автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Экзистенциальная проблематика в творчестве А.М. Ремизова

Полный текст автореферата диссертации по теме "Экзистенциальная проблематика в творчестве А.М. Ремизова"

На нравах рукописи

ЗИМИРЕВА КРИСТИНА ИГОРЕВНА

ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНАЯ ПРОБЛЕМАТИКА

В ТВОРЧЕСТВЕ А.М. РЕМИЗОВА (на материале дореволюционных рассказов)

10.01 01 - русская литература

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Пермь 2007

ооз

003176663

Работа выполнена в Государственном образовательном учреждении высшего профессионального образования «Пермский государственный университет» на кафедре русской литературы.

Научный руководитель* доктор филологических наук, профессор

Спивак Рита Соломоновна

Официальные оппоненты, доктор филологических наук, профессор

Дворцова Наталья Петровна

Ведущая организация: Государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Челябинский государственный университет»

Защита состоится 7 ноября 2007 г. в часов на заседании диссертационного совета Д 212198.11 при ГОУ ВПО «Пермский государственный университет» по адресу: 614990, г. Пермь, ул. Букирева, 15, зал Ученого совета.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Пермского государственного университета.

Автореферат разослан октября 2007 г.

кандидат филологических наук, доцент Куличкина Галина Васильевна

Ученый секретарь диссертационного совета, доктор филологический наук

В.А.Салимовский

Общая характеристика работы

Актуальность работы. К изучению экзистенциального сознания в русской литературе XX в. отечественная наука обратилась после большого перерыва в 80-е гг. прошлого века на волне усилившегося чувства общности европейской цивилизации и путей ее исторического развития. Последующие 90-е гг. и начало XXI в. поставили перед русским литературоведением задачу дифференциации феномена западноевропейского и русского художественного экзистенциализма и уточнения пространственных и временных границ последнего. В этой связи многое может прояснить обращение к сложным, синтетическим художественным мирам ряда писателей начала XX в., среди которых видное место принадлежит А.М.Ремизову.

До сих пор экзистенциальная проблематика привлекала внимание исследователей в основном в дореволюционных романах автора и автобиографических книгах периода эмиграции Назревшая потребность в комплексном осмыслении художественной системы Ремизова и места русского экзистенциального сознания в судьбе европейского экзистенциализма обусловливает актуальность изучения экзистенциальной проблематики в рассказах писателя 1900—1910-х гг.

Объектом изучения является раннее творчество Ремизова Предмет исследования - экзистенциальное сознание, нашедшее отражение в его дооктябрьских рассказах.

Основным материалом данной работы являются художественные произведения Ремизова малой повествовательной формы дооктябрьского периода В работе проанализировано 30 текстов Ремизова, среди которых 3 повести («В плену», «Эмалиоль», «Петушок») и 27 рассказов, составляющие сборники «Чертов лог и полунощное солнце», «Зга Волшебные рассказы», а также рассказы, вышедшие отдельными изданиями. Дополнительными материалами являются дореволюционные романы писателя («Пруд», «Часы», «Крестовые сестры», «Неуемный бубен», «Пятая язва», «Плачужная канава»), автобиографический цикл Ремизова («Подстриженными глазами», «Иверень», «Взвихренная Русь», «Встречи Петербургский буерак», «Кукха. Розановы письма», «По карнизам», «Учитель музыки. Каторжная идиллия» и др.), автобиографические и литерапурно-эстетические заметки, объединенные автором в книги «Пляшущий демон. Танец и слово», «Мерлог», «Огонь вещей. Сны и предсонье», а также дневники, письма писателя и воспоминания современников разных лет.

Основная цель исследования состоит в выявлении основных экзистенциальных проблем и своеобразия их художественного воплощения в раннем творчестве Ремизова. Достижение заданной цели предполагает решение следующих задач:

1 Проанализовать мироощущение Ремизова в сопоставлении с миропониманием представителей экзистенциальной философии.

2. Сопоставить художественно-эстетические взгляды писателя с концепцией «абсурдного творчества» А,Камю и с эстетической позицией Л.И Шестова

3 Проанализировать концепцию человека в ранней прозе Ремизова.

4. Выявить основные образы и мотивы в художественной системе ранних рассказов писателя, соотнесенные с экзистенциальной концепцией человеческого бытия.

5. Раскрыть особенности художественного воплощения проблемы «Человек и время», отвечающие принципам философии существования, в дооктябрьских рассказах автора.

6. Определить специфику художественного воплощения характерной для экзистенциализма проблемы «Я - Другой» в раннем творчестве писателя.

Обозначенные цели и задачи определяют собой научную новизну данного исследования В настоящей работе впервые рассматриваются дореволюционные рассказы Ремизова как единая и целостная художественная система, соответствующая комплексу экзистенциальных представлений о мире С.Кьеркегора, Л.И.Шестова, Н.А,Бердяева, К.Ясперса, Ж -П.Сартра и

A.Камю.

Методология исследования строится на сочетании сравнительно-типологического, историко-генетического, системного, мифопоэтического, мотивного подходов, разработанных в трудах М М.Бахтина, Б.М.Гаспарова, Б.О.Кормана, ЕММелетинсюго, З.ГМинц, В.В.Федорова и др. Анализ творчества Ремизова в контексте экзистенциальной литературы XX в. основан на наблюдениях и выводах таких ученых, как Ю.В Бабичева, СЛ.Велишвский,

B.В.Ерофеев, В В.Заманская, JLA-Колобаева, СХСеменова, P.C. Спивак и др..

По убеждению большинства современных исследователей, проблематика раннего Ремизова тяготеет к философским, бытийным вопросам, а специфика художественного мира автора может быть описана в системе универсалий (нравственно-философских категорий). В ряде современных работ были предприняты попытки конкретизировать философскую направленность художественного сознания писателя посредством сопоставления его взглядов с принципами экзистенциальной философии ЛЛШестова (Ш.Розенталь, Л.А. Колобаева, А.А.Данилевский и

др.). Согласно точке зрения этих ученых, в некоторых базовых аспектах миропонимание писателя (взгляд на характер и сущность человеческого бытия, на возможности разума в познании мира, свободу личностного самоопределения и др.) сближается с мировоззренческими установками Шестова. Е Р.Обатнина устанавливает соотнесенность эстетических взглядов писателя и представлений о функциях языка М.Хайдеггера.

Опора на концепцию человеческого существования, изложенную в трудах Л Шестова и М Хайдеггера, позволила некоторым ученым выявить в ранних произведениях Ремизова ряд общих для писателя и представителей экзистенциальной мысли проблем. Так, М В.Козьменко, обращаясь к дореволюционному творчеству писателя, возводит случай в художественной системе раннего Ремизова к философии Л.И.Шестова По мнению исследователя, принципы организации художественного времени в романе «Часы» предвосхищают представления М.Хайдеггера о категории времени. Л.А Колобаева утверждает, что близость мироощущения автора «Крестовых сестер» философии Шестова обусловлена схожей трактовкой проблемы отчуждения человека от мира. Е Горный отмечает мотивы метафизического протеста, «овладения миром», «одиночного заключения», а также указывает на преобладание деструктивных сил, принципиальную непознаваемость действительности в художественном мире «Часов» Х.Вашкелевич ставится проблема всестороннего порабощения человека в повести «В плену». Художественное пространство рассказа «Новый год» Ю.Розанов характеризует как «пространство экзистенциального отчаяния».

Однако за пределами внимания исследователей оказалось несколько аспектов, связанных с экзистенциальной проблематикой в раннем творчестве Ремизова. До сих пор остается непроясненным вопрос соотнесенности художественного сознания писателя и философии НА Бердяева, С.Кьеркегора, К.Ясперса, А .Камю, Ж.-П. Сартра, а также художественно-эстетических поисков писателя и взглядов на задачи искусства А-Камю и Л.Шестова. Кроме того, многие ранние рассказы Ремизова в интересующем нас аспекте остаются вне поля зрения ученых.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Система философских взглядов и художественно-эстетические поиски Ремизова соответствует экзистенциальному типу мышления

2. В основе художественного мира в дореволюционном творчестве Ремизова находится идея «неподлинного» бытия, которая отражает первостепенные для экзистенциального сознания проблемы преодоления человеком границ собственной судьбы (вопрос «проектирования» существования) и обретения подлинной духовной свободы.

3. Одной из наиболее актуальных для экзистенциального сознания раннего Ремизова становится проблема утраты Дома, которая связана с вопросом поиска экзистенциальной «укрыто ста» и обретения человеком своего места в мире.

4. Ставя вопрос «Человек и время», писатель откликается на одну из первостепенных для философии существования проблему человеческого бытия. В дооктябрьских рассказах Ремизова художественное время отражает экзистенциальные представления автора о неизбежности и необратимости разрушительных и отчуждающих процессов в мире, об агрессивности времени по отношению к носителю индивидуального, а также мифологического сознания.

5. Проблема «Я-Другой» в ранних рассказах писателя связана с идеями онтологического одиночества человека, невозможности установления подлинного духовного контакта между людьми в мире «неистинного» существования, передачи собственного духовного опыта Другому.

6. Художественное мышление Ремизова, как представителя русской экзистенциальной литературы, антиномично. В пределах единого художественного мира рассказов писателя сосуществуют противостоящие друг другу точки зрения на человеческое бытие, которые находят выражение в образах «дружественного» («мира свободы») и «враждебного» («мира необходимости») космоса.

Теоретическая значимость настоящей работы заключается в дополнении и уточнении представлений о месте русской литературы в общеевропейском литературном процессе и особом национальном варианте литературы экзистенциализма.

Практическая ценность. Материалы и результаты данного исследования могут найти применение в общих лекционных курсах по истории русской литературы, а также в специальных курсах по русской литературе экзистенциализма и творчеству Ремизова

Апробация работы. Результаты исследования докладывались на отчетных научных конференциях преподавателей, аспирантов, молодых ученых, студентов (2006,2007) в г. Перми и отражены в четырех публикациях.

Структура работы Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения и списка использованной литературы

Основное содержание работы

Во Введении обосновывается актуальность темы, материал, предмета и объект исследования, анализируется степень изученности вопросам, определяются основные цели и задачи работа, указывается методологическаая основа, раскрывается научная новизна и теоретическая значимости, исследования, формулируются положения, выносимые на защиту, даютсгя сведения об апробации работы.

В первой главе «Мироощущение А.М. Ремизова в контексие экзистенциальной философии» раскрывается соотнесенность представлений писателя о мире и мировоззренческих установок философо®-экзистенциалисгов. В первом параграфе «Основные категории« мировосприятия Ремизова в свете философии существовании»», рассматриваются базовые составляющие мироощущения писателя: страдание протест, пограничные состояния (сон, смерть), свобода, время, история и др..

«Метафизический бунт» против безысходности человеческого удела мировоззрении Ремизова («Автобиография», дневники автора, переписка «с; Н.В.Кодрянской, автобиографические книги «Взвихренная Русь», «По карнизам^ «Подстриженными глазами») сближается с концепцией человеческого) существования в философском эссе «Миф о Сизифе» А.Камю, который утверждает идею протеста человека против «трагической реальности».

Категория времени осмысляется Ремизовым как главный отчуждающий ъц разрушительный фактор быгая, влекущий человека к неизбежной смерти («Огсящ вещей»). Такое же понимание времени транслирует ЛЛДестов в книгах «Шекспир) и его критик Брандес», «Киркегард и экзистенциальная философия», Н.А.Бердяе& в трактате «Философия свободы», КЛсперс в книге «Смысл и назначение истории», подчеркивая, что человеческое существование неизбежно подчинено) времени, ведущего к разрушению и смерти.

Угол зрения писателя на историческое время (отрицание социального) прогресса), нашедший наиболее полное воплощение в книге «Взвихренная Русь»ч обнаруживает точки пересечения со экзистенциалистской трактовкой «смысла ц назначение истории». Убежденность Ремизова в невозможное™ не считаться $ историей (социальными институтами и законами) позволяет соотнести взгляды писателя и Ж.-П.Сартра («Бытие и ничто»).

В мировоззрении Ремизова прослеживается такое же разграничение между миром «свободы» (экзистенциальной сферой личности) и мирам «необходимости» (внешним миром), как и в философии Бердяева («Философия свободы», «Самопознание. (Опыт философской автобиографии)»). Если мир «свободы» для писателя связан с «безграничной» духовной жизнью человека, тд

мир необходимости» - с внешним «ограниченным» миром (быт, социальные институты, история и ад) («Кукха: Розановы письма»). По слотам Ремизова, «необходимость» и «принуждение» «проникает во все часы бодрствования» (письма к СЛ. Ремизовой-Довгелло, жене писателя)

Если время и история образуют в мироощущении писателя мир «неподлинного» бьггия, то сон, память (прапамять), миф (легенда), творческие занятия открывают для него мир «свободы». Одним из главных способов экзисгарования, т.е. преодоления «наличного» существования, для Ремизова становится сон. В мировоззрении писателя сон одновременно связан и с экзистенцией (встречей «я»—«Я»), и с трансценденцией, выходом к инобытию (письма к С.П-Ремизовой-Довгелло, «Мартын Задека. Сонник», «Огонь вещей» и ДР-)

Путь к экзистенции для Ремизова неотделим от категории памяти. именно память противостоит обезличивающему и отчуждающему влиянию времени (письма к Кодрянской, «Мелкаина», «Взвихренная Русь» и др.), так как помогает человеку сохранить экзистенциальное «ядро» личности (Бердяев). Так называемая «прапамять», те «воспоминания» писателя о событиях далекого, а нередко и легендарного прошлого («Россия в письменах», «Пляшущий демон», «Подстриженными глазами» и др.), противостоят аннигилирующему воздействию внешнего мира. «Прапамять» становится одной из форм подлинного диалога в пределах духовной культуры человечества не только для Ремизова, но и для Шестова. Последний также не признавал пространственно-временных перегородок для истинного духовного общения («Странствия по душам»),

В гносеологическом аспекте позиция писателя также перекликается со взглядами Шестова. Истинное познание, с точки зрения философа, лежит «по ту сторону разума», поскольку рациональное познание, по логике мыслителя, есть абсолютное зло от лукавого. Согласно позиции Шестова, момент грехопадения обусловил появление рацио (<<Ро$еааз с1аушт (Власть ключей)», «Киркегард и экзистенциальная философия»). Ремизовым была усвоена мысль о взаимозависимости, существующей между познанием (мыслью) и первородным грехом, отпадением человека от рая («Огонь вещей»).

По Ремизову, путь к «подлинному» бытию лежит через страдание, и ощущения боли и страха в его мировосприятии выступают как корень экзистенции. («Встречи», «Мышкина дудочка», «Учитель музыки», письма к Кодрянской и др.).

В частной переписке Шестов поднимает проблему невозможности для человека полностью передать свои внутренние переживания Другому посредством слова или понятия. По убеждению Ремизова, экзистенциальное состояние также невыразимо на языке понятий («Взвихренная Русь»), что порождает, по мнению

писателя, ситуацию одиночества.

В мироощущении Ремизова, как и в философии Кьеркегора и Шесгова, одиночество утверждается как неотъемлемый субстрат бытия. В «автобиографическом пространстве» (Ад'Амелия) писателя формируется модель взаимоотношения человека и мира («Автобиография», «По карнизам» и др.), при которой человек, по словам Кьеркегора, становится одиноким «путником», который покинул пределы «всеобщего» («Страх и трепет»). Ремизов рассматривает свой путь сквозь призму «странничества» одинокого, «заброшенного» в мире человека («Подстриженными глазами»).

В втором параграфе «Эстетические искания Ремизова н "абсурдное творчество" Камю» выявляется типологическая родственность художественно-эстетической позиции Ремизова и концепции творчества в философии Шесгова и Камю

В книге «Шекспир и его критик Брандес» Шестов постулирует отказ от системы художественно-эстетических ценностей в пользу «свободы» творчества. В эти же годы у раннего Ремизова формируются близкие Шестову представления о задачах художника Определяющей чертой художественной индивидуальности Ремизова становятся поиски освобождения от предустановленных канонов. Неоднократно писатель отмечал, что к принятым литературным формам у него «не лежала душа» («Автобиография», «Иверень»). «Своеволие» в постановке творческих задач («Мерлог») послужило для Ремизова толчком к пересмотру целого ряда литературно-художественных категорий

Главной темой творчества писатель делает свой внутренний, личностный, субъективный опыт («Автобиография», беседы с Кодрянской, «Встречи» и др.). При этом переживания и чувства субъекта повествования в противовес мыслям и идеям становятся для Ремизова главным предметом искусства. Позднее Камю в эссе «Миф о Сизифе» поставит перед «абсурдным художником» задачу «описания пережитого» «Тезисам», как и Камю, или «готовым идеям», как Шестов в книгах «Апофеоз беспочвенности», «Начала и концы», Ремизов противопоставляет «восприятие» и «ощущения» («Учитель музыки», дневник «Ремесло писателя» и др.). По словам писателя, словесное искусство «берется» «сердцем», по природе оно иррационально («Пляшущий демон»). Неслучайно в его мировосприятии источником творческого процесса становится боль, как одно из наиболее сильных и глубоких, по убеждению автора, человеческих чувств (воспоминания Кодфянской, Н.В.Резниковой, «Огонь вещей» идр).

Подчеркивая исповедальный характер прозы, Ремизов отрицает проповедь и мораль в искусстве (воспоминания Кодрянской и письма к ней; «Встречи» и др.). Аналогично Шестов (его переписка с Ремизовым; «Начала и концы»), как и Камю в своем философском эссе, выступают против

назидательности в художественном произведении.

Ремизов отрицает целеполаганж в искусстве и подчеркивает неприложимость понятая «утилитарное» к нему («Мерлог», «Иверень», «Встречи» и др.). Камю также отстаивает независимость творчества от влияния внешних факторов. Автор «Мифа о Сизифе» утверждает творчество «без будущего», говоря, что произведшие искусства создается «"ни для чего"», «ваяется» «из праха». Единственным «оправданием» искусства, с точки зрения Ремизова, является внутренняя потребность души. Именно эта потребность, по Камю, определяет стремление «абсурдного» человека зафиксировать свои «приключения» в мире.

С точки зрения Ремизова, творческий процесс отличается отрывочностью, фрагментарностью. Еще в конце 1890-х - начале 1900-х it. («В плену», «Пруд») Ремизов создает малоисследованный жанр «завитушек», который в эмигрантский период писатель преобразует в форму «неоконченного рассказа». «Завитушки» Ремизова стилистически сближаются с «опавшими листьям» В.В.Розанова и афоризмами и книгами ЛШестова. Оба философа тяготеют к свободной эссеистской форме повествования. Более того, в книге «Начала и концы» (1908) Шестов прямо призывает писателей отказаться от «искусственных концовок» Неоконченное произведение при этом приобретает статус подлинного экзистенциального творения, так как своей незавершенностью оно уподобляется самой жизни, в которой невозможно найти «ни начала», «ни конца» (отзыв Ремизова о Шестове). Аналогично, по убеждению Камю, истинное искусство, как и истинная мысль, пребывают «в постоянном становлении», прерываемые только «смертью самого творца».

По словам Камю, онтологически искусство выполняет лишь одну функцию, оно придает, «окраску пустоте» Ремизов утверждает, что, воспроизводя область своих переживаний, художник выполняет ту же работу. Область чувственно воспринимаемого, «временного» мира - это тонкий покров, скрывающий от человека, по словам писателя, «великую пустоту» («Учитель музыки»). Вместе с тем именно его стремится запечатлеть «абсурдный» художник.

Таким образом, подход к искусству, свойственный Ремизову, ведет к переакцентировке художественных зада в сторону уникального духовного опыта человека, постижение и фиксация которого и становится главным смыслообразуюшим центром «абсурдного» творчества.

Во второй главе «Мир "ншодлинного" бытия в дооктябрьском творчестве Ремизова» рассматриваются особенности художественного мира дореволюционных рассказов писателя в аспекте их близости экзистенциальной трактовке человеческого бытия. Содержание первого параграфа «Константы образа порьмы как символа "неистинного" существования» составляет анализ

«сквозных» образов и мотивов, посредством которых автор создает образ МЬцзра-тюрьмы.

Одним из постоянных атрибуте» Мира-тюрьмы в рассказах Ремизова являеткя мотив пыли, воплощающий идею неизбежного саморазрушения «неподяиннкягсй» бытия («В плену», «Казенная дача», «Псвкар», «Серебряные ложки», «Занофш»»1и

др).

Знаком невозможности обретения свободы в ранних произведениях Ремииоша выступает камень («В плену», «Крепость», «Казенная даяа», «Крестовые сесщран» и др.). Символизируя препятствия на пути героя к экзистенции, этот молю) щ дооктябрьских рассказах писателя отражает идею враждебности мира! що отношению к человеку.

Непроницаемость границ «неподлинного» бытия, за пределы кшодкяко человек не может вырваться, и его непознаваемость (абсурдность) во мнодгюх рассказах Ремизова обозначает мотив стены Как знак отчуждения человека ©г мира, Стена в раннем творчестве писателя коррелирует с аналогичным образом в творчестве А Камю («Посторонний») и Ж.-П. Сартра («Стена»)

Мысль об онтологической неупорядоченности (неустойчивоййш) человеческого существования в раннем творчестве Ремизова связана с мопда«щ «запутанного» Лабиринта, в котором человек обречен на вечные пощжи гармонического единства («Святой вечер», «Жертва», «Суд Божий», «Эмалисняь», «Неуемный бубен», «Крестовые сестры» и др) Эти представления соотносимы с постулируемой Шестовым в книге «Апофеоз беспочвенности» идеей утцмы человеком системы ориентиров

Мотав бесконечности во многих рассказах писателя выступает вариащней идеи «дурной бесконечности», бесперспективности жизни («Новый год», «Сщ Божий», «Крепость», «Эманиоль» и др.). Непресеченное пространство связашэ у героя Ремизова с чувством затерянности («заброшенности») во Вселенной и ощущением безнадежности от сознания бесплодности поисков выхода из !У1яра-тюрьмы.

Образ-симвот «неподлинного» бытия в ранних рассказах авщра поддерживается посредством особой звуковой и цветовой организации. Подчеркнуть ощущение враждебности бьпия, которое испытывает герой, оказавшийся в ситуации духовной изоляции («Святой вечер», «Новый год>Ч «В плену» и др.), призвано отталкивающее, дисгармоничное звучание (стук, скрип, грохот и т.д.), непосредственно окружающее человека, а также неблагозвучие природы (визг ветра, вой метели, грохот грома итд ).

Чувство «покинутости» человека в мире передается Ремизовым за счет 10го, что гармоничные звуки (песня, музыка и хп.) оказываются за пределами досягаемости героя («вдали», «за стеной», за окном и т.д.). Во многих религиозных

культах музыка является способом общения с Богом. Недоступность музыки -символическое свидетельство не только разлада между людьми (музыка как соборность), но и невозможности установления духовного контакта с Богом. Мир, звучащий дисгармонично, может быть охарактеризован в ранних рассказах писателя как мир «обезбоженный».

Одной из констант, помогающих автору при создании Мира-порьмы, становится серый цвет Символика серого цвета в арестантстском мире («В плену» и «Эмалиоль») выражает мысль писателя о нивелировании качественных различий не только между предметами («серая постель», «серый частокол», «серая пена» волн и т.д.), но и между людьми («серые одежды», «серая стена бритых голов» и др.). В мире, непосредственно не соприкасающемся с тюремной средой, серый цвет остается одним из основных для передачи ощущения удручающего однообразия «неподяинного» &ггая, «неприглядности», ущербности («Серебряные ложки», «Чертик», «Бебка», «Оперт» и др.). В ранних рассказах писателя серый цвет сохраняет примет «диаволического» дискурса для обозначения «неблагополучного», «богооставяеннош» мира, в котором человек лишается духовной свободы. Желтый и зеленый цвета («В плену», «Пожар», «Жертва», «Крестовые сестры», «Пятая язва» и др) являются знаком общего неблагополучия мира, его нездорового состояния.

Для воплощения идеи дисгармоничности, расколотости «неподяинного» мира Ремизов использует прием цветового контраста. Цветовая гамма рассказа «Крепость», посвященного обозрению тюрьмы, где сталкиваются белый и черный (темный), зеленый и красный цвета, отражает идею неполноты бытия, имманентно присущей ему конфликтности.

В раннем творчестве Ремизова происходит интериоризация прозы, и движение сюжета переносится в экзистенциальную сферу субъекта повествования. При этом внешний мир во многих ранних рассказах автора («В плену», «Эмалиоль», «Святой вечер» и др) приобретает дискретность Обычно этот принцип изображения связывают с поэтикой зрелого Ремизова («Взвихренная Русь»), Между тем, этот принцип реализуется уже в самых ранних произведениях автора, югда каждый из обрисованных эпизодов и персонажей сохраняет свою автономность и самоценность, соединенных между собой только в сознании героя или героя-повествователя Так возникает эффект «мелькания» «вещных» деталей, лиц, встреч, разговоров Этот щзинцип предвосхищает позднейший прием монтажа в эмигрантской прозе автора (А.д'Амелия). Ослабление фабулы (А.М.Грачева, Г.Н.Слобин и др) в дооктябрьском творчестве писателя компенсируется тем, что в основе сюжета многих рассказов Ремизова лежит именно путь героя («В плену», «Эмалиоль», «Суд божий», «Святей вечер» и др.).

В раннем творчестве писателя получает воплощение концепция

деиерархизированного мира, в котором снимаются традиционные аксиологические, ценностные оппозиции (внешнее/внутреннее, необходимое/случайное, главное/второстепенное, прекрасное/безобразное и тд ).

Появление децентрализованной модели мира в ранней прозе Ремизов объясняется тем, что автор фактически устраняет объективного, наблюдающего рассказчика и передает его функции переживающему субъекту повествования, в «непосредственном» сознании которого наиболее пдано отражается непреодолимый хаос враждебного бытия Такой субъект повествования позволяет писателю утвердить мысль об отсутствии единого и прочного основания в мире «неистинного» существования. Вот почему в малой прозе автора большую нагрузку несет выразительная художественная деталь, призванная передал, переживания и чувства героя, «закованного» в Мире-тюрьме.

Во втором параграфе «Обретение Дома как эюистенцияльная проблема» раскрывается взаимосвязь образа Дома с экзистенциальной концепцией человечески© существования

Утрата Дома становится одним из основных показателей экзистенциального мироощущения раннего Ремизова. «Сквозные» мотивы отсутствия, разрушения или потери дома отражают идею «бездомности» (незащищенности, хрупкости существования) как субстанциального статуса человека в мире При этом отсутствие социально-исторических причин утраты Дома показывает; что эта проблема ставится автором как вопрос субстанциальный, метафизический.

Одной из основных эмблем бесприютности, беззащитности человека в раннем творчестве Ремизова становится «космический» холод, противопоставленный недосягаемому для героя теплу Холод приобретает всеобщий характер как проявление неуютности мира, его враждебности

Отсутствие Дома, означающее одновременно утрату ощущения гармоничности бытия, заставляет героя возвращаться к воспоминаниям о нем, об утраченном детстве, с гошрым связан мотив счастья и чувство целостности бытия и благополучия жизни («Новый шд», «Занофа», «Чертик», «Царевна Мымра», «Покровенная», «Часы» и др.). Так в сознании многих героев возникает «проекция», направленная на образ Дома, что свидетельствует о потере человеком экзистенциальной «укрытосга».

Показателем разрушения домашнего очага, целостности семьи во многих рассказах Ремизова выступает безмолвие (тишина), которое приходит на смену полнозвучию мира Отсутствие (исчезновение) звуков, согласно мифопоэтической трактовке, фиксирует момент сопряжения двух миров: посюстороннего и потустороннего. Тишина выступает знаком проникновения инфернального начала в жизнь героев, указывает на то, что жизнь человека в художественном мире писателя управляется темными, бесовскими силами.

Во многих ранних рассказах писателя Дом становится частью Мира-тюрьмы, обозначая окончательную утрясу человеком «свободы». Превращение Дома в дом-тюрьму, в котором «бессрочно» «заключен» герой, ассоциируется с ситуацией «подполья» («Черггак», «Занофа», «Покровеяная» и др.). Однако в отличие от Ф.М. Достоевского, Ремизов, сближаясь с «философией трагедии» Шестсша, утверждает; что выхода из Мира-тюрьмы для человека не существует, так как него навсегда оказалась потеряна надежда, и он навсегда лишился, говоря словами философа, «покровительства земных законов». Так человек в художественном мире писателя приходит к осознанию невозможности обрести экзистенциальную «укрытость» в мире, что в свою очередь означает псшную отрезанность человека от «обжитого» мира и окончательную утрату гармоничности бытия.

Домашнее «заключение» героя соотносится с потерей человеком будущего, что является признаком «несчастного», отчужденного сознания. В психике и сознании такого человека наминаются необратимые изменения, шгорые завершаются полным духовным распадом. Утрата «проекции» становится одновременно утратой человеком самого себя. Позднее подобный взгляд на значение для личности стремления к осуществлению своих планов встретим в философском манифесте Ж.-П. Сартра «Экзистенциализм - это гуманизм», утверждающего, что человек - это прежде всего «замысел», «проект».

Решая вопрос о «проектировании» человеком своего существования, Ремизов показывает; что «закованные» в границах «неподлинного» бытия, многие герои стремятся вырваться из Дома с тем, чтобы осуществил, свои мечты и стремления («Петушок», «Царевна Мымра», «Сестра усердная», «Крестовые сестры» и др). Утверждая значимость веры и стремлений к будущему для многих героев, как знак неустранимости человеческой надежды, актор сохраняет глубинную связь с «философией надежды», представленной в творчестве Достоевского и Лескова, с именами которых писатель связывал свою литературную «родословную». Вместе с тем Ремизов показывает невозможность реализации задуманного «проекта» человека в пределах «неистинного» существования, а будущее, с которым герой связывает его воплощение, оказывается «наглухо» «закрыто» Все это вплотную сближает Ремизова с «философией трагедии» Шестова.

В третьей главе представлена «Экзистенциальная концепция художественною времени в ранних рассказах Ремизова». В первом параграфе «Космическое время» выделяются особенности календарного цикла. В большинстве произведений писатель маркирует время посредством русских православных народных праздников (Рождество, Крещение, Святки и т.д.). Традиционно выступающее символом единения, праздничное, «карнавальное» время в рассказах Ремизова призвано показать взаимное отчуждение людей («Новый год», «Святой вечер»). Насилие над человеком, причастное в

произведениях писателя к православным к православным праздникам, актуализирует идею «богооставленности» человечества («Эмалиоль», «Жертва», «Чертик» и др.).

«Пограничное время» (полночь/полдень, весна/осень, кануны празднишв) во многих ранних рассказах Ремизова связано с повышенной опасностью для человека. Оно ведет к размыканию границ между посюсторонним и потусторонним миром: незащищенный человек в «обезвоженном» мире в этот период оказывается особенно уязвим.

Каждый праздник в народном миросозерцании соотнесен с определенными стихиями (Крещение — с водой, Иван Купал — с огнем и т.д ). По традиционным представлениям несущие покровительство, во многих рассказах писателя стихии природы (огонь, воздух, земля, вода) предстают как враждебные герою, несут страдания и смерть Так, мотив ветра (вихря), связанный с разрушительными процессами в мире («Занофа», «Пожар», «Серефяные ложки»), указывает на иррационально-мистическую подоснову деструкции бьггая. Этот мотив актуализирует рудименты архаических представлений, в соответствии с которыми за каждой стихией закреплены особые демонические силы, управляющие природными явлениями.

Многие трагические события в жизни героев приходятся на субботу («Жертва», «Петушок», «Чертик») Согласно библейской традиции, суббота - день, знаменующий единение человека и Бога. Показывая, что беды и несчастья обрушиваются на человека именно в этот день, писатель утверждает, что между ними открывается пропасть, преодолеть шторую оказывается практически невозможным

Для организации космического времени большое значение имеет библейская символика, способствующая закреплению идеи неизменности земного удела человека, непреодолимости страданий. Так, в «Жертве» возникает мифологема «утраченного рая», «Пожаре» - апокалиптические мотивы, «Змалиоли» - мотив крестных страданий Христа, непосияьноеги адских мук, а также мотив предательства. Проблема вины и нравственной ответственности человека в «Серебряных ложках» вписывается в «вечный» сюжет о предательстве Иуды.

Мотив энтропии мира - один из ведущих мотивов в раннем творчестве Ремизова («Жертва», «Чертик», «Петушок» и др.), отражающий представления писателя о неизбежном возрастании дезорганизации пространства с течением времени, что ведет к отторжению человека от мира. «Сквозной» мотив затухания времени показывает необратимость обезличивающих и отчуждаюших процессов в мире, которые осмысляются автором как онтологическое свойство бытия («Опера», «Новый год», «Занофа», «Покровенная» и др). Посредством мотива замедления

времени писатель передает мысль о росте взаимного отчуждения между людьми. «Сквозной» мотав исчезновения (поглощения временем) героя утверждает вдею субстанциальной враждебности времени по отношению к человеку.

Космическое время в раннем творчестве Ремизова вводится посредством оппозиций дня/ночи, света/темноты.

В большинстве рассказов писателя происходит вытеснение светлого времени суток и солярных символов (См. названия сборников: «Чертов лог и Полунощное солнце» и «Зга»). С темным временем суток связана разрушительная деятельность некоторых героев («Чертик», «Петушок», «Слоненок», «Жертва» и

др.).

Отсутствие солярных образов в рассказах Ремизова становится знаком «заключения» героя в Мире-тюрьме Темнота в художественной системе автора означает не только невозможность для человека гармонизировать собственное существование, но и отсутствие связи с Богом («Суд Божий», «Жертва», «Часы» и др.), что ведет героя к чувству безысходности бытия.

В «обезбоженном» мире солнце становится атрибутом «враждебного» космоса Палящее солнце и зной ассоциируются не только с отчужденностью героя от мира («Жизнь несмертельная», «Серебряные ложки», «Эмалиоль»), но и с «богооставленностью» человечества («Пожар»).

Образ звезд в дореволюционных рассказах Ремизова указывает на созерцательный тип сознания, пассивную жизненную позицию человека. Вытесненные за пределы солярного мира (светлое время суток оказывается «ненастным», «хмурым» и т.п.), многие герои обращаются к «манящим», «ласшвым» звездам в стремлении гармонизировать бытие. Так появляется образ «светлой», «ясной» ночи («В плену», «Серебряные ложки», «Галстук» и др). Однако контакт с «ночным» миром дарит герою лишь временное забытье, но не несет с собой ощущения полноты жизни. Существование героя в пределах «ночного» космоса («Жертва», «Занофа», «Чертик» и др.) означает невозможность преодолеть безблагодатность страданий в «богооставленном» мире.

Обращенность героя к звездам неслучайна: образ звезд в рассказах писателя - знак инобытия, космичесшй гармонии, недостижимой на земле. Чем больше раскол между неземной космической сферой и земной дисгармоничной жизнью, тем более «далекими» и «холодными» оказываются звезды («Без пяти минут барин», «Крепость» и др.). В отдельных случаях негативная юннотация образа звезд объясняется непреодолимостью для человека зазора между земной и космической жизнью («Жизнь несмертельная»).

Наряду с темным времени суток, в некоторых произведениях Ремизова появляется светлое время и большой спектр солярных образов («Бебка», «Царевна Мымра», «В плену (Ш часть)» и др), которые соответствуют иному талу

мироощущения, созидательной деятельности героя, направленной на преобразование мира. В таких случаях образ «дружественного» солнца знаменует приобщение человека к миру («В плену (Ш часть)»; соотнесен с христианским типом сознания и появлением образа последовательного, активного носителя христианского мироощущения («Петушок», «Покровенная», «Крестовые сестры»).

Лишая героя возможности изменить собственную судьбу, Ремизов утверждает; что трагизм человеческою бытия «неизбывен». Однако христианское сознание в раннем творчестве писателя, нашедшее воплощение в образах о. Глеба («Пруд»), Акумовны («Крестовые сестры»), бабушки («Петушок»), Настасьи («Покровенная») и др, дает возможность герою изменить свое отношение к судьбе: суметь принять свой крест, благо славить его и со смирением нести. Так в раннем творчестве писателя, вопреки ницшеанской концепции «умершего» бога, возникает образ живой народной веры. Противостояние в пределах единого художественного мира различных точек зрения на судьбу человека в мире указывает на антиномичность художественного мышления Ремизова, что позволяет вписать раннее творчество автора, наряду с творчеством А.П Чехова, И.Ф. Анненсюго, Л.Н. Андреева, БЛОЛоплавсюго, в контекст русской экзистенциальной литературы, общим свойством которой становится антиномичность художественного сознания.

Во втором параграфе «Историческое время» рассматривается конфликт индивидуального и массового, исторического и мифологического типов сознания в художественном мире Ремизова.

Историческое время в ранних рассказах писателя обладает тем же агрессивным, разрушительным свойством, что и космическое время. Для большинства героев произведений Ремизова столкновение с историей и обществом оказывается трагическим, роковым («Казенная дача», «Галстук», «Опера», «Новый год», «Эмалиоль», «Петушок» и др.), а носитель индивидуального сознания терпит неизбежное поражение в столкновении с представителями массового сознания. В этом аспекте представления Ремизова об истории сближаются с экзистенциальными взглядами КЯсперса. Сознательно выступающий против общества или государства, герой Ремизова вытесняется за пределы социума и превращается в «постороннего» в жизни. Стремившийся к общему благу, к счастью для всех, человек в художественном мире автора в юнечном счете не тольнэ не может устроить свое личное счастье, но и оказывается никому не нужным. Так писатель показывает, что ошибочное отождествление экзистенции с «общим делом» оказывается для человека трагическим и ведет его к ощущению духовного тупика.

Концепция принципиально неполного, незавершенного универсума в ранних рассказах писателя воплощается посредством редукции исторического

времени. Отсутствие конкретных причин социального отчуждения в раде произведений Ремизова указывает на то, что арест или ссылку героя автор рассматривает как экзистенциальную ситуацию (одну из форм духовной изоляции в «мире-тюрьме»), которая может быть адекватно описана только в нравственно-философских категориях. При этом «усеченность» исторических реалий в раннем творчестве писателя отражает экзистенциальный угол зрения на мир, свидетельствуя о невозможности для автора воссоздания целостной картины мира вследствие отсутствия системы абсолютов, утраты звеньев взаимообусловленности явлений в самой действительности.

Историческое время в ранних рассказах писателя стремится к вытеснению и поглощению мифаюгического сознания Прямое противопоставление столицы, связанного с историческим временем, и провинции, связь шторой с историей ослаблена, в рассказах «Святой вечер», «Царевна Мымра» и др. указывает на враждебность исторического и мифологического сознания, их несопрягаемость друг с другом. Яркий пример - повесть «Петушок», в шторой маленький герой Петька выходит из «дружественного» христианского мира и попадает во враждебный большой мир истории, который несет ему смерть.

Образы провинции и столицы в ранних повестях и рассказах Ремизова антинамичны. В провинции герой, с одной стороны, ощущает свою отчужденность от мира («Занофа», «Жертва», «Новый год», «Опера» и др.), а с другой - приобщенность к бытию («Святой вечер», «Царевна Мымра», «В плену» и др.). В то же время в сознании одних героев и столица несет ощущение полноты бытия («Опера», «Новый год»), а в мировосприятии других - чувство опустошенности и безысходности жизни («Покровенная», «Галстук»), Антономичный характер приобретает и колокольный звон. В повести «Петушок» колокол является связующим звеном между человек»« и миром, обозначая «дружественный» космос. Невозможность откликнуться на звон указывает на трагическую разобщенность человека с миром, непреодолимое одиночество героя («Покровенная»), В других же рассказах («Опера», «Новый год», «Эмалисль» и др.) колокольный звон становится атрибутом «враждебного» космоса: он приобретает негативное значение, когда герой оказывается в ситуации изоляции, как свидетельство отчужденного положения человека в мире.

В четвертой главе «"Пороговый" человек в художественном мире дореволюционных произведений A.M. Ремизова» исследуется концепция человека в раннем творчестве писателя.

В первом параграфе «"Разрушение личности" в мире "неподлиниого" бытия» предмета« рассмотрения является деструкция внешнего облика и внутреннего мира личности как знак субстанциальной враждебности Мира-тюрьмы.

Следствием энтропийного воздействия времени являются травмы героев («Занофа», «Чертик», «Тоска неюпочимая» и др.), шторые лишают человека возможности свободного самоопределения в жизни. Одним из проявлений всепроникающей деструкции бытия выступает мотив старения, вызванный как естественными процессами, так и давлением неблагоприятных обстоятельств («Жертва», «Покровенная»).

Трагическую печать онтологичесвдго конфликта человека и мира в ранних рассказах Ремизова несет на себе детская судьба. На детей - как в границах арестантского мира («В плену»), так и за его пределами («Яблонька») — распространяется обезличивающее влияние мира.

В ранних произведениях писателя особое значение приобретают мотивы бледности и сухости, противопоставленные полноте и пданокровносга здорового ребенка («Бебка», «Птичка», «Эмалиоль» и др.). Характеристику сухости, «сухопарости» («Чертик», «Крепость», «Жертва») автор использует при обрисовке носителей разрушительного начала. Бледность во многих произведениях писателя выступает как результат деструктивных процессов, происходящих в мире.

В большинстве рассказов Ремизова значима такая характеристика персонажа, как голос. У ребенка, которого не коснулись отчуждающие процессы, голос обязательно звонкий («Бебка», «Жертва», «Птичка» и др.). Носитель «несчастного сознания» обладает иными обертонами голоса («шипение», «хрип», «визг» и т.д.), что свидетельствует о нарушении баланса между человеком и миром

Для воплощения концепции человека в дооктябрьских рассказах Ремизов использует оппозицию улыбки (смеха) / хохота Если улыбка (смех) в художественном мире писателя соотнесена с радостным приятием мира, то хохот и его различные вариации («гогот», «хихикание» и т.д) — один из обязательных атрибутов «богооставленного» мира. Соприсутствие улыбки (смеха) и хохота в пределах одного художественного пространства сообщает изображаемому миру дополнительную напряженность («Жертва», «В плену»). Хохот маркирует расколотый, неблагополучный, «катастрофический» мир («Часы», «Полонное терпение», «Пожар» и др.) В мифопоэтической трактовке он приобретает инфернальный характер, отражая торжество потусторонних сил над человеческим быгаем.

В ранних рассказах Ремизова особый акцент ставится на идее субстанциальной беззащитности человеческого существа, хрупкости его бытия, которая воплощается автором посредством зооморфного и орнитологического кода (образ юта (кошки), иэзла, собаки, мыши, насекомого, птицы). Идея духовного измелшания человечества, его равнодушия и жестокости, находит выражение в ассоциации героя с образом насекомого («Чудо», «Казенная дача», «Эмалиоль», «Изошел» и др). «Превращение» людей в насекомых, с их серостью

(обезличенностью), образует параллели с э^дожестаенным миром Ф. Кафки, имеющим ярю выраженную экзистенциальную направленность.

Дня утверждения идеи обезличивания человека в мире «неподлинного» бытия большое значение имеет замена подлинного имени на кличку. В раннем творчестве Ремизова человек лишается своею имени не тольш в арестантской среде («Галстук», «В плену» и др.Х но и в обычном человеческом сообществе («Святой вечер», «Слоненок», «Чертик», «Пятая язва» и др), что способствует закреплению идеи анонимного, безличного характера взаимоотношений в мире «необходимости». Орнитологический, зооморфный аспект подлинного имени также воплощает идею изначальной незащищенности человека («Эмалиоль», «Казенная дача», «Петушок» идр).

В системе экзистенциального мироощущения Ремизова большую роль играет случай, выполняющий важнейшую сюжетообразуюифю функцию, которая ранее не Смыла отмечена исследователями

Предопределяя непредсказуемые, нелепые, трагические повороты в судьбе многих героев, случай в художественном мире автора отделяет человека от «дружественного» космоса и опрокидывает его во враждебный мир. Этот мотив помогает Ремизову в воплощении концепции «пороговой» личности, оказывающейся в «пограничной ситуации» между бытием и небытием, жизнью и смертью.

Кроме того, мотив случая в художественной системе писателя несет большую идейно-философскую нагрузку, сближающую его представления с концепцией человеческого бьгшя в философии Ж.-П Сартра. По Ремизову, случай показывает, что человек в любой момент может быть «выброшен» за пределы привычного существования («обжитого» мира) и оказаться «посторонним» в жизни. В некоторых произведениях писателя появляется мотив предчувствия, благодаря которому герой предощущает катастрофу, но не может предотвратить несчастья («Жертва», «Часы», «Петушок» и др.), что акцентирует идею непреодолимости трагизма человеческой судьбы. Случай имеет решающее значение как наиболее яркое проявление абсурда бытия. Посредством этого мотива автор отрицает детерминистскую концепцию мира и определяющую роль причинно-следственных зависимостей.

Во втором параграфе «Проблема "ЯДругой"» анализируются коммуникативные способности героев, а также причины и последствия нарушения контакта между ними.

Ремизов уже в самых ранних произведениях фиксирует момен^ утраты живой связи человека с другими людьми, а отчужденность персонажа переводится в метафизическое измерение. Воплощая концепцию человека, утратившего ощущение сопричастности бьгшю, писатель обращается к исследованию

нравственно-психологических последствий одиночества. В отличие от ДНАццреева, который показывает человека в момент экзистенциального «прозрения» («Жизнь Василия Фивейского», «Сашка Жегуяев» и др.), Ремизов берег героя в момент экзистенциального «обессиливания», оцепенения перед хаосом жизни

В дооктябрьских рассказах писателя происходит необратимое разрушение разнообразных межличностных и социальных связей. Так появляется герой (героиня)-одиночка При попытке установления контакта («Серебряные ложки», «Эмалиоль») оказывается, что передета своих переживаний Другому посредством слова невозможна по причине невыразимости внутреннего состояния на языке понятий. В этом аспекте проблемы «Я-Другой» прослеживается связь со взглядами Шестова и Бердяева на необьекгивируемый характер экзистенции.

Концепция одинокого, «закрытого» человека в раннем творчестве Ремизова находит выражение в преобладании монологического сознания над диалогическим. В рассказах писателя появляется преимущественно интровертированный персонаж, ориентированный на внутренний монстог.

В мире «неподлинного» существования внутренний монолог человека, направленный на самого себя, имеет более или менее выраженную агрессивность, и чем выше степень отторжения героя от других людей, тем более враждебным по отношению к нему оказывается внутренний голос («Музыкант» —»«Слоненок» —► «Серебряные ложки» —► «Новый год»). В отдельных случаях он отождествляется с формой допроса героем самого себя («Эмалиоль», «Серебряные ложки»), что говорит о недобровольном, навязанном извне Другим способе самосознания.

В результате в душе героев Ремизова появляется постоянная внутренняя тревога. В такой ситуации сон перестает быть способом обретения экзистенциальной «укрытосги». Он превращается в еще одну форму «неистинного» существования, закрывающую для человека последнюю возможность гармонизировать бытие.

Невозможность для человека в художественном мире писателя установления контакта с окружающими обусловлена не только затрудненностью передачи собственного опыта Другому, но и рядом отчуждающих от мира факторов бытия, таких, как болезнь, онемение, потеря зрения, слуха, что в отдельных случаях приводит к редукции восприятия действительности («Новый год», «Опера») или ее полному искажению в сознании героя. Лишенный истинного общения, а значит отдыха и сна, герой сталкивается с чудовищными фантомами, порожденными деформированным, измененным сознанием («Суд Божий», «В плену»,«Слоненок», «Часы» и др.). Деструкция способности человека к адекватному отражению картины мира объясняется тем, что у заключенного в Мире-тюрьме человека активизируется подсознание в силу ограниченности

контакта с внешним миром.

В ситуации «одиночного заключения» происходит разрушение интеллектуальной сферы человека. Многие герои Ремизова теряют способность управлять собственнным мышлением: их мысль приобретает автономный, неконтролируемый характер. Она имеет агрессивную форму или форму «дурной бесконечности» («Часы», «Неуемный бубен», «Серебряные ложки», «Казенная дана» и др.).

Вместо человеческого тепла и радости общения, герой в раннем творчестве писателя постоянно сталкивается с насилием. Моральное и/или физическое насилие - обязательный компонент взаимоотношения человека с Другим По Ремизову, жестокость - такое же субдоминантное свойство человека, как и стремление к созиданию («Чертк», «Жертва», «Слоненок» и др.). Особенность положения героев-разрушителей в мире состоит в тем, что они добровольно избирают «затворничество» от других людей. Помимо героев ДНАвдреева («Мысль»), Ф.Сологуба («Мелкий бес»), носителями идеи насилия становятся и «подпольщики» Ж.-П-Сартра (рассказ «Герострат»), сознательно отгораживающие себя от окружающих. Ремизов, как и другие писатели экзистенциального мироощущения, показывает взаимосвязь, существующую между целенаправленным самоотчуждением человека от мира и деструктивной направленностью сознания.

Отсутствие экзистенциальной «укрытости» в «неподяинном» мире породило в художественном сознании раннего Ремизова устойчивую модель смерти-избавительницы. Для многих героев писателя смерть становится единственной реальной оппозицией страданиям и боли. Так смерть перестает быть нелепостью, величайшим абсурдом, какой она является в творчестве Л.НАндреева («Большой шлем», «Рассказ о Сергее Петровиче», «Жизнь человека» и др.), и становится благом, так как она обещает покой, избавление от земных мук и долгожданное высвобождение из оыэв «неистинного» бьгшя («Эмалиодь», «Покровенная», «Занофа» и др.).

В Заключении подводятся итоги исследования

Предпринятый в данном работе анализ экзистенциальной проблематики в дореволюционных рассказах Ремизова показывает; что в раннем творчестве писателя ставится целый ряд первостепенных для экзистенциального сознания проблем, объединяющих его художественные произведения с философией Шестова, Бердяева, Кьеркегора, Ясперса, Сартра, Камю. Соотнесение дооктябрьских рассказов Ремизова с концептуальными произведениями западноевропейских экзистенциалистов Ж -ПСартра и АЛСамю указывает на типологическую родственность западноевропейских) экзистенциализма и его национальной русской разновидности

Сопоставление художественной системы раннего Ремизова с творчеством ряда русских писателей, близких экзистенциализму, таких, как И.Ф.Анненский, Ф.Ссшогуб, ЛЛАндреев, а также ГИванов, ГТазданов, Б.Ю. Поплавский, Ю.П.Одарченш, позволяет выделить ряд общих для русской экзистенциальной литературы проблем (преодоления границ Мира-тюрьмы («проектирования» существования), утраты Дома (экзистенциальной «укрытости» и своего места в мире), обретения свободы и т.д.). Рассмотрение раннего творчества Ремизова в контексте русской экзистенциальной литературы показывает; что концепция человеческого существования в художественном сознании русских художников воплощается посредством близких по содержанию и художественным функциям образов (Дома, Мира-тюрьмы, солнца и др.) и мотивов (Лабиринта, Стены, случая, энтропии мира, затухания времени и т.д.).

Художественную систему раннего Ремизова, в пределах шторой сталкиваются различные точки зрения на судьбу человека в мире, как и творчество ЛЛАвдреева, И.Ф.Анненского, Б ЮЛоплавского, характеризует антиномичность, шгорая объясняется колебаниями авторской позиции между «философией надежды», связанной с именами Достоевского и Лескова, и «философией трагедии», явившейся откликом Ремизова на концепцию человеческого бытия в философии Шестова.

Основные результаты исследования отражены в следующих публикациях:

1. Образ тюрьмы как символ «неподлинного бьпия» в творчестве АМ. Ремизова (на материале дореволюционных рассказов) И Проблемы филологии и преподавания филологических дисциплин. Материалы отчетных научных конференций преподавателей, аспирантов, молодых ученых, студентов (апрель 2006 г.). Пермь: изд-во Перм. ун-та, 2007. С. 130-133.

2. Художественное время в свете экзистенциальной концепции творчества А.М Ремизова Н Проблемы филологии и преподавания филологических дисциплин: Материалы отчетной научной конференции преподавателей, аспирантов, молодых ученых, студентов (апрель 2007 г). Пермь, изд-во Перм. ун-та, 2007.

Статьи в научных изданиях, рекомендованных ВАК

3 Особенности организации художественного времени в творчестве АМ. Ремизова (на материале дореволюционных рассказов) // Вестник Новгородского государственного университета. Сер. Гуманитарные науки. 2007. № 41. С 41-44.

4. А.Ремизов и А .Камю: концепция творчества // Вестник Бурятского государственного университета. Филология. 2007. № 7. С 154-160.

Подписано в печать 05 10 2007 г Формат 60*90/16. Набор компьютерный. Тираж 100 экз Заказ №0072 Отпечатано в типографии ООО «24 Экспресс» 614094, г Пермь, ул Мильчакова, 19, тел./факс (342)22-00-867,22-47-890

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Зимирева, Кристина Игоревна

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА 1. МИРООЩУЩЕНИЕ A.M. РЕМИЗОВА В КОНТЕКСТЕ ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНОЙ ФИЛОСОФИИ

§ 1. Основные категории мировосприятия Ремизова в свете философии существования.

§ 2. Эстетические искания Ремизова и «абсурдное творчество» Камю.

ГЛАВА 2. МИР «НЕПОДЛИННОГО» БЫТИЯ В ДООКТЯБРЬСКОМ ТВОРЧЕСТВЕ РЕМИЗОВА

§ 1 .Константы образа тюрьмы как символа «неистинного» существования

§ 2. Обретение Дома как экзистенциальная проблема.

ГЛАВА 3. ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНАЯ КОНЦЕПЦИЯ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ВРЕМЕНИ В РАННИХ РАССКАЗАХ РЕМИЗОВА

§ 1. Космическое время.

§ 2. Историческое время.

ГЛАВА 4. «ПОРОГОВЫЙ» ЧЕЛОВЕК В ХУДОЖЕСТВЕННОМ МИРЕ ДОРЕВОЛЮЦИОННЫХ ПРОИЗВЕДЕНИЙ A.M. РЕМИЗОВА

§ 1. «Разрушение личности» в мире «неподлинного» бытия.

§ 2. Проблема «Я-Другой».

Введение диссертации2007 год, автореферат по филологии, Зимирева, Кристина Игоревна

К изучению экзистенциального сознания в русской литературе XX в. отечественная наука обратилась лишь в 80-е гг. на волне усилившегося чувства общности европейской цивилизации и путей ее исторического развития. Последующие, 90-е гг. и начало XXI в. поставили перед отечественным литературоведением задачу дифференциации западноевропейского и русского художественного экзистенциализма и уточнения временных границ последнего. В этом плане многое может прояснить обращение к сложным, синтетическим художественным мирам ряда писателей начала XX в., среди которых видное место принадлежит A.M. Ремизову.

До сих пор экзистенциальная проблематика привлекала внимание исследователей главным образом в дореволюционных романах автора и автобиографических книгах периода эмиграции. Необходимость комплексного осмысления художественной системы A.M. Ремизова и места русского экзистенциального сознания в судьбе европейского экзистенциализма обусловливает актуальность изучения экзистенциальной проблематики в рассказах писателя 1900-1910-х гг.

Избирая в качестве основного материала исследования ранние рассказы писателя, мы руководствовались недостаточной изученностью экзистенциального сознания, представленного в его художественных произведениях малой повествовательной формы, относящихся к дооктябрьскому периоду В работе проанализировано 30 текстов Ремизова, среди которых 3 повести («В плену», «Эмалиоль», «Петушок») и 27 рассказов, составляющих сборники «Зга. Волшебные рассказы», «Чертов лог и полунощное солнце», а также рассказы 1900-1910-х гг., вышедшие отдельными изданиями. Дополнительными материалами являются дореволюционные романы («Пруд», «Часы», «Крестовые сестры», «Неуемный бубен», «Пятая язва», «Плачужная канава»). Для характеристики системы философскоэстетических взглядов Ремизова используются материалы большого автобиографического «цикла» эмигрантского периода («Подстриженными глазами», «Иверень», «Взвихренная Русь», «Встречи. Петербургский буерак», «Кукха. Розановы письма», «По карнизам», «Учитель музыки. Каторжная идиллия», «О происхождении моей книги о табаке. Что есть табак»), автобиографических и литературно-эстетических заметок и эссе, вошедших в книги «Пляшущий демон. Танец и слово», «Мерлог», «Огонь вещей. Сны и предсонье», а также дневники, письма писателя и воспоминания современников.

Объектом изучения является раннее творчество A.M. Ремизова. Предмет исследования - экзистенциальное сознание, нашедшее отражение в его ранних рассказах.

Главной целью данной работы является рассмотрение основных экзистенциальных проблем и своеобразия их художественного воплощения в дореволюционном творчестве писателя.

Достижение этой цели предполагает решение следующих задач:

1. Проанализовать миропонимание A.M. Ремизова в сопоставлении с философскими взглядами основных представителей экзистенциализма.

2. Сопоставить эстетические взгляды Ремизова с эстетической позицией Л.И. Шестова и А. Камю.

3. Проанализировать концепцию человека в ранней прозе Ремизова.

4. Выявить основные образы и мотивы в художественном мире ранних рассказов писателя, соотнесенные с экзистенциалистской трактовкой человеческого бытия.

5. Раскрыть особенности художественного воплощения проблемы «Человек и время» в дооктябрьском творчестве Ремизова, отвечающие принципам философии существования.

6. Определить специфику художественного воплощения характерной для экзистенциализма проблемы «Я -Другой» в ранних рассказах писателя.

Обозначенные цели и задачи определяют научную новизну данного исследования. В работе впервые рассматриваются дореволюционные рассказы писателя как единая и целостная художественная система, соответствующая комплексу экзистенциальных представлений С. Кьеркегора, Н.А. Бердяева, Л.И. Шестова, К. Ясперса, Ж.-П. Сартра и А. Камю. Впервые выдвигается гипотеза об антиномическом характере художественной системы раннего Ремизова.

Творческое наследие писателя активно осваивается современным литературоведением. По убеждению большинства ученых, проблематика раннего Ремизова тяготеет к философским, бытийным вопросам, а специфика художественного мира автора может быть описана в системе универсалий (нравственно-философских категорий). В ряде работ были предприняты попытки конкретизировать философскую направленность художественного сознания писателя посредством выявления взаимосвязи его мироощущения с философией существования. Так, некоторыми исследователями были отмечены отдельные типологические параллели между мировоззрением Ремизова и I принципами экзистенциальной философии Л.И. Шестова. Рассмотрев биографический контекст взаимоотношений писателя и философа, А.А. Данилевский [Данилевский, 1990; Данилевский, Данилова, 1992], Л. А. Колобаева [Колобаева, 1994], А. Пайман [Pyman, 1987] и др. приходят к выводу, что Ремизова и Шестова сближали взгляды на характер человеческого бытия, сопряженного с непреодолимым трагизмом, утверждение необходимости для личности отстаивать «право на субъективность» и самоопределение, осознание ограниченных возможностей разума в познании мира. Кроме того, Е.Р. Обатниной [Обатнина, 2000] была выявлена взаимосвязь между эстетическими взглядами писателя и пониманием языка М. Хайдеггера.

Опора на концепцию человеческого существования, изложенную в трудах Л.И. Шестова, позволила некоторым ученым установить в ранних произведениях Ремизова ряд общих для философа и писателя проблем. Так, М.В. Козьменко [Козьменко, 1982; Козьменко, 1990] выделяет в дореволюционном творчестве писателя мотив случая, обнажающий трагизм человеческого бытия. Сосредоточив основное внимание на романах Ремизова («Пруд», «Часы», «Крестовые сестры»), исследователь упоминает в связи с отмеченным мотивом и некоторые рассказы писателя («Серебряные ложки», «Занофа», «Царевна Мымра», «Суд Божий», «Галстук»). Кроме того, М.В. Козьменко показывает соотнесенность концепции художественного времени в «Часах» и философских взглядов М. Хайдеггера и Л.И. Шестова. JI.A. Колобаева, обращаясь к повести «Крестовые сестры», утверждает, что близость мировидения писателя философии Шестова находит выражение в схожей трактовке проблемы отчуждения человека от мира. Согласно позиции исследователя, для Ремизова, как и для Шестова, отчаяние становится не только знаком «остановки личности», но и «ее побудительной силой» [Колобаева, 1990, 119]. Аналогичная точка зрения представлена в работе М. Очадликовой, утверждающей, что страдание, с точки зрения и философа, и писателя, «предназначено» человеку для его «очеловечивания» [Цит. по: Данилевский, 2000, 511]. По наблюдениям JI.A. Колобаевой [Колобаева, 1994, 52], метафора стены в художественной системе ранних романов Ремизова также напрямую восходит к философии Шестова. Е. Горный [Горный, 1992; Горный, 1994] выявляет мотивы метафизического протеста, «овладения миром», «одиночного заключения» [См. также: Михайловский, 1935], остановки времени; указывает на преобладание деструктивных сил, на их принципиальную непознаваемость в художественном мире романа «Часы». Ю.В. Розанов [Розанов, 2004] художественное пространство рассказа «Новый год» характеризует как пространство «экзистенциального отчаяния». В работе X. Вашкелевич [Вашкелевич, 1994] анализируется проблема порабощения личности на материале повести «В плену».

Однако при исследовании взаимосвязи мировоззрения Ремизова и Шестова оказались неучтенными как несколько этапных трудов мыслителя («Шекспир и его критик Брандес», «Киркегард и экзистенциальная философия», «Potestas clavium (Власть ключей)» и др.), так и биографические материалы (переписка с различными корреспондентами, воспоминания современников), которые позволяют выявить новые параллели между миропониманием писателя и концепцией человеческого существования в работах философа (взгляд на проблему Другого, на характер познания мира, на сущность времени и др.). До сих пор не прояснен вопрос соотнесенности художественного сознания Ремизова с философией Н.А. Бердяева, С. Кьеркегора, К. Ясперса, А. Камю, Ж.-П. Сартра, а также взаимосвязи художественно-эстетических поисков писателя со взглядами на задачи искусства А. Камю и Л.И. Шестова. Главное внимание ремизоведов сосредоточено на дореволюционном романном «цикле» автора, тогда как многие его ранние рассказы по-прежнему остаются вне поля зрения исследователей.

Методология данной работы строится на сочетании сравнительно-типологического, историко-генетического, системного, мифопоэтического, мотивного подходов, разработанных в трудах М.М. Бахтина, Б.М. Гаспарова, Б.О. Кормана, Е.М. Мелетинского, З.Г. Минц, Б.В. Томашевского, В.В. Федорова и др. Задача проанализировать творчество Ремизова в контексте экзистенциальной литературы XX в. определила обращение к работам Ю.В. Бабичевой, С.И. Великовского, В.В. Ерофеева, В.В. Заманской, Л.А. Колобаевой, С.Г. Семеновой, Р.С. Спивак и других исследователей, рассматривающих экзистенциальную проблематику в творчестве русских писателей XX в.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Система философских взглядов и художественно-эстетические поиски Ремизова соответствуют экзистенциальному типу мышления.

2. В основе художественной модели мира в дореволюционном творчестве писателя находится идея «неподлинного» бытия, которая отражает первостепенные для экзистенциального сознания проблемы преодоления человеком границ собственной судьбы (вопрос «проектирования» существования) и обретения подлинной духовной свободы.

3. Одной из наиболее актуальных для экзистенциального сознания раннего Ремизова становится проблема утраты Дома, которая связана с вопросами поиска экзистенциальной «укрытости» и обретения человеком своего места в мире.

4. Ставя вопрос «Человек и время», писатель откликается на одну из первостепенных для философии существования проблему человеческого бытия. В дооктябрьских рассказах Ремизова художественное время отражает экзистенциальные представления автора о неизбежности и необратимости разрушительных и отчуждающих процессов в мире, об агрессивности времени по отношению к носителю индивидуального, а также мифологического сознания.

5. Проблема «Я-Другой» в дореволюционном творчестве писателя связана с идеями онтологического одиночества человека, невозможности установления подлинного духовного контакта между людьми в мире «неистинного» существования, передачи собственного духовного опыта Другому.

6. Художественное мышление раннего Ремизова, как представителя русской экзистенциальной литературы, антиномично. В пределах единого художественного мира рассказов писателя сосуществуют противостоящие друг другу точки зрения на человеческое бытие, которые находят выражение в образах «дружественного» («мира свободы») и «враждебного» («мира необходимости») космоса.

Теоретическая значимость исследования заключается в дополнении и уточнении представлений о месте русского экзистенциального сознания в общеевропейском литературном процессе и особом национальном варианте экзистенциальной литературы.

Практическая ценность. Материалы и выводы работы могут найти применение в общих лекционных курсах по истории русской литературы, а также в специальных курсах по русской экзистенциальной литературе и творчеству A.M. Ремизова.

Структура исследования. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения и списка использованной литературы.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Экзистенциальная проблематика в творчестве А.М. Ремизова"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Предпринятый в данной работе анализ экзистенциальной проблематики раннего Ремизова показывает, что писатель откликнулся на важнейшие проблемы философии существования («Человек и время», «Я-Другой», «Я-Бог», «Я-мир»), объединяющие его произведения с философией Шестова, Бердяева, Кьеркешра, Ясперса, Сартра, Камю.

Сопоставление дореволюционного творчества Ремизова с творчеством И.Ф. Анненского, Ф. Сологуба, JI.H. Андреева, а также писателей русского зарубежья (Г. Иванова, Г. Газданова, Б. Поплавского, Ю. Одарченко), позволяет выделить ряд общих для русского экзистенциального сознания проблем, таких, как проблема утраты Дома, выхода из Мира-тюрьмы (преодоления границ собственной судьбы), обретения подлинной духовной свободы, поисков экзистенциальной «укрытости» и своего места в мире, «проектирования» существования, а также контакта с Другим.

Направленные на осмысление места человека в мире и сущности человеческого бытия, ранние произведения Ремизова предваряют художественную концепцию «пороговой» личности Сартра и Камю. Но если в творчестве Сартра показателем экзистенциального кризиса является «тошнота», в творчестве Камю - «скука», в произведениях Андреева - «ужас» (страх), то в дореволюционных рассказах Ремизова корнем экзистенции и показателем «несчастного», отчужденного сознания выступает страдание.

Экзистенциальное отчуждение человека от мира в ранних произведениях писателя проявляется в боли. Во многих рассказах боль вызвана нравственными муками героя, утратившего близкого человека («Петушок», «Покровенная», «Галстук»), связь с Богом («Суд Божий», «Жертва», «Часы»), свободу или прежнюю жизнь («В плену», «Опера», «Крепость»), мечты и надежды на будущее («Царевна Мымра, «Новый год», «Казенная дача»). В ряде произведений к утрате связи с миром героя приводит болезнь («Чертик»,

Пятая язва», «Неуемный бубен», «Слоненок» и др.). В ситуации экзистенциального кризиса большинство героев ощущают не только боль, но и страх, порожденный чувством незащищенности, «заброшенности» во Вселенной («Пожар», «Пруд», «Жизнь несмертельная» и др.). В некоторых рассказах галлюцинации и бессоница выступают свидетельством полной отторженности человека от мира («Святой вечер», «Эмалиоль», «Новый год»),

В пределах «неподлинного» существования многие герои ощущают непреодолимость одиночества и невозможность обретения истинной духовной свободы. «Выброшенный» за пределы «всеобщего» (С. Кьеркегор), т.е. за рамки обыденного существования, человек в малой прозе писателя оказывается в чуждом, враждебном мире, где у него нет видимых опор, где он предоставлен самому себе.

Художественной моделью «неистинного» существования в ранних рассказах Ремизова является образ-символ Мира-тюрьмы. Его обязательными атрибутами становятся «сквозные» мотивы темноты, пыли, камня, стены, лабиринта, бесконечности. Лишенный доступа к музыке, теплу, свету, в Мире-тюрьме человек сталкивается с проблемой утраты Дома.

В сознании многих героев категория Дома связана с «миром свободы» (экзистенциальной сферой личности) (Н.А. Бердяев), т.е. ассоциируется со «своим» пространством. Однако в границах «неистинного» бытия обретение Дома становится невозможно, а значит, невозможно восстановление связи с миром. «Бездомность» как основополагающий статус человека в раннем творчестве писателя поддерживается посредством мотивов потери, отсутствия, разрушения дома, утраченного детства, холода, опустелости.

Утрата семейного благополучия («Жертва», «Петушок», «Галстук», «Часы», «Чертик» и др.) указывает на то, что в Мире-тюрьме Дом перестает быть экзистенциальным «укрытием». Так появляется образ дома-тюрьмы, соотнесенный с мотивом «одиночного заключения». Утратившие ощущение целостности и гармоничности бытия, Палагея Сергеевна («Покровенная»),

Кудрин («Новый год»), Занофа и другие герои обращаются к своему прошлому, нередко к детству, когда их экзистенциальную «укрытость» составляли Дом и семья.

Проблема обретения Дома во многих произведениях Ремизова связана с поисками героем своего места в мире. Однако художественное пространство «неподлинного» бытия постоянно стремится к окончательному вытеснению человека («Казенная дача», «Святой вечер», «Серебряные ложки», «Опера» и др.), что ведет его к ощущению потерянности в бесконечном мире («Крепость», «Новый год»).

Ставя проблему смысла человеческого бытия, Ремизов, как и другие писатели-экзистенциалисты, приходит к выводу о взаимосвязи, существующей между экзистенциальным «ядром» личности (Н.А. Бердяев) и «проекцией» человека. Идеальный «проект», по Ремизову, свидетельствует о духовной активности личности. Стремление многих героев к обновлению или возрождению жизни находит выражение в мечтах о других странах («В плену», «Новый год», «Крестовые сестры»), о работе («Серебряные ложки»), о музыке («Опера», «Музыкант»), об отдыхе («Казенная дача»), о личном, семейном счастье («Занофа, «Пруд», «Покровенная», «Жертва») и т.д. Однако, каковы бы ни были их надежды, писатель показывает, что они невоплотимы в реальной жизни, тем самым утверждая непреодолимый трагизм бытия. С утратой будущего человек оказывается в ситуации личностного кризиса, который приводит его к неизбежной духовной («Серебряные ложки», «Новый год», «Чертик» и др.), а иногда и физической гибели («Занофа», «Жертва», «Пятая язва» и др.). Так, автор утверждает, что без мечты или надежды духовная жизнь обречена на разложение и самораспад. Утрата «проекции» становится признаком «несчастного», отчужденного сознания.

Оставшись без надежд на будущее, человек сталкивается с проблемой непреодолимости границ Мира-тюрьмы, невозможности переступить очерченные судьбой (обстоятельствами) границы. Вот почему писатель уподобляет жизнь многих героев каторге или тюрьме («Эмалиоль», «В плену», «Казенная дача», «Крестовые сестры» и др.), или «одиночному заключению» («Часы»). Лишенные возможности свободного самоопределения в жизни, герои оказываются перед непроницаемой Стеной «неистинного» бытия.

Обращаясь к вопросу «Человек и время», Ремизов, как и философы-экзистенциалисты, приходит к выводу, что именно время выступает основным разрушительным и обезличивающим фактором существования. Враждебность времени человеку передается посредством мотивов затухания, замедления и остановки времени («Слоненок», «Крепость», «Опера», «Святой вечер», «Серребряные ложки» и др.), которые свидетельствует о росте взаимного отчуждения между людьми. Кроме дезорганизации окружающего героя пространства («сквозной» мотив энтропии мира), время приводит к всесторонней деструкции самого человеческого существования.

Портретные характеристики демонстрируют необратимость качественных изменений во внешнем облике человека и его внутреннем мире. Обезображивание внешности героя может быть вызвано как травмами («Пожар», «Занофа», «Чертик», «Тоска неключимая» и др.), так и давлением неблагоприятных обстоятельств, которые приводят к преждевременному старению («Жертва», «Покровенная»). Энтропийные процессы затрагивают эмоционально-волевую сферу (мотив «обессиливания», экзистенциальной тревоги, бессоницы), интеллектуальные способности большинства героев (мотив разрушения мысли, изменения сознания).

Показывая взаимозависимость мира (его фундаментальных пространственно-временных характеристик) и человека, Ремизов проводит мысль о неизбежном саморазрушении мира, протекающем в соответствии с процессами духовной аннигиляции личности (затуханием духовной активности). В момент экзистенциального потрясения, в «предельной», кризисной ситуации многие герои теряют зрение, слух или речь («Опера», «Новый год», «Пожар», «Жертва», «Казенная дача», «Часы»). Духовное отчуждение личности от мира оказывается необратимым, и вторичное «обживание» «враждебного» космоса становится практически невозможным.

Взгляды Ремизова на исторический процесс и взаимоотношения индивидуального и массового сознания в истории обнаруживают точки пересечения с концепцией К. Ясперса. В раннем творчестве писателя историческое время проявляет свою агрессивность по отношению к носителю индивидуального сознания. Человек не может обрести экзистенцию в стремлении слиться с «общим» делом, «общими» целями. Вот почему судьба героев-ссыльных трагична и безысходна. В мире истории, который стремится подавить человеческую индивидуальность и поставить превыше всего общественные интересы, восстановление духовной целостности становится невозможным. Неудивительно, что герои рассказов «Новый год», «Эмалиоль», «Серебряные ложки» и др., которые стремились к всеобщему благу, оказываются и одиноки, и несчастны. Ремизов был убежден в том, что построение «всеобщего» счастья является подменой подлинных духовных интересов личности, связанных с ее индивидуальными потребностями.

Историческое время агрессивно и по отношению к носителю мифологического сознания. За пределами «дружественного» христианского (мифологического) мира герой или гибнет («Петушок»), или испытывает непреодолимое ощущение враждебности бытия («Святой вечер», «Царевна Мымра»).

Ремизов был одним из первых писателей, близких экзистенциализму, которые с наибольшей последовательностью и полнотой раскрыли онтологический статус одиночества человеческого существа в мире, вызванного необратимым разрушением межличностных и социальных связей.

Концепция одинокого, «закрытого» человека, носителя монологического сознания, находит воплощение в образе интровертированного героя, коммуникативная активность которого направлена на внутренний монолог.

В пределах «неистинного» бытия отношения между людьми подкреплены только извне, основаны на принуждении, а не на подлинном стремлении к духовному общению. Вот почему в Мире-тюрьме установление истинного контакта между людьми затруднено, а общение анонимно: люди не знают имен друг друга, а значит духовный мир, запросы и потребности Другого остаются неизвестны. Для обозначения личности в пределах «мира необходимости» нередко оказывается достаточно одного прозвища («Бебка», «Слоненок», «Святой вечер», «Эмалиоль», «В плену», «Пятая язва», «Часы» и др.).

Большое значение в раннем творчестве Ремизова имеет редукция континуума, также поддерживаемая на разных уровнях текста: редуцирование исторического времени, «эллипсы» сюжета (намеренный пропуск логических звеньев фабулы), редукция имени, редукция восприятия действительности в сознании героя. Редукция художественного континуума свидетельствует о невозможности воссоздания автором целостной картины мира вследствие отсутствия системы абсолютов, звеньев взаимообусловленности явлений в самой действительности. Образ принципиально неполного, незавершенного, стремящегося к саморазрушению универсума согласуется с экзистенциалистскими представлениями о мире, так как сама реальность, с точки зрения Л.И. Шестова, является принципиально незавершимой, постоянно воздвигающейся и вновь разрушающейся.

Ремизов утверждает онтологическую неустойчивость существования. Вытесненные за пределы «обжитого» мира, большинство героев попадают во «враждебный» им космос. Так называемый случай, занимающий большое место в художественной системе писателя, связан с одним из центральных для экзистенциализма понятием «покинутости» человека Богом. Как и в философии Л.И Шестова, Ж.-П. Сартра, случай в ранних произведениях Ремизова показывает непредсказуемость и беззащитность человеческого существования.

Особое внимание писателя привлекает проблема смерти. Смерть, как абсолютный предел человеческого бытия, нередко становится единственной реальной оппозицией человеческим страданиям. Так возникает мотив смерти-избавительницы («Пруд», «Эмалиоль», «Жертва», «Покровенная» и др.) В Мире-тюрьме смерть представляется героям последней возможностью разрыва пределов «неистинного» существования. Таким образом, решая вопрос преодоления человеком границ собственной судьбы, автор утверждает, что, оказавшись во враждебном мире, человек навсегда лишен возможности гармонизировать бытие.

Художественное сознание раннего Ремизова антиномично. В пределах единого художественного мира сталкиваются различные точки зрения на судьбы человека в мире. У некоторых героев появляется возможность изменить отношение к собственному уделу. Изображая носителя христианского сознания, писатель ведет их к едва брезжущей надежде на преодоление неискоренимого трагизма бытия («Пруд», «Крестовые сестры», «Покровенная», «Петушок» и др.).

Хотя конфликт между человеком и миром оказывается неустраним, носитель христианского сознания получает возможность сгладить ощущение безысходности жизни. Носитель «просветленного типа миросозерцания» противопоставляется носителю пассивной жизненной позиции, который ищет утраченной гармонии с миром обращаясь к звездам. «Обоженному» герою, проявляющему духовную активность, противостоит носитель деструктивного сознания, чья деятельность направлена на разрушение («Пожар», «Чертик», «Жертва», «Жизнь несмертельная» и др.). Свою духовную и литературную родословную Ремизов связывал с именами Н.С. Лескова и Ф.М. Достоевского. Их герои-праведники, обретающие веру, пройдя через цепь испытаний и искушений, призваны стать оплотом «философии надежды», без которой немыслимо человеческое бытие.

Антиномичность художественного мышления раннего Ремизов объясняется колебаниями авторской позиции между «философией надежды», унаследованной писателем от русской литературы XIX в. и прежде всего от творчества Ф.М. Достоевского и Н.С. Лескова, и «философией трагедии», явившейся откликом автора на концепции человеческого бытия в философии А. Шопенгауэра, Ф. Ницше, Л. Шестова. Закономерно, что ощутившие себя на пересечении этих двух мировоззренческих систем, такие художники, как J1.H. Андреев, Ф. Сологуб, И.Ф. Анненский, воплотят в своих произведениях драму «богооставленного» человечества, вместе с тем утверждая непреходящую ценность и красоту бытия.

Затрагивая вопрос соотнесенности в раннем творчестве Ремизова различных типов мифологического сознания, нельзя не отметить, что целостность мифологического миросозерцания в раннем творчестве писателя оказывается поколебленной.

В книге «Посолонь» автор стремится воссоздать гармоничность архаического (дохристианского) мироощущения. Здесь возникает множество образов и мотивов, связанных с его ранними рассказами и объясняющих некоторые их них.

В «Посолони» появляется образ Корочуна, соотносимый с Корочуном из рассказа «Святой вечер». Тревога героя рассказа за «старого деда», которого может убить рыжий дворник, связана с переживаниями Скороходова, вызванными общим неблагополучием современного мира, в котором уничтожаются следы светлого, гармонического мироощущения. Именно в «Посолони» создаются образы дружественных стихий (света, солнца, звезд), которые найдут свое подкрепление в некоторых ранних рассказах автора («Покровенная», «Царевна Мымра», «В плену», «Петушок»).

Появившаяся в том же 1907 г. книга «Лимонарь. Луг духовный» отражает представления писателя о расколотости мифологического сознания. Для «Лимонаря», основанного на апокрифической, «отреченной» литературе, Ремизов избрал исполненные трагизма сюжеты новозаветной истории (казни Иоанна Крестителя, распятия Христа и др.), отображая момент утраты человеком Бога и показывая драму «богооставленного» мира.

Именно здесь появляются некоторые мотивы, с помощью которых воплощается экзистенциалистская концепция человеческого бытия в ранних рассказах автора. Так, мотив вихря в рассказе «Занофа», навсегда лишающий героиню возможного счастья, может быть соотнесен с вихрем «бесовской пляски» Иродиады («О безумии Иродиадином»), демонстрируя враждебность стихии человеку. Не случайно в дореволюционном творчестве Ремизова такие значимые символы, как символ птицы, собаки, насекомого, солнца, звезд и др., такие мотивы, как мотив песни, колокольного звона, огня, тишины, смеха и др., приобретают характер двойственный, антиномический, обозначая или «дружественный», или «враждебный» космос, свидетельствуя о разорванности самого бытия в представлениях писателя.

Список научной литературыЗимирева, Кристина Игоревна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Справочные материалы

2. Руднев В.П. Словарь культуры XX в.: Ключевые понятия и тексты. М.: Аграф, 1997.

3. Русская литература XX в. Дооктябрьский период. М.: Просвещение, 1980.

4. Русские писатели. Биобиблиографический словарь / Под ред. П.А. Николаева. М.: Просвещение, 1990.

5. Русские писатели XX в.: Биобиблиографический словарь: В 2 ч. / Под ред. Н.Н. Скатова. М.: Просвещение, 1998. Ч. 2.

6. Русские писатели. 1800-1917. Биографический словарь / Под ред. П.А. Николаева. М. Сов. энциклопедия, 1989. Т. 1.

7. Русское зарубежье. Золотая книга эмиграции. Первая треть XX в. Энциклопедический биографический словарь / Под общ. ред. В.В. Шелохаева. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 1997.

8. Всемирная энциклопедия: Философия / Гл. науч. ред. и сост. А.А. Грицанов. М.: ACT, Минск: Харвест, Совр. литератор, 2001.1. Художественные тексты

9. Ремизов A.M. Собр. соч.: В 10 т. М.: Рус. книга, 2000. Т. 3. 672 с.

10. Ремизов А. Автобиография (1922) // Ремизов A.M. Избранное. Л., 1990. С. 548-552.

11. Ремизов A.M. В розовом блеске: Автобиографическое повествование. Роман / Сост., подг. текста и прим. В.А. Чалмаева. М.: Современник, 1990. 750 с.

12. Ремизов A.M. Взвихренная Русь / Сост. Б.В. Аверина, И.Ф. Даниловой. М.: Сов. писатель, 1991. 537 с.

13. Ремизов A.M. Избранное / Сост., подг. текста и комм. Ю.А. Андреева. М.: Худож. лит., 1978. 510 с.

14. Ремизов A.M. Избранное / Сост. А.А. Данилевского. JL: Лениздат, 1991. 608 с.

15. Ремизов А.М. Избранное: Повести, литературные силуэты, воспоминания / Сост. и комм. В.А. Чалмаева. М.: Просвещение, 1992. 415с.

16. Ремизов A.M. Избранные произведения / Сост. и прим. М. Козьменко и И. Кашириной. М.: Панорама, 1995. 432 с.

17. Ремизов А. Кукха: Розановы письма / Ed.: G. D. Poliak. New-York: Серебряный век, 1978. 127 с.

18. Ремизов A.M. Москва А. Ремизова. Автобиографическая проза. Рассказы. Сны. Исторические были-небыли. Встречи. Московские легенды. Взвихренная Русь / Комм. И. Попова. М.: Кстати, 1996. 279 с.

19. Ремизов А. Неизданный «Мерлог» / Публ. А.д'Амелия // Минувшее: Исторический альманах. М.: Прогресс, Феникс, 1990. Вып. 3. С. 206261.

20. Ремизов A.M. Неуемный бубен: Роман, повести, рассказы, сказки, воспоминания / Сост. и комм. В.А. Чалмаева. Кишинев: Лит. артистикэ, 1988. 606 с.

21. Ремизов A.M. О происхождении моей книги о табаке. Что есть табак. Paris: Tchijoff, 1983. 68 с.

22. Ремизов A.M. Огонь вещей: Сб-к / Сост. и комм. В.А. Чалмаева. М.: Сов. Россия, 1989. 528 с.

23. Ремизов A.M. Огонь вещей. Сны и предсонье / Сост., подг. текста Е.Р. Обатниной. СПб.: И. Лимбах, 2005. 368 с.

24. Ремизов A.M. По карнизам//Лепта. 1994. №21. С. 3-89.

25. Ремизов A.M. Повести и рассказы / Сост. и прим. М.В. Козьменко. М.: Худож. лит., 1990. 464 с.

26. Ремизов A.M. Россия в письменах. New-York: Russica Publishers, 1982. Т. 1.

27. Ремизов A.M. Учитель музыки. Каторжная идиллия / Подг. текста, прим. А.д' Амелия. Paris: La Presse Libre, 1983. 575 с.

28. Ремизов A.M. Царевна Мымра: Сб-к / Подг. текста и комм. В.А. Чалмаева. Тула: Приок. кн. изд-во, 1992. 414 с.

29. Андреев JI.H. Избранное / Сост. и пред. А.П. Ланщикова М.: Современник, 1982. 463с.

30. Андреев Л. Избранное / Сост. и прим. В.А. Богданова. М.: Сов. Россия, 1988.336 с.

31. Андреев Л.Н. Рассказы, повести и фельетоны / Подг. текста, сост. В.Н. Чувакова. М.: Моск. рабочий, 1983. 351 с.

32. Андреев Л.Н. Странная человеческая звезда. / Сост., пред. М.В. Козьменко. М.: Панорама, 1998. 512 с.

33. Анненский И.Ф. Лирика / Сост. и вступ. ст. А.В. Федорова. Л.: Худож. лит., 1979.368 с.

34. Блейк У. Песни Невинности и Опыта / Пер. С. Степанова. СПб.: Азбука, 2000. 263 с.

35. Газданов Г. Собр. соч.: В 3-х т. / Сост., подг. текста Л. Диенеша и др. М.: Согласие, 1993. Т. 1. 720 с.

36. Газданов Г. Собр. соч.: В 3-х т. М.: Согласие, 1996. Т. 2. 800 с.

37. Иванов Г.В. Собр. соч.: В 3-х т. / Сост., подг. текста Е.В. Витковского. М.: Согласие, 1994. Т. 1. 656 с.

38. Иванов Г.В. Собр. соч.: В 3-х т. М.: Согласие, 1994. Т. 2. 478 с.

39. Из поэзии русского зарубежья. Стихи // Литературное обозрение. 1990. № 7. С. 22-27.

40. Поплавский Б.Ю. Соч. / Под ред. С.А. Ивановой. СПб.: Летний сад,1999. 447 с.

41. Поэзия русского зарубежья / Сост., пред. и комм. О.И. Дарка. М.: Слово, 2001. 800 с.

42. Сартр Ж.-П. Тошнота: Избранные произведения / Пер. С.Н. Зенкина. М.: Республика, 1994.496 с.

43. Сологуб Ф. Мелкий бес / Подг. текста и комм. М.В. Козьменко. М.: Худож. лит., 1988. 303 с.

44. Сологуб Ф.К. Поэзия. Проза / Сост., пред. и комм. М.М. Павловой. М., 1999. 672 с.

45. Сологуб Ф. Стихотворения / Сост., подг. текста и прим. М.И. Дикман. Л.: Сов. писатель, 1975. 680 с.1. Исследования и критика

46. А. Ремизов: Исследования и материалы / Отв. ред. A.M. Грачева. Спб.: Д. Буланин, 1994. 286 с.

47. А. Ремизов. Исследования и материалы / Отв. ред. A.M. Грачева и А. д'Амелия. СПб.-Салерно, 2003. 405 с.

48. А.П. Чехов: Pro et contra. Творчество А.П. Чехова в русской мысли конца XIX начала XX вв. (1887-1914). Антология / Под ред. И.Н. Сухих. СПб.: Изд-во Русского Христ. гуманитар, ин-та, 2002. 1073 с.

49. Аверин Б.В., Данилова И.Ф. Автобиографическая проза А. Ремизова // Ремизов A.M. Взвихренная Русь. М.: Совет, писатель, 1991. С. 3-22.

50. Амелия А. «Автобиографическое пространство» А. М. Ремизова // Ремизов A.M. Учитель музыки. Paris, 1983. С. IV-XXXIII.

51. Амелия А. Поздние повести Ремизова: В поисках жанра // А. Ремизов: исследования и материалы. СПб.: Д. Буланин, 1994. С. 104-114.

52. Амелия А. Неизданная книга «Мерлог»: время и пространство в изобразительном и словесном творчестве А. М. Ремизова // A. Remizov.

53. Approaches to a Protean Writer. Columbus (Ohio), 1987. P. 143-166.

54. Андреев JI. Письмо к A.M. Питалевой // Звезда. 1925. № 2.

55. Андреев Ю.А. О писателе А. Ремизове // Ремизов A.M. Избранное. М., 1978. С. 3-33.

56. Андреев Ю.А. Пути и перепутья А. Ремизова // Вопросы литературы. 1977. №5. С. 216-243.

57. Артемьева О.В. Мифопоэтика прозы А. Ремизова: Автореф. дис. канд. филол. наук / Моск. пед. гос. ун-т. М., 1999. 16 с.

58. Баранова-Шестова Н. Жизнь Л. Шестова: По переписке и воспоминаниям современников. Paris: La Presse libre, 1983. 395 с.

59. Бабичева Ю.В. Г. Газданов и творческие искания Серебряного века. Вологда: Русь, 2002. 85 с.

60. Баран Г. Поэтика русской литературы начала XX в.: Сб-к / Под общ. ред. Н.В. Котрелева, А.Л. Осповата. М.: Прогресс: Универс, 1993. 365 с.

61. Безродный М. Генезис лейтмотивов у A.M. Ремизова // Русская филология. Вып. 5: Сб. студ. науч. работ филол. фак. Тарту, 1977. С. 98109.

62. Безродный М.В. Об одной подписи А. Ремизова // Русская литература. 1990. № 1.С. 224-228.

63. Бердяев Н. Памяти Л. Шестова // Amherst College. The Center for Russian Culture. A. Remizov and S. Remizova-Dovgello Papers.

64. Бердяев H.A. Самопознание (опыт философской автобиографии) / Сост., подг. текстов, комм. А.В. Вадимова. М.: Книга, 1991. 446 с.

65. Бердяев Н.А. Философия свободы. Истоки и смысл русского коммунизма. М.: Сварог и К, 1997. 413 с.

66. Блищ Н.Л. Автобиографическая проза A.M. Ремизова (проблема мифотворчества). Минск: Европ. гуманит. ун-т, 2002. 116 с.

67. Блок А.А. Переписка с A.M. Ремизовым (1905-1920) // Литературное наследство. Т. 92. А. Блок: Новые материалы и исследования. В 2-х кн.1. М: Наука, 1981. Кн. 2.

68. Богданов А.В. Между стеной и бездной: JT. Андреев и его творчество // Андреев Л.Н. Собр. соч.: В 6 т. М.: Худож. лит., 1990. Т. 1. С. 5-40.

69. Боярский В.А. Поэтика прозы Г. Газданова 1940-х гг.: Автореф. дис. канд. филол. наук / Томск, гос. Ун-т. Томск, 2003. 31 с.

70. Брюсов В.Я. Переписка с A.M. Ремизовым (1902-1912) // Литературное наследство. Т. 95. В.Я. Брюсов и его корреспонденты: В 2-х кн. М.: Наука, 1994. Кн. 2.

71. Вахненко Е.Е. Концепция времени и пространства в автобиографической прозе A.M. Ремизова 1920-1950-х гг. электр. ресурс.: Автореф. дисс. канд. филол. наук / Иркут. гос. ун-т. Улан-Уде, 2007; режим доступа: http://www.bsu.ru/content/diss/doc/61.doc.

72. Вашкелевич X. А. Ремизов «В плену»: Истоки художественного метода // А. Ремизов: исследования и материалы. СПб.: Д. Буланин, 1994. С. 1925.

73. Вашкелевич X. Канцелярист обезьяньего царя Асыки А. Ремизов и его Обезвелволпал // К проблемам истории русской литературы XX века: Сб-к ст. / Под ред. Я. Шимак-Рейфер. Краков, 1992. С. 41-50.

74. Вейдле В. О тех, кого уже нет // Звезда. 1995. № 2. С. 106-112.

75. Великовский С.И. В поисках утраченного смысла. Литература за рубежом. XX в. М.: Худож. лит., 1979. 295 с.

76. Великовский С.И. Грани «несчастного сознания». Театральная проза, философская эссеистика, эстетика А. Камю. М., 1973. 239 с.

77. Великовский С. «Проклятые вопросы» Камю // Камю А. Избранное. М., 1990. С. 5-32.

78. Витковский Е.В. «Жизнь, которая мне снилась» // Иванов Г.В. Собр. соч.: В 3-х т. М., 1993. Т. 1. С. 5-40.

79. Возвращение Г. Газданова: Науч. конф., поев. 95-летию со дня рожд., 45 дек. 1998 / Сост. М.А. Васильев. М.: Рус. Путь, 2000. 308 с.

80. Волошин М. Лики творчества / Подг. текста В.А. Мануйлова и др. Л.: Наука, 1988. 848 с.

81. Волшебный мир А. Ремизова. Каталог выставки / Отв. ред. A.M. Грачева. СПб.: ИРЛИ, 1992.

82. Гарсия-Сала И. Распутье и Иуда // Диалектика рационального и эмоционального в искусстве слова: Сб-к ст. к 60-летию A.M. Буланова / Сост. и общ. ред. А.Н. Долгенко и др. Волгоград: Панорама, 2005. С. 224-228.

83. Гаспаров Б.М. Литературные лейтмотивы. М.: Наука, 1993. 304 с.

84. Герасимов Ю.К. Театр А. Ремизова // А. Ремизов: Исследования и материалы. СПб.: Д. Буланин, 1994. С. 178-192.

85. Горный Е. «Бедовая доля» A.M. Ремизова (к истолкованию заглавия) // Тр. по рус. и слав, филологии. Уч. зап. Тартус. ун-та. 1994. № 1 (новая серия). С. 168-175.

86. Горный Е. Заметки о поэтике A.M. Ремизова: «Часы» // В честь 70-летия профессора Ю.М. Лотмана: Сб-к ст. / Отв. ред. Е. Пермяков. Тарту: Эйдос, 1992. С. 192-209.

87. Горный Е. Ремизов и Чехов (материалы и пролегомены) // Philologica. 1997. №4. С. 153-160.

88. Грачева A.M. А. Ремизов и древнерусская культура. СПб.: Д. Буланин, 2000. 333 с.

89. Грачева A.M. Жизнь и творчество А. Ремизова // Ремизов A.M. Собр. соч.: В 10 т. М., 2000. Т. 1. С. 8-28.

90. Грачева A.M. Научная конференция «Русский рассказ и литературный процесс начала XX в.» //Русская литература. 1989. № 3. С. 249-252.

91. Грачева A.M. «Парнас» «серебряного века» в судьбе и творчестве A.M. Ремизова // Некаледарный XX в. Вел. Новгород, 2003. Вып. 2. С 36-43.

92. Грачева A.M. Писатель А. Ремизов // JI.H. Андреев. Красный смех. A.M. Ремизов. Петушок. М., 2001. С. 258-265.

93. Грачева A.M. «Плачужная канава» неизвестный петербургский роман А. Ремизова//Зарубежная Россия 1917-1945. СПб., 2004. С. 267-271.

94. Грачева A.M. Повесть A.M. Ремизова «Тристан и Изольда». История текста // Русский модернизм. Проблемы текстологии: Сб-к ст. Спб., 2001. С. 130-151.

95. Грачева A.M. Революционер А. Ремизов: миф и реальность // Лица. Биографический альманах. М., СПб.: Феникс, Atheneum. 1993. Вып. 3. С. 419^147.

96. Гречишкин С.С. Архив A.M. Ремизова // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1975 год. Л.: Наука, 1977. С. 20-25.

97. Гречишкин С.С. Царь Асыка в «Обезьяньей Великой и Вольной палате» Ремизова //Studia slavica Hungarian. XXVI. 1980. № 1-2. S. 173-176.

98. Григорьева E. Ф. Сологуб в мифе А. Белого // Русский символизм в литературном контексте рубежа XIX-XX вв. Тарту, 2000. (Уч. зап. Тартус. ун-та. Блок. сб-к. Вып. XV). С. 108-149.

99. Грякалова Н.Ю. Книга Ремизова «Павлиньим пером». История формирования // Русский модернизм. Проблемы текстологии: Сб-к ст. СПб., 2001. С. 152-168.

100. Грякалова Н.Ю. А. Ремизов в работе над «Павлиньим пером» (новые материалы) // А. Ремизов: Исследования и материалы. СПб., 1994. С. 115-123.

101. Гунн Г.П. «Русский лад» А. Ремизова // Гунн Г.П. Очарованная Русь. М.: Искусство, 1990. С. 229-288.

102. Гуськов Ю. Параллели «второй реальности» (Ф. Сологуб и Ф. Кафка) // Московский вестник. 1995. № 2. С 210-228.

103. Данилевский A.A. A.M. Ремизов и J1. Шестов. Статья первая // Пути развития русской литературы. Тр. по рус. и слав, филологии. Литературоведение. Тарту, 1990. (Уч. зап. Тартус. ун-та. Вып. 883). С. 139-156.

104. Данилевский А.А. Герой A.M. Ремизова и его прототип // Актуальные проблемы теории и истории русской литературы. Тр. по рус. и слав, филологии. Литературоведение. Тарту, 1987. (Уч. зап. Тартус. ун-та. Вып. 748). С. 150-165.

105. Данилевский А.А. О дореволюционных «романах» A.M. Ремизова // Ремизов А. М. Избранное. Л., 1991. С. 596-607.

106. Дарьялова Л.Н. Роман Газданова: феноменологические и экзистенциальные аспекты // Русское зарубежье: приглашение к диалогу: Сб науч. тр. Калининград, 2004. С. 115-127.

107. Дворцова Н.П. М. Пришвин и его «вечные спутники» (Д. Мережковский, В. Розанов, А. Ремизов). Тюмень: изд-во Тюмен. гос. унта, 1995. 125 с.

108. Дикман М.И. Поэтическое творчество Ф. Сологуба // Сологуб Ф. Стихотворения. Л., 1975. С. 5-74.

109. Долгополов Л.К. М. Горький и проблема «детей Солнца» // Долгополов Л. К. На рубеже веков: О русской литературе конца XIX начала XX вв. М., 1977. С. 57-90.

110. Долгополов Л.К. Миф о Петербурге и его преобразование в начале века

111. Долгополов Л. К. На рубеже веков: О русской литературе конца XIX -начала XX вв. М., 1977. С. 150-194.

112. Дорожкина В.Ю. Принципы сказового изложения в произведениях А. М. Ремизова: лингвостилистический аспект: Автореф. дис. канд. филол. наук / СПбГУ. СПб., 1996. 19 с.

113. Доценко С.Н. «Автобиографическое» и «апокрифическое» в творчестве А. Ремизова // А. Ремизов: Исследования и материалы. СПб., 1994. С. 3340.

114. Доценко С.Н. Два подхода к фольклору: С. Городецкий и А. Ремизов // Пути развития русской литературы: Труды по русской и славянской филологии. Тарту, 1990. (Учен зап. Тартус. ун-та. Вып. 883) С. 116-139.

115. Доценко С.Н. «И к злодеям причтен»: Тема предательства в поэме А. Ремизова «Иуда» // А. Ремизов: Исследования и материалы. СПб-Салерно, 2003. С. 43-53.

116. Доценко С.Н. Нарочитое безобразие (эротические мотивы в творчестве А. Ремизова) //Литературное обозрение. 1991. № 11. С. 72-74.

117. Доценко С.Н. Обезвелволпал A.M. Ремизова как зеркало русской революции // Europa Orienatis. 1997. XVI (2) P. 305-320.

118. Доценко С.Н. Петербургский миф A.M. Ремизова: Заметки к теме // De Visu. 1994. №3/4. С. 60-66.

119. Доценко С. Проблемы поэтики A.M. Ремизова. Автобиографизм как конструктивный принцип творчества. Таллин: изд-во Таллин, педагогич. ун-та, 2000. 162 с.

120. Ерофеев В.В. В лабиринте проклятых вопросов: Эссе. М.: Союз фотохудожников России, 1996. 624 с.

121. Заманская В.В. Пути художественного воплощения характера в русской литературе конца XIX начала XX вв. Магнитогорск: изд-во Магнитог. педин-та, 1995. 144 с.

122. Заманская В.В. Русская литература первой трети XX в.: проблемаэкзистенциального сознания. Екатеринбург: изд-во Урал, ун-та; Магнитогорск : изд-во Магнитогор. пединститута, 1996. 408 с.

123. Иванов-Разумник Р.В. О смысле жизни (Ф. Сологуб, J1. Андреев, J1. Шестов). СПб., 1910.

124. Ильин И.А. Творчество А. Ремизова // Ильин И.А. Собр. соч.: В 10 т. М., 1996. Т. 6. Кн. 1.С. 271-333.

125. Кайдалова И.Н., Примочкина Н.Н. <Вступ. ст.> Воспоминания A.M. Ремизова о А.А. Блоке // Литературное наследство. Т. 92. А. Блок: Новые материалы и исследования: В 2-х кн. М., 1981. Кн. 2.

126. Камю А. Творчество и свобода. Статьи, эссе, записные книжки / Сост. и пред. К. Долгова. М.: Радуга, 1990. 608 с.

127. Келдыш В.А. Русская литература «серебряного века» как сложная целостность // Русская литература рубежа вв. (1890-е начало 1920-х гг.): В 2-х кн. М., 2001. Кн. 1.С. 13-68.

128. Келдыш В.А. Русский реализм начала XX в. М.: Наука, 1975. 280 с.

129. Кирсис С.С. Л. Андреев и некоторые проблемы французского экзистенциализма II Проблемы типологии русской литературы. Литературоведение. Тр. по рус. и слав, филологии. Тарту, 1985. (Уч. зап. Тартус. ун-та. Вып. 645). С. 122-132.

130. Кодрянская Н.В. А. Ремизов в своих письменах. Paris, 1977. 416 с.

131. Кодрянская II. А. Ремизов: наблюдения, воспоминания, мысли, сомнения // Ремизов A.M. Царевна Мымра. Тула, 1992. С. 355-395.

132. Козьменко М.В. A.M. Ремизов // Русское зарубежье. Золотая книга эмиграции. Первая треть XX в. Энциклопедический биографический словарь. М., 1997. С. 535-538.

133. Козьменко М.В. А. Ремизов // Русская литература рубежа вв. (1890-е -начало 1920 гг.): В 2 кн. М.: Наследие, 2001. Кн. 2. С. 340-380.

134. Козьменко М.В. А. Ремизов: «Я всегда писал врозь с темой дня» // Ново-Басманная, 19, 1990: Сб-к / Сост. Н. Богомолова. М.: Худож. лит.,1990. С. 224-236.

135. Козьменко М.В. Бытие и время А. Ремизова // Ремизов A.M. Повести и рассказы. М., 1990. С. 3-13.

136. Козьменко М.В. «Лимонарь» как опыт реконструкции народной веры // А. Ремизов: Исследования и материалы. СПб., 1994. С. 26-32.

137. Козьменко М.В. Мир и герой А. Ремизова (к проблеме взаимосвязи мировоззрения и поэтики писателя) // Филологические науки. 1982. № 1. С. 24-30.

138. Козьменко М.В. Удоноши и фаллофоры А. Ремизова // Эрос. Россия. Серебряный век. М: Лентос, 1992. С. 175-187.

139. Колобаева Л.А. Концепция личности в русской литературе рубежа XIX-XX вв. М.: Изд-во МГУ, 1990. 336 с.

140. Колобаева Л.А. «Право на субъективность»: А. Ремизов и Л. Шестов // Вопросы литературы. 1994. Вып. V. С. 44-76.

141. Корнблатт Д.Д. «Вечный жид»: Л. Шестов и русская религиозная мысль // Русская литература XX в. Исследования американских ученых. СПб., 1993. С. 47-57.

142. Коробейникова О.Ю. Языковая эквивалентность как фактор организации художественного текста: Ранние «романы» A.M. Ремизова: Автореф. дис. канд. филол. наук / СПбГУ. СПб., 1996. 23 с.

143. Кьеркегор С. Страх и трепет: Этические трактаты / Пер., комм. Н.В. Исаевой, С.А. Исаева. М.: Республика, 1993. 383 с.

144. Литературное наследство. Т. 72. А. Горький и Л. Андреев: Неизданная переписка. М.: Наука, 1965.

145. Литературное наследство. Т. 92. А. Блок: Новые материалы и исследования: В 2-х кн. М.: Наука, 1981. Кн. 2. 415 с.

146. Литературное наследство. Т. 95. В.Я. Брюсов и его корреспонденты: В 2-х кн. М.: Наука, 1994. Кн. 2.

147. Лица: Биографический альманах / Под ред. А.В. Лаврова. М., СПб.:

148. Феникс, Atheneum, 1993. Вып. 3. 494 с.

149. Маковский С.К. Портреты современников. На парнасе «серебряного века». Художественная критика, стихи / Сост., подг. текста и комм. Е.Г. Домогацкой, Ю.Н. Симоненко. М.: Аграф, 2000. 768 с.

150. Марков В. Неизвестный писатель Ремизов // A. Remizov. Approaches to a Protean Writer. Columbus (Ohio), 1987. P. 14-18.

151. Мартынов A.B. Газданов и Камю // Возвращение Г. Газданова. М., 2000. С. 67-80.

152. Миланова О.О. A.M. Ремизов // Русские писатели. Биобиблиографический словарь. М., 1990. С. 189-191.

153. Мильков Д. «Прошу всех примите мое!» (памяти A.M. Ремизова) // Звезда. 1998. №7. С. 189-195.

154. Минц З.Г. <Вступ. ст.> А.А. Блок. Переписка с A.M. Ремизовым (1905-1920) // Литературное наследство. Т. 92. А. Блок: Новые материалы и исследования. М., 1981. Кн. 2. С. 64-82.

155. Минц З.Г. О некоторых «неомифологических» текстах в творчестве русских символистов // Творчество А.А. Блока и русская культура XX в. Блок. сб-к. Вып. III. Тарту, 1979. (Уч. зап. Тартус. ун-та. Вып. 459). С. 76-120.

156. Минц З.Г., Безродный М.В., Данилевский А.А. «Петербургский текст» и русский символизм // Семиотика города и городской культуры: Петербург: Труды по знаковым системам XVIII. Тарту, 1984. (Уч. зап. Тартус. ун-та. Вып. 664). С. 78-92.

157. Мирский Д.П. История русской литературы: с древнейших времен по 1925 г. / Пер. с англ. Р. Зернова. London: Overseas Publications Interchange Ltd, 1992. 882 с.

158. Михайлов А.И. О сновидениях в творчестве А. Ремизова и Н. Клюева // А. Ремизов: Исследования и материалы. СПб., 1994.С. 89-103.

159. Михайловский Б. A.M. Ремизов // Литературная энциклопедия: В 30 т. /

160. Под ред. И.И. Лебедева-Полянского и др. М.: Сов. энциклопедия, 1935. Т. 9. С. 606-609.

161. Московкина И.И. «Красный смех»: Апокалипсис по Андрееву // Андреев Л.Н. Красный смех. Ремизов А. М. Петушок. М., 2001.

162. Нагорная Н.А. Виртуальная реальность сновидения в творчестве A.M. Ремизова. Барнаул: Изд-во Барнаул, гос. пед. ун-та, 2000. 150 с.

163. Ново-Басманная, 19: Сб-к ст. / Сост. Н. Богомолова. М.: Худож. лит., 1990. 750 с.

164. Обатнина Е.Р. А. Ремизов: Личность, творчество, художественный опыт электр. ресурс.: Автореф. дисс. д-ра филол. наук. СПб., 2006; режим доступа: http://vak.ed.gov.ru/announcements/filolog/obatnina.doc.

165. Обатнина Е.Р. «Магический реализм» А. Ремизова // Ремизов A.M. Собр. соч.: В Ют. М., 2000. Т. 3. С. 573-591.

166. Обатнина Е.Р. Метафизический смысл русской классики. «Огонь вещей» A.M. Ремизова как опыт художественной герменевтики // Новое литературное обозрение. 2003. № 61. С. 220-246.

167. Обатнина Е.Р. Царь Асыка и его подданные. Обезьянья Великая и Вольная Палата A.M. Ремизова в лицах и документах. СПб.: И. Лимбах, 2001.384 с.

168. Обатнина Е. «Эротический символизм» А. Ремизова // Новое литературное обозрение. 2000. № 43. С. 199-234.

169. Павлова М. Из творческой предыстории «Мелкого беса». Алголагнический роман Ф. Сологуба // De visu. 1993. № 9. С. 30-54.

170. Павлова М. Ф. Сологуб и его декадентство (по поводу статьи «Не постыдно ли быть декадентом?») электр. ресурс.: Toronto Slavic Quarterly. 2004. № 7;режим доступа: http://www.utoronto.ca/tsq/07/pavlova07.shtml.

171. Пайман А. История русского символизма / Пер. В.В. Исакович. М.: Республика, 2000.415 с.

172. Письма A.M. Ремизова к В.В. Перемиловскому / Подг. текста Т.С. Царьковой, вступ. ст. и прим. A.M. Грачевой // Русская литература. 1990. №2. С. 197-235.

173. Письма А. Ремизов к Р. Гулю//Звезда. 1995. № 2. С. 79-81.

174. Письма A.M. Ремизова к Ю.П. Одарченко / Вступ. ст., публ. и комм. A.M. Грачевой //Наше наследие. 1995. № 33. С. 93-104.

175. Письма Л.Н. Андреева к В.И. Немировичу-Данченко и К.С. Станиславскому (1913-1917) // Тр. по рус. и слав, филологии. Литературоведение. Тарту, 1971. (Уч. зап. Тартус. ун-та. Вып. 266). С. 231-312.

176. Померанцев К. Оправдание поражения // Литературное обозрение. 1990. № 7. С. 15-22.

177. Попов И. Ремизов и Газданов: Мифологическое сознание электр. ресурс.: Русская жизнь. 2004;режим доступа: http:// hrono.rspu.ryazan.ru/text/ru/popov0904.html.

178. Раевская-Хьюз О. Волшебная сказка в книге А. Ремизова «Иверень» // A. Remizov. Approaches to a Protean Writer. Columbus, Ohio, 1987. P. 3752.

179. Раевская-Хьюз О. Образ С. П. Ремизовой-Довгелло в творчестве A.M.

180. Ремизова (к постановке проблемы) // А. Ремизов: Исследования и материалы. СПб., 1994. С. 9-18.

181. Раевская-Хьюз О. Творческая память // Ремизов A.M. Россия в письменах. New York, 1982.

182. Резников Е.Д. Ремизов и музыка. Ч. I. Воспоминания // А. Ремизов: Исследования и материалы. СПб., 1994. С. 259-264.

183. Резникова Н.В. A.M. Ремизов о себе // Дальние берега. Портреты писателей эмиграции (мемуары). М.: Республика, 1994. С. 83-94.

184. Резникова Н.В. A.M. Ремизов. 50-е гг. // Русский Нью-Йорк. Антология «Нового журнала» / Вступ. ст. В. Крейда и А.Н. Николюкина. Сост. и комм. А.Н. Николюкина. М.: Рус. путь, 2002. С. 128-141.

185. Резникова Н.В. Огненная память: воспоминания об А. Ремизове. Berkeley, 1980.

186. Ремизов A.M. Проза / A.M. Ремизов, Б.К. Зайцев. М.: Астрель, ACT,2003. 747 с.

187. Розанов Ю.В. «Вологодская повесть» «Часы»: биографический контекст // Вологда: Краеведческий альманах. Вологда: Русь, 2000. Вып. 3. С. 445-455.

188. Розанов Ю.В. Драматургия А. Ремизова и проблема стилизации в русской литературе начала XX в.: Автореф. дисс. канд. филол. наук / Вологод. гос. пед. ин-т. Вологда, 1994. 24 с.

189. Розанов Ю. Северный маршрут А. Ремизова // Вопросы литературы.2004. №6. С. 299-310.

190. Розанов Ю. Террорист Каляев в рассказе А. Ремизова «Иван Купал». «Реальная» основа символического текста // Вопросы литературы. 2006. № 1. С. 124-134.

191. Розенталь Ш., Фоули X. Символический аспект романа Ф. Сологуба «Мелкий бес» // Русская литература XX в. Исследования американских ученых. СПб., 1993. С. 7-23.

192. Русская литература рубежа вв. (1890-е начало 1920-х гг.): В 2-х кн. / Отв. ред. В.А. Келдыш. М.: Наследие, 2001. Кн. 2.

193. Русский модернизм: Проблемы текстологии: Сб-к ст. / Отв. ред. О.А. Кузнецова. СПб.: Алетейя, 2001. 268 с.

194. Русское зарубежье: приглашение к диалогу: Сб. науч. тр. / Под ред. JI.B. Сыроватко. Калининград: изд-во Калинингр. гос. ун-та, 2004. 280 с.

195. Сартр Ж.-П. Бытие и ничто (опыт феноменологической онтологии) / Пер. В.И. Колядко. М.: Республика, 2000. 639 с.

196. Сартр Ж.-П. Экзистенциализм это гуманизм // Сартр Ж.-П. Тошнота: Избранные произведения. М., 1994. С. 433-469.

197. Седых А. Далекие, близкие. New York: Новое рус. слово, 1979. 281 с.

198. Семенова С. Два полюса русского экзистенциального сознания. Проза Г. Иванова и В. Набокова-Сирина // Новый Мир. 1999. № 9. С. 183-205.

199. Семенова С.Г. Преодоление традиции: «Вечные вопросы» в литературе. М.: Сов. Писатель, 1980. 440 с.

200. Слобин Г. Динамика слуха и зрения в поэтике А. Ремизова // А. Ремизов: Исследования и материалы. СПб., 1994. С. 157-165.

201. Слобин Г.Н. Проза А. Ремизова. 1900-1921 / Пер. Г.А. Крылова. СПб.: Акад. проект, 1997. 203 с.

202. Слободнюк C.JI. Русская литература начала XX в. и традиции древнего гностицизма. СПб.; Магнитогорск: Магнитогор. гос. пед. ин-т. 146 с.

203. Соколов А.Г. История русской литературы конца XIX начала XX в. М.: Высшая школа, 1999. 432 с.

204. Спивак Р.С. JL Андреев и экзистенциализм // Изменяющийся языковой мир: Докл. Междунар. науч. конф. 12-17 нояб. 2001 г. / Под ред. Б.В. Кондакова, Г.С. Двиняниновой. Пермь: изд-во Перм. гос. ун-та, 2002. С. 81-87.

205. Спивак Р.С. Русская формула экзистенциализма в литературе начала XX в. // Традиции русской классики XX в. и современность: Материалымеждунар. науч. конф. 14-15 нояб. 2002. М., 2002. С. 78-79.

206. Спивак Р.С. Чехов-экзистенциалист: Русская версия // Русская литература XX-XXI вв.: Проблемы теории и методологии изучения: Материалы Междунар. науч. конф. 10-11 нояб. 2004 г. / Ред.-сост. С.И. Кормилов. М.: Изд-во Моск. ун-та, 2004. 469 с. С. 42-45.

207. Старыгина Н.Н. «Петушок» A.M. Ремизова и народная религиозная культура // Андреев JI.H. Красный смех. Ремизов A.M. Петушок. М., 2001. С. 266-280.

208. Тарасова М. Повтор как структурообразующий принцип в романе A.M. Ремизова «Часы» электр. ресурс.: Наука, образование, общество. 2004. № 6.; режим доступа: http://journal.sakhgu.ru/archive/2004-06-2.doc.

209. Топоров В.Н. О «Крестовых сестрах» A.M. Ремизова. Поэзия и правда. Ст. I // Биография и вторчество в русской культуре начала XX в. Блок, сб-к. Вып. IX. Тарту, 1989. (Уч. зап. Тартус. ун-та. Вып. 857). С. 138-158.

210. Топоров В. Н. О «Крестовых сестрах» A.M. Ремизова. Поэзия и правда: топографическое и автобиографическое. Ст. II // Функционирование рус. лит. в разные исторические периоды. Тарту, 1988. (Уч. зап. Тартус. ун-та. Вып. 822) С. 121-138.

211. Тырышкина Е.В. «Крестовые сестры» A.M. Ремизова. Концепция и поэтика. Новосибирск: изд-во НГПУ, 1997. 234 с.

212. Федоров А.В. И. Анненский: Личность и творчество. Л.: Худож. лит., 1984. 255 с.

213. Федоров В.В. О природе поэтической реальности. М.: Сов. писатель, 1984. 184 с.

214. Ханзен-Лёве А. Русский символизм: Система поэтических мотивов:

215. Мифопоэтический символизм начала века. Космическая символика / Пер. М.Ю. Некрасова. СПб.: Акад. проект, 2003. 813 с.

216. Ханзен-Лёве А. Русский символизм: Система поэтических мотивов. Ранний символизм / Пер. С. Бромерло, А.Ц. Масевича, А.Е. Барзаха. СПб.: Акад. проект. 512 с.

217. Чалмаев В.А. Воскресивший слово. (в художественном мире А. Ремизова) // Ремизов A.M. Неуемный бубен. Кишинев, 1988. С. 3-22.

218. Чалмаев В.А. Лицом к лицу с историей // Ремизов A.M. Взвихренная Русь. М., 1990. С. 3-28.

219. Чалмаев В.А. Молитвы и сны А. Ремизова // Ремизов A.M. Огонь вещей. М, 1989. С. 5-34.

220. Чуваков В.Н. Л.Н. Андреев // Русские писатели. Биографический словарь. М. 1989. С. 65-70.

221. Чуковский К. Психологические мотивы в творчестве А. Ремизова // Чуковский К. Критические рассказы. СПб., 1911. Кн. 1. С. 139-167.

222. Цивьян Т.В. О ремизовской гипнологии и гипнографии // Серебряный век в России: Избр. страницы / Редкол.: В.В. Иванов и др. М.: Радикс, 1993. С. 299-311.

223. Шестов Л. Соч.: В 2-х тт. / Сост., подг. текста и прим. А.В. Ахутина. М.: Наука, 1993. Т. 1.668 с.

224. Шестов Л.И. Апофеоз беспочвенности (опыт адогматического мышления) / Подг. текста и пред. Н.Б. Иванова. Л.: изд-во Ленинг. ун-та, 1991.216 с.

225. Шестов Л. Киркегард и экзистенциальная философия (глас вопиющего в пустыне) / Подг. текста и прим. А.В. Ахутина. М.: Прогресс-Гнозис. 1992.304 с.

226. Шестов Л.И. На весах Иова (странствия по душам). М.: ACT, Харьков: Фолио, 2001.462 с.

227. Шестов Л. Творчество из ничего (А.П. Чехов) // А.П. Чехов: Pro etcontra. Творчество А.П. Чехова в русской мысли конца XIX начала XX вв. (1887-1914). Антология. СПб., 2002. 1073 с.

228. Шестов JI. Шекспир и его критик Брандес // Шестов J1. Соч.: В 2-х т. Томск: Водолей, 1996. Т. I. 512 с.

229. Шлецер Б. Памяти Л.И. Шестова // Amherst College. The Center for Russian Culture. A. Remizov and S. Remizova-Dovgello Papers.

230. Экзистенциальные проблемы в культуре конца XIX начала XX вв.: Сб-к науч. тр. / Науч. ред. Л.В. Широков. Арзамас: Арзамас, гос. пед. инт, 2003. 79с.

231. Ясперс К. Смысл и назначение истории: Сб-к / Пер. М.И. Левиной, сост. М.И. Левиной, П.П. Гайденко. М.: Республика, 1994. 527 с.

232. A. Remizov. Approaches to a Protean Writer. Columbus: Slavica, 1987. 285 p.

233. Amherst College. The Center for Russian Culture. A. Remizov and S. Remizova-Dovgello Papers.

234. Jensen P.A. Typological remarks on Remizov's Prose // A.Remizov. Approaches to a Protean Writer. Columbus, 1987. P. 277-285.

235. Pyman A. Petersburg dreams // A. Remizov. Approaches to a Protean Writer. Columbus, 1987. P. 51-112.

236. Rosenthal Ch. Primitivism in Remizov's early short works (1900-1903) // A. Remizov. Approaches to a Protean Writer. Columbus, 1987. P. 195-205.