автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.07
диссертация на тему: Женское пространство в традиционной культуре бурят

Полный текст автореферата диссертации по теме "Женское пространство в традиционной культуре бурят"

4843115

НИКОЛАЕВА Дарима Аиатольсвна

ЖЕНСКОЕ ПРОСТРАНСТВО В ТРАДИЦИОННОЙ КУЛЬТУРЕ БУРЯТ

специальность 07.00.07 - этнография, этнология и антропология

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук

2 7 ЯН В 2011

Москва-2011 г.

4843115

Работа выполнена в отделе философии, культурологии и религиоведения Учреждения Российской академии наук Института монголоведения, буддологии и тибетологии Сибирского отделения РАН

Научный консультант: доктор исторических наук, профессор

Скрынникова Татьяна Дмитриевна

Официальные оппоненты: доктор исторических наук, профессор

Жуковская Наталья Львовна

Институт этнологии и антропологии РАИ

доктор исторических наук

Грайворонский Владимир Викторович

Институт востоковедения РАН

доктор исторических наук

Романова Екатерина Назаровна

Институт гуманитарных исследований и проблем малочисленных народов Севера СО РАН

Ведущая организация: Российский государственный гуманитарный университет, кафедра тендерных исследований

Защита состоится 17 мая 2011 года в 14.30 на заседании диссертационного совета Д. 002.117.01 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора и кандидата исторических наук при Учреждении Российской академии наук Институте этнологии и антропологии им. H.H. Миклухо-Маклая РАН, по адресу: 119991, Москва, Ленинский проспект, 32-А.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Института этнологии и антропологии им. H.H. Миклухо-Маклая РАН.

Автореферат разослан «_»_2011 г.

Ученый секретарь диссертационного совета доктор исторических наук

А.Е. Тер-Саркисянц

I. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность. Изучение места и роли женщины в системе жизнеобеспечения общества, составляющей универсальные и фундаментальные основы этнической культуры, имеет большое научное значение. Женское пространство, в совокупности материальной, духовной, обрядовой, семейно-брачной сфер, восходит к древним мифоритуальным представлениям о женщине-матери. Зародившись в ранний период развития бурятской культуры, эти воззрения выступают в качестве базовой категории, продолжая воспроизводиться и в настоящее время вследствие социальной востребованности и соответствия ментальным стеоретипам. Таким образом, актуальность диссертационного исследования состоит в важности научного исследования гендерных аспектов традиционной культуры, поскольку их устойчивость и динамика обеспечивают непрерывность традиции и одновременно способствуют адаптации сообществ и индивидов к изменяющимся внешним условиям. Кроме того, актуальность данной работы мы определяем следующими факторами, которые обусловили выбор темы:

- в бурятоведении, несмотря на многочисленные исследования отдельных аспектов и тем, связанных с женщинами (семья, брак, одежда, украшения и т.д.), целостного осмысления сущности и роли женского пространства в традиционном обществе не предпринималось. В данной диссертационной работе не только выявляется этническая специфика бурятского общества, но и предпринимается исследование по типологии архаических воззрений, связанных с материнским культом у соседних этносов. Актуальность анализа женского пространства обусловлена также недостаточной изученностью предложенной темы в региональной историографии и этнографии народов Сибири и Центральной Азии;

- без объективной оценки исторической традиции невозможно осмысление и анализ положения женщины в современности. Сохранившиеся

до настоящего момента элементы патриархальных отношений продолжают регулировать положение женщины в семье и обществе, ориентированное на социальную ущербность (одинокие матери, низкий уровень детских пособий, мужской шовинизм, сервильные функции). В массовом сознании населения половая принадлежность играет важную роль в выборе идентификационных предпочтений. При этом следует отметить, что кардинальные изменения социально-экономических и политических условий, произошедшие в XX -начале XXI в., способствовали формированию женщин нового типа: бизнес-леди, руководитель, политик. Тем не менее, в условиях современного общества «женский вопрос», в том числе, формирующие его этнокультурные составляющие, не снимается, а требует решения проблемы;

- интерес к традиционной культуре с точки зрения понятия «гендер» связан с апробацией современных методов анализа, что обуславливает открытие новых перспектив в исследовании этно- и культурогенеза бурят. Анализ совокупности сфер женского пространства способствует раскрытию содержания архаичных пластов народного мировосприятия, позволяет расширить рамки этнографических, этнологических, антропологических, зтнокультурологических и этногенетических исследований для включения ценностей этнокультурного наследия в современность в качестве полноправных компонентов общественной жизни.

Степень изученности проблемы. В соответствии с избранной темой материалы, привлекаемые для анализа, мы разделили на три группы, в зависимости от того, как освещаются и решаются в них ряд проблем, важные для данной работы.

К первой группе исследований относятся труды о социальной роли женщины, ее правовом статусе и утилитарных функциях. Ученые изучали аспекты, связанные с семейно-брачным положением бурятки в традиционном обществе, воспитанием детей, религиозными воззрениями и т. д. (Ц. Жамцарано, В. Копылов, Д. Корнакова, Х.Н. Намсараев, У.Д. Онгодова, Д.

Талько-Гринцевич, К. Хадаханэ, М.Н. Хангалов и др.). Можно отметить работы конца XVIII - начала XX в., где присутствует описание быта народов Сибири, в том числе бурят (И.К. Витсен, И.Г. Георги, И. Гмелин, М.А. Кастрен, П.К. Козлов, Ф. Ланганс, М. Татаринов). Начиная с первой половины XIX в. отдельные сведения и оценки встречаются в трудах ссыльных, этнографов, путешественников A.B. Астырева, Я.П. Дубровы, М.А. Кроля, А.К. Ордынского, Г.М. Осокина, Г.Н. Потанина, Н.М. Потаниной, Н.С. Щукина, М.А. Ядринцева, в которых, помимо общего описания хозяйственной деятельности женщины, ее мировоззрения (в частности, религиозного) и связанных с женщинами таких элементов материальной культуры как одежда и украшения характеризуется ее социальное положение главным образом в контексте семейно-брачных отношений, а также ее домашние обязанности и участие в земледельческих работах. Характерной чертой этих аналитических исследований, как исторических, так и этнографических, является выраженная эмоционально-нравственная валентность, сопутствующая стремлению дать объективную картину предмета исследования в соответствии с тезисом Н.И. Костомарова о необходимости не «любоваться народностью, а знать, уразуметь ее». Благодаря такому принципу была дана достаточно полная общая этнографическая характеристика малых народов России.

Этнографы советского периода рассматривали тендерные вопросы в качестве сопутствующей характеристики традиционной бурятской культуры. В их работах исследуются женские проблемы через призму родовых и семейно-брачных отношений. Посредством описания таких элементов традиционной культуры как калым, этикет, религиозные запреты и т. д. подтверждалось положение женщин как «унизительное, тяжелое и бесправное», обусловленное экономической отсталостью населения, живущего по законам натурального хозяйства и патриархальности (К.В.

Вяткина, В.П. Гирченко, Д.Д. Добрянский, Е.М. Залкинд, Б.Э. Петри, А.П. Щапов, A.A. Хараев).

Исследования С.П. Бавдаева, К.Д. Басаевой, Г.Р. Галдановой, Ю.Б. Рандалова касаются аспектов эволюции семьи, структуры и основных этапов бурятской свадебной обрядности, социального развития. В монографии К.Д. Басаевой «Семья и брак у бурят» [1980, 1991] характеризуется бурятская семья в разных локально-территориальных традициях, анализируется положение женщины. В работе отмечается двойственный характер положения женщины в семье и обществе и выявляются сохранившиеся отголоски матрилокальных отношений. В трудах А.П. Окладникова, ГЛ. Санжиева, Е.Г. Санжиевой, П.Т. Хаптаева посвященных истории и культуре Бурятии отдельные материалы касаются женской темы. Следует также отметить работы K.M. Герасимовой, исследовавшей влияние буддизма на традиционное общество, в которых косвенно отражалось положение женщины в семье и обществе. В этой связи также необходимо сказать о монографии Л.Ю. Довдоковой «Статус женщины в традиционном обществе бурят (вторая половина XIX - качало XX в.)» [2008], в которой автор исследует социально-правозой статус женщины в традиционном обществе и влиянии религиозных воззрений на ее положение. Отметим, что в советский период ряд авторов (A.A. Бартанова, Р.В. Гребенкина, Ф.А. Кудрявцев, Н.В. Олзоева) исследовали тендерные проблемы в сравнительно-сопоставительном аспекте. Из-за необходимости следовать жестким идеологическим установкам, авторы не имели возможности в полной мере охарактеризовать реальное положение бурятских женщин. В советской действительности, несмотря на провозглашение равноправия и свободы, женщины сталкивались с новыми для них проблемами и дискриминацией как на производстве, так и в семье: слабая представленность в сфере управления, занятость в сфере тяжелого и низкооплачиваемого труда, неспособность властей предотвратить домашнее насилие над женщиной, шокирующие

показатели женской смертности, а также рост количества разводов, числа одиноких матерей и т. д.

Религиозные воззрения бурят-шаманистов и, в частности, сохранившиеся следы женского культа исследовались в трудах Г.-Д. Нацова, Г.Ц. Цыбикова, И.М. Этагорова. Женские образы как акторы символического поля культуры были отражены в работах С.Ю. Неклюдова, H.H. Николаевой. Ученые Д.С. Дугаров, Т.М. Михайлов, И.Е. Тугутов, изучавшие обрядовые практики и традиционную ментальность бурят, косвенно выявляли роль и место женщин в бурятских обрядах и праздниках.

Ко второй группе исследований относятся труды, представляющие различные принципы, подходы и методы гуманитарных исследований применительно к «женскому вопросу». Так, в статьях Т.А. Бертагаева, Р.Ж. Жалсановой, C.B. Иванова затрагиваются тендерные вопросы на основе анализа историко-генстических и культурно-семантических аспектов традиционной культуры. E.H. Кузьмина в монографии «Женские образы в героическом эпосе бурятского народа» [1980] обратила внимание на трансформацию женских образов от зооморфных до антропоморфных персонажей в устном фольклоре бурят с позиций социальных установок формирования этноса. Более конкретизированным продолжением данной темы является монография H.H. Николаевой «Отрицательные женские образы в героическом эпосе бурят: функция, семантика и поэтика» [2008]. Следует отметить монографию Д.В. Цыбикдоржиева «Происхождение древнемонгольских воинских культов (по фолысиорно-этнографичсским материалам бурят)» [2003], где автор проанализировал инициационные обряды с участием женщины в качестве как объекта, так и субъекта действа.

Современные исследователи, оперируя межпредметными связями, выявили более глубокие аспекты в воззрениях бурят на роль, место и статус женщин. Так, диссертационные исследования Д.Б. Батоевой [2000], М.Б. Дагдановой [2005], О.В. Шаглановой [2005] выявляют космологические

представления на материале отдельных аспектов женского пространства (родильные обряды, одежда и украшения). В монографии «Художественная обработка металла Предбайкальских бурят XIX - начала XX в.» [Банаева. 2010] рассматриваются вопросы зарождения, технологии и оформления женских свадебных украшений. Вышеуказанные авторы активно используют антропологические и интерпретационные методы.

С точки зрения целей диссертационной работы, большое значение в изучении женского пространства имеют работы Т.Д. Скрынниковой [1997, 2000, 2002] по символике Земли, Солнца и соотнесенности с ними культа богини плодородия Умай в культуре тюрко-монгольских народов. Анализ этих явлений позволил исследователю выявить в бурятской традиции два типа культуры с универсальным образом прародительницы, что было обусловлено, по ее мнению, сложнейшими путями этно- и культурогекеза народов, населяющих территорию так называемой евразийской степью. Данные процессы, безусловно, повлияли на формирование картины мира у бурят и нашли отражение в женских персоналиях мифопоэзии.

Вопросы формы, содержания, структуры и истории формирования женского пространства через обрядовые, материальные, семейно-брачные аспекты рассмотрены в ряде наших работ [Николаева, 2000,2001,2002,2003, 2007,2008].

К третьей группе относятся сравнительно-сопоставительные исследования теоретико-концептуальных и историко-культурологических аспектов тендера и традиционной культуры народов России. Это труды Т.Г. Айвазовой, Р.И. Ерусланова, Е.М. Зуйкова, Я.Л. Коломинского, Г.Г. Киселевой, Т.А. Клименко, М.Г. Котовской, И.Г. Малкиной-Пых, Н.Л. Пушкаревой, связанные с исследованием места женщины в социально-культурном пространстве. В них разрабатываются действенные методики, вносятся оригинальные методологические и методические предложения. Сложность и глобальность изысканий обусловлены огромным объемом

материала и стремлением современных ученых проводить междисциплинарные исследования с использованием эвристических возможностей исторических, этнологических, культурологических, антропологических, философских, психологических и социологических знаний.

Труды Э.П. Бакаевой, Т.А. Бернштам, С.И. Вайнштейн, В.Е. Васильева, Р.П. Гаврильевой, И.В. Ильиной, Ю.Ю. Карпова, Н.К. Козловой, А.П. Решетниковой, E.II. Романовой, A.B. Смоляк, О.И. Улягаева определили необходимость: а) рассмотрения совокупности женского пространства (материального, духовного, ритуального, бытового) - важнейшей части этнической культуры, несущей базовую информацию об особенностях истории формирования, развития и функционирования системы жизнеобеспечения в традиционной культуре народа; б) выявления в ней типологического единства с культурами соседних народов региона Центральной Азии и Сибири, а также архетипов традиционной культуры и архаических воззрений с традициями народов Российской Федерации и стран СНГ, влияние историко-культурных контактов и связей.

Исследователи Ю.Ю. Антонян, Э.П. Бакаева, Е.П. Батьянова, В. Беляева, О.В. Горшунова, H.J1. Жуковская, М.В. Тендрякова, С.П. Тюхтенева, В.И. Харитонова стремятся разными путями решить «женский вопрос» с позиций современной исторической науки; в их трудах предложены теоретические решения проблем, связанных с историей женского шаманизма, анализируются с различных позиций культурно-психологический образ современных шаманок. С. Фатыхов в монографии «Мировая история женщины: опыт сравнительной фактологии» [2004] на основании колоссального фактологического материала, выдвигает матриархальную гипотезу происхождения человека, связанную с трансформацией поведенческой реакции женщины-матери, в результате чего она становится

носительницей нравственности, культуры и создает историческую преемственность материального и духовного достояния.

К началу XXI в. женская проблематика стала почти обязательной на многих научных конференциях по тендерной социологии, психологии, лингвистике. Феминологические исследования включены в государственный образовательный стандарт. Появились специальные периодические издания: альманахи «Социальная история» (Москва), «Гендерные исследования» (Харьков), ежегодник «Адам и Ева. Альманах тендерной истории» (Москва), журналы «Женщина +» (Москва), «Женщина в Российском обществе» (Иваново). Проблема женщины стала фокусом внимания этнографов, историков, культурологов. Проводятся отдельные исследования семейно-брачных отношений, участия женщин в общественных движениях, а также истории женской эмансипации, решение женского вопроса в СССР и т. д. Гендерные исследования о своеобразии социальной роли женщины вскрывают иерархичность построения традиционной семьи и определяют пути ее преодоления.

Следует также отметить, что российские ученые проводят фундаментальные этнографические исследования по женскому пространству народов зарубежных стран. В трудах В.Р. Арсеньева, И.И. Лунина, A.A. Маслова, Б.А. Окладниковой, Г.В. Старовойтовой, С.Б. Чернецова, Я.В. Чеснова, Т.В. Цивьян представлен комплексный анализ социально-культурной дифференциации полов и конкретные стандарты мужского и женского поведения у народов Европы, Азии, Африки, Америки, Австралии и Океании.

Западные ученые также вносят значительный вклад в исследования, связанные с женской темой. Э. Гидценс, Р. Зидер, Д. Лорбер, Ж. Мишле, Л. Сагален, Д. Силласте, М. Хоуп, К. Эстес развивают теоретические и методические аспекты науки, способствуя, в частности, применению новых подходов к изучению женского пространства у бурят, рассматриваемого как

сложнейшая структура. Структурный анализ позволяет выявить в женском пространстве разновременные типы, изучить его в единстве историко-генетических, культурно-семантических и функционально-структурных аспектов. Можно отметить, что в зарубежной историографии встречаются краткие упоминания о бурятках в работах Г. Плосса «Женщина в естествоведении и народоведении» [1996] и М. Элиаде «Шаманизм» [2000].

И, наконец, в диссертационном исследовании женское пространство рассматривается в неразрывной связи с понятием «традиционная культура», которое используется нами в качестве операционного представления в соответствии со значениями, предложенными Г.Р. Галдановой, Н.Б. Дашиевой, В.М. Каирова, A.B. Костиной, И.И. Осинского, Т.Д. Скрынниковой, И.В. Суханова и др.

Оценивая степень изученности темы, отметим, что, несмотря на обилие работ, касающихся гендерных аспектов, проблема, поставленная в диссертационном исследовании, предметом комплексного изучения не становилась. Анализ совокупности женского пространства способствует раскрытию содержания архаичных пластов мировосприятия, позволяет расширить рамки этнографических, этнологических, антропологических, этнокультурологических и этногенетических исследований для включения ценностей этнокультурного наследия в современность в качестве полноправных компонентов общественной жизни. Это подразумевает также апробацию современных методов анализа, что, в свою очередь, обуславливает открытие новых перспектив в исследовании этно- и культурогенсза бурят.

Все эти факторы обусловили выбор темы и постановку исследовательской цели, которая заключается в комплексном рассмотрении, на основе историко-этнографического, этнокультурологического и семантического анализа фольклорно-этнографических материалов конца

XVIII - начала XXI в., совокупности женского пространства как сложной многоуровневой системы жизнеобеспечения общества.

Достижение поставленной цели предполагает решение следующих задач:

- определить основные составляющие женского пространства: материальные, обрядовые, семейно-бытовые и духовные сферы жизнедеятельности традиционного общества;

- на основе семантической интерпретации мифопоэтических женских персонажей разработать модель функционирования системы жизнеобеспечения в традиционной культуре бурят;

- рассмотреть условия и причины складывания традиционной картины мира, важнейшим маркером которого является культ матери-прародительницы;

- определить семантические, функциональные, генетические аспекты представлений о роли и значении женщины в системе жизнеобеспечения социума в соответствии с ее статусно-ролевыми функциями;

- в контексте мифологических сюжетов изучить систему общественных календарных и семейно-бытовых обрядов как значимого фактора в деле формирования личности женщины-хозяйки дома;

- показать исторические условия формирования специфических национально-культурных черт бурятской культуры.

Объектом исследования является традиционная культура бурят конца

XIX - начала XX в.

Предметом исследования выступает женская составляющая традиционной культуры, ее значение и своеобразие.

Теоретико-методологическая основа исследования

Методологические предпосылки исследования определялись тем, что разные сферы женского пространства, их целостность и функционирование поддаются реконструированию только при одновременном,

взаимообусловленном изучении обрядово-ритуалыюй практики, верований, мифологии, с привлечением материалов по этнографии, археологии, искусствоведению бурят и народов Центральной Азии и Сибири. Такой способ предусматривает единство семантического поля, функционирующего в традиционной культуре. При этом проведенное диссертационное исследование основывалось на ряде принципов, подходов, методов и методологии, определяющих сущностную сторону историко-этиографичсского и этнокультурологического познания:

• принцип историзма позволяет изучать социально-культурные реалии женского пространства в динамике их становления и развития, когда они рассматриваются как определенная целостность, обладающая имманентным смыслом. При этом этнокультурные процессы исследуются в неразрывном единстве с цивилизационной культурой;

• благодаря принципу объективности был проведен комплексный анализ и оценка совокупности женского пространства, выявлены структурообразующие элементы картины мира, основывающиеся на духовно-нравственных ценностях. Мы рассматриваем женское пространство в значении сакрального, выступающего, в свою очередь, как операциональное понятие, позволяющее реконструировать мировоззренческие основания бытия социума;

• ценностный принцип этнокультурного своеобразия бурят в вопросах тендера был определен на основании аксиологических теорий и концепций, накопленных в различных областях гуманитарных наук;

• принцип системности применялся при рассмотрении структуры женского пространства как совокупности религиозно-мифологического, материального, обрядового, социального компонентов, включая связь как с внешней, так и с внутренней средой, а также обратную связь.

Указанные принципы позволили привлечь ряд новых материалов, как в синхронном, так и в диахронном плане, а при реконструкции форм и

содержания обрядов жизненного и календарного циклов через призму тендерных отношений, выявить и проанализировать особенности выражения ритуального воздействия на женщин, выступавших в качестве объекта или субъекта обрада.

Для методологического основания диссертационного исследования важными являются следующие подходы.

Междисциплинарный подход предполагает комплексный характер исследования [П.Г. Богатырев, Д.С. Лихачев, Ю.М. Лотман]. Интеграция знаний в области этнографии, этнологии, антропологии, истории, культурологии, семиотики способствует выявлению универсального характера женского пространства в традиционной культуре, выступающего в качестве методологически значимого операционального понятия. Сочетание методов этнографических и других гуманитарных наук позволило получить новые характеристики многообразия женского пространства и определить с позиций современной этнологической науки этнокультурные процессы, выступающие в структурном и нераздельном единстве системы жизнеобеспечения этноса. Автором на большом фактическом материале доказано, что вопросы тендера являются базовым концептом современных этнокультурных процессов.

Историко-системный подход позволяет установить причинно-следственные связи между положением женщины в традиционном обществе и религиозно-мифологическим сознанием. Это позволило не только наиболее адекватно рассмотреть и проанализировать собственно этнографические материалы, но и предложить понятийный аппарат современного научно-гуманитарного знания по отношению к изучению конкретного феномена -тендерного аспекта традиционной культуры. Женское пространство в таком ключе представляется и анализируется не только как совокупность знаков и символов, составляющих особую семиосферу бурятской этничности, но и как динамический исторический процесс, обусловленный сложным

переплетением внутренних и внешних этнокультурных факторов, включающих религиозно-мировоззренческие характеристики и особенности.

При исследовании традиционной культуры применялись фундаментальные теоретико-концептуальные методы.

Так, историко-генетический, семантический и интерпретативный методы [А. ван Геннеп, Л.П. Потапов, E.H. Романова, Т.Д. Скрынникова, В. Тэрнер, М. Хоуп, К. Эстель.] способствовали изучению истоков формирования феномена женского пространства. В диссертационном исследовании архаические пласты народной культуры являются особой областью интересов, поскольку связаны с сохранившимися следами женского культа, выступающего как совокупность знаковых действий и предметов и отражающего мифологические универсалии, содержащие стереотипы мифоритуалыюго поведения. Реконструкция архаической культуры позволяет выявить наиболее глубинные основы бурятской культуры, определить специфические свойства локальных этнических традиций и решить проблемы генезиса этнической культуры.

Важное место в исследовании занимает диахроииый метод, который позволил показать преемственность и динамику этнокультурных процессов в разные периоды, тогда как благодаря синхронному анализу [В.Н. Топоров, АЛ. Топорков] стала возможной системная реконструкция этнокультурных оснований женского пространства в традиционной культуре. При анализе как синхронического аспекта, так и диахронического применялся историко-сравнителъный метод.

Использование структурно-функционального метода [П.Г. Богатырев, И.В. Кузнецов, К. Леви-Стросс, Е. Малетинский, Н.И. и С.Н. Толстые, Д. Фрезер, М. Элиаде] позволило осуществить анализ структуры, характеристик женского пространства и показать на фактологическом материале его элементы, внутренние взаимосвязи между ними, а также способы и пути формирования и функционирования пространства как символического поля

культуры, в котором женщины выступали маркерами в качестве объекта или субъекта в рамках установленных мифоритуальных традиций. Осмысление и творческое применение концептуальных идей указанных авторов позволили проанализировать женское пространство как феномен, обладающий в традиционной культуре коммуникативной, знаковой и символической функцией.

Благодаря историко-типологическому методу [А.К. Байбурин, М.В. Крюков, Е.С. Новик, С.А. Токарев, Б.Н. Путилов.] стало возможным выделить общие тенденции тендерного аспекта у соседних народов, а также доказать обусловленность феномена женского архетипа в традиционном мировоззрении.

Общетеоретической базой диссертационного исследования послужили труды авторов серии книг «Традиционное мировоззрение тюрков Южной Сибири» [ЕЛ. Львова, И.В. Октябрьская, М.С. Усманова, A.M. Сагалаев], а также исследования Г.Р. Гаддановой A.B. Костиной, И.И. Осинского, В.М. Каирова, Т.Д. Скрынниковой, И.В. Суханова. Положения указанных авторов о понятиях «модель мира», «традиции», «традиционная культура» применительно к локальным этническим сообществам были для нашего исследования базовыми. Их работы позволили нам рассматривать женское пространство, в которое включены не только «нормы/ ценности/ смысльь' символы» (представления о природе, космосе, месте человека в мире, религиозно-мифологические понятия, идеалы справедливости, мудрости, красоты, добра и зла, понимание «правильного» и «неправильного» поведения и устройства жизни и др.), но и форш.1 их функционирования и социальной трансмиссии. Ученые понимают традиционную культуру как определенный тип культуры, основанный на мифоритуальных представлениях и сформировавшийся на ранних этапах человеческой истории. Традиционная культура выполняла и в определенной мере продолжает выполнять весь комплекс социокультурных функций,

необходимых для воспроизводства человека и общества. Следует отмстить, что культуру бурят можно считать традиционной, поскольку речь идет о миропонимании, сложившемся в эпоху господства мифоноэтического мышления. Возникшая в ту эпоху картина мира эволюционировала, изменялась, но в общих чертах сохранялась в некоторых обществах до начала XX в.

Из научных методов эмпирического исследования нами применялись методы экспедиционной работы: наблюдение, описание, интервьюирование, фотофиксация.

Источниковая база исследования. Источники по теме диссертационного исследования делятся на эмпирические (опубликованные и неопубликованные) и теоретические. В первом случае, мы определяем женское пространство не только физическими границами, связанными с хозяйственными, социальными и другими «материальными» факторами. Семиотически сопряженное с архаическими концептами и выступающее как текст и символ культуры, оно состоит из разностадиальных мифопоэтических и религиозных компонентов, удерживаемых в культурной памяти народа и передаваемых через различные фольклорно-этнографические материалы, являющиеся ценным эмпирическим источником. Прежде всего, это а) неопубликованные источники, к которым относятся:

- полевые материалы автора (ПМА), включающие непосредственное наблюдение и межличностное общение, благодаря которым был собран эмпирический материал о роли и месте женщины в семейно-бытовых и обрядовых традициях как в современных условиях, так и в традициях прошлого: фольклорные произведения, в частности, устное народное творчество, а также костюмы, украшения, суеверия и т. д. Начиная с 1995 г. проводились ежегодные научные экспедиции по территориям

этнографической Бурятии: Нукутский, Боханский, Эхирит-Булагатский, Баяндаевский и Аларский районы Иркутской области (1995 - 2004); Агинский автономный округ Читинской области (ныне - Забайкальский край) (2005); Баргузинский (2000), Джидинский (2004), Тункинский (2006), Хоринский, Кижингинский районы (2007) Республики Бурятия.

- архивные материалы, сосредоточенные в фондах 1. Национального архива Республики Бурятия (НАРБ) и 2. Центра Восточных рукописей и ксилографов Института монголоведения будцологии и тибетологии (ЦВРК ИМБТ СО РАН).

В Национальном архиве Республики Бурятия представлено уникальное собрание документов, но материалы по проблемам гендера имеют фрагментарный характер. Можно отметить личные документы (Ф. 129, д.84) и законодательные, в частности, «Устав об управлении инородцами в Сибири», в котором прописаны нормативные акты семейно-бытовых отношений, касающиеся в том числе положения женщин (Ф. 460. д. 1/118. лл. 80 - 87).

В Центре Восточных рукописей и ксилографов Института монголоведения, будцологии и тибетологии СО РАН сосредоточено большое количество архивной документации. В соответствии со структурой и систематизацией ЦВРК, мы выделили использованные источники как относящиеся к личному и общему фондам.

В первом случае нами были проанализированы личные фонды бурятских исследователей-этнографов, представляющие собой этнографические очерки, где встречаются упоминания о женщинах. Так, этнографические труды в фондах М.Н. Хангалова, С.П. Балдаева, Ц. Жамцарано, Х.Н. Намсараева, У.-Ц. Онгодова, Г.Р. Галдановой, Т.М. Михайлова, A.A. Бартановой, И.Е. Тугутова, относящиеся к дореволюционному и советскому периодам, позволили проанализировать

положение женщины в патриархальном обществе, их религиозные представления, семсйно-брачные отношения.

Из общего архивного фонда исследованы документы, охватывающие период с конца XIX - до 70-х гг. XX в. Источниками послужили «Книга о православной миссии на территории Бурятии, Иркутской губернии, Забайкальской области», «Доклад и смета отдела здравоохранения Бурмонавтуира, представленные на рассмотрение Национального народного собрания», собрание бурятских пословиц и поговорок Х.Н. Намсараева, экспедиционные материалы по исследованию буддизма (K.M. Герасимовой, Г.Р. Галдановой, Т.М. Михайлова).

В монгольском фонде ЦВРК мы отобрали «Сборник сочинений» Д. Данжинова, в котором зафиксированы свидетельства о положении монгольской женщины в быту. Следует признать, что в указанных источниках в границах данного периода явно прослеживается переход к новым идеологическим установкам, связанным с изменениями исторической эпохи. Так, подчеркивается бесправие и угнетение женщин в патриархальном быту царской России.

Помимо указанных фондов, для расширения источниковой базы исследования использовались фото- и видеоархивы из музейных коллекций, библиотечных фондов гг. Улан-Удэ, Кяхта, Иркутск и пос. Усть-Орда Иркутской области, материалы личного архива. Анализ всех доступных источников позволил убедиться в уникальности и самобытности каждой локально-территориальной группы бурят, что было обусловлено историческим процессом культуро- и этногенеза и на основании изучения источников стало возможным исследовать детали жизни и быта, составить общее преставление о месте женщины в традиционном обществе

Кроме того, в диссертации использовались в качестве источников опубликованные материалы. в частности, мифологические и фольклорные тексты, такие как бурятские народные сказки, героический эпос, легенды,

мифы и предания. Указанные памятники устного народного творчества, несомненно, обладают полисемантическим характером, поскольку в них в сложном переплетении присутствуют социальные (буквальные), аллегорические, нравственные и символические слои. Поэтому структурно-семантический и семиологический анализ каждого произведения позволяет выявить мировоззренческую структуру представлений о женском в разных аспектах и образах, что является отражением архаической картины мира (Абай Гэсэр-хубун [1961; 1964], Айдурай Мэргэн [1979], Аламжи Мэргэн [1936], Бурятский героический эпос [сост. М.И. Тулохонов, 1991], Небесная дева лебедь: Бурятские сказки, предания и легенды [сост. И.Е. Тугутов, А.И. Тугутов, 1992], Л.Е. Элиасов [Народные предания, 1960] и др.).

Среди нарративных источников особое место занимают «Сокровенное сказание монголов» ГС.А. Козин, 1990] и «Бурятские летописи» [Ш.Б. Чимитдоржиев, Ц.П. Ванникова, 1995], в которых можно выявить представления с женщине, ее положении и месте в обрядовой и повседневной сферах традиционного общества.

Значимое место в материалах занимают источники, содержащие законодательные и юридические нормы и правша («Уложения», «Приговор верхоленских бурят», «Обычное право селенгинских бурят», «Обычное право хори бурят». В таких источниках отражается политико-юридическая система контроля за поведением человека, в частности женщины, в семье и обществе. Анализируя содержание вышеназванных материалов, мы видим, что с официальным законодательством буряты сталкивались нечасто, поскольку большая часть повседневных отношений, особенно в семье, регулировались традицией, которая была для исследуемого периода незыблемой. Нормы обычного права, выступающие в качестве источника правовых письменных норм, были призваны регулировать либо отношения между новыми, прежде не существовавшими социальными группами, либо новые отношения, в которые не вступали члены традиционного общества. Данные изменения

были обусловлены влиянием на традиционное общество, с одной стороны, римского права, лежащего в основе правовых отношений царской России, а с другой стороны - буддизмом и, в меньшей степени, православием. Так, буддийские нормы четко прописывали моральные и этические правила поведения и обязанностей женщин в обществе и семье, что отражено в таких сочинениях как Дхаммапада [1960], История Чойжид-дагини [1990], Учение Будды (изречения Будды) [1992]. Особый интерес представляют опубликованные в начале XX в. нравоучения священнослужителя Э.Х. Галыпиева «Зерцало мудрости» [1966], в которых были переосмыслены и приведены в соответствие с буддийским образом жизни правила поведения, этикет, в том числе касающиеся внутрисемейных отношений.

В работе использовались статистические данные, содержащиеся в работах С.К. Патканова «О приросте инородческого населения Сибири [СПб, 1911], И. Серебренникова «Инородцы Восточной Сибири, их состав и занятия» [Иркутск, 1913], благодаря которым выявлен в общем виде «бурятский женский вопрос» начала XX в.: прирост, состав, сферы деятельности.

Особое место в исследовании занимают материалы из средств массовой информации. Это научные, научно-познавательные издания: журналы: «Записки ВСОРГО по этнографии», «Записки Читинского отделения Приамурского отдела РГО», «Известия ВСОРГО», «Бурятиеведение», «Этнографическое обозрение», «Вестник МГУКИ», «Вопросы культурологии», «Традиционная культура», «Религиоведение», «Известия РГПУ», «Восточная коллекция» и т. д. В этих публикациях помимо информационных сообщений, содержатся аналитические исследования, оживленно обсуждаются исторические, фольклорно-этнографические и этнокультурологические проблемы, связанные с «женским вопросом» как в традиционной культуре, так и в современных условиях. Периодическая печать, местные газеты: «Правда Бурятии», «Молодежь Бурятии», «.Угайм

зам», публикующих исторические материалы о прошлом бурятского народа, в которых иногда встречаются упоминания о жизни буряток. Кроме того, в последнее время активно используются обширные ресурсы Интернет.

Исследована научная литература, в области материальной, семейной и религиозно-ритуальной культуры бурят. Тематически эту литературу можно разделить следующим образом:

- этнографические исследования по женской одежде, украшениям и прическе. Таких работ достаточное количество, но наиболее значимыми мы считаем монографии Р.Д. Бадмаевсй «Бурятский народный костюм» [1987] и С.Б. Самбуевой «Символика традиционного бурятского женского костюма» [2004], которые содержат полный материал по женским костюмным комплексам локально-региональных групп бурят и исследуют знаковую функцию женских традиционных костюмов и украшений;

- исследования, содержащие ранние и общие сведения о социальном и семейном положении женщин в традиционном обществе. К таким работам относятся труд И. Георги [1799] и воспоминания М. Кроля [2008]. Материалы по свадебной обрядности кудинских и унгинских бурят представлены в трехтомном собрании сочинений М.Н. Хангалова [2004]. Интересные сведения об особенностях обрядов агинских бурят представлены в работе Л. Линховоина «Заметки о дореволюционном быте агинских бурят» [1972]. В монографии СЛ. Балдаева «Бурятская свадьба» [1959] дается подробнее описание цикла западнобурятских свадебных обрядов, в которых автор выявляет архаические следы матрилокальных отношений. Наиболее полные этнографические сведения о свадебкой обрядности содержатся в работе К.Д. Басаевой «Семья и брак у бурят» [1980, 1991], где наряду с историческими источниками приводятся материалы современных полевых исследований о локальных вариантах свадебных обрядов. Следует отметить этнографические работы Г.Р. Галдановой [1986, 1987, 1992], Г.Н. Очировой

[1986], в которых имеются подробные описания свадебной обрядности разных групп бурят (закамснских, сартулов);

- труды по родильным обрядам Г.Р. Галдановой [1992], К.Д. Басаевой [1980, 1991], Д.Б. Батоевой [1998, 2002] выявляют не только регионально-территориальные особенности семейно-бытовых праздников и обрядов, но и древнейшие следы ранних верований;

- исследования Т.М. Михайлова [1980, 1987], Д.С. Дугарова [1991], посвящены историко-генетической интерпретации обрядов календарного цикла с участием женщин;

- в работах П.П. Баторова [1890], Г.Ц. Цыбикова [1991], С.В. Иванова [1951], А.П. Окладникова [1955, 1960, 1970, 1976], Т.А. Бертагаевой [1973], Т.Д. Скрынниковой [1997, 2000, 2002], H.H. Николаевой [2008] представлена культурно-семантическая интерпретация мифологических женских образов в разных сферах традиционной культуры: обрядах, мифах, эпосе, верованиях. Вышеуказанные авторы сосредотачивали свое внимание на важнейших аспектах традиционной культуры, но тендерная тематика не была доминирующей, «женский вопрос» являлся лишь частью их исследований.

Хронологическими рамками исследования является период со второй половины XVIII в. и по начало XXI в., что обусловлено крайними датами известных в настоящее время источников. В диссертации основные границы относятся к XIX - началу XXI в.

Территориальные рамки исследования охватывают этническую Бурятию, включающую в себя Республику Бурятия, Агинский и Усть-Ордынский бурятские автономные округа, Иркутскую и Читинскую области в административных границах до 2008 г.

Научная новизна работы

1. Впервые проведено комплексное исследование женского пространства как проявления системного характера традиционной культуры этноса в контексте междисциплинарного подхода. В свете тендерных

представлений рассмотрены элементы традиционной культуры: верования, фольклор, обряды, одежда, украшения, утварь и выявлены следы функционирования культа матери-прародительницы.

2. Исходя из исследования мифа-ритуала, обосновано выполнение женщинами сервильных функций и прослежены средства и способы воспитания женщины в традиционной культуре, являющейся, согласно мифопоэтическому воззрению, воплощением архаического образа матери-прародительницы.

3. Аргументированы новые принципы реконструкции формы и содержания обрядов жизненного и календарного циклов через призму тендерных отношений, что позволило привлечь ряд новых материалов как в синхронном, так и в диахронном аспекте.

4. Выявлены и проанализированы особенности выражения ритуального воздействия на женщин, выступавших в качестве субъекта или объекта обрядов. В этой связи выделены и охарактеризованы функции женщин, выполнявших роль жркц, чью идейную основу составлял культ матерей-прародительниц, и механизмы взросления женщины, приобретения ею психофизических качеств хранительницы домашнего очага и семейного благополучия.

5. Раскрыты роль и значимость женщины как медиатора сложения и функционирования традиционной картины мира.

6. Рассмотрены генетические, семантические, структурные и функциональные аспекты женского пространства, выявлена преемственность и связь культурной традиции бурят с тюрко-монгольской, тунгусо-маньчжурской, индоарийской картиной мира.

7. Предложены трактовка и интерпретация понятийного аппарата современных гуманитарных исследований применительно к женскому пространству традиционной культуры бурят конца XIX - начала XX в.; разработан метод исследования совокупности женского пространства как

структуры, обладающей устойчивостью и гибкостью, обеспечивающей внутреннюю динамику и адаптацию к изменяющимся социокультурным процессам. Автором па большом фактическом материале доказано, что вопросы тендера являются базовым концептом современных этнокультурных процессов.

Теоретическая и практическая значимость работы. Положения и выводы, сформулированные в диссертации, могут быть использованы в этнографических, этнологических, исторических, культурологических, социологических исследованиях тендерных аспектов этнической культуры. Результаты диссертационной работы станут весомым дополнением для изучения самобытности истории и культуры бурят, а также процессов этно- и культурогенеза.

Практическая ценность диссертационной работы состоит в том, что ее результаты позволяют обеспечить разработку и усовершенствование специальных курсов «Теория и история народной художественной культуры», «Этнография бурят», «Семантика традиционной культуры» для учащихся средних специальных учебных учреждений и высших учебных заведений; организовывать курсы повышения квалификации для руководителей этнокультурных и национальных центров, фольклорных коллективов; разработанный банк данных может лечь в основу работы семинаров при Комитете по социальной политике, Консультативного Совета женщин при мэрии г. Улан-Удэ, городской ассоциации «Семья».

Апробация работы. Основные положения диссертационной работы докладывались и обсуждались на конференциях, симпозиумах и конгрессах, в том числе региональных - «Национальная хореография: проблемы и перспективы развития» (Улан-Удэ, 2002); «Хореографическое образование в Восточно-Сибирском регионе: тенденции развития. История. Концепции. Перспективы» (Улан-Удэ, 2003); «Культурно-досуговая деятельность и народное художественное творчество: парадигмы XXI века» (Улан-Удэ,

2006); «Женщина в современном мире» (Улан-Удэ, 2007); «Культурный потенциал Байкальского региона» (Улан-Удэ, 2009), всероссийских - V, VI, VII, VIII Конгресс этнологов и антропологов России (Омск, 2003, СПб, 2005, Саранск, 2007, Оренбург, 2009); «Молодая археология и этнология Сибири» (Чита, 1999, Новосибирск, 2000), международных - «Байкальские встречи» (Улан-Удэ, 1998, 2002, 2004, 2005, 2006, 200S); «Культурное пространство Восточной Сибири и Монголии» (Улан-Удэ, 2007, 2008, 2009); «Интеграция археологических и этнографических исследований (конференция, посвященная 290-летию со дня рождения С.П. Крашенинникова)» (Ханты-Мансийск, 2002); «Культура и образование: проблемы и перспективы» (Улан-Удэ, 2006); «История и культура народов Сибири, стран Центральной и Восточной Азии» (Улан-Удэ, 2007); «Мир Центральной Азии» (2007); «Культурное многообразие: от прошлого к будущему» (СПб, 2008).

Структура диссертации состоит из введения, четырех глав, состоящих из параграфов и подпараграфов с выводами по каждому из них, примечаний, списка литературы, списка сокращений, экспедиций и двух приложений, иллюстрирующих мир женщины конца XIX - начала XX в.

II. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во Введении дается обоснование актуальности темы диссертации, раскрывается степень ее научной разработанности, ставится цель исследования и определяются его задачи, описываются методы, формулируются научная новизна и положения, выносимые на защиту.

В главе I «Женские божества и их роль в формировании традиционной культуры бурят» исследуются исторические и мировоззренческие предпосылки стратегии освоения окружающего пространства с использованием естественных природных объектов, которые, по мифологическим воззрениям, соотносятся с материнским порождающим

началом. В параграфе 1.1. «Женские божества Земли в традиционной культуре бурят» анализируется феномен женского в значении важнейшего мироустройства, задаваемого в первую очередь природными объектами, выступающими в качестве аналога порождающего начала. Самым древним, образом неперсонифицированной субстанции является Мать-Земля -прародительница всего сущего: растений, животных, человека (восточноазиатская традиция). Воплощением Земли и женского чрева выступали божественные персоны Ульгенъ дэлэхэй/ Ульгень-ехэ (Великая, необъятная земля), Этуген (есШки - давать начало) и Умай (чрево, утроба). Следствием культового отношения к Матери-земле является поклонение природным объектам ввиду ассоциации их с женским детородным органом: пещеры - «материнское чрево Земли», родовые горы - «места материнского последа» рода или племени (в вариантах - горы бабушек), «мать береговая расщелина». К этому же ряду относится почитание богинь-матерей в образах: мать-тайга {Манахан - хозяйка диких животных), мать-зверь (Олень -госпожа, Желтая собака-хозяйка, опоясавшая землю), мать-дерево (Мать Желтое дерево) и образ Земли-Воды. Этим образам и объектам буряты традиционно приносят жертвы, проводят молебны на ежегодных календарных общеплеменных праздниках в честь матери-прародительницы с просьбой о благополучии и чадородии.

В параграфе 1.2. «Женские божества верхнего мира» анализ божеств верхнего мира выявил архаические воззрения, связанные с культом Солнца-матери-прародительницы, творца жизни, (эхын алтан умай/ эхын алтан тооио - золотая материнская утроба золотая материнская утроба). Обнаруживается взаимосвязь семантического ряда, выступающего в контексте Солнца (западноазиатская традиция), с функциями чадородия: птицы (лебедь), синкретические животные (Умай-птща-солнце, загалмай -олень-птица-Солнце), копытные животные-самки (маралуха, оленуха, лосиха), огонь очага (гал ехэ заяша, гал ехэ гуламта), цвет (желтый/золотой)

и свет. Прослеживается функциональное и генетическое сходство с мифологическими образами богинь-матерей, связанное с рождением, плодородием, производительными силами. В период оформления иерархизации культов и божеств указанные составляющие были включены в состав мифа о божестве солнца как одного из первопредков западнобурятских родов. Вероятно, вначале это оформлялось в связи с неким женским предком, возглавлявшим древнее общество, когда исполнять культ почитания на его могиле поручалось женщинам удаганкам- жрицам огня.

Параграф 1.3. «Культ Умай у тюрко-монгольских народов» подтвердил сложные процессы этно- и культурогенеза бурят. Этот полифункциональный и полисемантический образ Умай/Хумай обусловлен наличием в бурятской традиции двух типов культур. В первом случае это божество локализуется в небесной сфере, а во втором - в земной. Таким образом, в бурятской культуре произошло лексическое совпадение и корреляция божеств, связанных с разными тюрко-монгольскими и тунгусо-маньчжурскими традициями.

Кроме того, встречаются примеры моделирования материнского чрева. Так, своеобразным символом уробороса является структура поселений и общего пространства жизнеобеспечения, выполненные по мифологическим законам аналога материнской утробы. Кроме этого согласно представлениям об изоморфности жилища человеческому телу, юрта (ёрд - земля - мать,) нередко использовалась в качестве материнской утробы в ритуалах, связанных с идеей рождения (молодого шамана, нового сакрального музыкального инструмента). И, наконец, материнское лоно моделировалось через исполнения кругового танца - ёхор, когда текст песни и движения танцующих, маркируют материнское чрево. Исследование выявило, также, что в танце отражена трансформация образа тотемного животного в образ матери-прародительницы, выполнявшей функции плодородия, наделения людей благодатью.

В параграфе 1.4. «Пантеон женских божеств в традиционной культуре бурят» автор исследует систему женских божеств, которые отражают различные формы почитания производных от архаических мировоззренческих аспектов, в основе которых лежит культ мифологических богинь-матерей с функциями плодородия, производительных сил, защиты людей. Кроме того, особенностью пантеона божеств было то, что в его структуру входили не только верховные божества нечеловеческого происхождения (Манзан Гурмэ тоодэй, Маяс Хаара тоодэй и Эхэ Юрап тоодэй) - матери верховных богов (Эсэгэ Мешана тэнгэри, Атай Улана тэнгэри) и хатов (покровителей местности). В божественной иерархии нашли свое место и земные женщины, ставшие божествами более низкого ранга. Так, духами-покровительницами (онгонами, заянами) становились женщины-шаманки, а демонами (ада, анахаи, дабхаря) - умершие в результате неестественной смерти простые женщины. Последние могли не только насылать болезни, от которых сами страдали при жизни и умерли, но и лечить. Эти духи были весьма капризны и вероломны. Если их регулярно не умилостивлять, они наказывали людей. Таким образом, пантеон женских божеств в равной мере связан не только с космогоническими функциями наделения благодати, но и с функциями жесткого контроля за членами общества. Исследование показало, что существовали своего рода правила и нормы поведения, поверья, предписания и запреты, в которых отражаются архаические представления о сакральности простых женщин рода.

Глава II «Реконструкция генезиса культа матерн-прародителышцы (по фольклорно-этнографнческнм материалам бурят)» содержит анализ социальных и культурных феноменов женского пространства в структуре традиционного общества. В параграфе 2.1. «Ключевые понятия в семейно-брачных отношениях» автор предлагает свести все многообразие интерпретаций к нескольким аспектам, опирающимся на сформированную

систему, в которой осуществляются основные функции женщины (чадородие, сакральная защита семьи и рода) как хранительницы домашнего очага.

Высокое положение хозяйки дома и, как следствие, власть и свобода в семье и обществе, приобретались только при благополучном рождении детей, т. е. при получении статуса женщины-матери. Значимость материнства в семье и обществе опирается не только на родильные способности женщины. Она восходит к архаическим мифоритуальным воззрениям, согласно которым женщина-мать выступала как хранительницей, воспроизводящей сульдэ (душ) детей и животных, так и материальное, сакральное благополучие, поскольку являла собой природное вместилище (материнское чрево), моделированное через женское предметное окружение: украшения, одежду, утварь. Вся деятельность женщины-матери ассоциировалась с родильными (порождение, протаскивание, вытаскивание) и магическими функциями, меняющими качественное состояние вещей (неживой/живой, сырой-вареный, жидкий-твердый и т. д.). С материнством связана функция защиты потомства: на вербальном уровне - через молитвы, пение; через физиологию - материнское молоко, тело, волосы, руки. С матерью связывалось понятие защиты благополучия дома, домашнего очага. Сложился образ матери как медиатора между миром людей и миром богов.

Статус молодой невестки обусловливался демонстрацией перед старшими женщинами рода мужа как своих жреческих способностей для обращения к духам домашнего очага и местности, так и морально-нравственной духовной силы, необходимые для создания семьи, ведения домашнего хозяйства и получения статуса матери. Основным предназначением женщины в традиционной культуре было продолжение рода, обретение семейного счастья, обеспечение старости.

По традиционным воззрениям, в случае нереализованной функции материнства (бездетные женщины и старые девы) женская природа становилась отрицательной и сакрально опасной для общества. Такие

женщины попадали в категорию «несчастных и обиженных судьбой», их статус был самым низким, а положение самым плачевным. Чтобы избежать такой участи, женщины искали любые средства избавления от бесплодия: совершали специальные обряды, посещали священные места, связанные с женским культом плодородия, усыновляли детей. Приемная мать, как и родившая ребенка вне брака, получали не меньшие почет и уважение. Считалось, что они выполнили свое предназначение - продолжили род, обрели семейное счастье, обеспечили старость.

С окончанием репродуктивной деятельности пожилая женщина уже как субъект выполняла функции воспроизводства иного плана и на ином уровне. Она осуществляла многочисленные и семантически насыщенные посвятительные церемонии, связанные с культом матерей-прародительниц: проведение с неофитом похоронных церемоний и отправлений; наделение индивида новыми свойствами и качествами; последующее воскрешение и включение его в новую социокультурную среду. Особый почет и уважение получала пожилая женщина, находящаяся в стагусе «благополучной» -имеющая детей, внуков, достаток, здоровье. Она могла присутствовать на родовых обрядах (в отличие от остальных женщин, которые не имели права их посещать), ее голос принимался в расчет при обсуждении важных общественно-значимых моментов, к ней обращались за советом и т. д. На высокое социальное положение указывала особая прическа.

В параграфе 2.2. «Следы женского культа в традиционной культуре бурят» автор выявляет реликты материнского культа, сохранившие свою актуальность в обществе. У бурят существовали социальные, нравственные, моральные, юридические и другие нормы, обряды и ритуалы, в которых подчеркивается главенствующая роль женщин. Наличие материнского культа подтверждается рядом важнейших представлений, например, о таком социальном институте как семья, в которой главенствующее положение занимает хозяйка. Согласно мифологическим воззрениям бурят, генетическое

наследие передается именно по женской линии. Сохранились представления о влиянии определенных черт и качеств матери на формирование характерных особенностей бурятских родов и их названий. Важнейшим подтверждением матрилокальности являются авункулат, кросскузенный брак, возникновение свадебных обрядов, а также терминология родства, институты материнского права.

Женское пространство, связанное с технологией жизнеобеспечения, обладало многомерным объемом бытия. Пронимальная символика маркировала гендерные границы, опосредуя отторжение представителей иных половозрастных групп. Это пространство было священным - там поддерживался огонь в очаге, готовилась пища, стояла домашняя утварь, т. е. это пространство сохраняло функции святилища хранительницы домашнего очага, которая поддерживала благополучие на различных уровнях: материальном, эмоциональном, ментальном и духовном. В силу изменившихся общественных отношений и переосмыслением образа матери-богини как ужасного хтонического существа произошла трансформация женского культа - женщины стали восприниматься в качестве источника скверны и греховности, а ее пространство стало сакрально опасным. В связи с этим был выработан целый ряд запретов в отношении женщин, призванных охранить окружающих. Так, для выполнения домашних женских работ без угрозы осквернения домочадцев отводился специальный отрезок времени (ночь/рассвет), обычай держать и стирать свои вещи отдельно от остальных и пр. С окончанием репродуктивной деятельности женщина, уже как арюулган (чистая), попадала в культурную категорию «старуха» и становилась прямым воплощением образа матери-прародительницы, выполняла функции ритуального воспроизводства новых членов социума.

В параграфе 2.3. «Женское шаманство» исследуется одна из важных сторон женской сакральной деятельности. Женщины-шаманки в традиционной культуре бурят нисколько не уступали мужчинам-шаманам.

Согласно своему рангу, они, как и мужчины-шаманы, имели все культовые атрибуты, делились на «белых» и «черных». Вместе с тем, существовал ряд принципиальных отличий, указывавших на их связь с женским культом. Это проявляется в шаманской одежде, где присутствуют знаки Земли. Женщины-шаманки прикрепляли к своей одежде многочисленные медные пластинки и не надевали на головной убор рогов. В случае смерти они не подвергались повторной кремации (оставались на земле). На шаманок репродуктивного возраста так же, как и на простых женщин, распространяется представление об их ритуальной «нечистоте» в определенные дни. Кроме того, им запрещалось исполнять обряды, посвященные мужским божествам огня и божествам земного пространства, входить в кузницу, притрагиваться к вещам кузнеца, совершать похоронные обряды для своего сородича и присутствовать на родовых и общественных тайлганах. Согласно мифологическим воззрениям, сила шаманки как женщины изначально отрицательная, а вещи, принадлежавшие шаманке, считались вредоносными для мужчин. Это связано с сохранившимися представлениями о первичности женского в феномене шаманства (первой шаманкой была ясновидящая женщина). Прослеживается преемственность между архаичными жрицами огня (удаган) и шаманками, в чьи функции входило совершать обряды в честь матери-прародительницы; по данным устного народного творчества, первоначально эти женщины были галша (гал - огонь). Они руководили зэгэтэ аба (общественными облавными охотами), соединяя в себе светскую, военную и духовную власть. Но в конце XIX - начале XX в., на них также распространились патриархальные воззрения. Для женщины, даже обладавшей шаманскими способностями, главным предназначением было выполнение сеоих основных социальных ролей (матери, жены, хозяйки дома). Кроме того, в связи с появлением специальных посвящений в шаманский сан с требованием иметь на то удха (право), наследующееся по мужской линии, шаманки высшего ранга к этому времени исчезли.

Глава III «Модель мира и пространственные характеристики в бурятском женском костюме» посвящена анализу изменения комплекса женской одежды в контексте отражения в ней социо-возрастной динамики и одновременно выявлению мифологических констант традиционной культуры. В параграфе 3.1. «Одежда девочки до замужества» костюм исследуется в значении маркирования статуса ребенка и средства его адаптации в обществе. Одежда новорожденного, с одной стороны, символизировала связь с природным миром, придание новорожденному сакральных качеств, связанных с тотемными предками, с другой стороны, пеленки из старой отцовской рубахи и штанов приобщали его к отцу, защищали от злых духов и связывали с обжитым миром. При этом она не определяла пол ребенка. Одежда первого года жизни характеризуется началом проявления признаков мужского (человеческого) пола. Рубашки и штанишки шили по лекалу мужской одежды, одинаково для мальчиков и девочек из новой ткани, которую дарили родственники, что символизировало интегрирование ребенка как нового человека в родственный коллектив. Одежда ребенка 3 - 4-летнего возраста полностью соответствует мужской одежде: туникообразный халат без плечевого шва, характеризующийся цельностью кроя, подпоясанный мягким матерчатым поясом, но в ней отсутствуют такие предметы как пуговицы и петельки, указывающие на непроявленность половых признаков. Одежда девочек 10 -12 лет по крою и силуэту все еще остается мужской, т. к. до периода половой зрелости на девочку смотрели как на чистое существо, каким считался мужчина. Вместе с тем, к этому моменту окончательно проявляются знаки, маркирующие пол: пуговицы и петельки, яркая контрастная вставка на верхней части груди и прическа девочки - одна коса на макушке, остальные волосы сбриваются.

В период полового созревания одежда девушки претерпевает кардинальные изменения: при сохранении прежнего цельного покроя рукавов, платье шили уже отрезным по талии без кушака. Девушка

отращивает косу, надевает девичьи украшения. Достижение брачного возраста и совершеннолетие отмечалось ношением специальных головных, накосных, наспинных украшений, изменением прически, украшениями из серебра со вставками из коралла.

В параграфе 3.2. «Одежда, прическа и украшения замужней женщины» анализируется костюмный комплекс замужней женщины, в котором присутствуют этнодифференцирующие характеристики по типам разных культур. В одежде предбайкальских буряток присущ западноазиатский тип - в силуэте, покрое, цветовом решении, видах украшений проявляется культ Солнца. Для одежды забайкальских бурят характерен восточноазиатский тип, которому присущ культ Земли и Неба. Но общими являются элементы, указывающие на статус замужних женщин: отсутствие пояса, наличие разного вида безрукавок, обязательное ношение головного убора, расчлененность в крое деталей одежды, многосоставность и многокомпонентность украшений и женская прическа - две косы. Одежда пожилых женщин Забайкалья характеризуется символикой обратного процесса, выражающегося в потере половых признаков, на что указывает ношение стариками и старухами одинаковой верхней и нижней одежды, упрощенность форм, минимализм украшений (= одежда ребенка первых лет жизни), бритье головы (= лысый младенец). Для пожилых женщин Предбайкалья характерны массивные золотые украшения, являющимися признаком не богатства, а близости их к иному миру, к праматери-солнцу.

В параграфе 3.3. «Семантика женского костюмного комплекса» рассматриваются мифопоэгические воззрения. Во-первых, здесь отражены процессы социо- и космогонии, когда многокомпонентность и многосоставность женского костюма, в отличие от цельнокроенного девичьего, маркирует мотив ритуального «исцеления» через «расчленение» целого и его «воссоединение». Во-вторых, костюмный комплекс тесно связан с мифологической концепцией освоения пространства в разных типах

культуры. Например, в головном уборе восточных буряток красные кисти (залаа), выступающие в значении солнца, расположены под навершием, или узлом счастья. Тогда как у западных буряток солярный знак находится на самом верху головного убора. В-третьих, женский костюмный комплекс был вместилищем сакрализованной информации о предках женщины и ее рода. По мифологическим воззрениям бурят, весь комплекс верхней женской одежды, состоявший из халата и безрукавки, символизировал некое мифическое синкретическое существо, тотемную прародительницу - лебедя-маралуху. Безрукавка этимологически маркировала связь женщины с водоплавающей птицей (лебедь, цапля), а также рогатым и копытным животным (маралуха/оленуха/лосиха).

Все действия с костюмным комплексом связаны с выполнением социализующей функции, способствующей сохранению здоровья, долголетия и потомства. У бурят был выработан ряд правил, регламентирующих отношение человека к одежде, согласно которым сначала надевают обувь, затем верхнюю одежд, при этом пуговицы начинают застегивать с нижней, и последним надевают головной убор. При снятии одежды соблюдается обратный порядок. В надевании одежды нашла отражение и пространственная организация мира. Мужчины, надевая халат или шубу, вначале продевают руку в левый рукав, а женщины - в правый. Смысловое значение указанного обычая исходит из универсальной для всех групп бурят традиции пространственной организации жилища с делением на левую женскую и правую мужскую половины. Одежда выполняла также функции хранения душ детей и животных и магической защиты женщины от злых сил. Кроме того, она маркировала vagina', прямой пробор на голове, разрезы на длинных безрукавках, использование на местах соединения верха и низа женской и девичьей одежды вставок красного/желтого цветов, а также металлических пластин прямоугольной и ромбовидной формы, что в совокупности указывает на культ Земли и женское начало.

В главе IV «Женское пространство в бурятских праздниках и обрядах: семантика и функции» исследуется идентификационная роль женщины в обрядах жизнеобеспечения социума. Автор анализирует основные этапы жизненного цикла бурятской женщины с двух позиций. Во-первых, начиная с рождения, в качестве объекта обрядов, призванных решать проблемы подготовки женщины к семейно-брачным отношениям и воспитать в ней потребность к выполнению сервильных функций. Здесь моделируются механизмы становления личности женщины, формирующие свойства и качества хранительницы домашнего очага и чадородия. Во-вторых, автор изучает роль женщин в качестве субъекта, когда они уже сами проводят обряды, обеспечивающие процессы жизнедеятельности социума.

Параграф 4.1. «Женщины в обрядах детства» состоит из трех подпараграфов. В подпараграфе 4.1.1. «Обряды первых лет жизни» анализируется деятельность женщин, регулирующих процессы внутри социума. Автор выявляет в качестве основной функцию женщин рода как включение чужого (новорожденный, роженица) в свой космос. На данном этапе все социализирующие обряды (перевязывание пуповины, обмывание, заворачивание в первую одежду, символическое «доделывание», захоронение последа и т. д.) проводили повитухи, воплощавшие образ матери-прародительницы. Они способствовали удалению последних признаков принадлежности младенца к иному миру с целью окончательного превращения чужого в своего, а также для его приобщения к социальной структуре «отец-дети-родственники-общество». Главной целью в обрядах детства было наделение ребенка необходимыми свойствами и качествами живого человека и поэтапное включение его в свой космос. Для этого женщины рода по указанию повитухи использовали разные средства и способы, относящиеся к женскому пространству (ритуальные действия, церемонии, молитвы, атрибуты, утварь, пищу и пр.). С момента рождения с помощью магических действий и обрядов социализации они прививали

внешние и внутренние качества, ценные в традиционном обществе -здоровье, силу, трудолюбие. В отношении роженицы пожилые женщины проводили обряды очищения, сакрализации и окончательного включения ее в род мужа. Отныне она становилась полноценной хозяйкой дома и могла находиться в любой ее части.

В подпараграфе 4.1.2. «Молодежные игрища-наадаиы» исследуются два вида игрищ. В первом случае это межродовые инициационные обряды (ЗэмИэн наадан, Зоохой наадан, Тухэрёон наадан), верифицирующие изменение общественного статуса молодежи брачного возраста. Игрища носили характер мистерий и проходили под руководством старших женщин экзогамных родов, выполнявших роль жриц, чью идейную основу составлял культ матерей-прародительниц. Во время этих действ совершался перевод молодежи из группы «дети» в группу «взрослые». При этом они, через танцевально-игровые моменты, демонстрировали женщинам свою эмоциональную, моральную и физическую зрелость. Во втором случае речь идет о родовых обрядах (Ягшаа наадан), в которых актуализируется функция получения благодати и благословения от женских игровых онгонов, с которыми необходимо было вступать в шутливый диалог, ублажать посредством театрализованно-игровых приемов.

В подпараграфе 4.1.3. «Семантика обрядов перехода периода совершеннолетия» реконструируются этапы жизненного цикла, касающиеся самого неофита. Морфологически сложные обряды взросления женщины (оборотничество, жречество, богатырство и шаманство) способствовали обретению необходимых психофизических качеств будущей хранительницы домашнего очага и семейного благополучия. Анализ связей в структуре фольклорных сюжетов, элементов материальной культуры, архаических воззрений определяет не только внешнюю форму, но и имплицитную систему мифологических представлений о женщине в традиционной культуре. Естественно, что женщины-демоницы и женщины-воительницы не

одно и то же; и те, и другие - собирательные образы женщин в условиях сохранившихся матрилокальных отношений и кочевого образа жизни, не отвергающего участия женщин, в том числе и в военных компаниях.

Параграф 4.2. «Женщины в свадебных обрядах» также состоит из трех подпараграфов. В подпараграфе 4.2.1. «Свадебные обряды в локусе рода невесты» анализируется деятельность женщин разного возраста (молодые девушки, женщины и старухи) рода невесты. Их целью было включение жениха в род невесты, наделение его плодотворящей субстанцией (в цикле обрядов 1шал), моделирование благополучного будущего молодых (в обряде хунжэлэй найр) и изъятие невесты из своего социума (проводы невесты). Для этого они использовали разные виды и формы обрядового воздействия: молитвы, благопожелания, а также смех, шутки, плач, игры, церемонии очищения, нашивания монет и олова на одежду жениха, кормление ритуальной пищей, исполнение кругового танца. В подпараграфе 4.2.2. «Свадебные обряды в локусе рода жениха» анализируется деятельность женщин рода жениха по изменению природы чужого (невеста, ее род) и включение его в свой космос. Для этого они используют мотив расчленения с последующим воссоединением (церемония раздевания невесты, одевание ее в полный женский костюм с комплектом женских украшений, расплетание девичьей косы, расчесывание и заплетание в две женские, разрывание коврика, на котором стояла невеста). Восстановительный процесс предусматривает формирование нового облика и наделение новыми качествами хозяйки дома, осуществлявшийся в основном вербально (молитвы, благопожелания, песни). Помимо этого, они проводят церемонии по сакрализации и освоению рода невесты, формированию новой семьи -угощают духов огня и местности, кормят гостей и следят за общественным гулянием, которое характеризуется грандиозным состязанием между врачующимися родами.

В свою очередь, невеста в статусе хозяйки дома должна продемонстрировать перед ними свои качества и свойства, совершая самостоятельные обрядовые действия, связанные с домашними духами и очагом. В подпараграфе 4.2.3. «Семантика приданого невесты» исследуется предметное окружение молодой хозяйки дома, моделирующее ее святилище - домашний очаг. О сакральной значимости приданого свидетельствует то, что основные акторы торжественной передачи приданого - только благополучно рожавшие, материально обеспеченные и неодинокие женщины, тогда как присутствие жениха, невесты и их родителей необязательны. Данное действо становилось также актом включения невесты в род жениха и приобщения ее к группе женщин рода жениха.

Параграф 4.3. «Женщины в общественных календарных обрядах» также состоит из трех подпараграфов. В подпараграфе 4.3.1. «Общеплеменные тайлагапы» автор приходит к выводу, что участие женщин в общественных жертвоприношениях (тайлганы Укан хатам) - это комплекс строго регламентированных обрядовых действ, в каждом из которых женщина выполняет отведенную ей функцию, с помощью которых регулировались связи в системе «социум - природа». Ритуалы этого типа предполагали не просто взаимодействие группы женщин со сферой чужого, но вторжение в эту сферу с целью добывания ценностей, связанных с понятиями «тотемные предки», «благодать» и т. д. и наделением ими своего сообщества. В подпараграфе 4.3.2. «Женские календарные обряды тайлганы» анализируется деятельность женщин в тайпгапах, связанных с культом матери-прародительницы. Данный момент маркируется активным участием старух-распорядительниц, установлением ими березки туургэ, разведением костра, приготовлением молочной пищи, молитвами, весельем, смехом, исполнением кругового танца, освящением возвращающихся с родового тайлагала мужчин. Основной целью проведения женских праздников была гармонизация и стабилизация жизнедеятельности социума

на уровне космоса. В этих обрядах мы наблюдаем брачные мотивы -вероятно, реликты того периода истории человечества, когда на рубеже «старого» и «нового» периодов времени календарные новогодние обряды (Новый год) включали в себя и индивидуальную обрядность (родильную, свадебную, погребально-поминальную). В подпараграфе 4.3.3. «Женщины в окказиональных обрядах» рассмотрены обряды с участием женщин по устранению сбоя в ритме природы. В них женщины актуализировали космогонические процессы творения, получившие свое воплощение в церемонии приготовления ритуальной пищи, молитвах, благопожеланиях, круговых танцах, использовании березовых веток (Мать-дерево), обрызгивании водой (оплодотворение/освящение) сидящих в кругу людей (зародыши в утробе) и других космогонических актах.

В Заключении подводятся основные итоги исследования проблемы и обозначаются перспективы ее дальнейшего изучения. Исследование совокупности женского пространства в традиционной культуре бурят конца XIX - начала XX в. позволило выявить сложную и логичную стратегию освоения окружающего пространства, адаптации к конкретным природно-ландшафтным, историческим условиям, повлиявшую на развитие среды бытования бурят. Кроме того, подтверждается неоднозначность этно- и культурогенетических проблем у бурят, когда в рамках единого этноса, прослеживаются следы неоднородных по составу типов культур, что свидетельствует о сложном и длительном процессе их генезиса. Согласно восточноазиатской традиции, первоначальной божественной субстанцией была Мать-земля - прародительница всего сущего. Воплощением Земли и плодородящего чрева, являются богини земли У л ьгемь дэлэхэй/Ульгень-ехэ (Великая, необъятная земля), Этуггн (е<Шкй - давать начало) и Умай (чрево, утроба). Прямым следствием культового отношения к Матери-земле, было поклонение ряду природных объектов: пещера (эхын умай - материнское чрево); береговая расщелина (мать); родовые горы (горы бабушки); мать-

тайга (Манахан - хозяйка диких животных); мать-зверь (Олень госпожа, Желтая собака-хозяйка, опоясавшая землю); мать-дерево (Мать Желтое дерево) и Земля-Вода (Газар-УЪап). Этим объектам и образам буряты в честь матери-прародительницы приносили жертвы с просьбой о благополучии и чадородии.

Западноазиатская традиция, связана с культом солнца, также выступающим в значении матери-прародительницы (золотая материнская утроба). С ним соотносится не только испрашивание сульдэ (души) ребепка, но и ряд функций: социализирующая (первая свадьба), охранительная (защита младенцев, покровительство воинов), плодотворящая (наделение душой). Важными маркерами в контексте Солнца, с аналогичными функциями выступают птицы (лебедь), синкретическое животное (Умай-птица-солнце, загалмай - олень-птица-Солнце), копытные животные-самки (маралуха, оленуха, лосиха), огонь очага и семантический ряд свет/материнское/солнечное/желтое/золотое.

О сложности этногенетических процессов у бурят, свидетельствует богиня Умай/Хумай. Этот полифункциональный и полисемантический образ под одним именем локализуется в разных сферах (небесной и земной), что также подтверждает наличие 2 типов культур связанных с тюрко-монгольской и тунгусо-маньчжурской традициями. Мы выделяем примеры моделирования данного культа. Исследование показало, что своеобразным символом чрева-круга, была, во-первых, структура поселений и общего пространства жизнеобеспечения, выполненная по мифологическим законам аналога материнской утробы. Во-вторых, само жилище (юрта - ёрд - земля -мать), используемое в качестве чрева в ритуалах, связанных с идеей рождения (молодого шамана, нового музыкального инструмента). В-третьих, материнское лоно моделировалось посредством исполнения кругового танца ёхор, где текстом песни, а также движениями танцующих маркируется материнская утроба.

Формы почитания материнского культа нашли отражение и в пантеоне женских божеств: верховные женские божества нечеловеческого происхождение (Манзан Гурмэ тоодэй, Маяс Хаара тоодэй и Эхэ Юрап тоодэй, 9 дочерей Эсэгэ-малана, дочери хатов) и божества, которыми стали после смерти шаманки (заянки, онгоны) и обычные женщины (ада, анахаи, дабхаря), умершие преждевременной смертью, что свидетельствует о существовании представлений о сакральности по половому признаку.

Определение представлений о роли и значимости женщины в системе жизнеобеспечения социума показало, что, несмотря, на патриархальные взаимоотношения, структура общества (семья, род) опирается на систему, в которой осуществляются функции великих женских богинь плодородия. Исполнителями этих функций была мать - хранительница домашнего очага. Она выступала хранительницей и воспроизводительницей сульдэ (душ) детей и животных, материального, сакрального благополучия, поскольку яапяла собой природное вместилище (материнское чрево) и моделированное - через женское предметное окружение: украшения, одежду, утварь. Ее деятельность ассоциировалась с родильными функциями (порождение/ протаскивание/ вытаскивание) и магическими, меняющими качественное состояние вещей (неживой-живой, сырой-вареный, жидкий-твердый). С материнством связана охранительная функция потомства на вербальном уровне - молитвы, пение; физиологии - материнское молоко, тело, волосы, руки. Сложился образ матери как медиатора между миром людей и миром богов.

Согласно мифоритуальным воззрениям, домашний очаг выступал в значении святилища хозяйки дома, где совершались ежедневные церемонии и ритуалы. Там поддерживался огонь в очаге, готовилась пища, стояла домашняя утварь. Деятельность женщины-хозяйки была священной, так как вместе с предметно-репродуктивным, здесь же просматривается и акционально-коммуникативный пласт значений: табу на ссоры и брань при использовании этих предметов во время приготовления пищи, изготовления

изделий. И наоборот, молитвы, благопожелания (юроолы), веселье, что в совокупности проецировало определенные жизненные ориентиры в будущем.

Исследование статусно-ролевых положений показал, что статус молодой невестки обусловливался демонстрацией перед старшими женщинами рода мужа своих шаманских способностей, морально-нравственной, духовной силы, необходимые для создания семьи, ведения домашнего хозяйства и получения статуса матери.

Статус «несчастных и обиженных судьбой» относился к бездетным женщинам и старым девам. Для избежания этой участи они совершали специальные обряды, посещали священные места, связанные с женским культом плодородия, усыновляли детей, рожали вне брака.

Со временем патриархальные воззрения распространялись на всех женщин репродуктивного возраста, включая шаманок, а также на все предметное окружение, пространство и время, ставших уже сакрально опасными для мужчин и детей. В связи с этим был выработан целый ряд запретов, призванных охранить окружающий: проведение домашних женских работ без угрозы осквернения домочадцев в специальное время (ночь/рассвет), держать и стирать свои вещи отдельно от остальных и т. д.

С окончанием репродуктивной деятельности женщина, уже как арюулган (чистая) попадала в категорию «старуха», являясь прямым воплощением образа матери-прародительницы, выполняла функции ритуального воспроизводства, активно участвуя в обрядовой жизни общества.

Анализ ряда важнейших представлений: формирование социального института, как семья; представление о генетическом наследии; характерные особенности бурятских родов и их названия, матрилокальность, авункулат, кросскузенный брак, возникновение свадебных обрядов, а также

терминология родства и институты материнского права, подтвердил существование у бурят материнского культа.

Исследование комплекса женской одежды, украшений и прически определило его как маркера, фиксирующего динамику социовозрастного статуса (младенец-девочка-девушка-женщина-старуха) и отражающего древнейшие формы традиционного миропонимания:

1. Младенцев обоего пола заворачивали в меховые одеяльца, свидетельствующие о связи новорожденного с миром природного, с миром матери-зверя. Когда ребенок немного подрастал, то ему шили рубашки и штанишки, одинаковые для мальчиков и девочек. Меняясь только в размерах, этот вид одежды сохранялся до конца жизни человека, выполняя защитные и определительные функции (человек), причем в качестве нижнего белья.

2. С 3 - 4-летнего возраста в одежде (дэгэл) ребенка появляются отдельные признаки, указывающие на определение конкретного пока мужского пола. Одежда данного возрастного периода ребенка представляет собой тип мужской одежды.

3. С 7-летнего возраста в одежде ребенка появляются указания на половые признаки и различия: атрибуты, элементы одежды, например, пуговицы и петельки, энгэр, у мальчика появляются нож в ножнах, трубка, кисет, прическа - волосы на макушке, остальные сбриваются.

4. В период полового созревания (12-13 лет) кардинально меняется костюм девочки: а) при сохранении прежнего цельного покроя рукавов, одежду шили уже отрезными по талии, без кушака; б) появляется яркая контрастная вставка (хуняга), маркирующая наступление половой зрелости (у замужних женщин вставка располагалась только спереди); в) меняется прическа - коса, спущенная по спине; г) готовность девушки к вступлению в брак указывали в основном накосные и головные украшения.

5. Принципиально меняется одежда замужней женщины. Хотя костюмный комплекс маркирует территориально-племенную

принадлежность и различие по типам культуры, общим являются элементы, указывающие на статус замужних женщин: отсутствие пояса, наличие разного вида и названий безрукавок; обязательное ношение головного убора; расчлененность в крое деталей одежды, многосоставность и многокомпонентность украшений; две косы.

6. Полностью меняется костюмный облик женщины в связи с переходом ее в статус старухи (шабгаиса). У бурят Забайкалья костюмный комплекс старухи отражает циклические представления о жизни женщины традиционной культуры. Отныне одежда опять представляет собой туникообразный цельнокроеный Иомон/сомон дэгэл, без энгэра и хуняга (= одежда ребенка) со скромным орнаментом, подпоясанный кушаком. При этом волосы на голове сбриваются наголо (= лысый младенец). У бурят Предбайкалья старухи носят массивные золотые украшения, что отражает представление о близости этих женщин к иному миру, характеризующемуся символикой золотого (солнце-прародительница).

Анализ женского костюмного комплекса выявил и отражение мифопоэтических аспектов окружающего мира. Во-первых, процессы социо-и космогонии, когда многокомпонентность и многосоставность, маркирует мотив ритуального «исцеления» замужней женины, через «расчленение» целого и его «воссоединения». Во-вторых, костюмный комплекс тесно связан с мифологической концепцией пространства, основанного на разных типах культуры. Например, в костюме восточных бурят основополагающей идеей является культ Неба и Земли, тогда как у западных бурят - культ Солнца. В-третьих, все действия с костюмным комплексом связаны с выполнением социализирующей функции, способствующей сохранению здоровья, долголетия и потомства. В-четвертых, женский костюмный комплекс являлся вместилищем сакрализованной информации о предках женщины и ее рода — лебедя/цаплю/утку, а также рогатое и копытное животное маралуху/оленуху/лосиху. В-пятых, костюмный комплекс был призван

помочь выполнить главное предназначение женщины - рождение и воспитание детей, поэтому он символизировал вместилище души сулъдэ. В-шестых, одежда выполняла функции магической защиты женщины от потусторонних сил и маркировки vagina: прямой пробор на голове, разрезы на длинных безрукавках, использование на местах соединения верха и низа женской одежды вставок красного/желтого цветов, а также металлических пластин прямоугольной и ромбовидной формы указывающих на культ Земли.

Исследование системы общественных ритуалов и обрядов выявило древнейшие архетипы магических инициации. Так, с пожилыми женщинами рода связаны многочисленные и семантически насыщенные посвятительные церемонии, сутью которых было проведение с неофитом похоронных отправлений, наделение его новыми свойствами и качествами, последующее воскрешение и включение в новую социокультурную среду. В обрядах детства благополучные женщины, под руководством повитухи, прививали новорожденному внешние и внутренние качества, которые ценились в традиционном обществе (здоровье, сила, трудолюбие). Ритуалы первых лет жизни ребенка: обрезание пуповины, захоронение последа, первое пеленание, укладывание в колыбель, имянаречение и т. д. подвергали новорожденного и роженицу ритуальному преобразованию в целях их интеграции в общество.

Со старшими женщинами связаны и обрядь: перевода молодежи из группы «дети» в группу «взрослые». Этот процесс осуществлялся на межродовых игрищах: ЗэмЪэн наадан, Зоохой наадан, Тухэрёон наадан, где молодежь брачующихся родов демонстрировала перед ними свою эмоциональную, моральную, физическую зрелость. На родовых увеселениях Ягшаа наадан основной функцией было получение благодати и благословения от женских игровых духов онгонов, с которыми необходимо было вступать в шутливый диалог, ублажать их, посредством театрализованных игровых приемов. Кроме того смех, веселье, являются

признаками измененного сознания и присутствия женского плодотворящего божества.

Реконструкция обрядов взросления женщины показала, что они способствовали приобретению необходимых качеств хранительницы домашнего очага и семейного благополучия. К этой миссии девочку готовили самого раннего возраста, приучая к женскому труду, уважительному и подчинительному отношению к мужчинам и старшим по возрасту людям, у нее формировали трудолюбие, стойкость, мужество, ответственность, мудрость, осознание своего особого положения, связанного с функциями воспроизводства и защиты семьи и рода. В период полового созревания, девушка проходила ритуально оформленные ступени психофизического развития: оборотничество, амазонство, жречество и шаманство, после чего была готовой к семейно-брачным отношениям и выполнению своей роли - хозяйки дома.

С рождением ребенка она уже в статусе «женщина-мать» была субъектом обрядов перехода, обеспечивая жизнедеятельность социума по ритуальному получению его новых членов. Например, анализ участия женщин рода со стороны невесты в цикле предсвадебных обрядов показал, что их целью было включение жениха в свой род, наделение его плодотворящей субстанцией (обряды каал), моделирование благополучного будущего молодых (хунжэлэй найр) и дизъюнкция невесты из своего социума (басагани наадан).

В локусе рода жениха деятельность женщин была направлена на изменение природы чужого (невеста, ее род) и включение его в свой космос, используя мотив расчленения и воссоединения. В свою очередь, невеста в статусе «хозяйки дома» должна была продемонстрировать им свои качества и свойства, совершая обрядовые действия, связанные с домашним очагом и его духами.

Исследование приданого молодой хозяйки дома, выявило, его связь с культом матери-прародительницы. Об этом свидетельствует то, что основные акторы торжественной передачи приданого только благополучно рожавшие, материально обеспеченные и неодинокие женщины, использующие молочную пищу и исполняющие эротические игры вокруг кровати. Кроме того, данное действо становилось актом включения невесты в род жениха и принятия ее в группу женщин рода жениха.

С женщинами связано и добывание ценностей, благодати и наделение ими своею сообщества на общественных жертвоприношениях (тайлаганы УИан хатам, женские тайлаганы). Это маркируется совокупностью знаков материнского культа - старухи-распорядительницы, установление ими березки туургэ, разьедекие костра, приготовление молочной пищи, молитвы, веселье, смех, исполнение женского кругового танца, освящение возвращающихся с родового ташагана мужчин. В окказиональных обрядах они устраняли сбой в ритме природы актуализируя космогонические процессы творения: церемония приготовления ритуальной пищи (сакральная плодотворящая субстанция); исполнение кругового танца (космогония); использование березовых веток (Мать-дерево); обрызгивание (оплодотьорение/освящение) водой сидящих в кругу людей (зародыши в утробе).

Анализ системы жизнеобеспечения этноса, определили этнокультурные процессы, в орбиту которых были включены генетические, семантические, и функциональные взаимосвязи и параллели с культурными традициями тюрко-монгольской, тунгусо-маньчжурской, индоарийской и индоевропейской картинами мира. Данные моменты подтверждают события и новые веяния конца XIX - начала XX в., (христианство, европейская медицина, использование предметов широкого потребления и т. д.), довольно органично вошедшие в традиционную культуру и эффективно функционируют до настоящего времени. Проведенное исследование

женского пространства позволяет говорить не только об этнокультурно-историческом наследии, но о самобытной культуре, которая в последние десятилетия уходит в прошлое.

III. СПИСОК ОСНОВНЫХ ПУБЛИКАЦИЙ ПО ТЕМЕ ДИССЕРТАЦИОННОГО ИССЛЕДОВАНИЯ 1. Статьи в изданиях, рекомендованных ВАК:

1. Николаева Д.А. Отражение архаических мифоригуальных представлений в девичьих украшениях западных бурят [текст] / Д.А. Николаева // Вестн. Бур. гос. ун-та. Сер. 4, История. - 2006. - Вып. 11. - С. 214-218.

2. Николаева Д.А. Обряды социализации детей в традиционной культуре бурят [текст] / Д.А. Николаева // Вестн. Бур. гос. ун-та. Сер. 4, История. -2006.-Вып. 12.-С. 109-118.

3. Николаева Д.А. Культ Умай в традиционной культуре бурят [текст] / Д.А. Николаева // Известия Рос. гос. пед. ун-та им. А.И. Герцена. Серия. Общественные и гуманитарные науки. - 2008. - Вып. № 11 (62). - С. 108 -114.

4. Николаева Д.А. Следы культа матери-прародительницы в традиционной культуре бурят [текст] / Д.А. Николаева // Этнографическое обозрение. - 2008. - № 3. - С. 169 - 183.

5. Nikolaeva D.A. Archaic Mythoritual ideas about Women in Traditional Buryat Family and Daily Culture / D.A .Nikolaeva // Anthropology and Archeology of Eurasia. Winter 2008-9 Vol. 47, No 3, p.p. 65 - 95.

6. Николаева Д.А. Женщина в структуре семейно-брачных отношений традиционной культуры бурят [текст] / Д.А. Николаева // Вестн. Моск. гос. ун-та культуры и искусств.- 2008. - № 1 (22). - С. 69 - 73.

7. Николаева Д.А. Обрядовые функции молодежных игрищ в традиционной культуре бурят [текст] / Д.А. Николаева // Вести. Моск. гос. ун-та культуры и искусств - 2008. - № 5. - С. 45 - 49.

8. Николаева Д.А. Сакральные функнии женщины-матери в традиционной семейно-бытовой культуре бурят Предбайкалья [текст] / Д.А. Николаева // Вопросы культурологии. - 2009. - № 2. - С. 24 - 28.

9. Николаева Д.А. Становление личности женщины в обрядах перехода бурят Предбайкалья [текст] / Д.А. Николаева // Вести. Бур. гос. ун-та. Философия, социология, политология, культурология. - 2009. - Вып. 14. - С. 262-267.

10. Николаева Д.А. Культ матери-прародительницы в традиционной культуре бурят Предбайкалья [текст] / Д.А. Николаева // Вестник Поморского университета. Серия. Гуманитарные и социальные науки. - 2010 - № 7. - С. 60-67.

П.Николаева Д.А. Реконструкция обрядов перехода архаической культуры бурят Предбайкалья [текст] / Д.А. Николаева // Известия Алтайского гос.ун-та. Серия. История.-20!0-№4/1.-С. 183 - 190.

12. Николаева Д.А. Мифологические представления о материнстве в традиционной культуре бурят [текст] / Д.А. Николаева /У Религиоведение. -2010,-№2.-С. 3-15.

13. Архаические следы женского божестза в картине мира бурят Предбайкалья [текст] / Д.А. Николаева // Известия Рос. гос. пед. ун-та им. А.И. Герцена. Серия. Общественные и гуманитарные науки. - 2010. - Вып. № 123,.-С. 245-255.

2. Монографии

14. Обряды в традиционной культуре бурят [текст] / Д.Б. Батоева, Г.Р. Галданова, Т.Д. Скрынникова, Д.А. Николаева. - М.: Вост. лит., 2002. - 222 с.

15. Пространство в традиционной культуре монгольских народов [текст] / Б.З. Нанзатов, Д.А. Николаева, М.М. Содномпилова, О.А. Шагланова. - М.: Вост. лит., 2008.-342 с.

3. Работы, опубликованные в материалах всесоюзных, всероссийских и международных конференций и симпозиумов

16. Николаева Д.А. Функции ёхюра в традиционных обрядах бурят [текст] / Д.А. Николаева // Традиционный фольклор в полиэтнических странах. Материалы II Международного научного симпозиума. — Улан-Удэ, 1998, С.64-67.

17. Николаева Д.А. Функции агентивного кода в обряде «Хунжэлэй найр» [текст] / Д.А. Николаева // Байкальские встречи-Ш: Культуры народов Сибири. - Улан-Удэ, 2002. - С. 294 - 301.

18. Николаева ДА. Мифологические представления о женщине в традиционной системе семейных взаимоотношений у бурят [текст] / Д.А. Николаева // Культурное пространство Восточной Сибири и Монголии. -Улан-Удэ, 2004. -Т. I. - С. 165 - 172.

19. Николаева Д.А. Сакральные функции женских украшений восточных бурят [текст] / Д.А. Николаева // Нуу дэлчиин ундэснии хувцас, уламжлал, зан уйл. - Улаанбатаар, 2005. - С. 99 - 107.

20. Николаева Д.А, Девичьи украшения «саажа» западных бурят [текст] / Д.А. Николаева // Байкальские встречи-У. - Улан-Удэ, 2005. - С. 448 - 452.

21. Николаева Д.А. Миф и ритуал кругового танца ёхор у предбайкальских бурят [текст] / Д.А. Николаева // Культурно-досуговая деятельность и народное художественное творчество: парадигмы XXI века. - Улан-Удэ, 2006.-С. 84-91.

22. Николаева Д.А. Мифоритуальные образы в обрядах женской инициации [текст] / Д.А. Николаева // Буряты в контексте современных этнокультурных и этносоциальных процессов: Сб. ст.: в 3 т. Т. 1. - Улан-Удэ, 2006.-С. 249-261.

23. Николаева Д.А. Женские образы в обрядах возрастной инициации [текст] / Д.А. Николаева // Культура и образование: проблемы и перспективы. - Улан-Удэ, 2006. - С. 65 - 71.

24. Николаева ДА. Сакральные функции морин хуура в культуре монгольских народов [текст] / Д.А. Николаева // История и культура народов Сибири, стран Центральной и Восточной Азии. - Улан-Удэ, 2007. - С. 327 -336.

25. Николаева Д.А. Архаические мкфоритуальные представления о женщине в традиционной семейно-бытовой культуре бурят [текст] / Д.А. Николаева // Женщина в современном мире. - Улан-Удэ, 2007. - С. 76 - 79.

26. Николаева Д.А. Функции посвящения в календарных праздниках бурят Предбайкалья [текст] / Д.А. Николаева // Бурятский мир: концепции и стратегии развития языка и культуры. - Улан-Удэ, 2008. - С. 103 - 107.

27. Николаева Д.А. Семантика народного костюма бурят [текст] / Д.А. Николаева // Наше наследие: формирование устойчивой модели развитии народной художественной культуры в совремешгом мире [Текст]: Байкальские встречи VI - Улан-Удэ, 2008. - С. 272 - 281.

28. Николаева Д.А. Архаические функции цикла свадебных обрядов «Ааш» в традиционной культуре бурят [текст] / Д.А. Николаева // Цирендоржиэвсьш читання - 2008 (IV): - КиТв, 2008. - С. 384 - 399.

29. Nikolaeva D. Sacred functions of a married woman in the traditional buryat culture [текст] / D. Nikolaeva // Study of Mongolian symbolism: quest and perspectives. - Ulaanbatar, 2009. - С 58 - 60.

30. Николаева Д. А. Архаические представления о женщине в традиционной культуре западных бурят [текст] / Д.А. Николаева И Культурное пространство народов Восточной Сибири и Монголии: от прошлого к будущему. - Улан-Удэ, 2009. - С. 310 - 319.

31. Николаева ДА. Генезис и семантика культа материнского чрева Эхын Умай в традиционной культуре бурят [текст] / Д.А. Николаева // История и культура народов Сибири, стран Центральной и Восточной Азии - Улан-Удэ, 2010.-С.331-338.

4. Публикации в других научных изданиях

32. Николаева Д.А. Космогонические функции ритуальных танцев в традиционной культуре бурят [текст] / Д.А. Николаева II Проблемы культурологического образования: этнорегиональные аспекты. - М.; Улан-Удэ, 1999.-С. 184- 193.

33. Николаева Д.А. Ёхор в обряде «Зоохой наадан» [текст] / Д.А. Николаева // Сибирь: этносы и культуры. Традиции и инновации в этнической культуре бурят. - Вып.5. - М.; Улан-Удэ, 1999. - С. 143 - 147.

34. Николаева Д.А. Космогонические функции нэрьелгэ [текст] / Д.А. Николаева // Молодая археология и этнология Сибири XXXIX. РАЭСК, ч. II, Чита, 1999.-С. 128-129.

35. Николаева Д.А. Ёхор моделирование социального [текст] / Д.А. Николаева И Проблемы традиционной культуры народов Байкальского региона. - Улан-Удэ, 1999. - С. 70 - 72.

36. Николаева Д.А. Ёхор в обряде «Ягшаа наадан» [текст] / Д.А. Николаева // Наследие древних и традиционных культур Северной и Центральной Азии. Материалы 40-й РАЭСК. - Т. 2. - Новосибирск, 2000. - С. 96 - 98.

37. Николаева Д.А. Семантика кругового тацна ёхор у западных бурят [текст] / Д.А. Николаева. - Улан-Удэ, 2000. - 24 с.

38. Николаева Д.А. Танцевально-игровая культура бурят Предбайкалья [текст] / Д.А. Николаева. - Улан-Удэ, 2001. - 116 с.

39. Николаева Д.А. Функции агентивного кода в свадебном обряде «Иаал» [текст] / Д.А. Николаева // Сибирь: этносы и культуры. Вып. 7. - М.; Улан-Удэ, 2002.-С. 12-37. ,

40. Николаева Д.А. Семантика приданого невесты в свадебной обрядности сартулов [текст] / Д.А. Николаева // Сибирь: этносы и культуры. Вып. 7. - М.; Улан-Удэ, 2002. - С.233 - 241.

41. Николаева Д.А. Отражение изменения возрастного статуса в традиционной женской одежде восточных бурят [текст] / Д.А. Николаева // Мир Центральной Азии. Культурология. Философия. Источниковедение. Т. III. - Улан-Удэ, 2002. - С. 52 - 59.

42. Николаева Д.А. Отражение традиционного представления в народном танце и женском народном костюме [текст] / Д.А. Николаева // Национальная хореография: проблемы и перспективы развития. - Улан-Удэ, 2002. - С. 73 -82.

43. Николаева Д.А. Семантика женского традиционного костюма восточных бурят [текст] / Д.А. Николаева // Интеграция археологических и этнографических исследования посвященных 290-летию со дня рождения С.П. Крашенинникова. - Ханты-Мансийск, 2002. - С. 36 -49.

44. Николаева Д.А. Космогонические мотивы традиционных женских украшений западных бурят [текст] / Д.А. Николаева // Культурное пространство Восточной Сибири и Монголии. - Улан-Удэ. - С. 121 - 125.

45. Николаева Д.А. Космос «Улейских девушек» [текст] / Д.А. Николаева // Культурное пространство Восточной Сибири и Монголии. - Улан-Удэ. - С. 108-115.

46. Николаева ДА. Мифо-ритуальные истоки кругового хороводного танца у западных бурят [текст] / Д.А. Николаева // Хореографическое образование в Восточно-Сибирском регионе: тенденции развития. История. Концепции. Перспективы. - Улан-Удэ, 2003. - С. 301 - 312.

47. Николаева Д.А. Сакральные функции ребенка в традиционной культуре бурят [текст] / Д.А. Николаева // Этнокультурное образование: совершенствование подготовки специалистов в области традиционных культур. - Улан-Удэ, 2003. - С. 189 - 194.

48. Николаева Д.А. Ребенок в традиционной культуре бурят [текст] / Д.А. Николаева // V Конгресс этнологов и антропологов в России. - Омск, 9-12 июня 2003 г. - М., 2003. - С. 97.

49. Николаева Д.А. Традиционная одежда [текст] / Д.А. Николаева // Буряты. - М., 2004. - С. 151 - 166.

50. Николаева Д.А. Материалы полевых исследований в Тункинском районе Республики Бурятия (10-23 августа 2004 г) [текст] / Д.А. Николаева // Народы и культуры Северной Азии. Материалы исследований 2004 г. -Иркутск, 2005. - С. 64 - 70.

51. Николаева Д.А. Семантика женских украшений восточных бурят [текст] / Д.А. Николаева // Этнические процессы и традиционная культура. -М.; Улан-Удэ, 2005. - С. 84 - 92.

52. Николаева Д.А. Мифоритуальные образы Жизни/ Смерти в весенней сказке А.Н. Островского «Снегурочка» [текст]/ Д.А. Николаева // VI Конгресс этнографов и антропологов России. - СПб., 2005. - С. 190.

53. Николаева Д.А. Традиционные женский костюм и украшения бурят [текст] / Д.А. Николаева // В мире традиционной культуры бурят: Сб.ст. -Улан-Удэ, 2006. - С. 176 - 228.

54. Николаева Д.А. Архаические следы культа копытного животного в круговом хороводном танце ёхор [текст] / Д.А. Николаева // Конструкты пространства культуры XXI века. В 3 ч. Ч. II Морфология культуры - Улан-Удэ, 2007.-С. 48-56.

55. Николаева Д.А. Культ матери-прародительницы в традиционной культуре бурят [текст] / Д.А. Николаева // В мире традиционной культуры бурят: Сб. ст. Вып. 2. - Улан-Удэ, 2007. - С. 202 - 240.

56. Николаева Д.А. Генезис мифоритуэльных аспектов кругового танца ёхор у западных бурят [текст] /' Д.А. Николаева /7 Мог^оНса-УН: Сб.ст. -СПб., 2007.-С.46-54.

57. Николаева Д.А,. Культ Умай в традиционной культуре бурят / Д.А. Николаева [текст] // Проблемы этногенеза и этнической культуры тюрко-монгольских народов / Сборник научных трудов. - Элиста, 2007. - С. 125 -140.

58. Николаева Д.А. Женщина в традиционной семье бурят [текст] / Д.А. Николаева VII Конгресс этнографов и антропологов России. - Саранск, 2007. -С. 223-224.

59. Николаева Д.А. Следы женского культа в семейно-бытовой традиции народов Евразии» [текст] / Д.А. Николаева // VII Конгресс этнографов и антропологов России. - Саранск, 2007. - С. 487 - 488.

60. Николаева Д.А. Этапы инициации девушек в традиционной культуре бурят [текст] / Д.А. Николаева // Мир Центральной Азии. - Улан-Удэ, 2007 -С. 149.

61. Николаева Д.А. Семантика молодежных игрищ в традиционной культуре бурят Предбайкалья [текст] / Д.А. Николаева // II Российский культурологический конгресс с международным участием «Культурное многообразие: от прошлого к будущему». - СПБ., 2008. - С. 285 - 286.

62. Николаева Д.А. Обрядовые функции бурятских нааданов / Д.А. Николаева [текст] // Проблемы этногенеза и этнической культуры тюрко-монгольских народов. Вып. 2. - Элиста, 2008, - С. 112 - 118.

63. Николаева Д.А. Моделирование материнского чрева в традиционной культуре западных бурят конца XIX начала XX вв. [текст] / Д.А. Николаева // Проблемы этнической истории и культуры тюрко-монгольских народов. Вып. 1. - Элиста, 2009. - С. 184 - 190.

64. Николаева Д.А. Архетипы женского культа в традиционной культуре бурят Предбайкалья [текст] / Д.А. Николаева // Мировоззрение населения Южной Сибири и Центральной Азии в исторической ретроспективе. Вып. III. - Барнаул, 2009. - С. 220 - 226.

65. Николаева ДА. Молодежные игрища-ншданы в традиционной культуре бурят [текст] / ДА. Николаева // Этническая история и этническая культура. - М.; Улан-Удэ, 2009. - С. 63 - 78.

66. Николаева ДА. Звуковой ландшафт молодежного игрища «Зоохой наадат> [текст] / ДА. Николаева//Звук и отзвук.-М., 2010.-С. 142-151.

Подписано в печать:

13.01.2011

Заказ № 4812 Тираж -100 экз. Печать трафаретная. Типография «11-й ФОРМАТ» ИНН 7726330900 115230, Москва, Варшавское ш., 36 (499) 788-78-56 www.autoreferat.ru

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора исторических наук Николаева, Дарима Анатольевна

ВВЕДЕНИЕ З

ГЛАВА I. ЖЕНСКИЕ БОЖЕСТВА И ИХ РОЛЬ В ФОРМИРОВАНИИ

ТРАДИЦИОННОЙ КУЛЬТУРЫ БУРЯТ

1.1. Женские божества Земли в традиционной культуре бурят

1.2. Женские божества верхнего мира

1.3. Культ Умай у тюрко-монгольских народов

1.4. Пантеон женских божеств в традиционной культуре бурят

ГЛАВА II. РЕКОНСТРУКЦИЯ ГЕНЕЗИСА КУЛЬТА МАТЕРИ-ПРАРОДИТЕЛЬНИЦЫ (ПО ФОЛЬКЛОРНО-ЭТНОГРАФИЧЕСКИМ

МАТЕРИАЛАМ БУРЯТ)

2.1. Ключевые понятия в семейно-брачных отношениях

2.2. Следы женского культа в традиционной культуре бурят

2.3. Женское шаманство

ГЛАВА III. МОДЕЛЬ МИРА И ПРОСТРАНСТВЕННЫЕ

ХАРАКТЕРИСТИКИ В БУРЯТСКОМ ЖЕНСКОМ КОСТЮМЕ

3.1. Одежда девочки до замужества

3.2. Одежда, прическа и украшения замужней женщины

3.3. Одежда пожилых женщин

3.4. Семантика женского костюмного комплекса

ГЛАВА IV. ЖЕНСКОЕ ПРОСТРАНСТВО В БУРЯТСКИХ ПРАЗДНИКАХ И ОБРЯДАХ: СЕМАНТИКА И ФУНКЦИИ

4.1. Женщины в обрядах детства

4.1.1. Обряды первых лет жизни

4.1.2. Молодежные игрища-нааданы

4.1.3. Семантика обрядов перехода периода совершеннолетия

4.2. Женщины в свадебных обрядах

4.2.1. Свадебные обряды в локусе рода невесты

4.2.2. Свадебные обряды в локусе рода жениха

4.2.3. Семантика приданого невесты

4.3. Женщины в общественных календарных обрядах

4.3.1. Общеплеменные тайлаганы

4.3.2. Женские календарные обряды тайлганы

Заключение научной работыдиссертация на тему "Женское пространство в традиционной культуре бурят"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Исследование совокупности женского пространства (материального, обрядового, семейно-бытового, духовного) в традиционной культуре бурят конца XIX - начала XX в. позволило выявить сложную и логичную стратегию освоения окружающего пространства, адаптации к конкретным природно-ландшафтным, историческим условиям, повлиявшую на развитие среды бытования бурят. Реконструкция тендерных аспектов на разных уровнях системы жизнеобеспечения этноса позволила увидеть обусловленность форм и содержания структуры традиционной культуры. Анализ женского пространства показал не только сопряженность их с конкретной хозяйственно-культурной деятельностью, определил их место и значение в историческом процессе складывания традиционной культуры как целостной системы, но и мифоритуальные исходные положения, задаваемые космическими аспектами картины мира. Кроме того, подтверждается неоднозначность этно- и культурогенетических проблем у бурят, когда в рамках единого этноса, прослеживаются следы неоднородных по составу типов культур, что свидетельствует о сложном и длительном процессе их генезиса.

Анализ сохранившихся обрядов и ритуалов, а также отдельных разрозненных свидетельств, которые генетически, будучи весьма архаичными, сохранились до наших дней в основном в виде примет, обычаев, фольклора, показывают, что у бурят остался востребованным материнский культ, способствующий благополучной реализации процессов жизнеобеспечения социума. Сохранились следы архаического воззрения как древнего аборигенного монголоидного населения, связанного с восточноазиатской традицией, так и европеоидного (западноазиатская традиция). В первом случае первоначальным божественным образом неперсонифицированной субстанции была Земля-Мать как прародительница всего сущего. Воплощением Земли и плодородящего женского чрева, по мифорелигиозным воззрениям бурят, являются богини земли Улъгенъ дэлэхэй/Улъгенъ-ехэ (Великая, необъятная земля), Этуген (есШкй - давать начало) и Умай (чрево, утроба), в честь которых буряты проводили обряды с просьбами о плодородии и благоденствии. Прямым следствием культового отношения к Матери-земле, ввиду их ассоциаций с женским детородным органом, было поклонение ряду природных объектов: пещера (эхын умай -материнское чрево); береговая расщелина (мать); родовые горы (горы бабушки); мать-тайга (Манахан - хозяйка диких животных); мать-зверь (Олень госпожа, Желтая собака-хозяйка, опоясавшая землю); мать-дерево (Мать Желтое дерево). В неразрывной связи с культом Земли выступает, в качестве всеобщего порождающего начала, также образ Земли-Воды (Газар-Укан). Этим объектам буряты традиционно приносят жертвы, проводят молебны в честь матери-прародительницы с просьбой о благополучии и чадородии на ежегодных календарных общеплеменных и женских праздниках или в обрядах для бездетных супругов (испрашивание чадородия) и при посвящении в шаманы (рождение молодого шамана).

Прослеживается в бурятской культуре западноазиатская традиция, связанная с культом солнца, также выступающего в значении матери-прародительницы (эхын алтан умай/ эхын алтан тооно - золотая материнская утроба). С ним связано не только испрашивание сульдэ (души) ребенка, но ряд функций: цивилизаторская (первая свадьба), охранительная (защита младенцев, покровительство воинов), плодотворящая (наделение душой), но и обнаруживается мифопоэтическая взаимосвязь семантического ряда свет/материнское/солнечное/желтое/золотое, проявляющаяся в культуре западных бурят.

Важными маркерами в контексте Солнца, с аналогичными функциями выступают птицы (лебедь), синкретическое животное (Умгш-птица-солнце, загалмай - олень-птица-Солнце), копытные животные-самки (маралуха, оленуха, лосиха), огонь очага (гал ехэ заяша, гал ехэ гуламта). Обнаруживается их функциональное и генетическое сходство с мифологическими образами богинь-матерей, связанное с рождением, плодородием, производительными силами. 1

В период оформления иерархизации культов и божеств они были включены в состав мифа о божестве солнца как одного из первопредка западнобурятских родов. Вероятно, вначале это оформлялось в условиях матрилокальных отношений в связи с неким, женским предком, возглавлявшим древнее общество, когда исполнять культ почитания этого предка на его могиле поручалось женщинам удаганкам - жрицам огня и солнца.

О сложности этногенетических процессов народов алтайской языковой семьи, в частности бурят, свидетельствует важнейший культ женского божества, женского начала и плодородия - богиня Умай/Хумай. У бурят этот сложный полифункциональный и полисемантический образ под одним именем локализуется в разных сферах (небесной и земной), что указывает на 1 наличие 2 типов культур: юго-западноазиатского и восточноазиатского. Таким образом, в бурятской культуре произошло лексическое совпадение и корреляция разных божеств связанных с тюрко-монгольской и тунгусо-маньчжурской традициями: а) женское божество; б) богиня-покровительница детей, тюрков, воинов; в) плацента (детское место, послед) и чрево матери; г) представления о душе (плацента и пуповина); д) Умай связана с божеством солнца (огонь, лук со стрелой, животные) и земли (пещеры); е) данный образ призван покровительствовать размножению и жизни людей вообще - как взрослых, так и детей; ж) образ Умай является хранителем младенцев и одномоментно - ангелом смерти.

Отмечая защитные и плодотворящие функции этого божества, можно выделить примеры его моделирования. Исследование показало, что в традиционной культуре бурят своеобразным символом чрева-круга материпрародительницы, была структура поселений и общего пространства жизнеобеспечения, выполненная по мифологическим законам аналога надежной материнской'- утробы. При этом, существуют представления изоморфности человеческому телу и самого жилища, используемого* в качестве аналога материнского чрева в ритуалах, связанных с идеей рождения (молодого шамана, нового сакрального музыкального инструмента).

Кроме того, материнское лоно моделировалось в обрядовой практике бурят вербально и кинетически посредством исполнения кругового танца ёхор, где текстом песни, а также движениями танцующих маркируется материнская утроба умай. В" традиционной культуре круговой танец как полисемантический знак выступал в ипостаси не только культа материнского чрева, но и Солнца. Об этом свидетельствуют направление движения (посолонь), время исполнения (от заката до восхода), лексическое обозначение танца (хор - солнце). Исследование выявило, что антропоморфный облик солнечного божества символизирует трансформацию образа тотемного животного в образ матери-прародительницы, выполняющей функции плодородия, наделения людей благодатью. Кроме того, сама форма кругового танца и центр, вокруг которого он исполнялся, становятся символами тендерных представлений (центр - фаллос, зародыш, круг исполнителей - вагина, утроба).

Как видим, формы почитания женских божеств во многом производны от архаичных мировоззренческих аспектов, в основе которых лежит культ мифологических богинь-матерей с функциями плодородия, производительных сил и сакральной защиты.

К этому же можно отнести пантеон женских божеств, представляющий довольно стройную систему верований бурят-шаманистов: верховные женские божества, имеющие внечеловеческое происхождение (Манзан Гурмэ тоодэй, Маяс Хаара тоодэй и Эхэ Юран тоодэй, 9 дочерей Эсэгэ-малана, дочери хатов). и божества, которыми стали после смерти шаманки (заянки, онгоны) и обычные женщины (ада, анахаи, дабхаря), умершие преждевременной смертью (из-за болезней, убийства, тяжелых родов). Последние, исполняя« функции покровительниц женщин, были капризны, вероломны и требовали к себе постоянного внимания. Усмирить их мог только1 очень сильный шаман после сложной системы обрядов, молений и жертвоприношений. Данные женские мифологические образы в равной- мере свидетельствуют о существовании представлений о сакральности по половому признаку и связаны не только с функциями наделения благодати, но и с функциями жесткого контроля над членами сообщества в целях защиты простых женщин рода, имплицитно связанных с матерями-богинями.

Совокупность представленных женских божеств, призванных обеспечить благополучие и благоденствие общества, формируют схемы как этого мира/внутри социума, так и, иного мира/космического пространства. В основе их функционирования лежит культ матери-прародительницы. Так, несмотря, на патриархальные взаимоотношения, структура общества (семья, род) опирается на сформированную систему, в которой осуществляются основные функции великих женских богинь плодородия - чадородие, наделение благодати, сакральная защита семьи и рода. Исполнителями этих функций были женщины-матери, согласно мифологическим воззрениям, хранительницы домашнего очага.

Определение форм внутрисемейного взаимодействия позволило обнаружить образцы в равной степени как ритуализированного поведения, так и собственно семейно-бытовой коммуникативной ситуации. Исследование ключевых статусно-ролевых категорий (хозяйка дома, мать, невестка, дочь, теща, свекровь) проявило древние формы мифологизированного сознания, которые составляют этнокультурную традицию. Так, высокий статус хозяйки дома был обусловлен значимостью понятия «материнство», согласно которому женщина-мать выступала хранительницей и воспроизводительницей сулъдэ (душ) детей и животных, материального, сакрального благополучия, поскольку являла собой природное вместилище (материнское чрево) и моделированное - через женское предметное окружение: украшения, одежду, утварь. Деятельность женщины-матери ассоциировалась с родильными функциями (порождение/протаскивание/вытаскивание) и магическими, меняющими качественное состояние вещей (неживой—живой, сырой—вареный, жидкий-твердый и т. д.). С материнством связана охранительная функция защиты потомства на вербальном уровне - через молитвы, пение; физиологию -материнское молоко, тело, волосы, руки. Сложился образ матери как медиатора между миром людей и миром богов.

Согласно мифоритуальным воззрениям, домашний очаг выступал в значении святилища хозяйки дома, где она совершала ежедневные церемонии и ритуалы. Там поддерживался огонь в очаге, готовилась пища, стояла домашняя утварь. Поэтому домашнее женское пространство — прямое воплощение сакральности. Оно было наполнено суевериями, трепетным отношением и архаическими мифопоэтическими представлениями. Деятельность женщины-хозяйки была священной, так как вместе с предметно-репродуктивным, здесь же просматривается и акционально-коммуникативный пласт значений: табу на ссоры и брань при использовании этих предметов во время приготовления пищи, изготовления изделий. И наоборот, молитвы, благопожелания (юроольг), веселье, что в совокупности проецировало определенные жизненные ориентиры в будущем.

Статус молодой невестки обусловливался демонстрацией перед старшими женщинами рода мужа своих шаманских способностей и морально-нравственной, духовной силы, необходимые для создания семьи, ведения домашнего хозяйства и получения статуса матери.

Отношение к женщине в семье и> обществе определялось отсутствием или, наоборот, наличием детей. Положение молодой невестки автоматически улучшалось с появлением ребенка (воспроизводство рода). Человек, у которого родился ребенок, переходил в другую, более достойную категорию - родители: Женщина приобретала новое обращение, вместо неопределенного бэрин (невестка), к ней. почтительно, обращались «мама Сэсэг» (Сэсэгэй эжы) или «мама Даши» (Дашин мамуу). Отныне она, могла навещать своих родителей, становилась полноправной хозяйкой юрты, принимала участие в жизненно важных обрядах социума.

По традиционным воззрениям, в случае нереализации функций материнства (бездетные женщины и старые девы) женская природа становилась отрицательной и сакрально опасной для общества. Такие женщины попадали в категорию «несчастных и обиженных судьбой» женщин, их статус был самым низким, положение самым плачевным. Для избежания унизительной участи женщины искали любые средства, чтобы избавиться от бесплодия: совершали специальные обряды, посещали священные места, связанные с женским культом плодородия, усыновляли детей. Приемная мать, как и родившая ребенка вне брака, получала не меньшие почет и уважение. Согласно традиционным представлениям, считалось, что они выполнили свое предназначение - продолжили род, обрели семейное счастье, обеспечили старость.

Существование материнского культа подтверждает ряд важнейших представлений: формирование такого социального института, как семья; генетическое наследие связывается с женщиной - «чистота крови этноса»; влияние на характерные особенности бурятских родов и их названия. Важнейшим элементом женского культа являются матрилокальность, авункулат, кросскузенный брак, возникновение свадебных обрядов, а также терминология родства и институты материнского права.

Со временем представления, о женщине как хранительнице некой сакральной субстанции были идейно переосмыслены и стали восприниматься в отрицательной валентности. В силу изменившихся общественных отношений и переосмыслением образа матери-богини в хтоническое существо, женщина уже воспринималась как источник скверны и греховности. Патриархальные воззрения распространялись также на все предметное окружение женщины, пространство и время, ставших уже сакрально опасными для мужчин и детей. В связи с этим был выработан целый ряд запретов, призванных охранить окружающих. Так, для выполнения домашних женских работ без угрозы осквернения домочадцев отводился специальный отрезок времени (ночь/рассвет), держать и стирать свои вещи отдельно от остальных и т. д. Мужчины тоже старались избегать как предметов, наделенных женскими знаками, так и женского пространства и времени.

С окончанием репродуктивной деятельности женщина, уже как арюулган 'чистая' попадала в культурную категорию «старуха», являясь прямым воплощением образа матери-прародительницы, выполняла функции ритуального воспроизводства, активно участвуя в обрядовой жизни общества.

Исследование роли и места женщин-шаманок в традиционной культуре бурят показало, что их статус и влияние в обществе нисколько не уступали мужчинам-шаманам. Они так же согласно своему рангу имели все культовые атрибуты, делились на «белых» и «черных» и могли принимать участие не только в организации, но и руководить такими важными общеплеменными мероприятиями, как облавная охота (зэгэтэ аба). Но в конце XIX -начале XX в. уже не стало шаманок высшего ранга. Для женщины, даже обладавшей шаманскими способностями, главным предназначением было выполнение своих основных социальных ролей матери, жены, хозяйки дома. Это связано с распространением патриархальных воззрений, согласно которым возникли специальные посвящения в шаманский сан и появилось необходимое требование — иметь на то настоящее удха 'право', наследовавшееся в юридическом смысле по мужской линии. Женщина могла получить удха лишь в исключительных случаях, при полном отсутствии в роду мужчин-шаманов.

Таким образом, выявление тендерных связей в структуре социальных и семейных отношений определяет не только внешнюю форму, но' и имплицитную систему архаических представлений о роли и месте женщины в традиционной культуре, что позволяет нам обнаружить следы древних форм этнического сознания, которые составляют феномен этнокультурной традиции, сложившейся в процессе исторической эволюции бурят.

Исследование важнейшей составляющей женского пространства — комплекса женской одежды, украшений и прически зафиксировало его как маркер, фиксирующий динамику социовозрастного статуса (младенец-девочка-девушка-женщина-старуха), так и знак, отражающий древнейшие формы традиционного миропонимания. Анализ архаических воззрений на традиционную одежду определил следующие ее виды:

1. Бесполая одежда младенца грудного возраста и ребенка, который только начинал ходить. Младенцев обоего пола обычно заворачивали в меховые одеяльца, свидетельствующие о связи новорожденного с миром природного, с миром матери-зверя. Когда ребенок немного подрастал, то ему шили рубашки и штанишки, одинаковые для мальчиков и девочек. Меняясь только в размерах, этот вид одежды сохранялся до конца жизни человека, выполняя защитные и определительные функции (человек), причем в качестве нижнего белья.

2. С 3 - 4-летнего возраста в одежде (дэгэл) ребенка появляются отдельные признаки, указывающие на определение конкретного пола. Она ориентирована пока на мужской пол. Одежда данного возрастного периода ребенка представляет собой тип мужской одежды - туникообразный халат, характеризующийся цельностью кроя, подпоясанный кушаком, который рассматривался как магико-сакральный объект, способствующий благополучию и удаче того, кто его носит, а также оберег на уровне предков или родительского благословения. Но в целом в одежде еще присутствуют указания на невыявленность половых признаков: скромный орнамент, отсутствие декоративной вставки на груди (энгэр) и таких важных атрибутов как пуговицы и петельки. В одежде ребенка их заменяют пришитые полоски I тесьмы или вязочки.

3. С 7-летнего возраста в одежде ребенка появляются указания не только* на половые признаки и различия. В первую очередь на предметном уровне - в атрибутах, элементах одежды и прическе ребенка (пуговицы и петельки, энгэр, у мальчика появляются нож в ножнах, трубка, кисет, меняется прическа). В целом же одежда и мальчика, и девочки продолжает указывать на их принадлежность к роду отца.

4. В период полового созревания (12-13 лет) кардинально меняется костюм девочки (Ьомон/сомон дэгэл, басаган дэгэл): а) при сохранении прежнего цельного покроя рукавов, дэгэл/тэрлиг (летняя одежда) шили уже отрезными по талии. Его носили без подпоясывания кушаком; б) появляется яркая контрастная вставка (хуняга), сочетающая в себе оранжевый, красный и желтый цвета, которая нашивалась спереди и сзади по линии отрезной талии, на уровне пупа и крестца. Данный атрибут, по нашему мнению, выступает в качестве знака, маркирующего генитальные признаки, указывающие на наступление половой зрелости (у замужних женщин вставка располагалась только спереди). Так, выделенные места образуют отчетливую ровную щель по горизонтали; в) меняется прическа девушки. Она носит одну косу, спущенную по спине; г) готовность девушки к вступлению в брак указывали в основном накосные и головные украшения. С достижением 15-16 лет на косу надевали специальные серебряные украшения со вставками из коралла, бирюзы, янтаря так называемые саажа\ к девичьей косе прикрепляли ленту из черного материала с нашитыми на ней рядами кораллов и серебряных полос с насечкой -гэзэгэ; на голове носили украшение юбун/ юбуу/ юкуу.

5. Одежда замужней женщины принципиально изменяется. Костюмный комплекс обладает не только этнодифференцирующей характеристикой, маркирующей территориально-племенную принадлежность и различие по типам культуры. Так, одежде предбайкальских буряток присущ западноазиатский тип: в силуэте, покрое, цветовом решении, а для одежды' забайкальских бурят характерен восточно-азиатский тип. Несмотря на принципиальное отличие, общим и являются элементы, указывающие на статус замужних женщин: отсутствие пояса, наличие разного вида и названий безрукавок, обязательное ношение головного убора, расчлененность в крое деталей одежды, многосоставность и многокомпонентность украшений. При анализе костюма замужней женщины следует отметить, в первую очередь, распадающийся ряд контрастных деталей при крое одежды и обязательный элемент костюма - жилетку. Дополняет одежду многокомпонентный головной убор и многоярусные украшения: височные, налобные, нагрудные, боковые, поясные, для рук (из пробитых монет, кораллов, бирюзы, янтаря, жемчуга, нанизанных на шнур). Кроме того, изменяется прическа. Отныне женщина заплетает только две косы - «символ соединения мужского и женского начал и образования единого целого в лице женщины, рожающей детей - продолжение рода, продолжение жизни».

6. Полностью меняется костюмный облик женщины в связи с переходом ее в разряд старухи (шабганса). Здесь можно отметить локально-территориальные особенности, характеризующие неоднородность картины мира. Так, у бурят Забайкалья костюмный комплекс старухи отражает циклические представления о жизни женщины традиционной культуры. Отныне одежда опять представляет собой туникообразный цельнокроеный комон/сомон дэгэл, без энгэра и хуняга (= одежда ребенка) со скромным орнаментом, подпоясанный кушаком. При этом волосы на голове сбриваются наголо (= лысый младенец). Старуха носит на голове маленькую круглую шапочку или платок. Украшений почти нет, кроме 1-2 колец, указывающих на былое замужество (в некоторых случаях на количество детей) и четки. Женщина выполнила свое прямое предназначение, прошла свой жизненный путь и готовится вернуться'в иной мир. У бурят Предбайкалья*старухи носят массивные золотые украшения (девушек украшает молодость, старух -золото). Предпочтение отдается самородковому золоту. Данный момент также отражает представление о близости этих женщин к иному миру, который характеризуется в том числе символикой золотого (свинка - золотая щетинка, золотые яблочки и т. д.).

Анализ женского костюмного комплекса выявил и отражение мифопоэтических аспектов окружающего мира. Во-первых, процессы социо-и космогонии, когда многокомпонентность и многосоставность, согласно архаическим представлениям, маркирует мотив ритуального «исцеления» замужней женины, через «расчленение» целого и его «воссоединения». Во-вторых, костюмный комплекс тесно связан с мифологической концепцией пространства, основанного на разных типах культуры. Например, в костюме восточных бурят основополагающей идеей является культ Неба и Земли, тогда как у западных бурят - культ Солнца. В-третьих, все действия с костюмным комплексом связаны с выполнением цивилизующей функции, способствующей сохранению здоровья, долголетия и потомства. В-четвертых, женский костюмный комплекс являлся вместилищем сакрализованной информации о предках женщины и ее рода. Так, по мифологическим воззрениям бурят, весь комплекс верхней женской одежды, состоявший из халата и безрукавки, символизировал некое мифическое синкретическое существо, тотемную прародительницу — лебедя-маралуху. Кроме того, безрукавка, выполняя древнейшую магическую функцию оберега молочных желез и позвоночника, этимологически маркировала связь женщины с водоплавающей птицей (лебедь, цапля), а также рогатым и копытным животным (маралуха/оленуха/лосиха). В-пятых, костюмный комплекс был призван помочь выполнить главное предназначение женщины - рождение и воспитание детей, поэтому он символизировал вместилище души сулъдэ. В-шестых, одежда выполняла функции магической защиты женщины от потусторонних сил и маркировки vagina: прямой пробор на голове, разрезы на длинных безрукавках, использование на местах соединения верха и низа безрукавки, женских и девичьих дэгэлов вставок красного/желтого цветов, а также металлических пластин прямоугольной и ромбовидной формы указывающих на культ Земли и соответственно женского начала.

Определение семантических, функциональных и генетических аспектов роли и значения женщины в системе ритуального жизнеобеспечения социума в соответствии с ее статусно-ролевыми положениями показало, что у бурят конца XIX - начала XX в. сохранились архаические следы культа плодородия матери-прародительницы. Реконструкция форм и содержания обрядов жизненного, календарного и окказионального циклов через призму тендерных отношений позволила привлечь ряд новых материалов, как в синхронном, так и в диахронном плане. Анализ особенностей ритуального воздействия на женщин, выступавших в качестве объекта или субъекта обряда, показал древнейшие архетипы, в которых идейное содержание восходит к магическим ритуалам инициаций.

Так, с пожилыми женщинами рода связаны многочисленные и семантически насыщенные посвятительные церемонии. Они выполняли функции воскресительниц в важнейших обрядах, сутью которых было проведение с неофитом похоронных церемоний и отправлений; наделение индивида новыми свойствами и качествами; последующее воскрешение и включение его в новую социокультурную среду. Например, в обрядах детства женщины рода (благополучные, удачно рожавшие, без потерь), под руководством повитухи, используя разные средства и способы, относящиеся к женскому пространству (церемонии, молитвы, атрибуты, утварь, пища и пр.), прививали новорожденному внешние и внутренние качества, которые ценились в традиционном обществе (здоровье, сила, трудолюбие). Ритуалы первых лет жизни ребенка: обрезание пуповины, захоронение последа, первое пеленание, укладывание в колыбель, имянаречение и т. д. подвергали новорожденного и роженицу ритуальному преобразованию в целях их интеграции в общество.

Морфологически сложные обряды взросления женщины способствовали приобретению необходимых психофизических качеств хранительницы домашнего очага и семейного благополучия. К этой миссии девочку готовили самого раннего возраста. Приучая к женскому труду, уважительному и подчинительному отношению к мужчинам и старшим по возрасту людям, у нее формировали, с одной стороны, такие качества, как трудолюбие, стойкость, мужество, ответственность и мудрость, необходимые для семейной жизни, а с другой, осознание своего особого положения, связанного с сакральными функциями воспроизводства и защиты семьи и рода.

Начало полового созревания знаменовалось переходом ее в культурную категорию «девушка». На данном этапе кардинально менялись одежда, украшения, этикет, нормы и правила поведения. С этого момента она могла принимать участие в молодежных игрищах, выступая вначале в роли помощницы и зрительницы, а с наступлением брачного периода - активной участницы. В традиционной культуре бурят конца XIX - начала XX в. существовали 2 вида молодежных игрищ-нааданов, К первому относятся межродовые увеселения Зэмкэн наадан, Зоохой наадан, Тухэроон наадан, реликты обрядов перехода, связанных с культами матерей-прародительниц, когда перевод молодежи из группы «дети» в группу «взрослые» осуществляли старшие в роду женщины. Нааданы носили характер мистерий, на которых молодежь брачующихся родов демонстрировала перед ними свою эмоциональную, моральную, физическую зрелость и были тесно взаимосвязаны с ритмом природы. Так- календарное и суточное время» проведения увеселений, соотносящееся с семантическим периодом молодости, расцвета плодотворящих сил природы, плодородия Матери-земли. и временем ночи в. совокупности актуализировали парадигму «начало/рождение/творение».

Во втором виде* родовых увеселений Ягшаа наадан основной функцией было получение благодати и благословения от женских игровых духов онгонов, с которыми необходимо было вступать в шутливый диалог, ублажать их, посредством театрализованных игровых приемов. Кроме того смех, веселье, являются признаками измененного сознания и присутствия женского плодотворящего божества.

Исследование системы обрядов жизненного цикла в контексте мифологических сюжетов выявило своего рода этапы в деле формирования личности женщины-хозяйки дома. Вся» жизнь женщины отмечена обрядами, связанными с культом плодородия* матери-прародительницы. В начале жизни i девочка/девушка в статусе «ребенок», выступая^ объектом обрядов перехода, приобретала необходимые знания и умения, способствующие формированию психофизических качеств хозяйки дома. Реконструкция обрядов женской инициации и изучение их семантики позволили смоделировать этапы психофизического становления личности взрослеющей девушки периода полового созревания (оборотничество, амазонство, жречество и шаманство), благодаря которым, она под руководством взрослых женщин рода получала необходимые знания, умения и навыки в таких областях взрослой жизни как смерть, сакральность и сексуальность. После чего девушка считалась готовой к созданию своей семьи и продолжению рода.

С рождением ребенка она уже в статусе «женщина-мать» становилась субъектом обрядов перехода (свадебные, похоронные, родильные), обеспечивающих жизнедеятельность социума в деле ритуально оформленного получения качественно новых членов общества. С возрастом и приобретением опыта ее роль, значение и авторитет усиливались. В общественных (календарных, переходных и окказиональных) праздниках и обрядах взрослые женщины выполняли уже жреческие посвятительные функции, а их деятельность составляла комплекс строго регламентированных действ в соответствии с целями и задачами традиций. Так, анализ участия женщин разного возраста рода со стороны невесты (молодые девушки, женщины и старухи) в цикле предсвадебных обрядов показал, что их целью было включение жениха в ее род, наделение его плодотворящей субстанцией (обряды каст), моделирование благополучного будущего молодых (хунжэлэй " найр) и дизъюнкция невесты из своего социума (басагани наадан). Для этого они использовали разные виды и формы обрядовой практики: молитвы, благопожелания, а также смех, шутки, плач; церемонии очищения, нашивания монет и олова на одежду жениха, кормление ритуальной пищей и т. д.

В локусе рода жениха ритуальная деятельность женщин была направлена на изменение природы чужого (невеста, ее род) и включение его в свой космос, используя мотив расчленения и воссоединения. Помимо этого они проводили обряды по сакрализации и о-своению рода невесты и формированию новой семьи. В свою очередь, невеста в статусе «хозяйки дома» должна была продемонстрировать им свои новые качества и свойства, совершая самостоятельные обрядовые действия, связанные с домашним очагом.

Исследование семантики предметного окружения (приданое) молодой хозяйки дома, выявило, что важнейший атрибут, маркирующий ее святилище - это домашний очаг. О его связи с культом матери-прародительницы свидетельствуют основные акторы торжественной передачи приданого только благополучно рожавшие, материально обеспеченные и не одинокие женщины, использующие молочную пищу и исполняющие эротические игры вокруг кровати. Кроме того, данное действо становилось актом включения невесты в,род жениха и принятия ее в группу женщин рода жениха.

Изучение роли и значения женщин в общественных жертвоприношениях (тайлаганы УЪан хатам, женские тайлаганы) показало не просто взаимодействие их со сферой чужого, но вторжение в эту сферу, добывание, ценностей, благодати и наделение ими своего сообщества. Основной целью проведения общественных праздников, связанных с культом, матери-прародительницы, была гармонизация и стабилизация жизнедеятельности социума на уровне космоса, поэтому главная функция заключена в идее укрепления сакральной целостности социума для достижения идеи плодородия и плодовитости. Данный момент маркируется рядом сакрально значимых аспектов: активное участие старух-распорядительниц, установление ими березки туургэ, разведение костра, приготовление молочной пищи, молитвы, веселье, смех, исполнение женского кругового танца, освящение возвращающихся с родового тайлагана мужчин.

Можно сказать, что обряды, распространенные в культуре бурят конца XIX - начала XX в. в своем генезисе являлись инициационными, верифицирующими перемену общественного статуса • определенной категории людей и перевод их, под руководством старших женщин рода в новую социокультурную группу: дети (неживой—живой), молодежь (дети-взрослые), невеста/жених (неженатый-женатый), мужчины (чужой-свой), покойник (живой-неживой).

В окказиональных обрядах женщины, выполняя функции матерей-прародительниц, устраняли сбой в ритме природы через актуализацию космогонических процессов творения: церемония приготовления ритуальной пищи (сакральная плодотворящая субстанция); исполнение ими кругового танца (космогония); использование березовых веток (Мать-дерево); обрызгивание (оплодотворение/освящение) водой сидящих в кругу людей (зародыши в утробе).

Реконструкция общественных обрядов с участие женщин указывает не только на актуальность древнейшего женского божества-покровительницы домашнего очага, семьи и рода, но и на следы общественных отношений, когда играл приоритет по линии матери. Роль женщины в традиционных праздниках и обрядах является основополагающей в деле обеспечения благополучного функционирования социума. С одной стороны, в обрядах, где женщина выступает в качестве объекта, происходит формирование необходимых качеств хранительниц домашнего очага, благополучия семьи и рода. С другой, женщины, как субъекты, выполняют важнейшие функции матерей-прародительниц по легализации индивида в новом статусе, устраняя сбой в ритме природы, используя при этом весь арсенал женского пространства в обрядовой деятельности, конструируя его сегменты, связанные с плодородием и благоденствием семейно-родового коллектива.

Исследование исторических условий формирования специфических национально-культурных черт бурятской культуры позволило получить новые характеристики не только многомерности и многообразия женского пространства, но понимание основ жизнестойкости сообщества, в том числе, способного воспринимать и эффективно адаптировать, иноэтнические компоненты. Анализ системы жизнеобеспечения этноса, определил этнокультурные процессы, в орбиту которых были включены генетические, семантические и функциональные взаимосвязи и параллели с культурными традициями тюрко-монгольской, тунгусо-маньчжурской, индоарийской и индоевропейской картинами мира. Данные моменты подтверждают события и новые веяния конца XIX — начала XX в., (христианство, европейская медицина, использование предметов широкого потребления и т. д.), довольно органично вошедшие в традиционную культуру и эффективно функционируют до настоящего времени.

Проведенное комплексное исследование женского пространства как проявление системного характера (в совокупности материального, духовного ' и ментального), выявило роль и значимость женщины, выступающей в значении медиатора сложения этнической культуры. В этой связи нам хочется привести высказывание ряда ученых, обративших внимание на I Сохранившиеся в обществе XXI в. архаические представления, связанные с образом женщины. Речь одет о памятнике Гостеприимная Бурятия — женской скульптуре в национальной одежде, протягивающей на руках платок-хадйгк -символ гостеприимства и дружбы. Облик и местоположение этого монумента знаково важны. Мы выделяем здесь 3 принципиальных момента. Во-первых, семантика для носителя бурятской культуры абсолютно прозрачна: через тендерную символику памятника передается смысл бурятского I 1 национального возрождения, истинной «бурятскости». Во-вторых, он выступает и как территориальный маркер пространства бурят, причем не только в Улан-Удэ: в русском селе Горячинск, в парке курорта (центре) недавно появилась уменьшенная копия памятника. В-третьих, его расположение южнее (= сакральнее) памятника Ленину на центральной площади г. Улан-Удэ» [Амоголонова, Скрынникова, 2006, с. 198 - 199]. В настоящее время его перенесли на западную сторону со стороны въезда в г. 1 Улан-Удэ, что согласуется с идеей защиты на сакральном уровне (запад сторона хранения божницы). Как видим, такие функции, как стабилизация целостности (причем общебурятской), моделирование социального пространства и маркировка сакрального продолжают связываться с женским образом.

Анализ роли, значения и места женщин в культуре бурят выявляет комплекс полифункционального и полисемантического свойств. Интерес к тендерным аспектам традиционной культуры позволяет говорить не только о сложности и неоднозначности генетических и культурных процессов, в свете ( которых расширяются наши представления об историческом наследии, но способствует решению задач, связанных с этнокультурными и социальными изменениями в современном обществе. Проведенное исследование играет определенную роль как в создании истории бурят, так и в сохранении памяти об их самобытной культуре, уходящей в последние десятилетия в прошлое. Кроме того, оно вносит серьезный вклад в этнологию бурят и восполняет имеющийся пробел в антропологическом и тендерном изучении бурятской традиционной культуры. Диссертация дает возможность глубже ставить и решать проблемы связанные с этно- и культурогенезом народа в этнографии семейных и общественных положений.

Список научной литературыНиколаева, Дарима Анатольевна, диссертация по теме "Этнография, этнология и антропология"

1. Национальный архив Республики Бурятия

2. Устав об управлении инородцами в Сибири // Ф. 460. Д. 1/118. Л. 80 87.

3. Прошение от родственников Ж. Баиновой // Ф. 129. Д. 84.

4. Отдел памятников письменности Института монголоведения, буддологии и тибетологии СО РАН1. Личные фонды

5. Рассказ об Агинских бурятах; О шабаганцах // Ф.1. (У.-Ц. Онгодов). Д. 14, 15.

6. Записи материалов по шаманству у бурят Забайкальской области. 1911 г. // Ф. 4. (М. Н. Хангалов). Д. 27.

7. О религиозных обрядах, охоте, рыболовстве // Ф. (М. Н. Хангалов). 4. Д. 32; О шаманстве у бурят // Ф. 4 (М. Н. Хангалов). Д. 36.

8. Несколько слов о шамане // Ф. 4 (М. Н. Хангалов). Д. 37.

9. Материалы о бурятских песнях, свадебных обрядах, преданиях и пр. // Ф. 4 (М. Н. Хангалов). Д. 50 ;

10. Материалы о балаганских шаманах // Ф. 4 (М. Н. Хангалов). Д. 222 ; Статья о выделке кожи // Ф. 4 (М. Н. Хангалов). Д. 355.

11. Ф.6. (Ц. Жамцарано), д. 23: «Полевые дневники № 2, № 3 (командировки в Иркутскую губернию)».

12. Сборник бурятских пословиц // Ф. 9 (X. Н. Намсараев). Д. 88.

13. Д. 42. Книга о православной миссии на территории Бурятии, Иркутской губернии, Забайкальской области.

14. Д. 73. Доклад и смета отдела здравоохранения Бурмонавтупра, представленные на рассмотрение Национального народного собрания.

15. Д. 88. Намсараев X. Н. Сборник бурятских пословиц ; Д. 164 165. Тетр. № 2. Хадаханэ К. О шаманизме.

16. Д. 1337. Бартанова А. А. Правовое положение бурят-монгольской женщины до и после Октябрьской революции : рукопись дисс.

17. Д. 2043. Тугутов И. Е. Общественный и семейный быт бурят: машинопись ст.

18. Д. 2198. Материалы буддологической экспедиции в Закаменский и Оронгойский районы в 1969 г.

19. Д. 2228. Отчеты полевых исследований д-ра ист. наук Т. М. Михайлова, проведенных в 1973 г. в Иркутской области.

20. Д. 2265. Материалы экспедиции сектора буддологии 1972, 1974 гг. : рук. Г. Р. Галданова.

21. Архив отдела памятников письменности Института монголоведения, буддологии и тибетологии СО РАН. Личные фонды. Ф. 6. (Ц. Жамцарано). Д. 23. Полевые дневники № 2, № 3 (командировки в Иркутскую губернию).

22. Абаев Н. В. Архаичные формы религиозной.теории и практики в чань-буддизме / Абаев Н. В. // Буддизм и средневековая культура народов Центральной Азии. Новосибирск, 1980. - С. 156 - 176.

23. Абаева Л. Л. Традиционные обряды предбайкальских родов селенгинских бурят / Абаева Л. Л. // Традиционная культура, народов Центральной Азии.-Новосибирск, 1986. С. 112 - 131.

24. Абаева Л: Л. Экологическая культура в контексте архаичных верований и; шаманских традиций / Абаева Л. Л. // Буряты. М., 2004. - С. 480-487.

25. Абай-Гэсэр / Пер. и коммент. А. Уланова. Улан-Удэ : Бурят. кн. изд-во, 1960.-313 с.

26. Абай Гэсэр-хубун : эпопея : эхирит-булагатский вариант. Ч. 1: / подгот. текста, пер. и примеч. М. П. Хомонова. Улан-Удэ, 1961. - 230 с.

27. Абдуллаев Т. А. Одежда узбеков (XIX начало' XX в) / Абдуллаев Т.А., Хасанова С. А. - Ташкент : Фан, 1978. - 116 с.

28. Абрамзон С. М. Киргизы и их этногенетические и историко-культурные связи / Абрамзон С. М. Фрунзе : Кыргызстан, 1990. - 478 с.

29. Адлер Б. Ф. От наготы до обильных одежд / Адлер Б. Ф. Берлин : Госиздат, 1923. - 43 с.

30. Адрианов А. В; Путешествие на Алтай и за Саяны, совершенное в 1881 г. по поручению Императорского РГО членом-сотрудником А. В. Адриановым. СПб.: б. и., 1886; - 276 с.

31. Ажгихина Н. Интервью / Н. Ажгихина // Женщина и визуальные знаки. М., 2000. - С. 160 - 197.

32. Александров Е.В. Пространство визуальной антропологии в безграничном взаимодействии культур и дисциплин / Александров Е.В. // Обсерватория культуры. — 2009. № 2. — С. 4 — 14.

33. Алексеев Н. А. Традиционные религиозные верования якутов в XXIX начале XX в. / Алексеев Н. А. - Новосибирск : Наука, 1975. - 199 с.

34. Алексеев Н. А. Общее в ранних формах религии якутов и тувинцев / Алексеев Н. А. // Этнография народов Алтая и Западной Сибири. -Новосибирск, 1978.-С. 199-216.

35. Алексеев Н. А. Ранние формы религии тюркоязычных народов Сибири / Алексеев Н. А. Новосибирск : Наука, 1980. - 317 с.

36. Алешина Ю. Е., Волович А. С. Проблемы усвоения ролей мужчины и женщины / Алешина Ю. Е., Волович А. С. // Вопросы психологии. 1991. - № 4. - С. 74 - 82.

37. Алтайский национальный костюм / Сост. Зайцев Е. П. ; вступ. ст. Е. Зайцева, Н. Шатиновой. Горно-Алтайск : Алт. кн. изд-во, Горно-Алт. отд-ние, 1990. - 80 с.

38. Амокова О. Б. Сельские женщины двадцатых годов / Амокова О. Б. // Женщины Советской Бурятии. Улан-Удэ, 1969. — С. 116 - 119.

39. Андреев И. А. Гамтаг вызывает посвященных: (Тайноритуальные общества Африки как продукт эволюции тендерных отношений) / И. А. Анднев // Вопросы философии. 2000. - № 6. — С. 48 - 70.

40. Андреев Ч. Г. Коренные народы Восточной Сибири во II половине XIX начале XX века / Андреев Ч. Г. - Улан-Удэ : Изд-во Бурят, гос. с.-х. акад., 2001. - 287 с.

41. Андреева О: Нравственна ли девственность? / О. Андреева // Потолок пола. М., 1998. - С. 183-194.

42. Аргудяева Ю. В. Влияние женщин-крестьянок на демографическую ситуацию юга Дальнего востока России / Аргудяева Ю. В. // Мужчина и женщина в современном мире: меняющиеся роли и образы. Т. 2.-М., 1999.-С. 223-231.

43. Аристов В. Советская «матриархаика» и современные тендерные образы / В. Аристов // Женщина и визуальные знаки. М., 2000. - С. 3 - 18.

44. Астарян Г. С. Некоторые материалы по этикету у персов / Астарян Г. С., Геворгян Н. X. // Этикет у народов Передней Азии. М., 1988. -С. 148-164.

45. Астырев Н. М. Монголы-буряты Иркутской губернии / Астырев Н. М. // Северный вестник 1890. - № 12. - С. 11 - 54.

46. Асфандияров А. 3. Семья и брак у башкир в XVIII -1 пол. XIX в. / Асфандияров А. 3. Уфа : Башкир, гос. ун-т, 1989. - 88 с.

47. Бабич И. Л. Женщина и конфликты на Северном Кавказе (на примере кабардинцев) / Бабич И. Л. // Семья, тендер, культура. М., 1997. -С. 209-215.

48. Бабуева В. Д. Мир традиций бурят / Бабуева В. Д. Улан-Удэ : Изд-во Улзы, 2001.-143 с.

49. Бабуева В. Д. Материальная и духовная культура бурят : учеб. пособие / В. Д. Бабуева. Улан-Удэ : б. и., 2004. - 228 с.: ил.

50. Бадмаев А. А. Ремесла агинских бурят : (к проблемечэтнокультурных контактов) / Бадмаев А. А. Новосибирск : Ин-т археологии и этнографии СО РАН, 1997. - 160 с.

51. Бадмаева Р. Д. Коллекция бурятского костюма XIX начала XX вв. в Этнографическом музее / Бадмаева Р. Д. // Материальная культура и искусство народов Забайкалья. - Улан-Удэ, 1982. - С. 26 - 38.

52. Бадмаева Р. Д1 Бурятский народный; костюм / Бадмаева4 Р; .Д1 -Улан-Удэ : Бурят, кн. изд-во, 1987. 144 с.

53. Базаров Б. Д. Таинства и практика шаманизма': в 2 кн. / Базаров Б. Д. Улан-Удэ : Респ. типография, 2008. - 234 с.

54. Базарова Ц. Б. Национальная одежда агинских бурят: лексико-семантический аспект / Базарова Ц. Б. Улан-Удэ : Изд-во Бурят. гос. ун-та, 2003. -114 с.

55. Байбурин А. К., Семиотические аспекты функционирования, вещей / Байбурин А. К., // Этнографическое изучение знаковых средств, культуры -Л., 1989. -С. 63-89. .

56. Байбурин А. К. Ритуал в традиционной культуре / Байбурин А1. К. -СПб.:Наука, 1993.-253 с.

57. Бакаева Э. П. Магия в обрядах родинного ритуала калмыков / Бакаева Э. П., Гучинова Э.-Б. М; // Традиционная обрядность монгольских народов. Новосибирск, 1992.С. 98 - 100;'

58. Балдаев С. П. Бурятские свадебные обряды / Балдаев С. П. -Улан-Удэ : Бурят, кн. изд-во; 1959. 180 с.

59. Банзаров.Д. Собрание сочинений / Банзаров Д; —М;: Изд-во АН СССР.-372.

60. Бардаханова С. С. Малые жанры бурятского фольклора / Бардаханова С. С. Улан-Удэ : Бурят, кн. изд-во, 1982. - 208 с.

61. Басаева К. Д. Семья и семейный быт у бурят / Басаева К. Д. // История и культура бурятского народа : учеб. пособие / под ред. Т. М. Михайлова. Улан-Удэ, 1992. - С. 91 - 131.

62. Басаева К. Д. Современный быт и этнокультурные процессы в Бурятии / Басаева К. Д. Новосибирск : Наука, 1984. — 181 с.

63. Басаева К. Д. Традиционное бурятское жилище и его членение / Басаева К. Д. // Этническая история и культурно-бытовые традиции в Бурятии. Улан-Удэ, 1984. - С. 102 - 125.

64. Басаева К. Д. Традиционные обычаи и обряды западных бурят, связанные с рождением и первыми годами жизни ребенка / Басаева К. Д. // Этнографический сб. Улан-Удэ, 1974. - Вып. 6.

65. Басаева К. Д. Семья и брак у бурят / Басаева К. Д. Новосибирск : Изд-во Наука, Сиб. отд-ние, 1980. - 224 с.

66. Басаева К. Д. Брак и семья у бурят / Басаева К. Д. Улан-Удэ : Бурят, кн. изд-во, 1991. — 192 с.

67. Басаева К. Д. Поселения и жилища аларских бурят (2 половина XIX начало XX вв.) / Басаева К. Д. // Из истории хозяйства и материальной культуры тюрко-монгольских народов. - Новосибирск, 1993. - С. 52 - 90.

68. Басаева К. Д. Традиции и обряды, связанные с рождением и воспитанием детей / Басаева К. Д. // Буряты. М., 2004. - С. 186-193.

69. Басаева К. Д. Хозяйственный календарь аларских бурят / Басаева К. Д., Зимин Ж. А. // Культурно-бытовые традиции бурят и монголов. -Улан-Удэ, 1980. С. 70 - 75.

70. Баторов П. П. Белкование у аларских бурят и народные поверия / Баторов П. П. // Бурятиеведение. Верхнеудинск, 1925. - № 1. - С. 9 - 12.

71. Безгин В. Б. Положение женщины в крестьянской семье в конце 19 в. / Безгин В. Б. // Семья в ракурсе социального знания. Барнаул, 2001. -С. 200-206.

72. Бертагаев Т. А. Культ богини-матери и огня у монгольских племен / Бертагаев Т. А. // Совет, этнография. — М., 1973. Вып. 6. - С. 120 — 125.

73. Берндт Р. М. Мир первых австралийцев / Берндт Р. М., Берндт К. X. М. : Наука, 1981.-448 с.

74. Бернштам Т. А. «Хитро-мудро рукодельице» : (вышивание-шитье в символизме девичьего совершенствования у восточных славян) / Бернштам Т. А. // Женщина и вещественный мир культуры у народов Европы и России. СПб, 1999.-С. 191-239.

75. Бернштам Т. А. Молодежь в обрядовой жизни русской общины XIX начала XX в. / Бернштам Т. А. Л. : Наука, 1988. - 302 с.

76. Башкиры: этническая история и традиционная культура / Бикбулатов Н. В., Юсупов Р. М., Шитова С. Н., Фатыхова Ф. Ф. Уфа : Башкирская энцикл., 2002. - 248 с.

77. Бовуар С. де. Второй пол. Т. 1-2 / Бовуар С. де. М . ; СПб. : Прогресс : Алетейя, 1997. - 832 с.

78. Богатырев П. Г. Функции национального костюма в Моравской Словакии / Богатырев П. Г. // Вопросы теории народного искусства. — М., 1971.-С. 299-366.

79. Бондаренко JI. Образ женщины феминистки: монстр или незаурядная личность / Л. Бондаренко // We/Мы : альманах. 1999. - № 8. -С. 29 - 80.

80. Брандт Г. А. Природа женщины как проблема : (Концепции феминизма) / Брандт Г. А. // Обществ, науки и современность. 1998. - № 2. -С. 167- 169.

81. Бурятская национальная одежда : (метод, разработки нац.-регион. компонента по профессии «Портной»). Улан-Удэ, 2001. — 36 с.

82. Бурятские летописи / сост.: Ш. Б. Чимитдроржиев, Ц. П. Ванчикова. Улан-Удэ, 1995. - 198 с.

83. Бурятские волшебные сказки. Улан-Удэ : Бур. кН. изд-во, 1996. -246 с.

84. Бурятско-русский словарь / сост. К. М. Черемисов. М. : Совет, энцикл., 1973. - 804 с.

85. Буряты / отв. ред.: Л. Л. Абаева, Н. Л. Жуковская ; Ин-т этнологии и антропологии им.Н. Н. Миклухо-Маклая. М. : Наука, 2004. -633 с.

86. Буряты. Традиции и культура / сост. Г. Башкуев. Улан-Удэ : Соел Паблишере, 1995. - 297 с.

87. Бутанаев В. Я. К истории семьи и семейного права хакасов (XIX начало XX в.) / Бутанаев В. Я. // Традиционные верования и быт народов Сибири. - Новосибирск, 1987. - С. 155.

88. Вайнштейн С. И. Роль женщины в тувинских народных традициях (о свободе женщины у кочевников Центра Азии) / Вайнштейн С. И. // Женщина и свобода. М., 1994. - С. 411.

89. Вайнштейн С. И. Тувинцы. Свадебная обрядность / Вайнштейн С. И. // Семейная обрядность народов Сибири. М., 1980. - С. 28.

90. Вайнштейн С. И. Историческая этнография тувинцев. Проблемы кочевого хозяйства / Вайнштейн С. И. М. : Наука, 1972. - 316 с.

91. Вампилова A. С. Первые культурные очаги / Вампилова А. С. // Женщины Советской Бурятии. Улан-Удэ, 1969: - С. 111-116.

92. Василевич Г. М. Тунгусский кафтан : (к истории его развития, и распространения) / Василевич* Г. М. // Сборник музея антропологии- и этнографии. М., 1958. - Т. 18. - С. 122 - 178.

93. Василевич Г. М. Эвенки. Историко-этнографические очерки (XVIII начало XX вв.) / Василевич Г. М. - Л. : Наука, 1969. - 304 с.

94. Василевич Г. М. Материальная культура среднеамурских эвенков: (по коллекциям музеев Ленинграда) / Василевич Г. М. // Материальная культура народов Сибири и Севера. Л., 1976. - С. 106 - 123

95. Васильев Б. А. Основные черты этнографии ороков. Предварительный очерк по материалам экспедиции 1928 года / Васильев Б. А. // Этнография. 1929. - № 1. - С. 57 - 65.

96. Васильев В. Е. Культ божеств Айыы древнеарийского происхождения / Васильев В. Е. // Этнос: традиции и современность : Сб. науч. Трудов. Якутск : ЯНЦ СО РАН, 1994. - С. 77 - 85.

97. Васильев В. Е.а Скифские истоки якутских жертвоприношений «кэрэх» / Васильев В. // Полярная звезда. 1997. - №4. - С. 88 - 93

98. Васильев В. Е.б Проводы богини Айыысыт / Васильев В. Е. // Тезисы и доклады международной научно-теоретической конференции "Банзаровские чтения 2", посвященной 175-летию со дня рождения Доржи Банзарова. Улан-Удэ, БНЦ СО РАН, 1997. - С. 142 - 145.

99. Васильев В. Е. Культ духа-хозяйки земли по представлениям якутов / Васильев В.Е. // Традиционные представления саха об окружающем мире. Якутск : Якутский гос. Музей истории и культуры народов Севера им. Е.М. Ярославского: 1998. - С. 5 - 6.

100. Васильев В. Е. Изучение этногенеза, мифологии и религии народа саха на материале эпоса «Олонхо» / Васильев В. Е. рукопись., 2010.

101. Велецкая Н. Н. Языческая символика славянских архаических ритуалов / Велецкая. М., 1978.

102. Викторова JI. JI. Монгольская одежда / Викторова JI. Л. // Одежда народов Зарубежной Азии. Л., 1977. - С. 169 - 198.

103. Викторова Л. Л. Монголы. Происхождение народа и истоки культуры / Викторова Л. Л. М. : Наука, 1980. - 224 с.

104. Владимирцев Б. Я. Работы по истории и этнографии монгольских народов / Владимирцов Б. Я. М. : Вост. лит., 2002. - 557 с.

105. Войнштейн О. Улыбка чеширского кота / О. Войнштейн // Женщина и визуальные. М., 2000. - С. 30 - 42.

106. Воронина О. Свобода слова и стереотипный образ женщины в СМИ / О. Воронина // Знамя. 1999. - № 2. - С. 165 - 175.

107. Воронина О. А. Женщина и социализм: опыт феминистского анализа / О. А. Воронина // Феминизм. Восток. Запад. Россия. М., 1993. - С. 205-225.

108. Воронина О. А. Социокультурные детерминанты развития тендерной теории в России и на Западе / О. А. Воронина // Обществ, науки и современность. 2000. - № 4. - С. 9 - 20.

109. Воронина О. А. Тендер и культура / О. А. Воронина, Г. А. Клименкова // Женщина и социальная политика (тендерный аспект). М., 1992.-С. 10-22.

110. Вяткина К. В. Очерки культуры и быта бурят / Вяткина К. В. Л. : Наука, 1969.-218 с.

111. Габриэлян Н. М. Всплывающая Антлантида : (Медитация на тему феминизма) / Н. М. Габриэлян // Обществ, науки и современность. 1993. -№ 6. - С. 112-126.

112. Габриэлян Н. М. Пол. Культура. Религия / Н. М. Габриэлян // Обществ, науки и современность. 1996. - № 6. - С. 126-133.

113. Габриэлян H. M. Фантонное пространство требует человеческих жертв / H. М. Габриэлян // Обществ, науки и современность. 1993. - № 3. -С. 44-54.

114. Гаврильева Р. С. Одежда народов Саха конца XVII середины XVIII века / Гаврильева Р. С. - Новосибирск : Наука, 1998. - 141 с.

115. Гаген-Торн Н. И. К методике изучения одежды в этнографии СССР / Гаген-Торн Н. И. // Совет, этнография. 1933. - № 3-4. - С. 80 - 89.

116. Гаген-Торн Н. И. Магическое значение волос и головного убора в свадебных обрядах Восточной Европы / Гаген-Торн Н. И. // Совет, этнография. 1933. - № 5-6. - С. 76 - 88.

117. Гаген-Торн Н. И. Женская одежда народов Поволжья (материалы к этногенезу) / Гаген-Торн Н. И. Чебоксары : Чувашгосиздат, 1960. - 228 с.

118. Галданова Г. Р. Структура традиционной бурятской свадьбы / Галданова Г. Р. // Традиционная культура народов Центральной Азии. -Новосибирск, 1986. С. 131 - 159.

119. Галданова Г. Р. Доламаистские верования бурят / Галданова Г. Р. -Новосибирск : Наука, 1987. 153 с.

120. Галданова Г. Р.а Закаменские буряты / Галданова Г. Р. -Новосибирск : Наука, 1992. 183 с.

121. Галданова Г. Р.б Семантика архаичных элементов свадьбы у тюрко-монголов / Галданова Г. Р. // Традиционная обрядность монгольских народов. Новосибирск, 1992. - С. 71 - 89.

122. Галданова Г. Р. Примечания // Нацов Г.-Д. Материалы по истории и культуре бурят. Улан-Удэ, 1995. - С. 155.

123. Галданова Г. Р. Бурятский шаманизм: прошлое и настоящее / Галданова Г. Р. // Сибирь: этносы и культуры : (Традиционная культура бурят). М. ; Улан-Удэ, 1998. - Вып. 3. - С. 5 - 47.

124. Галшиев Э.-Х. Зерцало мудрости, разъясняющее принимаемое и отвергаемое по двум законам / Галшиев Э.-Х. Улаан-Удэ : Бурядай номой хэблэл, 1993. - 352 с.

125. Гамкрелидзе Т. В. Индоевропейский язык и индоевропейцы. Реконструкция и историко-типологический анализ праязыка и протокультуры. Т. 2 / Гамкрелидзе Т. В., Иванов Вяч. Вс. Тбилиси, 1984. -С. 433 -1328.

126. Гачев Г. Д. Вещают вещи, мыслят образы / Гачев Г. Д. М. : Акад. проект, 2000. - 496 с.

127. Гачев Д. Национальный Эрос в культуре / Д. Гачев // Обществ, науки и современность. 1996. - № 6. — С. 134 - 140.

128. Тендер и общество / под общей ред. Широбоковой А. А., Ураловой С. В. Иркутск : Изд-во ИрГТУ, 2001. - 279 с.

129. Геннеп А., ван. Обряды перехода: систематическое изучение обрядов / Арнольд ван Геннеп ; пер. с франц. Ю. В. Ивановой, JI. В. Покровской ; послесл. Ю. В. Ивановой. М.: Вост. лит., 2002. - 198 с.

130. Генон Р. Очерки о традиции и метафизике / Генон Р. СПб. : Азбука-классика, 2010. - 320 с.

131. Гуманитарная география. Научный и культурно-просветительский альманах. Выпуск 2 / сост., отв.ред. Д.Н. Замятин. М.: Институт Наследия, 2005. 512 с.

132. Георги И. Г. Описание всех обитающих в Российском государстве народов / Георги И. Г. перепеч. с изд. 1799 г. с испр. и доп. -СПб.: Рус. симфония, 2007. - 908 с.

133. Герасимова К. М. Обряды защиты жизни в буддизме Центральной Азии / Герасимова К. М. Улан-Удэ : Бурят, науч. центр, 1999. -158 с.

134. Герасимова К. М. Традиционная культура бурят / Герасимова К. М., Галданова Г. Р., Очирова Г. Н. Улан-Удэ : Бэлиг, 2000. - 143 с.

135. Гирченко В. П. Материалы по истории хозяйства и родового управления добайкальских бурят во второй половине XVIII и в начале XIX в. / Гирченко В. П. // Бурятиеведение. — Верхнеудинск, 1926. Вып. 2. — С. 13 -19.

136. Гирченко В. П. Русские и иностранные путешественники XVII, XVIII, и первой половины XIX вв. о бурят-монголах / Гирченко В. П. Улан-Удэ : Гос. Бурят-монгол, изд-во, 1939. - 92 с.

137. Голстунский К. О. Монгольско-русский словарь, составленный профессором К. О. Голстунским. Т. 3. СПб. : Лит. А. Иконникова, 1893. -491 с.

138. Гомбоев С. Ж. Под вечно Синим Небом. Шаманизм. Святая неугасимая вера / Гомбоев С. Ж. Улан-Уджэ : н-п., 2010. - 336 с.

139. Гончаров Ю. М. Социальное развитие семьи в России в XVIII -начале XX в. / Гончаров Ю. М. // Семья в ракурсе социального знания. -Барнаул, 2001. С. 25 - 39.

140. Горошко Е. И. Мужчина и женщина (или Как мы видим себя через призму тендера) / Е. И. Горошко // We/Мы : Альманах. 1997. - № 1(17).-С. 21-25.

141. Гощило Е. Новые члены (members) и органы: политика полиграфии / Е. Гощило // Женщина и визуальные знаки. М., 2000. - С. 107 -143.

142. Гощило Е. Перестройка или «домостройка»? Становление женской культуры в условиях гласности / Е. Гощило // Обществ, науки и современность. 1991. - № 4. - С. 134 - 145.

143. Грач А. Д. Древние кочевники в центре Азии / Грач А.Д. М. : Наука, 1980. - 256 е.: ил.

144. Гринкова Н. П. Отражение производственной деятельности руки в русской орнаментике / Гринкова Н. П. // Совет, этнография. 1935. - № 1. — С. 60-89.

145. Гришаева Е. В. Обряды стрижки волос в традиционной культуре / Гришаева Е. В. // Этническая культура: история и современность. М. ; Улан-Удэ, 2002. - С. 124 - 131.

146. Гучинова Э.-Б. М. Современная калмычка между Востоком и Западом / Гучинова Э.-Б. М. // Мужчина и женщина в современном мире: меняющиеся роли и образы. - М., 1999. - Т. 2. - С. 253 - 260.

147. Гэсэр: бурятский народный героический эпос : в 2 т. — Улан-Удэ : Бурят, кн. изд-во, 1986. 2 т., ил.

148. Гэсэр. В 2 кн. Кн.1 / пер. Вл. Солоухина. М. : Современник, 1988.-397 с.

149. Д'Оссон К. История монголов от Чингиз-Хана до Тамерлана. Т. 1. Чингиз-Хан / Д'Оссон К. — Иркутск, 1937. 248 с.

150. Далбаева А. Д. Из прошлого женщины-бурятки / Далбаева А. Д. // Женщины советской Бурятии. Улан-Удэ, 1969. - С. 27 - 35.

151. Дамдинов Д. Г. О бурятских метрологических названиях / Дамдинов Д. Г. // Этнография и фольклор монгольских народов. Элиста, 1981.-С. 196-204.

152. Дампилова Л. С. Шаманские песнопения бурят: символика и поэтика / Дампилова Л. С. Улан-Удэ : Изд-во Бурят, науч. центра СО РАН, 2005.-360 с.

153. Даржаев С. Ю. Степные Думы органы самоуправления бурят в российском государстве (1822-1904 гг.) / Даржаев С. Ю. - Улан-Удэ, 2001. — 139 с.

154. Дашиева Н. Б. Календарь в традиционной культуре бурят : (опыт историко-этнографического и культурно-генетического исследования) / Дашиева Н. Б. Улан-Удэ : Изд.-полигр. комплекс ВСГАКИ, 2001. - 299 с.

155. Дашиева Н. Б. Календарь и календарная обрядность у бурят / Дашиева Н. Б. // Буряты / отв. ред. JI. JI. Абаева, Н. JI. Жуковская. М., 2004. -С. 208-227.

156. Делокаров К. X. Женщина и ценности западноевропейской индустриальной цивилизации / Делокаров К. X. // Обществ, науки и современность. 2000. - № 4. - С. 68 - 74.

157. Доманов: О. Некоторые этические аспекты феминизма и эмансипации / Доманов О. // Пол. Тендер. Культура. М., 1999. - С. 344-354.

158. Дхаммапада / пер. с пали, введ. и коммен. В. Н. Топорова ; по ред. Ю. Н. Рериха. М., 1960. - 430 с.

159. Добжанский В. Н. Наборные пояса кочевников Азии / Добжанский В. Н. Новосибирск : Изд-во Новосиб. ун-та, 1990. - 164 с.

160. Добрянский Д. Д. Бурятка / Добрянский Д. Д. М., 1928. - 30 с.

161. Дондокова JI. Ю. Эстетический эталон красоты женщины у монгольских народов / Дондокова Л. Ю. // Проблемы истории и культуры кочевых цивилизаций Центральной Азии. Улан-Удэ, 2000. - С. 330 - 335.

162. Дондокова Л.Ю. Статус женщины в традиционном обществе бурят (вторая половина XIX начало XX в.) / Дондокова Л.Ю. - Улан-Удэ : Изд-во БГСХА им. В.Р. Филиппова, 2008. - 208 с.

163. Дубова Я. П. Женщина у монголо-бурят / Дубова Я. П. -Иркутск, 1885. Прил. к газ «Сибирь» № 35.

164. Дуброва Я.П. Быт калмыков Ставропольской губернии / Дуброва Я.П Элиста : Калмыц. кн. изд-во, 1998. - 180 с.

165. Дугаров Д. С. Исторические корни белого шаманства: на материале обрядового фольклора бурят / Д. С. Дугаров. М. : Наука, 1991. -297 с.

166. Дугаров Д. С. Бурятские народные песни. Песни западных бурят / Дугаров Д. С. Улан-Удэ, 1980. - 280 с.

167. Дугаров Д. С. Лебедь в орнаменте женского костюма тюрко-монгольских народов / Дугаров Д. С. // Совет, этнография, 1983. № 5. -С.104-113.

168. Дугаров Д.С. Орнитозооморфная символика женского костюма некоторых тюрко-монгольских народов / Дугаров Д.С. // Материальная и духовная культура калмыков. Элиста, 1983. - С. 36 - 51.

169. Душан У. Обычаи и обряды дореволюционной Калмыкии / Душан У. // Этногр. сб. Элиста, 1976. - Т. 1. - С. 5 - 89.

170. Дьяконова В. Г. Религиозные представления алтайцев и тувинцев о природе и человеке / Дьяконова В. Г. // Природа и человек* в религиозных представлениях народов Сибири и Севера. Л., 1976. - С. 268 - 292.

171. Дьяконова В. Г. Детство-в традиционной культуре * тувинцев и теленгитов / Дьяконова В. Г. // Традиционное воспитание детей у народов Севера. Л., 1988. - С. 155 - 185.

172. Дэвлет М. А. О космогонических представлениях древних жителей Среднего Енисея. Изображения на Бейской стеле из Хакассии / Дэвлет М. А. // Семантика древних образов. Первобытное искусство. — Новосибирск, 1990. С. 83 - 91

173. Егунов Н. П. Бурятия до присоединения к России : очерк о соц.-экон. и полит, развитии бурят, племен в XIII-XVII вв. Ч. 1 / Н. П. Егунов. -Улан-Удэ : Бурят, кн. изд-во, 1990. 172 с:

174. Жалсанова Р. Ж. О религиозности женщин в сельских районах Бурятии / Жалсанова Р. Ж. // Вопросы преодоления пережитков ламаизма, шаманизма и старообрядчества. Улан-Удэ, 1971.

175. Жамбалова С. Г. Традиционная охота бурят / Жамбалова С. Г. -Новосибирск : Наука, Сиб. отд-ние, 199 Г. 175 с.

176. Жамцарано Ц. Ж. Онгоны Агинских бурят / Жамцарано Ц. Ж. // Сборник в честь 70-летия Григория Николаевича Потанина. СПб., 1909. -С. 379-394.

177. Жамцарано Ц. Путевые дневники 1903-1907 гг. / Жамцарано Ц. -Улан-Удэ : Изд-во БНЦ СО РАН, 2001. 380 с.

178. Женщина в античном мире : сб. ст. / отв. ред.: Л. П. Маринович, С, Ю. Сапрыкин; Рос. акад. наук. -М.: Наука, 1995. 275 с.

179. Женщина в мифах и легендах : энцикл. справ. Ташкент : Шарк, 1992.-303 с.

180. Женщина в российском обществе. XX век. История и современность : спецкурс / отв. ред. М. П. Аракелова. М., 1996.

181. Женщины в легендах и, мифах / под ред. X. Ларрингтон: М. : КРОН-ПРЕСС, 1998. - 592 е.: ил.

182. Женщины и мужчины в истории: новая картина европейского прошлого : Очерки. Хрестоматия. -'Mi : РОССПЭН, 2002. 352 с. Жукова Л. Н. Одежда юкагиров / Жукова Л: Н. - Якутск, 1996. - 146 с.

183. Женская и тендерная история Отечества: новые проблемы и перспективы. М. : ИЭА РАН, 2009. - 117 с.

184. Жуковская Н. Л. Категории и символика традиционной культуры монголов / Жуковская Н. Л. М. : Наука, 1988. - 194 с.

185. Жуковская Н. Л. Ламаизм и ранние формы религии / Жуковская Н. Л. М.: Наука, 1977. - 200 с.

186. Жуковская Н. Л. Пространство и время в мировоззрении монголов / Жуковская Н. Л. // Мифы, культуры, обряды народов Зарубежной Азии. -М., 1986.-С.118,-133

187. Жюльен Н. Словарь символов : ил. справ. : пер. с фр. / Жюльен Н. Челябинск: Урал LTD, 1999. - 497 с.176: Залкинд Е. М. Общественный строй бурят в XVIII первой половине XIX вв. / Залкинд Е. М. - М.: Наука, 1970. - 400 с. .

188. Затопляев Н. И. Некоторые поверья аларских бурят / Затопляев Н. И. // Шаманские поверия инородцев Восточной Сибири. Записки ВСОРГО по этнографии. Иркутск, 1890. - Т. 2, вып. 2.

189. Захаров А. В. Традиционная культура в современном обществе / Захаров А. В. II Социол. исслед. 2004. - № 7. - С. 105 - 115.

190. Зеленин Д. К. Избранные труды. Статьи по духовной культуре. 1901-1913/Зеленин Д. К.-М. :Индрик, 1994.-400с.

191. Зимин Ж. А. Шаманистические культы в Алари I Зимин Ж. А. // Центрально-азиатский шаманизм: философские, исторические, религиозные аспекты : (материалы междунар. науч. симп., 20-26 июня Улан-Удэ, оз. Байкал). Улан-Удэ; 1996.

192. Зиммель Г. Женская; культура / Зиммель Г. // Избранное. М;„ 1996.-Т. 2.-С. 198-246.

193. Зинкевич-Евстигнеева Т. Д. Тайный' шифр; женских сказок / Зинкевич-Евстигнеева Т. Д. — СПб.: Речь, 2006. 272 с.

194. Иванов С. В. Происхождение бурятских онгонов с изображениями . женщин / Иванов: С. В. // Родовое общество : (этнографические материалы и исследования). М:, 1951.- С. 119 - 131.

195. Иванов С. В. Орнаментированные куклы ольчей (ульчей) / Иванов С. В. // Совет, этнография. 1936. - № 6; - С. 50 - 69.

196. Иванов В. X. Этнокультурные взаимосвязи и взаимовлияния у народов северо-востока Сибири : (по материалам традиционного декоративно-прикладного искусства) / Иванов В. X. Новосибирск : Наука, 2001.- 158 с.

197. Иванова Л. Т. О положении женщины в дореволюционной Якутии? / Иванова Л. Т. // Национальные исследования. Гуманитарные науки; -Якутск, 1994. С. 63 - 75.

198. Ивашина Л. Г. О культуре и быте древнего населения Бурятии : (по археологическим материалам) / Ивашина Л. Г. // Материальная культура и искусство народов Забайкалья. Улан-Удэ, 1982; - С. 64 - 74.

199. Ильина И. В. Мужчина и женщина в традиционной культуре коми / Ильина И: В., Уляшев О. И. Сыктывкар, 2009. - 224 с.

200. Имегенов М. Абай Гэсэр Могучий / М. Имегенов. М. : Вост. лит., 1995. - 523 с.

201. Инкижинов И. Н. Бурятская свадьба. Бытовые картины свадебного ритуала по обычаям аларских и старо-идинских бурят-шаманистов/ Инкижинов И. Н. Иркутск : б. и., 1912. - 24 с.

202. Интимная жизнь,мужчины и женщины : пер. с нем. / И. Блох,,И. Эльберскирхен, М. Гиберландт, Г. Бушан ; под ред. М. А. Энгельгардта ;ред.-сост. Т. Г. Тетенькина. Калининград : ФГУИПП Янтар. сказ, 2001. -168 с.

203. Историко-культурный атлас Бурятии / Правительство Респ. Бурятия ; науч. ред. Н. Л. Жуковская. М. : Дизайн. Информ. Картография, 2001.-606 с. (С. 258-271):

204. Историко-этнографический атлас Сибири. М. ; Л. : Наука, 1961.-497 с.

205. История и культура бурятского народа : учеб. пособие / под ред. Т. М. Михайлова. Улан-Удэ : Бэлиг, 1999: - 247 с.

206. История Усть-Ордынского бурятского автономного округа. М., 1995.-542 с.

207. Итс Р. Шепот Земли и молчание Неба: этнографические этюды о традиционных народных верованиях / Итс Р. М. : Политиздат, 1990. - 318 с.

208. Кагаров Е. Г. Свадебные обычаи сирийцев (айсор) / Кагаров Е. Г. // Совет, этнография. 1933. -№ 1. - С. 159 - 169.

209. Кайдаш С. О женской культуре / С. Кайдаш // Феминизм. Восток. Запад. Россия. -М., 1993.-С. 183-204.

210. Кайдаш-Лакшина С. О женской душе русского народа / Кайдаш-Лакшина С. // Юность. 1997. - № 12. - С. 72 - 75.

211. Карпов Ю. Ю. Женское пространство в культуре народов Кавказа / Карпов Ю. Ю. СПб. : Петерб. востоковедение, 2001. - 412 с.

212. Киселёва Т. Г. Женский образ в социокультурной рефлексии : монография / Т. Г. Киселёва. М.: МГУКИ, 2002. - 231 с.

213. Клименкова Т. А. Женщина как феномен культуры / Т. А. Клименкова // Взгляд из России. М., 1996. - С. 11-38.

214. Клименкова Т. А. От феномена к культуре / Т. А. Клименкова. -М.: Наука, 1991. 87 с.

215. Клименкова Т. Феминизм как культурная позиция / Клименкова Т. // Преображение. 1995. - № 1.

216. Клименкова Т. А. Философско-мировоззренческие аспекты феминистских представлений о природе "женственности" и "мужественности" / Клименкова Т. А. II Философия и мировоззрение. М., 1988.-С. 141-169.

217. Ковалевский A. JI. История серебра Бурятии и Сибири / Ковалевский A. JI. // Проблемы истории и культуры кочевых цивилизаций Центральной Азии : материалы междунар. науч. конференции Улан-Удэ, 2000.-Т. 2.-С. 352-359.

218. Козлова Н. Женский мотив / Козлова Н. // Женщина и визуальные знаки. М., 2000. - С. 19 - 30.

219. Коннелл Р. Современные подходы / Р. Коннелл // Хрестоматия феминистских текстов : переводы. СПб., 2000. - С. 251 - 280.

220. Константинов А. В. История Забайкалья с древнейших времен до наших дней / Константинов А. В., Константинова Н. Н. Чита, 2002. - 248 с.

221. Корнакова Д. Поездка к Хубилгану Бакен Далун- Шыгену. / Д. Корнакова // Труды Троицкосавского Кяхтинского отделения Приамурского отдела Императорского русского географического общества. Т. VII. -Вып.З -СПб. : Герольд, 1905. - С. 43-56.

222. Костина А. В. Соотношение традиционности и творчества как основа социокультурной динамики / Костина А. В. М. : ЛИБРОКОМ, 2010. -144 с.

223. Котлова Т. Б. Гимназистки на рубеже веков // Женщина в российском обществе. 2000. - № 2. - С. 32-38.

224. Котовская М. Г. Мужские и женские образцы поведения в традиционном обществе / М. Г. Котовская // Тендер и этнические стереотипы.-М., 1999.

225. Кочешков Н. В. Народное искусство монголов / Кочешков Н. В. -М.: Наука, 1973.-200 с.

226. Кочешков Н. В. Головные уборы монголов XIX -начала XX в. : (по материалам музеев МНР и частного собрания У. Ядамсурэна) / Кочешков Н. В. // Совет, этнография. 1973. -№ 3. - С. 134 - 141.

227. Кочешков Н. В. Тюрко-монголы и тунгусо-маньчжуры: проблемы историко-культурных связей / Кочешков Н. В. СПб. : Наука, 1997.-174 с.

228. Кроль М. А. Брачное право инородцев Селенгинского округа / Кроль М. А. Иркутск : б. и., 1893. - 20 с.

229. Кроль М. А. Страницы моей жизни / Кроль М. А. М. ; Иерусалим : Мосты культуры, 2008. - 735 с.

230. Кроль М. Брачные обряды и обычаи у забайкальских бурят / Кроль М. // Известия ВСОРГО. 1894. - Т. 25 (№ 1). - С. 29 - 54.

231. Крюкова С. С. Имущественно-правовое положение женщины в русской крестьянской семье : (на материалах южно-русского региона России)/ Крюкова С. С. // Женщина и свобода. М., 1994. - С. 251 - 256.

232. Ксенофонтов Г. В. Шаманизм. Избранные труды. (Публикаци 1928 1929 гг.) / Ксенофонтов Г. В. - Якутск : Север-Юг, 1992. - 317 с.

233. Кудрявцев Ф. А. История бурят-монгольского народа (от XVII в. до 60-х годов XIX в.) / Кудрявцев Ф. А. М. ; Л. : Изд-во АН СССР, 1940. -242 с.

234. Кузнецов И. В. Одежда армян Понта : Семиотика материальной культуры / Кузнецов И. В. — М. : Вост. лит., 1995. 294 с.

235. Кузнецов С. Алиса в стране виртуальных чудес: ещё одна степень свободы / С. Кузнецоав // Женщина и виртуальные знаки. М., 2000. - С. 168 -186.

236. Кузьмина Е. Н. Женские образы в героическом эпосе бурятского народа / Кузьмина Е. Н. Новосибирск : Наука, 1980. — 160 с.

237. Кулаков П. Е. Минусинские и ачинские инородцы / Кулаков П. Е., Кузнецова А. А. Красноярск : Енисйейский губерн. стат. ком., 1898. -298 с.

238. Кулов К. Д. Матриархат в Осетии / Кулов К. Д. // Изв. Северо-Осетин. науч.-исслед. ин-та. 1935. — Т. 8. — С. 158 - 232.

239. Кустова Ю. Г. Ребенок и детство в традиционной культуре хакасов / Кустова Ю.Г. СПб. : Петерб. Востоковедение, 2000. - 160 е., ил.

240. Лаврентьева Л. С. О платке / Лаврентьева Л. С. // Женщины и вещественный мир культуры у народов России и Европы. СПб., 1999. - С. 39-52.

241. Лебедева А. А. Значение пояса и полотенца в русских семейно-брачных обычаях и обрядах XIX XX вв. / Лебедева А. А. // Русские: семейный и общественный быт. - М., 1989. - С. 241 - 245.

242. Левин М. Г. Эвенки северного Прибайкалья / Левин М. Г. // Совет, этнография. 1936. - № 2. - С. 71 - 77.

243. Линховоин Л. Заметки о дореволюционном быте Агинских бурят / Линховоин Л. Улан-Удэ : Бурят, кн. изд-во, 1972. - 102 с.

244. Липовская О. Интервью / О. Липовская // Женщина и виртуальные знаки. М., 200. - С. 152 - 159.

245. Лобачева Н. П. Особенности костюма народов среднеазиатско-казахстанского региона / Лобачева Н. П. // Среднеазиатский этногр. сб. М., 2001.-Вып. 4.-С. 69-95.

246. Логашова Б. Р. Канонический идеал женщины в исламе на примере положения женщин в Иране и Афганистане / Логашова Б. Р. // Мужчина и женщина в современном мире: меняющиеся роли и образы М., 1999.-Т. 2.-С. 306-312.

247. Лувсандэндэв Л. Монгольско-русский словарь / Лувсандэндэв Л. -М., 1960.

248. М'Боу А-М. Место и роль человека / М'Боу А-М. // Курьер Юнеско. 1982. -№ 8. - С. 4 - 8.

249. Мазалова Н. Е. Состав человеческий : Человек в традиционных соматических представлениях русских / Мазалова Н. Е. СПб. : Петерб. востоковедение, 2001. - 192 с.

250. Мазин А. И. Быт и хозяйство эвенков-орочонов (к. XIX н. XX вв) / Мазин А. И. - Новосибирск : Наука, 1992. - 156 с.

251. Максимова А. Русские инородцы / Максимова А. М., 1901. -110 с.

252. Маковский М. М. Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках. Образ мира и миры образов. / Маковский М. М. М. : Гуманит. Изд. центр ВЛАДОС, 1996. - 416 е.: илл.

253. Малкина-Пых И. Г. Тендерная терапия / Малкина-Пых И. Г. М. : Эксмо, 2006. - 928 с.

254. Манжигеев И. М. Янгутский бурятский род. Опыт историко-этнографического исследования / Манжигеев И. М. Улан-Удэ : АН СССР, Сиб. отд-ние, 1960. - 234 с.

255. Манжигеев И. А. Бурятские шаманистические и дошаманистические термины: опыт атеистической интерпретации / Манжигеев И. А. ; АН СССР, Сиб. отд-ние, Бурят, фил., Ин-т обществ, наук. -М. : Наука, 1978.-128 с.

256. Манушкина Е. Г. Свадебные обряды западных бурят в к. XIX -начале XX вв. / Манушкина Е. Г. Иркутск : б. и., 2001. - 28 с.

257. Маркелов М. Т. К истории терюханской народной культуры / Маркелов М. Т., Толстов С. П. // Этнография. 1928. - № 2. - С. 52-63.

258. Мартынов А. И. Скифо-сибирское единство как историческое явление / Мартынов А. И. // Скифо-сибирское культурно-историческое единство : материалы I Всесоюз. археол. конф. Кемерово, 1980. - С. 11-21.

259. Маслова Г. С. Материалы по этнографии карел Калининской области / Маслова Г. С. // Совет, этнография. 1936. - № 2. - С. 79 - 100.

260. Махова Е. И. Некоторые элементы киргизского национального' костюма / Махова Е. И. // Костюм народов Средней Азии: историко-этнографические очерки. М., 1979. - С. 205 -211.

261. Машкина Т. А. Занятость женщин и материнство / Машкина Т. А. -М.: Мысль, 1989. 287 с.

262. Мельхеев М. Н. Географические названия Восточной Сибири / Мельхеев М. Н. — Иркутск : Вост.-Сиб. кн. изд-во, 1969. 120 с.

263. Мид М. Культура и мир детства : изб. проиведения / М. Мид ; пер. с англ. и коммент. Ю. А. Асеева. -М. : Наука, 1988.-429 е.: ил.

264. Митина О. В. Женское тендерное поведение в социальном и кросскультурном аспектах / О. В. Митина // Обществ, науки и современность. 1999. - № 3. - С. 179 - 191.

265. Михайлов Т. М. Национальная культура и религия в Сибири: реальность и проблемы / Михайлов Т. М. // Традиционное мировоззрение и культура народов Сибири и сопредельных территорий. Улан-Удэ, 1990.

266. Михайлов Т. М. Структура бурятского шаманизма / Михайлов Т. М. // Традиционные верования и быт народов Сибири (XIX начало XX в.) -Новосибирск, 1987.

267. Михайлов Т. М. Анимистические представления бурят / Михайлов Т. М. // Природа и человек в религиозных представлениях народов Сибири и Севера. Л., 1976. - С. 292 - 320.

268. Михайлов Т. М. Из истории бурятского шаманизма (с древнейших времен по XVIII в.) / Михайлов Т. М. Новосибирск : Наука, Сиб. отд-ние, 1980. - 320 с.

269. Михайлов Т. М. Бурятский шаманизм: история, структура и социальные функции / Михайлов Т. М. Новосибирск : Наука, Сиб. отд-ние, 1987.-288 с.

270. Михайлова М. Лица и маски русской женской культуры Серебряного века / Михайлова М. // Тендерные исследования : Феминистская методология в социальных науках. Харьков, 1998. - С. 117 - 132.

271. Михайлова Т. А. Хозяйка судьбы: Образ женины в традиционной ирландской культуре / Михайлова Т. А. М. : Языки славянской культуры, 2004. - 192 с.

272. Мишле Ж. Ведьма. Женщина / Ж. Мишле. М. : Республика, 1997.-463 с.

273. Мифы народов мира. Энциклопедия в 2 т. Т. 2. М.: Советская энциклопедия, 1982. — 719 е., илл,

274. Мокшин Н. Ф. Религиозные верования мордвы / Мокшин Н. Ф. -Саранск : Морд. кн. изд-во, 1998. 246 с.

275. Монголы-буряты в Нерчинском округе Иркутской губернии. б. м., [б. г.] - 47 с.

276. Моногарова Л. Ф. Положение женщин в семье и обществе у таджиков и памирских народов / Моногарова Л. Ф. // Женщина и свобода. — М., 1994.-С. 214-230.

277. Морозова А. С. Традиционная народная одежда туркмен / Морозова А. С. // Традиционная одежда народов Средней Азии и Казахстана. -М., 1989.-С. 39-90.

278. Мэнэс Г. Материалы по традиционной похоронной обрядности захчинов МНР / Мэнэс Г. // Традиционная обрядность монгольских народов. Новосибирск, 1992. - С. 112 - 127.

279. Мясоедов Б. А. О хамстве и стервозности в русской жизни / Б. А. Мясоедов. М.: Рус. энцикл., 1998. - 280 с.

280. Нанзатов Б. 3. Племенной состав бурят в XIX веке / Нанзатов Б. 3. // Народы и культуры Сибири, Взаимодействие как фактор формирования и модернизации. Иркутск, 2003. - С. 15-27.

281. Наранбат У. Свадебный обряд уратов Внутренней Монголии / Наранбат У. // Традиционная обрядность монгольских народов.- — Новосибирск, 1992. С. 56 - 71.

282. Народы Поволжья и, Приуралья. Коми-зыряне. Коми-пермяки. Марийцы. Мордва. Удмурты. М. : Наука, 2000. - 579 с. - (Народы и культуры).

283. Нацов Г.-Д. Материалы по истории и культуре бурят. Ч. 1 / Нацов Г.-Д. ; Введение, пер., примеч. Г. Р. Галдановой. Улан-Удэ : БНЦ СО РАН, 1995.-155 с.

284. Неклюдов С. Ю. Героический эпос монгольских народов: устные и литературные традиции / Неклюдов С. Ю. ; АН СССР, Ин-т мировой лит. -им. А. М. Горького. М. : Наука, 1984. - 309 с.

285. Немирович-Данченко В. И. Русские женщины / Немирович-Данченко В. И. // Швейгер-Лерхенфельд А. Ф. Женщина, ее жизнь, нравы и общественное положение у всех народов земного шара / пер. с нем. М. И. Мерцаловой. М., 1998. - С. 643 - 688.

286. Николаева Д. А. Одежда и украшения / Николаева Д. А. // Буряты. -М., 2004. С. 151- 166.

287. Николаева Д. А. Отражение возрастного статуса в женской одежде восточных бурят / Николаева Д. А. // Мир Центральной Азии. Улан-Удэ, 2002. - Т. 3. Культурология. Философия. Источниковедение : материалы междунар. науч. конф. - С. 52 - 59.

288. Николаева Д. А. Семантика приданого невесты в свадебной обрядности сартулов / Николаева Д. А. // Этническая культура: история и современность. М. ; Улан-Удэ, 2002. - Вып. 7. - С. 196 - 205.

289. Нимаев Д. Д. Буряты: этногенез и этническая история / Нимаев Д. Д. Улан-Удэ : Изд-во ВСГАКИ, 2000. - 190 с.

290. Нимаев Д. Д. Этногенез и этническая история // Буряты. М., 2004.-С. 13-62.

291. Нимаев Д. Д. Родоплеменные и этнотерриториальные группы бурят в XVII XIX вв. / Нимаев Д. Д., Нанзатов Б. 3. // Буряты. - М., 2004. -С. 44-57.

292. Новик Е. С. Обряд и фольклор в сибирском шаманизме: опыт сопоставления структур / Новик Е. С. -М. : Вост. лит., 1984. 304 с.

293. Новик Е. С. «Вещь-знак» и «вещь-жест»: к семиотической интерпретации фетишей / Новик Е. С. // Вестн. РГГУ. М., 1998. - Вып. 2. -С. 79-97.

294. Обряды в традиционной культуре бурят / Д. Б. Батоева, Г. Р. Галданова, Д. А. Николаева, Т. Д. Скрынникова ; отв. ред. Т. Д. Скрынникова. М.: Вост. лит., 2002. - 222 с.

295. Обычное право хоринских бурят : памятники старомонг. письменности. Новосибирск : Наука, Сиб. изд. фирма, 1992. -311 с.

296. Окладников А. П. Очерки из истории западных бурят-монголов / Окладников А. П. Л. : ОГИЗ, 1937. - 425 с.

297. Окладников А. П. Шишкинские писаницы. Памятник древней культуры Приангарья / Окладников А. П. Иркутск : Иркут. кн. изд-во, 1959. -212 с.

298. Окладников А. П. Петроглифы Ангары / Окладников А. П. М. ; Л. : Наука, 1966.-322 с.

299. Ольхон. Хозяйство и быт бурят Еланцинского < и Кутульского ведомств Верхоленского округа Иркутской губернии / сост. Кулаков П. Е. -СПб., 1898. 245 с. - (Зап. Имп. Русского геогр. о-ва по отд-нию статистики. Т. 8, вып. 1)

300. Осокин Г. М. Материалы к этнографии Западного Забайкалья / Осокин Г. М. М.: б. и., 1898. - 13 с.

301. Осокин Г. М. На границе Монголии : очерки и материалы к этнографии Юго- Западного Забайкалья / Осокин Г. М. СПб. : б. и., 1906. -304 с.

302. Описание о братских татарах, сочиненное морского корабельного флота штюрманом ранга капитана Михаилом Татариновым. Улан-Удэ, 1956. - 77 с.

303. Очерки бурятской жизни (посвящается Ф. И. Пахолкову) // Русское слово. б. м., б. г.. - С. 161-178.

304. Очир А. Традиционная семейная обрядность мингатов МНР / Очир А., Галданова Г. Р. // Культурно-бытовые традиции бурят и монголов. -Улан-Удэ, 1980. С. 109 - 127.

305. Очир А. Свадебная обрядность баятов МНР / Очир А., Галданова Г. Р. // Традиционная обрядность монгольских народов. Новосибирск, 1992. -С. 24-56.

306. Очирова Г. Н. Свадебный обряд сартулов Монголии и Бурятии / Очирова Г. Н. // Традиционная культура народов Центральной Азии. -Новосибирск, 1986.-С. 159-176.

307. Бурятский героический эпос Аламжи Мэргэн / вступ. ст., подгот. текста, пер. и коммент. М. И. Тулохонова. Новосибирск : Наука, 1991.-312 с. - (Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока).

308. Павлинская JI. Р. Буряты : очерки этнической истории (XVII -XIX вв.) / Павлинская JI. Р. СПб.: Европейский Дом, 2008. - 256 с.

309. Паршин В. Поездка в Забайкальский край : в 2 ч. / Паршин В. -М. : Тип. Н. Степанова, 1844. 143 с.

310. Патканов С. О приросте инородческого населения Сибири: (статистические материалы для освещения вопроса о вымирании первобытных племен) / Патканов С. СПб. : Тип. Императ. акад. наук, 1911. -210с.

311. Патканов С. Статистические данные показывающие племенной состав населения Сибири, язык и роды инородцев (на основании данных специальной разработки материала переписи 1897 г.). Т. 1 / Патканов С. — СПб. :б. и., 1912.-174 с.

312. Петри Б. Э. Брачные нормы у северных бурят / Петри Б. Э. — Иркутск : б. и., 1924. 32 с.

313. Петри Б. Э. Внутриродовые отношения у северных бурят / Петри Б. Э. Иркутск, 1925. - 30 с.

314. Петри Б. Э. Степени посвящения монголо-бурятских шаманов / Петри Б. Э. Иркутск : б. и., 1926. - 16 с.

315. Петри Б. Э. Старая вера бурятского народа / Петри Б. Э. -Иркутск : б. и., 1923. 26 с.

316. Плосков И. А. К вопросу о мифологических наименованиях коми Зарни ань и рус. Золотая баба в языческом архаическом образе женского божества плодородия / Плосков И. А. // Ь^угэйса игаНка. 1993. - № 2. - С. 118-123.

317. Плосс Г. Женщина в естествоведении и народоведении. В 3 т. Т. 3 : пер. с нем. / Плосс Г. ; изд., доп. и перераб. после смерти автора д-ром М. Бартельсом. Вятка : Перя-Маа, 1995. - 560 с.

318. Подгорбунский В. И. Материалы для изучения шаманских бубнов туземцев Сибири / Подгорбунский В. И. Иркутск, 1923. — 34 с.

319. Положение о степных законах и обычаях между инородцами Забайкальской области Кудыринского племени существующих //

320. Исследования и материалы по истории Бурятии. Улан-Удэ, 1968. - С. 177211.

321. Поляков JI. Женская эмансипация и теология пола в России XIX века / JI. Поляков // Феминизм. Восток. Запад. Россия. М., 1993. - С. 157 — 175.

322. Попова А. А. Семейная жизнь у долган / Попова А. А. // Совет, этнография. 1946. - № 4. - С. 50 - 74.

323. Попова А. М. Семейские (забайкальские старообрядцы) / Попова А. М. Верхнеудинск : б. и., 1928. - 36 с.

324. Потанин Г. Н. Бурятская женщина / Потанин Г. Н. // Север. — 1892.-Вып. 32.

325. Потанин Г. Н. Очерки северо-западной Монголии. Вып. 4 / Потанин Г. Н. СПб. : Тип. Киршбаума, 1883. - 1026 с.

326. Потанин Г. Н. Бурятские сказки и поверья / Потанин Г. Н. -Иркутск, б. г.. 158 с.

327. Потанина А. В. Из путешествий по Восточной Сибири, Монголии, Тибету и Китаю : сб. ст. / Потанина А. В. М., 1895. — 296 с.

328. Потапов JI. П. Охотничьи поверья и обряды у алтайских турков / Потапов JI. П. // Культура и письменность Востока. Баку, 1929. - Т. 5. - С. 123 - 149.

329. Потапов Л. П. Краткие очерки истории и этнографии хакасов (XVII-XIX вв.) / Потапов Л. П. Абакан : б. и., 1952. - 218 с.

330. Потапов Л. П. Очерки народного быта тувинцев / Потапов Л. П. -М.: Наука, 1969.-402 с.321. . Потапов Л. П. Умай Божество древних тюрков в свете этнографических данных / Потапов Л. П. // Тюркологический сборник, 1972 -М.: Наука, 1973. - С. 265 - 286.

331. Проблемы истории и культуры кочевых цивилизаций Центральной Азии : материалы междунар. науч.-практ. конф. Т. 2. Улан-Удэ : Изд-во БНОЦСО РАН, 2000. - 375 с.

332. Пространство в традиционной культуре монгольских народов / Б. 3. Нанзатов, Д. А. Николаева, М. М. Срдномпилова, О. А. Шагланова ; Ин-т монголоведения, буддологии и тибетологии СО РАН. М. : Вост. лит., 2008. -341 с. : илл.

333. Прозаические жанры русского фольклора : хрестоматия / сост. В. Н. Морохин. Изд. 2-е, доп. -М. : Высш. шк., 1983. - 304 с.

334. Пропп В. Я. Пролемы комизма и смеха. Ритуальный смех в фольклоре / Пропп В. Я. М.: Лабиринт, 1999. - 288 с.

335. Прыткова Н. Ф. Одежда чукчей, коряков и ительменов / Прыткова Н. Ф. // Материальная культура народов Сибири и Севера. Л., 1976.-С. 5-88.

336. Путешествие в восточные страны Плано Карпини и Рубрука. — М. : Географгиз, 1957. 274 с.

337. Пушкарева Н. Л. Женщина в русской семье: традиции и современность / Пушкарева Н, Л. // Семья, тендер, культура. М., 1997. - С. 177-189.

338. Пушкарева Н. Л. Историческая феминология и тендерный подход в исторических исследованиях / Пушкарева Н. Л. // Тендерные проблемы в этнографии. М., 1998. - С. 6 - 14.

339. Пушкарева Н. Л. Русская женщина в семье и обществе X XX вв.: этапы истории / Пушкарева Н. Л. // Этногр. обозрение. - М., 1994. - Вып. 5.-С.З-15.

340. Пушкарева-Н. И в пир, и в мир, или История женской одежды за десять веков / Пушкарева Н. // Родина. 1995. - № 2. - С. 104-108.

341. Пушкарева Н. Варварская красота : История женской одежды за десять веков / Пушкарева Н. // Родина. 1995. - № 7. — С. 80 - 84.

342. Пушкарева Н. Тендерная теория и историческое знание / Пушкарева Н. СПб. : Алетейя ; AHO «Женский проект СПб», 2007. - 496 с.

343. Радлов В. В. Опыт словаря тюркских наречий. В 4 т. Т. 1, ч. 1 / Радлов В. В. СПб. : Вост. лит., 1893. - 1914 с.

344. Радлов В. В. Опыт словаря тюркских наречий. / Радлов В. В. — СПб. : Вост. лит. 1905.

345. Рандалов Ю. Б. Семья и брак у бичурских бурят / Рандалов Ю. Б. // Этногр. сб. Улан-Удэ, 1962. - Вып. 3.

346. Рерих Ю. Н. По тропам Срединной Азии / Рерих Ю. Н. -Хабаровск : Хабаров, кн. изд-во, 1982. 304 с.

347. Родины, дети, повитухи в традициях народной культуры / сост. Е. А. Белоусова ; отв. ред. С. Неклюдов. М. : Рос. гос. гуманит. ун-т, 2001. -319 с.- (Серия «Традиций - текст - фольклор»).

348. Романова Е. Н. Люди солнечных лучей с поводьями за спиной (судьба в контексте мифоритуальной традиции якутов) / Романова Е. Н. М.: Наука, 1997.-200 с.

349. Романова С. В. Женские обряды и трудовые традиции, связанные с животноводством (на материалах Вологодской губернии конца XIX -начала XX в.) / Романова С, В. // Женщина и вещественный мир культуры у народов Европы и России. СПб., 1999. - С. 92 - 101.

350. Рубрук Гильом де. Путешествие в восточные страны / Гильом де Рубрук ; пер. А. И. Малеина. М. : Географгиз, 1957. - 270 с.

351. Руденко С. И. Древнейшие в мире художественные ковры и ткани. Из оледенелых курганов Горного Алтая / Руденко С. И. — М. : Искусство, 1968. 136 с.

352. Рыжакова С. И, Язык орнамента в латышской культуре / Рыжакова С. И. М.: Индрик, 2002. - 408 с.

353. Рязановский В. А. Обзор памятников монгольского права (исторический очерк) / Рязановский В. А. // Библиографический бюллетень. -Харбин, 1932.

354. Саввинов А. И. Традиционные металлические украшения якутов: XIX начало XX века : (историко-этнографическое исследование) / Саввинов

355. A. И. Новосибирск : Наука, 2001. - 171 с.

356. Савельева Т. К. Алиса в стране взрослых: о ценностных ориентациях, поведенческих установках и сексуальной социализации девочек-подростков в городском полиэтническом обществе / Т. К. Савельева. М. : Ин-т востоковедения РАН, 1999. - 379 с.

357. Сагалаев А. М. Урало-алтайская мифология. Символ и архетип / Сагалаев А. М. Новосибирск : Наука, Сиб. отд-ние, 1991. - 152 с.

358. Садохин А. П. Этнология : учебник по гуманит специальностям и направлениям / Садохин А. П., Грушевицкая Т. Г. — М. : Высш. шк. : Академия, 2001. 302 с.

359. Сазонова М. В. Женский костюм узбеков Хорезма / Сазонова М.

360. B. // Традиционная одежда народов Средней Азии и Казахстана. М., 1989.1. C. 90-107.

361. Самбуева С. Б. К вопросу методологии изучения и анализа традиционного бурятского женского костюма / Самбуева С. Б. // Байкальские встречи III : Культуры народов Сибири : материалы III Междунар. науч. симп. - Улан-Удэ, 2001. - Т. 1. - С. 269 - 275.

362. Самбуева С. Б. Символика традиционного бурятского женского костюма / Самбуева С. Б. Улан-Удэ : Изд-во Бурят, госун-та, 2004. - 92 с.

363. Сампилов Ц. С. Этнографические зарисовки. Из культурного наследия Бурятии / Сампилов Ц. С.; отв. ред. И. И. Соктоева. Новосибирск : Наука, 1995.-22 с.

364. Сандаловый ларец : калмыцкие народные сказки / сост., пер., вступ. ст. Т. Г. Басанговой. — Элиста : Калмыц. кн. изд-во, 2002. 239 е.: ил.

365. Санжиев Г. Л. Бурятия. История (XVII XIX вв.). Вып. 4 / Санжиев Г. Л., Санжиева Е. Г. - Улан-Удэ : Изд-во Бурят, гос. ун-та, 1999. -356 с.

366. Сарианиди В. И. Золото безымянных царей / Сарианиди В. И. // Курьер Юнеско, 1980. №1. - С. 29 - 35.

367. Сборник обычного права сибирских инородцев / изд. и предисл.: Самоквасов Д. Я. Варшава : Тип. И. Носковского, 1876. - 308 с.

368. Свод этнографических понятий и терминов: Социально-экономические отноашения и соционормативная культура / отв. Ред. А.И. Першиц, Д. Трайде. М. : Наука, 1986. - 238 с.

369. Семенов Ю. И. Как возникло человечество / Ю. И. Семёнов. 2-е изд., с новым предисл. и прил. - М. : ГПИБ, 2002. - 788 с.

370. Семенова Т. С. Народное искусство и его проблемы : очерки / Семенова Т. С. М.: Совет, художник, 1977. - 247 с.

371. Сенкевич-Гудкова В. В. «Золотые люди» в русских и финно-угорских сказках / Сенкевич-Гудкова В. В. // Отражение межэтнических процессов в устной прозе. М., 1979.

372. Серебренников И. Инородцы Восточной Сибири, их состав и занятия : (стат. очерк) / Серебренников И. // Изв. Вост.-Сиб. отд. Императ. Рус. Геогр. о-ва. Иркутск, 1914. - Т. 43. - С. 121 - 168.

373. Серебряная коновязь: бурятские улигеры. Улан-Удэ : Бурят, кн. изд-во, 1990.-109 с.

374. Серошевский В. Л. Якуты: опыт этнографического исследования / Серошевский В. Л. 2-е изд. - М. : Рос. полит, энцикл., 1993. - 736 с.

375. Синельников А. Поощрение и наказание: мужчина и патриархальная власть / А. Синельников // Преображение. 1997. - № 5. - С. 5-15.

376. Сирина А. А. Неразмыкаемый круг жизни (по материалам экспедиции 2002 года в Магаданскую область) // Полевые исследования института этнологии и антропологии 2002 года. М., 2004. - С. 43 - 57.

377. Скобелев С. Г. Изображение божества Умай на подвесках из могильника Койбалы // Семантика древних образов. Первобытное искусство. Новосибирск, 1990. -С. 152- 158.

378. Скрынникова Т. Д. Традиционное мировоззрение бурят и шаманизм / Скрынникова Т. Д. // Методологические и теоретические аспекты изучения духовной культуры Востока. Улан-Удэ, 1997. - Вып. 2. - С. 3 -20.

379. Скрынникова Т. Д. Изучение традиционной культуры бурят (новый подход) / Скрынникова Т. Д. // Монголоведные исследования. Улан-Удэ, 1997. - Вып. 2. - С. 3 - 19.

380. Скрынникова Т. Д. Божества и исполнители обрядов у монголоязычных народов / Скрынникова Т. Д. // Сибирь: этносы и культуры. -Вып. 3. -М. Улан-Удэ: ИПК ВСГАКИ, 1998. - С. 106 - 161.

381. Скрынникова Т. Д. Числовая символика Земли у народов Южной Сибири, Центральной и Восточной Азии / Скрынникова Т. Д. // Проблемы истории и культуры кочевых цивилизаций Центральной Азии. Улан-Удэ, 2000.- Т. 2.-С. 287-292.

382. Скрынникова Т. Д. а Типология традиционной культуры монголоязычных народов / Скрынникова Т. Д. // Мир Центральной Азии : материалы междунар. науч. конф. Улан-Удэ, 2002. — Т. 3 : Культурология. Философия. Источниковедение. - С. 65 -'73.

383. Скрынникова Т. Д.б Солнце и Земля в пантеоне народов Центральной и Восточной Азии / Скрынникова Т. Д. // Altaica -VI. M., 2002. -С. 114-139.

384. Скрынникова Т. Д. Образы Неба и Земли у средневековых монголов / Скрынникова Т. Д. // Гуманитарная география. Научный икультурно-просветительский альманах. Выпуск 2 / сост., отв.ред. Д.Н. Замятин. М.: Институт Наследия, 2005. С. 37 - 53.

385. Смелзер Н. Дж. Социология / Н. Дж. Смелзер // Социол. исслед. -1992.-№8.-С. 101-112.

386. Современные проблемы буддизма, шаманизма, православия / отв. ред. Т. М. Михайлов. Улан-Удэ : Изд-во БНЦ СО РАН, 1980. - 133 с.

387. Содномпилова М. М. Семантика жилща в традиционной культуре бурят / Содномпилова М. М. Иркутск, МИОН, 2005. - 218 с.

388. Сокровенное сказание монголов / пер. С. А. Козина. Улан-Удэ : Бурят, кн. изд-во, 1990. — 146 с.

389. Соколова 3. П. Ханты и манси : взгляд из XXI в. / Соколова З.П. -М. : Наука, 2009. 756 с.

390. Соктоева И. И. Бурятский художественный металл / Соктоева И. И., Бадмаева Р. Д. Улан-Удэ : Бурят, кн. изд-во, 1971. - 82 с.

391. Стрелов Е. Д. Одежда и украшение якутки в половине XVIII в. (По археологическим материалам) / Стрелов Е. Д. // Совет, этнография. — 1937.-№2-3.-С. 75-99.

392. Струве В. В. Родина зороастризма / Струве В. В. // Совет. Востоковедение. М.; Л., 1948. - Т. 5. - С. 5 - 34.

393. Сухарева О. А. История среднеазиатского костюма. Самарканд (2-я половина XIX в. начало XX в.) / Сухарева О. А. - М. : Наука, 1982. — 140 с.

394. Сычев Д. В. Из истории калмыцкого костюма : очерк с прил. материалов из док., дневников и соч. путешественников, ученых и служилых людей / Сычев Д. В. Элиста : Калмыц. кн. изд-во, 1973. — 196 с.

395. Тайлор Э. Б. Первобытная култура / Тайлор Э. Б. М. : Изд-во политической лит-ры, 1989. - 573 с.

396. Татары / Р. К. Уразманова, Д. М. Исхаков, Д. Б. Рамазанова и др.. М.: Наука, 2001. - 583 с.

397. Термен А. И. Среди бурят иркутской губернии и Забайкальской области : очерки и впечатления / Термен А. И. СПб., 1912. - 144 с.

398. Тер-Саркисянц А. Е. Межличностные отношения в армянской семье: традиции и современность / Тер-Саркисянц А. Е. // Женщина и свобода : материалы междунар. конф., 1993 г. М., 1994. - С. 207 - 214.

399. Типы бурят : (эскизы) // Православный Благовестник-1899-1900гг. Изд. 2-е. - М., 1900. - 77 с.

400. Ткаченко Г. А. Космос, музыка, ритуал: Миф и эстетика в «Люйши Чуньцю» / Ткаченко Г. А. М. : Наука, 1990. - 284 с.

401. Томилов Н. А. К истории головных уборов сибирских татар / Томилов Н. А. // Этнография народов Алтая и Западной Сибири. -Новосибирск, 1978.-С. 176- 198.

402. Топорков А. Л. Символика и ритуальные функции предметов материальной культуры / Топорков А. Л. // Этнографическое изучение знаковых средств культуры. — М., 1989. С. 89 — 102.

403. Топоров В. Н. Древо мировое / Топоров В. Н. // Мифы народов мира. М., 1987. - Т. 1. - С. 398 - 406.

404. Тощакова Е. М. Женщина в обществе и семье у современных алтайцев / Тощакова Е. М. Новосибирск : Наука, Сиб. отд-ние, 1973. ~ 58 с.

405. Тощакова Е.М. Заметки о современном семейном быте у алтайцев // Этнография народов Алтая и Западной Сибири / Тощакова Е. М. -Новосибирск : Наука, Сиб. отд-ние, 1978. С. 65 - 70.

406. Традиционное мировоззрение тюрков Южной Сибири. Пространство и время. Вещный мир / Э. Л. Львова, И. В. Октябрьская, А. М. Сагалаев, М. С. Усманова. Новосибирск : Наука, Сиб. отд-ние, 1988. - 224 с.

407. Традиционное мировоззрение тюрков Южной Сибири. Человек. Общество / Э. Л. Львова, И. В. Октябрьская, А. М. Сагалаев, М. С. Усманова. -Новосибирск : Наука, Сиб. отд-ние, 1989.-243 с.

408. Требуховский П. Ф. Свадьба балаганских бурят в прошлом и настоящем / Требуховский П. Ф. Верхнеудинск, 1929. - 31 с.

409. Труды Троицкосавско-Кяхтинского Отделения Приамурского отдела Императорского Русского Географического общества. Т.У. Вып. II. 1902. СПб.: Типолитография «Геральд», 1903. - С. 46 - 52.

410. Трощанский В. Ф. Любовь и брак у якутов / Трощанский В. Ф. // Живая старина. 1909. - Вып. 2-3. - С. 18 - 25.

411. Тугутов И. Е. Материальная культура бурят / Тугутов И. Е. -Улан-Удэ : Бурят, кн. изд-во, 1958. 215 с.

412. Тумахани А. В. Бурятский народный узор / Тумахани А. В. // Записки бурятского научно-исследовательского института культуры. Т. XXV.-Улан-Удэ, 1958.-С. 129-151.

413. Тумахани А. В. Бурятское народное искусство / Тумахани А. В. -Улан-Удэ : Бурят, кн. изд-во, 1970. 110 с.

414. Тюркские народы Крыма: караимы, крымские татары, крымчаки. М.: Наука, 2003. - 459 с.

415. Удимова Н. И. К изучению одежды русских тункинцев / Удимова Н. И. Иркутск : б. и., 1926. - 12 с.

416. Улигеры ононских хамниган. Новосибирск: Наука, Сиб. отд-ние, 1982.-273 с.

417. Урсынович С. Религии туземных народностей Сибири / Урсынович С., Грушевский JI. А. -М.: Безбожник, 1930. — 135 с.

418. Усачёва Н. Женщина, её статус, судьба и образ в мировой культуре / Н. Усачёва. Алматы : Гылым, 1994. — 220 с.

419. Устав об управлении инородцев в Сибири 22 июля 1822 г. // Сословно-правовое положение и административное устройство коренных народов Северо-Западной Сибири (конец XVI начало XX в.) : сб. правовых актов и документов. - Тюмень, 1999.

420. Учение Будды. Элиста : ММРИП "Ботхн", 1992. - 254 с.

421. Фатыхов С. Г. Мировая история женщины: опыт сравнительной фактографии / Фатыхов С. Г. Екатеринбург : Банк культур, информ., 2004. -702 е.: ил.

422. Фатыхов С. Г. Межпоколенная связь в доистории человека // Вопросы культурологи / Фатыхов С. Г. 8/ 2009. С. 26 - 29.

423. Федянович Т. П. Статус женщины в семье финно-угорских народов Урало-поволжья: традиции и современность / Федянович Т. П. // Женщина и свобода. М., 1994. - С. 236 - 242.

424. Феи и гномы : сборник. М.: ВЛАДОС, 1996. - 227 с.

425. Феминизм и российская культура : сб. тр. / междунар. ин-т «Женщина и упр.», С.-Петерб. акад. культуры ; науч. ред. и сост. Г. Н. Тишкин. СПб. : б. и., 1995. - 167 с.

426. Феминизм: проза, мемуары, письма : пер. с англ. / под ред. М. Шнейр. М.: Прогресс : Литера, 1992. - 475 с.

427. Феминистская теория и практика: Восток-Запад : материалы междунар. науч.-практ. конф., Санкт-Петербург, Репино, 9-12 июня 1995 г. / Петерб. Центр тендер, проблем ; отв. ред. Жукова Ю. СПб., 1996. - 318 с.

428. Фольклор Курумчинской долины : сборник. Улан-Удэ : Изд-во БНЦ СО РАН, 1999. - 137 с.

429. Фридан Б. Загадка женственности : пер. с англ. / Фридан Б. М. : Прогресс : Литера, 1993. — 496 с.

430. Фрэзер Дж. Дж. Золотая ветвь: исследование магии и религии / Фрэзер Дж.Дж. М. : Эксмо, 2006. - 958 с.

431. Хайржанова Р. Н. Заклинательная орнаментика русской избы / Хайржанова Р. Н., Кравченко С., Тушнолобов И. Режим доступа: http://www.omsk.edu.ru (11.09.2004).

432. Хангалов М. Н. Собр. соч.: в 3 т. / Матвей Николаевич Хангалов. Улан-Удэ : Респ. тип. 2004. — 3 т.

433. Хангалов М. Н. Зэгэтэ аба, облава на зверей у древних бурят / Хангалов М. Н. // Известия ВСОРГО. 1888. - Т. Х1Х.(№3). - С. 1 - 27.

434. Хангалов М. Н. Балаганский сборник : сказки, поверья и некоторые обряды у северных бурят / Хангалов М. Н. Томск, 1903. - 289 с.

435. Хаптаев П. Т. Краткий очерк истории бурят-монгольского народа / Хаптаев П. Т. Улан-Удэ : Бургиз, 1942. - 198 с.

436. Хараев А. А. Брак и семья укырских бурят // Бурятоведческий сборник. Иркутск, 1929. - Вып. 5. - С. 38 - 46.

437. Хитров, протоиерей. Описание жиганского улуса / протоирей Хитров. Б.м., [Б.г.]. - 32 с.

438. Хороших П. П. Материалы по орнаменту ольхонских бурят / Хороших П. П. Хороших П. П. Иркутск : Б.и., 1926. - 6 с.+11 вклад, лист, ил.

439. Хороших П. П. Орнамент на шерстяных и волосяных изделиях прибайкальских бурят // Наскальные изображения на горе Байтог / Хороших П. П. Улан-Удэ, 1957. - С.149 - 153.

440. Хороших П. П. Орнаментальные мотивы на стрелохранилищах ольхонских бурят / Хороших П. П. // Материальная культура и искусство народов Забайкалья. Улан-Удэ, 1982. - С. 38 - 42.

441. Цибиков Б. Д. Обычное право селенгинских бурят / Цибиков Б. Д. Улан-Удэ : Бурят, кн. изд-во, 1970. -248 с.

442. Цыбикдоржиев Д. В: Богини войны и судьбы в; эпосе и культах монголов / Д. В. Цыбикдоржиев // Мир Центральной; Азии. Т. I: Археология. Этнология: Улан-Удэ : Изд-во БНЦ СО РАН, 2002. - С. 210-216;

443. Цыбикдоржиев Д. В. Происхождение древнемонгольских воинских культов у монголов (по фольклорно-этнографическим материалам бурят) / Цыбикдоржиев Д. В ; отв. ред. Б. Р. Зориктуев. — Улан-Удэ : Изд-во БНЦ СО РАН, 2003. 292 е.: ил.

444. Цыбикдоржиев Д. В. Эволюция традиций мужских союзов у монгольских народов / Цыбикдоржиев Д. В // Монгольская империя: этнополитическая история. Улан-Удэ : Изд-во БНЦ СО РАН, 2005.,- С. 117 -158.

445. Цыбиков Г. Ц. Культ огня у восточных бурят-монголов / Цыбиков Г. Ц. // Собр.соч. / Цыбиков Г. Ц. Новосибирск, 1991. - Т. 2. - С. 162-163.

446. Цыбиков Г. Ц. Шаманизм у бурят монголов // Собр.соч. / Цыбиков Г. Ц. Новосибирск, 1991. - Т. 2. - С. 164 - 171.

447. Чебоксаров Н. Н. Народы, расы, культуры / Чебоксаров Н. Н., Чебоксарова И. А. 2-е изд., испр. и доп. - М.: Наука, 1985. - 272 с.

448. Чимитдоржиев Ш; Б. Кто мы бурят-монголы? / Чимитдоржиев Ш. Б. - 2-е изд., доп. - Улан-Удэ : Бурят, кн. изд-во, 2004. — 129 с.

449. Чимытов Б: Р-. Этнографические заметки о старом быте цонголов Бурятии / Чимытов Б. Р. // Материальная культура и искусство народов Забайкалья. Улан-Удэ, 1982. - С. 42 - 64.

450. Чинчибаева Л. О современных религиозных пережитках у алтайцев / Чинчибаева Л. // Этнография народов Алтая и Западной Сибири.-Новосибирск, 1978. С. 90 - 104.

451. Чистохин Я. Инородческие загадки Тункинского края / Чистохин Я // Изв. ВСОРГО. 1895. - Т. XXVI(№l-3). - С. 37 - 40.

452. Чучин-Русов Н. Е. Тендерные аспекты культуры / Н. Е. Чучин-Русов // Обществ, науки и современность. 1996. - № 6. - С. 141 - 153.

453. Шагланова О. А. Общесельский летний тайлган тункинских бурят / О. А. Шагланова // Мир Центральной Азии. Т. I. Археология. Этнология. Улан-Удэ : Изд-во БНЦ СО РАН, 2002. - С. 216 - 222.

454. Шагланова О. В. «Небесная» символика женского головного убора даруулга / Шагланова О. В. // Культурный потенциал Байкальского региона : материалы межрегион, конф., 3 июля 2009 г. Т.2. Улан-Удэ : РИО РЦНТ, 2009. - С.252 - 260.

455. Шаракшинова Н.О. Героико-эпическая поэзия бурят / Шаракшинова Н. О. Иркутск : Изд-во Иркут. ун-та, 1987. - 303 с.

456. Шаракшинова Н. О. Бурятский фольклор / Шаракшинова Н. О. -Иркутск : Б.и., 1959. -227с.

457. Шаракшинова Н. О. Лирические песни бурят / Шаракшинова Н. О. Иркутск, 1973.-148 с.

458. Шашков С. С. История русской женщины. Изд-е 2-е, испр. и доп.- СПб. : Тип. А. С. Суворина, 1879. - 370 с.

459. Швейгер-Лерхенфельд А. Ф. Женщина, ее жизнь, нравы и общественное положение у всех народов земного шара / Швейгер-Лерхенфельд А. Ф., Немирович-Данченко В. И. ; пер. с нем. М. И. Мерцаловой. М. : Кураре-Н, 1998. - 688 с.

460. Швецов С. Обычно-правовые воззрения алтайцев и киргиз: брачные и семейные отношения / Швецов С. // Зап. Зап.-Сиб. отд.ВСОРГО. — Омск, 1898. Кн. 25. - С. 1 - 16.

461. Шинелова Л. Т. Женщина и общество : декларации и реальность / Л. Т. Шинелева. -М.: Политиздат, 1990. 175 с.

462. Шинкаренко В.Д. Смысловая структура социокультурного пространства: Игра, ритуал, магия / Шинкаренко В.Д. Изд-2-е. М. : ЛИБРОКОМ, 2010. - 232 с.

463. Шмулевич М. М. Очерки истории Западного Забайкалья XVII середины XIX в. / Шмулевич М. М. Новосибирск : Наука, Сиб. отд-ние, 1985. - 286 с.

464. Штернберг Л. Я. Орнамент из оленьего волоса и игол дикобраза. К методологии изучения орнамента / Штернберг Л. Я. // Совет, этнография, 1931. -№3-4. — С. 103 125.

465. Щапов А. П. Собрание сочинений. Доп. т. / Щапов А. П. -Иркутск : Вост.-сиб. обл. изд-во, 1937. -380 с.

466. Щукин Н. С. Буряты / Щукин Н. С. // Журн. М-ва внутренних дел. 1849. - Ч. 26, вып. 4-6.

467. Элиаде М. Священное и мирское / Элиаде М. М. : Изд-во МГУ, 1994.- 143 с.

468. Энциклопедия символов, знаков и эмблем. М. : Локид,, 2001. -559 с.

469. Эстес К. П. Бегущая с волками. Женский архетип в мифах и сказаниях / Эстес К. П. К.: София, М.: ИД «Гелиос», 2001. - 496 стр.

470. Этагоров И. М. Свадебный обряд у аларских бурят / Этагоров И. М. // Изв. ВСОРГО. Иркутск, 1900. - Т. 31. - Вып. 1 - 2.

471. Этнические стереотипы мужского и женского поведения. СПб. : Наука, 1991.-320 с.

472. Юрченкова Н. Г. Мифология в культурном сознании мордовского этноса / Юрченкова Н. Г. ; науч. ред. Н. И. Воронина. Саранск : Изд-во Мордов.ун-та, 2002. - 156 с.

473. Ядринцев Н. М. Сибирские инородцы, их быт и современное положение / Ядринцев Н. М. СПб., 1891. - 308 с.

474. Яковлева Н. М. Проблемы пола в современной культуре / Н. М. Яковлева // Культурологические зап. — М., 1997. — Вып. 3. С. 45 — 66.

475. Ярилов А. А. Мелецкие инородцы / Ярилов А. А. // Былое и настоящее сибирских инородцев : материалы для их изучения. — Юрьев, 1899. — LXIY с.

476. Ястремский С. В. Остатки старинных верований у якутов / Ястремский С. В. Изв. ВСОРГО. - 1897. - Т. 28, вып. 4. - С. 226 - 265.

477. Ссылки на материалы сети Интернет:

478. Микитенко О. Украинский обряд «сумне весилля» и его сербские параллели. Режим доступа: http:// www.rastko.org.ya (11.09.2004).

479. Петрова С. И. Традиционная одежда и мировоззрение наших предков. Режим доступа: http://www.saklia.ru (11.09.2004).

480. Смирнов Пармен Путевые записки по Калмыцким степям Астраханской губернии. Режим доступа: http:// www. bumbinorn. Ru (11.09.2004).

481. Фурсова E. Ф. Традиционная одежда русских крестьян-старожилов Верхнего Приобья. Режим доступа: http://www.sati. archaeology, nsc. Rulibrary (8.02.2005).

482. Шарапов В. Э. Одежда в поверьях коми: паськом мера, тень и оберег человека. - Режим доступа: // http://www.komi.com (11.09.2004).1. На английском языке

483. Adlam С. Ethics of differences: Bakhtin's early writings and feminist theories / Adlam C. // Face to face. Sheffield, 1997. - P. 142 - 159.

484. Agonito R. History of ideas on woman / Agonito R. N.Y. : Putnam, 1977.-414 p.

485. Amgalan M. The cultural monuments of Western Mongolia / Amgalan M. Ulaanbaatar, 2004. - 212 p.

486. Bushnell K. C. God's word to women: one hundred Bible studies on woman's place in the divine economy / Bushnell K. C. N.Y. ; Oxford : Oxford University Press, 1993. - 395 p.

487. Feminism & history. Oxford ; N.Y. : Oxford University Press, 1996. -611 p. - (Oxford readings in feminism).

488. Gordon T. Feminist Mothers : (Women in Society) / Gordon T. -London, 1990.-230 p.

489. Harva U. Die religiose Vorstellungen der Mordwinen / Harva U. -Helsinki: S.n., 1952. 148 s.

490. Kelly J. Women, History and Theory / Kelly J. Chicago, 1984. - 4201. P

491. Kramarae C. A Feminist dictionary / Kramarae C., Treichler P. A. -Boston etc. : Pandora, 1985. 588 p.

492. Lerner G. The creation of patriarchy / Lerner G. N. Y. : Oxford University Press, 1986. - 318 p. - (Women and history).

493. Laquer T. Making Sex: Body and Gender from the Greeks to Freud, Cambridge. MA. Harvard University Press, 1992.

494. Millett K. Sexual politics / Millett K. L. : Virago Press, 1995. - 3931. P

495. Newsletter / Published by Nordic institute of folklore. Turku, 1987. № 1.-P.8.

496. Philosophy of woman : Clas. to current concepts / Ed. by Mahowald M.B. Indianapolis : Hackett, 1978. - 360 p.

497. Segalen M. Love and power in peasant family? / Segalen M. // Rural France in the 19th century. Chicago, 1983. - P. 210 - 224.

498. Segalen M. Mari et femme dans la societe paysanne / Segalen M. — Paris, 1980; to >kc Ha aHrji. n3.: Love and Power in the Family, Rual France in the 19th Century. -Chicago, 1983.

499. Scott J. W. Gender and the politics of history / Scott J. W. N. Y. : Columbia University Press, 1988. - 242 p. - (Gender and culture).

500. Wiegelmann G. Bäuerliche Arbeitsteilung in Mittel- u. Nordeuropa -Konstans oder Wandel? // Ethnologia Scandinavica. Dresden, 1975. - P. 13 - 27.

501. Women's place in History. Definitions and Challene-ges // Feminist Studies.- 1975:-Vol.3.1. Авторефераты, диссертации

502. Дондокова Jl. Ю. Положение женщины в бурятском обществе (вторая половина XIX — начало XX в.) : дис. . канд. ист. наук / Дондокова Л. Ю,-Улан-Удэ, 2002.

503. Доржеева В. В. Изменение положения эвенкийских женщшг вобществе (середина XIX в. 90-е гг. XX в.) : автореф. дис.канд. ист. наук

504. Доржеева В. В. Улан-Удэ, 1998. - 16 с.

505. Забелина В. А. Раскрепощение женщины-тувинки и ее участие в некапиталистическом развитии Тувы (1921-1944) : автореф. дис. .канд. ист. наук / Забелина В. А. — Новосибирск, 1977. 16 с.

506. Иванова Л. Т. Раскрепощение женщин Якутии и их роль в социалистическом строительстве (1917-1937 гг.) : автореф. дис. . канд. ист. наук / Иванова Л. Т. Якутск, 1971. - 18 с.

507. Ившина М. В. Статус женщины в традиционном удмурдском обществе XIX — начала XX вв. : автореф. дис. . канд. ист. наук / Ившина М. В. Ижевск, 2000. - 20 с.

508. Шагланова О. В. Символика женских украшений восточных бурят : автореф. дис. . канд. ист. наук. / Шагланова О. В. Улан-Удэ : Изд-во БНЦ СО РАН, 2005. - 16 с.

509. Шалхаков Д. Д. Семья и брак у калмыков в XIX нач. XX в. : автореф. дис. . канд. ист. наук/Шалхаков Д. Д. -М., 1976. - 16 с.