автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Жанровые процессы в прозе А.Г. Битова: 1960 - 1970-е годы

Полный текст автореферата диссертации по теме "Жанровые процессы в прозе А.Г. Битова: 1960 - 1970-е годы"

□□3464654

На правах рукописи

ГУРЬЯНОВА МАРИНА АЛЕКСЕЕВНА

Жанровые процессы в прозе А. Г. Битова: 1960 - 1970-е годы

10.01.01 — русская литература

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Екатеринбург — 2009

003464654

Работа выполнена на кафедре русской литературы XX века ГОУ ВПО «Уральский государственный университет им. А. М. Горького».

Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор

Литовская Мария Аркадьевна

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Абашева Марина Петровна

кандидат филологических наук, доцент Харитонов Дмитрий Владимирович

Ведущая организация: ГОУ ВПО «Тюменский государственный

университет»

Защита состоится « йЧ » Счлл\Ы-А 2009 г. в _\А_00_час. на заседании диссертационного совета Д 212.286.03 по защите докторских и кандидатских диссертаций при ГОУ ВПО «Уральский государственный университет им. А. М. Горького» (620000, г. Екатеринбург, пр. Ленина, 51, комн. 248).

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке ГОУ ВПО «Уральский государственный университет им. А. М. Горького».

Автореферат разослан 2009 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета, доктор филологических наук, профессор

М. А. Литовская

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

А. Г. Битов - русский советский писатель, который, по мнению многих исследователей, прижизненно заслужил звание классика русской литературы. Начало его творчества приходится на вторую половину 1950-х годов, поэтому, как считает ряд исследователей (Л. Аннинский, М. Берг, С. Бочаров, А. Генис, Н. Иванова, В. Кожинов, А. Немзер), в литературный процесс он вошел как «шестидесятник» на волне «молодежной прозы». В то же время, некоторые критики и литературоведы причисляют его к более позднему поколению «семидесятников» (В. Бондаренко, Л. Лурье, М. Черняк). Если обратиться к другой классификации, то А. Битова можно в равной степени назвать модернистом (Э. Чансес), провозвестником постмодернизма (А. Большее, М. Эпштейн) или постмодернистом (М. Липовецкий, И. Роднянская).

Подобное разночтение связано с тем, что формирование личности писателя происходило на пересечении различных тенденций, рожденных временем, литературной традицией, окружением. Теперь, по прошествии нескольких десятилетий с начала литературного творчества А. Битова, мы можем взглянуть на пройденный писателем путь с качественно иных позиций, чем сделали это в 1960 - 1970-е годы критики и литературоведы-современники, хотя бы потому, что обладаем большей информированностью о дальнейшем пути писателя и течении литературного процесса. Художественные искания А. Битова, начиная с 1960-х и заканчивая настоящим временем, выражались не только в проблемно-содержательном своеобразии, но и в необычной форме произведений. При этом большинство литературоведческих работ1, посвященных творчеству А. Битова, преимущественно сосредоточено на прозе позднего периода или на романе «Пушкинский дом». Исходя из вышесказанного, проблема жанрообра-зования в ранней прозе А. Битова со всей очевидностью является настолько же интересной, сколько малоизученной.

Начальный этап творчества А. Г. Битова мы разделили, в соответствии с нашей концепцией, на два периода, по десятилетиям: 1960-е годы и 1970-е годы. Разделение основано на гипотезе о том, что первый период знаменовался жанровыми экспериментами писателя, а к началу второго они успешно завершились изобретением уникальных битовских жанровых форм с тем, чтобы в последующие десятилетия вплоть до наших дней

1 Например, см.: Воробьева Е. П. Литературная рефлексия в русской постмодернистской прозе (А. Битов, Саша Соколов, В. Пелевин) : автореф. дис... канд. филол. наук / Е. П. Воробьева. - Барнаул, 2004. - 21 е.; Гулиус Н. С. Художественная мистификация как прием текстопорождения в русской прозе 1980-1990-х гг. (А. Битов, М. Харитонов, Ю. Буйда) : дис. ... канд. филол. наук / Н. С. Гулиус. - Томск, 2006. - 204 е.; Карпова В. В. Автор в современной русской постмодернистской литературе (на материале романа А. Битова «Пушкинский дом»): автореф. дис. ... канд. филол. наук / В. В. Карпова. - Тамбов, 2003. - 25 е.; Смирнова Т. А. Типология и функции цитаты в художественном тексте (на материале романов А. Битова «Пушкинский дом», В. Маканина «Андеграунд, или Герой нашего времени») : дис.... канд. филол. наук/Т. А. Смирнова. - М., 2005,- 180 с. и т. д.

писатель постоянно ими пользовался. Потребность в новой оценке начального этапа битовского творчества, причем сделанная ретроспективно на фоне широкого историко-литературного контекста, обусловливает актуальность нашей работы.

Новизна исследования заключается в попытке последовательного описания механизма жанровых изменений в прозе А. Г. Битова 1960-х -1970-х годов.

Материалом для исследования послужили публикации А. Г. Битова в журналах («Звезда», «Вопросы литературы», «Октябрь»), альманахе «Молодой Ленинград» (1960), сборники его рассказов и повестей («Большой шар» (1963), «Аптекарский остров» (1968), «Образ жизни» (1972), «Дни человека» (1976), «Семь путешествий» (1976)). Помимо этого мы обращались к статьям литературоведов, воспоминаниям современников писателя, внутренним рецензиям редакторов (они приводятся самим А. Битовым в авторских комментариях к некоторым сборникам или в книгах2 и, видимо, служат формированию нужного писателю образа, поэтому относиться к ним мы будем с известной долей критичности).

Методология исследования. Рассмотрев ряд подходов к жанру (генетический - Д. С. Лихачев, А. Н Веселовский, О. М. Фрейденберг; коммуникативный — М. М. Бахтин; социально-исторический — Л. В. Чернец; функциональный — Ю. Н. Тынянов, В. Б. Шкловский и др.), в практической части работы мы анализируем произведения А. Битова, опираясь на выделенные исследователями (Н. Л. Лейдерман, С. И. Ермоленко, Н. В. Барковская и др.) основные элементы жанровой формы, поскольку нам важен конструктивный аспект жанра.

Поиск жанрообразующих факторов, способствовавших рождению новых «битовских» жанров, оказался невозможен вне «субъективного» аспекта анализа: писатель формируется в определенных социальных, исторических и культурных рамках, и в то же время он вынуждаем логикой собственного творческого развития разрушать литературный канон. При рассмотрении этой стороны жанровых поисков Битова нам помогла содержательная концепция С. С. Аверинцева, согласно которой жанровая форма подвержена деформации под влиянием нового для нее содержания, в свою очередь, обусловленного личностью писателя.

Объектом исследования стал процесс жанрообразования в прозе А. Г. Битова 1960-1970-х годов.

Предмет анализа - жанрообразующие факторы, повлиявшие на конструирование А. Г. Битовым собственной жанровой системы.

Выявление того, как отдельно взятый писатель, принадлежащий к определенной исторической и культурной эпохе, экспериментируя с извест-

2 См. например: Битов А. Г. Собрание сочинений : в 3 т. Т. 1 / А. Г. Битов. - М. : Молодая гвардия, 1991. С. 565 - 574; Битов А. Г. Неизбежность ненаписанного / А. Г. Битов. - М. : Вагриус, 1999; Битов А. Г. Вычитание зайиа 1825 / А. Г.Битов. - М. : Независимая газета, 2001; Битов А. Г. Пятое измерение: На границе времени и пространства / А. Г. Битов. - М.: Независимая газета, 2002.

ными ему литературными формами, последовательно, в соответствии с логикой смыслопорождения, идет к своему жанру, стало целью нашей работы.

В соответствии с поставленной целью предстоит решить следующие задачи:

- описать исторический и социокультурный фон эпохи периода 1960-х годов для того, чтобы выявить «внешние» факторы, которые повлияли на формирование творческого сознания писателя А. Г. Битова;

- сопоставить повести и романы писателя с произведениями его современников, обладающими проблемно-тематическим сходством, для определения особенностей битовской прозы;

- проанализировать произведения писателя, созданные в 1959-1970-е годы, а также ряд более поздних работ, в которых содержится «жанровая рефлексия» А. Г. Битова, для выделения жанрообразующих факторов, обусловивших формирование новых жанров в его творчестве;

- выявить жанровые особенности книги в творчестве А. Г. Битова 1970-х годов;

- описать сложившуюся жанровую модель произведений А. Г. Битова.

Теоретическая значимость диссертации обусловлена ее включенностью в контекст жанрового исследования художественной прозы.

Апробация работы. Диссертация обсуждалась на кафедре русской литературы XX века Уральского государственного университета им. А. М. Горького.

Основные положения диссертации были изложены на международных и всероссийских научных конференциях: «Дергачевские чтения-2004: Русская литература: национальное развитие и региональные особенности» (Екатеринбург, 2004), «Литература в контексте современности» (Челябинск, 2005), «Общетеоретические и практические проблемы языкознания и лингводидактики» (Екатеринбург, 2006); «Изучение творческой индивидуальности писателя в системе филологического образования» (Екатеринбург, 2005), «Мировая словесность для детей и о детях» (Москва, 2006). По теме диссертации опубликовано 7 научных работ, 2 из которых - в ведущих рецензируемых научных журналах, рекомендованных ВАК РФ.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. На формирование писательской индивидуальности А. Г. Битова оказали влияние социокультурные условия «оттепели». Популярные в этот период жанры лирико-психологического и лирико-исповедального рассказа подверглись в творчестве А. Битова деформации, главным образом, для выражения оригинальности характера главного героя - неустанно рефлексирующего интеллигента, подчас мучающегося бездельем, потаенного нон-конформиста, и выражения принципиально нового для советской литературы - нейтрального - отношения к нему. Свойственные эпохе установки на искренность, изображение нового «человечного» ге-

роя претворились в творческой лаборатории Битова в напряженную психопрозу, которая имела мало общего с социально направленными произведениями современников (В. Аксенова, А. Гладилина, А. Кузнецова).

2. Жанровая специфика прозы А. Битова сложилась к началу 1970-х годов и более не претерпевала значительных изменений. Прозу Битова отличают: присутствие «двоящегося сознания» (как правило, это автор-герой и персонаж, духовно и социально близкий автору); включенность аналитических рассуждений (эссе) в художественное повествование, ассоциативность как основа сюжетно-композиционной организации, призванная передавать свободный переход мысли от одного предмета речи к другому, незавершенность (так называемая поэтика non-finito) вследствие тяги автора к постоянному дописыванию произведений.

3. Отличительной особенностью прозы Битова 1970-х годов становится жанровое новаторство, обусловленное его ориентацией на воспроизводство одних и тех же жизненных ситуаций (взросление человека, тяжелые любовные переживания, поиск подлинности в мире суеты и мелочности); сходным типом героя (интеллигент, подвергающий анализу каждый, самый незначительный свой поступок); вниманием к анализу нравственной подоплеки повседневной жизни; склонностью к авторефлексии и выявлению психологических конфликтов. Творческие поиски Битова в двух направлениях - беллетристики и эссеистики - приводят к синтезу этих двух начал в «именных» жанровых формах романа-странствия, романа-пунктира, романа-музея, романного цикла.

4. Наличие жанрообразующих факторов автоинтертекстуальности, рефлексивности, циклизованности, приводящих к созданию книг («Образ жизни», «Семь путешествий», «Дни человека»), позволяет говорить о сложившемся в 1970-е гг. в прозе А. Г. Битова метажанре, чья форма была ин-тенционально обусловлена идеей книги, которая пишется всю жизнь3.

Структура работы. Исследование состоит из введения, трех глав, заключения и библиографического списка.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается актуальность темы диссертации, определяются объект и предмет исследования, формулируются его цель и задачи, характеризуется ключевое понятие жанра, в виде реферативного об-

3 Примечательно, что недавно, когда эта работа уже была закончена, вышел «новый» роман А. Битова «Преподаватель симметрии» [Битое А. Г. Преподаватель симметрии / А. Г. Битов, Э. Тайрд-Боффин // Октябрь. - 2008. - № 8. - С. 3-96]. Название это, равно как имя главного героя Урбино Ваноски, а также несколько частей («Вид неба Трои», «Стихи из кофейной чашки») знакомы читателям Битова. Составленное из самостоятельных новелл, произведение носит авторское определение роман-эхо. Сквозные образы, повторяющиеся фразы, указывающие на незримое присутствие в новой части романа персонажей из прежних частей; главный герой, рефлексирующий по поводу получающегося текста автор, - все это делает из разрозненных рассказов, разных по времени написания, связное целое.

В первой главе «Генезис жанра: социальные детерминанты» дается характеристика эпохам «оттепели» и «застоя» с точки зрения тех особенностей, которые могли повлиять на мировоззрение А. Битова.

Молодые поэты и прозаики середины 1950-х - начала 1960-х годов получали свое несистемное гуманитарное образование самостоятельно, группируясь вокруг переживших войны и репрессии представителей поколения 1910-1920-х годов. Частные квартиры, загородные дачи собирали в неформальные сообщества всех, кто интересовался культурным прошлым России. Наставники молодых «шестидесятников» по-разному сумели адаптироваться к советской реальности: литературная и научная деятельность одних (Н. Я. Берковский, В. А. Каверин, М. Л. Слонимский, К. А. Федин) была одобрена властными органами, другие получили право на официальное признание и публикацию не сразу (А. А. Ахматова, Л. Я. Гинзбург, Д. Я. Дар), но в конце 1950-х - начале 1960-х годов табель о рангах была забыта. К этим писателям приходили не за протекцией, а за интеллектуальным общением и опытом духовной свободы.

Позже поколение 1960-х, с благодарностью вспоминая «своих стариков»4, стало воспринимать себя как продолжателей традиций, оборвавшихся с приходом в литературу социалистического реализма.

Тогда же, в 1960-е годы, обозначилось негласно существовавшее разделение на «московскую» и «ленинградскую школу», точнее, оно стало литературно значимым. Московские писатели и поэты считались более ангажированными государством, в то время как ленинградцы противопоставляли себя «официозу», утверждая собственную независимость от заказов «из центра».

Московские художники слова, вне сомнения, имели больше шансов на публикацию, а значит, на признание, хотя бы за счет очевидной близости к редакциям «толстых» журналов. Их (В. Аксенова, А. Гладилина, А. Кузнецова и др.) проза придерживалась соцреалистического сюжета, где героями были строители прекрасного социалистического будущего с обретаемой в рамках сюжета верой в рационализм, в необходимость покорять стихии, нацеленностью на всеобщее благо. Главные персонажи «московских» повестей были активными бунтарями и удачливыми ниспровергателями устаревшей морали предшествующей эпохи.

На примере лирико-психологических повестей известных прозаиков «московской школы» (А. Кузнецов «Продолжение легенды», Г. Владимов «Большая руда», В. Аксенов «Звездный билет») мы показали конструктивно-содержательные особенности «молодежной прозы» 1960-х годов.

4 См.: Иванов Б. Эволюция литературных движений в пятидесятые - восьмидесятые годы / Б. Иванов // История ленинградской неподцензурной литературы: 1950-1980-е годы : сб. ст. - СПб. : Деан, 2000. - С. 17—29; Кумпан Е. «Наши старики» / Е. Кумпан // Там же. -С. 29-39; Трифонов Г. Д. Я. Дар и Валерий Холоденко / Г. Трифонов // Там же. С. 73-79; Лосев Л. Собранное: Стихи. Проза / Л. Лосев. - Екатеринбург: У-Фактория, 2000. - С. 598; Битов А. Г. Пятое измерение: На границе времени и пространства / А. Г. Битов. - М.: Независимая газета, 2002.

«Большая руда», В. Аксенов «Звездный билет») мы показали конструктивно-содержательные особенности «молодежной прозы» 1960-х годов. Выбранный жанр лирико-психологической повести позволил московским прозаикам завоевать многомиллионного читателя благодаря событийно насыщенной фабуле, приемам создания интонации искренности в описании переживаний героев, близких авторам. Активная жизненная позиция персонажей, их радость от самой тяжелой работы, счастливые финалы обрекали эти произведения на успех (не случаен факт многократного переиздания повестей В. П. Аксенова 1960-х годов в наше время - они до сих пор актуальны из-за общечеловеческой проблематики и энергичности стиля).

Ленинградские писатели хорошо усвоили уроки «людей двадцатых годов». Под словами Битова о том, что его всегда «интересовал исключительно текст», чье создание он «никогда не связывал с внешними условиями существования»5, могли бы подписаться многие «питерцы». Спокойный, выверенный нон-конформизм, в котором не было активного бунтарства, достался ленинградской интеллигенции от поколения 1920-х годов. Представители «ленинградской школы» (А. Кушнер; В. Голявкин, Р. Грачев, В. Попов и др.) пренебрегли яркой фабулой «книги воспитания» в пользу неспешной повествовательности, сосредоточились на тонком психологизме, острых переживаниях своими героями повседневных жизненных ситуаций.

В отличие от «москвичей», «ленинградцы» заинтересовались миром не просто «маленького человека», а принципиального «негероя». Их персонажи - ничем не примечательные люди из толпы, заурядно проживающие тихую жизнь, - почти всегда оказывались проигравшими и потому не могли порадовать массового читателя. Если в пределах двух столиц признание представителям «ленинградской школы» было обеспечено, то в масштабах СССР их успех был менее значителен.

Вскоре «оттепель» сменилась «застоем» и «проскочившие» в Союз писателей СССР молодые прозаики оказались перед выбором: слепо следовать литературному канону «производственного романа» / «романа воспитания», то есть описывать преображение человека под воздействием самоотверженного труда в далекой экспедиции / на северных стройках, или творить собственную литературу, или, наконец, уйти в духовное «подполье».

А. Битов в указанные десятилетия (конец 1950-х - 1970-е гг.) делает то же, что и все: в период обучения в Горном институте посещает литературное объединение (руководитель Г. Семенов), занимается самообразованием; оказываясь в Забайкалье или Средней Азии на практике, получает возможность «позаимствовать» у жизни множество сюжетов, пригодных для литературного мейнстрима; после вступления в Союз писателей увлекается

3 Климова М. Парижские встречи / М. Климова. - СПб.: Ретро, 2004. - С. 228.

командировками по СССР, время от времени публикуя лирические повести-путешествия и отправляя «в стол» заведомо непроходные вещи.

Итак, в первой главе нашего исследования, нам было важно показать органичность творчества А. Битова эпохе. Воспитанник ленинградской литературной школы, он мог выбирать между карьерой советского писателя, писателя-диссидента или же совместить в себе черты и того и другого. Эпоха склоняла к первому, литературное окружение диктовало второе, творческая индивидуальность настраивала на третьем.

Во второй главе «Жанровый поиск в прозе А. Г. Битова 1960-х годов» показан процесс освоения молодым писателем традиционных для «молодежной прозы» жанров лирико-психологического рассказа и повести. Мы проанализировали ранние рассказы А. Битова, опубликованные в альманахе «Молодой Ленинград» (1960), сборниках «Большой шар» (1963) и «Аптекарский остров» (1968), а также те рассказы, которые были написаны и подготовлены для публикации, но в последний момент оказались исключены из сборников.

Выполняя социальный заказ эпохи, писатель во главу угла поставил искренность. Он приступил к художественным опытам, начав с того, что лучше всего знал: с психологии познающего мир человека. Жанровым воплощением искренности стали лирико-психологические рассказы («Бабушкина пиала», «Фиг», «Большой шар», «Аптекарский остров») с героями детьми.

Себя и своего современника писатель решил исследовать с «нежного» возраста, успешно запечатлевая его / себя на всех этапах становления личности: детство - отрочество - юность. На этом пути Битова ждала художественная удача - изображение внутреннего мира ребенка. Проникновение вглубь характера оказалось настолько успешным, что и в дальнейшем герои получались подлинно автопсихологичными, то есть социально и духовно близкими автору, но не тождественными ему.

Своеобразие писателя и, одновременно, его принадлежность к ленинградской школе проявились в выборе нарочито слабого и безвольного героя, который, конечно, был в русской литературе XIX и начала XX веков, но в советской литературе находился под негласным запретом. Благодаря А. Битову, спустя почти 40 лет, он снова удостоился внимания к себе. Внутренний мир такого персонажа оказывается многогранен и ведет писателя все дальше в его жанровых поисках.

В противовес увлеченному производственными успехами герою соцреализма (да и персонажам «молодежной прозы») А. Битов описал принципиально иной социально-психологический тип - бездельника, который явился в образе обычного молодого человека (рассказы «Бездельник», «Солнце», «Пятница, вечер», «Иностранный язык», «Жены нет дома», «Автобус» - автор их датирует 1958-1961 гг.). Ему свойственна то мечтательность, то суетливость, он склонен к рефлексии и наблюдению за собственным внутренним миром. Благодаря, в свою очередь, пристальному вниманию к такому «самокопателю» молодой прозаик художественно задоку-

ментировал малейшие оттенки переживаний главного персонажа: стыд, страх, робость, недоверие, любовь, влюбленность, приязнь. Изображение процесса переживания выполнило сюжетообразующую функцию.

Фигура главного героя породила особый конфликт, который возник из разлада между сознанием этого героя и обстоятельствами его жизни. Рассказы Битова событийно бедны, поскольку посвящены описанию переживаний «негероичных» героев, но автор тем не менее считает крайне важным сделать их «ничтожные» волнения объектом своей и читательской рефлексии, подчеркивая тем самым универсальность испытываемых ими чувств. Своим бездельникам и мечтателям писатель давал право переживать, быть искренними и достойными сочувствия.

Дальнейшая эволюция избранного Битовым персонажа прослеживается нами на материале произведений, опубликованных в 1961-1965 гг., когда вышли повести «Одна страна. Путешествие Бориса Мурашова», «Такое долгое детство»; рассказы «Далеко от дома», «На практике», «Пенелопа», «Юбилей»; сценарий «Нарисуем - будем жить». Характерно, что почти все они описывают вроде бы типичную для прозы 1960-х ситуацию: молодой человек набирается жизненного опыта вдали от дома. Для своего взрослеющего бездельника Битов использует жанровые формы, предполагающие большую масштабность: повесть и киносценарий. Смена ракурсов, специфические лаконичность и динамизм некоторых описаний говорят о логичных для начинающего писателя заимствованиях из кинематографа.

Герои Битова лишены несгибаемости и уверенности в собственной правоте, в отличие от персонажей из произведений А. Кузнецова, Г. Владимова, В. Аксенова. Герой «Продолжения легенды» с радостью утверждается в мысли, что быть чернорабочим на строительстве Иркутской ГЭС очень почетно. Шофер Пронякин из повести «Большая руда», хотя и замеченный автором в своекорыстии, все же обладает твердостью и цельностью характера, которые отвечают читательским ожиданиям. Димка из «Звездного билета», пережив тягостные сомнения, утверждается в необходимости так называемых вечных ценностей: любимой профессии, искренней любви, активной деятельности.

Характеры персонажей Битова, напротив, размыты и неопределенны. Мир не вызывает у них испуга и неприязни, но и ничего прекрасного и несомненного в нем они не находят. Самобичевание и самолюбование, рефлексия по, казалось бы, пустяковым поводам, постоянная переоценка ценностей, или, как было написано в газете «Известия», «чрезмерная приниженность и растерянность изображаемых героев»6 вызвали недоумение у редакторов и критиков.

Тогда, в начале шестидесятых, на фоне уверенных и решительных строителей будущего выбор именно таких характеров явился ответом Битова на позволение говорить о «своем». Битов признается в том, как

6 Цит. по: Битов А. Г. Собрание сочинений. В 3 тт. М, 1991. Т. 1.С. 567.

трудно ему удавалось добиться разрешения напечатать очередную повесть или рассказ. Однако достаточно благожелательные вступительные статьи, которыми снабжены его сборники, годы изданий и переизданий его работ говорят об обратном. Его герои вызывали недоверие , но казались неопасными и безобидными.

К середине 1960-х годов А. Битов выработал приемы напряженного психологического повествования. Его герой, alter ego автора, оказался способен проникать в собственную душу и придирчиво спрашивать с себя за мельчайшее злоумышление. В молодом интеллектуале поражал даже не ум, а особая эмоциональная сверхчуткость, выделявшая произведения Битова из прозы других ленинградцев. Сосредоточенность рефлексирующего персонажа на себе самом стала решающим фактором сюжето- и жанростроения. Текст, по сути, замкнулся на нем одном. Выработавшиеся принципы жанрообразования: циклизованность, ассоциативность, сквозные мотивы, автоинтертекстуальность, дописывание - были порождены характером главного героя.

Специфические содержательные элементы битовской прозы: глубинные психологические разыскания, небогатая событиями фабула, намечающаяся «раздвоенность» художественного сознания, когда в повести одновременно действуют гиперрефлексивный главный герой и ироничный автор - постепенно расшатывали освоенные писателем жанровые формы и готовили их переход в новое качество

В третьей главе «Рождение метажанра и новых жанровых форм в книгах А. Г. Битова 1970-х годов» мы проанализировали произведения А. Битова, вышедшие в составе его сборников в 1970-е годы, с точки зрения проявившихся в них жанровых новаций. По нашему мнению, непосредственно в указанное десятилетие вполне оформилась особая битов-ская манера компоновки, дописывания и переформирования прежних текстов в составе новых книг.

Как уже не раз было отмечено исследователями8, характерной приметой творчества Андрея Битова является принципиальная незавершенность его книг. Он постоянно что-то дописывает, как будто созданный им текст эволюционирует с течением времени. Неоднократно Битов цитировал фразу из собственного рассказа «Автобус»: «Хорошо бы начать книгу, которую можно писать всю жизнь».

Известно, что роман А. Битова «Улетающий Монахов», отмеченный в 1992 г. государственной премией Российской Федерации, писался на протяжении 30 лет, с каждой публикацией меняя не только название, но и состав, обрастая новыми главами, то же происходило и с «Пушкинским домом» (часть романа в 1976 г. была опубликована под заголовком «Моло-

7 Битов в своей полуавтобиографической прозе приводит такую реплику главного редактора, подписывающего в печать очередной битовский сборник: «Не знаю, в чем дело ... у вас ведь ничего такого нет, чтобы нельзя было печатать... но каждое слово вызывает во мне протест» [Битов А. Г. Неизбежность ненаписанного. М., 1999. С. 500].

8 Л. Аннинский, М. Берг, А. Генис, Н. Иванова, И. Роднянская, Э.Чансес и др.

дой Одоевцев, герой романа», часть в 1986 г. - «Статьи из романа»). Поэтому можно усомниться в искренности битовских ламентаций по поводу того, что «ни разу не увидел почти ни одну из своих 33 книжечек отдельной и свободной, а лишь в фобах сборников»9. Очевидно, состав битовских сборников не произволен, поэтому не только в текстах следует искать выражение авторской концепции, но и в самом порядке их расположения, в трансформациях, которым подвергаются выбранные им жанры (лирическая повесть, эссе, роман).

К началу 1970-х годов комбинирование текстов становится любимым приемом писателя. На первый взгляд даже может показаться, что А. Битов не столько пишет, сколько перекомпоновывает давно созданные произведения. Один за другим появляются его сборники: «Образ жизни» (1972), «Семь путешествий»(1976), «Дни человека» (1976). Большинство повестей и романов, в них вошедшие, были написаны в 1960-е годы, но в сочетании с новыми произведениями прежние приобретали иное звучание.

По нашему мнению, в основу формирования битовского сборника / книги был положен принцип циклизации - жанровое воплощение постулируемого самим автором стремления к написанию книги, которую можно продолжать в течение всей своей жизни с прерванного места. Нередко, используя автоцитаты или меняя местами главы / заметки в повести / лирическом дневнике, Битов придает завершенность фрагментам текста, делает их самодостаточными как в пределах отдельной повести, так и в контексте собственного творчества. Благодаря принципам циклизации, до- и переписыванию прежних произведений происходит конструирование метажанра.

Повести, вошедшие в сборник «Образ жизни» (1972), («Сад», «Жизнь в ветреную погоду», «Колесо», «Уроки Армении») писались в течение десяти «оттепельных» лет, под воздействием социального «наказа» молодому прозаику: писать искренне, писать о том, что знает лучше всего - о себе, быть оптимистичным и остроумным. Кажется, что разножанровые произведения собраны автором воедино механически, но есть элементы, которые указывают на интегративные процессы внутри сборника.

Во-первых, объединяющим элементом выступает образ главного героя, специфически ограниченного пределами собственных мучительных переживаний. Он может назваться Алешей Монаховым, Сергеем, Андреем Битовым или условным я - ни характер его, ни отношение к миру не меняются. Забегая вперед, отметим, что автор-герой на протяжении всего битовского творчества по-своему статичен: он остается все тем же гиперрефлексивным советским интеллигентом, который постоянно подвергает предопределенной его воспитанием нравственной оценке себя и окружающих, поэтому и жанры выбираются такие, где содержится установка на искренность (лирико-психологическая повесть, дневник, записки).

9 Битов А. Г. Собрание сочинений : в 3 т. Т. 1 / А. Г. Битов. - М. : Молодая гвардия, 1991.-С. 6.

Во-вторых, все повести объединяет лейтмотив: автор-герой ищет «подлинные существования». Он проверяет на подлинность различные образы современной жизни: городского, героического, инонационального, творческого. Через эти литературно интерпретированные варианты современного бытия / быта проходит автопсихологический герой - мечтатель и созерцатель.

В-третьих, проблематика повестей сборника указывает на то, что описанные А. Битовым ситуации внеисторичны и общечеловечны. Рисуя Алешу (повесть «Сад»), Битов изображает мучительное чувство любви на фоне полнейшей безответственности главного героя. Описывая Сергея (повесть «Жизнь в ветреную погоду»), он размышляет о сути человеческих взаимоотношений, о природе вдохновения (некоторые западные критики увидели в этой повести отголоски философии дзен-буддизма10). Обратившись к теме мотогонок, автор рассуждает о сути героизма, находит, что круг - мера всех вещей, чья идеальная форма помогает ему разобраться в смысле жизни. Иными словами, сборник пронизывает единое философское сознание.

В-четвертых, А. Битов возводит принцип ассоциативности в жанрооб-разующий фактор, что помогает ему менять ракурсы повествования, заменять отточиями части текста, нарушать хронологию в тех жанрах, где это не принято делать, редактировать уже написанное и делать этот процесс предметом изображения, превращать некоторые главы в коллаж из чужих стихов и цитат. Указанный фактор влияет на модификацию жанров внутри сборника и способствует рождению метажанра.

В-пятых, стремление писателя к дописыванию своих вроде бы завершенных текстов также работает на создание метажанра сборника. Именно поэтому три из четырех повестей «Образа жизни» впоследствии «приросли» продолжениями: рассказ «Дверь» превратился в повесть «Сад», затем в роман «Роль» и, наконец, в роман-пунктир «Улетающий Монахов»; «Жизнь в ветреную погоду» совместно с «Записками из-за угла» обратилась в дубль «Дачная местность»; путешествие «Уроки Армении» стало альбомом «Выбор натуры» (выделенные обозначения жанров являются авторскими).

Второй сборник «Семь путешествий» (1976) включает в себя произведения, которые создавались А. Битовым на протяжении 14 лет, повести расположены в соответствии с очередностью возникновения: первая датируется 1959-1961 годами, последняя - 1971-1973. В нем, как видно из названия, собраны повести, объединенные одним сюжетом, который дал имя жанру.

10Hagen S. The Stories of Andrei Bitov. P. 137. Цит. по: Чансес Э. Андрей Битов: Экология вдохновения / Э. Чансес. - СПб.: Академический проект, 2006. - С. 81; Чансес Э. «Жизнь в ветреную погоду» А.Г. Битова: творческий процесс в жизни и в литературе / Э. Чансес // Русская литература XX века: Исследования американских ученых. - Вирджиния ; СПб. : Петро-РИФ, 1993.

Начиная с 1970-х годов, на несколько десятилетий жанр путешествия становится А. Битова ведущим. Он помогает придать динамику и национальный колорит повествованию, обусловливает внезапные отступления от сюжетной линии, поскольку все главное по-прежнему происходит во внутреннем мире автопсихологического персонажа. Думается, что изначально выбор повести-путешествия был данью литературной моде" (жанр давал возможность документировать, а не придумывать, позволял использовать несомненно выигрышный прием сравнения иной культуры с собственной), но Битов сумел модифицировать жанр, превратив свои путешествия в философские романы-странствия (термин И. Роднянской).

В этом сборнике Битов словно бы заново проходит начальный отрезок писательского пути, руководствуясь принципом «от простого к сложному», что пока соответствует естественной хронологии12. Здесь же уместно будет привести авторскую метафору, выражающую концепцию его творчества: дерево (в предыдущем сборнике это была книга без начала и конца), обрастающее годовыми кольцами.

В начале сборника «Семь путешествий» автор подчиняется формальным требованиям жанра - психологически насыщенное действие с одним главным героем и четко выверенным сюжетом (повести, написанные по законам «молодежной прозы»: «Такое долгое детство», «Одна страна»).

Жанр «Путешествия к другу детства» (1963-1965) рождается из синтеза двух других: путешествия и биографии. Здесь наблюдается нарушение хронологии, раздвоение главного героя (точнее, их оказывается два: негероический автор-повествователь и героичный вулканолог). Приемы ассоциативности и пародийности используются столь же эффективно, как и в следующей повести «Колесо (Записки новичка)» (1969-1970), в которой Битов, пародируя газетные и литературные штампы, модифицирует жанр лирико-психологической повести, «скрещивая» ее с жанром репортажа. Документальное (рассказ о конкретном событии - мотогонках в Уфе) соседствует с художественным, динамичное описание заездов сменяется аналитическими рассуждениями об образе жизни современного человека, а публицистическая восторженность одним из героев репортажа - философскими размышлениями о смысле жизни.

Более традиционно выглядит на этом фоне повесть-путешествие «Уроки Армении» (1967-1969), которую автор использует в качестве противовеса следующей повести с говорящим названием «Азарт. Изнанка путешествия», где появляются аналитизм, свойственный эссе, смещенный хронотоп, зеркальность (Битов в образе автора-героя начинает сочинять рассказ и подменяет себя выдуманным персонажем). Усложненность

11 См.: Смуул Ю. «Ледовая книга», Конецкий В. «Соленый лед», Солоухин В. «Владимирские проселки».

12 В дальнейшем (1990-е и 2000-е гг.) А. Битов откажется от намеренных усложнений формы и, упрощая не мысль, а ее выражение, впадет в «неслыханную простоту».

жанрового содержания повести-путешествия преобразует ее в философский роман-странствие.

На протяжении сборника «Семь путешествий» прослеживается нарастание аналитизма. Беллетризованное повествование самых ранних повестей-путешествий А. Битова сменяется попыткой синтеза аналитического и беллетристического начал, а затем переходит в полудокументальное повествование о грузинском путешествии «Выбор натуры». Мы определяем его жанр как этюд: поскольку первоначально сюда вошли рассказы-зарисовки о стране и ее жителях, а в дальнейшем произведение увеличилось вдвое и получило метафорическое жанровое определение от самого автора Грузинский альбом, будучи, по замыслу Битова, уже законченным текстом.

Таким образом, мы можем заключить, что произведения сборника были объединены не только предполагаемы обозначением жанра (путешествие), но также ироничным характером главного героя, диалогическими отношениями между повестями (со- и противопоставлением) и теми тенденциями, которые стали очевидными: аналитизм, пародийность, синтез беллетристики и эссеистики, прием ассоциации, автоинтертекстуальность (проявилась в наличии автоцитат).

Последний сборник «Дни человека» (1976) с особенной четкостью представляет две линии, по которым развивалась проза А. Битова. Первая представлена его повестями и романами, в данном случае романом-пунктиром «Роль» и романным циклом «Молодой Одоевцев, герой романа». Вторая - произведениями, которые находятся на стыке беллетристики и эссеистики, в данном случае это эссе «Птицы, или Новые сведения о человеке».

Форма эссе давала автору возможность избежать художественных условностей: главные и второстепенные персонажи, занимательный сюжет, завязка и развязка действия. Точнее, персонажи эти все равно были (автор-герой, орнитолог доктор Д., ворона Клара), равно как и завязка (попытка завоевать доверие птицы), кульминация (апокалипсическое видение), развязка (смерть вороны), эпилог (дзен-буддийские притчи). Но упомянутые структурные элементы беллетризованного эссе служили лишь рамкой для главного - рассуждений и сократических диалогов автора-героя со своим alter ego на тему экологии культуры.

Жанр двух других произведений, вошедших в сборник «Дни человека», - «Роль» и «Молодой Одоевцев, герой романа» - мы определяем вслед за автором как роман-цикл, роман-пунктир, статьи / главы из романа.

Указанные жанровые определения продиктованы манерой подачи материала. Текстовые обрывы, которыми полон роман про молодого Одоевцева, едва ли не многозначительнее слов. На формальном уровне они служат образованию романа-пунктира. Авторская ирония, органично сочетающаяся с рефлексией, помогает избежать всякой однозначности при оценивании героев. Романная форма разрушается внутренне: обманываются читательские ожидания, поскольку автор усложняет текст многочисленными отсту-

плениями, создается почва для «дописываний». То исчезающие, то появляющиеся персонажи, иногда напрямую не связанные с действием, помогают выстроить гибкую жанровую форму, в которой содержатся отсылки к известным читателю произведениям и литературным типам.

Таким образом, можно уверенно заключить, что А. Битов подверг модификациям жанр лирико-психологической повести и - «разлому» жанр романа, причем сделал последнее двумя способами, чему соответствуют «Роль» (будущий «Улетающий Монахов») и «Молодой Одоевцев, герой романа» (он же «Пушкинский дом»). Если для первого романа форма пунктира была естественна, то второй был под эту форму замаскирован. Первый роман действительно писался поэтапно, с опорой на внутренне значимые события в жизни Алексея Монахова, повести, в него вошедшие, легко подпадают под понятие цикл. Второй роман сначала был написан (точнее, он тоже подвергался до- и переписываниям), а потом уже, в качестве эксперимента, был разъят на части для представления в советской печати. В первом случае автор рассказывает историю по частям, последовательно обращаясь к самым значительным событиям из жизни современного героя. Во втором случае (в «Пушкинском доме») Битов рассказывает историю все того же современного героя, но делает это изощреннее, показывая, что в общем-то описывает «несуществование» Одоевцева.

Безусловно, выход «Пушкинского дома» был возможен только в виде фрагментов, и сейчас возникает искушение сказать, что жестокая советская цензура вынудила автора стать конформистом и изрезать свой роман на «проходные куски». Однако публикация предыдущего романа-пунктира в виде отдельных самостоятельных повестей и рано проявившаяся манера редактировать свои рассказы, приписывать дубли к повестям - все это говорит лишь о том, что автора могла устраивать фрагментарность публикации, иными словами, форма романа-пунктира и романного цикла (вариант: главы из романа) возникла в соответствии с внутренними потребностями творчества, внешние обстоятельства оказались не столь значимы.

Стремясь показать неслучайность художественных экспериментов А. Битова, в заключение мы провели сопоставление трех романов современников автора. Из сравнения романа Ю. В. Трифонова «Время и место» с «Пушкинским домом» А. Г. Битова видно, что тема рефлексирующего писателя была близка не одному Битову, а связанные с ней «пунктир-ность» и эффект зеркальной отраженности (когда писатель пишет о том, что ему не пишется, и при этом сам же является героем романа и, следовательно, alter ego настоящего автора) опробовался также не им одним.

Сопоставление романа-музея «Пушкинский дом» с романом-фантасмагорией «Ожог» указывает на сходное с битовским стремление к сложной субъектной организации. В романе В. П. Аксенова главный герой подвергается даже не раздвоению - он оказывается един в шести лицах. Повествователю в «Ожоге» так же свойственны самоирония и открытый протест против подцензурной жизни, как и Битову.

Роман В. С. Маканина «Андеграунд, или Герой нашего времени» выбивается из сопоставительного ряда в основном за счет хронологической разницы и иной, чем в «Пушкинском доме», проблематики. Здесь нам было важно показать литературную преемственность. Романы Битова и Маканина роднит все та же фигура близкого автору персонажа - профессионального филолога, эволюционировавшего в непишущего писателя без имени. Герой маканинского романа дооформляет битовское (отчасти оно проявилось и в «Ожоге») несогласие с литературоцентричностью сознания русского интеллигента.

В заключении подводятся итоги исследования. Согласно нашей концепции, в 1970-е годы в творчестве А. Битова сформировалась особая жанровая система.

Она возникла благодаря гиперрефлексивному характеру главного героя битовских произведений, он же авторское alter ego, чья фигура стала сюжето- и жанрообразующим элементом повествования. Его склонность к наблюдению за собственным внутренним миром сосредоточила текст вокруг нужд его одного. Его зацикленность на определенном круге проблем превращается в циклизованность произведений, его незаурядный интеллект, неутомимый в производстве парадоксов, делает из повествования цепь ассоциаций, а сквозные мотивы и проблематика за счет глубокой разработки остаются неизменными на протяжении нескольких произведений, порождая автоцитацию и дописывание.

Будучи склонным к аналитике и рассуждению, А. Битов сталкивает в своей художественной прозе беллетристическую и эссеистическую линии. Тем самым он добивается структурных деформаций жанров лирико-психологического рассказа и повести; романа, путешествия, эссе.

Так, лирико-психологические рассказы перерастают в повести, повести объединяются в романные формы (роман-пунктир, роман-цикл, роман-музей), эссе в зависимости от объема произведения и наличия внутренних связей (тема, проблематика, образная система) превращаются в этюд или альбом, а на стыке беллетристики и эссеистики возникает роман-странствие. К особым жанровым формам битовской прозы также можно отнести сборник, в основу которого положены принципы перекомпоновки и циклизации самых важных, по мнению автора, текстов. Сборник является метажанром в творческой системе Битова.

Приведенные выше жанровые обозначения, которые автор дает своим произведениям, указывают на специфические конструктивные особенности, свойственные «зрелой» (период 1970-х годов) битовской прозе. Ее отличают присутствие «двоящегося сознания» (как правило, это автор-герой или персонаж, alter ego), нарочито алогичная связность между частями целого, причем целым может оказаться как одно произведение, так и сборник; незавершенность произведений вследствие ориентации автора на дописывание, игровое начало, циклизация, высокая степень рефлексии

(сначала идущая от персонажей, а потом ставшая приметой самих текстов), сочетание аналитики и лиризма.

Базой для жанровой модели произведений А. Битова стала лирико-психологическая повесть, деформировавшаяся под воздействием ряда жан-рообразующих факторов: неизменный, типично битовский, главный герой -рефлексирующий созерцатель; внутренне напряженный психологический конфликт, спровоцированный сосредоточенностью персонажа на себе самом, в ущерб «внешнему» действию; основанием такого конфликта является разлад между сознанием этого героя и обстоятельствами его жизни; дискретность - прерывистость повествования, укрупняющая мелкие детали, позволяющая сфокусировать внимание на тончайших психологических нюансах; ассоциативность как композиционная основа текста, имманентная личности автора-героя, который органично связывает все явления «внешнего» мира с прихотливой игрой собственного сознания; автоин-тертекстуалъность - цитирование Битовым самого себя для создания эффекта преемственности и связности всего им написанного.

Итак, созданная писателем уникальная система жанров и описанный нами жанровый инвариант позволяют говорить о концептуально значимом для А. Битова процессе жанростроительства.

Безусловно, эпоха и литературная среда оказали влияние на проблемно-тематический выбор писателя, предложили популярные жанры для творческих экспериментов, но конечный продукт - художественное произведение «гибкой» структуры было подлинно битовским. Свободной перекомпоновкой частей, постоянным дописыванием, казалось бы, законченных текстов А. Битов утверждал независимость собственного творчества от эпохи, среды, литературной моды.

Все новые произведения А. Битова, написанные в придуманной им в 1970-е годы жанровой манере, убеждают в том, что найденные им конструктивные принципы организации повествования продолжают оставаться эффективными.

Основное содержание диссертации отражено в следующих работах:

I. Статьи^ опубликованные в ведущих рецензируемых научных журналах, рекомендованных ВАК РФ:

1) Гурьянова М. А. Феномен «дописывания» в прозе Андрея Битова / М. А. Гурьянова // Известия Уральского государственного университета. Серия 2: Гуманитарные науки. - 2007. - № 53. - С. 60-68, 0,7 п.л.

2) Гурьянова М. А. «Пушкинский дом» А. Г. Битова и «Андеграунд, или Герой нашего времени» В. С. Маканина: к проблеме преемственности в литературе / М. А. Гурьянова // Филология и человек. - 2008. - № 4. -С. 101-109,0,8 п.л.

II. Другие публикации:

3) Гурьянова М. А. Эволюция жанровой формы на примере творчества А. Битова / М. А. Гурьянова // Дергачевские чтения-2004: Русская литература: национальное развитие и региональные особенности. Материалы междунар. науч. конференции. / Сост. А. В. Подчиненов. - Екатеринбург : Изд-во Урал, ун-та, 2006. - С. 205-209.

4) Гурьянова М. А. Проблемы жанровой семантики в раннем творчестве А. Битова / М. А. Гурьянова // Литература в контексте современности: материалы II Междунар. науч. конференции. Челябинск, 25-26 февраля 2005 г.: в 2 ч. - Челябинск : Изд-во ЧГПУ, 2005. Ч. II. - С. 34-38.

5) Гурьянова М. А. Творческая индивидуальность А. Г. Битова в факультативном курсе современной русской прозы / М. А. Гурьянова // Изучение творческой индивидуальности писателя в системе филологического образования. Материалы XI Всерос. науч.-практ. конференции 24-25 марта 2005. / Сост. Н. Л. Лейдерман, В. Ю. Столбова. - Екатеринбург : Уральский гос. пед. ун-т, 2005. - С. 61—65.

6) Гурьянова М. А. «Детские» рассказы недетского писателя А. Г. Битова / М. А. Гурьянова // Мировая словесность для детей и о детях. Материалы XI Всероссийской науч.-практ. конференции 30-31 января 2006 г. - М.: Московский пед. гос.ун-т, 2006. Вып. 11. - С. 167-171.

7) Гурьянова М. А. Особенности становления доминирующей жанровой формы в творчестве А. Г. Битова / М. А. Гурьянова // Общетеоретические и практические проблемы языкознания и лингводидактики: Тезисы Международ, науч.-практ. конф., Екатеринбург, 27-28 апреля 2006 г. - Екатеринбург : ГОУ ВПО Рос. Гос. проф.-пед. ун-т, 2006. -С. 12-14.

Подписано в печать 03.03.2009. Формат 60x84 1/16. Усл. печ. л. 1,25. Тираж 100 экз. Заказ № А92

Отпечатано в ИПЦ «Издательство Уральского университета» 620000, г. Екатеринбург, ул. Тургенева, 4

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Гурьянова, Марина Алексеевна

Введение

Глава 1. Генезис жанра: социальные детерминанты

1.1. Социокультурные условия формирования нового литературного поколения в эпоху «оттепели»

1.2. «Исповедальная» повесть как доминирующий жанр в молодежной прозе конца 1950-х - начала 1960-х годов

Глава 2. Жанровый поиск в прозе А. Г. Битова 1960-х годов

2.1. Жанропорождающая роль ранних рассказов о детстве

2.2. Социально-психологический тип героя как жанрообразующий фактор

2.3. Специфика сюжетосложения в ранней прозе А. Г. Битова

Глава 3. Рождение метажанра и новых жанровых форм в книгах А. Г. Битова 1970-х годов

3.1. Появление романа-пунктира («Образ жизни») '

3.2. Освоение жанра эссе («Семь путешествий»)

3.3. Закрепление формы романа-черновика («Дни человека»)

3.4. «Пушкинский дом» в контексте романной прозы современников 153 Заключение ' 180 Список литературы

Введение диссертации2008 год, автореферат по филологии, Гурьянова, Марина Алексеевна

Творчество Андрея Георгиевича Битова всегда представляло интерес для современников. Начав печататься в 1960 г. (первая публикация в литературном альманахе «Молодой Ленинград»), Битов сразу завоевал популярность у читателей поколения «оттепели», считавших себя «прогрессистами», стал вхож в редакции журналов и газет («Звезда», «Смена», «Литературная газета», «Аврора»), которые, в духе реформенного времени, позиционировали себя как либеральные. Кроме непечатного шестилетия (1980 - 1986 гг.), вызванного публикацией за рубежом-«Пушкинского дома» и выходом в СССР неподцензурного альманаха «Метрополь», рассказы, романы, повести, эссе Битова публиковались и публикуются до сих пор. Благодаря роману «Пушкинский дом» (впервые издан в 1979 г.), Битов считается одним из основателей русского постмодернизма.

Известные критики (И. Роднянская, Н. Иванова, С. Бочаров, А. Генис, Л. Аннинский, М. Берг, В. Бондаренко) посвятили Битову ряд статей, за рубежом1 он также не обойден вниманием (в 2006 г. на русский язык переведена монография американской славистки Э. Чансес «Андрей Битов: Экология вдохновения», написанная в 1993 г.). По поводу одного только «Пушкинского дома» высказались многие ведущие российские литературоведы. Без преувеличения Битова можно назвать одним из любимых писателей отечественной интеллигенции.

Невзирая на почтенный возраст, Битов продолжает писательскую деятельность. Его недавними книгами стали «Пятое измерение» (2002) и «Полуписьменные сочинения» (2006), включившие в себя и художественные произведения, и литературоведческие зарисовки, и эссе на культурологические темы. Он - автор серии особого жанра эссе-интервью в журналах «Октябрь» и «Звезда». Нужно отметить также, что в 1997 г. Битов опубликовал стихотворные сборники «Дерево» и «В четверг после дождя», видимо, в память о начале творческого пути - занятиях в поэтическом кружке при Горном институте под руководством Г. Семенова.

Битов, как и любой талантливый художник слова, оставил заметный след в историко-литературном процессе. Уникальность писателя проявилась в выборе

1 Любопытен в этой связи частный отзыв известнейшего ученого: «. я узнал, что самый уважаемый в Америке современный русский писатель — Андрей Битов: о нем вышла монография (с подзаголовком «Экология вдохновения»!), на огромной конференции славистов через месяц о нем будет особое заседание. А мне-то он всегда казался чем-то вроде сонного Достоевского». [Гаспаров М. JI. "Читать меня подряд никому не интересно.": Письма к Марии-Луизе Ботг (1981 -2004 гг.) / М. Л. Гаспаров // Новое литературное обозрение. - 2006. - № 77. - С. 201]. особенного героя, строе нравственной проблематики, ни с кем не сравнимой узнаваемой форме. Однако не все открытия А. Битова были удостоены равного внимания исследователей.

Для литературоцентричного поколения «шестидесятников» художественное произведение было предлогом публично поговорить о «наболевшем», между тем как с точки зрения историко-литературного процесса первостепенными являются вопросы поэтики, жанрообразования, стилистики. Тем показательнее отзывы современной автору критики, которая, при всей сосредоточенности на проблематике его творчества, обратила внимание на жанровую специфику битовской прозы. Мы обращаемся к раннему периоду творчества прославленного писателя (конец 1950 -середина 1970-х годов) с точки зрения анализа жанровых особенностей его прозы, поскольку диссертационные работы последних лет2, посвященные его произведениям, преимущественно сосредоточены на прозе позднего периода или на романе «Пушкинский дом».

Уже первые критики в рецензиях, появившихся в 1960-е годы на страницах ведущих советских изданий в связи с выходом различных произведений А. Г. Битова, выделили писателя из среды таких же начинающих авторов. Нам кажутся ценными те первые впечатления, которые помогут понять, чем лее поразил современников,мол од ой прозаик.

1964 год богат на рецензии, посвященные первому битовскому сборнику «Большой шар». Так, В. Акимов3 называя его «ученической книгой», в то же время отмечает хорошее владение «острым штрихом, щегольской деталью». Ему нравится, что «молодой литератор» умеет блестяще описывать мир, но Акимов недоволен тем, что «сюжет в повести «Одна страна» почти неощутим», а мир настолько раздроблен, что не получается никакого осмысления происходящего - не событию, а факту уделяет внимание Битов. В угоду «модерности стиля», по мнению критика, автор пренебрегает глубоким смыслом, идейной наполненностью. Иными словами,

2 Например, см.: Воробьева Е. П. Литературная рефлексия в русской постмодернистской прозе (А. Битов, Саша Соколов, В. Пелевин) : автореф. дис. канд. филол. наук / Е. П. Воробьева. - Барнаул, 2004. - 21 е.; Гулиус Н. С. Художественная мистификация как прием текстопорождения в русской прозе 1980-1990-х гг. (А. Битов, М. Харитонов, Ю. Буйда) : дис. . канд. филол. наук / Н. С. Гулиус. - Томск, 2006. - 204 е.; Карпова В. В. Автор в современной русской постмодернистской литературе (на материале романа А. Битова "Пушкинский дом") : автореф. дис. . канд. филол. наук / В. В. Карпова. - Тамбов, 2003. - 25 е.; Смирнова Т. А. Типология и функции цитаты в художественном тексте (На материале романов А. Битова "Пушкинский дом", В. Маканина "Андеграунд, или Герой нашего времени) : дис. . канд. филол. наук / Т. А. Смирнова.-М., 2005.-180 с.

3Акимов В. Освоение времени / В. Акимов // Звезда. - 1964. - № 4. - С. 209-218. ничего, кроме замечательно описанных явлений «эмпирически постигаемого внешнего мира», в прозе Битова пока нет.

А. Турков в статье «Противник притаившегося сна»4 отмечает несомненную привлекательность сборника «Большой шар». Как и предыдущий критик, он пишет о бессобытийности первой повести «Одна страна. Путешествие Бориса Мурашова». С точки зрения Туркова, такую прозу спасает наблюдательность рассказчика, юмор, «комическая соотнесенность детских мечтаний и жизненной прозы», в этой «пародийной и небогатой происшествиями повести» можно увидеть «подлинно философскую глубину». В укор автору ставится лишь нечеткость тех оценок, которые он ставит своим героям. В частности, Битов сначала развенчивает обывательские жизненные ценности, а затем устами одного из героев словно бы заново их утверждает.

Далее, одна за другой появляются отзывы трех критиков, которые, по признанию редакции «Литературной газеты», стихийно сошлись в полемике в связи со сборником «Большой шар». Так, В.Воеводин в рецензии с говорящим названием «Ответственность таланта» пишет о «светлом и поэтичном» даре Битова. Критик обращает внимание на жанр «Одной страны» и определяет его как очерковую повесть. Наряду с умением выражать «сложные душевные состояния» и склонностью к серьезным раздумьям, автору, как считает Воеводин, свойственно «поверхностное отношение к действительности», которое возведено в художественный принцип. При всей замечательности прозы Битова критик пока отказывается признать, что в ней есть место «серьезному литературному эксперименту».

Г. Гулиа спешит возразить5 В. Воеводину и, как это ни странно, определяет жанр «Одной страны» как рассказ, причем более зрелый, чем все другие в «Большом шаре». Гулиа метафорически аргументирует свою точку зрения тем, что в «Одной стране» «содержание отлито в тугую форму», следовательно, это не очерковая повесть, к которой действие подчинено скучной описательности, а настоящее художественное произведение, проникнутое «неиссякаемым оптимизмом и силой рассказчика».

4 Турков А. Противник притаившегося сна / А. Турков // Молодая гвардия. - 1964. -№ 8. - С. 309-312.

5 Гулиа Г. Как же быть с юмором? Вопрос Всеволоду Воеводину / Г. Гулиа // Литературная газета. - 1964. -2 апр.

В. Ермилов6 обрушивается на В. Воеводина и поддерживает Г. Гулиа в том, что «Одна страна» написана в «своеобразном жанре «лирического путешествия». Критик обвиняет оппонента в неправильном подходе к произведению, о котором тот судит «по законам фабульного жанра» (имеется в виду данное В: Воеводиным определение очерковая повесть), тогда как оно основано на художественном вымысле и ничего общего не имеет с документальным очерком.

Интересные замечания по поводу жанрового своеобразия первого сборника А. Битова высказывает на страницах «Комсомольской правды» А. Шерель7. Под маской Бориса Мурашова Шерель видит автора и называет повесть дневником Битова. Критик улавливает связь между повестью и рассказами сборника, по его мнению, они объединены лирической линией «пристального вглядывания в поэзию жизни». Правда, многие рассказы отличает «рыхлая композиция», они «однообразны в созерцательности», это происходит оттого, что Битов пока еще не умеет «выделять серьезные жизненные проблемы». Шерель считает, что новая повесть автора «Такое долгое детство» (М. - Л.: Советский писатель, 1965) тоже пострадала из-за отсутствия* «объективной логики повествования», а характер героя потерял цельность, стал мозаичным.

Рецензия Н. Кладо8 в связи с выходом повести «Такое долгое детство» была не столь благожелательной. Во-первых, недовольство рецензента связано с тем, что вопреки многословию повествователя «и мыслей, и наблюдения, и действия в ней едва хватает на рассказ». Во-вторых, Кладо упрекает Битова в< равнодушии к исследованию характера героя, никаких высоконравственных выводов автор не делает: «описанию мелкой жизни Кирилла отводится львиное место, а прозрению его -воробьиный клочок». Совершенно невнятно, считает критик, описаны товарищи героя, шахтеры, другие жители поселка, - лишенный «мудрости понимания жизни» автор не пожелал воспеть ни нелегкий труд, ни мужественных рабочих.

Л. Иванова9 согласна с Н. Кладо: «большой мир труда и место Кирилла в нем» остались без внимания писателя, которому свойственен «абстрактный психологизм». Мир вокруг главного героя не обрисован, а сам Кирилл, обладающий «незрелым духовным миром», почему-то лишен строгой авторской оценки.

6 Ермилов В. Будем точными / В. Ермилов // Литературная газета. - 1964. - 16 апр.

7 Шерель А. На пороге открытий / А. Шерель // Комсомольская правда. - 1965. - 17 марта.

8 Кладо Н. Особое состояние героя / Н. Кладо // Литературная Россия. - 1965. - 5 февр.

9 Иванова Л. Расставание с детством / Л. Иванова // Москва. - 1965. -№ 8. - С. 200-202.

Два вышеприведенных мнения побудили к выступлению в журнале «Смена» Г. Митина10. В отличие от Ивановой и Кладо, он восторженно пишет о несомненно выдающемся произведении А. Битова. Хотя главный герой повести «Такое долгое детство» совершенно негероичен и «может вызвать досаду и разочарование у читателя», он все же интересен «философией прощания с детством».

По мненшо Митина, каждая новая книга Битова готовит новое откровение для советского молодого читателя. Писатель в равной мере философичен и поэтичен, а то удовольствие, с каким он меняет литературные маски, говорит о плодотворном поиске Битовым «собственного синтеза многообразия жизни».

На реплике Митина дискуссия не закончилась: Н. Кладо, уязвленный тем, что его практически назвали ретроградом, который глух к прозе молодых, в язвительно озаглавленной статье «Пятьсот строк умиления»11 попытался парировать все обвинения в свой адрес. Поскольку статья Митина, действительно, была очень эмоциональна, более опытный критик вышел победителем.

Эта полемика показывает, что герой, заинтересовавший молодого писателя, оказался в духе нового времени, но не укладывался в традиционные формы рассказа или повести (отсюда, в частности, обвинения в композиционной «рыхлости»), поскольку он был созерцателем, а не активным деятелем. Собственно, именно этот новый герой и авторское отношение к нему стали отличительными чертами битов-ской прозы уже на раннем этапе. Герой Битова показался критикам «нецельным», «мелким», «негероичным» и, следовательно, получил преимущественно негативную оценку - герой, но не автор.

Более академичная дискуссия в «Литературной газете» (1968, № 16) была приурочена к выходу сборника «Дачная местность» (М.: Советская Россия, 1968). Л. Аннинский (статья «Сложность мироощущения.») называет Битова безумцем за ту «невероятную смелость», с которой писатель выводит на страницах своих повестей собственных двойников и вершит над ними «нравственный самосуд, доходящий до откровенности, не принятой в практически мыслящем обществе». Битов не делит своих героев на «плохих и хороших», поскольку занят оправданием человека «через внутренний анализ души». Аннинский отмечает неисчерпаемость, открытость для нравственных изменений героев Битова.

10 Митин Г. Прощание с детством / Г. Митин // Смена. - 1965. -№ 12. - С. 18-20.

11 Кладо Н. Пятьсот строк умиления / Н. Кладо//Литературная Россия. - 1965.-20 авг.-С. 15.

А. Ланщиков (статья «.Или только мир ощущений?»), как и большинство советских критиков, отказывается признать, что непривлекательные герои Битова — двойники писателя. Специально для них критик придумывает оксюморон «типические исключения нашего времени». Продолжая мысль Аннинского об «исповедальном» герое, который в прозе Битова «утерял победоносность аксеновских любителей джаза и спорта» и приобрел осознание собственной неполноценности, Ланщиков пишет о том, что именно Битов сказал об этом типаже многое.

Более подробно о роли А. Битова в «литературном производстве» «испове

10 дальной» прозы А. Ланщиков пишет год спустя в объемной журнальной статье . По его мнению, на примере четырех повестей сборника «Дачная местность» видна эволюция автора, который очень быстро прошел путь от апологета «исповедальной» прозы до ее отрицателя. Ланщиков отмечает, что книга составлена будто бы специально для удобства критиков: «слишком уж отчетливо прослеживается в ней эта эволюция». В первой повести «Одна страна» автор щедро демонстрирует все приемы «исповедальной» прозы: «самоирония и ирония, острословие, композиционная, а точнее, полиграфическая изощренность» - все это, считает Ланщиков, дань литературной моде.

Во второй повести сборника «Путешествие к другу детства» видны те же модные заимствования, но появляются «тонкий психологический рисунок, точная деталь», то есть, как отмечает критик, стремление к эффектности вытесняется мастерством писателя. И наконец, повести «Сад» и «Жизнь в ветреную погоду» Ланщиков считает успешным и окончательным отходом от эстетики «исповедальной» прозы. Эволюция стала возможна благодаря быстро найденному «определенному общественному типу», социально и психологически обусловленному.

Итак, можно заключить, что вхождение молодого прозаика в литературу не прошло незамеченным: одаренный писатель, работающий в рамках актуального направления «исповедальной» прозы, привлек внимание ведущих советских критиков. Кроме того, что они остались недовольны инфантильностью и безответственностью главных персонажей, отсутствием жесткого осуждения со стороны автора, увлечением «модерностью» и острословием в ущерб злободневной проблематике и глубокому содержанию, в целом, проза Битова им понравилась.

12 Ланщиков А. От литературных фикций к литературе действительности / А. Ланщиков // Москва. — 1969. — № 3. - С. 206-216.

О Битове - жанровом новаторе - критика 1960-х годов говорит невнятно, это и неудивительно: терминологический аппарат, пригодный для описания таких художественных экспериментов, еще не был разработан. Тем не менее некоторые рецензенты обратились к форме сборников Битова. Они обнаружили существование внутренних связей между произведениями сборников или, например, отметив несоответствие между жанровым содержанием и авторским определением первой повести Битова «Одна страна. Путешествие Бориса Мурашова», задумались над тем, что же это — повесть, документальный очерк или рассказ? Все же серьезной проблемой, требующей решения для критиков это не стало.

Потребность в осознании места и роли А. Битова в литературном процессе 1960 - 1970-х годов пришла несколько лет, а то и десятилетий спустя. Не случайно, серьезное исследование битовских произведений начинается со второй половины 1970-х: стала видна эволюция писателя, его тексты стали сложнее, он завоевал мировую известность. Ниже мы приводим обзор статей и отзывов литературоведов и критиков о Битове, которые ценны для нас верными замечаниями, точно найденными, хотя и несколько метафорическими терминами, серьезным аналитическим подходом.

И. Роднянская определила, как принято сейчас говорить, базовые концепты творчества А. Г. Битова в статье «Образ и роль» (1976). В начале 1960-х молодые прозаики «склонялись к лирической и сатирической фантастике, к интеллектуально-шутейной конструкции, к пильняковскому монтажу и зощенковской сказовой игре стилем»13. Они старались угнаться за мгновенно меняющейся жизнью, запечатлеть «первоначальную экзотику жизненных сдвигов» - сделать «моментальный слепок своего времени». Битов, по мнению Роднянской, в этой ситуации «оказался в любопытном положении партизана и одиночки. Правда, поначалу он, подобно застрельщикам городской «молодежной повести» 60-х годов, разделил мир на «непривычный» (где за чертой ленинградского дома герою предстоит . хлебнуть настоящей жизни) и «привычный» - где, не спросясь твоего согласия, тебя вырастили, воспитали . где ты впервые изведал отличие добра от зла, еще не понимая, что именно здесь, а не за горами-долами, тебя испытывают настоящей жизнью»14. Говоря о «непривычном» мире, А. Битов продемонстрировал «того же рода ум, жи

13 Роднянская И. Б. Художник в поисках истины / И. Б. Роднянская. - М.: Современник, 1989. - С. 69.

14 Роднянская И. Б. Указ. соч. С. 70. вость, фарсовый юмор, черпаемый в умении наблюдать и «подавать себя». Зато в мир «привычный» писатель «стал вникать по-своему — на молекулярном уровне житейского общения, избегая и броской условности, и дотошной живописности . он тревожно и чутко распознает подспудные сдвиги, колебания и отклонения, свойственные описываемому времени».

Проблемой поколения, как ее обозначил Битов, стало чувство «расколотости существования», а неосознанным желанием (как следствие) - восстановить цельность. Ею, впрочем, не обладает и сам автор романа-пунктира «Улетающий Монахов» (тогда он имел другое название «Роль»), «который . писался-то с дневниковой поэтапностью»15. «Существенным творческим фактом» в прозе Битова Роднян-ская называет «раздвоение на эссеиста, пишущего от первого лица, и сюжетного повествователя, передоверяющего впечатления третьему лицу, авторскому герою»16. В'более поздней статье «Post scriptum: этюд о начале» (1982) И. Роднянская отмечает еще одну характерную примету, касающуюся жанровых особенностей битовской прозы: Битов «из года в год пишет один и тот же «роман воспитания»,

17 герой которого теневое alter ego автора» . Более того, критик отмечает, что Битову свойственно делать «дубли»: один и тот же сюжетный эпизод он представляет дважды. Рассказ «Дверь» и повесть «Сад» являются такими двойниками.

В предисловии к сборнику «Обоснованная ревность», куда вошли произведения разных лет, Роднянская приходит к выводу, что «Битов всю писательскую жизнь . исторгал из себя единый метатекст, открытый разнообразным способам членения. . такая комбинаторика потому именно возможна и убедительна, что каждая вещь писателя сращена множеством жилок с большим текстовым телом. Каждая выборка - новый литературный организм под новым смысловым акцентом»18. Она же в рецензии на трилогию «Оглашенные», куда вошли старые тексты «Птицы, или Новые сведения о человеке» и «Человек в пейзаже», замечает, что «блики, которые новый текст бросает на два предыдущих, не столь уж густые, чтобы сразу, на слово, поверить Битову, что он реализовал некий . метасюжет. И то сказать, разве не в его лукавых правилах и прежде было подвешивать к давней

15 Там же. С. 79.

16 Там же. С. 77.

17 Там же. С. 89.

18 Роднянская И. Б. Новые сведения о человеке / И. Б. Роднянская // Битов А. Г. Обоснованная ревность. - М. : Панорама, 2000. - С. 6. удавшейся вещице гирлянду новых? «Дверь» и «Сад» продлить в роман-пунктир о Монахове вплоть до полного истощения затюканного героя»19. Критик отчасти признает справедливость упреков автору в некоторой искусственности приема, однако «на поверку все же оказывается, что прав проделавший свое странствие писатель, а не подстерегающий его в конечном пункте читатель», так как подобное объединение оправдано смысловым наполнением, которое получила трилогия, сформированная из нового и старых произведений.

Родянская указывает на рождение в творческой лаборатории Битова жанра романа-странствия как «гибрида просто «путешествия» и просто «романа». Во внутреннем пространстве авторского сознания разместилось реальное путевое пространство (Куршская коса, средняя Россия, Абхазия, Грузия, Подмосковье .) и параллельное, романное — вернее, двух романов, которые пишутся у нас на глазах и изображенным в них временем вторгаются в календарное время, протекающее по ходу писания»20.

Б. Аверин, как и Роднянская, пишет о том, что Битов в трилогии «Оглашенные»21 «приходит к созданию новой формы», благодаря которой происходит интересное содержательное открытие: «. герой описывает автора, автор героя, и оба отражаются в сознании других персонажей. А получается, что описан я и мои современники»22.

В статье «Странный странник» (1985-1999) Л. Аннинский, ровесник Битова и исследователь своей эпохи, отмечает сформировавшийся за сорок лет стиль Битова как «мучительное самоуглубление, медленный, западающий в себя взгляд», как технику письма, «доведенную до зазеркального оборачивания» . Аннинский отмечает то же, что позже скажет и В. Н. Топоров24 о смысловой наполненности битовского жанра путешествия: автор-герой «больше путешествует по своей душе, чем по параллелям и меридианам»25. Битова отличает «пристальная пунктуаль

19 Роднянская И. Б. Преодоление опыта, или Двадцать лет странствий / И. Б. Роднянская // Новый мир. -1994.-№8.-С. 223.

20 Там же. С. 225.

21 В' трилогию «Оглашенные» вошли три повести: «Птицы, или Оглашение человека» (Старое название «Птицы, или Новые сведения о человеке»), «Человек в пейзаже», Ожидание обезьян».

22 Аверин Б. В. История моего современника А. Г. Битова / Б. В. Аверин // Звезда. - 1996. —№ 1. — С. 195.

23 Аннинский Л. А. Странный странник / Л. А. Аннинский // Битов А. Г. Книга путешествий по империи. -М., 2000.-С. 699.

24Топоров В. Н. Аптекарский остров как городское урочище / В. Н. Топоров // Ноосфера и художественное творчество : сб. науч. трудов. - М.: Наука, 1991. - С. 236.

25 Аннинский. Л. А. Указ. соч. С. 700. ность мысли; жажда общего ответа на все . и, наконец, главное: попытка объяснить все - из человека, изнутри человека, из его природы, из его полноты или пустоты»26.

Критик не перестает удивляться быстроте и точности, с которой писатель в начале 1960-х гг. нашел свою тему: «просвет между именем (словом, названием, знаком) и тем, что за этим именем стоит в реальности» — трагическое несовпадение культуры и жизни, литературы и действительности.

Дробление реальности на черты, на точечные впечатления, тогда это было «похоже на стандарт тогдашней «молодой прозы», опьяненно, по горизонтали, осваивавшей реальность. И - не то. «Молодая проза» была безгранично уверена в изначальной полноте, стройности и неопровержимой разумности мироздания; мир для нее был ясен - оставалось только закрасить белые пятна». В мире Битова опоры не было, вместо нее была «бездна в основе»: «Лента впечатлений, пробегающая перед взором героя, как бы знает про себя, что она - не реальность, а псевдоним реальности» . В поисках опор бытия» человек, точнее герой Битова, странствует с места на место по просторам Советской Империи, осваивая свой жанр, - путешествие «Уроки Армении» традиционно признается одной из лучших книг писателя, созданных в рамках данной содержательной формы. Более того, по мнению Аннинского, постепенно «некоторые «путевые эпизоды», закрепленные битовской рукой, становятся своеобразной классикой жанра»29.

Битов находит цельность в гармоничной армянской культуре («Уроки Армении»), в мысли экологической (эссе «Птицы» Аннинский называет вторым шедевром Битова), в других своих произведениях переживая «драму безбытия, прикрытого бытием как фасадом и репетицией. И это - сюжет всей прозы Битова, не только его «путешествий». Таковы и его романы, распадающиеся на фрагменты и пунк

OA тиры, на эпизоды, как бы плавающие в невесомости» .

Н.Иванова в статье «Судьба и роль» (1988) подводит итоги литературной деятельности писателя, так как предыдущий год - 1987 - она называет «годом Битова»: вышел «Пушкинский дом», «Человек в пейзаже», эссе о Достоевском - в

26 Там же. С. 700-701.

27 Там же. С. 701.

28 Там же. С. 703.

29 Там же. С. 700.

30 Аннинский. JI. А. Указ. соч. С. 708-709. общем, он, как «свадебный генерал», «вошел в моду»31. Как и Роднянская, Иванова отмечает литературное одиночество Битова: ни «сорокалетние», ни «шестидесятники» не стали ему своими. Он начал на волне «оттепельного» либерализма. Он поразил не только свободным обращением с сюжетом, не только остротой восприятия другого мира, но аналитическим подходом к общественно значимой проблематике. Его «герой-автор (или «автогерой») — не герой даже, а инструмент» .

Битов, по мнению Ивановой, является «как бы частью чего-то мощного, чему не выпала судьба состояться полностью, реализовать свой генетический код» , поэтому и герой дан у него дискретно (имеется в виду роман-пунктир «Улетающий Монахов»), поэтому и «крупные произведения Битова подстерегала та же роковая судьба: по частям, по пунктиру читатель должен восстановить в сознании задуманное целое»34. То есть жанр, как считает критик, в каком-то смысле был рожден самой эпохой.

Иванова перечисляет те «маски», которые надевал на себя Битов: романист, эссеист, эколог, литературовед, критик, поэт. Она называет жанр путешествия успешно найденным «личным» жанром Битова, который он сумел наполнить уникальным смыслом. Битов решил не только избавиться от беллетристического сюжета и насытить текст острым восприятием другой культуры, но и показать работу мысли. В итоге получилась не лирика, а скорее аналитическое письмо, поэтому автор и вышел к дискретному способу описания героя, поэтому и возник жанр романа-пунктира.

В статье 1994 г. Иванова характеризует Битова как писателя-одиночку, «выламывающегося из рамок - поколенческих ., направленческих, жанрообразую

•3 с щих» . Она называет поэтику Битова «гроздеобразной», а принцип создания новой трилогии «Оглашенные» - «договариванием» себя предыдущего.

С. Бочаров написал рецензию на «Первую книгу автора», куда А. Битов, выступив в роли исследователя собственного творчества, включил самые ранние свои произведения. Он, по словам критика, стал «организатором, и конструктором образа собственного пути, - но таков уж авторский крест самоосознанности и само

3\Иванова Н. Б. Судьба и роль / Н. Б. Иванова // Дружба народов. - 1988. -№ 3. - С. 255.

32 Там же. С. 245.

33 Там же. С. 247.

34 Там же. С. 247.

35 Иванова Н. Б. Взбаламученное море / Н. Б. Иванова // Дружба народов. - 1994. - № 5. - С. 182. оформленности.»36, поскольку «Битов - великий комбинатор собственных текстов: без конца их перетасовывает и перепланирует в составе своего собрания сочинений, в том числе и переименовывает, освежая их и строя новые ансамбли»37. Отмечает Бочаров и то, что замечали и прочие критики, — жанровую раздвоенность писателя: склонность одновременно к эссеистике и сюжетной прозе, что в итоге привело к симбиозу жанров в битовском творчестве.

М. Берг классифицирует прозу А. Г. Битова как «бестенденциозную»: она многое заимствует у модернистов, в ней используется прием потока сознания, проводятся эксперименты с языком; она тяготеет к театру абсурда, к игровым моделям.

Исследователь отмечает важность для Битова целостного образа писателя-мыслителя. Битов предпочитает «псевдоочерковую форму аналитических заметок о проделанных путешествиях, и даже в тех случаях, когда жанр его произведения обозначается как роман или рассказ, за главным героем легко угадывается автор-интеллектуал». Различные беллетристические ходы (сюжет, диалог, вымысел) интерпретируются Битовым в виде условности, которую надо преодолеть. Поскольку дискурс Битова - бесконечный монолог рефлектирующего автора, то он без труда занимается компоновкой своих старых и новых произведений. Свидетельством тому является публикация романа «Пушкинский дом» в виде самодостаточных эссе, статей, заметок. Подобное было бы невозможно, обладай роман неразрывным сюжетным единством: «Деление на рассказ, статью, очерк, роман для Битова весьма относительно - все им написанное вполне представимо в виде целостного и непротиворечивого текста» .

Сравнивая Вик. Ерофеева и А. Битова, Берг отмечает аномальность творчества первого и называет художественную позицию второго автора воплощенной нормой. «Осмысленная, продуктивная, здоровая «норма», отвоеванная у безумного мира и хаоса (в большей степени - советского, в меньшей - перестроечного, так как оппозиция норма - хаос, норма - безумие и являлась одной из ставок в борьбе «шестидесятников» против предпочтений институций официальной литерату

36 Бочаров С. На Аптекарский остров . / С. Бочаров // Новый мир. - 1996. -№ 12. - С. 210.

37 Там же. С. 211.

38 Берг М. Лнтературократия. Проблема присвоения и перераспределения власти в литературе / М. Берг. -М.: Новое литературное обозрение, 2000. - С. 141. ры)» . Проза Битова обладает основной приметой классических текстов: многовариантностью трактовок: «битовский текст, перманентно прочитывается в стилистике наиболее авторитетных интерпретаций: в 1960-е и 1970-е - как текст реалистический, в конце 1970-х и в 1980-е — как антисоветский, в 1990-е - как постмодернистский»40.

А. Генис, в статье 1997 г. подводя итог развития современной прозы, называет Битова в числе авторов, выдержавших проверку смутным постперестроечным временем. Генис отмечает независимый характер писателя, который и ранее успешно справлялся с неблагоприятными обстоятельствами: «Битов советскую литературу не пережил, а аккуратно обошел по периметру, причем с внешней стороны»41. После знакомства западных читателей с «Пушкинским домом» Битов получил прозвище «славянского Пруста» и удачно вписался в мировой контекст: «выворачиваясь из-под ига власти, он угодил в новейшую мировую литературу, занятую теми же темными отношениями искусственного с естественным»42.

Видимо памятуя о той раздвоенности, которая присутствовала в ранних произведениях Битова, Генис говорит о противоположном качестве его новой прозы, метафорически описывая умение автора выдавать единый, метатекст: «Органика с хранящейся в ней тайной всего живого, - вот ключ к воодушевленной пафосом цельности культуре XXI века, а именно ее проблемами и занят сегодня Андрей Битов. В поисках экологической цельности Битов придает самой своей литературе органический характер. Его текст, как куст кораллов: из каждой повествовательной веточки рождается новое ответвление. Свидетельство его жизнеспособности - способность к росту, а значит, принципиальная незавершенность»43.

Склонность А. Битова комбинировать свои тексты в составе разных сборников была замечена еще в 1970-е годы. Первоначально редакторы воспринимали это резко негативно. Битов приводит в комментариях к своему собранию сочинений внутреннюю рецензию на третью главу будущего романа-пунктира «Улетающий Монахов» - «Образ» (другое название «Третий рассказ»): «Горькое недоумение осталось . от этого рассказа писателя . Неужели Битов стал перепевать самого се

Берг М. Литературократия. Проблема присвоения и перераспределения власти в литературе / М. Берг. -М.: Новое литературное обозрение, 2000. - С. 145.

40 Там же. С. 147-148.

41 Генис А. Обживая хаос. Русская литература в конце XX в. / А. Генис // Континент. -1997. -№ 4. - С. 282.

42 Там же. С. 282.

43 Там же. С. 295. бя?! Тут нет открытия психологической глубины, а есть повторность и топтание на одном месте.»44. Теперь восприятие изменилось. То, что раньше считали повтором и перепевами самого себя, получило в критике иную оценку. И дело не в том, что Битов, как язвительно замечает В. Бондаренко, «стал большим литературным начальником»45, и поэтому отношение к нему изменилось с критического до чрезвычайно почтительного, а в том, что по прошествии лет прием наконец был оценен.

Например, А. Немзер в известной статье «Замечательное десятилетие», подводя итоги развития литературы 1990-х гг., упоминает А. Битова (в одном ряду с Ф. Искандером, В. Войновичем, В. Аксеновым, В. Беловым и М. Харитоновым) и искренне огорчается, что «самоповтор становится главным приемом» у этих признанных мастеров. По мнению А. Немзера, Битов занимается формированием заключительных томов .«своего Академического собрания сочинений», то, что он издает, это «черновики, дневники, письма, текстологические варианты», а не новые книги. А. Немзер далек от осуждения, он допускает, что «там, где один читатель видит томительное повторение пройденного, другому открывается манящая новизна»46. И в конце концов, перечисленным авторам «есть что воспроизводить».

М. П. Абашева не согласна с вышеприведенным мнением и предлагает воспринимать произведения Битова последних лет (в основном имеется в виду «Неизбежность ненаписанного») не как последние тома к собранию сочинений мэтра отечественной словесности, а как тексты, органически связанные с прошлыми и представляющие новый виток творчества. Продиктованы эти книги, включающие в себя разножанровые отрывки из новых и старых произведений, «особой индивидуальной философией письма»47. Абашева называет эту новую стилевую манеру «философией черновика». По ее мнению, черновик становится порождающей структурой, которая указывает на принципиально важную для автора погруженность его текстов в жизнь, и восприятие человека как постоянно «неготового», а произведение — как «незавершенного». С этой точки зрения издание романа «Пуш

44 Битов А. Г. Собрание сочинений : в 3 т. Т. 1 / А. Г. Битов. - М.: Молодая гвардия, 1991. - С. 570.

45 Бондаренко В. Дети 1937 года / В. Бондаренко. - М.: Информпечать, 2001. - С. 55.

46 Немзер А. С. Замечательное десятилетие русской литературы / А. С. Немзер. - М. Захаров, 2003. - С. 246.

47 Абашева М. П. Литература в поисках лица (русская проза в конце XX века: становление авторской идентичности) / М. П. Абашева. - Пермь : Изд-во Пермского ун-та, 2001. - С. 117. кинский дом» по частям было не данью цензуре, а единственно удобной для автора формой работы с текстом.

Э. Чансес в монографии «Андрей Битов: Экология вдохновения» (1993) постаралась проследить за всеми этапами творческого пути А. Г. Битова. Она повторяет наблюдения советских и русских литературоведов, добавляя важное для нее понятие «экологический»: «. все, что пишет Битов, - это части одного взаимосвязанного экологического целого»48. Э Чансес замечает, что авторская концепция воплотилась сначала в круговом, а позже в спиралевидном способе построения как отдельных произведений, так и целых сборников. Битов внес в литературу «нечто новое. Он начал писать отрывки / рассказы / очерки, которые (1) в одном контексте представляют собой независимое, самодостаточное целое, но (2) в другом контексте становятся частью нового, более обширного произведения»49. Приводя высказывания зарубежных литературоведов относительно жанровой принадлежности -повести «Колесо», она указывает на следующие определения: образец документальной прозы, кинематографический очерк, художественный коллаж50, а «Жизнь в ветреную погоду» и «Записки из-за угла» классифицирует как бессюжетную про-ЗУ5'.

Таким образом, можно заключить, что жанровые искания Битова не остались незамеченными критиками и литературоведами. Некоторые особенности его творческой манеры они уловили. Во-первых, было замечено стремление автора давать собственные определения для жанров: роман-пунктир, роман-странствие, дубль -что послужило указанием на важность жанровых исканий для Битова. Во-вторых, они отметили, что Битов, творя лирико-психологическую прозу, стремится к аналитизму, то есть в беллетризованное повествование вторгаются элементы эссе. В-третьих, по их мнению, писатель склонен возвращаться к уже написанным текстам и делать из них циклизованные произведения. Но, очевидно, подобные наблюдения (если речь идет о критиках) высказывались преимущественно в метафорической форме: этого требовал сам жанр журнальной рецензии или газетной статьи, адресованной далекому от литературоведческих вопросов читателю-современнику; или

48 Чансес Э. Андрей Битов: Экология вдохновения / Э. Чансес. - СПб.: Академический проект, 2006. - С. 7.

49 Там же. С. 22.

50 Там же. С. 109.

51 Там же. С. 90. когда речь идет о литературоведах), отстаивая собственные концепции, исследователи не занимались жанровым анализом битовской прозы, особенно ранней.

Поскольку с момента иных очень ценных наблюдений и прозрений прошло немало лет и многое изменилось: критики пересмотрели свои взгляды, суждения о временах «оттепели» и «застоя» существенно поменялись, об истоках творчества А. Битова стало известно гораздо больше из его полумемуарной прозы, то, по нашему мнению, назрела необходимость новой оценки ранних произведений писателя, чем обусловлена актуальность настоящей работы.

Другим итогом этого краткого обзора стало определение в качестве ведущего для данного исследования понятия жанр.

Новизна нашей работы будет заключаться в попытке системного подхода к проблеме формирования жанровой системы в творчестве А. Г. Битова: мы описываем механизм формирования и смены жанра в зависимости от личности автора, сознательно экспериментирующего с литературными формами.

Остановимся на термине жанр подробнее и осветим некоторые существующие в науке точки зрения на него. На основании того, как в современном литературоведении решается вопрос о природе жанра, можно выделить несколько подходов.

Л. В. Чернец стала, на наш взгляд, первым ученым, которому удалось типо-логизировать существующие в литературоведении подходы к проблеме жанрового анализа. Обращаясь к проблемам жанровой типологии и поэтики, она исследовала работы советских и западных литературоведов. Л. В. Чернец выделяет социально-исторический, формалистский, биологический, интуитивистский, психологический и некоторые другие подходы. Из перечисленных подходов Л. В. Чернец считает наиболее продуктивным социально-исторический, сформировавшийся еще в работах Гегеля. В его интерпретации история жанров связана с историей развития личности. Условия формирования и смену жанров предопределяет общее состояние мира, а то или. иное жанровое содержание обуславливается достижением определенной стадии в отношениях личности и общества.

Иными словами, пытаясь выяснить, что такое жанр, можно столкнуться с несколькими оппозициями. Во-первых, конструктивный и коммуникативный аспекты.

Коммуникативный аспект нашел отражение в работах М. М. Бахтина. Ученый пишет о жанре как знаке литературной традиции, который способствует наилучшему коммуницированию между автором и читателем.

Западные литературоведы, опираясь на исследования М. М. Бахтина, склонны давать максимально общее определение жанра. По мнению Р. Уэллека и О. Уоррена, «жанром можно условно считать группу литературных произведений, в которых теоретически выявляется общая «внешняя» (размер, структура) и «внутренняя» (настроение, отношение, замысел -тема и аудитория) форма». Вследствие возникновения еще в XVIII в., по разным причинам, многообразия жанров ученые говорят о двух, прямо противоположных слагаемых успеха литературного произведения: чувство новизны и узнавание знакомого. Это наблюдение позволяет им сформулировать новое определение жанра: сумма эстетических приемов, доступных автору и известных читателю. Другой американский исследователь присоединяется к ним в столь узкой дефиниции: «литературный жанр - форма, отличная от других форм, чей материал организован так, чтобы в типологическом отношении; удовлетворять ожиданиям читателей»52. Современный исследователь А. Компаньон также определяет жанр как «модель рецепции»53. Жанр понимается им как некая конструкция, которая создается каждым писателем заново,' поэтому описывать жанры смысла нет. Жанр - форма, в которую облечено авторское послание читателю.

Поскольку жанр архетипичен, то он поддается классифицированию и может быть создана его модель, что и продемонстрировал Н. JI. Лейдерман.

Итак, модель жанра, согласно концепции Н. Л. Лейдермана, состоит из трех элементов. Во-первых, каждый жанр обладает определенным жанровым содержанием, которое включает в себя тематику, проблематику, экстенсивность или интенсивность воспроизведения изображаемого мира и эстетический пафос. Во-вторых, собственно для воплощения жанрового содержания необходима жанровая форма, ее элементами являются: субъектная и пространственно-временная организации текста, ассоциативный фон произведения, интонационно-речевая организация. В-третьих, перечисленные жанровые носители одновременно выступают «системой

52. Тодд III У. М. Дружеское письмо как литературный жанр в пушкинскую эпоху / У. М. Тоддд III. - СПб.: Академический проект, 1994. - С. 82 - 83.

53 Компаньон А. Демон теории / А. Компаньон. - М.: Издательство им. Сабашниковых, 2001. - С. 185. условностей, мотивирующей читательское восприятие», иначе они называются жанровыми мотивировками. Таким образом можно говорить соответственно о планах содержания, структуры и восприятия, которые помогают описать жанр вообще. Опираясь на эту схему, можно описать и жанровую форму конкретного произведения.

Конструктивисты» под жанром понимают некий тип мир о с оз и дания, в котором взаимоотношения человека и действительности выдвигаются в центр художественной Вселенной и могут быть эстетически постигнуты, и оценены в свете всеобщего закона жизни54. Жанр заложен в человеческом сознании как форма постижения сложных связей, существующих в мире.

Согласно типологическому определению А. С. Субботина: «жанр - это обобщенное представление о более или менее обширной группе однотипных, т. е. близких по пафосу, композиции и стилю, произведений»55.

Следующая оппозиция - диахронический и синхронический аспекты жанровой природы. «Диахронисты», к числу которых относятся О. М. Фрейденберг56, сч ей

Д.С.Лихачев , А. Н. Весел овский- (Л. В. Чернец назвала их подход генетическим) утверждали, что-литературные жанры возникли из жизненных форм как отклик формирующегося художественного сознания на сложившуюся в обыденном сознании картину мира. Жанры («категория историческая»59), по мнению этой ¡группы ученых, рождаются для удовлетворения нужд общества, затем «известные литературные формы падают, когда возникают другие, чтобы иногда снова уступить место прежним»60. Следовательно, жанры представляют собой застывшие конструкции, не подверженные изменениям, но сменяющие друг друга.

Условно называемые нами «синхронисты» (в эту группу попали представители русской школы формализма), напротив, отстаивают понимание жанра как динамической структуры, которая может эволюционировать. В соответствии с классификацией Л. В. Чернец такой подход к природе жанра назван функциональным.

54Лейдерман Н. Л. Движение времени и законы жанра / Н. Л. Лейдерман. - Свердловск : Средне-Уральское книжное изд-во, 1982. - С. 22.

•Субботин А. С. Маяковский сквозь призму жанра / А. С. Субботин. - М. : Советский писатель, 1986. - С. 18.

56 Фрейденберг О. М. Поэтика сюжета и жанра / О. М. Фрейденберг. - М.: Лабиринт, 1997. - 448 с.

57 Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы. - Л.: Худож. лит., 1971.-372 с.

58 Веселовский А. Н. Историческая поэтика / А. Н. Веселовский. - М.: Высшая школа, 1989. -406 с.

59 Лихачев Д. С. Указ. соч. С. 42.

60 Веселовский А. Н. Указ. соч. С. 54.

Итак, по мнению формалистов, каждый жанр имеет свои возможности и обязанности. Как пишет Ю. Тынянов: «Жанр - чисто формальный конструктивный фактор произведения; реализация, сгущение всех бродящих, брезжащих сил слова»61. По его убеждению, возникая, жанровая форма предельно современна, так как рождается только для оформления данного материала, затем появляются «инерционные моменты» вследствие того, что жанр живет собственной жизнью и в итоге становится «эстетическим стандартом» , но лишь для того, чтобы в будущем перетерпеть дальнейшие изменения в произведениях писателей-новаторов.

Конструктивистам» жанр важен как своего рода схема, помогающая писателю моделировать художественную реальность, «коммуникативистам» - в качестве конвенции, помогающей читателю проникнуть в художественный мир автора; для «диахронистов» жанр - слепок, с действительности, вместе с нею же устаревающий, «синхронисты» понимают жанр как форму, обладающую набором постоянных и непостоянных признаков.

В нашем'исследовании, под жанром понимается-относительно устойчивый системный набор конструктивных элементов, который позволяет трансформировать авторское сознание в понятные читателю параметры- (носители жанра), при-этом сам набор подвержен изменениям.

Таким образом, в практической части данной работы мы, условно разделив начальный этап творчества А. Г. Битова на два периода: конец 1950-х - 1960-е гг. и 1970-е гг., анализируем его произведения, опираясь на выделенные Н. Л. Лейдерманом основные элементы жанровой формы, поскольку нас интересует конструктивный аспект жанра. Но для того, чтобы сделать вывод о жанровом своеобразии битовских произведений, необходимо найти частные жанрообразую-щие факторы, истоки которых следует искать в личности писателя, находящегося под влиянием ближайшего окружения, социальной среды, наконец, эпохи.

Этот аспект нашей работы требует привлечения теории С. С. Аверинцева о содержательной изменчивости, которой подвержена жанровая форма. В монографии- «Плутарх и античная, биография» ученый продемонстрировал, каким образом жанровая форма, деформируясь под воздействием непривычного для. себя, содержания, становится выразителем нужных автору-новатору смыслов.

61 Тынянов Ю. Н. Архаисты и новаторы / Ю. Н. Тынянов. - Л.: Прибой, 1929. - С. 574.

62 Там же. С. 574.

Аверинцев обращается к мировоззренческим установкам Плутарха, для того чтобы проследить за процессом рождения жанра классической античной биографии. Выясняется, что Плутарх действительно стоял у истоков античного жизнеописания, хотя биографии существовали и до него, то есть Плутарх отталкивался от сложившегося жанрового канона.

При этом выделяются гипомнематический и риторический типы биографий. Первый представлял собой информационную справку с рубрицированной структурой, максимально точно и подробно представляющей все известные факты, легенды, анекдоты из жизни знаменитого человека. Второй тип предполагал авторскую оценку героя, эмоциональное и интонационное («монотония») единство произведения, риторическую однородность слога. Плутарху оставалось выбрать из двух типов, но он предпочел создать третий, поскольку ко времени работы над «Параллельными жизнеописаниями» вполне сложился как философ-моралист, пишущий в русле популярно-философской литературы. Его любимыми жанрами были диатриба и сократический диалог, отличающиеся непосредственной манерой обращения, живостью интонации, свободным движением мысли.

Помимо приверженности к определенным литературным формам на складывающийся жанр биографии повлияла четкая социальная позиция Плутарха. Будучи греческим полисным патриотом, он ратовал за гражданственность и «доверие к

ГО традиционной практике жизни» , что преобразовалось в страсть к морализаторству. Его интересовали не события жизни какого-либо государственного деятеля, а вопросы морали и нравственности. В биографической форме Плутарх обнаружил возможности, отвечающие его мировоззренческим принципам и творческим целям.

Плутарх адресовал новую книгу, как и предыдущие, своим прежним читателям, отсюда вытекают особенности жанра: на композиционном уровне - «свобод

64 ные ассоциативные переходы от темы к теме» , теплая дружеская интонация, отсутствие прямого осуждения или восхваления объекта описания. Так, моралистико-психологический этюд лег в основу той жанровой формы, которая встала в один ряд с уже существовавшими двумя типами жизнеописаний, а затем успешно их вытеснила. Иными словами, жанр в исследовании С. С. Аверинцева предстает как относительно гибкая форма, способная при помощи определенного набора конструк

63 Аверинцев С. С. Плутарх и античная биография / С. С. Аверинцев. - М.: Наука, 1973. - С. 72.

64 Аверинцев С. С. Указ. соч. С. 130. тивных элементов выражать индивидуальные интенции писателя и в то же время, сохраняя черты литературной конвенции, облегчать взаимопонимание писателя и читателя.

Наряду с жанром, в данной работе несомненно важным оказывается понятие литературного процесса. Но, в отличие от жанра, понятие процессуальности - философ скаякатегория, поэтому в литературоведческой работе, такой, как эта, оно по большей части задается априори и вряд ли нуждается в детальном разборе.

В узком смысле об успехах развития литературного процесса в XX веке литературоведы высказываются положительно, нередко в превосходных, тонах, указывая на высокую скорость смены художественно-эстетических формаций, сохранение культурной памяти, небывалую эклектичность художественных форм, изменение психологии восприятия искусства, дифференциацию художественного развития65. Эти черты стало возможно отрефлектировать, когда.век подошел к.концу, в 1960 - 1970-е годы они только были намечены. Совершенно очевидно, что культурная роль этого и последующих периодов в деле накопления литературного капитала велика.

В * широком смысле понятие литературного процесса представляет интерес как индикатор общественного сознания. Но поскольку участниками литературного процесса все же являются, индивидуальности, то очевидно, что в продуцируемых ими художественных текстах частное выражение индивидуального сознания должно объективироваться, поэтому жанры можно рассматривать как «формы движения литературного процесса»66. Так категории жанра и литературного процесса оказываются взаимосвязанными, что дает нам возможность объединить их в данном исследовании под единым наименованием жанрового процесса.

Таким образом, методика нашего исследования в какой-то своей части основывается на анализе литературного произведения- с точки зрения содержательных элементов жанра (статический аспект), но определяющим-в рамках работы является подход к жанру как становящейся, структуре (динамический аспект), когда.

65. См.: Михайлов А.Д. Особенности литературного процесса в XX в. 49 - 51, Овчаренко О.А. Литература в XX в. 51., Шередко Я. Н. Законы художественного процесса. 51 - 55, Ванслов В.В. Художественный опыт России XX в. 62-72 / Теоретико-литературные итога XX века: в 2 т. - М.: Наука, 2003. - Т. 1.

66 Стенник Ю. В. Системы, жанров в историко-литературном процессе / Ю. В. Стенник // Историко-литературный процесс. Проблемы и методы изучения. - Л., 1974. - С. 188. на первый план выдвигается меняющаяся личность автора, «вписанная» в историко-литературную и социокультурную реальность (историко-литературный аспект).

В свете сказанного для предлагаемого исследования немаловажным является рассмотрение проблемы взаимодействия традиции и сознания писателя. Русское и зарубежное литературоведение не обошло эту проблему стороной. Так, М. М. Бахтин отмечал: «Любой автор вынужден преодолевать в своем творчестве чисто литературное сопротивление чисто литературных старых форм, навыков и традиций . его целью является создание новой литературной комбинации из чисто литературных же элементов, причем и читатель должен «ощущать» творческий акт автора только на фоне обычной литературной манеры.»67. Битов не стал исключением из этого правила.

Когда в 1983 г. в журнале «В мире книг» Битова упрекнули в том, что он разрушает жанры, писатель.ответил: «Жанр - это то, что неизбежно получится, поэтому я не являюсь его разрушителем. Мне кажется, что тот материал, за который я берусь, сам диктует себе форму»68. Говоря; что с каждым новым произведением рождается новый жанр, Битов ссылается; на классиков - Пушкина и Гоголя - как своих учителей, а вовсе не на авангардистов. Впрочем, по утверждению А. Компаньона, классики как и раз и повинны в новаторских взломах традиции. Подлинно великим писателям свойственно говорить на собственном языке, который до поры «закрыт» от современников, но позже именно он вдруг «оказывается всеобщим»69. Иными словами, писатель-классик в начале литературной карьеры неизбежно должен выступить в роли революционера, нарушающего все возможные каноны, с тем чтобы в итоге стать создателем новых образцов.

Классики великой русской литературы здесь не исключение. Сошлемся на слова В. Шкловского о том, что «каждое произведение пишется один раз, и все произведения большие, как «Мертвые души», «Война и мир», «Братья Карамазо

70 вы», все они написаны, неправильно, не так, как писалось прежде» . Шкловский приводит яркую, аналогию: «литературные произведения не создаются почковани

67 Бахтин М. М. Автор и герой. К философским проблемам гуманитарных наук / М. М. Бахтин. — СПб.: Азбука, 2000. - С. 180-181.

68 Знатнов А. Конфликты и контакты: [Интервью с А. Битовым] / А. Знатное // В мире книг. - 1987. -№11.-С. 76.

69 Компаньон А. Демон теории / А. Компаньон. - М.: Издательство им. Сабашниковых, 2001. - С. 276.

70 Шкловский В. Б. «Гамбургский счет»: Статьи - воспоминания — эссе / В. Б. Шкловский. - М. : Советский писатель, 1990.-С. 396. ем . тем, что один роман делится на два романа, а создаются от скрещивания разных особей, как у высших животных»71.

Кроме литературной традиции, воспринимаемой скорее всего интуитивно и проявляющей себя как в выборе жанра (на начальном этапе жанровая форма выбирается неосознанно) так и в его трансформации, на писателя воздействуют и вполне конкретные тексты других авторов. Проблеме взаимовлияний посвятил исследование и американский литературовед X. Блум. В книге «Карта перечитывания» Блум придерживается методов-психопоэтики, совмещая анализ поэтических произведений с открытиями 3. Фрейда относительно психологии художественного творчества. Согласно концепции Блума, сильные поэты, перечитывая бывших до них великих поэтов, занимаются неверным «толкованием», даже искажением текстов предшественников, то есть происходит перенесение отношений дети — родители в сферу поэзии. Отношения развиваются по схеме: восхищение родителями - отрицание родительских ценностей - принятие их в своей интерпретации; причем «дети» искренне думают, что совершили открытие. Рождение очередного великого поэта-ревизиониста (так как он совершает пересмотр прежних художественных ценностей и переписывает творения предшественников) происходит через понимание своей вторичности, через самоуничижение и одиночество; и наконец через написание текста, который молено было бы счесть характернейшим для его великого предшественника. Иными словами, любой художник слова, в первую очередь, «сильный читатель», отвергающий традицию и доходящий до отчаяния от невозможности придумать что-то свое. Парадокс заключается в том, что в момент осознания поэтом своей вторичности он становится способен возвести поэзию на качественно новый уровень.

Итак, ко второй половине XX в. мысль о том, что писатель - талантливый читатель, стала общим местом. В то же время Битов настаивает на том, что никаких книг он, якобы, не читает, и заявляет о собственном невежестве. В этом нельзя не усмотреть лукавства. Известны, его признания,.касающиеся* прочтения книг «великих предшественников» (терминология X. Блума). В 1963 г., во время работы над произведениями «Жизнь в ветреную погоду» и «Записки из-за угла» произошло его знакомство с «Четвертой прозой» О. Э. Мандельштама: «она потрясла, опрокину

71 Шкловский В. Б. Указ. соч. С. 396.

ТУ ла» . Позже, когда он работал над завершающими главами «Пушкинского дома», ему попался роман «Дар» В. В. Набокова, после которого «полгода ничего не писал, испытывая то «Отчаяние», то «Камеру обскуру», то «Приглашение на казнь», перебирая ветшающие рукописи своих неоконченных романов. Все отверг»73. Более того, по словам Битова, «Пушкинского дома» бы не было вообще, попадись ему «Дар» раньше.

Знакомство с «великими предшественниками», как писал и X. Блум, обычно заканчивается печально для активно работающего писателя. Битова каждый раз потрясало величие чужого гения, от ударов он оправлялся не скоро, отсюда и признание, что он не стремится читать много. Полностью доверять таким высказываниям автора о себе самом, видимо, не стоит. О незаурядной эрудиции писателя, кроме работ, посвященных Пушкину, свидетельствует хотя бы недавняя книга «Пятое измерение», где Битов выступает не в роли беллетриста, а в роли эссеиста, критика, мемуариста, аналитика, включая в область своих интересов как различные явления современной культуры, так и наследие прошлого.

Творчество Битова обрело своих исследователей, но, как нам кажется, литературоведы уделяли внимание в основном проблемам содержательным и этическим, позже - интертекстуальности битовской прозы, взаимоотношению автора и героя, в то время как жанровые особенности его ранней прозы остались в забытом советском прошлом. Собственно, поэтому жанр как средство миростроения и коммуникации с читателем представляет интерес для нашего исследования.

Выявление того, как отдельно взятый писатель, принадлежащий к определенной исторической и культурной эпохе, экспериментируя с известными ему литературными формами, последовательно, в соответствии с логикой смыслопорож-дения, идет к своему жанру, и стало целью нашей работы.

Наши задачи:

1) описать исторический и социокультурный фон эпохи конца 1950-х - начала 1970-х годов для того, чтобы выявить «внешние» факторы, которые повлияли на формирование творческого сознания писателя А. Г. Битова;

72 Битов А. Г. Дачная местность (Дубль) / А. Г. Битов. - СПб.: Фонд русской поэзии, 1999. - С. 97.

73 Там же.

2) сопоставить повести и романы писателя с произведениями его современников, обладающими проблемно-тематическим сходством, для определения особенностей битовской прозы;

3) проанализировать произведения писателя, созданные в 1959 - 1970-е годы, а также ряд более поздних работ, в которых содержится «жанровая рефлексия» А. Г. Битова, для выделения жанрообразующих факторов, обусловивших формирование «именных» жанров в его творчестве;

4) выявить жанровые особенности книги в творчестве А. Г. Битова 1970-х годов;

5) описать жанровую модель произведений А. Г. Битова.

Объектом исследования стал процесс жанровой трансформации в раннем творчестве А. Г. Битова.

Материалом для исследования стали публикации А. Г. Битова в журналах («Звезда», «Вопросы^ литературы»), альманахе «Молодой Ленинград», (1960), сборники его рассказов и повестей («Большой шар», М., 1963; «Образ жизни», М., 1972; «Днилеловека», Л., 1976; «Семь путешествий», Л., 1976).

Мы обращались к критическим статьям, которые писались советскими-литературоведами^ внутренним рецензиям редакторов, ответственным за издание или неиздание его трудов; также несомненную ценность представляли для нас вступительные статьи к сборникам Битова - тогдашним и нынешним; воспоминания современников, содержащие оценку самого автора как человека симпатичного или несимпатичного мемуаристам. Эти «документы эпохи» предоставили нам интересные сведения, будучи отголосками первоначальных впечатлений от прочтения би-товских текстов, что чрезвычайно важно, так как нас прежде всего интересует субъективный аспект жанрового творчества: писатель, формирующийся в пределах своей эпохи и одновременно вне ее, в рамках культурной традиции и в то же время вынуждаемый собственным талантом ее нарушить.

Внимание к жанровым процессам ранней прозы А. Битова позволит нам последовательно описать формирование в русской литературе XX века новых жанров, которые не только выразили общественное сознание сквозь призму битовской уникальности, но и обогатили мировую словесность, показав ей новые формы выражения авторской мысли74.

Положения, выносимые на защиту:

1. На формирование писательской индивидуальности А. Г. Битова оказали влияние социокультурные условия «оттепели». Популярные в конце 1950-начале 1960-х годов жанры лирико-психологического и лирико-исповедального рассказа подверглись в творчестве А. Битова деформации, главным образом, для выражения оригинальности характера главного героя - неустанно рефлексирующего интеллигента, подчас мучающегося бездельем, потаенного нон-конформиста, и принципиально нового - нейтрального -отношения к нему. Свойственные эпохе установки на искренность, изображение нового «человечного» героя претворились в творческой лаборатории Битова в напряженную психопрозу, которая имела мало общего с социально направленными произведениями современников (В. Аксенова, А. Гладилина, А. Кузнецова).

2. Жанровая^ специфика прозы А. Битова сложилась к началу 1970-х годов и более не претерпевала значительных изменений. Прозу Битова отличают: присутствие «двоящегося сознания» (как правило, это автор-герой и персонаж, духовно и социально близкий автору); включенность аналитических рассуждений (эссе) в художественное повествование, ассоциативность как основа сюжетно-композиционной организации, призванная передавать свободный переход мысли от одного предмета речи к другому, незавершенность (так называемая поэтика non finito) вследствие тяги автора к постоянному дописыванию произведений.

3. Отличительной особенностью прозы Битова 1970-х годов становится жанровое новаторство, обусловленное его ориентацией на воспроизводство одних и тех же жизненных ситуаций (взросление человека, тяжелые любовные переживания, поиск подлинности в мире суеты и мелочности); сходным типом

74 В связи с вышесказанным интересна книга итальянца М. Корти «Дрейф» (Корти М. Дрейф / М. Корти. — М.: Вагриус, 2002. — 191 е.), написанная автором на хорошем русском языке и на русском же материале. Ее название, кстати, заставляет вспомнить названия повестей («Образ», «Лес», «Улетающий Монахов») или рассказов А. Битова («Фиг», «Солнце», «Далеко от дома»). Не случайно, конечно, что именно А. Битов написал послесловие к этой книге. Жанр ее можно определить как сборник художественных эссе, где использованы приемы научно-популярной литературы и беллетристики. Ощутив духовное родство с М. Корти (особенно заметно оно из сопоставления с «Преподавателем симметрии» Битова), наш автор незамедлительно приветствовал его собственным эссе-рецензией «Итальянец, пишущий по-русски». героя (интеллигент, подвергающий анализу каждый, самый незначительный поступок); вниманием к анализу нравственной подоплеки повседневной жизни; склонностью к авторефлексии и психологическим конфликтам. Творческие поиски Битова в двух направлениях - беллетристики и эссеистики -приводят к синтезу этих двух начал в «именных» жанровых формах романа-странствия, романа-пунктира, романа-музея, романного цикла.

4. Наличие жанрообразующих факторов автоинтертекстуальности, рефлексивности, циклизованности, приводящих к созданию книг («Образ жизни», «Семь путешествий», «Дни человека»), позволяет говорить о сложившемся в 1970-е гг. в прозе А. Г. Битова метажанре, чья форма была интенционально обусловлена идеей книги, которая пишется всю жизнь75. Структура работы. Исследование состоит из введения, трех глав, заключения и библиографического списка.

75 Примечательно, что недавно, когда эта работа была закончена, вышел «новый» роман Битова «Преподаватель симметрии» [Битов А. Г. Преподаватель симметрии / А.Г. Битов, Э. Тайрд-Боффин// Октябрь. -2008. -№ 8. - С. 3-96]. Название это, равно как имя главного героя Урбино Ваноски, а также несколько частей («Вид неба Трои», «Стихи из кофейной чашки») знакомы читателям Битова. Составленное из самостоятельных новелл, произведение носит авторское определение роман-эхо. Сквозные образы, повторяющиеся фразы, указывающие на незримое присутствие в новой части романа персонажей из прежних частей; главный герой, рефлексирующий по поводу получающегося текста автор - все это делает из разрозненных рассказов, разных по времени написания, связное целое.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Жанровые процессы в прозе А.Г. Битова: 1960 - 1970-е годы"

Заключение

Актуальность данного исследования была продиктована необходимостью новой оценки ранних произведений А. Г. Битова. Мы поэтапно описали процесс формирования жанровой системы в его творчестве, двигаясь в хронологическом порядке: от ранних рассказов и первого сборника «Большой шар» до книг середины 1970-х. Сначала мы обрисовали творческую среду и исторический фон, в рамках которых происходило формирование личности А. Г. Битова - писателя-«шестидесятника». Высказывания критиков, относящиеся к 1960-м годам, и более поздние, в том числе литературоведческие, исследования послужили отправной точкой в наших суждениях о Битове.

Соотнеся произведения А. Битова и произведения других писателей, начавших литературную карьеру, как и он, в русле «молодежной исповедальной прозы», мы сделали вывод о рано возникшей авторской индивидуальности, которая проявилась в выборе особого героя, сюжета, конфликта, типа субъектной организации. Перечисленные категории художественного текста оказали влияние на жанровое своеобразие битовской прозы.

Анализ произведений А. Битова дает возможность вскрыть коммуникативный аспект жанровой природы его творчества, поскольку самим фактом оригинального номинирования новых жанров писатель предлагает читателю «ключ» к пониманию собственных произведений. Итак, мы постарались не только сконструировать жанровую модель, на основании которой строятся битовские произведения, но и показать, каким образом важные автору смыслы трансформировались в жанровые категории и, в конечном счете, сделали возможным появление новых жанров в литературе XX века.

Ниже мы суммируем те выводы, к которым пришли в процессе исследования, и предлагаем краткое описание процесса формирования новых жанров в творчестве Андрея Георгиевича Битова.

AAA

Начало творчества А. Г. Битова приходится на конец 1950-х - 1970-е годы. Указанный период с точки зрения историко-литературного развития интересен тем, что тогда многие процессы в российской культуре проходили неявно, а результаты стали очевидны только сейчас, в начале XXI века. Феномен прозы А. Г. Битова мы относим к таким явлениям.

Вступая на литературное поприще, поколение «шестидесятников», к которому Битов относится и по времени рождения, и по времени вхождения в литературу, считало себя носителем культурной миссии. Молодые писатели и поэты ощутили как насущную потребность восприятие опыта людей «старой» формации, в том числе и участников литературного процесса Серебряного века. В то же время они готовы были откликнуться на заказ, который, в соответствии с «отгепельным» настроением, диктовали общество и эпоха.

Призыв писать искренне оформился в литературные течения - «исповедальную» и/или «молодежную» прозу. Молодость и искренность на короткое время были уравнены в общественном сознании. Прозаики и поэты стали писать о том, что лучше всего знали, - о себе и своем поколении, используя в том числе и достижения модернистской поэтики. Битов, будучи «шестидесятником», не стал исключением, хотя следы увлечения социальной проблематикой можно найти в очень немногих его произведениях конца 1950-х - начала 1960-х годов (рассказ «Страшная сила», киносценарий «Нарисуем - будем жить»).

Литературное объединение при Горном институте, где А. Битов приобщался к «большой литературе», стало для него необходимой образовательной средой, а уцелевшие представители поколения 1910-1920-х годов стали тем кругом, чьи оценки оказались особенно важными для начинающего литератора.

С самого начала Битов занял свое место среди ленинградских писателей-сверстников, внимательных к психологии «маленького человека» и крайне далеких, на первый взгляд, от остросоциальных или, тем более, политических проблем. Хотя новаторство Битова проявилось не сразу, современники отметили появление первых рассказов и повестей писателя в журнале «Звезда», альманахе «Молодой Ленинград», «Литературной газете». Воспитываясь в рамках ленинградской литературной традиции, склонной к углубленному психологическому анализу, внимательной к духовной жизни неприметных персонажей, Битов был опознан советскими интеллектуалами как духовно близкий автор, готовый к открытому обсуждению самых тонких и непростых психологических коллизий.

В качестве материала для первых рассказов писатель выбрал период детства - беззаботный, защищенный и относительно свободный от комплексов.

Начав с часто встречавшихся в литературе того времени персонажей детей, чьи отношения с миром не были опутаны сетью условностей и ограничений, писатель вышел на неожиданный образ молодого человека - «бездельника».

Битовская проза отличалась от произведений несомненно актуальных для эпохи писателей «московской школы»: В. Аксенова, А. Гладилина, А. Кузнецова и некоторых других. Бунтари, ниспровергатели хорошего старого во имя еще лучшего нового, — герои лидеров «молодежной прозы» не имели ничего общего с битов-скими принципиальными негероями. Не случайно, главным художественным открытием А. Битова, которое отчасти имело отношение к социальному настоящему, стал мастерски описанный тип неспешного наблюдателя собственной духовной жизни, почти оскорбивший официальную критику своей социальной индифферентностью и инфантильным отношением к своим обязанностям. Он активно реагировал лишь на то, что имело отношение к нему лично. Внешний мир дан бездельнику опосредованно. Его интересуют не люди или события, а его собственные психологические реакции на окружающее.

Тип героя, которого выводит А.Битов, «требовал» для своего описания особой жанровой формы. Поначалу Битов взял за основу популярные в «оттепельные» годы жанры рассказа и повести, чьими структурными особенностями были установка на подчеркнутую субъективность и лиризм, что формально выражалось в фрагментарности повествования, сюжете, основанном на открытых размышлениях автора.

Присущая такой прозе потенциальная искренность позволила автору, расположенному к рефлексивному психологическому письму, закрепить в собственной творческой системе типаж автопсихологического героя. Этот автор-герой станет ключевой фигурой большинства произведений А. Битова, именно его характер окажется определяющим фактором жанрового новаторства в прозе писателя, «потребует» особого композиционного оформления текста.

Сосредоточившись на внутреннем мире ничем не примечательного интеллигента из толпы (ни молодые бездельники из битовских рассказов начала 1960-х годов, ни Одоевцев, ни Монахов никакими выдающимися качествами не обладали),

Битов обнаружил в этом человеческом типе неограниченный духовный потенциал. Его герои склонны к бесконечному процессу самопознания и долгим рассуждениям по поводу самых обыденных переживаний: недовольство скучной работой; подозрение супружеской неверности; несчастная любовь; бессмысленность ежедневных занятий.

Психологический анализ душевных движений, которые свойственны одному и тому же персонажному типу, позволяют Битову на протяжении ряда рассказов и повестей показать процесс его постепенного взросления, окончательно определить круг интересующих писателя психологических проблем.

Один и тот же узнаваемый герой позволяет автору связывать произведения, разные по времени написания, в циклы («Молодой Одоевцев, герой романа», «Улетающий Монахов») или в книги для демонстрации изменений, которые происходят или не происходят с персонажем. Так, например, Алексей Монахов показан на разных этапах взросления (отрочество - молодость - зрелость), причем в каждой новой части романа-пунктира он становится все более циничен и черств. В противоположность ему главный герой «Колеса», «Уроков Армении», «Путешествия к другу детства», «Выбора натуры» остается все тем же рефлексирующим путешественником, живо интересующимся чужими образами жизни и страдающим от собственного несовершенства.

Сквозные мотивы (обнаружение «неподлинности» окружающего, будь то люди, вещи, события; мучительность и глубина нравственных терзаний) и проблематика (поиск смысла жизни, истоков вдохновения, смысла культуры; «отмирание» человеческой души) за счет все углубляющейся разработки остаются неизменными на протяжении нескольких произведений. Более того, одними из основных приемов битовского творчества становятся автоцитация и дописывание произведений, которые уже были опубликованы и, с точки зрения читательского восприятия, завершены.

Так в творчестве А. Битова постепенно происходит деформация ряда популярных в 1960-е годы жанров. Эпоха взяла на вооружение лирико-психологическую повесть, которая отвечала либеральным устремлениям общества (нестрогая структура, позволявшая сосредотачиваться на внутреннем мире героев в ущерб логике линейного развития действия и авторской объективности; стремление к искренности и лиризму, высокая степень эмоциональности, и, следовательно, внутренней раскрепощенности героев); путешествие, которое давало возможность молодым писателям документировать, а не придумывать (недостаток жизненного опыта - серьезная помеха для творчества, а в случае с путешествием этот недостаток можно было скрыть за умением описывать экзотические дорожные впечатления), позволяло использовать выигрышный прием сравнения иной культуры с собственной (поездки за рубеж оставались для большинства «шестидесятников» мечтой, но пространства многонационального СССР были достаточно обширны и представляли интерес для любознательных романтиков); роман, который, наоборот, демонстрировал подлинное мастерство своего создателя, будучи вехой в его творчестве (несмотря на пророчества критиков и писателей XX века по поводу «смерти» романа, создать его было делом чести профессионального писателя).

Предложенные литературной традицией и социальной модой жанры Битов адаптирует для вмещения важных для себя смыслов. Жанровая деформация необходима писателю как, с одной стороны, свидетельство виртуозного владения словом, с другой — как знак творческой свободы. В творческой системе Битова жанро-строительство было концептуально значимо. Подтверждением тому, наряду с частой рефлексией автора-героя по поводу выбранного жанра, служат сами жанровые обозначения, которые метафорически отражают суть придуманной (или деформированной) Битовым формы, это этюд, альбом, дубль, роман-странствие, роман-пунктир, роман-музей, романный цикл.

Склонность главного битовского персонажа к наблюдению за собственным внутренним миром замыкает любой битовский текст на нем одном, способствуя конструктивным изменениям привычных жанров: рассказа, повести, романа, путешествия. Незаурядный интеллект авторского аКег-е§о, неутомимого в производстве царадоксов, позволяет строить повествование как цепь ассоциаций, когда разрозненные части произведения сцепляются в единый текст, главным образом, благодаря сознанию главного персонажа, собственно, и порождающего все остальные образы.

Битовский герой нередко оказывается писателем, либо, наряду с выдуманным персонажем, в повесть или роман вводится образ остроумного рассказчика, успевавшего не только описывать злоключения своего героя, но и анализировать творимый текст. Конечно, речь не идет о серьезном литературоведческом анализе — это имитация, игра, помогающая воплотить идею об уникальности творческого акта.

Благодаря, как уже было сказано, фигуре главного героя, описанию переживаний которого подчинены все значимые произведения писателя конца 1950-х — 1970-х годов, привычные жанры «разваливаются» на глазах у читателя: лирико-психологическая повесть становится романом-пунктиром («Улетающий Монахов»), путешествие превращается в странствие, поскольку никакой связи с реальным местом путешествия не имело («Азарт, или Изнанка путешествия»), роман видоизменяется до романа-музея с подчеркнуто сложной композицией — все это, безусловно, входило в намерения автора.

Битов получает возможность заниматься не только дописыванием своих вроде бы законченных произведений, но и перекомпоновывать их, как вводя в состав новых сборников-книг, так и включая фрагменты «старых» произведений в новые. Тем самым писатель закрепляет традицию создания особого типа «гибкого» текста, который относительно независим от существующих в литературе условностей. Такой текст может быть продолжен по прихоти автора, либо - включен в книгу, где, обрамленный другими текстами, он получит новое звучание, а вместе с ним и новую интерпретацию.

Надо отметить, что жанровые эксперименты были свойственны многим писателям, творившим в 1960-е - 1970-е годы. Несомненной приметой времени литературы поздней «оттепели» и «застоя» является особенно пристальное внимание к форме произведения. Не секрет: подлинно талантливый писатель найдет возможность сказать все, что считает нужным, невзирая на запреты. Формалистические поиски автора усложняют произведение, затрудняя восприятие (в том числе и для цензора), но не делают его скучным или неактуальным. Многие современники403 Битова обращаются к проблемам жанра, сюжета, образной системы, на страницах художественных произведений обсуждая вопросы литературного ремесла. На этом фоне А. Битов не стал исключением, он скорее создал правило. По крайней мере

- В. Аксенов, В. Конецкий, В. Маканин, Ю. Трифонов и др. одна из новаторских жанровых форм (роман-пунктир), придуманная им, закрепилась в отечественной литературе404.

Свободной перекомпоновкой частей, постоянным дописыванием, казалось бы, законченных текстов А. Битов утверждал независимость собственного творчества от эпохи, среды, литературной моды. В конечном итоге выработался стиль и родилась авторская система жанров.

Сталкивая беллетристическую и эссеистическую линии, А. Битов добился того, что лирико-психологические рассказы переросли в повести, а повести объединились в романные формы {роман-пунктир, роман-цикл, роман-музей), эссе в зависимости от объема произведения и наличия внутренних связей (тема, проблематика, образная система) превратилось в этюд или альбом, а на стыке беллетристики и эссеистики был произведен роман-странствие. К особым жанровым формам битовской прозы также можно отнести книгу, в основу которой положены принципы перекомпоновки и циклизации самых важных, по мнению автора, текстов. Книга является метажанром в творческой системе Битова.

Придуманные самим писателем эффектные обозначения жанров указывают на специфические конструктивные особенности, свойственные «зрелой» (период 1970-х годов) битовской прозе. Ее отличают присутствие «двоящегося сознания» (как правило, это автор-герой или персонаж, alter ego), нарочито алогичная связность между частями целого, причем целым может оказаться как одно произведение, так и книга; незавершенность произведений вследствие ориентации автора на дописывание, игровое начало, циклизация, высокая степень рефлексии (сначала идущая от персонажей, а потом ставшая приметой самих текстов), сочетание аналитики и лиризма.

Собственно жанровая модель иначе - инвариант жанра, получившийся у А. Битова «на выходе», может быть описан при помощи ряда параметров. Следует кстати заметить, что базой для инварианта так и осталась лирико-психологическая повесть, деформировавшаяся под воздействием нижеследующих факторов: неизменный, типично битовский, главный герой - рефлексирующий созерцатель;

404 Например, см. романы-пунктиры А. Волоса «Хурамабад» (1999) и Д. Р. Г. Гальего «Черным по белому» (2002). внутренне напряженный психологический конфликт, спровоцированный сосредоточенностью персонажа на себе самом, в ущерб «внешнему» действию; основанием такого конфликта является разлад между сознанием этого героя и обстоятельствами его жизни; дискретность - прерывистость повествования, укрупняющая мелкие детали, позволяющая сфокусировать внимание на тончайших психологических шоансах; ассоциативность как композиционная основа текста, имманентная личности автора-героя, который органично связывает все явления «внешнего» мира с прихотливой игрой собственного сознания; автоинтертекстуальность - цитирование Битовым самого себя для создания эффекта преемственности и связности всего им написанного.

Созданная писателем уникальная система жанров и описанный нами жанровый инвариант позволяют говорить о закрепившихся благодаря А. Г. Битову конструктивных принципах организации повествования в современной литературной традиции.

Последние тридцать лет писательства А. Битов работает в рамках того типа повествования, который был открыт им в 1970-е годы. Два направления - беллетристики и эссеистики - поочередно оказываются задействованы в его творчестве. Например, собрание сочинений, вышедшее в 2002 году в виде внушительной книги «Империя в четырех измерениях»405, иллюстрирует собой актуализацию первой тенденции, собрание эссе в книге «Пятое измерение» (год издания тот же) - вторую. Как видно даже из названий, принцип преемственности в отношении всего им написанного, чрезвычайно значим для Битова. Не менее важно оказалось писателю собрать наиболее значимые произведения под одной обложкой (еще одно яркое свидетельство особой наджанровой природы битовского сборника-книги), а не в виде томов собрания сочинений, что в точности соответствует рано задокументированному406 стремлению «начать книгу, которую надо писать всю жизнь». В книгу вошли ранние рассказы, романы «Улетающий Монахов», «Пушкинский дом», «Уроки Армении», «Грузинский альбом», «Птицы, или Оглашение человека», «Человек в пейзаже», «Ожидание обезьян», то есть произведения, написанные Битовым в 1961 - 1993 годах.

406 Первая строчка рассказа «Автобус».

Также в русле отмеченных нами тенденций происходит кристаллизация «нового» романа А. Битова «Преподаватель симметрии» («Октябрь», 2008, № 8 - 9). Надо ли говорить, что почитателям битовского творчества прекрасно известно и само название, равно как и примерно половина квази-романа, поскольку произведение уже был опубликовано407. Составленное из самостоятельных новелл, оно (будем надеяться, законченное) получило от автора жанровое определение роман-эхо. Сквозные образы; повторяющиеся фразы, указывающие на незримое присутствие в новой части романа персонажей из прежних частей; главный герой; рефлексирующий по поводу получающегося текста автор — все это делает из рассказов, разных по времени написания, связное целое.

Собственно, появление новых произведений А. Г. Битова подтверждает наше предположение о том, что для писателя процесс жанростроительства всегда был сущностно значим. Автор остается верен себе. Обретение внутренней свободы совпало для него с обретением конструктивно гибкой текстовой формы.

Со всей объективностью, на которую были способны, и с долей субъективизма, которого не избегли, мы показали, как небольшой, но значимый отрезок пути, пройденный А. Г. Битовым за два десятилетия, привел писателя к его теме, его герою и его жанру.

407 См.: Битов А. Г. «Человек в пейзаже» (М., 1988) и частично Битов А. Г. «Неизбежность ненаписанного».

188

Список научной литературыГурьянова, Марина Алексеевна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Битов А. Г. Аптекарский остров / А. Г. Битов. — JI. : Советский писатель, 1968.-248 с.

2. Битов А. Ахиллес и черепаха / А. Битов // Литературная газета. 1975. — 22 января.

3. Битов А. Г. Большой шар / А. Г. Битов. М. : Советский писатель. Ленинградское отделение, 1963. -215 с.

4. Битов А. «Государственный был человек.» / А. Битов // Новая газета. -2003.-25 августа.

5. Битов А. Г. Дачная местность (Дубль) / А. Г. Битов. СПб. : Фонд русской поэзии, 1999. - 100 с.

6. Битов А. Г. Дни человека. Повести / А. Г. Битов. М. : Молодая гвардия, 1976.-352 с.

7. Битов А. Г. Вычитание зайца 1825 / А. Г.Битов. М. : Независимая газета, 2001.-367 с.

8. Битов А. Г. Жизнь в ветреную погоду. Повести. Рассказы / А. Г. Битов. Л. : Худож. лит., 1991.-622 с.

9. Битов А. Г. Записки новичка / А. Г. Битов. М.: Локид, 1997. - 329 с.

10. Битов А. Г. Империя в четырех измерениях / А. Г. Битов. М. : Фортуна Ли-митед, 2002. - 784 с.

11. Битов А. Г. Книга путешествий. Повести / А. Г. Битов. М. : Известия, 1986. -604 с.

12. Битов А. Г. Книга путешествий по Империи / А. Г. Битов. М. : Олимп : ACT, 2000. - 720 с.

13. Битов А. На практике / А. Битов // Звезда. 1962. - № 8. - С 16-21.

14. Битов А. Г. Неизбежность ненаписанного / А. Г. Битов. М. : Вагриус, 1999. - 592 с.

15. Битов А. Г. Образ жизни. Повести / А. Г. Битов. М. : Молодая гвардия, 1972.-288 с.

16. Битов А. Г. Обоснованная ревность / А. Г. Битов ; предисл. И. Роднянской. -М.: Панорама, 2000. 496 с.

17. Битов А. Г. Одна страна / А. Г. Битов // Молодой Ленинград. 1961- С. 569.

18. Битов А. Г. Первая книга автора (Аптекарский проспект, 6) / А. Г. Битов. — СПб. : Изд-во Ивана Лимбаха, 1996. 128 с.

19. Битов А. Г. Полуписьменные сочинения / А.Г. Битов. М. : Запасный выход, 2006. -128 с.

20. Битов А. Г. Преподаватель симметрии / А.Г. Битов, Э. Тайрд-Боффин // Октябрь. 2008. - № 8. - С. 3-96.

21. Битов А. Г. Пушкинский дом / А.Г. Битов. СПб. : Изд-во Ивана Лимбаха, 1999.-600 с.

22. Битов А. Г. Пятое измерение: На границе времени и пространства / А. Г. Битов. М. : Независимая газета, 2002. - 544 с.

23. Битов А. Г. Семь путешествий. Повести / А. Г. Битов. Л. : Советский писатель, 1976.-592 с.

24. Битов А. Г. Собрание сочинений : в 3 т. Т. 1 / А. Г. Битов. М. : Молодая гвардия, 1991. - 576 с.

25. Битов А. Г. Сочинения : в 2 т. / А. Г. Битов. -Екатеринбург : У-Фактория, 2004.

26. Битов А. Г. Такое долгое детство / А. Г. Битов. Л. : Советский писатель, 1965.-208 с.

27. Битов А. Г. Человек в пейзаже / А. Г. Битов. — М. : Советский писатель, 1988. -459 с.

28. Аксенов В. П. Апельсины из Марокко / В. П. Аксенов. М. : ИзографЪ : Эксмо, 2005.-480 с.

29. Аксенов В. П. Ожог / В. П. Аксенов. М. : Изограф, 1999. - 496 с.

30. Владимов Г. Большая руда / Г. Владимов. М. : Современник, 1971. - 110 с.

31. Волос А. Хуррамабад / А. Волос. М.: Зебра Е, 2005. - 480 с.

32. Гальего Р. Д. Г. Черным по белому / Р. Д. Г. Гальего // Иностранная литература. 2002. - № 1.с. 166-232.

33. Гильен Н. Сонгоро косонго / Н. Гильен. М. : Детская литература, 1967. — 95 с.

34. Голявкин В. Большие скорости: Роман, рассказы / В. Голявкин. Л. : Советский писатель, 1988. - 512 с.

35. Грачев Р. Ничей брат / Р. Грачев. М. : СЛОВО / БЬОУО, 1994. - 400 с.

36. Корти М. Дрейф / М. Корти. М. : Вагриус, 2002. - 191 с.

37. Ю.Кушнер А. С. Стихотворения / А. С. Кушнер ; предисл. Д. С. Лихачева. Л. : Худож. лит., 1986. - 304 с.

38. П.Лосев Л. Собранное: Стихи. Проза / Л. Лосев. Екатеринбург : У-Фактория, 2000.-624 с.

39. Маканин В. С. Андеграунд, или Герой нашего времени / В. С. Маканин. М. : Вагриус, 1999.-496 с.

40. Маканин В. С. Долог наш путь / В. С. Маканин. М. : Вагриус, 1999. - 528 с.

41. Метрополь. Литературный альманах. -М. : Текст, 1991. 607 с.

42. Молодой Ленинград. Альманах. Л. : Советский писатель, 1957 - 1961.

43. Оттепель. 1953-1956: Страницы русской советской литературы / сост., авт. вступ. ст. С. И. Чупринин. М. : Моск. рабочий, 1989. - 480 с.

44. Оттепель. 1957-1959 / сост. С. И. Чупринин. М. : Моек рабочий, 1990. -430.

45. Оттепель. 1960-1962 / сост. С. И. Чупринин. М. : Моск. рабочий, 1990. -528 с.

46. Трифонов Ю. В. Время и место / Ю. В. Трифонов. М. : Известия, 1988. -576 с.

47. Аверин Б. В. История моего современника А. Г. Битова / Б. В. Аверин // Звезда. 1996. -№ 1. - С. 192-197.

48. Аверинцев С. С. Плутарх и античная биография / С. С. Аверинцев. М. : Наука, 1973.-280 с.

49. Акимов В. Освоение времени / В. Акимов // Звезда. — 1964. № 4. - С. 209218.

50. Алейников В. Довлатов и другие / В. Алейников. М. : София, 2006. - 192 с.

51. Анашенков Б. «Выеденное яйцо. Середина. Седина.» / Б. Анашенков // Литературное обозрение. 1977. - № 1. - С. 59-61.

52. Аннинский Л. А. Локти и крылья: Литература 80-х: надежды, реальность, парадоксы / Л. А. Аннинский. -М. : Советский писатель, 1989. -320 с.

53. Аннинский Л. Сложность мироощущения. / Л. Аннинский // Литературная газета. 1968.-№ 16.-С. 5.

54. Аннинский Л. А. Странный странник / Л. А. Аннинский // Битов А. Г. Книга путешествий по империи. — М., 2000. — С. 699-712.

55. Ю.Аннинский Л. А. Шестидесятники и мы. Кинематограф, ставший и не ставший историей / Л. А. Аннинский. М. : ВТПО «Киноцентр», 1991. - 238 с.

56. П.Бальбуров Э. А. Поэтика лирической прозы. 1960 1970-е годы / Э. А. Баль-буров. - Новосибирск : Наука, Сибирское отделение, 1985. - 132 с.

57. Бахтин М. М. Автор и герой. К философским проблемам гуманитарных наук / М. М. Бахтин. СПб. : Азбука, 2000. - 336 с.

58. Бек Т. Все дело в ракурсе / Т. Бек // Дружба народов. 1998. № 8. - С. 207212.

59. Белая Г. А. Закономерности стилевого развития советской прозы / Г. А. Белая. -М. : Наука, 1977.-254 с.

60. Белинский В. Г. Петербург и Москва / В. Г. Белинский // Физиология Петербурга. М.: Сов. Россия, 1984. - 303 с.

61. Берг М. Антиподы: писатели дневной и ночной / М. Берг // Новое литературное обозрение. 1997. - № 28. - С. 223-232.

62. Берг М. Литературократия. Проблема присвоения и перераспределения власти в литературе / М. Берг. М. : Новое литературное обозрение, 2000. - 352 с.

63. Библия. М.: Российское Библейское Общество, 1994. - 334 с.

64. Блум X. Страх влияния. Карта перечитывания / X. Блум. Екатеринбург : Изд-во Урал, ун-та, 1998. - 352 с.

65. Бобышев Д. Котельны юноши / Д. Бобышев // Звезда. 1991. -№ 6. - С. 190198.

66. Большев А. О. Исповедально-автобиографическое начало в русской прозе второй половины XX века / А. О. Болыпев. СПб. : Филол. ф-т СПб. ун-та, 2002.-171 с.

67. Бондаренко В. Дети 1937 года / В. Бондаренко. М. : Информпечать, 2001. -640 с.

68. Бочаров С. Лирика ума, или Пятое измерение после четвертой прозы / С. Бочаров // Новый мир. 2002. - № 11. - С. 174-178.

69. Бочаров С. На Аптекарский остров . / С. Бочаров // Новый мир. — 1996. — № 12.-С. 210-213.

70. Бочкарева Н. С. «Роман творения» и творчество А. Битова / Н. С. Бочкарева // Дергачевские чтения 2002: Русская литература: национальное развитие и национальные особенности : материалы междунар. науч. конф. - Екатеринбург, 2004. - С. 210-215.

71. Британишский В. Л. Студенческое поэтическое движение в Ленинграде в начале оттепели / В. Л. Британишский // Новое литературное обозрение. -1995.-№ 14.-С. 167-180.

72. Вайль П. Собрание сочинений : в 2 т. Т. 1 / П. Вайль, А. Генис. Екатеринбург : У-Фактория, 2003. - 960 с.

73. Варламов А. Убийство. Заметки о современной прозе / А. Варламов // Дружба народов. 2000. - № 11.-С. 186-192.

74. Введение в литературоведение / под ред. Г. Н. Поспелова. М. : Высшая школа, 1983.-327 с.

75. Веселовский А. Н. Историческая поэтика / А. Н. Веселовский. М.: Высшая школа, 1989.-406 с.

76. Воеводин В. Ответственность таланта / В. Воеводин // Литературная газета. -1964. 24 марта.

77. Вольтская Т. Александр Кушнер. Избранное / Т. Вольтская // Знамя. 1998. -№ 8.-С. 220-223.

78. Воробьева Е. П. Литературная рефлексия в русской постмодернистской прозе (А. Битов, Саша Соколов, В. Пелевин) : автореф. дис. канд. филол. наук / Е. П. Воробьева. Барнаул, 2004. - 21 с.

79. Гаспаров М. Л. «Читать меня подряд никому не интересно.»: Письма к Марии-Луизе Ботг (1981 2004 гг.) / М. Л. Гаспаров // Новое литературное обозрение. -2006. -№ 77. - С. 145 - 260.

80. Генис А. Довлатов и окрестности / А. Генис. М. : Вагриус, 2004. - 288 с.

81. Генис А. Обживая хаос. Русская литература в конце XX в. / А. Генис // Континент. -1997. № 4. - С. 277-295.

82. Гинзбург Л. Я. Записные книжки. Воспоминания. Эссе / Л. Гинзбург. СПб. : Искусство - СПб, 2002. - 768 с.

83. Гинзбург Л. Я. О литературном герое / Л. Я Гинзбург. Л. : Советский писатель, 1979.-224 с.

84. Гинзбург Л. Я. О психологической прозе / Л. Я. Гинзбург. М. : ШТЯАХ)А, 1999.-416 с.

85. Глебович Т. А. Трансформация классических жанров в поэзии Иосифа Бродского: эклога, элегия, сонет : дис. . канд. филол. наук / Т. А. Глебович. — Екатеринбург, 2005.-203 с.

86. Глинкин П. Литературная юность Ленинграда / П. Глинкин // Звезда. 1962.-№7. с. 208-210.

87. Голубков М. М. Утраченные альтернативы: Формирование монистической концепции советской литературы. 20 30-е годы / М. М. Глебов. - М. : Наследие, 1992.-202 с.

88. Гулиа Г. Как же быть с юмором? Вопрос Всеволоду Воеводину / Г. Гулиа // Литературная газета. — 1964. 2 апр.

89. Гулиус Н. С. Художественная мистификация как прием текстопорождения в русской прозе 1980-1990-х гг. (А. Битов, М. Харитонов, Ю. Буйда) : дис. . канд. филол. наук / Н. С. Гулиус. Томск, 2006. - 204 с.

90. Гус М. Человек коммунизма и литература / М. Гус // Литературная газета. -1959. -8 дек.

91. Гусев В. И. Неожиданность очевидного: Дневник современного литератора / В. И. Гусев. М.: Советский писатель, 1988. - 382 с.

92. Гусев В. А. Закономерности развития литературы последней трети XIX века / В. А. Гусев. Днепропетровск : Изд-во ДГУ, 1991. - 204 с.

93. Данилова С. П. Рассказы Юрия Казакова (поэтика жанра) : автореф. дис. . канд. филол. наук / С. П. Данилова. М., 1995. - 23 с.

94. Дарвин М. Н. Проблема цикла в изучении лирики / М. Н. Дарвин. Кемерово : Изд-во Кемеровского гос. ун-та, 1983. - 104 с.

95. Дедков И. Сладкие, сладкие слезы. / И. Дедков И Литературное обозрение. 1977. — № 1. — С. 57-59.

96. Евсеенко И. Не проглядеть бы. / И. Евсеенко // Литературная учёба. 1981. -№ 1.-С. 110-113.

97. Ермилов В. Будем точными / В. Ермилов // Литературная газета. 1964. - 16 апр.

98. Ермоленко С. И. Лирика М. Ю. Лермонтова: жанровые процессы : автореф. дис. д-ра филол. наук / С. И. Ермоленко. Екатеринбург, 1996. - 37 с.

99. Ермолин Е. Человек без адреса / Е. Ермолин // Континент. 1998. — № 98. -С. 322-350.

100. Ерофеев В. В. В лабиринте проклятых вопросов / В. В. Ерофеев. М. : Союз фотохудожников России, 1996. - 624 с. 56. Ефимова Н. А. Интертекст в религиозных и демонических мотивах

101. B. П. Аксенова / Н. А. Ефимова. М. : Изд-во МГУ, 1993. - 136 с. 57.3натнов А. Конфликты и контакты: Интервью с А. Битовым. / А. Знатнов //

102. В мире книг. 1987. - № 11. - С. 75-77.

103. Иванова Л. Расставание с детством / Л. Иванова // Москва. 1965. - № 8.1. C. 200-202.

104. Иванова Н. Б. Взбаламученное море / Н. Б. Иванова // Дружба народов. -1994.-№5. с. 180-187.• 60. Иванова Н. Б. Очень предварительные итоги. О Владимире Маканине / Н. Б. Иванова//Литературная учеба. 1981. -№ 1. -С. 118-125.

105. Иванова Н. Б. Проза Юрия Трифонова / Н. Б. Иванова. М. : Советский писатель, 1984.-296 с.

106. Иванова Н. Б. Судьба и роль / Н. Б. Иванова // Дружба народов. 1988. - № 3.-С. 244-255.

107. Иванова H. Б. Точка зрения: О прозе последних лет / Н. Б. Иванова. М. : Советский писатель, 1988. - 420 с.

108. История ленинградской неподцензурной литературы: 1950-1980-е годы : сб. ст. СПб. : Деан, 2000. - 176 с.

109. Каллер Д. Теория литературы: краткое введение / Д. Каллер. M .: Астрель, 2006. -158 с.

110. Карабчиевский Ю.А. Филологическая проза / Ю. А. Карабчиевский // Новый мир.- 1993.-№ 10.-С. 216-243.

111. Карпова В. В. Автор в современной русской постмодернистской литературе (на материале романа А. Битова "Пушкинский дом") : автореф. дис. . канд. филол. наук / В. В. Карпова. Тамбов, 2003. - 25 с.

112. Касаткина Т. В поисках утраченной реальности / Т. В. Касаткина // Новый мир. 1997. - № 3. - С. 200-212.

113. Кладо Н. Особое состояние героя / Н. Кладо // Литературная Россия. 1965. - 5 февр.

114. Кладо Н. Пятьсот строк умиления / Н. Кладо // Литературная Россия. 1965. -20авг.-С. 15.

115. Клепикова Е., Довлатов вверх ногами: Трагедия веселого человека / Е. Клепикова, В. Соловьев. М. : Коллекция «Совершенно секретно», 2001. - 192 с.

116. Климова М. Парижские встречи / М. Климова. СПб. : Ретро, 2004. - 375 с.

117. Кожинов В. В. Статьи о современной литературе / В. В. Кожинов. -М. : Сов. Россия, 1990.-544 с.

118. Кожинов В. В. Статьи о современной литературе / В. В. Кожинов. М. : Современник, 1982.-303 с.

119. Компаньон А. Демон теории / А. Компаньон. М. : Издательство им. Сабашниковых, 2001. - 336 с.

120. Копыстянская И. Ф. Понятие «жанр» в его устойчивости и изменчивости / И. Ф. Копыстянская // Контекст. 1986. -М., 1987. С. 178-204.

121. Кривулин В. У истоков независимой культуры / В. Кривулин // Звезда. — 1990.-№ 1.-С. 184-189.

122. Кристева Ю. Избранные труды: Разрушение поэтики / Ю. Кристева. М. : Российская политическая энциклопедия, 2004. - 656 с.

123. Кузнецова И. Серебряная ложка в птичьем гнезде / И. Кузнецова // Знамя. -1998.-№2.-С. 206-212.

124. Ланщиков А. . Или только мир ощущений? / А. Ланщиков // Литературная газета. 1968. -№ 16. - С. 5.

125. Ланщиков А. От литературных фикций к литературе действительности / А. Ланщиков // Москва. 1969. - № 3. - С. 206-216.

126. Латынина А. Н. За открытым шлагбаумом: Литературная ситуация конца 80-х / А. Н. Латынина. М. : Советский писатель, 1991. - 335 с.

127. Лейдерман Н. Л. Движение времени и законы жанра / Н. Л. Лейдерман. -Свердловск : Средне-Уральское книжное изд-во, 1982. -254 с.

128. Лейдерман Н. Л. От «советского писателя» к писателю советской эпохи: Путь Юрия Трифонова / Н. Л. Лейдерман, М. Н. Липовецкий. Екатеринбург : Изд-во АМБ, 2001. - 36 с.

129. Лейдерман Н. Л. Современная русская литература : в 3 кн. / Н. Л. Лейдерман, М. Н. Липовецкий. М. : Эдиториал УРСС, 2001.

130. Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы. Л. : Худож. лит., 1971.372 с.

131. Практикум по жанровому анализу литературного произведения / Лейдерман Н. Л. и др.. Екатеринбург : Изд-во Урал. гос. пед. ун-та, 1996. - 40 с.

132. Липовецкий М. Н. Паралогии: Трансформации (постмодернистского дискурса в русской культуре 1920 2000-х годов / М. Н. Липовецкий. -М.: Новое литературное обозрение, 2008. - 848 с.

133. Литовская М. А. «Феникс поет перед солнцем»: Феномен Валентина Катаева / М. А. Литовская. Екатеринбург : Изд-во Урал, ун-та, 1999. - 608 с.

134. Лосев Л. Тулупы мы / Л. Лосев // Новое литературное обозрение. 1995. - № 14.-С. 209-215.

135. Лунц Л. Почему мы Серапионовы братья / Л. Лунц // Лунц Л. Обезьяны идут. -Инапресс, 2003. С. 331-334.

136. Лурье Л. Материалы к дискуссии / Л. Лурье // «Семидесятые» как предмет истории русской культуры. -М. Венеция : О.Г.И., 1998. - С. 17-20.

137. Мартьянова И. А. Киновек русского текста: парадокс литературной кинема-тографичности / И. А. Мартьянова. СПб. : Сага, 2001. - 223 с.• 96. Марченко А. Запах своей тропы / А. Марченко // Маканин В. С. Отставший.

138. Повести и рассказы. М.: Худож. лит., 1988. - 431 с.

139. Митин Г. Прощание с детством / Г. Митин // Смена. 1965. - № 12. - С. 1820.

140. Немзер А. С. Замечательное десятилетие русской литературы / А. С. Немзер. М.: Захаров, 2003. - 608 с.

141. Немзер А. С. Замечательное десятилетие. О русской прозе 90-х годов / А. С. Немзер // Новый мир. 2000. - № 1. - С. 198-219.

142. Померанцев В. Об искренности в литературе / В. Померанцев // Новый мир. 1953.-№ 12.-С. 218-246.

143. Попов И. В. Художественный мир произведений Василия Аксенова : автореф. дис. д-ра филол. наук / И. В. Попов. Архангельск, 2006. - 21 с.

144. Роднянская И. Б. Новые сведения о человеке / И. Б. Роднянская // Битов А. Г. Обоснованная ревность. М. : Панорама, 2000. - С. 6-23.

145. Роднянская И. Б. Преодоление опыта, или Двадцать лет странствий / И. Б. Роднянская // Новый мир. 1994. - № 8. - С. 222-232.

146. Роднянская И. Б. Художник в поисках истины / И. Б. Роднянская. М. : Современник, 1989. - 384 с.

147. Рыбальченко Т. JI. Автор в художественном мире произведения (Повести Ю. Трифонова и А. Битова 70-х годов) / Т. JI. Рыбальченко // Художественное творчество и литературный процесс : сб. ст. — Томск, 1984. — С. 6483.

148. Савицкий С. Андеграунд: история и мифы ленинградской неофициальной литературы / С. Савицкий. М. : НЛО, 2002. - 224 с.

149. Саморукова И. В. Быт и бытие: репрезентация повседневности в советской литературе 70-х годов: от Ю. Трифонова к В. Маканину / И. В. Саморукова // Критика и семиотика. Новосибирск, 2005. - Вып. 8 - С. 232238.

150. Свирский Г. На лобном месте. Литература нравственного сопротивления 1946-86 гг. Электрон, ресурс. / Г. Свирский. Лондон. : Overseas, 1979; М. : Крук, 1998. - Режим доступа: http://www.members.rogers.com/gsvirsky, свободный.

151. Силантьев И. В. Сюжет как фактор жанрообразования в процессе генезиса романа (на материале древнерусской литературы) : автореф. дис. . канд. филол. наук / И. В. Силантьев. М., 1994. - 26 с.

152. Смирнова Т. А. Типология и функции цитаты в художественном тексте (На материале романов А. Битова "Пушкинский дом", В. Маканина "Андеграунд, или Герой нашего времени) : дис. . канд. филол. наук / Т. А. Смирнова. -М., 2005. 180 с.

153. Снигирева Т. А. А. Т. Твардовский. Поэт и его эпоха / Т. А. Снигирева. -Екатеринбург : Изд-во Урал, ун-та, 1997. -384 с.

154. Стенник Ю. В. Системы жанров в историко-литературном процессе / Ю. В. Стенник // Историко-литературный процесс. Проблемы и методы изучения.-Л., 1974.-С. 168-203.

155. Степанян К. // Литературная газета. 1990. - 28 нояб. - С. 5.

156. Субботин А. С. Маяковский сквозь призму жанра / А. С. Субботин. — М. : Советский писатель, 1986. -351 с.

157. Теоретико-литературные итоги XX века : в 2 т. М. : Наука, 2003.

158. Тодц III У. М. Дружеское письмо как литературный жанр в пушкинскую эпоху / У. М. Тодц III. СПб. : Академический проект, 1994. - 208 с.

159. Топоров В. Н. Аптекарский остров как городское урочище / В. Н. Топоров // Ноосфера и художественное творчество : сб. науч. трудов. М. : Наука, 1991.-С. 200-279.

160. Турков А. Противник притаившегося сна / А. Тур ков // Молодая гвар-• дия.- 1964.-№8.-С. 309-312.

161. Тынянов Ю. Н. Архаисты и новаторы / Ю. Н. Тынянов. Л. : Прибой, 1929.-596 с.

162. Тынянов Ю. Н. Литературный факт / Ю. Н. Тынянов. М. : Высшая школа, 1993.-319 с.

163. Угдыжекова О. В. Этико-философские основы жанровых поисков

164. H. С. Лескова 1870-х годов : автореф. дис. .канд. филол. наук / О. В. Угдыжекова. Томск, 1998. - 22 с.

165. Успенский Б. А. Поэтика композиции / Б. А. Успенский. М.: Азбука, 2000.-352 с.

166. Утехин Н. П. Жанры эпической прозы / Н. П. Утехин. Л. : Наука, 1982.- 185 с.

167. Уфлянд В. Могучая питерская хворь / В. Уфлянд // Звезда. 1990. - №1.-С. 179-184.

168. Уэллек Р. Теория литературы / Р. Уэллек, О. Уоррен. М. : Прогресс, 1978.-325 с.

169. Фирсов Б. М. Разномыслие в СССР. 1940 1960-е годы: История, теория и практики / Б. М. Фирсов. - СПб. : Изд-во Европ. Ун-та в СПб. : Европейский дом, 2008. - 544 с.

170. Фоменко И. В. Лирический цикл: становление жанра, поэтика / И. В. Фоменко. Тверь : Тверской гос. ун-т, 1992. - 124 с.

171. Фрейденберг О. М. Поэтика сюжета и жанра / О. М. Фрейденберг. -М. : Лабиринт, 1997.-448 с.

172. Фридлендер Г. М. Поэтика русского реализма / Г. М. Фридлендер. Л. : Наука, 1971.-294 с.

173. Фридман Д. Ветру нет указа / Д. Фридман // Литературное обозрение.1989.-№ 12.-С. 14-16.

174. Хворостьянова Е. В. Лирика Андрея Битова: поэтика перевода / Е. В. Хворостьянова // Русская литература. 2007. - № 1. - С. 87-104.

175. Хмельницкая Т. Ю. В глубь характера: О психологизме в современной советской прозе / Т. Ю. Хмельницкая. Л. : Советский писатель, 1988. - 256 с.

176. Хмельницкая Т. Ю. Поиски утраченного родства / Т. Ю. Хмельницкая // Литературное обозрение. 1992. -№ 10. - С. 47-49.

177. Художественная жизнь России семидесятых годов как системное целое. СПб.: Алетейя, 2001. - 3 52 с.

178. Цурикова Г. М. Иллюзия одиночества / Г. М. Цурикова, И. С. Кузьми-чев // Нева. 1989. - № 7. - С. 180-189.

179. Чансес Э. «Жизнь в ветреную погоду» А.Г. Битова: творческий процесс в жизни и в литературе / Э. Чансес // Русская литература XX века: Исследования американских ученых. Вирджиния ; СПб. : Петро-РИФ, 1993. -574 с.

180. Чансес Э. Андрей Битов: Экология вдохновения / Э. Чансес. СПб. : Академический проект, 2006. - 320 с.

181. Чернец Л. В. Литературные жанры (проблемы типологии и поэтики) / Л. В. Чернец. М.: Изд-во МГУ, 1982. - 192 с.

182. Черняк М. А. Современная русская литература : учеб. пособие / М. А. Черняк. СПб.; М.: Сага-Форум, 2004. - 336 с.

183. Чупринин С. И. Каждому свое! / С. И. Чупринин // Литературная учеба,-1981.-№ 1.-С. 113-117.

184. Чупринин С. И. Крупным планом / С. И. Чупринин. М. : Советский писатель, 1983. -287 с.

185. Шайтанов И. Вечер во Франкфурте / И. Шайтанов // Вопросы литературы. -2006. № 1. С. 297-312.

186. Шерель А. На пороге открытий / А. Шерель // Комсомольская правда. -1965.-17 марта.

187. Шилина К. О. Поэтика романа В. Маканина "Андеграунд, или Герой нашего времени" (Проблема героя) : автореф. дис. .канд. филол. наук / К. О. Шилина. Тюмень, 2005. - 25 с.

188. Шкловский В. Б. «Гамбургский счет»: Статьи воспоминания - эссе / В. Б. Шкловский. - М. : Советский писатель, 1990. - 544 с.

189. Шубин А. В. Диссиденты. Неформалы и свобода в СССР / А. В. Шубин. М. : Вече, 2008. - 384 с.

190. Шубин Э. А. Современный русский рассказ (Вопросы поэтики жанра) / Э. А. Шубин. Л. : Наука, 1974. - 182 с.

191. Шустер С. Интервью с А. Битовым Электрон, ресурс. / С. Шустер -Режим доступа: http://www.svoboda.org/programs/FTF/1999/FTF.070499.asp, свободный.

192. Эпштейн M. Н. Время самопознания / M. Н. Эпштейн // Дружба народов. 1978. - № 8. - С. 276-280.

193. Эпштейн M. Н. Парадоксы новизны: О литературном развитии XIX -XX веков / M. Н. Эпштейн. М. : Советский писатель, 1988. - 416 с.