автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.01
диссертация на тему: Древнерусская агиография конца XIV-XV вв. как источник истории русского литературного языка

Полный текст автореферата диссертации по теме "Древнерусская агиография конца XIV-XV вв. как источник истории русского литературного языка"



ЛИТЕРАТУРНЫЙ ИНСТИТУТ с.., им. А.М.ГОРЬКОГО

ст

С*

На правах рукописи.

ИВАНОВА Мария Валерьевна

ДРЕВНЕРУССКАЯ АГИОГРАФИЯ КОНЦА XIV—XV ВВ. КАК ИСТОЧНИК ИСТОРИИ РУССКОГО ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА

Специальность 10.02.01 — русский язык

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Москва 1998

Работа выполнена в очной докторантуре Института русского языка им. В.В.Виноградова РАН

Научный консультант:

доктор филологических наук, академик РАН Н.И.Толстой

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор О.А.Крылова, доктор филологических наук, профессор Ю.А.Бельчиков, доктор филологических наук, профессор Ф.П.Сороколетов

Ведущая организация — Санкт-Петербургский

государственный университет

Защита состоится »М» 1998 г. в -Д'"*>часов на

заседании дисс^>тационного совета Д 053.22.03 при РУДН по адресу: Москва, ул. Миклухо-Маклая, 6.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке РУДН (Москва, ул. Миклухо-Маклая, 6).

Автореферат разослан 1998 г.

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук, профессор

/У\

Г.Ф.Жидкова

Одной из главных задач современной исторшсо-шнгвнстической науки является создание полной истории русского штературного языка. Решить ее невозможно без изучения языка всех штературных жанров в разные периоды их истории. Между тем во !сех обобщающих работах по истории русского литературного языка концепция этой истории опирается во многом на субъективный отбор тисьмеиных памятников. Этим же объясняются разногласия и споры эб истоках и судьбах русского литературного языка.

Наименее изученным оказывается язык древнерусской агиографии, которая, по схеме иерархии жанров древних славянских ¡штератур, предложенной акад. Н.И. Толстым, занимает ключевое \iccro в древней словесности: жи тийный жанр располагается на стыке литератур конфессионально-литургической и оригинальной национальной1.

Актуальность темы определяется прежде всего значимостью оригинальной древнерусской агиографии конца XIV -- XV вв. как источника истории русского литературного языка, важностью исследования ее языка для построения полной истории русского литературного языка, а также недостаточной изученностью языка цренерусских житий этого периода.

Цель работы -- изучить особенности употреблешм древнерусского литературного языка в его разновидностях в оригинальных агиографических текстах конца XIV -XV вв. Состав языковых единиц (языковой материал) этих текстов исследуется лишь в той мере, в какой он отражает особенности данного памятника сравнительно с другими исследуемыми.

Также цега, работы - выявление особенностей организации текстов житии, написанных Епифанием Премудрым и Пахомнем Логофетом, и на основе сопоставительного анализа оригинальных черт структуры текстов этих агиографов определите авторства исследованных рукописей "Жития Сергия Радонежского".

Особое внимание уделяется одной из самых спорных проблем в истории русского литературного языка - проблеме второго южнославянского влияния.

Материал исследования - язык пяти древнерусских житий:"Жития Стефана Пермского" (конец XIV в.) по сп.: ГИМ, Синодальное собр., № 91, лл. 650-777; РНБ (ГПБ), собр. Погодина, № 862, лл. 253-348 об.; "Жития Сергия Радонежского" (начало XV в.) по сп.: РГБ, ф.304, собр. Троице-Сергиевой лавры, № 698, лл.1-182 и № 663, лл.539-576; РГБ, ф. 304, собр. Троице-Сергиевой лавры, № 746, лл.

1 Толстой Н.И. История и структура славянских литературных языков. М., 1988. С. 168.

209 -- 261 об.; РГБ ф. 299, собр. Тихонравова, № 705, лл. 37/36 -105/104 об.; "Жития Кирилла Белозерского" (середину XV в.) по сп.: РГБ, МДА, ф.173, № 208, ли. 377-466; ГПБ, Кирилло-Белозерское собр., № 18/1095; "Жития Алексея митрополита" (середина XV в.) по сп.: ГИМ, Синодальное собр., № 948, лл. 118 об -- 144; Первой редакции "Жития Михаила Клопского" (конец XV в.) по сп.: РНБ, собр. Вяземского, Q. 278, лл. 161-170 об; РНБ собр. Погодина, № 640, лл. 122-134 об; ГИМ, собр. Барсова, № 1448, лл. 373-378 об.; ГИМ, собр. Барсова, № 1424, лл. 94-103 об.; ГИМ, собр. Уварова, № 100, лл. 175-181 об; РГБ, ф. 113, № 659, лл. 344-351об.; РГБ, ф. 304, № 735, лл. 32-37 об.

В общей сложности исследовано более 3000 листов рукописей XV-XVI вв.

Научная новизна определяется прежде всего подходом к изучению языка древнерусских житий конца XIV--XV вв. в нсторико-функциональном плане на уровне текста, выбранного и употребленного в нем языкового материала и его организации, а также материалом исследования, поскольку, несмотря на значимость , (и даже хрестоматийность) Житий Стефана Пермского, Сергия Радонежского, Кирилла Белозерского, митрополита Алексея и Михаила Клопского для истории литературного языка, для истории древнерусской литературы, а также письменности и культуры в целом, тексты этих агиографических произведений не были предметом специального комплексного историко-лингвистического изучения.

Теоретическая значимость работы состоит в том, что се результаты углубляют, во многом дополняют, а в некоторых случаях и пересматривают положения обобщающих теоретических работ по истории русского литературного языка.

Практическая значимость работы определяется тем, что ее результаты могут быть использованы в практике вузовского преподавания курсов истории русского языка, а отдельные сведения могут быть применены в практике создания исторических грамматик и исторических словарей.

Апробация работы. Основные положения диссертации изложены автором в монографии и в ряде статей (общий объем - ок. 22 а.л.). Основные результаты работы были представлены на научных конференциях: "Закономерности эволюции словообразовательной системы русского языка" - Оренбург (май 1994 г.); "Древняя Русь и Запад" ~ ИМЛИ РАН (май 1996 г.); "Язык как материал словесности" - Литературный институт им. А.М.Горького (октябрь 1998 г.); на Двадцать девятых Виноградовских чтениях - ИРЯ им. В.В.Виноградова РАН (январь 1998 г.). Основные положения

диссертации обсуждались на заседаниях Общества исследователей Древней Руси (февраль 1997 г., декабрь 1997 г.), отдела истории русского языка ИРЯ им. В.В.Виноградова РАН (апрель 1998 г.), кафедры русского языка и стилистики Литературного ин-та mi. А.М.Горького (сентябрь 1998 г.), кафедры общего и русского языкознания РУДН (сентябрь 1998 г.).

Структура работы. Диссертация состоит из введения, пяти глав: "Житие Стефана Пермского. Язык и стиль"; "Житие Кирилла Белозерского и Житие Алексея митрополита. Язык и авангардизм"; "Житие Сергия Радонежского. Язык и автор"; "Житие Михаила Клопского. Язык и жанр"; "Язык древнерусской агиографии конца XIV--XV веков и проблема второго южнославянского влияния" -заключения, списка источников и библиографии.

Обнаруживающиеся нарушения в симметрии построения глав связаны с особенностями самого материала исследования, а также с задачами как выявления специфических языковых черт того или иного житийного текста и его организации, так и рассмотрения разных проблем истории русского литературного языка.

Во введении обоснованы выбор темы диссертации, ее новизна и актуальность; охарактеризованы проблемы истории русского литературного языка конца XIV--XV вв.

Первая глава диссертации посвящена анализу языка и стиля "Жития Стефана Пермского" (далее ЖСтП).

Анализ языкового материала начинается с рассмотрения лекажи ЖСтП, бесспорно свидетежствугощей об уникальном словарном богатстве текста.

Сверка лексики ЖСтП с данными различных исторических словарей и их картотек установила, что основной ее массив широко представлен в памятниках разных жанров различного времени. Наибольший интерес с точки зрения изучения и наибольшее своеобразие с точки зрения оригинальности текста представляют два больших стилистически маркированных пласта лексики, которые ярко проявляются в ЖСтП на фоне нейтральных слов.

Первый -- это бытовая лексика, которая рассматривается не только как совокупность слов, обозначающих явления и предметы действительности, характерные для повседневной бытовой жизни людей, но и как совокупность слов, которые были распространены в живом разговорном языке. Количество слов, относящихся к бытовой лекаже, представленной в ЖСтП, весьма велико: внричь (333 об), Б'Ьлкд (279), доводфикт» (283), доглдкд (268 об), истома (297 об), клзнл (281 об), лишенникг. (336 об), локт, (280 об), лледведнд (279),

лишснн« "тесто" (296 об), люлвицк (280), орда (288 об), шслопъ (266 об), плсс-ь (291 об), полшнокъ "подарок" (279 об), рЛшгь (283), оушкУшшкт, (320 об); ндв'Ьфдтн "посещать" (316 об), нлкдстптн "напакостить" (296), ндк^плтиса "с помощью подарков домогаться чего-л." (301), наскакиедти "напрашиваться на что-л." (301), окороннтн "защитить" (284), почпннтн "сделать, совершить" (340), почшшвлти "исправлять" (309); мдстсрскнн (268 об), момотлнвын "косноязычный" (304 об), нлсдждснын "насаженный" (255), пригожим "должный" (299 об) и др. Они отмечаются историческими словарями и картотеками словарей только в летописях и памятниках деловой письменности (в широком смысле) и не фиксируются в произведениях конфессиональных и агиографических. Фиксация же того или иного слова в летописях и деловой письмегаюсти, достаточно полно отражающих разговорный язык в области лексики, является убедительным свидетельством бытования этого слова в живом языке.

Важно, что у многих этих слов были "книжные" синонимы, например, слово шелоггь (266 об, 334), которое дважды использует Епифашш и которое не является книжным, имеет старославянские соответствия -- жрьдь, дрьколь, пдлнцл, посохл. При таких возможностях выбор Епифанием бытовых слов выглядит еще более демонстративным. Проникая в памятники "высокой книжности", бытовая лексика утверждала в русской письменности живые языковые процессы, превращая их в достояние книжного литературного языка и русской культуры.

Второй выделенный лексический пласт - это сугубо книжные сложные слова — слова, созданные по греческой и специфически книжной словообразовательной модели, установка на расширение использования которых в литературном языке традиционно связана с эпохой конца XIV -- XV вв.*.

К XIV в. в древнерусском языке многие греческие кальки перестали восприниматься как заимствования, так как языком, вместе с усвоенными сложными словами, были усвоены сами модели их построения, по которым стали образовываться исконно русские слова и которые вступали во взаимодействие с другими языковыми моделями, что обусловило возникновение различных аффиксальных образований в сложных словах с одинаковыми корневыми морфемами.

2 Толстой Н.И. История и структура славянских литературных языков. М., 1988. С. 145-146; Живов В.М. Гуманистическая традиция в развитии грамматического подхода к славянским литературным языкам в ХУ-ХУИ вв. // Славянское языкознание. XI Международный съезд славистов. Братислава, сентябрь 1993. Доклады российской делегации. М., 1993. С. 109.

В лексике ЖСтП сложные слова занимают значительное место. В нем обнаружено около 250 сложных слов, при этом большинство из них фиксируется русскими историческими словарями лишь с единственной ссылкой на ЖСтП или вовсе не учитывается. К ним относятся такие coraposita: горопл*йниыи (брааАштос) (321), доврол^тныи (еиетса = шетг¡pia) (261 об), злконнопрлвнло (voporavüiv) (316), здосЬтнын (254), крлснотворныи (270), к#ш1ротр£кмлА (dSwAdÖUTOv) (280 об), л'Ьповндець (293) и др.

При анализе языкового материала рассматриваются формы, которые ие являлись исконно древнерусскими, а были перенесены в русскую письменность из старославянских по происхождению памятников: действительных причастий настоящего времени с суффиксами -dip-/-Aip-, -Vi|i-/-ioqi-, форм Р п. ед. ч. полных прилагательных и причастий мужского и среднего родов с окончанием -лго/-аго и форм Р п. ед. ч. прилагательных и неличных местоимений женского рода с окончаниями -ыа (или еще более искусственным -ыл)/-на (-ид), -ел (-сд).

К концу XIV в. в живом древнерусском языке, реконструируемом исторической грамматикой, унифицировалось склонение существительных в результате объединения прежде разносклоняемых слов в три основных типа склонения, утратились звательные формы и формы двойственного числа, 'определенные новообразования появились в формоизменении прилагательных и местоимений, а также была разрушена старая видо-временная система глагола и утрачены формы простых прошедших времен, плюсквамперфекта и сложного будущего II. Все эти изменения не могли не получить отражения в памятниках письменности кошта XIV в., какому бы жанру они ни принадлежали. Эти новые явления отразились и в ЖСтП, хотя в целом здесь сохраняются архаичные морфологические формы.

Так, в области склонении имен существительных в ЖСтП отмечается широкое использование исконных падежных форм слов, относившихся к древним основам па согласный. Вместе с тем в тексте зафиксированы новые падежные формы: Ед. ч. - Р (не wctakak») cawba (775), (рддн) крглшш (728 об), вез сгЬлшш (676 об), не кдлини (653); Д (шстдБлгше) тЬлоу (738); М ил колики (762), при коренн (775 об); Мн. ч. - Д словолгь (728 об), тЬлолп» (748, 774 об).

Такое же положение с употреблением старых и нсвых падежных форм в языке ЖСтП обнаруживается и в склонении существительных, относящихся к немногочисленным по составу типам с древними основами на -*и и -*П. Однако, как известно, судьба склонения на -*и в истории языка отличалась тем, что его утрата (переход

существительных этого типа склонения в продуктивный тип склонения на -*о, начавшийся с древних времен) сопровождалась, с одной стороны, сохранением некоторых старых падежных форм, а с другой -- проникновением этих форм в продуктивные типы склонения. Поэтому для существительных склонеиия на -*й более характерно употребление старых форм, нежели новых.

Обращает на себя внимание вариативность падежных форм продуктивных типов склонения существительных на -*б, и -*Т. Это выражается в том, что в тексте существительные на -*б, сохраняя в целом исконные падежные формы, в то же время фиксируются и с окончаниями, проникшими в это склонение из типа на -*й: Ед. ч. ~ Р (д'Ьллтела) внноградсу (750 об), (протнвоу) г{гЬх°¥ об); Мн. ч. -И лнкоке (768), плачеке (763), врачев« (772), Р СО развратников^, (743 об), седлш соворовт» (744), Ш троудовъ (764 об). Не вызывает сомнения, что эти формы отражают живые процессы развития именного склонения на -*б, еще не завершившиеся к концу XIV в.

В существительных с древней основой на -*Г наряду с исконным окончанием Р мн. ч. -нн: людТн (707 об) -- выступает новое, фонетически развившееся окончагше -«и: страстен (765), запов-Ьдеи (762).

В тексте ЖСтП достаточно устойчиво сохраняется двойственное число. Однако вместе с тем наблюдается замена форм двойственного числа формами множественного, например: прсЛ роднтеллш своили! (776 об) - и наоборот, замена множественного числа двойственным и двойственного единственным, например: вел сн прслр*чбинлл слыша* н съ твердо стно внндоста в*ь ^ха л\ол (714 об), ижое сгараше (690).

Далее в диссертации приводится обширный фактический материал из жития на употребление сложноподчиненных предложений с различными придаточными: определительными с союзными словами гд"Ь, кии, который, ид'Ьже, иже, юже, места с союзными словами дондеже, ллхоже; времени с союзными словами (с коррелятами или без них) егда, каа... егда, егда... тогда, когда; условно-временными с союзами а/ре, щи... то, елмаже; условными с союзами како... аще, а///е... по; сравнительными с союзами (в сочетании с коррелятами) а коже, ткоже... га ко, тко... сГце, еже... тако, еже; причины с союзами понеже, бо\ относительными с союзом како; меры и степени с союзами елико... толико, елнжды... толь и др.

Специфической чертой ЖСтП является такая организация текста, при которой слова, относящиеся к той или иной тематической или лексико-семантической группе, располагаются в пределах одного фрагмента, выполняя своего рода текстообразующую функцию.

В диссертации рассматривается употребление Епифанием Премудрым синонимических средств и создание особых приемов построения текста, служащих целям усиления эмоционального воздействия. Близкое расположение в тексте синонимов и синонимических словосочетаний, а порой сближение между собой слов, не являющихся собственно синонимами, способствует прежде всего выделению их основного значения и служит семантической компрессии при лексической избыточности.

При анализе словообразовательной синонимии (погыкеди«--погУБлетше, кычение-^ченне, м^дрость-м^дрокднпс, ноеоЬ'кни--НОЕв^ЧСНЫИ, 113Г0рЛ'ГН--СГ0рАТ11, коспрошти-спросити и ми. др.) в диссертации впервые на историческом материале делается попытка разграничения словообразовательных синонимов и слов-вариантов.

Время организует текст, упорядочивает развитие действия, структурирует причшшо-следственные связи эпизодов и проч. В грамматической системе языка категорией времени обладает лишь глагол, поэтому о временной структуре ЖСтП дает представление анализ употребления глагольных форм в тексте, наиболее распространенными из которых в ЖСтП оказываются аорист и имперфект. Употребление в житии перфекта и плюсквамперфекта довольно ограничено. Частое употребление форм аориста и имперфекта в ЖСтП определяется тем. что в житии рассказывается о прошедших событиях, завершившихся в прошлом и потому требующих для такого рассказа временных форм, передающих только факт прошлого действия.

В древнерусском языке уже в XII в. устанавливается тенденция образования аориста от приставочных (и иногда бесприставочных) глаголов совершенного вида, а имперфекта от приставочных (и иногда бесприставочных) глаголов несовершенного вида; к тому же аорист и имперфект противопоставлялись друг другу и по значению3. Употребление аориста и имперфекта в ЖСтП отчетливо показывает, что обе эти оппозиции нарушены, т.е. аорист и имперфект образуются равным образом от глаголов обоих видов, а значения тех и других форм в конечном счете сводятся к обозначению прошедших действий разнообразного характера. В диссертации приводится обширный материал из ЖСтП, иллюстрирующий разрушение старых отношений.

Что касается форм сложных прошедших времен — перфекта и плюсквамперфекта, то в ЖСтП они встречаются относительно редко, особенно это относится к формам плюсквамперфекта. И те и другие

3 Древнерусская грамматика ХИ-ХШ вв. М., 1995. С. 414-415.

7

формы" отмечаются в исконном виде, т.е. как сочетания глагола-связки с причастием на -л-.

Вместе с тем в ЖСтП широко представлены формы перфекта, которые образуются одним причастием на -л-, например: тагалса

ССТК... И НС ОуТАГДЛ... СГШрЛЛСА... Н Н€ ОуПр"ЬлЪ... НЗЛ\ОГАЛСА ДД Н£

нзлиуглт» (713).

Формы перфекта и плюсквамперфекта в тексте ЖСтП не всегда сохраняют свое исконное значение. Уже памятники древнерусской письменности XII - XIII вв. свидетельствуют об эволюции в употреблении форм перфекта: от преимуществешюго осуществления специфической функции передачи семантики действия или состояния в прошлом, связанного своим результатом с настоящим, перфект к концу XIII в. постепенно переходит к выражению акциональных значений, целиком отнесенных к прошлому4. В житии наблюдаются нередкие случаи употребления перфектных форм в аористном значении, т.е. с семантикой действия, целиком отнесенного в прошлое. Это изменение семантики наблюдается в формах как полного перфекта, так и в формах разрушенного: сам Спет» реклч. «сть (768), ты ТАготоу... понеслъ есн (770), оу нлс*ь еылт, едшгь £П*кггь... былъ ил''л законодлещь (749 об), зсл\ла... долго Бр£л\а №Стдлдса... стоалл нскрцкнд (726).

Также, сохраняя в ряде случаев свое исконное значение давнопрошедшего времени, плюсквамперфект выступает в тексте и в перфектном или аористном значении: егЬ ви> козврднидт. прЛпкнын оучнкш" своилгь н иггроколгь с» слоуждцш'и е.ису не по[;сл'1;лъ ©пноуг взатн что ГО коулшрмиць (690 об), не ддл ки» ннколюу ж« ничто ж«... нечего НАШ С БЫЛО II длтн с,ноу (720).

Все это позволяет сделать вывод о том, что язык ЖСтП ярко отражает разрушение древнерусской системы прошедших времен глагола и установление единой формы прошедшего времени, обозначающей прошлое действие вне зависимости от характера его протекания, т.е. фиксирует живые процессы, проходящие в древнерусском языке в конце XIV в.

Далее в диссертации рассматривается функционирование настоящего и сложного будущего времени в тексте. Что касается первого, то следует отметить сохранение в тексте ЖСтП древнерусских окончаний личных форм тематических глаголов; при отсутствии сложного будущего времени, образуемого сочетанием глагола еытн с инфинитивом, фиксируется конструкция

4 Древнерусская грамматика ХН-ХШ вв. М., 1995. С. 455.

8

"ил^ти+инфинитив", например: не в'Ьмы что имлагь, сътворпти №01/* (684).

В связи с характеристикой структуры текста ЖСтП в диссертации уделено внимание рассмотрению функционирования форм одного из самых древних имперфективных глаголов русского языка - глагола вывдти. В своем имперфектном значении он в тексте употребляется редко. Чаще глагол вывдти выступает в значении "быть" и, сочетаясь в качестве связки с причастиями страдательного залога настоящего времени, образует страдательные обороты, например: тлко в'Ьрд злчдло пр'пшлше и злокл С5 среды (Urcutr.ua еыбдшс (734); или в форме причастия приобретает значение "имеющийся", например: ггЬцш... не рдзеум^юфе силы... кывделшА в TEE'fe (751), - или "случившийся": не кш р/Ьддлъ Бывдюфл1" и ко выти епспол\т> т'Ь.ил. (720).

Синтаксическая структура ЖСтП является чрезвычайно усложненной, поскольку автор объединяет в одно сложное целое предложения, внутри которых оказываются и сочинение с подчинением, и ряды однородных словоформ, причастные и деепричастные обороты; сложноподчиненные предложения с рядом придаточных при одном главном, вводимым разными союзами, или с множеством однородных придаточных, вводимых одним союзом. Еще более осложняется синтаксис жития частым использованием в тексте скрытых и открытых зштат, а также авторских замечаний.

Среди союзов и союзных слов, с помощью которых присоединяются придаточные предложения, материал жития обнаруживает не древнерусские по происхождению (напр., Дфе), редкие, рано вышедшие из употребления (напр., еллы), переживающие в эпоху конца XIV в. свое становление (напр., длбы) и, наконец, сохраняющиеся с давних времен до сегодняшнего дня (напр., когдд).

Сложные синтаксические периоды занимают в тексте ЖСтП по нескольку листов рукописи. Таков, например, монолог епископа Герасима, благословляющего Стефана идти учить пермян, начинающийся словами: Чадо Отекли с иже ш Gtí;m ДстЬ снт» ншго c.wfepfii'úv сьслжксЕничг ншь и сьпрозвитеры понд» чддо с лшром н съ Еж'то ЕлгЧТю... (262 об), - занимающий четыре листа рукот1си лл. 262об -- 264, с многочисленными повторами одних и тех же синтаксических конструкций и единоначатиями (напр., Гсь да клгскпт - Гсь дд пЪГшеств^еть -- Гь дд ндоучнть -- Гсь дд поможет и т.д.; иди оуво wcii'hthtil - иди olfeo ты ПрОПОВ'ЪдНЩГЬ - иди oyeo гако не мене послУшдд; доколе тдишнса - доколе не авиши влг^и ~ доколе покрывлешн), со своеобразной ритмикой. Монолог к тому же

содержит 12 цитат из Священного писания и заканчивается комментарием автора: СТд р£кт» спст, и инлл множлншйй елг'вик'ь его й'поустн речс: поидн члдо н вждн съхрлнАЕ* Бжкю елгЧ'ио (264). Эти последние слова повторяют начало монолога и создают опоясывающую конструкцию. Вряд ли в действительное™ так сложно и композициошю продуманно говорил епископ, прощаясь со Стефаном.

Анализ имперсональных конструкций в структуре текста ЖСтП, во-первых, выявил устойчивую традицию в их образовании в древнерусском языке (в тексте широко употребляются формы безличных глаголов подоелтн, достоати, пришчитнсА, ПрНКЛЮЧНТИСА, клгсчлтнса с инфинитивом, безличная конструкция с глаголом лютЬтн са, безличные конструкции наречно-инфннитивного типа), во-вторых, продемонстрировал их своеобразие (в тексте жития имперфект от еытн в безличной конструкции сочетается только с глаголом кид'Ьти, например: н баше кнд'Ьтк его прсмежй" ими (272 об); особое место в выражении безличности занимает форма аориста рЕЧЕ в значении "сказано", например: вт> доушеу бш реме кЕзоулшаго не внндеть мдри>сть (706 об)), в-третьих, подтвердил значение инфинитива как регулярного и наиболее специфического конституента в структуре имперсональности и место Д п. при оформлении типологически древнейших безличных конструкции в русском языке.

При рассмотрении архаичных и новых синтаксических конструкций особое внимание в диссертации обращено на проблему деепричастий и конструкций с ними в тексте ЖСтП.

Как известно, генетически деепричастия восходят к кратким причастиям настоящего и прошедшего времени действительного залога, утратившим категории рода, числа, падежа и превратившимся в неизменяемые формы. Это дает основания характеризовать их как "смешанную часть речи", объединяющую свойства глагола и наречия5, или определять их как "гибридную иаречно-глагольную категорию"«, или как "атрибутивную форму глагола, в которой совмещаются значения двух частей речи: глагола и наречия"7.

5Пешковский A.M. Русский синтаксис в научном освещении. М., 1956. С. 128.

6Виноградов В.В: Русский язык. Грамматическое учение о слове. М., 1947. С. 384 - 392.

7 Русская грамматика. М., 1980. С. 672.

В исторической морфологии проблема морф о л огаз ации функции вторичной предикативности не рассматривается8, а история деепричастных оборотов как специфической конструкции недостаточно разработана историческим синтаксисом9.

Не претендуя на решение вопроса о становлении деепричастий в русском языке, можно сделать ряд замечаний по этому поводу, опираясь на текст ЖСтП.

Любая часть речи формируется через употребление, через синтаксис. Когда в предложении у причастия появляется новая, самостоятельная функция, отличная от определительной, т.е. когда оно отрывается от имени и прикрепляется к глаголу, тогда морфологизируется новая синтаксическая функция, которая и закрепляется в форме деепричастия. Отнесенность к глаголу выражается через функцию дополнительного сказуемого или позже даже обстоятельства.

Деепричастие начинает занимать свою синтаксическую нишу и формироваться через функциональное перераспределение обозначения действия. Когда же возле деепричастия образуется определенная конструкция - деепричастный оборот с главным компонентом -- деепричастием, тогда уже не вызывает никаких сомнений выделение деепричастий как класса слов языка с его едиными синтаксическими и сем этическими свойствами.

Текст ЖСтП дает интересный материал для изучения ст ановления деепричастий. Примеры употребления этого класса слов могут быть разделены на три группы.

I. "Будушие" деепричастия выступают в роли сказуемого, т.е. не представляют собой сложившейся грамматической категории и ФУНКЦИОНИРУЮТ как ПрИЧаСТИЯ, Напр., hs ПрДЗАНСН ж€ ПрСН0 ПрЕЕЫЕАА но д'Ьддшг ржкллхд свснли (256 об)

II. Деепричастия претендуют на самостоятельную роль в предложении: они перестают обладать определительной функцией и не выступают в роли сказуемого. При этом значение сопутствующего действия еще выражено не слишком ярко: подвнздше ew са дГ/ь С дне гако зелглл доЕроплоАнл рдзжмныд крдзлы про гонад и .иногорлзличныд плоды Блгоизволешл прТносл Бгж (256 об).

III. Деепричастия относятся к глаголу и обладают функцией вторичного предиката. Более того, они образуют возле себя

8 См.,напр.: Кузьмина И.Б., Немчгнко Е.В. История причастий // Историческая грамматика русского языка . Морфология. Глагол. М., 1982; Древнерусская грамматика ХП-ХШ вв. М.,1995.

' Историческая грамматика русского языка. Синтаксис. Простое предложение. 1978. С. 102-118.

определенную синтаксическую конструкцию — оборот: Млюс «мУ «ж проел су него словл потршнл (252 об).

Эти три группы примеров иллюстрируют процесс становления деепричастий как самостоятельного класса слов. Первая группа ~ это начальная ступень, когда деепричастие формально выражено, но по функциям не отделено от причастий. Вторая ~ это переходная ступень, когда наметилось перераспределение функций в составе предложения. Третья группа -- это заключительная ступень формирования деепричастия как грамматически самостоятельной категории, отличной от причастия. Деепричастие выступает в роли дополнительного сказуемого или даже обстоятельства. Эти функции сопутствуют обозначению действия.

Стиль ЖСтП традиционно определяется в науке как "извитие словес" или "плетение словес" и характеризуется нарочитой украшегаюстыо, словесной изощренностью и ритмической организацией текста. По распространенному мнению, этот стиль считается наиболее риторичным, многословным и усложненным, а в его основе лежит особое отношение к слову, к его символическому смыслу и звуковому выражению. Отличительной чертой такого стиля изложешш является то, что непосредственный рассказ о жизни святого, реальные факты и события занимают в тексте значительно меньше места, чем абстрактные богословско-философские рассуждения, многословные исторические экскурсы, религиозные поучения, наставления и проч. При этом все изложение сопровождается огромным количеством цитат из Ветхого и Нового Заветов.

Вместе с тем, и это очевидно, для владения стилем "извития словес" писатель должен был обладать незаурядными способностями и обширными знаниями в различных областях. В этом отношении Епифаний Премудрый был уникальным ашографом. ЖСтП демонстрирует его глубокие познания в области истории разных народов, их культур, религии, и не только православия: из жития Можно узнать об истории письма, о разных азбуках, о географическом (или, как мы сейчас говорим, о геополитическом) положении Перми и о реках, протекающих по этой земле, о первых апостолах и проповедниках христианства, о значении месяца марта, о семи Соборах, исторические, почти летописные сведения о правителях и землях во второй половине XIV в. и многое другое.

Основным принципом организации языкового материала в ЖСтП является повтор элементов контекста -- ассонансы и аллитерация, гомеотелевты, полиптотоны и проч. Повтор осуществляется на различных языковых уровнях.

При собственно лингвистическом подходе к исследованию текста ЖСтП обнаруживается, во-первых, что в синтаксических построениях наличествуют конструкции, которые были свойственны книжно-письменному языку конца XIV в. и являлись наследием предшествующих эпох истории языка (сложные предложения различных типов, в том числе сложноподчиненные предложения с развитой системой придаточных, конструкции дательного самостоятельного и именительного предикативного, употребление глагола-связки в настоящем времени и др.).

Во-вторых, отражение в синтаксических построениях тех процессов, которые переживала русская синтаксическая система в период создания ЖСтП (появление творительного предикативного, развитие деепричастных оборотов).

В-третьих, синтаксическая оргашпация ЖСтП является чрезвычайно усложненной.

Все это представляет собой важный и, пожалуй, главный компонент экспрессивно-эмоционального, украшенного стиля который традиционно именуется стилем "плетения словес".

Морфология языка ЖСтП представляется как объединение языковых явлений, относящихся по своему происхождешпо к разным эпохам древнерусского языка: одни из них являются унаследованными от более ранних периодов истории, другие ~ представляют собой новообразования, явления, еще не полулившие окончательного становления к концу XIV в.

Лексическое своеобразие ЖСтП заключается, во-первых, в ее уникальном количественном показателе - в обилии и разнообразии слов различной тематической и лексико-семантической отнесенности. Во-вторых, в такой организации текста, при которой слова, относящиеся к определенно!"! тематической или лексико-семантической группе, сосредоточиваются в пределах одного фрагмента, играя, таким образом, текстообразующуго роль. В-третьих, в широком использовании бытовой лексики, не характерном для произведения конфессионального жанра и неожиданном в риторическом и украшенном стиле "извития словес". В-четвертых, в обновлении и обогащении автором жития целого пласта традиционной для книжно-славянского типа литературного языка лексики - слов-сотроййа, в составлении Епифанием Премудрым новых "индивидуальных" сложных слов. В-пятых, в оригинальном использовании лексической синонимии, при котором достигалось синонимическое сближение семантически далеких слов, а также в употреблении словообразовательных синонимов и слов-вариантов.

Сближение и расхождение литературного языка и разговорного, их волнообразное взаимодействие, что в известном

/

смысле аксиоматично, неожиданно проявляет себя в тексте ЖСтП. Полной изоляции этих языков в древнерусских книжных текстах не обнаруживается, но каждый текст демонстрирует разную степень их близости.

Наибольшее взаимосуществование языков литературного и разговорного в тексте ЖСтП выявляется при широком использовании бытовой лексики. Епифаний так подбирает материал действительности, что наряду с лексикой по происхождению старославянской и сугубо книжной в тексте функционирует лексика простословная, сииженно-бытовая, некнижная. И это весьма показательно. Если выдающийся стшшст-ритор, искусный писатель, десятилетиями обрабатывающий в усложненной и изысканной манере текст ЖСтП, употребляет простословную бытовую лексику, то это не может быть случайно, по недосмотру, и означает, что этот языковой материал он считал равноценный тому, который характеризуется как книжный. Выбор такого материала действительности, который повлек за собой использование некнижпого языкового материала в каноническом житии, написанном в стиле "плетения словес", дает основание предполагать, что в конце Х1Ув. разговорный язык оказывал большое влияние (или усилил свое влияние) на язык литературный.

Исследовашио языкового материала и его организации в "Житии Кирилла Белозерского" (далее ЖКБ) и "Житии Алексея митрополита" (далее ЖАМ), созданных Пахомием Логофетом, посвящена вторая глава диссертации.

Словарный состав ЖКБ и ЖАМ в сравнетш с лексикой ЖСтП не столь богат и разнообразен, но по количественному соотношению конкретных и абстрактных существительных наблюдается такая же картина, что и в ЖСтП, т.е. их количество в тексте приблизительно равное. '

Сверка лексики ЖКБ и ЖАМ с данными исторических словарей и их картотек показала, что Пахомий предпочитает слова общеупотребительные и нейтральные, которые фиксируются словарями в памятниках различных жанров и разного времени; в ЖКБ и ЖАМ нет ни сшженно-бытовых, ни нарочито книжных элементов. Конечно, в этих текстах присутствуют как слова, обозначающие предметы и явления быта и обихода, например, мрЪсд (ЖАМ 121), нееод-ь (ЖКБ 120, 423), рееро (ЖКБ 86, 403об), трдвл (ЖКБ 138, 434), оуднцд (ЖКБ 120, 423), так и слова-сотрозНа, например, благодать (ЖКБ 54, 380), длъготр-ъггЬше (ЖКБ 162, 450об), жнвондчалнаа (ЖКБ 126, 426), злдтоносець (ЖАМ 127 об), чюдотворныи (ЖАМ 126), но и те и друше имели широкое

распространение в памятниках различной временной, жанровой и территориальной принадлежности.

Однако в житийных произведениях Пахомия обращают на себя внимание слова, составляющие довольно большую группу, которые фиксируются словарями также в памятниках разных жанров, но лишь с XV, XVI и даже с XVII веков: иордань "прорубь для освящения воды" (ЖКБ 118, 422), кротйти "успокаиваться" (ЖКБ 154, 445), нерАд^кше "небрежение" (ЖКБ 162, 451), окормитель "кормчий, руководитель, наставник" (ЖАМ 143об), ССвн-Ь "снаружи" (ЖКБ 64, 387об), поползделшн "впадаемый в грех, ошибающийся" (ЖКБ 164, 452об), патлоеыи "петушиный" (ЖКБ 144, 439), рлзсждительныи "разумный, мудрый" (ЖКБ 140, 436-436об), шаглость "смуглость" (ЖКБ 132, 430об), стдрчество "старшинство по возрасту" (ЖКБ 86, 404), Л-Ьснение "притеснение" (ЖКБ 98, 412), Хл-квникт» "пекарь" (ЖКБ 98, 412 об), хл^бна "пекарня" (ЖКБ 64, 388) и др.

Поскольку употребленные в тексте жития Пахомия Логофета лексемы, не отмеченные словарями для этого периода, представлены не единичными примерами, а составляют достаточно объемную группу слов, можно сделать вывод об использовании Пахомием в своих агиографических произведегамх новой, "авангардной" лексики, таких слов, которые существовали в живом языке, но получили письменную фиксацию лишь в более позднее время.

В связи с этим обращает на себя внимание и употребление Пахомием слов с экспрессивными суффиксами, что весьма характерно для разговорной речи. Конечно, сегодня трудно настаивать на оценке экспрессивности лексики в тексте XV в., но вот, например, образования с умciп,гантельными суффиксами: толкн^вт» оконце tf (сЬлии (ЖКБ 108, 419), отворив же оконце (сЬлни (ЖКБ 74, 394), скоро оконце келии здтворн (ЖКБ 108, 419), даша нам полъдрй'гого хл^Ьед и мало рыкиць (ЖКБ 102, 415), ничто не нлгЬю в жизни сен рлзе'Ь ризы сие... и мало кннжиць (ЖКБ 84, 402 об), рык^ ЙговдАше... ничилгь же HH-feAVk, токмо Удицею (ЖКБ 120, 423), н не сУть ^мдлАем'Ь л&чницы (ЖКБ 100, 412 об) и др. Заметим, что образования подобного типа не встречаются в текстах Епифания Премудрого.

В ЖКБ и ЖАМ, как и в ЖСтП, широко употребляются сложные слова: в ЖКБ их 101, в ЖАМ -- 80, но в ЖКБ и ЖАМ обнаруживается иная, по сравнению с ЖСтП, тенденция в их использовании.

Во-первых, Пахомий предпочитает широко употребительные composita: благодать (ЖКБ 54, 380; ЖАМ 131), благочестивым (ЖКБ

62, 385 об; ЖАМ 120 об), Богородица (ЖКБ 72, 394; ЖАМ 124 об), вогоносныи (ЖКБ 134, 432; ЖАМ 120), Боголвленне (ЖКБ 118, 421 об), вседержитель (ЖКБ 126, 426 об; ЖАМ 141 об), доврод-Ьтель (ЖМК 54, 380 об; ЖАМ 121 об), зелиедЪец (ЖКБ 76, 396 об), злодеи (ЖКБ 154, 445), скАфшноинок-ъ (ЖКБ 126, 427; ЖАМ 120), тр^долювнын (ЖКБ 132, 430) и др.

Во-вторых, в Пахомиевских житиях высока частотность употребления того или иного сложного слова. Например, в ЖКБ Благочестивый фиксируется 25 раз, Богородица - 14 раз, докрод'йтель -- 11 раз, Благословение - 9 раз и т.д.

В-третьих, Пахомий Логофет в ЖКБ и ЖАМ употребляет такие сложные слова, которые при вычленении из текста составляют целые однокоренные гнезда: Благодарность (ЖКБ 150, 442) -Благодарение (ЖКБ 62, 386) - Благодарный (ЖКБ 74, 395 об) -вллгодарити (ЖКБ 156, 446) - БлагодарАцши (ЖКБ 88, 404 об) -БлагодлрА (ЖКБ 140, 436) и др.

Важно, что composita, присутствующие в Пахомиевских житийных текстах, - это наиболее распространенные в древнерусской письменности слова, которые вряд ли служили дополнительным украшением текста, поскольку у читателя/слушателя того времени, скорее всего, не вызывали ни новых ассоциаций, ни ярких впечатлений.

Что касается употребления словообразовательных синонимов в ЖКБ и ЖАМ (например, древодгЬль--дрекодгЬльншсг>1 славословие-славословенне, Ут^шение--й'ттЬхл> велин-великын, л\ало-вл1алгк-по.иал'Ь и др.), то, как показала сверка со словарями, жанр жития не шрал в данном случае определяющей роли. Совершенно очевидно, что к концу XIV - XV вв. языком был накоплен огромный фонд словообразовательных синонимов, широко представленный в различных памятниках древнерусской письменности.

С точки зрения образования и употребления именных и местоименных форм тексты ЖКБ и ЖАМ не обнаруживают принципиальных расхождений с теми фактами, которые были установлены при анализе морфологии ЖСтП: и в этих житиях достаточно устойчиво сохраняются исконно древнерусские формы и их исконное значение, и вместе с тем фиксируются явления, свидетельствующие о разрушении древнерусской морфологической системы, при этом в языке ЖКБ и ЖАМ, созданных на полвека позже ЖСтП, отражаются более поздние изменения.

Так, наряду с употреблением архаичных морфологических форм существительных в этих житиях отмечаются такие формы, которые являются результатом прошедших в древнерусском языке

изменений в области именного склонения. Фиксируются новые формы у существительных с основой на согласный: прозорливым окол-ь, (ЖКБ 96, 410 -- 410 об), т-Ьлол\т> (ЖКБ 66, 388 об; 130, 429), ко нлла лмтери (ЖАМ 125), G3 тЬлл (ЖАМ 129 об), поклоннсл тЪл^ (ЖАМ 132); с основой на -*u: cuhV (Д п.) (ЖКБ 196, 427), сын*/ (ЖАМ 129); с основой на -*и: рлдн любви (ЖКБ 50, 377 об), церковь (И п. ед.ч.) (ЖКБ 142, 437), церькви (Р п.) (ЖАМ 131) и с основой на -*о: къ кертьплх/к'ь кертепо* (М п. мн.ч.) (ЖКБ 52, 379). и др.; отражается разрушение двойственного числа: др,'1;,иа челоЕ-1;ко.и (ЖКБ 78, 397 об), свазднт» рь'калш же н ногдлш (ЖКБ 144, 439), нл свон^'ь ногдхт. (ЖАМ 134 об) и др.

Приведенный в диссертации материал показывает, что язык житий, написанных Пахомием Логофетом, сходен с языком "Жития Стефана Пермского" Епифания Премудрого и в употреблении древнерусских книжных синтаксических конструкций, свойственных книжно-славянскому типу литературного языка. Это относится к употреблению дательного самостоятельного, причастия в роли сказуемого, именительного предикативного (в то же время фиксируется употребление творительного предикативного), мононегативных конструкций и др.

Тексты ЖКБ и ЖАМ структурируются всеми формами времени: презенсом, аористом, имперфектом, перфектом, плюсквамперфектом и аналитическим будущим.

Формы настоящего времени тематических глаголов выступают с искотшо древнерусскими окончаниями, хотя, как и в ЖСтП, в 3 л. ед. и мн. ч. фиксируются окончания -тт,, -ть и выносное конечное т, что затрудняет фонетнко-морфологическую интерпретацию этих форм.

Ни в ЖКБ, ни в ЖАМ не отмечаются формы, образованные сочетанием глагола еыти в будущем времени с инфинитивом или причастием на -л-. Наиболее ярко значение будущего времени передается сочетанием личных форм глагола ил\'1;ти с инфинитивом: далече нл\ллш по\ть шествовдти (ЖКБ 102, 415), лшръ илгЬтн нлмшн со мною (ЖАМ 125 об) и др.

Образование форм аориста и имперфекта в житиях, созданных Пахомием Логофетом, характеризуется теми же чертами, что и в ЖСтП, а именно тем, что и те и другие формы образуются как от глаголов совершенного вида, так и от глаголов вида несовершенного.

Вместе с тем в этих житиях фиксируется множество ошибок в употреблешга числовых форм аориста и имперфекта, что в таком количестве не наблюдалось в ЖСтП, скорее всего потому, что разрушение старой временной системы к середине XV в. в большей

степени, нежели в конце XIV в., стало находить отражение в киижно-славянском типе литературного языка: Kupwn»... Ук'кд'Ь н bcLu

СКАЗДШД (ЖКБ 11В), КНАЗЬ... И BCfe... KHASH II БОЛАр«... Ц'ЬдОВЛСТД

croe его тЬло (ЖАМ 133) и мн. др.

Что касается перфекта, то в ЖКБ и ЖАМ он функционирует в исконном виде и сохраняет свое исконное результативное значение. Но вместе с тем в ряде случаев формы перфекта выступают в аористом значении, что отчетливо просматривается, когда он выступает в разрушенном виде без связки, например: пришедшъ' же дни томУ... памат докрод-Ьтелен свои^ трсу4 wctaku* (ЖКБ 122, 424).

Об эволюции перфекта и о приобретет® им более широкого значения свидетельствуют факты употребления перфекта не только в аористном значении, но и в значении плюсквамперфекта. Это последнее значение перфекта может быть установлено в следующем контексте: ЕъспрАнЬ*' же чдв'Ькъ tt.ii окр'Ьтс севе здрдвд и... теме кг, важном^ КнрнлУ... не е'Ьдашс же тко стын престдвилсА есть (ЖКБ 134, 431).

Таким образом, совершенно очевидно, что в образовании и употреблении форм перфекта, равно как аориста и имперфекта, тексты ЖКБ и ЖАМ отражают более позднюю ступень в разрушении системы прошедших времен древнерусского глагола.

Для истории русского литературного языка в данном случае является важным обнаружение подобной эволюции в текстах канонических житий, в книжно-славянском типе литературного языка. Более того, житийные тексты принято считать наиболее регламентированными с точки зрения грамматики, и потому предполагается, что в их языке отражено устойчивое состояние древнерусской морфологической системы. В русле этих представлений находятся и утверждения о принадлежности житий конца XIV ~ XV вв. корпусу текстов, подвергшихся второму южнославянскому влиянию.

Конечно, тексты ЖКБ и ЖАМ отражают черты книжно-славянского типа языка. Но если считать, что этот тип древнерусского литературного языка характеризовался вполне устойчивой морфологической системой, ориентированной на старославянскую, то надо признать, что язык изучаемых памятшпеов во многом эту систему не сохраняет, и влияние живого языка здесь сказывается достаточно сильно.

Отдельно в диссертации рассматриваются вопросы, связанные с употреблением формы имперфекта от i-лагола вытн в самостоятельной функции и в сочетании со словами других частей речи. При этом наиболее важным и показательным является

фу1Псциоиирование имперфектной формы ох выти в сочетании с инфинитивом для выражения безличности. Если в ЖСтП отмечается только баше енд'Ьти, то в Пахомиевских житиях количество присоединяемых к саше инфинитив он значительно больше.

Выделены факты употребления клшг с формами настоящего времени: о" сллвы члв'Ьческнд в^гле1' ваше (ЖКБ 72, 393), й>ходнт... въ мондстырь... и тлмо еезлмствЛть БАше (ЖКБ 72, 393 об) - и с формами аориста: к тлко башс прилежд къ цркки (ЖКБ 58, 382 об). Подобное употребление псевдоформ, скорее всего, связано с нарочитой архаизацией текста, поскольку аналитизм представлялся признаком сугубо книжных текстов. Кроме того, эту конструкцию можно считать особенностью языка ЖКБ.

Лехссико-морфологический характер имеет проблема, связанная с употреблением формы 3 л. ед.ч. настоящего времени от глагола Бывдтн. В отличие от ЖСтП, где глагол вывдти выступал в разных формах, в ЖКБ и ЖАМ фиксируется только одна указанная форма. Однако, как и в ЖСтП, форма бывдсть используется для выражения значения единичного, а не повторяющегося действия, отнесенного в прошлое. Иными словами, форма Еывдетъ выступает в значении "был": всЬх люби* быбд«т и почитлсм (ЖКБ 56, 381 об), постдвлшъ бы вдеть Kitß's' (ЖА М 122) и др.

Организация языкового материала в текстах ЖКБ и ЖАМ принципиально отличается от структуры ЖСтП своей простотой, лаконичностью и динамизмом. Тексты рассматриваемых житий не содержат громоздких синтаксических построений, усложненных конструкций, распространенных предложений с причастными и деепричастными оборотами, многочисленными цитатами, авторскими отступлениями, повторами и т.п. Конечно, в текстах ЖКБ и ЖАМ можно найти отдельные фрагменты, которые отличаются большей синтаксической сложностью, чем основной текст каждого из этих житий. Но эта сложность далека от синтаксической изощренности ЖСтП.

Специфику синтаксического строя текстов ЖКБ и ЖАМ определяет широкое использование praesens historicum.

Употребление praesens historicum при изложении событий прошлого известно в древнерусских текстах как оригинал!,ных, так и воспроизводимых. Praesens historicum был широко распространен в древних исторических хрониках и жизнеописаниях, что отражено в самом названии этого времени1». Он был зафиксирован в греческой

10 Koller H. Praesens historicum und erzahlendes Imperfekt. Beitrag zur Aktionsart der Praesensstammzeiten im Lateinischen und Griechischen // Museum Helveticum. Basel. Vol. 8. № 1.1951. S. 64.

книжности, а в старославянских и церковнославянских воспроизводимых текстах, как правило, переводился аористной формой. В древнерусских текстах praesens historicum обычно выглядит так: одной-двумя глагольными формами прошедшего времени читателя вводят в контекст с планом прошлого, а далее в повествовании употребляются формы настоящего времени.

Однако тексты исследуемых житий характеризуются в этом отношении тем, что формы настоящего и прошедшего времени при рассказе о прошлом чередуются в пределах одного предложения или рядом стоящих предложений и воспроизводят манеру устного -рассказа о событиях.

Рассказчик, говоря о прошлом, оживляет и актуализирует событие, употребляя формы настоящего времени. Praesens historicum интересен противоречием между формой настоящего времени и функцией обозначения прошедшего, выражением предшествования и одновременности. Это создает эффект псевдоактуальности и влияет на стилистическую маркированность исторического настоящего.

"Значением особого рода" называет В.Г.Адмони значение прошедшего времени, заданное . всем характером текста и наслоившееся на значение презенса, которое придает повествованию "особый подчеркнутый и приближенный к слушателю оттенок, делая повествование более выразительным"11.

Явное несоответствие употребления форм презенса плану прошедшего в контексте, некий "грамматический конфликт" в языке - ЖКБ и ЖАМ придаст изображению дополнительную напряженность и эмоциональность, оживляет рассказ и тем самым выполняет определенную стилистическую задач}'. Служит стилистическим целям и использование темпоральной роли praesens historicum, когда повествовать смещает настоящее в прошлое12, переносит читателя в окружение минувших событий, создавая илшозшо его сопричастности. Иными словами, изложение в историческом презенсе имитирует достоверность рассказа и делает читателя почти очевидцем изображаемого. Этого Пахомий Логофет добивается вполне: все житие и чудеса святого выглядят весьма зримо, а читать их зашшательно.

11 Адмони В.Г. Грамматический строй как система построения и общая теория грамматики. Л., 1988. С. 100-101.

12Кузнецов П.С. К вопросу о praesens historicum в русском литературном языке // Доклады и сообщения филологического факультета МГУ. Вып.8. М., 1949. С. 24.

Так, любой отрывок из текстов обнаруживает чередование форм настоящего и прошедшего времени при описании тех или иных событий:

Сджчис оуко пршти Мдхрифьском^ игйкен^ Стефлнж лкжж^ csuptf в докрод^тели сьвршен^ всЬм зиле* великлго рлл жнтУл сего прншесTßie ^в'Ьд^ет. Козлм течеть oifGO с рлА9ст'(ю к иемм лши/ ео врША преиде СОнелиже аджндлше «го и припдддет к*ь чстным «го ногдл слезы Cí» очно проликлА н лшель свою склз^ет въкжп-fc же и л\ол|Г tro оке въ3ложнтн нд нь нноческыи шврдз (ЖКБ 58, 383 об);

Быкшоу же емоу л'Ьтолгт. прУнде ел\оу къ оулгь любовь и рлчеше нкочеекдго ижрдзл иде къ единт> ГО млнастыреи и вт, л\нншьскдА «»д'квдетсА и пострнзлеть влдсы глдвы скол BTKCYirfc же и ст, СОгатУелгк влдст» и долоу клекоущлд моудровдшл (ЖАМ 121 об).

В текстах ЖКБ и ЖАМ при употреблении этой конструкции присутствуют указания на прошлое время (кроме глагольных форм): .иного #ко времл преиде, по сих ж€ временах. п0 сел\т> же едино и недели прошедши и др. Такие указания по своей функции тождественны временным наречиям, употребление которых с praesens historicum в современных языках оценивается исследователями как черта, характерная дня разговорной речи. Считается, что употребление исторического презенса с наречиями времени, семантика которых содержит указание на прошлое, вообще чуждо литературному языку и встречается преимущественно в обыденной речи, часто диалектно окрашенной13, а использование praesens historicum в несобственно-прямой речи, как было давно отмечено, носит простонародную окраску14. Не настаивая на том, что в XV в. praesens historicum уже несет "простонародную окраску" или является чертой разговорной речи, отметим, что в общей ситуации упрощения синтаксиса текста в житиях Пахомия Логофета это не исключено.

Другой специфической чертой организации ЖКБ и ЖАМ является насыщенность текстов конструкциями прямой и косвенной речи.

В отличие от Епифання, у которого передача прямой речи с помощью сложных синтаксических конструкций была удалена от воспроизведения естественной речи и носила сугубо книжный характер, Пахомий стремится приблизить (насколько это было возможно) прямую речь персонажей к естественной речевой ситуащш.

13 Россихина Г.Н. Об историческом презенсе в немецком литературном языке 7/ФН. 1996. № 2, С. 105.

Hllerdin Е. Studien über Bericht und indirekte Rede. Uppsala. 1905. S. 28.

Именно поэтому у Пахомия большое место в тексте занимают диалоги, создающие драматургичность повествования и тоже способствующие упрощению и оживлению изложения:

ДОнъ же ст. смиренТемт» поклониса гла: прости л\а влако сако СЗ юности моед не вы* злдтоносець вт. старости же нднпдче х°Ч1С¥ в ншрет'Ь преЕывдтн. Ярхиер<Ьи же ре11 к ншоу: в'Ьлл'ь чддо »ко и С1Л испрАВилт» еси но створи послоушднТе и прТимн С5 ндс дднное тн елгсв£Ш{. И тдко возложи свонли роукдмд на стго гако же Н'Ькое оЕроучеше, По шх хотлфихСА емоу глдти ре4 же кт» стомоу: в'Ьдын Боудн препоАвне нл что призвлх та и что х°фсу иже СЗ теве сътворнтн. Стын же ССв-Ьфл: и кдко могоу к'Ьд^тн. Ц?н же рече к немоу: се дзт» съдержд* Бгоу вроучнвшУ л\и Роу'скоую лштрополйо еликл Бгоу х®тафоу нна же вижАоу севе ко кънцоу привлиждкмрд' то&ио не к'йлгь днесь скончдниа моего (ЖАМ 127 об-- 128) и проч.

В диссертации отмечается, что Пахомий Логофег мастерски владел приемами перехода от более простого способа непосредствешюй передачи прямой речи к более сложному способу передачи речи косвенной.

В искусств оведении и литературоведении авангардизмом называют новаторские экспериментальные течения XX столетия, которые, бросив вызов традиции, пренебрегали общепринятыми в искусстве и литературе эстетическими нормами. При этом считается, что авангардизм - закономерное событие художественной истории, одна из важнейших ее кульминаций.

Здесь хотелось бы внести некоторые дополнения, а именно: во-первых, авангардизм ~ явление универсальное, и он был всегда, во-вторых, если говорить о литературе, авангардизм может- быть только на языковом уровне.

В XX в. авангардизм был прежде всего протестом против ясности и упрощенности повествовательной структуры, против слишком элементарного реалистического изображения житейских ситуаций. Поэтому для авангардистов начала века самым важным было усложнить повествование, затемнить смысл явлений и предметов (правда, позже сами они в этом разочаровались).

Быть в авангарде значило быть впереди, в первых рядах. Поэтому и новые направления в искусстве XX в., для которых характерен разрыв со старыми формами и поиски новых средств выражения, получили общее название ~ авангардизм.

Но авангардизм может быть не только протестом против ясной структуры повествования, но и явлением обратного порядка -протестом против туманной, нарочито сложной и с трудом понимаемой структуры литературного произведения. И тогда

авангардисты выступают за ясность художественного выражения. Авангардизм — это протест против старого за новое. При преемственности художественных методов возникает взаимозависимость сторого и нового. Новое не только подготавливается в недрах старого, но и появляется, отталкиваясь от него, отрицая старое. Возникает это авангардное новое обычно на сломе эпох.

Эпоха конца XIV - начала XV вв. была переломной в истории Руси, заканчивался древнерусский период и начинался новый этап в истории русского народа и государства. Это не могло не найти своего отражения в языке и литературе.

Совершенно неожиданно новаторство обнаруживается в каношгческом жанре - в жанре агиографиии. Пахомий Логофет упрощает синтаксическую структуру своих житий, оживляет повествование и ориентирует его на воспроизведение разговорной речи. Отрицая языковую усложненность, многословие и размытость смысла ЖСтП, Пахомий Логофет со своими характерными лаконизмом н динамизмом изложения предстает авангардистом XV в.

Авангардизм Пахомия носит академический характер, поскольку упрощая творческую манеру изложения, агиограф во многом остается верен традиции строгости и образцовости стиля житий, а также использует приемы, известные по конфессиональным текстам. Например, настоящее историческое или существительные с уменьшительно-ласкательными суффиксами можно обнаружить в Евангелии от Марка, но это необходимо прокомментировать: Марк был человеком из народа; написанный им текст Евангелия отличался упрощенностью и живостью изложения, что послужило возникновепшо обширной критической и экзегетической :ттсратуры, предметом которой и стал текст Евангелия от Марка. Также с древности признается, что Марк воспроизвел рассказ своего учителя, апостола Петра. Блаженный Иероним полагал, что "при составлении этого Евангелия Петр рассказывал, Марк писал"15.

Использование Пахомием Логофетом тех же приемов упрощения повествования и ориентации его на разговорный язык само по себе симптоматично, а с учетом историко-литературной ситуации конца ХГУ-ХУ вв., когда в агиографии господствовал стиль "плетения словес", дает основание называть этого писателя Древней Руси новатором.

Сегодня, конечно, сложно судить о том, как воспринимались тексты Пахомия современниками, и это почти неразрешимый и потому в известном смысле некорректный вопрос. Но в общем виде

15 Цитируется по энциклопедии: Христианство. Т.2. М., 1995. С.87.

23

язык житий Пахомия Логофета и организация их текста могут квалифицироваться как более понятные, упрощенные и более доступные для современников.

Рассмотрение синтаксической организации ЖКБ и ЖАМ показывает, что основной ее особешюстью в этих житиях является неусложненность конструкций. Более того, в текстах функционируют синтаксические построения, во многом ориентированные на разговорную речь. Это выявляется в широком использовании praesens historicum с указаниями на прошлое время и конструкций прямой речи, приближенных к естественной речевой ситуации, что делает весьма своеобразным синтаксис ЖКБ и ЖАМ и что принципиально отличает его от синтаксиса ЖСтП.

Стремление к усложнешюсти синтаксических построений, к изощренности использования синтаксических средств, к тому, что называется стилем "извитня словес", у Епифания Премудрого, с одной стороны, и стремление к простоте изложения, приближение синтаксиса житий к передаче живой речи, определенная сказовость как ориентация на чужую речь у Пахомия Логофета, с другой, обусловливают различие текстов житий, созданных этими агиографами.

Своеобразие стиля Епифания и Пахомия создастся именно организацией языкового материала, структурой текста, и именно она отражает в Епифаниевском тексте украшенный книжно-славянский тип литературного языка, а в Пахомиевских житиях ~ если не сближение книжно-славянского с народно-литературным и через него с живой древнерусской речью, то во всяком случае его упрощение.

Конечно, разговорность языка житий Пахомия Логофета условна. Во-первых, мы не располагаем (и не будем располагать) достоверными сведениями о том, как говорили в Древней Руси. Во-вторых, под "разговорностью" ЖКБ и ЖАМ понимается лишь определенный художественный прием.

Как известно, речь письменная и разговорная строится по разным законам. В разговорной речи принципиальными являются интонация, паузация, ее неполнота и прерывистость, нарушение грамматических связей и прочее. Даже сегодня, когда есть система знаков препинания, в синтаксисе известна парцелляция, воспроизвести стихию разговора на письме очень трудно. В письменной речи мы всегда имеем дело только с художественным приемом имитации разговора. Это всегда осознанное стремление автора передать разговор, устную речь. И это весьма сложная статистическая задача.

Пахомий Логофет не только упрощает (после Епифания) синтаксис. Простой, неусложненный синтаксис обнаруживается уже в

первых оригинальных житиях - в "Житии Феодосия Печерского", например. Синтаксис житий Пахомия не столько прост, • сколько сориентирован на передачу разговорной речи, т.е. его безусловно книжные тексты все же имитировали устную разговорную речь, или во всяком случае к определенной разговорности стремился автор "Жития Кирилла Белозерского" и "Жития Алексея митрополита".

В третьей главе -- "Житие Сергия Радонежского. Язык и автор" основное внимание уделено проблеме атрибуции этого агиографического произведения.

"Житие Сергия Радонежского" (далее ЖСР) было написано Епифанием Премудрым в 1417 -- 1418 гг., спустя 26 лет после смерти Сергия.

Пребывая в 1440 - 1459 гг. в Троице-Сергиевой лавре, Пахомий Логофет по заказу Троицкого игумена Зиновия переработал житие. Необходимость переделки текста была обусловлена двумя причинами: во-первых, нужно было добавить в текст чудеса, происходившие после обретения мощей святого в 1422 г., во-вторых, Епнфаниевский текст был слишком велик для литургии и нуждался в сокращешш.

ЖСР сохранилось в нескольких редакциях, списки которых многочисленны (вследствие величайшего почитания на Руси Сергия Радонежского); соотношение этих редакций до сих пор не изучено. Древнейшим известным списком жития является список, датирующийся 1459 г. и хранящийся в ГИМ, Синодальное собр., № 637.

Внимание исследователей, занимавшихся проблемой авторства ЖСР, оказалось в основном сосредоточенным на тексте, изданном архимандритом Леонидом в 1885 г. по спискам: РГБ, ф.304, собр. Троице-Сергиевой лавры, № 698 и № 663, относящимся к XVI в. По установившемуся в науке мнению, текст, изданный арх. Леонидом, является древнейшей, пространной и "наиболее Епифаниевской" редакцией жития" компилятивного характера'7. Но текст, опубликованный арх. Леонидом и озаглавленный "ЖитТе прпАкнго и

16 Колесов В.В. Сергий Радонежский: художественный образ и символ культуры и Жизнь и житие Сергия Радонежского. М., 1991. С.337; Грихин В.А. Проблемы стиля древнерусской агиографии Х1У-ХУ вв. М., 1974.

Буланин Д.М. Житие Сергия Радонежского. Комментарии // Памятники литературы Древней Руси. XIV- середина XV века. М., 1981. С. 571-572; Кириллин В.М. Епифаний Премудрый как этнограф преподобного Сергия Радонежского: проблема авторства II Герменевтика древнерусской литературы. Сб. 7. Ч. II. М., 1994. С. 264.

кгоноснлгш оцл нашего нгоумемл осрпд чюдотворцл. списано еысть

ГО пр'Ьмоудр'Ьишлго бпифлшд", не является Ега1фа1шевским оригиналом, так как последний, до нас не дошедший, подвергся изменениям, внесенным в него Пахомием Логофетом. В науке, таким образом, давно существуют вопросы: каковы были эти изменения и что именно в изданном арх. Леонидом тексте принадлежит Епифашпо, а что - Пахомию. Ученые пытаются ответить на эта вопросы и установить атрибуцию текста, однако пока это не достигнуто.

Лингвисты атрибуцией текста ЖСР фактически не занимались. Но вопрос о том, что представлял собой текст, написанный Епифанием, и в чем выразилось редактирова£ше Пахомия Логофета, может быть решен на языковом уровне, поскольку тексты "Жития Стефана Пермского" и "Жития Кирилла Белозерского", созданные, бесспорно, соответственно Епифанием Премудрым и Пахомием Логофетом, обнаруживают существенные различия в организация языкового материала, характеризующей авторский стиль. И это имеет непосредственное отношение к истории русского литературного языка.

В диссертации для анализа языка ЖСР были привлечены тексты, находящиеся в составе рукописных сборников XV в. и хранящиеся в РГБ, ф. 304, собр. Троицс-Сергиевой лавры, № 746, лл. 209 -- 261 об. и ф. 299, собр. Тихонравова, № 705, лл. 37/36 -- 105/104 об. Эти тексты были изданы Н.С.Тихоправовым в 1892 г.; к ним обращались исследователи'«, но специального лингвистического анализа в связи с атрибуцией текстов по ним не проводилось.

Оба эти текста являются по существу идентичными, оба начинаются одинаковыми вступлениями, очень простыми и отличающимися от этой части жития, изданного арх. Леонидом, т.е. от списка РГБ, ф.304, собр. Троице-Сергневой лавры, № 698. Тексты, следующие за вступлениями (рассказы о жизни и преставлении Сергия, сообщения об обретении мощей и о посмертных чудесах святого), с незначительными различиями, связанными с перестановкой некоторых эпизодов, с изменениями в порядке слов и с лексической вариативностью, оказываются весьма сходными.

Сравнение их со списком, изданным арх. Леонидом, наглядно и бесспорно свидетельствует не просто о сокращении ЖСР, а о

1&Ремнева М.Л. История русского литературного языка. М., 1995; Класс Б.М. Жития Сергия и Никона Радонежских в русской письменности ХУ-ХУП вв. II Методические рекомендации по описанию славяно-русских рукописных книг. Вып. 3. М„ 1990.

коренной его переработке. Пахомий Логофет использовал текст Епифания для создания собственного нового произведения.

Все последующее изложение жития в списке Троице-Серг. № 746 представляет собой существенно сокращенный текст соответствующих глав пространного Епифаниевского жития по списку Троице-Серг. № 698. При сопоставлении этих двух списков обнаруживаются некоторые дословные совпадения в параллельных местах текста, носящих ярко выраженный характер Епнфаниевской манеры изложения. Что же касается текста жития по списку Тихонравова № 705, то эти совпадения отсутствуют, что указывает на продолжение работы Пахомия над текстом и на создание им еще одной редакции ЖСР.

Поскольку анализ состава языковых единиц, использованный язьпсовой материал в "Житии Стефана Пермского" Епифания Премудрого и в жизнях, созданных Пахомием Логофетом, показал, что они обнаруживают принципиальную схожесть, решать проблему авторства жития можно лишь путем сопоставления организащш текста списков ЖСР с языковой структурой "Жития Стефана Пермского", с одной стороны, и "Жития Кирилла Белозерского" и "Жития Алексея митрополита" - с другой, поскольку тексты, созданные Епифаиисм Премудрым и Пахомием Логофетом, обнаруживают, как было выявлено, принципиальные различия именно в организации языкового материала.

По характеру и использованию синтаксических средств в сп. РГБ, ф.304, № 746 (далее Т-С) и РГБ, ф.299, № 705 (далее Т) нет никаких принципиальных различий.

С одной стороны, внутри каждого из них не наблюдается синтаксических отличий в их частях, т.е. отсутствует ситуация, когда одни фрагменты текста написаны не так, как другие. С другой - эти списки тождественны с точки зрения их синтаксических структур.

Принимая во внимание время написания и сведения о возможности их создания лишь двумя авторами, синтаксис произведений которых различен, можно предположить, что списки Т-С и Т восходят к редакциям (редакции), составленным одним автором.

Синтаксическое тождество текстов Т-С и Т определяется прежде всего тем, что в них используются одни и те же конструкции и обброты, свойственные книжно-славянскому типу литературного языка Древней Руси. Это относится к употреблению в них дательного самостоятельного (при этом обращает на себя внимание весьма специфическая черта в употреблении дательного самостоятельного, которая обнаруживается и в том и в другом списке: использование этого оборота не в начале предложения, что, скорее всего,

свидетельствует о приобретении дательным самостоятельным функции придаточного предложения), именительного предикативного, глагола-связки в настои нем времени, отрицательных конструкций, разнообразных безличных оборотов и др., но их употребление не может служить критерием при установлении авторства.

Такими главными и определяющими критериями в датюм случае могут быть структура синтаксических единиц, образующих текст, построение повествования от 1-го или 2-го лица, функционирование в изложении praesens historicum, характер и способы использования в тексте жития прямой речи, индивидуальные авторские ремарки, одни из которых отражают передачу отношения автора к своему повествованию, другие же - имеют характер авторских формул, указывающих на последовательность изложения, а также в выявленных случаях преобладание тех или иных сшггаксических построений.

Что касается общей синтаксической структуры списков Т-С и Т, то она характеризуется отсутствием сложных синтаксических построений, т.е. в текстах не употребляются длинные по составу сложные предложения с обилием придаточных, с нанизыванием однородных словоформ и проч.

Подобным образом организован синтаксис обоих выбранных нами для изучения списков ЖСР. Сходство общей синтаксической структуры изучаемых списков с синтаксисом ЖКБ и ЖАМ не вызывает сомнений. И точно так же бесспорным является сходство рукописей Т-С и Т и ЖКБ и ЖАМ в использовании при изложешш прошлых событий praesens historicum, например: Тъгдд же пр'шде и 1оашгь снт. Стефана врата е1' по плот» ейрл л'Ьто" ш:о .el 11 тако СЗлагае1' клдсы рЬ'кою прпАЕнаго Geprea (Т-С 220 об); Оголи суво

СЬСТАВПСА и-'ЕырсжитУе н поставлять оуко СТЫН ЕрЛТЫО по

CAOv^EAAVb vuBoro оуво келарл иного же в лыгернпцн повара оустраиеть (Т 68).

Чередование разных форм прошедшего времени глагола с формами настоящего в пределах одного предложения наблюдается на протяжении текстов двух исследуемых списков ЖСР и является характерной чертой их синтаксиса.

Такой же отличительной чертой организации текстов ЖСР является способ передачи прямой речи. Автор стремится к тому, чтобы сделать ее приближенной к устной речи. Более того, такому стремлению к сближению письменной речи с устной способствует построение ее в виде диалога. Читая текст, мы почти слышим речь персонажей, их реплики.: Wut,* ре4: Гси з'Ьло волю. Стын же ре4: ХОфешн ли итн в л\лндстырь л\он и тлл\о исцеление полоучитн.

Шнъ же ре4: дще и х'ЦМг Гсн но не могЬ;. Отын же ре4: азт. ГОнесо^ та (Т 99 об).

Выделенные особенности организации языкового материала рукописей Т-С и Т ЖСР, без сомнения, свойственны Пахомию Логофету, и значит эти списки восходят к составленным им редакциям (или, возможно, редакции).

В этой главе диссертации также рассматривается вопрос о проявлении автора в тексте, об указаниях автора на самого себя при изложении и пр. Установленные в этой связи особенности свидетельствуют о принадлежности изучаемых списков именно Пахомию Логофету.

Выявлено также, что несомненной авторской манерой Пахомия Логофета является сочетание собственного имени человека с формой Т п. от нл\а. Так, например, в ЖКБ постоянно отмечается подобное употребление: Иван нменем (144, 439), Фмеимд пменем (146, 439 об), ШксннТд ил« и с" (146, 440) и др. Такое же употребление сочетания "имя собственное + илшклгь" господствует в Т-С и Т списках жития Сергия: Коурнлт нменемт» (Т 39/38), А1дрТею нмемемп, (Т 39/38), Романа нменемт* (Т 71 об), Ннконоу именем!» (Т 94 об), Игндтне именемт* (Т 96), Леим-ьтие клшшт, (Т 104) и мн. др.

Такой способ подачи имени не характерен для Епифания Премудрого. В ЖСтП отмечаются другие и неодинаковые приемы введения в текст имен собственных: ндрнцдемыл МдрТд (ЖСтП 654), имене" ЛЛдкснмд (ЖСтП 655), именел Максима нлрнцлемдго Мит ал (ЖСтП 658).

Подводя итоги рассмотрению списков ЖСР из собрания Троице-Сергиевой лавры и Тихонравова с точки зрения решения проблемы авторства, отметим, что каж;ц>гй текст имеет свой код, в нашем случае, художественный код, который организует смысловое пространство текста. Выявление способов использования языка для организации смыслового пространства текста является задачей лингвистического анализа.

Историко-лингистнческое изучение текстов, созданных Епифанием Премудрым и Пахомием Логофетом, показало принципиальные различия этих агиографов в подходе к созданию художественного кода своих произведений. Епифаний Премудрый, создавая ЖСтП, работал в стиле "плетения словес": он широко использовал сочетания однокоренных слов, словообразовательную синонимию, сравнения, нагнетение метафор, повтор па всех языковых уровнях, амплификацию, он следил за словесным ритмом и за опорными, ключевыми словами, задающими словесную тему и создающими экспрессивно-эмоциональное поле и проч. У Епифания

Премудрого словесная выразительность, словесная изощренность оказывается наиболее информативно значимым компонентом смысла. Для Епифания украшение текста важнее информации, он развивает словесную ткань произведет«, но не продвигает сюжет.

Пахомий Логофет организует тексты своих житий в динамике развертывания сюжетных событий. Он не замедляет свой рассказ о событиях обыгрыванием отдельных слов, или словесными украшениями, или игрой ритма и под.; словесная ткань его произведений лаконична. Подобная динамика и лаконичность упрощают житийный текст, который занимает высокое положение в иерархии литературных жанров. Чтобы подобное упрощение было оправдано стилистически, Пахомий Логофет вырабатывает свой художественный код, который значительно позже будет определен по другим (тоже значительно более поздним) художественным произведениям как "сказ", как художественный прием воспроизведения в тексте ориентации на чужую речь. Пахомий, становясь агаографом-рассказчиком, во-первых, использует разнообразные языковые средства, присущие разговорному языку, во-вторых, выявляет в тексте себя как рассказчика, постоянно указывает на себя, что в структуре текста формирует определенно выраженную индивидуальную авторскую инициативу.

Анализ структуры изученных текстов ЖСР в сопоставлении с организацией языкового материала житий, написанных Пахомием Логофетом, с одной стороны, и Епифанием Премудрым ~ с другой, показал, что в основе этих списков лежат редакции, созданные Пахомием Логофетом, т.е. эти тексты являются не результатом сокращения или редактирования Пахомием первоначально написанного Епифанием Премудрым жития, а новыми, созданными самим Пахомием Логофетом на основе Епифаниевского оригинала.

Пахомий Логофет использовал описанные Епифанием основные события в жизни Сергия Радонежского, его прижизненные подвиги и деяния, его характер и добродетели, но изложил все это в иной, точнее, своей стилистической манере, по-своему выбирая, используя и организовывая имеющиеся в его распоряжении языковые средства литературного языка.

В связи с этим следует сказать, что текст ЖСР, изданный арх. Леонидом по списку: РГБ, ф. 304, собр. Троице-Сергиевой лавры, № 698, по выбранным нами основным параметрам, т.е. прежде всего по его синтаксической организации, является текстом, принадлежащим Епнфанию Премудрому. Если Пахомий и редактировал написанный Епифанием текст, то совсем незначительно. Допустимо говорить лишь о возможном изъятии Пахомием нескольких фрагментов текста, композиционно оформленных и сюжетно завершенных, которые,

скорее всего, по мнению Пахомия Логофета, были излишне увеличивающими объем жития, и отсутствие которых не вносило серьезных изменений в текст и не было принципиальным для повествования ни в сюжетном, ни в художественном отношениях.

Четвертая глава - "Житие Михаила Клопского. Язык и жанр".

В словарном составе Первой редакции "Жития Михаила Клопского" (далее ЖМК) отмечаются "народные слова и выражения"1': своитинъ, пратеща, наземь "удобрение", парь "паровое поле", погодъе "ветреная погода", налога, однорядка, тоня, досочитъ "выпытать", скопиться и др. При этом в тексте почти не используются слова абстрактные и составленные по специфически книжным моделям.

При обращении, например, к сложным словам, употребленным в Первой редакции ЖМК, выявляется, что, во-первых, число их весьма ограничено, а во-вторых, их нельзя расценивать как украшение текста или как ориентацию на "высокую" книжность, например: ноЬ'городцев'ь (Б 133), и>днорАТкы "верхняя одежда из шерстяной ткани без подкладки" (А 164об), (в) дрЬ'горАТ "(в) другой раз" (А 166 об), трилдкотндго (гроба) "в три локтя длиною" (Б 132), чсдобить«(Б 133) и др.

Совершенно очевидно, что бедность в употреблении сложных слов свидетельствует о невостребованностн специфически книжной словообразовательной модели и ее неактуальности для текста жития. Именно неиспользование книжной лексики на фоне использования разговорно-бытовых и диалектных слов позволяет характеризовать лексику жития как сниженную и нетрадиционную для жанра агиографии.

В диссертации в этой связи сопоставляются Первая редакция жития и Тучковская редакция, осуществленная, как известно, Василием Михайловичем Тучковым в 1537 г. по поручению будущего митрополита, а тогда еще Новгородского архиепископа Макария, для придания житию традиционного "книжного" вида20. В отличие от Первой, Тучковская редакция составлена с преобладанием и господством в тексте книжной лексики, таких слов, как бддгоддть, злокозненность, пророчество, ^мышление и ми. др. Важным здесь оказывается не только изменение языкового материала, словесного состава текста (оно закономерно с появлением и традиционного

19Виноградов В.В. Основные этапы истории русского языка. Статья первая // Избранные труды. История русского литературного языка. М., 1978. С.33-34. 70Ключевский В.О. Древнерусские жития святых как исторический источник.

М., 1871. С. 233.

многословного вступления, и похвалы, и проч.), но и изменение изображенного материала действительности.

В Первой редакции ЖМК разговорная лексика не только сама по себе создает "простословную" атмосферу текста жития, но еще и определяет появление в житии грамматики разговорного языка, что было недопустимо в жанре агиографии.

Морфология первой редакции ЖМК отражает те явления, которые определяются как свойственные живому разговорному языку этого периода.

Отличительной чертой языка ЖМК является полное отсутствие форм двойственного числа: вставь на ногы (А 167 об), разеол'Ьлиса... wea (Б 124 об) и мн. др.

В диссертации уделено внимание формам Д п. мн. ч. слов с основой на -*о как с исконным окончанием -ом, так и с новым, проникшим из склонения имен с основой на -*5, окончанием -ам: чернкцомъ (А 161 об) и черньцамъ (Б 122), мастером*!. (А 164, Б 126 об) и мастерамъ (Б 126 об); формам Р-М п. ед. ч. с окончанием -tí у слов с основой на -*о, проникшим из склонения на -*и: на necKtí (А 163 об, Б 123 об), дас... задаткУ (А 164 об), не зле*¿tí... храмУ (Б 127 об). Такая форма на -tí в М п. у неодносложных лексем и в Р п., не свойственная своему семантическому распределению, должна быть признана, скорее всего, диалектной21, так же, как и форма Р п. мн. ч. от день: пать, ден-ь (Б 125).

Диалектный характер имеют употребления падежных форм личного местоимения ты и возвратного севе с корневым о, при этом не только в Д и М пл., но и в Р и В: сок'Ь (Дат. п.) (А 167, Б 136), при соб-Ь (А 164), с соеа (Б 132), тое-Ь (Дат. п.) (А 164, Б 126, 129), по тока (Б 126), оу toe а (Б 132 об), тоба (Б 133 06)22.

Диалектным является и употребление формы И и В пп. ед. ч. м.р. указательного местоимешш: тон (А 161 об), тън (Б 123 об), в тон день (Б 127 об), а также форм косвенных падежей с корневым ы: к тым (А 163), с тыхт» (А 163 об).

В структуре текста Первой редакции жития главным образом употребляется форма прошедшего времени, восходящая к старому перфекту. При господствующем положении в вариантах А и Б Первой редакции жития формы иа -л- в них иногда употребляется и аорист. Сопоставление примеров Tima иинт. протнвт, сктЕоридъ млте^ (А 161 об) и wh-ь npOTimtí сотвори млтвУ (Б 122 об)

21 Древнерусская грамматика XII-XIII вв. М., 1995. С. 173-175.

22 Русская диалектология. М., 1989. С. 97-98.

позволяет предположить, что в протографе была форма аориста, замененная господствующей в языке формой на -л-.

Факты неправильного употребления аориста, а также совмещения в одной фразе аориста и перфекта, например: который x'vbst, гашд тФ» пошли проч (А 163), здх0'1"^^ к^ны взать и взаша конь (Б 128 об) -- свидетельствуют о том, что форма аориста в этом тексте является реликтом прошлого состояния языка и находится на пути к полному исчезновению.

Появление же в текстах глагольных форм прошедшего времени, представляющих собой междометные образования, не свойственные народно-литературному тип}' языка, не говоря уже о книжно-славянском, совершенно определешю указывает на живую разговорную основу языка ЖМК: рукавицею в землю iuiist, (А 128 об), wh-ь ширинк^ торгь из pSsVb (А 129), Михаила торгь ширии^ из рУкъ вон-ъ о\' влдкы (Б 168 об)23.

В диссертации также рассмотрены еще некоторые явления, связашгые с развитием новых морфологических форм (инфинитива на -ть, возвратных глаголов с постпозитивным употреблением -са, формы 2л. наст, времени с окончанием -шь), с сохранением древнерусской формы 3 л. наст, времени на -ть и употреблением древнерусских причастий на -ач-, с отражением в морфологических образованиях живого произношения и проч.

Для синтаксической организации анализируемого текста Первой редакции жития характерной чертой является приближение к разговорному языку и несоответствие усложненному синтаксису других оригинальных русских жигий XV в., даже в тех частях их текстов, где представлены самые упрощенные синтаксические конструкции.

Как правило, отдельные предложения в Первой редакции ЖМК начинаются союзами ч, да, а, ажс/ажь в значении а, и эти же союзы образуют сочинительную связь внутри сложного предложения: И У влЛки к рУкдх ширинка. И ичгъ ширншЛ/ торг из рУкъ Ь' влАкн да на головУ: дойдешь вь Слюленескт* и поставать та влАкою. И ,Ьзднл в вмоленескь и стлл вллкою. И npirbxAßt влАкд иоплть к МиханлЬ* н рече... (Б 129)ндр.

Вместе с тем соединение простых предложений с помощью одного и того же сочинительного союза создает определенную ритмическую организацию текста, приближающуюся к

23 Здесь, конечно, возможна трактовка форм шнет» и торгь как форм перфекта ишблъ и торгд*ь с утраченным -л-, но ни в одном из 7 изученных списков Первой редакции жития последние не обнаружены.

традиционной фольклорной ритмике. Начала предложений одинаковы, что также создает известный в фольклоре эффект единоначатий. Все это указывает на определенное украшение текста, правда, не соответствующее традиционному украшению произведений агиографии сложными синтаксическими построениями.

Сложноподчиненные предложения в ЖМК встречаются крайне редко, при этом в них используются только союзы что и чтобы, и сами эти предложения вполне прозрачны по структуре и кратки по составу: И кнзь почллт> скоркити что цркоБ не сов'Ьршенл (А 164 об), И иг^мент* и крлтьА в сЙин'Ьнне впали что не принАли ни канона ни проекты (Б 130-130 об) и др. Такие неусложненные по строению сложноподчиненные предложения были свойственны народно-литературному типу языка, в основе которого лежал язык разговорный.

Отмеченная близость синтаксиса ЖМК разговорному языку наиболее ярко выражена в отдельных фразах, являющихся почти откровешюй записью устной речи: Да х к^льи к сЬнцелгь прнде джь сЬнцы здперты. И umt поА окно (Б 122 об), По кдмень па'Ьд^ в'Ьтрт, а с клл\енелгь езадъ и в'йтръ по них ж6 (Б 126 об), И хвлтм джь Михаила нн бывало (Б 128), Ино oif нево и р^кд и нога и газыкъ ©налса не говорить (Б 128 об), Жнл соегЬ в (сЬльн иданъ... а лежллъ соf3"fc на rrfeckb1 (Б 133 об), fl* иде Ми^аилт, а шлень за ннл\*ь а не прнвАЗАИТ» ннч'Ьлу'ь. Толко tf Михаила л\ошкУ в р^кдх а wht» за л\ошком иде (РГБ, ф.113, № 659, л.349 об) и др

О том же свидетельствует и запись прямой речи: При^Д^т* тогды кнзь Дмитреи Юрьеви4 в Новъгори^ и пр1гЬхДл*ь на Клопьско к Михаил^ елгвнтса. МнханлУшко б-Ьгаю своен СЗчнн-Ь и збнли ava с великого кнжнна. И Михаила реме ел\У: всака власть ддетсА СЗ Бгд. МихаилУшко л\оли Бгд чтобы лигЬ доелгн^тн своего кнжша. И Михаила рече кна* досагмешн трнлдкотндго гровд (А 169).

О близости синтаксиса текста ЖМК разговорному свидетельствует также употребление конструкций с повторяющимся предлогом: tf стдрцд tf Михаила (А 167-167 об, Б 131), С5 ГригорЬА С5 посадника RS КириловичА (Б 129 об) - и употребление предлога по в конструкции с целевым значащем: по р^какиц^ наклонилса (А 168, Б 128 об), и посла иг^лтгь по ликтеровт» по ШлексднАрд и по Ивана и по Шлнс^л (РГБ, ф.113, № 659, л. 346).

Синтаксическая организация Первой редакции ЖМК отражает, с одной стороны, окончательное утверждение некоторых новых конструкций, известных в прежние периоды истории русского языка (например, в тексте присутствуют только полинегативные

конструкции), а с другой - возникновение новых явлений, установившихся именно в XV в. (деепричастные обороты при полном отсутствии употребления действительных причастий в роли сказуемого). В диссертации отмечено отсутствие связки в настоящем времени в составном глагольном сказуемом и при употреблении в роли сказуемого краткого страдательного причастия.

Как и в других житиях XV в., в исследуемом тексте выявляется мена временных форм глагола и употребление praesens historicum. Однако в связи с тем, что в тексте господствуют короткие простые предложения, такая мена форм настоящего и прошедшего времен проявляется не слишком ярко.

Организация языкового материала Первой редакции ЖМК лишена книжного характера, ориентирована на простоту и разговорность, более того - в тексте есть фрагменты, представляющие собой откровенную запись живой речи.

В диссертации впервые установлено, что язык последнего листа варианта Б (лл. 134-134 об) существенно отличается от языка текстов вариантов А и Б и соответствует книжно-славянскому типу, характерному для агиографии конца XIV в. Резкое отличие языка этого листа от языка рукописи в целом проявляется с первой строки текста, где использована форма действите:п,ного причастия прошедшего времени, древняя по происхождению и нехарактерная для древнерусского языка. Это причастие ^дивлышшса, образованное от ^дивити с помощью суффикса -tiu-, а не -въш-. И далее. На протяжешш этого краткого текста шесть раз использован оборот дательный самостоятельный, ни разу не употребленный во всем варианте А и в варианте Б до 134 л.

Многократное употребление дательного самостоятельного и старославянских по происхождению причастий на и -лцх/-

лц|, а также форм имперфекта поелдше, ндчаше, молваик, вк^шдше в этой конечной части варианта Б Первой редакции ЖМК и полное их отсутствие в основном тексте варианта Б и во всем тексте варианта А дают основания говорить о чужеродности этой части текста обоим вариантам Первой редакции жития. К сожалению, исследователями этого памятника древнерусской литературы не было обращено внимания на особенности языка этого фрагмента варианта Б и потому не был поставлен вопрос о причинах его появления в этой редакции и о возможности выделения списков, имеющих эти особенности, в отдельную группу.

Жизнь литературы, жизнь культуры вообще происходит в жанрах. Вне жанра литература умирает, поскольку разрушаются ее родовые и видовые различия. Жанр ~ не только форма

существования литературы, он ~ художественный принцип интерпретации жизни в разные периоды литературного развития.

Содержание жанра находит выражение в определенном, свойственном только данному жанру языке, при этом не столько в языковых единицах, сколько в их организации. Жанр -- самая устойчивая категория литературного процесса - диктует определенную структуру речевого повествовашш.

Канон жанра агиографии, унаследованный Русыо, был жестким; распространялся он не только на композицию и сюжет житийного текста, но и на стилистические особенности языкового выражения.

Язык Первой редакции ЖМК нарушает агиографический канон и с точки зрения построения, структуры текста, и с точки зрешм приемлемого для жития языкового материала, и отражает те языковые черты, которые к концу XV в., т.е. ко времени создания жития, сложились в разговорном языке.

В Первой редакции ЖМК господствует бытовая и диалектная лексика. Но каждое употребленное слово тянет за собой другие слова, вполне определенные. У слова есть некое лексическое окружение, некое словесное поле и стереотип его употребления, т.е. соотнесенности с другими словами и грамматическими формами. От выбора лексики зависит словесное выражение и, следовательно, возможность различного выражения одной темы. Выбором лексики определяется своеобразие текста, его изобразительная и языковая специфика, его эстетика. Поскольку основу текста жития составляют устные "простословные" рассказы о реальных событиях, реальных отношениях и людях, он наполнен конкретной бытовой лексикой, часто употреблявшейся в живой речи, в быту.

"Простословная" бытовая и диалектная лексика сформировала текст на основе разговорной грамматики: в житии употребляются формы прошедшего времени на -л-, формы инфинитива на -ть и формы 2 л. ед. ч. наст. вр. на -шь, отсутствует двойственное число, ярко проявляется унификация склонений, синтаксическая организация имеет невероятный для агиографии разговорный характер.

Этот языковой нонсенс стал возможным в связи с авторским выбором языкового материала и его оргахшзации, которая вступала в противоречие с житийным каноном и обрекала язык Первой редакции ЖМК на "простословие" и разговорность.

И последнее. Неоднократно ставился вопрос о том, не является ли Первая редакция ЖМК черновиком. Скорее всего, нет. Но если считать, что это черновик, то надо признать, что автор жития, который предварительно делает черновой вариант, чтобы позже его

обработать и отредактировать, - выражаясь по-современному, профессиональный филолог, специалист-редактор. И значит, такой искушенный в книжности человек создает черновик жития святого, ориентируясь на разговорный язык. Это есть еще большее доказательство возрастающего влияния последнего на письменный литературный язык Руси XV в.

"Язык древнерусской агиографии конца Х1У-ХУ вв. и проблема второго южнославянского влияния" - пятая глава - посвящена спорной проблеме в истории русского литературного языка -второму южнославянскому влиянию, не имеющему строгой научной дефиниции.

Если, основываясь на современных. общепринятых представлениях о втором южнославянском влиянии, определять его как стремление к обособлению письменного языка от обиходной речи и, соответственно, к возвышению слога, стиля произведений, то изученные оригинальные древнерусские жития следует исключить из текстов, отражающих это явление, поскольку Епифаний Премудрый, наиболее строго придерживающийся книжного "украшенного" стиля, допускает употребление бытовой лексики; в агиографических произведениях Пахомия Логофета разговорный, некнижный язык проявляет себя достаточно ярко не только на уровне языкового материала в лексике и грамматике, сама организация текста свидетельствует об ориентации на разговорный язык; язык Первой редакции "Жития Михаила Клопского" не только не отражает никакого усложнения и украшечшя стиля, но свидетельствует об активном вторжении разговорного простословия в книжный литературный язык.

Но не только присутствие в изученных произведениях агиографического жанра элементов живого разговорного языка позволяет сделать вывод о том, что они не отражают второго южнославянского влияния. Влияние - это всегда единый процесс, одна тенденция, а тексты древнерусских оригинальных житий конца Х^-ХУвв. настолько в языковом и стилистическом отношении несхожи между собой, что не могут отражать единого влияния.

Исследование, проведенное в данной работе, позволяет обратиться к проблеме единых литературно-языковых процессов в русской и сербской агиографии.

Н.И.Толстой писал, что общая церковнославянская литература с возникновением отдельных древних славянских литератур -древнерусской, дрсвнесербской и др. - находилась с каждой из них в отдельности в отношении дополнительного распределения, составляя с каждой из них одну систему жанров, одну систему текстов. Такая

система объединяла "открытую" и "закрытую" традиции текстов, при том, что между двумя традициями существовала переходная группа текстов - зона смешения традиций, что в полной мере изоморфно языковой ситуации и практике, сохранявшей и противопоставленность церковнославянского языка древнерусскому , или древнесербскому и другим, и условия смешения двух языков, что наблюдается, например, в русских летописях или сербских агиографических текстах. "Закрытая" традиция в мире Б1ау)а ОШюсЬха отдавала предпочтение древнеславянскому (церковнославянскому) языку, "открытая" - его корреляту, древнему "национальному" языку. Такое положение в мире 81а\та ОгИюЛоха наблюдалось до XV - XVI вв., хотя и в более позднее время частично сохранялось такое соотношение24.

Изучение древнерусской агиографии конца XIV-XV вв. как источника истории русского литературного языка показало, что в ситуации гомогенного билингвизма в житийных произведениях допускалось смешение двух языков, т.е. русские жития конца Х1У-ХУ вв. оказываются в зоне взаимодействия церковнославянского и русского. При этом житийные тексщ однородны, они лишены компилятивного характера, свойственного летописям, в них нет языковых "швов" и проч. Каждый житийный текст стилистически обработан, завершен, гармоничен и выражает художественную концепцию автора. Возможность автора выбрать и употребить в тексте элементы как церковнославянские, так и русские, свидетельствует о том, что даже если эти два языка отчетливо противопоставлялись в сознании людей, то дистанция между ними была минимальной. Они, эти два родственных языка, возможно, уже в XV в. начинали восприниматься как два "разноречия" одного языка. А литературно активное языковое сознание всегда и повсюду активно ориентируется в разноречии и занимает в нем свою позицию, выбирает свой "язык"«.

Русская и сербская агиографии, таким образом, обладали не только типологической общностью, которая могла определяться общностью жанра, самой устойчивой категорией литературного процесса. В русской и сербской агиографии, находившихся в зоне взаимодействия и взаимопроникновения церковнославянского и национального языков, происходили сходные языковые процессы и вырабатывались единые стилистические принципы. Это значительно

24 Толстой Н.И. Slavia Orthodoxa и Slavia Latina ~ общее и различное в литературно-языковой ситуации //ВЯ. 1997. № 2. С. 22.

25Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975. С. 108.

расширяет представления о сущности литературно-языковых процессов в целом, происходивших в мире 81а\та ОгЛоёоха.

В заключении подводятся итоги исследования и формулируются основные выводы диссертации.

Анализ языка житий, созданных в конце XIV и в XV веках: "Жития Стефана Пермского", "Жития Кирилла Белозерского", "Жития Алексея митрополита", "Жития Сергия Радонежского", а также анонимной Первой редакции "Жития Михаила Клопского" -позволил выявить языковые черты в житийном жанре этого периода, определить их эволюцию, а также прояснить спорные проблемы и пересмотреть некоторые утвердившиеся в науке положешш, касающиеся как общих представлений о языковых особенностях агиографических текстов, так и частных вопросов различного характера.

Анализ древнерусской агиографии конца XIV - XV вв. как источника истории русского литературного языка позволил уточнить вопросы атрибуции "Жития Сергия Радонежского", выявить источниковедческую проблему в изучении Первой редакции "Жития Михаила Клопского".

Основное внимание в исследовании было сосредоточено на изучении языкового материала и его организации в текстах. Поэтому подробному анализу были подвергнуты лексические, морфологические и синтаксические особенности житий с целью установления сходств и различий в языковой организации текстов, а также с целью установления эволюции языка агиографии в общем русле развития русского литературного языка.

Изучение истории русского литературного языка на уровне текста, на уровне его организащш дало существенные результаты: в пределах не только одного типа — книжно-славянского -литературного языка Древней Руси, но даже в пределах одного жанра (древнерусской агиографии) определешюго времени (конца ХГУ-ХУ вв.) обнаруживаются. различные способы языкового выражения, различия в выборе языковых средств и организащш текста.

Конечно, такой выбор языковых средств основывается на выборе материала действительности, разнообразие которого, как выясняется, допускалось в древнерусской агиографии.

Книжно-славянский тип литературного языка не обладал жесткими нормами не только на уровне употребления тех или иных языковых единиц, но и на уровне организации текста, поскольку внутри самого авторитетного жанра религиозной литературы язык предстает в разнообразном виде и это разнообразие основывается на возможностях различного словесного выражения.

История русского литературного языка изучает конкретные реализации языка в конкретных текстах. Древнерусские оригинальные житийные тексты конца Х1У-ХУ вв. демонстрируют широкое и значительное взаимодействие книжного языка с языком разговорным.

Проблема отношений разговорного и книжного языков в истории русского литературного языка очень сложна, сам процесс их взаимодействия и взаимосуществоваиия -- весьма многоплановое явление. Каждый период отражает то большее, то меньшее их расхождение, то, наоборот, близость.

С точки зрения языкового материала, представленного в изученных агиографических текстах, можно говорить о том, что разговорный язык прошпеал в книжный, поскольку 1! текстах обнаруживаются как старые, архаичные формы, так и новые, живые дай языка этого периода элементы. Анализ организации языкового материала в древнерусском житийном жанре конца Х1У--ХУвв. безоговорочно свидетельствует об усилении влияния разговорного языка, об активном его вторжешш в книжно-славянский и об ориентации последнего на разговорный язык.

Изучение морфологических явлений житийных, текстов показал, что в них не только устойчиво сохраняются многие архаичные для конца Х1У-ХУ вв. особенности морфологической системы книжно-славянского языка и се реализации в тексте, но вместе с тем ярко проявляются черты морфолопш живого языка того времени. Языковые процессы, характеризующие изменения в морфологической системе, регулярно, хотя в каждом тексте с разной степенью интенсивности, фиксируются в исследованных памятниках. Тексты отражают утрату двойственного числа, изменения в склонении существительных и унификацию падежных окончаний, изменения в системе форм времени глагола, ведущих к становлению единой формы прошедшего времени и другие процессы. При этом анализ языка житий дает возможность проследить историю отдельных морфологических явлений, например, становление и оформление в этот период в литературном языке у деепричастия синтаксической функции вторичной предикативности или функционирование имперфекта от глагола выти в конструкциях с личными формами глагола в настоящем времени и некоторые иные. При этом выясняется, что морфология житий, отражающая постепенное усиление влияния живого языка на книжный с конца XIV к концу XV в. в целом с одинаковой степенью демонстрирует такое усиление, чего нельзя сказать о лексике и синтаксисе житийных произведений.

Так, в лексике жития, созданного в конце XIV в. Епифанием Премудрым, на фоне основного ее массива, образуемого общеупотребительными и нейтральными словами, выделяются два больших маркированных, полярных по отношению друг к другу пласта. Первый ~ это бытовая лексика, причем под ней понимаются не только слова, обозначающие явления и предметы действительности, которые составляли условия повседневной бытовой жизни людей, но и слова, которые были широко распространены в живой речи и не распространены в книжном языке, т.е. слова, фиксирующиеся историческими словарями в деловой письменности и не фиксирующиеся в памятниках книжно-славянского типа литературного языка. Второй, противоположный лексический пласт - это новые сложные, сугубо книжные слова, составлегшые самим Епифанием по греческой специфически книжной словообразовательной модели и часто являющиеся кальками.

В словарном составе житий, созданных в середине XV в. Пахомием Логофетом, нет ни сшгженно-бытовых, ни нарочито книжных элементов. Конечно, в этих текстах присутствуют как слова, обозначающие предметы и явления быта и обихода, так и слова-composita, но все они имели широкое распространение в памятниках различной временной, жанровой и территориальной принадлежности. Лексика житий Пахомия Логофета в основном нейтральна и общеупотребительна (во всяком случае, по данным словарей, она отмечается в различных жанрах древнерусской письменности). Однако обращают на себя внимание слова, составляющие довольно большую группу, которые фиксируются словарями также в памятншсах разных жанров, но лишь с XV, XVI и с XVII веков.

Что же касается лексики Первой редакции "Жития Михаила Клопского", созданного автором-анонимом в конце XV в., то оиа отличается невероятной для агиографии просторечной сниженностыо: в ее составе обнаруживаются диалектные (новгородские и псковские) разговорные выражения. При этом в тексте жития практически отсутствуют слова абстрактные и составленные по книжным словообразовательным моделям.

Синтаксическая структура изученных житий различна. В "Житии Стефана Пермского" господствуют чрезвычайно сложные украшенные длинными цитатами из Священного писания. и авторскими замечаниями синтаксические построения, внутри которых оказываются многочисленные сочинительные и подчинительные конструкции, ряды однородных словоформ, причастные и деепричастные обороты и проч. Именно такой сложный синтаксис является главным компонентом экспресснвно-

эмоционального, украшенного стиля, который уже традиционно именуется стилем "извитая словес" и который воспроизводит приемы византийской риторической прозы, дополняя их новыми оригинальными чертами.

В противоположность синтаксическому строю "Жития Стефана Пермского" Епифания Премудрого, организация текстов "Жития Кирилла Белозерского" и "Жития Алексея митрополита" Пахомия Логофета характеризуется неусложиенностыо и лаконичностью синтаксических конструкций. Такая организация текста влияет на простоту изложения. Отличительной особенностью этих житий является широкое использование praesens historicum, который оживляет и актуализирует повествование, привнося в него черты сказовости.

Синтаксический строй Первой редакции "Жития Михаила Клопского" лишен книжности, и более того - в тексте есть фрагменты, напоминающие запись живой речи.

Относительно одной из самых спорных проблем в истории русского литературного языка, связанной в науке с рассматриваемым периодом и исследованными агиографическими текстами, -относительно проблемы второго южнославянского влияния - следует отметить, что она заслуживает своего пересмотра и точного научного определения. Если принять традиционное и наиболее распространенное сегодня в науке представление о втором южнославянском влиянии, то изученные жития должны быть исключены из корпуса текстов, отражающих это влияние.

Основное содержание диссертации отражено в следующих публикациях:

1. Древнерусские жития конца XIV—XV веков как источник истории русского литературного языка. Монография. М., 1998 г. — 14,5 печ. л.

2. Древнерусская агиография конца ХГ/--ХУ вв. как источник истории русского литературного языка // Вопросы языкознания. 1998, №2-1 ал.

3. Второе южнославянское влияние. Термин и сущность // Филологические науки, 1997. № 1 - 1 а.л.

4. Ряд предметный и рад словесный в "Житии Михаила Клопского" // Известия Академии наук. СЛЯ. 1997. № 5-1,2 а.л.

5. Словообразовательная синонимия в русском литературном языке конца Х1У--ХУ вв. // Студще српске и словенске. Сергда 1. Српски]език. Београд, 1997, година II, бр.1-2. - 1 а.л.

6. Словообразовательная модель словосложения в древнерусском языке конца XIV в. // Филологические науки, 1994. № 1 - 1 а.л.

7. К истории взаимодействия "книжного" и "некнижиого" в лексике литературного языка на рубеже XIV- XV веков // Филологический сборник к 100-летию В.В.Виноградова. М., 1995. -

0,5 а.л.

8. Синонимия в "Житии Стефана Пермского" Епифания Премудрого // Филологические науки. 1986. № 2 - 0,8 а.л.

9. Все ли традиционно у Епифания Премудрого? // Русская речь. 1985. №4. -0,4 ал.

10. Второе южнославянское влияние // Резюме международной конференции "Древняя Русь и Запад". М., 1996.-0,2 а.л.

11. Словосложение как продуктивная словообразовательная модель древнерусского язьпса ХП/в. // Тезисы конференции "Закономерности эволюции словообразовательной системы русского язьпса". Оренбург, 1994. - 0,1 а.л.

Подписано к печати 10. 10.1998 г. Издательство Литературного института им. А.М.Горького Москва, Тверской бульвар, 25 Тираж 100 экз. Заказ № 1