автореферат диссертации по культурологии, специальность ВАК РФ 24.00.02
диссертация на тему: Человек Пушкинской эпохи в историческом нарративе

Полный текст автореферата диссертации по теме "Человек Пушкинской эпохи в историческом нарративе"

ь оь

, ц 0

На правах рукописи

Гавришина Оксана Вячеславовна

"ЧЕЛОВЕК ПУШКИНСКОЙ ЭПОХИ" В ИСТОРИЧЕСКОМ НАРРАТИВЕ (ПО МАТЕРИАЛАМ ЛИЧНОГО АРХИВА В.Д. ВОЛЬХОВСКОГО)

Специальность 24.00.02 - Историческая культурология

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата культурологии

Москва 1998

Работа выполнена в Российском государственном гуманитарном университете

Научный руководитель -

Научный консультант -

Официальные оппоненты -

Ведущая организация

кандидат исторических наук, профессор Г.И. Зверева

кандидат филологических наук, доцент И.В. Кондаков

доктор философских наук, профессор Г.М. Пономарева кандидат филологических наук, доцент А.Л. Зорин

Московский педагогический государственный университет

Защита состоится "23 " hctcaofii- 1998 г. в часов на заседай Диссертационного совета К.064.49.01 по защите диссертаций на соискание учен степени кандидата культурологии при Российском государственном гуманитарн университете по адресу: 125267, Москва, Миусская площадь, д. (>. аул. 155.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке РГГУ.

п

Автореферат разослан "¿■j " —. 1998 г.

Ученый секретарь Диссертационного совета Кандидат искусствоведения

I. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ДИССЕРТАЦИИ.

Постановка темы. Предмет современного знания о культуре обнаруживает себя на пересечении предметных областей других дисциплин. Среди них важное место принадлежит истории культуры. Среди актуальных в современном историческом знании процессов необходимо отметить все возрастающий интерес к изучению феномена исторического сознания. Историческая биография - жанр, традиционно привлекавший внимание исследователей. В данном исследовании предпринимается попытка изучения феномена исторической биографии на примере биографии В.Д. Вол ьховского.

В историографической традиции сложился определенный образ Владимира Дмитриевича Вольховского (1798-1841). Для выходца из бедной дворянской семьи В.Д. Вольховскнй сделал хорошую карьеру. Окончил Императорский Царскосельский лицей. Лицеист первого выпуска, первая большая золотая медаль. Служил в Петербурге (офицер Генерального Штаба), потом на Кавказе (обер-квартирмейстер, а затем начальник штаба Отдельного Кавказского корпуса). В отставку вышел в 1839 году генерал-майором и кавалером многих орденов, но не по своей воле. Был "прикосновенным" к следствию по делу о "злоумышленных" обществах (член союза Спасения и союза Благоденствия). Последняя опала связана с посещением Отдельного кавказского Корпуса в 1837 году Николаем I. Был женат (с 1834 г.) на Марии Васильевне Малиновской, дочери первого директора Лицея В.Ф. Малиновского. Трое детей - Анна, Мария, Владимир. Выжила только Анна, младшие дети умерли в детстве. М.В. Вольховская намного пережила мужа и умерла в 1899 году. Современники неизменно характеризовали В.Д. Вольховского как человека удивительной честности, порядочности, трудолюбия и отзывчивости.

Возможно продолжить изучение жизни Вольховского в русле традиционного биог рафического метода, выявляя неизвестные ранее факты, или помещая известные факты в новые контексты. В данном исследовании предлагается другой подход. Знание о Вольховском в культуре определяется не только сводом фактов, полученных при изучении источников, но и тем, как эти факты организуются в единое целое, которое получает наименование "жизнь В.Д. Вольховского". "Жизнь Вольховского" - это единым культурный текст, которые невозможно разделить на "текст источника", "культурный контекст" и "текст историка".

Цели п задачи исследования. Цель данного исследования состоит в том. чтобы на примере формирования в русской культуре XIX - XX вв. "текста о Вольховском". раскрыть существующую историографическую традицию как феномен культуры. Для достижения поставленной цели необходимо решение следующих задач:

- описать, как складывался образ Вольховского;

- проследить, как формировались контексты восприятия Вольховского;

- определить культурные нормы, определявшие позицию авторов, писавших о Вольховском.

Исследовательский подход. Одним из ключевых терминов, на которых сгротся данное исследование, является "исторический нарратив".

В классической латыни термин "паггаПо" использовался для обозначения части выступления оратора, излагающей факты. В средние века это слово распространяется также на выступление в суде. В отношении к описанию прошлого слово стало применяться в XVII в. Собственно сочетание "нарративная историография" распространилось в XVIII в., оно использовалось для обозначения нового типа "связной". "повествующей" историографии, которая противопоставлялась фрагментарным сводам данных историков-антикваров. В XIX в. с профессионализацией исторического знания "повествующая" историография становится основной формой написания истории, в том числе "национальных историй", посвященных описанию политических событий в хронологической последовательности. Выбор повествовательного стиля л ими историками рассматривается как выбор наиболее удобного способа выражения, нейтрального пс отношению к описываемым событиям. Появление во второй половине XIX века ново) с типа историографии, связанного с зарождением социальной и культурной нсториг повлекло за собой возникновение термина "ненарративная (аналитическая; историография". Это противопоставление - нарративная - аналитически» историография - распространено и в современной историографической традиции Гак, работы историков школы "Анналов" зачастую описываются как обра шь аналитической историографии. Это словоупотребление сложилось целиком внуф! исторического знания.

В контексте данного исследования значимо другое употребление термин; "нарратив", или "исторический нарратив", связанное с подходом, сформулированиыл в рамках новой интеллектуальной истории.

Новые интеллектуальные историки не только предложили новые подходы к изучению прошлого, но и существенно изменили представление о природе исторического познания. Представление об историческом нарративе, оформившееся в рамках данного сообщества, довольно сильно отличатся от традиционного.1 Исторический нарратив представляется этими исследователями не как нейтральная форма, позволяющая донести до читателя результаты исследования, но как необходимое условие существования прошлого (представления о прошлом) как такового. Под историческим нарративом понимается не только собственно повествование, но текст историка в целом, с заглавием, сносками, примечаниями и т.д. Знание о прошлом в представлении этих исследователей непосредственно связано с формой, в котором оно выражается. По определению Ф. Анкерсмита, "реальность прошлого" может быть описана как эффект, создаваемый текстом историка.2 Основная задача этих исследователей - не опровергнуть и не разоблачить основания современной исторической профессии, но представить сам феномен исторического сознания, сами тексты историков как культурный факт.1

Такая постановка вопроса не отрицает значимости труда историка для познания прошлого. Высказывания, из которых строится текст историка могут быть прочитаны двояким образом: с одной стороны, они соотнесены с некоторым фрагментом исторического прошлого и в таком понимании могут быть либо истинными, либо ложными, с другой стороны, они содержат "картину прошлого", которую историк стремится донести до читателя. Значим каждый отдельный факт, приводимый историком, однако текст историка существует как целое, и именно текст как целое позволяет нам расширить наше знание о прошлом.

В ново!! интеллектуал!,ной истории акцент переносится с изучения исюрии идеи, з. е. описания уже определившихся, тастывших смыслов, на изучение самою процесса наделения смыслом, или означивания.4 При пом существенно и'меняется

1 Ankcrsmil F R. Narrative logic. A SemaMic analysis of historians language. - Tlic Hague. 1ЧХЗ. Wlnlc 11 V The conlcnl of Ihc form Naralive discourse and historical representation. - Baltimore. 1987. LaCapra D. History and criticism - liliaca: L . 1485: LaCapra D. Rethinking intellectual history' texts, contexts, language. - Ithaca. L.. 198.3: Modern European intellectual history: Reappraisals and ncu perspectives / Ed. by D LaCapra. S L Caplan. - Ithaca: L. 1982

; Ankcrsmil F R. The reality cfTccl in the writing of history. The dynamics of historiographical topology. -Amsterdam. 1989

1 Среди копкрспю-псюрнческих, а не теоретических работ, предстявляющих что направление, можно на man, Shiner L. The secret mirror. Literary form and history in Tocquevill's "Recollections". - Ithaca: L.. 1988: OrrL, Headless history. Nineteenth century French historiography of the revolution - Ithaca. L . 1990: Gossman L Between history and literature. - Cambridge. 1990

1 Bouwsma W..I Intellectual history m the 1980-s: from history of ideas to history of meaning // Journal of Interdisciplinary History. - 1981. - vol. 12. - P. 279-291; Tovves J E. Intellectual history after the linguistic turn // American Hestorical Rcwicw. - 1987. - № 4. - P.879-907: The Past before us: Contemporary historical writing in the United States - Ithaca: L. 1980.

представление об историческом источнике. Наряду с содержанием текста источника исследуется и его форма, т.е. источник, в данном случае, исторический нарранш. привлекает внимание историка не только как свидетельство о событиях и людях прошлого, но и как определенный способ репрезентации некоторого содержания, пенный сам по себе и сообщающий не меньше, а зачастую и больше о культуре, к которой принадлежит автор источника.

Рассмотренное под таким углом, исследование исторического нарратнна открывает принципиально новые возможности для изучения истории культуры. В диссертационном исследовании с этой точки зрения детально анализируются основные тексты о В.Д. Вольховском.

Ключевым термином, который используется в данной работе, является также "означивание" (наделение смыслом). При этом вводится оппозиция - первичное (непосредственное) означивание - вторичное (опосредованное) означивание (восприятие). Непосредственное означивание тото или иного культурного феномена предполагает описание смыслов в среде их создания и нерефлексивного бытования, причем оно может иметь место как в письменной, гак и в устной традиции. Под опосредованным означиванием понимается отстоящее во времени означивание, суть которого заключается в том. как организуются, в какие контексты включаются первичные смыслы.

Анализ образа Вольховского предполагает изучение, прежде всего, сферы вторичного означивания. При этом сочетание "образ Вольховског о" распространяется не на все случаи вторичного означивания (восприятия) Вольховского. но на целостные характеристики его жизни, запечатленные в исторических сочинениях и мемуарах.

Одной из характерных особенностей вторичного восприятия Вольховского является его мифологизация. Под "мифологизацией" мы понимаем особый тип вторичного означивания, которое предполагает дистанцирование изображение объекта, переведение его в другое пространство, отличающееся от обыденного.

Характер означивания как при непосредственном, так и при опосредованное восприятии неразрывно связан с культурной позицией автора. При характеристик! культурной позиции во внимание принимаются, в первую очередь, язык (стшп письменной и устной речи) и поведение.

Историография. В ходе исследования привлекался широкий крут исследовательской литературы. При характеристике культурной ситуации первой треп XIX века значимыми для данного исследования являются несколько традиций - перва:

представлена исследователями, связанными с ОПОЯЗом5, вторая - московско-тартуской школой1', третья - школой американской славистики7.

Основная литература о В.Д. Вольховском формируется вокруг нескольких тем.

Первая - Императорский Царскосельским лицей.'' В течение второй половины XIX века эта тема постепенно смешается в направлении другой темы - лицейский период в жпзни A.C. Пушкина. В XX веке лицей воспринимается почти исключительно в пушкинском контексте.'' Особым образом необходимо отметить значение исторических сочинений о Царскосельском лицее, написанных в XIX- начале XX века для создания нсточниковой базы для изучения первого лицейского выпуска.10 В последующих работах почти не было введено в научный оборот новых документальных материалов о первом выпуске." Можно наблюдать, скорее, популяризацию трудов XIX - начала XX века." Кроме того, начинают более активно обсуждаться проблемы, связанные с влиянием воспитания, полученного в лицее, на формирование "декабристских" взглядов у некоторых лицеистов.

Вторая основная тема, вокруг которой складывается имеющая отношение к Вольховскому историографическая традиция, - движение декабристов. Эта тема представлена несколькими подтемами. Первая, связанная с декабристами на Кавказе в 1820-1К30-е гг.. находит отражение в исторических сочинениях еще в конце XIX века11 и получает основное развитие в советской исторической науке.14 К этой подтеме

5 Тынянов IO.H. Пушкин и el о современники. - М., 1966; Тынянов Ю.Н. Пои пка. История лшера iy ры. Кино. - М., 1477; Аропсои М., Pciiccp С. Литературные кружки п са.топм / Ред. и предисловие Б.М. Эпченбаума. - Л., 1929.

' Ло1м;ш Ю.М. Александр Cqnccniri Пушкин. Биография писателя. • Л.. 1981; Лотмлн Ю.Н. Роман А.С. Пмикипа "Еш emiii Onei ми": Коммешарпп. - Л.. 1980; Лошан Ю.М. И ;6paiiiiue cía м.п; В 3 i. - Тал мпш. 1992-1993.

Русская micp.i i\[К| XX века: пседедованмя амсрикапскпч ученых. - Спб.. 1993; Левш i М.Ч. Лшера i \ра н по in i пка: 11 \ шкшккпп пра ( шик IНКО i о ia. - Спб . 1994; To.u III У.М. Ли lepa i у pa п обшеавов >по\у Пушкина/'Пер. с аш i. А.Ю. Мпротюбопоп. - Спб., l99ó;To.ull( У.М. Др\ веское iiiici.Mo как лшера iy pin.iii жанр в пу шкпнску ю >по\\ / Пор. с a ni т. И.Ю. Куберско! о. - Спб., 1994.

Селе шеи И. Я. Па орпческии очерк ouninei о Царскосе и.ско! о. ныне А лсксапдровскл о лицея с 1811-186! . - Сп5., 1861; Гроi Я.К. Пушкин, ею лпнсйскпс товарищи и пааавппки. - СпГ)., 1899; Кобеко Д. Импера i opcKiiií I IjipcKctcn.cKnn Hindi. - Спб. 1911. п др.

' Менлач fi.C. Пушкин н ei о тпоча. - M., 1958; Pyдонская М.П., Рудепская С.Д. Они учились с Пу щкмным. - Л., 1976. Несколько иную фадпишо преда являет pañol a El opona, который описывает линей с I очки !репня паорлп учреждения. См. El opon А.Д. .Пппен России: fогтыI нет. Хронологии); В 5 кн. - Кн. 5. Импера i орскнп Александровский (бывшим Царскосельский) лпнеп: В 3 ч. - Иваново, 1995. Однако но и!.i.'iпне предаавляег уже посitoneiскуlo naopnoi-рафню.

Гро| К.Я. Пмпк|шскш"| .limen (1811-1817): Бумащ 1-го курса, собранные Я.К. Гротом. - С'пб.,

1911.

11 Можно назван, только публикацию Мснла.ча. См. Менла.ч Б.С. Характерпсшка восшп ашшкол лицея в записях Е.А. Энге.ты ардга // Пушкин. Исследования и материалы. - T.IH. - М., I960.-С.347-363.

Рудспская М.П., Рудеиская С.Д. Наставникам ia благо почдаднм. - Л., 1986.

" ПоноВ. Псюрня 44-1 о дра1 у hckoi о Нпже| ородского полка. - Спб., 1894; Вспденбаум Е.Г. Декабрнаы па Клнмне// Русская старина. - 1903. - Т. 114. - кн. VI. - С. 481-502.

N Шадури B.C. Декабрпаская лшература п iр\ шнекая общеа венное п>. - Тбптисп, 1958;

примыкает и проблематика, связанная с поездкой на Кавказ A.C. Пушкина.1' При этом о научный оборот вводятся обширные комплексы источников (делопроизводственных материалов, переписки, мемуаров и др.). Вторая подтема святана с "преддекабристскими" и ранними "декабристскими" организациями."' Для всех направлений исследования, связанных с движением декабристов, характерны многочисленные публикации источников и библиографических укакнелей.

Как в отношении лицейской, так и в отношении декабристской тематики большую роль играли юбилеи: 100-летие Лицея в 1911 году и 150-летие восстания декабристов в 1975 юду. Юбилейные даты отмечаются публикацией большого числа исследовании и материалов, связанных с отмечаемым событием. Существуют и некоторые друч не icmu, в контексте которых встречается имя В.Д. Вольховского, но они незначительны."

Особо необходимо отметить значение труда H.A. Гастфрейнда. посвященного В.Д. Вольховскому.18 Являясь важным источником для осмысления образа Вольховского, это издание, в то же время, содержит свод всех опубликованных на начало XX века и многих неопубликованных материалов о Вольховском. Сходное значение имеет очерк о Вольховском B.C. Шадури.1'' Он написан в форме биографии Вольховского, too содержит также подробный обзор малодоступною сегодня архивного фонда - коллекции писем к В.Д. Вольховскому, хранящейся в Институте рукописей Грузии (Тбилиси).

Источниковая база. Исходя из специфики исследования, источники могут быть разделены на несколько групп. Первую группу составляю! источники, отражающие сферу непосредственное восприятия В.Д. Вольховского и целою ряда связанных с ним ситуаций. Эта группа представлена письменными источниками, принадлежащими к разным видам - главным образом, делоггроилюло венными материалами п перепиской.

Степень сохранности источников, свякшных с житью В.Д. Вольхонскою. достаточно высока. Семейный архив В.Д. Вольховского. хранившийся после его смерти

Нсрспсин М.Г. Декабрпсп,! и Армении. - Ереван., 1475; Дш.иария Г.А. Декабрпсп,! и ЛПча um, -С\\\ми, 1470.

" Еппкотопов И.К. Пмпкнн на Капкаic. - Тбилиси. 1938. Тынянов Ю.И. О "Г1\ icniccinini и Apipui..." // Тынянов Ю.Н. Пмнкпн и его современники. - М„ 196(1. - С. 233-244; Шадчри B.C. Пчппснн и гр\ шнекая обшсавенносп,. - Тбилиси, 1966; Мясоедова Н.Е. О Грибоедове и Пмпкине. - Cnñ., 1498.

Нсчкнпа М.В. Священная Артель. Кр\жок Александра Муравьева п Ивана Бчрцова 1RIS-1KI7 п.// Декабрисп.! II и\ время, магериалы и сообщения. - М.: Л.. 1951; Нсчкнпа М,В. Сою i Спасения II Псюричеекпе lanncKii. - Т. 23. - М„ 1947. - С. 137-184.

г Cpe;ui 1акп\ тем, например, - Сре;шяя Ашя. См. Хадфип H.A. Россия и чапедва Средней Ашп (пер. пол. XIX в.). - М., 1974.

'* ГастфреГшд H.A. Товарищи Пушкина по Импераюрскомч Царскосельском) лппсю. Материалы для словаря лицеистов первою курса. 1811-1X17; В 3i. - Т.1. - Сиб., 1912.

" Шадури B.C. Покровитель сосланных на Каика) декабристов и опальных лшера юров. -Тбнтпси, 1979.

в Каменке, рассредоточен по ряду фондов. Материалы, связанные с лицейскими годами и лицами, имевшими отношение к лицею, в конце XIX века поступили в Пушкинский музей лицея, на сегодняшний день хранятся в Институте русской литературы Академии наук России /Пушкинский дом/.20 Среди этих материалов необходимо отметить, в первую очередь, письма Е.А. Энгельгардта к В.Д. Вольховскому и переписку лицеистов первого выпуска. Другая часть семейного архива Вольховского поступила в Пушкинский дом из архива редакции журнала "Русская старина" и образует самостоятельный фонд.21 Фонд содержит делопроизводственные материалы, черновики некоторых писем Вольховского. хозяйственные бумаги и др. Часть переписки Вольховского (более 130 писем, в основном, к В.Д. Вольховскому) хранится в Институте рукописей им. К. Кеклидзе АН Грузии.

Большая часть материалов, связанных со службой Вольховского, отложилась в составе архивных фондов соответствующих учреждений и находится в Российском государственном военно-историческом архиве. Это, в первую очередь, фонды Отдельного Кавказского корпуса22, а также коллекция формулярных списков. В фондах Главного штаба е.и.в. хранятся материалы, относящиеся к следствию по делу о "злоумышленных обществах".

Вторую группу источников составляют мемуары, которые зачастую на уровне отдельных высказываний являются единственными свидетельствами о сфере непосредственного означивания того или иного феномена, но, в то же время, в качестве целостного текста, представляют из себя факт вторичного означивания.

Третью группу источников составляют целостные характеристики жизни Вольховского. отражающие его вторичное означивание в самых разных контекстах.

1X39 - дневниковая запись М.А. Корфа2"';

опубл. 1844 - биография В.Д. Вольховского, написанная И.В. Малиновским24;

1854 - измененный вариант дневниковой записи М.А. Корфа в его "Записке старого лицеиста"'5:

опубл. 1870 - очерк жизни Вольховского в "Записках декабриста" А.Е. Розена2''

Ф. 224.

Ф. л!2. Фпп I нк поч:1и| 12) едшшт \|кшеппя. Ма/ерннлы >]о| о фонда практически не

оп\б шковапы.

" Бо н.шое ко.шчсс 1 но делопротводс!венных ча к-рпадов 6w.ro отб.шковано в Х!Х пеке. Акт, собранные Капка а коп прчео! рафическои комиссией: В 12 г. / Ред. А. П. Берже. - Тифлис, 1866-1904. -

Т.7, 8.

И I "Дневника" барона (впоследствии 1рафа) М.А. Корфа 1839 I. // Русская старина. - 1904,-шоиь. - С.552-55.1.

[Малшкжскпн П.В.] О жнши I спсрал-мапора Воть\овско1 о. - Харьков, 1844. Записка | рафа М.А. Корфа // Грог Я.К. Пмпкнн, « о лпненскне товарищи п наставники. - 2-е п и. - С'пб., 1899. - С. 222-260.

/Ро!еп А.Е./ Записки декабриста. - Лейпциг, 1870. - С. 359-363.

опубл. 1875 - очерк жизни Вольховского Я.К. Грота-'':

1885 - 61101 рафия В.Д. Вольховского. написанная Г..А. Розеном";

опубл. 1912 - биография В.Д. Вольховского, написанная H.A. Гастфрейндом2''.

В совокупности эти источники позволяют проследить пути формирования знания о прошлом на примере складывания образа В.Д. Вольховского.

Научная новизна диссертационного исследования определяется тем, что в отечественной исследовательской литературе практически полностью отсутствует традиция изучения феномена исторического сознания в его культурном измерении. В работе предпринята одна из первых попыток изучения жанра исторической биографии в России XIX века как культурного феномена. В ходе исследования была также тщательна изучена жизнь В.Д. Вольховского. выявлены не введенные ранее в оборот архивные материалы. Представленный в диссертации метод анализа источников открывает принципиально новые возможности исследования русской культуры.

Апробация и практическая значимость работы. Диссертация была обсуждена на заседании кафедры истории и теории культуры Российского государственного гуманитарного университета. Основные положения работы были и уложены в качестве научных докладов на конференциях и круглых столах, проводившихся в РГГУ. Музее декабристов. Материалы исследования могут быть использованы при подготовке как общих, так и специальных курсов по истории мировой и отечественной культуры. Подход, представленный в работе, открывает новые возможности прочтения и истолкования источников при проведении семинарских занятий.

Структура диссертации. Работа состоит из введения, четырех глав, заключения, трех приложений и списка использованных источников и литературы.

И. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ.

Во введении дается постановка проблемы и обоснование актуальности темы, а так же определяются цели и задачи исследования. Здесь же приводиiся характеристик'; исследовательского подхода, обзор использованных источников, аналтп научно!

Г|кн Я.К". Пмтткии, ei о товарищи н настаитшыт... С. 71-73. Нпсрш.те от Л тмшип и Русским архиве. 1X75 i од. uu. I.

Же тсдолаic.iHW доеппен io.it.Ko неГниыпоп ф|>;н мет нон оно! рафпл, п|>мнси:ш|ыи iO.ll. Тынянопым. Тынянов Ю.Н. Пмикин и Ккпсдьбскер // Тынянов Ю 11. Пчпкип п ei о современники... С. 241.

Гасдфрсинд H.A. Товарищи Пушкина по Имлера|орском\ Царсиоссд|.ском\ дпцею. Матсрнады ятя сдоваря .тнпспсюп первого курса. 1X11-1817: В Зт. - T.I. - Спи., 1912.

литературы, привлекавшейся в ходе исследования, и раскрывается научная новизна работы.

В нерпой главе "Лицеист: Царскосельский императорский лицей как контекст воснрмигнл В.Д. Вольховского в русской культуре" рассматривается роль Царскосельского лицея, с одной стороны, в формировании знания о Вольховском в культуре (вписанного в более широкий контекст знаний О прошлом), с другой стороны, в жизни Вольховского.

В первом рилк'че первой главы анализируются основные тексты, формирующие образ л инея в русской культуре. Лицей - один из самых значимых ценностных и смысловых контекстов, в которые обычно ставится имя Вольховского. Значительное число как мемуарных свидетельств, так и ранних исторических сочинений о Вольховском принадлежит перу людей, связанных с лицеем. В последующей историографической традиции также прочно закрепилось представление о лицее как о важной вехе в жизни Вольховского.

В современной историографии лицей предстает как сложный и разветвленный образ. Однако проблематика "Пушкинского лицея", т.е. истории создания и первых шести лет существования этого учебного заведения, занимает наибольший объем из всего написанного о лицее. Постепенно усилиями нескольких поколений историков был создан свод фактов, которые образовали ядро - "исторический" лицей, представляющий сферу вторичного означивания. Первоначальные смыслы предстают в этом образе лицея в сильно измененном виде.

При анализе первичных смыслов, связанных с лицеем, выделяется две принципиально разные сферы непосредственного означивания: "лицей как учреждение" и "линей как люди".

«

Лицей как учреждение, как учебное заведение составляет вполне самостоятельную сферу означивания, что нашло отражение в соответствующих комплексах источников. В связи с этой сферой различается два аспекта: восприятие лицея в обществе и официальное "я" лицея.

В обществе в первые годы после открытия лицей воспринимался как учебное заведение - новое, необычное, престижное, связанное с императорской фамилией. Контекст бытования этих смыслов мог быть разным, однако, в первую очередь, московское, петербургское и провинциальное дворянство интересовало, стоит или не стоит отдавать туда учиться своих детей. В последующие годы эти представления проецировались на выпускников данного учебного заведения, в том числе и на

Вольховского, и в таком контексте, часто уже как оценочные характеристики, появлялись на страницах мемуаров и исторических сочинении.

Суть концепции "я" лицея впервые была сформулирована в нормативных актах, связанных с лицеем г Постановлении о лицее и Грамоте лицею, "...учреждение лицея имело целью образование юношества, особенно предназначенного к важным частям службы государственной". Смысл этот нашел применение во всех исторических сочинениях, посвященных лицею, но в более полном виде эту традицию представляют "Памятные книжки лицея" и труд П.Я. Селезнева. Базовой характеристикой, на которой основывалась официальная концепция лицея, была карьера.

Своеобразным преломлением официального представления лицея о самом себе стало восприятие этой традиции внутри лицея - формирование своего рода мифа Alma Mater. Образ Alma Mater во многом был основан на мифе первого выпуска лицея. Первоначально преклонение более младших лицеистов перед первым выпуском не было связано исключительно с Пушкиным. В контексте внутрилиттейской традиции наиболее важными именами были имена Вольховского. Горчакова, и Корфа. то есть лицеистов первого выпуска, сделавших удачную карьеру.

Среди людей, причастных к лицею, Еюсприязие Вольховского (как при его жизни, так и после смерти) как лицеиста первог о выпуска, составившего славу этого учебного заведения, - очень устойчивый момент. При этом равно важны были оба смысла: и "линеист (первого выпуска)", и "особенный лицеист (первою выпуска) - первая золотая медаль лицея". Лицеисты составляют людей, для которых имя В.Д. Вольховекот о было самоценно и не требовало включения в более широкий ценностный контекст.

Именно такие смыслы "лицея", то есть связанные с лицеем как с учебным заведением, были самыми ранними и в обществе, и в 'Чтении Лицея о самом себе". При вторичном означивании эти смыслы преломляются с ножным образом. Гели "мнение о лицее в обществе" и "представление о лицее среди воспитанников" начиная с 1X40 - 50-х гг. получают отражение в мемуарах, а оттуда заимствуются историками и, в результате, занимают прочное место в исторических иарративах XIX-XX вв. в виде исторических фактов, или "милых подробностей", то "официальное 'я' лицея" проходит несколько стадий вторичного означивания.

Первоначально только официальная концепция лицея как учебного заведения рассматривалась как достойная войти в историю. Поэтому совершено не случайно, что первый исторический труд о лицее так тесно примыкает к официальной концепции."

Селе шеи И.Я. Исторический очерк бышпет о Царскосельскот о, ныне Л.кксаплроискот о. лицеи с IKII-IR6I. - Спб.. 1861.

Однако уже с середины 1850-х годов в печати стали появляться материалы, в которых "лицей" наполнялся другими смыслами. Ценностное восприятия лицея расширилось, обогатилось. Постепенно "официальные" смыслы, связанные с непосредственным означиванием лицея утрачивают самостоятельность, в исторических нарративах XIX-XX вв. им отводится роль внешней событийной канвы.

Вторая сфера непосредственного означивания лицея - это личный человеческий опыт самых разных людей, для которых "лицей" - не просто учебное заведение, но часть жизни, п воспоминаниях длившаяся всю жизнь. Именно эти воспоминания, жизнь прожитая согласно этим воспоминаниям были названы потом "лицейским духом". "Снятым братством". "Лицеем". В связи с этой сферой непосредственного означивания выделяется три аспекта - представление о лицее A.C. Пушкина, Е.А. Энгельгардта и лицеистов первого выпуска.

Особое отношение A.C. Пушкина к лицею начинает проявляться с середины 1820-х гг. Оно находит выражение в стихах, переписке и стиле общения с товарищами по выпуску. 'Значение "лицея" Пушкина для формирования образа Царскосельского лицея в русской культуре трудно переоценить. Определенные черты образа лицея Пушкина были восприняты и при жизни Пушкина, и, главное, после его смерти (так как именно после смерти произошла сильнейшая мифологизация всего, что связано с именем Пушкина) и постепенно закрепились в историографической традиции как неотъемлемые элементы обра ia "исторического" лицея. Необходимо, однако, различать образ лицея самого Пушкина, который подвергался изменениям, и восприятие этого образа другими людьми. Необходимо так же принимать во внимание изменение круга людей, достоянием которых эти смыслы становились, - от друзей до общего места в кулЕ.туре,

Е.А Энгельгардт, директор Императорского Царскосельского лицея с 1KI6 по 1823 год, сознательно культивировал определенные представления о лицее, выраженные им в формуле "Дух лицея". Энгельгардт пытался сохранить особую близость между воспитанниками, которая и была для него "лицеем", он вел постоянную переписку с воспитанниками, обращался к ним "лицейскими" прозвищами, собирал "лицейские" обеды и др. Особое отношение H.A. Энгельгардта к лицею и формы его выражения связаны с культурной позицией последнего. Энгельгардт был "карамзинистом". Характерными чертами карамзинской культуры слова были эстетизм, "правильность", "приятность" речи, активное использование интонации восклицания. Эти особенности стиля были в полной мере присущи Энгельгардту. Современники осознавали эту особенность культурного поведения Энгельгардта - они

отмечали чрезмерный эстетизм и манерность его стиля. Однако историки лицея н пушкинисты конца XIX - начала XX века гак не воспринимали Энгелыардта. Все смысловые оттенки "борьбы вокруг языка" первой четверти XIX века совершенно утратились к тому времени. Энгельгардт стал восприниматься просто как удивительно внимательный к своим бывшим воспитанникам, добрый и отзывчивый человек.

"Лицей" Пушкина и "лицей" Энгельгардта - вот два смысла, которые, своеобразно воспринятые, прочитанные друг через друга, сформировали понятие о "Духе лицея" - образ Царскосельского лицея в русской культуре.

Третий самостоятельный смысл из сферы непосредственного означивания "лицея" (лицей как люди) - выделяется как своеобразный корпоративный "дух Лицея" (особое отношение к лицейским годам и своим товарищам но лицею среди лицеистов первого выпуска), нашедший свое выражение в переписке воспитанников и традиции празднования лицейских годовщин. Среди характерных кодов, использовавшихся внутри этого сообщества. - использование лицейских ирозвшц и цитирование круга хорошо известных всем стихотворных текстов.

Па такого рода цитировании построен единственный из известных нам стихотворных текстов Пушкина о В.Д. Вольховском. Столь активное использование "лицейских" цитат указывает на то, что текст этот был предназначен исключительно для товарищей по выпуску и не отличался по характеру от обычной среди лицеистов практики цитирования всем хорошо известных текстов. При вторичном означивании эти строки утратили присущий им корпоративный смысл и стали воспринимался исключительно как положительная характеристика Вольховскот п. данная ему столь культурно значимым лицом как Пушкин. К концу XIX в. что четвероеппние становится неотъемлемым атрибутом образа Вольховского.

Цитирование Пушкина в лицейской среде претерпевало изменения. Первоначально оно носило "лицейский" характер н не отличалось 01 цитирования текстов других лицейских поэтов. Постепенно в крут "лицейского" цитирования включались и не имеющие прямого отношения к лицею стихотворения Пушкина. В дальнейшем, напротив, "лицейские" смыслы все больше вытесняются. "Лицей" как таковой становится предикатом имени Пушкина. Однако процесс такого замещения одного смысла другим был сложным и неоднозначным.

В 1850-е гг. историки начинают изучать Пушкина и обращаются к лицею. Они создают свой образ лицея, который почти полностью был направлен на го. чтобы объяснить становление гения Пушкина. Этот образ лицея вступает в сложные отношения с воспоминаниями о лицейских годах и воспоминаниями в этом контексте о

Пушкине лицеистов первого выпуска. Авторы воспоминаний, с одной стороны, выступают как очевидцы, имеющие преимущественное право на подлинное знание о прошлом, с другой - их личные воспоминания находятся под сильнейшим влиянием представлений о том, каким должно быть это подлинное знание.

Столь же сложным было отношение к Пушкину внутри "официального лицея". Г.ели в истории литературы "лицей" и "Пушкин" почти сливаются, то в собственно лицейской традиции - пег. Важным авторитетом, например, был Александр I. Значимыми остаются и другие аспекты, в первую очередь, карьера.

И тем не менее значимость Пушкина при осмыслении феномена лицея была чрезвычайно высока. В дальнейшем русская культура первой трети XIX века в целом начинает описываться как "Пушкинская эпоха".

Образ липея. включающий в себя описанные смыслы, составляет основной фон восприятия Вольховского.

Во втором разделе первой главы рассматривается роль лицея в жизни Вольховского. Ни одно из известных мемуарных свидетельств о Вольховском не исходит из его семьи. Основные известные в историографической традиции круги общения Вольховского замыкаются на лицей. Анализ ряда источников, среди которых необходимо особо отметить воспоминания Е.А. Розена". сына декабриста А. Е. Розепа, в детские годы воспитывавшегося в семье Вольховского, со всей определенностью указывают на разницу в восприятии В.Д. Вольховского и его семьи. Достижение всего в жизни только благодаря собственным усилиям - важных момент при осмыслении образа Вольховского. При этом ценностное и смысловое начало всех целостных характеристик Вольховского - лицей.

Во второй главе "Генерал-майор: роль карьеры в восприятии человека в России 1/3 XIX века" рассматриваются первые целостные характеристики жизни Вопьхопского. в которых находит отражение свойственное культуре того времени представление о человеке, основанное на карьере.

В первом разделе второй главы анализируется биография Вольховского, написанная П.В. Малиновским. '2 При создании жизнеописания Вольховского Малиновский сознательно занимает специфическую авторскую позицию. Он максимально дистанцируется от изображаемого им объекта, принимая роль историографа. Эта дистанция обнаруживает себя в нескольких отношениях. Во-первых, Малиновский не включает в свой текст даже косвенного упоминания о конфликтных

!! Записки Р.. А. Р» icna хранятся п рукописном о тле тс Центрально! о i oc\;iapcinennoi о тса фалыют о м\ ют им. Ба\р\мшпа. - Ф.22Ч.

(Ма шнонскнп И.О.] О жиши Гснерал-Мапора Вольхоискот о. - Харькон, 1844.

ситуациях, связанных с карьерой Вольховского (оналы 1К2У и 1837 гг.). которые упоминаются во всех мемуарах - по всей видимости, такого рода сведения составляли значительный объем содержания "разговоров в обществе" о Вольховском. циркулировавших в разных кругах в к. 182()-3()-е гг.

Во-вторых. Малиновский полностью исключает нч текста собственное присутствие. Особенности авторской позиции Малиновского становятся очевидными при сравнении текста биографии Вольховского с другими текстами, написанными Малиновским, и его поведением. Среди устойчивых характеристик, коюрымн наделяли Малиновского современники, необходимо отметить две: вспыльчивосгг.. а также крайне неразборчивый почерк и крайне запутанное изложение мыслей на письме. Эти характеристики имеют четко прослеживаемые по ряду источников культурные коннотации, связанные с восприятием поведения и стиля Малиновского как нелогичных . ire соответствующих сформировавшимся к 1830-40-м гг. нормам поведения и письма. Эти черты, однако, не находят отражения в биографии Вольховского. Такая позиция, как представляется, обусловлена тем, что зга биография разворачивается в "высоком" (а не обыденном) смысловом пространстве.

На основные характеристики этого смыслового пространства указывает структура биографии. Текст резко распадается на совершенно самостоятельные части, которые могут быть обозначены как "частная жизнь Вольховского" - лицей и отставка - и "служебное поприще". "Лицей" и "отставка" - это не вполне периоды жизни Вольховского. которые бы описывались в хронологическом порядке. Частная жизнь как таковая - вообще не может описываться в такого рода нарративе. Время до вступления в службу и время после отставки - смысловые пространства, где есть место для раскрытия похвальных, достойных для подражания качеств Вольховского. Основной сферой является карьера, которая представлена формулярным списком Вольховского. полностью включенном в текст биографии. Именно карьера Вольховского. точнее определенное качество, которого достигает эта карг,ера, делает ею достойным войш в историю. Это качество - Генерал-Майор (кавалер многих орденов, удостоившийся двух Высочайших аудиенций).

Биография Вольховского, написанная Малиновским, - это биография в античном понимании. Малиновский не описывает жизни Вольховского. '"Генерал-Майор Вольховский" - это совершенно замкнутый образ, который изначально присутствует и как бы проявляется в самых разных ситуациях от рождения до смерти.

Наряду с традицией античной биографии. Малиновский ориентируется на современный ему исторический нарратив. Он делает несколько ссылок. Среди них

ссылка на официальную историю войны 1828-29 гг. (П. Ушакова) и на "Путешествие в Арзрум" A.C. Пушкина. Имя Пушкина Малиновский приводит для привлечения важного ценностного контекста. Однако авторская позиция Пушкина в этом прон ¡ведении и контекст, в котором он упоминает Вольховского. значительно отличаются от авторской позиции и контекста, который выстраивает Малиновского.

A.C. Пушкин косвенным образом включается в обсуждение конфликтной си гуанин 1829 года. Одним из активных участников этой конфликтной ситуации был командир Вольховского П.Ф. Паскевич. В свидетельствах современников устойчивым моментом является мнение о Паскевиче как о бездарном полководце, сделавшем себе карьеру на замалчивании заслуг подчиненных, среди которых были лица, разжалованные в солдаты или просто переведенные на Кавказ за участие в "злоумышленных" обществах. Другой важной чертой является характеристика Паскевича как ставленника Николая I. Для Пушкина эти смыслы, возникшие в к. 1820-х гг.. актуализируются в середине 1830-х гг., когда он пишет "Путешествие в Арзрум" и "Историю Пугачевского бунта", в контексте его собственных взаимоотношений с Николаем I и нормами придворной культуры, носящей еще черты фаворитизма. К этому же времени (1835 г.) относится единственное дошедшее до нас письмо Пушкина к Вольховскому, в котором присутствуют оговоренные смыслы.

Во «тором ¡хтк'ле второй главы проводится сравнительный анализ биографии Вольховского, написанной Малиновским, и дневниковой записи М.А. Корфа 1839 года, также содержащей целостную характеристику жизни Вольховского. Это сравнение позволяет выявить близость культурной позиции Малиновского и Корфа. Корф и Малиновский были по-разному осмыслены в русской культуре: Корф - "средний", преуспевающий, прекрасный чиновник, приближен к Николаю I. автор очень резко воспринимаемого в либеральной и демократической традиции труда "Восшествие на престол Императора Николая I" и шокирующих записок о Пушкине. Гогда как упоминание Пушкиным имени Малиновского перед смертью и близость его к декабристам обеспечили ему неопровержимое культурное алиби. Карьеры Корфа и Малиновского также были различны - Малиновский вышел в отставку в 1825 году в чине полковника, Корф дослужился до чина действительного статского советника, член Гос. Совета, возведен в графское достоинство. Они обладали разными темпераментами, придерживались разных стилей письма. Различаются и авторские установки Корфа и Малиновского. Однако характеристика Вольховского именно по авторской установке очень близка к биографии, написанной Малиновским. Это

связано, как представляется, с тем. что оба подхода - и Малиновского, и Корфа -основаны на очень близком (культурно) восприятии человека.

Это восприятие сориентировано на карьеру как основную характеристику человека. В первой трети XIX века славный формулярный список представляет в наиболее развернутой форме идеальный текст о "человеке". Человека в этой культуре характеризуют чин. должность, награды и благоволение Государя. Карьера Вольховского составляет смысловую основу очерка Малиновского. Образ Вольховского в дневниковой записи Корфа также основывается на карьере. Особое восприятие Вольховского Корфом в 1839 году становится очевидным при сопоставлении его характеристики с характеристиками других товарищей по выпуску, во особенности Горчакова. К 1839 году Вольховский. единственный из лицеистов первого выпуска, достигает определенного качества карьеры, он обогнал и Горчакова и самого Корфа. Послужные характеристики Вольховского образуют такой культурных и социальный феномен как "значительное лицо".

Особое восприятие Вольховского Корфом в 1839 году выявляется также при сопоставлении этой характеристики с несколько измененным ее вариантом, который Корф включает в воспоминания, написанные в 1854 году. Образ Вольховского не изменяется, но как бы "заземляется", демифологизируется. Вольховский теряет ореол исключительности, он ставится в ряд других.

Различие в означивании Вольховского Корфом и Малиновским состоит том, что для Корфа Вольховский со временем утратил особый статус, тотда как для Малиновского, напротив, значение Вольховского возрастает после смерти последнего, что и находит отражение в тоне и установке Малиновского. Однако их первоначальные установки были очень близкими, они были сориентированы па карьеру как основную культурную характеристику человека.

Это сопоставление позволяет также вычленить очень важный аспект в непосредственном восприятии Вольховского, важную культурную дефиницию -значительное лицо. Человек, обладавший определенным чином и должностью, в отношении Вольховского это - генерал-майор, начальник штаба Отдельного кавказского корпуса, воспринимался особым образом. К нему, обычно, чере! рекомендации родственников или знакомых, обращались за помощью по самым разным вопросам от конкретных проблем, входящих в его юрисдикцию, до просьб похлопотать об устройстве сына в кадетский корпус и т.д. Такого рода обращения были неписаным правилом, они поддерживали официальный ход дела и образовывали его непременную составляющую.

Для стереотипного представления о "значительном липе" было характерно неуважительное отношение к окружающим. При характеристике Вольховского, напротив, подчеркивается, что он был не только "значительным лицом", но, в то же время, честным и справедливым человеком. Постоянное подчеркивание достойных человеческих качеств Вольховского указывает на складывание нового представления о человеке, в котором карьера не играла уже основной роли. Отчасти, новое представление о человеке складывалось в среде "декабристов" и в связи с появлением такого культурного и социального явления как "декабрист".

Таким образом, первые целостные характеристики Вольховского, представляющие вторичную сферу означивания, еще очень тесно связаны с непосредственным его восприятием в 1830-е гг. в качестве "значительного липа".

В третьей главе "Декабрист: В.Д. Вольховскнй в 'декабристском' контексте"

рассматривается роль смыслов, связанных с "движением декабристов", в формировании образа Вольховского.

В первом ртОеле третьей главы восстанавливается первоначальный контекст восприятия отзыва И.И. Пущина на брошюру Малиновского. Прочитав биографию Вольховского, Пущин написал в письме к Энгельгардту: "...слишком много казенного формуляра". В этом замечании Пущина четко проговаривается различие в смыслах, приписываемых слову "человек". Представление о человеке, с позиции которого Пущин воспринимает текст Малиновского, отсылало к прежде не воспринимаемой сфере личной жизни человека, открывало ценность и значимость внутренней жизни в противовес внешней, с которой стала ассоциироваться карьера. Само понятие о внешней и внутренней биографии, как представляется, связано с изменением представления о человеке в культуре.

При попытке дать характеристику культурной позиции И.И. Пущина в связи с его замечанием по поводу брошюры Малиновского мы сталкивается с очень неоднозначным (в первую очередь в силу последующего осмысления) культурным феноменом - "движением декабристов". Если исходить из "культурного", а не узко политического и социального прочтения этих терминов, можно выделить два совершенно самостоятельных значения. Первое значение - "декабрист до декабря". Это категория, описывающая русскую культуру преимущественно 10-20-х годов XIX века.14 Уже в 1800-1820-е гг. можно наблюдать разные "типы бытового поведения".

11 П\щпн П.И. 'Записки о Пхшкгше. Письма. - М., 1988. - С. 198.

и По воем но ню тс на ка га орпя сфорч\лпронапа и с гаи.с Ю.М. Логмана "Декабрист п понес,шспмон жмчит". Логчам Ю.М. И 1Г>рагшыс ста гг.п: В 3 I. - Таллинн, 1992. - Т.1. - С. 296-337.

складывание одного из таких типов, построенного на добровольном отказе от традиционной для молодого дворянина вариативности поведения, соотносится с людьми, многие из которых в будущем оказались причастными или были осуждены по делу о "злоумышленных обществах".

Второе значение культурной категории "декабрист", которое представляется необходимым оговорить, - "декабрист после декабря". В данном случае речь идет о совершенно конкретном культурном и социальном феномене - появлении в обществе в некотором смысле маргинальной группы людей, которые по приговору Верховного уголовного суда оказались насильственно выключенными из нормального культурною пространства. Они стали людьми без формуляров. Официальная формулировка -"гражданская смерть". Их называли "несчастными". Корф о Пущине и Кюхельбекере написал: "умерли политически". Эти смыслы, как в отношении самих осужденных (их самоидентнфпкации), так и в отношении восприятия их положения друтими людьми можно проследить по многим источникам, в том числе по письмам П.11. Путина.

Однако наряду с таким восприятием "перемены в участи", отсылающим к традиционному представлению о человеке, связанному с карьерой, наблюдается и другое восприятие, связанное с представлением о ценности человека как личности.

Во втором разделе третьей главы анализируется восприятие декабристов в обществе в 1820-1830-е гг. Причастность к "движению декабристов" - очень важный аспект восприятия (означивания) Вольховского. Эту сферу означивания образуют несколько групп смыслов. Первая, участие Вольховского в ранних "преддекабристских" и "декабристских" организациях - Священной артели, союзе Спасения и союзе Благоденствия. Устойчивая характеристика поведения Вольховского как спартанского удовлетворяет представлению об особом поведении "декабристов до декабря".

Вторая, привлечение Вольховского к следствию и обстоятельства, по которым Вольховский не был осужден. При этом выделяется два подхода: первый - Вольховский оценил "утопичность стремлений декабристов", рано отстал от всякой деятельности; второй - напротив, Вольховский был деятельным участником движения вплоть до 1825 г ода, но видимость постоянных отлучек из Петербурга по делам службы помогла ему избежать наказания. Однако, как представитель от Генерального Штаба Вольховский был вынужден присутствовать на казни, и вскоре был переведен на службу в Отдельный кавказский корпус под начальство И.Ф. Паскевича.

Третья, последующая карьера - "декабрист после декабря". Восприятие Вольховского как. с одной стороны, "прикосновенного /к делу о злоумышленных

обществах/" и, с другой - как покровителя "декабристов". Эта группа смыслов подвергается нами детальному анализу.

Мемуаристы и историки постоянно пытались объяснить особенность развития карьеры Вольховского (быстрое продвижение по службе, две опалы 1829 и 1837 годов, последняя из которых положила конец его карьере). Версия XIX - начала XX в. - плохой характер и личные амбиции Паскевича. версия XX века (после 1917 года) -целенаправленное преследование "декабристов" по политическим мотивам. В историографии неоднократно ставился вопрос "почему преследовались декабристы". При этом, однако, оставался без внимания другой вопрос - "почему они вообще преследовались".

Восприятие "декабристов" - как осужденных, так и причастных к заговору - было парадоксально двойственным. Одни были сосланы и разжалованы в солдаты, но продолжали восприниматься и в своем прежнем статусе. Другие были "прощены", продолжали службу, получали чины и награды, но все помнили об их причастности к заговору. Такого рода восприятие отличалось от нормативного. В определенной ситуации менялся статус человека - он становился ссыльным или рядовым и так и воспринимался, соответственно он мог быть возвращен из ссылки и снова выслужиться и тогда его статус опять изменялся. Совсем другое отношение мы наблюдаем в случае с "декабристами".

Выявить специфику восприятия декабристов в обществе в 1820-30-е гг. позволяет анализ хорошо известного еще в XIX веке дела H.H. Раевского-младшего. следствие по которому велось в Отдельном кавказском корпусе в конце 1828 - начале 1829 года.'1 Раевский был обвинен в непозволительном для офицера отношении к рядовым - шя i в конвои и нрш.'гасил к обеду п свою палатку рядовых, среди к<»;оры\ (ч.пн "разжалованные sa участие в злоумышленных общеоиах". По ре г. дь: д i .im i.te iiimim Раевский был осужден и переведен с Кавказа.

Однако то же самое восприятие "декабристов", которое стаится в вин\ Раевскому, характерно и для самого обвинения. Постоянные требования, чтобы разжалованные "декабристы" несли службу как обычные рядовые, предполагает, что они воспринимаются в качестве необычных. Специфику восприятия "декабристов" в Петербурге и со стороны следствия раскрывает сопоставление с другими материалами дела. Так, начальник карантина в Гумрах. где происходили события, не выделяет "рядовых, разжалованных за участие в злоумышленных обществах" от остальных

" Об юр мемуаров п исторических сочинений ia XIX - п. XX иска см. Архив Раевских / Ред. и примеч. Б.Л. Мо;иадевского. - T.I. - Спб., 1908. - С. 494-498.; см. так же Шадурн B.C. ДекаОристская чшература п ip\ шпекая общественность... С. 196-204.

рядовых и ему с трудом удается собрать сведения, интересующие следствие. Новые смыслы, новые представления о человеке в культуре прослеживаются не только в осознании самими осужденными своего положения, в сочувственном отношении к ним родных и друзей, но и в позиции властей. Эта двусмысленность официальной позиции во многом обусловливала сочувственное отношение к декабристам в обществе в первые десятилетия после восстания и в последующей либеральной традиции.

В третьем разделе третьей главы анализируется восприятие декабристов в обществе в 1910-е гг. При вторичном означивание этот контекст выявляет культурную позицию историка.

Проследить отношение к движению декабристов в 1410-е тг. позволяет рассмотрение полемики вокруг труда H.A. Растфрейнда.51' H.A. Гастфрейнд был историком-любителем. Как многие любители, он занимался историей учреждения, с которым был связан (лицей). В довольно значительного объема тексте Гастфрейнд допускает несколько явных выпадов из исторического нарратива - он приводит свое личное отношение к восстанию декабристов как к нелепому событию. Такое отношение к восстанию было связано с консервативностью его культурной позиции. И рецензенты"'7, вскользь отметив достоинства исследования, которому Гасфрейнд посвятил многие годы своей жизни ("нормальный" исторический нарратив не воспринимался каким-то особым образом в силу того, что воспринимался как должное), сосредоточивают критику историческою труда Растфрейнда именно на этих моментах выпада из исторического нарратива, которые начинают характеризовать весь текст в качестве "плохого" исторического нарратина. Таким образом, принадлежность к тому или иному типу политического и культурного мышления определяет качество исторического нарратива. Такая погруженность исторического нарратива в насущные проблемы современной историку ситуации сохраняет значимость и в XX веке. Со всей четкостью должна быть сформулирована проблема изучения консервативного стиля мышления в России в Х1Х-ХХ вв. как самостоятельного, лишенного какой бы то ни было эмоциональной нагрузки культурного феномена.

Своеобразие восприятия Вольховского в "декабристском" контексте, однако, состоит в том. что его причастность к "движению декабристов" можно было

Гасзфрсннд H.A. Товарищи Пушкина по Императорскому Царскосс.п>скоч> .limero. Ma i epiiaii.i ;сгя словаря лицеистов первого курса. 1811 -1817: В 3[. - Спб., 1912-1913.

г Перечень рецензии на кишу ГастфреГшда см. Фомин А.Г". Piisckiniana 1911-1917. - M.; Л., 1937. -С. 170-172 (15 рецензий). Кроме loi о, см. рецензию на отдельный о г шок бит рафии H.H. ГЬшипа (Сип., 1913) - III ipaiix С. Пасквиль на декабриста (по повод) книг н H.A. Гас|фреГшда) // Голое Мшшшкл о. -1914.-№6.-С.310-317.

трактовать двояким образом. Обстоятельства его причастности к этому сюжету удовлетворяли как либеральному, так и консервативному культурному сознанию.

И гак. осмысление В.Д. Вольховского как "декабриста", с одной стороны, связано с непосредственным означиванием его как "прикосновенного" в контексте определенных конфликтных ситуации, воспринимаемых в связи с изменением карьеры Вольховского. С другой стороны, "декабрист" - очень важная эмоциональная, ценностная характеристика образа Вольховского, связанная с самоидентификацией историка, отсылающей к его культурной позиции.

В четвертой главе "Замечательный человек своего времени: образ В.Д. Вольховского в культуре второй половины XIX - начала XX в." рассматривается преломление описанных первичных и вторичных смыслов при формировании целостного облика Вольховского во второй половине XIX - начале XX века. Разные смыслы (лицеист, генерал-майор, товарищ Пушкина, декабрист) не исключали друг друга, они наслаивались, преломлялись, по-разному воспринимались разными людьми и при этом продолжали сосуществовать в культуре.

В культуре продолжали бытовать смыслы, связанные с непосредственным означиванием Вольховского, однако самое значительное изменение в его образе во второй половине XIX века происходит в сфере вторичного означивания. Описание его жизни закрепляется в профессиональных исторических нарративах (Я.К. Грот. Н.А.Гастфрейнд) и становится частью разделяемого всеми прошлого.

Образ Вольховского. ишечатленный в исторических нарративах, обогащается еще одним смыслом. К кон. XIX - нач. XX в. Вольховский воспринимался не просто как замечательный человек, но как "исторический" человек, как замечательный человек своею времени. С'татус замечательного человеку придает сам факт его принадлежности к прошлому. Но при этом, значимость его как "исторического" человека основывается 1та значимостях современно!! историку культуры. Исторический нарратив второй половины XIX - нач. XX в. - это сложно сконструированный миф современной историку культуры. Смысл эпитета "замечательный человек своего времени" состоит в том, что эго человек "замечателен" потому, что уже_хоща он разделял ценности культуры, к которой принадлежит историк.

Мемуаристы, создающие в этот период целостные характеристики жизни Вольховского (А.Е. Розен, Е.А. Розен), одновременно ориентируются на образ прошлого, формируемый историками, и вносят в него значительные коррективы. Недавнее прошлое воспринимается, с одной стороны, как составляющая

современности, к которой причастиы многие из "ныне живущих" (мемуаристы), с другой стороны - как отдаленное от настоящего прошлое, причастность к которому наделяет людей и события особой значимостью (историки). Эти представления взаимно обогащают друг друга. Складываясь на пересечении личной и коллективной памяти, они тесно связаны с самоидентификацией как историка и мемуариста, так и общества в целом.

Несмотря на существующие различия в восприятии и означивании Вольхопского мемуаристами и историками, суть его образа не меняется - и люди, лично его знавшие, и пишущие о нем историки воспринимают Вольховского как "замечательного человека", достойного памяти потомков. И мемуары, и исторические сочинения представляют сферу вторичного означивания, в которой сложным обраюм преломляются и синтезируются в качественно новую картину первичные смыслы. В контексте данного исследования эти два типа вторичного означивания не могут быть противопоставлены как "источник", с большим или меньшим искажением доносящий до исследователя истинные события прошлого, и - "текст историка", представляющий научно выверенную, заслуживающую безусловного доверия картину прошлого. Представления о прошлом, которые формулируется как в мемуарах, так и в исторических сочинениях, глубоко укоренены в культуре.

Особо обращает на себя внимание устойчивость образа Вольховского. Столь разные люди как И.В. Малиновский, М.А. Корф. II.П. Пущин. А.П. Розен. К.А. Розен, Я.К. Грот, H.A. Гастфрейнд пишут о нем совершенно идентичные тексты, хотя для каждого из этих авторов, писавших о Вольховском. достоинство его означало совсем не одно и то же. Воплотив в своей жизни столь многие культурные ценности и смыслы, что оказалось возможным прочитывать ею образ очннаково в самых разных контекстах. Вольховский предстает перед нами воплощением идеальною человека.

В заключении подводятся итоги исследования. На примере создания в русской культуре "текста о В. Д. Вольховском" как о "человеке Пушкинской >похп" прослеживается формирование знания о прошлом как культурною феномена. Методологический подход, предложенный в работе, позволяет представить образ Вольховского как сложно организованный, многоуровневый текст, в котором первичные смыслы, отсылающие читателя к эпохе, когда жил В.Д. Вольховский, переплетаются со смыслами, значимыми в культуре, которой принадлежали писавшие о нем авторы. Анализ текста источников (представляющих как первичную, так и вторичную сферу означивания) не только с точки зрения содержания, но и с точки зрения формы (структура текста, смысловые доминанты, пласты умолчания) позволяет

представить культуру не как застывший сгусток смыслов, но как подвижную смысловую реальность.

"Жизнь В.Д. Вольховского" включается как фрагмент в эту реальность. В основе интереса к Вольховскому лежало представление о том, что он был "замечательным человеком". Однако критерии, по которым Вольховский воспринимался как человек, заслуживающий внимания, были разными. В процессе осмысления, означивания Вольховский оказался вовлечен в многообразные контексты, оказался причастен к равным ценностным ориентациям. Именно нормы и ценности, характеризующие пишущих о Вольховском авторов, определили, наряду с самой жизнью Вольховского его образ в русской культуре.

По теме диссертации автором опубликованы следующие работы:

1. Лицейские воспоминания о Пушкине: память и история // Текст в гуманитарном знании. Материалы межвузовской научной конференции. - М., 1998. - С. 112.

2. Олабарри И. "Новая" новая история: структуры большой длительности / Пер. // Культура и общество в Средние века - раннее Новое время. Методология и методики современных зарубежных и отечественных исследований. - М., 1998. - С. 99-136.

3. Историческая наука в ситуации "постмодерна": по материалам работы Ф.Р. Анкерсмита "Эффект реальности в трудах историков" (Обзор концепции) // Там же. -С. 137-153.

Текст диссертации на тему "Человек Пушкинской эпохи в историческом нарративе"

Российский государственный гуманитарный университет

На правах рукописи

Гавришина Оксана Вячеславовна

ЧЕЛОВЕК ПУШКИНСКОЙ ЭПОХИ" В ИСТОРИЧЕСКОМ НАРРАТИВЕ (ПО МАТЕРИАЛАМ ЛИЧНОГО АРХИВА В.Д. ВОЛЬХОВСКОГО)

Специальность 24.00.02 - Историческая культурология

Диссертация на соискание ученой степени кандидата культурологии

Научный руководитель - к.и.н., проф. Г.И. Зверева Научный консультант - к.ф.н., доц. И.В. Кондаков

Москва 1998

Оглавление

Введение 3

Глава 1. Лицеист: Императорский Царскосельский лицей как контекст восприятия В.Д. Вольховского в русской культуре 16

1.1. Литературный контекст

1.2. Контекст жизни 43

Глава 2. Генерал-майор: роль карьеры в восприятии человека в России 1/3 XIX в. 49

2.1. Биография Вольховского, написанная И.В. Малиновским

2.2. И.В. Малиновский и М.А. Корф 68

Глава 3. Декабрист: В.Д. Вольховский в

"декабристском" контексте 80

3.1. Отзыв И.И. Пущина на брошюру Малиновского

3.2. Дело H.H. Раевского: восприятие "декабристов" в 1820-30-гг. 89

3.3. Полемика вокруг труда H.A. Гастфрейнда: восприятие "декабристов" в 1910-е гг. 98

Глава 4. Замечательный человек своего времени:

образ В.Д. Вольховского в культуре второй

половины XIX - начала XX в. 107

Заключение 119

Приложение 1. И.В. Малиновский "О жизни Генерал-Майора Вольховского" 121

Приложение 2. А.Е. Розен, из "Записок

декабриста" 125

Приложение 3. Я.К. Грот, из "Старины Царскосельского лицея" 128

Список использованных источников и литературы

131

Введение.

Постановка проблемы. Актуальность темы исследования.

Предмет современного знания о культуре обнаруживает себя на пересечении предметных областей других дисциплин. Среди них важное место принадлежит истории культуры. Среди актуальных в современном историческом знании процессов необходимо отметить все возрастающий интерес к изучению феномена исторического сознания. Историческая биография - жанр, традиционно привлекавший внимание исследователей.1 В данной работе предпринимается попытка изучения феномена исторической биографии в России XIX века на примере биографии В.Д. Вольховского.

В историографической традиции сложился определенный образ Владимира Дмитриевича Вольховского (1798-1841). Для выходца из бедной дворянской семьи В.Д. Вольховский сделал хорошую карьеру. Окончил Императорский Царскосельский лицей. Лицеист первого выпуска, первая большая золотая медаль. Служил в Петербурге (офицер Генерального Штаба), потом на Кавказе (обер-квартирмейстер, а затем начальник штаба Отдельного Кавказского Корпуса). В отставку вышел в 1839 году генерал-майором и кавалером многих орденов, но не по своей воле. Был "прикосновенным" к следствию по делу о "злоумышленных" обществах (член союза Спасения и союза Благоденствия). Последняя опала связана с посещением Отдельного кавказского Корпуса в 1837 году Николаем I. Был женат (с 1834 г.) на Марии Васильевне Малиновской, дочери первого директора лицея В.Ф. Малиновского. Трое детей - Анна, Мария, Владимир. Выжила только Анна, младшие дети умерли в детстве. М.В. Вольховская намного пережила мужа и умерла в 1899 году. Современники неизменно характеризовали В.Д. Вольховского как человека удивительной честности, порядочности, трудолюбия и отзывчивости.

Возможно продолжить изучение жизни Вольховского в русле традиционного биографического метода, выявляя неизвестные ранее факты, или помещая известные факты в новые контексты. В данном исследовании предлагается другой подход. Знание о Вольховском в культуре определяется не только сводом фактов, полученных при изучении источников, но и тем, как эти факты организуются в единое целое, которое получает наименование "жизнь В.Д. Вольховского". "Жизнь Вольховского" - это единый культурный текст, который невозможно разделить на "текст источника", "культурный контекст" и "текст историка".

1 См. Проблемы биографического жанра в советской исторической науке: научно-аналитический обзор / Беленький И.Л. - М., 19В8. - 27, [1] с.

Цели и задами исследования. Цель данного исследования состоит в том, чтобы на примере формирования в русской культуре XIX - XX вв. "текста о Вольховском" раскрыть существующую историографическую традицию как феномен культуры, проследить не только на уровне содержания (представлений), но и на уровне формы (способа построения текста) бытование знания о прошлом в культуре.

Для достижения поставленной цели необходимо решение следующих задач:

- описать, как складывался образ Вольховского;

- проследить, как формировались контексты его восприятия;

- выделить и описать культурные нормы, определявшие позицию авторов, писавших о Вольховском.

Исследовательский подход. Одним из ключевых терминов, на которых строится данное исследование, является "исторический нарратив". Толкование этого термина в современном историческом знании неоднозначно. Необходимо выделить по крайней мере два значения.

Нарратив исторический

1) повествование - стиль, который историк использует, чтобы запечатлеть события в прошлом. В самом широком понимании "повествование" предполагает передачу последовательности событий, имеющей начало, середину и конец. Возможны другие формы репрезентации знания о прошлом. Знание о прошлом не зависит от формы, в которой оно выражается.

2) текст историка в целом, с заглавием, сносками и т.д. Словоупотребление указывает на текстуальную (дискурсивную) природу текста историка. Знание о прошлом непосредственно связано с формой, в котором оно выражается. Исторический нарратив обеспечивает саму возможность знания о прошлом.

Первоначально "narrative" обозначает правдивую историю - историю, рассказанную человеком, которому известны факты. В классической латыни термин "narratio" использовался для обозначения части выступления оратора, в которой излагаются факты. В средние века это слово распространяется также на выступление в суде. В отношении к описанию прошлого слово стало применяться в XVII в. Собственно сочетание "нарративная историография" распространилось в XVIII в., оно использовалось для обозначения нового типа "связной", "повествующей" историографии, которая противопоставлялась фрагментарным сводам данных историков-антикваров. В XIX в. с профессионализацией исторического знания "повествующая" историография становится основной формой написания истории, в

том числе "национальных историй", посвященных описанию политических событий. Появление во второй половине XIX века нового типа историографии, связанного с зарождением социальной и культурной истории (представленной, например, работами Я. Буркхардта), повлекло за собой возникновение термина "ненарративная (аналитическая) историография". Это противопоставление - нарративная -аналитическая историография - распространено и сегодня. Например, работы историков школы "Анналов" зачастую описываются как образцы аналитической историографии.2 Еще раз подчеркнем, что в таком понимании "нарративная историография" предполагает прежде всего использование историком хорошего литературного стиля, основанного на повествовательной модели.3 Это словоупотребление сложилось целиком внутри исторической профессии.

Другое употребление термина "нарратив", или "исторический нарратив", возникло сравнительно недавно и связано с влиянием на историографию литературоведения и критической (аналитической) философии истории. В обеих дисциплинах к концу 60-х годов оформилось направление "анализа дискурса". Однако если в литературоведении основным объектом анализа выступает художественный текст, а в аналитической философии истории - типы объяснения, используемые историком, то в новой интеллектуальной истории - текст историка как таковой. Вопросы эпистемологии в рамках литературоведения и аналитической философии в целом решались традиционно, то есть совпадали со способом описания взаимоотношения текста, написанного историком, и реальности прошлого, принятым в исторической профессии (историк с помощью проверенного метода познает прошлое "каким оно было на самом деле"). И хотя некоторые исследования в рамках этих дисциплин предполагали далеко идущие последствия и глубоко вторгались в сферу эпистемологии, они не имели отклика и не оказывали серьезного влияния на историческую профессию.

Ситуация изменилась с выходом в 1973 году книги Хэйдена Уайта "Метаистория"4. Профессия в целом обратила внимание на эти вопросы. (С этого времени начинаются дискуссии по поводу "постмодернизма в историографии", которые не потеряли актуальности и сегодня, хотя несколько изменили свой характер5) К середине 80-х годов : сложилось новое научное сообщество6, получившее

2 Ritter Н. Narrative // Dictionary of concepts in history. - N.Y., L, 1986. - P. 279-285.

3 Может рассматриваться и как уничижительная характеристика.

4 White H.V. Metahistoiy. The historical imagination in 19th century Europe. - Baltimore; L., 1973.

5 Ankersmit F.R. Historiography and postmodernism // History and Theory. - 1989. - vol.28. - P. 137-153; 1990.-vol.29.-P. 263-296.

6 Институционально его выражает, например, журнал "История и теория" (США).

наименование "новая интеллектуальная история".7 В его состав вошли авторы самой разной первоначальной дисциплинарной принадлежности - историки, литературоведы, философы.8 Однако важно, что оно оформилось все-таки на территории исторической профессии. По крайней мере, проблемы, которые ставили в свои текстах эти авторы получили гораздо более сильный резонанс в исторической профессии, чем, скажем, в литературоведении, или аналитической философии истории.9

Сообщество предполагает прежде всего сеть референции. Сложившись как группа в середине 80-х гг., эти исследователи стали фокусировать вокруг себя и более ранние работы, и определять рамки своего сообщества. Авторы, в общем, довольно разобщенно работавшие в 60-е и 70-е годы, "нашли друг друга". "Задним числом" и авторы принадлежащие к этому сообществу, и авторы, пытавшиеся исследовать, описывать это сообщество, стали определять "права на наследство", называя более ранние работы как предтечи. Причем перечень имен включает в себя не только "постмодернистских" авторов. Наряду с привлечением новаторских работ из смежных, а иногда и довольно далеких от исторического знания дисциплин, они по-другому прочитывают традиционные авторитеты. Так, книга, в которой Ф. Анкерсмита формулирует основные положения нового подхода, посвящена П. 'Уолшу.10 А на одной из последних конференций X. Уайт счел необходимым специально остановиться на значимости для него марксистской традиции. Эти исследователи испытали на себе также влияние теорий, сформулированных в рамках других дисциплин - философии, лингвистики, психоанализа, этнологии.11

В новой интеллектуальной истории акцент переносится с изучения истории идей, т. е. описания уже определившихся, застывших смыслов, на изучение самого процесса наделения смыслом, или означивания.12 При этом существенно изменяется представление об историческом источнике. Наряду с содержанием текста источника исследуется и его форма, т.е. источник привлекает внимание историка не только как

7 См. Зверева Г.И. Реальность и исторический нарратив: проблемы саморефлексии новой интеллектуальной истории//Одиссей. Человекв истории. 1996. - М., 1996. - С. 11-25.

8 Среди историков можно назвать X. Уайта, С. Бэнна, А. Мегилла, среди литературоведов - JI. Госсмана, среди философов - Ф. Анкерсмита. Авторитетом также пользуется философ, принадлежащий к несколько иной традиции (немецкоязычной, а не англоязычной) Й. Рюзен.

9 Хотя есть исследования и, например, искусствоведческого дискурса, но в искусствоведении это не произвело такого эффекта.

10 Ankersmit F.R. Narrative logic. A Semantic analysis of historians language. - The Hague, 1983.

11 Derrida J. Writting and difference. - Chicago, 1978; Eco U. The role of the reader. Explorations in the semiotics of texts. - Bloomington, 1979; Foucault M. The Archaeology of knowledge. - N.Y., 1972; Foucault M. Language, counter memory, practice. - N.Y., 1977; Geertz C. The interpretation of cultures. - N.Y., 1573; Man P. de The resistance to theory. - Mineapolis, 1986.

12 Bouwsma W.J. Intellectual history in the 1980-s: from history of ideas to history of meaning // Journal of Interdisciplinary History. -1981. - vol. 12. - P. 279-291; Towes J.E. Intellectual history after the linguistic turn // American Historical Review. - 1987. - № 4. - P.879-907; The past before us: Contemporary historical writing in the United States. - Ithaca; L., 1980.

свидетельство о событиях и людях прошлого, но и как определенный способ репрезентации некоторого содержания, ценный сам по себе и сообщающий не меньше, а зачастую и больше о культуре, к которой принадлежит автор источника.

Новые интеллектуальные историки не только предложили новые подходы к изучению прошлого, но и существенно изменили представление о природе исторического познания как такового. Представление об историческом нарративе, оформившееся в рамках описываемого сообщества, довольно сильно отличалось от традиционного.13 Исторический нарратив представляется этими исследователями не как нейтральная форма, позволяющая донести до читателя результаты исследования, но как необходимое условие существования прошлого (представления о прошлом) как такового. По определению Ф. Анкерсмита, реальность прошлого может быть описана как эффект, создаваемый текстом историка.14 Основная задача этих исследователей - не опровергнуть и не разоблачить основания современной исторической профессии, но представить сам феномен исторического сознания, сами тексты историков как культурный факт.15

Такая постановка вопроса не отрицает значимости труда историка для познания прошлого. Примирить традиционные представления с новым подходом позволяет введение понятия о "первой истории". "Первая история" - текст историка, из которого читатель впервые узнает о тех или иных исторический событиях и лицах. Все последующие сочинения на эту тему, с которыми встречается читатель, могут восприниматься и как свидетельства о прошлом, и как свидетельства о представлении о прошлом. С точки зрения Ф. Анкерсмита, текст историка одновременно разворачивается в двух направлениях, т.е. высказывания, из которых строится текст историка, могут быть прочитаны двояким образом: с одной стороны, они соотнесены с некоторым фрагментом исторического прошлого и в таком понимании могут быть либо истинными, либо ложными, с другой стороны, они содержат "картину прошлого", которую историк стремится донести до читателя. Если каждое высказывание в отдельности было сделано на основании тщательного изучения

13 Ankersmit F.R. Narrative logic. A Semantic analysis of historians language. - The Hague, 1983; White H.V. The content of the form: Narative discourse and historical representation. - Baltimore; L., 1987; LaCapra D. History and criticism. - Ithaca; L„ 1985; LaCapra D. Rethinking intellectual history: texts, contexts, language. - Ithaca; L., 1983:

Modern European intellectual history: Reappraisals and new perspectives / Ed. by D. LaCapra, S.L.CapIan. -Ithaca; L.. 1982.

14 Ankersmit F.R. The reality effect in the writing of history. The dynamics of historiographical topology. -Amsterdam, 1989.

15 Среди конкретно-исторических, а не теоретических работ, представляющих это направление, можно назвать Shiner L. The secret mirror. Literary form and history in Tocquevill's "Recollections". - Ithaca; L., 1988; Orr L. Headless history. Nineteenth century French historiography of the revolution. - Ithaca; L., 1990; Goss-man L. Between history and literature. - Cambridge, 1990.

источников и, следовательно, определенным образом с этими источниками (а через них - с прошлым) связано, то их организация в единое целое изменяет значение каждого единичного факта. Текст как целое производит эффект совершенно иного порядка. Попав в пространство текста, смыслы начинают подчиняться иным законам. Так союзы "но", "или", "хотя", могут совершенно изменить смысл соединенных ими высказываний. Только "первая история" может прочитываться исключительно на уровне отдельных высказываний. Как только мы переходим от отдельного высказывания как части текста к тексту как целому, мы имеем дело уже с текстуальной реальностью, а не с реальностью прошлого.

Здесь мы сталкиваемся с важной проблемой. Сделать корректное высказывание в отношении прошлого - например, установить на основе анализа источников, что Александр Сергеевич Пушкин умер от раны, нанесенной ему во время дуэли Ж. Дантесом, 29 января 1837 года, - сравнительно просто, но сделать корректное высказывание с точки зрения логики текста (правильно употребить слово) - в выбранном нами примере, вписать этот факт в сложные обстоятельства гибели Пушкина или создать целостное его жизнеописание - гораздо сложнее, но именно вокруг этой задачи строится наше знание о прошлом. Исторический текст существует именно как целое, и именно текст как целое позволяет нам расширить наше знание о прошлом.

Чтобы более точно описать отличительные черты исторического нарратива, Анкерсмит вводит понятие "картины прошлого", или нарративной субстанции. "Картины прошлого", или нарративные субстанции - это объекты лингвистического или логического порядка. Нарративная субстанция выражает нарративный смысл текста в отличии от смысла отдельных высказываний, жестко соотнесенных с некоторым фрагментом в прошлом. Сложность в определении нарративной субстанции состоит в первую очередь в том, что на уровне содержания она не имеет никаких отличительных характеристик, и все, что говорится в тексте на уровне нарративной субстанции, может быть сказано и на уровне отдельных высказываний. С точки зрения нарративного смысла (з�