автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.09
диссертация на тему: Абхазские архаические сказания о Сасрыкуа и Абрыскиле

Полный текст автореферата диссертации по теме "Абхазские архаические сказания о Сасрыкуа и Абрыскиле"

- -

и

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК ОРДЕНА ДРУЖБЫ НАРОДОВ ИНСТИТУТ МИРОВОЙ ЛИТЕРАТУРЫ им. А. М. ГОРЬКОГО

На правах рукописи

ДЖОПУАЗураб Джотович

АБХАЗСКИЕ АРХАИЧЕСКИЕ СКАЗАНИЯ О САСРЫКУА И АБРЫСКИЛЕ (Систематика и интерпретации 1екстов в сопоставлении с кавказским эпическим творчеством)

Специальность: 10.01.09 - фольклористика

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Москва-2004

Работа выполнена в Отделе фольклора Абхазского института гуманитарных исследований им. Д. И. Гулиа АН Абхазии

Научный консультант - доктор филологических наук, член-корреспондент РАН В. М. ГАЦАК

Официальные оппоненты: доктор филологических наук А. И. АЛИЕВА доктор филологических наук С. М. ОРУС-ООЛ доктор филологических наук Дж. Я. АДЛЕЙБА

Ведущее учреждение:

Институт гуманитарных исследований Правительства КБР и КБНЦ РАН

Защита состоится « ^ » ^/¿/¡¿^(Л, на заседании Диссертационного совета Д.(

2004 г. в_часов на заседании Диссертационного ¿овета Д.002.209.03 по филологическим наукам при Институте мировой литературы им. А. М. Горького РАН по адресу: 121069, Москва, ул. Поварская, 25-а.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института мировой литературы им. А. М. Горького РАН 0

Автореферат разослан « д[ У » _ _2004 г

Ученый секретарь Диссертационного совета

кандидат филологических наук С. П. Сорокина

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ИССЛЕДОВАНИЯ

Актуальность исследования. Абхазские архаические сказания о Сасрыкуа и Абрыскиле, тая в себе немало пока еще не раскрытых мифологических констант, и поныне сохраняют живое бытование, хотя и принадлежат они разным устным эпическим памятникам. Сасрыкуа - центральный персонаж абхазо-адыгского нартского эпоса, представляющий собой «весьма архаический тип эпического героя, генетически восходящий к культурному герою»1. Также и в остальных национальных версиях нартского эпоса образ Сасрыкуа занимает важное место, однако в них в роли центральных героев выдвигаются другие персонажи (Урызмаг и Батраз - в осетинской версии, Ёрюзмек - в балкаро-карачаевской версии). Сказания же об Абрыскиле составляют отдельный эпос, который относится к кругу кавказских преданий прометеевского цикла и среди них представляет «особый интерес» и имеет «весьма древние черты» [Мелетииский, 1963, с. 213, 215]. Аналитическое исследование сказаний о Сасрыкуа и Абрыскиле в одной цельной работе вполне соответствует типологической, тематической и генетической взаимосвязи данных образов. Отсюда можно сказать, что замысел диссертации вытекает из самого характера и сути архаического эпического повествования абхазов.

Надо отметить, что с конца XIX до начала XXI века записано и опубликовано значительное количество текстов абхазских эпических сказаний, появилось немало исследований по их изучению (краткому обзору этого вопроса посвящена первая глава данной диссертации). Однако существующие публикации и разработки лишь в малой степени затрагивают проблемы текстологии, более достоверной систематики текстов, конкретной научной интерпретации каждого сюжета и сюжетной версии сказаний о Сасрыкуа и Абрыскиле, а специальные работы на данную тем> в таком охвате и исследовательском осмыслении в абхазской фольклористике до сих пор не предпринимались. Этим и обу-

! Мелетииский Е. М. Происхождение героического эпоса: Ранние формы и архаические памятники. - М., 1963, с. 183 (пдш»р- [Мр^типш""', 1963]). ] рос. нлщ;')нч.ы; \ят

библио ггка С.Петербург

/У

и»р1>к

словлена необходимость аналитического изучения архаических сказаний о Сасрыкуа и Абрыскиле в систематическом, сопоставительном и обрядово-мифологическом аспектах, являющихся исключительно важными и актуальными в современном эпосове-дении и фольклористике в целом.

Цель н задачи исследования. Настоящая диссертация представляет собой системно-аналитическое исследование сюжетно-тематического состава абхазских эпических сказаний о Сасрыкуа и Абрыскиле, опыт реконструкции их архаической семантики в контексте кавказских эпических традиций. Выбрав такие аспекты объектом исследования, автор поставил перед собой следующие задачи: 1) провести текстологическую работу по выявлению и сбору аудио-видеозаписей, рукописных текстов и опубликованных материалов многочисленных вариантов абхазских сказаний о Сасрыкуа и Абрыскиле; 2) составить хронологический Указатель записей сказаний, содержащий основной корпус аутентичных текстов и показывающий частоту и последовательность фиксации новых сюжетов и вариантов; 3) выявить основной круг завершенных сюжетно-тематических единиц и их версий, из которых складываются сказания о Сасрыкуа и эпос об Абрыскиле; 4) описать каждую сюжетно-тематическую единицу (сюжет, сюжетную версию, мотив), выводя устойчивые константы из всей суммы имеющихся в наличии вариантов сказаний и приводя достоверные текстовые материалы в оригинале и в максимально точном переводе на русский язык; 5) сопоставить выделенные образы, сюжеты, мотивы и эпизоды с их кавказскими версиями, также проследить проявление этих данных в одних или других рассматриваемых сюжетах абхазской эпической традиции; 6) охватить по возможности всю совокупность сюжетных данных в их соотношениях друг с другом с тем. чтобы в итоге она выявила единую систему мифоэпического мировоззрения, отразившуюся в исследуемых сказаниях; 7) при этом уделить особое внимание выявлению картины эпического мироздания, раскрытию архаической семантики мифоэпических образов, мотивов и эпизодов на основе обрядово-мифологических данных, учитывая то, что «древние обычаи, давно вышедшие из употребления, вплетаясь в фольклорные сюжеты и мотивы, переживают тысячелетия»2. Од-

" Абаев В И. Избранные труды в двух томах. - Т. 1: Религия, фольклор, литература. - Владикавказ, 1990, с. 178 - 179 (далее: [Абаев, 1990]).

иако «отношения этнографических реалий и фольклорных трактовок следует рассматривать не как отношения истоков и "отражений", но как равнозначные по функциям и синхронные по существу выражения одного содержания, единого понимания мира (различающиеся лишь по языку))/.

Материалом для диссертации послужили тексты абхазских эпических сказаний о Сасрыкуа и Абрыскиле, собранные со второй половины XIX в. по настоящее время (401 сказание, включая все варианты, большинство из которых впервые вводится в научный оборот). В их числе звуковые, рукописные и опубликованные материалы. Значительное количество текстов составляют звукозаписи (в том числе и повторные) диссертанта, осуществленные с 1980 по 2000 год. В качестве сравнительного материала использованы наиболее совершенные и выверенные абазинские, адыгские, осетинские, балкаро-карачаевские. чечено-ингушские, лакские, грузинские и армянские эпические тексты, изданные в серии «Эпос народов СССР» (с 1992 г. - «Эпос народов Евразии») и опубликованные в других различных сборниках.

Методология н методические принципы диссертации. В

систематике и научной интерпретации текстов архаических сказаний о Сасрыкуа и Абрыскиле автор учитывал результаты работ исследователей абхазской эпики (прежде всего, Ш. Д. Инал-ипы, Ш. X. Салакая, А. А. Аншбы, С. Л. Зухбы, В. Г. Ардзинбы), опирался на труды эпосоведов-кавказоведов (Е. М. Мелетинского, В. И. Абаева, Ж. Дюмезиля, У. Б. Далгат, А. И. Алиевой, М. Я. Чиковани, Е. Б. Вирсаладзе, М. А. и 3. Ю. Кумаховых и др.), на российские (и зарубежные) традиции в фольклористике, теоретические труды известных ученых - литературоведов, фольклористов и этнографов: А. Н. Веселовского, В. М. Жирмунского,

B. Я. Проппа, Д. Д. Фрэзера, Л. Я. Штернберга, М. М. Бахтина, К. В. Чистова, Б. Н. Путилова, В. М. Гацака, Ю. И. Смирнова,

C. Ю. Неклюдова, Ф. М. Селиванова, А. П. Аникина, X. Г. Корог-лы и др.

Методика исследования автора (контекстуальное изучение, отбор, классификация опубликованных, рукописных, полевых материалов, включая аудио-и видеозаписи с их расшифровками;

" Путилов Б. Н. Экскурсы в теорию и историю славянского эпоса. -СПб., 1999, с. 21 (далее: [Путилов, 1999]).

выявление сюжетной тематики, описание фабулы эпических сказаний, их сопоставление внутри абхазской и других кавказских эпических традиций; раскрытие глубинной семантики текстов на основе этнографических данных и т.д.) сочетает в себе элементы историко-сравнительного и структурно-типологического анализа.

Исследование проводилось, можно сказать, в два'этапа. Первый этан - поисково-собирательский и эдиционно-текстологический. В полевых работах автора в районах Абхазии (1980 - 2000) велся поиск эпических сказителей, осуществлялась запись текстов, относящихся к различным жанрам абхазского фольклора. Удалось выявить ряд талантливых сказителей и записать от них значительное количество эпических сказаний. Автором изданы на языке оригинала различные сборники фольклорных текстов с необходимыми научными комментариями, предисловиями, указателями и словарями: «Абхазский фольклор: Записи Артура Аншбы» (Сухум, 1995) (содержит в числе других текстов 22 нартских и 4 сказания об Абрыскиле); «Абхазские сказания» (Сухум. 2000) (содержит в числе других текстов 22 нартских и 5 сказаний об Абрыскиле); «Ранние записи абхазского фольклора (Из рукописей А. Н. Генко)» (Сухум, 2001) (содержит в числе других текстов 13 нартских и 1 сказание об Абрыскиле). Общий объем этих публикаций - 68 п. л.

Второй этап - обобщающий: написание свыше 20 статей, двух монографий, а также подготовка настоящей диссертации.

Новпзпл результатов диссертации обусловлена: 1) прежде всего, самим выбором темы (абхазские архаические сказания о Сасрыкуа и Абрыскиле в одной цельной работе) и ее аспектов (систематика и фольклорно-этнографическая интерпретация текстов в сопоставлении с кавказским эпическим творчеством); 2) учетом обширного фактического материала, значительная >

часть которого записана самим автором, и привлечением большого числа текстов из других кавказских версий и вариантов анализируемых сказаний; 3) установлением на этой основе сходства и различия сюжетно-тематических структур между абхазскими эпическими сказаниями и аналогичными сказаниями других народов. с одной стороны, а с другой - между абхазскими сказаниями о Сасрыкуа и эпосом об Абрыскиле; 4) выявлением характера эпического мироздания и раскрытием архаической семантики ряда образов, сюжетов, мотивов и эпизодов на основе типологических параллелей и обрядово-мифологических данных. Все

это дает возможность конкретнее обозреть эпическую архаик\ абхазов, содержащую тайны мифоэпических воззрений столь древнего этноса.

Научное значение. Диссертация является новой ступенью исследований эдиционной текстологии, сюжетно-тематического состава и ритуально-мифологической семантики архаического эпического наследия абхазов и находится в русле актуальных требований современной фольклористики, конкретного осмысления эпических сюжетов, мотивов и эпизодов.

Практическая значимость. Аналитические результаты исследования можно использовать в процессе дальнейшего изучения героико-архаической традиции абхазов и других народов Кавказа, при подготовке к научному изданию текстов абхазского народного эпоса, в частности, в серии «Эпос народов Евразии». Основные положения, выводы диссертации могут быть применены также в преподавательской и научно-исследовательской работе.

Апробация работы. Диссертация обсуждена и одобрена Отделом фольклора Абхазского института гуманитарных исследований им. Д. И. Гулиа АН Абхазии. По теме исследования опубликованы две монографии (общий объем - 32,05 п. л.), свыше 20 статей и тезисов (общий объем - около 15 п. л.) и целый ряд абхазских эпических сказаний в различных сборниках и периодических изданиях.

Основные положения работы излагались диссертантом на Международных и Всероссийских конференциях, посвященных проблемам: «Традиционное народное верование сегодня» (Тарту, 1990); «Вопросы иранистики и алановедения» (Владикавказ. 1990); «Нартский эпос и кавказское языкознание» (Майкоп, 1992); «Культурно-историческая общность народов Северного Кавказа и проблемы гуманизации межнациональных отношений на современном этапе» (Черкесск, 1997); «Актуальные проблемы общей и адыгской филологии» (Майкоп, 1999); «Современные проблемы кавказского языкознания и фольклористики» (Сухум, 1999); «Кавказ: диалог цивилизации» (Владикавказ, 2000); «Актуальные проблемы иранистики и теории языкознания» (Владикавказ, 2000); «Нартский эпос: проблемы и итоги на рубеже тысячелетий» (Нальчик, 2000); «Кавказ: история, культура, тради-

ции, языки» (Сухум, 2001); «Национальные культуры в современном мире: Фольклор. Литература» (Сухум, 2003); на республиканских конференциях и ежегодных итоговых сессиях Абхазского института гуманитарных исследований (Сухум, 2000. 2001, 2002,2003).

Структура исследования. Диссертация состоит из Введения, трех глав, Заключения и Литературы.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ И ВЫВОДЫ ИССЛЕДОВАНИЯ

Во Введении обосновывается актуальность работы, формируются цель, задачи и научная новизна диссертации, определяются методологические и методические принципы, а также материал исследования.

В первой главе диссертации - «Из истории собирания, публикации и исследования сказаний о Сасрыкуа и Абрыскиле» - освещаются вопросы текстологии и историографии абхазского ге-роико-архаического эпоса.

Одно из слабых мест абхазской фольклористики - вопросы текстологии (практической и теоретической): правильная фиксация. архивизация, расшифровка аудио- и видеозаписей и достоверная документированная публикация фольклорных текстов. Записи сказаний о Сасрыкуа и Абрыскиле здесь не исключение. При этом вопрос сбора материалов традиционно принято освещать преимущественно с момента публикации текста. А это приводит порой к неточным выводам.

Дело в том, что большая часть ранних записей абхазского фольклора увидела свет довольно поздно, и отнюдь не все опубликованные тексты безупречны в текстологическом отношении. К тому же основная коллекция текстов абхазского нартского эпоса и сказаний об Абрыскиле остается пока еще не изданной. Необходима текстологическая оценка и опубликованных эпических сказаний. В некоторых из них (изданных без соблюдения научных принципов текстологии) много неточностей из-за произвольных правок, которые затем переходили из одного издания в другое. Поэюму в помещенном в первой главе диссертации Указателе предпринята попытка вычленить из всего комплекса опуб-

ликованных и неопубликованных (рукописных и звуковых) наличных материалов более надежные, научно достоверные записи сказаний о Сасрыкуа и Абрыскиле и выстроить их в хронологическом порядке. Общее количество записей сказаний в Указателе - 401 (327 - о Сасрыкуа и 74 - об Абрыскиле). К сожалению, некоторые тексты (особенно записи, сделанные на русском языке), включенные в Указатель, недостаточно удовлетворяют требованиям современной текстологии, но они все же представляют определенный научный интерес. В Указатель не входят материалы из популярных изданий, недокументированные публикации и сводные тексты, даже столь значительный известный свод абхазского нартского эпоса, как «Приключения нарта Сасрыквы и его девяноста девяти братьев» (М., 1962). Указатель составлен по хронологическому принципу. Установка на исчерпывающий (а не выборочный) учет вариантов, наглядно выявила определенный круг мотивов и сюжетов, связанных с образами данных героев, частотность и популярность каждого эпического сюжета в устной традиции. По этому Указателю можно определить последовательность и время фиксации того или иного сказания.

Историю собирания, публикации и исследования абхазских эпических сказаний о Сасрыкуа и Абрыскиле целесообразно рассмотреть с учетом основных этапов ее развития: 1) с 1870-х до начат 1920-х родов; 2) с 1920-х до начат 1960-у годов: 3) с 1960-х годов /7о настоящее время Этапы эти совпадают с периодами историографии всего абхазского фольклора.

С 1870-х до начала 1920-х годов было записано 13 текстов сказаний (4 - о Сасрыкуа и 9 - об Абрыскиле). Первые записи сказаний и о Сасрыкуа, и об Абрыскиле принадлежат: А. Иоаки-мову (1873), И. Лихачеву (1881), В. Ф. Миллеру (1883), В. Гарц-кия (1892), М. Г. Джанашвили (1894), Н. С. Джанашиа (1898, 1917), Э. Жаннерэ (1903), В. Гатцуку (1907), К. Горбунову (1913). Также в 1913 - 1915 годах были произведены первые две записи абхазских нартских сказаний на языке оригинала (архив акад. Н. Я. Марра).

Своеобразными зачатками изучения абхазских эпических сказаний о Сасрыкуа и Абрыскиле до начала 1920-х годов можно считать высказывания различных авторов, в частности, первое сообщение ботаника Н. М. Альбова о бытовании нартского эпоса у абхазов и примечание В. Гатцука к своей записи сказания об Абрыскиле. Также в статье Н. Я. Марра «Кавказоведение и абхазский язык», написанной в 1916 году, содержится весьма цен-

пый взгляд о происхождении кавказских преданий о прикованных героях, согласно которому, «какому бы яфетическому племени ни принадлежала честь создания этого сказания (сказание о прикованном герое. - 3. Д.), та редакция, в которой оно распространено в Грузии и Армении, несомненно, прошла через абхазскую среду... Сам сюжет сказания значительно видоизменен в Грузии под наносным влиянием героической повести персидского происхождения «Амиран-Дареджаниани», в Армении - осложнением его чертами из христианских легенд, тогда как это на самом деле есть одно из древнейших яфетических сказаний о боге солнца, превратившемся в героя. Само имя Амиран, собственно А-тъга или А-тъг, представляет абхазское название солнца а-тга или а-тъг...»".

С 1920-у до иачсиа ¡960-х годов было записано 143 текста сказаний (114 - о Сасрыкуа и 29 - об Абрыскиле). Большинство записей принадлежат С. Н. Джанашиа (2 текста), Г. Ф. Чурсину (4 текста), А. Н. Генко, А. К. Хашбе, В. И. Кукбе (15 текстов), Ш. Д. Инал-ипе (14 текстов), К. С. Шакрылу (13 текстов), Б. В. Шинкубе (74 текста) и Ц. Н. Бжания (14 текстов).

Наблюдения Г. Ф. Чурсина за бытованием и содержанием абхазского нартского эпоса и эпоса об Абрыскиле, проведенные им в 1920-х годах, фактически положили начало научному подходу в изучении этих памятников. Однако исследование этнографа вышло в свет лишь в 1957 году5. В 1949 году Ш. Д. Инал-ипа опубликовал первую обстоятельную работу по нартскому эпосу абхазов6, в которой освещаются идейно-художественная сущность, содержание основных образов и сюжетов эпоса. В 1950-х годах Б. В Шинкуба свои 25 записей сказаний об Абрыскиле и и\ сводным'к-кст предварил короткой статьей, содержащей заметки об ареале распространения и фиксации абхазского' эпоса об Абрыскиле . Одной из первых работ в области изучения героического эпоса абхазов является доклад X С. Бгажбы. прочитанный им в 1954 году на научной конференции в Москве (в ИМЛИ), по-

4 Марр Н Я. О языке и истории абхазов. - М.-Л., 1938, с. 144. 3 Чурсин Г. Ф. Материалы по этнографии Абхазии. - Сухуми, 1957, с.

214 - 223, 241 - 245 (далее: [Чурсин, 1957]). 0 Инал-ипа Ш Д Об абхазских иартскнх сказаниях // Труды Абхазского

НИИ.-Вып. 23,- 1949.-С. 81-120.

7 Шинкуба Б В. Золотые россыпи: Абхазские устные народные сказания и этнографические материалы. - Сухуми, 1990, с. 271 - 272 (далее [Шинкуба, 1990]).

священной проблемам собирания и изучения эпоса народов СССР, который дает общую характеристику эпосу об Абрыскиле, нартским сказаниям и историко-героическим песням абхазов8. Хозяйственному быту в нартском эпосе абхазов посвящена статья Ц. Н. Бжания, написанная в 1955 году, но опубликованная значительно позже9. Исследователь довольно интересно интерпретирует мотивы и образы эпоса, в частности, образы Сатаней-Гуащи, пастуха и Сасрыкуа в сюжете о рождении героя, находя в них отражение культа плодородия. Примечательно, что этнограф впервые обратил внимание на характерные особенности описания природы в нартском эпосе. Также в данной статье затрагиваются некоторые особенности образа Абрыскила.

С 1960-х годов по настоящее время собрано 245 текстов архаических сказаний (209 - о Сасрыкуа и 36 - об Абрыскиле). Основное число этих записей произведено Ш. X. Салакая (55 текстов), А. А. Аншбой (16 текстов) и мной (85 текстов). Материалы эти в основном пока еще не опубликованы. Среди них много раннее незафиксированных мотивов и сюжетов или их новых сочетаний, которые обогатили сюжетно-тематический состав эпических сказаний о Сасрыкуа и Абрыскиле (59 текстов).

Этот достаточно большой период времени характеризуется появлением с конца 1950-х - начала 1960-х годов первых абхазских профессиональных фольклористов - Ш. X. Салакая, А. А. Аншбы, С. Л. Зухбы, Р. А. Хашбы. Следовательно в абхазской фольклористике возник ряд новых явлений и подходов. В частности, начиная с 1960-х годов были сделаны первые звукозаписи, в том числе, эпических сказаний о Сасрыкуа и Абрыскиле. Стали применяться фольклористические методы (или близкие к ним формы) в собирании и публикации полевых материалов. Сравнительно более строго начали относиться к редакторскому вмешательству в текст и его художественной обработке. Примечательно также, что с 1970-х годов началась частичная фиксация абхазского фольклора от зарубежных абхазов, в частности, были сделаны несколько записей эпических сказаний о Сасрыкуа и Абрыскиле от турецких абхазов.

Начиная с 1960-х годов заметно активизировалась работа по изучению абхазской эпической традиции, появились монографи-

8 Бгажба X. С. Труды. - Сухуми, 1987. - С. 261 - 272.

9 Бжания Ц. Н. Из истории хозяйства и культуры абхазов: Исследования и материалы. - Сухуми, 1973. - С. 209 - 228.

ческие исследования нартских сказаний и эпоса об Абрыскиле. Гак, первое монографическое исследование абхазского героического эпоса принадлежи! Ш. X. Салакая10, который рассмотрел все основные памятники героико-архаического и героико-исгорического творчества абхазов. В работе освещаются вопросы идейно-тематической сущности и художественных особенностей нартского эпоса, прослеживается эволюция эпических образов (в особенное ги, Сатаней-Гуащи, пастуха Нарджхьоу и Сасрыкуа) от архаического ядра эпоса (цикл сказаний о Сасрыкуа) до его завершения, обусловленная социальными переменами в обществе. Ш. X. Салакая считае!, что первоначальное ядро нартского эпоса зародилось в середине III тысячелетия до н.э. в среде аборигенного населения Кавказа - предков современных абхазо-адыгских народов и отчасти - осетин. В связи с генетическими проблемами ученый рассматривает и этимологию древнейших нартских терминов, прежде всего, общих для всех национальных версий эпоса (с незначительными вариациями), как парт. Сатаней, Сасрыкуа. В вопросах жанровых и художественных особенностей абхазского нартского эпоса ученый отмечает, что «в абхазском нартском эпосе основным и ведущим циклом стал цикл сказаний о Сасры-квс и Сатапей-Гуаше. Вокруг имен этих персонажей, особенно первого, концентрируются основные события, главные сюжетные линии эпоса. Эти персонажи принимают участие почти во всех событиях, описываемых в нем» [Салакая, 1966, с. 92]. Исследователь показывает роль гиперболы и других художественных средств в создании эпических образов. В работе Ш. X. Салакая специальному исследованию подвергается и абхазский эпос об Абрыскиле. Впервые конкретно, на основе анализа различных вариантов сказаний, раскрывается идейное содержание эпоса, приводятся его основные мотивы и сюжеты. Следующая монография Ш. X. Салакая" конкретно посвящена абхазской версии кавказской Наргиады. Она собственно представляет собой расширение и углубление соображений и выводов по нартскому эпосу абхазов, содержащихся в его первой работе. Научная значимость книги еще больше усиливают прилагаемые к ней 25 текстов - образцы основных сюжетов абхазского нартского эпоса в

10 Салакая Ш. X. Абхазский народный героический эпос. - Тб , 1966

(далее: [Салакая, 1966]). " Салакая Ш. X. Абхазский нартский эпос. - Тб., 1976 (далее: [Салакая, 1976]).

*

максимально точном переводе на русский язык, 20 из которых относятся к циклу сказаний о Сатаней-Гуаще и Сасрыкуа.

Другой абхазский нартовед А. А. Аншба вопросам ,, абхазского нартского эпоса посвятил две монографии1". Это -первая попытка специального рассмотрения вопросов сюжетос-ложения, стиля, поэтического языка и традиции исполнения абхазских нартских сказаний. Изучая жанровую природу эпоса, роли в нем мифа, сказки и истории, а также характер циклизации сказаний вокруг отдельных героев, исследователь приходит к выводу, что «главными и основными героями эпоса являются мать нартов Сатаней-Гуша и нерожденный ею сын Сасрыква... Существует фактически один законченный, завершенный цикл (цикл Сасрыквы), герой которого проходит почти через все сказания... Образы Сатаней-Гуаши и Сасрыквы создавались в период наивысшего расцвета эпоса» [Аншба, 1970, с.111]. В следующем монографическом исследовании А. А. Аншбы11 отдельная глава посвящена абхазскому нартскому эпосу, где широко освещаются вопросы происхождения, исторических и историко-этнографических основ конкретных эпических мотивов и сюжетов.

Значительный интерес к изучению героического эпоса абхазов проявляет С. Л. Зухба. В своей специальной работе, посвященной взаимоотношениям волшебной сказки и нартского эпоса абхазов, фольклорист обнаруживает ряд сходных мотивов между этими жанрами: чудесное рождение героя, закалка и испытание героя, укрощение коня, посещение подземного царства. Они, по мнению ученого, «не представляются в целом заимствованными одним жанром из другого, а восходят к недифференцированному, идеологически синкретическому фольклору»11. Ученым рассматриваю 1ся вопросы бытования, ономастики, основного содержания и типологии абхазского нартского эпоса, анализировано идейное и историко-этнографическое содержание основных мотивов и эпизодов эпоса об Абрыскиле. Исследователь затрагивает и вопрос датировки памятника, который, вслед за Ш. X. Салакая

12 Аншба А. А. Некоторые художественные особенности абхазских нартских сказаний. - Сухуми, 1968 (на абх. яз.); Аншба А. А. Вопросы поэтики абхазского нартского эпоса. - Тб., 1970 (далее: [Аншба, 1970]).

ь Аншба А. А. Абхазский фольклор и действительность. - Тб., 1982.

14 Зухба С. Л. Абхазская народная сказка. - Тб., 1970, с. 192.

и А. А. Аншбы, считает, что «героическое сказание об Абрскиле сравнительно позднего происхождения, чем нартский героический эпос»15.

Образы Сасрыкуа и Абрыскила занимают весьма значительное место в исследованиях этнографа Л. X. Акабы в области изучения религиозно-мифологических представлений абхазов. Анализируя мифологические подосновы сказаний о Сасрыкуа и Аб-рыскиле, Л. X. Акаба заключает, что в своей первооснове эти образы возникли одновременно, Абрыскил - двойник Сасрыкуа, первоначально он представлялся, подобно Сасрыкуа, детищем «великой матери»16.

Несколько новый подход к исследованию нартского эпоса (в отличие от традиционного изучения идейного содержания и художественных особенностей памятника) применяется в работах В. Г. Ардзинбы, который на основе изучения эпоса и ритуальной практики реконструирует ряд образов, сюжетов и мотивов нарт-ских сказаний. Ученый описывает комплекс устойчивых образов, мотивов и элементов сюжета о чудесном рождении героя из камня, которые рассматриваются как компоненты единого целого, структуры сюжета; прослеживает их проявление в других сюжетах эпоса; сопоставляет с ними этнографические данные из традиции абхазо-адыгов, и, наконец, приводит интересные параллели из хурритской и хаттской традиций к мотивам и элементам сюжета о чудесном рождении героя из камня

Основным образам, отдельным сюжетам и мотивам, эпической контаминации, этиологическим ремаркам, поэтико-воззренческим аспектам, поэтико-стилевым особенностям (эпи-ко-фантастическим и гиперболическим описаниям, эпитетике), систематике текстов, абхазо-адыгским нартским параллелям и вопросам текстологии абхазских нартских сказаний и эпоса об Абрыскиле посвятил две монографии и ряд статей автор этих строк (см. основные публикации автора по теме исследования).

Абхазские нартские сказания и эпос об Абрыскиле в качестве сравнительного материала использовали (к сожалению, не в

15 Зухба С. Л. Типология абхазской несказочной прозы. - Майкоп, 1995, с. 240.

16 Акаба Л. X. Из мифологии абхазов. - Сухуми, 1976, с. 68, 73 (далее: [Акаба, 1976]).

17 Арпинба В. Г. Нартский сюжет о рождении героя из камня // Древняя Ан;п7ппя.-М., 1985.-С. 128- 168 (далее: [Ардзинба, 1985]).

полной мере, из-за отсутствия научных двуязычных изданий текстов) в ¿воих работах многие исследователи: Е. М. Мелетинский, Е. И. - Крупное, В. И.Абаев, Ж. Дюмезиль, У. Б.Далгат, А. И.Алиева, М. А. и 3. Ю. Кумаховы, М. Я. Чиковани, Е. Б. Вир-саладзе, Ю. С. Гаглойти, А. М. Гадагатль, А. М. Гутов, А. 3. Хо-лаев, 3. В. Абаева, Г. В. Цулая, Т. М. Хаджиева, М. Д. Каракетов. Ю. А. Дзиццойты, А. А. Туаллагов и др. Исследования этих и целого ряда других ученых свидетельствуют о том. что разработка ► вопросов, связанных с кавказской Нартиадой и кавказскими

' преданиями о героях прометеевского типа - памятниками

культуры и искусства мирового значения, с давних пор | представляет непреходящий научный интерес.

Во второй главе диссертации - «Песни и сказания о Сасры-куа» - систематизированы и интерпретированы тексты в сопоставлении с кавказской эпической традицией.

В абхазском нартском эпосе цикл основных песен и сказаний о Сасрыкуа складывается из следующих сюжетно-тематических единиц, которые обнаруживают не только варианты, но и своеобразные версии:

1. Чудесное рождение п богатырское детство героя: 1) «чудесное рождение героя из камня»; 2) «укрощение коня»; 3) «изготовление меча из необычного железа».

2. Спасение братьев-нартов: 1) «добывание огня»; 2) «проглатывание братьев-нартов старухой-ведьмой»,

3. Посещение подземного мира: 1) «освобождение водного источника»; 2) «освегцение пути свечением мизинца»; 3) «чудеса по пути к родителям жены»; 4) «оживление о/сены (суженой) с помощью 1/елебной травинки или листа».

4. Поиск более сильного соперника: 1) «встреча с великаном-пахарем»; 2) «встреча с богатырем-всадником».

к 5. Женитьба героя: 1) «героическое сватовство»; 2) «роко-

вая смерть младенца».

6. Гибель героя: 1) «гибель от камня»; 2) «уход в загробный ь мир»; 3) «выведывание местонахождения души героя и его ко-

ня»; 4) «перерезание ног»; 5) «поминки по герою»; 6) «уход на луну»; 7) «заклятия на собак и волков».

1.1. «Чудесное рождение героя из камня» - одно из самых распространенных и наиболее устойчивых сказаний в нартском эпосе абхазов. Во всех основных версиях нартского эпоса оно таит в себе весьма архаические мифоэпические представления. По мне-

мню исследователей, в нем следует видеть древнейший мифологический сюже1, «возможно, восходящий к неолиту» [Мелетинский. 1963, с. 176], к расцвету матриархата. Само имя Сасрыкуа, по пре i-положению Ш. X. Салакая, «содержит элемент, восходящий к эпохе неолита (или энеолита) и отразивший ее (саср, соср - "камень", "скала") » [Салакая, 1976, с. 112].

Одни ученые (В. Ф. Миллер, Н. С. Трубецкой) находят корни данного нартского сюжета в древних мифах о Митре и Зевсе Псевдо-Плутарха, Павсания и Арнобия ls. Однако, как пишет В. Г. Ардзинба, «отсутствие какого-либо упоминания андрогинных персонажей в нартском эпосе не позволяет считать ни миф о Митре, ни миф о Зевсе непосредственным источником нартского сюжета. Сюжеты, содержащиеся в сочинениях Псевдо-Плутарха, Павсания и Арнобия, связаны с областями, в которых были расселены хуррито-урарты или существовало их влияние. Данное обстоятельство, а также наличие некоторого сходства этих мифов с хурритским мифологическим эпосом "Песнь об Улликумми" допускают предположение, что они восходят к древнему хурритскому эпосу, возникшему, естественно. задолго до того, как он был переведен на хеттский язык (приблизительно в XIII в. до н.э.)» [Ардзинба, 1985, с. 157 - 158]. На сходные черты между Сасрыкуа и хурритским Улликумми впервые обратил внимание Е. M Мелетинский, сопоставляя Сасрыкуа с персонажами других традиций, и отметил, что «в сказаниях о рождении Сосруко, Митры, Улликумми можно допустить общую основу» [Мелетинский, 1963, с. 176].

В абхазском эпосе в наиболее целостных вариантах сюжета о рождении Сасрыкуа уже с момента отправления Сатаней-Гуащи к реке все описания ее образа предвещают «встречу» с пастухом - страстная, зазывная внешность, клуб шерсти, веретено из целого дерева, прясла из целого валуна и т.п. «В прядении, изготовлении нити из шерсти, льна можно усмотреть отождествление нити и "пути", судьбы, связывающих Сатаней и пасту-ха»[Ардзинба, 1985, с. 156]. Также образы веретена гп г/елого дерева и прясла гп целого валуна, вероятно, сопоставимы с фаллом пастуха, кажущимся Сатаней-Гуаще то ли скалой, то ли деревом, и камнем, в который попадает семя пастуха: «Бахэызар -

18 Миллер В Ф. Рецензия на СМОМПК.-Вып. 4 - 1884//Журнал Министерства народного просвещения. - 1885. - № 5, с. 90; Трубецкой Н. С. Избранные труды по филологии. - М , 1987, с. 346 - 349 (далее-[Трубецкой, 1987]).

працэалшьеит./ Шэацыцьацзар - икеиылшьеит» - «Для скалы - великоватым посчитала его, / Для оерева - маловатым посчитала его» <...> «Сагаии-Гэашьа дацэшэап,/ Хах,э дук даа-дыххат./ "Ацсгхэа" ул ахахэ ду иаахт» - «Сапипш-Гуаща испугалась/ И подбежала к большому камню, [чтобы спрятаться]. /' "Облако" ударилось об этот большой камень»'9. С этим образом ассоциируются некоторые ритуальные черты дольменной культуры Кавказа: дольменная втулка в форме фалла, круглое овальное отверстие в форме женскою лона и округлые выпуклости выше него в форме женской груди20. Камень предстает как бы в двух ипостасях: как гиперболическое изображение фалла и как лоно, в которое попадает семя. В связи с каменной природой героя логична и этимология имени Сасрыкуа как «сын кам-ня»[Салакая, 1976, с. 97 - 112].

Все это совершенно определенно явствует об отражении архаического фаллического культа и почитания камней в данном сюжете. А поклонение камням, как установлено, очень часто является пережитком фаллического культа. О наличии фаллического культа у абхазов свидетельствуют, как нартские и другие фольклорные тексты, так и декоративно-прикладные, религиозно-игровые, археологические материалы. Отражение фаллического культа в нартском сюжете о рождении Сасрыкуа как бы подкрепляется, еще более усиливается наличием в нем описания образа быков. В фабуле сюжета изображение наготы нартского пастуха, пребывающего в состоянии сна на противоположном берегу реки, его огромного фалла почти постоянно связано с нартскими быками: «Нар щи рыцэажэцэа, амц ианырклак, / Ртэышкэа ахьыршьуелт» — «Быки нартов, когда пристанут мухи, / Рогами трутся об него» [Джапуа, 2003, с. 38-39]. О глубоких корнях и широком развиши культа быка у абхазов свидетельствует целый ряд фольклорных, обрядовых и археологических материалов. С особым почтением относились абхазы к ритуальным и поминальным жертвоприношениям быка"1.

19 Джапуа 3. Д. Абхазские архаические сказания о Сасрыкуа и Абры-скиле (Систематика и интерпретация текстов в сопоставлении с кавказским эпическим творчеством. Тексты, переводы, комментарии).

^ - Сухум, 2003, с. 38-39 (далее: [Джапуа, 2003]).

20 Марковин В. И. Дольмены Западного Кавказа. - М , 1978, с. 203 - 231. Джанашиа Н. С. Статьи по этнографии Абхазии. - Сухуми, 1960, с. 85 -86.

Пространственными зонами в описании «встречи» Сатаней-Гуащи и «пастуха» служат река (вода) и противоположные берега. На одной стороне реки находится Сатаней-Гуаща, а на другой - «пастух». Река предстает как рубеж между сторонами, как пограничная зона эпического пространства. Подробное рассмотрение характерных примет образа «пастуха» (поза во время сна (свернувшись кольцом), гигантские брови и т.п.) в сопоставлении с другими сходными образами нартского эпоса (с проглотившей братьев-нартов старухой-ведьмой, адауы-великаном - хранителем огня, великаном-пахарем и великаном-всадником) и иных традиций, проведенное В. Г. Ардзинбой, позволяет интерпретировать образ «пастуха» как существа «иного», «потустороннего» мира [Ардзинба, 1985, с. 160].

С приходом Сатаней-Гуащи к реке все освещается. Сияние Сатаней-Гуащи ослепило, ошеломило «пастуха»: «Лара [Сатапси-Гэашьа] лцэа анхылт, адыупси, илашет, ицшз[ах]ет, азы тылашааит, акэара лашет, арьш лцва хтны иапаба, ажв-тя лашст » - «Когда \Сатсшей-Гуаща\ обнажилась, стало сто 1ько света и красоты, что река засияла, заснял берег; само небо, увидев ее наготу, засияло» [Джапуа, 2003, с.42]. Данная «формула свечения» устойчиво встречается как атрибут описания образа Сатаней-Гуащи в сказании о рождении Сасрыкуа. Рассматривая подобные описания в сказке (весьма распространенные в фольклоре многих народов), В. Я. Пропп (привлекая и абхазский материал) говорил об их связи с иным царством, с пространственным перемещением героев из одного царства в другое22. Отсюда можно предположить, что и приведенное описание первоначально не являлось признаком красоты, а означало появление Сатаней-Гуащи в ином царстве, освещение потустороннего мира. Вероятно, к атрибутам потустороннего мира относится и мотив «пастуха с быками», который может отражать представления «о потустороннем мире как 'пастбище', 'луге', на котором пасутся души (скота и людей)»23. Сцена «встречи» Сатаней-Гуащи и «пастуха», находящихся на противоположных берегах, исключительно четко воспроизводится в эпитете-обращении: «мой сын, рожденный двумя берегами [реки]» (иырцэ-аарцэла

22 Пропп В. Я. Исторические корни волшебной сказки. - Л., 1986, с. 285

(далее: [Пропп, 1986]).

21 Гамкрелидзе Т. В., Иванов В. В. Индоевропейский язык и индоевро-

пейцы. - В двух книгах. - Тб„ 1984, с. 824.

низ същкэып)' . О возможном отражении в сюжете потустороннего и посюстороннего миров свидетельствует еще и то. что в абхазском языке пространственная антитеза карцвы-аарцвы (нарцэы-ыаривы) означает как тот и этот (потусторонний и посюсторонний) миры, так и тот и этот (противоположные) берега -пырщ-сшрцв (пырцэ-аарцв^.

Изложенные выше соображения о семантике сказания подводят нас к следующему весьма интересному объяснению генезиса данного нартского сюжета. Приметы образа «пастуха» характеризуют его как демоническое существо потустороннего мира (змея - хранителя воды), а приметы образа Сатаней-Гуащи - как сексуальную избранницу этого хтонического покровителя плодородия. Отсюда вытекает. что здесь мы имеем тот же мотив мифологического змея в его первоначальной форме и своеобразном выражении, характеризующийся отсутствием змееборца. По определению В. Я. Проппа, змееборство возникло как видоизменение другого, бывшего до него, мотива, ему предшествовало иное архаическое состояние змея. Тогда же змей (или другое чудовище) мыслился не как змей-насильник, а как хтоническое божество плодородия, как благое существо, которое одаривает героя магическими способностями (поглощая и выхаркивая его), подает воду (управляет водой во благо людям). Его избранницы (или избранники) сами приходят (их не приводят) к нему за различными магическими благами (как, например, Сатаней идет к реке с желанием «встретиться» с «пастухом»). На этой «предзмееборческой» стадии один из характерных (или, быть может, наиболее характерных) атрибутов змея - сексуальная, фаллическая символика, связь с рождением [Пропп, 1986, с.211-280]. Выясняется, что именно такое первоначальное состояние мотива змея (благого змея-дарителя, чудесного оплодотворителя) засвидетельствовано в нартском сюжете о чудесном рождении героя из камня. Трансформация же мотива змея-подателя в мотив змееборства наблюдается в других нартских сюжетах. Картина «любовной» связи «пастуха» и Сатаней в сущности пока еще не соответствует обряду предоставления непорочных девушек водяным чудовищам (в форме «жертвоприношения») с целью повлиять на плодородие, она скорее является первоначальной ступенью подобного ритуала. С этим со-

24 Джапуа 3. Д. Нартский эпос абхазов: Сюжетно-тематическая и по-этико-стилевая система. - Сухум, 1995, с. 84 (далее: [Джапуа, 1995]).

25 Генко А. Н. Абхазско-русский словарь / Подгот. к печати., предисл. и коммент. T. X. Халбада. - Сухум, 1998, с. 16, 185, 190.

ыасуегся и moi ив непорочности, девственности Сатаней, наличествующий в ряде вариантов нартских сказаний. Так, в некоторых абхазских, абазинских и адыгских сказаниях говорится, что лик Сатаней подобен лику молодой прекрасной девы, что ей не суждено имегь мужа - сколько не просили ее, не выходила замуж; бездетна, хочет иметь детей, или что она зачавшая дитя внебрачной связью, ма i ь не рожденных ею сыновей [Ардзинба, 1985, с. 155]. В этой связи примечательно, что Сатаней не приводят к «пастуху» в каче-С1ве жертвы, а сама приходит к нему с сексуальными вожделениями (ср. сс обнаженное тело, столь яростно возбуждающее «пастуха»). В сюжете и «пастух», и Сатаней как бы взаимовлияют, предстают как создатели или символы плодородия. Иными словами, инициатива в сексуальном избрании исходит не только (порой даже не столько) от «nací уха», но и от Сатаней. В этом смысле образ Сатаней сопоставим с лесной женщиной (персонаж охотничьих и иных мифологических рассказов народов Кавказа), которая, встречая охотника (или другого мужчину) в лесу, предлагает ему свою любовь26. В связи с оюждествлением образа «пастуха» Нарджхьоу с образом змея весьма примечательно, что Нарджхьоу в другом нартском сюжете выстл nací как похититель единственной сестры нартов Гунды Прекрасной и что, особенно существенно, в одном варианте сказания об умыкании Гунды Прекрасной он предстает как семиглавое существо: «Иарчхьоу быжь-хык ихагылан» — «У Иарчхъоу бы-lu семь го те» [Джапуа, 2003, с. 46]. Отсюда наблюдается прямой переход от змея-дарителя к змею-похитителю, обнаруживается 1снс|ическая связь мотива змееборства с мотивом героического сватовства.

1 2 «Укрощение коня» - мотив, предстающий как составная часть сюжета о «чудесном рождении героя из камня». Находит типологические параллели во многих эпических традициях, и в нем вскрываются довольно характерные представления. Так, гиперболическое изображение мотива «укрощения коня» отражает грандиозность и контрастность вселенной в вертикальной (небо, je\iwj и i оризонтальной (гора, берег) проекциях. Глубокая пен/ера, река и противоположный берег или море, из которого выходит кобыла, вероятно, символизируют иной, потусторонний (подводный) мир, мир того же самого «пастуха» с того же самого противоположного берега реки. Происхождение копя «генетиче-

26 См.- Вирсаладзе Е. Б. Грузинский охотничий миф и поэзия. - М. 1976, с.113-133.

ски» связано с рождением самого Сасрыкуа, между н'' -м явно наличествует симпатическая связь.

1.3. «Изотов гение меча га необычного жаеза» - сюжек представленный в абхазском эпосе и в других версиях (абазинской, адыгской, осетинской и балкаро-карачасвской) кавказской Нартиады как самостоятельное сказание В нем можно усмотреть «следы понимания космического происхождения метеоритного железа»" : схожие представления обнаруживаются и в хепских 1екетах.

2.1. «Добывание огня» - наиболее популярное и исходное сказание в нартском эпосе абхазов. Очень часто оно сливается воедино с сюжетом о «чудесном рождении героя из камня». Это, пожалуй, самая естественная и традиционно устойчивая контаминация сюжетов в тематике нартского эпоса абхазов. Описания сказания почти тождественны (варьируют только в деталях) в более целостных вариантах сюжета во всех версиях нартского эпоса, кроме как в осетинской, где первая часть повествования получает другую интерпретацию.

«Добывание огня» сближает Сасрыкуа с культурными героями древнейших, первобытных мифов. В этом смысле очень характерно, что в нартском сюжете предстает образ именно обычного огня, окольцованного чудовищем адауы-великаном, а не его метафора - олицетворение в виде какою-то божества, женщины-хозяйки или небесной красавицы. Как установлено, «в примитивных мифах о происхождении огня сам огонь не олицетворяется' он изображается как простой, чисто вещественный, бытовой огонь (пламя, искры, тлеющая головешка), а олицетворенными выступают окружающие его персонажи (владелец, похититель, даритель огня)»28.

В структуре сказания ясно очерчиваются пространственные обозначения места действия, как приметы очень далекого, потустороннего мира - место обитания адау ы-великана. Путь героя связан с вершиной неприступных ска I. где никогда не бывали нарты, с глубиной страшного ущелья, дремучим лесом, с пеи/е-рои. Еще В.Я. Пропп отмечал, что лес часто выступает в фольк-

2' Ардзинба В. Г. К истории культа железа и кузнечного ремесла (почитание кузницы у абхазов) // Древний Восток* Этнокультурные связи -М„ 1988, с. 270 и сл.

28 Токарев С. А. Огонь // Мифы народов мира: Энциклопедия в двух томах. - 2-е изд. - Т. 2. - М„ 1988, с. 239.

лоре как зона перехода в потусторонний мир[Пропп, 1986, с. 5758]. Вершина неприступных скал, где Сасрыкуа настигает брать-ев-нартов, откуда сбивает или рукой срывает звезду, перейдя которую можно попасть в мир чудовища - адауы-великана сходна с адыгской Харам-горой. Оттуда герой начинает свой основной подвиг - похищение огня, с вершины, с которой виден не только весь нартский мир, но и иной мир, где на расстоянии пути в семь ночей и в семь дней обитает враг - хранитель огня29. Как и в абхазском эпосе, в абазинской, адыгской и балкаро-карачаевской версиях Сосруко /Сосурук встречается с иыыжем/ эмегеном -хранителем огня в ущелье, пещере или в пропасти. Приметы облика адауы-великана - манера сна (свернувшись кольцом), мохнатое ухо и т.п. - характеризуют его как существо иного мира.

2.2. «Проглатывание братьев-нартов старухой-ведьмой» -сюжет, строящийся посредством воздействия мотивов и элементов волшебно-героических сказок о людоедах30. В описаниях сказания отчетливо воспроизводятся приметы места действия и образа противника, имеющиеся в сюжете о «добывании огня». Также сопоставимы: лохматые длинные брови старухи-великанши с гигантскими бровями «пастуха» (в сюжете о «чудесном рождении героя из камня»); привязывание собак волосами, вырванными из бровей старухи-великанши с расставлением силков, сплетенных из волос адауы-великанши (в сюжете о «встрече с великаном-пахарем»). Огромное дерево в центре красивого поля, вершина которого касается неба, по-видимому, символизирует рубеж, переправу из одного мира в другой - потусторонний. Образ дерева представляется как своеобразное «мерило» богатырской мощи, как способ испытания героя перед входом в мир хтонических существ.

3.1. «Освобождение водного источника» - сказание, предстающее как неудавшаяся попытка погубить героя. Основу сюжета составляет традиционный и необычайно широко распространенный в мировом фольклоре (в мифе, эпосе, сказке, легенде, духовном стихе) мотив змееборства [АТ 300], восходящий к

29 Кумахов М. А., Кумахова 3. Ю. Нартский эпос: Язык и культура. - М., 1998, с. 79 (далее: [Кумахов, Кумахова, 1998]).

30 Ср.: The Types of The Folktale. A Classification and Bibliography. A. Aarne's Verzeichnis dcr Marchentypen translated and enlarged by S. Thompson // FF Communications, N 184. - Helsinki, 1961, №332H*, ЗЗЗА, 2028B (далее: [AT]).

мифоэпической традиции «отдавать девушек и женщин в жены водным духам, которые часто выступают в виде огромных змеев и драконов»31. Его кавказский вариант входит в тематику как волшебно-героических сказок, так и Нартиады - в абхазской и балкаро-карачаевской версиях эпоса. В нартском эпосе абхазов данное сказание - собственно эпическое, исконное произведение, а не трансформированный мифологический или сказочный сюжет. Как установлено, «и сказка, и эпос имеют своим первоначальным "предком" миф» [Путилов, 1999, с. 18]. Своими корнями этот всемирно известный сюжет и восходит к мифу.

3.2. «Освещение пути свечением мизинца» предстает как одна из версий сошествия Сасрыкуа в преисподнюю (в подводный мир). Антитеза мрак - свет, постоянно присутствующая в сюжете, вероятно, означает подводное (как мрак) и земное (как свет) пространства. Освещение (мизинцем - в абхазской версии нарт-ского эпоса, алмазным перстнем - в абазинской версии, обнаженными руками - в адыгской и балкаро-карачаевской версиях или грудью - в осетинской версии) места перегона табуна (входа в подводное царство) сопоставимо с освещением речного пространства (или всей вселенной) обнаженным телом Сатаней-Гуаши в сюжете о «чудесном рождении героя из камня».

3.3. «Чудеса по пути к родителям жены» - сюжет, встречающийся и в нартском эпосе, и в сказке (ср. АТ 471 **). Его присутствие в сюжетной тематике абхазской версии нартского эпоса достаточно стабильно. Во всех версиях и вариантах сюжета чудеса по пути героя символизируют приметы потустороннего мира, предстающего здесь в горизонтальной проекции: река - как рубеж между потусторонним и посюсторонним мирами, как вход в подземное царство, как переправа (функционально сходная с рекой, встречающейся в сюжетах о «чудесном рождении героя из камня», «добывании огня», «освобождении водного источника», «освещении пути героя»); бараньи и бычьи головы - как проводники героя (души героя) в иной мир; дерево посередине поля -как вариант мирового дерева (аналогичное дереву, которое фигурирует в сюжетах о «проглатывании братьев-нартов старухой-ведьмой» и «освобождении водного источника»); пасть медведя - как пасть змея, через которую герой попадает в иной мир; чер-

Фрэзер Д. Д. Золотая ветвь. - 2-е изд. - М , 1983, с. 145 (далее: [Фрэзер, 1983]).

тле (,оропы <; г ¡убоком уще ¡ье, мрак и i п. как а грибу гы 3..1, >б-ного мира

3 4 «Ожив leuue жены (сужении) с по.мощыо цек'бнои тра-чипки а ш тети» - своеобразная версия сюжета о посещении 'а-гробного мира и мотива змееборства [AT 612]. Оно встречается и в фольклоре многих северокавказских народов32. Сказание в усеченной форме передает некоторые описания сюжетов о посещении i/oг> стороннего мира Аналогичные мотивы оживления героя широко распространены в мировом фольклоре.

4 1. «Встреча с ее шкапом-пахарем» - сюжет, встречающийся и в эпосе, и в сказке [AT 650В]. Варианты данного сказания очень широко представлены в фольклорных традициях народов Кавказа В частности, к абхазскому варианту весьма близка фабула кумыкской богатырской сказки, в которой наличествуют образы великана-пахаря, его жены и бессильного перед ними героя [Далгат, 1972, с. 96]. Структура сказания содержит мотивы, сходные с мотивами и эпизодами, встречающимися в других основных сюжетах о Сасрыкуа, в частности, о «чудесном рождении героя из камня» и о «добывании огня». Так, описания, связанные с ада) ы-великаншей, очень близко напоминают образ Сатаней-Г>ащи, ее «встречу» с «пастухом». Однако примечательно, что в данном сюжете события описываются в гротескно-сатирическом или юмористическом аспекте. При встрече с великаном-пахарем богатырская мощь героя подвергается предельной минимализа-ции. И это объясняется самим гротескным характером сюжета, в котором можно усмотреть следы обряда, связанного с культом земли, плодородием, производительной силой. Заметен карнавальный стиль сказания, фабула которого предстает как смеховое действо Оiсюда представляется, что данный сюжет метафорически, в гротескном стиле воспроизводит некоторые элементы мотива «встречи» Сатаней-Гуащи и «пастуха» в контексте эротической символики обряда пахоты и сева.

4 2 «Встреча с богатырем-всадником» — сюжет, во многом совпадающий с предыдущим сказанием. Несмотря на некоторые поздние трансформации, сюжет сохраняет архаическую основу. Сам «образ Тотреша, седьмого или девятого брата, погибающего от р>ки Сосруко, может рассматриваться как переосмысление

^ Алиева А. И Поэтика к с гиль волшебных сказок адыгских народов - М , 1986, с 32, 47, Долга г У. Б Героический эпос чеченцев и ингушей Исследование и тексты - М, 1972, с 249 (далее: [Далгат, 1972])

образа семиголового великана, которого убивает Сосруко (Сас-рыква) в сказании, повествующем о добывании огня» [Ардзинба, 1985, с. 146]. Последнее соответствует самим описаниям сюжета, в которых воспроизводятся приметы древнейших образов - противников героя.

5. \. «Героическое сватовство» в цикле сказаний о Сасры-куа реализуется в виде умыкания небесной красавицы, в форме поездки за далекой невестой. Картина, описанная в сюжете, очевидно, соответствует образу неба Сама дева-красавица дочь Богов, она не стареет и не молодеет Гора, на вершине которой воздвигнут дворец, может быть, связана с представлениями о мировой горе - гора как небо или небо на горе. В образе семиэтажного дворца га птичьих костей или .хрустали, которого достигают только ветер, сочнечные лучи и небесные тучи, видны мифологические представления о семи мирах и этажах мира Путь героя к небесному миру, небесной деве-красавице пролегает по вертикали и горизонтали - по скале, novo и честниие. Он предстает как символ восхождения к небесам, как преграда или граница, соединяющая разные миры; через него проходит движение героя вверх и вниз. Но до Сасрыкуа путь оставался как бы односторонним: все следы вели точько вверх, оттуда не возвращались. А с победой в брачных состязаниях герой прокладывает обратный путь и осваивает само небесное пространство. Образ поля, обладающего чудесным свойством («круговое движение» героя по полю), предстает как модель неба - небо-поле

5.2. «Роковая смерть мчаденца» - сюжет, структура которого строится на пространственном перемещении героя. Большой орел, переносящий Сасрыкуа с земли на небо, а с неба в подводное царство, типологически сходен с известной мифологической птицей в мировом фольклоре Ю. А. Дзиццойты (посвятивший специальную статью рассматриваемому нартскому сказанию) связывает архаическую семантику данного сюжета с обрядом «ритуального убийства состарившегося правителя, последующее возрождение которого должно привести к обновлению всего мира»". Этот обряд, прослеживающийся во многих древних культурах, связан с мировоззрением прошлого, представлениями о предводителе как о магическом средоточии производящих сил природы. Архаическим традициям известна и другая разновид-

" Дзиццойты Ю. А Нарт Урузмаг и его сыновья // Осетинская филология: История и современность. - Вып. 3. - Владикавказ, 1999, с. 326

ность этого обряда, когда вместо правителя в жертву приносили его сыновей-младенцев. Часто этот обряд совершал сам отец-правитель [Фрэзер, 1983, с. 275 - 278]. Обе эти разновидности древнего обряда (и убиение правителя, и убиение его сына) засвидетельствованы в мифоэпических традициях народов Кавказа, в частности - в нартских сказаниях. Об этом говорит и наличие в адыгском нартском эпосе терминов, связанных с ритуалом убиения стариков: «Гора старости», «Место убиения стариков», «Совет убиения стариков», «Совет смерти», «Обычай убиения стариков» и др. [Кумахов, Кумахова, 1998, с. 152].

6.1. «Гибель от камня» - самое традиционное, собственно эпическое и завершенное сказание из всех сюжетных версий и мотивов, связанных с темой эпической судьбы Сасрыкуа в абхазском нартском эпосе. Мотив гибели героя от камня, который и родился из камня, представляет не только образное логическое завершение эпического цикла сказаний: родился из камня - погиб от камня. Об этом напоминает и балкаро-карачаевское сказание о превращении Сосурука в каменное изваяние и вывод о том, что по «представлению балкарцев и карачаевцев, их нартские герои (причем герои, связанные только с архаическим слоем эпики) «возвращаются туда, откуда пришли»: Дебет, Сатаней и Ёрюзмек - в небо, Сосурук - в камень, а Карашауай - на Эльбрус»34. Сюда же примыкает мотив превращения Нарджхьоу и Гунды Прекрасной в камень в абхазском нартском сюжете об «умыкании Гунды Прекрасной» [Джапуа, 2003, с. 85]. Аналогичные мотивы и эпизоды встречаются и в других традициях. Например: Диорф (персонаж фригийского мифа), рождающийся из скалы, «в цвете молодости был убит Марсом, которого он вызвал на состязание, после чего был по определению Богов превращен в гору, носящую его имя (у реки Аракса)» [Трубецкой, 1987, с.347]; восточноро-манский Йоргован обращается в камень35. Отсюда мотив «гибели героя от камня» может быть сопоставлен с представлениями многих народов в первобытной и древней мифологии об ассоцииро-

^ Хаджиева Т. М. Нартский эпос балкарцев и карачаевцев // Нарты: Героический эпос балкарцев и карачаевцев. - М., 1994, с. 33.

35 Гацак В. М. Восточнороманский героический эпос: Исследование и тексты. - М., 1967, с. 46 (далее: [Гацак, 1967]).

ванной связи преисподней с чревом «матери-земли», о возвращении умершего в материнское лоно'16.

В картине «игры» с камнем эпическое пространство представлено в вертикальной проекции: высокая скала (как символ верха, входа в небо), откуда братья-нарты сбрасывают камень, и подножие скалы или глубокое ущелье (как символ низа, входа в нижний мир), куда становится Сасрыкуа.

6.2. «Уход в загробный мир» - сюжет, разрабатывающийся на основе мотивов легендарных сказок - «покаяние пустынника», «мертвец в гостях у живого и живой в гостях у мертвеца», «волшебный конь» (ср. АТ 470, 530, 756С). Данное сказание в тематике нарте ко го повествования представлено устойчиво в одной эпической ситуации и продолжает тему гибели Сасрыкуа от камня. В осетинских и адыгских сказаниях Сослан/Сосруко продолжает жить и под землей, в подземном царстве"17. Мотив бессмертия героя, напоминающий представления о «живых мертвецах», с различными вариациями частично проявляется и в других версиях эпоса. Однако в двух первых он довольно устойчив. А у абхазов этот мотив бессмертия более характерен для образа Аб-рыскила - героя другого эпического повествования.

6.3. «Выведывание местонахождения души героя и его коня» - сюжет, строящийся из сказочных мотивов (ср. АТ 302). В сказке обычно герой выведывает местонахождение души антагониста, чудовища - адауы-великана. В нарте ком эпосе это связывается с образами Сасрыкуа и его коня. Мотив наполнения сеном нутра богатырского коня или снятия с него шкуры находит типологическое сходство в широком контексте традиционных культур и, по всей вероятности, объясняется замогильной природой коня.

6.4. «Перерезание ног» - мотив сказки «Слепой и безногий» [АТ 519], вписывающийся в тематику нартских сказаний об эпической судьбе героя (как одна из форм выражения мотива бессмертия). Данный мотив не формирует самостоятельного сказания, а встречается только в контаминации. Иногда он может раз-

"'6 Петрухин В. Я. Загробный мир//Мифы народов мира: Энциклопедия в двух томах. - 2-е изд. - Т. 1. - М., 1987, с. 455.

37 См.: Дюмезиль Ж. Скифы и нарты. - М., 1990, с. 82-94 (далее: [Дюме-зиль, 1990]); Абаев В. И. Нартовский эпос осетин. - Цхннвали, 1982, с. 39 (далее: [Абаев, 1982]); Алиева А. И. Адыгский нартский эпос. -М.-Нальчик, 1969, с. 64-65.

виваться по своей обычной, собственно сказочной, манере и вылиться в сказку с эпической оболочкой.

6.5. «Поминки по герою» (ср. АТ 470 - «живой в гостях у мертвеца») - сюжет, по своей сути заметно отличающийся от других собственно эпических сказаний о Сасрыкуа. По отношению к ним он стоит как бы особняком. Фабула сказания выходит за рамки собственно эпического времени. 13 нем действуют уже обыкновенные, смертные люди, а все нарты предстают во сне -как приведения. Налицо повествовательная речь мифологического, «религиозного предания» вместо возвышенного «эпического звучания».

6.6. «Уход /¡а луну» - сюжет, встречающийся отдельно как короткое «нартское предание» или вписывающийся в виде этиологической ремарки в сказание об освобождении водного источника. Уход героя на небо и его вознесение в знак избранничества - известный мифоэпический мотив. Этот мотив в абхазском нарте ком эпосе получает своеобразную разработку. Все основные эпизоды сюжета атрибуируют небесный мир, обозначаемый в текстах символично - луной или образно - местом обитания Богов.

6.7. «Заклятия на собак и волков» - представляют «нартское предание», встречающееся отдельно и в форме этиологических эпизодов-преданий в составе эпических сказаний. «Этиологические мотивы» о заклятии на собак и волков, о следах коня Сасрыкуа Бзоу на камне, скале и т.п.',!" фигурируют и в сказаниях об исчезновении мартов. Здесь как бы смешиваются в одно целое эпизоды и мотивы двух сюжетов. Таким образом, и тема исчезновения мартов, которая не выстраивает развернутого и цельного сказания, а всегда встречается в виде короткого рассказа или вписывается в финал других сказаний, связывается с образом Сасрыкуа. И это объясняется тем, что в представлении народа с момента гибели главного героя эпоса «прерывается» основная цепь собственно эпических событий, «завершается» собственно эпическое время.

В третьей главе диссертации - «Сказания об Абрыскиле» -систематизированы и интерпретированы тексты в сопоставлении

Ср. следы Йоргована и его коня в восточнороманском героическом эпосе: «Там, где он переходил через реку, до сих пор заметны следы» [Гацак, 1967, с.46].

с кавказской эпической традицией. Абхазский эпос об Абрыскиле состоит из следующих мотивов и цельных сюжетно-тематических единиц:

1. Чудесное роааденне героя.

2. Героические деяния (или образ жизни) героя: 1) «укрощение копя»; 2) «извержение грома и мотни»; 3) «убийство ада-уы-вечикана»; 4) «рассечение бочыиого камня»; 5) «борьба против рыжих людей с гочубыми гчазами и представитечей некоторых родов, а также против сорняков - папоротников, кото-чек и виноградных лоз»; 6) «защита своего парода от иноземных врагов».

3. Погоня ангелов39 за героем, его поимка, заточение в пещеру н попытка освобождения героя из подземелья.

1. «Чудесное рождение героя» в абхазском эпосе об Абрыскиле не обладает особой устойчивостью. В виде короткого рассказа предваряет основное повествование о герое. По большинству вариантов, Абрыскил рождается от незамужней, непорочной девы Подобный вариант чудесного рождения не характерен для других кавказских сказаний о прикованных героях. Лишь по одной единственной записи грузинского сказания об Амирани, герой «зачат непорочно девушкой, живущей в скалах в лесу»1"0. Но по большинству вариантов сказания, Амирани рождается от любовной связи богини охоты и охотника41.

По одному абазинскому тексту, записанному Ш X. Салакая. «герой рождается от женщины Марджаиат, проведшей иочь у подножья каменных статуй, представчявгиих собой эпических героев Арчхоу и Чархан, превращенных богом в камень» [Салакая. 196б, с. 112]. Мотив рождения героя, в котором существенную роль сыграл камень, представляет собой своеобразное воспроизведение партского сюжета о чудесном рождении Сасрыкуа из камня.

2.1. Мотив <<укрощения коня» встречается в двух версиях. Обе версии разрабатываются слабо и эпизодично, встречаются в единичных записях и, что характерно, почти «буквально» сходят-

Л Здесь термины «ангелы» или «архангелы» явно вторичны, относятся к известным новообразованиям в фольклоре.

40 Вирсаладзе Е. Б. Грузинский охотничий миф и поэзия. - М , 1976, с. 96.

41 Чиковапи М. Я Народный грузинский эпос о прикованном Амирани - М , 1966, с. 73 (далее: [Чиковапи, 1966]).

ся с описаниями мотива укрощения коня Сасрыкуа, столь популярного в нартском эпосе абхазов.

2.2. Мотив низвержения грома и молнии» в фабульном плане не разрабатывается, фигурирует лишь в виде сообщения, вне сюжетного развития эпических событий. Данное описание довольно устойчиво и традиционно в образе Абрыскила. Оно близко напоминает магические свойства Сасрыкуа в нартском эпосе (вызывание ненастья, замораживание водоема и т.п.). Только если в нартском эпосе изменение погоды связано с явлением глубокой архаики - с магией слова, то в эпосе об Абрыскиле оно приобретает сравнительно более «реальный» характер, воплощается в вещественные формы [Джапуа, 2003, с. 99 -100].

2.3. Мотив «убийства адауы-великана» контаминируется с другими рассказами об Абрыскиле, но обладает своей сюжетной линией. В абхазском фольклоре известная тема встречи адауы-великана с героем реализуется преимущественно в богатырской сказке и в нартском эпосе. И, по-видимому, образ более древнего типа великана42 (великана-чудовища) сохраняется в нартском эпосе - в сказании о «добывании огня». Здесь же Абрыскил встречается с адауы-великаном циклопического типа, наделенного некоторыми свойствами великана-чудовища и великана-богатыря. В нартском сказании Сасрыкуа побеждает хранителя огня с цомощью хитрости и смекалки, заморозив его в водоеме. Абрыскил убивает адауы-великана выстрелом из лука, что может свидетельствовать о возможной стадиальной последовательности эпических образов - Сасрыкуа и Абрыскила.

2.4. Мотив <<рассечения большого камня» образует самостоятельное сказание, также может сочетаться и с другими эпизодами повествования об Абрыскиле. Очевиден локальный, «местный» характер сюжета, его связь с конкретной местностью. Это придает сказанию форму топонимического предания. Однако топонимическая окраска сказания - сравнительно позднее явление. Структура же сюжета близко напоминает картину «игр» с камнями в нартских сказаниях о «добывании огня» и особенно о «гибели Сасрыкуа». Хотя здесь нет самого мотива гибели, ибо в «Абрыскиле» эпическая судьба героя получает несколько иную мотивировку.

42 О разных типах великанов в архаических сказаниях народов Кавказа см.: [Далгат, 1972, с. 70 - 104].

2.5.Мотивы «борьбы против рыжих людей с голубыми глазами, против сорняков - папоротников, колючек и виноградных лоз» постоянно (или почти постоянно) сопутствуют основному сказанию об Абрыскиле, хотя они не развиваются в сюжетное повествование. Эти мотивы-характеристики одинаково устойчивы и в ранних, и в поздних записях сказаний. Композиционно данные описания встречаются в инициальной части эпоса и, что весьма показательно с точки зрения их традиционности, повторяются в его финальной части.

Мотив борьбы против рыжих людей с голубыми глазами типологически можно связать с земледельческим ритуалом древних египтян - принесением в жертву рыжеволосых людей для возрождения плодородия почвы [Фрэзер, 1983, с. 354 - 358]. «Если эти жертвоприношения... имели своей целью способствовать восходу посевов (в пользу этой гипотезы говорит развеивание их пепла), то и рыжеволосых людей, возможно, выбирали потому, что они как нельзя лучше олицетворяли золотистый дух зерна» [Фрэзер, 1983, с. 356]. Первоначально ежегодно разыгрывалась драма смерти и воскресения именно Осириса - самого бога зерна [Фрэзер, 1983, с. 340 - 358]. В этом смысле интересно одно описание внешности Абрыскила, встречающееся в первой и в одной из последних записей сказания о герое: «Абрскил был<...> со светлыми волосами и голубыми глазами»: «[Абрыскьыл] уаю-ацшь лагвыгран» («[Абрыскил] был рыжий с голубыми глазами») [Джапуа, 2003, с. 105]. Отсюда следует, что, вероятно, рыжеволосых людей с голубыми глазами убивали по причине сходства с Абрыскилом с целью заставить золотиться спелые хлеба. С этим согласуется распространенный у многих древних народов мира обряд ритуального убиения предводителя с целью восстановления плодородия природы, в котором впоследствии правитель вместо себя приносил в жертву своих сыновей. Обращает на себя внимание, что слово рыжий (ацшь) в абхазском фольклоре часто употребляемый эпитет, который выражает не только реальные внешние качества определяемого, но одновременно может иметь и выразительно-оценочное значение43. В частности, в магической Поэзии абхазов встречаются песни, тексты которых почти целиком составляются из эпитета рыжий (ацшь). По мнению Б. В. Шинкубы, «рыжий цвет в древних представлениях абхазов

4л См.: Амичба С. А. Цветообозначение в языке абхазского фольклора // Алашара. - 1988. - №4, с. 122 - 124; Джапуа, 1995, с. 82- 83.

означал сильный, тяжелый или же обладал некой тайной магической силой»44. В традиционном фольклоре абхазов эпитетрыжий очень часто связан со словами змея и великан: «амщчпцпь» («рыжая змея»), «идауацшь» («рыжий великан»). Отсюда не исключено, что эпитет рыжий относится к весьма древним мифологическим представлениям, в которых он мог выражать цвет хтонического божества - змея, дракона или адауы-великана. Тем более считается, что рыжий цвет символизирует силу, мощь (одновременно и добрую, и злую)43. К таким же образам может восходить и рыжий Абрыскил («с голубыми глазами») как умирающее и воскресающее божество растительности и плодородия, хотя данные об этом не столь прозрачны в тексте эпоса. Однако есть основание полагать, что данная серия мотивов характеризует Абрыскила как культурного героя, который наделяется атрибутами умирающих и воскресающих богов типа египетского Осириса.

2.6. Наконец, последний мотив героических деяний богатыря - «защита своего народа от иноземных врагов» - достаточно устойчив в эпосе об Абрыскиле, и носит форму сообщения. Особенность этого мотива - его сугубо эпическая направленность, которая, несомненно, связана с поздним переосмыслением мифологической традиции повествования об Абрыскиле.

Следует отметить, что рассмотренные мотивы выделенной темы («героические деяния или образ жизни героя») не обнаруживают прямых аналогий (ни генетических, ни типологических) в других кавказских сказаниях о прикованных героях, кроме мотива вредных растений (папоротник, колючки, камыш и т.п.), который очень часто встречается и в сказании об адыгском Старце. Одни мотивы (например, укрощение коня, рассечение большого камня) больше примыкают к нартскому эпосу абхазо-адыгов, а другие (в частности, мотив преследования рыжих людей с голубыми глазами) находят типологическую близость с архаическим ритуалом, связанным с земледельческой магией.

3.1. «Погоня ангелов за героем, его поимка и заточение в пещеру» - самая устойчивая, традиционная сюжетная линия во всей тематике эпоса об Абрыскиле, сохраняющаяся и по сей день

Шинкуба Б. В. Предисловне/'/Абхазская народная поэзия/Сост. Б.В. _ Шинкубы. - Сухуми, 1959, с. 20.

чЭ Джонуа Б. Г. Термины цветообозначения в абхазском языке /7 Алаша-ра.- 1985.-№8, с. 136.

в живом бытовании. Она является ведущей частью, остовом всего эпоса, а все остальные мотивы и эпизоды, можно сказать, выступают как бы в роли ремарок, объяснений к этому основному повествованию. С данным основным повествованием об Абрыскиле почти неизменно связан и мотив «попытки освобождения героя из подземелья».

Тема приковывания засвидетельствована во всех кавказских преданиях прометеевского типа. Собственно, она и служит основным лейтмотивом типологической общности кавказских сказаний о прикованных героях. Однако само описание данной темы в разных версиях и вариантах приобретает свои особенности, некоторые мотивы и эпизоды сюжета передаются по-разному.

Первый мотив сюжета - погоня ангечов за героем - почти не разрабатывается (или, возможно, не сохранился) в других кавказских сказаниях о прикованных героях. Да и сам мотив поимки героя не получает сюжетного развития, кроме как в грузинском эпосе об Амирани. Однако и здесь лишь в одной сванской записи встречается описание, несколько напоминающее картину поимки абхазского Абрыскила [Чиковани, 1966, с.236]. Мотивы и эпизоды абхазского сказания, следующие за заточением героя (мотивы железного столба, железной цепи, птички, собаки, старухи, волос, голоса, вопросов и ответов и т.п.), более близки к адыгским сказаниям о прикованном Старце.

Грузинские и осетинские сказания разнятся с абхазскими и в описаниях встречи с прикованным героем. Если в абхазском сюжете люди заходят в пещеру Абрыскила с целью освобождения героя, то в грузинском и осетинском сказаниях некий путник случайно попадает к прикованному герою. И далее рассказывается о мече и надочажной цепи (или сыромятных ремнях, лямках из бычьей кожи), нисколько не характерных для абхазо-адыгских сказаний.

Таким образом, мотивы и эпизоды основного сюжета кавказских сказаний о прикованных героях, с одной стороны, обнаруживают весьма сходные черты, но с другой стороны, они содержат немало повествовательных расхождений. Заметно более близкое сходство абхазских и адыгских версий, которое, по всей вероятности, объясняется генетической общностью их создателей и исполнителей. Более значительные повествовательные расхождения видны между абхазскими и другими кавказскими сказаниями (в частности, грузинскими, армянскими, осетинскими).

Вместе с тем, сопоставление разных версий сюжета о заточении героя выявило ряд сюжетных мотивов и эпизодов, которые более устойчивы и постоянны в образе абхазского Абрыскила и свидетельствуют о его самобытности. Таковыми являются: мотивы погони ангелов за героем, берега моря и гор, посоха (алаба-гци), старухи-ведьмы, бычьих шкур, пещеры, араща-коия, и т.п. Из выделенных собственно абрыскиловских мотивов особый интерес представляет мотив поимки героя па бычьих шкурах. Реконструкция этого мотива может раскрыть архаическую семантику не только отдельно взятого сюжета, но и самого образа Абрыскила.

Мотив одевания героя в шкуру животного имеет место и в нартских сказаниях. В. И. Абаев связывает этот мотив с древними представлениями многих народов «о борьбе героев-шаманов в образе животных» [Абаев, 1990, с. 340]. По мнению же Ж. Дюме-зиля, в одном случае бычья шкура символизирует заклинание смерти, а в другом - она просто «служит амортизатором» для героя, превращающего себя в метательный снаряд [Дюмезиль, 1990, с. 208 - 209]. Очень существенно что при интерпретации этого мотива Ж. Дюмезиль приводит примеры из погребальных обрядов, при которых «применялась бычья шкура» [Дюмезиль, 1990, с. 210 — 211]. Ритуал погребения в шкуре животного содержится в материалах традиционной культуры ряда древних народов. Бычья шкура характерна, как известно, и для «воздушного» погребения - особого похоронного обычая, засвидетельственного в погребальной традиции абхазов по историческим и этнологическим источникам [Чурсин, 1957, с.202-206].

Исходя из этого ритуального контекста, можно полагать, что именно к подобному погребальному обряду восходит традиционный, очень устойчивый мотив поимки Абрыскила на бычьих шкурах. Предположение Л. X. Акабы о связи мотива бычьих шкур в «Абрыскиле» с реальным способом перенесения огня в шкуре животного [Акаба, 1976, с. 61] все же уязвимо уже потому, что эпос об Абрыскиле не содержит самого мотива похищения огня. Обращает на себя внимание и то, что в большинстве ранних записей эпоса об Абрыскиле фигурирует именно бычья шкура, а не коровья, что может свидетельствовать о символе священного быка в «земледельческой» семантике Абрыскила. По-видимому, бык здесь связан с земледельческой культурой, с умирающим и воскресающим Богом земледелия. Мотив закалывания множества быков и разостлание бычьими шкурами, вывернутыми наизнанку

и обсыпанными просом (якобы для того, чтобы герой поскользнулся на мездре), местоприбывания Абрыскила, вероятно, восходит к архаическому ритуально^мифологическому обряду жертвоприношения быка, набивания кожи животного соломой и установка на подпорках (очевидно, для «сохранения» или «воскресения» души). Иными словами, мотив «удаления» Абрыскила в пещеру «в бычьей шкуре» тоже соответствует его «земледельческой» природе. Он хорошо вписывается в круг представлений и обрядов, связанных с земледельческой магией, с культом Бога-духа хлеба, с умирающими и воскресающими Богами плодородия. Мифологема умирающих и воскресающих (уходящих/возвращающихся) Богов растительности/плодородия прямо или косвенно связывается с обрядом ритуального убиения вождя. Так, в эпосе об Абрыскиле наряду с мифологическими представлениями об умирающих и воскресающих Богах усматриваются следы и обряда ритуального убиения предводителя.

Мысль о связи бычьих шкур в образе Абрыскила с обрядом погребения подкрепляется и мотивом пещеры, предстающей в сказании весьма устойчиво и образно. В диалоге между Абры-скилом и вошедшими в пещеру с целью его освобождения людьми заметно проглядывается известное свойство мифологической пещеры - «двуединый образ: пещера как ухо и ухо как пещера»46. Люди слышат голос Абрыскила, которого не могут видеть. В ми-фоэпической традиции «пещера включается в комплекс жизнь -смерть - плодородие, как одновременно место зачатия, рождения и погребения, источник и конец... Под землю, в пещеру может удаляться умирающий и воскресающий бог плодородия» [Топоров, 1988, с. 311]. Отсюда можно думать, что заточение Абрыскила в пещеру (его исчезновение) могло восприниматься как пожертвование собой ради людей, символизируя возрождение, обновление плодородия земли.

В фабуле основного повествования об Абрыскиле особого внимания заслуживает мотив богоборчества - пожалуй, самый загадочный и противоречивый как в эпосе об Абрыскиле, так и во всех других сказаниях о прикованных героях. Разумеется, нельзя не согласиться с тем, что в эпосе об Абрыскиле богоборческие мотивы в известном смысле овеяны «библейскими и мусульманскими рассказами о том, как бог карает за непочтение к нему»

46 Топоров В. Н. Пещера // Мифы народов мира: Энциклопедия в двух томах. - 2-е изд.- Т. 2. - М„ 1988, с. 311 (далее: [Топоров, 1988]).

[Чурсин, 1957, с. 245]; также они могут быть связаны с самой сущностью эпического богатырства [Мелетинский, 1963, с. 227229]. Так или иначе, традиционная эпическая тема гибели героя (отражающая архаический обряд ритуальной смерти и возрождения) оказывается погруженной в атмосферу официальных религиозных представлений. Из этих сравнительно поздних наслоений проскальзывают весьма древние корни мотива заточения Абрыскила в пещеру, которые связаны с мифологическими воззрениями самих создателей и носителей эпоса.

Еще В. Ф. Миллер в своей статье «Кавказские предания о великанах, прикованных к горам» (опубликованной в 1883 году) делит все сказания прометеевского типа на две группы: в первую входя г «многочисленные легенды о змее, заключенном богом или богатырем под какой-нибудь горой; во вторую - легенды о великане, прикованном к скале в какой-нибудь горной пещере... Сказания первой группы древнее сказаний второй»47. Ученый уточняет: «Личность, за которой мы начали следить, как за великаном, прикованным божеством к скале, мало-помалу превращается в змея, а в божестве, приковавшем его, обнаруживается широко распространенный во всех народных сказаниях тип бога или богатыря-змееборца» [Миллер, 1998, с. 464]. На поразительное сходс 1 во образа прикованного героя с образом прикованного демонического существа указывали и другие исследователи (В. Манхардт, К. Крон, А. С. Хаханов)48.

Текст эпоса об Абрыскиле не сохраняет, не доводит до нас яркие приметы мифологического змея-дракона, но «воспоминания» о них (как положительные, так и отрицательные) остались. Этим и объясняется сохраняющееся противоречие, двойственное отношение к Абрыскилу у создателей и хранителей эпоса. Причем, «змеиное происхождение» героя не совсем латентно в эпическом контексте.

К положительным «воспоминаниям» о змее-драконе можно отнести рассмотренные выше мотивы и эпизоды в эпосе об Абрыскиле, напоминающие земледельческую семантику мифологического змея - хтонического божества плодородия. Он первоначально мыслился как благое существо, и ему добровольно предоставлялись красивые девушки (или молодые люди) с целью

47 Миллер В. Ф. В горах Осетии. - Владикавказ, 1998, с. 461 (далее: [Миллер, 1998]).

48 Подробно об этом см.: [Чиковани, 1966, с. 20-23].

обновления плодородия природы и земли. К отрицательным же «воспоминаниям» о змее-драконе можно отнести мотив богоборчества в эпосс об Абрыскиле, напоминающий злую сущность мифологического змея (архаический мотив змееборства), которая связана с изменением мировоззрения людей.

Иными словами, образ Абрыскила, дошедшего до нас в виде эпического героя - защитника своей родины и этноса, - наследие древнейшей мифологии. Он восходит к образу мифологического змея, к двум стадиально-разным его началам - доброму и злому. В фольклорной традиции мотивы и эпизоды доброго змея часто переплетаются, сосуществуют с мотивами и эпизодами злого змея. Также и в абхазском эпосе об Абрыскиле эпические и мифологические мотивы зачастую наслаиваются друг на друга. При этом, как видим из всей повествовательной фактуры эпоса, в образе Абрыскила более устойчиво и емко представлено доброе начало мифологического змея. Но наряду с этим в эпосе встречается ряд описаний, свидетельствующих о злой сущности Абрыскила.

Для раскрытия «змеиного происхождения» прикованного героя весьма примечательно, в частности, описание его богатырского гнева, связанного с «потрясением природы»: «Начинает он рвать па севе оковы. Земчя сотрясается от этого Свирепствует устрашающая людей гроза: стук цепей гремит громом, искры от удара тепа о звено бчещут молнией, тяжелое дыхание старика бушует на земле ураганом, от стонов его стонут глубины земчи. и слезы его льются бурным потоком вниз со снеговых вершин и разливаются шумягцей водой»'49.

Подобные описания, характеризующие реакцию природы на рождение, появление или действия персонажа, относятся к древним типам изображения в фольклоре, и их принято считать атрибутивными («потрясения природы» мыслились непосредственным свойством персонажей), первоначально по отношению к демоническим персонажам, а затем их активно использовали во всех случаях изображения героя50 [Джапуа, 1995, с. 28 - 46].

Кабардинский фольклор // Вступ. ст., коммент. и словарь М. Е. Талпы. -М.-Л., 1936, с.92.

50 См. об этом: Гацак В. М. Метафорическая антитеза в сравнительно-историческом освещении // История, культура, этнография и фольклор славянских пародов: VII Международный съезд славистов - М , 1973, с. 304-306; Смирнов Ю И Сходные описания в славянских

Почти во всех кавказских сказаниях о прикованных героях сохраняются мотивы и эпизоды, характеризующие героя не только как доброе, но и как злое, демоническое существо. Наиболее ярко злое начало героя проявляется в адыгских сказаниях о богоборцах, где социальные мотивы приглушены и особенно настойчиво проводится мысль о том, что с освобождением титана-богоборца иссякнут земные блага51.

Для понимания архаической семантики образа Абрыскила. поэтических масштабов изображения в эпосе важно обозреть характер и особенности эпического мироздания в нем, которое в вертикальной проекции состоит из следующих сфер художественного пространства: Земной (Средний) мир, Верхний мир и Нижний мир. С категорией эпического пространства в «Абры-скиле» связано и эпическое время, которое характеризуется приметами так называемого «золотого века». Отсюда видно, что эпос об Абрыскиле отражает некую циклическую модель времени: с рождением героя как бы наступает космический порядок, а с его заточением в пещеру мир погружается в хаос. Но хаос - начало космоса. Подобное умирание и воскресение мира (Бога или героя) вписывается в символику умирающих и воскресающих Богов плодородия, что свидетельствует об архаической «земледельческой» сути образа Абрыскила.

В Заключении подводятся итоги проделанной работы.

В результате аналитического изучения абхазских эпических сказаний о Сасрыкуа и Абрыскиле в плане текстологии, систематики и научной интерпретации текстов наиболее важными представляются следующие положения.

В собирании, публикации и изучении этих памятников абхазская фольклористика в своем развитии прошла три этапа. Первый этап - с 1870-х до начала 1920-х годов - когда абхазский фольклор стал предметом исследования ученых-краеведов, любителей-энтузиастов в качестве этнографического и лингвистического материала. Материалы эти (в том числе - и пересказы текстов на русском и грузинском языках) содержат значительные подробности и сохраняют свою ценность по сей день. Замеча-

эпических песнях и их значение // Славянский и балканский фольклор.-М„ 1971, с. 101-1 ТО.

51 Шортанов А. Т. Адыгская мифология. - Нальчик, 1982, с. 144 (далее: [Шортанов, 1982]).

тельно, ¿пгЬ'на этом этапе было произведено немало лингвистических запйсей'+екстов Абхазского фольклора на языке оригинала, в числе которых - два нартских сказания. Второй этап - с 1920-х до пачаАа'1060-х родов - отличается активизацией собирательской деятельности этнографов и лингвистов, записавших большое количество фольклорных текстов, лучшие образцы песен и сказаний о Сасрыкуа и Абрыскиле. Шло постепенное становление начальных основ полевой и эдиционной текстологии, выявление эпических певцов, сказителей и фиксация их репертуаров. Правда, часть записей и публикаций этого периода далека от текстологического совершенства. Из идеологических и других соображений тексты подвергались литературной обработке. Однако ценность накопленного в этот период эпического материала чрезвычайно высока. С этим этапом связано и начало научного осмысления абхазских сказаний о Сасрыкуа и Абрыскиле - в разысканиях Г. Ф. Чурсина, Ш. Д. Инал-ипы и X. С. Бгажбы. Третий этап - с 1960-х годов по настоящее время - характеризуется появлением абхазских профессиональных фольклористов. Вследствие этого собирание, публикация и исследование устного эпического творчества абхазов поднялись на качественно новый теоретический уровень. Это выражается в ориентации на звукозаписи, во введении новых текстологических принципов, в создании монографических исследований по различным вопросам абхазской эпической традиции, в последующем углублении и совершенствовании текстологических и аналитических аспектов и подходов.

Систематика текстов сказаний о Сасрыкуа и Абрыскиле выполнена с учетом всего основного корпуса текстологически надежных записей, произведенных со второй половины XIX века до начала XXI столетия.

Песни и сказания о Сасрыкуа охватывают почти всю тематику абхазского нартского эпоса. (Их сохранившиеся варианты составляют свыше 327 записей.) Цикл сказаний о Сасрыкуа и Сата-ней-Гуаще предстает в целостном, завершенном виде и объединяет самыё архаические, изначальные мифоэпические сюжеты, которые складывались на протяжении многих веков или нескольких тысячелетий. Кроме того, с именем Сасрыкуа связывается еще целый ряд сюжетов, как собственно эпических, так и проникающих в эпос под воздействием волшебно-героических сказок, преданий и героико-исторических сказаний. В некоторых текстах Сасрыкуа выступает попарно с другими персонажами, или же «заменяет» их. При этом характерно, что образ самого Сасрыкуа

весьма устойчив и не заменяется другими персонажами. Архаический герой и связанные с ним сказания отражают все этапы развития эпической сюжетики, пропикают, как бы «вписываются» в разноэтапный ряд эпических персонажей, в стадиально разнопорядковые сюжеты и мотивы. Поэтому можно сказать, что в абхазском нартском эпосе нет ни одной сюжетной тематики, где бы Сасрыкуа так или иначе не фигурировал. И в этом проявляется степень архаики прочно вошедшего в традиционную память образа Сасрыкуа.

В абхазском нартском эпосе цикл сказаний о Сасрыкуа расчленяется на шесть основных сюжетно-тематических линий:

1) чудесное рождение из камня и богатырское детство героя;

2) спасение братьев-нартов: 3) посещение подземного мира; 4) поиск бочее сильного соперника; 5) женитьба героя: 6) гибечь героя Все эти темы представлены в эпосе довольно широко и реализуются в нескольких вариантах или версиях. Однако среди них - по степени исконности, «эпичности», распространенности, устойчивости и полноты художественных образов - можно выделить три тесно взаимосвязанных сказания: а) чудесное рождение героя из камня (в Указателе составляет 109 вариантов), б) добывание огня (в Указателе составляет 102 варианта), в) гибель героя от камня (в Указателе составляет 34 варианта). Сопоставление вариантов этих сюжетов, их мотивов и эпизодов в разных версиях кавказской Нартиады показало, что данная триада сюжетов является остовом всей тематики эпоса и выглядит наиболее полной, художественно насыщенной именно в абхазо-адыгском нартском эпосе. Тем самым, еще больше аргументаций и подтверждений находит мнение о том, что абхазские и адыгские нартские сказания о Сасрыкуа по степени сходства сюжетно-повествовательных констант в определенном смысле могут восприниматься как варианты одних национальных сказаний или даже разновременные записи от одного и того же сказителя (прасказителя)52. Они «обнаруживают такую близость, что их можно (с известными оговорками) объединить в одну группу» [Мелетинский, 1963, с.204].

Ритуально-мифологическая интерпретация эпических текстов привела нас к реконструкции их архаической семантики.

52 Джапуа 3. Д. Сходные сюжетно-тематические единицы в абхазо-адыгских нартских сказаниях (опыт составления Указателя) // Абха-зоведение: Язык Фольклор. Литература. - Вып. 1. - Сухум, 2000. с 117, 119- 121.

Выяснилось, в частности, что в нартском сюжете о «чудесном рождении героя из камня» усматривается культ плодородия, архаический фаллический культ, связанный с мотивом камня и так отчетливо представленный в древней культуре кавказских народов; что генезис сюжета восходит к мотиву мифологического змея, змея-дарителя, чудесного оплодотворителя, в атрибутике которого особое место занимала связь с рождением. Основной мотив данного сюжета («встреча» Сатаней-Гуащи и «пастуха») в гротескном стиле воспроизводится в другом нартском сюжете - о «встрече героя с великаном-пахарем», в котором обнаруживаются следы древнего обряда пахоты и сева. Архаическая семантика сюжета о роковой смерти младенца связана с обрядом ритуального убиения состарившегося правителя или его сыновей-младенцев. прослеживающемся во многих культурах и засвидетельствованном в ритуальных и мифоэпических традициях народов Кавказа. Мотив чудесного рождения из камня и гибели от камня Сасрыкуа сопоставим с мифологическими представлениями древних народов о возвращении в материнское лоно, за которым следует возрождение.

Анализ описаний разных сюжетов о Сасрыкуа подтверждает и существенно дополняет предположение В. Г. Ардзинбы о том. что нартские образы («пастуха», адауы-великана, агулщапа-дракона, старухи-ведьмы, полусухого-полусырого пахаря и всадника-богатыря Талумбака) наделены чертами существа «иного», «потустороннего» мира, а сюжеты, в которых они представлены (о «чудесном рождении героя из камня», о «добывании огня», об «освобождении водного источника», о «проглатывании братьев-нартов старухой-ведьмой», о «встрече героя с великаном-пахарем и с богатырем-всадником»), по своей структуре однотипны, представляют собой одну из возможных реализаций основной темы: «потери (или отсутствия чего-либо) - обретения» [Ардзинба, 1985. с. 160]. С этим согласуются и описания места обитания этих образов и пути героя, устремляющегося к ним.

Структура эпических сказаний строится на перемещениях героя по горизонтали и вертикали в трех основных космических зонах - земной, подземной (подводной, потусторонней, загробной) и надземной (небесной), создающих единую картину эпического мироздания. Река, вершина неприступных гор, скала, лес, пропасть, лестница и т.п., вероятно, предстают как «пограничные пределы» пространства между разными мирами, между «своим» и «чужим».

Если цикл сказаний о Сасрыкуа представлен во всех основных версиях кавказской Нартиады, то и эпос об Абрыскиле перекликается с кавказскими сказаниями прометеевского типа. В абхазских сказаниях об Абрыскиле более или менее четко намечаются три основные сюжетно-тематические линии: 1) чудесное рождение героя; 2) героические деяния (или образ жизни) героя; 3) погоня ангелов за героем, его поимка, заточение в пещеру и попытка освобождения героя из подземелья. Так же, как и в нартских сказаниях о Сасрыкуа, представленные темы разрабатываются в нескольких вариантах и версиях, хотя в эпическом контексте они неодинаково устойчивы. Одни из них широко развернуты, выстраивают фабульное повествование, а другие несколько свернуты и встречаются лишь фрагментарно в форме ремарок, информации или комментариев к основному повествованию. Поэтому и сам объем эпоса невелик. Так, из всех выделенных сюжетных тем «Абрыскила» более развернуто и полно сохраняется сказание о погоне ангелов за героем, его поимке и заточении в пегцеру.

Примеры из других кавказских сказаний о прикованных к горам или заточенных в пещерах героях показали наличие, с одной стороны, сюжетных межнациональных параллелей, «этнопо-этических констант» (по В. М. Гацаку), а с другой, - специфичных мотивов и эпизодов, характерных только для абхазских сказаний об Абрыскиле. Выясняется, что абхазские сказания обнаруживают более близкое сходство с северокавказскими (в особенности - с абазинскими, убыхскими и адыгскими) версиями, что обусловлено, разумеется, в том числе и абхазо-адыгской этнической общностью. Однако проведенный сопоставительный анализ подводит нас к тому, что сходство и различие между кавказскими сказаниями прометеевского цикла не результат заимствования (хотя и его нельзя исключать полностью), а «результат различной творческой переработки единого общекавказского комплекса древнейших мифологических представлений»53.

Как можно было видеть, с одной стороны, основные мотивы эпоса об Абрыскиле восходят к архаическим представлениям абхазов, связанным с ритуальной, обрядово-мифологической практикой. В них сохранились видимые остатки архаической мифологии и эпики. Однако, с другой стороны, эти мифологические мо-

53 Вирсаладзе Е. Б. Нартский эпос и охотничьи сказания в Грузии // Сказания о нартах - эпос народов Кавказа. - М., 1969, с. 251.

швы приобретают очень яркую эпическую окраску, относящуюся, по всей видимости, ко времени образования ранней государ- * ствепности и появления мотива богоборчества. Источником эпического пласта в «Абрыскиле» во многом послужил нартский эпос абхазов, а именно - сказания о Сасрыкуа. Иными словами, образ абхазского Абрыскила в своей мифологической части стадиально сходен с образом основного героя абхазского нартского эпоса Сасрыкуа или даже в определенном смысле обладает большей архаичностью. При этом ряд мотивов и эпизодов эпоса об Абрыскиле либо непосредственно отражают нартские сказания о Сасрыкуа (например: мотив чудесного рождения Абрыскила в абазинском варианте, мотив укрощения богатырского коня), либо обнаруживают их влияние (например: мотив закалки героя, рассечение большого камня, погоня ангелов за героем, мотив сна, попытка освобождения героя из заточения и пр.). Более того, образы Сасрыкуа и Абрыскила взаимовлияют, коитаминируются, часто переплетаются различные сказания о них. Видя в основе имени Сасрыкуа первоначальное абхазо-адыгское название камня саср, а в основе имени Абрыскила - последующее название камня абра, Ш. X. Салакая приходит к выводу о том. что «Сасрыква - создание более отдаленных времен, Абрскил - герой сравнительно поздней эпохи» [Салакая, 1976, с. 110]. Действительно, относительно эпического пласта, можно сказать, что образ Абрыскила предстает как своеобразное продолжение образа Сасрыкуа34. Яркое свидетельство тому - разделение прометеевской темы между этими двумя героями. Мотив похищения (добывания) огня у адауы-великана - основной подвиг Сасрыкуа, а мотив наказания героя - основное сюжетное событие в образе Абрыскила. Однако мотив наказания Абрыскила отнюдь не связан с похищением огня. Он возникает па основе других мифологических представлений.

Взаимовлияние нартского эпоса и кавказских сказаний о прикованных героях наблюдается и у других народов. В частности, в осетинской и грузинской эпических традициях исследователи53 выделяют ряд сходных мотивов и эпизодов. Часть из них,

34 Ср. характерное примечание сказителя: «Абрыаап жич в Абхсиии пас'/е портов» («Нарыт рышыпхь пуп Лбрыскьыл Ацсиы дп-пыкэыз») [Шннкуба, 1990, с.288].

Абаев, 1982, с.70; Чпковани, 1966, с. 15, 102, 181, 184 - 189; Мелетин-скпП, 1963, с.165, 201, 211-212, 229-230; Тменова 3. Г. Место осетин-

по их мнению, непосредственно перешли в грузинский «Амира-ни» из нартского эпоса осетин (например: борьба Амирани с великаном по типу «игр Сослана», выманивание младенца из воды, воспитание и вскармливание животными, закалка героя) или, наоборот, - из «Амирани» в нартский эпос (например: мотив богоборчества в нартском эпосе осетин, сватовство к красавице из летающей башни), а другая часть аналогий имеет типологический характер. Примечательно, что если в абхазской эпической традиции образ Абрыскила перекликается с образом нартского героя Сасрыкуа, то в осетинской эпической традиции Амран имеет «значительное сходство с нартским богатырем Батрадзом» [Тме-нова, 1993, с.218]. Отсюда видно, что кавказские предания прометеевского цикла (и в абхазской, и в осетинской традициях) находят параллели не с кем иным, как с центральными героями Нартиады - с Сасрыкуа (в абхазской версии эпоса) и Батразом (в осетинской версии эпоса). По всей видимости, и возникновение мотива бессмертия Сослана/Сосруко, так ярко выраженного в нартском эпосе осетин и адыгов, связано с образом прикованного героя. Адыгский «Сосруко выступает порою в той же роли, что и истязаемый Старец, он также оказывается закованным в подземелье» [Шортанов, 1982, с. 139-140]. Итак, сходство или близость структур абхазского нартского эпоса и эпоса об Абрыскиле выглядит неравномерно. Некоторые мотивы и эпизоды восходят к общему мифоэпическому наследию абхазо-адыгских народов. Часть повествовательных констант в «Абрыскиле» берет свое начало из нартских сказаний о Сасрыкуа. Значительно слабее проявляется обратное влияние образа Абрыскила на образ Сасрыкуа. Однако нельзя исключать и частичное совпадение сложения абхазских эпических сказаний о Сасрыкуа и Абрыскиле во времени и процессе.

В абхазском эпосе об Абрыскиле, типологически сходном с кавказскими сказаниями прометеевского типа, контаминируются два традиционных основных начала - мифологическое и эпическое. Мифологический пласт унаследован из архаических мифов о зооморфных божествах, олицетворяющих производительные силы природы, а эпический пласт тесно связан с нартскими сказаниями о Сасрыкуа.

ского Даредзановского эпоса в кавказской традиции // Вопросы осетинской литературы и фольклора. - Владикавказ, 1993, с.207-219 (далее: [Тменова, 1993]).

Таким образом, проведенное исследование материала позволяет заключить, что сказания о Сасрыкуа и Лбрыскиле составляют самый ранний пласт устной мифоопической традиции абхазов и находят генетические и типологические параллели в творчестве различных народов Кавказа (связанных по языку, происхождению или близких исторически и географически) и в более отдаленных культурах. В них мы находим сложнейший сплав архаики - художественной и обрядовой, ибо «обряд и этнографи-чен, и художествен по сути и структуре»56. Эти сказания обнаруживают близость сюжетно-тематических структур и органически связаны с древнейшими абхазскими и общекавказскими мифо-эпическими воззрениями и ритуальной практикой. В частности, немаловажно и весьма интересно проявление и в образе Сасрыкуа, и в образе Абрыскила всемирно известного мотива мифологического змея (агулщапа-дракона или адауы-великана) в разных своих ипостасях, а также отражение в сказаниях культа плодородия (архаического ритуала смерти и возрождения) и древнего погребального обряда.

56 Гацак В. М Фольклор - память традиции (уровни и формы этнопо-этической константности) // Вестник Дагестанского Научного центра. - Махачкала, 2000, № 8, с. 95.

Основные публикации автора по теме диссертации

Монографии

1. Нартский эпос абхазов: Сюжетно-тематическая и поэтико-стилевая система- Отв. ред. В. М. Гацак. - Сухум: Алашара, 1995. - 10, 13 п. л.

2. Абхазские архаические сказания о Сасрыкуа и Абрыскиле (Систематика и интерпретация текстов в сопоставлении с кавказским эпическим творчеством. Тексты, переводы, комментарии), -Отв. ред.: В. М. Гацак, Ш. X. Салакая. - Сухум: Алашара, 2003. -23, 05 п. л.

Сборники

3. Мнение (Исследования и литературно-критические статьи). - Сухуми: Алашара, 1990. - 6,25 п. л. (на абх. яз.).

4. Абхазский фольклор: Записи Артура Аншбы / Сост., текстолог. упорядоч. записей, предисл., коммент. и указатели 3. Д. Джапуа; научный ред. В. Г. Ардзинба. - Сухум: Алашара, 1995. - 33,08 п. л.'(на абх. яз.).

5. Абхазские сказания / Сост. и послесл. 3. Д. Джапуа. - Сухум: Алашара. 2000. - 10,33 п. л. (на абх. яз.).

6. Ранние записи абхазского фольклора (Из рукописей А.Н. Генко) / Сост., предисл. и коммент. 3. Д. Джапуа. - Сухум: Алашара, 2001. -22,76 п. л. (на абх. яз.).

Статьи и тезисы

7. Изображение женских персонажей в абхазском нартском эпосе // «Алашара». - 1983. - №1. - 0,7 п. л. (на абх. яз.).

8. Основной персонаж абхазских нартских сказаний // «Алашара». - 1984. -№3. - 0,5 п. л. (на абх. яз.).

9. Система эпитетов в стиле абхазского нартского эпоса // «Алашара». - 1987. - №5. - 1 п. л. (на абх. яз.).

10. Эпико-фантаетические (атрибутивные) описания в абхазском нартском эпосе // Труды Абхазского государственного университета. - Т. VI. - 1988. - 1 п. л,

11. Гипербола в абхазском нартском эпосе // «Алашара». -1988. -№ 3. - 0,5 п. л. (на абх. яз.).

12. Контаминация в абхазском нартском эпосе // «Алашара». - 1989. - №1. - 0,7 п. л. (на абх. яз.).

13. Художественно-определительные сочетания в эпосе /У «Алашара». - 1990. -№8. -0,8 п. л. (на абх. яз.).

14. Удвоение эпитетов в художественно-определительной системе абхазского нартского эпоса // Вопросы иранистики и алановедения: Научная конференция, посвященная 90-летию В. И. Абаева. - Владикавказ, 1990. - 0,3 п. л.

15. Aetiological inserticns and legends in the context of abkhazian nart epic // Traditional folk belief today. - Tartu. 1990. -0. 3 п. л.

16. Систематизация текстов абхазского нартского эпоса // Фольклор: Проблемы тезауруса. - Отв. ред. В. М. Гацак. - М., 1994,- 1,5 п. л.

17. Протогипербола или фантастический атрибут в нартском эпосе абхазов // Нарский эпос и кавказское языкознание: Материалы VI Международного Майкопского коллоквиума Европейского общества кавказологов. - Майкоп, 1994. - 0,7 п. л.

18. Нартский сюжет о посещении подземного мира // Сборник научных трудов Абхазского государственного университета. -Сухум, 1999.-0,3 п. л.

19. Нартские сюжеты о посещении подземного мира // Всероссийская научная конференция «Актуальные проблемы общей и адыгской филологии»: Материалы конференции. - Майкоп, 1999.-0,3 п. л.

20. Абхазо-адыгские нартские параллели (Указатель сходных сюжетно-тематических единиц) // Культурно-историческая общность народов Северного Кавказа и проблемы гуманизации межнациональных отношений на современном этапе: Материалы международной научно-теоретической конференции. - Черкесск, 1999.-4.2.-0,4 п. л.

21. Картина мира в абхазском эпосе об Абрыскиле // Международная научная конференция «Современные проблемы кавказского языкознания и фольклористики»- Тезисы докладов. - Сухум, 1999.-0.3 п. л.

22. Образ неба в абхазском нартском сюжете о героическом сватовстве // Тезисы докладов на научной сессии профессорско-преподавательского состава АГУ (к 20-летию образования университета). - Сухум, 1999. - 0,3 п. л.

23. Мотив укрощения коня в цикле нартских сказаний о Сас-рыкуа // ХЫУ итоговая научная сессия АбИГИ (25 - 28 апреля): Тезисы докладов. - Сухум. 2000. - 0,3 п. л.

24. Сходные сюжетно-тематические единицы в абхазо-адыгских нартских сказаниях (опыт составления Указателя) // Абхазоведение: Язык. Фольклор. Литература. - Вып. I. - Сухум. 2000.-0,7 п. л.

25. Абхазский эпос об Абрыскиле (поэтико-воззренческие аспекты) // Современные проблемы кавказского языкознания и фольклористики: Материалы Международной научной конференции, посвященной 100-летию со дня рождения К. С. Шакрыла (28-30 мая 1999 г., Сухум). - Сухум, 2000. - 2 п. л.

26. К реконструкции архаических мотивов абхазского эпоса об Абрыскиле // Проблемы истории, филологии, культуры. - М.Магнитогорск, 2001. - Вып. XI. - 1 п. л.

27. Реконструкция некоторых архаических мотивов в абхазском эпосе об Абрыскиле // Актуальные проблемы иранистики и теории языкознания. - Владикавказ, 2002. - 1 п.л.

28. Сюжет о чудесном рождении героя из камня в абхазском нартском эпосе (опыт реконструкции архаической семантики) // Кавказ: История, культура, традиции, языки (по материалам Международной научной конференции, посвященной 75-летию Абхазского института гуманитарных исследований им. Д. И. Гулиа АН Абхазии 28-31 мая 2001 г.. г. Сухум). - Сухум, 2003. - 1,3 п. л.

Подписано к печати 17.02.2004 г. Усл. печ. л. 2,79. Тираж 120 экз. Заказ 496. ГПП «Дом печати». Республика Абхазия, г. Сухум, ул. Эшба,

*

*>

¡

•i

s

î

!

t

i

РНБ Русский фонд

2007-4 3908

15 MAP 2004

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Джопуа, Зураб Джотович

Введение.<.

ГЛАВА I. Из истории собирания, публикации и исслеования сказаний о Сасрыкуа и Абрыскиле.

1.Собирание, публикация и исследование текстов.

2. Хронологический Указатель записей сказаний.

ГЛАВА II. Песни и сказания о Сасрыкуа.

1. Чудесное рождение и богатырское детство героя

2. Спасение братьев-нартов.

3. Посещение подземного мира.

4. Поиск более сильного соперника.

5. Женитьба героя.

6. Гибель героя.

ГЛАВА III. Сказания об Абрыскиле

1. Чудесное рождение героя.

2. Героические деяния (или образ жизни) героя.

3. Погоня ангелов за героем, его поимка, заточение в пещеру и попытка освобождения героя из подземелья.

Введение диссертации2003 год, автореферат по филологии, Джопуа, Зураб Джотович

Диссертация посвящена изучению самого древнего пласта ге-роико-архаической эпической традиции абхазов - сказаний о Сасрыкуа и Абрыскиле, которые, тая в себе немало пока еще не раскрытых мифологических констант, и поныне сохраняют живое бытование. Об особой популярности и величавости этих героев свидетельствует не только устная память, но и большое число художественных произведений, так или иначе связанных с монументальными фигурами богатырей, которые принадлежат разным устным эпическим памятникам.

Сасрыкуа - центральный персонаж абхазо-адыгского нартско-го эпоса, представляющий собой «весьма архаический тип эпического героя, генетически восходящий к культурному герою» [Мелетинский, 1963,с.183]. Также и в других национальных версиях нартского эпоса образ Сасрыкуа занимает важное место, однако в них в роли центральных героев выдвигаются другие персонажи: Урызмаг и Батраз - в осетинских нартских сказаниях, Ёрюзмек - в балкаро-карачаевских сказаниях. Правда, одни ученые считают, что Сасрыкуа (Сосруко/ Сослан/ Созырыко/ Сосу-рук/ Соска Солса) - «самый значительный и самый популярный на всем Северном Кавказе» [Дюмезиль, 1990, с.72], «один из основных персонажей аланской Нартиады» [Гуриев, 1999,с.52], что цикл Сослана-Созырыко ни по количеству сюжетов, ни по наличию в нем общенартовских параллелей не отличается существенным образом от цикла Батраза» [Гаглойти, 2000,с.22].

Сказания же об Абрыскиле составляют отдельный эпос, который относится к кругу кавказских преданий прометеевского цикла и среди них представляет «особый интерес» и имеет «весьма древние черты» [Мелетинский, 1963, с.213, 215].

Исследование покажет, что аналитическое изучение эпических сказаний о Сасрыкуа и Абрыскиле в одной цельной работе вполне соответствует типологической, тематической, возможно, и генетической взаимосвязи данных образов. Отсюда можно сказать, что замысел диссертации вытекает из самого характера и сути архаического эпического повествования абхазов.

Надо отметить, что на протяжении XX столетия записано и опубликовано значительное количество текстов абхазских эпических сказаний, появилось немало исследований по их изучению (краткому обозрению этого вопроса посвящена первая глава данной диссертации). Однако существующие публикации и разработки в малой степени затрагивают проблемы текстологии, более достоверной систематики текстов, конкретной научной интерпретации каждого сюжета и сюжетной версии эпических циклов сказаний о Сасрыкуа и Абрыскиле, а специальные работы на данную тему в таком охвате и исследовательском осмыслении в абхазской фольклористике до сих пор не предпринимались. Этим и обусловлена необходимость аналитического изучения абхазских эпических сказаний о Сасрыкуа и Абрыскиле в систематическом и обрядово-мифологическом аспектах, являющихся исключительно важными и актуальными в современном эпосовёде-нии и фольклористике в целом.

Настоящая диссертация представляет собой системно-аналитическое исследование сюжетно-тематического состава абхазских эпических сказаний о Сасрыкуа и Абрыскиле, опыт реконструкции их архаической семантики. Выбрав такие аспекты объектом исследования, автор поставил перед собой следующие задачи: 1) провести текстологическую работу по выявлению и сбору аудио-видеозаписей, рукописных текстов и опубликованных материалов многочисленных вариантов абхазских эпических сказаний о Сасрыкуа и Абрыскиле; 2) составить хронологический Указатель записей сказаний, содержащий основной корпус аутентичных текстов, накопленных с конца XIX до начала XXI века, и показывающий частотность и последовательность фиксации новых сюжетов и вариантов; 3) выявить основной круг завершенных сюжетно-тематических единиц и их версий, из которых складываются циклы сказаний о Сасрыкуа и Абрыскиле; 4) описать каждую сюжетно-тематическую единицу (сюжет, сюжетную версию, мотив), выводя устойчивые константы из всей суммы имеющихся в наличии вариантов эпических сказаний и приводя достоверные тексты в оригинале и в максимально точном переводе на русский язык; 5) сопоставить выделенные образы, сюжеты, мотивы и эпизоды с их кавказскими версиями, также проследить проявление этих данных в одних или других рассматриваемых сюжетах абхазской эпической традиции; 6) охватить по возможности всю совокупность сюжетных данных в их соотношениях друг с другом с тем, чтобы в итоге она выявила единую систему мифоэпического мировоззрения, отразившуюся в исследуемых сказаниях; 7) при этом уделить особое внимание выявлению картины эпического мироздания, раскрытию архаической семантики мифоэпических образов, мотивов и эпизодов на основе архаических обрядово-мифологических данных. Так как «древние обычаи, давно вышедшие из употребления, вплетаясь в фольклорные сюжеты и мотивы, переживают тысячелетия» [Абаев, 1990, с. 178 — 179]. Однако «отношения этнографических реалий и фольклорных трактовок следует рассматривать не как отношения истоков и «отражений», но как равнозначные по функциям и синхронные по существу выражения одного сод ержания, единого понимания мира (различающиеся лишь по языку)» [Путилов, 1999, с.21].

Материалом для исследования послужили тексты абхазских эпических сказаний о Сасрыкуа и' Абрыскиле, собранных со второй половины XIX в. по настоящее время — 401 сказание, включая все варианты, большинство из которых впервые вводятся в научный оборот. В их числе звуковые, рукописные и опубликованные материалы. Значительное количество текстов составляют звукозаписи (в том числе и повторные) диссертанта, осуществленные с 1980 по 2000 год (см. Указатель). В качестве сравнительного материала использованы наиболее совершенные и выверенные абазинские, адыгские, осетинские, балкаро-карачаевские, чечено-ингушские, лакские, грузинские и армянские эпические тексты, изданные в серии «Эпос народов СССР» (с 1992 г. — «Эпос народов Евразии») и опубликованные в других различных сборниках.

В систематике и научной интерпретации текстов абхазских эпических сказаний о Сасрыкуа и Абрыскиле автор учитывал результаты работ исследователей абхазской эпики (прежде всего, Ш.Д.Инал-ипы, Ш.Х.Салакая, А.А. Аншбы, C.JL Зухбы, В.Г. Ардзинбы), опирался на труды эпосоведов-кавказоведов (Е.М. г

Мелетинского, В.И. Абаева, Ж. Дюмезиля, У.Б. Далгат, А.И. Алиевой, М.Я. Чиковани, Е.Б. Вирсаладзе, М.А. и З.Ю. Кумахо-вых и др.), на российские (и зарубежные) традиции в фольклористике, теоретические труды известных ученых — литературоведов, фольклористов и этнографов: А.Н. Веселовского, В.М. Жирмунского, В.Я. Проппа, Д.Д. Фрэзера, Л.Я. Штернберга, М.М. Бахтина, К.В. Чистова, Б.Н. Путилова, В.М. Гацака, Ю.И. Смирнова, С.Ю. Неклюдова и др.

Методика исследования автора (контекстуальное изучение, отбор, классификация опубликованных, рукописных, полевых материалов, включая аудио-и видеозаписи с их расшифровками; выявление сюжетной тематики, описание фабулы эпических сказаний, их сопоставление внутри абхазской и других эпических традиций; раскрытие глубинной семантики эпических текстов на основе этнографических данных и т.д.) сочетает в себе элементы историко-сравнительного и структурно-типологического анализа.

Исследование проводилось, можно сказать, в два этапа. Первый этап - поисково-собирательский и эдиционно-текстологический. В полевых работах автора в районах Абхазии (1980-2000) велся поиск эпических сказителей, осуществлялась запись текстов, относящихся к различным жанрам абхазского фольклора. Удалось выявить ряд талантливых сказителей (Халит Калги, Платон Дбар, Гриша Айба, Миша Аргун, Лад Дзапщба, Люба Джапуа, Чичико Цвижба, Hyp Шларба, Андруща Адлейба и др.) и записать от них значительное количество эпических сказаний (см. Указатель). Автором изданы на абхазском языке различные сборники фольклорных текстов с необходимыми научными комментариями, предисловиями, указателями и словарями: «Абхазский фольклор: Записи Артура Аншбы» [Джапуа, 1995а] (содержит в числе других текстов 22 нартских и 4 сказания об Абрыскиле); «Ранние записи абхазского фольклора (из рукописей А.Н. Генко)» [Джапуа, 2001а] (содержит в числе других текстов 13 нартских и 1 сказание об Абрыскиле); «Абхазские сказания» (для юных читателей) [Джапуа, 2000г] (содержит в числе других текстов 22 нартских и 5 сказаний об Абрыскиле). Общий объем этих публикаций - 68 п. л.

Второй этап - обобщающий: написание свыше 20 статей, двух монографий (см. Литература), а также подготовка настоящей диссертации.

Новизна результатов диссертации обусловлена: 1) прежде всего, самим выбором темы - эпические сказания о Сасрыкуа и Абрыскиле в одной цельной работе; 2) учетом обширного фактического материала, значительная часть которого записана самим автором, и привлечением большого числа текстов из других национальных версий и вариантов анализируемых сказаний; 3) установлением на этой основе сходства и различия сюжетно-тематических структур между абхазскими эпическими сказаниями и аналогичными сказаниями других народов, с одной стороны, а с другой - между абхазскими сказаниями о Сасрыкуа и эпосом об Абрыскиле; 4) выявлением характера эпического мироздания и раскрытием архаической семантики ряда образов, сюжетов, мотивов и эпизодов на основе типологических параллелей и обрядово-мифологических данных из других древних культур. Все это дает возможность точнее обозреть эпическую архаику абхазов, содержащую тайны мифоэпических воззрений столь древнего этноса.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Абхазские архаические сказания о Сасрыкуа и Абрыскиле"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В результате аналитического изучения абхазских архаических эпических сказаний о Сасрыкуа и Абрыскиле в плане текстологии, систематики и научной интерпретации текстов наиболее важными представляются следующие положения.

В собирании, публикации и изучении этих памятников абхазская фольклористика в своем развитии прошла три этапа. Первый этап - с 1870-х до начала 1920-х годов - когда абхазский фольклор стал предметом исследования ученых-краеведов, любителей-энтузиастов в качестве этнографического и лингвистического материала. Материалы эти (в том числе — и пересказы текстов на русском и грузинском языках) содержат значительные подробности и сохраняют свою ценность по сей день. Замечательно, что на этом этапе было произведено немало лингвистических записей текстов абхазского фольклора на языке оригинала, в числе которых - два нартских сказания. Второй этап - с 1920-х до начала 1960-х годов - отличается активизацией собирательской деятельности этнографов и лингвистов, записавших большое количество фольклорных текстов, лучшие образцы песен и сказаний о Сасрыкуа и Абрыскиле. Шло постепенное становление начальных основ полевой и эдиционной текстологии, \ выявление эпических певцов, сказителей и фиксация их репертуаров. Правда, часть записей и публикаций этого периода далека от текстологического совершенства. Из идеологических и других соображений тексты подвергались литературной обработке. Однако ценность накопленного в этот период эпического материала чрезвычайно высока. С этим этапом связано и начало научного осмысления абхазских сказаний о Сасрыкуа и Абрыскиле - в разысканиях Г.Ф.

Чурсина, Ш.Д. Инал-ипы и Х.С. Бгажбы. Третий этап - с 1960-х годов до настоящего времени - характеризуется появлением профессиональных абхазских фольклористов. Вследствие этого собирание, публикация и исследование устного эпического творчества абхазов стали на качественно новый теоретический уровень. Это выражается в ориентации на звукозаписи, во введении новых текстологических принципов, в создании монографических исследований по различным вопросам абхазской эпической традиции, в последующем углублении и совершенствовании текстологических и аналитических аспектов и подходов.

Систематика текстов сказаний о Сасрыкуа и Абрыскиле выполнена с учетом всего основного корпуса текстологически надежных записей, произведенных со второй половины XIX века до начала XXI столетия.

Песни и сказания о Сасрыкуа охватывают почти всю тематику абхазского нартского эпоса. (Их сохранившиеся варианты составляют свыше 327 записей.) «Жизнь и подвиги главного героя эпоса объединяют абхазские сказания в единое целое, этим создается как бы «сквозное действие»» [Инал-ипа, 1962, с. 10]. Цикл сказаний о Сасрыкуа и Сатаней-Гуаще предстает в целостном, завершенном виде и объединяет самые архаические, изначальные мифоэпические сюжеты, которые складывались на протяжении многих веков или нескольких тысячелетий.

Кроме того, с именем Сасрыкуа связывается еще целый ряд сюжетов, как собственно эпических, так и проникающих в эпос под воздействием волшебно-героических сказок, преданий и ге-роико-исторических сказаний. В некоторых текстах Сасрыкуа выступает попарно с другими персонажами, или же «заменяет» их. При этом характерно, что образ самого Сасрыкуа весьма устойчив и не заменяется другими персонажами. Архаический герой и связанные с ним сказания отражают все этапы развития эпической сюжетики, проникают, как бы «вписываются» в разно-этапный ряд эпических персонажей, в стадиально разнопорядковые сюжеты и мотивы. Поэтому можно сказать, что в абхазском нартском эпосе нет ни одной сюжетной тематики, где бы Сасрыкуа так или иначе не фигурировал. И в этом проявляется степень архаики прочно вошедшего в традиционную память образа Сасрыкуа.

В абхазском нартском эпосе цикл сказаний о Сасрыкуа расчленяется на шесть основных сюжетно-тематических линий:

1) чудесное рождение из камня и богатырское детство героя; 2) спасение братьев-нартов; 3) посещение подземного мира; 4) поиск более сильного соперника; 5) женитьба героя; б) гибель героя. Все эти темы представлены в эпосе довольно широко и реализуются в нескольких вариантах или версиях. Однако среди них - по степени исконности, «эпичности», распространенности, устойчивости и полноты художественных образов — можно выделить три тесно взаимосвязанных сказания: а) чудесное рождение из камня (в Указателе составляет 109 вариантов), б) добывание огня (в Указателе составляет 102 варианта), в) гибель от камня (в Указателе составляет 34 варианта). Сопоставление вариантов этих сюжетов, их мотивов и эпизодов в разных версиях кавказской Нартиады показало, что данная триада сюжетов является остовом всей тематики эпоса и выглядит наиболее полной, художественно насыщенной именно в абхазо-адыгском нартском эпосе. Тем самым, еще больше аргументаций и подтверждений находит мнение о том, что абхазские и адыгские нартские сказания о Сасрыкуа по степени сходства сюжетно-повествовательных констант в определенном смысле могут восприниматься как варианты одних национальных сказаний или даже разновременные записи от одного и того же сказителя (прасказителя) [Джапуа, 20006, с.117, 119-121]. Они «обнаруживают такую близость, что их можно (с известными оговорками) объединить в одну группу» [Мелетинский, 1963, с.204].

Ритуально-мифологическая интерпретация эпических текстов привела нас к реконструкции их архаической семантики. Выяснилось, в частности, что в нартском сюжете о чудесном рождении героя из камня усматривается культ плодородия, архаический фаллический культ, связанный с мотивом камня и так отчетливо представленный в древней культуре кавказских народов; что генезис сюжета восходит к мотиву мифологического змея, змея-дарителя, чудесного оплодотворителя, в атрибутике которого особое место занимала связь с рождением. Основной мотив данного сюжета («встреча» Сатаней-Гуащи и «пастуха») в гротескном стиле воспроизводится в другом нартском сюжете - о встрече с великаном-пахарем, в котором обнаруживаются следы древнего обряда пахоты и сева. Архаическая семантика сюжета о роковой смерти младенца связана с обрядом ритуального убиения состарившегося правителя или его сыновей-младенцев, прослеживающемся во многих культурах и засвидетельствованном в ритуальных и мифоэпических традициях народов Кавказа. Мотив рождения из камня и гибели от камня Сасрыкуа сопоставим с мифологическими представлениями древних народов о возвращении в материнское лоно, за которым следует возрождение.

Анализ описаний разных сюжетов о Сасрыкуа подтверждает и существенно дополняет предположение В.Г. Ардзинбы о том, что нартские образы («пастуха», адауы-великана, агулщапа-дракона, старухи-ведьмы, полусухого-полусырого пахаря и всадника-богатыря Талумбака) наделены чертами существа «иного», «потустороннего» мира, а сюжеты, в которых они представлены о рождении героя из камня, о добывании огня, об освобождении водного источника, о проглатывании братьев-нартов старухой-ведьмой, о встрече с великаном-пахарем и с богатырем-всадником), по своей структуре однотипны, представляют собой одну из возможных реализаций основной темы: «потери (или отсутствия чего-либо) - обретения» [Ардзинба, 1985, с.160]. С этим согласуются и описания места обитания этих образов и пути героя, устремляющегося к ним.

Структура эпических сказаний строится на перемещениях героя по горизонтали и вертикали в трех основных космических зонах - земной, подземной (подводной, потусторонней, загробной) и надземной (небесной), создающих единую картину эпического мироздания. Река, вершина неприступных гор, скала, лес, пропасть, лестница и т.п., вероятно, предстают как «пограничные пределы» пространства между разными мирами, между «своим» и «чужим».

Если цикл сказаний о Сасрыкуа представлен во всех основных версиях кавказской Нартиады, то и эпос об Абрыскиле перекликается с кавказскими сказаниями прометеевского типа.

В абхазских сказаниях об Абрыскиле более или менее четко намечаются три основные сюжетно-тематические линии: 1) чудесное рождение героя; 2) героические деяния (или образ жизни) героя; 3) погоня ангелов за героем, его поимка, заточение в пещеру и попытка освобождения героя из подземелья. Так же, как и в нартских сказаниях о Сасрыкуа, представленные темы разрабатываются в нескольких вариантах и версиях, хотя в эпическом контексте они неодинаково устойчивы. Одни из них широко развернуты, выстраивают фабульное повествование, а другие несколько свернуты и встречаются лишь фрагментарно в форме ремарок, информаций или комментариев к основному повествованию. Поэтому и сам объем эпоса невелик. Так, из всех выделенных сюжетных тем «Абрыскила» более развернуто и полно сохраняется сказание о погоне ангелов за героем, его поимке и заточении в пещеру.

Примеры из других кавказских сказаний о прикованных к горам или заточенных в пещерах героях показали наличие, с одной стороны, сюжетных межнациональных параллелей, сходных «эт-нопоэтических констант» (по В. М. Гацаку), а с другой, - специфичных мотивов и эпизодов, характерных только для абхазских сказаний об Абрыскиле. Выясняется, что абхазские сказания обнаруживают более близкое сходство с северокавказскими (в особенности - с абазинскими, убыхскими и адыгскими) версиями, что обусловлено, разумеется, в том числе и абхазо-адыгской этнической общностью. Однако проведенный сопоставительный анализ подводит нас к тому, что сходство и различие между кавказскими сказаниями прометеевского цикла-не результат заимствования (хотя и его нельзя исключать полностью), а «результат различной творческой переработки единого общекавказского комплекса древнейших мифологических представлений» [Вирсаладзе, 1969, с.251].

Как можно было видеть, с одной стороны, основные мотивы эпоса об Абрыскиле восходят к архаическим представлениям абхазов, связанным с ритуальной, обрядово-мифологической практикой. В них задержались видимые остатки архаической мифологии и эпики. Однако, с другой стороны, эти мифологические мотивы приобретают очень яркую эпическую окраску, относящуюся, по всей видимости, ко времени образования ранней государственности и появления мотива богоборчества. В них прослеживаются тенденции к эпике классического типа. Источником эпического пласта в «Абрыскиле» во многом послужил нартский эпос абхазов, а именно - сказания о Сасрыкуа. Иными словами, образ абхазского Абрыскила в своей мифологической части стадиально сходен с образом основного героя абхазского нартского эпоса Сасрыкуа или даже в. определенном смысле обладает большей архаичностью. При этом ряд мотивов и эпизодов эпоса об Абрыскиле либо непосредственно отражают нартские сказания о Сасрыкуа (например: мотив рождения Абрыскила в абазинском варианте, мотив укрощения богатырского коня), либо обнаруживают их влияние (например: мотив закалки героя, рассечение большого камня, погоня ангелов за героем, мотив сна, попытка освобождения героя из заточения и пр.). Более того, образы Сасрыкуа и Абрыскила взаимовлияют, контаминируются, часто переплетаются различные сказания о них. Видя в основе имени Сасрыкуа первоначальное абхазо-адыгское название камня саср, а в основе имени Абрыскила — последующее название камня абра, Ш.Х. Салакая приходит к выводу о том, что «Сасрыква -создание более отдаленных времен, Абрскил - герой сравнительно поздней эпохи» [Салакая, 1976а, с.110].

Действительно, относительно эпического пласта, можно сказать, что образ Абрыскила предстает как своеобразное продолжение образа Сасрыкуа165. Яркое свидетельство тому - разделение прометеевской темы между этими двумя героями. Мотив похищения (добывания) огня у адауы-великана - основной подвиг Сасрыкуа, а мотив наказания героя - основное сюжетное событие в образе Абрыскила. Однако мотив наказания Абрыскила отнюдь не связан с похищением огня. Он возникает на основе других мифологических представлений.

165 Ср. характерное примечание сказителя: «Абрыскил жил в Абхазии после нартов» («Нартаа рышьтахь ауп Абрыскьыл Ацсны даныкэыз») [Шинкуба, 1990, с.288].

Взаимовлияние нартского эпоса и кавказских сказаний о прикованных героях наблюдается и у других народов. В частности, в осетинской и грузинской эпических традициях исследователи [Абаев, 1932, с.13-17; Абаев, 1-982, с.70; Чиковани, 1966, с.15, 102, 181, 184-189; Мелетинский, 1963, с.165, 201, 211-212, 229230; Тменова, 1993, с.207-219] выделяют ряд сходных мотивов и эпизодов. Часть из них, по их мнению, непосредственно перешли в грузинский «Амирани» из нартского эпоса осетин (например: борьба Амирани с великаном по типу «игр Сослана», выманивание младенца из воды, воспитание и вскармливание животными, закалка героя) или, наоборот, - из «Амирани» в нартский эпос (например: мотив богоборчества в нартском эпосе осетин, сватовство к красавице из летающей башни), а другая часть аналогий имеет типологический характер.

Примечательно, что если в абхазской эпической традиции образ Абрыскила перекликается с образом нартского героя Сасрыкуа, то в осетинской эпической традиции Амран имеет «значительное сходство с нартским богатырем Батрадзом» [Тменова, 1993, с.218]. Отсюда видно, что кавказские предания прометеевского цикла (и в абхазской, и в осетинской традициях) находят параллели не с кем иным, как с центральными героями Нартиады - с Сасрыкуа (в абхазской версии эпоса) и Батразом (в осетинской версии эпоса).

По всей видимости, и возникновение мотива бессмертия Со-слана/Сосруко, так ярко выраженного в нартском эпосе осетин и адыгов, связано с образом прикованного героя. Адыгский «Сосруко выступает порою в той же роли, что и истязаемый Старец, он также оказывается закованным в подземелье» [Шортанов, 1982, с.139-140].

Итак, сходство или близость структур абхазского нартского эпоса и эпоса об Абрыскиле выглядит неравномерно. Некоторые мотивы и эпизоды восходят к общему мифоэпическому наследию абхазо-адыгских народов. Часть повествовательных констант в «Абрыскиле» берет свое начало из нартских сказаний о Сасрыкуа. Значительно слабее проявляется обратное влияние образа Абрыскила на образ Сасрыкуа. Однако нельзя исключать и частичное совпадение сложения абхазских эпических сказаний о Сасрыкуа и Абрыскиле во времени и процессе.

Таким образом, в абхазском эпосе об Абрыскиле, типологически сходном с кавказскими сказаниями прометеевского типа, контаминируются два традиционных основных начала - мифологическое и эпическое. Мифологический пласт унаследован из архаических мифов о зооморфных божествах, олицетворяющих производительные силы природы, а эпический пласт тесно связан с нартскими сказаниями о Сасрыкуа.

Подводя итог, проведенное исследование материала позволяет сказать, что сказания о Сасрыкуа и Абрыскиле составляют самый ранний пласт устной мифоэпической традиции абхазов и находят генетические и типологические параллели в творчестве различных народов Кавказа (связанных по языку, происхождению или близких исторически и географически) и в более отдаленных культурах. В них мы находим сложнейший сплав архаики - художественной и обрядовой, ибо «обряд и этнографичен, и художествен по сути и структуре» [Гацак, 1999, с. 109]. Эти сказания обнаруживают близость сюжетно-тематических структур и органически связаны с древнейшими абхазскими и общекавказскими мифоэпическими воззрениями и ритуальной практикой. В частности, немаловажно и весьма интересно проявление и в образе Сасрыкуа, и в образе Абрыскила всемирно известного мотива мифологического змея (агулщапа-дракона или адауы-великана) в разных своих ипостасях, а также отражение в сказаниях культа плодородия (архаического ритуала смерти и возрождения) и древнего погребального обряда.

Список научной литературыДжопуа, Зураб Джотович, диссертация по теме "Фольклористика"

1. Абаев, 1945: Абаев В.И. Нартовский эпос//Известия СевероОсетинского НИИ. Т. 10. - Вып. 1- Дзауджикау, 1945. - С. 5119.

2. Абаев, 1949: Абаев В.И. Осетинский язык и фольклор. Т.1. -М.-Л., 1949.-601 с.

3. Абаев, 1957: Абаев В.И. Проблемы нартского эпо-са//Нартский эпос: Материалы совещания 19-20 октября 1956 г. -Орджоникидзе, 1957. С.22-36.

4. Абаев, 1982: Абаев В.И. Нартовский эпос осетин. — Цхинва-ли, 1982.-106 с.

5. Абаев, 1990: Абаев В.И. Избранные труды в двух томах. — Т.1: Религия, фольклор, литература. Владикавказ, 1990,- 640 с.

6. Абаева, 1969: Абаева З.В. Характер и обстоятельства в нартском эпосе//Известия Юго-Осетинского научно-исследовательского института АН ГССР. Bbin.XVI. - Цхинва-ли, 1969. -С.72-94.

7. Абаева, 1978: Абаева 3. В. Этюды по нартскому эпосу. -Цхинвали, 1978 181 с.

8. Аверннцев, 1987: Аверинцев С.С. Вода//Мифы народов мира: Энциклопедия в двух томах. -2-е изд. Т.1.- М., 1987. -С.240.

9. Адлейба, 1996: Адлейба Е.А. Наше родословие: народные сказания и статьи. Сухум, 1996. - 58 с. (на абх.яз.).

10. Азаматова, 1997: Азаматова М-К.З. Этнографические этюды. -Майкоп, 1997.-138 с.

11. Акаба, 1957: Акаба J1.X. Предисловие//Чурсин Г.Ф. Материалы по этнографии Абхазии. Сухуми, 1957. - С. 3 - 6.

12. Акаба, 1974: Акаба J1.X. Абхазо-адыгские мифологические параллели // Известия АбНИИ. Вып. 3. - Тб., 1974.- С. 138-158.

13. Акаба, 1976: Акаба Л.Х. Из мифологии абхазов. Сухуми, 1976.-104 с.

14. Акаба, 1984: Акаба Л.Х. Исторические корни архаических ритуалов абхазов. Сухуми, 1984.- 124 с.

15. Ал боров, 1979: Алборов Б. А. Некоторые вопросы осетинской филологии: Статьи и исследования об осетинском языке и фольклоре. Орджоникидзе, 1979. - 311 с.

16. Алиева, 1969: Алиева А.И. Адыгский нартский эпос. — М. -Нальчик, 1969.-168 с.

17. Алиева, 1986: Алиева А.И. Поэтика и стиль волшебных сказок адыгских народов. М., 1986. - 279 с.

18. Альбов, 1893: Альбов Н.М. Этнографические наблюдения в Абхазии// «Живая старина». Вып. 3. - СПб., 1893.- С. 325- 328 (тексты).

19. Амичба, 1988: Амичба С.А. Цветообозначение в языке абхазского фольклора//Алашара. 1988. - №4. - С.121-128 (на абх.яз.).

20. Апшба, Чанба, 1973: Сказания о нартах / Публ. А.А. Аншбы и Р.К. Чанбы // Алашара. 1973. - №5.- С. 52-61 (на абх. яз.).

21. Аншба, 1964: Аншба А.А. Мифологическая основа абхазских нартских сказаний//Алашара. 1964. - №3. - С.98-102 (на абх.яз.).

22. Аншба, 1966: Аншба А.А. Принципы сюжетосложения абхазского нартского эпоса//Алашара. 1966. - №1. - С.83-85 (на абх.яз.).

23. Аншба, 1967а: Аншба А.А. Об именах Сосруко и Со-слан//Сборник научных работ аспирантов. Сухуми, 1967. -С.111—118.

24. Аншба, 19676: Аншба А.А. Сказители абхазского нартского эпоса//Научная сессия, посвященная 10-летию кафедры абхазского языка и литературы: Тезисы докладов. Сухуми, 1967. - С.29-30.

25. Аншба, 1968: Аншба А. А. Некоторые художественные особенности абхазских нартских сказаний. — Сухуми, 1968. 63 с. (на абх. яз.).

26. Аншба, 1969а: Аншба А.А. Нечто существенное в понимании жанра эпоса//Алашара. 1969. - №4. - С.81-87 (на абх.яз.).

27. Аншба, 19696: Аншба А.А. Стих и проза в абхазском нартском эпосе//Сказания о нартах эпос народов Кавказа. - М., 1969. - С.409-425.

28. Аншба, 1970: Вопросы поэтики абхазского нартского эпоса. -Тб., 1970.- 112 с.

29. Аншба, 1971: Аншба А.А. К спорам о происхождении первоначального ядра нартского эпоса//Мацнэ. 1971. - №4. - С.85-92.

30. Аншба, 1982: Аншба А.А. Абхазский фольклор и действительность. Тб., 1982 - 280 с.

31. Ардзинба, 1982: Ардзинба В.Г. Ритуалы и мифы древней Анатолии. М., 1982.- 252 с.

32. Ардзинба, 1985: Ардзинба В.Г. Нартский сюжет о рождении героя из камня // Древняя Анатолия. М., 1985. - С. 128-168.

33. Ардзинба, 1987: Ардзинба В.Г. Приметы образа «пастуха» абхазских нартских сказаний // Труды Абхазского государственного университета. Т.5. - 1987. - С. 131-135.

34. Ардзинба, 1988: Ардзинба В.Г. К истории культа железа и кузнечного ремесла (почитание кузницы у абхазов) // Древний Восток: Этнокультурные связи. -М., 1988.- С. 263-306.

35. Аршба, 1979: Аршба Н.В. Динамическое ударение и редукция гласных в абхазском языке. Тб., 1979. - 141 с. (тексты на абх. яз.).

36. AT: The Types of The Folktale. A Classification and Bibliography. A. Aarne's Verzeichnis der Marchentypen translated and enlarged by S. Thompson // FF Communications, N 184. — Helsinki, 1961.-588 p.

37. Ачба, 1987: Сказания о нартах / Публ. А. Ачбы // Алашара. -1987. № 3. - С. 103-109 (на абх. яз.).

38. Бахтин, 1990: Бахтин М. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. 2-е изд. — М., 1990.-543 с.

39. Бгажба, 1964: Бгажба Х.С. Бзыбский диалект абхазского языка: Исследования и тексты. — Тб., 1964. 461 с.

40. Бгажба, 1987: Бгажба Х.С. Труды.- Сухуми, 1987. 286 с.

41. Бегуа, 1971: Bujuka О. Abhaz Mitolojisi anac mi? Istambul, 1971.-327 s.

42. Бжания, 1973: Бжания Ц.Н. Из истории хозяйства и культуры абхазов: Исследования и материалы. Сухуми, 1973. - 323 с. (тексты на абх. яз.).

43. Брагинская, 1988: Брагинская Н.В. Небо//Мифы народов мира: Энциклопедия в двух томах. 2-е изд. - Т. 2. - М., 1988. -С.206-208.

44. Бязыров, 1974: Бязыров А.Х. О группе нартских сказаний с эпизодом добывания огня//Известия Юго-Осетинского научно-исследовательского института. Вып. XIX. - Цхинвали, 1974-С. 109- 114.

45. Веселовский, 1940: Веселовский А. Н. Историческая поэти-ка/Ред., вступ. ст. и примеч. В. М. Жирмунского. — JL, 1940 647 с.

46. Вирсаладзе, 1969: Вирсаладзе Е.Б. Нартский эпос и охотничьи сказания в Грузии//Сказания о нартах эпос народов Кавказа.- М., 1969.-С.245-254.

47. Вирсаладзе, 1976: Вирсаладзе Е.Б. Грузинский охотничий миф и поэзия. М., 1976 - 360 с.

48. Габниа, Смыр, Чеснов, 1986: Габниа С.С., Смыр Г.В., Чес-нов Я.В. Ритуально-обрядовые функции абхазских посохов // Полевые исследования Института этнографии. М., 1986. - С. 119127.

49. Гаглойтн, 1977: Гаглойти Ю.С. Некоторые вопросы историографии нартского эпоса. Цхинвали, 1977 - 205 с.

50. Гаглойти, 2000: Гаглойти Ю.С. Осетино-абхазские нартов-ские параллели // Проблемы осетинского нартовского эпоса (Сборник статей). Владикавказ, 2000. - С. 5-37.

51. Гадагатль, 1967: Гадагатль A.M. Героический эпос «Нарты» и его генезис. Майкоп, 1967.- 422 с.

52. Гадагатль, 1997: Гадагатль A.M. Память нации: Генезис эпоса «Нарты». Майкоп, 1997 - 399 с.

53. Гамкрелидзе, Иванов, 1984: Гамкрелидзе Т.В., Иванов В.В. Индоевропейский язык и индоевропейцы. В двух книгах. - Тб., 1984.- 1328 с.

54. Ганаланян, 1979: Ганаланян А.Т. Армянские предания. -Ереван, 1979.-355 с.

55. Гарцкия, 1892: Гарцкия В. Из абхазских народных преданий и поверий // СМОМПК. Вып. 13. - Отд. 2 - Тифлис, 1892. -С.32—43.

56. Гатцук, 1907: Гатцук В. Абраскил (Абхазское предание) // «Юная Россия». 1907. - №2. - С. 253-263.

57. Гацак, 1967: Гацак В.М. Восточнороманский героический эпос: Исследование и тексты. — М., 1967 468 с.

58. Гацак, 1973: Гацак В.М. Метафорическая антитеза в сравнительно-историческом освещении//История, культура, этнография и фольклор славянских народов: VII Международный съезд славистов.-М., 1973. -С.286-306.

59. Гацак, 1999: Гацак В. М. Пространство этнопоэтических констант // Народная культура Сибири: Материалы VIII научно-практического семинара Сибирского регионального вузовского центра по фольклору. Омск, 1999. - С. 109-112.

60. Генко, 1930: Генко А.Н. О названиях плуга в северокавказских языках//Доклады АН СССР. 1930. - №7. - С.128-135.

61. Генко, 1940: Генко А.Н. Этнография Кавказа (лекция №11). -1940 (рукопись).- 19 машинописных страниц.

62. Генко, 1998: Генко А.Н. Абхазско-русский словарь / Подгот. к печати., предисл. и коммент. Т.Х. Халбада. Сухум, 1998.- 395 с.

63. Гожба, 1980: Фольклорные материалы турецких абхазов / Публ. Р.Х Гожбы // Труды Абхазского государственного музея. -Сухуми, 1980. Вып. V. - С.38-64 (на абх.яз.).

64. Гожба, 1989: Сказания турецких абхазов / Публ. Р.Х. Гожбы // Алашара. 1989.- № 5.- С.81-91 (на абх. яз.).

65. Гожба, 1991: Сказания турецких абхазов / Публ. Р.Х. Гожбы // Алашара. 1991. - № 2. - С. 172-184 (на абх. яз.).

66. Горбунов, 1913: Горбунов К. Торжество правды. С.-Пб., 1913.-С. 9-20.

67. Гринцер, 1988: Гринцер Р.А. Умирающий и воскресающий бог//Мифы народов мира: Энциклопедия в двух томах. 2-е изд.- Т.2. М., 1988. - С.547-548.

68. Гулиа, 1986: Гулиа Д.И. Собрание сочинений в шести томах.- Т.6 (История Абхазии. Этнография). Сухуми, 1986.- 328 с.

69. Гулиа, 1996: «Нарт Сасрыкуа» / Зап. Д.И.Гулиа // газета «Апсны». № 10-13 (17934).-7.03.1996.-С.7 (на абх. яз.).

70. Гулиа, Бгажба, 1972: Абхазская народная поэзия. — 2-е изд. / Сост. Д.И. Гулиа, Х.С. Бгажбы. Сухуми, 1972. - 159 с. (на абх.яз.).

71. Гуриев, 1999: Гуриев Т.А. Кто есть кто в аланской Нартиаде: Словарь. Владикавказ, 1999.-95 с.

72. Гутов, 1993: Гутов A.M. Поэтика и типология адыгского нартского эпоса. -М., 1993.-206 с.

73. Далгат, 1972: Далгат У.Б. Героический эпос чеченцев и ингушей: Исследование и тексты. М., 1972.- 467 с.

74. Далгат, 1977: Далгат У.Б. Вопросы научного анализа и критической оценки эпических текстов в эдиционной работе // Фольклор: Издание эпоса. М., 1977. - С.35-64.

75. Дбар, 2000: Дбар С.А. Обычаи и обряды детского цикла у абхазов (вторая половина XIX начало XX вв.). - Сухум, 2000.133 с.

76. Джанашвили, 1894: Джанашвили М.Г. Абхазия и абхазцы (этнографический очерк) // ЗКОРГО. Кн. 16. - Тифлис, 1894-С.1-64.

77. Джанашиа, 1898: Джанашиа Н. Абрскил // Сборник Акакия Церетели (кн. V, ч. II). Тифлис, 1898. - С. 1-8 (на груз. яз.).

78. Джанашиа, 1917: Джанашиа Н.С. Абхазский культ и. быт // «Христианский Восток». Т. 5. - Вып.З. - Петроград, 1917-С.157 — 208.

79. Джанашиа, 1960: Джанашиа Н.С. Статьи по этнографии Абхазии. Сухуми, I960 - 129 с.

80. Джанашиа, 1968: Джанашиа С.Н. Труды. Т. 4.- Тб., 1968. -338 с. (тексты на абх. яз.).

81. Джапуа, 1983: Джапуа З.Д. Изображение женских персонажей в абхазском нартском эпосе// Алашара. 1983. — №1. - С.81-85 (на абх. яз.).

82. Джапуа, 1984: Джапуа З.Д. Основной персонаж абхазских нартских сказаний// Алашара. 1984. - №3. - С.99-104 (на абх. яз.).

83. Джапуа, 1987: Джапуа З.Д. Система эпитетов в стиле абхазского нартского эпоса// Алашара. 1987. - №5. - С.109-117 (на абх. яз.).

84. Джапуа, 1988а: Джапуа З.Д. Эпико-фантастические (атрибутивные) описания в абхазском нартском эпосе//Труды Абхазского государственного университета. -Т.6. 1988. - С. 103-113.

85. Джапуа, 19886: Джапуа З.Д. Гипербола в абхазском нартском эпосе// Алашара. 1988. -№3. - С.117-122 (на абх. яз.).

86. Джапуа, 1989: Джапуа З.Д. Контаминация в абхазском нартском эпосе// Алашара. 1989. - №1. - С.112-120 (на абх. яз.).

87. Джапуа, 1990а: Джапуа З.Д. Художественно-определительные сочетания в эпосе// Алашара. 1990. - №8. — С.112-121 (на абх. яз.).

88. Джапуа, 19906: Джапуа З.Д. Удвоение эпитетов в художественно-определительной системе абхазского нартского эпо-са//Вопросы иранистики и алановедения: Научная конференция, посвященная 90-летию В.И.Абаева. Владикавказ, 1990. - С.34-36.

89. Джапуа, 1990в: Japua Z. J. Aetiological insertions and legends in the context of abkhazian nart epic//Traditional folk belief today. -Tartu, 1990.-P. 47-49.

90. Джапуа, 1991: «Как спасся Сасрыкуа» / Зап. и публ. З.Д. Джапуа// Алашара.- 1991.-№5. -С. 180-183 (на абх. яз.).

91. Джапуа, 1994а: Джапуа З.Д. Систематизация текстов абхазского нартского эпоса//Фольклор: Проблемы тезауруса. М., 1994. — С.218-237.

92. Джапуа, 19946: Джапуа З.Д. Протогипербола или фантастический атрибут в нартском эпосе абхазов//Нарский эпос и кавказское языкознание: Материалы VI Международного Майкопского коллоквиума Европейского общества кавказологов. Майкоп, 1994.-С.149-155.

93. Джапуа, 1995а: Абхазский фольклор: Записи Артура Аншбы / Сост., текстолог, упорядоч. записей, предисл., коммент. и указатели З.Д. Джапуа. Сухум, 1995. - 559 с. (на абх. яз.).

94. Джапуа, 19956: Джапуа З.Д. Нартский эпос абхазов: Сюжет-но-тематическая и поэтико-стилевая система. — Сухум, 1995184 с.

95. Джапуа, 1999а: Джапуа З.Д. Нартский сюжет о посещении подземного мира // Сборник научных трудов Абхазского государственного университета. Сухум, 1999. - С. 251-255.

96. Джапуа, 19996: Джапуа З.Д. Нартские сюжеты о посещении подземного мира//Всероссийская научная конференция «Актуальные проблемы общей и адыгской филологии»: Материалы конференции. Майкоп, 1999. - С.39-40.

97. Джапуа, 1999г: Джапуа З.Д. Картина мира в абхазском эпосе об Абрыскиле//Международная. научная конференция «Современные проблемы кавказского языкознания и фольклористики»: Тезисы докладов. Сухум, 1999. - С.33-34.

98. Джапуа, 1999д: Джапуа З.Д. Образ неба в абхазском нартском сюжете о героическом сватовстве//Тезисы докладов на научной сессии профессорско-преподавательского состава АТУ (к 20-летию образования университета). Сухум, 1999. - С. 126128.

99. Джапуа, 2000а: Джапуа З.Д. Мотив укрощения коня в цикле нартских сказаний о Сасрыкуа// XLIV итоговая научная сессия АбИГИ (25 -28 апреля): Тезисы докладов. Сухум, 2000. - С. 1314.

100. Джапуа, 20006: Джапуа З.Д. Сходные сюжетно-тематические единицы в абхазо-адыгских нартских сказаниях (опыт составления Указателя)//Абхазоведение: Язык. Фольклор. Литература. -Вып. 1.-Сухум, 2000.-С. 115-126.

101. Джапуа, 2000г: Абхазские сказания / Сост. и послесл. 3. Д. Джапуа. Сухум, 2000. - 234 с. (на абх. яз.).

102. Джапуа, 2001а: Ранние записи абхазского фольклора (Из рукописей А.Н. Генко) / Сост., предисл. и коммент. З.Д. Джапуа. -Сухум, 2001. 325 с. (на абх. яз.).

103. Джапуа, 20016: Джапуа З.Д. К реконструкции архаических мотивов абхазского эпоса об Абрыскиле//Проблемы истории, филологии, культуры. М.- Магнитогорск, 2001. - Вып. XI. -С.380-389.

104. Джапуа, 2002: Джапуа 3. Д. Реконструкция некоторых архаических мотивов в абхазском эпосе об Абрыскиле // Актуальные проблемы иранистики и теории языкознания. Владикавказ, 2002.-С.151-168.

105. Джапуа, 2003а: Джапуа 3. Д. Абхазские архаические сказания о Сасрыкуа и Абрыскиле (Систематика и интерпретация текстов в сопоставлении с кавказским эпическим творчеством. Тексты, переводы, комментарии). Сухум, 2003. - 375 с.

106. Джонуа, 1985: Джонуа Б. Г. Термины цветообозначения в абхазском языке//Алашара. 1985. - №8. - С.136 (на абх. яз.).

107. Дзидзигури, 1986: Дзидзигури Ш.В. Грузинские варианты нартского эпоса: Исследование, тексты. -Тб., 1986 107 с.

108. Дзиццойты, 1992: Дзиццойты Ю.А. Нарты и их соседи: Географические и этнические названия в нартовском эпосе. Владикавказ, 1992.-279 с.

109. Дзиццойты, 1999: Дзиццойты Ю.А. Нарт Урузмаг и его сы-новья/Юсетинская филология: История и современность. — Вып. III. Владикавказ, 1999. - С.318-330.

110. Дюмезнль, Намиток, 1955: G. Dumezil, A. Namitoc. Recits oubykhs // Journal Asiatique. -1. Paris, 1955. P.30-33.

111. Дюмезиль, 1977: Дюмезиль Ж. Осетинский эпос и мифология- М., 1977.- 276 с.

112. Дюмезиль, 1990: Дюмезиль Ж. Скифы и нарты. — М., 1990229 с.

113. Дьячков-Тарасов, 1905: Дьячков-Тарасов А.Н. Бзыбская Абхазия//ИКОРГО. T.XVIII. - №1. - Тифлис, 1905.- С. 49 - 67.

114. Жаннерэ, 1903: Жаннерэ Э. Абхазский Прометей // газета «Кавказ». № 3 - 1903. - С.6.

115. Жирмунский, 1962: Жирмунский В.М. Народный героический эпос: Сравнительно-исторические очерки. — М,- JL, 1962435 с.

116. Зухба, Хеция, 1976: Из устного творчества заморских абхазов / Публ. C.JI. Зухбы, А.Д. Хеция // Алашара 1976.- №6. - С.72-78 (на абх. яз.).

117. Зухба, 1967: Материалы абхазского фольклора (Из архива акад. Н.Я. Марра) / Подгот. текстов, вступ. ст. и примеч. С.JI.Зухбы. Сухуми, 1967. - 201 с. (на абх. яз.).

118. Зухба, 1970: Зухба C.JI. Абхазская народная сказка. Тб., 1970.-252 с.

119. Зухба, 1976: Абхазские сказки / Зап., обраб., предисл. и примеч. С.Л. Зухбы. Тб., 1976. - 223 с. (на абх.яз.).

120. Зухба, 1978: Абхазские народные историко-героические сказания / Зап., подгот. текста, предисл. и примеч. С. Л. Зухбы. -Сухуми, 1978. 192 с. (на абх. яз.).

121. Зухба, 1981: Зухба С.Л. Абхазское народное поэтическое творчество (Учебник для вузов). Сухуми, 1981. - 463 с. (на абх. яз.).

122. Зухба, 1995: Зухба СЛ. Типология абхазской несказочной прозы. Майкоп, 1995 - 335 с.

123. Иванов, 1977: Луна, упавшая с неба / Пер. с древнемалоази-атских языков Вяч. Вс. Иванова. М., 1977- 317 с.

124. Иванов, 1983: Иванов В.В. Хеттская и хурритская литературы // История всемирной литературы в девяти томах. Т.1. - М., 1983.-С. 118-130.

125. Иванов, 1987а: Иванов В.В. Бык//Мифы народов мира: Энциклопедия в двух томах. — 2-е изд. Т.1. - М., 1987. - С.203.

126. Иванов, 19876: Иванов В.В. Волк//Мифы народов мира: Энциклопедия в двух томах. 2-е изд. - Т.1. - М., 1987. - С.242.

127. Иванов, Топоров, 1988: Иванов В.В., Топоров В.И. Пти-цы//Мифы народов мира: Энциклопедия в двух томах 2-е изд.— Т.2.-М., 1988. -С.346-349.

128. Инал-ипа, Шакрыл, Шинкуба, 1962: Приключения нарта Сасрыквы и его девяноста девяти братьев: Абхазский народный эпос/Сост. Ш.Д. Инал-ипы, К.С. Шакрыла, Б.В. Шинкубы. М., 1962.-287 с.

129. Инал-ипа, 1949: Инал-ипа Ш.Д. Об абхазских нартских сказаниях/Пруды Абхазского НИИ. Вып. 23. - 1949. - С.81-120.

130. Инал-ипа, 1955: Инал-ипа Ш.Д. Некоторые вопросы абхазского фольклора и литературы (Очерки). Сухуми, 1955. - 412 с. (на абх. яз.).

131. Инал-ипа, 1956: Инал-ипа Ш.Д. Социальная сущность ата-лычества в Абхазии в XIX веке // Труды АбИЯЛИ. Сухуми, 1956. - Т. XXVII. - С. 71-125.

132. Инал-ипа, 1957: Инал-ипа Ш.Д. Нартский эпос абхаз-цев//Нартский эпос: Материалы совещания 19-20 октября 1956 г. -Орджоникидзе, 1957. С.91-109.

133. Инал-ипа, 1958: Инал-ипа Ш.Д. Абхазский героический эпос//Литературная Абхазия. 1958. - №3. - С.260-278.

134. Инал-ипа, 1962: Инал-ипа Ш.Д. Слово о нар-тах//Приключения нарта Сасрыквы и его девяноста девяти братьев: Абхазский народный эпос. М., 1962. - С.5-12.

135. Инал-ипа, 1965: Инал-ипа Ш.Д. Абхазы (Историко-этнографические очерки). Сухуми, 1965.— 694 с.

136. Инал-ипа, 1969: Инал-ипа Ш.Д. Исторические корни древней культурной общности кавказских народов (Опыт сравнительного изучения нартского эпоса)//Сказания о нартах эпос народов Кавказа. - М., 1969. - С.30 - 68.

137. Инал-ипа, 1971: Инал-ипа Ш.Д. Страницы исторической этнографии абхазов (Материалы и исследования). Сухуми, 1971312 с.

138. Инал-ипа, 1972: Инал-ипа Ш.Д. О принципах составления сводного текста абхазского нартского эпоса//Известия АбИЯЛИ. -Вып. 1.-Т6., 1972. -С.43-57.

139. Инал-ипа, 1974: Инал-ипа Ш.Д. О генезисе образа «анцва»-верховного бога абхазов // Известия АбИЯЛИ. Тб., 1974. - Вып. З.-С. 159-171.

140. Инал-ипа, 1977: Инал-ипа Ш.Д. Памятники абхазского фольклора: Нарты, ацаны. Сухуми, 1977 - 199 с.

141. Инал-ипа, 1986: Сказания о нартах / Публ. Ш.Д. Инал-ипы // Алашара. 1986. - № 7 - С. 85-98 (на абх. яз.).

142. Инал-ипа, 1994: Инал-ипа Ш.Д. Сто детей одной матери (по материалам абхазского нартского эпоса)//Нартский эпос и кавказское языкознание: Материалы VI Международного Майкопского коллоквиума Европейского общества кавказологов. — Майкоп, 1994. С.48-56.

143. Иоакимов, 1873: Иоакимов А. Предрассудки моих учеников (из жизни пансионеров Горской школы) // «Кавказ». 1873. - № 54,66.

144. Иштвановнч, 1978: Иштванович М. Грузино-иранская народная книга и осетинское героическое сказание// Мацнэ (серия языка и литературы). 1978. - № 1. - С.67-79.

145. Калоев, 1999: Калоев Б. А. Осетинские историко-этнографические этюды. М., 1999,— 393 с.

146. Кармоков, 1975: Кармоков Х.Г. О происхождении имени Со-сруко // Ученые записки КБНИИ. Серия филологическая. -Нальчик, 1975. - Т. 27. - С. 49-56.

147. Касландзия, 1981: Касландзия В.А. Краткий словарь синонимов абхазского языка. Сухуми, 1981. - 239 с. (на абх. яз.).

148. Клейн, 1975: Клейн JT.C. Легенда Геродота об азиатском происхождении скифов и нартский эпос//Вестник древней истории. -М., 1975. -№4 (134). С.14-27.

149. Книга: Книга записей Лаборатории абхазского фольклора при Абхазском институте гуманитарных исследований им. Д.И. Гулиа АН Абхазии.

150. Ковач, 1929: Ковач К.В. 101 абхазская народная песня: Этнографическая запись с историческими справками. Сухум, 192979 с.

151. Ковач, 1930: Ковач К.В. Песни Кодорских абхазцев (Сборник этнографических материалов с нотными записями). Сухум, 1930.- 72 с.

152. Когониа, 1991: Народные сказания / Публ. В.А. Когониа // Алашара- 1991. -№ 5 С. 170-179 (на абх. яз.).

153. Крупиов, 1969: Крупнов Е.И. О времени формирования основного ядра нартского эпоса у народов Кавказа//Сказания о нартах эпос народов Кавказа. - М., 1969. - С. 15-29.

154. Кумахов, Кумахова, 1985: Кумахов М.А., Кумахова З.Ю. Язык адыгского фольклора: Нартский эпос. М., 1985 - 223 с.

155. Кумахов, Кумахова, 1998: Кумахов М.А., Кумахова З.Ю. Нартский эпос: Язык и культура. М., 1998 - 311 с.

156. Лавров, 1959: Лавров Л.И. Доисламские верования адыгейцев и кабардинцев//Исследования и материалы по вопросам первобытных религиозных верований. — М., 1959 С. 193 - 236.

157. Ламбертн, 1913: Ламберти А. Описание Колхиды, называемой теперь Мингрелией/Пер. с италиан. К.Ф. Гана // СМОМПК. -Вып. 43.-Тифлис, 1913.-С. 1-232.

158. Лапинский, 1995: Лапинский Т. Горцы Кавказа и их освободительная борьба против русских. Нальчик, 1995 - 463 с.

159. Латышев, 1890: Латышев В.В. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе. Т. I-IV. - СПб., 1890. - 945 с.

160. Левинтон, 1987: Левинтон Г.А. Инициация и мифы//Мифы народов мира: Энциклопедия в двух томах. 2-е изд. - Т.1. - М., 1987. - С.543-544.

161. Лихачев, 1887: Лихачев И. Чиловская пещера и легенда об Абрскиле-Прометее // Труды V археологического съезда в Тбилиси. М., 1887.- С.243 - 247.

162. Лосев, 1988: Лосев А.Ф. Тифон//Мифы народов мира: Энциклопедия в двух томах. 2-е изд. - Т.2. - С.514-515.

163. Лукин, 1941: Лукин А.Л. Материалы по археологии Бзыб-ской Абхазии // Труды Отдела истории первобытной культуры Государственного эрмитажа. Т. 1.-Л., 1941.-С. 17-97.

164. Люлье, 1991: Люлье Л.Я. Черкесия: Историко-этнографические статьи. — Киев, 1991. 56 с.

165. Маан, 1999: Маан Д.Т. Статьи. Рапорты /Сост. Х.С. Бгажбы. Сухум, 1999 - 72 с.

166. Малня, 1970: Малия Е.М. Народное изобразительное искусство Абхазии (ткани и вышивки). Тб., 1970.- 164 с.

167. Малня, 1972: Малия Е.М. К вопросу о семантике некоторых изображений на предметах быта'у абхазов // Известия АбНИИ. -Тб., 1972.-Вып. 1.-С. 130-147.

168. Малия, Акаба, 1982: Малия Е.М., Акаба JI.X. Одежда и жилище абхазов. — Тб., 1982.-212 с.

169. Марковин, 1978: Марковин В.И. Дольмены Западного Кавказа.» М., 1978.-233 с.

170. Марр, 1938: Марр Н.Я. О языке и истории абхазов. M.-JL, 1938.-439 с.

171. Мелетинский, 1957: Мелетинский Е.М. Место нартских сказаний в истории эпоса //Нартский эпос: Материалы совещания 19-20 октября 1956 г. Орджоникидзе, 1957. - С.37 - 81.

172. Мелетинский, 1958: Мелетинский Е.М. Предки Прометея // Вестник истории мировой культуры 1958. - №3. - С.114-132.

173. Мелетинский, 1963: Мелетинский Е.М. Происхождение героического эпоса: Ранние формы и архаические памятники. М., 1963.-462 с.

174. Мелетинский, 1988: Мелетинский Е.М. Культурный герой// Мифы народов мира: Энциклопедия в двух томах. 2-е изд. -Т.2.-М., 1988. - С.25-28.

175. Миллер, 1881: Осетинские этюды. Часть первая (Осетинские тексты Всеволода Миллера) // Ученые записки Императорского Московского университета. — Отдел историко-филологический. - Вып. 1.-М., 1881-С. 3 - 166.

176. Миллер, 1908: Миллер В.Ф. Комментарий (к статье Н.С. Трубецкого) // Этнографическое обозрение. Кн. 78. - № 3.— 1908.-С. 88-92.

177. Миллер, 1998: Миллер В.ф. В горах Осетии. Владикавказ, 1998.-518 с.

178. Мифы, 1987: Мифы народов мира: Энциклопедия в двух томах. 2-е изд. - Т.1. - М., 1987.-671 с.

179. Мифы, 1988: Мифы народов мира: Энциклопедия в двух томах. 2-е изд. Т. 2. - М., 1988.- 719 с.

180. Н.абаз.: Нарты: Абазинский народный эпос/Сост., пер. и ком-мент. В. Меремкулова. Черкесск, 1975. - 335 с.

181. Н.адыгск.: Нарты: Адыгский героический эпос/Сост. А.И. Алиевой, А.М.Гадагатля, З.П. Кардангушева; вступ. ст. А.Т. Шортанова; пер. А.И. Алиевой; коммент. А.И. Алиевой и З.П. Кардангушева. М., 1974.-415 с.

182. Налоев, 1985: Налоев 3. М. Этюды по истории культуры адыгов. Нальчик, 1985. - 269 с.

183. Н.балк.-карач: Нарты: Героический эпос балкарцев и карачаевцев / Сост. Р.А.= К. Ортабаевой, Т.М. Хаджиевой и А.З. Хо-лаева; вступ. ст., коммент. и глоссарий Т.М. Хаджиевой; пер. Т.М. Хаджиевой и Р.А.=К. Ортабаевой. М., 1994- 655 с.

184. Н.осет.: Нарты: Осетинский героический эпос в трех книгах. Кн.2 /Сост. Т.А. Хамицаевой и А.Х. Бязырова; вступ. ст. В.И. Абаева; пер. А.А. Дзантиева и Т.А. Хамицаевой; коммент. и глоссарий Т.А. Хамицаевой. - М., 1989.- 492 с.

185. Нейхардт, 1988: Легенды и сказания Древней Греции и Древнего Рима / Сост. А.А.Нейхардт. М., 1988 - 574 с.

186. Неклюдов, 1975: Неклюдов С.Ю. Душа убиваемая и мстя-щая//Труды по знаковым системам (Учен. зап. Тартуского гос.ун-та. Вып. 365). - Тарту, 1975. - С.65-75.

187. Патейпа, 1978: Патейпа Н.С. Избранное (статьи, рассказы, стихи). Сухуми, 1978 - 106 с.

188. Петросян, 1969: Петросян А.А. Решенные и нерешенные вопросы нартоведения// Сказания о нартах эпос народов Кавказа. -М., 1969.-С.5-14.

189. Петрухнн, 1987: Петрухин В.Я. Загробный мир//Мифы народов мира: Энциклопедия в двух томах. 2-е изд. - Т.1. — М., 1987. - С.452-456.

190. Пропп, 1976: Пропп В.Я. Фольклор и действительность: Избранные статьи. — М., 1976 — 325 с.

191. Пропп, 1986: Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки.-Д., 1986.-365 с.

192. Путилов, 1999: Путилов Б. Н. Экскурсы в теорию и историю славянского эпоса. СПб., 1999 - 288 с.

193. Рабинович, 1987: Рабинович Е.Г. Земля//Мифы народов мира: Энциклопедия в двух томах. 2-е изд. - Т.1. - М., 1987. -С.466-467.

194. Раевский, 1985: Раевский Д. С. Модель мира скифской культуры: Проблемы мировоззрения ираноязычных народов евразийских степей I тысячелетия до н. э. М., 1985 - 256 с.

195. Рклицкий, 1927: Рклицкий М. В. К вопросу о нартах и нартских сказанияхУ/Осетинский НИИ краеведения. Владикавказ, 1927.-C.3-34.

196. Салакая, 1958: Салакая Ш.Х. Основные виды абхазского героического эпоса// IX научная конференция аспирантов и молодых научных работников АН ГССР. План работы и тезисы докладов.-Тб., 1958, -С.31-32.

197. Салакая, 1963: Салакая Ш.Х. О героическом эпосе абхазов// Труды АбИЯЛИ. Т.33-34. - Сухуми, 1963. - С.278-303.

198. Салакая, 1966: Салакая Ш.Х. Абхазский народный героический эпос. Тб., 1966 - 184 с.

199. Салакая, 1967: Салакая Ш.Х. О некоторых спорных проблемах нартоведення// Тезисы докладов научной сессии Сухумского госпединститута, посвященной 10-летию кафедры абхазского языка и литературы. Сухуми, 1967. - С.28.

200. Салакая, 1968: Салакая Ш.Х. О поэтике нартского эпоса// Алашара. 1968. -№12. - С.87-92 (на абх. яз.).

201. Салакая, 1969а: Салакая Ш.Х. К вопросу об эволюции эпического образа// Сказания о нартах эпос народов Кавказа. - М., 1969. — С.396-408.

202. Салакая, 19696: Салакая Ш.Х. Общее и своеобразное в нартском эпосе абхазов и народов Северного Кавказа// Всесоюзная научная конференция по проблеме «Национальное и интернациональное в литературе и языке»: Тезисы докладов. Кишинев, 1969. -С.48-49.

203. Салакая, 1969в: Салакая Ш.Х. Роль гиперболы в абхазском нартском эпосе// IX научная конференция Коорд. совета по фольклору при АН ГССР: Тезисы докладов. Тб., 1969. - С.26.

204. Салакая, 1971а: Салакая Ш.Х. Отражение пережитков матриархата в нартском эпосе абхазов// Всесоюзная научная сессия, посвященная итогам полевых археологических и этнографических исследований 1970 г.: Тезисы докладов. Тб., 1971. — С.121—122.

205. Салакая, 19716: Салакая Ш.Х. Соотношение прозаических и стихотворных форм в нартском эпосе абхазов// XI научная конференция Коорд. совета по фольклору при АН ГССР: Тезисы докладов. Тб., 1971. —С.18-19.

206. Салакая, 1972: Салакая Ш.Х. Сказочные сюжеты в нартском эпосе абхазов// XII научная конференция Коорд. совета по фольклору при АН ГССР: Тезисы докладов. Тб., 1972. - С.25-26.

207. Салакая, 1973: Салакая Ш.Х. О художественных средствах абхазского нартского эпоса// Известия АбИЯЛИ. Т.2. — Тб, 1973.-С.116-132.

208. Салакая, 1974а: Салакая Ш.Х. Обрядовый фольклор абха-зов//Фольклор и этнография. Л., 1974. - С. 19-28.

209. Салакая, 19746: Салакая Ш.Х. К проблеме о происхождении первоначального ядра нартского эпоса// Известия АбИЯЛИ. -Т.З.-Тб., 1974. С.100-132.

210. Салакая, 1975: Абхазское устное народное творчество (Хрестоматия) / Сост., предисл. и коммент. Ш.Х. Салакая. Сухуми, 1975.-375 с. (на абх. яз.).

211. Салакая, 1976а: Салакая Ш.Х. Абхазский нартский эпос.— Тб., 1976.-235 с.

212. Салакая, 19766: Салакая Ш.Х. Основные этапы развития абхазского героического эпоса// Известия АбИЯЛИ. — Т.5. Тб., 1976 - С.79 - 91 (на абх. яз.).

213. Салакая, 1985: Салакая Ш.Х. К итогам изучения нартского эпоса// Абхазскому институту 50 лет. - Тб., 1985. - С.60-70.

214. Салакая, 1998: Салакая Ш.Х. Эпическое творчество абхазского народа: Диссертация в виде научного доклада на соискание ученой степени доктора филолог, наук. М., 1998 - 48 с.

215. Салакая, 1999: Салакая Ш.Х. Основные этапы историографии абхазского эпоса// Тезисы докладов научной сессии профессорско-преподавательского состава. Сухум, 1999. - С.129-130.

216. Салакая, 2003: Абхазский фольклор/ Зап. текстов, подгот. к печати, предисл. и примеч. д. филол. н., проф., академика AHA Ш.Х.Салакая. Сухум, 2003- 288 с.

217. Свешникова, 1990: Свешникова Т.Н. Волк в контексте румынского погребального обряда// Исследования в области балтославянской духовной культуры: Погребальный обряд. М., 1990. - С.128-133.

218. Семенов, 1959: Семенов Л.П. Фригийские мотивы в древней ингушской культуре // Известия Чечено-Ингушского НИИИЯЛ. -Т.1, вып. 1.-Грозный, 1959.-С. 197-219.

219. Серена, 1999: Серена К. Путешествие по Абхазии. М., 1999.-135 с.

220. Смирнов, 1971: Смирнов Ю.И. Сходные описания в славянских эпических песнях и их значение// Славянский и балканский фольклор.-М., 1971.-С.95- 123.

221. Смирнова, 1949: Смирнова Я.С. Абхазская женщина в дореволюционном прошлом и в советскую эпоху: Дис. канд. ист. наук.- М., 1949.- 153 с.

222. Смыр, 1971: Четыре сказания о Сасрыкуа / Публ. Г.В.Смыра // Алашара. 1971. - № 1. - С. 76-77 (на абх.яз.).

223. Талпа, 1935: Талпа М.Е. Устное творчество кабардинцев// «Литературный критик». -М., 1935. -№12 С.166 - 206.

224. Талпа, 1936: Кабардинский фольклор/ Вступ. ст., коммент. и словарь М.Е.Талпы. М.-Л., 1936 - 650 с.

225. Тменова, 1993: Тменова 3. Г. Место осетинского Даредза-новского эпоса в кавказской традиции//Вопросы осетинской литературы и фольклора. Владикавказ, 1993. - С.207-219.

226. Токарев, 1987: Токарев С.А. Золотой век// Мифы народов мира: Энциклопедия в двух томах. 2-е изд. - Т.1. - М., 1987. — С.471-472.

227. Токарев, 1988: Токарев С.А. Огонь// Мифы народов мира: Энциклопедия в двух томах. 2-е изд. - Т.2. - М., 1988. - С.239-240.

228. Толстой, 1966: Толстой И.И. Статьи о фольклоре. М.-Л., 1966.- 248 с.

229. Топоров, 1987: Топоров В.Н. Гора// Мифы народов мира: Энциклопедия в двух томах. 2-е изд. — Т.1. — М., 1987. - С.311— 315.

230. Топоров, 1988а: Топоров В.Н. Петух// Мифы народов мира: Энциклопедия в двух томах. 2-е изд. - Т.2. - М., 1988. - С.309-310.

231. Топоров, 19886: Топоров В.Н. Пещера // Мифы народов мира: Энциклопедия в двух томах. 2-е изд.- Т.2. - М., 1988. - С. 311-312.

232. Торнау, 1994: Воспоминания кавказского офицера. — Черкесск, 1994.-263 с.

233. Трапш, 1971: Трапш М.М. Труды (в 4-х томах). Т.З: Культура цебельденских некрополей. - Тб., 1971.-257 с.

234. Тресиддер, 1999: Тресиддер Дж. Словарь символов/Пер. с англ. С. Палько. -М., 1999 444 с.

235. Тресков, 1963: Тресков И.В. Фольклорные связи Северного Кавказа. Нальчик, 1963.- 343 с.

236. Трубецкой, 1987: Трубецкой Н.С. Избранные труды по филологии.- М., 1987 560 с.

237. Туаллагов, 2001: Туаллагов А.А. Скифо-сарматский мир и нартовский эпос осетин. Владикавказ, 2001 - 314 с.

238. Фогт, 1963: Vogt Н. Dictionnalre de la langue oubykh. — Oslo, 1963.-264p.

239. Фонотека: Фонотека абхазского фольклора при Абхазском институте гуманитарных исследований им. Д.И. Гулиа АН Абхазии.

240. Фрэзер, 1983: Фрэзер Д.Д. Золотая ветвь. 2-е изд. - М., 1983.- 703 с.

241. Фрэзер, 1990: Фрэзер Д.Д. Фольклор в Ветхом Завете. 2-е изд. -М., 1990.-542 с.

242. Хаджиева, 1994: Хаджиева Т.М. Нартский эпос балкарцев и карачаевцев // Нарты: Героический эпос балкарцев и карачаевцев. -М., 1994.-С.8-66.

243. Ханаева, 1993: Ханаева З.К. Сослан (Созырыко Сосруко) в осетинских и адыгских нартовских сказаниях //Вопросы осетинской литературы и фольклора. - Владикавказ, 1993 - С.229-244.

244. Хашба, Кукба, 1936: Абхазские сказки/Сост. А.К. Хашбы, В.И. Кукбы; предисл. А.К. Хашбы. Сухум, 1936.- 148 с. (на абх. яз.).

245. Хашба, 1972: Хашба А.К. Избранные работы /Сост. Х.С. Бгажбы. Сухуми, 1972. - 231 с. (тексты на абх. яз.).

246. Холаев, 1974: Холаев А. 3. Карачаево-балкарский нартский эпос. Нальчик, 1974 - 143 с.

247. Хусаинова, 2000: Хусаинова Г.Р. Поэтика башкирских народных волшебных сказок: Формулы в сравнительном освещении и сохраняемость сказки во времени. М., 2000 - 247 с.

248. Цвижба, 1972: «Из чего Сасрыкуа изготовил свой меч» / Публ. С.А. Цвижбы // газета «Акомм. ахь». 1972. - 21.10. - № 25.-С.4.

249. Цвинария, 1978: Цвинария И.И. Поселение Гуандра (Новый памятник энеолита и ранней бронзы в Абхазии). Тб., 1978.-57 с.

250. Циколия, 1969: Циколия М.М. Абжуйский диалект абхазского языка. Тб., 1969. - 161 с. (тексты на абх. яз.).

251. Цулая, 1963: Цулая Г.В. Мифологические тайны пещеры Абрскила // Труды АбИЯЛИ. Сухуми, 1963. - Т. XXXIII-XXXIV.-С. 323-333.

252. Цулая, 1966а: Цулая Г.В. К истории имени Абрскила // Советская этнография. 1966. - № 6. - С.87- 89.

253. Цулая, 19666: Цулая Г.В. Следы религиозно-мифологических представлений в абхазском нартском эпосе// Советская этнография. 1966. -№5. - С. 132-141.

254. Чиковани, 1966: Чиковани М.Я. Народный грузинский эпос о прикованном Амирани. М., 1966 - 328 с.

255. Чиковани, 1969: Чиковани М.Я. Нартские сюжеты в Грузии (параллели и отражения) // Сказания о нартах эпос народов Кавказа.-М., 1969. - С. 226 - 244.

256. Чирикба, 1998: Чирикба В.А. К вопросу об абхазских заимствованиях в мегрельском языке// Вопросы языкознания. 1998. - №4.-С.128-141.

257. Чистов, 1983: Чистов К. В. Вариативность и поэтика фольклорного текста// История, культура, этнография и фольклор славянских народов: IX Международный съезд славистов (Киев, сентябрь 1983 г.). Доклады советской делегации. М., 1983. -С.143 -170.

258. Чукбар, 1975: Чукбар А.И. Рассказы и статьи/ Сост. X. С.Бгажбы. Сухуми, 1975.- 106 с.

259. Чурсин, 1957: Чурсин Г.Ф. Материалы по этнографии Абхазии. Сухуми, 1957.- 264 с.

260. Шагиров, 1977: Шагиров А.К. Этимологический словарь адыгских (черкесских) языков. Т.1. - М., 1977 - 290с.

261. Шакрыл, 1961: Шакрыл К. С. Аффиксация в абхазском языке. Сухуми, 1961.-172 с.

262. Шакрыл, Бгажба, 1940: Абхазские сказки/Сост. К.С. Ша-крыла, Х.С. Бгажбы. Сухуми, 1940. - 475 с. (на абх. яз.).

263. Шакрыл, Бгажба, 1965: Абхазские сказки. Т. 1 /Сост. К.С. Шакрыла, Х.С. Бгажбы. - Сухуми, 1965. - 246 с. (на абх. яз.).

264. Шакрыл, 1968: Абхазские сказки. Т.2 / Сост. К.С. Шакрыла. - Сухуми, 1968. - 338 с. (на абх. яз.).

265. Шакрыл, 1970: Сказания Маадана Саканиа / Сост., предисл. и примеч. К.С. Шакрыла. Сухуми, 1970. - 167 с. (на абх. яз.).

266. Шакрыл, 1989: Неиссякаемый народный источник: Устные народные сказания / Зап., сост. К.С. Шакрыла. Сухуми, 1989. -311с. (на абх. яз.).

267. Шамба, 1972: Шамба Г.К. Об одном раннеэллинистическом захоронении представителя древнеабхазской знати из с. Эшера // Известия АбИЯЛИ.-Тб., 1972.-Т. 1.-С. 98-112.

268. Шамба, 1984: Шамба Г.К. Раскопки древних памятников Абхазии. Сухуми, 1984 - 99 с.

269. Шинкуба, 1959а: Абхазская народная поэзия / Сост. Б.В. Шинкубы. Сухуми, 1959. - 327 с. (на абх.яз.).

270. Шинкуба, 19596: Шинкуба Б.В. Предисловие//Абхазская народная поэзия/Сост. Б.В. Шинкубы. Сухуми, 1959. - С.З - 21 (на абх. яз.).

271. Шинкуба, 1990: Шинкуба Б.В. Золотые россыпи: Абхазские устные народные сказания и этнографические материалы. Сухуми, 1990. - 490 с. (на абх. яз.).

272. Шортанов, 1974: Шортанов А.Т. Нартский эпос адыгов// Нарты: Адыгский героический эпос /Сост. А.И. Алиевой, A.M. Гадагатля, З.П. Кардангушева; вступ. ст. А.Т. Шортанова; пер. А.И. Алиевой; коммент. А.И. Алиевой и З.П. Кардангушева. М., 1974.-С.8-35.

273. Шортанов, 1982: Шортанов А.Т. Адыгская мифология. -Нальчик, 1982,- 194 с.

274. Штернберг, 1936: Штернберг Л.Я. Первобытная религия в свете этнографии. Л., 1936 - 573 с.

275. Яншина, 1984: Яншина Э. М. Формирование и развитие древнекитайской мифологии. М., 1984 — 248 с.