автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.02
диссертация на тему:
Заволочье в средневековой русской истории, Х-ХIII вв.

  • Год: 2001
  • Автор научной работы: Едовин, Алексей Геннадьевич
  • Ученая cтепень: кандидата исторических наук
  • Место защиты диссертации: Архангельск
  • Код cпециальности ВАК: 07.00.02
450 руб.
Диссертация по истории на тему 'Заволочье в средневековой русской истории, Х-ХIII вв.'

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата исторических наук Едовин, Алексей Геннадьевич

Введение.

Глава I. Историческая география Заволочья в X - первой половине XII веков.

Глава II. Заволочье в XII-XIII веках.

 

Введение диссертации2001 год, автореферат по истории, Едовин, Алексей Геннадьевич

При изучении средневековой истории Русского Севера историко-географический аспект является наиболее сложным, и в то же время, наиболее интересным. Можно без преувеличения сказать, что он является и одним из важнейших при реконструкции исторического процесса в столь отдаленное время. Вопросы исторической географии привлекали внимание исследователей еще в XVIII-XIX вв., они интересуют историков и в наше время, в силу постоянно увеличивающегося источникового материала. Многообразие источников по исторической географии способствовало привлечению к ее изучению специалистов самых разных дисциплин, внесших свой существенный вклад в пополнение наших знаний об историко-географической ситуации в Заволочье X-XIII веков. Актуальность темы, таким образом, состоит в представленном нами механизме использования разнохарактерных источников при изучении исторической географии Русского Севера и Заволочья как его составной части. Историко-географический аспект средневековой истории Заволочья никогда не был предметом специального и комплексного исследования. В то же время, изучение его основных положений может способствовать решению общих вопросов средневековой истории Северной Европы.

За последние десятилетия значительно изменились подходы историков к роли материалов смежных исторических дисциплин в процессе исторических реконструкций. Это выражается не только в интенсификации этнографических, антропологических и археологических исследований на территории, но и в новом понимании интерпретации добытого материала, его взаимосвязи с этническими, социо-культурными и экономическими процессами, происходившими в регионе. Автор считает наиболее оправданным и актуальным комплексный подход к изучению проблемы, с использованием всех известных на сегодняшний день источников, как письменных, так и материалов смежных исторических дисциплин."-.

Объектом изучения стала территория бассейнов рек Онеги и Северной Двины (без Вычегды и Юга), которая в эпоху средневековья носила название Заволочье. Предметом диссертационного рассмотрения является динамика территориальных изменений, с учетом этнического и государствообразующего факторов.

Историография колонизации и этнической истории Русского Севера настолько обширна, что сама по себе может быть темой специального исследования. Поэтому мы поставили перед собой цель вычленить из всей массы литературы только те работы, которые непосредственно касаются исторической географии Заволочья в X - XIII вв. Взгляд на колонизацию Севера как на одну из основных проблем истории средневековой Руси сформировался под влиянием идей В.О.Ключевского,1 отметившего приоритет боярской (промысловой) колонизации над крестьянской и монастырской (земледельческой). Эту теорию поддержали многие историки, но особенно убедительно она была развита и обоснована С.Ф.Платоновым,3 который разделил колонизационный процесс на два этапа - ранний, промысловый, и более поздний - земледельческий. Центром новгородских владений в Поморье С.Ф.Платонов и А.И.Андреев считали район Холмогор и Нижнее Подвинье, отождествляя Иван-погост «Уставной грамоты Святослава Ольговича» 1137 года с Ивановским посадом (приходом) в Холмогорах. Район наиболее ранних владений Новгорода на Русском Севере ими ограничивался по рекам Пинега и Тойма на востоке и Моша - Вель - на западе, между которыми и располагались, на их взгляд «погосты» «Уставной грамоты». Рассматривая «низовскую» колонизацию как противовес новгородской, Платонов счи

1 Ключевский В.О. Хозяйственная деятельность Соловецкого монастыря в Беломорском крае. М. 1867.

2 Напр. Кнзеветгер А. А. Русский Север. Роль Северного края Европейской России в истории Русского государства. Вологда. 1919. тал, что уже к концу XIII в. ростовцы освоили Печору и Зимний берег Белого моря.

Важной вехой в изучении исторической географии Заволочья и всего Русского Севера стала работа А.Н.Насонова «Русская земля» и образование территории Древнерусского государства», значительная часть которой посвящена истории формирования государственных владений на Севере.4 Опираясь на закономерности процесса колонизации, намеченные С.Ф.Платоновым и А.И.Андреевым, исследователь дал полное систематическое изложение истории прироста территории Древней Руси на Севере, с учетом временных и пространственных факторов - хронологии и географии событий.

Освоение Севера Насонов рассматривал как распространение даней на старожильческое население. Появление новгородцев на Севере он датировал первой половиной XI в., опираясь на летописные сообщения о походах Улеба на Железные Ворота в 1032 г., и Владимира Ярославича на емь в 1042 г. Насонов первым выдвинул идею о первенстве перед новгородцами в колонизации северных окраин выходцев из Приладо-жья. Начало «низовской» колонизации А.Н.Насонов относил к середине XII в. Исследователь попытался определить расположение большинства из упомянутых в письменных источниках X-XIII вв. (а также и более позднего времени) этнических территорий, регионов, населенных пунктов. Согласно А.Н.Насонову, в XII-XIII вв. под влиянием Новгорода находилось Северное Приуралье на северо-востоке, Кольский полуостров на севере, Финнмарк на северо-западе. Лишь незначительная часть этой огромной территории была охвачена системой т.н. «погостов» (пунктов сбора дани). По Насонову, они располагались в Обонежье и Заонежье, Онежском и Северодвинском бассейнах (исключая бассейны Вычегды и Юга). Контроль над остальной территорией осуществлялся новгородца

3 Платонов С.Ф. Прошлое Русского Севера. Пг. 1923.; Платонов С.Ф. Андреев А.И. Очерки по истории колонизации Севера. Пг. 1922. ми посредством целенаправленных систематических походов так называемых «даныциков», закрепленных за определенной этнической территорией. Ростовские владения находились на Устье и Кокшеньге, а также в районе Устюга. По мнению исследователя, новгородцы заселяли Нижнее Подвинье в обход Белоозера (которое уже на раннем этапе принадлежало князьям Северо-Восточной Руси), через Обонежье и Заонежье, а Важский край через Северную Двину, Пую и Вель. Владения на Сухоне появились после освоения Верхнего Поважья. Ростовцы же, с точки зрения Насонова, проникли в бассейн Северной Двины не с юга, а с запада - из района Белоозера. Большая работа была проведена А.Н.Насоновым по локализации 19 из 27 пунктов «Уставной грамоты Святослава Ольго-вича» 1137 года. Большинство из них он расположил в Нижнем-Среднем Подвинье и Важском крае, что должно было подчеркивать наибольшую освоенность этих земель.

Хотя многие историки приняли основные историко-географические построения А.Н.Насонова, ряд положений его концепции были впоследствии уточнены с учетом новых материалов, а некоторые выводы были признаны ошибочными. Многими авторами отмечалось, что колонизационное движение представляло собой совокупность процессов - заселения, распространения даней, ассимиляции местного населения и т.д.5 Сводить его только к одному из факторов, как это делал А.Н.Насонов, было бы нецелесообразным. Спорным выглядит отнесение похода Улеба (Ульва) к территории Беломорья. На Севере много урочищ, проливов и других микротопонимов с названием «Железные Ворота» (они встречены на реках Сухоне, Пинеге и Вычегде, в западном Беломорье, Двинской губе). Не менее спорным является и вопрос о приоритете ладожан в освоении Русского Севера. Помимо рассказов рубежа XI-XII вв. о случайных походах ладожан, а вслед за ними и новгородцев,

4 Насонов А.Н. «Русская земля» и образование территории Древнерусского государства. М. 1951. с. 93-116, 188-195.

5 Макаров Н.А. Колонизация северных окраин Древней Руси в XI-XIII вв. М. 1997. с. 10. в Югру, мы не имеем никаких свидетельств об участии Ладоги в колонизации.6 Далеко не бесспорна и датировка начала «низовской» колонизации территории Подвинья. В середине XII в. княжества СевероВосточной Руси не имели опорных пунктов в Северодвинском бассейне и вынуждены были даже вести борьбу за земли на Волге с булгарами вплоть до начала XIII в 7 Достоверные сведения о существовании ростовских владений в рассматриваемом регионе относятся только к началу XIV в.8 Не выдерживает критики локализация А.Н.Насоновым некоторых пунктов «Уставной грамоты Святослава Ольговича» 1137 года. Не останавливаясь детально на «погостах» в Обонежье, о которых пойдет речь ниже, отметим, что такие пункты как «Иван-погост», «Вихтуй», «Чюдин», «Векшеньзе», «Тошьме» были локализованы умозрительно, и сейчас, вероятно, можно определить их иное местоположение в Северодвинском бассейне. Что касается пунктов основного текста «Устава Святослава», которые А.Н.Насонов поместил в бассейне Онежского озера, то в настоящее время доказана ошибочность такой локализации. В.Л.Янин доказал разновременность основного текста «Уставной грамоты» и приписок об Обонежском и Бежецком рядах.9 Таким образом, последующие историки рассматривали пункты основного текста документа только в рамках Онежского и Северодвинского речных бассейнов.

Видное место в историко-географических разработках средневековой истории Севера принадлежит М.В.Витову - исследователю в области антропологии и сельского расселения. Колонизация, по Витову, велась силами семейных общин, оставивших древнейшие поселения.10 Гнезда поселений, таким образом, имели патронимический характер и отражали сегментацию общин.

6 там же, с. 226-227

7 Устюжский Летописный Свод (далее - УЛС). с. 45.

8 Янин В.Л. Новгородская феодальная вотчина. М.1981. с.98-103.

9 Янин В.Л. Новгородские акты XII-XV вв. М. 1991. с. 138-142

10 Битов М.В. Этнография Русского Севера. М. 1997.

Основным итогом изучения антропологического состава современного населения стало выделение М.В.Битовым трех антропологических типов, соответствующих основным компонентам, принявшим участие в этногенезе севернорусского населения.11 Ильменско-беломорский тип, распространение которого отмечено в Нижнем Подвинье и Беломо-рье, связывался с новгородским колонизационным потоком. Верхневолжский тип, сконцентрированный в верхнем Подвинье, с «низовской» колонизацией. Третий антропологический тип (онежский), зафиксированный в различных частях Онежского и Северодвинского бассейна и на водоразделах, связывался с различными финно-угорскими группами.

Труды М.В.Витова сыграли огромную роль в дальнейшем привлечении косвенных источников для воссоздания средневековой исто-рико-географической картины на Севере. Тем не менее, и они не лишены недостатков. Первым является «фактор обобщения» - дело в том, что все группы, исследованные на территории Русского Севера, имели определенные отличия друг от друга. Выделение же в общий антропологический тип производилось по некоторым общим формальным признакам (пигментация, скуловой диаметр и т.д.). Было ясно, что необходимы дальнейшие исследования на основе добытого экспедициями 1950-х гг. антропологического материала. Этого сделано не было, чему, вероятно, помешала ранняя смерть исследователя. Вторым недостатком был излишний оптимизм в оценке количества поздних миграций на территории Русского Севера (XV-XIX века). Витов, считал, что крупных передвижек населения в это время не было, на самом деле он просто не занимался изучением этого вопроса в рамках всего Севера, а принял это положение априорно, без должной аргументации.

19

Новый круг источников был использован В.В.Пименовым. Речь идет о фольклорных преданиях о чуди, распространенных на Русском

11. Битов М.В. Данные антропологии как источник по истории колонизации Русского Севера. М. 1997.

12 Пименов В.В. Вепсы. М. 1965.

Севере, которые исследователь рассматривал как доказательство весско-вепского происхождения жителей Заволочья. Основные аргументы сводились к следующим положениям: вепсы - единственный народ, который отождествляет себя с чудью, полуземляночные избушки вепсов находят параллели в т.н. «чудских ямах» преданий, хозяйство чуди сопоставимо с материальной культурой приладожских курганов, якобы оставленных весью, «чудь белоглазая» антропологически близка светло-пигментированным вепсам, наконец, язык чуди по данным топонимики соответствует прибалтийско-финским (древневепсскому). Опираясь на эти аргументы, Пименов пытался доказать, что весь и чудь заволоцкая произошли от одного этнического корня - древних вепсов, продвижение которых в Заволочье автор относит ко времени не позднее рубежа VIII-IX вв. В эпоху средневековья «чудь не представляла собой единого этнического массива, а жила небольшими гнездами, тяготевшими к водным путям сообщения.13

В дальнейшем историки подвергли существенной критике этнокультурные реконструкции В.В.Пименова.14 Безусловно, важным было привлечение фольклорного материала для решения проблем этногенеза севернорусского населения, но этот материал был использован им несколько тенденциозно. Пименовым не были изучены и использованы предания, записанные в южных районах Подвинья, известные еще с XIX в., а именно на реках Устье, Кокшеньге, Вычегде, Сухоне, Верхней Пи-неге и Юге. Игнорирование этих источников вполне объяснимо - включение их в общий ареал распространения преданий ставило под вопрос тождество веси и чуди. Именно в этих районах зафиксированы предания о черноглазой и черноволосой чуди, антропологически не сопоставимой с вепсами. Отождествление самими вепсами своего народа с чудью также не является убедительным аргументом. Нам известно, насколько ши

13 Там же, с. 117-170.

14 Рябинин Е.А. К этнической истории Русского Севера (чудь заволочская и славяне) // Русский Север. К проблеме локальных групп. СПб. 1995. с. 16-17. роко понятие чудь употреблялось в среде русского населения, так как им могла обозначаться любая из прибалтийско-финских групп. Промысловые избы использовались в связи с природной обстановкой и никак не связаны с этническими традициями. Кроме того, в настоящее время нет единства в определении этнической принадлежности приладожских курганов.15 Некоторые исследователи предлагают называть их носителей «чудью», другие остаются на позиции их весской принадлежности. Поэтому сравнение материальной культуры Приладожских курганов и бытовых деталей, зафиксированных в преданиях вряд ли целесообразно.

Абсолютно непонятно, почему В.В.Пименов использовал дату рубеж VIII-IX вв. как время проникновения вепсов в Заволочье. Первые свидетельства о «заволоцкой чуди» записаны только в начале XII века.16 Единственное, что можно признать фактически доказанным, это принадлежность «белоглазой чуди» (части чуди из ареала преданий) прибалтийско-финской языковой группе. Между тем, следует признать, что не весь пласт фольклорных преданий может относиться к чуди прибалтийско-финского происхождения. В целом, к настоящему времени так называемая «весская теория» В.В.Пименова в науке преодолена, хотя некоторые авторы все еще по инерции считают, что заволоцкая чудь и весь по сути одно и то же.17

Довольно аргументированную этнолингвистическую концепцию по материалам субстратной топонимики Русского Севера создал А.К.Матвеев.18 Им выделен пласт гидронимов с формантом «ньга», характеризующийся более или менее компактным ареалом, массовостью (несколько сот названий) и фонетической близостью гидронимов в пределах основного ареала. Наибольшая концентрация гидронимов на «ньга» зафиксирована на Ваге, Устье, Сухоне, Кокшеньге, Юге, на водо

15 Назаренко В. А. Об этнической принадлежности приладожских курганов. // Финно-угры и славяне. Л. 1979. с. 152-156.

16ПВЛ с. 3,10.

17 Туркин А.И. Прибалтийско-финские и саамские компоненты в этногенезе народа коми. // Проблемы этногенеза народа коми. ТИЯЛИ. вып. 36. Сыктывкар. 1985. с. 54-67. и

разделе Онеги и Северной Двины. Много их в Нижнем-Среднем Подви-нье и на Онеге. Кроме того, подобные гидронимы спорадически встречаются на Кольском полуострове, Кулое, Мезени, Онежском полуострове, Средней Пинеге, Вычегде и в Костромском Поволжье. Последний факт очень примечателен, так как это единственное место за пределами Русского Севера, где выявлена гидронимия на «ньга». По А.К.Матвееву, ареал этих названий подтверждает былое проживание в этом регионе чуди заволоцкой. Формант «ньга» лучше всего интерпретируется из прибалтийско-финских языков, где он связан с конструкцией n + jogi (jegi). Кроме того, множество топооснов также происходит из прибалтийско-финских языков. Вместе с тем, ряд топонимов на «ньга» переводится с марийского языка. Все это, по мнению Матвеева, свидетельствует о том, что язык «чуди заволцкой» значительно отличался от других прибалтийско-финских и занимал промежуточное положение между последними и поволжско-финскими языками. Эту группу автор предложил назвать севернофинской.

А.К.Матвеевым был выявлен еще один топонимический пласт, перекрывающий севернофинский и предшествующий славянскому. Это локальные, но плотные ареалы микротопонимов явно прибалтийско-финского происхождения. По мнению исследователя, они отражали проникновение на Север незадолго до славян групп прибалтийско-финского населения, родственных карелам и веси. Наибольшее их количество выявлено на Онеге, Пинеге, в Нижнем Подвинье и Беломорье. В вопросе о пермской принадлежности топонимов Двинского Правобережья А.К.Матвеев был вначале оптимистичен,19 однако позднее изменил свою точку зрения. Согласно его поздним работам, в период русской колонизации предки коми-зырян обитали только в восточной части Под

18 Матвеев А.К. Субстратная топонимика Русского Севера.// ВЯ 1964. № 2. с. 68-74

19Матвеев А.К. Субстратная топонимика Русского Севера.// ВЯ 1964. № 2. с. 68-74 винья, прежде всего на Пинеге 20 В то же время, и пермские группы не образовывали компактных ареалов.

Концепция А.К.Матвеева на сегодняшний день выглядит наиболее убедительной, она принята всеми современными исследователями. Вместе с тем, нельзя безоговорочно утверждать тождественность чуди заволоцкой и севернофинской группы населения Подвинья и Поонежья, так как никакими аргументами это в концепции Матвеева не подкреплено.

Дальнейшие исследования лингвистов относительно средневековой истории Русского Севера в 1960 - 1970 - х гг. принесли определенные результаты. В.А.Никоновым было высказано мнение о соответствии географических названий с основой «ручей» зоне новгородской колонизации, а топонимов с основой «ключ» - низовской и москов

91 ской. Лингвисты В.Я.Дерягин и Л.П.Комягина объясняли диалектную границу современных архангельских говоров, проходящую по водоразделу Онеги и Северной Двины с Вагой, как отражающую разделение

Севера на сферы культурного влияния Новгорода и Северо-Восточной

22

Руси, причем эта граница сложилась не позднее XV в. С.И.Дмитриева связала районы распространения былинной традиции на Севере с зоной

23 новгородской колонизации.

Оригинальную историко-географическую концепцию выдвинул Ю.С.Васильев.24 Согласно его мнению, «Заволочьем» в XI-XIII вв. называли новгородскую волость на реке Ваге. В XIII-XIV вв. этот термин распространяется и на Нижнее Подвинье, а в XIV-XV вв. термины «За-волочье» и «Двина» нередко заменяют друг друга, обозначая Двинскую

20 Матвеев А. К. Из истории изучения субстратной топонимики Русского Севера. // Вопросы топоно-мастики. Свердловск 1971. № 5. с. 7-34.

21 Никонов В. А. Ручей - ключ - колодец - криница - родник. // Материалы и исследования по русской диалектологии. Вып. II. М. 1961. с. 181-185.

22 Дерягин В.Я. Комягина Л.П. Из истории диалектных границ в Северной России. // ВЯ. №6. 1968. с.110-119.

23 Дмитриева С.И. Географическое распространение русских былин. М. 1975.

24 Васильев Ю.С. Об историко-географическом понятии «Заволочье» // Проблемы истории феодальной России. Л. 1971. с. 103-109. и Важскую земли вместе. Еще позже, вплоть до XVII в. термин «Заволо-чье» использовали для обозначения всего Поморья в широком смысле.

Анализируя «Договорные грамоты Новгорода с князьями» XIII-XV вв., Ю.С.Васильев пришел к выводу, что новгородская волость XIII века под названием «Югра» располагалась в Нижнем Подвинье, и лишь позже одноименное племя переселилось в Приуралье. Волость «Колопе-ремь» автор локализовал в Западном Беломорье. Не вдаваясь в детальный анализ, отметим, что в настоящее время основной вывод Васильева о динамике изменения понятия «Заволочье» выглядит достаточно спорным. Шаткими оказались аргументы, касающиеся ранних этапов славянского заселения Севера, так как источников, рассматривающих в контексте с Заволочьем только Важский бассейн, от того времени не сохранилось.

Не удовлетворившись сложившимся в исторической науке мнением о полном и безоговорочном приоритете новгородцев в процессе колонизации Русского Севера, с рядом работ в последние десятилетия

25 выступила Т.А.Бернштам. Исследовательница развивала выдвинутые А.Н.Насоновым и М.В Битовым идеи об особой роли ладожан в процессе колонизации северных окраин и о возможности более раннего и активного участия в этом процессе выходцев с верховьев Волги (т.н. «верхневолжская колонизация»). Более того, Бернштам в 1978 г попыталась воссоздать в общих чертах «историю самостоятельного проникновения ладожан на Север». Сделать это ей не удалось, а вывод о приоритете ладожан в освоении Русского Севера до сих пор остается спорным. Основными аргументами А.Н.Насонова для рассмотрения Ладоги как самостоятельного центра колонизации, позже уступившего место Новгороду, явились два письменных источника - рассказ ПВЛ о поездке

25 Бернштам Т. А. Роль верхневолжской колонизации в освоении Русского Севера (IX-XV вв.). // Фольклор и этнография Русского Севера. Л. 1973. с.5-29. она же - Поморы. Формирование группы и системы хозяйства. Л. 1978.

26 Бернштам Т. А. Поморы. Л. 1978. с.9-36.

Гюряты Роговича в «Югру», записанный со слов «старых ладожан», и «Сага о Хальфдане, сыне Эйстейна», где Ладога упоминается вместе с Биармией28 Т.А.Бернштам добавила к ним лишь мнение о хороших мореходных качествах ладожан, считая походы на крайний Северо-Восток Европы морскими, а также сходство в названии церквей Старой Ладоги и Беломорья (Климентъевские церкви в Усть-Коже и Уне). Все эти аргументы очень шатки и не могут служить доказательствами широкого проникновения ладожан в Заволочье и Беломорье.

Не менее спорны и выводы Бернштам о более широкой географии ростовских владений на Ваге и Северной Двине, а также предположение, что ростовская колонизация началась ранее середины XII в. (по А.Н.Насонову), почти одновременно новгородской. За основу были взяты антропологические исследования М.В.Витова, зафиксировавшего проникновение «верхневолжского типа» вплоть до Нижнего Подвинья, лингвистические изыскания Дерягина и Комягиной, а также семантика церковного строительства на Русском Севере в более поздний период.29 Сопоставив названия церквей Северодвинского бассейна и двух колонизационных центров (Новгорода и Владимира), Т.А.Бернштам и в последней своей работе осталась на прежних позициях - граница зон колонизации проходила с северо-востока на юго-запад, пересекая Северную

30

Двину при впадении в нее реки Пинеги. Такая точка зрения, конечно же, неприемлема - ведь тогда в «ростовской зоне» неизбежно оказываются большинство пунктов «Уставной грамоты Святослава Ольговича», фиксирующей новгородские владения первой половины XII в. Непонят

27 ПВЛ. с. 226-227

28 Насонов А.Н. «Русская земля» и образование территории Древнерусского государства. М. 1951. с. 93-116.

29 Бернштам Т. А. Локальные группы Двинско-Важского ареала: Духовные факторы в этно- и социокультурных процессах. // Русский Север. К проблеме локальных групп. СПб. 1995. с. 208-317.

30 там же. но, по каким причинам «ростовщины», сформировавшиеся лишь к XIV в. были датированы Бернштам XII-XIII вв.31

Интересными были работы этнографа, специалиста по росписи и резьбе по дереву В.А.Шелега. В своей статье «Резьба по дереву как источник по этнической истории Русского Севера»32 автор обосновал зависимость ареалов различного вида резьбы по дереву от колонизационных потоков на Русском Севере, установив их связь с тем или иным антропологическим типом. Так, по мнению В.А.Шелега, трехгранно-выемчатая резьба мелких пропорций присуща выходцам из Новгородской земли и отмечена в ареале бытования ильменско-беломорского типа современного населения (по М.В.Витову). Крупномасштабная трехгранно-выемчатая резьба характерна для «низовцев» и связывается с «верхневолжским антропологическим типом. Несмотря на явную зависимость, полного совпадения ареалов типов резьбы и антропологических типов, все-таки не наблюдается. Крупномасштабная резьба не отмечена в Среднем Подвинье, где вероятны были ростовские владения, по крайней мере в XV в., и присутствовал «верхневолжский» антропологический тип. Вместе с тем, резьба крупных пропорций занимала весь Важский бассейн, где были известны новгородские владения, по крайней мере с начала XIV века.34 Причина несоответствия, на наш взгляд, крылась в смешении традиций резьбы у жителей Поважья и Среднего Подвинья в более позднее время.

Наиболее интересны выводы В.А.Шелега по ареалу распространения другого типа резьбы - скульптурного, в первую очередь, устройство так называемого "конька" на кровлях домов. Далеко не во всех районах Русского Севера этот тип имел распространение. На Мезени он за

31 Бернштам Т. А. Роль верхневолжской колонизации в освоении Русского Севера (IX-XV вв.). // Фольклор и этнография Русского Севера. Л. 1973. с.5-29.

32Шелег В.А. Резьба по дереву как источник по этнической истории Русского Севера. // Архангельское Поморье. История и культура. Архангельск. 1983. с. 40-60.

33 Янин В.Л. Новгородская феодальная вотчина. Л. 1981. с. 98-103.

34 там же нимал лишь среднее течение реки, уступая в низовьях место мелкой трехгранно-выемчатой резьбе, а в верховьях он исчез по мере появления поселений коми. На Пинеге "коньками" были украшены избы в деревнях верхнего и среднего течения, ниже Труфаногор их нет. На Северной Двине такое оформление крыш известно лишь в Верхнетоемском и Красноборском районах, т.е. в зоне предполагаемого расселения "той-мичей". В Важском бассейне наиболее развиты были традиции скульптурной резьбы на Устье и Кокшеньге. На Онеге таковыми являлись самые низовья реки и Каргополье. Спорадически скульптурная резьба встречалась на Вели, Моше, Средней Сухоне, Нижней Вычегде, Лузе и Юге. Таким образом, ареалы онежского антропологического типа и скульптурной резьбы в украшении традиционного жилища обнаруживали полное совпадение. Этот факт указывает на древность сложения основных мотивов резьбы и относительную однородность дославянского населения.

В.А.Шелег считает, что понятие "чудь заволочская" является собирательным названием различных финно-угорских племен. В восточной части Русского Севера славяне ассимилировали северных финно-угров, появившихся здесь незадолго до славян из районов Поволжья.35 В целом, разработки В.А.Шелега показывают перспективность использования материалов по традиционному искусству для реконструкции средневековой истории Русского Севера.

Большую работу по уточнению исторической географии Северо

36

Восточной Руси в X-XIV веках проделал В.А.Кучкин. Его исследование было посвящено формированию государственной территории княжеств Верхнего Поволжья и частично относится к предмету нашего исследования. В частности, Кучкин внес некоторые предложения по локализации спорных пунктов «Уставной грамоты Святослава Ольговича»

35 Шелег В. А. Резьба по дереву как источник по этнической истории Русского Севера. // Архангельское Поморье. История и культура. Архангельск. 1983. с. 40-60.

1137 года, а также обосновал границы ростовских владений на Севере, начиная со второй половины XIII в. Автор справедливо усомнился в существовании обширных владений ростовцев на Средней Двине, вопреки мнению Л.А.Зарубина. С точки зрения В.А.Кучкина, ростовцы в середине XIV в. занимали левобережье Среднего Подвинья от Устюга до устья Ваги со значительными перерывами, низовья Ваги, бассейны Устьи и Кокшеньги и некоторые земли в верховьях Ваги, а также все среднее и нижнее течение Сухоны и р.Юг. Кроме того, незначительные владения имелись в Нижнем Подвинье, в районе Емецка.38

Если существование владений ростовских князей в Нижнем Подвинье и в Важском бассейне было реконструировано по документам XV

39 в., то для Сухоны, Среднего Подвинья, Устьи и Кокшеньги не имелось и этих источников, и точка зрения Кучкина в любом случае может быть признана лишь гипотетичной. Автор был очень осторожен, не указав точного времени установления власти ростовских князей, базировавшихся в Устюге, над территориями в Подвинье. Из контекста работы ясно, что во второй половине XIV в. они уже сложились. Таким образом, обнаруживается, что никаких сведений историко-географического характера для XII-XIII вв. Кучкин не привел, так как основывался он только на письменных источниках.

Довольно интересны выводы Г.Г.Громова, изучавшего некоторые элементы традиционного женского крестьянского костюма.40 Исследователь утверждал, что определились ареалы бытования различных видов головных уборов. Первый охватывал Каргополье и обнаруживал связь с населением региона средневековых вятичей. Вторая зона охватывала Поонежье и Юго-Западное Беломорье и была связана с Новгородской

36 Кучкин В. А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X-XIV вв. М. 1984.

37 Зарубин Л. А. Важская земля в XIV-XV вв. // История СССР. 1970. № 1. с. 183-185.

38 Кучкин В. А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X-XIV вв. М. 1984. карта.

39 АСЭИ. Т. 3. М. 1964. № 14-16. землей. Головные уборы третьей зоны, наиболее обширной территориально (Нижняя Онега, Пинега, ряд районов Подвинья и Мезени), находили аналогии у коми-зырян и северо-восточных групп русского населения. Четвертая зона (Поважье и Верхнее Подвинье) имела связь с территорией Владимиро-Суздальского края. Особенно интересными были головные уборы, найденные в деревне Керга на Верхней Пинеге - они сходны с важскими головными уборами района Шенкурска, что устанавливает определенную генетическую связь этих двух регионов.

В конечном итоге Громов сделал вывод о том, что основная масса крестьян Архангельского края имела местное происхождение и была автохтонной для периода последних полутора тысяч лет (по крайней мере).41 Лишь в западных пределах имело место переселение, где мигранты давно и основательно смешались с местным населением, а в Каргополье эти переселенцы оказались в господствующем положении. Таким образом, на территории Архангельского края (Заволочья) происходил длительный процесс языковой ассимиляции местного неславянского населения через систему феодально-административного и торгового общения автохтонных групп со славяноязычной верхушкой общества.42

Симптоматичным событием в историографии был выход в свет статьи А.М.Спиридонова, посвященной локализации некоторых «погостов» «Уставной грамоты Святослава Ольговича» 1137 года.43 Проанализировав археологический материал из окрестностей Онежского озера, Спиридонов пришел к выводу о невозможности приурочивания ряда пунктов «Уставной грамоты» к бассейну Онежского озера. Спиридонов показал ошибочность построений А.Н.Насонова, который не знал о позднем характере приписок об Обонежском и Бежецком рядах к основному тексту «Устава». Исследователь делает логичный вывод, что все

40 Громов Г.Г. К вопросу об этнической истории Архангельского края // М.В.Ломоносов и Север. Архангельск. 1986. с. 126-129.

41 там же, с. 129

42 там же погосты» документа находились в Онежском и Северодвинском бассейнах. А.М.Спиридонов предположил, что сбор дани на указанных территориях производился по древнему обычаю «полюдья», с предварительным «повозом». Исходя из этого, исследователь предложил оставить на карте только точно локализуемые по рекам пункты и очертил путь движения княжеского вирника: Онега - Емца - Двина - Вага - Моша -Онега. Из вышеизложенных предположений АМ.Спиридонова может быть принято только привязка пунктов «Устава» к Поонежью и Подви-нью. Вопрос с признанием «полюдья» выглядит пока проблематичным, а «локализации» автора довольно спорными. Так, Спиридонов исключил из списка все пункты Среднего Подвинья, кроме Тоимы, хотя пункт «на Борку» давно и твердо локализован в том же регионе. Непонятно, почему были исключены пункты «Кегрела» и «Ракула», местонахождение которых не вызывает сомнений. С другой стороны, сомнительно нахождение пункта «у Векшензе» на реке Сухоне, как, впрочем, и локализация пункта «на мори» в устье реки Онеги.

Несколько усилил интерес к средневековой истории Севера, найденный в 1989 году знаменитый «Архангельский клад». Клад состоял из более чем двух тысяч западноевропейских монет, трех дирхемов и вещевой части, все материалы его были опубликованы44 В статье Е.Н.Носова и О.В.Овсянникова была опубликована карта, на которой локализованы пункты «Уставной грамоты Святослава Ольговича» 1137 года.45 Пункт «у Вихтуя» помещен в месте находки Архангельского клада, остальные пункты располагаются в Онежском и Северодвинском бассейнах. К сожалению, в тексте авторы не дали никаких объяснений к карте, поэтому какими аргументами они располагали читателю неизвестно. Так или иначе, согласиться с их произвольной локализацией нет

43 Спиридонов A.M. Локализация пунктов «Устава Святослава Ольговича» 1136/37 гг. и становление погостов в Прионежье и Заволочье // КСИА. № 198. 1989. с. 16-21.

44 Nosov E.N. Ovsyannikov О. V. Potin V.M. The Arkhangelsk Hoad // FA IX. Helsinki. 1992. p.3-21. Носов E.H. Овсянников O.B. Архангельский клад 1989 г. //Финно-угры и славяне. Спб. 1997. с. 146-157.

45 Носов Е.Н. Овсянников О.В. Архангельский клад 1989 г. // Финно-угры и славяне. Спб. 1997. возможности. Судя по карте, все среднее и нижнее течение реки Сухона (пункты Тоима?, Пома?, Тошьма, Пененич, Порогопустец, Валдит?) принадлежало в то время новгородцам и было лучше всего освоено. Такая точка зрения не согласуется с другими источниками и более поздними данными, да и локализация отдельных пунктов (Волок на Моше, Тоима) явно ошибочна. Поставив перед собой целью поместить на карте все без исключения «погосты» «Уставной грамоты Святослава Ольгови-ча» 1137 года, авторы абсолютно не позаботились ни о точности локализаций, ни об аргументах, их объясняющих.

Один из соавторов вышеупомянутой статьи - О.В.Овсянников около сорока лет проводил историко-археологические изыскания на территории Русского Севера. Им было издано несколько работ, посвященных средневековым севернорусским городам и системе расселения в Поморье 46 Остановимся подробнее на последней работе в соавторстве с М.Э.Ясински, значительная часть первой главы которой посвящена системе расселения в Северном Поморье в X-XIII вв.47 Указывая, что время и характер освоения территории Русского Севера связаны с конкретным пониманием процесса колонизации, О.В.Овсянников присоединился к мнению других историков о широком проникновении на Север в X-XIII вв. пришлого славянского населения. В то же время, автор говорит и об «относительном однообразии местной «чудской» культуры на всей территории Русского Севера, что явилось следствием проникновения сюда славян. В вопросе о границах понятия «Заволочье», О.В.Овсянников, на основании самостоятельно полученных археологических материалов, критикует точку зрения Ю.С.Васильева и предлагает считать Заволочь-ем не административную единицу, а понятие географического характес. 147

46 Овсянников О.В. Люди и города средневекового Севера. Архангельск. 1971; он же - Средневековые города Русского Севера. Архангельск. 1992; Ясински М.Э. Овсянников О.В. Взгляд на Европейскую Арктику. Архангельский Север. Проблемы и источники. Т.1. СПб. 1998.

47 Ясински М.Э. Овсянников О.В. Взгляд на Европейскую Арктику. Архангельский Север. Проблемы и источники. Т.1. СПб. 1998. с. 22-62

48 там же, с. 23 pa. По его мнению, это могла быть обширная территория от Онеги до Печоры.49

Преимущественно на археологических материалах решает проблемы летописной «чуди заволоцкой» Е.А.Рябинин.50 Собрав воедино все известное о чуди и Заволочье в письменных источниках, автор счел возможным определить территорию последнего в X-XIII вв., вслед за Ю.С.Васильевым, в Важском бассейне.51 Здесь, а также на соседней Сухоне, располагалось наибольшее количество финно-угорских археологических памятников во всем Поморье. Кроме того, автором были критически проанализированы ранее высказанные концепции и составлена добротная историография вопроса. Рябинин пришел к выводу, что чудь со заволочская была близка прибалтийским финнам, но это не исключало возможности проживания в Заволочье саамов, волжских финнов и древних пермян. На левобережье Северной Двины, согласно автору, в эпоху средневековья могли проникать группы пермян,53 а тоймичи, упоминавшиеся в «Слове о погибели Русской земли» (середина XIII в.), вероятно, имели пермскую основу.

На наш взгляд, исследователь не вполне отчетливо говорил о том, что понимать под «чудью заволочской». Из контекста работ не ясно -были ли племена чуди автохтонным населением, либо они мигрировали из западных областей? Е.А.Рябинин остался на позициях, обоснованных Т.А.Бернштам и Ю.С.Васильевым, то есть преувеличивал роль «верхневолжской колонизации» Русского Севера. Искусственное отделение важских групп финно-угров от остальных на Русском Севере, на наш взгляд, несколько обеднило представление о средневековых насельниках региона.

49 ^ там же, с. 25

50 Рябинин Е. А. К этнической истории Русского Севера (чудь заволочская и славяне) // Русский Север. К проблеме локальных групп. СПб. 1995. с. 13-42.

51 там же, с. 15

52 там же, с. 19

53 там же, с. 21

На основе археологических данных Рябинин выделил три локальные группы финно-угров Заволочья - нижневажскую, кокшеньг-скую и сухонскую.54 Автор сделал следующие выводы: все три группы имеют определенное сходство и разнятся деталями, указывающими на связи с различными территориями Севера Восточной Европы. Наибольшее влияние прибалтийских финнов прослежено в нижневажской группе финно-угров, жителей же Кокшеньги и Сухоны можно отнести к группе северных финнов по А.К.Матвееву. В то же время, у населения Посухонья имелся ряд параллелей с поволжско-финским обрядом и было сильно древнерусское влияние.

Авторитетным исследователем процесса колонизации северных окраин Древней Руси следует признать Н.А.Макарова. Ему принадлежит большое количество работ, основанных на добытом Онежско-Сухонской археологической экспедицией материале.55 Автором впервые были обоснованы географические рамки понятия «Русский Север» на основе признака «новоосвоенности» и единства исторической судьбы.56 Кроме того, уточнены термины «древнерусский» и «колонизация». Под последней понимается колоссальное расширение государственной территории Руси и этнической территории славянства на Север, Восток и Северо-Восток.

Н.А.Макаров обстоятельно охарактеризовал работы историков XVIII-XX вв., связанные с колонизацией Русского Севера и сделал вывод, что без дальнейших археологических исследований продвижение вперед невозможно, так как письменные и другие виды источников практически себя исчерпали.57 Макаров отметил, что причины и механизмы, обусловившие культурно-экономическую экспансию Древней

54 там же, с. 26-33

55 Макаров Н.А. Археологические данные о характере колонизации Русского Севера в X - XIII вв.// СА № 3. 1986. с. 61-69. Макаров Н.А. Население Русского Севера в XI-XIII вв. (по материалам могильников Восточного Прионежья.) М. 1990. Макаров Н.А. Колонизация северных окраин Древней Руси в XI-XIII вв. М. 1997.

56 Макаров Н.А. Колонизация северных окраин Древней Руси в XI-XIII вв. М. 1997. с.7

57 там же, с. 10

Руси на Север, лежат вне сферы межэтнических отношений славян и финнов. Взаимное притяжение и отталкивание различных этнических групп не было главной пружиной колонизационного движения. По его мнению, в компетенции археологии находятся такие вопросы, как общая оценка освоенности и заселенности северных территорий в средневековье, анализ демографических процессов и реконструкция систем и путей расселения, а также конкретных механизмов внедрения колонистов на новые территории. Все эти вопросы автор решал на основе исследования волоков на водоразделах рек Русского Севера. Зоной внешней колонизации по письменным и археологическим источникам (т.е. собственно Русский Север) Макаров предложил считать земли к северу и востоку от линии Восточное Приладожье - Белоозеро - Кострома.

Говоря о вопросах, касающихся исторической географии в рамках самого Русского Севера, Н.А.Макаров отметил невозможность отнесения некоторых территорий к какому-либо колонизационному центру в рамках X-XIII вв., например, Сухоны, Заозерья (бассейн Кубенского озера) и Каргополья. Автор не согласился с Ю.С.Васильевым в узкой локализации Заволочья, считая этот термин более широким. Между тем, Макаров поддержал А.Н.Насонова в признании раннего проникновения на Север новгородцев и формирования «дальних» территорий, подконтрольных Новгороду, а также системы «погостов» в Поонежье и Подви-нье. Кроме того, исследователь считал бесспорным раннее формирование ростовских владений на Белоозере, Кокшеньге и Устье.

Говоря о хозяйственных ресурсах Севера и географии древнерусской колонизации, Н.А.Макаров подчеркивал приоритет пушного промысла перед сельскохозяйственным освоением, что объясняло на взгляд исследователя, избирательное освоение территории, нацеленность колонизации на «дальние» территории и удаленность «дочерних» поселений от исходных районов расселения. Определенное внимание уделялось исследователем путям новгородской и ростово-суздальской колонизации.

Н.А.Макаров подчеркивал несомненное использование новгородцами Шекснинско-Сухонского пути не только в XIII-XIV вв., но и в более ранний период. Этот факт объясняет наличие значительного пласта «новгородской» материальной культуры в Белозерье, выявленной археологически.

Существенной заслугой Н.А.Макарова является картографирование всех ему известных волоков на территории Русского Севера. Нужно отметить, однако, что только в шести случаях существование волоков было подтверждено археологическими материалами (Емецкий, Мошин-ский, Славенский, Кенский, Ухтомский и Бадожский). Кроме того, на карте Макарова не были зафиксированы (помимо Мошинского, Емецко-го и Пинежского) волоки на внутренних торговых путях в Подвинье и Южном Беломорье. Иными словами, была представлена картина проникновения в некое пространство, подразумеваемое как «Заволочье», однако, дальнейших путей торговли и военных походов не было отмечено. Между тем, внутри Заволочья, несомненно, существовали локальные волоковые пути, которые мы рассмотрим отдельно в нашем исследовании.

Из самых последних работ можно отметить работу Н.Н.Уткина, который будучи архитектором, специально исследовал два древнерусских законодательных акта - «Устав князя Ярослава о мостех» 1260-е годы и «Уставную грамоту Святослава Ольговича» 1137 года - с исто

58 рико-градообразовательных позиций. Автор предположил, что «Онег» «Устава» 1137 года является некой административно-территориальной единицей, имеющей свой центр. Эту территорию Н.Н.Уткин отождествляет с летописным термином «Волок» и «Водской сотней» «Устава Ярослава». Будучи убежденным, что эта территория могла находиться толь

58

Уткин Н.Н. Опыт историко-градообразовательного изучения "Уставной грамоты Святослава Ольговича" 1136/1137 гг. // Культура и природа древнего города. М. 1998. с. 95-110. ко в верховьях Онеги, то есть в Каргополье, исследователь пришел к выводу, что в XII в. часть Белозерья принадлежала новгородцам. По мнению Уткина, «Ивань», «Волдоутов» и «Тудоров» погосты «Уставной грамоты» 1137 года являлись погостами в широком смысле этого слова, то есть территориальными округами, подчиненными непосредственно Новгороду. Низовым звеном этой административно-территориальной иерархии являлся погост-место. Уткин особое внимание обратил на название одного из пунктов «Уставной грамоты Святослава Ольговича» -«на Волоце в Моши», считая что район Мошинского озера также входил в территорию «Волока», а далее начиналось Заволочье (как у А.Н.Насонова). Автор разделил время существования «Волока» на два периода. Первый, новгородский, охватывал время с 1079 по 1264 гг. С середины XIII в. появились такие образования, как Вологда и Заволочье - соседние с «Волоком» территории. Н.Н.Уткин, вслед за Е.А.Рябининым считал, что время написания «Уставной грамоты» нужно отнести к началу XI века. Сопоставляя эти данные с материалами скандинавских саг, исследователь воссоздал свою картину русско-скандинавского протогородского единства и княжеско-новгородского «Волока» в X-XIII вв. В рамках русско-скандинавского административно-территориального единства, Уткин выделил три территориальных образования. Первое охватывало Южное Приладожье (Ладожская земля, Альдейгьюборг), второе занимало территорию т.н. Межозерья (Северное Белозерье, Восточное Прионежье, Каргополье) и сопоставлялось с «Волоком» - Алаборгом. Наконец, третье (Бьярмаланд) охватывало Западное и Южное Беломорье. Со второй половины XI в. положение изменилось, теперь, помимо новгородской метрополии, существовало уже три колониальных округа: Водская сотня - Волдоутов Погост - Волок, занявший территорию Апаборга. Место Бьярмаланда занял Тудоров округ-погост, а вновь образованный Иван-погост, включил в себя недавно колонизированные территории Среднего Подвинья с Пинегой и Вагой, а также Кубеноозерье и верховья Сухоны.

Множество допущений и гипотетических положений концепции Н.Н.Уткина делают ее неприемлемой. У нас нет никаких доказательств какого-либо административно-территориального единства всей западной части Русского Севера в эпоху средневековья. Напротив, источники определенно указывают на разновременность и разные обстоятельства вхождения того или иного региона в рамки государственной территории Руси. Полнейшим несообразием выглядит отождествление «Волока», упоминающегося в летописях, с административно-территориальной единицей в Межозерье. Очевидно, что под «Волоком» в большинстве случаев понимался Волок Ламский.59 Умозрительно и сопоставление Волдоутова погоста (топоантропонима) с Водской сотней (топонимом). Ценным в рассуждениях автора является стремление логически подходить к анализу документов (в частности, «Устава Ярослава о мостех»).

Подводя итоги историографического обзора, мы коротко остановимся на основных методических вопросах изучения средневековой исторической географии на Русском Севере.

Наиболее серьезным вопросом является малая вариативность ис-точниковой базы. Суть его состоит в том, что у исследователя узкоспециальной направленности при работе над проблемами средневековой истории Заволочья фактически не имеется оппонентов, критически анализирующих материалы смежных дисциплин. Это в равной мере относится к археологам, антропологам, этнографам, диалектологам и др. Характерными примерами могут служить М.В.Витов и А.К.Матвеев. В силу такого положения, историки вынуждены некритически воспринимать основные результаты трудов специалистов смежных дисциплин. Поскольку само развитие исторической науки во многом зависит сейчас от реального взаимодействия различных источников, постольку преодоле

59 ПСРЛ. т. 33. с. 60, 65, 74, 76. ние проблемы малой их вариативности является задачей первостепенной важности.

Второй проблемой нам представляется гипертрофированное отношение к предмету собственного исследования у некоторых (а реально - у большинства) историков. Речь идет о специалистах, занимающихся той или иной этнографической группой, либо этнической территорией (например, весь, пермь вычегодская, карелы). Имея большой материал по своей теме, авторы стараются решить более глобальные проблемы, что далеко не всегда удается. Например, в разработке вопроса о локализации Биармии, В.В.Пименов, изучавший этнографию вепсов, пришел к выводу о тождестве веси и биармов скандинавских саг (а также и чуди заволоцкой).60 С.И.Гадзяцкий, исследовавший средневековых карел, отождествлял последних также с биармами.61 Наконец, Э.А.Савельева, специалист по средневековой археологии Европейского Северо-Востока, придерживалась мнения об идентичности Биармии и Перми Вычегод

62 ской. Особо отметим, что авторы пользовались одними и теми же источниками, но через призму «своих» наук приходили к разным выводам. Вероятно, данная проблема связана со стремлением историков закрыть «белые пятна», то есть с их искренним желанием осветить нерешенные вопросы средневековой истории на базе узколокальных исследований.

Наконец, третьей серьезной проблемой нам представляется формирование исторического мышления исследователей в рамках традиционной (официальной) историографии, что резко снижает критическую оценку источников и авторских концепций в публикациях. Например, даже в таком солидном исследовании, как работа Н.А.Макарова «Коло/Г-} низация северных окраин Древней Руси в XI-XIII веках», мы находим историко-географические положения, основанные не на реальных фак

60 Пименов В.В. Вепсы. М. 1965. с. 169-170.

61 Гадзяцкий С.И. Карелы и Карелия в новгородское время. Петрозаводск. 1941. с. 44.

62Королев K.C. Савельева Э.А. Загадки истории. Биармия - страна тайн // Отечество № 6. 1998. с. 6267.

63 Макаров Н.А. Колонизация северных окраин Древней Руси в XI-XIII вв. М. 1997. тах, а на историографической традиции. Так, на этногеографической карте Русского Севера XII-XIII вв, составленной автором,64 оставлены такие спорные пункты, как «Вихтуй» и «Шенкурье», локализованные еще А.Н.Насоновым. Сам Н.А.Макаров указывал на сомнительность некоторых локализаций Насонова, однако подошел к этому вопросу, видимо, выборочно.

Особое внимание в настоящее время нужно уделять методике использования археологического материала, который, по нашему мнению, не должен «подгоняться» под имеющиеся концепции, а выступать независимым источником, позволяющим его исследователям делать объективные выводы по той или иной проблеме. Тот же методологический подход, на наш взгляд, необходим и для других смежных исторических дисциплин. Преодоление методических недостатков может способствовать дальнейшему продвижению исследования историко-географических аспектов средневековой истории Русского Севера, и, в частности, Заволочья.

Источниковая база исследования состояла из разнообразных источников, причем они изучались в комплексе. Все источники по принципам применения и формам можно разделить на несколько групп.

Первую группу составляли письменные источники, почерпнутые из летописного и актового материала, а также некоторые архивные данные, хранящиеся в различных музеях страны и Архангельской области.

Из нарративных письменных источников особо отметим Новгородские летописи старшего и младшего изводов, Повесть Временных лет по Лаврентъевскому списку, Устюжский летописный свод (Арханге-логородский летописец), Холмогорскую летопись (Двинской летописец) и Вычегодско-Вымскую (Мисаило-Евтихиевскую) летопись. К актовым источникам мы относим средневековые законодательные документы, причем в целях создания исторической ретроспективы использовались

64 там же, с. 23, рис. 4. не только акты XII-XIII вв., но и источники более поздние, XIV- XVII столетий. Из основных документов назовем «Уставную грамоту новгородского князя Святослава Ольговича о церковной десятине» 1137 (по общепринятой датировке) года и т.н. «Договорные грамоты Новгорода с князьями» 1264 и 1305-07 годов. Из поздних документов это «Двинская уставная грамота московского князя Василия Дмитриевича» 1397 года и т.н. «Списки Двинских земель» 1470-х годов, а также некоторые другие актовые источники.

В Архиве Института истории материальной культуры (ИИМК) РАН нами были изучены следующие дела, относящиеся к исследованиям по средневековым древностям Русского Севера - Ф I. On. I. №№ 65 (1906), 35 (1907), 79 (1911), 80 (1909), 234; в архиве Вельского краеведческого музея - дело № 2139 и несколько безномерных документов; в архиве Архангельского областного краеведческого музея - Ф. Ill on. I. №№ 252, 76, 35. Эти документы представляют безусловный интерес, а некоторые в нашей работе подвергнуты всестороннему анализу, результаты которого способствовали формированию новых взглядов на локализацию ряда населенных пунктов и этнических территорий.

Ко второй группе мы относим археологические источники, на наш взгляд, наиболее перспективные в настоящее время по причине постоянного их количественного роста. Некоторые исследователи уже опубликовали целые монографии о средневековой истории региона только на основе данных археологии. Несомненна значимость этого источника в решении этнокультурных вопросов и вопросов хронологии и периодизации. Археологические памятники представлены на территории Заволочья поселениями и могильниками X-XIII веков, принадлежащих как местному, финно-угорскому населению, так и славянам, случайными археологическими находками и кладами, отражающими торговые пути на Севере.

Автор исследования с 1995 года занимался археологическим изучением средневековой истории Северодвинского и Онежского бассейнов, а также Южного Беломорья. В Среднем Подвинье была открыта группа средневековых курганных могильников и несколько поселений того же времени, выделены раннесредневековые памятники среди уже известных археологических объектов.

Немаловажным для изучения времени, предшествующего X-XIII вв. являлось привлечение данных топонимики. Наиболее подробно эти материалы разработаны в исследованиях А.К.Матвеева.65 Топонимические данные являются косвенным историческим источником и могут быть приняты лишь при условии корелляции с другими видами источников. Необходимо отметить, что более или менее обоснованными представляются разработки исследователей топонимики только для периода второй половины I - II тысячелетия, то есть включая и изучаемый отрезок времени. Более ранние эпохи поддаются изучению на топонимических данных с большим трудом.

Многогранны и неоднозначны этнографические источники по исторической географии Заволочья в X-XIII веках. Наиболее перспективными здесь представлялись данные по традиционной крестьянской культуре (искусство и народный костюм), а также фольклорный пласт, хорошо сохранявшийся на Русском Севере вплоть до недавнего времени. Наше исследование наглядно рассматривает возможность использования тех или иных этнографических материалов и на их основе - ретроспективного метода в изучении более ранних эпох. Конкретными этнографическими источниками являются типы жилых домов, народный костюм, предметы искусства - роспись и резьба по дереву, скульптура, гончарство, а из фольклорных данных - предания, легенды, обряды, религиозные атрибуты и многое другое.

65 Матвеев А.К. Субстратная топонимика Русского Севера.// ВЯ 1964. № 2. с. 68-74; он же - Из истории изучения субстратной топонимики Русского Севера. II Вопросы топономастики. Свердловск 1971. №5. с. 7-34.

Автору настоящей работы, помимо археологических исследований, довелось участвовать и в накоплении этнографического, главным образом, фольклорного материала по некоторым территориям Русского Севера (Беломоро-Кулойское плато, дельта Северной Двины, реки Пи-нега, Онега и Вага). Эти материалы переданы и хранятся в научном архиве АОКМ как приложения к отчетам об археологических экспедициях.

Пятой группой источников можно назвать данные антропологии. В силу того, что мы фактически не имеем, за небольшим исключением, средневекового антропологического материала, основное внимание было уделено анализу антропологического состава современного населения Архангельской области. Данные эти были получены и первично обработаны М.В.Витовым.66

Таким образом, источниковую базу исследования составляют разнообразные материалы. Комплексное их рассмотрение, дополнение одного вида другим, позволяет в достаточной мере реконструировать историко-географическую ситуацию в Заволочье X-XII вв.

Методы работы при исследовании являются типичными для исторических исследований. Они включают в себя выявление и обработку данных смежных исторических дисциплин, изучение информации имеющихся письменных источников (в значительной мере опубликованных), сбор археологических и этнографических данных, способных скорректировать историческую картину, систематизацию и классификацию полученных результатов и создание на этой основе полноценного знания об историко-географических процессах в средневековом Заволочье.

Целью исследования является реконструкция историко-географической ситуации в Заволочье в X - ХП1 вв. Это подразумевает,

66 Битов М.В. Этнография Русского Севера. М. 1997. во-первых, определение территориальных рамок Заволочья во временной динамике, во-вторых, локализацию основных этнических территорий и населенных пунктов, а также торговых путей на рассматриваемой территории. Кроме того, работа направлена на выяснение возможности использования смежных исторических дисциплин при изучении средневековой истории Заволочья.

Реализации общей цели подчинено решение следующих конкретных задач: выявление и систематизация основных источников по проблеме; анализ разнородных источников и поиск их взаимосвязи; синтез аналитических данных в соответствии с поставленной целью.

Хронологические рамки работы охватывают эпоху так называемой «древнерусской колонизации» Русского Севера - X-XIII вв, которая выделена историками на основе характера первичного заселения славянами северных окраин Древней Руси. В рамках периода выделено два этапа - стихийная колонизация - X - первой трети XII вв. и начало государственного строительства на Севере - середина XII - XIII вв.

Территориальные рамки исследования определены в названии -«Заволочье». В виду того, что разные исследователи понимали под этим термином различную по масштабу территорию, во второй главе исследования нами дана подробная и аргументированная характеристика динамики изменения этого понятия в географическом аспекте.

Новаторским в исследовании являлось, во-первых, использование логического анализа средневековых документов, что способствовало лучшей их «расшифровке» и создании полноценной исторической картины; во-вторых, привлечение материалов славянских могильников, открытых и исследованных автором; в-третьих, комплексная аналитическая характеристика смежных исторических дисциплин. Кроме того, предпринята попытка сформировать модель периферии древнерусского

33 государства в изучаемый период, а также составлен историко-географический атлас Заволочья X-XIII вв.

Во всех перечисленных нами концептуальных положениях заключается и теоретическая значимость исследования, которая подкрепляется методологическими разработками автора.

Материалы диссертационного исследования могут стать основой для соответствующей монографии, а также теоретической базой для создания экспозиции в АОКМ. Кроме того, полученные данные послужат основой для дальнейших, целенаправленных археологических исследований на территории Онежского и Северодвинского бассейнов.

Материалы исследования могут быть востребованы при создании обобщающего труда по средневековой истории Русского Севера, либо всего Североевропейского региона.

Диссертационное исследование состоит из введения, двух глав и заключения, а также картографических приложений в виде атласа.

 

Заключение научной работыдиссертация на тему "Заволочье в средневековой русской истории, Х-ХIII вв."

Заключение

Комплексный подход в рассмотрении всех доступных на сегодняшний день источников - как письменных, так и материалов смежных исторических дисциплин (археологии, топонимики, этнографии, антропологии, диалектологии), доказывает возможность исторической реконструкции основных черт историко-географических процессов на территории Заволочья в средневековую эпоху. В историографическом обзоре мы показали, что лишь некоторые историки, прежде всего М.В.Витов, Т.А.Бернштам и Н.А.Макаров, подходили к различным аспектам средневековой истории Русского Севера, имея на руках разнохарактерный материал и различные источники. Этот факт позволил им наиболее глубоко осветить темы своих исследований. Что же касается нашего предмета исследования, исторической географии, то указанными авторами и другими историками изучались лишь частные вопросы, без анализа динамики изменения историко-географических понятий. Единственное исследование такого рода, проведенное Ю.С.Васильевым, нельзя назвать удачным.

Немало нареканий вызывают и методические пробелы в некоторых работах, которые вкратце нами освещены. Решение проблем взаимопроверки различных источников, абстрагирования от историографической традиции и узкоспециальных пристрастий, способствовало бы повышению качества знания на современном этапе изучения исторической географии Русского Севера.

Наше исследование было разделено хронологически на два периода, причем критерием такого разделения выступал характер освоения территории Заволочья. Если в X - начале XII вв. наблюдалось стихийное освоение северного пространства славянскими и прибалтийско-финскими переселенцами, то в более поздний период, начиная со второй трети XII в., здесь стабилизируются государственные институты в виде налогов и организации административно-территориального деления. Инициатором этих процессов выступал Великий Новгород.

Основные письменные источники по средневековой истории Руси и Русского Севера были проанализированы нами с акцентом на события, относящиеся к Заволочью. Кроме того, были учтены и более поздние письменные свидетельства. В Повести Временных лет таких данных нам удалось почерпнуть немного. Однако, те отрывочные сведения, в ней содержавшиеся, позволили нам сопоставить летописную «чюдь за-волочьскую» с прибалтийско-финской волной колонизации Русского Севера. Кроме того, добытые нами археологические данные свидетельствуют о раннем проникновении славян в Подвинье, что сделало возможным контроль над отдаленными территориями. В ПВЛ это документально подтверждено рассказом о походе «старых ладожан» в Югру, а также свидетельством о гибели князя Глеба Святославича.

Мы по-новому проанализировали «Уставную грамоту Святослава Ольговича» 1137 г., исходя из признания существования внутренней логики документов того времени, что может способствовать уяснению рассматриваемых в них аспектов. «Уставная грамота» фиксировала территорию Русского Севера в определенной географической последовательности, с учетом как славянских, так и аборигенных подданных. Погосты, указанные в документе первыми (Волдутов, Тудоров, Иван), связываются нами со средними течением реки Онега. Этот отрезок, от устья Кены до устья Моши, служил основной магистралью при проникновении в Подвинье с Запада. Здесь же располагался и центр новгородских владений на Севере.

Остальные пункты «Устава» находились в Подвинье и на водоразделе Северной Двины и Онеги. В свою очередь, двинские пункты образовывали компактные территориальные группы, выделенные в тексте. В Нижнем Подвинье располагались Ракула, Спирков (Ухтостров) и пункт с местным населением, старейшиной которого был Вихтуй.

Два пункта располагались на Пинеге, из которых только Кегрела точно локализуется на месте более поздней Кевролы. В Двиноважье находилась значительная группа пунктов, причем половина принадлежала местному, финно-угорскому населению. В среднем и верхнем Поважье эти племена преобладали полностью - все четыре пункта здесь относятся к неславянскому компоненту. Довольно хорошо славянами было освоено среднее течение Северной Двины вверх от устья Ваги до Тоймы -здесь находились пункты Борок, Отмин (Кириегоры), Тоима, и лишь пункт «у Поме» относился к аборигенному населению. К сожалению, на уровне современных знаний невозможно оказалось локализовать группу из трех пунктов «Уставной грамоты», которая могла располагаться в любом месте на территории Русского Севера, однако, вероятнее всего их местонахождение на Сухоне, либо на Онеге.

Онежско-Северодвинский водораздел новгородцы преодолевали тремя основными путями, хотя документально подтверждены лишь два - Мошинский и Валдиевский волоки. Емецкий волок, вероятно, начал функционировать позже первой трети XII столетия. В тесной связи с существованием Вохтомско-Вельского волока (пункт «у Валдита») оказалась проблема раннего освоения Каргополья. Судя по всему, окрестности озера Лача на первом этапе славянского освоения находились под влиянием Новгорода, и лишь в XIH-XIV вв. здесь закрепились выходцы из Северо-Восточной Руси.

Нетрадиционное решение в проблеме локализации племени емь летописей и «Уставной грамоты Святослава Ольговича» 1137 г. было принято нами на основе анализа различных аспектов «Устава». Емь, упоминаемая в русских летописях в XI-XII вв., связывается нами с племенем севернофинского происхождения, обитавшего в междуречье Онеги и Северной Двины.

Нами впервые высказано мнение о возможности существования нескольких пунктов, где дань брали мехом («у Еми») и солью («на мори»), Пункты на море, вероятно, располагались в тех местах, где впоследствии сосредоточилась выварка соли. Такими пунктами являлись Ненокса и Уна на Летнем берегу Белого моря, поэтому расположение пунктов «Уставной грамоты» именно здесь более чем правдоподобно. Этнический состав побережья Белого моря неясен, но более вероятно его финское происхождение.

В «Уставной грамоте» не нашли отражение некоторые территории, которые также относились в более позднее время к Заволочью. В Среднем Подвинье выше реки Нижняя Тоима проживало племя «тоймичей» ванвиздинско-севернофинского происхождения. Оно известно нам только по «Слову о погибели Русской Земли» середины XIII в., и более нигде не упоминается. Вероятно, оно потеряло независимость вскоре после монголо-татарского нашествия.

Очень мало нам известно о населении Верхней Пинеги, где обитали потомки ванвиздинских племен, и только в XIV-XV вв. сюда начали проникать славяне и пермяне - одни из предков коми.

Несмотря на сложившуюся историографическую традицию, мы не склонны считать, что реки Устья и Кокшеньга изначально входили в зону «низовской» колонизации. Если для Устьи это может быть и справедливо, то на Кокшеньге имелись значительные владения новгородцев.

Чрезвычайно интересен и важен вопрос об историко-географических процессах в низовьях и дельте Северной Двины, так как этот вопрос напрямую связан с проблемой локализации Биармии. Некоторые вопросы, затронутые нами, а именно динамика изменения понятий о Биармии, в сопоставлении с данными смежных исторических дисциплин, помогли определить в общих чертах историко-географическую картину здесь в X-XIII вв. Биармами скандинавы называли племя емь, которое к XII в. оказалось подчиненным новгородцам. Сама Биармия первоначально располагалась на обширной территории Южного Бело-морья, но с началом активной новгородской колонизации в XII-XIII вв. все более сокращалась в северном направлении. К поздней фазе средневековья она уже занимала только Кольский полуостров.

В целом, к середине XII в. явственно проявились тенденции к началу государствообразующих процессов на Севере. Это вылилось в ряд мероприятий, проведенных Новгородом, одно из которых и нашло отражение в «Уставной грамоте Святослава Ольговича» 1137 г.

Период с середины XII по начало XIV вв. уже проходил под влиянием соперничества Новгорода и княжеств Северо-Восточной Руси за территории Русского Севера. К сожалению, отрывочные данные летописей не могут отразить всю динамику исторического процесса. Тем не менее, они воссоздают общую картину противоборства. Характерно, что именно в летописях содержится самое древнее упоминание Заволочья и Двины как синонимов, причем эти понятия каким-то образом связаны с Суздалем, так как описываются в едином контексте.

Наиболее важными источниками по второму периоду являются т.н. «Договорные грамоты Новгорода с князьями» 1264 и 1305-07 гг. Вновь применив логический анализ, мы сумели более или менее аргументировано локализовать все волости Новгорода на Русском Севере. Волость Вологда располагалась на ограниченной территории верхнего течения реки Сухона. Колоперемь (Голопьрьмь) локализована нами на Беломоро-Кулойском плато, Нижней Пинеге и Кулое. Волость Тре, без сомнения, находилась на Кольском полуострове. Перемь, в отличие от других исследователей, помещавших ее на Вычегде, мы более склонны локализовать на Верхней Пинеге. Наконец, волости Печера и Югра располагались на крайних северо-восточных территориях древнерусской ойкумены - в Северном Приуралье.

Волость Заволочье, таким образом, в XIII в. представляла собой территорию Онежского и Северодвинского бассейнов (без Вычегды и Юга). В то же время, нами прослежена динамика изменения историко-географического понятия «Заволочья».В X-XI вв. оно означало только земли в среднем течении Северной Двины, в XII в. оно расширяется на все Подвинье, а в XIII-XIV столетиях в понятие «Заволочье» включается и Онежский бассейн.

В нашем исследовании особенно подчеркнута роль археологических источников, которые являются поистине неисчерпаемыми для изучаемой проблемы. К началу рассматриваемого периода по археологическим данным территорию Заволочья заселяли севернофинские племена -промежуточная группа между прибалтийскими и поволжскими финнами, а также ванвиздинцы - племя, сохраняющее автохтонные черты культурного развития. Границей между этими двумя культурными общностями была Северная Двина. Ситуация в X-XIII вв. уже более пестра. Нами выделено двенадцать локальных групп археологических памятников на всей территории Русского Севера. Из них восемь (Каргополье и Мошеозерье, Беломорье, Поважье, Сухона, Пинега, Нижнее и Среднее Подвинье) относятся к севернофинскому населению с различной степенью славянского влияния. Собственно славянские археологические памятники обнаружены лишь в Двиноважье, а протосаамские - на Соловецких островах. Могильники Терского берега Белого моря относятся к смешанному финско-лопарскому населению. Заонежские курганы оставлены населением несколько отличным от севернофинского и близким карелам. Таким образом, на всей территории Заволочья прослеживается некоторая общность племен, отличающихся по локальным географическим группам. Эта общность совпадает с ареалом топонимики на «ньга» по А.К.Матвееву.

Мы составили более полный свод фольклорных преданий о чуди, нежели В.В.Пименов в своем исследовании о вепсах. Основные аспекты при изучении преданий мы интерпретируем следующим образом.

1. Предания о чуди относились ко всем племенам прибалтийско-финского и севернофинского происхождения, однако не связаны с коми, саамами и волжскими финнами.

2. Существует различие в антропологическом облике чуди преданий (белоглазая - черная). Белоглазая чудь связывается нами с волной прибалтийско-финской колонизации Русского Севера (X-XII века), а чудь черная - с местным севернофинским населением.

3. Различие в исторических судьбах чуди в преданиях (наступающая, побеждающая и убегающая, погибающая) объясняется нами не столько хронологическими (как у Пименова), сколько этническими причинами - чудь белоглазая относилась к первой категории, а местная, черная чудь - ко второй.

В целом удалось достичь взаимного дополнения фольклорными данными других исторических источников.

Более детальному анализу мы подвергли материалы, собранные М.В.Битовым по антропологии современного населения Русского Севера. Суммировав все аналитические данные, мы выделили несколько локальных групп, сходных по антропологическому составу - дельта Северной Двины, Низовья Онеги, Холмогорская округа, Двиноважье, Средняя Онега, Каргополье, Верхняя Вага, Средняя Сухона, Устюжская округа, Сольвычегодская округа, Среднее Подвинье и Средняя Пинега.

Большинство этих групп были выделены нами и при изучении других, прежде всего, археологических источников. В то же время, данные антропологии косвенно подтвердили раннее проникновение ростовцев в Верхнее Подвинье и на Устью, а также использование новгородцами сухонской речной магистрали.

Определенное внимание было уделено транспортным сообщениям на Русском Севере в эпоху средневековья. Мы проанализировали не только «стержневые» направления, но и локальные пути. Различные источники наглядно доказывают автономность и древность возникновения таких магистральных торговых путей как Сухонско-Вычегодский и Камско-Беломорский. Ответвлением Сухонско-Вычегодского пути была Важская речная артерия. Течение реки Онеги использовалось неравно

185 мерно - наиболее интенсивное движение было в верхнем и среднем течениях.

Нами впервые были выделены более десятка локальных волоков и торговых путей внутри территории Заволочья - на Онежско-Северодвинском, Важско-Среднедвинском и Пинего-Двинском водоразделах. К сожалению, лишь часть из них выделена с использованием поздних письменных источников.

В вопросе о центре славянских владений на Севере пока полной ясности нет. В то же время, очевидно, что изначально он располагался в Двиноважье. В середине XII в. центр новгородских владений располагался на Средней Онеге и большая часть территории Заволочья была подчинена Новгороду. После 1137 г. и до начала XIV в. таким центром становятся Холмогоры, вероятно, это случилось в XIII в.

 

Список научной литературыЕдовин, Алексей Геннадьевич, диссертация по теме "Отечественная история"

1. Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси конца XIV начала XVI вв. (АСЭИ) Т. 3. М.: Наука. 1964.

2. Археологическая карта России (АКР). Владимирская область. М.: Изд-во ИАРАН. 1995.382 с.

3. Грамоты Великого Новгорода и Пскова (ГВНП). М-Л. 1949. Джаксон Т.Н. Исландские королевские саги о Восточной Европе. М.: Ладомир. 1994. 256 с.

4. Материалы по истории Европейского Севера СССР (МИЕС). Северный археографический сборник. Вып. 2. Вологда.: Изд-во ВГПИ. 1972. 484 с. Мельникова Е.А. Древнескандинавские географические сочинения. М.: Наука. 1986. 229 с.

5. Писцовые книги Обонежской пятины 1496 и 1563 гг. Л.: Изд-во АН. СССР. 1930. 272 с.

6. Устюжский летописный свод (УЛС). М.: Изд-во АН СССР. 1950. 128 с.1. Архивные источники

7. Едовин А.Г. Отчет о работе Архангельской археологической экспедиции в1998 г. Архив АОКМ. Ф.Ш. оп.1. б/н. л. 1-50.

8. Едовин А.Г. Отчет о работе Архангельской археологической экспедиции в1999 г. Архив АОКМ. Ф. III. On. 1. б/н. л. 1-116.

9. Куратов А. А. Теребихин Н.М. Легендарная «чудь заволоцкая» в свете археологических данных. Архив АОКМ. Ф. III. on. 1. № 35. л. 1-2.

10. Овсянников О.В. Работы Северо-Двинского отряда в 1979 г. Отчет. Архив ИИМК. Ф. 35. Оп.1. № 106-107. л.1-13.

11. О раскопках магистра А.М.Тальгрена в Казанской и Архангельскойгуберниях. Архив ИИМК. Ф. 1. On. 1. № 80 (1909). л.12-45.

12. Сафонов A.M. Из прошлого Важского края. Вельск 1929. Архив ВКМ. №2139. л. 1-22.1. Литература

13. Арциховский А.В. Новгородские грамоты на бересте. Из раскопок 1952 года. М.: Изд-во ИИМК. 1954. 91 с.

14. Афанасьев А.П. Западная и юго-западная границы гидронимов пермского типа. // Проблемы этногенеза народа коми. ТИЯЛИ. Вып. 36. Сыктывкар.: Изд-во КФАН. 1985. с. 68-77.

15. Афанасьев А.П. Влияние климатического оптимума (VII-XII вв.) на среду обитания человека в Арктическом регионе. // Проблемы историко-культурной среды Арктики. Сыктывкар.: Изд-во Ур. Отд. АН СССР. 1991. с. 11.

16. Бернштам Т.А. Роль верхневолжской колонизации в освоении Русского Севера. // Фольклор и этнография Русского Севера. JL: Наука. 1973. с. 518.

17. Бернштам Т.А. Поморы. JL: Наука. 1978. 176 с.

18. Булатов В.Н. Русский Север. Книга I. Заволочье. Архангельск.: Изд-во ПТУ. 1997.350 с.

19. Буров Г.М. Древние поселения на берегах Пинежского озера в Северодвинском бассейне. // Проблемы истории Европейского Севера. Петрозаводск.: Карелия. 1979. с. 156-167.

20. Валонен Н. Ранние лопарско-финские контакты. // Финно-угорский сборник. М.: Наука. 1982. с. 59-96.

21. Верещагина И.В. Овсянников О.В. Памятники X-XIII вв. в среднем течении р. Северной Двины. // Древности славян и финно-угров. СПб.: Наука. 1992. с. 138-143.

22. Витов М.В. Русские севера в этническом отношении (современный состав и происхождение основных компонентов). // Памятники культуры Русского Севера. М.: Наука. 1966. с. 56-59.

23. Витов М.В. Антропологические данные как источник по истории колонизации Русского Севера. М.: Изд-во ИЭАРАН. 1997. 202 с.

24. Битов М.В. Этнография Русского Севера. М.: Изд-во ИЭАРАН. 1997. 238 с.

25. Голубева JI.A. Весь и славяне на Белом озере. М.: Наука. 1973. 212 с. Гончарова Н.Н. Новые антропологические материалы к вопросу о колонизации Русского Севера. //Послужить Северу. ИКА. Вологда.: Изд-во ВОКМ. 1995. с. 15-26.

26. Джаксон Т.Н. Глазырина Г.В. Русский Север в древнескандинавской письменности: отечественная историография вопроса о локализации Бьярмии XVIII-XIX вв. // История и культура Архангельского Севера. Вологда.: Изд-во ВГПИ. 1986. с. 7-14.

27. Джаксон Т.Н. Русский Север в древнескандинавских сагах //Культура Русского Севера. Л.: Наука. 1988. с.58-67.

28. Дмитриева С.И. Географическое распространение русских былин. М.: Наука. 1975. 113 с.

29. Дубов И.В. Глиняные лапы в погребальном обряде курганов Аландских островов и Волго-Окского междуречья. // Новое в археологии СССР и Финляндии. Л.: Наука. 1984. с.95-99.

30. Дубов И.В. Великий Волжский путь. Л.: Изд-во ЛГУ. 1989. 256 с.

31. Едемский М.Б. О старых торговых путях на Севере. // ЗОРСА. Т. IX. СПб. 1913. с. 39-62.

32. Едовнн А.Г. "Уставная грамота Святослава Ольговича " 1136/ 37 гг. и административно- территориальное деление Заволочья в раннем средневековья // Государство, религия, этносы на Севере 700 1990. Архангельск.: Изд-воПГУ. 1998. с. 16 - 18.

33. Едовин А.Г. Емь русских летописей //Европейский Север России: прошлое, настоящее, будущее. Архангельск.: Изд-во АЦ РГО. 1999. с.203-206.

34. Едовин А.Г. Средневековые коллекции Каргополья. // Исторический город и сохранение традиционной культуры. Москва Каргополь.: Изд-во КИАХМЗ. 1999. с. 120-123.

35. Едовин А.Г. Средневековая история Двиноважья по письменным и археологическим источникам. // Россия на пороге XXI века: региональные особенности в процессе трансформации общества. Архангельск.: Изд-во МИУ. 2000. с. 256-259.

36. Едовин А.Г. Новгородские волости XIII-XIV вв. на Русском Севере //

37. Труды XI съезда РГО. Т. 7. Краеведение и краеведы. СПб. 2000. с. 158-166.

38. Елизаровский И.А. Лексика беломорских актов XVI-XVII вв.

39. Архангельск.: Изд-во АГПИ. 1958. 240 с.

40. Ефименко П.С. Заволоцкая чудь. Архангельск. 1869. 147 с.

41. Ефименко П.С. О древностях Архангельской губернии. // Труды 1 АС. М.1. Т. 2. 1871. с. 187-193.

42. Жеребцов Л.Н. Историко-культурные взаимоотношения коми с соседними народами. М.: Наука. 1982. 224 с.

43. Жеребцов Л.Н. Проблемы этнической истории народа коми. // Проблемы этногенеза народа коми. ТИЯЛИ. Вып. 36. Сыктывкар.: Изд-во КФАН. 1985. с. 109-119.

44. Зарубин Л.А. Важская земля в XIV-XV вв. // История СССР. № 1. 1970. с. 180-187.

45. Зеленин Д.К. Принимали ли финны участие в образовании великорусскойнародности? // Сб. ЛОИКФУН. Т. 1. Л. 1929. с. 96-107.

46. Канивец В.И. Среднеазиатские и германские монеты на Северном Урале. //

47. МАЕСВ. Вып. 1. Сыктывкар.: Изд-воКФАН. 1962. с. 145-154.

48. Канивец В.И. Канинская пещера. М.: Наука. 1964. 136 с.

49. Карелы Карельской АССР. Петрозаводск.: Изд-во ИЯЛИ КФАН СССР.1983. 288 с.

50. Карпелан К. Ранняя этническая история саамов. // Финно-угорский сборник. М.: Наука. 1982. с. 32-48.

51. Кизеветтер А.А. Русский Север. Роль Северного края Европейской России в истории Русского государства. Вологда. 1919.

52. Кирпичников А.Н. Ладога и Ладожская земля VIII-XIII вв. // Историко-археологическое изучение Древней Руси. Славяно-русские древности. Вып. 1. Л.: Изд-во ЛГУ. 1988. с. 38-79.

53. Ключевский В.О. Хозяйственная деятельность Соловецкого монастыря в Беломорском крае. М. 1867.

54. Ключевский В.О. Сочинения. Т. 2. М.: Госполитиздат. 1957. 468 с. Комягина Л.П. О лингвогеографическом изучении традиционных крестьянских говоров Русского Севера. // М.В.Ломоносов и Север. Архангельск.: Изд-во АФ ГО СССР. 1986. с. 165-167.

55. Королев К.С. Савельева Э.А. Загадки истории. Биармия страна тайн. // Отечество № 6. 1998. с. 62-67.

56. Кочкуркина С.И. Юго-Восточное Приладожье в X-XIII вв. Л.: Наука. 1973. 152 с.

57. Кузьмин C.JI. О времени, характере и обстоятельствах славянского расселения на Северо-Западе. // Ладога и эпоха викингов. СПб.: Изд-во СЛИААМЗ. 1998. с. 8-15.

58. Культурный ландшафт Русского Севера. М.: Изд-во ФМБК. 1998. 136 с. Куратов А.А. Археологические памятники Архангельской области. Архангельск.: СЗКИ. 1978. 104 с.

59. Куратов А.А. Северная ономастика. // Вопросы топонимики Подвинья и Поморья. Архангельск.: Изд-во АФ ГО СССР. 1991. с. 12-23. Кучкин В. А. Формирование государственной территории СевероВосточной Руси в X XIV вв. М.: Наука. 1984. 352 с.

60. Лашук Л.П. Очерк этнической истории Печорского края (опыт историко-этнографического исследования). Сыктывкар.: Коми кн. изд-во. 1958. 200 с.

61. Лебедев Г.С. Этногеография Восточной Европы по «Повести Временных Лет». // Историческая этнография: традиции и современность. ПАЭ. Вып.2. Л.: Изд-во ЛГУ. 1983. с. 103-112.

62. Леонтьев А.Е. Новые данные о костромских курганах. //СА. № 4. 1984. с.176-196.

63. Леонтьев А.Е. Волжско-Балтийский торговый путь в IX веке. // КСИА № 183. М. 1986. с. 3-9.

64. Ломоносов М.В. Полное собрание сочинений. Т. 6. М-Л.: Изд-во АН СССР. 1952. 689 с.

65. Лукьянченко Т.В. К вопросу о "саамском" субстрате в культуре некоторых групп населения Европейского Севера. // Природа и хозяйство Севера. Вып. 11. Мурманск. 1987. с. 87-89.

66. Любавский М.К. Образование основной государственной территории великорусской народности. Л.: Изд-во АН СССР. 1929. 176 с. Макаров Н.А. Средневековый могильник Попово на Каргополыцине. // КСИА № 171. 1982. с. 78 84.

67. Макаров Н.А. Чашевидные сосуды средневековых памятников Волжско-Шекснинского района. //КСИА№ 175. М. 1983. с. 18-25. Макаров Н.А. Орнаментика Белозерской лепной керамики X-XI вв. // СА. № 2. 1985. с. 79-99.

68. Макаров Н.А. О некоторых комплексах середины 3-ей четверти 1 тыс. н.э. в Юго-Восточном Прионежье и на р. Сухоне. // КСИА № 183. М. 1986. с. 23-32.

69. Макаров Н.А. Археологические данные о характере колонизации Русского Севера в X XIII вв.// СА. № 3. 1986. с. 61-69.

70. Макаров Н.А. Жертвенный комплекс конца XII начала XIII вв. на Каргополье. //КСИА№ 190. М. 1987. с. 73-80.

71. Макаров Н.А. Новгородская и ростово-суздальская колонизация в бассейнах озер Белое и Лача по археологическим данным. // СА. № 4. 1989. с. 86-102.

72. Макаров Н.А. Колонизация Северных окраин Древней Руси в XI-XIII вв. М.: Скрипторий. 1997. 368 с.

73. Макаров Н.А. Захаров С.Д. Археологическое изучение северорусской деревни: первые итоги раскопок поселения Минино на Кубенском озере. // Славяне, финно-угры, скандинавы, волжские булгары. СПб.: Вести. 1999. с. 145-161.

74. Макаров Н.А. Зайцева И.Е. Новые исследования средневековых могильников на Русском Севере. Могильник Минино 2 на Кубенском озере. // РА. № 4. 1999. с. 163-178.

75. Мартынов А.Я. Археологические памятники древних саамов на Соловецких островах. // Природа и хозяйство Севера. Вып. 11. Мурманск. 1987. с.83-87.

76. Матвеев А.К. Из истории изучения субстратной топонимики Русского Севера. //Вопросы топономастики. № 5. 1971. Свердловск, с. 7-34. Мейнандер К.Ф. Биармы. // Финно-угры и славяне. Л.: Наука. 1979. с. 3540.

77. Мельникова Е.А. Этнонимика севера Европейской части СССР по древнескандинавской письменности и «Повести Временных Лет». // Северная Русь и ее соседи в эпоху раннего средневековья. Л.: Изд-во ЛГУ. 1982. с. 124-127.

78. Микляев A.M. О топо- и гидронимах с элементом -гост/-гощ на северо-западе СССР. // Археологическое исследование Новгородской земли. Л.: Изд-во ЛГУ. 1984. с. 25-46.

79. Минина Т.В. Тихая моя Родина или Емецк и его округа. Северодвинск. 1991. 160 с.

80. Мурыгин A.M. Поселение Усогорск III на средней Мезени. // Древние памятники Северного Приуралья. МАЕСВ. Вып. 8. Сыктывкар.: Изд-во КФАН. 1980. с. 71-91.

81. Назаренко В.А. Об этнической принадлежности Приладожских курганов // Финно-угорский сборник. М.: Наука. 1979. с. 152-156.

82. Назаренко В.А. Норманны и появление курганов в Приладожье. // Северная Русь и ее соседи в эпоху раннего средневековья. Л.: Изд. ЛГУ. 1982. с. 142-147.

83. Назаренко В.А. Новый памятник заволочской чуди. // Новое в археологии СССР и Финляндии. Л.: Наука. 1984. с. 144-147.

84. Назаренко В.А. Овсянников О.В. Рябинин Е.А. Средневековые памятники чуди заволочской. // СА. № 4. 1984. с. 197-215.

85. Насонов Н.А. "Русская земля" и образование территории Древнерусского государства. М.: Изд-во АН СССР. 1951. 262 с.

86. Неруш И.А. Города Кольского Севера. Мурманск.: Мурм. кн. изд-во. 1970. 108 с.

87. Никитинский И.Ф. Ранние средневековые находки из г.Вологды // ИКА. Вып. 1. Вологда.: Изд-во ВГПИ. 1994. с. 46-53.

88. Никонов В.А. Ручей ключ - колодец - криница - родник. // Материалы и исследования по русской диалектологии. Вып. II. М. 1961. с. 181-185. Носов Е.Н., Овсянников О.В. Архангельский клад // Славяне и финно-угры. Л.: Изд-во ИИМК. 1997. с.146-157.

89. Овсянников О.В. Люди и города средневекового Севера. Архангельск.: СЗКИ. 1971. 82 с.

90. Овсянников О.В. Рябинин Е.А. Новые данные о культуре средневекового «чудского» населения в бассейне озера Лача. // СА. № 2. 1986. с. 210-216. Овсянников О.В. Рябинин Е.А. Средневековые грунтовые могильники Терского берега. // СА. № 2. 1989. с. 201-211.

91. Овсянников О.В. Средневековые города Архангельского севера. Архангельск.: СЗКИ. 1992. 352 с.

92. Овсянников О.В. Племенной центр летописной «печеры» на берегу Ледовитого океана. // Новые источники по археологии Северо-Запада. СПб.: Изд-во ИИМК. 1994. с. 133-163.

93. Огородников Е.К. Прибрежья Ледовитого и Белого морей с их притокамипо Книге Большому Чертежу. // ЗРГО. Т. VII. 1877. с. 2-15.

94. Ордин Н. Краткие сведения о земляных сооружениях (курганах),находящихся в Сольвычегодском уезде Вологодской губ. // Труды VII АС.

95. СПб. Т. 3. 1887. с. 13-15.

96. Пименов В.В. Вепсы. М.: Наука. 1965. 264 с.

97. Платонов С.Ф. Андреев А.И. Новгородская колонизация Севера // Очерки по истории колонизации Севера. Вып. 1. Пг.: Изд-во РГО. 1922. с.26-37.

98. ПотинВ.М. Два новых клада западноевропейских денариев // Нумизматика и эпиграфика. XI. М.: Наука. 1974. с. 151-153. Равдоникас В.И. Скандинавские находки в курганах Прионежья X-XI вв. // ПИДО. № 9-10. 1934. Л.: Огиз. ГАИМК. с. 169-171.

99. Романов М. История одного северного захолустья. В.Устюг.: Советская мысль. 1925. 90 с.

100. Российское Законодательство X XX вв. Изд. Юридическая литература. T.I. М. 1984. 430 е., Т.2. М. 1985. 520 с.

101. Рыбаков Б.А. Русские карты Московии XV начала XVI вв. М.: Наука. 1974. 112 с.

102. Рыбаков Б.А. Киевская Русь и Русские княжества в XII-XIII вв. М.: Наука. 1982. 592 с.

103. Рябинин Е.А. Чудские племена Древней Руси по археологическим данным. //Финно-угорский сборник. М.: Наука. 1979. с.93-102. Рябинин Е.А. О средневековых древностях Заволочья (по находкам в бассейне Кокшеньги) // СА. № 3. 1981. с. 66-72.

104. Рябинин Е.А. Костромское Поволжье в эпоху средневековья. JL: Наука. 1986. 160 с.

105. Рябинин Е.А. К этнической истории Русского Севера (чудь заволочьская и славяне). // Русский Север: к проблеме локальных групп. СПб.: Изд-во МАЭ. 1995. с. 13-42.

106. Савельева Е.А. Олаус Магнус и его «История северных народов». Л.: Наука. 1983. 136 с.

107. Савельева Э.А. Некоторые материалы по средневековой археологии Вычегодского края. // МАЕСВ. Вып. 1. Сыктывкар.: Изд-во КФАН. 1962. с. 155-175.

108. Савельева Э.А. Королев К.С. Древние рукописи о Перми Вычегодской. Сыктывкар.: Коми кн. изд-во. 1997. 128 с.

109. Савельева Э.А. Кленов М.В. Древнерусская колонизация ЕСВ (XI XIV вв.) // Археология республики Коми. М.: ДиК. 1997. с. 651 - 671. Смирнов В.И. Обзор археологических памятников Беломорского побережья Севрной области. // СА. № IV. 1940. с. 169-211.

110. Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Кн. 1. т. I-II. М.: Соцэкгиз. 1959. 811 с.

111. Спиридонов A.M. Локализация пунктов «Устава Святослава Ольговича» 1136 1137 гг. и становление погостов в Прионежье и Заволочье // КСИА. № 198. М. 1989. с. 16-21.

112. Суворов А.В. Могильник Минино 1 на Кубенском озере (по результатам работ 1993 и 1996 гг.) // ТАС. Вып. 3. Тверь.: Изд-во ТГОМ. 1998. с. 193202.

113. Тиандер. К.Ф. Поездки скандинавов в Белое море. СПб. 1906. 442 с. Томилов Ф.С. Север в далеком прошлом. Архангельск.: Арх. Отд. Огиз. 1947. 98 с.

114. Туркин А.И. Прибалтийско-финские и саамские компоненты в этногенезе народа коми. // Проблемы этногенеза народа коми. ТИЯЛИ. Вып. 36. Сыктывкар.: Изд-во КФАН. 1985. с. 54-67.

115. Тышинский А.Г. О чудских древностях Архангельской губернии // Труды 1 АС. Т.1.М. 1871. с. 319-352.

116. Успенский JI.B. Слово о словах. М.: Детгиз. 1954. 310 с. Уткин Н.Н. Опыт историко-градообразовательного изучения "Уставной грамоты Святослава Ольговича" 1136/1137 гг. // Культура и природа древнего города. М.: Геос. 1998. с. 95-110.

117. Финно-угры и балты в эпоху средневековья. М.: Наука. 1987. 512 с. Фосс М.Е. Стоянка Веретье. // Труды ГИМ. Вып. XII. М. 1941. с.21-70. Фосс М.Е. Древнейшая история Севера Европейской части СССР. МИА. Вып. 29. М.: Изд-во АН СССР. 1952. 280 с.

118. Хлобыстин Л.П. Культовые памятники острова Вайгач // Памятники Архангельского Севера. Архангельск.: СЗКИ. 1991. с. 23-38. Черницын Н.А. Угро-финские могильники на территории Вологодской области. // СА. № 4. 1966. с. 196-201.

119. Чеснокова Н.Н. Археологическая проблематика раннего средневековья на Европейском Северо-Востоке. // Финно-угры и славяне (Проблемы историко-культурных контактов). Сыктывкар.: Изд-во СГУ. 1986. с. 124128.

120. Ясински М.Э. Овсянников О.В. Взгляд на Европейскую Арктику. Архангельский Север: проблемы и источники. Т.1. СПб.: Archaeologica Petropolitana. 1998. 464 с.

121. Hansen L.I. Interaction between Northern Sub-Arctic societies during the Middle Age. //18 International congress of historical sciences. Montreal, 1994. p. 31-79.

122. Kolpakov E. M. Ryabtseva E. N. A new type of chud burial construction. // FA . XI. Helsinki. 1994. p. 77-86.

123. Nosov E.N. Ovsyannikov O.V. Potin V.M. The Arkhangelsk Hoad // FA. IX, Helsinki. 1992.p.3-21.

124. Ovsyannikov O.V. On Trade Routes to Zavolochye in the 11 th 14 th Centuries.// ISKOS 4. 1984. p. 98-106.