автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.03
диссертация на тему: Древняя Индия в "Индике" Мегасфена

Полный текст автореферата диссертации по теме "Древняя Индия в "Индике" Мегасфена"

МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ИМ. М.В.ЛОМОНОСОВА

9 И!

На правах рукописи

БУХАРИН Михаил Дмитриевич

ДРЕВНЯЯ ИНДИЯ В «ИНДИКЕ» МЕГАСФЕНА

Специальность 07.00.03 - Всеобщая история

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

Москва 1997

Работа выполнена в Институте Всеобщей Истории Российской Академии Наук

Научный руководитель академик РАН Г.М.Бонгард-Левин

Официальные оппоненты

доктор исторических наук А.А.Вигасин

кандидат исторических наук И.Е.Суриков

Ведущая организация - Российский "Государственный Гуманитарный Университет

Защита состоится "ф ЫН>К$* 1997 г. в 16 часов на заседании Диссертационного Совета К. 053. 05. 28 по Всеобщей истории в Московском Государственном Университете им. М.В.Ломоносова по адресу: 119899, ГСП, Москва, Воробьевы горы, Первый учебный корпус гуманитарных факультетов, 5 этаж, ауд. 551.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке им. А.М.Горького Московского Государственного Университета им. М.В.Ломоносова по адресу: 119899, ГСП, Москва, Воробьевы горы, Первый учебный корпус гуманитарных факультетов.

Автореферат разослан "jff' <ма£L 1997 г.

Ученый секретарь Диссертационного Совета Д. ист. наук Профессор

И. Л. Маяк

Московский Государственный Университет им. М.В.Ломоносова

Общая характеристика работы. Задачи диссертационной работы и ее актуальность определяются следующими обстоятельствами.

Основные проблемы изучения античных источников об Индии в целом и «Индики» Мегасфена, в частности, являются предметом длительных дискуссий как в отечественной, так и зарубежной историографии. От их решения зависит не только решение собственно индологических задач, но и возможность пролить новый свет на историю античной хорографической и этнографической литературы.

Хотя в распоряжении индологов имеется весьма своеобразный набор исторических источников, прежде всего древнеиндийских, данные античных авторов приобретают особую ценность. При анализе их данных необходимо определить характер, истоки этно- и хорографической традиции, тот угол зрения, под которым ими сообщается информация о древней Индии.

Цель диссертационного исследования состоит в выработке методики работы с античными источниками по Индии и установлении критериев в определении надежности той информации, которую содержат эти источники о структуре индийского общества, его социальной и политической организации, индийской религиозно-мифологической традиции.

Новизна работы связана, главным образом с тем, что диссертант последовательно дифференцирует сведения различных традиций, стараясь определить ту систему понятий, которая характеризует каждую из них. В работе предлагается рассматривать данные античных источников по Индии с точки зрения стереотипов, выработанных в самой античной традиции, что позволяет избежать прямолинейности в сопоставлении данных античной и индийской традииях.

Источники. Центральным объектом исследования является «Индика» Мегасфена, так как именно это сочинение определило отношение к Индии в греко-римском мире на многие столетия. Для того, чтобы определить систему категорий, которой располагал Мегасфен, его место в истории античной литературы, привлекаются и другие античные тексты - философско-политического и историко-этнографического жанра. Для сопоставительного анализа с данными Мегасфена используются ин-

V

дийские хронологически близкие ко времени его визита в Индию источники: «Артхашастра Каутильи», «Законы Ману», «Махабхарата», надписи Ашоки. Также используются буддийские сочинения.

Методологической базой диссертации является концепция единства всемирно-исторического процесса.

Практическое значение диссертационной работы заключается в решении ряда дискуссионных проблем в изучении античных источников об Индии. Полученные выводы могут быть полезны при рассмотрении данных греко-римской традиции и по другим регионам. Предлагаемая оценка источников и сама методика их использования должна учитываться при работе с письменными источниками, сохранившихся только во фрагментах. Проделанный текстологический анализ в ряде случаев позволил дать не только новые интерпретации, но и предложить исправления в самих публикациях античных авторов и их переводах.

Апробация работы. Основные положения данной работы были доложены и обсуждались

на научных семинарах Центра по сравнительному изучению древних цивилизаций ИВИ РАН в 1995-1996 гг;

заседаниях Центра индологических и буддологических ис-

следованиях ИСАА при МГУ в 1996-1997 гг;

Структура работы. Работа состоит из введения, обзора источников и историографии, двух глав основной части, заключения, списка использованных сокращений, источников и исследовательской литературы.

Содержание работы Введение. Источники. Историография. Изучение данных

античных источников по Индии на протяжении более 150 лет яв-. * *

ляется одной из наиболе дискуссионных пробьём индологии. То, что период династии Маурьев слабо освящен параллельными по времени индийскими источниками, обусловило их исключительную важность. Многие из тех вопросов, которые рассмотрены в диссертации, поднимались отечественными (Г.М.Бонгард-Левин, А.А.Вигасин, О.В.Кудрявцев) и зарубежными учеными (Б.Брелер, О.Штайн, Дж.Дерретт). Задача диссертанта заключалась в том, чтобы отправной точкой исторического исследования сделать тщательную интерпретацию сведений источников с максимальным учетом их специфики. Подобная методика пока не получила в индологии широкого признания.

Основным источником по теме диссертации является «Индика» Мегасфена. Однако ее невозможно рассматривать в отрыве от того историко-этнографического и философско-политического контекста, который сделал возможным появление этого произведения. Следует обратить внимание на те оценки, которые даются «Индике» в историографии. Обычно она воспринимается как попытка представить Индию с позиции учения киников и стоиков, как сознательная идеализация. Такая постановка вопроса, предложенная еще в 20-х гг. немецким индологом О.Штайном, развитая индийским ученым В.Дикшитаром, в на-

стоящее время отстаивается итальянским исследователем А.Замбрини. Однако для того, чтобы определить жанровую принадлежность сочинения Мегасфена, степень достоверности информации, переданной им, представляется необходимым установить, какие фрагменты можно с уверенностью отнести к Ме-гасфену, а какие должны быть вычеркнуты из списка принаде-лажщих ему.

Следует отметить, что ни один из издателей «Индики» (Е.Щранбек, Дж.Мак Криндл, Б.Брелёр, Ф.Бёмер, Ф.Якоби, А.Далквист, Д.Велиссаропулос) не предварил текст или перевод анализом авторской принадлежности публиковавшихся фрагментов. Попытки Б.Брслёра ввести в корпус фрагментов Мегасфена еще три дополнительных, взятых из сочинения Флавия Филострата «Жизнь Аполлония Тианского» нельзя признать удачными. При детальном анализе аргументов Брелёра обнаруживается большое количество расхождений между текстом других фрагментов Мегасфена и текстом Филострата. С другой стороны, нельзя не согласиться с Б.Брелёром в том, что принадлежность Мегасфену фрагментов Плиния Старшего (VI. 22. 2-3), где приводится одна из версий структуры индийского общества, вызывает сомнение. Он отметил принципиальное отличие в описании индийского общества, представленное в римской традиции, от его картины в трудах Диодора (II. 40-41), Страбона (XV. I. 3949) и Арриана (Ind. 11-12). Топонимы и этнонимы, упомянутые в этом фрагменте (VI. 22. 1-4) указывают на то, что государство, описанное у Плиния располагалось в районе Ганга или вдоль восточного побережья Индии. Как считает А.А.Вигасин, его автором мог быть Дионисий, которого Плиний упоминает наряду с Мегасфеном среди своих источников (VI. 21. 4).

Начало следующему этапу дискуссии на данную тему положила работа ««Индика» Мегасфена» Р.Маджумдара, где он поднял вопрос о некритичности работы первого издателя фрагментов «Индики» Е.Шванбека. В так называемой «Эпитоме Диодора» (Diod. И. 35-42) он отмечает отрывок, который не мог восходить к селевкидскому послу, а именно тот, где говрится, что Александр Македонский дошел до Ганга (Diod. II. 37. 3). Во всем этом фрагменте имя Мегасфена не упоминается, и Мад-жумдар склонен дума-р>, что Диодор, возможно, использовал Мегасфена через "посредника", и убежден в том, что этот посредник черпал информацию не только из Мегасфена, но и из каких-то других античных авторов. Те же соображения он высказывает и по отношению к фрагменту Страбона (XV. I. 55-56), где подробно описываются обычаи индийцев. Шванбек и Мак Криндл весь фрагмент относят к Мегасфену, тогда как Маджум-дар утверждает, что с точностью к нему можно отнести лишь те фразы, где упомянуто имя селевкидского посла. В подтверждение своей позиции он приводит слова Арриана, писавшего, что несколько авторов, а не один Мегасфен, описывали северо-восточную Индию (Ind. 2. 8). Кроме того, Маджумдар предлагает исключить из фрагментов Мегасфена описание военного и городского чиновничества, содержащееся у Страбона (XV. I. 50-52) опять же на основании отсутствия ссылок на имя Мегасфена.

Оппонентами Маджумдара по вышеуказанным вопросам выступили К.Д.Сетхна и С.Р.Гойал. Первый предложил ряд объяснений, снимающих возражения против приписывания авторства так называемой «Эпитомы Диодора» селевкидскому послу. Так, он считает, что отсутствие упоминания его имени - не аргумент для утверждения авторства, ибо "общее впечатление от

этих фрагментов Диодора и описывающих сходные сюжеты Ар-риаиа и Страбона, но содержащие указание на Мегасфена, говорят, что их писал один и тот же человек". Появление у Диодора (II. 37. 3) сообщения о том, что Александр Македонский дошел до Ганга, Сетхна объясняет следующим образом: у Плутарха содержится описание страны гандаритов и прасиев на восточном побережье Ганга (Plut. Alex. 62). Он считает, что Плутарх намеренно выделяет расположение этой страны, намекая на то, что Александр уже стоял на западном берегу^и именно потому его войско отказалось переходить Ганг, что уже стояло на западном его побережье. Усматривая, однако, противоречие между этим утверждением и сведениями того же Диодора (XVII. 95. 1), а также Арриана (Anab. V. 9. 1) и Курция (IX. 3. 19), согласно которым, Александр устанавливал алтари по р. Гифасис в качестве границы своих владений, Сетхна считает ссылку на р. Гифасис как на рубеж владений Александра редакторской выдумкой. В противоположность Маджумдару он заявляет, что нужно считать принадлежащими Мегасфену все те фрагменты, где не упомянуты имена других авторов. Относительно же упомянутого выше фрагмента Страбона (XV. I. 50-52), содержащего описание индийского военного и городского чиновничества, Сетхна остроумно предположил, что этот сюжет лишь расшифровывает краткие описания представителей седьмого класса, содержащиеся у Мегасфена. Схожей точки зрения придерживался С.Р.Гойал, также выступивший против излишне суровой критики Маджум-дара.

В отрицании же авторства фрагмента Страбона, посвященного описанию военного и городского чиновничества, следует отметить гиперкритичность Маджумдара при оценке Мегасфе-

на. То, что он написан одним автором подтверждается законченностью и полным единством как смысловым, так и стилистическим всего сюжета. Что касается описания обычаев индийцев (Strabo. XV. I. 53-56), то следует указать на крайности в позиции обоих авторов. Неверно думать вслед за Маджумдаром, что бесспорно восходящими к Мегасфену являются только те предложения в тексте, где упомянуто его имя. Так, в одном из фрагментов

«Географии» Страбона (XV. I. 53) оно упомянуто дважды, а / - V

¿предложений 11, но все они тесно взаимосвязаны, так что предположить чье-либо еще участие в авторстве этого фрагмента не представляется возможным. Надо думать, что все свои сведения из рассматриваемого фрагмента (Strabo. XV. I. 53-56), кроме специально оговоренного случая с отсутствием рабства в стране Мусикана по информации Онесикрита, Страбон взял из «Индики» Мегасфена. Однако, вряд ли справедливо и мнение Сетхиы, согласно, которому всякое высказывание, где не упомянуты другие авторы, кроме Мегафсена, нужно приписывать последнему. Уязвимость такой точки зрения убедительно продемонстрирована Маждумдаром.

Из числа фрагментов, авторство которых приписано Мегасфену, должен быть изъят отрывок «Эпитомы Диодора», где речь идет о рождении индийского Диониса из бедра отца (Diod. II. 38. 4) и те, где речь идет о взятии Гераклом скалы Аорн (Strabo. XV. I. 8; Arr. Ind. 5. 10). Авторство этих рассказов у Диодора не обозначено, а вот Страбон прямо называет авторами этих историй "льстецов Александра" (Strabo. XV. I. 9), с ним согласен и Арриан (Ind. 5. 10). Весьма спорным представляется отнесение к фрагментам собственно Мегасфена отрывка из «Индики» Арриана (8. 1) и Полиэна (Strateg. I. 1. 3), где речь

идет о возвращении Диониса из Индии. Материал «Анабасиса» Арриана (V. 1. 5-6) недвусмысленно свидетельствует, что авторами и этого мотива являлись спутники Александра. И, если они были составлены спутниками Александра, то опасность их использования при работе с фрагментами собственно Мегасфена заключается в том, что они относятся к иному региону, чем тот, в котором пребывал и который описывал селевкидский посол. И Дионис с Гераклом, описанные в долине Инда, не обязательно должны совпадать с тем, что было зафиксировано Мегасфеном в долине Ганга, хотя нельзя заранее утверждать, что эти легенды -вымысел биографов Александра и что заключающаяся в них информация не содержит ничего собственно индийского.

Ф.Якоби в своем издании фрагментов Мегасфена (XI. Indien. F. 19) разделяет на две части фрагмент «Индики» Арриана, где речь идет о представителях первого "класса" индийского общества (11. 7), считая, что к Неарху восходит только та часть этого отрывка, в которой речь идет о размерах тени деревьев, под которыми скрываются нагие аскеты. Однако, описание нагих аскетов восходит именно к спутникам Александра Македонского, а Арриан, переименовав "философов" Мегасфена в "софистов", вероятно, отождествил их с теми софистами, которые были описаны в их трудах. Неарх и Мегасфен были одинаково важны для Арриана как источники информации об Индии (Ind. 17. 6), поэтому он вполне мог дополнить сведения Мегасфена теми данными Неарха, которые могли показаться ему соответствующими по тематике.

С определенной уверенностью к корпусу фрагментов, восходящих к перу посла Селевка Никатора, можно отнести отрывок «Мифологической библиотеки» Аполлодора, где речь идет о

походе Диониса в Индию: "Пройдя через Фракию и всю индийскую землю и поставив там стелы, Дионис пришел в Фивы (Apollod. III. 5. 2.). То, что Дионис приходил в Индию с походом, как указывалось выше, было известно и спутникам Александра Македонского (Arr. Ánab. V. 1. 5-6; Strabo. XV. I. 7-8), т.е. еще до прибытия в Индию самого Мегасфена. Говоря, что Дионис установил в Индии стелы, Аполлодор, вероятно, имеет в виду установление Дионисом в Индии "законов" (Arr. Ind. VII. 5; Diod. II. 38. 5), а этот мотив в античной этнографии не имеет связи со спутниками Александра. В целом, источниковедение и историография рассматриваемого вопроса прошли путь от некритического собирания фрагментов сочинения Мегасфена к прямолинейному сопоставлению данных античной и индийской традиции, а затем - к исследованию частных вопросов достоверности данных Мегасфена с помощью поиска новых путей восприятия и анализа его информации.

Глава I. Структура и общая характеристика индийского государства по данным Мегасфена. По справедливому замечанию Б.Брелёра, "ядро и центральный пункт сохранившихся фрагментов работы селевкидского посла составляют описание и деление индийского населения на семь классов" (Diod. II. 40-41; Arr. Ind. 11-12; Strabo. XV. I. 39-49). Исследователи, предлагавшие свое толкование этого фрагмента «Индики» Мегасфена, не только не пришли к единому мнению, но до сих пор не выработаны даже подходы к объяснению многих вопросов, встающих при рассмотрении этих "классов": почему Мегасфен сформировал "классы" именно по профессиональному признаку, почему их именно семь, как объяснить запрет на их смену, позволенную только "философам", и запрет на межклассовые браки, как схема Мегас-

фена соотносится с материалом индийской традиции, предлагавшей деление общества на четыре варны (брахманы, кшатрии, вайшьи, шудры с соответствующим понижением общественного статуса) или многочисленные касты - .¡гШ и, соответственно, какова была методика сбора информации Мегасфеном.

Работы, в которых предлагалось соотнести рассматриваемую семикласовую схему с категориями индийской политико-философской мысли, можно разделить на две группы: в пепвук - входят утверждающие, что тем или иным образом схема Мегас-фена отражает варново-кастовое деление общества, предлагаемое местной традицией. Так считали отечественные и зарубежные индологи: Т.Б.Путилова, Б.Тиммер, Р.Тхапар, А.А.Вигасин. Во вторую группу можно отнести работы тех ученых, в которых утверждается, что при формировании своей семичленной схемы Мегасфен по тем или иным причинам не опирался на кастово-варновую систему. Эта мысль развивается в работах Е.Рапсона, К.Д.Сегхны, О.Штайна, Х.Хумбаха, Г.Фалька. Нужно отметить, что эти точки зрения требуют серьезных коррективов. Так, отождествление "профессионального класса" Мегасфена с кастой представляется сомнительным, ибо такое восприятие касты характерно скорее для эпохи средневековья и Нового времени. В эпоху же древности каста-Зай являлась, как показал А.А.Вигасин, эндогамным объединением экзогамных родов, сохраняя более черты племенной, а не профессиональной организации. Те исследователи, которые постулировали смешение варн и каст, так и не смогли объяснить, почему Мегасфен описал именно семь, и именно эти профессиональные классы, а также чем было вызвано это смешение. Кроме того, неясно, почему при передаче этой информации множественность каст, ни одна из

которых не имела общеиндийского статуса, была заменена лишь семью группами. Определение их как классов налогоплательщиков (и неплательщиков), предложенное Б.Брелёром, и содержательно и терминологически вряд ли справедливо, ибо автор не предложил ни одного аргумента для подтверждения своего положения. Кроме того, Б.Брелёр и повторивший эту точку зрения Д. ван Бёйтенен не обратили внимания, на то, что в сообщениях античных авторов по поводу системы налогообложения членов производящих классов, наличествуют определенные противоречия: сведения Диодора (II. 41. 1) не совпадают с данными Арриа-на и Страбона (Агг. Ind. 12. 1; Strabo. XV. I. 39, 46). Попытки Б.Брелера и Р.Тхапар выделить внутреннее деление семи классов еще на три группы не могут быть признаны удовлетворительными.

Для того, чтобы понять, что же описывал Мегасфен под своими то |iépr| t&v 'IvS&v, необходимо обратиться к текстам тех греческих авторов, которые заостряли свое внимание на схожих сюжетах еще до Мегасфена, и определить, как они описывали подобного рода структуры, а лишь затем попытаться найти соответствие в индийской традиции, стараясь объяснить несовпадения, если они окажутся. Необходимый для решения поставленной задачи материал содержится уже в труде Геродота, выделявшего в египетском обществе своего рода эндогамные замкнутые сословия, составленные по профессиональному признаку, Платона (Rep. 369 D; 371 С; 374 В-Е; 394 Е; 397 Е; 443 С; Legg. 846. Е; 847. А) и Аристотеля, (Pol. 1290b-129la). Как реально существовавшие, так и воображаемые государства греческая историко-этнографическая и философско-политическая мысль описывала в следующих категориях: разделение населения по профессиональ-

ному признаку и обособление этих групп для создания возможности максимально производительного труда вплоть до запрета перехода из группы в группу. Совершенно естественно, что Мегас-фен, "воспитанный" на произведениях греческой философско-по-литической и исгорико-этнографической мысли, оперировал теми категориями, которые выработала греческая традиция. И нельзя ставить вопрос о переносе "идеальных" для греческого мира состояний на индийскую почву, т. е. о сознательной идеализации (и, как правило, извращении) Цегасфсном реальной картины описываемого общества, как это делали, например, О.Штайн и В.Дикшитар. Речь идет только о естественном и закономерном использовании того способа описания структуры общества, какой был принят в греческой литературе.

Вместе с тем и сами общественные отношения в Индии должны были дать повод для подобного рода описания. Сопоставление "семи классов" Мегасфена с традиционными индийскими представлениями о четырех варнах с учетом отмеченной выше особенности описания Индии в категориях, привычных греческому читателю, писателю или мыслителю, приводит диссертанта к следующим выводам. Брахманы ассоциируются у Мегасфена с "философами", он выделяет из их профессиональной деятельности то, что будет знакомо и понятно греку: жертвоприношение и мантику (Законы Ману 1.88 (далее ЗМ)). Вайшьям и шудрам, согласно ЗМ, было предписано заниматься профессиями, выделенными для "классов" со второго по четвертый (IX. 326-322 и др.): земледелием, скотоводством и ремелом. Под воинами могут скрываться только кшатрии. И действительно, тем списком профессий, который представлен у Мегасфена, исчерпываются возможности профессиональной деятельности для представите-

лей чатурварньи (см., напр. Мбх. XII. 63. 1; KA I. 3. 8; I. 4. 1). Оценочной категорией, определявшей место той или иной группы в обществе была именно варна, а не каста. Помимо приведенных в исследовательской литературе свидетельств еще одно подтверждение этому выводу дает буддийская традиция: в Majjhxma-Nikáya (II. 148-149) социальный статус человека определяется принадлежностью именно к варнам, на которые составители текста разделили известное авторам сочинения греческое общество, а не к кастам. Варна являлась способом классификации уже реально существовавших групп. Таким образом, описание "семи классов" в «Индикс» Мегасфена могло отражать теорию четырех варн в категориях, принятых в греческой этнографической литературе: деление общества проводилось по профессиональному признаку. Мегасфен вполне мог принять теорию четырех варн как разделяющую индийское общество именнота-ким образом. При рассмотрении структуры государства греческая политическая мысль настоятельно подчеркивает необходимость наличия "властей" (Plato. Legg. 808 D; Arist. Pol. 1291a), ибо без "должностей" (ótpxal) государство не может благополучно существовать (Arist. Pol. 1298а). Поэтому Мегасфену не могло не броситься в глаза отсутствие в индийской традиции "специального" профессионального класса для "властей". Поэтому "правители" и могли быть выделены Мегасфеном в отдельные шестой и седьмой классы, стоящие после пересказа местной традиции о делении общества.

Некоторые исследователи полагают, что Мегасфен описывал то, что видел, и поэтому ставить вопрос о самом количестве классов бессмысленно, другие считают, что на Мегасфена каким-то образом могла повлиять индийская политическая теория, со-

держащая описание "семичленного царства", которое состоит из царя, министра, сельской местности, укрепленных городов, казны, войска и союзников (KA VI. 11). Если следовать последней точке зрения, то остается непонятным, почему Мегасфен отразил только форму, а не содержание этой схемы. Более вероятно Мегасфен, видя отсутствие необходимых элементов в своем изложении теории четырех варн, добавил недостающие "власти", благодаря чему и довел количество своих классов до семи, удовлетворив тем самцш "требования" как Геродота, так: и Аристотеля и проявив должную самостоятельность в изложении политической теории. Возможно, в выборе числа семь сыграло свою роль стремление к "сакрализации" государственной структуры Индии. Запрет на брак с представителями другого класса (Diod. II. 41. 5; Arr. Ind. 12. 8-9; Strabo. XV. I. 49) исходит из установки на лучший брак, как совершающийся между представителями равной варны (предположительный аналог профессионального класса у Мегасфена), содержащейся, в частности у Ману (ЗМ. III. 4, 12; VIII. 172; X. 24; X. 6).

Последовательность расположения классов Мегасфена также не лишена определенной закономерности. Помещая философов на первое место, Мегасфен отражал присущее, в частности, литературе шастр положение о наивысшем среди всех существ состоянии брахманов (ЗМ I. 96; IX. 317), что соответствовало стремлению возвеличить философов в греческом мире (Plato. Rep. 489А-В; 494 А, особ. 473 C-D; 543 А). В том, что именно земледельцы занимают второе место, можно, вероятно, усмотреть влияние индийской традиции, положения которой по данному вопросу находятся в согласии с требованиями греческой. КА неоднократно утверждает исключительную важность земле-

дельцев для процветания державы (KA. КА. III. I. 29; VI. I. 1; VII. II. 24 и др.). И в этом не было ничего удивительного для грека. Греческая традиция выработала представление об особой почетности труда земледельца (Хеп. Есоп. 5. 20; 15. 9; 15. 12; 1В. 10; 13. 17; Hes. Орр. 90-93; 391 и т.д.). Земледельцев считают наиболее ценным сословием и Платон (Rep. 421 А), и Аристотель (Pol. 13128b). Находит свое объяснение и положение сословий ремесленников и воинов на четвертом и пятом местах. Презрение к оплачиваемому труду, в частности' ремесленному, бытовавшее в греческом мире, четко выразил Аристотель, указавший, что ремесло несовместимо с добродетелью (Pol. 1278а; 1319а). С ним согласен и Ксенофонт (Cyr. II. 7. 7). Мегасфен мог встретиться с теми положениями местной традиции, которые относили ремесленный труд к уделу шудры и считали его презренным занятием (ЗМ I. 91; X. 93-100; Мбх. III. 198. 19-30). Таким образом, Мегасфен не следовал слепо за местной традицией, а старался выбрать из нее то, что так или иначе соответствовало идеалам греческой политической традиции. Поставив самых уважаемых в обществе философов на первое место, он в дальнейшем следовал расположению своих классов по принципу их общественной полезности и пропорционально оказываемому почету. Так же располагал части своего воображаемого полиса и Аристотель (Pol. 1319а), земледельцы, ремесленники и воины расположены у Мегасфена в той же последовательности, как и у Стагирита (Pol. 1291b). Шестой и седьмой "классы" схемы Мегасфена добавлены не на основании пересказа Мегасфеном теории четырех варн, но в результате его личных наблюдений при дворе Чандрагупты и потому не могут рассматриваться как поставленные наряду с "классами" с первого по пятый по одному признаку. Итак, при описании се-

мичленной структуры общества в Индии Мегасфен использовал профессиональный класс как структурообразующий элемент, свойственный греческой историко-этнографической и философ-ско-политической мысли. Его описание составлено с акцентом на разделении труда и обособлении возможных профессиональных сословий, что могло бы повлечь за собой значительные выгоды в экономическом развитии. Если взглянуть с этой точки зрения на информацию Мегасфена о каждом конкретном сословии индийского общества, в тех частностях, на основании которых Мегасфена обвиняли в идеализаторстве, можно увидеть стремление на индийском материале найти решение тех проблем, которые были особенно актуальны для современной Мегасфену традиции.

Глвава 2. Мегасфен о древнейшем периоде общественных отношений Индии. Индийский поход Диониса и Геракла. Вопрос об индийском походе Диониса и Геракла в предшествующей историографии ставился исключительно как отражающий данные индийской мифологической традиции о двух неопределенных персонажах индийского пантеона, а описание "праистории" Индии в связи с их походом - не более как бессвязный набор подробностей об их деятельности. Из всего многообразия точек зрения по данному вопросу можно выделить следующие основные мнения: Е.Шванбек и Х.Лассен видели Дионисе и Геракле соответственно Шиву и Кришну, К.Мюллер Шиву и Индру, Дж. Кеннеди в Дионисе - Кришну, А.Кеннигхем Сурьядэву и Шиву, Дж. Мак Криндл в Геаркле - Балараму, а О.Штайн - Кришну, А.Далквист Индру и мундского народного героя Маранг-Буру, К.Картунен героя шиваистской традиции северо-западной Индии и Кришну, Г.М.Бонгард-Левин Рудру-

Шиву и Васудэву, О.фон Хинюбер, С.Р.Гойал, Р.Вофчук, П.Гуковски и М.Филиоза считают, что Мегасфен смешал в образах Диониса и Геракла нескольких персонажей местной религиозно-мифологической традиции. О.Штайн полагает, что легенда о походе Диониса в Индию была выдумана спутниками Александра Македонского для прославления его подвигов. Представляется, что ни одна из предлагавшихся фигур не обладает всем необходимым набором характеристик, отнесенных Мегасфеном своим героям.

Расхождение в описании времени похода Диониса и Геракла в Индию с собственно индийскими представлениями о глубокой древности очевидны: для грека предыстория индийцев до прихода туда Диониса и Геракла - время варварства, для индийца "начало истории" (время Критаюги), наоборот, золотой век. Мегасфен, по мнению диссертанта, в данном вопросе передает не индийскую, а греческую точку зрения. Об этом говорят как общие указания авторов о схожести праистории Греции и Индии (Diod. И. 38. 2) или вообще варваров (Thuc. I. 6. 6), так и конкретные детали описания.

Как же в описании деятельности Диониса и Геракла прослеживается греческий и индийский подтекст? Диодор говорит, что благодаря многим прекрасным делам, совершенным в Индии, Дионис удостоился почестей бессмертных (II. 38. 5), т.е., будучи выдающимся человеком, стал богом. Согласно Аристотелю, человек, намного превосходящий всех остальных добродетелью и политическими способностями как в случае с индийскими Дионисом и Гераклом, введшими государственное общение и облагодетельствовавшими своих подданных, должен считаться божеством (Pol. 1253а). В отличие от любого индийского прото-

Í9

типа на роль "культурного героя" и царя, ставшего таковым по праву силы, первый индийский царь Дионис в полном соответствии с требованиями политической теории древней Греции занимает это место вследствие неоспоримого превосходства окружающих в добродетели и оказания им множества услуг, определивших на века вперед их последующую жизнь. Аристотель приводит схему рождения царской власти, которую можно проследить и в ее описании Мегасфеном применительно к Индии: fe родоначальник должен был быть благодетелем народной массы, руководить ей благодаря изобретению тех или иных ремесел, предводительству на войне, основанию государственных объединений (Pol. 1325b), что в точности соответствует деятельности Диониса в Индии. Таким образом, и в этом вопросе Ме-гасфен имел литературный прецедент, которому он, в свою очередь, старался следовать.

Формальную основу рассказа о предыстории Индии и воцарении там Диониса и Геракла искать в материалах местной традиции не представляется возможным. Это - "общее место" древнегреческой литературы, которому следовал и Мегасфен. Существовал некий вопросник-анкета, заполнение которой и должно было составить описание истории той или иной местности. Если материала местной традиции для такой анкеты не было, или его ие удавалось получить (а современные исследователи, оперирующие материалом всей индийской литературы полагают, что она должна была быть известной Мегасфену в не меньшем объеме), то по тем или иным косвенным признакам, чаще всего - по аналогии с историей Эллады - "домысливалась" история того или иного региона. Tcmoi играли исключительно важную роль в развитии греческой историко-этнографической

литературы. История было той дисциплиной, где греки относились с наибольшим скепсисом к традиции других народов. И, если рассказы о чем-либо могли легко усваиваться в греческом мире, то традиции каких-либо народов об их собственном происхождении "признавались" только в том случае, если они соответствовали уже устоявшемуся стереотипу. "Варварские" ( в том числе персидская, ассирийская и др.) традиции рассматривались как явная выдумка, и задачей древнего историка было исправить их и интергрировать в греческую мифологическую праисторию.

Логично предпологать, что, если легенда об индийском походе Диониса и Геракла передана в категориях, употреблявшихся в греческом мире при описании праистории Эллады, начала царской власти, то именно начало индийской истории, а не религиозные культы, как полагают исследователи этого вопроса, интересовало Мегасфена прежде всего в этом сюжете. К явным свидетельствам античной традиции, позволяющим идентифицировать те или иные черты древнеиндийского прототипа этой истории, можно отнести: это не был бог, ибо только в последствие он удостоился божеских почестей, пришедший в Индию с запада со своей армией с целью завоевания, он был первым царем, затем почитался как бог за свою эвергетнческую деятельность. В распоряжении исследователя имеется информация, неоспоримо указывающая на персонажа индийской мифологии, который, вероятно, стоял в центре аналогичного сюжета: Сан-дракотт (Чандрагупта Маурья) и Дионис принадлежали к одному царскому роду (Arr. Ind. 9. 9). Известно, что первый Маурья принадлежал к царям Лунной династии (Матсья пурана 50. 272. 22). Следовательно, Дионис, положивший начало роду Чандра-гупты, и основоположник Лунной династии - мог рассматри-

ваться как одно и то же лицо. Им мог быть только Ману - первый царь этой династии, соединивший в себе образы бога Луны и бога Сомы или Притху - первый земной царь по другой мифологической традиции. Подтверждением этого предположения может служить сам факт завоевания Индии Дионисом (Ману-Притху-Сомой). Это известие, переданное Диодором и Арриа-ном, вероятно, является лишь Interpaetatio Graeca обряда раджа-суи - посвящения на царство, во время которого совершающий его царь символически завоевывает Землю. ОЗряд подразумевает символическое ведение "боевых действий" совершающим его царем. Пересказом такого рода мифологического события и могло явиться повествование Мегасфена о покорении Дионисом и Гераклом всей Индии. Стремление к завоеванию, к расширению жизненного пространства подразумеваются самим образом царя; понятия "завоевание" и "процветание" неразрывно связаны. Между завоеванием Индии Дионисом-Сомой и покорением земли царем в обряде раджасуя можно проследить определенную связь: царь "расширяется", "наполняется", т.е. становится могущественным, выпив напиток Сомы, который и способствует завоеванию царем земли. Царская власть в древней Индии имела именно военное происхождение: успех на войне вел к царскому величию. В обряде раджасуи царь получал все виды земной власти и становился бессмертным. Если потомки Геракла воцарились над всей Индией, где уже правили потомки Диониса (Агг. Ind. 8. 4), что для греческого читателя должно было означать еще одну всеиндийскую военную кампанию, то для современного исследователя это рассуждение лишь передает факт символического завоевания всей земли в обряде раджасуи, совершаемого каждым новым царем. Кроме того, если считать, что индийскую

основу образа Диониса составил Ману-Сома, то, исходя из экстатического действия самого напитка Сомы в ходе раджасуи (напр., RV. I. 91. 17; IV. 27. 5), можно предположить и "вакхический" характер культа индийского Диониса (например, Arr. Ind. 7. 8), на основании этого признака ассоциируемого обычно с Шивой. Длинные волосы "последователей Диониса" также наталкивали греческих авторов на мысль о вакхическом характере его культа. Между тем, в обряде раджасуи длинные. волосы имели большой ритуальный смысл. Согласно индийский представлениям, волосы заключают в себе мужскую силу. Сила воды, которой царь посвящается на царство переходит в его волосы. Царь не может отстричь волосы, но - лишь укоротить, чтобы не утерять царской силы. Данные индийской традиции о том, что Сома был связан с целебными свойствами трав (РВ I. 91.5; VI. 75. 18; VIII. 48. 7; IX. 114. 2; X. 97. 18) могут указывать на истоки легенды об излечении арми Диониса от моровой болезни (Diod. II. 38. 4).

В диссертации сопоставляется религиозный аспект деятельности индийского Диониса с информацией, полученной при рассмотрении обряда раджасуи. В древней Индии царь почитался богом как представитель класса могущественных существ, рассматривавшихся как обладатели сверхординарных способностей и контролировавших сферу природы или деятельности среди людей. В ходе обряда посвящения на царство царь становился обладателем еще и сверхчеловеческих способностей. Интересно, что, будучи еще земным царем, царь заключает в себе значительное человеческое начало, обретая полное обожествление только после смерти. Материал, связанный с совершением обряда раджасуи, содержит данные для того, чтобы пролить свет на

установление Дионисом собственного культа (Arr. Ind. 7. 8). В ходе жертвоприношения Сома рассматривается только как царь-rajan, с царем Сомой, царем брахманов идентифицируется и сам совершающий жертвоприношений будущий царь; совершающий жертвоприношение рассматривается как жертвуемое, он тождественен жертве, в данном случае напитку Соме. Царь, совершающий обряд раджасуи по определению самого обряда становится идентичным Соме.

В диссертации ¿рассматриваются и генеалогические данные Мегасфена, представленным в «Индике» Арриана (8. 1-2). Возможно, что BouSúav в данном фрагменте не имя собственное наследника Диониса, а неосознанная передача санскритского bhütah - сын. В ходе совершения обряда раджасуя, царь мог называться Svayaipbhu, т.е. самосущий. Поэтому нет достаточных оснований видеть в Спатембе, которого Дионис оставил в качестве царя после себя, Ману Сваямбхуву (Arr. Ind. 8. 1). Под этим именем мог подразумеваться любой царь, кем бы он ни был, в том числе и первый - Притху или Ману. Соответственно именем Будия мог быть назван любой его потомок мужского рода.

Представляется необходимым рассматривать образы Диониса и Геракла в их отношении к обряду раджасуя воедино. Речь не вдет о двух различных божествах, но - о земном царе как таковом, в котором могли в большей или меньшей степени проявляться черты того или иного бога. Например, в индийской традиции считалось, что царь - Индра в видимой форме. Соединение характеристик Диониса и Геракла может дать не только образ идеального царя (для этого достаточен и образ отдельно взятого Диониса), но и показать соответствие многих положений

24

античной традиции данным индийской царской ритуалистики и мифологии. Какое же индийское божество было описано Ме-гасфеном под именами Диониса и Геракла? В «Индике» Мегсфе-на была отражена фигура царя, совершавшего обряд помазания на царство - раджасуя, в которой отразились черты тех или иных божеств. Индийская традиция знает немало примеров, когда фигура благочестивого царя заключает в себе несколько божеств. В ходе обряда раджасуи различные боги наделяют посвящаемого царя различными качествами, в том числе Индра -способностью управлять, Варуна - способностью защищать дхарму. На разных этапах совершения раджасуи различные боги выдвигались на первый план, воплощая царскую власть. В основном таковым являлся Сома, "председательствовавший" на ритуалах с возлиянием напитка Сомы. В фигуре Диониса в качестве такого царя можно определить Притху и Ману, отражавших две непротиворечивые версии помазания на царство первого царя.

Само появление истории о Дионисе и Геракле в античной традиции может объясняться следующим образом: с одной стороны, в древнейший период истории какого-либо народа, начало его государственности, родословная его царей составляли неотъемлемую часть греческой этно- и хорографической традиции. Таким образом строится описание Персии (Herod. I. 96-107), Египта (Herod. И. 99-142), собственно Эллады (Apollod. I. 7. 2; II. 1. 1). В истории об индийских Дионисе и Геракле главным для Мегасфена в именовании родоначальников царской власти в Индии греческими именами было не внешнее, а функциональное сходство - основание царского рода. Мегасфен же в данном случае следовал обычной для греческого мира традиции возведения

к Дионису и Гераклу царских родов, как греческих (Thuc. II. 99. 2; Xen. Ages. I. 2. 1. 4; Plut. Ages. III), так и иноземных (Herod. II. 43; II. 144). Представляется, что в данном случае необходимо различать два этапа формирования истории об индийском походе Диониса и Геракла: 1) упоминание в трудах спутников Александра Македонского самого факта почитания этих богов в Индии, описание некоторых подробностей их деятельности, например, сюжет со взятием скалы Аорн (Curt. VIII. 10. 1; Arr. Anab. IV. 28. 1-2; Strabo. XV. I. 8), рождением Диониса из бе^ра уже в собственно Индии (Diod. II. 38. 4; Strabo. XV. I. 8; Arr. Anab. V. 1. 6) и 2) наполнение этого сообщения в труде Мегасфена подробностями о происхождении царской власти в Индии и ее древнейшей истории.

Заключение. В заключении подводятся основные выводы работы, которые сводятся к следующему:

1.«Индика» Мегасфена - памятник античной историко-этнографической традиции, созданный под влиянием дискуссии о наилучшем государственном устройстве, наиболее активно протекавшей в древнегреческой политико-философской традиции в IV в. до н.э.

2. При описании структуры индийского общества, его праистории Мегасфен использует категориальный аппарат, выработанный греческой традицией.

3. Попытки представить «Индику» как сочинение, написанное в духе стоически-кинической философии не представляются обоснованными.

4. Описание "семи классов" индийского общества является продуктом пересказа теории четырех варн, на которые индийская традиция делила общество, отраженных в "классах" с первого

по пятый, дополненных собственными наблюдениями Ме-гасфена при дворе Чандрагупты Маурья ("классы" шестой и седьмой).

5. Информация Мегасфена о каждом из составляющих структуру общества классе может быть подтверждена на материале местной традиции.

6. Попытки определить в "индийских" Дионисе и Геракле конкретных персонажей индийского пантеона не находят подтверждения » свете проведенного анализа источников. Порочна сама их методика их поиска. В Дионисе и Геракле и обстоятельствах, связанных с их визитом в Индию, следует видеть описание праистории и начала царской власти, пересказ обряда раджасуи - посвящения на царство.

7. Картина древнеиндийского государтва, его прошлого и настоящего, рисуемая Мегасфеном в «Индике», находится в полном соответствии с образом идеально организованного государства, выработанном античной традицией, так как Ме-гасфен при описании реальной Индии целенаправленно искал информацию, предлагавшую решение наиболее актуальных для греческого мира У-1У вв. до н.э. проблем.

8. Рассмотрение «Индики» в русле античной традиции ни в коей мере не умаляет правильность и справедливость многих сообщений Мегасфена о древнеиндийском государстве - маурий-ской Индии периода Чандрагупты. Это делает «Индику» Мегасфена, особенно в сопоставлении с местной синхронной традицией, ценнейшим источником по истории древней Индии.

По теме диссертации опубликованы следющие работы:

1. Описание индийского государства в «Индике» Мегасфена // ВДИ. 1997. № 3 (1 а.л.).

2. Рецензия на: Athens, Aden, Arikamedu. Essays on the Interrelations between India, Arabia and the Eastern Mediterranean. Ed. By M.-F.Boussac and J.-F.Salles. New Delhi. 1995; Tradition and Archaeology. Early Maritime Contacts in the Indian Ocean. Ed. By H.P.Ray and J.-F.Salles. New Delhi. 1996 // ВДИ. 1997. № 4 (0.5 а.л.; в печати).