автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.09
диссертация на тему: Башкирская народная несказочная проза

Полный текст автореферата диссертации по теме "Башкирская народная несказочная проза"

о® **

На правах рукописи

Надршина Фануза Аитбаевна

БАШКИРСКАЯ НАРОДНАЯ НЕСКАЗОЧНАЯ ПРОЗА

(Специальность 10.01.09 - фольклористика)

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Уфа - 1998

Работа выполнена в отделе фольклора и искусства Института истории, языка и литературы Уфимского научного центра Российской Академии наук

Официальные оппоненты:

Доктор филологических наук, профессор Короглы X. Г.

Доктор филологических наук, профессор Урманчеев Ф. И.

Доктор филологических наук, профессор Галин С. А.

Ведущая организация — Казанский государственный университет

Защита состоится г. в ........ часов на

заседании диссертационного совета Д-064.13.03. по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора филологических наук при Башкирском государственном университете по адресу: 450074, Башкортостан, г. Уфа, ул. Фрунзе, 32, главный корпус.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Башкирского государственного университета.

Автореферат разослан "......."... года.

Ученый секретарь диссертационного доктор филологических наук, профессор

эвета

у

. Гайнуллин

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы. Необходимость монографического исследования башкирской несказочной прозы вызвана прежде всего ее важнейшим научно-познавательным значением. Легенды, предания (риуэйэттэр), былички (хорэфэти хикэйэ) и другие устные рассказы, сведенные воедино и подвергнутые систематизации представляют как бы единое, крупноплановое, полисемантическое повествование, при изучении которого проливается свет на самые глубинные корни истории народа. Между тем семантика многих мотивов и образов, особенно мифологических, ее связь с различными уровнями человеческого мышления оставалась до последнего времени почти не исследованной. Настоящей диссертацией мы надеемся восполнить существующий пробел, подвергнув историко-этногра-фическому и художественному анализу многочисленные произведения различных жанров несказочной прозы.

Как своеобразные памятники словесного искусства предания, легенды и другие устные рассказы являются важным источником для изучения эстетических воззрений их создателей. В современных условиях, когда в обществе наметилась тенденция к утрате духовных ценностей, обращение к исторической памяти предков приобретает особую значимость.

Недостаточная научно-теоретическая разработанность проблем, касающихся природы, специфики жанров башкирской несказочной прозы,также делает наше исследовние актуальным.

Разработка темы обусловливалась и требованиями исторической науки, которая в рассмотрении отдельных вопросов все больше и больше обращается к народному творчеству.

Цель и задачи исследования — комплексное изучение жанров несказочной прозы, выявление их специфики и исторических основ. В соответствии с целью исследования и определился круг основных задач:

— систематизация и классификация несказочной прозы по жанрам;

— раскрытие жанровой природы преданий, легенд, быличек, рассказов-воспоминаний (хэтирэ), а также их разновидностей;

— выявление общих для всей системы несказочных жанров и специфических для каждого жанра признаков;

— рассмотрение несказочной прозы в аспекте взаимосвязей и взаимодействия жанров;

— классификация материала по семантике сюжетов;

— изучение исторических корней и идейно-эстетической основы произведений несказочной прозы с точки зрения проблемы "фольклор и действительность".

Научная новизна. Исследование жанров башкирской несказочной прозы как целостной системы в составе жанров национального фольклора осуществляется впервые.

Учитывая и обобщая опыт предшественников, изучавших отдельные жанры и аспекты несказочной прозы, диссертант на основе вновь выявленных материлов попытался более углубленно изучить специфику жанров. Так, в работе большое внимание уделялось исследованию межжанровых структур. Сравнительное изучение материала, широкое применение этнографических, этнохореогра-фических данных позволили автору высказать мнение о генезисе и эволюции таких жанровых форм, как песня-предание, песня-легенда. Ранее эта проблема не ставилась.

Существенной новизной диссертации является исследование жанровой природы быличек (хорэфэти хикэйэ). До недавнего времени сведения о башкирских народных суеверных рассказах встречались только в трудах этнографов (С. И. Руденко). При этом вводимый в научный оборот фактический материал был малочисленен. Целенаправленный сбор и изучение быличек, начатый нами в 80-е годы и продолжающийся поныне, дали возможность иметь достаточно полное представление об их сюжетном составе и жанровой природе.

В диссертации впервые уделено большое внимание системному исследованию рассказов мировоззренческого плана. Часто при выявлении исторических корней сюжета мотивы башкирских мифологических легенд сопоставляются с легендами, поверьями тюрко-монгольских, финно-угорских, восточно-славянских и других народов. Иногда для расшифровки некоторых архаических элементов возникала необходимость в рассмотрении аналогов, относящихся к иным жанровым системам.

На основе вновь выявленных материлов проанализированы также древние пласты исторических преданий (о гуннах, нашествии монголов, этнокультурных связях башкир).

Методологическая основа и методы исследования. В методологическом плане диссертант придерживается исторического принципа в подходе к фольклорному материалу. Применение аналитического, ретроспективного и сравнительно-исторического (в сочетании с историко-типологическим) методов дали возможность автору реконструировать в основных чертах мировоззрение и социально-историческую жизнь башкир, выявить общие закономерности развития художественной культуры.

Для нашего исследования важными являются теоретические работы

B. Я. Проппа, К. В. Чистова, Б. Н. Путилова, В. М. Гацака, В. П. Аникина, И. Н. Кравцова, Е. М. Мелетинского, а также В. К. Соколовой,

C. Н. Азбелева, X. Г. Короглы, Э. В. Померанцевой, В. П. Кругляшовой, Н. А. Криничной, А. Н. Киреева, М. X. Мингажетдинова, Л. Г. Барага, А. М. Сулейманова, С. А. Галина, Ф. И. Урманчеева, И. Н. Надиров;!, С. А. Каскабасова, специально занимавшихся изучением жанров, отдельных проблем несказочной прозы. Не остались вне поля зрении и некоторые труды исследователей дальнего зарубежья (Э. Б. Тайлор, Дж. Фрэзэр, Т. Байкара и др.).

Источниковой базой диссертации являются как опубликованные, так и архивные материалы. Изучены фольклорные фонды Научного архива Уфимского научного центра Российской Академии наук, кафедры башкирской литературы и фольклора Башкирского государственного университета, Ученого архива Русского географического общества (СПб) и ряд материалов рукописного фонда Института истории, языка и литературы УНЦ РАН.

Естественно, основным источником послужили материалы и публикации самого диссертанта. В работе использованы также произведения несказочной прозы других народов. Широкое привлечение историко-этнографических данных обусловлено спецификой исследуемой темы.

Научная и практическая значимость. Результаты исследования могут быть использованы при разработке теории и истории фольклора, этнографии, а также отдельных проблем философии, истории. В частности, основые положения исследования нашли отражение в коллективных монографиях "Башкирский фольклор" (готовится к изданию, научный руководитель - автор реферируемой работы), частично "История Башкортостана с древнейших времен до первой половины XVI в." (Уфа: Китап, 1997. Ответственный редактор проф. Усманов X. Ф.).

Кроме того, результаты исследования могут быть применены при подговке научных сводов фольклора в различных национальных регионах. Практическая значимость диссертации заключается еще в том, что она может быть использована в курсах вузовских лекций, в написании учебников и составлении программ по устно-поэтическому народному творчеству.

Апробация работы. По теме исследования опубликовано около сорока работ, в том числе монография, тома преданий и легенд на башкирском и русском языках, входящие в научную серию "Башкирское народное творчество", сборники, статьи (см. стр. 5155). Большинство рукописей будуших публикаций обсуждены, одобрены на заседаниях отдела фольклора и искусства, а также

Ученого совета Института истории, языка и литературы Уфимского научного центра Российской Академии наук.

Основные положения работ апробировались на международных конгрессах и конференциях (Сыктывкар, 1985; Анкара, 1993; Эдинбург, 1994; Ювяскюля, 1995; Казань, 1992; Йошкар-Ола, 1992; Уфа, 1992, 1993, 1995, 1997), на всесоюзных научных конференциях (Алма-Ата, 1976; Ташкент, 1980; Фрунзе, 1988; Уфа, 1974, 1980, 1985, 1989), а также на республиканских конференциях (Уфа, 1988, 1990, 1992, 1994, 1995), на объединенном научном етодологнческом семинаре филологических отделов ИИЯЛ БНЦ УрО АН СССР (1985, 1986).

Результаты исследований внедрялись автором при чтении общего курса "Башкирское народное устнопоэтическое творчество" студентам Башкирского государственного педагогического института (1980, 1981), используются при прохождении аналогичного курса преподЕшателями и студентами филологичских факультетов вузов Республики.

Многие положения исследований нашли отражение в научно-просветительской деятельности автора: в цикле телевизионных передач "В песнях - история народа" (1984-1990), в двухсерийном фольклорно-этнографическом документальном видеофильме " По следам духовных сокровищ" (1992), а также в ряде радиопередач.

Диссертация обсуждена и одобрена на заседании отдела фольклора и искусства ИИЯЛ УНЦ РАН с участием специалистов из отделов литературы и этнографии, а также на кафедре литературы и фольклора филологического факультета Башкирского государственного университета.

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, библиографии и приложения (мотивы преданий и легенд на русском языке).

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обоснована актуальность темы, определены методология, цели и задачи исследования, показана его научная новизна, а также дана историография темы, где анализируются публикации историко-этнографического плана и собственно фольклористическая литература, характеризуется деятельность ученых, краеведов, усилиями которых были зафиксированы и сохранены ценнейшие легенды, предания и другие устные рассказы башкирского народа.

Рассматривая источники прошлых веков1, диссертант, однако, отмечает некоторую фрагментарность рассказов-поверий, легенд и преданий, фигурирующих в этих источниках, а также отсутвие в целом ряде случаев "чистых" записей (они представлены в пересказе авторов исследований).

Образцы целостного традиционного рассказа встречаются лишь в трудах отдельных собирателей и исследователей конца XIX-начала и первой половины XX в.2

Интенсивный сбор образцов народной прозы и научное осмысление их начинается лишь с 60-х годов, т. е. в период, когда интерес к несказочным прозаическим жанрам возрос в масштабах мировой фольклористики.

В собирании и изучении произведений башкирской народной прозы — сказочной и несказочной - значительна заслуга ученых

1 Ковалевский А. П. Книга Ахмеда ибн-Фадлана о его путешествии на Волгу в 921-922 гг. - Харьков, 1956. - С. 130-131; Башкирские шежере / Сост.. перевод, введ. икоммент. Р. Г. Куззева. - Уфа, 1960: Татищев В. Н. История Российская. - М.; Л., 1964. - Т. 4. - С. 66; 1968. Т. 7. - С. 402; Рычков П. И. Топография Оренбургской губернии. - Оренбург, 1887. - Т. I. - С. 372-377, 380-381; Паллас П. С. Путешествие по разным провинциям Российского государства. - СПб., 1976. Ч. 2, кн. 1; Лепехин И. И. Дневные записки путешествия по разным провинциям Российского государства: Полное собрание ученых путешествий по России. - СПб., 1822. - Т. 4. С. 36-64; Кудряшов П. М. Предрассудки и суеверия башкирцев // Отечественные записки, 1826. - Ч. 28, N 78. - С. 65-82; Даль В. И. Башкирская русалка II Москвитянин, 1843. - N 1. - С. 97-119; Юматов В. С. Древние предания башкирцев Чубиминской волости // Оренбургские губернские ведомости, 1848. - N 7. - С. 45-48; он же. О названии башкирцев // Оренбургские губернские ведомости, 1874. - N 4. - С. 297-298; Нефедов Ф. Д. Движение среди башкир перед пугачевским бунтом: Салават - башкирский батыр // Русское богатство, 1880. - N 10. - С. 83-100; Лоссиевский М. В. Пугачевский бригадир Салават и Фариза // Волжско-Камское слово, 1882. - N 221; Игнатьев Р. Г. Башкир Салават Юлаев — пугачевский бригадир, певец и импровизатор // Известия общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете. - Казань, 1893. -Т. И, вып. 2.-С. 147-166.

2 Рыбаков С. Г. Музыка и песни уральских мусульман с очерком их быта. -СПб., 1897. - С. 131-132, 138, 165-166, 175-176; Башкирские народные сказки / Зап. и пер. А. Г. Бессонова; Ред., введ. и примеч. проф. Н. К. Дмитриева. Под общей ред. И. Ю. Крачковского. — Уфа, 1941. — С. 335-342; Руденко С. И. Башкирские сказки и поверья // Археология и этнография Башкирии. - Уфа, 1973. -Т. 5. - С. 17-31; Уметбаев М. Памятники. Уфа: Башкнигоиздат, 1984. - С. 180-181 (на башк. яз); Юлуев Б. Аждаха-змей в рассказах башкир // Этнографическое обозрение. - 1892. - N 2-3. - С. 245-248; Алимгулов А. Башкирские мифологические рассказы // Вестник Оренбургского округа. - 1915. - N 5. - С. 210-213; Бу-рангулов М. История песни "Ювасалы" // Башкортостан, 1926. — 9 апр.; его же: "Яйляулек" или "Зиляйлюк" // Башкортостан, 1926. - 21 мая; "Гильмияза" // Октябрь (Уфа), 1939. — N 7. - С. 36-38 и др; Башкирские конники в Отечественной войне 1812 года: Легенды и песни / Сост., вступ. ст. А. Усманова. - Уфа: Башкнигоиздат, 1944. - 40 с. (на башк. яз.); Салават батыр: Легенды и песни / Сост. А. Усманов. - Уфа: Башкнигоиздат, 1945. - 78 с. (на башк. яз.).

Башкирского государственного университета: А. Н. Киреева (Кирея Мэргэна), Л. Г. Барага, М. X. Мингажетдинова, А. М. Сулеймано-ва, Б. Г. Ахметшина.

Книга "Башкирские легенды"1, изданная в 1969 году как учебное пособие для студентов явилась первой публикацией башкирской исторической фольклорной прозы. Здесь, наряду с текстовым материалом (131 единица), имеются важные наблюдения о жанровой природе легенд, об их исторической основе.

Сборники, подготовленные и опубликованные кафедрой русской литературы и фольклора Башкирского государственного университета, содержат интересные материалы о межнациональных связях фольклора. Вошедшие в них легенды и предания в значительной своей части записаны в башкирских деревнях от информаторов-башкир2. В Башгосуни-верситете были подготовлены и защищены также кандидатские диссертации по башкирской несказочной прозе3.

Огромная роль в собирании, изучении и публикации произведений фольклора, в том числе преданий, легенд и других устных рассказов, принадлежит ученым ИИЯЛ УНЦ РАН. Участниками фольклорных экспедиций (А. Н. Киреевым, М. М. Саги-товым, С. А. Галиным, А. X. Вахитовым, Н. Т. Зариповым, Н. Д. Шункаровым, Ф. А. Надршиной) накоплен богатейший фольклорный фонд, подвергнуты монографическому изучению основные жанры устнопоэтического народного творчества.

Записи произведений башкирского повествовательного фольклора вели и участники археографических (Г. Б. Хусаинов, 3. Я. Шарипова), лингвистических (Р. 3. Шакуров, А. А. Камалов), этнографических (Р. Г. Кузеев, В. В. Сидоров) экспедиций Института истории, языка и литературы УНЦ РАН. Многочисленные генеалогические предания и легенды использованы в качестве важного историко-этнографического источника в монографии Р. Г. Кузеева "Происхождение башкирского народа: Этнический состав, история расселения" (М., 1974).

1 Башкирские легенды / Сост., коммент. М. X. Мингажетдинова и Кирея Мэргэна; вступ. ст. М. X. Мингажетдинова и А. М. Сулсйманова. - Уфа: БГУ, 1969 (на башк. яз.).

2 Народные сказки, легенды и были, записанные в Башкирии на русском языке в 1960-1966 гг. / Подбор текстов, ред., вступ. ст. и примеч. Л. Г. Барага. - Уфа:

Башкнигоиздат, 1969; Сказки, легенды и предания Башкирии в новых записях на русском языке / Под ред. и с коммент. доктора исторических наук проф. Л. Г.

Барага. — Уфа: Башкнигоиздат, 1975; Материалы и исследования по фольклору Башкирии и Урала. - Уфа: БГУ, 1974. - Вып. 1.

5 Ахмегшин Б. Г. Предания, легенды и другие устные рассказы горнозаводской Башкирии. Автореф. дисс. ... канд. филол. наук. — Уфа, 1968; Сулейманов А. М. Историческое основы и идейно-эстетические функции топонимических легенд и преданий башкирского народа. Автореф. дисс. ... канд. филол. наук. - Уфа, 1972.

Диссертант начал работу по изучению жанров несказочной прозы в конце 70-х годов в связи с подготовкой к изданию многотомного научного свода "Башкирское народное творчество". Многочисленный материал обусловил необходимость его теоретического осмысления. В этой необходимости была заложена и возможность ее реализации - в начале результаты исследований нашли отражение в томе легенд и преданий, опубликованном на башкирском языке, статьях, позже — в монографии "Память народная" ("Хальгк хэтере". - 9фв, 1986), в которой были раскрыты вопросы жанрового своеобразия и исторического развития этой своеобразной отрасли национального фольклора.

Между тем в процессе дальнейшего накопления материала и его научного освоения стала очевидной необходимость дополнения некоторых аспектов прежних исследований. Новым подспорьем в этом направлении явилась подготовленная нами на русском языке книга "Башкирское народное творчество. Т.2: Предания и легенды" (1987). На сегодняшний день этот сборник является наиболее полным сводом народных рассказов (457 текстов с научным аппаратом в 8 а. л.). В книге представлены произведения несказочный прозы, записанные в разных районах Республики Башкортостан и в башкирских селениях Оренбургской, Челябинской, Свердловской, Пермской, Курганской, Куйбышевской, Саратовской областей и Татарстана. Широкий территориальный охват материала создает предпосылки для более углубленного изучения отдельных проблем, в частности — проблем отражения этноисторических, этнокультурных связей в произведениях народной несказочной прозы.

В последнее время диссертант был занят работой по составлению и изданию второго дополненного тома преданий и легенд на башкирском языке', естественно, расширяя при этом круг своих научных изысканий. Все это вместе взятое привело к дополнению, уточнению отдельных положений ранее изданной монографии.

В I главе - "Жанры башкирской несказочной прозы" - рассматриваются вопросы терминологии, классификации жанров, дается характеристика жанрам, раскрывается их специфика, взаимосвязь между собой и другими жанрами.

Как было сказано, до конца 60-х годов нашего столетия башкирская несказочная проза не была предметом специального исследования. Отдельные образцы легенд, преданий, быличек или пересказы их содержания в контексте исгорико-этнографических работ, опубликованные в разное время, обозначались терминами "предание", "сказание",

1 Башкирское народное творчество: Предания и легенды / Сост., вступ. ст. и коммент. Фанузы Надршиной. - Уфа: Китап, 1997. - 440 с. (на башк. яз).

"рассказ", "поверье", "небылицы" (П. И. Рычков), "предание", "легенда", "хроника" (М. В. Лоссиевский), "мифологический рассказ" (А. Алимгулов).

В 20-е годы, в башкирской периодической печати жанры несказочной прозы обозначались (также без описания жанровой природы) терминами "кисса" (в народе - исторический рассказ, в современной научной литературе — романтическое сказание), "вякает" (хроника), "тсарЬуз" (старина), "риуэйэт" (предание), "тарих" (история).

Начиная с 30-х годов башкирские народные рассказы с установкой на достоверность за редкими исключениями назывались одним термином - "легенда". В трехтомнике "Башкирское народное творчество" (Уфа, 1954, 1955, 1959) предания, легенды и другие устные рассказы не были выделены как жанры, а отдельные образцы этого вида фольклора представлены в составе сказок. И лишь в 60-80-е годы, благодаря усиленной собирательской и исследовательской деятельности фольклористов, проделана значительная работа по разработке и упорядочению терминологии, классификации жанров народной прозы, определению их семантической структуры.

Изложив суть жанровой теории, разработанной в отечественной фольклористике1, изучив фактический материал с точки зрения

1 Пропп В. Я. Жанровой состав русского фольклора: Принципы классификации фольклорных жанров // Фольклор и действительность. - М.: Наука, 1976. - С 3446; Чистов К. В. К вопросу о принципах классификации жанров устной народной прозы. - М.: Наука, 1964; он же: Прозаические жанры в системе фольклора // Прозаические жанры фольклора народов СССР: Тез. докл. на Всесоюз. науч. конф.

- Минск, 1974. - С. 6-31; Азбелев С. Н. Отношение предания, легенды и сказки к действительности (с точки зрения разграничения жанров) // Славянский фольклор.

- М.: Наука, 1965. - С. 5-25; Гусев В. Е. Эстетика фольклора. - Л.: Наука, 1976; Аникин В. П. Возникновение жанров в фольклоре (к определению жанра и его признаков) // Русский фольклор. - М., Л.: Наука, 1966. - Т. 10. - С. 28-42; Соколова В. К. Русские исторические предания. - М.: Наука, 1970; Кругляшова В. П. Жанры несказочной прозы Уральского горнозаводского фольклора. - Свердловск, 1974; Гацак В. М. Эпос и героические коляды II Специфика фольклорных жанров.

- М.: Наука, 1973. - С. 7-51; Кравцов Н. И. Система жанров русского фольклора // Кравцов Н. И. Проблемы славянского фольклора. - М.: Наука, 1972. - С. 83103; Новик Е. С. К типологии жанров несказочной прозы Сибири и Дальнего Востока // Фольклорное наследие народов Сибири и Дальнего Востока. - Горно-Алтайск, 1986. - С. 36-48; Криничная Н. А. Русская народная историческая проза: Вопросы генезиса и структуры. - Л.: Наука, 1987; Путилов Б. Н. Русская историческая песня // Русские народные исторические песни. - М., Л., 1962; МинЬажетди-нов М. X., Солэймэнов Э. М. Баш-корт легендалары // Бащкорт легендалары. -вфо, 1969. 6-48; Каскабасов С. А. Жанры казахской народной (несказочной) прозы: Дис. ... д-ра филол. наук. - Алма-Ата, 1988.

теоретических исследований, диссертант разграничивает его по жанрам, посвятив каждому из них соответствующий раздел.

Главным критерием разграничения жанров несказочной прозы автор считает характер отношения их к действительности , тип информации о рассказываемых событиях и явлениях, а также их жизненное назначение и функции.

Центральное место в системе жанров башкирской несказочной прозы занимают предания - эпические повествования о событиях и людях давнего прошлого, называемые на башкирском языке ривая-тами (риуэйэттэр1) и обозначаемые в народной среде их бытования также термином тарих - история, реже — хикэйэт (сказание, сказ). В риваятах-историях прошлое осмысляется и переосмысляется под влиянием эпохи их происхождения и последующего традиционного устного бытования как память народная, хранимая несколькими поколениями. Установка на правдивое воспроизведение прошлого выражена такими традиционными приемами повествования, как подчеркивание рассказчиком истинности данной "истории", происшедшей в "незапамятные времена", "в старину", "давным-давно" или в определенное время ("Во времена Чингисхана", "Когда русские завоевали Казанское ханство", "Лет пятьсот тому назад"...), в точно обозначенном месте ("На живописных берегах Сармасана", "В деревне Салават"...) и связанной с судьбами действительно существовавших людей, имена которых известны (Акай-батыр, Карасакал, Кинзя, Курсай-батыр, Буран-бай...). При этом детализируются обстоятельства места и времени действия: "На правом берегу Агидели, между Муйнакташем и Азанташем, есть огромная скала, похожая на сундук..." ("Ьандыхташ" - "Сундук-камень"), или "примерно в одной версте от Муйнакташа, на правом берегу Агидели, виден один камень. Плоская его вершина покрыта желто-рыжим мхом, поэтому этот камень и прозвали желтоголовым ("Ьарыбашташ" — "Харыбашташ")2 и т.д.

Большинство преданий носит локальный характер. Народные повествования о происхождении того или иного племени, рода наиболее распространены в местах их обитания, особенно это касается родовых подразделений - аймаков, ара, тубэ ("Биресбаштар араЬы" — "Ара Биресбашей", "Шайтандар араЬы" - "Ара шайтанов"). Предания о прославленном историческом герое Салавате

1 Риуэйэт - слово арабского происхождения, означает "рассказ", "версия".

2 Примеры здесь и далее приводятся из сборников: Баш-корт хальгк ижады: Риуэйэттэр, легендалар. - 0фо, 1980; Башкирское народное творчество: Предания и легенды. - Уфа, 1987.

Юлаеве бытуют в различных районах, но больше всего - на его Родине, в Салаватском районе Республики Башкортостан.

В структурном отношении предания-риваяты разнообразны. Встречаются весьма небольшие по объему рассказы, выполняющие сугубо информативную функцию ("Салауат гаилэЬенец Ьэлэкэте" -"Гибель семьи Салавата", "Салауат купере" - "Мост Салавата"). В целом же среди преданий-риваятов преобладают сюжетные повествования - фабулаты. В зависимости от жизненного их содержания они могут быть одноэпизодными ("Салауат менэн ТСараЬахал" — "Салават и Карасакал", "Абласкин-Яуымбай" - "Абласкин-Яумбай") или состоят из нескольких эпизодов ("Мыр^агол" -"Мурзагул", '"Кэнифэ юлы" - "Дорога Канифы", "Салауат менэн Балтас" — "Салават и Балтас" и др.). Много повидавшие в жизни старики-аксакалы, рассказывая какую-либо историю, склонны привносить в нее свой домысел. Типичный пример тому - предание "Бурзяне во времена ханов" ("Берйэндэр хан замандарында"). Подробное повествование о племенах бурзян и кыпсаков; фантастические сведения о чудесном появлении на свет Чингисхана, пришедшего войной на их земли, взаимоотношения монгольского хана с местным населением, начальством (туря), раздача тамг биям; сведения о принятии ислама башкирами и другими тюркоязычными народами; топонимические и этнонимические пояснения - все это органично уживается в одном тексте, не разрушая основы жанра. Сюжетная ткань предания зависит и от творческой индивидуальности рассказчика, и от объекта изображения. Героические события в исторических преданиях и драматические ситуации в социально-бытовых настраивают рассказчика и слушателей на "высокий лад". Есть целый ряд традиционно развернутых сюжетов с ярко выраженной художественной функцией ("Тураг стылы" — "Горный склон Турат", "Бэндэбикэ менэн Ерэнсэ сэсэн" — "Бэндэбикэ и Ерянся-сэсэн" и ДР-)-

Героями преданий являются и люди, принимавшие участие в значительных исторических событиях (Салават Юлаев, Кинзя Ар-сланов, Емельян Пугачев, Карасакал, Акай), и люди, получившие историческую известность своими делами в ограниченных регионах (например, беглецы, начальники-турэлэр), и люди, отличившиеся своими драматическими житейскими судьбами (похищенные или насильно выданные замуж девушки, униженные снохи), неблаговидными проделками, безнравственным поведением в быту. Особенности раскрытия образа, его художественного пафоса, - героического, драматического, сентиментального, сатирического, — обусловлены характерами героя или героини, фольклорной традицией их изображения, личностным отношением, талантливостью, мастер-

ством рассказчика. В одних случаях и чаще всего рассказчик изображает поступки, раскрывающие облик человека ("Салауат батыр" — "Салават-батыр", '"Каранай батыр менэн ярандары" — "Каранай-батыр и его сподвижники", "Рилмияза" - "Гильмияза"), в других - лишь упоминаются их имена и дела (генерал-губернатор Перовский, Екатерина II). Внешние черты действующих лиц рисуются обычно скупо, определяются постоянными эпитетами: "очень сильный, очень храбрый" ("Айсыуах мажаралары" — "Приключения Айсуака"); "На берегах Сакмара жил, говорят, дюжий батыр по имени Баязитдин, искусный певец, красноречивый, как сэсэн" ("Баяс"); "У древнего Ирендыка жила-была женщина по имени Узаман. Она была красавицей" ("У?аман апай" - "Узаман-апай"); "Очень работящая и дельная, лицом пригожая была эта женщина" ("Алтынсэс" — "Златоволосая"). Встречаются и такие предания, в которых облик персонажа передан в духе восточной романтической поэзии.

"... Девушка была такой красивой, что, говорят, когда спускалась на берег Ая, вода прекращала свой бег, замирая от ее красоты. Все, кто жил на берегах Ая, гордились ее красотой. Кюнхылу и петь была мастерица. Голос ее изумлял слушателей. Едва она начинала петь, как замолкали соловьи, затихали ветры, не слышен был рев зверей. Говорят, парни, увидев ее, застывали на месте" ("КенЬылыу" - "Кюнхылу").

В тесном жанровом соприкосновении с преданием находится легенда — устное повествование о давнем прошлом, в основе которого лежит сверхъестественный фантастический вымысел. Нередко чудесные мотивы и образы, например, в легендах о происхождении небесных светил, земли, животных, растений, о возникновении племен и родов, родовых подразделений, о святых имеют древние мифологические корни. Персонажи легенд - люди, животные — подвержены всевозможным превращениям, воздействию волшебных сил: девушка превращается в кукушку, человек - в медведя или вступает в брачные отношения с нечистым духом. Встречаются в башкирских легендах и образы демиургов, духов-хозяев природы, духов-покровителей животного мира, персонажи мусульманской мифологии, ангелы, пророки, сам всевышний ("Туфан калкыу" - "Всемирный потоп1", "Ай менэн Урал таузарыныц бар-льгктса килгэне" — "Как возникли Луна и Уральские горы", ""Етегэн" — "Большая Медведица", "ЗоЬрэ йондо?" - "Звезда Зухра").

Соответственно оформлены и пространственно-временные представления: события, изображенные в легендах, зачастую происхо-

1 Научный архив Уфимского научного центра Российской Академии наук, ф. 3, оп. 65, д. 7. - Л. 145-148. Далее сокращенно: НА.

дят в глубокой древности, в космосе; в безбрежном водном пространстве; в подводном мире... Сохранились сюжеты, в которых ретроспективность подчеркнута выражениями типа: "Случилось это в незапамятные времена. Тогда еще не было ни звезд, ни Млечного пути" ("ТСош юлы"), "В стародавние времена Земля была величиной с ложку, а небо — с чашку" ("Етегэн" - "Большая Медведица")...

Зачины в форме "В незапамятные времена", вводимые рассказчиками для того, чтобы обратить внимание слушателей на давность повествуемых событий, встречаются и в преданиях. Однако в силу специфики жанра, основанного на сообщении достоверной информации или информации, достоверность которой вполне возможна, смысловая нагрузка зачина не несет в себе оттенка архаичности. Использованный как готовая традиционная формула такой зачин обычно не "обставляется" дополнительными деталями, усиливающими мотив древности. Наоборот, в ходе рассказа становится ясным признак сравнительно давнего времени, свойственного жанру предания.

Следует сказать о том, что употребление в начале повествования традиционной формулы не является обязательным компонентом структуры преданий и легенд. Значительная часть сюжетов начинается непосредственно с описания события или с действия персонажей. При этом пространственно-временные признаки, выраженные в разных жанрах по-разному (в преданиях — конкретно, в легендах - абстрактно), дают возможность слушателям понять, определить степень давности "истории", изложенной рассказчиком.

Говоря о характере повествования в легенде, диссертант отмечает его фабулативность, включающую в себя последовательность изображения событий и традиционность форм сюжета; тенденцию, манеру подачи фантастического материала в реалистическом тоне (ракурсе). Последнее обусловлено исконной ориентацией жанра на передачу правдоподобной информации. Целый ряд сюжетов легенд, изложенных в форме "реалистических" рассказов, по манере описания объекта, события мало чем отличаются от преданий, имея с ними весьма близкое сходство.

Общность функций, а также отсутствие строго канонизированных жанровых форм создают предпосылки для образования смешанных типов эпического повествования - преданий-легенд (риуэйэт-легендалар). В процессе длительного устного бытования предания, созданные на основе действительных явлений, теряли некоторые, а иногда и очень многие конкретные реалии и дополнялись вымышленными мотивами, обусловливая тем самым появление смешанной жанровой формы. Такими являются отдельные рассказы

историко-героического плана с элементами фантастического вымысла. Например, предание-легенда о схватке Салавата Юлаева с "царем" Кырмасакалом ("Салават-батыр").

Однако образование смешанных форм не всегда является результатом эволюционных процессов. Встречаются сюжеты, где легендарный мотив изначально вводится в повествование как художественный прием, играющий важную роль в раскрытии основной идеи ("Йорзктау" - "Сердце-гора"). В рассказах, сочетающих в себе элементы преданий и легенд, наряду с информационной функцией, довольно ярко выражено эстетическое начало.

Древние мифологические корни, наличие фантастического вымысла заметно сближают легенду со сказкой. Взаимосвязь, взаимодействие между этими жанрами в разных сюжетных типах проявляется по-разному. В одних случаях мы имеем смешанные межжанровые образования, так называемые сказки-легенды (" Ьанай-Ьары менэн ШайтанЬары тау?ары" - "Горы Ханайхары и Шайтан-хары"), в других - сказки, в которых элемент легенды присутствует лишь как топонимическое сведение, как этиологический мотив ('"Ка??ар ницэ ала булган" — "Почему гуси стали пестрыми?"1), в третьих - легенды с элементами сказки (" Аяи?ел менэн Кари-дел" — "Агидель и Каридель"). На основе анализа целого ряда сюжетов автор исследования делает вывод о том, что межжанровые взаимосвязи, взаимодействия разного уровня сложились в процессе длительного развития. Не имея возможности в рамках одной работы привлечь многочисленный типологический материал из области фольклора других народов, подтверждающий этот вывод, считаем целесообразным упомянуть лишь об одном письменном источнике, который, на наш взгляд, весьма интересен в хронологическом срезе - это "История" Геродота. Вольф Али, специально занимавшийся исследованием фольклорных элементов в "Истории" отмечает, что в знаменитом труде древнегреческого историка нашли свое отражение различные виды устного повествования, в том числе легенды и предания. Анализируя тексты "Скифского рассказа", исследователь обращает внимание на наличие сказочных мотивов в преданиях о Таргитае и его трех сыновьях, а также — в легенде о Геракле и змееногой деве2.

Легенды, предания-легенды находятся во взаимодействии с эпосом. Связи эти отчетливо прослеживаются как в раннем эпосе,

1 Башкорт халык ижады: Экиэттэр. Беренсе китап / То?. Марат МияЬа-жетдинов, Эхнэф Харисов. Анлатмалар Лев Бараг менэн Марат МинЬажетдинов-тьгкы. - вфе: Башкортостан китап нэшр., 1976. - 92-93-се б.

2 Доватур А. И., Каллистов Д. П., Шишова И. А. Народы наше» страны н "Истории" Геродота. - М.: Наука, 1982, 1982. - С. 67.

основанном на мифологических воззрениях, так и на более позднем - историческом, социально-бытовом.

По насыщенности мотивами мифов, мифологических легенд особенно выделяется кубаир — эпическое сказание "Урал батыр". В основу этого монументального памятника легли древние мифологические легенды - с одной стороны, с другой - сам эпос послужил основой для возникновения целого ряда рассказов этиологического плана.

Так, в эпическую канву "Урал батыра" органически вплетены космогонические мифы, легенды о происхождении созвездия Большой Медведицы - Етегэн (мотивы: Етегэн - семь звезд - семь дивов, две звезды неподалеку от Етегэн - два коня - Ьары ат, буэат).

Традиции древних мифов несут этиологические мотивы, выросшие на фоне самого эпического повествования (Уральские горы, якобы образовались от могилы Урал-батыра, Ямантау — Зловещая гора - из останков дивов, драконов, истребленных батыром; реки названы в честь сыновей Урал-батыра; лебеди на Урале - птицы небесного происхождения, они ведут свое начало от Хумай (Ьомай) — чудесной жены Урал-батыра, способной принимать то облик птицы, то - прекрасной девушки).

Следует сказать о том, что сходные или общие мотивы в разных жанрах реализуются согласно художественной природе каждого жанра. Если в эпосе "Урал батыр" превращение лебедя в девушку, поступки чудесной девушки соотносятся с поступками эпического героя, масштабам его действий, а события происходят в эпическом пространстве и времени, то в легендах аналогичный мотив раскрывается по законам несказочной прозы. Например, в легенде "Племя Юрматы" ("Юрматы ■кэбилэЬе"), как и в эпосе, превращение лебедя в прекрасную девушку происходит в экстремальной ситуации, в тот момент, когда над жизнью "птицы" нависает смертельная опасность.

Общим является также мотив женитьбы героев на чудесной девушке. Однако в эпосе эта линия, будучи развернутой, проходит сквозь множество коллизий, а в легенде дана как короткая информация этногенетического порядка. Герой легенды - обычный земной юноша, юноша-охотник, сын некоего Юрми-хана.

В составе башкирских преданий-легенд имеется целый ряд текстов, которые выделились из эпических сюжетов ("Бабсах менэн Кусак" — "Бабсак и Кусяк", "Заятулэк менэн ЬыуЬылыу" — "Заятуляк и Хыухы-лу") и бытуют как топонимические сообщения.

Эпическое сказание "Заятуляк и Хыухылыу", в основе которого лежит известный в фольклоре многих народов древний мотив о женитьбе героя на дочери владыки подводного мира, в позднейших

записях, сделанных нами в регионе локализации эпоса, фигурирует и в форме сказки-легенды. Такой тип сюжетов возник в результате ослабления эпических традиций, постепенной трансформации жанра сказаний. При этом нельзя не заметить, что легендарные, особенно этиологические мотивы, наличествуют как в эпосе в его традиционном понимании, так и в жанровых формах, возникших вследствие эволюционных процессов. Думается, что явление это не случайное. Этиологические мотивы вводятся в эпос для того, чтобы придать его содержанию, пусть даже фантастическому, реалистический характер. Иными словами, в эпосе есть некая установка на достоверность, хотя и в не такой степени, не в таком оформлении, как в жанрах несказочной прозы.

Песни-предания, песни-легенды. В башкирском устно-поэтическом творчестве имеются произведения, которые определяются как истории песен (йыр тарихтары). Их сюжетно-композиционный строй, как правило, базируется на органической связи песенного текста и предания, реже - легенды. Драматические и другие напряженные моменты сюжета передаются в поэтической песенной форме, исполняются вокально, а дальнейшее нарастание событий, детали, касающиеся личности персонажа, его действий - прозаическим текстом. Во многих случаях произведения такого типа перестают иыть просто историек песни, а прсдставлзют целостный рзс-сказ из народной жизни ("Бейеш" — "Бииш", "Рилмияза" -"Гильмияза", "Буртэ ат" - "Караковый конь", "Золхизэ" -"Зульхизя" и др.). Поэтому такого рода повествования целесообразно называть песнями-преданиями или песнями-легендами. В песнях-преданиях (легендах) больше, чем в каких-нибудь других устных произведениях, информативное и эстетическое начала выступают нераздельно. При этом эмоциональный настрой создает преимущественно песенный текст. В большинстве сюжетов песни являются наиболее устойчивым компонентом и организующим сюжетным стержнем. Именно в них и сохранены наиболее древние мотивы. Прозаическая часть, хотя и имеющая тенденцию к свободному варьированию, относительно гармонирует своей тональностью с песенными эпизодами. В песнях-преданиях иногда проявляются элементы драмы ('"Карасэс" — "Черноволосая", "Икенсе эрме" — "Вторая армейская"). Диалог оживляет повествование, создает зримую картину событий, ситуаций, описываемых в рассказе. Сюжеты, сочетающие в себе предание, песню-диалог в напевном интонировании можно инсценировать, сыграть на сцене как драму. Не случайно большой знаток народного творчества, сэсэн (сказитель-импровизатор) Мухаметша Бурангулов на основе песен-преданий написал целый ряд драматических произведений, которые в 1920-

30 гг. с успехом шли на сцене Башкирского театра драмы, игрались в сельских клубах ("Шэурэ килен" — "Шаура-килен", "Ашха-?ар" - "Ашкадар", "Ынйыкай менэн Юлдыхай" - "Иньекай и Юлдыкай").

Наши представления о жанровых признаках песен-преданий стожились на основе материала, собранного, главным образом, в советское время. Изданный же в конце XIX в. и в целом весьма интересный труд С. Г. Рыбакова "Музыка и песни уральских мусульман с очерком их быта" (СПб., 1897), содержащий в себе свыше ста сюжетных песен башкирского народа, в плане исследуемой темы использован частично как вспомогательный источник, ибо прозаическая часть текстов,помещенных в книге, имеет преимущественно форму краткого пересказа содержания. Однако текстологическое изучение сюжетов, хранящихся в архивных фольклорных фондах и опубликованных материалах, дает возможность сделать вывод о том, что песни-легенды, песни-предания прошли длительный путь развития, довольно устойчиво сохраняя при этом свои жанровые формы.

Данный вывод усиливается и некоторыми косвенными истори-ко-этнографическими источниками. Чрезвычайно интересно, например, сообщение Ахмеда ибн-Фадлана (нач. X века) о бытовании среди башкир легенды о звенящих (поющих) журавлях ("Сыцрау торна") и краткий пересказ ее содержания, основанного на древних культовых представлениях: журавли - чудесные покровители людей, своим появлением, криком некогда, во время боя, обратили в бегство врагов башкир1. В записках арабского путешественника сведений о наличии мелодии, связанной с легендой, не имеется. Ибн-Фадлана, судя по всему, интересовали народные верования, и башкирская легенда о журавлях привлекла его внимание именно языческой "окраской". Не случайно рассказ об этих чудесных птицах дан в контексте, где говорится о двенадцати божествах, которым поклонялись башкиры.

Народный инструментальный наигрыш "Сыцрау торна" ("Журавлиная песнь") впервые записан и опубликован С. Г. Рыбаковым с одновременным пересказом легенд и поверий, перекликающихся по древности мотивов с упомянутой Ахмедом ибн-Фадланом легендой. Рыбакова, как собирателя музыкального фольклора, прежде всего интересовал напев, и потому при сообщении о бытовании легенд и поверий, сопутствующих этому напеву, он не упускает с поля зрения мотив, объясняющий происхождение названия мело-

1 Ковалевский А. П. Книга Ахмеда ибн-Фадлана о его путешествии на Волгу в 921-922 гг. - Харьков, 1956. - С. 130-131.

дии. "Когда-то особенные журавли стаей ходили по горам, некоторые из них играли голосом, а другие плясали. Дудочник башкирский (кураист. - Ф. Н.) слышал и перенял их игру". И далее идет сведение, на которое следует обратить внимание, так как оно в своеобразной форме доносит до нас эхо фадлановской записи: "Башкиры говорили мне, что народ не любит слушать эту песню, потому что, где упомянутые журавли играли эту песню, там бывала война и засуха"1.

В высказываниях С. Г. Рыбакова весьма ценным является сведение о звукоподражательной основе мелодии "Журавлиная песнь"2. Если иметь в виду утвердившееся в науке мнение о древности звукоподражательных песен, то исходя из информации русского ученого и опубликованных им музыкальных текстов, мы получаем возможность говорить не только о древности легенды "Сьщрау торна", но и одноименной мелодии, допустима мысль о возможности их единого бытования, их исконной прикрепленности друг другу. Заметим, что инструмент, на котором обычно исполняется "Сьщрау торна", - курай, по мнению исследователей, имеет также очень древнее происхождение3.

О поразительной устойчивости фольклорных традиций свидетельствует и позднейшая запись варианта " Журавлиной песни" из репертуара кураиста Карима Диярова (Баймакский район Республики Башкортостан). В этом варианте наличествует по существу тот же самый архаический мотив о вещих журавлях-покровителях: мелодичное курлыканье и игра журавлей вблизи от мест человеческого обитания были восприняты аксакалами как предзнаменование беды. "Предупрежденные" птицами башкиры хорошо подготовились к битве и выиграли сражение4 — так в нескольких словах можно выразить основной смысл повествования. Знаток народного творчества Дияров живо и ярко передавал стройный сюжет легенды, прекрасно исполнял инструментальную часть, очень поэтическую и выразительную по форме. Древняя основа мелодии — звукоподражательность - передавалась в сдержанной манере.

1 Рыбаков С. Г. Музыка и песни уральских мусульман с очерком их бита. — СПб., 1897. - С. 141.

2 Там же. - С. 119.

' Башкирские народные песни / Сост.-ред., вступ. ст. и коммент. X. Ф. Ахме-това, Л. Н. Лебединского, А. И. Харисова. - Уфа: Башкнигоиздат, 1954. - С. 11 (сб. на башк. яз.).

4 Башкирское народное творчество: Предания и легенды / Сост., вступ; ст. и коммент. Ф. А. Надршиной. - Уфа: Башкнигоиздат, 1987. - С. 98-99.

Примечательно бытование в прошлом среди юго-восточных башкир ритуальных журавлиных плясок как средство "отпугивания" врага, "отвода" беды.

Современные информаторы эти обрядовые танцы помнят весьма смутно, в общих чертах: расположение танцующих мужчин в полукруг или по кругу, наличие в их руках пластин из древесной коры (чаще-липы), которыми танцующие похлопывали в ладоши, издавая подражательные звуки. Согласно другому варианту, тонкие деревянные пластины привязывались к большому или указательному пальцам танцующих. Приподнятая и слегка согнутая рука напоминала голову птицы, сжимание и разжимание пальцев, пощелкивание ими — клюв. Это - весьма интересные реалии, напоминающие древнейшие легенды африканских племен, которые в борьбе со свирепыми журавлями использовали трещотки, а также ритуальные маски (Шталь И. В.). Аналогичный мотив находит отражение и в мифопоэтической традиции античной Греции. А если учитывать все реалии мифов о журавлях, то регион его распространения значительно расширится (Малая Азия, Причерноморье, Кавказ, Индия, Китай).

Известные еще в недалеком прошлом архаические варианты танца "Кукушка" ("Кэкук") сохранили такие формы смешанных структур, которые в своем составе, кроме рассказа, обрядовой пески, песни-обращения к почитаемой птице, имели обрядовые танцы, различные ритуальные движения, имитирующие жертвоприношения1. Рассказ как структурный компонент целостной картины передается информатором перед исполнением песни — он выполняет функцию "истории" того обряда, в честь которого сложена данная песня. В большинстве случаев в форме рассказа излагается и содержание танца, так как для показа его требуется коллектив исполнителей. Певец-рассказчик обычно демонстрирует только сольную часть пляски, отдельные движения.

Исходя из вышеизложенного, диссертант делает вывод о том, что жанровая форма, соединяющая в себе легенду и песню (мелодию), песню и предание, в фольклорной традиции башкирского народа имеет древние истоки. В архаических мотивах о журавлях и кукушке слышны далекие отголоски первобытного синкретического искусства. Фольклор — поистине удивительное явление, которому свойственны устойчивость и изменчивость одновременно, и степень соотношения этих качеств накладывает отпечаток как на отдельные произведения, так и на фольклор в целом. Древ-

1 Надршина Ф. А. Память народная. - Уфа: Башкнигоиздат, 1986. - С. 99-100 (моногр. на башк. яз.).

нейшие мотивы и поздние напластования в конкретном тексте выражаются по-разному, и поэтому для выяснения приблизительной хронологии мотивов требуется анализ всех имеющихся вариантов, версий, реалий произведения. При этом необходимо держать в поле зрения всю фольклорную среду, ибо фольклор — система, где все жанры находятся во взаимосвязи, во взаимодействии. Очень часто возникает потребность обращения к иноязычному (инонациональному) материалу. Именно последнее помогло нам раскрыть семантику отдельных реалий башкирских легенд о журавлях, установить обрядовый характер танца, следовательно, и мелодии, а это, в свою очередь, дало возможность сделать вывод о древности смешанной жанровой формы - песня (мелодия)-легенда, песня-предание. Наличие подобных жанровых форм в творчестве других народоз (казахов, дагестанцев, иранцев и т. д.) также говорит в пользу сделанного вывода. Примечательно в этом плане свидетельство землеописателя древности Страбона. Рассказывая о персидском воспитании, он, например, пишет: "Учителя же у них — опытнейшие в беседах, кои строя свою речь, приплетают к полезному и мифоподобное, повествуя, с пением (подчеркнуто нами - Ф. Л.) или без пения, о деяниях богов и лучших людей".

Весьма интересную художественную структуру представляют сюжеты, сложившиеся в результате взаимодействия песен-преданий с эпическими сказаниями (кубаирами). Исполнителями такого типа произведений были сэсэны (Мухаметша Бурангулов), певцы-импровизаторы (йыраусы), одаренные кураисты (Карим Дияров, Гата Сулейманов, Ишкали Дильмухаметов и др.).

Хурафати хикая (херэфэти хикэйэ). Существенно отличаются по содержанию, по характеру сообщаемой ими информации от преданий и других повествований хурафати хикая - рассказ-поверье, суеверный рассказ, - по своей жанровой природе соответствующий русским быличке и бывальщине. В основе жанра лежат верования, в большинстве своем возникшие еще в глубокой древности в недрах мифического сознания. Загадочность необычных явлений и тщетность попыток объяснить их рождали различные рассказы о всевозможных сверхъестественных существах, о нечистой силе.

В народных представлениях сложились два типа сверхъестественных существ: злые, крайне опасные демоны, и относительно безвредные, добрые духи. Последние при несоблюдении определенных запретов также мыслились как существа, способные нанести вред человеку. В зависимости от характера представлений выбирались и средства "защиты": злых демонов "отпугивали" различными магическими действиями (например, ударами плетки), сопровождая эти действия заговорами, позже — стрельбой из ружья, под-

вешиванием на заборном столбе косы и т. д., а добрым духам приносили дары, порою — жертвы. Обряды жертвоприношений возникли на основе различных поверий, в том числе поверья о возможности гнева духов-хозяев природы (не случайно магические действия совершались во время экстремальных ситуаций: при наводнениях, длительной засухе, эпидемиях, тяжелых болезнях). В качестве злых демонов в хурафати хикая выступают: ен (джин), би-сура (кикимора), алба$ты (вурдалак), мэскэй (ведьма, баба-яга, вампир), аждака (дракон), и пр., в качестве относительно безвредных — духи природы: huy ияэке, (мать воды), huy эйэ/ie (водяной), may эйЫ-ic (горный дух) и духи жилища: ей эйэке (домовой), а$бар эйэке (хозяин хлева), мунса эйэке (банник). Мифологические персонажи хурафати хикая подвержены к оборотничеству. В диссертации дается подробная характеристика образов, отмечаются случаи переплетения разнородных элементов в отдельных сюжетах, обусловленные изменением представлений, а также другими причинами.

Сюжет хурафати хикая строится на описании "встречи" человека со сверхъестественным существом или проявлением его действий. Структура рассказа, изображение персонажей в нем, предельная конкретизация места и времени действия, образ самого рассказчика, с тонкой передачей его психологического состояния в момент встречи ~ все это подчинено тому, чтобы убедить слушателя в правдивости информации. Поэтому хурафати хикая в большинстве случаев передается как личное воспоминание или событие, происшедшее с близким знакомым рассказчика, т. е. установка на достоверность выступает "как организующее эстетическое начало" (Б. Н. Путилов) рассказов-поверий (быличек).

Повествование обычно начинается с указания того, где, когда, как складывались события. Место, где происходят "встреча" с нечистой силой, - лес, овраг, кладбище, заброшенный дом, время "встречи" — ночь.

Кульминационным моментом является описание самой "встречи" человека с загадочным существом. После этой сцены рассказ обычно не затягивается. Сообщением о том, чем закончилась "встреча", наступает развязка. В композиционной структуре повествования иногда наличествует заключительная часть от лица рассказчика в виде оценки события, назидания. Рассказчики, хорошо знающие верования, дают сведения о мерах защиты от воздействия темных сил.

Для сюжетики башкирских хурафати хикая, как и для быличек других народов, характерны повторяемость, варьирование устойчивых тем, наличие общих мест.

Социально-бытовая функция расказов-поверий - это закрепление верований, "предупреждение" слушателя о возможной встрече с нечистой силой, ознакомление с охранительной магией. С ослаблением веры в сверхъестественные существа более определенно проявляются эстетические функции жанра (установка на развлекательность) .

Хурафати хикая взаимодействует с другими жанрами: легендой, сказкой, отчасти кулямасом (анекдотом). Среди хурафати хикая (быличек) встречаются сюжеты, тяготеющие к легенде, кулямасам ("Шайтан туйы" - "Свадьба чертей", "Мегэллим меизн шайтан-дар" — "Черти и Мугаллим"1 и др.) Особенно явственны связи былички со сказкой, природу которой так же как и былички, составляют вымысел, фантастика, необычайное, хотя необычайность в каждом из этих жанров имеет свою специфику. Кроме сюжетов, сочетающих в себе признаки обоих жанров, и остающихся при этом быличкой, в составе башкирских волшебных, бытовых сказок имеются тексты, возникшие на основе трансформации быличек. Типичным примером такой трансформации является — сказка "Смерть мяскэй" ("Мэскэй?ец улеме"), краткое содержание которой сводится к следующему: девушка, пригнавшая гусей к реке, кидает камень на некий предмет, похожий на легкие (упкэгэ отсшнган). Легкие превращаются в старуху - мяскэй, которая грозит девушке иглой содрать ее кожу; юноша-охотник убивает людоедку чудесной стрелой.

Изображение действий персонажей, манера повествования, хотя и не со всеми атрибутами, здесь, в целом, решены в сказочном стиле. Вместе с тем, нельзя не заметить некоторые существенные детали, которые весьма часто встречаются в быличках: это - необычное поведение гусей у реки, их крайняя настороженность и нежелание спускаться к воде, где плавает необычный предмет, и сама встреча с нечистой силой — мяскэй (эпизод превращения, способ избавления от нее). Однако даже в обрисовке таких деталей имеются некоторые нюансы: если в быличках обычно мяскэй фигурирует как демоническое существо, высасывающее кровь из ступни человека, то в данной сказке - как существо, сдирающее иголкой человеческую кожу. Обращает на себя внимание и образ, помогающий человеку магическими средствами избавиться от действия демонической силы: в быличках - это знахарь (им-томсо), в более поздник сюжетах — мулла, а в описываемой сказке — храбрый юноша-охотник, эпический герой, убивающий мяскэй стрелой.

1 Башкирский фольклор: Исследования и материалы. - Уфа, 1993. - Вып. 2. -С. 152-153.

Секрет победы юноши над чудовищной злодейкой заключен именно в силе этой необычной стрелы: она сделана из ивы, выросшей на песке, ее наконечник изготовлен из клюва самригуша (сэмрегош), семь раз облетевшего землю, клей, с помощью которого прикреплен наконечник, извлечен из рыб семи видов, а тетива сделана из волчьего сухожилья. Как видно, в сказке отсутствуют магические слова, магические действия, обычно применяемые против нечистой силы, но вместе с тем все составные части, из чего сделана стрела, взяты из арсенала средств знахарей.

Правда, самригуш, семь раз облетевший землю, - мифическое существо, сказочный персонаж, который обычно действует в сказочном пространстве. В обыденной же действительности сильную птицу символизирует орел (беркут), и он является, судя по поверьям башкир, почитаемой птицей. Когти, клюв орла (беркута) применяются знахарями при лечении болезней как отпугивающее злых духов средство. В некоторых сказках образы самригуша и орла символизируют добрую силу и этим близки между собой, в определенных случаях даже могут быть взаимозаменяемы.

Следует сказать и о том, что сюжеты типа "Смерть мяскэй" представляют интерес в плане изучения эволюционных процессов в жизни фольклорных жанров, в частности - былички, ~ с одной стороны, определения некоторых моментов в генезисе сказок - с другой.

Далее в работе анализируются сюжеты, в составе которых действуют, кроме главных героев, и мифические персонажи из области суеверных рассказов. Такие сюжеты обнаруживаются почти среди всех жанров сказочной прозы, и в зависимости от тога, к какому жанру разновидности сказок относится тот или иной сюжет, определяются функции и действия персонажей, в том числе мифических. Если в волшебных, богатырских сказках введение демонических персонажей (мяскэй, аждахи-дракона и др.) способствует более возвышенному гиперболизированному изображению физической силы, храбрости главного героя, в бытовых сказках подчеркивает его умственное превосходство. В связи с тем, что демонические существа в подобных сказках изображаются художественными средствами, свойственными эстетической природе сказок (прежде всего отсутствием установки на достоверность), характер действия этих персонажей в психологическом плане бывает значительно снижен. В сатирических бытовых сказках джины, шайтаны (черти) могут выступать даже как персонажи, создающие комический эффект ("Бер -карт-тыц ос улы" — "Три сына одного старика"1, "Батыр Ьалдат менэн ендэр" - "Храбрый солдат и джины"2). В отличие от быличек, такие сказки воспринимаются и рассказчиком, и слушателями не как правдо-

1 Башкирское народное творчество: Сказки. Кн. 5. / Сост. А. Сулейманов. -Уфа, 1983. - С. 210-213, 215 (на башк. яз.).

2Там же. - С. 210-213, 215.

подобное, а как чистый вымысел, фантастика. Даже из ограниченного числа примеров следует вывод о том, что между быличками и сказками существуют взаимосвязи, взаимодействия различного уровня, различной природы. На наш взгляд, они обусловлены генетическими общностями, а также эволюционными процессами в жизни фольклорных жанров.

Рассказ-воспоминание (хэтирэ). Устные рассказы о недавнем прошлом и о современной жизни, которые ведутся в основном от лица рассказчика — свидетеля событий (мемораты), нельзя безоговорочно считать фольклорным жанром. Это переходная ступень к преданиям, которую, однако, следует рассматривать в общей системе несказочной прозы. Учитывая то обстоятельство, что рассказы-воспоминания являются существенным источником формирования преданий, и определенная часть их находится на грани перехода в предания, а также принимая во внимание имеющиеся в них элементы творческого домысла, этот неустойчивый в жанровом отношении тип устного повествования целесообразно рассматривать в фольклористическом аспекте. Тем более, что наряду с чисто информационными меморатами, встречаются высокохудожественные мемораты одаренных рассказчиков. В русской фольклористике ме-морат иногда именуется сказом, устным рассказом, рассказом-воспоминанием, в татарской — называются сюляк (сейлэк), в казахской - ангима, в башкирской - хатира (хэтирэ) - рассказ-воспоминание. Рассказ-воспоминание проходит процесс фольклори-зации лишь в том случае, если он передает на определенном художественном уровне общественно-значимое событие или же любопытное бытовое приключение, вызывающее общественный интерес. Особенно широко распространились в советское время рассказы-воспоминания о гражданской и Великой Отечественной войнах, о героях и строителях новой жизни. Мастера рассказов-воспоминаний, чтобы заинтересовать слушателя, обычно стремятся подать событие ярко, прочувствованно, экспрессивно. Давая оценку происходившему, извлекая уроки из него, они включают в повествование глубокие по смыслу народные пословицы - то в виде собственных ремарок, то от имени героя.

А. М. Сулейманов, специально занимавшийся в последние годы собиранием и изучением современных рассказов-воспоминаний, отмечает их широкое распространение и популярность в различных возрастных группах, указывает на наличие письменной формы бытования1.

1 Сулейманов А. М. Современная несказочная проза северо-восточных башкир // Всесоюзная сессия по итогам полевых этнографических исследований 19781979 гг.: Тез. докл. - Уфа, 1980. - С. 201.

Из сказанного следует, что все виды несказочной народной прозы составляют относительно целостную многофункциональную жанровую систему, которая взаимодействует с другими жанрами фольклора.

Во второй главе — "Легенды и хурафати хикая, основанные на древних воззрениях" — в сравнительном плане проанализирован обширный фактический материал, в котором нашли отражение отголоски тотемических, анимистических и демонологических представлений древних людей. Соответственно глава состоит их трех разделов: 1) Отголоски тотемических воззрений, культ животных; 2) Анимистические воззрения. Культ природы; 3) Отголоски демонологических представлений: "Духи" природы.

Отголоски тотемических воззрений, культа животных и птиц наиболее определенно проявляются в этногенетических и этнони-мических легендах мифологического характера.

Чудесными родоначальниками (первопредками) башкирских племен, родов выступают: Волк ("Бурелар тохомо" - "Потомство волков"), Медведь ("Айыу тотсомо" - "От медведя"), Конь ("Э?эм тарпаны" — "Тарпан человечий"), Лебедь ("Юрматы ■кэбилэЬе" -"Племя Юрматы"), и демонологические существа - черт ("Шайтан ырыуы" - "Род шайтанов"), Шурале - леший ("Шурэле нагеле" - "Порода шурале"). Особенно популярны у юго-восточных башкир сюжеты о мифическом волке-тотеме. Этот мотив, истоки которого восходят к мифологии тюрков и монголов, в башкирских генеалогических легендах настолько определенно выражен, что отразился в самом этнониме народа. ("Потомство волков", "Баигкорт •кайзан килеп сьгккан?" — "О происхождении башкир"). Примечательны также некоторые сказочные сюжеты, перекликающиеся с легендами о волке — чудесном родоначальнике: "Сын волка Сынтимер-пехлеван", башкирский и татарский варианты сказки "Белый волк"1. Последний сюжет интересен тем, что зверь-оборотень, помощник сказочного героя, выступает в качестве хозяина земли, леса.

Обращают на себя внимание легенды, в которых отражена эволюция взглядов в народном сознании. Ослабление веры в "возможность" брачных отношений между человеком и зверем, в "способность" перевоплощаться привело к тому, что в генеалогических легендах начали проявляться "рационализаторские" мотивы (волки принимают в свою стаю заблудившегося мужчину, через

1 Башкирское народное творчество. Т. 3: Богатырские сказки. - Уфа: Башкирское кн. изд-во, 1988. - С. 159-170, 268-272; Татарские народные сказки. - Казань: Татарское кн. изд-во, 1986. - С. 161-175.

некоторое время находят ему женщину. Впоследствии от их брачного союза распространяется род "башкорт").

В теснейшей связи с легендами о волке-родоначальнике находятся повествования о волке-предводителе, чудесном покровителе. В них рассказывается о приходе предков башкир на Урал во главе с их мифическим предводителем "откуда-то с юга", "с турецкой стороны", "со стороны Алтая"..., подчеркивается священность зверя-хранителя земли, предка-благодетеля, с помощью которого люди нашли свою родовую территорию, священное, благодатное место для жизни (хотло урьт). Большинство таких сюжетов построено на объяснении этнонима "башкорт". Бытующие в разных вариантах эти легенды имеют примерно одинаковую концовку типа: "...С тех пор наши предки стали называться "башкорттар", т. е. людьми, пришедшими за главным волком. В древности волка звали "корт"*. Башкорт - значит "головной волк". Вот откуда произошло слово "башкорт" "башкир" ("Происхождение башкир").

При всей фантастичности этих повествований, в них получили, хотя и смутное, отражение древние этноисторические связи башкир с народами Алтая, Средней Азии и Казахстана. Пребывание некоторых башкирских племен в Алтайском, Среднеазиатском регионах подтверждается и историческими источниками. По мнению историков, для отдельных башкирских племен Средняя Азия, Приаралье были областью временного обитания на большом пути их миграции1.

Следы средневековых этнокультурных связей башкир с огузско-кыпсакским этническим массивом сохранены в предании "Откуда

* В связи с названием "корт" небезынтересны некоторые сходные явления в творчестве других народов, свидетельствующие о наличии древних этнокультурных связей между ними. В карачаевском и балкарском эпосе происхождение одного рода нартов, например, этимологизируется с тотемистическим именем Схуртук, который расшифровывается: С-хурт-укъ, хурт (волк) - сын племени Со. (Меремкулов В. Н. Кавказско-тюркские фольклорные связи // Литературоведение и история. - Ташкент: Фан, 1980. - С. 108).

Имя родоначальника нартов Уархаг в осетинском эпосе созвучно с названием волка на древнем осетинском языке, а современная форма "бираегь" (волк), по мнению В. И. Абаева, заимствована из тюркского или сакского языков, относится к категории табуированных слов (Абаев В. И. Скифо-европейские изоглоссы: На стыке Востока и Запада. - М.: Наука, 1965. - С. 90).

Архаическое слово "хорт"-волк встречается также в фольклорной лексике славяпских народов, в частности, в заговорах, которые S ДреБКОСТИ 6í¿,1¡! "словесным сопровождением языческого заклинательного обряда" (Рыбаков Б. А. Язычество древних славян. -М.: Наука, 1981. - С. 134). Вполне вероятно, что это слово "хорт", значение которого не знают даже исполнители заклинателышх формул, перешло в славянские языки от тюркских.

1 Кузеев Р. Г. Происхождение башкирского народа: Этнический состав, история расселения. - М.: Наука, 1974. - С. 132-133.

пришли башкиры?" (Баш-корттар хайдам килгэн?"), записанном в юго-восточном Башкортостане. Этот сюжет, по существу, примыкает к группе легенд о предке-предводителе и покровителе. Разница в том, что предводителем башкир здесь выступает не мифическое животное, а легендарный Коркуд-Ата. Небезынтересным является тот факт, что по сюжету башкирское предание близко к некоторым казахским вариантам сказаний о Коркуд-Ата (имеются в виду варианты, записанные И. Джембысбаевым, В. Вельяминовым-Зерновым').

Мотив почитания древними предками башкир волка, весьма ярко выраженный в легендах, достаточно отчетливо проявляется в материалах по археологии и этнографии: серебряные монеты с изображением волка, найденные экспедицией Н. А. Мажитова в могильнике вблизи дер. Ишимбай в Салаватском районе Башкортостана; наличие в родоплеменной системе родовых подразделений с названием "волк"; игрища "Сизый волк" ("Кук буре"); ношение талисманов и амулетов из волчьих зубов и когтей - оберегов от сглаза; обрядовые действа, связанные с определенными поверьями (сжигание волчьих сухожилий в случаях пропажи чьего-либо имущества, обращаясь при этом с заклинательными формулами к духу чудесного предка - волка).

Следует сказать и о том, что еще в ХУШ-Х1Х вв. волостные старшины ю(то-восточного Башкортостана как символ административной власти носили с собой знак с изображением волчьей головы.

Тема священного волка устойчиво и широко известна не только в тюрко-монгольском мире, но и в фольклоре многих нетюркских народов (легенды о Реме и Ромуле, вскормленных волчицей; о происхождении гирпинских родов, которые пришли на другие земли, предводимые волком и т. д. Акад. В. А. Гордлевский был склонен считать, что повествования о священном волке, традиционные для тюрко-монгольских народов, были занесены в Европу кочевыми тюркскими племенами2.

В диссертации большое внимание уделено анализу легенд, этнографических данных, связанных с образом собаки. Отмечая единую мировоззренческую основу этих повествований и легенд о "чудесном" волке, автор выделяет особенности в сюжетных типах, мотивах. Исследования показали, что в некоторых легендах, где раскрывается мотив животное-предводитель, волк и собака высту-

1 Об этих вариантах см. в кн.: Жирмунский В. М. Тюркский героический эпос. - Л., 1974. - С. 549.

1 Горделевский В. А. Что такое "босый волк?" // Избр. соч. - М.: ИВЛ, 1961. - Т. 2. - С. 497.

пают как взаимозаменяемые или слаборазграничиваемые существа (записи конца XIX в.).

Мотив собака-предок, весьма ярко выраженный в этногенетиче-ских преданиях некоторых тюрко-монгольских народов, в башкирских легендах дошел до нас в довольно отдаленном звучании. Отголоски его сохранило топонимическое предание "Эгимгэн" ("Вскормленный собакой", букв. "Сосавший собаку"), в котором происхождение названия селения объясняется с жизненным случаем: некие родители, у которых умирали дети, своего новорожденно- . го ребенка приложили к груди кормящей собаки, благодаря чему дитя выжило, и затем от него пошло потомство. Диссертант предполагает, что в основе этого сюжета лежат древние представления о чудесном родоначальнике. Возможно, первые основатели деревни Этимгэн некогда связывали свое происхождение с легендой о чудесной прародительнице-собаке. Такая мысль кажется правомерной, если иметь в виду устойчивость мотива животное-кормилица в фольклорной традиции многих народов. С течением времени, когда утратились первоначальные верования, само топонимическое название могло послужить поводом для создания предания, о котором шла речь выше.

Следует добавить и то, что в башкирском языке ныне существует фразеологизм со значением порицания "Эттэн тыуран" ("родившийся от собаки"), утративший, по-видимому, свой исконный смысл.

Имеются и другие факты, свидетельствующие о том, что в древности собака считалась почитаемым животным. По данным этнографических материалов, первая белая рубашонка малыша называлась "квсвк кулдэге" ("рубашка щенка"), а когда малыш вырастал из нее, в нее обряжали щенка, приговаривая при этом: "Пусть наш ребенок растет сильным (доел. "Эт йэнле" — '"с душой собаки"), неприхотливым. Аналогичный обряд отмечен у татар, (Г. Юсупов), казахов (Е. Турсунов), киргизов (С. Абрамзон), каракалпаков (К. Есбергенов) и др. По справедливому замечанию исследователей, надеванием рубашки на кутенка некогда подчеркивалась принадлежность потомства к тотему собаки.

В этой связи весьма характерны древнейшие легенды о происхождении киргизов от красной собаки и сорока девушек, рассказы монголов о предке-собаке. Данный мотив своеобразно отражен и в записанной среди курганских башкир сказке-легенде, повествующей о некоем старике Нухе, имеющем трех дочерей, одна из которых могла превращаться то в собаку, то в человека. Оставшись в облике девушки, она, однако, сохранила некоторые животные черты ("лаять во сне по-собачьи"). Изложенное в полусказочной фор-

ме повествование завершается в стиле жанров несказочной прозы, объясняя в реалистическом тоне происхождение самодийцев: "Есть народ по прозванию самоид [самоеды]. Их род распространился от дочери-собаки старика Нуха"1. Информативный потенциал небольшого по объему рассказа высок: с одной стороны — сведения о древних воззрениях, с другой — отголоски этнокультурных связей башкир с самодийцами. Согласно исторической литературе, передвижение предков самодийцев, живших в Южной Сибири, на север ■началось в конце I - начале II тысячелетия н. э., а отдельные родовые ветви (камаслинцы, карагасы...) еще в ХУН-ХУШ вв. оставались в Южной Сибири и предгорьях Саян, тесно общаясь с тюркскими народами. По мнению В. И. Васильева, и территория При-уралья в прошлом (У1-1Х вв.) была местом проживания некоторых этнических групп самодийцев2.

Мировоззренческий аспект сюжетов, связанных с образом собаки, в диссертации проанализирован на примере башкирских и татарских легенд о постройке Казани, топонимического предания "Волчья река" ("Буреле йылгаЬы"), где собака выступает как жертвенное животное, заменяющее человека.

Как и у многих других народов, у башкир вою собаки придавалось сакральное значение; считалось также, что это животное способно отгонять нечистую силу. Об этом свидетельствуют отдельные легенды и целый ряд суеверных рассказов. В поисках их исторических корней мы обращаемся не только к башкирскому материалу, но и иноязычному, приходим к выводу, что у башкир собака в древности считалась священным животным. Отмечается текже некоторая неоднородность представлений, обусловленная сменой эпох и эволюционными процессами в сознании людей.

В работе большое внимание уделено анализу сюжетов, связанных с образами почитаемых животных: оленя, коня и медведя.

Легенды об олене-предводителе, отмеченные еще в трудах древних авторов (Приске, Иордан...), а также известные у тюрко-язычного племени хун, однотипны по сюжетике с башкирскими легендами о волке-предводителе (внезапное появление перед заблудившимися людьми чудесного животного и его внезапное исчезновение после нахождения благодатного места для обитания). В башкирских легендах, записанных в наше время ("Эйнэ менэн Гзйнэ" - "Айна и Гайна", "Гэйнэлэр" - "Гайнинцы", "Толбуй-

•НА, ф. 3, оп. 65, д. 5. - Л. 16.

2 Васильев В. И. К вопросу об участии самодийского этнического компонента в этногенезе башкир // Всесоюзная сессия по итогам полевых этнографических и антропологических исследований 1978-1979. Тез. докл. - Уфа: БФАН СССР, 1980. - С. 60-61.

?ар" - "Толбуйцы"), традиционный мотив нахождения родовой территории с помощью оленя раскрыт несколько своеобразно, в рамках другой сюжетной коллизии: будущий основатель рода Гайна и его брат Айна прибывают на берега реки Тол вблизи нынешней Перми верхом на белом олене. Постоянным местом жительства гайнинцев (Гайны, впоследствии его потомков) становится та территория, где наступил на раскаленную землю олень, ударом копыт освободив из-под земли солнце, похищенное и спрятанное демоническим существом (баба-яга, дракон).

На основе тщательного текстологического изучения материала, автор приходит к выводу о том, что легенды о происхождении гайнинцев, в которых тесно переплетены этногенетические и космогонические мотивы, донесли следы древнейших воззрений, настолько древних, что определить этническую среду их зарождения не представляется возможным. Наряду с широко известными в тюрко-монгольском мире сюжетами о животном-предводителе в упомянутых башкирских легендах обнаруживается созвучие с легендами маринд-анимов, с гиляцкими мифами о матери Вселенной — полуолене-полуженщине с солнцами на рогах. Есть некоторое сходство на уровне мотива с сюжетами о голубом олене (лосе) и солнце из мифологии славянских, финно-угорских, самодийских народов.

Башкирские легенды о чудесном коне-родоначальнике и предводителе представляют собой новые версии легенд о волке ("Баштай ырыуы" - "Род Баштая — главного стригунка"), отчасти являются дальнейшим развитием традиционного мотива ("Ямаш менэн Йо-маш ауылдары" - "Аулы Ямаш и Юмаш").

Отмечая многообразие сюжетных типов, связанных с образом коня, автор, кроме указанных выше, подробно анализирует повествования, в которых конь выступает в качестве хранителя (носителя) масти особенных лошадей, некогда, якобы, вышедших из подводного мира ("Йылхысытскан кул" - "Озеро, из которого вышли кони"); создателя природных объектов ('"Кари?ел" -"Караидель"...). Исследованы легенды о мифических крылатых конях-тулпарах ("Турат сагылы" — "Горный склон Турат"), а также о прославленных скакунах, выигравших на скачках ("Аласабыр" - "Пегий", "Саптар юрга" - "Игреневый иноходец"). Изучение исторических корней мотивов, реалий, отраженных во всех сюжетных типах, основано как на собственно фольклорном материале, так и на многочисленных фактах, извлеченных из смежных дисциплин. Весьма интересны аналоги из фольклора других народов, свидетельствующие о древности традиции почитания коня. Роль лошади в жизни человека была так ве-

лика, что практически нет ни одного народа, который не возводил бы ее в культ.

Легенды башкир, в которых запечатлены культовые представления, связанные с образом медведя, по основным мотивам (первый медведь - человек, чудесно превращенный в медведя; хозяин подземного мира) также созвучии с легендами многих народов мира, а некоторые из них даже близки текстуально.

Сходные явления обнаруживаются не только в фольклоре, но и в предметах материальной культуры, изобразительном искусстве (изображения медведя в пещерах Франции, разложенные в определенном порядке медвежьи кости в пещерах Германии, петроглифы Скандинавии, Урала, Восточной Сибири); верованиях, обычаях и обрядах: "Медвежьи праздники" ("Айыутуй") с ритуальными танцами; запреты употреблять слово "медведь", замена его подставными названиями: у башкир — тайыштабан (косолапый), бабий (дедушка), у якутов - эИэ (дедушка), тыатаагы (таежный), у алтайцев-теленгитов — абаай (старший брат мужа или жены, родич), у хакасов-качинцев - старик, дед, отец (Н. А. Алексеев). Отголоски тотемических воззрений особенно четко выражены в верованиях восточных алтайцев и тувинцев. Они считают медведя тотемным животным (Л. П. Потапов).

В диссертации подробно проанализированы легендарные сюжеты, рассказы-поверья, обряды, ритуальные танцы, в которых нашел отражение культ птиц. Согласно материалам, птицами, якобы, обладающими чудесными действиями, у башкир были: утка, журавль, лебедь, грач, беркут, кукушка. Кроме мотивов этиогенетиче-ского плана, отмеченных нами еще в начале раздела, когда речь шла о чудесных родоначальниках, в том числе лебеде, в легендах птицы выступают в роли: 1) демиургов (утка и селезнь - создатели острова, земли; журавль — Млечного пути-ТСош юлы); 2) зооморфных хозяев — духа местности (утка и селезень. Мотив о зооморфном духе является дальнейшим развитием древних воззрений об утке-демиурге); 3) чудесных покровителей людей (журавль, грач. Мотив "оставленного на поле брани новорожденного ребенка вскормил грач" примыкает к сюжетам о животных, птицах-родоначальниках); 4) вещунов (журавль, кукушка. "Необычайность" последней раскрывается и в этиологических повествованиях, согласно которым, первая кукушка — женщина, разлученная с возлюбленным и превратившаяся, в силу магического действия слова, в птицу).

Изучение семантики праздников "Грачиный пир" ('"Карга-туй"), или "Грачиная каша" ('"Карга буткаЬы"), "Кукушкин чай" ("Кэкук сэйе"), сопровождаемых обрядовой трапезой, песнями,

плясками, играми, а также ритуальных танцев "Кукушка", имитирующих жертвоприношения, подтверждает мнение автора о языческих корнях мотивов, сохранившихся в легендах.

В процессе исследования этнографические материалы особенно ценными оказались в тех случаях, когда в легендах тот или иной архаический мотив выражен крайне слабо. Свидетельство тому — повествования, связанные с образом орла (беркута). Изучение системы этнонимии, различных поверий, а также привлечение фольклорных материалов родственных народов дали возможность выяснить историческую основу почитания этой птицы: в древности в представлениях предков башкир беркут считался птицей-родоначальницей.

То же самое можно сказать о журавле-родоначальнике: башкиры племени усерген считают журавля своим первопредком; среди башкир рода тиляу во время свадеб, празднеств выводили "журавля-маску" для участия в увеселениях. (В диссертации дано подробное описание танца).

В синкретическом единстве с тотемическими воззрениями развивались и анимистические представления, зарождение и развитие которых обусловлены жизненными условиями древних людей, уровнем их мышления, историко-культурными и религиозными факторами.

Следы анимистических воззрений достаточно ярко выражены в космогонических легендах. Основу таких легенд составляют сюжеты о небесных светилах и природных явлениях. Они сохранили черты очень древних мифологических представлений о их связи с животными и людьми земного происхождения. Так, согласно легендам, пятна на Луне

- вечно гонющиеся друг за другом косули и волк (но другим вариантам

- девушка с коромыслом); созвездие Большая Медведица (Етегэн) -семь девушек красавиц, которые при виде царя дэвов в испуге прыгнули на вершину пэры и оказались в Небе; или же — семь волков ("Ай?агы ике януар" - "Два зверя на Луне","Ай менэн ЗеЬрэ" - "Луна и Зухра", "Етегэн йондо? — ете •кы?" — "Семь звезд - семь девушек"); Полярная звезда - железный кат (Тимер ■ка?ык), а две соседние с Етегэн звезды -две лошади (Бу?ат, Ьары ат), привязанные к железному колу. Но волки не могут догнать лошадей, так как с рассветом и лошади, и волки должны исчезнуть. Аналогичные представления имеются у многих тюрко-монгольских народов. Г. Н. Потанин отмечал, что основанием для рождения подобных мифов служили отчасти наблюдения за видимым движением светил и звезд на небесном своде, как бы стремящихся догнать друг друга, подобно охотнику1. В то же время в этих мотивах своеоб-

' Потанин Г.Н. Очерки Северо-Западной Монголии. - СПб., 1881 - Вып. 4. -С. 135.

разно отразились взгляды скотоводческих народов, в том числе башкирского.

Для космогонических легенд обычна также антропоморфная трактовка образов небесных светил. В одних легендах Луна олицетворяет мужское начало, в других - женское. Двоякую ипостась имеет и Солнце.

Архаичностью мотива отличается мифологическая легенда о двух Солнцах на небосводе и метком стрелке Урал-батыре, упорядочивающем космос ("Ай Ьэм Урал тауэарыныц барлытека ки-лгэне" — "Как возникли Луна и Уральские горы"). Хотя в повествовании немало поздних наслоений, мифологема и некоторые реалии сюжета проявляют сходство с древнейшими азиатскими мифами (легенды о метких стрелках И, Хадо, Оадзымы), а также мифами североамериканских индейцев (повествование о Койоте)'.

Характер мировоззрения древнего человека отражен и в легендах, объясняющих происхождение земных объектов, особенности рельефа.

Во время фольклорных экспедиций неоднократно записывались фрагменты космогонических легенд о том, что земля держится на огромном быке и большой щуке (или просто рыбе), и будто бы движения этого быка вызывают землетрясение.2

Аналогичные легенды имеются и у других тюркоязычных народов (например, у казахов, киргизов).3 Монголы отождествляли землю с быком.4 С башкирской легендой перекликается удмуртская легенда "Музъем ош" ("Бык в земле"), в которой землетрясение объясняется движением мифического животного/ Следы почитания щуки (легенды о кокшагском царе - щуке с короной) отмечены у марийцев6. Возникновение подобных легенд обусловливалось древним образным мышлением, связанным с трудовой деятельностью людей эпохи родового строя.

Происхождение гор (холмов, скал) в башкирских легендах нередко связывается с мифологическими сюжетами о чудесных вели-

1 Юань, Кэ. Мифы Древнего Китая. - М., 1987 - С.404-409; Евсюков В.В. Мифы о вселенной. - Новосибирск: Наухг , 1988. - С.20-22.

2 Полевые записи автора этих строк в Баймакском и Абзелиловском районах Республики Башкортостан (1984, 1986 гг.).

3 Потанин Г.Н. Казак-киргизские и алтайские предания, легенды и сказки // Живая старина, 1916. Вып. 2 - 4. - С.114.

4 Шахнович М.И. ПервоСытназ мифология и философия. - Л.: Наука, 1971. -С.160.

5 Верещагин Г. Вотяки Саранульского уезда Вятской губернии. - СПб., 1889. -С.135.

6 Акцорин В.А. Историко-генетичеекие связи финно-угарских племен по данным мифологии // Вопросы марийского фольклора и искусства. - Йошкар-Ола, 1980. - Вып.2. - С.23.

канах — алпах ("Мусектау", "Алпа тсомо - Айырытау" — "Двугорье Алпа-кум").

Ареал распространения мотива "Горы возникают из песка (глины), выпавшей из обуви великана" широк: от балтийского моря до Кавказских гор и далее - на восток. Этот мотив известен также фольклору народов стран Западной Европы.1

Согласно легендам и поверьям, реки, озера, горы и камни наделены сверхъестественной силой, а также свойствами, присущими человеку. Так, например, реки "спорят", "ревнуют", "обижаются", "сердятся" ("Ике Инйэр^ец бэхэсе" - "Спор двух Инзе-ров", "Агадел менэн Яйытс" - "Агидель и Яик", " Аги?ел менэн Т\лри?ел" — "Агидель и Караидель", "Урал •калымы" - "Калым Урала"); озера при несправедливых поступках человека меняют цвет ("Бузапган"), "опровергая" кровавые столкновения, "брезгуя крови" покидают свое привычное место и располагаются в другом ('"Канлыкул" — "Окровавленное озеро"); камни скатываются с вершины горы, "стремясь к людям" (сюжеты, связанные с одной из версий легенды "Киленташ" — "Невесткин камень" и особенностями рельефа Олотау - Большой горы близ с. Ташлы Алынеевского района). Башкирские легенды о спорах соседних рек имеют близкие сюжетные параллели в русских, украинских, белорусских и казахских легендах о спорах и соперничестве рек ("Вазуза и Волга", "Волга и Кама", "Днепр и Десна", "Днепр и Сож", Волга и Западная Двина", "Дон и Шат", "Или и Каратал"). Вероятно, такие легенды башкир и других народов, поэтически ярко истолковывающие особенности русла, течения, окружающего горного или степного пейзажа, а вместе с тем легендарно осмысляющие возникновение местных рек, имеют не только типологическое схождение, но и сложную генетическую связь, которую могли получить в относительно недавнее время. В некоторых же башкирских легендах о реках, например, в легенде "Калым Урала" их древняя сюжетная основа затемнена социально-бытовыми мотивами явно. позднего происхождения.

Третий раздел главы посвящен анализу демонологических представлений.

С древним народным верованием в существование зооморфных и антропоморфных духов хозяев гор и озер связано возникновение легенды о духах-хозяевах в облике селезня и утки, которые обитали на горном озере Югомаш-горы ("Йегэмэш тауы" - "Югомаш-горы"), и легенды о хозяйке озера в облике девушки ("Эйэле кул"

Лаугасте Е., Норманн Е. Эстонские народные сказания о Калевиггаэге (на эст.яз. Резюме - на русск.). - Таллин, 1959. - С.606: Бараг Л.Г. "АолкГ' белорусских сказок и преданий // Русский фольклор. М.; Л., 1963. Т.8. - С.29-40.

— "Озеро водяного"). Повествуется в них о том, как исчезновение (гибель) мифических хозяев горы и озера повлекло за собой уменьшение горы, высыхание озера.

В некоторых сюжетах водяной (Ьыу эйэЬе) представлен как существо мужского пола, хозяин стада многочисленных подводных коней ("Йылкысытскан кул" - "Озеро, откуда вышли лошади"). Современные рассказчики и слушатели обычно слабо дифференцируют понятия "¡1ыу эйэ1ге" (хозяин воды), "кыу инэИе" (мать воды), "кыутсы^ы" (водяная красавица, русалка).

Веря в существование хозяев-духов природы, башкиры старались не вызывать их гнева, а наоборот, заручиться их расположением и поддержкой (жертвоприношения, украшение деревьев разноцветными кусками материи во время празднеств, исполнение обрядовых действий на лоне природы, бросание обломков красивых камней, монет в водоемы и т. п.). В диссертации приводятся редкостные сюжеты, в которых сохранились мотивы человеческого жертвоприношения духам земли в разных хронологических срезах (легенда к мелодии "Азамат", содержащая архаический мотив в "чистом" виде, и башкирские, татарские легенды о постройке Казани, где в жертву приносится уже не человек, а животное).

В целом, для мировоззрения башкир, в котором положительные реалистические представления совмещались с мифологическими воззрениями, было характерно одухотворение предметов и явлений природы, а если посмотреть на материал шире — с привлечением реалий из произведений других жанров, например, эпоса, — можно сделать вывод о том, что почитаема была вся природа.

Изучение различных аспектов мифологических воззрений, отраженных в произведениях несказочной прозы, показывает их теснейшую взаимосвязь. Собранные воедино и рассмотренные в системе легенды с мифологический основой позволяют говорить о том, что они донесли отголоски архаического времени, когда существовал монистический взгляд на мир.

Легенды, основанные на древних воззрениях, проявляют различного рода сходства с мифами и легендами других народов. Целый ряд мотивов носит универсальный характер. Национальное своеобразие выражается в сюжетике, реалиях. Наличие универсальных архаических мотивов и образов свидетельствует о том, что духовная культура предков башкир зародилась в глубокой древности и развивалась в русле общечеловеческой культуры.

Третья глава — "Исторические, социально-бытовые предания" -состоит из трех разделов: 1) ис.торико-генеалогические предания, 2) собственно исторические придания, 3) бытовые предания.

В разделе "Историко-генеалогические предания" диссертант анализирует сюжеты о происхождении племен, родов, о заселении и освоении края, об этнических свяг;ях башкир с другими народами, в которых действительность берется "в общественном аспекте" (В. К. Соколова). Мы рассматриваем сюжеты такого типа как ранне-исторические предания. От собственно исторических они отличаются характером вымысла, в ряде случаев наличием элементов фантастики. Природа жанров несказочной прозы, их исконная установка на достоверность, делает возможным "безболезненное" проникновение в предания легендарных мотивов.

Среди историко-генеалогических преданий о заселении края встречаются сюжеты, которые строятся по типу этногенетических легенд с мифологической основой, но, в отличие от них, в преданиях этого типа благодатные места находит не чудесное животное, а собственный скот жителей опре.деленной местности ("Баштсорт-тар?ыц снрышы" - "Происхождение башкир", вариант в записи А. Г. Бессонова).

Традиционные мотивы явственны и в тех сюжетах, где родовую территорию определяют люди ("Мэмбэт" - "Мамбет").

Весьма интересную историческую информацию дают предания, рассказывающие об этнических связях башкир с другими народами. Особенно характерны в этом плане сюжеты, которые указывают на родство отдельных родовых подразделений башкир с казахами. В родословном предании жителей д. Ишмухамет (второе название "Сынташ") Федоровского района Башкортостана рассказывается о том, что в деревне, наряду с юрматинцами, имеется родовое подразделение чурбаи (чурбай:?ар нз^еле), которое, когда-то отделившись от казахов, обосновалось на башкирских землях, сильно смешалось с местным населением. "Общаясь с башкирами, изменился наш язык, и сами мы стали башкирами", — говорят чурбайцы ("Ьынташ ").

По преданию, родовое подразделение Мамбет племени усергэн этнически восходит к казахскому племени аргын. Несмотря на кажущуюся условность сюжета (он построен на традиционном мотиве пленения детей во время набегов), основа его, по-видимому, реалистична. О Мамбете-родоначальнике, казахе по происхождению, рассказывают не только предания, но и родословные - шежере.1

Примечательным является и наличие казахских преданий об этнических контактах казахов с башкирами. Таково, например,

' Аралбаев К. А. Фольклорные мотивы в шежере Мамбетова рода // Фольклористика в Советской Башкирии. - Уфа, 1974. - С. 134.

предание, зафиксированное в середине прошлого столетия П. Небольсиным.1

По мнению диссертанта, интересны казахские народные предания, повествующие об этнических связях казахов с ногайцами. По этим преданиям, от ногайцев получили свое начало не только казахи, но и башкиры, каракалпаки." Бросается в глаза некоторая категоричность и односторонность подобных повествований, но, если учесть исторические факты, нельзя не заметить и реалистические черты в их основе. О наличии ногайского элемента в этносе башкирского, казахского и каракалпакского народов имеется обширная литература.

Говоря об этнических компонентах калмак, сарт {узбек) в составе некоторых родовых подразделений башкир, отразившихся в преданиях ('"Калматс ырыуы" - "Род калмаков", "Ьарт Эптерэш ауылы" - "Аул Сарт-Аптеряшево"), автор отмечает их однотипность с рассказами о башкирско-казахских связях: наличие инонационального элемента в этносе объясняется поздними событиями, жизненными случаями различного характера. Мотив — новое родовое подразделение (ара, нэ$ел) образуется в результате брачного союза представителей местного башкирского рода с пришлыми людьми (переселенцами или оставленными некогда во время боя новорожденными, выросшими в новой этнической среде).

В диссертации отмечены источники3, в которых упоминаются предания об этнических контактах башкир с волжскими булгарами, а также с мадьярами (венграми).

Собственно исторические предания башкир отражают реальные события общественного значения в народном осмыслении: семантика, исторические корни этих преданий рассматриваются нами в пределах двух основных тематических групп - преданий о борьбе с внешними врагами и преданий о борьбе за социальную свободу.

Глубокие исторические корни имеют рассказы о столкновении башкир с гуннами. Очевидно, из-за давности событий предания о гуннском вторжении на Урал преимущественно бессюжетны, они носят характер топонимического сообщения ("Бэлэ-каза тауы" -

1 Небольсин В. О башкуртах // Отечественные записки. - СПб., 1859. -Т. 73. - N 11-12. - С. 8-9.

2 Чулошников А. П. Очерки по истории казак-киргизского народа в связи с общими историческими судьбами других тюркских племен. - Ч. 1. / Труды общества изучения киргизского края. — Оренбург, 1924. - Вып. 5. — С. 106.

'Татищев В. Н. История Российская. - М.; Л., 1964. - Т. 4. - С. 66; Кузеев Р. Г. Происхождение башкирского народа: Этнический состав, история расселения. -М.: Наука, 1974. - С. 341; История башкирской литературы. Кн. 1: Средние века. / Колл. авт., отв. ред. Г. Б. Хусаинов. - Уфа: Башкннгоиэдат, 1990. - С. 85 (на башк. яз.); НА, ф. 3, он. 32, д. 33. - Л. 27).

"Гора, где случилась беда", "Тонкойгап тауы" - "Гора, где сыпали соль"1). Исключение составляет лишь текст "Камень Азан" (А^анташ"), который воспринимается как завершенное фольклорное произведение. В предании рассказывается, как один просвещенный батыр под предлогом созыва на утреннюю молитву (а?ан) задумал собрать вокруг себя оставшихся в живых сородичей и отомстить напавшим гуннам: "Каждое утро он поднимался на вершину каменной скалы и произносил азан. В тихом утреннем воздухе голос его разносился далеко, и, слыша его, разбредшийся по горам и лесам народ стал собираться воедино. Из этих людей батыр сколотил войско..." Разумеется, трудно поверить в реальность описанного события (тем более предание имеет и другие варианты), однако упоминание о гуннах вряд ли можно считать случайным. О проникновении кочевых гуннских племен на Урал во Н-1У вв. я. э. известно по научной литературе2.

Историческая память народа сохранила и донесла до нас отзвуки трагической эпохи в судьбах многих народов, в том числе и башкирского, — эпохи монгольского нашествия. Народные рассказы описывают нашествие монголов как вторжение на благодатную землю мирно живущих людей "черной жестокой рати", силы, уничтожающей на своем пути все живое, все священное. Предания запечатлели имена батыров, которые встали на защиту родной земли, своих соплеменников и погибли в неравном бою: Биксура, Акман, Токман, Бошман-Кыпсак... Предания о кыпсакском батыре Бошмане (Бацимане, Бачмане) имеют древние письменные варианты (В. Г. Тизенгаузен, Рашид-ад-дин). По характеру источников можно предположить, что Бсшман (Боциман, Бачман) — реальное, историческое лицо. Башкирский вариант устного предания близок к сюжетам, зафиксированным в письменных источниках. Упоминающиеся в древних записях персонажи (Менгу-хан, Бусек, образ старухи, выдавшей врагам местонахождение Бошмана) в пердании рисуются обобщенно: "жестокий хан", "предатель": Симпатии рассказчика на стороне отважного Бошмаиа, лредпочтившего смерть позорному повиновению завоевателям.

В некоторых исторических преданиях осуждаются представители башкирской знати, которые, получив ханские грамоты на право владения землей, поддерживали политику золотоордынских ханов на завоеванных ими землях, например, в предании, записанном в дер. Карабулаково Челябинской области3. Однако в сюжетах, запечатленных письменных источликах-шежере, имеются и противопо-

' НА, ф. 3, оп, 47, д. 3. - Л. 420.

2 Очерки по истории Башкирской АССР. - Уфа, 1956. - Т. 1, ч. 1. - С. 29-30,

' НА, ф. 3, оп. 26, д. 10. - Л. 59.

ложные суждения — прославление биев, получивших от Чингисхана титул и грамоты на владение землями с правом наследования ("Мейтэн" — "Муйтен"). Здесь по-видимому, сказалась позиция составителей родословных летописей - представителей имущих классов.

В диссертации большое внимание уделено сюжетам, описывающим события времен Тамерлана. Особенно примечателен рассказ-воспоминание "Последний из Сартаева рода" ("Ьуцга Ьартай"), где раскрывается одна из трагических страниц в судьбе башкирского народа на примере сартаева рода в период жестокой борьбы Тамерлана (Аксак-Тимера) с золотоордынским ханом Тохтамышем. В нем описан беззаветный героизм сартайцев, уничтоженных до последнего своего представителя, но не покорившихся пришельцам. Информативная ценность данного произведения исключительно велика. В художественном отношении оно несколько своеобразно. Поскольку повествование дошло до нас в письменном изложении, в его стиле преобладают черты, свойсвенные литературным памятникам. Вместе с тем в рассказе проявляются характерные особенности произведений несказочной прозы: исконная установка на достоверность (прием подчеркнутой конкретизации описываемых событий, их места, времени), использование рассказчиком часто встречающихся в преданиях традиционных мотивов в обрисовке персонажей.

Говоря о сюжетах, перекликающихся с "Дафтар-и Чингис-наме" ("АтсКак Тимер" — "Хромой Тимур", "Берйэндэр хан за-мандарында" — "Бурзяне во времена ханов"), автор отмечает их легендарность (мотивы о чудесном рождении Чингисхана; о появлении на свет хромого ребенка вследствие злодеяний прислушников хана, напуганного словами старухи-прорицательницы).

После распада Золотой Орды территория Башкортостана оказалась поделенной между Ногайским, Казанским и Сибирским ханствами. Это был тяжелейший период для основной массы башкирского народа, так как жестокий гнет со стороны завоевателей, бесконечные междоусобицы и феодальные набеги, которыми сопровождалось господство ханств, а также притеснения местных феодалов разоряли хозяйство, подрывши и без того слабые производительные силы. Эта трагическая эпоха в жизни башкирского народа нашла художественное отражение в фольклоре, в том числе в преданиях, легендах, например, в предании, записанном в середине прошлого века В. С. Юматозым от башкир племени мин1. В нем изображаются события времен владычества ногайских мурз во всей

Оренбургские губернские ведомости, 1848. — N 7.

сложности, многогранности: здесь вырисовываются не только но-гайско-башкирские взаимоотношения, данные в разных аспектах, но и отношения между самими ногайскими мурзами, распри, кровопролития. Предание донесло до нас дух давно минувшей эпохи: "Началась между Килембетами (ногайскими мурзами-братьями -Ф. Н.) кровопролитная война; множество народа погибло. Наконец, сделалось землетрясение, земля кричала, говорят башкиры..."

Данное предание и записанный в наше время его вариант ("Конец владычества ногайских ханов") сохранили память о батыре племени мин Канзафаре, не покорившемся ногайским владыкам: подняв своих сородичей на борьбу, он одерживает победу.

Длительные исторические, этнокультурные связи башкир с ногайцами обусловили возникновение явлений иного порядка - обмен духовными ценностями и рождение на этой основе общих фольклорных произведений1. Об этом свидетельствуют предания "Сорок нугайских батыров" ("ТСырх нугаи батыры"), "Карасай и Казан-хан" ('"Карасай менэн ТСа^ы батыр") и др.

В ХУ1-ХУШ вв. башкирско-казахские взаимоотношения были сложными. С одной стороны, проявлялись духовная близость двух родственных народов, укрепление дружественных связей между ними, что отражалось в общности мотивов башкирского и казахского фольклора, с другой - постоянные феодальные набеги (барымта) казахов и башкир порождали их недружелюбное отношение друг к другу. Это также отразилось в их устнопоэтическом творчестве. В фольклоре юго-восточных башкир есть немало преданий о феодальных набегах казахов на башкир и башкир на казахов, которые повествуют о связанных с набегами бедствиях и сурово осуждают кровавые межплеменные распри. В предании "Баяс-батыр" герой, одолев в поединке казахского батыра Аластайму, говорит: "Эй, Аластайма, оберегать скот — одна забота, оберегать страну — тысяча. Больше сюда не приходи".

Гуманистическим пафосом проникнуто волнующее устное повествование о Ерянся-сэсэне и его мудрой жене Бэндэбикэ ("Бэн-дэбикэ и Ерянся-сэсэн").

В репертуаре башкирских рассказчиков встречаются сюжеты, раскрывающие обостренные отношения между имущественными классами двух родственных народов. Не чуждые некоторой тенденциозности в изображении подвигов башкирских батыров, народные башкирские предания в основном правдиво повествуют о былом. Трагические коллизии, связанные с межплеменными распрями,

1 Более подробно см.: Хусаннов Гайса. Голос веков: Очерки по истории башкирской литературы, теории и исторической поэтике. - Уфа: Башкнигоиздат, 1984. - С. 59-80 (на башк. яз.).

получили особенно яркое отражение в преданиях XVI—XVII вв., когда эти распри поощрялись царскими властями.

Историчны в своей основе и предания о набегах калмыков, притеснениях казанских ханов ("Тэкэгаигка батыр" - "Такагашка-батыр", "вмбэт батыр" — "Умбет-батыр" и др.).

Народная мудрость отражается в преданиях о присоединении Башкортостана к Русскому государству. Оно утверждается как положительное явление, после которого прекратились феодальные набеги ("Дауыт батыр" — "Даут-батыр", "Такагашка-батыр").

К традиционным историческим преданиям о борьбе с внешними врагами примыкают устные повествования об Отечественной войне 1812 г. Патриотический подъем, охвативший народные массы башкир, весьма ярко отразился в преданиях этой группы. Предания повествуют о боях с войском Наполеона, о победном вступлении русской армии и находившихся в ее рядах башкирских воинов в Париж и о возвращении их в 18115 г. на родину ("Икенсе эрме" -"Вторая армейская", "ТСаЬым турэ" - "Кахым-туря", "Француз яуыяда башкорттар" — "Башкиры на войне с французами" и др.).

Особой популярностью пользуются сюжеты о бесстрашном военачальнике Кахым-туре - Касиме Мырдашеве, уроженце дер. Аюсы Стерлитамакского уезда. Большинство сюжетов о нем бытует в форме песен-преданий, прозаическая часть которых, чаще чем поэтическая, варьируется. Общим для большинства вариантов является мотив прославления героя-командира, его беззаветной храбрости, выражение глубокой боли в сердцах солдат в связи с его трагической гибелью. Мотив смерти отсутствует лишь в варианте, записанном в дер. Ишкино Учалинского района.

Предания о других батырах, в том числе о женщине-воине, имена которых сохранила народная память ("ЙзнИары батыр" — "Янхары-батыр", "Абдрахман Акъегетов", "Йэнтурэ хикэйэЬе" — "Рассказ башкирца Джантюры"), не лишенные элементов вымысла, б основе своей реалистичны. Об этом свидетельствуют письменные источники.1

Предания об Отечественной войне 1812 г. проникнуты возвышенным героическим пафосом, который связан со значительностью участия башкир в Отечественной войне 1812 г. Тогда было сформировано 28 башкирских конно-казачьих полков. Кроме того, были сформированы в Башкирии и в разное время отправлены на фронт два тептярских и два мишарских полка. 12 тысяч башкирских конников несли линейную службу на восточных границах; в

1 Зефиров В. Рассказ башкирца Джантюры // Оренбургские губернские ведомости, 1847. - N 47; Уметбаев М. Памятки ("Йэдкзр"). - Уфа: Башкнигоиздат, 1984. - С. 180 (на башк. яз.).

Башкирии на 15 августа 1812 г. в пользу действующей армии было собрано 500 тысяч рублей. Башкирские конники сражались под Данцигом, Веймаром, Ганау, Шатабрианом и Парижем. За меткость стрельбы из луков французы прозвали башкир "северными амурами"1.

В отличие от преданий об Отечественной войне 1812 г., пронизанных патриотическими идеями, произведения фольклора об участии башкир в разных военных походах в составе русской армии неоднородны в своей оценке событий. Этот аспект проблемы в диссертации рассмотрен на примере песен-преданий о военных походах в Среднюю Азию, возглавляемых оренбургским генерал-губернатором А. В. Перовским в 1839, 1853 гг. ("Йософ майор" — "Юсуф-майор"2, "Ьыр" - "Сыр-Дарья").

Повествований, связанных с периодом Великой Отечественной войны 1941-1945 гг., сравнительно немного. Сохранившиеся в виде устных рассказов-воспоминаний, они в реалистическом плане описывают героизм воинов-башкир на полях сражений ("Эбделхахтыц батырлыры" - "Мужество Абделхака", "Егерме танк менэн алышыу" - "Схватка с двадцатью танками", "Булэк" — "Подарок").

Обширный пласт исторических преданий составляют сюжеты о борьбе за национальную и социальную свободу. Большинство таких сюжетов повествует о событиях ХУШ-Х1Х вв., отражает долгий, тяжелый путь борьбы башкирского народа за национальное и социальное освобождение. Расхищение башкирских земель, бесконечные тяжбы местного населения с заводчиками — главный вопрос, затрагиваемый преданиями. Сюжетообразующим звеном большинства народных рассказов является всемирно известный мотив "продажа земли с бычью шкуру". При всей необычности ловких поступков, приписываемых заводчикам и помещикам, предания воссоздают правдивую картину жестокого грабежа башкирских земель, передают характер и масштабы его. Мошенничество, обман," подкуп, насилие были типичными явлениями в деятельности предпринимателей-дельцов, и мотив "продажи земли с бычью шкуру" в своеобразной художественной форме как нельзя лучше передает историческую реальность ("Баяр?ыц ер алганы" - "Как боярин купил землю", "Утэгэн" - "Утяган" и др.). В преданиях этого типа довольно ярко показана сложная психологическая ситуация — бедственное положение обманутых башкир, их растерянность, незащищенность.

1 Усманов А. Н. Добровольное присоединение Башкирии к Русскому государству. - Уфа: Башкнигоиздат, 1982. - С. 2!18, 289.

2 НА, ф. 3, он. 12, д. 275. - Л. 42-43; Там же. - Д. 220. - Л. 46-47.

Из традиционных сюжетов о расхищении башкирских земель особенный интерес представляет предание о гибели жадного купца, пытавшегося обежать с восхода до заката солнца как можно большее пространство земли, чтобы овладеть ею ("Ер Ьатыу" — "Продажа земли"). Этот сюжет, как известно, получил яркую обработку в рассказе Л. Н. Толстого "Много ли человеку земли нужно", написанном под впечатлением пребывания среди башкир в семидесятые годы прошлого века.

Многочисленны предания, повествующие о борьбе башкир против расхищения их земель заводчиками и помещиками, против колониальной политики царизма. Видное место среди таких рассказов занимают предания о башкирских восстаниях XVII и XVIII вв. Из-за давности событий многие сюжеты утратили свои конкретные реалии и наполнились легендарными мотивами (например, предание-легенда об одном из предводителей башкирского восстания 1735-1740 гг. Акай-батыре), некоторые из них носят противоречивый характер (предания о Карасакале). Однако при всем этом они являются достаточно ярким выражением отношения народа к крупным историческим событиям, своеобразным осмыслением этих событий.

Примечателен цикл преданий о бунте башкир 1755 года против Брашна, прибывшего б юго-восточную Башкирию (в нынешний Баймакский р-г!) из Петербурга в качестве начальника горноизыскательной партии. В художественной форме народные повествования донесли до нас бесчинства Брагина на башкирской земле ("Тимерсе Эмин менэн Брагин турэ" - "Кузнец Амин и начальник Брагин", "Ун ике батыр менэн Брагин" - "Двенадцать батыров и Брагин"...). Раскрывая историческую основу народных повествований о Брагине, Л. Г. Бараг отметил: "Историзм этих преданий-легенд, сочетающих воедино подлинные факты и творческий вымысел, связанный с влиянием традиционного башкирского фольклора, заключается прежде всего в том, что они художественно воспроизводят типические явления жизни горнозаводской Башкирии позапрошлого века"1.

Сочетание фактов и творческого вымысла мы видим и в преданиях о попытке насильственной христианизации мусульман ("Сукындырыу" - "Крещение", "Батырша менэн Яныш" -"Батырша и Яныш").

Исторически достоверны по своим основным мотивам предания о Крестьянской войне 1773-1775 гг. Они рассказывают о невыно-

1 Народные сказки, легенды, предания и были, записанные в Башкирии на русском языке в 1960-1966 гг. / Подбор текстов, ред., вступ. ст. и примеч.Л. Г. Бара-га. - Уфа, 1969. - С. 24.

симом феодальном и национальном гнете; в них выражено непоколебимое стремление народа к свободе, его решимость уберечь родную землю от насильственного грабежа. Весьма показательна в этом отношении легенда-предание "Салават-батыр". В основу сюжета положен традиционный мотив — "продажа земли с бычью шкуру". Большая смысловая и эмоциональная нагрузка лежит в той части предания, где описывается встреча аксакалов с Салава-том:

— Нет больше мочи терпеть, - сказали аксакалы, — нужно уберечь землю... Ты наша надежда, Салават!

- Судьба джигита в руках родины, судьба родины в руках джигита. Где мой народ, там моя судьба, — с этими словами Салават вскочил на коня и поднял грозный меч... То был волшебный меч, врученный аксакалами...

С этим произведением перекликается предание "Речь Салава-та" ("Салауат телмэре"), насыщенное свободолюбивыми мотивами. Идея нерасторжимого единства народа и героя находит здесь новое поэтическое выражение. Но самым важным в предании является эпизод, в котором Салават, поняв необходимость объединения с русским народом в общей борьбе против бесправия, призывает башкирское войско присоединиться к Е. Пугачеву и достигает цели1.

Предание "Речь Салавата" — не единственное произведение, утверждающее идею дружбы башкирского и русского народов. В научном архиве Уфимского научного центра Российской Академии наук хранятся народные рассказы в записи Г. Умеркаева и В. Ку-лумбетова2, характеризующие Салавата Юлаева как поборника дружбы народов.

В преданиях есть достоверные исторические сведения об участии народных масс в повстанческом движении под предводительством Салавата Юлаева. Такими являются, например, предание "Юлкай и Башаргул", рассказывающее о борьбе "табынских башкир за свободу. Эта же идея лежит в основе предания "Салават и Балтас". Последний сюжет интересен и тем, что в нем звучит социальный мотив: он отражается в сцене столкновения Салавата со старшиной Кулуем Балтасовым, богачом-пособником царских колонизаторов.

Вопреки стараниям царского правительства представить Крестьянскую войну 1773-1775 гг. "злодейским бунтом", а ее участников — "злодеями", "преступниками", "ворами", фольклор

1 Песни и сказания о Разине и Пугачеве / Сост. А. Н. Лозанова. М., 1935.

2 НА, ф. 3, оп. 12, д. 271. - Л. 73-74; Там же, д. 261. - Л. 132-149.

утверждает освободительный характер этой войны, а ее участников и предводителей — благородными борцами за справедливость, заступниками народа и угнетенных.

Предания о Крестьянской войне не лишены творческого домысла. Он значительно проявляется в изображении богатырских подвигов Салавата, наделенного чертами эпического героя.

Салават Юлаев, верный сподвижник Емельяна Пугачева, хорошо известен среди всех народов Урала и Поволжья. О популярности этого национального героя башкир б русских селениях Среднего Урала есть сведения в статье В. П. Кругляшовой о топонимических преданиях1. Отголосок фольклора о Салавате отметил в донском казачьем предании "Самые быстрые кони" Б. Г. Ахмет-шин2. Сведения о популярности не только в Башкирии, но и в соседних с нею областях героев Крестьянской войны 1773-1775 гг. имеются также в статьях Л. Г. Барага3.

Увековечение имени Салавата в народной памяти связано с его исключительной ролью в освободительной борьбе. Даже врага (противники) Крестьянского движения генерал-майор П. С. Потемкин, генерал-аншеф П. И. Панин в своих донесениях к Екатерине II вынуждены были признать Салавата Юлаева "главным предводителем минувшего бунта", назвали его "славным Салаватом".4

Предания о Крестьянской войне являются важным источником познания истории башкирского народа.

Благородными социальными мстителями изображаются беглецы-разбойники в таких песнях-преданиях, как "Ишмурза" ("Ишмырза"), "Юркэ-Юныс" ("Юркэ-Юныс"), "Бииш" ("Бе-йеш") и многие другие. Подобные песни-предания составляют особый цикл. Общим мотивом для большинства их сюжетов является ограбление богачей и помощь бедноте. Особенной популярностью отличаются песни-предания о благородном разбойнике Биише, Согласно документальным архивным сведениям, Бииш - реальное лицо, житель дер. Кускарово по р. Кизил, фамилия его - Ишкинин. В 1848 г. отряд карателей под начальством верхнеуральского ис-

1 Кругляшова В. П. Топонимические предания Среднего Урала // Материалы и исследования по фольклору Башкирии и Урала. - Уфа: Изд. БГУ, 1974. - Вып. I. -С. 225. (Далее сокращенно: Материалы и исследования...).

2 Ахметшин Б. Г. Предания о Салавате Юлаеее // Материалы и исследования... - С. 149.

1 Бараг Л. Г. Пугачевские предания, записанные в горнозаводских районах Башкирии // Устная поэзия рабочих России. - М.; Л.: Наука, 1965. - С. 231-252; он же. Предания о Пугачевском восстании в записях 1966-1971 гг. // Материалы и исследования... - С. 131-132.

4 Крестьянская война 1773-1775 гг. на территории Башкирии: Сборник документов. - Уфа, 1975. - С. 262, 264-265.

правника Скорятинова напал на след Бииша и после коротких стычек Бииш был схвачен. За этот "подвиг" исправник был награжден орденом Святого Владимира 4-й степени1.

В поисках исторической основы преданий о беглецах автор работы обращается к историческим источникам2, а также к исследованиям русских фольклористов3 и приходит к выводу о том, что тема "благородного разбойника" в башкирском народном творчестве зародилась в условиях событий XVI в., связанных со строительством горных заводов на Урале, беспощадной эксплуатацией местного населения, привлеченного к заводской работе.

Другая причина появления в (|юльклоре мотива беглых людей — военно-феодальный гнет, тяжкая долгосрочная служба в армии.

В диссертации кратко проанализированы устные рассказы о недавнем прошлом — времен гражданской войны, коллективизации. Коллизия большинства сюжетов построена на мотиве борьбы "белых" и"красных", на описании реальных событий, происходящих в послереволюционной деревне.

Третий раздел главы посвящен анализу бытовых преданий. За немногими исключениями, это реалистические рассказы, в основе которых лежат явления и события, характеризующие старинный бытовой уклад и обычаи башкир. Преобладающее большинство сюжетов этой группы посвящено семейно-брачным коллизиям. Характеры героев проявляются здесь в драматических обстоятельствах, обусловленных феодально-патриархальными отношениями. Исходной сюжетной ситуацией чаще всего является насильственная выдача девушки замуж за нелюбимого человека (обычно за богатого старика). Классический образец данного сюжетного типа - песня-предание "Таштугай" ("Таштугай"): героиня повествования томится на чужбине в семье слабоумного мужа; ее переживания; возвращение в отчий дом, где она узнает о гибели своего возлюбленного Байгубака, трагическая ее смерть — все это изображено в предании с глубоким драматизмом. Хотя драматический конфликт в таких преданиях ограничен сферой семейного быта, их направленность против социальной несправедливости выражена очень остро.

1 Асфандияров А. 3. Прототипы образов трех башкирских исторических песен // Фольклор народов РСФСР. Межвузовский научн. сборник. - Уфа: БГУ, 1981. -С. 151-153.

2 Асфандияров А. 3. Участие башкир в войнах и походах России в период кан-

тонного управления // Из истории феодализма и капитализма в Башкирии. - Уфа,

1971. - С. 75.

5 Соколова В. К. Русские исторические предания. - М.: Наука, 1970. ~ С. 143; Кругляшова В. П. Социально-утопические предания и легенды на горнозаводском Урале // Фольклор народов РСФСР. - Уфа: БГУ, 1974. - Вып. I. - С. 98.

Стремление к лучшей доле, желание избавиться от несправедливости порою связывается в преданиях с утопическими иллюзиями о "хорошем" царе. Таково, например, предание "Пеший Махмут" ("Йэйэуле Мэхмут"), повествующее о том, как пастух-кураист пешком дошел до белого царя, тот его одарил дорогой одеждой и конями.

Гуманистическим драматическим пафосом проникнуты легенды-предания "Кюнхылу" ("КоиКылыу"), "Юряк-Тау" ("Йерэктау" -"Сердце-гора"), утверждающие бессмертие любви, в то же время имеющие заостренность против социального зла и несправедливости. В легенде "Кюнхылу" бай-отец выдает свою единственную дочь за богатого старого муллу, разлучив ее с любимым. Коварство и жестокость муллы вызывают целую цепь трагических событий. Не остается к ним безучастной природа: гора сдвигается с того места, где совершилось кровавое злодейство. Однако драматическое повествование не вызывает чувства безысходности. Через несколько месяцев после гибели героя и героини гора раскалывается, и из нее вылетают два лебедя, они вьют гнезда на берегу реки Ай, выводят лебедят. Этот финал поэтически утверждает бессмертие любви.

В целом ряде легенд-преданий опоэтизированы образы героических, свободолюбивых женщин, подчеркнута их нравственная чистота, верность в любви, решительность действий, красота не только внешнего, но и внутреннего их облика. Так, например, юная Гиль-ми, яза, героиня одноименного предания, отличается не только чудесной красотой, но и поэтической одаренностью. Она участвует в певческих состязаниях на празднествах и одерживает победы в честь своего (бурзянского) рода. Согласно преданию, песня "Гильмияза" ("Рилмияза"), получившая весьма широкую популярность, была сложена самой героиней.

Происхождение широко известной среди башкир песни "Ашкадар" ("Ашгсазар") рассказчики предания "Ашкадар" также связывают с именем поэтически одаренной женщины — Танхылу, потерявшей своего возлюбленного - Юмагула.

В преданиях "Ауазбика" ("Эуэдбикэ"), "Махуба" ("Мэхубэ") повествуется об отважных женщинах, вдохновенно борющихся за свое счастье. Народная память сохранила образ несчастной женщины, которая в молодости оказалась на чужбине, родила и воспитала там детей, но долгие годы тосковала по родине и на закате своей жизни решилась бежать в родной край ("Ройшэ" - "Гайша"). А поступки и деяния героини предания "Узаман апай" в какой-то степени сродни характеру богатырских дев, отраженных в фольклоре многих народов, в том числе в башкирском.

Среди легенд-преданий значительную группу представляют повествования о старинных житейских нравах, обычаях, празднествах башкир ("Зульхиза", "Уралбай", "Иньекай и Юлдыкай", "Аласа-быр", "Киньябай"). В некоторых из них бытовой конфликт развивается на фоне острых социально-классовых противоречий.

Предания этой группы исключительно богаты этнографическими деталями. В них можно обнаружить во многом уже забытые реалии свадебного обряда: обычай сговора детей с колыбели (бишектуй}, "свадьба серег Шырзатуй), предсвадебные скачки жениха и невесты, во время которых жених должен на скаку накинуть на голову нареченной платок удлиненной формы (тартар) и т. д.

Итак, предания, легенды и другие устные рассказы, традиционные и современные, теснейшим образом связаны с народной жизнью, с его историей, верованиями, мировоззрением. В них своеобразно отражены разные ступени исторического развития народа и его социального самосознания.

В Заключении обобщены основные положения по диссертации в целом, а также определены отдельные направления дальнейших исследований проблемы.

Предания, легенды, былички, а также устные рассказы о недалеком прошлом и современности представляют целостную систему, в которой организующим эстетическим началом является исконная установка на достоверность и доминантная информативная функция.

Главным критерием разграничения жанров несказочной прозы диссертант считает характер их отношения к действительности, тип информации о рассказываемых событиях и явлениях.

Исследования показали, что изучаемые жанры очень близки друг другу и между ними нет строгой границы. Это обусловлено в основном двумя причинами: во-первых, долгим сохранением архаического жанрового синкретизма, и, во-вторых, тесным взаимодействием жанров в процессе исторического развития. Этими же причинами объясняется взаимодействие преданий, легенд и быличек с другими жанрами фольклора и образование межжанровых форм -сказок-легенд, песен-преданий, песен-легенд.

Произведения башкирской народной несказочной прозы представляют интерес как в познавательном, так и в эстетическом отношении. Их связь с действительностью проявляется в историзме и мировоззренческой направленности. Впервые накопленный материал исследовался в сравнительном плаке с иноязычным фольклором, вследствие чего были выявлены не только специфические, но и мотивы международной общности в содержании устной несказочной

прозы и национального своеобразия в формах художественного выражения. Использование сравнительно-исторического метода изучения, довольно успешно апробированного в мировой фольклористике, сделало возможным расшифровку ряда архаических мотивов, которые в башкирских сюжетах оставались во многом загадочными, а порою — вовсе не тронутыми. Возникшие в глубокой древности как объяснительные повествования, предания и легенды прошли длительный путь развития, в процессе которого архаичные мотивы "обрастали" поздними напластованиями и потому диссертанту очень важно было выявить в каждом отдельном произведении соотношение устойчивых и изменчивых элементов, чтобы определить историческую основу мотива, а затем выстроить однотипные явления в один ряд, иногда в виде мозаики, изучить их в системе.

Исторические предания, предания-легенды исследовались с учетом особенностей фольклорного историзма. Не лишенные творческого вымысла, они художественно отражают типические явления реальной жизни, и в силу этого степень достоверности в них особенная, обобщенная. Анализ показал большую информативную наполненность этого вида преданий. Многие сведения, в том числе о широких этноисторических, этнокультурных связях башкир, сохранившихся в народных повествованиях, по мнению диссертанта, являются бесценными. Важным моментом представляется то, что отдельные мотивы, которые отражены в историко-генеалогических преданиях, в известной степени перекликаются с мотивами мифологических легенд.

На наш взгляд, дальнейшее изучение башкирской несказочной прозы может быть продолжено в плане расширения объекта исследования: 1) предстоит написание отдельной монографии по жанру хурафати хикая-быличек, составления указателя мотивов, лежащих в основе сюжетов этого своеобразного жанра; 2) целенаправленное выявление и изучение религиозных легенд с точки зрения их связи с фольклорными традициями.

Автор реферируемой работы надеется, что результаты его исследования могут быть полезными при изучении других жанров башкирского фольклора, а также в изучении отдельных проблем литературоведения, истории, этнографии.

В Приложении дан указатель мотивов произведений башкирской несказочной прозы на русском языке. Материал классифицирован по идейно-тематическому принципу, в пределах возможного соблюдена хронология.

Основное содержание диссертации опубликовано в следующих работах:

I Отдельные издания.

1.Башкорт халык ижады. Т.2,: Риуэйэттэр, легендалар (Башкирское народное творчество: Предания и легенды) / Сост., вступ. ст. и коммент. Ф. А. Надршиной. - Уфа: Китап, 1997. - 440 с.

2.Башхорт халык йырзары, йыр-риуэйэттэре - Башкирские народные песни, песли-предания - Bashkort Polk songs, songs-legends / Сост., научн. ред., авт. вступ. ст. и коммент. Ф. А. Надршина. — Уфа: Китап, 1997. - 288 с.

3.Рухи хазиналар (Духовные сокровища): Фольклор аслыкуль-ских, демских, уршакских башкир. - Уфа: Министерство культуры Республики Башкортостан. Республиканский центр народного творчества, 1992. — 76 с.

4. Халык хэтере (Память народа) [башкирская народная историческая проза] / Отв. ред. Н. Т. Зарипов. - Уфа: Башкнигоиздат, 1986. - 189 с. (монография).

5. Башкорт халык ижады: Риуэйэттэр, легендалар (Башкирское народное творчество: Предания и легенды) / Выявление, подбор текстов, сост., вступ. ст. и коммент. Ф. А. Надршиной; Отв. ред. Кирей Мэргэн. — Уфа: Башкнигоиздат, 1980. - 414 с.

6. Башкирские предания и легенды / Выявление, подбор текстов, их частичный перевод, сост., вступ. ст. и коммент. Ф. А. Надршиной. — Уфа: Башкнигоиздат, 1985. - 283 с.

7. Башкирское народное творчество: Предания и легенды. Т. 2. / Выявление, подбор текстов, сост., вступ. ст. и коммент. Ф. А. Надршиной; Отв. ред. JI. Г. Бараг. - Уфа: Башкнигоиздат, 1987. — 576 с.

II Статьи в журналах и тематических сборниках, отдельные разделы в коллективных трудах.

8. Башкирский фольхлор о Крестьянской войне 1773-1775 гг. // Участие народов в Крестьянской войне 1773-1775 гг.: Тезисы докладов на Всесоюзной научной конференции. Уфа, 3—5 июня 1974 г. / Соавт. — М. М. Сагитов - Уфа: Изд-во БФ АН СССР, 1974. - С.68-70.

9. Башкирско-казахские этнокультурные связи по материалам башкирских преданий // Этнические и историко-культурные связи тюркских народов СССР: Тезисы докладов и сообщений Всесоюзной тюркологической конференции. Алма-Ата, 27-29 сентября 1976 г. - Алма-Ата, 1971. - С.79 -80.

10. Башкирские исторические предания // Литературоведение и история: Тезисы докладов и сообщений. Всесоюзной тюркологической конференции. Ташкент, 10-12 сентября 1980. - Ташкент: Фан, 1980. - С. 94-95.

11. Жанры башкирской несказочной прозы // Всесоюзная сессия по итогам полевых этнографических и антропологических исследований 1978-1979 гг.: Тезисы докладов. Уфа, 1980. - Уфа: Изд-во БФ АН СССР, 1980. - С. 191-192.

12. Башкирско-казахские этнокультурные связи по материалам башкирских народных легенд и преданий // Этническая история Южного Урала. - Уфа: Изд-во БФ АН СССР, 1980. - C.93-I00.

13. Фольклор?а хикэйэнен бер торе.(Одна из разновидностей рассказа в фольклоре) // Атщел. - 1983. - N 6. - С. 117 - 124.

14. Боронго ышаныу?арра хоролган легендалар Ьам херэфэти хикэйэлэр (Легенды и былички, основанные на древних воззрениях) // Башкортостан укытыусыЬы. - 1983. - N 12. - С. 45-47.

15. Башхорт легендаларында изгелэштерелгэн хошгар образы (Образы почитаемых птиц в башкирских легендах) // Башкортостан у-кьгтыусыЬы. - 1984. - N 9. - С. 43-46.

16. Comman motifs in non-fairy tale of Turkie and Finno-ugric peoples of the Volga basin and the area of the Urals // Шестой Международный конгресс финно-угроведов. Сыктывкар, 24-30. VII. 1985 - Сыктывкар, 1985. Т. III. - С. 41.

17. Общие мотивы в несказочной прозе тюркских и финно-угорских народов Поволжья и Приуралья // Материалы VI Международного конгресса финно-угроведов. - М.: Наука, 1989. Т. 1. — С. 346-348.

18. Баш-корт легендаларында буре, эт образы (Культ волка и собаки в башкирских легендах) // А™?ел. - 1985. - N 11. -С. 136-142.

19. Легендалар э?енэн (По следам легенд): // Аги?ел. - 1986. — N 3. - С. 116-123.

20. Кук есемдэренэ бэйле бангкорт легендалары (Башкирские легенды о небесных светилах) / / Башкортостан утштыусыЬы. — 1986. - N 2. - С. 46-48.

21. Исторические корни башкирских легенд и преданий // Башкирский фольклор: Исследования последних лет. - Уфа: Изд-во БФАН СССР, 1986. - С. 18-30.

22. Художественные особенности башкирских преданий-песен // Тюркология - 88: Тезисы докладов и сообщений V Всесоюзной тюркологической конференции. Фрунзе, 7-9 сентября 1988 г. — Фрунзе: Илим, 1988. - С. 450-451.

23. Отражение этнического самосознания в фольклоре тюркского населения этноконтактных зон // Этнические и этнографические группы в СССР и их роль в современных этнокультурных процессах: Тезисы докладов Всесоюзной научной конференции. Уфа, 1989. - Уфа: Изд-во БНЦ УрО АН СССР. - С. 194-196.

24. Легенда Ьэм херэфэти хикэйэлэр?э йылан (Образ змея в башкирских легендах и быличках) // Башкортостан укытыусыЬы. - 1989. - N 12. - С. 33-35.

25. Башкорт йыр-риуэйэттэрен йыйнау?а Мехэммэтша Бу-ранголовтыц роле (Деятельность Мухаметши Бурангулова в собирании башкирских преданий-песен) // Сказительское и литературное творчество Мухаметши Бурангулова. — Уфа: БНЦ УрО РАН, 1992. - С. 31-37.

26. Традиционный фольклор в репертуаре современной деревни // Исторический опыт развития духовной культуры Башкортостана: Тенденции, современность, перспективы: Тезисы докладов республиканской научной конференции. Уфа, 1992. - Уфа: Изд-во АН РБ, 1992. - С. 167-168.

27. Хурафати хикая как фольклорный жанр // Востоковедение в Башкортостане: История. Культура. Т. IV: Тезисы докладов Международной научной конференции "История и культура народов Евразии: Древность, средневековье и современность" ("Первые Валидовские чтения"). Уфа, 22-24 сентября 1992 г. - Уфа: Изд-во БГУ, 1992. - С. 33-34.

28. Херэфэти хикэйэлэр (Суеверные рассказы) / Выявление, подбор текстов, сост., вступ. ст. и примеч. Ф. А. Надршиной // Башкирский фольклор: Исследования и материалы. - Уфа: Изд-во УНЦ РАН, 1993. - С. 100-173.

29. Башкирский фольклор в записях С. Г. Рыбакова // Россия и Восток: Проблемы взаимодействия: Тезисы докладов и сообщений к Международной научной конференции. Уфа, 16-17 ноября 1993 г. - Уфа: Изд-во УНЦ РАН; АН РБ, 1993. - С. 208-209.

30. The Bashkir Cosmogonical Myth-legends // Third International congress on turkish culture: Summaries of papers presented to the congress. Ankara, September 25-29, 1993 - Ankara, 1993. - p. 40.

31. Йыр-риуэйэттэрзэ - тарих аИэне (В песнях-преданиях эхо истории) // Агидел. - 1994. - N 8. - С. 179-182.

32. Фольклорные связи тюркских и финно-угорских народов У рало-Поволжья // Summaria acroasium in sectionibus et sumposiis factarumO - Pars 2: Congressus Octavus Internationalis Fenno-Ugoristarum Juvaskyla 10. - 15. 8. 1995. - Jyvaskyla, 1995. - p. 236.

33. Природа в мифологических легендах башкир // Востоковедение в Башкортостане: История. Культура. Т. 1:Тезисы докладов

Международной научной конференции "Научное наследие башкирских ученых эмигрантов и вопросы современности" ("Вторые Ва-лидовские чтения"). Уфа, 2 июня 1995 г. — Уфа, 1995. - С. 62-63.

34. Устное народное творчество // История Башкортостана с древнейших времен до 60-х годов XIX в. - Уфа: Китап, 1996. -Т. 1.-С. 166-171, 465-471.

35. Reverberation of ancient notions in the legeds of the bashkorts: worshipped birds. — Ватандаш (Соотечественник), 1997. - N 6. - С. 109-117.

36. Баш-корт халык йыр-ри-уэйэттэре тарихынан (Из истории башкирских народных песен-преданий) // Языки, духовная культура и история тюрков: традиции и современность. Труды Международной конференции в 3-х томах. Июнь 9-13, 1992, г. Казань. -М.: Инсан, 1997. - Т. 2. - С. 178-180.

37. Фольклор оренбургских башкир // Башкиры и Оренбуржье: История и современность (К 150-летию Караван-Сарая). — Уфа; Оренбург, 1996. - С. 45-47.

38. Башкирская народная несказочная проза: История собирания и изучения // История культуры Башкортостана (комплект научных и учебных материалов). Историография культуры. — Уфа: Гилем, 1996. - Вып. 8. - С. 39-49.

39. Башкирская несказочная проза: К проблеме взаимосвязи и взаимодействия жанров // Башкирский фольклор: Исследования и материалы. - Уфа: Гилем, 1997. — Вып. 3. - 0,5 а. л. (в печати).

Рецензии на книги диссертанта:

1. Мамбетов М. Народная память // Вечерняя Уфа. — 1980. -10 июля.

2. Шафиков Г. Кладезь народной мудрости // Вечерняя Уфа. — 1980. - 17 сент.

3. Он же. Рухи ынйылар (Духовные жемчужины: К выходу новых томов Башкирского народного творчества) // Совет Башкор-тостаны. — 1980. — 21 сент.

4. Он же. Сгусток памяти народной // Вечерняя Уфа. — 1985. -14 авг.

5. Он же. Фундаментальное издание // Советская Башкирия. — 1987. - 14 фев.

6. Шэкур Р.Хальгктыц тарихи хэтере (Историческая память народа) // Аш?ел. - 1981. - N 5. - С. 118-122.

7. Он же. Земля, овеянная легендами // Советская Башкирия. -1985. - 26 сент.

8. Он же. Халы*: хэтере (Память народная) // Кызыл тац. -1986. - 7 фев.

9. Он же. Мэцгелек мира? (Вечное наследие) // Совет Башхор-тостаны. - 1987. - 6 марта.

10. Он же. Фольклорное наследие демских башкир // Известия Башкортостана. — 1993. - 6 июля.

11. Нэ^ерголов М. Хальгк атсылы, халык хэтере (Ум и память народная) // Аги?ел. - 1987. - N 5. - С. 137-138.

12. Солтанов Й. Аманатка торролок (Верность памяти) // Совет Баштартостаны. - 1987. - 27 фев.

13. Мухаметзянов Р. Халыкныкын - халыкка (Созданное народом - народу) // Кызыл тац. - 1987. - 1 марта.

14. Файзуллин С. Рухи хазина (Духовные сокровища) // Совет Башкортостаны. - 1987. - 10 марта.

15. Танеев Р. Источник мудрости // Вечерняя Уфа. - 1987. -16 марта.

16. Калмурзина Р. Хальпстыц куцел ынйылары (Жемчужины народного творчества) // Совет Башкортостаны. — 1987. — 18 марта.

17. Кузбэков Ф. Изге тсомарткылар (Святые памятники). - // Ленинсы, 1987. - 30 апр.

18. Ахмечет Л. Предания и легенды // Наука Урала. — 1988. — 3 марта.

19. Акбутина Э. 9 л голо Иу?гэ улсэу юте (Мудрому слову — нет цены) II Совет Башкортостан!.!. — 1993. - 16 сент.

Текст диссертации на тему "Башкирская народная несказочная проза"

зидкум ВАК России ||

■■■ от Ч^Л/ . 19 26.. ^

........ »-V ' - •

ÇriL L С с с' С ll¿ ' С-

: /У- /У-¿Г"

ГОСУДАРСТВЕННЫЙ КОМИТЕТ ПО ВЫСШЕМУ ОБРАЗОВАНИЮ РФ БАШКИРСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

На правах рукописи

Надршина Фануза Аитбаевна

Башкирская народная несказочная проза

10.01.02 - литература народов РФ (башкирская литература), 10.01.09 - фольклористика

Диссертация на соискание ученой степени доктора филологических наук (диссертация написана на башкирском языке)

Уфа - 1998

Р9С9Й ФЕДЕРАЦИЯЬЫНЬЩ ЮРАРЫ БЕЛЕМ БУЙЫНСА ДЭУЛЭТ КОМИТЕТЫ БАШКОРТ ДЭУЛ9Т УНИВЕРСИТЕТЫ

Кулъязма хокурында

Нэ?ершина Фэнузэ Айытбай хы?ы

Башкорт халык прозаИы: Риуэйэт, легенда, херэфэти хикэйэлэр

10.01.02 - РФ халыктарынын, э?эбизте (башхорт э?эбиэте), 10.01.09 - фольклор рилеме

Филология фэндэре докторы тигэн рилми дэрэжэ алыу есен я^ылган

диссертация

бфе - 1998

Инеш

Ьэр халыктыи, ижадында кешелектец тарихи хэтерен мэцгелэштергэн Иэм шуньщ менэн ифрат ?ур эИэмиэткэ эйэ булран жанрдар бар. Риуэйэт, легенда Иэм уларра якын башка хикэйэлэр тап ана шундайдардан. Бындай хикэйэлэрдец ижтимаги вазифайы халыктьщ у?е тарафынан рэжэп тапкыр рэуештэ "тарих" тигэн тэрэн мэгэнэле атама менэн эйтеп бирелгэн. Фольклористикала уларра карата йыш кына "тарихи проза" тигэн термин кулланыла. Ауыд-тел ижадыныц ошо тармагын ейрэнеуден, актуаллеге-беренсе нэубэттэ уныц танып-белеу эИэмиэте менэн билдэлэнэ. Херэфэти хикэйэлэрде, легенда 1пэм риуэйэттэрде бергэ туплап, тэртипкэ Иалып, теркемлэп караМац, куп планлы Иэм бик тэрэн йекмэткеле, киц эпик коласлы эрэр куд алдына бара. Уны рилми яктан ентекле ейрэнеу -халык тарихыныц терле дэуердэрен байкау ул. Бындай эш хатта архаик осордоц кайИы бер Иыдаттарын тедмерлэргэ, халыктьщ тарихи караштарын билдэлэргэ форсат бирэ.

Уденсэлекле Иу? сэнгэте эдэр?эре буларак, халыктьщ фекерлэу кимэлен, эстетик караштарын сарылдырыу йэИэтенэн дэ риуэйэт, легендалар 11эм улар система1")ына ингэн башка тер хикэйэлэр эйэмиэтле сыранак булып тора. Хэ?ерге осор?а, рухи битарафлыкка эйдэу кесэйэ башлаган шарттар?а, ата-бабалар?ьщ тарихи хэтеренэ, улардын, мэ?эни мирадына игтибарды йунэлтеудец мэрэнэИе айырыуса оло. Тик был мирарка рилми, тарихи ку?лектэн карай белеу, объектив ба1па биреу шарт.

Фольклор проза1~1ыньщ уденсэлекпе бер тармагын ейрэнеуден, кенудэк бурыстар идэбенэ инеуе шул тармакка караган жанрдар тэбирэтен рилми-теоретик яктан тикшереу ихтыяжынан да килэ. Был тэцгэлдэ башкорт фольклористикаИында байтак кына эштэр башкарылган (ул хакта артабан Иуд буласак), эммэ тикшерелэГю проблемалар да а? тугел эле.

Диссертациянын, максаты- башкорт халык прозаИы-ньщ экиэт 11эм келэмэстэр рэтенэ инмэгэн тердэрен, уденсэлекпе

система буларах, монографик планда ейрэнеу. Махсатха ярашлы рэуештэ хуйылган теп буры стар и1пэ тубэндэгелэргэ хайтып хала:

1. Халых хикэйэлэренец жанр^ар составын аныхлау; риуэйэт, легенда, херэфэти хикэйэ, хэтирэ жанрзарынын, тэбигэтен асып биреу; был жанр^ар^ыц у?-ара Иэм башха жанрзар менэн бэйлэнеш мэсь9Л9Л9рен яхтыртыу, шул бэйлэнештэр ниге?ендэ хасил булган жанр тер^эренен, тэбигэтен Иэм боронго тамыр?арын юллау.

2. Халых хикэйэлэрен сюжеттары буйынса теркемлэу; легенда, риуэйэт 1пэм уларга яхын башха тер хикэйэлэрдец ысынбарлыхты сагылдырыу рэуешен, йэгни тарихи ерлектэрен ейрэнеу.

Методологик яхтан диссертация тарихилых принцибына таянып я^ылды. Тарихи-типологик метод менэн берлектэ хулланылган тарихи-сагыштырма метод материалды у? ерлегендэ генэ тугел, э бэлки башха бик куп халыхтар ижады менэн бэйлэнештэ харап, УЗенсэлекле Иэм уртах, дейем куренештэр?е асыхпарга яр?ам итте.

В. Я. Пропп, К. В. Чистов, Б. Н. Путилов, С. Н. Азбелев, В. М. Гацак, В. П. Аникин, И. Н. Кравцов кеуек гапимдарзын дейем теоретик Иэм методологик характерны хе?мэттэре, В. К. Соколова, X. Г. Короглы, С. А. Каскабасов, К. Имамов, С. С. Каташтарзын, фольклор прозаИыныц айырым тармахтарына багышланган эштэре' ?ур эИэмиэткэ эйэ ("Библиография"ны харагыз). Тикшеренеузэ хайИы бер алыд сит ил галимдарыньщ хе^мэттэренэ мерэжэгэт итеу зэ кэрэк булды.

Элбиттэ, иц меИим с ы ^ а н а х хезмэтен куп йылдар буйы тупланган фактик материалдар Иэм башхорт фольклор гилеме елкэ1пендэге тикшеренеузэр утэне.

Материалдар терле характерна. Уларзын, бер теркеме саф фольклор язмапарынан торИа, икенселэре шэжэрэлэр, тарихи- этнографик э?эбиэт эсендэ автор?ар?ьщ теге йэки был фекерен дэлиллэу есен хулланылган хыдха сюжеттарзан гибэрэт.

Башхорт легендалары Иэм херэфэти хикэйэлэре хахындагы тэуге мэглумэттэр X быуатха хайтып хала. 922 йылда башхорттар ара1пында булып киткэн рэрэп хэлифэте илсеИе Эхмэт Ибн-Фа?лан ядмаларында башхорттардын, мэжуси ышаныудары хахында ифрат химмэтле мэглумэттэр бар. Бороло башхорт хэбилэлэренец хоштарра табыныуын дэлиллэу ниэтендэ сэйэхэтсе атахлы "Сыцрау торна" легендарный, хыдхаса йекмэткеИен килтерэ {134, 131).

Риуэйэт 1пэм легендалардыц урнэктэрен урта быуаттардыц уденсэлекпе э?эби тарихи хомартхылары булран шэжэрэлэрдэ осратырра мемкин. Шэжэрэлэрдэге исемдэр тедмэИе теге йэки был ырыу башлыгы заманында булып уткэн тарихи вахираларды, хэбилэ-ырыу тормошон хушып Иейлэу, уларра бэйле рэуештэ халых телендэ йерегэн терле риуэйэт, легендаларды идкэ алыудар менэн аралашып киткелэгэн. Харарай-Хыпсах ырыуы шэжэрэИе (XIV-XV быуаттарда теделэ башлаган), Юрматы хэбилэИенец нэдел ядмалары (харыдра теркэлэ башлау дэуере -XVI быуат) (41, 27-28, 110), XVIII быуатха хараган Мэмбэттэр шэжэрэИе (18, 132-142), мэдэлэн, шундай?ар?ан.

Кай1пы бер шэжэрэлэргэ хатта терки телендэ 1пейлэшеусе куп кенэ халыхтарра билдэле булган легендалардьщ е?ектэре, йэрни дейем терки сюжеттар (эйтэйек, терки халыктарыныц сырышы хахындагы риуэйэт 11эм легендалар) килеп инэ (41, 93).

Тарихи-этнографик эдэбиэт эсендэ 1пакланып халран материалдар ара11ында шулай ?а теп урынды XVIII-XIX б. ралимдарыныц ядмалары билэй.

Халых хикэйэлэренен танып-белеу э1пэмиэтен ацлап, уларра меИим информация сыганары итеп хараран тарихсылардан В. Н. Татищев менэн П. И. Рычковтын, эшмэкэрлеге иртибарды йэлеп итэ. Башхорттардыц килеп сырышы, улардыц артабангы ядмышы, рус дэулэтенэ хушылыу кеуек мэсьэлэлэргэ харылранда, Башхортостандары ер-выу атамаларына бэйле кудэтеудэрендэ был ралимдар фэнни хедмэттэр менэн бергэ халых

риуэйэттэре 1пэм легендаларына мерэжэгэт иткэндэр (265. Т. 4, 66; Т. 7,402; 237, 372-377, 380-381).

XVIII быуаттын, икенсе яртыИында Урал буйлап сэйэхэттэ йерегэн галимдар?ыц (П. С. Паллас, И. И. Лепехин) юлъя?маларында ырыу атамаларына, ер-Ьыу исемдэренэ бэйле риуэйэт Иэм легендалар хахында мэглумэттэр осрай (205, 39; 165, 36-64).

XIX быуаттын, беренсе яртыИында шарир-декабрист П. М. Кудряшев, атахлы лексикограф В. И. Даль, край?ы ейрэнеусе В. С. Юматов И. б. алдынры карашлы рус ралимдарынын, башхорт халхынын, гереф рэ?эттэренэ, риуэйэт 11эм легендаларына багышланран махсус мэхэлэлэре донья курэ (153, 65-82; 100, 97-119; 316, 297-298; 317, 45-48). Хы?ранысха харшы, был мэхэлэлэр?э риуэйэт 1пэм легендалар^ыц бетен текстары, улар?ьщ хай?а, хасан, кемдэн я?ылып алыныуы хахында тулы мэрлумэттэр юх. Шулай булыура харамадтан, рус ралимдарынын я^малары халыхтыц ул замандагы ижад репертуарында ниндэйерэк характерны риуэйэт Иэм легендалар йэшэуен бер ни тиклем ку? алдына килтерергэ мемкинлек бирэ. Диссертацияла был я^малардын, хай1~1ы бер?эре варианттар, едтэмэ материал буларах хулланылИа, бэгзелэре элегэсэ Иахланып халган 1"1ирэк, хатта уникаль хомартхы сифатында рилми эйлэнешкэ индерелде (мэрэлэн, В. И. Даль я?ып алган "Этташ" легендаИы, В. С. Юматов тарафынан хагы^а теркэлгэн Нугай мыр?алары тураЬындары риуэйэт).

XIX быуаттын, икенсе ярты1~1ында Рэсэй^э революцион-демократик йунэлештэге ижтимари фекердец кесэйеуе 11еземтэ11ендэ фэн 11эм мэ?эниэт елкэ1пендэ тыуран эудемлек Башхортостан ерлегенэ лэ йоронто1юз халманы. Алдынры харашлы рус ралимдарын башхорт халхыныц азатлых есен алып барран керэше, данлы тарихы, узенсэлекле тормош-кенкуреше, йыры 1пэм моцо хы?ых1~1ындыр?ы. Ф. Д. Нефедов, М. В. Лоссиевский, Р. Г. Игнатьевтар?ыц Салауат тема1пына мерэжэгэт итеуе (195, 83-100; 169, 221; 118, 147-166) осрахлы хэл тугел. Башхорт

халхыныц милли геройына багышланран мэхэлэ 1пэм очерктарында был ядыусылар, тикшеренеуселэр тарихи документтар менэн бергэ ауыд-тел ижады эдэрдэренэ, беренсе нэубэттэ риуэйэт Иэм легендаларра таянып эш иттелэр.

XIX быуаттыи, адагынан башлап башхорт халых ижады елгелэрен тулы кейе хагыдра теркэу йэИэтенэн уцышлы адымдар яИала. Был тэцгэлдэ С. Г. Рыбаковтын айырым ядмаларын (235, 131-132,138, 165166, 175-176; 20, оп. 1, N 105, л. 31-40), А. Г. Бессоновтьщ уде улгэндэн 1пуц рус телендэ донья кургзн йыйынтырындары бер нисэ риуэйэтте ("Башхорт тарихы", "Йэнодах батыр" - 39, 335-342) билдэлэп китергэ мемкин.

Башхорттардыц рухи Иэм матди мэдэниэте менэн хыдыхИыныусы рус ралимдары араЬында атахлы этнограф С. И. Руденконыц хедмэттэре лэ дур эИэмиэткэ эйэ. "Башхорттар" тигэн монографияИында ла, айырым мэхэлэлэрендэ лэ С. И. Руденко 1906-1907, 1912 йылдарда халых теленэн ядып алынран куп кенэ херэфэти хикэйэлэр Иэм ырым-ышаныударды идкэ ала (232, 314-327; 233, 17-31). Материалдардыц бер елешен ул "Башхорттардыц экиэт Иэм ышаныудары" тигэн исем менэн 1908-1909 йылдарда француз телендэ бадтырып сырарган ( 65, 10).

Октябрь революцияИына тиклемге осорда башхорт риуэйэт, легендаларын, херэфэти хикэйэлэрен ядып алыуда Б. Юлыев (315, 245248), А. Элимролов (14, 210-213) кеуек халыхтьщ уд ара1пынан сыххан Иэуэдкэрдэрден исемдэрен дэ телгэ алып китергэ кэрэк.

ХыдхаИы, урдэ телгэ алынран дэуердэрдэ халых хикэйэлэрен ядып алып, уларды рилми эйлэнешкэ индереу йунэлешендэ унышлы рына адымдар яЬалран. 9ммэ риуэйэт, легенда 1пэм херэфэти хикэйэлэрде планлы, системалы рэуештэ йыйыу, ейрэнеу, матбуратха сырарыудагы теп эштэр XX б. ралимдары тарафынан башхарыла. Улардьщ эшмэкэрлеге Башкортостан ерлегендэ яралган рилми ойошмалар, ижади союздар, югары ухыу йорттары эсендэ яйга Иалынды. Деред, быуаттыи тэуге

яртыЬы Ьаман да материал туплау осоро булып кала. Лэкин эдэр?эр?е хагы?га теркэп, нэшер итеу?э ул яны урзэр яуланран у?енсэлекле дэуер булды: был осор?а легенда, риуэйэт, йыр-риуэйэттэр башкорт телендэ я?ып алынып, у? яцгыраштарында донья курделэр. Йекмэткелэрендэ бай танып-белеу мэглумэттэре Иахлаган йыр-риуэйэттэргэ яцы тарихи-ижтимаги шарттар?а игтибар айырыуса кесэй?е. Мехэммэтша Буранголовтын, газета-журналдар^а сыххан материалдары (72; 73), Эбубэкер Усмановтьщ хэрби-патриотик темага багышланган йыйынтыктары (279; 280) нэх шул хахта Ьюйлэй.

XX быуаттьщ 60-сы йылдарында (э был йылдар донья фольклористикаЬында халых хикэйэлэренэ игтибарзыц бик ных кутэрелгэн осоро) М. X. МинИажетдинов, Э. Н. Кирэев (Кирэй Мэргэн), Э. М. Селэймэнов тэу башлап шул заман талаптарынан сыгып, студенттар есен ухыу эсбабы сафында эдерлэнгэн "Башхорт легендалары" (45) исемле йыйынтых бадтыр?ылар. ЗУР кулэмле инеш мэхэлэлэ (авторэары - М. X. МинЬажетдинов, Э. М. Селэймэнов) экиэттэр менэн келэмэстэр, херэфэти хикэйэлэр рэтенэ инмэгэн халых проза11ы "легендалар" тип кенэ билдэлэнэ. Эммэ ошо атама менэн нарыхланган халых хикэйэлэренец башха жанр^арга менэсэбэте, тарихи ерлеге кеуек мэсьэлэлэр буйынса заманы есен яцы фекер?эр, етди кузэтеу?эр бар.

Легенда Иэм риуэйэттэрзец айырым тармахтарына хараган проблемалар буйынса Башхорт дэулэт университетында кандидатлых диссертациялары я?ылып (256; 25), улардын, автор?ары Э. М. Селэймэнов менэн Б. Р. Эхмэтшин у??эренен, э?лэнеу 11е?емтэлэрен матбугатта яхтырттылар ( 253, 103-126; 254, 90-110; 313, 116-120; 23, 253-268). Башхорт топонимик риуэйэттэренен, жанр узенсэлектэренэ багышланган мэхэлэ художестволых мэсьэлэлэрен алга хуйыу менэн эИэмиэтле.

Университеттын рус э^эбиэте 1пэм фольклоры кафедраЬында Л. Г. Бараг тарафынан эдерлэнгэн йыйынтыхтар?а (191; 247) Башхортостанда йэшэгэн терле миллэттэрзен ижади бэйлэнештэрен ейрэнеу буйынса

хыдыклы материалдар тупланган. Был йыйынтыхтарра ингэн легенда Иэм риуэйэттэрзец зур гына елеше башкорт ауылдарында башхорт инфор-маторзарынан я?ып алынган.

Безгэ тикпем булган фактик 1пэм гилми-тикшеренеу характерындагы материалдар нигеззэ ошолар.

Диссертанттьщ халых хикэйэлэре менэн хызыхИыныуы "Башхорт халых ижадьГньщ куптомлых серия1пына легенда Иэм риуэйэттэр томын (56) тезеу вахытында (1970-се йылдарзыц a?aFbi) башланды. Архив язмаларын, барылган текстарзы ейрэнеу, СССР фэндэр Академия11ыныц Башхортостан филиалы (хэзерге Рэсэй фэндэр Академия1пы Эфе гилми узэге) Тарих, тел Иэм эзэбиэт институты ойошторган фольклор экспеди-цияларында (агзалары: Мехтэр Сэгитов, Салауат Галин, Hyp Зарипов, Энур Вахитов, Hhfmot Шонкаров Иэм ошо юлдарзьщ авторы) риуэйэт, легендаларзы, херэфэти хикэйэлэрзе йыйыуга ных иртибар бирелеуе he?eMT9heHfl9 ифрат бай материал тупланды. Уныц йыйылыу территория^ Башхортостан менэн генэ сиклэнмэй, башхорттар йэшэгэн Ырымбур, Силэбе, Свердловск, Пермь, Курган елкэлэрен дэ у? эсенэ ала. Халых прозаИы эдэрзэрен, бигерэк тэ уныц бетенлэй тиерлек ейрэнелмэгэн тармагын - херэфэти хикэйэлэрзе йыйыура беззен тарафтан Башхорт дэулэт педагогия студенттары ла ылыхтырылды. Был материалдарзыц купселеге a?aFbipax рилми йыйынтыхта донья курзе (201, 100-173). Риуэйэт, легенда h. б. тер хикэйэлэрзец тарихи ерлеге, жанр узенсэлектэре хахында мэхэлэлэр бадылды (185, 191-192; 186, 93-101; 187, 18-30). Эзмэ-эзлекпе рэуештэ алып барылран эш халых прозаИын монографик планда ейрэнеу, нэшер итеу мемкинселеген тыузырзы (200).

hyhiFbi йылдарза башхорт халхыньщ риуэйэт, легендаларыньщ русса бадмалары (40, 42), башхортса томдыц икенсе тул ы ланды рыл FaH бадмаИын эзерлэп, донья Fa сырарранда (кулэме 30 табахтан ашыу) aBTOpFa яцы материалдар, яцы рилми эзэбиэт менэн эш итергэ тура килде. Э был инде уз нэубэтендэ монографиянын, да купмелер дэрэжэлэ

кицэйеуенэ, элек яхтыртылган хай11ы бер хараштар?ыц асыхланыуына, аспекттары тулыланыуына сэбэпсе булды.

Автор тарафынан те?елгэн 1пэм рилми эйлэнешкэ индерелгэн йыйынтыхтар, улар?ы э?ерлэу вахытында тупланран фекер?эр диссертацияньщ формалашыуы есен мейим сыранах булды. Теманьщ у?енсэлеге фольклор материалдарынан тыш, тарихи-этнографик сыранахтар?ы хулланыу?ы ла талап итте. Был тэцгэлдэ айырыуса С. И. Руденко, Р. Г. Кузеев, Э. 3. Эсфэндиэровтарзыц хе?мэттэре ?ур булышлых итте. Э^эбиэт белгесе Р. Б. Хесэйенов тупларан фактик материалдар менэн уньщ ку?этеу?эренец эЬюмиэтен дэ билдэлэп китергэ кэрэк.

Хе?мэттен, янылыры хыдхаса тубэндэгелэр?эн гибэрэт:

1. Жанр9ар?ы системала ейрэнеу. А?ырах ейрэнелгэн (риуэйэт), йэ бетенлэй ейрэнелмэгэн жанр?ар?ыц (херэфэти хикэйэ, йыр-риуэйэт, йыр-легенда) у?енсэлектэрен асыхлау; тарихи удеш юлында жанр?ар тэбирэтендэге у?гэрештэр?е билдэлэу.

2. Башхорт фольклористикаИында беренсе тапхыр боронро мифологик хараштарзы сарылдырран легендалар, херэфэти хикэйэлэр системара Иалынып, тарихи-сагыштырма планда улар?ыц тарихи ерлеге ейрэнелде. Шуньщ менэн бергэ тарихи-типологик анализ да яИалды. Быньщ есен терки, монгол, финно-угор, славян И. б. халыхтарзьщ миф-легендалары, ышаныу?ары тураИындары мэглумэттэр йэлеп ителде.

3. Беренсе тапхыр тарихи риуэйэттэр хатламында урта быуаттарзыи, тэуге ярты11ында булган вахигалар (Ьун, монгол яудары) хахындагы Иэм башхорттар?ыц этно-тарихи бэйлэнештэрен сарылдырран риуэйэттэр рилми эйлэнешкэ индерелде; уларзын, танып-белеу Иэм эстетик эИэмиэте билдэлэнде.

Хе^мэттец рилми 1пэм практик эИэмиэте. Тикшеренеу Иедемтэлэре фольклор, этнография, тарих, философия буйынса теоретик э?лэнеу?эр алып барыусы галимдарга тэгэйенлэнэ. Диссертацияныц

байтах положениелары хэ?ерге вахытта Рэсэй Фэндэр АкадемияИы Эфе рилми у?эге Тарих, тел Мэм э?эбиэт институтында э?ерлэнеп ятхан "Башхорт фольклоры" исемле коллектив монографияла (тема етэксеИе -ошо юлдар^ыц авторы), матбуратта сыххан "Башхортостан тарихы" (т. 1) тигэн кумэк хезмэттэ сагылыш тапты. Риуэйэт, легенда, херэфэти хикэйэ, йыр-риуэйэттэр тураИындары белешмэлэр "Башкортостан: Краткая энциклопедия" бадмаИында фай^аланылды. Тикшеренеудец 11е?емтэлэре (улар нигеззэ матбугатта донья кургэн) терле милли региондар?а фольклор эдэрзэре буйынса куптомлыхтар э?ерлэгэндэ, ухыу йорттары есен дэреслектэр, программалар тедегэндэ хулланыла ала (хулланылалар за).

Диссертацияны апробациялау. Тема буйынса хырхтан ашыу хе?мэт бадылган, шулар идэбендэ: монография, "Башхорт халых ижады" серия11ында нэшер ителгэн ее том (башхорт 1пэм рус телдэрендэ), киц хатлам ухыусыларга тэгэйенлэнгэн фэнни-популяр йыйынтых, мэхэлэлэр, гилми йыйынтыхта бадылган херэфэти хикэйэлэр йыйылмаЬы. Хезмэттэрзек купселеге донья курер алдынан Рэсэй фэндэр Академия1~1ынын Эфе гилми у?эгенэ хараган Тарих, тел 1пэм э^эбиэт институтыныц гилми советында тикшерелеп, матбуратха тэхдим ителгэн.

Диссертациянын, теп положениелары Халых-ара конгрестарда (Сыктывкар, 1985, Анкара, 1993; Ювяскюля, 1995); Халых-ара конференциялар?а (Казань, 1992; Йошкар-Ола, 1992; 0фе, 1992, 1993, 1995, 1997; Эдинбург, 1994); Бетэ союз конференцияларында (АлмаАта, 1976; Ташкент, 1980; Фрунзе, 1988; 0фе, 1974, 1985, 1989), шулай ух р�