автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.02
диссертация на тему: Южное Зауралье в средние века

Полный текст автореферата диссертации по теме "Южное Зауралье в средние века"

На правахрукописи

Маслюженко Денис Николаевич

Южное Зауралье в средние века (этнополитический аспект)

07. 00. 02. - Отечественная история

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

Курган - 2004

Работа выполнена на кафедре отечественной истории Курганского государственного университета

Научный руководитель - кандидат исторических наук, доцент В.В. МЕНЩИКОВ

Официальные оппоненты - доктор исторических наук, профессор

Ю.А. СОРОКИН — кандидат исторических наук, доцент В.П. КОСТЮКОВ

Ведущее учреждение - ЧЕЛЯБИНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

Защита диссертации состоится «16> ^зе^АлЛлТ 2004 года в а часов на заседании диссертационного совета Д 212.103.02 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора исторических наук в Курганском государственном университете, находящемся по адресу: 640000, г. Курган, ул. Пушкина, 137, корп.З.

С диссертацией можно ознакомится в библиотеке Курганского государственного университета.

Автореферат разослан «/¿?» 2004 г,

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат исторических наук, доцент

В.В. Менщиков

2004-4 23278

- 1 ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность исследования. Этнополитический аспект средневековой истории Южного Зауралья является одной из слабо исследованных проблем уральской регионалистики. В результате этого образуется лакуна в исследовании исторических процессов заселения и развития региона с раннего железного века и вплоть до прихода на эту территорию русского населения в конце XVI века. Наличие «белых пятен» в истории Южного Зауралья продолжительностью чуть больше тысячи лет не позволяет нам полностью понять закономерности даже такого хорошо изученного явления, как военные столкновения русских с ханом Кучумом и его наследниками, а, следовательно, и выявить особенности заселения края русскими. История Южного Зауралья в этнополитическом аспекте была тесно связана с общеевразийскими процессами, в частности образованием степных государств, что вызывает необходимость определения роли региона в многообразных по своим формам взаимоотношениях, проходящих в обширных степях и лесостепях Евразии.

Объектом исследования является этнополитический аспект средневековой история Южного Зауралья. Понятие «этнополитика» неоднозначно воспринимается как в отношении периодов, удаленных от современности, так и для региона, история которого нашла слабое отражение в письменных источниках. Однако люди всегда были объединены в определенные структурированные группы по этническому или социально-политическому принципу. На ранних этапах истории подобная идентификация не может быть однозначно разделена. Образование любого политического объединения в широком смысле данного понятия изначально базировалось на интеграции, в основе которой лежала схожесть языка, хозяйства, исторической судьбы, обычаев и традиций. Часто это находит отражение не только в хрониках, но и в материальных памятниках, являясь признаками «этноса». В результате этнополитическая история должна быть исследована во взаимодействии трех аспектов: этнического, социально-политического и экономического.

Предметом исследования является эволюция указанных аспектов этнополитической картины Южного Зауралья в средние века. Принятие подобных предмета и объекта исследования часто заставляет нас выходить далеко за рамки региона, чтобы проследить судьбу и роль зауральского населения в иных географических условиях.

Географические рамки исследования ограничены Южным Зауральем. Определение любых границ в рамках реально существующих регионов во многом условно и является лишь способом организации сконструированной нами территории. Эти проблемы усугубляются при рассмотрении переходных и пограничных зон, к каковым относится изучаемая территория. Под Южным Зауральем мы понимаем географическую зону, которая представляет собой равнинную лесостепь, являясь составной частью Западно-Сибирской низменности. В то же время на западе она ограничена Уральскими горами и здесь же в нее вклиниваются «языки» казахстанских степей, обеспечивающие приток кочевого населения, а на востоке и севере начинается тайга с особой

13 РОС НАЦИОНАЛЬНАЯ

библиотека

СПтрвургдЛ

оэ к» у

этнокультуной спецификой. К центральной части этого региона относится часть бассейна р. Тобол, которая находится между ее притоками - реками Исеть на севере и Уй на юге. Вся прилегающая к среднему Притоболью территория относится по ландшафтным особенностям к Притобольной провинции. Тобол является своеобразной меридиональной границей в регионе, а распространение степного разнотравья играет роль параллельной. К востоку от реки расположено более 3 тысяч озер, идущих почти до Ишима и обеспечивающих особые требования к заселению региона. Южное Зауралье для нас определяется во многом как особая историческая область («страна маджудж» (VШ-X вв.) или «страна Сибир» (XIII-XVI вв.)), специфика которой заключается в расположение в особой контактной зоне между степью и лесом.

Хронологические рамки исследования охватывают период средних веков (по традиционной хронологии века). Автор считает, что подобные

временные рамки могут быть увязаны именно с этнополитическим аспектом истории Южного Зауралья. Ранняя дата (V век) связана с процессами Великого Переселения народов, в ходе которого в середине IV века гуннский племенной союз покидает территорию Приуралья и уходит на Запад. Это обуславливает первый этап кризиса местных обществ (территория оказывается обезлюдевшей, формируется иная этнополитическая обстановка в степях). Верхние рамки исследования - XVI век. - связаны с расширением конфликта Сибирского ханства и России. Хотя династия Шибанидов как определенная политическая сила продолжала существовать на территории Южного Зауралья до середины XVII века, ее роль после походов русских как представителей нового гегемона перестает быть доминирующей. Фактически это тоже фаза кризиса, коренной ломки местных этнополитических и социальных структур, которая уже не могла быть остановлена внутренними силами. Таким образом, эпоху средневековья в Южном Зауралье хронологически ограничивает два периода кризиса местных этнополитических структур.

Историография изучения проблем средневековой истории Южного Зауралья в этнополитическом аспекте может быть поделена на несколько периодов: 1) дореволюционная историография; 2) историография советского периода; 3) современная историография (1980-2000 гг.).

Для дореволюционной историографии в целом характерно обращение к сюжетам сибирской истории лишь в рамках конца ХУ-Х^ вв., Южное Зауралье не выделялось из общего исторического фона Сибири. Тенденцией было рассмотрение эпохи в контексте завоевания этой территории Ермаком и ее включения в состав Русского государства (Н.М. Карамзин, П.А. Словцов, И.Е. Фишер). Материал об этнической или государственной структуре местных народов приводился лишь как показатель общего уровня развития Сибирского ханства в сравнении с Москвой. Ряд авторов (Г.Ф. Миллер, А. Дмитриев, П. Небольсин) попытались рассмотреть историю возникновения ханства, родословную ханов Шибанидов, их столкновения с Тайбугидами. Целью подобных экскурсов было определение основных тенденций московско-сибирской политики. Реконструкция экономической структуры сибирского общества XVI века была предпринята Н. Ядринцевым.

В советской истории в целом сохранялись тенденции дореволюционного этапа. Обращалось значительное внимание на процессы освоения и включения Сибири как единого региона в состав Русского государства. В связи с этим, особое значение приобретало социально-экономическое развитие региона в XVI веке, изучением которого занимался в 1930-50 гг. СВ. Бахрушин. Крупным достижением этого периода стало написание коллективного труда «История Сибири», во 2 томе которого была сделана попытка создания целостной истории региона на протяжении всей эпохи средневековья. В рамках этого периода в 1950-60-х гг. как отдельное направление выделяется кочевниковедение. Обращение особого внимания на данную проблему было заслугой Л.Н. Гумилева, который на широком материале исследовал генезис гуннского племенного союза, формирование Тюркских каганатов, специфику монгольской государственной структуры, затронул некоторые страницы истории зауральского населения. В тоже время Р.Г. Кузеев изучал проблемы этногенеза башкир, непосредственно связанные с исследуемым регионом. М.Г. Сафаргалиевым была написана первая обобщающая работа по истории Золотой Орды и ее наследников, где была определена роль улуса Шибана в общей структуре государства, намечены этапы генезиса этого улуса в отдельное ханство Шибанидов. Кроме того, была написана работа Б.А. Ахмедова о государстве кочевых узбеков, являющаяся до сих пор единственным монографическим исследованием по истории возвышения Шибанидов и формировании «империи» Абу-л-Хайр-хана. Значительным вкладом в изучение степной проблематики стали труды казахского ученого Б.Е. Кумекова, под руководством которого была выпущена в 1978 году «История Казахской ССР» (реконструирован этнический состав кочевников, особенности степного взаимодействия, исследована роль каганатов и противоборствующих Шибанидских государств). Определенное значение приобретает археологическое исследование региона (К.В. Сальников выделил первую археологическую культуру региона эпохи средневековья - бакальскую). С 1970-х гг. активизируются археологические исследования В.А Могильникова.

Изучение этнополитического аспекта средневековой истории Южного Зауралья активизировалось, особенно среди археологов, в последние десятилетия. Наиболее важные тенденции данного периода нашли отражение в трудах В.А. Могильникова, в частности в двух томах «Археологии СССР», где автор затронул почти все узловые проблемы генезиса южнозауральского населения домонгольского периода. Уровень развития и причины кризиса зауральского населения в конце раннего железа обсуждались Л.Н. Коряковой и Н.П. Матвеевой. Проблемы этногенеза мадьяр, в том числе в эпоху кыпчакских миграций, и их связь с лесостепью Западной Сибири рассмотрены в трудах В.А. Иванова и А.В. Расторопова. В.А. Иванов также обратил внимание на специфику состава улуса Шибана. Проблемы Кимакского и Кыпчакского каганатов, а также их роль в истории лесостепи Западной Сибири исследовали Б.Е. Кумеков (по письменным источникам) и Д.Г. Савинов (по археологическим материалам). Особого внимания заслуживают работы по истории тюркоязычных кочевников С.Г. Боталова и В.П. Костюкова. С.Г.

Боталовым было прослежено влияние экологического фактора на заселение региона южными номадами, намечены пути миграционных процессов в У-УП вв., предложена трактовка легендарных народов «яджудж, маджудж» как реальных этнонимов мадьяр. В.П. Костюков обратил внимание на роль улуса Шибана в составе Золотой Орды, специфику этнического состава населения (роль канглов). Не были забыты и проблемы угорских групп населения Южного Зауралья (В.Д. Викторова, В.М. Морозов, Б.Б. Овчинникова).

В среде историков обсуждались основные тенденции историографии предыдущих этапов (М.А. Демин), а также проблемы колонизации региона русскими (Р.Г. Скрынников). А.Г. Нестеровым была проанализирована история Сибирского княжества Тайбугидов, причины его внутренней слабости, а также родословная Сибирских Шибанидов. В рамках истории государства Шибанидов Д.М. Исхаков исследовал связь Сибири с Казанью, миграции казанских татар. Особого внимания заслуживает монография С.Г. Кляшторного и Т.Н. Султанова, цель которой исследование народов и государств евразийских степей в древности и средневековье, не обойдя при этом и кочевников Южного Зауралья, особенно при Шибанидах. В.В. Трепавлов на большом архивном материале обосновывает значительную роль ногаев в истории Южного Зауралья эпохи Шибанидов и Тайбугидов.

Вклад в написание средневековой истории региона был сделан и курганскими историками и археологами (В.В. Пузанов, С.Н. Шилов).. В.В. Пузановым исследованы причины внутренней слабости княжества Тайбугидов, их взаимоотношения с Москвой и Кучумом. С.Н. Шиловым была предпринята проверка данных «Сибирских летописей» археологическим путем (поиски Салтосаранской крепости результатов не дали), им был раскопан единственный на территории Притоболья прамадьярский могильник УИ-УШ вв.

Ряд проблем этнополитической истории Южного Зауралья, как одного из регионов западно-сибирской лесостепи, изучали и западные исследователи. Среди них особенно выделяются труды венгерских ученых И. Фодора и П.Вереша по мадьярской проблематике, а также работы А. Франка и С. Мартина о Сибирских Шибанидском и Тайбугидском государствах.

Таким образом, в течение нескольких столетий изучения истории Южного Зауралья в средние века авторами было исследовано множество отдельных проблем этнополитической истории южнозауральского населения. Однако суммарно эти работы составляют эффект мозаичности истории, существует большие хронологические пробелы. Таким образом, необходимо создать единую эволюционную схему развития региона в этот период.

Целью исследования является построение общей схемы этнополитической истории Южного Зауралья на протяжении V-XVI вв., поиск общих и особенных черт развития населения региона на различных этапах в рамках антропологического подхода к историческим процессам. Данная цель достигается путем решения конкретных задач: 1) построение периодизации и хронологии истории региона в V-XVI вв.; 2) реконструкция этнического состава населения Южного Зауралья и его формирования в результате миграционных процессов и взаимодействий; 3) исследование социально-

экономической и политической системы, в рамках которой существовало население Южного Зауралья в V-XVI вв.; 4) выявление черт общего и особенного в рамках данных процессов на протяжении полутора тысячелетий.

Источннковая база. Достижение цели и решение задач исследования, указанных выше, должно опираться на свидетельства исторических источников. Все источники могут быть разделены на две группы: письменные, которые делятся на неопубликованые (архивные) и опубликованные, и вещественные (археологические). Для нашего исследования несомненной доминантой являются письменные источники. К архивным относятся материалы археологических отчетов из архива Института Археологии РАН (фонд Р-1), имеющие значение в построении схемы заселения региона, а также общего реестра археологических памятников Тоболо-Исетья. В силу специфики темы в основном нами используются опубликованные источники (6 типов).

К первому типу относятся среднеазиатские и русские хроники и летописи. Материалы летописей монгольских и среднеазиатских авторов отражают события ХГГ-ХУГ веков и связаны с историей Монгольской империи, а также ее степных наследников. Наиболее древними из них являются «Сокровенное сказание», рассказывающее об основании империи, и «Сборник летописей» Рашид-ад Дина. Наибольшее количество летописей было собрано в двухтомном сборнике В.Г. Тизенгаузена, посвященном истории Золотой Орды, и «Материалах по истории Казахских ханств». Особенный интерес для нас имеют последние, где опубликованы летописи, посвященные формированию государственности в ХУ-ХУГ вв., когда на арену истории выходят Шибаниды и их конкуренты. В связи с этим можно выделить особую Шибанидскую линию историографии ХМ-ХШ1 вв. (Абу-л-Гази Баядур-хан, Мухаммад Шейбани-хан, Масуд бен Усман Кухистани, Утемиш-хаджи и Гулам-шади). Остальные семьи, в частности потомки Орды-Ичена и Тука-Тимура, пытались противопоставить им собственное видение событий, отражающее активную роль именно их представителей в степных событиях (в частности, Махмуд бен Вали).

Данные русских летописей («Патриаршия летопись», различные редакции «Сибирских летописей», близки к ним труды СУ. Ремезова) касаются истории ХУ-ХУГ веков. Специфика официального характера формирования первого летописного свода приводит к тому, что в основном здесь расположена информация о взаимоотношениях Шибанидов с русскими князьями. Гораздо более информативными и дискуссионными являются «Сибирские летописи» (события, связанные с противодействием Тайбугидов и Шибанидов).

Ко второму типу относятся записки путешественников, в основном выполнявших дипломатические миссии. Доминирующую роль здесь играют данные западноевропейцев (Плано Карпини, Г. де Рубрук, М. Поло, И. Шильтбергер, М. Меховский, С. Герберштейн, Р. Барберини), однако более ранними являются среднеазиатские (Ибн Даста, ал-Гарнати, ибн Фадлан), хотя для именно них информация о Зауралье не имела особого значения.

К третьему типу относятся географические трактаты. Как и в первом случае, в основном это данные среднеазиатских географов (Ал-Фаргани, ал-Истахри и ал-Идриси, «Худуад ал-алам» Анонима), но есть и римские (Клавдий

Птолемей). Основной проблемой их использования является необходимость отсеивания мифологической информации от реальной и дубляжа части устаревших данных в более новых трактатах.

К четвертому типу относятся исторические трактаты, находящиеся настолько близко к интересующим нас событиям, что их можно рассматривать в качестве источников. В основном это данные римских (Иордан) и византийских (Константин Багрянородный, Прокопий Кесарийский) авторов о нашествии гуннов и роли савиров в их составе.

К пятому типу относятся опубликованные Н.Ф. Катановым легенды сибирских татар о исламизации региона и борьбы Кучума с Ермаком.

К шестому типу относятся материалы переписки русских царей со Строгановыми и сибирским ханом Кучумом. Работа по анализу данной категории источников только начата, нами используется лишь два письма: к Кучуму 1597 года и к Строгановым 1572 года (последнее цитируется по полностью приведенному тексту у Павла Небольсина).

Также проводится анализ неопубликованных археологических материалов из фондов Курганского областного краеведческого музея и археологической лаборатории Курганского государственного университета.

Теоретико-методологическая основа. В диссертационном исследовании автор следует парадигме методологического плюрализма, исходящей из признания ценности любой методологической системы. В качестве методологической основы исследования нами используются общенаучный принцип объективности, а также частнонаучный метод сравнительно-исторического анализа, работа построена на принципе историзма. Автор учитывает основные положения антропологии как особой науки о человеке и считает своей целью исследовать по мере возможности именно историю людей, осознавая, что картина прошлого может быть раскрыта лишь в результате использования комплексного подхода, то есть такого метода, который даст наиболее полную информацию о различных сторонах изучаемого памятника.

В рамках специфики синтеза источников значительное внимание уделяется исследованию внутреннего содержания термина «археологическая культура». Понятие «археологическая культура» является на данный момент единственным методологически приемлемым способом привести в определенное единство древнейшее прошлое человечества и попытаться его понять. Археологическая культура есть внешнее, опредмеченное выражение жизнедеятельности определенной общности людей, при этом мы не можем с очевидностью сравнить ее ни с одним из принятых в истории или этнологии терминов; ее осмысление может строиться на основании синтеза подходов.

Новизна исследования заключается в попытке представить этнополитическую историю Южного Зауралья в процессе преемственности в V-XVI вв. в рамках синтеза источников: письменных, археологических и этнографических с использованием данных лингвистики и палеоэкологии. При этом выделяются этапы развития этнического состава населения, социального и политического развития, экономического уклада и внешних связей на протяжении полутора тысячелетий, что позволяет проследить большинство

изменений на территории региона, определить их закономерности в рамках заселения территории лесостепи как особой контактной зоны.

Практическая значимость работы. Авторские разработки и результаты данного исследования могут быть использованы в обобщающих работах по истории Южного Зауралья. Проведенные исследования будут способствовать воссозданию истории населения региона во У-ХУ вв. как одного из наименее изученных периодов в истории западно-сибирской лесостепи. Информированность о конкретной культурно-исторической ситуации на территории региона, промежуточного между тайгой и степями, позволит реконструировать некоторые основы сложения современной этнической карты Западной Сибири и вопросов взаимодействия с соседними территориями.

Апробация результатов исследования. Основные положения диссертации обсуждены на 11 региональных и всероссийских конференциях и совещаниях (Нальчик; Омск; Курган; Томск; Екатеринбург; Челябинск; Москва; Пермь; Тобольск) и изложены в 18 научных работах.

Структура диссертации. Работа состоит из введения, трех глав, заключения, а также списка использованной литературы и приложений.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во введении дается обоснование актуальности темы исследования, определяются ее содержательные (объект и предмет) и формальные (территориально-хронологические) рамки; формулируются цели, задачи и базовые методологические основания исследования; даются историографический обзор литературы и характеристика источников.

Первая: глава «Южное Зауралье как северная периферия тюркских государств (У-Х11 вв.)» состоит из трех параграфов и посвящена рассмотрению проблем кризиса и функционирования обществ Южного Зауралья в ходе формирования новой этнополитической ситуации в степи с началом доминирования тюркских народов.

В первом параграфе рассматриваются возможности реконструкции этнополитической ситуации в Южном Зауралье после ухода гуннов по материалам письменных источников, сравниваемых с этнографическими данными. Информация, полученная таким образом, группируется на два типа.

В первом случае, легенды, собранные С.К. Паткановым, а также данные Клавдия Птолемея, Иордана, Прокопия Кесарийского и ряда других, говорят в пользу того, что часть зауральского населения с общим этнонимом «савир, сабир» участвовала в миграциях эпохи Великого переселения народов. При этом часть данного народа продолжало проживать в лесостепи Южного Зауралья вплоть до монгольского нашествия («Сокровенное сказание», И. Шильтбергер). Однако, помимо этнонима некоей группы населения изучаемой территории раннего средневековья, эти источники более нам ничего не дают.

Более подробна информация второй группы источников, состоящей из популярных в Средней Азии географических трактатов (ал-Фаргани, ал-Истахри, ал-Идриси, Селян Тарджеман, «Худауд-ал-алам» Анонима, Гардизи).

Все они сообщают о проживании в конце I тысячелетия на северной периферии цивилизованного мира народов с близкими этнонимами «маджудж, яджудж». В тоже время здесь сложно отделить реальную информацию от религиозной, однако описание соседних народов в целом правдиво. Возможно, данное этническое название, заимствованное из Корана и Библии, сталкивается с реальным народом, в результате чего происходит наложение реальных и мифологических данных. Как кажется, следует согласиться с выводом С.Г. Боталова о том, что описываемые народы действительно проживали на южной границе Южного Зауралья и должны быть идентифицированы с мадьярами.

Таким образом, письменные источники говорят о возможном существовании в первом тысячелетии на территории Южного Зауралья народов со следующими этнонимами: «савир, сабир» и «маджудж, яджудж». Однако иной информации без привлечения других источников извлечь невозможно.

Во втором параграфе рассматривается формирование южнозауральского населения в V-VШ вв. В конце раннего железного века степная засуха, приведшая к перемене маршрутов перекочевок, дестабилизации традиционной пастбищной системы и степной торговли, а также политическая дезинтеграция номадов в результате прихода хунну вызвали крупные изменения в жизни лесостепных обществ. Одновременно с этим в лесной зоне продолжается период увлажнения и переселения таежного населения к югу. В IV веке большая часть автохтонного угорского (прамадьярского?) населения начинает мигрировать в составе гуннского союза в Европу или в рамках традиционных связей в Приуралье, Прикамье, на границу тайги. Однако, очевидно, что многие группы, несмотря на потерю традиционных связей, предпочитают остаться.

В целом территория Южного Зауралья по сравнению с предыдущим временем приходит в запустении, однако экономически владение этой пограничной зоной чрезвычайно выгодно. В результате к V веку как степные в процессах сезонных перекочевок, так и лесные коллективы начинают осваивать ее в поисках выхода из кризисной ситуации, что приводит к их смешению с автохтонами. Коренные изменения в лесостепной части Южного Зауралья, связаны с количественными изменениями (уменьшение числа городищ, исчезновение курганных могильников), а не с коренными тенденциями развития (сохраняется доминирование угров). Признаком лесных миграций является появление на Исети комплексов так называемого «прыговско-кашинского типа», происходит их смешение с местным населением. Именно эти группы становятся одним из элементов формирующейся «бакальской культуры», тех угорских групп, которые составляли население Тоболо-Исетья вплоть до XIII века. Ниже Исети лесные группы в основном не опускаются, на северной кромке степи оформляются основные черты союза кочевников-мадьяр, находящихся в тесном взаимодействии с тюрками.

К концу V- началу VI вв. степное увлажнение стабилизируются, приводя к новому витку этнополитической интеграции (Первый и Второй Тюркские каганаты). Они формировали политику в этой части евразийских степей и прилегающей к ней лесостепи. Оба каганата поддерживали проникновение в

эту зону, что ведет к распространению среди мадьяр тюркской культуры. Местные кочевники оказались вновь настолько тесно увязаны со степными проблемами, что первые же признаки кризиса Тюркского каганата приводят в VI веке к началу миграции части мадьяр (кушнаренковский тип) на Южный Урал. Оставшееся в лесостепи мадьяроязычное население вынуждено пойти на значительную интеграцию. В годы недолгого усиления Второго Тюркского каганата они участвуют в степной торговле, а также входят в состав его войск. Уничтожение каганата в ходе восстания уйгуров и кыпчаков и активная военная политика в VIII веке Кимакского каганата приводит ко второй миграции мадьяр на Южный Урал (караякуповская группа).

Усиление степной активности ударило по интересам лесостепных племен, с целью защитить их в VIII веке по Исети и Тоболу начинается строительство крупных городищ, что является признаком внешней опасности. Население этих городищ формируется из нескольких групп (ишимские мадьяры, автохтонное угорское население). Именно эти городища и становятся эпонимными памятниками бакальской культуры.

Третий параграф посвящен истории Южного Зауралья в эпоху Кимакского и Кыпчакского каганатов (VIII-XII вв.). Уход кочевых мадьяр из южных районов лесостепи позволил продвинуться сюда многочисленным группам кыпчаков. Рашид ад-Дин и Абу-л-Гази-хан отмечают, что кыпчаки сформировались в районе ит-бараков (угры Западной Сибири?). Затем они распространили свою власть на маджар, башкурт и другие народы, которыми правили в течение трех веков до прихода Чингиз-каана. Возможно, что они еще во времена тюрков возглавляли проникновение на север. Лишь к 840 году кыпчаки обретают полную самостоятельность в одном из регионов Кимакского каганата. Начиная с IX века, кыпчаки ведут активное проникновение на Южный Урал, продвигаясь по кромке лесостепи.

Отношения кыпчаков с населением Южного Зауралья, в частности оставшимися мадьярами, были неоднозначными. Хроники говорят о полном подчинении последних, однако географические трактаты именно с этого времени на севере, за страной кимаков, начинают выделять «страну маджудж». По всей видимости, в конце IX века кыпчаки входят в процесс перманентных военных столкновений с древнебашкирскими племенами, союзниками печенегов, также осваивающими территории Зауралья. Некоторое время удерживается своеобразная граница по Тоболу, к востоку от которого проживают кыпчаки, а к западу - башкиры. Однако уже к середине X века вся южная лесостепь подчинена кипчакам и их союзникам. В это время кыпчакская культура, как ранее сакская или тюркская, активно воспринимается как доминирующая лесостепным населением. Однако в основном кыпчаки и их союзники были заинтересованы в территории вдоль Уральских гор. Походы вглубь северной лесостепи участились, но имели лишь грабительский характер.

Все эти события нашли отражение и в северной лесостепи рассматриваемого региона. По Исети и Тоболу оформился в единую культуру значительный конгломерат угорских племен бакальской культуры, тесно связанный с таежными группами. В IX веку окончено строительство системы

укрепленных городищ, сосредоточенных в основном на северных берегах рек, противоположных по отношению к степи. Городища по Исети и верхнему течению Тоболу были оборонительными и экономическими центрами контроля. В среднем течении Тобола они играли контрольно-разведывательную роль. Территория между степными и лесостепными племенами была разграничена. Оборонительная система повторяла черты подобных структур региона эпохи раннего железа и предваряла русское заселение.

Строительство городищ означало усиление позиций высшей страты общества, немногочисленного военного сословия и одновременно с этим увеличение численности населения. Допустима периодическая интеграция приисетских угров в структуры типа «сложного вождества», деятельность которого координировалась единым вождем. Потенциально каждое крупное городище должно было вмещать все окрестные группы (исходя из средней площади от 1200 до 3000 человек), максимально возможное количество людей на всех городищах достигало 15-18 тысяч. В тоже время при расчетах населения необходимо учесть особенности хозяйствования. По всей видимости, наибольшую роль играло скотоводство со значительной долей в стаде лошади и овцы, что характерно для номадов. В этом случае максимум населения концентрировалось в городищах и посадах на зимний период. В остальное время они играли роль торговых (восстановились северные дороги Великого Шелкового пути) и ремесленных (металлургических) центров, а также ставок местной администрации. С X века торговля с традиционной ориентации на Среднюю Азию переходит на Булгарское и русское направления;

К началу XI века кыпчаки стали многоплеменным союзом, включающим в себя собственно кыпчаков, канглов, кимаков, уйгуров, найманов, башкир и мадьяр. Они становятся единственной силой на всем пространстве востока евразийских степей («Дешт-и Кыпчак»). Стабилизация в степях и усиление местных государственных структур благотворно сказалось на развитии угорского населения Южного Зауралья, восстанавливается единое население с особой экономической и культурной традицией.

Вторая глава «Этнополитическая обстановка в Южном Зауралье в эпоху Монгольской империи (XIII - XIV вв.)» состоит из двух параграфов, посвященных этапам формирования местной государственности. XIII век стал эпохой перестройки этнополитического устройства всей Евразии. Первоначальной основой для этого было оформление кочевой империи Чингиз-каана и последовавший период монгольских завоеваний.

В первом параграфе рассматривается процесс монгольского завоевания Южного Зауралья и его влияние на автохтонное население. Предыдущий этап был благоприятен для угорского населения лесостепного Зауралья, подобная интеграция населения в тайге привела к формированию угорских княжеств, однако на юге процессы государствообразования были прерваны. Уже в конце XII века в среде кыпчаков наметился кризис, связанный с аридизацией климата и влиянием среднеазиатских государств, приведшем к усилению династийных и религиозных споров в кочевой среде. В результате источники (Плано Карпини и Рубрук) сообщают об оформлении отдельных племенных

территорий команов, канглов и найманов, непосредственно на границе с Южным Зауральем. По «Сибирским летописям», эпохе Чингиз-каана в Сибири соответствует правление Он-Сом-хана (идентифицируется с Ван-ханом кераитским). По всей видимости, информация о нем наложилась на события оформления государства на Ишиме, подчинившего Тоболо-Иртышское междуречье.

По данным «Сокровенного сказания» и Рашид ад-Дина, около 1205 года на Иртыше появляются разгромленные монголами меркиты и кераиты, поддержанные кочевниками Дешта. В 1207 году вслед за ними был отправлен Джучи, подчинивший «лесные народы», в том числе «Шибир» (название идентифицируется с восточной частью Южного Зауралья). Поход Субетей-баатура 1208 года уничтожил найманов и дестабилизировал степную ситуацию. Остатки разгромленных племен отступили в пределе области кыпчаков, часть из них проникла в лесостепь. Вернулась ситуация эпохи переселения хунну, когда миграция номадов к северу уничтожила местные угорские политические структуры. По «Родословной тюрок» при разделе империи Джучи досталась территория от Алтая до Урала, однако закрепленная лишь юридически.

Походы монголов на Среднюю Азию в 1219-1224 гг., а также рейд по владениям кыпчаков, значительно подорвали власть последних. Абу-л-Гази-хан, Джузджани и Плано Карпини сообщают, что те были полностью разгромлены Джучи. По данным Рашид ад-Дина, ему настолько понравилась эта земля, что приказ отца о завоеваниях северных стран Сибир и Ибир выполнен не был, то есть фактически территории оставались независимыми, хотя местное угорское население постепенно оттесняется на север.

В 1227 году Джучи умирает, раздел его улуса утвердил сам Чингиз-каан. Вопрос о границах владений Джучидов весьма сложен. А.Г. Нестеров предполагает, что согласно традиции младший сын Тука-Тимур получил родовые земли по Иртышу, контролируя восточную часть Южного Зауралья. Наиболее удаленные владения в Казахстане достались старшему сыну Орде-Ичену. Верховным ханом улуса был утвержден второй по старшинству Бату, однако о его личном улусе ничего неизвестно, также как и об улусе Шибана (данные Утемиш-хаджи есть традиция Шибанидского летописания).

В 1228-1230 гг., по Мухаммаду Шейбани-хана и ибн Василю, вновь «вспыхнуло пламя войны между татарами и кипчаками». В подавлении сопротивления участвовало большинство представителей старших Чингизидов. Джузджани сообщает, что было сломлено сопротивление всех народов, проживающих до «моря мрака». Оставшиеся после разгрома кыпчаки, по данным Абу-л-Гази-хана, бегут к «иштякам» (угры и зауральские башкиры).

Южное Зауралье при всей привлекательности ее ландшафтов не могла вместить столь многочисленные группы (кыпчаки, канглы, найманы, угры, башкиры), наблюдается перенаселенность региона. В наиболее невыгодном положении оказалось население бакальской культуры. Следов пожаров на их городищах не обнаружено, по всей видимости, они были покинуты из-за невозможности обороны при кочевых перемещениях. Население было либо быстро ассимилировано тюркоязычными номадами, либо отошло к северу.

Курултай 1229 года четко закрепил границы Империи до р. Яик (Урал), включая западносибирскую лесостепь, хотя, скорее всего, здесь еще не было монгольской администрации. Вскоре последовавший поход монголов на Европу с низовий Иртыша еще раз подтвердил властные права на территорию.

Во втором параграфе исследуется роль Южного Зауралья в составе западной части Монгольской империи и начало формирования Шибанидской государственности. Отмечается, что в последние годы правления Чингиз-каана, а также его прямых потомков, на всей территории Монгольской империи были проведены реформы (военная; административная, ограничивающая права номадов на перекочевки; налоговая; организация ямной службы и попытка введения единой юридической системы по Ясе Чингиз-каана). Часть из них получило распространение в дальнейшем и на территории Южного Зауралья.

История вхождения Южного Зауралья в состав Золотой Орды связана с деятельностью Шибана, третьего сына Джучи. По данным большинства источников, Шибан командовал арьергардом войск в ходе европейского похода монголов. В дальнейшем Шибан (скорее всего, в 1242 году) получил от Бату-хана четыре омака «от поколений курассов, найманов, карлуков и уйгуров» и улус от Уральских гор и Яика до Каракума и Аракума, а также от Орды-Ичена получил определенное количество людей. Роль улуса Шибана была весьма велика в рамках общей структуры, поскольку все ханы чувствовали себя самостоятельными владетелями, хотя номинально и должны были подчиняться Сараю и Каракоруму. В этой связи улус Шибана, территория которого соответствовала традиционным степным кочевым маршрутам, должен был отделить земли двух старших братьев Орды-Ичена и Бату друг от друга, а также разделить автохтонные кочевые племена на две части для их подчинения. Следует согласиться с В.П. Костюковым считающим, что состав улуса формировался из центральноазиатских кочевников, враждебных кыпчакам.

Гораздо более сложен вопрос с Иртышским уделом Тука-Тимура, поскольку позднее его потомки правят в вилайете асов и Мангышлак, а также в Хаджи-Тархане. Одновременно с этим точных данных о них в Сибири почти нет. Возможно, это связано с версией Утемиш-хаджи о том, что при поездке к Чингиз-каану Тука-Тимур юрты в отличие от братьев не получил, то есть его права на власть не были закреплены, хотя скорее это легенда, использованная Шибанидами в борьбе за власть. Потомки Тука-Тимура удерживали земли двух улусов, что затрудняло сопротивление притязаниям иных Джучидов.

К середине XIII века сформировалась ситуация, в результате которой на земли Южного Зауралья могли претендовать Орда-Ичен с юга, Шибан с запада и Тука-Тимур с востока. Центральная часть территории, в среднем Притоболье, оставалась относительно независимой от монголов. Около 1248 года Шибан-хан погибает (возможно, участвуя на стороне Бату-хана в конфликте с Гуюк-кааном). Шибан оставил 12 сыновей, каждый получал в управлении иль и подчинялся старшему, оставаясь в пределах одного улуса. Новым ханом становится Бахадур, однако уже его сын Джочи-Бука и внук Бадакулл получают лишь титул «оглана» (принца), хотя и оставаясь главами рода.

Именно в годы правления Бахадур-хана за территорией Шибанидов закрепляются названия «Йуз-Орда» и чаще «Ак-Орда» (Белая, западная).

Можно предположить, что именно в это время был построен Сарайчик, будущая столица Шибанидов, а также началось активное проникновение в лесостепь Южного Зауралья для установления контроля над северным ответвлением Великого Шелкового пути и новыми пастбищами. Эти события связаны с потерей среднеазиатских областей с городом Сыгнак, отошедшие при содействии Сарая к потомкам Орды-Ичена. Уже при Менгу-Тимур-хане Шибаниды вернули благосклонность Сарая. Одновременно с этим потомки Тука-Тимура получили третий удел в Крыму, что еще более их ослабило, и одновременно облегчило проникновение на север. Результатом становится окончательное затухание крупных городищ, а также начало формирования в лесостепи групп сибирских татар. Оставшиеся городища могли быть лишь небольшими торговыми и ремесленным центрами, местами сбора ясака.

Потомки Шибана с целью расширить свои владения активно участвуют во всех степных конфликтах. Так, в правлении Бадакулла, по данным Махмуда бен Вали, разгорелся конфликт с могущественным Кончи, внуком Орды-Ичена. В ходе нее глава Шибанидов был убит, часть приобретенных ранее территорий потеряно. Однако смерть Кончи, вызвавшая усобицы среди его родственников, а также участие ряда Шибанидов в борьбе с беклярибеком Ногаем на стороне Тохты-хана, послужила основой для закрепления территорий, хотя Сыгнак был окончательно потерян. Давление на Южное Зауралье вновь усилилось. По косвенным данным можно предположить, что это связано с деятельностью нового главы Шибанидов Минг-Тимуром б Бадакулл, который вновь закрепляет за собой титул хана, что стабилизирует его положение. Однако к 20-м гг. XIV века все усобицы прекращаются под властью Узбек-хана, упразднившего все улусы Джучидов и восстановившего единую административную систему. Утемиш-хаджи пишет, что некоторое исключение было сделано лишь для Шибанидов, но это скорее последствия противостояния двух летописных традиций, обосновывающих права на власть разных династий.

По всей видимости, в это время единый улус Шибанидов раскалывается. Предгорья Урала с Яиком и прилегающими к нему территориями Зауралья и Северного Казахстана контролирует старший сын Минг-Тимура Пулад, чья деятельность обходится стороной в большинстве источников, он не имел даже титула оглана. Там же правят его потомки по линии Ибрахим-хана и Арабшаха. Одновременно младший сын Минг-Тимура Бекконди, по данным Абу-л-Гази-хана, получает земли Сибири, где правит сорок лет.

Особенности прихода к власти в Сарае Джанибека б. Узбека (1342-1357) и его сына Бердибека (1359) приводят к смене традиции наследования, теперь ханом становятся не по решению курултая, а по праву сильного. Середина XIV века была временем кризиса всей Монгольской империи. Истощение дома Бату-хана позволило представителям других династий дома Джучи начать борьбу за сарайский престол и власть над евразийской степью. Не стали исключением здесь и Шибаниды, особенно яикские, чувствующие постоянный напор кочевников развалившегося Чагатайского улуса. Значительным

фактором стало установление тесных взаимоотношений дома Шибана, особенно его сибирской ветви, с мангытами, одним из наиболее мощных монгольских племен. В то время как потомки Бекконди пытались закрепиться в Южном Зауралье и Сибири, яикские в лице Хызр-хана (1361-1362), Пулад-хана, Ильбека (1373У74) и его сына Каанбека (1375/6), Араб-шаха (1376) боролись за Сарай. Эта борьба стала жизненной необходимость в связи с ростом авторитета Урус-хана, потомка Орды-Ичена. «Великая замятия» приобретает новый оборот с вступлением в борьбу Тохтамыша из дома Тука-Тимура, поддержанного яикскими Шибанидами, надеявшимся с его помощью устранить соперников и прийти к власти. В 1377 г. Урус-хан погибает, вскоре был разгромлен и Мамай. Около 1380 г. Арабшах становится главой Шибанидов, получая титул хана, одновременно с этим более не упоминаются ханы сибирской ветви рода, что может быть связано с их поддержкой Арабшаха.

Однако надежды на Тохтамыша не оправдались, борьба с Тимуром за территорию и контроль над торговлей оказалась проигранной. В ходе степных походов 1391 и 1395 гг. последний проходит в непосредственной близости от владений сибирских Шибанидов и пересекает яикские владения, хотя и не входя в столкновение с ними. Тохтамыш в 1398 г. бежит в Чимги-туру в Сибири, закрепляя союз Сибирских Шибанидов и дома Тука-Тимура, фактически легитимно передавая последним власть над всей территорией. В 1405 году Шадибек-хан, поддержанный могущественным беклярибеком Эдиге из племени мангыт, убивает Тохтамыша. По всей видимости, Шибаниды этому и не препятствовали, помня о своих связях с мангытами. Некоторое время в Южном Зауралье от лица Эдиге правил Чекре, о чем сообщает Иоганн Шильтбергер. Поход Тимура и гибель Тохтамыша стали признаками окончательного падения власти Сарая и началом формирования государственности среди других ветвей Джучидов, в том числе Шибанидов.

Третья глава «Формирование и функционирование независимого Сибирского ханства Шибанидов (ХУ-ХУ вв.)» состоит из двух параграфов и рассматривает оформление государства Шибанидов в Южном Зауралье.

Первый параграф посвящен борьбе Шибанидов за независимость в первой половине XV века. Кризис Золотой Орды открыл дорогу к формированию государственных структур иных ветвей дома Джучи. Фактические границы между этими новообразованиями отсутствовали. Территория Южного Зауралья с прилегающими к нему степями оказалась поделена между тремя объединениями, внутренний племенной состав которых был практически идентичен. Земли к западу от Тобола и по Яику принадлежали старшей ветви Шибанидов (от Пулада) и Мангытскому юрту Эдиге. Земли к востоку от Тобола и по Ишиму закреплялись за младшей ветвью Шибанидов (от Бекконди). Номинально старшими являлись яикские Шибаниды, их вассалы в лице мангытов являли собой наиболее крупную степную силу этого времени. Сложный комплекс взаимоотношений Шибанидов и мангытов определял решение многих степных проблем.

Ситуация значительно усугублялась тем, что титул хана получил старший сын Ибрахима б. Пулада, а, по данным летописей, фактическим правителем

1б

был младший Даулат-Шейх-оглан. По всей видимости, желание выйти из под контроля родственников было чрезвычайно сильным среди сибирских Шибанидов, с этой целью Хаджи-Мухаммад, как и его дед Бекконди, оказывал постоянную поддержку Эдиге. Это позволило ему в 1421 года стать ханом при поддержке Мансура б. Эдиге, закрепляя титул в своем роду и положив начало Сибирскому ханству с центром в Чимги-Туре. Однако его вмешательство в степные дела, в частности конфликт с потомками Урус-хана из рода Орды-Ичена, не принес ему победы, и он после присоединения дельты Ишима отступает в Сибирь (возможно заложив основы для связей с Тайбугидами). Почти одновременно с этим в 1427 году титул хана также при поддержке мангытов получил Абу-л-Хайр б. Даулат-Шейх-оглан. Наличие двух ханов из числа Шибанидов вело к развязыванию новой серии конфликтов. Северный поход 1428-1430 гг., начавшийся из-за степной засухи и моровой язвы в степях, привел к получению Абу-л-Хайром титула хана и из рук сибирских узбеков. В 1429 году на Тоболе в ходе битвы войска Хаджи-Мухаммад-хана были разбиты. Однако лишь к 1446 году удалось замирить все вновь присоединенные территории Южного Зауралья и Западной Сибири. В этом году Абу-л-Хайр-хан переносит свою столицу в Сыгнак, а в Сибири власть на уровне вассалитета была вновь закреплена за Хаджи-Мухаммад-ханом. Население данного улуса значительно уменьшилось, благодаря участию узбеков-шибанцев в походе на Среднюю Азию. Рост влияния Абу-л-Хайра привел к оттоку от него мангытов, которые на Яике установили власть нового хана, которым стал Едигер Шибанид. Одновременно с этим борьбу за независимость начали сибирские Шибаниды и основатели казахов из числа потомков Тука-Тимура.

В 1468 году одновременно умирают Великий хан Абу-л-Хайр и его противник Едигер-хан. Смерть ханов привела их улусы в состояние междоусобицы и показала всю непрочность проведенных завоеваний, в частности из-за противоречия внешней формы кочевой империи и внутренней сути суперсложного вождества. Сын Великого хана Шайх-Хайдар, ставший новым властителем, не пользовался популярностью, и против него объединилось большое количество Джучидов разных ветвей (в частности, внук Хаджи-Мухаммед-хана Ибак). По данным Мухаммад Шейбани-хана, сильнейшего из внуков Великого хана, последний лично убивает нового хана. Это убийство дает еще один повод к войне между двумя ветвями Шибанидов.

Второй параграф рассматривает историю независимого Сибирского ханства во второй половине XV - конце XVI.вв. Развал Узбекского ханства привел к последней стадии степного политогенеза. Почти вся территория Южного Зауралья оказывается под властью Ибак-хана, политически связанного с соседним Мангытским юртом (Ногайской ордой) и экономически со Средней Азией. С 1473 года ногаи и сибирские шибанцы действовали в постоянном союзе во главе с Ибак-ханом (например, разгром последнего хана Золотой Орды Ахмеда в 1480 году). Особенно сложными были взаимоотношения главы Сибирского ханства с Шейбани-ханом, который около 1480 г. под видом борьбы за истинную веру организовал поход в Сибирь. Разгром объединенных сил Ибак-хана привел к оттоку зауральского населения в степь и росту влияния

угорской и татарской знати, в частности из рода Тайбугидов. Одновременно с этим расширились владения башкирских племен. Неудачным для Ибак-хана было вмешательство в казанский конфликт с Москвой, а также требование восстановить выплату русской дани. В 1483 году Москва организовала военный поход в Сибирь, призванный помочь Ибак-хану усмирить местные угорские княжества. Вместо этого часть Югры признала власть московского царя.

Опора на Тайбугидов на фоне внешнеполитических неудач и притязаний на титул Великого хана привели к конфликтной ситуации. В поисках выхода из нее, по данным «Сибирских летописей», Ибак-хан убил своего зятя Мара и захватил его сыновей. Временное успокоение позволило в 1495 году сконцентрировать все силы во главе с братом Ибак-хана Мамуком и захватить Казань. Уход почти всех войск из Сибири привел к перевороту, приведшему к власти Тайбугидов. Шибаниды потеряли Лишь северную часть своей территории, гораздо более ощутимой была потеря авторитета и превращение в «марионеточных» ханов при мангытах. Положение Тайбудов было не менее шатким, поскольку они, как ранее и ногаи, имели лишь статус князей. С целью обоснования родословной была заимствована легенда об Он-Сом-хане (Ван-хане кераитском) и передаче земель лично из рук Чингиз-каана. Политически они не могли в рамках престижной экономики обеспечить себе достаточно массовую и постоянную поддержку, их княжество было конгломератом отдельных племен, отсутствие войск привело к переносу столицы в Искер. По всей видимости, они попытались возродить систему городищ, которые в годы расцвета княжества при Едигере и Бекбулате контролировали всю территория.

Усиление Тайбугидов было связано с активизацией противостояния ногаев и Сибирского ханства расширению сферы влияния Москвы на юг и восток. Провал этого направления привел оба государства в состояние кризиса, особенно учитывая победоносные войны с 1501 года Шейбани-хан в Средней Азии. Опустение территории Южного Зауралья и степей Северного Казахстана было связано с начавшимся отсюда в 1511 году походом шибанидских султанов Ильбарса и Бильбарса из рода Едигера. Массовый уход позволил в 1520-х гг. ногаям вновь овладеть ситуацией, подчинить все земли до Тобола, которой владел Ших-Мамай (по данным С. Герберштейна). Тайбугиды предпочли заключить союз, не имея сил для обороны, но для них наступали тяжелые времена. При дворе Ших-Мамая воспитывались наследники Сибирского хана братья Ахмед-Гирей и Кучум. По мнению В.В. Трепавлова, они были наместниками Башкирии, управляя частично и Южным Зауральем.

В 1555 году Тайбугиды начинают активную переписку с Москвой, признавая себя данниками и надеясь заручиться поддержкой. Одновременно Кучум и Ахмед-Гирей, получив поддержку ногайских биев и бухарского хана Абдуллы Шибанида, начали поход в Южное Зауралье. Несмотря на принадлежность новых претендентов к харизматическому роду Чингиз-каана, в течение 8 лет они не могли подчинить себе территорию. По всей видимости, в годы власти Тайбуптдов многие степные традиции были сломлены, местная элита боролось за свою независимость от любых внешних притязаний. При братьях, правивших по очереди (Кучум - 1563-1570 гг., 1573-1582 гг., Ахмед -

Гирей 1570-1573 гг.) была расширена непопулярная политика исламизации, восстановлены традиционные торговые связи со Средней Азией, достроена система крепостей. Однако им досталась лишь нелояльная территория бывшего княжества Тайбугидов.

В западной части Южного Зауралья властвовали ногаи и башкиры. Территория Среднего Притоболья с притоками, по данным русских послов, находилась в запустении. В 1574 году Кучум разрывает связи с Москвой и начинает активную политику в Прикамье. Это было обусловлено замирением с сибирской знатью и установлением твердых границ на юге. Поход Ермака 1582 года стал ответом на притязания Кучума как главы Сибирского ханства. Поход показал, что Шибаниды не могут надеяться на помощь извне или на внутренние силы при наследнике Тайбугидов, и привел к усилению роли Русского государства в Сибири. Хотя Кучумовичи еще продолжали оказывать сопротивление русским в течении почти 70 лет, о самостоятельном Шибанидском государстве в Сибири речи уже не идет.

В заключении кратко приводятся основные результаты исследования. Комплексное исследование источников позволяет выделить три этапа в этнополитической истории Южного Зауралья, приведших к формированию независимого государства и обусловленных наличием различных сил внешнеполитического степного влияния (У-ХП вв. - тюркоязычные народы; ХШ-ХУ1 вв. — монголы в лице представителей рода Чингизидов). Культура доминирующих степных этносов помогало местной знати удерживать власть и консолидировать население. Отмечается, что именно степные связи, а также кризисы государственности у номадов, обусловливали взлеты и падения местных объединений. По всей видимости, без постоянной поддержки извне государство в Южном Зауралье самостоятельно существовать не могло. Исследование этнополитической истории региона в период большой протяженности позволил выявить основные пути заселения региона, традиционные торговые и политические связи, пути миграций, а также реконструировать этническую и политическую составляющие исторического процесса в рамках преемственности. Население Южного Зауралья в своем развитии прошло путь от простых к сложным вождествам и даже протогосударственным структурам типа ханств и княжеств, однако стабилизация этого развития всегда зависела от внешних сил. В этническом плане основным населением региона являлись различные группы угров, в частности мадьяр, которые находились под сильным влияние тюркоязычных номадов. Результатом этого влияния стало образование сибирских татар. К концу исследуемого времени единственной автохтонной этнической группой на территории можно считать башкир. Часть закономерностей этих процессов (особенности строительства системы городищ или торговля со Средней Азией) являются определяющими и для русского заселения региона в XVII веке.

В приложении представлены карта и таблица, иллюстрирующие некоторые закономерности расположения археологических памятников в лесостепном Притоболье в У-ХП веках, а также схема родословной династии Шибанидов (по письменным источникам).

Основные положения диссертации изложены автором в следующих

публикациях (общим объемом около трех с половиной печатных листов):

1. Маслюженко Д.Н. Некоторые аспекты этнической интерпретации населения Южного Зауралья в VIII -XII вв. // Сборник научных трудов аспирантов и соискателей КГУ (экономические, гуманитарные и естественные науки). Вып. 3. - Курган: Изд-во КГУ, 2001. - С.42-45.

2. Маслюженко Д.Н. Угорский компонент средневекового населения лесостепного Притоболья // Интеграция археологических и этнографических исследований. Сборник научных трудов. - Нальчик-Омск, 2001. - С. 169-172.

3. Маслюженко Д.Н., Шилов С.Н. Об отношении зауральского населения XVI-XIX вв. к памятникам древности // Культура Зауралья: прошлое и настоящее. Сборник научных трудов. Вып.4. - Курган: Изд-во КГУ, 2001. - С.52-55.

4. Маслюженко Д. Н. К вопросу об условиях формирования памятников бакальской культуры в Тоболо - Исетском междуречье // Культурология и история древних и современных обществ Сибири и Дальнего Востока. Материалы 42-й Региональной археолого-этнографической студенческой конференции. - Омск: Изд-во ОмГПУ, 2002. - С.421-423.

5. Маслюженко Д. Н. Об этнониме «сыбыр» в раннесредневековой, истории Евразийских степей // Новые горизонты. IV Зауральский фестиваль научно-исследовательского, технического и прикладного творчества молодежи. Тезисы докладов областной научно-практической конференции (часть 3). -Курган, 2002. - С.5-6.

6. Маслюженко Д. Н., Кайдалов А.И. Средневековые городища Тоболо-Исетского междуречья и их роль в освоении края // История сел и деревень Зауралья. Сборник научных трудов. - Курган: Изд-во КГУ, 2002. - С.25-37.

7. Маслюженко Д. Н. Этнокультурная ситуация в Тоболо - Исетском междуречье в IV—УШ ввУ/Сборник научных трудов аспирантов и соискателей Курганского государственного университета. Вып. IV. - Курган: Изд-во КГУ, 2002. - С.49-52.

8. Маслюженко Д. Н. Тоболо - Исетская провинция в эпоху монгольского завоевания // 50-летие Историко-правоведческого факультета Курганского государственного университета. Материалы межрегиональной научно-практической конференции. - Курган: Изд-во КГУ, 2002. - С.53-56

9. Маслюженко Д.Н. Генеалогические легенды как фактор захвата власти (к проблеме ценности роды в кочевых обществах монгольского времени) // Система ценностей человека как социокультурная реальность. Сборник научных трудов. - Курган: Изд-во КГУ, 2002. - С. 62-71.

Ю.Маслюженко Д. Н. К проблеме эволюции бакальской культуры в Тоболо -Исетском междуречье // Культура Сибири и сопредельных территорий в прошлом и настоящем. Материалы Всероссийской (с международным участием) 43-й археолого- этнографической конференции молодых ученых. -Томск: Изд-во Томского университета, 2003. - С.288-289.

11.Маслюженко Д. Н. Генеалогия кочевых обществ как способ преодоления кризисных ситуаций // Парадигмы исторического образования в контексте социального развития. Седьмые всероссийские историко-педагогические

чтения. Сборник научных статей. Часть 1. - Екатеринбург: Изд-во УрГПУ, 2003.-С.128-132.

12.Маслюженко Д.Н. К проблеме исторического осмысления понятия «археологическая культура» (предварительные замечания) // Сборник научных трудов аспирантов и соискателей Курганского государственного университета. Вып. V. (гуманитарные науки) - Курган: Изд-во КГУ, 2003. -С.33-37.

13.Маслюженко Д. Н. Внешнеполитические условия падения Сибирского ханства // Историческое пространство России: инерция и трансформация. Материалы Всероссийской научной конференции. - Челябинск: Изд-во ЮУрГУ, 2003. - С.85-87.

14.Маслюженко Д.Н. Итоги и проблемы изучения памятников бакальской археологической культуры в Тоболо-Исетском междуречье // Культура Зауралья: прошлое и настоящее. Сборник научных трудов. Вып.5. - Курган: Изд-во КГУ, 2003. - С.272-276.

15.Маслюженко Д.Н. Генеалогия как фактор межэтнических конфликтов в государствах-наследниках Золотой Орды // V конгресс этнографов и антропологов (9-12 июня 2003 г.). Тезисы докладов. - М, 2003. - С.61.

16.Маслюженко Д.Н., Кайдалов А.И., Шилов С.Н. Аварийные исследования Усть-Утятского городища-1 («Змеиная горка») в Кетовском районе Курганской области // Международное (XVI Уральское) археологическое совещание. Материалы конференции. - Пермь, 2003. - С. 115-116.

17. Маслюженко Д.Н. К вопросу о причинах появления городищ бакальской культуры на берегах рек Исеть и Тобол // Угры. Материалы VI -го Сибирского симпозиума «культурное наследие народов Западной Сибири». -Тобольск, 2003. - С. 124-128.

18. Маслюженко Д.Н. Некоторые аспекты реконструкции генеалогии княжеского рода Тайбугидов // Зыряновские чтения. Материалы межрегиональной научно-практической конференции. - Курган, 2003. - С. 35-36.

Научное издание

Маслюженко Денис Николаевич

Южное Зауралье в средние века (этнополитический аспект)

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

Подписано в печать е-о/.о^/ Бумага тип № 1

Формат 60x841/16 Усл.пл. 1,0 Уч.издл.

Заказ №_Тираж 100 экз._

(О

Издательство Курганского государственного университета.

640669, г. Курган, ул. Гоголя, 25.

Курганский государственный университет, ризограф.

-9 It

РНБ Русский фонд

2004-4 23278

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата исторических наук Маслюженко, Денис Николаевич

Введение

Содержание

Глава 1. Южное Зауралье как северная периферия тюркских государств (V-XII вв.).

1.1. Данные письменных источников об этнополитической ситуации в Южном Зауралье после ухода гуннов.

1.2. Формирование населения Южного Зауралья в V-VIII вв.

1.3. Южное Зауралье в эпоху Кимакского и Кыпчакского каганатов (VIII -XII вв.).

Глава 2. Этнополитическая обстановка в Южном Зауралье в эпоху Монгольской империи (XIII — XIV вв.).

2.1. Эпоха монгольского завоевания в Южном Зауралье.

2.2. Образование улуса Шибана и его роль в устройстве западной части Монгольской империи.

Глава 3. Формирование и функционирование независимого Сибирского ханства Шибанидов (XV-XVI вв.).

3.1. Борьба за независимость Сибирского улуса Шибанидов (первая половина XV в.).

3.2. Эпоха независимого Сибирского ханства Шибанидов (вторая половина XV - конец XVI вв.).

Введение диссертации2003 год, автореферат по истории, Маслюженко, Денис Николаевич

Этнополитический аспект истории Южного Зауралья в эпоху средневековья является одной из слабо исследованных проблем современной уральской регионалистики. В результате этого образуется лакуна в исследовании исторических процессов заселения и развития региона с раннего железного века и вплоть до прихода на эту территорию русского населения в конце XVI века. Отчасти это связано со своеобразием источниковой базы, используемой в изучении данного этапа, необходимостью одновременно учитывать как письменные, так и материальные памятники. Наличие «белых пятен» в истории Южного Зауралья продолжительностью чуть больше тысячи лет не позволяет нам полностью понять закономерности даже такого хорошо изученного явления, как военные столкновения русских с сибирским ханом Кучумом и его наследниками, а, следовательно, и выявить особенности заселения края русскими. История Южного Зауралья в этнополитическом аспекте была тесно связана с общеевразийскими процессами, в частности интеграцией и дезинтеграцией степных государственных структур, что вызывает необходимость в определении роли региона в многообразных по своим формам взаимоотношениях, проходящих в степи и лесостепи Евразии.

В связи с этим видится необходимым реконструировать историю региона в ее этнополитическом аспекте не только в рамках абстрактных научных терминов, но и как живую единицу общемирового исторического процесса. Позиция автора диссертационного исследования здесь во многом близка к мнению JI.H. Гумилева. Он отмечал, что люди прошлого жили на Земле не только для того, чтобы создавать памятники для историков и археологов. Они жили и умирали для самих себя и для своих близких [115, 543]. Изучая условия или события их жизни, даже не зная имен простых людей, необходимо относится к ним с определенным уважением. Лишь они являются реальными авторами истории, а мы только их «летописцы», хотя и способные сквозь призму своего мировосприятия изменить или расставить по иному некоторые аспекты их существования. Именно такой подход, на наш взгляд, обусловливает актуальность данного диссертационного исследования.

Объектом диссертационного исследования является этнополитический аспект средневековой история Южного Зауралья. Понятие «этнополитика» может весьма неоднозначно восприниматься в отношении периодов, удаленных от современности, к тому же для региона, история которого нашла крайне слабое отражения в письменных источниках. Однако люди всегда были объединены в определенные структурированные группы по этническому или политическому принципу. На ранних этапах истории этническая и социально-политическая идентификация не может быть однозначно разделена [136]. Образование любого политического объединения в широком смысле данного понятия (от племени и простого вождества до раннего государственного образования или даже кочевой империи) изначально базировалось на интеграции, в основе которой лежала схожесть языка, хозяйства, исторической судьбы, обычаев и традиций. Часто эти признаки находят свое отражение не только в хрониках, но и в материальных памятниках, являясь признаками «этноса».

В то же время, учитывая данные замечания, необходимо отметить, что этнополитический аспект истории региона для наилучшего понимания и комплексного изучения проблемы должен быть исследован исходя из нескольких параметров, каждый из которых будет характеризовать ее с определенной стороны:

- этническом (принадлежность к определенной этнической группе, которая определялась единством этнонима и мировоззрения (бытовые и религиозные традиции, а также восприятия схожести исторической судьбы и мироощущения), в некоторых случаях языком и антропологическим обликом, однако последний фактор чаще остается за пределами возможностей исследователя);

- социально-политическом (уровень интегрированности южнозауральского населения на различных этапах его развития, степени имущественного и социального расслоения; роль южнозауральского населения в рамках ранних степных государств, а также образование и функционирование здесь самостоятельных государственных структур);

- экономическом (развитие и преемственность экономических процессов на территории региона, их роль в освоения территории, а также процессы взаимосвязей и взаимовлияния с соседями, поскольку часто именно они определяют уровень политической интеграции населения).

Исходя из этого, предметом исследования является эволюция указанных выше параметров этнополитического аспекта средневековой истории Южного Зауралья, поиск общих и особенных черт развития населения региона на различных этапах. Принятие подобных предмета и объекта исследования часто заставляет нас выходить далеко за рамки региона. Целью подобных экскурсов является выполнение двух задач: во-первых, силы, влияющие на этнополитическую обстановку в Южном Зауралье, часто формировались вне этого региона; во-вторых, необходимо проследить судьбу и роль зауральских мигрантов в иных условиях. Формирование определенных внешних факторов всегда вело к приспособлению лесостепного населения, одной из форм которого была миграция. Помимо того, такая оговорка позволяет нам наилучшим образом понять закономерности развития региона, ибо в рамках Южного Зауралья географические и климатические условия находились в состоянии постоянного развитии.

Географические рамки исследования ограничены Южным Зауральем. Данная дефиниция является во многом дискуссионной, ее внутреннее наполнение неоднозначно воспринимается исследователями. Многие современные геофилософы считают, что границы регионов во многом условны. B.JI. Качанский в этом отношении пишет, что по своей сути определение любых границ в рамках реально существующих регионов является лишь способом организации сконструированной нами территории. Сведение любого территориального комплекса к его границам есть лишь заведомое огрубление ситуации [143, 10-12]. Все эти проблемы еще более усугубляются при рассмотрении переходных и пограничных зон, к каковым можно отнести Южное Зауралье. По отношению к соседним регионам она в свою очередь сама будет рассматриваться в качестве границы (возникает вопрос: могут ли быть границы у границы) [234, 22].

Учитывая все вышесказанное, под Южным Зауральем мы будем понимать географическую зону, которая представляет собой равнинную лесостепь и является составной частью Западно-Сибирской низменности. На западе она ограничена уральскими горами и здесь же в нее вклиниваются «языки» казахстанских степей, обеспечивающие приток кочевого населения, а на востоке и севере начинается тайга с ее спецификой в культурном и этническом плане. К центральной части этого региона относится среднее течение р. Тобол, что находится между его притоками - реками Исеть на севере и Уй на юге. Вся прилегающая к Среднему Притоболью территория относится по ландшафтным особенностям к Притобольной провинции, в которую входит не только среднее течение р. Тобол с десятью притоками, но и Исетско-Миасское междуречье. Тобол является своеобразной меридиональной границей в регионе, а распространение степного разнотравья играет роль параллельной. К востоку от реки расположено более 3 тысяч озер, идущих почти до Ишима и обеспечивавших особые требования к заселению региона. Расположение Южного Зауралья в пограничье трех географических областей - Южного Урала, казахстанских степей и западносибирской тайги наложило особый отпечаток на его историческое развитие и культурное разнообразие.

Специфика Южного Зауралья для нас определяется во многом как особая историческая область. Она была известна в разное время под определенными названиями («страна маджудж» (VIII-X вв.) или «страна Сибир» (XIII-XVI вв.)). Ее специфика заключается в расположение в контактной зоне между степью и лесом. Рассматриваемая территория чаще всего являлась своеобразным буфером, границей между номадами и оседлым населением тайги. Одновременно с этим она является еще и контактной зоной, поскольку могла быть вмещающим ландшафтом не только для изначально лесостепных этносов, но и для таежных и степных групп в кризисные периоды существования этих регионов. Это позволяет проследить особенности миграционных процессов, складывания смешанных групп населения и их взаимоотношения друг с другом на протяжении нескольких столетий. В тоже время подчеркнем, что в нашем исследовании доминирующим является именно изучении населения, а не региона. Не будучи большую часть своей истории ограниченными какими-либо постоянными границами, они находились в состоянии перманентной миграции. Подобная оговорка позволяет представить географическую зону как своеобразный пульсатор типа сердца, поскольку вслед за расселением населения территория расширяется, а в кризисные годы интеграция населения позволяет сузить регион до его центра в Среднем Притоболье. К тому же часто Южное Зауралье, особенно в XIII-XIV вв., являлось лишь частью более обширного региона в рамках степных государственных образований. Все это заставляет нас рассматривать историю населения региона как компонент мирового процесса и в контексте событий, протекавших в соседних регионах.

Хронологические рамки исследования охватывают период средних веков, который по традиционной западноевропейской хронологии вписывается в V-XVI веками [151, 144-145]. При этом возникает вопрос о применимости самого термина «средние века», особенно в указанных хронологических рамках, к истории исследуемого региона. В данном случае автор считает, что подобные хронологические рамки могут быть четко увязаны именно с этнополитическим аспектом истории Южного Зауралья. Ранняя дата (V век) в данном случае связана с процессами Великого Переселения народов, в ходе которого в середине IV века гуннский племенной союз покидает территорию Приуралья и уходит на Запад, обуславливая тем самым первый этап кризиса местных обществ, перерыв в их поступательном развитии. В результате этих процессов территория Южного Зауралья оказывается обезлюдевшей, большая часть населения мигрирует, начинает формироваться иная этнополитическая обстановка в степях. Гораздо более дискуссионной является верхняя дата исследования, то есть XVI век. Очевидно, что династия Шибанидов как определенная политическая сила продолжала существовать на территории Южного Зауралья и в первой половине XVII века. Однако ее роль после походов русских воевод перестает быть доминирующей. В конце XVI века появляется иной гегемон, то есть Русское государство. Фактически это тоже была фаза кризиса, коренной ломки местных этнополитических и социальных структур, которая уже не могла быть остановлена внутренними силами. XVI век являлся периодом общего кризиса кочевой государственности. Таким образом, эпоху средневековья в Южном Зауралье хронологически ограничивает два периода кризиса местных структур. Широкие хронологические рамки (больше одного тысячелетия) обусловлены попыткой решения еще одной проблемы, поставленной анналистом Ф. Броделем. Он считал, что для наилучшего понимания исторического процесса должны быть учтены три феномена: структурный (географический), конъюнктурный (социальный) и событийный (человеческий). Они соотносятся с тремя продолжительностями времени (большой, средней и малой) [117, 118]. Одновременное сопоставление этих трех феноменов позволит лучше определить саму систему функционирования различных групп южнозауральского населения, установить определенные закономерности развития регионов как особой контактной зоны между лесом и степью.

Рассматривая проблему хронологии диссертационного исследования, следует остановиться на предлагаемых различными авторами подходах к ее решению. Особенно учитывая, что термин «средние века» признается отнюдь не всеми исследователями. Однако предлагаемые термины также увязываются не со всей совокупностью данных, а с отдельными областями исторического знания. В частности, JI.H. Корякова на основании археологических материалов считает, что коренного перелома после ухода гуннов в этническом, социально-экономическом и политическом уровне развития региона не происходит, что особенно подчеркивается в дискуссии вокруг внутренней сути понятия «поздний железный век» [153, 8-10]. В то же время имело место значительное запустение территории, распад крупнейшей в лесостепи саргатской археологической культуры и формирование постсаргатских групп. Впрочем, следует согласиться и с тем, что нельзя признать удачными и наименования, вводимые в кочевниковедении, типа «эпохи поздних кочевников», поскольку в консервативной кочевой среде никаких коренных изменений не происходит по сравнению с так называемыми «ранними кочевниками» [239, 5]. Все это, учитывая стремление вписать историю Южного Зауралья в общеевразийские процессы, заставляет нас принять традиционный исторический термин «средние века».

Историография изучения проблем средневековой истории Южного Зауралья в этнополитическом аспекте может быть поделена на несколько периодов: 1) дореволюционная историография; 2) историография советского периода; 3) современная историография (1980-2000 гг.).

Для дореволюционной историографии в целом характерно обращение к сюжетам сибирской истории лишь в рамках конца XV-XVI вв., все остальное время относилось к темным векам. Отметим, что Южное Зауралье не выделялось из общего Сибирского региона. Тенденцией было рассмотрение эпохи в контексте завоевания этой территории Ермаком и ее включения в состав Русского государства (Н.М. Карамзин, П.А. Словцов, И.Е. Фишер) [139; 250; 272]. Как правило, материал об этнической или государственной структуре местных народов приводился лишь как показатель общего уровня развития Сибирского ханства Кучума в сравнении с Москвой. При этом реконструкция этнического состава населения часто была оторвана от действительности. П.А.

Словцов вообще отрицал какое-либо самостоятельное развитии Сибири до Ермака и русских воевод [250, III-VI]. Ряд авторов, в частности Г.Ф. Миллер, А. Дмитриев и П. Небольсин, сделали попытку рассмотреть историю возникновения ханства, родословную ханов Шибанидов, их столкновения с Тайбугидами [121; 192; 210]. Генеалогия, хронология и роль в лесостепи последней династии именно с этого времени становится одной из крупных дискуссионных проблем. Однако чаще всего целью подобных экскурсов было определение причин быстрого поражения Кучума в войне, а также некоторые тенденции московско-сибирской внешней политики в военном и дипломатическом контексте. Особенный интерес к событиям первой половины XVI века был вызван публикацией «Сибирских летописей», которые и являлись, наряду с «Родословной историей о Татарах» хивинского Абулгази-хана, основными источниками по истории Зауралья для первого этапа [17; 51]. Отдельного упоминания заслуживает труд И.В. Щеглова. Автор подошел к исследованию истории Сибири с позиции составления погодной хронологии событий, однако в целом он, удачно компилируя, повторяет данные более ранних авторов [284]. Реконструкция экономической структуры сибирского общества XVI века была предпринята Н. Ядринцевым на основании более поздних этнографических и статистических параллелей [288; 289].

В советской истории в целом сохранялся ряд тенденций дореволюционного этапа. В частности, обращалось значительное внимание на процессы освоения и включения Сибири как единого региона в состав Русского государства. В связи с этим, особое значение приобретало экономическое, особенно торговое, и социальное развитие региона в XVI веке, изучением которого занимался в 1930-50 гг. С.В. Бахрушин [72-74]. Во многом его труды являются продолжением исследований Н. Ядринцева на схожей источниковой базе. Завершением исследований досоветского периода и обобщения основных результатов работы историков до 1960х гг. стало написание коллективного труда «История Сибири» [93]. В нем З.Я. Бояршиновой, Н.Н. Степанова и ряд других авторов предприняли первую попытку написать историю региона на протяжении всей эпохи средневековья. В частности, впервые было обращено внимание на проблемы протомадьярских номадов лесостепи и их миграций. Кроме того, традиционно значительное внимание было обращено на проблемы истории Сибирского ханства Шибанидов, вплоть до прихода к власти Кучума, и княжества Тайбугидов. Особенностью данного коллективного труда стал комплексный подход к изучению проблемы, когда одновременно были затронуты этнический и социальный состав населения, уровень его экономического развития, а также специфика государственной структуры. При этом З.Я. Бояршиновой в 1960 году было выпущено первое учебное пособие по истории Сибири до русской колонизации. В нем автор попытался проследить закономерности этнического, политического и экономического развития в целом Западной Сибири, и особенно лесостепи Зауралья, в XII-XVI вв. [92].

В рамках этого периода с 1950-60-х гт. как отдельное крупное направление выделяется исследование истории кочевых народов, в том числе после монгольского завоевания. Обращение особого внимания на данную проблему было во многом заслугой Л.Н. Гумилева, который в своих трудах на широком материале исследовал генезис гуннского племенного союза, формирование Тюркских каганатов, специфику монгольской государственной структуры. В своих трудах он затронул и некоторые страницы истории населения Южного Зауралья, их роль в ранних государственных образованиях [113-116]. Хотя в дальнейшем большинство наиболее крупных трудов связано с европейской частью (Г.А. Федоров-Давыдов, Б.Д. Греков) [109; 270-271], не была забыта и территория Южного Зауралья как часть более обширного региона, включившего в свой состав всю восточную часть евразийских степей. Особо здесь следует отметить рад статей Р.Г. Кузеева по проблемам этногенеза башкирского народа, что непосредственно связано и с исследуемым регионом [164-167]. М.Г. Сафаргалиевым была предпринята первая попытка написать единую истории Золотой Орды и ее наследников. Автором была определена роль улуса Шибана в общей структуре государства, а также намечены этапы генезиса этого улуса и его превращения в отдельное ханство Шибанидов, составной частью которого был и Сибирский юрт [245]. Кроме того, М.Г. Сафаргалиев обратил внимание на слабо исследованную историю Ногайской Орды как одного из политических доминантов в Деште XV-XVI вв. Обращение к столь многообразным темам стало возможно благодаря расширению источниковой базы исследования, в частности публикация большинства известных хроник династии Шибанидов [37]. В то же время была написана работа Б.А. Ахмедова о государстве кочевых узбеков, являющаяся до сих пор единственным исследованием по истории возвышения Шибанидов, их внутренних противоречий и формировании «империи» Абу-л-Хайр-хана [66].

Определенным итогом исследования степной проблематики стали труды казахского ученого Б.Е. Кумекова, под руководством которого была выпущена в 1978 году «История Казахской ССР» [134]. В рамках данного коллективного исследования впервые был реконструирован состав кочевого населения, изучена роль Кимакского и Кыпчакского каганатов, а также роли Шибанидских ханств. Причем в отношении последних были намечены некоторые этапы внутренних противоречий рода Шибана и формирование в связи с этим нескольких конкурирующих государств. Кроме того, авторы значительное внимание уделили внутристепным этническим и культурным связям, а также влиянию соседних оседлых государств.

Определенное значение приобретает археологическое исследование региона. Особо следует отметить роль К.В. Сальникова, который в результате своих исследований выделил первую археологическую культуру эпохи средневековья Приисетья — бакальскую [243; 244]. С 1970-х гг. активизируются археологические исследования В.А. Могильникова, особенно в отношении мадьяроязычных номадов лесостепного Зауралья [194-203].

Однако наиболее активные исследования истории Южного Зауралья в период II-XVI вв. развернулись в последние двадцать лет. Причем особое значение здесь приобретают археологические материалы. Именно археологами была предпринята наиболее полноценная реконструкция этнического и социального-экономического развития Южного Зауралья. При этом для данных работ характерна попытка одновременного обращения к письменным, этнографическим и антропологическим источникам, что позволяет перепроверить и дополнить вещественные материалы.

Наиболее важные тенденции данного периода были отражены в трудах В.А. Могильникова, в частности в двух томах «Археологии СССР» [196-199]. По сути, автором были затронуты почти все узловые проблемы генезиса южнозауральского населения домонгольского периода, а также намечены пути их решения. В частности, рассмотрен генезис угорского и прамадьярского населения, их роль в формировании гуннов; этапы тюркизации лесостепи Западной Сибири; хронология, экономическое развитие и этнический состав большинства лесостепных культур. Уровень развития и причины кризиса зауральского населения в конце раннего железного века были исследованы JI.H. Коряковой и Н.П. Матвеевой [153; 168; 188]. Проблемы этногенеза мадьяр, в том числе в эпоху кыпчакских миграций, были затронуты в трудах В.А. Иванова и А.В. Расторопова [129-131; 232-233]. Авторами была обоснована непосредственная связь мадьяр с Южным Зауральем и Западной Сибирью. При этом В.А. Иванов обратил внимание на специфику состава улуса Шибана в Южном Зауралье. Проблемы Кимакского и Кыпчакского каганатов, а также их роль в истории лесостепи Западной Сибири исследовали Б.Е. Кумеков (по письменным источникам) и Д.Г. Савинов (по археологическим материалам) [237-240; 169-170].

Особого внимания заслуживают работы С.Г. Боталова и В.П. Костюкова, посвященные истории тюркоязычных кочевников Южного Зауралья. Так, С.Г. Боталовым было прослежено влияние экологического фактора на заселение региона южными номадами, намечены пути миграционных процессов, исследован ряд интереснейших комплексов, свидетельствующих о взаимодействии местного зауральского населения с пришлыми кочевниками в V-VIII вв. Кроме того, автором была предложена трактовка легендарных народов «яджудж, маджудж» как реальных этнонимов мадьяр [83-91]. В.П. Костюков обратил особое внимание на роль региона в составе Золотой Орды, рассматривая улус Шибана как своеобразный буфер между двумя частями кыпчаков, наиболее активных противников монгол. При этом автор считает, что этнический состав населения улуса формировался в основном переселенцами из Центральной Азии. Кроме того, была обоснована роль канглов в этнополитической структуре Южного Зауралья XII-XIII века [154158]. Последнее особенно интересно, поскольку долгое время считалось, что доминирующим этносом здесь были кыпчаки.

Не были забыты и проблемы северных угорских групп населения Южного Зауралья. Генезис этих групп исследовался В.Д. Викторовой и В.М. Морозовым, а проблемы развития сылвенской (бакальской) культуры - Б.Б. Овчинниковой [101; 218-219]. Последней была обоснована точка зрения о близости саргатской культуры раннего железного века и бакальцев. Кроме того, В.И. Соболев и В.И. Матющенко на основании синтеза источников написали работы, посвященные истории торговых связей региона [190; 251].

В среде историков не были забыты основные тенденции историографии предыдущих этапов, в частности проблемы колонизации региона русскими, что нашло отражение в работах Р.Г. Скрынникова [248]. В тоже время автор, располагая большим количеством источников, рассмотрел ее в контексте общих тенденций развития региона, а также его внешнеполитических связей. Однако данный труд скорее является исключением для 1980-1990-х гг. На первое место в это время выступает история местных народов региона. Первый опыт создания историографии коренных народов Сибири был сделан М.А. Деминым [120].

А.Г. Нестеровым была подробно проанализирована история Сибирского княжества Тайбугидов, причины его внутренней слабости. В последнее время автор пытается реконструировать родословную Сибирских Шибанидов [211215]. В рамках истории государства Шибанидов Д.М. Исхаков исследовал связь Сибири с Казанью, миграции казанских татар в Южное Зауралье и причины обратной волны [138, 173-178]. Однако наибольшего внимания заслуживает совместная монография С.Г. Кляшторного и Т.И. Султанова [145]. В этой работе авторы поставили своей целью исследование народов и государств евразийских степей в древности и средневековье. Настолько широкие хронологические рамки позволяют им проследить эволюцию населения и вписать ее в фон общеевразийской истории. В подобной работе не могли быть обойдены и кочевники Южного Зауралья, особенно в контексте государства Шибанидов. Особое внимание авторы обращают на роль миграционных потоков зауральского населения в формировании этнической карты степей.

В 2002 году вышла монография В.В. Трепавлова «История Ногайской Орды» [265]. В.В. Трепавлов на большом архивном материале обосновывает значительную роль ногаев в истории Южного Зауралья, поскольку они были здесь основным населением почти на протяжении полутора столетий. При этом ногайская элита была значительной силой во внутренних шибанидских междоусобицах, а особенно в их внешних связях. Здесь же рассматривается история взаимоотношениий ногаев и Тайбугидов, а кроме того роль башкир в освоении региона.

Вклад в написание истории региона XV-XVI вв. был сделан и курганскими историками и археологами. Особенное значение здесь имеют работы В.В. Пузанова и С.Н. Шилова. В.В. Пузановым были исследованы причины внутренней слабости Тайбугидского княжества (особенности родословной) и его взаимоотношения с Москвой и Кучумом [231]. С.Н. Шиловым была предпринята попытка проверить данные «Сибирских летописей» археологическим путем (поиски Салтосаранской крепости результатов не дали). Также им был исследован единственный на территории

Притоболья могильник VII-VIII вв., который связан с прамадьярским населением и свидетельствует о проникновении тюркской культуры в Южное Зауралье [280; 281].

Ряд проблем этнополитической истории Южного Зауралья, как одного из регионов западно-сибирской лесостепи, изучали и западные исследователи. По всей видимости, одними из ранних представителей данного направления можно считать венгерских ученых И. Фодора и П.Вереша. В их трудах, во многом на основе сравнительного изучения лингвистических материалов, были рассмотрены вопросы угорского этногенеза, роль в этом зауральской лесостепи, а также проблемы изначальной территории формирования венгерского этноса, их хозяйственной и политической структуры на раннем этапе развития. В 1990-х А. Франк и С. Мартин исследовали проблемы Шибанидского и Тайбугидского государств на территории Западной Сибири, их взаимоотношения друг с другом и с Москвой; причем, для этого были проанализированы «Сибирские летописи» в различной редакции [293; 296]. Отметим, что в последние десятилетия среди западных ученых все большее значение приобретает дискуссия вокруг понятия «вождества» и возможностей его использования при описании дописьменных обществ, структура которых приближается к ранней государственности (Р. Карнейро, Ч. Спенсер и другие) [142; 253].

Таким образом, в течение нескольких столетий истории изучения Южного Зауралья в период со II по XVI вв. авторами было исследовано множество отдельных проблем этнополитической истории южнозауральского населения.

В результате целью нашего диссертационного исследования является построение общей схемы средневековой истории Южного Зауралья в этнополитическом аспекте в рамках антропологического подхода к историческим процессам.

Данная цель достигается путем решения конкретных задач:

- построение дробной периодизации и хронологии истории региона во V-XVI вв.;

- реконструкция этнического состава населения Южного Зауралья и его формирования в результате миграционных процессов и взаимодействий;

- исследование социально-экономической и политической (государственной) системы, в рамках которой существовало население Южного Зауралья в V-XVI вв.;

- выявление черт общего и особенного в рамках данных процессов на протяжении полутора тысячелетий.

Достижение цели и решение задач исследования, указанных выше, должно опираться на свидетельства исторических источников. Вообще, построение исторического исследования может быть задано любой последовательностью исторических фактов, отвечающей цели и задачам исследователя. Соответственно и отбор источников таких фактов во многом определяется логикой исторического, повествования. Принципы и критерии отбора источникового материала для исторического исследования могут быть различными, при соблюдении, однако, одного условия. Отбор этот сам по себе не должен серьезно (в идеале - абсолютно) влиять на складывание того или иного образа прошлого. В большинстве случаев, во избежание подобных искажений, стремятся использовать просто максимальное количество источникового материала. Подобный способ отбора источников во многом характерен и для настоящего исследования.

Все источники могут быть разделены на две группы: письменные, в свою очередь делятся на неопубликованые (архивные) и опубликованные, и вещественные (археологические).

Несомненной доминантой здесь являются письменные источники. К архивным относятся материалы археологических отчетов из архива Института Археологии РАН (фонд Р-1). Они имеют доминирующее значение в построении схемы заселения региона, а также общего реестра археологических памятников Тоболо-Исетья.

В силу специфики темы в основном нами используются опубликованные источники. Они настолько многообразны, что следует провести их внутреннюю классификацию (6 типов, распределенных по принципу многочисленности упоминания).

К первому типу относятся хроники и летописи. В основном это данные среднеазиатских и русских авторов. Материалы летописей арабских, персидских, монгольских и среднеазиатских авторов отражают события XII-XIV веков и связаны с историей Монгольской империи, а также ее степных наследников. Наиболее древними из них являются «Сокровенное сказание», рассказывающее об основании империи, и «Сборник летописей» Рашид-ад Дина [33; 46]. Вообще, монгольское завоевание породило богатую литературную традицию. Наибольшее количество летописей было собрано в двухтомном сборнике В.Г. Тизенгаузена, посвященном истории Золотой Орды, и «Материалах по истории Казахских ханств» [37; 52-53]. Особенный интерес для нас имеют последние, где собраны летописи, посвященные формированию степной и лесостепной государственности в XV-XVT вв., когда на арену истории выходят Шибаниды и их конкуренты. Большинство этих летописей, особенно «Чингиз-наме» Утемиш-хаджи [54], подробно проанализировано в третьей главе диссертационной работы. Отметим лишь то, что большинство авторов находилось под определенным политическим влиянием, отражая позиции династических домов из различных родов Чингизидов. В связи с этим можно выделить особую Шибанидскую линию историографии XVI-XVII вв., написанную такими представителями династии, как Абу-л-Гази Баядур-хан [17] и Мухаммад Шейбани-хан, а также должностными лицами, летописцами и поэтами при их дворе. Среди последних особенно подробные сведения оставили Масуд бен Усман Кухистани в «Тарих-и Абу-л-хайр-хан» (1543-1544 гг.), Утемиш-хаджи в «Чингиз-наме» (середина XVI века) и Гулам-шади в

Фахт-наме» (конец XV - начало XVI вв.) [37]. Данные этих летописей незаменимы при реконструкции родословной Шибанидов.

Остальные семьи, в частности потомки Орды-Ичена и Тука-Тимура, пытались противопоставить им собственное видение событий, отражающее активную роль именно их представителей в степных событиях. Однако в силу доминирования на протяжении XV-XVT веков в среднеазиатских государствах именно Шибанидской государственности, эти попытки не привели к сколько-нибудь значительным результатам. Особняком здесь стоит лишь такое значительно произведение как «Бахр ал-асрар фи манакиб ал-ахйар» («Море тайн, относительно достоинств праведников»), написанное Махмудом бен Вали, официальным историографом при дворе потомков Тука-Тимура в 1634-1640\41 гг. [37].

Данные русских летописей (нами используются данные «Патриаршей (Никоновской) летописи» и «Сибирских летописей» различных редакций, близко к ним примыкают и труды С.У. Ремезова) в основном касаются истории XV-XVI веков [40; 48; 51]. Специфика формирования первого летописного свода, его официальный характер приводит к тому, что в основном здесь расположена информация, которая касается взаимоотношений представителей рода Шибана и русских князей (царей), а также о торговли с Сибирью через Казань. Кроме того, содержатся данные об общей истории Золотой Орды. Гораздо более информативными и в то же время спорными являются «Сибирские летописи». Дискуссионные моменты материалов «Сибирских летописей» отражены в третьей главе. Необходимо отметить лишь то, что в них нашли освещение некоторые события, связанные с историей Сибирского княжества Тайбугидов и его противодействием Шибанидским государствам. При этом, поскольку материалы опираются на устные сказания, часто реинтерпретированные поздними авторами (в частности, С.У. Ремезовым [48]), в них находит свое отражение и часть топонимических легенд, не имеющих реального исторического наполнения. При всей необходимости использования этой категории источников нужно часто устраивать перекрестную проверку их данных другими материалами.

Ко второму типу относятся записки путешественников, в основном выполнявших дипломатические миссии. Доминирующую роль здесь играют данные западноевропейцев (Плано Карпини, Г. де Рубрук, М. Поло, И. Шильтбергер, М. Меховский, С. Герберштейн, Р. Барберини) [21; 39; 41; 42; 49; 57], однако более ранними являются среднеазиатские (Ибн Даста, ал-Гарнати, ибн Фадлан) [25; 44; 45]. Впрочем, последние в основном ездили в Булгарию, Хазарию и прилегающие к ним земли, информация о Зауралье не имела для них особого значения и записывалась лишь в том случае, если была чем-то необычна, а в большинстве случае вообще переписывалась из книги в книгу. Однако интерес в Средней Азии к географическим трактатам не исчез и после монгольского завоевания, примером этого является труд ал-Калкашанди [23]. Среди европейцев первые трое проехали по самой границе Южного Зауралья с Казахстаном (Дешт-и Кыпчаком) в ходе своих посольств к Великому Монгольскому Каану в XIII веке. Из последних четырех особо отметим данные Иоганна Шильтбергера, которые проехал с Чекрой по Сибири в начале XV века, и Сигизмунда Герберштейна, посла Габсбургов в России 1517 и 1526 гг. С. Герберштейн собрал в своих записках лишь проверенную информацию, стараясь отстранится от всех домыслов и разобраться в реальной политической ситуации.

Спецификой данного типа источников вообще является то, что любой путешественник обращает внимание, прежде всего, на отличия от его собственной культуры. Выполнение дипломатических миссий заставляет обращать особое внимание именно на те аспекты, которые способствуют или препятствуют их выполнению (проблемы религиозных разногласий, различия в политическом и военном устройстве, часто особенности торговли). В результате в таких источниках информация может передаваться весьма предвзято, часто описывается не только то, что автор видел сам, но и то, что получил от различного рода информаторов. Подобная тенденция заставляет весьма осторожно обращаться с путевыми заметками, однако и их полное игнорирование ведет к уменьшению объема полезной информации.

К третьему типу относятся географические трактаты. Как и в первом случае, в основном это данные среднеазиатских географов (ал-Фаргани; ал-Истахри, ал-Идриси, анонимный автор «Худуад ал-алам»), их анализ приводится в пункте 2 главы 1, но есть и римские (Клавдий Птолемей упоминает расположении племени савиров) [32; 38]. Для римских трактатов характерна попытка полного описания земли. При этом используется и мифологическая информация, поэтому ее совпадение, как и в среднеазиатских трактатах, с реальными народами заставляет проверять подобные сообщения.

К четвертому типу относятся исторические трактаты, находящиеся настолько близко к интересующим нас событиям, что их можно рассматривать в качестве источников. В основном это данные римских (Иордан) и византийских (Константин Багрянородный; Прокопий Кесарийский) авторов о нашествии гуннов и роли савиров в их составе [26; 35; 43]. Материалы римских трактатов достаточно тенденциозны в отношении номадов, авторы рассматривают их как разрушителей цивилизации, однако за подобным отношением можно разглядеть истинное положение дел в кочевой среде. Последний автор уже подходит к описанию кочевников как реальной политической силы, необходимой для оседлого государства в качестве союзника. Соответственно этому делается попытка собрать данные об их общественном строе, системе управления и экономики. Однако, по своей сути, материалы этих авторов для нашего исследования имеют лишь косвенное значение, поскольку напрямую не затрагивают истории Южного Зауралья.

К пятому типу относятся опубликованные Н.Ф. Катановым устные легенды сибирских татар, в основном касающиеся исламизации региона и борьбы Кучума с Ермаком [28-31]. В подобных преданиях часто сохраняется отношение автохтонов к происходящим событиям, что является немаловажным фактором при оценке их реальных результатов и роли в историческом развитии региона.

К шестому типу относятся материалы переписки русских царей со Строгановым и сибирским ханом Кучумом. Работа по анализу данной категории источников только начата, нами используется лишь два письма: к Кучуму 1597 года и к Строгановым 1572 года (последнее цитируется по полностью приведенному тексту у Павла Небольсина) [22; 210].

К археологическим источникам относятся неопубликованные материалы из фондов археологической лаборатории Курганского государственного университета. В основном, это разведочные материалы с южных районов Притоболья, состоящие из железных изделий (предметы вооружения, поясной гарнитуры и конской сбруи), а также фрагменты керамической посуды, обнаруженной при раскопках многослойных памятников. Также используются фонды Курганского областного краеведческого музея (керамический материал и инвентарь с городища Усть-Утяк-4 «Змеиная горка», ряд случайных находок импортных изделий, в частности чаша-потир). Кроме того, в КОКМ автором были просмотрены материалы единственного полно исследованного могильника в лесостепном Притоболье Усть-Суерка-4 (впервые опубликован С.Н. Шиловым). Все эти материалы важны при картографировании расселения различных групп населения Южного Зауралья и определении основных контактных зон, а также в построении реестра археологических памятников лесостепного Притоболья.

Специфика источниковой базы требует подробно остановится на проблемах методологии. В целом автор в своем диссертационном исследовании следует парадигме методологического плюрализма, исходящей из признания ценности любой методологической системы, дающей положительное или отрицательное знание об объекте. Главное - четко осознавать границы применимости используемой методологической схемы и саму целесообразность ее использования по отношению к предмету исследования.

В качестве методологической основы исследования нами используются общенаучный принцип объективности, а также частнонаучные методы сравнительно-исторического и семантического анализа. В качестве основного метода изложения материала исследования используются методы индукции и дедукции. Помимо этого, работа построена на одном из основополагающих принципов исторического исследования: принципе историзма. При этом автор учитывает основные положения антропологии как особой науки о человеке и его эволюции и считает своей целью исследовать по мере возможности именно историю людей. В то же время автор осознает, что картина прошлого может быть раскрыта лишь в результате использования комплексного подхода, то есть такого метода исследования, который даст наиболее полную информацию о различных сторонах изучаемого памятника. В широком смысле он учитывает, Ч, помимо гуманитарных (исторических, археологических и этнографических), антропологические, остеологические, лингвистические и математические подходы. Использование всей этой совокупности данных позволит наилучшим образом выявить различные стороны источников, сам диалог с источником будет более полноценным.

Однако использование комплексного подхода ставит перед нами проблему синтеза исторических, археологических и этнографических данных, соотношения их терминологической базы. Отчасти это связано с особенностями источниковой базы исследования, в котором одновременно сосуществуют археологические материалы, письменные и устные источники. Подобная специфика заставляет применять особые методы исследовательской работы, своеобразный диалог сразу с несколькими типами источников. Целью этого диалога в идеале является «антропологизация» исторического знания об эпохе, желание представить действующих лиц (и отдельных ханов, и целые племена) как живые фигуры исторического процесса. Однако проведение подобного диалога чрезвычайно затруднено вследствие использования различных языков, особенно по отношению к дешифровке информации, содержащейся в материальных памятниках. Чаще всего в этом диалоге один вид источника преобладает над другими, что приводит к смещению некоторых аспектов и затруднению общей композиции истории региона. К сожалению, за источниками, особенно археологическими, часто теряется сам человек К древности.

В связи с этим необходимо более подробно остановится на следующем моменте методологии. Для современного этапа развития исторической науки одним из общепринятых признаков является стремление к ее синтезу с родственными науками гуманитарного цикла, в частности этнологией (или в более узком смысле этнографией) и археологией. В связи с этим встает проблема соотношения терминологической и методологической базы данных отраслей, в центре которых стоит единая идея и единый объект: изучение 4 путей развития человечества на всем его протяжении. Наиболее четко все это прослеживается в дискуссии вокруг исторического наполнения понятия «археологическая культура». В связи с использованием большого количества сугубо археологического материала в 1 главе, необходимо остановится на этом моменте подробнее, тем более, что это связано и с внутренними ограничениями комплексных методов в истории.

Проблема усугубляется тем, что в основе терминологического базиса истории, этнологии и археологии стоят разные принципы и ценности. В то же время, первые две могут быть объединены как изучающие человека и его сообщества в различном окружении. В истории это различные социальные группы, чаще всего в своеобразном политическом обрамлении по принципу выделения системы управления, - государство, вождество, племя, союз племен и прочее; в этнологии - этнос, этническая группа или же по хозяйственному принципу - Хозяйственно-Культурный тип. Главное здесь - процесс наблюдения в реальном времени, что находит отражение в источниковой базе.

Исторический источник, по мнению И.Н. Данилевского, есть сочинение наиболее близкое по времени написанию самому интересующему нас событию [119, 296], то есть существующее с ним в реальном времени и в дальнейшем пропущенное через сознание исследователя для получения требуемой информации. Близок к этому источник в этнографии, поскольку она изначально также базируется в своих исследовательских схемах на конкретном наблюдении исследователя, путешественника, миссионера за жизнью человеческих групп в реальном времени. И в том, и в другом случае мы изучаем описание одним человеком некой схемы развития наблюдаемого им человеческого общества. Чаще всего получается, что реальная информация проходит через «сито» мировоззрения автора источника и исследователя.

Синтез с археологией более проблематичен, ибо ее источник находится лишь в опредмеченном виде. Информация в любом источнике содержится лишь в закодированном виде, причем ее извлечение чаще всего зависит от изначальной методологической предпосылки исследователя. В целом и в истории, и в археологии существенным моментом методики является так называемый «диалог с источником», когда происходит его перекодировка и расшифровка. Однако в последнем случае дискуссионными являются и сами методы перекодировки информации в доступную нам форму (отметим, что один из наиболее популярных методов - реконструкция мировоззрения и социального строя через этнографическую интерпретацию археологического материала - требует обоснования единства или по крайней мере схожести положения сравниваемых групп, что по сути возможно лишь для эпохи средневековья или же через ретроспективный подход для ближайших к ней эпох). В этом отношении В.М. Массон отмечает, что сравниваться могут лишь группы, относящиеся к единому культурно-хозяйственному типу [184, 70]. При it этом язык источника в археологии абсолютно отличен от языка науки. Археология в своем исследовательском процессе опирается на термины, связанные в большей степени с материальной культурой. В то же время очевидно, что за ними должно стоять социальное и ментальное наполнение, то есть в конечном итоге некое человеческое общество или отдельный человек, их создавший.

Особенно четко это получило выражение в самом понятии «археологическая культура» (в дальнейшем АК) или «культурно-историческая общность» (КИО). Несмотря на продолжающуюся дискуссию о конкретном содержании АК, очевидно, что все предлагаемые определения отталкиваются (если точнее, вынуждены это делать), прежде всего, от конкретного археологического материала, представленного различными видами памятников и артефактов. Как правило, под «археологической культурой» понимается совокупность различных видов археологических памятников и артефактов, расположенных на одной территории и датируемых одним временем. В.И. Матющенко высказал предположение о том, что за АК стоит два возможных определения: одно источниковедческого, а другое интерпретационного уровня [189, 125]. В соответствии с этим, за погребальными комплексами, остатками жилищ, фрагментами сосудов всегда стоит конкретный человек или группа людей, что подразумевается и в самом определении, если его продолжить «и относимых к одной общности людей». Вопрос заключается в том: можно ли извлечь этого абстрактного человека прошлого из-под созданных им материальных останков, можно ли антропологизировать археологию и как это сделать?

Прежде всего, следует остановиться на том, что собственно следует понимать под «культурой» в общем смысле: это все, что создано человеком в отличие от созданного природой [100, 18]. А.И. Ракитов считает, что культура есть индивидуальное начало каждого социума, отвечающее за отражение, передачу и хранение индивидуальной информации [191, 34-36]. «Археологическая культура» в упомянутом нами смысле также отражает признаки, характерные для отдельного человеческого сообщества, и, по всей видимости, «археологическая культура» может быть внешним выражением характерных для него ценностей. Таким образом, можно заключить, что сам по себе термин «культура» может быть воспринят непротиворечиво во всех рассматриваемых нами науках.

Гораздо сложнее соотнести АК с каким-либо конкретным общепринятым в гуманитарных науках термином, обозначающим социум. Предлагаемые ниже размышления касаются, прежде всего, дописьменных групп, в гораздо меньшей ^ степени все эти проблемы характерны для средневековых этносов в силу большей возможности их сравнения с современными этносами и привлечением материалов письменных памятников. По всей видимости, можно выделить два основных подхода к проблеме соотношения археологических и исторических терминов.

Первый из них основывается на стремлении раскрыть содержание АК через «этнос», однако, по мнению авторов, несмотря на многочисленные попытки сделать это, большинство из них не увенчались успехом [59, 19]. ^ Причем, даже попытка определить этнические составляющие АК для эпохи средневековья редко приводит к однозначному выводу. Определенные результаты здесь были достигнуты лишь в археологии лесной зоны, где этнические группы были более замкнуты и не подвергались столь значимым влияниям, как в лесостепи [279, 121-122].

Основная проблема этого подхода заключается в том, что этнос определяется не только внешними опредмеченными признаками, которые археологами изучаются в крайне фрагментарном виде, но и этническим самосознанием. Последнее проявляется в общности этникона, языка и исторической судьбы [241, 97], что вообще редко находит отражение в материальном виде, должно быть всегда подтверждено иными видами источников и возвращает нас к изначальной проблеме. Несмотря на это, интерес представляет подход Е.А. Саликова, который предлагает видеть в АК культовое единство, являющееся одним из признаков этноса на раннем этапе его зарождения [242, 43]. Однако выделяемые на основе археологии элементы культа (в погребальной обрядности, орнаментации сосудов и пр.), как уже отмечалось выше, носят гипотетический характер. Предлагаемое сравнение лишь вводит еще один дополнительный признак АК, но не способствует решению проблемы.

Иная точка зрения была предложена В.Ф. Генингом, считавшим, что за АК скрываются этносы на определенном этапе социально-экономического развития [191,38], причем очевидно, что в этой гипотезе была сделана попытка обобщить оба рассматриваемых подхода. Частично данная точка зрения была поддержана М.В. Аникович: «В археологических культурах вскрываются какие-то социальные группировки первобытного прошлого, противопоставляющие себя через систему традиций другим группировкам.Уровень этих группировок, характер социальных связей, обеспечивающих их целостность, априорно не известен» [59, 20]. По всей видимости, именно эта точка зрения при определенных корректировках может быть принята в исторической науке. Корректировка здесь, на наш взгляд, заключается в двух аспектах: это относительность любых социальных или экономических трактовок АК в силу тех же, указанных выше, причин и в то же время необходимость учета «культового единства» в качестве еще одного признака. Кроме того, сами политические термины в истории не имеют однозначного значения, часто являясь лишь нашим способом понимания прошлого, а не реальными фактами функционирования общества (в этом отношении смотри дискуссию о содержании «вождества», «раннего комплексного общества» и «кочевой империи» в третьей главе).

Таким образом, понятие «археологическая культура» является на данный момент единственным методологически приемлемым способом привести в определенное единство древнейшее прошлое человечества и попытаться его понять в рамках «антропологического подхода». Археологическая культура есть внешнее, опредмеченное выражение жизнедеятельности определенной общности людей, при этом мы не можем с очевидностью сравнить ее ни с одним из принятых в истории или этнологии терминов; по всей видимости, осмысление данной дефиниции может строиться лишь на основании синтеза всех рассмотренных выше подходов.

Новизна диссертационного исследования заключается в попытке представить этнополитический аспект средневековой истории Южного Зауралья в процессе преемственности в рамках синтеза нескольких видов источников: письменных, археологических и этнографических с использованием данных лингвистики и палеоэкологии. При этом выделяются этапы развития этнического состава населения, социального и политического развития, экономического уклада и внешних связей на протяжении полутора тысячелетий, что позволяет проследить большинство изменений, происходивших на территории региона, определить их закономерности в рамках заселения территории лесостепи как особой контактной зоны.

Авторские разработки и результаты данного исследования могут быть использованы в обобщающих работах по истории Южного Зауралья. Проведенные исследования будут способствовать воссозданию истории населения региона во эпоху средних веков как одного из крупных «белых пятен» в истории западно-сибирской лесостепи. Информированность о конкретной культурно-исторической ситуации на территории региона, промежуточного между тайгой и степями, позволит реконструировать некоторые основы сложения современной этнической карты Западной Сибири и вопросов ее взаимодействия с соседними территориями. Некоторые аспекты изучения миграционных процессов на территории Южного Зауралья могут быть использованы в исследовании аналогичных явлений на других территориях.

Ключевые положения настоящего диссертационного исследования были изложены автором в восемнадцати научных публикациях (Курган, 2001 (2); Нальчик-Омск, 2001; Омск, 2002; Курган, 2002 (5); Екатеринбург, 2003; Томск, 2003; Курган, 2003 (3); Челябинск, 2003; Москва, 2003; Пермь, 2003; Тобольск,

2003). Общий объем публикаций составляет около трех с половиной печатных листов.

Структура диссертации. Работа состоит из введения, трех глав, заключения, а также списка использованной литературы и источников.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Южное Зауралье в средние века"

Заключение.

Население Южного Зауралья в V-XVT вв. прошло через несколько этапов развития. Участие местного населения в формировании гуннского союза и его миграции на запад, дестабилизация в степи привели к резкому опустению территории Южного Зауралья. История данной территории период раннего средневековья относится к «темным векам», в этот период формируется новый состав населения, доминирующее влияние на которое оказывают тюркоязычные народы. К VI веку ситуация несколько стабилизируется, немаловажным фактором чего было начавшееся увлажнение степей. С VII-VIII вв. и почти на полтысячелетия за регионом в среднеазиатских географических трактатах закрепляется название «страна яджудж (маджудж)». Подобное название воспринималось как реальное наименование народа и идентифицировалось с мадьярским составом населения. По сути, регион теряет свою независимость и оказывается северной периферией Первого и Второго Тюркских каганатов. Именно в степях решается судьба лесостепного населения, символом этого является начало тюркизации местной элиты. Впрочем, для нее принятие чуждой доминирующей культуры, в данном случае тюркской, было одним из традиционных способов выживания и поддержания статуса.

Кризисы степной государственности приводят к длительным миграциям мадьярского населения Южного Зауралья на Южный Урал. По всей видимости, лесостепная зона без подпитки извне могла лишь поддерживать жизнь местного населения, но не давала дополнительного продукта, необходимого для знати. Кризис же в среде тюркоязычных кочевников приводил к затруднению торговли по Великому Шелковому пути. Кроме того, часть номадов также пыталась укрыться в лесостепи от кризисов, что приводило к экстремумам численности населения и невозможности их мирного сосуществования.

Очередной пик миграции мадьяр совпал с началом функционирования Кимакского каганата и распространением власти кыпчаков в лесостепи Южного Зауралья (конец VIII - IX вв.). Следами его являются многочисленные памятники в предгорьях Урала, а также расселение здесь подчиненных племен башкир. Продвижение кыпчаков приводит к отступлению мадьярских племен и их окончательному смешению с тюркоязычными номадами. Вероятно, угорское-мадьярское население Тоболо-Исетья также включает в свой состав отступающие южные родственные племена, в частности с Ишима. В результате в этом регионе появляется хорошо укрепленный оборонительный центр, состоящий из полутора десятков городищ. Его строительство приводит к стабилизации границ между номадами и полукочевым населением лесостепи. Это было немаловажным фактором спокойствия региона в годы усиления власти кыпчаков во всей евразийской степи, получающую название Дешт-и кыпчак. Именно в X-XII веке население Южного Зауралья достигает пика своего развития в экономике и культуре. Окончательно восстанавливаются традиционные связи с соседями, особенно с тайгой, Прикамьем и Уралом, однако несколько затихают среднеазиатские контакты. В XII веке в степи разгорается очередной кризис, частично связанный с вмешательством кыпчаков в среднеазиатские проблемы. Часть территории Южного Зауралья отходит к канглам и найманам, хотя кыпчаки и продолжают считаться очевидными лидерами в степи. Именно в это время формируется основа для полной тюркизации всего угорского населения Южного Зауралья.

Развитие региона прерывается внезапно и, как обычно, судьба лесостепного населения решается далеко в степи. Волна монгольских завоеваний эпохи Чингиз-каана достигает Южного Зауралья, которое в 1207 году оказывается юридически включенным в улус Джучи. Наиболее важным последствием было массовое бегство в 1220-1230-х гг. в лесостепь тюркоязычных кочевников, что привело к разрушению системы городищ, отходу их обитателей на север и началу формирования различных групп сибирских татар. Переселение было облегчено длительными связями двух групп населения и схожестью их хозяйства, в частности в составе стада. Сам регион теряет свое наименование «страны маджудж» и называется с этого времени «Сибирью» или, очень редко, «Тураном».

Около 1242 года западная часть Южного Зауралья входит в состав улуса Шибана, сформированного из противников кыпчаков и канглов, хотя последние, во многом благодаря многочисленности, и сохраняют зону своего влияния в Зауралье. Формирование улуса Шибанидов со столицей в Сарайчике на Яике завершает строительство государства Джучидов. В результате лесостепь, как и весь Восточный Дешт, оказывается подчиненной братьям Бату-хана - Орде-Ичену, Шибану и Тука-Тимуру. Впрочем долгое время собственно монгольской администрации в Южном Зауралье не существовало, хотя на него и распространились основные имперские реформы. По всей видимости, в подчинении региона Джучиды опирались на местную кочевую знать. Однако ее наиболее активная часть была уничтожена. Оставшиеся городки играли роль небольших ремесленных и торговых центров, а также служили местами сбора ясака. Немаловажной основой зауральской экономики оставался контроль над торговлей пушным товаром.

Лишь в конце XIII века Шибаниды активизируют свою политику в Зауралье, окончательно подчиняя его население. Подобная политика была связана с кризисом их среднеазиатских владений, перешедших к потомкам Орды-Ичена. К середине XIV века в правление в Сарае Узбек-хана и его прямых наследников Шибаниды разделяются на две ветви, младшая из которых закрепляет за собой Сибирский удел со столицей в Чимги-Туре. Однако и теперь западная часть Южного Зауралья остается за Яикскими Шибанидами. В атмосфере Великой Замятии второй половины XIV века Шибаниды становятся одной из ведущих политических сил в Деште. Неудача с поддержкой Тохтамыша привела их к союзу с мангытами Эдигея. Этому союзу было суждено было стать основой длительного влияния номадов (узбеков и шибанцев) во главе с ханами из потомков Шибана в степи.

Попытка Сибирских Шибанидов во главе с Хаджи-Мухаммад-ханом организовать собственное государство (1421-1429 гг.) была подавлена Абу-л-Хайром-ханом из Яикских Шибанидов. Земли Сибири вошли в состав огромного государства Абу-л-Хайра, начавшего борьбу за Среднюю Азию. В 1446 большая часть сибирских войск уходит в поход, что дает возможность Хаджи-Мухаммад-хану восстановить улус (1446-1460), выплачивая ясак.

После его смерти власть в Сибири передается среди его потомков, наиболее значительным из которых был внук Ибрахим (Ибак)-хан (1465-1495). При нем Сибирский юрт достигает наивысшего уровня политического могущества, последовательно побеждая при поддержке ногаев противников из Шибанидов, а также последнего хана Золотой Орды Ахмада. Однако в самой Сибири все было не так безоблачно. Рос сепаратизм местной династии Тайбугидов, который значительно укрепляется в годы степной вольницы Абу-л-Хайр-хана. Северные югорские земли отошли после 1483 года к Российскому государству. Неудачи Ибак-хана во внутренней политике (в частности, убийство князя Мара из Тайбугидов), а также в казанских делах и борьбе с Шейбани-ханом, приводят к перевороту 1495 года и очередному переделу сфер влияния в Южном Зауралье.

Северная часть территории отошла к Тайбугидскому Сибирскому княжеству, которое внешне казалось весьма нестабильным. По крайней мере, под давлением казахов и ногаев Тайбугиды вынуждены забросить родовые земли по Ишиму и уйти в Верхнее Притоболье, где столицей становится Искер. Часть земель по Тоболу и Исети остается под властью Сибирских Шибанидов. Большая же часть территории отходит под власть Ногайской орды и подчиненных им башкир и татар. Именно с этого времени здесь окончательно распространяется чисто кочевая экономика. Впрочем, и оставшиеся ханы из потомков Шибана являются лишь их марионетками.

К середине XVI века ногаи при поддержке Узбекских Шибанидов были готовы бороться за полное подчинение лесостепи. Немаловажной была поддержка среднеазиатских купцов, заинтересованных в расширении торговых полномочий. Кандидатами на сибирский престол были внуки Ибак-хана Ахмед-Гирей и Кучум, воспитанные в Ногайской Орде и бывшие наместниками в Башкирии. Борьба с Тайбугидами и местной татарской знатью заняла почти 8 лет и привела к частичному уничтожению населения в лесостепи. Тайбугиды для повышения своего политического статуса обратились к помощи Москвы, заключив договор о ясаке, и попытались доказать свои права на власть не как узурпаторы, а через родство с Ван-ханом и отдачу улуса самим Чингиз-кааном. Самым главным фактором оказалось нежелание местного населения подчиниться Шибанидам как законным владетелям улуса.

Для подчинения Южного Зауралья были предприняты как военные действия, так и активная исламизация. Кроме того, увеличивается число башкир в Южном Зауралье, что можно связать с политикой их переселения вслед за братьями - Шибанидами. Лишь к началу 1570-х гг. ситуацию удалось стабилизировать. Кучум закрепляет за собой земли бывшего Сибирского княжества, где существовала развитая система городищ и более крепкая экономика (пушная торговля, ремесла, скотоводство и земледелие). В нижней части Южного Зауралья власть остается за ногаями. Территория по Тоболу, так называемая «Украинная Сибирь», оказывается заброшенной. Последние из Сибирских Шибанидов были весьма неудачливы в своей политике, не стал исключением и Кучум-хан. Его политика оказывается непопулярной, как и выбор самого юрта с не до конца подчиненным населением. Приход Ермака в 1582 году быстро разрушает власть Кучума и вводит в регион новую политическую силу - Российское государство.

Таким образом, в течение исследованного периода, включившего 14 веков, в Южном Зауралье коренным образом изменяется этнический состав населения, социальная и государственная структура, а также экономический уклад. Большинство этих изменений носит дискретный характер, обусловленный не только внутренними силами развития, но и стабильным внешне политическим, в частности со стороны кочевников, и экологическим давлением. Лишь единственный раз прерывность в эволюции была обусловлена прямым военным давлением, связанным со строительством Монгольской Империи Чингиз-каана. Однако и здесь произошел не коренной слом, а лишь изменен вектор, направление развития, что привело к формированию государственной структуры (ханств Сибирских Шибанидов, княжества Тайбугидов). Южное Зауралье во всех случаях сохраняло свое положение периферии, в частности как северная часть Ногайской Орды. Начало очередной степной засухи, уход части номадов во главе с Шибанидами в Среднюю Азию и усиление оседлых соседей постепенно приводят к изоляции сибирских государств при их неспособности к самостоятельному развитию в скудных условиях зауральской лесостепи. В результате Южное Зауралье было включено в состав Российского государства в 1580-1590х гг.

Однако и после этого, в XVII в., некоторые особенности развития региона продолжают сохранять свое значение. К ним следует отнести специфическое пограничное положение Южного Зауралья. Северная часть по Исети постепенно осваивается оседлым русским населением, что приводит к строительству там системы острогов, которые постепенно опускаются вниз по Тоболу. В то же время юг, прилегающий к степи, продолжает контролироваться номадами (ногаями, татарами и башкирами, причем последние оказались в состоянии наиболее древних автохтонов). В целом подобная структура идеально повторяет систему, сложившуюся в IX-XII вв., хотя доминирование русских оказалось гораздо более прочным. Сохраняют свое значение внешнеполитические и торговые связи со Средней Азией.

Список научной литературыМаслюженко, Денис Николаевич, диссертация по теме "Отечественная история"

1. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ АРХИВНЫХ ФОНДОВ

2. Архив Института Археологии РАН:

3. Бутакова Н.Н. Отчет об археологической разведке на территории Курганской области в Каргапольском и Шатровском районе в 1974. -Курган, 1975.

4. Варанкин Н.В. Отчет об археологических исследованиях памятников в зоне строительства Каргапольской оросительной системы за 1984 год. -Свердловск, 1985.

5. Виноградов Н.Б. Отчет о полевых археологических исследованиях на территории Челябинской и Курганской областей в 1985 году. Челябинск,1986.

6. Виноградов Н.Б. Отчет о полевых археологических исследованиях на территории Челябинской и Курганской областей в 1986 году. Челябинск,1987.

7. Гарустович Г.Н. Отчет об археологических работах в Краснокамском районе Башкирии и в Шатровском районе Курганской области летом 1991 года. -Уфа, 1992.

8. Иванов В.А. Научный отчет об археологических раскопках в Шадринском районе Курганской области в 1991 году. Уфа, 1992.

9. Кайдалов А.И. Отчет Курганского государственного университета о проведении на территории Курганской области в Белозерском районе археологической разведки. — Курган, 1997.

10. Кайдалов А.И. Отчет Курганского государственного университета о проведении на территории Курганской области в Шатровском районе археологической разведки. — Курган, 1999.

11. Кайдалов А.И. Отчет КОКМ о проведении на территории Курганской области в Белозерском районе археологической разведки в 2001 году. — Курган, 2002.

12. Кайдалов А.И. Отчет Курганского областного краеведческого музея о проведении на территории Курганской области в Кетовском районе археологических исследований. — Курган, 2003.

13. Ковригин А.А. Отчет об археологической разведке в Далматовском районе Курганской области в 1992 году. Т. 1. — Екатеринбург, 1993.

14. Сальников К.В. Отчет об археологических исследованиях, произведенных экспедицией Уральского государственного университета в 1946 году. -Свердловск, 1946.

15. Сальников К.В. Отчет об археологических исследованиях ЮжноУральской археологической экспедиции в 1958. — Свердловск, 1959.

16. Сергеев А.С. Отчет о раскопках Прыговского археологического комплекса в Шадринском районе Курганской области летом 1993 года. Екатеринбург, 1994.

17. Шилов Отчет Курганского государственного университета о проведении на территории Курганской области в Куртамышском районе археологических исследований. Курган, 1996.

18. Шилов С.Н. Отчет Курганского государственного университета о проведении на территории Курганской области в Белозерском и Звериноголовском районе археологических исследований. — Курган, 1999.

19. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ОПУБЛИКОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ

20. Абулгази Баядур-хан. Родословная история о татарах. Т.Н. — СПб., 1768.

21. Алексеев М.П. Сибирь в известиях западно-европейских путешественников и писателей. XII-XVII вв. Т. 1. Иркутск, 1932.

22. Березин И.Н. Рашид ад-Дин. История монголов. — СПб., 1888.

23. Валиханов Ч.Ч. Извлечений из Джами ат-таварих. Сборник летописей // Собрание сочинений. Т.1. Алма-Ата: Казахстанская Советская энциклопедия, 1984.

24. Герберштейн С. Записки о Московии. М.: Изд-во МГУ, 1998.

25. Грамота царя Федора Иоановича к сибирскому царю Кучуму о прекращении его преследования и о позволении ему приехать в Россию для получения замены за потерянное Сибирское царство (1597 г. 20 мая) // Тобольский хронограф. Вып. III. Екатеринбург, 1998.

26. Григорьев А.П., Фролова О.Б. Географическое описание Золотой Орды в энциклопедии ал-Калкашанди // Тюркологический сборник / 2001: Золотая Орда и ее наследие. М.: Восточная литература, 2002.

27. Иакинф (Бичурин Н.Я.) Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. 4.1. СПб., 1851.

28. Известия о хазарах, буртасах, болгарах, мадьярах, славянах и руссах Абу-Али Ахмеда Бен Омар Ибн Даста с комментариями Д.А. Хволсон. — СПб., 1869.

29. Иордан. О происхождении и деяниях гетов. — СПб.: Алетейя, 1997.

30. Калинина Т.М. Сведения ранних ученых Арабского халифата. — М.: Наука, 1988.

31. Катанов Н.Ф. Предания тобольских татар о Кучуме и Ермаке // Ежегодник Тобольского губернского музея. Вып. V. Тобольск, 1896.

32. Катанов Н.Ф. Предания тобольских татар о прибытии в 1572 году мухаммеданских проповедников в г. Искер // Ежегодник Тобольского губернского музея. Вып.8. — Тобольск, 1897.

33. Катанов Н. Предания тобольских татар о грозном царе Тамерлане // Ежегодник Тобольского губернского музея. Вып. IX. — Тобольск, 1898.

34. Катанов Н. О религиозных войнах учеников шейха Багауддина против инородцев Западной Сибири (по рукописям Тобольского губернского музея). Казань, 1904.

35. Клавдий Птолемей. Географическое руководство // Свод древнейших письменных известий о славянах. T.l: I-IV вв. М., 1991.

36. Козин С.А. Сокровенное сказание. T.l. -M.-JL: Наука, 1941.

37. Кононов А.Н. Родословная туркмен. Сочинение Абу-л-Гази, хана Хивинского. M.-JL: Наука, 1958.

38. Константин Багрянородный. Об управлении империей. М.: Алетейя, 1989.

39. Кумеков Б.Е. Сообщение Ал-Идриси (XII в.) о странах кимаков и карлуков // Казахстан в эпоху феодализма. — Алма-Ата: Наука, 1981.

40. Материалы по истории Казахских ханств XV-XVIII веков (извлечения из персидских и тюркских сочинений) / Сост. С.К. Ибрагимов и др. Алма-Ата: Наука, 1969.

41. Материалы по истории киргизов и Киргизии. М.: Наука, 1973.

42. Меховский М. Трактат о двух Сарматиях. M.-JL, 1936.

43. Патриаршая или Никоновская летопись // ПСРЛ. Т.9-10. М.: Наука, 1965; Т.11-12. -М.: Наука, 1965; Т.12, 13.-М.: Наука, 1965.

44. Дель Плано Карпини Дж. История Монгалов // Путешествия в Восточные страны. М.: Мысль, 1997.

45. Поло М. О разнообразии мира // Путешествия в Восточные страны. М.: Мысль, 1997.

46. Прокопий Кесарийский. Война с персами. — М.: Наука, 1993.

47. Путешествие Абу Хамида ал-Гарнати в Восточную и Центральную Европу (1131-1153 гг.).-М., 1971.

48. Путешествие Ибн-Фадлана на реку Итиль. Казань: Мифи-сервис, 1992.

49. Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т.1. Кн.1-2. M.-JI.: Наука, 1952; Т.2. -M.-JI.: Наука, 1960.

50. Рашид ад-Дин. 01уз-наме // Фазлалах Рашид ад-Дин. Баку, 1987.

51. Ремезов С.У. История Сибирская // Памятники литературы Древней Руси. XVII век. Кн.2. М.: Художественная литература, 1989.

52. Де Рубрук Г. Путешествие в Восточные страны // Путешествия в Восточные страны. М.: Мысль, 1997.

53. Сказания иностранцев о России в XVI и XVII веках. Спб., 1843.

54. Сибирские летописи. 4.1. Группа есиповской летописи // ПСРЛ. Т.36. М.: Наука, 1987.

55. Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. Т.1. Извлечения из сочинений арабских. СПб., 1884.

56. Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. Т.Н. Извлечения из персидских источников. — М.-Л.: Наука, 1941.

57. Утемиш-хаджи. Чингиз-наме. Алма-Ата: Наука, 1992.

58. Шаджират ал-атрик (Родословие тюрок) Анонима // www.vostlit.narod.ru

59. Шейбаниада. История монголо-тюрков, изданная И. Березиным. Казань, 1849.

60. Шильтбергер И. Путешествие по Европе, Азии и Африке с 1394 года по 1427 год. Баку, 1984.

61. Шейбани-хан Мухаммад. Таварих-и Гузида-йи Нусрат-наме. Ташкент, 1967.

62. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

63. Аникович М.В. О содержании понятия «археологическая культура» // Методологические аспекты археологических и этнографических исследований в Западной Сибири. — Томск: Изд-во Томского университета, 1981.

64. Антонов И.В. Этнокультурная история Волго-Уральского региона в XIII — начале XV вв. Автореферат диссертации.кандидата исторических наук. — Уфа, 2000.

65. Ареал Садри Максуди. Тюркская история и право. Казань: Фэн, 2002.

66. Артамонов М.И. История хазар. Д.: Изд-во Гос. Эрмитаж, 1962.

67. Артемов И.В. Средняя Азия в III-XIII вв. // История Востока. Т.2. Восток в средние века. М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 1995.

68. Ахинжанов С.М. Об этническом составе кипчаков средневекового Казахстана // Прошлое Казахстана по археологическим источникам. — Алма-Ата: Наука, 1976.

69. Ахинжанов С.М. Этноним «кимак» и «кипчак» // Археология эпохи камня и металла Сибири. Новосибирск, 1983.

70. Ахмедов Б.А. Государство кочевых узбеков. — М.: Наука, 1965.

71. Бартольд В.В. Статьи из «Энциклопедии ислама» // Собрание сочинений. Т.1 (2). М.: Наука, главная редакция Восточная литература, 1964.

72. Бартольд В.В. 12 лекций по истории турецких народов Средней Азии // Сочинения. Т.5. -М.: Наука, Главная редакция Восточная литература, 1968.

73. Бартольд В.В. История турецко-монгольских народов // Сочинения. Т.5. -М.: Наука, Главная редакция Восточная литература, 1968.

74. Бартольд В.В. Тохтамыш. Кучум-хан // Сочинения. Т.5. — М.: Наука, Главная редакция Восточная литература, 1968.

75. Бахрушин С.В. Остяцкие и вогульские княжества в XVI-XVII вв. Д., 1935.

76. Бахрушин С.В. Сибирские служилые татары в XVII в. // Научные труды. Т.З. 4.2.-М.: АН СССР, 1955.

77. Бахрушин С.В. Сибирь и Средняя Азия в XVI и XVII вв. // Научные труда. T.IV. М.: АН СССР, 1959.

78. Белавин A.M. Взаимодействие населения Приуралья и Зауралья в древности и средние века // XIV Уральское археологическое совещание. Тезисы докладов. Челябинск: Изд-во ЧелГУ, 1998.

79. Березкин Ю.Е. Еще раз о горизонтальных и вертикальных связях в структуре среднемасштабных обществ // Альтернативные пути к цивилизации. М.: Логос, 2000.

80. Бернштам А.Н. Очерки истории гуннов. Л., 1953.

81. Бирюков В.П. Из личных археологических разведок, произведенных в разных местах Урала и Приуралья между 1910 и 1930 гг. // Первое Уральское археологическое совещание. Молотов, 1948.

82. Бисенбаев А. Другая Центральная Азия // www.kyrgyz.ru

83. Борзунов В.А. Городища с бастионно-башенными фортификациями раннего железного века в лесном Зауралье // Российская археология. 2002. № 3.

84. Борзунов В.А. К вопросу о генезисе и функции урало-сибирских укрепленных жилищ // Актуальные проблемы древней и средневековой истории Сибири. Томск: Томский государственный университет систем управления и радиоэлектроники, 1997.

85. Борзунов В.А., Корякова Л.Н., Федорова Н.В. Семинары по проблемам археологии раннего железного века и средневековья Зауралья и Западной Сибири (Екатеринбург, 1989,1990) // Российская археология. 1992. № 3.

86. Боталов С.Г. Культурно-хронологическая принадлежность синеглазовских курганов // Проблемы археологии Урало-Казахстанских степей. — Челябинск: Изд-во Башкирского университета, 1988.

87. Боталов С.Г. Тюркские кочевники Урало-Иртышья // Культура степей Евразии второй половины 1 тыс.н.э. Тезисы докладов. — Самара, 1995.

88. Боталов С.Г. Волго-Уральские и Казахстанские степи в VI-VIII вв. (некоторые вопросы тюркизации евразийских степей) // Новое в археологии Южного Урала. Челябинск: Рифей, 1996.

89. Боталов С.Г. Памятники селенташского типа в Южном Зауралье // Материалы по археологии и этнографии Южного Урала. Челябинск: ТО «Каменный пояс», 1996.

90. Боталов С.Г. Эпоха средневековья Урало-Казахстанских степей II-IX вв. // Урал в прошлом и настоящем. 4.1. Екатеринбург, 1998.

91. Боталов С.Г. Раннетюркские памятники Урало-Казахстанских степей // Культуры евразийских степей второй половины 1 тысячелетия н.э. (вопросы хронологии). — Самара, 1998.

92. Боталов С.Г. Номады. Челябинск, 2000.

93. Боталов С.Г., Гуцалов С.Ю. Гунно-сарматы Урало-Казахстанских степей. — Челябинск: Рифей, 2000.

94. Боталов С.Г. Гунны и ранние тюрки // Межкультурный диалог на евразийском пространстве. История народов, государств и международных связей на евразийском пространстве сквозь тысячелетия. Уфа, 2002.

95. Бояршинова З.Я. Население Западной Сибири до начала русской колонизации. Томск: Изд-во Томского университета, 1960.

96. Бояршинова З.Я., Степанов Н.Н. Западная Сибирь в XIII-XVI вв. // История Сибири. Т. 1. Л.: Наука, 1968.

97. Буданова В.П. Варварский мир эпохи Великого переселения народов. — М.: Наука, 2000.

98. Васильев В.И. К этнической характеристике населения западно-сибирской лесостепи в первые века нашей эры // Культурно-хозяйственные традиции народов Западной Сибири. Новосибирск, 1989.

99. Васильев Л.С. История Востока. Т.1.- М.: Высшая школа, 1994.

100. Васютин С.А., Бобров В.В. Потестарные и политарные системы тюркоязычных кочевников эпохи раннего средневековья // Тюркские народы. Материалы V Сибирского симпозиума «Культурное наследие народов Западной Сибири». Тобольск-Омск: Издательство ОмГПУ, 2002.

101. Вернадский Г.В. Монголы и Русь. Тверь: Леан-М.: Аграф, 2001.

102. Викторова В.Д., Генинг В.Ф., Стоянов В.Е. Археологическая экспедиция Уральского университета // Археология и этнография Башкирии. Т. И. — Уфа: БФАН СССР, 1964.

103. Викторова В.Д. Актуальная культура и археологическая культура // Вопросы археологии Урала. Вып. 16. Екатеринбург: Изд-во УрГУ, 1991.

104. Викторова В.Д., Морозов В.М. Среднее Зауралье в эпоху позднего железного века // Кочевники Урало-Казахстанских степей. Екатеринбург: Наука, 1993.

105. Виноградов Н.Б. Археологическая карта Курганской области. — Курган, 1995.

106. Владимирцов Б.Я. Чингисхан. СПб: Славия, 2000.

107. Генинг В.Ф., Позднякова Н.К. Прыговское городище на р. Исеть // Вопросы археологии Урала. Вып.6. Екатеринбург, 1964.

108. Гмыря JI. Наследники гуннов в степях юго-восточной Европы // История татар с древнейших времен в семи томах.Т.1. Народы степной Евразии в древности. Казань: Рухият, 2002.

109. Голдина Р.Д. Связи населения Верхнего Прикамья с Сибирью в эпоху средневековья // Этнокультурные связи Урала и Поволжья с Сибирью, Средней Азией и Казахстаном в эпоху железа. Уфа, 1976.

110. Головнев В.А. Говорящие культуры. Традиции самодийцев и угров. — Екатеринбург: УрО РАН, 1995.

111. Город Тюмень // Тобольские губернские ведомости. № 50. Отдел II. Часть неофициальная.

112. Греков Б.Д., Якубовский А.Ю. Золотая Орда и ее падение. M.-JL: Наука, 1952.

113. Григорьев А.П. Шибаниды на золотоордынском престоле // Востоковедение. Вып.11. Филологические исследования. JI., 1985.

114. Грумм-Гржимайло Г.Е. Джучиды. Золотая Орда // «Арабески» Истории. Мир Льва Гумилева. М.: Ди-Дик, Танаис, 1994.

115. Груссе Р. Чингисхан. Покоритель Вселенной. М., 2000.

116. Гумилев Л.Н. Древние тюрки. М.: Товарищество «Клышников, Комаров и К», 1993.

117. Гумилев JI.H. Ритмы Евразии. М.: Экопрос, 1993.

118. Гумилев JI.H. Этногенез и биосфера земли. М., 1994.

119. Гумилев JI.H. Поиски вымышленного царства. М., 1994.

120. Гуревич А.Я. Исторический синтез и школа Анналов. — М., 1993.

121. Давидович Е.А. Средняя Азия при Шейбанидах (XIV в.) // История Востока. T.III. Восток на рубеже средневековья и нового времени. М.: Восточная литература, 1999.

122. Данилевский И.Н. Древняя Русь глазами современников и потомков (IX-XII вв.). Курс лекций. М., 2001.

123. Демин М.А. Коренные народы Сибири в ранней русской историографии.- СПб.-Барнаул, 1995.

124. Дмитриев А. Покорение угорских земель и Сибири // Пермская старина. Bbin.V. Пермь, 1894.

125. Егоров JI.B. Историческая география Золотой Орды в XIII-XIV вв. М., 1985.

126. Егоров Н.И. К вопросу о месте и времени древних булгаро-угорских контактов // Проблемы средневековой археологии Урала и Поволжья. — Уфа: БФАН СССР, 1986.

127. Зайцев И.В. Образование Астарханского ханства // Тюркологический сборник / 2001: Золотая Орда и ее наследие. — М.: Восточная литература, 2002.

128. Зияев Х.З. Экономические связи Средней Азии с Сибирью в XVI-XIX вв.1. Ташкент: Фин, 1983.

129. Зуев Ю.А. Историческая проекция казахских генеалогических преданий (к вопросу о пережитках триальной организации у кочевых народов Центральной Азии) // Казахстан в эпоху феодализма. — Алма-Ата: Наука, 1981.

130. Зыков А.П. Результаты металлографического изучения железных изделий Пахомовского могильника // Проблемы истории регионального развития:население, экономика, культура Урала и сопредельных территорий в досоветский период. — Свердловск, 1990.

131. Иванин М. Состояние военного искусства у среднеазиатских народов при Тамерлане // Тамерлан. Эпоха, личность, деяния. М., 1992.

132. Иванов В.А. Курганы кыпчакского времени на Южном Урале (XII-XIV вв.). -М.: Наука, 1988.

133. Иванов В.А. Этнические процессы в степной и лесостепной полосе Южного Урала и Приуралья в VII-XIV вв. Автореферат диссертации.доктора исторических наук. — М., 1990.

134. Иванов В.А. Три стадии кочевания в истории средневековых племен Урало-Волжских степей // Новое в средневековой археологии Евразии. — Самара, 1993.

135. Иванов И.В. Особенности взаимодействия природы и общества на границе Европы и Азии // Взаимодействие человека и природы на границе Европы и Азии. Самара, 1996.

136. История Башкортостана с древнейших времен до 60х гг. XIX века / под ред. Х.Ф. Усманова. Уфа, 1996.

137. История Казахской ССР. С древнейших времен до наших дней. Т.2. -Алма-Ата: Наука, 1979.

138. История народов Узбекистана / под ред. С.В. Бахрушина. — Ташкент, 1947.

139. Исхаков Д.М., Измайлов И.Л. Этнополитическая история в VI-первой четверти XV вв. Казань: Иман, 2000 // www.tataroved.ru

140. Исхаков Д.М. О родословной хана Улуг-Мухаммеда // Тюркологический сборник / 2001: Золотая Орда и ее наследие. М.: Восточная литература, 2002.

141. Исхаков Д.М. К проблеме этнических и политических связей тюрок Западной Сибири и Волго-Уральского региона в XV в. // Тюркские народы.

142. Материалы V Сибирского симпозиума «Культурное наследие народов Западной Сибири». Тобольск-Омск: Издательство ОмГПУ, 2002.

143. Карамзин Н.М. История государства Российского. М., 1993.

144. Каргалов В.В. Конец ордынского ига. М.: Наука, 1980.

145. Карнейро Р. Процесс или стадия: дихотомия в исследованиях истории возникновения государства // Альтернативные пути к цивилизации. — М.: Логос, 2000.

146. Качанский В.Л. Географические границы: противоречия и парадоксы // Географические границы / под ред. Родомана Б.Б. и Эккеля Б.М. — М.: Изд-воМГУ, 1982.

147. Клиге Р.К., Данилов И.Д., Конищев В.Н. История гидросферы. — М.: Научный мир, 1998.

148. Кляшторный С.Г., Султанов Т.И. Государства и народы евразийских степей. Древность и средневековье. СПб.: Петербургское востоковедение, 2000.

149. Кляшторный С.Г. Степная империя тюрков и ее наследники // История татар с древнейших времен в семи томах. Т.1. Народы степной Евразии в древности. — Казань: Рухият, 2002.

150. Ковригин А.А., Шарапов С.В. Проблемы изучения кашинского и прыговского типов // Урал в прошлом и настоящем. 4.1. Екатеринбург, 1998.

151. Кокшаров С.Ф., Зыков А.П. Железный век тайги // Нягань. Город на историческом фоне Нижнего Приобья. — Екатеринбург, 1995.

152. Кокшаров С.Ф., Зыков А.П. Княжества Нижней Оби // Нягань. Город на историческом фоне Нижнего Приобья. — Екатеринбург, 1995.

153. Коников Б.А. К этносоциальной характеристике культур таежного Прииртышья VI-XIII вв. н.э. // Методологические аспекты археологических и этнографических исследований в Западной Сибири. — Томск: Изд-во Томского университета, 1981.

154. Коников Б.А. О периодизировании средневековой истории Западной Сибири // Проблемы хронологии и периодизации археологических памятников Южной Сибири. Тезисы докладов. — Барнаул, 1991.

155. Корякова JI.H., Сергеев А.С. Географический аспект хозяйственной деятельности саргатской культуры // Вопросы археологии Урала. Вып. 18. — Свердловск: Изд-во УрГУ, 1987.

156. Корякова JI.H. Культурно-исторические общности Урала и Западной Сибири (Тоболо-Иртышская провинция на ранней и средней стадиях железного века). Автореферат диссертации. доктора исторических наук. -Новосибирск, 1993.

157. Костюков В.П. Этническая ситуация в Южном Зауралье в монгольское время (XIII-XIV вв.) // Россия и Восток: проблемы взаимодействия. Тезисы докладов. 4.V. Кн.2. Челябинск, 1995.

158. Костюков В.П. К вопросу об улусе Шибана (XIII-XIV вв.) // XIII Уральское археологическое совещание. Тезисы докладов. Уфа: Восточный университет, 1996.

159. Костюков В.П. Памятники кочевников XIII-XIV вв. Южного Зауралья (к вопросу об этнокультурном составе улуса Шибана). Автореферат диссертации.кандидата исторических наук. Уфа, 1997.

160. Костюков В.П. О хронологической позиции поминальных оградок Южного Зауралья // Культуры евразийских степей второй половины 1 тысячелетия н.э. (вопросы хронологии). — Самара, 1998.

161. Костюков В.П. Кыпчаки и Золотая Орда // XIV Уральское археологическое совещание. Тезисы докладов. — Челябинск, 1999.

162. Крадин Н.Н. Кочевые общества (проблема формационной характеристики). Владивосток, 1992.

163. Крадин Н.Н. Кочевники, мир-империя и социальная эволюция // Альтернативные пути к цивилизации. — М.: Логос, 2000.

164. Крадин Н.Н. Империя хунну. М.: Логос, 2002.

165. Крадин Н.Н. Политическая антропология. М.: Ладомир, 2002.

166. Крестьянникова А.В., Еманов А.А. Комплекс бакальской керамики Коловского городища // Культурология и история древних и современных обществ Сибири и Дальнего Востока. — Омск: Изд-во ОмГУ, 2002.

167. Кузеев Р.Г. К этнической истории башкир в конце 1 — начале 2 тыс. н.э. (опыт сравнительно-исторического анализа шежере, исторических преданий и легенд) // Археология и этнография Башкирии. T.III. Уфа: БФАН СССР, 1968.

168. Кузеев Р.Г. Развитие хозяйства башкир в X-XIX вв. (к истории перехода башкир от кочевого скотоводства к земледелию) // Археология и этнография Башкирии. T.III. Уфа: БФАН СССР, 1968.

169. Кузеев Р.Г. Урало-аральские этнические связи в конце 1 тысячелетия н.э. и история формирования башкирской народности // Археология и этнография Башкирии. Т. IV. Уфа: БФАН СССР, 1971.

170. Кузеев Р.Г., Иванов В.А. Дискуссионные проблемы этнической истории населения Южного Урала и Приуралья в эпоху средневековья // Проблемы средневековой археологии Урала и Поволжья. — Уфа, 1986.

171. Культура зауральских скотоводов на рубеже эр. Гаевский могильник саргасткой общности: антропологическое исследование / под общей ред. Л.Н. Коряковой и М.-И. Дэйр. Екатеринбург, 1997.

172. Кумеков Б.Е. Государство кимаков IX-XI вв. по арабским источникам. — Алма-Ата: Наука, 1972.

173. Кумеков Б.Е. Арабские и персидские источники по истории кыпчаков VIII-XIV вв. Алма-Ата: Наука, 1987.

174. Кызласов JI.P. Письменные известия о древних городах Сибири. М.: Издательство МГУ, 1993.

175. Кызласов JI.P. Первый Тюркский каганат и его значение для Восточной Европы // Древности Алтая. № 6. Горно-Алтайск: Изд-во Г-АГУ, 2001.

176. Кычанов Е.И. Жизнь Темучжина, думавшего покорить мир. Чингис-хан: личность и эпоха. М.: Восточная литература, 1995.

177. Кычанов Е.И. Кочевые государства от гуннов до маньчжуров. — Москва: Восточная литература, 1997.

178. Кычанов Е.И. О некоторых обстоятельствах похода монголов на запад (по материалам «Юань ши») // Тюркологический сборник / 2001: Золотая Орда и ее наследие. М.: Восточная литература, 2002.

179. Лашук Л.П. Историческая структура социальных организмов средневековых кочевников // Советская этнография. 1967. №4.

180. Любчанский И.Э. Хронологические аспекты комплексов «курганов с усами» евразийских степей // Культуры евразийских степей второй половины 1 тысячелетия н.э. (вопросы хронологии). Самара, 1998.

181. Магидович В., Магидович И. Очерки по истории географических открытий. Открытия древних народов. — М.: Центрполиграф, 2003.

182. Мажитов Н.А. Южный Урал в VII-XIV вв. М.: Наука, 1977. •

183. Мажитов Н.А. К изучению общественного строя Южного Урала эпохи средневековья // Методологические аспекты археологических и этнографических исследований в Западной Сибири. — Томск: Изд-во Томского университета, 1981.

184. Марков Г.Е. Кочевники Азии. — М.: Изд-во Московского университета, 1976.

185. Маслюженко Д.Н., Кайдалов А.И. Средневековые городища Тоболо-Исетского междуречья и их роль в освоении края // История сел и деревень Зауралья. Курган: Изд-во Курганского госуниверситета, 2002.

186. Маслюженко Д.Н. Генеалогические легенды как фактор захвата власти (к проблеме ценности рода в кочевых обществах монгольского времени) // Система ценностей человека как социокультурная реальность. Курган: Изд-во Курганского госуниверситета, 2002.

187. Массон В.М. Исторические реконструкции в археологии. — Самара: СамГПУ, 1996.

188. Матвеева Н.П. Край в раннем железном веке и средневековье // История Курганской области (с древнейших времен до 1861 года). Т. 1-Курган: Изд-во Курганского гос.пед. института, 1995.

189. Матвеева Н.П. Новые средневековые памятники из северной лесостепи Притоболья // Актуальные проблемы древней и средневековой истории Сибири. Томск: Томский государственный университет систем управления и радиоэлектроники, 1997.

190. Матвеева Н.П. Некоторые модели интерпретации саргатских городищ Западной Сибири // Комплексные общества Центральной Евразии в III-I тыс. до н.э. — Челябинск-Аркаим: ЧелГУ, 1999.

191. Матвеева Н.П. Социально-экономические структуры населения Западной Сибири в раннем железном веке. — Новосибирск, 2000.

192. Матющенко В.И. О соотношении археологических и этнографических материалов в исторических исследованиях // Методологические аспекты археологических и этнографических исследований в Западной Сибири. — Томск: Изд-во Томского университета, 1981.

193. Матющенко В.И. Состояние обмена и начало торговли в эпоху средневековья // Очерки истории обмена и торговли в древности на территории Западной Сибири. 4.2. Омск, 1995.

194. Мельникова О.М. Проблема взаимодействия древних и средневековых культур Приуралья: поиск путей решения // Историческое познание: традиции и новации. Материалы международной теоретической конференции. 4.1. Ижевск: Изд-во Удмуртского университета, 1996.

195. Миллер Г.Ф. История Сибири. Т. 1. M.-JL, 1937.

196. Миигулов Н.Н. К некоторым вопросам изучения истории Ак-Орды // // Казахстан в эпоху феодализма. — Алма-Ата: Наука, 1981.

197. Могильников В.А. К вопросу о связях населения Башкирии и Зауралья в конце 1 тыс. до н.э. — 1 тыс. н.э. II Археология и этнография Башкирии. Т. IV. — Уфа: БФАН СССР, 1971.

198. Могильников В.А. К вопросу о дифференциации этнической общности обских угров в первом тысячелетии нашей эры // Советская археология, 1974. № 2.

199. Могильников В.А. Тюрки. Кимаки. Сросткинская культура // Археология СССР. Степи Евразии в эпоху средневековья. — М.: Наука, 1981.

200. Могильников В.А. Памятники кочевников Сибири и Средней Азии в XXII вв. // Археология СССР. Степи Евразии в эпоху средневековья. — М.: Наука, 1981.

201. Могильников В.А. Угры и самодийцы Урала и Западной Сибири // Археология СССР. Финно-угры и балты в эпоху средневековья. -М.: Наука, 1987.

202. Могильников В.А. Саргатская культура // Археология СССР. Степная полоса Азиатской части СССР в скифо-сарматское время. М.: Наука, 1992.

203. Могильников В.А. Керамика из тюркских памятников юга Западной Сибири // Материалы по археологии Южного Урала. Уфа, 1992.

204. Могильников В. К проблеме исходной территории миграции протомадьяр // Новое в средневековой археологии Евразии. Самара, 1993.

205. Могильников В.А. К проблеме этногенеза угорской этнокультурной общности в 1 тыс. до н.э. 1 тыс.н.э. // Финно-угроведение. 1994. № 1.

206. Могильников В.А. Миграции кочевников Центральной Азии и формирование этнического состава населения лесостепи Западной Сибири // XIII Уральское археологическое совещание. 4.2. Тезисы докладов. Уфа: Восточный университет, 1996.

207. Морозов В.М., Ковригин А.А. Средневековый комплекс Прыговского городища // III Берсовские чтения. Екатеринбург, 1999.

208. Морозов В.М., Боталов С.Г. К вопросу о бакальской культуре // Труды Камской археолого-этнографической экспедиции. Вып.1-11. Пермь: ПГПУ, 2001.

209. Мухаметов Ф.Ф. Социально-политическая борьба в монгольском обществе и на Руси (конец XII-XIV вв.). Челябинск: МРТ, 2000.

210. Мухаметов Ф.Ф. Урало-Иртышское междуречье в монгольский период // Тюркские народы. Материалы V Сибирского симпозиума «Культурное наследие народов Западной Сибири». Тобольск-Омск: Издательство ОмГПУ, 2002.

211. Мюссе JI. Варварские нашествия на Европу. Вторая волна. — СПб.: Евразия, 2001.

212. Напольских В.В. Введение в историческую уралистику. Ижевск: Удмуртский институт истории, языка и литературы УрО РАН, 1997.

213. Небольсин П. Покорение Сибири. СПб., 1849.

214. Нестеров А.Г. Государства Шейбанидов и Тайбугидов в Западной Сибири в XIV-XVII вв.: археология и история. Автореферат диссертации. -М., 1988.

215. Нестеров А. Монеты Ибрахим-хана // Следопыт. 1990. № 12.

216. Нестеров А.Г. Дорусские государственные образования Урала и Западной Сибири (к постановке вопроса) // Вопросы археологии Урала. Вып. 22. Памятники древней культуры Урала и Западной Сибири. -Екатеринбург: Изд-во УрГУ, 1993.

217. Нестеров А.Г. Династия сибирских Шейбанидов // Тюркские народы. Материалы V Сибирского симпозиума «Культурное наследие народов Западной Сибири». — Тобольск-Омск: Издательство ОмГПУ, 2002.

218. Обыденное М.Ф. Вопросы угорского этно-культурогенеза по археологическим источникам // XIII Уральское археологическое совещание. 4.2. Тезисы докладов. Уфа: Восточный университет, 1996.

219. Овсянников В.В. Вооружение и военное дело населения лесостепного Урала в эпоху средневековья (V-XIV вв.). Автореферат диссертации.кандидата исторических наук. Уфа, 1997.

220. Овчинникова Б.Б. О зауральских памятниках сылвенской этнокультурной общности конца I — начала II тысячелетия н.э. // Ранний железный век и средневековье Урало-Иртышского междуречья. — Челябинск: Изд-во БашГУ, 1986.

221. Овчинникова Б.Б. Старо-Лыбаевское поселение // Вопросы археологии Урала. Вып. 19. Свердловск: Изд-во УрГУ, 1988.

222. Ожерезов Ю.И. Гидроним Кенга в системе тюркоязычной топонимики // Тюркские народы. Материалы V Сибирского симпозиума «Культурное наследие народов Западной Сибири». Тобольск-Омск: Издательство ОмГПУ, 2002.

223. Патканов С.К. Очерк колонизации Сибири. — Тюмень: Мандрика, 1999.

224. Пигнатти В.Н. Искер (Кучумово городище) // Ежегодник Тобольского губернского музея. Вып. XXV. — Тобольск, 1915.

225. Пищулина К.А. Казахское ханство во взаимоотношениях с Могулистаном и Шейбанидами в последней трети XV века // // Казахстан в эпоху феодализма. — Алма-Ата: Наука, 1981.

226. Плетнева С.А. Кочевники средневековья. М.: Наука, 1982.

227. Плигузов А. Текст-кентавр о сибирских самоедах. — М.-Ньюарк, 1995.

228. Подосинов А. В. Ex oriente Lux! Ориентация по странам света в архаических культурах Евразии. М.: Языки русской культуры, 1999.

229. Потемкина Т.М. Большое Бакальское городище // Археология и этнография Башкирии. Т.2. — Уфа: БФАН РАН, 1964.

230. Потемкина Т.М., Матвеева Н.П. Большое Бакальское городище // Вестник археологии, антропологии и этнографии. Вып.1. Тюмень: ИПОС СО РАН, 1997.

231. Почекаев Р.Ю. Правовое положение Улуса Джучи в Монгольской империи 1224-1269 гг. // www.kyrgyz.ru

232. Преображенский А.А. Урал и Западная Сибирь в конце XVI — начале XVIII вв. М.: Наука, 1972.

233. Пузанов В.Д. Условия формирования военно-административной системы в Зауралье // Итоги и задачи регионального краеведения. Материалы всероссийской конференции. 4.1. Курган: Изд-во Курганского университета, 1997.

234. Расторопов А.В. Этнокультурная интерпретация археологических памятников лесного и лесостепного Зауралья в раннем железном веке и средневековье // Кочевники Урало-Казахстанских степей. Екатеринбург: Наука, 1993.

235. Расторопов А.В. К проблеме формирования венгров и пребывания их на территории Волго-Донья // Культура степей Евразии второй половины 1 тыс.н.э. Тезисы докладов. Самара, 1995.

236. Родоман Б.Б. Основные типы географических границ // Географические границы / под ред. Родоман Б.Б. и Эккеля Б.М. М.: изд-во МГУ, 1982.

237. Родословные монгольских династий / www.kulichki.ru

238. Романив В.Я. Бату-хан и «центральное монгольское правительство»: от противостояния к соправительству // Тюркологический сборник / 2001: Золотая Орда и ее наследие. М.: Восточная литература, 2002.

239. Савинов Д.Г. Об основных этапах развития этнокультурной общности кыпчаков на юге Западной Сибири // История, археология и этнография Сибири. Томск: Изд-во Томского университета, 1979.

240. Савинов Д.Г. Об этническом определении археологических памятников в эпоху средневековья // Методологические аспекты археологических и этнографических исследований в Западной Сибири. Томск: Изд-во Томского университета, 1981.

241. Савинов Д.Г. Народы Южной Сибири в древнетюркскую эпоху. Л.: Изд-во ЛГУ, 1984.

242. Савинов Д.Г. Государства и культурогенез на территории Южной Сибири в эпоху раннего средневековья. Кемерово: Кемеровский университет, 1994.

243. Садохин А.П. Этнология. М.: Гардарики, 2001.

244. Саликов Е.А. Этнос как культовое единство, культовое единство как археологическая культура // Историческое познание: традиции и новации. Материалы международной теоретической конференции. 4.1. — Ижевск: Изд-во Удмуртского университета, 1996.

245. Сальников К.В. Исетские древние поселения (по материалам обследования среднего течения р. Исети в 1940 г.) // Советская археология. Т. XXV. М., 1956.

246. Сальников К.В. Опыт классификации керамики лесостепного Зауралья // Советская археология. 1961. № 2.

247. Сафаргалиев М.Г. Распад Золотой Орды // На стыке континентов и цивилизаций. -М.: ИНСАН, 1996.

248. Семенов А.А. К вопросу о происхождении и составе узбеков Шейбани-хана // Труды Академии наук Таджикской ССР. Том XII. 1953 // www. kyrgyz.ru

249. Сергеев В.И. Происхождение и эволюция понятия «Сибирь» (по восточным и европейским источникам) // Актуальные проблемы истории СССР. -М.: Наука, 1976.

250. Скрынников Р.Г. Сибирская экспедиция Ермака. Новосибирск: Наука, Сибирское отделение, 1986.

251. Скрынникова Т.Д. Харизма и власть в эпоху Чингис-хана. М.: Восточная литература, 1997.

252. Словцов П.А. Историческое обозрение Сибири. СПб., 1886.

253. Соболев В.И. Торговые связи населения лесостепной полосы Западной Сибири // Экономика и общественный строй древних и средневековых племен Западной Сибири. Новосибирск, 1989.

254. Сонин JI. Древние государственные образования уральских народов. — Екатеринбург: Банк культурной информации, 1999.253^ Спенсер Ч. Политическая экономия становления первичного государства // Альтернативные пути к цивилизации. М.: Логос, 2000.

255. Султанов Т.И. Род Шибана, сына Джучи: место династии в политической истории Евразии // Тюркологический сборник / 2001: Золотая Орда и ее наследие. М.: Восточная литература, 2002.

256. Суслова С.В. Самодийско-угорский компонент в народной одежде зауральских татар // Межкультурный диалог на евразийском пространстве. История народов, государств и международных связей на евразийском пространстве сквозь тысячелетия. — Уфа, 2002.

257. Тадина Н.А. Историческое значение Тюркского каганата в этногенезе тюркских народов // Этническая история тюркоязычных народов. — Омск, 1984.

258. Таиров А.Д. Торговые коммуникации в западной части Урало-Иртышского междуречья. Челябинск, 1995.

259. Татаро-монголы в Азии и Европе. — М.: Наука, 1977.

260. Титулы и чины, звания и должности в Азии, исламском мире и Золотой Орде / сост. Д.Ю. Шарапов. Волгоград, 1996.

261. Тобольские губернские ведомости. № 32. Отдел II. 1858. Неофициальная часть.

262. Томашевская Н.Н. От социального пространства к социальному времени: опыт этнической истории башкирского народа в новое время. Уфа: Китап, 2002.

263. Томилов Н.А. Тюркоязычное население Западно-Сибирской равнины в конце XVI- первой четверти XIX вв. Томск: Изд-во Томского университета, 1980.

264. Трепавлов В.В. Традиции государственности в кочевых обществах (очерк историографии) // Mongolica. К 750-летию Сокровенного сказанаия. — М.: Наука, Издательская фирма «Восточная литература», 1993.

265. Трепавлов В.В. Генеалогические легенды в Дешт-и Кыпчак XV-XVI вв.// Восточная Европа в древности и средневековье. Вып. XIII. Генеалогия как форма исторической памяти. М.: ИВИ РАН, 2001.

266. Трепавлов В.В. История Ногайской Орды. М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2002.

267. Трепавлов В.В. Сарайчук: переправа, некрополь, столица, развалины // Тюркологический сборник / 2001: Золотая Орда и ее наследие. М.: Восточная литература, 2002.

268. Уолкер С.С. Чингиз-хан. — Ростов-на-Дону: Феникс, 1998.

269. Усманов М.А. Татарские исторические источники XVII-XVIII вв. -Казань: Казанский государственный университет, 1972.

270. Ушницкий В. Канглы предки канглассцев // www.sakha.ru

271. Федоров-Давыдов Г.А. Кочевники Восточной Европы под властью золотоордынских ханов. — М.: Изд-во Московского университета, 1966.

272. Федоров-Давыдов Г.А. Общественный строй Золотой Орды. М.: Изд-во Московского университета, 1973.

273. Фишер И.Е. Сибирская история с самого открытия Сибири до завоевания сея земли российским оружием. — СПб., 1774.

274. Халиков А.Х. Монголы, татары, Золотая Орда и Булгария. — Казань: Изд-во Казанского университета, 1994.

275. Халикова Е.А. Зауральские истоки культуры протовенгров // Этнокультурные связи Урала и Поволжья с Сибирью, Средней Азией и Казахстаном в эпоху железа. Уфа, 1976.

276. Хара-Даван Э. Чингиз-хан как полководец и его наследие // На стыке континентов и цивилизаций. М.: ИНСАН, 1996.

277. Христианский мир и Великая Монгольская империя. Материалы францисканской миссии 1245 года. СПб.: Евразия, 2002.

278. Худяков М. Очерки по истории Казанского ханства. М.: Инсан, 1991.

279. Худяков Ю. Комплекс вооружения воинов Сибирского татарского ханства // Средневековая Казань: возникновение и развитие. Материалы конференции. Казань, 2000.

280. Чиндина JI.A. История Среднего Приобья в эпоху раннего средневековья. — Томск: Изд-во Томского университета, 1991.

281. Шилов С.Н. Средневековый могильник Усть-Суерское — IV // Земля Курганская: прошлое и настоящее. Вып.2. Курган: Изд-во Курганского университета, 1991.

282. Шилов С.Н. К вопросу местонахождения Салтысаранской крепости эпохи позднего средневековья // Земля Курганская: прошлое и настоящее. Вып.8.- Курган: Изд-во Курганского университета, 1994.

283. Шляхова В.И. Серебряный сосуд из с. Юлдус (Курганская область) // Советская археология, 1977. № 4.

284. Шушарин В.П. Ранний этап этнической истории венгров. — М.: РОССПЭН, 1997.

285. Щеглов И.В. Хронологический перечень важнейших данных из истории Сибири. 1032-1882 г.г.-Сургут, 1993.

286. Эре Ж. Марко Поло. Ростов-на-Дону: Феникс, 1998.

287. Юрченко А.Г. Францисканская миссия 1247 года во владениях Бату-хана // Тюркологический сборник / 2001: Золотая Орда и ее наследие. — М.: Восточная литература, 2002.

288. Юрченко А.Г. Империя и Космос. Реальная и фантастическая история походов Чингиз-хана по материалам францисканской миссии 1245 г. — СПб.: Евразия, 2002.

289. Ядринцев Н. Бухарцы в Западной Сибири // Сибирские инородцы, их быт и современное положение. Тюмень: Мандрика, 2000.

290. Ядринцев Н. Татары и бухарцы Тобольской губернии и их современное положение // Сибирские инородцы, их быт и современное положение. — Тюмень: Мандрика, 2000.

291. Яковлев Я.А. Поселения. Традиции и новации в эпоху средневековья // очерки культурогенеза народов Западной Сибири. Т.1. Кн. 1. — Томск: Изд-во Томского университета, 1994.

292. Якубовский А. Тимур // Тамерлан: эпоха, личность, деяния. М.: Гураш, 1992.

293. Яминов А.Ф. Южный Урал в системе географических представлений XIII-XIV вв. (по материалам письменных источников) // Наследие веков. Охрана и изучение памятников археологии в Башкортостане. — Уфа, 1995.

294. Frank A. The Siberian Chronicles and The Taibughid Biys of Sibir \\ Papers of Inner Asia.1 27. Bloomington, 1994.

295. Koryakova L. The Southern Ugrians Society on the ere of Great Migration of Peoples // Congressus Octarus Internationalis Fenno-Ugristarum. Pars VII. -Moderatores Javaskyla, 1996.

296. MacChesney Robert D. The Legacy of Chingis Khan in Law and politics // www.mongolianculture.com

297. Martin S. The Tiumen Khaganateis Encounters with Muskovy: 1481-1505 \\ Passe turko-tatare present sovetietique. Lourain: Paris, 1986.

298. Sela R. An Introduction to Timur s Role In Early Modern Central Asian History // http://cess.iatp.org.ge