автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.03
диссертация на тему: Эволюция японской экспансии в Корее в 60-90-е гг. XIX в.
Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата исторических наук Ковальчук, Марина Константиновна
Введение.4
Глава 1. Влияние внутренних и внешних факторов на формирование внешнеполитической стратегии Японии в конце 60х начале 70-х гг. XIX в. 26
1.1. Рост недовольства в Японии результатами реставрации и возникновение идеи о консолидации японского народа на основе проведения политики внешней экспансии.
1.2 Усиление разногласий в правящей коалиции Японии по вопросам модернизации страны.
1.3. Восприятие Запада Кореей и Японией.
1.4. Корейский вопрос и кризис правящей коалиции Японии.
Глава 2. Особенности японской политики в Корее в 70-80-х гг.
XIX в. 59
2.1. Первые попытки применения западной дипломатии: успехи и неудачи.
2.2. Особенности корейской административной системы в эпоху правления династии Ли.
2.3. Провал планов реформирования Кореи. Усиление на
Корейском полуострове китайского влияния.
2.4. Доктрина Ямагата и определение геополитических интересов.
Глава 3: Политика Японии в Корее накануне и в годы японокитайской войны 1894-1895 гг. 98
3.1. Японский проект реформ по модернизации административной системы корейского государства.
3.2. Государственный переворот и создание в Корее прореформистского правительства.
3.3. "Политика модернизации" как один из способов установления 112 в Корее японского протектората.
3.4. Тройственное вмешательство в условия Симоносэкского 133 договора.
Глава 4. Активизация японской дипломатии в Корее с позиции силы и ухудшение российско-японских отношений.150
4.1. Усиление политики прямого вмешательства Японии во внутренние дела Кореи и её результаты.
4.2. Российская политика на Корейском полуострове и в Маньчжурии в период 1895-1898 гг. и её влияние на внешнеполитический курс Японии в этом регионе.
Введение диссертации2001 год, автореферат по истории, Ковальчук, Марина Константиновна
Изучение японской политики в Корее в период 60-х - 90-х годов XIX в., представляет не только сугубо академический интерес, хотя недостаточная освещённость данной темы в отечественной науке может служить основанием для её исследования, но и практическое значение.
Со второй половины XIX в. после проведения реставрации Мэйдзи в Японии начался процесс формирования новой государственной и политической системы. Создание её основ, ориентированных на капиталистический путь развития, происходило в условиях вхождения страны в сложившуюся к тому времени систему международных отношений. Японии, в течение двух с половиной веков придерживавшейся политики изоляции, приходилось заново учиться строить свои отношения с другими странами. Тот факт, что японское государство начало свой путь в сфере внешней политики, занимая позиции хоть и независимого, но неравноправного государства (из-за подписания в середине 50-х годов неравноправных договоров с Соединёнными Штатами и рядом европейских стран), оказал значительное влияние на формирование и развитие основ и принципов дипломатии, которые определяли характер его внешней политики в течение нескольких последующих десятилетий.
Возвращение к системе прямого императорского правления в 1868 г. и последовавшие за этим реформы по объединению государства и укреплению власти центрального правительства не смогли решить проблему восстановления равноправного положения страны на международной арене. Эту задачу, по замыслу руководства Мэйдзи, должна была выполнить активная внешняя политика. Кроме того, поскольку реформы по внутренней модернизации не нашли поддержки во многих слоях японского общества, экспансия за рубеж одновременно должна была стать средством идейно-политического объединения и сплочения японской нации.
70-е - 90-е годы XIX в. дали Японии целую плеяду выдающихся государственных деятелей и дипломатов, таких, как Ито Хиробуми, Муцу Мунэмицу, Иноуэ Каору, Комура Дзютаро и др., деятельность которых мало изучена в российской историографии. Каждый из них внёс свой вклад в формирование принципов внешней политики Японии эпохи Мэйдзи - периода, когда страна училась современным методам общения и со странами Запада, и со своими соседями по восточно-азиатскому региону. Входя в неизвестный для неё мир европейской дипломатии и пытаясь не только понять, но и научиться эффективно применять её на практике, Япония во многих вопросах старалась ориентироваться на готовые западные модели и приспособить их к собственным условиям и возможностям. Феномен совмещения теоретических принципов западной дипломатии с азиатскими методами её применения, основы которого были заложены в период 60-90-х гг. XIX в., стал главной особенностью японской внешней политики не только в XIX, но и в XX вв.
Необходимо также отметить, что анализ японской дипломатии на Корейском полуострове в конце XIX в. имеет важное значение для понимания специфики сегодняшних отношений не только между Японией и Кореей, но и между Японией и рядом западных стран, в том числе и Россией. В рассматриваемый в диссертационной работе период в результате столкновения политических и экономических интересов Россия и Япония стали видеть друг в друге потенциальных противников. Известно, что участие России в трёхстороннем европейском вмешательстве в условия Симоносэкского договора I 895 г. и её последующая политика в Корее и Маньчжурии стали одними из основных причин русско-японской войны 1904-1905 гг., поражение в которой серьёзно ослабило позиции российского государства в Восточной Азии. Более того, восприятие России Японией как её основного соперника в дальневосточном регионе в конце XIX в. оказало значительное влияние на последующее развитие русско-японских отношений.
Сегодня, в условиях сохранения территориальной проблемы , мешающей плодотворному экономическому, политическому и культурному российско-японскому сотрудничеству, данная диссертационная работа может быть полезной для адекватного понимания сложившейся ситуации и поиска реальных выходов из неё.
Историография: Имеющуюся историографию по рассматриваемой проблеме можно условно разделить на четыре раздела: российский, западный, японский и корейский.
В отечественной историографии дореволюционного периода история японо-корейских отношений частично нашла отражение в работах авторов, большинство из которых не были историками-профессионалами. Однако опубликованные в дореволюционный период работы интересны с точки зрения содержащихся в них фактов, многие из которых сохранили свою ценность для современного исследования.
Со времени установления официальных отношений между Россией и Кореей в 1884 г. русская историография и публицистика уделяли много внимании изучению истории, экономики и политики Кореи. Интерес к событиям, происходившим на Корейском полуострове, еще больше возрос с началом японо-китайской войны 1894-1895 гг. Почти во всех работах этого времени прослеживается стремление изучить роль корейского вопроса в возникновении японо-китайского конфликта и определить позицию российского правительства. Выдающимся событием не только русского, но и мирового корееведения стал выход в России в 1900 г. объёмного труда "Описание Кореи"1, который представляет собой полный свод сведений о корейском государстве, существовавших в то время в мировой научной литературе. В нём обобщен огромный фактический материал по русско-корейской торговле, имеются сведения, характеризующие экономическое проникновение на полуостров России, показан вклад в изучение Кореи русских ученых и путешественников, рассказывается о развитии культурных связей между русскими и корейскими народами. К сожалению, вопрос японо-корейских отношений в вышеназванной работе представлен не очень подробно.
В отечественной историографии советского периода вопросы японской политики на Корейском полуострове отдельно не рассматривались и затрагивались лишь в связи с изучением других проблем истории Японии, Кореи, России и других стран Дальнего Востока. Существует ряд трудов, которые достаточно подробно рассматривают историю отношений России с
Японией и Кореей в указанный период. Одновременно были написаны исследования, посвященные внутренней политике и народно-освободительному движению Кореи, расцвет которого пришелся на 80-90-е года XIX в.
Среди работ российских учёных по проблемам российской дипломатии в Японии и Корее важное значение имеют фундаментальные труды А.Л. Нарочницкого2, в которых дана характеристика позиции царской России в отношении Кореи на момент открытия страны, в период обострения японо-китайских противоречий по корейскому вопросу, накануне и в годы японо-китайской войны 1894-1895 гг. Используя многочисленные архивные материалы, А.Л. Нарочницкий исследует причины, по которым российское правительство пыталось воспрепятствовать заключению международных договоров между Кореей и Соединёнными Штатами в 1882 г. и активно отстаивало принципы независимости и целостности Кореи после государственного переворота 1884 г. Много внимания автор уделяет политике Цинского Китая в Корее в период восстановления его влияния на полуострове с 1884 по 1894 гг.
Тут же следует назвать работу Б.Д. Пака "Россия и Корея"', в которой автор рассматривает историю взаимоотношений народов России и Кореи со времени установления первых контактов между двумя странами и до аннексии Кореи Японией в 1910 г. В ней на основе анализа документальных материалов из архива внешней политики Российской империи и Центрального государственного исторического архива России сделана попытка сформулировать главные аспекты и направления развития внешнеполитического курса российского государства на Дальнем Востоке в целом и в отношении Кореи в частности. Работа также затрагивает проблемы японо-корейских связей в исследуемый диссертантом период, но только в той степени, в которой они оказали влияние на развитие русско-корейских отношений. Совместно с работой Л.Н. Кутакова "Россия и Япония"4 это исследование позволяет сформировать общее представление о характерных особенностях японской политики на Корейском полуострове во второй половине XIX в.
Среди работ российских ученых, занимавшихся исследованием русско-китайских отношений, повлиявших на развитие русско-корейских и, как следствие, японо-корейских отношений, нужно отметить работы Б.А. Романова "Россия в Маньчжурии. Очерки по истории внешней политики самодержавия в эпоху империализма (1892-1906)"3 и "Очерки дипломатической истории русско-японской воины. 1895-1907"6. В них автор подробно рассматривает исторические факты и политические концепции, имеющие отношение к приобретению Россией особых прав на территории Ляодунского полуострова по договору 1898 г., и частично касается вопроса влияния этого соглашения на развитие русско-японских отношений в последующие годы. Ценные сведения о японской политике в Корее имеются также в первом томе коллективного труда
•у
История Кореи" , опубликованном в 1974 г.
К сожалению, во всех перечисленных и многих других работах российских учёных, созданных в советский период, процессы установления и развития отношений между Японией, Кореей и Россией рассматриваются с использованием господствовавшего в советской науке формационного подхода с его ориентацией на сугубо материалистическое понимание истории и приоритетность принципа классовой борьбы в качестве двигателя исторического процесса. Этот подход часто мешал отечественным учёным объективно оценивать исторические события и факты.
Многие аспекты российской и японской политики в Корее практически совсем не исследовались советскими историками: такие, например, как попытка проведения японским правительством программы реформ на Корейском полуострове с целью модернизации административной, военной и образовательной систем государства, которая была предпринята в середине 90-х гг. XIX в. В работах "История Кореи" и книге "Россия и Корея" Пака Б.Д. эти реформы упоминаются, но сводятся к "реформе трубок и причесок", осуществлённой в 1895 г. и не имевшей прямой связи с преобразованиями, проводившимися на полуострове при активном участии дипломатических посланников Японии в Сеуле накануне и во время японо-китайской войны.
Отдельные проблемы японо-корейских отношений частично были освещены в исследованиях таких известных российских учёных, как Тягай Г.Д.8, Гальперин A.JI.9 Маринов В.А.10, Жуков Е.М. п, Калашников Н.И. 12, Мясников
В.13 и др.
Нужно отметить, что вопросы, касающиеся реформ и преобразований, осуществлявшихся в Корее под руководством японских дипломатических представителей в 90-х гг., не получили комплексного исторического анализа и в работах российских исследователей постсоветского периода. Тем не менее, в конце 80-х - 90-х годах XX в., с началом процесса переосмысления истории, не только отечественной, но и зарубежной, в научный оборот начинают вводиться ранее неизвестные документы и материалы. В это время издано несколько работ, в той или иной степени касающихся вопросов, затронутых в представленной диссертации. Прежде всего, было опубликовано большое количество исторических трудов, посвященных жизни и деятельности российских политиков XIX в. Например, коллективная работа отечественных историков "Российская дипломатия в портретах"14, в которой представлены биографии крупнейших российских дипломатов, начиная с эпохи Петра I вплоть до первой мировой войны. Хотя данное исследование на прямую не касается проблем японо-корейских отношений, тем не менее оно позволяет посмотреть на события, происходившие в интересующий нас период, через призму жизнеописания государственных деятелей того времени, таких, как С.Ю. Витте, ВН. Ламсдорф, А.И. Извольский и др. - людей, которые лично вели переговоры по корейскому и другим вопросам связанным с интересами России в восточно-азиатском регионе.
Здесь же хотелось бы отметить работу A.B. Игнатьева "С. Ю. Витте -дипломат"'3, которая позволила лучше узнать и понять характер и поступки одного из наиболее влиятельных российских политиков конца XIX - начала XX r 15. долгое время непосредственно занимавшегося проблемами развития и защиты российских интересов на Дальнем Востоке.
Составить представление об образе мышления и причинах, способствовавших принятию тех или иных решений российских государственных деятелей, помогли также их дневники и воспоминания, опубликованные как в советский, так и в постсоветский период. В работе, в частности, были использованы мемуары С.Ю. Витте16 и А.П. Извольского17.
На общем историографическом фоне выделяется работа К.Е. Черевко "Зарождение русско-японских отношений. XVIII-XIX века"18. В ней на документальном материале дана международно-правовая трактовка истории сближения России и Японии, размежевания их территорий и оценка отношений, сложившихся между ними к середине XIX в.
При ознакомлении с политикой Китая на Корейском полуострове большую помощь оказали труды и публикации дальневосточного историка Забровской JI.B. В её работах "Китайский мировой порядок в Восточной Азии и формирование межгосударственных границ на примере китайско-корейских отношений в XVII-XX вв."19 и "Политика Цинской империи в Корее 1876-1910"20 представлена характеристика традиционных китайских принципов ведения внешней политики в Восточной Азии, выделены основные аспекты и спорные вопросы китайско-корейских отношений в период изоляции Кореи и на рубеже XIX и XX вв.
При изучении проблемы возникновения и развития внешнеполитических концепций во второй половине XIX в. в самой Японии использовалась
9 1 монография Е.В. Верисоцкой "Идеология японского экспансионизма в Азии в конце XIX - начале XX вв.", в которой очень подробным образом, с привлечением японских источников и исследований зарубежных авторов проанализированы доктрины, теории и взгляды представителей правящей элиты, либеральной интеллигенции, деловых кругов и военного руководства Японии по вопросам внешней политики государства.
Тема влияния отдельных исторических личностей на формирование внешнеполитических концепций Японии освещена в монографии Селищева A.C. "Японская экспансия: люди и идеи"22. Иркутский историк рассматривает биографии ряда японских общественных, военных и политических деятелей, таких, как Фукудзава Юкити, Мори Аринори, Нисимура Сигэки, Ниси Аманэ,
Ямагата Аритомо и других на историческом фоне политического и экономического развития страны.
Для составления более полной картины идеологических процессов, происходивших в японском обществе в XIX в., диссертант ознакомился с публикациями другого российского историка Михайловой Ю. Д. "Общественно-политическая мысль Японии"23 и "Мотоори Норинага. Жизнь и творчество"24, а также монографией Верисоцкой Е.В. "Эволюция либеральных взглядов в
25 японском обществе в 1870 - 1880 гг." и диссертационной работой Совастеева В В. "Общественно-политическая мысль Японии 40-60-х гг. XIX в."26, в которых также затрагиваются вопросы о характере и истоках агрессивной внешней политики Японии в Восточной Азии.
Говоря о зарубежной историографии, следует отметить, что, судя по количеству опубликованных работ, проблемы, связанные с японской и российской политикой на Дальнем Востоке, вызывали и вызывают большой интерес не только среди учёных России, Японии и Кореи, но и среди исследователей западных стран: США, Великобритании и т.д.
Прежде всего, заслуживают внимания труды зарубежных историков, переведённые на русский язык. Здесь нужно назвать работу известного японского историка Табохаси Киёси "Дипломатическая история японо-китайской войны"27. Исследование содержит много фактической информации, раскрывающей деятельность японской и китайской дипломатии на Корейском полуострове в период, предшествующий началу японо-китайской войны 18941895 гг., и во время переговоров о заключении японо-китайского мирного договора в г. Симоносэки в 1895 г. Написанный на большом количестве японских, китайских и корейских архивных материалов труд японского учёного представляет ценность благодаря систематизированному изложению событий, занимающих важное место в истории взаимоотношений Японии, Китая и Кореи.
Весьма полезной в работе над диссертацией, в особенности над главой, посвященной российской политике в Корее после японо-китайской войны, явилась монография южнокорейского историка Пак Чонхё "Россия и Корея. 1895-1898 гг." 2Х, в которой автор предлагает своё видение русско-корейских дипломатических, экономических, военных и финансовых отношений в указанный период. Выводы Пак Чонхё сделаны на основе документов и материалов, собранных в российских архивах. В монографии освещены малоизвестные страницы русско-корейских связей до 1898 г., а также отражена борьба различных группировок и течений в правящих кругах дореволюционной России при определении её дальневосточной политики. Исследование дает возможность ознакомиться с перепиской между российскими дипломатами в Корее и петербургским правительством, в большом количестве цитируемой на страницах монографии, что позволяет сформировать собственный взгляд на сущность рассматриваемой автором проблемы.
Несмотря на различие тематики и проблематики вопросов, становившихся предметом исследований российских учёных, действия японцев на Корейском полуострове, начиная с подписания первого японо-корейского договора 1876 г., положившего конец внешнеполитической изоляции Кореи, рассматривались, как правило, как политика империалистического хищника в отношении своего более слабого соседа. Подход американских и английских учёных, с работами которых диссертанту удалось познакомиться, более разнообразен.
По оценке российского исследователя Михайловой Ю.Д., до второй мировой войны в статьях и книгах американских авторов об истории Кореи конца XIX - начала XX вв., колонизаторская политика Японии на полуострове идеализировалась и преподносилась как "цивилизаторская миссия". Причину подобной трактовки японо-корейских отношений автор видит в желании оправдать "политику добрых услуг" США, которые содействовали японской экспансии на Корейском полуострове"29. Само утверждение если не о совместных, то о согласованных действиях Японии и Соединенных Штатов в Восточной Азии, по нашему мнению, является если не ошибочным, то достаточно спорным. Во всяком случае, вопрос японо-американских отношений на рубеже XIX- XX вв. в российской историографии является проблемой мало изученной, требующей более детального освещения. Нам представляется, что работы американских исследователей, созданные до второй мировой войны, отличаются большей объективностью, чем труды их коллег, написанные по данному вопросу накануне и в годы японо-американского конфликта. Именно тогда появились исследования, которые чрезвычайно негативно характеризуют японскую политику в Корее во второй половине XIX в. (эти работы наиболее часто цитируются в монографиях и публикациях российских историков советского периода)30.
Занимаясь исследованием японской дипломатии в Корее, а также вопросом столкновения японских и российских интересов в Восточной Азии, диссертант ознакомился с трудами, публиковавшимися за рубежом в разные | оды, однако наибольший интерес вызвали работы, вышедшие в последнее время и ещё не использовавшиеся в российской историографии. Причиной особого внимания к работам американских авторов стал тот факт, что в отличие от России, Японии и Великобритании, США в XIX в. в гораздо меньшей степени принимали участие в разделе Восточной Азии на сферы влияния, что в определённой степени позволяет американским учёным дать более объективный анализ событиям, происходившим на Корейском полуострове в интересующий нас период.
Среди современных исследований американских историков нельзя не отметить работу профессора Калифорнийского университета Питера Дуса "Счёты и меч. Японское вторжение в
Корею, 1895-1910" В ней автор дает характеристику политики Японии на Дальнем Востоке, рассматривая не только политические, но и экономические аспекты японо-корейских взаимоотношений, начиная с реставрации Мэйдзи и кончая аннексией Кореи в 1910 г. В книге используется много документов из архивов министерства иностранных дел США и дипломатической переписки американского посланника в Корее Хораса Алле на. Автор обращается также и к японским источникам, что позволило осуществить более комплексное исследование затронутых вопросов. К сожалению, несмотря на то, что П. Дус затрагивает проблему японо-российского соперничества в Корее в 1896-1898 гг., он не использует ни документальный материал на русском языке, ни труды российских авторов. Это приводит к искажению некоторых фактов и снижает уровень объективности освещения данной темы. Например, после знакомства с документами из российских архивов стало понятно, что в книге американского исследователи допущены ошибки при описании деятельности российского посланника в Сеуле А.Н. Шпейера.
Более конкретно российская политика на Дальнем Востоке освещена в работе американского историка русского происхождения А. Малоземова32, работавшего в сороковых годах в Калифорнийском университете и занимавшегося исследованием политики России в Сибири и на Дальнем Востоке в дореволюционный период. Его монография "Российская дальневосточная политика 1881-1904 гг." в основном посвящена развитию русско-китайских отношений, связанных с проведением Транссибирской магистрали по территории Манчжурии и арендой в 1898 г. незамерзающего порта на Ляодунском полуострове. А. Малозёмов использовал не только англоязычные источники, но и исследования российских авторов, а также дипломатические документы из российского Красного архива, благодаря чему ему удалось более полно осветить не только маньчжурский, но и корейский вопрос и их роль и значение в международной политике XIX в.
Маньчжурской проблеме также посвящены исследования американского ученого Вальтера Янга "Международные отношения в Маньчжурии"13 и китайского историка Кен Шен Вейта "Русско-китайская дипломатия"14. Обе книги написаны в 20-х гг. нашего столетия.
Большой научный интерес представляют работы американского историка русского происхождения Джорджа Александра Ленсена. Им было опубликовано несколько сборников донесений иностранных дипломатов, связанных с историей отношений Кореи, Японии, Китая и России. Первый, под названием "Корея и Маньчжурия между Россией и Японией"33, представляет собой анализ дневников и воспоминаний английского дипломата Эрнеста Сатоу, который в течение двадцати лет (1862-1882) служил вторым секретарём британского посольства в Токио. С 1895 по 1900 гг. он исполнял обязанности английского посланника в Японии, а с 1900 по 1906 гг. - в Китае. Работа состоит из высказываний Э. Сатоу по таким проблемам дальневосточной политики, как инцидент с убийством жены корейского короля Мин Мёнсон в 1895 г., подписание договоров между
Россией и Китаем по прокладке железнодорожного пути по территории Маньчжурии и аренде Порт-Артура и многим другим. Цитаты дневников Э. Сатоу сопровождаются комментариями Дж. Ленсена, что позволяет лучше попять, в каких условиях и при каких обстоятельствах была сделана та или иная запись английского дипломата.
Вторая работа называется "Послания дАнетсана из Японии 1894-1910"36. В ней интерес представляет глава "Корея между Россией и Японией", в которой представлены официальные донесения и дневники секретаря бельгийского посольства в Японии дАнетсана, касающиеся столкновения интересов Японии и России в Корее после японо-китайской войны 1894-1895 гг. Оба исследования имеют особую ценность ещё и потому, что дают возможность познакомиться с о пенкой событий, данной непосредственными свидетелями конфликта.
При подготовке диссертационной работы использовались труды другого известного западного исследователя И. Ниша "Японская иностранная политика, 1869-1942'°7, "Англо-японский альянс. Дипломатия двух островных империй"38
3 9 и "Истоки русско-японской войны"' . В них автор высказывает свой взгляд на проблемы русско-японских противоречий, в том числе и по корейскому вопросу, приведших к русско-японской войне 1904-1905 гг. По мнению Ниша, основными причинами войны стали участие России в тройственном вмешательстве 1895 г., целью которого было помешать Японии закрепиться на Ляодунском полуострове после японо-китайской войны 1894-1895 гг., а также последующая политика российского правительства в Корее и Маньчжурии: прокладка железной дороги по китайской территории и превращение Порт-Артура в военно-морскую базу России на китайском побережье.
В процессе работы над темой исследования широко привлекались труды японских историков. Часть из них посвящена японо-китайской войне 1894-1895 гг. её причинам и последствиям. Это работы Фудзимура Митио "Японо-китайская война"40, одноименное исследование Хаяма Юкио41, книга Накацука" " « ,,42 43 тт
Акира "Исследование японо-китаискои воины и др. " Нужно отметить, что работы японских авторов, как правило, характеризуются использованием большого количества документального и фактического материала, а также выдержек из речей, выступлений и мемуаров японских государственных и общественных деятелей изучаемого периода. Что касается вопросов политики России в Восточной Азии, то недостатком японских монографий, отмеченным диссертантом в ходе ознакомления с ними, является достаточно одностороннее, а иногда и предвзятое рассмотрение отдельных проблем русско-японских отношений и практически полное отсутствие ссылок на русские источники. Подобная характеристика верна для всех вышеназванных работ. Например, затрагивая тему вмешательства России, Германии и Франции в условия Симоносэкского договора, японские историки единодушно утверждают, что главным его инициатором была Россия, однако аргументы, подтверждающие это высказывания, сводятся лишь к цитатам С.Ю. Витте, который подчеркивал, что утверждение Японии на Ляодунском полуострове станет угрозой безопасности не только Китая, но и России и будет мешать установлению мира и спокойствия на Дальнем Востоке. В монографиях не даётся комплексного исследования причин, по которым Великобритания отказалась, а Германия и Франция согласились принять участие в европейском вмешательстве в условия японо-китайского мирного соглашения.
Для понимания характера идеологических процессов, проходивших в японском обществе начиная с середины XIX в., диссертант изучил труды таких японских исследователей, как Тояма Сигэки44, Сасихара Ясудзо43, Хатада Такаси46, Мацу сита Ёсиро47 Митио Умэгаки48 и других, посвящённых реставрации Мэйдзи, её причинам и идеологической основе, а также реформам, проведенным в стране после реставрации.
Отдельно хотелось бы отметить исследование известного японского историка, апологетаофициальной линии японского МИДа, Кадзима Мориносукэ. В трёхтомном исследовании "Японская дипломатия 1894-1922 гг."49 автор концентрирует внимание на ключевых проблемах японской внешней политики в указанный период, цитирует в полном объёме документы из архивов-Министерства внешней политики Японии, оправдывая акции собственного государства. Труды Кадзима Мориносукэ подготовила диссертанта к специфике работы с японскими источниками и материалами японских архивов.
Представленное диссертационное исследование в основном написано на документах и материалах, собранных в многотомных изданиях "Документы по внешней политики Японии"30, "Документы по внешней политики Японии в Корее"3' под редакцией Итикава Масааки и двух одноимённых сборниках
52 документов под редакцией Ким Чёнмёна . В них отложился значительный пласт материалов по истории дипломатических отношений между Японией и Кореей, многие из которых ранее не использовались российскими и зарубежными исследователями или использовались частично при разработке других проблем.
В издании "Документы по внешней политике Японии», которое начало издаваться "Японским международным обществом" с 1936 г., опубликован богатейший материал из архива министерства иностранных дел Японии, касающийся внешней политики страны, начиная с эпохи Мэйдзи. Оно содержит значительное количество отчётов японских дипломатических представителей, телеграмм и распоряжений министров иностранных дел Японии, текстов международных договоров, протоколов переговоров по их заключению, документов о деятельности японских консулов и других дипломатических представителей в Корее, России и других странах. При работе с этими документами диссертант получил сведения о принципах и условиях формирования внешнеполитической доктрины Японии в Восточной Азии в конце XIX в., а также о средствах и методах японских дипломатов, использовавшихся для усиления японского влияния на Корейском полуострове. Особую ценность приобрела переписка японских посланников в Корее Миура Горо и Комура Дзютаро с японским министром иностранных дел Муцу Мунэмицу и его заместителем Сандзё Санэтоми по вопросу государственного переворота в Корее 1895 г. и убийства жены корейского короля Мин Мёнсон. Её анализ позволил более детально рассмотреть вопрос о степени участия служащих дипломатической миссии Японии в Сеуле в этом инциденте. Инциденте, который не только дискредитировал политику реформ, проводимую' в Корее японским руководством, но и, в конечном счете, стал одной из причин ослабления японского и усиления российского влияния на Корейском полуострове в этот период.
Особенностью сборника "Документы по внешней политики Японии в Корее" под редакцией японского историка Итикава Масааки является то, что на его страницах все материалы японских архивов разделены не только в хронологическом, но и в проблемном порядке, что в значительной степени облегчает работу с ними. Для написания диссертационной работы были привлечены тома, посвященные японо-китайской войне, переговорам по заключению первых японо-корейских договоров, а также убийству королевы Мин.
В диссертации также широко используются дневники и воспоминания государственных деятелей Японии. Особенную ценность представляет трёхтомник "Документы по переговорам с Кореей"33, одним из авторов которого является Ито Хиробуми, один из политических лидеров Японии второй половины XIX в. В обозначенный в работе хронологический период Ито три раза становился во главе японского правительства. Второй кабинет Ито находился у власти с августа 1892 г. по сентябрь 1896 г. - один из самых сложных периодов в истории японо-корейских отношений. Воспоминания японского премьер-министра впервые вводятся в отечественную историографию. Не меньшее значение при изучении проблемы японо-китайских противоречий по корейскому вопросу накануне и во время японо-китайской войны 1894-1895 гг. имеет работа "Дипломатические документы о японо-китайской войне 1894-1895 гг."54, которая представляет собой мемуары японского министра иностранных дел Муцу Мунэмицу. В своих воспоминаниях Муцу подробно излает причины, приведшие к войне, даёт много информации о дипломатической политике Японии в Корее во время военных действий на полуострове, а также высказывает своё видение проблемы вмешательства европейских держав в условия японо-китайского мирного договора, в результате которого Японии пришлось оказаться от притязаний на Ляодунский полуостров.
При исследовании причин, повлиявших на возникновение в первые годы после реставрации Мэйдзи идеи "Сэйканрон" - "военного вторжения на Корейский полуостров", были использованы воспоминания членов первого (1868-1871) и второго (1871-1873) правительств Мэйдзи. В диссертации цитируются фрагменты из дневников трёх наиболее влиятельных политиков периода реставрации: Окубо Тосимити", Ивакура Томоми56 и Кидо Коин57.
Благодаря выпущенному в Японии в 1990 г. специальному сборнику статей из газет и журналов России, Германии, Франции, Англии и США,
58 вышедших в свет с 1874 по 1895 гг. , диссертант получил возможность оценить реакцию общественности этих стран на политику Японии на Дальнем Востоке в указанный период. Особый интерес представила дискуссия, развернувшаяся в печати по вопросу территориальных требований Японии при заключении японо-китайского мирного договора 1895 г.
В работе над диссертацией были привлечены и работы корейских авторов. Однако вследствие того, что диссертант не владеет корейским языком, в основном были использованы материалы, переведённые на японский или
59 а нглиискии языки .
При освещении вопросов, связанных с политикой российских властей в Корее, диссертант обращался к документам из Архива Внешней политики Российской империи, представляющим собой приказы, телеграммы, протоколы заседаний членов российского правительства, а также отчёты и дипломатическую переписку российских посланников. Эти и другие материалы японских и российских архивов дали возможность написать разделы диссертации, касающиеся дипломатической политики японского правительства в Корее с 1868 по 1895 гг., программы реформ, проводимой на полуострове при содействии японских советников и инструкторов. Они также были использованы при исследовании проблемы влияния российского участия в тройственном вмешательстве и последующей политики России в Корее на изменение внешнеполитического курса японского правительства на Корейском полуострове.
Цель и задачи исследования: Целью данной диссертационной работы является реконструкция и концептуальное осмысление содержания, методов ---и" результатов японской политики на Корейском полуострове во второй половине XIX в. с привлечением новых, ранее не использовавшихся источников и на основе последних достижений отечественной и зарубежной историографии.
В процессе исследования автором поставлены следующие задачи:
1. Оценить степень влияния внутренних и внешних факторов на формирование внешней политической стратегии Японии в начале эпохи Мэйдзи.
2. Обозначить основные геополитические интересы Японии на Корейском полуострове ко второй половине XIX в.
3. На основе новых документальных материалов изучить содержание и задачи японской политики реформ в Корее.
4. Проанализировать реакцию правящей элиты Кореи и китайского руководства на попытки Японии провести на полуострове модернизацию государственно-административной системы.
5. Рассмотреть внутренние условия и степень готовности корейского общества к проведению модернизации по японской модели.
6. Исследовать цели, формы и методы установления японского протектората в Корее де-факто накануне и во время японо-китайской войны.
7. Определить степень влияния тройственного вмешательства в условия Симоносэкского договора на активизацию японской политики в Кореи.
8. Изучить значение противостояния Китая и России японской экспансии на Корейском полуострове и проанализировать комплекс причин, обусловивших обострение японо-китайских и японо-российских отношений в конце XIX в. Решение поставленных задач обусловило план работы из введения, четырёх глав и заключения.
Объектом исследования выступает внешняя политика Японии во второй половине XIX в.
Предметом исследования являются цели и методы японской политики в Корее в 60-90-е гг. XIX в.
Хронологические рамки исследования ограничены второй половиной XIX в., точнее, 1860-1890 годами - периодом, в течение которого Япония, после реставрации Мэйдзи, начала активно использовать самые разнообразные' методы, от дипломатических до военных, для утверждения своего господства на Корейском полуострове. Исследование доведено до конца 1990-х годов, когда сложившаяся ситуация в русско-японских отношениях демонстрировала невозможность разрешить нарастающие противоречия между двумя странами на Дальнем Востоке мирным путем. Кроме того, именно в этот период происходило включение Японии в мировую систему международной дипломатии, и формировались основные принципы и методы японской внешней политики в целом и в отношении Кореи и России, которые стали основным направлением исследования данной диссертационной работы.
Территориальные рамки в основном ограничены территорией Корейского полуострова, однако в некоторых главах для более полного рассмотрения поднятых в диссертации вопросов они расширяются и включают территории северо-восточного Китая, традиционно объединенные названием Маньчжурия.
Методологическая основа представляет комплексный подход, включающий как общеисторические принципы, так и конкретные методы исследования. Диалектика, как методологический принцип, ". признает относительность всех наших знаний не в смысле отрицания объективной истины, а в смысле исторической условности пределов приближения наших знаний к этой истине". Объективность, как теоретико-методологический принцип, предполагает преодоление односторонности в оценке внешнеполитических отношений и дипломатии изучаемых стран. Принцип объективности предусматривает учет всей совокупности фактов, которую дают источники, даже если это приводит к противоречиям. Найти причины этих противоречий позволяет принцип историзма, рассматривающий всякое явление в становлении, движении и развитии.
В процессе исторического познания допустимо трактовать историю человечества как нечто единое и неделимое, относясь к цивилизационным различиям как к вариантам культурного многообразия. Но в то же время не следует утверждать однозначную логику всеобщей истории, исключающую национально- региональную идентичность и специфику. Культурный полифонизм и плюралистическая природа мира требуют от исследователей признания множественности его интерпретаций.
Данное исследование проводилось с использованием теорий модернизации и геополитики, последней, в частности, в интерпретации Фридриха Ратцеля, определявшего государство как пространственный организм и выделившего семь законов экспансии, и Хэлфорда Дж. Макиндера, который утверждал необходимость анализа мирового распределения сил и разработки вариантов его последующей динамики.
В качестве конкретных методов исторического исследования использовались сравнительно-исторический, ретроспективный и системный. Последний предполагает, что все основные компоненты исторического процесса существуют не сами по себе, но во взаимодействии друг с другом, т.е. как система. Именно поэтому все имевшие место события рассматриваются автором диссертации в русле мирового исторического процесса, в контексте конкретной политической реальности дальневосточного региона конца XIX века, а также с учетом внутреннего положения Японии и Кореи в изучаемый период.
Научная новизна: Автор видит научную новизну исследования в том, что в кем:
1) политика японского экспансионизма на Корейском полуострове в 18601890 годах впервые в отечественном востоковедении рассматривается на основе теорий модернизации и геополитики;
2) изменения в расстановке политических сил в Японии в 1870-е годы и последующий раскол правительства исследуются не только и не столько в связи с внешнеполитическими вопросами (что характерно для отечественной историографии), но прежде всего как результат глубоких разногласий в отношении содержания и сроков внутренних реформ по модернизации страны;
3) впервые анализируются планы и реальные попытки Японии осуществить реформы в Корее по образцу собственных преобразований;
4) наиболее полно исследуются эволюция методов установления японского влияния в Корее от попыток навязывания реформ, без учета степени готовности' к ним корейского общества, до попыток насилия, участия в убийстве королевы Мин и развязывания войны с Китаем;
5) впервые рассматривается специфика разногласий России и Японии на Корейском полуострове и спектр нарастающих противоречий с точки зрения понимания данными государствами собственных геополитических интересов в исследуемый период
Практическая значимость исследования: Настоящее исследование даёт востоковеду, дипломату, политологу, интересующемуся проблемами международной политики на Дальнем Востоке и Восточной Азии, понимание того, как и в каких условиях закладывались основы японо-корейских и российско-японских отношений, обусловивших в определённой степени их нынешнее состояние. Материалы и выводы, содержащиеся в диссертации, могут быть в дальнейшем использованы в практическом плане для объективного анализа политической ситуации, сложившейся между Россией, Японией и Кореей сегодня, а также для адекватной оценки возможных путей и тенденций их развития в будущем.
Кроме того, данная работа может быть использована при построении курсов лекции для высших учебных заведений и преподавательских циклов по новой истории Японии, а также при написании учебных пособий, справочных и энциклопедических изданий. ПРИМЕЧАНИЯ:
1 Описание Кореи. М., 1960. Нарочницкий А.П. Колониальная политика капиталистических держав на Дальнем Востоке (1860-1896). М. I 956. Пик Б.Д. Россия и Корея. М., 1979.
Кутаков Л.Н. Россия и Япония. М., 1988. " Романов Б. А. Россия в Манчжурии. Очерки по истории внешней политики самодержавия в эпоху империализма (1892-1906). Л., 1928 Романов Б. А. Очерки дипломатической истории русско-японской войны. 1895-1907. М; Л., 1955. История Кореи. М., 1974.
N Тягай Г. Д. Крестьянские Восстания в Корее. 1893-1895 гг. М., 1953; Тягай Г.Д. Очерк по истории Кореи во второй половине XIX в. М., 1960. Гальперин А.Л. Англо-японский союз. М., 1947; Гальперин А.Л. К вопросу о генезисе капитализма в Японии // Советское востоковедение. - 1956. № 5; Гальперин А.Л. Корейский вопрос в международных отношениях накануне аннексии Кореи Японией (1905-1910) // Вопросы истории. 1951, №2. '" Маринов В. А. К вопросу о континентальной экспансии Японии в начале XX в. // Страны Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии. Сб. ст. М., 1970. Жуков Е. М. Капиталистическое развитие Японии // Всемирная история. Т.7. М., i960.; Жуков Е. М. К вопросу об оценке "революции Мэйдзи" // Вопросы истории 1968, №2; Жуков Е.М. Японский "новый порядок" в Восточной Азии. М.,1944. Калашников Н.И. Тайвань и Корея под властью Японии. Особенности и результаты колониальной по литию! // Восток. Афро-азиатские общества: история и современность. 1999, №6.
Мясников В. Третья дальневосточная война 1894-1895 гг. и эволюция политики России в регионе // Проблемы Дальнего Востока, 1995. №5.
II Российская дипломатия в портретах. М, 1992. Игнатьев А.В. С. Ю. Витте - дипломат. М., 1989. "' Витте С. Ю. Воспоминания. М., 1960. 1 И-,Вольский А.П. Воспоминания. М., 1989.
Чсрсвко К.Е. Зарождение русско-японских отношений XVII-XIX века. М„ 1999. 1 Забровская J1.B. Китайский миропорядок в Восточной Азии и формирование межгосударственных границ (на примере китайско-корейских отношений в XVII-XX вв.). Владивосток. 2000. Забровская Л .В. Политика Цинской империи в Корее 1876-1910 гг. М, 1987.
Всрисоцкая Е.В. Идеология японского экспансионизма в Азии в конце XIX - начале XX вв. Т. 1. М. I 990. Сслищев А.С, Японская экспансия: люди и идеи. Иркутск, 1993.
Михайлова Ю.Д. Общественно-политическая мысль Японии. М., 1991. :i Михайлова Ю.Д. Мотоори Норинага. Жизнь и творчество. М., 1988. Всрисоцкая Е.В. Эволюция либеральных взглядов в японском обществе в 1870 - 1880 гг. Владивосток, 1990. Совастеев В.В. Общественно-политическая мысль Японии 40-60-х годов 19 века. Доктор, дис. Владивосток. 1994. Табохаси Киёси. Дипломатическая история японо-китайской войны (1894-1895 гг.). Пер. с японск. яз. М. 1 956.
Пак Чонхё. Россия и Корея. 1895-1898. М., 1993.
История Кореи в буржуазной историографии. М., 1985. С.91.
Harrington F.H. God, Mammon and the Japanese: Dr. Horace N. Allen and Korean-American Relations, 18841905. Madison: University of Wisconsin Press, 1944; Conroy Hilary. The Japanese Seize of Korea: 1868-1910. A Siudv of Realism and Idealism in International Relations. Philadelphia, 1960. Duns Peler. Abacus and the sword. The Japanese penetration of Korea 1895-1910. University of California Press. 1995. i: Malozemoff A. Russian Far Eastern Policy 1881-1904. New York, 1977. Yong Walter C. The International Relations of Manchuria. Chicago, 1929.
4 Ken Shen Weight. Russo-Chinese Diplomacy. Shanghai 1928. Lcnsen J.F. Korea and Manchuria between Russia and Japan 1895-1904. The Obsen-ation of Sir Ernest Satow British Minister Plenipotentiary to Japan (1895-1900) and China (1900-1906). Florida, 1966.
Lcnsen J.F. The d'Anethan Dispatchers from Japan 1894-1910. Tokyo, 1976. 3 Nisli Ian. Japanese Foreign Policy, 1869-1942: Kasumigaseki to Miyakezara. London, 1977. w Nisli Ian. The Anglo-Japanese Alliance. The Diplomacy of Two Island Empires 1894-1907. London, 1985.
III Nisli Ian The Origins of the Russo-Japanese War. New York, 1985. Фудзимура Митио. Ниссин сэнсо. (Японо-китайская война). Токио, 1973.
Хаяма Юкио. Ниссин сэнсо. (Японо-китайская война). Токио, 1968. '; Накацука Акира Ниссин сэнсо но кэнио. (Исследование японо-китайской войны). Токио, 1968.
Оэ Синобу. Тоадзиаси то ситэ но ниссин сэнсо (Японо-китайская война в истории Восточной Азии). Токио. 1998: Сакэда Масатоси. Ниссин сэнго гайко сэйсаку но кэнкю ёин (Основные факторы японской внешней политики после японо-китайской войны) // Нихон киндай кэнкю (Исследования по японской истории нового времени). Токио, 1980; Сираи Хисая. Мэйдзи кокка то ниссин сэнсо (Японское государство и японо-китайская война). Токио, 1997. Тояма Сигэки. Мэйдзи сёнэн но гайко исики (Внешнеполитические взгляды Японии в первые годы эпохи Мэйдзи) // Ронсю Нихон рэкиси. (Сборник по истории Японии) Т. 9. Токио, 1973. b Сасихара Ясузо. Мэйдзи сэйси (История правительства Мэйдзи) // Мэйдзи бунка дзэнсю (Сборник по культуре Мэйдзи). Т.2. Токио, 1929.
Хатада Такаси. Киндай ни окэру тёсэндзин но Ниппон кан (Корейское восприятие японцев в период нового времени) // Сисо (Мысль). №152 (Ост. 1967).
1 Машхита Ёсиро. Мэйдзи гунсэй сирон (Исторический обзор военной политики периода Мэйдзи). Токио. 1956.
Is Michio Umegaki. After the Restoration // The Beginning of Japan's Modern State. New York, 1988. Kajima Morinosuke. The Diplomacy of Japan 1894-1922. Vol. 1. Kajima Institute of International Peace.,
1976. Нихон гайко бунсё (НГБ) (Документы по японской внешней политике). Токио, 1936 -. м Никкан гайко сирё (Документы по японо-корейской политике) / Под редакцией Итикава Масааки. Т. 4;
5 Токио, 1980. Никкан гайко сирё (Документы по японо-корейским отношениям) / Под редакцией Ким Чонмёна. Т. 110. Токио, 1979-1981; Никкан гайко сирё сюсей (Сборник документов по японо-корейским отношениям) / Под редакцией Ким Чонмёна. Т. 1-10. Токио, 1962-1967.
Ито Хиробуми и Хирацука Ацуси. Тёсэн косё сирё. (Документы по переговорам с Кореей). Т. 1-3 Токио. 1934-1936. м Mulsu Munemitsu. Kenkenroku. A Diplomatic Record of the Sino-Japanese War 1894-95. Tokyo, 1982. ^ Окубо Тосимити мондзё (Воспоминания Окубо Тосимити). Т. 4. Токио. 1927. N' Ивакура Томоми кэнкей мондзё (Воспоминания Ивакура Томоми). Т. 1 -5. Токио, 1931. v Кило Коин никки. (Дневники Кидо Коин). Т.2. Токио, 1966. Гайко синбун ни миру Нихон. (Япония на страницах иностранных газет). Т. 2 (1874-1895). Токио, 1990. Kim Kev-hmk. The Last Phase of the East Asian World Order: Korea, Japan and the Chinese Empire. Berkeley, 1980: Kim Eucene, Kim Hankyo. Korea and the Politics of Imperialism 1876-1910. University of California Press. 1967; Kim E., Han Kyo Kim. Korea and Politics of Imperialism (1876-1910), Berkley and Los Angeles. 1967: Park Il-keun. China's Policy Towards Korea, 1880-1884 // Journal of Social Sciences and Humanities in Korea 53 (June 1981); Чо Киджун. Киндай Канкоку кэйдзайси (История экономики новой Кореи). Токио, 1981; Пак Джён Кун. Нисин сэнсо то Тёсэн (Японо-китайская война и Корея). Токио, 1982: Кан Джеон. Киндай Тёсэн сисо (Идеология Кореи нового времени). Токио, 1971; Ким Талсу. Нихон по нака но Тёсэн бунка (Корейская культура в Японии) Т. 1-2. Токио, 1970-1972; Чё Киджун. Киндай Канкоку кэйдзайси (Экономическая история Кореи в новое время). Токио, 1981.
Заключение научной работыдиссертация на тему "Эволюция японской экспансии в Корее в 60-90-е гг. XIX в."
ВЫГОД27.
Неуверенный в благоприятном для Японии результате японо-китайской войны и характере дальнейшего развития ситуации в Корее кабинет не смог выбрать из четырех альтернатив одну единственно правильную. "Возможно, со временем мы сможем принять окончательное решение, а пока будем руководствоваться планом по установлению на полуострове японского протектората" - заключил Муцу. Неудача с постановкой твердых и ясных целей во внешнеполитическом курсе Японии расстраивала Муцу, однако, с другой стороны, он понимал, что именно благодаря отсутствию четкого плана появляется возможность установить протекторат в Корее де-факто. Идея об установлении неофициального протектората нашла поддержку и у персонала дипломатической миссии Японии в Сеуле. Кроме того, необходимо было учитывать, что пассивная политика на полуострове могла вызвать недовольство японской общественности. Муцу предостерегал премьер-министра Ито и остальных членов кабинета: "Если отправка большого количества вооруженных сил и трата огромных сумм на военные расходы не принесет Японии ничего существенного, наше правительство скорее всего не сможет выстоять под натиском общественного мнения"28.
20 августа Отори подписал с корейским руководством предварительное соглашение «Договор о вечном союзе», проект которого был представлен на рассмотрение заместителю министра иностранных дел Кореи Ким Каджину и членам Консультационного совета в конце июля. Пока корейская сторона отклоняла пункты договора, касающиеся принятия японских советников, и исключала любое упоминание о японском протекторате, соглашение подготовило почву для существенного усиления экономического и политического влияния Японии на полуострове. Японцы получили право на строительство железнодорожной ветки и проведение телеграфной линии, соединяющей Сеул с Пусаном и Инчхоном, что давало надежду на открытие нового договорного порта в провинции Чолла. Кроме того, появилась возможность создания совместной японо-корейской комиссии по реформам "для ознакомления с ситуацией в стране и принятия решений по вопросам,
29 касающихся укрепления корейской автономии и независимости" . Хотя это соглашение формально не устанавливало японский протекторат, тем не менее, оно официально подтверждало участие Японии в корейской модернизации, которая получала контроль над развитием транспортной и коммуникационной систем страны30.
Через шесть дней, 26 августа 1895 г. корейское правительство подписало «Договор о военном союзе с Японией», который давал последней право вести на полуострове военные действия против Китая, а также гарантировал содействие Кореи в продвижении и снабжении японских войск. С подписанием договора Япония приобретала значительное военное преимущество, и, естественно, что этот альянс был выгоден в первую очередь японским властям. Для того чтобы заключить этот договор, японцам пришлось оказать значительное давление на корейское руководство. В одном из своих донесений Отори доложил Муцу, что номинальный глава корейского правительства тэвонгун, похоже, не заинтересован в участии Кореи в японо-китайской войне, он даже посетовал российскому посланнику, что затяжной конфликт между двумя странами может нарушить мир и спокойствие в Восточной Азии. Подобное заявление могло быть расценено как предложение России начать военную интервенцию на полуостров31.
Япония делала всё возможное, чтобы ускорить процесс модернизации. К концу августа Консультационный совет утвердил 16 законов, в корне реорганизующих центральное правительство, кроме этого он представил королю ! 06 резолюций, касающихся реформирования всей структуры корейского государства по западному образцу. Так что вопрос о продуктивности его деятельности не ставился, зато возникал вопрос о её эффективности.
Тэвонгун, который изначально являлся противником модернизации, был страшно недоволен огромным количеством документов, поступающих от совета, и отказывался одобрить хотя бы один из них. Еще больше он был разгневан, когда совет стал передавать свои наработки непосредственно королю, полностью игнорируя его мнение. Для того чтобы помешать проведению реформ, он начал поощрять фракционные трения среди членов Консультационного совета, путем осторожной обработки таких его представителей, как Ю Килчан, Пак Джунян и Ый Вонгюн, а также путем запугивания ревностных защитников реформ: Ый Юнёна, Ан Кёнсу, Ким
Каджина и Квон Юнджина. В конечном счете, и те, и другие перешли на сторону королевской четы. В самой гуще фракционных разногласий оказались и умеренные реформаторы - Ким Хонджип, Ким Юнсик и О Юнджип, которые сначала старались придерживаться нейтралитета. Однако к середине августа они вступили в ряды сторонников тэвонгуна, после чего Ким Хонджип был назначен главой нового кабинета министров32.
Основная проблема корейской модернизации заключалась в том, что японское руководство хотело изменить слишком многое за слишком короткий период в хаотичной внутриполитической системе Кореи, на территории которой в тот момент шли военные действия между войсками Японии и Китая. Не так сложно было составить программу реформ на бумаге и добиться ее одобрения у королевской четы, гораздо сложнее было претворить её в жизнь. Даже в Сеуле нижний эшелон чиновников с трудом менял методы своей работы, что было говорить о правительственных служащих в провинции. Американский посланник в Сеуле Силл позже писал в своих воспоминаниях: "Начало войны еще более осложнило обстановку. За воротами Сеула и в его окрестностях уже не было действенной власти. Даже губернаторы и главы городов не выполняли приказов короля. Они говорили, что король беспомощный узник, и законы, подписанные им, в действительности - дело его старых врагов японцев, и что теперь истинное служение королю выражается в отказе выполнять приказы,
31 полученные от имени Его Величества." ' В то время как японские войска находились в Пусане и Инчхоне, китайские надвигались с севера со своей основной базы в Пхеньяне. Страна, подобно полю битвы оказалась разделенной на север, контролируемый Китаем, и юг, контролируемый Японией. «Ввиду того, что власть центрального корейского правительства едва ли простиралась дальше Сеула и его окрестностей, - писал позже Муцу, - корейские лидеры не имели ни возможности, ни средств для проведения внутренней реформы.»34 Консервативно настроенные правительственные чиновники, напуганные тем, что нововведения могут подорвать устои корейской монархии, начали подавать королю петиции с требованием остановить деятельность Консультационного совета.
Не менее сложная внутриполитическая ситуация складывалась и в самой Японии. Здесь царило чувство глубокого недовольства беспорядочным ходом корейской модернизации. В то время как, с точки зрения японской прессы, японцы жертвовали своими жизнями и средствами во имя независимости Кореи, корейцы оказывали упрямое сопротивление японскому руководству, не желая очнуться от летаргического сна и стряхнуть с себя пережитки, ставящие под угрозу сохранение их суверенитета. Фукудзава Юкичи в газете «Дзидзи симпо» с раздражением отмечал, что Корея - это «варварская страна», народ которой не имеет никакого понятия о «цивилизации», упрямство которого может сравниться лишь с его запуганностью0. Гнев Фукудзава был направлен главным образом против тэвонгуна. Однако многие общественные и политические лидеры Японии считали, что Корея в принципе не в состоянии "привести свой собственный дом в порядок". Многие возлагали вину за провал программы реформ на Отори, который и раньше подвергался критике со стороны военного
36 п командования, называвшего его «старым» и «нерешительным» . В действительности, японский посланник был сторонником постепенных перемен. Он был против чрезмерного вмешательства во внутренние дела Кореи, полагая, ' 1то слишком агрессивная позиция Японии может толкнуть Корею в руки Китая, России или какой либо другой европейской державы. Кроме того Отори понимал, что даже более сильное давление с его стороны не заставило бы действовать её глубоко разобщенную политическую элиту, большая часть которой не желала введения каких-либо изменений в существующую государственную систему, особенно если их инициаторами были японцы37.
Как только победы японских войск загремели на суше и на море, Япония сочла это убедительным аргументом в пользу установления своего протектората в Корее де-факто. В данных обстоятельствах и министр иностранных дел, и премьер Р1то Хиробуми решили, что японским представителем в Корее должна стать политически значимая фигура, которая в случае необходимости, в условиях постоянно меняющейся ситуации могла бы действовать по своей собственной инициативе. Муцу втайне сам хотел занять этот пост, но, в конце концов, выбор пал наИноуэ Каору.
Иноуэ был выходцем из клана Тёсю и близким другом Ито Хиробуми. Никто другой среди политических лидеров Японии не имел такого богатого опыта в проведении переговоров с корейским правительством. В 1876 г. Иноуэ сопровождал Курода в Сеул для заключения Канхваского договора. В 1882 г., будучи министром иностранных дел, он председательствовал на обсуждении условий Инчхонского соглашения, а также выступал в качестве представителя Японии при заключении Сеульского договора 1885 г. За это время он приобрел широкий круг знакомств среди корейского руководства. Многих влиятельных политиков он знал лично. Программа пребывания любой дипломатической или культурной миссии Кореи в Токио, как правило, включала встречу с Иноуэ" .
Иноуэ Каору прибыл в Корею в конце октября 1894 г. В течение восьми месяцев он предпринимал смелые, но в конечном счете безуспешные шаги для усиления политического и экономического влияния Японии на полуострове. Отказавшись от посреднического стиля ведения переговоров, который был свойственен Отори, он намеренно избрал аристократическую манеру поведения, чтобы произвести впечатление на корейских чиновников. Как и бывший китайский посланник Юань Ши-кай, Иноуэ требовал, чтобы к нему относились с большим почтением, чем к представителям других государств. Во время своей первой встречи с Коджоном - встречи, на которую не был допущен никто из корейских официальных лиц, кроме министра иностранных дел и министра королевского двора, Иноуэ в довольной резкой форме заявил, что он не простой дипломат и что он прибыл в Корею по специальному требованию Его Величества императора Японии для того, чтобы помочь корейскому королю
39 управлять его государством .
Подобное заявление было сделано специально для того, чтобы выяснить, насколько сильна при дворе фракция консерваторов. В то время, когда многие политические и общественные деятели Японии объясняли медленное осуществление реформ "отсталостью" Кореи, Иноуэ считал, что причину нужно искать в конкретных действиях или, скорее, противодействиях членов королевской семьи: жены короля Мин Менсон и её родственников, а также тэвонгуна и сына короля Ый Чанёна. По мнению Иноуэ, работа
Консультационного совета не приносила желаемого результата потому, что тэвонгун, которого он называл "тайным почитателем Китая", был гораздо больше заинтересован в укреплении собственной власти, нежели в модернизации Кореи40. С первого дни на посту японского посланника Иноуэ стал делать все возможное, чтобы подорвать позиции тэвонгуна. Он не раз говорил премьер-министру Кореи Ким Хонджипу, что нет никакой необходимости советоваться с тэвонгуном по каждому вопросу. Иноуэ даже попытался распустить слух, что новые крестьянские волнения на юге страны начались с молчаливого согласия отца короля. Хотя было очевидно, что такой закостенелый конфуцианец, как он, не стал бы сговариваться с бунтовщиками, и никаких фактов его причастности к беспорядкам найдено не было, японский посланник пристрастно допросил главарей восстания и возможных посредников между ними и номинальным правителем корейского государства41.
Дискредитировать тэвонгуна оказалось не очень сложно. В конце августа он имел неосторожность отправить секретное послание одному из командующих китайских войск, базировавшихся в Корее, в котором просил о военном содействии. Письмо было отправлено уже после того, как 26 августа корейское правительство подписало договор о военном сотрудничестве с Японией. Такие обращения были отправлены и от имени других членов корейского правительства, в частности, Ким Хонджипа и от самого короля Коджона. Стало очевидно, что корейские лидеры, привыкшие думать о Китае как о самом сильном государстве, были уверены в его победе и на этот раз. В том случае, если бы китайские войска двинулись на юг и заняли Сеул, эти письма должны были стать доказательством того, что японо-корейский альянс был заключен под давлением японской стороны. Отправляя их, корейское правительство расписывалось в собственной беспомощности и неспособности защитить свой народ от воюющих сторон. Письмо тэвонгуна было самым эмоциональным, в нем больше чем в других чувствовались антияпонские настроения. После падения Пхеньяна послания были обнаружены японцами. 18 ноября Иноуэ встретился с Ким Хонджипом, Ким Юнсиком и О Юнджуном. Не ожидавший разоблачения Ким Хонджип попытался оправдаться. В конце концов, японский посланник предложил следующее решение: если тэвонгун возьмет ответственность за отправку писем на себя, японское правительство закроет глаза на связь корейского двора с Китаем. "Мягкое" решение конфликта было обусловлено, с одной стороны, желанием Японии добиться расположения Коджона, а с другой стороны, стремлением предотвратить обострение конфликта, который мог привести к вмешательству одной из западных стран. Под давлением членов корейского кабинета отец короля согласился сложить свои полномочия. Иноуэ понимал, что, уйдя в отставку, он не прекратит своих интриг. "Мы не должны терять бдительность, - телеграфировал он Муцу, - слова корейцев далеко не всегда совпадают с их делами.мы не должны им л 9 доверять" У Японский посланник оказался прав, отлученный от власти тэвонгун продолжал использовать своё влияние, препятствуя осуществлению корейской модернизации.
Нейтрализовав на время тэвонгуна, Иноуэ столкнулся с новой проблемой. Как выяснилось, королева и её родственники не утратили своего влияния при дворе. Хотя практически все члены клана Мин были удалены с государственных постов, король продолжал прислушиваться к мнению своей жены. Ограничить её участие в политической жизни страны было невозможно, не избавившись от короля, а это не входило в планы японского руководства. В качестве альтернативы было решено попробовать положить конец участию королевской четы в работе правительства, сославшись на необходимость коренной модернизации административной системы Кореи. Именно эту цель преследовал проект реформ структуры исполнительной власти, состоящий из двадцати статей, который Иноуэ представил Коджону 19 ноября 1894 г. Большинство документов, входящих в этот проект, повторяли пункты "предложения по корейской модернизации", представленного корейскому правительству Отори в июле 1894 г. Однако, в проекте Иноуэ был впервые затронут вопрос о статусе королевской семьи. Японская сторона предлагала превратить короля в конституционного монарха, полномочия которого ограничивались бы законом4'1. Гак как власть королевы не распространялась за пределы дворца, разделение исполнительной и законодательной власти значительно ослабило бы её влияние.
Коджон согласился одобрить проект Иноуэ, однако 28 ноября в правительственной газете появляется официальное сообщение о назначении четырех новых заместителей министров. Все четверо были членами клана Мин. Осознав, что желаемый результат - уход королевы и её родственников с политической арены - не достигнут, Иноуэ предпринял еще одну попытку договориться с королевским двором, на этот раз с позиции силы. 1 декабря 1894 г. японский посланник сделал следующее заявление: "Так как корейское правительство не желает проводить программу реформ, японские власти приняли решение отозвать свои войска, сражающиеся на юге с корейскими повстанцами. Японские солдаты не должны отдавать свои жизни за благополучие страны, руководство которой не желает навести порядок в своих собственных рядах," - заявил он. Коджон, не ожидавший такой реакции, тут же пообещал, что впредь он будет удерживать королеву от вмешательства в дела государства. 7 января 1895 г. король в торжественной клятве, обращенной к памяти великих предков, заявил, что впредь при принятии решений государственной важности будет советоваться со своими министрами, кроме того он еще раз подтвердил, что отныне королева и её родственники не будут участвовать в работе правительства44. В конце декабря Иноуэ, довольный результатами своих политических маневров, телеграфировал на родину: "Я добился того, что хотел. Король и королева мне полностью доверяют"45. В действительности победа была временной. Жена короля, также как и его отец, не собирались уходить из большой политики и продолжали плести закулисные интриги.
Япония неоднократно связывала надежды на проведение модернизации с приходом к власти известных корейских реформаторов. Это в свое время явилось причиной назначения на пост премьер-министра Кореи Ким Хонджипа. Ким не оправдал возложенных на него надежд. Разочаровавшись в нём, японское руководство вспомнило о "знаменитых корейских изгнанниках": Пак Ёнхе и Со Кванбоме. Служащие японской дипломатической миссии в Сеуле еще летом 1894 г. начали подготовку их политической реабилитации. 17 декабря 1894 г. кабинет Ито принял решение о реорганизации корейского правительства с целью введения в его состав Пак Ёнхе и Со Кванбома и создания политической коалиции между ними и умеренными реформаторами Ким Юнсиком, Ким Ко и джипом и О Джунюном46.
Пак Ёнхе большую часть своей сознательной жизни провел за пределами
47
Кореи. Он родился в Сувоне в семье янбана , в возрасте 11 лет был введен в королевскую семью в качестве будущего супруга единственной дочери короля Чолчон. Невеста Пака умерла вскоре после помолвки, однако роль несостоявшегося зятя короля позволила Паку обрести престижное положение при дворе и надеяться на успешную карьеру в будущем. Огромную роль в судьбе Пака сыграло его назначение в 1882 г. на должность главного посланника корейского дипломатического представительства в Японии. Вернувшись на родину ярым защитником японской модернизации, он приступил к работе судьи в одном из судов Сеула. Одновременно Пак с головой окунулся в работу над рядом проектов по реформированию Кореи, среди которых были планы по созданию полиции и новой дорожной системы в корейской столице, а также газеты и судебной системы нового образца. Не встретив поддержки у правящей четы и раздосадованный упрямым консерватизмом двора, молодой человек покинул свой пост и в 1884 г. присоединился к Ким Оккюну и другим членам движения "Независимость"48.
В 1888 г. Пак составляет очередной проект модернизации Кореи и адресует сто королю Коджону. Этот документ включал 114 предложений по реформам и был составлен на основе трех источников: программы корейского идейного
49 течения сирхак , китайского движения за «самоусиление страны» и японской теории "цивилизации и просвещения". Его предложения были направлены на создание "здоровой и сильной нации", способной выжить в условиях жесткой международной конкуренции. Пак искренне верил в необходимость изменений, но он явно переоценивал свои возможности. До начала японо-китайской войны корейское правительство воспринимало Пака как опасного радикала. В марте 1894 г. он едва избежал участи Ким Оккюна, так как по приказу короля планировалось покушение на его жизнь.
Японцы связывали с Паком большие надежды. Вскоре после того, как 23 июля войска Японии захватили королевский дворец, Пак тайком был переправлен в Корею. После его возвращения на родину стало ясно, что корейские власти до сих пор воспринимают его как персону нон грата. Когда Пак попросил аудиенции у Коджона, группа высоких правительственных сановников во главе с Ким Хонджипом доложила о нем не иначе как о предателе50.
Иноуэ настоял на включении Пака в состав реорганизованного корейского правительства. Японского посланника, похоже, не волновало, что его протеже придется работать среди людей, которые совсем недавно называли Пака "убийцей" и "предателем". Он продолжал убеждать японское руководство, что новый кабинет будет работать дружно и согласованно. Консультационный совет, который выполнял эти задачи ранее, был распущен в середине декабря 1894 г. Новое коалиционное правительство приступило к исполнению своих обязанностей в начале января 1895 г.
К этому времени Иноуэ удалось уговорить корейский двор прибегнуть к помощи японских советников, то есть осуществить идею, которую члены японской дипломатической миссии в Сеуле, такие, как Утида Содацути, предлагали еще в начале лета 1894 г. Благодаря участию японцев в работе главного исполнительного органа страны, Япония могла добиться существенного прогресса в деле усиления своих позиций на полуострове, сохраняя при этом статус мнимого невмешательства во внутренние дела независимого государства. Утида настаивал на лишении корейского правительства права сводного выбора иностранных советников. Последние должны были назначаться под строгим контролем японского посланника, в противном случае не было никакой гарантии, что советники, выбранные корейской стороной, будут действительно способствовать проведению политики, санкционированной японским правительством. На деле это был план внедрения японских агентов в административную структуру Кореи - туда, где принимались жизненно важные для будущего страны решения51. Его осуществление должно было стать важным шагом на пути установления японского протектората. Нет нужды говорить, что корейское правительство всячески противилось этой идее.
В одном из рапортов министру иностранных дел Муцу Мунэмицу Иноуэ так охарактеризовал важность вопроса о включении японских советников в структуру корейского правительства: "Без них, - писал Иноуэ, - все мои усилия сведутся к бесполезным объяснениям принципов устройства современного
52 государства, без каких-либо практических результатов" . Впервые он поднял этот вопрос в беседе с Ким Хонджипом сразу же по прибытию на полуостров в качестве главы японской дипломатической миссии в Сеуле. Перспектива работать под бдительным контролем японцев не вызвала у Кима особого энтузиазма, однако через несколько недель непрерывного давления со стороны Иноуэ он всё-таки согласился принять сержанта из полицейского отряда японской дипломатической миссии в качестве советника в столичное полицейское управление.
К весне 1895 г. в корейском правительстве работало уже около сорока японских инструкторов, помощников и секретарей. Наиболее важную роль выполняли японцы, "консультирующие" министерства королевского двора, финансов, внутренних дел, юстиции, военное министерство, а также столичные полицейское и почтовое управления. Одни из них прежде работали полицейскими и военными чиновниками при японской дипломатической миссии, другие являлись гражданскими служащими, присланными из Японии. Их полномочия были несравнимо более широкими, чем права иностранных советников западных стран при правительстве Мэйдзи.
С апреля 1895 г. министры и другие члены правительства обязывались предоставлять на рассмотрение японским советникам все новые распоряжения и инструкции. Более того, каждый новый номер правительственной газеты до поступления в печать должен был получить одобрение специального японского консультанта. Советникам разрешалось посещать заседания кабинета министров Кореи и высказывать там свои взгляды на тот или иной вопрос. Они имели право накладывать вето на те политические решения, которые, с их точки зрения, не отвечали интересам Японии. Таким образом, японские консультанты превратились в своего рода канал для проведения различных политических инициатив японского правительства. Корейские власти продолжали пользоваться услугами нескольких западных советников, таких, например, как Гларенс Р. Грэйтхауз - юридический советник министерства иностранных дел Кореи. Однако нет никаких подтверждений тому, что они также являлись агентами своих правительств. В их полномочия не входил контроль за действиями корейского правительства. Японские же консультанты были навязаны корейским властям специально для того, чтобы установить на полуострове японский протекторат.
К началу 1895 г. Иноуэ порядком утратил свой оптимизм. Противодействие корейских чиновников оказалось сильнее, чем он ожидал. Если с давлением Японии по поводу проведения реформ они ещё как-то мирились, то попадать к ней в экономическому кабалу не собирались, в то время как вопрос расширения экономических привилегий для японских граждан на полуострове был одним из ключевых пунктов плана Иноуэ. В декабре 1894 г. в своем докладе японскому правительству он еще раз подчеркнул, что экономические концессии обеспечили бы Японии стабильное положение в Корее, даже если бы не удалось осуществить программу модернизации. Он настаивал на том, что Япония должна добиться от корейских властей твердых обязательств по предоставлению прав на строительство железнодорожных и телеграфных линий между Сеулом, Инчхоном и Пусаном, на аренду военно-морских баз, а также на открытие нового торгового порта. Он также выступал за предоставление корейскому правительству займов в 300 тысяч иен в обмен на использование японцев в качестве контролеров за сбором налоговых пошлин и в 5 миллионов иен в золоте и серебре. Последний должен был быть погашен за счет налоговых сборов в трех южных провинциях Чолла, Кёнсан и Чхунчхон. Путы доходов, говорил Иноуэ, привязали бы Корею к Японии сильнее любых словесных обещаний53.
Выдвигая вышеназванные предложения, Иноуэ основывался в первую очередь на империалистическом опыте Запада. В свое время Великобритания успешно продемонстрировала в Египте, что активное участие в экономике страны обеспечивает возможность для вмешательства и в её внутренние дела.
До настоящего времени, - писал Иноуэ, - наша страна оказывала помощь Корее в деле усиления её независимости, в связи с чем требовала проведения реформ исключительно из дружеского участия. Итогом подобной политики для нас стало то, что на сегодняшний день мы не имеем в Корее особых, по сравнению с другими странами, привилегий. Какой предлог использовала Англия для того, чтобы начать свою интервенцию в Египет? Разве не факт, что Великобритания добилась признания особых интересов в этой стране за счет снабжения её капиталом? Я твердо убежден, что если мы хотим утвердить наши позиции в Корее и но лучить предлог для вмешательства в её внутренние дела, мы должны путем займов и строительства железных дорог создать ситуацию наличия у Японии на полуострове реальных интересов, а затем финансовыми методами расширить наше участие в других сферах жизнедеятельности страны'04.
Предлагая программу "египтизации" Кореи, Иноуэ рассчитывал с её помощью добиться выполнения и других более насущных и краткосрочных задач. Дело в том, что корейское руководство остро нуждалось в деньгах для того, чтобы продолжить программу реформирования. Огромные суммы требовались на построение новой военной, полицейской и образовательной систем, а также на сокращение чиновничьего аппарата. Правительство находилось в критической финансовой ситуации. В декабре Иноуэ докладывал в Токио, что армейское жалование не выплачивается уже более четырех месяцев, министерские зарплаты урезаны в два раза, расходы столичного полицейского управления тоже сокращены. Сбор налогов в северо-западных районах Кореи, где поля были уничтожены во время японо-китайских сражений, был если не невозможен, то чрезвычайно затруднён. Стабильный доход поступал только из трех провинций: Кёнги, Канвон и Хамгён. Иноуэ заявлял о необходимости принятия экстренных мер для стабилизации финансового положения корейского правительства, в противном случае, подчёркивал он, доверие к проводимой им политике неизбежно ослабнет, что в свою очередь сведет на нет все усилия Японии по усилению её позиций на полуострове35. Иноуэ настаивал, что для того, чтобы решить текущие проблемы, Корее понадобится 300 тысяч иен на внутренние расходы и 240 тысяч иен на погашение процентов по займам, предоставленным ей ранее другими странами. Японский кабинет не поддержал инициативы японского посланника. После долгих переговоров с управляющим сеульского и инчхонского филиалов банка "Дай ити" Иноуэ удалось организовать кредит в размере только 130 тысячи иен, под 8 % годовых.
Ситуация с более важным (с точки зрения японского посланника) пятимиллионным займом в золоте и серебре была еще хуже. В конце декабря Муцу, который всегда неохотно использовал средства японских налогоплательщиков, так как подобные траты требовали одобрения нижней палаты парламента, обратился к одному из ведущих бизнесменов страны -Хамигава Хокодзиро - исполнительному директору банка "Мицуи" - с целью выяснения возможностей частного займа. Банк ответил, что не заинтересован в подобном кредитовании, объяснив, что сумма займа велика, а процент (10 %) несоизмеримо мал36. Японский посланник оказался в затруднительном положении. Дело в том, что китайское правительство выказывало готовность предоставить Корее беспроцентный кредит. В этой ситуации требуемые японской стороной 10 % годовых, по выражению самого Иноуэ, были "не совместимы с заявлениями о помощи дружественной нации во имя сохранения её независимости и возможности её дальнейшего развития'07. Было очевидно, что японские банкиры больше заинтересованы в возвращении своих инвестиций, чем в расширении влияния Японии на Корейском полуострове за собственный счёт" . В конце концов, банк "Мицуи" для поддержания своего престижа предложил следующее: он предоставит Корее необходимый кредит при условии, что ему будет разрешено, во-первых, выпустить бумажную наличность, подкрепленную золотым эквивалентом, для хождения на территории корейского государства и установить обменный курс между этими деньгами и японской йеной. Во-вторых, корейское правительство должно было дать банку права на управление государственной казной Кореи. Если бы подобный договор был заключен, "Мицуи" не только бы захватил единовластный контроль над государственной финансовой системой Кореи, но и лишил бы банк "Дай ити" преимуществ единственного иностранного банка на территории полуострова. Нет нужды говорить, что соглашение подписано не было. Очевидно, что нежелание японских банкиров предоставить ссуду корейскому правительству отражало их неуверенность в том, что Корея разумно управляет своими финансами, а также в том, что она будет в состоянии вернуть предоставленный кредит.
Осознав, что японские финансисты не станут рисковать своими капиталами для решения внешнеполитических вопросов, Ито и Муцу решили предоставить кредит из фондов военного бюджета Японии, включив его в статью расходов на "непредвиденные ситуации". Дополнительный бюджет, одобренный парламентом в конце февраля 1895 г., позволил предоставить Корее кредит в 3 миллиона йен под 6 %, который должен был быть проведен через "Японский банк". Последний выдвинул свои условия. Он предложил корейскому правительству следующее: кредит будет предоставлен не в золоте и серебре, а в переводных векселях, которые будут иметь хождение на территории Кореи как единственные бумажные деньги до тех пор. пока кредит не будет погашен. Скорее всего, эти требования были выдвинуты банком с согласия, а возможно и по распоряжению японского правительства, которое давно пыталось узаконить свободное обращение йены в качестве официального платежного средства на Корейском полуострове. Это давало Японии значительные преимущества как на денежном, так и на товарном рынках Кореи. Известно, что вторжение японской валюты в страну началось после оплаты в ней продовольствия японских войск, находящихся на территории Кореи. Теперь, благодаря предложению "Японского банка", появлялась возможность закрепить позиции йены на полуострове59.
Корейские власти были напуганы подобными условиями. Премьер-министр и министр иностранных дел Кореи выразили свой протест по поводу решения японского правительства, настаивая на том, что узаконенное хождение японских банкнот на территории Кореи нанесет удар по национальному престижу и сорвет денежную реформу. Однако острая нехватка денежных средств вынудила корейское руководство продолжить переговоры. В результате 30 марта 1895 г. было подписано соглашение, обеспечивающее следующие условия кредитования:
1. Первая половина трехмиллионного кредита должна была быть предоставлена в конвертируемых банкнотах, вторая в монетах (и та и другая - в йенах).
2. Кредит должен был быть выплачен двумя частями до конца 1899 г.
3 В случае задержки с возвратом кредита Японии предоставлялось право наложения ареста на имущество должника (под имуществом в данном случае понимался доход от национального поземельного налога).
4. Корейское правительство обязывалось не брать других кредитов, обеспеченных налогами или таможенными пошлинами, без соглашения с "Японским банком"60.
Кредит, предоставленный на таких условиях, только усилил антияпонские настроения в стране. Один из корейских политиков Юн Чихо так охарактеризовал японские инициативы: "Низость японцев заслуживает презрения. Японские представители в Корее прекрасно понимают, какой подлый трюк они пытаются проделать с бедной и беспомощной Кореей"61. Переговоры по "подлому займу" были непосредственно связанны с попытками Иноуэ заключить с Кореей новый договор, предоставляющий Японии ряд концессий, обещанных в предварительном соглашении от 20 августа 1894 г. Требования Японии были всё те же: она хотела получить права на постройку железной дороги и телеграфа, соединяющих Сеул с Пусаном и Инчхоном. Предполагалось, что эти объекты коммуникаций перейдут в собственность корейского правительства только после того, как японской стороне будут в i,i плачены все издержки по их строительству. По расчетам японских экономистов, Корея могла это сделать не раньше, чем через 50 лет. Таким образом, японцы хотели официально закрепить на полуострове долговременные экономические интересы62. После того как в конце февраля Иноуэ узнал, что нижняя палата японского парламента одобрила предоставление Корее трехмиллионного займа, он вновь обратился к корейскому правительству с предложением начать переговоры по железнодорожным и телеграфным концессиям. Это наводит на мысль, что Иноуэ рассматривал кредит как своего рода компенсацию за их получение.
Политика приобретения экономических привилегий в обмен на оказание финансовой помощи впервые была опробована на полуострове Китаем. В 1885 г. китайский представитель в Корее Юань Ши-кай приложил немало усилий для того, чтобы добиться подписания китайско-корейского соглашения о строительстве китайской акционерной компанией первой наземной телеграфной линии Сеул - Инчхон - Ыйджу, для сооружения которой были предоставлены два кредита: один - беспроцентный в 70 тыс. лянов, а второй - в 100 тыс. лянов под 7,2 % годовых. Расчет по этим займам должен был производиться в течение 25 лет после ввода в действие линии. По соглашению все права на её управление до окончания выплаты кредитов принадлежали китайцам. В 1886 г. было заключено еще одно китайско-корейское соглашение о постройке телеграфной линии между Сеулом и Пусаном, а в 1891 г. третье - о сооружении такой линии на маршруте Сеул - Вонсан. Эти коммуникации также строились на полученные у китайцев деньги и, таким образом, попадали в ведение Китайской телеграфной компании. Когда корейское правительство, недовольное условиями телеграфных соглашений, попыталось добиться в 1891 г. права на управление линией Сеул -Ыйджу, предложив выплатить всю сумму займа сразу, китайская сторона согласилась принять лишь часть долга, сохранив тем самым за собой все права на её эксплуатацию63.
Японское руководство больше значения придавало получению железнодорожных концессий, поэтому, когда Иноуэ столкнулся с упорным нежеланием Кореи передавать Японии контроль над телеграфными коммуникациями, он достаточно быстро пошел на компромисс, при котором телеграфные линии передавались в ведение корейского правительства сразу после окончания их строительства. Взамен Япония получала право пользоваться построенными ею линиями связи в случае необходимости64. Не смотря на готовность японской стороны пойти на некоторые уступки при заключении нового экономического договора, переговоры затянулись. Вопрос о его подписании стал причиной новых межфракционных противоречий внутри корейского правительства.
Благодаря чрезмерно напористой, а местами просто деспотичной тактике Иноуэ Япония потеряла много потенциальных союзников среди представителей прореформисткой фракции Кореи. Те же, кто изначально были против подписания японо-корейского экономического договора, стали выступать с заявлениями о потере "национального престижа". Как писал в начале марта американский посланник в Корее Силл, "Ненависть по отношению к японцам, которая всегда была достаточно сильной, сейчас только увеличилась. Корейский народ оказался в положении, когда он вынужден радушно принимать завоевателя - представителей ненавистной ему нации, история отношений с которой написана кровью. Корейцы никогда не поверят в добрые намерения японцев"65.
Япония опасалась, что Корея может в любой момент обратиться за помощью к России. Японский посланник в своих донесениях не раз упоминал, что многие политические лидеры Кореи видят в сотрудничестве с российским правительством реальную возможность избавится от контроля Японии.
В конце апреля 1895 г. Иноуэ осознал, что по прошествии пяти месяцев он оказался в той же ситуации, что и в день своего вступления в должность японского посланника на полуострове. С одной стороны, он понимал необходимость дальнейшего продвижения программы реформ, с другой стороны боялся, что чрезмерное давление на корейское правительство может привести к непредсказуемым действиям со стороны западных держав. Иноуэ начал посылать запросы в Токио о возможностях продолжения программы модернизации. Было очевидно, что от его оптимизма и жажды деятельности, с которыми он прибыл на полуостров, не осталось и следа.
3.4. Тройственное вмешательство европейских стран в условия Симоносэкского мирного договора.
Российское правительство внимательно следило за действиями Японии на протяжении всего японо-китайского конфликта. Активная политика японских властей в Корее и война с Китаем говорили о том, что в скором времени у
России появится еще один (помимо Великобритании) грозный соперник в дальневосточном регионе. 13 января 1895 г. в петербургской газете "Новое время" появилась статья следующего содержания: "В ближайшем соседстве с русскими владениями на Дальнем Востоке разгорелась война Японии с Китаем из-за Кореи. Японцы разбили китайцев на море и на суше, завладели Корейским полуостровом, ворвались в Маньчжурию и собираются двинуться на Пекин. Почти на всех пунктах китайское правительство до сих пор выставило против них лишь крайне слабые силы. моясно предположить, что китайские мандарины относятся равнодушно к потере Кореи, а, быть может, даже втайне одобряют водворение японцев на азиатском материке, в ближайшем соседстве с русскими владениями в Азии. Точно также и наши противники в Европе, вероятно, рассчитывают приобрести в лице Японии нового союзника, способного со временем отвлечь внимание и немало сил России на Дальний Восток. Условия развязки японо-китайской войны имеют первостепенное значение для России, более важное, чем для всякой другой державы, и если дружественные и мирные представления нашей дипломатии не будут вовремя приняты во внимание, то России придется поддержать свои требования в Корее силой оружия"66.
Зимой 1895 г., когда стало понятно, что Китай практически повержен и готов отправить в Японию мирных парламентариев, в российской прессе разгорелась активная дискуссия о том, на каких условиях японское правительство согласится подписать мирный договор, а также в какой степени требования Японии повлияют на расстановку сил в Восточной Азии и на позиции России в этом регионе. Российское руководство долгое время рассчитывало на приобретение на побережье Тихого океана более теплого, чем самый южный в ее восточных владениях порт Владивосток. 29 января 1895 г. "Новое время" писало: "Островное положение империи восходящего солнца делает ее особенно важной для нас, русских, пока еще не успевших достигнуть настоящей, соответствующей для наших нужд границы на юге Приморской области. Нельзя же Владивосток, замерзающий на 4-5 месяцев, считать единственным выходом в океан, делающийся ареной новой политической и экономической борьбы всех наций. Мы должны сознаться, что существующая граница еще не граница, а просто демаркационная линия, которую надобно сохранить нам до окончания великого сибирского железнодорожного пути. не может Россия сидеть на берегу Великого океана, открытого для всех, за исключением неё"67.
Это статья стала началом продолжительной дискуссии на страницах российских газет на тему, какой именно порт необходим России. Одни читатели высказывались за приобретение морской базы на Пескадорских островах, другие утверждали, что России будет крайне не выгоден порт, отдаленный от материка, так как для его снабжения и защиты потребуется слишком много средств. "России нужен. порт, лежащий непременно на материке, для того, чтобы была постоянная связь между ним и внутренними провинциями империи. Такой порт может служить для двух целей: во-первых, как стоянка для нашей эскадры в зимнее время и как база для операций наших крейсеров, и, во-вторых, как порт коммерческий и как конечный пункт нашей великой сибирской железной дороги. "68, - писал один из авторов. По его мнению, больше для этой цели подходил один из портов южного берега Кореи. Результатом продолжительной полемики стал вывод о том, что "настал удобный момент для добычи сравнительно дешевой ценой незамерзающего порта на тихоокеанском побережье, и было бы желательно, чтобы этот случай не был упущен. ,"69
Желание приобрести военную и торговую базу в центре Восточной Азии рождало опасение: согласится ли окрепшая и почувствовавшая вкус побед Япония на дальнейшее укрепление России на тихоокеанском побережье? В вопросе о возможном ограничении японского влияния российское правительство очень надеялось на помощь Великобритании, так как считало, что усиление позиций Японии в Китае и Корее наносит ущерб английским интересам не меньше, чем российским. Эти надежды имели достаточно реальную основу: на протяжении лета и осени 1894 г. различные политические деятели Великобритании в своих выступлениях очень благосклонно высказывались о возможной консолидации сил давних соперников (России и Англии) для урегулирования японо-китайского конфликта и восстановления мира и спокойствия в Восточной Азии. Однако, по мере приближения дня подписания японо-китайского мирного соглашения, позиция Лондона в отношении Японии становилась все более терпимой. Несмотря на то, что японская сторона до последнего умалчивала, какие именно требования она собирается выдвинуть Китаю, из неофициальных источников стало известно, что она намерена настаивать на открытии для международной торговли ряда новых китайских портов. Узнав об этом, Великобритания - внешнеполитический курс которой строился во многом на основе ее торговых интересов - посчитала, что японо
- 70 киггаискии мир может принести ей ряд существенных выгод .
Российское руководство было очень разочаровано потерей своего «основного союзника», на поддержку которого оно так рассчитывало. До подписания в Симоносэки 17 апреля 1895г. мирного договора Россия надеялась, что Япония ограничит свои требования официальным признанием независимости Кореи от китайского сюзеренитета, получением прав на остров Тайвань и значительной контрибуцией. Предполагалось также, что Япония будет настаивать на приобретении в Китае торговых привилегий, однако, когда стало известно, что помимо Тайваня японское правительство потребовало и южную часть Ляодунского полуострова до 40 градуса северной широты, российскую общественность захлестнула волна негодования. Утверждение Японии на материковой части Китая, имеющей важное стратегическое значение, могло помешать России обрести морскую базу в незамерзающих водах Тихого океана.
Судя по газетным публикациям, с мнением России были согласны и США. 21 апреля 1894 г. американская газета "Нью-Йорк Тайме" писала: "Легко понять причины, по которым Россия с таким возмущением отнеслась к заключенному между Японией и Китаем мирному договору. Японские дипломаты прикладывают все усилия, чтобы привлечь на свою сторону европейские державы и урегулировать этот вопрос без её участия. Видимо, японская сторона считает, что у нее нет необходимости договариваться с Россией.поскольку пункты договора, касающиеся расширения внешней торговли Китая, отвечают интересам практически всех европейских стран. ни одна из них не станет отказываться от возможности приобрести 300-400 миллионов новых потенциальных клиентов. Лондонская газета "Spectator" назвала эти пункты договора "коммерческим подкупом". Это название как нельзя лучше отражает действительность. Нечего и говорить, что прежде всего Япония хотела заручиться поддержкой Великобритании, которая на данный момент является самой сильной морской и торговой державой. .Россия страшно не довольна этой ситуацией, однако у неё нет ни одного союзника, с которым она могла бы
71
разделить свое недовольство."
Совсем другую характеристику требования Японии получили в английской прессе. В апреле 1895 г. на страницах газеты "Тайме" английское руководство выразило свое отношение к оккупации Ляодунского полуострова следующим образом: "Без сомнения, присутствие японцев на полуострове - тяжелый удар. .для Китая. Но это (оккупация Ляодуна - М.К.) является одним из следствий поражения в войне.и не означает, что у нашей страны есть какие-либо причины для вмешательства во имя сохранения небольшой части территории Китая на его окраине. Британским интересам. .это (оккупация Ляодуна - М.К.) не нанесет никакого ущерба, в то время как другие пункты договора возможно даже предоставят нам некоторые преимущества. Мы не вправе вмешиваться в (японо-китайские - М.К.) переговоры до тех пор. пока не
72 будут нарушены интересы Великобритании" .
После таких недвусмысленных заявлений британского правительства Россия оказалась в крайне затруднительном положении: она вынуждена была либо смириться с условиями Симоносэкского мира и согласиться с ослаблением своих позиции в Восточной Азии, либо попытаться в одиночку опротестовать условия этого договора, что могло вызвать абсолютно непредсказуемые последствия.
В то время пока российское руководство размышляло, как ему лучше поступить, общественность страны, судя по газетным публикациям, была настроена гораздо решительнее. "В эти дни решается вся наша будущая политика на Дальнем Востоке: получим ли мы там себе в соседи новую, раззадоренную к мнимым великим подвигам державу или твердо отстоим наше право иметь гарантии прочного мира на наших пусть даже отдаленных окраинах.
Если хоть один форт Порт-Артура останется в японских руках, в наше тело на тихоокеанском побережье будет воткнута длинная и ядовитая игла, которую мы ощутим немедленно в огромном возрастании хлопот и издержек вследствие
73 беззащитности наших тамошних владений."
В некоторых статьях прослеживается попытка связать японские требования относительного полуострова с желанием Японии упрочить свое положение в Корее. Автор статьи "Нынешняя политическая минута" ("Новое время", 21 апреля 1895 г.) открыто заявил: "Для нас, для всех христианских народов Европы смешна и нелепа претензия Японии ввести цивилизацию в Корею. Мы не верим, чтобы разум и гуманное чувство японских цивилизаторов - как бы хорошо они не изучили европейские образцы - действительно повели Корею по пути цивилизации, а не превратили ее население просто в стадо японских работников и подмастерьев.Россия не может допустить протектората Японии над Кореей, который японцы практически обеспечили себе условиями мирного договора. По своему географическому положению Порт-Артур есть входная дверь в Корею, и его-то японцы держат в своих руках, предполагая, конечно, за этой дверью хозяйничать в Корее так же свободно, как они хозяйничали в ней с самого начала войны"74.
Российскому правительству предстояла трудная задача: за три недели, оставшиеся до окончательной ратификации договора обеими сторонами, ему нужно было принять решение, от которого зависело, сохранит ли российское государство статус одной из самых влиятельных держав в Восточной Азии или окажется в положении безучастного свидетеля реализации политических амбиции Японии и коммерческих интересов Великобритании.
Многие японские историки в своих работах по японо-китайской войне 1894-1895 гг. при рассмотрении вопроса о тройственном вмешательстве подчеркивают, что несмотря на то, что первую ноту с предложением пересмотреть условия Симоносэкского договора Япония получила от Германии75, основным инициатором тройственного вмешательства была Россия'6. Тот факт, что Великобритания, имевшая на тот момент в Китае наиболее серьезные, по сравнению с другими европейскими странами, торговые интересы, не стала оспаривать условия японо-китайского мира, до сих пор рассматривается большинством японских ученых как свидетельство того, что оккупация Японией Ляодунского полуострова в первую очередь наносила удар по планам российского правительства, которое намеревалось осуществить свои собственные экспансионистские замыслы в Восточной Азии сразу после
11 окончания строительства Транссибирской магистрали .
Однако если обратиться к воспоминаниям Сергея Юрьевича Витте, в которых он рассказывает, каким образом было принято решение о вмешательстве в условия Симоносэкского договора, возникает сомнение: имела л и Россия в принципе точно сформулированный план действий по защите своих позиций и интересов на Дальнем Востоке.
С.Ю. Витте, которому Александр III поручил контроль над строительством Транссибирской магистрали, лучше других знал о положении дел в юго-восточном регионе. Вот как он сам отзывался об уровне осведомлённости членов российского правительства в отношении японо-китайской проблемы: "В то время, в сущности говоря, было очень мало лиц, которые знали бы вообще, что такое Китай, имели бы ясное представление о географическом положении Китая, Кореи и Японии. "78
Князь Лобанов-Ростовский, получивший должность министра иностранных дел России зимой 1895 г., практически перед самым завершением японо-китайской войны, был человеком очень образованным. Он прекрасно разбирался в западной политике, но он имел крайне ограниченные знания о дальневосточных странах. "Только что назначенный министром иностранных дел князь Лобанов-Ростовский, - пишет Витте, - тоже не имел никакого понятия о делах Дальнего Востока. Если бы его в то время спросить: что такое Маньчжурия? Где Мукден? Где Гирин? - то его знания оказались бы знаниями гимназиста второго класса. Впрочем, - добавляет Витте, - это надо сказать не про
79 одного Лобанова-Ростовского, а про большинство государственных деятелей" . Министр финансов подчеркивал, что во время подписания Симоносэкского до го вора дальневосточным вопросом занимался исключительно он. Когда стало известно об условиях японо-китайского мира, по словам Витте, именно он внес предложение о том, что российское правительство должно воспрепятствовать ратификации этого соглашения, которое, по его мнению, был крайне "неблагоприятным для отечества". "Мне стало ясно, - пишет Витте, - что невозможно допустить, чтобы Япония внедрилась около самого Пекина и приобрела столь важную область, как Ляодунский полуостров."80 Более того, на совещании российского правительства по вопросу вмешательства в условия японо-китайского мира, которое было проведено 30 марта/ 11 апреля 1895 г., Витте подчеркнул, что «предполагаемое японцами занятие Южной Маньчжурии будет для нас угрозой и, вероятно, повлечет за собой присоединение к Японии Кореи». Поэтому, по его мнению, Россия должна была в ультимативной форме заставить Японию исключить из текста договора пункт, касающийся Ляодуна.
Если же Япония на это не согласится, - заметил Витте, - нам не останется
8 1 ничего другого, как начать активные действия." Он не объяснил, какие именно активные действия он имеет в виду, но подчеркнул, что в случае необходимости можно пойти на бомбардировку некоторых японских портов.
Окончательной резолюции на этом совете принято не было, поскольку большинство участников не выразило определенного мнения по вопросу японо-китайского конфликта, что говорило об отсутствии у российского правительства четко сформулированной дальневосточной политики. О его результатах было доложено императору, после чего Николай II назначил повторное обсуждение этого вопроса (на котором присутствовали только Витте, военный министр Ванновский, Лобанов-Ростовский и великий князь Алексей Александрович). На нём и было решено обратиться к правительствам Великобритании, США, Франции и Германии с предложением об участии в совместном европейском вмешательстве с целью опротестовать пункты японо-китайского мирного договора, касающиеся передачи Японии Ляодунского полуострова, что и было сделано 8 апреля 1895 г. Судя по воспоминаниям С.Ю. Витте и протоколам обоих совещаний, анализ которых дан в воспоминаниях российского дипломата Розена "Сорок лет дипломатии", это решение было принято отнюдь не в результате длительного, детального анализа ситуации. Не известно, пошло бы российское руководство на активные действия, имея в союзниках одну Францию, если бы внезапно не получила помощь со стороны Германии.
Немцы приняли решение выступить против Симоносэкского соглашения, преследуя собственные цели: во-первых, надеясь переключить внимание России на дальневосточные проблемы и отвлечь от европейских (ситуации на Балканах), а во-вторых, желая получить свою часть «дальневосточного пирога». Дело в том, мто германское правительство тоже долгое время мечтало обрести свой порт на китайском побережье, который можно было бы использовать как торговую и военно-морскую базу. Выступая на стороне Китая, Германия в тайне ждала, что в ответ благодарный китайский двор предоставит ей удобную бухту на своём побережье 82.
Согласие немецкой стороны было вызвано таюке опасением, что Россия и Франция, в конце концов, смогут договориться с Великобританией, а Германия, не воспользовавшаяся ситуацией, останется ни с чем. Окончательное решение вмешаться в азиатский конфликт на стороне России и Франции было принято после того, как стали известны условия Симоносэкского соглашения. 4 апреля (ещё до официального обращения России) министр иностранных дел барон Маршал в своей телеграмме германскому послу в Санкт-Петербурге подчеркнул, что в том случае, если Япония останется на Ляодунском полуострове, она сможет превратить Порт-Артур во второй Гибралтар, а Китай окажется под японским протекторатом. Российскому послу в Германии Тчирскому было поручено передать его правительству, что Германия не просто озабочена сложившейся ситуацией, но и готова к активным действиям, которые смогут
83 заставить Японию отказаться от ее претензий на Ляодун .
Что касается Франции, то она приняла решение об участии в тройственном вмешательстве исключительно из желания укрепить свои союзнические отношения с Россией. Французское правительство долго колебалось, так как боялось быть втянутым в дальневосточную войну как раз накануне празднования 25 годовщины образования французской республики. Более того, к 1894 г. между Францией и Японией наладились достаточно хорошие, дружеские связи, в то время как отношения с Китаем были достаточно напряженными. Как подчеркнул французский историк Тардью в своей работе "Франция и альянсы": "Франция с овечьей покорностью последовала за Россией, несмотря на бурный протест общественности в прессе"84.
Таким образом, к 10 апреля три европейских державы, Россия, Германия и Франция, подтвердили свое желание участвовать в совместном вмешательстве с целью убедить Японию отказаться от расширения ее границ за счет территории Ляодунского полуострова.
19 апреля Великобритания попыталась предотвратить вмешательство, предложив России обратиться к Японии с просьбой предоставить ей истинный текст японо-китайского мирного договора. Английское правительство считало, что подобная акция позволила бы уладить вопрос путем переговоров. Однако на предложение Великобритании министр иностранных дел России Лобанов-Ростовский ответил, что, с его точки зрения, данное обращение не принесет никакого результата. К тому же после заключения договоренности с Францией и Германией, добавил он, Россия уже не может самостоятельно вести переговоры с Японией. При этом министр иностранных дел добавил, что все три страны будут рады, если Англия изменит свое решение и присоединится к ним.
23 апреля посланники Германии, России и Франции передали японскому правительству обращения, в которых посоветовали во имя мира и спокойствия на Дальнем Востоке убрать из текста японо-китайского соглашения пункт, касающийся передачи Японии Ляодунского полуострова85.
Обращения были сделаны в форме отдельных заявлений посланников трех стран на встрече с заместителем министра иностранных дел Японии Хаяси. В заявлении российского правительства говорилось: "Правительство императора всея Руси, изучив условия мира, предложенного Японией Китаю, пришло к заключению, что, благодаря важному стратегическому положению Ляодунского полуострова, нахождение на нем японских войск будет представлять постоянную угрозу для китайской столицы, сделает номинальной независимость Кореи и будет препятствовать восстановлению мира на Дальнем Востоке. Вследствие чего, правительство его императорского Величества, исходя из самых дружеских чувств к их императорскому Величеству правителю Японии, советует ему отказаться от притязаний на Ляодунский полуостров"86. Французское и германское обращения повторяли текст российского. Получив официальные ноты правительств трёх стран, Хаяси в тот же день направил телеграммы, информирующие о вмешательстве европейских держав, премьер-министру Японии Ито Хиробуми, который в тот момент находился в Хиросиме, и министру иностранных дел Японии Муцу Мунэмицу - в Майко.
Муцу знал о возможности подобного демарша еще до получения телеграммы Хаяси из сообщений японского посланников Японии в России -Ниси н Германии - Аоки. Он даже телеграфировал Ито о том, что, поскольку Япония заранее официально не информировала остальные страны о том, на каких условиях она готова заключить мир, то она должна быть готова к негативной реакции со стороны западных держав, многие из которых имеют в Китае свои экономические интересы . Похожее предупреждение прозвучало и в письме Ямагата Аритомо к Муцу от 5 апреля 1895 г. "Сейчас, когда переговоры возобновились, мне очень интересно знать, какова будет реакция западных стран., - писал он, - Россия будет недовольна, когда узнает условия мирного соглашения. .Англия пока молчит. Она, конечно, считает предложенные условия несправедливыми и как обычно попытается извлечь из этой ситуации собственную выгоду. Если представится случай, эти две страны попытаются оспорить наши требования. Если это произойдет, это будет для нас серьезным н88 ударом
Министру иностранных дел было известно, что, начиная с осени 1894 г. , Россия начала подготовку своей военно-морской эскадры в порту Владивосток, и что на данный момент российские военно-морские силы на Дальнем Востоке находятся в полной боевой готовности89. Теперь безопасность и честь Японии зависели от того, как японское руководство ответит на вызов западных стран. Несмотря на реальную угрозу начала новой войны, к которой Япония не была готова, правительству было чрезвычайно трудно принять решение об отказе от большей части завоеванного. Вернув Ляодун, оно могло не только лишиться народного доверия, но и спровоцировать в стране антиправительственные выступления. Особенно взрывоопасной с этой точки зрения являлась армия.
Когда было принято решение уступить требованию европейских держав, военному министру Ямагата Аритомо пришлось самому тайно отправиться в Порт-Артур, чтобы передать полевым командирам решение о готовящемся выводе японских войск. Узнав об этом, некоторые офицеры стали настаивать на том, что для Японии будет лучше возобновить военные действия, чем испытать такое унижение. Ямагата потребовалось все его влияние, чтобы заставить их выполнить приказ90.
Муцу считал, что японское руководство должно вначале отказаться последовать совету западных держав, а затем, воспользовавшись выигранным временем, попытаться выяснить, насколько серьезны их намерения, а также насколько взрывоопасна обстановка в самой Японии91. Премьер-министр Ито Хиробуми для принятия решения по данному вопросу 24 апреля 1895 г. собрал в Хиросиме специальный совет, на котором кроме премьера присутствовали военный министр Ямагата Аритомо, военно-морской министр Сайго, а также практически весь высший командный состав армии. Совет открылся до того, как премьер получил телеграмму от Муцу, в которой тот советовал принять окончательное решение только после тщательного изучения внешне- и внутриполитической обстановки. Поэтому на совете обсуждались три варианта выхода из создавшейся ситуации, предложенных самим Ито: 1. отказаться выполнить рекомендации трех стран, даже если в результате подобного шага у Японии появится несколько новых военных противников; 2 решить вопрос на международной конференции путем переговоров со странами-участницами тройственного вмешательства;
3. добровольно вернуть Ляодунский полуостров, выполнив тем самым требования европейских держав92.
Члены совета долго и тщательно обсуждали все три варианта. Было принято во внимание, что отборные силы японской армии в данный момент находятся в Китае, а военно-морские силы - на Пескадорских островах, поэтому потенциальная возможность защитить в случае нападения непосредственно Японские острова практически равна нулю. У Японии не было почти никаких шансов выстоять против атаки далее одной российской флотилии, не говоря о том, чтобы выдержать совместный военный натиск трех стран. Тем не менее, по мнению высшего военного руководства, добровольный отказ от Ляодуна свел бы на нет все усилия армии и флота и вызвал бы взрыв народного недовольства. В результате члены императорского совета приняли решение остановиться на втором из предложенных Ито вариантов, а именно, на попытке найти приемлемое для всех сторон решение путем переговоров93.
На следующий день, 25 апреля 1895 г., премьер отправился в Майко на встречу с министром иностранных дел. Муцу остался недоволен решением совета. Он считал, что созыв международной конференции не поможет Японии. В своих воспоминаниях он подробно изложил причины своей позиции. "Во-первых, - писал Муцу, - для того чтобы у Японии появились шансы решить вопрос в свою пользу или по крайней мере с меньшими потерями, в конференции помимо России, Франции и Германии должны были принять участие еще по крайней мере две или три страны"94. Однако чтобы собрать представителей такого количества стран, даже если бы все они согласились принять участие в обсуждении данной проблемы, потребовалось бы слишком много времени, которым Япония не располагала, так как вот-вот должен был наступить конечный срок ратификации договора. В результате Япония могла оказаться в ситуации, в которой у нее осталось бы только две альтернативы: или продолжать войну с Китаем, или соглашаться на требования Запада. "Более того, - вспоминал Муцу, - я сказал премьеру, что, созывая конференцию, нужно учитывать, что каждая из стран участниц будет преследовать собственные интересы. В этом случае японским представителям вряд ли удастся ограничить дискуссию обсуждением проблемы Ляодунского полуострова. Наверняка будут затронуты все пункты Симоносэкского договора. Таким образом, конференция могла только усугубить наше положение"95. После продолжительного обсуждения премьер-министр и остальные члены кабинета согласились с доводами министра иностранных дел.
2 мая 1895 г. на специальном совещании, в котором помимо Муцу приняли участие премьер-министр Ито, министр финансов Мацуката, министр военно-морского флота Сайго, министр внутренних дел Номура и начальник генерального штаба военного морского флота адмирал Кабаяма, было решено, что в сложившейся ситуации Япония не может идти на конфронтацию с объективно более сильными странами, поэтому ей придется принять выдвинутые требования96.
Японское правительство отказалось от Ляодунского полуострова в обмен i ra контрибуцию в размере 30 миллионов лянов. Кроме того, было оговорено, что японские войска могут остаться на территории полуострова до полной выплаты контрибуции.
Благодаря вмешательству трех европейских держав Японии в очередной раз пришлось осознать слабость своего положения в Восточной Азии, когда, несмотря на победу в войне, одной "рекомендации" Запада оказалось достаточно для того, что бы помешать Японии выйти на материк и создать в Порт-Артуре свою военную базу. Россия, возможно, сама того не желая, преподала Японии очередной урок западной политики - "прав сильнейший". Этот урок последняя усвоила хорошо и надолго.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В результате проведённого исследования японской политики в Корее в 6090-е гг. XIX в. были обозначены основные проблемы внутриполитического развития Японии в первые годы после реставрации Мэйдзи 1868 г. и рассмотрено их влияние на формирование и развитие внешнеполитической концепции японского государства на протяжении второй половины XIX в.
На основе архивных материалов был сделан анализ ситуации, сложившейся в Японии в период 1871-1873 гг., а также предпринята попытка дать новую трактовку причин правительственного кризиса 1873 г. Ранее в российской историографии господствовала точка зрения, что основной причиной раскола правящей коалиции 1873 г. стал диспут по вопросу об отправке в Корею военной экспедиции с целью заставить последнюю подписать с Японией договор о дружбе и торговом сотрудничестве. Однако документы японских архивов и последние исследования японских и западных учёных показывают, что данный кризис был вызван не столько разногласиями в отношении внешней политики государства, сколько расхождениями по проблемам общего курса развития страны, направленного на создание современного капиталистического государства, способного встать в один ряд с развитыми странами Запада.
Сложность состояла в том, что к тому моменту, когда Япония только начала осознавать необходимость реформ, в западных странах процесс модернизации уже шёл полным ходом. Хотя и на Западе он протекал не очень гладко - скорее методом проб и ошибок, эти страны имели перед Японией огромное преимущество: процесс модернизации шёл в них постепенно и исторического времени ему было отпущено с избытком. Японское государство представляло собой общество, где совершалась так называемая запоздалая модернизация. С одной стороны, у Японии была возможность использовать уже готовые достижения более развитых стран, с другой стороны, японское правительство оказалось перед проблемой приспособления традиционных государственных и общественных структур к овладению этими достижениями в более короткий временной период по сравнению с веками европейской эволюции.
Активное проведение реформ вызвало целый комплекс внутриполитических проблем. Неготовность большой части японского населения понять и принять меры, проводимые правительством по изменению социальной и усилению экономической базы страны, стала причиной возникновения антиправительственных восстаний и общественных движений. Несмотря на значительную разнородность их социального состава, суть выдвигаемых ими требований заключалась в несогласии со слишком активными темпами политики модернизации и вестернизации, проводимой центральным руководством.
Для того чтобы ослабить оппозицию, в правительственной программе должна была присутствовать идея, способствующая не просто административному, а идейно-политическому объединению японской нации. Поскольку внутренние реформы не находили широкой поддержки масс, японское руководство обратилось к сфере внешней политики. План превращения Кореи в зону японского влияния, осуществление которого стало одной из основных задач японского руководства в исследуемый нами период, больше всего оказался созвучен идеям о предназначении и статусе Японии на международной арене, культивируемых в рядах оппозиции, большую часть которой составляли представители самурайства, лишённые в ходе реформ 18711873 гг. привилегий единственного военного сословия Японии.
В политической и военной экспансии на Корейский полуостров центральное правительство видело не просто возможность отвлечь внимание японского народа от внутренних проблем, хотя этот фактор тоже имел место. Прежде всего, распространение японского влияния на территории другого государства должно было свидетельствовать о приобретении Японией статуса мировой державы, ни в чём не уступающей развитым странам Запада. В российской историографии советского периода японскую политик}- на Корейском полуострове во второй половине XIX в. было принято рассматривать как осуществление планов империалистического государства по захвату своего более слабого азиатского соседа. Однако к моменту возникновения идеи о покорении Кореи - "Сэйканрон" экономическая и промышленная базы страны были ещё слишком слабы для того, чтобы заставить руководство Японии искать за рубежом рынки для сбыта японских товаров. В данном исследовании сделана попытка показать, что до конца XIX в. идея японской экспансии в Корею была призвана служить не экономическим, а геополитическим и идеологическим целям японского государства.
Появившись в 70-х гг. как идеологическое средство сплочения нации, к концу восьмидесятых она приобрела новые характеристики. Перед началом японо-китайской войны 1894-1895 гг. к ней добавились черты "великой миссии Японии в Азии", нашедшие отражение в работах японских просветителей, которые указывали, что модернизированная и развитая Япония обязана помочь своим соседям выйти на более высокую ступень цивилизационного развития. Первым объектом миссии «цивилизации и просвещения» вновь была избрана Корея. Именно тогда начал разрабатываться план проведения корейской модернизации по типу реформ годов Мэйдзи. В случае его успешного осуществления у Японии появлялась возможность превратить Корею в зону своих интересов, не вызвав при этом негативной реакции со стороны западных стран, поскольку последние сами часто использовали методы "реформ и модернизации" для установления своего влияния в менее развитых странах.
Активизация японской политики на полуострове привела к военному столкновению Японии и Китая, который считал, что Корея, являвшаяся на протяжении веков одним из наиболее лояльных вассалов Китайской империи, и в дальнейшем должна следовать руководствам китайского правительства. Проведённые исследования показали, что решение японского правительства начать войну с Китаем было принято не только под влиянием идеи о миссионерской роли Японии в Азии. Основная причина состояла в том, что к концу восьмидесятых годов была сформулирована первая геополитическая доктрина Японии, в которой Корея официально была включена в так называемую "зону японских интересов".
В 1890 г. в докладе, прочитанном Ямагата Аритомо на открытии японского парламента, были обозначены основные принципы внешней политики Японии на ближайшее десятилетие. В нём было особо подчёркнуто, что в нынешней международной обстановке для сохранения безопасности государства его руководство должно заботиться о защите не только "линии его границ", но и "линии его интересов". Последняя, по мнению Ямагата, проходила по территориям сопредельных стран, слабость и отсталость которых представляли угрозу независимости самой Японии. С этого момента успешное проведение корейской модернизации стало напрямую связываться с задачей укрепления суверенитета японского государства. Соединив таким образом интересы и судьбы двух стран, японское руководство решило, что имеет право на более активное вмешательство во внутреннее дела своего соседа. Любые шаги по пути реформирования общественно-политической и экономической жизни Кореи, по мнению государственных деятелей Японии, с одной стороны, снижали зависимость корейского государства от Циньской империи, а с другой, -проводимые по инициативе и под контролем японцев, способствовали усилению их собственного влияния на Корейском полуострове. Для их осуществления Япония даже была готова пойти на военный конфликт с Китаем.
Вопреки ожиданиям победа в войне не обеспечила Японии в Корее позиций наибольшего благоприятствования. Тройственное европейское вмешательство и последующее усиление в корейском правительстве прорусской фракции стало причиной непродуманных действий со стороны японских дипломатов в Сеуле. Убийство королевы Мин Мёнсон (одной из наиболее влиятельных противников японо-корейского сближения) практически полностью подорвало доверие к японским планам модернизации как за рубежом, так и в самой Корее. Более того, обращение корейского короля за помощью в российскую дипломатическую миссию не только лишило Японию прав на доминирующее влияние на полуострове, полученных в результате победы в японо-китайской войне, но фактически передало их России.
Настороженное отношение Японии к планам Российской империи, направленным на укрепление её позиций в Восточной Азии, возникшее с началом строительства в 1891 г. Транссибирской магистрали, после её участия в тройственном вмешательстве в условия Симоносэкского договора, превратило Россию в глазах японцев в их основного соперника на Дальнем Востоке. Дальнейшая активность российской дипломатии на Корейском полуострове и Северной Маньчжурии сделала невозможным сотрудничество между двумя странами, а в последствии стала одной из основных причин русско-японской войны. Таким образом, японо-корейские отношения во второй половине XIX в. оказали значительное влияние на судьбы не только этих двух стран, но и на развитие международной обстановки в дальневосточном регионе в целом в указанный период и последующие десятилетия.
Список научной литературыКовальчук, Марина Константиновна, диссертация по теме "Всеобщая история (соответствующего периода)"
1. Архивные материалы:
2. Архив внешней политики Российской Империи (АВПРИ). Фонд Японский стол. Опись 493. Д. 5;6;14;72.
3. Архив внешней политики Российской Империи (АВПРИ). Фонд Миссия в Сеуле. Опись 768. Д. 81.
4. Документы и источники: На английском языке:
5. Brown Sidney Devere and Hirota Akiko. The Diary of Kido Takayoshi. Vol.1. Tokyo, 1983.
6. Mac Murray J.V.A. Treaties and Agreements with and concerning China, 1894-J919. Vol. L New York, 1921.
7. Meiji Japan through Contemporary Sources. Vol. 1- 2. 1844-1882. Tokyo, 1970.
8. Mounsey A. H. Satsuma Rebellion. An Episode of Modern Japanese History. London, 1879.
9. Mutsu Munemitsu. Kenkenroku. A diplomatic record of the Smo-Japanese war 1894-95. Tokyo, 1982.
10. Warrington F. Eastlake and Yamada Yoshiaaki. A History of the War between China and Japan. Tokyo, 1896.1. На японском языке:
11. Гайкоку синбун ни миру Нихон (Япония на страницах иностранных газет). Т. 2 (1874-1895). Токио, 1990.
12. Дай Сайго дзэнсю (Полное собрание сочинений и высказываний Сайго Такамори). Т.2. Токио, 1926.9. Ёсида Сёин дзэнсю (Собрание сочинений Ёсида Сёин). Токио, 1938-1940.
13. Ивакура Томоми кэнкэй мондзё (Воспоминания Ивакура Томоми), Т. 1-5. Токио, 1931
14. Ито Хиробуми и Хирацука Ацуси. Тёсэн косё сирё (Документы по переговорам с Кореей). Т. 1-3. Токио, 1934-1936.
15. Кидо Коин никки (Дневники Кидо Коин). Т.2. Токио, 1966.
16. Мэйдзи дзэнки дзайсэй сирё сюсэй (Сборник документов по налоговой политики Японии в начальный период Мэйдзи). Т. 10. Токио, 1964.
17. Никкан гайко сирё (Документы по японо-корейской политике) / Под редакцией Итикава Масааки. Т. 4, 5. Токио, 1980.
18. Никкан гайко сирё (НГС) (Документы по японо-корейским отношениям) / Под редакцией Ким Чонмёна. Т. 1-10. Токио, 1979-1981.
19. Никкан гайко сирё сюсэй (НГСС) (Сборник документов по японо-корейским отношениям) / Под редакцией Ким Чонмёна. Т. 1-10. Токио, 1962-1967.
20. Нихон гайко бунсё (НГБ) (Документы по японской внешней политике). Токио, 1936
21. Окубо Тосимити мондзё (Воспоминания Окубо Тосимити) Т. 4. Токио, 1927.
22. Монографии и статьи в научных изданиях:1. Па русском языке:
23. Аварии В.Я. Империализм в Маньчжурии. Т. 1 - Этапы империалистической борьбы за Маньчжурию. М.; Л., 1934.
24. Бугаева Д.П. Японские публицисты XIX. М., 1978
25. Верисоцкая Е.В. Идеология японского экспансионизма в Азии в конце XIX-начале XX вв. Т. 1. М., 1990.
26. Верисоцкая Е.В. Эволюция либеральных взглядов в японском обществе в 1870 1880 гг. Владивосток, 1990.
27. Витте С. Ю. Воспоминания. М., 1960.
28. Гальперин АЛ. Англо-японский союз. М., 1947.
29. Гальперин А.Л. К вопросу о генезисе капитализма в Японии // Советское востоковедение. 1956. № 5.
30. Гальперин А.Л. Корейский вопрос в международных отношениях накануне аннексии Кореи Японией (1905-1910) // Вопросы истории. 1951. №2.
31. Гамаюнов Л.С. Дискуссия о проблемах генезиса капитализма в странах Азии // Вопросы истории. 1962. №2.
32. Ю.Горелик С.Б. Политика США в Маньчжурии в 1898-1909 гг. и доктринаоткрытых" дверей. М., 1960. I I. Григорьева Т.П. Один из случаев влияния китайской философии на мировоззрение японцев. Заметки филолога // Роль традиций в истории Китая. М., 1972.
33. Гордон А. В. Цивилизация нового времени между мир-культурой и культурным ареалом. М, 1998.
34. Добычина Е.В. Разведка в России о японском влиянии в Китае на рубеже XIX XX веков // Вопросы истории. 1999. № 10.
35. Ефимов Г. В. Внешняя политика Китая 1894-1899 гг. М., 1958
36. Ерусалимсюш А. Из истории империалистической политики Англии на Дальнем Востоке в конце XIX века (миссия лорда Бресфорда) // Вопросы истории. 1951. №5.
37. Жуков А.Е, Из истории японского либерализма (70-е и 80-е годы XIX столетия) // Известия Академии наук СССР. Серия истории и философии. Т. 1. № 2. М., 1944.
38. Жуков Е.М. Капиталистическое развитие Японии // Всемирная история. Т.7. М., 1960.
39. Жуков Е.М. К вопросу об оценке "революции Мэйдзи" // Вопросы истории1968. №2.1Жуков Е.М. Японский "новый порядок" в Восточной Азии. М., 1944. 20. Забровская Л.В. Историографические проблемы японо-китайской войны 1894-1895 гг. Владивосток, 1993.
40. Забровская JI.В. Китайский миропорядок в Восточной Азии и формирование межгосударственных границ (на примере китайско-корейских отношений в XVII-XX вв.). Владивосток, 2000.
41. Забровская Л.В. Политика Цинской империи в Корее 1876-1910 гг. М., 1987.
42. Исии Кикудзиро. Дипломатические комментарии. М., 1942.
43. Игнатьев A.B. С. Ю. Витте дипломат. М., 1989.
44. Извольский А.П. Воспоминания. VI., 1989.
45. История Кореи. Т. 1-2. М., 1974.
46. История Кореи в буржуазной историографии. М., 1985.
47. Калашников Н.И. Тайвань и Корея под властью Японии. Особенности и результаты колониальной политики // Восток. Афро-азиатские общества: история и современность. 1999. №6.
48. Ким Рехо. Гибель королевы Мин. Корея //Корея. Сб. ст. М.,1998.
49. Кон И.С. История в системе общественных наук // Философия и методология истории. М., 1947.
50. I. Кутаков Л.Н. Россия и Япония. М., 1988.
51. Ли Ченвон. Очерки новой истории Кореи. М., 1952.
52. Маринов В.А. К вопросу о континентальной экспансии Японии в начале XX в. // Страны Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии. М.,1970.
53. Международные отношения на Дальнем Востоке. Т 1-2. М., 1973.
54. Михайлова Ю.Д. Мотоори Норинага. Жизнь и творчество. М., 1988.
55. Михайлова Ю.Д. Общественно-политическая мысль Японии. М., 1991.
56. Молодяков В.Э. Консервативная революция в Японии. Идеология и политика. М., 1999.
57. Мясников В. Третья дальневосточная война 1894-1895 гг. и эволюция политики России в регионе // Проблемы Дальнего Востока. 1995. №5.
58. Нарочиицкий А.П. Изоляция Японии и Кореи // История дипломатии. Т. 1. М., 1959.
59. Нарочиицкий А.П. К вопросу о японской агрессии в Корее и причинах японо-китайской войны 1894-1895 гг. // Вопросы истории. 1950. № 5.
60. Нарочницкий А.П. Колониальная политика капиталистических держав на Дальнем Востоке (1860-1925). М, 1956.
61. Нарочницкий А.П. Колониальная политика капиталистических держав на Дальнем Востоке (1860-1896). М., 1956.
62. Новая история Китая. М., 1972.
63. Новейшая история Китая. М., 1972.
64. Новиков H.H. Японо-китайская война 1894-1895 гг. М., 1939.
65. Ольденбург С.С. Царствование императора Николая II. T.l. М., 1992.47. Описание Кореи. М., 1960.
66. Очерки новой истории Японии (1640-1917). М., 1958.
67. Пак Б.Д. Россия и Корея. М, 1979.
68. ПакЧонхё. Россия и Корея. 1895-1898. М., 1993.
69. Романов Б.А. Очерки дипломатической истории русско-японской войны. 1895-1907. -М.; Л. 1955.
70. Романов Б.А. Россия в Маньчжурии. Очерки по истории внешне политики самодержавия в эпоху империализма (1892-1906). Л., 1928.
71. Российская дипломатия в портретах. М., 1992.
72. Селищев A.C. Японская экспансия: люди и идеи. Иркутск, 1993.
73. Соловьёв Ю.Я. Воспоминания дипломата (1893-1922). М.,1959.
74. Табохаси Киеси. Дипломатическая история японо-китайской войны (18941895 гг.). М., 1956.
75. Тягай Г.Д. Крестьянские Восстания в Корее. 1893-1895 гг. М., 1953.
76. Тягай Г.Д. Очерк по истории Кореи во второй половине XIX в. М., 1960.
77. Хорос В.Г. Модернизация в России и Японии. Цивилизационные аспекты. // Мировая экономика и международные отношения. М., 1991. №8.
78. Черевко К.Е. Зарождение русско-японских отношений XVII-XIX века. М., 1999.
79. Эйзенштадт III. Революция и преобразование обществ. Сравнительное изучение цивилизаций. М., 1999.
80. Японо-китайская война 1894-1895. Санкт-Петербург, 1896.1. На английском языке:
81. Allinson Gary D. The Columbia Guide to Modern Japanese History. New York, 1999.
82. Autobiography of Fukuzawa Yukichi. London, 1992.
83. Beasley W.G. The Meiji Restoration. California, 1972.
84. Beasley W.G. Japanese Imperialism 1894-1945. Oxford, 1987.
85. Bishop, Isabella L. Bird. Korea and her Neighbors: A Narrative Travel with an Account of the Recent Vicissitudes and Present Conditions. Vol. 1-2. London, (897.
86. Blacher Carmer. The Japanese Enlightenment. A Study of Writings of Fukuzawa Yukichi. Cambridge, 1969.
87. Britain and Japan 1859-1991. Themes and Personalities. London, 1991.
88. Brandt Vincent S. R. Korea Village: between Farm and Sea. Cambridge, Harvard University Press, 1971.
89. Chi en Frederick Foo. The Opening of Korea: A Study of Chinese Diplomacy, 1876-1885. Hamden, Conn.: Shoestring Press, 1967.
90. Conroy Hilary. The Japanese Seize of Korea: 1868-1910. A Study of Realism and idealism in International Relations. Philadelphia, 1960.
91. Coons A. G. The Foreign Public Dept of China. Philadelphia, 1930.
92. Duus Peter. The Abacus and the Sword. The Japanese Penetration of Korea 18951910. University of California Press, 1995.
93. Duus Peter. The Rise of Modern Japan. Boston, 1960.
94. Harrington F.H. God, Mammon and the Japanese: Dr. Horace N. Allen and Korean-American Relations, 1884-1905. Madison: University of Wisconsin Press, 1944.
95. Hatada T.A. A History of Korea. Tokyo, 1947.
96. Hackett R.F. Yamagata Aritomo in the Rise of Modern Japan, 1838-1922. Harvard, 1971.
97. Henderson Gregory. Korea: The Politics of the Vortex. Harvard University Press, 1968.
98. Henthom W.E. A History of Korea. Vol. 1-2, Seoul, 1905.
99. Hermy S. and J.-P. Lehmaun. Themes and Theories in Modern Japanese History. London, 1988.
100. Hsu S. China and her Political Entity. New York, 1926.
101. Hunter E. J. The Emergence of Modern Japan. An Introductory History since 1853. London and New York, 1989.
102. Intellectual Change and Political Development in Early Modern Japan. Associated University Press, 1980.
103. Kajima Mormosuke. The Diplomacy of Japan 1894-1922. Vol. 1. Kajima Institute of International Peace, 1976.
104. Ken Shen Weight. Russo-Chinese Diplomacy. Shanghai, 1928.
105. Kenneth B. Pyle. The New Generation in Modern Japan. Problems of Cultural Indentity 1885-1895. Stanford University Press, 1969.
106. Kim Eucene, Kim Hankyo. Korea and the Politics of Imperialism 1876-1910. University of California Press, 1967.
107. Kim E., Han Kyo Kim. Korea and Politics of Imperialism (1876-1910). Berkley and Los Angeles, 1967.
108. Kim Key-hiuk. The Last Phase of the East Asian World Order: Korea, Japan and the Chinese Empire. Berkeley, 1980.
109. Kishimoto Koichi. Politics in Modern Japan. Development and Organization. Tokyo, 1988.
110. Langer W.L. The Diplomacy of Imperialism, 1890-1902. New York and London, 1935.
111. Lensen J.F. Korea and Manchuria between Russia and Japan 1895-1904. The Observation of Sir Ernest Satow British Minister Plenipotentiary to Japan (18951900) and China (1900-1906). Florida, 1966.
112. Lensen J.F. The d'Anethan Dispatchers from Japan 1894-1910. Tokyo, 1976.
113. Lee Ki-baik. A New History of Korea. Cambridge: Harvard University Press, 1984.
114. Lum P. The Growth of Civilization in East Asia, China. Japan and Korea. New York, 1959.
115. Marius B. Jansen. The Emergence of Meiji Japan. New York, 1995.
116. Malozemoff A. Russian Far Eastern Policy 1881-1904. New York, 1977.
117. Mc Cordoc. British Far East policy 1840-1900. New York, 1976.
118. Michio Umegaki. After the Restoration // The Beginning of Japan's Modern State. New York, 1988.
119. Mikiso Hane. Modem Japan. A Historical Survey. Colorado, 1992.
120. Montgomeiy Michael. Imperialist Japan: the Yen to Dominate. London, 1987.
121. Nelson M. Fredrick. Korea and the Old Order in Eastern Asia. Louisiana State University Press, 1945.
122. Nish Ian. Japanese Foreign Policy, 1869-1942: Kasumigaseki to Miyakezara. London, 1977.
123. Nish Ian. The Anglo-Japanese Alliance. The Diplomacy of Two Island Empires 1894-1907. London, 1985.
124. Nish Ian. The Iwakura Mission in America and Europe. A New Assessment. Japan Library Press, 1998.
125. Nish Ian The origins of the Russo-Japanese War. New York, 1985.
126. Norman Herbert E. Japan's Emergence as a Modern State. Politic and Economic Problems of the Meiji Period. New York, 1940.
127. Norman, E. Herbert. Feudal Background of Japanese Politics // Origins of the Modern Japanese State. New York, 1975
128. Okuma S. Fifty Years of New Japan. New York, 1909.
129. Palais J.B. Politics and Policy in Traditional Korea: 1864-1876. Cambridge, 1980.
130. Park Il-keun. China's Policy Towards Korea, 1880-1884 // Journal of Social Sciences and Humanities in Korea 53. (June 1981).
131. Palmer Spencer J. Korean-American Relations: Documents Pertaining to the Far Eastern Diplomacy of the United States. Vol. 2. The Period of Growing Influence. University of California Press, 1963.
132. Sato Seizaburo. The Response to the West: The Korean and Japanese Patterns // Japan. A Comparative View. Princeton University Press, 1979.
133. Schwarts Benjamin. In search of wealth and Power: Yen fu and the West. Cambridge, 1964.
134. Takashi Hatada. A History of Korea. California, 1969.
135. The Cambridge History of Japan. Vol. 5. The Nineteenth Century. Cambridge University Press, 1993.
136. Wagner Edward E, The Ladder of Success in Yi Dynasty Korea // Occasional Papers on Korea, Vol.1. Cambridge, 1972.
137. Yong Walter C. The International Relations of Manchuria. Chicago, 1929.
138. Yoshida Oka. Five Political Leaders of Modern Japanese. Tokyo University Press, 1986.1.a японском языке:
139. Абэ Ёсиро. Нихон сюсигаку то Тёсэн (Японские религиозные доктрины и1. Корея). Токио, 1965.
140. Банно Дзундзи. Киндай нихон но гайко то сэйдзи (Внутренняя и внешняя политика Японии в новое время). Токио, 1985.
141. Итидзима Кэнити. Окумако хатидзюгонэнси. (Восьмидесятипятилетняя история жизни Окума Сигэнобу). Т.1. Токио, 1926.
142. Кан Джеон. Киндай Тёсэн сисо (Идеология Кореи нового времени). Токио, 1971.
143. Ким Талсу. Нихон но нака но Тёсэн бунка (Корейская культура в Японии) Т. 1-2. Токио, 1970-1972.
144. Мацусита Ёсиро. Мэйдзи гунсэй сирон (Исторический обзор военной политики периода Мэйдзи). Токио, 1956.
145. Мори Тосихико. Мэйдзи року нэн сэйхэн (Японская политика шестого года Мэйдзи). Токио, 1979.
146. Наканэ Тиэ. Канкоку носон но казоку то сайги (Корейские крестьянские общины и праздники). Токио, 1973
147. Накацука Акираю. Ниссин сэнсо но кэнкю (Исследование японо-китайской войны). Токио, 1968
148. Накаяма Кюсиро. Кинсэй сина ёри исин дзэнго но Нихон ни оёроси тару эйкё (Китайское влияние в Японии до и после реставрации Мэйдзи) // Мэйдзи исин кэнкю (Исследования по реставрации Мэйдзи). Токио, 1923.
149. I. Нихон бунка то Тёсэн (Японская культура и Корея). Токио, 1974.
150. Оку дайр а Такэхико. Тёсэн кайкоку косе симацу (Условия переговоров по открытию Кореи). Токио, 1935.
151. Ока Ёситакэ. Киндай Нихон сэйдзиси (История японской политики в Новое время). Т. 1. Токио, 1947.
152. Оэ Синобу. Тоадзиаси то ситэ но ниссин сэнсо (Японо-китайская война в истории Восточной Азии). Токио, 1998.15.0яма Адзуса. Ямагата Аритомо икэнсё (Сборник высказываний Ямагата Аритомо). Токио, 1966.
153. Пак Джёнкен. Ниссин кайсэй ни окэру нихонгун но Тёсэн окю сэнрё дзикэн но косацу (Исследование проблем, связанных с оккупацией японскими войсками Кореи во время японо-китайской войны) // Рэкиси хёрон (Исторический обзор). №. 302 (Июнь, 1975).
154. Пак Джёнкен. Нисин сэнсо то Тёсэн (Японо-китайская война и Корея). Токио, 1982.
155. Пак Джёнкен. 1894 нэн ни окэру нихонгун тэппэй мондай то Тёсэн "найсэй кайкаку" (Проблемы, с выводом японских войск в 1894 г. и "корейская модернизация") // Тёсэнси кэнкюкай ромбунсю (Сборник работ общества изучения истории Кореи). 1968. №5.
156. Сакэда Масатоси. Ниссин сэнго гайко сэйсаку но кэнкю ёин (Основные факторы японской внешней политики после японо-китайской войны) // Нихон киндай кэнкю (Исследования по Японии нового времени). Токио, 1980.
157. Сасихара Ясузо. Мэйдзи сэйси (История правительства Мэйдзи) // Мэйдзи бунка дзэнсю (Сборник по культуре Мэйдзи). Т.2. Токио, 1929.
158. С ген Юхан. Кайгороку (Летопись защиты государственной безопасности и суверенитета). Токио, 1974.
159. Сираи Хисая. Мэйдзи кокка то ниссин сэнсо (Японское государство и японо-китайская война). Токио, 1997.
160. Сомэно Ёсинори. Сайбан сэйдо (Судебная система) // Кодза Нихон киндайхё хаттацуси (Лекции по проблемам развития японского государства в новое время). Т. 6. Токио, 1967.
161. Сугимура Фукаси. Мэйдзи нана хати нэн дзайкан кусинроку (Проблемы государственного управления первых 7-8 гг. Мэйдзи). Токио, 1931.
162. Табохаси Киёси. Киндай нисэн но канкэй но кэнкю (Исследование японо-корейских отношений в период нового времени), Т. 1-2. Токио, 1963.
163. Табохаси Киёси. Киндай Ничё канкэйси но кэнкю (Исследование японо-корейских отношений в новое время). Т.1. Сеул, 1940.
164. Такахаси Хидэнао. Ниссин сэнсо эно мити (Путь к японо-китайской войне). Токио, 1995.
165. Токутоми Иитиро. Кинсэй кокуминси (История демократии в новое время). Т. 84. Токио, 1962.
166. Токутоми Иитиро. Косяку Ямагата Аритомо дэн (Воспоминания Ямагата Аритомо). Т.2. Токио, 1962.
167. Тояма Сигэки. Мэйдзи сёнэн но гайко исики (Внешнеполитические взгляды Японии в первые годы эпохи Мэйдзи) // Ронсю Нихон рэкиси. (Сборник по истории Японии). Токио, 1973. Т. 9.
168. Фудзимура Митио. Ниссин сэнсо (Японо-китайская война). Токио, 1973.
169. Хатада Такаси. Киндай ни окэру тёсэндзин но Ниппон кан (Корейское восприятие японцев в период нового времени) // Сисо (Мысль). №152 (Ост. 1967).
170. Хатибури гайкоку косай хакко никки (Опубликованные записи по вопросам международных отношений за восьмилетний период) // Мэйдзи дзэнки дзайсэй сирё сюсэй (Сборник документов по налоговой политики Японии в начальный период Мэйдзи). Т. 10, Токио, 1964.
171. Хаяма Юкио. Ниссин сэнсо (Японо-китайская война). Токио, 1968.
172. Хон Исо. Тёсэн какукуси (История корейских провинций). Токио, 1944.
173. Чё Киджун. Киндай Канкоку кэйдзайси (Экономическая история Кореи в новое время). Токио, 1981.
174. Эндзёдзи Киёси. Окумахаку сэкидзицутан. Токио, 1938.
175. Ямабэ Кэнтаро. Нихон то канкоку хэйго (Япония и экспансия в Корею). Токио, 1966.
176. Диссертационные работы и авторефераты:
177. Бурлаков В. А. Теоретические и методологические аспекты процесса формирования геополитических интересов стран Северо-восточной Азии на юге Приморского края (на примере проекта "Туманган"). Автореферат кандидат, дис. Владивосток. 2001.
178. Верисоцкая Е.В. Эволюция концепции имперской политики Японии в Азии в конце XIX начале XIX вв. Доктор, дис. 1900.
179. Жучкова С.М. Внутриполитическое развитие Японии в конце XIX начале XX века. Кандидат, дис. Владивосток, 2000.
180. Совастеев В.В. Общественно-политическая мысль Японии 40-60-х годов 19 века. Доктор, дис. Владивосток, 1994.1. Справочная литература:
181. Киндай Нихон сэйдзи си хиккэй (Пособие по истории японской политики в Новое время). Токио, 1971.
182. Киндай Нихон coro нэмпё (Обещающие хронологические таблицы по Японии в период Нового времени). Токио, 1991.
183. Нихон бунка coro нэмпё. (Обобщающие таблицы по культуре Японии в период Нового времени). Токио, 1990.1. Периодическая печать:
184. Новое время (Санкт-Петербург). Апрель, 1895.
185. New York Times. April, 1895.3. Times. April, 1895.