автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.02
диссертация на тему: Этноментальные основы литературы черкесского зарубежья

Полный текст автореферата диссертации по теме "Этноментальные основы литературы черкесского зарубежья"

На правах рукописи

003472433

АБДОКОВА МАРИНА БОРИСОВНА

ЭТНОМЕНТАЛЬНЫЕ ОСНОВЫ ЛИТЕРАТУРЫ ЧЕРКЕССКОГО ЗАРУБЕЖЬЯ

10.01.02 - Литература народов Российской Федерации (кабардино-балкарская и карачаево-черкесская литература)

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Нальчик 2009

\ <

003472433

Работа выполнена в Карачаево-Черкесском Институте гуманитарных исследований.

Научный консультант: доктор филологических наук, профессор

Бекизова Лейла Абубекировна

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Защита состоится 2 июля 2009 года в 10.00 часов на заседании Диссертационного совета ДМ 212. 076. 04 в Кабардино-Балкарском государственном университете им. X. М. Бербекова (360004, г. Нальчик, ул. Чернышевского, 173).

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Кабардино-Балкарского государственного университета им. X. М. Бербекова (360004, г. Нальчик, ул. Чернышевского, 173).

Автореферат разослан « / » июня 2009 г.

Бигуаа Вячеслав Акакиевич

доктор филологических наук, профессор Гутов Адам Мухамедович

доктор филологических наук, профессор Хачемизова Мира Нуховна

Ведущая организация Северо-Осетинский институт

гуманитарных и социальных исследований им. Абаева ВНЦ РАН и Правительства РСО-Алания

Ученый секретарь Диссертационного совета

А. Р. Борова

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Научное освоение литературных памятников адыгского зарубежья в течение двух последних десятилетий стало неотъемлемой частью роста национального самосознания народа, волею истории разделенного и разбросанного по всему миру. Проблемы духовно-нравственного возрождения адыгского этноса на исторической родине невозможно разрешить в отрыве от постижения философско-исторической, художественно-эстетической многомерности культурной жизни адыгов зарубежья. Научный анализ процессов формирования, развития и современного состояния зарубежной адыгской художественной словесности не опережает процессы творческого и этического освоения рядовыми читателями и исследователями ее лучших достижений, а сопутствуют их развитию. Литературный багаж черкесского зарубежья - важный компонент духовной истории всего этноса.

Актуальность исследования - определяется необходимостью воссоздания целостной картины зарождения и развития литературы диаспоры как неотъемлемой части общеадыгской литературы. Понять пути развития единого культурно-этнического бытия народа невозможно без точного определения историко-культурной генеалогии и этномен-талъных основ богатейшей литературы диаспоры. Возвращение на историческую родину многих забытых и даже неизвестных ранее имен, произведений, относящихся к литературе черкесского зарубежья, значительно изменяют наши представления о путях развития адыгской литературы, делают их более объемными. Возникает возможность сопоставления, соединения в наших суждениях опыта литературно-художественного развития культуры разделенного этноса.

Несмотря на то, что в последние десятилетия адыгское литературоведение значительно продвинулось в изучении художественно-эстетического своеобразия произведений адыгских писателей, многие проблемы до сих пор остаются малоисследованными. Это вполне объяснимо, если учесть, что процесс возвращения на историческую родину имен авторов, художественных текстов, документально-исторических материалов литературы черкесского зарубежья сложен и сопряжен с целым рядом проблем, которые еще недавно казались неразрешимыми.

Историческая обусловленность разделения литературы адыгского этноса по территориальному принципу сегодня не подвергается сомнению. Духовное общение между адыгами-эмигрантами и «материковы-

ми» адыгами было затруднено вопреки чаяниям и нуждам большей части всего разделенного народа. Исторически обусловленное «размежевание» адыгских литератур - это не причина, а следствие разъединенности самого этноса. За последние годы преодолены многие идеологические барьеры в осмыслении жизни адыгского этноса и его литератур. Кроме личностных контактов гуманитариев зарубежья и общности исторической родины, фактором духовного сближения во многом является и литературно-художественный опыт нескольких поколений писателей и поэтов (этнических адыгов), проживающих как на родине, так и за рубежом.

Исследование локализованных потоков адыгских литератур в ракурсе эстетической, исторической, духовно-нравственной эволюции представляет несомненный научный интерес. Из всей многомерности постижения проблем, связанных с возникновением и развитием литературы адыгской зарубежной диаспоры, мы выделяем фактор корневых истоков этой литературы. По нашему убеждению, различные потоки адыгской художественной словесности, даже при антиномическом соотношении в отдельных своих проявлениях, близки этнически и ментально.

Анализируя разнящиеся по содержанию, художественным свойствам, стилю произведения литераторов черкесского зарубежья, осмысливая процессы ассимиляции адыгов в культуру стран проживания, сопоставляя художественный опыт писателей зарубежья и исторической родины, мы стремимся осмыслить духовные, национальные корни литературного творчества зарубежных черкесских писателей.

В связи с этим возникает необходимость исследования проблем этнической идентификации писателей-эмигрантов и особенностей проявления ментальности в их творчестве. Решения не могут быть даны вне анализа конкретного художественного метода того или иного художника, без учета факторов этнической и ментальной самоидентификации писателей, творящих в иноязычной среде, без исследования позитивных и негативных влияний окружающей культурной среды на их самосознание. В анализе отдельных ярких художественных явлений, в сопоставлении весьма различных по образному строю и стилевым параметрам произведений возможно обрести и некое типологически универсальное представление об основополагающих эстетических, нравственно-философских принципах литературы черкесского зарубежья. 4

Этноментальный генезис зарубежной черкесской литературы осмысливается в работе с учетом того, что язык и литературное творчество являются отражением сущностной потребности этноса определить своё место в сложном многообразии окружающего мира.

Объектом исследования в реферируемой диссертации является художественная проза и поэзия писателей черкесской зарубежной диаспоры. География и хронос адыгского литературного рассеяния не ограничиваются рамками отдельной страны или отдельного исторического отрезка времени. Анализируются художественные тексты авторов, этнических адыгов разных исторических эпох, творчество которых реализовано в Турции, Сирии, Иордании, Египте, странах Европы и Америки. Наряду с этим исследуется феноменология этноментальных связей «материковой» адыгской литературы и литературы черкесского зарубежья. Вскрываются не только очевидные параллели в ментальном сложении адыгских литератур, но и антиномии, не разрушающие единства общеадыгской литературной культуры, а отражающие ее сложное становление и бытие.

Цель исследования заключается в системном изучении, анализе и описании этноментальных основ литературы черкесского зарубежья и историко-культурного генезиса профессиональной литературной культуры адыгов зарубежья. В соответствии с поставленной целью в работе намечено решение следующих конкретных задач:

- раскрытие механизмов духовно-эстетического постижения черкесской трагедии зарубежными адыгскими литераторами разных исторических эпох;

- осмысление материала, который позволяет воспринимать не только формальную структуру и эстетическое своеобразие художественных текстов, но и духовный язык предков как высший символ исторической памяти народа и своеобразный залог этноментального здоровья литературы и общества в целом;

- выявление характерных (специфически адыгских) черт, свойственных мышлению писателей зарубежной черкесской диаспоры разных поколений;

- сопоставление опыта художественного освоения мифоэпических традиций зарубежными и «материковыми» черкесскими литераторами;

- исследование процессов культурной ассимиляции адыгов зарубежья в ракурсе художественного творчества литераторов различных эпох и творческих направлений.

Степень разработанности темы. Проблемы истории и практики зарубежной адыгской литературной диаспоры в последнее время стали предметом изучения многих исследователей, в частности - это фундаментальный труд X. Т. Тимижева «Историческая поэтика и стилевые особенности литературы адыгского зарубежья» (Нальчик, 2006), а также монографии, аналитические этюды, очерки, статьи Л. А. Беки-зовой, X. И. Бакова, А. М. Гутова, Ю. М. Тхагазитова, М. М. Хафицэ и др. При этом вопросы этноментальных основ черкесской зарубежной литературы прежде не рассматривались как объект научного осмысления, литературоведческого анализа.

Филологическое исследование литературы адыгской диаспоры стало возможным благодаря тому, что в последние два десятилетия на исторической родине публикуются произведения многих писателей адыгского зарубежья. Этому способствовали усилия «материковых» писателей, журналистов, ученых, а также представителей гуманитарной элиты современной зарубежной диаспоры. Систематизация и научный анализ объемного исторического и литературно-художественного материала требуют нового подхода к освоению обретенных богатств зарубежной черкесской художественной словесности. Му-хаджирский и «материковый» потоки адыгских литератур осмысливаются нами как двуединство адыгского этноменталъного гуманитарного, культурно-исторического пространства.

Научная новизна исследования состоит в самой постановке проблемы. Этноментальные основы адыгской зарубежной литературы рассматриваются в широком контексте художественных, исторических, философско-этических явлений и факторов. Научному анализу предшествовал многолетний труд автора по выявлению и научному освоению большого объема поэтической и прозаической литературы черкесского зарубежья. Многие из исследуемых художественных текстов никогда прежде не были доступны «материковым» читателям и, следовательно, не подвергались научному анализу.

Раскрывая этноментальную сущность адыгской зарубежной литературы, мы рассматриваем структурно-филологические, эстетические, нравственно-этические особенности творчества наиболее ярких и самобытных литераторов диаспоры, в частности, О. Сейфеддина, Ш. Ку-бова, Я. Бага, К. Самих, Ю. Барута, Э. Гунджера, М. Инамуко, А. Чу-рея, М. Чурея, Ф. Тхазепля, Дж. Авжды, И. Хана, А. Афашижа (Турция); К. Натхо, М. Кандура, Б. Калмыка (США); И. Уджуху, Н. Кушха

(Сирия); 3. Кандур, И. Жанбека, Н. Хунагу (Иордания); К. Шурдума (Германия), М. Меретуко (Голландия) и других зарубежных и «материковых» адыгских писателей.

Методологической основой исследования являются труды таких ученых прошлого и современности, как М. М. Бахтина, В. Г. Белинского, А. Н. Веселовского, Г. Д. Гачева, В. М. Жирмунского, И. Ю. Крачков-ского, В. В. Кожинова, А. Б. Куделина, Е. М. Мелетинского, Н. С. Надъяр-ных, А. А. Потебни, В. Я. Проппа, Н.С. Трубецкого, Б. Н. Эйхенбаума и др.

Концепция диссертации включает в себя анализ и разработку проблем, затрагиваемых ведущими лингвистами, литературоведами, исследователями северокавказской литературы: А. Ч. Абазовым, А. И. Абдо-ковым, А. И. Алиевой, X. И. Баковым, Л. А. Бекизовой, В. А. Бигуаа, А. М. Тутовым, Г. Г. Гамзатовым, X. X. Кауфовым, М. Ш. Кунижевым, М. И. Мижаевым, А. М. Муртазалиевым, 3. М. Налоевым, Р. С. Сакие-вой, X. И. Теуновым, К. К. Султановым, А. А. Схаляхо, Ю. М. Тхагази-товым, А. X. Хакуашевым, М. М. Хафицэ, М. М. Хацуковой, М. Н. Ха-чемизовой, Т. А. Чурей, К. Г. Шаззо, А. Т. Шортановым и др.

При рассмотрении историко-этнографических аспектов исследуемых проблем мы обращались к разработкам отечественных и зарубежных историков, этнографов, документалистов, в частности, А. Абрамова, И. Айдемира, А. Бенкендорфа, Н. Берзега, И. Бларамберга, Г. Дзагурова, Н. Дубровина, В. Потто, Н. Смирнова, А. Фонвиля, С. Эсадзе и др.

В качестве анализируемых прозаических и поэтических первоисточников использовались проверенные аутентичные отечественные и зарубежные издания.

Теоретическая значимость работы заключается в расширении границ той области адыгской филологии, которая тесно связана с осмыслением широкого спектра проблем черкесской художественной культуры, историософии, морали, этики, этнографии. В научный оборот вводится большой объем ранее неизвестных художественных текстов и исторических фактов, сведений и материалов, которые могут стать аналитическим подспорьем в дальнейшем изучении национального своеобразия и феномена ментальной идентичности адыгских литератур.

Научно-практическая значимость работы состоит в том, что ее результаты могут быть использованы при составлении целостной картины общеадыгской литературной жизни в контексте российской и

мировой культуры. На основе реферируемой диссертации может быть создан учебно-лекционный курс, посвященный изучению ментальных истоков литературы адыгского зарубежья.

Анализируемые в работе тексты поэтических и прозаических произведений, прежде не издававшиеся на исторической родине, позволяют другим исследователям продолжить изучение зарубежной черкесской литературы.

Основные положения, выносимые на защиту диссертации:

• исторические предпосылки возникновения этнокультурной диаспоры черкесов зарубежья. Обоснование этноментальной проблемы изгнанничества как первоосновы литературного творчества адыгов зарубежья;

• формы культурной адаптации адыгов в странах рассеяния. Создание литературных произведений на языках стран проживания;

• образно-тематический диапазон творчества писателей черкесского зарубежья. Ментальность и традиционный адыгский этикет как фи-лософско-этическая основа зарубежного литературного пространства черкесов;

• мифоэпические традиции в формировании художественного ми-ровидения литераторов черкесского зарубежья. Нартский эпос в литературной традиции адыгов зарубежья;

• сравнительное исследование этноментальных истоков творчества зарубежных и «материковых» адыгских литераторов;

• проблемы языка, поэтики и стиля в поэзии и прозе писателей черкесского зарубежья;

• исследование целостного контекста общеадыгской литературной культуры как проявления этноментального, духовно-этического единства адыгов исторической родины и зарубежья.

Апробация и внедрение результатов. Диссертационная работа обсуждена на заседании сектора фольклора и литератур народов Карачаево-Черкесии Карачаево-Черкесского Института гуманитарных исследований (март 2008 г.), на заседании научного семинара «Актуальные проблемы литератур народов Российской Федерации» (январь 2009 г.) Института филологии Кабардино-Балкарского государственного университета. По теме диссертации опубликовано 25 работ, в том числе монографии «Проблемы национальных истоков в творчестве поэтов черкесского зарубежья» (Нальчик-Краснодар, 2005), «Этномен-тальные основы литературы черкесского зарубежья» (Нальчик, 2008).

Основные положения диссертации обсуждались на международных, всероссийских, региональных и республиканских конференциях (Черкесск - 2003, 2008, Пятигорск - 2003, Майкоп - 2006, Ставрополь - 2006, Карачаевск - 2007), были опубликованы в статьях, в издании Черкесской (Адыгской) Международной Академии наук «Образование-Наука-Творчество» (2005, 2006, 2007), в вестниках Санкт-Петербургского (2007, 2008), Воронежского (2006), Челябинского (2008) государственных университетов, Костромского Государственного Университета им. Н. А. Некрасова (2006), «Известиях высших учебных заведений» (Ростов-на-Дону, 2006) и др.

Структура работы отвечает задачам реферируемого исследования и состоит из введения, четырех глав, заключения и списка использованной литературы.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается актуальность, формулируется цель, определяются основные задачи, излагаются методологические основы исследования, раскрывается теоретическая значимость и обосновывается практическая ценность работы, перечисляются основные положения, выносимые на защиту.

Первая глава диссертации «Тема Кавказской войны и изгнанничества в художественной традиции черкесских мухаджиров. Принципы осмысления» посвящена исследованию этноментальных, архетипных форм мышления писателей черкесского зарубежья. Исследуются памятники народного творчества (песни-плачи, героические песни, сказки, притчи, колыбельные), зафиксированные О. Батыраем, Дж. Нихадом, Д. Кушха, Е. Нихаем, М. Наждетом, И. Уджуху, Ф. Дугужем, Ф. Дыгу, А. М. Тутовым, В. X. Кажаровым, Н.Г. Шериевой.

Тема изгнанничества возникла как отражение сложнейших историко-культурных процессов, происходивших в жизни адыгского этноса в период Кавказской войны и после нее.

Кавказская война оставила неизгладимый след в духовной и исторической памяти адыгского этноса. Мы разделяем мнение исследователей, считающих, что до настоящего времени еще не создана концепция, соответствующая трагической истории адыгов. Это во многом обусловлено длительным идеологическим запретом на сбор и анализ исторических фактов и документов, так или иначе проливающих свет

9

на события Кавказской войны, и последовавшим за ней исхода адыгов с исторической родины. Сегодня в условиях возрастающего интереса адыгского народа к собственной национальной истории нельзя считать ее адекватно изученной без осмысления той ее части, которая отражает судьбу тысяч соплеменников, сравнительно недавно оказавшихся по ту сторону Черного моря.

Возрождение адыгского этноса, начавшееся в середине XX столетия, обусловило попытки исследователей, мастеров художественного слова не переосмыслить, а восстановить подлинную историю своего народа Мухаджирство, как нравственно-философское, историко-культурное содержание адыгского исхода, стало смысловым стержнем самоидентификации народа, значительная часть которого оказалась за пределами своих исторических земель. Именно интерес к истории му-хаджирства приоткрыл многим исследователям тайны народной истории.

Неоспорима генетическая связь литературы северокавказской диаспоры с этнокультурным контекстом национальной традиции. Тема му-хаджирства дает художнику в изгнании необъятный материал для художественно-исторического осмысления истории своего народа, способствует сохранению и преумножению его культурно-этического, духовного опыта.

Свобода, как фактор национальной совести народа, не только этический, но и ментальный фундамент мухаджирства. Свободолюбие и нежелание смириться с принуждением в любом его проявлении понимались мухаджирами как важнейший ценностный ориентир черкесского народа. Это не спонтанно возникшее чувство униженного трагическими обстоятельствами этноса.

Свобода, как ясно осознаваемая нравственная категория, издревле считалась едва ли не главным атрибутом кодекса чести горца-адыга. За родину и свободу он был готов умереть. Свободолюбие черкесов, не раз отмеченное многими отечественными и зарубежными исследователями, лучшими представителями российской литературы от Пушкина до Толстого, - фундирующий элемент этноментальной самоидентификации народа.

Вместе с возвращением на историческую родину многих имен и художественных текстов литературы черкесского зарубежья читательской аудитории и научному сообществу открываются новые свидетельства культурно-исторической жизни адыгов в изгнании. Из всего многообразия документально-исторического, художественного материала, посту-

пающего на родовую территорию, особенно ценными представляются документы, публицистические и художественные тексты, в которых отражены не только вехи трудной жизни народа вне родины, но и стремление этого народа сохранить свое этнокультурное своеобразие.

Ментальная самоидентификация адыгов зарубежья посредством сохранения языка, обычаев, традиций, адыгского уклада жизни вдали от родины запечатлена в разных по жанру, объему и назначению трудах многих литераторов, журналистов, этнографов, историков на исторической родине и за рубежом. Ценным вкладом в изучение этнокультурной жизни черкесов за рубежом являются очерки и в особенности этнографические материалы, посвященные памятникам народной устной культуры.

При анализе этих материалов становится очевидным, что этномен-тальная идентификация черкесов сопряжена с осмыслением значения в их духовном мире не только корневых традиций, родовой этики, но и специфических художественных форм, посредством которых эти традиции ретранслируются в жизнь зарубежной адыгской диаспоры. В главе анализируются произведения народно-поэтической культуры черкесских мухаджиров разной жанровой направленности: от «гьыбзэ» (плача) до колыбельной. В настоящем изложении первой главы реферируемого исследования представлен фрагмент анализа песни-плача, зафиксированного О. Батыраем.

Среди памятников этнографической и литературной культуры адыгов, опубликованных на страницах издающегося в ФРГ черкесского журнала «Молния», выделяются образцы традиционного «гьыбзэ» (плача). Один из них «Переправа ~ горе нам» (1986) несет в себе немалые исторические и художественные достоинства, а главное - в поэтической форме отражает важные ментальные и этнические особенности адыгского взгляда на историю своего народа. В публикации не указано имя этнографа, зафиксировавшего плач, но мы относим ее к творчеству Озбека (Едиджа) Батырая, активно сотрудничавшего с журналом. Исторический контекст плача - время после Кавказской войны. Весьма показательна уже первая строфа плача, определяющая и исторический, и этический смысл переживаемых сказителем чувств:

Урысым и пщышхуэхэр Кавказым кьыхуолЬ,

Л1ыгьэр зэтрахыу жаЬурэ, зауэр къыдащ1ыл!э...

Батырай Озбек. Стихи // Мир мухаджиров / Сост. X. Т. Тимижев. - Нальчик, 2004. С. 10. - На каб. яз.

России великие князья жаждут Кавказа

Под видом состязания в мужестве, войну нам навязывают...

(Подстрочный перевод. — М. А.)

В адыгском фольклоре борьба с завоевателями и колонизаторами переросла в тему непреходящего, вневременного характера. Память об исходе черкесов и явлениях, его породивших, - звено в исторической цепи событий, изменивших судьбу этноса. В этом смысле нам не представляются исторически запоздалыми художественные открытия Озбе-ка Батырая - летописца истории своего народа.

Фольклор в восприятии Батырая - книга памяти, сохранить и исследовать которую дело чести для владеющего словом адыга. Батырай едва ли не первым в современном черкесском литературном зарубежье стал художественно-исторически исследовать последствия Кавказской войны и положение своих соплеменников.

Для приводимого нами плача характерна торжественность и даже своеобразная гимничность. Эмоциональная насыщенность не приводит к торжественности и искусственности. Образный строй плача представляется пронзительно действенным и живым:

Псыик1ыж мы махуэхэр сьпу лажьэшхуэ, Лажьэу къыттехьа мыгьуэхэм ди гур кърашхык1... Переправа в эти дни огромной бедой для нас стала, Беда, обрушившаяся на нас, выедает нам сердца.

(Подстрочный перевод. - М. А.)

Поэтика «гъыбзэ» (плача) отличается особой подвижностью формы. Импровизаторы свободно пользуются словесными, образно-ассоциативными формулами смежных жанров фольклора. Выбор тем и героев обусловлен участием масс в социальных столкновениях и борьбе с внешним врагом. Центральными персонажами историко-героического эпоса становятся предводители народа, бросающие вызов поработителям. Одной из ведущих тем адыгского фольклора, как уже отмечалось, можно считать многовековую борьбу за свободу и независимость черкесов. Гипертрофия образной сферы, связанной с воплощением этой темы, могла бы казаться навязчивой, если бы не то обстоятельство, что в смысловом, художественно-эмоциональном раскрытии темы свободы заложен именно ментальный образ адыга, а свобода, как независимость духа, своеобразный этнический символ.

* Батырай Озбек. Стихи // Мир мухаджиров / Сост. X. Т. Тимижев. - Нальчик, 2004. С. 11. - На каб. яз. 12

Озбек Батырай смело использует поэтические антитезы, антонимы, извлекая из идеи образной контрастности максимальную художественную пользу. В адыгском эпосе, как правило, действия героев не отвлеченно-описательны, а имеют вполне определенную социально-историческую и нравственную мотивацию. Активность героев выражается в их конкретных действиях. Даже если объектом повествования становится некий локальный эпизод обширного сюжета, то этот фрагмент большого повествования детально и полно разработан.

Народное поэтическое сознание гиперболизирует исторические события и идеализирует героев этих событий. Речь идет, безусловно, о художественных, поэтических формах преодоления и укрупнения исторического материала. Внешне описательное никогда не главенствует над исторически достоверным и художественно осмысленным. Эпическая идеализация героев свойственна многим значительным национальным культурам. Адыгская традиция в этом смысле не является исключением. Индивидуальные и типические особенности этнических культур Кавказа в адыгском эпосе проявляются в полном взаимодействии. У Батырая содержится обширный материал для научного и эстетического осмысления нартского эпоса как общекавказского явления.

В тексте, представленном Батыраем, весьма показателен эпизод, изображающий предательство, с которым сталкиваются и отдельный человек, и любая общность людей, ведущие борьбу не на жизнь, а на смерть. Тема (концепция) невозможности оправдания предательства звучит во многих этнографических и профессионально-художественных памятниках литературы черкесского зарубежья. Кодекс чести адыгов приравнивает измену интересам своего народа, своей родины к преступлениям не только плоти, но и духа. Этнокультурный образ ады-га-воина вбирает в себя все, что связано с идеей преданности отчему крову. Личная преданность, которой славились многие черкесы, ментальное следствие преданности родной земле и ее обычаям.

Риторические, аллегорические, сложноассоциативные формы поэтического повествования Батырая ориентированы на передачу скрытых смыслов посредством косвенных описаний. Это свойство весьма характерно для этнолитературных проявлений адыгской литературной традиции. Когда нарушается паритет между идейно-идеологическим и образно-художественным началами, аллегория и иносказание выступают важнейшим фактором сложения поэтики.

Проблема аллегорического художественного мироощущения в адыгских литературах очевидна. Для нас важно выделить два важных

свойства аллегорического миропонимания, с которыми мы сталкиваемся в приводимом плаче, как и во множестве других. Во-первых, аллегорический смысл ретранслируется на художественном уровне строго, лапидарно, что, безусловно, отражает ментальные свойства художественного мышления адыгов. Во-вторых, аллегория не используется как декоративный, в смысловом отношении описательный элемент художественного сознания - она почти всегда есть стремление к раскрытию глубинного смысла повествования, к четкому и недвусмысленному обозначению той или иной моральной константы.

Мораль финала плача «Переправа» оперирует всем богатством художественного иносказания:

Морские волны ледяные нас окружают...

Здесь только рыба мертвая, и мы - в пучине...

А с берега - земля родная с надеждой ласково взирает...

(Подстрочный перевод. - М. А.)

Из большого по объему художественно-этнографического материала, с которым приходится сталкиваться современному читателю и исследователю зарубежной адыгской словесности, выделяются произведения устного народного творчества, в которых самым непосредственным образом отражены исторические события, связанные с черкесским исходом с родных земель. По вполне объяснимым причинам значительная часть таких произведений приходит к нам с «противоположного берега» Черного моря. Это не значит, что на исторической родине разделение народа не было отражено в устном творчестве и тем более малозначимо в его этнокультурной жизни.

В ракурсе избранной темы важно отметить, что для уцелевших в изгнании адыгов память о родине часто концентрировалась не только на конкретных исторических событиях, но и в особенности на то, что непосредственно отражает расставание с отчим кровом. Память о прощании с родиной - феномен, отразившийся в народном самосознании и народной культуре и выражающий глубинные этноментальные чувства черкесов в изгнании. Понятно, что обозначенное явление нельзя считать единственным в истории. Тысячи и тысячи людей разных национальностей вынужденно покидали свои земли. Но в новейшей истории не много примеров, когда подавляющая часть этноса вынужденно оставляла свою исконную родовую территорию. Именно это обстоятельство и то, что в сознании адыгов запечатлено в образах прощания с

землей предков, дает нам основания говорить об уникальности обозначенного феномена.

Когда исследуются художественные особенности претворения темы мухаджирства в адыгской литературе, весьма действенным оказывается ее анализ с позиций литературной герменевтики. Рассматриваемый нами плач, как и значительную часть литературного наследия адыгов, трудно, почти невозможно осмыслить как нечто обособленное и исключительное. Это не единичные проявления творческого вдохновения народа. Перед нами непрерывная культурная традиция, в которой произведения художественного творчества заключают в себе материальную объективацию культурного опыта.

Определить гуманитарно-эстетическую константу черкесского мухаджирства можно как стремление изгнанников не только сохранить устную мифоэпическую традицию своего народа, но и не позволить ей иссякнуть. Фольклорные традиции, не развивающиеся в естественном соотношении традиционного и современного, будучи музейными экспонатами, теряют свою значимость и постепенно утрачиваются. Му-хаджиры не только ревностно защищали и отстаивали право народа на историческую память и духовную самодостаточность, но и обогатили народную, а позже и профессиональную культуру своего этноса. Традиции мухаджирства, претворенные в современной художественной практике - свидетельство того, что «времен связующая нить» не прервана.

Ввиду особых реалий жизни творческое проявление адыгского духа на протяжении значительного периода времени было преимущественно коллективным. А потому особо значимо, что в системе образных и смысловых координат историко-героического эпоса, мифоэпической традиции адыгов постепенно созревало народное лирическое, личност-но окрашенное поэтическое чувство. Даже в живописании глобальных с точки зрения истории событий народные сказители умели находить черты индивидуализации, персонализации своего взгляда на окружающее. Именно из народного лирического мировидения, наиболее ярко проявившегося в песнях-плачах, возникли первые ростки лично-стно-самостоятельного профессионального искусства. Мы не случайно отметили индивидуально-авторский подтекст большей части лирических страниц народной поэтической культуры. Для адыгов зарубежья, как и для «материковых» соплеменников, жанры устной поэтической культуры, в которых образный строй максимально субъективизирован, как бы сведен к осмыслению чувств и мыслей одного человека, выра-

15

жает интимное лирическое переживание, тесно смыкаются с авторской традицией.

Анализируя весьма разнящиеся по образно-тематическому, эмоциональному, нравственно-этическому строю произведения, отметим, что устная народная традиция черкесских мухаджиров не ограничивалась фиксацией взлетов и падений народного духа. Запечатлевая исторические события, она выработала уникальный художественно-исторический «инструментарий» познания народной жизни. К тому времени, когда возникло мухаджирское движение, устное народное творчество адыгов достигло вершин кристаллизации своих жанров и форм.

Кавказская война и черкесский исход с родных земель, безусловно, представляли собой огромную угрозу не только для выживания этноса, но и его богатейшему культурно-этнографическому наследию. Одним из знаменательных феноменов современной цивилизации является не только факт выживания адыгского этноса, но и непрерывность его ми-фопоэтической традиции. Черкесские мухаджиры могли увезти с собой только память о Родине и, что самое существенное, сохранить ее духовность. Мухаджирское народное творчество - важное звено в непрерывной цепи развития общеадыгской культуры.

Основной корпус позднейшей профессиональной литературы адыгского зарубежья в своих главных ценностных проявлениях восходит к традициям мухаджирской народной поэтической культуры. Песня-плач, как явление жанра и стиля и как утвердившаяся форма народного художественно-исторического творчества, - это и свидетельство неиссякаемых творческих возможностей этноса, и прообраз будущей профессиональной литературы адыгов зарубежья. В народной, а позже и в профессиональной литературно-художественной практике главенствуют единые этноменталъно осмысленные темы, образы, мотивы и настроения. Стержневой становится тема воссоединения с родиной. Осмысление существования на чужбине как ожидания, как своеобразного «преддверия» перед подлинной жизнью на родной земле характерно для большинства литераторов адыгского зарубежья.

Патриотическая направленность тематики мухаджирского творчества, как указывалось, многомерна. Предметом освоения становятся не только проблемы, символизирующие свободу и независимость Кавказа, но и повседневные мотивы: быт, семейные ценности и т. д. Жизнеутверждающее начало преобладает в эстетическом осмыслении прошлого, настоящего и будущего народа.

То, с какой бережностью и ревностью охраняли черкесские мухад-жиры предания старины, народные обычаи и этический уклад «адыгэ хабзэ», - свидетельство их неразрывной духовной связанности с покинутой и оплакиваемой родиной. Источник народной памяти стимулировал творческое сознание мухаджиров, многие из которых обладали незаурядными художественными талантами. Именно из среды мухаджиров и их потомков вышло в будущем подавляющее большинство литераторов, художников, музыкантов черкесского зарубежья. Даже беглый анализ историко-биографического состава зарубежного адыгского искусства подтверждает этот вывод.

Не ставя перед собой цели аналитически исчерпать все жанровое, композиционно-структурное сложение народных истоков литературы адыгского зарубежья, мы отметили существенные и типологические формы устной поэтики черкесского мухаджирства, наиболее рельефно запечатленных в многомерном художественном воплощении событий и последствий Кавказской войны. Идентифицируя этническую и ментальную характерность художественной культуры черкесских мухаджиров, культуры, лежащей в основе гуманитарной жизни адыгов зарубежья, мы указываем на триединство (синкрезис) самых важных и внутренне сложно структурированных «измерений»: 1) преданность отчей земле, 2) религиозную сферу, 3) национальный этический кодекс.

Каждое обозначенное нами краеугольное этноментальное «измерение», как было отмечено, включает в себя целый свод не менее важных, но исходящих из него понятий. Так, любовь к родному языку восходит к первому «измерению», личная совесть человека - ко второму, нормы поведения - к третьему. Приведенные нами образцы устного народного творчества адыгов-мухаджиров подтверждают, что все проявления этноментальности обособленно не функционируют и действенны только в единстве.

И, наконец, литература черкесского зарубежья уже на протяжении большого исторического периода питается от корней мухаджирства, его своеобразной идеологии, осмысленной народом не как исто-рико-политический феномен локального временного периода, а как квинтэссенция нравственно-этических, философско-исторических, художественно-эстетических исканий адыгского этноса. Принципы художественного осмысления, эстетического преобразования трагической истории мухаджирства в образы народной и профессиональной литературы - процесс вневременной.

Во второй главе «Ностальгия по исторической родине в творчестве писателей черкесского зарубежья. Текст и литературно-исторический контекст» дается текстологический анализ литературы адыгской диаспоры в многомерном соотношении лексико-лингвисти-ческих, эстетических, этико-философских проблем. Анализируются тексты: Ш. Кубова, К. Натхо, И. Уджуху, 3. Кандур, К. Шурдума, Д. Кардан, Я. Бага, Ж. Апазао, И. Кипа, Э. Цурмита, К. Самих, Ю. Ба-рута, Э. Гунджера, М. Инамуко, М. Меретуко, И. Жанбека, А Чурей, М. Чурей, Н. Хунагу, Ф. Тхазепль, Дж. Авжды, И. Хана, М. Кандура, Ф. Бирмамыта, Я.Казана, А. Афашижа, Н. Кушха, Б. Калмыка - поэтов черкесского зарубежья.

Текстологический анализ литературы черкесского зарубежья предполагает классическую для филологии процедуру выявления истории текста и отношений между его различными вариантами; осмысление воспринимающим сознанием стилистических, содержательных, эстетических, этико-психологических и иных особенностей текста, а также сопоставление с другими текстами.

Из большого объема рассмотренных в реферируемой диссертации художественных текстов выделяется творчество Зейн Кандур (р. 1983). Автор принадлежит к числу наиболее молодых адыгских литераторов зарубежья, весьма успешно заявивших о себе на поэтическом поприще. Многие стихи Кандур изначально созданы на английском языке и лишь после этого переведены на черкесский язык кабардинским поэтом Уэрэзэй Афлик. Английские оригиналы написаны преимущественно верлибром, белым стихом, но черкесские переложения ориентированы на специфику адыгской рифмовой поэтики.

Энциклопедией ностальгических переживаний можно считать тематически и образно богатую поэзию Кандур. Философичность мирови-дения Кандур расширяет палитру тем и настроений, наиболее распространенных в черкесской поэзии зарубежья. Почти все стихи поэтессы отличаются духовно-философской тематикой.

Адыги, их мир воспринимаются автором частью вечного цивили-зационного потока, где каждый этнос подчеркивает своеобразную всеобщность и взаимосвязанность очень разных народов и культур. Тоскуя по родине предков, Кандур пытается философски осмыслить положение ее народа в общекультурном измерении. Может ли быть понятым адыг в своих ментальных проявлениях вдали от родины? Должны ли ее соплеменники-эмигранты пожертвовать своими характерными национальными свойствами, чтобы облегчить свое сущест-18

вование на чужбине? Где границы своеобразной внутренней деформации национального начала, преодолев которые человек неизбежно теряет свою корневую связь с родиной? Кандур ставит эти вопросы и, казалось бы, не всегда прямо на них отвечает. Но действенной оказывается сама постановка этих важных для самосознания читателя проблем. Автор не только проповедует ментальные ценности адыгов, но пытается пробудить в воспринимающем сознании соплеменников интерес к духовной, ментальной самоидентификации.

Лирика Зейн Кандур по своему складу медитативна. Философско-поэтические раздумья автора вплетены в сложные аллегорические, сродни сновидениям, повествования. Нескрываемые мистицизм и духовность поэтессы сообщают ее стихам исповедально-молитвенный характер.

Поэзия Кандур оперирует большим арсеналом художественных средств. Автор виртуозно владеет чередованием рифм в стихах строфического строения. В адыгских переложениях сохранена специфика авторского альтернанса. В своей поэтической композиции поэтесса органично использует композиционный параллелизм на основе расширенной анафоры, заключающийся в повторении синтаксических рядов в отдельных частях поэтического произведения. Амебейная композиция - одно из архитектонических достоинств рассматриваемых стихов.

Образный строй поэзии Кандур зиждется на осмыслении поэтики красоты в среде, отвергнувшей красоту в ее духовных проявлениях. Лирический герой не верит в ценностные ориентиры современного мира. Автор призывает читателя к труду духовного, национального самопознания.

Стихосложение Зейн Кандур преимущественно квантитативно. Долгота и краткость слогов, закономерность в их чередовании в строфе носят печать индивидуального, вполне самостоятельного фонетико-ме-лодического мышления. Литотический принцип - важное звено в стилистическом своеобразии этой поэзии.

Весьма самостоятельны и интересны формы движения стиха. Излюбленный автором размер - монометрия. Ритмическая сущность стиха находится в полном гармоническом соединении с его фонетической фактурой, что способствует особой его выразительности.

Поэтесса смело использует прием олицетворения, наделяя неодушевленные предметы человеческими чувствами, мыслями и даже речью:

Щхьэгьубжэм къыпхедзыр нэху Махуэ къэс, имыщЬу псэху.

Къыпхедзри, гьуэбжэгьуэщу Хошыпсыхьыж псэм и жэщым...* Стекло дневное, твой свет,

Хранящий солнца луч и звучанье слов, Приходит ночью, И говорит со мною...

(Подстрочный перевод. — М. А.)

В своих поэтических циклах Зейн Кандур часто соблюдает одинаковую структуру предложений в смежных стихах, добиваясь совершенного синтаксического параллелизма.

Зейн Кандур - потомок семьи, пострадавшей от Русско-Кавказской войны. Ей хорошо известна история мухаджирства. Ностальгические мотивы характерны даже для самых интимных, по складу дневниковых стихов поэтессы.

Стройность поэтической метрики стиха Кандур достигается равно-дольностью, подчеркивающей главный структурный признак правильного метрического стиха. Очевидна намеренная ретардация с замедлением прямого фабульного повествования путем введения живописного начала, как правило, описаний природы. Риторические фигуры усиливают выразительность поэтической речи Кандур. Метафорическая палитра поэтессы весьма богата. Часто применяется высшая форма метафорического выражения симфора, когда опускается звено сравнения и дается характерный для предмета признак.

Специфически адыгское (ментальное) свойство поэтики Кандур проявляется в пристрастии к прорицательному, мистическому началу, столь распространенному в народной среде. Это не имеет ничего общего с всем известным понятием «гадания» и т. п. Речь идет о молитвенном вопрошании высших сил, указующих путь страждущей душе:

Псэр зыгьэхуабэ бзийр Тек1уэну нэхум и бийм? Е уафэм трищЬ бжьыгъэм Игьэунк1ыф1ыну дыгъэр?.. АдэкЬ сыт - ажал? Адэк1э сыт Гэмал?..*

* Из стихотворения «Добро пожаловать» // М. М. Хафицэ. Звезды бледнеют на чужбине. - Нальчик, 2006. - С. 287. - На каб. яз.

**

Там же.

Душу согревает огонь, Победит свет или тьма? Тучи на небе Не погасят солнца Дальше - смерть? Или дальше - жизнь?.. (Подстрочный перевод. — М. А.)

Суггестивная лирика Зейн Кандур основывается не столько на доводах разума (логических предметно-понятийных связях), сколько на чувственном мировосприятии (ассоциативном сочетании дополнительных смысловых и интонационных оттенков). Благодаря этому поэтессе удается передавать смутные, потаенные, неуловимые душевные состояния, которые почти невозможно художественно тонко выразить в стихе «реалистическими» средствами. Суггестивное лирическое стихотворение содержит в себе элементы медитации, но к тому же обладает свойством завораживать пленительной неясностью.

В большом объеме поэтесса применяет тактометрический период, объективизируя меру правильного ритмического процесса в стихе, в пределах которой синтезируются структура ритма и фразостроение.

Общий тонус стихов Кандур монологический. Важным текстологическим средством подчеркивания монологичности выступает прием, схожий с одной из разновидностей дисметрического верлибра (свободного стиха). Фразовик, трансформированный Кандур с ориентиром на адыгскую речь, предполагает произвольное членение поэтической речи на стихотворные строки. Полюсы (границы) интонационной волны фиксируются концевой конструктивной цезурой. Причем цезура не всегда совпадает с логическим членением стихотворной фразы. Поэтическая речь не модифицируется в ритмически стройную прозу.

Эвритмия - излюбленный прием поэтики Кандур и признак зрелого мастерства поэтессы. Плавное течение ритма стиха как результат архитектонически соразмерного расположения ритмико-фонетических элементов речи.

Версификационный аспект поэтики Кандур включает в себя фонетический резонанс на основе адыгской и английской поэтической лексики, что, безусловно, делает ее поэтическую речь более рельефной и яркой.

Частое аппликативное вмонтирование в текст адыгских пословиц, поговорок в качестве прямых цитат придает стихам автора ярко национальный колорит, а иногда и свойства дидактики. В этом отчетливо

проявляется стремление поэтессы ментально идентифицировать свое творчество как часть адыгской культурной традиции.

Зейн Кандур верно угадывает мысли тех адыгов, смыслом жизни которых является долгожданное «через века» возвращение на родину. Подобные чувства свойственны ментальной традиции черкесов, а возвращение к своим истокам даже ценою смерти - для них счастливый удел.

В стихотворении «Это правда?» (2002) ностальгическая, мухад-жирская проблематика зашифрована в философско-этическом осмыслении жизни и смерти. Но это не абстрактные философские размышления, а попытка национально-корневого, ментально обусловленного, поэтического претворения сущностных проблем жизни.

Поэтесса не ограничивается привычным для ностальгической поэзии набором тем и настроений. Внутренний мир страждущего изгнанника волнует ее едва ли не больше, чем внешние перипетии жизни героя.

Многозначность символических образов воплощает то, что многие современные философы называют «бытийным страхом». Человек, утрачивающий веру в себя и окружающих, оказывается на грани жизни и смерти. Пустота окружающего мира проникает в душу и разрушает ее. Поэтесса исследует сложнейшие психологические процессы духовного кризиса отдельной личности в современном обществе.

Подчеркнутый лирико-философский тонус стихов гармонично сочетается со стилистикой амплификации. Ораторское начало, изобилие нагнетаний образов, синонимов, сравнений для усиления действия речи - часть образно-эмоциональной палитры поэтессы.

Кризисный тип сознания, эстетизация угасания и душевной усталости, поэтизация воли к смерти - все это черты своеобразного поэтического декаданса, которым отмечена поэтика Кандур. В этом смысле близкой по идейно-содержательному складу для поэтессы становится русская поэзия «серебряного века», ставшая едва ли не самой яркой в истории мировой литературы поэтической школой ностальгии и странничества.

Наряду с ассоциативностью мышления Кандур отметим и приоритет семантического ассонанса в исследуемой поэзии. Приблизительное созвучие в ассонансных рифмах рождается здесь как отражение метафорических сочетаний слов, основанных на предельно далеких ассоциациях, выявляя при этом зыбкость, акварельную размытость поэтического смысла.

Убедительны и глубоко нравственны сказочные образы, создаваемые Зейн Кандур. Сюжетно-событийная канва для поэтессы лишь повод к созданию своеобразных поэтических притч с богатым художественным и моральным подтекстом. Элементы сказочного и волшебного в поэтическом повествовании Кандур по характерности тем и сюжетов связаны с мифоэпическими традициями ее народа.

В своей нравственно-этической подоплеке, безусловно, сказочная поэтика основывается на древних принципах «адыгэ хабзэ» и отчетливо выявляет адыгскую ментальность автора. Подчеркнем, что волшебная поэтика Кандур изобилует не только внешними атрибутами черкесского эпоса. В отличие от многих своих соплеменников-литераторов Кандур вводит персонажи древних сказаний в событийно-философский интерьер современности, а не стилизует мифологию в ее историко-временном интерьере.

Многие стихи Зейн Кандур сродни научной поэзии. Французский критик и теоретик Рене Гиль в «Трактате о слове» утверждает, что значимость современной поэтической культуры часто подчеркивается тем, что ее темы, образы и лексика определяются во многом современным научным мировоззрением. Поэтесса редко прибегает к использованию наукоемких терминов и понятий, но содержательно и лексически свободно использует научное знание и символику.

Мифоэпическая адыгская традиция явственно проступает в поэзии Кандур там, где поэтически осмысливается духовное возвращение живых и канувших в лету поколений адыгов к родным истокам. Но автор пытается философски осмыслить еще одну важную духовную константу адыгской ментальности: божье присутствие в жизни полноценно ощущается и согревает жизнь лишь в родной среде. Изгнание трансформируется в образы «божьего проклятия».

Интересен с позиции ментальной идентификации один из наиболее сложных по образной поэтике разделов поэзии Кандур — ее любовная лирика. Она весьма разнится с общеизвестными примерами «женской» исповедальной лирики. Этически основываясь на нравственно-духовных постулатах «адыгэ хабзэ», интимно-задушевная интонация Кандур никогда не переходит грани, за которой целомудренная откровенность может быть понята двусмысленно. Как и герои многих стихов Кандур, лирический персонаж любовной лирики поэтессы - адыг.

Жанровое разнообразие лирики Кандур отмечено свободным владением композиционного строительства форм оды, баллады, элегии, песни, послания. Драматургическое мастерство поэтессы обозначено чет-

ким разграничением экспозиционных, развивающих и обобщающих элементов поэтической композиции. Как правило, Кандур очень четко фиксирует начало фабульного развития. Образный конфликт уже заключен в завязке. Разрешение же конфликтных положений дается по классической схеме на исходе композиции.

Мы уже говорили о ритмометрическом богатстве поэтики Кандур, которое во многом и определяет индивидуальные черты ее поэзии. В целом, она сторонница ритмической инверсии. Осознанно спровоцированная неустойчивость ритма достигается несовпадением в метрическом стихе ударного слога с метрическим акцентом стопы или краты. Инверсированная ритмика отчетливо отражает ее стремление к музыкально-ритмическому воплощению в стихах ритмических особенностей адыгской речи.

Адыгские переложения стихов по большей части эквилинеарны, что дало нам основание весьма подробно рассматривать их текстологическую характерность.

По богатству образного, лексического и философско-этического содержания поэзия Кандур может претендовать на особое место в современной адыгской поэзии зарубежья. Творчество поэтессы - это не признак феминизации женщин адыгского пространства, а следствие свободы духа, которой живут многие современные черкесы зарубежья.

Ностальгия по отчему крову находит в творчестве Зейн Кандур принципиально новое звучание. Характерность этой новизны обусловлена гармоничным сочетанием философического (экзистенциального) мышления автора и важности ментальных основ его поэтического ми-ровидения. Поэзию 3. Кандур можно классифицировать как «женскую». При этом следует учитывать, что поэтический взгляд на мир Зейн Кандур - это взгляд адыгской женщины, для которой свобода и границы поэтических устремлений определяются традиционными для адыгского этноса пределами допустимого и табуированного в индивидуальном творческом проявлении женщины.

Кандур - и это подтверждается ею неоднократно - не формально и безропотно подчиняется «гнету» родовых традиций своего этноса, а видит в следовании этическим принципам своего народа главный источник вдохновения.

Осмысление национального своеобразия и шире - ментальной этимологии литературного творчества зарубежных адыгских писателей требует раскрытия всех элементов, составляющих сложный процесс исторического и духовного бытия народа. Будучи стержневым этико-

психологическим мотивом литературы диаспоры в осознании национального своеобразия ностальгия по отчему крову - это еще и своеобразный механизм исследования того, что, по словам К. К. Султанова называется «вещью в себе». Образы поэтического мышления изгнанников и отраженные в их литературе чувственные переживания помогают осмыслить всю многомерность адыгского этноментального миропонимания.

Исследованные нами тексты не исчерпывают всего многообразия художественного воплощения ностальгии по исторической родине в творчестве литераторов адыгского зарубежья. Но нами представлены наиболее яркие и весьма различные художественные позиции.

Мы старались показать, что сам по себе фактор этнической общности не является фундирующим в осмыслении адыгами-эмигрантами своей судьбы. Гораздо более ценным представляется то, что объединяет людей на уровне их сакраментальных помыслов, на уровне духовно-нравственной рефлексии. Таким идентификационным и объединяющим фактором является ментальность этноса. Само понятие ментальное™ не мыслится нам чем-то ограниченным во времени и пространстве. Ментальность народа - это и незыблемость этико-духовных постулатов, на основе которых и выкристаллизовывались характернейшие отличительные свойства этноса, и в то же время - взгляд в будущее.

Ментальность народа и каждого человека меняется в зависимости от того, что с ним происходит во времени и пространстве. Но это не означает, что всякая деформация «ментального кода» есть добро. Было бы не вполне оправданным ограничить содержательный смысл понятия ментальности исключительно сферой традиционализма. Однако применительно к адыгской истории факторы традиционализма, своеобразной духовной ортодоксии имеют непреходящее значение. Мы показали, что авторы разных поколений по-разному осмысливают прошлое, настоящее и будущее своих соплеменников и исторической родины. Единство (при всем многообразии) взглядов возникает на уровне понимания основополагающих критериев оценок: добра и зла, правды и лжи, чести и бесчестья - словом, того, что основывается на фундирующих народное и личностное самосознание проявлениях ментальное™.

Черкесская зарубежная поэзия при всем своем лексическом, стилевом и художественном богатстве и разнообразии, как было отмечено, не рассматривается нами с позиции систематизации школ, направлений

25

в их классическом понимании. Безусловно, существуют некие границы в разделении поэтических сообществ адыгов в разных странах по языковому признаку и другим особенностям. Важно обозначить стремление достаточно разных художников слова к единому, ментально близкому для всех пространству, в центре которого святые для каждого адыга образы родины и отчего крова. Таким образом, столь непохожих друг на друга литераторов разъединяет гораздо меньше, нежели то, что их связывает.

Исследование претворения темы ностальгии в творчестве литераторов адыгского зарубежья свидетельствует, что черкесским поэтам зарубежья удалось реализовать вековую мечту мухаджиров о воссоединении с исторической родиной. Этноментально единое пространство художественного поэтического слова стало духовным прообразом единой отчизны.

В третьей главе «Роль мнфоэпической традиции, нартского эпоса как первоосновы образного осмысления эпического времени и эпических характеров. Сравнительный анализ литературного творчества адыгских писателей на исторической родине и за рубежом»

предпринято сравнительное исследование трактовки мифоэпических традиций в творчестве писателей адыгского зарубежья и исторической родины. Наш анализ нацелен на выявление семантических прерогатив, одинаково ценных для обоих потоков адыгских литератур. Рассматривается воплощение мифоэпических традиций в творчестве писателей разных поколений, среди них: Р. Рушди и Т. Керашева, М. Кандура и И. Машбаша, Г. Чемсо и А. Нажжара, М. Эльберда и К. Натхо. В настоящем изложении главы представлены фрагменты исследования мнфоэпической этимологии в творчестве Р. Рушди, Т. Керашева, М. Кандура и И. Машбаша.

Художественное осмысление адыгского исхода началось не с формального народного летописания, а тогда, когда реальные события современности стали органично вплетаться народным гением в его многовековую мифоэпическую традицию. Ирреальность героев нартского эпоса отступила на второй план, когда духовные стремления адыгов были направлены на героизацию и поэтизацию защитников родной земли. Богатыри нартского эпоса из сказочно-мифологических образов выросли в народном сознании в нечто реальное живое и действенное, выражающее героический идеал и нравственный облик народа.

Наш сравнительный анализ литературного творчества адыгских писателей, проживающих на исторической родине и за рубежом ориенти-

рован на компаративный метод. Встречные течения рассматриваются с учетом того, что воспринимающая сторона (литература исторической родины) обращается к литературному наследию адыгской диаспоры, стремясь восполнить объем современного адыгского литературного пространства. Определить такой интерес к встречным течениям можно как активный отбор.

Единое историко-литературное, культурное «поле» адыгов - это соотношение самых разнообразных тем, образов и исторических взглядов. Наиболее четко прослеживаемое мировоззренческое единство кроется в мифоэпическом осмыслении исторического и современного бытия адыгов.

Египетский писатель адыгского происхождения Расим Рушди (1898-1976) и адыгейский прозаик Тембот Керашев (1902-1988) рассматривают батальное и мирное бытие адыгов в разных жанровых и событийно-сюжетных плоскостях. Повесть «Жан» (1949) Расима Рушди посвящена событиям Кавказской войны. Роман Тембота Керашева «Одинокий всадник» (1977) не затрагивает военных событий. Писатель исследует социальную подоплеку трагического исхода адыгов, а именно - внутриклановые распри между уорками (князьями) и тфокотлями (крестьянами). Жанровое сближение происходит на образно-символическом уровне. Образная символика и повести, и романа базируется на разработке мифоэпических традиций адыгов. И в романе, и в повести главным действующим лицом является адыгская девушка. Первоосновы женских образов (Жан - у Рушди и Суанд - у Керашева) идентичны. Источник, из которого черпают оба художника, - этическая традиция «адыгэ хабзэ». Обе героини, согласно этическим нормативам своего народа, вынуждены мстить за разрушенное счастье своего дома. Жан теряет отца - он погибает на войне, Суанд близких, истребленных владетельными князьями. Примечательно, что образно-художественно оба писателя исследуют явление кровной мести не в мужских, а в женских образах, что, безусловно, дает им возможность более глубокого проникновения в этико-философские основы понятий чести, достоинства, горской морали.

Эпическое своеобразие прозы писателей - это не только масштабно е изложение фабулы повествования, но и вкрапление в конструкцию произведения в качестве эпических отступлений поэтических форм, напрямую восходящих к жанрам героической песни или песни-плача. Такого рода отступления нисколько не задерживают движение повествования, а напротив, сообщают ему своеобразный музыкально-размерен-

27

ный ритм. Ведь этимологический смысл эпического предполагает (с точки зрения движения) осмысленную неторопливость и размеренность. Рушди смело пользуется фольклорными традициями, когда его героине необходимо зафиксировать некое важное душевно-эмоциональное состояние. Палитра этих состояний богата: от тихой скорби и нежной любви до героического порыва и жажды мести.

Роман Тембота Керашева изобилует описаниями, нацеленными на пробуждение в читателе легендарного духа нартских преданий. Дух старинной сказки, мистического волшебства соседствуют с подробнейшими живописными зарисовками быта и одеяний. Описанный романистом образ жизни одного из главных героев повествования Ерстэма - подробнейшее художественное изложение типичной для адыга-воина походно-наезднической жизни. Древний адыгский этикет наездничества «зек1уэ» -первооснова создания типического по своей сущности образа Ерстэма. Неуемная воля к беспокойной жизни, путешествиям и подвигам среди черкесских джигитов сродни легендарной рыцарской традиции в культуре Европы. Размышления Ерстэма об образе жизни, который он ведет, раскрывают этико-психологическую характерность традиции «зек1уэ». Образы героев адыгейского романиста осмыслены с позиций исторической памяти народа. Автор не пытается скрыть фольклорное происхождение многих изображенных им персонажей, картин и явлений адыгской жизни. Напротив, идейно-эстетический идеал писателя зиждется на соотношении народной правды и художественного историзма. Мы не разделяем мнения некоторых аналитиков, считающих, что идеализация архетипического образа черкеса в произведениях Керашева иррациональна и не поддается объяснению. Исторический адыг в понимании писателя это образ, аккумулирующий в себе всю совокупность народных представлений о достоинстве и чести, героизме и патриотизме.

Литератор адыгского зарубежья Мухадин Кандур (р. 1940) - автор эпической трилогии «Кавказ» (1994). Писатель заявляет о своем видении литературного труда: «Я твердо вознамерился найти свои корни. Мне очень хотелось написать о своем народе. Мне очень хотелось понять самого себя... Откуда это не дающее покоя стремление осознать свою черкесскую индивидуальность?..» [Кандур М. Чеченские сабли,-М., 1994-С. 13].

Аналогичные проблемы ставит перед собой и известный адыгейский писатель Исхак Машбаш (р. 1931) - автор масштабной эпопеи «Жернова» (1993). Среди образов, созданных Машбашем, выделяется 28

князь Сафербий Зан, мысли которого изложены таким образом, чтобы у читателя возникло весьма определенное ощущение того, что это не только голос литературного персонажа, пусть и имеющего исторические прототипы, но более всего голос и размышления самого автора. Сафербий Зан, как истинный адыг, видит свой долг в служении Родине. Судьба бросает его в разные страны, он оказывается в сложных ситуациях. Будучи дипломатическим посланником в Турции или ратным защитником Родины, он остается верен древним представлениям адыгов о смысле и назначении жизни. Мир в его понимании столь огромен, что немудрено в нем потеряться, но столь же мал, чтобы вновь обрести себя. Афористичность языка Машбаша во многом исходит из народно-эпического источника. Даже там, где автор не цитирует напрямую адыгские пословицы, явно прослеживается праоснова его афористического мышления, а именно - кладезь народных мудростей, устно передававшихся многими поколениями адыгов.

Пиетет М. Кандура перед традиционными идеалами адыгов проявляется в обращении к мифоэпической традиции этноса. Большая часть трилогии автобиографична. Фактор личной сопричастности усиливает образно-смысловой строй той части повествования, где даются документально-исторические свидетельства адыгской летописи. Масштабная композиция Кандура начинается с описания смерти его бабушки. Это не только сильная эмоционально-образная завязка сюжетной линии, но и своеобразный логико-тектонический рефрен всей композиции, несущий явный назидательно-этический подтекст. Именно предки, поколение отцов и их родителей, в сознании адыгов - источник жизни не только физической, но и нравственно-духовной жизни. Этическое самоосуществление настоящего адыга начинается в этом мире с первых его шагов к осознанному и необходимому почитанию стариков.

Усердное следование традициям в общении с предками всемерно акцентируется обоими писателями, подчеркивающими таким образом неразрывную связь с многовековой традицией своего народа.

Мифологические сюжеты пронизывают повествование Кандура. Из уст матери своего отца он узнает о великом в сознании каждого адыга нарте Сосруко. Писатель подтверждает известное сходство Сосруко с образом древнегреческого мифологического героя Прометея. Стихия огня и жертвы во имя света - мифоэпический стержень преданий о нартском герое.

В изложении Кандура образ Сосруко, как и полагается в мифоэпической традиции горцев, максимально гиперболизирован, а широко

29

известное народное предание обретает своеобразный оттенок личностной близости или явно прочитываемого родства сказочного героя и рассказчика. Кандур дает один из тысяч вариантов сказания о Сосруко, эмоциональная достоверность которого подчеркивается этой родовой, почти кровной близостью в восприятии нартского героя рассказчиком.

Мифоэпический компонент повествования И. Машбаша подчеркнут в обращении к образам великанов-нартов. Богатырь Шебатына и его легендарная история для Машбаша - это не только героическое сказание, но и возможность мифоэпическими средствами раскрыть духовную генеалогию адыгского патриотизма.

Погружение в героическое прошлое своего народа в трилогии «Кавказ» М. Кандура так же, как и в произведениях И. Машбаша - это стремление к фиксации изустной легендарной традиции, имеющей свою самостоятельную историко-событийную и художественно-лингвистическую ценность, а также эффективное средство морализации и дидактического обогащения текста.

Характерные черты документальной хроники известных исторических событий тесно переплетены в повествованиях Кандура и Машбаша с экскурсами в мифологическое прошлое адыгов. Лексика таких документально-исторических сцен заметно отличается от лексики с мифоэпическими реминисценсиями. Как правило, это сжатый, сухой язык очерка или документально-исторического отчета. Художественное мастерство писателя проявляется в умелом сопоставлении образно и мифологически насыщенного материала с документалистикой и, что важно, в создании эффекта личного присутствия в обоих случаях.

В каадом этносе, в том числе и у адыгов, наблюдается схожесть психологических типов людей разных сословий и поколений. Речь идет не об однообразии характеров, а о выработанном веками типе различных людских формаций внутри одного этноса. Близость мировидческих ориентиров прочитывается в характеристике внешне очень разнящихся героев книг Кандура и Машбаша.

Оба писателя создавали свою историческую прозу на основе документов и архивов, отражающих многомерную историю адыгов. В книге И. Машбаша предстают реальные исторические персонажи адыгской общественно-культурной традиции прошлого. Эта книга воскресила интерес к жизни и деятельности выдающихся представителей адыгской культурной и ратной истории. В первую очередь, это образы Шоры Ногмова, Хан-Гирея, Сафербия Зана. Реальные факты их биографии

художественно осмыслены и органично вплетены в эпическое повествование.

Мифологический подтекст, как философско-художественный принцип, прочная духовная опора для писателей, избравших летописание народа главной целью.

Литература адыгской диаспоры содержит в себе механизм синтеза полярных культурных смыслов. Речь не идет о произвольно-механическом слиянии многообразных художественных миров. Соединение разнополярных начал - эстетически оправданная работа национального духа, пытающегося подняться над деструктивными реалиями почти двухвековой трагедии черкесского рассеяния.

Мы уже отмечали не только этико-духовные причины важности и неизбежности обращения адыгских литераторов к источникам народной мифологии, но и причины социально-исторического характера, а именно - фактор не только физического, но и этнокультурного рассеяния адыгов. Изгнанники, обреченные на полное растворение и культурно-историческую ассимиляцию в странах рассеяния, имели только одну возможность - сохранить главные свои этнокультурные свойства. Речь идет в первую очередь о языке адыгов. Живой рельеф и объем языка, неминуемо резонирующий на любые изменения в жизни народа, ограниченный условностями утилитарно-бытового использования, был бы обречен на сужение и постепенное вымирание. Этого не случилось именно потому, что не умерла древняя поэтическая традиция адыгов, оберегавшаяся ими на чужбине как самый драгоценный образ покинутой родины. Поэтическая традиция адыгов - это их мифоэпическое наследие. Таким образом, само функционирование языка, его сохранение и обогащение стали возможными благодаря духовному подвигу многих тысяч безвестных носителей мифоэпических традиций этноса и тех, кто в известных литературных памятниках зафиксировал это стремление народа к самосохранению через язык и культуру.

Онтология исторического времени и пространственного самоощущения адыгов в потоке времен - это неразорванность их цивилизаци-онного движения из прошлого в будущее. Поэтика героического нарт-ского эпоса - источник самоидентификации адыгских литератур диаспоры и исторической родины. Единое мифоэпическое пространство адыгов - духовный прообраз единой родины рассеянного по миру народа.

В четвертой главе «Литераторы черкесского зарубежья и процесс ассимиляции в культуру стран проживания» рассмотрен комплекс

художественно-исторических проблем, связанных с ассимиляцией адыгских литераторов-эмигрантов в культуру стран рассеяния. Прежде проблема этнической ассимиляции адыгов не рассматривалась в ракурсе этнохудожественных, гуманитарно-эстетических, литературных проблем.

Черкесское рассеяние по миру, как уже отмечалось, процесс, исторически простирающийся в далекое прошлое. Прежде мы касались, главным образом, исследования корневого, почвенно-национального начала в определении специфического своеобразия литературы диаспоры. Но было бы неверным игнорировать фактор культурной интеграции адыгов в странах рассеяния. Вынужденная ассимиляция не привела к утрате антропоэтнических и духовно-исторических ценностей адыгами. Исторические реалии призывали переселенцев трезво осмысливать происходящее вокруг, участвовать в общественно-социальной и гуманитарно-культурной жизни стран пребывания, а отсюда неизбежность взаимодействия с новой общественно-культурной средой. Многие потомки черкесских мамлюков и мухаджиров внесли неоценимый вклад в сокровищницу мировой культуры, творчески влившись в профессиональное искусство стран Европы, Америки и Ближнего Востока.

Мы не ставим перед собой цели энциклопедически полно отразить все авторское многообразие литературы черкесской диаспоры и руководствуемся в выборе литературных источников следующими критериями:

- безусловная общественно-культурная ценность творчества представленного писателя в национальном искусстве его второй родины и в общемировом контексте;

- образно-поэтические, лингвистические достоинства текстов;

- недостаточная степень изученности или неизвестность в отечественной литературной практике рассматриваемых художественных текстов.

Рассмотрены произведения Ш.-А.-Аиссе, М. Теймура, X. Эдип (Адывар), О. Сейфеддина, Ю. Ас-Сибаи, М. Аль-Баруди, А. Аль-Хами-си, Н. Хост, М. Уйсала, О. Четина. В настоящем изложении содержания четвертой главы реферируемого исследования представлен фрагмент анализа прозы М. Уйсала и О. Четина.

Муса Уйсал (р. 1927), занимающий сегодня высокие позиции в турецкой литературе, - одна из самых самобытных и интересных фигур зарубежной адыгской литературы. Творческий и биографический феномен писателя в его достаточно позднем обращении к писательскому 32

ремеслу. Автору было более шестидесяти лет, когда свет увидела его первая повесть «Откуда я иду и чего достиг?» (1992). Фактор прихода в литературу серьезного художника определяется не возрастом, а художественными достоинствами его литературного дебюта. Книга Уйсала сделала в короткий срок ее автора не просто знаменитым, а в своем роде неповторимым в турецкой литературной традиции.

Родословная Уйсала восходит к абадзехскому роду Чинтов. Предки писателя в конце XIX в. с берегов Кубани эмигрировали в Турцию. До того как стать писателем, Муса Уйсал в основном учительствовал, принимал участие в общественных движениях прогрессивных сил Турции. После сенсационной публикации первой книги М. Уйсал был признан едва ли не самым авторитетным экспертом по этико-психоло-гическим и общественно-социальным проблемам жизни турецкого общества. Свет увидели сборник новелл и заметок «Встретились в пути» (1994), роман «Три всадника» (1998), повести «Одинокое светлое дерево» и «Мое перо притупилось» (1999), а также многочисленные очерки, эссе, статьи.

Не умаляя значимости произведений позднего периода художника, полагаем, что первая повесть писателя «Откуда я иду и чего достиг?», остается одной из его главных творческих побед. Переведенные нами с черкесского на русский язык фрагменты повести - красноречивое свидетельство самобытности и художественной значимости стиля автора.

Глава повести, названная «Увечье», - образно-эмоциональная и смысловая вершина всего повествования. Трагическая судьба адыгской семьи, подвергшейся насилию репрессивной машины буржуазного государства, является предметом рассмотрения писателя. Хроникально-документальный тон изложения призван подчеркнуть историческую реальность описываемых событий и явлений турецкой действительности 70-х годов прошлого века: «...Сытхэну къалэмыр къэсщтэху, Кенан пэщэр сигу къок1ыж. Абы къэрал унафэр щыЬщЬлъа 70 гъэхэр ф1ык1э зигу къэзыгьэк1ыж зы цГыхуи ибгьуэтэну къыщ1эк1ынкъым Тыркум...» [Уйсал Муса. Увечье // Мир мухаджиров / Сост. X. Т. Тимижев. - Нальчик, 2004. - С. 114. - На каб. яз.]. «...Всякий раз, когда я мысленно возвращаюсь в недавнее прошлое, пытаясь зафиксировать на бумаге свои мысли, я с содроганием вспоминаю времена паши Кенана. Да есть ли в Турции человек, который добром помянет этого жестокосердого правителя? В 70-е годы власть перешла в его нечистые руки...» (Подстрочный перевод. —М. А.)

Повествование Уйсала нарочито сдержанно в том, что касается эпитетов и художественного интерьера в целом. Суровый тон языка лучше любых гиперболизированных описаний создает атмосферу гнетущего состояния героев.

Самый пронзительный образ новеллы - рождающийся в тюремных застенках младенец Мурат. Сам ребенок никак не участвует в событийно-сюжетном развитии повествования. Но его образ - символическая сердцевина «Увечья». Символика этого образа сложна: это антиномическое сплетение с одной стороны эмоций отчаяния и боли - с другой - надежды на доброе будущее и справедливость. Неслучайно лишь Мурат и его мать избегают участи попасть в скорбный мартиролог семейных несчастий. Здесь же следует оговориться: летописание жизни скромной адыгской семьи не превращается у Уйсала в обыденное бытописание. Параллель семья - общество весьма существенна для его критического мировидения.

Философско-этическая подоплека анализируемого произведения в рассмотрении тех явлений, которые зримо уничтожают сопротивляющихся насилию людей, но в еще большей степени это генеалогия увечий духовно-нравственного порядка, наносимых бездушной властью народной душе. Именно эти «незримые» увечья, по мнению писателя, способны нанести наибольший вред здоровью общества.

Сочетание социальной критики, проповеди гуманистических идей и документально-исторической достоверности образуют в творчестве писателя новый для турецкой литературы тип критического реализма. Муса Уйсал принадлежит к числу тех современных писателей адыгского зарубежья, которые пристально следят за происходящим на исторической родине. Его очерки последних лет - красноречивое свидетельство стремления писателя к полноценному художественно-эстетическому взаимодействию с народом и литературой отчего края.

Фактором действенного участия этнических адыгов в литературно-художественной жизни стран рассеяния является творчество современных нам и достаточно молодых художников - далеких потомков некогда эмигрировавших адыгов. К наиболее талантливым представителям «новой» адыгской волны в гуманитарном пространстве стран рассеяния относится турецкий писатель, драматург и актер Онер Четин (р. 1943).

Предки Четина - кабардинцы, покинувшие историческую родину и поселившиеся в турецкой Анатолии в конце XIX в. Писатель родился в горной турецкой деревушке Бинбогалар. Окончив в 1961 г. Академию 34

экономики в Анкаре, Четин связал свою жизнь не с деятельностью на поприще экономики и права, а весьма неожиданно с театром. В Анкар-ском художественном театре он прошел путь от актера до художественного руководителя. Театральную деятельность Четин успешно совмещал с публицистической работой в периодических изданиях «Гум-хуриет», «Миллиет» и других газетах и журналах. Европейская известность пришла к Онеру Четину после того, как он снялся в турецко-германском художественном кинофильме «Любовь в Стамбуле». Примечательно, что он был не только одним из главных актеров - героев фильма, но и автором сценария. Рано проявившийся писательский дар отчетливее всего отразился именно в сценарных его работах. Но даже те его произведения, которые непосредственно не связаны с театром и кино, немного, безусловно, сценографичны и ориентированы на широкий спектр ассоциативного кино-драматического восприятия. В настоящее время наибольшей известностью пользуются такие книги писателя, как «Гюлибик» (1978), «Кто видел синюю птицу?» (1979), «Апельсин» (1980), «Вороны не были черными» (1981), «Мальчик из Бинбонга» (1982). Роман «Это написано на скалах» - самое масштабное произведение Четина, представляет собой серьезное художественно-историческое исследование геноцида адыгов в XIX столетии. Переведенный нами с черкесского на русский язык рассказ Четина Онера «Весна, принесенная Билиз» (1983) содержит в себе основные образные и художественно-эстетические черты литературного стиля писателя.

Художественные, эстетические позиции писателя высоки. Небольшой рассказ, живописующий простую жизнь адыгской семьи, воспринимается как поэтическая зарисовка духовной атмосферы чистоты и надежд. Образ юродивой Билиз, возвещающей своим приходом на горное подворье окончание долгих зимних месяцев, только внешне определяет содержательную фабулу произведения. В основе повествования созерцательный и восторженный мир молодости. Душевные томления и грезы двух подростков-адыгов даны в тонком и чрезвычайно поэтическом обрамлении древнего адыгского бытописания. Весьма ярки и образно-эмоциональны сцены детских игр и забав, специфически пропущенные через ментально-этнические представления адыгов о счастье и радости молодых лет: «...Абы щыгьуэ шы емылыджым сыхуэдэт. Щ1ылъэм си лъэр нэсыртэкъым, къуакЬри тафэри си зэхуэдэт - сы-щызелъатэрт...» [Онер Четин. Весна принесенная Билиз // Мир му-хаджиров / Сост. X. Т. Тимижев. - Нальчик, 2004. - С. 108. - На каб. яз.]. «...В ту пору я был похож на необузданного жеребца. Ноги мои

словно не касались земли. Не разбирая равнин и горных лощин, я парил повсюду, словно у меня были крылья... Остругав тонкий побег хмеля, я приспособил его в качестве плети и, оседлав жердь, скакал на сказочном скакуне, недосягаемый для сверстников и родных...» (Подстрочный перевод. - М. А.)

Писатель находит весьма яркие метафорические образы, чтобы живописать внутренний мир юного существа и характеризовать его ассоциативно-символическое мышление. Этноментальная адыгская константа определяется в повествовании не только в образно-символической сфере, но и живописном бытописании домашнего уюта и красоты в восприятии ребенка. Этимология детского счастья, исследуемая писателем, прослеживается в параллелизме двух как бы параллельно развивающихся линий повествования: с одной стороны - живописание прихода весны в природе, с другой - весна жизни маленьких героев. Особенности переплетения этих линий - основная философская подоплека повествования.

Реалии ассимиляционных процессов на протяжении многих десятилетий вынужденно уводили просвещенных этнических адыгов в сторону теснейшего сближения с литературными традициями стран пребывания. Историческая родина, как социально-исторический фактор, редко исключалась ими из своей творческой самоидентификации, но главенствующим становилось завоевание нового национально-исторического культурного пространства. Фактор культурно-исторического сближения отдельных частей разбросанного по миру народа начинает приносить свои первые благотворные плоды. Писатели, составляющие и сегодня ядро национальных культур стран рассеяния, возвращаются к осмыслению своего опыта в неразрывной связи с культурно-историческим прошлым и настоящим своей исторической Родины.

В конце XX в. ввиду изменившихся социополитических реалий в нашей стране стал возможен более тесный контакт с адыгами-соплеменниками, проживающими за границей. Именно эти реалии пробудили у адыгов зарубежья критическое осмысление их современного владения родным языком и степень вовлеченности в культурное бытие всех адыгов. Но проблемы сохранения и развития языка затрагивают и современное состояние культурной жизни исторической родины. В отдельные исторические периоды именно смещение языковой практики в сферу «семейного бытового общения» позволило разрозненному народу сохранить многие памятники сокровищницы народного фольклора и не исказить их идеологическими «прививками» современности. По-

добно тому как мощный поток литературы русской эмиграции, хлынувший в культурное пространство России, расширил наши знания и представления о русском языке и его возможностях, адыгская зарубежная литература во всех ее языковых и прочих проявлениях должна стать неотъемлемой частью адыгского культурного пространства. Процессы сужения и расширения языка в своем сокровенном смысле лежат не на поверхности общественного бытия. Мы исходим из того убеждения, что ряд выдающихся представителей адыгского рассеяния разных времен и эпох, овладев в совершенстве языком страны проживания и создав памятники литературного творчества на языках разных народов, расширили пространство гуманитарного, культурного и духовного присутствия адыгского этноса. В. Набоков и в лучших англоязычных своих произведениях остается узнаваемым русским художником слова Подобно ему, Омер Сейфеддин и другие выдающиеся писатели не утратили своей ментально-этнической адыгской идентичности, раздвинув границы культурных горизонтов своей исторической родины.

Практика нравоучительного, оценочного и любого другого внели-тературного сопоставления адыгских литератур представляется непродуктивной. Следует признать ассимиляционные процессы фактором состоявшейся истории в жизни разбросанного по миру адыгского этноса. Освоение этническими адыгами литературного пространства стран проживания в процессе неизбежной ассимиляции в иные этноязыковые культуры воспринимается нами как одно из свидетельств стремительного цивилизационного роста и жизнестойкости народа, не раз подвергавшегося угрозе полного уничтожения. Безусловно, проблема единого языкового и культурного пространства - одна из насущных в настоящее время. Адыгская литература, открытая сегодня к взаимовлияниям ее разных течений, начинает понимать свое единство как целостность всех ее проявлений.

Прозаики и поэты адыгской диаспоры, этноязычные и иноязычные, сформировали в течение последних двух столетий не только самобытную литературную культуру, но и своеобразное гуманитарное пространство. Способность к этнодуховному самосохранению не помешала адыгам-эмигрантам участвовать в строительстве разных национальных культур. Многим адыгским литераторам удалось не только обогатить ряд национальных литератур, но и участвовать в их профессиональном становлении. Служа народам и культурам стран рассеяния, они вольно или невольно способствовали расширению культурного пространства адыгов.

Сегодня мы являемся свидетелями своеобразной «обратной» ассимиляции литературы черкесской диаспоры в литературно-художественное пространство исторической Родины. Стремление адыгов к единству отчетливо проявляется в этом процессе.

В заключении работы подведены итоги исследования этномен-тальных основ литературы черкесского зарубежья, сформулированы основные выводы реферируемой диссертации.

Анализ ментальных свойств зарубежной черкесской литературы помог осмыслить не только этническую характерность этой литературы, но и ее многомерный гносеологический подтекст. В центре внимания литераторов черкесского зарубежья находится национальный космос как выражение национального мировосприятия. Для них ментальные координаты - это способ национального видения, логического осмысления миропорядка. Таким образом, ментальность трактуется, а главное, ретранслируется многими представленными нами авторами как объективная национально-историческая ценностная система взглядов и понятий.

Писатели адыгского зарубежья воспринимают духовную целостность этноса как проявление жизнестойкости его своеобразной национальной физиогномики. Проявляется это в устойчивости и даже вне-временности этнических представлений адыгов о всех значимых для человека явлениях. Все люди, казалось бы, ходят под одним солнцем, вовлечены в единый круговорот мировой истории. Понятие семьи, родины, дома, отчизны, веры и языка, столь значимые для всех народов, объединяют разные этносы гораздо больше, чем их разделяют. Но сам фактор культурно-исторической общности разных национальных культур изначально предполагает не унификацию этих культур, а самостоятельное развитие во времени-пространстве. Черкесские писатели зарубежья ретранслировали в своем творчестве специфику адыгского взгляда на общечеловеческие понятия дома, семьи, быта, природы, религии, языка, истории. Именно этот взгляд не только отражает, но и продуцирует национальные образы, органично вливающиеся в общий поток мировой культуры.

В рассмотренных нами художественных текстах в качестве общей для всех авторов idùe fixe выступает рассмотрение, философско-худо-жественное осмысление врожденных свойств народа, его культуры. Основой здесь является раскрытие адыгской специфики в понимании происхождения мира и его развития. Идеи божественного промысла в судьбе этноса и человеческого сотворчества (труда) в строительстве 38

национального здания предстают не в отдельности, а в органичном взаимном резонансе. Творение здесь не противоречит генезису, а дополняет его.

Мы не ставили перед собой цели энциклопедически полно отразить все проявления ментальности адыгского этноса. Это тема для другого, более локального по исследовательским задачам труда. Но наши наблюдения над проявлениями национальной ментальности в творчестве наиболее ярких представителей зарубежной черкесской литературы позволяют выделить самые важные ментальные свойства этноса, своеобразную национальную физиогномическую иконографию, запечатленную в художественных образах.

Мы можем позволить себе сравнительное описание ментальных воззрений большинства авторов, произведения которых рассмотрены в работе.

Образный, смыслосодержательный арсенал произведений зарубежных черкесских литераторов сложен и неодномерен. Различающиеся по стилистике, языку и философско-исторической мотивации, авторы едины в осмыслении некоторых важнейших для национального самосознания проблем. Первостепенное значение имеет многомерность понятия природы отчего края. Именно природа, как фактор вневременной и постоянно действующий, аккумулирует в себе национальную физиогномику этноса, ибо это та природа, из которой этнос духовно рождается и совершает свое историческое движение. Писатели черкесского зарубежья едины в осмыслении природы как своеобразных национальных и шире - мировых координат.

Свободолюбие черкесов духовно продуцировано природой отчего края, а отсутствие государственного аппарата и «государственная» раздробленность не должны восприниматься исключительно как проявление какой-то социально-общественной отсталости и даже варварства.

Здесь не место углубляться в социоисторические темы, но мы вправе поставить гипотетический вопрос: каким был бы национальный образ черкесов, если на ранних ступенях развития этноса природной вертикали бытия была бы противопоставлена государственная? Мы не оцениваем это с позиций «лучше» или «хуже». Важно другое: национальный образ черкесов был бы совершенно иной. Познание ментальных ценностей этноса позволяет, таким образом, по-новому осмыслить уже привычные исторические представления о жизни народа или пред-

ложить вариантность взглядов в оценке тех или иных событий и явлений.

Для писателей адыгского зарубежья природа исторической родины -многомерное духовное послание, язык которого ими должен быть расшифрован и ретранслирован в читательское сознание. Адыгский язык, будучи естественным производным от природы исторической родины, воспринимается писателями черкесского зарубежья как голос этой природы в человеке. Это голос, который в фонетическом измерении отражает, например, пространственную акустику гор, а в грамматическом измерении - все, что связано с логикой национального мышления.

Еще одной важнейшей константой ментального единства адыгских литераторов зарубежья является их общее стремление исследовать национальную «архаику», «доисторические» пласты народной жизни и истории. Интерес к мифоэпическому творчеству народа, прослеживающийся у большинства исследованных нами авторов, свидетельствует о том, что осмыслить национальные корни можно лишь при погружении в древность своего народа, осознавая ее как своеобразный духовный завет предков своим потомкам.

Современные литераторы черкесского зарубежья не осмысливают мифоэпическое наследие адыгов как своеобразный национально-исторический «антиквариат». Идеи национальной консервативности и традиционализма художниками органично сочетаются с необходимостью исторического сближения различных культур. Писатели продуцируют в сознании читателей-соплеменников требовательность в оценке процессов «интернационализации» современного гуманитарного пространства. Как было отмечено, многие писатели стремятся не «замедлить» таким способом историю для формальной консервации национально значимых ценностей, а создать условия, при которых, национальное обезличивание не подготовило бы почву для развития вредоносных националистических идей.

Многие адыгские писатели зарубежья едины в восприятии национального как своеобразного исторического резюме в жизни этноса. Речь идет о том, что национальное является не фактором проявления неких произвольных сил, а итогом определенного исторического развития этноса. Историчность мировидения характерна даже для тех авторов адыгской зарубежной литературы, которые внешне далеки от разработки историософских проблем и сконцентрированы на лирико-поэтическом осмыслении бытия. 40

Наши оценки в проявлении национального (ментального) чувства в творчестве адыгских зарубежных литераторов основываются на убеждении в том, что адыгская история и культура, единственность и неповторимость адыгского мировидения не исключают, а подтверждают необходимость других национальных взглядов на общие для всех людей понятия и явления.

Целостность адыгской литературы включает в себя родство двух путей литературного развития (на исторической родине и за рубежом), а также всю противоречивость их сложного взаимодействия.

Проведенное нами исследование этноментальных основ адыгской зарубежной литературы в контексте общеадыгского литературно-гуманитарного пространства позволяет констатировать:

• вынужденная эмиграция, будучи катализатором нового цивили-зационного положения этноса в культурном пространстве мира, была, остается и будет (в духовно-этическом смысле) неотъемлемой истори-ко-духовной частью адыгского бытия - тема адыгского исхода - важнейшая константа творческой жизни современного адыгского общества и адыгской литературы;

• потребность этноса в определении своего места в мировой культуре ставит перед писателями диаспоры и исторической родины задачу духовно-этического единения - язык предков становится символом исторической памяти и залогом этноментального здоровья литературной культуры и общества в целом;

• пути развития культурно-этнического единения адыгских литератур определяют гуманитарное, а стало быть, и духовное состояние разбросанного по миру этноса, история и судьба которого - неисчерпаемый источник развития национальной литературы.

ОСНОВНЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ ДИССЕРТАЦИИ ИЗЛОЖЕНЫ В СЛЕДУЮЩИХ ПУБЛИКАЦИЯХ:

Монографии:

1. Абдокова М. Б. Проблемы национальных истоков в творчестве поэтов черкесского зарубежья. - Нальчик; Краснодар, 2005. - 10 п. л.

2. Абдокова М. Б. Этноментальные основы литературы черкесского зарубежья. - Нальчик, 2008 - 25 п. л.

Ведущие рецензируемые научные журналы, рекомендуемые ВАК

1. Абдокова М. Б. Тема трагической женской судьбы в творческом наследии поэтов черкесского зарубежья // Вестник Костромского Государственного Университета им. Н. А. Некрасова. - Кострома, 2006. - № 4. - 0,5 п. л.

2. Абдокова М. Б. Путевые заметки поэта черкесского зарубежья Исама Уд-жихова // Культурная жизнь Юга России. - Краснодар, 2006. - № 3. — 0,5 п. л.

3. Абдокова М. Б. Тема отчего дома, мир природных музыкальных образов в творчестве Кадыра Натхо // Известия высших учебных заведений. СевероКавказский регион. - Ростов н/Д, 2006.-№3.-0,5 п. л.

4. Абдокова М. Б. Ностальгия по отчему крову в творческой исповеди поэтов черкесского зарубежья // Научная мысль Кавказа. - Ростов н/Д, 2006. -№1.-0,5 п. л.

5. Абдокова М. Б. Микеланджело новеллистики, или созидательная функция Омера Сейфеддина как писателя // Вестник ЧГУ. Филология - Искусствоведение. - Челябинск, 2007. - № 15. - 0,5 п. л.

6. Абдокова М. Б. Тема мухаджирства в художественной традиции адыгов. // Вестник С-Петербургского Государственного университета. Филология-Востоковедение-Журналистика. Серия 9. Вып. 4. Ч. 2. - СПб., 2007. - 0,5 п. л.

7. Абдокова М. Б. Художественная концепция исторической судьбы адыгов в творчестве Исхака Машбаша, в контексте обшеадыгской литературы // Вестник ЧГУ. Филология-Искусствоведение. Вып. 22. - Челябинск, 2008. - № 20. -0,5 п. л.

8. Абдокова М. Б. Литераторы черкесского зарубежья и процесс ассимиляции в культуру стран адыгского рассеяния. // Вестник С-Петербургского Государственного университета. Филология-Востоковедение-Журналистика. Серия 9. Вып. 2. Ч. 2. - СПб., 2008. - 0,5 п.л.

Учебно-методические и учебные пособия

9. Абдокова М. Б. Литература черкесского зарубежья: проблемы генезиса и влияния на формирование мировоззрения студентов-филологов. - М.; Краснодар, 2007. - 8 п. л.

Статьи

10. Абдокова М. Б. Нравственно-эстетические истоки поэзии черкесского зарубежья и процесс гуманитарного развития студентов-филологов // Материалы региональной научно-практической конференции, посвященной 60-летию РАО (к 200-летию Кавминвод). - Пятигорск: ПГПУ, 2003. - 0,5 п. л.

11. Абдокова М. Б. Роль изучения поэзии черкесского зарубежья в повышении гуманитарных познаний студентов-филологов // Материалы региональной научно-практической конференции «Проблемы высшего образования в Российской Федерации». - Черкесск, 2003. - 0,5 п. л.

12. Абдокова М. Б. Национально-эпическая символика поэзии М. Инамуко в процессе мировоззренческого воспитания студентов-филологов // Вестник КЧФ МОСУ. - Черкесск, 2004. - 0,5 п. л.

13. Абдокова М. Б. Лирическая исповедь поэта черкесского зарубежья Муалида Инамуко. П Адыгская (Черкесская) Международная Академия наук. Образование-Наука-Творчество. - Нальчик; Армавир, 2005. - № 4. - 0,5 п. л.

14. Абдокова М. Б. Духовные идеалы в творчестве поэта-мамлюка Бабуко Эргуна. // Адыгская (Черкесская) Международная Академия наук. Образование-Наука-Творчество. - Армавир, 2006. - № 5. - 0,5 п. л.

15. Абдокова М. Б. Новое осмысление темы мухаджирства в творчестве поэта черкесского зарубежья Берзега Гирандика // Синергетика образования. -М.; Ростов н/Д, 2006. -№ 2. - 0,5 п. л.

16. Абдокова М. Б. Мелодия родного наречья в творчестве американской поэтессы Хавжоко Мажды // Социальные и гуманитарные науки. - М., 2006. -№ 12.-0,5 п.л.

17. Абдокова М. Б. Гимн свободе в творчестве египетских поэтов Махмуда Сами Аль-Баруди и Абдурахмана Аль-Хамиси. Литература народов Северного Кавказа в контексте отечественной и мировой культуры. // Материалы межрегиональной научно-практической конференции. - Майкоп, 2006. - 0,5 п. л.

18. Абдокова М. Б. Образы адыгов-переселенцев в творчестве поэта черкесского зарубежья JTy Джихана. Язык, образование и культура в современном обществе // Материалы межрегиональной научно-практической конференции. -Ставрополь, 2006. - 0,5 п. л.

19. Абдокова М. Б. «В глубине моих глаз прочти свое завтра...» - лирико-философские откровения Зейн Кандур. // Вестник Воронежского Государственного университета. Филология-Журналистика. - Воронеж, 2006. - № 2. -0,5 п. л.

20. Абдокова М. Б. Исторические реалии и героико-эпические традиции в романах зарубежных адыгских писателей // Адыгская Международная Академия наук. Образование-Наука-Творчество.- Армавир, 2007. - №1. - 0,5 п. л.

21. Абдокова М. Б. Песни-плачи периода Кавказской войны в поэзии черкесского зарубежья. // Алиевские чтения. Материалы научной сессии. - Кара-чаевск, 2007. - 0,5 п. л.

22. Абдокова М. Б. Поэзия адыгского зарубежья в переводах на русский язык. // Материалы межвузовской научной конференции «Межкультурная коммуникация и проблемы литературного перевода в мультикультурном пространстве Северного Кавказа». - Черкесск, 2008. - 0,5 п. л.

23. Абдокова М. Б. Песенный жанр в творчестве поэтов черкесского зарубежья.// Вестник КЧФ МОСУ. - Черкесск. - № 3. - 0,5 п. л.

Общее количество опубликованных работ по теме диссертации 25 (54 п. л.).

Сдано в набор 20.04.09 Формат 84х108'/|6. Бумага офсетная. Гарнитура Тайме. Усл. печ. л. 2,31. Тираж 100 экз.

Издательство «Полиграфсервис и Т» 360051, КБР, г. Нальчик, ул. Кабардинская, 19 Тел./факс (8662) 42-62-09

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Абдокова, Марина Борисовна

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА 1. Тема Кавказской войны и изгнанничества в художественной традиции черкесских мухаджиров. Принципы осмысления.

ГЛАВА 2. Ностальгия по исторической родине в творчестве писателей черкесского зарубежья. Текст и литературно-исторический контекст.

ГЛАВА 3. Роль мифоэпической традиции, нартского эпоса как первоосновы образного осмысления эпического времени и эпических характеров. Сравнительный анализ литературного творчества адыгских писателей на исторической родине и за рубежом.

ГЛАВА 4. Литераторы черкесского зарубежья и процесс ассимиляции в культуру стран проживания.

Введение диссертации2009 год, автореферат по филологии, Абдокова, Марина Борисовна

Адыгское переселение и, как следствие, формирование адыгской диаспоры началось задолго до трагических событий Кавказской войны. Сирия, Египет, Турция стали той этнокультурной средой, в которой адыги оставили значительный исторический след. Влияние адыгских переселенцев бесспорно и в истории некоторых европейских народов (греков, итальянцев и др.). Наибольшего влияния этнические адыги добиваются в общественной и культурной жизни Ближнего Востока в середине прошлого тысячелетия. Известно, что по меньшей мере два столетия (XIV-XVI) правителями Египта были черкесские мамлюки. Именно потомки этих адыгов стали впоследствии наиболее значимыми представителями общественной, военной, культурной и научной элиты стран, в которых обосновались многие из покинувших родину черкесов. Несмотря на то, что значительная часть первых адыгских переселенцев как бы растворилась в этнокультурном бытии стран пребывания, эта древняя диаспора и по сей день — предмет национальной гордости всех этнических адыгов. Черкесским историкам еще предстоит изучить этическое влияние памяти о первых адыгских переселенцах на этнокультурное бытие адыгов прошлого и современности.

И все же кульминационная точка адыгского исхода и, как следствие, рождение диаспоры, кровно связанной с памятью об исторической родине, — это период с 1864 по 1878 годы. Трагическое переселение адыгов с родных земель обусловлено множеством причин, главная из которых — Кавказская война и связанное с ней противостояние Османской империи и России. Один из самых древних и многочисленных народов Кавказа стал жертвой борьбы за влияние двух крупнейших держав.

Фундирующим компонентом историко-культурного генезиса литературы адыгской диаспоры является осмысление духовного и художественного резонанса адыгских литераторов разных времен на трагедию черкесского народа, грандиозный по масштабам исход с родных земель, произошедший в последней четверти XIX века.

Огромные пласты профессиональной литературной культуры черкесского зарубежья сегодня начинают только осваиваться на исторической родине. Научное освоение литературных памятников адыгского зарубежья в течение двух последних десятилетий стало неотъемлемой частью роста национального самосознания народа, значительная часть которого волею истории оказалась за пределами родных земель. Проблемы духовно-нравственного возрождения адыгского этноса на исторической родине невозможно разрешить в отрыве от постижения всей философско-исторической многомерности общеадыгской (зарубежной и «материковой») культуры.

Системный научный анализ процессов формирования, развития и современного состояния зарубежной адыгской художественной словесности не опережает, а сопутствует процессам творческого и этического освоения её достижений рядовыми читателями и научными исследователями на исторической родине. Литературный багаж черкесского зарубежья — важнейший компонент гуманитарной (интеллектуальной и эстетической) истории всего этноса.

Процесс этноисторического, духовного самопознания адыгского этноса ставит в качестве одного из важных вопрос об этноментальных основах адыгской зарубежной словесности.

Актуальность исследуемых нами проблем — в воссоздании целостной картины зарождения и развития литературы диаспоры как неотъемлемой части литературы общеадыгской. Понять пути развития единого культурно-этнического бытия народа невозможно без того, чтобы точно не определить историко-культурную генеалогию и этноментальные основы богатейшей литературы диаспоры. Возвращение на историческую родину многих забытых и даже неизвестных ранее имен, произведений, относящихся к литературе черкесского зарубежья, значительно трансформируют, делают более объемными наши представления о путях развития адыгской литературы. Возникает возможность сопоставления, соединения в наших суждениях опыта литературно-художественного развития культуры разделенного этноса.

Притом, что адыгское литературоведение в последние десятилетия значительно продвинулось в изучении художественно-эстетического своеобразия адыгских литератур, многие проблемы до сих пор остаются малоисследованными. Это вполне объяснимо, если учесть, что процесс возвращения на историческую родину имен авторов, художественных текстов, документально-исторических материалов литературы черкесского зарубежья сам по себе сложен и сопряжен с целым рядом проблем, которые еще недавно казались неразрешимыми.

Историческая обусловленность разделения литературы адыгского этноса по территориальному принципу сегодня не подвергается сомнению. Духовное общение между адыгами-эмигрантами и «материковыми» адыгами было затруднено вопреки чаяниям и нуждам большей части всего разделенного народа. Исторически обусловленное «размежевание» адыгских литератур - это не причина, а следствие разъединенности самого этноса. За последние годы преодолены многие идеологические барьеры в осмыслении жизни адыгского этноса и его литератур. Фактором духовного сближения, помимо личностных контактов гуманитариев зарубежья и исторической родины во многом является и литературно-художественный опыт нескольких поколений писателей и поэтов (этнических адыгов), проживающих, как на родине, так и за рубежом.

Исследование локализованных потоков адыгских литератур в ракурсе эстетической, исторической, духовно-нравственной эволюции представляет несомненный научный интерес. Из всей многомерности постижения проблем, связанных с возникновением и развитием литературы адыгской зарубежной диаспоры, мы выделяем фактор корневых истоков этой литературы. По нашему убеждению различные потоки адыгской художественной словесности, даже при антиномическом соотношении в отдельных своих проявлениях, близки этнически и ментально.

Анализируя очень разнящиеся по содержанию, художественным свойствам, стилю произведения литераторов черкесского зарубежья, осмысливая процессы ассимиляции адыгов в культуру стран проживания, сопоставляя художественный опыт писателей зарубежья и исторической родины, мы стремимся осмыслить духовные, национальные корни литературного творчества зарубежных черкесских писателей.

В какой мере писатели эмигранты идентифицируют себя этнически? В чем проявляется ментальная характерность их творчества? Ответы на эти вопросы не могут быть даны вне анализа конкретного художественного метода того или иного художника, без учета факторов этнической и ментальной самоидентификации писателей, творящих в иноязычной среде, без исследования позитивных и негативных влияний на их самосознание окружающей культурной среды. В анализе отдельных ярких художественных явлений, в сопоставлении весьма различных по образному строю и стилевым параметрам произведений возможно обрести и некое типологически универсальное представление об основополагающих эстетических, нравственно-философских принципах литературы черкесского зарубежья.

Этноментальный генезис зарубежной черкесской литературы осмысливается в работе с учетом того, что язык и литературное творчество являются отражением сущностной потребности этноса определить своё место в сложном многообразии окружающего мира.

Дефицит в научно-исследовательских и в обзорно-аналитических трудах, освещающих проблемы корневых истоков литературы адыгского зарубежья, ощущается с каждым годом всё сильнее. Поток открываемых на исторической родине художественных текстов литературы зарубежной черкесской диаспоры очевидно неадекватен объёму серьезных исследований, которые могли бы способствовать осмыслению культурно-исторических ценностей.

Мы стремимся восполнить отдельные пробелы в практическом (творческом), а главное, — в научном освоении широкого спектра проблем, возникающих при осмыслении литературы черкесского зарубежья, что и определяет основную цель нашего исследования — выявление этноментальных основ, определение историко-культурных истоков (генезиса) профессиональной литературы черкесского зарубежья.

Исследуя трагический исход адыгов с родных земель, мы ставим перед собой задачу раскрыть механизмы духовно-эстетического постижения адыгской трагедии зарубежными адыгскими литераторами разных исторических эпох. Обозначенная нами основная цель исследования диктует и конкретные, сугубо литературоведческие задачи. В исследовании художественных текстов одной из важнейших становится задача такого осмысления материала, который позволяет воспринимать не только формальную структуру и эстетическое содержание самих текстов, но и духовный язык предков как проявление исторической памяти народа и его своеобразный этноментальный код.

Вопросы этноменталъных основ черкесской зарубежной литературы эпизодически затрагивались многими учеными, но не становились предметом специального исследования, литературоведческого анализа. Филологическое исследование литературы адыгской диаспоры, как уже говорилось, стало возможным благодаря тому, что в последние два десятилетия на историческую родину стали возвращаться произведения многих писателей адыгского зарубежья. Этому способствовали усилия материковых писателей, журналистов, ученых, а также представителей гуманитарной элиты современной зарубежной диаспоры.

Анализ огромного исторического и литературно-художественного материала требует нового для адыгского литературоведения подхода к освоению обретённых богатств зарубежной черкесской художественной словесности. В нашей работе этноментальные основы литературы черкесского зарубежья исследуются не в замкнутости и самостоятельности эмигрантской культуры, а в контексте общеадыгской культурной традиции: мухаджирский и материковый потоки адыгских литератур осмысливаются как двуединство чрезвычайно разнящихся, но исходящих из одного ментального источника литератур.

География и хронос адыгской зарубежной литературы не ограничиваются нами рамками отдельной страны или отдельного исторического отрезка времени. Анализируются художественные тексты писателей (этнических адыгов) разных исторических эпох, творчество которых реализовано в Турции, Сирии, Иордании, Египте, странах Европы и Америки. Наряду с этим исследуются этноментальные связи материковой адыгской литературы и литературы диаспоры. Вскрываются не только очевидные параллели в ментальном сложении адыгских литератур, но и антиномии, не разрушающие единство общеадыгской литературы, а отражающие ее сложное становление и бытие.

Научная новизна настоящего исследования состоит в самой постановке темы, в новых методах анализа литературы адыгской зарубежной диаспоры посредством выявления ее ментального и этнического своеобразия. Осмысление этноментальной сущности зарубежной адыгской словесности осуществляется нами на глубинном уровне, то есть, анализируя конкретные художественные тексты, мы стремимся осмыслить литературный процесс черкесского зарубежья во всей многомерности художественных и мировоззренческих факторов.

Художественное слово является для нас своеобразным ключом к исследованию этноментального миропонимания литераторов черкесского зарубежья. Новым является и избранный автором подход в изучении характера взаимодействия зарубежной и «материковой» черкесских литератур. Нами вскрывается своеобразный «механизм» ментальной, культурной целостности разделенного этноса - стремление зарубежной и «материковой» черкесских литератур художественно отразить специфически «адыгский взгляд» на прошлое, настоящее и будущее своего народа. Исходя из этого, этноментальные основы адыгской зарубежной литературы рассматриваются в широком контексте философско-этических и эстетических явлений и факторов.

Предметом данного исследования является поэзия и проза наиболее ярких и самобытных литераторов черкесского зарубежья. Раскрывая этноментальную сущность адыгской зарубежной литературы, мы исследуем лексико-фонетические, художественно-эстетические, нравственнофилософские особенности творчества: О. Сейфеддина (Турция), Ш. Кубова (Турция), К. Натхо (США), И. Уджуху (Сирия), М. Кандура (США), 3. Кандур (Иордания), К. Шурдума (Германия), Я. Бага (Турция), К. Самих (Турция), Ю. Барута (Турция), Э. Гунджера (Турция), М. Инамуко (Турция), М. Меретуко (Голландия), И. Жанбека (Иордания), А.Чурея (Турция), Н. Хунагу (Иордания), Ф.Тхазепля (Турция), Дж. Авжды (Турция) и многих других зарубежных и «материковых» адыгских писателей.

Учитывая, что некоторые из анализируемых текстов прозаиков и поэтов черкесского зарубежья раньше не рассматривались, мы сочли необходимым дать развернутый анализ их лингвистических и образно-поэтических особенностей. Структурный анализ текстов не ограничивается формальной самоценностью лингвистического анализа, а является необходимым фундаментом в постижении этноментальных основ литературы черкесского зарубежья.

Целью нашей работы является выявление этнических и ментальных истоков в творчестве прозаиков и поэтов черкесского литературного зарубежья. Осмысление корневых основ зарубежной адыгской литературы становится возможным только в том случае, если первичнъъч является анализ на индивидуальном уровне, то есть исследование конкретных произведений различных авторов. Типологизация опыта разных литераторов, тем более — этноментальная идентифиткация зарубежной черкесской литературы -оправданы лишь как сложение творческого опыта и своеобразия многих и многих мастеров художественного слова.

В литературе черкесского зарубежья не было единого «координирующего» центра, своего рода «союза писателей». Каким образом объединяются в нашем сознании творческие манеры, художественная характерность столь разных художников слова, как О. Сейфеддин и Ш. Кубов, Я. Казан и М. Кандур, К. Натхо и Б. Калмык и т. д.? Связать воедино на уровне эстетических и стилистических измерений столь разных авторов и их произведения очень трудно. Мы и не пытаемся делать этого. В гораздо большей степени нас интересует то, как в творческом опыте литераторов разных времен и художественных направлений отражается (и отражается ли вообще) культурно-исторический опыт адыгского этноса. Является ли фактор этнической самоидентификации для писателей черкесского зарубежья условным или необходимым качеством в реализации своих творческих замыслов? Существует ли некое общее культурно-историческое измерение того, что определяет общность взглядов адыгов исторической родины и зарубежья? В какой мере черкесское литературное зарубежье приближает или отдаляет нас от осмысления своего сегодняшнего этнокультурного бытия? Предметный анализ конкретных художественных текстов позволяет нам в процессе исследования дать ответы на эти вопросы.

Цели, поставленные в настоящей работе, определяют и избранную в ней методологию. Мы не предлагаем даже подобие какой-либо истории адыгской зарубежной литературы. Это задача отдаленного будущего. Мы также не намерены концентрироваться на описании всех тенденций, направлений литературного развития адыгской зарубежной диаспоры. Это не способствовало бы раскрытию обозначенной в исследовании темы. Наша задача иная — анализируя отдельные (наиболее яркие) художественные явления литературы адыгской диаспоры, в контексте творчества того или иного литератора, выявить тенденции общеадыгского этноментального мировосприятия. Основной методологический принцип работы — это путь к обобщению и типологизации через анализ и осмысление личностно-единичного. Подобный подход к исследованию художественного материала позволяет сделать более очевидным фактор ментального сродства чрезвычайно разнящихся по многим параметрам авторов и художественных произведений.

Методологической и теоретической основой исследования являются труды: М.М. Бахтина, В.Г. Белинского, А.Н. Веселовского, Г.Д. Гачева, В.М. Жирмунского, И.Ю. Крачковского, В.В. Кожинова, А.Б. Куделина, Е.М.Мелетинского, Н.С. Надъярных, А. А. Потебни, В.Я. Проппа, Н.С. Трубецкого, Б.Н. Эйхенбаума и др.

Концепция нашей работы учитывает опыт ведущих лингвистов, литературоведов, исследователей литератур Северного Кавказа: А.Ч. Абазова,

A.И. Абдокова, А.И. Алиевой, З.Х. Баковой, Х.И. Бакова, JI.A. Бекизовой,

B. А. Бигуаа, A.M. Гутова, Г.Г. Гамзатова, А.В. Кушхабиева, Р.Х.Камбачоковой, Х.Х. Кауфова, М.Ш. Кунижева, Г.И.Ломидзе, М.И.Мижаева, Н.Д. Музаева, A.M. Муртазалиева, А.Х.Мусукаевой, З.М. Налоева, Р.С. Сакиевой, С.М. Сакиевой, К.К.Султанова, А.А. Схаляхо, Х.И. Теунова, Х.Т.Тимижева, Т.З. Толгурова, В.Б. Тугова, Ю.М. Тхагазитова, Р.Б.У нарокова, К.Х. Унежева, В.А. Урусбиевой, JI.B. Федотовой, А.Х. Хакуашева, Р.Х. Хашхожевой, М.М. Хафицэ, М.Н. Хачемизовой, Ф.Н. Хуако, Т.Н. Чамокова, Т.А. Чурей, Е.М. Шабановой, А.К. Шагирова, К.Г. Шаззо, М.А. Шенкао, И.А. Шорова, А.Т. Шортанова и др.

Учтен также опыт отечественных и зарубежных историков, этнографов, документалистов: А. Абрамова, И. Айдемира, А. Бенкендорфа, Н. Берзега, И. Бларамберга, Г. Дзагурова, Н. Дубровина, В. Потто, Н.Смирнова, А. Фонвиля, С. Эсадзе.

В качестве анализируемых литературных (прозаических и поэтических) первоисточников использовались проверенные аутентичные отечественные и зарубежные издания.

Практическая ценность данного исследования обусловлена несколькими факторами. Во-первых, наши наблюдения и выводы, связанные с проявлениями этноментального, корневого начала в литературе черкесского зарубежья, позволяют более точно и объемно определить национальное своеобразие культуры адыгов, волею судьбы оказавшихся за пределами родных земель, объяснить феномен выживаемости этноса с позиций его своеобразного этнического кода.

Во-вторых, очевидна важность решения конкретных литературоведческих задач по анализу художественных произведений. В процессе их исследования уточняются и расширяются многие представления о творчестве как известных, так и мало изученных, а в отдельных случаях — прежде не исследовавшихся авторов и произведений черкесской зарубежной литературы.

И, наконец, результаты научного анализа работы могут быть использованы при составлении целостной картины общеадыгской литературной и шире - духовной культуры. Диссертация может стать методологической основой для филологического учебного курса, призванного посредством литературоведческого анализа исследовать соотношение художественного слова и этноментальности в развитии адыгской зарубежной литературы.

Внутреннее распределение материала в рамках нашего исследования подчинено поступательному раскрытию основной темы.

В Первой главе работы рассмотрена тема мухаджирства в художественной традиции адыгов. Анализируются песни-плачи периода Кавказской войны и их литературное отражение в более поздних образцах народной поэзии черкесского зарубежья и исторической родины.

Вторая глава исследует литературно-исторический контекст произведений литераторов черкесского зарубежья. Рассматривается ностальгическая характерность образно-смыслового содержания художественных текстов.

Третья глава посвящена анализу этноментальных основ творчества писателей черкесской диаспоры, выявлению специфической символики Родины в художественном самосознании адыгских писателей и поэтов зарубежья. Рассматривается роль мифоэпической традиции, героического нартского эпоса, как первоосновы образов и осмысления эпического времени и эпических характеров в художественных текстах. Проводится сравнительный анализ литературного творчества адыгских писателей зарубежья и исторической родины в разработке общеадыгских социоисторических и культурных проблем.

В Четвертой главе рассматриваются ассимиляционные процессы литературы черкесского зарубежья в культуры стран проживания адыгов-переселенцев. Исследуется тематико-образный строй художественных текстов.

В Заключении даются основные выводы исследования.

Н.С. Надъярных справедливо отмечает, что «.с середины XX века гуманитарные науки переживают радикальные парадигмальные изменения. И даже если видеть в них только тенденцию, то и тогда она показательна. Если долгое время до этого преобладал интерес учёных к культуре чужой или чужих, замечательной своей инаковостью и воспринимавшихся подчас «экзотическими», то теперь наряду с ним немалое место занимает научная рефлексия о своей культуре, её структурах, слове, духовности, самобытности художественного сознания». [142:103] Вывод ученого в полной мере отражает положение дел в современной адыгской филологической науке. «Свое» и «чужое» в ракурсе адыгской культуры — это в сегодняшнем сознании простых читателей и научных исследователей не противопоставление «материкового» и эмигрантского потоков, а скорее, наоборот - попытка осмыслить общность еще недавно казавшихся антагонистичными явлений. «Чужое» (а точнее — чуждое) — это то, что в корне противоречит этноментальным устремлениям народа, мешает ему непредвзято и всеохватно осмысливать свое прошлое, настоящее и будущее, следовать родным традициям.

На этноментальном уровне «чуждость» различных художественных, личностных, стилевых и прочих измерений творчества зарубежных и отечественных адыгских литераторов не просто стирается автоматически, а преодолевается. Своеобразным инструментом такого преодоления становится вопрошание все большего количества людей о том — кто мы, возрастающая потребность адыгов на исторической родине и за рубежом осмысления своих этноисторических, ментальных корней.

В процессе исследования предстоит определить основные механизмы формирования своеобразного литературно-художественного единства этноса, отражающего единство его ментальных и этнических основ.

JI. А. Бекизова пишет: «Признавая литературную общность черкесских-адыгских литератур, развивающихся на родовой территории, необходимо с опорой на фольклорно-эпические традиции показать и связующие звенья между всеми типами литературно-художественного развития этноса».[284:44] Мощным звеном сохранения духовных, гуманитарно-исторических и, как следствие, ментальных связей с диаспорой и ее литературой был и остается нартский эпос адыгов. Фольклорная сущность адыгской литературы, ее эпические традиции выявляют проблему трансляции, передачи литературного опыта в страны зарубежья. Литература диаспоры по-новому осмыслила проблемы фольклора и впитала в себя мифоэпическое наследие адыгов.

Но культура адыгов складывается не только из общего понимания фольклора во всем его многообразии, но зиждется на значимом для каждого адыга кодексе национального этикета. Именно национальный этикет адыгов фиксирует во многом в сознании отдельного представителя народа и этноса в целом критерии добра и зла, прекрасного и ужасного, законного и преступного и т. д. Для черкесов зарубежья, не утративших внутренней ментальной связи с родиной, как и для большинства «материковых» черкесов - «адыгэ хабзэ» — важнейший из институтов духовной самоидентификации, а не формальный свод правил (норм) поведения.

В определении этнического «кода» адыгов, а главное — в выявлении ментальных основ зарубежной черкесской литературы мы не можем не учитывать всего, что связано с многомерным понятием адыгства. По мнению Б.Х. Бгажнокова, «адыгагъэ - общепризнанное обозначение адыгской этики. Производный (термин — М.А.) от самоназвания народа, он ассоциируется с аккумулятором и транслятором духовно-нравственной культуры и энергии многих поколений. /. / Адыгство соединяет в себе лучшие черты, присущие адыгам. Это не только моральный идеал, но и специфическое выражение жизненного мира и национального духа черкесов». [29:15]

Представляется чрезвычайно важной многомерная этимология понятия «адыгэ». Пожалуй, это единственный случай, когда в наименовании народа содержится сакраментальный этический смысл, определяющий духовно-этическую сущность этноса.

В настоящее время адыги находятся в поиске путей выживания как общность людей с единым нравственно-этическим стержнем, запечатленным в идее «хабзэ». Следует подчеркнуть нерасторжимое единство «адыгэ хабзэ» и «адыгагъэ» в жизнеустройстве народа. Это единство по мнению Б.Х. Бгажнокова «имело определенный положительный смысл: приводило к взаимному усилению роли и авторитета каждого из этих институтов. С одной стороны, моральное обоснование правовых норм естественным образом повышало их социальную ценность и действенность, с другой - неизмеримо возрастала значимость правил хорошего тона и этикета в целом уже в силу того обстоятельства, что некоторые формы этикета считались одновременно и нормами права. /./Все это объясняет в какой-то мере не только общеадыгское, но и международное признание традиционного морально-правового кодекса адыгов.» [29:24].

Законы «адыгэ хабзэ» были первыми и неотложными правилами жизни для большинства адыгов диаспоры. Писатели адыгского зарубежья позиционировали себя со своим родным народом в той степени, в какой духовно были связаны с традициями и этическими заповедями своего этноса. Именно это позволило им не раствориться в неизбежных при отрыве от родной земли ассимиляционных процессах, а напротив, в иных случаях сохранить образ адыгского уклада жизни в чистоте и удивительной цельности.

Известно, что нартский эпос адыгов самым непосредственным образом вбирает этические традиции этноса. Для нас этот факт важен потому, что анализ мифоэпической, фольклорной и этической традиций в литературном творчестве зарубежных черкесских писателей позволяет максимально доказательно выявить этноментальную сущность их мышления. Проиллюстрируем эту спаянность фольклора и этического кодекса черкесов -«адыгэ хабзэ» - следующим примером из «Старых и новых легенд Кавказа» англоязычного адыгского писателя Кадыра Натхо. По преданиям, были и у адыгов времена, когда отживших свой век немощных старцев сбрасывали с утесов, прекращая их бессмысленное и беспомощное существование. В одной из легенд («Первые лучи рассвета») повествуется об отце, научившем сына видеть первые лучи рассвета. Сын, оценивший мудрость отца и его нравственную красоту, научает и соплеменников уважению к старшим. А ведь это самое уважение к мудрости старцев, к старшему вообще — краеугольный камень всей черкесской этики.

Но вернемся к легенде, к ее кульминационной точке. Сын выигрывает «спор» благодаря советам своего столетнего отца. Когда он рассказывает об этом предводителю войска, тот отдает распоряжение: «Добрые люди, запомните этот момент, когда Тхашо послал нам знак, чтобы мы стали уважать наших седовласых стариков, чтобы мы в трудные минуты с ними советовались. Потому я, Дзапш, правитель шапсугского племени Черкесии, провозглашаю с этого момента, что мы останемся с нашими родителями, вместо того, чтобы сбрасывать их с утеса.» [284:58]. Приведенный пример показателен не своей информативной занятностью, а тем, что в простых и лаконичных формах старой легенды отражены очень важные для черкесской ментальности принципы духовного обустройства этноса. В процессе исследования мы намерены оценивать с позиций ментальной идентификации все без исключения художественные тексты.

Фольклорная традиция адыгов равно, как этические принципы этноса будут для нас своеобразными смысловыми доминантами, определяющими не все, но наиболее существенные проявления этноментальности, национального духа в литературе черкесского зарубежья. Нам предстоит выявить в мире художественных образов, в принципах изображения человека национальное своеобразие в осмыслении личности, как части этноса, культурно-историческая самоидентификация которого берет начало, как указывалось выше, в национальном эпосе адыгов «Нарты». Определив суть исповедуемых героями зарубежной черкесской литературы традиционных понятий адыгской этики: «адыгэ цух» (человек), «цыхуга» (человечность), «адыгагъэ» (человечество), мы намерены показать вневременной для этноса характер этих основополагающих компонентов ментальной идентичности.

Анализ художественных текстов литераторов черкесского зарубежья сопряжен с осмыслением вклада многих отечественных и зарубежных исследователей, литераторов в собирание, систематизацию и публикацию памятников адыгского народного устного творчества.

Большая заслуга в сборе, изучении и научной классификации нартского эпоса в среде черкесской диаспоры принадлежит Озбеку Батыраю. Исследователем собран воедино свод нартских сказаний, бытующий в среде черкесского зарубежья, а также найдены параллели с национально-художественной традицией эпоса на родовой территории, рассматриваются вопросы религиозного самосознания черкесов, их исконные обычаи и нравы.

Кропотливый аналитический труд Озбека Батырая способствовал восстановлению исторической правды в выявлении истоков зарождения национально-художественной традиции фольклора черкесского зарубежья. Определен генезис этики и, что чрезвычайно важно, эстетических представлений- народа, исследованы вопросы нравственности и морали, определяющие ментальность адыгов.

Многие проблемы по изучению адыгской литературы (в том числе зарубежной) обозначены в трудах JI.A. Бекизовой: «Фольклорно-эпические традиции, как основа адыгской литературной общности», «Зарубежная художественная диаспора адыгских народов: общность, традиции, проблемы и перспективы». Важные аспекты адыгской литературной общности разработаны в основательных исследованиях А. М. Гутова, Ю. М. Тхагазитова, Р.А. Хашхожевой, Х.И. Бакова. Этот ряд дополняет фундаментальный труд «Писатели черкесского зарубежья» Х.Т. Тимижева и З.Х. Баковой. Литература абхазской диаспоры многомерно исследуется В.А. Бигуаа, который подчеркивает роль адыгов в освоении культурного пространства Египта, Сирии, Турции. След, оставленный адыгами-переселенцами в культуре греков, арабов, европейцев, весьма красноречив, ведь само переселение адыгского народа происходило в продолжение чрезвычайно длительного исторического периода. Из многочисленных исторических источников известно, что черкесские мамлюки в значительном числе присутствовали в Египте и Сирии уже в период правления фатимидских халифов.

Материалы фольклорно-этнографических экспедиций в страны черкесского рассеяния, предпринятые Адыгейским и Кабардино-Балкарским научно-исследовательскими институтами, позволяют судить о степени сохранности изустных образцов художественной культуры адыгов и культурной памяти народа в целом. Весьма важен добытый A.M. Гутовым, Р.Б. Унароковой, а также другими исследователями материал, характеризующий ментальные основы художественного творчества народа, сохранившего себя на чужбине как этнокультурное целое. Собранные и исследованные этими учеными памятники народного литературного творчества - фундирующий элемент в осмыслении этнокультурных истоков литературы исторической родины и черкесского зарубежья.

Один из ценнейших источников для постижения художественных достоинств литературы диаспоры - масштабная монография Х.Т. Тимижева «Историческая поэтика и стилевые особенности литературы адыгского зарубежья». Исследователь впервые вводит в научно-исследовательскую практику внушительный по объему и значению художественный, историко-биографический материал. Аналитические наблюдения и выводы ученого позволили нам расширить проблематику этнокультурной идентификации многих авторов и произведений.

Различные проблемы литературно-художественного творчества адыгской зарубежной диаспоры рассмотрены и в диссертационных трудах: Чурей Тыжын Али — «Боль и страдания черкесского народа в творчестве Ахмета Мидхата Хагура» и нашем — «Проблемы национальных истоков в творчестве поэтов черкесского зарубежья».

В предлежащем труде проблемы этнической и ментальной идентификации литературных произведений и их авторов решаются на основе творчества писателей и поэтов, создавших свои произведения, как правило, на языке страны проживания и в отдельных случаях — на языке исторической родины.

Мировая литература знает немало примеров, когда писатели, вынужденно покинувшие историческую родину, создавали свои произведения на языке стран проживания, а затем возвращались к освоению языка предков. Благодаря усилиям отечественных адыгских ученых, журналистов, писателей, за последние десять лет значительно возросли творческие и научные контакты с писателями и учеными стран черкесского зарубежья.

Взаимный интерес деятелей адыгской культуры открывает нам творчество доселе неизвестных и чрезвычайно популярных в странах проживания деятелей культуры, искусства и науки. Вот лишь несколько самых ярких примеров из открытий последнего времени. Большим авторитетом в Турции пользуется композитор Сабахаддин Мухлис. В его творчестве явно прочитывается трепетное отношение к родине предков. Тематика, образный строй произведений Мухлиса свидетельствуют о том, что он хорошо знает народную адыгскую музыку и стремится трансформировать народную традицию в своем профессиональном творчестве. В Иордании проживает очень популярная среди адыгов зарубежья гармонистка Абида Умар. Для многих адыгов Иордании искусство Умар — возможность общения с музыкальным фольклором исторической родины. Ратип Тахир Бурак - турецкий художник адыгского происхождения, известный книжный иллюстратор. В графике художника явственно проступают черты адыгского декоративно-изобразительного искусства. Другой художник - Авни Тлухуж, получивший серьезное профессиональное образование в Парижской Академии изящных искусств, - один из наиболее талантливых современных турецких пейзажистов. Лишь недавно нам открылось творческое наследие одного из самых значительных живописцев Турции, этнического адыга Исмаила Намика. Его романтическая картина «Ле Десантшантис» удостоена гран-при на парижском смотре-конкурсе современного искусства. Европейскую известность художнику принесла картина «Нива». Живописные образы Намика в прямом смысле почвенны, то есть отражают его адыгские корни.

Конечно же, не только и не столько общественный резонанс определяет для нас значимость тех или иных художников, композиторов или писателей, а соотношение художественных дарований, мастерства и подлинно национальных, этноментальных корневых начал в их творчестве.

Нельзя быть нарочно национальным или религиозным. Это те сферы, в которых внутренняя сущность творца не может быть разыграна как некая эстетическая игра. Искренность и подлинность в проявлении национального начала в искусстве - это целостное отражение этнических и ментальных основ родовой культуры, которая кодируется в сознании художника с детства.

Для упомянутых выше и многих других представителей гуманитарной культуры адыгского зарубежья думы о родине их предков были подчас самым важным источником вдохновения. Зачастую именно размышления об утраченной далекой отчизне, ностальгическое переживание разрыва с Кавказом, духовно-эстетическое чувствование этого разрыва делало из многих адыгов-переселенцев настоящих художников, исповедовавших в своем творчестве идею духовного единства с землей предков.

Орхан Памук1 в автобиографической книге «Стамбул: город воспоминаний» (2003) отмечает: «Есть писатели, такие как Конрад, Набоков, Найпол, которые, сменив язык и культуру, покинув свой народ, родину, континент и даже влившись в другую цивилизацию, с успехом продолжают писать. И я знаю, что если их творческие силы только крепли от изгнания или скитаний, то я как писатель сформировался именно благодаря этой неразрывной связи со своим домом.» [423:13]. Среди художников, представляющих зарубежную адыгскую литературу, много таких, которые в своем творчестве сочетают ассимиляцию в культуру стран проживания и непрерывность духовных связей с отчизной предков.

1 Орхан Памук (р. 1952) турецкий писатель адыгского происхождения, лауреат Нобелевской премии 2006 г.

Так в литературе черкесского зарубежья еще задолго до Кавказской войны очень ярко проявил себя египетский писатель адыгского происхождения Абу Халид бин Юсуф аль-Макдиси. Этот средневековый писатель-историк был потомком черкесских мамлюков. Его труды («Отъезд султана Ямбега на Кавказ», «Краткая история египетских султанов»), в которых находим бесценный исторический материал о быте и нравах народов Северного Кавказа, - наиболее ранние образцы адыгской историографии и зарубежной адыгской словесности.

Литературная диаспора черкесского зарубежья отразила в своем многогранном творчестве все, чему была свидетельницей, запечатлев пережитое во всех известных литературных формах и жанрах. Основной стержень значительной части литературы диаспоры — ностальгия по исторической родине.

Именно эта оторванность от очага предков заставила наших соплеменников сохранить образ исторической родины во всем его духовном, этическом, культурно-историческом своеобразии. Л.Г. Федосеева в очерке I

Национальные диаспоры как предмет исследования» приводит близкую нам мысль К. Акулы: «В произведениях эмиграции духовный потенциал выше, потому что там присутствует Бог, а во-вторых, всплеск души стал неизбежен, потому что путь писателя всегда страдание, особенно на чужбине.» [342:17].

Галерея имен известных и еще мало открытых нам и миру деятелей адыгской литературной диаспоры весьма обширна. Очевидно, что труд по собиранию всего, что, так или иначе, связано с художественной жизнью черкесского зарубежья, необходим, ибо начавшийся процесс возрождения этнокультурного самосознания адыгов нуждается в живительной подпитке, исходящей от подлинно национального искусства.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Этноментальные основы литературы черкесского зарубежья"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Этноментальные основы литературы черкесского зарубежья рассмотрены нами в контексте художественных, филологических, эстетических, философско-этических и общественно-социальных явлений и факторов. Учитывая, что значительная часть анализируемых в исследовании художественных текстов писателей и поэтов черкесского зарубежья никогда прежде не подвергалась филологическому анализу, мы сочли необходимым подробный, а в особых случаях детальный анализ лингвистических, образно-поэтических, смысло-содержательных и прочих особенностей этих текстов. Столь пристальное внимание к языковому (в широком смысле) своеобразию литературы адыгской диаспоры обусловлен нашим убеждением в том, что язык и литературное творчество являются доминантами духовно-этического и художественно-эстетического самоосмысления этноса в пространстве мировой культуры.

Проведенный нами филологический анализ художественных текстов литературы черкесского зарубежья позволяет сделать вывод: художественное слово и его корневые основы содержат в себе основополагающие идеи национального мировидения. Национальные, этнические образы мира открываются в сложной символике языка, того языка, в котором закодированы главные ценностные ориентиры этноса.

Рассматривая литературу черкесского зарубежья как составную часть общемирового литературного процесса, мы исследовали не только генеалогию эмигрантского литературно-художественного мира, но и принципы, на которых он базируется. Адыгская ментальность трактовалась нами как многомерное явление национального мировосприятия черкесов.

Литературное наследие диаспоры осмыслено в общеадыгском этнокультурном и художественно-эстетическом контексте. Различия, сходства, антиномические противоречия, взаимовлияния и разночтения, сопровождавшие процесс культурно-этнического сближения литератур диаспоры и исторической родины, рассматриваются нами в связи с ментально-этническим, историко-философским и главное — художественно-эстетическим освоением богатого литературного материала.

Невозможность анализа памятников литературы черкесского зарубежья еще в недавнем прошлом была обусловлена крайней недоступностью материала.

Нашему исследованию предшествовал большой труд по освоению огромного объема поэтической и прозаической литературы черкесского зарубежья. Значительная часть поэтических и прозаических текстов, представленных в работе, ранее рассматривалась лишь эпизодически, а во многих случаях не исследовалась вовсе.

Генеральной, этико-философской задачей нашего исследования был такой тип структурного анализа художественных текстов, эстетических и философско-исторических особенностей литературы диаспоры, который позволил бы научно подтвердить наличие сформировавшегося и еще мало изученного общеадыгского литературного пространства, объединенного на исповедании и художественной разработке специфически адыгских ментальных ценностей.

Этноментальные основы литературы диаспоры не воспринимаются нами в локальном этнонациональном значении. Рассматривая комплекс филологических, эстетических, социоисторических и философско-моральных проблем, обусловливающих своеобразие литературы черкесского зарубежья, мы стремились раскрыть «зашифрованные» в этноментальной структуре литературы диаспоры пути культурно-этнического единения всей адыгской литературы.

Если научная периодизация литературного процесса на исторической родине успешно осуществляется многими исследователями, то литературный процесс адыгского зарубежья требует серьезных уточнений, корректировок. Неподтвержденность отдельных версий научной периодизации литературы диаспоры обусловлена недостаточным фактическим художественным материалом, находящимся в поле зрения ученых. Мы стремились восполнить этот пробел.

В Первой главе рассмотрена тема изгнанничества и Кавказской войны в художественной традиции адыгов. Принципы художественного осмысления столь многомерного этнодуховного явления, как адыгское изгнанничество, базируются на выявлении архетипических форм художественного мышления различных культурно-социальных слоев адыгского этноса.

В качестве архетипических форм рассматриваются образцы устного народного творчества, традиция «гъыбзэ», запечатлевшие взлеты и падения народного духа и выработавших уникальный художественно-исторический «инструментарий» познания адыгами мира.

Структурно-художественный и историко-философский анализ памятников фольклора и осмысление трансформаций, произошедших в сознании адыгских изгнанников, позволили нам выявить этноментальные ступени кристаллизации жанров и форм, ставших для литературы диаспоры своеобразным этико-художественным звеном, соединяющим их с культурой отчего края.

Рассматривая литературно-художественный и социоисторический феномен черкесского мухаджирства, мы отмечаем зарождение в традиции адыгов творческого осмысления адыгского исхода с родных земель. Глобальность и трагичность черкесского рассеяния по миру впервые была осознана и отражена в культурном бытии мухаджиров и их первых потомков. Мухаджиры первыми освидетельствовали уникальный феномен современной цивилизации, а именно: фактор выживания этноса в крайне угрожающих условиях и, что наиболее для нас важно, его неизбывную способность к позитивному преображению трагического опыта в образы высокого духа искусства.

Прослеживается и определяется также важная роль мухаджирства в сохранении этнокультурной самодостаточности адыгского мира за рубежом. Увезя с собой на чужбину память о родине, мухаджиры отстаивали и развивали традиции своего народа. Собственное устное поэтическое творчество мухаджиров — звено в непрерывной цепи адыгской традиции.

Мы убеждаемся в этноменталъной связи всего корпуса позднейшей профессиональной литературной культуры адыгского зарубежья в своих главных ценностных проявлениях с традициями мухаджирской народной поэтической культуры. Безусловно важна роль адыгского мухаджирства в преемственности не только между различными поколениями адыгов, но и в этноисторической связи культурных эпох.

Тема исторической (генетической, ментальной) памяти, рассматриваемая в ее этико-моральном и философском аспектах, возникает при исследовании художественного отражения внутреннего мира черкесского мухаджира. Нами показаны формы литературно-художественного воплощения мухаджирской поэтики и специфических особенностей мухаджирского самосознания. Мы не склонны ограничивать пространственно-временной аспект воздействия художественных канонов мухаджирства на адыгскую культуру, ибо ясно, что процесс эстетического, художественного преобразования истории мухаджирства в формы народной и профессиональной литературы вневременной.

Во второй главе представлен литературно-исторический, ментально-идентификационный контекст анализируемых художественных произведений. Текстологический анализ литературы адыгской диаспоры дан в соотношении ментальных, языковых, лексико-лингвистических, художественно-эстетических и этико-философских проблем.

В качестве доминантной образно-этической константы литературы черкесского зарубежья исследован феномен ностальгии по отчему крову в творчестве поэтов и прозаиков разных времен. Эти моменты прослежены в связи с формами художественной ретрансляции ностальгического чувства в отечественных литературах Северного Кавказа.

Важное место отведено исследованию лексико-фонетических, структурно-филологических и художественно-эстетических особенностей творчества видных литераторов черкесского зарубежья: Омера Сейфеддина (Турция), Кадыра Натхо (США), Шабана Кубова (Турция), Исама Уджуху (Сирия), Мухадина Кандура (США), Зейн Кандур (Иордания), Кундета Шурдума (Германия), Яшара Бага (Турция), Жамала Апазао ( Турция), Эльдара Цурмита (Турция), Казбека Самих (Турция), Юсуфа Барута (Турция), Эргина Гунджера (Турция), Мулида Инамуко (Турция), Метина Меретуко (Голландия), Исмаила Жанбека (Иордания), Али Чурея (Турция), Надии Хунагу (Иордания), Фозия Тхазепля (Турция), Джэнка Авжды (Турция), Исмаила Хана (Турция), Фоаза Бирмамыта (Иордания), Яхья Казана (США), Мухарама Чурея (Турция), Амина Афашижа (Турция), Надима Кушха (Сирия), Беслана Калмыка (США), возвратившегося на историческую родину Имдата Кипа.

Цель анализа — изучение этноментальных принципов адыгского мировидения в творчестве чрезвычайно различающихся между собой литераторов. Определены точки соприкосновения различных поэтических миров в стремлении освоить ментально единое для всех адыгское этногенетическое духовное пространство — образ родины и отчего крова.

Семантика ностальгического чувства представлена как своеобразный духовно-нравственный и художественно-эстетический генератор творчества литераторов адыгского зарубежья. Выявлены специфические черты адыгской ностальгии и формы воплощения этой сложной психологической субстанции в художественное творчество.

Исповедальная (интимно-личностная) константа поэтического высказывания осмыслена как отражение сложного комплекса духовно-этических и морально-религиозных проблем, возникавших у адыгских литераторов зарубежья по мере освоения ими духовного пространства адыгского бытия. Природа, религия, этика, социум, — все эти смысло-содержательные модусы рассматриваются через призму ментального взгляда адыгов на себя и окружающий мир.

Одно из важных проблемных направлений — рассмотрение семантических особенностей творчества отдельных представителей адыгской зарубежной поэзии в связи с общеэволюционным развитием адыгских литератур. Такой принцип позволил найти точки отсчета этическим заветам мухаджиров, стремившихся к духовному воссоединению с родиной, а также сделать вывод о том, что в настоящее время «пространство» художественного слова стало значимым прообразом единой отчизны.

Третья глава посвящена анализу роли мифоэпической традиции и нартского эпоса в осмыслении эпического времени и эпических характеров в произведениях литераторов черкесского зарубежья.

Основой анализа мифоэпических констант в смежных этнических литературах явились исследования J1. А. Бекизовой и других ученых. Отличительная особенность нашего взгляда на мифоэпическую сущность адыгских литератур состоит в выявлении взаимосвязи между генезисом, становлением новоадыгских литератур и многовековой устно-поэтической традицией адыгов, а также значения ментально-этнических представлений о времени и пространстве в эпическом освоении истории и мироздания как в народном творчестве, так и в профессиональной литературной культуре.

В мифоэпической традиции адыгов действенны те сущностные элементы, которые сформировали нравственно-этическое поле, на котором взращиваются идеи духовного единства, народного и профессионального творчества. Об этом свидетельствуют многие литературные поколения.

В качестве параллельно рассмотренных линий даны исследования мифоэпической сущности творчества египетского писателя Расима Рушди и адыгейского прозаика Тембота Керашева, американского писателя Мухадина Кандура и адыгейского романиста Исхака Машбаша, а также различные градации мифоэпической темы в творчестве таких разных представителей обеих адыгских литератур, как Газий Чемсо, Александр Нажжар, М. Эльберд, Кадыр Натхо.

В работе исследованы историко-культурные истоки литературы черкесского зарубежья в её специфически адыгском контексте. Динамика цивилизационного движения адыгов из прошлого в будущее - важнейшая константа пространственно-временного самоощущения этноса. Анализ мифоэпических проявлений ментально сущностных принципов в творчестве литераторов адыгского рассеяния позволяет сделать вывод о том, что народно-эпическая традиция и нартский эпос стали источниками художественной и духовной самоидентификации национальной литературы в пространстве мировой культуры. Единое мифоэпическое пространство адыгов — духовный прообраз единой родины разбросанного по всему миру народа.

В четвертой главе впервые исследованы проблемы, связанные с ассимиляцией адыгских литераторов-эмигрантов в культуру стран проживания. До этого времени проблема этнической ассимиляции рассматривалась в аспектах историко-общественном и социальном; за рамками оставался этнохудожественный, гуманитарно-эстетический феномен культурной ассимиляции.

Мы показываем несостоятельность взгляда об этноконфессиональной и культурно-исторической замкнутости адыгского мира. Это противоречит истории, а также ментально-нравственным духовным основам бытия адыгов, духовно открытых миру. Вынужденная ассимиляция не всегда приводила их к утрате своих национальных черт. Напротив, стремление духовно самоутвердиться в сложных условиях эмиграции заставляло многих адыгов бережнее относиться ко всему, что связывает их с родиной. Участие эмигрантов-адыгов в общественной и культурной жизни стран проживания при отсутствии каких-либо этнически выгодных условий - неизбежная и во многом спасительная мера.

Мы представляем весьма широкую гуманитарно-историческую картографию адыгского культурного присутствия, впервые исследуя тематико-образный строй художественных текстов авторов, вписавших свои имена в культуру стран ассимиляции, а порой и в общемировую культуру. Эта работа по анализу творчества литераторов, охватывающего три с лишним столетия. Рассматриваются художественные тексты: известной французской аристократки Шарлотты Айшет-Аиссе, классика египетской литературы

Махмуда Теймура, одной из основательниц турецкой литературы Халиде Эдип Адывар (Каладаха), основоположника турецкой новеллистики Омера Сейфеддина, видного арабского писателя Юсефа ас-Сибаи, классика арабской поэзии Махмуда аль-Баруди, известного египетского поэта и драматурга Абдурахмана аль-Хамиси, сирийской писательницы и лингвиста Надии Хост, писателей современной Турции Муссы Усайла и Онера Четина.

Фактором состоявшейся истории показано в работе широкое пространство ассимиляционного проникновения адыгов в культуру арабского и исламского мира, Европы и Америки. И это не свидетельство слабости этноса, а напротив, показатель его жизнестойкости и цивилизационного роста.

В ходе исследования был дан критический анализ точек зрения многих ученых, так или иначе затрагивающих существо рассматриваемой нами темы. Вклад, внесенный историками, филологами, литературоведами, философами, журналистами, занимавшимися исследованием культуры адыгского зарубежья, стал отправным пунктом и основой нашей работы. Освоение многих проблем стало возможным благодаря ведущим исследователям адыгских литератур: JI.A. Бекизовой, А.А. Схаляхо, Б.Х. Бгажнокова, К.К. Султанова, Х.Т. Тимижева, A.M. Гутова, Р.Б. Унароковой, Ю.М. Тхагазитова, В.А. Бигуаа, Р.А. Хашхожевой, Х.И. Бакова, З.Х. Баковой и др. Большим подспорьем послужили также труды адыгских журналистов и этнографов, и среди них особенно М. М. Хафицэ и Х.Х. Кауфова.

Основной вывод нашей работы сводится к тому, что процесс познания мира неотделим от процесса национального самопознания. Национальное же самопознание основывается на идентификации ментального генезиса этноса. Исследованные нами тексты подтверждают убеждение в том, что национально-этническая обезличенность не может быть источником подлинно художественного творчества.

Сократовский призыв «познай самого себя!» — обращен, казалось бы, к индивидуальному сознанию отдельного человека. В полной мере это относится и к проблеме идентификации этносов. Познать свое адыгство стремились многие литераторы черкесского зарубежья. И это не было проявлением экзистенциального чувства отдельных, наиболее просвещенных представителей этноса. Обрести твердую национальную почву зарубежные адыгские литераторы стремились, главным образом, потому, что реализовать свой творческий потенциал они могли, опираясь на многовековые устои своего народа.

Рефлексируя на ментальные установки этноса, пробуждая в сознании соплеменников интерес к национальному самопознанию, литераторы-эмигранты связывали в единое духовно-историческое измерение прошлое и настоящее своего народа. Они понимали: не осмыслив своих национальных истоков, человек и этнос оказываются отрезанными от возможности постижения окружающего мира. Забывая о своих истоках, человек и народ рано или поздно теряет интерес и уважение не только к себе, но и к окружающим его народам и культурам. Как это и не парадоксально, на первый взгляд, но именно на «почве» национально-ментальной обезличенности, всегда продуцирующей бездуховность, подлинно национальное самоуважение может выродиться в губительный и бездумный национализм.

Опыт писателей черкесского зарубежья учит тому, что этноментальная самоидентификация человека сопряжена с освоением им духовных богатств, накопленных в продолжение всей истории его народа. В вопросах ментальной и этнической идентификации очень опасно ограничиваться проблемами какой бы то ни было национальной, религиозной, расовой и прочей «избранности» и «превосходства». Гораздо важнее осмыслить неповторимость, непохожесть равно, как и то, что объединяет представителей весьма разнящихся культур. В этом смысле очевидна положительная цивилизационная роль того, что можно было бы назвать «ментальным просвещением» зарубежных адыгских литераторов.

С одной стороны писатели черкесского зарубежья как бы неосознанно (рефлективно) ретранслировали ментальный опыт этноса в читательскую аудиторию, с другой — и это важнее — сознательно продуцировали ментальное самосознание своих соплеменников. Для того чтобы стать проводниками духовно значимых для этноса ментальных идей писателям и поэтам черкесского зарубежья пришлось многому учиться и прежде всего — осмыслить ментальную специфику «адыгского взгляда» на окружающий мир. Прежде чем обратиться с проповедью национально значимых идей к своим соплеменникам, художники (каждый по-своему) должны были разрешить самую важную для своего самосознания проблему: кто я?

Нам чрезвычайно близка мысль Г.Д. Гачева, высказанная им в фундаментальном исследовании «Ментальности народов мира»: «.каждый человек обеспокоен насчет своей «идентичности»: куда себя отнести, к какой группе? Каждый принадлежит к той или иной этнической группе или есть дитя смешения народов, живет или на родине, или в другой стране, на «чужбине». «Кто же я такой? - это первый и главный вопрос при пробуждении ума или рефлексии. (курсив - М.А.) — . Это двуединая задача и работа: познавай себя и познавай мир.» [62:10]

В нашем исследовании художественных методов самых разных поэтов и прозаиков черкесского зарубежья двуединство ума (сознательного) и рефлексии (бессознательного) в вопросах этноментальной идентификации — ключ к пониманию эстетических, морально-нравственных, философско-исторических проблем, решаемых авторами художественных текстов. Но все же, особенно подчеркнем значение того, что мы называем духовной рефлексией на национальный опыт своего этноса. Речь не идет о каких-то необъяснимых явлениях из области генетики, хотя и этот фактор, безусловно, важен в осмыслении ментальности.

Для нас важно выделить духовность обозначенной национальной рефлексии, то есть своеобразную «работу» сердца, души человека. Именно этим были озабочены многие адыгские литераторы-эмигранты. Они создали художественный мир, в котором национальный вопрос не решался исключительно бинарным способом: «так или иначе». Художники в большей степени озабочены осмыслением того, что человек, воспитанный в ментальных традициях своей культуры, взросший в атмосфере определенной системы духовных ценностей, наделен даром особого видения жизни и окружающего мира. Особость не есть избранность, но она — ключ к открытию мира.

В чем же заключается главная сила национально-этнической ментальности? Ответить на этот простой вопрос можно философски абстрактно. Но в ракурсе нашего исследования, учитывая наши наблюдения проявлений ментальности в творчестве наиболее ярких литераторов черкесского зарубежья, можно сказать: сила ментальности проявляется в даре творческого первооткрытия.

Национально осмысленный взгляд позволяет художнику, касающемуся в своих произведениях самых сложных проблем бытия, быть как бы духовно первозданным. Как пишет Г.Д. Гачев, «национальная природа и дух питают интеллект и воображение своих детей, снабжают особыми архетипами, оригинальными интуициями (курсив. — М.А.) - неповторимыми образами. ЭВРИСТИЧЕСКАЯ сила национальной ментальности: дар открывать и изобретать особым образом.» [62:14].

Анализ ментальных свойств зарубежной черкесской литературы помог нам осмыслить не только этническую характерность этой литературы, а ее многомерный гносеологический подтекст. Национальный космос как выражение национального мировосприятия в центре внимания литераторов черкесского зарубежья, для которых ментальные координаты — это способ национального видения, логического осмысления миропорядка. Таким образом, ментальность трактуется, а главное, ретранслируется многими представленными нами авторами как объективная национально-историческая ценностная система взглядов и понятий.

Писатели адыгского зарубежья воспринимают духовную целостность этноса как проявление жизнестойкости его своеобразной национальной физиогномики. Проявляется это в устойчивости и даже вневременности этнических представлений адыгов о всех значимых для человека явлениях. Все люди, казалось бы, ходят под одним солнцем, вовлечены в единый круговорот мировой истории. Понятие семьи, родины, дома, отчизны, веры и языка значимы для всех народов. Другими словами — объединяет разные этносы гораздо больше, чем их разделяет. Но сам фактор культурно-исторической общности разных национальных культур изначально предполагает не унификацию этих культур, а самостоятельное развитие во времени-пространстве. Черкесские писатели зарубежья ретранслировали в своем творчестве специфику адыгского взгляда на общечеловеческие понятия дома, семьи, быта, природы, религии, языка, истории. Именно этот взгляд не только отражает, но и продуцирует нагщональные образы, органично вливающиеся в общий поток мировой культуры.

В рассмотренных нами художественных текстах в качестве общей для всех авторов idee fixe выступает рассмотрение, философско-художественное осмысление врожденных свойств народа, его культуры. Основой здесь является раскрытие адыгской специфики в понимании происхождения мира и его развития. Идеи божественного промысла в судьбе этноса и человеческого сотворчества (труда) в строительстве национального здания предстают не в отдельности, а в органичном взаимном резонансе. Творение здесь не противоречит генезису, но дополняет его.

Мы не ставили перед собой цели энциклопедически полно отразить все проявления ментальности адыгского этноса. Это тема для другого, более локального по исследовательским задачам труда. Но наши наблюдения проявления национальной ментальности в творчестве наиболее ярких представителей зарубежной черкесской литературы позволяют выделить самые важные ментальные свойства этноса, своеобразную национальную физиогномическую иконографию, запечатленную в художественных образах.

Мы можем здесь позволить себе сравнительный анализ ментальных воззрений большинства авторов, произведения которых рассмотрены в работе. Есть ли какие-нибудь темы (проблемы), которые, не будучи заменителями множества важных этноментальных проблем, присутствуют у всех как стержневые, безусловные, как бы «свыше» заданные и поэтому, неизбежные.

Образный, смыслосодержательный арсенал произведений зарубежных черкесских литераторов сложен и неодномерен. Весьма различающиеся по I стилистике, языку и философско-исторической мотивации авторы едины в осмыслении некоторых важнейших для национального самосознания проблем. Первостепенное значение имеет многомерность понятия природы отчего края. Именно природа, как фактор вневременной и постоянно действующий, аккумулирует в себе национальную физиогномику этноса, ибо это та природа, из которой этнос духовно рождается и совершает свое историческое движение. Писатели черкесского зарубежья едины в осмыслении природы как своеобразных национальных и шире — мировых координат.

Для адыгов архетипичным и ментально формирующим является все, что связано с Ошхамахо (Эльбрусом), подобно тому, что сообщает этносознанию древних греков Парнас и Олимп, а индусам - Гималаи. Суммируя художественно-философский опыт многих литераторов черкесского зарубежья, можно констатировать, что для адыгов Эльбрус воплощает своеобразную вертикальную идею бытия. Устремленность Эльбруса к небу метафорически воспринимается как связь между небом и землей (человеком и Богом). Для нас бесспорно влияние присутствия обозначенной божественной вертикали и в том, что затрагивает общественное обустройство адыгов в продолжение длительного периода времени. Речь идет об отсутствии на родовой территории адыгов тотального государства с единым управляющим центром. Эльбрус воплощая в себе божественное воплощение вертикали бытия, объединял вокруг себя пространство так, как это вынужденно происходило на равнинных пространствах других народов, у которых вертикальное измерение в объединении этноса можно было реализовать только в условиях строгой вертикальной иерархии государственного механизма. Государство во всех его исторических модификациях, как известно, обеспечивает свое функционирование во многом за счет четкой декларации дозволенного и недозволенного, то есть в осознанном ограничении свобод его граждан. Свободолюбие черкесов духовно продуцировано природой отчего края, а отсутствие государственного аппарата и «государственная» раздробленность не должны восприниматься исключительно как проявление какой-то социально-общественной отсталости и даже варварства.

Здесь не место углубляться в социо-исторические темы, но мы вправе поставить гипотетический вопрос: каким бы был национальный образ черкесов, если бы на ранних ступенях развития этноса природной вертикали бытия была бы противопоставлена государственная? Мы не оцениваем это с позиций «лучше» или «хуже». Важно другое: национальный образ черкесов был бы совершенно иной. Познание ментальных ценностей этноса позволяет, таким образом, по-новому осмыслить уже привычные исторические представления о жизни народа или предложить вариантность взглядов в оценке тех или иных событий и явлений.

Для писателей адыгского зарубежья природа исторической родины — многомерное духовное послание, язык которого ими должен быть расшифрован и ретранслирован в читательское сознание. Адыгский язык, будучи естественным производным от природы исторической родины, воспринимается писателями черкесского зарубежья как голос этой природы в человеке. Это голос, который в фонетическом измерении отражает, например, пространственную акустику гор, а в грамматическом измерении - все, что связано с логикой национального мышления.

Еще одной важнейшей константой ментального единства адыгских литераторов зарубежья является их общее стремление исследовать национальную «архаику», «доисторические» пласты народной жизни и истории. Интерес к мифоэпическому творчеству народа, прослеживающийся у большинства исследованных нами авторов, свидетельствует о том, что дойти до осмысления национальных корней можно лишь при погружении в древность своего народа, в осмысление этой древности как своеобразного духовного завета предков своим потомкам.

Современные литераторы черкесского зарубежья не осмысливают мифоэпическое наследие адыгов как своеобразный национально-исторический антиквариат». Идеи национальной консервативности и традиционализма органично сочетаются художниками с необходимостью исторического сближения различных культур. Писатели продуцируют в сознании читателей-соплеменников требовательность в оценке процессов «интернационализации» современного гуманитарного пространства. Повторимся, многие писатели стремятся не «замедлить» таким способом историю для формальной консервации национально значимых ценностей, а создать условия, при которых национальное обезличивание не подготовило бы почву для развития вредоносных националистических идей.

Многие адыгские писатели зарубежья едины в восприятии национального как своеобразного исторического резюме в жизни этноса. Речь идет о том, что национальное является не фактором проявления неких произвольных сил, а итогом определенного исторического развития этноса. Историчность мировидения характерна даже для тех авторов адыгской зарубежной литературы, которые внешне далеки от разработки историософских проблем и сконцентрированы на лирико-поэтическом осмыслении бытия.

Определить важнейшие и неподдельные свойства национальной характерности того или иного автора — задача непростая. Выявить подлинность или подмену в репродукции национального чувства можно только в осознании многовариантности взглядов. Наши оценки в проявлении национального (ментального) чувства в творчестве адыгских зарубежных литераторов основываются на убеждении: адыгская история и культура, единственность и неповторимость адыгского мировидения не исключают, а подтверждают необходимость других национальных взглядов на общие для всех людей понятия и явления.

Целостность адыгской литературы включает в себя родство двух путей литературного развития (на исторической родине и за рубежом), а также всю противоречивость их сложного взаимодействия. А.И. Чагин справедливо предостерегает от публицистической приблизительности в констатации полного и необратимого слияния двух литературных потоков. По мнению ученого «ограничиться этой идиллической констатацией значило бы признать лишь одну из сторон литературной целостности за счет другой, оставить за порогом наших размышлений трагический опыт разделения национальной литературы со всеми далеко идущими последствиями этого разделения. Достаточно полным ответом, учитывающим всю непростую диалектику взаимодействия двух путей развития литературы - в России и в зарубежье — могла бы стать формула: одна литература — два литературных процесса.» [359:135].

Проведенное нами исследование этноментальных основ адыгской зарубежной литературы в контексте общеадыгского литературно-гуманитарного пространства позволяет констатировать:

1. Вынужденная эмиграция, будучи катализатором нового цивилизационного положения этноса в культурном пространстве мира, была, остается и будет (в духовно-этическом смысле) неотъемлемой историко-духовной частью адыгского бытия. Тема адыгского исхода важнейшая константа творческой жизни современного адыгского общества и адыгской литературы.

2. Потребность этноса в определении своего места в мировой культуре ставит перед писателями диаспоры и исторической родины задачу духовно-этического единения. Язык предков становится символом исторической памяти и залогом этноменталъного здоровья литературной культуры и общества в целом.

3. Пути развития культурно-этнического единения адыгских литератур определяют гуманитарное, а стало быть, и духовное состояние разбросанного по миру этноса, история и судьба которого — неисчерпаемый источник развития национальной литературы.

Список научной литературыАбдокова, Марина Борисовна, диссертация по теме "Литература народов Российской Федерации (с указанием конкретной литературы)"

1. Абазов А.Ч. Драматургия Бориса Утижева (жанрово-видовое и стилевое многообразие пьес). - Нальчик, 2002. - 75 с.

2. Абазов А.Ч. Кабардинские писатели (на кабард. яз.) — Нальчик, 1999.-487 с.

3. Абазов А., Танашева Т. Кабардинская драматургия 1920-1930 годов (на кабард. яз.). Нальчик, 2003. - 249 с.

4. Абдоков А.И. К вопросу о генетическом родстве абхазско-адыгских и нахско-дагестанских языков. — Нальчик, 1976. 148 с.

5. Абдоков А.И. Вопросы генетического родства северокавказских языков. Нальчик, 1999. - 423 с.

6. Абдоков Ю.Б. Очерки по музыкально-этнографическому наследию черкесов. М., 2000.-99 с.

7. Агрба Б.С. «Островная» цивилизация Черкесии. Майкоп, 2004. — 46 с.

8. Адыгская и Карачаево-Балкарская зарубежная диаспора: история и культура (ред. Думанов Х.М., Березгов Б.Н., Бижоев Б.Ч., Гутов A.M., Кушхов Х.С., Малкондуев Х.Х., Улаков М.З.) Нальчик, 2000. - 271 с.

9. Айзенштейн Н.А. Из истории турецкого реализма. — М.,1968. 36 с.

10. Акула К. Сегодня есть вчера. : М., 1968. - 167 с.

11. П.Алиева А.И. Адыгский нартский эпос. М., Нальчик, 1969. -168 с.

12. Алиева А.И. Поэтика и стиль волшебных сказок адыгских народов. -М., Наука, 1986.-278 с.

13. Алиев А.Б. Народные традиции и обычаи и их роль в формировании нового человека. Махачкала, 1968. - 290 с.

14. Аннинский Л.А. Локти и крылья: Литература 80-х: надежды, реальность, парадоксы. М., 1989. - 320 с.

15. Аншба А.А. Вопросы поэтики абхазского нартского эпоса. — Тбилиси, 1970.- 112 с.

16. Апажев M.JI. Проблемы кабардинской лексики. -Нальчик, 1992. 220 с.

17. Аперсян З.Г. Свобода художественного творчества. М.,1985. —254 с.

18. Арабов И.А., Нагорная Г.Ю. Этнопедагогика. Культурологический аспект — Карачаевск, 1999.-213 с.

19. Аристотель. Поэтика: Об искусстве поэзии. — М., 1954. 183 с.

20. Аталиков В.М. На берегах Майотиды. Нальчик, 2005. - 285 с.

21. Аутлева С.Ш. Адыгские историко-героические песни XYI-XIX веков. — Нальчик, 1968. — 150 с.

22. Ахлаков А.А. Исторические песни народов Дагестана и Северного Кавказа. -М., 1981.-120 с.

23. Ашхотов Б.Г. Традиционная адыгская песня-плач (гъыбзэ). — Нальчик, 2002. —235 с.

24. Баков Х.И. Национальное своеобразие и творческая индивидуальность в адыгской поэзии. — Майкоп, 1994. — 253 с.

25. Бахтин М.М. Литературно-критические статьи. М., 1986. — 542с.

26. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. — 240 с.

27. Бахтин М.М. Вопросы Литературы и эстетики. Исследования разных лет. — М., 1975.-504 с.

28. Бгажноков Б.Х. Основания гуманистической этнологии. — М., 2003.-312 с.

29. Бгажноков Б.Х. Адыгская этика. Нальчик, 1999. - 96 с.

30. Бгажноков Б.Х. Черкесское игрище. — Нальчик, 1991. 188 с.

31. Бгажноков Б.Х. Очерки этнографии общения адыгов. — Нальчик, 1983.-232 с.

32. Беджанов М.Б. Россия и современный Кавказ: межнациональные отношения на пороге XXI века. Майкоп, 2002. — 350 с.

33. Бекизова Л.А. Черкесский поэт Хусин Гашоков. — Черкесск, 1962. — 50с.

34. Бекизова Л.А. От богатырского эпоса к роману. Национальные художественные традиции и развитие повествовательных жанров адыгских литератур. Черкесск, 1974. - 288 с.

35. Бекизова Л.А. Ответственность слова. Черкесск, 1981. - 281 с.

36. Бекизова JI.A., Кажаров С.М. Традиции искусства словесного творчества адыгов. Нальчик, 2005. -108 с.

37. Бекизова JI. А., Караева А.И., Тугов В.Б. Жизнь, герой, литература. -Черкесск, 1978.-216 с.

38. Белинский В.Г. Разделение образа на роды и виды. — М., 1974. 405 с.

39. Бетрозов Р.Ж. Происхождение и этнокультурные связи адыгов. — Нальчик, 1991.-167 с.

40. Бетрозов Р.Ж. Адыги: возникновение и развитие этноса. — Нальчик, 1998.-166 с.41 .Бигуаа В.А. Абхазская литература в историко-культурном контексте. -М., 1999.-299 с.

41. Бигуаа В.А. Абхазский исторический роман. История. Типология. Поэтика. М., 2003. - 598 с.

42. Бларамберг Иоганн. Историческое, топографическое, статистическое, этнографическое и военное описание Кавказа. М., 2005. — 432 с.

43. Борев Ю.Б. Эстетика. М., 1988. - 496 с.

44. Буслаев Ф.И. О литературе: Исследования, статьи. — М., 1990. — 510 с.

45. Бэлл Джеймс. Дневник пребывания в Черкесии в течение 1837-1839 годов. В 2-х т. T.I. - Нальчик, 2007. - 408 с.

46. Бэрзэдж Н. Изгнание черкесов. — Майкоп, 1996. — 223 с.

47. Васильев С.А. Теория отражения и художественное творчество. — М., 1963.-250 с.

48. Веселовский А.Н. Историческая поэтика. — Л., 1940. — 647 с.

49. Виноградов В.В. О языке художественной литературы. М.,1964. - 200 с.

50. Возжаева М.И. Предания и мифы адыгов. Фольклор народов Карачаево-Черкесии. М., 1991.-225 с.

51. Волков И.Ф. Творческие методы и художественные системы. -М., 1978.-264 с.

52. Вольтер Франсуа. Философские сочинения. М.,1989. - 750 с.

53. Гавраник Б.О. О функциональном расследовании литературного языка. -М., 1967.-125 с.

54. Гадагатль A.M. Героический эпос «Нарты» адыгских (черкесских) народов. Майкоп, 1987. - 405 с.

55. Гамзатов Г.Г. Национальная художественная культура в калейдоскопе памяти. М., 1996. - 432 с.

56. Гаспаров M.JI. Жизнь художественного сознания. М., 1998. - 432 с.

57. Гачев Г.Д. Национальные образы мира. Общие вопросы: русский, болгарский, киргизский, грузинский, армянский. М., 1988. - 445 с.

58. Гачев Г.Д. Жизнь художественного сознания. М., 1998. - 432 с.

59. Гачев Г.Д. Неминуемое: ускоренное развитие литературы. — М., 1989.-430 с.

60. Гачев Г.Д. Национальные образы мира: курс лекций. — М.,1998. — 432 с.

61. Гачев Г.Д. Ментальности народов мира. М., 2008. - 542 с.

62. Гей Н.К. Художественность литературы. Поэтика. Стиль — М.,1975. — 471с.

63. Герандоков М.Х., Герандокова В.З. Культурная революция в национальных регионах: миф или реальность. — Нальчик, 2003. — 199 с.

64. Герцман Е.В. Античное музыкальное мышление. Л., 1986. - 224 с.

65. Гугов Р.Х. Кабарда и Балкария в XVIII веке и их взаимоотношения с Россией. Нальчик, 1999. — 683 с.

66. Гинзбург Л.Я. О литературном герое. Л., 1978. - 206 с.

67. Гинзбург Л.Я. О психологической прозе. Л., 1971. - 462 с.

68. Гуляев Н.А. Теория литературы. — М., 1985. 268 с.

69. Гуртуева Т.Б. Маленький человек с большой буквы. Поэзия Северного Кавказа в контексте постмодернизма. Нальчик, 1994. - 210 с.

70. Гусев В.Д. Память и стиль. Современная советская литература и классическая традиция. — М., 1981. 352 с.

71. Гусейнов Ч.Г. Этот живой феномен. М., 1988. - 429 с.

72. Гутов А.М. Поэтика и типология адыгского нартского эпоса. — М., 1993.-160 с.

73. Далгат У.Б. О роли фольклорных и этнографических элементов в литературе. — Кишинев, 1971. — 340 с.

74. ДалгатУ.Б. Литература и фольклор: теоретические аспекты. — М., 1981. 190 с.

75. Дзамихов К.Ф. Адыги в политике России на Кавказе. -Нальчик, 2001.-408 с.

76. Дзамихов К.Ф. Адыги: Вехи истории. Нальчик, 2008. — 816 с.

77. Дзидзария Г.А. Мухаджирство и проблемы истории Абхазии XIX столетия. Сухуми, 1975. - 522 с.

78. Дзуганова Р.Х. Морфонологические процессы в кабардино-черкесском словообразовании. Нальчик, 2005. — 216 с.

79. Дубровин Н. Черкесы. Краснодар, 1927. - 35 с.

80. Дуганов Р.В. Велемир Хлебников. Природа творчества — М.,1990 — 352 с.

81. Думанов Х.М. Социальная структура кабардинцев в нормах адата (ответств. ред. Першиц А.И.): КЕНИИ. Нальчик, 1990. - 260 с.

82. Егорова Л.П. Русская литература в ее связях с жизнью народов СССР.— Ставрополь, 1972. 254 с.

83. Жемухов С.Н. Философия истории Шоры Ногма. — Нальчик, 2007. 228 с.

84. Жирмунский В.М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. — Л., 1977.-405 с.

85. Злобин Н.С. Культура и общественный прогресс. -М., 1991. —249 с.

86. История адыгейской литературы. Т. I. — Майкоп, 1999. — 520 с.

87. История адыгейской литературы. Т. II Майкоп, 2002. — 558 с.

88. История народов Северного Кавказа с древнейших времён до конца XVIII века. Под ред. Суховеева П. М., 1988. - 500 с.

89. Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания. М., 1994. - 407 с.

90. Кажаров В.Х. Традиционные общественные институты кабардинцев и их кризис в конце XVIII — первой половине XIX в.— КБНИИ. —1. Нальчик, 1994.-434 с.

91. Калмыков И.Х. Черкесы. (Отв. ред. Мамбетов Г.Х.).- КЧНИИ. -Черкесск, 1974.-343 с.

92. Камбачокова Р.Х. Адыгский исторический роман. -Нальчик, 1999.-117 с.

93. Кандур Мухадин. Мюридизм. История Кавказских войн 1819-1859 г.г.-Нальчик, 1996.-311 с.

94. Кедров К.Д. Поэтический космос. -М., 1989.— 326 с.

95. Керашева З.И. Избранные труды и статьи. T.I. Майкоп, 1995. - 549 с.

96. Керашева З.И. Избранные труды и статьи. Т.П. Майкоп, 1995. — 698 с.

97. Клапорт Юлиус. Описание поездок по Кавказу и Грузии в 1807 и 1808 годах. Нальчик, 2008. - 320 с.

98. Кожинов В.В. Как пишут стихи. М., 1970. — 237 с.

99. Кожинов В.В. Книга о русской лирической поэзии XIX в. — М., 1978.-302 с.

100. Кожинов В.В. Статьи о современной литературе. М., 1990. -544 с.

101. Корзун В.Б. Фольклор горских народов Северного Кавказа. -Грозный, 1966. -150 с.

102. Крачковскнй И.Ю. Над арабскими рукописями. Листки воспоминаний о книгах и людях. (Предисл. Н.И. Конрада). М, 1965. - 232 с.

103. Крупное Е.И. Древняя история Северного Кавказа. М., 1966. - 400 с.

104. Кудаева С.Г. Адыги (черкесы) Северо-западного Кавказа в XIX веке: процессы трансформации и дифференциации адыгского общества. -Нальчик, 2007. 304 с.

105. Культура и быт адыгов. — Вып. 8 — Майкоп, 1991. 430 с.

106. Кумахов М.А., Кумахова З.Ю. Язык адыгского фольклора: нартский эпос. — М., 1985.-222 с.

107. Кумыков Т.Х. Казы-Гирей. — Нальчик, 1978. 132 с.

108. Кумыков Т.Х. Выселение адыгов в Турцию — последствия Кавказской войны. — Нальчик, 1994. 141 с.

109. Кунижев М.Ш. Истоки нашей литературы. — Майкоп, 1978. — 100 с.

110. Кунижев М.Ш. Мысли об адыгейской литературе. -Майкоп, 1968.-120 с.

111. Кушхабиев А.В. Очерки истории зарубежной черкесской диаспоры. -Нальчик, 2007.-316 с.

112. Кушхабиев А.В. Черкесы в Сирии. — Нальчик, 1993. — 166 с.

113. Лавров В.А. Человек. Время. Литература. Концепция личности в советской многонациональной литературе. — Л, 1981. — 205 с.

114. Лежнев А.З. О литературе. Статьи. М., 1987. - 432 с.

115. Лихачев Д.С. Литература реальность - литература. Л., 1984. - 209 с.

116. Лихачев Д.С. Раздумья. М., 1991.-316 с.

117. Ломидзе Г.И. Проблемы взаимосвязи и взаимодействия литератур. — М., 1963.-350 с.

118. Лосев А.Ф. Античная мифология в ее историческом развитии. В кн.: Мифология греков и римлян. М., 1996. - 5-680 с.

119. Лосев А.Ф. Диалектика художественной формы. -М., 1967. -248 с.

120. Лосев А.Ф. Диалектика мифа. В кн.: А.Ф. Лосев: Философия. Мифология. Культура.-М., 1991.-21-186 с.

121. Лосев А.Ф. Знак. Символ. Миф. М., 1982. - 280 с.

122. Лосев А.Ф. Философия имени. М., 1990. - 270 с.

123. Лотман Ю.М. Структура художественного текста. М., 1970. - 378 с.

124. Лотман Ю.М. Анализ поэтического текста. М., 1972. - 271 с.

125. Лукин В.А. Художественный текст: основы лингвистической теории и элементы анализа. — М., 1999. — 220 с.

126. Люлье Л.Я. Черкесия. Историко-этнографические статьи. -Майкоп, 1990. 48 с.

127. Маковский М.М. Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках: Образ мира и миры образов. — М., 1996. — 416 с.

128. Маковский М.М. Язык миф - культура: Символы жизни и жизнь символов. - М., 1996. - 330 с.

129. Мамий Р.Г. Путь адыгейского романа. Майкоп, 1977. - 123 с.

130. Мамий Р.Г. Вровень с веком. Майкоп, 2001. - 338 с.

131. Марзей А.С. Черкесское наездничество — «Зек1уэ». Из истории военного быта черкесов в XVIII-первой половине XIX века. Нальчик, 2004. - 302 с.

132. Мелетинский Е.М. Введение в историческую поэтику эпоса и романа. М., 1986. - 319 с.

133. Мижаев М.И. Мифологическая и обрядовая поэзия адыгов (отв. ред. Чиковани М.Я.) Черкесск, 1973. - 207 с.

134. Музаев Н.Д. Взаимосвязь литератур Северного Кавказа в процессе становления жанров. — Грозный, 1974. 236 с.

135. Муртазалиев A.M. Литература дагестанской диаспоры Турции: генезис и художественное своеобразие. Автореф. дисс. на соиск. уч. ст. д.филолог, н. Махачкала, 2007. — 44 с.

136. Муртазалиев A.M. Творчество Мурад-бея Мизанджи (Х.-М. Амирова) в контексте литературы дагестанской диаспоры Турции (вторая половина — начало XX в.). Махачкала, 2004. - 318 с.

137. Муртазалиев A.M. Литература дагестанской диаспоры Турции: вторая половина XIX XX в. - Махачкала, 2006. - 389 с.

138. Мусукаева А.Х. Северокавказский роман. Нальчик, 1993. - 192 с.

139. Мусукаева А.Х. Поиски и свершения. Нальчик, 1978. - 140 с.

140. Нагоев А.Х. Средневековая Кабарда. Нальчик, 2000. - 230 с.

141. Надъярных Н.С. Дмитрий Чижевский. Единство смысла. -М., 2005.-366 с.

142. Налоев З.М. Послевоенная кабардинская поэзия. -Нальчик, 1970, 153 с.

143. Николюкин А.Н. Взаимосвязи литератур России и США. Тургенев, Толстой, Достоевский и Америка. М., - 1987. - 352 с.

144. Новый быт Новые обычаи. Формирование прогрессивных традиций у народов Карачаево-Черкесии. - Ставрополь, 1977. —157 с.

145. Ногмов Ш.Б. История адыгейского народа. — Нальчик, 1958. 100 с.

146. Овсянико-Куликовский Д.Н. Литературно-критические работы в 2-х т. Статьи по теории литературы Т. I. — М., 1989. 544 с.

147. Одинцов В.В. Стилистика текста. — М., 1980. 159 с.

148. Органов A.M. Логика художественного отражения. М.,1972. - 269 с.

149. Ортега-и-Гассет Хосе. Восстание масс. В кн.: Дегуманизация искусства. Антология литературно-эстетической мысли. — М.,1991. 40-228 с.

150. Ортега-и-Гассет Хосе. Человек и люди. В кн.: Дегуманизация искусства. Антология литературно-эстетической мысли. — М.,1991. 229-479 с.

151. Панеш А.Д. Мюридизм и борьба адыгов Северо-западного Кавказа за независимость (1829-1664 г.г.). Майкоп, 2006. - 127 с.

152. Панеш А.Д. Западная Черкесия в системе взаимодействия России с Турцией, Англией и имаматом Шамиля в XIX в. (до 1864 г.). — Майкоп, 2007. 240 с.

153. Панеш У.М. Типологические связи и формирование художественно-эстетического единства литератур. — Майкоп, 1990. 203 с.

154. Панеш У.М. О мастерстве Тембота Керашева. Майкоп, 1971. — 64 с.

155. Пинский Л.Е. Исторический роман Вальтера Скотта. В кн.: Л. Пинский: Магистральный сюжет. — М., 1989. 412 с.

156. Питина С.А. Концепт мифологического мышления как составляющая концептосферы национальной картины мира. — Челябинск, 2002. — 270 с.

157. Платонов А.А. Мир творчества. М., 1994. - 245 с.

158. Половинкина Т.В. Черкесия боль моя. Исторический очерк (Древнейшее время — начало XX века). — Майкоп, 2001. - 224 с.

159. Поляков М.А. Вопросы поэтики и художественной семантики. -М., 1986.-480 с.

160. Пропп В.Я. Поэтика фольклора. —М., 1998. — 325 с.

161. Пропп В.Я. Специфика фольклора. Фольклор и действительность. — М., 1976.-325 с.

162. Поспелов Г.Н. Вопросы методологии и поэтики. М., 1983. — 336 с.

163. Потебня А.А. Теоретическая поэтика. — М., 1990. 343 с.

164. Потебня А.А. Эстетика и поэтика. — М., 1976. — 613 с.

165. Ростовцева И.И. Между словом и молчанием: О современной поэзии. -М., 1989.-367 с.

166. Руднев В.П. Словарь культуры XX века. М., 1999. - 335 с.

167. Салакая Ш.Х. Абхазский нартский эпос. Тбилиси, 1976. — 234 с.

168. Самойлов Д.С. Книга о русской рифме. М., 1973. - 276 с.

169. Современное кавказоведение. Справочник персоналий. — Ростов-на-Дону, 1999. 199 с.

170. Современные проблемы кавказского языкознания и фольклористики.

171. Материалы международной научной конференции. Сухум, 2000. - 385 с.

172. Соколов А.Н. Теория стиля. — М., 1966. 220 с.

173. Соколов А.Г. Судьбы русской литературной эмиграции 1920-х годов. — М., 1991.-182 с.

174. Сокуров М.Г. Лирика Алима Кешокова. Нальчик, 1969. — 160 с.

175. Спенсер Э. Путешествия в Черкесию. Майкоп, 1994. - 153 с.

176. Султанов К.К. Динамика жизни (Особенное и общее в опыте современного романа). — М., 1989. — 250 с.

177. Султанов К.К. Национальное самосознание и ценностные ориентации литературы. М., 2001. - 300 с.

178. Схаляхо А.А. Идейно-художественное становление адыгейской литературы. — Майкоп, 1988.-285с."

179. Схаляхо А.А. На пути творческого поиска. Майкоп, 2002. - 397 с.

180. Танабаева З.К. Языковые средства смысловой организации текста. — М., 1980.-150 с.

181. Теория литературы. Основные проблемы в историческом освещении. Образ, метод, характер. Роды и жанры литературы. Т. 1-2. —1. М., 1962-1964.-409 с.

182. Теория метафоры.-М., 1990.-511 с.

183. Тетуев Б.И. Гора как этнопоэтическая константа в произведениях К.Кулиева. Антропоцентрическая парадигма в филологии. — Ставрополь, 2003. 520 с.

184. Тетуев А.И. Межнациональные отношения на Северном Кавказе: Эволюция, опыт, тенденции. Нальчик, 2006. - 352 с.

185. Теунов X. Али Шогенцуков. Путь поэта. Нальчик, 1950. - 99 с.

186. Тимижев Х.Т. Историческая поэтика и стилевые особенности литературы адыгского зарубежья. — Нальчик, 2006. — 360 с.

187. Тимофеев Л.И. Основы теории литературы. -М., 1971.- 368 с.

188. Тимохин В.В. Поэтика средневекового героического эпоса. — М., 2000.-298 с.

189. Тлостанова М.В. Постсоветская литература и эстетика транскультурации. М., 2004. - 400 с.

190. Толгуров З.Х. В контексте духовной общности. — Нальчик, 1991.-190 с.

191. Толгуров З.Х. Время и литература. Нальчик, 1978. - 206 с.

192. Толгуров Т.З. Информационно-эстетическое пространство поэзии Северного Кавказа. Дисс. на соиск. учен. ст. д. филолог, н. -Нальчик, 2000.-330 с.

193. Толстой Л.Н. О литературе. М., 1955. - 764 с.

194. Томашевский Б.В. Стилистика и стихосложение. — Л., 1959. 536 с.

195. Торнау Ф.Ф. Воспоминания кавказского офицера. Ч 1.-М., 1964.-120 с.

196. Трубецкой Н.С. Избранные труды по филологии. М., 1987. - 560 с.

197. Тугов В.Б. Очерки истории абазинской литературы. — Черкесск, 1970.-381 с.

198. Тугов В.Б. Память и мудрость веков (фольклор абазин: жанры, темы, идеи, образы, поэтика). Карачаевск, 2002. - 340 с.

199. Тхагазитов Ю.М. Адыгский роман (национально-эпическая традиция и современность). Нальчик, 1987. - 120 с.

200. Тхагазитов Ю.М. Духовно-культурные основы кабардинской литературы. Нальчик, 1994. - 150 с.

201. Тхагазитов Ю.М. Эволюция художественного сознания адыгов. — Нальчик, 2006. 280 с.

202. Унарокова Р.Б. Песенная культура адыгов. Эстетико-информационный аспект. ИМЛИ РАН, М., 2004. - 216 с.

203. Урусбиева В.А. Портреты и проблемы. Нальчик, 1990. - 125 с.

204. Успенский Б.А. Поэтика композиции. — М., 1970.-291 с.

205. Фонвиль А. Последний год войны Черкесии за независимость 1863-164 гг. Материалы для истории черкесского народа. Нальчик, 1991, С. 355.

206. Фролова Е.А. Арабская мысль и ценности современного мира. -М., 1990.-224 с.

207. Фромм Эрик. Душа человека. М., 1992. - 288 с.

208. Хабекирова Х.А., Мусукаева А.Х. Культ дерева в традиционной культуре адыгов. Нальчик, 1999. — 136 с.

209. Хайбуллаев С.М. Поэтическая летопись Кавказской войны. — Махачкала, 2005. 475 с.

210. Хайбуллаев С.М. Поэзия высокого накала. — Махачкала, 1990. — 152 с.

211. Хакуашев А.Х. Адыгские просветители. Нальчик, 1978. - 258 с.

212. Хакуашев А.Х. Кабардинское стихосложение. Нальчик, 1998. - 160 с.

213. Хакуашев А.Х. Али Шогенцуков. Нальчик, 1958. - 100 с.

214. Халидова М.Р. Устное народное творчество аварцев. -Махачкала, 2004. 323 с.

215. Халилов Х.М. Устное народное творчество лакцев. -Махачкала, 2004. 320 с.

216. Хан-Гирей Султан. Записки о Черкесии. Нальчик, 2008. - 364 с.

217. Хапсироков Х.Х. Пути развития адыгских литера тур — Черкесск, 1968.- 118 с.

218. Хапсироков Х.Х. Черкесская литература в дооктябрьский период. — Черкесск, 1990. 120 с.

219. Хапсироков Х.Х. Восхождение. Творческий путь Алима Кешокова. -М., 2002.-318 с.

220. Хапсироков Х.Х. Жизнь и литература. М., 2002. - 301 с.

221. Хапсироков Х.Х. Истоки черкесской литературы. -Черкесск, 1973.- 195 с.

222. Хараев Ф.А. Дух, душа и будущность. Нальчик, 1996. - 432 с.

223. Хашхожева Р.Х. Адыгские просветители: XIX — начала XX века. -Нальчик, 1993.- 184с.

224. Хацукова М.М. Духовная вселенная адыгов. Нальчик, 2004. - 440 с.

225. Хачемизова М.Н. Художественный мир Тембота Керашева в контексте развития адыгских литератур: Проблемы исторической поэтики. — Автореф. дисс. на соиск. уч. ст. д. филолог, н. — Нальчик, 2005. — 50 с.

226. Хачемизова М.Н. Художественный мир Тембота Керашева. -Майкоп, 2005. 275 с.

227. Хотко С.Х. Черкесские мамлюки. Краткий исторический очерк. — Майкоп, 1993.- 179 с.

228. Хотко С.Х. Очерки истории черкесов от эпохи киммерийцев до Кавказской войны. СПб., 2001. - 431 с.

229. Храпченко М.Б. Творческая индивидуальность писателя и развитие литературы. — М., 1972. — 405 с.

230. Храпченко М.Б. Горизонты художественного образа. М., 1974. - 338 с.

231. Храпченко М.Б. Художественное творчество, действительность, человек.-М., 1982.-415 с.

232. Хут Ш.Х. Несказочная проза адыгов. Майкоп, 1989. - 334 с.

233. Хут Ш.Х. Адыгское народное искусство слова. Майкоп, 2003. - 300 с.

234. Ципинов А.А. Мифоэпическая традиция адыгов. -Нальчик, 2004.-179 с.

235. Чаковская М.С. Текст как сообщение и воздействие. М., 1986. — 120 с.

236. Чамоков Т.Н. В созвездии сияющего братства. М., 1976. - 251 с.

237. Чамоков Т.Н.В ритме эпохи: Сб. статей-Нальчик, 1986. 183 с.

238. Чекалов П.К. Абазинское стихосложение: истоки и становление. -Ставрополь, 2000. 250 с.

239. Чиковани А. Структурная типология сказок Северного Кавказа. — М., 1985.-300 с.

240. Чистов К.В. Народные традиции и фольклор: Очерки теории. -Л., 1986.-303 с.

241. Чичерин А.И. Идеи и стиль-М ., 1968.-219 с.

242. Чичерин А.И. Ритм образа. М., 1973.-219 с.

243. Чуковский К.И. Высокое искусство. -М.,1988. -350 с.

244. Чурей Т.А. Черкесские миры Хагура. Нальчик, 2003. — 32 с.

245. Шагиров А.К. Очерки по сравнительной лексикологии адыгских языков. — М., 1976.-300 с.

246. Шаззо К.Г. Художественный конфликт и эволюция жанров в адыгских литературах. — Тбилиси, 1979. 238 с.

247. Шаззо К.Г. Ступени. Исхак Машбаш: жизнь и творчество. — Майкоп, 1991.- 150 с.

248. Шаззо Ш.Е. Художественное своеобразие адыгейской поэзии (эволюция, поэтика, стилевые искания).- Майкоп, 2003. — 379 с.

249. Шаззо К.Г., Шаззо-Ергук Ш.Е. В художественном мире Исхака Машбаша. Диалоги о художнике, его книгах и с ним самим. -Майкоп, 2007.-488 с.

250. Шенкао М.А. «Нарты»: миф, эпос, культура. М., 1997. - 151 с.

251. Шеуджен А.Х. «Земля адыгов». Майкоп, 1996. - 747 с.

252. Шкловский В.Б. Тетива: О несходстве сходного. — М.,1970. —375 с.

253. Шкловский В.Б. О теории прозы. М., 1983. - 399 с.

254. Шогенцукова Н.А. Опыт онтологической поэтики: Э. По, Г. Мелвилл, Д. Гарднер. М., 1995. - 232 с.

255. Шогенцукова Н.А. Лабиринты текста. — Нальчик, 2002. — 274 с.

256. Шоров И.А. Адыгская народная педагогика. Майкоп, 1989. - 300 с.

257. Шоров И.А. Идеи умственного воспитания в адыгском устном народном творчестве. Ростов-на-Дону, 1987. - 90 с.

258. Шортанов А.Т. Адыгские культы. Нальчик, 1992. - 164 с.

259. Шортанов А.Т. Всегда в седле. М., 1983.-271 с.

260. Шпенглер Освальд. Закат Европы. Очерки мифологии мировой истории. -М., 1993. 500 с.

261. Шпет Г.Г. Введение в этническую психологию. СПб., 1996. — 155 с.

262. Шубин JI.A. Поиски смысла отдельного и общего существования. Об Андрее Платонове.- М., 1987. 368 с.

263. Щербина В.П. Наш современник. Концепция человека в литературе XX века. М., 1964. - 571 с.

264. Эйхенбаум Б.Н. О прозе, о поэзии. — JL, 1986. — 453 с.

265. Эфендиева Т.Е. Поэзия жизни. — Нальчик, 1977. 255 с.

266. Эфендиева Т.Е. Откровение о лирике Т. Зумакуловой, — Нальчик, 1981.-137 с.

267. Эфендиева Т.Е. Страницы жизни и творчества Керима Отарова. — Нальчик, 1997.- 119 с.

268. Эфендиев Ф.С. Этнокультура и национальное самосознание. -Нальчик, 1999.-320 с.

269. Юнг К.Г. Архетип и символ. М., 1991. - 334 с.

270. Юнг К.Г. Психология души современного человека. М., 1993. - 408 с.

271. Якобсон Р. Работы по этике. М., 1987. - 464 с.1.

272. Абдоков С.А. Черкесский вопрос и проблемы диаспоры.//В кн.: Культурная диаспора народов Кавказа: генезис, проблемы изучения. -Черкесск, 1993.

273. АпдайкДжон. Будущее романа (1969).//В кн.: Писатели США о литературе в 2-х т. Т.П. — М.,1982.

274. Аутлев П.У. К этногенезу адыгов.// В кн.: Меоты предки адыгов. — Майкоп, 1989.

275. Багов А.Н. Влияние мухаджирства на численность и этнический состав адыгского населения.// В кн.: Культурная диаспора народов Кавказа: генезис, проблемы изучения. Черкесск, 1993.

276. Баков Х.И. Становление лирических жанров в черкесской поэзии в процессе взаимодействия братских литератур.// Материалы Всесоюзн. конф. — Черкесск, 1984.

277. Баков Х.И. Тембот Керашев и современная адыгская проза.// Ученые записки АНИИ, том XVIII. Майкоп, 1973.

278. Баков Х.И. Творчество Омера Сейфеддина как факт культурного потенциала черкесского народа.// В кн.: Культурная диаспора народов Кавказа: генезис, проблемы изучения. — Черкесск, 1993.

279. Баков Х.И. Национальное и интернациональное в литературе. Литература народов Карачаево-Черкесии.// Концепция художественного развития. Черкесск, 1990.

280. Баков Х.И. О военной лирике в адыгских литературах.// Современный литературный процесс. Герой и время. Черкесск, 1988.

281. Балагова-Кандур Л.Х. Литературная диаспора адыгов. Проблемы этнодуховной идентичности.// В сб.: Литературное зарубежье: Лица. Книги. Проблемы. Вып. IV. - ИМЛИ РАН. - Москва, 2007.

282. Бекизова Л.А. К проблеме этнокультурного генезиса духовности адыгов (черкесов).// Международные ломидзевские чтения — ИМЛИ РАН. — Москва, 2008.

283. Бекизова Л.А. Этнокультурный генезис духовности адыгов.// Горизонты современного гуманитарного знания ( к 80-летию академика Г.Г. Гамзатова). Москва, 2008.

284. Бекизова Л.А. Фольклорно-эпические традиции как основа адыгской литературной общности.//В кн.: Культурная диаспора народов Кавказа: генезис, проблемы изучения. — Черкесск, 1993.

285. Бекизова Л.А. Историзм как принцип художественного осмысления человека.// В кн.: Современный литературный процесс.

286. Проблемы историзма. Черкесск, 1989.

287. Бекизова Л.А. Формирование повествовательных жанров в черкесской литературе 20-30х годов.// В кн.: Литературы народов КЧР. Концепция художественного развития. Черкесск, 1990.

288. Бекизова Л.А. История адыгских литератур. Перечитывая, переосмысливая.// Актуальные проблемы общей и адыгской филологии. — Майкоп, 1999.

289. Бекизова Л.А. Проблемы этно-национальной идентичности адыгских литератур в свете идейно-эстетической традиции эпоса «Нарты».// В кн.: Нарты эпос народов Кавказа. (Материалы Всероссийской конференции). — Нальчик, 2000.

290. Бекизова Л.А. Путь всадника длиной в вечность.// Вестник МГОУ, №1(14). Армавир,2004.

291. Бекизова Л. А. Слово о ногайской литературе.// Черкесск, 1971.

292. Бигуаа В.А. Культурно-просветительская, научная и литературная деятельность северокавказской и абхазской диаспоры в Турции.// В сб.: Литературное зарубежье: Лица. Книги. Проблемы. Вып. V. — ИМЛИ РАН. — Москва, 2008.

293. Бигуаа В.А., Авидзба В.Ш. Тема мухаджирства в абхазской литературе. // В кн.: Культурная диаспора народов Кавказа: генезис, проблемы изучения. — Черкесск, 1993.

294. Блок А.А. Душа писателя (Заметки современника).// В кн.: А. Блок о литературе. М., 1989.

295. Бородай Ю. Миф и культура. В литературно-философском //сб.: Опыты.-М., 1990.

296. Вулф Том. Развитие жанра романа.// В кн.: Писатели США о литературе в 2-х т. Т.П. — М., 1982.

297. Гамзатов Г.Г. К проблеме востоковедных аспектов истории национальных литератур на Северном Кавказе.// В кн.: Культурная диаспора народов Кавказа: генезис, проблемы изучения. Черкесск, 1993.

298. Ганиев В.Х. Эмиграция — диаспора — писательские судьбы (на материале тюркских литератур).// В сб.: Литературное зарубежье: Проблема национальной идентичности. Вып. I. ИМЛИ РАН. - Москва, 2000.

299. Гарднер Джон. О моральной ответственности литературы.// В кн.: Писатели США о литературе в 2-х т. Т.П. — М.,1982.

300. Гарсиа Лорка Федерико. О воображении и вдохновении.// В кн.: Называть вещи своими именами. Программные выступления мастеров западноевропейской литературы XX века. — М., 1986.

301. Гессе Герман. Художник и психоанализ.//В кн.: Называть вещи своими именами. Программные выступления мастеров западноевропейской литературы XX века. -М., 1986.

302. Гулыга А. Что такое постсовременность? В литературно-философском //сб.: Опыты. -М., 1990.

303. Голсуорси Джон. Вера романиста.// В кн.: Называть вещи своими именами. Программные выступления мастеров западноевропейской литературы XX века. М., 1986.

304. Гутов А. М. Этноконсолидирующая функция фольклора. //В кн.: Культурная диаспора народов Кавказа: генезис, проблемы изучения. -Черкесск, 1993.

305. Джеймс Генри. Искусство прозы.// В кн.: Писатели США о литературе. В 2-х т. T.I. -М.1982.

306. Долинин А.А. «Шотландский чародей» и его романы. Вступительная статья к// кн.: Вальтер Скотт. Роб Рой. Квентин Дорвард. (Золотой фонд мировой классики). — М., 2003.

307. Дюрренматт Фридрих. О смысле художественного творчества в наше время.// В кн.: Называть вещи своими именами. Программные выступления мастеров западноевропейской литературы XX века. — М., 1986.

308. Загаштокова З.Н. О генезисе черкесского театра в контексте маргинальное™ адыгской художественной культуры.// Вопросы искусства народов Карачаево-Черкесии. Черкесск, 1993.

309. Кажаров В.Х. Песни, ислам и традиционная культура адыгов.// В кн.: Адыгские песни времен Кавказской войны. Нальчик, 2005.

310. Кауфов Х.Х. Черкесы и арабская литература. // Газета «Ленин гъуэгу» (на кабард. яз.) Нальчик, 1969; 1 марта.

311. Кауфов Х.Х. Меч и перо.// Газета «Ленин гъуэгу» (на кабард. яз.). — Нальчик, 1981; 11 ноября.

312. Кауфов Х.Х. Угасшие лучи «Маяка».// Газета «Кабардино-Балкарская правда».— Нальчик, 1976; 14 сент.

313. Кирк Ханс. О ясном и темном в литературе.// В кн.: Называть вещи своими именами. Программные выступления мастеров западноевропейской литературы XX века. М., 1986.

314. Кудаева С.Г., Хут Л.Р. Исторические судьбы адыгских мухаджиров на балканском полуострове.// В кн.: Культурная диаспора народов Кавказа: генезис, проблемы изучения. — Черкесск, 1993.

315. Лондон Джек. О писательской философии жизни.//В кн.: Писатели США о литературе. В 2-хт. T.I. -М., 1982.

316. Манн Томас. Художник и общество.// В кн.: Называть вещи своими именами. Программные выступления мастеров западноевропейской литературы XX века.-М., 1986.

317. Муртазалиев A.M. Маршал Мухаммад Фазиль-паша Дагестанлы.// Наш Дагестан. Махачкала, 1995№ 176-177.

318. Муртазалиев A.M. Шейх Омархаджи Зиявудин Миатлинский. // Дружба. Махачкала, 1996 - № 6. — (на авар.яз.)

319. Муртазалиев A.M. Турецкие источники о Мухаммад-Амине. Мухаммад-Амин и народно-освободительное движение народов Северо-Западного Кавказа в 40-60-х r.r.XIX века:// Сб. статей. Махачкала, 1998.

320. Муртазалиев A.M. Ахмад Наби Магома. // Ахульго-Махачкала,1999.-№ 2.

321. Муртазалиев A.M. Эртугрул Шевкет Авароглу.// Ахульго. — Махачкала, 1999. № 4.

322. Муртазалиев A.M. Жанровые и идейно-художественные особенности романа Мурад-бея Мизанджи «Новый или новинка?». Актуальные проблемы общей и адыгской филологии:// Тезисы докладов. Майкоп,2001.

323. Муртазалиев A.M. Восток и Запад в исторических судьбах дагестанской культуры. Словесная культура Дагестана: логика формирования, опыт тысячелетия.// Школа и проекты академика Г.Г. Гамзатова.1. Махачкала, 2006.

324. Муртазалиев A.M. Литературное наследие Али Нихата Тарлана. Современная иранистика на Северном Кавказе:// Тезисы докладов. — Махачкала, 2006.

325. Надъярных Н.С. Диаспора в потоке времени.// В кн.: Культурная диаспора народов Кавказа: генезис, проблемы изучения. — Черкесск, 1993.

326. Надъярных Н.С. Неисчерпанность духа. Концепция личностного сознания Д. Чижевского в диагностике литературного развития.// В сб.:

327. Литературное зарубежье: Национальная литература две или одна? — ИМЛИ РАН, Москва, 2002.

328. Надъярных Н.С. Пространство диаспоры.// Образование. Наука. Творчество. №1, Армавир, 2007.

329. Надъярных Н.С. Историографическая модель Дмитрия Чижевского. Канон.// В сб.: Литературное зарубежье: Лица. Книги. Проблемы. — ИМЛИ РАН, вып. V.-M., 2008.

330. Норрис Фрэнк. Ответственность романиста.// В кн.: Писатели США о литературе. В 2-х т. T.I. М., 1982.

331. Полозова И. Онтологические основы метафоры.// Филологические науки. М., 2003, № 4.

332. Роллан Ромен. О роли писателя в современном обществе.//В кн.: Называть вещи своими именами. Программные выступления мастеров западноевропейской литературы XX века. — М., 1986.

333. Сакиева Р.С. Вклад Батырая Озбека (Германия) в черкесскую культуру.// В кн.: Культурная диаспора народов Кавказа: генезис, проблемы изучения. — Черкесск, 1993.

334. Сакиева С.М. Философско-нравственные аспекты современной адыгской прозы.// Современный литературный процесс. Герой и время. —1. Черкесск, 1988.

335. Султанов К.К. Две культуры или одна? (Проблема целостной характеристики).// В кн.: Культурная диаспора народов Кавказа: генезис, проблемы изучения. Черкесск, 1993.

336. Султанов К.К. Поэзия северокавказской эмиграции: мотив «исторической родины».// В сб.: Литературное зарубежье: Проблема национальной идентичности. Вып. I ИМЛИ РАН. - Москва, 2000.

337. Султанов К.К. Человек под чужим небом. (О романе М. Кандура «Балканская история»).//В сб.: Литературное зарубежье: Национальная литература две или одна? Вып.П. - ИМЛИ РАН. - М., 2002.

338. Султанов К.К. Идеал, опрокинутый в прошлое. Образ Кавказа в литературе северокавказской диаспоры.//В сб.: Литературное зарубежье: Лица. Книги. Проблемы. Вып. III. ИМЛИ РАН. - М., 2005.

339. Султанов К.К. Символика и образ «Другого» в литературе северокавказской диаспоры.// В сб.: Литературное зарубежье: Лица. Книги. Проблемы. Вып. IV. - ИМЛИ РАН. - Москва, 2007.

340. Султанов К.К. Национальные характеры нового типа в современной литературе.// Положительный герой в советской литературе. —1. М., 1988.

341. Султанов К.К. Поэзия северокавказской эмиграции: мотив «исторической родины».// Образование. Наука. Творчество. № 1—Армавир, 2007.

342. Федосеева Л.Г. Национальные диаспоры как предмет исследования.// В кн.: Культурная диаспора народов Кавказа: генезис, проблемы изучения. — Черкесск, 1993 г.

343. Федотова Л.В. Творчество М. Кандур: литература черкесского зарубежья.// Образование. Наука. Творчество. № 1.-Армавир, 2007.

344. Фрост Роберт. Движение, совершаемое в стихе.// В кн.: Писатели США о литературе в 2-х т. Т.П. М.,1982.

345. Хагурова К.Х. К проблеме культурно-этнического наследия.// В кн.: Культурная диаспора народов Кавказа: генезис, проблемы изучения. -Черкесск, 1993.

346. Хайдеггер Мартин. Искусство и пространство.// В кн.: Самопознание европейской культуры XX века. — М., 1991.

347. Хаксли Олдос. Искусство и банальность.// В сб.: Называть вещи своими именами. Программные выступления мастеров западноевропейской литературы XX века.-М., 1986.

348. Хачемизова М.Н. Эстетическое сознание Тембота Керашева (по романам «Дорога к счастью» и «Состязание с мечтой»).// Вестник Дагестанского научного центра РАН — Махачкала,2005,№ 3.

349. Хачемизова М.Н. Использование традиций народной педагогики в творчестве Тембота Керашева (на адыгейском языке).// Проблемы воспитания и обучения в адыгейской школе. Майкоп, 1990,Выпуск 1.

350. Хачемизова М.Н. Особенности реалистического стиля Тембота Керашева в изображении человека.// Проблемы адыгейской литературы и фольклора. -Майкоп, 1990,Выпуск 7.

351. Хачемизова М.Н. Истоки национального характера и его эволюция в произведениях Тембота Керашева.// Проблемы адыгейской литературы и фольклора. Майкоп, 1991,Выпуск 8.

352. Хачемизова М.Н. История и национальный характер в творчестве Тембота Керашева (на дыгейском языке). Актуальные проблемы общей и адыгской филологии://Материалы всероссийской научной конференции. — Майкоп, 1999.

353. Хачемизова М.Н. Художественная концепция человека в творчестве

354. Т. Керашева (на адыгейском языке). Актуальные проблемы общей и адыгской филологии:// Материалы всероссийской научной конференции. — Майкоп, 1999.

355. Хачемизова М.Н. Образ женщины в лирике К.Кулиева и в творчестве адыгейского прозаика Т. Керашева. Кайсын Кулиев и современность:// Материалы межвузовской конференции. — Нальчик,2002.

356. Чагин А.И. Историзм как движущаяся категория.// Актуальные проблемы методологии литературной критики. -М., 1980.

357. Чагин А.И. Россия и зарубежье: проблемы целостности литературы.// В кн.: Культурная диаспора народов Кавказа: генезис, проблемы изучения. -Черкесск, 1993.

358. Чагин А.И. Литература в изгнании: спор поколений.// В сб.: Литературное зарубежье: Национальная литература две или одна? Вып. II. — ИМЛИ РАН. — М., 2002.

359. Чемсо Газий. Некоторые этнокультурные особенности адыгов, проживающих в Израиле.// В кн.: Культурная диаспора народов Кавказа: генезис, проблемы изучения. — Черкесск, 1993.

360. Эйхенбаум Б.Н. О художественном слове.// В сб.: Б. Эйхенбаум. О литературе. М., 1987.

361. Элиот Томас Стернз. Традиция и индивидуальный талант.// В кн.: Называть вещи своими именами. Программные выступления мастеров западноевропейской литературы XX века. — М., 1986.1.I

362. Авяеды Джэнк. Стихи. В кн.: Мир мухаджиров ( на каб. яз.). Сост. Х.Т. Тимижев Нальчик, 2004. - 252 с.

363. Адыгейские сказания и сказки. Ростов-на- Дону, 1937. - 250 с.

364. Адыгский фольклор. — Нальчик, 1979. 268 с.

365. Адыгские песни времен Кавказской войны. Сост. A.M. Гутов, В.Х. Кажаров, Н. Г. Шериева, З.Х. Бгажаноков. (на каб. яз.) -Нальчик, 2005.-438 с.

366. Аиссе Шарлотта-Элизабет. «Эпистолярная лирика». В кн.: Наследие. Сост. М.М. Хафицэ (на кабард. яз.) Нальчик, 2002. - 587 с.

367. Аль-Хамиси Абдурахман. Проза. В кн.: Наследие. Сост. М.М. Хафицэ (на кабард. яз.) Нальчик, 2002. — 587 с.

368. Апазао Жамал. Стихи. В кн: М.М. Хафицэ. Звезды бледнеют на чужбине (на кабард. яз.) Нальчик, 2006. - 341 с.

369. Апщацэ 3. Гибель Сосруко. Нальчик, 2004. -178 с.

370. Ас-Сибаи Юсеф. Проза. В кн.: Наследие. Сост. М.М. Хафицэ (на кабард. яз.) Нальчик, 2002. — 587 с.

371. Афашиж Амин. Стихи. В кн.: М.М. Хафице. Звезды бледнеют на чужбине (на кабард. яз.) Нальчик, 2006. - 341 с.

372. Ахметуков Кази-Бек. Избранные произведения. — Нальчик, 1993.-488 с.

373. Баг Яшар. Стихи. В кн.: Мир мухаджиров ( на каб. яз.). Сост. Х.Т. Тимижев- Нальчик, 2004. — 252 с.

374. Барут Юсуф. Стихи. В кн.: Мир мухаджиров (на кабард. яз.). Сост. X. Тимижев. Нальчик, 2004. — 251с.

375. Батырай Озбек. Стихи. В кн.: Мир мухаджиров (на кабард. яз.). Сост. X. Тимижев. Нальчик, 2004. - 251с.

376. Бирмамыт Фоаз. Стихи. В кн.: М.М. Хафицэ. Звезды бледнеют на чужбине (на кабард. яз.) — Нальчик, 2006. 341 с.

377. Вольтер Франсуа. Черкесская нимфа (пер. с франц. А. Кайданова). В кн.: Аиссе. Черкесская нимфа (сост. М.М. Хафицэ)-Нальчик, 1997. 464 с.

378. Вороков В. Прощающие да простят. Нальчик, 2003. - 560 с.

379. Гунджер Э. Стихи. В кн.: Мир мухаджиров ( на кабард. яз.) Сост. X. Тимижев. Нальчик, 2004. — 252 с.

380. Дугуж Фуад. Плач. В кн.: Мир мухаджиров (на кабард. яз.) Сост. Х.Т. Тимижев. Нальчик, 2004. - 252 с.

381. Дюма Александр. Кавказ. — Тбилиси, 1988. 100 с.

382. Жанбек Исмаил. Стихи. В кн.: М.М. Хафицэ. Звезды бледнеют на чужбине (на кабард. яз.) — Нальчик, 2006. — 341 с.

383. Инамуко Мулид. Стихи. В кн.: Мир мухаджиров (на кабард. яз.) Сост. Х.Т. Тимижев. Нальчик, 2004. - 252 с.

384. Казан Яхья. Стихи. В кн.: М.М. Хафицэ. Звезды бледнеют на чужбине (на кабард. яз.) Нальчик, 2006. — 341 с.

385. Калмык Беслан. Стихи. В кн.: М.М. Хафицэ. Звезды бледнеют на чужбине (на кабард. яз.) Нальчик, 2006. - 341 с.

386. Кандур Зейн. Стихи. В кн.: М.М. Хафицэ. Звезды бледнеют на чужбине (на кабард. яз.) — Нальчик, 2006. — 341 с.

387. Кандур Зейн. Не хотим слез. Стихи. В газете «Нарт. Черкесское зарубежье» (на кабард. яз.), № 2-7 (138). Нальчик, 2005. - 1 с.

388. Кандур Мухадин. Чеченские сабли. М., 1994. - 335 с.

389. Кандур Мухадин. Казбек из Кабарды. М., 1994. - 318 с.

390. Кандур Мухадин. Тройной заговор. М., 1994. 341 с.

391. Кандур Мухадин. Черкесы. Балканская история. — Нальчик, 1996.-270 с.

392. Кандур Мухадин. Стихи. В кн.: М.М. Хафицэ. Звезды бледнеют на чужбине (на кабард. яз.) Нальчик, 2006. - 341 с.

393. Кардан Дурия. Стихи. В кн.: М.М. Хафицэ. Адыгские мамлюки (на кабард. яз.). — Нальчик, 1994. — 216 с.

394. Кауфов Х.Х. Вечные странники. Нальчик, 2002. — 376 с.

395. Керашев Т. М. Одинокий всадник. В кн.: Т. Керашев. Избранные произведения в 3-х т., Т. 3 Майкоп, 1983. - 191-462 с.

396. Керашев Т.М. Избранное. Майкоп, 1997. - 394 с.

397. Керашев Т. М. Состязание с мечтой. Повесть и роман М., 1978,- 293 с.

398. Кешоков А.П. Стихи (на кабард. яз.) — Нальчик, 1988. 61 с.

399. Кешоков А.П. Долина белых ягнят. М., 1989. - 779 с.

400. Кип Имдат. Стихи. В кн.: Мир мухаджиров (на кабард. яз.) Сост. Х.Т. Тимижев. Нальчик, 2004. - 252 с.

401. Кубов Шабан. Стихи. В кн.: Мир мухаджиров (на кабард. яз.) Сост. Х.Т. Тимижев. Нальчик, 2004. — 252 с.

402. Куек Н.Ю. Черная гора. Майкоп, 1997. - 116 с.

403. Кундет Шурдум. Стихи. В кн.: М.М. Хафицэ. Адыгские мамлюки (на кабард. яз.). Нальчик, 1994. - 216 с.

404. Кушха Надим. Стихи. В кн.: М.М. Хафицэ. Звезды бледнеют на чужбине (на кабард. яз.) Нальчик, 2006. — 341 с.

405. Кушха Доган. Песня-плач. В кн.: Мир мухаджиров (на кабард. яз.) Сост. Х.Т. Тимижев. — Нальчик, 2004. 252 с.

406. Марзан Дыгу. Песни. В кн.: Мир мухаджиров (на кабард. яз.) Сост. Х.Т. Тимижев. — Нальчик, 2004. 252 с.

407. Машбаш И.Ш. Раскаты далекого грома. М., 1988. — 603 с.

408. Машбаш И.Ш. Жернова. Майкоп, 1993. - 640 с.

409. Машбаш И.Ш. Хан-Гирей. Майкоп, 1998. - 832 с.

410. Машбаш И.Ш. Адыги. Майкоп, 2003. - 733 с.

411. Машбаш И.Ш. Восход и закат. Майкоп, 2005. - 621 с.

412. Машбаш И.Ш. Графиня Аиссе. Майкоп, 2008. - 504 с.

413. Машбаш И.Ш. Белая птица. Майкоп, 1995. - 224 с.

414. Машбаш И.Ш. Сотвори добро. М., 1984. - 400 с.

415. Меретуко Метин. Стихи. В кн.: М.М. Хафицэ. Звезды бледнеют на чужбине (на кабард. яз.) Нальчик, 2006. - 341 с.

416. Наждет Машхоф. Сказания. В кн.: Мир мухаджиров (на кабард. яз.). Сост. Х.Т. Тимижев. Нальчик, 2004. - 252 с.

417. Нажжар А. Изгнанники Кавказа. Нальчик, 2002. — 288 с.

418. Натхо Кадыр. Отчужденные. Перевод с английского М. Тутарищевой.-Майкоп, 1992.-336 с.

419. Нихад Джараш. Стихи. В кн.: Мир мухаджиров ( на кабард. яз.). Сост. Х.Т.Тимижев. —Нальчик, 2004. — 252 с.

420. Нихай Едидж. Стихи. В кн.: Мир мухаджиров (на кабард. яз.). Сост. Х.Т. Тимижев. Нальчик, 2004. - 252 с.

421. Памук Орхан. Стамбул: город воспоминаний (пер. с турецкого) — М., 2006.-504 с.

422. Песни народов Северного Кавказа. JL, 1976. - 460 с.

423. Пословицы и поговорки народов Карачаево-Черкесии. —1. Черкесск, 1990.-368 с.

424. Рушди Расим. Повесть «Жан». В кн.: Мир мухаджиров (на кабард. яз.) Сост. Х.Т. Тимижев. Нальчик, 2004. - 252 с.

425. Рушди Расим. Это моя нация (пер. с арабского). Нальчик, 1993. - 92 с.

426. Самих Казбек. Стихи. В кн.: Мир мухаджиров (на кабард. яз.) Сост. Х.Т. Тимижев. — Нальчик, 2004. — 252 с.

427. Сейфеддин Омер. Новеллы (на кабард. яз.) В кн.: Наследие. Сост. М.М. Хафицэ. Нальчик, 2002. - 587 с.

428. Сейфеддин Омер. Новеллы. В кн.: Мир мухаджиров (на кабард. яз.) Сост. Х.Т. Тимижев. Нальчик, 2004. — 252 с.

429. Сейфеддин Омер. Эфруз-бей. Рассказы. Пер. с турецкого яз. Вст. статья Л. Лебедевой. М., 1975. - 284 с.

430. Сент-Бёв Шарль Огюстен. Из записок (пер. с франц. на кабард. яз.). В кн.: Наследие. Сост. М.М. Хафицэ. Нальчик, 2002. -587 с.

431. Схаляхо А.А. Плач «Гибель адыгских потомков». В кн.: Мир мухаджиров (на кабард. яз.) Сост. Х.Т. Тимижев. Нальчик, 2004. - 252 с.

432. Теймур Махмуд . «Наследие» (на кабард. яз.) Сост. М.М. Хафицэ -Нальчик, 2002. 587 с.

433. Тимижев Х.Т. Мир мухаджиров (оставление, на кабард. яз.) -Нальчик, 2003.-251 с.

434. Тхазепль Фозий. Стихи. В кн.: М.М. Хафицэ. Звезды бледнеют на чужбине (на кабард. яз.) — Нальчик, 2006. — 341 с.

435. Уджуху Исам Стихи. В кн.: М.М. Хафицэ. Звезды бледнеют на чужбине (на кабард. яз.) Нальчик, 2006. — 341 с.

436. Уйсал Муса. Проза. В кн.: Мир мухаджиров (на кабард. яз.). Сост. Х.Т. Тимижев. Нальчик, 2004. - 252 с.

437. Фольклор адыгов в записях и публикациях XIX начала XX вв. Книга вторая. — Нальчик, 1988. - 272 с.9 ^

438. Хан Исмаил. Стихи. В кн.: Мир мухаджиров (на кабард. яз.) Сост. Х.Т. Тимижев. Нальчик, 2004. - 252 с.

439. Хафицэ М.М. Звезда небесная. .(на кабард. яз.) Сборник очерков -Нальчик, 1984.-262 с.

440. Хафицэ М.М. Мечта моя. (на кабард. яз.) Нальчик, 1982. -178 с.

441. Хафицэ М.М. Адыгские мамлюки (на кабард. яз.) Публицистика, литературные портреты, заметки, стихи. Нальчик, 1994. - 215 с.

442. Хафицэ М.М. Разбросаны адыги по белому свету -Нальчик, 2000.-326 с.

443. Хафицэ М.М. Наследие. Проза черкесского зарубежья (составление) — Нальчик, 2004. 587 с.

444. Хафицэ М.М. Звезды бледнеют на чужбине. Нальчик, 2006. - 341 с.

445. Хунагу Надия. Стихи. В кн.: М.М. Хафицэ. Звезды бледнеют на чужбине (на кабард. яз.) Нальчик, 2006. - 341 с.

446. Хост Надия. Проза. В кн.: Мир мухаджиров (на кабард. яз.) Сост. Х.Т. Тимижев. Нальчик, 2004. - 252 с.

447. Цурмит Эльдар. Стихи. В кн.: М.М. Хафицэ. Звезды бледнеют на чужбине (на кабард. яз.) Нальчик, 2006. - 341 с.

448. Чемсо Газий. Возвращение. Исторический очерк Майкоп, 2000. -371с.

449. Четин Онер. Проза. В кн.: Мир мухаджиров (на кабард. яз.) Сост. Х.Т. Тимижев. Нальчик, 2004. - 252 с.

450. Чурей Али. Стихи. В кн.: М.М. Хафицэ. Звезды бледнеют на чужбине (на кабард. яз.) Нальчик, 2006. - 341 с.

451. Чурей Мухарам. Стихи. В кн.: М.М. Хафицэ. Звезды бледнеют на чужбине (на кабард. яз.) Нальчик, 2006. - 341 с.

452. Шогенцуков А.О. Нескончаемая песня: Мемуары, отрывки из повести, стихи. Нальчик, 2001. - 240 с.

453. Шурдум Кундет. Стихи. В кн.: М.М. Хафицэ. Звезды бледнеют на чужбине (на кабард. яз.) Нальчик, 2006. - 341 с.

454. Эдип (Адывар) Халиде. Проза. В кн.: Наследие. Сост. М.М. Хафицэ (на кабард. яз.) Нальчик, 2002. - 587 с.

455. Эльберд М. Страшен путь на Ошхамахо. Нальчик, 1985. - 416 с.