автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.10
диссертация на тему: Журнал "Московский наблюдатель" в 1835-1837 годах. Историософские взгляды русских шеллингианцев

Полный текст автореферата диссертации по теме "Журнал "Московский наблюдатель" в 1835-1837 годах. Историософские взгляды русских шеллингианцев"

Московский государственный университет им М.В. Ломоносова

ФАКУЛЬТЕТ ЖУРНАЛИСТИКИ Кафедра истории русской литературы и журналистики

На правах рукописи

I

ГНЕДЕНКО Вячеслав Михайлович

ЖУРНАЛ «МОСКОВСКИЙ НАБЛЮДАТЕЛЬ» В 1835-1837 ГОДАХ. ИСТОРИОСОФСКИЕ ВЗГЛЯДЫ РУССКИХ ШЕЛЛИНГИАНЦЕВ

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

и

I

I ►

/

' Специальность 10.01.10 - Журналистика

Москва 2005

Диссертация выполнена на кафедре истории русской литературы и журналистики факультета журналистики Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова

Научный руководитель; Тятаринова Людмила Евдокимовна

кандидат филологических наук, доцент

Официальные оппоненты: Шапошников Лев Евгеньевич

доктор философских наук, профессор Вакуленко Анна Георгиевна

кандидат филологических наук

Ведущая организация: Российский государственный гуманитарный университет

2005 г в /Г ис, ауд. ¿у

Защита состоится « ~_2005 г в />/ час, ауд.

на заседании Диссертационного совета Д 501.001.07 при Московском государственном университете им. М В Ломоносова, факультет журналистики по адресу: 125009, г.Москва, ул.Моховая, 9

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке факультета журналистики Московского государственного университета им М В Ломоносова

о/

Автореферат разослан « **» '_2005 г.

Ученый секретарь диссертационного совета

кандидат филологических наук, доцент У в.В Славкин

3 вУобЪЯ

Сегодня уже стало методологической аксиомой: без освоения всей совокупности идеологических позиций и отдельных точек зрения различных оппонентов, участвовавших в историческом диалоге в конце 30-х начале 40-х годов девятнадцатого столетия, написать полную историю отечественной общественной мысли, журналистики, литературы и философии невозможно.

В анналах русской журналистики до сих пор пылится немало периодических изданий, которые принято называть «неудавшимися». Однако опыт этих забытых ныне газет и журналов, пусть даже отрицательный с точки зрения освоения читательской аудитории и технологии выпуска периодики в конечном итоге все же способствовал процессу развития журналистики в целом. Они скончались, чтобы на их ошибках учились и возрастали их соратники на журналистском поприще. Изученный нами журнал «Московский наблюдатель» и петербургский его сотрудник А.А.Краевский, тщательно проанализировавший его просчеты и достижения, как издатель «Отечественных записок» - красноречивое тому свидетельство.

Должно признать, что по объективным результатам общественно-политическую деятельность сотрудников вышеназванного периодического издания трудно переоценить, несмотря на явную неудачу издаваемого ими журнала. По существу они впервые в своем журнале попытались предложить России оригинальный путь развития, альтернативный западническому буржуазно-либеральному. Правительство Николая I, как это не парадоксально звучит, следуя западническому менталитету, фактически подавило их, навсегда похоронив надежды на иной путь российской цивилизации, основанный на симфонии духовной и светской власти, а также на уважении и взаимопонимании всех существовавших в России сословий.

Уникальные по богатству мысли и оригинальности материалы «Московского наблюдателя», надеемся, привлекут внимание специалистов различных гуманитарных направлений, а не только историков отечественной

журналистики.

Постановка и решение данной задачи вытекает из потребности дальнейшего совершенствования методики изучения журнального процесса второй четверти ХГХ века, общей истории русской прессы, как основополагающей базы для создания полной истории и теории отечественной публицистики.

Актуальность исследования. Изучение полемики мевду основными периодическими российскими изданиями второй половины 30-х годов XIX столетия и анализ общественно-философской деятельности сотрудников первой редакции журнала «Московский наблюдатель» сегодня достаточно актуален - повторяем - прежде всего потому, что именно в те годы у российских властей был уникальный исторический шанс конструктивно изменить структуру общества и гармонизировать сословные взаимоотношения. С этой целью автором впервые был сделан многосторонний объективный анализ журнала «Московский наблюдатель» на широком литературно-общественном фоне.

И хотя оригинальные идеи русских мыслителей из круга сотрудников «Московского наблюдателя» не были в свое время востребованы ни обществом (прежде всего дворянским), ни государством, мы убеждены, что до сего дня они представляют собой интеллектуальное достояние нации подобно законсервированным месторождениям полезных ископаемых, оставленных для потомков.

На страницах «Московского наблюдателя» много места было уделено вопросам истории, философии, политэкономии и сельского хозяйства. При этом его сотрудникам приходилось регулярно отбивать атаки со стороны как официозных охранителей, так и со стороны радикальных западников, стремившихся разрушить межсословные перегородки и мечтавших о социальных переворотах. Один из любомудров еще до выхода в свет «Московского наблюдателя» не без иронии писал об этом на страницах журнала

Н.Надеждина: «... и вот бездельничающие аристократы едут в Париж, излить на Россию скопившуюся желчь и досаду.»1

К новизне диссертации относится также и то, что в ней разрушен стереотип восприятия московских шеллингианцев как ретроградов и реакционеров, тогда как на самом деле они стремились направить Россию путем разумных реформ.

В методологическом отношении автор старался придерживаться исторического принципа в сочетании с диалектическим методом. Тем самым были предприняты все меры, чтобы исключить саму вероятность предвзятости и тенденциозности в работе. Несомненно, этому способствовали новые подходы к вопросам истории в современных исследованиях по журналистике. Комплексный характер изучения журнала требовал полного учета других изданий системы печати 30-40-х годов и обусловил необходимость привлечения кроме работ по истории журналистики и литературы, материалов архивов и трудов по классической философии, а также фундаментальных исследований по сравнительному богословию. Последнее вызвано необходимостью, ибо без уверенного ориентирования в теологических дисциплинах практически невозможно разобраться в драматизме полемики вокруг философских писем П.Чаадаева, которые по существу явились катализатором историософской, общественно-политической и богословской мысли в России на многие и многие десятилетия вперед вплоть до настоящего времени.

Следует заметить, что религиозная публицистика была достаточно широко представлена во всех периодических изданиях энциклопедического типа рассматриваемого периода, при этом направление ее отнюдь не всегда соответствовало официальной доктрине, утвержденной Священным Синодом. Характерный пример - журнал «Московский наблюдатель».

Нам представляется важным не только определить отличия одного издания от другого и характер борьбы между ними, но и черты, их объединяю-

1 Телескоп. 1832. №5. С.19.

щие, что позволяет говорить о «течениях» и «направлениях» в истории журналистики XIX столетия более осознанно и глубоко.

Мы можем утверждать на примере сотрудников «Московского наблюдателя», что порой и высокие горные кряжи остаются под толщей воды реки забвения, ибо степень научной разработанности изучаемого нами вопроса далека от полного завершения. Системное изучение материалов периодической печати, архивов, а также эпистолярного наследия и мемуарной литературы второй половины тридцатых годов XIX века показало недостаточность тесных временных рамок периода выхода журнала «Московский наблюдатель» (1835-1837 гг.) для составления ясной картины реального соотношения сил в обоих идеологических центрах тогдашней России - Москве и Петербурге соответственно. Поэтому автору данного исследования пришлось использовать метод экстраполяции, на первый взгляд нарушающий синхронность рассматриваемых нами интеллектуальных баталий, на самом же деле позволяющий нам произвести более четкую фокусировку генезиса зарождавшихся уже в то время славянофильства, западничества. Вот почему хронологические рамки исследования мы не ограничиваем периодом 1835-1837 годов, а распространяем его до начала 60-х годов.

Предмет исследования - философские, историософские, теологические воззрения основных сотрудников журнала «Московский наблюдатель» в первой его редакции, которые генерирововались и раскрылись во всей их полноте в процессе полемики с основными постулатами «Философических писем» П.Чаадаева. Кроме того в работе анализируется предлагаемая «наблюдателями» модель экономического развития России.

Объект исследования определен рассмотрением материалов, опубликованных в «Московском наблюдателе» с 1835 по 1837 годы включительно, а также отдельных полемических работ, напечатанных в тот же период времени в «Телескопе», «Молве», «Библиотеке дня чтения» и «Современнике». К этому, естественно, прибавляются документы архивов, эпистолярное наследие, мемуары того времени, а также более ранние и более поздние хроноло-

гические высказывания любомудров-наблюдателей, взгляды которых, повторяем, во многом сформировались в ходе полемики с прозападническим мировоззрением П.Я.Чаадаева, основные аргументы которого горячо обсуяеда-лись на заседаниях редакции журнала.

Цель предпринятого исследования состояла в том, чтобы выявить черты, определяющие индивидуальный облик журнала «Московский наблюдатель» в 1835-37 годах. Для осуществления этой цели были выдвинуты следующие задачи: ввести в научный оборот фактически малоизученное периодическое издание - журнал «Московский наблюдатель», подробно проанализировав состав его сотрудников, принципы отбора и подачи материалов, сопутствующие обстоятельства; показать негативное отношение цензуры к журналу и, как следствие ее предвзятости, уход наиболее талантливых авторов в устную публицистику, дневники и переписку.

Научная новизна исследования состоит в том, что диссертант впервые дает монографический анализ содержания журнала «Московский наблюдатель», учитывая соотношение печатной публицистики его сотрудников и устно-эпистолярного их творчества.

Имена наиболее активных сотрудников журнала «Московский наблюдатель» - М.Погодина и С.Шевырева - долгое время считались одиозными и рассматривались только в отрицательном контексте сквозь призму критики В.Белинского. В свое время Ю.Манн подметил, что «вместо живых динамических представлений мы подчас оперируем считанным количеством апробированных и готовых на все случаи имен» (и мнений - добавим от себя -В.Г.). Кстати сказать, одним из первых, кто понял необходимость системного подхода в науке был никто иной как основной оппонент «наблюдателей» -В.Г.Белинский. Уже в конце 40-х он писал:

«Задача всякой истории (а стало быть и истории журналистики - В.Г.) состоит в том, чтобы подвести многоразличие частных явлений под общее значение, открыть в многоразличии частных явлений органическую связь, взаимодействие и отношения и проследить в последовательности многораз-

личных явлений развитие живой идеи, составляющей их душу» (П.с.с.; Т.5; с.637).

В своей работе автор стремился доказать, что появление «Московского наблюдателя», а спустя несколько месяцев и пушкинского «Современника» было реакцией на доминирование в российской журналистике полонизиро- 4

вано-космополитического направления. Считаем нужным особо подчеркнуть, что главным побуждающим мотивом выхода в свет «Московского наблюдателя» было стремление организовать отпор экспансии журнала Сен-ковского «Библиотека для чтения», а во-вторых, остановить наступление на отечественную журналистику слева - со стороны Н.Надеждина и В.Белинского. Вот почему «Московский наблюдатель» и «Современник» образца 1836 года у автора стоят в одном ряду: и то и другое издание отличалось стойким дворянским консерватизмом, и то и другое открыто выступало против профанации патриотизма под личиной казенной официозности. Важно отметить, что именно в середине 30-х годов позапрошлого столетия и Пушкин и «наблюдатели» попытались заложить основы национальной российской журналистики, уходящей корнями в традиции русского народа

Нам представляется правомерным в исследованиях по истории отечественной журналистики вычленять в структуре того или иного периодического издания определенные аспекты рассмотрения, каждый из которых требует своего подхода, своих методов. Идейно-философский аспект содержания журнала «Московский наблюдатель» очень сложный и во многом эклектичный, существовал параллельно и никак не пересекался с политико-экономическим аспектом.

«Московский наблюдатель» был многозначным, многоаспектным и многослойным изданием; не всегда, правда, органично целостным, ибо слишком широкий спектр различных по своему мировоззрению авторов он включал в себя. Мы даже предлагаем ввести для обозначения характера этого периодического журнала особый термин - «синкретический», то есть соединяющий под одной обложкой разнородные направления

Следует отметить, что «Московский наблюдатель» не был избалован вниманием к себе исследователей. Историки литературы и журналистики в прошлом имели на это периодическое издание точку зрения или слишком одностороннюю и тенденциозную в духе советского времени, как это явствует из работ Н.И.Мордовченко, М.Я.Полякова, В.Г.Березиной или фактически игнорировали журнал, не отводя ему ни главы, ни параграфа, как это случилось с учебником «История русской журналистики ХУТТ1-Х1Х веков» под редакцией А.В.Западова (1963-1973). В изданном в 2003 году в Петербурге учебнике «История русской журналистики ХУТП-ХГХ веков» под редакцией Л.П.Громовой традиция замалчивания значения «Московского наблюдателя» рассматриваемого нами периода, к сожалению, повторилась.

Но даже в том весьма ограниченном списке трудов, едва упоминавших о существовании такого журнала как «Московский наблюдатель», совершенно отсутствует историко-теоретическое исследование всего журнала с точки зрения общих категорий журналистики, как органа литературно-общественной мысли, идеологического центра общественно-политической мысли Москвы. Между тем потребность в подобной работе очевидна. «Исследование отдельного издания, - говорит один из известнейших исследователей отечественной журналистики, - есть самостоятельная цель и одновременно средство изучения всей журналистики. Это то звено, без которого невозможно построение истории журналистики.»2

Методологическую основу исследования составили принципы историзма и сравнительного анализа различных печатных и рукописных источников, которые позволили более глубоко осмыслить генезис формирования западнического менталитета на примере основных положений

«Философических писем» Чаадаева и их взаимосвязь с зарождавшимся как раз в тот период времени славянофильским направлением умов московских любомудров-«наблюдателей».

2 Есик Б.К О методик: исгоршю-журналискжнх исследований. М, 1977. С.9.

Практическая значимость работы. Автор полагает, что данное исследование будет полезно для составления более полной картины истории отечественной журналистики XIX века и может быть использовано в учебных пособиях по этой дисциплине.

Апробация работы. Основные положения диссертации докладывались на заседаниях кафедры истории русской литературы и журналистики МГУ им. М.В.Ломоносова, а также изложены в статьях: «Полемика в «Библиотеке для чтения» и в «Московском наблюдателе» вокруг комедии М.Загоскина «Недовольные» и «А.С.Пушкин и круг авторов журнала «Московский наблюдатель».

Диссертация, состоит из введения, двух глав, заключения и библиографии.

Основное содержание работы

Во введении обосновываются актуальность темы и научная новизна исследования, охарактеризованы его цель и задачи, определены методологическая и теоретическая основы, объект и предмет исследования.

В первой главе - «Проблематика журнала «Московский наблюдатель» и его место в системе печати 30-х годов XIX века» - рассмотрены объективные и субъективные факторы возникновения этого периодического издания, а также типологические его особенности в сравнении с современными ему журналами. Чрезвычайно важным для автора работы явилось рассмотрение отношения к «Московскому наблюдателю» как его современников, так и более поздних исследователей истории российской журналистики, поскольку оценка «Наблюдателя» всегда грешила односторонностью. В.Белинский, а в последствии и А.Герцен видели в «наблюдателях» только амбициозных ретроградов, отличавшихся каким-то особым национально-консервативным снобизмом. Редактор «Библиотеки для чтения» О.Сенковский поначалу побаивался конкуренции со стороны «Наблюдателя» своему журналу в области

торговых оборотов на рынке периодики, а когда понял, что имеет дело с любителями в области журналистики, ставивших во главу угла не конъюктур-ные запросы провинциальных чиновников и помещиков, а высокие идеи оздоровления российского общества на традиционных началах соборности, он или отмалчивался в ответ на конкретные обвинения в свой адрес своих московских оппонентов или высокомерно насмехался, передергивая их аргументы и не отвечая по существу.

В первой главе автором подробно анализируются исходные принципы, цели и задачи, которыми руководствовались основные сотрудники редакции при создании нового журнала, указываются истоки и традиции их журнального мировоззрения в обозримом прошлом. Особое внимание уделяется полемике журнала как с «Библиотекой для чтения» О Сенковского, так и с «Телескопом» Н. Надеждина-В. Белинского.

Отдельно рассматривается тип журнала как он первоначально представлялся его соиздателям с их откровенной претензией на энциклопедич-ность и одновременно на элитарность, и как он на самом деле «Московский наблюдатель» выглядел к концу первого года выпуска.

Диссертант акцентирует внимание на двухступенчатой концепции просвещения «наблюдателей», которая в своей основе была выношена ими, когда они еще входили в состав редакции «Телескопа» в 1832-33 годах. В первой главе последовательно анализируются все наиболее заметные и принципиальные материалы по вопросам истории, литературы, экономики, права, наконец, государственной политики в области идеологии, какой она виделась отдельным «наблюдателям», к примеру, С.П.Шевыреву.

Автором доказывается, что в журнале существовали две смысловые линии одновременно, которые поочередно сменяя друг друга на страницах журнала создавали эффект внутреннего диалога, что на самом деле соответствовало реальной внутриредакционной полемике между сотрудниками журнала, поскольку что «Московский наблюдатель» организовывался в складчину и в состав его редакции входили В.П.Андросов (официальный редактор),

С.П.Шевырев (фактически являлся соредактором), М.П.Погодин, А.С.Хомяков, А.И.Кошелев, Д.Н.Свербеев, Н.АМельгунов, Н.М.Языков, Е.А.Баратынский, Н.Ф.Павлов, А.Ф.Вельтман. В работе приводятся доказательства того, что на первых порах этому московскому журналу активно помогали из Петербурга А.С.Пушкин и В.Ф.Одоевский, в первопрестольной же тайными его сотрудниками были опальные И.В.Киреевский, М.Ф.Орлов и П.Я.Чаадаев.

Автор отмечает любопытный факт публикации в журнале широко известного стихотворения Пушкина «На выздоровление Лукулла», которое скорее можно отнести к жанру современной публицистики нежели к произведениям из области чистой поэзии. Одновременно появление этого стихотворения в журнале являлось наглядным доказательством гражданского мужества «наблюдателей» перед лицом могущественного в то время министра народного просвещения С.Уварова и свидетельством их независимости от правительственных структур.

Автор подчеркивает в своей работе, что при всей внешней похожести доктрина «официальной народности» и зарождавшаяся в то время в среде «наблюдателей» славянофильская концепция были принципиально отличны друг от друга. Система доказательств этого, на первый взгляд, небесспорного тезиса в диссертации строится следующим образом:

В России Николая Павловича, а вернее, в государстве, основанном его прапрадедом Петром Алексеевичем Романовым, все держалось на римском праве, следственно, мировоззрение правящего класса необходимо должно было стать западническим. Для российского самодержца нового образца, так же как и для древнего римлянина, создающего могучее государство и науку права, высшей ценностью в мире было само государство. Это был вполне конкретный кумир, единственная неоспоримая твердыня и начало всякой святыни. По мысли создателя империи и его наследника, государству должны были регулярно приноситься жертвы, а сам народ, все русские люди были всего лишь средством, строительным материалом. Целью же, воплощенной

мечтой должно было стать непоколебимое могущество империи. На этом, правда, сходство Петербурга с Римом заканчивалось. Приняв христианство, римлянин не захотел распрощаться со своей языческой «святыней» и перенес ее в область жизни религиозной: вера для него осталась внешним законом, а Церковь явлением земным - общественным и государственным. Она, конечно, по мысли его, принадлежала высшей воле невидимого мира, но в то же время здесь, на земле, необходимо требовала единства формального, юридического.

Символом этого единства на Западе должен был стать и какое-то время он им и был - Папа Римский. В России же его место занимал император, самодержец Всея Великия и Малыя и Белыя Руси, по своему произволу привязавший к государственной колеснице и религиозный механизм. Для удобства управления и единоначалия.

Таким образом, в городе святого Петра, как на берегах Тибра, так и на берегах Невы закон внешний, рассудочный похитил место закона внутреннего живого, который в своей нравственности не боится рационализма, ибо объемлет не только разум, интеллект человека, но и все его духовное существо. Чтобы спасти церковное здание от разрушения внешних сил, папизм недостаток внутреннего цемента - духовного объединяющего начала попытался заменить механической скрепой - Инквизицией. Николай I пытался сохранить империю с помощью охранки третьего отделения, но результат в принципе был и там и там один и тот же. В диссертации приводятся доказательства того, что Чаадаев в своих философических письмах был истинным римлянином и, как это ни парадоксально звучит, - по духу был намного ближе к Николаю I и его окружению, чем Хомяков и все славянофильское ядро «Московского наблюдателя». Мировоззрение последних держалось на совершенно иных основаниях: они отвергали насилие как принцип, даже если оно, якобы, совершалось во благо народа.

По мысли министров Николая I и прежде всего С.Уварова после победы над Наполеоном Россия была единственной страной, которая могла пре-

тендовать на первенствующее место в Европе, а Запад, добровольно преклоняясь перед ее политической стабильностью и военной мощью, должен был уступить место Востоку. «Наблюдатели» же видели перспективу будущего совершенно иначе, исходя из необходимости внутреннего обновления российского общества. Они искренне желали гармонизации государственного механизма на основе симфонии духовной и светской власти, чаяли освобождения от бюрократических помочей Православия и отмены в стране крепостного права. И только после выполнения всех этих условий они допускали возможность духовного и экономического возрастания России как ведущей державы мира.

В диссертации приводятся аргументы пользу того мнения, что редакция «Московского наблюдателя» продолжала традиции как «Московского вестника» и «Европейца», так и надеждинского «Телескопа», с которым «наблюдатели» почти в полном составе активно сотрудничали на протяжении двух лет.

В исследовательской литературе в XX веке сложился стереотип, что 20-е годы XIX века были яркой вспышкой в отечественной истории, а потом настало безвременье 30-х, после которых снова наступили активные «соро-ковые-роковые». В своей работе диссертант доказывает, что эта точка зрения имеет право на существование только по отношению к внешним событиям, происходящим в стране. Внутренне же, самыми плодотворными в духовном и творческом плане были именно 30-е годы, когда поколение «архивных юношей» решилось не действовать на площади, как декабристы, а стремилось наблюдать, рассуждать, осмысливать историю и накапливать силы для мирного поступательного движения вперед. Тем самым, как мудрые строители, они готовы были укреплять фундамент строящегося здания российского государства. Не забудем, что самые выдающиеся произведения отечественной литературы, музыки и живописи, вошедшие в сокровищницу мировой культуры, были созданы в России именно в 30-е годы. А в год празднования 250-летнего юбилея Московского университета, наверное, следует несколько

по иному взглянуть на журналистскую практику М.П.Погодина, С.П.Шевырева, других выдающихся профессоров главного вуза страны, сотрудничавших с редакцией журнала «Московский наблюдатель». Если абстрагироваться от идеологических пристрастий, то можно с уверенностью утверждать, что их фундаментальные академические труды в области истории и филологии являются интеллектуальным достоянием россиян и которые стоят того, чтобы потомки их ценили и ими гордились.

Автор отмечает также, что многое из того, что в это время выходило из-под пера лидеров отечественной словесности, вскоре появлялось на страницах рассматриваемого издания. Так в журнале были опубликованы лучшие стихотворения Н.М.Языкова, «Русские ночи» В.Ф.Одоевского, поэтические шедевры Е.А.Баратынского и А.С.Хомякова, повести Н.Ф.Павлова и сказки В.И.Даля, в портфеле редакции лежала повесть Н.В.Гоголя «Нос». И это только в разделе изящной словесности. В данной работе автор впервые атрибутировал малоизвестную повесть «Гедзара» А.С.Хомякову, а блестящую публицистическую статью «Об участи и нравах женщин среди народов Европы», представленную в журнале как переводную, - И.В.Киреевскому.

Из диссертации также следует, что кроме основных сотрудников довольно активное участие в работе редакции принимал Н.Полевой. В журнале был опубликованы отрывок из его романа «Синие и зеленые» и несколько интереснейших переводных статей из современной британской периодики. В частности в пространной статье «Английский парламент» Полевому была предоставлена возможность выступить в своем излюбленном амплуа - в роли адвоката третьего сословия. В работе утверждается, что это было отнюдь не случайно и что идеи Н.Полевого, настаивавшего на том, что «средний класс составляет хребет нации» и что в обществе должна допускаться только «ари-стокрация добродетели» («М.н.», 1835, ч.1, с.193) разделялись некоторыми сотрудниками «Наблюдателя». К примеру, имевшим по началу значительное влияние на направление журнала И.Киреевским: «Только второй класс общества, лучший во всем сохраняет в себе отпечаток народности» - писал он в

том же номере журнала на странице 271. В диссертации прослеживается присутствие указанной идеологической линии в продолжение всего периода издания журнала.

В работе демонстрируется свободный от идеологических шор советского периода нашей истории взгляд на широко известную статью С.ПШевырева «Словесность и торговля», во многом являвшуюся программной для всего журнала. Аргументация автора сводится к тому, что указанная статья была не только и не столько направлена против торгового направления в журналистике, возглавляемого редактором «Библиотеки для чтения» О.Сенковским и одновременно против либерально-демократического направления, представленного «Телескопом» Н.Надеждина в тандеме с В.Белинским, что общеизвестно. Автор утверждает и доказывает в своей работе, что рикошетом выступление маститого профессора московского университета наносило удар по Пушкину и его окружению. В сущности, Шевы-рев совершенно безосновательно замахивался на жанр повести и романа как таковых, пытаясь доказать что они обязаны своим появлением в литературе исключительно благодаря корысти их сочинителей. Автор приходит к выводу, что претензии Шевырева создать особую силлабическую систему в поэзии и его попытки поставить под сомнение новаторство Пушкина, наконец, легко читавшаяся в статье его крайняя бестактность по отношению к корифеям русской литературы - Гоголю, Крылову, Загоскину, безусловно, отрицательно повлияли на успех издания «наблюдателей» в целом.

Автор впервые указывает в работе, что своей статьей Шевырев сигнализировал правительству о возникновении опасной тенденции, когда богатые люди в России имеют возможность становится откупщиками в области журналистики, литературы и искусства, в области идеологии все начинает развиваться по законам рынка и тогда на имперской политике можно будет поставить большой крест. Став полновластным господином в прессе, рубль неизбежно начнет размывать границы сословий, разрушит общественную иерархию и ввергнет страну в хаос переворотов. При этом Шевырев полагал, что

руководить процессом должно не денежным мешкам, а просвещенному правительству, причем не столько сдерживая деструктивные тенденции, сколько развивая созидательное направление. В главе показано, что в этом вопросе позиция ведущего критика рассматриваемого журнала почти буквально совпадала с точкой зрения А. С. Пушкина. Однако на все неоднократные подобные предупреждения официальный Петербург отвечал «наблюдателям» в 30-е годы молчанием.

Пожалуй, не менее значимой, чем статья «Словесность торговля» была работа редактора журнала «Производимость и живые силы». Современники как и позднейшие исследователи ее - увы - не заметили. Даже Гоголь в своей известном «Обозрении», написанном для «Современника», не обратил на нее внимания, а ведь статья В. П. Андросова при ближайшем рассмотрении была программной для журнала «наблюдателей»: именно в ней автор впервые в открытой печати ставит диагноз современному российскому обществу и предупреждает о грядущих катаклизмах в случае дальнейшего игнорирования этой общественной болезни, когда «одни (имеются в виду помещики) не хотят делать задатков, не имея ввиду немедленного возвращения их лихвенно, другие (т.е. крестьяне) не могут дождаться пока им дадут эти задатки (речь, естественно идет о земле), жадно рвутся, пугая благонамеренность наглым, угрожающим беспорядком». («М.н.», ч,1. с.43). Андросов призывал правительство заблаговременно урегулировать вопрос «сверху», но как и в случае с Шевыревым не был услышан.

Автор отмечает, что вопросам экономики и политэкономии «наблюдатели» уделяли больше внимания, нежели чистой истории и философии. Не случайно тему, начатую в первом номере Андросовым, в дальнейшем успешно развивал на страницах этого периодического издания А.С.Хомяков, который с самого начала занял достаточно откровенную и принципиальную позицию в этом вопросе, предлагая не много не мало как можно раньше упразднить крепостную зависимость крестьян и, проведя «всеобщее специальное межевание земель» своевременно произвести передел собственности. «С

назначением срока оному, - с пессимистическим сарказмом писал Хомяков на страницах «Наблюдателя», - полюбовный раздел отвратил бы неприятности размежевания невольного, ибо люди беспечны только тогда, когда надеются еще долго или бессрочно наслаждаться разорительным удовольствием беспечности» («Мн.», ч.\, с.795).

Из анализа статей Хомякова явствует, что он как никто другой в тогдашней России прозревал опасность освобождения крестьян без земельных наделов, такая «птичья свобода» по его убеждению была весьма чревата общественными катаклизмами и могла обернуться для страны еще большим злом. «Правосудно и прилично подумать о посредстве закона в пользу бедных» - писал он во втором номере «Московского наблюдателя». Вместе с тем, по мнению автора диссертации, неформальный лидер «наблюдателей» в своих печатных высказываниях, безусловно, аппелировал к правительству, пытаясь поторопить его с реформами «сверху», в надежде, что «гражданственность своевременно перевернет страницу».

Подробно рассматривая в работе опубликованный в «Московском наблюдателе» цикл статей В.Ф.Одоевского «Петербургские письма», автор сопоставляет их идейное содержание с одной стороны с пушкинским «Путешествием из Москвы в Петербург» («У нас правительство всегда впереди на поприще образованности и просвещения»), а с другой - с высказываниями Чаадаева в «Философическом письме» («У нас нет врожденного непроизвольного стремления к просвещению»). Процитированные сентенции принадлежат перу князя В.Ф.Одоевского и были напечатаны в «Наблюдателе» за полгода до того, как вышел в свет октябрьский номер «Телескопа» с известным сочинением П.Я.Чаадаева. Автор считает это одним из свидетельств наличия в «Московском наблюдателе» внутриредакционной дискуссии по поводу основных положений кредо «басманного философа».

Еще одним аргументом в пользу корреляции взглядов основных сотрудников журнала в области историософии, по мнению автора работы, могут служить недвусмысленные высказывания М.Погодина и С.Шевырева на

страницах журнала. Первый в своем «Очерке русской истории» утверждал, что «София Палеолог будучи ставленницей Папы Римского Павла П первой привозит на Русь идею царя и учреждает Русский двор из приезжих с нею греков и итальянцев» («М.н.», ч.1, с.98). Второй - Шевырев - в своем критическом разборе драмы Н.Кукольника «Князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйскнй», развивая погодинскую сентенцию о том, что идея царя была принесена на Русь с Запада, писал: «И эту мысль (т.е. идею царя - В.Г.) поняли иезуиты, которым принадлежит честь, что уже в XVII веке они уже постигли значение самодержавия Русского» (Там же с. 106). В итоге автор приходит к выводу: чтобы не говорилось об исконном славянофильском менталитете московских любомудров, идея фикс Чаадаева, что Ватикан является движущей и организующей силой истории в том числе российской, имела огромное влияние на умы почти всех «наблюдателей».

Во второй главе, целиком посвященной полемике вокруг «Философических писем» в редакции журнала «Московский наблюдатель», автор утверждает, опираясь на конкретные факты, что между любомудрами-«наблюдателями» было гораздо больше общего, чем это принято считать в исследовательской литературе. В работе подчеркивается, что «басманный философ» вышел из круга московских мыслителей, что эта была именно та среда, в которой он состоялся как теолог и историософ. Их всех объединяла вера в Божественный Промысел или, точнее, христианское мировоззрение. Только у Чаадаева оно было исключительно философско-социальной категорией с тенденцией к прогрессу, а у «наблюдателей» оно было универсальным и неизменяемым. Чаадаев, как и почти все сотрудники редакции был убежден, что без «оживления» веры Россия - страна без будущего.

В работе также отмечается, что Чаадаев также как и большинство «наблюдателей» находился в оппозиции к правительству и что у кабинета Николая I были все основания не доверять московским любомудрам, ибо их несогласие с проводимой режимом как внутренней, так и внешней политикой явствует и из материалов журнала и из эпистолярного наследия Не случайно

Чаадаев сначала принес свою рукопись в «родной» «Наблюдатель» и только после того, как Андросов категорически стал настаивать на редакционных коррективах, предложил свои «Философические письма» редакции «Телескопа». Автор настаивает на том, что Чаадаев всегда был дорог и близок своим друзьям «наблюдателям», в частности, А.Хомякову и приводит свидетельство, подтверждающее их солидарность. Так, в конце 30-х годов А. Хомяков писал Чаадаеву: «Я очень рад, что Вам лучше, «...» ибо имея твёрдое намерение с Вами долго и долго вести дружественные споры, которые нисколько не мешают ещё более дружественному согласию» (П.с.с., Т.8, с.47). Строки эти были написаны в наиболее тяжёлый период жизни «басманного» философа и свидетельствуют об искренности чувств друзей-противников. И через 20 лет после злополучной публикации в «Телескопе» у ПЯ.Чаадаева каждый понедельник бывали утренние собрания, неизменно посещаемые приятелем его А.С.Хомяковым».

Но в одном вопросе, в правильности выбора конфессии, по мнению автора работы, Чаадаев и «наблюдатели» остались непримиримы до конца жизни. На задиристые пассажи Чаадаева, подобные тому, которые он высказал в письме к А.И.Тургеневу, и, по-видимому, не раз озвучивал на встречах с наблюдателями: «Что представляют собой мелочные события нашей религиозной истории по сравнению со вспышками христианской мысли на Западе?»3 - Хомяков резонно отвечал: «Напрасно сожалеете вы, что мы... не в один момент молимся с Европой; поверьте, Европа уже не молится! Там вера утратила свое владычество, дряхлеющие ее формы едва держатся на костылях, правительствами подготовленных».4

В работе подробно раскрывается принципиальная разница в структуре историософских построений Чаадаева и «наблюдателей». Диссертант достигает этого посредством сопоставления «Философического письма» с историософской статьей, специально написанной для публикации в «Наблюдате-

3 Чаадаев ая. Соч. М, 1991, Т.2. С 98.

" Также,Т.2. С.473.

ле» под названием «Несколько слов в ответ на философическое письмо». Автор доказывает что указанная статья может быть названа плодом коллективной мысли всей редакции «Наблюдателя». Опровергая центральную мысль Чаадаева, о том что христианская идея на Западе, благодаря активной деятельности Ватикана, все время прогрессировала и развивалась, тогда как в Православии вот уже много веков не наблюдается никакого поступательного движения вперед, «наблюдатели» писали своей воображаемой корреспондентке, имея, конечно, в виду Чаадаева: «Если ты уже постигла один раз истину и следуешь ей, то не думай, чтоб истину можно было совершенствовать; ее откровение совершилось один раз и навеки и потому слова: «Сколько светлых лучей прорезало мрак в это время мрак, покрывающий всю Европу!» - относятся только к открытиям, касающимися до совершенствования вещественной жизни, а не духовной; ибо сущность религии есть неизменный во веки Дух света, проникающий во все формы земные. Следовательно, мы не отстали в этом отношении от других просвещенных народов; а язычество еще таится во всей Европе; сколько еще поклонников идолам, рассыпавшимся в золото и почести».5

В работе показано, что по причине более уверенной ориентации в догматических вопросах христианства в целом, «наблюдатели» сумели блестяще опровергнуть ложный силлогизм официального Ватикана, неосторожно подхваченный Чаадаевым. Вместе с тем автор утверждает, что именно «Философическое письмо» Чаадаева стало тем ускорителем-катализатором общественной мысли в стране, которое заставило многих самобытных мыслителей в том числе из круга «наблюдателей» всерьез задуматься о грядущих судьбах России и придти к выводу, что русским если не хотят замкнуться в своей национальной ограниченности, необходимо воспринять весь европейский опыт С другой стороны, отечество ни в коем случае не должно становиться в крепостную зависимость от этого опыта и рабски, без критического разбора ко-

5 Хомяков А.С. Собр. Сот Т.1. С.515.

пировать все, что придумано другими, обрекая тем самым собственный организм на атрофию и позорную зависимость от западных соседей.

В заключении диссертации автор приходит к выводу, что несмотря на свою кажущуюся незаметность и невостребованность, журнал «Московский наблюдатель» в 1835-1837 годах все-таки состоялся как серьезное периодическое издание. И хотя потенциал его основных сотрудников не был реализован даже на четверть, они тем не менее сумели высказать на его страницах, в частной переписке и в тех материалах, которые входили в «портфель» редакции, но не увидели света по причине цензурного пресса, достаточно много оригинальных мыслей о возможных путях развития российского общества.

В работе приводится принципиально новое видение «Московского наблюдателя» в первой его редакции, по-новому определено его место в системе российской периодики 30-х годов XIX столетия. На основании этого автор полагает, что материалы диссертации могут быть вполне включены в учебный процесс в курсе истории отечественной журналистики.

Содержание диссертации отражено в следующих статьях:

1. Гнеденко В.М. Полемика в «Библиотеке для чтения» и в «Московском наблюдателе» вокруг комедии М Загоскина «Недовольные». - «Сборник работ молодых ученых» (депонирован в ИНИОН от 9.09.1999 г.) (0,5 п.л.)

2. Гнеденко В.М А.С.Пушкин и круг авторов журнала «Московский наблюдатель» // Вестник Московского университета. Серия 10 1999 №1. (0,8 п.л.)

I

4

Подл, к пет. 05.12.2004 Объем 1.25 ал. Заказ №.409 Тир 100 экз.

Типография МПГУ

I ! I

P- t 117

РНБ Русский фонд

2005-4 47290

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Гнеденко, Вячеслав Михайлович

Введение.3

Глава первая. ПРОБЛЕМАТИКА ЖУРНАЛА «МОСКОВСКИЙ НАБЛЮДАТЕЛЬ» И ЕГО МЕСТО В СИСТЕМЕ ПЕЧАТИ 30-Х ГОДОВ.23

Глава вторая. РОЛЬ «ФИЛОСОФИЧЕСКИХ ПИСЕМ" ЧААДАЕВА В ВЫРАБОТКЕ СОБСТВЕННОЙ ИСТОРИОСОФСКОЙ КОНЦЕПЦИИ "НАБЛЮДАТЕЛЯМИ".105

Введение диссертации2004 год, автореферат по филологии, Гнеденко, Вячеслав Михайлович

Актуальность исследования. Изучение полемики между основными российскими изданиями середины XIX столетия и анализ деятельности первой редакции журнала «Московский наблюдатель» нам представляется весьма актуальным, прежде всего потому, что именно в те годы решался вопрос: будет ли меняться структура российского общества и в каком направлении. Несомненный интерес представляет сделанный впервые монографический анализ «Московского наблюдателя».

Раскол российского общества, начатый при Алексее Михайловиче, усиленный революционными преобразованиями Петра I и завершенный Екатериной II, мог быть преодолен. России представлялась возможность снова стать самобытным государством и не повторять роковых ошибок западноевропейских соседей. Парадокс, по нашему мнению, заключается в том, что на путь переворотов страну фактически толкнуло само правительство Николая I, не допустившее к общественной практике созидателей по своей природе русских шеленгианцев - государственников. Оригинальные идеи русских философов не были тогда востребованы обществом, однако мы убеждены, что и сегодня они представляют собой интеллектуальное достояние нации.

Много лет спустя после прекращения издания «Московского наблюдателя» И. Киреевский, опровергая обвинения западников в свой адрес в якобы неоригинальности высказываемых им мыслей, писал, что «составить убеждение из различных систем нельзя, как вообще нельзя составить ничего живого. Живое рождается только в жизни. Теперь каждый должен составить себе свой собственный образ мыслей, а следовательно, если не возьмет его из всей совокупности жизни, то всегда останется при одних книжных фразах». («Москвитянин», 1845, №3, С. 29).

Мнение это, кстати, разделялось большинством сотрудников «Московского наблюдателя» и примыкавшего к ним в 30-е годы П. Я. Чаадаева. Дискуссия вокруг философических писем последнего хотя и была официально запрещена, имела место в кругу московских любомудров еще за долго до публикации их в «Телескопе».

Если мы стремимся выстроить связную историю журналистики XIX века, центр внимания исследователей; на наш взгляд, должен переместиться от изучения верхнего слоя журналистики к ее глубинным пластам, от изучения индивидуальности журналиста к изучению групп, представляющих известные движения. Ибо важны не только отличия одного издания от другого и борьба между ними, но и общие их черты, позволяющие говорить о «течениях» и «направлениях» более дифференцированно. «Литературное течение - это река с неровным дном, отдельные неровности которого выступают над водой как острова: острова - это творчество крупных писателей; подножие их охвачено общим течением. Тем не менее, все авторы сродни холмикам и буграм, по разным причинам поднявшимся или не поднявшимся на поверхность быстро текущей реки» (157, С.7)*. На наш взгляд, то, что писал А. И. Белецкий в отношении литературы справедливо и по отношению к журналистике, ибо журналистика, по крайней мере, в XIX веке почти целиком охватывала литературу. На примере сотрудников «Московского наблюдателя» можно утверждать, что порою высокие горные кряжи остаются под толщей воды реки забвения.

Здесь и далее ссылка на то или иное издание будет обозначать номер, под которым он находится в библиографии, том и страницу.

Из выше сказанного можно сделать вывод, что степень научной разработанности изучаемого нами вопроса далека до полного завершения. Системное изучение материалов периодической печати, а также эпистолярного наследия и мемуарной литературы второй половины 30-х годов XIX века, показало недостаточность тесных временных рамок периода выхода журнала «Московский наблюдатель» в первой редакции (1835 - 1838 гг.) для составления ясной картины реального соотношения сил в обоих идеологических центрах тогдашней России - Москве и Петербурге соответственно. Поэтому нам пришлось использовать метод экстрополяции, на первый взгляд нарушающий синхронность рассматриваемых нами интеллектуальных баталий, на самом же деле позволяющий произвести более четкую фокусировку генезиса как славянофильства, так и западничества.

Уже с середины 30-х годов можно говорить о славянофильском видении истории в поэтическом творчестве А. С. Хомякова, которое предшествовало более позднему обоснованию в его статьях 40-х годов. С другой стороны, увидевшее свет в 1860-м в Лейпциге его обращение «К сербам. Послание из Москвы», явилось плодом полемики «наблюдателей» (здесь и далее мы будем пользоваться для обозначения сотрудников журнала этим пушкинским термином -См.: 69, Т. 16, С.111) с П. Я. Чаадаевым и принципиально оформилось на редакционных встречах изучаемого нами журнала. Вот почему хронологические рамки исследования мы не стали ограничивать периодом 1835 -1838 годов.

История отечественной журналистики XIX века - увы -насчитывает большое количество незаслуженно забытых и неверно оцененных деятелей науки и культуры. К ним, к сожалению, относятся и большинство сотрудников рассматриваемого нами издания. Тот же

А. И. Белецкий с горечью заметил: «Судьба того или иного нашего писателя XIX века в истории сплошь да рядом определялась тем приговором, который во время оно был произнесен над ним Белинским или Добролюбовым. Характерны примечания М. К. Лемке к редактированному им собранию сочинений Добролюбова: «Если можно сказать, что Белинский своим разбором «Тарантаса» Сологуба уложил его в могилу забвения, то будет справедливо сказать, что Добролюбов накрыл его тяжелой плитой». (157, С.8). Нам представляется, что воздвигание подобных ритуальных «памятников» не может составлять заслугу исследователя истории отечественной журналистики.

Предмет исследования - философские, историософские, теологические воззрения основных сотрудников журнала «Московский наблюдатель» в первой его редакции, а также предлагаемая ими модель экономического развития России.

Объект исследования определен рассмотрением материалов, опубликованных в «Московском наблюдателе» с 1835 по 1837 годы включительно, а также отдельных полемических работ, напечатанных в тот же период времени в «Телескопе», «Молве», «Библиотеке для чтения» и «Современнике». К этому, естественно, прибавляются документы архивов, эпистолярное наследие, мемуары того времени, а также более ранние и гораздо более поздние хронологические высказывания любомудров - наблюдателей, историософские взгляды которых во многом сформировались в ходе полемики вокруг «Философических писем» П. Я. Чаадаева.

Цель предпринятого исследования состояла в том, чтобы выявить черты, определяющие своеобразие журнала «Московский наблюдатель» в 1835-1837 годах.

Для осуществления этой цели были выдвинуты следующие задачи. Ввести в научный оборот фактически малоизученное периодическое издание - журнал «Московский наблюдатель», подробно проанализировав состав его сотрудников, принципы отбора и подачи материалов, показать жесткое противодействие цензуры и как следствие уход наиболее талантливых авторов в устную публицистику, дневники и переписку.

Научная новизна исследования состоит в том, что диссертант впервые дает анализ содержания журнала «Московский наблюдатель», учитывая печатную публицистику его сотрудников и устно - эпистолярное их творчество.

В «Истории русской журналистики 18 - 19 веков» под редакцией А. В. Западова справедливо отмечается, что «после 14 декабря 1825 года ведущая роль в периодической печати в России принадлежала уже не петербургской, а московской журналистике» (183, С. 153).

В доказательство приводится авторитетнейшее мнение А. С. Пушкина, который писал в «Путешествие из Москвы в Петербург» (1835): «Литераторы петербургские по большей части не литераторы, но предприимчивые и смышленые литературные откупщики. Ученость, любовь к искусству и таланты неоспоримо на стороне Москвы. Московская критика с честью отличается от петербургской. Шевырев, Киреевский, Погодин и другие писатели написали несколько опытов, достойных стать наряду с лучшими статьями английских Reviews; между тем как петербургские журналы судят о литературе как о музыке, о музыке как о политической экономии, то есть наобум и как - нибудь, иногда впопад и остроумно, но большей частью неосновательно и поверхностно» (70, т.11, С.276). - Пушкину уже на страницах первого номера «Современника» вторил Н. В.

Гоголь: «Московские журналы говорят о Канте, Шеллинге и прочее и прочее, в петербургских журналах говорят только о публике и благонамеренности. В Москве журналы идут наравне с веком, но опаздывают книжками; в Петербурге журналы не идут наравне с веком, но выходят аккуратно в положенное время. В Москве литераторы проживаются, в Петербурге наживаются» («Современник» 1836, №1).

Авторами учебника под редакцией А.В.Западова справедливо подчеркивается роль Московского университета, ставится в заслугу его профессорам и преподавателям то, «что центр передовой русской мысли переместился из Петербурга в Москву». Однако, выдвигая на первый план «Московский телеграф» Н. А. Полевого и «Телескоп» Н. И. Надежд и на известные историки российской журналистики в своем капитальном труде даже не обмолвились о «Московском наблюдателе», редакция которого вместе с вышеназванными изданиями тогдашней первопрестольной столицы пыталась активно бороться с петербургским журнальным триумвиратом Булгарина, Греча и Сенковского. Впрочем, Б. И. Есин в книге «Русская газета и газетное дело в России» (179, С.4) и Т. Ф. Пирожкова в книге «Славянофильская журналистика» отчасти восполняют этот пробел. К сожалению, в монографии «История русской журналистики XVIII - XIX веков» под редакцией А. Громовой, изданной в Петербурге в 2003 году, традиция замалчивания значения «Московского наблюдателя» в системе тогдашней периодики снова возобновляется.

Вместе с тем ясно, чем оно было вызвано: имена наиболее активных сотрудников журнала «Московский наблюдатель» -Погодина и Шевырева - долгое время считались одиозными и рассматривались только в отрицательном контексте сквозь призму критики В. Белинского. В свое время Ю. В. Манн подметил, что «вместо живых динамических представлений мы подчас оперируем считанным количеством апробированных и готовых на все случаи имен» (и мнений - добавим от себя - В. Г. - 204, С.З). Еще раньше В. Г. Белинский одним из первых понял необходимость системного подхода к науке: «Задача всякой истории (а стало быть и истории журналистики - В. Г.) состоит в том, чтобы подвести многоразличие частных явлений под общее значение, открыть в многоразличии частных явлений органическую связь, взаимодействие и отношения и проследить в последовательности многоразличных явлений развитие живой идеи, составляющей их душу» (11, т.5, С.637).

В своей работе мы пробуем доказать, что реакцией на доминирование в российской журналистике официозного направления, представленного прежде всего полонизированно-космополитичными редакторами "Северной пчелы" и "Библиотеки" было появление сначала «Московского наблюдателя», а, спустя несколько месяцев, и пушкинского «Современника». Считаем нужным особо подчеркнуть, что главным побуждающим мотивом выхода в свет «Московского наблюдателя» было стремление организовать отпор экспансии журнала Сенковского, а во-вторых, остановить наступление на отечественную журналистику слева - со стороны Н. Надеждина и В. Белинского. Вот почему мы отваживаемся ставить рядом и сравнивать «Московский наблюдатель» и «Современник» образца 1836 года. Ибо то и другое издание отличалось стойким дворянским консерватизмом, и то и другое открыто выступало против профанации патриотизма под личиной казенной официозности. Важно отметить, что именно в середине 30-х годов позапрошлого столетия и Пушкин и «наблюдатели» попытались заложить основы национальной российской журналистики, уходящей корнями в традиции русского народа.

Нам представляется правомерным в исследованиях по истории отечественной журналистики вычленить в структуре того или иного периодического издания определенные «срезы» или аспекты, каждый из которых требует своего подхода, своих методов. Так Н. И. Мордовченко в «Очерках по истории русской журналистики» писал: «идеологического единства в кругу «Московского наблюдателя» не было. К 1830-м годам Шеллинг обосновал реакционную философию откровения и развернул борьбу с Гегелем справа.

Вслед за Шеллингом пошли и бывшие участники кружка любомудров». И далее: «Обострение общественных противоречий в России в связи с ходом буржуазно - капиталистического прогресса толкало русских шеллингианцев по пути их учителя» (215, Т.2, С.371).

Не говоря уже о том, что последняя сентенция явно в духе вульгарного социологизма, впрочем, неизбежного в нашей стране в 50-е годы XX века, она грешит и против логики и против правильной методологии. Дело в том, что идейно - философский аспект содержания журнала «Московский наблюдатель», кстати сказать, очень сложный и во многом эклектичный существовал параллельно и никак не пересекался с политико - экономическим аспектом.

Московский наблюдатель» был многозначным, многоаспектным и многослойным изданием и не всегда, правда, органично целостным, ибо слишком широкий спектр различных по своему мировоззрению авторов он включал в себя. Мы даже предлагаем ввести для обозначения характера этого периодического журнала особый термин - «синкретический», т.е. соединяющий под одной обложкой разнородные направления.

В середине 1836 года в одном из писем Иван Киреевский писал: «философия в последнем окончательном развитии своем и ищет такого начала, в признании которого она могла бы слиться с верою в одно умозрительное единство» (34, Т.2, С. 188). Сказано совершенно в духе философии Откровения Шеллинга, однако отнюдь не взято у него непосредственно, а «выведено» собственными силами и изысканиями из кодекса восточно - христианской мудрости, известного в России в переводе П. Величковского под названием «Добротолюбия».

Приведем позицию наблюдателей в отношении военных действий России на Кавказе. В отличие от казенно - охранительной петербургской печати, воспевающей героику борьбы с горцами, в Москве центробежную экспансию на окраинах империи воспринимали как сигнал тревоги для поступательного развития хозяйства в центральных областях страны. Залог стабильности на Кавказе здесь усматривался прежде всего в высоком духовно - нравственном авторитете России и в успехах православного миссионерства среди горцев, а уже потом - в последовательности действий военной администрации. За внешним блеском побед на горах Кавказа, обильно политых кровью русских солдат и офицеров, наблюдатели предвидели поражение в Крыму.

Вместе с тем лучшие люди России, то есть наиболее образованная и мыслящая часть народа, думающая о благе Отечества, к середине 30-х годов XIX века стала все яснее осознавать, что дальнейшая искусственная консервация крепостничества - путь для страны абсолютно тупиковый. Такая позиция правительства на самом деле загоняла болезнь вглубь, приближая катастрофу в общенациональном масштабе. Нарушения баланса системы государственного организма нравственно развращало все население страны, увеличивая пропасть между владетельными и даточными сословиями.

Именно дворяне первыми перестали выполнять свою должность, дезертируя в массовом порядке с государственной службы в высоком понимании этого слова. Проще говоря, российское дворянство к этому периоду времени добровольно перестало выполнять свои административные функции, тем самым, поставив себя в положение отмирающего сословия. Сознавая себя ненужными, лишними людьми, многие из них уже начинали испытывать угрызения совести, что, однако, не мешало им паразитировать в организме государства с виду еще мощного, но уже подточенного изнутри. Бесцельное, безнравственное существование большинства из дворян привели к постепенной деградаций их и вырождению, более того подталкивало к развращению остальные сословия народа, породив нигилистическое направление российской интеллигенции. Побросав вотчины в случайные руки старост и бурмистров, они покатили по разным направлениям - кто в губернию, кто в столицу, а кто и в Париж проматывать заработанное с таким трудом их соотечественниками. Один из любомудров еще за три года до выхода в свет «Московского наблюдателя» не без иронии писал об этом казусе на страницах журнала Н. Надеждина: «и вот бездельничающие аристократы едут в Париж излить на Россию скопившуюся желчь и досаду» («Телескоп» 1832, №5, С.19).

Терпеливые российские крестьяне чувствовали себя преданными своими барами. Патриархальные отношения рушились на глазах. "Наблюдатели" понимали, для того чтобы остановить этот процесс и он не стал окончательно необратимым, следует не прятать голову в песок, а руководствуясь национальным менталитетом возвращаться к своим корням и традициям. И, конечно же, наводить порядок в имениях. Вот почему на страницах «Московского наблюдателя» так много места уделено вопросам истории, философии, политэкономии и сельского хозяйства. Естественно, при этом приходилось регулярно отбивать атаки со стороны, как официозных охранителей, так и со стороны радикальных западников, стремившихся разрушить межсословные перегородки. Вот почему, по нашему мнению, в российской журналистике к середине 30-х годов образовались не два противоположных полюса, как многие до сих пор думают, а три боровшихся между собой группы: издания триумвирата; «Телескоп» Надеждина и Белинского, а между двумя этими крайностями и стояли «Московский наблюдатель» и «Современник» Пушкина.

К новизне диссертации относится также и то, что сделана попытка разрушить стереотип восприятия московских шеллингианцев как ретроградов и реакционеров, тогда как на самом деле они стремились направить Россию путем разумных реформ, избегая революций и сословно - социального противостояния.

Отнюдь не случайно, что одним из основных деятелей пятилетия, подготовившего эпохальный 1861 год стал Ю. Ф. Самарин, духовный наследник наблюдателей, воспитанных на идеях А. Хомякова и И. Киреевского. В Методологическом отношении автор старался придерживаться исторического принципа в сочетании с диалектическим методом. Тем самым были предприняты все меры, чтобы исключить самую вероятность предвзятости и тенденциозности в работе. Несомненно, этому способствовали новые подходы к вопросам истории в современных исследованиях по журналистике. Комплексный характер изучения журнала обусловил необходимость привлечения кроме работ по истории журналистики и литературы, материалов архивов и трудов по классической философии, а также фундаментальных исследований по сравнительному богословию. Последнее вызвано необходимостью, ибо без уверенного ориентирования в теологических дисциплинах практически невозможно разобраться в драматизме полемики вокруг философических писем П. Чаадаева, которые по существу явились катализатором историсофской, общественно - политической и богословской мысли в России на многие и многие десятилетия вперед вплоть до настоящего времени.

Вообще следует заметить, что религиозная публицистика была достаточно широко представлена во всех периодических изданиях энциклопедического типа рассматриваемого периода, при этом направление ее отнюдь не всегда соответствовало официальной доктрине, утвержденной Священным Синодом. Характерный пример - журнал «Московский наблюдатель».

Методологическую и методическую основу исследования составили принципы историзма и сравнительного анализа различных печатных и рукописных источников, которые позволили более глубоко осмыслить генезис формирования западнического менталитета на примере писем Чаадаева и его взаимосвязь с зарождавшимся как раз в тот период времени славянофильским мировоззрением московских любомудров.

Практическая значимость работы. Автор полагает, что данное исследование будет полезно для составления более полной картины истории отечественной журналистики девятнадцатого века, так как фактически журнал «Московский наблюдатель» подробно до сих пор не был изучен и проанализирован. По этой причине отдельное направление московской журналистики, представленное журналами в 20-х годах «Московский вестник», в 30-х годах -«Европейцем», а затем «Московским наблюдателем», и, наконец, в

40-х «Москвитянином» в исследовательской литературе обозначено недостаточно четко, а ведь редакционное ядро у всех перечисленных периодических изданий, последовательно сменявших друг друга и во многом несущих своеобразную эстафету в вынашивании определенной национальной идеи, за небольшим исключением не менялось.

Апробация работы. Основные положения диссертации опубликованы в «Сборнике работ молодых ученых» (депонирован в ИНИОН №35011 от 9.09.1999г.) статья «Полемика в «Библиотеке для чтения» и в «Московском наблюдателе» вокруг комедии М. Загоскина «Недовольные» и в журнале «Вестник Московского университета» серия 10 журналистика №1, 1999 год статья «А. С. Пушкин и круг авторов журнала «Московский наблюдатель» были доложены на заседании истории русской литературы и журналистики МГУ. * *

Пройдут годы и часть сотрудников «Московского наблюдателя» обозначат как «представителей официальной народности», других назовут «славянофилами», имевших дерзость противодействовать «прогрессивному» западничеству, третьих запишут в сумасшедшие обскуранты. При этом забудут почему - то, что именно в кругу московских оригинальных мыслителей, хотя и очень разных, но связанных какой-то особенной московской патриархальной солидарностью и, несомненно, бескорыстной заботой о будущем России, жили и творили А. Пушкин, Н. Гоголь, Н. Языков, Е. Баратынский, А. Вельтман, В. Одоевский, ряд профессоров Московского университета, имена которых навсегда вошли в сокровищницу русской культуры, и не только русской.

В данной работе автор попытался взглянуть на общественно -философскую мысль 30-х годов позапрошлого века в ее динамическом развитии. Еще Н. Г. Чернышевский заметил в «Очерках гоголевского периода русской литературы», что в журналистике 30-х годов в условиях жесточайшего цензурного гнета «эстетические вопросы были по преимуществу только полем битвы, а предметом борьбы было влияние на умственную жизнь» (94, Т.З, С.45). Поэтому «История поэзии» и «Теория поэзии» С. П. Шевырева, вокруг которых разгорелась полемика в «Телескопе» и «Наблюдателе», без сомнения, имели идеологическую функцию, как и знаменитая статья маститого профессора Московского университета «Словесность и торговля», открывавшая собой журнал «Московский наблюдатель».

Консервативно - архаизированный народный идеал Шевырева трансформировался весьма постепенно, с годами приобретя политическую окраску, вплотную приблизившись к пресловутой «теории официальной народности» С. Уварова, только в 40-е годы девятнадцатого столетия. Это отнюдь не значит, что при анализе творчества Шевырева в период издания «Московского наблюдателя», да и позднее могут быть использованы только осуждающе темные краски по отношению к его деятельности. В этом случае историк отечественной журналистики рискует впасть в вульгарную социологию. Стоит только вспомнить, что работы С. Шевырева 30-х годов предвосхитили замысел «Исторической поэтики» А. Веселовского, чтобы отнестись к памяти названного профессора Московского университета с должным уважением.

В этой связи нельзя не отметить один удивительный феномен российской литературы и журналистики, который особенно отчетливо проявился именно в 30-е годы девятнадцатого столетия. Это дух избранничества, дух убеждения в своей особой миссии, который буквально витал в атмосфере тогдашней Москвы. Достаточно беглого взгляда на эпистолярное наследие московских авторов того времени, чтобы убедиться, что едва ли не большая часть из них считала себя призванными свыше, гласом Божиим, в какой-то степени пророками, посланными на землю сказать русским людям новое слово, которое перевернет и коренным образом изменит зашедшую в тупик российскую действительность.

Достаточно сравнить почти синхронные высказывания в письмах к друзьям П. Я. Чаадаева, А. И. Герцена и мы будем удивлены их очень похожей тональностью первооткрывателей, призванных совершить глобальные деяния на благо человечества.

Обратим внимание на тон чаадаевского послания к А. Пушкину сразу после завершения работы над философическими письмами: «Я окончил, мой друг, все, что имел сделать, сказав все, что имел сказать: мне не терпится (.) дать ход той мысли, которую я считаю призванным дать миру.»(392, Т.2, С.67) и сравните его с письмом А. Герцена Н. Огареву, написанное два года спустя: «Я не сольюсь с толпою. Я буду нечто самобытное.» (19, Т.21, С.17).

Такое настроение мыслей, разлитых в воздухе неизбежно требовало ниспровержения традиционных «устаревших» догм и авторитетов. И вот уже редактор «Московского телеграфа» буквально уничтожает своего убеленного сединами коллегу из «Вестника Европы». П. Чаадаев, ничтоже сумняшеся, выносит приговор «неправильной» российской истории и «безнадежно заблудившимся» отцам Православной церкви, «пророчески» указуя на столбовую дорогу прогрессивного общечеловеческого христианства, то бишь папского римокатоличества. Их не менее честолюбивый земляк С. Шевырев, изобретя новую техническую систему стихосложения, пытается ниспровергнуть с российского Парнаса патриархов отечественной поэзии, обвинив их в чопорности и монотонности.

Но не успел он насладиться этим деянием, как «выгнанный студент» В. Г. Белинский в «Молве» и «Телескопе» стал регулярно подтрунивать и покровительственно - снисходительно похлопывать по плечу известного Гете и Шиллингу русского профессора, а когда Шевырев публично возмутился таким фамильярничанием, Белинский разделал его на потеху всей читающей публике. (Вот откровенное высказывание великого критика, относящееся к тому периоду: «У нас нападают иногда на полемику, в особенности журнальную. Люди, хладнокровные к умственной жизни могут ли понять как можно предпочитать истину приличиям и из любви к ней навлекать на себя ненависть и гонение? О! Им никогда не постичь, что за блаженство, что за сладострастие души, сказать какому-нибудь гению в отставке без мундира, что он смешон и жалок со своими детскими претензиями на великость, растолковать ему, что он ни себе, а крикуну журналисту обязан своей литературной значительностью; сказать какому-нибудь ветерану, что он пользуется своим авторитетом на кредит, по старым воспоминаниям." (№10, т.1, С.94-95).

После всего А. С. Пушкин шлет через своего приятеля Нащокина ободряющий привет Белинскому: «Другой (экземпляр «Современника» - В.Г.) пошли от меня Белинскому (тихонько от Наблюдателей) и вели ему сказать, что очень жалею, что с ним не увиделся».

Хотя несколькими годами ранее А. С.Пушкин громче всех возмущался тем, что Погодин опубликовал в журнале «Московский вестник» недостаточно почтительный отзыв провинциала Арцыбашева на «Историю Государства Российского» Н. М.

Карамзина. Словом, дух отрицания, дух ниспровержения общепризнанных мнений и авторитетов все сильнее и сильнее стал проявляться в атмосфере тех лет.

Однако знаменитые «Философические письма» Чаадаева превосходят все, что было написано в этом «ниспровергательном» роде в течение всего столетия. То обстоятельство, что автор их хотел видеть свои мысли напечатанными в «Московском наблюдателе» и что именно в этой близкой ему среде приятелей - оппонентов они обсуждались достаточно долго, дало нам основание во второй главе выделить отдельный параграф и целиком посвятить его анализу историософской позиции сотрудников «Московского наблюдателя».

Сложность исследования журнала «Московский наблюдатель» обусловлена уже ранее отмечавшимся отсутствием специальных работ посвященных этому изданию. В фундаментальных академических трудах о «Московском наблюдателе» обычно говорится вскользь, мимоходом. Так, в академической «Истории русской литературы», изданной в 1953 году о журнале сказано буквально следующее: «Московский наблюдатель» был организован в складчину на средства бывших участников кружка любомудров и литераторов, связанных с этим кружком. Журнал продолжил традиции «Московского вестника» и «Европейца».

Литературная группа «Московского наблюдателя» объединилась общим для всех его участников неприятием буржуазно капиталистических отношений. В основном намечались противоречивые тенденции. Часть сотрудников «Московского наблюдателя» такие как В. П. Андросов, Е. А. Баратынский, Н. Ф. Павлов и близкие к редакции журнала М. Ф. Орлов и П. Я. Чаадаев, не скрывали своей вражды к официальной идеологии и казенному «патриотизму». Для В. П. Андросова, например, характерен обостренный интерес к вопросам низовой народной жизни, к проблемам утопического социализма. Такие из сотрудников как С. Шевырев и М. Погодин уже явно эволюционизировали в сторону реакции» (187, Т.З, С.530).

В этой краткой характеристике, скорее напоминающей статью в энциклопедии есть один, на наш взгляд, принципиально важный момент; автор указывает на прямое родство «Московского наблюдателя» с «Московским вестником» и «Европейцем», справедливо отмечая, что сотрудники этих журналов были практически за небольшим исключением одни и те же люди -«бывшие участники кружка любомудров». Весьма ценное замечание, имеющее, как мы в дальнейшем убедимся принципиальный характер. Однако, положение о том, что «литературная группа «Московского наблюдателя» объединялась общим для всех его участников неприятием буржуазно - капиталистических отношений нам представляется не совсем точным и где - то бездоказательным. Скажем, тот же В. Андросов - автор знаменитой «Статистической записки» и М. Орлов, в эти годы заканчивающий книгу «О государственном кредите» никак не могут быть причислены к пассеистам.

Напомним, что как раз в тот период было открыто шоссе между Петербургом и Москвой, начали заметно улучшаться связь и снабжение северной столицы. Тогда же открылась опытная железная дорога между Петербургом и Павловском. И хотя эти и другие проекты наталкивались на сопротивление петербургской бюрократии, в «Московском наблюдателе» благодаря Андросову и Хомякову они, тем не менее всегда находили поддержку. Не однозначны и неравнозначны в этом отношении и другие участники журнала.

Несомненно, что в журнале начала различных направлений сосуществовали под одной крышей. Однако все это было в зачаточном, далеко еще не оформившемся состоянии. Поэтому утверждение автора раздела о российской журналистике о том, что в середине 30-х годов С. Шевырев и М. Погодин «явно эволюционизировали в сторону реакции» нам представляется не совсем верным, ибо значительно опережает события. На самом деле эволюция Шевырева и Погодина произойдет только в начале 40-х годов, когда они приступят к изданию следующего за «Московским наблюдателем» журнала - «Московитянин».

В последующих академических изданиях по истории литературы характеристика журнала «Московский наблюдатель» становится еще более фрагментарной и поверхностной. Обычно выделяется какая - то одна черта этого издания и замалчиваются все остальные. В целом же картина получается неполной и в какой-то степени даже искаженной.

Так, в издании Истории русской литературы АН СССР 1963 года говорится, что «Московский наблюдатель» по составу своих сотрудников и по характеру их взглядов - своеобразное продолжение «Московского вестника». Не согласиться с этим трудно, а вот следующая фраза настораживает своей обтекаемостью (и как мы позднее убедимся - и неточностью): «Он («Московский наблюдатель») был далек от всякой оппозиционности и приближался к официальной народности» (187а).

Характерно, что в академическом издании Истории русской литературы, вышедшей в 1979 году позиция «Московского наблюдателя» определяется уже совершенно иначе.

Издатели «Московского вестника» после прекращения его издания постепенно проникаются все более антибуржуазным духом и, оставаясь по - прежнему приверженцами Шеллинга, (.) постепенно преображаются из любомудров в славянофилы». Они издают журнал «Московский наблюдатель», руководимый С. Шевыревым и В. Андросовым (1835 - 1837) (187).

Подобные характеристики можно объяснить желанием авторов определить позицию «Московского наблюдателя» однозначно, не вдаваясь в подробности мировоззрений его сотрудников и соиздателей. Но в том - то и состоит парадокс этого издания, что у рассматриваемого нами журнала не было какого - то одного определенного направления. Неоднородность состава сотрудников журнала, подчас недостаточное понимание ими своей собственной роли в отечественной журналистике плюс систематическое неисполнение ими редакционных обязанностей не позволили в достаточной степени реализоваться действительно недюжинному духовно-интеллектуальному потенциалу его основных сотрудников с целью создания оригинального и влиятельного печатного органа.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Журнал "Московский наблюдатель" в 1835-1837 годах. Историософские взгляды русских шеллингианцев"

Заключение

По нашим наблюдениям правительство Николая I с особым пристрастием относилось именно к «наблюдателям»-славянофилам, оставляя западников несколько в тени. Видимо, последние, пытавшиеся бороться с правительством на европейском поле, представлялись ему менее опасными, чем славянофилы. И это отнюдь не случайно: большинство "наблюдателей" в отличие от Чаадаева были убежденными противниками крепостного права. «Христианин, - писал Хомяков графу Я.И. Ростовцеву, - может быть рабом, но не должен быть рабовладельцем». Они были горячими проповедниками освобождения крестьян и являются идейными вдохновителями виднейших деятелей эпохи Великих реформ.

Как уже было отмечено выше, в прошлом «наблюдателей»-славянофилов искусственно противопоставляли западникам, чтобы подчеркнуть консерватизм одних и прогрессивные взгляды других. При этом сознательно делался акцент на критичность первых по отношению к Западу. В таком освещении они представлялись неспособными увидеть ничего кроме своей самобытности. В действительности же, как мы старались показать в данном исследовании, наблюдатели отнюдь не отрицали опыт Запада. При этом они считали, что «начала русской образованности только потому особенны от западных, что они - высшая их степень, а не потому, что были совершенно иные24». (201; С. 42)

24 Вот признание И.Киреевского относящееся к 30-м годам: «если говорить откровенно, я и теперь еще люблю Запад, я связан с ним многими неразрывными сочувствиями. Я принадлежу ему своим воспитанием, моими привычками жизни, моими вкусами, моим спорным складом ума, даже сердечными моими привязанностями».

Что касается обвинений их в идеализации истории России, то достаточно посмотреть «Очерк русской истории», опубликованный в «Московском наблюдателе» («М. н.», 1835, ч. 1, С. 90 - 95) , где обличаются некоторые порядки допетровской Руси (см. С. 38 настоящего исследования), чтобы убедиться в том, что эти обвинения несостоятельны. "Наблюдатели" не рассматривали русскую историю как идеальную и безкризисную, а наоборот, подчеркивали ее сложность и драматичность. Однако болезненные явления, считали они. не могут быть преодолены внешними заимствованиями.

Философски осознать свое национальное призвание - такова задача, до которой доросли любомудры-наблюдатели к эпохе николаевского царствования. И как ни тяжелы были внешние условия их духовной жизни, как ни жестки были тиски цензуры в 30-е годы XIX века, "наблюдатели" эту задачу почти выполнили. В издаваемом ими периодическом издании, как мы в этом наглядно убедились, были представлены практически все злободневные вопросы, волновавшие российское общество в этот период времени.

Заслугой «наблюдателей», на наш взгляд, является и то, что они не захотели разыгрывать роль Иванов, не помнящих родства. В своей коллективной статье «Несколько слов в ответ на философическое письмо» они четко и ясно показали не только и не столько Чаадаеву, а всем последующим поколениям россиян, что предки наши не менее славны и замечательны, нежели предки западноевропейских соседей, а во многих вопросах даже превосходили их. И если не изменять отечественным традициям, а наоборот бережно их оберегать приумножать, страну ждет великое будущее. Может быть, ответ о сущности и назначении России, как он виделся "наблюдателям", в чем-то и спорен с точки зрения современного знания, и все же за ними остается непреходящая заслуга постановки и серьезного обсуждения этого вопроса.

Наблюдатели»-славянофилы в своей трактовке русской истории исходили из православия, как начала всей русской национальной жизни. Они делали упор на самобытный характер развития России, тогда как западники, и в частности, П.Я. Чаадаев, основывались на идеях Просвещения с его культом разума и прогресса и полагали неизбежными для России те же исторические пут, которыми прешла Западная Европа.

Изучение истории у "наблюдателей" направлено на поиск устойчивых факторов, влияющих на исторический процесс. Такими факторами, по их мысли, не могли быть ни природно-климатические условия, ни сильная личность, а только сам народ как «единственный и постоянный действователь» в истории. Более того, как следует из материалов "Московского наблюдателя" большинство сотрудников этого журнала было убеждено, что экономические, политические и другие факторы вторичны и сами определяются более глубоким духовным фактором - верою, обусловливающей историческую деятельность народов. Народ и вера соотносятся так, что не только вера создает народ, но и народ создает веру, причем именно такую, которая соответствует творческим возможностям его духа. Поэтому по нашему глубокому убеждению роль и значение журнала «Московский наблюдатель» в системе печати должны быть соответственно пресмотрены в научной и учебной литературе по истории отечественной журналистики.

В своей работе мы постарались показать, что сотрудники "Московского наблюдателя" параллельно с пушкинским "Современником" категорически отказывались принимать готовые социально-религиозные модели, навязываемые России с Запада.

Они ясно сознавали, что развитие духовной жизни и культуры Европы определялось тем, что ее народы были приобщены к христианству насильственным путем, причем в форме "латинства", т.е. католического христианства, которое, по определению А. Хомякова, всегда выражало лишь внешнее единство всех христиан.

Только православие восприняло и сохранило, по мысли «наблюдателей»-славянофилов, вечную истину раннего христианства во всей ее полноте, а именно идею торжества единства in Свободы (сзсбсдь: s единстве и единства в свободе). Позднее уже в 40-е годы ими было включено в историософию важнейшее понятие, характеризующее русское своеобразие, которое вошло в содержание «русской идеи» - «соборность», выражающее свободную общность людей.

Можно соглашаться или не соглашаться с данной оценкой xapaicrepa русского народа, но то, что в качестве народа выступает не просто совокупность людей, население, а люди, объединенные общей исторической судьбой и общими духовными ценностями и идеалами, не подлежит сомнению. Величайшая заслуга "наблюдателей" заключается в том, что они первыми стали рассматривать народ как духовное явление.

Органический взгляд на общество означал, что его развитие представлялось процессом саморазвития по аналогии с явлениями живой природы. 'Жизненных начал общества, — писал A.C. Хомяков, — производить нельзя: они принадлежат самому народу или самой земле". A.C. Хомяков предупреждал об опасности грубого вмешательства в общественную жизнь. Нельзя насильственно ломать целостность народной жизни и втискивать ее в чуждые ей формы культуры. "Беда, — восклицает A.C. Хомяков, — когда выкидываются все корни своего исторического дерева и превращают прошлое в чистую доску. Но не меньшая беда и тогда, когда жизнь начинают строить по умозрительной схеме, что неизбежно приведет к ее разрушению". (89; т. 8, С. 53)

Уже после прекращения издания "Московского наблюдателя" И. В. Киреевский описал различие между организацией общества в Западной Европе и в России: "Если бы кто-то хотел вообразить себе западное общество времен феодализма, то ему представилось бы множество замков, или феодов, каждый из которых замкнут, ииосиилен и вра^<де5::о построен против всех остальных. Русское общество того же периода — это бесчисленное множество маленьких общин, расселенных по всей земле русской и составляющих каждая свое согласие или свой мир. Эти маленькие согласия сливаются в большие согласия, которые, в свою очередь, составляют согласия областные и т.д., пока, наконец, не слагается одно общее согласие, "согласие всей русской земли, имеющее над собою великого князя всея Руси, на котором утверждается вся кровля общественного здания, опираются все связи его верховного устройства". (34; т. 2, С. 171).

Да они были идеалистами и романтиками, но одновременно мы сегодня уже можем назвать "наблюдателей" в какой-то мере прозорливцами, коллективной Кассандрой, предупреждавшей российское общество за много десятилетий до национальной катастрофы о грядущей опасности. Их никто, разумеется, не услышал - ни правительство, ни духовенство, ни дворянство, не понимал их стремлений и простой русский народ. Сознавая всеобщую глухоту и бесполезность гласа вопиющих в пустыне^ "наблюдатели" все же в очередной раз попытались издавать свой журнал. Может быть острое осознание ими бесполезности заставить услышать себя современное им российское общество стало основной причиной того, что "Московский наблюдатель" издавался недостаточно энергично и раньше срока прекратил свое существование. И все же мы не имеем права оставлять незамеченным, то, что было задумано и то, что было реально сделано этими людьми, ибо они по праву представляют одну из ярких страниц истории отечественной журналистики и, без сомнения, внесли свой вклад в сокровищницу национальной русской культуры.

Список научной литературыГнеденко, Вячеслав Михайлович, диссертация по теме "Журналистика"

1. Дипсаипа к" С Кпгппммиоима гт\/паииогтво /10*50 ЮТС глп лг->\ ■ /^ПГ. .'О!*- . - • ----- I > I»»». ъ/ ■ у V • • I I им у I V 1\/I ч/^ Ч/иу ! ЧУ I 11^, I С/ I I .

2. Аксаков С.Т. Биография М.Н.Загоскина. М., 1853.

3. Аксаков С.Т. Воспоминания. Соч. в 5-ти т. М.,1966.

4. Аксаков С.Т. История моего знакомства с Гоголем с включением всей переписки с 1832 по 1852 год. Соч., М.,1966, т.1.

5. Андросов В. П. Статистическая записка о Москве. М. 1832.

6. Анненков П.В. Литературные воспоминания. М., 1960.

7. Анненков П.В. Идеалисты 30-х годов. ВЕ, 1883, 1У

8. Бакунин М.А. Письма. Собр.соч. и писем в 4-х т. М.,1934.

9. Барсуков Н.П. Жизнь и труды М.П.Погодина, кн. 1-22. СПБ. 1888—1910 9а. Бартенев П. "Пушкин в южной России"., "Рус. архив", 1866г.

10. Белинский В.Г. -Собрание соч. в 9 томах, М. 1979.

11. Белинский В.Г. Полн. собр. соч., М. 1953-1955.

12. Белинский и его корреспонденты. М., 1948.

13. Белинский в воспоминаниях современников. М., 1977.

14. Бодянский О.М. Выдержки из дневников. ИВ,1887, т.ЗО. 14а. Венгеров "Пушкин" Сборник статей. СПБ., 1910

15. Вигель Ф.Ф. Записки. М., 1928.

16. Вигель Ф.Ф. Письмо к митрополиту Серафиму о статье Чаадаева в журнале "Телескоп" 21 окт. 1836. РС. 1870, июнь.16а. Вяземский П.А. ПСС. СПБ., 1882, т.7.

17. Вяземский П. Записные книжки (1813-1848). М.1963.

18. Галахов А.Д. Литературная кофейня в Москве в 1830-1840 годах. РС. 1886, т.50.

19. Герцен А.И. Полн.собр.соч. в 30-ти томах, М. 1956-1957.

20. Гете в своих беседах и переписке. БЧ, 1837. т. 20, С. 59-144. 20а. Гоголь Н.В. Материалы и исследования, т.1-2.,

21. Гоголь Н.В. Полн. собр. соч. в 14 т. М., 1952. 21а. Голос минувшего. М., 1917.

22. Гончаров И.А. Воспоминания. Собр.соч., М., 1954, т.7.

23. Грановский Т.Н. и его переписка. М. 1897.

24. Греч Н.И. Записки моей жизни. М.-Л. 1930.

25. Данилов В. С.Т.Аксаков, С.Н.Глинка и В.В.Измайлов в Московском цензурном комитете. Изв. ОРЯС, 1928. Т.1. кн.2.

26. Дельвиг А.И. Полвека русской жизни (1820-1870). М.1930.

27. Девятнадцатый век. Исторический сборник, изд. П.Бартеневым. Кн. 1-2. М., 1872.

28. Дмитриев М.А. Мелочи из запаса моей памяти. М., 1869.

29. Жихарев С. Д. Дневник чиновника. Л., 1934.

30. Жихарев М. (С.П.) Петр Яковлевич Чаадаев. Из воспоминаний.— Г)с: IО"71 ^ А с

31. ШО|^смсппт\а. ии. ■ \л I, I л-у.

32. Журналы заседаний Совета Московского ун-та. 1830-1837 гг.

33. Исторические сведения о цензуре в России. СПБ, 1862.

34. История Москвы. АН СССР., М., 1954, т.З.

35. Киреевский И.В. Полн. собр. соч. в 2-х томах. М. 1852. 34а. Киреевский И.В. Критика и эстетика. М., 1978.

36. Колюпанов Н. Биография А.И.Кошелева т.1-2., М., 1870. В приложении №1опубликован "Перечень статей напечатанных в Мое. Наб-ле в 1835-37 годах.

37. Костенецкий Я.И. Воспоминания РА., 1887., кн. 1-2

38. Котович А.Н. Духовная цензура в России (1799-1855). Пб. 1909

39. Кошелев В. А. Записки. Берлин., 1884.

40. Краевский А. Обозрение русских газет и журналов. ЖМПП. 1834, ч.1.

41. Лаврецкий А. Эстетические взгляды русских писателей в 1820-30-е годы М., 1963.

42. Лесков Н. Собр.соч. М., 19 41а. Литературные салоны

43. Летопись Московского университета. Ученые записки ИМУ, 1835-1836. 42а. Лосский Н. Характер русского народа. 1957 (Франкфурт-на-Майне).

44. Лясковский В.Н. Алексей Степанович Хомяков. Его жизнь и сочинения. 1897.

45. Максимович М.А. Воспоминания о Н.И.Надеждине. Москвитянин 1841., т.1.

46. Максимович М.А. Об участии Московского университета в просвещении России. М., 1830.

47. Мамонтов Э. Славянофилы. РА., 1873

48. Московский университет в воспоминаниях современников (К 200-летнем юбилею Московского государственного университета). М., 1956.

49. Надеждин Н.И. Литературная критика. Эстетика. М., 1972.

50. Надеждин Н.И. О современном направлении изящных искусств. Ученые записки ИМУ., 1833, т. 1-2.

51. Надеждин Н.И. Письмо М.П.Погодину. ЛН. т.16-18.

52. Никитенко A.B. Дневник (1826-1857). М., 1955.51а. Никитинко A.B. Моя повесть о самом себе. Записки. М., 1905.

53. Общественные движения в России в первую половину XIX века. СПБ. 1905.

54. Овсянико-Куликовский Д.Н. История русской интеллигенции. Итоги русской художественной литературы XIX в., ч. I. M.I906.

55. Одоевский. В. Ф. Русские ночи. Л., 1975.

56. Остафьевский архив князей Вяземских. СПБ. 1899. Т.П.

57. Орлов А. А. .Моя жизнь или исповедь московского происшествия. М., 1834.56а. Очерки по истории русской критики и журналистики. Л., 1950.

58. Панаев И. Литературные воспоминания. 'Л., 1950.

59. Поляков М. Белинский в Москве I829-I839 гг. М. 1949.• ■ •«58а. Погодин М.П. Об ученом сословии. М., 1834.

60. Письма М.Погодина к М.Максимовичу СПБ. 1882.

61. Письма М.П.Погодина к С.П.Шевыреву. РА. 1882. кн.З вып. 5-6.

62. Письма Погодина, Шевырева, Максимовича к Вяземскому. 1825-1874. СПБ. 1901.61а. Письма к Погодину из славянских земель. М., 1880.

63. Письма к Н.И.Надеждину РА, 1873.

64. Плеханов Г.В. Литературные взгляды В.Г.Белинского. -В кн.: Литература эстетика. М., 1958, т. I.

65. Плеханов Г.В. Чаадаев. Соч. М. 1926, т.23.

66. Погодин М.П. Воспоминания о Степане Петровиче Шевыреве. СПБ. 1869.

67. Погодин М.П. Письма к О.М.Бодянскому М., 1885

68. Полевой H.A. Материалы по истории русской литературы и журналистик тридцатых годов. М., 1934.

69. Полевой H.A. Очерки русской журналистики. Пб., 1839.

70. Пушкин A.C. Полн собр. соч. в 16-ти томах М.,

71. ПушкинА.С. Полн. собр. соч. в 10-ти томах М., 1966.

72. Пушкин и его современники СПБ., 1919.

73. Переписка A.C. Пушкина, М., 1982.

74. А.С.Пушкин. Путь к Православию, 1996.

75. Пыпин А. Характеристика литературных мнений от 20-х до 50-х годов. СПБ.1906.

76. Русская пресса и цензура. Материалы для характеристики положениярусской прессы. Пб., 1908.

77. Русские эстетические трактаты. М., 1974., т. 1-2. 76а. Русский архив

78. Сборникраспоряжений по Министерству Народного Просвещения, СП! 1866,

79. Свербеев Д.Н. Воспоминания о Петре Яковлевиче Чаадаеве. -PA. I868.

80. Семеновский В.И. Крестьянский вопрос в России в ХУШ -I пол. XIX века. СПБ, 1888.

81. Скабичевский A.M. Очерки истории русской цензуры (1700-1863). Пб. 1892.

82. Скабичевский A.M. Сорок лет русской критики. 1820-1840,-Соч., Пб., 1890

83. Соловьев С.М. Московский университет, славянофилы и западники в

84. PAi^Ai/AoLiv rrtn^jv Л QOC i/n о А

85. W^VIWWWIA I W^WA. I S/WW, |\П, ^ -Г

86. Сухомлинов М.И. Рецензия на книгу Н.Барсукова 'Жизнь и труды М.П.Погодина". СПБ. 1895.

87. Тургенев И.С. Литературные и житейские воспоминания.-Полн. собр.соч в 12-ти томах т.10 . М., 1956.1. V •• 85. Уваров С. С. Всеподданнейшая докладная записка о статье "Философические письма" в журнале "Телескоп" от 20 окт. 1836 г. РА, 1884, т. 4.

88. Уваров С. С. /A.B./. Литературные воспоминания. Современник. 1851, №6.

89. Уваров С. С. Гете. Речь в торжественном собрании Академии 12 марта 1833 г.уч. зап. ИМУ март, 1833.

90. Хомяков A.C. Собр. соч. в 2-х томах М., 1988.-489. Хомяков A.C. Полн. собр. соч. в 8- томах М.,1900.

91. А.Хомяков и И.Киреевский М., 1995

92. Цензура в царствование императора Николая I. PC, 1901-1904.

93. Чаадаев П.Я. Сочинения M.I991, Т.1-П. 92а. Чаадаев П.Я. Статьи и письма. М., 1987.

94. Чаадаев П.Я. "Философические письма". Казань. 1906. 93а. Каталог библиотеки П.Я.Чаадаева. М., 1980.

95. Чернышевский Н.Г. Очерки гоголевского периода русской литературы. -Полн.собр.соч., М.,1947. т.З.

96. Шевырев С.П. Из дневника. Известия Одесского.библиогр.общ-ва при Новорос. ун-те, 1913. т.2.

97. Шевырев С.П. Из бумаг С.П.Шевырева. Письма к нему разных лиц (Публикация П.Бартенева). РА,1878.кн.П, вып.5.

98. Шевырев С. Письма к Шевыреву Аксакова В кн.: Гоголь. Материалы и исследования. М.-Л.1936, t.i,

99. Шевырев С.П. Характеристика образования главнейших новых народов Западной Европы. Уч.зап.ИМУ, 1834, №3-4.

100. Языков Н.М. Письма к родителям (I830-I832 гг.) Ежегодник рукописног отдела Пушкинского дома. 1976.1. Архивные источники

101. Центральный государственный исторический архив (г.Петербур^

102. Д.250.1830 г. Дело о запрещении пропуска в печати известий о революции во Франции, сверх заимствованных из официальных источников ("Journal de S.-Petersbourg").

103. Д.270". '1830 г. Дело о разрешении Н.И.Надежд'ину издавать в Москве журнал "Телескоп" с двумя приложениями .

104. Д. 305. I83I-I832 гг. Дело. о правилах для выяснения фамилий авторов неподписанных статей.

105. Д. 368.1831 г. Дело о запрещении трагедии М.Погодина "Петр Первый" по распоряжению Николая I.

106. Д. 405. 1832 г. Дело по отношению генерал-адъютанта Бенкендорфа о журналах "Телескоп" и "Телеграф" и о сделании Московской цензуре подтверждения о неослабном и внимательном наблюдении за выходящими в Москве журналами.

107. Д.668.1834 г. Дело о запрещении "Московского телеграфа", 9 апреля 1834 г.

108. Д.699.1834 г. Дело о замечании Моск.ценз.комитету за пропуск им большого числа сочинений А.А.Орлова и др. подобных ему писателей, предназначавших свои книги для народного чтения, и об оправдании1. Комитета по этому поводу.

109. Д.720. 1834 г. Дело о дозволении профессору Московского университета Надеждину издавать журналы "Телескоп" и "Молва" на-1835 г. в таком виде, в каком оные были издаваемы в 1834 г.

110. Д. 726.1834 г. Дело об отклонении проекта Московского ценз, комитет не принимать на рассмотрение сочинений А.А. Орлова.Ф.Кузмичева и др.

111. Д. 791.1935 г. Дело об изданиях. Надеждина (О поручении редакторства журналом "Телескоп" дворянину Белинскому).

112. Д.851. 1836 г. О запрещении "Телескопа".

113. Д.852. 1836 г. О запрещении "Телескопа" и снятии с должности цензора указом №337 от 24 окт. 1836.

114. Д.899. 1836 г., фонд 772, опись 1, ч.1, л.2 Циркуляр Министра С.Уварова попечитетелю Московского учебного округа.

115. Н.И.Надеждина в Усть-Сысольск под надзор полиции* увЪльнении пропустившего статью цензора проф. А.В.Болдырева и об утверждении цензором Московского ценз.комитета В.И.Булыгина и В.П.Флерова.

116. Д.930 -932. 1837 г. О введении двойной цензуры (следствие дела Чаадаева).

117. Д. 881. Н.И.Надеждин. Документы по делу о напечатании "Философического письма" П.Я.Чаадаева.

118. Рукописный отдел Института русской литературы

119. Оп.2, д.9.1830-1832 гг. Ю.Венелин С.Т.Аксакову.

120. Оп.З, д.8.1821-37 гг. С.Т.Аксаков" О.С.Аксаковой.

121. Оп.З,д.45.1833-1857 гг. С.Т.Аксаков М.Л.Максимовичу.

122. Оп.З, д.72. 1822-1845 гг. М.А.Дмитриев С.Т.Аксакову

123. Оп.4,д.5. Аксаковы. Письма. 1819-1858 гг. (799 листов).

124. Оп.4,д.6. Аксаковы. Письма. 1813-1860 гг. (339 листов).

125. Рукописный отдел государственной публичной библиотекиим.Салтыкова-Щедрина

126. Д. 10.1830-1857 гг. Документы, относящиеся к деятельности профессора Московского университета С.П.Шевырева

127. Д.12. Б.д. Записка Шевырева о необходимости издания двух общественно-литературных журналов в Москве и Петербурге

128. Д.14.17,18. Дневник Шевырева за I829-I830 гг. I830-I83I гг. 1831-1839 гг

129. Д.99.1829-1831 гг. Письма (46) к Е.С.Шевыревой.

130. Д. 108.1829-1852 гг. С.Т.Аксаков С.П.Шевыреву.

131. Д.370. I830-I849 гг. Н.А.Мельгунов С.П.Шевыреву.

132. Д.394. I833-I854 гг. Я.М.Неверов С.П.Шевыреву.

133. Д.408. I832-I855 гг. В.Ф.Одоевский С.П.Шевыреву 134 . Д. 444. I829-I847 гг. М.П.Погодин - С.П.Шевыреву.

134. Д. 513. 1833 г. А.Ф.Смирдин С.П.Шевыреву.

135. Д.573.1830-1853 гг. С.С.Уваров С.П.Шевыреву.

136. Д.607.1828-1839 гг. Е.С.Шевырева С.П.Шевыреву.

137. Д. 678. I830-I856 гг. Письма анонимов С.П.Шевыреву.

138. Д. 690.1833 г. Н.И.Надеждин С.П.Шевыреву.

139. Д.412.1837-1847 гг. Н.В.Гоголь Письма.

140. Д.584.1831-1854 гг. И.В.Киреевский Письма.

141. Д.729.1833-1839 гг. М.А.Максимович Письма.

142. Д.758.1827-1859 гг. Н.А.Мельгунов Письма.

143. Д.845.1827-1860 гг. Н.Ф.Павлрв Письма.

144. Д.875.1827-1864 гг. М.П.Погодин Письма.

145. Д.1627.1820-1830 гг. Н.А.Мельгунов -Д.Веневитинову (о новом журнале).

146. Д. 1730.1836 г. В.Ф.Одоевский "О нападениях петербургских у журналов на русского поэта Пушкина" (вставки Краевского, надписи Шевырева).

147. Д. 151. Библиографические заметки о П.Я.Чаадаеве.

148. Д. 321. Около 1839 г. Из переписки Н.И.Надеждина и А.Краевского.

149. Д. 152.20.1.1833 г. В.П.Андросов A.A.Краевскому.

150. Д. 187.1837-1843 гг. В.Г.Белинский A.A.Краевскому.

151. Д. 25. Б.д. М.Н.Загоскин. Статья без заглавия, направленная против "Философических писем" П.Я.Чаадаева. Без начала и конца.

152. Д.54.1836-I850 гг. Вигель Ф.Ф. М.Н.Загоскину Антизападническое рассуждение в связи о европейскими революционными событиями. Упоминается Полевой, Пушкин, Чаадаев.

153. Отдел рукописей Российской Государственной библиотеки

154. Письма НАМельгунова к Погодину. I/ I839-I845 ф.231.Пог./П.20.85.

155. Письмо Н.Надеждина М.Погодину -1840 -Ф.417.Д.40.1. ИССЛЕДОВАНИЯ

156. Аронсон М., Литературные кружки и салоны. Л., 1929.

157. Белецкий А.И. Очередные вопросы изучения русского романтизма, в сб. "Русский романтизм" Л., 1927.

158. Белявский М.Т., Сорокин B.B. Наш первый,наш Московский, наш Российский. М.,1970.

159. Березина В. Г. .Дементьев А.Г. ,Есин Б.И. .Западов A.B., Сикорский Н.М. История русской журналистики ХУШ-Х1Х вв. Под ред. А.В.Западова. М.,1973.

160. Березина В.Г. Белинский в период между "Телескопом" и "Московским наблюдателем" (I836-I838). Вопросы истории. Д.1957

161. Березина В. Г. Белинский и вопросы истории русской журналистики. Л.,1973

162. Березина В.Г. Белинский о типологии русской периодики / I830-I840 годов. (К истории энциклопедического журнала) В сб.: Проблемы журналистики. Из истории русской журналистики и публицистики XIX в.1. Л.,1975, вып.5.

163. Благой Д.Д. От Кантемира до наших дней. М. ,1972

164. Блауберг И.В. и Юдин В.Г. Понятие целостности и. его роль в научном познании. M.I972.

165. Блауберг И.В. Системный подход: предпосылки, проблемы, трудности. M.I969, 48 с.

166. Бобров Е. Литература и просвещение России XIX века.Ма-териалы.исследов. и заметки. Казань. I90I-I902, Т.1-1У.

167. Бобров Е.А. Философия в России, вып. 1-6. Казань, 1899-1902 г.

168. Вацуро В.Э. Гиллельсон М.И. Сквозь умственные плотины. М.,1972.

169. Венгеров С. Очерки по история русской литературы. СПБ, 1907.

170. Вильчинский В. П. Николай Филиппович Павлов. Жизнь и творчество. Л. ,1970.

171. Вишневская Г.А. Вопросы женской эмансипации в русской журналистике 1830-40-х годов ("Моск.телеграф", "Телескоп".'Молва", "Моск.наблюдатель"). Учен.зап.Казан, ун-та, т.СХУП, кн.У.Общеуниверситет.сб., 1957, вып.1.

172. Володин А. И. Гегель и русская социалистическая мысль XIX века. М.,1973.

173. Всемирная история М., 1959.

174. Гершензон М. История молодой России М.,1908.

175. Гершензон М. П. Я. Чаадаев. Жизнь и мышление. СПБ. 1908.

176. Горохов В.М. Закономерности публицистического творчества. M.I975.

177. Есин Б.И. О методике историко-журналистских исследований. В сб.: Методика изучения периодической печати.М.,1977.

178. Есин Б.И. Письма русских писателей как источник сведений по истории русской журналистики. В кн.: Филологические этюды. Ростов-на-Дону, 1974.

179. Есин Б.И. Русская дореволюционная газета. М., 1971.

180. Есин Б.И. Путешествие в прошлое. Мм 1983.

181. Замотин И. Романтический идеализм в русском обществе 20-30-х гг.

182. Западов А. В. и Соколова Е.П. Тип издания как научная проблема и практическое понятие. Вестник Моск. ун-та, Сер.Журналистика. 1976. №2.

183. Зверев В.М. Философия в России до и после "суда" над профессорами Петербургского уи-та. (К проблеме общей закономерности духовной жизнирусского общества первой трети XIX века).- Вестник ЛГУ Экономика,философия, право, 1969, вып. I, Ж).

184. История Москвы. АН СССР М., 1954.

185. История русской литературы АН СССР М., 1953.187а. ------------u--------------------------------M., 1963.1876.----------------------"--------------------------M., 1979.

186. Каменский З.А. Философские идеи русского просвещения. М.,

187. Каменский З.А. П.Я.Чаадаев (Русская мысль па пути от дворянского просветительства к идеологии демократии). М.,1946.

188. Козмин Н.К. Из эпохи романтизма.СПБ,1901.

189. Кожинов В. Эпоха Возрождения" в русской литературе.- Вопр. . лит.,1974, №8.

190. Кожинов В. В. О принципах построения истории литературы. М.1973.

191. Корсаков Д.А. О.И.Сенковский и М.П.Погодин как журналисты. Казань, 1902.

192. Курбатов Г. История Византии. М., 1984.

193. Кулешов В.И. Славянофилы и русская литература. М. ,1976.

194. Лемке М. Чаадаев и Надеждин. МБ,1905,Ж9-12.

195. Лемке М. Николаевские жандармы и русская литература 1826-1855. СПБ.1908.

196. Лемке М. Очерки по истории русской цензуры и журналистики XIX столетия. СПБ, 1904.

197. Литературные взгляды и творчество славянофилов. I830-I850 годы. М.,1978.

198. Литературные салоны и кружки. Первая половина XIX века. М.-Л.1930. 201 .Лихачев Д.С. Социальные корни типа Манилова. В кн.: Проблемы теории и истории литературы. М.1971

199. Маймин Е.А. Русская философская поэзия. 1976.

200. Манн Ю.В. Поэтика русского романтизма. М.1976.

201. Манн Ю.В. Русская философская эстетика М.,1969.

202. Машинский С. С.Т.Аксаков. Жизнь и творчество. М.,1973.

203. Методика изучения периодической печати. Сборник ст. M.I977.

204. Милюков П. Главные течения русской исторической мысли ХУШ и XIX столетия. PM.I894. кн.Х1,с.1-26; 1895.4.6,кн.4

205. Милюков П. Из истории русской интеллигенции Пб.,1902.

206. Мордовченко Н.И. В.Белинский и русская литература его времени. М.-Л.,1950.

207. Мордовченко Н.И. Русская критика первой четверти Х1Х в. М.-Л.1959.

208. Московский университет и развитие философской и общественно-политической мысли (К 200-летию МГУ). М.,1967.

209. Мыльцина И.В. Методика изучения периодической печати. М., 1978.

210. Нечаева B.C. Кому принадлежат статьи,подписанные "П.Щ.".-Изв.АН СССР отд.лит. и яз.,1956. т.15,вып.1, с.38-51.

211. Проблемы журналистики. Л., I973-I977, вып. 1-9.

212. Проблемы теории печати. М.,1973.

213. Проблемы теории и истории литературы. М.,1971.

214. Прохоров Е.П. Публицистика в жизни общества. М. ,1968.

215. Русская прогрессивная философская мысль XIX века (30-60-е годы) М.,1959.

216. Русская философская эстетика. М., 1969. 221а. Русский архив. М., 1879.

217. Сакулин П. Из истории русского идеализма. Князь В.Ф.Одоевский. Мыслитель, писатель. М.,1913.

218. Станиславлева В.Н. Направление и типология журнала через призму литературно-критического отдела. В об.; Методика изучения периодической печати. М.,1977.

219. Тарасов Б.Н. П.Я. Чаадаев. Статьи и письма. М., 1987.

220. Тарасов Б.Н. Цена веков. М., 1991.

221. Татаринова Л.Е. История русской литературы и журналистики ХУШ века. М.,1959

222. Татаринова Л.Е. Московский телеграф (I825-I834). M.I959.

223. Тынянов Ю. Поэтика. История литературы. Кино. М. ,1977.

224. Ухалов Е.С. История русской журналистики XIX века. 1800-1840-е гг. M.I964, ч.1.

225. Ученова В.В. Публицистика и политика. М.,1973.

226. Хроника Московского университета. Рус. архив 1901, кн.1, в. 1-3

227. Шкуринов П. С. П.Я.Чаадаев. Жизнь, деятельность, мировоззрение. М.,1960

228. Шлет Г. Очерк развития русской философии. Пг.1922. \

229. Шпицер С. Права и обязанности редакторов и издателей в I830-I840 гг. -Наша старина, 1916,№2.234а. Шубарт В. Европа и душа Востока. Мюнхен, 1947.

230. Энгельгардт Н. Очерк истории русской цензуры в связи с развитием печати .СПБ. 1904.

231. Энгельгардт Н. История русской литературы. СПБ,1902,т.1. XXX

232. Алфавитный каталог изданий на русском языке, запрещенных к обращению и перепечатке в России. Пб.,1894;доп. Пб.,1899;1914.

233. Библиографический словарь профессоров и преподавателей Имперского Московского университета, за истекшее столетие со дня учреждения января 12-го 1755 по день столетнего юбилея января 12-го 1855. М.,1855, 4.1-2.

234. Воспоминания и дневники. ХУШ-ХХ вв. Указ. рукописей. М. ,1976

235. История дореволюционной России в дневниках и воспоминаниях.т.1,2. M.I976-I978 (аннотированный указатель книг и публикаций в журналах, под ред. ПАЗайончковского).

236. Масанов Ю.И. В мире псевдонимов, анонимов и литературных лподделок. Историко-литературные и биографические очерки.М.,1963.

237. Масанов Ю.И. и др. Указатели содержания русских журналов и продолжающихся изданий I755-I970 гг. М. ,1975.

238. Муратова K.M. История русской литературы. Библиографический указатель.

239. Периодические и продолжающиеся издания Московского университета, I756-I970. М.,1970.

240. Русский биографический словарь, т. II, 1914 г. и др.

241. Русские писатели. Биобиблиографический словарь. М., 1971.

242. Словарь псевдонимов русских писателей, ученых и общественных деятелей.