автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Книга А.М. Ремизова "Взвихренная Русь": формирование поэтики

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Стоянова, Тинна Николаевна

ВВЕДЕНИЕ.

Г л а в а I. ДУХОВНЫЙ СКЛАД А.М.РЕМИЗОВА:

ЯЗЫЧЕСКОЕ и ХРИСТИАНСКОЕ НАЧАЛА

§ 1. «Корни» и истоки. Влияния.

§ 2. Основные «узлы и закруты» творчества

Факторы становления писателя.

Глава И. МИРОВОЗЗРЕНЧЕСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ ПОЭТИКИ РЕМИЗОВА

§ 1. Парадоксальность автобиографического метода.

§ 2. Мифологизм как способ мышления.

§ 3. Этическая модель.

§ 4. «Я»-концепция и образ автора.

Глава III. ПОЭТИКА КНИГИ «ВЗВИХРЁННАЯ РУСЬ»

§ 1. Сюжетно-композиционный уровень.

§ 2. Образная система архетипы, символы, основные лейтмотивы/.

§ 3. Жанр, стиль, способ повествования.„.

Введение диссертации2003 год, автореферат по филологии, Стоянова, Тинна Николаевна

Ещё в 1920-е годы Д.П.Святополк-Мирский обозначил «проблему Ремизова», предупреждая критиков о том, что «постижение объединительного принципа его творчества является труднейшей и мудрёнейшей задачей, так Ремизов неуловим и многосторонен»1.

И вот на протяжении восьмидесяти лет исследователи бьются над загадкой писателя, над его парадоксами. Спорят об «автобиографическом пространстве» Ремизова, хотя общеизвестны высказывания писателя о том, что у него нет автобиографических произведений. Обсуждают его эксперименты в области языка, хотя сам писатель проповедовал «русский природный лад речи» и л вопрошал: «Заговорит ли Россия по-русски?» .

Оставаясь, в сущности, «неизвестным писателем»3, трудным4 писателем, Ремизов предоставляет нам свои книги.

Как требуется изучать их, чтобы понять?5 Думается, настала пора вернуться к немодному нынче жанру «жизнь и творчество».

Но вернуться на новом уровне. Достаточно внимания уделяло уже ремизоведение «биографическому подходу», выдающему себя заглавиями: «жизнь и легенда писателя», «мифологизированный биографизм Ремизова».

1 Мирский Д.Св. История русской литературы. Лондон, 1986. С.478.

2 Алексей Ремизов. Рабочая тетрадь. Цит. по: А.Р. СПб., 1994.С. 215.

3См.: Марков В.Ф. Неизвестный писатель Ремизов// Aleksej Remizov: Approaches to a Protean Writer. Ed. G. Slobin. Columbus (Ohio) 1987. C.13-18

4 Определение А.Синявского - см.: Синявский А. Литературная маска Алексея Ремизова. // Aleksej Remizov: Approaches to a Protean Writer. Ed. G. Slobin. Columbus (Ohio), 1987. P.: 25-39.

Проблема различения изучения и понимания была поставлена С.Г.Бочаровым в отношении А.С.Пушкина. См.: Бочаров С.Г. Из истории понимания Пушкина //Бочаров С.Г. Сюжеты русской литературы. М., 1999. С.227-260.

Сегодня дело не столько в том, чтобы отграничить реально бывшее от «творимой легенды», сколько в том, чтобы разобраться, каким образом и в какой мере жизнь (имеется в виду духовная жизнь) влияла на его «легенды», а биография — на «миф».

Всеми без исключения исследователями признаётся значимость автобиографической хроники «Взвихрённая Русь»' в контексте творчества А.М.Ремизова. Но невозможно оценить значимость произведения без соотнесения её с общими художественными принципами А.М.Ремизова, без изучения таких факторов его духовной жизни, которые повлияли на развитие этих принципов. Важно поэтому проследить, как менялась позиция писателя на протяжении дореволюционного периода к моменту написания автобиографической книги. Необходимость подобного анализа обусловила актуальность настоящего исследования.

И это тем справедливее, что A.M. Ремизов является оригинальным религиозным мыслителем, развитие идей которого происходило в русле общих мировоззренческих исканий Серебряного века. Новизна настоящей работы заключается в том, что в ней впервые предпринята попытка исследовать влияние мировоззрения писателя на формирование поэтики книги с целью наиболее полной интерпретации «Взвихрённой Руси».

Основная задача настоящей работы - проследить, как своеобразная система философских и религиозных воззрений писателя повлияла на формирование художественного пространства «Взвихрённой Руси». При этом необходимо

1. Выявить основные вехи духовного становления писателя.

2. Определить, какие мировоззренческие факторы сформировали поэтику Ремизова.

3. На основе этого провести целостный анализ итогового произведения «Взвихрённая Русь», особо останавливаясь на узловых моментах его поэтики: жанровом своеобразии, композиционной и повествовательной структуре произведения.

Понимание поэтики в данной работе сформировано трудами В.В. Виноградова, М.М.Бахтина, В.Н.Жирмунского, В.В.Кожинова. Поэтика определяется как целостная система художественных средств, появление которых обусловлено определённым замыслом писателя, спецификой его творческого мышления, - средств, характерных для анализируемого жанра или манеры писателя. К ним мы относим образную структуру произведения, сюжетно-композиционную организацию, жанрово-стилевые параметры, способ повествования, средства речевой выразительности. Материалом работы является книга А.М.Ремизова «Взвихрённая Русь». Кроме того, широко привлекается мемуарный контекст и эпистолярное наследие писателя, а также произведения дооктябрьского периода, определившие основные вехи творческого становления Ремизова.

Методологическая основа Исследование опирается на труды ведущих учёных по теории и истории литературы: М.Бахтина, М.Гаспарова, Б.Кормана, Д.Лихачёва, Ю.Лотмана, Д.Максимова, З.Минц. В диссертации мы используем несколько методов анализа: культурно-исторический подход совмещается с историко-генетическим и сравнительно-типологическим. Большое значение имеет методика мифопоэтического анализа, метод мотивного анализа Б.М.Гаспарова, а также структурно-семиотический метод (московско-тартуская школа). Учитываются идеи К. Юнга, Е.Мелетинского (концепция архетипов); исследования исторических типов культурного мышления (Лосев, Бахтин, Аверинцев), труды зарубежных мифологов (Леви-Стросс, Леви-Брюль, Элиаде). Кроме того, важны работы, в которых обозначены черты народно-поэтического мышления (Афанасьев, Веселовский), специфика жанров, восходящих к мифу и ритуалу (Буслаев, Веселовский, Пропп).

Степень изученности проблемы О своеобразии художественной манеры А.М.Ремизова начали писать уже его современники, многие из которых считали себя учениками и последователями писателя.

Обстоятельный анализ критики 1910-х годов проделан М.В.Козьменко в статье «А.М.Ремизов в оценке критики 10-х it»1, мы остановимся только на тех оценках, которые важны для нашего рассмотрения творчества Ремизова или мало известны.2 Щ

Зинаида Гиппиус отмечала с удивлением, что к такому умнейшему и талантливейшему человеку как Ремизов могут относиться с пренебрежением. Она с интересом описывала его манеру письма, его образ «юродства», «не притворного, а самого настоящего, исходящего из его сердца».

Михаил Осоргин оставил нам самые восторженные слова по ф поводу романа Ремизова «Взвихрённая Русь», сказанные когда-либо критикой в адрес Алексея Михайловича. В своей критической статье он с восторгом называет его «совершенно исключительной книгой, рожденной в революции, которая останется ее памятником». Книга эта, по мнению критика, пронизана «высокой человечностью, освящена тем светом откровения, который дается мученичеством, хКозьменко М.В. А.М.Ремизов в оценке критики 10-х г.г. / Общественные науки в ♦ СССР. Сер. 7. 1990. № 6. С. 3-53.

2 При всей популярности A.M. Ремизова среди его современников, сегодня оказывается, что на одно из главных произведений писателя было всего лишь несколько рецензий, а все остальные воспоминания и мнения были сделаны по поводу других ремизовских книг или просто описывая чудачества незаурядного писателя. См.: Измайлов ^.Литературная пестрядь//Образование. 1908. №8. Отд.З. С. 7-17; Кранихфельд В. В подполье//Современный мир. 1910. №11. Отд.2. С.82-100; Чуковский К. Психологические мотивы в творчестве Алексея Ремизова// Чуковский К. Критические рассказы. Спб., 1911. Кн.1. С. 139-167; Айхенвльд Ю. Литературные наброски//Речь. 1912. 8 января; Колтоновская Е. О русском// Новый журнал для всех. 1912. №12. С. 95-104. вернее — сомученичеством в страшнейшем из застенков — в застенке людского быта. Это запись — кошмара, многими пережитого, но не многими оправданного. Она останется непонятной для тех, кто не пережил в России страшных 18-20-х годов революции, кто не видел их снизу, из глубин человеческой мясорубки, из-под пресса, а не со стороны или с высот командующих»1. Осоргин считает, что книгу эту рассказать нельзя, но каждый в состоянии почувствовать, вспомнить и пережить заново изображённую эпоху. Героя Ремизова в романе «Взвихрённая Русь» он называет «малюсеньким человеком, копошащимся в огромной истории, щепкой, которую вертит горный поток». Ропот человека переходит в книге Ремизова в «плач Еремеи» - Осоргин называет так часть «Слова о погибели Русской Земли», опубликованного без заголовка в романе «Взвихрённая Русь». И конечно, внимание критика привлекает оптимистический конец произведения, в котором автор видит светлое будущее России. Осоргин называет Ремизова незаурядным писателем-бытовиком, который, «уйдя из быта и унеся о нем память», освятил эту память любовью, верой и человечностью. «Поэтому его (Ремизова - Т.С.) книга, обильная страшными деталями революционного быта, часто подводящая к порогу отчаяния, «в конце концов» не только полнее дает эпоху революции, но находит и для эпохи, и для революции лучшие слова оправдания»2.

Князь Дмитрий Святополк-Мирский, искренний почитатель таланта и верный читатель книг Ремизова, верный друг и благожелатель, принимал с большим уважением все творчество Ремизова за его «оригинальность, чистоту и русский язык». Критик считал, что Ремизов является продолжателем традиции «Капитанской дочки», «Багрова-внука» и «Дворянского гнезда»,

1 Современные Записки. 1927.Кн.31.С.453. Подпись: Мих.Ос.

Современные Записки. 1927.Кн.31.С.453-454. Подпись: Мих.Ос. называя его в то же время духовным внуком Гоголя и Достоевского. Единственный из всех критиков, писавших о «Взвихрённой Руси», он справедливо заметил, что в своих произведениях о революции A.M. Ремизов «не становится ни на чью сторону, ни в 1917 г., ни потом». Святополк-Мирский считает произведение «не по-журналистски написанным дневником революционных впечатлений» автора. Примечательно, что критик обращает особое внимание на сны, «какие каждому случается видеть, но оживленные той особой логикой, которая понятна только спящему и становится странной и дикой ему же, когда он проснулся». Введённые в повествование, сны придают ему «ту неподражаемую атмосферу, которая свойственна только ремизовским вещам»1.

Святополк-Мирский позволил себе высказывание, с которым можно спорить современному исследователю: «Ремизов -мастер, лингвист, реалист - имеет множество последователей; -Ремизов - поэт и мистик - последователей не имеет».

Владимир Набоков не принимал творчества Ремизова, его манеру письма и поиски форм и образов. В рецензии на книгу A.M. ф Ремизова «Звезда надзвездная» он писал в 1927г. в газете «Руль», что

Ремизов старается подражать «древним апокрифам, сказаниям калик перехожих». Отказывая писателю в «особом воображении» или особом мастерстве», Набоков отмечал впечатление «чего-то л неустойчивого, безответственного, случайного» . И, он был не одинок в своем неприятии Ремизова3.

Константин Мочульский главную прелесть ремизовского письма, а также и его особенность, видел в автобиографичности, Ф

Версты.ШЯ.ЖЗ.С. 155. гНабоков 5.5.(В.Сирин) А. Ремизов. «Звезда надзвездная»// Набоков В.В. Собрание сочинений: в 5 гг. Т.2,

См. подробнее об отношении Бунина к Ремизову: Берберова Н. Курсив мой: Автобиография. Munchen: Fink Verlag. 1972. пронизывающей почти все книги Ремизова. ««Я» у Ремизова — самое удивительное и особенное из всех его созданий»1. Критик считает, что Ремизов создал своего героя — русского писателя, довольно причудливым, странным, непонятным, но в тоже время интересным и незаурядным человеком. «Сквозь смешное чудачество и • трогательную беспомощность мы больше и больше чувствуем «духовный образ». Определение его - вне «истории литературы». Это образ христианской жалости и смирения». В произведениях Ремизова Мочульский увидел рассказ о бедственной и темной человеческой жизни, сквозь которую, тем не менее, лучится чудесный свет.

В критической статье 1910 года Александр Блок называет Ремизова «одним из самых серьезных и глубоких писателей» времени2. Он с радостью отмечает, что Ремизов «отучился от всяких вычур и слов ненужных», овладел образами, словами, красками. Блок не принимал «чувство скарба», возникшее после прочтения ремизовского «Пруда», но с восторгом отзывался о чудесном русском языке «Чертового лога» и «Часов». Из исследований З.Г.Минц3 конца 80-х годов стало известно, что Ремизов оказал немалое влияние на творчество самого Блока при выборе темы о России.

Максимилиан Волошин с восторгом пишет в 1907 году о книге Ремизова «Посолонь», называя ее поэтической жемчужиной, книгой народных мифов и детских сказок, главная драгоценность которой - ее язык. Главное для Волошина - что «Ремизов ничего не придумывает. Его сказочный талант в том, что он подслушивает

1 Мочульский К.В. О творчестве Алексея Ремизова. 1923.

1 Блок А. А. Противоречие// А. Блок. Собрание сочинений: В 8тт. М.

Л.1962.Т.5.С.407-408

3 Минц 3.Г.Вступительная статья к «Переписке А.А.Блока с А.М.Ремизовым // Литературное наследство. М., 1981. Т.92. Кн.2. С.63-82 молчаливую жизнь вещей и явлений и разоблачает внутреннюю сущность, древний сон каждой вещи. Искусство - его игра»1.

В современном литературоведении всё более фундаментальной становится источниковедческая 'база благодаря публикации ремизовских писем, дневников, книг, изданию мемуаров * о писателе (Резникова, Кодрянская), библиографических справочников (Sinany - 1978, Lampl - 1978, Тырышкина - 1993), имеющих важное значение для ремизоведов. Серьёзные архивные материалы, введённые в научный оборот в последнее десятилетие, позволяют по-новому осмыслить творчество Ремизова. Расширение источниковедческой базы происходит одновременно с увеличением числа научных работ, посвященных исследованию ремизовской поэтики. И это вполне закономерно: художественный мир писателя отличается исключительным разнообразием и-своеобразием.

В современном ремизоведении можно выделить несколько подходов к изучению этого мира.

Представители одного из них упорно пытаются включить Ремизова в систему литературных направлений начала века, определить его место в ней. Так, немецкая исследовательница Криста Эберт делает важные замечания о методе Ремизова. По мнению Эберт, Ремизов - символист: «Имя Ремизова редко вспоминают, когда речь идёт о русской прозе начала XX века. Но его нельзя обойти вниманием, когда мы говорим об А.Белом и В.Розанове, и тем более когда мы говорим о русской прозе рубежа веков. Фигура Ремизова выделяется на фоне символистов, у которых переплетаются жизнь и творчество. Не являясь ни теоретиком, ни критиком этого течения, Ремизов тем не менее является настоящим

1 Волошин М.А. Лики творчества. JI., 1989. С.509

10 символистом по своей внутренней сущности» (пер.наш - Т.С.)1. Кроме того, нам интересна мысль исследовательницы о «неуловимости, скрытности» авторского «я»: «В автобиографии «Подстриженными глазами» основную роль играет противостояние обыденному миру с его чёткими черно-белыми очертаниями, где невозможно отыскать место движению и фантазии. Свой особый образ видения и способность с микроскопической точностью проникать в предметы, чтобы увидеть в них жизнь и движение, он объяснял прирождённой близорукостью. Но это не мешало, а наоборот, помогало ему заниматься одновременно литературой, музыкой, изобразительным искусством и театром. Вот почему не является совпадением то, что слово «искусство» было основным в его ценностной системе» 2.

В 80—е гг. представители тартуской семиотической школы (Минц, Топоров, Данилевский, Доценко) дали образцы глубокого структурно-семиотического анализа ранних произведений Ремизова. Такое рассмотрение представляется достаточно продуктивным, если говорить именно о раннем периоде, о романах с более традиционной поэтикой, чем «Взвихрённая Русь». К зрелым произведениям такой подход недостаточен. Его односторонность, думается, могла бы быть компенсирована дополнительным мотивным анализом текста.

В последние полтора десятилетия наблюдается устойчивый рост интереса отечественных исследователей к творчеству А.М.Ремизова во взаимосвязи его «этики и поэтики». Интересные материалы о жизни и творчестве писателя опубликовали Грачёва, xEbert Chr. Symbolismus in Russland: Zur Romanproza Sologubs, Remisows, Belys./Christa Ebert- Berlin: Akademie-Verlag, 1988. C.122,

2 Там же.С.112.

Тырышкина, Нагорная, Аверин, Данилова, Иезуитова, Доценко, Обатнина. к

Среди работ западных учёных, исследующих проблемы* жанра и стиля писателя, следует назвать монографию К.Гейб (1970)1, статьи С.Арониан, А.ДХмелия, Х.Лампля, О.Раевской-Хьюз, А.Шейна.

Помимо многочисленных отдельных публикаций, в 1980-е годы были выпущены два специальных сборника научных статей, посвящённых творчеству Ремизова: «Russian Literature Triquarterly», 19 (1986) под редакцией С.Арониан, и «Aleksei Remizov:Approaches to a Protean Writer» (1987) под редакцией Г.Слобин. В 1994 г. подобное издание появилось в России: «Алексей Ремизов. Исследования и материалы»(под ред.А.М.Грачёвой). Из недавних монографических исследований, изданных в России, следует назвать книги Греты Слобин «Проза Ремизова 1900-1921»(1997), Е.В. Тырышкиной ««Крестовые сёстры» A.M. Ремизова: Концепция и поэтика»(1997) А.М.Грачёвой «Алексей Ремизов и древнерусская культура» (2000), Н.А.Нагорной «Виртуальная реальность сновидения в творчестве A.M. Ремизова» (2000), С.Н.Доценко «Автобиографизм A.M. Ремизова: Конструктивный ппинцип творчества»(2004).

Грета Слобин в своей монографии охватывает доэмигрантское творчество Ремизова, акцентируя новаторство писателя в области стиля. По мнению Слобин, он всей душой стремился только к одной утопической революции - «революции слова». Глава «В поисках новой прозы» посвящена углублённому рассмотрению «революционности» Ремизова, предпосылкам его писательского становления, окружении и культурных влияниях. Для нашего аспекта изучения интересна первая глава книги,

1 Geib К. Stilstudien - A.M.Remizov. Munchen: Fink-Verlag, 1970.

12 рассказывающая о многочисленных попытках писателя переиграть», как в театре, свою жизнь, сыграть её заново, но к каждый раз иначе, - и в воспоминаниях о былом, и в художественных произведениях. Никто ранее не останавливался так подробно на сопоставлении вариантов, «сыгранных» Ремизовым на тему «Моя автобиография». В шестой главе «Революция в повествовании» речь идёт о тематических пластах «Взвихрённой Руси», с которой исследовательница сравнивает Блоковскую поэму «Двенадцать», об авторской позиции и о вариациях «петербургского мифа» в ремизовской «синкретической хронике», - учёный осуществляет необходимые подступы к анализу поэтики, делает намётки к нашей теме.

Интересны для нас также наблюдения A.M. Грачёвой по поводу генезиса образа вихря в прозе Ремизова. В своих замечаниях к роману «Взвихрённая Русь» исследовательница выдвигает гипотезу, что Ремизов не принял Революцию - ни Февральскую, ни Октябрьскую. Она считает, что писатель еще в 1900-х годах определился в своем отношении к революции, и уже тогда в первой редакции сборника «Лимонарь» появляется представление о революции в образе «вихря, переходившего в безумную бесовскую пляску, а под конец оборачивалась тотальным разрушением Божественного миропорядка».

Раскрывая значение древнерусской культуры и, прежде всего, так называемых «отреченных повестей» для творчества Ремизова и конкретно для его «Слова о погибели русской земли», Грачева приводит множество примеров из «Дневника» Ремизова1.

Ремизов А. Дневник 1917-1921 / Подг. текста А. М. Грачевой, Е. Д. Резникова; вступит, заметка и комментарий А. М. Грачевой // Минувшее. Исторический альманах. М.; СПб., 1994.Вып.16.С.407-549. Нужно отметить, что, являясь публикатором Дневника Ремизова, А.М.Грачева в своей предыдущей критической статье рассматривает только ту часть произведения, которая была

Исследовательница подробно останавливается на том, как писатель A.M. Ремизов воспроизводит события революционных лет, V пережитых и описанных человеком А.М.Ремизовым, на творческой истории его автобиографических повествований.

Мифопоэтика ремизовской прозы всё активнее изучается в последние годы такими серьёзными исследователями, как Обатнина, Козьменко, Артемьева. Интересная трактовка «романа» «Взвихрённая Русь» предпринята Артемьевой в диссертации «Мифопоэтика прозы A.M. Ремизова»1. О.В. Артемьева интерпретирует многослойный смысл использованных писателем архетипов, утверждая, что центральным образом произведений Ремизова является мифологема вихря. Мы будем опираться в 3-й главе на некоторые выводы исследовательницы. Анализируя философско-эстетическую концепцию А. М. Ремизова, Артемьева приходит к мысли, что основополагающей характеристикой мировоззрения художника является «испредметность» (слово А. Ремизова): каждый предмет чувственного мира многозначен и внутренне безграничен.

Обрисовав основные тенденции изучения творчества писателя, обозначим некоторые проблемы и «лакуны».

К наиболее спорным и обсуждаемым аспектам ремизоведения относятся проблема автобиографизма и вопрос о формах авторского выражения в его «романах». Одна из глав диссертации С. Доценко посвящена проблеме «биография и написана Ремизовым по следам непосредственных событий и запечатлена в Дневнике 1917-1921.

1 Артемьева О.В. Мифопоэтика прозы Алексея Ремизова. Автореф. на соиск. уч. степ. канд. филолог, наук. М., 1999.

2Доценко С.Н. Автобиографизм А.М.Ремизова: конструктивный принцип творчества.Таллинн, 2000 автобиографический миф». Исследователь рассматривает автобиографизм в качестве конструктивного принципа творчества, придающего ему целостность и завершённость, и наряду с темой страдания обуславливающего единство ремизовской модели мира. Легендарно-мифологические сюжеты, по мнению диссертанта, выступают в роли кодирующих устройств, при помощи которых писатель рассказывает о своих страданиях.

Соотношение языческого и христианского начал в мировоззрении Ремизова до сих пор серьёзно не изучено, хотя в ряде исследований содержатся интересные замечания1, а в аспекте литературных заимствований тема рассмотрена A.M. Грачёвой в монографии «Алексей Ремизов и древнерусская культура».

Вопрос об авторском «Я» в прозе Ремизова решается неоднозначно. Существует две полярные точки зрения. Одна из них высказана в разное время исследователями К.Сёке2 и Е.Обатниной и опирается на бахтинскую концепцию «кризиса авторства», а также на тезисы о «смерти Автора» Р. Барта. Мысль об «авторской отстраненности» развивает и Катарина Гайб, детально исследующая язык и стиль Ремизова в своей работе «Алексей Михайлович Ремизов. Исследование стиля»3. Другую точку зрения излагают В.Левин4 и И.Карпов, отталкиваясь от оценки В.М.Жирмунского.

При обилии перспективных наблюдений и любопытных, но разрозненных замечаний, до сих пор отсутствует целостный монографический анализ романа «Вхвихренная Русь» в единстве его этики и поэтики. 4

1 См.: обзор литературы во 2-й части Введения.

2 Сёке К. Проблема идентификации автобиографического героя или «смерть автора»? (Об автобиографичности прозы А.Ремизова) //Studia Slavica Hung. 45 (2000), 237-244.

3Geib К. Stilstudien. A.M.Remizov . Miinchen: Fink-Verlag, 1970. C.44-50. 4 См.: История русской литературы. XX век. Серебряный век. М.,1995.С.275-276

15

Подступы к теме

Начало новой волне религиозно-философских поисков было положено еще в 1901 г. деятельностью Религиозно-философского общества в Петербурге. В 1903 г. выходит в свет сборник работ «Проблемы идеализма», в котором центр внимания авторов переносится с социологической на этическую проблематику. В 1909 г. примерно та же группа авторов, в которой заметное место занимали бывшие «легальные марксисты» Н.Бердяев, С.Булгаков и др., выпускает философско-публицистический сборник «Вехи», сыгравший исключительную роль в истории культуры России XX века. Авторы «Вех» раскрыли опасность фанатичного следования каким бы то ни было теоретическим программам, обнажили теоретическую несостоятельность и моральную недопустимость веры в абсолютное значение и универсальную спасительность любых общественных идеалов, подвергли критике этическую слабость леворадикального сознания. «Вехи» по существу были книгой-предупреждением о гибели революционного пути в России, но предупреждение не было услышано.

Эпоха рубежа веков стала временем фундаментальных естественнонаучных открытий, прежде всего в области физики и математики. Перечислим наиболее известные из этих открытий: обнаружение рентгеновских лучей, определение массы электрона, исследование феномена радиации и, что особенно важно в мировоззренческом отношении, - создание квантовой теории (1900), специальной (1905) и общей (1916-1917) теории относительности.

Неё это резко поколебало прежние представления о строении мира. Кризис прежнего естественно-научного мышления выразил с:: н формуле «материя исчезла». Новые открытия резко противоречили представлению о структурной завершенности мира: то, что прежде казалось стабильным, обернулось текучестью, неустойчивостью, бесконечной подвижностью. Оказалось, что возможность обладания основополагающей Истиной проблематична. Выяснилось, например, что даже логически безупречная корпускулярная теория света не дает исчерпывающего объяснения этому физическому явлению и что эта теория должна быть дополнена волновой теорией. Лишь совокупность двух объясняющих моделей, различных по терминам и категориям, дает возможность полного описания механизмов света. Любое объяснение частично и требует дополнений — таков мировоззренческий знаменатель принципа дополнительности, рожденного в русле теоретической физики. Еще более радикальные поправки к прежним общемировоззренческим представлениям вынуждали сделать открытия А.Энштейна. Любая система отсчета неабсолютна, сфера ее применения заведомо ограничена рамками частного случая. Центр и периферия относительны и постоянно меняются местами, объектом внимания физики и механики становятся массы, движущиеся одна относительно другой.

Кризисность в сфере миропонимания в это время - не узконациопальное и географически локализованное российское явление, это европейский процесс, быстро становящийся общемировым феноменом.

Наиболее емкой формулой этого кризиса стала констатация, принадлежащая Ф.Ницше: «Старый Бог не жив более. Он основательно умер»1. Заметим сходство между естественнонаучным и этико-историческим вариантами формулировок: «материя исчезла» и «бог умер» - обе формулы означают исчезновение мировоззренческой почвы под ногами, хНицше Ф. Тик говорил Заратустра. С-Пб.,1999. С. 302

17 фиксируют наступление эпохи релятивизма, кризис веры в единство мирового порядка.

Для русской философии этой поры характерно было обращение к гносеологической и этической проблематике: многие мыслители фокусировали свое внимание на духовном мире личности.

Это прежде всего сказалось в переоценке традиционных для этического сознания категорий жалости, сострадания, самоотречения, обременяющих, по их мнению, человека, и которые необходимо преодолеть путем особой системы воспитания. Повышенная жесткость требований приводит к апологии сильного человека, активной личности. Подобного философствования не лишено творчество Максима Горького, на уровне художественной интуиции уловившего мировоззренческие веяния эпохи. В основе его гуманистической концепции лежало представление о величии и могуществе Человека, разум сильного человека.

Страстное ожидание «новой эры», укорененная в России вера в социальное чудо - все это создавало в России начала XX в. почву для некритического восприятия новой философской «истины»

- марксизма, быстро приобретающего признаки религиозной веры. Настойчивость, с которой марксизм напоминал о своей духовной исключительности, ярость, с которой марксисты-ортодоксы третировали многочисленные «ереси» (вспомним хотя бы напряженность отношений большевиков с меньшевиками), - все это добавляет аргументы в пользу религиозной природы российского марксизма, искавшего последних ответов на вечные вопросы. (Глубокие размышления о психологической и религиозной природе русской революционности можно найти в статьях С.Булгакова «Героизм и подвижничество» (сб. «Вехи») и С.Аскольдова «Религиозный смысл русской революции» (сб. «Из глубины»).)

Правда, Маркс еще в «Тезисах о Фейербахе» говорил об обратной связи, существующей между безличностными экономическими процессами и персонифицированной духовной жизнью общества, однако и марксовому пониманию духовной жизни недоставало персонализма: человек понимался им не как неповторимая индивидуальность, а как выражение тех или иных идей и категорий, как представитель тех или иных классов.

Возрастание внимания к личности, отказ от традиционного морализма и, • наконец, максималистский, экспансионистский характер многих мировоззренческих^ систем освобождают человека • от иллюзии всеохватывающего детерминизма, но не освобождают его от претензий на безусловную истину. Пока лишь одиночки - а это и может происходить только в одиночку — приходили к пониманию многообразия практического и духовного опыта, несводимости их к единому принципу, необходимости в этой связи установки на сотрудничество и диалог, а не на конфронтацию и насилие.

Именно на рубеже веков в искусстве развиваются кризисные процессы, которые приводят к формированию типа так называемой массовой культуры со свойственным ей примитивизмом изображения человеческих отношений. Возникают и все сопутствующие ему атрибуты: внимание прессы не столько к сути художника, сколько к его частной жизни в быту; появление у части творческой интеллигенции установки на рекламу и саморекламу вплоть до провоцирования шумных скандалов ; обострение соперничества все новых и новых художественных и литературных группировок за внимание публики и т.п. Противовесом «массовой культуре» пытается стать искусство, изначально ориентированное на

См.: Пайман А. История русского символизма. М., 2000 узкие круги ценителей, «посвященных», искусство элитарное. Таким образом, искусство и литература становятся все более неоднородными, расколотыми на течения и группировки, разделенными на конфликтующие полюса.

Другая заметная особенность искусства этой поры — усиление контактов с мировой культурой, более активное обращение к опыту не только отечественного, но и европейского искусства.

Это создает предпосылки к использованию более многоцветной палитры художественных приемов, чем прежде.

Глобальное эстетическое противостояние в литературе определяется борьбой реализма и модернистских течений. Но при этом реализм выступает не как гомогенное понятие, а как комплекс нескольких «реализмов», каждый из которых требует дополнительного определения; в свою очередь, модернизму свойствен калейдоскоп сменяющих друг друга течений и группировок. «Литература разручеилась», — констатирует один из популярных литературных критиков начала века П.Пильский.

Отстраняя при помощи гротеска, иронии, композиционной игры замкнутые культурные миры «бесконфликтных эпох», художники стремятся постичь дух этих эпох через овладение их стилями. Художественный язык, стиль как бы эмансипируются от социально-исторической содержательности, игра форм приобретает основное значение. Через призму стилизации осмысляется в живописи начала XX в. и русская народная культура.

Еще более радикально переносят акцент на субъективно-авторское осмысление мира. Нарастает тенденция к упрощению изобразительного искусства. Работа с формами художественного примитива, расщепление приемов живописи на составные элементы, эксплуатация принципов линейного и красочного сдвига - всё это приводит к тому, что сама художественная форма и оказывается единственным содержанием живописи. Искусство утрачивало цельность восприятия мира, непосредственность реакции на него и доступность для массового зрителя.

Творческая личность, художественная индивидуальность получает в это время гораздо больше, чем прежде, возможности для самовыражения. Вместе с тем искусство рубежа веков обнаруживает явное стремление эмансипироваться от этики, замыкаясь в своей собственной сфере - эстетике. Прежде присущая русскому искусству вера в силу этической проповеди уступает место соблазнительным утопиям о социально преобразующей роли самого искусства, самой интенсивности эстетического переживания. Осознание безграничного права личности на самовыражение приводит к иному - тяге к самоутверждению, легализации художественного тщеславия, культу художнического мастерства, обожествлению формальных приемов творчества1.

Усложнение общей картины культуры начала XX в. отчетливее всего проявилось в утрате русской литературой общей ценностной системы как единого объединяющего начала. В творчестве писателей конца XIX и начала XX века почти невозможен жанр традиционного романа, потому что под большим вопросом категория судьбы, наличие фундаментальных закономерностей человеческой жизни. Судьба зачастую непонятна, и писатель вынужден останавливаться на отдельном событии, на случайном фрагменте жизненного потока.

Повышенная личная активность писателя в это время (проявившаяся и в тяге реалистов к непосредственности и достоверности факта, и в жизнестроительских устремлениях модернистов) - это реакция на утрату цельности восприятия мира.

1 См. подробнее: Пяап В. Встречи. М.: Новое литературное обозрение, 1997

Отрывочность, фрагментарность видения мира сказывается даже на жанрах реалистической прозы — центральное место в жанровой иерархии занимают наиболее мобильные рассказ и очерк. Еще более серьезные следствия «раскосости» во взгляде на мир - заметные стилевые трансформации.

Даже писатели, творческой индивидуальности которых больше соответствует точная предметная изобразительность (В.Вересаев, Н.Гарин-Михайловский, И.Шмелев), широко используют элементы экспрессивного стиля: заострение сюжетных ситуаций, повышенную контрастность образов, форсированную частоту художественных повторов. Еще более характерна стилевая экспрессия для Л.Андреева. В его творчестве отчетливо проступают нарочитый схематизм компоновки сюжета, усиление роли открыто звучащего «авторского голоса», вторжение публицистических элементов — монтажной стыковки высказываний, афористичности, использования риторических повторов и т.п.

Сборники «Русские символисты» Брюсова1 стали своеобразными маяками, на свет которых в короткое время явилось множество поэтов и прозаиков, разных по творческим устремлениям, но единых в своем неприятии утилитаризма в искусстве и реализма в литературе. В их числе был и Ремизов, по его собственному признанию2.

Таким образом, с самого начала русский модернизм оказался явлением крайне неоднородным, эстетически противоречивым. Литература начала века развивалась стремительно и вместе с тем разрозненно, появлялись и исчезали мастерские и творческие объединения.

1 Брюсов В.Л. Русские символисты. ВыпЛ.М. 1894.; Вып. II.M.1894.; Вып.Ш. М.!895.

2 Ремизов A.M. Автобиография.1912г// Ремизов А.М.Собрание сочинений: в 10 тт. Т.4. С.458

Большинство писателей первой волны русской эмиграции осознавали себя хранителями и продолжателями русской национальной культуры, видели свой долг в сохранении гуманистических традиций А. Пушкина, JI. Толстого, Ф. Достоевского.

По словам немецкого философа Ф. Розенцвейга, язык - это больше, чем кровь. Утверждая приоритет личности перед государством, русские писатели и поэты старались сохранять свою "кровь" в идеальной чистоте. Далеко не все воспринималось ими на чужбине позитивно. Но не только это стало критерием их творчества. Воспоминания о России, ее красоте и прекрасных людях вызвало к жизни целый ряд автобиографических произведений.

Автобиографическими воспоминаниями о прошлом пронизаны бунинская "Жизнь Арсеньева", "Богомолье" и "Лето Господне" И. Шмелева, трилогия "Путешествие Глеба" Б. Зайцева и почти все произведения А.М Ремизова.

У всех у них - одна судьба, но какая разная жизнь в творчестве.

Правильно ли такое деление: человек и писатель? Писатель в своих произведениях даёт всё заветное, человеческое»1, -руководствуясь этим важным признанием Ремизова, интересно рассмотреть, как духовный склад и мировоззрение писателя отражаются в законах его художественного мышления. Ибо с полным правом к нему можно применить сказанное о Бунине: его филология - продолжение его философии.

1 Кодрянская II.B. Алексей Ремизов. Paris, 1959. С. 90.

23

Заключение научной работыдиссертация на тему "Книга А.М. Ремизова "Взвихренная Русь": формирование поэтики"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В итоге проделанной работы считаем возможным следующим образом суммировать общие выводы исследования.

Рассмотрев в первой главе факторы становления А.М.Ремизова, его духовные истоки, мы убедились, что писателя сформировали разнородные влияния: с одной стороны, фольклор с его мифологическими языческими истоками, с другой — церковная литература. Духовный склад личности Ремизова определяли две важнейшие линии, соединяющиеся в мировоззрении и творчестве писателя. Мы обозначили их как ЯЗЫЧЕСТВО И ХРИСТИАНСТВО.

Язычество» Ремизова следует понимать как сложный мировоззренческий комплекс. Для самого писателя языческие верования были не только олицетворением природных сил или поклонением космогоническим стихиям - эти верования «проглядывали» в апокрифах и их дуалистической философии, которая была ближе и понятнее народу, чем официальные догматы христианства. Языческий пласт составлял основу его мироощущения — в той же самой, если не в большей, мере, в которой он ощущал себя христианином. Писатель всегда чувствовал «фольклорную» составляющую своей личности, и не раз подчёркивал её в своих автобиографиях. С середины 1900-х гг. Ремизов осознанно обращается к народному творчеству. Легенда, сказка, быличка - всё это, по Ремизову, является осколками народного мифа, воскресить который он считал писательским долгом. Обращение Ремизова к древнерусской легенде, сказке, песне отразилось не только на прямых стилизациях, но и на поэтике других его произведений. Примечательно, что развитие этого религиозно-языческого мировоззренческого комплекса Ремизова происходило в русле общих культурных и идеологических исканий Серебряного века.

Очень важна система представлений Ремизова, напрямую связанная с символикой обряда, в частности — с календарной обрядностью. «Именно пасхальный, купальский и святочный идеологические комплексы лежат в основе его творчества, являются тем мифологическим "вторым планом" его произведений, который, как правило, не до конца выявлен, но ощутим в тексте. Ремизовская символика дат отличается почти математической структурностью. Анализируя с этой точки зрения «Взвихрённую Русь», можно говорить о своеобразной внутритекстовой обрядовости. Полагаем, именно тонкое чувство «ритуальности» всего совершающегося обусловило известную «щепетильность» писателя в отношении к датам событий.

Восприятие русской православной религии писателем во многих отношениях совпадает с ее оценкой теми русскими мыслителями, и философами, которые писали об «оязыченном» христианстве, о «двубожии», оценивая природу русской религиозности. В Ремизове - и на уровне оценочных суждений, и на уровне непосредственных, стихийных проявлений - постоянно обнаруживал себя этот сплав языческих представлений, выраженных в сказках и апокрифических легендах, и христианских верований. Для нас важно, что писатель опирался на народное переосмысление христианских мифов, на устные рассказы о сверхъестественном.

Именно двуединая языческо-христианская «подсветка» пронизывала и бытовое поведение А.М.Ремизова, и отношение его к писательству, и поэтику его произведений. Синтез языческого и христианского часто проявлялся в самых неожиданных сторонах личности Ремизова, таких, например, как пристрастие к каллиграфии или ярко выраженное шутовское, «карнавальное» начало. Священное отношение к букве, к письменному слову отражает важную христианскую идею смирения, напоминая о Сергии Радонежском или о Фоме Кемпийском, которые находили в переписывании путь послушания, подвижничества и благочестия. А «Обезьянья Великая и Вольная палата», созданная Ремизовым в 1908 г. (по некоторым утверждениям самого писателя - в 1907г.), легко соотносится с праздничной смеховой карнавальной культурой.

Как можно убедиться, все «узлы и закруты» творчества А.М.Ремизова вырастали из его биографических реалий. Миф и религия, игра и обряд, апокрифы и канон - то, что невозможно совместить в теории, для Ремизова оказалось легко соединимым в его собственной биографии и, как следствие, - в художественном пространстве его произведений.

Вторая глава была посвящена мировоззренческим предпосылкам поэтики Ремизова, которые обусловили важнейшие черты его писательского стиля, определили выбор художественных средств. Прежде всего к ним относится парадоксальность его автобиографического метода: все произведения - автобиографические и вместе с тем «автобиографических произведений нет». Объясняя очевидную парадоксальность подобных высказываний, ремизоведы всё чаще используют понятия мифологизма или мифологичности в качестве «ключа», открывающего тайны поэтики «неуловимого и многостороннего» Ремизова.

Сегодня проблема автобиографизма относится к наиболее обсуждаемым аспектам творчества Ремизова, потому что в его случае понятие автобиографизма обретает особый смысл и объем.

Произведения Ремизова стоит особняком в контексте автобиографической прозы начала XX века. Все они, на наш взгляд, так или иначе сформированы лежащей в их основе концепцией этической, биографической или историософской. В его книгах можно заметить тщательный отбор и группировку тех фактов действительности, которые ему необходимы для «внушения» определённой идеи - таким образом, мы видим тенденциозность, но не в традиционном понимании, а особую, «скрытую». Эта имплицитная тенденциозность может быть не выражена словесно, а реализована на иных уровнях текста - композиционном, стилистическом.

Имплицитная» концепция романа «Взвихрённая Русь» во многом мифологическая. Сюжет выстраивается на историософской идее Великой Руси. Вопрос об автобиографизме тесно соприкасается с проблемой мифотворчества писателя.

Траекторией художественных поисков Ремизова, по-видимому, можно считать не только его движение от агиографии к автобиографии, но взаимопроникновение автобиографического и мифологического начал.

Именно мифологизм, наряду с автобиографизмом, был для Ремизова важнейшей составной частью художественного мышления. В этом смысле Ремизовское творчество, традиционно рассматриваемое вне направлений, органично для поэтики начала XX века. Полагаем, что ни одна из форм обращения к мифу в первой четверти века не осталась для А.М.Ремизова за порогом творческого освоения. Его художественное мышление, репродуцируя миф, могло совмещать самые разнородные тенденции, совмещая символистскую парадигму с парадигмой авангарда.

С другой стороны, ремизовский «миф о мире» стоит особняком в ряду символистских мифов, воссоздающих мир как эстетический феномен. «Панэстетической модели мира» писатель противопоставляет этическую модель; главным смысловым центром его «мифа» становится не панэстетизм, а нравственность. Этическая система писателя основывалась на понятиях страдания и сострадания и развивалась во многом под влиянием идей Н.Бердяева и JI. Шестова

Отношение писателя к самому себе как автору, восприятие и конструирование собственного «Я» - ещё одна мировоззренческая предпосылка поэтики. Обобщив имеющиеся взгляды на проблему авторского выражения в прозе Ремизова, диссертация предлагает рассмотреть структуру «Взвихрённой Руси» как призму, чьей основой служат две оси, хронологическая и мифологическая, а центром, преломляющим все события и организующим подачу фактов и образов, является «я» повествователя и соотносимый с ним образ автора. При этом «я» как рассказчик, «я» как литературный герой и «я» как автор суть три ипостаси одного и того же многослойного «Я».

Рассмотрение мировоззренческих предпосылок поэтики даёт основание говорить о своеобразной эволюции Ремизова-художника. Писатель парадоксальным образом и опирается на предшествующий опыт - и отрицает его.

Автобиографизм ранних произведений Ремизова можно назвать скрытым, в отличие от явного автобиографизма поздних ремизовских творений. В книге «Взвихрённая Русь» автобиографизм определяется мифологическим способом мышления, особой этической позицией рассказчика и концепцией его авторского «Я». Это приводит и к новой жанровой форме, и к новой поэтике, которая, однако, сфокусировала в себе все его искания дооктябрьского периода.

Третья глава посвящена анализу поэтики «романа» «Взвихрённая Русь». Анализ представлен на трёх уровнях: сюжетно-композиционном, образно-символическом, жанрово-стилевом.

Своеобразие «Взвихрённой Руси» заключается в предоставляемой читателю двоякой возможности прочтения текста: линейного и нелинейного. Эти возможности обуславливают сложную двухосевую» природу «Взвихрённой Руси»: при линейном прочтении текста создается иллюзия летописной хроникальности революционной действительности.

В то же время литературные реминисценции, воспоминания, сны объединяются в некую «вертикальную ось», противостоящую мнимой хроникальности текста.

Создается неомифологический текст: он пропитывается аллюзиями и реминисценциями, система которых создаёт универсальное - мифологическое - обобщение.

В структуру повествования вводятся многие текстовые вкрапления из дореволюционных произведений Ремизова, новое контекстное окружение определяет происходящее приращение смысла.

Две темы: тема судьбы — личной и общей - и тема свободы творчества — пронизывают художественную ткань ^романа-хроники» Тема творчества представляет собой композиционный стержень романа-хроники, ибо в ней объединяются сон и реальность, миф и действительность, личность и революция. Три женских образа олицетворяют Россию: бабушка костромская Евпраксия, древняя бабушка и Богородица. Они появляются в композиционно значимых главах, создавая своеобразное кольцо символов.

Исследуются архетипы и символы * романа? Центральный образ вихря в поэтике «Взвихрённой Руси» амбивалентен, и в этом автор обновляет значение архетипа, традиционно трактуемое русской классикой как негативное. Следующий после «вихря» важнейший и тоже двойственный архетипический образ книги - огонь. В ремизовской поэтике сближаются, а порой и отождествляются понятия «вихрь» и «огонь».

Система ключевых образов книги может быть представлена следующими рядами символов: - ОГОНЬ - ВИХРЬ - РЕВОЛЮЦИЯ

ПАМЯТЬ | | |

4 - ВЕРА - КОЛОКОЛ - ЧЕЛОВЕК

В романе Ремизова проявляются те стилистические тенденции, которые станут важнейшими принципами прозы XX века. К эпической форме Ремизов идёт, отталкиваясь от гармоничной целостности традиционного романа XIX века. Он использует монтажно-коллажный принцип и «обнажает приём» склеивания разнородного материала совершено в духе стилевых исканий времени.

Изучение факторов формирования поэтики Ремизова помогает по-новому прочесть книгу «Взвихрённая Русь». Воспринятая в контексте его мировоззренческих и духовных основ, она обогащается дополнительными смыслами, открывает интересные перпективы для исследователя.

Список научной литературыСтоянова, Тинна Николаевна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Ремизов A.M. Собрание сочинений в 10 тт. М.: Русская книга, 2000-2002.

2. Ремизов A.M. Сочинения. СПб.: Шиповник (тт. 1,2^4,5,6) и Сирин (тт. 3,7,8), 1910-1912.. Т. 1-8.

3. Ремизов А. Письмо в редакцию. 29. VIII. 1909. // Золотое руно. 1909. № 7/9:145-148.

4. Ремизов А.М. Подорожие. СПб.: Сирин. 1913

5. Ремизов A.M. Весеннее порошье: Рассказы. СПб.: Сирин. 1915.

6. Peillli30B A.M. За Святую Русь . Петроград: Отечество, 1915.

7. Ремизов A.M. Укрепа. Петроград: Лукоморье, 1916.

8. Ремизов А.М. Среди мурья: Рассказы. М.: Северные дни. 1917.

9. Ремизов A.M. На красном поле. //Аргус. 1917.№ 7, 72-80. Ю.Ремизов A.M. Николины притчи. Пг. 1917. П.Ремизов A.M. Заповедное слово русскому народу. // Раннее утро. 16 апр. 1918. № 65.

10. Ремизов A.M. Трагедия о Иуде принце Искариотском. Пб.; М.: Изд. ТО Наркомпроса. 1919.

11. Ремизов A.M. Заветные сказы. Пб.: Алконост. 1920.

12. Ремизов A.M. Огненная Россия. Ревель: Библиофил. 1921.

13. Ремизов A.M. Шумы города. Ревель: Библиофил. 1921.

14. Ремизов A.M. Ахру: Повесть петербургская. Берлин; Пб; М. 1922.

15. Ремизов A.M. Петушок. Берлин: Мысль. 1922.

16. Ремизов A.M. Сказки обезьяньего царя Асыки. Берлин: Русское творчество. 1922.

17. Ремизов A.M. Россия в письменах. Т.1. Берлин: Геликон, 1922.

18. Ремизов А.М Кукха: Розановы письма. Берлин: Изд-во З.И. Гржебина. 1923.

19. Ремизов A.M. Алексей Ремизов о себе. // Россия. М.; Пг., 1923. № 6: 25-26. 22,Ремизов A.M. Звенигород окликанный. Николины притчи. Париж; Нью-Йорк; Рига; Харбин: Аталас. 1924.

20. Ремизов A.M. Взвихренная Русь. Париж: Таир, 1927.

21. Ремизов A.M. Звезда надзвездная: Stella Maria maris. Paris: YMCA PRESS. 1928.

22. Ремизов A.M. Московские любимые легенды: Три серпа. Тт. 1 и 2. Париж: Таир, 1929.

23. Ремизов A.M. Образ Николая Чудотворца: Алатырь — камень русской веры. Paris: YMCA PRESS. 1931,

24. Ремизов A.M. Пляшущий демон: Танец и" слово. Париж. 1949.

25. Ремизов A.M. Подстриженными глазами: Книга узлов и закрут памяти. Paris: YMCA PRESS. 1951. ;

26. Ремизов A.M. В розовом блеске. Нью-Йорк: Изд. им. Чехова. 1952. ЗО.Ремизов A.M. Варвар-разбойник. // Новое русское слово. 1955. 3 апр. № 15681.

27. Ремизов А.М. Варвар-разбойник. // Русская мысль. 1956. 27 сент. № 957.

28. Ремизов A.M. Круг счастья: Легенды о царе Соломоне. Париж: Оплешник. 1957. ЗЗ.Ремизов A.M. // Письма A.M. Ремизова и В. Брюсова к О. Маделунгу / Сост. и подг. текста, предисл. и примеч. П.А. Енсена и П.У. Меллера. Copenhagen. 1976.

29. Ремизов A.M. Встречи: Петербургский буерак. Paris: Lev. 1981.

30. Ремизов A.M. Россия в письменах. New York: Russica Publishers, Inc. 1982. T.I. Зб.Ремизов A.M. Учитель музыки: Каторжная идиллия. Paris: 1.a Presse Libre. 1983.

31. Ремизов A.M. О происхождении моей книги о табаке. Что есть табак. Paris: Tchijoff. 1983.

32. Ремизов А. Иверень: Загогулины моей памяти. Berkeley: Berkeley Slavic Specialties. 1986.

33. Ремизов A. Мерлог / Публ. А. д'Амелия. // Минувшее: Исторический альманах. 3. Париж: 1987. 199-261.

34. Ремизов A.M. Огонь вещей. М.: Советская Россия. 1989.

35. Ремизов A.M. Повести и рассказы. М. 1990.

36. Ремизов A.M. В розовом блеске. М.: Современник. 1990.

37. Ремизов A.M. Взвихренная Русь. М.: Советский писатель. 1991.

38. Ремизов A.M. Избранное. Л.: Лениздат, 1991.

39. Ремизов A.M. Сочинения: В 2 книгах. М.: ТЕРРА. 1993. Кн. 1-2.

40. Ремизов A.M. Автобиографии. 1912; 1913. // Лица: Биографический альманах. №3. М.; СПб.: Феникс: Atheneum: 1993. 43, (7-445).

41. Ремизов A.M.// Инскриты А.М Ремизова из коллекции A.M. Луценко. СПб.: Эхо. 1993.

42. Ремизов A.M. Дневник 1917-1920 гг. // Минувшее: Исторический альманах. №16. М.; СПб.: Atheneum; Феникс: 1994. 407-549.

43. Ремизов A.M. О понимании.// Алексей Ремизов: Исследования и материалы / Отв. ред. A.M. Грачева. С-Пб.: Дмитрий Буланин. 1994.

44. Ремизов A.M. Рабочая тетрадь 1950-е гг... //Алексей Ремизов: Исследования и материалы. СПб.: Дмитрий Буланин: 1994. 213-230.

45. Ремизов A.M. Павлиньим пером / Публ. и вступ. статья Н. Грякаловой. СПб.: Logos. 1994.

46. Ремизов A.M. Избранные произведения> М.: Панорама. 1995.

47. Ремизов A.M. «Вонючая торжествующая обезьяна...». /Публ. Е. Обатниной. //Новое литературное обозрение. 1995. № 11: 143-145.

48. Ремизов-Блок Переписка . с А. Ремизовым (1905-1921) / Вступ. статья З.Г. Минц. // А. Блок: Новые материалы и исследования. М.: Наука. 1981. Кн. 2: 63-142 Литературное наследство. Т.92..

49. Ремизов-Довгелло. На вечерней заре. Переписка А. Ремизова с СП. Ремизовой-Довгелло / Подг. текста и коммент. А. д'Амелия. — Europa Orientalis. 1985. IV: 143-190.

50. Ремизов-Довгелло. На вечерней заре: Переписка А. Ремизова с СП. Ремизовой-Довгелло /Подг. текста и коммент. А. д'Амелия. — Europa Orientalis. 1987.VI: С237— 310.

51. Ремизов-Довгелло. На вечерней заре: Переписка А. Ремизова с СП. Ремизовой-Довгелло /Подг. текста и коммент. А. д'Амелия. — Europa Orientalis. 1990.IX: 443— 498.

52. Письма A.M. Ремизова к В.В. Перемиловскому / Подг. текста Т.С. Царьковой, вступ, статья и прим. A.M. Грачевой. // Русская литература. 1990. № 2: С197-235.

53. Адамович Г. Одиночество и свобода. М., 1991 бЗ.Андреев Н. A.M. Ремизов // Грани. 1957. № 34-35: 202-214.

54. Анненков Ю. Дневник моих встреч: Цикл трагедий. Л... 1991. Т.1 С: 199-216.

55. Аничков Е. Творчество Алексея Михайловича Ремизова 1910- 1911.//ОР РНЕ. Ф. 414. Ед. хр. 15. 6 лл.

56. Артемьева О.В. Мифопоэтика прозы Алексея Ремизова. Автореф. на соиск. канд. уч. степ, филолог, наук. М., 1999.

57. Безродный М. Об одной подписи А. Ремизова. // Русская литература. 1990. № 1 С: 224-228.

58. Безродный М. Об одном приеме художественного имяупотребления (Nomina sunt odiosa). // В честь 70-летня профессора Ю.М. Лотмана: Сб. статей. Тарту: Эйдос, 1992. С: 210-217.

59. Безродный М. Об обезьяньих словах. // Новое литературное обозрение. 1993. № 4 С: 153-154.

60. Безродный М. Об источниках книги Ремизова «Электрон». // Новое литературное обозрение. 1993. Ка 4 С: 154-156.

61. Белый А. Между двух революций. М.. 1990.

62. Берберова Н. Курсив мой: Автобиография. Munchen: Fink Verlag. 1972.

63. Бердяев Н. Самопознание: Опыт философской автобиографии. М.: Книга. 1991. 74,Бунич-Ремизов Б.Б. Супруги Ремизовы в судьбе их дочери и в восприятии ее близких. // Алексей Ремизов: Исследования и материалы. СПб. 1994. С: 267-272.

64. Волошина-Сабашникова М. Зеленая змея: Мемуары художницы. СПб. 1993.

65. Волшебный мир Волшебный мир Алексея Ремизова: Каталог выставки. СПб.: Хронограф. 1992.

66. Газданов Г. О Ремизове <№ беседы на радиостанции «Свобода». 1971>. // Ремизов А., Зайцев Б. Проза. М.: Олимп, 1997 С: 569-574.

67. Гершензон М. А. Ремизов. Часы. СПб.: EOS, 1908. // Вестник Европы. 1908. № 8: 469-471.

68. Герцык А.К. «...Неповторимый в своих сочетаниях момент»: Письма А.К. Герцык к родным и друзьям. // Новый мир. 1999. № 5: 156-184.

69. Горький М. Полное собрание сочинений. Письма : в 24т. М., 1997. Т.З.

70. Горный Е. Вступ. заметка.. Ремизов А. Что есть табак? Гоносиева повесть. // Alma Mater. 1990. № 2 (4) С: 7.

71. Гофман М. Петербургские воспоминания. // Воспоминания о серебряном веке. М.: Республика, 1993. С: 367-378.

72. Грачева A.M. Древнерусские повести в" .пересказах A.M. Ремизова. // Русская литература. 1988. №3:110-117.

73. Грачева A.M. Судьба России в литературе 1910-х гг.: (Повесть А. Ремизова «Пятая язва») // Литература и история: Исторический процесс в творческом сознании русских писателей XVIII-XX вв. СПб.: Наука, 1992.С: 229-251.

74. Грачева A.M. Писец и изограф А. Ремизов. // Волшебный мир Алексея Ремизова: Каталог выставки. СПб.: Хронограф , 1992.С: 7-10.

75. Грачева A.M. Революционер Алексей Ремизов: Миф и реальность. // Лица: Биографический альманах. 3. М.; СПб.: Феникс: Atheneum 1993. С: 419-447.

76. Грачева A.M. Переписка В.И. Иванова и A.M. Ремизова. // Вячеслав Иванов: Материалы и исследования. М.: Наследие, 1996. С: 72-118.

77. Грачева A.M. Алексей Ремизов и Пушкинский Дом: (Статья I. Судьба ремизовского «музея игрушек»). // Русская литература. 1997.№1,С:185-215.

78. Грачева A.M. «Слово о погибели русской земли» A.M. Ремизова и его критик — Иванов-Разумник. //Иванов-Разумник: Личность, Творчество. Роль в культуре. Публикации и исследования. СПб. 1998. Вып. II: 195-207.

79. Грачева A.M. «Лимонарь» Алексея Ремизова: Первая русская революция сквозь призму апокрифической литературы. /AViener Slawistischer Almanach. 1998.Bd. 42: 99-11 б

80. Данилевский А. Mutato nomine de te fabula narratur. // Учен. зап. Тарт. roc. ун-та. 1986. Вып. 735: 137-149.

81. Данилевский А. А realionbus ad realia. // Учен. зап. Тарт. гос. ун-та. 1987. Вып. 781:99-123.

82. Данилевский А. Герой A.M. Ремизова и его прототип. // Учен, зап. Тарт. гос. ун-та. 1987. Вып. 748: 150-165.

83. Данилевский А. Функция «автобиографизма» в Ш-ей редакции романа A.M. Ремизова «Пруд». — Учен. зап. Тарт. гос. ун-та. Вып. 822, 1988.С: 139-157.

84. Данилевский А. О дореволюционных «романах» A.M. Ремизова. // Ремизов А. Избранное. Л.: Лениздат, 1991. С: 596-

85. Данилевский А. Из комментариев к «Кукхе» A.M. Ремизова. // Studia Russica Helsingiensia et Tartuensia. Ш. Проблемы русской литературы и культуры. Helsinki, 1992. С: 93-102.

86. Доценко Нарочитое безобразие: Эротические мотивы в творчестве А. Ремизова. // Литературное обозрение, 1991. №11, С: 72-75.

87. Доценко Загадка одного предисловия A.M. Ремизова. // Блоковский сборник. XII. Тарту, 1993. С: 147-157.

88. Доценко ОБЕЗВЕЛВОЛПАЛ A.M. Ремизова как зеркало русской революции. // Europa Orientalis. 1997. XVI. № 2, С: 305-320.

89. Доценко Автобиографизм А.М.Ремизода: конструктивный принцип творчества. Таллинн, 2001

90. Дрозда М. Художественно-коммуникативная маска сказа. // Зборник за славистику. Нови Сад, 1980.№ 18: 29-48.

91. П.Зайцев Б. Голубая звезда: Повести и рассказы. Из воспоминаний. М., 1989 118.3амалеев А.Ф. Лепты. Исследования по русской философии. СПб.: РЬдательство Санкг-Петербургского университета. 1996, 53-54.

92. Иванов-Разумник Р. Две России. // Скифы: Сборник 2. Пг. 1918. С: 201-231.

93. Измайлов А. - Смоленский Измайлов А.. «Бесовское действо над неким мужем» А. Ремизова. // Биржевые ведомости. 1907. 5 дек. № 10237 (веч. вып.). 121,Р1змайлов. А. В волшебном царстве: A.M. Ремизов и его коллекция. // Огонек. 1911. № 44, С: 10-11,

94. Р1змайлов А. Старорусские кружева. // Измайлов А. Пестрые знамена. М.: Изд. Т-ва И.Д. Сытина, 1913, С: 85-101.

95. Иезуитова Л. «Слово о погибели земли русской» A.M. Ремизова в газете «Воля народа». // Алексей Ремизов: Исследования и материалы. СПб., 1994. С: 67-80.

96. Ильин И.А. О тьме и просветлении. Книга художественной критики: Бунин. Ремизов. Шмелев. М.: Скифы, 1991. С: 81-134.

97. Казари Р. Московские маргиналии к петербургскому тексту. // Europa Orientalis. 1997. XVI. № 2, С: 361-368.

98. Калафатич Ж. «Неугасимые огни горят над Россией». Проблема времени и памяти в романе Ремизова «Взвихрённая Русь»//Русская литература между Востоком и Западом: Сборник статей. Будапешт, 1999.С.84-86

99. Кодрянская Н. Алексей Ремизов. Париж, 1959.

100. Кодрянская Н. Ремизов в своих письмах. Париж, 1977

101. Кожевников П. 1910. Коллекция A.M. Ремизова (Творимый апокриф). //Утро России. 1910. 7сент. № 243.

102. ЗО.Козьменко М. Заветные сказы Алексея Ремизова. // Литературное обозрение. 1991. № 11, С: 75-76.

103. Козьменко М. Удоноши и фаллофоры Алексея Ремизова. // Эрос. Россия. Серебряный век. М.: Серебряный бор, 1992.С: 175-187.

104. Колобаева Л. «Право на субъективность». Алексей Ремизов и Лев Шестов// Вопросы литературы. Вып.5, 1994;

105. Лавров А.В. «Характеристика современников» Андрея Белого. //Новое литературное обозрение. 1997. 24, С: 256-259.

106. Лавров А.В. «Взвихренная Русь» Алексея Ремизова: символистский роман-коллаж // Ремизов A.M. Собрание сочинений: в 10 тт. Т.5. М., 2000. 544-557.

107. МИНЦ 3., Безродный М., Данилевский А. «Петербургский текст» и русский символизм.// Учен. зап. Тарт. гос. ун-та. 1984. Вып. 664, С: 76-120.

108. Минц З.Г.Вступительная статья к «Переписке А.А.Блока с А.М.Ремизовым // Литературное наследство.М., 1981. Т.92. Кн.2. 63-82 109. Миров Мих. Писатель или списыватель? (Письмо в редакцию). //Биржевые ведомости. 1909. 16 июня. № 11160(веч. вып.)С:5-6.

110. Морковин В. Приспешники царя Асыки. // Ceskoslovenska rusistika. 1969. Т. XIV. № 4: J 78-186.

111. Михаил OB А.И. Непреходящая Русь Алексея Ремизова// Литература и история: (Исторический процесс в,творческом сознание русских писателей и мыслителей XVIII - XX вв.) вып.2 РАН (ПД) Р1РЛ СПб.: Наука, 1997. 263-283.

112. Обатнина Е. Международная научная конференция «Алексей Ремизов и мировая культура». // Русская литература. 1998. №1, 0:219-222.

113. Обатнина Е.Р. Обезьянья Великая и Вольная Палата Алексея Ремизова. // Ремизов A.M. Собрание сочинений: в 10 тт. М., 2000-2001.Т.5. 641-651.

114. Обатнина Е.Р. Царь Асыка и его подданые. Обезьянья Великая и Вольная Палата A.M. Ремизова в лицах и документах. С-Пб., 2001

115. Пайман А. Алексей Михайлович Ремизов. По воспоминаниям 1948-1957 гг. // Aleksej Remizov: Approaches to a Protean Writer. Ed. G.SIobin. Columbus (Ohio) 1987. P.: 101-112.

116. Пайман A. История Русского Символизма. М., 2000.

117. Плюханова М. Литературные и культурные традиции в формировании литературно-исторического персонажа: (Ванька Каин). //Учен. зап. Тарт. гос. ун-та. 1983. Вып. 620: 3-17.

118. Пришвин М. Дневники. М..1991.

119. Пришвин М. Письма М.М. Пришвина к A.M. Ремизову / Вступ. статья, подг. текста и примеч. Е.Р. Обатниной. г— Русская литература. 1995. № 3 С: 157-209.

120. Пяст В. Встречи. М.: Новое литературное обозрение, 1997 бО.Раевская-Хьюз О. Последняя автобиографическая книга А. Ремизова. — Ремизов А. Иверень: Загогулины моей памяти. Berkeley, 1986. С: 281-295.

121. Раевская-Хьюз О. Волшебная сказка в книге Ремизова «Иверень». // Aleksej Remizov: Approaches to a Protean Writer. Ed. G. Slobin. Columbus (Ohio) 1987. C: 41-49.

122. РезникоБа H.B. Огненная память: Воспоминания о Алексее Ремизове. Berkeley: Berkeley Slavic Specialties. 1980.

123. Розанов Ю. Иуда Искариот в трактовке Алексея Ремизова. // Библейские мотивы и образы в русской литературе. Вологда: Русь, 1995. С: 43-51.

124. Русский Берлин 1921 - 1923 // Флейшман Л., Хьюз Р., Раевская-Хьюз О. Русский Берлин: 1921-1923. Париж: YMCA PRESS. 1983.

125. Седых А. Далёкие, близкие. Нью-Йорк, 1962.

126. Сёке К. Модель ремизовского ада: (Анализ повести «Пятая язва»). // Studia Slavica Hung. 1989. Т. XXXV. 3-4: 385-392.

127. Сёке К. Проблема идентификации автобиографического героя или «смерть автора»? (Об автобиографичности прозы А.Ремизова) //Studia Slavica Hung. 45 (2000), 237-244

128. Синявский А. Литературная маска Алексея Ремизова. // Aleksej Remizov: Approaches to a Protean Writer. Ed. G. Slobin. Columbus (Ohio), 1987. P.: 25-39.

129. Слобин Г. Проза Ремизова: 1900-1921. СПб.: Академический проект. 1997.

130. Слобин Г. Динамика слуха и зрения в поэтике Алексея Ремизова // Алексей Ремизов: Исследования и материалы. СПб, 1994.С. 157-165.

131. Смиренский В. Воспоминания об Алексее Ремизове / Предисл., публ. и коммент. Е. Обатниной. //Лица: Биографический альманах. СПб. 1996. # 7: 161-190.

132. Степун Ф, Бывшее и несбывшееся. Нью-Йорк, 1956

133. Стоянова Т.Н. Мировоззренческие предпосылки автобиографизма Ремизова в книгах «Взвихренная Русь» и «Подстриженными глазами»// Езиков свят. Orbis llnguarum , №1/пилотен брой/2001. 42-47.

134. Топоров В. Петербург и петербургский текст русской литературы. // Учен. зап. Тарт. гос. ун-та. 1984. 664, С: 4-29 Труды по знаковым системам. 18..

135. Топоров В. О «Крестовых сестрах» A.M. Ремизова. Поэзия и правда (Статья вторая). // Учен. зап. Тарт. гос. ун-та. 1988. Вып. 822, С : 121-138

136. Тырышкина Е.В. Поэтика романа А,М. Ремизова «Крестовые сестры»: Мифологический аспект. Автореф, дисс, ... канд, филол, наук. Томск- Изд, ТГУ, 1991.

137. Тырышкина Е.В. Интерпретация Апокалипсиса в «Крестовых сестрах» A.M. Ремизова. // Slavia Orientalis. 1993.T.XL1I. 1, С: 59-70.

138. Тырышкина Е.В. «Крестовые сестры»: Штерпретация Апокалипсиса (Функционирование мотива 'чужого' текста). // Russian Literature. XXXVII 1995.С: 109-126.

139. Тырышкина Е.В. Сюжет Саломеи-Иродиады в литературной традиции XX века.// Literature rosyjska. Nowe zjawiska. Reinterpretacje. Katowice, 1995.S.: 82-98.

140. Тырышкина Е.В. «Крестовые сестры» A.M. Ремизова: Концепция и поэтика. Новосибирск: Изд-во НГПУ. 1997.

141. Федин К. Горький среди нас: Картины литературной жизни. М.1968. С: 111-123. • '

142. Б. Филиппов. Заметки об А. Ремизове // «Русский Альманах», Париж, 1981,с.222.

143. Флейшман Л. Из комментариев к «Кукхе»: Конкректор Обезвелволпала. — Slavica Hierosolymitana., 1977 Vol. 1: 185-193.

144. Флейшман Л. В кругу ремизовских мистификаций: «Конклав» Саркофагского. // Studies in Modem Russian and Polish Culture and Bibliography: Essays in Honor of Wojciech Zialewski. Ed. 1..Fleishman. Stanford, 1999. P: 145-176.

145. Хомяков А.С. По поводу статьи Киреевского И.В. «О характере просвещения Европы и его отношении к просвещению России» // О Русь, волшебница суровая / Сост., вступ. ст. и прим. Л.Е. Шапошникова. Нижний Новгород, 1991. 103.

146. Цивьяи Т. О ремизовской гипнологии и гипнографии.// Серебряный век в России: Избранные страницы. М.: Радике, 1993. С: 299-338.

147. Цивьян Т. К семантике и поэтике вещи: Несколько примеров из русской прозы XX века. // AEQVINOX (Эквинокс-равноденствие) МСМХС1П. М.: Книжный сад, 1993. С: 212-227.

148. Цивьян Т. К стратегии сохранения русского языка в диаспоре: «Случай Ремизова». // Блоковский сборник Х1П. Русская культура XX века: Метрополия и диаспора. Тарту, 1996.С.: 110-127.

149. Цивьян Т. Ремизов — своими и чужими глазами. // Культура русской диаспоры: Саморефлексия и самоидентификация. Материалы международного семинара. Tartu, 1997. С : 99-118.

150. Чалмаев.В.А. Воскресивший слово...(В художественном мире Алексея Ремизов) // Ремизов А.М Неуемный бубен: роман, повести, рассказы, сказки, воспоминания. Кишинев. 1988. 3-23.

151. Чалмаев.В.А. Молитвы и сны Алексея Ремизова,// Ремизов.А.М. Огонь вещей /Сост., вступ.ст., коммент. В.А.Чалмаева - М.: Сов. Россия, 1989. 5-34.

152. Чалмаев В.А. «Вся моя жизнь прошла с глазами на Россию...» (Судьба и «автобиографическое пространство» A.M. Ремизова) // Ремизов A.M. В розовом блеске. М., 1990. 3-30.

153. Чулков Г. Годы странствий. М.: Федерация, 1930. С : 167-171.

154. Шаховская 3. Ремизовы // Шаховская З.А. В поисках Набокова. Отражения. М.: Книга, 1991. С : 121-133.

155. Шкловский В. Жили-были: Воспоминания. Мемуарные записи. Повести о времени с конца XIX в. по 1962. М. 1964

156. Яновский В. Поля Елисейские: Книга памяти. Нью-Йорк, 1983 III 204. d'Amelia А. Dostoevski. podstrizennymi glazami (P.M. Dostoevskij and A.M. Remizov). // Actualite de Dostoevskij. Geneva: La Querela edizioni, 1982.P: 159-170.

157. Aronian S. Critical and Bibliographical Literature on A.M. Remizov. // Russian Literature Triquarterly. 1985. Vol. 18: 209-218.

158. Aronian S. The Hidden Determinant: Three Novels of Remizov. // Russian Literature Triquarterly. 1986. Vol. 19: 127-163.

159. Aronian S. Critical and Bibliographical Literature on A.M. Remizov (Addenda). // Russian Triquarterly. 1986. Vol. 19: 127-164.

160. Aronian S. Remizov. Revolution and Apocalypse. — Canadian- American Slavic Studies. 1992.Vol. 26. 1-3: 119-140.

161. Bailey J.A. Narrative Mode as a Thematic Problem in Remizov. // Russian Literature Triquarterly. 1986. Vol. 19: 177-196. 210, Crone A. Remizov's Kukkha: Rozanov's "Trousers" Revisited. // Russian Literature Triquarterly. 1986. Vol. 19: 197-210.

162. Ebert Chr. Symbolismus in Russland: Zur Romanproza Sologubs, Remisows, Belys./Christa Ebert- Berlin: Akademie-Verlag, 1988.

163. Geib K. A.M.Remizov . Munchen: Fink-Veriag, 1970.

164. Ingold F.Ph. A.M. Remizov und P.M. Dostoevskij: (Zu einem unveroffentlichten Flustrationswerk aus der Basler "Bibliothek Fritz 1.ieb"). // Librarium.1977. Bd.. II S: 116-135.

165. Lampl H. Bemerkungen und erganzungen zur Bibliographie A.M.Remizovs. // Wiener Slawistischer Almanach. 1978. Bd.2 S: 301-326.

166. Lampl H. Zinaida Hippius and S.P. Remizova-Dovgello. // Wiener Slawistischer Almanach. 1978. Bd. 1, S: 159-183.

167. Lampl H. Innovationsbestrebungen im Gattungssystem der russischen Literatur des fruhen 20. Jahrhunderts - am Beispiel A.M.Remizovs // Wiener Slavistisches Jahrbuch 24 (1978). S.158-

168. Lamp! H.Remizovs Peterburges Jahre. Material en zur Biographie // Wiener Slavistischer Almanach 10 (1982), S.271-323

169. Lampl H. A.M. Remizov: A Short Biographical Essay (1877- 1923). // Russian Literature Triquarterly. 1986. Vol. 19, P: 7-60.

170. Lampl H. Political Satire of Remizov and Zamiatin on the Pages of Prostata gazeta. II Approches to a Protean Writer, ed. by G.N.Slobin. Columbus, Ohio: Slavica, 1986, P.245-259

171. Manouelian Ed. Remizov's Judas: Apocryphal Legend into Symbolist Drama. // Slavic and East European Journal. 1993. Vol. 37. №. 1:46-66.

172. Pyman A. Petersburg Dreams. // Aleksej Remizov: Approaches to a Protean Writer. Columbus (Ohio), 1987. P: 51-112.

173. Shane A. Remizov's Prud: From Symbolism to Neo-Realism. // California Slavic Studies. 1971. Vol. VI, P: 71-88. . ' '

174. Shane A. Rhythm without Rhyme: The Poetry of Aleksej Remizov. // Aleksej Remizov: Approaches to a Protean Writer. Columbus (Ohio) 1987. P: 217-236.

175. Sinany H. Bibliographic des oeuvres de Alexis Remizov. Etablie par Helene Sinany. Paris: Inst, d'etudes slaves., 1978

176. Sinany-Macleod H. Структурная композиция «Взвихренной Руси». // Aleksej Remizov: Approaches to a Protean Writer. Ed. G.Slobin. Columbus (Ohio), 1987. P: 237-244.

177. Slobin G. Remizov's Fictions: 1900-1921. DeKafb: Northern Illinois University Press. 1991

178. Slobin G. Remizov's Erotic Tales: Stylisation and Subversion. // The Short Story in Russia 1900—1917. Ed. by N. Luker. Nottingham: Astra Press, 1991. P: 53-72.

179. Stojanova T. Orakova M. «Die Verwendung des mathematischen Graphes beim Modelieren einiger Phaenomene in der schoengeistigen Literatur» // Методология математического моделирования. Т. IV. София, 1994 г. 201-203.

180. Terrell V. Fantastic Elements in the Narrative Structure of With Clipped Eyes. //Russian Literature Triquarterly. 1986. Vol. 19: 227-237.

181. Waszkielewicz H. Zbrodnia i kara na novo napisana czyli «Siostry krzyzowe» Aleksego Riemizova. // Slavia Orientalis. 1991. T. XL. № 1-2, P: 3-13.

182. Waszkielewicz H. Modemistyczny starowierca: Glowne motyvy prozy Aleksego Riemizowa. Krakow: Uniwersytet Jagiellonski. 1994.

183. Wozniak A. Legenda apokryflczna na warsztacie pizarskim Aleksego Riemizowa. // Studia Rossica Posnaniensia. 1988. Vol. XX, P: 55-64

184. Wozniak A. Tradycja Ruska wedhig Aleksego Riemizowa. Lublin: Katolicki Uniwersytet Lubelski. 1995. Дополнительная литература

185. Аверин Б.В. Романы В.В.Набокова в контексте русской автобиографической прозы и поэзии. Дисс. на соиск. уч. степ, доктора филолог, наук. Спб., 1999.

186. Аверинцев Византия и Русь: Два типа духовности // Новый мир. 1988. № 7 С: 210-220.

187. Ангелов Д. Богомилството в България. София, 1950

188. Афанасьев А.Н.Древо жизни. М., 1983

189. Афанасьев А.Н // Народные русские легенды А.Н. Афанасьева. Новосибирск: Наука. 1990

190. Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. М., 1994. Т.З.

191. Анциферов Н. «Непостижимый город...»: Душа Петербурга. // Петербург Достоевского. Петербург Пушкина. СПб.: Лениздат, 1991.

192. Бердяев Н. К философии трагедии // Литературное дело. СПб., 1902.

193. Брюсов.В.Я. Русские символисты. Выпуск I. М.,1894

194. Брюсов.В.Я. Русские символисты. Выпуск П. М.,1894

195. Брюсов.В.Я. Русские символисты. Выпуск III. М.,1895

196. Веселовский А.Н. Разыскания в области русского духовного стиха, // Сборник Отделения русского языка и словесности Имп. АН. СПб. 1883. Т. XXXII. № 4.

197. Веселовский А.Н. Разыскания в области русского духовного стиха. // Сборник Отделения русского языка и словесности Имп. АН. СПб. 1889. T.XLVI. № 6.

198. Веселовский А.Н. Историческая поэтика. Л., 1940.

199. Виноградов Н. Заговоры, обереги, спасительные молитвы и проч. СПб. 1908. Вып. 1-2.

200. Гераклит Ефесский. Фрагменты/ Пер.В.Нилендераю М.: Мусагет, 1910

201. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. М. 1956.T.I-IV.

202. Добролюбов Н.А. Русская цивилизация, сочинения г. Жеребцовым // Добролюбов Н.А. Собр. соч. в 9 тт. М.;Л., 1962. Т.З. 317,321.

203. Достоевский Ф.М. Собрание сочинений: В 15 тт. Л., 1988- 1991. Т.1-15.

204. Душечкина Е. Русский святочный рассказ: Становление жанра. СПб., 1995

205. Иванов Вяч. И. Достоевский: Трагедия-миф-мистика. // Иванов В.И. Лик и личины России: Эстетика и литературная теория. М.: Искусство, 1995. С: 351-458.

206. Иванов Вяч. Be, Монтаж как принцип построения в культуре первой половины XX в.// Монтаж: Литература. Искусство. Театр. Кино. М., 1988. 119-148.

207. История русской литературы. XX век. Серебряный век. М.: «Прогрес»- «Литера», 1995

208. Казак В. Лексикон русской литературы XX века. М., 1996

209. Лавров П.А. Апокрифические тексты. СПб., 1899. 2б1.Лесков Н. Собрание сочинений: В 11 тт. М., 1958. Т. II. .

210. Лесков Н. Благоразумный разбойник: (Иконописная фантазия). // Лесков Н.С. О литературе и искусстве Л.: ЛГУ, 1984. С: 187-196.

211. Лотман Ю. Культура и взрыв. М.: Гнозис. 1992.

212. Лотман Ю. Литературная биография в историко-культурном контексте: (К типологическому соотношению текста и личности автора). // Лотман Ю.М. Избранные статьи..^ Таллинн: Александра, 1992.. Т. I С: 365-376.

213. Лотман Ю. Архаисты-просветители. // Лотман Ю.М. Избранные статьи. Таллинн: Александра. 1993. Т.З С: 356-367.

214. Лотман Ю. Пушкин и «Повесть о капитане Копейкине»: (К истории замысла и композиции «Мертвых душ»). // Лотман Ю.М. Избранные статьи. Таллинн: Александра. 1993. Т.З С: 35-48.

215. Лотман Ю., Минц 3. Образы природных стихий в русской. литературе: Пушкин-Достоевский-Блок. // Учен. зап. Тарт. гос. ун-та. 1983. Вып. 620: 35-41.

216. Лотман Ю., Успенский Б. 1977. Новые аспекты изучения культуры Древней Руси. // Вопросы литературы. № 3: 148-166.

217. Лотман Ю., Успенский Б. 1993. Отзвуки концепции «Москва— третий Рим» в идеологии Петра Первого: (К проблеме средневековой традиции в культуре барокко). // Лотман Ю.М. РЬбранные статьи. Таллинн: Александра. 1993. Т.З: 201-212.

218. Майков Л.Н. Великорусские заклинания. // Записки Императорского русского географического общества по отделению этнографии. СПб., 1869. Т. П.

219. Маковский Николай Гумилев по личным воспоминаниям. // Николай Гумилев в воспоминаниях современников. М.: Вся Москва, 1989.0:73-103.

220. Малкова Ю.В. Своеобразие мифологизма в творчестве М.И.Цветаевой 20-х годов/ «После России» - «Молодец» -«Федра»/. Автореф. на соиск.уч степ, канд.филологич.наук. СПб., 2000.

221. Мелетинский Е.М. Миф и историческая поэтика фольклора. М., 1977

222. Нива Ж. Русский символизм //История русской литературы. XX век. Серебряный век. М., 1995. ; 276,Ончуков Н. Северные сказки. СПб. 1909

223. Памятники литературы Древней Руси: Вторая половина XV века. М.: Художественная литература. 1982.

224. Панченко А. Смех как зрелище. // Лихачев Д.С, Панченко A.M., Понырко Н.В. Смех в Древней Руси. Л.: Наука 1984. С: 72-153.

225. Петербург в русской поэзии: XVI-начало XX века: Поэтическая антология. Л.: Изд. ЛГУ. 1988.

226. Пришвин М. Собрание сочинений: В 8 тт. М. 1982.Т. I.

227. Пропп В. Эдип в свете фольклора. — Фольклор и действительность: Избранные статьи. М.: Наука 1976. С: 258-299.

228. Прыжов И. 26 московских пророков, юродивых, дур и дураков и другие труды по русской истории и этнографии. СПб.; М., 1996.

229. Розанов В.В. Сочинения. Л.: Всесоюзный молодежный книжный центр. 1990.

230. Розанов В.В. Мимолетное. Собрание сочинений. М.: Республика. 1994.

231. Русский символизм в литературном контекстерубежа XIX - XX вв. Тарту. 2000.

232. Свифт Д. Путешествия Лемюэля Гулливера в некоторые отдаленные страны света сначала хирурга, а потом капитана кораблей/Пер. А. Франковского. СПб., 1993.

233. Синявский А. «Опавшие листья» В.В. Розанова. Париж: Синтаксис 1982..

234. Тихонравов Н.С. Летописи русской литературы и древности, изд. Н.С. Тихонравовым. М., 1859. Кн.2.

235. Успенский Б. Антиповедение в культуре Древней Руси. //Успенский Б.А. Избранные труды: В 2 тт. М.: Гнозис, 1994. С: 320-332.

236. Федотов Г. Стихи духовные: (Русская народная вера по духовным стихам). М.: Прогресс-Гнозис. 1991

237. Ханзен- Лёве А. Русский символизм: Система поэтических мотивов. Ранний символизм. СПб., 1999.

238. Шестов Л. Апофеоз беспочвенности. Собр. соч. Т.4, «Шиповник». СПб., 1911/ переиэд. Париж. 1971.

239. Эйхенбаум Б. О прозе. Л., Ш69.

240. Элиаде М. Космос и история. М., 1987.

241. Farino J. Wstep do literaturoznawstwa: Wydanie ii poszetzoneizmien. W-wa: PWN, 1991. S.505-507.

242. Krolow K. Der andere Aufenthaltsraum Erfahrungen eines Lyrikers beim Prosaschreiben// Literatur aus dejn Leben: Beobachtungen Erfahrungen Belege. /Herausg.v.Herbert Heckmann, - Munchen, 1984. Band 1.

243. Kuczynski Jurgen Probleme der Autobiographie: Erfahrungen im Umgang mit dem eigenen Ich und Ansichten ueber die Kunst der Erinnerung./ Jurgen Kuczynski — Berlin und Weimar: Aufbau-Verlag, 1983.

244. Lehmann Jurgen. Bekennen — Erzaehlen — Berichten: Studien zur Theorie und Geschichte der Autobiographie. Band 98./ Jurgen 1.ehmann — Tubingen: Niemeyer-Verlag, 1988,

245. Misch Georg. Autobiographism und Autobiografische. // Geschichte der Autobiographie, Frankfurt a.M., 1949 -1959. Bd, 1-3,

246. Muschg Adolf. Wie echt ist das Ich in der Literatur // Literatur aus dem Leben: Beobachtungen Erfahrungen Belege, /Herausg.v.Herbert Heckmann, - Munchen, 1984, Band 1,