автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.09
диссертация на тему:
Несказочная проза горнозаводского Башкортостана и Южного Урала

  • Год: 1998
  • Автор научной работы: Ахметшин, Борис Гайсеевич
  • Ученая cтепень: доктора филологических наук
  • Место защиты диссертации: Уфа
  • Код cпециальности ВАК: 10.01.09
Диссертация по филологии на тему 'Несказочная проза горнозаводского Башкортостана и Южного Урала'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Несказочная проза горнозаводского Башкортостана и Южного Урала"



¿о О.

На правах рукописи

Со I

АХМЕТШИН Борис Гайсеевич

НЕСКАЗОЧНАЯ ПРОЗА ГОРНОЗАВОДСКОГО БАШКОРТОСТАНА И ШНОГО УРАЛА

Специальность 10.01.09 - фольклористика

Автореферат на соискание ученой степени доктора филологических наук

Москва 1998

Работа выполнена на кафедре русской литературы и фольклора филологического факультета Башкирского государственного университета

Научный консультант: доктор филологических наук, профессор В.П. Аникин

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор А.И. Алиева

доктор филологических наук, профессор В.В. Блажес

доктор филологических наук, профессор Б.П. Кирдан

Ведущая организация: Челябинский государственный университет

Защита состоится "9" апреля 1998 г. в ' ° часов на заседании Диссертационного совета Д 053.05.11 в Московском государственном университете им. М.В. Ломоносова.

Адрес: 119899, Москва, Воробьевы горы, МГУ, 1 корпус гуманитарных факультетов, филологический факультет.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке филологического факультета МГУ.

Автореферат разослан " " марта 1998 г.

Ученый секретарь Диссертационного совета кандидат филологических наук, доцент

А.А.Смирнов

Общая характеристика работы

Диссертация посвящена сравнительному изучению современного состояния традиционных форм устной несказочной прозы русских и башкирских рабочих горнозаводской Башкирии и Южного Урала.

Актуальность исследования. За свою сравнительно недолгую историю развития фольклор рабочих обогатился значительными идейно-художественными ценностями, новыми мотивами и образами, своеобразно ярко выразившимися в их песнях и устных рассказах, легендах и преданиях. Однако изучение его как проблемы, имеющей бесспорное научное значение, началось у нас только в конце 20-х годов нынешнего столетия. Причем собирателями и исследователями преимущественное внимание уделялось до недавнего времени песенному творчеству русских рабочих дореформенной и послереформенной поры. Но уже со второй половины 30-х годов в серии сборников, подготовленных и изданных В.П.Бирюковым, Е.М.Блиновой, А.В.Гуревичем, И.С.Зайцевым, А.В.Ионовым, А.А.Мисюревым, предпринимается попытка научного анализа песен и устных рассказов горнорабочих Урала, Сибири и Гонбас-са. И только в конце 50-х годов на основе этих сборников и отразивших сюжеты, мотивы и образы горнозаводского фольклора "тайных сказов" П.П.Бажова, а также записей самих исследователей (Р.Р.Гельгардт, М.Г.Китайник, В.П.Кругляшова, А.И.Лазарев и др.) начинается теоретически обоснованная разработка проблем пролетарской поэзии, создаются специальные труды об особенностях и судьбах традиционных жанров устной прозы горняков России. Заметный вклад вносят в эту работу и фольклористы Башкирии, выпустившие ряд научных сборников и опубликовавшие цикл статей о прозаических жанрах фольклора горнорабочих. Однако поныне остается немало нерешенных вопросов.

Еще более полувека назад П.Г.Богатырев писал об актуальности "определения и изучения каждого жанра устных рассказов"1. Слова ученого не утратили своей злободневности и сегодня: до сих пор не выработаны единые критерии размежевания границ несказочной прозы, не говоря уже о теоретически обоснованных дефинициях жанров легенды, предания и устного рассказа. Причиной тому - сложность их дифференциации, обусловленная общностью "целевой установки" (В.П.Аникин) и социально-бытового назначения, близость способов отражения действительности и некоторое сходство в манере повествования и стиле изложения. Особенно это характерно для преданий и легенд, которые, как верно заметил К.В.Чистов, "не бытуют в виде одного устойчивого текста, а образуют сложную систему динамической передачи представления или образа, лежащего в основе каждого из них, состоящую из разнообразных фабулатов и меморатов, основных и "дочерних" рассказов..."2.

Нередко исследователи оперируют понятиями и терминами "легенда" и "предание" как синонимами (Л.И.Емельянов, Г.А.Левинтон, Л.Е.Элиасов и др.). Большинство же наших фольклористов (С.Н.Азбелев, В.Е.Гусев, Э.В.Померанцева, В.Я.Пропп, В.К.Соколова, К.В.Чистов и др.) легендами называют фантастические, преданиями -реалистические рассказы. Из зарубежных "прозаиков" примерно такой же точки зрения придерживается Цв.Романска, которая делит болгарские исторические предания на тексты с хорошо сохранившейся исто-

хБогатырев П. Г. Фольклорные сказания об опришках Западной Украины // Советская этнография. V. - М., 1941. С. 59.

Чистов К. В. О сюжетном составе русских народных преданий и легенд (Методологические вопросы) // История, культура, фольклор и этнография славянских народов. - М.: Наука, 1968. С. 330.

рической основой и с преобладанием легендарных элементов3. Ю.Кржижановский, как и многие его коллеги в Европе, под легендами подразумевает только религиозные рассказы о святых4 и пр., что напоминает близкое по смыслу определение В.Я.Проппа, который писал в середине 50-х годов: "Легендой... целесообразно называть такие рассказы, содержание которых прямо или косвенно связано с христианской религией"5.

В.К.Соколова употребляет термин "легенда" применительно к рассказам, которые "по содержанию могут быть близки к историческим преданиям, но осмысляющим события с религиозной точки зрения. В то же время она отчетливо отграничивает их от преданий с элементами фантастики6. К.В.Чистов к легендам относит "устные народные рассказы фантастического характера о героях, событиях или явлениях, которые мыслятся как существующие во время исполнения этих рассказов (или "продолжающиеся в современности"7) . Под преданиями, - по его мнению, - разумеются различные устные народные рассказы о прошлом"8 с установкой на достоверность, которая не исключает отдельных элементов фантастики, добавим от себя, чтобы эта "формула" обрела большую полноту и завершенность.

В данной работе мы руководствуемся приведенными здесь определениями двух главных жанров несказочной прозы, лишь иногда внося в них незначительные вставки. А так как в научной литературе понятие об устном рассказе, представлено крайне редко и весьма описательно, мы попытались дать собственное его определение: Устный рассказ - это относительно устойчивое, отделившееся от первоначального исполнителя эпическое прозаическое произведение о конкретных лицах, событиях и явлениях недавнего прошлого с установкой на несомненную достоверность и общественно-познавательное значение.

Фольклору шахтеров-горняков, старателей-приисковиков, сталеваров-металлургов и сплавщиков-плотогонов, как известно, свойственно более реалистическое, нежели традиционной крестьянской устной словесности, изображение действительности. К поэтическому вымыслу он прибегал в основном на раннем этапе формирования в силу неясности представлений работных людей об окружающей природе и конкретном объекте труда, их предрассудков и суеверий, а также особых установок мировоззренческого порядка (например, необходи-

3Romanska Z. Die bulgarischen Volkssagen und Legenden Zustand ihrer Erforschung: Tipe und Motive II Tagung der Sagenkomission der Internationale Society for Folk-Narrative Research ..." - Budapest, 1964. Приводится по статье В.К.Соколовой "О некоторых типах исторических преданий (к проблеме их жанрового своеобразия) // История, культура, фольклор и этнография славянских народов. - М.: Наука, 1968. С. 269.

4 См.: Krzyzanowcki J. Slovnik folkloru polskiego. -Warszawa, 1965. S. 199-200.

Пропп В. Я. Легенда // Русское народное поэтическое творчество. Т. II, кн. 1: Очерки по истории русского народного поэтического творчества середины XVIII - первой половины XIX века. - М.-Л.: Изд. АН СССР, 1955. С. 378.

См.:Соколова В. К. О некоторых типах исторических преданий (к проблеме их жанрового своеобразия) // История, культура, фольклор и этнография славянских народов. - М.: Наука, 1968. С. 270.

Чистов К. В. Русские народные социально-утопические легенды XVII - XIX вв. - М.: Наука, 1967. С. 6.

Чистов К. В. О сюжетном составе русских народных преданий и легенд (Методологические вопросы) // История, культура, фольклор и этнография славянских народов. - М.: Наука, 1968. С. 318.

мость сотворения своего всесильного героя, гипертрофированного до размеров божества, способного противостоять социальному злу и защищать интересы самих крепостных рабочих). Этим обстоятельством объясняется прежде всего зарождение в нем фантастических образов, наделенных сверхъестественными возможностями и производивших неповторимое впечатление и яркий эмоциональный эффект на сознание слушателя. Не случайно, по-видимому, столь высокую оценку дает ему С.Н.Азбелев: "В русском прозаическом фольклоре последних 100-150 лет многие из наиболее ценных в идейно-художественном отношении текстов являются результатом творчества рабочих"9.

И хотя в определенных ученых кругах сохраняется некоторый скепсис относительно эстетического потенциала фольклора рабочих, лучшие его образцы могут служить истинным украшением народного творчества. Отсутствие четко выработанной композиционной структуры в них вовсе не говорит об аморфности и бессистемности повествования, которое отнюдь не представляет нагромождение случайных фактов и сведений. Для многих легенд, преданий и рассказов горняков, несущих пусть даже первоначальный обобщающий смысл, характерен стройный развернутый сюжет, особенно если они предназначены для лиц другой профессиональной сферы или иной социальной среды. Нередко рассказчики искусно передают напряженность ситуации посредством выразительной интонации, смены (модуляции) тональности при резком повороте в ходе события, диалогической речи, лаконичных фраз, пословичных оборотов, остроумно резюмирующей случившееся концовкой. Чтобы сообщить большую убедительность своему рассказу, они, как правило, обращаются к опыту, мнению и авторитету предков или старших, стараются назвать точное время и место происходившего, довольно часто употребляют в своей речи профессиональную лексику, приводят названия орудий труда и детали, связанные со спецификой производственных процессов. Описание героя более чем немногословно, обычно называется лишь самая главная его черта, портретная характеристика, за исключением фигуры и одежды, почти не встречается. Все это вместе взятое придает устным рассказам рабочих большую притягательную силу и неповторимый колорит.

Изучать историко-фольклорный процесс в национальных рамках чрезвычайно трудно. Еще труднее выявлять межнациональные типологические соотношения в нем, но он наиболее плодотворен с точки зрения возможностей глубокого познания истории фольклора10. Примечательной особенностью устной прозы многонационального Урала, где широко распространены также традиционные предания и легенды, связанные с заводским, рудничным и приисковым трудом, является исторически закономерное целостное сочетание и взаимодействие в ней разных этнических традиций, в частности русских и башкирских. Отсюда актуальность изучения творчества двуязычных башкирско-русских и русско-башкирских народных рассказчиков на фоне современных межнациональных процессов, региональных и всероссийских.

Тема диссертации актуализируется и тем, что в ней сравнительно-историческому изучению подвергается несказочная проза горнозаводской Башкирии и Южного Урала, а также других горнорудных районов России и отчасти Западной Европы. Основанная на

'Азбелев С. Н. О жанровом составе прозаического фольклора русских рабочих // Устная поэзия рабочих России / Сб. статей под ред. В.Г.Базанова. - М.-Л.: Наука, 1965. С. 111.

Путилов Б. Н. Методология сравнительно-исторического изучения фольклора. - Л.: Наука, 1976. С. 203. (Далее: Путилов Б.Н.).

богатом "полевом" материале, впервые вводимом в научный оборот, работа представляет пока единственный опыт монографического исследования легенд, преданий и устных рассказов как ведущих жанров фольклора рабочих разных национальностей - по преимуществу русских и башкир - в их содержательном и тематическом многообразии. Реальные и потенциальные возможности ее таковы, что она приобретает важное значение для раскрытия особенностей бытования этих произведений и сохранения их традиций в разных географических регионах, а также позволяет утвердительно ответить на вопрос о существовании башкирской национальной разновидности рабочего фольклора как самобытного явления народного творчества.

Цели и задачи исследования. Настоящая работа посвящена изучению ведущих жанров прозаического фольклора горнорабочих восточной Башкирии и некоторых сопредельных районов Челябинской области, где еще в XVIII веке получила значительное развитие горнозаводская промышленность. Впоследствии многие старинные заводы и рудники там были закрыты, зато возникли и функционируют новые промышленные предприятия. Естественно, за этот период существенные изменения претерпела и устная словесность местного населения, в которой весьма заметную роль играла рабочая поэзия. Мы ставим целью выявить общие и специфические особенности репертуара старой горняцкой и горнозаводской несказочной прозы, которая бытует в регионе по преимуществу на русском и башкирском языках, систематизировать и проанализировать записанные в основном нами легенды, предания и устные рассказы о прошлом, распространенные среди русских и башкирских рабочих, и произвести некоторые наблюдения над характером взаимодействия разнонациональных фольклорных традиций двух народов в условиях национальной республики.

Стремясь изучать местные предания и легенды как "неписаную историю жизни и деятельности наших предков"11, мы, естественно, не могли ограничиться преданиями и легендами, представляющими определенный эстетический интерес, и рассматриваемые нами устные рассказы выходят нередко за пределы художественного фольклора. Однако, как справедливо отметил А.И.Лазарев, из массы реалистических и фантастических рассказов о прошлом, легенд, слухов, толков и воспоминаний "могут складываться предания, несущие уже определенный художественный обобщающий смысл"12, сюжеты которых приобретают относительную устойчивость и варьируются.

Поэтическая неравноценность основных источников объясняется самой природой произведений несказочной прозы с их установкой на достоверность повествования, в котором решающая роль отводится независимо от степени художественности не эстетической, а объяснительной функции. На этом основании некоторые исследователи усматривают в них лишь познавательное значение. Отрицание эстетического качества несказочной прозы, а иногда - как следствие этого - ее фольклорной принадлежности проявляется и в работах Л.И.Емельянова и немецких фольклористов Л.Рёриха и Л.Шмидта.

Заметим, что стремление к достоверности отнюдь не противоречит законам искусства (правда жизни - одно из главных условий прекрасного, считалось до недавнего времени) и всякий законченный рассказ облекается в соответствующую, порой стихийно воссоздаваемую, форму. А если учесть, что каждый рассказчик старается не только информировать, но и интриговать слушателя, для чего исполь-

'1Элиасов Л. Е. Русский фольклор Восточной Сибири. Ч. II: Народные предания. - Улан-Удэ, 1960. С. 5.

Лазарев А. И. Сказы рабочих и литературные сказы о рабочих // Устная поэзия рабочих России. - М.-Л.: Наука, 1965. С. 136.

зует определенный набор изобразительных средств - от эффекта неожиданности до поэтической гиперболы и условности, которые вместе с традиционностью видения мира, стереотипным описанием ситуаций и отношений образуют фольклорную эстетику, - то мы вправе говорить об элементах художественности в любом подобном рассказе.

Что касается "задач художественности" (Л.И.Емельянов), они принципиально чужды для творчества основной массы рассказчиков и реализуются лишь в "упражнениях" отдельных "краснобаев", которые стараются не столько информировать, сколько развлечь слушателей занятным рассказом. Доминантной для них становится эстетическая установка. С этой целью они придумывают множество деталей, осложняют конкретный сюжет или уходят от него, что чревато утратой его жанрового и видового признака - рассказ может трансформироваться в предание или легенду13. Поэтому, не избегая "полуфольклорного" материала, мы учитываем в то же время, что в живом процессе устного бытования народной прозы художественное нераздельно связано с нехудожественным и что незначительные элементы художественности могут развиваться в существенные явления фольклорного творчества: художественное обобщение в фольклоре создается постепенно в результате неоднократной устной интерпретации тронувшего воображение повествователя яркого события и на основе отражения жизненных фактов в соответствии с народными представлениями о красоте.

Исходя из того, что "исследование межэтнических фольклорных общностей способно во многом обогатить - и уже обогащает - нашу фольклористику"11, записанные нами легенды и предания о заводской колонизации Башкирии, об открытии старинных заводов и приисков, условиях жизни и труда на них, а также предания и рассказы-воспоминания рабочих сплава мы пытаемся рассматривать по возможности в соотношении с аналогичными фольклорными материалами, собранными в других географических и национальных регионах России.

Наши записи дают нам основание впервые поставить и частично осветить вопрос о башкирском горнозаводском и горняцком фольклоре, о взаимодействии местных русских и башкирских фольклорных традиций. Последнее представляется особенно важным в свете критических высказываний В.М.Гацака, который в своей широко известной монографии писал о нерешенных проблемах современной науки: "...не всегда оказывается действенным выяснение конкретно-национальных начал в пределах региональной общности, анализ иногда подменяется констатацией наличия или отсутствия того или иного элемента. Медленно преодолевается давний недостаток: ограничение материалом родственных языков; изоглоссы, ведущие в не родственную языковую среду, зачастую обрываются"15.

В своей работе мы стараемся учитывать и другое конструктивное положение В.М.Гацака о том, что "у соседствующих народов сходство фольклора захватывает не только самые общие, но и более конкретные, локальные элементы развития и умножается с многообразными результатами контактных связей, совместного развития и симбиоза народных культур"16.

Это глубокое и емкое суждение всецело может быть применено и к анализу фольклора рабочих разных национальностей, в том числе

1 См.: Померанцева Э. В. Жанровые особенности русских быличек // История, культура, фольклор и этнография славянских народов. - М. : Наука, 1968. С. 290.

Г а ц а к В. М. фольклор и молдавско-русско-украинские исторические связи. - К.: Наука, 1975. С. 4.

15 Там же. С. 4.

16 Там же. С. 4.

русских и башкир. Жизнь в одинаковой природной и бытовой среде, постоянное тесное взаимодействие, повседневная трудовая деятельность на одном и том же заводе или руднике-выработали в них общее миросозерцание и адекватное восприятие духовного опыта и поэтических традиций не только предыдущих поколений, но и сложенных в новое время наиболее характерных устных произведений. Данное обстоятельство позволило В.П.Кругляшовой заключить: "В условиях совместного труда, быта, отдыха образуются предпосылки для создания межнационального фольклорного репертуара. Жанрово-разнообразный рабочий фольклор", который "вбирает каноны и крестьянского, и городского рабочего фольклора, и словесного профессионального искусства", "продуктивно развивается в наши дни... и органично входит в массовые формы духовного общения рабочих"17.

Источниковедческую базу диссертации составили материалы самых разнообразных фольклорных сборников, изданных как у нас в стране, так и за рубежом. В первую очередь сюда следует отнести научные сборники кафедр русской и башкирской литератур и фольклора Башго-суниверситета, особенно - основанный Л.Г.Барагом межвузовский ежегодник "Фольклор народов России", отдельные тома свода "Башкирское народное творчество", изданного на русском (автор - один из переводчиков текстов сказок, преданий и легенд) и башкирском языках в 14 и 20 томах соответственно. Достаточно широко использованы в работе и отдельные мотивы, фрагменты и тексты фольклорных памятников, извлеченные из литературных произведений, в том числе мировой классики, специальных трудов по истории, этнографии, экономике, статистике, горнорудному производству, географии и краеведению, а также дневных записок путешествий крупнейших русских ученых далекого и сравнительно недавнего прошлого. Заметное место среди материалов заняли сведения из официальных источников, в частности, обнаруженные автором в архиве Уфимского института истории, языка и литературы, Центральном государственном архиве древних актов (ЦГА-ДА) и Центральном государственном архиве литературы и искусства (ЦГАЛИ). И наконец, львиную долю положенных в основу настоящей диссертации конкретных текстовых материалов представляют легенды, предания, устные рассказы, лиро-эпические и лирико-песенные произведения, поныне активно бытующие и записанные в последние три десятилетия на русском и башкирском языках преимущественно самим автором как участником и одним из руководителей фольклорных экспедиций Башкирского университета на востоке республики и прилегающих районах Челябинской области.

Методологические основы и метода исследования. Принимая во внимание принципиальное утверждение В.П.Аникина о том, что "изучение рабочего фольклора (построение его полной, законченной истории) немыслимо без использования типологического метода..., основанного на конкретно-историческом анализе"18, мы стараемся рассматривать его в диалектическом развитии - от ранних видов до современных форм бытования - и показать, какой путь становления пройден им за два с половиной столетия. А это с неизбежностью приводит к необходимости выявления в нем каких-то общностей или различий и конкретного истолкования и обоснования установленных соотношений,

11Кругляшова В. П. Предисловие // Фольклор Урала:

Фольклор в духовной культуре современного рабочего класса. - Свердловск, 1986. С. 4.

13 Аникин в. П. Рабочий фольклор и современные проблемы фольклористики // Фольклор Урала: Фольклор в духовной культуре современного рабочего класса. - Свердловск, 1986. С. 11.

что возможно только при изучении их с позиций правильно выбранной конструктивной методологии.

Историзм - один из главных принципов теории познания. Каждая наука вырабатывает на его основе свою специальную методологию и методику, которые конкретизируют общие ее положения применительно к данной области знаний. Несомненно, главенствующую роль при этом играет сравнительный анализ, который широко декларировался у нас еще в 30-е годы как основной способ обнаружения связей и схождений в словесном творчестве разных народов (В.Г.Богораз, Д.К.Зеленин, Е.Г.Кагаров, В.Н.Перетц). В конце 50-х годов В.М.Жирмунский выдвигает (формулирует) основные принципы сравнительного изучения исторических явлений, объясняющие в то же время причины их сходства: сопоставительный, историко-генетический, историко-типологический и историко-контактный19. Вместе взятые, они воплощают принцип историзма в науке и материализуют ее основную методологию.

Сознавая принципиальную возможность, а порой и необходимость применения любого из названных способов сравнения, мы отдаем в своей работе предпочтение историко-типологическому методу анализа изучаемых произведений. Если под фольклорной типологией вслед за В.Н.Путиловым понимать "закономерную, обусловленную рядом объективных факторов повторяемость... образов, мотивов, сюжетов, художественных средств, жанров и жанровых признаков..."20 устной поэзии, правомерность и репрезентативность нашего выбора становится очевидной и вполне убедительной. При этом необходимо помнить предупреждение В.М.Гацака об опасности преждевременной типологизации, не учитывающей реального разнообразия художественных форм21 и слова Б.Н.Путилова о недопустимости "схематизации... живых процессов" 22 , происходящих в устном творчестве.

Однако мы имеем дело по преимуществу с фольклором особого региона, где в силу ряда объективных причин сложилось длительное и устойчивое соседство двух народов, пребывающих в постоянном экономическом и культурном общении и взаимодействии, поэтому сходство и общность многих мотивов и образов несказочной прозы склонны объяснять творческим взаимообменом, что обуславливает закономерность применения при их изучении историко-контактного метода. А "рядом с типологией контактных связей и, возможно, будучи обусловлена ею, несомненно существует типология.., возможностей и вероятностей миграции и заимствования фольклорных явлений"23.

Поскольку история определяет не только содержание, но и структуру конкретных жанров, историко-типологический метод, пишут В.Я.Пропп и Е.М.Мелетинский, не исключает структурно-типологического изучения фольклора21.

15 См.: Жирмунский В. М. Народный героический эпос: Сравнительно-исторические очерки. - M.-JT.: Гослитиздат, 1962. С. 7677; его же: Сравнительное литературоведение: Восток и Запад. - Л.: Наука, 1979. С. 186.

20 Путилов В. Н. С. 21, 22.

См.: Г а ц а к В. М. Проблемы изучения конкретно-национального и общего в фольклоре // Национальное и интернациональное в литературе, фольклоре и языке. - Кишинев, 1971. С. 188.

22 П у т и л о в Б. Н. С. 119.

23 П у т и л о в Б. Н. С. 25.

21 См.: Пропп В. Я. Морфология сказки. Изд. 2-е. - М.: Наука, 1969. С. 10-11; Мелетинский Е. М. Сравнительная типология фольклора (историческая и структурная) // Philologica: Исследования по языку и литературе. Памяти академика Виктора Максимовича Жирмунского. - М.: Наука, 1973. С. 387-389.

Каждый из этих методов весьма перспективен и плодотворен, но еще больше усиливают они возможности науки в комплексном применении. Так, соединение историко-типологического и историко-генетического подходов позволяет если не доказать вполне определенно, то выдвинуть обоснованные гипотезы относительно истории отдельных жанров, уходящей в глубокую древность25. Современная общая теория фольклора вполне допускает сочетание фольклорно-генетических исследований с историко-этнографическими.

Научная новизна представленной диссертации заключается в том, что она написана, как отмечалось выше, на совершенно новом, фактически впервые публикуемом и вводимом в сферу сравнительно-исторического анализа материале. С этим непосредственно связана нестандартность ее основных положений и выводов. Новаторский характер исследования обусловлен еще и тем, что автор поныне записывает превосходно сохранившиеся и не утратившие своей поэтичности легенды, предания и устные рассказы горнозаводского населения Башкирии и Челябинской области в то время как в других промышленных районах от них остались по существу обрывочные фрагменты и смутные воспоминания. Из сказанного следует также, что изучаемые источники выполняют вопреки широко распространенным в науке и разделяемым большинством ученых суждениям не только информационную или дидактическую, но отчасти и эстетическую функцию.

Предлагаемая работа отличается от аналогичных исследований и тем, что не ограничивается рамками устного репертуара одного народа, а охватывает фольклор, бытующий на двух языках - русском и башкирском, что позволяет говорить как о национальных, так и типологически сходных или общих его особенностях и высказать некоторое предположение о неповторимо своеобразных условиях, сложившихся в данном регионе, благодаря которым стало возможным более продуктивное развитие и сохранение да наших дней традиционных жанров местной несказочной прозы.

Научно-практическое значение выводов диссертации. Теоретическая и практическая значимость диссертации состоит в том, что ее материалы, методы анализа и результаты исследования найдут широкое применение в работе местных, областных и республиканских краеведческих музеев, фольклорных, литературных и исторических кружков средних и высших учебных заведений, при составлении программ и пособий по фольклорной практике студентов, специальных курсов и семинаров, написании учебников по фольклору и литературе, разработке каталогов и систематических указателей по жанрам несказочной прозы и издании запланированного на ближайшие годы Институтом истории, языка и литературы Уфимского научного центра Российской Академии наук и Академией наук Республики Башкортостан многотомного свода фольклора народов Башкирии в 25 томах. Русскому фольклору в нем отводится 5 томов, подготовка их поручена Б.Г.Ахметшину (3 тома), Л.И.Брянцевой, И.Е.Карпухину. Естественно, сюда не входит изданный на башкирском и русском языках - в 20 и 14 томах соответственно -свод "Башкирское народное творчество".

Можно смело утверждать, что значение настоящей диссертации выходит далеко за пределы чисто фольклористических задач. Она может быть использована специалистами в области других гуманитарных наук и дисциплин при изучении и создании ими фундаментальных исследовательских работ о труде и быте, духовной и культурной жизни, а также идейных и эстетических воззрениях рабочих разных профессий и населения горнозаводских районов России в целом.

25 См.: Путилов Б. Н. С. 144.

Апробация работы. Основные положения и материалы диссертации докладывались на многочисленных межвузовских, региональных и всесоюзных конференциях, совещаниях и сессиях АН СССР, а также конгрессах и симпозиумах тюркологов в Москве, Санкт-Петербурге, Екатеринбурге, Саратове, Самаре, Новгороде, Нальчике, Челябинске, Уфе и других городах страны. Конкретно и непосредственно по теме диссертации опубликована монография (11 п.л.) и более 35 статей (общим объемом 15 п.л.) как в местных, так и иногородних научных сборниках (особо следует отметить издаваемый Башкирским госуниверситетом с 1974 года ежегодник "Фольклор народов России", во всех 24 выпусках которого соискатель выступает как автор, а в 22 участвует как член редколлегии) и журналах, включая "Советскую этнографию" (1974, №1) . Кроме того, по проблемам изучения русских и башкирских (мифологических, космогонических, географических, натуралистических, или этиологических, этногенетических, исторических и др.) преданий и легенд, их связей и взаимоотношений напечатано в разных изданиях порядка 40 статей и тезисов, а также рецензий (общим объемом около 20 п.л.) на монографии и научные сборники, в том числе в "Вопросах литературы" (1972, №2) и "Советской тюркологии" (1980, №3). Неоднократно автор выступал оппонентом на защитах, писал отзывы - и в качестве представителя ведущей научной организации - на диссертации и авторефераты по фольклористике. Готовится к изданию его монография" Устная история башкирского народа: Легенды и предания" (объемом 12 п.л.), которая должна увидеть свет в 1998 году.

Диссертация обсуждена и одобрена на заседании кафедры русской литературы и фольклора Башкирского государственного университета с участием заведующего отделом фольклора и искусства Института истории, языка и литературы УНЦ РАН.

Структура диссертации. Работа состоит из вводной и заключительной глав, четырех основных частей (в каждую из них вошло по 3 главы), а также списка использованной литературы.

Основное содержание работы

Во ВВЕДЕНИИ обоснован выбор темы, показана актуальность и степень разработанности проблемы, представлен историографический обзор научной литературы, дано краткое описание источниковедческой базы, определены цели и задачи, аргументирована методология и методика исследования, научная новизна и практическая значимость диссертации.

В первой части - ИСТОРИЧЕСКОЕ ПРОШЛОЕ ГОРНОЗАВОДСКОГО БАШКОР-ТОТАНА И ЮЖНОГО УРАЛА В НЕСКАЗОЧНОЙ ПРОЗЕ, - являющейся своеобразной преамбулой ко всей работе, изучаются произведения несказочной устной прозы о давнем прошлом края, заводской колонизации, хищнической эксплуатации его природных богатств и выступлениях местного населения против жестоких притеснений со стороны горнопромышленников.

Природные богатства и экономические возможности Башкирии издавна и с неодолимой силой притягивали заводчиков, золотопромышленников, лесоторговцев, спекулянтов разных мастей, которые за баснословно низкие цены приобретали огромные земельные угодья. Заводская колонизация и расхищение земель получили разностороннее отражение в устной поэзии башкир. Наряду с гневным осуждением дикого самовластья колонизаторов в ней выражается чувство любви к обильно политой кровью и слезами многих поколений родной земле, гордость несметными сокровищами ее недр и стремление к социальной

справедливости и свободе. Заветные чаяния народа поэтически воспроизводятся во многих произведениях традиционного повествовательного фольклора башкир и - особенно ярко и впечатляюще - в преданиях легендарного склада. Из национального башкирского репертуара такие предания отчасти перешли в репертуар русских рассказчиков.

Чрезмерные вольности с башкирскими землями, которые еще Иван Грозный обязывался (за себя и за своих преемников) охранять от всяких захватов, о чем выдал в 1557 году всем главным родам и племенам грамоту на вечное владение занимаемыми угодьями, вызвали уже в 1574 году протест против построения русских городов, а спустя десять лет -■ продолжавшиеся более двух столетий мощные кровопролитные восстания26.

На борьбу с колонизаторами башкир вдохновляли ставшие традиционными для башкирской устной несказочной прозы легенды-предания об этой самой царской грамоте (они выдавались с XII в. представителям феодальной знати, иногда купцам), утверждавшие исконные их права на землю и природные богатства края. Согласно этим повествованиям, а также некоторым шэжэре (родовым генеалогическим летописям), башкирские ходоки будто бы отправлялись за такой грамотой, подтверждающей их земельные права, к Ивану IV или к Петру I, к Александру I или к Николаю I и добыли ее, но впоследствии она была утеряна или выкуплена хитрым купцом-заводчиком. Историзм подобных преданий, не всегда достоверных фактически, заключается не в их приуроченности ко времени царствования того или иного самодержца, а в идейной направленности, связанной с исторической борьбой башкирского народа против захватчиков-колонизаторов. Рассказчики и слушатели преданий-легенд о царской грамоте верили в истинность их содержания, что повышало роль данных фольклорных произведений в социальной борьбе.

Борьба башкир за родную землю получила художественно-обобщенное изображение также в сказках-легендах о башкирском охотнике и русском царе, примыкающих к преданиям о дарованной башкирам "царской грамоте". В них развиваются традиционные международные сказочные сюжеты "Соль" (№1651 в "Указателе сказочных сюжетов по системе Аарне" Н.П.Андреева) и "Хитрость Дидоны" (№2000 - 24 00 в том же Указателе). Такие фольклорные произведения могут восприниматься ныне как занимательные сказки, но в прежние времена в сознании рассказчиков и слушателей мерцала вера в реальность существования охотника, отправившегося в столицу, снискавшего особую милость и отмеченного жалованной грамотой самого царя. От сказок они отличаются своеобразным пафосным утверждением древнего права башкирского народа на исконные земли, которые якобы признал когда-то сам царь. Социальная направленность сюжета усиливается здесь легендарным его колоритом, приуроченностью к незапамятным временам, когда царь впервые встретился с башкиром и проникся уважением к неведомому народу. В публицистичности этой легенды-сказки, в поэтичной обрисовке образа могучего, искусного и хитроумного башкирского охотника, решительно требующего у царя земли для своего народа, заключается ее исторический смысл. Благодаря необыкновенной популярности, обусловленной исключительной важностью проблемы, остававшейся на протяжении столетий одной из самых насущных и злободневных, а также необыкновенности интриги, сюжет о земельном наде-

См.: Нефедов Ф. Д. В горах и степях Башкирии: Из путевых впечатлений и рассказов // Башкирия в русской литературе: В 5 т. Т. 2 / Составление, предисловие, био/ библиографические справки и комментарии М.Г.Рахимкулова. - Уфа: Башкортостан, 1964. С. 158 (Далее: Неф е д о в ф. Д. ) .

ле "с бычью (коровью, лошадиную, козью и т.д.) шкуру» оказался замечательно продуктивен и получил в процессе своего длительного бытования органическое воплощение во всех ведущих жанрах народной прозы27.

Начало горнозаводской промышленности на Урале было положено еще при Иване Грозном крупнейшими русскими купцами и предпринимателями Строгановыми. Деятельность фундаторов первых горных заводов на Урале и в России получила широкую известность, однако в устной народной традиции, тем более в башкирской, память о них сохранилась крайне смутно, поверхностно. Скорее всего это объясняется отдаленностью нашего региона от строгановских владений и отчасти давностью событий того времени. Тем не менее нами записана в пограничном с Пермской областью Татышлинском районе республики яркая драматичная история происхождения династии первых горнозаводчиков Строгановых.

Строительство металлургических заводов развернулось через несколько десятилетий после смерти Петра I и было связано с дальнейшим усилением и углублением колонизационного движения. Но уже при нем и по его инициативе горнозаводское производство на Урале получило новый мощный стимул, с наибольшей отдачей реализованный в деятельности знаменитых тульских кузнецов-оружейников Демидовых, основавших свыше 50 заводов и выплавлявших более 40% чугуна в стране. Особую известность приобрел в устной традиции родоначальник династии Никита Демидович Антуфьев, организатор строительства металлургических заводов на Урале. Примечательно, что предания о Демидове и его подручных, прибравших к рукам огромные паи и дачи, оказались притянуты на территории Башкортостана небывало популярным здесь легендарно-сказочным сюжетом мирового фольклора о земельном наделе с "бычью шкуру", на котором якобы возникали стремительно разраставшиеся заводы и заводские поселки.

Наряду со строительством заводов существенное развитие получили и другие способы колонизации края. Не менее важную роль в его освоении, в сближении русских и башкир и их национальных культур и фольклорных традиций сыграла так называемая народная колонизация, или переселенческое движение, которое имело свои специфические формы и особенности.

В сражениях с войсками Наполеона во время Первой Отечественной войны башкирские конные полки сыграли заметную роль и приумножили славу русского оружия. И характерно, что в ряде преданий о "царской грамоте", башкиры, в том числе и главный их предводитель Кахым-туря, получают землю от Александра I "за то, что когда с Наполеоном воевали, изрядно отличились".

Верная солдатская служба, согласно народным башкирским преданиям, также вознаграждается царской грамотой-схемой или копией с "большой карты". В таких фольклорных произведениях, распространенных в Башкирии не только на башкирском, но и на русском языке, отчетливо выражена демократическая тенденция - поэтизируется преданность родине и бескорыстие, героизм и находчивость простого человека из народа. Некоторые из преданий о солдате, якобы добившемся у царя земельных прав для народа, близки по своему художественному стилю к русским бытовым солдатским сказкам.

Подобные фольклорные сюжеты взаимодействовали нередко с преданиями явно документального характера и получали творческое развитие под непосредственным влиянием реальных фактов отторжения

21 Ср.: Башкирские народные сказки /Записи и перевод А.Г.Бессонова.

- Уфа, 1941, № 88; Народные сказки, легенды, предания и были Башкирии.

- Уфа, 1969. С. 73.

башкирских земель и борьбы за их возвращение в собственность народа.

Из устных рассказов, отражающих башкирские народные восстания XVIII века, до Крестьянской войны 1773-1775 гг., ярко выделяются своей поэтичностью, разнообразием сюжетов и мотивов, популярные в Баймакском и некоторых других районах Башкортостана предания о начале восстания 1755 года. Оно вспыхнуло стихийно 15 мая 1755 года, когда был убит башкирами Брагин - начальник горноизыскательской партии. К августу волнения охватили почти всю юго-восточную Башкирию. Именно с этим событием связаны предания, записанные мной в Баймакском и соседних районах республики. В них повествуется о приезде Брагина к башкирам, о его насилиях, о расправе над угнетателем и о бегстве участников восстания в казахские степи. Историческая правда отчасти претворяется в этих преданиях в правду художественную.

Жанровый диапазон повествовательного фольклора о бунте против Брагина, которым началось башкирское восстание 1755 года, достаточно широк. Наряду с преданиями, замечательными документальной точностью, активно бытуют предания, близкие к героическим сказкам-легендам ("Кузнец Амин и начальник Брагин", "Кирей Мэрген и Брагин"), к бытовым сказкам ("Как кузнец Амин перехитрил Брагина", "Кошол"), к топонимическим легендам ("Мэрген-таш", "Речка и ложбина Гнедой жеребец") и к традиционным башкирским лиро-эпическим песням ("О Прагине, старом кузнеце Амине и его дочери Алмабике").

Интерес к рассказам о бунте против Брагина поддерживали и широкому устному бытованию и распространению их вокруг озера Талкас способствовали:

1) названия памятных мест, связанных с местью башкир Брагину (Камень Брагина или Амина; Камень Мэргена; деревня Аминево; речка Гнедого жеребца; ложбина Гнедого жеребца; дорога, Хапифы и др.);

2) сохранившиеся каменные карьеры, где при Брагине вырубали из скальной породы сверхпрочные плиты и блоки;

3) находки старинного оружия эпохи восстания 1755 г., приписываемые участникам убийства Брагина ("Лук Амин-батыра", алмазные наконечники стрел);

4) местные башкирские семейно-родовые предания и шежере (родовые генеалогические летописи, в частности деревни Аминево), в которых содержатся полулегендарные и достоверные сведения об Амине-батыре, его братьях, участниках восстания 1755 года и их потомках;

5) исторические документальные данные о событиях 1755 г., почерпнутые рассказчиками из книжных источников, например, из "Очерков по истории Башкирской АССР" и газет, или не непосредственно из книг, а из бесед со сведущими, начитанными людьми, а также на уроках истории в местной школе, на занятиях краеведческого кружка26.

Вторая часть - ЗЕМЕЛЬНЫЕ БОГАТСТВА, ИХ ХОЗЯЕВА И ДОБЫТЧИКИ В УСТНОЙ ПРОЗЕ - диссертации посвящена изучению народных представлений, глубоко архаичных в своей основе, о магической силе и сверхъестественных возможностях золота, фантастическому их отражению, художественному переосмыслению и образному воплощению в традиционной устной прозе горняков.

Венгерский фольклорист Имре Ференчи в своем исследовании "Вос-skai Istvan es szabadsag harcalak emleke a nephagyomanyban" отметил некоторые аналогичные обстоятельства, способствовавшие тому, что до нашего времени в Венгрии бытуют местные предания о восстании Боцкаи 1604 г. против владычества Габсбургов. См.: " A debreceni Deri Muzeum Evkonyve". - Debrecen, 1962. С. 215 - 231.

Русских и башкир издавна объединяла совместная трудовая деятельность на рудниках и приисках, и это отразилось на общности некоторых их устных произведений. При этом влияние фольклора башкир, коренного населения Урала, на русский горняцкий фольклор было более заметным и существенным. Примечательно признание П.Бажова, что в основе сказа "Золотой волос" лежит сюжет популярных в башкирской народной среде сказок о лисичке-свахе29, образ которой получил своеобразную разработку также в башкирском эпосе30.

Предания-легенды горнорабочих Башкирии своим поэтическим вымыслом и художественными средствами тяготеют в значительной мере к башкирским волшебным сказкам. Возьмем широко известный из устной несказочной прозы приисковых рабочих мотив происхождения на земле золота. Этот архаичный в своей основе мотив, распространенный в устном творчестве народов нашей страны31, восходит к родовому эпосу и сочетает в себе наряду с древними космогоническими представлениями и элементы современных материалистических гипотез о строении земной коры и образовании и залегании в ней золота.

В соответствии с жанровыми особенностями сказок мотив происхождения на земле золота получает в них более фантастическое, нежели в преданиях-легендах, воплощение. Что же общего между легендарной картиной разбросанных по всей земле сокровищ и сказочной атрибутикой золотого леса, где все золотое: и деревья, и птицы, и звери, и девушка, которую ищет герой? Общность здесь в особом восприятии древними окружающего мира и вековой мечте народа о счастливой жизни. Однако, если в преданиях и легендах мы находим основанное на трудовом опыте золотоискателей реалистическое объяснение происхождения на земле и в ее недрах, а также "на заплесках озера" и "старых речках"32 золота, то сказка отнюдь не связана непосредственно с логикой практического опыта и лишена объяснительной функции.

Особенно наглядно проявляется такая трактовка роли драгоценных металлов в богатырских, волшебных и фантастических сказках русского народа, где образ золота заметно возвеличен, облагорожен и становится по преимуществу атрибутом и принадлежностью тридесятого царства или государства. В нем, как пишет В.Я.Пропп, "золото фигурирует так часто, так ярко, в таких разнообразных формах, что можно с полным правом назвать это... царство золотым..."33. По мнению ученого, это настолько неотъемлемая и стабильная черта русских сказок, что "все, что связано с тридесятым царством, может иметь золотую окраску"34. Отсюда делается вывод: золотая окраска есть печать иного царства.

Для эпических жанров башкирского фольклора также характерен широко бытующий и многопланово воссоздаваемый сюжет о золоте, которое наделяется магическими свойствами и даром чудесных превращений. Оно получает в произведениях устной словесности и, прежде

29 См. письмо П.Бажова к Л.И.Скориио от 18 сент. 1945 г. // Б а ж о в П. Избр. пр-ия: В 2 т. Т. 2. - М., 1964. С. 372.

См.: Башкирское народное творчество: Эпос. Т. I. - Уфа, 1972. С.

311.

3* См. об этом мою статью "Горняцкие легенды Башкирии" // Эпические жанры устного народного творчества. - Уфа, 1969. С. 19-53 (Далее: Эпические жанры).

32 Б а ж о в П. Золотой волос //Бажов П. Избр. пр-ия: В 2 т. Т. 1. - М., 1964. С. 273-274.

Пропп В. Я. Исторические корни волшебной сказки. - Л. : ЛГУ, 1936. С. 285.

34 Там же. С. 285.

всего, в сказках, легендах, преданиях и кубаирах исключительно яркое художественное выражение и одухотворяется в образах антропоморфных, зооморфных и териаморфных, по преимуществу демонических и мифич е ских, существ.

Своеобразно преломляется в сказочной фантастике древнее легендарное представление о магической силе золота: яблоко, предназначенное для спасения обреченной царевны, опускается в деревянную, медную, серебряную бочки с водой и, только побывав в золотой бочке, приобретает целебное свойство35.

Особенно активную роль играет в сказках золотое кольцо. С его помощью добрый молодец мгновенно перелетает в другое царство, строит золотые дворцы, соединенные золотым мостом36, за одну ночь успевает посеять, вырастить и собрать урожай на ни разу не паханной земле (Бессонов, 194-201), оно же добывает ему невесту (БНТ, 1959, 155-165; Бессонов, 194-201).

Легендарные представления о подземных сокровищах, появляющихся в виде огня, зооморфных существ или человека, широко отразились в устной несказочной прозе горнорабочих Башкирии. Отчасти они перекликаются со сказками, в которых исключительные возможности героев и их чудесных помощников связываются с тем, что они или части их туловищ состоят из золота, серебра или драгоценных камней. Одухотворение золота и хозяев подземных сокровищ в облике различных живых существ характерно для горняцкой устной прозы многих народоз и в частности башкирских легенд37.

Как видим, в русских и башкирских фантастических сказках своеобразно проявляется связь с традиционной несказочной башкирской и русской прозой горняков Урала, в которой используются нередко элементы сказочной поэтики, например, в описании оружия, коня и встречи героя с противником на поле боя. Как писал фольклорист М.Х.Мингажитдинов, общие места отдельных легенд также носят традиционный сказочный характер: в частности, герои растут в них не по дням, а по часам38.

Таким образом, взаимодействие легенд и сказок оказывается весьма глубоким, что объясняется недостаточно определенными жанровыми границами и сходными элементами произведений устной народной прозы. Сказочные мотивы, занимая в художественной структуре башкирских и русских легенд и преданий значительное место, служат целям идейно-эстетической оценки жизненных событий в свете народных идеалов. В свою очередь элементы легендарного исторического повествования могут проникать в сказочные сюжеты и создавать благодатную почву для возникновения новых вариантов сказок.

В эпических жанрах фольклора своеобразно преломляются древние представления о роли тотемных животных, например, быка, наделяемого в мифах народов мира божественными свойствами. Горняцкие легенды персонифицируют его в образах Хозяина богатств и одухотворенного золота, которые могут осчастливить или, наоборот, угробить.старателя. Тем не менее в большинстве своем они лишены трепетно-суеверного отношения к всесильному властелину подземных сокровищ, хотя зачастую его действия оказываются непредсказуемыми и таят яв-

35 См.: Башкирское народное творчество. Т. II. - Уфа, 1959. С. 4754.

См. : Башкирские народные сказки / Запись и перевод А.Г.Бессонова. - Уфа, 1941. С. 167-168.

37 См.: Эпические жанры. С. 31-32.

См.: Мингажитдинов М. X. Сказочные мотиеы в башкирских легендах-преданиях // О традициях и новаторстве в литературе и устном народном творчестве. Вып. II. - Уфа, 1972. С. 54.

ную угрозу для жизни золотоискателя или даже случайно оказавшегося на его пути человека. Так же воспринимается и истолковывается бывалыми шахтерами и рев быка, встревоженного появлением людей вблизи его золота и решившего перевести и схоронить свои богатства в более надежном и укромном уголке под землей.

Не всегда недовольство и свирепость Быка бывают беспричинны. Во многих преданиях-легендах старателей-башкир Бык, Хозяин сокровищ земли, враждебно относится к своему подопечному, если тот, разбогатев, забывал о покровителе. Тогда Бык появляется снова и наказывает облагодетельствованного им когда-то счастливца. В легенде "Золото Акмурзы", записанной нами летом 1977 года в деревне Ильчино Учалинского района от Мужахитдина Мингажевича Янзакова, 1907 г. рожд., Хозяин поражает горняка за жадность смертельной болезнью. В рассказах других жителей той же деревни Акмурза наказывается не за забывчивость и жадность, а за пренебрежение к магическому способу овладения золотом Хозяина, требовавшего себе человеческую жертву. Одновременно подвергается испытанию на честность и второй участник события Янузак, которому также воздается по заслугам. Так в устной прозе горняков полемически обличается и осуждается жадность и ненасытная жажда наживы за чужой счет.

Не всегда причиной гибели горнорабочего является нарушение им воли Хозяина. Иногда шахтер оказывается жертвой необъяснимой злобы Быка - вероятно, работа по добыче руды или золота воспринимается Хозяином как посягательство на его богатство, и тогда он способен на несправедливую жестокость, как это будто бы случилось с Шайхи, молодым проходчиком Мансуровской шахты.

В таких преданиях-легендах, отчасти перекликающихся с былич-ками о леших и водяных, Бык, Хозяин золота, уподобляется враждебно настроенным к горняку демоническим существам прозаического фольклора немецких горнорабочих39. По мнению некоторых старых башкирских горняков, вредоносному воздействию Хозяина якобы можно противопоставить силу заговорного заклинания или молитвы и тем самым предотвратить гибельное действие его дыхания или чар. Об этом поведал нам тот же прекрасный мастер многочисленных устных рассказов и преданий М.М.Янзаков.

Эти и другие теперь уже редко рассказываемые предания-легенды горняков испытали некоторое воздействие архаичных кладоискатель-ских быличск и побывальщин, по преимуществу, крестьянских. Все больше теряя сферу своего бытования, они постепенно вытесняются современными реалистическими рассказами и преданиями о повседневном труде и быте горнорабочих.

Эволюция образа Быка в международной и национальной легендарной традиции свидетельствует о постепенном усилении тенденции к конкретному осмыслению отживающих народных представлений и о преобладающем характере реалистических мотивов в устном народном творчестве. Этот образ, утратив мифологическую сущность, стал многофункциональным в эпическом творчестве башкир и, прежде всего, в несказочной прозе башкирских горнорабочих.

Самые разнообразные легендарные мотивы получают в горнорабочем фольклоре прямое отношение к добыче золота, к труду современных старателей. Такая установка на сообщение практических знаний о подземных богатствах сочетается нередко с поэтическим вымыслом.

Творческая интуиция и необычайная удача, игравшие важную роль в золотоискательском деле, и страстная мечта народа о счастье, которой вдохновлялись рассказы о добывании золота, определили осо-

35 См.: Сказания немецких горняков в книге: "Wo das Erz in Fülle blinkt: Bergmannssagen". Lpz., 1956.

бую выразительность их фантастики. Вместе с тем в этой фантастике непосредственно отражались господствовавшие в народной среде легендарные, суеверные представления о природе.

Объясняя загадочные явления природы в соответствии с местными народными верованиями, легенды одухотворяют золото, связывают его происхождение со стихиями природы. Сама природа охраняет свои богатства и спешит припрятать обнажившиеся самородки и самоцветы, засыпает их снегом, укрывает синим туманом. Старым русским и башкирским горнякам Южного Урала хорошо известно поверье о том, что неожиданное изменение направления вихря и частые удары грома указывают, где залегают самородное золото или другие подземные богатства.

Не так давно в горнозаводских районах Западной Европы, как и на Урале, были распространены легендарные рассказы, основанные на поверье о том, что драгоценные металлы могут по ночам излучать чудесный сине-голубой свет и гореть, указывая неведомые рудные месторождения. К ним примыкают многочисленные повествования об "оживающем", "молодом", "незрелом" золоте, которое ночью стремится выбраться из-под земли, чтобы "дышать", и от соприкосновения с воздухом загорается.

По народным верованиям, распространенным в прошлом среди русских и башкир, для добывания чудесно горящего золота и заклятых кладов необходимо произнести сокровенные слова, заклинание или совершить - вероятно, это отголосок культа огня - какое-то магическое действие с жертвоприношением.

Согласно древним мифам и поверьям, подземными сокровищами владеют фантастические существа, например, греческие киклопы и пигмеи, тельхины и корибанты, германские великаны-ковачи и гномы-цверги. Немецкие горняки на протяжении целого ряда столетий верили в существование, наряду с гномами и пеликанами, различных добрых (у поляков это Скарбник) и злых горных и альпийских духов - Шра-неля, Додаманделя, Гангерля, Дузеля, Рюбецаля (он именуется горным господином - der Bergherr), Горного Монаха (der Bergmönch), Дикой женщины Перхтель, Вопленицы (die Wehklage), Белой женщины, Прекрасной девы, рассказывали о них легенды. Такого обилия демонических персонажей (особенно злых) и такой дифференциации их рабочих функций не знает горняцкий фольклор России, для которого специфичными являются фантастические образы Хозяина или Хозяйки подземных богатств: Горного, Горного батюшки, Горного деда, Шубина - Хозяина угольной шахты. Горной матки, Малахитницы, Каменной, или Горной девки, Девки Азовки и т. п. Эти модификации весьма древних по своему происхождению антропоморфных образов могущественных горных духов встречаются и в нерусском горняцком фольклоре Урала и Алтая. В башкирских легендах, бытующих еще поныне в Баймакском и Хайбуллин-ском районах, встречаются образы суксунов, напоминающие отчасти карликов, отчасти исполинов.

Хозяин недр принимает в легендах-сказках облик не только человека, но и животных и птиц, превращается в стихии природы, рассыпается золотом, указывает, где искать самородок, или мешает добраться до рудного пласта, устраивает в шахте взрывы или сам указывает выход из обвалившейся шахты и т. д.

Добрым предзнаменованием считался и у русских, и у башкирских горняков сон, в котором баран или козел поддевали человека на рога: "тому непременно выйдет талан - найдет самородок". Воспоминания старых горняков Башкирии о том, как "ударяли талан", имеют теперь обычно анекдотический характер. Занимательные истории "о талане" - ложных подземных сокровищах - и людях, соблазнившихся лег-

ким путем к обогащению, составляют значительную часть репертуара отдельных рассказчиков. К ним относится, например, семидесятилетний приисковый рабочий Павел Максимович Бардин, от которого недавно мы записали в пос. Авзян (Белорецкий район) яркие, проникнутые живым чувством юмора рассказы: "Золотая шляпа", "Сон о золоте", "Слюду нашел", "Чудесный клад" и др.

Сравнение среднеуральского фольклорного материала, в значительной мере собранного и опубликованного, с устными горняцкими рассказами Башкирии, собирание которых ведется всего только три десятилетия, дает некоторое основание для вывода, что эти русские и башкирские рассказы более глубоко связаны с крестьянским кладо-искательским фольклором, чем рассказы горняков среднего Урала. И это закономерно. Ведь среднеуральский горняцкий фольклор, в основном русский, в силу географических, исторических и экономических условий имеет более давние традиции, чем фольклор горняков Башкирии, который не столь разительно отличается от крестьянского фольклора. Вместе с тем повествовательный фольклор о кладах давно перестал быть "чисто крестьянским" и входит в горняцкий приисковый фольклор существенной составной частью.

Основным источником тяготения горняцкого фольклора к фантастике были народные верования. В наше время, утратив питавшую их почву народных верований, предания-легенды горнорабочих лишились и прежней установки на достоверность и объяснительной функции. Они забываются или, сближаясь со сказками, приобретают установку на поэтический вымысел. Вытеснение в наше время из горняцкого фольклора традиционных легенд-преданий и сказов не вызывает сомнения. Но процесс этот не лишен противоречий и связан с некоторым развитием фантастических образов горняцкого фольклора. Эстетическая ценность лучших из этих произведений обуславливает продолжение их творческой жизни. Новых же жанров "на обломках старых традиционных жанров - волшебной сказки, легенды, предания" - в современном рабочем фольклоре не наблюдается40.

РЕАЛИСТИЧЕСКАЯ НЕСКАЗОЧНАЯ ПРОЗА - по преимуществу предания и устные рассказы - о первооткрывателях рудных месторождений, труде и быте горнорабочих и сплавщиков составила содержание третьей части диссертации.

Исторические источники свидетельствуют, что уже с первых десятилетий XVII в. население Урала участвовало в открытиях руд, имевших большие последствия в экономической жизни страны. Правительство, заинтересованное в этом, обязывало местные власти и начальство рудников и заводов способствовать поискам руд, предписывало привлечь к этому делу местных кузнецов и крестьян, всячески поощряло рудознатцев. Помимо любителей, создаются профессиональные группы искателей руд. В 1700 году был учрежден Рудный приказ и издан указ, разрешающий всем производить розыски руд "на чьей бы то земле ни было"41. Эти меры безусловно активизировали поисковую ра-

40 Л а з а р е в А. И. Из наблюдений над современными прозаическими жанрами в фольклоре Урала // Краеведческие записки. Вып. 1. - Челябинск, 1961. С. 145. Выводы А.И.Лазарева подтверждает С. Н. А з б е л ев в статье "О жанровом составе прозаического фольклора русских рабочих" // См.: Устная поэзия рабочих России. - М.-Л.: Наука, 1965. С. 126.

41 См. об этом: Кафенгауз Б. Б. История хозяйства Демидовых в ХУШ-Х1Х вв. - М. - Л., 1949. С. 48-49; Мартынов М. Н. Горнозаводская промышленность на Урале при Петре I. - Свердловск, 1948. С. 13-14; Кругляшова В. П. Жанры несказочной прозы уральского горнозаводского фольклора. - Свердловск, 1974. С. 74.

Ооту и послужили стимулом к созданию новых преданий о первооткрывателях месторождений подземных богатств, которые частью доходят до нас из старинных исторических и экономических трудов.

Башкирия издавна славилась своими рудознатцами, разведчиками полезных ископаемых. О распространении этого занятия среди башкир имеются важные сведения в записках и трудах русских путешественников. И.И.Лепехин не раз отмечал в своих "Дневных записках ..." случаи открытия руд представителями коренных народностей Урала. В них он чудь называет "древними горорытцами", русских - "рудоискателями", но особое значение придает поисковой деятельности башкир, которых именует "наши рудопромышленники", и пишет: "Можно по справедливости ... сказать, что медные и железные заводы в Урале, также и выгодные к тому места по большей части башкирам долженствуют"42.

В 40-е годы XVIII века началось стремительное развитие горнорудной промышленности в Башкирии. По утверждению писателя Ф.Д.Нефедова, "возникновением и развитием своим горная промышленность обязана здесь башкирам", которые "первыми отыскивали новые рудники, показали русским "чудские копи" и первыми же являлись работниками у русских заводчиков"43. Среди них выделяются Исмаил Та-симов и Надир Уразметов, энтузиазисты-предприниматели из башкир, сыгравшие прогрессивную роль в развитии горного дела на Урале. По инициативе Тасимова было открыто первое в России учебное заведение по подготовке руководящих кадров горной промышленности (теперешний горный институт в Санкт-Петербурге). Впоследствии деятельность Тасимова получила высокую оценку в трудах русских ученых. Н.А.Лебедев писал, что "идея об открытии учебного заведения по подготовке специалистов горного дела в России зародилась впервые у башкир", а известный русский геолог П.В.Мушкетов называл Тасимова "зачинателем горных работ в России"44.

Любуясь необычным даром разведчиков недр отыскивать неизведанные пласты и залежи богатых руд, вся округа в то же время с горечью рассказывала о том, что им на долю, вместо наград, почестей и славы, достаются чаще всего неслыханная несправедливость, муки и страдания. Жестоко поплатился за открытие железной руды горы Благодати охотник-манси (вогул) Степан Чумпин, которого за "предательство" сородичи сожгли на костре. Так же претерпел от соплеменников и знаменитый "лазака за рудами" башкир Умер Ямышев. Пыткам и тюремному заключению подверглись и неграмотный крестьянин Ерофей (Дорофей) Марков и рабочий Алексей Федоров, с именами которых связаны открытия первых месторождений золота на Урале. Были наказаны за "излишнюю" свою инициативу русские девушки Катерина и Дуняха, нашедшие изрядные самородки золота и платины. Вместе с тем народные рассказчики прославляют упорство и настойчивость' искателей самородков, мастеров-умельцев горного дела. В каждом таком рассказе воссоздаются образы упорных и искусных тружеников недр, которые с честью проходят испытание на выносливость, выдержку и цельность характера.

Фантастические образы и мотивы фольклора горняков, призванные объяснять явления природы и жизни общества, постепенно переосмысляются и уступают место живым образам в произведениях реалистиче-

Дневные записки путешествия доктора и Академии наук адъюнкта Ивана Лепехина, 1768 и 1769. В 4-х ч. - СПб., 1771 - 1807. 4.4, 1822. С. 185 и др.

<3 Нефедов Ф. Д. с. 165.

Цитирую по книге М.Ф.Хисматова "Башкортостан". - Уфа, 1962. С.

ского характера, среди которых большое место занимают устные рассказы о смешных случаях из жизни горняков. В исследовательской литературе уже отмечалась закономерность эволюции повествовательных форм горняцкого фольклора "от фантастических рассказов к анекдотам, а потом к хроникальным рассказам о фактах личной, семейной и общественной жизни"43.

Веселые, анекдотические истории, курьезные факты и парадоксальные эпизоды, высмеивающие мистический страх перед "каменной силой", встречались еще в дореволюционном фольклорном материале, но тогда еще не получили широкого распространения. Теперь они составляют неотъемлемую часть горняцких рассказов и бытуют как сатирические и юмористические побаски.

В горнозаводском фольклоре Урала и особенно в прозаических его жанрах - предании, легенде и устном современном рассказе -правдиво отражены жизнь и труд рабочих в той или иной производственной сфере, но еще рельефнее - отношения между рабочими и работодателями, рабочими и заводской администрацией, а также взаимоотношения самих рабочих.

Условия труда на крепостных горных заводах и рудниках были губительными для здоровья: в цехах не было вентиляции, люди страдали от жары и недостатка воздуха; в шахтах работали, стоя по пояс в воде. Частыми были случаи массовой гибели рабочих. Особенно изнурительным был труд углежогов и сплавщиков. Бесчеловечные условия труда на горных заводах получили сказочно-фантастическое преломление в ряде произведений разножанрового горнозаводского фольклора рабочих Урала, в том числе в ярком поэтическом предании о первом башкире-металлурге.

Народные уральские предания эпохи крепостничества рельефно повествуют о случаях, когда по приказанию заводского начальства "ослушников" живыми бросали в доменные печи, сажали на раскаленные крицы, закапывали под плотину заводского пруда, засыпали в шахтах или затопляли в подземных казематах и мастерских. Но и после реформы прежние порядки, когда хозяева творили полный произвол и делали что хотели, практически остались неизменными, о чем рассказывают на территории всех без исключения старых и сравнительно недавно закрытых заводов и прилегающих к ним поселков и деревень.

Особой саркастичностью замечательны рассказы о высокомерных эксплуататорах-иностранцах, авантюристах-проходимцах, которые прибрали к рукам природные богатства Урала и самодурство которых принимало порой фантастические формы.

Устные рассказы и предания о строительстве заводов и рудников на "выжженной и опустошенной" окраине, о невыносимых условиях на "огненной работе", зверствах и расправах заводчиков над крепостными рабочими разоблачали хищнические черты и античеловечность крепостнических и капиталистических порядков. Реальные единичные факты из жизни горнорабочих, приобретая в живом изложении некоторые выразительные подробности, как бы переплавлялись в типические события и образы.

Предания и другие устные рассказы о дореволюционной горнозаводской жизни, имеющие глубокую устную традицию и довольно широко бытующие поныне в Башкортостане преимущественно на русском и башкирском языках, - это ценный в познавательном, научном и художественном отношении материал об условиях труда и быта рабочих в особой среде и сфере производства. Такие предания составляют неотъем-

,J См. : Г е л ь г а р д т Р. Р. об изучении рабочего фольклора // Русский фольклор: Материалы и исследования. T. VIII. -М. -Л.: Изд. АН СССР, 1963. С. 218.

лемую часть устной истории дореформенного и пореформенного Урала и, в частности, горнозаводской Башкирии. Вместе с тем они представляют интерес как выражение отношения народа к историческому прошлому и как форма проявления его исторической памяти. Собранные воедино, они представляют обширное повествование об основании горных заводов, о нравах первых заводчиков и их наследников и помощников, о тяжелой доле рабочего люда, об участии рабочих в восстании под руководством Пугачева и о дальнейшей судьбе заводских масс вплоть до наших дней. Они не лишены элементов художественности. Некоторые же из устных рассказов о заводском прошлом являются своеобразными художественными фольклорными произведениями, например, рассказ и байт о первых башкирских рабочих, пришедших на Ее-лорецкий завод, о развлечениях авзянского управляющего Гюви, рассказы "семейной хроники" И.А.Гусева и др. Они свидетельствуют, что жанр народного рассказа стал складываться давно, вместе с тем говорят о жизненности и творческом его развитии в наше время. Устные рассказы И.А.Гусева лишены легендарных черт, они реалистичны, но это не значит, что они имеют только "документальное значение". Хотя они и не обладают вполне определенной художественной формой, все же представляют интерес и как проявление фольклорного художественного творчества.

Признаком художественного фольклора считается обычно вариативность фольклорных текстов, но вряд ли следует придавать этому абсолютное значение. Устные повествования гусевской "семейной хроники", перенятые им от деда и прадеда, часто рассказываемые односельчанам, не имеют других вариантов, не пересказываются его родственниками и односельчанами, т.е. отсутствуют в их репертуаре. Между тем эти рассказы относятся к наиболее художественным в творчестве И.А.Гусева. Предания же, рассказываемые им, не обладают выраженными элементами художественности, но имеют многочисленные устные параллели-варианты, типичны для репертуара местных рассказчиков .

Работа сплавщика, постоянно связанная с громадным риском для жизни, выковала человека особого склада, внешне сурового и замкнутого, но душевно богатого, хранившего в своей памяти множество традиционных поэтических преданий и легенд о жизни и труде, об окружающей природе. Среди сплавщиков Башкирии из поколения в поколение передаются рассказы-воспоминания, связанные с прибрежными скалами и горами, мимо которых им приходилось проплывать и которые вызывают у них особенный интерес. В многонациональных коллективах рабочих сплава башкирские рассказчики особенно часто рассказывают на русском языке и вместе с тем особенно часто перенимают устные рассказы от русских рассказчиков. Ни в какой другой профессиональной среде нет таких знатоков топонимических и исторических преданий-легенд о скалах и горах Башкирии как в среде рабочих сплава -русских, башкир, татар. Кажется, сама природа позаботилась о развитии поэтического мышления сплавщиков, что проявляется в их песнях и преданиях.

О смертельной опасности сплавных работ и частых случаях гибели "гонщиков" повествуют бесчисленные драматичные рассказы. Гордясь умелыми сплавщиками-смельчаками и оплакивая их трагическую гибель, народ вместе с тем осуждал тех, кто напрасно бахвалился своей ловкостью и из-за неумения "убивал" барки.

С именами отважных плотогонов в фольклоре сплавщиков неразрывно связаны предания и легенды об опасных камнях-бойцах, которыми щедро наградила природа реки Урала и которые сулили беду даже бывалым сплавщикам. Исключительно большую популярность поныне имеют- предания о Митрохином, или Митрошкином камне. Историей гибели в

конце XVIII или начале XIX вв. лоцмана Митрохи (Митрофана) открывается целый ряд преданий о знаменитых бельских сплавщиках.

Многообразно варьируемые постоянные мотивы популярнейшего в горнозаводских районах Башкирии предания о Митрохином камне напоминают сказочные мотивы. Таков, например, мотив гибели обрадованного своей удачей лоцмана: он слишком рано выпивает шкалик водки или по вариантам, записанным Л.Г.Барагом в прибельских деревнях и хуторах Бурзянского района в 1965 году, вынимает скрипку и начинает играть на ней, или запевает песню о широкой раздольной степи. Сформировавшийся на протяжении длительного устного бытования этого предания образ погибающего в самый радостный момент своей жизни горемычного удальца - крепостного Митрохи - приобрел относительную художественную цельность.

В таких русских и башкирских (они во многом адекватны) бельских преданиях, как о Митрохином камне, Еремкином камне, Ромашки-ном острове, в которых доминирует мотив неотвратимой гибели героя, эпоха крепостнического гнета отразилась еще явственней, чем в чу-совских преданиях, опубликованных в сборнике В.П.Кругляшовой.

В рассказах сплавщиков о совсем недавних жизненных случаях эстетические элементы обычно выражены слабее, чем в преданиях-легендах. Но довольно многочисленные и разнообразные бытовые современные рассказы сплавщиков-плотогонов, например, о неожиданной аварии на плоту, о гибели плотогона во время затора, о нападении на сплавщиков стаи волков отличаются некоторой живостью изображения и представляют интерес как проявление начальной стадии фольклорного творчества.

В устных рассказах сплавщиков встречаются легендарно-сказочные мотивы, имеющие поэтический смысл, например, в рассказах о происхождении названия скалы Семь девушек, о трагической судьбе бесправной женщины-башкирки, жертвы старых обычаев и предрассудков, именем которой названа скала Инсебика и др. Излюбленными героями плотогонов являются также свободолюбивые народные мстители, отважные ловкие беглецы-разбойники наподобие Антона, бывшего подручного кричного мастера, имя которого носят бельские скала и пещера. В преданиях отчетливо обнаруживаются детали, которые роднят местного разбойника с наделенными чудесными способностями Ермаком и Разиным. Об этих героях, а также о Пугачеве и Салавате сложено в плотогонской среде большое число поэтических преданий и легенд, в которых гармонично сочетаются реалистические мотивы с тенденцией к фантастическому их переосмыслению.

Значительная часть рассмотренных нами преданий и легенд сплавщиков горных рек Башкирии является фактически общей для башкирского и русского местного фольклора и бытует и на башкирском, и на русском языках. Устные рассказы сплавщиков, не отличающиеся яркой поэтичностью, представляют все же нередко не только документальный интерес, но и некоторую научную ценность как начальная форма народного творчества. В своем художественном развитии предания-легенды горных рек Башкортостана отчасти сближаются со сказками и получают функции сказок. Устная традиция преданий-легенд сплавщиков Урала отходит в прошлое - она была связана со сплавом продукции горных заводов и с обычаями, нравами минувшей эпохи, со специфическим бытом дореволюционных сплавщиков. И тем не менее традиционная устная проза сплавщиков Башкирии замечательна своей жизнеспособностью - их предания-легенды живут, как видно из анализируемых в настоящей главе материалов, еще довольно яркой творческой жизнью.

МЕЖЭТНИЧЕСКИЕ СВЯЗИ НЕСКАЗОЧНОЙ ПРОЗЫ горнозаводских районов Южного Урала, отчасти фольклорно-литературные, особенности взаимодействия преданий и легенд русских и башкирских горнорабочих анализируются в четвертой части предлагаемой работы.

Курганы как древнейшие памятники прошлого производили своей непостижимой таинственностью неотразимое впечатление, вызывали жгучий интерес и служили источником нескончаемых домыслов и вполне правдоподобных историй. На основе последних сложились в устной традиции народов мира широкого жанрового диапазона повествования - от архаических мифов до реалистических рассказов. Содержанием своим и способом раскрытия сути предмета народная проза о курганах близко перекликается с топонимическими и этиологическими легендами и преданиями, то есть с той или иной степенью достоверности объясняет происхождение этих сооружений-городищ. Появились они на земле в самые отдаленные времена, связаны с разными племенами и героями и могут рассматриваться в соответствии с исторической приуроченностью по определенным циклам и тематическим группам.

Происхождением своим самые ранние курганы обязаны, если верить древним фантастическим представлениям, полумифическим-полусказочным богатырям-великанам и женщинам-поляницам, которые легко перешагивали громадные леса и бескрайние долы, широкие реки и проливы, шутя переносили (на ладони или в переднике) с места на место горы и холмы. Иногда они нечаянно роняли на своем пути маленькую - по их масштабам - горсточку или щепотку земли, от которых и образовались насыпи, валы и бугры, названные впоследствии мэрами, шиханами или курганами. Это, так сказать, наиболее ранний "культурный слой" синкретической в своей основе устной прозы, которая получила повсеместное распространение и сохранилась до наших дней в фольклорной традиции многих народов.

Глубокой стариной веет от легендарных преданий об исполинских великанах и великаншах, которые жили задолго до первых людей и появление наших далеких предков восприняли как грозное предзнаменование неотвратимого конца своего безраздельного владычества на земле. Тогда они якобы сами обрекли себя на смерть и ушли в небытие, зарывшись в свои жилища-подкопы, устроенные в виде курганных холмов. Вот с тех пор пошли, твердят подобные легенды, древние курганы, под которыми поныне покоятся гигантские скелеты - останки фантастических исполинов. И как рассказывает один из очевидцев такого кургана Коженко Андрей Михайлович, 1892 г. ровд., из пос. Бу-рибай Хайбуллинского района, в нем были найдены огромные человеческие кости и череп с гнездовьями от зубов, в каждое из которых уходило восемь ведер воды.

В несказочной устной башкирской прозе значительно выделяются рассказы о героических исполинах, взаимосвязанные с традиционным эпосом и богатырскими сказками башкир. Такие произведения часто встречаются среди топонимических, этногенетических, социально-утопических, а также исторических и социально-бытовых легенд и преданий. Творческое их отражение заметно в эпосе и сказках.

Значительно большей жизненной достоверностью на фоне легендарных преданий и сказов о великанах-титанах или карликах-цвергах выделяются предания о возникновении на месте гибели богатыря курганов, которые вырастают в настоящую гору. Аналогичную картину похорон вместе с несметными сокровищами воссоздают и русские предания о разбойнике Кудеяре.

Другое не менее важное назначение курганов заключалось в том, что они служили в древности незаменимым укреплением, неприступной для врага твердыней, а также дозорным пунктом или сторожевой баш-

ней, откуда велось наблюдение за всем тем, что происходило вблизи границы.

Интерес к курганам как к памятникам прошлого усиливается и принимает часто фатальный для них оборот из-за повсеместно бытующего народного мнения, что под ними таятся несметные богатства. Еще сильнее подогреваются страсти сказочно-легендарной фантастикой, которая неизменно сопутствует преданиям о курганах и согласно которой зарытые под ними сокровища по истечении срока загораются и горят в полночь заманчиво-призрачным факелом-пламенем, а то и оживают и предстают перед человеком каким-либо живым существом. Подобные рассказы живо будоражат воображение, вызывают нередко нездоровый ажиотаж и приводят к почти поголовному разграблению курганов. И хотя они каждый раз неумолимо развенчивают утопичность народных чаяний и надежд на случайное богатство и счастье, внимание к ним не ослабевает до наших дней.

Гневное осуждение "дикости" наших современников, безжалостно уничтожавших курганы, резко оттеняется в народных преданиях описанием подлинно героических подвигов далеких предков, в которых необычайно яркие детали и эпизоды говорят о глубокой взволнованности повествователей давними событиями и сообщают порой их рассказам эпический пафос и размах. В то же время стилю поныне бытующих преданий о старинных курганах и скалах и несших на них сторожевую службу дозорных присущи элементы живого народного юмора, которые особенно рельефно проявляются в обрисовке характеров самих башкир и обобщенно-гротескных образов тупых, жестоких и самонадеянных пришельцев. Именно в таком реалистическом направлении шло развитие традиции этой прозы.

Легенды и предания о курганах Башкортостана формировались на протяжении веков преимущественно в башкирской народной среде, но в большинстве своем получили ныне устное распространение и на русском языке. В их творческом развитии участвуют не только башкирские рассказчики. При этбм проявляется взаимообогащение традиционных мотивов фольклора башкир и русских, а также других народов многонациональной Башкирии.

В сказах Павла Бажова, вобравших в себя лучшие образцы уральского горнозаводского фольклора, получили своеобразное отражение некоторые стороны жизни, а вместе с тем и мотивы устного творчества башкир.

Башкирский' горняцкий' фольклор послужил П.Бажову благодатным материалом для создания многих его уральских сказов, в которых отразилась общность условий труда и быта, жизненных стремлений русских и башкирских горнорабочих. Это определялось своеобразным переплетением разных национальных традиций фольклора Урала.

Для сказов "Золотой волос", "Демидовские кафтаны", "Старых гор подаренье", "Солнечный камень" и др. П. Бажов использовал предания, легенды, сказки и отчасти историко-песенные жанры, бытовавшие в среде уральских рабочих разных национальностей. Наиболее широко им были использованы местные предания, которые особенно ярко дополняют документальные исторические сведения и со всей непосредственностью выражают народное мнение о прошлом.

Писатель, допуская историческую неточность, отдает предпочтение народной трактовке исторических событий, например, причин поражения освободительного движения, одним из руководителей которого был Салават Шаев. Овладев волшебной шашкой, превратившей его в неуязвимого и непобедимого воина, Салават однажды не выдержал наказа "ничем худым и корыстным себя не запятнать" и, сбитый с толку родней, уничтожил завод и две мирные русские деревни, построенные Твердышевым на родовых владениях Юлаевых. С той поры шашка пере-

стала молнии пускать ("Старых гор подаренье")... Подобные мотивы народных легенд не подкреплены историческими документами и зародились, по-видимому, как отклик на действительно имевшие место случаи истребления огнем промышленных сооружений, когда горные заводы, покинутые повстанцами, стали налаживать производство и выполнять правительственные заказы. Тем не менее они приобретают большое историческое и жизненное значение и благодаря четко выраженному в них народному мнению, в котором слышится строгое осуждение вождей восстания за непоследовательность действий. Вместе с тем они сильны утверждением идеи братской дружбы русского и башкирского народов, которой проникнуты многие сказы "уральского волшебника" П.Бажова. Эта дружба отмечена развивавшимися на протяжении веков теснейшим общением, совместной работой, сходными особенностями быта и часто одинаковыми формами проявления духовной жизни и культуры. Самыми плодотворными из них оказались традиции устно-поэтического творчества, в частности предания и легенды уральских гор, на основе которых П.Бажов создает новый художественный синтез - литературный сказ.

Непревзойденный певец несметных сокровищ Уральских гор П.Бажов, одержимый идеей их сохранения и сбережения для потомков, искренне восхищался их богатствами писал в сказе "Солнечный камень" об Ильменском заповеднике, что здесь камни со всего света лежат.

Опровергая утверждения о приоритете немцев, якобы научивших златоустовских мастеров варить знаменитую сталь, и концепцию повести Е.Федорова "Тайна булата" (1944) об "иностранном происхождении" аносовского изобретения, П. Бажов прямо заявляет, что русским "было у кого поучиться", имея в виду, прежде всего, башкир, и пишет: "Народ, конечно, небогатый, а конь да булат у них такие случались, что век не забудешь. Иной раз такой узор старинного мастерства на ноже либо на сабле покажут, что по ночам тот узор тебе долго снится" ("Иванко Крылатко"); "коли непременно надо родню искать златоустовскому булату, так она в тех старинных ножах и саблях, кои иной раз попадаются у башкир___" ("Коренная тайность").

Писатель более глубоко, нежели принято думать, овладел башкирским эпосом и смело вводил в произведение мотивы не только сказок, но и устных героических сказаний. Особенно ярко это проявляется в сказе "Золотой волос".

Сказы П.Бажова, несмотря на разноязычный и разножанровый характер использованных в них материалов, воспринимаются как целостные художественные произведения. Не всегда возможно точное соотнесение их с конкретными устными первоисточниками, но типичные черты и характерные признаки этого фольклора раскрываются в сказах во всей естественной полноте. Таким образом, есть основания утверждать значительность и разносторонность воздействия традиционного башкирского фольклора на интернациональное в своей основе сказовое творчество П.Бажова.

Рассматривая фольклорные тексты, записанные на башкирском и русском языках от башкирских и русских рассказчиков, мы стремились обратить внимание на неизученную еще фольклористами взаимосвязь башкирской и русской устной народной прозы.

Общность исторических судеб башкирского и русского народов связана с многовековой дружбой и взаимным сотрудничеством. На южно-уральских рудниках, приисках, горных заводах русские и башкиры издавна трудились вместе. Национальные различия в условиях жизни многонациональных рабочих коллективов стираются заметнее, чем, например, в селениях со смешанным национальным составом крестьянского населения. Между тем и русский, и башкирский горняцкий фольклор

Шного Урала формировался почти одновременно, начиная с XVIII века. В многонациональный фольклор рабочих Южного Урала, сформировавшийся в новое время, вошло немало образов и мотивов, связанных своим древним происхождением с разными национальными традициями, но эти образы и мотивы обрабатывались и развивались в соответствии с единым в своей основе мировоззрением русской и нерусской пролетарской среды. Многовековые национальные традиции, свойственные русскому и башкирскому крестьянскому фольклору, не получили столь полное и определенное специфическое выражение в русском и башкирском горняцком фольклоре, особенно в малоустойчивых по своей жанровой форме устных рассказах. Взаимодействие разноязычного южноуральского повествовательного фольклора естественно стало более глубоким в XX столетии, когда традиционная горняцкая устная проза фактически уже перестает бытовать. Изучение такого взаимодействия представляет поэтому особый интерес.

Как подчеркивалось в главе о "башкирских" сказах П.Бажова, еще Д.К.Зеленин, записывая на Урале сказки, обратил внимание и впоследствии не раз указывал на постоянные контакты русских и башкир в производственной сфере, что "делает возможным широкое взаимное влияние в быте"'16. Непреходящая ценность такого наблюдения, наметившего собственно новое направление в тогдашней этнографии и фольклористике, очевидно и не исчерпывается лишь областью - безусловно, чрезвычайно важной - сравнительного анализа сказок двух народов. Оно открывает новые перспективы и оказывается весьма продуктивным и при изучении несказочной прозы русских и башкирских рабочих, где отмеченные контакты и взаимодействие разноязычных фольклорных традиций проявляются более глубоко и непосредственно.

Русская устная проза уральских горняков, традиции которых постепенно угасают, собрана и исследована пока недостаточно и рассматривается обычно фольклористами изолированно от местной нерусской устной прозы, что ведет к односторонним выводам. Изучение традиционных горняцких преданий, легенд и других устных рассказов началось в Башкирии только в конце 60-х годов. Нерешенным оставался до самого недавнего времени вопрос: существует ли вообще традиционный башкирский рабочий фольклор. Настоящая диссертация, которой предшествовала публикация целого ряда объемных статей и обобщающей работы, основанных на весьма значительном неопубликованном материале, собранном в последние три десятилетия преимущественно самим автором в восточных районах Башкирии и на территории Челябинской области, является попыткой дать ответ на эту и другие связанные с ней проблемы современной фольклористики.

В восточных районах Башкортостана горняцкие предания и легенды живут в разнонациональной народной среде, по-видимому» более активной творческой жизнью, чем в других районах Урала, но и они постепенно забываются и рассказывают их теперь преимущественно старики. Здесь преобладает башкирское население. Поэтому большинство рассказчиков, от которых записывались предания, легенды - это пожилые башкирские рабочие, горняки, заводчане и сплавщики. Внушительную часть рассказчиков составляют местные русские рабочие, тоже пожилого возраста, которые трудились и трудятся на заводах, рудниках и приисках Башкирии совместно с рабочими-башкирами и нередко рассказывают те же предания и легенды, что и башкирские рассказчики, знатоки истории своего края.

Предания, легенды и другие устные рассказы горнозаводских районов Башкирии о дореволюционной заводской и приисковой жизни,

46 3 е л е н и н Д. К. Очерки русской мифологии. Вып. 1. - Пгр., 1916. С. 013.

имеющие глубокую устную традицию и довольно широко бытующие поныне в Башкирии на башкирском и русском языках, - это ценный в познавательном отношении исторический материал. Вместе с тем они представляют интерес как выражение отношения народа к историческому прошлому и как материал для изучения процессов формирования художественных рассказов. Устная несказочная проза горняков обладает особыми жанровыми возможностями. По своему содержанию и идейной направленности она более драматична, нежели другие виды и жанры народной поэзии, и гораздо острее и непримиримее развенчивает низость и подлость, жестокость и бесчеловечность, а также другие язвы и пороки общества социальной несправедливости.

Некоторые из собранных нами русских и нерусских преданий и легенд горняков Башкирии являются своеобразными художественными фольклорными произведениями, и историческая правда в них отчасти претворяется в правду художественную. Как правило, башкирские и русские варианты таких устных рассказов подвижны по содержанию и лишены, в отличие от сказок, устойчивой традиционной формы.

Исследователями фольклора (Л.Г.Бараг, М.Х.Мингажитдинов) замечено, что основные сюжетные типы башкирских сказок имеют значительно больше соответствий в русском, чем, скажем, в турецком (не говоря уже о долганском, шорском, якутском и др.) сказочном эпосе, несмотря на языковое родство с последний47. Если подобная близость имеет место в области сказок, то она еще сильнее и непосредственнее должна проявляться и проявляется в несказочной прозе двух народов, тем более в легендах, преданиях и устных рассказах русских и башкирских горнорабочих Кйсного Урала. Оторванность от культурных центров, своеобразные природно-климатические и социально-экономические условия края, куда власти ссылали неугодных им людей на вечную каторгу, где издавна переплелись корни и ветви представителей азиатских и европейских племен и. народностей, наконец, особая сфера быта и производства, где разнонациональные по составу рабочие коллективы издавна живут и трудятся в теснейшем контакте, общаясь друг с другом преимущественно на русском языке, - все это вместе взятое привело к усилению межэтнических связей в их фольклоре и нашло наиболее полное выражение в единых в своей сюжетной основе хроникатах, меморатах и фабулатах. Высказанные соображения убедительно подтверждаются и выводами Р.Р.Гельградта, который путем широких сопоставлений горняцкого фольклора народов европейских государств (немцев, австрийцев, англичан, французов, бельгийцев, венгров, поляков, чехов, словаков, восточных славян и др.) выявляет нескончаемый ряд повторяющихся мотивов и образов и объясняет их "общностью социальных факторов и единством процессов и закономерностей развития в разных странах фольклора вообще, устной словесности горняков в частности"48.

Таким образом, устные рассказы, распространенные на русском и башкирском языках, не поддаются четкому разграничению и отражают процесс взаимообогащения и сближения башкирской и русской национальных культур в условиях, когда снова интенсивный характер принимает обмен материальными и духовными богатствами между нациями. Более полное и целостное представление о фольклорной межэтни-

См.: Б а р а г Л. Г. Межнациональные отношения прозаических жанров фольклора народов СССР // Прозаические жанры фольклора народов СССР: Тезисы докладов на Всесоюзной научной конференции. - Минск, 1974. С. 57-71.

48 -р,

хельгардт Р. Р. Фантастические образы горняцких сказок и легенд // Русский фольклор: Материалы и исследования. Т. VI. -М.-Л.: Изд. АН СССР, 1961. С. 193-194.

ческой общности может дать ее типологическое, генетическое и исто-рико-контактное исследование на трех взаимосвязанных уровнях - сюжетном, образном и стилистическом.

В ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОЙ ГЛАВЕ рассматривается современное состояние традиций несказочной прозы горнозаводского Башкортостана и Южного Урала.

Традиции современного фольклора рабочих Урала и Башкортостана имеют почти трехсотлетнюю историю и уходят своими корнями в эпоху колонизации и интенсивного освоения края, открытия на его территории богатейших рудных месторождений и развернутого строительства приисков, шахт и горных заводов. За этот период он претерпел заметную эволюцию и, пройдя определенные стадии развития, временные и пространственные смещения, обогатился самобытными мотивами и образами, вобрал в себя современные акценты и стал не только значительным явлением, но и важным этапом поэтического творчества трудящихся масс. Основное его ядро составляют тематически и схжетно разветвленные, художественно не всегда равноценные легенды, предания и устные рассказы о давнем и недалеком прошлом горнозаводского Урала.

Широкое распространение, повсеместное бытование и большая популярность как среди самих рабочих, так и других слоев населения объясняются богатым и глубоким содержанием, выразительной системой образов и поэтическими особенностями произведений устной прозы горняков, а также прочно укоренившимися в народном поэтическом сознании их традициями. Традиционность - не только одна из неотъемлемых черт и "определяющих особенностей народного творчества и историко-фолыслорного процесса", но и "специфическая форма народной жизни, культуры и быта"43. Она обнаруживает себя в "типологической преемственности"50 "общих законов поэтического мышления""', в сохранении и творческом преобразовании основной общественно-бытовой функции и такой разновидности фольклора, как народная несказочная проза, воспринимаемой всеми как жизненно достоверное повествование, а также в ее проблематике и тематике, образной системе, сюжетных ситуациях и изобразительных средствах, благодаря чему достигается длительная плодотворная жизнь целых жанров. Под традиционностью следует понимать также способность фольклорных произведений создавать новые традиционные элементы на основе привычных, давно выработанных стилистических средств. Эта так называемая "актуализация традиций" является, как пишет чешский фольклорист Б.Бенеш, "косвенным свидетельством жизненности традиционного фольклора"52. Но при этом надо иметь в виду, что в постоянно развивающемся преемственном и варьируемом творчестве удерживаются только те новации, которые органично входят- в художественную природу и вживаются в его словесную ткань, словом, соответствуют традиции53. Все остальное оказывается искусственным привнесением и отторгается им как чужеродное тело. Традиция в фольклоре исключает и авторство , т. к. оно выходит за пределы его структуры и поэтики55.

Путилов Б. Н. Историко-фольхлорный процесс и эстетика фольклора // Проблемы фольклора. - М. : Наука, 1975. С. П.

50 Там же. с. 17.

Чистов К. В. Народные традиции и фольклор: Очерки теории. - Л.: Наука, 1986. С. 292-293.

В е n е ä В. Nekolik poznamek о soucasnem folkloru // Naro-dopisne aktuality. - Brno, 1965, № 1-2. S. 45.

См. : А н и к и н В. П. Теория фольклора: Курс лекций. - М, 1996. С. 10 (Далее: Д к и к и н В. П.).

54 См. : Там же. С. 40.

И хотя отдельные авторитетные и признанные исследователи преданий, как общенародных, так и рабочих, с мнением которых невозможно не считаться, утверждают, что "процессы, совершающиеся в них, не ведут к укреплению жанра", "они еще бытуют, но тенденций"56. .. и "перспектив для дальнейшего развития не обнаруживают"57, вопрос представляется нам несколько спорным и суждения этих ученых могут быть приняты лишь с известными оговорками. В целом не отрицая такой оценки современного состояния ведущего жанра народной несказочной прозы, необходимо все же отметить, что процесс этот совершается не столь однолинейно и не носит одностороннего и бесповоротного характера.

Угасание традиционных форм фольклора - явление повсеместное. Оно "идет сходным путем в рамках единых закономерностей, хотя ...неравномерно"58 и выражается в распаде отдельных жанровых особенностей, трансформации образов и некоторой модернизации стиля. Тем не менее это не исключает отдельных позитивных новаций и может сопровождаться в определенных условиях и благодаря свободе художественного воображения всплеском творческой энергии даже такого "обреченного" жанра устно-поэтического творчества, как предания. Именно подобной "непоследовательностью" своего развития отличаются прежде всего произведения несказочной прозы - и особенно - в обследованных нами районах, где до сегодняшнего дня довольно активно бытуют как общенародные (башкирские и русские), так и специфические рабочие легенды, предания и устные рассказы. Отличаясь исключительной подвижностью, изменчивостью и "чувствительностью" к событиям стремительно меняющейся жизни, они как бы обретают "второе дыхание" и плодотворно развиваются еще достаточно продолжительное время. Этому способствует и устность, признаваемая многими исследователями "реальным и важным критерием фольклорности определенной части современного народного творчества"59, его "особым эстетическим качеством"60, которое придает ему столь необходимую жизнестойкость. А это в свою очередь позволяет заключить: "разговоры об угасании фольклора объясняются неправильным, пониманием этого художественного явления"61. Такой вывод подтверждается в значительной степени и обобщенным в настоящей работе богатейшим "полевым" фольклорным материалом.

Записывая легенды, предания и другие устные рассказы, мы стремились изучать "на корню" те процессы, которые характеризуют особенности современного развития и значения их в народном быту. Нередко мы выезжаем по следам наших прежних экспедиций, то есть в те районы, которые были обследованы нами 10-15-20 лет назад. Такие поездки предпринимаются с целью выявления и сравнительного изучения новейшего состояния традиционных форм фольклора, а также опре-

ем. : Л и х а ч е в Д. с. Позтика древнерусской литературы. 3-е изд. - М., 1979. С. 237.

56 т.

кругляшова В. П. Традиционное и новое в преданиях Среднего Урала // Современное состояние народного творчества. - Л., 1970. С. 75.

Соколова В. К. Современное состояние исторических преданий // Там же. С. 23.

58 П у т и л о в Б. Н. С. 148.

Гусев В. Е. О критериях фольклорности современного народного творчества // Современный русский фольклор. - М.: Наука, 1966. С. 19.

Лазарев А. И. Старое и новое в фольклоре Южного Урала // Русский фольклор: Проблемы современного народного творчества. Т. IX. - М.-Л .-. Наука, 1964. С. 280.

"Лазарев А. И. Там же. С. 280.

деления характера происходящих в нем изменений и степени сохранности его в наши дни. Материалы последних лет дают наглядную картину живой поэтической традиции в одном из самобытнейших в экономическом и историко-этнографическом аспекте регионов России и убедительно показывают, что фольклор живет и развивается не изолированно, а в постоянном взаимодействии с другими проявлениями многогранного народного искусства. Они несут огромную ценность как незаменимый источник и благодатный материал для теоретических исследований в разных областях гуманитарных наук и как выражение народных чаяний, настроений, сильных и слабых сторон (ограниченности) народной психологии и народного мировоззрения и представляют нередко интерес своей художественной цельностью и выразительностью, поэтическим совершенством.

Интенсивное собирание и изучение постепенно забываемых местных народных легенд, преданий и других устных рассказов имеет неоценимое значение для фольклористики. Помимо непосредственной отдачи - пополнения фольклорных фондов и расширения и усиления научной базы исследовательских работ, - регулярно проводимые экспедиции способствуют созданию более совершенной или даже принципиально новой системы приемов и методов анализа накопленного материала. Отдавая предпочтение "конкретным разысканиям", а не "произвольной схематизации"62, В.П.Аникин пишет в связи с этим, что "реальные исследования могут помочь решить вопрос в ключе методики, отличающейся от той, которая была разработана в начале века". Тем более "сложившаяся "полевая" методика собирания и толкования фольклора", по мнению ученого, "не должна быть единственной"63.

Традиция в фольклоре основывается, как верно подмечено современными учеными, не на переработке художественного наследия предыдущих поколений, а на активном его заимствовании и бережном усвоении. Такая преемственность, характерная для протекающих в нем сложных творческих процессов, должна стать непреложным законом и для науки о народном творчестве. Разрабатывая новую теорию фольклора, необходимо учитывать и использовать, подчеркивает В.П.Аникин, прежние факты и классификационные схемы, взвешенно переосмысливать устоявшиеся научные взгляды и воззрения64. Настало время, продолжает исследователь, когда наука о фольклоре должна обрести самостоятельность. Это произойдет, когда она, преодолев применяемые ею принципы истории, этнографии, лингвистики и литературоведения (вспомним высказывания Б.Н.Путилова о бесперспективности сугубо литературоведческого подхода к историко-фольклорным процессам65), осмыслит свой предмет, выработает соответствующий метод, создаст собственную теорию. Но пока она далека от того совершенства и той полноты, благодаря которым может быть причислена к дисциплинам с хорошо отлаженным терминологическим аппаратом66.

Существенным пробелом современной фольклористики остается и то, что пока не завершена начатая К.В.Чистовым, В.К.Соколовой, Н.А.Криничной и др. работа по созданию "общей, пригодной в международном масштабе системы классификации... жанров народной неска-

62 А н и к и н В. П. С. 385.

63 Там же. С. 24.

64 См. : Там же. С. 26.

См.: Путилов Б. Н. Историко-фольклорный процесс и эстетика фольклора // Проблемы фольклора. - М.: Наука, 1975. С. 12.

66 См.: Аникин В. П. С. 27.

зочной устной прозы"67. Она затрудняется, прежде всего, недостаточностью собранного материала и слабой его изученностью. И только "при условии.., тщательного исторического и морфологического исследования ... основного корпуса преданий и легенд... можно осуществить подлинно научную классификацию этой группы жанров, жанровых разновидностей, сюжетов, сюжетных типов и циклов"66.

Изучение фольклора как особого типа современного народного искусства принципиально важно в практическом плане, поскольку привлекает внимание деятелей культурно-просветительной сферы к далеко еще. не исчерпавшей свои возможности форме массового изустного творчества и напоминает о необходимости учета некоторых специфических ее особенностей, недопустимости механического переноса на нее критериев других видов культуры. Не меньшую ценность представляет оно и в теоретическом отношении, так как помогает осмыслить разнообразие форм творческой деятельности народа и неразрывную преемственность конкретного жанра устного творчества со всем многообразием видов искусства вообще.

Рассматривая фольклорные тексты, записанные на башкирском и русском языках от башкирских и русских рассказчиков, мы стремились обратить внимание ка малоизученную фольклористами взаимосвязь башкирской и русской народной прозы. Остается сравнительно слабо изученным также влияние традиционной крестьянской поэзии на рабочий фольклор и, можно сказать, вовсе не тронутым обратное воздействие последнего на крестьянское или общенародное поэтическое творчество. Между тем известно, что горнозаводской фольклор бытовал и развивался не только среди старателей и золотоискателей, горняков и металлургов, а также других категорий рабочих. Имеется немало свидетельств, которые убеждают нас, что самобытная поэзия рабочих находила значительное распространение и среди крестьян. В большинстве случаев это объясняется тем, что основная масса работных людей состояла из крестьян-отходников, которым'подолгу приходилось жить и трудиться вместе с кадровыми рабочими золотодобывающей и горнорудной промышленности. И впоследствии состав рабочих постоянно пополнялся за счет выходцев из их среды, так что между двумя классами общества всегда существовали самые тесные и разносторонние контакты, в результате которых взаимообмен духовными ценностями становился совершенно неизбежным. А это естественно предполагает взаимодействие и взаимопроникновение фольклорных традиций и более или менее заметное влияние рабочей поэзии на крестьянскую.

Первостепенная проблема фольклористики - максимально способствовать творческому развитию всех лучших традиций, созданных художественным гением народа. В дальнейшем должен быть расширен объект изучения, привлечены исследователи из других областей знаний, специалисты разных профессий: этнографы, литературоведы, лингвисты, историки и социологи. Общей их задачей является собирание и изучение фольклора отдельных народов и малочисленных народностей многонациональных республик, краев и областей, что соответствует требованию Заключительного акта европейского совещания на высшем уровне в Хельсинки (август 1975 г.) о необходимости содействия "вкладу, который национальные меньшинства или религиозные культуры могут вносить в сотрудничество между государствами-участниками".

Померанцева Э. В. Жанровые особенности русских бы-личек // История, культура, фольклор и этнография славянских народов. -М.: Наука, 1968. С. 279.

Чистов К. В. О сюжетном составе русских народных преданий и легенд (Методологические вопросы) // История, культура, фольклор и этнография-славянских народов. - М-: Наука, 1968. С. 335.

Основное содержание диссертации отражено в следующих публикациях:

1. Предания о башкирском восстании 1755 года // Народ и революция в литературе и устном творчестве. - Уфа, 1967. С. 253-268.

2. Горняцкие легенды Башкирии II Эпические жанры устного народного творчества. - Уфа, 1969. С. 19-53.

3. О взаимодействии повествовательного фольклора башкирских и русских горнорабочих современной Башкирии // Расцвет, сближение и взаимообогащение культур народов СССР: Материалы межвузовской научной конференции "Расцвет и сближение наций в СССР" 3-5 марта 1969 г. Вып. 2. - Уфа, 1970. С. 167-175.

4. О современном состоянии традиций устной повествовательной прозы горнорабочей Башкирии // Современное состояние народного творчества: Программа конференции и тезисы докладов. - Л., 1970. С. 100.

5. Башкирские и русские предания о заводской колонизации Южного Урала // Русско-башкирские литературные и фольклорные связи. - Уфа, 1972. С. 192-203.

6. Отражение заводской колонизации Башкирии Х"У1И-Х1Х вв. в народных преданиях // Проблемы фольклористики, истории литературы и методики ее преподавания: Материалы XI научной конференции литературоведов Поволжья. - Куйбышев, 1972. С. 17-19.

7. Традиционные устные рассказы сплавщиков горной Башкирии // О традициях и новаторстве в литературе и устном народном творчестве. Вып. 2. - Уфа, 1972. С. 55-64.

8. Легенды и предания о природе и давнем прошлом Башкирии II Материалы и исследования по фольклору Башкирии и Урала. Вып. 1. -Уфа, 1974. С. 116-130.

9. Отражение условий труда и быта горнорабочих Башкирии в преданиях и других устных рассказах // Сов. этнография. 1974. №1. С. 119-124.

10. Предания о Салавате Юлаеве // Материалы и исследования по фольклору Башкирии и Урала. Вып. 1. - Уфа, 1974. С. 144-171.

11. Устные рассказы о золоте и приисковой жизни // Фольклор народов РСФСР. Межвузовский науч. сб. Вып. 1. - Уфа, 1974. С. 183193.

12. Жизнь и труд горнорабочих дореволюционной Башкирии в преданиях и устных рассказах // Третьи Бирюковские чтения: Тезисы докладов. - Челябинск, 1975. С. 22-23.

13. Золото в башкирских сказках и горняцких легендах // Фольклор народов РСФСР: Межнациональные связи и национальное своеобразие. Вып. 2. - Уфа, 1975. С. 68-72.

14. Образы Хозяина и Хозяйки подземных богатств в фольклоре Башкирии (по современным записям) // Писатель и время. Вып. 1. -Ульяновск, 1975. С. 238-240.

15. Образы Хозяина и Хозяйки подземных богатств в фольклоре горняков Башкирии // Фольклор Урала: Народная проза. - Свердловск,

1976. С. 31-41.

16. Жанр предания в башкирском фольклоре // Четвертые Бирюковские чтения: Тезисы докладов. - Челябинск, 1977. С. 52-54.

17. Предания Мечетлинского и Янаульского районов Башкирии // Фольклор народов РСФСР: Межвузовский науч. сб. Вып. 4. - Уфа,

1977. С. 111-120.

18. Устные рассказы о первооткрывателях рудных месторождений и труде горнорабочих Башкирии // Фольклор народов РСФСР: Межвузовский науч. сб. - Вып. 5. Уфа, 1978. С. 38-44.

19. Мотивы башкирского фольклора в сказах П.П.Бажова // Фольклор народов РСФСР: Межвузовский науч. сб. Вып. 6. - Уфа, 1979. С. 74-81.

20. Предания деревни Ильчино Учалинского района ЕАССР // Все-союзн. сессия по итогам полевых этнографических и антропологических исследований 1978-1979гг.: Тезисы докладов. - Уфа, 1980. С. 171-172.

21. Предания о Крестьянской войне 1773-1775 годов, записанные в деревне Ильчино Учалинского района // Фольклор народов РСФСР: Межвузовский науч. сб. Вып. 8. - Уфа, 1981. С. 74-78.

22. Образ быка в легендах башкирских горнорабочих // Фольклор народов РСФСР: Межвузовский науч. сб. Вып. 10. - Уфа, 1983. С. 6065.

23. Предания о присоединении Башкирии к Русскому государству //"Фольклор народов РСФСР: Межвузовский науч. сб. Вып. 12. - Уфа, 1985. С. 87-92.

24. Предания о боевом содружестве русских и башкир // Фольклор народов РСФСР: Межвузовский науч. сб. Вып. 13. - Уфа, 1986. С. 130-135.

25. Башкирские легенды и предания о героических исполинах // Фольклор народов РСФСР: Межвузовский науч. сб. Вып. 15. - Уфа, 1988. С. 156-160.

26. Устная несказочная проза горнозаводской Башкирии: Программа спецкурса. - Уфа, 1989. 36 с.

27. Башкирские легенды и предания о героических женщинах // Фольклор народов РСФСР: Современное состояние фольклорных традиций и их взаимодействие / Межвузовский науч. сб. Вып. 17. - Уфа, 1990. С. 130-134.

28. Образы великанов-богатырей в несказочной прозе // Восьмые Бирюковские чтения: Тезисы докладов. - Челябинск, 1990. С. 289291.

29. Башкирские и русские предания и легенды о курганах Башкирии // Фольклор народов России: Межвузовский науч. сб. Вып. 19. -Уфа, 1992. С. 78-83.

30. Традиционная устная проза Южного Урала // Россия и Восток: Проблемы взаимодействия. Тезисы докладов. Ч. III. - Челябинск, 1995. С. 89-91.

31. Русские и башкирские горняцкие легенды Южного Урала // Фольклор народов России: Межвузовский науч. сб. Вып. 21. - Уфа, 1995. С. 5-31.

32. Несказочная проза горнозаводского Башкортостана и Южного Урала. - Уфа, 1996. 11 п.л.

33. Легенды о курганах Башкортостана // Живая память: Крае-ведч. сборник. - Уфа, 1997. С. 181-190.

34. Образы Хозяев подземных сокровищ в фольклоре горнорабочих России и Запада // Языки и литературы народов Башкортостана в евразийском диалоге культур: Материалы региональной научно-теоретической конференции (май 1997г.). - Уфа, 1997. С. 150-151.

35. Культ быка в мифах // Соотечественник: Научно-популярный

и литературно-художественный журнал на башк., русск. и англ. яз. - Уфа, 1997. № 9. С. 175-178.

36. Русские и башкирские исторические предания // Фольклор народов России: Межвузовский науч. сб. Вып. 23. - Уфа, 1997. С. 76-99.

37.Золото в русских и башкирских сказках и горняцких легендах // Соотечественник: Научно-популярный и литературно-

художественный журнал на башк., русск. и англ. яз. Уфа, 1998. № 3. С. 150-154.

38. Мотив происхождения земли и земных богатств в эпосе "Урал-батыр" // Тюркология накануне XXI века: Материалы международного конгресса тюркологов (10-13 июня 1997г.). - Уфа, 1998. 0,6 п.л. (в печати).

39.Легенды и предания о рудознатцах и первооткрывателях рудных месторождений Урала // Материалы Уральской межрегиональной конференции, посвященной 70-летию профессора А.И.Лазарева. - Челябинск, 1998. (в печати). 0,6 п.л.

40.Устная история башкирского народа: Легенды и предания. -Уфа, 1998. 12 п.Л. (в печати).

Кроме того, в разных изданиях, включая журналы "Вопросы литературы", "Советская тюркология" и энциклопедию "Башкортостан", автором опубликовано более 40 статей, тезисов и рецензий (общим объемом около 20 п.л.) по проблемам современного состояния фольклора и фольклористики в республике, изучения русских и башкирских преданий и легенд в их межэтнических связях и взаимоотношениях. Также им напечатаны программы и учебно-методические пособия и указания по общим и специальным курсам и семинарам, по фольклорной практике и индивидуальной собирательской работе студентов Башкирского университета.

 

Текст диссертации на тему "Несказочная проза горнозаводского Башкортостана и Южного Урала"



/ , «¡У ■ ; . , , ' ,

•Р'

Министерство общего и профессионального образования Российской Федерации

Башкирский государственный университет

На правах рукописи

АХМЕТ11ГИН Борис Гайсеевич

НЕСКАЗОЧНАЯ ПРОЗА ГОРНОЗАВОДСКОГО БАШКОРТОСТАНА И ЮЖНОГО УРАЛА

10.01.09 - фольклористика

Диссертация на соискание ученой степени доктора филологических наук

Научный консультант: ^ - ' доктор филологических наук

л - ' \ - ч профессор В. П. Аникин

/

^ . С

Уфа 1998

С ОДЕРЖАН И Е

Введение

Фольклор рабочих России и история его изучения....................................4

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ИСТОРИЧЕСКОЕ ПРОШЛОЕ ГОРНОЗАВОДСКОГО БАШКОРТОСТАНА И ЮЖНОГО УРАЛА

В НЕСКАЗОЧНОЙ ПРОЗЕ

Глава первая

Легенды и предания о природных богатствах и давнем прошлом края .48

Глава вторая Предания и устные рассказы о промышленном освоении

башкирских земель....................................................................................62

Глава третья

Предания о начале башкирского восстания 1755 года..............................92

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ЗЕМЕЛЬНЫЕ БОГАТСТВА, ИХ ХОЗЯЕВА И ДОБЫТЧИКИ

В УСТНОЙ ПРОЗЕ

Глава первая

Золото в русских и башкирских сказках и горняцких легендах............124

Глава вторая Культ быка в мифах народов мира

и легендах и быличках приисковых рабочих Башкортостана................135

Глава третья

Основные мотивы и образы горняцких легенд.......................................145

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

РЕАЛИСТИЧЕСКАЯ НЕСКАЗОЧНАЯ ПРОЗА О ЖИЗНИ И ТРУДЕ ГОРНОРАБОЧИХ

Глава первая

Предания о первооткрывателях рудных месторождений.......................208

Глава вторая

Предания и устные рассказы о труде и быте горнорабочих..................229

Глава третья

Традиционные устные рассказы сплавщиков..........................................263

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

МЕЖЭТНИЧЕСКИЕ СВЯЗИ НЕСКАЗОЧНОЙ ПРОЗЫ ГОРНОЗАВОДСКОГО БАШКОРТОСТАНА И ЮЖНОГО УРАЛА

Глава первая

Башкирские и русские легенды и предания о курганах.........................291

Глава вторая

Башкирский фольклор в сказах Павла Бажова.......................................315

Глава третья Особенности взаимодействия несказочной прозы

русских и башкирских горнорабочих......................................................327

Заключение

Современное состояние несказочной прозы

горнозаводского Башкортостана и Южного Урала................................339

Список использованной литературы...................................................352

Известно, с давних годов башкиры с русскими при одном деле на заводах стояли, на рудниках да на приисках рядом колотились. При таком положении немудрено, что люди и песней, и сказкой, да и кровями перепутались.

П. П. Бажов.

ВВЕДЕНИЕ

ФОЛЬКЛОР РАБОЧИХ РОССИИ И ИСТОРИЯ ЕГО ИЗУЧЕНИЯ

Фольклор как особая сфера духовной жизни и специфическая форма отражения действительности обладает огромными возможностями, служит источником познания художественных, философских, социальных и исторических воззрений народа, несет отголоски его миросозерцания с самых отдаленных времен до наших дней. Одним из важнейших достижений общенародной культуры и устного искусства слова является творческая деятельность масс, связанная с историческим периодом возникновения и становления рабочего класса.

Истоки рабочего фольклора Урала, колыбели промышленного пролетариата России, куда большей частью своей территории примыкает и Башкортостан, восходят к середине XVIII века, когда уральские работные люди "в домне и кузнях работали, и в курене дрова рубили, и уголь в кучах для домны сидели, и хлеб сами сеяли", а "весной всех мужиков... барки с чугуном сплавлять"1 гоняли. Это еще с тех времен сохранилась рабочая песня:

4

Так мы жили - поживали... На рудниках работали,

Летом сеяли, пахали, У кричных печей стояли,

А холодною зимой И железо сготовляли,

Лес возили строевой. А на барках отправляли2.

Феодально-крепостнический период в России, особенно в XVII и XVIII вв., характеризовался множественностью социальных прослоек как в крестьянской, так и в рабочей среде. Рабочие кадры этой эпохи в значительной мере формируются из крестьян. На помещичьих фабриках работали крепостные вотчинные, для купеческих фабрик специально прикупались посессионные, к казенным промышленным предприятиям приписывались государственные крестьяне.

На уральских горных заводах основным источником пополнения рабочих кадров "оставались не крестьяне (как это было в других промышленных районах России), а местное горнозаводское население, которое представляло собой особое замкнутое сословие... с устойчивой общностью бытового и хозяйственного уклада (клочок земли, личное подворье), материальной и духовной культуры"3. На вспомогательных, т.е. "подзаводских" или конных работах (заготовка, доставка и перевозка топлива, руды и других грузов, строительные и ремонтные подряды)4, большей частью имевших сезонный характер, были заняты сначала приписные крестьяне, затем выделившиеся из них "непременные работники", а также крепостные крестьяне, купленные или переведенные заводовладельцами из их вотчин на Урал5. Кроме того, на горнозаводских работах широко применялся принудительный труд кабальных холопов, ссыльных и каторжан, различных категорий бездомных и беспаспортных людей.

Более подробную характеристику состава рабочих кадров горных заводов мы находим в монографии А.С.Черкасовой "Мастеровые и работные люди Урала в XVIII в." (М.: Наука, 1985). Среди них

выделяются, кроме приписных и крепостных крестьян, которые составляли главный источник формирования рабочей силы горнозаводских предприятий, вольные, пришлые, переселенцы, гулящие и беглые тяглые люди.

Рабочие уральских горных заводов, рудников и приисков и в пореформенную эпоху были в большинстве своем связаны с сельским хозяйством. После того как многие старинные уральские медеплавильные, железоделательные, чугунолитейные заводы и рудники были закрыты - одни во второй половине XIX, другие в XX вв., -вчерашние их рабочие стали заниматься лесными промыслами или исключительно сельским хозяйством. Тем не менее в бывших заводских, рудничных и приисковых поселках продолжают бытовать традиционные песни и предания, связанные со специфическим характером труда в разных отраслях горнозаводского производства.

Издавна значительную часть русского и нерусского населения горных районов Южного Урала, в частности Башкирии, составляют лесные рабочие. Естественно поэтому песенный и прозаический фольклор таких горнозаводских и горняцких районов, как, например, Белорецкий, Баймакский, Учалинский, Хайбуллинский, Абзе-лиловский, обследованный при нашем участии в последние три десятилетия фольклорными экспедициями Башгосуниверситета, имея прямое отношение к рабочему устному творчеству, не является "чисто рабочим" и не отличается монолитностью своего состава. Однако исследователями устного творчества рабочих такой фольклорный материал не должен и не может игнорироваться.

Поэзия пролетарских масс привлекает внимание исследователей и передовой общественности еще в 60-е годы XIX века, но рассматривается в общем русле поэтического наследия русского народа и не выделяется в особый раздел фольклористики. Официальная дореволюционная наука безоговорочно отрицала какую-либо художе-

ственную значимость рабочего фольклора, считая его выражением социальной болезни общества, ущербным проявлением традиционной крестьянской поэзии. Она связывала его с появлением типов городской бедноты, жалких по виду и моральному убожеству, обвиняла в безнравственности, проповеди ослабления родительской власти и свободы в отношениях полов. Реакционно настроенные ученые усматривали в нем как и в "блатных" песнях и низкопробных частушках деклассированных элементов (обитателей ночлежек, завсегдатаев кабаков и трактиров, уголовников, бывших заключенных и др.) только порчу этических норм и эстетических ценностей подлинной народной словесности. Так, В.О.Михневич видел в фольклоре фабрик и заводов деэстетизацию народного языка, И.Я.Львов и Д.И.Успенский с негодованием говорили о вытеснении старой русской песни антихудожественными произведениями, проникнутыми духом трактирно-городской "цивилизации"6. В результате фольклор рабочих записывался лишь отдельными демократически настроенными лицами, да и то от случая к случаю, и он оказался фактически вне круга интересов науки.

Хотя в творчестве рабочих выработались определенные идейно-художественные ценности, новые мотивы и образы, своеобразно ярко выразившиеся в их песнях и устных рассказах, легендах и преданиях, изучение его как проблемы, имеющей бесспорное научное значение, началось у нас только в конце 20-х годов. Причем до недавнего времени собирателями и исследователями существенное внимание уделялось в основном песенному творчеству русских рабочих дореформенной и послереформенной поры7. В этом же ключе следует рассматривать изданную сравнительно недавно монографию О. Б. Алексеевой "Устная поэзия русских рабочих: Дореволюционный период" (Л.: Наука, 1971). В ней дан весьма обстоятельный аналитический обзор истории развития устной поэзии рус-

ских рабочих - преимущественно песенной (и в основном крестьянской, заметим в скобках) - и изучения ее за последнее столетие. При этом автор довольно широко использует не только фольклорные и научные источники, но и художественно-очерковую литературу (произведения Ф.Решетникова, Г.Успенского, Д.Мамина-Сибиряка, П.Мельникова-Печерского, Вас.Немировича-Данченко, П.Падучева, Г.Белорецкого (Ларионова) и др.), и это позволяет ей сделать вывод о том, что "художественное народознание оказалось (в обращении к поэзии рабочих Урала. - Б.А.)... впереди фольклористики", "функции которой приняла на себя художественная литература"8.

Среди множества позитивных идей представляется важным еще одно положение О.Б.Алексеевой. Вопреки утверждениям ряда исследователей о серьезном и устойчивом внимании и интересе (пусть даже негативном) отечественной фольклористики к устному творчеству рабочих9, автор доказывает, что она (фольклористика. -Б.А.) "не располагала достаточными записями произведений рабочего фольклора"10, о нем "упоминалось между прочим", и он стал "предметом специального изучения"11 лишь после Октября12. Не случайно поэтому, говоря о современном состоянии науки о рабочем фольклоре, автор справедливо сетует на то, что он "недостаточно изучен", "не совсем благополучно обстоит дело с организацией его собирания и публикацией" и что здесь "необходимо продолжить опыт 20-х годов, когда рабочая тема в фольклористике была одной из главных, первоочередных", и поездки фольклористов в промышленные районы "приравнивались к экспедициям на Русский Север за эпосом"13. Но уже ряд сборников песен и устных рассказов рабочих Урала, Сибири, Донбасса и других областей России, которые стали издаваться, начиная со второй половины 30-х годов и которым были предпосланы добротные вступительные статьи, - а некоторые из них имели и исследовательские разделы, - представляют интерес

как попытка первоначального научного анализа и теоретического обобщения столь самобытных, но тогда еще мало кому известных фольклорных источников14. Ценные наблюдения над характером репертуара, устойчивым кругом образов, сочетающих реальное с фантастическим, и условиями бытования преданий и легенд русских алтайских рабочих имеются, например, во вступительной статье А.А.Мисюрева к составленному им сборнику "Легенды и были: Фольклор старых горнорабочих Сибири" /Новосибирск, 1940/.

Благодаря сборникам В.П.Бирюкова, Е.М.Блиновой, А.В.Гуревича, И.С.Зайцева, А.В.Ионова, А.А.Мисюрева и своеобразно отразившим сюжеты, отдельные мотивы и образы местного рабочего фольклора сказам П.П.Бажова, М.Х.Кочнева и некоторых других началась научная разработка проблем пролетарской поэзии, стало возможным создание специальных трудов об особенностях и судьбах поныне бытующих традиционных жанров устной прозы горнозаводских рабочих разных географических районов России.

Теоретически обоснованная обобщающая характеристика образной системы горняцких легенд на основе сопоставления русского и зарубежного фольклорного материала и отчасти фольклора народов Сибири и Урала впервые дана в работах Р.Р.Гельгардта, опубликованных в 1958-1965 гг. Вместе с тем автор, выясняя вопрос о специфике рабочего фольклора, прослеживает связи горняцких легенд с древним народным творчеством, уделяет особое внимание их сти-лю15.

Как отмечает А.М.Астахова в обзорной статье "Литература по русскому фольклору за 1960-1965 годы", теперь "значительное внимание уделяется специфике рабочего фольклора и отдельных его видов... Вообще изучение рабочего фольклора заметно усилилось"16 не только у нас, но и на Западе, чему в немалой степени способствовали создание Международного общества по изучению народных

рассказов (МОИНР, 1959), организация его конференций и конгрессов в Антверпене, Киле, Будапеште, Афинах, Либлице, издание их трудов, учреждение в 1957 году специального журнала "Fabula", редактором которого стал крупный немецкий ученый Курт Ранке. Кроме того, проблемы рабочего фольклора обсуждались на симпозиуме по рабочей песне в Либлице /Чехословакия, 1961/, на IV Международном конгрессе славистов /София, 1964/, на VII Международном конгрессе антропологических и этнографических наук /Москва, 1964/. Один из симпозиумов конгресса был посвящен рабочей песне. Нельзя не отметить также безусловно положительного значения для исследователей основных жанров фольклора рабочих принятой в 1963 году на Совещании по несказочной прозе (Sagenkomission) в Будапеште схемы, которая может послужить основой международной классификации преданий и легенд.

В 1963 году в г. Свердловске состоялась организованная Научным советом по фольклористике при ОЛЯ АН СССР, Институтом русской литературы (Пушкинский дом) АН СССР и Уральским университетом Всесоюзная конференция по рабочему фольклору. Об этой встрече большого числа ведущих фольклористов страны, чьи выступления вызвали плодотворную творческую дискуссию, тогда же поместил содержательную информацию журнал "Советская этнография" (1963, № 4). Позднее многие прочитанные на этой конференции доклады и сообщения были переработаны авторами в законченные статьи и опубликованы в сборнике "Устная поэзия рабочих России" (М.-Л.:Наука,1965). Его отличает значительная широта тематического диапазона и глубина раскрытия исследуемых проблем. В частности, в нем намечаются основные направления изучения рабочего фольклора, прослеживается история его развития, рассматриваются местные традиции и очаги, а также специфика бытования отдельных жанров в наиболее развитых промышленных центрах

России. Должное внимание уделено в сборнике соотношению фольклорного, полуфольклорного и нефольклорного явлений в культурном наследии рабочих, вопросам поэтики и эстетической ценности художественного творчества пролетариата. Эти материалы способствовали уточнению путей исследования фольклора рабочих и положили начало изданию регулярно выпускаемого Уральским университетом межвузовского научного сборника "Фольклор Урала", в котором преимущественное внимание уделяется традиционному и современному устному творчеству населения горнозаводских районов края.

В статье В.К.Соколовой "Советская фольклористика к 50-летию Октября" наряду с интересными сравнительными исследованиями Р.Р.Гельгардта отмечаются как заметное достижение современной фольклористики работы В.П.Кругляшовой и А.И.Лазарева об уральских рабочих преданиях и о рабочем фольклоре в целом.

Спустя почти двадцать лет автор вновь обратилась к проблеме изучения рабочих преданий и с удовлетворением констатировала: "Рабочая несказочная проза, прежде всего предания, в последнее время собирается и изучается на Урале особенно интенсивно. Достаточно отметить систематическую собирательскую работу, проводимую Уральским и Башкирским государственными университетами, периодически издающиеся сборники материалов и исследований, монографии и статьи В.П.Кругляшовой, Л.Г.Барага, специальную работу о специфике уральских рабочих преданий А.И.Лазарева и др."17. К этому основательно выверенному наблюдению присоединяется и существенно дополняет его Н.С.Полищук, приложившая (совместно с В.Ю.Крупянской, О.Р.Будиной, Н.В.Юхневой) немало усилий к комплексному исследованию жизни, труда, быта, материальной и духовной культуры, а также устно-поэтического творчества рабочих Урала. В своей небольшой, но содержательной статье

она пишет: "Систематическое собирание и изучение рабочего фольклора на протяжении многих десятилетий ведется только на Урале. В остальных промышленных центрах, причем не во всех, он привлекал внимание фольклористов, главным образом, во второй половине 1920-х и особенно в 1930-е годы, когда стала создаваться "История фабрик и заводов". В последующие годы собирание рабочего фольклора, преимущественно дореволюционного, всюду, кроме Урала, велось пер�