автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.06
диссертация на тему: Заключительный этап эпохи бронзы на Среднем Енисее

Полный текст автореферата диссертации по теме "Заключительный этап эпохи бронзы на Среднем Енисее"

На правах рукописи

С/-.?

Лазаретов Игорь Павлович

Заключительный этап эпохи бронзы на Среднем Енисее.

07.00.06 — археология

Автореферат диссертации на соискание учёной степени кандидата исторических наук

Санкт-Петербург 2006

Работа выполнена в Институте истории материальной культуры Российской Академии Наук.

Научный руководитель:

доктор исторических наук, профессор Дмитрий Глебович Савинов Официальные оппоненты:

доктор исторических наук, профессор Владимир Васильевич Бобров кандидат исторических наук Владимир Антониевич Кисель

Ведущая организация: .

Государственный Эрмитаж.

Защита состоится 15 ноября 2006 г. в 14 часов на заседании диссертационного совета Д 002.052.01 по защите диссертаций на соискание учёной степени доктора исторических наук при Институте истории материальной культуры РАН по адресу: 191186, Санкт-Петербург, Дворцовая набережная, д.18.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института истории материальной культуры РАН.

Автореферат разослан » , 2006 г.

Учёный секретарь диссертационного совета, кандидат исторических наук

П.Е. Нехорошее

Общая характеристика работы

Актуальность темы. Основные точки зрения по вопросам происхождения, хронологии и групповой принадлежности комплексов эпохи поздней бронзы Хакасско-Минусинской котловины сформировались в 60-е - 70-е годы XX столетия. Целью исследований было выделение и характеристика двух совокупностей памятников: лугавской (бейской, ка-менноложской) и карасукской. Проблемам хронологии памятников внутри групп уделялось меньшее внимание. Авторы ограничились разработкой типологий бронзовых ножей и их датировкой. Другие аспекты культуры (погребальные конструкции, элементы обряда, массовые категории инвентаря) для этих целей практически не привлекались. В настоящий момент назрела необходимость перейти от суммарного изучения выделенных групп к их детальному анализу. Необходимо уточнить локализацию памятников, выявить внутреннюю хронологию и основные тенденции их развития. Применительно к комплексам карасукского типа такая работа отчасти проделана. Лугавские памятники до сих пор не становились предметом самостоятельного исследования.

Цели и задачи исследования. Целью работы является изучение и реконструкция исторических процессов, протекавших в эпоху поздней бронзы на территории Хакасско-Минусинской котловины. Для этого необходимо определить характер связей памятников карасукского и лугав-ского типов с местными культурами предшествующего и последующего времени, а также синхронными комплексами сопредельных территорий. С этой целью привлекаются сравнительные материалы андроновской, татарской культур Южной Сибири и отдельные комплексы Северного Китая, Монголии, Западной Сибири и Казахстана.

Исходя из целей работы, были намечены следующие задачи исследования:

- определение хронологического соотношения карасукских и лугав-ских комплексов;

- выделение локальных групп лугавских памятников и построение их относительной хронологии;

- решение основных вопросов происхождения комплексов эпохи поздней бронзы;

- разграничение памятников эпохи поздней бронзы и раннего железного века;

- разработка периодизации памятников эпохи поздней бронзы Южной Сибири.

Научная новизна работы.

В ходе решения задач поставленных при выполнении исследования, получены следующие новые данные по памятникам предскифского времени:

1. Предложена комплексная схема периодизации памятников эпохи поздней бронзы Хакасско-Минусинской котловины, состоящая из четырех этапов и девяти хронологических горизонтов.

2. В рамках III (лугавского) этапа эпохи поздней бронзы, обосновано существование нескольких локальных групп памятников.

3. Представлены новые типологические схемы развития погребальных конструкций, обряда, бронзового и керамического инвентаря.

4. Разработана относительная хронология лугавских и баинов-ских памятников.

5. Рассмотрено соотношение памятников баиновского типа и комплексов подгорновского этапа тагарской культуры. Проведено их разграничение.

Источники. В работе использованы материалы 600 погребений, относящихся к предскифскому времени Южной Сибири. Около трети из них исследовались автором и впервые вводятся в научный оборот. Данные по другим памятникам получены из архивов МАЭ, ИА и ИИМК РАН. Зарисовка вещевого материала проводилась в Лаборатории камеральной обработки ИИМК РАН, Государственном Эрмитаже, Минусинском и Абаканском краеведческих музеях.

Методическая основа. В процессе работы использовались методики, широко распространённые в археологических исследованиях: типологический метод, метод сравнительного анализа, метод горизонтальной стратиграфии, картографирование.

Апробация работы. Основные положения диссертации доложены автором на заседаниях Отдела Центральной Азии и Кавказа ИИМК РАН, а также на научных конференциях в 1991-2005 гг. в Санкт-Петербурге, Барнауле, Омске и Минусинске.

Структура и объём. Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения, списка литературы и альбома со 102 таблицами.

Введение.

Во введении обоснована актуальность темы, определены цели и задачи исследования, обозначена источниковедческая база, методологические подходы и методика изучения археологического материала, научная новизна, апробация и структура диссертации.

Глава I. История изучения комплексов эпохи поздней бронзы Хакасско-Минусинской котловины.

Изучение памятников эпохи поздней бронзы Южной Сибири начинается трудами российских ученых-путешественников XVIII века. В течение полутора столетий сибирскими любителями старины была собрана богатейшая коллекция древних предметов, разработаны первые типологии курганов и поставлен вопрос о происхождении создателей южносибирских бронз. Первые научные раскопки курганов эпохи поздней бронзы произвел в 1884 г. ШХ Кузнецов-Красноярский. Позднее на Среднем Енисее проводили исследования A.B. Адрианов и А.Я. Тугаринов. Период первичного накопления материалов завершился блестящими работами С.А. Теплоухова, разработавшего периодизацию археологических культур Хакасско-Минусинской котловины. Им была выделена карасукская культура эпохи поздней бронзы, дана ее характеристика, определены хронологические рамки и поставлен вопрос происхождения. Фактический материал, накопленный к концу 40-х годов XX века, обобщил C.B. Киселев в монументальном исследовании по истории Южной Сибири.

В 60-е и 70-е годы в береговой полосе Енисея сотрудниками Красноярской экспедиции JIO ИА под руководством М.П. Грязнова были исследованы поселения и десятки могильников эпохи поздней бронзы. В их число входят комплексы Сухое озеро II, Малые Копены III, Кюргенер I-II, состоящие из нескольких сотен погребений. На юго-западе Минусинской котловины работали экспедиции МГУ под руководством JI.P. Кызласова, Е.Е. Филиповой и сотрудницы Абаканского краеведческого музея Э.А. Севастьяновой. В Чулымо-Енисейской котловине проводи™ раскопки Д.Г. Савинов, В.В. Бобров и Н.Л. Членова, а на правом берегу Енисея - сотрудник Минусинского краеведческого музея Н.В. Леонтьев. Эти исследования носили менее масштабный характер и не могли компенсировать образовавшийся дисбаланс в степени изученности зоны затопления Красноярского водохранилища в сравнении с другими районами Южной Сибири.

Кроме географического фактора на обсуждении карасукской проблемы сказалось несоответствие объемов накопленных и опубликованных материалов. Большинство авторов было вынуждено оперировать сведениями, полученными в результате личных раскопок, зачастую не имея возможности привлечь материал своих оппонентов. Расширение источниковедческой базы не привело к выработке единой концепции, а сопровождалось резкой поляризацией точек зрения по вопросам соотноше-

ния и происхождения двух групп памятников внутри карасукской культуры. Краткое изложение этой дискуссии содержится в сводной работе Э.Б. Вадецкой, посвящепной археологическим памятникам Среднего Енисея.

Из публикаций последних лет наибольший интерес вызывает разработанная А.В. Поляковым относительная хронология «классических» ка-расукских памятников. Собственно карасукские комплексы разделены им на два последовательных этапа, включающих в себя три хронологических горизонта.

Диспропорция в степени изученности памятников предскифского времени северных и южных районов Хакасско-Минусинской котловины была существенно сглажена благодаря работам Средне-Енисейской экспедиции ИИМК РАН под руководством Д.Г. Савинова, а также группы археологов Хакасского Государственного университета. В 80-е и 90-е годы XX века в Минусинской котловине раскопано несколько представительных погребальных и поселенческих комплексов эпохи бронзы. К сожалению, материалы этих памятников опубликованы частично и привлекались, главным образом, для решения отдельных аспектов карасукской тематики. Крупных, аналитических исследований, посвященных проблемам происхождения и хронологии памятников эпохи поздней бронзы Среднего Енисея, не проводилось. Эти направления остаются дискуссионными, сохраняют свою актуальность и вызывают пристальный интерес ученых Сибири и сопредельных территорий.

Глава II. Характеристика комплексов лугавского типа и проблемы хронологии.

2.1. Характеристика комплексов лугавского типа.

В качестве самостоятельной группы, а затем культуры памятники лугавского типа были выделены и охарактеризованы Н.Л. Членовой. Это название (лугавский тип, этап или культура) представляется нам наиболее подходящим для комплексов предскифского времени Хакасско-Минусинской котловины не только из соображений авторского приоритета, но и в силу других объективных причин. Могильник Лугавское I -один из первых памятников эпохи поздней бронзы раскопанных в Южной Сибири. Рядом расположены Лугавская стоянка и могильник Лугавское III, относящиеся к тому же периоду. Совокупные материалы трех комплексов достаточно выразительны и позволяют с высокой степенью наглядности охарактеризовать этот тип памятников. Их данные обработаны и частично опубликованы. Другие памятники, претендующие на роль эталонных (Бейская Шахта, Каменный Лог 1-Н), менее представи-

тельны и доступны ограниченному кругу исследователей. В материалах этих комплексов отчетливо просматривается карасукское наследие. Напротив, памятники у села Лугавское, а так же могильники Федоров Улус, Волчий Лог I, Маткечик, по мнению Н.Л. Членовой и других исследователей, практически полностью свободны от инокультурпых влияний. Это облегчает их характеристику и позволяет с максимальной наглядностью продемонстрировать отличия от классических карасукских комплексов. Использование в качестве эталонных комплексов могильников и поселения у села Лугавское позволяет привести общую характеристику памятников этого типа.

Лугавские надмогильные конструкции отличаются разнообразием форм, строительных приемов и использовавшихся для их возведения материалов. Абсолютное большинство оград имело четко выраженную прямоугольную форму. Часто в углах сооружения располагаются массивные или столбообразные камни. На юге Хакасско-Минусинской котловины преобладают конструкции, сложенные на уровне древней поверхности, из глыб рваного камня, гранитных блоков и крупного галечника. В северных районах и на правом берегу Енисея ограды сооружались из плит песчаника, уложенных плашмя или врытых на ребро. Конструкции из врытых на ребро плит почти не отличаются от карасукских погребальных сооружений, что и послужило поводом для их сопоставления. Однако имеется важная деталь, делающая эту аналогию не вполне корректной - наличие у лугавских оград контрфорсов. Карасукские курганы, как установлено в ходе раскопок, имели над погребением небольшое надмогильное сооружение полусферической или усеченно-конической формы. Между ним и оградой оставалось свободное место, не заполненное грунтом. У лугавских курганов внутреннее пространство сооружения до верхней кромки ограды равномерно засыпалось землей. Внешне они выглядели как плоская каменно-земляная платформа, обрамленная снаружи крепидой из врытых плит или глыб рваного камня, уложенных на древнюю поверхность (Лазаретов, 1992). Контрфорсы у оград, сооруженных из врытых на ребро плит песчаника, должны были компенсировать давление грунта и предохранять эту конструкцию от разрушения. Таким образом, лугавские и карасукские погребальные сооружения, при всем своем внешнем сходстве, представляют две принципиально разные архитеюурные традиции. Прямоугольные ограды из глыб рваного камня или плит песчаника оставались ведущим типом погребальных сооружений на протяжении всего периода существования лугавских комплексов. Вместе с тем, имеется несколько редких разновидностей конструкций, отличающихся от общепри-

знанного стандарта нетрадиционной формой, сочетаниями материалов или комбинированной техникой сооружения.

1. «Овальные» ограды. Надмогильные сооружения в виде прямоугольника со скругленными углами или овала.

2. «Комбинированные» ограды. Конструкции, у которых одна из стен, юго-западная или северо-восточная, отличается от трех остальных способом сооружения (сочетание горизонтальной кладки и врытых на ребро плит) или материалом (сочетание плит песчаника и рваного камня). Погребенные в таких оградах всегда ориентированы головой в сторону выделенной стенки.

3. «Фигурные» ограды. Сооружения, стенки которых имели сильный прогиб внутрь. В плане такая конструкция папоминает четырех лучевую звезду.

4. «Смешанные» ограды. Конструкции, у которых две стенки ограды (юго-западная и северо-восточная) целиком сооружены из плит, врытых на ребро или уложенных плашмя, а на двух других стенках (северозападной и юго-восточной) участки горизонтальной кладки чередуются с вертикально врытыми плитами.

5. «Скобчатые» ограды. Сооружения из камней, уложенных на древнюю погребенную поверхность, имеющие в середине двух, трех или всех четырех стенок разрывы в кладке, «запертые» врытыми на ребро плитами. В плане такая конструкция напоминает угловые или квадратные скобки.

6. «Трапециевидные» ограды. Конструкции, у которых длина северо-восточной стенки намеренно увеличена, в сравнении с юго-западной, вследствие чего ограда в плане приобретала вид трапеции. Камни северовосточной стенки у таких сооружений, как правило, более массивны и тщательно подобраны.

Нестандартные ограды компактно группируются в пределах могильников и четко коррелируют с определенными особенностями внут-римогильных конструкций, погребального обряда и инвентаря. Несмотря на малочисленность, они могут использоваться в качестве своеобразных хронологических и культурных маркеров.

В отличие от свободной карасукской схемы размещения пристроек, в лугавских памятниках существовала строгая система, допускавшая захоронение детей только за северо-восточной стенкой основной ограды. Погребения половозрелых людей пристраивались к северо-западной или юго-восточной стенке центральной ограды, образуя ряд могил по линии

СЗ-ЮВ. Линейная схема, когда детские и взрослые погребения размещались в общем ряду, может рассматриваться в качестве переходной.

Ведущим типом внутримогильных конструкций были неглубокие грунтовые ямы со срубом. Иногда, на торцевых стенках могилы устанавливались одна или две плиты песчаника. Пространство между бревнами и стенкой ямы часто заполнялось мелкими плитками. Есть захоронения в цистах на горизонте или в мелких грунтовых ямах, обложенных по периметру на уровне древней поверхности кладкой из крупных валунов, как в памятниках монгун-тайгинского типа Тувы. В могильнике Кутень-Булук и в пункте 6 на автодороге Абакан-Сорск зафиксированы грунтовые ямы глубиной свыше 1 м. Их перекрытие опиралось непосредственно на бревна сруба. Внутри ям были обнаружены остатки вертикальных жердей, стоящих на перекрытиях и выходящих одним концом на поверхность. Такое устройство погребальных камер и обычай установки на перекрытии могил деревянных столбиков или камней-обелисков характерны для анд-роновской культуры. Обнаруженные в могильниках Белое Озеро I и Федоров Улус цисты, опущенные в грунтовую яму, также напоминают анд-роиовские сооружения. Каменные ящики преимущественно распространены в северной части Хакасско-Минусинской котловины и на правом берегу Енисея.

Большинство покойников захоронено на спине, вытянуто. Имеются погребения в типично карасукской позе - на левом боку вполоборота с подогнутыми ногами, В северных районах абсолютно преобладает ориентация головой в северо-восточный сектор. На юге региона чаще встречается юго-западная ориентировка. В захоронениях на боку сосуд размещался перед лицом покойника. У погребенных на спине ставился слева от головы. Ближе к ногам располагалось деревянное блюдо с набором мяса жертвенного животного. На нем находятся шилья, миниатюрные бронзовые ножи или клинки составных ножей. Полноразмерные изделия помещались на поясе и на правом бедре. В захоронениях с двумя сосудами крупный ставился у головы, а малый горшок размещался ближе к ногам. В таких случаях ножи и шилья располагались на малом сосуде.

Бронзовый инвентарь представлен мелкими украшениями (височные кольца, пронизки, обоймочки, пуговицы с перемычкой или петельчатой дужкой, лапчатые привески, треугольные пластинки с точечным орнаментом, перстни с двумя коническими выступами). Из более крупных предметов можно отметить браслеты, зеркала и цельнолитые бляхи-розетки. Среди бронзовых ножей имеются коле1гчатые, дугообразно-обушковые и почти прямые экземпляры. Рукоять их обычно завершается

каплевидной шляпкой. Навершия в виде кольца, двух колец или головки животного редки. Встречаются ножи уменьшенного размера и обломки лезвий, вставлявшиеся в деревянную рукоять. Полноразмерные изделия носились в кожаных ножнах, иногда украшенных бронзовыми накладками. Предметы вооружения в захоронения не помещали. Несколько кремневых наконечников стрел и два бронзовых (втульчатый и черешковый) попали в могилы вместе с телами погребенных людей. К категории оружия можно условно причислить массивные бронзовые предметы неизвестного назначения (ПНН), которые хотя и не являлись оружием, были атрибутом мужчин-воинов. Особо следует отметить найденные в лугав-ских поселениях и культово-поминальных комплексах предметы конской упряжи - роговые трехдырчатые псалии. Изделия бытового назначения (костяные проколки, чесала для обработки шерсти, бронзовые шилья, каменные оселки) представлены преимущественно находками на поселениях, Лугавская посуда отличается от карасукской большим объемом, удлиненными пропорциями и обязательной орнаментацией зоны венчика. Горшки круглодонные, но встречаются и сосуды на поддонах. Намечается разделение посуды на два типа: слабопрофилированные сосуды яйцевидной формы с широким устьем и сферические с высоким узким горлом. Наиболее распространенным украшением были различные вариации рядов вертикальных и наклонных насечек, оттисков гладкого или зубчатого штампа. Реже встречаются ромбические фигуры и свисающие треугольники, выполненные резными линиями, оттисками палочки или кончика лезвия ножа. Часто орнамент наносился не сплошной полосой, а чередовался с гладкими участками. Излюбленным украшением шейки сосудов были резные горизонтальные линии, налепные и формованные валики. В ряде могильников обнаружены сосуды сходные по своим характеристикам с карасукской посудой II этапа (по A.B. Полякову), а иногда и тождественные ей. Там же встречаются сосуды бадейкообразной формы и горшки с ручками, получившие распространение на позднем этапе карасукской культуры. Высок процент сосудов, украшенных прочерченными линиями, резными ромбическими фигурами и свисающими треугольниками. Зона венчика у них не орнаментирована. Только у отдельных сосудов имеется украшение из разреженных оттисков штампа или треугольников, обращенных вершинами вверх. Край венчика может быть декорирован рядом коротких насечек. Посуда с такими чертами компактно группируется в составе могильников и соотносится с определенными особенностями погребальных конструкций и обряда.

2.2. Проблемы хронологии памятников эпохи поздней бронзы Южной Сибири и критика источников.

В публикациях даты карасукских и лугавских комплексов варьируют от начала второй половины II тыс. до VI в. до н.э. Чаще всего их помещают в интервал с XIII по VIII в. до н.э., что соответствует эпохе Инь и периоду Западного Чжоу в Китае. Основанием для синхронизации послужило сходство минусинских бронзовых ПННов, ножей и кинжалов с находками из Монголии, Забайкалья, Северного Китая. В Китае эти предметы являются импортами, полученными иньцами и ранними чжо-усцами от северных соседей. Они фиксируют промежуток с XIII по XI век до н.э. как дату контактов китайской цивилизации с одной из групп кочевых народов, но не объясняют когда и каким образом подобные вещи оказались в Южной Сибири. Эти изделия могли появиться в Хакасско-Минусинской котловине в пределах заданного интервала, могли распространиться раньше или позже. Пока не определен источник формирования этой бронзолитейной традиции и вектор ее распространения, любая из точек зрения будет иметь право на существование, а датировка ножей, кинжалов и ПННов по китайским аналогиям останется спорной.

В последние годы получена серия радиоуглеродных дат для карасукских и лугавских комплексов Хакасско-Минусинской котловины. В могильниках Анчил чон и Терт-Аба 9 из 11 образцов дают дату курганов II этапа в пределах середины Х1П - XI вв. до н.э. С привлечением данных I карасукского этапа нижняя граница временного интервала, по-видимому, будет сдвинута в сторону удревнения. Большинство дат лугавских курганов (Анчил чон, Кутень-Булук, Уй) группируется в пределах X-IX вв. до н.э. и, возможно, начала VIII в. до н.э. Таким образом, подтверждается последовательное существование комплексов эпохи поздней бронзы и их датировка, предложенная М.П. Грязновым: карасукские памятники - XIII-XI вв. до н.э., лугавские — Х-VIII вв. до н.э.

Для построения внутренней хронологии групп памятников более продуктивными и точными оказываются способы относительного датирования. Использование ножей оказывается мало эффективным, так как степень их изогнутости, по-видимому, не является безусловным временным признаком. В лугавских комплексах коленчатые, изогнутые и прямые ножи, судя по находкам в Федоровой Улусе, существовали одновременно (Лазаретов, 2000). Этот показатель позволяет отличать карасукские изделия от лугавских, но для относительной хронологии внутри каждой из групп памятников самостоятельного значения не имеет. К тому же» лугавские ножи распадаются на две функциональные группы. Полнораз-

мерные изделия носились в ножнах на поясе или правом бедре. Составные и миниатюрные ножи использовались в качестве столовых приборов. В погребениях они размещаются на мясе жертвенного животного. Примечательно, что в одних могильниках преобладают изделия с гардой и петелькой под навершием, а в других памятниках ножи с уступом без петелек. Наличие и отсутствие этих признаков можно учитывать как хронологический показатель.

Еще две категории бронзовых предметов пригодны для использования в качестве хронологических маркеров: перстни и шестилепестковые бляхи-розетки. Бронзовые перстни коническими выступами появляются в памятниках андроновской культуры на территории Казахстана и Западной Сибири. Это были сложные витые изделия, скрученные из медной проволоки. Их изготовление требовало значительных трудовых затрат и определенного мастерства. В дальнейшем перстни стали цельнолитыми, что упростило процесс их производства. В некоторых лугавских комплексах обнаружены узкие кольца с двумя миниатюрными выступами. Это вырождающийся тип, свидетельствующий об утрате первоначальной идеи. Появление такого рода изделий позволяет с большой долей уверенности утверждать относительно поздний возраст памятника, в котором они обнаружены.

Бляхи-розетки известны в нескольких вариантах. Наиболее массивные состоят из крупной бляхи, к которой присоединены шесть бляшек малого размера. Спайка осуществлялась при помощи небольших пластинчатых «хомутиков». Стремление к упрощению процесса изготовления привело к появлению цельнолитых блях. Причем, на некоторых из них еще имеются рудиментарные следы «хомутиков», уже утративших свое функциональное назначение. Диаметр цельнолитых бляшек уменьшается, исчезает орнаментация, а их внутренняя поверхность становится плоской. Конечным вариантом трансформации данной категории предметов может служить бляшка из лугавско-баиновского погребения в могильнике Усть-Чуль. Она предельно миниатюризирована и имеет восемь выступов вместо обычных шести. По-видимому, развитие блях-розеток шло от составных изделий к цельнолитым, а затем миниатюрным. Представить себе обратную схему, как и в случае с перстнями, практически невозможно.

Весьма продуктивным для определения относительного возраста памятников представляется метод сопоставления лугавских могильников с заведомо поздними комплексами баиновского типа. Все исследователи единодушно отмечают их несомненную близость и признают генетиче-

ское родство. Следовательно, появление в лугавских комплексах баинов-ских особенностей можно рассматривать в качестве поздних хронологических признаков. К ним можно отнести «трапециевидную» форму оград, «скобчатые» сооружения, разделение посуды на два типа (слабопрофили-рованные сосуды с широким устьем и сферические сосуды с высоким узким горлом), наличие в погребениях двух горшков разной емкости, размещение ножа и шила на малом сосуде, появление мисок.

Глава III. Относительная хронология лугавских памятников и их периодизация.

3.1. Относительная хронология лугавских комплексов.

Как установлено А.В. Поляковым, на II этапе своего существования карасукские комплексы распадаются на два локальных варианта: северный (Сыда-Ербинская, Чулымо-Енисейская котловины) и южный (Минусинская котловина). Это противопоставление отчасти сохраняется и в лу-гавское время, хотя проявляется в менее выраженной форме. Степень изученности лугавских памятников Минусинской котловины позволяет дополнительно разделить их на несколько территориальных групп: южную (междуречье Абакана и Енисея), юго-западную (левый берег Абакана до устья Камышты), центральную (северо-западная часть Минусинской котловины), правобережную (правый берег Енисея до устья Тубы),

В южной группе, на ограниченной площади Означенской оросительной системы исследовано два крупных могильника (Белое Озеро I, Сабинка II), несколько небольших комплексов (по 2-3 ограды), а также отдельно стоящие курганы эпохи поздней бронзы. Все они находятся в пределах прямой видимости, что исключает существенные локальные расхождения. В этом же регионе находятся комплексы Бейская Шахта, Подсиняя I, Маткечик, Куйбышево.

В могилышке Белое Озеро I исследовано 70 курганов, содержавших 109 захоронений взрослых и детей. Это самый крупный из известных лугавских памятников и единственный могильник, в котором выделяются представительные, ярко выраженные группы разновременных погребений. Планиграфически комплекс делится на 4 части: 1 - карасук-лугавская, 2 - лугавская, 3 — лугавско-баиновская, 4 — баиновская.

Группа 1. Захоронения расположены в южной части. Большинство оград имели прямоугольную форму и были сложены из глыб камня на уровне поверхности. У пяти сооружений углы оказались намеренно скругленными, что придало им вид неправильного круга или овала. Три ограды были «комбинированными»: три их стенки сооружены из валунов, четвертая - из врытых на ребро плит песчаника. В двух случаях оказалась

выделена северо-восточная стенка, в одном — юго-западная. Соответствующим образом были ориентированы и погребенные в них люди. Система размещения пристроек свободная, либо линейная. Захоронения производились в грунтовых ямах со срубом. Два погребения совершены в углубленных цистах и два в каменных ящиках. Покойники лежали на левом боку вполоборота с подогнутыми ногами. Некоторые, возможно, располагались на спине. Погребенные ориентированы головой па ЮЗ, реже на СВ. Бронзовый инвентарь малочисленный и не выразительный. Посуда сферической формы с округлым или уплощенным дном. Емкость горшков варьирует от 1 до 3 литров. На двух сосудах имеются ручки с отверстием. В орнаментации преобладают резные желобки, часто в сочетании с различными вариациями рядов наклонных оттисков штампа. Реже встречаются прочерченные треугольники, ромбы или группы оттисков палочки. На двух сосудах имеются четко выраженные валики. Венчики декорированы только в двух случаях: треугольниками, обращенными острием вверх и короткими насечками по краю. Эта группа погребений демонстрирует сочетание карасукских и лугавских особенностей. К карасукским проявлениям можно отнести свободную схему размещения пристроек и позу погребенных на левом боку вполоборота. Некоторые сосуды по форме и орнаментации не отличаются от карасукской посуды II этапа. Другие несут на себе проявления лугавской традиции: общая удлиненность пропорций, группировка орнамента, использование наклонных оттисков штампа, украшение зоны венчика. Примечательно сочетание карасукских пуговиц с петелькой и лугавских пуговиц с перемычкой. Особенно ярко лугавская традиция проявляется в конструкции могил, строительных приемах и материалах, использованных при возведении оград.

Группа 2. Наиболее многочисленная и разнообразная. Большинство оград сложено из глыб рваного камня на уровне древней поверхности. Имеются «скобчатые», «комбинированные» и «смешанные» ограды. Сооружения прямоугольные, иногда близкие по форме к «трапециевидным». В оградах часто встречаются выраженные угловые камни. Схема размещения пристроек типично лугавская: погребения взрослых строятся по линии СЗ-ЮВ, детские могилы вынесены за северо-восточную стенку основных оград. Исключения отмечены только в двух случаях и только в курганах примыкающих к группе 1. Захоронения совершены в грунтовых ямах со срубом. Все погребенные лежат вытянуто на спине. Преобладает юго-западная ориентировка покойников. Бронзовый инвентарь разнообразный и включает цельнолитые бляхи-розетки, перстни, треугольные пластинки с точечным орнаментом, шилья, накладку на ножны, нож с

кольцевым навершием, обломок рукояти с грибовидной шляпкой и петелькой под ней. Среди пуговиц доминируют изделия с перемычкой. Пуговицы с петелькой встречены только в курганах, расположенных на границе с группой 1. Емкость посуды возрастает до 5-8 литров. Наряду со сферическими сосудами встречаются яйцевидные. Вместо уплощенно-донных горшков появляются сосуды на поддоне. Орнаментация керамики менее разнообразна и состоит, главным образом, из различных вариаций прямых и наклонных оттисков штампа. На шейке сосудов часто группируются формованные валики, заменяя собой прочерченные линии. Украшение зоны венчика у декорированных сосудов теперь является обязательным.

Группа 3, Курганы расположены на северо-западной периферии могильника. Ограды сооружены из глыб рваного камня, сложены из песчаника на древней поверхности или сделаны из врытых на ребро плит. Некоторые близки по форме к «трапециевидным». Большинство оград имеют выраженные угловые камни. Система размещения пристроек, устройство могил, поза и ориентировка погребенных не отличаются от захоронений группы 2. Бронзовый инвентарь малочисленный и не выразительный. Встречена посуда двух типов: яйцевидные слабопрофилированные сосуды без выделенной шейки и сосуды с раздутым туловом и высоким узким горлом. У первых иногда заметен наплыв на внутренней стороне венчика. Орнаментация посуды скудная, состоит из прочерченных линий и рядов оттисков штампа. По форме и манере украшения эти сосуды мало отличаются от керамики памятников баиновского типа. Единственное значимое расхождение — наличие у части сосудов могильника Белое Озеро I круглого дна, что не позволяет напрямую синхронизировать группу 3 и могильник Баинов Улус. Однако, их хронологическая близость очевидна.

Группа 4. Баиновский курган на юго-западной периферии могильника. Ограда «скобчатой» конструкции. Все погребенные лежат на спине, вытянуто. Слева от головы покойников стояло по два сосуда — крупному и малому. В женском захоронении горшок меньшего размера располагался у локтя. На нем находилось лезвие бронзового ножа. Посуда относится к двум типам: слабопрофилированные банки, а также сосуды с раздутым туловом и узким горлом. Их донная часть во всех случаях уплощена.

Могильник Белое Озеро I предоставляет уникальную возможность проследить основные направления развития погребального обряда и инвентаря у проживавшего здесь небольшого коллектива, а затем сопоста-

вить эти тенденции с особенностями других погребальных комплексов Венского района и более удаленных территорий.

Курганы группы 2 особенно интересны, поскольку позволяют проследить процесс постепенного изживания карасукского наследия и формирования особенностей, характерных для памятников лугавского, а затем банковского типа. Строгая лугавская система размещения пристроек нарушена в двух случаях, и оба эти кургана оказались на южной периферии могильника в непосредственной близости к оградам группы I, где линейное размещение пристроек являлось нормой. В этой же зоне локализуются и находки пуговиц с петелькой. В остальных захоронениях обнаружены изделия с перемычкой. У курганов северной части группы 2 заметно проявляются элементы свойственные уже памятникам банковского типа. Лугавские «трапециевидные» и «скобчатые» ограды соседствуют здесь с аналогичными курганами группы 3. Посуда южной части группы 2 довольно однообразна. Она отличается от карасукоидной посуды группы 1 несколько большим объемом, общей удлиненностью пропорций и обязательной орнаментацией венчика. В центральной и, особенно, северной части группы 2 намечается разделение сосудов на два типа. Одни имеют широкое устье, слабо выраженную профилировку и приближаются по форме к яйцевидным, другие приобретают сферическое тулово и высокую узкую шейку. В погребениях группы 3 это разделение предстает уже в сложившемся виде, а в памятниках баиновского типа завершается окончательно. Та же тенденция прослеживается с уплощенными донцами сосудов: единичный случай в северной части лугавского кладбища, спорадическое появление в погребениях группы 3 и массовое явление среди баиновской посуды. Украшение в виде одиночных налеп-ных валиков на шейке сосудов присутствует на карасук-лугавской посуде группы 1. В южной и центральной частях группы 2 валики становятся формованными, а их количество увеличивается. В северной - они исчезают. В центральной и северной частях группы 2 намечается разделение посуды по емкости и способу ее размещения в могиле. При наличии двух сосудов, один из них оказывается значительно большего размера, чем второй. Крупный сосуд всегда располагается непосредственно у головы погребенного, малый - несколько смещен в сторону ног. При этом дважды, в центральной и северной части группы 2, в малом сосуде обнаружены бронзовые шилья. Такое разделение посуды, способ ее расстановки и приуроченность ножей и шильев к малым сосудам характерны для памятников баиновского типа. Эти признаки представлены и в баиновском кургане Белого Озера I.

Особенно показательно распространение внутри могильника способов украшения венчика посуды. Орнамент из треугольников, обращенных острием вверх, а также ряда коротких насечек по краю венчика встречается только в погребениях группы 1. Украшение в виде горизонтального зигзага четко локализуется в южной части группы 2. Орнаментация, состоящая из групп разнонаправленных оттисков штампа, тяготеет к центру могильника. Еще одна разновидность орнаментации - ряд частых оттисков с уклоном в одну сторону, рассеченный разреженными насечками противоположного направления, встречена в самой северной части группы 2. Эти способы украшения являются надежными хронологическими маркерами для различных групп лугавских памятников. Заслуживают упоминания фрагменты двух ножей. Изделие с грибовидной шляпкой и петелькой под навершием происходит из кургана, расположенного на границе с группой 1. Другой нож, найденный рядом с группой 3, имел уступ и навершие в виде кольца без дополнительной петельки. Наличие гард и петелек под навершиями ножей может рассматриваться в качестве хронологического показателя. Изделия с этими признаками встречаются только в переходных карасук-лугавских и ранних лугавских памятниках, без них - тяготеют к поздним комплексам.

Другие памятники рассматриваются в соотношении с группами могильника Белое Озеро I. По обряду и инвентарю карасук-лугавской группе 1 соответствуют Бейская Шахта, Подсиняя I, Кутень-Булук, Абакан-Сорск пункт 6, Чазы, Орак I, Анчил чон (к. 2),Сабинка П (к. 6. 13). К ранней части группы 2 тяготеют могильники Уйбат III, Майский, Каменный Лог II, Карасук IV, Карасук VIII, Орак II, Нижняя Коя, Анчил чон (к. 3 и 7), Подкунинские Горы (к. 1), лугавские погребения Арбана1. Средней части группы 2 соответствуют могильники Федоров Улус, Арбан IV, Волчий Лог, Карасук VI, Кривая VI, Сабинка II (к. 5). С поздней частью группы 2 соотносятся могильники Лугавское1, Лугавское III, Арбан III, Маткечик, Усть-Бюрь IV, Калы (к. 3), поселение Бырганов IV и материалы из насыпей курганов могильника Устинкино. Лугавско-баиновской группе 3 соответствуют часть материалов могильников Аскиз VI, Устинкино, Ефремкино,

3.2. Периодизация комплексов эпохи поздней бронзы Хакасско-Минусинской котловины.

Сопоставление территориальных групп памятников выявило элементы их локального своеобразия и закономерности общего развития. Во всех микрорайонах Южной Сибири оказались представлены основные варианты комплексов эпохи поздней бронзы. Причем, в каждой локально-

территориальной группе прослеживается единый вектор их развития — постепенное исчезновение карасукского наследия и формирование особенностей присущих лугавским, а затем и баиновским памятникам. Это позволяет рассматривать выделенные группы памятников с определенным набором признаков как последовательные хронологические горизонты.

A.B. Поляковым уже обосновано существование двух этапов существования карасукских памятников. Эту схему можно продолжить, выделив III этап - лугавский и IV — баиновский. В свою очередь, III этап разделяется на хронологические горизонты Ш-а, III-б и Ш-в, соответствующие ранним, средним и поздним лугавским комплексам. Внутри IV этапа выделяются горизонты IV-a и IV-б, соответствующие переходным лугав-ско-баиновским и баиновским комплексам. Сложнее обстоит дело с кара-су к-лугавски ми памятниками. По большинству показателей они сходны с комплексами II этапа и отличаются от них, главным образом, новациями в сфере погребального обряда. Есть основания полагать, что они могут быть синхронны наиболее поздней прослойке карасукских погребений. По-видимому, их следует выделить в хронологический горизонт II-6, а II этап в целом рассматривать как переходный карасук-лугавский. При таком подходе система приобретает логичность и последовательность. При необходимости, в случае выявления новых хронологических горизонтов, она может быть легко дополнена без изменения общей системы нумерации.

Эпоха поздней бронзы (ЭПБ)

карасукский карасук- лугавский баиновский

этап лугавский этап этап

этап

I I III IV

а б а б а б в а | б

Рис. 1. Схема периодизации памятников эпохи поздней бронзы Среднего Енисея.

Хронологически значимые признаки погребальных конструкций, обряда и инвентаря представлены в таблицах (рис. 2-4). Данный список не является полным, так как ряд особенностей (изменения позы погребенных, увеличение объема посуды и др.) проявлялись у разных локальных групп неравномерно.

Описание комплексов I и II этапов содержится в работе А.В. Полякова и в существенной корректировке не нуждается. Мы начнем краткую характеристику наметившихся хронологических горизонтов с периода П-б.

Хронологический горизонт Н-б (карасук-лугавский).

Курганы расположены на периферии карасукских памятников II этапа, либо образуют самостоятельные могильники. Ограды-платформы сложены из камней на уровне древней поверхности или сооружены из врытых на ребро плит. От карасукских оград отличаются наличием контрфорсов. Конструкции прямоугольные, либо «овальные». Встречаются «комбинированные» ограды. Преобладает линейная схема размещения пристроек, когда погребения и взрослых и детей размещаются в одном ряду. Имеются случаи свободного расположения пристроек. Могилы - грунтовые ямы со срубом, иногда с дополнительной обставкой плитами. Ящики использовались редко, преимущественно для погребения детей. Имеется несколько захоронений в углубленных цистах, а также погребений в глубоких грунтовых ямах, бревенчатое перекрытие которых располагается ниже уровня погребенной почвы и опирается на сруб. Большинство покойников лежит на левом боку вполоборота. Не исключены единичные захоронения на спине. Посуда сферической формы, небольшого объема. Встречаются бадейкообразные сосуды и сосуды с ручками. В орнаментации преобладают прочерченные желобки, часто в сочетании с различными вариациями рядов наклонных оттисков штампа. Встречаются треугольники, ромбы и группы оттисков палочки. На некоторых сосудах имеются валики. Венчики не орнаментированы. Только в отдельных случаях они украшены рядом насечек, треугольников или разреженных оттисков штампа. Наиболее зримое отличие посуды от кара-сукской керамики И этапа,- отсутствие ямочного орнамента. Сосуществуют два вида пуговиц: с петелькой и перемычкой. Имеется две разновидности лапчатых привесок: цельнолитые и составные. Массивные украшения представлены относительно крупными цельнолитыми бляхами-розетками и серьгами с коническими выступами. Вероятно, к этому же периоду относятся серьги, украшенные продольными бороздками и пластинчатые браслеты с точечной орнаментацией. Абсолютно преобладают бронзовые ножи с гардой и петелькой под навершием. Окончание рукоятей чаще всего грибовидные, но изредка встречаются кольчатые и зооморфные навершия. Большинство ножей полноразмерные, со слабой степенью изношенности.

Хронологический горизонт Ш-а (раннелугавский).

Исчезают «овальные» ограды. Все конструкции имеют прямоугольную форму. Продолжают существовать «комбинированные» конструкции. Доминирующей становится система размещения погребений взрослых в ряд по линии СЗ-ЮВ и выносом детских захоронений к северо-востоку от него. Линейная схема размещения пристроек встречается теперь в виде исключения. В южной и правобережной группах преобладает положение погребенных на спине» в центральной и северной - возможны оба варианта позы, в юго-западной группе сохраняется положение на боку. Сосуды приобретают более вытянутые пропорции. В могильниках южной, юго-западной и правобережной групп стандартный объем посуды возрастает, достигая 5-8 литров. Исчезают сосуды с ручками и бадейко-образные сосуды. Их сменяют горшки на поддонах. Формованные валики дублируются и замещают собой прочерченные линии. В орнаментации преобладают различные вариации рядов наклонных оттисков штампа. Процент геометрических элементов заметно снижается. У большинства сосудов венчики теперь декорированы. Наиболее показательна орнаментация в виде горизонтального зигзага. Пропадают серьги с цилиндрическими выступами и пластинчатые браслеты. Составные лапчатые привески замещаются треугольными пластинками с точечным орнаментом. Преобладают пуговицы с перемычкой, изделия с петелькой встречаются в виде исключения. Бляхи-розетки уменьшаются в размерах. Продолжают существование ножи с гардой и петелькой под навершием. Количество полноразмерных ножей сокращается. В могилы помещаются изделия длительное время бывшие в работе, неоднократно раскованные и заточенные. Их вытесняют миниатюрные столовые ножи и обломки клинков.

Хронологический горизонт Ш-б (среднелугавский).

Наименее выразительный период, связанный с максимальной стабилизацией и стандартизацией культуры. Определяется не столько по наличию самостоятельных элементов, сколько по отсутствию ранних и поздних признаков. «Комбинированные» ограды исчезают, уступая место обычным сооружениям, исполненным в единой манере и из одного материала. Система размещения погребений взрослых в ряд по линии СЗ-ЮВ и выносом детских захоронений к северо-востоку от него становится единственно возможной. На большей части территории окончательно оформилось положение погребенных на спине. Только в юго-западной группе иногда практиковались захоронения на боку вполоборота. Посуда еще более увеличивается в объеме и приобретает яйцевидные пропорции. В южной и правобережной группе возрастает количество погребений с

двумя сосудами. Украшение зоны венчика становится строго обязательным. Наиболее показательна орнаментация, состоящая из групп разнонаправленных оттисков штампа. Пуговицы с петелькой больше не используются. Распространяются массивные литые браслеты. Ножи утрачивают гарды и петельки. Полноразмерные ножи встречаются в виде исключения.

Хронологический горизонт Ш-в (позднелугаеский).

Положение покойников на спине становится всеобщим. Появляются «смешанные», «скобчатые», «трапециевидные» ограды. Начинается разделение посуды на два типа: яйцевидные сосуды с широким устьем и сферические сосуды с высоким узким горлом. В южной и правобережной группах присутствие двух горшков в погребении, большого и малого, становится нормой. Ножи располагаются не на мясе животного, а на малом сосуде. Появляются миски - горшки с оббитым верхом. Повсеместно исчезают налепные и формованные валики. Наиболее показательная орнаментация зоны венчика, особенно массовая в юго-западной и южной группах памятников - ряд оттисков штампа, рассеченный разреженными насечками противоположного направления.

Количество бронзовых украшений сокращается, а сами они заметно уменьшаются в размерах. Распространяются миниатюрные бляхи-розетки и перстни с рудиментарными выступами. Продолжают существование ножи без петельки и гарды.

Хронологический горизонт 1У-а (лугавско-баиновский).

Количество «трапециевидных» и «скобчатых» оград возрастает. Окончательно оформляется разделение посуды на два типа. Около половины сосудов имеют уплощенное дно. Количество поддонов резко сокращается, их замещают «выкружки» у дна. Способы украшения посуды остаются прежними, но орнаментация зоны венчика уже не играет самостоятельной роли. Исчезают треугольные пластинки с точечным орнаментом, а миниатюризация блях-розеток достигает предела. Появляются бронзовые перекрестники ремней. Пластинчатые ножи с кольцом и ножи без навершия вытесняют изделия с грибовидной шляпкой.

Хронологический горизонт 1У-6 (баиновский).

Процент «скобчатых» и «трапециевидных» оград достигает максимума. Вся посуда имеет уплощенное дно, представлена двумя типами: банки и сферические сосуды с высоким узким горлом. Формируется устойчивый орнаментальный канон - несколько прочерченных линий или рядов оттисков штампа, часто дополненных горизонтальным зигзагом, группами оттисков палочки или ромбическими фигурами. Получает рас-

пространение украшение в виде «жемчужин». С течением времени способы орнаментации упрощаются, появляются не декорированные сосуды. Наряду с пластинчатыми ножами с кольцом и изделиями без навершия встречаются ножи с полукольцом, а также шилья с грибовидной шляпкой.

Глава IV. Происхождение памятников эпохи поздней бронзы Хакасско-Минусинской котловины.

Сопоставление карасук-лугавских памятников хронологического горизонта П-б и раннелугавских памятников с карасукскими комплексами II этапа демонстрирует сходство между ними по большинству показателей. Погребения переходного облика продолжают карасукские кладбища, формируя их периферию. У курганов хронологического горизонта П-б сохраняется свободная схема размещения пристроек. Появление линейной, а затем строгой лугавской, системы расположения погребений является развитием карасукского обычая пристраивать могилы к существующим оградам. Единой оказывается ориентировка погребенных в карасук-ских и раннелугавских могильниках. Продолжают существовать захоронения в каменных ящиках и наземных цистах. В переходных карасук-лугавских комплексах неизменной остается традиционная карасукская поза покойников - на левом боку вполоборота. Примечательно, что на правом берегу Енисея, где в памятниках II этапа преобладали погребения на правом боку, при переходе к захоронениям на спине сосуды и кости животного оказываются справа от покойника. Следовательно, эта поза является закономерным развитием карасукского погребального обряда. В лугавских памятниках сохраняется обычай помещения в могилу четырех кусков мяса жертвенного животного. В переходных карасук-лугавских комплексах представлена серия горшков, идентичных посуде из карасук-ских погребений II этапа. Они имеют приземистые пропорции, орнаментированы резными линиями, ромбами, свисающими треугольниками. Продолжают существование «бадейкообразные» сосуды и сосуды с ручками. Даже такая особенность лугавской керамики, как обязательное присутствие орнамента в зоне венчика, берет свое начало в комплексах II этапа. Уже на сосудах поздних карасукских и карасук-лугавских памятников эпизодически появляется украшение в виде треугольников, обращенных вершинами вверх, разреженных оттисков штампа или ряда насечек по краю венчика. В ранних лугавских комплексах почти в неизменном виде продолжает существовать основной набор категорий бронзового инвентаря II этапа. Лапчатые привески, перстни с коническими выступами, зеркала, ярусные бляшки не претерпели заметных изменений. Лугав-ские пуговицы отличаются от карасукских наличием перемычки, 110 эта

новация может объясняться стремлением сделать предмет более технологичным. Вызывает сомнения сугубо лугавская принадлежность шестиле-пестковых блях-розеток. Они происходят от составных изделий, известных нам по случайным находкам. В карасук-лугавских комплексах и на III этапе обнаружены только цельнолитые изделия. Лугавские треугольные пластинки с точечным орнаментом также ведут свое происхождение от составных лапчатых привесок II этапа. Непрерывной оказывается линия развития ножей. У ранних лугавских изделий сохраняются уже известные типы наверший, гарды и петельки. Увеличивается только степень коленчатости ножей. Все это подчеркивает хронологическую последовательность карасукских и лугавских памятников, наличие между ними культурных и определенных родственных связей.

Карасукское население было одним из важнейших, но не единственным компонентом, принимавшим участие в сложении памятников лугав-ского типа. Ряд черт, характеризующих III этап, не обнаруживает местных истоков. К ним можно отнести иную архитектурную традицию, появление различных видов грунтовых ям и углубленных цист, возникновение новых форм и приемов орнаментации посуды, а также распространение бронзовых изделий центрально-азиатского облика. Определить значение этих новаций и роль внешнего импульса в формировании памятников лугавского типа можно только на широком хронологическом и историческом фоне. Для этого необходимо, в тезисном виде, рассмотреть происхождение классических карасукских памятников, определить их истоки и направление связей.

Происхождение комплексов I этапа отчасти может быть связано с памятниками минусинского варианта андроновской культуры. Общими для карасукцев и аидроновцев являются способы возведения оград и форма самих сооружений, наличие каменных ящиков и захоронений в цистах на горизонте, положение погребенных на левом боку и размещение инвентаря. Наиболее полно, по мнению Г.А. Максименкова, преемственность прослеживается в формах и орнаментации керамики. Необходимо уточнить, что перечисленные особенности присущи не только минусинским андроновцам, но и другим группам населения этой культурно-исторической общности. Наряду с элементами сходства имеются и существенные расхождения. Трапециевидные ящики, поза покойников на левом боку вполоборота, северо-восточная ориентировка погребенных, круглодонная посуда с уступом и ножи с кольцевым навершием не обнаруживают местных истоков. Участие пришлого населения в сложении ка-расукской культуры сегодня признают и противники и сторонники прс-

имущественно автохтонного ее происхождения. Спорным вопросом остается направление связей (западное или юго-восточное) и весомость вклада мигрантов.

Теория юго-восточного происхождения культуры вступает в противоречие с локализацией ранних карасукских памятников. Большинство комплексов I этапа расположено в центральной и северной части Среднего Енисея. На юге известны отдельные могильники с небольшими группами погребений хронологического горизонта I-б. Окуневское население было вытеснено карасукцами из предгорной зоны Саян только в этот период. Следовательно, контакт карасукцев с населением центрально-азиатского региона состоялся не ранее конца I этапа. Более перспективной выглядит западная линия связей. C.B. Киселев отмечал, что наличие уступа на кара-сукской посуде, неорнаментированная полоса на шейке и некоторые геометрические элементы декора роднят ее с поздиеандроновской (алакуль-ской) керамикой. Не исключено, что одна из групп населения, сохранившая алакульские навыки гончарства, продвинулась до Енисея и приняла участие в формировании карасукской культуры. Исходным пунктом миграции могла быть территория Казахстана, где в комплексах эпохи бронзы представлен основной спектр инноваций, отличающих карасукскую культуру I этапа от енисейских ацдроновцев. Там имеются погребения в трапециевидных каменных ящиках, северо-восточная ориентировка покойников и захоронения в типично карасукской позе - на левом боку вполоборота (Лазаретов, 1995). Бронзовые ножи с кольцом, обнаруженные в Казахстане, возможно, являются прототипами карасукских изделий.

На II этапе развития культуры распространяются новые типы украшений (перстни, лапчатые привески, ярусные бляшки) и несколько разновидностей ножей с различными типами наверший: трехкнопочными, грибовидными, с головками животных. Появляются бронзовые ножны с трапециевидным расширением и серьги с цилиндрическими выступами. Ближайшие аналогии им обнаруживаются в Монголии и Северном Китае. Причем, эти предметы оказываются типологически более ранними, чем изделия Хакасско-Минусинской котловины. В могильниках II этапа встречены ограды с угловыми камнями, имеющие соответствия в комплексах культуры херексуров. В ряде могильников (Малые Копены, Кюр-геннер I, Тюрим) обнаруживаются группы погребений отличающихся по конструкции могил, обряду и сопроводительному инвентарю от карасукских захоронений. Посуда атипичных погребений имеет удлиненные пропорции, плоское дно, плавный переход от венчика сосуда к тулову и орнаментацию, состоящую из налепных валиков и рядов оттисков штам-

па. Обязательным элементом декора является полоса оттисков штампа по краю венчика и ряд ямочных вдавлений на шейке сосудов. Очевидно, что атипичные захоронения в составе карасукских могильников принадлежат инородному населению и фиксируют момент проникновения на Средний Енисей значительных групп мигрантов с территорий, расположенных к юго-востоку от Хакасско-Минусинской котловины (Лазаретов, 1993).

Новое население оказало значительное воздействие на карасукскую культуру, особенно в южных районах. Там отмечены грунтовые ямы с деревянными конструкциями, наблюдаются частые отклонения от традиционного погребального обряда. Во многих могилах отсутствует мясо животного, а количество сосудов сильно варьирует. Удлиняются пропорции карасукских горшков, заметно увеличивается их объем. В короткий срок вырождаются и исчезают сосуды с уступом, Появляется два новых типа посуды: плоскодонные «бадейки» и сосуды с ручками. Деградирует пышная геометрическая орнаментация. Наиболее распространенным способом украшения посуды становятся резные желобки, иногда дополненные полосой свисающих треугольников или ромбов. Много сосудов декорированных рядом ямок или насечек. Зачастую они располагаются не сплошной полосой, а группами по 3-4 вдавления, иногда образуя «шахматный» узор. Распространяется орнаментация из рядов наклонных оттисков штампа, горизонтальных «елочек», украшение налепными и формованными валиками.

Значительные трансформации происходили и в культуре мигрантов. В материалах поселения Торгажак и могильника Чазы представлены сосуды, сочетающие особенности двух керамических традиций. От атипичной посуды начального этапа взаимодействия их отличает округлодон-ность и меньшая насыщенность орнаментацией. Насечки в верхней части венчика и ряд ямок уже не являются строго обязательными. При этом посуда Торгажака несет в себе весь спектр особенностей, которые в дальнейшем проявятся на керамике из карасук-лугавских комплексов хронологического горизонта II-6: сочетание резной геометрической орнаментации и украшения из рядов оттисков штампа или палочки, декор состоящий из групп вдавлений, иногда образующих «шахматный» узор, орнаментация зоны венчика ромбами и треугольниками, обращенными вершинами вверх, или рядом насечек (Лазаретов, 1996). К началу III этапа происходит окончательное слияние карасукского и пришлого населения. Вырабатываются общие нормы погребального обряда, единый инвентарный набор и синкретичная керамическая традиция.

Как следует из анализа комплексов XI этапа, большинство наиболее выразительных бронзовых изделий, основные формы и ведущие элементы орнаментации посуды, получившие развитие в лугавских памятниках, собственно карасукскими не являются. Они восприняты местным населением от мигрантов. Соответственно удельный вес центрально-азиатских по своему происхождению традиций в комплексах III этапа оказывается значительно большим, чем представлялось ранее. Карасукский вклад в ранних лугавских памятниках проявился преимущественно в области погребального обряда и орнаментации керамики. В них сохраняется традиционная карасукская поза погребенных - на левом боку вполоборота, стандартный набор мяса животного, эпизодически встречаются захоронения в каменных ящиках, а на посуде присутствуют резные геометрические орнаменты. Центрально-азиатское наследие представляют ограды-платформы с угловыми камнями, различные виды грунтовых ям, основные категории бронзового инвентаря, формы посуды, орнаментация из рядов оттисков штампа и валиков.

Глава V. Памятники эпохи поздней бронзы и тагарская культура.

Мы выделили лугавско-баиновские и баиновские комплексы в IV этап и отнесли к эпохе поздней бронзы. Такое решение требует пояснения, так как их традиционно рассматривали в качестве переходных комплексов. Эти памятники были включены М.П. Грязновым в ранний этап татарской культуры. Он указал на связь баиновских комплексов с поздним этапом карасукской культуры и одновременно отметил, что в них присутствуют предметы вооружения, украшения и посуда, представляющие собой ранние варианты изделий скифского времени. Хронологическая позиция баиновских комплексов не вызывает сомнений, однако, их культурная атрибуция требует уточнения.

Эталонный могильник Баинов Улус содержит небольшой, но выразительный материал. В нем представлена керамика двух типов: банки с уплощенным дном и сферические сосуды с высоким узким горлом. Они украшены прочерченными полосками, рядами оттисков гладкого и зубчатого штампа. Основной мотив часто дополняется горизонтальным зигзагом или ромбическими фигурами. Имеется дисковидное зеркало, шило с грибовидной шляпкой, а также два типа пластинчатых ножей: с наверши-ем в виде полукольца и без навершия. Этой характеристике соответствуют отдельные погребения в могильниках Мохов И, Минусинск VII, Малые Копены I, Кривая I, Монок, Ильинская гора, Самохвал, большинство захоронений могильника Аскиз VI. Из раскопок последних лет самым крупным памятником является Бырганов V.

Существуют сомнения в правомочности включения в баиновскую группу других комплексов из перечня переходных памятников, таких как могильник Гришкин Лог I. Его керамика разделяется на три группы: сла-бопрофилированные банки, сосуды с раздутым туловом и узким горлом, а также сосуды индивидуальных форм. От баиновской баночная посуда Гришкиного Лога отличается меньшей профилированностью. Второй тип сосудов имеет низкую шейку, отогнутую наружу. Керамика индивидуальных форм представляет собой лощеные красноватые сосуды небольшого объема с округлым дном, поддоном или сосцевидными налепами. Ни в Баиновом улусе, ни в других памятниках этой группы ничего подобного не обнаружено. Еще разительней отлетается орнаментация. Характерной особенностью керамики Гришкиного Лога можно считать украшение в виде «карнизиков» или «желобков», которые являются ни чем иным, как формованными валиками. Такой посуды в Тришкином Логу 56,1%, в других памятниках этот процент еще выше. В комплексах собственно баиновского типа нам не известно ни одного сосуда с валиком. Причем, посуда Гришкиного Лога демонстрирует не начальную стадию формирования валиковой традиции, а скорее момент ее максимального развития и последующего вырождения, что подтверждается общей тенденцией развития татарской керамики. Из бронзового инвентаря Гришкиного Лога только шилья с грибовидными шляпками и дисковидные зеркала могут быть напрямую сопоставлены с изделиями Баинова Улуса. Однако большинство из них принадлежит к другим типам: шилья имеют выраженную шейку, а зеркала — бортик. Ножи с кольцевым навершием отличаются от банковских тем, что кольцо соответствует ширине рукояти, но при этом значительно превосходит ее по толщине, образуя как бы рельефный валик вокруг отверстия. Украшения представлены классическим татарским набором из полусферических бляшек, серег с раструбом, составных подвесок из проиизок и биконических бус. Ничего подобного в памятниках баиновского типа нет, равно как в Гришкином Логу нет височных колец, перстней и лапчатых привесок. Зато, здесь в массовом количестве появляются костяные головные ножи и гребни с циркульным или резным орнаментом, а также отдельные предметы вооружения и изделия в скифском «зверином стиле». Получается, что из инвентаря Гришкиного Лога лишь две-три категории изделий могут быть сравнимы с Баиновым Улусом. Между этими памятниками явно имеется разрыв, причем скорее не хронологический, а культурный. Не заполняют образовавшуюся лакуну и другие комплексы, упоминавшиеся в списках. Все они, с некоторыми вариациями, содержат те же категории и типы инвентаря, что

и Гришкин Лог I. Эти могильники, а также почти три четверти комплексов из сводки Э.Б. Вадецкой должны быть исключены из разряда баинов-ских и объединены в особую раннеподгорновскую группу.

Памятники же собственно баиновского типа следует вывести из состава татарской культуры. В плане погребального обряда и инвентаря эти комплексы практически не отличаются от лугавских и могут рассматриваться в качестве позднего этапа эпохи бронзы. При таком делении автохтонное происхождение подгорновских комплексов выглядит уже не столь очевидным. Оказывается, что основные категории предметов, наборы украшений и керамика, характеризующие татарскую культуру, не имеют прототипов в местных памятниках предшествующего времени. Они появляются в Южной Сибири уже в сложившемся виде, что может быть связано с притоком нового населения.

Заключение.

Результаты проведённого исследования подтверждают разработанную М.П. Грязновым периодизацию, предусматривающую последовательное существование на территории Хакасско-Минусинской котловины двух самобытных групп памятников: карасукской и лугавской (каменно-ложской по М.П. Грязнову), В эталонном варианте разница между ними оказывается очень существенной и затрагивает практически все сферы жизнедеятельности. В тоже время удается выделить промежуточный пласт памятников, сочетающих в себе как карасукские, так и лугавские особенности. Эти комплексы наглядно демонстрируют наличие между двумя группами населения определенной преемственности, а по антропологическим данным и генетического родства. В свою очередь лугавские комплексы оказываются настолько тесно связаны с памятниками баиновского типа, что между ними невозможно провести разграничительную линию.

Под комплексами баиновского типа мы понимаем ограниченный круг памятников, аналогичных эталонному могильнику Баинов Улус. Включение их в состав тагарской культуры скифского времени представляется ошибкой. Анализ материалов баиновского этапа тагарской культуры показывает наличие в его составе двух самостоятельных групп памятников (собственно баиновских и раннеподгорновских). Разница между ними оказывается весьма существенной, а отсутствие преемственности позволяет поставить вопрос о внешнем источнике формирования культуры скифского времени Хакасско-Минусинской котловины.

Столь же отчетливая граница отделяет комплексы эпохи поздней бронзы от минусинского варианта андроновской культуры. Памятники

заключенные внутри этого интервала оказываются тесно связаны между собой, что позволяет рассматривать их в едином блоке как четыре последовательных этапа эпохи поздней бронзы (I - карасукский, II - карасук-лугавский, III - лугавский, IV - баиновский). В каждом из них уже сегодня удается выделить по два-три хронологических горизонта, отражающих основные тенденции развития памятников внутри этапов.

Предметом дискуссии могут быть вопросы принадлежности всех перечисленных этапов к единой карасукской культуре или нескольким самостоятельным археологическим культурам. Эта проблема не имеет, в данный момент, однозначного решения. Между памятниками смежных этапов прослеживаются элементы преемственности и определенная степень генетического родства, что теоретически позволяет рассматривать их как единую культуру, прошедшую в своем развитии несколько стадий. С другой стороны, каждый этап отличается неповторимым набором особенностей, имеет свой вектор трансформации, не совпадающий с линией развития других памятников. Комплексы I этапа по своему происхождению оказываются связаны с группами андроновского населения Западной Сибири и Казахстана. На протяжении всего этого периода западное направление культурных связей было определяющим. Для комплексов II и III этапов ведущей являлась уже юго-восточная линия связей. Ее возникновение сопряжено с проникновением нового населения, по-видимому, также андроновского в своей основе, но попавшего в Хакасско-Минусинскую котловину с юга. На протяжении всего II этапа две этнические группы, карасукская и пришлая, существовали параллельно в тесном контакте друг с другом и только к началу III этапа произошло их окончательное слияние. Внешнему воздействию, исходную точку которого еще только предстоит выяснить, подверглись и комплексы IV этапа. На II и III этапах эпохи поздней бронзы Хакасско-Минусинской котловины происходило массовое освоение верхового коня и сопряженное с этим изменение структуры хозяйства и быта населения. Резко возросла подвижность и военнизированность общества. Насколько оправданным в данном случае будет объединение в рамках одной культуры памятников оставленных разными этническими группами, имеющими свои истоки, традиционные направления связей и хозяйственный тип? Эта тема требует глубокой теоретической проработки и выходит за рамки нашего исследования.

Проделанная работа позволяет поставить вопрос о значительно большей, чем это представлялось ранее, роли населения андроновской культурно-исторической общности в истории Южной Сибири. Считалось,

что ее представительство на Енисее исчерпывается памятниками федоровского типа. По мнению ряда авторов, это население могло принимать ограниченное участие в формировании карасукской и татарской культур, как один из возможных компонентов. Изучение происхождения памятников I этапа дает основания полагать наличие второй андроновской 1руппы переселенцев с территории Казахстана и Верхней Оби, ставших основой карасукской культуры Южной Сибири. На II этапе в Хакасско-Минусинскую котловину проникает третья группа андроновского населения, вероятно связанная своим происхождением с комплексами саргары-алексеевского типа Казахстана, но попавшая в Южную Сибирь через территорию Монголии и Тувы. Именно она, наряду с карасукцами, сыграла ведущую роль в формировании памятников лугавского типа. Наконец, в татарской культуре явственно ощущается присутствие еще одного андроновского компонента, непосредственно не связанного с тремя предыдущими (Лазаретов, 2005). Таким образом, в эпоху бронзы и начала раннего железного века на территории Южной Сибири отмечается, по крайне мере, четыре волны андроновской экспансии. Каждая из этих групп населения проникала в Хакасско-Минусинскую котловину в разное время и по разным направлениям, каждая из них обладала своим специфическим набором особенностей погребального обряда и инвентаря. Единственное, что их объединяет — это общие андроновские корни.

Список работ опубликованных по теме диссертации:

1. Лазаретов И.П. Относительная хронология каменноложских памятни-

ков юга Хакасии // Проблемы хронологии и периодизации археологических памятников Южной Сибири. - Барнаул, 1991. С. 105-107.

2. Лазаретов И.П, Конструктивные особенности погребальных сооруже-

ний предскифского времени в Хакасии И Вторые исторические чтения памяти Михаила Петровича Грязнова. - Омск. Ч. 2,1992. С. 12-14.

3. Лазаретов И.П. Новые материалы из могильника Федоров Улус // Се-

верная Евразия от древности до средневековья. - СПб., 1992. С. 46-49.

4. Лазаретов И.П. К вопросу о валиковой керамике в Южной Сибири //

Охрана и изучение культурного наследия Алтая. Ч. 1. - Барнаул, 1993. С. 129-132.

5. Лазаретов И.П. (совместно с H.A. Боковенко и Н.Ю. Кузьминым) Но-

вые археологические открытия в Хакасии // Новые открытия и методологические основы археологической хронологии. СПб., 1993. С. 25-28.

6. Лазаретов И,П. Каменноложские погребения могильника Арбан I //

Южная Сибирь в древности. Археологические изыскания. Вып. 24. -СПб., 1995. С. 39-46.

7. Лазаретов И.П. (совместно с Н.Ю. Кузьминым) Памятники эпохи позд-

ней бронзы долины р. Уйбат // Изучение культурных взаимодействий и новые археологические открытия. - СПб., 1995. С. 33-37,

8. Лазаретов И.П. Керамика поселения Торгажак // Д.Г.Савинов Древние

поселения Хакасии. - СПб., 1996. С. 33-37.

9. Lazaretov I. Spätbronzezeitliche Denkmäler in Südchakassien. // Eurasia

Antiqua, Berlin, Band 6,2000. C.249-280.

10. Лазаретов И.П. Локализация и проблемы взаимодействия культур

Южной Сибири // Евразия сквозь века. - СПб., 2001. С. 103-107.

11. Лазаретов И.П. О месте памятников баиновского типа в периодизации

Южной Сибири // Археология Южной Сибири: идеи, методы, открытия. — Красноярск, 2005. С. 86-88.

Рис. 2. Таблица хронологических признаков погребальных конструкций и обряда. 1 - "свободная" схема размещения пристроек; 2 - "линейная" схема размещения пристроек; 3 - "овальные" ограды; 4 - "комбинированные" ограды; 5 - "смешанные" ограды; 6 - "скобчатые" ограды; 7 - "трапециевидные" ограды; 8 - размещение ножа и шила на малом сосуде.

ос

П

чо

Г)

КО

сз

»о

л

ю

т Н й к

Рис. 3. Таблица хронологических признаков посуды. 1 - "бадей кообразныс" сосуды; 2 - сосуды с ручками; 3 - сосуды на поддонах; 4 - сосуды с "выкружкой"; 5 - насечки по краю венчика; б - орнаментация треугольниками; 7 - горизонтальный зигзаг; 8 - группы оттисков; 9 - ряд оттисков с редкими противолежащими насечками.

<4

ю

ее

ю

ю

<Я

о

Л Н ей и

Рис. 4. Таблица хронологических признаков бронзовых изделий. 1 - ножи с гардой и петелькой; 2 - ножи с уступом; 3 - ножи с кольцом; 4 - ножи с полукольцом; 5 - ножи без навершия; 6 - перстни с миниатюрными выступами; 7 - пуговицы с петелькой; 8 - пуговицы с перемычкой; 9 - серьги с цилиндрическими выступами.

Подписано в печать 28.09.2006 Формат 60x84 1/16. Бумага офсетная. Печать офсетная. Усл. печ. л. 2,0. Тираж 150 экз. Заказ № 375.

Отпечатано в ООО «Издательство "ЛЕМА"»

199004, Россия, Санкт-Петербург, В.О., Средний пр., д.24, тел./факс: 323-67-74 e-mail: izd_lema@mail.ru

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата исторических наук Лазаретов, Игорь Павлович

Введение.

1. Актуальность работы, цели и задачи исследования 3

2. Источники 4

3. Методика исследования и терминология 5-

Глава I. История изучения комплексов эпохи поздней бронзы

Хакасско-Минусинской котловины 7-

Глава II. Характеристика комплексов лугавского типа и проблемы хронологии

1. Характеристика комплексов лугавского типа 21

2. Проблемы хронологии памятников эпохи поздней бронзы Южной Сибири и критика источников 31 -

Глава III. Относительная хронология лугавских памятников и их периодизация

1. Относительная хронология лугавских комплексов 50

2. Периодизация комплексов эпохи поздней бронзы Хакасско-Минусинской котловины 86

Глава IV. Происхождение памятников эпохи поздней бронзы

Хакасско-Минусинской котловины 97-

Глава V. Памятники предскифского времени и тагарская культура 135

Введение диссертации2006 год, автореферат по истории, Лазаретов, Игорь Павлович

Актуальность, новизна работы, цели и задачи исследования.

Эпоха поздней бронзы - особый этап в историческом развитии населения евразийской степной зоны. Это период перехода от повозки, движимой волами или лошадьми к верховой езде, что способствовало широкому освоению открытых степных пространств. Возросшая подвижность населения, начало становления кочевого способа ведения хозяйства привели к возникновению целого ряда новых культурно-исторических образований. Немаловажная роль в этих процессах традиционно отводится памятникам Хакасско-Минусинской котловины, как одного из ведущих металлургических и культурных центров Саяно-Алтая.

Основные точки зрения по вопросам происхождения, хронологии и групповой принадлежности комплексов эпохи поздней бронзы Хакасско-Минусинской котловины сформировались в 60-е - 70-е годы XX столетия. Главной целью этих развернутых комплексных исследований было выделение и характеристика двух больших совокупностей памятников: лугавской (бейской, каменноложской) и собственно карасукской (Членова, 1961, 1963, 1972; Хлобыстина, 1962, 1963, 1970а; Новгородова 1962, 1970; Грязнов, 1965, Грязнов, Максименков, Пяткин, 1968; Максименков, 1975). Проблемам относительной хронологии памятников внутри отдельно взятых групп уделялось значительно меньшее внимание. Большинство авторов ограничились разработкой типологий бронзовых ножей и их датировкой. Другие аспекты культуры (погребальные конструкции, элементы обряда, массовые категории бронзовых предметов и керамика) для этих целей практически не привлекались. Итоги этой многолетней дискуссии подвела Э.Б. Вадецкая в сводной работе посвященной археологическим памятникам Среднего Енисея. Ею был приведен анализ основных точек зрения, дана сводная характеристика каждой из групп комплексов и определены основные критерии их выделения (Вадецкая, 1986).

В настоящий момент назрела насущная необходимость перейти от суммарного изучения каждой из выделенных групп к их детальному анализу. Для этого необходимо уточнить локализацию памятников, выявить внутреннюю хронологию и основные тенденции их развития. Применительно к комплексам карасукского типа такая работа уже отчасти проделана А.В. Поляковым. Лугавские памятники до сих пор не становились предметом самостоятельного исследования.

Целью данной работы является изучение и реконструкция исторических процессов, протекавших в эпоху поздней бронзы на территории Хакасско-Минусинской котловины.

Для этого необходимо определить характер связей памятников карасукского и лугавского типов с местными культурами предшествующего и последующего времени, а также синхронными комплексами сопредельных территорий. С этой целью привлекаются сравнительные материалы андроновской, тагарской культур Южной Сибири и отдельные комплексы Северного Китая, Монголии, Тувы, Западной Сибири и Казахстана.

Исходя из целей работы, были определены следующие задачи исследования:

- определение общего хронологического соотношения карасукских и лугавских комплексов;

- выделение локальных групп лугавских памятников и построение их относительной хронологии;

- решение основных вопросов происхождения комплексов эпохи поздней бронзы;

- разграничение памятников эпохи поздней бронзы и раннего железного века;

- разработка общей периодизации памятников эпохи поздней бронзы Среднего Енисея.

Источники.

Суммарная информационная база раскопанных на сегодняшний день археологических комплексов эпохи поздней бронзы Хакасско-Минусинской котловины достаточно велика и состоит из почти двух сотен могильников, отдельных курганов и погребений. Поселенческие материалы представлены в значительно меньшей степени. Раскопки производились на восьми поселениях, но только в одном случае это были масштабные работы (поселение Торгажак, свыше 1300 кв. м.), давшие разнообразный и выразительный материал (Савинов, 1996). В других местах исследование велось малыми площадями. Полученные материалы, за исключением Лугавской стоянки, до сих пор не обработаны и не опубликованы. Далеко не все комплексы оказались должным образом задокументированы и доступны, даже в виде отчетов.

Из общего числа погребений эпохи поздней бронзы (свыше 3000) к лугавскому типу относится не более 600 захоронений. Точное их количество подсчитать невозможно, так как довольно часто погребения разрушены поздними курганами. Их материалы представлены единичными находками фрагментов посуды и отдельными бронзовыми изделиями. Около трети из общего количества лугавских захоронений раскапывалось при непосредственном участии автора данного исследования или по его Открытому листу, в том числе крупнейший из известных на сегодняшний день могильников - Белое Озеро I (109 погребений). Материалы других комплексов, за редкими исключениями, также учтены и используются в работе. Данные по ним получены из архивов МАЭ, ИА и ИИМК РАН. Зарисовка вещевого материала проводилась в Лаборатории камеральной обработки ИИМК РАН, Государственном Эрмитаже, Минусинском и Абаканском краеведческих музеях. Пользуясь случаем, хотелось бы выразить благодарность авторам, предоставившим свои не опубликованные материалы для проведения данного исследования: Н.А. Боковенко, Э.Б. Вадецкой, Н.Ю Кузьмину, Н.В.Леонтьеву, П.Г.Павлову, Е.Д. Паульсу, М.Л. Подольскому, А.И. Поселянину, Д.Г. Савинову, М.Н. Пшеницыной.

Методика исследования.

В процессе работы нами, в меру возможности, используются традиционные методики, широко распространённые в археологических исследованиях:

1. Картографирование памятников

2. Метод сравнительного анализа

3. Типологический метод

4. Метод горизонтальной стратиграфии

5. Радиоуглеродный метод

Необходимо отметить, что применение некоторых из перечисленных методов сопряжено с целым рядом объективных трудностей вытекающих из специфики лугавских материалов. В отличие от карасукских могильников, насчитывающих в своем составе от 70 до нескольких сотен погребений, лугавские комплексы обычно состоят из 310 курганов. Памятники с числом оград от 15 до 30 уже являются редчайшим исключением. Имеется также множество отдельных курганов разбросанных по степи. Применение в этих условиях методов горизонтальной стратиграфии, для определения последовательности строительства курганов, тенденций развития погребального обряда и инвентаря в пределах отдельно взятого памятника оказывается малопродуктивным. Единственным и уникальным комплексом, где отчетливо выделяются группы разновременных погребений и прослеживаются тенденции их развития, является лугавский могильник Белое Озеро I, в составе которого насчитывается 80 отдельных сооружений, содержавших 109 погребений.

Применение типологического и статистического методов в отношении погребальных конструкций, элементов погребального обряда и массовых категорий инвентаря также наталкивается на определенные трудности. В частности, около 80-90% лугавских оград являются стандартными для этой эпохи прямоугольными сооружениями, сделанными из врытых на ребро плит или выложенных из глыб рваного камня, а могилы представлены грунтовыми ямами или ящиками. Подсчеты их количественного соотношения мало перспективны и отражают не объективную картину сходства и различия отдельных групп памятников, а их географическое положение и степень изученности региона. Даже в пределах одного микрорайона соотношение наиболее распространенных типов оград и конструкций могил могут сильно варьировать в зависимости от наличия источников различных строительных материалов. В памятниках, расположенных вблизи выходов песчаника, всегда будут присутствовать сооружения из врытых плит и каменные ящики, а в соседнем синхронном могильнике, стоящем у подножия скального выхода, будут преобладать ограды из глыб рваного камня и грунтовые ямы. Показательными с точки зрения хронологии и культурной принадлежности оказываются ограды и могилы наиболее редких типов, представленные единичными экземплярами.

Сходная ситуация наблюдается в отношении массового керамического материала и бронзовых изделий. Большинство лугавских орнаментальных мотивов и декоративных приемов оформления посуды являются стандартными. Они формируются на начальной стадии сложения этого круга памятников и, практически в неизменном виде, доживают до конца эпохи поздней бронзы. Украшение из рядов оттисков штампа постоянно присутствует на лугавской посуде, варьирует только их количество, группировка, форма и наклон орнаментира. Однако эти показатели определялись индивидуальным творчеством конкретного мастера и не несли хронологической нагрузки. Столь же распространен в лугав-ское время обычай оформления шейки сосудов горизонтальными прочерченными линиями и украшения венчика рядом насечек, вертикальных или имеющих уклон в одну сторону. Хронологически значимые приемы орнаментации венчика представлены только у 1015 % лугавских сосудов. Не показательными оказываются и наиболее массовые категории бронзового инвентаря (височные кольца, пронизки, обоймы). Изделия, демонстрирующие определенные тенденции развития во времени обычно представлены единичными экземплярами. В силу своей малочисленности эти бронзовые предметы, формы оград, конструкции могил, орнаментальные композиции мало пригодны для создания разветвленных типологий и не подходят для статистической обработки. Их можно рассматривать только как своеобразные хронологические маркеры. Все это вынуждает нас использовать в работе преимущественно качественные показатели (факт наличия/отсутствия признака или типа) без конкретизации их количественного соотношения и ограничиваться текстовым описанием с минимальным количеством цифровых данных. 7

Заключение научной работыдиссертация на тему "Заключительный этап эпохи бронзы на Среднем Енисее"

Заключение.

Результаты проведённого исследования в целом подтверждают разработанную М.П. Грязновым периодизацию, предусматривающую последовательное существование в эпоху поздней бронзы на территории Хакасско-Минусинской котловины двух самобытных групп памятников: карасукской и лугавской (каменноложской по М.П. Грязнову). Каждая из них имела свои неповторимые особенности, выразившиеся в конструкциях погребальных сооружений, обряде и инвентаре. В эталонном варианте разница между группами оказывается очень существенной и затрагивает практически все сферы жизнедеятельности. В тоже время удается выделить промежуточный пласт памятников, сочетающих в себе как карасукские, так и лугавские особенности. Эти комплексы наглядно демонстрируют наличие между двумя группами населения определенной преемственности, а по антропологическим данным и генетического родства. Особенно наглядно карасукское наследие в ранних лугавских памятниках проявляется в сфере погребального обряда и геометрических элементах орнаментации посуды. В свою очередь лугавские комплексы оказываются настолько тесно связаны с памятниками баиновского типа, что между ними невозможно провести четкую разграничительную линию. Преемственность здесь прослеживается по всем линиям сопоставления, исключая отдельные категории редких бронзовых изделий.

Под комплексами баиновского типа мы понимаем ограниченный круг памятников аналогичных эталонному могильнику Баинов Улус. Включение их в состав тагарской культуры скифского времени представляется ошибкой, порожденной не вполне корректными критериями отбора и недостатком информации. Детальный анализ материалов баиновского этапа тагарской культуры, выделенного М.П. Грязновым, показывает наличие в его составе двух самостоятельных групп памятников. Одна из них, включающая могильник Баинов Улус, непосредственно связана с лугавскими комплексами эпохи поздней бронзы, вторая имеет многочисленные соответствия в памятниках подгорновского этапа тагарской культуры раннего железного века. Сопоставление могильника Баинов Улус и сходных с ним комплексов с ранними памятниками подгорновского этапа тагарской культуры показывает отсутствие между ними преемственности и позволяет поставить вопрос о внешнем источнике формирования культуры скифского времени Хакасско-Минусинской котловины.

Столь же отчетливая граница отделяет карасукские комплексы от минусинского варианта андроновской культуры. Памятники заключенные внутри этого интервала, карасукские, лугавские и баиновские (в узком понимании этого термина), напротив, оказываются тесно связаны между собой, что позволяет рассматривать их в едином блоке. Два последовательных этапа существования комплексов карасукского типа уже выделены А.В. Поляковым. Мы предлагаем дополнить его нумерацию еще двумя этапами и рассматривать их как единую совокупность памятников эпохи поздней бронзы (ЭПБ) Хакасско-Минусинской котловины, тем самым, обособив их от комплексов предшествующего (андроновская культура) и последующего (татарская культура) времени. Таким образом, памятники эпохи поздней бронзы подразделяются на четыре последовательных этапа:

I. Карасукский.

II. Карасук-лугавский.

III. Лугавский.

IV. Баиновский.

В каждом из них уже сегодня удается выделить по два-три хронологических горизонта, имеющих буквенное обозначение и отражающих основные тенденции развития памятников внутри этапов. По мере накопления материалов количество хронологических горизонтов может быть увеличено без изменения общей системы нумерации. Очевидно, что не все исследователи согласятся с предложенными наименованиями этапов. В частности, памятники II этапа разные авторы называют батеневскими, позднекарасукскими или анашенскими, а комплексы III этапа лугавскими, каменноложскими или бейскими, вкладывая в эти определения свое понимание исторической ситуации. Цифровое их обозначение позволяет вывести вопросы этнической и культурной атрибуции конкретных памятников за рамки данной временной последовательности.

Предметом отдельной дискуссии также могут быть вопросы принадлежности всех перечисленных этапов к единой карасукской культуре, двум или же трем-четырем самостоятельным археологическим культурам. Эта проблема не имеет, в данный момент, однозначного решения, которое устроило бы всех. С одной стороны, между памятниками смежных этапов прослеживается элементы преемственности и определенная степень генетического родства, что теоретически позволяет рассматривать их как единую культуру, прошедшую в своем развитии несколько стадий. С другой стороны, каждый этап отличается неповторимым набором особенностей, имеет свой вектор трансформации, зачастую не совпадающий с линией развития других памятников. К примеру, комплексы I этапа по своему происхождению оказываются связаны с группами андроновского населения Западной Сибири и Казахстана. На протяжении всего этого периода западное направление культурных связей было определяющим. Для комплексов П и III этапов ведущей являлась уже юго-восточная линия связей с регионом Центральной Азии. Ее возникновение сопряжено с проникновением нового населения, по-видимому, также андроновского в своей основе, но попавшего в Южную Сибирь через территорию Монголии и Тувы. На протяжении всего II этапа две этнические группы, карасукская и центрально-азиатская, существовали параллельно в тесном контакте друг с другом и только к началу П1 этапа произошло их окончательное слияние. Внешнему воздействию, исходную точку которого еще только предстоит выяснить, подверглись и комплексы IV этапа. На П и III этапах ЭПБ Хакасско-Минусинской котловины происходит массовое освоение верхового коня и сопряженные с этим изменения структуры хозяйства и быта населения. Резко возрастает его подвижность и военнизированность общества. Насколько оправданным в данном случае будет объединение в рамках одной культуры памятников оставленных разными этническими группами, имеющими свои истоки, традиционные направления связей и хозяйственный тип? Эта тема требует глубокой теоретической проработки и выходит за рамки нашего исследования.

Проделанная работа также позволяет поставить вопрос о значительно большей, чем это представлялось ранее, роли населения андроновской культурно-исторической общности в истории Южной Сибири. До сих пор считалось, что ее представительство на Енисее исчерпывается памятниками федоровского типа. По мнению ряда авторов, это население в дальнейшем могло принимать ограниченное участие в формировании карасукской и тагарской культур, как один из возможных компонентов. Изучение происхождения памятников I этапа ЭПБ дает основания полагать наличие второй андроновской группы переселенцев с территории Казахстана и Верхней Оби, сохранивших преимущественно алакуль-ские традиции и ставших основой карасукской культуры Южной Сибири. На II этапе ЭПБ в Хакасско-Минусинскую котловину проникает третья группа андроновского населения, вероятно связанная своим происхождением с комплексами саргары-алексеевского типа Казахстана, но попавшая на Средний Енисей через территорию Монголии и Тувы. Именно она сыграла ведущую роль в формировании памятников лугавского типа. Наконец, в тагарской культуре явственно ощущается присутствие еще одного андроновского компонента, непосредственно не связанного с тремя предыдущими. Таким образом, в эпоху бронзы и начала раннего железного века на территории Южной Сибири отмечается, по крайне мере, четыре волны андроновской экспансии. Каждая из этих групп населения проникала в Хакасско-Минусинскую котловину в разное время и по разным направлениям, каждая из них обладала своим специфическим набором особенностей погребального обряда и инвентаря. Единственное, что их объединяет - это общие андроновские корни.

Сегодня мы уже достаточно точно можем определить места первичной локализации памятников, принадлежащих мигрантам. Именно в этих районах необходимо провести целенаправленный поиск поселений и могильников переселенцев первого поколения. Их исследование позволит уточнить начальные особенности культуры мигрантов, исходную точку и маршрут их продвижения.

Список научной литературыЛазаретов, Игорь Павлович, диссертация по теме "Археология"

1. Алексеев В.П. 1960. Антропологические типы Южной Сибири (Алтае-Саянское нагорье) в эпохи неолита и бронзы // Научная конференция по истории Сибири и Дальнего Востока. Иркутск. С. 13-15.

2. Алексеев В.П. 1961а. Палеоантропология Алтае-Саянского нагорья эпохи неолита и бронзы // ТИЭ. Новая серия. Т. 71. М. С. 107-206.

3. Алексеев В.П. 19616. Антропологические типы Южной Сибири (Алтае-Саянское нагорье) в эпохи неолита и бронзы // Вопросы истории Сибири и Дальнего Востока. Новосибирск. С. 337-385.

4. Алексеев В.П. 1961в. О брахикранном компоненте в составе населения афанасьевской культуры // СЭ. № 1. С. 116-129.

5. Алексеев В.П. 1974. Новые данные о европеоидной расе в Центральной Азии // Бронзовый и железный век Сибири. Новосибирск. С. 370-390.

6. Алексеев В.П., Гохман И.И. 1984. Антропология Азиатской части СССР. М. 208 с.

7. Белокобыльский Ю.Г. 1987. Лугавский храмовый комплекс //Исследования памятников древних культур Сибири и Дальнего Востока. Новосибирск. С. 85-92.

8. Белокобыльский Ю.Г, Чикишева Т.А. 1998. Могильник лугавской культуры у с. Ефремки-но (Хакасия) // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. Том IV. Новосибирск. С. 174-177.

9. Бобров В.В. 1992. К проблеме вертикально установленных объектов в погребениях эпохи бронзы Сибири и Казахстана // Северная Евразия от древности до средневековья. СПб., С. 54-57.

10. Боковенко Н.А., Кузьмин Н.Ю., Лазаретов И.П. 1993. Новые археологические открытия в Хакасии // Новые открытия и методологические основы археологической хронологии. СПб. С. 25-28.

11. Боковенко Н.А., Сорокин П.И. 1995. Новые погребальные памятники начала I тысячелетия до н.э. на юге Хакасии // Южная Сибирь в древности. Археологические изыскания. Вып. 24. СПб. С. 76-84.

12. Буров В.Ф. 1987. Новые археологические находки у с. Краснополье //Исследования памятников древних культур Сибири и Дальнего Востока. Новосибирск. С. 76-78.

13. Варенов А.В. 1984. О функциональном предназначении «модели ярма» эпохи Инь и Чжоу // Новое в археологии Китая. Исследования и проблемы. Новосибирск. С. 42-51.

14. Варенов А.В. 1985. Древнейшие зеркала Китая, отражающие этнокультурные контакты // Проблемы древних культур Сибири. Новосибирск.

15. Варенов А.В. 1987. Восточноазиатская линия синхронизации сибирских бронз: проблемы и перспективы // Задачи советской археологии в свете решений XXVII съезда КПСС.-М. С. 57-59.

16. Варенов А.В. 1994. Оружейный клад из Китая с «карасукским» кинжалом // Гуманитарные науки в Сибири. № 3. Новосибирск. С. 39-47.

17. Варенов А.В. 1997. «Карасукские» ножи и кинжалы из Восточного Туркестана: находки, аналогии, контакты, проблемы // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. Том III. Новосибирск. С. 170-175.

18. Варенов А.В. 1998. Южносибирские культуры эпохи ранней и поздней бронзы в Восточном Туркестане // Гуманитарные науки в Сибири. № 3. Новосибирск. С. 60-72.

19. Варенов А.В. 1999. К уточнению датировки Чаодаогоу и Янхэ памятников с «ордосски-ми» бронзами // Общество и государство в Китае. XXIX научная конференция. - М. С. 7-12

20. Варенов А.В. 2004а. Бронзовые боевые топоры из Северного Китая и датировка комплексов Чаодаогоу и Янхэ с «карасукскими» ножами и кинжалами // Центральная Азия и Прибайкалье в древности. Вып. 2. Улан-Удэ. - С. 66-81.

21. Варенов А.В. 20046. Комплекс бронзового оружия с «карасукскими» ножами из Фэнцзя-цунь уезда Суйчжун в Южной Маньчжурии // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. Т. X. Ч. 1. Новосибирск. С. 205-210.

22. Варенов А.В. 2004в. Шанское погребение с «карасукским» ножом на могильнике Цзинц-зецунь в Северном Китае II Комплексные исследования древних и традиционных обществ в Евразии. Барнаул. С. 209-216.

23. Варенов А.В. 2005а. Карасукские ножи и кинжалы в Китае: идеи, методы изучения, открытия // Археология Южной Сибири: идеи, методы, открытия. Красноярск. С. 34-35.

24. Варенов А.В. 20056. К датировке северокитайских памятников шилоуского типа с «карасукскими» ножами // Теория и практика археологических исследований. Вып. 1. -Барнаул. С. 79-90.

25. Волков В.В., Новгородова Э.А. 1960. Карасукские привески из Монголии. // СА, № 4. С.155-160.

26. Волков В.В. 1981. Оленные камни Монголии. Улан-Батор. 254 с.

27. Герасимов М.М. 1955. Восстановление лица по черепу // ТИЭ. Новая серия. Т. 28. М.

28. Готлиб А.И. 2002. Горные сооружения-«све» новый вид археологических источников в Минусинской котловине // Степи Евразии в древности и средневековье. - СПб. С. 129-133.

29. Гохман И.И. 1980. Происхождение центрально-азиатской расы в свете новых палеоантро-пологических материалов // Сб. МАЭ. вып. 36. JI. С. 21-34.

30. Грачев И.А. 2006. Фортификационные особенности крепостных сооружений эпохи поздней бронзы Хакасско-Минусинского региона // Радловские чтения. СПб. С. 253256.

31. Гришин Ю.С. 1975. Бронзовый и ранний железный век Забайкалья. М. 135 с.

32. Громов А.В. 1995. Население юга Хакасии в эпоху поздней бронзы и проблема происхождения карасукской культуры // Антропология сегодня. Вып. 1. СПб. С. 130-150.

33. Громов А.В. 2002. Антропология населения окуневской культуры Южной Сибири (эпоха бронзы): автореф. дис. канд. истор. наук. СПб. 33 с.

34. Грязнов М.П. 1965. Работы Красноярской экспедиции // КСИА. Вып. 100. С. 62-71.

35. Грязнов М.П., Пяткин Б.Н., Максименков Г.А. 1968. Карасукская культура // История Сибири. Т. 1.-Л. С. 180-187.

36. Грязнов М. П. 1979. Вступление. Карасукская культура. // Комплекс археологических памятников у г. Тепсей на Енисее. Новосибирск, 1979. С. 29-39.

37. Грязнов М. П. 1981. Инокулыурные традиции на примере андроновско-карасукских сопоставлений // Преемственность и инновации в развитии древних культур. Л., 1981. С. 31-33.

38. Дебец Г.Ф. 1931.Еще раз о белокурой расе в Центральной Азии // Советская Азия. Кн. 5-6.

39. Дебец Г.Ф. 1932. Расовые типы населения Минусинского края в эпоху родового строя // Антропологический журнал. №. 2. С. 26-48.

40. Дебец Г.Ф. 1948. Палеоантропология СССР // ТИЭ. Новая серия. Т. 4. М. 392 с.

41. Евдокимов В.В., Варфоломеев В.В. 2002. Эпоха бронзы Центрального и Северного Казахстана. Караганда. 138 с.

42. Заднепровский Ю.А. 1992. Древние бронзы Синьцзяна // Древности. № 3. М.

43. Заднепровский Ю.А. 1993. Культурные связи населения эпохи бронзы и раннего железа Южной Сибири и Синьцзяна // Проблемы культурогенеза и культурное наследие, ч. II. Археология и изучение культурных процессов и явлений. СПб.

44. Зубков B.C., Наглер А., Кайзер Э. 2002. Каменноложская группа курганов могильника Подсуханиха II // Степи Евразии в древности и средневековье. СПб. С. 148-152.

45. Зяблин Л.П. 1977. Карасукский могильник Малые Копены III. М. 144 с.

46. Кирюшин Ю.Ф. 1988. Периодизация культур неолита и бронзы Верхнего и Среднего При-обья // Хронология и культурная принадлежность памятников каменного и бронзового веков Южной Сибири. Барнаул. С. 59-63.

47. Киселев С.В. 1937. Карасукские могилы по раскопкам 1929, 1931,1932 гг. // СА. № 3. С. 137-166.

48. Киселев С.В. 1951. Древняя история Южной Сибири. М., 643 с.

49. Киселев С.В. 1960. Неолит и бронзовый век Китая // СА. № 4. С. 244-266.

50. Козинцев А.Г. 1977. Антропологический состав и происхождение населения тагарской культуры. Л., 144 с.

51. Комарова М.Н. 1975. Карасукские могильники близ улуса Орак // Первобытная археология Сибири. Л., С. 85-94.

52. Кузьмин Н.Ю., Лазаретов И.П. 1995. Памятники эпохи поздней бронзы долины р. Уйбат // Изучение культурных взаимодействий и новые археологические открытия. СПб., С.33-37.

53. Кузьмина Е.Е. 1994. Откуда пришли индоарии? М. 464 с.

54. Кызласов Л.Р. 1971. Карасукский могильник Хара-Хая// СА. № 3. С. 170-188.

55. Кызласов Л.Р. 1979. Древняя Тува. М., 206 с.

56. Лазаретов И.П. 1991. Относительная хронология каменноложских памятников юга Хакасии // Проблемы хронологии и периодизации археологических памятников Южной Сибири. Барнаул, С. 105-107.

57. Лазаретов И.П. 1992а. Новые материалы из могильника Федоров Улус // Северная Евразия от древности до средневековья. СПб., С. 46-49.

58. Лазаретов И.П. 19926. Конструктивные особенности погребальных сооружений пред-скифского времени в Хакасии (вопросы реконструкции и датировки) // Вторые исторические чтения памяти Михаила Петровича Грязнова. Омск. Ч. 2, С. 12-14.

59. Лазаретов И.П. 1993. К вопросу о валиковой керамике в Южной Сибири // Охрана и изучение культурного наследия Алтая. Ч. 1. Барнаул. С. 129-132.

60. Лазаретов И.П. 1995. Каменноложские погребения могильника Арбан I // Южная Сибирь в древности. Археологические изыскания. Вып. 24. СПб., С. 39-46.

61. Лазаретов И.П. 1996. Керамика поселения Торгажак // Д.Г.Савинов Древние поселения Хакасии.-СПб., С. 33-37.

62. Лазаретов И.П. 2001. Локализация и проблемы взаимодействия культур Южной Сибири // Евразия сквозь века. СПб., С. 103-107.

63. Лазаретов И.П. 2005. О месте памятников баиновского типа в периодизации Южной Сибири // Археология Южной Сибири: идеи, методы, открытия. Красноярск. С. 86-88.

64. Линь Юнь. 1990. Переоценка взаимосвязей между бронзовыми изделиями шанской культуры и северной зоны // Китай в эпоху древности. Новосибирск. С. 29-45.

65. Липский А.Н. 1954. Афанасьевские погребения в низовьях рек Еси и Теи (Хакасия) // КСИИМК. Вып. 54. С. 89-98.

66. Липский А.Н. 1957. Раскопки 1953 г. в Хакасии // КСИИМК. Вып. 70. С. 72-76.

67. Липский А.Н. 1963. Афанасьевское в карасукской эпохе и карасукское у хакасов // Материалы и исследования по археологии, этнографии и истории Красноярского края. Красноярск. С. 57-78.

68. Максименков Г.А. 1965. Впускные могилы окуневского этапа в афанасьевских курганах // СА, № 4. С. 204-211.

69. Максименков Г.А. 1975. Современное состояние вопроса о периодизации эпохи бронзы Минусинской котловины // Первобытная археология Сибири. Л. С. 48-58.

70. Максименков Г.А. 1978. Андроновская культура на Енисее. Л. 190 с.

71. Максименков Г.А. 2003. Материалы по ранней истории тагарской культуры. СПб, 2003. 192 с.

72. Мандельштам A.M., Стамбульник Э.У. 1980. О некоторых проблемах истории ранних кочевников Тувы // Новейшие исследования по археологии Тувы и этногенезу тувинцев. Кызыл.

73. Маргулан А.Х., Акишев К.А., Кадырбаев М.К., Оразбаев A.M. 1966. Древняя культура Центрального Казахстана. Алма-Ата.

74. Маргулан А.Х. 1970. Комплексы Былкылдак // По следам древних культур Казахстана. -Алма-Ата.

75. Мартынов А.И. 1967. К вопросу о происхождении тагарской культуры // ИЛАИ. Вып. 1. -Кемерово. С. 15-38.

76. Матющенко В.И. 2001. Еловский археологический комплекс. Часть 1. Курганный могильник Еловский I. Омск. 63 с.

77. Матющенко В.И. 2004. Еловский археологический комплекс. Часть 2. Еловский II могильник. Омск. 467 с.

78. Мергарт Г. 1923. Результаты археологических исследований в Приенисейском крае // Известия Красноярского отдела РГО. Т. 3. Вып. 1. Красноярск.

79. Молодин В.И., Алкин С.В. 1997. Могильник Гумугоу (Синьцзян) в контексте афанасьевской проблемы // Гуманитарные исследования: итоги последних лет. Новосибирск.

80. Новгородова Э.А. 1962. Ножи карасукского времени из Монголии и Южной Сибири // Монгольский археологический сборник. М. С. 11-17.

81. Новгородова Э.А. 1970. Центральная Азия и карасукская проблема. М. 192 с.

82. Новгородова Э.А. 1989. Древняя Монголия. М. 383 с.

83. Павлов П.Г. 1999. Карасукский могильник Терт-Аба. СПб. 174 с.

84. Паульс Е.Д. 2000. Могильники Чазы и Мара на севере Минусинской котловины (к вопросу изучения карасукской культуры) // Мировоззрение. Археология. Ритуал. Культура.-СПб. С.104-118.

85. Поляков А.В. 2002. Схема периодизации классического этапа карасукской культуры // Степи Евразии в древности и средневековье. СПб. С. 209-213.

86. Поляков А.В. 2006. Лапчатые привески карасукской культуры (по материалам погребений) // Археологические Вести. №13. СПб. С. 82-101.

87. Пяткин Б.Н. 1967. Датировка карасукских изогнутых ножей // ИЛАИ. Вып. 1. Кемерово. С.53-59.

88. Рахимов С.А. 1966. Памятники андроновской культуры в степях Среднего Енисея: авто-реф. дис. канд. истор. наук. Л. 17 с.

89. РыкушинаГ.В. 1976. К антропологии эпохи энеолита-бронзы Красноярского края // Некоторые проблемы этногенеза и этнической истории народов мира. М. С. 187-201.

90. РыкушинаГ.В. 1979. Палеоантропология карасукской культуры: автореф. дис. . . . канд. истор. наук. М. 29 с.

91. Рыкушина Г.В. 1980. Население Среднего Енисея в карасукскую эпоху // Палеоантропология Сибири. Новосибирск, с. 47-63.

92. Савинов Д.Г., Бобров В.В. 1983. Устинкинский могильник // Археология Южной Сибири. ИЛАИ. Вып. 12. Кемерово. С. 34-71.

93. Савинов Д.Г. 1994. Оленные камни в культуре кочевников Евразии. СПб. 208 с.

94. Савинов Д.Г. 1995. ПНН: новые материалы и наблюдения // Южная Сибирь в древности. Археологические изыскания. Вып. 24. СПб. С. 57-66.

95. Савинов Д.Г. 1996. Древние поселения Хакасии: Торгажак. СПб. 112 с.

96. Савинов Д.Г., Поляков А.В. 2006. Могильник Арбан I (к проблеме изучения памятников эпохи поздней бронзы на юге Минусинской котловины) // Археологические Вести. №14.-СПб.

97. Семенов Вл.А., Чугунов К.В. 1987. Роль субстрата в сложении культур скифского облика в Туве // Проблемы археологии степной Евразии. Ч. 2. Кемерово. С. 73-76.

98. Семенцов А.А., Романова Е.Н., Долуханов П.М. 1969. Радиоуглеродные даты Лаборатории ЛОИА // С А, № 1. С. 251-261.

99. Сотникова С.В. 1988. К вопросу об алакульской традиции на территории Западной и Южной Сибири // Хронология и культурная принадлежность памятников каменного и бронзового веков Южной Сибири. Барнаул. С. 76-78.

100. Теплоухов С.А. 1926. Палеоэтнологические исследования в Минусинском крае // Этнографические экспедиции 1924 и 1925 гг. Л.

101. Теплоухов С.А. 1927. Древние погребения в Минусинском крае. // Материалы по этнографии, т. III, вып. 2.-Л. С. 57-112.

102. Теплоухов С.А. 1929. Опыт классификации древних металлических культур Минусинского края // МЭ. Т. 4. Вып. 2. Л. С. 41-62.

103. Филиппова Е.Е. 1980. Новые находки в карасукском комплексе Хара-Хая. // Вопросы археологии Хакасии. Абакан. С. 85-102.

104. Хабарова С.В. 1994. О проникновении алакульских групп на территорию Верхней Оби // Палеодемография и миграционные процессы в Западной Сибири в древности и средневековье. Барнаул, С. 64-66.

105. Хлобыстина М.Д. 1962. Бронзовые ножи Минусинского края и некоторые вопросы развития карасукской культуры. Л. 32 с.

106. Хлобыстина М.Д. 1963. Бронзовые изделия Хакасско-Минусинской котловины и развитие карасукской культуры: автореф. дис. канд. истор. наук. Л. 19 с.

107. Хлобыстина М.Д. 1970а. Каменский могильник на Енисее и Усть-ербинская группа памятников. // СА, №1. С.121-129.

108. Хлобыстина М.Д. 19706. К изучению минусинских культовых древностей // СА, № 3.

109. Худяков Ю.С. 1987. Херексуры и оленные камни // Археология, этнография и антропология Монголии. Новосибирск. С. 136-162.

110. Худяков Ю.С. 1993. Вооружение кочевников Южной Сибири и Центральной Азии в эпоху бронзы // Военное дело населения юга Сибири и Дальнего Востока. Новосибирск. С. 65-73.

111. Цыбиктаров А.Д. 2003а. Херексуры и памятники монгун-тайгинского типа в системе социальной организации населения культуры херексуров // Социально-демографические процессы на территории Сибири (древность и средневековье). -Кемерово. С. 87-91.

112. Цыбиктаров А.Д. 20036. Север Центральной Азии в эпоху бронзы и раннего железа (II -первая половина I тыс. до н.э.) // Автореф. док. дисс. Новосибирск. 48 с.

113. Цыбиктаров А.Д. 2004. Культурное и хронологическое соотношение херексуров и памятников монгун-тайгинского типа Горного Алтая, Тувы, Монголии и Южного Забайкалья // Центральная Азия и Прибайкалье в древности. Вып. 2. Улан-Удэ. С. 35-49.

114. Членова H.JI. 1960. О происхождении татарской культуры Южной Сибири // Научная конференция по истории Сибири и Дальнего Востока. Иркутск. С. 75-79.

115. Членова H.JI. 1961. Основные вопросы происхождения татарской культуры // Вопросы истории Сибири и Дальнего Востока. Новосибирск. С. 279-283.

116. Членова H.JI. 1963. Памятники переходного карасук-тагарского времени в Минусинской котловине // СА, № 3. С. 48-66.

117. Членова H.JI. 1964. Карасукская культура в Южной Сибири // Материалы по древней истории Сибири (Древняя Сибирь -1 том). Улан-Удэ. С. 263-279.

118. Членова Н.Л. 1966. Взаимоотношения степных и лесных культур эпохи бронзы на границах Минусинской котловины (по материалам Ужурского могильника). // Древняя Сибирь, вып. № 2. Новосибирск, С. 212-228.

119. Членова Н.Л. 1967. Происхождение и ранняя история племен татарской культуры. М

120. Членова Н.Л. 1972. Хронология памятников карасукской эпохи. М. 248 с.

121. Членова Н.Л. 1979. Нижняя Коя новый могильник карасукской эпохи в Минусинской котловине // СА, № 3. С. 132-140.

122. Членова Н.Л. 1992. К реконструкции культурно-этнического состава населения Минусинской котловины в карасукскую эпоху (анашенский тип керамики) // Вторые исторические чтения памяти Михаила Петровича Грязнова. Ч. I. Омск. С. 76-78.

123. Членова Н.Л. 1998. Минусинская котловина и Сибирь: контакты и изоляция // Сибирь в панораме тысячелетий. Т. 1 Новосибирск. С. 670-683.

124. Чугунов К.В. 1992. Некоторые данные по материальной культуре племён эпохи поздней бронзы Тувы. // Проблемы археологии, истории, краеведения и этнографии прие-нисейского края. Красноярск. Т. 2, С. 31-33.

125. Чугунов К.В. 1994. Монгун-тайгинская культура эпохи поздней бронзы Тувы (типологическая классификация погребального обряда и относительная хронология) // Петербургский археологический вестник. № 8. СПб. С. 43-53.

126. Bokovenko N., Legrand S. 2000. Das karasukzeitliche Graberfeld Ancil Con in Chakassien. // Eurasia Antiqua, Berlin, Band 6, S. 209-248.

127. Jettmar K. 1965. L'art des steppes. Paris. Kalgren B. 1945. Some weapons and tools from the Yin Dynasty // BMFEA, n°17. Kotozekov K. 2000. Ein bronzezeitlicher Grabkomplex aus dem Graberfeld Podkuninskie Gory.

128. Eurasia Antiqua, Berlin, Band 6, S. 281-295. Lazaretov I. 2000. Spatbronzezeitliche Denkmaler in Stidchakassien. // Eurasia Antiqua, Berlin, Band 6, S. 249-280.1.ehr M. 1949. Weapons and Tools from Anyang and Siberian Analogies // American Journal of