Языковые средства имплементации мотива: аутопоэтический аспект

Тарабакина, Анна Константиновна

автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.04
диссертация на тему: Языковые средства имплементации мотива: аутопоэтический аспект

Год: 2011
Автор научной работы: Тарабакина, Анна Константиновна
Ученая cтепень: кандидата филологических наук
Место защиты диссертации: Новосибирск
Код cпециальности ВАК: 10.02.04

Диссертация по филологии на тему 'Языковые средства имплементации мотива: аутопоэтический аспект'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Языковые средства имплементации мотива: аутопоэтический аспект"

На правах рукописи

005011342 ,

Тарабакииа Анна Константиновна

Языковые средства имплементации мотива: аутопоэтический аспект (на материале творчества Дж. Фаулза)

специальность 10.02.04 - германские языки

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

1 ш.? шг

Барнаул - 2012

005011342

Работа выполнена в Федеральном государственном бюджетном образовательном учреждении высшего профессионального образования «Новосибирский национальный исследовательский государственный университет» (Новосибирский государственный университет, НГУ)

Защита состоится 13 марта 2012 года в 10.00 час. на заседании диссертационного совета ДМ 212.011.02 в Алтайской государственной педагогической академии по адресу: 656031 г. Барнаул, ул. Крупской, 108, ауд. 402.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Алтайской государственной педагогической академии по адресу: г. Барнаул, ул. Молодежная, 55.

Научный руководитель:

доктор филологических наук профессор Проскурин Сергей Геннадьевич

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук доцент Лушникова Галина Игоревна

кандидат филологических наук доцент Кочешкова Ирина Юрьевна

Ведущая организация:

ФГБОУ ВПО «Курганский государственный университет» (КГУ)

іевраля 2012 года.

Ученый секретарь диссертационного совета

Колесов И.Ю.

Реферируемое диссертационное исследование посвящено анализу аутопоэтических языковых средств имплементации мотива на примере архетипического мотива уединенного места в творчестве британского прозаика Джона Фаулза (1926-2005).

Как показывает анализ существующих работ, усилия ученых сосредоточены преимущественно на изучении «плана содержания» мотива -мотивной семантики в ее инвариантном и вариантных проявлениях. В нашем исследовании мы смещаем акцент на «план выражения», рассматривая проблему воплощения мотива в художественном тексте в лингво-семиотическом аспекте. Анализируя языковые средства имплементации на примере архетипического мотива, мы трактуем мотив как аутопоэтическую (саморазвивающуюся) систему и часть «внутреннего языка» писателя в русле таких актуальных направлений исследований, как теория аутопоэзиса (У. Матурана, Ф. Варела) и «глубинная семиотика» (В.В. Фещенко). Данный подход к интерпретации материала позволяет фиксировать «самовыстраивание» языковых средств в устойчивые структуры при воспроизводстве мотивного «плана содержания» в диахронии и представляет несомненный интерес для современной лингвистики, открывая новые возможности исследования активизации процессов языковой автономии в рамках художественного текста. Таким образом, выбранное направление изучения мотива - выявление аутопоэтических способов его формализации в языке художественной литературы- является перспективным и определяет актуальность диссертационной работы.

Целью исследования является анализ аутопоэтических языковых средств имплементации мотива на примере архетипического мотива уединенного места в творчестве Джона Фаулза.

Достижению цели способствует решение комплекса следующих задач:

1) обобщить основные положения современной отечественной и зарубежной теории мотива с учетом исторической эволюции данной категории, показать степень разработанности проблемы языкового воплощения мотива;

2) уточнить понятие «архетипического мотива» и обосновать возможность выявления мифопоэтической основы художественного текста с помощью анализа языковых средств его имплементации;

3) рассмотреть категорию мотива в рамках теории аутопоэзиса и «глубинной семиотики», выделить аутопоэтические способы языковой формализации мотива в художественном тексте;

4) дать определение «аутопоэтической языковой техники»; выявить и проанализировать аутопоэтические языковые техники имплементации архетипического мотива уединенного места в произведениях Джона Фаулза в контексте англосаксонской литературной традиции;

5) выявить и проанализировать индивидуальные особенности языковой имплементации мотива уединенного места в произведениях Джона Фаулза, уделяя особое внимание специфике выбора антропонимов, номинации уединенного места и семиотической признаковой структуре его пространства, взятой в мифопоэтическом аспекте.

В качестве объекта исследования выступает архетипический мотив уединенного места, рассматриваемый нами как аутопоэтическая система. Предмет исследования - аутопоэтические языковые техники имплементации мотива уединенного места в текстах Джона Фаулза в контексте англосаксонской литературной традиции.

Для достижения цели и решения конкретизирующих ее задач на разных этапах исследования использовались следующие методы и приемы анализа: семантический, контекстуальный, историко-этимологический, семиотический, сравнительно-сопоставительный; элементы лингвостилистического и лингвопоэтического анализа художественного текста. В ходе исследования мы также опирались на основные положения методики системного аналитического описания мотива (И.В. Силантьев) и использовали метод анализа художественного имени, предложенный С.Г. Проскуриным и Е.В. Сосниным.

Материал исследования получен в результате сплошной и целенаправленной выборки из прозаических и поэтических текстов Джона Фаулза, включающих его романы «Коллекционер» (1963), «Волхв» (1966; вторая редакция 1977), «Женщина французского лейтенанта» (1969), «Дэниел Мартин» (1977), «Мэггот» (в русском переводе «Червь») (1985); новеллистический сборник «Башня из черного дерева» (1974); сборник стихотворений (1972); эссеистику (автобиографическое эссе «Дерево» (1979), сборник «Кротовые норы» (1998) и дневники писателя, изданные в двух томах (2003; 2007). Общий объем текстов, использовавшихся в ходе исследования, составил более 4000 страниц. Полученные выводы основываются на анализе 160 текстовых фрагментов, репрезентирующих мотив уединенного места в произведениях Дж. Фаулза. Для иллюстрации функционирования аутопоэтических языковых техник имплементации мотива уединенного места в диахронии мы также использовали фрагменты англосаксонской поэмы «Феникс» (VIII в. н.э.), романа Д. Дефо «Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо» (1719) и романа П. Акройда «Дом доктора Ди» (1993). Анализ мотива уединенного места в мифопоэтическом аспекте предопределил обращение к древнегерманской мифологии и тексту Библии.

Научная новизна диссертационного исследования состоит в синтезе теоретических и методологических принципов современной теории мотива и

художественной семиотики в рамках анализа художественного текста с целью выявления аутопоэтических языковых средств имплементации мотива. Исследование формального уровня выраженности мотива в аутопоэтическом аспекте на материале англоязычных художественных текстов является новым в изучении германских языков и дает возможность проанализировать те автономные языковые процессы, которые активизируются в ходе имплементации мотива.

Теоретическая значимость диссертационной работы обусловлена тем, что она расширяет традиционный круг проблем германистики, предлагая интерпретацию языкового воплощения мотива в русле теории аутопоэзиса и «глубинной семиотики» на германском материале. В ходе исследования вводится понятие «аутопоэтической языковой техники», которое позволяет объяснить содержательное самовоспроизводство архетипического мотива с учетом автономии формально-языковых средств его имплементации.

Практическая значимость исследования определяется возможностью использования его материалов и полученных результатов в вузе при разработке лекционного курса по истории английской литературы, спецкурсов по интерпретации художественного текста и при написании курсовых и выпускных квалификационных работ.

Основу проведенного исследования составляет следующая гипотеза: имплементация выявленного нами архетипического мотива уединенного места в текстах Джона Фаулза (а также в других литературно-художественных текстах англосаксонской традиции) осуществляется посредством особых языковых техник, которые имеют аутопоэтическую природу, способствуют самовоспроизводству мотива в формальном и содержательном плане в диахронии и формированию в его рамках индивидуально-авторских смыслов.

По результатам исследования были сформулированы следующие положения, выносимые на защиту:

1. Архетипический мотив уединенного места обладает специфической семантической структурой, в которой доминируют эстетически значимые пространственно-временные характеристики, имплицирующие комплекс определенных предикативных действий (уединение, встреча, испытание, получение тайного знания, возвращение в мир, сопровождающееся полной или частичной сменой статуса), связывающих актантов и соотносимых с традицией «обрядов перехода» (инициаций).

2. Архетипический мотив уединенного места является аутопоэтической (саморазвивающейся) системой, которая способна к содержательному самовоспроизводству и смысловому варьированию на основе аутопоэтических языковых техник имплементации.

3. Архетипический мотив уединенного места имплементируется в текстах англосаксонской литературной традиции посредством таких аутопоэтических языковых техник, как аллитерации, криптотипы, семиотическое структурирование пространства на основе повторяющихся лексем. В текстах Дж. Фаулза были также выявлены такие языковые техники, как анаграммирование и реэтимологизация имен.

4. Индивидуальные особенности аутопоэтических языковых техник имплементации мотива уединенного места в произведениях Дж. Фаулза включают: спонтанное анаграммирование имени писателя и слова «solitude» "одиночество" в описаниях уединенного места; реэтимологизацию имен (антропонимов и лексем, называющих уединенное место), которая позволяет установить соответствие между пространственной структурой уединенного места и основными параметрами древнегерманской мифопоэтической модели мира; семиотическое структурирование пространства, основанное на снятии оппозиций «космос - хаос» и «свет - тьма» посредством использования лексем в специфических индивидуальных контекстах; сочетание иконичности и символизации при описании природного «наполнения» уединенного места.

Апробация работы. Основные положения и результаты диссертационного исследования были представлены в докладах, которые обсуждались на межкафедральных семинарах «Актуальные проблемы современной лингвистики» в Новосибирском государственном техническом университете; на IX международной научно-практической конференции «Лингвистические и культурологические традиции и инновации» в ТПУ (г. Томск, 15-17 ноября 2009 года), на международной научно-практической интернет-конференции «Актуальные проблемы филологии и методики преподавания иностранных языков» в НГПУ (г. Новосибирск, 1-30 ноября 2009 года), на II международной научно-практической конференции «Межкультурная коммуникация: лингвистические и лингводидактические аспекты» в НГТУ (г. Новосибирск, 2021 апреля 2011 года) и отражены в 10 публикациях общим объемом 6 печатных листов.

Общий объем диссертации составил 233 страницы, из них 225 страниц основного текста. Структура диссертации определяется поставленными целями и задачами. Исследование состоит из введения, трех глав, заключения, списка используемой литературы (298 работ, из них 233 на русском, 65 на английском и немецком), источников материала и приложения.

Во введении обосновывается актуальность темы, отмечается ее научная новизна, формулируются цель и задачи исследования, характеризуется теоретическая и практическая значимость полученных результатов, а также описывается методологическая база диссертации и излагаются положения, выносимые на защиту.

В первой главе в обобщенном виде излагаются ключевые положения современной отечественной и зарубежной теории мотива с учетом исторической эволюции категории, а также такие значимые для нашего исследования вопросы, как семиотическая трактовка мотива и степень изученности способов языкового воплощения мотива в художественном тексте в целом и на материале произведений Дж. Фаулза.

Во второй главе представлен анализ аутопоэтических языковых техник имплементации архетипического мотива уединенного места в произведениях Джона Фаулза в диахронической перспективе текстов англосаксонской литературной традиции.

В третьей главе рассматриваются некоторые индивидуальные особенности языковой имплементации исследуемого мотива в произведениях Джона Фаулза в мифопоэтическом аспекте.

В заключении подводятся общие итоги исследования.

В приложении представлены фрагменты из произведений Дж. Фаулза, содержащие описания уединенного места и иллюстрирующие функционирование аутопоэтических языковых техник имплементации изучаемого мотива.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Глава 1. Категория мотива в отечественной и зарубежной гуманитарной науке

В течение последних десятилетий категория мотива является одним из «центров притяжения» в гуманитарной науке и продуктивно используется в рамках различных дисциплин. Мотив как базовая единица повествовательного языка традиции признается необходимым элементом в изучении как фольклорных, так и литературных текстов, однако разнообразие существующих трактовок неизбежно создает затруднения при использовании термина в исследовательской практике. Значительно прояснить ситуацию, с нашей точки зрения, помогает возвращение «к истокам». Анализ ключевых положений синкретичной концепции мотива А.Н. Веселовского позволяет увидеть формирование основ практически всех современных подходов к изучению мотивики.

Наиболее значительные результаты при осмыслении природы повествовательного мотива в современной мотивологии были получены в русле тематической и дихотомической теорий (термины И.В. Силантьева). Основы тематической теории, заложенные в работах Б.В. Томашевского и В.Б. Шкловского, в настоящее время развиваются отечественными и зарубежными учеными (В.Е. Ветловская, Н.В. Злыднева, Г.В. Краснов и др.; У. Соллорс, М. Ванхелепуте, Т. Вольперс). Постулирование тесной связи мотива с содержательным и смысловым планами текста в значительной мере способствовало его становлению в качестве базовой категории интертекстуального анализа (Б.М. Гаспаров, К.А. Жолковский, В.П. Крючков, Ю.К. Щеглов,), а также создало предпосылки для прагматической трактовки мотива как элемента, приобретающего актуальный художественный смысл в системе художественного целого произведения (В.И. Тюпа). В русле дихотомической теории, берущей свое начало в работах А.И. Белецкого, А.Л. Бема и В.Я. Проппа, во второй половине XX в. оформилась концепция дуальной природы мотива, которая сочетает в своей семантической структуре инвариантное и вариантное начала и является единицей как художественного языка, так и художественной речи (Б.Н. Путилов, И.В. Силантьев, Н.Д. Тамарченко).

Трактовка мотива на базе достижений структурной лингвистики как иерархического взаимодействия аргументов-актантов и предиката-действия

(Е.М. Мелетинский) углубила и детализировала представления о его семантической структуре. На основе этой концепции и с учетом других значимых характеристик категории было выработано системное определение повествовательного мотива: мотив - «это а) эстетически значимая повествовательная единица, б) интертекстуальная в своем функционировании, в) инвариантная в своей принадлежности к языку повествовательной традиции и вариантная в своих событийных реализациях, г) соотносящая в своей семантической структуре предикативное начало действия с актантами и пространственно-временными признаками» (И.В. Силантьев). Данное определение является отправной точкой нашего исследования и тесно связано с семиотической трактовкой мотива.

Семиотическое понимание мотива подразумевает целостное рассмотрение знаковой природы категории в аспектах семантики, синтактики и прагматики. В плане семантики изучение структурной схемы сочетается с вниманием к семантической «континуальности» (В.И. Тюпа) и «семантическому полифонизму» мотива (Б.Н. Путилов), механизм которого может быть объяснен с точки зрения вероятностного подхода (И.В. Силантьев). В плане синтактики отмечается тенденция мотивов образовывать - в условиях семантической диффузии - синтагматические «блоки». Прагматический аспект связывает мотив с сюжетным смыслом через героя произведения, эстетическое целое которого формируется благодаря сюжетно-смысловой актуализации мотива (О.М. Фрейденберг, И.В. Силантьев). Анализ всех трех планов мотива с учетом его интертекстуального функционирования и дуальной природы составляет основу системно-аналитического описания категории (И.В. Силантьев), которому мы следуем при рассмотрении архетипического мотива.

Мотив как знак представляет собой единство плана содержания и плана выражения, означаемого и означающего. Проблема языковой имплементации мотива в художественном тексте в настоящее время остается недостаточно разработанной, несмотря на то, что языковым средствам репрезентации мотива уделяется внимание в связи с категорией концепта (Н.В. Злыднева, Ю.А. Шанталина). На наш взгляд, при изучении языкового воплощения архетипического мотива уединенного места могут быть плодотворно использованы достижения концептуальных исследований в области семиотики культуры на основе анализа базовых лексем (С.Г. Проскурин). Изучение языковой «формульности» мотива в связи с определенными культурными темами дает нам возможность говорить о способности архетипического мотива к самовоспроизводству и его содержательно-смысловой соотнесенности с мифопоэтичсской традицией; выявление бинарных оппозиций при семиотическом структурировании пространства уединенного места в сочетании с анализом семантических мотивировок и этимологии базовых лексем помогает проинтерпретировать индивидуальные особенности языковой имплементации мотива в произведениях Дж. Фаулза.

Обзор основных работ зарубежных и отечественных исследователей, посвященных творчеству Джона Фаулза, позволяет констатировать недостаточную изученность как мотивики произведений писателя, так и

языковых средств воплощения мотива в его текстах. Внимание филологов сосредоточено прежде всего на философской, этической и эстетической проблематике романов (П. Вульф; И.Б. Картузова, A.A. Пирузян, В.Г. Тимофеев); реализации юнговских архетипов (К. Барнум, С. Онега, К. Тарбо); анализе экспериментально-инновационной природы фаулзовской прозы в русле философии и эстетики постструктурализма и постмодернизма (Р. Берден, Р. Хафэйкер, Л. Хатчеон, Д. Лодж, М. Сапами, Т. Уилсон; E.H. Губанова, И.П. Ильин, М.И. Марчук, К.Б. Солодовник, Т.В. Федосова); интертекстуальных прочтениях творчества писателя (С. Онега; О.Б. Вайнштейн, Э.Г. Годованная, Д.С. Папкина). Изучение «мотива поиска/пути» (quest motif) на материале фаулзовских романов зарубежными филологами (К. Барнум, С. Онега) тесно связано с архетипическим комплексом мотивов инициации и выделяемым нами мотивом уединенного места, однако, языковые средства имплементации мотива остаются вне фокуса исследования. Значимость уединенного замкнутого пространства в творчестве Дж. Фаулза признается отечественными авторами (E.H. Губанова, К.Б. Солодовник), но анализируется преимущественно в рамках постмодернистской философско-эстетической парадигмы. С нашей точки зрения, семантика мотива уединенного места отчетливо обнаруживает свойства мифопоэтического пространства, что демонстрируется нами в ходе рассмотрения языковых техник имплементации данного архетипического мотива в произведениях Фаулза. Учитывая результаты литературоведческих исследований, в нашей работе мы предлагаем лингво-семиотическую трактовку изучаемого мотива и интерпретируем его как важную знаковую составляющую «внутреннего языка» писателя.

Глава 2. Аутопоэтические языковые техники имплементации архетипического мотива уединенного места

При рассмотрении архетипического мотива одной из основных остается проблема его определения. Отсутствие достаточной теоретической четкости в данном вопросе обусловлено изначальной тенденцией к смешению понятий «архетип» (в трактовке К.Г. Юнга) и «мотив», обладающих сходными свойствами (сочетание инвариантности и вариативности, фиксация повторяющегося опыта, динамичность, образность). В рамках нашего исследования, с учетом работ Е.М. Мелетинского, мы определяем архетипический мотив как составную единицу «сюжетного архетипа», обладающую всеми базовыми характеристиками мотива, обусловленную в своей инвариантности как биологическими, так и социально-культурными факторами и способную к самовоспроизводству в литературной традиции. При наличии других терминов для обозначения интересующего нас явления («архаический/мифологический/первичный мотив») мы отдаем предпочтение именно «архетипическому мотиву»: связь с архетипом, заданным, по К.Г. Юнгу, прежде всего биологически, позволяет фиксировать близость мотива уединенного места к живым, саморазвивающимся системам.

Органическая самообусловленность и внутренняя автономность мотива отмечалась в работах А.Н. Веселовского, Э.Р. Курциуса, В.И. Тюпы. Как нам представляется, эта особенность мотива (и прежде всего - архетипического)

может быть объяснена в контексте нового направления художественной семиотики - «глубинной семиотики» (термин В.В. Фещенко) и теории аутопоэзиса.

Художественная семиотика, представляющая собой синтез семиотики, поэтики и эстетики, традиционно рассматривает проблемы природы и структуры произведения искусства, художественного знака и художественной коммуникации, уделяя особое внимание восприятию эстетического сообщения получателем (модель К. Бюлера). В последние годы акцент смещается в область исследования творческого аспекта семиотического процесса, динамики художественного опыта в личностном измерении. Данная линия семиотических изысканий, получившая название «глубинно-семиотической», сосредоточена в первую очередь на изучении «внутреннего человека» и «внутреннего языка» в процессе творческого порождения языка художественного через градацию уровней, представленных «именами», «символами», «(внутренним) ритмом», «внутренней формой» («внутренним образом») и «внутренним словом» (В.В. Фещенко). С опорой на классические работы Л.С. Выготского и А.Р. Лурии и концепцию «языка внутренней речи» Н.И. Жинкина, В.В. Фещенко определяет «внутренний язык» следующим образом: «Система знаков внутреннего человека - внутренних образов -образует то, что называется внутренним языком, или внутренней речью». Отсутствие четкой дифференциации между внутренними языком и речью обусловлено особенностями исследуемой области индивидуального вербального сознания, где традиционное различие «язык - речь» не обнаруживается, а язык является только языком данной речи, приспособленной к данной ситуации.

В контексте современной научной парадигмы обращение к «внутренним горизонтам» творческой личности ориентируется на рассмотрение художественных систем в целом и художественного текста в частности как сверхсложной структуры-процесса, находящейся в определенной области творческой среды и способной перемещаться по ней, реконструироваться, развиваться и самодостраиваться за счет возникновения новых связей и самоконфигурации внутри самой системы. Такой ракурс исследования сближает «глубинную семиотику» с синергетикой и теорией аутопоэзиса (или «само-производства», от греч. сшто "само" и жнт]оц "созидание", "деятельность"), введенной в научный обиход чилийскими биологами У. Матураной и Ф. Варелой. Сущность аутопоэзиса заключается в свойстве живых систем сохранять автономность (операциональную замкнутость) и самообновляться при функционировании. Рассматривая клетку в качестве «аутопоэтического единства первого порядка», основанного на динамических взаимодействиях внутриклеточных метаболических процессов и мембраны («границы»), У. Матурана и Ф. Варела намечают контуры его постепенного эволюционного усложнения на базе механизма структурного сопряжения со средой: от клетки к метаклеточным единствам и далее к социальным явлениям и языку, который определятся как «координация действий по отношению к действиям, принадлежащим самой лингвистической области», т.е. область,

позволяющая нам описывать самих себя и свои обстоятельства. Необходимым условием этой органической эволюции признается сохранение устойчивости структурной конфигурации системы (своего рода инварианта) в сочетании со структурными вариациями, которые возникают в процессе самовоспроизводства. Таким образом, в русле теории аутопоэзиса к «живым системам» относят не только биологические организмы, но и индивидуальное сознание, социальные группы и язык. «Глубинная семиотика» также предлагает рассматривать в качестве аутопоэтической организации «внутренний язык» автора-творца и отдельное художественное произведение.

Интерпретация мотива как своего рода «живой системы», существующей по своим внутренним законам и постоянно воспроизводящей свою инвариантную конфигурацию в сочетании со структурными вариациями, на наш взгляд, наиболее адекватно передает суть архетипического мотива, тесно связанного - через обусловленность архетипом - с биологическими основами человеческой психики и человеческого существования в целом. В случае с Джоном Фаулзом мы также видим в мотиве уединенного места ключевой образ «внутреннего языка» писателя, способный к аутопоэтическому воспроизводству своих базовых элементов через имена, ритм, символы и т.д. и созданию аутопоэтической связности всего корпуса фаулзовских текстов посредством специфических языковых техник. При этом самообновление мотива подразумевает не только сохранение устойчивого инварианта, но и обогащение новыми индивидуальными смыслами, возникающими на основе творческого и жизненного опыта писателя.

Переходя непосредственно к характеристике мотива уединенного места, выявленного нами на материале текстов англосаксонской литературной традиции, отметим, что в самом общем виде он представляет собой образ места/пространства, преимущественно природного (варианты - остров, лесная поляна, вершина горы и т.д.), отграниченного от окружающего мира. С данным местом неизменно связан ряд событий в жизни героя, который туда попадает, а именно: уединение, встреча, обретение тайного знания, часто сопряженное с символической смертью, и последующее (всегда возможное, но не всегда реализуемое) преображение, предполагающее смену социального и - чаще -духовного статуса. Такая схема закономерно вызывает ассоциации с обрядами перехода (фр. rites de passage, англ. rites of passage) и их специфической разновидностью - обрядами инициации (от лат. initio "начинать", "посвящать"), которые существовали в первобытном обществе, до сих пор сохраняются в архаических племенных культурах и подразумевают совокупность ритуальных испытаний и наставлений, целью которых является радикальная смена статуса посвящаемого (неофита) и включение его в замкнутую группу (А. ван Геннеп, М. Элиаде). При этом изоляция индивида с целью прохождения обряда, согласно этнографическим данным, всегда связана с его уходом в уединенное сакральное место (поляна/дом в лесу, подножие горы, пещера/грот, безлюдный остров), куда имеют доступ только неофиты и наставники.

Близость сценария инициации к повествовательному инварианту фольклорной и литературной традиции неоднократно привлекала внимание

исследователей (В.Я. Пропп, Е.М. Мелетинский, М. Элиаде). Наиболее полно данная идея воплотилась в концепции В.И. Тюпы о формуле «мирового археосюжета» (обособление - (новое) партнерство - лиминальная фаза испытания смертью - преображение), которая обнаруживается исследователем на разнообразном материале - от «Слова о полку Игореве» до «Евгения Онегина». В итоге, архетипический мотив уединенного места может быть соотнесен как с «протосюжетом» инициаций, так и с «археосюжетом» фольклорной и литературной традиции (фаза обособления).

По сравнению с повествовательным мотивом, мотив уединенного места обладает особой семантической структурой: ведущая роль в ней принадлежит эстетически значимым пространственно-временным характеристикам, которые устойчиво имплицируют определенный тип актантов («неофит», «наставник») и комплекс действий-предикатов (уединение, встреча, испытание и т.д.), что приводит к значительной семантической диффузии исследуемого мотива с мотивами уединения, встречи и т.д. в рамках сюжета. Это сочетание в семантике мотива «образа» и «действия» при доминирующей функции первой составляющей обусловлено его архетипической природой и укорененностью в иконически-пространственном языке мифа (Ю.М. Лотман).

Пространственно-временные признаки мотива уединенного места характеризуются иконичностью и воспроизводят целостный образ мифопоэтического пространства-времени. Вслед за В.Н. Топоровым, мы рассматриваем данные параметры как неотъемлемую часть мифопоэтической модели мира и, несмотря на безусловную значимость времени, признаем ведущую роль пространственного компонента. Мы также учитываем такие базовые характеристики мифопоэтического пространства, как конечность, заполненность и вещность, обусловленность параллелизмом микро- и макрокосма (антропоморфность и одухотворенность) и качественная неоднородность, которая подразумевает выделение сакрального центра (мировое древо, мировая ось, алтарь) и профанной периферии, связанных образом пути. Опираясь на опыт исследования лингвистических особенностей воплощения мифопоэтической концепции пространства, предложенного В.Н. Топоровым на материале романа Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание», мы считаем возможным - посредством анализа языковой имплементации архетипического мотива уединенного места - соотнести некоторые тексты англосаксонской литературной традиции (включая произведения Дж. Фаулза) с пространственным аспектом мифопоэтической модели мира как индоевропейской культуры в целом, так и ее ареальных вариантов (германского и англосаксонского).

В ходе исследования нам удалось установить, что для языковой имплементации выбранного архетипического мотива характерна специфическая аутопоэтическая «формульность» и воспроизводимость в диахронии, которые сохраняют мифопоэтическую цельность образа природного уединенного пространства, его ключевые признаки (сакральная центральность) и связанные с ним ценностные смыслы, а также наделяют их эстетической значимостью. При сопоставлении описаний уединенного места в

прозе Джона Фаулза и некоторых других текстах (поэма «Феникс», романы Д. Дефо и П. Акройда) мы обнаружили их значительное сходство в языковом плане - наличие повторяющихся лексем, участвующих в семиотическом структурировании пространства и его основных признаков, и близость фонетической организации текстовых фрагментов. Языковая воспроизводимость мотива, на наш взгляд, не могла быть объяснена в рамках теории интертекста. Именно так мы пришли к «глубинно-семиотическому» пониманию архетипического мотива как аутопоэтической системы, способной к активному языковому самовоспроизводству и самодостраиванию помимо сознательных усилий писателя.

На основе наблюдений над «формульными» особенностями фонетической и лексической организации описаний уединенного места мы считаем целесообразным ввести для их обозначения термин аутопоэтическая языковая техника. Под аутопоэтической языковой техникой мы понимаем устойчивый способ воплощения мотива на различных уровнях языковой системы, обеспечивающий его формальное и содержательно-смысловое самовоспроизводство в диахронии. При выборе термина («языковая техника») мы опирались на трактовку языка как идеологии и техники, предложенную В.И. Абаевым. С точки зрения ученого, системообразный характер языка и его преемственность и стабильность в качестве средства общения возникают благодаря процессам «технизации» и специализации ядерных элементов «семантических комплексов» за счет сужения идеологических функций. Языковые техники имплементации мотива могут рассматриваться как проявление описанного языкового процесса, который способствует системному формальному воспроизводству архетипического мотива, его устойчивости и преемственности в литературной традиции посредством своего рода языковой инерции, экономии сил. При этом «технизация» плана выражения неразрывно связана с сохранением семантики мотива и обеспечивает прежде всего стабильность его содержательно-смыслового плана в диахронии.

В ряд аутопоэтических языковых техник имплементации мотива уединенного места мы включаем: 1) аллитерации; 2) криптотипы; 3) анаграммирование; 4) реэтимологизацию имен; 5) семиотическое признаковое структурирование пространства на базе повторяющихся лексем.

Лингвистические особенности явлений, обозначенных нами как «аутопоэтические языковые техники имплементации мотива», неоднократно становились объектом исследовательского внимания. В кратком обзоре существующих трактовок мы суммируем основные положения, значимые для нашей работы.

При рассмотрении аллитераций в контексте англосаксонской литературной традиции мы учитываем прежде всего их мотивирующую силу, которая находит выражение в семантической сопринадлежности сходно звучащих слов и обеспечивает смысловую целостность создаваемого поэтического мира (O.A. Смирницкая). Криптотип (в нашем случае -криптофонема), звук/группа звуков, иконически сближающая лексемы и указывающая на их смысловую соотнесенность, вслед за С.Г. Проскуриным и

О.М. Ореховой, интерпретируется нами в аутопоэтическом аспекте: ключевая криптофонема является маркером самовыстраивающейся структуры матричного типа, фиксируя на уровне звука некоторое количество семантических связей. В случае с анаграммой в центре внимания оказываются формально-семантическая природа надстрочных созвучий, основанная на ведущей роли содержания (В.А. Лукин, В.Н. Топоров), и их самодостаточность в качестве языкового явления, которое реализует внутреннюю закономерность текста и не обязательно осознается автором (В.А. Лукин, Т.М. Николаева, А.В. Пузырев, В.Н.Топоров). Реэтимологизация имен, «оживление в речи... этимологических связей слова» (О.Н. Трубачев), в том числе окказиональных, рассматривается в контексте теории «множественной этимологии» (В.Н. Топоров, М.М. Маковский), концепции «идеосемантики», познавательных и эмоциональных представлений, сохраняющихся в семантической структуре слова и выявляемых посредством этимологического анализа (В.И. Абаев), и представлений о внутренней форме слова (А.А. Потебня, А.Ф. Лосев, О.И. Блинова). Анализ реэтимологизации художественных имен предполагает признание их связи с мифом, целостным смыслом именуемого и художественным образом, а также соразмерность научной этимологии и художественного воплощения имени (С.Г. Проскурин, Е.В. Соснин). Наконец, семиотическое структурирование пространства на основе базовых лексем трактуется как языковая техника через актуализацию опыта исследований текстового воплощения категории пространства в лингво-культурно-семиотическом аспекте (В.Н. Топоров, С.Г. Проскурин). Изучение структурирования мифопоэтического пространства в рамках мотива уединенного места на основе бинарных различительных признаков должно вестись не только ради выявления и анализа ключевых лексем самих по себе, но с учетом смысловой системы пространственных представлений индоевропейской культуры и ее ареальных вариантов.

При сравнительном рассмотрении художественных текстов англосаксонской литературной традиции, принадлежащих разным авторам разных исторических эпох и объединенных мотивом уединенного места, анализ языковых способов самовоспроизводства мотива позволяет нам выявить его семантический инвариант. В качестве иллюстрации использованы три текстовых фрагмента. Аллитерирующие согласные выделены в отрывках подчеркиванием, криптотипы - подчеркиванием и полужирным шрифтом.

1. Daniel Defoe «Robinson Crusoe» (1719)

At the end of this march I came to an opening where a country seemed to descend to the west; and a little spring of fresh water, which issued out of the side of the hill by me, ran the other way, that is, due east; and the country appeared so fresh, so green, so flourishing, everything being in a constant verdure of flourish of spring that it looked like a planted garden. I descended a little on the side of that delicious vale, surveying it with a secret kind of pleasure, though mixed with my other afflicting thoughts, to think that this was all my own.

2. John Fowles «The French Lieutenant's Woman» (1969)

On the far side of this shoulder the land flattened for a few yards, and there was her 'secluded place'.

It was a little south-facing dell, surrounded by dense thickets of brambles and dogwood; a kind of minute green amphitheatre. A stunted thorn grew towards the back of its arena..., and someone - plainly not Sarah - had once heaved a great flat-topped block of flint against the tree's stem, making a rustic throne that commanded a magnificent view of the treetops below and the sea beyond them. [...]. The banks of the dell were carpeted with primroses and violets, and the white stars of wild strawberry. Poised in the sky, cradled to the afternoon sun, it was charming, in all ways protected.

3. Peter Ackroyd «The House of Doctor Dee» (1993)

Very soon I came to the top of this hill and...I looked forward over large gardens ¡aid out in elaborate pattern. Here were terraces of fine grass, sweet trees and flowers, alleys of green, delectable shadowed walls of hedges, and a garden with very many fresh bowers, arbours, seats and walls that with great art, cost and diligence had been appointed. Even from the summit of the hill I could smell such sweet fragrancy of odours breathing from the plants and herbs, and could hear such natural melodious music and tunes of birds, and could see such colour and variety among the flowers, that I was moved to speak out, 'God Almighty first planted a garden to be a dwelling glace and now I have seen, oh Lord, the beauty of Thy house.' [...] I stood entranced within the garden.

She said nothing to that but, laughing, took my hand. 'Let us rest ourselves by the side of the silver stream.'

Во всех приведенных отрывках мотив уединенного места реализуется в своих вариантах: долина, окруженная холмами, - vale; поляна в скалах на берегу моря - deli, сад - garden.

Семиотическая признаковая структура пространства уединенного места в мифопоэтическом аспекте. Пространственная организация описаний уединенного места соответствует древнегерманской мифопоэтической модели мира: в вертикальном срезе она соотносится с идеей мирового древа и системой отношений «низ - середина - верх». При этом описываемое место чаще всего тяготеет к «верху». Такая ориентация пространства закономерно связана с идеей сакрального, священного экстаза, соединяющего микрокосм человека с макрокосмом бытия и природы через обретение тайного знания во время встречи. Также в описаниях неизменно появляется источник воды (источник, ручей - little spring, little stream, silver stream), знак присутствия «нижнего» хтонического мира, эквивалентного хаосу. Само же уединенное место в вертикальной развертке может быть соотнесено с мифологемой «middangeard» "срединный мир" и символикой центральной точки мира.

Центральное положение уединенного места подтверждается упоминанием в описаниях всех фундаментальных стихий мироздания: земля/камень - earth, ground, stones; вода - stream, spring, sea; воздух/небо - air, sky; огонь/солнце -sun. Основные стихии (иначе - первоэлементы) могут быть опосредованно соотнесены со «срединным индоевропейским кодом» (С.Г. Проскурин).

В горизонтальном срезе пространство структурируется по принципу «внутренний - внешний»: оно всегда удалено от остального (внешнего) мира и отделено от него естественными преградами (холмы, скалы, море, колючие растения, лес), которые обеспечивают безопасность и защищенность. Уединенное место представляется эквивалентным индоевропейской модели мира как «огороженного пространства» (repM.*midja(n)-gardaz и др.-англ. *frip-geard "зона мира"). Наиболее ярко это отражено в связи этимологии слова garden с и.-е. g^ercf^ "огороженное пространство".

Мифопоэтическое пространство уединенного места всегда заполнено и конституируется наполняющими его вещами. Для него характерны подробные описания растительного мира с акцентом на изобилие {profusion, abundance) и плодородие (fertility, fruitfulness).

При описании поведения и ощущений героев в уединенном месте воспроизводятся однотипные действия (sit, stand entranced, stare). Действия по преимуществу длительны, статичны, что создает ощущение замедления времени при соприкосновении с тайной. Также доминируют чувственные ощущения, обостренные до предела в момент духовного прозрения (частотны глаголы see, smell, sense; существительные scent(s), sound(s)).

Аллитерации. Для описаний характерно наличие большого количества аллитераций, при этом аллитерирующие согласные могут располагаться в начале следующих непосредственно друг за другом слов (suddenly I savoured the sweetness), образовывать «перекрестные» структуры, повторяясь через слово (south-facing dell surrounded by dense thickets), и фонетически сближать слова в составе словосочетаний, ключевых при описании уединенного места (silver stream). Аллитерации, как и в древних поэтических текстах, сохраняют свою мотивирующую силу и создают условия для смысловой соотнесенности лексем в контексте описания уединенного места (ср. silver stream; fragrancy, fruitfulness, fertility, fresh; grow, grass, green, ground).

Анаграммирование. В отрывке из романа «Женщина французского лейтенанта» имеет место анаграммирование слова «одиночество» (SOLITUDE), присутствующего в тексте и являющегося ключевым при описании уединенного пространства поляны, а также фамилии самого писателя -FOWLES: «pOISED In The Sky, craDLED TO ThE aftErnOOn SUn, IT waS charming, In aLL wayS prOTEcTED (SOLITUDE)»; «On thE Far SidE OF thiS ShOuLdEr thE Land FLattened FOr a FEW yardS, and thErE WaS hEr 'SEcLudEd pLacE' (FOWLES)». Иконическое сближение имени писателя через аллитерации и анаграммирование с ключевыми словами фрагмента (ср. FOWLES - "Фаулз" и WiLd - "дикий", FLOWErS - "цветы", FErtiLity -"плодородие", SOLitudE - "одиночество"), с нашей точки зрения, подтверждает важность данного мотива лично для Фаулза как человека и для его «внутреннего языка» как писателя. Кроме того, в этом можно увидеть попытку эстетического воплощения и осмысления его собственного одиночества (SOLITUDE - FOWLES), «огораживания» своего пространства в творчестве и в реальной жизни.

Криптотипы. При сопоставлении описаний привлекает внимание фонетическая общность слов, являющихся ключевыми при воспроизведении мотива уединенного места. Основные группы лексем, объединенных криптофонемой /s/ и криптогруппой /st/, представлены ниже:

1) sun, sky, stream, sea, stone - основные стихии, первоэлементы;

2) south, east, west_- ключевые пространственные координаты;

3) sounds, scents, smell, see, sense - чувственное восприятие;

4) sit, stand, stare, rest, stop - длительные/статичные действия;

5) silent silence, secluded, solitude - одиночество, тишина;

6) strange, astonished, suddenly - странность и внезапность происходящего, удивление;

7) secret, mystery, saint, sacred, ecstasy, existence - тайна, святость, бытие.

Криптофонема активно участвует в формировании в синхронном срезе

новой аутопоэтической структуры матричного типа, в которой все элементы характеризуются смысловой отнесенностью к пространству, времени, характерным особенностям и сущности процесса обретения тайного знания в ходе инициации.

Таким образом, мотив уединенного места является частью обширной, реально существующей традиции, которая создает архетипическое «русло» для творческой энергии писателя, задает исходные параметры его индивидуальной модели мира и основное направление развития сюжета. Аутопоэтические языковые техники имплементации мотива делают возможным его формальное и содержательное самовоспроизводство в диахронии.

Глава 3. Индивидуальные особенности аутопоэтической языковой имплементации мотива уединенного места в прозе и поэзии Джона Фаулза

Мотив уединенного места в творчестве Джона Фаулза представляет собой одну из важнейших констант его художественного мира, ключевой образ «внутреннего языка» писателя, который имел для него не только эстетическую, но и бытийную ценность. Изучение мотива уединенного места в лингво-аутопоэтическом аспекте позволяет нам выявить «макросмысловую» цельность всего корпуса фаулзовских текстов.

Исследуемый мотив находится в тесной семантической связи с мотивом поиска (quest motif) и в значительной мере соотносится с концепцией целостного видения (whole sight), выработанной Фаулзом на основе философии Гераклита Эфесского: преодоление в себе «варварской» ограниченности и принятие целостного видения, свойственного «аристою», составляет суть возможной трансформации героя, начинающейся в уединенном месте. При этом фаулзовское уединенное место может и должно рассматриваться не только как компонент типично постмодернистской мозаичной картины мира, но и как попытка возрождения мифопоэтического пространства, сохраняющего свои основные признаки и ценностную определенность в новой культурной ситуации.

В рамках исследуемого мотива в произведениях Джона Фаулза в подавляющем большинстве случаев мы имеем дело с природным одухотворенным пространством. Это пространство представлено следующими

основными вариантами: остров («Волхв», «Дэниел Мартин», остров Спетсаи в поэзии и дневниках писателя); уединенная ферма/поместье/вилла, обычно окруженная лесом («Волхв», «Башня из черного дерева», «Дэниел Мартин»); сад («Коллекционер», «Дэниел Мартин»); поляна в лесу/холмах/в скалах или вершина горы («Волхв», «Женщина французского лейтенанта», «Дэниел Мартин», «Мэггот»); уединенная долина («Дэниел Мартин»). Природному пространству уединенного места свойственны функции сакрального центра. Это находит отражение в особой аутопоэтической синтактике мотива, который преимущественно обнаруживается в сильных позициях текста (начало, середина, конец, «текст в тексте»). Сакральная центральность уединенного места также подтверждается анализом особенностей его номинации.

Реэтимологизация имен, называющих уединенное место. Реэтимологизация лексем, называющих уединенное место, выявляет «срединность» его положения, в котором амбивалентно сочетаются стремление к «верху» и углубленность «низа», а также позволяет фиксировать ряд потенциальных смыслов, реализующихся в рамках мотива и определяющих характерные черты героев и суть происходящих с ними событий.

Особенности выбора топонимов - имен уединенного места -подтверждают гипотезу об аутопоэтической природе исследуемого мотива. Так сакральная «центральность» уединенного места в романе «Волхв» кодируется в имени греческого острова, где происходит «игра в Бога», - Фраксос (Phraxos). По версии самого Фаулза, название Phraxos этимологизируется как «огороженный (забором)» остров (от греч. tppaCco "закрывать"). Уже этот вариант этимологии вызывает ассоциации с индоевропейской моделью мира как огороженного пространства (и.-е. g<h>erd'" "огороженное пространство") и ее англосаксонской версией (ср. др.-англ. geard букв, "ограда", использовавшееся впоследствии для обозначения мира в целом) и усиливает уединенную замкнутость островного мира, подчеркивая важность границы, отделяющей профанную периферию от сакрального центра и создающей пространство, где становится возможным посвящение в тайны бытия. «Центральный» характер этого огороженного пространства выявляется и через значение греч. fp&Co<; англ. "ash"; рус. "ясень; зола, пепел", соотносящего имя острова с священным деревом скандинавской мифологии - ясенем Иггдрасиль, центром и моделью мира как в вертикальной, так и в горизонтальной проекциях, и одновременно древом познания, на котором происходит инициация бога Одина, обретающего мудрость и руны через самораспятие. Идентификация острова - через имя - с мировым древом, открывающим посвященному языческое тайное знание (руны), по существу аутопоэтически моделирует мучительную «инициацию» главного героя романа Николаса (добровольную, как и распятие Одина), приближающегося к постижению тайны любви и свободы через рассказанные и разыгранные в форме «масок» притчи. Последние можно рассматривать как некие «руны», символические знаки, сплетаемые магом Кончисом в не написанный, а «проговоренный», разыгранный и прожитый роман.

Реэтимологизация антропонимов. В произведениях Фаулза антропоним выступает как изначально мотивированный знак, аутопоэтически актуализирующий свой этимологический код и иконичность звуковой формы. В процессе языковой имплементации мотива уединенного места имя собственное личное, обладая бытийным компонентом значения, наиболее полно осуществляет свое образное и смысловое «саморазвертывание» и становится важным моментом при анализе мотивной прагматики, участвуя в формировании эстетического целого героя.

Интересный пример связи антропонима с уединенным местом представляет собой фамилия главной героини «Женщины французского лейтенанта» Сары Вудраф. В данном случае ярко проявляется аутопоэтическая природа имени собственного, знака, мотивированного не только этимологически, но и своей звуковой формой, и способного автономно генерировать новые смыслы в процессе восприятия текста.

Фамилия Вудраф (Woodruff) имеет древние англосаксонские корни и соотносится с названием растения woodruff "ясменник душистый" (от др.-англ. wudurofe при др.-англ. wudu "лес"). Возможно, Фаулз, обладавший обширными познаниями в ботанике, увидел в этой связи имени героини с названием ароматного растения, с давних пор использовавшегося монахами в составе «напитка любви», суть того таинственного и необъяснимого природного чувственного наваждения, каким стала Сара для Чарльза Смитсона. Однако на наш взгляд, имя Woodruff допускает еще один вариант этимологизации его компонентов, достаточно точно отражающий единство героини с уединенным природным пространством, - «окруженная/окольцованная лесом» (при wood "лес" и ruff" 1. ист. круглый жесткий воротник; 2. кольцо перьев или шерсти вокруг шеи (у птиц или животных); 3. круговой выступ на валу; гребень"). Такое прочтение имени сосредоточивает в нем экзистенциальное ядро личности Сары во всех ее проявлениях: одиночество изгоя в чуждом ей викторианском обществе и стремление укрыться в лесных зарослях Андерклифа, на уединенной поляне (dell, secluded place), где она рассказывает Чарльзу свою историю; существование в единстве с дикой природой, дающее внутреннюю свободу и инстинктивно соединяющее с древней мудростью языческой религии; наконец, лес, являющийся - через имя - неотъемлемой частью Сары, становится символом всеобщей неделимой целостности бытия (universal parity of existence), неподвластной классификациям викторианской науки, и сообщает такую же цельность героине, тайна которой остается непознанной не только Чарльзом, но и самим Фаулзом, о чем он пишет в своих дневниках. Кроме того, фонетическая близость второго компонента фамилии -ruff к таким словам, как существительное ruffle в значении "смятение, тревога" и прилагательное rough, среди значений которого можно выделить "грубый, необработанный, неотшлифованный"; "бурный, бушующий (о море)"; "трудный, горький, тяжелый", расширяет семантику звучащего имени героини и предопределяет некоторые ключевые характеристики ее личности, внешнего облика, совершаемых действий и в целом судьбы. И во внешности, и в поведении мисс Вудраф чувствуется нетипичная для викторианской женщины природная

неотшлифованность, грубоватость и вместе с тем независимость, придающие ее сущности нечто мужское (ср. the rougher sex "сильный пол"): «Something about the coat's high collar... was masculine»; «There was something male about her there. Charles felt himself an old woman...». Именно эта независимость делает героиню изгоем Лайм-Риджиса, но дает ей возможность проводить большую часть времени там, где она чувствует себя внутренне свободной, - на краю набережной Кобб, на границе стихий между сушей и бушующим (rough) морем или на прибрежной уединенной поляне в Андерклифе, где лес и море максимально сближаются.

Рассмотрение особенностей семиотического структурирования пространственных признаков уединенного места выявило его близость к мифопоэтической концепции пространства, а также позволило нам проследить формирование индивидуальных смыслов в текстах Фаулза в рамках оппозиций «космос - хаос» и «свет - тьма».

Природный космос фаулзовского уединенного места возникает не только как гармоничное сочетание стихий, но и как естественное вместилище растений, птиц и животных: «наполнение» уединенного места неизменно стремится к максимальной иконичности и достаточно точному воспроизведению реалий хорошо известных писателю ландшафтов. Однако растения и птицы не просто заполняют создаваемое художественное пространство в качестве деталей, но часто приобретают символическую функцию, предопределенную мифопоэтическим характером творимого локуса, Примером такого индивидуально-фаулзовского символа является орхидея («Дэниел Мартин»). На основе данного образа героем романа формулируются два ключевых жизненных принципа - «looking at» («рассматривание» с целью описания) и «looking for» («поиск» как подлинно творческий поэтический опыт), эквивалентных принципам науки и искусства при постижении мира. При этом поиск цветка соотносится с поиском подлинных глубин своего «Я», всегда связанных для Фаулза со способностью к любви, творчеству и «целостному видению» (whole sight), то есть теми ценностями, обретение которых составляет цель трансформации героя в уединенном месте. Упоминаемое в первой главе романа имя Spiranthes spiralis (Спирантес спиральная) (spiranthes "благоухающая" от лат. spiräre "пахнуть, благоухать" и spiralis "спиральная (по форме)" от лат. spira "изгиб, извив") аутопоэтически предопределяет формирование у носящего его цветка символической функции: родственное глаголу spiräre сущ. spïritus, имеющее значения "дыхание; дыхание бога", "вдохновение", "жизнь, жизненная сила", а также "душа, дух" и "личность", изначально закладывает возможность видеть в орхидее природный прообраз внутренней целостности Дэниеля и подлинного творческого вдохновения как «дыхания бога », к которому ведет долгий и трудный путь духовного поиска по жизненной спирали (spiralis).

Реализация оппозиции «космос - хаос» и случаи ее снятия были также рассмотрены нами в ходе анализа образов «зеленого хаоса» (green chaos) и «утробного» пространства (womb). «Зеленый хаос» в сердце природного космоса, чуждый целесообразной науке, воплощает древнюю идею хаоса как

принципа непрерывного и бесконечного становления. Его текучесть и преходящесть, требующие непосредственного восприятия «здесь и сейчас», скрытые творческие потенции и невыразимость словом составляют, по Фаулзу, «природу природы», которая находит соответствие в бессознательных глубинах человеческой психики (эссе «Дерево»). Погружение в «зеленый хаос» природы и открытие в себе «зеленого человека», своей целостности и способности к целостному восприятию мира, чаще всего мыслятся писателем как движение вглубь, в изолированное пространство материнской утробы. Метафорический образ «утробного» (womb, enwombed), самоуглубленного (inturned) и связанного с лесом (wooded, forest womb) пространства, обладает признаками творческой потенциальности и бесконечных возможностей развития событий («Башня из черного дерева», «Дэниел Мартин», «Мэггот»).

Символическое противопоставление «света» и «тьмы» реализуется в текстах Фаулза на основе лексем light и dark/darkness (ср. и.-е. *dher "загрязнять, тьма"). Тесная связь уединенного места со светом подтверждает космичность творимого в рамках мотива природного пространства и возрождает древние представления о Мире как Свете, существовавшие в англосаксонской традиции. Нейтрализация оппозиции «свет - тьма» осуществляется через использование лексем light и black (ср. и.-е. *bhel "гореть, сиять").

Отметим также, что особенности пространственного структурирования уединенного места, помимо мифопоэтических соответствий, обнаружили смысловую связь с фаулзовской концепцией «целостного видения» (whole sight) - восприятия мира как вечной борьбы противоположностей и одновременно гармоничного единства макрокосма природы и микрокосма человеческого бытия, обретение которого является залогом истинного творчества и свободы и целью преображения героев Фаулза (и современного человека) в уединенном природном пространстве.

В заключении подводятся итоги проведенного исследования.

Мотив уединенного места, выявленный на материале произведений Джона Фаулза и других текстов англосаксонской литературной традиции, был отнесен нами к архетипическим мотивам. Для него характерны связь с «протосюжетом» обрядов инициации и фазами литературного «археосюжета» и устойчивость семантического инварианта в диахронии, предопределенная биологическими и культурно-социальными факторами. Инвариант данного мотива обладает особой семантической структурой, в которой доминируют эстетически отмеченные пространственно-временные признаки, имплицирующие определенный тип актантов («герой-неофит» и «наставник»/«наставница») и комплекс действий-предикатов (уединение, встреча, испытание и т.д.). При этом пространственно-временные характеристики обнаруживают тесную связь с иконически-целостным образом мифопоэтического пространства-времени.

Рассмотрев произведения Джона Фаулза в контексте англосаксонской литературной традиции, мы фиксировали значительную автономию мотива уединенного места в процессе языкового самовоспроизводства. Именно это обстоятельство привело нас к трактовке архетипического мотива в русле

«глубинной семиотики» и теории аутопоэзиса: определяя мотив уединенного места как аутопоэтическую (саморазвивающуюся) систему, сохраняющую базовое структурное ядро в сочетании с самодостраиванием и варьированием на основе собственных внутренних ресурсов, мы видим в нем важную знаковую составляющую «внутреннего языка» писателя, которая способна проявляться в тексте посредством особых устойчивых способов языковой имплементации. Данные способы языковой имплементации мотива были определены нами как аутопоэтические языковые техники. В ходе исследования выявленные аутопоэтические языковые техники были описаны на материале произведений Джона Фаулза в диахронической перспективе текстов англосаксонской литературной традиции.

Начатое исследование может быть продолжено в нескольких направлениях. Необходима дальнейшая работа по системному описанию мотива уединенного места (и его вариантов) в творчестве Джона Фаулза, контуры которого были только намечены нами в рамках выбранной темы. Кроме того, может быть значительно расширен ряд выявленных аутопоэтических языковых техник имплементации архетипического мотива (например, в ходе изучения синтаксических особенностей текстовых фрагментов), что станет дополнительным подтверждением его аутопоэтической природы. Перспективной также представляется попытка анализа аутопоэтических языковых средств воплощения мотива уединенного места на материале текстов других литературных традиций.

Основные положения исследования отражены в следующих публикациях:

1. Тарабакина, А.К. Особенности языковой имплементации мотива (на материале прозы Дж. Фаулза) / А.К. Тарабакина // Филология и человек. - 2010. - №4. - С. 153-160. (0,3 п.л.)

2. Тарабакина, А.К. Мотив уединенного места в прозе Джона Фаулза: аутопоэтический и мифопоэтический аспекты / А.К. Тарабакина // Сибирский филологический журнал. - 2011. - №1. - С. 120-124. (0,6 п.л.)

3. Тарабакина, А.К. Метафора в романе Дж. Фаулза «Дэниел Мартин»: семантические и стилистические особенности / А.К. Тарабакина // Филологический журнал : межвузовский сборник научных статей. - Южно-Сахалинск : Изд-во СахГУ, 2000. - Вып. IX. - С. 23-32. (0,9 пл.).

4. Тарабакина, А.К. Проза Дж. Фаулза и античная философская традиция / А.К. Тарабакина // Филологический журнал : межвузовский сборник научных статей. - Южно-Сахалинск : Изд-во СахГУ, 2002. - Вып. XI. - С. 8082. (0,3 пл.)

5. Тарабакина, А.К. Некоторые особенности функционирования литературных цитат в прозе Джона Фаулза / А.К. Тарабакина // Сборник научных трудов НГТУ. - Новосибирск : Изд-во НГТУ, 2008. - Вып. 1 (15). - С. 159-164. (0,3 п.л.)

6. Тарабакина, А.К. Мотив как аугопоэтическая система: диахронический аспект / А.К. Тарабакина // Критика и семиотика. - 2009. -Вып. 13. - С. 170-182. (0,7 п.л.)

7. Тарабакина, А.К. Мотив уединенного места в прозе Джона Фаулза: языковые техники имплементации / А.К. Тарабакина // Вестник НГУ. Серия: Лингвистика и межкультурная коммуникация. - Новосибирск : Изд-во НГУ, 2009. - Т.7. - Вып. 2. - С. 27-41. (1,4 п.л.)

8. Тарабакина, А.К. Языковые техники имплементации мотива (на материале прозы Джона Фаулза) / А.К. Тарабакина // Межкультурная коммуникация: теория и практика : сборник статей IX Международной научно-практической конференции «Лингвистические и культурологические традиции и инновации». - Томск : Изд-во ТПУ, 2009. - С. 214-220. (0,3 п.л.)

9. Тарабакина, А.К. Реализация аутопоэтического потенциала антропонима в процессе имплементации мотива (на материале романа Джона Фаулза «Дэниел Мартин») / А.К. Тарабакина // Актуальные проблемы филологии и методики преподавания иностранных языков : материалы Международной научно-практической Интернет-конференции (1-30 ноября 2009 г.). - Новосибирск : Изд-во НГПУ, 2010. - С. 89-96. (0,8 п.л.)

10. Тарабакина, А.К. Мотив уединенного места в раннем творчестве Джона Фаулза: мифопоэтический аспект / А.К. Тарабакина // Межкультурная коммуникация: лингвистические и лингводидактические аспекты : сборник материалов 2-ой международной научно-методической конференции. -Новосибирск : Изд-во НГТУ, 2011. - С. 229-236. (0,4 п.л.)

Отпечатано в типографии Новосибирского государственного Технического университета 630092, г. Новосибирск, пр. К. Маркса, 20, тел./факс: (383) 346-08-57 формат 60x84 1\16, объем 1.5 п.л., тираж 100 экз. заказ № 273 подписано в печать 03.02.12 г.

Текст диссертации на тему "Языковые средства имплементации мотива: аутопоэтический аспект"

61 12-10/589

Министерство образования и науки РФ Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования "Новосибирский национальный исследовательский государственный университет" (Новосибирский государственный университет, НГУ)

ЯЗЫКОВЫЕ СРЕДСТВА ИМПЛЕМЕНТАЦИИ МОТИВА: АУТОПОЭТИЧЕСКИЙ АСПЕКТ (НА МАТЕРИАЛЕ ТВОРЧЕСТВА ДЖ. ФАУЛЗА)

Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук

ТАРАБАКИНА Анна Константиновна

Специальность 10.02.04 - германские языки

Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор С.Г. Проскурин

Новосибирск - 2011

ОГЛАВЛЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ..................................................................................5

ГЛАВА 1. КАТЕГОРИЯ МОТИВА В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ И ЗАРУБЕЖНОЙ ГУМАНИТАРНОЙ НАУКЕ.....................................12

1.1.Истоки теории мотива: концепция А. Н. Веселовского.......................12

1.2. Основные направления развития современных мотивных исследований................................................................................22

1.2.1. Мотив и тема, мотив и смысл...................................................22

1.2.2. Структурно-семантический и прагматический подходы к изучению мотива, системное определение мотива.......................................25

1.3. Семиотический подход к изучению мотива..................................31

1.4. Проблема языковой имплементации мотива.................................37

1.5. Традиции зарубежного и отечественного «фаулзоведения»: степень

исследованности мотива уединенного места.........................................41

ВЫВОДЫ ПО ГЛАВЕ 1................................................................46

ГЛАВА 2. АУТОПОЭТИЧЕСКИЕ ЯЗЫКОВЫЕ ТЕХНИКИ ИМПЛЕМЕНТАЦИИ АРХЕТИПИЧЕСКОГО МОТИВА УЕДИНЕННОГО МЕСТА............................................................48

2.1.Архетипический мотив: проблема определения.................................48

2.2. Аутопоэтическая природа языковой имплементации архетипического мотива: «глубинно-семиотическая» трактовка......................................53

2.3. Анализ языкового воплощения архетипического мотива и выявление мифопоэтической основы художественного текста................................62

2.4. Архетипический мотив уединенного места: культурно-исторический субстрат, проблема статуса, структурно-семантическая специфика......67

2.4.1. Культурно-исторический субстрат мотива уединенного места...........67

2.4.2. Проблема статуса и структурно-семантическая специфика мотива уединенного места.........................................................................71

2.5. Аутопоэтические языковые техники как способ имплементации архетипического мотива в художественном тексте...........................................75

2.5.1. Аутопоэтические языковые техники: процесс выявления, определение, обоснование термина............................. .........................................75

2.5.2. Лингвистический и аутопоэтический аспекты изучения техник имплементации мотива...................................................................79

2.6. Анализ аутопоэтических языковых техник имплементации мотива

уединенного места на литературном материале....................................98

ВЫВОДЫ ПО ГЛАВЕ 2...............................................................116

ГЛАВА 3. ИНДИВИДУАЛЬНЫЕ ОСОБЕННОСТИ АУТОПОЭТИЧЕСКОЙ ЯЗЫКОВОЙ ИМПЛЕМЕНТАЦИИ МОТИВА УЕДИНЕННОГО МЕСТА В ПРОЗЕ И ПОЭЗИИ ДЖОНА ФАУЛЗА..................................................................................119

3.1. Мотив уединенного места в творчестве Фаулза: общая характеристика, связь с философией Гераклита, аутопоэтическая синтактика мотива.........119

3.2. Реэтимологизация как способ выявления аутопоэтической специфики имен, называющих уединенное место................................................134

3.3. Реэтимологизация как способ выявления аутопоэтического потенциала антропонимов в рамках мотива уединенного места..............................148

3.4. Семиотическая структура мифопоэтического пространства уединенного

места в прозе и поэзии Дж. Фаулза...................................................159

3.4.1 .Оппозиция «космос - хаос»......................................................159

3.4.2.Оппозиция «свет - тьма».........................................................181

ВЫВОДЫ ПО ГЛАВЕ 3...............................................................191

ЗАКЛЮЧЕНИЕ.........................................................................193

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК.............................................197

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ СЛОВАРЕЙ И ИХ

СОКРАЩЕНИЙ.........................................................................222

СПИСОК ИСТОЧНИКОВ ЦИТИРОВАННЫХ ПРИМЕРОВ.............224

СПИСОК ПРОИЗВЕДЕНИЙ ДЖ. ФАУЛЗА И ИХ СОКРАЩЕНИЙ...225

ПРИЛОЖЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

Настоящее диссертационное исследование посвящено анализу аутопоэтических языковых средств имплементации мотива на примере мотива уединенного места в творчестве британского писателя Джона Фаулза (1926-2005).

Категория мотива на настоящий момент является одной из самых востребованных в различных отраслях гуманитарного знания и прежде всего - в современных исследованиях отечественных филологов. Проблемы мотивики русской литературы активно разрабатываются Институтом филологии СО РАН (Словарь-указатель сюжетов и мотивов... 2006, 2008); повествовательному мотиву посвящены разделы монографий (Краснов 2001; Мелетинский 1994; Путилов 1994; Тюпа 2001), отдельные монографии (Силантьев 20046) и многочисленные диссертационные исследования -более 50 за последнее десятилетие, - выполненные на материале русской (Коробкова 2009; Крючков 2006; Куприянова 2007; Московский 2004; Никитина 2006; Новикова 2007; Орехов 2008; Шинкарова 2008 и многие другие) и зарубежной литературы (Блохина 2003; Керашева 2007; Михайленко 2003; Чеснокова 2000; Шевелева 2004). Категория мотива реинтерпретируется в рамках когнитивной поэтики (Шанталина 2007) и продуктивно используется в ходе концептуальных исследований (Карыпкина 2002; Проскурин 1990; Рабкина 2008).

(саморазвивающуюся) систему и часть «внутреннего языка» писателя в русле таких актуальных направлений исследований, как теория аутопоэзиса (Матурана, Варела 2001) и «глубинная семиотика» (Фещенко 2006а, 20066). Данный подход к интерпретации материала позволяет фиксировать «самовыстраивание» языковых средств в устойчивые структуры при воспроизводстве мотивного «плана содержания» в диахронии и представляет несомненный интерес для современной лингвистики, открывая новые возможности исследования активизации процессов языковой автономии в рамках художественного текста. Таким образом, выбранное направление изучения мотива - выявление аутопоэтических способов его формализации в языке художественной литературы - является перспективным и определяет актуальность диссертационной работы.

Достижению цели способствует решение комплекса следующих задач:

Научная новизна диссертационного исследования состоит в синтезе теоретических и методологических принципов современной теории мотива и художественной семиотики в рамках анализа художественного текста с целью выявления аутопоэтических языковых средств имплементации мотива. Изучение формального уровня выраженности мотива в аутопоэтическом аспекте на материале англоязычных художественных текстов является новым в изучении германских языков и дает возможность проанализировать те

автономные языковые процессы, которые активизируются в ходе имплементации мотива.

Основу проведенного исследования составляет следующая гипотеза: имплементация выявленного нами архетипического мотива уединенного места в текстах Джона Фаулза (а также в других литературно-художественных текстах англосаксонской традиции) осуществляется с помощью особых языковых техник, которые имеют аутопоэтическую природу, способствуют самовоспроизводству мотива в формальном и содержательном плане в диахронии и формированию в его рамках индивидуально-авторских смыслов.

Для достижения цели и решения конкретизирующих ее задач на разных этапах исследования использовались следующие методы и приемы анализа: контекстуальный, семантический, историко-этимологический, семиотический, сравнительно-сопоставительный; элементы

лингвостилистического и лингвопоэтического анализа художественного текста. В ходе исследования мы также опирались на основные положения методики системного аналитического описания мотива (И.В. Силантьев) и использовали метод анализа художественного имени, предложенный С.Г. Проскуриным и Е.В. Сосниным.

По результатам исследования были сформулированы следующие положения, выносимые на защиту:

1. Архетипический мотив уединенного места, выделяемый нами в рамках англосаксонской литературной традиции, обладает особой семантической структурой, в которой доминируют эстетически значимые пространственно-временные характеристики. Данные характеристики имплицируют комплекс определенных предикативных действий (уединение, встреча, испытание, получение тайного знания, возвращение в мир, сопровождающееся полной или частичной сменой статуса), которые связывают актантов и соотносятся с традицией «обрядов перехода» (инициаций).

лексем. В текстах Дж. Фаулза были также выявлены такие языковые техники, как анаграммирование и реэтимологизация имен.

4. Индивидуальные особенности аутопоэтических языковых техник имплементации мотива уединенного места в произведениях Дж. Фаулза включают: спонтанное анаграммирование имени писателя и слова «solitude» "одиночество" в описаниях уединенного места; реэтимологизацию имен (антропонимов и лексем, называющих уединенное место), которая позволяет установить соответствие между пространственной структурой уединенного места и основными параметрами древнегерманской мифопоэтической модели мира; семиотическое структурирование пространственных признаков, основанное на снятии оппозиций «космос - хаос» и «свет - тьма» посредством использования лексем в специфических индивидуальных контекстах; сочетание иконичности и символизации при описании природного «наполнения» уединенного места.

Апробация работы. Основные положения и результаты диссертационного исследования были представлены в докладах, которые обсуждались на межкафедральных семинарах «Актуальные проблемы современной лингвистики» в Новосибирском государственном техническом университете; на IX международной научно-практической конференции «Лингвистические и культурологические традиции и инновации» в ТПУ (г. Томск, 15-17 ноября 2009 года), на международной научно-практической интернет-конференции «Актуальные проблемы филологии и методики преподавания иностранных языков» в НГПУ (г. Новосибирск, 1-30 ноября 2009 года), II международной научно-практической конференции «Межкультурная коммуникация: лингвистические и лингводидактические аспекты» в НГТУ (г. Новосибирск, 20-21 апреля 2011 года) и отражены в 10 публикациях общим объемом 6 печатных листов.

заключения, списка используемой литературы (298 работ, из них 233 на русском, 65 на английском и немецком) и источников материала. Во введении обосновывается актуальность темы, отмечается ее научная новизна, формулируются цель и задачи исследования, характеризуется теоретическая и практическая значимость полученных результатов, а также описывается методологическая база диссертации и излагаются положения, выносимые на защиту. В первой главе в обобщенном виде излагаются ключевые положения современной отечественной и зарубежной теории мотива с учетом исторической эволюции категории, а также такие значимые для нашего исследования вопросы, как семиотическая трактовка мотива и степень изученности способов языкового воплощения мотива в художественном тексте в целом и на материале произведений Дж. Фаулза. Во второй главе представлен анализ аутопоэтических языковых техник имплементации архетипического мотива уединенного места в произведениях Джона Фаулза в диахронической перспективе текстов англосаксонской литературной традиции. В третьей главе рассматриваются некоторые индивидуальные особенности языковой имплементации исследуемого мотива в произведениях Джона Фаулза в мифопоэтическом аспекте. В заключении подводятся общие итоги проведенного исследования.

ГЛАВА 1. КАТЕГОРИЯ МОТИВА В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ И ЗАРУБЕЖНОЙ ГУМАНИТАРНОЙ НАУКЕ

1.1. Истоки теории мотива: концепция А.Н. Веселовского

Термин «мотив» на современном этапе развития гуманитарного знани�

автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.04 диссертация на тему: Языковые средства имплементации мотива: аутопоэтический аспект

Полный текст автореферата диссертации по теме "Языковые средства имплементации мотива: аутопоэтический аспект"

Текст диссертации на тему "Языковые средства имплементации мотива: аутопоэтический аспект"

Похожие темы диссертаций

автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.04
диссертация на тему: Языковые средства имплементации мотива: аутопоэтический аспект