автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.04
диссертация на тему:
Эстетическая составляющая в ранней восточнославянской социокультурной и языковой ситуации (до XYI в. )

  • Год: 1993
  • Автор научной работы: Софонов, Владислав Владимирович
  • Ученая cтепень: кандидата философских наук
  • Место защиты диссертации: Минск
  • Код cпециальности ВАК: 09.00.04
Автореферат по философии на тему 'Эстетическая составляющая в ранней восточнославянской социокультурной и языковой ситуации (до XYI в. )'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Эстетическая составляющая в ранней восточнославянской социокультурной и языковой ситуации (до XYI в. )"

белорусский государственный университет

СЛ •

~ и У. '> ." ] на правах рукописи

СОФРОНОВ Владислав Владимирович

ЭСТЕТИЧЕСКАЯ СОСТАВЛЯШАЯ В РА1ПГСИ ВОСТОЧНОСЛАВЯНСКОЙ СОЦИОКУЛЬТУРНОЙ И ЛОБОВОЙ СИТУАЦИИ (до XVI В. )

Специальность: 09. 00. 0'1, - эстетика

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата философских наук

Минск 1993

(

Работа выполнена на кафедре этики, эстетики и культурологии Белорусского государственного университета

научные руководители:

докотор философских наук," .профессор ГОЖИН И. в., кандидат философских наук, доцент ЗЕЛЕНКОВА и. Л.

Официальные оппоненты:

доктор ФилосоФскик паук ю. А. ГУСЕГ. кандидат философских наук Н. С. СЕМЕНОВ

Ведущая организация - кафедра философии Минского государстпекно-, го лингвистического университета

Зашита состоится 27 декабря 1993 г. на заседании специализированного совета К. 056. ОЗ.19 в Белорусской государственном университете (220050, Минск, пр. Ф. Скаринн, 'К Белгосуниверси-тет, главный корпус, к. гоб).

С диссертацией ножно ознакомиться с библиотеке Белорусского государственного университета

Автореферат разослан "ЛА-' ноября 1993 г.

Ученый секретарь специализированного совета

- г -

обжая характеристика работы

Актуальность тени исследования. современное состояние постсоветского обпества и мировой культуры в целом характеризуется определенным переходом от противостояния двух сверхдержав (и стоящих за ними о конечном счете культурных традиций! к новому. полицентричному образу миря, на территории бывшего СССР этим процессам соответствует возникновение новы:: суверенных государств и повышение внимания к национальным культуран.

В этом контексте можно предположить, что в настоящее время происходит принципиальный поворот в самопознании культуры от восприятия себя как в определенной степени пгизванной обслуживать идеологическое и экономическое противостояние к пониманию самоценности как национальной культуры, так и культуры как таковой. В связи с эти нельзя не признать, что трансформируется не только представление о роли культуры п мире, но и весь спектр вопросов, охватывагтик эту проблематику: и о месте человека в мире, и о способах-его отношения к этому миру (экономика. экология, информация, язык, нация, государство и т. д. к

Кроме того. становится все более очевидным, что ответственность за разработку этих проблем ложится сегодня прежде всего на гуманитарные дисциплины, так как прояснение этих вопросов за счет эксплуатации идеологических штампов уже полностью себя исчерпало и дискредитировало.

Тем самым, для гуманитлрнстики как никогда важно попытаться ответить на насущные проблемы современности, что невозможно сделать без поисков новых принципов и методов работы, адекватных сложности и актуальности задачи. Одним из таких важных методологических принципов может быть названа попытка найти 'в этой крайне деликатной сфере такие способы ее изучения, кото-позволили бы с одной стороны избежать "насилия" над ней, а Ь другой - получить позитивные результаты. Одним из таких методов и может служить прослеживание социокультурных и языковых Обстоятельств конкретной культуры, как, например, интересующей Й4с эпохи - периода ранней восточнославянской культуры.

Сегодня, когда все три „ восточнославянских этноса обрели (Ь.йоП государственный суверенитет, межлу ними складываются прнн-фЙ,1Шально новые отношения, которые должны быть тщательно фс^ыслени в контексте тех требований, которые предъявляет слож-&е|Шая культурная реальность, однако это осмысление невозможно ^¡1, прослеживания ряда этапов исторической динамики вопроса, из котбркх одним из самых важных и может быть назван этап перрона-

- z -

чальноЯ близости восточнославянски* этносов. Поз изучения этого этапа будет затруднена и ориентация о сегодняшней реальности.

тем самим, по причине происходящих коренник изменения как d обществе б целой, так и в гунанитаристике в частности, изучение ранней восточнославянской социокультурной ситуации является не только актуальным, но и насущным'как для прояснения прошлого. так и для осмысления сегодняшней культуры.

Степень научной разработанности проблемы, в разработке интересующей нас тематики можно выделить ряд этапов.

Начальный из ник связан с первыми попытками целостного осмысления славянской истории и культуры учеными конца XYIII, XIX, и начала хх вв. такими, например, как Н.Н.Карамзин, A.C. Хомяков, с. И. Соловьев, в. О. Ключевский, А. Н. Веселовский, В. И. даль. Н.Я.Данилевский. Б. п. Чичерин, д. К. Делении, К. Н. Леонтьев, г. Флоровския. Эти исследователи в духе своего времени пытались выстроить общую картину славянской истории и культуры в рамках историософии, истории как таковой, этнографии.

В послевоенное зремя, особенно г 60-х гг.. в советской на-гке начали складываться новые, подходы. Сначала Е. П. Лдриано-за-Перетц. Д. С. Лихачев. Е. л. Рыбаков, с. С. лверинцев (а еше ранее 3. Л. Комарович, в. Я. Пропп. П. Флоренский) и др.. привлекли внима-ше к. специфике восточнославянской культуры разработкой-новых 1етодов текстологии, литературоведения, этнографии, прояснив юкоторые фундаментальные процессы в этой области с литература, юэтика вообще, концепты пространства и времени в древней лите->атуре. языческой мифологии и т. д. ).

Однако наиболее существенные результаты в этой области бы-[и получены в рамках Тартусско-московской семиотико-лингвисти-:еской школы, здесь тоже можно выделить несколько аспектов, обственно в ранках семиотики как теоретической дисциплины были азработаны общие модели изучения как архаических культур в обей, так и восточнославянской в частности (К>. И. Лотман, . А. Успенский, В.В.Иванов, В.Н.Топоров), которые были связаны с етодами реконструкции архаического сознания, мифологии вообше, пеиифики различных культурных категория в'этот период (ориен-ируясь в том числе на традицию, идущую от к. Леви-Стросса).

В другом аспекте эти обшие модели были приложены к куль-урной Фактуре как самими их авторами, так и рядом других уче-ых (О. И. Трубачев, Б. Я. Петрухнн. Н. Б. Плеханова, В. И. Живов. ..И. Мильдон, л. к. Жолковский и др. ) и проверены на позитивность результативность. Здесь были получены крайне важные результа-л, связанные, например, с конкретными реконструкциями язы-гского пантеона, закономерностей устройства языковой картины

мира, сознания и его социокультурных оснований (от ллмшшстра-тивного управления и правд ло художественной систпмьг).

Исследования вышеназванных авторов посолили в значительной степени осмыслить и прояснить круг вопросов, связанных с ранней восточнославянской культурной ситуацией. Однако в пом круге вопросов до сих пор существует ряд проблем.

Это связано с'первую очередь с тем. что работы ученик XIX века сегодня уже значительно устарели и несмотря на обильный, важный н необходимый к привлечении-. материал, собранный н проработанный ими, необходимо отметить недостаточность их разработок сегодня по двум причинам, во-первых, из-за коренных изменений, произошедших в XX веке, их нетопы и результаты представляют интерес в основном для прослеживания истории вопроса и основных закономерностей его постановки на раннем атапе. Со-вторых, все они придерживались взгляда на рання» восточнославянскую культурную ситуацию как "древнерусскую". Сегодняшне же данные показывают, что период до XVI века (когда сложилось централизованное Московское государство) характеризовался равноправием различных восточнославянских народностей и артикуляция его как исключительно "русской" архаики коренится п самой парадигме русской науки этого периода, возникшей и развивавшейся в идеологии единого русского централизованного государства, воспринимавшего другие восточнославянские этносы как подклассы центральной "русской" цельности. (Что является по нашему мнению Феноменом. полностью укорененным и закономерным в той конкретно! культуре). Эта ситуация господствовала и в советской нлук< вплоть до второй половины '.'.У. века.

С другой стороны проблемы сегодняшнего изучения раннее,па вянской культуры связаны с определенным дисбалансом п исследо ваниях в сторону Фактографических, констатнруишгл, практически результатов и недостаточной проработкой opi.hi:-: закономерности восточнославянской архаики не с точки зрения только яишознани и теории систем, а с позиции выявления в исследуемой эпохе не которых общекультурных закономерностей, охватывавши:: не толы; язык и знаковые системы, но и более широкий соцпокультугнь контекст. Кроме того, хотя уже были попытки проинтерпретировал специфику ранней восточнославянской ситуации через определенна категорию (напримег "дуальности", предложенной Лотилнои Успенским), но изучение этой проблемы через призму ^стетическс составляющей и именно в восточнославянской культуре еще не осз шествлялось.

Учитывая актуальность темы л ее недостаточную глзгаботи ноет» •

¡.ость, цель днеттапк'мн'ог" ;у-<-п.^/'П"!^ заключается в тгч

чтобы показать специфику рлнней пост^чно** плпянгю-п '-ошюкуль-турной и языковой ситуации как обусловленную ос^ми положением эстетическог; составлять и выявить -ьжтош. которые способствуют возникновению этой специфики п культур? рассматриваемого периода.

Для достижения поставленной ноли необходимо решить следующие задачи:

- рассмотреть лредиествугчную традицию изучения восточнославянской культуры, выявить ее посылки, закономерности п пи-воды;

- исследовать объективные предпосылки восточнославянской культуры в ландшафте, хозяйстве, мифологии;

- показать несто эстетической составлявшей в об;лен строе культуры и ее специфику в самосознании восточнославянского культурного целого;

- вычленить в описании культуры языковой аспект и проанализировать особенности восточнославянской языковоЛ картины низа;

В качестве.методологической i' т°оретичо''кой г»'норм диссертационного исследования била использована традиция изучения ;ультуры по ее объективным данным и закономерностям, как она :ложилась в европейской нгуке с XIX в. (Парке, Себер. Соссюр, 'умбольдт, Леви-Стросс, Фуко, Якобсон). Кроне того, работа опишется на результаты, полученные в отечественной науке: как в бшенетодологическон плане на пересечении теории культуры и стетической науки (С. С. лворинцов, В. в. Иванов, 10, Т1. лотман. Л. . Лихачев, н. В. Рохин. Е. А. 7спенскпП); так и в применении истемных. лингвистических, семиотических истодов к культурной онкретике (В. Н. Хивов. С. И. иильдон. С. Я. Петргкнн, II. Е. плюхано-а. О. н. Трубачев).

Научная нарюнл исг пг>дс-.ра;п'ч заключается в тон. что в нем первые рассматривается ранняя восточнославянская культурная нтуация в аспекте иненио ее эстетической составляются и в эстности:

- исследован зстетнзировлшшй язык самоопислния восточ->славянской культуры, показано возникновение такого языка. в зтомодели этой культуры;

- впервые проведена комплексная реконструкция раннесла-шской языковой картпин мира и ее места в социокультурной )Становке;

- исследованы положение и роль эстетической составляющей шцеславянской культуры в сферах права, идеала знания и лите-1туры.

- б -

Конкретно это выражается п слсдуг.цшх положения;-:, выносимых на защиту:

- исследование некоторых особенностей устройства с ранней восточнославянского культуре хозяйства, социальной коммуникации, ниФологии позволяет сделать вывод, что эстетическая составляющая ' этой культуры, в тон виде, в которой она традиционно эксплицируется, принадлежит "автомодели", то есть модели саноо-писания этой культуры;

- эстетическая составляющая в автомодели заключается в разделении прагматики культурных событий и самоописания. преодолеваемом отсылкой к идеальному плану автомодели;

- собственно эстетическая позиция культур» содержится с оригинальной языковой картине нира, в которой встречается рял особенностей, отличающих ее от других индоевропейских языков.

- закономерно возникая в оригинальной социокультурной I языковой ситуации, эта эстетическая составляющая играет в не*' определяющую роль, связывая и организуя различные компонента. культуры.

Практическая значимость результатов исследования заключается в возможности их использования при разработке вузовски: программ по истории и теории культуры, по преподаванию курсо! истории эстетики и культурологии, в разработке и проведепш различных спецкурсов.

Лпробания работы. Основные положения и результаты пс.следо вания излагались на научной конференции "Славянские литератур в контексте мировой" (Минск. 1993), в курсе лекпий "философия эстетика в европейской культуре", прочитанных п Институте сов ременных знаний (г.Минск), на практических занятиям по истори и теории культуры, проводившихся в Белгосуниверситете. Основна концепция работы обсуждалась на кафедре этики, эстетики и куль турологии Белгосуниверситета.

Диссертация обсуждена на кафедре этики, эстетики и культу рологии Белгосуниверситета и рекомендована к зашите.

Структура диссертации. Диссертация состоит из сведен»? $вух»глав. заключения и списка использованной литературы.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАГОТЬ!

Во рвелрним обосновывается -актуальность темы, анализируется степень ее разработанности, Формулируются цели и задачи исследования, излагаются методологические принципы анализа, выделяются номенты. определяющие новизну исследования.

В первой главе "Проблема эстетической составляющей в восточнославянской культуре" очерчиваются • методологические принципы работы и реконструируется история вопроса в ее обше-культурной укорененности.

Ставится задача объяснить, с одной стороны, каким образом предшествующая традиция использует понятие эстетического в своей авторефлексии и, с другой.стороны, действием каких объективных культурных механизмов это саноописание может быть оправдано.

В контексте поставленной задачи экспликации положения эстетического в восточнославянской культуро определенного периода в этой главе анализ ведется по двун направлениям. Во-пер-

вых. показывается, что предшествующая традиция объяснения восточнославянской специфики была возможна за счет имплицитной ориентации на эстетику. Во-вторых, демонстрируется "не-случай-ность" такого положения в этой культуре, то есть доказывается, что существуют определенные механизмы, постоянно продуцирующие и репродуцирующие эстетический дискурс и, тем самым, постановка вопроса об эстетической составляющей в процессе становления восточнославянской культуры правомочна, по требует своего правильного Формулирования.

В первой направлении работы доказывается, что непосредственное выведение закономерностей менталитета из очевидности ландшафтной специфики, основанное на центральных терминах затерянность", "влияние", "ушибленность", не тематизирует вопрос о конкретных механизмах "влияния" материальной объективности ландшафта на идеальный объект ненталитета. Хотя такая идеология традшшонна и включена п фундаментальную символическую систему "пространствешюсти" европейского мышления (что и позволяет черпать "смысл", непосредственно эксплуатируя предельную символическую насыщенность образа пространства), однако такая познавательная парадигма постгоенз на некоторых фундаментальных, но в значительной степени нерефлексипнмх посылках.

Здесь можно зафиксировать все основные признаки эстетической ситуации - признаки, которые охватываются в самом обшем снысле рядом "особый ландшафт - эстетическое у славян - особый

- в -

менталитет". Ландшафт: внешнее, выражающее, эмпирическая необходимость. чувственно-материальное. вешь, материя. Лептэлитет: внутреннее, выражаемое. морэпьндя свобода, идеально-смысловое, сущность, значение, смысловая явленность.

Если специфика эстетического в диалектическом единстве внутреннего и внешнего, выражаемого (сущность, смысл, значение) и выражающего (явление. Факт, означающее); то есть п нераздельном слиянии чувственно-материальных и идеально-смысловых моментов. то авторефлексия славянской культуры (особенно четко проявившаяся в своей поздней, российской стадии), пытающаяся схватить единство специфики славянского ландшафта и славянского ненталитета в их эстетическом взаимообмене и может быть с полным правом названа эстетизировлнной рефлексией.

Но такая "эстетизированная рефлексия" оказывается возможной только во вполне конкретной мыслительной ситуации: сама категорическая и категориальная противоположность менталитета и ландшафта способствует постоянным попыткам заполнить это различие определенными методологическими процедурами. И здесь наиболее уместным оказываются именно эстетические категории, так как - по крайней мере с Канта - эстетическое выступает связующим эвеном между эмпирией и свободой, чувственно-материальным и идеально-смысловым.

"Эстетической" в системе обьективапнй культуры может быть названа такая ситуация, которая состоит в образовании ряда дистанций и особом способе их синтеза, то осп-, особой системе отношений между различными противопоставлениями. С эстетической теории это выражается, например, изучением эстетической ценности Форны как ее специфического отношения к своему содержанию, а не описанием ее структуры как таковой. Для возникновения эстетической ситуации необходима не просто структура культуры (культура структурна "по определению"), а особая конфигурация различных культурных систем, чтобы отношение стало "эстетическим" необходимо, по крайней мере, что бы оно было "не-утили-тарным" и одновременно соотносящимся с идеалом, неким пределом идеально-сиысловой явленности. Следовательно, в эстетическом отношении дистанция суммируется с пределом, порогом. В самом обкем смысле эстетическая ситуация - это "снятие" противоположности чувственно-материального и идеально-смыслового через их синтез в эстетическом объекте, возникающем в поле соотнесения его с идеалон и не предполагавшем утилитарно-практического отношения, то есть эстетическая ситуация есть суммания дистанций и порогов. Поэтому культурная ситуация, связанная со строгой дихотомией, которая разрешается в соотнесении с идеалом (как

порогом идеально-смысловой явленностн) и пр предполагает влияния на утилитарно-практические отношения, может быть названа ситуацией эстетической.

В восточнославянской культуре, как показывается в работе, постоянно встречаются четкие противопоставления (по типу или-или), которые, однако, активно проговариваются, но не для их упорядочивания, а ради взаимоумаления перед неким идеалом, предлагаемым модель» самоописання этой культуры.

Кроме того отмечается eme один важный момент, опыт восприятия ландшафта как явленной сущности, то есть как объекта, который содержит в себе смысл - смысл, который необходимо лишь уметь вскрыть - основан на том исключительном месте, которое занимает в европейской традиции категория "пространство" - в ее ее одновременной и принципиальной соотнесенности как с разумом (ratlo). так и с эстетикой ("чувственностью").

Делаются следующие выводы:

1) в европейской традиции идеал мышления связан не со звучащей речью, а с видимым знаком (знаковыми системами); 2) образ идеального мышления - как усмотрения правильного расположения знаков - ужг> о теории* мимесиса Аристотеля связан с эстетической сферой, причём на обоих концах шкалы: правильное мышление как гармонично устроенное; и прекрасное произведение искусства как устроеное по "умным", рационально .постижимым законам.

Указывается, что наряду с фундаментальным понятием Физического пространства - учитывая и исторические изменения этого фундамента (Эвклид. "обратная (концептуальная) перспектива", Ньютон, Лобачевский). - пространство выступает в европейской традиции и как основа схватывания ментальных Феноменов, как априорный снстенообразуюший принцип структуряции. иерархиэации и балансировки уже не только Физических ведай, но и понятий сознательного опита.

Тем самым мысль, ориентированная на многовековую. Фундаментальную традицию, в своем разворачивании приходит к предельному трансцендентальному горизонту, с одной стороны, и. с другой. - к неизбежному помещению абсолюта в промежуток между ландшафтом и менталитетом. Поэтому она закономерно пользуется эсте-тизированным языком "оценки" (красивое-безобразное, ведущий-ведомый), в котором и оказывается возможным выстраивать смысловой ряд "своеобразная красота славянских равнин - широкий славянский характер - исключительная роль славян в мировом процессе".

Далее ставится вопрос об объективных причинах такого повы-

шенного внимания к морализаторству и эстетизации. Специфика изучаемой культуры показывается, во-первых, объяснением ее устройства из объективных ландшаФтннк условий п часть работы); во-вторых, изучением семиотических процессов (основанных в значительной степени влиянием ландшафта на устройство политической, экономической, художественной жизни) и концентрат!!! внимания на политической эстетическом самоописании (II члгть). В таком контексте искомая специфика выступает не крайней точкой одной из схем ("культура пгопоседн"/"культура исповеди", "эгоистичность"/" обшиниость" и т.п.), а как определенное смешение баланса языка самоописания культуры к эстетическому оправданию (в отличие от экономической апологии европейской культуры). "Эстетичность" культуры не содержится в ее "объективных" (то есть ландшафтных, хозяйственных, художественны:;) условиях.

Затем в диссертационном исследовании прослеживается работа культурных механизмов, выдвигавших па первый пл.иг эстетическую апологию. Тогда отличие, специфика ситуации указывается в следующем: в Европе объективные культурные процессы пол/чают в языке самоописания культуры объяснение экономическое. Или как монархический потлач (возможность бесконечно долго тратить богатства для подтверждения своего исключительного, самодержавного статуса); или как идеология экономик и рациональности. Отличие восточнославянской культуры заключается в другом языке самоописания (аутоапологнн), другой "автомодели" (термин ю. и. Лот-нана) - автомодели, которая построена прежде всего иа эстетическом "оправдании", при тон, что процессы, как и в любой культуре, совершаются по объективным хозяйственным и семиотическим причинам, язык самоописания культуры посвящен эстетике.

Далее в работе ставится задача показать причины такого зстетизированного языка самоописания.

Исследование от наглядности ландшафта переходит к изучению объективно складывающихся на таких пространствах типов хозяйствования и затем к возникающим на их основе техникам социальной коммуникации. Решение вопроса о пзаимодрйстпии ландшафта и менталитета идет по трем направлениям. Во-первых, показывается. что сама возножность выводить характеристики менталитета лз наглядности ландшафта покоится на нереФлекснвнм;: Фундаментах теологизиа и эстетизма. Во-вторых, изучение взаимодействия ландшафта и менталитета проводится не непосредственно, а через реконструкцию связывавших их типов хозяйствования и комиунпка-«гаи, В-третьих, механизмы хозяйствования и коммуникации связывается в свою очередь через понятие иаииональной языковой кар-

- п -

типы мира VI показывается, что естеткчоский дискург слмоопислиня \

возникает именно в этой сфере.

Анализ ц диссертационном пеоледогпшш идет не от синкопического кар1саса к фактографии н тек самым к распределению данных в этом каркасе (что относится к компетенции других гуманитарных дисциплин), а от собственно ландшафта, как. объективного базиса культуры. б работе указывается на некоторые моменты специфики хозяйствования, объяснимые особенностями устройства ландшафта (зкстенсивная. квлзиномлличогкля -■г'с,цопикл) и связанных с эти типом хозяйствования типов социальной коммуникации (прерывистой гомеостаз). 13 этой сфере не обгпру»:ипается принципиальной неповторимой уникальности восточнославянской культуры. Некоторые количественные отличия находятся в пределах обишх индоевропейских закономерностей, подобные же результаты «казались характерны и для восточнославянской мифологии, которая устроена достаточно типично для своего ареала. Тен самим в ->т<м"( части работы получены в некотором смысле отрицательные результаты. Но этот отрицательный результат оказался принципиально важным именно потому, что на его основе стало возможно поставить корректный вопрос, который позволил приблизиться к решению поставленных задач.

Если в хозяйстве, коммуникации, мифологии принципиальных отличий не обнаруживается, но. с другой стороны, нельзя не согласиться. что каждая национальная культура Уникальна "по определению", то необходимо ответить на вопрос: где находится тот Феномен, рассмотрение которого может позволить найти зту уникальность? Этот Феномен, кроме того, должен связывать менталитет и ландшафт, поэтому в работе ставится задача рассмотрения языка - с его сложившейся и иеоспариваемой уже теорией единства материальной и идеальной компонент.

В ходе исследования выясняется, что на основе экономического способа производства возникает более узкая область "языкового производства" (языковая картина мира), которая, с одной стороны, содержит основные принципы мировмдепия, а с другой - оказывает обратное влияние па социальную коммуникацию и. возможно, через нее на способ хозяйствования.

Именно для поисков эстетического, которое не обнаруживается в хозяйстве и ландшафте, в работе ставится задача изучить Некоторые особенности языковой картины мира и ответить на следующий вопрос: не находится ли в языковых механизмах нечто, что заставляет язык самоописания 'культуры артикулировать прежде всего эстетические аспекты?

Го р-тог":'; гллро "Нс.-лт-: !•!!•: особ-чнюсти по «-точное лл-вяпской язнкогос картины иигл и <ч> г. г »»юг -/л ьту июп

ситуации" - исследуются особенности рлнп^сллвянск'-й языковой картины мира, показывается положение в ней эстетической «-оставляющей и на отой основе анализируется эстетический дискурс в архаическом праве, идеале знания и литературе.

Основными характерными признаками восточнославянской картины мира могут бить названы следующие.

По причине того, . что в данном языковом тезаурусе исключительное место занимает атрибутив "свой" (в отличие от центрирования других индоевропейских культур на субстантиве "порядок"), языковое освоение мира акцентируется не па расширение "упорядоченной" сферы за счет "хаоса", а на перокомбинировке "имен". В языке Факультативны средства отражения терминов порядка, то есть "выразить" в языке значит определить, атрибутизировать (напр. указать свой/чужой), а не придать какому-либо феномену новый "порядок", порядок того языка, который оперирует данная культура. Отсюда п свою очередь вытекает резко дуалистический характер такого языка. Так как средства описания и выражения "хаоса" в языке' вторичны, то на первом плане оказываются средства переименовывания, присвоения новых имен. Это не значит, что Фактического окультуривания не происходит, скорее это связано с языком описания этой фактографии, который оказывается устроенным так, что артикулирует именно переименование; но' если культура "видит" через язык, то в картине мира "записанным" оказывается не Фактически произошедшее изменение, а его новое имя (атрибут).

Если в картине мира преимущественно записывается атрибут, эпитет, то резко повышается роль эстетического дискурса. То есть в языке преимущественно атрибутивном постоянно воспроизводится оценочно-эстетические действия. Это значит, что когда культура обращается к описание Фактических процессов, за счет устройства языка в этой описании Фиксируется прежде всего их (процессов) эстетические оценки.

Возникновение эстетической ситуации является закономерным итогон преимущественной атрг.бутизации языковой картины мира. Во-первых, здесь существует дистанция между упорядочивающей функцией языка и той исключительной ролью, которую играет языковая атрибутизаиня. То продуктивное противоречие, что порядок вырахается в терминах атрибутизации (свое/чужое) и. следовательно. преимущественная дуальность языка и языковой картины

- i 3 -

нира и образует листании». которая лглзивзрт»:-! основой пстетн-ческой ситуации - так как эта дуальность постоянно "снимается" описательно-распростраийтел} ной функцией определения. Упорядочивание и демаркация осуществляются через подведение под отношение свое/чужое и это отношение в свою очередь выступает порогом возможного описания, пределом, к которому отсылается определение - по причине того центрального места, которое занимает в языке атрибутизакня. Лтрибутизапия - это тот идеал языкового определения, который возможен в этой языковой картине мира, образующий вкупе с резкой дуальностью эстетическую ситуацию языкового процесса.

Особенности используемы:; г. языке эпитетов можно конкретизировать' указанием иа особый "свет-словарь", очень широко представленный в языке. Taie ¡сак "свет-словарь" занимает такое важное место, то язглсовля ориентация в миг-" спя .злил с определенней градации святости: вера этимологизируется гак выбор (от пространственной до нравственной сферы). Тем сами!! в языковой картине мира преимущественно проговаривается степень эстетичности, • чувственности, святости. Эта градация, будучи целиком языковой, "накладывается" на мир. Увидеть мир через оппозицию богатство/убожество значит прежде всего определить степень эстетичности, а не "выгодности" узкоматериалыюй. Здесь тотальность эстетической ситуации в восточнославянской культуре возобновляется тем, что ориентация в мире проходит п терминах идеального предела "святости". Определить положение в мире необходимо в дуальной среде взаимодействия сакрального и проФан-ного по идеальному критерию святости.

Однако особенно важные последствия такая специфика мнровп-дения имеет в сфере права. Во-первых, это связано вообще с особым положением этой сферы в обшей системе культуры, как- во многом определяющей процессы социальной коммуникации - по причине нахождения права на пересечении собственно культурных, текстуальных, знаковых областей (право как совокупность текстуально оформленных, так или иначе "выработанных" правил) и области хозяйственно-административной - отношений собственности. надзора и наказания. Во-вторых, ряд данных свидетельствует., что именно в области права находятся наиболее существенные особенности славянской языковой картины мира.

Обшее положение эстетической составляющей распространяется и на сферу права, в праве не разведены, синонимичны понятия не-прав, крив, кривда (синкретичны правда, справедливость, закон). Более того, понятие "Правды" (как символа высшего, окончательного. трансцендентального) полностью геторогенно этому

о

- \ч -

миру. высшая правда - это принципиально иной порядок, поэтому в языке, где концепт порядка Факультативен, он не может быть выражен и отсылается к компетенции трансцендентального. По причине синкретпчностп основных понятий права определение вины через "вычисление" затруднено, поэтому в полном соответствии с общей снтуачиеп постоянного выбора доли в остальных сферах, в суде тоже доля не измеряется, а "открывается" в мгновенном акте ор- . далии. Это к вызывает отмечаемую резкую дуальность права: или праведник, или преступник. Но то. что вину можно только констатировать как априорную.» а нельзя вычислить, приводит к констатации вины как "атрибута" правонарушителя, как его эпитет. Тем самым оказывается, что право тоже пользуется эстетическим дискурсом: вина, не,-доля, у-божество полностью синонимичны. Преступник - это тот, кто априори убог и его можно только оценить. Дистанция между земной истиной и небесной правдой настолько непреодолима, что нет возможности выстроить какую-либо процедуру их соотнесения и поэтому в суде возникает эстетическая ситуация - эта непреодолимая демаркация эстетизируется отнесением ее разрешения к идеалу небесной правды. Но это и не моральный приговор: в акте ордалии демонстрируется исключительно "эстетика" преступления, то есть то, что отнестись к преступнику нравственно-практически - то есть наказать его -может только Бог.

Таким образом, между ландшафтом и менталитетом оказывается лежащей оригинальная языковая картина мира, которую в предельно обшем смысле можно охарактеризовать как "видяшую" мир через особое положение эстетического (по причине объективной специфики устройства своего языка). Далее в работе рассматривается изменения в языковой ситуации после крешения Киевской Руси и приобретения ею письменности. В этой части детализируется найденная эстетизация языка и описываются некоторые новые черты, которые приобретает ситуация после овладения культурой письмом.

Затем в работе ставится задача рассмотреть правила построения этого эстетизированного языка самоописания, определить, по каким риторическим фигурам движется язык, какие типы риторики его охватывают.

В ситуации "молчашей" юриспруденции власть сама производит в креационистском модусе свою Чечь об истинности". Но дело не в том, что в западных культурах праведная власть, основанная на писаном законе, успешно функционирует, постоянно сверяясь с социальными и семиотическими институтами и тем обеспечивает себе режим "справедливости". Тогда разность европейской и восточнославянской ситуаций могла бы быть представлена как такая, где

- 1*5 -

в противоположность западному идеалу гражданского, правового государства власть князя (позлите - царя) основана на произволе н явном беззаконии; дело скорее заключается в том, что при одинаковой степени техногенности власти и социального упорядочивания в восточнославянской культуре работают иные конкретные техники социальной дисциплины. Здесь власть в силу конкретных исторических, культурных условно производит свою легитимацию по-иному. Законы не пишутся в конфигурации властных, практик, дабы затем легитимация постоянно подтверждалась экспозицией и прочиткванием этих законов, здесь легитимация также постоянно происходит, по в другом режиме. Существует явный зазор между действенным, административным языком власти (русский административный) и культурным, "подобающим", постоянно предъявляемым языком "высот" (церковнославянский). Этот разрыв не позволяет власти "прочитывать" писаные законы и концентрирует ее внимание на работе в "высоком" языке, работе по созданию и перекпнФигу-рации символов. В этом смысле административно-правовые институты действуют "молча" (обычай), а вся риторика власти разворачивается в постоянном семиотическом производстве, сосредоточенном в области исключительно текстового творчества - что и есть смешение баланса в сторону эстетики, -т.к. здесь особенно важно говорить правильно и "красиво".

Однако сама по себе синонимичность терминологии сакральной, политической и эстетической еие но объясняет специфику эстетического дискурса в рассматриваемый период. Далее в работе роль эстетики изучается при выборе религии послами Владимира.

Имеется в виду, что в этой культуре в еше архаическую, дохристианскую эпоху фиксируется особая роль выбора как определения доли/недоли. Особенно четко это заметно в праве (ордалии) -' не в последнюю очередь потому, что правовая область после крешения не трансформировалась, и по существующим письменным источникам можно судить об очень древней архаической правобой традиции. Так, если в ордалии вина "открывается", то главную роль приобретает не определение меры наказания (это прерогатива небесного, а не земного суда), а вынесение эстетической оценки - преступник убог. Такую же ситуацию можно отметить и в "выборе веры". Сам выбор (по представлениям архаической культуры,ее автомодели) совершается не на земле и так как этот выбор тоже мгновенно открывается, то на первом плане оказывается именно эстетический критерий. Если в словаре культуры синонимичны понятия крив, не-прав, убог, с одной стороны, и прав, богат - с другой, то только по степени красоты можно судить ог, истинности выбора.

- ю -

Таким образом вкиеопнсапная специфика положения эстетики, известная, в основном, по письменным источникам, созданным после крещения, имеет свои корни еще в архаической культуре и доминирует не только в праве, но и в знании и политике. Ситуацией эстетичности власти объясняется дифференциация царей па "праведных" и "неправедных", где праведный значит не "справедливый", но "правильный", то есть "обладающий "правилом", критерием "выбора", вне того, является ли он тираном или нет (придерживается ли он писаного закона). Князь (позднее парь), обладая верным эстетическим критерием, не подпадает под компетенцию писаного закона, он принципиально находится в другой сфере культуры, другой плоскости семиознса.

Далее исследование направлено па то, чтобы показать, что присущая восточнославянской древней литературе риторичность как основа "типа истинности" не может быть названа уникальной. Дело' заключатся скорее всего в тон, что в этой гнторичности можно обнаружить определенное отличие от риторичности западноевропейской литературы того же периода. Это отличие связано не с

оппозицией истина/риторика (хроника/летопись), а только с-определенными типами риторических Фигур, используемых этими литературами. Тогда внутри общеевропейской ситуации связи историографии с "сюжетообразованкем" вскрывается более тонкая диФФере. .ш-ация в типе самой наррации - между линеарным типом повествования и параллелизмом.

В этом смысле разность летописи и хроники заключается не в глубине постижения истины, а в ином принципе организации текста: параллелизм господствует над наррацией, то есть нарра-тивности как синониму лпнелрностн противопоставляется синхронный континуум семиотического пространства. Параллелизм и риторическое утроение как принципы организации летописного дискурса означают замену линеарного принципа наррапии принципом параллелизма. что свидетельствует не о "поломке" историографии, а о се специфическом ритме. Так, летопись существует, "записывая подряд". Здесь не релевантен образ Автора, который растворен в Фактуре, которая, в свою очередь, текуча и эластична, вмешает в себя все попавшее в поле зрения; "бысть тишина" - тоже Факт. который нередко отмечается.

Далее рассматривается к.^к организованы синтаксис (порядок слов. способ построения текста) и идеология летописи и как они связаны между собой. Почему описываемая самобытная социокультурная и языковая ситуация продуцирует именно такой синтаксис летописи и как. с другой стороны, этот синтаксис оказывает обратное влияние на социокультурный контекст? И какое место в

этих процессах занимает зстетика?

Здесь делается предположение, что роль "форин". Форкообга-зуюшего принципа играет не интрига, с-,.«.от. каузальность, а сам способ организации текста, его "письменность", записаиность. Другими словами, роль "пружины" в 'П?.р<">П"йскоп традиции выполняет интрига, сюжет,, соединяя различные части в некоторые последовательности - начало, середина, конец; в случае летописи таким системообразующим принципом выступает сана запись. Сюжето-образование достигается "Формой записи", что свидетельствует не об отказе от иарратппности. а о ее гпоеолразностц.

Для данной социокультурной н языковой ситуации "записать" -это уже "создать": в автомодели культуры правда ("то. что должно быть в идеале") и истина ("то, что было на самом деле") являются двумя суверенными областями со своими непересекающимися языковыми кодами. Но так как, любая запись призвана зафиксировать высшую правду, а эта правда принципиально гетерогенна "этому" миру, то в "анфиладе" летописи постоянно происходит не "объяснение" (сюжетообразованне, линеарные конструкции), а демонстрация этой непостижимости правды. Тем не менее, это свидетельствует не о разрушении сообщения, а о его особенном коде и идеологии. Через бесстрастную констатацию событий постоянно "просвечивает" главное "событие" истории для летописи - ее онтологическая зависимость от трансцендентальных сфер. "Летописец. . . иногда больше "говорит" своим молчанием, чем своим рассказом" (Лихачев). Но если "сообщение" заключается не в реконструкции причины события - "Правда живет у Гога"- а в констатации события как знака вечности (божественности истории). то закономерно интенсивность исторического повествования оказывается в зависимости не от умения историка воссоздавать или предполагать причинно-следственные связи, а эта интенсивность прежде всего достигается количеством таких знаков. Чем больше удается отметить Фактов, тем лучше оказывается донесена до читателя главная цель летописи - прозреть высшую прагду. Так как летопись видит "с точки зрения вечности", то сообщение выстраивается не в "последовательность", а в "параллелизм". Этот континуум летописи как синхронный и построенный на Фигуре параллелизма, совсем не "отказывается" от "объяснения" истории, а проводит его по иным правилам, достаточно корректным для своей культуры. Западноевропейские и византийские хроники, с одной стороны, и восточнославянские летописи, с другой, выполняет в своих культурах одни и те же Функции: Фиксации Фактор, и их объяснения. Но если для хгоиикн выполнение зт^п Функции заключается в придании отдельным событиям последовательности и сюжета

(лннелрности). то ость постоянного сообщения об интгнп» истории, то летопись достигает своих нелеп через скрупулезную запись и демонстрацию "суетности" истории с точки зрения высшей правды. Но и в ток и в другом случае постоянно происходит интенсивное "сообщение". Оба рода документов построены на определенных риторических моделях и различие заключается не в отсутствии или присутствии повествования, а в его виде: синтаксическое подчинение и линеарпость и синтаксическое сочинение и параллелизм.

Поэтому отличие» автомоделей в хронике и летописи состоит не в отказе от нарративности в летописи,, а в особом положении эстетической составляющей в организации летописного ^дискурса.

б самом деле, если правда не принадлежит этому миру и ее актуальное земное воплощение принципиально невозможно, то привлечение эстетики достаточно адекватно для этой ситуации. Иными -словами, раз правду можно только констатировать, то задача летописца ограничена присовокуплением эпитета к тому или иному событию. Этому событию можно удивляться, радоваться, ужасаться, невозможно только (и ненужно для летописи) выстроить причинно-следственные, связи. Поэтому в летописи в частности и в литературе вообще в заглавие выносится исключительно эстетический эпитет: "повесть преславна". "повесть умильна", "повесть полезна", Способ, который преодолевается фундаментальное различие правды и истины, оказывается специфически эстетическим (противоположность чувственно-материального и идеально-смыслового снимается в эстетическом созерцании при сравнении эстетического объекта с идеалом). В зазор между правдой и истиной летопись не стремится поместить какие-либо техники редукции и иерархизнро-вания. Эта дихотомия снимается постоянной отсылкой к идеалу непостижимой небесной правды.

Таким образом, именно эстетика "собирает" в единое целое различные языки самоописания. Отмечается особая роль "зачина" в литературе этого периода: предшествуя административным (прагматическим, практическим) текстам, он-прнобшает их к высшему языку правды, включает эти тексты в "высокую" культуру, так как в противном случае административный язык не воспринимается как нормальный.

Так, например, для западноевропейского средневековья тоже был актуален эротический и собственно эстетический подтекст, например, библейской ."Песни Песней". Но по причине наличия интернационального мета-языка ( латинского) и построенной на нем развитой системы экзегезы (так. у любого библейского мотива было 4 интерпретации: историческая, аллегорическая, тропологи-

- 1? - , ческая и анагогическп), для этой культуры не было характерна так ясно выраженная диглоссия "высокого" н ' "низкого" языков. Экзегеза как определенный "тип истинности" поэтому могла функционировать hp только в эротической, по и в собственна гносеологическом ключе. Иными словами, для европейской средневековой культуры тоже актуально смешение эстетики и онтологии (отсюда вероятно давний спор: было ли в сродиевековье суверенное эстетической знание, начатый еще Ренессансом). Но эта еннкретич-ность снимается в лптинтсом мета-языке, который позволяет в той или иной степени производить демаркацию различных ■-•tep.

В восточнославянской социокультурной и языковой ситуации рассматриваемого периода такой мета-язык отсутствует (что представляется, достаточно закономерный при диглоссии и синхронности просвещения), поэтому роль такого связующего м структурирующего принципа ложится на эстетику. . Не нацеленный на идеал "чистого" знания латинский язык является "связующим звеном", а эстетический эпитет, зачин позволяет культуре выстраивать переходы от одного типа знания к другому, от "высокого" языка к "низкому". То эстетическое отношение, которое репрезентирует эпитет и зачин, создает иную систему взаимоотношений нежду двумя языками. Их разность снимается не их взаимный исрархизирова-ниен (упорядочиванием), а их обшнм отношением к' идеалу трансцендентального порядка, в этом соотнесении с идеалом их разность нивелируется в обоюдном молчании. . -.которое является именно эстетическим - по причине затрудненности редукций идеальной автомодели культуры к реальности.'. : . затрудненности, обусловленной преимущественной атрибутивностью языковой системы.

в заключении подводятся итоги исследования. ;: Формулируются основные выводы, намечаются тенденции дальнейшей разработки проблемы. [ ;.'

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях: '.'

- "Идеи космизма в контексте русской культуры"// вести. Белорус, гос. ун-та. - Сер. 3 "История, философия.' политология, социология; экономика, право", - 1992 г. - 1П.-- .С.'-,.37 - 'И. ,

- "Эстетическая составляющая в рзннрй восточнославянской литературе "//Славянекие литературы в контексте .мировой: Тез. покл. науч. конф. - Минск. 25-30 октября 1993 г.' ,'(п печати).