Левин Ю. И. О. Мандельштам. Разбор шести стихотворений. 3. «Мы с тобой на кухне посидим.» // Левин Ю. И. Избранные труды. Поэтика. Семиотика. М.: Школа «Языки русской культуры», 1998 б. С. 24-28.

99. Левин Ю. И., Сегал Д. М., Тименчик Р. Д., Топоров В. Н., Цивьян Т. В. Русская семантическая поэтика как потенциальная культурная парадигма // Russian Literature. 1974. № 7/8. North-Holland — Amsterdam. P. 47-82.

100. Левин Ю. И. Тридцатые годы // Левин Ю. И. Избранные труды. Поэтика. Семиотика. М.: Школа «Языки русской культуры», 1998 в. С. 97-142.

101. Левинтон Г. А. «На каменных отрогах Пиэрии.» Мандельштама. Материалы к анализу // Russian Literature. 1977. North-Holland — Amsterdam. Vol. 3. P. 201-237.

102. Лейдерман Н. Метасюжет лирики как явление стиля (О. Мандельштам «Камень») // XX век. Литература. Стиль. Стилевые закономерности русской литературы XX века. Вып. 1. Екатеринбург, 1994. С. 86-102.

103. Лекманов О. А. Книга об акмеизме // Лекманов О. А. Книга об акмеизме и другие работы. Томск: Изд-во «Водолей», 2000 а. С. 7-184.

104. Лекманов О. А. О двух «гражданских» стихотворениях О. Мандельштама. // Лекманов О. А. Книга об акмеизме и другие работы. Томск: Изд-во «Водолей», 2000 б. С. 549-554.

105. Лотман М. Ю. Мандельштам и Пастернак. Таллинн.: Aleksandra, 1996.— 175 с.

106. Ляпон М. В. Языковая личность — поиск доминанты // Язык— система. Язык — текст. Язык— способность. М.: Рос. АН. Ин-т русского языка им. В. В. Виноградова, 1995. С. 260-276.

107. Максимов Д. Е..Образ поэта в лирическом творчестве // На рубеже 1954. № 6. С. 70-74.

108. Максимов Л. Ю. Обращение в стихотворной речи // Уч. зап. МГПИ им. В. И. Ленина. № 328. Вып. 12. М., 1965. С. 66-88.

109. Мартыненко Ю. Б. Антропонимы в поэзии В. Хлебникова и О. Мандельштама. Автореф. дис. канд. филол. наук. М., 2002. — 25 с.

110. Мелетинский Е. М. Вальгалла // Мифы народов мира. Энциклопедия. Т. 1. М.: Советская энциклопедия, 1991. С. 212.

111. Мусатов В. В. Лирика Осипа Мандельштама. Киев: Эльга-Н, Ника-Центр, 2000. — 560 с.

112. Неретина С. С. Единство творческого метода О. Мандельштама // Слово и судьба: Осип Мандельштам. Исследования и материалы. М.: Наука, 1991. С. 398^408.

113. Норман Б. Ю. Русское местоимение мы: внутренняя драматургия // Russian Linguistics. № 26. Dordrecht, 2002. P. 217-234.

114. Павлович H. В. Язык образов. Парадигмы образов в русском поэтическом языке. М.: ИРЯ РАН, 1995. — 491 с.

115. Панова Л. Г. «Мир», «пространство», «время» в поэзии Осипа Мандельштама. М.: Языки славянской культуры, 2003. — 808 с.

116. Панова Л. Г. Пространство и время в поэтическом языке Мандельштама. Дис. .канд. филол. наук. М.: ИРЯ РАН, 1998. — 516 с.

117. Панова Л. Г. Du mouvement avant toute chose, или движение в поэзии О. Мандельштама // Логический анализ языка. Языки динамического мира. Дубна: Международный университет природы, общества и человека «Дубна», 1999. С. 444-455.

118. Пеньковский А. Б. Нина. Культурный миф золотого века русской литературы в лингвистическом освещении. М.: Изд-во «Индрик», 2003. —640 с.

119. Перцов Н. В. О неоднозначности в поэтическом тексте // Вопросы языкознания. М., 2000. № 3. С. 55-82.

120. Потебня А. А. Из записок по русской грамматике. Т4. Глагол. Местоимение. Числительное. Предлог. М.; Л.: АН СССР, 1941. — 320 с.

121. Пупынин Ю. А. Активность / пассивность во взаимосвязях с другими функционально-семантическими полями // Теория функциональной грамматики. Персональность. Залоговость. Л.: Наука, 1991. С. 211-239.

122. Пшибыльский Рышард. Осип Мандельштам и музыка // Russian Literature. 1972. № 2. The Hague — Mouton. P. 103-125.

123. Пшыбыльский Рышард. Рим Осипа Мандельштама // Мандельштам и античность. М.: Радикс, 1995. С. 33-64.

124. Роднянская И. Б. Лирический герой // Краткая литературная энциклопедия. Т. 4. М.: Советская энциклопедия, 1967. С. 213-214.

125. Русская грамматика. Т. 1 ., 2. М.: Наука, 1980.

126. Рымарь Н. Т., Скобелев В. П. Теория автора и проблема художественной деятельности. Воронеж: ЛОГОС-ТРАСТ, 1994. — 263 с.

127. СегалД. М. Русская семантическая поэтика двадцать пять лет спустя // Зеркало. Тель-Авив, 1996. № 3-4. С. 179-217.

128. Сегал Д. М. О некоторых аспектах смысловой структуры «Грифельной оды» // Russian Literature. 1972. № 2. The Hague— Mouton. P. 49-102.

129. Сегал Дмитрий. Осип Мандельштам: история и поэтика. Ч. I. Кн. 1-2 // Slavica Hierosolymitana. Vol. VIII—IX. Berkley— Jerusalem, 1998. —818 p.

130. Семенко И. M. Поэтика позднего Осипа Мандельштама. От черновых редакций— к окончательному тексту. М.: Ваш выбор ЦИРЗ, 1997. — 144 с.

131. Семенко И. М. О роли образа «автора» в «Евгении Онегине» // Труды Ленинградского библиотечного института им. Н. К. Крупской. Т 2. Л., 1957. С. 127-146.

132. Семенов В. Е. Метод качественно-количественного анализа документов в социально-психологических исследованиях. Л.: ЛГУ, 1983. — 105 с.

133. Семенов В. Е. Искусство как межличностная коммуникация. (Социально-психологическая концепция). СПб.: СПбГУ, 1995. —200 с.

134. Семенов В. Е. Социальная психология искусства. Актуальные проблемы. JI.: ЛГУ 1988. — 165 с.

135. Сильман Т. И. Заметки о лирике. Л.: Сов. писатель, 1977. — 223 с.

136. Сильман Т. И. Семантико-стилистические особенности местоимений (на материале немецкого языка) // Вопросы языкознания. М., 1970. №4. С. 81-91.

137. Степанов Ю. С. Иерархия имен и ранги субъектов // Известия АН СССР. Сер. литературы и языка. 1979. Т. 38. №4. С. 335348.

138. Струве Н. А. Осип Мандельштам. London, Overseas Publications Interchange Ltd., 1988. — 336 p.

139. Сысоев С. В. Коммуникативная система лирики А. С. Пушкина. М.: Экон, 2001. — 132 с.

140. Тарановский К. Ф. Очерки о поэзии Мандельштама // Тарановский К. Ф. О поэзии и поэтике. М.: Языки русской культуры, 2000. С. 13-208.

141. Тахо-Годи А. Т. Нереиды // Мифы народов мира. Энциклопедия. Т. 2. М.: Советская энциклопедия, 1992. С. 212.

142. Тимофеев Л. И. О лирическом герое // Литература в школе. 1963. №6. С. 6-12.

143. Трипольская Т. А. Модусное значение «важности» высказывания и способы его выражения // Модальность в ее связях с другими категориями. Новосибирск: НГПИ, 1992. С. 27-33.

144. Трофимов И. В. Речь как инструмент культуры в поэтическом творчестве Мандельштама // О Мандельштаме. Даугавпилс, 1991. С. 16-22.

145. Тураева 3. Я. Лингвистика текста и категория модальности //Вопросы языкознания. М., 1994. № 3. С. 105-115.

146. Тынянов Ю. H. Блок // Тынянов Ю. Н. Литературный факт. М.: Высшая школа, 1993 а. С. 224-229.

147. Тынянов Ю. Н. Проблема стихотворного языка // Тынянов Ю. Н. Литературный факт. М.: Высшая школа, 1993 б. С. 23-121.

148. Тынянов Ю. Н. Промежуток // Тынянов Ю. Н. Литературный факт. М.: Высшая школа, 1993 в. С. 264-291.

149. Успенский Б. А. Поэтика композиции // Успенский Б. А. Семиотика искусства. М.: Школа «Языки русской культуры», 1995. С. 9218.

150. Uzarevic Josip. Лирический парадокс // Russian Literature. XXIX. North-Holland — Amsterdam. (1991). № 1. P. 123-140.

151. Филлмор Ч. Дело о падеже // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 10. Лингвистическая семантика. М.: Прогресс, 1981 а. С. 369-496.

152. Филлмор Ч. Дело о падеже открывается вновь // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 10. Лингвистическая семантика. М.: Прогресс, 1981 б. С. 496-530.

153. Филипенко М. В. «И серою ласточкой утро в окно постучится.» // Научно-техническая информация.— М., 1999.— Сер. 2. —№ 10. С. 45-48.

154. Формановская Н. И. Коммуникативно-прагматические аспекты единиц общения. М.: Институт русского языка, 1998. — 291 с.

155. Фостер Людмила. Некоторые лексические и семантические особенности сборника Tristia Осипа Мандельштама // Slavic Poetics. Essays in Honor of Kirill Taranovsky. Mouton. The Hague — Paris, 1973. P. 125-133.

156. Фрейдин Григорий. Осип Мандельштам: История и Миф 1930-1938 // Русская литература XX века. Исследования американских ученых. СПб.: СПбГУ, 1993. С. 302-360.

157. Фрейдин Григорий. Сидя на санях: Осип Мандельштам и харизматическая традиция русского модернизма // Вопросы литературы. М., 1991. № 1.С. 9-31.

158. Черашняя Д. И. Значение субъектной формы МЫ в сборнике Мандельштама «Tristia» // Проблема автора в художественной литературе. Межвуз. сб. научн. тр. Ижевск: Изд-во Удмуртского ун-та, 1990. С. 149-155.

159. Черашняя Д. И. Московские белые стихи О. Мандельштама: системно-субъектный анализ // Проблема автора в художественной литературе. Межвуз. сб. научн. тр. — Ижевск: Изд-во Удмуртского ун-та, 1998. С. 159-224.

160. Черашняя Д. И. Субъектный строй Разговора о Данте» // Известия РАН Сер. литературы и языка. М., 1991. Т. 50. № 3. С. 263-268.

161. Черашняя Д. И. Субъектный строй лирики О. Мандельштама // Кормановские чтения. Вып. 2. Ижевск: Изд-во Удмуртского ун-та, 1995. С. 80-88.

162. Черашняя Д. И. Этюды о Мандельштаме. Ижевск: Изд-во Удмуртского ун-та, 1992. — 152 с.

163. ЧернейкоЛ. О. Абстрактное имя и система понятий языковой личности // Язык, сознание, коммуникация: Сб. статей. Вып. 1. М.: Филология, 1997. С. 40-51.

164. Чернышевский Н. Г. Стихотворения графини Ростопчиной. Том первый. СПб., 1856 // Чернышевский Н. Г. Полное собрание сочинений: В 15 т. Т 3. М.: Гослитиздат, 1947. С. 453-468.

165. Шибутани Т. Социальная психология. М.: Прогресс, 1969. —535 с.

166. ЭткиндЕ. Г. Материя стиха. СПб.: Гуманитарный союз, 1998. —506 с.

167. ЭткиндЕ. Г. Осип Мандельштам— трилогия о веке // Слово и судьба: Осип Мандельштам. Исследования и материалы. М.: Наука, 1991. С. 240-271.

168. Якобсон Р. О. К общему учению о падеже // Якобсон Р. О. Избранные работы. М.: Прогресс, 1985. С. 133-176.

169. Яшуничкина М. И. Экспрессивно-деятельностная функция слова в поэтике О. Мандельштама. Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1999 — 21 с.

170. Brown Clarence. Mandelstam. Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1973. —320 p.

171. Broyde Steven. Osip Mandel'stam and His Age. A Commentary on the Themes of War and Revolution in the Poetry 1913-1923. Harvard Univ. Press. Cambridge, Massachusets and London, 1975. — 245 p.

172. Foley W. A. Van Valin R. D. On the Viability of the Notion of 'Subject' in Universal Grammar // Proceedings of the Third Annual Meeting of the Berkley Linguistic Society. Berkley, 1977. P. 294-320.

173. Frye Northrop. Anatomy of Criticism. Four Essays. Princeton, New Jersey, 1971. — 180 p.

174. Freidin Gregory. A Coat of Many Colors. Berkley, 1987.—421 p.

175. Ronen Omry. An Approach to Mandelstam. Jerusalem: Magnes Press, Hebrew Univ. Press, Graph Press, 1983. — 396 p.