автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему:
"Записки" А. И. Кошелева как памятник отечественной мемуарной литературы

  • Год: 1993
  • Автор научной работы: Летягин, Лев Николаевич
  • Ученая cтепень: кандидата филологических наук
  • Место защиты диссертации: Санкт-Петербург
  • Код cпециальности ВАК: 10.01.01
Автореферат по филологии на тему '"Записки" А. И. Кошелева как памятник отечественной мемуарной литературы'

Полный текст автореферата диссертации по теме ""Записки" А. И. Кошелева как памятник отечественной мемуарной литературы"

РОССИЙСКИЙ ОРДЕНА ТРУДОВОГО КРАСНОГО ЗНАМЕНИ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ имени А.И. Герцена

Яа праАах рцюпиги

ЧДК 882 "1Я" (012) Ко1ялев

ЛЕТЯГИН ^в Николаевич

"ЗАПИСКИ" А. И. КОПЕЛЕВА КАК ПАМЯТНИК ОТЕЧЕСТВЕННОЙ МЕМУАРНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Специальность 10. 01. О! - Русская литература

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Санкт-Петербург 1993

РГС ол

Диссертация выполнена на кафедре русской литературы Российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена.

Научный-руководитель - доктор филологических наук,

профессор В. А. Западов

Официальные оппоненты - доктор филологических наук,

профессор Б. Ф. Егоров ;

Ведущая организация - Московский педагогический государственный университет ии. В.И. Ленина

Защита состоится 16 декабря 1993 г. в 16-час. на заседании Специализированного совета К 113. 05. 05 по присуждению ученой степени кандидата филологических наук в Российском государственном педагогическом • университете им. А. И. Герцена по адресу : 199053 , Санкт-Петербург, В. 0., 1-ая Линия, д. 52. ауд. 21.

С диссертацией моано ознакомиться в Научной библиотеке Российского государственного педагогического университета.

Автореферат разослан 15 ноября 1993 г.

Ученый секретарь специализированного совета -кандидат филологических наук, доцент

доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник Т. И. Орнатская

Н.Н. Кякшто

'Записки'' А. И. Кошелева давно вошли в иссяцов.пмьский обиход и хорошо известны литературоведа*, историка«, специалистам в области экономической, социальной и политической мысли. Сложившаяся "традиция" обращения к содержательной стороне воспоминаний видного культурного и хозяйственного деятеля, публициста, представителя общественного движения России середины XIX века свидетельствует о вполне счастливой судьбе памятника, что подтверждается фактом недавнего переиздания "Записок".

"Записки" отличагтся завидной и показательной академической популярностью; однако вопросу об их индивидуальном своеобразии. выяснению литературной специфики этого труда как "мему-ара" специального внимания уделено еще не было : именно поэтому исследование авторских начал кошелевских воспоминаний представляет серьезный интерес . Кроме задач конкретнмх обращение к данному мемуарному памятнику позволяет рассмотреть некоторые общие культурные основания . выявить новый ракурс хорошо известных вопросов.

& изучении литературного славянофильства всегда обнаруживались проблемы . не выдвигавшиеся в разряд самостоятельных при обращении исследователей к идейному опыту других общественно - литературных школ. Кружок 40-х годов - вариант не традиционного бытового поведения , предопределивший становление нового типа личности и социальных отношений . На этом фоне показателен не поддавшийся всесторонней оценке пример объединения славянофилов, обращавший внимание "качеством" корпоратизма.

Своеобразие процессов . доминирувщих в картине поляризации общественных мнений середины прошлого века , предопределяет значимость 'субъективной правды" Свидетельства в ряду источников, формирующих мемуарные комплексы. Вопрос о круяковости и партийности мемуаров остается лишь обозначенным и далек от своего решения. Важность наблюдений, обнаруживаемых при изучении отдельных мемуарных текстов, в этом случае очевидна.

Специфичность "Записок" А. И. Ковелева подчеркивается их уникальностью в славянофильском литературном наследии. За исключением "Воспоминаний студентства" К.Аксакова (написанных по конкретному поводу и не предназначавшихся для печати) "Записки" - единственный известный труд представителя московского кружка в жанре мемуаров.

Осмысление личной биографии на уровне "событийного ряда" -важнейшая, несомненно, возможность постижения славянофильской

культурной модели в ее самооценке . В определенном смысле славянофилы - "люди без биографии" . В точном по сути суждении о. П. Флоренского, "им было некогда думать о себе как об истории, делаться собственными историографами" 1/.

"Записки" Кошелева интересны и совокупностью фактов, прояснявших разные стороны формирования славянофильской модели, и своим местом в этой культурной модели, отношением к ней.

Автор текста выступает в этом случае не только как "информант" , но как носитель коллективного опыта, выразитель начал, не получивших зачастую какой-либо иной фиксации. Это предопределяет важность и.закономерность обращения к культурно-историческим основам взаимоотношений славянофильской мысли и форм литературного быта. В таком совмещении указанные проблемы еще не рассматривались, что позволяет говорить об АКТУАЛЬНОСТИ ТЕМИ исследования, обозначившейся на "пересечении" заявленного круга вопросов, и о ее НАУЧНОЙ НОВИЗНЕ.

СТЕПЕНЬ НАУЧНОЙ РАЗРАБОТАННОСТИ проблем определялась характером преимущественного обращения к "Запискам" специалистов : интерес к ним учитывал очевидные достоинства источника -информативность, несомненную ценность содержащихся фактов, высокую степень объективности . Примеры частного обращения удовлетворялись вместе с тем ливь самым общим представлением о тексте как композиционном "единстве" , самобытном "целом".

ЦЕПЬ ИССЛЕДОВАНИЯ - рассмотрение "Записок" А. Коиелева как явления славянофильской традиции, оценка мемуарного труда с точки зрения идейных, жанровых и авторских особенностей.

Включение исследуемых воспоминаний в круг славянофильских литературных памятников предполагало комплексное использо-

1. Флоренский П.А. Около Хомякова. - Сергиев Посад. - 1916. - С. 6.

Обобщая впечатления многочисленных заграничных поездок , в одной из своих статей (в период работы над "Записками") А. И. Копелев заключает : "Личность в человеке, кажется, достаточно и даже чересчур сильно развита на Западе" . Сам он - представитель родовитого русского дворянства по отцу и внук французского эмигранта Но матери - устремлен к общественному идеалу, преодолевающему "страшный недостаток в социальном или общинном духе" (Русская мысль. - 1880. - Кн. II. - Отд. Uli. - С. 65).

Близкие размышления находим в трудах признанных столпов славянофильства - А. Хомякова, К. Аксакова. "Никакая личность, - утверждал И. Киреевский, - в общежительных сношениях своих никогда не искала выставить свою самородную особенность как какое-то достоинство" (Киреевский И. В. Избранные статьи.- М., 1984.- С. 232). '

- л -

вание МЕТОДОЛОГИЧЕСКИХ ПОДХОДОВ при рассмотрении следующих основных ЗАДАЧ :

- изучение проблемы иерархии мемуарных жанров, их эволюции, знакомство с работами источниковедческого плана , методологией оценки мемуаров;

- уточнение позиции автора воспоминаний в прошлой и "современной" общественной дискуссии, что позволило бы оценить мемуарный памятник как факт культурной модели и явление конкретного временного рубежа:

- выявление круга основных установок автора 'Записок", анализ причин , стимулировавших изменение или корректировку изначально принятого авторского задания:

- рассмотрение воспоминаний Коиелева в соотнесении с "мемуарным фоном" эпохи ; учет разных 'идейных векторов", предопределивших сосуществование отнюдь не тождественных подходов к мемуаротворчеству;

- учет фактов внешней оценки текста "Записок" (рецензий, последующего комментирования, цитирования, откликов непосредственных и более поздних читателей).

В ПРАКТИЧЕСКОЙ ЗНАЧИМОСТИ выводов отражается "порубежное" звучание темы - положения работы могут дополнить курсы русской литературы XIX века, истории отечественной культуры.

Значимость материалов диссертации определяется актуальностью для современного периода и местом в учебных планах комплекса вспомогательных литературоведческих дисциплин - спецкурсов по типологии малых литературных форм (рукописных альманахов, писем, альбомов),семинаров по истории литературного быта.

Некоторые наблюдения методологического характера способствуют. на наш взгляд, преодолению противостояния узкоспециальных установок в оценке мемуарных памятников (сохраняющееся мнение о "двойственности" мемуаров - следствие не внутренней природы явления, а двойственности традиционных подходов).

Вполне конкретным представляется практическое назначение материалов, отразившихся в приложениях.

АПРОБАЦИЯ РЕЗУЛЬТАТОВ ИССЛЕДОВАНИЯ предпринята в докладах , прочитанных на Герценовских чтениях в ЛГПИ (РГПН) им. А.И. Герцена в 1987 и 1989 г., а также на конференции молодых , специалистов в филиале Ленинградского политехнического института им. М.И. Калинина (С.-Петербургского технического универ-

ситета) (Псков, 1988) ; диссертация обсуждена на заседании кафедры русской литературы РГПУ.

ИСТОЧНИКОВЕДЧЕСКАЯ БАЗА И ХРОНОЛОГИЧЕСКИЕ РАМКИ ИССЛЕДОВАНИЯ определялись содержанием "Записок" - их временный охватом (1812-1883 гг.) и проблематикой.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во "ВСТУПЛЕНИИ" дана общая характеристика воспоминаний, прокомментированы и обобщены различные исследовательские оценки "Записок", намечены источниковедческие и литературоведческие аспекты диссертационной работы.

В ГЛАВЕ I ("МЕМУАРОТВОРЧЕСТВО КАК КУЛЬТУРНАЯ ПРОБЛЕМА: КРИТИЧЕСКОЕ ВОСПРИЯТИЕ "ЗАПИСОК" И АВТОРСКОЕ "НШЕНИЕ СОБЫТИЯМИ") рассмотрена творческая история "Записок" - хронология написания, основные этапы формирования текста, факты авторского редактирования. Проанализированы причины, предопределивпие звучание воспоминаний и их событийный ряд. Среди рассмотренных вопросов учтены текущая "мемуарная полемика" , оценки современников , сдавивиие Ковелева перед необходимостью мотивировать не столько смысл провлых поступков, сколько внутреннюю логику его судьбы . Анализ фактов внешней оценки текста - "перекрестной" критики первых читателей и рецензентов - конкретизировал представление о целевом назначении исследуемых воспоминаний. Важнейвим источником стали материалы цензурного дела, начатого в связи с берлинской публикацией "Записок" в 1884 г. (РГИА (ЦГИАЛ СССР). - Ф. 777. - Оп. 3. - Ед. хр. 18).

Для уточнения содержательного фона мемуаров свое значение имеет и точность свидетельства , и его "детерминированность" в конкретном тексте. Славянофильская культурная модель формировалась в значительной степени в "межпредметном" пространстве, охватывая и связывая философскую теорию , практический опыт, различные бытовые реалии. Оценка'славянофильства как литературно-бытового явления предполагает учет разных оснований , среди которых существенно повивается роль живых, непосредственно близких человеку форм общения.

При всей важности "положительной информации" воспоминаний, дающей прямой ответ на вопрос, "Записки" интересны информацией "отрицательной" - спектром вопросов?, которые должны были находиться в поле зрения автора , однако осветить которые он

как рассказчик не помелел . На противостоянии этих разных начал конкретизируется представление о "Записках'" как мемуарном памятнике. Именно этот ракурс их восприятия позволяет более точно определить их место в славянофильской культурной модели.

Обстоятельный труд Н.П. Колюпанова - выведвая в 3 книгах 'Биография Александра Ивановича Кояелева" (-М.. 1889 - 1892) -предлагал фиксацию биографических сведений , выявляющих потенциальные перспективы . которые Копелев как автор "Записок" явно "упустил" . Опыт "самообъяснения" мемуариста и труд биографа в определенном смысле вступают в «анровую полемику , наблюдение над которой оказывается полезным для уточнения основных задач, выполняемых двумя литературными формами.

Сопоставление "нового" биографического материала с содер-яанием воспоминаний обнаруяивает немало условного , спрямленного в поведении и позиции мемуарного героя, преяде всего это относится к опыту его духовных исканий.

Основным пунктом генезиса славянофильской теории закономерно воспринимается вопрос об идейной переориентации представителей первого поколения русских иеллингианцев , однако рассмотрение его не покрывает собою всей картины процессов.

Проблема "людей сороковых годов" - проблема не одного, а нескольких поколений . Каядое из них имело свою философскую ориентацию, каядое заявило круг своих приоритетов в дискуссии, длившейся не одно десятилетие . Этого нельзя не учитывать при оценке как общих , так и индивидуальных позиций, соотносивмих-ся нередко с принципиально несходными системами европейской философской мысли.

"Обращение" каядого из будущих славянофилов почти не предлагает сопоставимых ориентиров . что исключает в свою очередь аналогии общего порядка, способные прояснить механизмы оформления школы. Имея представление о славянофильстве в целом, мы по-преянему мало знаем о членах кружка , особенно тех из них, которые все еще остаются на втором плане.

Полояительная тенденция возвращения культуре "хорових забытых имен" в разговоре о ком-либо из "москвичей" приобретает особое, принципиально новое качество. <<"Вожди" и "рядовые ратники славянофильства>> - оценка, прилояимая к характеристике дискуссии 40-х годов с больной долей условности.

Заявленная славянофилами ИДЕЯ ОБЩИНЫ предопределила не только теоретические основы . но и структурные формы их консо-

- б -

лидации. Идейное объединение, необпирное по числу входивших в него лиц, не предполагало внутри себя ничего случайного. Если для современников и многих последуюцих исследователей несомненным был идейный приоритет Хомякова , значение его взглядов в значительной степени определялось тем , насколько они разделялись (и как понимались) другими участниками диалога . "Нашему круаку будет поставлено в заслугу , что он содействовал к развитию мыслей Хомякова", - с полным основанием утверждал автор исследуемых "Записок" (С. 73). Для самого мемуариста это был кружок во всем "единодушный" и "единомысленный".

По отношению к внутренней истории московского кружка воспоминания Копелева стали памятником уже последующей эпохи. Их значение велико для осмысления опыта славянофильского "арьергарда" , для понимания эволюции тех немногих его представителей. идейное расхождение между которыми, определяемое переломными событиями пореформенной эпохи , становилось все более существенным.

В новых политических условиях все сложнее оказалось сохранять единство позиций; люди, сговорившиеся ранее "в главных основаниях" (Й.Н. Пыпин), все чаще сталкиваются как оппоненты. "Записки" стали памятником, отчетливо зафиксировавши это идейное расхождение. Вместе с тем осмысление "позднего" славянофильского опыта в воспоминаниях оказалось прямо соотнесено с тем периодом жизни кружка, который традиционно понимается как "раннее" или "классическое" славянофильство . Мемуарная форма, предполагающая взгляд итоговый, обобщающий, поставила Ковелева перед необходимостью определить то главное, о чем прежде члены "московского кружка" сумели договориться, в чем действительно обнаруживалось их идейное единство - их коллективный опыт.

Восприятие славянофильской теории в соотнесенности с той частью их наследия, которая составляла сферу практического интереса (как всякое "пограничное явление" в культуре) оказывается наименее разработанным . "Заслуги некоторых славянофилов" здесь не всегда воспринимались-как "заслуги славянофильства". Это предопределило разные ракурсы восприятия автора "Записок".

Если для идейных противников Копелев зачастую оказывается человеком в теоретическом плане непроявленным, принципиально иначе воспринимается он в узком славянофильском кругу.

"8 слысле- /пруда, - писал Д. А. Хомчрв в неопубликованном некрологе Копелева, - Я. е. проЖления мысли В- дем> , ъд&а ш

кЯо-нийддь IV} русских модсЛ сМолько порайоЯал с1оши цйсжИени-&*ц, &сея суфсМоШиел" (РГАЛИ (ЦГАЛИ). - Ф. 46. - Оп. 2. - Ед. хр. 332). Интересную характеристику мемуариста находим в "Рапорте" московского обер-полицеймейстера (1852): "осторожный и (/меренный иен ойщееМа, илееЯ рещШацию очень улн&го и гшм-тМьльноео чело&ека (ЦГИАМ. - Ф. 16. - Оп. 39. - Ед. хр. 307. -Т. II. - Л. 19-об. ).

Мнение об однозначно славянофильской позиции Копелева высказывалось непосредственными участниками дискуссии 40-х гг. -(наприм. Б. Чичериным), позднее его не раз поддерживали представители революционной демократии (Чернышевский. Добролюбов) -эти оценки с "противоположной стороны" подключаются к "внутренним", что особенно важно.

Данное мнение разделялось В.С. Соловьевым. П.Н. Милюковым. П.Б. Струве. . Положительно рассматривался этот вопрос в более близких по времени работах - М. К. Азадовским, Е. А. Майминым, Н.И. Цимбаевым, С.Н. Носовым и др.

К суждениям, подтверждающим "достаточную" степень славянофильства Копелева, закономерно обратиться не только в силу их авторитетности, не потому , что с этими оценками удобнее было солидаризироваться в постановке основных проблем реферируемой работы. Предложенное определение совпадает с самооценкой Копелева, стремившегося заявить о себе как о последовательном славянофиле . Именно поэтому данная точка зрения может быть признана исходной при оценке текста исследуемых "Записок" - цельного. концептуально завершенного и выверенного в деталях идейного документа. Подобный ракурс восприятия мемуарного памятника учитывает его собственную специфичность.

Представлению о сугубо теоретическом характере интересов столпов славянофильства закономерно противопоставить разнохарактерность их практических начинаний - каждый из них был известен как предприимчивый помещик или сахарозаводчик , откупщик. Сфера "прикладного славянофильства" оказывалась широкой. Оценить практические инициативы славянофилов ваяно не только потому, что для Хомякова, Самариных, Кошелева, кн. Черкасского участие в деятельности Московского и Лебедянского общества сельского хозяйства было делом явно не случайным . Разработка в период Крымской кампании тульским помещиком Хомяковым дальнобойного руяья (об этом специально докладывалось молодому императору Александру II) обсуждалась в славянофильском кружке наряду с его же политическими записками.

- в -

Важно отметить и несомненную перспективность, обстоятельность славянофильских практических начинаний . В имении "рачительного хозяина" Ко.желева Песочне в начале XX века создается Рязанский с/х техникум - старейшее учебное заведение этого профиля в губернии. Вплоть до 30-х годов (эпохи развернутого социалистического строительства )в колхозной практике находили применение кошелевские "смыковки", названные так по одному из поместий "видного славянофила" (информация жительницы Сапожка, краеведа Натальи Павловны Стахановой).

Славянофильские теоретические построения, несомненно, оказывались важны для них самих в той степени , в какой обнаруживали актуальность для российской действительности , проявляли действенность и практический смысл . Полемичность и подчеркнутая заостренность больжинства затрагивавшихся во внутренней дискуссии вопросов объяснима их безотлагательностью , необходимостью скорейжего и положительного решения . Центральными становились вопрос о крепостной зависимости и крестьянской общине.

Взаимоотношения индивидуального и социального особым образом реализуются в мемуарах "общественного человека", сформированного эпохой 40-х гг. Отработанность критериев "событийного воплощения" факта в "Записках" Копелева связана с устной (по преимуществу) традицией московского литературно-общественного салона . Корпоративный оттенок славянофильского кружка предполагал выработанность особой типологии "событийных фильтров". Это позволяет видеть в "Записках" сюжетное построение, хронологически соотнесенное с основными биографическими вехами мемуариста , но самостоятельное и сознающее культурную значимость собственного нового качества.

Индивидуальная точка зрения на события позволяет интерпретировать, в мемуарном памятнике прошлое как "новость". Зффект новизны - такое же условие жанра , как и авторская установка на подлинность.

Проблема соотновения фона современности и задач эстетических (реконструирующих эпизоды прошлого , определяющих ракурс видения действительности , "сцепление событий"), для мемуарного памятника - одна из трудноразрешимых. В "Записках" часто отсутствуют сведения, которые прежде всего способны были заинтересовать потенциального читателя . В Них не отражены впечатления о важных событиях , знаменательных встречах , во многих

главах почти нет фактов личного порядка . Отсутствуют в них и портреты большинства значительных лиц, с которыми Ковелев был хорошо знаком. Вместе с тем в "Записках" с подчеркнутой заинтересованностью освещаются предметы явно невыйгрывные - с протокольной точностью фиксируется полемика в Крестьянских комитетах. земских собраниях, комиссиях управления Царством Польским. Неверным было бы утверждать . что внимание мемуариста к предметам политическим и общественным оказывается предпочтительным. "Записки" оживляются всякий раз. как только их автор ояуяает внутреннюю раскованность . получает возможность "просто наслаждаться dolce far niente" (сладостным ничегонеделанием - итал.).

Для читателя, не знакомого с Ковелевым и привыкшего ценить в воспоминаниях выгодный ракурс . репрезентации, пблик мемуариста мог показаться не вполне ярким. В данном случае это и не входило в круг основных установок автора . который менее всего стремился предстать в "отраженном свете" своих более известных современников . Многие блестящие имена оказались зачастую неучтенными в мемуарном повествовании, среди них - а. Нипкевич, А. С. Грибоедов, кн. П. а. Вяземский. а. Ф. Вельтман. П. а. Плетнев, гр. В. а. соллогуб. В. и. Даль. и. и. Козлов, кн. с. г. Волконский. А. Н. плешеев. и. С. Никитин, П. и. Бартенев. А. М. Жемчухников. Н. М. Языков, гр. а. К. Толстой. Н. а. Максимович, т. г. Шевченко. а. а. Григорьев. а. Писемский. а. Печерскии (П. и. Мельников). с миР. с. Соловьепн. о. Т. Аксаков. П. М. и с. М. Третьяковы. М Е. Салтыков-Шелрин. а. Ф. Кони. Н. Плевако. К. к. Павлова, М. и. Яепкин. а. н. островский, лишь "пунктирно' в "Записках" проходят Пушкин, Герцен. Гоголь, Чаадаев. Тютчев. Жуковский.

Непосредственное прочтение воспоминаний Копелева обращает внимание и на многие другие "несоответствия" традиционным представлениям о возможностях и задачах мемуарной формы.

"Записки" интересны заявкой КОНЦЕПЦИИ ЛИЧНОСТИ, на формирование которой определенное влияние должны были оказать разные культурные реалии. Несомненно, что факты биографии автора "Записок" послужили Н. В. Гоголю материалом для создания одного из наиболее ярких и запоминающихся персонажей второго тома "Мертвых душ" - Константина Федоровича Костанжогло.

"Это первый хозяин, какой когда-либо бывал на Руси, - рекомендует его Платонов.- Он в десять лет с небольшим, купивви расстроенное имение , едва дававшее 20 тысяч , возвел его до

- 10 - '

того, что теперь он получает 200 тысяч..."."А, почтенный человек ! - заключает Чичиков. - Вот этакого человека щизнь стоит того, чтобы быть переданной в поученье людям [,..].И все, что он узнал о нем [...I, было точно, изумительно" (Ранняя ред.).

"Положительные страницы" второго тома "Мертвых душ" когда-то обратили на себя особое внимание А. 0. Смирновой. На их появление критически чутко отреагировал Чернышевский, увидев в них отголосок мнений, принадлежащих "людям, с которыми Гоголь был в коротких отношениях". Со своей оценкой Костаняогло, Му-ргзова выступили Н. А. Добролюбов и А. Ф. Писемский, что само по себе выводило проблему "положительного героя" из области художественной в пространство идей и социальных построений.

Присутствие очевидных биографических аналогий в "Мертвых душах" не могло косвенно не отразиться на формировании облика мемуарного героя - "практические страницы" "Записок" Коиелева предлагали свой ракурс решения проблемы . И в собственно биографическом , и в более широком плане они явно претендовали на Фиксацию передовых черт русского помещика николаевского царствования и пореформенной эпохи - независимого и энергичного предпринимателя, сторонника введения машинной обработки , ориентирующегося на наемную рабочую силу , пропагандирующего обязательный выкуп для крестьян.

Повод к рассмотрению воспоминаний в соотнесении с историей формирования славянофильской культурной модели подает не только "славянофильское прошлое" Кошелева . Мемуарный герой выступает как носитель коллективного опыта , актуального для идейной мотивации поступков как в прямой, так и обратной сюжетной проекции. И "ранние" и "поздние" его наблюдения соответствуют параметрам картины мира , которая в тексте представлена с точки зрения видного представителя московской партии.

В "Записках" концепция видения себя - план идеальный - в период работы непременно должна была столкнуться с уже существующим представлением современников , для Кошелева не всегда лицеприятным. Особенностью мемуарной полемики в "Записках" становится то , что авторская позиция исключала возможность рядового спора. "Есть диаметр сознания",- сказал Ю. Тынянов. В воспоминаниях масштаб личности автора проявляется и в выборе предмета разговора , и в подходе к описываемым событиям. Корректность мемуариста в осмыслении фактов личной биографии учитывала присутствие самой пристрастной критической оценки.

- 11 -

Развитие мемуарного героя интересно невымышленностыо его яизненного пути . Соблюдению этого ваянейшего условия жанра преяде всего оказывается подчинена позиция автора . который выступает как "говорящий" и определенным образом организует "сказанное".

Воспоминания Ношелева предлагали объяснение ценностных, а не хронологических отношений со своим веком . Невнимание мемуариста к многим значительным фактам своей биографии не становится нарушением яанровых норм и удовлетворяет определению записок, как "обдуманного воссоздания яизни" (Вяземский).

Практически всю свою яизнь Александр Кошелев вел дневник. В этом смысле он оказывается ччтким и последовательным носителем культурных навыков своего времени, л <»гп днерникпрые записи Iяляе в фрагментарном виде) представляют несомн<ч»нмй интерес как явление 'литературной домашности" (Б. Эйхенбаум).

Для первой трети XIX века внимание к дневниковой форме показательно . В литературном контексте эпохи она занимает одно из ведущих мест, чему в немалой степени способствует популярность и широта проникновения мемуарных яанров в целом.

Записывать факты случившегося "для себя" становится типичной чертой бытового поведения :

"Вот последнее мое донесение и последние сплетни из Москвы. Не хотелось и пера брать в руки, а прияло вррмя ломиться спать, так и потянуло к конторке напи-с.эть тебе несколько строк...'

(С. 1ихарев. Записки современника) "... Германн возвратился в свою комнату, засветил свечку и записал свое видение".

(А. Пушкин. Пиковая дама)

Стили поведения героев - автобиографического и литературного - не просто аналогичны. Отраяая одни и те яе реалии, они вступают в непростые отношения, взаимно влияют друг на друга.

Для Кошелева внимание к аналитическим установкам всегда оказывалось принципиальным , что во многом предопределит опыт его последующего самообъяснения. " ... Я праЛык рассмаМри&аЯь проистсШия и оан&изЯь ш послгдсШия . Смм же- мой, кажеЯся, ежЛнеАно боже- и более, образо%ыЯаеШся, и шиит мои, оФшишЯ-ся,- делится он в письме к Ивану Киреевскому (корреспондентам в это время по 16 лет).- ЩбраЯ себе- пред&сдиМьле* РоберЯсона, я смело- иду. сШм пуАем ..." (РГАЛИ (ЦГАЛИ). - Ф. 236. - Оп. 1. - Ед. хр. 86.).

- 12 -

Связь дневников, воспоминаний, записок с речевой традицией, беллетристическими или научными пристрастиями обозначает, но еще не объясняет, механизмы перенесения в мемуаристику различных форм бытового литературного поведения.

Ориентированность мемуаров на утвердившийся для времени канон,"подчиненность" сломившимся читательским представлениям не исключает внутришанровой коррекции , стимулирующей выдвияе-ние новых, не проявленных ранее возмояностей. Каядый из мемуарных текстов интересен особенностями "подключения" к своей -давней, самостоятельной и постоянно развивающейся традиции.

Несомненно , что "Записки" воспринимались Копелевым как форма, структурно более организованная, стоящая на более высокой ступени в яанровой иерархии, чем дневник.

Вместе с тем обращение к ИНОКУ яанру в середине 1860-х гг. для автора "Записок"оказалось подготовлено опытом еяедневного (и многолетнего) самонаблюдения . В соответствии с концепцией мемуариста прошлое приобретало завершенность. Столь яе конкретно очерчивался в воспоминаниях облик автобиографического героя - ALTER EGO автора , с позиции которого предлагалась оценка событий, лиц, двияения истории . В "Записках" событийный ряд выстраивается заново , с учетом открывшихся возмояностей мемуарной формы, предполагающих единство идейного и сюяет-ного планов . В них в большей степени оказалось актуализировано целевое назначение - памятника с отчетливо выраяенным полемическим и публицистическим звучанием.

ГЛАВА II ("МЕМУАРНЫЙ ГЕРОИ В КОНТЕКСТЕ ДЕЙСТВИТЕЛЬНЫХ СОБЫТИИ. ОСОБЕННОСТИ ФИКСАЦИИ ЖИЗНЕННЫХ ВПЕЧАТЛЕНИИ. СТРУКТУРА ТЕКСТА") посвящена исследованию позиций автора и мемуарного героя в событийном потоке . Сопоставление "индивидуальных" точек зрения, анализ разных планов трактовки одних реалий позволил выявить уровни отношений , которые устанавливались меяду мемуаристом , материалом "Записок" и действительной картиной событий. ^ •

Проблема оценки мемуаров - это вопрос о противостоянии "субъективного" и "объективного" , зависимости "сознанного" и "действительно бывшего", вопрос о реализации в тексте внетекстового фона, в конечном счете (если говорить об авторской точке зрения) - это проблема соотношения "сказанного" и "несказанного" . Именно на этой грани проявляется культурный статус автора - личности, созидающей текст и означаемой текстом.

Зта грань условна , зыбка , однако нельзя не считаться с конкретностью того, что она разделяет.

В "Записках" соотношение ретроспективы и фона современности определяет особый характер "ролевого поведения" героя. По отношению к автору tero жизненному опыту) заглавный персоная в ряде случаев отличается подчеркнутой внешней независимостью. С другой стороны, стиль его поведения, оценка текучих событий оказываются мотивированы установками значительно более поздними, соответствуют пафосу иного исторического времени.

Опыт "собирания личности" , определивший тон и смысл диалога Кошелева с читателем, учитывал нетоядественность позиций мемуарного героя и самого мемуариста. Различные авторские функции в тексте воспоминаний не противопоставляются. (Именно поэтому несовпадение творческих установок не лияает мемуарный памятник единых эстетических оснований). Однако анализ разных "ролевых ситуаций" позволяет сделать вывод, что подход автора к сюяетам, характеризующим мемуарного героя в индивидуальном отношении, оказывается более "диалектичным" , реконструирует ситуацию с поправкой на ее реальное прошлое содеряаниел Здесь мояно предполояить большую степень соответствия дневниковому материалу, послуяившему основой написания "Записок").

В противополояность этому освещение в воспоминаниях явлений и тенденций социально значимых оказывается "установочным", согласуется с идейными основаниями "позднего Копелева" - этот план "Записок" по тону и содержанию совпадает с публицистическими выступлениями мемуариста 70-х - начала 80-х гг.

И один, и другой вариант авторской позиции нетрудно прокомментировать примерами " выбора различной "речевой тактики" -двумя моделями ролевого поведения мемуарного героя.

Несовпадение позиций героя и автора "Записок" выявляет вместе с тем их взаимную зависимость - их "равные права" в моделировании ситуации . которая часто излояена "со слов одного" при "умолчании" другого.

Одна из главных проблем, стоявших перед Кошелевым - мемуаристом, - проблема личной самореализации . В соответствии с ней выстраивается событийная перспектива - из "репертуара фактов" отбирается то, что стимулировало выявление главных портретных черт героя, облик которого у Коиелева отличался завидной цельностью.

Образ мемуарного героя перерастает в "Записках" рамки одной человеческой судьбы , отраяая в себе проблемы и искания прогрессивно мыслившей части поколения , к которому автор при-

надлежал не по одним только анкетным данным '. Не изменяя условию "индивидуального яанра" , воспоминания предлагали известную долю типизации.

. Заявленная Копелевым проблема общественной самореализации героя - проблема близкого мемуаристу круяка лиц . Внутриполитические условия не позволили социально проявиться ни одному из славянофилов в той степени , в какой это было для них возмояно, на которую каядый из них по личным дарованиям, образованности, практическим заслугам имел несомненное право.

Зтот общий в "коллективном портрете" славянофилов факт по-своему интерпретировал Д.И. Писарев,^увидев в их философии 'сублимированный выход" невостребованной социальной активности.

Пример героя "Записок" оказывался принципиально иным и был ваяен для "социальной реабилитации" представителей московской партии.

"Записки" дают возможность подойти к оценке славянофильства еще с одной ваяной стороны - как особого явления московского литературного быта.

О круяках 40 - 50-х годов сохранилось значительно больше суядений оценочных, представляющих реалии литературной и обществе^ яизни во внешнем "прочтении" , не всегда учитывающем 'бытовой комментарий" к ним - как о событии узнавалось^ как оно воспринималось , обсуядалось , включалось в контекст сло-яившихся отношений.

Представляя собою самоценное , индивидуальное явление, литературный салон Москвы - всегда слагаемое общего . Собирая нередко один и тот же круг лиц , каждый из них имел свое лицо, свой определенный культурный статус. "Пятницы у Свербеевых, субботы у Аксаковых, воскресенья у Елагиной, четверги у Павловых", - перечень, требующий уточнения , контекстуальной завершенности. Только это позволяет подойти к оценке феномена литературно - общественной среды древней столицы и в достаточной полноте, и по сути.

"Записки" А.И. Кошелева предлагали индивидуальную оценку того неоднозначного процесса, когда литературный салон из формы культурного досуга перерождался в идейную консолидацию. Позиция Кошелева-историографа не позволила ему представить поляризацию мнений столь яе динамично, как у большинства других участников общественной жизни - Свербера, Герцена, Чичерина, Самарина . Не позволяло этого и утвердивлееся . за мемуаристом

положение хозяина наиболее лоялыюео литературного салона, где "разность во мнениях не выступала резко и не препятствовала искреннему обмену мыслей" (П. Бартенев).

Особый характер "бесцеремонных бесед" и демократизм собраний в доме на углу Поварской и Трубниковского переулка подчеркивал и его хозяин: "Забыл йчера смщаМь, почЯентйщй кнщь, - писал Кошелев П.А. Вяземскому. - пт ш ш> Шорникам пршшмасл нотах добрых прияЯе*леЛ соЫрчхмт допрос/По, й.е. се-рйцкм. а палияо'ЧРГАЛИ (ЦГАЛИ).- Ф. 195.- Оп. 1.- Ед. хр. 2100. - Л. 4). Воспользовавшись приглашением, кн. Вяземский запишет в дневнике : "Вечер у Копелева (вторник), не столь славянский, как я боялся. Свербеева. Павлов. Максимович. Крузе, еЬс" г/.

В сложившейся 'иерархии" московских салонов коиелевские "вторники" занимали свое, неслучайное место. К началу 80-х гг. это был практически единственный салон , уцелевший от эпохи "диалектических споров", что свидетельствует о культурной значимости полузабытых ныне собраний , посещавшихся вначале Гоголем и П. Чаадаевым, а затем К. Леонтьевым и В. Соловьевым.

Обращение к истории коиелевских "вторников" позволяет остановиться на важной для характеристики воспоминаний самостоятельной проблеме - возможности ближе познакомиться с Кошеле-вым-расскаэчиком.

Почти за каждым именем, упоминаемым в "Записках", открываются дополнительные сюжетные перспективы, которые должны были учитываться и развиваться в непосредственной беседе . Для современного читателя это латентное содержание , увеличивающее смысловое поле "Записок", не всегда оказывается проявленным.

"Давно я был знаком с семейством Скарятиных", - начинает Коиелев историю своей женитьбы на О.Ф.Петрово-Соловово. Глава семейства - Яков Федорович Скарятин - читателям совсем не представлен, что можно по-своему интерпретировать. Кошелев сознательно "дразнит" читателя своей информированностью , приоткрывая историческую завесу , не раскрывая, однако, степень своей посвященности. ( Вполне "прочувствованное" звучание скарятинс-кой истории предлагали дневниковые записи Пуикина. Посетители не кошелевского салона очень многое могли знать со слов хозяйки, Ольги Федоровны, воспитывавшейся в семье родной своей тетки - супруги активнейшего участника заговора против Павла I ).

2. Вяземский ад. П. с. с.: В 12 т. - СПб., 1866. - Т. X. - С 172.

-16 -

Последовательно сменяющиеся в "Записках" временные планы фиксируют кащдый раз новых действующих лиц. Отсюда в воспоминаниях некоторая условность и неожиданность в их представлении читателю,- многие из них названы как у«е давно и хорошо известные "старые знакомые" . Примеров "локальных" характеристик в "Записках" много, что актуализирует при обращении к ним (наряду с традиционным) "сметное" рассмотрение вопросов источниковедческого плана. Мемуарный герой, увлекаемый течением событий , вынужден постоянно реагировать на изменение общественного фона. Следствием этого становится ракурс видения действительности, особенности фиксации личного опыта мемуариста.

Значение воспоминаний не исчерпывается констатацией важности их как исторического источника и литературного факта . Их ценность определяется принципами отношений , устанавливаемыми между письменными текстами и литературным процессом, реалиями литературного быта. В этом смысле "Записки" Ковелева - единственный по полноте памятник, отразивший "специфическую" часть славянофильского КУЛЬТУРНОГО ОПЫТА.

Последовательное воплощение духа "славянофильской общин-ности" не предполагало выхода в сферу сугубо личных оценок -всякая заявка на исключительность, индивидуализм лишала воспоминания важнейшего идейного основания . Между тем обращение к мемуарной форме всегда предполагает мотивации индивидуальной заявки : право писать автобиографию имеет лижь человек, сознающий себя в качестве такового.

Зтим, возможно, и объясняется немногочисленность славянофильского мемуарного наследия , что особенно ощутимо при сопоставлении с обширнейшей мемуаристикой представителей западнической ориентации. В данном случае недостаточно было бы удовлетвориться только тем доводом , что главные деятели славянофильства - Хомяков , Киреевские , К. Аксаков - ушли из жизни задолго до того, когда им "приило время" писать мемуары.

Обращение к жанру воспоминаний было скорее возможным для "околославянофильского окружения" (о чем свидетельствуют мемуары гр. А. Д. Блудовой, записка Д. Н. Свербеева, воспоминания А. Ф. Тютчевой). Показательно и то, что Копелев обращается к своим "Запискам" в "новую" историческую эпоху, понимая, что пора славянофильства и западничества "безвозвратно миновала".

"Записки" - мемуарный памятник, в котором весомо представленная идея личной инициативы не соперничает с господствую-

f

иим основным духом общества" . В этом смысле 'Записки'' пишутся на грани правила и исключения из правила. Они по-своему обосновывают то, что не было учтено в славянофильской идейной модели - выход в социальное действие.

В "ЗАКЛЮЧЕНИИ" обобщены основные положения исследования, а также обозначен круг вопросов . учитывавшихся автором, однако оставшихся за пределами рассмотрения основных проблем.

Список использованной литературы (ПРИЛОЖЕНИЕ I) включает 197 работ по истории славянофильства и теории мемуарных жанров .

В ПРИЛОЖЕНИИ II помещена БИБЛИОГРАФИЯ книг, статей и изданий А. И. Кошелева - 95 наименований с указанием наиболее значимых рецензий.

Именной указатель к "Запискам" (ПРИЛОЖЕНИЕ III) ставил целью отразить именной фон мемуарного памятника в полном, по возможности, объеме, с учетом дневниковых фрагментов 1857 и 1882 - 1883 гг. Он превосходит существующий (См.: Кошелев А.И. Мои записки. - М.: Изд-во МГУ. 1991. - С. 234-236) более, чем на 100 "позиций", что составляет 1/4 справочного списка.

< Большей степени полноты указателя удалось достичь, раскрыв имена лиц . упоминание которых в "Записках" было косвенным : восстановлены имена большинства титулованных особ, людей, сведения о которых заключались в указании на должность или имена которых пыли сокращены до начальных букв . Минимальные аннотации имеют ориентирующий характер, необходимый для представления лиц или освещения сторон их деятельности , известных сравнительно мало).

Положения работы и материалы исследования послужили основой следующих публикаций по теме :

"Мемуарное наследие А.И. Кошелева и традиции мемуарного жанра" //'Тезисы докладов научно-практической конференции "Вклад молодых ученых и специалистов Псковщины в ускорение социально-экономического развития области". - Псков. 1986.' - С. 169 - 170.

"Пушкин и <<архивные юноши>>" //Проблемы современного пушкиноведения : Сб. научных трудов. - Вологда, 1989. - е.. 75 - ,87.

"Личность в меняющемся мире и значение <«человеческого документа)>" //Диалоги о гуманизме: Межвузовск. сб. научных трудов, т СПб. : Обра: 24 - 31.

"... Ягокбш, лзш имаеЯ с&ой харакМер, /полька он носим оШелаток гоЯорящело на нем народа, но он есМь на пйо иное- , как Форш , & коШорую &или&аеШся народный ул, народное, пу&сМо, народная тщнь... ... Ли одному- человеку , на однощ народу , ни одному веку не дано осущьсМ&Шь всееа человека ; эта неразре шимая додана преджшЯ всему. человечеству..

Породи , века , люда проявляют лишь частные: виды человека. Же- всякому. народу, не, всякому веку предсЯа-влгмо видимым образом расширишь круе, человелехжнгху быШия.

А. Кошелев. Что мы за люди ? (1851 г.)

Подписано в печать 02. 11. 1993 г. Формат 60*10 1/16. Зак. 461. Тирая 100 экз. Ратопринт ВНИИВ . Летягин Л. Н. "Записки" А.И. Копелева как памятник отечественной мемуарной литературы : Автореф. канд. дисс. на соиск. учен. степ. канд. филолог, наук. - СПб.: Изд-во РГПЧ им. А.И. Герцена. 1993. - 17 с.