автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Жанровое своеобразие романа Владимира Максимова "Кочевание до смерти"
Полный текст автореферата диссертации по теме "Жанровое своеобразие романа Владимира Максимова "Кочевание до смерти""
'] ] догт
На правах рукописи БАКЛЫКОВ Андрей Вячеславович
ЖАНРОВОЕ СВОЕОБРАЗИЕ РОМАНА ВЛАДИМИРА МАКСИМОВА «КОЧЕВАНИЕ ДО СМЕРТИ»
Специальность 10.01.01 - русская литература
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук
Тамбов 2000
Работа выполнена на кафедре русского языка и литературы Тамбовского государственного технического университета.
Научный руководитель: - доктор филологических наук,
профессор И. М. Попова
Официальные оппоненты: - доктор филологических наук,
профессор Н. М. Щедрина; кандидат филологических наук, доцент М. В. Нечаева.
Ведущая организация - Борисоглебский государственны? педагогический институт.
Защита состоится ^^гС^^с^ 2000 года в -77 часов на заседании диссертационного совета К 113.49.0] в Тамбовском государственном университете им. Г. Р. Держа вина по адресу: 392000, г. Тамбов, ул. Советская д. 93, фило логический факультет ТГУ.
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Там бовского государственного университета им. Г. Р. Державина
Автореферат разослан «2000 г.
Ученый секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук,
профессор /^Уру-^ С. В. Пискунов;
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Творчество Владимира Емельяновича Максимова (27.11.1930 -26.03.1995) начинает осмысляться в литературоведении только в последнее пятилетие XX века. В чертах поэтики, особенностях повествовательной манеры, в проблематике и тематике его произведений отразились некоторые знаменательные явления литературного и общекультурного процесса нашего столетия, в частности, поиски выхода из духовного кризиса, осмысление пути России в будущем.
Исследователи отмечали, что Владимир Максимов, откликаясь своими произведениями на духовные процессы современности как художник, стремился опереться, с одной стороны, на традиции русской литературы XIX века, а с другой, — на новаторский опыт современной культуры. Философский опыт раскрылся для него в соприкосновении с отечественной гуманитарной традицией.
До настоящего времени защищены только две кандидатские диссертации1, вышло около двух десятков предисловий, научных статей и тезисов2, но нет ни одного монографического исследования, посвященного романам и повестям этого самобытного современного русского прозаика. Ждут своего изучения также драматургия, публицистика и журналистика Владимира Максимова, бывшего создателя и редактора ежеквартального журнала «Континент», который был ведущим литературным и общественно-политическим изданием «третьей волны».
Художественное творчество Владимира Максимова отличает многообразие жанровых форм (стихи, рассказы, романы пьесы, разноплановые публицистические статьи, эссе), сочетающееся с философской глубиной и тематической широтой отображения исторических процессов, происходивших в России в XX столетии.
1 Дзиов А. Р. Проза Владимира Максимова. Дисс. ... кандидата фил. наук. СПб., 1994.— 160 е.; ШаховаЛ. А. Функции интертекста в романистике Владимира Максимова (на примере романа «Ковчег для незваных». Дисс. ... кандидата фил. наук. Тамбов, 1999.- 162 с.
2 Аннинский JI. Опровержение одиночества (о книге повестей «Мы обживаем землю») // В литературном зеркале: о творчестве Владимира Максимова. Париж - Нью-Йорк, 1986. -272 е.; Ржевский JI. В. Максимов «Прощание из ниоткуда» // Новый журнал. 1975. № 119. С. 300; Шахова Л. А. Библейский контекст романа Владимира Максимова «Ковчег для незваных» // Художественное слово в современном мире. Сб. статей. Тамбов, Изд-во ТГТУ, 1999. ГИС; Щедрина Н. М. Литература русского зарубежья. Историческая проза Б. Зайцева, Д. Мережковского, В. Ходасевича, Н. Аксенова, А. Солженицина, В. Максимова. Методическое пособие. Уфа, 1994.-58 с.
Романистика писателя, как правило, совмещает в себе несколько жанровых разновидностей одновременно: это и исторические, социальные, психологические, религиозно-нравственные и автобиографические художественные полотна, что наглядно показано в диссертации Л. А. Шаховой на примере романа Владимира Максимова «Ковчег для незваных». Каждый роман Владимира Максимова - это поиск новых жанровых форм, могущих наиболее глубоко отразить сложные идейно-эстетические процессы, происходящие в мире, показать своеобразие исторической эпохи, в которую жил художник, более четко расставить нравственные ориентиры, осмыслить пути, по которым движется человечество.
Идейно-эстетическое единство его творчества выразилось в углублении философских проблем, уже стоявших в центре его ранних произведений, когда в начале 70-х годов писатель перешел к более масштабной жанровой форме - роману, что было связано с разработкой христианской идеи, полностью овладевшей писателем.
В своих многочисленных ярких публицистических статьях, в романном творчестве и драматургии он занят утверждением христианских идеалов как единственной альтернативы наступлению разрушительных темных социальных сил. Его позиция отмечается цельностью и принципиальным неприятием антирусских настроений, характерных для значительной и довольно влиятельной части третьей волны эмиграции. Владимир Максимов - защитник всего исконно русского.
Необходимо констатировать факт почти полной неизученности художественного творчества этого выдающегося писателя. Первые отклики на прозу Владимира Максимова вышли еще в 60-е годы. Они носили краткий рецензионный характер. Такова рецензия Е. Осетрова1. К концу 60-х годов появляются работы Л. Аннинского2 и ряда других авторов, оценивавших писателя в большей степени с идеологических, а не эстетических позиций.
После эмиграции изучение творчества писателя на родине полностью прервалось, а в западной и эмигрантской критике оно происходило в значительной степени под знаком идеологического и политического противопоставления систем. Характерной в этом отношении видится книга
1 Осетров Е. Поэзия и проза «Тарусских страниц» // Литературная газета. 1962. 9 января. С. 2.
2 Аннинский Л. Опровержение одиночества (о книге повестей «Мы обживаем землю») // В литературном зеркале: о творчестве Владимира Максимова. Париж - Нью-Йорк: Третья волна, 1986. С. 272.
Ю. Мальцева «Вольная русская литература 1955-1975 годов»1, где упоминается о Владимире Максимове. Обычным было и тенденциозное рассмотрение тех или иных отдельных произведений Владимира Максимова в рамках какой-либо ограниченной концепции. Показательным для этого направления является подход, продемонстрированный В. Иверни2.
Исследователь, как нам представляется, преувеличил значение приема сна, возведя его до уровня общей закономерности творчества. Работы Л. Ржевского3 и Ж-П. Мореля4 с достаточной академической обстоятельностью освещают отдельные аспекты творчества Владимира Максимова. В исследованиях Д. Брауна5 и Э. Брауна6 содержится характеристика политических и эстетических взглядов автора «Прощания из ниоткуда».
Оказавшись в эмиграции третьей волны вместе с Василием Аксеновым, Иосифом Бродским, Владимиром Войновичем, Сергеем Довлатовым, Эдуардом Лимоновым, Андреем Синявским, Сашей Соколовым, Александром Солженициным и другими русскими писателями, получившими на Западе в семидесятые и восьмидесятые годы значительную долю общественного признания, Владимир Максимов занял особую позицию «неприятия мнимых ценностей западной цивилизации», что отразилось на его последних романах.
Вышедший в 1986 году сборник «В литературном зеркале. О творчестве В. Максимова»7 объединил под своей обложкой выдержки из критических статей, написанных советскими авторами в 60-е годы, а также отрывки из работ западных и эмигрантских критиков.
1 Мальцев Ю. В. Вольная русская литература 1955-1975. Frankfurt-M., 1976.
2 Иверни В. Постижение//В литературном зеркале: о творчестве Владимира Максимова. Париж — Нью-Йорк: Третья волна, 1986. С. 44 - 58.
3 Ржевский JL Триптих В. Е. Максимова // В литературном зеркале: о творчестве Владимира Максимова. Париж - Нью-Йорк: Третья волна, 1986. С. 56 - 124.
4 Морель Ж.-П. Страждущая русская душа в творчестве Владимира Максимова (В. Максимов. У истоков выдающего творчества) // В литературном зеркале: о творчестве Владимира Максимова. Париж - Нью-Йорк: Третья волна, 1986. С. 85 -96.
5 D. В. Brown. Soviet Russian Literature since Stalin. London, 1982.
C. 112.
6 E. J. Brown. Russian Literature since the Revolution. Harvard University Press, Cambridge, 1982. C. 272.
7 В литературном зеркале: о творчестве Владимира Максимова. Париж -Нью-Йорк: Третья волна, 1986. С. 289.
В целом можно констатировать, что художественный мир писателя нельзя считать изученным. В поле зрения литературоведов и критиков, к сожалению, не попали многие важные аспекты творчества Владимира Максимова. Впервые раскрыла мир его произведений как целостное идейно-эстетическое явление исследователь Л. А. Шахова, рассмотрев роль библейских и литературных реминисценций в его романистике, определив глубокий смысл многочисленных интертекстуальных включений, которые являются, на наш взгляд, крайне существенными элементами авторской поэтики. Но ее диссертация посвящена только роману «Ковчег для незваных», а о романе «Кочевание до смерти» не писал еще никто.
Предметом диссертационного исследования является жанровое своеобразие романа Владимира Максимова «Кочевание до смерти» - самого последнего из его законченных произведений, в котором наиболее глубоко отразились горестные раздумья прозаика о судьбе России, о смысле всех тех трагических событий, которые последовали в нашей стране с начала второго тысячелетия. Означенный роман писателя рассматривается в тематическом контексте всего творчества Владимира Максимова в качестве его завершающего аккорда, так как идейно-тематически он связан с «Ковчегом для незваных», «Карантином», «Прощанием из ниоткуда».
К исследованию также привлекаются, кроме художественной прозы Владимира Максимова, в полном объеме его публицистика и критика. Особое внимание в данной диссертации обращается на трансформацию творческого мировидения писателя, на то новое, что появляется в его романистике в конце 1980-х - начале 1990-х годов.
Объектом исследования стала романистика Владимира Максимова в аспекте ее идейно-эстетической значимости для всего литературного процесса второй половины XX столетия, взятая на примере романа «Кочевание до смерти» — самого пессимистического и трагического по пафосу повествования русского писателя.
Роман «Кочевание до смерти» анализируется в сопоставлении с предшествующими крупными эпическими полотнами художника, такими как «Ковчег для незваных», «Семь дней творения», «Карантин», «Заглянуть в бездну», «Прощание из ниоткуда». Автор диссертации рассматривает художественное творчество Владимира Максимова как философско-поэтическое единство, проникнутое едиными идейными и эстетическими устремлениями автора.
Актуальность и значимость диссертационного исследования определяется тем, что необходимо:
• выявить особенности творческой манеры Владимира Максимова, определить место его творчества в общей литературной ситуации 80-х -90-х годов ушедшего столетия;
• осмыслить философскую основу его сложного, претерпевшего трансформацию писательского мировидения, отраженную в романе «Кочевание до смерти»;
• объяснить художественный смысл его бесчисленных обращений к творчеству писателей-современников и классиков мировой литературы, к советскому фольклору и бардовской песне, которые сливаются зачастую в сплошной центонный текст;
• определить особенности архитектоники и поэтики писателя, эволюцию его стилевой манеры в связи с постановкой главнейших для его творчества проблем: «уснувшей совести человечества», творческого воплощения как смысла бытия, роли интеллигенции в судьбе России, истинной веры и ее значимости в судьбах русского народа и др.
Цели и задачи исследования состоят в том, чтобы на материале основополагающего романа Владимира Максимова «Кочевание до смерти» выявить жанровое своеобразие произведения, определив особенности мировоззрения художника, проанализировать законы сюжетосложения, поэтические структуры макашовского творчества, наиболее характерные черты поэтики, представить романное творчество писателя как идейно-эстетическое единство, определив его значение для современной русской литературы в контексте творческих исканий других художников слова, таких как Ю. Даниэль, Э. Лимонов, А. Солженицын, М. Алданов, Б. Зайцев, В. Ходасевич.
Методологической и теоретической базой диссертационного исследования являются труды крупнейших отечественных литературоведов, историков и теоретиков литературы, таких как Ю. Лотман, Б. Гаспаров, М. Бахтин. Автор диссертации также опирается на опыт ученых, обращавшихся к творчеству Владимира Максимова: Н. Щедриной, А. Дзиова, Л. Аннинского, Л. Шаховой и др.
Методы исследования представляют собой соединение сравнительно-исторического, проблемно-аналитического и историко-функцио-нального методов.
Историко-функциональный метод, подчиненный задаче определения взаимосвязей и взаимодействия произведений с художественными явлениями разных видов искусства, в силу специфики данной диссертационной работы обретает особую значимость в разделах, посвященных исследованию воздействия литературных, фольклорных, живописных, скульптурных знаков и кодов на художественный мир поэта.
Сравнительно-исторический подход, предполагающий рассмотрение объекта изучения внутри одного вида искусства, в соотнесении с художественными текстами литературного ряда, в диссертации находит
применение прежде всего при анализе литературно-эстетических взглядов Владимира Максимова, выявлении характера заимствований в творчестве поэта, специфики преломления вечных образов, лейтмотивных для русской литературы тем.
Помимо этого в ходе исследования используется и ряд других методов (структурного и интергекстуаль но го анализа текстов, рецептивный, биографический), что направлено на обеспечение многопланового, комплексного изучения проблемы.
Научная новизна исследования заключается в том, что данная диссертация представляет собой одно из первых монографических исследований, посвященных романистике Владимира Максимова, где анализируется ранее не исследовавшийся роман писателя, завершенный незадолго до его смерти, воплотивший все наиболее характерное как в области идейно-тематического, так и поэтического содержания.
Практическая и теоретическая значимость исследования заключается в том, что результаты данного научного исследования могут быть использованы учеными для дальнейшего изучения истории русской литературы XX века, при чтении специальных курсов и лекционных курсов по отдельным проблемам современного литературного процесса и творчеству Владимира Максимова в частности.
Структура и объем диссертационного исследования. Диссертация состоит из введения, двух глав и заключения. Первая глава «Синтез идейно-тематического и жанрового компонентов романа Владимира Максимова «Кочевание до смерти» посвящена исследованию соотношения проблемы «уснувшей совести», «поэта и поэзии», выявлению художественного смысла мотива «сна и смерти», определению семантики философской парадигмы «запад-восток» в романистике Владимира Максимова в целом и в особенности в его романе «Кочевание до смерти».
Во второй главе «Центонность романа Владимира Максимова «Кочевание до смерти» как специфика его жанровой формы» анализируются сю-жетообразующие и философские лейтмотивы последнего произведения писателя, воплощаемые с помощью интертекста народных песен, стихотворения А. Блока «Железная дорога», бардовской песни, классической и современной поэзии, а также других культурных кодов изображаемой эпохи.
В заключении диссертации содержаться основные выводы. Объем диссертации 177 страниц. Список использованной литературы насчитывает 125 наименований.
Основные положения, выносимые на защиту:
1. Роман Владимира Максимова «Кочевание до смерти», как и пре-дудыщие произведения писателя «Карантин» и «Прощание из ниоткуда» представляет собой сплав различных жанровых разновидностей: это соци-
ально-историческое, философское, неомифологическое повествование с преобладанием исповедальной формы.
2. В системе романного творчества Владимира Максимова роман «Кочевание до смерти», продолжая разработку основной проблемы: «роль интеллигенции в судьбах России», предстает как самое пессимистическое и трагическое художественное полотно, что связано с глубоким разочарованием автора в декларируемых ценностях западной демократии.
3. Центральным содержательным стержнем романа «Кочевание до смерти» является тема «уснувшей совести» человечества, закодированная в эпиграфе, представляющем собой чеховскую цитату, и неразрывно связанная с лейтмотивом сна-смерти и с темой творчества как смысла бытия, решаемыми писателем на протяжении всего творческого пути.
4. Способы изображения темы творчества в романе «Кочевание до смерти» позволяют говорить о нем и как о «филологическом» романе, где творческий процесс, психология и философия творчества писателя занимают важное место, определяя включение в текст романа таких жанровых элементов, как «лирические отступления» и «роман в романе», которые якобы пишутся главным героем.
5. Романы Владимира Максимова можно считать характерными для литературного процесса XX века, когда художники сделали равноценными источниками творчества действительность и «материал культуры», в частности интертексты предшествующей художественной литературы, фольклора, политической публицистики, логосферы культуры. Такая ориентация Владимира Максимова, на наш взгляд, является результатом его творческой предрасположенности к эстетическому самовыражению в тесной связи с русской и мировой культурой, обусловленной пониманием ее особой роли в гармоническом устройстве мира.
6. «Кочевание до смерти» — роман, созданный в эмиграции и представляющий новый этап творческих исканий писателя, связанный с кардинальным изменением философских ориентиров, потерей веры в радикальное обновление мира, отходом от православных позиций и прекращением использования в связи с этим библейского интертекста. Хотя полного отказа от прежних идейно-эстетических позиций не происходит: прозаик сохраняет основную специфическую черту своей поэтики - центонность.
7. Максимовская художественная концепция, выявляющаяся в «Кочевании до смерти» и опирающаяся на осмысление эмиграции как трагедии, на ощущении бездуховности как советского, так и западно-демократического общества, обнаруживает близость к философско-мировоззренческим ориентирам экзистенциалистов в признании идеи абсурдности бытия, во взгляде на человека сквозь призму его конечности и бессмысленности текущей жизни, в осмыслении «пограничных ситуаций сна-смерти как моментов обнажения истины».
Апробация выводов исследования осуществлялась на заседаниях кафедры русского языка и литературы Тамбовского государственного технического университета, на семинарах и конференциях молодых ученых и аспирантов ТГТУ. Результаты исследования включались в избранные лекции по истории русской литературы XX века. По теме диссертации опубликовано 4 работы.
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Во введении обосновывается актуальность темы диссертации, формулируются степень ее изученности, предмет и цели и задачи исследования, его научная новизна, определяется теоретико-методологическая база.
Глава первая «Синтез идейно-тематического и жанрового компонента романа Владимира Максимова «Кочевание до смерти» содержит анализ жанровой специфики произведения в нерасторжимом единстве с его проблематикой.
В первом параграфе данной главы последний роман писателя «Кочевание до смерти» рассматривается в системе всего романного творчества Владимира Максимова. Автор диссертации обосновывает выбор терминологии, так как в работе используются определения, предложенные современными учеными Л. X. Торопом, Ж. Жанеттом, а также М. М. Бахтиным, Ю. М. Лотманом, А. К. Жолковским: «интертекст», «центон», «архе-текстуальность» и др. Активное внимание к анализу интертекстуальности произведения сделало сам термин «интертекстуальность» широкоупотреб-ляемым в современном литературоведении.
Анализ интертекстуальности позволяет рассматривать произведения каждого художника слова не только как уникальное и самодостаточное явление, но и как закономерное звено в общелитературном, историческом и общекультурном процессе. Именно поэтому в основном с позиций интертекстуальности в данном исследовании осмысляется творчество самобытного современного писателя Владимира Емельяновича Максимова.
Ученые выделяют различные виды проявления интертекстуальности. В данной работе также используется терминология, предложенная французским исследователем Ж. Жанеттом, предлагающим выделять пять видов интертекста: интертекстуальность как «соприсутствие» в одном тексте двух или более текстов (цитата, аллюзия, плагиат, экранизация, инсценировка и др.); паратекстуальность как отношение текста к своему заглавию, послесловию, эпиграфу; метатекстуальность как комментирующая и часто критическая ссылка на свой предтекст; гипертекстуальность как осмеяние и пародирование одним текстом другого; архетекстуальность, понимаемая как жанровая связь текстов.
Вся романистика Владимира Максимова представляет собой в жанровом отношении синтез различных романных форм: совмещение исторического, философского, социального и мифологического повествования. Смешение романных разновидностей всегда, на протяжении всего жизненного пути, на наш взгляд, связано у писателя с возможностью разрешения центрального вопроса: какова роль русской интеллигенции в судьбах России. Хотя в каждом прозаическом произведении наблюдается преобладание определенной жанровой разновидности.
Первый роман «Семь дней творения» создан в форме воспоминания: «путешествия к себе». Его главный герой Петр Васильевич Пашков, перешедший из крестьян в пролетарии, под старость начинает пересматривать прошлое, пробуждаясь для новой жизни «в духе». Роман строится как «семь дней» - семь особых жизней, крепко связанных друг с другом членов одной семьи, семь этапов становления человеческого духа, которые даются на фоне библейского сотворения мира.
Библейский контекст выступает в романе Владимира Максимова как главный сюжетообразуюший элемент, библейский символ «засохшей смоковницы», которая «не давала плода» и была уничтожена Господом, проходит через все произведение русского писателя и, на наш взгляд, определяет его основную идею.
В следующем макашовском романе «Заглянуть в бездну» наряду с сюжетообразующими библейскими образами «звезды-полыни», вселенского потопа, используется как основной композиционный прием совмещение времен, экскурсов в прошлое и будущее, перемещение через время. Произведение охватывает значительный временной отрезок: от Первой мировой войны (1912) до сталинских репрессий (1937). Главная содержательная цель, которую воплощает романная форма - это передать ощущение апокалиптичности послереволюционной эпохи.
Адмирал Колчак ощущает апокалиптичность времени и готовится достойно принять смерть. Библейский символ (варьированная цитата из Библии), помогает понять трагичность образа адмирала и осознать неотвратимость страданий русского народа, стоящего над «бездной» и упорно заглядывающего в нее.
Слияние библейского и документально-исторического в романе «Заглянуть в бездну» делает его жанровую форму сложной, многоаспектной, а повествование сгущенно символическим, но с преобладание исторического жанрового компонента.
Повторяя излюбленную жанровую форму, разработанную в предыдущих повествованиях, Владимир Максимов делает главным в своем романе «Ковчег для незваных» синтезирование ветхозаветных и новозаветных сюжетов (грехопадение Адама и Евы, строительства Ноева ковчега,
рождение вифлиемской звезды, предательство Иудой Христа), которые накладываются на историю XX века. Такое параллельное сопоставление библейской и современной истории придает особый глубинный подтекст изображаемым событиям и делает его неомифологическим повествованием.
Роман «Карантин» - новая жанровая находка русского писателя. Мотив сна в этом произведении выступает как сюжетообразующий элемент. Сон — это то, что соединяет прошлое, настоящее и будущее главных героев — весь «клан Храмовых», что передает код времени. Время романа -это два тысячелетия христианства, которые для России начинаются с X века, но первые десять веков входят в произведение в сгущенном виде, в форме пророческого слова об истине.
Как и в предыдущих произведениях, жанровую специфику романа «Карантин» составляет совмещение документального (временного) и библейского (вечного). В России, по мнению Владимира Максимова, схлестнулись «физическая холера с Востока и моральная - с Запада». В этом заключается особая трагичность судьбы русского народа, «званого Богом».
Роман «Прощание из ниоткуда» из всех произведений Владимира Максимова наиболее близко стоит во временном, идейном и жанровом отношении к последнему творению писателя роману «Кочевание до смерти». Оба они представляют собой исповедальные повествования, где речь идти или от первого лица, или от третьего, но герой символически носит подлинную фамилию писателя (Самсонов) в обоих произведениях, которые композиционно представляют монолог исповедника, в конце всей жизни осмысливающего прошлое.
Роднит эти два произведения и то, что художник выплескивает в мир «чашу ярости», накопленную им на протяжении всей жизни. То есть романы «Прощание из ниоткуда» и «Кочевание до смерти» - самые пессимистические и критические книги Владимира Максимова, созданные вдали от России. В последнем обстоятельстве и видится главная причина «яростной безысходности» последних романов писателя: надежда на то, что на Западе можно обрести желанную свободу творчества, увидеть выход из исторического тупика, в который попала, по мнению художника, наша страна, не оправдалась. Но цивилизованный мир Европы с ее развитой демократией оказался так низок и гадок, так похож на то, что уже было пережито и пройдено, что по сути мало отличался от «яростной карусели давнего российского лихолетья».
В следующем разделе первой главы устанавливается связь между эпиграфом, представляющем собой чеховскую цитату, и художественным текстом романа «Кочевание до смерти». Анализ показал, что тема совести, закодированная в эпиграфе, являясь центральным содержательным эле-
ментом романа Владимира Максимова «Кочевание до смерти», решается автором неоднозначно: обвиняя героя в равнодушии и озлобленности, автор в конце повествования показывает, что «ярость души и сон совести» связаны с чистотой натуры Михаила Бармина и являются по сути реакцией на ту «паутину лжи, предательства», которой опутана жизнь советских людей как на родине, так и на чужбине. Смерть героя может быть расценена как акт бунтарства, проявления своеволия метущейся души, так и не нашедшей истинного пути в жизни и ставшей жертвой преступного сталинского режима, деспотически установленного на многие десятилетия в нашей стране.
Именно такую трактовку эпиграфа к роману подтверждает его содержание, сюжет. Паратекстуальность - то есть отношение текста произведения к эпиграфу, представляющему отрывок из «чужого текста», была особенно важна автору как поэтический прием, о чем свидетельствует настойчивое повторение отдельных элементов эпиграфа на протяжении всего повествования.
В третьем параграфе первой главы «Архетекстуальность романа Владимира Максимова «Кочевание до смерти» рассматривается тема творчества в аспекте специфики ее жанрового воплощения в поздней романистике писателя, то есть романов «Прощание из ниоткуда» и «Кочевание до смерти».
Тема творческой личности возникает впервые у Владимира Максимова в романе «Карантин», вначале воплощаясь в образе второстепенного персонажа - Левы Балыкина, драматурга-неудачника. Здесь же впервые введена советская поэтическая среда (Б. Окуджава, Б. Ахмадулина, А. Вознесенский), поданная в несколько ироническом свете.
Следующий роман «Прощание из ниоткуда» был посвящен уже, по сути, проблеме становления писательской судьбы главного героя Влада Самсонова. Тот факт, что Владимир Максимов соединяет в главном герое имя своего литературного псевдонима и собственную фамилию, говорит о нарочитом подчеркивании автобиографизма в романе. Не случайна, на наш взгляд, и особенно явная центонность романа «Прощание из ниоткуда», где автор таким образом демонстрирует свои литературные пристрастия, составляя интертекстуальный фон своего произведения из цитат классической мировой литературы, выражая свои мысли через «чужое слово», ставшее для него своим, родным.
В романе «Прощание из ниоткуда» тщательно выписана журналистская среда, даны точные зарисовки быта московских издательств и творческих союзов провинциального города Черкесска. Произведение это органично вмещает также художественные творения героев: притчи, байки, стихи, пересказы задуманных сюжетов.
Формально тема творчества в романе «Кочевание до смерти» воплощается с помощью введения параллельного сюжетного и временного планов в жизни главного героя и героев романа, который он пишет. Этот своеобразный «роман в романе» выделен автором петитом. Сопрягая два временных пласта: настоящее и будущее, Владимир Максимов вводит сразу же и третий: лирические отступления на тему писательского творчества, которые оформляются тоже петитом и заковычиваются также, как «роман в романе». Размышления о муках творчества идут, как правило, после изображения «настоящего» - то есть жизни Михаила Гордеевича Бармина в эмиграции, в Париже.
Писатель XX века по сути продолжил в своей романистике и публицистике пушкинскую тему «поэта и поэзии». Столкновение ярости и милосердия в душе писателя, обладающего художественным талантом, очень тревожило Владимира Максимова. В роман «Кочевание до смерти» эта борьба заложена как на фабульном, так и на философском уровнях. Книга Мишани Бармина, которую он вынашивает всю сознательную жизнь и создает на чужбине, истощив свои жизненные силы от бесконечного «кочевания», оказывается романом Михаила Гордеевича Бармина о судьбе своего отца, о судьбах России. Такое замысловатое композиционно-жанровое образование призвано раскрыть, по авторскому замыслу, сложный и тягостный творческий процесс.
Способы изображения темы творчества в романе Владимира Максимова «Кочевание до смерти» позволяют говорить о нем как о «филологическом романе», где творческий процесс, психология и философия творчества писателя занимают важнейшее место, определяя его жанровое своеобразие.
Лирические авторские отступления о тайне создания художественного произведения, переходящие непосредственно в «художественный текст», якобы создаваемый писателем Михаилом Барминым, как и описание его личной жизни, выступают как тройное зеркало, отражающее облик реального творца, скрывающегося под псевдонимом Владимир Максимов.
Используя постмодернистский прием письма «пастиш», автор «Кочевание до смерти» делает ироническую манеру «самовысмеивания», «самокритики» основой своего повествования, применяя в романе приемы гипертекстуальности.
Иронические приемы гипертекстуальности заложены в раскрытие другой важной темы: «противостояние западной и восточной ментально-сти».
Решая проблему «особости судьбы России, Владимир Максимов заставляет главного героя романа «Кочевание до смерти» пойти по традици-
онному для всей русской литературы XIX - начала XX веков пути, противопоставляя цивилизованному демократическому Западу наивную, открытую варварскую восточную ментальность. Философская парадигма «Восток - Запад» присутствует только в одном их трех «временных планов» романа - в настоящем. Пребывая в эмиграции, писатель Михаил Бармин сопоставляет «Запад и Восток» и приходит к выводу о преобладании бездуховной деловитости, приоритете материальных ценностей у первого и гибельной неискренности и бесшабашной наивности последнего. Путем мучительного жизненного опыта главный герой романа, в конце концов, осознает единообразие духовных, политических, социальных процессов во всем мире, охваченном цепью различных идеологических фантомов и ведущих к господству зла и разрушения.
В заключительной части первой главы анализируется метатексту-альность романа «Кочевание до смерти» на примере лейтмотива «сна-смерти» в романах писателя «Карантин» и «Прощание из ниоткуда».
Трагический мотив сна, смерти души, переплетенный с лейтмотивом совести, присутствует во всей романистике Владимира Максимова. Исследователь В. Иверни, рассматривая данный мотив в романе «Семь дней творения», отмечал, что через сон, наваждение, бред герою всегда открывается что-то чрезвычайно важное. Частое использование этого мотива писателем позволило В. Иверни построить на обозрении функции этого мотива всю концепцию творчества Владимира Максимова как живописания действительности в образе сна, бреда, видения, химеры, фантома.
На наш взгляд, это не совсем так, хотя можно полностью согласиться с ученым в том, что мотив сна является важным сюжетообразующим и философским компонентом поэтики русского прозаика, но одновременно использование данного мотива нацелено на создание эффекта полифонической переклички национальных культур и ранних своих произведений.
Совмещая в себе эти макро- и микро- уровни, сон, как показывает сравнительный анализ романов Владимира Максимова, несет множество смыслов, растворенных в идейно-эстетической системе всего творчества.
В более раннем максимовском романе «Семь дней творения» главный герой Петр Васильевич Пашков живет «как во сне» и пробуждается только под старость, ощущая себя «засохшей смоковницей».
«Мертвый сон» - неучастие «так, наверное, спали в Гефсиманском саду ученики» - проходит в качестве философского лейтмотива через роман «Заглянуть в бездну». Сон - это подтекст, подсознательное предчувствие, которое аллегорически раскрывает истину. Как у Ф. М. Достоевского, сны героев Владимира Максимова передают будущее, которое могли предвидеть раньше только пророки.
Кульминационным центром романа «Ковчег для незваных» является глава «Сон Золотарева», единственная из всех глав, имеющая название. Сон Золотарева выполняет, как нам представляется, несколько функций: а) пробуждение совести, ведущее к переосмыслению прошлого, б) передача - предчувствия будущего (в данном случае не взлета карьеры, как того жаждет Золотарев, а гибели физической, ведущей к возрождению духовному); в) осознание неотвратимости наказания за совершенное; г) ощущение мистического «зова Бога».
Огромную роль играет мотив сна в романе «Карантин». Здесь вновь сон является и сюжетообразующим, и философски-символическим, и поэтическим элементом.
В философском плане сны героев раскрывают убеждения автора, переданное через своего «ангелоподобного» героя с обобщенным именем Иван Иваныч: «Человек есть сам по себе запись всей земной истории. Всё, буквально всё зашифровано в наших генах. Надо лишь ключик подобрать к этому шифру».
Лейтмотив сна в романе «Кочевание до смерти» в сопоставлении с использованием его в мировом контексте культуры, играет важную фило-софско-эстетическую роль, являясь сюжетообразующим, смысловым и поэтическим компонентом одновременно.
Проникая из одного временного пласта (настоящее) в два других (прошлое Мишани и романное время романа об отце Гордее), мотив сна показывает, что «сон души» есть дорога, ведущая «в никуда», в смерть, так как сон - это равнодушие к «ближним», несущее «адскую бездну», яростный разлад во внутренний мир. Автор на примере «простого русского мужика» демонстрирует возможный выход из мертвящего царства «сна духа» с помощью любви и единения с окружающими людьми.
Мотив «сна-смерти», тем самым, смыкаясь с темой совести, составляющей центральную проблему романа «Кочевание до смерти», решается как на паратексгуальном, так и на метагексгуальном, соотносясь с эпиграфом и другим предтекстом данного романа.
Глава вторая диссертации «Центонность романа Владимира Максимова «Кочевание до смерти» как специфика его жанровой формы» посвящена анализу постмодернистского комплекса поэтических средств, которые оказывают существенное влияние на романную структуру анализируемого произведения. В первом разделе главы речь идет о сюжетообра-зующем философском лейтмотиве романа, создаваемом цитацией популярной песни о буденовцах.
Цитация используется с целью создания «культурного контекста» эпохи, показа духовного уровня поколения людей, для которых те или иные хрестоматийные произведения русской художественной классики или фольклора стали «средой обитания», неотъемлемой частью сознания. •
Судьба России на рубеже второго тысячелетия, которую пытается определить писатель в своем последнем романе, воплощается многими художественными способами, в том числе с помощью интертекста народной песни о ражданской войне «Там вдали за рекой».
Песня о буденовцах проникает во все три временных пласта, развернутых в романе «Кочевание до смерти» (настоящее Михаила Бармина -эмиграция в Париж в 70-е - 80-е годы; прошлое Мишани - эпоха сталинских репрессий 30-е - 40-е годы; время Гордея Мамина - революция и гражданская война 1910-е - 1920-е года). Интертекст народной песни пронизывает все три временных пространства романа и якобы вымышленное время, объединяя их в единый век, охватывая целое столетие жизни русского народа.
Песня о буденовцах для автора очевидно, является критерием истинного отношения нескольких поколений людей в России к революции и ее последствиям. Лирическая песня «Там вдали за рекой», разбитая на куплеты-строфы, вводится автором почти полностью в разные части романа Кочевание до смерти».Слова из этой песни, усиленные началом строчки, вырванной из другой, подобной революционной песни, становятся фактическим финалом повествования, говорящем о возможности воскресения испепеленной души народа: «Вставай, проклятьем... »
Эти два слова, следующие сразу за строками песни «Там вдали за рекой» свидетельствуют, на наш взгляд, о проблеске веры в будущее России на фоне самого мрачного, пессимистического художественного полотна писателя Владимира Максимова, каким является его последний роман «Кочевание до смерти».
В следующем параграфе определяется степень важности блоковско-го интертекста для максимовского повествования. Возможно потому, что Владимир Максимов делает основным источником эрудиции своего главного героя, писателя Михаила Бармина школьную программу по литературе, центонность повествования связана именно с хрестоматийными, а значит, с общеизвестными литературными фактами.
Очевидно, что Владимир Максимов строит отдельные фрагменты своего повествования как подобие интертекста Александра Блока. Его стихотворение «На железной дороге» на словесном, композиционном образно-смысловом уровне заложено в художественный текст романа «Кочевание до смерти» и, возникая в писательском творческом сознании в предыдущих произведениях, протягивает нити, связующие все творчество в целом.
Закладывая варьированную цитату из стихотворения А. Блока в художественный текст своего романа «Кочевание до смерти», Владимир Максимов вызывает определенные «трагические» реминисценции у чита-
теля, формируя особую «надмирную» оценку тех исторических событий, которые произошли с героями в другом времени: в 60-е годы в стране «победившего социализма».
Если рассматривать данный интертекст А. Блока в хронологической последовательности его появления в творчестве Владимира Максимова, то можно увидеть, что впервые рефлексия трагической судьбы России проникает в художественный текст писателя в зарубежье и связана она, на наш взгляд, с ностальгией. Речь идет прежде всего о «Карантине», написанном перед отъездом из России, но изданном за границей и также о самом ностальгическом романе Владимира Максимова «Прощание из ниоткуда».
В романе «Карантин» цитата из стихотворения А. Блока «На железной дороге» развернута в целый сюжет. Поезд, возвращающийся с юга, из Одессы в Москву в 1969 году и остановленный на путях на десять дней из-за карантина, писатель делает средоточием России в целом, объявляет пунктом отсчета новой жизни, местом в котором герои за несколько дней проживают больше, чем жизнь, открывая для себя Истину и Бога.
Блоковские вагоны («... молчали желтые и синие, в зеленых плакали и пели») становятся для автора романа «Карантин» общим концептом дороги русского народа. Возвращение в последнем романе к точной, а не варьированной строке А. Блока свидетельствует, как нам представляется, о более спокойном взгляде на будущее России, о признании Владимиром Максимовым концепции автора «Двенадцати» самой важной, единственно сущностной. «Плакали и пели» - это формула выхода из страдания («плакали») к обретению веры и гармонии духа («пели»). Очевидно Владимир Максимов почувствовал, что его добавления к блоковским символам («пила, смеялась, кричала, заговаривалась») являются не главными для русского народа, а побочными к двум основным, отраженным в блоковском слове.
Основными подтекстами художественной ткани последнего романа Владимира Максимова являются, как показывает анализ: а) народные песни и другие фольклорные произведения о революции и гражданской войне; б) художественная классика XIX века; в) поэзия серебряного века; г) пропагандистская радио- и газетная публицистика, агитационные клише и образцы литературы социалистического реализма, взятые на вооружение советской пропагандой; д) западная печать в её утилитарном выражении.
В следующем разделе второй главы определяется роль классической литературы в романе «Кочевание до смерти», анализируется россыпь цитат из произведений писателей XIX века, которые не имели сюжетообра-зующей функции.
Для Владимира Максимова русская классика приоритетна. Это та благодатная основа, которая держит народ, нацию, не давая ей захлебнуть-
ся бушующими водами социальных потоков, обрушившимися на Россию в XX веке, основа, которая не позволила захиреть в русской душе надежде и состраданию.
Выделяя в русской литературе Ф. М. Достоевского как великого мыслителя, глубже всех заглянувшего в бездну человеческой души, автор «Кочевания до смерти», очевидно, считал, что точнее и лучше его «слова о вере и человеке» не скажешь. Владимир Максимов своим ощущением всеобщей вины близок к Ф. М. Достоевскому, искренне признавшись: «Можно без преувеличения сказать, что Ф. М. Достоевский сформировал психологию и мировоззрение, в частности, моего поколения»1.
В анализируемом нами романе «Кочевание до смерти» интертекст творчества Ф. М. Достоевского представлен также широко, как и в предыдущих произведениях.
Владимир Максимов устами своего героя Мишани Бармина в романе «Кочевание до смерти» по-достоевски формулирует состояние русского народа двадцатого столетия: «Словно с цепи сорвался, бешеный хмель своеволия ударил в голову». Бесы своеволия доводят до того, что героям Владимира Максимова остается только с ужасом «заглянуть в гремучую пропасть, которую называют - Россия».
Мишаня Бармин живет в семье, которая по-достоевскому называется «случайное семейство». Отец и дети разъединены, между всеми членами семьи царствует холодность, отчужденность, равнодушие, и жесткость. Не случайно у Мишани два отца: Бармин и Мамин. Но и отчим, и кровный отец одинаково далеки от мальчика, что в конечном счете и определило его судьбу, сделав Мишаню «бездомным русским скитальцем», перекати-полем.
Актуальней оказывается для Владимира Максимова идея «челове-кобожества», наполеонизма, выраженная ярким образом Великого инквизитора. Бармин - бывший эсер, служивший в самом близком окружении Сталина, и не вернувшийся с Запада в 1937 году советский посол, называет себя и себе подобных «меченосцы власти».
Бармин считает себя избранным, «власть и право имеющим». Он формирует свою жизненную цель, используя выражения Великого инквизитора: «Мы поставили перед собой важную цель спасти человека от самого себя». Чтобы подчеркнуть генетическую связь этого персонажа с героем Ф. М. Достоевского, Владимир Максимов неоднократно вводит прием точного цитирования.
' Максимов В. Е. «Сделать шаг навстречу друг другу...» И Книжное обозрение. 1991. 26 апреля. № 17. С. 13.
Текст произведений Ф. М. Достоевского используется и на сюжет-но-символическом уровне. Подобным примером может служить эпизод романа «Кочевание до смерти», где главный герой — писатель Михаил Бармин ищет друга Сергея Леонидзе, работающего на Мосфильме. Писатель показывает реальные съемки фильма режиссера Пырьева по роману Ф. М. Достоевского «Идиот». Документальная обстановка становится символической. Бутафорская мебель оказывается для Мишани знаком погружения в прошлое, в XIX век, когда решали проблемы «доблести и славы, чести и достоинства» наши прадеды.
В четвертом параграфе второй главы выявляется значимость интертекста современной Владимиру Максимову советской литературы в его романе «Кочевание до смерти».
Основная функция, которую выполняет интертекст, состоящий из современной литературы и логосферы культуры XX столетия, заключается, по нашему убеждению, в развенчании эпохи социализма. Для этой глобальной цели применяется писателем широчайшее введение самых разнообразных культурных примет времени.
Автор стремится продемонстрировать «дикое, неправдоподобное сочетание» рабского положения народа с уверенностью советских людей в том, что они живут в социалистическом раю, в царстве справедливости, равенства и братства.
Символом современной послестапинской эпохи становится в романе «Кочевание до смерти» воплощение в реальность «цитаты ситуации» из стихотворения Владимира Маяковского.
Лживость, извращенность идеи о справедливом мире без богатых и бедных обернулась полным духовным обнищанием общества. Сознательно закладывая иллюзию на стихотворение Владислава Ходасевича «Музыка», Владимир Максимов подключается к интерпретации этого произведения, данной в поэме Венедикта Ерофеева «Москва - Петушки».
Отношение к поэзии является для многих персонажей Владимира Максимова критерием духовности. Может быть поэтому на страницах всех романов идут споры о литературе, возникают образы поэтов Бэллы Ахмадулиной, Андрея Вознесенского, Евгения Евтушенко, Булата Окуджавы, Михаила Светлова и многих других.
Для более наглядного яркого достижения данной цели автор использует прием контраста, противопоставляя часть советской литературы с ее заидеологизированной продажностью, гуманизму А. С. Пушкина и высокой художественности русского народного поэтического творчества.
Основной тезис, который выдвигается в параграфе, сводится к тому, что за внешним пародированием советской действительности у автора находится система глубоких мимолетных или более развернутых полемик с более широким пластом культуры.
Прежде всего это касается самого способа организации повествования, который отличается от обычного сразу по многим параметрам. Среди них едва ли не первое место занимает ориентация на русскую литературу, вошедшую в сознание русского писателя не только как источник отдельных образов и словесных символов, но и как образец целостного воспроизведения реальности, преображенной в художественном мировидении.
Заключительная часть второй главы посвящена выявлению «интертекста эпохи» в романе Владимира Максимова «Кочевание до смерти».
Владимира Максимова занимают и знаки эпохи, которые художник использует в процессе создания основной идейно-эстетической концепции того или иного произведения. Авторское слово становится пространством, в котором сосуществуют смысловые акценты и обертоны политических лозунгов, социальных клише, логосферы культуры, понимаемой как преобладание определенных ключевых слов, характеризующих определенную эпоху.
Повышенное внимание к «чужим текстам», сознательная ориентация на осмысление и творческое освоение литературных знаков и кодов в процессе создания собственных произведений, по нашему мнению, является отличительной особенностью поэтики Владимира Максимова.
Логосфера тоталитарного общества агональна, направлена на смертельную борьбу, поэтому главное в такой логосфере - нахождение и за-клеймение врага, однако враг представляется власть имущими не столько опасным, но в большей степени нелепым, комичным, вызывающим издевку. Враги - «цепные псы империализма», собаки, поэтому советские люди у них «как кость в горле». Владимир Максимов использует подлинные выражения, наиболее частотные ключевые слова эпохи, которые в изобилии встречаются в поэтических речах Сталина и его окружения, цитируются начальниками в лагерях, чиновниками в государственных учреждениях и простыми людьми, искренне верившими во «вредительство» и сплошное вражеское окружение первой страны социализма.
Нередко художник вводит текст-источник неоднократно, варьируя его и превращая в лейтмотивный элемент собственной художественной системы. При этом каждое последующее обращение к культурным концептам эпохи вызывает у писателя новое акцентирование, углубление смысла используемого фрагмента «чужой мысли», который в данном контексте наиболее адекватен собственному мировоззрению героев или автора.
Оперируя ключевой лексикой, выражениями, клише, лозунгами, составляющими логосферу культуры эпохи 30-х - 50-х годов XX века, Владимир Максимов создает ощущение документальной реальности, правдоподобия моделируемой в романе «Кочевание до смерти» сюжетной ситуации, осуществляет плавный переход «чужого слова» в авторское.
В заключении изложены следующие выводы по диссертационному исследованию.
В системе романного творчества Владимира Максимова роман "Кочевание до смерти" представляет собой самое пессимистическое и трагическое художественное полотно, что связано с глубокими разочарованиями автора в ценностях как советского общества, так и западной демократии.
Роман "Кочевание до смерти", созданный в эмиграции, представляет новый этап творческих исканий писателя, связанный с кардинальным изменением философских ориентиров, потерей веры в радикальное обновление мира, отходом от православных позиций и прекращением использования библейского интертекста в своих произведениях.
Жанровая форма романа "Кочевание до смерти", как и предыдущих произведений Владимира Максимова "Карантин", "Прощание из ниоткуда", представляет собой синтез жанровых разновидностей: это и социально-историческое, и философское, и психологическое, и неомифологическое повествование с преобладанием исповедального компонента.
Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:
1. Центонность романа Владимира Максимова «Кочевание до смерти» // V научная конференция ТГТУ. Тамбов: Изд-во ТГТУ, 2000. С. 190 -191.
2. Тема совести в романе Владимира Максимова «Кочевание до смерти» // Художественное слово в современном мире. Сб. статей. Тамбов: Изд-во ТГТУ, 2000. Вып. 2. С. 4 - 13.
3. Народная песня как сюжетообразующий и философский лейтмотив романа Владимира Максимова «Кочевание до смерти» // Художественное слово в современном мире. Сборник статей. Тамбов: Изд-во ТГТУ, 2000. Вып. 2. С. 22 - 23.
4. Символ бездны в романе Владимира Максимова «Кочевание до смерти» // Художественное слово в современном мире. Сб. статей. Тамбов: Изд-во ТГТУ, 2000. Вып. 2. С. 32 - 34. >',','
Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Баклыков, Андрей Вячеславович
Введение.
Глава I. Синтез идейно-тематического и жанрового компонентов романа Владимира Максимова «Кочевание до смерти»
§ 1 Роман «Кочевание до смерти» в системе творчества
Владимира Максимова.
§2 Паратекстуальность романа Владимира Максимова «Кочевание до смерти» (эпиграф как кодировка темы совести в произведении).
§ 3 Архетекстуальность романа Владимира Максимова «Кочевание до смерти» (тема творчества как отражение жанровых связей текстов произведений писателя).
§ 4 Философская парадигма «Запад - Восток» как жанровая доминанта романа «Кочевание до смерти» Владимира Максимова.
§ 5 Метатекстуальность романа Владимира Максимова «Кочевание до смерти» (художественный смысл лейтмотива сна в предтекстах романа «Кочевание до смерти».
Глава II. Центонность романа Владимира Максимова «Кочевание до смерти» как специфика его жанровой формы
§ 1. Народная песня о буденовцах как сюжетообразующий лейтмотив романа «Кочевание до смерти».
§ 2. Функции интертекста стихотворения А.Блока «На железной дороге» в романе Владимира Максимова
Кочевание до смерти».
§ 3. Классическая литература и её роль в романе Владимира
Максимова «Кочевание до смерти».
§ 4. Значимость интертекста современной литературы в романе
Владимира Максимова «Кочевание до смерти».
Введение диссертации2000 год, автореферат по филологии, Баклыков, Андрей Вячеславович
Творчество Владимира Емельяновича Максимова (27.11.1930 -26.03.1995) - (псевдоним, настоящее имя писателя Лев Алексеевич Самсонов) начинает осмысляться в литературоведении только в последнее пятилетие. В чертах поэтики, особенностях повествовательной манеры, в проблематике и тематике его произведений отразились некоторые знаменательные явления литературного и духовного процесса нашего столетия, в частности, поиски выхода из духовного кризиса, осмысление пути России в будущем.
Исследователи отмечали, что Владимир Максимов, откликаясь своими произведениями на духовные процессы современности, как художник стремился опереться, с одной стороны, на традиции русской литературы XIX века, а с другой, - на новаторский опыт современной культуры. Философский опыт раскрылся для него в соприкосновении с отечественной гуманитарной традицией.
До настоящего времени защищены только две кандидатские диссертации [1], вышло около двух десятков предисловий, научных статей и тезисов [2], но нет обобщающего монографического исследования, посвященного романам и повестям этого самобытного современного русского прозаика. Ждут своего изучения также драматургия, публицистика и журналистика Владимира Максимова, бывшего создателя и редактора ежеквартального журнала «Континент», одного из ведущих литературных и общественно-политических изданий третьей волны эмиграции.
Художественное творчество Владимира Максимова отличает многообразие жанровых форм (стихи, рассказы, романы пьесы, разноплановые публицистические статьи, эссе), сочетающееся с философской глубиной и тематической широтой отображения исторических процессов, происходивших в России в XX столетии.
Романистика писателя, как правило, совмещает в себе несколько жанровых разновидностей одновременно: это и исторические, социальные, психологические, религиозно-нравственные, и автобиографические художественные полотна, что наглядно показано в диссертации Л.А.Шаховой на примере романа Владимира Максимова «Ковчег для незваных» [3]. Каждый роман Владимира Максимова - это поиск новых жанровых форм, могущих наиболее глубоко отразить сложные идейно-эстетические процессы, происходящие в мире, показать своеобразие исторической эпохи, в которую жил художник, более четко расставить нравственные ориентиры, осмыслить пути, по которым движется человечество.
Обосновывая причины, побудившие его взяться за перо, Владимир Максимов признавался: «Я, сам по профессии рабочий-каменщик, по сложившейся судьбе и положению ставший интеллигентом, являю собой как бы квинтэссенцию, в значительной мере социальную и духовную субстанцию общества, из которого я выломился. Все вместе взятое уже в ранней юности породило такое испепелявшее меня изнутри желание рассказать обо всем, что я видел и пережил, что если бы я не сумел этого сделать, то, наверное, сошел бы с ума» [4].
Книжный омут», в который он был погружен долгие годы, сыграл огромную роль в становлении судьбы писателя. Владимир Максимов писал в одном из воспоминаний: «В юности увлекался Горьким, Леоновым» [5]. Исследователь А.Дзиов высказал гипотезу, что, возможно, влияние Горького сказалось на выборе псевдонима прозаика: Максим Горький - Максимов [1, с. 11].
Биографически писатель действительно во многом повторил горьковский путь. «Выломившись» из родной среды, пройдя весьма тернистый путь, собственные «университеты», он, войдя в новую для себя сферу культуры, не ассимилировался полностью, а сумел во многом существенном противопоставить себя новому окружению, остался «противу всех».
В 1974 году после выезда на Запад у Владимира Максимова отчасти изменилось мировоззрение. Он уже выработал к этому времени оригинальную систему художественного мировидения, что позволило говорить о нем как о самостоятельной и значительной фигуре и в эстетическом, и в политическом планах.
Идейно-эстетическое единство его творчества выразилось в углублении философских проблем, уже стоявших в центре его ранних произведений, когда в начале 70-х годов писатель перешел к более масштабной жанровой форме - роману, что было связано с разработкой христианской идеи, полностью овладевшей писателем.
В романе «Семь дней творения» впервые нашли глубокое выражение идеи неприятия революционного пути преобразования общества, основанного на насилии, идея утверждения человека, освобождающегося от социальных догм и заблуждений, ищущего путь к вере. И в художественном творчестве, и в публицистике Владимир Максимов заговорил о необходимости возвращения к традиционным для России духовным основам жизни, к вере. Вся послереволюционная действительность воспринималась теперь романистом как результат действия разрушительной и античеловечной по своей сути доктрины марксизма, как результат адского эксперимента над народом, предательства его интеллигенцией, отравленной разрушительными идеями.
Основным негативным результатом послеоктябрьских десятилетий писатель считает разрушение традиционных духовно-нравственных основ личности русского человека с его тысячелетней традицией православия. С этим идейным кредо, означавшим разрыв с советской литературой и социалистическим общественным строем, Владимир Максимов включился в диссидентское движение.
В русскоязычных эмигрантских издательствах выходили его новые произведения, написанные еще в СССР - романы «Карантин» (1973), «Прощание из ниоткуда» (книга первая), так и созданные уже на западе - роман «Ковчег для незваных» (1978), «Заглянуть в бездну» (1986), повесть «Как в саду при долине», многочисленные пьесы и последний роман «Кочевание до смерти» (1992).
Владимир Максимов стал создателем и редактором ежеквартального журнала «Континент», одного из ведущих литературных и общественно-политических изданий «третьей волны». Оказавшись вне привычной культурной и жизненной среды, он не прервал своих связей с Россией - его творческая и личная судьба складывалась в постоянном соприкосновении с самыми жгучими для русских проблемами. В кругах третьей волны эмиграции Владимир Максимов прослыл консерватором и даже «реакционером», потому что его взгляды на судьбу России, на природу коммунизма были решительно противоположны тем, что бытовали в либеральной среде.
В своих многочисленных ярких публицистических статьях, в романном творчестве и драматургии он занят утверждением христианских идеалов как единственной альтернативы наступлению разрушительных темных социальных сил. Его позиция отличается целостностью и принципиальным неприятием антирусских настроений, характерных для значительной и довольно влиятельной части третьей волны эмиграции. Владимир Максимов - защитник всего исконно русского.
Необходимо констатировать факт почти полной неизученности художественного творчества этого выдающегося писателя. Первые отклики на прозу Владимира Максимова вышли еще в 60-е годы. Они носили краткий рецензионный характер. Такова рецензия Е.Осетрова [6]. К концу 60-х годов появляются работы Л.Аннинского [7] и ряда других авторов, оценивавших писателя в большей степени с идеологических, а не эстетических позиций.
После эмиграции изучение творчества писателя на родине полностью прервалось, а в западной и эмигрантской критике оно происходило в значительной степени под знаком идеологического и политического противопоставления систем. Характерной в этом отношении представляется книга Ю.Мальцева «Вольная русская литература 1955-1975 годов» [8], где упоминается о Владимире Максимове. Обычным было и тенденциозное рассмотрение тех или иных отдельных произведений Владимира Максимова в рамках какой-либо ограниченной концепции. Показательным для этого направления является подход, продемонстрированный В.Иверни [9].
Исследователь, как справедливо отметила Л.А.Шахова, «явно преувеличил значение частного приема «сна», возводя его до уровня общей закономерности творчества». Более сбалансированным подходом отличаются работы Л.Ржевского [10, 11] и Ж.-П.Мореля [12]. С достаточной академической обстоятельностью освещается творчество Владимира Максимова в исследованиях Д.Брауна [13] и Э.Брауна [14].
Оказавшись в эмиграции третьей волны вместе с Василием Аксеновым, Иосифом Бродским, Владимиром Войновичем, Сергеем Довлатовым, Эдуардом Лимоновым, Андреем Синявским, Сашей Соколовым, Александром Солженицыным и другими русскими писателями, получившими на Западе в семидесятые и восьмидесятые годы значительную долю общественного признания, Владимир Максимов занял особую позицию «неприятия мнимых ценностей западной цивилизации».
Несмотря на это, творчество Владимира Максимова стало объектом рассмотрения профессора американской русистики Эдварда Брауна [14], который до сих пор является общепризнанным авторитетом в области изучения истории литературы XX века. Большую часть обширной главы об американской литературе Э. Браун посвящает послесталинской эмиграции, останавливаясь на творчестве Владимира Максимова, Василия Аксенова, Саши Соколова, Александра Зиновьева, Владимира Марамзина, Александра Солженицына, Андрея Синявского.
В 1996 году в Париже прошли Чтения памяти Владимира Максимова «Прошлое, настоящее, будущее России», на которых в ознаменование памяти выдающего русского писателя были прочитаны доклады как представителями русского зарубежья (В.Буковский, В.Кузнецов, Э.Неизвестный, А.Синявский и др.), так и писателями из России (Ч.Айтматов, Л.Аннинский, А.Грачев, Ю.Давыдов, Ф.Искандер и др.). Выступления участников дали возможность ознакомиться с воспоминаниями о встречах с Владимиром Максимовым и сопоставить разное понимание нынешней русской и западной критикой темы России в творчестве этого выдающегося писателя [15].
Вышедший в 1986 году сборник «В литературном зеркале. О творчестве В.Максимова» [16] объединил под своей обложкой выдержки из критических статей, написанных советскими авторами в 60-е годы, а также отрывки из работ западных и эмигрантских критиков.
Таким образом, художественный мир писателя нельзя считать полностью и всесторонне изученным. В поле зрения литературоведов и критиков, к сожалению, не попали многие важные аспекты творчества Владимира Максимова. Раскрыла мир его произведений как целостное идейно-эстетическое явление впервые исследователь Л.А.Шахова, рассмотрев роль библейских и литературных реминисценций в его романистике, определив глубокий смысл многочисленных интертекстуальных включений, которые являются, на наш взгляд, крайне существенными элементами авторской поэтики [3]. Однако, ее диссертация посвящена только роману «Ковчег для незваных», а о романе «Кочевание до смерти» не писал еще никто.
Предметом диссертационного исследования является жанровое своеобразие романа Владимира Максимова «Кочевание до смерти» -самого последнего из его законченных произведений, в котором наиболее глубоко отразились горестные раздумья прозаика о судьбе России, о смысле всех тех трагических событий, которые последовали в нашей стране с начала второго тысячелетия. Означенный роман писателя рассматривается в контексте всего творчества Владимира Максимова в качестве его завершающего аккорда, так как идейно-тематически он связан с «Ковчегом для незваных», «Карантином», «Прощанием из ниоткуда».
К исследованию также привлекаются, кроме художественной прозы Владимира Максимова, в полном объеме его публицистика и критика. Особое внимание в данной диссертации обращается на трансформацию творческого мировидения писателя, на то новое, что появляется в его романистике в конце 1980-х - начале 1990-х годов.
Объектом исследования является романистика Владимира Максимова в аспекте ее идейно-эстетической значимости для всего литературного процесса второй половины XX столетия, взятая на примере романа «Кочевание до смерти» - самого пессимистического и трагического по пафосу повествования русского писателя.
Роман «Кочевание до смерти» анализируется в сопоставлении с предшествующими крупными эпическими полотнами художника, такими как «Ковчег для незваных», «Семь дней творения», «Карантин», «Заглянуть в бездну», «Прощание из ниоткуда». Автор диссертации рассматривает художественное творчество Владимира Максимова как философско-поэтическое единство, проникнутое едиными идейными и эстетическими устремлениями автора.
Актуальность и значимость диссертационного исследования определяется тем, что необходимо:
- выявить особенности творческой манеры Владимира Максимова, определить место его творчества в общей литературной ситуации 80-х - 90-х годов ушедшего столетия;
- осмыслить философскую основу его сложного, претерпевающего трансформацию писательского мировидения, отраженную в романе «Кочевание до смерти»;
- объяснить художественный смысл его бесчисленных обращений к творчеству писателей-современников и классиков мировой литературы, к советскому фольклору и бардовской песне, которые сливаются зачастую в сплошной центонный текст;
- определить особенности архитектоники и поэтики писателя, эволюцию его стилевой манеры в связи с постановкой главнейших для его творчества проблем: уснувшей совести человечества, творческого воплощения как смысла бытия, роли интеллигенции в судьбе России, истинной веры и ее значимости в судьбах русского народа и др.
Цели и задачи исследования состоят в том, чтобы на материале основополагающего романа Владимира Максимова «Кочевание до смерти» выявить жанровое своеобразие произведения, определив особенности мировоззрения художника, проанализировать законы сюжетосложения, поэтические структуры максимовского творчества, наиболее характерные черты поэтики, представить романное творчество писателя как идейно-эстетическое единство, определив его значение для современной русской литературы в контексте творческих исканий других художников слова, таких как Ю.Даниэль, Э.Лимонов, А.Солженицын, М.Алданов, Б.Зайцев, В.Ходасевич.
Методологической и теоретической базой диссертационного исследования являются труды крупнейших отечественных литературоведов, историков и теоретиков литературы, таких как Ю.Лотман, Б.Гаспаров, М.Бахтин. Автор диссертации также опирается на опыт ученых, обращавшихся к творчеству Владимира Максимова: Н.Щедриной, А.Дзиова, Л.Аннинского, Л.Шаховой и др.
Методы исследования представляют собой соединение сравнительно-исторического, проблемно-аналитического и историко-функционального методов.
Историко-функциональный метод, подчиненный задаче определения взаимосвязей и взаимодействия произведений с художественными явлениями разных видов искусства, в силу специфики данной диссертационной работы обретает особую значимость в разделах, посвященных исследованию воздействия литературных, фольклорных, живописных, скульптурных знаков и кодов на художественный мир поэта.
Сравнительно-исторический подход, предполагающий рассмотрение объекта изучения внутри одного вида искусства, в соотнесении с художественными текстами литературного ряда, в диссертации находит применение прежде всего при анализе литературно-эстетических взглядов Владимира Максимова, выявлении характера заимствований в творчестве поэта, специфики преломления вечных образов, лейтмотивных для русской литературы тем.
Помимо этого в ходе исследования используется и ряд других методов (структурного и интертекстуального анализа текстов, рецептивный, биографический), что направлено на обеспечение многопланового, комплексного изучения проблемы.
Научная новизна исследования заключается в том, что данная диссертация представляет собой одно из первых монографических исследований, посвященных романистике Владимира Максимова, где анализируется ранее не исследовавшийся роман писателя, завершенный незадолго до его смерти, воплотивший все наиболее характерное как в области идейно-тематического, так и поэтического содержания.
Результаты данного научного исследования могут быть использованы учеными для дальнейшего изучения истории русской литературы XX века, при чтении специальных курсов и лекционных курсов по отдельным проблемам современного литературного процесса.
Структура и объем диссертационного исследования.
Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения и библиографии, насчитывающей 125 наименований.
Заключение научной работыдиссертация на тему "Жанровое своеобразие романа Владимира Максимова "Кочевание до смерти""
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Проведенное исследование романистики Владимира Максимова и в особенности его последнего романа «Кочевание до смерти» позволяет сделать следующие выводы.
В системе романного творчества Владимира Максимова роман «Кочевание до смерти» представляет собой самое скептическое и одновременно трагическое художественное полотно, что связано, на наш взгляд, с глубокими разочарованиями автора в ценностях как советского общества, так и западной демократии, происшедшими в период жизни в эмиграции.
Роман «Кочевание до смерти», созданный в эмиграции, представляет новый этап творческих исканий писателя, связанный с кардинальным изменением философских ориентиров, потерей веры в радикальное обновление мира, отходом от православных позиций, что вызвало полное прекращение использования библейского интертекста в его произведениях, недоверие к справедливости мироустройства в целом и отрицание духовной значимости человека.
Жанровая форма романа «Кочевание до смерти», как и предыдущих произведений Владимира Максимова «Карантин», «Прощание из ниоткуда», представляет собой синтез жанровых разновидностей: это и социально-историческое, и философское, и психологическое, и неомифологическое повествование с преобладанием исповедального компонента .
Центральным стержнем романа «Кочевание до смерти» является тема совести («уснувшей совести человечества»), закодированная в эпиграфе, представляющем собой чеховскую цитату. Обвиняя главного героя Михаила Бармина в озлобленности и равнодушии к людям, автор показывает, что «ярость души и сон совести» связаны с защитной реакцией чистой натуры героя, не принимающего «паутину лжи и предательства», которой опутана жизнь советских людей. Смерть героя - это бунт своеволия, анархического проявления измученной души, перенесшей чудовищное унижение на протяжении своей многотрудной жизни.
Наличие многочисленных лирических отступлений в романе «Кочевание до смерти» и использование приема «роман в романе», который якобы пишет главный герой, позволяет говорить о важности темы творчества, психологии творческого процесса, что дает возможность определить жанровую разновидность произведения как «филологический роман». Лирические авторские отступления на тему таинственности и мистической значимости опыта создания художественного произведения, входящие непосредственно в «художественный текст», якобы принадлежащий Мишане Бармину, а также описание его личной жизни, выступают как тройное зеркало, отражающее в конечном результате облик реального творца - самого писателя Владимира Максимова.
Одной из важнейших тем романа «Кочевание до смерти», также определяющей специфику жанровой формы романа, является антиномия западной и восточной ментальности. Главный герой романа решает проблему особой судьбы России в мире, идя от противопоставления демократического развитого Запада и варварской восточной наивной, страдающей от деспотии России, к осознанию единства мировых процессов. Прожив несколько лет в условиях западной демократии, Михаил Бармин приходит к выводу, что и там преобладают меркантильность, равнодушие, эгоцентризм, всеобщая продажность, господство идеологических фантомов.
В связи с этим путь человека в целом трактуется героем автора как неотвратимое «кочевание до смерти», идущее «из ниоткуда, в никуда», причем пессимистические выводы героя становятся причиной его добровольного ухода из жизни.
Особую роль в творчестве Владимира Максимова играет сквозной мотив сна, как показывает анализ романов «Семь дней творения», «Заглянуть в бездну», «Карантин», «Ковчег для незваных», «Прощание из ниоткуда» и романа «Кочевание до смерти». «Сон духа» играет важную философско-эстетическую роль, являясь сюжетообразующим, смысловым и поэтическим компонентом одновременно. Он пронизывает все романное время: из одного временного пласта (настоящее) переходит в два других (прошлое Мишани и романное время повествования об отце Гордее). Автор показывает, что «сон духа» есть дорога, ведущая «в никуда», в смерть, так как сон - это по сути равнодушие к ближнему, создающее атмосферу всеобщего разрушения. Важно, что Владимир Максимов на примере «простого русского мужика» демонстрирует возможный выход из мертвящего царства «сна духа» с помощью «милосердной» любви.
Мотив «сна - смерти», совмещается с темой совести, центральной проблемой романа «Кочевание до смерти», соотносясь с эпиграфом и другими предтекстами данного романа.
Владимир Максимов широко использует постмодернистский комплекс поэтических средств в своем романе «Кочевание до смерти», среди которых основное, присущее современной литературе -центонность.
Как известно, для литературы XX века характерно использование «чужого слова» с различными художественными целями, такими, как характеристика образов, опора на авторитет классики, создание сатирического пафоса. Это достигается чаще всего с помощью цитирования. Для Владимира Максимова в этом плане весьма актуально творчество классиков XIX века: A.C. Грибоедова, А.С.Пушкина, М.Ю.Лермонтова, Ф.М.Достоевского.
Судьба России на рубеже второго тысячелетия, которую пытается определить писатель в своем последнем романе, воплощается многими художественными способами, в том числе с помощью интертекста народной песни о Гражданской войне «Там вдали за рекой».
Песня о буденовцах проникает во все три «реальных» временных пласта, развернутых в романе «Кочевание до смерти», (настоящее Михаила Бармина - эмиграция в Париж в 70-е - 80-е годы; прошлое Мишани - эпоха сталинских репрессий 30-е - 40-е годы; время Гордея Мамина - революция и гражданская война 1910-1920 года). Интертекст народной песни пронизывает указанные выше временные пространства романа и якобы вымышленное время, объединяя их в единый век, охватывая целое столетие жизни русского народа.
Песня о буденовцах для автора, очевидно, является критерием истинного отношения нескольких поколений людей в России к революции и ее последствиям.
Основными интертекстами художественной ткани последнего романа Владимира Максимова являются, как показал анализ: а) народные песни и другие фольклорные произведения о революции и гражданской войне; б) художественная классика XIX века; в) поэзия серебряного века; г) пропагандистская радио- и газетная публицистика, агитационные клише и образцы литературы социалистического реализма, взятые на вооружение советской пропагандой; д) западная печать в ее утилитарном выражении.
В поздних романах Владимира Максимова особое место занимает слово Александра Блока, которое со всей многогранностью выявляет в романе «Кочевание до смерти» глубоко традиционное для русской литературы представление о системе жизненных ценностей прежде всего этических и эстетических.
Очевидно, что Владимир Максимов строит отдельные фрагменты своего повествования на символике, взятой из стихотворения «На железной дороге» Александра Блока. На композиционном и образно-смысловом уровне символ России-поезда заложен в художественный текст романа «Кочевание до смерти», и, возникая в писательском творческом сознании в предыдущих произведениях, протягивает нити, связующие все его творчество в целом.
Интертекст определенной части современной писателю литературы (Наровчатов, Твардовский, Пильняк, Прокофьев и др.) входит в роман «Кочевание до смерти», выполняя основную и весьма своеобразную функцию демонстрации духовного измельчания писателей, когда «высокое назначение поэта» сведено к примитивным потребностям «толпы» и происходит обезличивание искусства. Для более наглядного достижения цели автор использует приём контраста, противопоставляя некоторые образцы советской литературы истинному гуманизму A.C. Пушкина.
Владимир Максимов мастерски использует «чужое слово» с различными художественными целями (выражение авторской позиции, показ точки зрения своих персонажей и др.) Также применяются и другие культурные словесные коды, ключевые слова эпохи, основные политические лозунги, характерные фразеологизмы, что тоже влияет в результате на жанровую структуру романа «Кочевание до смерти».
Особенностью поэтики Владимира Максимова можно считать использование художественных вариаций текста-источника. Слово, фраза, образ, мотив, сюжетная линия любого классического произведения при неоднократном введении в один и тот же максимовский текст становятся «родными», обретают дополнительное значение, работающее на осмысление современного и вечного. «Чужое слово» становится при этом культурным концептом эпохи, который вызывает сопоставительные ассоциации и тем самым углубляет авторскую мысль.
Роман «Кочевание до смерти» отличается широким использованием ключевых слов, входящих в логосферу культуры «сталинской эпохи», а также периода 1950-1970-х годов, что создает эффект документальности различных сюжетных эпизодов, с поразительной точностью передает дух изображаемых временных периодов, более тонко подчеркивает авторский замысел и в конечном счете определяет специфику жанра последнего романа Владимира Максимова. В связи с этим особую значимость приобретает необычная концовка романа, которая следует после гибели всех основных персонажей (когда фабула кажется завершенной) и представляет собой имитацию газетной страницы с объявлениями без каких-либо авторских комментариев, предоставляя читателям право самим, без давления авторского сознания разобраться в смысле брачных и погребальных объявлений. Владимир Максимов подчеркивает своим центонным финалом путь в будущее, стараясь быть предельно объективным.