автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.04
диссертация на тему: Эстетика власти

Полный текст автореферата диссертации по теме "Эстетика власти"

На правах рукописи УДК 18

ДОРСКИЙ АНДРЕЙ ЮРЬЕВИЧ ЭСТЕТИКА ВЛАСТИ Специальность: 09.00.04 - эстетика

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора философских наук

Санкт-Петербург 2013

005050968

г в МАР 2013

005050968

Работа выполнена на кафедре эстетики и этики Федерального государственного бюджетного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Российский государственный педагогический университет им. А.И. Герцена»

Научный консультант

Официальные оппоненты

Ведущая организация

доктор философских наук, профессор Валицкая Алиса Петровна, профессор кафедры эстетики и этики ФГБОУ ВПО «Российский государственный педагогический университет им. А.И. Герцена» доктор философских наук, профессор Акиндинова Татьяна Анатольевна, профессор кафедры эстетики ФГБОУ ВПО «Санкт-Петербургский государственный

университет»

доктор философских наук, профессор Шор Юрий Матвеевич, профессор кафедры философии и истории ФГБОУ ВПО «Санкт-Петербургская государственная академия театрального искусства»

доктор философских наук, профессор, Ивахненко Евгений Николаевич, заведующий кафедрой социальной философии ФГБОУ ВПО «Российский государственный гуманитарный университет»

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Санкт-Петербургский государственный

университет культуры и искусств»

Защита состоится 25 апреля 2013 г. в 16.00 на заседании диссертационного совета Д 122.199.10, созданного на базе Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена по адресу: 197046, Санкт-Петербург, ул. Малая Посадская, д. 26, ауд. 317.

С диссертацией можно ознакомиться в Фундаментальной библиотеке Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена по адресу: 191186, Санкт-Петербург, наб. р. Мойки, д. 48. Автореферат разослан і9 _2013 г.

Ученый секретарь диссертационного совета / А.Е. Зимбули

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования. Тема власти, которой посвящено настоящее исследование, вызывает в современной России повышенное внимание: нескончаемая череда политических преобразований, очевидно взаимосвязанная с иными социальными и экономическими процессами, вызывает интерес, требует понимания, объяснения, прогнозирования. К проблемам власти обращаются специалисты разных областей - политологи, юристы, экономисты, социологи, культурологи, философы. Информационный ресурс, собравший публикации ведущих научных журналов России, за последние 7 лет выдает 1873 статьи, для которых «власть» является ключевым словом, и еще около 5000 статей, где власть фигурирует среди ключевых слов в разных словосочетаниях1. За тот же период в каталоге Российской национальной библиотеки представлено 1427 книг и авторефератов диссертаций, в названии которых использовано слово «власть»2. По данным ВАК РФ с 2006 года в России защищено 10 докторских диссертаций, посвященных философии власти3. Разумеется, такой интерес не может быть случайным. Он обусловлен как непреходящей важностью данной темы для человека, так и конкретными современными обстоятельствами.

В разных контекстах популярен разговор о «метаморфозах власти» (Э. Тоффлер) в начале XXI столетия. Такие «метаморфозы» охватывают не только Россию, но если и не все человечество, то значительную часть его часть. Похоже, что речь идет не просто об использовании новых механизмов достижения традиционных целей, а о сущностных переменах. Меняются и функции правительств, и архитектоника политических систем. Как отмечает в своем докторском исследовании C.B. Соловьева, «Мир стал другим, власть вошла в стадию перехода, но перехода к чему? Пока путь неочевиден, и мы ищем его на ощупь»4.

Для понимания изменений власти, с точки зрения автора, невозможно ограничиваться временным горизонтом двух-трех последних десятилетий. Происходящее в этот период является лишь способом выражения тех процессов, которые идут в европейском обществе - в данном случае под «европейским» понимаются общества, существующие в разных местах земного шара, но ориентированных на так называемые «западные» ценности

1 Научная электронная библиотека elibrary. URL: http://elibrary.ru/keywords.asp (дата обращения: 26.08.2012).

2 База данных: Электронный каталог РНБ. URL: http://opac.nlr.ru/cgi-bin/opacg/opac.exe (дата обращения: 26.08.2012).

3 Высшая аттестационная комиссия Российской Федерации (ВАК) Министерства образования и науки Российской Федерации. Объявления о защите докторских диссертаций. URL:

http://vak.ed.gov.ni/ru/dissertation/?THESIS52=%E2%EB%EO%Fl%F2&TITLES2=&SPECIALTY_CODE52=& BRANCH_SCIENCE52=19&CODE_DISSERTATION_COUNCIL52=&NAME_ORGANIZATION52=&DATE_ PUBLICATION_afrom52=15.08.2006&DATE_PUBLICATION_ato52=27.04.2012&ESTIMATED_DATE_DISS ERTATION_afrom52=18.09.2006&ESTIMATED_DATE_DISSERTATION_ato52=22.06.2012&fonn52=l (дата обращения: 15.09.2012).

4 Соловьева C.B. Феномены власти в бытии человека: автореф. дис. ... докт. филос. наук: 09.00.11. - Самара, 2010. - С. 3.

- на протяжении всего Нового времени. Это, с одной стороны, атомизация и эгалитаризация, разрушающие социальные связи, а с другой - тенденции, нейтрализующие разрушительное действие первых. Среди таких негэнтропийных процессов особое значение имеет эстетизация политической сферы, при которой эстетика власти не сводится только к совокупности внешних обозначений властных полномочий (символов, ритуалов, атрибутов и т.д.), но выявляет эстетическую сущность политической власти. Апогеем этого процесса стали тоталитарные государственные системы, при которых вожди представлялись творцами нового общества как художественного произведения.

С 80-х гг. прошлого века эстетическая и искусствоведческая терминология постоянно используется в исторических и культурологических исследованиях власти (в работах Ж.-М. Апостолидеса, С. Виленца, Н.С. Коллмана и др.), хотя отдельные подобные работы встречались и значительно раньше (например, А. Безансона). В сходном направлении развиваются и юридические исследования власти (JI.C. Мамута, H.H. Вопленко, И.Н. Фалалеевой и др.). Эстетические понятия и методология проникают в работы политологов (С.П. Поцелуева, Е.В. Ишменева и др.) и социологов политической сферы (П. Бурдье, В.Г. Зарубина). Можно констатировать, что в работах этих исследователей эстетика играет более важную роль, чем в работах современных отечественных философов, занимающихся проблемами власти.

Степень научной разработанности проблемы

Власть была объектом философской рефлексии на протяжении всей истории. Аристотель полагал, что именно власть является всеобщим законом бытия. В текстах «осевого времени» (К. Ясперс) осуществление власти в социуме понимается прежде всего эстетически. В дальнейшем на протяжении столетий вплоть до конца XIX века эстетические мотивы в философии власти ослабевают с тем, чтобы потом зазвучать с новой -многократно умноженной - силой. После Ницше для европейского философа обойтись без упоминания власти стало почти невозможно, а во второй половине XX века становится едва ли не основным предметом философии (А. Бадью, Ж. Батай, Ж. Бодрийяр, А. Глюксман, Ж. Делез, Ж. Деррида, А. Кожев, Ф. Лаку-Лабарт, М. Фуко, М. Хайдеггер и многие другие). Тем не менее, несмотря на популярность темы власти, с одной стороны, и эстетической методологии — с другой, эстетика власти как таковая не привлекала специального внимания.

Монографические работы по немарксистской философии власти в России появляются с 90-х годов XX века (Гаджиева К.С., Ильина В.В., Панарина A.C., Рябова A.B., Кравченко В.И., Галиев М.Р., Васильев Г.Е., Шамхалов Ф.). Разные и по методологии, и по уровню исследования, все они игнорируют существование философской эстетики и даже не ставят проблемы эстетики власти. Интересы современных отечественных философов сосредоточены, прежде всего, на трех аспектах власти: историко-

философском, институциональном и экзистенциальном. Первый - пожалуй, наиболее «востребованный» - изучается Н.Р. Калимуллиной, В.В. Кочетковым, H.A. Кравцовым, И.И. Мюрберг, A.A. Никифоровым, Т.Г. Туманяном, С.Э. Федориным, И.В. Федяй, Д.В. Чайковским и др. Второй — традиционный скорее для политологических и юридических, чем для философских изысканий - представлен в исследованиях А.И. Джаримовой, A.B. Ситникова, В.Н. Цыганаша. Экзистенциальный подход характерен для работ З.А. Бадретдинова, Г.Е. Васильева, С.А. Соловьевой и др.

Из общего ряда выделим исследования В.Ф. Халипова, П.А. Сапронова и Э.Г. Носкова. Системный взгляд на власть, проповедуемый первым из названных ученых, не мог не привести к появлению термина «эстетика» в его текстах. В работах второго, выполненных на стыке философии и культурологии (а нередко - и богословия), широко используется эстетическая методология, что приводит к созданию целостных и фундаментальных исследований. Наконец, Э.Г. Носков, предпринимая попытку систематического анализа властеотношения, специально останавливается на роли знака в осуществлении власти.

Само словосочетание «эстетика власти» не является новым для мировой науки. Более десяти лет назад В.Ф. Халипов дал этому термину характеристику, почти исчерпывающим образом описывающую и современное его понимание: «...Идеи эстетики, восходящие к Платону и Аристотелю..., в сфере науки о власти находили пока мало применения. ... Проблематика обслуживания власти миром прекрасного решалась по другим "ведомствам", прежде всего в области литературы и искусства»1. Существенна здесь и констатация относительной нераспространенности рассматриваемого понятия, и содержание, которое вкладывается в него автором. Действительно, большинство исследователей подходит к явлению эстетики власти именно как к институту, обслуживающему политическую власть. С этой точки зрения особенно интересен материал тоталитарных государств, в которых красота была явным образом поставлена на службу политике (Falasca-Zamponi S., Koepnick L., Spotts F. и др.). Такой подход предполагает, что любое явление культуры анализируется на предмет выражения в нем политического содержания (Duncan С., Shirane Н.).

Принципиально иначе предлагает взглянуть на проблему Майкл Лорьо2. Для него сама власть — и в этом он ищет поддержки у Фукидида — представляет собой инсценировку движения, некий театральный эффект, производимый непредсказуемой и необузданной динамической мощью. Власть и эстетика связываются не как заказчик (власть) и исполнитель (эстетика), а самым существенным образом: власть эстетична по своей природе.

1 Халипов В.Ф. Кратология как система наук о власти. - М.: Республика, 1999. - С. 236.

2 Loriaux M. Constructivist Historicism in the Light of Thucydides: Aesthetics of Power // On Rules, Politics and Knowledge. Friedrich Kratochwil, International Relations, and Domestic Affairs. - N.Y.: MacMillan Palgrave, 2010. - P. 127-144.

В настоящей работе было интересно обратиться не только к дальнейшей разработке понятия «эстетика власти», но и проанализировать «метаморфозы власти» и ее эстетики в современном мире. Понятие современности многозначно, и само по себе является предметом ряда исследований. A.A. Грякалов в качестве одной из важнейших характеристик современности утверждает «сборку» народа-субъекта, когда «эстетическое не просто переплетено с политическим, а выступает как его средоточие и предельное проявление»1. Методология «сборки» - романтизм. Однако представляется, что эта характеристика может быть вполне понята только при рассмотрении ее на фоне иной методологии конфигурирования социального — просвещенческого конструирования общества в процессе публичных коммуникаций. Оба похода самым непосредственным образом влияют на изменение природы руководства обществом.

Итак, объектом исследования является власть как эстетический феномен. Предмет исследования — эстетика политической власти. Сосредоточение настоящего исследования преимущественно на политической власти объясняется принципиальным отличием последней от иных видов: это власть, которая распространяется на некоторое количество подвластных, обретающих в подчинении свое общее определение. Данное обстоятельство делает эстетическое в природе власти особенно значимым и позволяет ему проявиться особенно ярко.

Целью настоящей работы является исследование соотношения константного и исторического в эстетике власти. Для достижения цели поставлены следующие задачи:

• определить понятие «власть»;

• выяснить эстетическую природу власти;

• проследить эволюцию эстетической представленности власти;

• разработать категориальный аппарат эстетики политической власти;

• раскрыть социальную коммуникацию как ценность;

• описать аксиосферу публичных коммуникаций;

• исследовать изменения в эстетике руководства обществом в Новое время.

Научная новизна исследования:

• проведено последовательное различение видов руководства в аспекте их эстетической ценности и эстетической данности;

• выявлена эстетическая сущность власти — политической власти в частности;

• прослежена эволюция эстетической легитимации политической власти в европейской культуре;

• предложен категориальный аппарат для изучения эстетики политической власти;

Грякалов A.A. Субъективность и топос (к определению современности) // Вестник Русской христианской гуманитарной академии. - 2007. - Т. 8. № 2. - С. 34.

• произведен философско-исторический анализ становления ценности коммуникации и ценностей публичных коммуникаций;

• выявлена и описана эстетическая природа конфликта между ценностями публичных коммуникаций и ценностями власти.

Теоретическая значимость работы заключается в построении целостной эстетической теории политической власти, включающей разработанный категориальный аппарат, демонстрацию исторического развертывания эстетической сущности политической власти, классификацию способов эстетической легитимации власти и соотнесение политической власти с иными эстетически значимыми элементами политической жизни общества. Проделанная работа вводит в исследовательское поле новые представления о природе власти, способах ее проявления и исторической эволюции. В диссертации заявляется новая для эстетической науки область исследования. Высказанные в исследовании наблюдения и выводы могут быть также использованы в иных философских науках, истории, культурологии, социологии, социальной психологии, теории связей с общественностью (пиарологии), рекламоведении и других областях знания.

Практическая значимость работы заключается в возможности разработки с учетом ее результатов имиджевой политики современных российских лидеров национального, регионального и муниципального уровней, прежде всего - при формулировании месседжей. Для практики управления имеет существенное значение вводимое в диссертации различение видов руководства. Выводы работы значимы для разработки долговременной стратегии средств массовой информации и коммуникации, в том числе сетевых изданий и других форм коммуникации в мировой электронной сети Интернет. Исследование в целом и в его отдельных частях может быть использовано при создании учебных курсов и пособий по эстетике, культурологии, истории, политологии, другим дисциплинам.

Методология и методы исследования.

В основе исследования лежит аксиологический подход, предполагающий решающую значимость для человеческого поведения ценностей. С этой точки зрения, ни власть, ни коммуникации - основные исследуемые явления — не могут быть вполне поняты только из удовлетворяемых ими человеческих интересов, а «критика политической власти» является обнаружением определяющих бытие явления ценностей. При этом предполагается, что аксиологический анализ применим и к тем культурам, которые сами не были знакомы с понятием «ценность», поскольку отсутствие понятия не означает отсутствия ценностного отношения.

Таким образом, следует обратиться к изучению текстов (в широком значении — как осмысленных фрагментов реальности), содержащих представление о той или иной изучаемой ценности в наиболее полном и наиболее явном виде. Этот подход ведет к а) выделению неких «образцовых» исторических фигур, максимально реализовавших власть, и б) специальному

анализу текстов (в узком значении - как закодированных автором сообщений), представляющих ценности власти и публичных коммуникаций. Очевидно, что кроме философских текстов, фиксирующих рефлексию по поводу этих ценностей, не меньшее внимание следует уделить текстам художественным, поскольку ценности апеллируют не только к рациональной, но и к чувственной стороне человеческого бытия. Более того, и философские тексты могут быть подвергнуты деконструкции для выявления скрытого в них эмоционального заряда.

Выбор образцовых фигур и репрезентативных произведений обращает нас к проблеме герменевтического круга, поскольку предполагается, что мы обладаем представлением о власти до того, как избираем ее конкретного субъекта, и получаем это представление, изучая данного субъекта. Проблема осложняется тем, что и исследуемая личность, и анализируемое произведение берутся в интерпретации автора настоящей работы. Попытка «разорвать круг» представлена в первой главе, в которой максимально полно и близко к тексту излагаются взгляды на власть великих мыслителей прошлого. Аналогичный подход заявлен и в третьей главе при анализе места коммуникации в социальной жизни. Таким образом, потребуется использование методов историко-философской реконструкции и компаративистского анализа.

Из ряда других методов следует выделить редко использующийся в философских исследованиях метод контент-анализа. В настоящей работе встречаются лишь его элементы, но этот классический способ анализа текстов представляется чрезвычайно ценным для выявления порой скрытых даже для самого автора произведения предпочтений и ценностных установок.

На защиту выносятся следующие положения:

• В отличие от правления, менеджмента и гражданства политическая власть представляет собой такой тип социального руководства, при котором происходит символизация общества персоной властителя.

• Исторически процесс эстетической легитимации политической власти в Европе представляет переход от сакрализации властителя к созданию образа «народного политика».

• В пространственных категориях эстетика власти на протяжении всей истории после «эпохи осевого времени» характеризуется через оппозицию верха и низа, категории «центра» и «периферии», напротив, имеют культурно обусловленное использование.

• Во временном отношении власть описывается, во-первых, через метафоры большой длительности и, во-вторых, через нарушение закона последовательной смены времен.

• Классические категории эстетики сохраняют свой эвристический потенциал при исследовании политической власти, при этом в наибольшей полноте эстетическая природа власти раскрывается через категорию трагического.

• Специальными категориями эстетики власти являются пары «символ» и «репрезентация», «звание» и «имидж», в которых первая категория имеет более общее историческое значение, а вторая характеризует эстетику руководства Нового времени.

• В новоевропейской культуре роль одной из ведущих ценностей принадлежит коммуникации как одновременно и условию становления свободных и независимых личностей, и способу их интеграции.

• Основными ценностями публичной сферы являются свобода, равенство и братство (солидарность), а их интегратором, «суммой аксиологии» выступает право.

• Современная эпоха характеризуется противостоянием эстетики власти и эстетики публичности как видов политической эстетики.

Степень достоверности и апробация результатов исследования. Степень достоверности результатов исследования определяется корректностью анализа репрезентативного корпуса философских исследований проблемы власти, а также верификацией полученных выводов с помощью инструментария и фактологии иных социо-гуманитарных наук -истории, социологии, культурологии и др. Положения, сформулированные в диссертации, логически непротиворечивы. Основные положения и выводы диссертации были изложены автором в ряде выступлений на международных и республиканских конференциях: Философия и цивилизация (Санкт-Петербург, 1997), Ребенок в современном мире (Санкт-Петербург, 1998-2000, 2003), Герценовские чтения (Санкт-Петербург, 2000), V Царскосельские чтения (Санкт-Петербург, 2001), Диалог в образовании (Санкт-Петербург, 2002), Профессиональная этика в PR и рекламе (Санкт-Петербург, 2002), Имидж государства / региона в современном информационном пространстве (Санкт-Петербург, 2009), Философия человека: современные коммуникативные практики и образование (Санкт-Петербург, 2010), СМИ в современном мире (Санкт-Петербург, 2010), Спиридоновские чтения (Санкт-Петербург, 2011), Дни философии в Санкт-Петербурге (2011).

Диссертация обсуждалась на заседаниях кафедры эстетики и этики ФГБОУ ВПО «Российский государственный педагогический университет им. А.И. Герцена».

Материалы диссертации использовались в таких учебных курсах, как «Теория государства и права» (ЛГУ им. A.C. Пушкина), «Правовое регулирование связей с общественностью» (РГПУ им. А.И. Герцена), «Этика и право в связях с общественностью и рекламе», «Саморегулирование в связях с общественностью», «Консалтинг в связях с общественностью», «Творческие студии» (все - СПбГУ).

Всего по теме диссертации опубликовано 38 работ, из которых - 3 монографии, 11 статей в научных рецензируемых журналах, рекомендованных ВАК РФ.

Структура диссертации. Диссертация состоит из Введения, трех глав, Заключения, Списка использованных источников и литературы. В

первой главе выясняются основные методологические позиции: различаются политическая власть и другие виды руководства, рассматривается эстетическая природа власти и способы эстетической легитимации власти в исторической ретроспективе. Во второй главе автор обращается к категориальному аппарату эстетики власти, а в третьей определяет место власти в аксиосфере Нового времени, когда, с одной стороны, осуществляются попытки заменить власть другими конституирующими социум эстетическими объектами, а с другой, власть приобретает значительно большую по сравнению с предшествующими эпохами ценность. В Заключении подводятся основные итоги исследования. Список использованных источников и литературы разбит на 10 рубрик и содержит 394 наименования, в том числе 61 на иностранных языках.

2. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ

Введение содержит обоснование актуальности темы, характеристику ее разработанности, формулировку объекта, предмета, цели и задач исследования, раскрытие научной новизны, теоретической и практической значимости, определение методологии и методов исследования, изложение основных положений, выносимых на защиту, степень достоверности и апробацию результатов.

Кроме того, во Введении содержится разъяснение авторской позиции относительно временных горизонтов исследования. Вслед за Ю. Хабермасом диссертант полагает, что переживаемое нами настоящее есть продолжение проекта Просвещения как «выхода из состояния несовершеннолетия» (И. Кант). В этой связи философские и ментальные предпосылки эпохи Просвещения представляются не утратившими своей актуальности, а сформулированные им ценности - своего ориентирующего значения. Также во Введении дается предварительное определение политической власти как вида руководства обществом, включающего государственную власть, но не совпадающего с нею, аксиологически отличающегося от правового регулирования и от других возможных способов руководства, рассмотрение которых будет предпринято в первой главе.

Глава первая, «Эстетическое понимание власти», посвящена детальному выяснению основных теоретических предпосылок исследования.

В первом параграфе, «Власть и другие виды руководства: эстетические демаркации», с опорой на классические тексты «осевого времени» продолжается выяснение понятия власти. В качестве материала для анализа выступают произведения Платона, Аристотеля, Конфуция и Лаоцзы. Сравнение греческой и китайской «классик» при всем их различии обнаруживает значительное сходство в понимании власти. И Запад, и Восток различают власть и правление, причем первая оценивается негативно, а второе — позитивно. Власть понимается как насилие, навязывание себя (своей воли, своего слова, своего пути) другому, в то время как при правлении по согласному мнению Платона, Лаоцзы и Конфуция вообще нет необходимости отдавать приказания. Правление позволяет каждому из

участников этого отношения стать самим собой, реализовать свою природу. Правление прекрасно и влечение к прекрасному, вовлечение в прекрасное, создает идеальное общество. Власть безобразна и разрушительна для общества. Власть целиком демонстративна. Правление явлено настолько, насколько человеческая природа разумна, и таинственно настолько, насколько она неразумна.

Однако по обычно невыясненным названными мыслителями причинам эстетическая привлекательность правления оказывается недостаточным стимулом для его установления. И тогда власть вновь возвращается в их жизнь и рассуждения. И вот уже «вечерний» даосизм оказывается предпосылкой «дневного» конфуцианства, а последнее мало того, что само проповедует ритуал, еще и сдабривается на практике немалой долей легизма. А Платону требуются законы, имплицитно включающие в себя власть, да еще и основанные на беззаконном Ночном собрании. И лишь Аристотель находит замечательный выход — любовь. Впрочем, и ее проповедь почему-то порождает Александра Македонского. Волей-неволей закрадывается вопрос: а что если эстетика власти ничуть не менее привлекательна, чем эстетика правления?

Власть носит субъективирующий, а правление - объективирующий характер. Но внеположенной субъекту целью также не обязательно является мировой порядок. С этой точки зрения мы можем также отличить от власти и правления явление, которое удобнее всего будет обозначить словом «менеджмент». Задача менеджмента — не воспроизведение мирового порядка и тем более не создание коллективного или индивидуального субъекта, а решение конкретных прагматических задач. Поэтому и эстетика менеджмента может быть очень различна в зависимости от ситуации (от «белых воротничков» до рваных джинсов, от канцеляризмов до матерщины).

Наконец, руководство может направлено на достижение субъективации каждого члена социума самого по себе, а не через отчуждение во властвующем посреднике. Такая постановка вопроса отсылает нас к Аристотелю, поскольку именно им эта проблема была сформулирована впервые с полной отчетливостью. Парадоксальное состояние власти-подчинения в одном субъекте кристаллизуется Стагиритом в понятии гражданина. Соответственно наиболее подходящим для обозначения этого вида руководства будет термин «гражданство». Очевидно, что никогда и нигде мы не имеем дело на сколько-нибудь постоянной основе только с властью или только с правлением, только с менеджментом или только с гражданством. О различии культур и эпох в этом смысле мы можем говорить только в относительном плане.

Во втором параграфе, «Власть как эстетическая ценность», рассматриваются причины большей привлекательности власти, чем правления, причем не только для властвующих, но и для подвластных. Наиболее ярко в истории философии эту привлекательность описал Ф. Ницше. Эстетика ницшеанской власти — это эстетика силы, сминающей все

границы и принципиально не поддающейся определению. Если эстетика правления — в его логичности, то эстетика власти — в ее непредсказуемости. Если правление можно объяснить, то власть — только описать. А поэтому власть целиком эстетична. Она не выводит нас за пределы эстетического отношения — к Истине, Единому и т. д. Власть - любование, направленное на самое себя. На свою непредсказуемость и непостоянство, на свою неподконтрольность ничьей воле, на то, что все иные суть зеркала изменчивости и всесилия этой власти. Предельная полнота власти очень точно выражена в русском слове «самодурство».

Однако склонность свиты вновь и вновь играть короля указывает на то, что власть эстетически притягательна и для подвластных. Власть — это не только форма становления субъекта властвующего, и даже не только властвующего и подвластного как паразита субъективности первого. Власть ценна как форма становления социального субъекта, причем происходит это становление за счет олицетворения общества фигурой властителя.

Многие мыслители находили различные формулы для описания субъективизации социума в институте власти. Власти обязательно персональной, поскольку она только и может создавать окончательное оформление социального субъекта. Великолепное описание власти государя дает в «Философии права» Г.В.Ф. Гегель: «Народ, взятый без своего монарха и необходимо и непосредственно связанного с ним расчленения целого, есть бесформенная масса, которая уже не есть государство и не обладает ни одним из определений, наличных только в сформированном внутри себя целом...»1.

Делается вывод, что политическая власть — это такое руководство социумом, при котором происходит олицетворение социума в фигуре властителя, за счет чего приобретается субъектность как социума в целом, так и каждого его члена в делах социума.

Другое дело - правление, призванное поддерживать мировой порядок в социуме как его составляющей. Космический порядок в субъективации не нуждается. Менеджмент в своем эстетическом измерении также, как и правление, не нуждается в олицетворении. Он его даже боится. Люди здесь предстают лишь в качестве функций управленческого аппарата, их собственные имена и лица нужны лишь в том случае, если функции выполняются плохо: чтобы было на кого возложить ответственность. Однако от классического правления менеджмент отличается отказом не только от олицетворения, но и от всякой художественности вообще. Что же до гражданства, то ему художественность не вовсе чужда, но ее понимание принципиально отличается и от художественности власти, и от художественности правления. Эта специфика станет предметом рассмотрения в дальнейшем тексте, особенно — в параграфе «Деэстетизация руководства в пространстве публичных коммуникаций».

1 Гегель Г.В.Ф. Философия права / [пер. с нем.]; [авт. вступ. ст. и примеч. B.C. Нерсесянц]. - М.: Мысль, 1990. - С. 320.

В третьем параграфе, «Эстетическая легитимация власти: от божественности к народности», рассматриваются образы власти, существовавшие в Европе начиная со Средних веков. Материалом для исследования служат прежде всего изображения — иконы, фрески, книжные иллюстрации, картины. На основе их анализа выделяются три исторических этапа эстетической легитимации власти. Первый - сакрализация властителя, в качестве основного содержания имеет идею божественного происхождения власти. Политическая власть не мыслится вне божественного благословения, а социальное дается лишь в сочетании политического и экклезиастического. С точки зрения диссертанта, апелляция к Римской империи, которую часто усматривают и в титулах, и в одеждах средневековых монархов, не имела существенного значения. На подлинный Рим, каким бы он ни был, новая Римская империя походила мало, а главное - и не особенно старалась походить. Германских императоров, как, вероятно, и всех их современников, интересовал не столько Древний Рим, сколько Рим Папский. Сущность новой империи отразил элемент ее названия, приобретенный в XII в. - Священная. Борьба между властью священнической и властью светской за политическое влияние, пожалуй, носит постоянный и повсеместный характер. Но при господстве религиозного сознания оно достигает особого напряжения, поскольку светский властитель не может апеллировать к другому богу, если священнослужитель сообщает о гневе одного. В Средние века в Европе ситуация усугублялась относительно лучшей политической организацией церкви, чем мира. Становление новой империи происходило на фоне разворачивающейся Клюнийской реформы, завершившейся победой той церковной организации, которую школьные учебники представляют как «чистое» Средневековье. Церковь была и полюсом притяжения1, и полюсом отталкивания для светской власти.

Для второго этапа трудно подобрать краткое определение. Его лучше всего характеризуют слова Шекспира: «Прервалась дней связующая нить». В это время происходят напряженные поиски нового источника легитимации, причем каждый из найденных не выдерживает проверки кризисной ситуацией. Во-первых, мы можем отчетливо различить попытку эстетической легитимации через представление личности властителя. Монархи эпохи Возрождения по-прежнему зависят и от своего происхождения, и от благословения Церкви, но на первый план выходит личное совершенство, понятое причем как вполне посюстороннее. Трафаретность понимания личности властителя не должна вводить в заблуждение: художники XVI столетия явно пытаются передать

1 О заимствовании церковных ритуалов светской властью, как и о становлении концепции сакрализации королевской власти см.: Блок М. Короли-чудотворцы: Очерк представлений о сверхъестественном характере королевской власти, распространенных преимущественно во Франции и в Англии / пер. [с фр.] и коммент. В.А.Мильчиной. - М.: Языки русской культуры, 1998. - 709 е., а о противостоянии этой концепции среди дворянства - Малинин Ю.П. «Королевская троица» во Франции // Одиссей. Человек в истории. 1995. -М.: Наука, 1995. - С. 23.

индивидуальные черты их моделей. Только это не та индивидуальность, что отличает одного человека от другого. Это индивидуальность, которая отличает властителя от обычного человека и которая точно описана А.Ф. Лосевым под заголовком «Оборотная сторона титанизма» в знаменитой главе «Эстетики Возрождения»1. Однако апелляция к личности оказалась ненадежной опорой. Ею могли пользоваться те монархи, право на власть которых и так не оспаривалось. При возникновении сомнений в праве властвовать ссылки на личное совершенство оказывались негодными. Во-вторых, актуальной становится мифологизация властителя. Источник легитимности обретается в Римской империи, монархи стали римскими героями и богами. В этом контексте римские образы, введенные в России в обиход при изображении Петра I, и доведенные до апогея в скульптуре Фальконе, а особенно - в надписи на постаменте от имени Екатерины II, видятся вовсе не данью европейской моде, уже заметно пошедшей на убыль к этому времени. Римский миф был нужен тем европейским властителям, которые переставали чувствовать божественное происхождение своей власти. И тогда на помощь приходил миф о власти, укорененной в своем собственном могуществе. Это была своего рода теогония, объяснявшая нынешнее состояние мира. Правда, если для классических теогоний характерно наличие кровных связей между богами, то «рексогонии» XVII-XVIII веков не могли похвастаться происхождением своих героев от Цезаря или Константина. Но это было и не нужно. Генрих IV или Петр I выступали преемниками римских императоров в эйдосе власти. Выход на подобный уровень абстракции позволяет представить властителя как гаранта «общего блага», «справедливости», «Закона» и т.д. Однако важнейший выбор, который совершается в эту эпоху, — это подчинение экклезиастического политическому. В результате властитель оказывается «один на один» со своим народом.

Эта ситуация закономерно порождает третий этап - появление «народных» властителей («народных политиков»). Там, где происходит десакрализация политической сферы, обратно пропорционально усиливается ее эстетизация. Чувство взаимосвязи теперь именуется не religare, но ala0r|au;. Одним из замечательных проявлений этой смены было возникновение за несколько десятилетий до Французской революции самой науки эстетики, сопровождавшееся повсеместным распространением интереса к эстетическому вкусу как sensus communis. Доминирование нового способа солидаризации общества неожиданно, но закономерно привело к возрастанию вероятности абсолютизации политической власти. Первым лидером нового типа был Наполеон III. Смена религии в качестве чувства, фундирующего единство общества, политической эстетикой сопровождается сменой принципов эстетики власти. В традиционном обществе доступ к персоне лидера ограничен: это диктуется не только определенными историческими условиями (размеры территорий, развитость / неразвитость

' Лосев А.Ф. Эстетика Возрождения. - М.: Мысль, 1982. -623 с.

каналов коммуникации и т.д.) - такова природа этого общества. Для абсолютного большинства государь был званием, но не был человеком, как уже указывалось, у субъекта власти не было имиджа. В эпоху публичных коммуникаций имидж лидера становится народным достоянием: и в том смысле, что этот имидж транслируется для народа, и в том, что лидер приобретает характеристики близости к народу. Общность с народом отныне решительно доминирует над дистанцированностью власти от подданных.

Во второй главе, «Категориальный аппарат эстетики власти», рассматриваются основные категории, применимые при эстетическом исследовании власти. Появление в диссертации первого параграфа, «Онтологические категории эстетики власти», обусловлено выделением в качестве базовых эстетических категорий категорий пространства и времени. Обоснованный И. Кантом в «Критике чистого разума» этот подход принят в научной школе А.П. Валицкой, различающей соответственно онтологические (пространство, время и др.) и аксиологические (прекрасное, трагическое, возвышенное и др.) категории эстетики. Основными пространственными ориентирами при разговоре о власти являются «верх» и «центр». Представление о верхнем, верховном, характере власти чрезвычайно древнее. Автор может лишь выдвигать гипотезы его происхождения. Возможно, оно связано с тем, что сильный обычно оказывается сверху слабого, победитель — побежденного. Очевидно, что эта гипотеза исходит из само собой разумеющейся для нашего сознания коннотации власти и силы (power). Возможно также, что метафора верха связана с выражением полноты и даже переполненности бытия. В разных языках этот взгляд и сегодня выражен оборотами «сверх того», «on top of that». О связи силы, полноты бытия и высоты, исследуя эстетическое сознание восточных славян, писал В.В. Бычков: «Созерцание и описание сверхчеловеческих сил и страшило, и радовало древнего человека, и это хорошо ощущается даже в дошедших до наших дней текстах былин. Здесь мы находимся у истоков того принципа эстетического сознания, который в процессе дальнейшего развития культуры сформируется в чувство возвышенного»'. С другой стороны, настоящее исследование показывает полное равнодушие при описании власти к метафоре центра на протяжении тысячелетий человеческой истории. Свое ценностное значение центр приобретает лишь со времен Декарта и Монтескье. Оптика центра возможна только в опосюсторонившемся мире. Мире, который весь и без остатка предъявлен для обозрения. Центр в нем есть «точка сборки», поскольку иная - так или иначе «запредельная» — точка отсутствует. Этот вывод парадоксальным образом подтверждается текстом, относящимся как раз к совсем иной эпохе - «Критием» Платона. Центр Атлантиды возможен потому, что Посейдон как верховный бог атлантов обитает не там, где ему положено в соответствии с наиболее распространенными верованиями, а со смертными людьми на острове.

1 Бычков В.В. Русская средневековая эстетика XI-XVII века. -М: Мысль, 1992. - С. 28.

Исчезновение Посейдона или любого другого бога освобождает место, которое совершенно естественно занимает политическая власть.

Предложенное в настоящем исследовании видение власти как постоянной изменчивости роднит это понятие с понятием времени. Если правление призвано к вечности, то власть обретается себя в преходящем характере ее проявлений. Однако каким бы ни было время, всякий раз, когда оно превращается в непререкаемый Закон, власть стремится его опровергнуть. Р. Джизи, исследуя королевские ритуалы средневековой Европы, отмечает: «В государственном церемониале события ясно отмечены приостановкой обычного времени в том смысле, какой вкладывал в это Хейзинга: каждый посвящает себя "игровой" ситуации на хорошо известный промежуток времени, после которого вещи возвращаются в нормальное состояние»1. Собственно, власть над временем есть одно из важнейших проявлений власти. Чем выше положение властителя, тем дольше встречи с ним должен ожидать посетитель, автоматически рассматриваемый как проситель. При этом существенно, чтобы время ожидания не было занято другими делами, - это время человека, nolens volens превратившегося в подданного, узурпировано властителем. Главной победой над временем является победа над смертью. Властитель мифологической эпохи не имел с этим особенных затруднений, но властителю исторической эпохи приходится тяжелее. Его прорыв за пределы собственной жизни может быть реализован либо за счет ее иллюзорной мифологизации - обращения к образам вечного прошлого, или за счет ее героизации - принесения себя в жертву вечному будущему.

Во втором параграфе, «Аксиологические категории эстетики власти», рассматривается набор «классических» пар - красивое-безобразное, возвышенное-низменное, трагическое-комическое. На материале как художественной, так и исторической реальности видно, что классические категории эстетики адекватно работают при описании власти. Сам по себе этот результат не представляется удивительным, поскольку политическая власть мыслится в диссертации как образ общества, в котором она существует. Поэтому, во-первых, категориальный аппарат, разработанный для описания образа вообще, должен быть применим и в этом случае, и, во-вторых, многогранное общество должно находить во власти отражение всех своих граней. Пожалуй, более любопытно то, что власть в результате такого описания предстает как процесс перехода от красоты к комическому, причем представляется, что этот эффект вызван не случайным перебором категорий в данном параграфе, а собственной логикой осуществления власти. Если мы примем, что потребность человека в соразмерном ему мире обретает наиболее полное удовлетворение в красоте, то красота окажется домом власти. Властитель всегда должен пребывать в красоте. С другой стороны,

1 Цит. по: Ямпольский М. Физиология символического. Книга I. Возвращение Левиафана: Политическая теология, репрезентация власти и конец Старого режима. — М.: Новое литературное обозрение, 2004. - С. 115.

сущностная непредсказуемость власти, ее заведомое несовпадение с самой собой, а уж тем более с обществом, в котором она властвует, лишают ее благого образа. Власть безобразна, однако не в том смысле, в котором безобразное противопоставлено красоте как парная категория, но в том, который раскрывает родство безобразного и возвышенного. Если красота и возвышенное не обязательно связываются с властью, то трагедия по определению есть представление власти, а власть - трагична. Трагический конфликт всегда - конфликт власти героя и власти иной (судьбы, общества, собственных страстей и проч.). Это — вершина осуществления власти и ее крах.

Комическое присуще власти, во-первых, как насмешка, утверждающая социальный статус властителя и подданного. Властитель может смеяться над подданным, подданный над властителем - нет. Преследуется насмехание над властью с помощью цензуры или полиции, или провоцируется самими властями, но такая насмешка всегда ограничена во времени и пространстве. А вот насмешка властвующего над подданным может случиться всегда и в любом месте. Во-вторых, власть стремится присвоить комическое, потому что комическое — это традиционно сфера отдыха и, казалось бы, к политической власти не имеет никакого отношения. Правитель, полагающий, что его задача - организовывать людей для достижения какой-то цели, оставляет сферу комического за рамками своего влияния. Но властитель так поступать не станет, потому что его задача — тотальное подчинение подданного. При властителе подданному не предоставляется возможность время от времени смеяться по собственному желанию, напротив, подданному навязывается необходимость смеяться по воле властителя и против собственного желания. Правда, комическое здесь уже окончательно очищается от смеха, и «смеховое» вовсе не значит «смешное». В своем комизме власть ужасна.

Третий параграф, «Специальные категории эстетики власти», посвящен рассмотрению категорий символа, репрезентации, звания и имиджа. Власть есть образ общества, однако общество и власть обладают самостоятельным существованием. Их единство так же значимо, как их различие. Власть символизирует общество. Относя власть к «символическим инструментам» - наряду с инструментами познания и способами коммуникации, - П. Бурдье пишет: «Символы - это прежде всего инструменты «социальной интеграции»: в качестве инструментов познания и коммуникации (ср. дюркгеймовский анализ праздника) они делают возможным согласие о смысле социального мира, которое фундаментальным образом способствует воспроизведению социального порядка...»1. При этом, власть - это символ олицетворяющий. В европейской истории мы наблюдаем постепенное разложение символического сознания, на смену символизации приходит репрезентация.

' Bourdieu P. Sur le pouvoir symbolique // Annales. Économies, Sociétés, Civilisations. 32e année. - 1977. - №. 3. - P. 408.

Само слово «репрезентация» обозначало первоначально пустой гроб, над которым Церковь совершала похоронный обряд, а с 1327 г., по другой версии — с 1275 г., — манекен, который сопровождал труп короля на похоронах1. Подобные манекены использовались во II-III веках при прощании с римскими императорами. Это был своего рода «идол власти», который изображал ту нетленную сторону покойного, которая переходила к его преемнику, в то время как тело предавалось земле, а душа отправлялась к Богу. P.E. Джизи выразил это так: «Тело уходило в могилу, а изображение возносилось к славе»2. Репрезентант отличается от символа отчетливо осознаваемым конвенциональным характером. Репрезентация представляет нечто через то, что заведомо этим нечто не является, причем такая заведомость очевидна именно для тех, для кого и существует данная репрезентация. Манекен не является ни покойным королем, ни его наследником. Он не является ни живым, ни нетленным. И он, однако, репрезентирует живое и нетленное. При этом репрезентация не является абстрактной эмблематичностью. Она не тождественна математическим символам, которые А.Ф. Лосев называл эмблемами, потому что не имеет чисто функционального характера. То есть, с одной стороны, данного репрезентанта можно заменить другим - это всего лишь дело договоренности. Но, с другой, коль скоро репрезентант есть, с ним нельзя обращаться по нашему усмотрению. Следствием победы репрезентирующего сознания является, в частности, рождение представительной демократии.

Символизация и репрезентация отвечают на вопрос «каким образом общество является во властителе?» Но не менее существенен и вопрос об обратном отношении: каким образом властитель является обществу? Здесь уместно применить пару «звание» и «имидж». Имидж — это коммуницируемая индивидуальность, понятие довольно позднего происхождения, имеющее смысл только в обществе с высокоценимой индивидуальностью и возможностью эту индивидуальность сообщать. Явление имиджа очевидно связано с деятельностью репрезентирующего сознания. С другой стороны, звание играет символическую роль в любом обществе, причём в традиционном оно фактически принимает на себя и ту нагрузку, которую несёт имидж. Ведь несмотря на то, что теоретически звание всегда отличалось от его носителя, практически традиционное общество лишено реальной возможности это отличие эстетически воспринять.

1 Ginzburg С. Représentation: le mot, l'idée, la chose // Annales. Économies. Socétés. Civilisations. - Nov.-Déc. 1991. - Vol. 6. - P. 1220, 1231. Впрочем, есть сведения об использовании репрезентации не только на королевских похоронах, причем даже более раннем. Но судя по всему, такая практика не получила широкого распространения. См.: ibid. Р. 1221.

2 Giesey R.E. Le roi ne meurt jamais. Les obsequies royales dans la France de la Renessance / trad. de l'anglais par D.Ebnôther. Préface de F.Furet. - [P.]: Flammarion, 1987. - P. 176.

Третья глава, «Власть в аксиосфере Нового времени: эстетические приоритеты», посвящена месту власти среди ценностей европейской культуры Нового времени.

Первый параграф, «Открытие ценности коммуникации»,

раскрывает становление ценностного отношения к коммуникации в Новое время. В философии Гоббса мы обнаруживаем решительный переход от представления об обществе как данности к представлению об обществе как заданное™, конструируемой в процессе коммуникации. Принципом социального регулирования становится коммуникационная согласованность индивидуальных стремлений. К этому принципу и собственно положениям, изложенным и обоснованным Гоббсом, восходит весь спектр новоевропейских принципов социального регулирования - от радикального либерализма до этатизма, весь спектр пониманий социальных норм - от теории естественного права (в новоевропейской трактовке не имеющего ничего общего с естественным правом античности или томизма) до юридического позитивизма. В последующие столетия ценность коммуникации переживает следующую эволюцию:

1. Эта ценность становится общепризнанной. Для этого потребовалось около четырех столетий. Гоббсу неслучайно казалось, что согласование различных индивидуальных стремлений можно найти только в абсолютной монархии. При том, что это положение противоречило самой системе гоббсовской мысли, оно вполне соответствовало наработанной к тому времени общественной практике.

2. Необходимость ограничения человеческой природы привела к выработке такой системы общественных отношений, при которой негативизм одного человека по отношению к другому вытесняется в пространство игры. Этому способствует и создание специальных политических институтов (например, система сдержек и противовесов при разделении властей), и разработка соответствующих систем менеджмента (вплоть до избиения в курительной комнате статуи директора), и просто культивирование спортивных состязаний. Фундаментальная аморальность человека, постулирование которой только и позволило создать новоевропейскую этику, как бы исключена из сферы «серьезных», деловых отношений. Благодаря этому презумпция доверия, которой в раннем кальвинизме пользовался только сам Кальвин, а в философии Гоббса — только государство, распространилась на всех человеческих индивидов.

3. Параллельное развитие технических средств привело к тому, что появился новый коммуникационный ресурс, распределенный между участниками коммуникаций значительно равномернее, чем распределяются ресурсы принуждения - возможность применять организованное насилие и богатство. Предсказанные М. Маклюэнном и описанные как существующие тенденции Э. Тоффлером «метаморфозы власти» делают возможной реализацию указанного принципа настолько полно, как никогда раньше.

4. Прежде всего абсолютно новый характер социального регулирования выражается в тех явлениях, которые принято обозначать через формулы «СМИ - четвертая власть», «Media sapiens» и проч. Сущность этих явлений заключается в том, что институты коммуникации становятся основными институтами социальной (само)организации. Социальное регулирование, чем дальше, тем в меньшей степени инициируется традиционными институтами политической власти. Профессиональный коммуникатор (специалист по рекламе, связям с общественностью, отчасти журналист) становится не проводником влияния или передатчиком информации, а оптимизатором социального взаимодействия. «Инстинкт агрессии», который во все времена был источником и механизмом существования политической власти, уступает свое место «инстинкту удовольствия», удовлетворять который и призваны люди названных профессий.

Второй параграф, «Понятие и субъекты публичных коммуникаций», раскрывает авторское понимание публичной сферы. Рассматриваются классические концепции публичности X. Арендт и Ю. Хабермаса. Для Р. Рорти противопоставление публичного и приватного становится признаком современной «антифундаменталистской» эпохи. При этом апологетом фундаментализма для Рорти оказывается тот же мыслитель, который для Ю. Хабермаса олицетворяет модерн, — И. Кант. Кантовская оппозиция царства природы и царства свободы заменяется в новом философском языке оппозицией приватности и публичности. Приватное, по Рорти, - это сфера индивидуального творчества, самовыражения, не нуждающегося в том, чтобы быть с кем-то разделенным. Публичное конституируется «общим словарем», является зоной коммуникации между людьми. «...Различение между публичным и приватным: между сферами, где у нас есть обязательства договориться с другими людьми о том, какие убеждения и желания лучше всего иметь, и сферами, где мы свободны угождать только себе и никому другому»1.

Диссертант полагает, что публичность, как и приватность, конституируется не характеристиками физического пространства (сфера) и спецификой коммуникационных каналов (посредством масс-медиа или «лицом к лицу»), а характеристиками реализуемых в этих пространствах и с помощью этих каналов интересов. Публичный интерес - это интерес, который 1) является общезначимым, то есть его реализация обеспечивает качество существования некоторого сообщества в целом, и 2) реализуется посредством обсуждения в данном сообществе. По этим параметрам публичное отличается от политического (удовлетворяет лишь первому критерию) и популярному (удовлетворяет лишь второму). Соответственно, публичная политика — это то, что объединяет публичность и политику в единое целое, сфера публичной политики оказывается родовым понятием для политической и публичной сфер. Речь идет не только о теоретическом

' Рорти Р. Случайность, ирония и солидарность / пер. с англ. И. Хестановой, Р. Хестанова. -М.: Русское феноменологическое общество, 1996. - С. 9.

конструировании понятия - объединение публичности и политики должно осуществляться и на институциональном уровне, только тогда можно с уверенностью говорить о реальности публичной политики1.

Публичными коммуникациями являются открытые социальные коммуникации, в которых кристаллизуются общественные интересы. Вслед за Д.П. Гаврой, диссертант различает два типа субъектов публичной сферы. Институциональные реализуют публичные отношения и, в частности, отношения власти в рамках устойчивых нормативно заданных статусно-ролевых систем, субстанциональные существуют в неинституциональной форме. «Второй тип субъектов ... будет представлять собой public -общественность в современной коннотации этого термина»2.

В третьем параграфе, «Ценности публичных коммуникаций», исследуется содержание и становление базовых ценностей публичности, предполагается, что краткое выражение этих ценностей было найдено в формуле Французской революции «Свобода. Равенство. Братство». В современном философском и политическом словаре «Братство» обычно заменяется на «Солидарность».

Показано, что в Новое время под свободой понимается свобода личности, предполгающая в качестве обязательных условий комплекс политических и социально-экономических свобод. В содержательном плане эта свобода означает в конце концов возможность выбора самого себя, а в формальном (плане выражения) — возможность делать все, что не нарушает свободы другого человека. Формальная сторона свободы предполагает признание равенства всех людей. Равенство это состоит, таким образом, в одинаковости предоставляемых всем людям возможностей деяния. Одинаковость содержательная при этом выводится за рамки рассмотрения, то есть так называемое материальное или фактическое равенство может получить признание только при его квалификации в качестве внешнего условия реализации свободы, то есть при формализации. Скажем, для Аристотеля неравенство разумности влечет за собой разную степень свободы. Для Нового времени неравенство разумности должно быть преодолено везде, где возможно: за счет обязательного бесплатного образования, равного доступа к источникам информации и т.д. Это необходимо для того, чтобы изначально относительно менее разумный пользовался такой же свободой, что и изначально относительно более разумный. Очевидно, что такая система ценностей, во-первых, не обладает объяснительной силой в отношении всей реальности, с которой приходится сталкиваться человеку, во-вторых, эта общая схема порождает множество конкретных, между которыми возникают поистине антагонистические противоречия, в-третьих, она довольно далека от полной реализации. Однако

1 См., напр.: Сунгуров А.Ю. Развитие публичной политики на Северо-Западе РФ // Когита.ру. - 2009. — 27 июля.

2 Гавра Д.П. Публичная сфера: культурная и политическая традиция // РЯ-диалог. - 2000. -№ 3. - С. 12.

такова природа всех ценностных систем: они всегда сталкиваются с противоречием сущего и должного, между их сторонниками всегда идут споры по разным «мелочам», порой неразличимым для взгляда со стороны, а объяснение вообще не является функцией ценности. Итак, свобода и равенство в указанном понимании совершенно неразрывны (тогда как при другом наполнении понятий они могут оказаться несовместимы).

Братство необходимо потому, что свободные и равные друг другу люди от природы как раз совсем не братья. Прекраснодушные построения Локка, став официальной идеологией европейцев, могли вытеснить, но не могли уничтожить гоббсовскую (кальвиновскую и т.д.) уверенность, что в естественном состоянии человек человеку — волк. Свободный человек непременно воспользуется своей свободой, чтобы лишить ее другого, своим равенством - чтобы получить привилегии. Для Локка общественный договор

- возможность избежать некоторых «неудобств» естественного состояния, для Руссо - возможность не деградировать окончательно в сравнении с естественным состоянием, а для Гоббса — необходимость самосохранения в искусственно созданном единстве. В котором, напомним, «человек человеку

— Бог». (Это сильно напоминает рассуждения К. Лоренца о том, что мы обречены стать моральными именно потому, что от природы никакой заботы друг о друге в нас нет.) Спасти свободу и равенство может только братство.

Четвертый параграф, «Деэстетизация руководства в пространстве публичных коммуникаций», подводит общий итог размышлениям третьей главы. Форма политического руководства, выражающая ценности свободы, равенства и братства, сегодня обычно именуется демократией. Эстетика демократии заявляет о себе на трех уровнях. Первый - простейший - уровень политических институтов. С этой точки зрения демократия бывает прямая и представительная. Прямая демократия для нашей темы менее интересна. Дело не только в том, что сегодня она реализуется относительно редко и является скорее исключением, чем правилом. Большее значение имеет то, что прямая демократия совсем не обязательно является пространством публичных коммуникаций: голосование черепков против Аристида только потому, что афинянам надоело постоянно слышать о его добродетелях, или референдум против Верховного совета народных депутатов только потому, что ритм «Да. Да. Нет. Да.» внедрен СМИ в подсознание голосующих, никакого отношения не имеют к публичным коммуникациям. Таким образом, среди политических институтов нас будет интересовать прежде всего парламент. Но, помимо этого уровня существуют более фундаментальные измерения: уровень ритуальных социальных практик и уровень индивидуального действия.

Предназначение парламента вполне точно выражено в самом названии этого органа — «говорильня». Именно эта природа парламента всегда вызывала критику его оппонентов и любовь его приверженцев. Быть местом для говорения - но не языком Шекспира и не по гениальному сценарию, а так — «от себя» — это некрасиво. Но для публичных коммуникаций иметь

место для говорения, результатом которого является принятие политического решения (или не является, в данном случае отрицательный результат - тоже результат), не просто полезно, но и ценно. Представляется, что впервые точный анализ парламента с этой точки зрения предпринял Г.В.Ф. Гегель. Сказать, что парламентаризм вовсе пренебрегает красотой, конечно, было бы неверно. Парламенты размещаются, как правило, в зданиях, созданных в соответствии с классическими канонами архитектуры, их деятельность ритуализирована, - но эти «практики красоты» не имеют к парламентаризму прямого отношения. Напротив, они призваны замаскировать для «неполитизированного», непубличного, большинства неприглядную сущность этих учреждений. Если для власти красота - ее родной дом, то для публичности - лишь снятый по сходной цене отель.

При демократии индивидуальное действие стремится к разрушению любой ритуальной практики как средства поддержания космического порядка. Демократический ритуал Нового времени должен репрезентировать именно такое индивидуальное действие, и значит, самопротиворечив. Тут весьма уместно дважды прочесть текст присяги, хотя никакая присяга не может быть повторена дважды. Когда мы говорим о свободе творчества, выражающей эстетические ценности публичных коммуникаций, мы говорим о свободе жизнетворчества. Этот пункт становится центральным для творчества Р. Рорти и, прежде всего, для его работы «Случайность, ирония и солидарность». Методологическое убеждение Рорти, высказанное на первых страницах этой книги, можно рассматривать как методологическое убеждение современного либерализма: «Ни в философии, ни в любой другой теоретической дисциплине не существует такого способа, который когда-либо позволил бы нам» «удержать в едином взгляде самосозидание и справедливость, частное совершенство и человеческую солидарность» . «Эстетическая жизнь» отдельного индивида снимает возможность вопроса об общих нравственно-эстетических ценностях.

Однако «делегируя» возможность творчества по законам красоты на уровень отдельной личности, социум резко теряет в красоте целого. Невозможность зримого гештальта переносит фокус рассмотрения с явления на процесс, с видимого на умопостигаемое. Если в сложившейся ситуации где-то еще можно - а ведь нужно! - искать общезначимой красоты, так это в правилах взаимной подгонки фрагментов, правилах взаимодействия равных, но разных, свободных, но солидарных друг с другом, субъектов. На новом витке общественного бытия мы обнаруживаем противоречие, вдохновлявшее мысли о социуме Лаоцзы и Платона, - противоречие между властью и порядком. Однако порядок теперь связан не с такой формой руководства, как правление, а с гражданством. Равные и свободные субъекты вступают во взаимодействие, урегулированное не волей властителя и не мировым законом, но согласованными в процессе самого этого взаимодействия правилами — правом.

1 Рорти Р. Указ. соч. С. 18.

Мы можем говорить о праве как о «сумме аксиологии» Нового времени: свобода, равенство, солидарность находят здесь свое закрепление в качестве начал, фундирующих существование общества. Но, если современная коммуникативная теория права является логичным завершением многовековой традиции, то обращение к эстетике права имеет не столь длительную историю. В первой половине XIX в. в отечественной науке уже была поставлена проблема соотношения эстетического и юридического1. Категория «правовой символ» постепенно завоевывает свое место в юридической науке2. В этом направлении движется мысль не только отечественных ученых. Любопытное исследование Пьера Шлэга было опубликовано в 2002 г. в «Гарвардском журнале права»3. Автор начинает с категорического утверждения: «Право - предприятие эстетическое. До того, как этические мечты и политические амбиции права могут быть сформулированы, не говоря уже - реализованы, эстетика права уже сформировала среду, в которой этим проектам предстоит работать»4. В этой небольшой, но фундаментальной работе Шлэг помимо прочих интересных наблюдений отмечает, что право ведет к децентрации субъекта: правовой взгляд - это взгляд одновременно с разных, нередко противоположных, точек зрения.

Публичные коммуникации, так как они понимаются в данной работе, вообще оказываются с властью в напряженных отношениях. Власть предполагает подчинение; публичные коммуникации, институированные любым образом, в частности в виде парламента, - равенство. Публичные коммуникации есть поле и средство осуществления свободы, власть же реализует свободу одного субъекта за счет свободы другого. Власть вполне может осуществляться на публике, но она принципиально против публичных коммуникаций, ведь они ставят — по своей природе, а не по воле конкретных участников - саму власть под сомнение.

В Заключении диссертации подводятся итоги выполненного исследования, излагаются рекомендации, намечаются перспективы дальнейшей разработки темы.

Во власти общество обнаруживает себя как целостность. Политическая власть — это портрет Дориана Грея, в который смотрится общество. Только с той существенной разницей, что не прячется под покрывалом в тайной

1 Калмыков П.Д. Символизм права вообще и русского в особенности. - СПб.: Типография К. Крайя, 1839.-93 с.

См. напр: Никитин A.B. Правовые символы: автореф. дис. ... канд. юрид. наук: 12.00.01. - Н. Новгород, 1999. - 33 е.; Глушаков А.Ю. Государственно-правовые символы в системе легитимации публичной власти древней и средневековой Руси IX-I половины XV вв.: автореф. дисс. ... канд. юрид. наук: 12.00.01. - СПб., 2003. - 21 е.; Шапагинов П.Д. Функции правовых символов: автореф. дис. ... канд. юрид. наук: 12.00.01. - Нижний Новгород, 2007. - 26 с. и др.

3 Schlag P. The Aesthetics of American Law // Harvard Law Review. - Cambridge, 2002. - Vol. 115. №4. - P. 1047-1118.

4 Ibid. P. 1049.

комнате, а выставляется напоказ в парадной зале. Таким образом, политическая власть обладает эстетической природой, которая предопределяет и все остальные характеристики власти как возможности навязать волю одного человека целому обществу.

Эстетическая природа власти находит свое адекватное описание в системе эстетических категорий, как традиционных, так и специфичных именно для данного предмета. Так, вероятно, любое общество как минимум начиная с «осевого времени» понимает себя в образах верха и низа, при этом власть предержащие находятся сверху. По мере десакрализации мира этот образ дополняется образом центра, в который помещается власть. Кроме того, власть наделяется способностью творить иные центры. Пожалуй, еще в большей степени, чем пространством, власть стремится овладеть временем, впадая в трагическое противостояние с космическим порядком / Божественным замыслом / законом общественного развития. Таким образом, из онтологии политической власти «вырастает» ее аксиология. Помимо возвышенного и трагического среди аксиологических категорий власти мы особо должны отметить красоту, которая родственна власти, поскольку и красота, и власть отражают соответствие человеческой мере. В работе для описания этого родства использован образ «красота - дом власти». Однако следует помнить, что власть постоянно стремится из этого дома уйти -преодолеть человеческую меру в возвышенном.

Специальными категориями эстетики власти, позволяющими описать политическую власть в статике и в процессе исторической эволюции, являются категории «символ», «репрезентация», «звание» и «имидж». Символ представляет ситуацию, при которой власть является полным и единственным образом общества. В этом случае отсутствует потребность в рефлексировании общества как символизируемой реальности и общественного мнения как отклика на власть. Появление философской эстетики знаменует помимо прочего такой разрыв общества и власти, который выходит за пределы допустимого в символе. Со всей очевидностью новые отношения между ними предстают в концепции гражданского общества и революционных событиях конца XVIII - XIX веков. В новых условиях политическая власть приобретает черты художественного образа -ее можно творить человеческими усилиями. Эстетический порядок социума, представленный ранее иерархией званий, заменяется на личностно-ориентированные отношения, для которых центральное значение приобретает имидж властителя.

Таким образом, в социальных (и не только в них) отношениях многократно возрастает ценность коммуникации, которая отныне понимается как возможность конструирования общества, а следовательно, — и любого вида руководства им. На смену правлению и власти приходят менеджмент и гражданство, рождающиеся в публичных коммуникациях, то есть открытых социальных коммуникациях между свободными и равными субъектами, в которых кристаллизуются общественные интересы. Но свобода и равенство

не могут заменить и вытеснить необходимое для любой коммуникации единство. В триаде «Свобода. Равенство. Братство» последнее понятие утрачивает свой «натуралистический» смысл, превращаясь в обозначение свободно заключаемого союза. Автор диссертации совершенно согласен со словами Клемансо «Великая формула Революции — Свобода, Равенство, Братство, - которая содержит в этих трех словах все Права человека, все социальные реформы, все нравственные предписания, сводится к еще более краткой формуле - Правосудие»1. В отличие от многих других социальных норм право гарантирует формальное равенство и свободу, ограниченную лишь свободой другого, субъектам, обладающим в остальном совершенно разными ценностями.

Однако в этих условиях проблематизируется возможность общего представления о красоте, что сказывается отнюдь не только на легитимации политической власти, но к власти также имеет непосредственное отношение. Менеджмент и гражданство не только постоянно рискуют оказаться некрасивыми, потому что не дорожат красотой в принципе, но некрасивы по самой своей природе. Кроме того, как основанные на эгоистических и циничных установках они вызывают основательные подозрения в безнравственности. Этими обстоятельства позволяют власти «отыграть» утраченные позиции. Предлагая концепт «народ» как некое заранее данное единство (не так важно — по национальному или социальному признаку) вместо постоянно конструируемого единства социума, власть в XX и XXI веках в ряде обществ с успехом существует в своей символической форме. Не впервые в истории, но, вероятно, особенно остро обозначается парадокс — именно власть, в красоте и доброте которой выражали сомнение мыслители от Платона до Фуко, оказывается единственной надеждой общества на сохранение красоты и добра.

Каждое общество по-своему решает проблему сочетания власти, правления, менеджмента и гражданства, проблему удовлетворения эстетической потребности в социально-политической сфере. Автор настоящей работы убежден, что критерием корректности сочетания разных видов руководства степень удовлетворения эстетической потребности быть не должна; эстетическая стадия сознания, по Кьеркегору, предшествует этической. Но пренебрежение эстетикой или стилистически неточное решение в сфере политики существенно ослабляет режим и даже может способствовать его гибели.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

Монографии

1. Дорский, А. Ю. Правовое обеспечение PR / А. Ю. Дорский. - СПб. : Питер, 2005. - 208 с. (13 п.л.).

1 Цит. по: Justice, Liberté, Egalité, Fraternité: Sur quelques valeurs fondamentales de la démocratie européenne / sous la dir. d'O. Inkova. - Institut européen de l'Université de Genève, 2006.-P. 3.

2. Дорский, А. Ю. Эстетика власти: Философско-культурологический экскурс: Монография / А. Ю. Дорский. - СПб. : Астерион, 2011. - 116 с. (7,25 п.л.).

3. Дорский, А. Ю. Эстетика власти / А. Ю. Дорский; [предисл. К. С. Пигрова, с. 7-14]. - СПб.: Алетейя, 2013 (январь). - 296 с. (18,5 п.л.).

Публикации в изданиях из перечня рецензируемых научных журналов

4. Дорский, А. Ю. Эстетика власти: философско-антропологические основания / А. Ю. Дорский // Известия Российского государственного педагогического университета имени А.И. Герцена. Серия Общественные и гуманитарные науки. - № 5 (10). - СПб., 2005. - С. 340-350. (0,7 п.л.).

5. Дорский, А. Ю. «Руководя, не считать себя властелином»: к эстетике правления в культуре Китая / А. Ю. Дорский // Научные проблемы гуманитарных исследований. -2010. - Выпуск 2. - С. 303-312. (0,6 п.л.).

6. Дорский, А. Ю. Философские основания коммуникативной концепции права / А. Ю. Дорский // Известия Российского государственного педагогического университета имени А.И. Герцена. Серия Общественные и гуманитарные науки. — 2010.-№ 134. - С. 24-31. (0,5 п.л.).

7. Дорский, А. Ю. Ценности публичной сферы: английские истоки французского лозунга / А. Ю. Дорский // Общество. Среда. Развитие. - 2010. -№ 2 (15). - С. 61-65. (0,5 п.л.).

8. Дорский, А. Ю. Ценности публичной сферы: философия накануне Великой революции / А. Ю. Дорский // Общество. Среда. Развитие. — 2010. — № 3 (16). - С. 92-96. (0,5 п.л.).

9. Дорский, А. Ю. Ценности публичной сферы: масоны и революция / А. Ю. Дорский // Общество. Среда. Развитие. - 2010. - № 4 (17). - С. 201-205. (0,4 п.л.).

10. Дорский, А. Ю„ Филатова, О. Г. Коммуникационное агентство в современном социуме: теория и практика / А. Ю. Дорский, О. Г. Филатова // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 9. Философия. Востоковедение. Журналистика. - 2011. - Выпуск 1. - С. 243-250. (0,25 п.л. / 0,5 п.л.).

11. Дорский, А. Ю. Эстетика власти: о языке описания / А. Ю. Дорский // Известия Российского государственного педагогического университета имени А.И. Герцена. Серия Общественные и гуманитарные науки. - 2011. -№ 140. - С. 92-102. (0,6 п.л.).

12. Дорский, А. Ю. Власть как эстетическая ценность: обретение лица / А. Ю. Дорский // Вестник РГГУ. - 2011. -№ 15 (76). - С. 92-101. (0,6 п.л.).

13. Дорский, А. Ю. Эстетика власти в поисках терминологического аппарата / А. Ю. Дорский // Вестник Ленинградского Государственного университета имени A.C. Пушкина. Серия Философия. — 2012. - № 1. Т. 2. -С. 182-191.(0,6 п.л.).

14. Дорский, А. Ю. Пространство власти: верх и центр / А. Ю. Дорский // Вестник Орловского государственного университета. Серия: Новые гуманитарные исследования. - 2012. -№ 7 (27). - С. 259-264. (0,4 п.л.).

Учебные пособия

15. Дорский, А. Ю. Правовое обеспечение связей с общественностью: Учебное пособие / А. Ю. Дорский. - СПб. : Изд-во РГПУ им. А.И. Герцена, 2003.- 198 с. (12,4 п.л.).

16. Дорский, А. Ю., Тульсанова, О. Л. Этическое и правовое регулирование связей с общественностью и рекламы: Учебное пособие для студентов специальностей «Связи с общественностью» и «Реклама». Часть 1 / А. Ю. Дорский, О. Л. Тульсанова. - СПб.: Роза мира, 2006. - 143 с. (4 п.л. / 9 п.л.).

17. Дорский, А. Ю., Тульсанова, О. Л. Этическое и правовое регулирование связей с общественностью и рекламы: Учебное пособие. Часть 2/ А. Ю. Дорский, О. Л. Тульсанова. - СПб.: б.и., 2008. - 213 с. (5,25 п.л. / 13,3 п.л.).

18. Дорский, А. Ю. Этика и право публичных коммуникаций: регулирование брэндинга: Научно-методические материалы / А. Ю. Дорский. -СПб.: ООО «Книжный Дом», 2008. - 194 с. (12,1 пл.).

19. Дорский, А. Ю., Тульсанова, О. Л. Этическое и правовое регулирование деятельности средств массовой информации: Учебное пособие / А. Ю. Дорский. - СПб. : б.и., 2011. - 162 с. (3,6 п.л. /10,1 п.л.).

Другие публикации

20. Дорский, А.Ю. Диалог и цивилизация / А. Ю. Дорский // Философия и цивилизация: Материалы Всероссийской конференции 30-31 окт. 1997 г. -СПб.: СПбГУ, 1997. - С. 267-269. (0,2 п.л.).

21. Дорский, А. Ю. Зачем открытому обществу ребёнок? / А. Ю. Дорский // Детство и «открытое общество»: Философские и культурологические аспекты. VI Международная конференция «Ребёнок в современном мире. Открытое общество и детство». Санкт-Петербург. 21-23 апреля 1999 г. СПб.: Изд-во СПбГТУ, 1999. - С. 42-43. (0,1 п.л.).

22. Дорский, А. Ю. Ребёнок и творчество: к проблеме постановки / А. Ю. Дорский // Философия детства и творчество: Тезисы докладов и сообщений VII международной конференции «Ребёнок в современном мире. Детство и творчество» 19-21 апреля 2000. СПб.: Изд-во СПбГТУ, 2000. С. 264-267. (0,2 п.л.).

23. Дорский, А. Ю. Между властью и экономикой: кое-что о «PR» в Российской империи / А. Ю. Дорский // Герценовские чтения. 2000. Актуальные проблемы политологии и социологии. — СПб. : Изд-во РГПУ, 2000.-С. 12-17.(0,3 п.л.).

24. Дорский, А. Ю. Эстетика «трагического». Программа спецкурса / А. Ю. Дорский // Программы учебных курсов по эстетике и этике. — СПб. : Изд-во РГПУ, 2000. - С. 223-229. (0,4 п.л.).

25. Дорский, А. Ю. Правовой режим информационной сферы / А. Ю. Дорский // V Царскосельские чтения. Научно-теоретическая межвузовская конференция с международным участием. 24-25 апреля 2001 г. — Том VI. -СПб.: Изд-во ЛГУ им. A.C. Пушкина, 2001. - С. 85-88. (0,25 п.л.).

26. Дорский, А. Ю. Эстетика богочеловеческого диалога в творческом наследии Вяч. Иванова / А. Ю. Дорский // Диалог в образовании. Сборник материалов конференции. - СПб. : Изд-во СПб философского общества, 2002.-С. 51-68. (1 п.л.).

27. Дорский, А. Ю. Детство в культуре продаж / А. Ю. Дорский // Детство в контексте культуры и образования: Материалы X Международной конференции «Ребёнок в современном мире. Культура и детство». - СПб.: Изд-во СПбГТУ, 2003. - С. 127-129. (0,2 п.л.).

28. Дорский, А. Ю. Современная гуманитарная картина мира / А. П. Валицкая и др. // Нравственно-эстетические основания гуманитарного образования: Комплекс учебных программ. - СПб. : Астерион, 2003. - С. 7-18. (0,7 п.л.) (в соавторстве, авторская доля - 63 с. (0,2 п.л.)).

29. Дорский, А. Ю. Трагическое в эстетике Серебряного века / А. Ю. Дорский // Нравственно-эстетические основания гуманитарного образования: Комплекс учебных программ. - СПб.: Астерион, 2003. - С. 85-90. (0,4 п.л.).

30. Дорский, А. Ю. Эстетика политической власти / А. Ю. Дорский // Нравственно-эстетические основания гуманитарного образования: Комплекс учебных программ. - СПб.: Астерион, 2003. - С. 103-109. (0,4 п.л.).

31. Дорский, А. Ю. Критика профессиональной этики / А. Ю. Дорский // Профессиональная этика в PR и рекламе: Материалы Второй всероссийской научно-практической конференции, СПб., 28-29 июня 2002 г. - СПб. : Изд-во РГПУ им. А.И. Герцена, 2003. - С. 53-55. (0,2 п.л.).

32. Дорский, А. Ю. Человек в системе общественных коммуникаций: Программа учебного курса / А. Ю. Дорский // Теория и практика общественных коммуникаций: Учебно-методическое пособие по специальностям «Связи с общественностью» и «Реклама» / сост. В. А. Рабош, А. В. Чечулин, А. Ю. Дорский. - СПб.: Астерион, 2006. - С. 24-28. (0,3 п.л.).

33. Дорский, А. Ю. Правовое регулирование в связях с общественностью: Программа учебного курса / А. Ю. Дорский // Теория и практика общественных коммуникаций: Учебно-методическое пособие по специальностям «Связи с общественностью» и «Реклама» / сост. В. А. Рабош, А. В. Чечулин, А. Ю. Дорский. - СПб. : Астерион, 2006. - С. 118-126. (0,6 п.л.).

34. Дорский, А. Ю. Преподавание курса «Право и этика в связях с общественностью» / А. Ю. Дорский // Петербургская школа PR: от теориии к практике. Вып. 5: Сб. статей / отв. ред. А.Д. Кривоносое. - СПб.: Роза мира, 2007.-С. 28-35.(0,5 п.л.).

35. Дорский, А. Ю. Правовое регулирование общественных коммуникаций // Технологии общественной коммуникации: Учебно-методический комплекс. - СПб.: РГПУ им. А.И. Герцена, 2007. - С. 153-204. (3 пл.).

36. Дорский, А.Ю. Имидж государства и интеллектуальная собственность / А. Ю. Дорский // Имидж государства / региона в современном информационном пространстве: материалы симпозиума 23-24 марта 2009 г. -СПб.: Роза мира, 2010. - С. 49-52. (0,2 п.л.).

37. Дорский, А.Ю. Лицо и имя в рекламе / А. Ю. Дорский // Философия человека: современные коммуникативные практики и образование: Сборник научных трудов. - СПб.: РХГА, 2010. - С. 148-154. (0,4 п.л.).

38. Дорский, А. Ю. Понятие коммуникационного агентства как проблема теории коммуникации // Корпоративные массмедиа (генезис, функционирование, трансформации). - СПб. : б. и., 2010. - С. 19-30. (0,7 пл.).

ООО «ПЕРЕПЛЕТ» г. Санкт-Петербург, ул. Некрасова дом 41, тел/факс: 579-54-53, 191014

Печать цифровая. Бумага офсетная. Гарнитура «Тайме». Формат обрезной 145x205. Усл.изд.л.-1,55. Усл.печ.л.-1,50 Тираж 110 экз. Заказ 11-13.

Текст диссертации на тему "Эстетика власти"

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Российский государственный педагогический университет им. А. И. Герцена»

На правах рукописи

05201350917

Дорский Андрей Юрьевич

ЭСТЕТИКА ВЛАСТИ

Диссертация на соискание ученой степени доктора философских наук

Специальность: 09.00.04 - эстетика

Научный консультант: доктор философских наук, профессор А.П. Валицкая

Санкт-Петербург 2012

ОГЛАВЛЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ.................................................................................................................3

ГЛАВА 1. ЭСТЕТИЧЕСКОЕ ПОНИМАНИЕ ВЛАСТИ........................................30

§ 1. Власть и другие виды руководства: эстетические демаркации...................30

§ 2. Власть как эстетическая ценность.................................................................63

§ 3. Эстетическая легитимация власти: от божественности к народности........81

ГЛАВА 2. КАТЕГОРИАЛЬНЫЙ АППАРАТ ЭСТЕТИКИ ВЛАСТИ................108

§ 1. Онтологические категории эстетики власти...............................................108

§ 2. Аксиологические категории эстетики власти.............................................132

§ 3. Специальные категории эстетики власти....................................................155

ГЛАВА 3. ВЛАСТЬ В АКСИОСФЕРЕ НОВОГО ВРЕМЕНИ: ЭСТЕТИЧЕСКИЕ ПРИОРИТЕТЫ.......................................................................................................177

§ 1. Открытие ценности коммуникации.............................................................177

§ 2. Понятие и субъекты публичных коммуникаций........................................203

§ 3. Ценности публичных коммуникаций..........................................................222

§ 4. Деэстетизация руководства в пространстве публичных коммуникаций .. 255

ЗАКЛЮЧЕНИЕ......................................................................................................280

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ................287

ВВЕДЕНИЕ

Актуальность темы исследования.

Тема власти, которой посвящено настоящее исследование, вызывает в современной России повышенное внимание: нескончаемая череда политических преобразований, очевидно взаимосвязанная с иными социальными и экономическими процессами, вызывает интерес, требует понимания, объяснения, прогнозирования. К проблемам власти обращаются специалисты разных областей - политологи, юристы, экономисты, социологи, культурологи, философы. Информационный ресурс, собравший публикации ведущих научных журналов России, за последние 7 лет выдает 1873 статьи, для которых «власть» является ключевым словом, и еще около 5000 статей, где власть фигурирует среди ключевых слов в разных словосочетаниях1. За тот же период в каталоге Российской национальной библиотеки представлено 1427 книг и авторефератов диссертаций, в названии которых использовано слово «власть»2. По данным ВАК РФ с 2006 года в России защищено 10 докторских диссертаций, посвященных философии власти . (Любопытно, что интерес франкоговорящих авторов находится примерно на том же уровне - каталог Французской национальной библиотеки содержит наименования двенадцати тысяч книг, выпущенных с 2006 по 2012 год и содержащих в заглавии слово «pouvoir»4. А вот англоязычная публика словом power увлечена куда меньше: при

Научная электронная библиотека elibrary. URL: http://elibrary.rn/keywords.asp (дата обращения: 26.08.2012).

База данных: Электронный каталог РНБ. URL: http://opac.nlr.ru/cgi-bin/opacg/opac.exe (дата обращения: 26.08.2012).

3 Высшая аттестационная комиссия (ВАК) Министерства образования и науки Российской Федерации. Объявления о защите докторских диссертаций. URL: http://vak.ed.gov.nj/ru/dissertation/?THESIS52=%E2%EB%E0%Fl%F2&TITLE52=&SPECIALTY _CODE52=&BRANCH_SCIENCE52=19&CODE_DISSERTATION_COUNCIL52=&NAME_OR GANIZATION52=&DATE_PUBLICATION_afrom52=15.08.2006&DATE_PUBLICATION_ato5 2=27.04.2012&ESTIMATED_DATE_DISSERTATION_afrom52=18.09.2006&ESTIMATED_DA TE_DISSERTATION_ato52=22.06.2012&form52=l (дата обращения: 15.09.2012).

4 BnF: Catalogue general. URL://catalogue.bnf.fr/servlet/ListeNotices?host=catalogue (дата обращения: 10.09.2012).

ограничении поиска социальными науками каталог Британской библиотеки выдает за этот период чуть больше 300 наименований1.)

Разумеется, такой интерес не может быть случайным. Он обусловлен как непреходящей важностью темы власти для человека, так и конкретными современными обстоятельствами. Ситуация власти в наши дни явно отмечена знаком перемен. Во многих государствах появляются совершенно новые - или, во всяком случае, претендующие на совершенную новизну - явления, вроде открытых и электронных правительств. При этом широкое использование интернет-технологий является, конечно, не первопричиной изменений, а лишь одним из их механизмов. Так, например, систематическое проведение оценки регулирующего воздействия нормативных актов, принимаемых государством, возникло до повсеместного внедрения Интернета - в середине 70-х годов прошлого века. Похоже, что речь идет не просто об использовании новых способов достижения традиционных целей, а о сущностных переменах. Меняются и функции правительств, и архитектоника политических систем. В

'у

разных контекстах популярен разговор о «метаморфозах власти» в начале XXI столетия. В чем бы ни заключались эти метаморфозы - а по Тоффлеру они сводятся к превращению информации в основной властный ресурс, «кто владеет информацией, тот владеет миром», - существенно, что они вообще происходят, обусловливая повышение интереса к власти. Как отмечает в своем докторском исследовании C.B. Соловьева, «Мир стал другим, власть вошла в стадию

1 Explore the British Library. URL:

http://explore.bl.uUprimo_library/libweb/action/search.do?srt=date&dscnt=0&fctN=facet_creationd ate&fctN=facet_creationdate&fctN=facet_topic&vl(10130439UI0)=title&scp.scps=scope%3A(BLC ONTENT)&fctV=[2009%20TO%20null]&fctV=[2001%20TO%20null]&fctV=Power%20(Social% 20sciences)&tab=local_tab&dstmp=1357977986798&srt=lso01&mode=Advanced&vl(lUIStartWit h 1 )=contains&indx= 1 & tb=t&vl(41497491 UI2)=any&vl(freeTextO)=power&vid=BLVU 1 &fn=searc h&vl(freeText2)=&ublrpp=l 0&frbg=&vl(l 013043 8UI1 )=any&ct=facet&vl( 1 UlStart With2)=contain s&dum=true&vl( 1 UIStartWith0)=contains&vl(46690061UI3 )=books&Submit=Search&vl(freeText 1 )= (дата обращения: 20.09.2012).

2 Тоффлер Э. Метаморфозы власти: Пер. с англ. - М.: ООО «Изд-во ACT», 2001. - 669, [3] с. (Philosophy).

перехода, но перехода к чему? Пока путь неочевиден, и мы ищем его на ощупь»1.

С другой стороны, в новых условиях по-новому высвечиваются старые вопросы. Так, в эпоху так называемой «публичной политики» не раз обозначался парадокс: хотя политические лидеры - фигуры выборные, их влияние практически не связано с их личными заслугами. Один из самых ярких примеров - У. Черчилль, проигравший выборы после победы в войне. Рейтинг 43-его Президента США Дж.У. Буша упал до самой низкой отметки, когда стихия разрушила Новый Орлеан, и поднялся до самой высокой, когда террористы уничтожили башни-«близнецы» в Нью-Йорке. Очевидно, что ни то, ни другое событие никак не было связано с профессионализмом Буша-младшего. Победы на современных выборах не могут обеспечиваться и достоинствами предвыборных платформ, с которыми избиратель, как правило, не знаком, а даже если и знаком, то различия программ не слишком заметны. При этом экономисты и социологи выводят свои кривые, убеждая, что от избираемого лица зависит не больше, чем от любого другого.

Однако парадоксом такая ситуация выглядит лишь применительно к современной эпохе: ведь в наследственных монархиях право на власть заведомо не связывается с личными качествами властителя. Скорее наоборот: и раньше ожидалось, и теперь мы ждем, что властитель будет обладать некоторыми индивидуальными качествами именно в силу того, что он облечен властью. Например, после коронации сможет одним прикосновением излечивать больных. Или после инаугурации одним проявлением доброй воли, оцениваемым Нобелевской премией мира, останавливать войны. Таким образом, мы можем говорить о постоянной природе власти независимо от способов ее институ ционал изации.

Тем не менее разные способы осмысления и разные результаты осмысления власти свидетельствуют и о происходящих в предмете переменах. В

1 Соловьева C.B. Феномены власти в бытии человека: автореф. дис. ... докт. филос. наук: 09.00.11.-Самара, 2010. -С. 3.

текстах «осевого времени» осуществление власти в социуме понимается прежде всего эстетически. В дальнейшем на протяжении столетий вплоть до конца XIX века эстетические мотивы в философии власти ослабевают, с тем, чтобы потом зазвучать с новой - многократно умноженной - силой. Внимание мыслителей к эстетике власти привлек, пожалуй, Ницше, но некоторые политики к тому времени уже едва ли не отождествляли свое занятие с искусством.

Так, Наполеон, давая наставления актеру Тальма, писал: «Вокруг меня обманутое честолюбие, пылкое соперничество, вокруг меня катастрофы, скорбь, скрытая в глубине сердца, горе, прорывающееся наружу. Конечно, все это трагедия, мой дворец полон трагедий, и я сам, конечно, наиболее трагическое лицо нашего времени. Что же, разве мы поднимаем руки кверху?»1. Как эта реплика далека от Нерона, сожалевшего о погибающем актере, и не желавшего признать, что такова роль императора. Далека она и от шекспировского Гамлета, хотя и советовавшего актерам подражать естественному поведению, но твердо различавшего короля на сцене и короля в зале. Наполеон видит себя актером на мировой сцене без всяких метафор, в самом прямом смысле. Эстетизация политики приведет в XX веке к появлению принципиально новых явлений. Я. Плампер пишет: «Муссолини был романтическим богоподобным "художником-творцом", переместившимся из сферы искусства на политическую арену. <...> Дуче как выразитель мужского начала на манер скульптора лепил из бесчувственных, загипнотизированных, женственных масс произведение искусства, этим актом насильственного творения, всегда сохранявшего сходство с насилием на полях сражений, превращая массы в современную, гармоничную, эстетически прекрасную нацию-тело» . Однако, даже если тоталитаризм и стал уже достоянием истории, эстетизация политики не ушла из современных общественных практик. Политические лидеры по обе стороны океана продолжают превращать городские площади в подмостки своих бенефисов,

1 Цит. по: Тарле Е.В. Наполеон. - М.: Наука, 1991. - С. 126.

2 Плампер Я. Алхимия власти. Культ Сталина в изобразительном искусстве / авториз. пер. с англ. Н. Эдельмана. - М.: Новое литературное обозрение, 2010. - С. 35.

видеть в правильном изгибе усов или их отсутствии залог победы на выборах, а в способе завязывать галстук - политическую программу.

Новая реальность политической эстетики потребовала новых методик и новых понятий для своего описания. Впрочем, в большинстве случаев исследователи предпочитают использовать знакомые слова, наполняя их оригинальным содержанием: таковы «олицетворение»1, «сценарии»2, «ритуалы»3, «стиль»4, «центры и иерархии»5, символы и т.д. Новизной - и то относительной: для русского языка - обладает, пожалуй, лишь слово «имидж», вводимое специально для описания особого явления.

С 80-х гг. прошлого века эстетическая и искусствоведческая терминология постоянно используетя в исторических и культурологических исследованиях власти6, хотя отдельные подобные работы встречались и значительно раньше7. Ю.Л. Бессмертный, констатируя резкое повышение интереса к политической истории после полувекового погружения в «массовость» и «обыденность», вводит понятие «социокультурный способ властвования». «Это понятие могло бы, на мой взгляд, включать: специфику используемых в данном социуме политических дискурсов; своеобразие представлений о власти и ее функциях; представления о допустимых (и недопустимых) видах властвования; имидж власти...; характерные черты символического оформления власти, принятые

1 Ильин И.А. О монархии и республике // Ильин И.А. Собрание сочинений: В 10 т. Т. 4 / Сост. и коммент. Ю.Т. Лисицы. - М.: Русская книга, 1994. - С. 415-544.

2 Уортман P.C. Сценарии власти: Мифы и церемонии русской монархии / авториз. пер. C.B. Житомирской. -М.: О.Г.И., 2002. - Т. 1.-606, [1] с.

3 Вульф К. К генезису социального. Мимезис, перформативность, ритуал / пер. с нем. Г. Хайдаровой. - СПб.: Интерсоцис, 2009. - 164 с.

4 Зарубин В.Г. Стиль - мера эстетического в политике // Герценовские чтения. 2000. Актуальные проблемы политологии и социологии. - СПб.: Изд-во РГПУ им. А.И. Герцена, 2000.-С. 21-24.

5 Каспэ С.И. Центры и иерархии: пространственные метафоры власти и западная политическая форма. - М.: Московская школа политических исследований, 2007. - 320 с.

6 Apostolidès J.-M. Le roi-machine: Spectacle et politique au temps de Louis XIV. - P.: Edition de Minuit, 1981. - 161 p.; Rites of Power: Symbolism, Ritual and Politics since the Middle Ages / Sean Wilentz, editor. - Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 1985. - 344 p.; Kollmann N.S. Ritual and Social Drama at the Muscovite Court // Slavic Review. - 1986. - Vol. 45, № 3. - P. 486502.

7 Напр.: Besançon A. Le tsarévitch immolé; la symbolique de la loi dans la culture russe. - P.: Pion, 1967. - 283 p. (Recherches en sciences humaines).

формы ее самопредъявления...»1. Несмотря на то, что Ю.Л. Бессмертный, как и положено по роду его занятий, акцентирует различия - «специфика», «своеобразие», различия эти выделяются им прежде всего в эстетической сфере - «вид», «имидж», «символ» и т.д. Следует отметить значение трудов историков для настоящего исследования.

В сходном направлении развиваются и юридические исследования власти. Для объяснения функционирования государства Л.С. Мамут применяет понятие «образ»: «Есть основания утверждать, что через эмоции образ государства становится алгоритмом политического поведения»2. Символические структуры права становятся предметом специальных исследований H.H. Вопленко3, И.Н. Фалалеевой4 и др. Эстетические понятия и методология проникают в работы политологов5 и социологов политической сферы6.

Но дело не только в том, что «власть "без облика" не функционирует и

п

даже попросту не существует» . И даже не только в том, что «свою социальность - статус в сообществе, принадлежность к нации, народу, этносу, клану, религиозной, профессиональной или маргинальной группе - люди всегда оформляют эстетически, заявляют о ней в форме знаков, символов, ритуалов»8. Диссертант считает, что политическая власть эстетична по своей природе, а не только в связи с тем, что ее реализация «здесь и сейчас» предполагает какую-то

1 Бессмертный Ю.Л. Некоторые соображения об изучении феномена власти и о концепциях постмодернизма и микроистории // Одиссей. Человек в истории. 1995. - М.: Наука, 1995. - С. 15.

2 Мамут Л.С. Образ государства как алгоритм политического поведения // Общественные науки и современность. - 1998. - № 6. - С. 89.

3 Вопленко H.H. Правовая символика // Правоведение. - 1995. - № 4-5. - С. 71-73.

4 Фалалеева И.Н. Политико-правовая система Древней Руси IX-XI вв. - Волгоград: Изд-во ВГУ, 2003. - 164 с.

5 Поцелуев С. П. Символическая политика: констелляция понятий для подхода к проблеме // Полис. - 1999. - № 5. - С. 62-75; Иишенев Е.В. Опыт изучения концепта «символической политики»: основные традиции и перспективы // Социум и власть. - 2011. № 2 (июнь). - С. 3741 и др.

6 Зарубин В. Г. Указ. соч.; Bourdieu P. Language and Symbolic Power. - [Cambridge]: Polity Press, 1991.-293, IX p. и др.

7 Бойцов M.A. Скромное обаяние власти (К облику германских государей XIV-XV вв.) // Одиссей. Человек в истории. 1995. - М.: Наука, 1995. - С. 37.

8 Валицкая А.П. Нравственно-эстетические универсалии культуры и гуманитарные технологии // Вестник Герценовского университета. - 2008. - № 3. - С. 46.

форму, то есть конкретный ритуал, сценарий и стиль. Власть, во всяком случае, политическая, сама по себе и есть облик, облик того общества, которым она руководит. Причины актуализации эстетического дискурса при рассмотрении проблем власти в XX веке будут специально рассмотрены в тексте диссертации.

Степень научной разработанности проблемы

Власть с глубокой древности приковывала к себе внимание. Внимание честолюбцев, к ней рвущихся, внимание сирых, ею обездоленных, внимание тех, кто в ее поругании видел возможность самоутверждения, внимание ищущих справедливости. Внимание мыслителей. Вряд ли возможно определить, кто и когда впервые сделал власть объектом своей рефлексии. Если вслед за Диогеном Лаэртским признать Фалеса первым философом, то уже у самых истоков философии мы обнаружим слова о власти: «Сильнее всего неизбежность, ибо она властвует всем»1, хотя в отношении политической власти Фал ее был скорее практиком, чем теоретиком. Еще Аристотель полагал, что именно власть является всеобщим законом бытия, а после Ницше для европейского философа обойтись без упоминания власти стало почти невозможно. Современный исследователь С.Э. Федорин полагает, что вся история философии была восхождением к осознанию политического как своего основного предмета2. Мы только что констатировали интерес к эстетике власти среди «прикладных» наук.

Но несмотря на эти обстоятельства в философской разработке власти можно отметить очевидный пробел. Причем, это характерно как для отечественных, так и для зарубежных работ. A.A. Никифоров в результате специального анализа проблемы даже утверждает, что «западные теории в подавляющем большинстве своем не решают задачи исследования власти с позиций философии» . Конечно, только во второй половине XX века можно

1 Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов / пер. M.J1. Гаспарова. - 2-е изд. - М.: Мысль, 1986. - С. 65.

2 Федорин С.Э. К проблеме человека и власти в философии и культуре XX века // Известия Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена. - 2005. - Т. 5. № 10.-С. 350-358.

3 Никифоров A.A. Социально-философский анализ формирования образа политической власти: современные интерпретации