автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.03
диссертация на тему: Жанр портрета во французской мемуарной литературе XVII века

Полный текст автореферата диссертации по теме "Жанр портрета во французской мемуарной литературе XVII века"

На правах рукописи

GO3440215

ПЕТРЫШЕВА Ольга Владимировна

ЖАНР ПОРТРЕТА ВО ФРАНЦУЗСКОЙ МЕМУАРНОЙ ЛИТЕРАТУРЕ XVII ВЕКА (Т. ДЕ PEO, РЕЦ, СЕН-СИМОН)

Специальность 10.01.03 - Литература народов стран зарубежья (западноевропейская литература)

Автореферат диссертации на соискание учёной степени кандидата филологических наук

Нижний Новгород - 2008

003448215

Работа выполнена на кафедре зарубежной литературы и теории

межкультурной коммуникации в ГОУ ВПО «Нижегородский государственный лингвистический университет им. Н.А. Добролюбова»

Научный руководитель: кандидат филологических наук,

доцент Фомин Сергей Матвеевич

Официальные оппоненты: доктор филологических наук,

профессор Таганов Александр Николаевич

кандидат филологических наук, Тарасова Ольга Михайловна

Ведущая организация:

Нижегородский государственный педагогический университет

Защита состоится «16» октября 2008 г. в 13. часов при ГОУ ВПО на заседании диссертационного совета Д 212. 163. 01 по защите докторских и кандидатских диссертаций «Нижегородский государственный лингвистический университет им. Н. А. Добролюбова» по адресу: 603155, г. Нижний Новгород, ул. Минина, д. 31- а, корпус 3, конференц-зал.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке НГЛУ по адресу: г. Нижний Новгород, ул. Минина, д. 31-а.

Автореферат разослан « 12 » сентября 2008 г.

Учёный секретарь

диссертационного совета: — Денисова В. В.

Общая характеристика работы Генезис мемуарной литературы кроется в самом значении слова «mémoires» - «воспоминания»: воспоминания автора о реальных событиях прошлого, свидетелем или участником которых он являлся. Хотя мемуары по хроникальности и достоверности сходны с дневниками, по объёму материала и выводам, которые делает автор, их считают близкими к исторической прозе.

Литературный жанр портрета как свидетельство очевидца о современнике органически включается в структуру мемуарной прозы, что особенно характерно для Франции XVII века, когда исторический процесс мыслился как движение внутренних «пружин» властьимущих.

Находившаяся в кризисе историография и постепенно угасавший жанр эпопеи не могли справиться с психологическими задачами по освещению внутреннего мира творцов истории и мотивов их поведения. Функцию исторического жанра взяли на себя мемуары, свободные от эстетических канонов и открытые для творческого поиска их маргинальных авторов. «Жанровая находчивость» (С. Гандлевский) трёх талантливых мемуаристов -Таллемана де Peo, Реца и Сен-Симона - помогла им найти новый подступ к исторической теме через симбиоз разнообразных форм и направлений. Все трое избрали портретную форму характеристики современников. Однако личностные особенности, культурно-исторический и общественно-политический контекст жизнедеятельности писателей наложили отпечаток на их творческий метод, в каждом случае индивидуальный и неповторимый. Так, портреты Таллемана де Peo состоят из «исторических анекдотов» (Сент-Бёв) - неотъемлемого атрибута светской беседы, «салонные» зарисовки Реца напоминают список действующих лиц его автобиографической пьесы, а «исторические» портреты Сен-Симона образуют своего рода эпическое полотно, сотканное из сотни лиц эпохи.

Обращение к творчеству неофициальных историков XVII века -Таллемана де Peo, Реца и Сен-Симона - становится актуальным для литературоведения XXI века. Современные учёные полагают, что проблема жанра портрета в литературе остаётся до сих пор неразрешённой по причине отсутствия исторического подхода в её изучении1. Актуальность обращения к портретам объясняется также общим научным интересом к этому «полухудожественному» явлению. Наряду с письмами, дневниками, проповедями и притчами портреты заложили основы психологической прозы, природа которой остаётся загадочной и поныне.

Вышеизложенными причинами объясняется выбор темы диссертации: Жанр портрета во французской мемуарной литературе XVII века.

Материалом и объектом исследования являются произведения субъективного жанра: «Занимательные истории» Таллемана де Peo, «Мемуары» кардинала де Реца и «Подлинные воспоминания» герцога де Сен-

1 Трыков В. Л. Французский литературный портрет XIX века. - М.: «Наука», «Флинта», 1999.-С. 22.

Симона.

Научная новизна работы заключается:

1) в обосновании причин, по которым жанр портрета становится доминирующим во французской литературе XVII века;

2) в том, что впервые предпринимается попытка общего и сравнительного анализа произведений сразу трёх мастеров мемуарного жанра;

3) в выделении и обосновании трёх типов жанра портрета в процессе его генезиса во французской литературе XVII века;

4) в выборе методологии исследования: системного подхода, направленного на изучение всех уровней текста, особенно концептуальных его составляющих;

5) в малоизученности материала.

Цель работы - выявить специфику жанра портрета во французской мемуарной литературе XVII века и проследить динамику его развития. Эта цель определяет круг задач, решаемых в ходе исследования:

1) рассмотреть мемуарные произведения Таллемана де Peo, Реца и Сен-Симона в контексте предшествующих и современных, общекультурных и литературных традиций;

2) соотнести жанровые параметры «салонных», «анекдотических» и «исторических» портретов и обосновать выделенные модификации;

3) установить генетическую связь «анекдотических» портретов Таллемана де Peo и «салонных» портретов кардинала де Реца с «историческими» портретами Сен-Симона;

4) вывести закономерности развития жанра портрета во французской мемуарной литературе XVII века.

Теоретической основой диссертации, в силу его междисциплинарного характера, стали научные исследования:

1) по теории и истории литературы и межкультурной коммуникации М. М. Бахтина, А. Н. Веселовского, В. В. Виноградова, В. М. Жирмунского, В. Г. Зинченко, В. Г. Зусмана, 3. И. Кирнозе, Д. С. Лихачёва, Б. И. Пуришева, Б. В. Томашевского;

2) по проблеме мемуаристики и литературного жанра портрета В. С. Барахова, Г. Г. Елизаветиной, И. Л. Кангро, Т. М. Колядич, Н. А. Николиной, А. Г. Тартаковского, В. П. Трыкова;

3) по истории Франции XVII века Ж. Дюби, Э. Ле Руа Ладюри, Р. Мандру, Ж. Минара, В. Тапье, П. Шоню, Е. М. Кожокина, А. Д. Люблинской;

4) научные труды Ю. Б. Виппера, Л. Я. Гинзбург, Т. Г. Хатисовой, Ю. Я. Яхниной, А. Адама, А. Бертьера, В. Вортли, Р. Зюбера, И. Куаро и Г. Пикона, посвящённые творчеству Сен-Симона, кардинала де Реца и Таллемана де Peo.

Методы исследования: системный подход с элементами биографического, культурно- ■ и сравнительно-исторического, социологического методов.

Научно-практическая значимость диссертации заключается в том, что её материалы могут быть использованы в лекционных и практических курсах

по истории французской литературы, зарубежной литературы XVII века, а также для разработки спецкурсов и спецсеминаров. Кроме того, её положения и выводы послужат для дальнейших исследований в области теории и истории литературы.

Основные положения, выносимые на защиту:

- Жанр портрета становится доминирующим во французской литературе XVII века вследствие исчерпанности исторического жанра и пристального внимания писателей-мемуаристов к личности творцов истории.

- Портреты во французской литературе XVII века были неоднородны по своим жанровым характеристикам, отличались субъектом и объектом изображения, структурой, объёмом, авторскими установками.

- Во французской литературе XVII века можно выделить три основные модификации жанра портрета: «салонный», «анекдотический» и «исторический».

- Эволюция жанра портрета во французской литературе XVII века шла по пути увеличения объёма словесных зарисовок за счёт усиления повествовательного элемента. Происходило движение от простейшей психологической характеристики к характеристике-биографии, от «салонного» портрета - к портрету «историческому».

- Портреты Таллемана де Peo, составленные из «исторических анекдотов» о современниках и знаменитых личностях прошлого, стали переходной ступенью от «салонных» портретов кардинала де Реца к «историческим» портретам Сен-Симона и первым шагом на пути к внеисторичным «характерам» Лабрюйера.

- Вершиной эволюции жанра портрета во французской литературе XVII века являются «исторические» портреты Сен-Симона, отличающиеся от предшествующих модификаций объёмом, структурированностью и композиционной завершённостью.

Апробация результатов исследования. Основные положения диссертации излагались в докладах на научных конференциях, проводившихся в НГЛУ им. Н. А. Добролюбова (2003-2005 гг., 2007-2008гг.), на Пуришевских чтениях в МПГУ им. В. И. Ленина (2003-2004гг., 20072008гг.), на аспирантских объединениях и заседаниях кафедры зарубежной литературы и теории межкультурной коммуникации НГЛУ. Итоги исследования изложены в статьях и тезисах конференций.

Структура и объём работы. Диссертация общим объёмом 193 страницы, состоит из введения, трёх глав, заключения и библиографии, включающей 190 наименований на русском, французском и английском языках.

Основное содержание работы

Во введении:

- обосновывается выбор темы диссертации, её актуальность и научная новизна;

- кратко освещается степень научной разработанности поставленной проблемы в отечественной критике;

- формулируются цели и задачи исследования, его научно-теоретическая и практическая значимость;

- перечисляются этапы развития субъективного жанра с момента его зарождения и по XVII век включительно;

- выделяются жанровые признаки мемуаров и портретов;

- обозначаются ключевые теоретические моменты используемого в диссертации системного подхода к исследованию художественного текста.

В первой главе - «Жанр «анекдотического» портрета в Занимательных историях Таллемана де Peo» - прослеживается творческий путь мемуариста и устанавливается место его произведения в истории понимания и изображения человека.

Жедеон Таллеман де Peo (1619 - 1692) родился в эпоху общественно-политических катаклизмов: Тридцатилетняя война, Первая и Вторая Парижские войны (Фронда). В своём творчестве он пытался правдиво изобразить окружающую действительность и отыскать отсутствующую в ней гармонию. Этот поиск происходил по диалектическим законам, в единстве и борьбе «своего» и «чужого», «высокого» и «низкого».

С самого детства будущий мемуарист питал отвращение к финансовым занятиям своего отца, мечтая о светских удовольствиях и литературном творчестве. Судьба, в лице жены Элизабет де Рамбуйе и друга Вуатюра, ввела Таллемана де Peo в знаменитый аристократический салон маркизы де Рамбуйе, где одарённого буржуа приняли как «своего». Увлечение писателя рыцарскими и пасторальными романами, помноженное на влияние «прециозной» среды, определило наиболее вероятных коммуникантов Таллемана де Peo из общекультурного контекста. Это Монтальво, Ля-Кальпренеда, Г. де Лорис и Ж. де Мен, О. д ТОрфе, М. де Сюодери, маркиза де Муи дез Юрсен. К перечисленным авторам необходимо добавить двух итальянцев: Ариосто и Вертело, популярность которых во Франции эпохи барокко была необычайной. Из упомянутых произведений Таллеман де Peo почерпнул тематику своих мемуаров: «Гarme et Гатоп», а интеллектуальные развлечения «Отеля Рамбуйе» подсказали ему идею портретирования эпохи.

Подобно авторам «салонных» портретов, Таллеман де Peo начинает свои Истории с информации о происхождении героя, картинно-выразительного описания его внешности и особенностей характера. Новаторство мемуариста по сравнению с членами аристократического кружка заключается в усилении повествовательного элемента. Писатель подтверждает найденную им черту характера «историческим анекдотом» из своей копилки. Однако механистическое суммирование свойств и иллюстраций лишает портреты Таллемана де Peo композиционной завершённости. «Это всего лишь краткие записи, не имеющие между собой какой-либо связи»1 - признаётся сам мемуарист и, одну за другой, нанизывает

1 Таллеман де Peo. Занимательные истории - Ленинград: «Наука», 1974. - С. 8.

свои «истории», словно цветной бисер.

После разочарования в изысканной по форме, но пустой по содержанию «высокой» литературе и в её «старомодных» представителях Таллеман де Peo сближается с образованной молодёжью незнатного происхождения из кружка адвоката Патрю. Литературное влияние этого буржуазного «союза писателей» (Сорель, Ренье, Фюретьер, Пелиссон, Лафонтен, Обинье и др.) на автора Историй проявилось, главным образом, в натуралистических описаниях и «низких» шутках. Мемуарист осваивает традиции средневековой народной культуры (карнавальный натурализм), которые до него были развиты в итальянской комедии дель арте и в произведении гениального писателя эпохи Возрождения Рабле. Подобно тому, как в Средние века мир народной смеховой культуры противостоял официальной церковной и феодальной культуре, в эпоху барокко художественный мир Занимательных историй создал альтернативу мифотворчеству «прециозной» литературы. Повод для карнавального смеха Таллеман де Peo нашёл в характерной для его времени безнравственности. Понятие «любовь» мигрировало из моральной системы ценностей в светскую и, утратив своё исконное значение, стало прикрывать низкие, животные инстинкты. Карнавальный смех, направленный и на самого смеющегося, помог писателю установить новый порядок, вневременной мир всечеловеческого братства, в котором все равны, точнее, больны. За столетие до Великой революции смелость мемуариста не могла остаться безнаказанной. Поэтому он предпочёл спрятаться за «низкий» жанр, вложив низвержение властьимущих (шутки «ниже пояса») в уста людей из народа, носителей неофициальной культуры.

В творческом арсенале Таллемана де Peo кроме карнавального смеха, нацеленного на искоренение острых пороков, имелся и смех сатирический, разоблачавший вневременные, или хронические, душевные изъяны. Высмеивая ханжество, лицемерие, скопидомство и казнокрадство своих современников, писатель преобразовал традицию народной комедии масок и разрабатал устойчивые человеческие типы, или «характеры». Так, созданные Таллеманом де Peo прообразы Тартюфа (аббат де Понс) и Гобсека (Шаплен), поставили мемуариста в один временной ряд с Мольером и Бальзаком, а классификации женщин, обманутых мужей и любовников сделали его предшественником Лабрюйера. Героями «характеров» стали как известные личности, так и обычные люди, чьи имена не вошли в историю: автора Занимательных историй привлекала не столько индивидуальность модели, сколько её типичность, принадлежность к определённому классу людей.

, Последним этапом «жанровых скитаний» Таллемана де Peo можно считать его знакомство с хранителями Королевской библиотеки историками Дюпьюи. Насмешливый наблюдатель эпохи окончательно утвердился в мысли написать свою историю, а точнее Истории. Задача усложнялась тем, что мещанин де Peo никогда не бывал при дворе и потому мог судить о правителях лишь со слов других людей. Считая недостойным для себя занятием копировать чужие издания (éditées), он был вынужден собирать и

обрабатывать сведения, ранее запрещённые к печати (inédites). «Жанровая находчивость» мемуариста проявилась в обращении к «Тайной истории» Прокопия Кессарийского, написанной в 550 году в Византии и изданной только после смерти её автора. Рукопись содержала опровержение собственной, официальной версии Прокопия о безоблачном правлении деспотичного монарха Юстиниана и его развращённой супруги Феодоры. Историка далёкой византийской эпохи породнили с Таллеманом де Peo анекдотическая форма отображения действительности и общий творческий импульс - правда характера, создающая во все времена противовес правде исторической, или событийной. Внеисторичность характеров вместо историчности событий - таков выбор Таллемана де Peo, ставящий его вне времени и пространства рядом с другими великими писателями разных эпох и народов, осваивающими тайники человеческого сердца.

В своей творческой лаборатории автор Занимательных историй скрещивает «исторические анекдоты» с «салонными» портретами. В результате парадные изображения выдающихся личностей превращаются, вопреки художественным канонам эпохи, в интимные («нижепоясные»), где эти личности встают в один ряд со всеми остальными грешниками. Показательно, что персонажами произведения, наравне с королями и священниками, стали куртизанки.

Воспитанник литературного салона не мог оставить без комментария труды своих собратьев по перу. По мнению новоиспечённого литературного критика, Малерб «был не так уж и талантлив», а «помешанный на своей поэзии» Шаплен и вовсе «был рождён не для неё»2. Причиной столь нелестных отзывов является дворянская кичливость завсегдатаев «Отеля Рамбуйе». Единственный поэт, избежавший нареканий «злоязычного буржуа>Д это Вуатюр: друг Таллемана де Peo и сын виноторговца.

Таким образом, сословная, а не цеховая солидарность лежит в основе субъективной авторской оценки. На глубинном уровне она проявляется через оппозицию «своё-чужое». Основными концептами являются «порядок» и «любовь».

Продолжая традицию «Сравнительных жизнеописаний», Таллеман де Peo противопоставляет современную эпоху и её правителей славному прошлому. Людовик XIII и Генрих IV сравниваются по двум главным критериям: личные свойства (характер) и деловые способности (умение навести порядок в государстве). Генрих IV олицетворяет здоровое, жизнерадостное начало. Это фигура эпохи Возрождения, герой Рабле, живущий по принципу «делай, что хочешь». «Свой» король словно вышел из «низов»: никак не может освоить дворцовый этикет, не отличается чистоплотностью, придворной лести и дифирамбам предпочитает хлёсткие народные выражения и солёные шутки.

Таллеман де Peo. Указ. соч. - С. 38.

2 Таллеман де Peo. Указ. соч. - С. 165.

3 Saint -Berne С.-А. Causeries du lundi. - P., 1862,-Vol. 13.-P. 185-186.

Несмотря на явную симпатию автора Историй к Генриху IV, он не идеализирует его образ, перечисляя как мелкие недостатки, так и серьёзные пороки всенародного любимца. Сластолюбец ставил плотские утехи выше государственных дел, а потому «родись этот государь королём Франции и царствуй он в мирное время, ему, должно быть, никогда не стать бы столь знаменитым

Преемник сластолюбивого Генриха IV распространил беспорядок с интимной сферы на служебную. На смену меритократии пришёл фаворитизм - порочная любовь Людовика XIII к слугам, выражавшаяся в избиениях и разврате. Король Людовик XIII ассоциируется у Таллемана де Peo с болезнью, разложением, смертью, концом. Следуя мемуарной традиции XVII века, писатель указывает возможные причины душевного изъяна Короля: отсутствие материнской любви и итальянскую моду на гомосексуализм. Людовик XIII щедро одаривал своих жертв из третьего сословия деньгами и титулами. Но Таллеман де Peo не завидует успешным фаворитам. Не будучи сам знатного происхождения, он со злой иронией описывает феномен своего времени: подмену человеческого достоинства высоким званием или титулом, в результате которой происходит мельчание и постепенное вырождение категории дворянства.

Своё малодушие Людовик Х1П прятал под маской комедийного персонажа, считая притворство необходимым светским навыком. Но нравственная болезнь Короля проявлялась в его кощунственном смехе над страданиями людей: «Долгое время он развлекался тем, что передразнивал гримасы умирающих»2. Не смея лично критиковать Людовика XIII, Таллеман де Peo ищет союзников не только в «своей», народной среде, но и в рядах высокопоставленной знати: «Маркиза [де Рамбуйе] его [Короля] не выносила, он был ей чрезвычайно неприятен»3. Для окончательного приговора «чужому» Королю мемуарист призывает на помощь коммуникантов из литературного контекста: Боссюэ, Флешье, Бурдалу, Маскарона, Флёри, Тита Ливия, Фукидида, Саллюстия. И хотя традиция «поминальных речей» не была воспринята мемуаристом в полной мере, он завершил свой творческий поиск жизненной правды именно у этой последней черты. Чётко разграничив твёрдость духа и, его благородство, суеверие и набожность, страх перед Высшим Судом и любовь к Богу, Таллеман де Peo доказал, что для грешника, будь он хоть королём, «не так уж это и почётно - хорошо умереть»*.

В отличие от большинства своих современников, Таллеман де Peo хотел научиться хорошо жить. Прочитав множество книг, получив университетское образование, он сумел совместить в себе светскую и народную культуру, романного рыцаря и сурового реалиста, ироничного

Таллеман де Peo. Указ. соч. - С. 15.

2Таллеман де Peo. Указ. соч. - С. 150.

3Таллеман де Peo. Указ. соч. - С. 126,

4Таллеман де Peo. Указ. соч. - С. 127.

наблюдателя нравов, для которого мерой анализа мира был человек. Своими Историями он показал, что душевное благородство не зависит от сословной принадлежности, что человек сам творит себя, и причина состояния мира в нём самом. Мемуаристу удалось преподнести эти вечные истины в шутливой форме, сочетав в духе Классицизма приятное с полезным. Однако в век триумфа абсолютизма, потребовавшего от каждого гражданина личной жертвы на алтарь общественного блага, последний благородный буржуа с его гуманистическими принципами был никому не нужен. Уникальное творение Таллемана де Peo нашло своего читателя лишь спустя двести лет, в романтической литературной среде (Сент-Бёв, А. Дюма).

Во второй главе - «Жанр «салонного» портрета в Мемуарах кардинала де Реца» - анализируются жизнеописания выдающейся личности эпохи Фронды и определяется место, которое занимают в них портреты современников - участников исторического процесса.

Жан Франсуа Поль де Гонди, известный более как кардинал де Рец (1613 - 1679), видел смысл своей жизни и своего творчества в борьбе за свободу Личности. Свободолюбие автора Мемуаров сказалось не только в сопротивлении новому государственному режиму, но и в отказе от нормативной эстетики классицизма. Смешав в одном произведении признаки многих жанров, Рец подчинил их автобиографическому принципу. Поначалу сконцентрированность автора на собственной персоне кажется чрезмерной и навязчивой. «Рец подчёркивает собственную значимость, выставляет себя в выгодном свете. Всё, что с ним происходит, выходит за границы обыденного. Он красуется»1 .Но постепенно отбор биографических фактов и эпизодов (событийный план), манера повествования и описания (языковой план) становятся понятными и вполне оправданными: мемуарист создаёт образ героя, вступающего в непримиримую схватку с силами зла в лице тирана (образный план).

В библиотеке кардинала де Реца исторические сочинения античных и современных авторов занимали почётное место. Тацит, Жуанвиль, Орем, епископ Лизье, Жан Жювеналь дез Юрсен, президент де Ту - эти имена мемуарист произносит с восхищением, ставя и себе в обязанность правдивость изображения. Однако под правдивостью мемуариста следует понимать не историческую достоверность, а жизненную искренность, глубокое проникновение в суть событий и людей, непременным условием которого, по мнению Реца, является непосредственное участие в этих событиях и близкое знакомство с этими людьми: «Кто же правдиво может описать какое-нибудь происшествие кроме тех, кто сам его пережил?»1

Благодаря автобиографической установке правдивость изображения в Мемуарах Реца обрела психологическую окраску. Искренний восторг

1 Zuber R. Histoire de la littérature française. Le Classicisme. - Paris: Flammarion, 1998. - P. 210.

2Кардинал de Рец. Мемуары,- M.: «Ладомир», «Наука», 1997. - С. 32.

первооткрывателя и исповедальность как творческое кредо соединили три различные эпохи: Средневековье, Классицизм и Романтизм. Они поставили живших в них писателей - Блаженного Августина, Реца и Ж.-Ж. Руссо - в один временной ряд. В отличие от перечисленных литературных коммуникантов, кардинал де Рец был участником не только творческого, но и исторического процесса. Высокое общественно-политическое положение -кардинала, архиепископа Парижского и ближайшего соратника Месье герцога Орлеанского - давало ему право считать себя активным творцом истории, что не могло не сказаться на писательском самоопределении Реца. Он задался целью рассказать об истории личной, повлиявшей на ход истории всеобщей. Отказ от сухих военно- или придворно-политических хроник, усиление личностного, исповедального начала и автобиографический договор с читателем выделяют кардинала де Реца из массы историков и биографов XVII века, позволяя говорить о нём как о новаторе.

Отдавая дань моде, кардинал де Рец украсил своё произведение лаконичными, психологически точными зарисовками современников -сторонников и противников Фронды. Раскрывая сущность персонажа, Рец традиционно выделял доминанту его характера, а для создания образа пользовался показательным для XVII века приёмом антитезы. Разновидность «салонного» портрета - «портрет с ключом» (portrait a clef) - подсказала мемуаристу одну из главных тем его произведения: «быть и казаться». И хотя проблемы портретной характеристики не стали для Реца основными, он очень многое сделал для успешного развития жанра. Так, следующие поколения портретистов пользовались открытиями Реца в области внутренних «пружин» поведения властьимущих, учились у него различать оттенки того или иного человеческого чувства, фиксировать переходы от одного состояния к другому.

В XVII веке жанр «салонного» портрета развивался параллельно и во взаимосвязи с другим жанром - афоризмов, от которого он перенял точность и сжатость описания, тенденцию к обобщению жизненного опыта в виде сентенций. В Мемуарах Реца афоризмы, или максимы, играют ритмообразующую роль, завершая некоторые эпизоды, в том числе и характеристики персонажей, метким афористичным выводом. Новаторство автора Мемуаров заключается в синтезе максим и «салонных» портретов, в результате которого его словесные зарисовки превращаются в «иллюстрированные сентенции».

На период Фронды приходится ещё и расцвет публицистики, вызванный недовольством политикой Мазарини. Бунтарь Рец не мог остаться в стороне от ■ общественно-политической борьбы. Его памфлеты отличаются остроумием, яркостью, лапидарностью слога, великолепным владением приёмами риторики и полемики. Портреты персонажей Мемуаров несут на себе их отпечаток.

Автор «Жизни кардинала де Рэ» - это «актёрский лик писателя» (В. В. Виноградов), который многому научился у комедии dell'arte. Образ театра занимает центральное место в Мемуарах Реца. Бурные события XVII века и

их участники неизменно ассоциируются у мемуариста со сценой, подмостками, кулисами, актёрами и зрителями, декорациями и театральной машинерией. Портреты творцов истории представлены в форме действующих лиц второй «части пьесы» (второй главы). В воображаемом театре сам кардинал де Рец играет множество ролей: драматурга, режиссёра, а точнее кукловода, критика и главного героя. Но даже в маске его лицо кажется неприлично открытым для своего времени. Всему виной -автобиографическая установка, вынуждающая Реца «раскрывать тайники своего сердца»1.

В своей «пьесе» Рец стремится отделить играемые людьми роли от их истинной сущности, показать настоящие мотивы их поступков. Он выставляет себя знатоком человеческой психологии или, выражаясь языком того времени, специалистом человеческой и государственной механики. Будучи сторонником теории Декарта о строении мира и живых существ, Рец рисует людей сложно организованными механизмами, приводимыми в действие внутренними «пружинами». На этой же почве у писателя вырастает образ государства как живого механизма, страдающего от неумелых действий «докторов в красном»: министров Ришелье и Мазарини. Их портреты стоят в Мемуарах Реца особняком. Это осознанный творческий приём, заимствованный писателем у популярного в XVII веке классика биографии Плутарха. В сравнительной характеристике министров подлый Мазарини, словно в кривом зеркале, отражает великого Ришелье, у которого даже пороки принадлежат «к числу тех, какие могут заслужить славу человеку высокого звания»2.

В субъективном жанре авторская оценка традиционно имеет первостепенное значение. Она формирует образы персонажей и проясняет образ самого автора. На поверхностном уровне автор Мемуаров проявляет себя через оценку умственных способностей и храбрости (для мужчин) или красоты и умения любить (для женщин), а также полезности для партии. Второй оценочный слой можно проследить в распределении персонажей по их исторической значимости. В списке «действующих лиц пьесы» первым номером идёт королева Мария Медичи. За ней - принцы крови и герцоги. Своё отношение к незначительной общественно-политической роли принца де Конти мемуарист выразил, поместив его в ряду герцогов, а не принцев крови.

Глубинный уровень авторской оценки пронизан оппозицией «своё -чужое» и условно может быть обозначен как «дружеское или враждебное отношение» автора к своим героям. Основными концептами Мемуаров являются «порядок» и «свобода». Кардинал де Рец проповедует божественный порядок и сравнивает его с двумя земными: «старым» и «новым». «Старый» жизненный уклад ассоциируется у писателя с соблюдением законов, единых для всех, как для мудрых королей, так и для

1 Кардинал де Рец. Указ. соч. - С. 32.

2Кардинал де Рец. Указ. соч. - С. 57.

их добропорядочных подданных. Он соответствует божественному промыслу, поскольку обеспечивает необходимое равновесие между произволом правителей и своеволием подчинённых. «Новый» порядок получает резко негативную оценку мемуариста: неразумный, несправедливый, неправедный. Святое равновесие нарушено абсолютистской политикой министров. Тирания и беззаконие в стране ставят под угрозу государственную целостность и свободу подданных в широком смысле слова. Традиционная для исторических сочинений тема личности и государства приобретает в Мемуарах Реца новое звучание. Трагедия внешней несвободы главного героя усугубляется внутренними противоречиями, классицистическим конфликтом общего и частного, разума и чувства, долга по отношению к Сеньору и стародворянской чести, которая не соглашается служить новым принципам придворной порядочности.

Созданная Рецом концепция божественного порядка поднимает его над временем и пространством, уменьшая до микроскопических размеров проблемы земного бытия. Опальный кардинал превращается в философа-проповедника нового образца, призывающего «творить добро ради самого добра»1, но никогда не смиряться с тиранией во имя любви к Свободе.

Третья глава - «Жанр «исторического» портрета в Мемуарах Сен-Симона» - посвящена воспоминаниям герцога и пэра Франции, избравшего для себя портретную форму описания двора времён Короля-Солнца.

Луи де Рувруа герцог де Сен-Симон (1675 - 1755) жил в эпоху абсолютизма и тирании, когда «поэзия жизни» (С. Гандлевский) была главным пунктом государственной политики. В противоположность официальным историкам Короля, пытавшимся создать эпос о «самом порядочном человеке королевства» и «самом блистательном правлении»2 со времён античных героев, Сен-Симон задался целью написать правду о «ежедневном и ежечасном механизме» придворной жизни. Его «мемуарный импульс» (А. Г. Тартаковский) объяснялся и личной обидой на «короля буржуазии», продвигавшего гибкое третье сословие в ущерб непокорной знати, и историческим самосознанием личности, ответственной перед будущими поколениями. Принятые в канонических жанрах формы отражения действительности не подходили Сен-Симону. Как и его предшественники, он обратился к мемуарам, чтобы осуществить свой творческий поиск.

У античных коммуникантов, историков и биографов Сен-Симон перенял некоторые художественные приёмы. Однако сам жанр биографии в её популярной классической форме не был воспринят мемуаристом, поскольку не в полной мере соответствовал его авторскому замыслу. Сен-Симон начинает описание персонажа не с момента его рождения, а с последнего мгновения его земного существования, когда личность предстаёт перед

1 Кардинал де Рец. Указ. соч. - С. 647.

2Mandrou R. Louis XIV en son temps. - Paris, 1973. - P. 558.

глазами Творца в своём законченном, сформированном виде. Такой взгляд свойственен портретисту, а не биографу. Подобно античным и современным авторам «поминальных речей» - Титу Ливию, Фукидиду, Саллюстию, Боссюэ, Флешье, Бурдалу, Маскарону, Флёри - Сен-Симон даёт общую характеристику персонажа: внешность, деловые, светские и моральные качества. Однако краткий очерк жизни покойного, являющийся составной частью «поминальных речей», он заменяет тщательно отобранными биографическими эпизодами, иллюстрирующими характер героя и словно его воскрешающими. Обязательное для «некрологов» надгробное похвальное слово либо полностью отсутствует в портретах Сен-Симона, либо трансформировано в рассуждения мемуариста об исторической значимости персонажа и реальном масштабе его личности. Таким образом, качественное отличие портретов Сен-Симона от античных аналогов -биографий и «поминальных речей» - состоит в том, что они рассказывают не о жизни персонажа и даже не о его смерти, а о характере в его законченном и сформированном виде. Синтез портретов и «некрологов», осуществлённый мемуаристом, позволяет говорить о нём как о новаторе в гибридном жанре посмертных «медальонов».

Несмотря на то, что в искусстве классицизма было не принято «путешествовать» во времени и пространстве, было бы неправильно приписать новаторскую заслугу в этой области исключительно Сен-Симону. Предшествующая эпоха уже поднялась в своём понимании мира на более высокую, по сравнению с античностью и средневековьем, ступень.

Отрицая современную классицистическую эстетику, Сен-Симон учится правде характеров и выразительности у живописцев эпохи Возрождении и барокко (Леонардо да Винчи, Тициан, Рубенс, Рембрандт). Благодаря Сен-Симону, который стал изображать человека через его поступки и деяния, портрет в литературе «ожил». Сравнительный анализ объёма «исторических» медальонов Сен-Симона делает наглядной эволюцию жанра в сторону более полной характеристики персонажа за счёт усиления описательного и особенно подчинённого ему повествовательного элементов. Ещё одним результатом этого анализа является то, что у мемуариста объём словесной зарисовки находится в пропорциональной зависимости от исторической значимости портретируемого. Писатель выстраивает групповой портрет французского двора в форме пирамиды, внизу которой оказываются продажные дворяне, честные, но ограниченные буржуа, политические и религиозные авантюристы, чиновники старой закалки и бюрократы-коррупционеры нового образца. В середину помещены знатные вельможи старого и нового миров. Наверху пирамиды, как на троне, восседает король Людовик XIV.

Затем Сен-Симон переворачивает собственное построение исходя из новой, предложенной им самим, шкалы измерения значимости персонажа. Критерием или мерой оценки становится ценность личности: сколько людей действительно пострадало от её утраты. При жизни «самого галантного человека в государстве» это была нелёгкая задача: лицемерие, наряду с

умением петь, танцевать, охотиться, вести остроумную беседу и ухаживать за дамами, являлось составной частью куртуазности, или порядочности в новом понимании этого слова. Тяжкие смертные грехи с успехом маскировались под светские достоинства. Смерть, которая, казалось бы, должна была высветить правду и фальшь, сама оказалась заложницей этикета. Гениальный управленец Людовик XIV ухитрился поставить под свой личный контроль таинственный переход человека в иной мир, сотворив из него театрализованное действие. Страх перед тираном вскоре заглушил в его подданных естественный для человека страх смерти. В результате трагическое по своей сути событие утратило способность очищать (катарсис), и придворные, незаметно для самих себя, превратились в бездушных существ, фарисеев.

Чтобы показать обратную сторону ритуального бытия, Сен-Симон отваживается на запрещённое в канонических жанрах, но уже использовавшееся в шедеврах ренессансного реализма сочетание трагического с комическим. И хотя идея трагикомического изображения мира не нова, для Сен-Симона, задавшегося целью сказать всю правду о своей эпохе, этот сплав «высокого» и «низкого» явился наиболее оптимальным способом создания художественной картины мира.

Сен-Симон мучительно переживал последствия ритуального бытия: безбожие под маской порядочности, фарисейство под покровом этикета, форму, лишённую содержания. Но факт овладения этими противоречиями вызывал у писателя смешанное чувство - смех сквозь слёзы. Разумеется, притворные придворные не достойны быть героями «высокого» жанра. И разумеется, их глава - венценосный комедиант Людовик XIV - не заслуживает даже поддельных слёз по поводу своей кончины. Описывая реакцию подданных на смерть Короля, Сен-Симон показывает реальный масштаб его личности: ни французский народ, ни приближённые монарха не страдали от его утраты. Людовика XIV оплакивала лишь буржуазия, которая была обязана ему своим восхождением на вершину власти.

С «салонными» портретистами Сен-Симона сблизили общие морально-психологические задачи. Однако моделями для его словесных зарисовок послужили не завсегдатаи светских салонов, а исторические личности. Простейшая психологическая характеристика, присущая «салонным» портретам, у Сен-Симона усложняется, или драматизируется, с помощью «исторических анекдотов» и наблюдений автора за движением внутренних «пружин» персонажей. Сцепление исторических и биографических фактов в систему взаимосвязей и взаимодействий, развитие сюжета об исторической личности из её характера - все эти особенности творческой манеры Сен-Симона отличают его от других портретистов эпохи и дают основание для выделения его литературных зарисовок в отдельный подвид. К тому же, предлагаемая квалификация отдаёт дань профессиональному самоопределению писателя, который, пусть ошибочно, считал себя историком своего времени. Таким образом, новаторство портретиста состоит в том, что его рассказы об исторических личностях

разветвлены благодаря многочисленным и разноуровневым повторам. Они служат для выделения, углубления и уточнения найденной автором доминанты характера героя. Сен-Симон идёт по следу пагубных страстей и выстраивает разветвлённую цепочку из причин и следствий.

В отличие от Лабрюйера, который в своём творчестве тоже отталкивался от наблюдений, Сен-Симон сделал ставку на конкретизацию вместо обобщения, литературный портрет вместо литературного характера.

В «Мемуарах» Сен-Симона авторская оценка имеет первостепенное значение: именно она формирует образы персонажей. Сен-Симон не скрывает своего личного отношения к историческим личностям и упрекает придворного Данжо, дневники которого он использовал в работе над воспоминаниями, в «трусливом молчании автора о своих мнениях и чувствах». Суждения самого Сен-Симона отличаются резкостью, суровостью и по своему воздействию похожи на кислоту, с помощью которой очищают гравюры от медной плёнки.

Другой особенностью оценки Сен-Симона является её кастовая окрашенность: автор выступает идеальным представителем уходящего дворянства, от имени которого высказывается. Для Сен-Симона не характерно чёрно-белое видение мира и упрощённое деление персонажей на героев и злодеев. Разноцветность во многом обусловлена неоднозначностью авторской оценки, её одновременным пребыванием в четырёх различных системах ценностей: моральной, светской, деловой и домашней. Сосуществование критериев, перемещение авторской оценки из одной системы в другую - всё это было возможно лишь в эпоху рационалистического мышления, которому свойственна расчленённость мира на несколько независимых друг от друга сфер.

Языковая картина мира Сен-Симона пронизана оппозицией «своё-чужое». Основными концептами являются «порядок» и «порядочность». Старый порядок, правильный и разумный, ассоциируется у писателя с идиллическим феодальным прошлым, а новый - с этикетом, абсолютизмом и тиранией «короля буржуазии». Сен-Симон рисует образ умирающей империи и показывает превращение государственной пирамиды в библейский ковчег, готовый пойти ко дну: «cette arche chancelante prête à tomber»\

Чтобы победить свой страх перед тираном и не уподобиться морально разлагавшимся аристократам, мемуарист разработал концепцию Высшего порядка, основанную на вере в Бога и его справедливый Суд. Апелляция к Всевышнему предоставила мемуаристу новый статус - философа-проповедника, отстранённо взирающего на историю рода людского и указующего главам государств на их ошибки: «Il s'y trouvera des leçons pour les rois qui voudront se faire respecter et qui voudront se respecter eux-mêmes»1. Впитав в себя традицию античных и современных моралистов,

Saint-Simon. Mémoires. 2 vol. - Moscou: Edition du Progrès, 1976. - Vol. I. - P. 270.

2 Сен-Симон. Указ. соч. - T. II. - С. 344. - Здесь содержатся уроки для тех королей, которые захотят, чтобы их уважали, и которые захотят уважать самих себя.

предвосхищая идеи просветителей XVIII-ro столетия, историк Сен-Симон связал во вневременном пространстве своих единомышленников из разных эпох. Смыслом своего творчества Сен-Симон считал вечную правду. А смыслом своей конечной жизни - творчество, как «полилог о вечном>■>' и как Богом данную способность, приближающую нас к Высшему Творцу.

В Заключении подводятся итоги исследования, формулируются основные выводы и намечаются перспективы развития темы.

По теме диссертационного исследования опубликованы следующие работы:

1. Петрышева О. В. «Занимательные истории» Таллемана де Peo: традиция и новаторство. // Известия РГПУ. Серия Филология. Выпуск № 33. - Санкт-Петербург, 2008. - С. 347-351.

2. Петрышева (Чижова) О. В. «Своё-чужое» в концептосфере «Мемуаров» Сен-Симона. // Лингвистические основы межкультурной коммуникации. -Нижний Новгород, 14-15 ноября 2003 г. - С. 106-109.

3. Петрышева (Чижова) О. В. Художественный портрет в «Мемуарах» Сен-Симона. // XV Пуришевские чтения. Всемирная литература в контексте культуры. - Москва, 2003. - С. 308-309.

4. Петрышева (Чижова) О. В. Традиция Плутарха в «Мемуарах» Сен-Симона. // XVI Пуришевские чтения. Всемирная литература в контексте культуры. - Москва, 2004. - С. 224-225.

5. Петрышева (Чижова) О В. Жанр портрета в «Мемуарах» Реца и Сен-Симона. // Французский язык и культура Франции в России XXI века. -Нижний Новгород, 27-28 апреля 2004 г. - С. 285-288.

6. Петрышева О. В. Концепт «порядок» в «Мемуарах» кардинала де Реца. // Диалог культур. Литература и межкультурная коммуникация. - Нижний Новгород, 1-2 декабря 2005 г. - С. 252-257.

7. Петрышева О. В. Мемуары как «поиск жанра». // XIX Пуришевские чтения. Переходные периоды в мировой культуре и литературе. - Москва, 2007.-С. 157-158.

8. Петрышева О. В. Образы «чужой» культуры в «Мемуарах» Сен-Симона. // Художественная реальность и литературный концепт. - Нижний Новгород, 20-22 сентября 2007. - С. 93-100.

9. Петрышева О. В. Портрет Петра I в «Мемуарах» Сен-Симона. // XX Пуришевские чтения. Россия в культурном сознании Запада. - Москва, 2008. -С. 108.

Кирнозе 3. И. Культура и культурология. - Н. Новгород, 2002. - С. 218.

Лицензия ПД № 18-0062 от 20.12.2000 г.

Подписано в печать 11.09.2008 Формат 69x90 1/16

Печ. л. 1,25 Заказ

Тираж 100 экз. Цена бесплатно

Типография НГЛУ им. Н.А. Добролюбова 603155, г. Н.Новгород, ул. Минина 31а

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Петрышева, Ольга Владимировна

Введение.

1. Мемуары: генезис и проблема жанра.

2. Жанр портрета: постановка проблемы. Цели и задачи исследования.

3. Основные теоретические положения системного подхода.

Глава 1. Жанр «анекдотического» портрета в «Занимательных историях» Таллемана де Рео.

1. 1. Жанровое своеобразие произведения (традиция и новаторство).

1. 2. Портреты и характеры.

Глава 2. Жанр «салонного» портрета в «Мемуарах» Реца.

2. 1. Жанровое своеобразие произведения (традиция и новаторство).

2. 2. Характеристика портретов.

2. 3. Автопортрет и автобиография.

Глава 3. Жанр «исторического» портрета в «Мемуарах» Сен-Симона.

3. 1. Жанровое своеобразие произведения (традиция и новаторство).

3. 2. Характеристика портретов.

3. 3. «Исторические портреты» и посмертные «медальоны».

Введение диссертации2008 год, автореферат по филологии, Петрышева, Ольга Владимировна

1. Мемуары: генезис и проблема жанра.

Мемуары - это одна из трёх протоформ: мифы, эпос, воспоминания -созданная человеком в попытке познать законы мироустройства.

Первые письменные образцы мемуарного жанра принадлежат египетской клинописи. Наиболее ранние из них датируются XVII-XV вв. до н. э. и относятся к группе «Текстов пирамид». Сделанные в форме «оправдания перед Осирисом», эти ритуальные надписи эволюционируют в своеобразные портреты и небольшие биографии, цель которых - возвысить и возвеличить ушедшего в мир иной (надписи военного сановника Уни и правителя южного Египта Хархуфа, XVI-XIIIbb. до н. э.).

Эллинская культура освободила воспоминания от жёсткой ритуальной формы, предоставив автору широкие возможности для творческого поиска. К этому периоду развития мемуаристики причисляют сочинения историка Ксенофонта: «Сократовские достопамятности» и «Киропедию». Биографические воспоминания о философе Сократе и царе Кире включают яркие портреты, бытовые и батальные сцены, отличающиеся прозрачностью стилистических построений и ясностью языка.

Ранние римские образцы мемуарной литературы (I в. н. э.) представлены «Записками о галльской войне» Юлия Цезаря и «Тайной историей» придворного биографа Прокопия Кессарийского. Но самым известным писателем античности по праву считается историк и биограф Плутарх (до 50 - после 120 гг. н. э.). Его «Сравнительные жизнеописания» послужили образцом для многих литераторов разных времён и народов.

Христианская культура наполнила мемуарные произведения религиозным содержанием, обогатив субъективный жанр новыми явлениями: жития и апокрифы, паломничества и хождения. Кроме того, именно в этот период возникло автобиографическое направление литературы воспоминаний. Благодаря сочинению Августина Блаженного и христианской культуры в целом жанр воспоминаний стал называться также исповедальным.

Эпоха Возрождения — самая благодатная пора для мемуаристики. Она подготовила почву для развития человеческой индивидуальности и исторического «самостоянья» (А. С. Пушкин) личности. Процесс культурной гуманизации привёл к тому, что человек начал «осознавать себя в потоке истории»х и объяснять мир из самого себя («causa sui»). На смену мифическим богам и эпическим супергероям пришли люди, по-своему созидающие «цепь всеобщей истории» (Ф. — Р. де Шатобриан).

Важным этапом культурной эволюции стало обнародование воспоминаний: «акт деятельности исторически мыслящего человека, не менее значимый, чем его участие в описываемых событиях»2 .

Создав мощный противовес средневековой домашней доминанте «о себе, для своих, для себя», мемуарная литература эпохи Возрождения постепенно освобождалась от многовековых стереотипов и эпического «атавизма».

Однако в век Классицизма духовная активность личности вновь оказалась скованной принципами «общей пользы» и «государственного служения». Классицистические каноны требовали от автора исключить всякий индивидуально-частный интерес, делая его абсолютно невидимым. Главным предметом изображения должны были стать события социально-исторического масштаба, «внешние» по отношению к жизненному пути писателя-мемуариста.

Беглый осмотр условий развития субъективного жанра в эпоху Классицизма стал причиной того, что некоторые исследователи мемуарной литературы обошли своим вниманием XVII век, посчитав преемниками Возрождения просветителей. Действительно, жанровое самоопределение

1 Эйхенбаум Б. М. О прозе. О поэзии. Сборник статей. - Л., 1986. - С. 35.

2 Тартаковский А. Г. Русская мемуаристика XVIII - XIX вв. - М., 1991. - С. 54. мемуаристики ускорило свои темпы в XVIII веке, т. е. в период общественно-культурных преобразований пробуржуазного толка, когда начал складываться новый тип свободного связного жизнеописания с выдвижением на передний план индивидуальной биографии автора и его духовных исканий. Между тем, XVII век не ограничивается рамками классицизма, а мемуарная литература после своего расцвета не впала в столетнюю спячку. Как раз наоборот, тяжёлые времена общественно-политических катаклизмов начала XVII века во Франции (Тридцатилетняя война, Фронда) вызвали острую потребность в мемуарных свидетельствах. Аристократы, бывшие участники сопротивления королевскому абсолютизму, использовали свой досуг для истолкования бурных событий прошлого, уточнения роли, сыгранной ими самими, выражения недовольства новым миропорядком, изменить который они были уже не в силах. Среди многочисленных мемуаров той поры можно найти и исторические хроники, тяготеющие к бесстрастному фиксированию внешнего хода событий, и колоритные воспоминания очевидцев, содержащие частные эпизоды, и политические трактаты, нацеленные на обоснование и оправдание общественно-политической позиции их автора.

Несмотря на жанровое многообразие этих сочинений, далеко не все они принадлежат разделу художественной литературы, представляя интерес исключительно для историков-специалистов. Ещё меньше мемуаров можно отнести к так называемым «индивидуальным эпопеям» (Ж. Жанен), в которых люди, идеи и вещи изображены сквозь призму частной, индивидуальной жизни. Но именно эти немногие, а потому бесценные произведения, стали творческой лабораторией для их смелых и талантливых авторов, сумевших преодолеть инерцию исторического жанра. В связи с кризисом историографии и постепенным угасанием жанра эпопеи мемуары на какое-то время взяли на себя их функции, избрав предметом изображения «пружины» исторического процесса. «Мемуары были единственной, реально существовавшей исторической прозой» .

В XVII веке общепринято было считать, что историю «двигают» не простые смертные, а избранники божьи: короли и их ближайшее окружение. Историк должен был не столько разбираться во «внешних», общественно-политических событиях, сколько быть тонким психологом, умеющим заглянуть во «внутренний» мир власть предержащих.

В то время как историография и канонические жанры литературы не справлялись с поставленной задачей, маргинальная мемуаристика смело экспериментировала над явлениями трудно сочетаемыми: античная биография, «салонный» портрет, рыцарский роман, комедия дель арте, классицистическая трагедия и др. Симбиоз разнообразных форм и «жанровая находчивость» (С. Гандлевский) одарённых мемуаристов позволили найти новый подступ к исторической теме. Слава первооткрывателей заслуженно принадлежит трём выдающимся писателям эпохи: Таллеману де Рео, Рецу и Сен-Симону. Их уникальные произведения обозначили вехи в духовном освоении человеком действительности.

Если обратиться к первоначальному значению слова «m6moire» -«докладная записка» - то упрощённо можно представить Занимательные истории Таллемана де Рео как «отчёт об услышанном», Мемуары Сен-Симона - «отчёт об увиденном», а Жизнеописания кардинала де Реца -«отчёт о содеянном». Все трое избрали портретную форму характеристики современников, углубившись в изучение страстей, анализ чувств и их оттенков, определение характеров и выяснение внутренних «пружин» человека. Однако личностные особенности, культурно-исторический и общественно-политический контекст жизнедеятельности мемуаристов наложили отпечаток на их творческий метод, в каждом случае индивидуальный и неповторимый.

Так, портреты Таллемана де Рео состоят из «исторических

1 Zuber R. Histoire de la litterature franijaise. Le Classicisme. - Paris, 1998. - P. 160. анекдотов» (Сент-Бёв) — неотъемлемого атрибута светской беседы, которыми автор, словно развлекая, поучает своих читателей. Этим произведением мемуарист сделал первый шаг на пути развития нового жанра «характеров». Мемуары Реца воспринимаются как театрализованное действие, в котором автор выступает в качестве актёра, режиссёра и даже критика разыгрываемых в жизни трагических и комических пьес. Кардинал де Рец стал новатором в биографическом жанре: начало его произведения является образцом автобиографического договора.

Сен-Симон, больше чем кто бы то ни было, работал над проблемами портретной характеристики. Его Мемуары - это эпическое полотно, сотканное из сотни лиц эпохи. Без сомнения, «Рубенс XVIII века», как называл Сен-Симона Сент-Бёв, проложил дорогу жанру портрета, эволюционировавшему от простейшей психолологической характеристики к сложной «драматизированной биографии» (JI. Гроссман).

Несмотря на явные методологические различия, крупнейшие французские мемуаристы XVII века сошлись в главном — желании написать правду, а точнее, демифологизировать свою эпоху, показав через обращение к концептам «порядок», «свобода» и «любовь», болезненный переход от меритократии к фаворитизму и бюрократии, от феодализма к капитализму.

Таким образом, «ложь, требующая своего опровержения», являлась в век Таллемана де Рео, Реца и Сен-Симона основным «движителем»' субъективного жанра, а внутренней «пружиной» неофициальных мемуаристов был не столько литературный, сколько гражданский долг. Историки свободы французского народа вменяли себе в обязанность отомстить её врагам - правящим деспотам - и завещать грядущим поколениям свою любовь к ней.

Мемуаристика издавна является камнем преткновения для

1 Борщаговский А. Возраст мемуаров // Вопросы литературы. - 1999. - Январь-февраль — С.

11. историографии и литературоведения. Ревностные поборники исторической достоверности занимаются поиском фактических неточностей в мемуарных произведениях великих мастеров, имеющих, с точки зрения литературных критиков, право на субъективное видение окружающей действительности и даже на её искажение ради высшей, художественной правды. Неиссякаемым источником этих споров служит тот факт, что жанр воспоминаний живёт и развивается на границе между сухой документальной наукой и красочным миром литературного творчества. Свободолюбивый по своей природе, мемуарный жанр наделил себя такими признаками, которые позволяют ему сохранить независимость от разнополярных соседей.

1). Ретроспективность: обращённость в прошлое - лежит в основе жанра воспоминаний.

2). Установка на подлинность: воссоздание конкретного общественно-исторического контекста и реальных лиц эпохи - исключает вымысел как «осознанную творческую установку, переводящую произведение в разряд литературных жанров»1.

3). Личностно-субъективное начало: исторические события пропущены сквозь призму авторского восприятия.

4). Принадлежность духовной культуре общества: мемуары пишут не только литераторы, но и артисты, художники, учёные, военные, политики и просто образованные люди с обострённым историческим самосознанием - ставит жанр воспоминаний выше исторической науки и литературного творчества, расширяя его экспериментальные возможности. Привнося в этот открытый, неканонический жанр что-то своё, каждый находит в нём то, что другим было недоступно. Так, на почве пограничного мемуарного явления выросли новые, гибридные жанры: письма, дневники, автобиографии, портреты, характеры, максимы и т. д.

1 Кангро И. Л. Зарубежная мемуарная и эпистолярная литература // Вопросы литературы. -1999. - Январь-февраль. -.С. 43.

5). «Метажанровостъ» (Т. М. Колядич) воспоминаний: способность аккумулировать в себе зачатки и потенциал множества литературных направлений.

6). Открытость, поступательность развития, неканонизированность в отличие от других протоформ.

7). Свобода мемуариста в выборе ипостаси: героя, комментатора и t рассказчика, дающая ему полноту власти в воссоздаваемом текстовом мирообразе.

Мемуаристика, в противоположность историографии, расширяет границы воспоминания до границ понимания «того, как люди живут» (JI. Н. Толстой). «Память не повторяет прожитое, а конструирует его по воле [.] нынешнего понимания устройства жизни»1. Предел понимания для каждого индивидуален. Он зафиксирован в произведении и служит доказательством прозрачности жанра воспоминаний. «В нём не спрятаться, [.] в мемуарах [всё] слишком заметно» .

Вечное противостояние между историками-документалистами и писателями-мемуаристами не может быть разрешено в пользу одной из сторон. Если выбрать в качестве арбитра беспристрастное и мудрое время, то в борьбе с забвением только произведение искусства имеет шанс уцелеть. Все выдающиеся мемуаристы это понимали и потому, в преддверии подступающей старости и смерти, не боялись отступить от «исторической достоверности» во имя «жизненной искренности» ( А. Бертьер). К тому же восполнение творческим воображением недостающих элементов не всегда вредит истине. Нередко хроники, написанные «по горячим следам», оказываются менее правдивыми, чем воспоминания, созданные на склоне

1 Данин Д. Всего труднее отвечать на лёгкие вопросы // Вопросы литературы. - 1999. -Январь-февраль. - С. 20.

2 Басннский П. Мемуары - жанр сложный и благородный // Вопросы литературы. - 1999. -Январь-февраль. - С. 6. лет. Находясь в гуще событий, историк одновременно несёт на себе груз бытующих в данный момент пристрастий и заблуждений. И наоборот, обретя известную раскованность от бремени прошлого, он начинает оценивать события как бы свысока, в свете их полной или относительной завершённости. «Будучи психологом, писатель углубил бы изыскания историка выводами, ему недоступными и неведомыми, помог бы пролить свет особой достоверности на тайные интриги, старательно замалчиваемые официальными источниками»1.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Жанр портрета во французской мемуарной литературе XVII века"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Генезис мемуарной литературы кроется в самом значении слова «memoires» - «воспоминания». Это воспоминания автора о реальных событиях прошлого, свидетелем или участником которых он являлся. Хотя мемуары по хроникальности и достоверности сходны с дневниками, по объёму материала и выводам, которые делает автор, их считают близкими к исторической прозе.

Литературный жанр портрета как свидетельство очевидца о современнике органически включается в структуру мемуарной прозы, что особенно характерно для Франции XVII века, когда исторический процесс мыслился как движение внутренних «пружин», или страстей власть имущих.

Возникновение литературного жанра портрета во французской мемуаристике XVII века связывают с «обострившимся интересом к вопросам психологии и морали» (В. Н. Лазарев). Бывшие фрондёры -завсегдатаи светских салонов — проводят свой досуг за словесной интеллектуальной игрой (jeu сГ esprit), анализируя чувства и характеры, выясняя мотивы поведения человека.

Если принять во внимание пограничное положение литературного жанра портрета в искусстве и роль общекультурной традиции, то станет очевидной ещё одна предпосылка к его появлению. В предшествующую эпоху ренессансного реализма живопись занимала лидирующее положение, а жанр портрета доминировал. Это было связано с гуманистической направленностью философской мысли Возрождения. Считалось, что человек сам творит себя и является мерой анализа мира. Поэтому, чтобы изобразить состояние внешнего мира, необходимо было описать живущих в нём людей, т. е. мир внутренний.

Франция XVII века испытывала острый дефицит правды и свободы, как в реальной жизни, так и в воображаемой, художественной. Мифологизированная историография, прециозная литература, парадная барочная живопись нуждались в альтернативе, создавая мощный стимул для развития маргинальных видов искусства. Свободная от эстетических канонов и госзаказов мемуарная литература оказалась самым надёжным прибежищем для правды и её защитников, не согласных с современным общественно-политическим режимом и формами его отражения.

Разделяя взгляды современной исторической науки относительно её задач, неофициальные историки XVII века - Таллеман де Рео, Рец и Сен-Симон - отказывались служить самодержавным тиранам и участвовать в создании героического эпоса об их деспотичном правлении. Например, автор «Занимательных историй» Таллеман де Рео принципиально не искал в творцах истории героических черт, задавшись целью открыть в них человеческие лица. Он показывал «сильных мира сего» обычными людьми со своими странностями и недостатками. Этому мироизображению соответствовала насмешливая авторская интонация и творческая установка на снижение, а не на восхваление власть имущих.

Герцог де Сен-Симон, хоть и не опускался в своих разоблачениях «ниже пояса», как это делал Таллеман де Рео, но и он отказывал современным правителям в героических подвигах. Свой идеал просвещённого монарха он нашёл за пределами Отечества в «Дикой Скифии». А в Короле-Солнце автор «Подлинных воспоминаний» не обнаружил ни единого сходства с античными героями и тем более с Божьим ставленником. В тоне, слишком далёком от спокойно-величавого и сдержанного - эпического, Сен-Симон описывает не победы Людовика XIV, а «ежедневную и ежечасную механику» его закрепощённого двора.

Что касается кардинала де Реца, то он всё же сумел подобрать кандидатуру на роль героя. Правда, его автобиографическое повествование о «Жизни кардинала де Рэ» больше похоже на авантюрный роман и театральную пьесу, чем на эпическое произведение. Так, обозначившийся ещё в эпоху Возрождения кризис историографии привёл к постепенному угасанию жанра эпопеи. На смену мифическим богам и эпическим героям пришли люди, а мемуары, заняв опустевшую нишу, превратились в «индивидуальные эпопеи» (Ж. Жанен).

В своих воспоминаниях Таллеман де Рео, Рец и Сен-Симон не оспаривали объективную историческую информацию. Однако они полагали, что для правильной оценки личности человека одних только фактов недостаточно, что документальные данные должны быть дополнены данными психологическими. Проницательность как синоним правдивости и психологизм как синоним историзма - такое толкование было характерно для мемуаристов Таллемана де Рео, Реца и Сен-Симона, считавших, что историю «двигают» власть предержащие.

Иначе говоря, в XVII веке во Франции психологическая правда была важнейшим «движителем» (А. Борщаговский) мемуаристики. И поэтому творческий поиск неофициальных историков начался одинаково: с популярного в XVII веке жанра «салонного» портрета. Разумеется, личностные особенности, культурно-исторический и общественно-политический контекст жизнедеятельности Таллемана де Рео, Реца и Сен-Симона способствовали тому, что каждый из них пошёл своим путём. Так, сын банкира де Рео, в отличие от аристократов Реца и Сен-Симона, никогда не бывал при дворе. Не желая быть плагиатором, он был вынужден собирать и обрабатывать сведения, запрещённые к печати. В своём «отчёте об услышанном» представитель «низкой» мемуарной литературы рассказывал личные (интимные) Истории современников, из которых сложилась «цепь истории всеобщей» (Ф.-Р. де Шатобриан). Следуя своей писательской установке на уравнивание, обобщение и типизацию, Таллеман де Рео сделал себя одним из персонажей своих «Занимательных историй». Карнавальный смех помог ему установить вневременной мир всечеловеческого братства, в котором все: короли и поэты, священники и куртизанки, дворяне и буржуа — больны одним и тем же нравственным недугом.

В отличие от Таллемана де Рео, кардинал де Рец не пожелал уравнивать себя со своими персонажами. В своём «отчёте о содеянном» он рассказал об истории личной, повлиявшей на ход истории всеобщей. Портреты участников исторического процесса - сторонников и противников Фронды - организованы автором в список действующих лиц его пьесы, озаглавленной «Жизнь кардинала де Рэ». Как следует из названия, главным героем произведения является alter ego мемуариста. Это идеализированный образ автора, сгусток его идей и представлений о порядочном дворянине, беззаветно служащем Государю и Даме сердца, о свободолюбивом титане и философе-проповеднике, выдающемся политике и народном эпическом герое. Только такая мощная личность, по мнению Реца, могла одержать победу над произволом и тиранией внешнего мира.

Трагедия Сен-Симона и его поколения, жившего под игом самодержавия, заключалась в отсутствии выбора «быть или не быть». Бесправные подданные Людовика XIV постепенно приходили к рационалистическому пониманию неразумности сопротивления и христианскому смирению. В своём «отчёте об увиденном» мемуарист рассказал об истории всеобщей (всего двора), сотканной из историй личных (отдельно взятых частных лиц). Автор не претендовал на роль одного из персонажей своих «Подлинных воспоминаний» и тем более на место главного героя. Он — всего лишь наблюдатель, оказавшийся в самой гуще исторических событий и одновременно воспаривший над ними. Такое положение во времени и пространстве помогло писателю создать образ несчастной империи, сотворенной авторитарным Людовиком XIV и погибшей от рук своего безбожного творца.

Таким образом, первое отличие портретов Таллемана де Рео, Реца и Сен-Симона от их «салонного» образца - это субъект и объект изображения. Дальнейшие различия касаются адресата воспоминаний.

Истории» Таллемана де Рео могли быть обращены как к современникам, так и к потомкам. С помощью своего главного оружия -сатиры — писатель пытался образумить зазнавшихся вельмож в преддверии эпохи ритуального бытия, открыть им глаза на причину их грядущего вырождения.

Портреты кардинала де Реца ближе всех стоят к «салонным». Мемуарист осознанно следовал моде и не отступал от заданных форм, желая понравиться своему адресату - светской даме.

Сен-Симон настолько же осознанно писал не для обречённых на гибель современников, а для будущего любознательного поколения. Своей задачей автор «Подлинных воспоминаний» и наставник дофина герцога Бургундского считал «уроки тем королям, которые захотят, чтобы их уважали, и которые захотят уважать самих себя».

Основные различия между «салонными», «анекдотическими» и «историческими» портретами проистекают из их объёма и структуры.

Портреты кардинала де Реца, одинаковые по размеру, унаследовали лаконичность от своих «салонных» родственников и от другого популярного жанра эпохи - «афоризмов». В них почти полностью отсутствует повествовательный элемент, поглощённый элементом описательным. Составляя список действующих лиц своей «пьесы», автор ограничился изображением их лиц и краткой характеристикой ума, храбрости (для мужчин), красоты (для женщин) и полезности для партии. Рец предоставил читателю самому судить о правдивости зарисовок по рассеянным по тексту биографическим сведениям.

Портрет главного героя Реца, или автопортрет, вмещает в себя всё произведение. В своём жизнеописании мемуарист упраздняет перечисление умственных, моральных и деловых свойств героя, оставляя их биографические иллюстрации. Вероятно, писатель посчитал факты биографии более убедительными свидетелями на суде истории, чем «редкие впечатления» художника-портретиста. Вместе с тем выбор Реца в пользу биографии может служить наглядным примером эволюции художественно-документальных (портрет) и публицистических (памфлет, политическая декларация) жанров эпохи по линии укрупнения прозаической формы. По сути, «Жизнь кардинала де Рэ», являющаяся итогом жанрового поиска мемуариста, представляет собой продолжение его «Независимого мнения» и усовершенствованный вариант автопортрета, с которым она имеет общую цель - художественная реконструкция личности модели — и одинаковую установку - создание образа героя.

Объём портретов Таллемана де Рео и Сен-Симона находится в пропорциональной зависимости от объективной значимости персонажа для мировой истории, политики и культуры и от его субъективного значения для их собственной судьбы. Портреты малоизвестных или незначительно повлиявших на ход истории личностей занимают небольшое количество страниц, будучи предназначены для ознакомления не столько с ними самими, сколько с нравами эпохи (французского двора). Внешность и характер этих персонажей набросаны штрихами и зачастую выполняют функцию фона.

Наиболее объёмными художественными построениями у Таллемана де Рео являются портреты первого министра Ришелье и поэта Малерба, а у Сен-Симона - короля Франции Людовика XIV. Увеличение размера характеристик происходит за счёт «исторических анекдотов» (Сент-Бёв) и авторских наблюдений.

Таким образом, сравнительный анализ объёма портретов Таллемана де Рео и Сен-Симона позволяет сделать вывод об усилении в них повествовательного элемента и эволюции жанра портрета в сторону биографии. Происходило движение от простейшей психологической характеристики к характеристике-биографии, от «салонного» портрета - к портрету «историческому». Словесные зарисовки Таллемана де Рео, составленные из «исторических анекдотов» о современниках и знаменитостях прошлого, послужили переходной ступенью от «салонных» портретов кардинала де Реца к «историческим» портретам Сен-Симона.

В структурном плане «анекдотические» медальоны Таллемана де Рео напоминают мозаику: разного цвета и формы Истории закреплены за определённой чертой характера персонажа. «Исторические» портреты Сен

Симона выгодно отличаются от «анекдотических» продуманной структурой и композиционной завершённостью. Они начинаются с описания личности сформированной и свободной в последние мгновения своей земной жизни от социальных ролей и масок. Раскрытие характера персонажа сопровождается отобранными биографическими фактами и эпизодами (наблюдения, «исторические анекдоты»). Писатель прокладывает дорогу от «источников страстей, событий и интриг» до их «последствий», выстраивает «огромную, связную систему закономерностей и взаимодействий» (С. С. Аверинцев). Мемуарист рубежа XVII-XVIII веков не объясняет механизм движения открытых им «пружин», но всегда даёт подсказки, располагая деловые, светские и моральные свойства героя в нужном порядке. Кроме того, художник человеческой души, сделавший ставку на зрелищность, вручает в помощь своему читателю-зрителю «увеличительное стекло гипербол и метафор» (JI. Я. Гинзбург). Безусловный вклад Сен-Симона в развитие жанра портрета состоит в том, что он привнёс в литературу опыт живописцев и обогатил портретный жанр доступными ей одной возможностями: динамическое изображение человека через его поступки и деяния. Благодаря Сен-Симону портрет в литературе «ожил».

Несмотря на то, что Таллеман де Рео, Рец и Сен-Симон в своём творчестве твёрдо держались правды, достигали они её по-разному. Для кардинала де Реца «отчёт о действиях» мог считаться правдивым, если это был отчёт о собственных действиях. «Кто же правдиво моэ/сет описать какое-нибудь происшествие, кроме тех, кто сам его пережил?» Мемуарист с пренебрежением относился к своим коллегам, «рождённым на задворках и ни разу не допущенным в переднюю», называя их «жалкими и вздорными писаками».

Эти эпитеты напрямую касаются Таллемана де Рео. Удалённость от власть предержащих, разнообразие приобретённых ими ролей, масок и приличий действительно заслоняли правду от автора «Историй». Путеводной нитью для него стала установка на человеческое достоинство, а не на общественное положение, титулы и заслуги. Эта нить увела мемуариста от «портретов» и привела к «характерам». Моделями для них послужили как известные личности, так и обычные люди, современники и предки писателя. Таллемана де Рео интересовала не столько их индивидуальность, сколько типичность, принадлежность к определённому классу людей. Автор «Историй» разработал классификации женщин, обманутых мужей и любовников, обобщил свои наблюдения за фантазёрами, чудаками и сумасбродами, острословами и хитрецами, нормандцами и провансальцами. Кроме того, Таллеман де Рео создал прообразы Тартюфа (аббат де Понс) и Гобсека (Шаплен). Таким образом, под влиянием «Занимательных историй» литературный жанр портрета во французской мемуаристике XVII века эволюционировал не только в сторону «исторических» характеристик (Сен-Симон), но и в направлении внеисторичных «характеров» (Лабрюйер).

Среди своих коллег, историков и мемуаристов, Сен-Симон был единственным, кто до конца остался верен жанру портрета. Хотя он специально и не задавался такой целью. В «Подлинных воспоминаниях» есть части, не имеющие отношения к портретам, но, несомненно, ценные тем, что проливают свет на их генезис. «Исторические» медальоны Сен-Симона выросли из его наблюдений за современными творцами истории и внутренней потребности поделиться этими наблюдениями с потомками. Герцог де Сен-Симон по независящим от него причинам не смог поучаствовать в историческом процессе, как это сделал кардинал де Рец. Но ему повезло больше, чем мещанину де Рео: принадлежность к высшей касте обеспечила будущему мемуаристу место в зрительном зале. Сен-Симон употребил свою природную наблюдательность и личную обиду на власть имущих на то, чтобы создать правдивый образ «чужой» культуры и изобразить трагическое раздвоение мира на «старый» и «новый».

У итальянских, фламандских и голландских художников XVI-XVII веков (Тициан, Рубенс, Рембрандт) автор «Подлинных воспоминаний» учился рассказывать каждой деталью. С помощью верно подмеченных жестов, поз и выражений лиц мемуарист давал правдивую социальную и духовную характеристику портретируемых, не боясь расхождения с типологической формулой. На своём бумажном холсте он осуществил эксперименты живописцев со светом и тенью, довёл до совершенства приём «молниеносного освещения» персонажей. С мастерством импрессиониста Сен-Симон фиксировал свои мимолётные впечатления, передавая состояние мира в конкретный исторический момент.

Родственная черта, объединяющая автора-слушателя, автора-актёра и режиссёра и автора-зрителя, - это субъективность оценки. Мемуаристам присуща трёхслойность подхода. Глубинный уровень представлен оппозицией «своё-чужое» и условно может быть обозначен как дружеское или враждебное отношение автора к персонажу. Эта оппозиция пронизывает все основные концепты произведения. У всех мемуаристов центральным является концепт «порядок». Таллеман де Рео, Рец и Сен-Симон различают три вида порядка: «старый», «новый» и высший, Божественный. Они враждебно относились к новому жизненному укладу, олицетворением которого в эпоху Таллемана де Рео был малодушный король Людовик XIII и его тщеславный министр Ришелье, во времена Реца - бездарная регентша Анна Австрийская и мошенник Мазарини, а в век Сен-Симона -самообожествившийся деспот Людовик XIV. Отказываясь подчиняться новым мирским законам, поставившим во главу угла корыстные интересы правящей верхушки, писатели ищут союзников в добрых и мудрых королях прошлого, а также в Боге.

Французских мемуаристов XVII века роднит унаследованная от «салонного» «портрета с ключом» (portrait a clef) проблема «быть и казаться». Чтобы открыть лица своих современников, писатели вписывают их в интимный (Таллеман де Рео), деловой (Рец) и траурный (Сен-Симон) интерьер. Каждый из маргинальных историков считал своим гражданским долгом снять маску порядочности и светящийся божественный ореол с самодержавных правителей. Так, автор «Занимательных историй», подглядев за Людовиком XIII и Ришелье в «замочную скважину», увидел там злого шута в королевской короне и служителя тёмных сил в мантии кардинала. Таллеману де Рео удалось разграничить благородство души и благородство происхождения, разоблачить высокопоставленных безбожников и реабилитировать высоконравственных атеистов.

В отличие от протестанта де Рео автор «Жизни кардинала де Рэ» был католиком высокого духовного звания. Избрав для себя роль Божьего глашатая, он обвинил светские власти в нарушении высшего порядка -преступлении против своего народа и против Бога. Автобиографическое произведение Реца завершается обращением архиепископа Парижского к своей пастве, в котором он, по сути, призывает к третьей, Церковной Фронде.

Смиренный «соглядатай своего века» (Л. Я. Гинзбург) заменил пламенную риторику предшественника яркими трагикомическими зарисовками. Он изобразил формализм Людовика XIV как трагедию всей Франции, а в гибели боготворимого дофина от рук незаконнорожденных отпрысков Короля усмотрел ниспосланную на страну Божью кару. Будучи католиком и моральным ригористом, Сен-Симон искренне сочувствовал гугенотам, пострадавшим от диких расправ после отмены Нантского эдикта, а также встал на сторону врагов католической церкви янсенистов. Мемуарист провозгласил отшельников Пор-Ройяля единственными поборниками правды и Святой веры в мифологизированный век Короля-Солнца.

Последний благородный буржуа де Рео, последний герой-бунтовщик Рец и последний неукрощённый феодал Сен-Симон удалились от «чужого» мира, чтобы провести остаток дней в «полилоге о вечном», целиком отстранившись от настоящего и перелистывая в памяти события прошлого.

Список научной литературыПетрышева, Ольга Владимировна, диссертация по теме "Литература народов стран зарубежья (с указанием конкретной литературы)"

1. Кардинал де Рец. Мемуары. М.: Научно-издательский центр «Ладомир», «Наука», 1997. - 833 с.

2. Cardinal de Retz. Oeuvres. Ed. etablie par M.- Ch. Hipp et M. Pernot. P., 1984. - 1808 p.

3. Cardinal de Retz. Memoires. P.: Gallimard, 1956. - 1198 p.

4. Cardinal de Retz. Maximes et reflexions. Choisies et presentees par Simone Bertiere: Edition de Fallois. P., 1991. - 129 p.

5. Сен-Симон. «Мемуары» в переводе И. М. Гревса. Москва -Ленинград: ACADEMIA, 1934. - 510 с.

6. Saint-Simon. Memoires. 2 vol. Moscou: Edition du Progres, 1976. - 381 p., 423 p.

7. Таллеман де Рео. Занимательные истории. Ленинград: Наука, 1974. -316 с.

8. Tallemant des Reaux. Historiettes. 2 vol. Texte integral etabli et annote par Antoine Adam: Biblioteque de la Pleiade. Paris, 1960-1961. - 142 p., 151 p.1.

9. Аверинцев, С. С. Плутарх и античная биография / Аверинцев С. С. — М.: Наука, 1973.-278 с.

10. Аверинцев, С. С. Историческая поэтика. Итоги и перспективы изучения / С. С. Аверинцев. М.: Наука, 1986. - 254 с.

11. Алпатов, М. В. Очерки по истории портрета / М. В. Алпатов. М.: Наука, 1973.-265 с.

12. Алпатов, М. В. Портрет в европейской живописи XV нач. XX вв.: выставки портретов из советских и зарубежных музеев / М. В. Алпатов -М.: Наука, 1972.-268 с.

13. Андроникова, М. И. От прототипа к образу. К проблеме портрета в литературе и кино / М. И. Андроникова. М.: Наука, 1974. - 199 с.

14. Бабенко, Л. Г. Филологический анализ текста. Основы теории, принципы и аспекты анализа / Л. Г. Бабенко. Екатеринбург - Москва: Деловая книга, Академический Проект, 2004. - 464 с.

15. Барахов, В. С. Литературный портрет: Истоки, поэтика, жанр / В. С. Барахов В. С. Ленинград: Наука, 1985. - 312 с.

16. Басинский, П. Мемуары жанр сложный и благородный / П. Басинский // Вопросы литературы. - 1999. - Январь - февраль. - С. 5 - 6.

17. Бахтин, М. М. Проблемы поэтики Достоевского / М. М. Бахтин // Собр. соч. в 7 т. — Т. 6. М.: Рус. слов.: Яз. славян, культуры, 2002. - 799 с.

18. Бахтин, М. М. Эпос и роман / М. М. Бахтин. СПб.: Азбука, 2000. -300 с.

19. Бахтин, М. М. Вопросы литературы и эстетики / М. М. Бахтин. М.: Художественная литература, 1975. - 502 с.

20. Бахтин, М. М. Эстетика словесного творчества / М. М. Бахтин. 2-е изд. - М.: Художественная литература, 1990. - 541 с.

21. Бахтин, М. М. Литературно-критические статьи / М. М. Бахтин. М.: Художественная литература, 1986.-541 с.

22. Бахтин, М. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса / М. М. Бахтин. М.: Художественная литература, 1990. - 527 с.

23. Бахтин, М. М. Искусство слова и народная смеховая культура / М. М. Бахтин // Контекст. М.: Художественная литература, 1973. - С. 3 - 360.

24. Бахтин, М. М. Автор и герой в эстетической деятельности / М. М. Бахтин // Работы 1920-х гг. Киев: Firm «Next», 1994. - С. 69 - 256.

25. Бахтин, М. М. Язык в художественной литературе / М. М. Бахтин // Собр. соч. в 6 т. М.: Художественная литература, 1996. - Т. 5. - 398 с.

26. Белинский, В. Г. Взгляд на русскую литературу 1847 г. / В. Г. Белинский // Полн. собр. соч. М.: Современник, 1988. - 651 с.

27. Билинкис, М. Я. Русская проза XVIII в.: Документальные жанры. Повесть. Роман / М. Я. Билинкис. СПб., 1995. - 104 с.

28. Борев, Ю. Б. Эстетика в 2 т. / Ю. Б. Борев. 5-е изд. доп. - Смоленск: Русич, 1997. - 638 с.

29. Борщаговский А. Возраст мемуаров / А. Борщаговский // Вопросы литературы. 1999. - Январь-февраль. - С. 10-12.

30. Буало, Н. Поэтическое искусство / Н. Буало. М.: Гослитиздат, 1957. -231 с.

31. Бялик, В. Путешествие в мир русской живописи / В. Бялик, М. Мацкевич. М.: «Родник», 2000. - 64 с.

32. Ваншенкин, К. Рассказать о своей жизни / К. Ваншенкин // Вопросы литературы. 1999. - Январь - февраль. - С. 12- 13.

33. Веселовский, А. Н. Историческая поэтика / А. Н. Веселовский. М.: Высшая школа, 1989. - 406 с.

34. Виноградов, В. В. Проблема образа автора в художественной литературе / В. В. Виноградов. М., 1978. - 327 с.

35. Виноградов, В. В. О языке художественной прозы. Избранные труды / В. В. Виноградов. -М.: Наука, 1980. 360 с.

36. Винокур, Г. О. Биография и культура / Г. О. Винокур. М.: Наука, 1927. - 85 с.

37. Виппер, Ю. Б. Первое русское издание «Мемуаров» кардинала де Реца / Ю. Б. Виппер // Кардинал де Рец. Мемуары. М.: Научно-издательский центр «Ладомир», «Наука», 1997. - с. 651-691.

38. Виппер, Ю. Б. Творческие судьбы и истории (о западноевропейской литературе XVI первой половине XIX вв.) / Ю. Б. Виппер. - М.: Художественная литература, 1990. - 320 с.

39. Галанов, Б. Е. Искусство портрета / Б. Е. Галанов. М.: Советский писатель, 1967. - 208 с.

40. Галанов, Б. Е. Живопись словом: Человек. Пейзаж. Вещь / Б. Е. Галанов. -М.: Советский писатель, 1972. 183 с.

41. Гандлевский С. Вернуть яви убедительность // Вопросы литературы. -1999. Январь-февраль. - С. 13 - 15.

42. Гегель, Г. В. Ф. Лекции по философии духа / Г. Гегель // Логос. М., 1999. -№ 4. -с. 119-133.

43. Герцен, А. И. Повести. Былое и думы. Статьи / А. И. Герцен. М.: Олимп, ACT, 1999. - 579 с.

44. Герштейн, Э. О мемуарах и шире / Э. Герштейн // Вопросы литературы. 1999. - Январь - февраль. - С. 15 - 19.

45. Гинзбург, Л. Я. О психологической прозе / Л. Я. Гинзбург. Москва: «Intrada», 1999. - 416 с.

46. Гинзбург, Л. Я. Предисловие к «Мемуарам» Сен-Симона / Л. Я. Гинзбург // Saint-Simon. Memoires. Moscou: Edition du Progres, 1976. -Т. l.-C. 5-36.

47. Гонкур, Э. де. Дневник / Э. де и Ж. де Гонкур. М.: Художественная литература, 1964. - 711 с.

48. Гроссман, Л. П. Поэтика Достоевского / Л. П. Гроссман. 2-е изд. испр. и доп. - М.: Мол. гвардия, 1965. - 605 с.

49. Гюбиева, Г. Е. Этапы развития русской мемуарно-автобиографической литературы XVIII в.: Дис. канд. филол. наук / Г. Е. Гюбиева. М., 1969.-197 с.

50. Данин, Д. Всего труднее отвечать на лёгкие вопросы / Д. Данин // Вопросы литературы. 1999. - Январь - февраль. - С. 19-21.

51. Дятлова, Г. В. Мастера портрета / Г. В. Дятлова, К. А. Ляхова. М.: Вече, 2002.-303 с.

52. Дюма, А. Людовик XV и его эпоха / А. Дюма. СПб.: Гуманитарное агентство «Академический проект», 1997. - 400 с.

53. Елизаветина, Г. Г. Становление жанров автобиографий и мемуаров / Г. Г. Елизаветина // Русский и западноевропейский классицизм. Проза. -М.: Наука, 1982. С. 176 - 224.

54. Жирмунский, В. М. Сравнительное литературоведение: Восток и Запад: Избр. труды / В. М. Жирмунский. Л.: Наука, 1979. - 49 с.

55. Жирмунский, В. М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика / В. М. Жирмунский. JL: Наука, 1977. - 407 с.

56. Житомирская, С. В. Вопросы научного описания рукописных мемуарных источников / С. В. Житомирская // «Археографический ежегодник за 1976 год». М.: Наука, 1977. - С. 39 - 45.

57. Зинченко, В. Г. Система «культура» и культурная коммуникация / В. Г. Зинченко // Межкультурная коммуникация. Н. Новгород, 2001. - С. 2138.

58. Зинченко, В. Г. От системного подхода к синергетическому в межкультурной коммуникации / В. Г. Зинченко // Лингвистические основы межкультурной коммуникации. Н. Новгород, 2005. - С. 155158.

59. Зинченко, В. Г. Методы изучения литературы. Системный подход / В. Г. Зинченко, В. Г. Зусман, 3. И. Кирнозе. М.: Флинта, Наука, 2002. -200 с.

60. Зинченко В. Г., Межкультурная коммуникация. От системного подхода к синергетической парадигме / В. Г. Зинченко, В. Г. Зусман, 3. И. Кирнозе. М.: Флинта, Наука, 2007. - 168 с.

61. Кангро, И. Л. Зарубежная мемуарная и эпистолярная литература / И. Л. Кангро // Вопросы литературы. 1999. - Январь-февраль. - С.

62. Кирнозе, 3. И. Культура и культурология / 3. И. Кирнозе / / Россия и Франция: диалог культур. Н. Новгород, 2002. - С. 218 - 230.

63. Кирнозе, 3. И. Коммуникация в культуре / 3. И. Кирнозе // Россия и Франция: диалог культур. Н. Новгород, 2002. - С. 230 - 242.

64. Кирнозе, 3. И. Национальная концептосфера / 3. И. Кирнозе // Россия и Франция: диалог культур. Н. Новгород, 2002. - С. 242 - 252.

65. Кирнозе, 3. И. Французское / 3. И. Кирнозе // Россия и Франция: диалог культур. Н. Новгород, 2002. - С. 252 - 267.

66. Кирнозе, 3. И. Психологическая проза / 3. И. Кирнозе, С. М. Фомин // Французская психологическая проза. Практикум. Ч. 1. — Н. Новгород, 1997.-С. 4-7.

67. Кирнозе, 3. И. Автопсихологический роман / 3. И. Кирнозе, С. М. Фомин // Французская психологическая проза. Практикум. Ч. 1. — Н. Новгород, 1997.-С. 7-8.

68. Кирнозе, 3. И. Генезис психологической и автопсихологической прозы / 3. И. Кирнозе, С. М. Фомин // Французская психологическая проза. Практикум. Ч. 1. — Н. Новгород, 1997. С. 8 - 9.

69. Кирнозе, 3. И. Блаженный Августин. «Исповедь» / 3. И. Кирнозе, С. М. Фомин // Французская психологическая проза. Практикум. Ч. 1. — Н. Новгород, 1997. С. 8 - 16.

70. Кирнозе, 3. И. Сен-Симон. «Мемуары» / 3. И. Кирнозе, С. М. Фомин // Французская психологическая проза. Практикум. Ч. 1. — Н. Новгород,1997.-С. 17-44.

71. Кирнозе, 3. И. Ж.-Ж. Руссо / / 3. И. Кирнозе, С. М. Фомин // Французская психологическая проза. Практикум. Ч. 2. — Н. Новгород,1998.-С. 44-58.

72. Кожокин, Е. М. Государство и народ. От Фронды до Великой Французской революции / Е. М. Кожокин. М.: Наука, 1989. - 173 с.

73. Колядич, Т. М. Программа по курсу русской литературы XX в: воспоминания писателей, история развития, жанровая специфика / Т. М. Колядич. М.: Наука, 1998. - 256 с.

74. Колядич, Т. М. Воспоминания писателей: проблемы поэтики жанра. -М.: Наука, 1998.-237 с.

75. Кораллов, М. Образ личности и облик эпохи: Штрихи к портретам и монографиям / М. Кораллов // Литературное обозрение. 1973. - № 7. -С. 25-37.

76. Кранц, Э. Опыт философии литературы. Декарт и французский классицизм / Э. Кранц. СПб., 1902. - 115 с.

77. Кудряшова, А. Жанр литературной биографии / А. Кудряшова // Вопросы литературы. — 1972. № 9. - С. 46-63.

78. Лабрюйер, Ж. де. Характеры, Или нравы нынешнего века / Ж. де Лабрюйер // Ларошфуко Ф. де. Максимы. М.: Политиздат, 2004. - С. 111-461.

79. Лазарев, В. Н. Портрет в искусстве XVII в. / В. Н. Лазарев. М.-Л.: Искусство, 1937. — 103 с.

80. Ларошфуко, Ф. де. Суждения и афоризмы / Ф. де Ларошфуко, Б. Паскаль, Ж. де Лабрюйер. М.: Политиздат, 1990. - 383 с.

81. Леонтьев, А. А. Основы психолингвистики / А. А. Леонтьев. М.: Смысл, 1997.-285 с.

82. Лессинг, Г. Э. Лаокоон, или О границах живописи и поэзии / Г. Э. Лессинг. М.: Гослитиздат, 1957. - 517 с.

83. Липкин, С. О моих мемуарах / С. Липкин // Вопросы литературы. -1999. Январь - февраль. - С. 27 - 30.

84. Лихачёв, Д. С. Древнеславянские литературы как система / Д. С. Лихачёв // Славянские литературы: VI Международный съезд славистов. -М., 1968. -С. 15-37.

85. Лихачёв, Д. С. Поэзия садов. К семантике садово-парковых стилей. Сад как текст / Д. С. Лихачёв. М.: Согласие, ОАО «Типография «Новости»», 1998. - 165 с.

86. Лихачёв, Д. С. XVII век в мировом литературном развитии / Д. С. Лихачёв. М., 1969. - 902 с.

87. Лотман, Ю. М. О содержании и структуре понятия «художественная литература» / Ю. М. Лотман // Проблемы поэтики и истории литературы: Сборник статей. Саранск, 1973. - С. 26 - 41.

88. Лотман, Ю. М. К современному понятию текста / Ю. М. Лотман // Статьи по семиотике культуры и искусства. СПб, 2002. - С. 58 - 73.

89. Луначарский, А. В. О смехе / А. В. Луначарский. // Собр. соч. в 8 т. Т. 8. - М.: Художественная литература, 1967. - С. 23 - 68.

90. Люблинская, А. Д. Ришелье в исторической литературе XIX-XX вв. / А. Д. Люблинская // Вопросы истории. 1946. - № 10. - С. 110-118.

91. Люблинская, А. Д. Французский абсолютизм первой трети XVII в. / А. Д. Люблинская. М. -Л.: Наука, 1965. - 126 с.

92. Макиавелли Н. Государь / Н. Макиавелли. М.: Планета, 1990. - 84 с.

93. Мезенцев, М. Т. Литературный портрет как жанр критики / М. Т. Мезенцев // Филологические этюды. Журналистика. Ростов-на-Дону, 1971.-Вып. 1.-С. 27-63.

94. Мильчина, В. А. Предисловие к «Замогильным запискам» Ф.-Р. де Шатобриана / Мильчина В. А. // Шатобриан Ф.-Р. де. Замогильные записки. — М.: Издательство им. Сабашниковых, 1995. С. 3 - 28.

95. Моруа, А. Литературные портреты / А. Моруа. М.: Прогресс, 1970. -455 с.

96. Найман, А. Цель не вспоминать, а понимать / А. Найман // Вопросы литературы. - 1999. - Январь - февраль. - С. 3031.

97. Николина, Н. А. Поэтика русской автобиографической прозы. Учебное пособие / Н. А. Николина. М.: Флинта, 2002. - 423 с.

98. Нуркова, В. В. Свершённое продолжается. Психология автобиографической памяти личности / В. В. Нуркова. М.: Флинта, 2000.-298 с.

99. Обломиевский, Д. Д. Французский классицизм: Очерки / Д. Д. Обломиевский. М.: Наука, 1968. - 374 с.

100. Пинский, Л. Е. Ренессанс. Барокко. Просвещение: Статьи и лекции / Л. Е. Пинский. М.: РГГУ, 2002. - 827 с.

101. Платон. Соч. в 4 т.-Т. 1.-М.: Мысль, 1990.-860 с.

102. Плеханов, Г. В. Литература и эстетика / Г. В. Плеханов. М, 1958. -669 с.

103. Плеханов, Г. В. Искусство и литература / Г. В. Плеханов. М., 1948. -887 с.

104. Плутарх. Сравнительные жизнеописания. М.: Эксмо. - СПб.: Мидград, 2006. - 1504 с.

105. Поспелов, Г. Н. Типология литературных родов и жанров / Г. Н. Поспелов // Вопросы методологии и поэтики: Сб. ст. -М.: Наука, 1983. -С. 39-82.

106. Пуришев, Б. И. Хрестоматия по западноевропейской литературе XVII века // Б. И. Пуришев. М.: Учпедгиз, 1940. - 676 с.

107. Разумовская, М. В. Мемуары Ларошфуко / М. В. Разумовская // Ларошфуко Ф. де. Афоризмы. Максимы. -М.: Наука, 1993. С. 239-250.

108. Реизов, Б. Г. Творчество Бальзака / Б. Г. Реизов. Л.: Худ. литература, 1939.-409 с.

109. Реизов, Б. Г. История и теория литературы / Б. Г. Реизов. Л.: Наука, 1986.-318 с.

110. Ренессанс. Барокко. Классицизм. / Сб. статей под ред. Б. Р. Виппера и Т. Н. Ливановой. -М.: Наука, 1966. 348 с.

111. Рецептор, В. Поиски жанра / В. Рецептор // Вопросы литературы. -1999. Январь - февраль. - С. 31.

112. Сент-Бёв, Ш.-О. Литературные портреты. Критические очерки / Ш.-О. Сент-Бёв. — М.: Художественная литература, 1970. 214 с.

113. Сивогривова, А. А. Литературный портрет / А. А. Сивогривова // Основы литературной критики: Пособие по факультативному курсу для студентов филол. факультетов. Ростов - на - Дону, 1975. - С. 12 - 74.

114. Строев, А. Ф. Примечания / А. Ф. Строев // Кардинал де Рец. Мемуары. -М.: Наука, 1997. С. 708-786.

115. Сурожский, А. Дом божий. Три беседы о церкви / А. Сурожский -Минск: Виноград, 1999. 109 с.

116. Таганов, А. Н. Формирование эстетической концепции Марселя Пруста: Автореф. дис. докт. филол. наук: 10. 01. 03 / А. Н. Таганов. -М., 1996.-32 с.

117. Тарасова, О. М. Традиции средневековой литературы в поэзии французских романтиков (В. Гюго, А. де Виньи. А. де Мюссе): Автореф. дис. канд. филол. наук: 10. 01. 03 / О. М. Тарасова. М., 2007. - 17 с.

118. Тацит, К. Сочинения. В 2-х томах / Корнелий Тацит. Д.: «Наука», 1993.-734 с.

119. Томашевский, Б. В. Теория литературы. Поэтика / Б. В. Томашевский. М.: Аспект-пресс, 1999. - 333 с.

120. Трыков, В. П. Французский литературный портрет XIX в. / В. П. Трыков. М.: Флинта, Наука, 1999. - 360 с.

121. Тэн, И. А. Философия искусства / И. Тэн. М.: Республика, 1996. - 351 с.

122. Тынянов, Ю. Н. Поэтика. История литературы / Ю. Н. Тынянов. М.: Наука, 1977.-574 с.

123. Фатеева, А. В. Memoires Екатерины II в контексте эпохи Просвещения (концепт «Философ на троне»): Дис. канд. филол. наук: 10. 01. 03 / А. В. Фатеева. М., 2007. - 175 с.

124. Хализев, В. Е. Теория литературы / В. Е. Хализев. М.: Высшая школа, 1999.-397 с.

125. Хатисова, Т. Г. Жедеон Таллеман де Рео и его «Historiettes» / Т. Г. Хатисова // Таллеман де Рео. Занимательные истории. Ленинград:1. Наука, 1974.-С. 258-275.

126. Хрестоматия по общей психологии. Психология памяти: Учебное пособие для студентов вузов; под ред. Ю. Б. Гиппенрейтер, В. Я. Романова — М.: Издательство Московского университета, 1979. 272 с.

127. Червяченко, Г. А. Основные литературно-критические жанры / Г. А. Червяченко // Основы литературной критики. Ростов-на-Дону, 1975. — С. 26-38.

128. Чернышевский, Н. Г. Эстетика / Н. Г. Чернышевский. М.: Гослитиздат, 1958. - 375 с.

129. Чудакова, М. О. Беседы об архивах / М. О. Чудакова. М.: Молодая гвардия, 1975. - 218 с.

130. Шатобриан, Ф.-Р де. Замогильные записки / Ф.-Р. де Шатобриан. М.: Издательство им. Сабашниковых, 1995. - 736 с.

131. Шепелева, 3. С. Искусство создания портрета в романе JI. Н. Толстого «Война и мир» / 3. С. Шепелева // Мастерство русских классиков: сборник статей. М., 1959. - С. 25 - 64.

132. Шмелёв, Н. Да здравствуют мемуары / Н. Шмелёв // Вопросы литературы. 1999. - Январь - февраль. - С. 33- 34.

133. Эйхенбаум Б. М. О прозе. О поэзии. Сборник статей / Б. М. Эйхенбаум. JL: Художественная литература, 1986. - 453 с.

134. Элиот, Т. С. Традиция и индивидуальный талант / Т. С. Элиот // Зарубежная эстетика и теория литературы XIX-XX вв.: Трактаты. Статьи. Эссе. -М.: Художественная литература, 1987. С. 73 - 118.

135. Яхнина, Ю. Я. Послесловие переводчика / Ю. Я. Яхнина // Кардинал де Рец. Мемуары. М.: Научно-издательский центр «Ладомир», «Наука», 1997. - С. 692-707.1.I

136. Adam, A. Introoduction / A. Adam // Tallemant des Reaux. Historiettes. 2 vol. P.: Bibliotheque de laPleiade, 1961-1967. - P. 3-28.

137. Bertiere, A. Le Cardinal de Retz memorialiste / A. Bertiere. P.-Klincksieck, 1997. - 251 p.

138. Bossuet. Oraisons funebres. Panegyriques. Textes etablis et annotes par Г abbe Velat et Yvonne Champailler. P.: Gallimard, 1961. - 461 p.

139. Breton, A. La «СотёсНе humaine» de Saint-Simon / A. Breton Paris, 1914.-300 p.

140. Carpentier, J. Histoire de France / J. Charpentier, F. Lebrun. P.: Editions du Seuil, octobre 1997. - 500 p.

141. Carrier, H. Sincerite et creation litteraire dans les «Memoires» du Cardinal de Retz / H. Carrier // XVIIе siecle. 1971. - № 94-95. - P. 47 - 85.

142. Chartier, R. Les origines culturelles de la Revolution fran9aise / R. Chartier. Paris : Seuil, 1990. - 244 p.

143. Cheruel, A. Saint-Simon considere comme historien de Louis XIV / A. Cheruel.-Paris, 1865.- 104 p.

144. Chaunu, P. La civilisation de 1 ' Europe classique / P. Chaunu. P.: Artau, 1966.-704 p.

145. Coirault, I. L'optique de Saint-Simon. Essai sur les formes de son imagination et de sa sensibilite d'apres les «Memoires» / I. Coirault. Paris, 1965.- 185 p.

146. Coirault, I. Les «Additions» de Saint-Simon au «Journal» de Dangeau / I. Coirault Paris, 1965. - 349 p.

147. Duby, G. L'histoire de la France des origines de nos jours / G. Duby. P.: Larousse, 2003.- 1250 p.

148. Duby, G. Histoire de la civilisation fran9aise. XVIIе XXе siecles / G. Duby, R. Mandrou. - P.: Armand Colin, 1958. - 384 p.

149. Duby, G. Dynasties et revolutions de 1348 a 1852 / G. Duby. P.: Librairie Larousse, 1987.-544 p.

150. Fumaroli, M. Edition partielle d'un dialogue epistolaire: Mme de Maintenon, Mme de Caylus, Mme de Dangeau / M. Fumaroli. Paris: Edition de Fallois, 1997. - p.

151. Graveri, B. L'Age de la conversation. Quand les femmes triomphaient dans les salons / B. Graveri // Le Figaro litteraire. 2002. - 12 decembre. - P.

152. Giisdorf, G. Conditions et limites de Tautobiographique. / G. Giisdorf // Formen der Selbdarstellung. Berlin, 1965. - P. 164 - 283.

153. Herbert, L. Marcel Proust et le due de Saint-Simon / L. Herbert. Londres, Urbana, 1966.- 133 p.

154. Johnston, J. C. The literary portrait. / J. C. Johnston // Biography: The literature of personality. N. Y. - L.: The century Co., 1927. - P. 38 - 95.

155. La Fontaine, J. de. Fables / J. de La Fontaine. P.: Pocket, 1998. - 488 p.

156. Lanson, G. L'art de la prose / G. Lanson. Paris: Hachette, 1909. - 476 p.

157. Lanson, G. Histoire de la litterature fran9aise / G. Lanson P.: Hachette, 1922.-579 p.

158. La Rochefoucauld, F. de. Oeuvres completes / F. de La Rochefoucauld. -P.: Gallimard, 1964. 996 p.

159. La Varende, J. de. Monsieur le due de Saint-Simon et sa comedie humaine / J. de La Varende. Paris, 1955.- 143 p.

160. Lejeune, Ph. L'autobiographic en France / Ph. Lejeune. P., 1971. - 265 p.

161. Lejeune, Ph. Le pacte autobiographique / Ph. Lejeune. Paris, 1975. - 157 P

162. Le Roy Ladurie, E. L'etat royal de Louis XI et Henri IV (1460-1610) / E. Le Roy Ladurie. P.: Hachette, 1987. - 413 p.

163. Letts, J. T. Le cardinal de Retz, historien et moraliste du possible / J. T. Letts. Paris, 1966. - 228 p.

164. Mandrou, R. Louis XIV en son temps / R. Mandrou. Paris : Presses universitaires de France, 1973. - 579 p.

165. May, G. L'autobiographie / G. May. P., 1979. - 173 p.

166. Montpensier, Anne Marie Louise d" Orleans. La galerie des portraits de Mademoiselle de Montpensier. P.: Didier, 1860. - 562 p.

167. Picon, G. Presentation de Retz / G. Picon // Confluences. 1944. - № 33. -P. 48-119.

168. Picon, G. Introduction / G. Picon // Cardinal de Retz. Memoires. P.: Gallimard, 1968. - P. 3-48.

169. Saint-Beuve, С-A. Causeries du lundi / C. A. Saint-Beuve.- Paris, 1862. -Vol. 13, 15.-147, 225p.

170. Sarolea, Ch. Due de Saint-Simon. La cour de Louis XIV / Ch. Sarolea. -Paris, 1911.-216 p.

171. Saulnier, V.-L. La litterature fi-ancpaise du siecle classique / V.-L. Saulnier. -P.-.PUF, 1970.-136 p.

172. Sevigne. Lettres choisies. Nouveaux classiques illustres. P.: Hachette, 1988.-215 p.

173. Somaize, A. B. de. Le grand dictionnaire des precieuses / A. B. de Somaize. P.: Fayard, 2001.-568 p.

174. Suares, A. Retz / A. Suares // Tableau de la litterature franchise XVIIе -XVIIIе siecles. P., 1939. - P. 95 - 121.

175. Taine, H. Essais de critique et d'histoire / H. Taine. Paris, 1887. - 414 p.

176. Tapie, V. La France de Louis XVII et de Richelieu / V.Tapie. P.: Flammarion. Collection «L'Histoire», 1952. - 562 p.

177. Voltaire, M. de. Siecle de Louis XIV, P.: Hachette, 1898. 892 p.

178. Wortley, W. V. Tallemant des Reaux. The man trough his style / W. V. Wortley. Haage - Paris, 1969. - 270 p.

179. Zuber, R. Histoire de la litterature franchise. Le Classicisme / R. Zuber -Paris: G. F. Flammarion, 1998. 589 p.1.

180. Аверинцев, С. С. Словарь / С. С. Аверинцев. Киев: Софья- Логос, 2006. - 902 с.

181. Багдасарян, В. Э. Символы, знаки, эмблемы: Энциклопедия / В. Е. Багдасарян, И. Б. Орлов, В. Л. Телицын. 2-е изд. - М.: ЛОКИД-ПРЕСС: РИПОЛ классик, 2005. - 495 с.

182. Борев, Ю. Б. Теория литературы. Энциклопедический словарь терминов / Ю. Б. Борев. М.: ООО «Издательство Астрель»: ООО «Издательство ACT», 2003. - с. 576.

183. История всемирной литературы в 9 т. М.: Изд-о «Академии наук», 1983-1994.-Т. 1,4.

184. История французской литературы в 4 т. М. - Л.: Изд-о «Академии наук СССР», 1946 - 1963. - Т. 1. - С. 207 - 807.

185. Новый французско-русский словарь. Москва: Изд-о «Русский язык», 1999.-1196 с.

186. Русско-французский словарь под ред. акад. Л. В. Щербы. М.: «Русский язык», 1993. - 838 с.

187. Ферроне, В. Новая культурная история Просвещения. Мир Просвещения / В. Ферроне, Д. Рош // Исторический словарь. М., 2003. - 685 с.

188. Collection litt;raire Lagarde et Michard. XVIIе siecle Bordas, 1965. - 448 P

189. Le Nouveau Petit Robert. Paris, 1996. - 2553 p.