автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.03
диссертация на тему: Бразильская литература XX века: проблема становления национальной традиции

Полный текст автореферата диссертации по теме "Бразильская литература XX века: проблема становления национальной традиции"

На правах р> коппсп

НАДЪЯРНЫХ МАРИЯ ФЕДОРОВНА

БРАЗИЛЬСКАЯ ЛИТЕРАТУРА XX ВЕКА. ПРОБЛЕМА СТАНОВЛЕНИЯ НАЦИОНАЛЬНОЙ ТРАДИЦИИ.

Специальность 10 01 03 - литератора народов стран зарубежья (литературы Америки)

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических паук

Москва 2007

003177645

Работа выполнена в отделе литератур Европы и Америки новейшего времени Института мировой литературы им А М Горького РАН

Научный руководитель доктор филологических наук

В Б Земсков

Официальные оппоненты доктор исторических наук

Я Г Шемякин кандидат филологических наук Н А Богомолова

Ведущая организация

Московский Государственный университет им М В Ломоносова, филологический факультет, кафедра истории зарубежной литературы

Защита состоится 25 декабря 2007 г в 15 00 на заседании диссертационного совета Д 002 209 01 при Институте мировой литературы им А М Горького РАН по адресу 121069, г Москва, ул Поварская, д 25а

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института мировой литературы им А М Горького РАН

Автореферат разослан «<Сл» А-Х 2007 г

Ученый секретарь диссертационного' /. совета,

кандидат филологических наук Т В Кудрявцева

Общая характеристика работы

Предмет и актуальность исследования. Диссертация посвящена проблеме становления национальной традиции в бразильской литературе XX века Проблема традиции является приоритетной для бразильского сознания XX в , выступая в органической одновременности освоения национального наследия с формированием новых культурных ценностей В диалектическом взаимодействии основных художественных сил современности, в динамике художественного процесса структурируется целостный, многомерный образ национального культурного прошлого XX век справедливо считается особым этапом в развитии всех литератур Латинской Америки Это время, когда словесность континента «обнаруживает тенденцию структурирования в самостоятельную систему, которая функционирует на основе собственных закономерностей и порождает собственные смыслы» 1 Кристаллизация латиноамериканских художественных смыслов осуществляется в многоплановом взаимодействии национальных латиноамериканских литератур с мировой и собственной историко-культурной и художественной традицией Познавая собственные корни, вопрошая о собственной самобытности, латиноамериканская литература творит новый образ мира, создавая новые линии взаимосвязей и взаимозависимостей в мировом культурном пространстве, превращаясь в объект художественного подражания и пристального исследовательского внимания

Изучение становления национальных художественных традиций является одним из самых важных аспектов современной латиноамериканистики На литературной карте континента бразильская литература представляет особый мир, обладает рядом отличий, возникших на специфической языковой, исторической, этнической, социальной основе Но именно в силу историко-культурной, языковой выделенное™, бразильская словесность может служить своего рода моделью, позволяющей прояснить ряд существенных особенностей художественного процесса в Латинской Америке Сказанное в полной мере относится к проблеме становления национальных традиций Исследование бразильской специфики осмысления традиции, изучение функции национального наследия в литературе XX в позволяет воссоздать целостную картину ее современного развития и существенно расширить понимание механизмов латиноамериканского цивилизационно-культурного самоопределения, того, как «из хаоса различных звуков рождалась постепенно симфония духа латиноамериканских народов»2 Бразильская модель взаимодействия современного художественного сознания и традиции, отношение к феномену традиции в данной национальной культуре вписывается в диалектику мирового культурного процесса XX столетия, когда «концепция традиции оказалась очень

1 Земсков В Б Литературный процесс в Латинской Америке XX век и теоретические итоги// История литератур Латинской Америки Кн 4 XX век 20-90-е годы Ч 1 - М ИМЛИ РАН 2004 С 27

2 Шемякин Я Г Латинская Америка традиции и современность - М Наука 1987 С 182 ^

сложной, неоднозначной и изменчивой»1 Это определило полемическое отношение и к феномену, и к категории «традиции», подчас воспринимавшихся в сугубо негативном контексте И в настоящее время различные ракурсы проблемы традиции остаются предметом пристального внимания всего комплекса гуманитарных наук, полем мировоззренческих противостояний анализ проблемы становления национальной традиции в Бразилии способствует выявлению ценностно-смысловых функций традиции в современной культуре

Цель работы - создание целостного представления о бразильской литературе XX века в контексте исследования становления национальной традиции В задачи диссертации входит анализ художественной динамики, обнаружение системообразующих ориентиров и идейно-художественных комплексов, создание типологии моделей восприятия и воссоздания национального наследия в современной литературе, изучение генезиса новых традиций На основе систематизации художественного процесса предпринимается попытка уточнения периодизации бразильской литературы обозначенного периода

Основным объектом исследования является творчество крупнейших бразильских авторов прошлого столетия М де Андраде, Ж де Лимы, О де Андраде, М Бандейры, К Друммонда де Андраде,, Ж Кабрала де Мело Нето, Ж Линса ду Регу, Г Рамоса, К Пены, К Лиспектор, А Фильо и др Специальное внимание уделяется философской антропологии Ж Фрейре и Д Рибейро, творчеству Ж Гимараинса Розы и Ж Амаду

Методология исследования сочетает сравнительно-исторический подход к рассматриваемым явлениям с комплексным многоуровневым типологическим исследованием и основывается на отечественной концепции латиноамериканской культуры «История литератур Латинской Америки» (Т 1-5 М Наука - ИМЛИ РАН, 1985-2005), сб Iberica Americans (Научный совет по истории мировой культуры РАН 1991, 1994, 1997, 2003), труды Ю Н Гирина, В Б Земскова, А Ф Кофмана, В Н Кутейщиковой, И А Тертерян, Я Г Шемякина и др

Научная новизна Данная работа представляет собой первый опыт комплексного исследования бразильской литературы XX века в контексте проблемы становления национальной традиции В отечественной науке крупномасштабный анализ культурных процессов в Бразилии предпринимался только в сфере искусствознания В Л Хайт «Искусство Бразилии История и современность» (1989) Представительным опытом исследования бразильской литературы прошлого столетия является работа И А Тертерян «Бразильский роман XX века» (1965), посвященная развитию реализма в первой половине прошлого столетия В статьях той же исследовательницы, как и в отдельных работах иных отечественных латиноамериканистов и бразильянистов (Е Н Васиной, Ю Н Гирина, Е В Огневой, Н С Константиновой, Б Ю Субичуса и др ) затрагивались различные аспекты развития бразильской литературы, но не предпринималось попыток целостного обобщения художественных тенденций интересующего нас периода В то же время различные ракурсы проблемы

1 Стеценко Е А Концепция традиции в литературе XX века // Художественные ориентиры зарубежной литературы XX века - М ИМЛИ РАН 2002 С 49

традиции в культуре Латинской Америке остаются неизменным предметом анализа отечественных и зарубежных специалистов, в зарубежной бразильянистике вопрос национальной традиции до сих пор является предметом острой полемики

Научная и практическая ценность диссертации обусловлена возможностью применения ее основных положений в общих и специальных курсах по истории мировой литературы, истории литератур Латинской Америки, при последующем осмыслении общих тенденций развития литературы XX столетия Опыт данного исследования представляется полезным для изучения и систематизации основных течений и направлений литературы прошлого века в их взаимодействии и в соотношении с проблемой традиции и новаторства

Апробация работы. В ходе работы над диссертацией были подготовлены главы для «Истории литератур Латинской Америки» «Литература Бразилии» (История литератур Латинской Америки Кн 4 XX век 20-90 годы Часть вторая - М , Наследие, 2004, 6,7 п л ), «Жоржи Амаду» (История литератур Латинской Америки Кн 5 Очерки творчества писателей XX века - М , Наследие, 2005 , 2,7 п л ), «Жоан Гимараинс Роза» (История литератур Латинской Америки Кн 5, 1,9 п л) Основные положения диссертации нашли отражение в статьях, опубликованных в научных журналах и сборниках Материалы исследования излагались в докладах на международных, всероссийских и иных конференциях, среди них «Документ и воображение в формировании образа Нового Света К 500-летию со дня смерти Христофора Колумба» (ИМЛИ РАН, май 2006), «Интертекстуальность в культуре авангарда Цитация и пародирование» (РГГУ-ИМЛИ РАН, июнь 2006 г ), «Антропологический подход в изучении драматургии и зрелищных искусств» (ИМЛИ РАН, апрель 2007), «Литература и медиа меняющийся облик читателя» (МГУ, октябрь 2007)

Структура исследования Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и избранной библиографии

Основное содержание работы

В первой главе «Бразильский модернизм* история и поэтика»

исследуется становление (1910-е - 1922 гг) и основные идейно-художественные ориентиры модернистской художественной системы (1922-1945), рассматривается творчество М де Андраде, О де Андраде, Ж де Лимы, К Друммонда де Андраде, М Бандейры и др Бразильский модернизм отличается от испано-американского модернизма рубежа Х1Х-ХХ вв, от европейского и североамериканского модернизма XX в Это самобытное явление, типологически сходное с латиноамериканскими авангардными течениями первой трети XX столетия, хотя и не укладывающееся полностью в авангардную парадигму

Становление модернизма происходит под воздействием различных авангардных программ в существенной переоценке современной национальной культуры Бразильская художественная словесность, историческая, философская, эстетическая и политологическая мысль начала XX в являли собой противостояние взаимоисключающих оценок судьбы человека и мира Бразилии На рубеже Х1Х-ХХ вв (в философских трудах Т Баррето, в исследованиях Ж Капистрано ди Абреу, в литературной историографии С Ромеро, в творчестве Р Помпейи, Ж М Машадо де Ассиза, А Лима Баррето и др) наметилось понимание национальной сущности как неопределенной, незавершенной В начале XX в эта точка зрения стала общепринятой, превратившись в концептуальный центр национальной самокритики ' Экономическим основанием самокритики было непреодолимое противостояние прогресса и традиции, феодальных и капиталистических тенденций, но причины экономического и общекультурного кризиса усматривались в ущербности национального характера Особенности национального характера рассматривались в связи с проблемой этно-расового взаимодействия - метисации Болезненный вопрос о ее перспективах был вынесен в центр романа Ж да Граса Араньи «Ханаан» (1902) и очерков Э. да Куньи «Сертаны» (1902), объединенных восприятием метисации как соединения несоединимого, столкновения крайностей варварства и культуры в «человеке бразильском» Модернизм угл>бляет исходное понятие противоречивости национальных смыслов, выстраивая на их основе собственную концепцию национального своеобразия

Знакомство Бразилии с европейским авангардом — в виде футуризма -начинается в негативно-критическом контексте в 1909 г Три года спустя О де Андраде, вернувшись из Европы, представляет иной образ футуризма -теоретической и практической модели противостояния нормативности Еще через год футуристическая модель дополняется экспрессионистской в марте 1913 г в Сан-Пауло проходит первая выставка «неакадемической» живописи Л Сегала, в 1914 году примитивистские и экспрессионистские картины выставляет А Малфатти Дальнейшее становление модернизма определялось в деятельности двух групп, возникших в Сан-Пауло (О де Андраде, М де Андраде, А Малфатти, Л Сегал, В Брешерет и др) и Рио-де-Жанейро (М Бандейра, Р де Карвальо, Э Вила-Лобос, С Буарке де Оланда, Р Коуто, Г де Алмейда) Критикуя избыточный традиционализм национальной культуры, модернисты акцентируют внимание на культурной самостоятельности бразильца Путь к ней видится в разрушении устоявшихся норм, в художественной свободе, в сближении языка литературы с бразильской речевой нормой В 1910-е гг обобщающим названием для новых тенденций является футуризм На рубеже 1910-20-х гг начинается полемика с футуристической оценкой и образом современного бразильского искусства Реальная схожесть модернистской программы и художественного творчества с итальянским футуризмом была весьма относительной Бразильский модернизм ориентировался на обобщенное восприятие новейших школ кубистско-футуристские тенденции соседствовали с элементами экспрессионизма, дадаизма и сюрреализма

1 Моггага Ье^е О О сага!ег пастпа! Ьгак1|е|го $ао Раи1о 1983 Р 207-208

Демонстрацией новой поэтики и эстетики в живописи, скульптуре, архитектуре и литературе стала Неделя современного искусства («Semana de arte moderna»), которая дала название движению - «модернизм» (от moderno -современный) Неделя прошла с 11 по 18 февраля 1922 года в рамках празднования столетия Независимости Бразилии В Муниципальном Театре Сан-Пауло прошли выставки живописи (А Малфатти, И да Коста Феррейра, Ж Ф де Алмейда Прадо, М Рибейро, В до Pero Монтейро, 3 Айта), скульптуры (В Брешерет, В Нерберг), архитектурных проектов (А Мойя, Ж Пржирембел), звучала новая музыка (Э Вила-Лобос, К Гуарниери, Г Новайс) Новый литературный образ Бразилии явился в поэме «Галлюцинирующая Паулисейя» М де Андраде, в стихах Р Коуто, П Салгадо, А Барбозы, в отрывках из романа О де Андраде «Приговоренные» Апологии новаторства была посвящена «концептуальная» часть «То, что происходит сегодня, - это не возрождение искусства, которого нет, это - потрясающее рождение искусства в Бразилии», -заявил Ж да Граса Аранья («Эстетическая эмоция в современном искусстве»)'

Концепция «истинно бразильского искусства» соотносилась с программой «Нового открытия Бразилии» «Под Бразилией, лежащей на поверхности, была другая, неведомая Бразилия, которую еще предстояло открыть Надо было спуститься к подлинным истокам, чтобы познать эту глубинную, удивительную страну с рождающейся душой»,2 - писал Р Бопп Модернисты много ездят по стране, совмещая пропаганду принципов нового искусства с погружением в бразильскую «подлинность», начинается новое открытие культурной традиции барочной архитектуры и скульптуры, фольклора Приобщение к традиции непосредственно влияет на развитие современных искусств, в архитектуре возникает ясно выраженная архаизирующая тенденция (тн неоколониальный стиль), в музыке доминирует неофольклоризм, фольклорные жанры, мифология негров и индейцев входят в литературу С модернистской точки зрения в тех неустойчивых образованиях, которые именуются Бразилией и Бразильцем, неразделимо переплетены «культура» в ее традиционалистском понимании и «варварство» Недостаточность национального самообоснования состоит в том, что культурный компонент постоянно заслоняет «варварство» В результате культурная часть развития человека и мира бразильских оказывается зримой и известной, а «варварская» история и современность остается нераскрытой Модернизм формировался в контексте нормативизма, идеологами которого индейская, негритянская, народная бразильская культура (речь, быт, фольклор, религиозность и пр) вычленялись из собственно культурного пространства или переносились на его периферию Модернисты стремятся уравновесить центр и периферию, перетолковывая устоявшуюся и развивающуюся в первой трети XX в европейскую традицию апологии архаики На бразильской почве эти идеи приобретают отчетливые этнокультурные ориентиры автохтонно-индейский и афро-бразильский Концепт «варварства» понимается модернистами и в расширительно-метафорическом

1 Aranha Graga J P da A emo^áo estetica na arte moderna // Vanguarda europeia e modernismo biasileiro Coord Mendon?aT G - Petropolis 1983 P 286

2 Bopp R Movimentos modernistas no Brasil - Rio de Janeiro 1966 P 20

значении, включающем все стороны глубинной, потаенной стороны национального самоосуществления, которые освещаются, открываются, материализуются в новой поэзии Это и бразильская «интраистория» сборника «Бразильская древесина» О де Андраде, и «варварские» мелочи быта, как обозначают их Р де Карвальо - «Вся Америка», «Наивные игры» (1926), К Друммонд де Андраде - «Кое-какие стихи» (1925-1930, опубл 1930), М Бандейра - «Сбивчивый ритм» (1924), и внутренняя (этническая) многосоставность, многомерность человека бразильского, воссоздаваемого Г де Алмейдой - «Мое», «Раса» (1925), К Рикардо - «Зелено-желтых мужей воспою» (1925), «Пойдем, попугаев половим » (1926) Это и «варварская» стихия «бразильского» разговорного языка, впервые в истории национальной словесности ставшего предметом любования и принятого в качестве языка поэзии

Модернистская литература стремилась не только к проявлению скрытого «варварского» образа мира, но к построению обобщенной модели, включающей как «варварство», так и «культуру», соединяющей генетически, темпорально и пространственно разрозненные элементы человека и мира Бразилии Собирание элементов, фрагментов проявляется в специфической «полифонии», в соединении вариантов речевой реальности Литературная языковая норма намеренно сталкивается с разговорным и просторечным «варварством» Сталкиваются и соединяются уже созданные отрывки «образов мира» народная песня, сказка, сонет, колониальные «Хроники» открытия Бразилии, содержащие в себе фрагменты бразильской многосоставной культурной памяти Конкретные принципы воплощения этой многосоставности выразились в «полифонической поэтике» М де Андраде, изложенной в манифестах «Интереснейшее предисловие» (1922), «Рабыня, но не Изаура» (1922, опубл в 1925) «Интереснейшее предисловие» предваряло фрагментаризованную поэму-коллаж «Галлюцинирующая Паулисейя» («РаиЬсёт с1е8уа1гас1а»), определяя способ создания образа города Сан-Пауло Полифония, по Андраде, - это противоречивая гармония, принцип взаимоналожения точек зрения и пространственно-временных перспектив, метафорического соединения несоединимого1 Сущность «города» и модели его воссоздания заявлены в многозначном португальском слове «с1е5уа1гаг» (галлюцинировать, сходить с ума, разыгрывать) Галлюцинирующая поэтика («дезвайризм» ((квуатвто) -«галлюцинизм» - «изм», пародиный по отношению к авангардистскому измотворчеству), заявленная в Предисловии, включала обращение к свободному стиху со сложной системой внутренних рифм, аллитераций и ассонансов, смешение архаической и разговорной лексики, использование футуристических «свободных слов» Текст поэмы дробится на отдельные реплики-высказывания, противоречиво толкующие об одном и том же предмете, показующемся как бы в различных ракурсах, с разных словесно объективированных точек зрения Художественный мир Андраде - «Ромб цвета хаки», 1926, «Клан Жабути», 1927, «Конец бедам» 1930 и др - весь оформляется в противоборстве дискретности и континуальности, фрагментаризованная видимая реальность противополагается

1 Andrade М de Pauliceia des\atrada Prefacio interessantisstmo//Andrade М de Poesías completas Sao Paulo 1970 P 22-24

принципиально недостижимой целостности бытия Драматизм индивидуации бразильца состоит, по Андраде, в том, что выделившись из устоявшегося культурного континуума, отграничив бразильский мир от европейского, он определил для себя, что такое «чужое», но еще не нашел определения «своему», оказавшись наедине с бесконечностью неясных смыслов Андраде преображает неясность в «многоголосие», многозначность Сталкивая полюса «варварства» и «культуры», «ада» и «рая», «дня» и «ночи», он выявляет бесконечность становления/разрушения, возрождения/умирания бразильского мира, единственным обобщенным образом которого оказывается карнавал

Фрагментарно-коллажный образ национального мира выстраивается в нативистском примитивизме О де Андраде (в нем различимы «фрагменты» футуризма, кубизма, экспрессионизма) В его видении «новое открытие Бразилии» приобретает телесно-метафорический характер, гротескно-абсурдный, пародийный облик В пародиях О де Андраде возрождается характерная для архаических первоистоков жанра одновременность осмеяния / прославления, пародируемого объекта в перспективе создания его искаженного смехового двойника Впервые принцип пародийной деформации - дифамации-апологии -был реализован в «Бразильской древесине» Поэт перемонтировал первые хроники освоения Бразилии, проявляя в них карнавализованно-игровое начало Открывали сборник фрагменты текста письма Перо Васа де Каминьи королю Дону Мануэлу об открытии Бразилии, сопровожденные следующими маргиналиями «Открытие», «Дикари», «Первый танец», «Девушки со станции» Последний фрагмент воспроизводил впечатление португальцев от обнаженных индеанок 1 Карнавально-абсурдный мир «Бразильской древесины» шокировал бразильских читателей Возникла волна негативной реакции, сборник был осужден за излишнюю европеизированность, за абсурдистско-игровое отношение к проблеме и смыслу национальной истории и современности

В ходе полемики в 1926 г оформилась программа группы «вердеамарелизма» («желто-зеленые», цвета бразильского флага), преобразованной в 1927 г в движение «Анта» («Тапир» - тотем индейцев тупи), апеллировавшего к восстановлению должного отношения к национальному, к мистике, к скрытой индейской силе Организаторы движения (К Рикардо, М дель Пикчья, К Мота Фильо, П Салгадо) рассуждают о «варварстве» и «культуре», о незавершенности национального характера, но противопоставляют идее разобщенности программу национального величия, основанную на кровной памяти о предках, на «великом и миролюбивом бразильском католицизме» 2 Апология национального величия вызывает полусерьезную - полупародийную реакцию О де Андраде в 1928 г он публикует «Манифест антропофагии» (по названию, но не по содержанию перекликавшийся с «Каннибальским манифестом» Пикабиа) Отставивая идею бразильской самонедостаточности, поэт изобретает гротескно-телесную модель поглощения, освоения и переваривания «чужих» источников внутри естества «своей» культуры, акцентируя внимание на необходимости не осознания, но переживания «чужого»

' Andrade O de Poesías reunidas - Rio de Janeiro 1978 P 80

2 Salgado P O significado da Anta // Brasil 1 tempo modernista - Sao Paulo 1972 P 284-288

как «своего» Одновременно создается «Журнал Антропофагов» (О де Андраде, Р Бопп, А де Алкантара Машадо), открытый широкому спектру мнений на его страницах печатаются «желто-зеленые», регионалисты (Ж Америко де Алмейда), негристы (А Феррейра). неокатолики (А Ф Шмидт) и др

На рубеже 20-30-х гг выявляется все большее расслоение модернистских программ Кроме «Анты» выделяется неокатолическая тенденция, принципы которой формулирует недавний пропагандист модернизма А Аморозо Лима С 1928 г он разрабатывает концепцию «самоидентификации в католичестве», рисует картину гармоничной метисации под знаком общей веры («Границы евгеники», «Новая родина», 1929), развивает эстетическую и идеологическую критику модернизма С конца 20-х гг религиозная тематика доминирует в творчестве ряда поэтов, переходящих от модернизма к католическому универсализму (А Ф Шмидт, М Мендес, В де Морайс, С Мейрелес, Ж де Лима), основанному на христианской топике, символизме, иберийской мистике ХУ1-ХУП вв

«Новое открытие Бразилии» в конце 20-х гг смещается в сторону своеобразного «варварского» традиционализма к определению этнокультурных корней в воссоздании этнических тем - индеанистской и негристской Реконструкция индейского образа мира осуществляется на основе научных источников в обращении к этнографическим и антропологическим данным Индейское мироощущение предстает не в его самоценности, а в качестве ментальной подосновы бразильского этнотипа, как существенная грань национального характера, поданного в его становлении, в контексте освоения мира Архаика и современность Бразилии соединялись в поэме «Мартин Серере или Бразилия детей, поэтов и героев» К Рикардо (1928), вернувшегося к романтической мифологизации этнического происхождения человека бразильского Архаику воссоздавал Р Бопп - «Змей Норато» (1928, опубл в 1931 г), проникая в смысл «географии в становлении» В поэме герой душит змея, погружается в «упругий шелк его шкуры», превращается в архаическую рептилию, сливается с Амазонкой «Змей» Боппа типологически сходен с большинством героев модернистской литературы Парадигма «нового открытия» Бразилии предопределяпа трансформацию героя, его превращение в «иного» Завязка в романизированно-фрагментарных модернистских сборниках и поэмах всегда заключается в метаморфозе, которую претерпевает человек или мир Таково превращение героя в Арлекина а затем в Орфея в «Безумной Паулисейе» М де Андраде, оживление игрушечного мира в стихотворении «Мир невозможного ребенка» Ж де Лимы - «Стихи» (1927), смена масок-образов в первых стихах сборников К Друммонда де Андраде - «Кое-какие стихи» (1925-1930,опубл 1930)

Архаика — это одна из граней «мира в становлении» Мифоэпическая стилистика меняется на низовую фольклорную, переходит в пародию Хроник освоения Бразилии, в современную поэтическую образность Вновь восстанавливается во всей серьезности творимого в поэме космогонического и культурологического мифа В фигуре «змея» возобновляется множество традиционных метафорических смыслов «змея» - метафора «реки», «река» -

метафора «времени» В передвижении героя - змеи - реки восстанавливается пространственно-временное и культурное единство бразильского мира Мифопоэтическая серьезность перебивается гротеском и пародией в романе-рапсодии М де Андраде «Макунаима» (1928), связанном с раблезианской традицией, первом в бразильской литературе опыте воспроизведения структуры мифопоэтического сознания в расплывчато-первозданной форме нарождающихся слов — неологизмов Взаимодействие неологизмов, архаизмов, паремий, цитат из легенд и колониальных Реляций организует карнавально-смеховой образ национальной жизни, объединяя лабиринты природы и города, историю (реальную и легендарную), фольклор, народную мудрость и интеллектуальную глупость, поверья, суеверия, эротику «Мальчик-муж» Макунаима — «герой, не имеющий характера», соединяет в себе черты архаического культурного героя и трикстера «Черный-пречерный», безобразный, он родится от индеанки и злого духа афро-бразильских верований Эшу Он наделен непомерной ленью (даже говорить он не желает, потому что «лень»), гигантской силой и полным отсутствием иммунитета Тело Макунаимы, гротескно соотносимое с миром Бразилии, бесконечно подвергается всевозможным недугам Особое значение имеет эпизод посещения героем макумбы Афро-бразильская макумба, ритуал соединения с духом, впервые был подробно описан в бразильской литературе, причем «причащение» литературы культу обыгрывалось введением в роман в качестве участников мистического действа Р Боппа, М Бандейры, О де Андраде

При исследовании этнических линий выявляется функция первых текстов колониальной словесности в произведениях М де Андраде, Р Боппа, О де Андраде и др Рассматривается связь модернистского индеанизма и фольклоризма с национальным романтизмом, анализируются романтические истоки формирования идеи анормальной «нормы», проблема языкового воплощения самобытности Этнические темы модернизма могут рассматриваться как отдельные «голоса» бразильской симфонии, которую стремились создать модернисты Культурная обособленность индейского, как и афрро-бразильского мира, ич антропологическая, психологическая «инаковость» выявлялась при соположении с иными культурными мирами Бразилии Отдельные стихотворения негристской или индеанистской тематики, включенные в модернистские сборники, превращаются в знаки проникновения к глубинным, бытийным уровням Таков смысл негритянской темы в творчестве Ж де Лимы Лима восстанавливает мудрую наивность детского видения мира, христианские мотивы трактуются с позиций нарочитой простоты францисканства В образе младенца-Христа запечатлен дух народной латиноамериканской веры, мистерия Рождества становится знаком будущей гармонии Нового мира В негристской поэзии -«Баия всех святых», «Шанго» (сб «Стихи», 1927), «Негритянка Фуло» (1927), сб «Четыре негритянские поэмы» (1937), «Негритянские стихи», (опубл в 1947) Лима совмещает поэтическую и фольклорную точки зрения, воспроизводит танцевальные ритмы, воссоздает магию афро-бразильских культов, вписывает эстетическую ценность негритянского мира в целостную концепцию прекрасного («Черная рабыня», «Купание негритянок») Истина негритянского мира (мифа)

таится под «грязью обыденности» («В грязном мокамбо Четыре Угла») Погружение в «быт» обязательно для соединения с сущностью

Поиск сущности непосредственно соединялся с поиском нового языка, тождественного миру Бразилии Поиск языка, характерный для всех модернистов приобретал культурологическое значение в творчестве М Бандейры и К Друммонда де Андраде Поэтика М Бандейры - «Сбивчивый ритм» (1924), «Распущенность» (1930) сочетает авангардистский эпатаж с лирической медитацией, обращение к стилистике лубка с диалогическим возрождением традиционных жанров - баллады, рондо, редондильи) Его главные герои -клоуны, шуты, безумцы, алкоголики - способны разрушить норму видения, освободить мир от условностей, сделать его безусловно-самобытным Все они -заново открытые архетипы, принадлежащие особому культурному универсуму Лирический шут Бандейры родственен шутам Шекспира («Поэтика») Герои драматизированной лирики К Друммонда де Андраде - это переосмысленные традиционные персонажи Сборник «Кое-какие стихи» (1925-1930, опубл 1930) выстраивается в выборе собственного образа (голоса) «путником», открывающим мир Бразилии Первыми являются («Стихотворение семи ликов») - отщепенец-бунтарь и пародийный, псевдоэпический гаушо (гаушо - погонщик-скотовод юга Бразилии - с эпохи романтизма был символом бразильской самобытности) Возникает ребенок-Робинзон, погруженный в патриархальную меланхолию острова-фазенды («Детство»), самоуничижается в слове бразилец-поэт («А также я был бразильцем») Новые герои входят в многосоставность героя—«странника», празднующего рождение нового мира («Рождество») Галерею дополнят поэт, пытающийся восстановить смысл мира и слова, ребенок-мудрец, отшельник-страдалец Персонажи знают о собственной незавершенности, но стремятся к неуловимой сущности мира, поиск которой тождествен теме творчества, поэта и поэзии В творчестве модернистов формируется новое понимание «неопределенности» или «противоречивости» бразильской «сущности» Ее невозможно восстановить, но можно явить в динамике развертывания художественного текста, становящегося аналогом пути к первоначалу, самобытию мира Знак неопределенности Бразилии и форма ее проявления - это специфическое культурное многоязычие, которое модернисты стремятся обнажить или изобрести там, где его не было Идея неполноты национального мира компенсируется собиранием его многоязычного пространства, ритуализованной игрой с наслаивающимися смыслами, созданием подвижно-открытой жанровой формы поэтического сборника

В заключении к главе рассматривается периодизация модернизма В эволюции модернистской системы выявляются два этапа 1922-1928 гг и 19281945 гг На первом этапе определяются основные ориентиры модернизма, формируются принципы поэтики Второй этап характеризуются дифференциацией модернистских программ («Антропофагия» - «Анта»), нарастанием традиционалистских тенденций в модернизме, выраженных в индеанизме и негризме, возрождением традиционалистской католической поэзии, на которую переориентируется ряд авторов-модернистов, изменением общего контекста национальной культуры, связанного с эволюцией регионализма В

момент непосредственной эволюции модернистской системы (1922-1945 гг) модернизм воспринимался в связи с поэтикой эксперимента, формальными поисками Концептуальная новизна модернизма осознается с середины 1950-х гг , когда модернизму отводится доминирующая роль в литературном процессе, унифицирующая диалектику взаимодействия модернизма с иными национальными художественными тенденциями, самой значительной из которых является регионалистская

Во второй главе «Новый регионализм и северо-восточный роман» показано становление нового регионализма, исследуется философская антропология Ж Фрейре, анализируются особенности поэтики СевероВосточного романа Регионализм - программа художественного, философского осмысления отдельных областей Бразилии возникает в 50-е гг XIX в , проходит в своем развитии романтический (1850-1870) и критический (1870-1900) этапы На рубеже веков регионализм вписывается в общую систему национальной самокритики Региональные типы перестают быть предметом художественной идеализации, характерной для романтизма, осмысляются в перспективе негативного отношения к этно-расовому смешению

Регионалистская тематика и проблематика были заново заявлены на Бразильском регионалистском конгрессе (1926, г Ресифе), организацию которого возглавлял Ж Фрейре, обосновавший принципы познания «региона» и «традиции» Региональное мироощущение выступало как исток национального В отличие от модернизма, регионализм был ориентирован на непрерывность культурной традиции реализованной в «постоянстве быта» и постоянстве темы Пафос объективного исследования динамики национальной специфики в ее региональном аспекте организует научное и художественное творчество Жилберто Фрейре, сформировавшего концепцию метисного характера бразильской культуры, выдвинувшего ряд метафорических оппозиций, характеризующих бразильскую самобытность («Континент», «Остров», «Архипелаг»), обосновавшего особенности «тропической» культуры В художественно-философском контексте 1930-х гг особое значение имела книга Ж Фрейре «Господский дом и барак рабов» (1933), посвященная становлению и функционированию поместно-патриархального хозяйства в Бразилии На протяжении трех столетий оно занимало центральное место в социально-политической системе страны, было традиционалистской основой социума Исследование Фрейре начинается с раннего этапа колонизации В колониальный период в Бразилии разразилась «катастрофа», в результате которой три этноса-участника пережили шок культурной дезинтеграции В наибольшей степени пострадала индейская культура При столкновении с культурой колонизаторов она «утратила способность к самостроительству, потеряла свой внутренний ритм, внутренний смысл» 1 Подавление индейской культуры, «смертельно раненной» в процессе колонизации, наделило бразильскую культуру комплексами вины и жертвенности Негритянская культура, сохраняя бытовые основы, превратившись в культуру рабов, пережила период социальной инфериоризации, ставшей константой национального характера Динамика противоречий и конфликтов

1 Ргеуге в Саза-Огапёе е 5епга1а - Кю с1е ]апсио 1981 Р 108

13

исторического развития воплотилась в многомерной и конфликтно-противоречивой культурной личности бразильца

Особое значение в формировании национального характера имела бинарная структура поместного хозяйства взаимодействие «господского дома» и «барака рабов» Бразильское своеобразие, по Фрейре, сформировано не столько выдающимися личностями, сколько системой семьи, коллективом Зачатки семейной коллективности были заложены первыми индейско-португальскими браками и закреплены системой патриархального землевладения, сконцентрированной в отграниченное™ и сосуществовании «господского» и «рабского» Реальная граница между двумя домами дополнялась их взаимной проницаемостью, особой эротической связанностью, бытовой, насущной необходимостью постоянного разрешения конфликтных ситуаций Защищая идею гармоничного сосуществования хозяев и рабов, Фрейре приходит к идеализации патриархальности как системы, уравновешивающей противоречия Примерам жестокого обращения с рабами, противополагаются образцы человечности и мягкости, хозяйственной доброты в отношении негров Национальная психология, по Фрейре, - это духовное воспроизведение бинарной структуры колониального поместья «Сила и возможности бразильской культуры состоят в богатстве уравновешенных противоречий» 1 Психологическое сосуществование бывшего хозяина и бывшего раба в современном бразильце, с точки зрения исследователя, основано не на вражде (как в североамериканце), а на содружестве, эволюция национального характера должна стать развитием обеих его составляющих Идеализируя картину расово-кулътурного сосуществования, Фрейре впервые в бразильской общественной мысли отстаивал идею полного исторического и сущностного равенства культур чернокожих и белых жителей Бразилии

В то же время Фрейре акцентировал внимание на распаде патриархальной системы, который привел бразильский социум в состояние катастрофической переходности, критической незавершенности Исследуя стабилизирующие и дестабилизирующие социокультурные факторы, Фрейре выдвигает оппозицию «Континента» и «Острова» (1942) В процессе колонизации не было осуществлено последовательного освоения новой территории, возникали «острова» приложения культурных усилий - отдельные города, иезуитские коллежии, большие энженьо (сахарные плантации и заводы) Дальнейшее развитие бразильской культуры шло по той же «островной» модели «Острова» культуры собирались в подобие культурного архипелага, из которого вырос огромный «остров-континент», именуемый Бразилия Противоположность «Континента» и «Острова» или континентального и островного чувства являются, по Фрейре, архетипической оппозицией национального сознания, в соответствии с которой выстраивается национальная картина мира Континентальное чувство связано с характерной для всей Латинской Америки тягой к «вольному», широкому, неосвоенному пространству, с героическим, романтическим, авантюрным духом первопроходцев Континентальность характеризуется психологической разбросанностью, подвижностью, сочетает

1 Ргеуге в Са5а-(лгап<1е е БепгаЬ - Яю ¿е Далеко 1981 Р 335

14

внутренний динамизм и стремление к целостности Идеальное значение Континента соотносится Фрейре с понятиями границы, окончательности, достижения полноты своего «Я» Континент синонимичен горизонтали, простору, протяженности, соответствует американизму («атепсашсккк»), связан с инициативой и прогрессом В то же время континентапьность означает унифицированность и стандартизацию Человек «континентальный» не имеет «корней», теряет свою индивидуальность и свое прошюе во временном потоке «Островную» парадигму характеризуют глубина, плотность, насыщенность, связность жизненного ритма, сохранение ценностей культур-прародительниц (индейской, европейской, африканской) Социально «остров» соответствует семейной оседлости «Островитянин» как культурный тип тяготеет к архаике «Островное» мироощущение — источник поэтической глубины, фольклорной насыщенности, культурной самобытности, романтического, живописного Оно дает индивидууму бытийные ценности, именно с ним связан традиционализм, персоналистекое, регионалистское начало Бразилия — архипелаг в культурном, социальном, антропологическом отношении Для национальной культуры континент и остров являются таким противоречием, которое Бразилия либо сможет согласовать и уравновесить либо окажется в состоянии внутренней, психологической, культурной «гражданской войны»

Работы Фрейре стали концептуальной основой многих художественных феноменов бразильской культуры, первым из которых была регионалистская проза 30-40-х гг, наиболее значительно представленная в северо-восточном романе

Северо-Восток Бразилии осознавался представителями новой школы романа (Р Кейрос, Ж Амаду, Ж Лин сом ду Регу, Г Рамосом и др) как прекрасное «живое» собрание традиционных культурных ценностей и как воплощение социально-экономических проблем Бразилии, совершенный образ несовершенного общества, трагический символ страны в целом Северовосточный роман развивался в переломное для страны время с 1930 г у власти стоит Ж Варгас, усиливаются тоталитарные тенденции В 1937 г устанавливается буржуазно-националистическая диктатура («Новое государство»), сочетавшая репрессивную политику с программой оздоровления национальной экономики Ускоренное развитие, коснувшееся крупных городов Бразилии, не затронуло Северо-восточную область, погруженную в трагедию полусредневекового существования, в голод, нищету и бесправие Большинство северо-восточных романистов принадлежало к левой оппозиции Писателей связывало не только единство художественных интересов, но и дружба, поддерживавшая их в кризисные для Бразилии годы Их творчество объединял пафос объективности, стремление воссоздать реальную картину быта и нравов Северо-Востока, соединить литературность и документальность в отражении различных сторон специфической северо-восточной историко-социалыюй «ситуации» Идеологическое начало, публицистически выраженная позиция автора, объективность не были самодовлеющими Художественная система северо-восточного романа приобрела двойственный символико-реалистический характер В развитии символического плана особое место заняли темы природы,

патриархальности, трансформации «почвенного» человека, непосредственно соотносимые с проблемой традиции, осмыслявшейся во взаимоналожении социокультурной (распад поместного хозяйства) и теллурической перспектив

Анализ современных произведений предваряется обзором регионалистской прозы XIX в, выявляется генезис элементов образа мира (дом, дерево у дома, пустыня, кентавр, метис, сертанец, беженец и т д), вошедших в символико-мифопоэтическую структуру романов XX в

Развитие новой регионалисткой прозы началось с романа участника Регионалистского конгресса Ж Америко де Алмейды «Отбросы» (1928) Книга Алмейды обличала прогнившую систему землевладения, в которой автор видел причину бедственного положения Северо-Востока Все пороки системы были персонифицированы в фигуре Дагоберто - «старого хозяина», безграмотного жестокого «варвара» В образе его сына Лусио критически обобщалась бездеятельная позиция нового поколения интеллектуалов, отстранившихся от насущных проблем региона На глубинном уровне романа историческая конкретика преображалась в миф Мифопоэтические смыслы концентрируются в именах героев Дагоберто и Лусио - варианты одного имени (мифа), связанного с амбивалентной световой символикой Дагоберто - из древнегерманского Dag -день, berht -блестящий, сверкающий, Лусио - от латинского lux - свет В литературно-мифопоэтической перспективе и отец, и сын должны были бы выполнять гармонизирующую мироустроительную функцию Хозяева земли в романтической парадигме - это патриархи, хранители и просветители мира Но традиционный смысл земле-владения - органической привязанность к земле утрачен, изъят из романа Алмейды Для Дагоберто земля - это объект эксплуатации, источник наживы, а Лусио утратил чувственное отношение к миру, земля не ощущается им как неотъемлемая часть его самого Разрыв с землей актуализирует в обоих героях негативный, «адский» смысл света они превращаются в разрушителей мира Мистика земли воплощается в образе беженки Соледаде, нашедшей приют в поместье Дагоберто Но старый хозяин насилует ее, а младший сначала влюбляется, а затем бросает, узнав, кто надругался над девушкой Изнасилование и несостоявшаяся любовь подтверждают мотив разрыва хозяев с землей Дагоберто может обладать землей только в акте насилия, а наметившаяся связь между землей и новым отчужденным «землевладельцем» неосуществима Имя Соледаде в контексте имен Дагоберто и Лусио обладает своим «световым» смыслом, распадаясь на две части, оно обозначает утопическое утраченное состояние мира - «Золотой век» (Sol - солнце, edade - возраст, век, архаическая форма современного португальского idade)

Соледаде полностью сливается со страдающей землей В романе систематически выделяется особая тоска героини по сертану Покинув его, Соледаде как будто и не живет вовсе, но чувствует, что внутри у нее есть не поддающееся анализу, целостное ощущение «тоска-сертан» («saudadesertäo») Соледаде (soledade) - одиночество, тоска, «saudade» - (от того же латинского sólitas) - тоска, печаль Во внутреннем чувстве героини обозначен глубинный смысл национального бытия Слово «saudadesertäo» распадается на три слова

saudade - тоска, ser - быть, tao - так Начало незавершенного определения «тоска быть так » Окончательный смысл не проговаривается, оставляя мир без определения в незавершенном протекании неназванной бытийности

В романе Р де Кейрос «Пятнадцатый» (1930) патриархальный мир, напротив, противостоит стихии Тематически роман смыкается с «циклом засух» Непосредственный Реальное бедствие (засуха 1915 г), воссозданное в реалистической, документальной манере, превращается в символ то безликая, то наделяемая омертвевшим лицом-маской засуха воплощает «адскую» сущность Бразилии и, одновременно, идею испытания, организующую сюжет романа Идея испытания, связанная с символикой крестного пути, имеет специфически национальный смысловой оттенок испытания человека бразильского на верность своему миру Роман строится на оппозиции верность/предательство, раскрываемой в судьбе и образах героев типичных и символичных одновременно Тип крестьянина-переселенца («беженца») воплощен в образе Шико Бенто Кейрос окружает его жертвенным ореолом, но вменяет ему в вину бегство из родного мира-дома Подчеркивая простодушную и открытую причастность героя к миру сертанов, с которым он связан любовно и страдательно, писательница обостряет разрушительный смысл его ухода из родных мест Шико Бенто противопоставлен в романе идеальный патриарх-землевладелец Висенте («Побеждающий») Патриархальный мир - гармоничное отражение природного мира в социуме - соотносится с идеей традиции, противостоящей стихии Висенте уподобляется дереву жуазейро, сакральному центру мира сертанов, символу его стойкости Образ землевладельца метафорически связывается с благой стихией, оплодотворяющей мир, с истинной свободой - верностью земле

Герои Г Рамоса изъяты из этой системы традиционных ценностей романы «Каэте» (1925-1928, опубл 1932), «Сан Бернардо» (1932, опубл 1934), «Тоска» (1936), «Иссушенные жизни» (1937, опубл 1938) Рамос акцентирует внимание на проблеме влияния среды, на темах смерти, страданий, одиночества, личной ущербности Мотив безуспешного стремления к бытийной прочности, идея невосстановимой национальной традиции соединяется в творчестве Рамоса с мотивами невозможности самореализации, недоступного прошлого Характер национального самосознания определен в названии романа «Каэте» Так называют индейцев соответствующего племени и заросли колючего кустарника Природный лабиринт соответствует блужданиям национальной мысли, природа первична и лепит человека по своему образу и подобию Процесс порабощения человека землей предстает в романе «Сан Бернардо» в контексте типологической темы преступления Герой никого не убивает, но способствует смерти бывшего хозяина поместья, доводит до самоубийства жену, уничтожает личность в себе В романе «Тоска» теме преступления придается сюжетоорганизующий характер Тоска - это неспособность к самоопределению, невозможность восстановления прошлого Повествование строится на сбивчивом, полубредовом потоке сознания героя Луиса да Силвы, в смешении картин детства (в пространстве поместья), ненависти и жалости к окружающим людям и к самому себе, в наплывах звериной ревности (в книге постоянны мотивы звероподобия, герой и его окружение сравниваются то с крысами, то с муравьями) Поток сознания - знак

деперсонализации героя Пытаясь определить себя, найти то, что соответствует его истинной сущности, герой идет на преступление Он полагает, что нашел себя в убийстве, но образ убийцы теряет однозначность Да Силва не может понять, кто в нем проявился в качестве преступника разбойник-кангасейро, сверхчеловек или недочеловек-зверь

В романе «Иссушенные жизни», посвященном трагедии засух Северо-Востока, собираются основные темы и мотивы сертанизма рока, голода, бездомности, смерти и возрождения природы, звероподобия, обнажения земной и человеческой плоти жестокой силой засухи, единства человека и мира в страдании Единство этой символической системы соотносится с народной картиной мира В романе постоянно звучат мотивы потребности в самовыражении и неспособности к нему Герои по существу погружены в молчание, их редкие реплики отрывисты и неуклюжи Отсутствие собственного слова мучительно, в своей немоте Фабиано ощущает одно из проявлений жестокой судьбы Слова, кажущиеся героям оболочкой, заслоняющей истину мира, противопоставляются молчаливому языку тела, как и внутренней речи героя Она строится на ритуальном повторе одних и тех же образов, на самоотождествлении с природным миром, на неизбывной мечте о лучшей доли, в надежде на которую герои выходят из сертана Вскользь упомянутая в конце романа «неведомая земля», придает финалу книги смысловую двойственность Этот топос в бразильской литературе является традиционным символом недостижимой сущности

Динамика образной системы северо-восточного романа наиболее полно предстает в эволюции художественного мира Ж Линса ду Регу от «Цикла сахарного тростника» (1932-1936) к роману «Мертвый огонь» (1943) Концептуальной основой романов «Цикла сахарного тростника» служила теория Ж Фрейре Панорамное воссоздание жизни «сахарного района» сочетается с автобиографизмом, социальный критицизм - с костумбристско-фольклорными зарисовками народных праздников, с идеализацией патриархальных нравов Плантация («Мальчик с плантации», «Дурачок») - это вариант идиллического замкнутого хронотопа, противоположного «большому» миру города, современной реальности Истинные владельцы земли плантаторы живут в гармонии с миром, не доступной их наследникам, не способным продолжать традиционное дело предшественников Проблема прерванной традиции, драма современного, лишенного корней бразильского человека раскрывается в типологическом для регионализма мотиве сиротства («Мальчик с плантации») Исследуя распад системы поместного хозяйства, писатель обращается к ценностно-этической переориентации человека в процессе отчуждения от «своего», «внутреннего» мира Внешний мир, с царящей в нем социальной несправедливостью, предстает как неупорядоченное пространство, не поддающееся освоению, порабощающее человека В противоборстве с внешним миром человек, как и «внутренний» мир плантации, мир природы оказываются в положении жертвы Но природа наделяется метаморфным потенциалом, будучи способной превратиться из «жертвы» в «палача» («природа» и «город» противостоят друг другу как две стихии) Месть неукротимой естественной

стихии олицетворяется в разливе реки Параибы, завершающей роман «Фабрика» Половодье приобретает символическое значение победы мифа над историей, торжества природы над механической цивилизацией «Природный человек», отрываясь от корней, теряет культурную идентичность, теряет способность к ориентации в мире, оказывается в плену неведомых сил Они властвуют в романах «Чистота» (1937), «Мать-вода» (1941), «Эвридика» (1947), объединенных трагической концепцией национальной самобытности Смысл «трагедии» уточняется в романах, посвященных бразильским сертанам - «Педра Бонита» (1938) «Кангасейро» (1953), где изменяется отношение к «прошлому», к стихии времени Время приобретает значение жестокой силы, подавляющей человека Работая над книгами о сертанах, Регу вновь обратился к умирающему миру плантаций в романе «Мертвый огонь» (1943) Отказываясь от воссоздания динамики исторического процесса, писатель погружает мир в застывшее, омертвевшее время Мотив трагической погруженности в прошлое дополняется негативной трактовкой мотива привязанности к «своему» - материальному -миру Самоопределению в вещественных координатах противопоставляется духовная самоидентификация, возможность которой обозначается в судьбе капитана Виторино Он гордится белым цветом кожи и происхождением от первых колонизаторов, что кажется карикатурным воплощением абсурдного «национального величия» За гротескным поведением капитана проступает искаженный, но узнаваемый первообраз Дон Кихота, определяющий происхождение героя в истории культуры Капитан Виторино уходит из мертвого мира «Мертвого огня», обретая спутника - негра Пассариньо Этот бродяга, пьяница, шут и хранитель народной поэзии, воссозданный сквозь призму фольклора, воплощает еще одну культурную, духовную перспективу Регу не определяет дальнейшую судьбу неожиданной пары, но их встреча, символически соотносимая со встречей культур, противостоит безысходности «мертвого огня»

Впервые культурологически ценностный смысл фольклорных моделей выявил Ж Амаду Во второй половине 30-х гг появляется первый цикл баиянских (фольклорно-социальных) романов писателя «Жубиаба» (1935), «Мертвое море» (1936), «Капитаны песка» (1937) Стремясь соединить социальную правдивость с адекватным отражением национальных особенностей, писатель обращается к традиции народного искусства Книги цикла тяготеют к жанровой модели романа воспитания Становление героя развивается на двух уровнях - мифопоэтическом и социальном Амаду вводит мир мулатско-негритянской культуры в систему повествования, теряя внешний ореол тайны, афро-бразильские культы и суеверия обытовляются, при этом быт, реальность дополняются магией Амаду использует фольклорные мотивы не только для художественного исследования национальной специфики бразильца, но для придания мифопоэтической глубинной изначальности и национальной архетипичности новому типу героя -революционеру

Символическим сюжетным ядром романов фольклорно-социального периода является логика инициации Фольклорно-мифопоэтическая подоснова романов Амаду характеризуется структурной многомерностью Так, в «Мертвом море» писатель оперирует с двумя типами фольклорных первоисточников, с

помощью которых раскрывается синкретическая сущность героев и сущность их мира — это мифопоэтическое наследие афро-бразилыдев и традиционный песенно-легендарный фольклор Центральный образ моря описывается в романсной стилистике, но олицетворением морской стихии становится одна из верховных богинь афро-бразильского культа Матерь вод Иеманжа-Жанаина Жестокая и любвеобильная богиня воплощает хаотические и космогонические начала мира Она насылает бури, кровожадно требуя человеческих жертв, но именно Иеманжа творит баиянское море Переиначивая африканскую космогонию, Амаду создает миф о происхождении баиянской бухты, возникшей в акте инцестуального насилия, когда богиня бежала от сына, охваченного преступной страстью Баиянские моряки, бороздящие морские волны, воспроизводят акт первоначального насилия, богиня мстит им и стремится к повторению преступной любви «Люди моря» также наделены синкретической двойственностью прасудьбы Образы Гумы и Ливии прочитываются в наложении романсно-легендарного и мифопоэтического планов Легендарный прототип Гумы — Синдбад-Мореход, романсно-легендарный прообраз Ливии — «дева-воительница» В мифопоэтическом плане Гума — сын и возлюбленный богини (его судьба связана с инцестом) Ливия - воплощение Иеманжи Прообразы героев не только гетерогенны, но и несводимы к полностью однозначным архетипам Смысловая двойственность прообразов используется в создании общей атмосферы недосказанности Романы первого баиянского цикла организуются по принципу структурной метафоры, направленной на многократное умножение и повторение схожих смыслов, на расширение семантического поля традиционных образов и символов, с помощью взаимоналожения различных культурных планов (мифопоэтического, фольклорного, реально-исторического) Многоплановость образов напоминает многослойность танцевальных масок, использованных в ритуалах инициации 1

В 1940-е гг Амаду работал над эпической трилогией «о земле какао» -«Бескрайние земли» (1942), «Сан Жоржи дус Ильеус» (1944), «Красные всходы» (1946) Начав с описания борьбы за землю на рубеже веков, он приходит к современности края какао, выносит на первый план тему народного протеста, доминирующую в последнем романе трилогии Начало цикла — стилистически и сюжетно многогранный роман «Бескрайние земли» (с подзаголовком «Земля, пропитанная кровью») — классический образец бразильского теллуризма Земля какао описывается в мифологемах «заколдованного», «проклятого» места с привлечением мотивов «плена земли», «мести земли» Идея плена, рабства разрабатывается с самого начала книги Тема смерти заявлена в образе красной луны, оставляющей кровавый след на воде Круг луны отражается в налитых соком округлостях плодов какао, в головах многочисленных жертв, в символике адского круга, безвыходного пространства, которым оказывается край какао Какао наделяется в романе статусом стихийной магической силы, способной превратить людей в зверей Липкий сок какао уподобляется крови Уподобление человека и какао рассматривается в мифологическом контексте Какао связано с мифологемой «мирового древа», амбивалентно сочетая в себе «древо

1 К Леви-Стросс Путь масок -М Республика 2000 С 21

20

плодородия» и «древо зла» При интерпретации символики какао может учитываться научное название растения ^соЬгота — «пища богов», что указывает на запретность его плодов для людей Плод какао тождествен сути человека бразильского Под сморщенной (как обнаженный мозг) кожурой плода таятся десятки зерен в его единообразии заключена множественность, именно такова, по Амаду, сущность бразильца Множественность его составляющих заключена в оболочку единообразия

Действие романа «Сан Жоржи дус Ильеус» разворачивается в 1930-е годы Прежних фазендейро, кровно связанных с землей, сменяют экспортеры Их не преследует клейкий кровавый сок какао, в их жизни остался только запах золотых плодов, след земли, которой они хотят завладеть Роман, писавшийся по логике нарастания эпико-реалистической всеохватности мира, которая должна была включать социально-экономический, выверенный идеологический, и личностно-поэтический ракурсы, оказался гораздо схематичнее Логика экономического очерка, чистой фактографии, логика революционного преобразования личности не соединялась с логикой мифа, но противоречила ей, придавая роману вид фрагментарных заметок Не удалось и преображение героя-крестьянина (воплощения хтонических сил) в героя-революционера в последнем романе цикла Герой-крестьянин естественен для своей среды, сопоставим с остальным людским миром землевладельцев-фазендейро, «справедливых разбойников», составляя вместе с ними своеобразный магический треугольник, в центре которого лежит Земля Отрываясь (по воле автора романа-идеи) от своих истоков, от земли, герой не превращается в нового человека, но теряет изначальный образ Художественная ткань последнего романа цикла сопротивляется идеологической схеме, однако в итоге побеждает последняя Социальная тема в противостоянии символическому значению превращается в «антиструктуру», мешающую предельному раскрытию мифа

В заключении к главе дается краткое обобщение образной системы северовосточного романа в сопоставлении с иными прозаическими моделями исследуемого периода с импрессионистским регионализмом Э Вериссимо, с католической прозой Л Кардозо и К Пены В творчестве северо-восточных романистов проявляется символико-мифологическая подоснова реалистического сюжета, в иных прозаических моделях реальный план отступает вглубь символического обобщения Во взаимодействии «мифа» и «реальности» определяется бинарная структура художественного мира, метафорически соотносимого с духовным своеобразием Бразилии Выраженная художественная двойственность северо-восточного романа существенно отличается от панмифологических тяготений модернизма

В третьей главе «Традиция в диалектике художественного развития второй половины XX века» анализируются особенности художественной динамики, выявляются системообразующие ориентиры и идейно-художественные комплексы, позволяющие выйти к типологии художественных моделей, особое внимание уделяется творчеству Ж Гимараинса Розы и Ж Амаду

Во второй половине XX в бразильская литература развивается в контексте идеологии национальной интеграции, характерной как для демократического (1956-1964), так и для тоталитарного периода (1964-1984) Исследование нового этапа начинается с поэтической системы «поколения 1945 г», противопоставившего модернизму поэтику «универсализма» О Буэно де Ривера - «Затопленный мир» (1944), «Болотный свет» (1948), Э да Силва Рамос -«Поэтические сетования» (1946), Ж П Морейра да Фонсека - «Дневная элегия» (1947), Л Иво - «Ода и элегия» (1945), «Событие сонета» (1948) Установка на универсализм соединялась с обостренным вниманием к форме, с неоклассицистической рекультивацией традиционных стихотворных жанров, с концепцией поэтического ученичества, авторитетных образцов - среди них числятся модели Элиота, Валери, Пессоа, Рильке, Гарсиа Лорки К программе «поколения 45 г » близка ранняя поэзия Ж Кабрала де Мело Нето - «Камень сна» (1942), «Инженер» (1945), сочетавшая принципы чистого искусства, неоклассицистическую тематику с семантическими экспериментами «Психология сочинительства с Фабулой об Амфионе и Анти-одой» (1947) Новое поколение существенно переоценивает национальную поэзию, выявляя в ней значительность традиционалистской тенденции, осознаваемой в ее непрерывности от аркадийского неоклассицизма XVIII в (К М да Коста, Т А Гонзага) до символистской (Ж да Круз-и-Соуза) и парнасской (О Билак, Р Коррейя) поэзии рубежа Х1Х-ХХ вв В 40-е гг национальная тематика и проблематика интериоризируется, преломляясь в метафизических поисках чистого слова, с 50-х гг в русле традиционализма возобновляется интерес к национальной теме, возрождается теллурическая образность, диалогическое собирание стилей, мотивов, сюжетов ассоциируется с воплощением метаморфно-протеистичной национальной сущности Л Иво - «Экваториальная ода» (1951), Ж П Морейра да Фонсека - «Корни» (1957) В это время элементы неоклассицистической поэтики проявляются в творчестве поэтов модернистского поколения Ж де Лимы, С Мейрелес, обращается к национальной теме Ж Кабрал де Мело Нето

Поэзия С Мейрелис - это постоянное собеседование с традицией, сопоставление сугубо личного переживания тем смерти, времени, одиночества с их образцовым воплощением в «чужих» образах Создание атмосферы личной причастности к драме национальной судьбы создается в сознательно архаизированных «Романсах об Инконфиденсии»(1953), воспроизводящих соответствующую жанровую форму Романсы написаны от лица хрониста конца XVIII века, когда в бразильской области Минас Жерайс возникло движение за независимость страны - «Инконфиденсия Минейра» Его организаторы — КМ да Коста, А Гонзага, И Ж да Алваренга жаждали политического освобождения родины и поэтического воссоздания ее образа (как поэты они принадлежали к неоклассицистической «Бразильской Аркадии») Заговор «инконфидентов» (португ «тсопШёпст» — вероломство, предательство) не удался, а «золотая радость пасторали» оказалась лживой маской Идея «вероломства» поддерживается многозначной символикой золота, драгоценных камней, которые добывались в Минасских шахтах Изымая золото из недр земли, люди

напитывают мир своими грехами, неутолимая жажда богатства, расщепляет души Плотность слитков и алмазов противопоставляется «растрепанной» сути народа, соблазненного иллюзиями Романсы начинаются с «попытки» проникнуть к сокровищам истории, вскрыть «замкнутые двери прошлого» и замолкают, погружаясь в «невесомый вымысел», чья легкость способна противостоять тяжести золота

В «Изобретении Орфея» (1952) Ж де Лима также стремится к «биографическому» созиданию творческой, человеческой, национальной личности в словесном пространстве поэзии и мифа Изобретение (или «вымысел», «открытие», «обретение» - щусп^ао) Орфея равнозначно обретению полноты традиции В поэме использованы октавы, секстильи, терцеты, сонеты, белый стих, десятисложник, подчинение традиционной форме соответствует сознательному выбору иллюзорной оформленности, способной противостоять «неосуществленной субстанции» «танцевальной души» мира. Здесь соединяются христианская мистика и сюрреалистическая метафора, камоэнсовский мифологизм и орфическая эзотерика, скрытые и явные цитаты и реминисценции являют многообразие воплощений мотива творения, поиска «таинственной земли», возникновения, потери, обретения своего слова в странствии по «чужим» языкам Свой язык оказывается смешением чужеродных источников, он вырастает из коллажа цитат, неожиданного столкновения знакомых образов Поэма — это гигантская метафора построения и становления мира и человека Бразилии Изобретаемая история Бразилии сталкивается с историей реальной и историей Хроник ее освоения Литературный индеец открывает «реальных» индейцев - голодающих, болеющих, умирающих Природный первочеловек трансформируется в человека-робота механической эры, заново обретает себя, по-детски переживая Рождественское таинство Оно должно свершиться для бразильца - «второго Адама», «погруженного в сон на грани миров»

Ж Кабрал де Мело Нето воссоздает смыслы национальной традиции сквозь призму темы Северо-Востока поэма «Река, или Реляция о путешествии, совершенном Капибарибе от ее истоков до города Ресифе» (1954), драма в стихах «Смерть и жизнь Суровых» (1956), сб стихов «Пейзажи с фигурами» (1956), «Нож только клинок» (1956), «Четверка» (1960), «Сериал» (1961), «Воспитание камнем» (1966) и др В поэме о реке поэт «заставляет» заговорить Капибарибе, собирающую своим течением весь мир Монолог реки пишется в жанре «реляций» — сообщений о чудесах Нового Света, старинная традиция соединяется с недавней Поэма ориентирована на образец косвенного воссоздания народного сознания Г Рамоса (Рамос «заговорит» в одном из монологов сборника Мело Нето «Сериал») Мело Нето, как и Рамос, стремится раскрыть особенности коллективного мировосприятия Выявлению духовных основ коллективности посвящена драма «Смерть и жизнь Суровых Рождественское ауто Пернамбуко» Ауто посвящено пути беженца, удаляющегося от родного мира по течению Капибарибе Северино (Суровый) проходит через бесконечные круги смерти к вечности жизни, к Рождеству нового Младенца, празднуемому в Ресифе Идея ауто -— всеобщего действа — объединяет различные фольклорные и литературные источники (в том числе,

ауто Ж Висенте) Монологи героя-беженца основаны на испанской романсной традиции Диалоги воспроизводят мотивы и сюжеты каталанского и галисийского фольклора Реплики персонажей в сценах, посвященных Рождеству, почерпнуты из книги Перейра да Косты «Пернамбуканский фольклор к истории народной поэзии в Пернамбуко» (1908) Множественность использованных источников несет символическую функцию Они не только оформляют человеческую общность в смерти и жизни, но воссоздают образ национальной культурной традиции К бесконечному множеству значений Рождества присоединяется осуществленный сюжет рождения духовного мира Бразилии, унаследовавшего множество «языков», участвующих в создании словесной материи ауто Заключительные сцены ауто символически возвращают культуру к ее первоначалу В них используется элементы «ясельного действа» («ргеверю») -одна из самых ранних форм драматической фольклорной традиции в Бразилии

С начала 50-х гг существенным фактором национального художественного процесса становится неоавангард В литературе авангард заявляет о себе теорией и практикой «конкретной поэзии» (1956), лингвистической поэзией группы журнала «Тенденция» (1957), интуитивистским «неоконкретизмом» (1958), метатекстуальной «поэзией-ргах|8» (1962), программой визуализации «поэмы-процесса» (1967) В контексте экспериментальной поэзии происходит новое переосмысление национальной традиции модернизм (частично или в целом) рассматривается в сугубо авангардной перспективе, в национальной поэзии открывается инновационная линия особое место отводится барокко Г де Матоса (XVII в), барочным тенденциям аркадизма (XVIII в), обозначаются «протоавангардные» ориентиры творчества романтиков А Гонсалвиса Диаса, Ж де Соузандраде (XIX в) В 60-е гг экспериментальные установки соединяются с социально-ангажированными Неоавангардные группировки проводят ряд совместных акций группа «Тенденции» (А Авила, А Р де Сант'Анна) и конкретисты (А и Ар де Кампосы, Д Пиньятари) организуют «Национальную неделю авангардистской поэзии» (1961), создают общий «Манифест» (1963), акцентирующий роль авангарда в период национальной интеграции, в революционно-прогрессистской перестройке народного сознания Возможность воздействия на народную аудиторию видится в воспроизведении поэтики лубочных книг, воссоздаваемой в сборниках дидактической «популярной» поэзии «Уличная скрипка» (1961-1963) - А Р де Сант'Анна, Ф Гуллар, В де Морайс, К Рикардо Социальная линия доминирует в 60-е гг в творчестве традиционалистов под лозунгами «поэзии-правды» П Э да Силва Рамос -«Вчерашняя луна» (1960), в обращении к плакатной и лубочной стилистике Л Иво - «Вокзал» (1964) С установлением военной диктатуры (1964) ангажированная поэзия, по принуждению, замолчала, но идея «народного» искусства развивалась в синкретичном явлении тропикалистской песенной поэзии Динамика дальнейшего поэтического развития определяется взаимодействием традиционализма и эксперимента На их пересечении возникают сочетания конкретизма с интуитивизмом и примитивистским фольклоризмом (Ф Гуллар, Ж Алсидее Пинто), герметизма с фольклорной стилизацией (Л Коэлью Фрота, И Добал Тейшейра), «лингвопоэзии» с

песенностью (А Авила, А Р де Сант'Анна), развивается метафоризм, метафизическая и экзистенциальная проблематика (М Фаустино, Т Падилья, А Тревизан, В Айала, Н Машадо, К Нежар. К Фельдман), теллуризм (Ф М ди Моура, Э Морайс), «новая субъективность» (А Пашеко, М де Агиар)

Первые образцы новой прозы характеризуются трансформационно-синтетическим восприятием модернистской и регионалистской концепций Ж Гимараинс Роза - «Сагарана» (1946), Адониас Фильо - «Слуги смерти» (1946), К Инспектор - «Близ дикого сердца» (1944), «Свет» (1946), А Доурадо - «Паутина» (1947) В отличие от поэзии 40-х гг, в прозе национальная тематика и проблематика носят сюжетообразующую функцию Исследование проблемы самобытности развивается в углублении интроспекции, в погружении во внутренний мир человека в его экзистенциальных обстоятельствах, в поэтизации, метафоризации, субъективизации дискурса, тяготении к иносказательности Обновление повествовательных структур основано на использовании современных техник (поток сознания, внутренний монолог, деструкция линейного дискурса), нетрадиционная форма, как правило, входит в систему знаков национальной реальности Проза 50-60-х гг была в меньшей степени связана с декларированным радикализмом создания экспериментальных языков, с непосредственной социальностью В контексте прогрессистских социально-экономических программ звучат философские размышления о степени готовности «человека бразильского» к жизни в современном индустриальном мире, о совместимости самобытности и прогресса Обостренно актуальной становится традиционная антитеза природы и цивилизации, вновь открывается гармонизирующий потенциал комплекса теллурических

самоидентификационных моделей Акцентируются ценностные смыслы мотивов приобщения к природной стихии, к архаике, соотносимых с идеей сохранения и становления индивидуальной и коллективной, культурной, в том числе, целостности Ж Гимараинс Роза - «Кордебалет» (1956) К Лиспектор - «Яблоко в темноте» (1961), «Страсти по О Н » (1964), А Доурадо - «Девять историй по три» (1957), «Жизнь в тайне» (1964), Отделенность от природного мира трактуется как препятствие к самореализации, как деградация - Э Кони «Чрево» (1958), Ж Лоузейро «Мост без опор» (1960) При этом литература наделяется особой функцией в сохранении неповторимого, синтетически целостного, но очень хрупкого сущностного бразильского мироощущения - Ж Гимараинс Роза «Тропы большого сертана» (1956), растворяющегося в прямолинейных схемах националистической пропаганды, давление которой стало особенно интенсивным после военного переворота 1964 г

Художественное выражение бразильской сущности противопоставляется националистической идеологии, как демократической, так и тоталитарной Непререкаемость обретенного «национального единства» осмеивается в гротескной символике А Калладо - «Кваруп» (1958) Выразителями национального «духа» оказываются социальные изгои, обитатели городского дна Ж Амаду - «Старые моряки» (1961), «Пастыри ночи» (1964) «Национальному величию» противополагается воссоздание убогой провинциальной косности, чреватой чудовищной жестокостью Д Тревизан - «Совершенно неназидательные

новеллы» (1959), А Доурадо - «Лодка людей» (1961), О Ларра де Резенде -«Адская пасть» (1958) В то же время запечатленная целостность национального культурного смысла видится в литературной и фольклорной традиции Все разнообразие фольклорных моделей - от архаических до низовых - входит в литературу, подчеркивается бытийный статус устного слова, развивается сказовость Региональная специфика воплощается в образах диалектной устной речи - Б Элис «Пути и перепутья» (1965), М де Ассунсан Палмерио - «Жизнь на грани» (1956) Столь же значительным оказывается стремление к сознательной интеграции национальных литературных моделей, к обобщенному восприятию мировой культурной традиции С полемично-апологетическим интересом новая литература обращается к первым памятникам колониальной эпохи А Фильо -«Воспоминания Лазаро» (1952), А Салес - «Кроме звона» (1961)), к барокко К Лиспектор, Ж Гимараинс Роза, А Доурадо, к романтизму, натурализму Углубление в традицию помогает преодолеть трагическую безысходность, обозначившуюся в первых художественных реакциях на переворот 64 г Д Тревизан - «Смерть на площади» (1964), А Фильо - «Форт» (1965), А Доурадо -«Опера мертвецов» (1967) Основой художественного сопротивления тоталитарной системе становится обращение к национальному историко-культурному опыту, соединенному с непреходящими библейскими смыслами А Фильо - «Дали обетованные» (1968), к народному мироощущению К Лиспектор -«Час звезды» (1977), Ж Амаду - «Тереза Батиста, уставшая воевать» (1972), М Понтес - «Чудо в Салине» (1977), к народному творческому духу Ж Амаду -«Лавка чудес» (1969)

И все же логика возможного накопления позитивных смыслов, обозначенная в 40-60-е гг, нарушается в условиях военной диктатуры С конца 60-х гг в бразильской прозе доминируют темы экзистенциальной тоски, жестокости и насилия, вновь проявляется мотив поиска невоплотимой национальной сущности, невосстановимого во всей его полноте прошлого Ж Лоузейро - «Иуда раскаявшийся» (1968), «Интернат смерти» (1976), А Фильо -«Старухи» (1977), «Ночь без рассвета» (1983), А Доурадо - «Колокола агонии» (1974), Д Тревизан - «Нож в сердце» (1975) Национальное воссоздается сквозь призму маргинальное™ В героях-маргиналах воплощается не столько соответствующий социальный тип, сколько обобщенный образ «бытия» по-бразильски проституирующего (А Бразил, О Лесса), бездомно-нищенского (Ж Ангонио, Р да Фонсека), вечно «не-своего», иммигрантского (М Скляр, С Роут) Проблема самобытности переводится в ирои-трагическую тональность (М Миранда, И де Лойола Брандан, Р Мауро Машадо, Л Вилела, Д Гомес, С Сант'Анна, А Калладо), в антиутопическую перспективу (Ж Убалдо Рибейро, Ж Вейга), воплощается в хаосе речевых фрагментов, тождественных невосстановимой цельности национального мира (Н Пиньон, Э Лиспектор), окончательно растождествляется в штампах массовой парадигмы (П Коэльо) Новое звучание получает проблема этнопсихологических основ национального сознания, противостояния устной и письменной моделей мира, непреодолимого разноязычия культур Д Рибейро - «Маира» (1977), «Дикарская утопия» (1982), А Фильо - «Старухи», А Калладо - «Карнавал в Рио» (1985)

В исследовании диалектики художественного процесса особое внимание уделяется творчеству Ж Амаду и Ж Гимараинса Розы

Тексты Ж Гимараинса Розы возникают в пространстве национального и универсального культурно-языкового контекста, преломляют множество источников, «чужой опыт», явленный в чужом слове, перерождается в новую словесную реальность, воплощая пограничную суть бразильской культуры Первым примером представления двойственно-пограничного национального культурного архетипа был сборник рассказов «Сагарана» (1946) В заглавии сборника - неологизме, изобретенном писателем, проявилось авторское понимание единства праоснов национальной культуры Слово «сагарана» переносит традиционное европейское сказание об архаической коллективности (сагу) в мир автохтонной коллективности, обозначенной суффиксом «rana», с помощью которого в языке индейцев тупи очерчивается общность предметов или действий Название сборника - это метафорическая модель национального культурообразования (по Гимараинсу Розе, бразильская культура наращивает свой смысловой потенциал в соединении гетерогенных основ по типу аффиксации или словосложения) и, одновременно, знак тех обстоятельств, в которых осуществляется рождение нового смысла Словообразование возможно при восстановлении первично-пограничного состояния мира В определении писателя, «человек бразильский» - это «мудрец, следующий логике алогизма», воспринимающий мир в синтетической двойственности «чувствомышления (sentir-pensar)» ' Чувствомышление - органическое соединение интуитивного и рационального, мифа и логики - выстраивает национальную картину мира Чувствомышление выходит за границы мифа Идеальная архаика мифа безличностна, являясь пространством стирания гетерогенного самобытия, миф, как таковой, не может воплотить бразильскую метаморфность, полнота мифосмысла предсловесна, растворена в тишине бытия Средневековая сага - это тот пограничный уровень архаики, где осуществляется иное сказывание мифа, где вымысел встречается с реальностью, с историей Неологическая архаика заглавия книги соответствовала рассказам В них собирались элементы явленного в традиции мира, в наплывах диалектных архаизмов и авторских неологизмов воссоздавался стихийный, первоначально-пограничный образ северо-восточных сертанов Продвижение к архаичным первоистокам конструируется как «диалогичный» процесс, основанный не только на последовательности «реплик», на противостоянии мнений, на амплификации выдвигаемых тезисов, но обязательно включающий эволюцию от вопроса к ответу, от загадки к разгадке Название сборника - первая реплика в диалоге, продолжающемся двухступенчатым введением в каждый рассказ заглавием и эпиграфом из народной поэзии Фольклорное «слово» сообразуется с «авторской» речью, с сюжетом рассказов, участвующим в непрерывном процессе слово-миро-тексто-образования Действие прорастает из словесного, буквенно-звукового переплетения, соответствующего слиянности человеческой коллективности и природной общности деревьев, рек, домашних животных — быков, лошадей,

1 Dialogo com Guimaraes Rosa // Guimaraes Rosa Coletatiea organizada por E F Coutinho - Rio de Janeiro 1983 P 91-92

ослов, дикого зверья, ужасающих, то ли реальных, то ли вымышленных монстров В сюжетах сплавляется обыденность и невероятность, повседневность и чудо Момент их столкновения, прорастания друг в друга тождествен обретению итоговой истины «Итог» («resumo»)' - это чрезвычайно сложное единство «всего», восхождение суммы неисчислимых единиц к бесконечности «Сумма» рождается в познании единицами своего глубинного, «этимологического» пространства, в обретении традиции Традиция для Гимараинса Розы синонимична встрече слов, жанров (так встречаются средневековая «сага» с «суммой», литература с фольклором), этносов, природных и человеческих смыслов

Идея бытийной суммарное™ развивалась в цикле «Кордебалет» (1956) Введением в концепцию опять-таки служило заглавие В португальском «Согро de baile» - «кордебалет» сохраняется внутренняя жизнь двух слов «согро» -«тело», «плоть» и «baile» - «танец» Название цикла должно звучать в этой двусоставности, здесь символически важна «плоть танца», «подтанцовка», которая сродни греческому хору в создании плоти трагедии В мистике танца отчетлив «след» неоплатонической топики прекрасного (логику прочтения цикла ориентируют цитаты из трактатов Плотина, взятые в качестве эпиграфов), а «тело» танца выступает аналогом «телу» текста Идея вещного повествования закрепляется в обобщающем жанровом определении, возникшем в названии одного из произведений цикла - «поэмы» «Вымысел о любви» - «Urna estória de amor» «Estoria» - средневековая форма написания слова «historia» (история) «Estória» создает ауру иного времени с иной картиной мира, с иным способом функционирования текста, возобновляет многообразие средневекового отношения к слову «Estória» служит обозначению «истинного вымысла», бесконечных иносказательных возможностей всякий раз иного оказывания, воплощенного в повторе привычных слов о привычных вещах В самом слове «estória» содержится указание на «этость», «чтойность» мира («esto» - «это») Авторское понимание «иного сказывания в вымысле», было дано позднее, в предисловии к сборнику «Тутамейя» (1965),2 обозначив принципиальную пограничность художественной системы писателя, расположенной в некотором промежутке между «мифом» и «историей» Тяготея к первому, «вымысел» способен приостановить линейный разбег второй, связав ее с вечностью Жанровая поэтика «вымысла» воспроизводит внеиндивидуальный принцип «поэтики жанра»,3 возрождает «морально-риторическую систему» (А В Михайлов) отношения к слову Но «жанр» у Гимараинса Розы осуществляет себя в отчетливом отсутствии «стиля», традиционалистскому единообразию которого противостоит характерная полифония, - многоголосие пограничного состояния культуры

Ситуация бытийственного пограничья, характеризующая и культуру, и человека бразильского воспринимается Гимараинсом Розой как крайне

1 Guimaraes Rosa J Sagarana - Rio de Janeiro 1968 P 37

2 Guimaraes Rosa J Tutameia (Terceiras estorias) - Rio de Janeiro 1967 P 3

3 Аверинцев С С , Андреев М Л , Гаспаров M Л Гринцер П А Михайлов А В Категории поэтики в смене литературных эпох Традиционалистское художественное сознание (поэтика стиля и жанра) // Историческая поэтика Литературные эпохи и типы художественного сознания -М «Наследие» 1994 С 15-32

неустойчивая субстанция, готовая раствориться в дословесном пространстве мифа или превратиться в бесконечно длящуюся, сугубо темпоральную рефлексию, трансформироваться в «мышление» вне «чувственного» компонента Опасность оголенного мышления обозначается в романе «Тропы большого сертана» (1956) Здесь структура «вымысла» объемлет целое мира романа, сотканного из массы прозаических и поэтических жанров Прозаические жанры представлены фрагментами рыцарского, плутовского и пасторального романа, романа воспитания, классической биографии, сократического диалога Мир поэзии воплощают романсы, оды, элегии Жанровые «голоса» используются в качестве модусов видения и восприятия мира, в своем целом создавая многогранно-открытую смысловую незавершенность романа Единицы голосов объединяются концентрической структурой внутреннего монолога / потока сознания главного героя книги старого фазендейро Риобалдо, бывшего бандита-жагунсо Однако за пределами завершенной сферы осмысления мира героем надстраивается открытая структура идеи вымысла, в восприятии которой выявляется истинный смысл романа, тот «итог», который недоступен Риобалдо В анализе романа особое внимание уделяется исследованию мифопоэтической функции имен собственных, соответствующих множеству мифологических мотивов, тождественных возможным, но нереализованным «судьбам» героя Данная ситуация сравнивается с мифологическими смыслами первых колониальных текстов, выявляется специфический изоморфизм мифо-логики колониальных текстов и романа Ж Гимараинса Розы В творчестве Ж Гимараинса Розы определилась новая языковая техника моделирования регионалистской тематики и проблематики Регионалистское существенно мифологизируется, Гимараинс Роза раскрывает возможности углубления в пространство народной «души», «самости», закрепляет художественный эффект взаимодействия натуралистической достоверности и чуда

Художественная модель Гимараинса Розы воспроизводила человека сущностного, модель Амаду являлась поиском сущности в человеке маргинальном Произведения Амаду второй половины XX в определяются в диссертации как фольклорно-гротескные «Габриэла, гвоздика и корица» (1958), «Старые моряки» (1961), «Пастыри ночи» (1964), «Дона Флор и два ее мужа» (1966), «Лавка чудес» (1969), «Тереза Батиста, уставшая воевать» (1972), «Тьета из Агрести, пастушка коз или Возвращение блудной дочери» (1977), «Большая западня» (1984), «Исчезновение святой» (1988) Первый роман данного периода носил подзаголовок «хроника одного провинциального города» В концепте «хроники» концентрируются граничные смыслы национальной культурной истории Хроника Амаду отсылает и к первым Хроникам словесного освоения Нового мира, и к новой бразильской хронике, возникшей в 50-е гг писателю жанру хроники - варианту документальной словесности Хроника о Габриэле, должна была отобразить общие смыслы национальной культуры Габриэла («песня, радость, праздник») - это персонификация Праздника, олицетворение сакральных сил Ее образ символически многопланов и культурно гетерогенен Подобно Антею, она восстанавливает силы, прикасаясь к земле, в ее зеленых глазах тайна моря соединяется с эротической стихией, афро-бразильская

Иеманжа (на кандомбле она превращается в кобылку Матери вод) отождествляется с Афродитой Габриэла ритуально служит любви, а эротика обретает культурологическую перспективу, соотносясь с национальным своеобразием1 Перипетии мелодраматической любви, заполняющие роман, кажутся наивными и бесхитростными, банально-сниженными в перспективе традиционной литературы, но «солнечный» образ Габриэлы, связанный с песенно-легендарным фольклором, переводит категорию наивности в иной контекст, требует интерпретации романа в той системе «остранения», которая разрабатывается писателем Амаду обращается к опосредованному воссозданию реальности по фольклорной модели, дополняемой насмешливо-ироничным суждением «автора» Обе точки зрения соединяются в противоречивую гармонию, конструирующую идеально-утопический мир, где разрешаются экзистенциальные проблемы, в том числе, проблемы национальной специфики, причем носителями национальной духовности оказываются маргиналы

Мир городского «дна» облагораживается писателем в карнавализованной атмосфере праздничной утопии, возникающей по логике «истинного вымысла», способного раскрыть смысл мира, противостоять стихии и растворяться в ней Апологии истинного вымысла был посвящен роман о приключениях капитана Васко, вошедший в цикл «Старые моряки», с которым смыкается сборник новелл «Пастыри ночи» (1964) Герои новелл - проститутки, бродяги, пьяницы, профессиональные жулики Их жизнь отделена от нормы, но бездомные герои-маргиналы способны подчинить себе хаос мира Они, живущие в гармонии с природой, как и Габриэла, переполнены радостью жизни, наделены святой простотой, нищетой духовной, а потому сакрально блаженны, праздничны Феноменология праздника стала моделеобразующим элементом, на основе которого эволюционировала поэтика Амаду Праздник функционирует в фольклорно-гротескных романах как аксиологическая структура, регулирующая систему художественного мира В системе персонажей герои принадлежат праздничному хронотопу, то есть, оказываются выведенными из реального разграничения жизни на «праздник» и «повседневность», которое остается актуальным для антигероев, подвластных нормативности запретов и разрешений, будней и отдыха, будь то представители властных структур, политики или бандиты, «богачи» или «бедняки» Праздничный хронотоп обладает гетерогенной сакральностью, подразумевающей не только отсутствие границы между посюсторонним и потусторонним миром (оправдание и обоснование чуда), но и общность «чудесного», его первоначальную синтетичность, принадлежащую некоей архаической целостности мира Изначальная «первичность» (М М Бахтин) праздника приближается к ритуальной полноте, приобретает функцию культурного самообоснования Мотив поиска сущности, проявляющийся в праздничном контексте, трактуется согласно романтической концепции синтетической гармонии В центре и у истоков бразильского мира, по Амаду, находится Праздник, персонифицированный в человеке смешанной крови

Самоидентификационный культурный потенциал феномена праздника, раскрывается в романе «Лавка чудес», посвященном вымышленному народному

1 Репа 1 О йеМеиа 1:т Ьег^о еьр'ч.ткЦс1о - Ню <]е ]апеио 1974 Р 201-206

30

культурологу Педро Аршанжо, являющему собой своеобразное удвоение персонификации Праздника Его жизнь телесно воплотила потенциал праздничности, а научная работа (книги, посвященные метисации, афро-бразильским культам и праздникам, баиянской кулинарии и баиянской генеалогии) стала апологией самобытной народной бразильской культуры «Вольная земля Пелоуриньо», где жил Аршанжо, - это один из фрагментов цельного образа утопического мира, утопичных альтернативных сообществ, изъятых из официальной системы духом смеха, но связанных с нею постоянством столкновений Пересечение миров создает неизменно воспроизводящуюся ситуацию пограничья, на основе которой выстраивается художественный мир писателя В главе рассматриваются различные пограничные структуры, образы (перекрестка, перепутья, подножия холма и др) Особое внимание уделяется функции лубочной книги, наделенной пограничным формально-содержательным смыслом

Обращаясь к поэтике лубочных изданий, Амаду переиначивает их картину мира, перестраивая «существенную монологичность»' в диалогическую полифонию романного универсума В романе «Тереза Батиста, уставшая воевать» эпизодичность новелл «веревочной литературы» соединяется с фольклорной формой ABC Предзаданная алфавитная упорядоченность, энциклопедизм жанра используется в качестве знака всеобщности, всеохватности, используется как оболочка, в которую можно поместить множество иных сюжетно-жанровых смыслов Но в силу принципиальной незавершенности отдельных народных книг, часто подобных сериалу, где действие обрывается в кульминационный момент, явленные смыслы остаются недоговоренными В книге сосуществуют притча и миф, лирика и сатира, анекдот и жестокий романс, структурирующие как многомерность видения мира, так и многомерность образа главной героини, судьба которой является связующим звеном романного хронотопа

Подчиняясь карнавализованной логике, Амаду выстраивает свой мир по принципу нарушения канона, преодоления ограничений чистого фольклоризма и чистой литературности, используя различные образцы полупрофессиональной, массовой словесности Полифоническая фрагментарность возникает из опосредованного воспроизведения альманахов и ежегодников, где астрологические прогнозы сменяются кулинарными рецептами, этнографические заметки — историческими очерками, где сосуществуют прошлое и настоящее, а отрывки из классиков национальной и всемирной литературы перемежаются с фольклором, включая «веревочные» истории2 У Амаду этнографическая основательность в описании афро-бразильских культов сменяется их карнавализованно-театральным исполнением, публицистика перемежается анекдотами В тотальном смешении отображается процесс формирования бразильского города - особого этнокультурного хронотопа, где проницаемы все уровни мира, где переплелись и сплавились генетически различные культуры, пересеклись разноуровневые сознания, где современная театральность

1 См Васина Е Н О некоторых аспектах взаимодействия профессиональной и народной культур Латинской Америки // Ibenca Amencans Механизмы культурообразования в Латинской Америке -M На>ка 1994 С 176

2 Belträo L Comumcapäo е folclore - Säo Paulo 1971 P 87-110

праздничного действа сосуществует с первозданной древностью ритуала Для Амаду, отстаивающего динамическую концепцию сущностно незавершенного и незавершимого бразильского мира, пограничье универсально Бразилия, как и вся Латинская Америка, возникала в скрещении гетерогенных культур Истинный представитель бразильского народа, человек смешанной крови, в гротескном мире писателя изоморфен создаваемой им культуре Этнический и духовный лики бразильца отождествляются в концепции метисности Метисность совмещает единообразие, синтетическое слияние с внутренней многомерностью, полифоничностью человека бразильского и созданного им культурного мира, бытующих в постоянстве метаморфоза

В заключении к главе ставится вопрос периодизации бразильской литературы XX в «Новая» литература, возникающая с середины 1940-х гг не подразумевает полного отграничения от модернизма и регионализма, но воспринимает их как ближайшие традиции, включая их в новую систему интегративной поэтики Кризис идентификационных моделей, оформляющийся в художественном сознании конца XX в, видится вполне закономерным, рассматривается как логический результат трансформации первичной модернистской концепции при развитии символико-реалистической структуры, закрепленной в регионализме В расширенном контексте в «итогах» века выявляется своеобразная синусоида общей культурной динамики, характеризующаяся максимально возможной амплитудой в отношении всего объема национальной традиции Фрагментаризация национального образа мира, выявление культурного разноязычия подхватывает один из смыслов первичного состояния литературы в колониальную эпоху Первичные смыслы соединяются с новым восприятием критической парадигмы рубежа Х1Х-ХХ вис романтическими моделями

Концептуальным центром притяжения авторских поэтик, культурологических моделей является проблемно-тематический комплекс культурного пограничья, обустроенный системой оппозиций, концентрирующихся вокруг основного противопоставления варварства и культуры (цивилизации) природы и цивилизации, рационального и интуитивного, истории и мифа В противостоянии варварства и культуры с XVIII в воплощались границы, полюса напряжения бразильского «самобытия» При отчетливо выявленных внешних границах, национальная «сущность» -смысловой центр поисков самобытности - парадоксальным образом понималась как неопределенная, незавершенная В то же время, начиная с романтизма, национальный идеал мыслился в понятиях единства, полноты, подразумевающих, в том числе, этнокультурный аспект В романтической парадигме возможность преодоления оппозиционной бинарности связывалась с гипотетическим внутренним синтетическим центром, способным возникнуть в процессе взаимодействии целостных смыслов автохтонного и европейского На рубеже Х1Х-ХХ вв вероятностная модель единой культуры соотносилась с изъятием одного из членов оппозиционной пары В модернистской модели сама идея единства переосмыслялась в системе дополнительности, диалоговой репрезентации граничных смыслов Литература второй половины века в

трансформированном виде представляет все уже осуществленные модели Особенно значительной оказывается идея синтеза, подразумевающая тернарно-медиативную гармонизацию бинаризма на основе смыслового преображения граничных смыслов, в результате чего возникает органическое единство бразильской самобытности, описываемой в концепции «метисации» (Ж Фрейре, Д Рибейро, Ж Амаду), в метафоре «чувствомышления» (Ж Гимараинс Роза)

В «Заключении» к работе подводятся итоги исследования и делаются основные выводы Бразильская литература XX в развивалась на основе своеобразного собирания разнообразных языков культуры в стремлении к максимально полной репрезентации своего художественного смысла В динамике художественного процесса вырабатывалась программа создания национальной традиции, и структурировался образ национального наследия В первой половине XX века концепция традиции определяется в полемическом сосуществовании бразильского модернизма и регионализма, во второй половине века модернистская и регионалистская идейно-художественные программы, преображаясь в ближайшую традицию, становятся предметом синтетического восприятия, во многом определяя, как смыслы нового этапа бразильской словесности, так и способы ее диалога со всей национальной культурой Проблема традиции осмыслялась в характерных этнокультурных и социокультурных контекстах, в контексте проблемы поиска самобытности На протяжении XX столетия осознавался, формировался и обретал устойчивость целостный образ национальной художественности от ее истоков до современности, по-новому раскрывалось значение памятников колониальной словесности, произошло их вхождение в живой текст литературы Неотъемлемой структурной частью литературы стали архаические и современные формы фольклора Возник устойчивый художественный код бразильской литературы, выразивший целостную неповторимость национального мироощущения

Основные положения диссертационной работы изложены в следующих публикациях:

1 Незамысловатое чудо (рецензия на кн Амаду Ж Собрание сочинений в Зтт-М Художественная литература 1986-87) / Литературное обозрение 1989 № 2 С 66-68 - 0,3 п л

2 Сержиу Сант'Анна (рецензия на кн Sant'Anna S Amazona - Rio de Janeiro, 1986 231 p , Sant'Anna S A tragedia brasileira - Rio de Janeiro, 1987 165 p )/ Современная художественная литература за рубежом 1990 №4 С 19-23 -0,5 п л

3 Скрытый лнк Бразилии (на укр языке) / Bceceiт 1990 № 11 С 155-158 -0,7 п л

4 Иберийская пасторальная традиция в поэзии К М да Коста // Iberica Americans Культура Нового и Старого света XVI-XVIII вв в их взаимодействии -СПб Наука 1991 С 148-155 -0,5 пл

5 Литература Бразилии // История литератур Латинской Америки Кн 3 Конец XIX - начало XX века (1880-1910-е годы)" - М Наследие 1994 С 591628 - 3 п л

6 Овладение образом Модель формирования бразильской литературы // Iberica Americans Механизмы культурообразования в Латинской Америке - М Наука 1994 С 208-218 -0,8 пл

7 Принцип образно-стилевой полифонии в бразильском модернизме (тезисы) / Камоэнсовские чтения Материалы первой научной конференции португалистов России -М МГУ 1994 С 36-37 -0,1 п л

8 Изобретение традиции, или Метаморфозы барокко и классицизма / Вопросы литературы 1998 № С 77-109 - 1,8 пл

9 Модернизм в бразильской литературе История и поэтика / Латинская Америка, 1999 №9 С 114-132 - 1,5 п л

10 Экзистенциальная проблематика в бразильском регионализме (тезисы) / IV Камоэнсовские чтения Материалы международной научной конференции португалистов - М Макс Пресс 2000 С 97-98 -0,1 п л

11 Литература Бразилии // История литератур Латинской Америки Кн 4 XX век 20-90 годы Часть вторая -М ИМЛИ РАН 2004 С 569-671 -6,7пл

12 Жоржи Амаду//История литератур Латинской Америки Кн 5 Очерки творчества писателей XX века -М ИМЛИ РАН 2005 С 240-277 -2,7пл

13 Жоан Гимараинс Роза // История литератур Латинской Америки Кн 5 Очерки творчества писателей XX века -М ИМЛИ РАН 2005 С 278-309 - 1,9 п л

14 Азеведу А , Аленкар Ж М де, Амаду Ж , Андраде М Р ди, Андради Ж О Соуза ди (энциклопедические статьи) // Большая Российская энциклопедия в30томах Т 1 -М БРЭ 2005 С 256,471,584,722 -0,3 п л

15 Аншиета Ж де, Аранья Граса ЖП де, Бандейра М де // Большая Российская энциклопедия в 30 томах Т2 -М БРЭ 2005 С 98, 160,750 - 0,1 п л

16 Билак О // Большая Российская энциклопедия в 30 томах ТЗ - М БРЭ 2005 С 474 - 0,03 п л

17 Феноменология открытия (рецензия на кн Россия и Бразилия 200 лет знакомства Свидетельства русских путешественников, ученых, дипломатов, артистов и литераторов - М Рудомино 2004) / Иностранная литература 2005 № 12 С 243-246 -0,3 п л

18 Мифология тождества Пауло Коэльо / Вопросы литературы 2006 № 45 С 26-46 - 1,1 п л

19 Бразилии литература// Большая Российская энциклопедия в 30 томах Т4 - М БРЭ 2006 С 142-143 -0,4пл

20 Концепт «открытия», «изобретения» и «вымысла» в латиноамериканской культуре / Латинская Америка 2007 № 2 С 78-85 - 0,7 п л

21 Бразилия (сюрреализм в) // Энциклопедический словарь сюрреализма -М ИМЛИ РАН, 2007 С 70-71 -0,1 п л

22 Гимараинс Роза Ж // Большая Российская энциклопедия в 30 томах Т 7 -М БРЭ 2007 С 135 -0,12 п л

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Надъярных, Мария Федоровна

Введение.

Глава первая

Бразильский модернизм: история и поэтика.

Глава вторая

Новый регионализм и северо-восточный роман.

Глава третья

Традиция в диалектике художественного развития второй половины XX века.

Введение диссертации2007 год, автореферат по филологии, Надъярных, Мария Федоровна

Предлагаемая работа посвящена исследованию проблемы становления национальной традиции в бразильской литературе XX века. Проблема традиции является приоритетной для бразильского сознания XX в., выступая в органической одновременности освоения национального наследия с формированием новых культурных ценностей. В диалектическом взаимодействии основных художественных сил современности, в динамике художественного процесса структурируется целостный, многомерный образ национального культурного прошлого. XX век справедливо считается особым этапом в развитии всех литератур Латинской Америки. Это время, когда словесность континента «обнаруживает тенденцию структурирования в самостоятельную систему, которая функционирует на основе собственных закономерностей и порождает собственные смыслы».1 Кристаллизация латиноамериканских художественных смыслов осуществляется в многоплановом взаимодействии национальных латиноамериканских литератур с мировой и собственной историко-культурной и художественной традицией. Познавая собственные корни, вопрошая о собственной самобытности, латиноамериканская литература творит новый образ мира, создавая новые линии взаимосвязей и взаимозависимостей в мировом культурном пространстве, превращаясь в объект художественного подражания и пристального исследовательского внимания.

Изучение становления национальных художественных традиций является одним из самых важных аспектов современной латиноамериканистики. Специфика латиноамериканского феномена традиции, особенности смыслового наполнения понятия традиции в

1 Земсков В. Б. Литературный процесс в Латинской Америке. XX век и теоретические итоги // История литератур Латинской Америки. Кн. 4. XX век: 20-90-е годы. Ч. 1. - М.: ИМЛИ РАН. 2004. С. 27.

Латинской Америке были и остаются предметом моногочисленных дискуссий как отечественных, так и зарубежных латиноамериканистов.

На литературной карте континента бразильская литература представляет особый мир, обладает рядом отличий, возникших на специфической языковой, исторической, этнической, социальной основе. Но именно в силу историко-культурной, языковой выделенное™, бразильская словесность может служить своего рода моделью, позволяющей прояснить ряд существенных особенностей художественного процесса в Латинской Америке. Сказанное в полной мере относится к проблеме становления национальных традиций. Исследование бразильской специфики осмысления традиции, изучение функции национального наследия в литературе XX в. позволяет воссоздать целостную картину ее современного развития и существенно расширить понимание механизмов цивилизационно-культурного самоопределения в Латинской Америке в целом; того, как «из хаоса различных звуков рождалась постепенно симфония духа латиноамериканских народов».1

Бразильская модель взаимодействия современного художественного сознания и традиции, отношение к феномену традиции в данной национальной культуре вписывается в диалектику мирового культурного процесса XX столетия, когда «концепция традиции оказалась очень сложной, неоднозначной и изменчивой». Это определило полемическое отношение и к феномену, и к категории «традиции», подчас воспринимавшихся в сугубо негативном контексте. И в настоящее время различные ракурсы проблемы традиции остаются предметом пристального внимания всего комплекса гуманитарных наук, полем мировоззренческих противостояний: анализ проблемы становления

1 Шемякин Я. Г. Латинская Америка: традиции и современность. - М.: Наука. 1987. С. 182.

2 Стеценко Е. А. Концепция традиции в литературе XX века // Художественные ориентиры зарубежной литературы XX века. - М.: ИМЛИ РАН. 2002. С. 49. национальной традиции в Бразилии способствует выявлению ценностно-смысловых функций традиции в современной культуре.

Феномен бразильской литературы XX в. в его целостности и внутренней противоречивости долгое время оказывался за пределами исследовательских интересов российского литературоведения. Представительная (и до сих пор во многом актуальная) работа И. А. Тертерян «Бразильский роман XX века» (1965), посвященная развитию реализма в бразильской литературе первой половины XX столетия, - это единственный опыт монографической систематизации определенного этапа литературного процесса в Бразилии. В статьях той же исследовательницы, как и в отдельных работах иных российских латиноамериканистов и бразильянистов (в том числе: Е. Н. Васиной,1 Ю. Н. Гирина,2 Н. С. Константиновой,3 Е. В. Огневой,4 Б. Ю. Субичуса5 и др.), затрагивались различные аспекты развития бразильской литературы, но не делалось попыток обобщения художественных тенденций всего интересующего нас периода. В отечественной науке крупномасштабный анализ культурных процессов в Бразилии предпринимался только в сфере искусствознания, в книге В. J1. Хайта «Искусство Бразилии. История и современность» (1989). Большая часть этого труда посвящена анализу художественных феноменов периода рубежа XIX-XX вв. и XX столетия, причем зарождение и развитие современного искусства Бразилии рассматривается в его контекстуальных связях с литературой страны. Различные аспекты литературного развития Бразилии XX в. были и

1 Васина Е. Н. Фольклорные традиции в современном бразильском театре // Искусство стран Латинской Америки. - М., 1986. С. 220-239; Она же. О некоторых аспектах взаимодействия профессиональной и народной культур Латинской Америки // Ibérica Americans. Механизмы культурообразования в Латинской Америке. - М.: Наука. 1994, С. 172-180; Она же: Праздничная культура Бразилии // Ibérica Americans. Праздник в ибероамериканской культуре. - М.: ИМЛИ РАН. 2002. С. 260-271.

2 Гирин Ю. Н. Бразильский модернизм как зеркало русской революции / «Латинская Америка». 1994. № 7-8. С. 144-149.

3 Константинова Н. С. Бразильский театр и драматургия // Культура Бразилии. - М.: Наука. 1981. С. 148172. Многочисленные статьи исследовательницы собраны в ее авторский сборник: «Страна карнавала». -М.: РОССПЭН. 2003. 142 с.

4 Е. В. Огневой, в частности, принадлежат персоналии бразильских писателей в Энциклопедии «Культура Латинской Америки». - М.: Наука. 2000. 743 с.

5 Субичус Б. Ю. Из истории бразильской литературы // Культура Бразилии. - М.: Наука. 1981. С. 61-84. остаются предметом пристального исследовательского внимания зарубежных бразильянистов. За рубежом осмыслялись особенности художественного процесса прошлого столетия в его целостности; предметом анализов стали такие феномены как «бразильский модернизм» и «бразильский регионализм», универсалистская поэзия т. н. «поколения 45 года», неоавангардная экспериментальная поэзия второй половины XX века, неомифологическая, экзистенциально-психологическая проза этого времени. Вниманием науки пользуются авторские поэтики Ж. Гимараинса Розы и Ж. Амаду, М. де Андраде, К. Лиспектор и Ж. де Лимы, О. де Андраде, М. Бандейры, К. Друммонда де Андраде, В. де Морайса, Ж. Кабрала де Мело Нето и, А. Доурадо, А. Фильо и Д. Тревизана. В то же время различные ракурсы художественного процесса прошлого столетия, как и проблема национальной традиции до сих пор являются предметом острой полемики.

Особенности бразильской литературы прошлого столетия рассматривались в главе «Литература Бразилии», написанной автором данной диссертации для четвертой книги «Истории литератур Латинской Америки».' Именно это историографическое исследование, как и статьи автора, посвященные творчеству Ж. Амаду и Ж. Гимараинса Розы,2 стали основой для развития проблемного ракурса диссертации. Мы считаем, что бразильская литература XX в. - это целостный этап в развитии национальной словесности, обладающий признаками художественной системы; различные направления, течения, школы, индивидуальные поэтики, несмотря на полемичные, порой, внутренние отношения представляют собой звенья единого (матричного) процесса, обнаруживают межпарадигматическую связность. Особую системообразующую роль в художественном процессе играет национальная традиция.

1 История литератур Латинской Америки. Кн. 4. XX век: 20 - 90-е гг. Часть вторая. - М.: ИМЛИ РАН. 2004. С. 569-671.

2 Ж. Амаду // История литератур Латинской Америки. Кн. 5. Очерки творчества писателей XX века. - М.: ИМЛИ РАН. 2005. С. 240-277; Ж. Гимараинс Роза // Там же. С. 278-309.

Литература XX столетия является неизменным предметом интереса зарубежной бразильянистики (системное исследование литературы прошлого столетия в контексте проблемы традиции, насколько мы можем судить, проводится впервые). Но, обращаясь к бразильским концепциям национального литературного процесса, необходимо иметь в виду, что бразильские художественные тексты и исследовательские метатексты принадлежат единому типу культурного сознания; что концепции, оценки и переоценки художественных тенденций, модели периодизации, возникали в существенной одновременности с литературной динамикой. Среди важнейших «сил» национального художественного процесса в зарубежной бразильянистике выделяются следующие: бразильский модернизм, новый регионализм, «поколение 1945 г.». Все эти термины употребляются в двух значениях - широком и узком. Понятие «поколение 1945 г.» в узком смысле соотносится с универсалистским поэтическим течением в литературе второй половины столетия; в широком смысле -описывает как поэтические, так и прозаические феномены данного времени, будучи соотнесенным со всем «поколением» писателей, пришедшим в литературу в середине 1940-х гг. Термин бразильский регионализм (или новый регионализм) в узком смысле соотносится с оформляющейся с 1926 г. и развивающейся в 30 - 40-е гг. художественно-философской программой воссоздания отдельных областей (регионов) Бразилии; в широком смысле - термин прилагается ко всем феноменам литературы прошлого столетия, так или иначе связанным с соответствующей тематикой и проблематикой. Термин «бразильский модернизм» в узком смысле обозначает инновационные художественные явления 1920 - 1930-х гг.,1 в более широком смысле - служит выделению всех инновационных тенденций в бразильской литературе прошлого

1 См.: Bosi A. Historia concisa da literatura brasileira. - Sao Paulo. 1977. P. 339-426; Barbadinho Neto R. Sobre a norma literária do modernismo. - Rio de Janeiro. 1977. 87 p. столетия;1 наконец, в самом широком смысле, термин охватывает весь комплекс литературы XX в., которая, в таком случае, определяется как «Эра модернизма».

Правомерность обобщения бразильской литературы прошлого столетия в «модернистской» терминологии критически анализировалась в монографии «Бразильский роман XX века» (1965) И. А. Тертерян. Исследовательнца акцентировала внимание на двух основных тенденциях, проявившихся в словесности первой половины столетия: это модернизм и реализм. «Противоборство» реализма и модернизма в Бразилии вписывалось в характерную для советского литературоведения модель литературного процесса, хотя и не совсем соответствовало реалиям бразильской словесности (что, впрочем, отмечала сама И. А. Тертерян). Явление и категория «бразильского модернизма» ведет свою историю от проведенной в 1922 году «Недели современого искусства» (Semana de Arte Moderna). Модернистами называли себя писатели, художники, архитекторы и музыканты, участвовавшие в разработке новой концепции национального своеобразия, целенаправленно стремившиеся к обновлению поэтики соответствующих видов художественной практики. Что же касается категории «реализма», то она была применена исследовательницей к творчеству прозаиков 1930-1940-х гг., принадлежащих к т. н. «школе северо-восточного романа»: Р. де Кейрос, Ж. Амаду, Ж. Линса ду Регу, Г. Рамоса и др. И. А. Тертерян, указывала, что эти авторы «не позаботились закрепить за собой какое-либо о объединяющее литературоведческое определение», проблема «реалистических» оснований их поэтики была поставлена и положительно решена исследовательницей. При этом доказывалось, что северо

1 См.: Castro S. A revoluçâo da palavra. - Petrópolis. 1976. 330 p.; Aguilar G. Poesía concreta brasileña en la encrucijada modernista. - Viterbo. 2003.453 p.

2 A literatura no Brasil. Estilos da época. V. 5: Era modernista.- Rio de Janeiro. 1986. 658 р. См. также: Nist J. The modernist movement in Brasil. - Austin. 1967. 320 p.; Martins W. O modernismo (1916-1945). - Sào Paulo. 1977. 313 p.; Coutinho A. La moderna literatura brasileña. - Buenos Aires. 1980. 167 p.

3 Тертерян И. А. Бразильский роман XX века. - M.: Наука. 1965. С. 6-7. восточный роман никак не соотносится с модернизмом. Обращаясь к эволюции реализма в бразильской прозе, И. А. Тертерян уделяла минимальное внимание отношению «северо-восточного» романа к традиции бразильского регионализма. Особая системность регионализма связана не с конкретным стилевым направлением (методом), но базируется на постоянстве «областнической» темы. Все писатели, чье творчество исследовала И. А. Тертерян, были близки новому регионализму, программа которого была во многом полемичной по отношению к модернистской программе. Однако в регионалистско-модернистской полемике выявляются не только взаимоисключающие оценки человека и мира бразильских, но и существенное единство самоидентификационных приоритетов, нацеленность на открытие специфики национального мира во всех его составляющих - исторической и современной, природной и этносоциальной. В то же время регионалистская программа отличается отчетливыми традиционалистскими установками.1

В 1980-е гг. И. А. Тертерян сняла проблему «борьбы» модернизма и реализма в бразильской литературе. Обратившись к эволюции модернизма в предисловии к сборнику «Поэзия Бразилии» (1983), она охарактеризовала модернизм как «начало нового искусства», связанного с «изменением эстетического вкуса и самого мироощущения» авторов.2 С указанием на отличия бразильского феномена от испано-американского и европейского модернизма, было отмечено, что бразильский модернизм -«явление более локальное и вместе с тем разнослойное, его. нельзя свести к противостоянию реализму».3 Здесь же были намечены контуры взаимодействия модернизма и регионализма, выделялось общее для

1 В литературоведческих оценках именно с регионализмом неизменно соотносится воспроизведение традиции в ее непрерывности и целостности. См. напр.: Pinto L. A. A ¡fluencia do Nordeste ñas letras brasileiras. - Rio de Janeiro. 1960. 154 p.

2 Тертерян И. А. Поэтический карнавал // Поэзия Бразилии. - М.: Худ. лит. 1983. С. 10-11.

3 Тертерян И. А. Поэтический карнавал. С. 11. течений тяготение к фольклору, углубленное внимание к символико-мифопоэтической сфере.

На наш взгляд, сосуществование модернизма и регионализма является важнейшей составляющей бразильского литературного процесса первой половины XX в., в данной работе обе тенденции будут анализироваться в их самостоятельности и в сравнении. В первой главе мы обратимся к рассмотрению феномена «бразильского модернизма», его истории и поэтики, с тем чтобы выявить основы художественой системности данного явления, обозначить специфику модернистского отношения к традиции, определить этапы модернистского развития. Особое внимание будет уделено авторским художественным моделям М. де Андраде, Ж. О. де Андраде, М. Бандейры, Ж. де Лимы, К. Друммонда де Андраде, Р. Боппа. Вторая глава будет посвящена анализу северовосточного романа в регионалистском контексте: в соотношении с философско-антропологической концепцией крупнейшего представителя регионалистской идеологии Ж. Фрейре, а также во взаимосвязях данного течения с традицией бразильского художественного регионализма. В центре нашего внимания будет творчество Ж. Америко де Алмейды, Р. Кейрос, Г. Рамоса, Ж. Линса ду Регу и, в особенности, Ж. Амаду. Мы привлечем к анализу иные прозаические феномены, обратимся к регионалистскому импрессионизму Э. Вериссимо, а также к католическому роману 30-х гг. На основе проведенного исследования мы попытаемся обозначить основные схождения и различия модернизма и регионализма. Третья глава будет посвящена художественному процессу второй половины XX в., выявлению особенностей взаимодействия новых художественных тенденций с регионализмом и модернизмом, с иными пластами культурного наследия. Мы сконцентрируемся на выявлении системообразующих ориентиров, чтобы выйти к типологии моделей данного этапа. Мы остановимся на поэзии Л. Иво, Ж. Кабрала де Мело Нето; на прозе А. Фильо, К. Лиспектор, А. Доурадо, Д. Тревизана, Д.

Рибейро. Особое внимание будет уделено творчеству крупнейших писателей данного периода - Ж. Гимараинсу Розе и Ж. Амаду. Итогом нашего анализа должно стать уточнение правомерности распространения «модернистской» модели на художественную систему бразильской литературы XX в. в ее целом, а также уточнение общей периодизации бразильской литературы прошлого века в контексте проблемы становления национальной традиции.

Наиболее существенные положения различных исследовательских работ будут отражены в отдельных главах диссертации и в примечаниях к ним; в соответсвующих разделах мы будем обращаться к обзорам литературоведческих интепретаций школ, течений и направлений бразильской литературы. Подробный анализ всей библиографии здесь, во введении, лишил бы концептуальной четкости те ее части, которые нуждаются в опоре на существующий научный опыт или предполагают полемику с определенными воззрениями.

Общая проблематика литературного процесса видится автору данного диссертационного исследования в его неотделимости от художественно-философских оснований - смыслового целого - тех произведений, которые являются «участниками» созидания словесности в ее динамике. Парадоксальным образом в отечественном литературоведческом сознании историко-литературный процесс до сих воспринимается в странной отграниченности от сферы художественной «онтологии».1 Соответственно, изучение литературного процесса понимается, порой, в чисто техническом свете, как своего рода предварительный этап, введение в исследовательскую деятельность, а не как важнейшая сторона и задача современного литературоведения. Однако

1 Ср.: «Наука о литературе проглядела (пожалуй, в гораздо большей мере, чем другие искусствоведческие дисциплины) главный предмет свой, занимаясь или историко-литературным процессом, его закономерностями, или поэтикой художественного произведения. Она во многом прошла мимо художественного произведения как особого смыслового целого, мимо художественного образа как особого не-атомарного предмета изучения». - Гей Н. К. Категории художественности и метахудожественности в литературе. Тезисы. //Литературоведение как проблема. - М.: Наследие. 2001. С. 281. категория «художественного процесса» вполне справедливо осознается в ее имманентной содержательной пограничности и междисциплинарности: «Эта категория находится на стыке эстетики, теории литературы, теории и истории искусства, а также поэтики».1 В изучении литературного процесса должны учитываться общекультурные взаимосвязи, только в контексте которых может выявиться своеобразие того или иного этапа в развитии литературы, развитие ее национальной или региональной специфики. О необходимости обобщенно-культурологического подхода к литературному процессу говорил в начале 1970-х гг. М. М. Бахтин, намечая методологические основания исследования словесности в ее динамике: «Так называемый литературный процесс эпохи, изучаемый в отрыве от глубокого анализа культуры, сводится к поверхностной борьбе направлений. Могучие, глубинные течения культуры,. действительно определяющие творчество писателей, остаются не раскрытыми, а иногда и вовсе не известными исследователям. При таком подходе невозможно проникновение в глубину больших произведений и сама литература начинает казаться каким-то мелким и несерьезным делом».2

Определение границ эпохи, само понятие той или иной эпохи, периодизация литературной истории - это один из самых сложных аспектов науки о литературе (и, соответственно, родственных ей искусствоведческих дисциплин)»,3 - указывал в конце 1980-х гг. А. В. Михайлов. Он акцентировал внимание на процессуальном аспекте изучения литературы как способе выявления художественных смыслов в их взаимодействии, как методе проникновения в сущность эстетической изменчивости. Научный подход к литературному процессу в принципе подразумевает диалектику частного и общего, целостности и фрагментарности, а главный уровень репрезентации целостности, по

1 Борев Ю. Б. Художественный процесс - категория эстетики и литературоведения //Теория литературы. Т. IV. Литературный процесс. - М.: Наследие. 2001. С. 3.

2 Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. - М.: Искусство. 1979. С. 330.

3 Михайлов А. В. Проблемы анализа перехода к реализму в литературе XIX века // Михайлов А. В. Языки культуры. - М.: ЯРК. 1997. С. 43.

Михайлову, - это уровень «национальных» литератур: «Целостный процесс - литературно-исторический уровень, на котором задается и оправдывается смысл литературного развития, - тот круг, в котором соограничиваются и соопределяются пласты литературной истории. Таким уровнем и таким горизонтом служит. процесс развития национальной литературы, литературы народа. История литературы целостна и органична именно как история литературы национальной, хотя, разумеется, сама сущность народного, национального постигалась, осмыслялась, переживалась принципиально по-разному в разные эпохи».1

Необходимость дифференцированного подхода к категориям национального, народного приобретает особое значение в пространстве латиноамериканской культуры, в контексте которой, порой, проблематизируется сама возможность применения данных понятий: «Нация в Латинской Америке вовсе не есть нация в традиционном смысле слова, а как бы форма индивидуации единого супернационального единства - «расы», «народа-континента». Народ же в европейском смысле этого слова, как тысячелетиями складывающаяся во взаимодействии с природной средой психофизическая индивидуальность с собственным строем языка и претворенных в формах своей жизни мироотношением, здесь просто не имел времени сложиться», - указывал в свое время Ю. Н. Гирин. Однако, наряду с «континентальными» смыслами категория национального может соотноситься с конкретикой исторического, социального, этнического развития отдельных самостоятельных культурных «субъектов», причем латиноамериканское понимание категорий «нации» и «народа», складывавшееся в процессе культурного самоопределения континента, отличалось специфической подвижностью, было ориентировано не столько на описание уже возникших этнических

1 Михайлов Л. В. Диалектика литературной эпохи. // Михайлов А. В. Языки культуры. - M.: ЯРК. 1997. С. 35.

2 Гирин Ю. Н. К вопросу о самоидентификационных моделях латиноамериканской культуры // Iberica Americans. Механизмы культурообразования в Латинской Америке. - М.: Наука. 1994. С. 43. единств, сколько на программирование возможных путей достижения идеального состояния целостности. В этническом контексте именно категории национального приписывается целеполагающая функция, ориентирующая, в том числе, развитие культуры, обуславливающая понимание тех явлений и категорий, которые воспринимаются в контексте «национальной» проблематики, в том числе, категории и феномена традиции.

Историческое становление культурных традиций в Латинской Америке происходит во взаимодействии расово-этнических и историко-социальных факторов, а восприятие собственных культурных традиций, ценностно-смысловое отношение к культурному прошлому моделируется и корректируется идентификационными процессами. Особенности восприятия традиции в бразильской литературе XX в., пути приобщения к культурному наследию и взаимодействия с ним вписываются в общий контекст развития идеи традиции и осознания статуса традиции в бразильской культуре, которые, на наш взгляд, требуют специального освещения.

Становление бразильской литературы начинается в первые века колонизации той территории Нового света, которая была названа португальцами Землей Святого креста. Как писала И. А. Тетерян: «Бразильская литература имеет свое свидетельство о рождении: первый литературный памятник был создан в те самые дни, когда началась история этой страны, в конце апреля 1500 года».1 Памятники XVI в. принадлежат к документально-художественной дескрипции - это описания природного и человеческого (индейского) бразильского мира -письма, отчеты (реляции) миссионеров, путешественников, колонистов (территория была переименована в Бразилию в первый век колонизации, именем страны стало индейское слово «brasil» - наименование красного

1 Тертерян И. А. Литература Бразилии в XVI веке. Первые памятники // История литератур Латинской Америки. Кн. 1. - M.: Наука. 1985. С. 351. сандала, древесина которого высоко ценилась в Европе). Позднее возникает поэтическая дескрипция, в XVII в. художественные смыслы приобретают самоценное значение: так начинает складываться традиция бразильской литературы, начинает накапливаться первоначальный идейно-образный фонд, который (как и везде в Латинской Америке) станет основой будущего художественного развития.

Что же касается идеи традиции, то ее проявление правомернее всего относить к XVIII в.: ко времени возникновения первых литературных сообществ - «Академий», унаследовавших название от сходных объединений, существовавших в Португалии. Существенную часть наследия Академий1 составили документально-художественные генеалогические и историографические труды, создававшиеся в целях отражения непрерывного процесса становления бразильского «социума», жизни колонии в ее отличиях от жизни метрополии. Именно в них, на наш взгляд, впервые обозначается проблема преемственности, связности прошлого и настоящим - проблема традиции. Ее контуры намечаются в антропологическом (генеалогическом) и социально-историческом контексте, культурный аспект проявляется в обобщенном виде (вне собственно художественных смыслов) как периферийный уровень историографии. Но в конце XVIII в. проблема традиции обретает сугубо художественный контекст. В это время начинается взаимодействие новой литературы с «хрониками» освоения Бразилии: история Бразилии входит в сюжет эпических поэм «Уругвай» (1769) Ж. Б. да Гамы (1741-1795) и «Карамуру» (1781) Ж. де Санта Рита Дурана (1722-1784), созданных на основе этнографических, исторических данных, почерпнутых из первых текстов. К выражению духовной самостоятельности обращается ориентированное на классицизм и идеологию Просвещения поэтическое сообщество «Бразильская Аркадия»: в творчестве К. М. да Косты (1729

1 «Бразильская Академия Забытых» (1724-25) и «Бразильская Академия Возрожденных» (1759) появились на Северо-Востоке страны. В Рио-де-Жанейро существовала «Академия Счастливых» (1736-1740).

2CändidoA. Formagäo da literatura brasileira. - Säo Paulo. 1959. V. l.P. 122-156.

1789), И. Ж. де Алваренга Пейшото (1744-1792), Т. А. Гонзаги (1744-1810) заявляет о себе литературный традиционализм; впервые обозначается проблема эстетического отношения к бразильской реальности; проблема ее образного воплощения в слове. Осознаваемая бесконечность мира преображается и преодолевается в границах осознаваемой художественности текста с помощью традиционного, «готового» риторического кода: пасторального. Аркадийская поэзия как бы собирает «общие места» пасторальной образности, выстраивает систему канонизированных элементов, стремясь приобщить к завершенной известности «культуры» необъятное «варварство» бразильского мира.1

7 сентября 1822 г. в истории Бразилии начался новый этап: страна была объявлена независимой империей. Смена политического статуса стала считаться границей в истории культуры, в том числе в бразильской литературной истории: период до 1822 г. получил название «колониального» и был содержательно отграничен от нового «независимого» или «национального» периода. В контексте «национального» самоутверждения начинает разрабатываться концепция «национальной» культуры, пересматривается «колониальное» наследие. Программа «национальной» литературы определяется в творчестве писателей-романтиков (1830-1870). Впервые национальные смыслы литературы обозначаются Д. Гонсалвисом де Магальяинсом (1811-1882) в статье «Об истории литературы в Бразилии» (1833). Писатель считал, что в новой литературе должно возродиться индейское «наследие», что же касается португалоязычных истоков словесности, то острожно указывалось на авторов XVIII в., как на провозвестников новой традиции, но не упоминались иные ориентиры «национального» в колониальном прошлом. На протяжении следующего двадцатилетия построение истории

1 «Варварской» родиной называет Бразилию К. М. да Коста в Прологе к Собранию своих стихотворений, противопоставляя это «варварство» «культуре» - поэтической традиции. См.: Costa С. М. Prologo ао leitor // Candido A., Castello J. A. Presei^a da literatura brasileira. - S3o Paulo. 1964. V. 1. P. 136. См. подробно: Надъярных M. Ф. Иберийская паторальная традиция в поэзии Клаудио Мануэла да Коста // Iberica Americans Культуры Нового и Старого Света в их взаимодействии. - СПб.: Наука. 1991. С. 148-155. бразильской литературы, поиск традиции остаются идеальной целью романтической критики, однако начало литературы чаще всего совпадает с моментом обретения независимости, то есть наличие традиции отрицается вовсе, но развитие словесности подразумевает обязательное обращение к индейской «поэзии» - мифам и легендам коренных жителей Бразилии.1 В 1850-е гг. (в трудах А. Ж. Маседо Соареса, Ж. Франсиско Лижбоа) в концепцию привносится тезис о необходимости исследования взаимодействия португальского и индейского. «По мнению Маседо Соареса, - писала И. А. Тертерян, - бразильской литературе, чтобы достичь мирового уровня, недостает только ощущения национальной традиции, "духа веков"». Исследовательница выявляет в бразильской романтической эссеистике стремление к «синтезу двух начал - местного и привнесенного европейцами», приводя характерное высказывание Маседо Соареса: «Наши традиции двояки, и поэт, если он хочет быть национальным, должен стремиться к гармонии индейского и португальского».3 «Португальское наследие» осмыслялось в антропологической, исторической, этнической, но не в художественной перспективе. В текстах освоения Бразилии виделся один из источников «достоверных» сведений об индейцах, о колонизации, о быте и нравах колонистов. В прочтении дескриптивной литературы XVI-XVII вв. писателями-романтиками доминирует установка на «достоверность». Ж. де Аленкар (1829-1877), крупнейший романист и теоретик романтизма, скрупулезно документирует свои произведения, детали индейского и колониального быта обрастают комментарием, отсылками к тем «первотекстам», в которых содержится истинное «свидетельство» о реальности, претворяемой теперь в романную форму. Статусом художественной традиции первые тексты не наделяются, исток В 1840-е гг. эти идеи отстаивают С. Нунес Рибейро («О национальном характере бразильской литературы», 1843) и Ж. Норберто («Общие соображения относительно бразильской литературы», 1843).

2 Тертерян И. А. Литература Бразилии // История литератур Латинской Америки. Кн. 2. - М.: Наука. 1985. С. 529.

3 Цит по: Cándido A. Formafäo da literatura brasileira. - Sao Paulo. 1975. V. 1. P. 10. национальной» литературы Гонсалвес Диас, Аленкар усматривают в индейской мифологии, в креольском фольклоре и в непосредственности «лирического» сообщения с миром бразильской природы.

Романтическая модель развития словесности отличалась специфической дискретностью: между индейским первоначалом традиции (долитературной архаикой) и собственно бразильской литературой, возникающей то ли в конце XVIII в., то ли в начале XIX в., образовывалось странное зияние. Явление «особой» «национальной» литературы происходило как-то «вдруг», из своего рода образного вакуума, но на ярком фоне идеологии «независимости»: на начальном этапе формирования концепции литературного процесса в Бразилии не определялся момент генезиса многочисленных образов и мотивов, принципиально значимых для нового - «постколониального», этапа. При этом романтизм взаимодействовал с доступными образцами колониальной словесности, обращаясь к ним как к информативному наследию, новая литература осваивала и впитывала поэтику словесного освоения Бразилии, но приобщение к художественности первых памятников, тождественное возникновению существенного единства традиции, происходило как бы на уровне подсознания. На сознательный уровень выводилась неупорядоченность традиции, ее дискретность.

Фикционалистское преодоление дискретности было намечено в 1872 г. Ж. де Аленкаром. В предисловии к собственному роману «Золотые сны» Аленкар создал «виртуальный» образ идеальной «органической» литературной континуальности, поступательного и непрерывного движения от архаики к современности. Писатель выделял три этапа литературной эволюции: «примитивный» или «коренной», исторический и собственно литературный. Первый включал «легенды и мифы дикарской покоренной земли; традиции, которые окутывали детство народа». Исторический период соотносился со временем колонизации: со временем «соединения народа-колонизатора с американской землей», временем преображений и превращений, когда «проясняются краски, начинается полет фантазии, язык насыщается мягкими модуляциями, формируются новые обычаи, возникает новый образ жизни».1 Наконец, третий этап, названный «детством нашей литературы», начинался с момента обретения политической независимости и еще не закончился. Три периода выступали в предельной взаимосвязанности и взаимозависимости, но объединялись не соположением фактов реальной литературной истории, а единством личности и творчества самого Аленкара. Каждому из периодов (за исключением последнего) соответствовала не какая-то реальная историческая литературная «продукция», но собственные романы писателя. Долитературному «примитивному» периоду как бы принадлежал роман-легенда «Ирасема», историческому - «Гуарани» и «Серебряные копи», литературному - «Ствол Ипе», «Тиль», «Гаушо», «Золотые сны». Модель Ж. Аленкара, на наш взгляд, являла собой первый систематический опыт изобретения традиции, характерного для последующей бразильской литературы - заполнения вымыслом субъективно ощущаемой смысловой пустоты в художественной истории.

Романтическая программа базировалась на идеале поиска духовных первоначал нации, на утверждении самобытности и оригинальности в литературе, сополагаемых с поисками особенной бразильской литературной «нормы». Концепция «национальной словесности» оформляется в контексте рефлексии о «правилах» воплощения бразильского духа (в романтизме теория поначалу опережает творческое воплощение, а не идет вослед уже созданным произведениям). Озабоченность созданием строго нормированной поэтики не мешает усилению пиетета перед европейскими образцами, как классическими, так и современными (Ж. де Аленкар резко критиковал индеанистскую поэму

1 Освоение земли обозначается Аленкаром в символике брачного союза (порт. - «consorcio»), в котором человек «наделял землю культурой», а земля «окутывала человека ароматами девственной природы, погружала в переливы великолепной музыки». У Аленкара непереводимая игра слов: «reverbera9oes de um solo espléndido» - и «переливы великолепного соло», и «отражения великолепий земли» - Alencar J. de. Obra completa. - Rio de Janeiro. 1959. V. 1. P. 697.

Гонсалвиса де Магальяинса «Конфедерация Тамойосов» (1856) за несоответствие канону героической эпопеи).1 Бразильский романтизм как бы нуждается в устойчивом коде, способном противостоять неоформленности мира. Ориентация на образец, норму, намеченная в конце XVIII в. и усилившаяся в эпоху романтизма, объясняется существенной незавершенностью рождающейся системы словесности. Вступая в период интенсивного становления, литература как бы искала опоры для достижения собственной целостности в апробированных формах и методах художественного и философского осмысления реальности. Устойчивая (пусть даже чужая) традиция становилась средством постижения своего, «неопределенного» мира, помогала завершить неясные очертания собственного образа в «готовом слове». И в романтизме, и позднее своеобразной «канонизации» подвергаются не только давние традиции, в качестве «образца» воспринимаются современные тенденции (например, натурализм).

В «эпоху» романтизма кардинально трасформируется жанрово-родовая система литературы: возникают драма и роман (не представленные в колониальной словесности). На наш взгляд, значимым оказывается принцип отбора моделей, служивших становлению словесности, проявление и в драме, и в романе специфической архаизирующей функции. В первых бразильских романах закреплялись простейшие формы осуществления жанра, как бы уплотненно повторявшего витки своего развития; освоение устойчивых типов (романа странствий, простейшего романа испытаний) происходило на уровне первичных моделей. Таковы написанные по образцу раннего плутовского романа «Воспоминания сержанта полиции» (1854-1855) М. А. де Алмейды (1831-1861); созданная по образцу любовной идиллии «Смуглянка» (1844) Ж. М. де Маседо (1820-1822); одноактные комедии J1. К. Мартинса Пены (1815-1848), ориентированные на простейшую комедию нравов и фарс.

1 Alencar J. de. Obra completa. - Rio de Janeiro. 1958. V. 4. P. 874-875.

Сложившаяся формализованная структура соответствовала задачам первичной типизации, собиранию «эпизодов» быта и нравов в единство художественного текста.

Концепт «единства» - один из самых существенных в романтизме, -определяет построение идеальной картины мира, выражающей синтетическую полноту. Мифологема синтеза структурирует этнокультурную программу романтиков, видевших в идеале человека бразильского (носителя и выразителя национальной культуры) гармоничное соединение автохтонного и португальского начал. В 1840 -70-е гг. эволюционирует романтический индеанизм: мир индейцев воссоздается и мифологизируется в русле определения основ традиции в эссеистике Ж. Норберто, А. Маседо Соареса, в поэзии Д. Ж. Гонсалвиса ди Магальяинса, А. Гонсалвиса Диаса, в творчестве Ж. де Аленкара. Эссеист Ж. Норберто писал в 1843 году: «Прошлое индейцев - это наша история, ибо у нас нет средневековой истории с рыцарями, турнирами, легендами, питающими воображение европейских поэтов. Но не только в Европе каждое место освящено преданием. У нас есть свои мифы, свои духи рек, озер, гор и долин. Нам не хватает только пера, которое запечатлело бы наших Оссианов, Фаустов и Айвенго».1 Образ коренных жителей Бразилии создается на основе освоенных бразильской литературой XVIII в. мифологем «естественного человека», «доброго дикаря», с привлечением опыта героической эпопеи («они [индейцы, - М. Н.] должны быть сходны с героями Гомера и Вергилия»)2 и пасторальной образности; с использованием топики рыцарского романа. «Старые» модели совмещаются с новыми формами, функционировавшими в Европе. В индеанистике - с опытом «исторической» прозы В. Скотта и романовл поэм Шатобриана. Но привлекаются и элементы индейской языковой

1 Cándido Л. Forma?äo da literatura brasileira. - Säo Paulo. 1976. V. 2. P. 20-21.

2 Alencar J. de. Obra completa. - Rio de Janeiro. 1960. V. 3. P. 540.

3 Сопоставительный анализ романов Аленкара, Шатобриана и Скотта см. в: Тертерян И. А. Бразильский индеанизм // Формирование национальных литератур Латинской Америки. - М.: Наука. 1974. С. 226-259. картины мира, вводимые в индеанистские произведения в качестве «готового» истинного языка, мифопоэтически соответствующего миру. В зарождающемся позже регионалистском романе, воссоздававшем в парадигме идеально-естественного человека типичных представителей различных областей страны, в качестве «готового» слова выступают фольклорные элементы, фигурирующие на уровне цитат, обобщающих и резюмирующих моменты сюжетного развития. Индейские и фольклорные «образы» приобретают значение «образцового» художественного языка, «правильного» способа воссоздания национальной реальности.

Образцовым статусом наделяет креольский фольклор Аленкар, чрезвычайно внимательный к проблеме языкового воссоздания мира. Именно он впервые анализирует на бразильском материале проблему «языкового плена»: непреодолимого парадокса создания бразильской литературы на португальском языке. Писатель (цикл заметок «Наш Песенник», 1874) наблюдает за фольклорным преображением слова, приобретающим бразильские «интонации» в лексике, в словообразовательных (обилие уменьшительно-ласкательных форм) и в синтаксических конструкциях. В фольклоре раскрывается «дух. лесов, выразительность природного колорита, американского образа жизни».1 Народная стихотворная и песенная культура, воссоздавшая «непрестанную борьбу с природой», выражает эпическое отношение к миру, свойственное бразильцам - покорителям Нового Света. Оно и должно быть воспринято литературой вместе с иными элементами фольклорного мироощущения: особым отношением к любви, сродством с животным и природным миром во всех его проявлениях, погружением в «анонимную коллективность» (multidao anónima), со всевозможными языковыми «неправильностями», бытующими в народном искусстве. Усвоение речевых «неправильностей» фольклора - это специальный пункт развития словесности, преодоления ее

1 Alencar J. de. Obra completa. - Rio de Janeiro. 1960. V. 4. P. 962.

2 Ibid. P. 973. тогдашнего «естественного состояния иммитации». Бразильская литература «может оказаться совершенно неправильной, - утверждал писатель, - но это будет устрашающая и блистательная неправильность (incorreçao) великолепной бухты Гуанабарра, поражающей и восхищающей всякого впервые созерцающего ее».1 Бразильский «образец» изначально содержит некоторую «неправильность», «необразцовость», и понятие о национальной «норме» преображается в контексте этой «анормальности».

В постромантический период «анормальность» национального культрообразования признается в качестве объективного факта, но рассматривается не как основа «самобытности», а как преграда к ее достижению. Основой философских обобщений служит позитивизм, в русле которого с конца 1860-х гг. осмысляются возможные социальные и культурные преобразования. В исследованиях крупнейшего философа того времени Т. Баррето (1839-1889) критически пересматривается романтическая идеализация национального начала. Исходя из оппозиции «природы» и «культуры», Баррето полемизирует с апологией «идиллической естественности»: природа - это непреобразованное «первичное состояние вещей», лишенное этического целеполагания. Утопия «естественного человека» сменяется идеалом человека культурного или общественного, чья деятельность основана на понимании правил и норм социума - «великого механизма человеческой культуры».3 Оценивая бразильскую культуру, Баррето утверждал, что она, как и нация в целом, еще не достигла внутренней целостности, но поддерживается только механическими внешними связями, подчиненными государственно-бюрократическим структурам. В Бразилии еще не возникла национальная традиция, не сформировалась органическая

1 Alencar J. de. Obra completa. V. 4. P. 982.

2 Lins I. Historia do positivismo no Brasil. - Säo Paulo. 1964. 661 p.

3 Цит. по: Paim A. Escola do Recife // Paim A. O estudo do pensamento filosófico brasileiro. - Rio de Janeiro. 1979. P. 61-69. социальная культура», судьба бразильского народа не определилась окончательно, он переживает переходный период.1 Такая трактовка национальной проблемы знаменовала начало кардинального изменения в понимании национальной сущности как еще неопределенной, незавершенной, неясной; намечала истоки той концепции, которая закрепится в XX в. Однако для философа актуальным было преодоление «анормальной» переходности, включение Бразилии в единый ритм культурного переустройства. Обозначившиеся контуры новой концепции обостряют внутрикультурную потребность в «завершении» «неопределенностей». Но в стремлении к целостному самообоснованию усиливаются традиционалистские тенденции: в усвоении новых философских и художественных концепций обостряется тяготение к образцам, причем, то, что в Европе воспринималось в полемике, в Бразилии принималось, как нормативная модель.2

Капистрано де Абреу (1853-1927) пытается выйти из кризиса самосознания на основе эволюционистской системологии и позитивизма. В исследованиях «Открытие Бразилии и ее историческое развитие с XVI века» (1883), «Главы колониальной истории» (1907) он пробует создать целостный образ исторической традиции, обобщая данные географической, этнографической и исторической наук. Обращаясь к литературному процессу, Абреу рассматривает искусство слова в контексте воздействия «климата», «почвы» и «метисации» и приходит к пессимистическим выводам относительно будущего национальной литературы. По его мнению, этнокультурное смешение отрицательно сказывается на эволюционных процессах; стремясь выявить литературную бразильскую «норму», исследователь констатирует внекультурную анормальность национальной традиции. Barreto Т. Traaos de literatura comparada de século XIX // Barreto T. Estudos alemaes. - Rio de Janeiro. 1926. P. 122.

2 См.: Надъярных M. Ф. Литература Бразилии // История литератур Латинской Америки. Кн. 3. Конец Х1Х-начало XX века (1880-1910-е годы) -М.: Наследие. 1994. С. 590-601.

В области литературоведения рубеж веков знаменателен появлением ряда полномасштабных литературных историй. В период 1880-х - 1910-х гг. выходят в свет труды Арарипе Жуниора, Ж. Вериссимо, С. Ромеро, стремящихся к воссозданию полной картины национальной традиции. Наиболее полная системная периодизация бразильской литературы принадлежала литературоведу, философу, социологу, фольклористу С. Ромеро (1851-1914). Его «История бразильской литературы» (первое издание вышло в 1888 г., последнее, переработанное - в 1912 г.) основывалась на методологии И. Тэна и Г. Т. Бокля, вслед за которыми Ромеро пришел к «органической» концепции развития искусства слова, представавшего как отражение гения (характера, духа) народа. Национальную духовность Ромеро рассматривал в контексте проблемы метисации, он одним из первых пытался объяснить, каким путем шло в Бразилии взаимопроникновение европейской, негритянской и индейской культур. Исследователь задает четкую систему координат литературной эволюции, выделяя в ней четыре этапа. Этап «зарождения» помещался в границы 1500 - 1750 гг.; 1750 - 1830-е гг. соответствовали первому «независимому этапу»; 1830 - 1870 - романтическому преобразованию словесности. Период с 1870 г. по время последних изданий «Истории» описывался как критическая реакция на романтизм. Предложенная периодизация остается релевантной для современных Историй бразильской литературы, однако в построениях Ромеро специально выделенный «этап зарождения» терял основополагающее значение.

Опираясь на концепцию «национального характера», С. Ромеро исключает из истории литературы авторов XVI в. Для него все они -выразители чисто португальского видения бразильского мира.1 И другими

1 Оговаривается особое положение Ж. де Аншьеты: который «однажды уехал в Бразилию и стал нашим, сдружился с землей, посвятил себя дикарям, стал одним из двигателей нашей цивилизации». - Romero S. Historia da literatura brasileira. - Rio de Janeiro. 1960. V. 2. P. 351. Однако, словесное, а не «цивилизационное», творчество Аншьеты лишь опосредованно соотносится с бразильской литературой. Ромеро считает его «простым предшественником» будущих национальных свершений, но не более, отказывая произведениям миссионера в художественных достоинствах. - Ibid. Р. 359,373. создателями бразильской литературной историографии первые памятники колониальной словесности либо вовсе изымались из пространства «национальной» традиции (Ж. Вериссимо), либо рассматривались в критической перспективе (Арарипе Жуниор).1 Негативистский пафос был направлен на «вторичность», стилевую зависимость произведений колониального периода от соответствующих европейских образцов; а к «нехудожественности» и «неоригинальности» добавлялось отсутствие «национального духа».

В «Истории» С. Ромеро среди авторов XVII в. достойными упоминания оказываются В. ду Салвадор, Б. Тейшейра, М. Ботельо де Оливейра, Г. де Матос, но их произведения именно упоминаются, а не анализируются; перечисляются в связи с «освоением» бразильского мира, но не наделяются статусом влиятельности на последующее развитие. В текстах XVII в. приветствуется нативистская линия, зарождение «внутренней принадлежности» автора бразильскому миру. Но сама по себе обращенность к американской природе не является доводом для признания автора «бразильским»: красота природы «спонтанно возникает. со времен Перо Вас де Каминьи», но, «вовсе недостаточно У описывать американский пейзаж, чтобы говорить о себе: я - американец». Критерий «литературного национализма» использовался в первых историях наравне с категориями «национального характера», «бразильского видения» как методологическое основание для определения истоков традиции. Однако, в результате, как и на романтическом этапе (хотя и в иной парадигме, и на ином материале) в историях С. Ромеро, Ж. Вериссимо, А. Жуниора образ национальной культуры представал как дискретный. С. Ромеро, пытаясь определить, что значит «быть американцем», «быть бразильцем», то есть, подойдя к центральному для

1 Арарипе Жуниор исследует колониальные памятники в перспективе «варваризации» - «помрачения рассудка» (obnubilado), в котором пребывали первые поселенцы, оказавшись в варварской среде тропиков. - Araripe Junior. Obra crítica. - Rio de Janeiro. 1963 V. 3. P. 407,479.

2 Romero S. Historia da literatura brasileira. - Rio de Janeiro. 1960. V. 2. P. 383. всей концепции пункту, сам того не замечая, конструирует своеобразную категориальную лакуну.

Оказывается, что «бытие по-бразильски», как и словосочетание «национальный характер», не могут быть четко интерпретированны. С. Ромеро пишет: «Быть бразильцем, значит быть им по сущности духа, со всеми нашими достоинствами и недостатками. Значит, обладать внутри себя неким неопределенным, но реальным чем-то, что является только нашим, тем, чем никто другой не обладает» (Ser brasileiro é sê-lo no ámago do espirito, com todos os nossos defeitos e todas as nossas virtudes. E ter em si um qué indefinível mas real, que é só nosso, que ninguém mais tem).1 В свою очередь, «национальный характер пока еще не совсем определен (näo está ainda bem determinado), по причине тенденции к подражательности, которая является одним из его свойств, таким, которое препятствует тому, чтобы этот характер ясно определился».2 Таким образом, категории «бразильскости», «национального характера» концентрируют вокруг себя семантическое поле неопределенности, представленной соположенными синонимами (для выражения неопределенности Ромеро использует слова «indefinível», «um qué», «näo determinado»). Неопределенность характера переносится на литературные факты, на художественные принципы, соотнесенные с критерием «национального». «Бытие по-бразильски», как и словосочетание «национальный характер», по сути, не поддаются непосредственному истолкованию, не могут быть содержательно четко интерпретированны.3

На рубеже XIX - XX вв. проблема непределенности национального характера, субъективная логика непризнания ценности колониальных памятников соединялись с объективной логикой «незнания» собственной

1 Romero S. Historia da literatura brasileira. P. 383.

2 Ibid. P. 383-384.

3 Или - просто не могут вербализоваться в логических категориях, соотносясь с той сферой сознания, категоризация которой способна аналитически разрушить некое ядро культуры, ее центр, утаиваемый в пролиферирующих неопределенностях. Центр-это синтетическая мифометафора, которая возникает в «определении» С. Ромеро: «сущность духа» - ámago do espirito. Слово «ámago» соединяет в своей литературной и реальной истории. К моменту появления первых исследований литературного процесса известный текстовой фонд колониального периода, в особенности начального этапа словесности, был минимален и труднодоступен для изучения. Основной корпус памятников, XVI в. сохранялся в рукописях, редкими были переиздания авторов XVII -XVIII вв. На информационные лакуны, препятствующие созданию идеальной целостной эволюционной картины ссылаются авторы Историй литературы, историографы (К. де Абреу в «Открытии Бразилии и ее историческом развитии с XVI века»). Культурологи говорят о «неполноте» национальной традиции, подразумевая реальную неполноту информации о ней. В преодолении информационных зияний интенсифицируется изучение документов первых веков колонизации, намечается программа академических переизданий всего написанного на территории страны в колониальный период. Но публикации и новые исследования, посвященные началу колонизации Бразилии, возникающие в XX в., корректируют, но не исключают мотив «неполноты» и «неполноценности».

Проблема традиции соотносится с противоречиво трактуемой проблемой метисации. Арарипе Жуниор, связывая национальное и метисное, приходит к выводу, что метисный характер, «идеально» (то есть полно) репрезентирующий национальную реальность, не соответствует общепринятым канонам «идеального» в искусстве. В свою очередь С. Ромеро считает, что создание полной эволюционной литературной хронологии подразумевает рассмотрение эволюции этно-культурного взаимодействия, но критическое отношение к первым памятникам препятствует ее проявлению.

К началу XX в. сфера национальной традиции мыслилась как многокомпонентная незавершенная целостность, в которую входили многозначности духовное и телесное; человеческое и природное, обозначая и «сущность», и «нутро», и сердцевину «растений». фрагменты португалоязычного литературного наследия, креольского фольклора, автохтонного «наследия» и афро-бразильского фольклора (впервые к нему в контексте проблемы традиции обращается С. Ромеро, начинающий сбор источников). Однако все составляющие сферы традиции характеризовались ценностно-смысловой неустойчивостью. Отношение к наследию колониального периода проблематизировалось в художественном и идентификационном контекстах (на рубеже XIX-XX вв. в позитивистском контексте неустойчивым стал «национальный» статус романтической литературы). Автохтонные источники отчетливо представали в их эволюционной отделенное™ от общего литературного процесса, а романтическое восприятие креольского фольклора в перспективе его нормативной идеальности сменилось критическим отношением к фольклорным источникам, которые оказались сдвинутыми на периферию традиции, где уже определилось место для афро-бразильского фольклора.

В идейном и художественном (в творчестве Р. Помпейи, Ж. М. Машадо де Ассиза, А. Лимы Баррето и др.) пространстве рубежа веков оформляется новое видение национального характера, национальной «сущности», воссоздающихся в понятиях «неопределенности», «противоречивости». В первые десятилетия XX в. эта точка зрения становится общепринятой, превращаясь в основу национальной самокритики или «реалистического национализма», сменившего «оптимистический национализм» XIX столетия.1 Едва ли не последним всплеском оптимизма в оценках национальной специфики была книга А. Селсо «Почему я горжусь своей страной» (1900), которая сразу превратилась в классический цитатник и сделалась предметом непрекращающихся насмешек, символом упрощенного, бессмысленного патриотизма, окончательным антитезисом которому звучал заголовок книги Ф. Лагрека «Почему я не горжусь моей страной» (1919).

1 Morreira Leite D. О caráter nacional brasileiro. - Säo Paulo. 1983. P. 207-208.

С позиций национальной самокритики оспаривались все основания «национальной гордости» (всего Селсо выделял одиннадцать, включая территориальные преимущества Бразилии, величие и красоту ее природы, величие национального характера и т. д.), кроме одного - великого будущего страны.1 Тема великого будущего превращается в одну из «навязчивых идей» национальной мысли: рубеж веков обрамлен утопическими романами «Царство Киато: в стране истинности» (1892, опубл. в 1922 г.) Р. Теофило и «Сан Пауло в 2000 году, или Национальное возрождение: хроника будущего бразильского общества» (1909) Г. Барнслея. Но в отличие от книги Селсо и в них, и в научных футурологических концепциях, будущее и настоящее Бразилии отграничивались друг от друга. Настоящее, отождествляемое с состоянием болезни (в 1916 году выходит исследование Б. де Магальинса «Великий больной Южной Америки»), понимается как «хаос», тогда как будущее ассоциируется с состоянием «космическим» - организованным, целостным, правильным. Переход к идеальному будущему предполагал коренное преобразование национальной модели, подразумевал реорганизацию политической и экономической системы и соотносился с полным изменением национального характера.

Социально-экономическая ситуация того времени предоставляла бесконечные возможности для критики. В первые десятилетия XX в. патриархальная, полуфеодальная общественная система, базирующаяся на латифундистском землевладении, начинает трансформироваться в систему аграрно-индустриальную: формируется новая сеть коммуникаций, ускоренными темпами развивается промышленность. При растущей потребности в наемном труде происходит социальная переориентация малоимущего населения, перемещающегося в крупные населенные пункты, а промышленные центры (Рио-де-Жанейро, Сан-Пауло и др.) и

1 Morreira Leite D. О caráter nacional brasileiro. P. 211-217. См. также: Skidmore Т. Е. Preto no branco. Ra?a e nacionalidade no pensamento brasileiro. - Rio de Janeiro. 1976. P. 117 провинция культурно, экономически все больше отдаляются друг от друга. Развитию препятствует политический и хозяйственный традиционализм, исчерпавшее себя поместное землевладение - основа олигархической власти: вплоть до 1920-х гг. две трети земли принадлежали 0,1% населения, мало заинтересованному в реальных экономических реформах.

Непреодолимое противостояние прогресса и традиции, феодальных и капиталистических тенденций составило экономическую основу национальной самокритики, но причины экономического и общекультурного кризиса подчас усматриваются в почти метафизической ущербности национального характера. Проблема национального характера в первой четверти XX в. продолжала исследоваться в связи с проблемой метисации, в полемике или развитии современных этно-социальных теорий. Болезненный вопрос о перспективах метисации выносится в центр программных книг - романа Ж. да Граса Араньи (1868-1931) «Ханаан» (1902) и очерков Э. да Куньи (1866-1909) «Сертаны» (1902). Их объединяет восприятие метисации как соединения несоединимого, столкновения крайностей «варварства» и «культуры» в человеке бразильском. Но Аранья усматривал в победе варварства необходимый момент приобщения к первоистокам бытия, признак молодой силы, отличающей Бразилию от «дряхлой» Европы; Кунья же считал этническое смешение («варваризацию» культурной личности) первостепенной причиной неспособности Бразилии к нормальному социально-культурному строительству. Хотя и автор «Сертанов» видел в метисе не только «низшее» существо, воплощение безволия, бесформенности, но и своеобразного титана, порожденного бразильской землей.

Безволие, недоразвитость и гиперболизированная сила, но не метисов, а негров выносятся на первый план в историко-этнографическом исследовании Р. Н. Родригеса (1862-1906) «Африканцы в Бразилии» (1905, книге этой, несмотря на отчетливость расовых предрассудков, суждено было сыграть важную роль в дальнейшем изучении афро-бразильской культуры). Концепция «низшей», варварской расы соседствует у Родригеса с пониманием негритянского мира как «иного», принципиально отличного от мира «белых». «Инаковость» негров вызывает пессимистическую оценку бразильской культуры: метисация отождествляется Родригесом с разрушением единообразия, целостности, необходимых для стабильного социокультурного процесса.

Тема национального безволия, инерции, пассивности варьируется в публицистике, эссеистике, социологии 1900 - 1910-х гг. С констатации общего культурного кризиса начинается исследование А. Торреса (18651917) «Проблема бразильской нации. Введение в программу национальной организации» (1914): «Упадок национальной культуры стал очевидным. Мы вообще никогда не будем обладать собственной культурой. Мы — народ, не способный идти, у нас нет собственного мнения, нет умственного ориентира».1 В 1911 г. Абреу пишет об исконной «дряхлости бразильского народа», символически сопоставляя бразильца и Бразилию с жабуру (птица из отряда голенастых, похожая на аиста): «Стать у нее возвышенная, лапы толсты, крылья крепки, но день за днем проводит она, скрестив конечности, погруженная в печаль; суровую, погасшую, ничтожную».2 Видение национального мира сквозь призму гротеска, проявившееся в высказывании Абреу, становится к середине 1910-х гг. принципиально значимым. Именно в это время появляется новый символ национального «ничтожества»: герой очерков Монтейро Лобато (18821948) — человек-гриб — «урупе».

Окрытие возможностей гротескной (контрастной, многоплановой) выразительности было важнейшим шагом в эволюции художественного отражения национального характера. Но гротеск входил в систему позитивистской критичности, определявшей ценностно-смысловую Torres, Alberto. О problema nacional brasileiro. Introduçâo a um programa de organizaçào nacional. - Sào Paulo. 1982. P. 15-16

2 Capistrano de Abreu J. Correspondência. - Rio de Janeiro. 1955 V. 2. P. 21 систему взглядов большинства бразильских интеллектуалов начала XX в., видивших путь к целостности в обличении несовершенств.

Понятие о неоднородности, внутренней многосоставности национального характера функционирует в контексте сугубо отрицательных коннотаций, воспринимаясь отнюдь не как проявление самобытности, но как препятствие на пути ее обретения. Однако в 1910-е гг. намечается иное отношение к проблеме этнокультурной «неопределенности», как и к проблеме «метисной» традиции, реализованное в новой идейно-художественной системе, получившей название бразильского модернизма.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Бразильская литература XX века: проблема становления национальной традиции"

Заключение.

Эта работа задумывалась в стремлении воссоздать целостный художественный и смысловой образ бразильской литературы XX столетия. Поначалу единство бразильского смысла соотносилось автором диссертации с принципиально значимой для всех латиноамериканских литератур «идентификационной» проблематикой - или, скорее, с проблемой поиска самобытности. Как-то получилось, что слово «самобытность», как и слово «своеобразие», пришедшие в российскую латиноамериканистику в 1970-е гг.1 позднее практически исчезли из научного словаря. Заместившие их категории «самости», «самоидентификации», «самоопределения» культурологически резче очерчивают проблемное поле латиноамериканского самоосознания, выявляют те цивилизационные, культуроустроительные функции, которая выполняет литература континента,2 но, в то же время, некритичное применение этих категорий как бы исподволь расслаивает восприятие собственно художественного ядра словесности, придавая литературе предметную однозначность целеполагания. А вот сочетание «своеобразия» и «самобытности» способно, пожалуй, воспроизвести (по-русски) творческую реальность отношения к слову в Латинской Америке.

Жоан Гимараинс Роза называл основанием своего художественного мира «чувство метафизики языка».3 Бразильский прозаик вполне серьезно именовал себя мистиком, включая момент «откровения», как принципиально необходимый, в систему своего творческого метода.4 Творчество воспринималось им как священнодействие, как приобщение к

1 Концепции историко-культурной самобытности Латинской Америки. - М.: Наука. 1978. 189 е.; Художественное своеобразие литератур Латинской Америки. - М.: Наука. 1976.275 с.

2 Земсков В. Б. К построению модели латиноамериканской культуры) на материале литературы) // Ibérica Americans. Механизмы культурообразования в Латинской Америке. - М.: Наука. 1994. С. 76-88.

3 Diálogo com Guimaraes Rosa // Guimaraes Rosa. Coletánea organizada por E. F. Coutinho. - Rio de Janeiro. 1983. P. 88.

4 Guimaraes Rosa J. Sobre a escova e a dúvida // Guimaraes Rosa J.Tutameia (Terceiras estórias). - Rio de Janeiro. 1969. P. 157-158.

евангельской истине, ибо для Гимараинса Розы жизненно актуальна тождественность Слова и Бога.1 Задачей писателя становилось обнажение первичной семантики: «Я стремлюсь таким образом употреблять всякое слово, как будто оно только что родилось, стремлюсь омыть его от нечистот обыденной речи и вернуть ему его первоначальный смысл».2 По Гимараинсу Розе, истинное писательство - ответственность перед словом, познание словесной реальности - оказывается синонимом богопознания, и

«помогает человеку победить зло». «Бразильцу еще только предстоит создать свой собственный язык,4 - утверждал писатель, считая, впрочем, что незавершенность системы «бразильского» языка, переживаемая динамика формирования придает ему особую жизнетворческую силу. По сравнению с португальским, бразильский «язык» сильнее, метафизически богаче, сокровеннее, ближе к первосмыслам мира, он предстает как пролиферирующая система, впитывающая и объединяющая значения (что исторически объясняется причинами этнокультурного взаимодействия, лексическим обогащением за счет афро-индейского влияния), как система открытая, транзитивная.

Мистическое благоговение перед словесной реальностью, характерное для Гимараинса Розы, сущностно объединяется с общей для латиноамериканских писателей завороженностью словом. Л. Лима и X. Л. Борхес, О. Пас и Г. Гарсиа Маркес, К. Фуэнтес и М. Варгас Льоса, как и многие другие, каждый по-своему, фиксировали онтологическую значимость овладения словом, способным создать - раскрыть смысл мира. В историко-культурном контексте проблема «своего слова» естественно объясняется возникшим в процессе духовного самоопределения Латинской Америки переживанием «чужого» и «чуждого» слова, обделенности собственным языком, особенно актуальным для литературы,

1 Diálogo com Guimaräes Rosa. P.88

2 В оригинале: «reduzi-Ia a seu sentido original». Ibid. P. 81.

3 Ibid. P. 83-84

4 Ibid. P. 74

которая, за малым исключением, развивается на языках европейских и вынуждена оставаться в границах «внутренних форм» той или иной языковой системы. Самобытность возникает в процессе семантических трансформаций с добавлением к устоявшейся системе значений ситуативного оттенка смысла. Именно с наращением «оттенков» (matiz) смысла соотносил развитие латиноамериканской литературы один из создателей континентальной культурологии доминиканец П. Энрикес Уренья.

Проблема самобытности - ключевая в латиноамериканском художественном сознании - неизменно связана с поиском некоего скрытого первоначала, первообраза мира, где осуществляется равенство полноте своего «я»; от которого идет дальнейшее обоснование своей онтологической единственности. Не случайно потерявший память Пилигрим из романа мексиканца Карлоса Фуэнтеса «Терра Ностра» должен попасть в «заповедное» место, отмеченное на карте белым цветом - цветом универсальной возможности и скрытой гармонии красок, в то лоно, куда устремлено и из которого вышло все существующее; в то пространство, где живут повелители чар, знаков и слов. Стремление обрести собственный «язык», слово, которое способно в нагромождении кажимостей выявить истинное, единственное значение реальности, сопутствует формированию латиноамериканской литературы и становится особенно настойчивым в XX столетии. Возрождая традиционную топику, писал эквадорец X. Каррера Андраде о великой Книге Америки, о предназначении поэта, которому суждено собрать в поэтическую гармонию хаос природного текста. «Язык означает бытие в своей реальности, жизнь в реальности», - утверждал герой романа аргентинца Хулио Кортасара «Игра в классики». Когда набухали кровью, приобретали мучительную осязаемость слова «смерть» и «убийство» свершилось «воспитание души» неказистого журналиста из романа перуанца Марио

Варгаса Льосы «Война конца света»: он стал писателем - хранителем памяти. Слово должно овеществиться, обрести «плоть и кровь» чтобы человек узнал свою судьбу, приобрел право на «свою» реальность, сохранил историю, в которой ни один, даже самые неприглядный момент не может забыться.

В латиноамериканской литературе языковая стихия онтологически обращена на обретение себя в мире «вещей». Ж. Гимараинс Роза избрал местом свершения своего языкового действа сертаны, Ж. Кабрал де Мело Нето преобразил в подмостки ауто - «всеобщего действа» - тропы и воды Северо-Востока, праздничное действо романов Ж. Амаду разыгрывалось в пронизанном чудом «всеобщем» пространстве бразильского города-мира. И не случайно, наверное, столь важной оказывается для бразильской словесности праздничная мистерия Рождества, символически соотносимая с рождением нового слова, воплощающего смысл Нового мира. Бразильская литература XX столетия непрестанно стремилась к «новому открытию» собственных смыслов во встрече художественного слова с реальностью. Но «новые открытия» непременно отсылали к прежним открытиям «своего» мира в слове, возрождали первоначальные смыслы культуры: в поиске самобытности раскрывалось пространство национальной традиции. Образ национального наследия структурировался в динамике художественного процесса, а постоянное взаимодействие с национальной традицией, обостренное внимание к проблеме традиции, в свою очередь, стали важнейшими системообразующими факторами литературного развития, основой формирования того устойчивого художественного кода, который объединил писателей различных направлений и школ в единое целое национальной литературы.

Пределом и мерой завершаемой работы был национальный горизонт бразильской литературы. Но, конечно, развитие бразильской словесности естественно вписывается в общелатиноамериканский художественный

процесс. Литературная современность в Бразилии, как и везде в Латинской Америке, открывается в 1920-е гг. приобщением к поэтике авангарда: в синтетическом восприятии различных авангардных программ начинается становление бразильского модернизма. Однако, в отличие от большинства латиноамериканских авангардных школ, бразильский модернизм проявляет особый эволюционный потенциал (модернистскую парадигму «культурного многоязычия» мы соотнесли со временем 1920-х - середины 1940-х гг.), развивается в общенациональную концептуально-художественную программу перестройки бразильской культуры. Выдвигая программу «Нового открытия Бразилии», модернизм объединяет апологию новизны с апологией архаики, соединяет слово книжной традиции с устным словом в пародийно-парафрастическом диалоге, погружается в глубинные мифопоэтические и фольклорные смыслы культуры. Именно с модернизмом связано начало существенной трансформации восприятия и воссоздания бразильской самобытности, новый образ которой воплощался не только в литературе, но и в пластических искусствах, и в музыке.

Специфику бразильской литературной ситуации первой половины XX в. определяет полемическое сосуществовании модернизма и регионализма (развитие регионалистской идейно-художественной концепции связано с периодом середины 1920-х - середины 1940-х гг.). Регионалистская проза Бразилии, в свою очередь, не может не соотноситься с испаноамериканским теллуризмом (почвенничеством) в воссоздании природной стихии и ностальгически-утопического образа уходящего патриархального мира, в обнажении драматической ситуации разобщения человека и природной среды, маргинализации «почвенного человека». Но именно в Бразилии на раннем этапе развития регионализма символический опыт постижения природных смыслов существенно дополняется отображением духовного пространства «человека

бразильского», предпринятым Ж. Амаду. На наш взгляд, существенная одновременность развития модернистской и регионалистской художественных программ создала, по сути, уникальную ситуацию взаимодействия дополнительных смыслов, привела к диалектическому обогащению обеих систем и существенно повлияла на дальнейшее развитие бразильской литературы. Во второй половине века (с середины 1940-х гг.) модернистская и регионалистская концепции, преображаясь в ближайшую традицию, становятся предметом синтетического восприятия, обуславливая художественные смыслы нового этапа бразильской словесности, способы ее диалога со всей национальной культурой. В модернистском обобщении авангардных интенций (здесь стоит еще раз подчеркнуть ценностный смысл архаических, примитивистских, мифопоэтических тяготений) готовилась смысловая база для литературы второй половины века: «новая» проза и поэзия Бразилии обращены не столько к европейскому опыту авангардной инновации и архаизации, сколько к недавней национальной традиции. Модернистское «собирание» разнообразных языков культуры в стремлении к максимально полной репрезентации «своего» художественного смысла стало одним из ориентиров развития бразильской словесности XX в. Именно в таком «языковом» значении функционируют жанрово-стилевые литературные фрагменты, первичные речевые жанры; в качестве языка культуры воспринимается фольклор. Следует отметить, что мифопоэтические и фольклорные тяготения бразильской словесности во многом сопоставимы с художественностью «магического реализма»:1 миф и фольклор оказываются некоей призмой для воссоздания коллективного архетипического сознания, для воплощения особого внеиндивидуального

'А. Ф. Кофман, уточняя область применения данного термина, выделил следующие составляющие поэтики «магического реализма»: обращение к индейскому или негритянскому сознанию; воссоздание «многосоставного героя» - члена некоей коллективной общности; при этом «цивилизационное сознание осмысляет действительности через дорационалистическое сознание и одновременно осмысляет само примитивное сознание»: Кофман А. Ф. Проблема «магического реализма» в латиноамериканском романе //Современный роман. Опыт исследования. - М.: Наука. 1990. С. 192-193.

типа героя. Но в бразильской литературе интерес к «дорациональному» сознанию выявляется в модернизме, который, собственно, производит предварительное освоение мифопоэтической «инаковости». А произведения Ж. Гимараинса Розы, Ж. Амаду, Ж. Кабрала де Мело Нето, по времени соотносимые с испаноамериканским «магическим реализмом» (А. Карпентьер, М. А. Астуриас), обращены не к «дорационалистическому», а к промежуточной - «метисной», синтетической - форме сознания, возникшей в осуществленном единстве рационального и иррационального, то есть не к осмыслению «иного», но к воплощению самобытно «своего». Внимание к мифопоэтической «инаковости» индейца возродится в творчестве Адониаса Фильо, Д. Рибейро, А. Калладо, то есть, в неоиндеанистском романе 1970-1980-х гг. (его испаноамериканский аналог представлен, в частности, в творчестве М. Варгаса Льосы - романы «Говорун», 1987; «Литума в Андах», 1993), в структуру которого входит момент критического сопоставления устной мифопоэтики с рационализированным письменным словом: то есть момент культурного разноязычия, возникающий в контексте существенной проблематизации отношения к национальной традиции.

Однако, столь же важной для бразильской литературы второй половины XX столетия оказывается регионалистский «традиционализм»: в художественном пространстве нового регионализма собирается, развивается, структурируется символико-мифологическая образная система, основы которой были заложены в предшествующий период. В свое время А. Ф. Кофман указывал на необходимость разысканий в области генезиса отдельных мотивов и образов латиноамериканской «мифологической инфраструктуры».1 Совершенный в данной работе экскурс к истокам формирования регионалистской художественности показывает, насколько актуальной для литературы всего XX в.

1 Кофман А. Ф. Латиноамериканский художественный образ мира. -М.: Наследие. 1997. С. 23.

оказывается трансформируемый и интепретируемый в романе северовосточной школы первичный образный фонд, складывающийся со времен бразильского романтизма. Уже тогда (в творчестве Ж. де Аленкара) проявилось сознательное, рефлективное отношение к традиции, которое считается «очень характерным для латиноамериканских писателей».1 Многие «мифологемы» (ср. «безликая засуха», «дерево у дома», «кентавр»; метафоры в индеанистских романах) вводились писателем в открыто-идеологическом контексте или в метатекстовом сопровождении. Автор, мысливший себя основоположником традиции, вполне сознательно производил отбор образов, обозначавших связь с автохтонным наследием или очерчивающих «идеал» новой синтетической культуры, воплощенной в ее носителе - новом человеке. Отношение к творчеству, как к сознательному выполнению культуросозидательной миссии являет собой типологическую модель творческого поведения,2 причем служение создаваемой традиции ставится неизмеримо выше непосредственного художественного самовыражения.3

В служении традиции воплощается латиноамериканский вариант культуртворческой нормативности, обозначенный В. Б. Земсковым в триаде «Творец - Инновация - Традиция», подразумевающей, что «в латиноамериканской ситуации Творец не порождается Традицией, здесь он своими усилиями создает Традицию».4 Выделяя данный тип творчества и традиции, исследователь соотносит иные типы (Традиция-Творец-Традиция; Традиция-Творец-Инновация) с традиционными (в том числе, с

1 Земсков В. Б. Литературный процесс в Латинской Америке. XX век и теоретические итоги // История литератур Латинской Америки. Кн. 4. XX век: 20-90-е годы. Ч. 1. - М.: ИМЛИ РАН. 2004. С. 27.

2 См.: Ibérica Americans. Тип творческой личности в латиноамериканской культуре. - М.: Наследие. 1997. 279 с. Особенно статьи: Земсков В. Б. О культуртворческой норматичности в Латинской Америке (С. 514); Шемякин Я. Г. Личностный уровень межцивилизационного общения и типы творческой личности в Латинской Америке (С. 15-37); Хайт В. Л. Новый Свет как утопия и жизнетворческие стереотипы в латиноамериканской культуре (С. 150-163).

3 См: письма М. де Андраде, где автор неоднократно говорит о необходимости принесения непосредственного самовыражения в «жертву» идеальной традиции. - Andrade М. de. Cartas a Manuel Bandeira. - Rio de Janeiro. 1967. P. 118, 120-121, 124, 188 et al.

4 Земсков В. Б. О культуртворческой нормативности в Латинской Америке // Ibérica Americans. Тип творческой личности в латиноамериканской культуре. - М.: Наследие. 1997. С. 8.

автохтонными американскими) культурами и с условной нормой Старого Света. На наш взгляд, латиноамериканское (и бразильское, в частности,) отношение к традиции все же сообразуется и с инновационно-интепретационным типом, характерным для культуры новейшего времени: то есть, наряду с моделью «Творец - Инновация - Традиция» в Латинской Америке функционирует модель «Традиция / Традиции - Творец -Интерпретация», причем, существенной оказывается множественность источников наследия, ориентирующая концепцию национальной литературы в Бразилии, начиная с романтизма.

Конечно, может возникнуть вопрос: как соотносится латиноамериканская специфика с общими культурными процессами новейшего времени? Утверждается ведь, что латиноамериканская «европоязычная культура» не создала «собственной подлинно самобытной духовно-эстетической парадигмы», но просто проявила «готовность к наиболее адекватному самораскрытию в условиях культурной парадигмы неклассического типа».1 Здесь, наверное, задуматься, насколько «неклассические» тяготения новейшего (европейского) культурного сознания были подготовлены и обусловлены как фактом «открытия» Америки, так и европейским «вхождением» в мир (этнический, природный) Нового Света. Ведь европейская «неклассическая парадигма» начала проявлять себя после открытия Америки. При некритической апелляции к «неклассическому» как-то не учитывается, что «вовлечение открытого Колумбом континента в орбиту европейской цивилизации оказало существенное воздействие на самое цивилизацию», не берутся в расчет «приобретения, которыми обязано индейской Америке духовное развитие Европы. без которых весь новоевропейский культурный цикл

1 Субичус Б. А. Культура Латинской Америки после конкисты // Культура Латинской Америки. - М.: РОССПЭН. 2000. С. 51-52.

выглядел бы иначе».1 Становление «неклассической парадигмы», новейшей культуры «Старого Света» необходимым образом обусловленно не только обособленным внутренним ритмом европейской культуры, но целым комплексом взаимодействий, в которых контакту Старого и Нового Света принадлежит особая роль; причем сама степень завершенности процесса глобального цивилизационного переустройства, может стать поводом для отдельной дискуссии. Так, Я. Г. Шемякин считает, что европейская культура окончательно оформилась именно благодаря открытию Америки: «новоевропейская культура не смогла бы обрести цельность и законченность, не увидев. свое собственное, скрытое от нее мраком забвения, мифологическое прошлое».2

Мы считаем, что бразильская литературная ситуация XX столетия (как и общелатиноамериканская), не совпадая полностью с «западным» художественным процессом, может и должна соотноситься с ним в своей обособленности. Естественно, здесь мы можем наметить только контуры такого сопоставления, открыв перспективу для дальнейших возможных исследований. Итак: бразильская ситуация являет собой модификацию взаимной дополнительности инновационных и традиционных тенденций в культуре XX в., причем особого внимания, пожалуй, требует выявляемое многообразие «традиционалистских» тяготений. Во-первых, традиционалистскую трансформацию переживает в своем развитии модернистская система. Обращаясь к становлению модернизма, мы говорили, о том, что модернистская система проявляла себя на фоне парнасского и символистского традиционализма: в пространстве культуры рубежа XIX - XX вв. бразильские «школы» сопоставимы с различными тенденциями «традиционалистского» или «неоклассицистического»

1 Кутейшикова В. Н. Осповат Л. С. Новый латиноамериканский роман - новый тип художественного сознания // Приглашение к диалогу. Латинская Америка: размышления о культуре континента. - М., 1986. С. 67.

2 Шемякин Я. Г. Межцивилизационное взаимодействие и процесс культургенеза в Латинской Америке // Ibérica Americans. Механизмы культурообразования в Латинской Америке. - М., 1994. С. 20.

порядка (к таковым бесспорно относится, например, романская школа во Франции). Но в динамике модернистского развития выявляется постепенное оформление новых традиционалистских программ, в большой мере обусловленное программой «Нового открытия Бразилии»: с одной стороны, возникают негризм и индеанизм, актуализирующие этнические пласты национального наследия; с другой - именно в модернистской среде формируется поэзия католического универсализма, предваряющая универсализм «поэтического поколения 1945 г.». Таким образом, в бразильском контексте выявляется характерная ситуация «неоклассицистического» преображения инновационной поэтики (авангарда),1 за которым следует постмодернистский «традиционализм» или синтетическая традиционность литератур второй половины века.2

Но не менее существенным, на наш взгляд, является полемическое сосуществование «новаторства» и «традиции», представленных в одновременности развития модернизма и регионализма. Новый бразильский регионализм может соотноситься с целым рядом «почвеннических» течений, как европейских, так и североамериканских (немецкая «литература родной стороны», французский «натюризм» рубежа XIX - XX вв., североамериканский «риджионализм» XX в. и т. д.), вырабатывавших свои традиционалистские программы. Заметим, что по сей день остается актуальным вопрос соотношения «регионалистской» традиционности с инновационными и иными «традиционалистскими» течениями культуры прошлого столетия. Появление (возрождение)

1 В развернутой временной перспективе «неоклассицизм» (неотрадиционализм) XX в. предстает как специфически параллельная авангарду система: в развитии индивидуальных авангардных поэтик наблюдается постоянное пересечение с традиционализмом: стоит назвать здесь перипетии творческих выборов П. Пикассо, С. Эйзенштейна, П. Элюара, X. Балля, Ф. Пессоа. А в мире музыки колебания между авангардом и традиционализмом и вовсе складываются в целую систему, представленную именами Д. Мийо и И. Стравинского, П. Хиндемита, Ф. Бузони и С. Прокофьева. Причем творчество Пикассо и Стравинского наиболее «ярко» представляет возможные межсистемные переходы или даже обозначает, (сходную с отсутствием) проницаемость границ между собственно авангардом и собственно неотрадиционализмом.

2 «Каждое литературное направление ищет своих опорных пунктов в предшествующих системах, - то, что можно назвать «традиционностью», - Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. - М.: Наука. 1977. С. 281.

«почвенничества» трактовалось в перспективе преодоления романтизма1

на пути обретения «большого стиля». А в начале XX в. была сформулирована собственно «неоклассицистическая» перспектива «возвращения к природе», правда, в парадоксальном сочетании с примитивистско-архаическими тенденциями.3 Таким образом, была концептуально намечена возможная перспектива схождения авангарда (с его несомненными теллурическими и архаическими тенденциями) и почвеннического традиционализма, которая, на наш взгляд, требует дальнейшего исследовательского внимания.

В бразильском литературном контексте проблема архаики непосредственно связана с проблемой традиции. Развитие бразильской литературы (как и всей латиноамериканской) зиждется на своеобразном эволюционном парадоксе. Противоречивость эволюционного процесса обусловлена противоборством в нем дискретного и континуального начал. С одной стороны, «эволюция есть не что иное, как саморазвертывание некоторой изначальной сущности, заложенной в архетипических, предковых формах»,4 с другой же является преодолением, трансформацией этих форм, отказом от традиции. Арахаическая архетипическая изначальная сущность всякой литературы относится к области мифопоэтического, долитературного пространства, структура которого постепенно трансформируется, превращаясь в собственно литературную. Такого превращения «своего» мифа в «свою» литературу бразильская литература как будто не знает. В культурно-художественном сознании XX в. изначальная литературность бразильской словесности воспринимается как проявление феномена культурной избыточности,

1 Raymond М. De Baudlaire au surrelisme. - Paris. 1957. P. 65-72.

2 См.: Вейдле В. В. Возрождение чудесного // Вейдле В. В. Умирание искусства. - СПБ.: Аксиома. 1996. С. 122-161.

3 Бакст Л. Пути классицизма в искусстве / Аполлон. 1909. № 2-3. Впрочем, непосредственная взаимосвязь «классики», «природы» и архаики была акцентирована еще у Г. Вельфлина: Вельфлин Г. Классическое искусство. - М.: Айрис-Пресс. 2004. С. 8-10.

4 Марков В. А. Моделирование литературной эволюции в свете идей Ю. H. Тынянова / Тыняновский сборник. Третьи тыняновские чтения. Рига. 1986. С. 87.

являющегося одним из важнейших моделирующих факторов системы национальной традиции. С преодолением культурной избыточности во многом связана эволюция литературного бразильского модернизма, определившая специфику модернистского «изобретения» традиции, ее «варваризации», развивавшейся на основе пародийно-деформационной инверсии первых текстов, но результатом модернистского обращения к истокам бразильской словесности, как к «ложным», самонедосточным образам мира, стало введение первых текстов в современность в качестве «вымыслов», обозначив характер позднейшего обращения к этому текстовому фонду. Проблема «культурной избыточности» традиции остается актуальной для бразильского сознания на протяжении всего прошлого столетия, определяя, к его последней четверти, один из аспектов критики традиции, проявляющейся, в частности, в концепции Д. Рибейро, конкретизирующей общую проблему столкновения гетерогенных традиций в перспективе подавления устной модели мира письменной. Как указывалось, модель Рибейро противоречиво сочетает модернистские смыслы (концепция метисации) с их инверсией: поглощение языком литературы языка мифа предполагает, что «культурная» модель, в отличие от автохтонной («варварской»), сохраняет самотождественность, целостный смысл собственного «языка».

Но в построениях Д. Рибейро не в полной мере учитываются особенности семиотически кризисной парадигмы «открытия», подразумевающей активизацию в мышлении пластов, «изоморфных мифологическому языку».1 Текст, создаваемый в рамках этой парадигмы, является не просто культурно-избыточным, но семиотически, знаково избыточным, он как бы содержит в зародышевом состоянии множество противоречивых смыслов.

1 В общем смысле пересечения границы, вхождения в «чужое» пространство. См.: Лотман Ю. М., Успенский Б. А. Миф-имя-культура // Лотман Ю. М. Семиосфера. - СПб.: Искусство-СПБ. 2000. С. 535.

Амбивалентность истоков национальной традиции воспринимается модернистами (возобновляющими парадигму «открытия», как таковую), а затем проявляется в литературоведческой переоценке раннего этапа развития литературы. Концепция литературной эволюции, возникающая во второй половине XX в., радикально отличается от первых опытов систематизации бразильской словесности. Релевантными для развития литературы начинают считаться все тексты, созданные в Бразилии или о Бразилии в колониальный период. Конечно, сохраняются расхождения в трактовке их «национального» содержания,1 художественных достоинств, но не оспаривается их принадлежность к бразильской традиции, начало которой датируется моментом написания письма Перо Вас де Каминьи. В упоминавшемся многотомном коллективном труде «Литература в Бразилии» (первое издание - 1955-1959 гг.), созданном под руководством А. Коутиньо, не только выявляется «бразильскость» всего написанного на территории Земли Истинного Креста, но акцентируется особая миметичность, даже реалистичность первых памятников, «достоверно» воспроизводящих бразильский мир на начальном этапе «познания земли». «Бразильский» мимесис, непосредственная соотнесенность литературы с реальностью являются своего рода «почвенническими» знаками самобытности и выступают в качестве факторов непрерывности традиции, объединения авторских интенций в «подсознательном стремлении всех бразильских писателей к созданию портрета Бразилии». «Бразильская литература возникает в момент открытия Бразилии. Она становится бразильской с самого начала, как становится бразильцем европеец, проникший на новые земли», - утверждал А. Коутиньо, рассматривая «моментальное» превращение европейца в бразильца сквозь призму

' А. Кандидо, например, подчеркивает двойственность первых памятников, принадлежащих, по его мнению, к лузо-бразильскому культурному пространству. - Cándido A. Literatura е historia na América Latina (do ángulo brasileiro) // Hacia una historia de la literatura latinoamericana. Coord. A. Pizarro. - México. 1987. P. 174-179.

2 A literatura no Brasil. V. 1 Preliminares e generalidades. - Rio de Janeiro. 1986. P.182

3 A. Coutinho. Conceito da literatura brasileira. - Petrópolis. 1980. P. 10.

концепта «помрачения сознания» (obnubilado), «изобретенного» в конце XIX в. Арарипе Жуниором. Но тогда концепт был введен для критической характеристики «анормальности» всего начального культурного комплекса, - Коутиньо превращает «помрачение рассудка» в сугубо положительный феномен, рассматривая его как такое изменение, которое открыло сознание «первых поселенцев» навстречу архаическим смыслам и их воплощению.1 Сложность заключается в том, что на уровне текстов, особенно самого раннего колониального периода, «измененные состояния сознания» практически не находят себе выражения, хотя именно с ними могут связываться мотивы «восторга» и «ужаса», характерные для всех «хроник» освоения бразильского мира (как, впрочем и для испаноязычных воплощений Нового Света в слове), сообщающих им специфический синтетический мифо-логический импульс.2

Начальное осуществление бразильской литературы по времени соотносится с тем типом традиционалистской культуры, где литература еще насквозь риторична, как в смысле специфической функции слова, так и способа «обобщения действительности».3 Словесность в Бразилии, как и везде в Новом Свете, стремясь компенсировать ситуацию открытия-разрыва, настаивала на целостности своего смыслопорождающего кода. «Риторическое слово» как бы обволакивает новую реальность: новизна -открытие - исчезает в находке ожидаемого, достижении чаемого. Все новое обрамляется своего рода предсказывающим дискурсом, слагавшимся из развивающихся (научных) представлений о том, какими

'A. Coutinho. Conceito da literatura brasileira. Р. 10-12. Примечательно, что принимая во внимание архаизирующее «искажение» сознания, исследователь никак не учитывает его возможное влияние на возникающую образную модель мира, отстаивая ее миметический характер.

2 А. Ф. Кофман неоднократно указывал на специфическую функцию памятников первых веков колонизации, выполняющих своеобразную «роль эпоса» для наследующей этим памятникам художественной системы: «мифологемы, образы, оппозиции, которые обозначились еще в первых памятниках конкисты. восполняют те опорные мифологические константы, какие давало европейским литературам их античное и эпическое наследие». - Кофман А. Ф. Латиноамериканский художественный образ мира. - М.: Наследие. 1997. С. 300.

3 См.: Аверинцев С. С. Риторика как подход к обобщению действительности // Аверинцев С. С. Риторика и истоки европейской литературной традиции. - М.: ЯРК. 1996. С. 158-190; Михайлов А. В. Роман и стиль // Михайлов А. В. Языки культуры. - M.: ЯРК. 1997. С. 406.

должны быть «заморские» земли, а также из античных, библейских, европейских в целом и иберийских представлений о возможных «чудесных землях». Новый мир должен был во плоти явить предвосхищенное культурой чудо, реализовать «вымысел» в реальности. Вера в обретение «чуда» смешивала античный, языческий мифологизм с христианскими апокрифами; миссионеры, путешественники, конкистадоры с великолепной простотой писали и об амазонках, и об Атлантиде, и о людях с песьими головами; и том, что у индейцев имеются «сведения» о Потопе, и о том, что в памяти индейцев сохранены воспоминания о пребывании на этой земле Св. апостола Фомы.

При этом само «открытие» Нового Света описывается в первое время с помощью специфического концепта «инвенции».1 С самого начала в восприятии Нового света - как и почему эта часть земной суши была явлена свету Старому - соединились взаимодополняющие смыслы. Идея запланированного открытия сосуществовала с идеей находки, случайного обретения, в которых, в свою очередь, слились предопределение и мистика, обозначенные в единстве концепта «инвенции». А идея «нахождения», «обретения», «встречи» с неким объектом была номинативно закреплена в двух планах - в плане вещей и в плане слов: в плане «слов» «inventio» отчетливо принадлежит риторическому ряду, будучи начальным элементом традиционной пятичастной системы структурирования речи, а вместе с тем и мира. Латинское слово «inventio», как и испанское «invención», и португальское «invençâo» выступают, на наш взгляд, в качестве символического номинативного комплекса, являющего единство «вымысла» и «реальности», «находки», «открытия» и «изобретения».

1 Судя по всему, открытый Колумбом континент впервые попадает в семантическое поле концепта, когда в 1507 году картограф M. Вальдземюллер, указывает (на латыни), что «четвертая часть света обретена» (inventa est).

В словесном освоении Бразилии возникает модель будущей художественной системы, ядро-эмбрион будущей мотивно-образной структуры. Бесконечно повторятся в разных контекстах и в различных семантических трансформациях мотивы изобилия и полноты, незавершенности человека и мира латиноамериканских, как, впрочем, и мотив «пробуждения памяти об истине» (впервые употреблявшийся миссионерами по отношению к индейцам).1 Будут разиваться и мотивы противостояния природы человеку, мотивы покорения мира, продиктованные процессом реального (экономического, хозяйственного, в том числе) освоения земли. Образы, знаки и концепты первотекстов могут рассматриваться как своего рода имена будущих мотивно-сюжетных разверток, и по своей функции они подобны мифопоэтическим номинативным элементам.2 Первые текстов содержат в зародышевом состоянии множество противоречивых смыслов, готовых превратиться в полноценные сюжетные структуры, развернуться в бесконечную протяженность оппозиционных рядов. Такова специфическая «архаика» бразильской (латиноамериканской) литературы: в ней закреплена двойственная предковая форма, которая определяется особым логико-имагинативным комплексом, возникшим в напряженной связанности полюсов осознающей свою индивидуальность ренессансной культуры и мифа. В двойственности культуротворческого мифологизма закладывается «генетический» структурный художественный код нарождающейся системы.

Но оценка первых текстов приходит из будущего, из того концептуально-образного пространства, которое формирует новая культурная личность, создающая свой «идентификационный» дискурс. В

1 Nôbrega M. da. Cartas do Brasil e mais escritos. - Coimbra. 1955. P. 54.

2 «В «сильных» мифопоэтических ситуациях, - пишет В. H. Топоров, возникающих в текстах с определенным уровнем «энергетичности», разнообразие этимологических объяснений ключевого имени. в принципе соответствует множеству мифологических мотивов, связываемых с персонажем, являющемся носителем подобного имени». - Топоров В. Н. Миф о Тантале // Палеобалканистика и античность. - М.: Наука. 1989. С. 62.

идентификационном дискурсе «открытие», «изобретение» и «вымысел» связываются со сферой традиции, с проблемой культурной памяти. Наличие легитимной, верифицируемой традиции постоянно отрицается, но традиция столь же постоянно изобретается (открывается заново) в соответствии с данным на момент изобретения культурным «Я», что неминуемо порождает эффект субъективизации и возможность бесконечной реинтерпретации фактов. Амбивалентность поиска / отрицания прошлого (первоистока) задается поиском самобытности в контексте продолжающегося этнокультурного взаимодействия. Новое открытие - углубление в генезис собственной культуры - направляет художественное (исследовательское) сознание к истоку: к критической точке столкновения гетерогенных традиций («культурной катастрофе», по Ж. Фрейре): к драме деперсонализации тех «действующих лиц», которые были вовлечены в создание нового субъекта культуры. Романтическая метафора («неполные породы» Ж. де Аленкара), будучи переведенной на язык антропологии, отнюдь не отменяет гротескно-телесную перспективу восприятия национального культурообразования, но, напротив, заостряет сугубую соотнесенность культурного «взаимодействия» с состоянием культурных личностей, с необходимой, хотя и мучительной утратой самотождественности каждой из них. Более того, именно в XX в. метафорический код существенно ритуал изируется: жертвенные, ритуальные смыслы культурообразования (утрата идентичности, в конечном итоге, по смыслу сближается с ритуальным разъятием, расчленением жертвы) обретают отчетливую телесность в модернистской «антропофагии».

В то же время «неопределенность первоистока» является специфической характеристикой процесса культурообразования, исходящего из амбивалентной оценки начального этапа. Потребность в выявлении границ, создания и осознания пределов культурной личности

постоянно сталкивается с бесконечной открытостью, реальной незавершенностью системы национальной культуры, но неизменной остается «инвенционная» парадигма, отдельные проявления которой структурируют процесс формирования национальной традиции - от ее «изобретения» Ж. де Аленкаром к модернистскому «новому открытию Бразилии» и собиранию множества ее языков - нахождению ее противоречивых смыслов. Инвенция проявляет себя и в мифопоэтической номинации Ж. Америко де Алмейды, и в инициационной многомерности персонажей, созданных Ж. Амаду, в структурной взаимозависимости вымысла и реальности, характерной для регионалистского романа. Синтетические смыслы инвенционной парадигмы воплощаются во второй половине века в апологии «истинного вымысла», объединяющей творчество Ж. Гимараинса Розы и Ж. Амаду, Ж. де Лимы, С. Мейрелес, Ж. Кабрала де Мело Нето. Художественный вымысел, отождествление писательского труда с «изобретательством», теснейшим образом связаны со специфическим долгом писателя перед миром - долгом именования, возрождающим архаическую номинативную ситуацию, придающую бразильской словесности особое рукотворно-телесное значение и наделяющую «изобретателя слов» статусом культурного героя, способного вобрать в себя и объединить разрозненные смыслы мира, в том числе, культурного.

В тексте и метатексте бразильской культуры «изобретение» и «вымысел» являются звеном структурообразования, как и иные конструктивные элементы, они обладают собственным символико-мифопоэтическим потенциалом. В концепте «инвенции» изначально заложена специфическая многозначность, подразумевающая идеальную одновременность проявления иррационального и рационального начал. Рациональность риторических корней «инвенции» обладает не только узко-техническим потенциалом, но и отчетливым когнитивно-

тропологическим значением, проявляющемся в понимании тропов (метафоры, в первую очередь), как основы такого речеизложения, которое направлено на познание мира. Но сам риторический ряд приобретает по мере развития идентификационного дискурса специфическую телесность: «антропофагия» - нахождение и потребление «чужих» первоисточников, их присвоение и переваривание до сих пор понимается как культуртворческий механизм «изобретения» «своего» художественного кода. Расчленение непосредственно предшествует воссозданию -возрождению мира в слове (то есть «е1осийо»). Созидание словесной реальности, «вымысла» превращается в акт жертвоприношения, тождественный первотворению, является принципиальным условием жизни культуры. В соположении и противопоставлении «открытий», «изобретений» и «вымыслов», проявляющихся из единого семантического поля, выстраивается единство «инвенционной» - картины мира, того пространства, где «реальность» равна «вымыслу».

Избранная библиография.

I. Источники. I.I. Модернизм.

1. Andrade M. de. Ficcâo. - Rio de Janeiro. 1974. 122 p.

2. Andrade M. de. Macunaíma. (O herói sem nenhum caráter). - Sao Paulo. 1970. 222 p.

3. Andrade M. de. Poesías completas. - Sâo Paulo. 1966. 383 p.

4. Andrade O. de. Marco zéro. V. 1. A revoluçâo melancólica. - Rio de Janeiro. 1974. 280 p.

5. Andrade O. de. Marco zéro. V. 2. Châo. - Rio de Janeiro. 1974. 291 p.

6. Andrade O. de. Memorias sentimentais de Joâo Miramar. - Sao Paulo. 1964. 170 p.

7. Andrade O. de. Poesías reunidas. - Rio de Janeiro. 1978. 203 p.

8. Andrade O. de. Serafim Ponte Grande. - Sâo Paulo. 1985. 215 p.

9. Andrade O. de. Telefonema. - Rio de Janeiro. 1974. 172 p.

10. Andrade O. de. Trechos escolhidos. - Rio de Janeiro. 1967. 123 p.

11. Bandeira M. Poesia completa e prosa. - Rio de Janeiro. 1987. V. 1-2. 1525 p.

12. Bopp R. Cobra Norato e outros poemas. - Rio de Janeiro. 1976. 150 p.

13. Drummond de Andrade C. Poesia completa e prosa organizada pelo autor. -Rio de Janeiro, 1983. V 1-2. 1534 p.

14. Lima J. de. Poesia completa. - Rio de Janeiro. 1980. V. 1-2. 372-484 p.

I.II. Проза первой половины XX в.

15. Almeida J. A. de. A Bagaceira. - Rio de Janeiro. 1979. 313 p.

16. Amado J. О pais do carnaval - Cacau - Suor. - Sâo Paulo. 1955. 347 p.

17. Amado J. Jubiabá. - Sâo Paulo. 1957. 308 p.

18. Amado J. Mar morto. - Rio de Janeiro. 1990. 223 p.

19. Amado J. Capitâes de areia. - Sâo Paulo. 1990. 231 p.

20. Amado J. Terras do sem fim. - Sâo Paulo. 1955. 327 p.

21. Amado J. Sâo Jorge dos Ilheus. - Sâo Paulo. 1954. 363 p.

22. Amado J. Seara vermelha. - Sâo Paulo. 1955. 333 p.

23. Lins do Regó J. Ficçâo completa. - Rio de Janeiro. 1976. V. 1-2. 2795 p.

24. Penna C. Romances completos. - Rio de Janeiro. 1958. 1388 p.

25. Queiroz R. de. Quatro romances. - О quinze - Joâo Miguel - Caminho de pedras - As très Marias - Rio de Janeiro. 1960. 492 p.

26. Ramos G. Caetés. - Rio de Janeiro. 1969. 239 p.

27. Ramos G. Sâo Bernardo. - Rio de Janeiro. 1978. 197 p.

28. Ramos G. Angústia. - Rio de Janeiro. 1964. 208 p.

29. Ramos G. Vidas secas - Rio de Janeiro. 1963. 170 p.

30. Veríssimo E. Fic9áo completa. - Rio de Janeiro. 1966-1967. V. 1-5.

I.III. Поэзия второй половины XX в.

31. Ivo L. Poesías completas. - Rio de Janeiro. 1990. 1287 p.

32. Ivo L. O sinal semafórico. - Rio de Janeiro. 1974. 475 p.

33. Meireles C. Poesias completas. - Rio de Janeiro. 1973-1974. V. 1-9.

34. Meló Neto J. C. de. Poesia completa. 1940-1980. - Lisboa. 1986. 452 p.

1. IV. Проза второй половины XX века.

35. Adonias Filho. Corpo vivo. - Rio de Janeiro. 1971. 134 p.

36. Adonias Filho. O forte. - Rio de Janeiro. 1969. 136 p.

37. Adonias Filho. Luanda Beira Bahia. - Rio de Janeiro. 1977. 139 p.

38. Adonias Filho. Memorias de Lázaro. - Rio de Janeiro. 1974. 162 p.

39. Adonias Filho. Noite sem madrugada. - Sao Paulo. 1983. 158 p.

40. Adonias Filho. Os servos da morte. - Rio de Janeiro. 1967. 301 p.

41. Adonias Filho. As velhas. - Rio de Janeiro. 1977. 126 p.

42. Amado J. Gabriela, cravo e canela. - Lisboa. 1970. 486 p.

43. Amado J. Os pastores da noite. - Sao Paulo. 1968. 320 p.

44. Amado J. Tenda dos milagres. - Rio de Janeiro - Sao Paulo. 1987. 337 p.

45. Amado J. Teresa Batista cansada de guerra. - Lisboa. 1975. 475 p.

46. Amado J. Tocaia Grande: a face obscura. - Rio de Janeiro. 1985. 505 p.

47. Amado J. Os velhos marinheiros. - Lisboa. 1970. 327 p.

48. Callado A. Bar Don Juan - Amadora. 1976. 205 p.

49. Callado A. Concerto carioca - Rio de Janeiro. 1985. 403 p.

50. Callado A. Quarup - Rio de Janeiro. 1968. 496 p.

51. Dourado A. A barca dos homens - Rio de Janeiro. 1961. 237 p.

52. Dourado A. Ópera dos mortos - Rio de Janeiro. 1974. 205 p.

53. Dourado A. O risco do bordado. - Rio de Janeiro. 1970. 273 p.

54. Guimaraes Rosa J. Ave, palavra. - Rio de Janeiro. 1985. 304 p.

55. Guimaraes Rosa J. Corpo de baile. Manuelzáo e Miguilim. - Rio de Janeiro. 1970. 193 p.

56. Guimaraes Rosa J. Corpo de baile. No Urubúquaqua no Pinhém. - Rio de Janeiro. 1965. 246 p.

57. Guimaraes Rosa J. Corpo de baile. Noites do sertao. - Rio de Janeiro. 1969. 251 p.

58. Guimaraes Rosa J. Estas estórias. - Rio de Janeiro. 1969. 231 p.

59. Guimaráes Rosa J. Grande sertao: veredas. - Rio de Janeiro. 1987. 568 p.

60. Guimaráes Rosa J. Primeiras estórias. - Rio de Janeiro, 1962, 176 p.

61. Guimaráes Rosa J. Sagarana. - Sao Paulo. 1968. 365 p.

62. Guimaráes Rosa J. Tutameia. Terceiras estórias. - Rio de Janeiro. 1969. 193 P-

63. Lispector C. Urna aprendizagem ou o livro dos prazeres. - Rio de Janeiro. 1970. 175 p.

64. Lispector C. A cidade sitiada - Rio de Janeiro. 1983. 174 p.

65. Lispector C. A hora de estrela. - Rio de Janeiro. 1978. 104 p.

66. Lispector С. O lustre - Rio de Janeiro. 1985. 239 p.

67. Lispector C. A ma?á no escuro - Rio de Janeiro. 1970. 257 p.

68. Lispector C. A paixáo segundo G. H. - Rio de Janeiro. 1968. 217 p.

69. Lispector C. Perto do corafáo selvagem. - Rio de Janeiro. 1972. 201 p.

70. Ribeiro D. Maíra. - Rio de Janeiro. 1978. 403 p.

71. Ribeiro D. Utopia selvagem. - Rio de Janeiro. 1982. 201 p.

72. Trevisan D. Novelas nada exemplares. - Rio de Janeiro. 1975. 172 p.

73. Trevisan D. A morte na pra?a. - Petrópolis. 1979. 104 p.

74. Trevisan D. O vampiro da Curitiba. - Rio de Janeiro. 1970 299 p.

I.V. Манифесты и документы.

75. Almeida J. A. de A palavra e o tempo (1937-1945-1950) - Rio de Janeiro. 1968.325 р.

76. Andrade M. de. Aspectos da literatura brasileira. - Sao Paulo. 19. 263 p.

77. Andrade M. de. Cartas a Manuel Bandeira. - Rio de Janeiro. 1968. 441 p.

78. Andrade O. de. Um homem sem profissáo. Memorias e confissoes. - Rio de Janeiro. 1974. V. 1-2.

79. Bandeira M. Apresentafáo da poesia brasileira. - Rio de Janeiro. 1974. 324 p.

80. Bopp R. Movimentos modernistas no Brasil. 1922-1928. - Rio de Janeiro. 1966. 168 p.

81. Bopp R. Vida e morte de antropofagia. - Rio de Janeiro. 1977. 94 p.

82. Brasil: Io tempo modernista. 1917-1929. Documentafáo. Pesquisa, selefáo, planejamento: M. Rosetti Batista, Т. P. Ancona López, Y. Soares de Lima. - Sao Paulo. 1972. 459 p.

83. Dourado A. Urna poética de romance - Sao Paulo. 1973. 125 p.

84. Lanterna verde. - Rio de Janeiro, 1972, 315 p.

85. Mendoza Teles G. Vanguarda europeia e modernismo brasileiro. Apresentafáo dos principáis poemas, manifestos, prefacios e conferencias vanguardistas de 1857 a 1972. - Petrópolis. - 447 p.

I.VI. Антологии.

86. Antología escolar de crónicas. - Rio de Janeiro. 1973. 238 p.

87. Antología da nova poesía brasileira. - Rio de Janeiro. 1970. 366 p.

88. Antología da novíssima poesía brasileira. 1962 - 1977. - Lisboa. 19-. 194 p.

89. Antología da poesía brasileira. V. 3. Os Modernistas. - Porto. 1984. 1183 p.

90. Antología da poesía brasileira contemporánea. 1945 - 1979. - Lisboa. 1986. 659 p.

91. Antología da poesía mineira: fase modernista. - Belo Horizonte. 1946. 107 p.

92. Cámara Cascudo L. da. Antología do folclore brasileira. S. XVI - XX. - Sao Paulo. 1956. 628 p.

93. Cándido A., Aderaldo Castello J. Presera da literatura brasileira. V. III. Modernismo. - Sao Paulo. 1967. 383 p.

94. O novo conto brasileira (1960-1980) / Silverman M. - Rio de Janeiro. 1970. 366 p.

95. Poesia viva. - Rio de Janeiro. 1969. 284 p.

96. Poetas contemporáneos antologiados por H. L. Alves. - Sao Paulo. 1985. 202 PII. Исследования. Специальная литература.

II.I. Работы отечественных латиноамериканистов.

II.I.I. Работы по литературе, культуре, истории Бразилии.

97. Васина Е. Н. Фольклорные традиции в современном бразильском театре // Искусство стран Латинской Америки. - М.: Наука. 1986. С. 220-239.

98. Васина Е. Н. О некоторых аспектах взаимодействия профессиональной и народной культур Латинской Америки // Ibérica Americans. Механизмы культурообразования в Латинской Америке. - М.: Наука. 1994, С. 172-180.

99. Васина Е. Н. Праздничная культура Бразилии // Ibérica Americans. Праздник в ибероамериканской культуре. - М.: ИМЛИ РАН. 2002. С. 260-271.

100. Гирин Ю. Н. Бразильский модернизм как зеркало русской революции / «Латинская Америка», 1994, № 7-8. С. 144-149.

101. Глинкин А. Н., Константинова Н. С., Окунева Л. С. и др. Бразилия. Реформы и прогресс. - М.: ИЛА РАН, РГНФ. 1997. 214 с.

102. Забелина Т. Ю., Сосновская А. А. Бразилия до и после чуда. - М.: Наука. 1986. 173 с.

103. Константинова Н. С. Страна карнавала. Несколько эссе о бразильской культуре. -М.: Наука. 2003. 143 с.

104. Кострицына Т. Б. Природа чудесного и карнавально-смеховая стихия во «втором баиянском цикле» Ж. Амаду. Автореферат на соискание степени кандидата филологических наук. - М. 1994. 20 с.

105. Кочурова Т. И. Алейжадиньо: у истоков национального искусства / Латинская Америка. 1972. № 5. С.112-127.

106. Культура Бразилии. - М.: Наука. 1981. 272 с.

107. Тертерян И. А. Бразильский индианизм // Формирование национальных литератур Латинской Америки. - М.: Наука. 1970. С. 226-259.

108. Тертерян И. А. Бразильский революционный театр: поиски и достижения // Современный революционный процесс и прогрессивная литература. - М.: Наука. 1976. С. 263-282.

109. Тертерян И. А. Бразильский роман XX века. - М.: Наука. 1965. 230 с.

110. Тертерян И. А. Литература Бразилии // История зарубежной литературы после Октябрьской революции. Ч. I. 1917-1945 гг. - М.: МГУ. 1969. С. 533-544.

111. Тертерян И. А. Негристская тенденция в бразильской литературе XX века // Художественное своеобразие литератур Латинской Америки. - М.: Наука. 1976. С. 131-168.

112. Тертерян И. А. Поэтический карнавал // Поэзия Бразилии - М., 1983. С. 3-32.

113. Тертерян И. А. Сертан, широкий как мир // Гимараэнс Роза Ж. Рассказы. - М.: Худ. лит. 1980. С. 3-18.

114. Федотова В. Н. К вопросу о тематизме «Бразильских бахиан» Э. Вила Лобоса // Музыка стран Латинской Америки. - М.: Наука. 1983. С. 126137.

115. Федотова В. Н. Творчество Эйтора Вила Лобоса и бразильская народная музыка // Искусство стран Латинской Америки. - М.: Наука. 1986. С. 106-127.

116. Хайт В. Л. Искусство Бразилии. История и современность. - М.: Искусство. 1989. 270 с.

117. Хайт В. Л. Национальное и интернациональное в современной архитектуре Бразилии // Латинская Америка. 1971. С. 29-39.

118. Хайт В. Л. Оскар Нимейер и его архитектурная теория // Оскар Нимейер. Архитектура и общество. -М.: Прогресс. 1975. С. 5-14.

II.I.II. Работы по истории и теории литературы, культуры, истории Латинской Америки в целом.

119. Березкин Ю. Е. Мифы заселяют Америку. - М.: ОГИ. 2007. 360 с.

120. Гончарова Т. В., Стеценко А. К., Шемякин Я. Г., Универсальные ценности и цивилизационная специфика Латинской Америки. Кн. 1-2. - М.: ИЛА РАН. 1995. Кн. 1-2.

121. Гирин Ю. Н. К проблемам интерпретации латиноамериканской культуры / «Латинская Америка». 1996. № 10. С. 107-111.

122. Гирин Ю. Н. «Граница» и «пустота»: к вопросу о семиозисе в пограничных культурах / Вопросы философии. 2002. № U.C. 85-94.

123. Григулевич И. Р. Религиозный синкретизм в Латинской Америке // Локальные и синкретические культы. -М.: Наука. 1991. С. 273-288.

124. Земсков В. Б. Алехо Карпентьер - изобретатель Латинской Америки // Карпентьер А. Мы искали и нашли себя. - М.: Прогресс. 1984. С. 5-23.

125. Земсков В. Б. Аргентинская поэзия гаучою - М.: Наука. 1977. 223 с.

126. Земсков В. Б. Культурный синтез в Латинской Америке: культурологическая утопия или культурообразующий механизм / Латинская Америка. 1999. № 4. С. 94-101.

127. Земсков В. Б. Латинская Америка и Россия (Проблема культурного синтеза в пограничных цивилизациях) / ОНС. 2000. № 5. С. 96-103.

128. Земсков В. Б. Первооткрыватели Нового Света // Хроники открытия Америки. 500 лет. -М.: Наследие. 1998. С. 250-261.

129. Иберо-Америка в мировом цивилизационном процессе (дискуссия) / Латинская Америка. 1999. № 5-8; № 11.

130. Искусство стран Латинской Америки. - М.: Наука. 1986. 240 с.

131. История литератур Латинской Америки. Кн. 1 - 5. - М.: Наука -ИМЛИ РАН. 1985-2005.

132. Кириченко Е. И. Три века искусства Латинской Америки. - М.: Искусство. 1972. 220 с.

133. Концепции историко-культурной самобытности Латинской Америки.-М.: Наука. 1978. 189 с.

134. Кофман А. Ф. Аргентинское танго и русский мещанский романс // Литература в контексте культуры. - М.: МГУ. 1986. С. 220-233.

135. Кофман А. Ф. Латиноамериканский художественный образ мира. -М.: Наследие. 1997.318 с.

136. Кофман А. Ф. Проблемы магического реализма в латиноамериканском романе // Современный роман. Опыт исследования. -М.: Наука. 1990. С. 183-201.

137. Культура Латинской Америки. Энциклопедия. - М.: РОССПЭН. 2000, 743 с.

138. Кутейщикова В. Н. Роман Латинской Америки в XX веке. - М.: Наука. 1964. 334 с.

139. Кутейщикова В. Н., Осповат Л. О. Новый латиноамериканский роман. -М.: Сов. пис. 1983. 424 с.

140. Латинская Америка. Энциклопедический справочник. - М.: СЭ. Т. 12. 1979.

141. Лукин Б. В. Истоки народнопоэтической культуры Кубы. - Л.: Наука. 1988. 273 с.

142. Мамонтов С. П. Испаноязычная литература стран Латинской Америки XX века. - М.: Высш. шк. 1983. 327 с.

143. Огнева Е. В. Латиноамериканский роман. Поиски национальной души; К «новому латиноамериканскому роману»// Зарубежная литература XX в.-М.: Высш. шк. 2004. С.373-385; 518-554.

144. Огнева Е. В. От «новых времен» к «исходу века»: новый латиноамериканский роман как мост между эпохами. - М.: ЭКОН. 2000. С.187-197.

145. Очерки истории латиноамериканского искусства. - М.: МГК. 1997. 240 с.

146. Петякшева Н. И. Латиноамериканская «философия освобождения» в контексте компаративистики. - М.: Наука. 2000. 243 с.

147. Приглашение к диалогу. Латинская Америка: размышления о культуре континента. -М.: Прогресс. 1986. 471 с.

148. Современная литература Латинской Америки. - М.: ИЛА АН СССР. 1976. 168 с.

149. Строганов А. И. Новейшая история стран Латинской Америки. - М.: Высш. шк. 1995.415 с.

150. Тананаева Л. И. Об истоках латиноамериканского праздника / Искусствознание. 1999. № 1. С. 11-22.

151. Тертерян И. А. Латиноамериканский роман и развитие реалистической формы // Новые художественные тенденции в развитии реализма на Западе. - М.: Наука. 1982. С. 265-294.

152. Тертерян И. А. Человек мифотворящий. - М.: Сов. пис. 1988. 559 с.

153. Тертерян И. А., Пискунова С. И. Литература стран Латинской Америки - литература Бразилии. // Зарубежная литература 1945-1980 гг. - М.: МГУ. 1989. С. 291-334.

154. Формирование национальных литератур Латинской Америки. - М.: Наука. 1970. 282 с.

155. Художественное своеобразие литератур Латинской Америки. - М.: Наука. 1976. 275 с.

156. Шемякин Я. Г. Латинская Америка: традиции и современность. - М.: Наука. 1987. 190 с.

157. Шемякин Я. Г. Европа и Латинская Америка. Взаимодействие цивилизаций в контексте всемирной истории. - М.: Наука. 2001. 390 с.

158. Ibérica Americans. Культуры Нового и Старого Света XVI-XVIII вв. в их взаимодействии. - СПб.: Наука. 1991. 288 с.

159. Ibérica Americans. Механизмы культурообразования в Латинской Америке. - М.: Наука. 1994. 222 с.

160. Ibérica Americans. Тип творческой личности в латиноамериканской культуре. - М.: Наследие. 1997. 279 с.

161. Ibérica Americans. Праздник в ибероамериканской культуре. - М.: ИМЛИ РАН. 2002. 399 с.

II.II. Зарубежные исследования по литературе, культуре, истории Бразилии.

162. Abdala J. В. A escrita neo-realista (análise socio-estilística dos romances de C. de Oliveira e G. Ramos). - Sao Paulo. 1981. 127 p.

163. Abdala J. B. Campelli S. Y. Tempos de literatura brasileira. - Sao Paulo. 1986.304 p.

164. Aderaldo Castello J. José Lins do Regó. Modernismo e regionalismo. -Sao Paulo. 1961.210 р.

165. Aderaldo Castello J. O movimento academicista no Brasil. - Sao Paulo. 1969.350 р.

166. Adonias Filho. Modernos fíccionistas brasileiros - Rio de Janeiro. 1958. 242 p.

167. Adonias Filho. Modernos fíccionistas brasileiros - Rio de Janeiro. 1965. 88 p.

168. Adonias Filho. O romance brasileiro de 30. - Rio de Janeiro. 1969. 155 p.

169. Adonias Filho. Sul de Bahia. Chao de cacau: urna civilizado regional. -Rio de Janeiro - Brasilia. 1978. 113 p.

170. Aguilar G. Poesía concreta brasileña en la encrucijada modernista. -Viterbo. 2003.453 p.

171. Aires F. O natal na poesía brasileira. - Rio de Janeiro. 1957. 236 p.

172. Amaral Aracy A. Artes plásticas na Semana de 22. Subsidios para urna historia da renova?ao das artes no Brasil. - Sao Paulo. 1979. 335 p.

173. Amaral Aracy A. Blaise Cendrars no Brasil e os modernistas - Sao Paulo. 1970. 197 p.

174. Amaral Aracy A. Modernidade e identidade: as duas Américas I do tempo // Modernidade: vanguardas artísticas na América Latina. - Sao Paulo. 1990. P. 171-184.

175. Amaral Aracy A. Tarsila, sua obra e seu tempo. - Sao Paulo. 1975. V 1-2.

176. Andrade Muricy J. C. Panorama do movimento simbolista brasileiro. -Rio de Janeiro. 1952. V. 2. 202 p.

177. Antello R. Na ilha de Marapatá (Mário de Andrade le os hispanoamericanos). - Sao Paulo. 1986. 345 p.

178. Araujo M. Quadrantes do modernismo brasileiro. - Rio de Janeiro. 1958. 43 p.

179. Arrigucci Jr. D. Os pobres na literatura brasileira. - Sao Paulo. 1983. 117 P-

180. Arroyo L. A cultura popular em Grande sertao: veredas. - Rio de Janeiro. 1984. 315 p.

181. Aspectos do modernismo brasileiro. - Porto Alegre. 1970. 217 p.

182. Avila A. O poeta e a consciéncia crítica. Urna linha de tradi?áo, urna atitude de vanguarda. - Petrópolis. 1969. 103 p.

183. Avila A. Código de Minas e poesia anterior. - Rio de Janeiro. 1969. 238 P-

184. Avila A. Barroco mineiro. Glossário de arquitetura e ornamentado. - Sao Paulo. 1980. 220 p.

185. Azevedo Filho J. A. de. Poesia e estilo de C. Meireles. - Rio de Janeiro. 1970. 199 p.

186. Azevedo Filho J. A. de. Sobre o modernismo no Brasil / Jornal de letras, artes e ideias. Lisboa. 1992. № 522. P. 16-17.

187. Baciu S. Manuel Bandeira de corpo inteiro. - Rio de Janeiro. 1966. 181 p.

188. Bandeira A. R. Jorge de Lima. O roteiro de urna contradigo. - Rio de Janeiro. 1959. 135 p.

189. Barbadinho Neto R. Sobre a norma literária do modernismo. - Rio de Janeiro. 1977. 87 p.

190. Barbosa F. Morte e vida Severina no «Folk-lore pernambucano» de Pereira da Costa. - Sao Paulo. 1989. 118 p.

191. Barbosa Filho H. José Américo de Almeida e «A bagaceira» / Revista de cultura. Vozes. Rio de Janeiro. 1986. № 9. P. 652-660.

192. Bastide R. Brasil, térra de contrastes. - Sao Paulo - Rio de Janeiro. 1979. 282 p.

193. Bastide R. As religioes africanas. - Paris. 1960. 317 p.

194. Bastide R. Sociologia do folclore brasileiro. - Sao Paulo. 1959. 321 p.

195. Beltráo L. Comunica9áo e folclore. - Sao Paulo. 1971. 151 p.

196. Bosi A. Historia concisa da literatura brasileira. - Sao Paulo. 1970. 571 p.

197. Bosi A. O conto brasileiro contemporáneo. - Sao Paulo. 1978. 293 p.

198. Brasil F. de Assis A. Guimaráes Rosa. Ensaio. - Rio de Janeiro. 1969. 154 p.

199. Brasil F. de Assis A. O modernismo. - Rio de Janeiro. 1976. 148 p.

200. Brasil F. de Assis A. A nova literatura. O romance. - Rio de Janeiro -Brasilia. 1973. 179 p.

201. Brasil F. de Assis A. A nova literatura. O conto. - Rio de Janeiro -Brasilia. 1975. 158 p.

202. Brasil F. de Assis A. A nova literatura. A crítica. - Rio de Janeiro -Brasilia. 1975. 136 p.

203. Brasil F. de Assis A. A nova literatura. A poesia. - Rio de Janeiro -Brasilia. 1975. 142 p.

204. Brito Broca J. A vida literária do Brasil - 1900. - Rio de Janeiro. 1960. 308 p.

205. Brito M. da Silva. Historia do modernismo brasileiro. Antecedentes da semana de arte moderna. - Rio de Janeiro. 1978. 322 p.

206. Bruno H. Novos estudos de literatura brasileira. - Rio de Janeiro. 1980. 294 p.

207. Bruno H. Rachel de Queiroz. - Rio de Janeiro. 1977. 214 p.

208. Buarque de Holanda S. Raízes do Brasil. - Sao Paulo. 1948. 298 p.

209. Buarque de Holanda S. Visáo do Paraíso. Os motivos edénicos no descobrimento e coloniza9áo do Brasil. - Rio de Janeiro. 1977. 214 p.

210. Campos H. de Ruptura dos géneros na literatura latino-americana. - Sao Paulo. 1977. 80 p.

211. Cándido A. O direito á literatura. - Lisboa. 2005. 288 p.

212. Cándido A. Forma?ao da literatura brasileira. - Sao Paulo. 1959. V. 1-2.

213. Cándido A. Introducción a la literatura del Brasil. - La Habana. 1971. 73 P-

214. Cándido A. O observador literario. - Sao Paulo. 1959. 106 p.

215. Carneiro Campos R. Arte, socidade e regiao. - Salvador. 1960. 118 p.

216. Carneiro E. Dinámica do folclore. - Rio de Janeiro. 1965. 187 p.

217. Carneiro E. O negro brasileiro. 80 anos de abolÍ9áo. - Rio de Janeiro. 1968. 127 p.

218. Carneiro J. F. Apresentasáo de Jorge de Lima. - Rio de Janeiro. 1958. 117 p.

219. Cassiano N. A felicidade pela literatura. - Rio de Janeiro. 1983. 241 p.

220. Castro J. Fome, um tema proibido. - Petrópolis. 1984. 154 p.

221. Castro J. Geografía da fome. - Brasil. 1948. 404 p.

222. Castro Nei L. Universo e vocabulário do Grande Sertáo. - Rio de Janeiro. 1970. 195 p.

223. Castro S. A revoluto da palavra. Origens e estrutura da literatura brasileira moderna. - Petrópolis. Rio de Janeiro. 1976. 279 p.

224. Castro S. Teoría e política do modernismo brasileiro. - Petrópolis. 1979. 146 p.

225. Cavalcanti P. Vida e obra de Jorge de Lima. - Rio de Janeiro. 1969. 123 P-

226. Cavalcanti Proeja M. Estudos literarios. - Rio de Janeiro - Brasilia. 1974. 504 p.

227. Cavalcanti Proenija M. José de Alencar na literatura brasileira. - Rio de Janeiro. 1966. 147 p.

228. Cavalcanti Proeja M. A obra literária e a expressáo lingüística. - Rio de Janeiro. 1974. 389 p.

229. Cavalcanti Proeja M. Roteiro de Macunaíma. - Rio de Janeiro. 1969. 401 p.

230. Cavalcanti Proeja M. Trilhas no Grande sertáo. - Rio de Janeiro. 1958. 220 p.

231. Cavalieri R. V. Cecilia Meireles: o ser e o tempo na imagem refletida. -Rio de Janeiro. 1984. 119 p.

232. Cidáde H. O conceito da poesía como expressáo da cultura. Sua evolusáo através da literatura portuguesa e brasileira. - Coimbra. 1957. 438 p.

233. Clare L. Voltolino e as raizes do modernismo. - Sáo Paulo. 1991. 283 p.

234. Coelho J. F. Manuel Bandeira pre-modernista. - Rio de Janeiro. 1982. 74

235. Coimbra C. Fenomenología da cultura brasileira. - Sáo Paulo. 1973. 158 P-

236. Coutinho A. Conceito da literatura brasileira - Petrópolis. 1980. 166 p.

237. Coutinho A. Crítica e críticos. - Rio de Janeiro. 1969. 245 p.

238. Coutinho A. Introdufao á literatura no Brasil. - Rio de Janeiro. 1976. 321

239. Coutinho A. La moderna literatura brasileña. - Buenos Aires. 1980. 167 P-

240. Coutinho A. O processo da descolonizaçâo literaria - Rio de Janeiro. 1983.267 p.

241. Coutinho A. A tradiçâo afortunada (O espirito da nacionalidade na crítica brasileira). - Sâo Paulo. 1968.199 p.

242. Coutinho E. Aproximaçâo com a literatura de cordel e o cordel na literatura / Cadernos brasileiros. Rio de Janeiro. 1970. № 58. P. 41-52.

243. Coutinho E. O romance de açucar: José Lins do Regó, vida e obra. - Rio de Janeiro. 1980. 110 p.

244. Cristovâo F. A. Cruzeiro do sul a norte. - Lisboa. 1983. 280 p.

245. Cristovâo F. A. Graciliano Ramos: estrutura e valores de um mundo de narrar. - Rio de Janeiro. 1977. 247 p.

246. Cunha L. A. Educaçâo e desenvolvimento no Brasil. - Rio de Janeiro. 1980. 293 p.

247. Cunha M. Carneiro da. Antropología do Brasil. Mito, historia, etnicidade. -Sao Paulo. 1987. 173 p.

248. Cunha M. Carneiro da. Os direitos do índio. - Sao Paulo. 1987. 230 p.

249. Dacanal J. H. Dependência, cultura e literatura. - Sâo Paulo. 1993. 321 p.

250. Damasceno B. G. Poesia negra no modernismo brasileiro. - Campiñas. 1988. 142 p.

251. D'Ambrosio O. Macunaíma: «O grande mau» / Leitura. Sao Paulo, 1993. № 133. P. 13-14.

252. Dassin J. Política e poesia em Mário de Andrade. - Sao Paulo. 1978. 236 P-

253. Del Fiorentino T. A. Utopia e realidade. - O Brasil no comeco do s. XX. -Sao Paulo. 1979. 153 p.

254. Encontro internacional de estudos brasileiros. - Sâo Paulo. 1972. V. II. 347 p.

255. Escorel 1. A pedra e o rio. Urna interpretaçâo da poesia de Joâo Cabrai de Meló Neto. - Sâo Paulo. 1973. 124 p.

256. Eulalio A. A aventura brasileira de Biaise Cendrars. Ensaio. Cronología. -Sâo Paulo. 1978.301 p.

257. Fabris A. O futurismo paulista: hipóteses para o estudo da chegada da vanguarda ao Brasil. - Sao Paulo. 1990. V. 1-2.

258. Fabris A. A questâo futurista no Brasil // Modernidade: vanguardas artísticas na América Latina. - Sao Paulo. 1990. P. 67-80.

259. Facó A. Guimarâes Rosa do ícone ao símbolo. - Rio de Janeiro. 1982. 84

260. Facó R. Cangaceiros e fanáticos. Génese e lutas. - Rio de Janeiro. 1978. 223 p.

261. Faria A. A., Barros E. L. de Getúlio Vargas e sua época. - Sao Paulo. 1986. 108 p.

262. Faria M. A. O. de. Os modernistas e o futurismo / Revista de Letras. Sao Paulo. 1984. P. 25-36.

263. Fassy A. Brasil: do FMI ao caos. - Sao Paulo. 1984. 166 p.

264. Fausto B. A revoluto de 30: historiografía e historia. - Sao Paulo. 1978. 118 p.

265. Felinho M. Graciliano Ramos. - Sao Paulo. 1983. 78 p.

266. Ferreira Reis A. C. A cultura brasileira. Suas raízes e seu processo de desenvolvimento / Ocidente. Lisboa. 1970. № 392. P. 234-243.

267. Fernandes J. O existencialismo na fic?áo brasileira. - Goiánia. 1986. 270 P-

268. Fisher A. O áspero oficio - Rio de Janeiro. 1977. 184 p.

269. Freyre G. Casa grande & senzala. Formagáo da familia brasileira sob o regime da economía patriarcal - Rio de Janeiro. 1981. 573 p.

270. Freyre G. Homem, cultura e trópico. - Rio de Janeiro. 1962. 234 p.

271. Freyre G. Nordeste. Aspectos da influencia da cana sobre a vida e a paisagem do Nordeste do Brasil. - Rio de Janeiro. 1967. 183 p.

272. Freyre G. Problemas brasileiros de antropología. - Rio de Janeiro. 1959. 261 p.

273. Freyre G. Regiáo e tradigáo. - Rio de Janeiro. 1968. 323 p.

274. Graciliano Ramos / Coletánea organizada por S. Brayner. - Rio de Janeiro. 1978. 316 p.

275. Guimaraes Rosa. / Coletánea organizada por E. F. Coutinho. - Rio de Janeiro. 1983. 579 p.

276. Guimaraes Rosa W. Relembramentos. Guimaraes Rosa o meu pai. - Rio de Janeiro. 1985.294 p.

277. Gullar F. Vanguarda e subdesenvolvimento. Ensaios sobre a arte. - Rio de Janeiro. 1978. 143 p.

278. Gouveia A. Massacre e siléncio: temas coloniais na literatura brasileira / Leitura. Sao Paulo. 1992. № 125. P. 13-14.

279. Guelfi M. L. F. Novíssima: estética e ideologia na década de vinte. - Sao Paulo. 1974. 220 p.

280. Haberly D. T. Three sad races. Racial identity and national conciounsness in Brazilian literature. - Cambridge. 1983. 198 p.

281. Harland M. Plotino e Jung na obra de Guimaráes Rosa / Coloquio. Letras. Lisboa. 1978. № 46. P. 28-35; 1979. № 49. P. 20-33.

282. Hulet C. L. Brasilian literature. V. 3: 1920-1960. - Washington. 1975. 375 p.

283. Joachim S. Posmodernidade fíccional no Brasil / Revista de cultura. Vozes. Rio de Janeiro. 1991. № 4. P. 469-475.

284. Josef B. Modernismo brasileiro: vanguarda, carnavaliza5áo e modernidade / Revista iberoamericana. Pittsdurg, 1982. P. 118-119.

285. Junqueira I. Gullar e a poesia social // Junqueira I. Á sombra de Orfeu. -Rio de Janeiro. 1984. P. 211-214.

286. Inteligencia brasileira / Moraes R. et al. - Sao Paulo. 1986. 305 p

287. Lafetá J. L. 1930: A crítica e o modernismo. - Sao Paulo. 1974. 212 p.

288. Lausimar L. O mistério do homem na obra de Drummond. - Rio de Janeiro. 1978. 91 p.

289. Lara C. de. Klaxon & Terra roxa e outras térras: dois periódicos modernistas de Sao Paulo. - Sao Paulo. 1972. 307 p.

290. Leite Moraes L. Ch. Modernismo no Rio grande do Sul. - Sao Paulo. 1972. 358 p.

291. Leite Moraes L. Ch. Regionalismo e modernismo (o «caso» gaucho). -Sao Paulo. 1978. 296 p.

292. Letteratura populare brasiliana e tradizione europea. - Roma. 1978.257 p.

293. Lima R. Sob a rúbrice do modernismo. - Rio de Janeiro. 1967. 201 p.

294. Lins A. Filosofía, historia e crítica na literatura brasileira. - Rio de Janeiro. 1967. 128 p.

295. Lins A. Poesia moderna do Brasil. - Rio de Janeiro. 1967. 115 p.

296. A literatura no Brasil (dire?áo de A. Coutinho). V 1-6. - Rio de Janeiro, 1986.

297. Lucas F. O caráter social da literatura brasileira. - Rio de Janeiro. 1970. 138 p.

298. Lucas F. A crise da cultura literária no Brasil pos-bu / Leitura. Sao Paulo. 1988. № 73. P. 12-13.

299. Lucas F. A face visível. - Rio de Janeiro - Sao Paulo. 1973. 137 p.

300. Lucas F. 1928-1978. Cinquentenário da Segunda revolufáo modernista // Lucas F. Razáo e emofao literária. - Sao Paulo. 1981. P. 71-75.

301. Lucas F. O romantismo e a funda?áo da nacionalidade / Leitura. Sao Paulo. 1986. № 55. P. 2-3.

302. Lucas F. Século XX, um balan?o / Leitura. Sao Paulo. 1986. № 55. P. 89.

303. Lima Amoroso A. Quadro sintético da literatura brasileira. - Rio de Janeiro. 1956. 158 p.

304. Lins A. Os mortos de sobrecasaca. - Rio de Janeiro. 1963. 460 p.

305. Lins I. Historia do positivismo no Brasil. - Rio de Janeiro. 1963. 460 p.

306. Lins O. Do ideal e da gloria. Problemas inculturais brasileros. - Sao Paulo. 1977. 189 p.

307. Lopes M. Costa. A situado do escritor e do livro no Brasil. - Rio de Janeiro. 1963. 422 p.

308. Lucchesi I. Crise e escritura: urna leitura de Cl. Lispector e Vergílio Ferreira. - Rio de Janeiro. 1987. 145 p.

309. Manuel Bandeira / Coletánea organizada por S. Brayner. - Rio de Janeiro. 1980. 345 p.

310. Martins H. Do barroco a Guimaráes Rosa. - Belo Horizonte. 1983. 351 p.

311. Martins W. A crítica literária no Brasil. - Rio de Janeiro. 1983. 576 p.

312. Martins W. Historia da inteligencia brasileira. - Sao Paulo. 1978. V. 5-6.

313. Martins W. O modernismo (1916-1945).-Sao Paulo. 1977. 313 p.

314. Mary L. D. Joáo Guimaráes Rosa. Travessia literária. - Rio de Janeiro. 1968. 220 p.

315. Matta R. da. Carnavais malandros e heróis. Para urna sociologia do dilema brasileira. - Rio de Janeiro. 1983. 281 p.

316. Mello e Sousa G. de. O Tupi e o Alaude. Urna interpretado de Macunaíma. - Sao Paulo. 1979. 105 p.

317. Mendonca A. S. L., Sá A. de. Poesia de vanguarda no Brasil: de Oswald de Andrade ao poema visual. - Rio de Janeiro. 1983. 283 p.

318. Mendoza Teles G. Camoes e a poesia brasileira. - Sao Paulo. 1976. 315

319. Mendonfa Teles G. Drummond. A estilística da repetifao. - Rio de Janeiro. 1970. 200 p.

320. Mendonfa Teles G. Estudos de poesia brasileira. - Coimbra. 1985. 380 p.

321. Menegali H. Roteiros da poesia. - Belo Horizonte. 1960. 125 p.

322. Merquior J. G. Formalismo e tradifao moderna. O problema da arte na crise da cultura. - Rio de Janeiro - Sao Paulo. 1974. 258 p.

323. Merquior J. G. Razáo do poema. Ensaios de crítica e de estética. - Rio de Janeiro. 1965. 247 p.

324. Merquior J. G. Verso universo em Drummond. - Rio de Janeiro. 1976. 261 p.

325. Meyer A. Guia do folclore gaucho. - Rio de Janeiro. 1968. 195 p.

326. Moisés C. F. Poesia e realidade. - Sao Paulo. 1977. 213 p.

327. Moisés M. Literatura: mundo e forma. - Sâo Paulo. 1982. 368 p

328. Monteiro Casais A. A palavra essencial. Estudos sobre a poesia. - Sâo Paulo. 1965.272 p.

329. Monteiro Casais A. Figuras e problemas da literatura contemporánea brasileira. - Sao Paulo. 1972. 229 p.

330. Moraes E. de. Manuel Bandeira (análise e interpretaçâo literária). - Rio de Janeiro. 1962. 265 p.

331. Moraes Jardim E. de. A brasilidade modernista: Sua dimensâo filosófica. -Rio de Janeiro. 1978. 265 p.

332. Morreira Leite D. O caráter nacional brasileiro. Historia de urna ideología -Sâo Paulo. 1983.378 p.

333. Napoli R. O. de. Lanterna verde e o modernismo. - Sâo Paulo. 1970. 168 P-

334. A narrativa ontem e hoje / Red.: Vassalho L., Casais S. Moraes S. - Rio de Janeiro. 1984. 191 p.

335. Nist J. The modernist movement in Brasil. - Austin. 1967. 320 p.

336. Penna J. O. de Meira. Em berço espléndido. - Rio de Janeiro. 1974. 233 P-

337. Peregrino Jr. Très ensaios. Modernismo. Graciliano. Amazonia. - Rio de Janeiro. 1969. 134 p.

338. Pérez R. Escritores brasileiros contemporáneos. Séries 1-2. - Rio de Janeiro. 1960-1964. 321 p.

339. Pinto L. A influência do Nordeste na letras brasileiras. - Rio de Janeiro. 1960. 154 p.

340. Placer X. Modernismo brasileiro. Bibliografía (1918-1971). - Rio de Janeiro. 1972. 401 p.

341. Placer X. Modernismo e vanguarda. - Lisboa. 1984. 222 p.

342. Pólvora H. Graciliano, Machado e outros. - Rio de Janeiro. 1975. 158 p.

343. Pragana M. E. Collier. Literatura do Nordeste: em torno de sua expressâo social. - Rio de Janeiro. 1983. 166 p.

344. Preto-Rodas R. A. The black presence and two Brasilian modernists: Jorge de Lima and José Lins do Rego / Tradition and renewal: essays on twentieth-century Latin Amercan literatures. - Urbana. 1975. P. 81-101.

345. Queiroz Jr. T. de. Preconceito de cor e a mulata na literatura brasileira. -Sâo Paulo. 1982. 123 p.

346. Quint A.-M. Clarice Lispector, Drummond. - Poitier. 1973. 206 p.

347. Rabassa G. O negro na ficçâo brasileira. - Rio de Janeiro. 1965. 461 p.

348. Ramos M. L. Fenomenología da obra literária. - Rio de Janeiro. 1974. 241 p.

349. Ribeiro D. Os brasileiros. - Petrópolis. 1978. 177 p.

350. Ribeiro D. Configurares histórico-culturais dos povos americanos. - Rio de Janeiro. 1980. 269 p.

351. Ribeiro D. Estudos de antropología da civilizado. - Rio de Janeiro. 1975. 200 p.

352. Ribeiro D. Os indios e a civilizado. A integrado das popula?5es indígenas no Brasil moderno. - Rio de Janeiro. 1970. 495 p.

353. Ribeiro D. Kadivéu: Ensaios etnológicos sobre o saber, o azar e a beleza. -Petrópolis. 1980. 318 p.

354. Ribeiro D. Aos trancos e barrancos: como o Brasil deu no que deu. - Rio de Janeiro. 1986. 258 p.

355. Rodrigues Filho N. A «Bagaceira»: ruina, utopia e decep?áo / Jornal de letras. Rio de Janeiro. 1987. № 432. P. 6.

356. Rodríguez Monegal E. Anacronismos. Mário de Andrade y Guimaráes Rosa en el contexto de la novela hispanoamaricana / Revista ibero-americana. Pittsburg. 1977. v. 43. № 98-99. P. 109-115.

357. Sabino M. Crónica em crise / Isto é Senhor. Sao Paulo. 1991. № 1117. P. 56-58.

358. Salles Teixeira de F. Literatura e consciéncia nacional. - Belo Horizonte. 1973. 213 p.

359. Sant'Anna A. R. Análise estrutural de romances brasileiros. - Petropolis. 1984. 214 p.

360. Sant'Anna A. R. O canibalismo amoroso. - Sao Paulo. 1985. 318 p.

361. Sant'Anna A. R. Carlos Drummond de Andrade: análise da obra. - Rio de Janeiro. 1980. 269 p.

362. Sant'Anna A. R. Música popular e moderna poesia brasileira. -Petrópolis. 1978. 152 p.

363. Santiago S. Urna literatura nos trópicos. - Sao Paulo. 1978. 152 p.

364. Santiago S. Carlos Drummond de Andrade. - Petropolis. 1976. 131 p.

365. Santos W. A constru?ao do romance em Guimaráes Rosa. - Sao Paulo. 1978.231 p.

366. Sayers R. S. O negro na literatura brasileira. - Rio de Janeiro. 1958. 458 P-

367. Sayers R. S. Onze estudos de literatura brasileira. - Rio de Janeiro. 1983. 232 p.

368. Schwartz J. O expressionismo pela crítica de Mário de Andrade, Mariátegui e Borges // Modernidade: vanguardas artísticas na América Latina. -Sao Paulo. 1990. P. 81-98.

369. Schwarz R. A Sereia e o Desconfiado. Ensayos críticos. - Rio de Janeiro. 1965. 186 p.

370. Schwarz R. Que horas sao? - Sao Paulo. 1987. 318 p.

371. Silva Ramos P. E. de. A literatura no Brasil. - Rio de Janeiro. 1986. 267 P-

372. Silverman M. Moderna fiC9áo brasileira. - Sao Paulo. 1982. 228 p.

373. Silverman M. Moderna sátira brasileira. - Sao Paulo. 1987. 245 p.

374. Skidmore T. E. Preto no branco. Ra?a e nacionalidade no pensamento brasileiro. - Rio de Janeiro. 1976. 328 p.

375. Slater A vida no brabante. A literatura de cordel no Brasil. - Rio de Janeiro. 1984.321 p.

376. Sodré N. W. Forma^áo histórica do Brasil. - Rio de Janeiro. 1979. 415 p.

377. Sodré N. W. Historia da literatura brasileira. Seus fundamentos económicos. - Rio de Janeiro. 1969. 596 p.

378. Sodré N. W.Revisáo do modernismo / Leitura. Sao Paulo. 1990. № 101. P.5.

379. Sodré N. W. Síntese da historia da cultura brasileira. - Rio de Janeiro. 1974. 136 p.

380. Stegagno Picchio L. La letteratura brasiliana. - Fiorenza, Milano. 1972. 699 p.

381. Tavares P. O baiano Jorge Amado e a sua obra. - Rio de Janeiro. 1980. 329 p.

382. Tavares P. Criaturas de Jorge Amado. - Sao Paulo. 1969. 311 p.

383. Ulchoa Leite S. Participado da palavra poética. Do modernismo á poesía contemporánea. - Petrópolis. 1978. 215 p.

384. Ventura R. Etnología afro-brasileira e historia literária nacional / Revista de crítica literaria latinoamericana. Lima. 1989. № 30. P. 221-229.

385. Violencia brasileira / Por Matta R. da, Pinheiro Pauli Machado M. C., Pinheiro P. S. - Sao Paulo. 1982. 117 p.

386. Xisto P. et al. Guimaraes Rosa em tres dimensdes. - Sao Paulo. 1970. 76 P-

387. Zilberman R. Vida nacional e experimentado na literatura brasileira / Jornal de letras. Rio de Janeiro. 1980. № 2. P. 125-128.

388. Zílio C. Artes plásticas. - Sao Paulo. 1983. 267 p.

III. Отечественные исследования по теории литературы. Культурология. Общие вопросы.

389. Аверинцев С. С., Андреев M. JL, Гаспаров M. JI., Гринцер П. А., Михайлов А. В. Категории поэтики в смене литературных эпох. // Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания. -М.: «Наследие». 1994. С. 3-38.

390. Аверинцев С. С. К истолкованию символики мифа об Эдипе // Античность и современность. -М.: Наука. 1972. С. 90-102.

391. Аверинцев С. С. Классическая греческая философия как явление историко-культурного ряда // Аверинцев С. С. Образ античности. - СПб.: Азбука-классика. 2004. С. 106-149.

392. Аверинцев С. С. Неоплатонизм перед лицом Платоновой критики мифопоэтического мышления // Платон и его эпоха. - М.: Наука. 1979. С. 8397.

393. Аверинцев С. С. Образ античности в западноевропейской культуре XX в. Некоторые замечания // Новое в современной классической филологии. -М.: Наука. 1979. С. 5-40.

394. Аверинцев С. С. Поэтика ранневизантийской литературы. - M.: Coda. 1997. 343 с.

395. Аверинцев С. С. Поэты. - М.: ЯРК. 1996. 364 с.

396. Аверинцев С. С. Риторика и истоки европейской литературной традиции. - М.: ЯРК. 1996. 447 с.

397. Андреев Л. Г. Импрессионизм. - М.: Гелеос. 2005. 320 с.

398. Андреев М. Л. Рыцарский роман в эпоху Возрождения. - М.: Наследие-Наука. 1992. 256 с.

399. Андреев М. Л. Средневековая европейская драма. Происхождение и становление (Х-XIII вв.). - М.: Искусство. 1989. 215 с.

400. Арутюнова Н. Д. Язык и мир человека. - М.: ЯРК. 1999. 896 с.

401. Архаический ритуал в фольклорных и раннелитературных памятниках. - М.: Наука. 1988. 331 с.

402. Байбурин А. К. Жилище в обрядах и представлениях восточных славян. - М.: ЯСК. 2005. 224 с.

403. Баткин Л. М. Итальянское Возрождение. Проблемы и люди. - М.: РГГУ. 1995. 448 с.

404. Баткин Л. М. О некоторых условиях культурологического подхода // Античная культура и современная наука. С. 303-312.

405. Батракова С. П. Искусство и миф. Из истории живописи XX века. -М: Наука. 2002.215 с.

406. Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. - М.: Худ. лит. 1975. 470 с.

407. Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского. - М.: Худ. лит. 1972. 500 с.

408. Бахтин М. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. - М.: Худ. лит. 1990. 543 с.

409. Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. - М.: Искусство. 1979. 471 с.

410. Библер В. С. Кант-Галилей-Кант. - М.: Мысль. 1991. 320 с.

411. Библер В. С. Михаил Михайлович Бахтин или поэтика культуры. -М.: Прогресс. 1991. 176 с.

412. Библер В. С. Мышление как творчество (Введение в логику мыслительного диалога). - М.: Политиздат. 1975. 398 с.

413. Бычков В. В. 2000 лет христианской культуры. Т. 1. Раннее христианство. Византия. - М. - СПб.: Универ. книга. 1999. 575 с.

414. Бычков В. В. 2000 лет христианской культуры. Т. 2. Славянский мир. Древняя Русь. Христианство. - М. - СПб.: Универ. книга. 1999. 527 с.

415. Бычков В. В. Эстетика поздней античности. -М.: Наука. 1981. 326 с.

416. Брагина Н. Г. Память в языке и культуре. - М.: ЯСК. 2007. 520 с.

417. Вейдле В. В. Умирание искусства. - СПБ.: Аксиома. 1996. 336 с.

418. Веселовский А. Н. Историческая поэтика. - М.: Высшю шк. 1989. 406 с.

419. Гинзбург Л. Я. О лирике. - Л.: Сов. пис. 1974. 407 с.

420. Голенищев-Кутузов И. Н. Романские литературы. - М.: Наука. 1975. 531 с.

421. Голосовкер Я. Э. Логика мифа - М: Наука. 1987. 218 с.

422. Горан В. П. Древнегреческая мифологема судьбы. - Новосибирск: Наука. 1990. 335 с.

423. Гуревич А. Я. Исторический синтез и Школа «Анналов». - М.: Индрик. 1993.328 с.

424. Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. - М.: Искусство. 1984.351 с.

425. Даниэль С. М. Европейский классицизм. - СПб.: Азбука-Классика. 2003. 303 с.

426. Даркевич В. П. Народная культура средневековья. - М: Наука. 1988. 344 с.

427. Жирмунский В. М. Введение в литературоведение. - СПб.: Изд. СпбГУ. 1996. 440 с.

428. Жирмунский В. М. Сравнительное литературоведение. Запад и Восток: Статьи. - JL: Наука. 1979. 491 с.

429. Жирмунский В. М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. - JL: Наука. 1977.407 с.

430. Западное литературоведение XX века. Энциклопедия. - М.: Intrada. 2004. 560 с.

431. Иванов В. В. Избранные труды по семиотике и истории культуры. Т.

II. Статьи о русской литературе. - М.: ЯРК. 2000. 880 с.

432. Иванов В. В. Избранные труды по семиотике и истории культуры. Т.

III. Сравнительное литературоведение. Всемирная литература. Стиховедение. -М.:ЯСК. 2004.816 с.

433. Иванов В. В. Категория времени в искусстве и культуре XX века // Ритм, пространство и время в литературе и искусстве. - JL: Наука. 1974. С. 3966.

434. Иванов В. В. Очерки по предыстории и истории семиотики // Иванов В. В. Избранные труды по семиотике и истории культуры. Т. I. Знаковые системы. Кино. Поэтика. - М.: ЯРК. 1998. С. 605-811.

435. Иванов В. В., Топоров В. Н. Славянские языковые моделирующие системы. - М.: Наука. 1965. 246 с.

436. Иванов В. В. Эволюция ноосферы и художественное творчество // Ноосфера и художественное творчество. - М.: Наука. 1991. С. 3-37.

437. Из работ московского семиотического круга. Пространство и текст. «Основной миф». Семиотика фольклора. Семиотика авторского текста. - М.: ЯРК. 1997. 896 с.

438. Ильин И. П. Постмодернизм от истоков до конца столетия: эволюция научного мифа. - М.: Интрада. 1998. 255 с.

439. Ильин И. П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. - М.: Интрада. 1996. 255 с.

440. Имя: Семантическая аура. - М.: ЯСК. 2007. 360 с.

441. Историко-литературный процесс: проблемы и методы изучения. -Л.: Наука. 1974. 272 с.

442. Каган Ю. М. По поводу слова «umbra» - тень // Античность и современность. -М.: Наука. 1972. С. 72-78.

443. Косиков Г. К. К теории романа (роман средневековый и роман Нового времени) // Проблема жанра в литературе средневековья. - М.: Наследие. 1994. С. 45-87.

444. Культурология XX век. Словарь. - СПб.: Универ. книга. 1997. 640 с.

445. Литература в контексте культуры. - М.: МГУ. 1986. 272 с.

446. Литературная энциклопедия терминов и понятий. М.: НПК Интелвак. 2001. 1600 стб.

447. Лихачев Д. С. Историческая поэтика русской литературы. Смех как мировоззрение. - СПб.: Алетейя. 2001. 566 с.

448. Лихачев Д. С. Контрапункт стилей как особенность искусств // Лихачев Д. С. Избранные работы в трех томах. - Л.: Худ. лит. 1987. Т. 3. С. 440-449.

449. Лихачев Д. С. Развитие русской литературы X - XVII веков. Эпохи и стили // Лихачев Д. С. Избранные работы в трех томах. - Л.: Худ. лит. 1987. Т. 1. С. 24-260.

450. Лихачев Д. С. Русское искусство от древности до авангарда. - М.: Искусство. 1992. 407 с.

451. Лосев А. Ф. Бытие - имя - космос. - М.: Мысль. 1993. 958 с.

452. Лосев А. Ф. Очерки античного символизма и мифологии. - М.: Мысль. 1993.959 с.

453. Лосев А. Ф. Философия. Мифология. Культура. - М.: Политиздат. 1991. 525 с.

454. Лотман Ю. М. Лекции по структуральной поэтике // Ю. М. Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. - М.: Гнозис. 1994. С. 17-246.

455. Лотман Ю. М. Об искусстве. - СПб.: Искусство-СПБ. 1998. 704 с.

456. Лотман Ю. М. Семиосфера. - СПб.: Искусство-СПБ. 2000. 704 с.

457. Марков В. А. Моделирование литературной эволюции в свете идей 10. Н. Тынянова / Тыняновский сборник. Третьи тыняновские чтения. Рига. 1986. С. 83-90.

458. Марков В. А. Тынянов и современная системология / Тыняновский сборник. Вторые тыняновские чтения. Рига. 1986. С. 181-191.

459. Мелетинский Е. М. Избранные статьи. Воспоминания. - М.: РГГУ. 1998. 576 с.

460. Мелетинский Е. М. Историческая поэтика новеллы. - М.: Наука. 1990. 275 с.

461. Мелетинский Е. М. Поэтика мифа. - М.: Вост. лит. РАН-ЯРК. 1995. 408 с.

462. Минц 3. Г. Поэтика русского символизма. - СПб.: Искусство-СПБ. 2000. 480 с.

463. Мириманов В. Б. Особенности транслиминального художественного сознания / Советское искусствознание. 1987. № 22. С. 312-332.

464. Михайлов А. В. Избранное. Историческая поэтика и герменевтика. -СПб.: Изд. СПбГУ. 2006. 559 с.

465. Михайлов А. В. Несколько тезисов о теории литературы // Литературоведение как проблема. - М.: Наследие. 2001. С. 224-279.

466. Михайлов А. В. Обратный перевод. - М.: ЯРК. 2000. 852 с.

467. Михайлов А. В. Проблема характера в искусстве: живопись, скульптура, музыка // Современное западное искусство. XX век. - М: Наука. 1988. С. 209-278.

468. Михайлов А. В. Языки культуры. - М.: ЯРК. 1997. 909 с.

469. Миф-фольклор-литература. - Л: Наука. 1978. 251 с.

470. Мифы народов мира. - М.: СЭ. Т. 1-2. 1980-1982.

471. На грани тысячелетий. Мир и человек в искусстве XX века. - М: Наука. 1994. 272 с.

472. Надъярных Н. С. Дмитрий Чижевский. Единство смысла. - М.: Наука. 2005. 366 с.

473. Налимов В. В. Спонтанность сознания. Вероятностная теория смыслов и смысловая архитектоника личности - М.: Прометей. 1989. 287 с.

474. Неклюдова М. Г. Традиции и новаторство в русском искусстве конца XIX-началаXXвека.-М.: Искусство. 1991. 395 с.

475. Неретина С. С. Слово и текст в средневековой культуре. История, миф, время, загадка. -М.: Гнозис. 1994. 208 с.

476. Новичкова Т. А. Эпос и миф. - СПБ.: Наука. 2001. 248 с.

477. Панченко А. М. Топика и культурная дистанция // Историческая поэтика: итоги и перспективы изучения. - М.: Наука. 1986. С. 236-250.

478. Пелипенко А. А. Яковенко И. Г. Культура как система. - М.: ЯРК. 1998.371 с.

479. Пермяков Г. Л. Основы структурной паремиологии. - М.: Наука. 1988.236 с.

480. Понятие судьбы в контексте разных культур. - М.: Наука. 1994. 318 с.

481. Постмодернизм. Энциклопедия. - Минск: Интерпрессервис. 2001. 1040 с.

482. Примитив и его место в художественной культуре Нового и Новейшего времени. - М.: Наука. 1983. 205 с.

483. Принципы анализа литературного произведения. - М.: МГУ. 1984. 197 с.

484. Природа в культуре Возрождения. - М.: Наука. 1992. 237 с.

485. Пропп В. Я. Фольклор и действительность. - М.: Наука. 1976. 325 с.

486. Ревзин И. И. Субъективная позиция исследователя в семиотике / Ученые записки ТГУ. Труды по знаковым системам. Вып. V. (Тарту). 1971. С. 334-344.

487. Русский авангард в кругу европейской культуры. - М.: Радикс. 1994. 447 с.

488. Сазонова JT. И. Барокко-авангард: типология принципов конструирования художественного мира // Теоретико-литературные итоги XX века. T. II. Художественный текст и контекст культуры. - М.: Наука. 1977. С. 26-52.

489. Смирнов И. П. Художественный смысл и эволюция поэтических систем. - М.: Наука. 1977. 203 с.

490. Современное зарубежное литературоведение. Концепции. Школы. Термины. Энциклопедический справочник. - М.: Интрада. 1996. 319 с.

491. Соколов Б. М. Художественный язык русского лубка. - М.: РГГУ. 1999. 264 с.

492. Стеблин-Каменский М. И. Мир саги. Становление литературы. - М.: Наука. 1984. 246 с.

493. Стеблин-Каменский М. И. Миф. - М.-.Наука. 1976. 102 с.

494. Степанов Ю. С. Язык и метод. К современной философии языка. -М.:ЯРК. 1998.784 с.

495. Теория литературы. Литературный процесс. Под ред. Ю. Б. Борева. -М.: Наследие. 2001. 623 с.

496. Теория метафоры. - М.: Прогресс. 1990. 512 с.

497. Топоров В. Н. Исследования по этимологии и семантике. Т. 1. - М.: ЯСК. 2005.814 с.

498. Топоров В. Н. Миф о Тантале (об одной поздней версии - трагедии Вячеслава Иванова) // Палеобалканистика и античность. - М.: Наука. 1989. С. 61-110.

499. Топоров В. Н. Понятие предела и eros в платоновской перспективе (этимологический аспект) // Античная балканистика. - М.: Наука. 1987. С. 107-128.

500. Топоров В. Н. Текст города-девы и города-блудницы в мифологическом аспекте // Исследования по структуре текста. - М.: Наука. 1987. С. 121-132.

501. Традиция в истории культуры. - М.: Наука. 1979.

502. Тынянов Ю. Н. Литературная эволюция. Избранные труды. - М.: Аграф. 2002. 495 с.

503. Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. - М.: Наука. 1977. 574 с.

504. Успенский Б. А. Избранные труды. Т. II. Язык и культура. - М.: Гнозис. 1994. 688 с.

505. Успенский Б. А. Семиотика искусства. - М.: ЯРК. 1995. 360 с.

506. Устные формы литературного языка. История и современность. -М.: Эдиториал УРСС. 1999. 384 с.

507. Устюгова Е. Н. Стиль и культура. Опыт построения общей теории стиля. - СПб.: Изд. СпбГУ. 2003. 257 с.

508. Философия наивности. - М.: МГУ. 2001. 335 с.

509. Флоренский П. А. У водоразделов мысли // Флоренский П. А. Сочинения. В 4 томах. Т. 3 (1-2). -М.: Мысль. 2000. 621-623 с.

510. Фрейденберг О. М. Миф и литература древности. - М.: Вост. лит. РАН. 1998. 800 с.

511. Фрейденберг О. М. Поэтика сюжета и жанра. - М.: Лабиринт. 1997. 448 с.

512. Художественные ориентиры зарубежной литературы XX века. - М.: ИМЛИ РАН. 2002. 567 с.

513. Цивьян Т. В. Модель мира и ее лингвистические основы. - М.: КомКнига. 2005. 279 с.

514. Цивьян Т. В. Образ и смысл жертвы в античной традиции // Палеобалканистика и античность. - М.: Наука. 1989. С. 119-131.

515. Человек и культура. Индивидуальность в истории культуры. Под ред. А. Я. Гуревича. - М.: Наука. 1990. 240 с.

516. Шкловский В. Б. О теории прозы. - М.: Сов. пис. 1983. 383 с.

517. Эйхенбаум Б. М. О литературе. - М.: Сов. пис. 1987. 541 с.

518. Этнопсихолингвистика. -М.: Наука. 1988. 192 с.

519. Языковая норма и эстетический канон. - М.: ЯСК. 2006. 336 с.

520. Якобсон Р. О. Избранные работы. - М.: Прогресс. 1985. 455 с.

521. Якобсон Р. О. Работы по поэтике. - М.: Прогресс. 1987. 461 с.

522. Ястрежембский В. Р. Ритуальная коммуникация // Проблемы эффективности речевой коммуникации. - М.: ИНИОН АН СССР. 1989. С. 209-220.