автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Философско-эстетическая система Владимира Набокова и ее художественная реализация: период американской эмиграции

Полный текст автореферата диссертации по теме "Философско-эстетическая система Владимира Набокова и ее художественная реализация: период американской эмиграции"

На правах рукописи

Романова Галина Романовна

ФИЛОСОФСКО-ЭСГЕТИЧЕСКАЯ СИСТЕМА

ВЛАДИМИРА НАБОКОВА И ЕЕ ХУДОЖЕСТВЕННАЯ РЕАЛИЗАЦИЯ: ПЕРИОД АМЕРИКАНСКОЙ ЭМИГРАЦИИ

Специальность 10.01.01 -русская литература

i

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Владивосток - 2005

ББК84 6Р

Работа выполнена на кафедре истории русской литературы XX века и теории литературы Дальневосточного государственного университета

Научный консультант - доктор филологических наук, профессор

Великая Нина Ивановна!

Официальные оппоненты - доктор филологических наук, профессор

Янушкевич Александр Сергеевич доктор филологических наук, профессор Козлова Светлана Михайловна доктор филологических наук, профессор Гавриленко Татьяна Александровна

Ведущая организация - Уральский государственный педагогический

университет

I

Защита состоится 11 октября 2005 года в 14 часов на заседании диссертационного совета ДМ 212 056 04 в Дальневосточном государственном университете по адресу 690600, г Владивосток, ул Алеутская, 56, ауд 422.

С диссертацией можно ознакомиться в Зональной научной библиотеке Дальневосточного государственного университета по адресу г Владивосток, ул Мордовцева, 12

Автореферат разослан М- года

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук, доцент

ЕА. Первушина

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

.Актуальность предпринятого диссертационного исследования мотивирована приоритетным вниманием, которое уделяется в современном литературном процессе проблемам Русского Зарубежья Осмысление произведений русских писателей-эмигрантов и эмигрантской критики вносит корректировку в традиционные, уже утвердившиеся представления об отечественном литературном процессе в XX веке, изменяет «силовые линии» в истории русской литературы В этой связи изучение становления и развития литературы Русского Зарубежья, осмысление ее специфики, художественной природы и места в истории отечественной словесности становится актуальной проблемой, выдвинутой в «поисковый пояс» филологической науки

В последние годы появились новые работы, в центре внимания которых находятся проблемы творческой индивидуальности писателей Русского Зарубежья -М Адданова, И Бунина, Н Берберовой, Б Зайцева, Г Газданова, 3 Гиппиус, Д Мережковского, М Осоргина, Б. Поплавского, А. Ремизова, Ю. Фельзена, И Шмелева. Для того чтобы обновленная концепция литературного процесса XX века смогла учесть все многоголосие творческих индивидуальностей, исследуются не только художественные произведения этого периода, но и дискурсивные сочинения (дневники* письма, интервью, лекции, предисловия, часто выполняющие функцию автокомментария), так как в них отчетливо высвечивается индивидуальное сознание, активно обозначается «я» личности

В контексте развернувшихся исследований литературного наследия Русского Зарубежья особую значимость обрело изучение творчества Владимира Владимировича Набокова (1899 - 1977). Среди представителей .русской литературной эмиграции Набоков - одна из ключевых фигур. Центральное положение Набокова в литературе XX века объясняется прежде всего тем, что его писательская биография проходит через три «волны» Русского Зарубежья, охватывая почти все хроиологические этапы вплоть до 1970-х годов Период европейской эмиграции, когда произошло формирование писателя Владимира Сирина, составляет двадцать один год (1919 - 1940). В аналитических трудах современных ученых Б Аверина, А Долинина, А Злочевской, А. Леденева, О. Сконечной, В Старка, Л Целковой развернуто аргументируется то положение, что творчество Набокова-Сирина обеспечивает преемственность современной литературы по отношению к русской литературе Золотого и Серебряного века Переезд Набокова за океан позволяет выделить новый период в его жизни и творчестве - продолжавшийся тридцать семь лет период американской эмиграции Если в 1940 году на американскую землю ступил мало кому известный в США русский писатель, то смерть Набокова в 1977 году была воспринята как огромная потеря для американской кучьтуры. Переход русского писателя на английский язык и создание на этом языке значительных художественных произведений дает возможность увидеть, что творчество Набокова причасгно истории сразу двух национальных литератур - не только русской, но и американской Период американской эмиграции соединяет русскую и зарубежную литературы, помогает высветить актуальную для всей эпохи проблему «Писатель в изгнании как феномецлитературной .жизни XX века», вписать творчество Набокова в мировой л итера^ртеш!ЬНА я

1 вимиогекл I

!. ¿"те?!

" * I 1411 ф

/¿8УЬ

Согласно библиографическим источникам, только за последнее десятилетие в России было написано более пятисот работ, посвященных творчеству В Набокова Но при всем объеме набоковедческой литературы писатель во многом остается «тайной», «загадкой», поэтому до сих пор не утратила своего значения справедливая оценка Г Адамовича одного из самых тонких критиков Русского Зарубежья « в размышлениях о Набокове без тысячи вопросительных знаков не обойтись никак» Действительно, Набоков не столько дает ответы, сколько ставит вопросы, которые намечают векторы в дальнейшем изучении наследия писателя, чье творчество пока не получило завершенной системной интерпретации

Вопрос о степени изученности творчества Набокова периода американской эмиграции осложнен сопутствующими проблемами набоковедения -биографического и историко-теоретического характера Одна из зон особого напряжения, традиционно притягивающая внимание исследователей, - вопрос о национально-эстетической принадлежности писателя Владимира Набокова. В решении этой проблемы мы разделяем точку зрения отечественных ученых Л Андреева, Н Анастасьева, справедливо полагающих, что Набоков принадлежит к той немногочисленной категории писателей, для кого национальная эстетическая принадлежность - дело сугубо второстепенное В интервью Альфреду Аппелю (1966) Набоков сформулировал свою позицию однозначно' «Настоящий паспорт писателя -тго его искусство < > Я считаю себя сейчас - американским писателем, который некогда был писателем русским» Но в российском набоковедении (Н Анастасьев, А Зверев) утверждается иное положение, согласно которому Набоков как художник не вписывается в национальную традицию американского литературы

Более сложный вопрос - о единстве творческой природы художника На сегодняшний день в набоковедении нет однозначного решения вопроса, насколько естественным и органичным был набоковский билингвизм Первая точка зрения акцентирует положение, что Сирин и Набоков - два совершенно непохожих друг на друга писателя Художник оставался достойным своего таланта только до тех пор, пока сохранялась его причастность русской литературной традиции (Э Филд, О Михайлов), со сменой имени на обложке иным стало и художественное качество прозы (А Долинин, А Зверев). Согласно другому видению (3. Шаховская, А. Битов), творчество Набокова нужно анализировать как единую художественную систему, независимо от «сиринского» (европейского) или «набоковского» (американского) периода жизни писателя-эмигранта; «нет никаких сомнений относительно целостности двуязычного набоковского феномена» (Н Мельников). Третья точка зрения признает целостность художественной системы Набокова, но понимает ее как единство противоположностей- в душе писателя далеко не мирно сосуществуют разнонаправленные культурно-психологические комплексы - русский и американский (А. Мулярчик). Есть и еще один актуальный, хотя тоже не бесспорный взгляд на данную проблему, согласно которому переход Набокова на английский язык является не чем иным, как инобытием <термин Гегеля> русской речи. Английский язык писателя - это «свое другое», превращенная форма исходного качества Поэтому англоязычна Набокова должно бьпъ понято как факт истории русской словесности (М Вирсшайнен)

Другая проблема, которая тоже должна быть поставлена, - учитывать ли современным исследователям американского творчества Набокова филологические труды, рассматривающие произведения русского цикла, написанные в европейской эмиграции Решение этого вопроса зависит от решения предыдущего Сформулируем свой взгляд на проблему Думается, несмотря на то, что писатель подписывал свои произведения по-разному в европейской и американской эмиграции (Сирин и Набоков), перед нами единая творческая индивидуальность на разных этапах своего жизненного и творческого пути. Как бы ни утверждали некоторые весьма авторитетные набоковеды, что Сирина не стало в 1940 году, согласиться с ними сложно Набоков-художник не мог начинаться с нуля Это обстоятельство тонко подметила набоковский рецензент в США М. Толстая, внучка Л Н Толстого, писавшая в своем отклике на первую американскую публикацию писателя, что англоязычный роман Набокова «Подлинная жизнь Себастьяна Найта» (1941) по конфликту соотносится с русскоязычными сочинениями Сирина. Полагаем, было бы неверным, обращаясь к созданным в американской эмиграции произведениям писателя, не учитывать сложившиеся в Европе особенности набоковской проблематики и поэтики. Конечно, изменился язык, но остались узнаваемыми темы, тип главного героя - творческой личности, основные мотивы, композиционные приемы, выработанные нарративные и коммуникативные стратегии; остались художественные доминанты сиринского индивидуального творческого метода - внимание к вопросам философии и эстетики, что весьма характерно для творчества Набокова 1940 - 1970-х годов. Таким образом, важная литературоведческая проблема традиции может исследоваться не только в рамках русскоязычного цикла Набокова (отношение к русской классике XIX - начала XX века), но и при соотнесении разных периодов творчества одного и того же писателя.

Анализ исследовательской литературы, активизировавшейся к 100-летнему юбилею Набокова, обнаруживает, что на данном этапе развития отечественной филологии отсутствует работа, систематизирующая и обобщающая период американской эмиграции в творчестве писателя, что убеждает нас в актуальности обращения к предмету исследования - философско-эсгетической системе Набокова и ее художественной реализации в 1940- 1970-е годы.

Цель диссертационного сочинения - рассмотреть американский период творчества Владимира Набокова (1940 - 1977) как целостный идейно-эстетический комплекс. Целевая установка диктует основные задачи:

□ проанализировать теоретические источники, положенные в основу формирования художественно-эстетической парадигмы Набокова и определившие концептосферу его творчества; и установить взаимосвязь онтологической концепции в дискурсивных сочинениях Набокова с его автобиографическими книгами - «идеальным введением» в художественный космос писателя, рассмотреть философский дискурс ряда романов, описав содержание концептов «время сознания» и «сон» и их функционирование,

П выявить особенности набоковской антропологии, определившей в творчестве писателя концепцию человека как концепцию сознания ее носителя, исследовать художественные формы воплощения массового и элитарного

сознания, проанализировать многоаспектность изображения «призматического человека»; установить взаимосвязь концепции человека с субъектной организацией произведений писателя американского периода,

I I описать эстетические взгляды Набокова, представленные в его

литературоведческих опытах; показать преломление философско-эстетических воззрений писателя в его художественном сознании 1940 - 1950-х годов;

II описать особенности Поэтики поздних романов Набокова 1960- 1970-х годов неомифологизм, игровое начало, иронический модус повествования,

г соотнести концептуальные аспекты творчества Набокова американского периода с культурологическими тенденциями XX века и дать представление о сущности художественной системы писателя, его индивидуальном творческом методе

Логика разрешения поставленных исследовательских задач определила структуру диссертации, которая состоит из введения, четырех глав, заключения (объем основного текста 372 страницы) и 'библиографического списка (544 наименования). Примечания содержат рассуждения, конкретизирующие некоторые положения диссертации

Методология исследования Проблемы, затронутые в диссертации, рассматриваются в контексте современной интегральной парадигмы научного знания Поэтому в ходе исследования привлекались сведения не только литературоведения, но и лингвистики, философии, культурологии, семиотики, физики Для литературоведческой рефлексии рубеж веков - это время подведения итогов, когда возникает необходимость новых концепций, позволяющих взглянуть на литературный процесс XX века в целом, выявить в нем наиболее общие закономерности развития Адекватным этой цели представляется такой подход, при котором в центре внимания оказываются не идеологемы, а собственно эстетические и литературоведческие категории На современном этапе развития филологической науки стали определяющими многоаспектность и комплексность в подходе к анализу Методология предпринятого исследования исходит из признания значимости' основных' литературоведческих подходов к изучению литературного процесса, выработанных в отечественной филологической науке' сравнительно-типологического, историко'-генетического, истОрико-функционалыюго Избранная нами методология Предполагает в качестве доминирующего метода комплексный анализ художественного произведения, с привлечением элементов имманентного и структурно-семантического анализа текста Этот подход к конкретному произведению сочетается с герменевтическими и феноменологическими принципами, позволяющими определить специфику художественной системы Набокова американского периода Системный анализ обнаруживает динамическое взаимодействие философских, эстетических и литературных составляющих в творчестве писателя'

Теоретической основой диссертации стали философские и культурологические работы (А Бергсон, М Хайдеггер, Н А. Бердяев, П Д Успенский, X Ортега-и-Гассет, Й Хейзинга, М К' Мамардашвили), фундаментальные филологические труды по проблеме автора в художественном тексте (М М Бахтин, В В Виноградов, Б О Корман, У Бут), семиотике и

структурной семантике (Р Барт, Ж Женетт, Ю М Лотман, Б А Успенский, В П Руднев, Ю С Степанов), проблемам постмодернизма и метапрозы (М Н Липовецкий, И П Ильин), мотивному анализу и генеративной поэтике (Б М Гаспаров, А К Жолковский)

Научная новизна работы обусловлена выбором предмета исследования и методологией его филологического описания. Впервые в отечественном литературоведении предметом многостороннего и многоаспектного специального монографического изучения стала философско-эстетическая система Владимира Набокова, воплощенная в его произведениях американского периода Новизна данной работы - в осознании своеобразия философско-мировоззренческих основ творчества писателя Автором диссертации мировоззрение понимается в ключе, актуальном для современной философской мысли, а именно как личное мыслительное переживание, в котором субъект уясняет свое отношение к бытию Этот подход позволяет найти органичное сочетание теоретического и эмпирического аспектов исследования творческой индивидуальности писателя. В российском набоковедении впервые в совокупности проанализированы «европейские корни» теоретических источников формирования художественно-эстетической парадигмы писателя Прослеживается реализация ведущих концептов эстетической философии Набокова в его художественной практике Личный вклад диссертанта в набоковедение представлен обстоятельным анализом американских рассказов писателя 1940-х - начала 1950-х годов, которые ранее в литературоведении совокупно не рассматривались Автор работы провел самостоятельный анализ проблематики и поэтики практически не изученных поздних романов Набокова 1970-х годов «Прозрачные вещи» и «Смотри на арлекинов'» Другие произведения писателя американского периода рассмотрены в ином теоретическом аспекте или в ином культурном контексте, нежели они были представлены ранее в набоковедении Так, впервые ев отечественном набоковедении обосновывается взаимосвязь концепции личности и субъектной организации текста По отношению к книге Набокова «Евгений Онегин» Александра Пушкина» аргументируется положение о том, что в контексте постмодернистской литературы набоковский Комментарий может рассматриваться как одна из форм постмодернистского романа Рассматривая вопрос о творческом методе Набокова периода американской эмиграции, автор диссертации обосновывает вывод об универсальном характере творческого метода писателя, его направленности к синтезу

Новизна работы обусловлена также теми основными положениями, которые выносятся на защиту:

1. Творчество Набокова представляет динамическую художественную систему, в которой период европейской эмиграции («сиринский») и период американской эмиграции («набоковский») образуют противоречивое единство.

2. Единство творчества Набокова как художественной системы достигается филасофско-эстетическими взглядами писателя, для формирования которых важно то, что на романтически-символистское двоемирие русского цикла наслаиваются «европейские корни», зародившиеся в 1930-е, но ставшие предметом авторской рефлексии в 1940 - 1950-е Основой концептосферы

Набокова в американский период послужили «время сознания» Бергсона; субъективная «реальность» Пруста, понимаемая как комплекс ощущений к воспоминаний; принципы «синхронизации» бытия и «епифании» Джойса В онтологии Набокова главной становится взаимосвязь концепции бытия и «времени сознания», в антропологии - концепция экзистенциального сознания творческой личности, противопоставленной массовому сознанию

3. Единство творчества Набокова как художественной системы достигается особенностями поэтики, представляющей художественную реализацию философско-эстетической парадигмы писателя В основе поэтики Набокова лежит принцип непостижимости «бездонной» реальности Воплощение этого принципа ведет к образованию многоуровневой структуры текста (одно в другом - «матрешка», «текст в тексте»); к метаописанию - художественному («роман о романе») и дискурсивному (автокомментарий); к реминисцентной организации текста, в том числе автореминисценциям; к повторам (двойничество в системе персонажей и субъектной организации текста, зеркальность /отражения как композиционный прием, словесные повторы, образующие знаменитые «узоры» Набокова).

4. Первый американский роман Набокова рассматривается нами как модель структуры синтетического романа, в котором соединились элементы модернистского романа о творческой личности с элементами авангардистской художественной системы (сюрреализм со сновидческой концепцией реальности) и элементами постмодернистского дискурса (двойное кодирование текста, иронический модус повествования, игровая нарративная и коммуникативная стратегии) Другие романы Набокова американского периода представляют модификацию этой модели Они могут также рассматриваться как жанровый эксперимент, в котором происходит взаимопроникновение и взаимодействие разных жанрообразующих начал поэмы и комментария, семейной хроники и мифа, триллера и философского эссе, автобиографии и пародии на нее

5. В индивидуальном творческом методе Набокова в американский период намечается движение к синтезу и универсализму Универсализм достигается использованием универсальных культурологических категорий - мифа, игры, иронии

6. Период американской эмиграции, несмотря на его взаимосвязь с европейским периодом творчества Набокова, - особый период, обладающий собственной ценностью, завершенностью, внутренними закономерностями каждого этапа (до и после «Лолиты»)

Научно-практическая значимость работы определяется тем, что она позволяет дополнить и углубить представления о сложности и многомерности истории литературы XX века. Материалы диссертации могут бьггь учтены в дальнейшем изучении литературного процесса - при формировании обновленной концепции литературы XX века Предложенное исследование открывает новые возможности для изучения литературы Русского Зарубежья Выводы, содержащиеся в работе, могут быть использованы в ходе дальнейших научных исследований по проблемам функциональных связей между определенными эстетическими

концепциями и практикой литературного труда Содержание диссертации, ее теоретические положения, методология исследования соответствуют современным требованиям преподавания литературы в высшей школе Материал диссертации обладает широкими возможностями внедрения в практику вузовского преподавания при чтении историко-литературных курсов («Литература Русского Зарубежья», «История зарубежной литературы XX века, 1950 - 2000», «История американской литературы XX века», «История литературной критики», «Теория и практика филологического анализа текста»), при разработке специальных курсов и семинаров по творчеству Набокова, написании курсовых и дипломных работ.

Апробация основных положений исследования была проведена по следующим направлениям

1 в освещении рассматриваемых диссертантом проблем в монографии (12 п л ) и двух учебных пособиях (4 п л, 6 п л),

в публикации научных статей, в докладах и сообщениях по теме диссертации на международных, всероссийских и региональных научно-практических конференциях 1998 - 2005 (Москва, Екатеринбург, Владивосток, Уссурийск, Хабаровск, Комсомольск-на-Амуре - 15, Зп.л);

в преподавательской деятельности диссертанта в Комсомольском-на-Амуре педагогическом университете (спецсеминар, курсовые и дипломные работы по творчеству Набокова в 1998-2001, спецкурс по литературе Русского Зарубежья в 2005), в Хабаровском педагогическом университете (лекции и практические занятия по творчеству Набокова американского периода в курсе «История зарубежной литературы XX века», выпускные квалификационные работы в 2002 - 2004).

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновывается актуальность и новизна диссертации, выявляется степень разработанности проблемы в зарубежном и отечественном литературоведении, определяются цели, задачи, методология исследования

В главе первой «Философско-мировоззренческие основы творчества Набокова» рассматривается своеобразие эстетической позиции Набокова, которое во многом определяется характером осмысления писателем новой научной парадигмы, складывающейся в конце XIX - первой трети XX века Набоков разделяет мироощущение философов рубежа XIX - XX веков, выдвигающих в качестве основополагающего понятие жизни как некой целостности, составляющей непосредственное бытие человека и постигаемой интуитивно (Шопенгауэр, Ницше, Дильтей, Бергсон). В эссе о Гоголе Набоков размышляет о собственном смутном ощущении подобных состояний и редких минутах сверхсознательного восприятия различных форм бытия

В Америку Набоков приехал уже сложившимся писателем Русского Зарубежья, с присущими ему как художнику философско-эстетическими взглядами, сформировавшимися в России и Европе В произведениях Набокова-Сирина русского цикла обнаруживалась внутренняя философская линия, основанная на дуализме, а двоемирие определялось противоречием между сознанием, по своей

природе Субъективным, и объективным миром вещей Если философское видение мира у Набокова 1920-х годов было генетически связано с комплексом идей русского символизма (трансцендентность, творчество как истина высшего порядка, неопределенность границы между сном и явью), то в 1930-е к русским корням художественно-эстетической парадигмы писателя добавилась европейская составляющая, ставшая предметом авторской рефлексии в 1940 - 1950-е «Европейские корни» Набокова послужили в американский период основой для формирования авторской концептосферы В эстетической философии писателя переплавились и органично вошли в его художественное творчество философское учение Анри Бергсона и элементы художественных систем Марселя Пруста и Джеймса Джойса

Анализ «точек соприкосновения» показывает, что Набокова в теории Бергсона привлекает проблема временного существования мира и человека Концепция времени у Набокова близка основному понятию бергсонианства - «длению», понимаемому как субъективное переживание жизни Представление Набокова о текучести времени согласуется с представлением Бергсона о непрерывности, «текучести» человеческого сознания, в котором не выделяются модусы времени, а его психологическим коррелятом выступает память Концепция памяти у Набокова базируется на бергсоновской концепции непроизвольной памяти, связанной с «длением» человеческой духовности Сущностными характеристиками творческой памяти, по Набокову, выступают воображение и ассоциации

С Прустом Набокова объединяет прежде всего релятивистский взгляд на «реальность» как философскую категорию Осмысление масгерами прозы XX века относительности и субъективности любой реальности находится в русле философских и культурологических исканий эпохи Так, выдающийся испанский мыслитель Хосе Ортега-и-Гассет полагает, что одна и та же реальность, рассматриваемая с разных точек зрения, расщепляется на множество отличных друг от друга реальностей, причем все эти реальности равноценны, каждая из них подлинна с соответствующей точки зрения Здесь можно усмотреть и своеобразную художественную реализацию принципа дополнительности Н Бора

К воссозданию истинной реальности Набоков, как и Пруст, приходит тогда, когда начинает разбираться в своих озарениях и прозрениях и понимает, что создание произведения искусства - единственный способ остановить бесследно ускользающее время Набокову близок прустовский взгляд на реальность как на определенное соотношение ощущений и воспоминаний Установка художественного сознания на воспоминание, концепция Homo Reminiscens (человек вспоминающий) характеризует творческую память обоих писателей, в основе которой -непосредственное ощущение И Набоков, и Пруст сделали творческую память одной из основных философско-эстетических проблем своих произведений, вывели ее предметом художественного изображения

В формировании набоковской онтологии важную роль сыграли элементы эстетической системы Джойса Обращаясь к джойсовскому принципу «синхронизации» бытия, Набоков дает ему свое определение - «космическая» Предполагая многомерное и метафорическое восприятие, космическая синхронизация бытия подразумевает для Набокова преодоление временных и

пространственных границ В орбиту космической синхронизации вгянут набоковский универсум, образ которого высвечивается в финальной главе автобиографии В центре универсума - «я», от его сердца, этого «нежного ядра личного чувства» - любви - проводятся «радиусы . к чудовищно ускользающим точкам вселенной» Автор примеривает свою личную любовь к безличным и неизмеримым величинам - к звездам, туманностям, к крутизне времени и пространства, наделяя их сознанием Соприкасаясь в своем сознании с космосом, личность оставляет на космической материи свой отпечаток. В авторском «я», насыщенном космической энергией, происходит «беззвучный взрыв любви», под воздействием которой человеку открывается нечто «настоящее, нетленное и мощное». По Набокову, только личная любовь (к себе, к «ты» - жене, сыну) помогает постичь тайны бытия и в своем сознании проникнуть за пределы конкретного времени и пространства - в вечность Посредством космической синхронизации подлинный художник может превозмочь время и уловить мерцание того, что, возможно, лежит за пределами смерти.

Согласно Набокову, художник погружается в стихию космической синхронизации бытия, когда сосредоточивается на трансцендентном, и именно в этот миг потусторонность дарует ему зерно, из которого вырастает произведение искусства Космическая синхронизация у Набокова находится в родственной связи с целостными переживаниями - джойсовскими «епифаниями», озарениями, несущими в себе зародыш будущих творений Особенностью Набоковеких епифаний является ощущение вневременности, интуитивное прозрение бессмертия Этот духовный опыт тесно связан в концепции Набокова с вдохновением художника и превращается в один из аспектов неизменной темы писателя - темы творчества.

Автобиографические книги, в которых художественно воплощена набоковская онтология, являются «идеальным введением» (А. Аппель) в философскую проблематику всего корпуса текстов Набокова периода американской эмиграции Взаимосвязь концепции бытия и «времени сознания» определяет сквозную Тему произведений писателя Рассматривая сознание как космологическое явление, связанное с первоначалами бытия, писатель Русского Зарубежья приходит к тем же выводам, что и М. Хайдеггер, давший новое направление мировой философии XX века Хайдегтер, повернувший европейскую философию к онтологическим проблемам, раскрывает смысл бытия посредством антрополого-эмоциональных измерений человека, поскольку только человеку изначально задана интуиция бытия. Хайдеггер как бы размыкает бытие в безграничность «присутствия» человека в мире, безграничность «бытайствования» человека. Эта же проблема бытия, центрирующая сознание индивида, постоянно находится в поле авторского мировидения и сопрягает отдельные эпизоды произведений Набокова, приходя к своему апофеозу в финальных главах «Других берегов» (1954) и «Память, говори» (1966).

В концепции Набокова, как и в концепции Хайдеггера, «вопрос о бытии сущего» - это вопрос о времени Концепция времени, предложенная немецким философом, трихотомична временной действительности противопоставлены вневременные предметы и «современные, вечные В творчестве Набокова сопряжены три ведущие темы, в совокупности отражающие его модель мира тема мира внешнего, имеющего временную и пространственную протяженность; тема

мира внутреннего, времени сознания, тема мира иного, трансцендентности, вечности Во взглядах философа и художника можно обнаружить общее представление о «неподлинном» - вещном - времени, которому противостоит такое понятие, как «внутривременность» (Хайдеггер), или «время сознания» (Набоков) Набоковский взгляд на время как на проблему тесно связан с его концепцией человеческого сознания Сознание у Набокова - это всегда рефлексия, «оно всегда готово постичь, что оно постигает самое себя» (Б Бонд). Сознание у Набокова - это пространство свободы личности А осознание того, что человек есть точка, в которой бытие вступает в отношение с собой, можно считать экзистенциальным аспектом набоковского творчества.

Важным понятием в набоковской концепции бытия является понятие ценности в его этическом аспекте Набоков утверждает онтологическую независимость прошлого, которая является причиной того, что писатель часто констатирует превосходство вспоминаемого мира над актуальностью настоящего В автобиографических книгах акцентирован аксиологический аспект прошлого, в восстановлении которого особую роль играет память, придающая бытию цельность и глубину и в то же время способствующая самоотчуждению человека от прошлого

Суть онтологических воззрений «американского» Набокова определяют универсальные понятая Жизнь, Время, Смерть Существование человека для писателя - это движение через пространство жизни - времени, соотносимое с вечным, всеобщим основанием бытия Согласно Набокову, постичь универсальные формы бытия помогает идея предметов как прозрачной ткани единого пространственно-временного континуума «Прозрачность» - одна из центральных категорий в философии культуры XX века - предстает как метафора и парадигма в сочинениях писателя Если в произведениях русского цикла прозрачность, проницаемость была, в представлении Набокова, упреждающим знаком распада человечности и культуры, то в американском творчестве Набокова это понятие изменило свою природу Прозрачность - уже не симптом болезни, тем более не результат насилия над человеческой природой и свободой, а, напротив, возвращение к норме, обретение покоя и гармонии, стирающей несущественные черты реальности Не случайно категория «прозрачность» присутствует в определении Набоковым модели собственной жизни в автобиографических книгах «Цветная спираль в стеклянном шарике». Слово «прозрачность» вынесено в заглавие предпоследнего англоязычного романа писателя «Прозрачные вещи» Предметы, согласно Набокову, не дают прямого представления о реальности, потому что «реальность - это бесконечная последовательность ступеней, уровней восприятия, двойных донышек, и потому она неиссякаема и недостижима». Однако история вещи, ее генезис как бы просвечивают эту вещь изнутри, делая предмет «прозрачным» «Прозрачные вещи, сквозь которые светится прошлое» - так можно определить философский смысл заглавия романа. Сведение же сущности вещей к их генезису - кардинальная черта мифа Таким образом, в художественном космосе Набокова каждый предмет мифологизируется «вещица» как малая часть универсума способна благодаря «прозрачности» вобрать в себя и отразить весь универсум.

Представление об универсуме, одна из функций которого - функция отражения, своеобразного зеркала, согласно которой все представления о внешнем мире

отражаются во внутреннем мире субъекта, имплицитно присуще размышлениям и Набокова, и Хайдеггера Отношения, организованные по принципу зеркала, составляют «зеркальную игру мира», описанную Хайдеггером Многоплановость вещи, имеющей, кроме внешнего, глубинный план смысла, связывающий ее с другими вещами, соответствует многоплановости сознания «я», способного вместить в предельно расширенные рамки своего микромира сразу весь макромир

В философском дискурсе Набокова материальная сторона действительности -лишь видимость, по которой скользит сознание Проникнуть в сущность можно только через подсознание, бессознательное, неотъемлемой частью которого являются сновидения «Сновиденье, единый раз дарованное нам», есть, по Набокову, концептуальная метафора жизни Экзистенциальная метафора-концепт «жизнь есть сон» в американских романах Набокова «Bend Sinister» (1947) и «Прозрачные вещи» (1972) разворачивается в обратном варианте- «сон есть жизнь». Сновидение может быть осмыслено как феномен, в котором неразрывно сплетаются временные модусы прошлое, настоящее, будущее Сны выносят персонажей в воспоминания о детстве, которое ощущается «потерянным раем» Такой сон о прошлом в качестве подлинной реальности противостоит реальности мнимой Сон у Набокова, как и во всем искусстве XX века, представляют художественный способ прорыва «я» к «другому», мыслится спасением человека от разобщения и отчуждения, только в пространстве сна часто возможно соединение набоковских героев Сны призваны расширить картину мира персонажей или показать им зыбкость границ сознания, предвосхищая его распад и дальнейшее безумие

Сны не только входят в романный хронотоп, но и образуют собственное, субъективное второе время-пространство, подчиненное сновидческой семантике, логике сна Это накладывает свой отпечаток на поэтику произведений- сны выстраиваются по принципу фантастического переплетения элементов реальности У снов особая жанровая природа - художественная. Образы сна чаще всего уподобляются театральному спектаклю, который разыгрывается в субъективном сознании; в таком контексте мотивирован образ постановщика снов Сны уподобляются и другим видам искусства- сон - живописное полотно; сон -сочинение повести, со всеми элементами сюжета; сон содержит ритм стихотворения, музыкального произведения Следовательно, сон есть текст - текст жизни (жизнь есть сон) и текст искусства

В художественной философии Набокова сон часто отождествляется со смертью Смерть воспринимается как конец земного бьггия, за которым приоткрывается «тайна вечности» Постижение ее ведет к обретению истинного «я» Страх смерти трансформируется в мотив ее преодоления, которое получает у писателя эстетическую интерпретацию Смерть побеждается бессмертием творчества, силою художественного дара.

В главе второй «Опыт художественного постижения личности в американском творчестве Набокова» анализируются авторские представления о парадигме человека. В становлении набоковской антропологии значимым обстоятельством стало экзистенциальное сознание, формирующее представление писателя XX века о концепции человека и его ценностных ориентациях Согласно Хайдегтеру. существование - «это сущее, которым являюсь я сам», и потому

главным предметом искусства является сосредоточенность на собственном духовном мире Сущность человека покоится в его экзистенции, то есть некой субстанции, присущей внутреннему бытию человека. Внешнее же бытие выражает собою «неподлинное существование» Причина этой «неподлинности» в том, что общество как сфера безличного, усредненного ограничивает личность Прорыв этой усредненности индивид может совершить через обретение экзистенции посредством «экзистенциального выбора», совершив переход от бытия, детерминированного внешними факторами среды, к единственному, неповторимому, «подлинному» самому себе

Именно таков путь многих героев Набокова Это поиски себя, движение к самому себе, отчуждение от социального бытия, сосредоточенность на внутреннем бытии, на жизни сознания Писатель в своих произведениях размышляет о свойствах сознания и воплощает разные его лики в художественных образах Для Набокова сознание - это пространство, условными границами которого являются иллюзия и реальность «Пограничная ситуация» дает писателю возможность изобразить сознание своих персонажей в момент выбора некоторого действия, в момент принятия ими ответственного решения Однако ограниченность сознания видимостью и данностью часто делает такой выбор ирреальным, приводит к совмещению времен в пространстве сознания набоковских героев, к отчужденной мобильности «временных» участков сознания литературных персонажей В таком сознании только и возможно контрапунктное соединение «экзистенциальных» противоположностей внутренней свободы и навязчивой идеи, определенного, только отдельному человеку присущего, неповторимого узора жизни и слепоты человеческого разума Поэтому не случайно, что герои Набокова находят смысл подлинного существования в анализе собственных переживаний Они всегда готовы постичь, что предметом их рефлексии является самопознание

Личная внутренняя свобода, которую стремятся обрести герои Набокова, проецируется на плоскость творчества При этом способность к творчеству понимается как центральное ядро человеческого «я», как его экзистенция Открывая в самих себе дар творчества, набоковские герои живут в этой духовной атмосфере, в результате чего творчество становится онтологическим модусом бытия личности Посредством экзистенциального творчества набоковские герои стремятся преодолеть трагический удел человека Это сближает набоковскую концепцию личности с экзистенциалистской антропологией в той же степени, в какой и идея абсолютного одиночества человека в мире, хотя представления Набокова выявились раньше, чем оформились основные манифесты этого направления в литературе модернизма

Набоков-художник, обладая экзистенциальным сознанием, предчувствует и интуитивно постигает сферы, которые разрабатывались ведущими мыслителями XX века В частности, Хосе Ортега-и-Гассет создал в рамках философии культуры дихотомию масса 'элита, защищая духовные ценности от тенденции «омассовления», превращающей человека в «усредненного», обезличенного индивида, представителя «толпы», враждебной высоким ценностям Набоков, как чуткий художник, тоже не мог не видеть роли «человека массы» в жизни европейского общества, не мог не замечать новых - массовых - форм в культуре XX

века, направленных на нивелирование личности Сознание человека середины и человека элиты становится у писателя предметом изображения и художественного анализа В отличие от человека массы, человек элиты, согласно Ортеге, проводит жизнь в служении, его служение - не внешнее принуждение, не гнет, а внутренняя потребность Аналогичную мысль о свободе духа, концентрирующей в себе «все дыхание человечества», позднее высказывает и Набоков в Постскриптуме к русскому изданию «Лолиты» (1966)

Новые тенденции философской антропологии XX века помогли Набокову в период амерйканской эмиграции уточнить свою доминанту в понимании человека как личности В контексте философии культуры XX века, актуализирующей роль массового сознания, концепция Набокова корректируется- важно не только то, что сознание есть сущностная доминанта человеческой личности, но и то, кто носитель этого сознания - или творческая индивидуальность или человек середины Эта антиномия лежит в основе конфликта ряда произведений писателя

Знаменитый философ Русского Зарубежья Н. Бердяев подчеркивал в характере русского человека «бабье начало» - совестливость, повышенную эмоциональность Эти черты отчетливо проявляются в 1940 - 1950-е годы в героях Набокова с элитарным сознанием, для которых несчастье - это нарушение справедливости, триумф людей без стыда Герои Набокова живут во внутреннем духовном мире, ставят сложные экзистенциальные вопросы Это герои с экзистенциально присущим им чувством одиночества и трагического восприятия мира

Проблематика сознания индивида поднимается не только философами, но и психологами рубежа веков Набоков одним из первых в литературе XX века исследовал лабиринты сознания, обратившись, наряду с теорией Бергсона об интуитивном постижении времени сознания, к выводам известного американского психолога Уильяма Джеймса, с трудами которого писатель познакомился еще в России благодаря своему отцу В структуре исследований Джеймса сознание предстает психологическим потоком, свойства которого имели определяющий смысл для литературы XX века, где герои начинают мыслить и действовать совершенно иначе, нежели герои литературы XIX века, обретая текучесть, изменчивость, подвижность, субъективность сознания.

У Джеймс утверждал, что «поток сознания» является своеобразным ощущением человеческого «я», его выражением или даже эквивалентом Согласно Джеймсу, общность «я» есть нечто такое, чего внутренние пробелы не могут прервать Общность «я» есть причина, в силу которой мышление настоящего момента хотя и не находится в неведении о временном пробеле, тем не менее ощущает себя «неразрывным с некоторыми избранными частями прошедшего» Следовательно, мышление оказывается включенным во время, во временной поток, образуя «поток сознания» Набоков сходным образом прочертил линии взаимосвязи между временем, сознанием и человеческой эволюцией, четко подытожив' «Время без сознания - мир низших животных; время плюс сознание - человек; сознание без времени - некое еще более высокое состояние» (интервью 1964 г) В «Твердых суждениях» Набоков заявил, что сознание есть квинтэссенция человеческой личности В ответ на вопрос, что отличает человека от животного, писатель сказал «Осознание осознания бытия Иными словами, если я знаю не только, что я есть,

но знаю глюке, что я шаю это, то, стало быть, я принадлежу к человеческому виду Отсюда все остальное подвиг мысли, поэзия, видение вселенной» Эта мысль Набокова пересекается с рассуждениями выдающегося французского антрополога Тейяра де Шардена. определяющего рефлексию как приобретенную сознанием «способность уже не просто познавать, а познавать самого себя, не просто знать, а знать, что знаешь > Рефлексия - центральный феномен человеческого существования.

Расширенное понимание сознания вбирает в свою структуру, кроме интеллектуального компонента, также эмоции, интуицию и даже чувство трансцендентного Такое понимание сознания не могло не влиять на представление писателей о структуре сознания литературных героев В этой связи У Джеймс утверждает, что внутри человека заключена смесь из противоречивых желаний, импульсов и торможений, идущих друг другу наперекор, что на практике всякий человек имеет столько же различных социальных личностей, сколько имеется различных групп людей, мнением которых он дорожит В иерархии личностей, которые могут заключаться в одном человеке (физическая, социальная, духовная), психолог выделяет приоритет духовной личности, считая ее «высшим сокровищем» Набокову была близка мысль Джеймса о том, что человек должен скорее всем пожертвовать, «чем утратить духовные блага» собственной личности

Другим психологом, повлиявшим на литературу XX века, был КГ Юнг, который так же, как и У Джеймс, в своих работах настаивает на возможности существования в сознании одного человека разнообразных личностей Юнг выдвигает концепцию личины - маски, о которой индивид знает, что она, «с одной стороны, соответствует его целям, с другой - требованиям и мнениям его окружения». В учении об архетипе Юнг оперирует понятиями «я», «другой», «тень», «маска», соответствующими структуре сознания одного человека на его пути к «самости» - самоопределению своей личности Посредством такого рода понятий Юнг провозглашает объективность личностной многомерности

, Философско-психологическое измерение личности в художественной антропологии Набокова определило принципы изображения человека в его произведениях. Особое внимание к аналитическому изображению мобильного сознания героя диктовало постоянную смену позиции наблюдателя, точки видения, фокализации <термин Ж Женетта>. В этом плане Набоков испытал воздействие таких выдающихся художников слова, как Л Толстой и М Пруст Динамические модели Толстого («диалектика души» и «люди как реки») интересовали Набокова еще в период европейской эмиграции Не случайно в 1940 - 1950-е годы уже «американский» Набоков посвятит «Анне Карениной» одну из своих лучших лекций по русс^рй литературе Наряду с моделью Толстого, актуализируется и «призматическая» модель Пруста В ее основе лежит призматический эффект преломления («радуги на гранях»), позволяющий показать, как один и тот же человек отзывается в сознании разных людей - наблюдателей («соглядатаев»), то есть становится многомерным Это придает прусговскому человеку ирреальность, мерцание

Движущей силой поступков прустовских героев является подсознание, область неожиданных ассоциаций и сложных комплексов Восприятие человека как целого

космоса ощущений и воспоминаний, как бесконечного потока сознания было близко Набокову, о чем свидетельствует его лекция о Прусте Набоков обращает внимание на то, как автор создает образ персонажа, преломленный сквозь его, прустовскую, призму, или, говоря другими словами, согласно принципам его художественно-эстетической системы Пруст утверждает, что характер, личность нельзя узнать с окончательной, непреложной точностью Он не дробит личность, а показывает, как она воспринимается в сознании других персонажей Пруста живо занимает, констатирует Набоков, насколько разным может казаться один и тот же человек

Набоковские доминанты осмысления и понимания человека отчетливо высвечиваются в произведениях писателя 1940 - 1950-х годов Концепция сознания человека элиты и противостоящего ей человека массы положена в основу конфликта американского романа Набокова «Bend Sinister». Герой романа Адам Круг -профессор университета, создатель знаменитого философского труда «Мйроконцепция» - представляет собой один из лучших образцов культурной элиты, аристократии духа, несущей в себе творческое начало Этот герой генетически восходит к типу ренессансной личности, пребывающей в гармонии с миром и самим собой Равновесие внутреннего мира Круга подчеркивается и семантикой его фамилии' «круг» - символ внутреннего единства, символ совершенства, когда микрокосм приравнивается к макрокосму В таком контексте имя героя понимается как воплощений огромной мощи универсума, которая сосредоточена в нем Но в то же время «круг» - это синоним окружности, часто равнозначной круговому движению, набоковСкой «дурной бесконечности»; это символ замкнутости внутреннего мира героя Семантика фразеологизма «замкнутый круг» становится метафорическим выражением конфликта романа В этом смысле фамилия героя является знаком его ошибочного представления о своей абсолютной свободе и безопасности в мире тоталитаризма, а имя героя указывает на то, что он «просто человек» и может быть подвергнут любым испытаниям

Распад «ренессансной гармонии», прежде чем начаться в душе набоковского героя, начался в мире Исчезновение гармонии в обществе связано с приходом к власти Партии Среднего Человека, олицетворяющей новое государство и воплощающей концепцию нового сознания - сознания человека массы, который пришел на смену творческой индивидуальности Но Адам Круг не откосит Зло в обществе к себе лично, считая его временным явлением Внутренне Круг остается прежним, сосредоточившимся на главных ценностях жизни - любви к жене и сыну И только смерть жены знаменует окончательное разрушение «ренессансного единства» в душе героя. Картина распада Ольги во сне Круга - это не только переживание героем смерти жены, но и крушение его философской концепции мира, где есть место жизни, но нет места смерти человека Со смертью Ольги «распалась связь времен», «век расшатался», вывихнуты суставы века, а вместе с ними и суставы души героя В «вывихнутом веке» заложниками государства стали все, кто дорог Кругу. Абсолютная свобода героя и противостояние системе оказываются возможными только до определенного момента - до того, как власть начнет угрожать жизни его сына Чтобы спасти жизнь Давида, Круг готов сотрудничать с новым правительством, готов подписать какое угодно соглашение Таким образом, используя насилие над беззащитным существом - маленьким ребенком, институт

залржничесгва при новом режиме решил задачу, как сломить волю свободной личности, подчинить ее власти (о чем Набоков писал в 1963 г, в Предисловии к третьему американскому изданию романа). Автор подводит читателя к выводу, что сознание человека массы потенциально ведет к преступлению

Развитие конфликта выдающейся личности, которая пытается сопротивляться тоталитарному государству, заканчивается поражением мыслящего индивидуума -его подчинением человеку массы Оказывается, человек не венец творения и не все в его силах. В шекспировских трагедиях в финале наступало обретение новой гармонии - через приятие смерти В «Bend Sinister» протагонист после гибели сына и утраты любви впадает в безумие и в состоянии безумия крушит тирана. Но на вопрос о восстановлении разрушенной гармонии нельзя ответить, не подключив к анализу другие контексты многослойного романа, прежде всего шекспировский подтекст Несомненно, что принц датский - протообраз набоковского героя Как и Гамлет, FCpyi мыслитель, философ Задача набоковского героя - гамлетовская вправить суставы вывихнутого века. Шекспировский Гамлет, чтобы установить истину, должен надеть маску безумца, так как в шекспировском «вывихнутом веке» безумец единственный, кто мыслит здраво. Но если Гамлет играет роль безумца, то Круг после гибели сына действительно сошел с ума И здесь Набокове кий герой, способный на бунт в своем безумии, похож на другого шекспировского героя - на безумного короля Лира, который в бурю «сражается один со всей стихией» Таким образом, в финале романа Набокова «Bend Sinister» воплотилась ренессансная концепция личности человека-титана, готового для восстановления разрушенной гармонии сразиться за свои убеждения даже ценою собственной жизни

Однако в романе содержится шекспировский ключ и к иной концепции личности » - концепции человека массы, среднего человека. Не случайно в «Bend Sinister» филолог Эмбер ведет речь об искаженной трактовке «Гамлета», в которой главным действующим лицом становится Фортинбрас, гораздо более мелкий по своим личностным качествам, чем протагонист, однако весьма целеустремленный и готовый превратить прогнившее датское королевство в могучую державу Падук -набоковский Фортинбрас - это олицетворяющий власть человек толпы, он обещает своим подданным небывалое благоденствие, если только они раз и навсегда усвоят личность ничто перед велениями организованных масс, которые подчинены воле правителя Шекспировские подтексты в романе Набокова «Bend Sinister» помогают высветить два типа сознания - свободное сознание ренессансной трагической личности и основанное на унификации и подчинении сознание человека массы Шекспир для Набокова стал олицетворением той духовной силы, которую можно противопоставить убожеству заурядовых и преступной сущности падуков

Разные типы сознания присущи персонажам романа Набокова «Пнин» (1957) Для того чтобы передать «омассовление» американцев, в окружении которых находится главный герой, автор прибегает к приему, обозначенному им в эссе «Николай Гоголь» как «вакханалия второстепенных персонажей» Свою задачу писатель видит в том, чтобы создать не образы отдельных персонажей, а нечто более широкое и значительное - образ нации, образ мира. Чтобы художественно запечатлеть процесс нивелирования личности, Набоков использует излюбленный композиционный прием отражений и зеркал, но выполняет этот прием ироническую

функцию дублирования в романном пространстве феномен повторяемости имен семантически подчеркивает отсутствие своеобразия, что переводит большую часть персонажей в разряд кукол, марионеток, автоматов Американцы даны в оценке Пнина, который отчетливо осознает, что «в этом подборе людей не хватало чего-го необычайного, оригинального». Массовое сознание присуще не только американцам, но и ряду русских эмигрантов, которые, не испытывая тоски по прошлому, по России, успешно приспособились к действительности, а не пытались, как Пнин и его творец, во что бы то ни стало сохранить свое «я» Многие из американских коллег Пнйна видели в них носителей русской культуры Но сам герой находился с русскими эмигрантами в состоянии приглушенной войны, потому что они концентрировали в сознании Пнина такое качество, как пошлость, четко определенное Набоковым в эссе о Гоголе и в лекции «Пошляки и пошлость» В таком контексте отставку и отъезд (а точнее, бегство) Пнина можно истолковать как внешнюю победу массового сознания над индивидуальным, творческим.

Если персонажи, олицетворяющие массовое сознание, одномерны, то противостоящий им истинный русский интеллигент Тимофей Павлович Пнин многомерен, он настоящий «призматический человек» в понимании Набокова, который, перефразировав Л Толстого, скажет о своем герое: «Люди как числа» и отнесет Пнина к «числам иррациональным» Мир, создаваемый Пниным, оригинален и самобытен, потому что сам герой - яркая индивидуальность, и самобытность - основное его качество

По мнению Набокова, настоящий русский интеллигент мог сохраниться только в эмиграции Потому в романе русский интеллигент - это белоэмигрант с типичной судьбой, которую определили историческое время и пространство Набоковский Пнин рассказывает свою короткую биографию, где есть все этапы формирования русской эмиграции' детство и дом в России, революция и гражданская война, Белое Движение, Константинополь, Пражский университет, Париж, с началом второй мировой войны переезд через океан в Америку Набоков характеризует экзистенциальное сознание русского интеллигента, которому свойствен интерес к онтологическим проблемам, но более всего присущ интерес к судьбе России - ее прошлому и настоящему. Внутренняя сосредоточенность, внутренняя духовная жизнь позволяет и в изгнании сохранить сущность «я» Пнина, «пнинизировать» по возможности внешнее пространство, переводя быт в бытие. Духовная жизнь Пнина показана в романе в двух направлениях Прежде всего, это научная деятельность, которая для набоковского героя становится синонимом творчества. Другое направление внутренней жизни Пнина - воспоминания В моменты острого разлада с действительностью время для героя Набокова становится бергсоновским «длением», когда в сознании в одном мгновении сливаются образы прошлого и настоящего В экзистенциальные моменты жизни память является для Пнина убежищем и одновременно источником душевных сил.

Концептуальные образы Памяти и Времени осложнены в романе Набокова образом Детства Тимофей Павлович Пнин, прячась от враждебного ему внешнего мира, постоянно вспоминает «потерянный рай» - свое детство. О нем набоковскому герою напоминает крест, и потому желание Пнина потерять крест — одна из попыток уйти от прошлого, которое постоянно дает о себе знать Но крест - символ судьбы

Пнина, его внутренней связи с Россией Обрйзы России и детства соединены в романе образом Дома В сущности, вся жизнь Пнина в изгнании - это поиск дома, который соответствовал бы образу идеального дома детства, куда можно было бы вернуться не только физически, но и духовно Дом - то пространство, где могла бы жить Память Но герою Набокова так и не удается обрести дом, потому что он не может возвратиться в Россию, в страну своего детства И, быть может, трагедия Пнина не столько в том, что его вынудили уйти из дома, сколько в том, что о Тимофее Пнине не сохранилось памяти, ему некуда вернуться, потому что его никто не помнит и не ждет в новой России

И все же набоковскому герою удалось самое главное - сохранить свою внутреннюю свободу, которая, по Бергсону, состоит в способности человека опираться на собственные духовные силы, противостоять давлению внешних обстоятельств В герое Набокова в мучительные моменты выживания проявляется независимость духа и суждений, достойная защита своих идеалов, связанных с не разрушаемыми временем «устоями детства» Поэтому в поисках потерянного рая страждущая душа героя обрСтает достоинство

Приблизиться к постижению сущности образа русского интеллигента-эмигранта можно, обратившись к системе мотивов в романе «Пнин» Глобальная тема, пронизывающая весь текст, может быть сформулирована так же, как универсальная тема набоковской поэтики «отторгнутость от родного и постоянное соединение с чужим» (Ю Апресян). Этот семантический инвариант реализуется с помощью совокупности мотивов, где доминирующим является мотив «сел не в тот поезд» Он рассматривается как сгущенная метафора жизни набоковского героя, которого и в катастрофе поддерживает вера' «есть что-то такое во мне и в самой жизни» - словами неопределимое, но обязывающее «в бою ли, в странствиях, в волнах» оставаться человеком, который выпестован русской культурой

В Произведениях Набокова философско-психологическое содержание концепции человека определяет форму его художественного воплощения, и не только принципы изображения («призма»), но и субъектную организацию текста От нее во многом зависит образование особой, только Набокову присущей, коммуникативной ситуации и нарративной стратегии, позволяющей набоковедам говорить об игровом характере его произведений По лекции Набокова о Прусте можно судить о том, что писателя интересует вопрос о соотношении субъектов текста Набоков особо останавливается на решении проблемы «автор -повествователь - персонаж», высвечивая разные грани повествовательных интенций, отражающихся друг в друге' герой прустовского романа - это «капризное зеркало, в которое глядится рассказчик' первый задает образец, второй ему следует» Центром набоковской нарративной стратегии становится образ автора как «призматического человека», авторские маски являются способом объективации субъективного авторского сознания, размываются границы между автором, рассказчиком и персонажем, авторское измерение заменяет собой измерение сюжетное Не случайно в таком Контексте в набоковедении возникает понятие надежного /ненадежного рассказчика, достоверного /недостоверного повествователя. Многомерность субъектной организации набоковских произведений мотивируется также их композицией, «цитатным мышлением» автора

В главе третьей «Преломление философско-эстегических взглядов Набокова в художественной практике 1940 - 1950-х гг.» развернуто аргументируется то положение, что эстетическая концепция Набокова есть преломление философии писателя и ее образное продолжение. Материал для анализа эстетических воззрений художника дают прежде всего его дискурсивные сочинения, среди которых по значимости на первый план выходят университетские лекции писателя. При анализе литературно-критических работ Набокова выявляется свойственная писателю понятийная система

Продолжая традиции русскоязычной прозы, Набоков и в американский период разрабатывает идею искусства как высшей духовной ценности Эстетика Набокова не включает в себя социологическую ориентацию, идеологические координаты, политическую ангажированность В центр выдвигается категория свободы, полной независимости художника от «общих идей» Возникает концепция автономности искусства, защита права искусства быть только искусством Критерием ценности искусства становится эстетизм Эстетическое наслаждение, доминируя у Набокова в определении сущности, функциональности и назначении искусства, рассматривается писателем как мощное поле всестороннего влияния на личность Эстетическое воздействие вбирает в себя катарсис, захватывает духовное формирование самоценной личности, определяет ее нравственную высоту

Писатель утверждает концепцию искусства, краеугольным камнем которой является личность художника - Творца Он защищает абсолютную свободу художника, владеющего «божественной властью» в собственной художественной вселенной Истинный творец, писатель не отображает некую существующую помимо его воли действительность, но создает «новый мир», проникнуть в самую суть которого можно лишь путем анализа структуры и стиля Понятие структуры в поэтике Набокова тождественно такой литературоведческой категории, как композиция Писатель полагает, что именно «тут находится точка, где смыкаются искусство и наука» Мастерство композиции для Набокова состоит, прежде всего, в реализации принципа точки зрения Набоков утверждает, что «постоянная смена точки зрения разнообразит знание и позволяет посмотреть на предмет свежим взглядом с разных сторон» Стиль, в понимании Набокова, является эстетической категорией, где наиболее отчетливо проявляется единство формы и содержания Говоря о стиле, Набоков подразумевает своеобразие личности художника, ту особенную манеру, которая отличает его от остальных писателей Отсюда художественной доминантой текста и его «прочтения» (анализа и интерпретации) становится Автор как эстетическая категория, организующая структуру произведения Эпистемологическая позиция модернизма - как я вижу мир - является константой в художественной философии Набокова, самовыражающей видение жизни с позиции неповторимой авторской индивидуальности

Творческий процесс, в интерпретации Набокова, - это путь от знания к выражению Потому язык в эстетике Набокова рассматривается как первичная художественная реальность Поиски максимальной выразительности, точности, словесное волшебство, языковая игра придают прозе писателя особый эстетизм, ориентированный на элитарное сознание

В литературном наследии Набокова как русскоязычном, так и англоязычном - обращеникУ'1Ысателя к романистике предшествует малая проза Важность этого опыта состой? в том, что в эссе и рассказах Набоков предваряет собственный романный опыт решения философских и эстетических проблем, определяет художественные ориентиры, творчески самоопределяется На англоязычных произведениях малого жанра писатель отшлифовывает свой индивидуальный творческий стиль - теперь уже в применении к «чужому наречию». Все американские рассказы создавались с 1943 по 1951 год, после чего к этому жанру Набоков не возвращался, однако регулярно издавал авторские сборники, где, наряду с оригинальной англоязычной малой прозой, были авторизованные переводы русских рассказов писателя Последний сборник вышел из печати за год до смерти Набокова, что только подтверждает важность жанра рассказа в эстетической системе писателя

В малой прозе периода американской эмиграции отчетливо проявилось новаторство Набокова - художника Для всех американских рассказов характерна сложная многоуровневая структура текста. На первом уровне (фабулы и сюжета) -реальный план изображаемых событий, часто точкой отсчета становится гражданская война и европейская эмиграция («Помощник режиссера»), а затем -бегство в Америку от тоталитаризма и немецкой оккупации («Как-то раз в Алеппо», «Знаки и символы») В рассказах «Time and Ebb» и «Ланс» доминирует философская тематика, решается задача, как сохранить облик реального Времени Автор приходит к важному выводу, что только предметы, преломленные через призму искусства, сохраняют живой облик времени, его цвет, запах, звук Новизна этих рассказов Набокова состоит в том, что главное в них - поэтический взгляд на время, здесь, как в лирическом стихотворении, важны мотивы и образы, их ассоциативные сцепления, образующие особый композиционный «узор» Субъективность временных впечатлений в поэтике прозы передается системой метафор-концеггтов игра, лабиринт, жизнь как театральный спектакль или кино, мир как книга На композиционном уровне выявляются такие принципы построения текста, как кольцо, повторы, зеркальные отражения, определяющие также систему персонажей (двойники) Глубинный уровень рассказов обнаруживает движение текста по «вертикали культуры», взаимодействие набоковского сюжета с «чужими сюжетами» («эхо» интертекстуальности наиболее тонко воплощено в рассказах «Как-то раз в Алеппо», «Знаки и символы», «Сестры Вейн») В американских рассказах устанавливается характерная для позднего Набокова субъектная организация текста Как правило, 6 малой прозе есть эксплицитный автор везде, кроме «Знаков и символов», повествование ведется от лица рассказчика. Имплицитный автор проявляет себя на уровне стиля, в авторской игре с читателем, которая высвечивает главный конфликт всех рассказов - стирание граней между видимостью и сущностью, иллюзией и действительностью, искусством и жизнью («Помощник режиссера», «Забытый поэт», «Как-то раз в Алеппо») Это находит отражение в размывании границ между повествовательными инстанциями, в использовании приема едвойной оптики», в постоянной смене точек зрения на события и героев, мистификации, словесной игре. Полагаем, что американские рассказы оригинальный и самоценный пласт малой прозы писателя, это не только

«авторская кухня» для выработки собственных принципов повествования на чужом языке, но и прекрасные образцы поэтики жанра в единстве содержания и формы

Первый оригинальный англоязычный роман «Подлинная жизнь Себастьяна Найта» был создан еще в европейской эмиграции 1938/39, но опубликован лишь в 1941 г в Америке Произведение отличается изощренно-сложной и тщательно выстроенной структурой, которую можно назвать новаторской для 1940-х годов, так как подобная структура художественного текста станет доминирующей только в последней трети XX века (Борхес, Кортасар, Роб-Грийе)

Обоснование конструкции «Подлинной жизни Себастьяна Найта» содержится в самом произведении Прежде всего, на особенность структуры всей книги Набокова намекает слово «матрешечная»- внешнее пространство романа содержит пространства внутренние Это «тексты-матрешки» <термин С Давыдова> или «текст в тексте» - своеобразное построение, состоящее в том, что основной текст несет задачу описания или написания другого текста Модель структуры романа определяется также метафорически- «Человек - это и есть книга» Основная метафора «книга жизни» образуется на пересечении и взаимном отражении разных «текстов» - «текста жизни» и «текста книги» Механизм «сцепления» разнородных «текстов», входящих в состав целого, так же, как и модель структуры, определен в романе дважды Вспоминая о матери Себастьяна, повествователь говорит' «она (дпаиаапа и пересекаю собственные следы». Эта фраза - своеобразный ключ к системе персонажей-двойников Способ сопряжения отдельных эпизодов и образов похож также на механизм сновидения Аргументом может служить реплика Нины Лесерф, не желающей больше слушать разговоров о его, Себастьяна Найта, «сновидениях, и о сновидениях внутри его сновидений, и о сновидениях в сновидениях его сновидений» Да и сам образ Нины трактуется нами как персонаж-сновидение, персонаж-мираж

В «Подлинной жизни» создается образ творческой личности, близкий модернистской (трагической) концепции художника Найт-писатель - человек, обреченный на одиночество Он понимает, что истинная его жизнь - в самоценных словах, присущих только его индивидуальной манере В романе показан процесс рождения художественного слова Книга здесь уподобляется пропасти, на одном берегу которой - мысль, на другом - высказывание Задача писателя состоит в «наведении мостов» между разными «берегами» - внутренней и внешней формой слова В произведениях Себастьяна использована лексика, близкая символистам («оклик» слова, «мреющие слова») Сложность писательской мысли воплощает рисунок созданной Найтом фразы, слова в которой становились «не столько носителями их прирожденного смысла, сколько кривыми, разрывами и зигзагами, отображающими медленное - на ощупь - перемещение Себастьяна вдоль некоей идеальной линии выражения» Завершение труда писателя - этой изматывающей борьбы со словом - передается повествователем через реализованную метафору рождения «Он произвел одну книгу на свет и уже ощущал толчки другой» В романе проводится важная для эстетической концепции Набокова мысль об уподоблении художника Творцу Себастьян Найт, окончив роман, говорит «Я завершил сотворение мира, и это мой отдых субботний» Таким образом, труд писателя приравнен к сотворению мира Богом.

В «текстах», репрезентирующих внутренние пространства романа Набокова, в первую' очередь нужно выделить самый главный <стекст» - творчество писателя Себастьяна Найта Его романы й рассказы маркированы кавычками, в результате чего они приобретают статус «чужого слова» Книги Найта - о «тайных пружинах» и «механизме» писательского ремесла Именно на произведениях своего героя-писателя Набоков испытывает новые литературные приемы На наш взгляд, романы Найта строятся на использовании приема «двойного кодирования» Например, в основе первого романа Себастьяна Найта «Призматический фацет» - перекодировка чужого текста Композиция этой книги двухуровневая, и первый уровень воспроизводит коды детектива - жанра, рассчитанного на восприятие массового читателя Оппозиция иллюзия /действительность переводит роман Найта на второй композиционный уровень, рассчитанный уже не на массового читателя, а на элитарного, филологически образованного На этом уровне автор декодирует приемы детектива, иронически переосмысливает их, при этом актуализируя условную, игровую природу словесного искусства Повествователь В , сводный брат Найта, отмечает, что «насладиться» книгой Себастьяна возможно, лишь понимая, что его герои суть то, что можно расплывчато обозначить как «приемы сочинительства» (вспомним в этом контексте хрестоматийную оценку творчества Набокова, данную В Ходасевичем" «одна из главных задач его - именно показать, как живут и работают приемы») Повествователь разъясняет эстетические принципы Найта' он хотел передать «не изображение ландшафта, но изображение различных способов изображения некоего ландшафта» Композиционные и нарративные уровни не разорваны в книге Найта, их взаимопроникновение, «подсветка» одного другим происходит постоянно благодаря пародии, которая, по мнению Себастьяна, есть «своего рода подкидная доска, позволяющая взлететь в высшие сферы серьезных эмоций»

В связи с обращением к текстам Найта возникает проблема восприятия и истолкования произведений в функциональном аспекте, исследующем отношения автора и читателя Как читатель произведений своего брата-писателя, В полагает, что нужно вести речь о мере понимания автора, о степени духовного родства с ним, о стремлении сделать «чужое» своим Интерпретация произведений Себастьяна Найта выступает для В наиболее адекватным способом их прочтения и описания Но повествователь понимает, что любая интерпретация субъективна и несет на себе отпечаток личности интерпретатора Начиная поиски истинного лица своего брата-художника, В отвергает принципы «идеализирующего зеркала» и «искажающего зеркала» В противовес повествователь творит свою книгу, которую очень точно охарактеризовал Б Аверин «Самой книги как будто нет, есть лишь рассказ о ее подготовке Но этот рассказ и есть та самая книга, которая должна быть написана < > Ибо важен не воплощенный и законченный результат, а извилистый, непоследовательный и пунктирный ход памяти» Книга В рождается как ряд воспоминаний о сложной и особенной природе художника Следовательно, можно утверждать, что «Подлинная жизнь Себастьяна Найта» - это роман о том, как создавался роман, в котором речь тоже идет о создании романа Хотя приближение к тайне брата-писателя позволяет повествователю завершить свое творение, однако

сама тайна художника так и остается нераскрытой, вместо нее приходит внутреннее понимание чего-то важного, невыразимого словами

В первом англоязычном романе Набоков задает параметры модели синтетического романа, выстраивая его парадигму, в которой сплавлены модернистский роман о творческой личности, авангардистская (сюрреалистическая) сновидческая концепция жизни и искусства и начала постмодернистского дискурса («текст в тексте» и его реминисцентная организация, двойное кодирование, иронический модус повествования, авторская игра с читателем)

В главе четвертой «Своеобразие творческого метода Набокова: художественный синтез и универсализм» вначале рассматриваются современные концепции творческого метода писателя и определяется позиция диссертанта, который, вслед за отечественными учеными (Л Андреев, А Зверев), полагает, что Набокову-художнику свойствен универсализм, так как писатель впитывал импульсы, исходившие из различных культур Соискатель приходит к выводу о том, что творчество Набокова есть воплощение художественного синтеза, идея которого заложена самим писателем в автобиографических книгах - в размышлении о спиралевидности собственной жизни согласно принципу гегелевской триады ' Набоков обозначает как синтез «виток спирали», образованный американским двадцатилетием (1940 - 1960). Именно в этот период философско-эстетические воззрения писателя стали системой, с присущей ей целостностью, высокой степенью теоретической рефлексии Посмертное существование художественного мира писателя, ставшего частью литературной истории, можно, вслед за американскими набоковедами, назвать этапом финального синтеза В диссертации анализируется эстетическая природа синтеза в художественной системе Набокова периода американской эмиграции На взгляд соискателя, синтез достигается следующими способами обращением автора к универсальному сюжету, который разворачивается в универсальном времени-пространстве (миф); универсальной формой воплощения '» сюжета (игра), универсальным модусом повествования, позволяющим создать необходимую дистанцию между автором и его произведением (ирония).

В роман Набокова «Ада, или Радости страсти» (1969) миф входит посредством двух универсальных тем темы инцеста и темы потерянного / обретенного рая, причем именно первая тема обусловливает появление второй.

Решение темы инцеста, имеющей отношение к нравственно-философской проблематике романа «Ада», рассматривается в разных аспектах Прежде всего, мир набоковского творения существует как антимир, опровергающий всю систему традиционных форм бытия Писатель XX века предоставляет своим героям искушение инцестом - испытание ситуацией, в которой наиболее активна энергия отталкивания от социальных норм, идея отторжения от запретов морали. Прибегая к инцесту, Набоков ставит проблему возможности существования отдельного человека, который ищет истинной жизни, запретного счастья за пределами общественных устоев Инцест приобретает значение бунта, сознательного вызова всем социальным нормам и предписаниям, лишь в «запретном» можно найти блаженство, утраченное механизированной цивилизацией В этом бунте сказалась тоска одинокой личности по воссоединению с «не - я», с «другим» Таким образом, мастер прозы XX века предлагает миф в качестве основания новых форм человеческой жизни

Наиболее разработанным в набоковедении является литературный аспект инцеста, который выстраивается по модели романтического литературного сознания и вполне может прочитываться как «генеральная метафора творческого взаимодействия нескольких поколений романов, > наследником которых является набоковский роман» (Д Б Джонсон) Полагая, что, наряду с неоднократно прокомментированными романтическими источниками темы инцеста в «Аде» (Шатобриан, Байрон, Шлегель), можно говорить о типологических схождениях в решении данной темы у писателей XX века, диссертант проводит типологические параллели между романом выдающегося австрийского писателя Р Музиля «Человек без свойств» (1930-е) и набоковской «Адой» Такое сопоставление еще не становились предметом изучения в отечественном литературоведении

В основе конструктивной составляющей инцеста в романе Набокова лежит орфический миф об андрогине, суть которого излагает Платон в диалоге «Пир». Миф об андрогине, подразумевающий синтез противоположных начал, выражает прежде всего то, что человек глубоко не удовлетворен своим положением Иногда он чувствует, что разлучен с каким-то не поддающимся описанию вневременным состоянием, о котором у него нет четкого воспоминания, но, тем не менее, он помнит о нем в самых глубинах своего существа Это первичное состояние, которым он наслаждался, когда еще не было ни Времени, ни Истории (М Элиаде). В таком контексте желание братско-сестринской родственности набоковских героев - это тоска по утраченному раю, по парадоксальному состоянию, в котором противоречия мирно сосуществуют, а множественность предстает аспектом таинственного Единства Андрогинность является необходимым условием для выхода за пределы профанного существования - в сакральное время

Платоновский миф в структуре «Ады» помогает осознать проблему человека как духовно целостной личности (не разорванной на чувство и интеллект) Но индивид сам по себе, вне его связи с другими, еще не может реализовать всей совокупности скрытых в нем сил, даже если они гармонизированы - замкнутость только на себя и предметное отношение к другому есть бытие вне культуры Микрокосмом, по которому можно судить об общем состоянии «духовной вселенной», является внутреннее отношение между «я» и «ты», достигающее своего высшего выражения в любви Любовь для набоковских Вана и Ады оказывается единственной формой оправдания их человеческого существования. Любовь предстает как попытка создать собственную реальность, изначально субъективную и противопоставленную объективной действительности

Инцест Ады и Вана, как иронически пытается убедить .читателя автор, имеет мифологических предшественников в их семейном клане. Инцест «божественных» предков Винов восходит к греческой мифологии, где можно увидеть кровосмесительные браки богов неба и земли - Урана и Геи, Кроноса и Реи, Зевса и Геры Используя описанный в эссе о Гоголе прием «эффектной прозаизации», Набоков смешивает «возвышенный» (мифологический) и «прозаический» (семейный) планы и скрывает значительную деталь (инцест), прибегая к ироническому снижению Не случайно Дедалус Вин, начавший лабиринт инцеста, получил свое имя от Дедала, создателя знаменитого Лабиринта на острове Крит Эта ассоциативная связь становится явной, когда сын Дедалуса Вина, Демон, называется

в романе Дементием Лабиринтовичем Демон, сын Дедалуса Вина, погибает в воздушной катастрофе, подобно Икару, сыну Дедала Марина и Люсетг умирают смертью, имеющей параллели в мифологических стихиях огня и воды.

Исключительное значение в «Аде» придается текстам Не случайно единственное в романе описание инцеста помещено в главе, рассказывающей о библиотеке Ардис-Холла, образ которой создает необходимый контекст для набоковской темы здесь представлено собрание аллюзий на литературные произведения, реальные и вымышленные, и в таком окружении «Аду» можно рассматривать как пародийную интерпретацию темы кровосмешения, на что и намекает Набоков.

Мифологемой инцеста задается в романе Набокова другая мифологема -земного рая В предметной разработке образа рай предстает как сад Источником образности является ветхозаветное описание Эдема - замкнутого мира, связанного с солнцем, проточной водой как символом благодати и плодородия, с мотивом занесенных из рая исцеляющих и утоляющих плодов. В романе Набокова по тем знакам, которые дает читателю автор, к мифологеме рая можно приравнять Ардис -имение семьи Дурмановых, где Ван Вин первый раз встретился с Адой Создавая Ардис, Набоков следует образцу Мильтона в его четвертой книге «Потерянного Рая» История встречи Ады и Вана в Ардис-Холле восходит к библейскому мифу об Адаме и Еве и их идиллической жизни в эдемском саду до грехопадения В мифологему райского сада входит мотив грехопадения: он исказил «исконную природу» человека, созданного вначале невинным и безгрешным, его «богоподобие» Сам мотив «падения» травестийно обыгрывается в главе, где юные герои исследуют свое «древо познания», завезенное в Ардис, по утверждению Ады, из «Эдемского Национального Парка» «Поэтико-эротическая» (М Кутюрье) сцена с деревом может быть «прочитана» и как мифологема древа познания, с которого упало последнее яблоко.

Книга Набокова, по сути, посвящена поиску «утраченного рая» - детства, безмятежно счастливой любви Главная тема «Ады», отличающая роман от всех предыдущих набоковских произведений, - тема «обретенного рая» Рай обретается в Творческой Памяти - в созданной книге о прошлом, о любви Ван и Ада, пройдя уготованные им автором испытания в лабиринте созданного текста, обретают единство в своем общем варианте «книги жизни» - «Ваниаде». Таким образом, космизируя в творчестве хаос, герои Набокова одновременно обретают и Первовремя - сакральное время Творения Герои благодаря творчеству получают возможность найти Космос таким, каким он был в Начале Первичное мифическое время возвращается, преобразуясь в настоящее, и герои вновь переживают утраченное, ощущают себя в «раю»

Наряду с неомифологизмом универсальной формой воплощения художественного мира в литературе XX века становится игра Философское обоснование игра получает в работах X Ортеги-и-Гассета, согласно которому игровое искусство сменяет «человеческое», то есть реалистические, жизнеподобные формы исчерпывают себя в XX столетии и заменяются экспериментальными Ортега видит в подобном развитии искусства ответ на веяния времени «Художник наших дней, - отмечает мыслитель, - предлагает нам смотреть на искусство как на игру,

как, в сущности, на насмешку над самим собой» Получается, что «новое искусство высмеивает самое искусство» Хотя «игровой фактор», по Ортеге, занимает в классификации основных элементов «нового стиля» лишь четвертую позицию из семи, по существу, как показывает развитие литературы XX в, он является доминирующим Джойс и Борхес, Кортасар и Маркес, Роб-Грийе и Эко, Белый и Набоков, Битов и Воннегут демонстрируют мастерскую игру с читателем

Культурологическая концепция игры (Й Хёйзинга) применительно к литературе предполагает, что любой художественный текст основывается на игре со словом или стремится вовлечь читателя в специфические игровые отношения Феноменологические особенности игры подразумевают одновременную реализацию двупланового поведения, любое выпадение из которого в одноплановый «серьезный» и одноплановый «условный» тип поведения - нарушает его специфику (Ю Лотман). Игровой эффект в литературе состоит также в том, что разные значения одного элемента динамической художественной системы не неподвижно сосуществуют, а «мерцают»

Такой процесс проникновения элементов одной художественной системы (жанровой, стилевой) в другую и образование нового единства в результате их соприкосновения, смешения отчетливо наблюдается в позднем творчестве Набокова. Игровое начало моделирует сюжетную и жанровую структуру произведений писателя, становится принципом «изображения» «чужого слова» В набоковедении «игровая поэтика» - один из самых разработанных аспектов творчества писателя (А Аппель, К Проффер, Г. Барабтарло, А Люксембург, Г. Рахим кул ова) Однако свою задачу соискатель видит не только в систематизации и обобщении накопленного опыта, но и в аргументации ряда новых положений.

Думается, формирование игрового начала в американском творчестве Набокова начинается с работы писателя над переводом пушкинского «Евгения Онегина» и Комментарием к нему. Несомненно, им предшествовали лекции Набокова, над которыми он трудился непосредственно по приезде в Америку, и эссе «Николай Гоголь», высветившие образ автора через обращение к жизни и творчеству другого писателя Полагаем, что в своем Комментарии Набоков преследует несколько главных целей исследовать роман Пушкина, продемонстрировать методику медленного, пристального прочтения текста, на отношении к пушкинскому материалу выстроить свою собственную эстетическую концепцию Не случайно К Чуковский писал о том, что «в своих комментариях к Пушкину Набоков видит комментарий к себе самому, что для него это род автобиографии, литературного портрета». В современном литературоведении также делались попытки определить жанровое своеобразие создания Набокова, в частности, предлагалось рассматривать книгу Набокова как «оригинальное произведение писателя в жанре так называемого научно-исторического комментария» (А Николюкин). Подобный выбор жанра мотивировался разнообразием и непредсказуемостью литературы XX века, допускающей и такое прочтение сочинения Набокова

Однако мы считаем, что набоковский «Онегин» создавался в тот период развития англоязычной литературы и критики, когда на первый план выдвигались новые принципы подхода к тексту, предшествовавшие постмодернизму В свете новейших культурологических теорий Комментарий к «Евгению Онегину» может

рассматриваться как жанровый эксперимент, в ходе которого происходит диффузия разных жанрообразующих компонентов и образуется диалог различных повествовательных инстанций В таком филологическом контексте можно воспринимать «Онегина» Набокова как роман, нарративная модель которого уже проявила себя в произведениях 1940 - 1950-х в отношениях повествовательных интенций «автор - повествователь - герой» Героями набоковского творения стали пушкинский роман в стихах «Евгений Онегин» и сам поэт; повествователь скрывается за маской дотошного и всезнающего комментатора; автор же создает «роман о романе» - метаструктуру, которая и до Набокова была представлена в литературе, но у него приняла новые формы в единстве с новым содержанием

На первый план выходит коммуникативная стратегия Набокова, выстраивающего двойные диалогические отношения: с одной стороны - с читателем его перевода и Комментария, с другой - со своим героем-поэтом Цель первого диалога - научить, второго - научиться самому, примерить на себя «одежды» другого поэта Несмотря на кажущуюся объективность по отношению к чужому творению, набоковский Комментарий насквозь субъективен Понятие «истина» меняется в нем в зависимости от точки отсчета, а она всегда оказывается субъективно-личной Голоса повествователя-комментатора и автора часто пересекаются, создавая еще один диалог - внутренний (между эксплицитным и имплицитным автором), дистанция между различными голосами образуется благодаря авторской иронии

Важное место в книге Набокова отводится герою - А С Пушкину Набокову, на протяжении всего творческого пути создававшему из своей личности и своей жизни миф, близко пушкинское творческое воображение, которое «творило с семейной традицией чудеса». Подобно тому, как Пушкин вкрапляет в текст своего романа в стихах биографические отступления, Набоков включает их в текст своего Комментария к «Онегину» Таким образом, свою собственную жизнь писатель и комментатор Набоков соизмеряет с пушкинской биографией (В Старк) Размышляя об источниках пушкинского творения, Набоков не только обнаруживает глубокое знание современной Пушкину русской и западноевропейской литературы, но и намекает на свои собственные эстетические предпочтения (например, на близость к Л Стерну) Обращение Пушкина к своим читателям позволяет автору Комментария прийти к важному и для его собственной поэтики выводу о функции автоаплюзии и автореминисценции в композиции художественных произведений На наш взгляд, Комментарий - оригинальное набоковское произведение, сквозь богатейшую конкретику которого проступает личность автора Писатель видит в комментарии к «Евгению Онегину» одно из средств самовыражения, самораскрытия и стремится запечатлеть в них свое «я», свою личность с такой же отчетливостью, с какой он запечатлевает ее в своих стихах и прозе

Для всей набоковской книги важна система отсылок. Читателя комментария к первой главе отправляют к комментариям пятой и седьмой главы - посмотреть и сравнить Так разрушается линейный текст, и на смену ему приходят иные принципы чтения - нелинейные, предвосхищающие современный гипертекст

В 1962 году, еще до публикации набоковского перевода «Евгения Онегина» и Комментария к нему, в художественном творчестве Набокова появилась книга,

которую большинство критиков однозначно объявило шедевром Это был «Бледный огонь» (перевод В Е Набоковой, в переводе С Ильина и А Глебовской - «Бледное пламя») Хотя книга традиционно именовалась романом, жанр ее был иным. Это почувствовали уже первые критики, отмечавшие, что новое произведение писателя -«антироман» Сам же писатель в интервью А Аппелю (1966) констатировал: «Форма "Бледного пламени" нова в видовом, если не в родовом отношении» «Бледный огонь» представляет собой, подобно набоковскому «Евгению Онегину», синтез разноплановых структурообразующих элементов разных жанров: эпиграфа, предисловия, поэмы, комментария и указателя, которые требовали от читателя не только последовательного (линейного) чтения, Но и чтения по принципу гипертекста, то есть постоянного соотнесения этих структурных блоков Соприкосновение элементов разных жанров порождало взаимопроникновение и подсвечивание композиционных пластов, ключевых образов и мотивов, в результате чего образовались новые смысловые приращения, коннотации и разные прочтения, позволявшие набоковедам говорить об игровой поэтике «Бледного огня» и новом типе текста - текста-лабиринта. Творцы текстовых лабиринтов (Джойс, Набоков, Борхес, Кортасар, Роб-Грийе, Эко), в противовес создателям традиционной прозы, рассчитывают на принципиально иной тип эстетической установки читателя, основную задачу которого они видят в том, чтобы понять внутреннее устройство текста-лабиринта, освоить систему соединяющих его ходов, воспринять специфику смонтированной автором конструкции.

В идейно-художественной концепции «Бледного огня» нашли наиболее полное воплощение главные эстетические принципы позднего Набокова, во многом предвосхитившего становление постмодернизма В произведениях Набокова 1960 -1970-х годов, при внешней ориентированности на синтетический роман, модель которого писатель создает в «Подлинной жизни Себастьяна Найта», можно увидеть определенные трансформации. Набоков исходит из осмысления того, что роман как художественная форма есть живой организм, подверженный развитию и видоизменению, и, как любой живой организм, роман сложен и неоднороден в своем единстве Непременным условием моделирования художественного мира позднего Набокова становится игровое начало, которое находит свое воплощение в трансжанровых экспериментах. В оснбву новых синтетических жанров положен принцип литературной диффузии и интерференции - взаимопроникновения «размытых» и «рассеянных» разнородных жанровых элементов, в результате взаимодействия которых образуется новый сплав Миф, семейная хроника, метаописание обнаруживаются в романе «Ада»; элементы триллера, сказки сопрягаются с научным отчетом, эссе и трактатом в «Прозрачных вещах»; автобиография и пародия на нее представлены в романе «Смотри на арлекинов!», все американские произведения Набокова можно также считать романами-сновидениями Игровое начало определяет нарративную стратегию (игра с образом автора в набоковском «Евгении Онегине», поиски «внутреннего автора» в «Бледном огне», скрытые повествователи в «Аде» и «Прозрачных вещах»), коммуникативные отношениях автора и читателя (направленность на диалог) После произведений Набокова игровое начало стало общим местом в современной литературе. Вслед за Набоковым так строят свои романы К Воннегут, Дж Фаулз, И Кальвино, М

Кундера, М Павич, Саша Соколов, А Битов, В Пелевин Экспликация игры ведет к метаописаНию и автометЯописанию

Универсальным модусом' повествования, позволяющим создать необходимую дистанцию между автором и его произведением, в творчестве Набокова американского периода становится! ирония - фундаментальная категория художественного мышления XX века, явление философской, мировоззренческой природы, а не только языковой В современной гуманитаристике ирония обретает экзистенциальный статус - благодаря тому, что в сферу иронии включается не только категория комического, но и категории трагического Ирония становится позицией личности, принципиально дистанцирующейся от любого «объекта», которым в пределе может стать вообще вся действительность Такая ирония отказывается от определенной точки зрения, предпочитая «парить» над всеми Иронический модус повествования - один из «модусов художественности» «термин В И Тюпы>, благодаря которому в художественном произведении из внешне разнородных элементов создается внутреннее единство и целостность

В набоковедении сложилось две тенденции осмысления иронии в творчестве писателя Первая - философская - акцентирует ироническое отношение Набокова к логическому познанию и концентрируется на метафизическом измерении смеха (В Александров, С Давыдов) В американский период ирония становится неотъемлемой составляющей мирочувствования писателя, утверждающего, что «разница между комической стороной вещей и их космической стороной зависит от одной свистящей согласной» Ироническое восприятие мира в его неустойчивости и незавершенности реализуется в набоковской прозе через сложную игру реального и ирреального планов Акцентуация театральности жизни и сновидческой концепции искусства, сконструированность многих ситуаций также демонстрируют неизменное присутствие в произведениях Набокова авторской иронии

Другая Тенденция в определении форм иронии исходит из стилевой доминанты набоковской прозы А • Аппель, Г Барабтарло, Дж Конноли, А Люксембург тяготеют к' обнаружению иронических приемов повествования Особенностью иронического нарратива у Набокова становится игрэ с образом автора. Авторская ирония состоит в неизбежном разоблачении /саморазоблачении повествователя или фокализатора. Авторская ирония проявляется в сложной .конструкции романов-лабиринтов, в ловушках для читателя, сопровождаемых неявными намеками-ключами Однако-внимательному читателю предоставляется шанс на совместное эстетическое наслаждение игрой

В ироническом модусе набоковского повествования важное место занимает пародия Этот взгляд Г Струве получил развитие в работах Д Стюарта, ДБ ДжонсоНа, М Медарич, Э Пайфер, С Давыдова, А Долинина. Установлены различные функции пародии в русскоязычном творчестве писателя, выявлено, что пародия определяет стиль и структуру Набоковеких романов. В американский период Набоков актуализирует игровой характер пародии, проявляющийся в парадоксальном пародировании искусства жизнью

В 1960 - 1970-е годы, в связи с формированием в западной культуре постмодернистского мироощущения, меняется и назначение самой пародии, которая связывается теперь с образом мирного сосуществования стилей и идей, с игрой

смыслами на бесконечном поле интертекстуальности Под пародией понимается «минимальная трансформация текста» (Ж Женетг) «Пародия повторение с отличием; она не обязательно должна быть комична». Писатель, «давая нам имитацию романа автором, имитирующим роль автора , пародирует сам себя в акте пародии» (И. Хассан). Такая трактовка «по духу» близка Набокову, понимающему пародию как творческую перекомпоновку «чужого текста», а самопародию - как перекомпоновку старого авторского текста, предшествующего новому. В этой связи точнее говорить уже не о пародии, а о пасгише в качестве структурообразующего начала поздних романов Набокова Данный термин, пришедший в филологию из музыки <от итал. pasticcio - опера, составленная из отрывков других опер, попурри, стилизация>, отражает суть пародии в набоковском представлении Не случайно, наверное, о пасгише упоминают Г Струве и 3. Шаховская, а сам Набоков использует это слово в эссе о Пушкине (1937). «Жизнь поэта есть пастиш его творчества» В этом плане одной из самых важных форм иронического диалога писателя с читателем становятся литературные реминисценции и аллюзии, в том числе и автоцитирование.

О реминисцентной организации текста как новом способе художественного освоения реальности в русских романах Набокова убедительно пишет А Злочевская. Но, думается, подобная структура характерна и для англоязычных произведений писателя, причем в поздних романах 1970-х годов усиливается тенденция к автоцитированию Объяснение этому феномену дает сам Набоков в «Твердых суждениях» «Самобытность в художестве может копировать только одно - самое себя». В романе «Смотри на арлекинов1» (1974) автоаллюзии и автореминисценции становятся доминирующим принципом структурной организации Оглядка на свои собственные ранние произведения, иное функциональное использование их тем, мотивов и образов рождает пародию в авторском понимании

Сотворение выдуманной реальности - цель героя Набокова, писателя Вадима Вадимовича. Среди его произведений внимательный читатель прежде всего обратит внимание на англоязычный роман «Dr Olga Repnin» В составе слова Repnin можно обнаружить не только заглавие набоковского романа «Рпт», но и английскую приставку те со значением повторения, дубля Автор, вступая в игру с читателем, дает ему ключ к прочтению «Арлекинов» во-первых, эксплицитно указывает на то, что романы Вадима Вадимовича лишь повторения романов другого писателя (римейки); во-вторых, имплицитно устанавливает нарративную стратегию, организующую отношения автора - повествователя - персонажа и определяющую степень достоверности /недостоверности рассказчика.

Комментаторы не случайно говорят о том, что при первом взгляде на приведенный список романов Вадима Вадимовича возникает ощущение чего-то смутно знакомого. Действительно, «Тамара» повествователя - это, конечно же, параллель авторской «Машеньке» Игра здесь организуется двояко, с учетом как русскоязычных, так и англоязычных произведений Набокова Образ Тамары пришел к русскому читателю Набокова из «Других берегов»; этим именем в автобиографических книгах звалась Валентина Шульгина, ранее послужившая прототипом заглавной героини «Машеньки» Но в то же время в «Арлекинах» парижский издатель часто называет «Тамару» «Княжной Мери» так рождается

аллюзия и на «Магу» - английский перевод «Машеньки», и на выполненный Набоковым совместно с сыном Дмитрием перевод лермонтовского романа «Герой нашего времени» Прозрачны заглавия и других произведений Вадима Вадимовича «Пешка берет королеву» - парафраза «Короля, дамы, валета», а в «Подарке Отчизне» отчетливо слышится корневой для творчества Набокова Дар; слово Real в названии «See under Real» намекает на «The Real Life of Sebastian Knight» - «Подлинную жизнь Себастьяна Найта», «Королевством у моря» при возникновении замысла называлась «Лолита», «Ардис» ведет к набоковской «Аде» Таким образом, повествователь «Арлекинов» как бы постоянно оглядывается на творчество другого писателя - В В Набокова, ощущает, что его жизнь - «это непохожий близнец, пародия, скверная версия жизни иного человека , иного писателя»

В нарративной стратегии романа «Смотри на арлекинов!» автор и его персонаж-повествователь сосуществуют в едином времени и пространстве. Если в «Пнине» это невозможно, и заглавный персонаж романа покидает пространство текста, когда в нем эксплицируется повествователь, то в художественном мире «Арлекинов» Творец и сотворенный им герой находятся на одной плоскости - в одном библиографическом каталоге, в одном списке популярных современных писателей Автор наделяет персонажа деталями своей биографии и тем самым приближает его к себе. Но больше всего зависимость героя-писателя от автора проявляется в выборе сюжетов Интерпретированные сюжеты романов повествователя (((рассказ романа») включены в текст «Арлекинов».

«Подлинная жизнь Себастьяна Найта» как источник автоцитирования занимает в романе «Смотри на арлекинов'» особое место По жанру и первый, и последний (опубликованный) англоязычные романы представляют собой биографии писателей, а для понимания общей концепции творчества Набокова образ художника слова весьма важен. Но если в романе о Себастьяне Найте можно увидеть модернистское (трагическое) решение образа художника, то в романе о Вадиме Вадимовиче трактовка образа художника постмодернистская (ироническая, возникающая как коллаж авторских цитат) В заглавиях романов сконцентрирована ключевая авторская мысль- подлинную жизнь художника, наделенного даром, составляют его творения; «реальность» жизни писателя есть реальность сна. Жанровая природа «романа-сновидения» сближает эти набоковские романы с эссе о Гоголе Персонаж «Арлекинов», театральный актер и режиссер, полагает, что само название гоголевского «Ревизора» «происходит от французского revé, то есть сон», и утверждает, что все происходящее в пьесе «просто приснилось старому проходимцу» Городничему.

Персонажем-сновидением в контексте Набоковеких «Арлекинов» становится образ Ирис Блэк, первой жены Вадима Вадимовича. Нереальность прелестного облика молодой женщины создается во многом благодаря композиционному ракурсу - особой, двоящейся точке видения, из которой повествователь наблюдает за Ирис приоткрытую створку окна «удавалось установить под углом, дававшим два разных, сплавленных вида». Нежизненность, призрачность Ирис реализуется в ее смерти гибель героини выстраивается как реминисценция из бунинского (Легкого дыхания» Да и сам И.А. Бунин прцгугстаурт пп странннлч второй части романа «Смотри на арлекинов'» под именем tfотменного романиста и

БИБЛИОТЕКА 33 СПтКдо ' W Ж w f

недавнего Нобелевского призера»

Авторские аллюзии и реминисценции вкраплены практически в каждый эпизод романа Есть в последнем опубликованном произведении Набокова аллюзии на «Лолиту» и «Аду», «Бледный огонь» и «Прозрачные вещи», «Лекции по литературе» и автобиографическую прозу Собственно говоря, жанр всей книги «Смотри на арлекинов'» можно рассматривать как пародию на «Память, говори»' жанр определен как «косвенная автобиография», ибо «главный ее предмет не история обывателя, но . вопросы литературы» Роман «Смотри на арлекинов'» представляет собой пародийную энциклопедию набоковских тем, сюжетов, мотивов и образов

В англоязычном романе автор часто обращается к многозначности и многосмысленности русского слова, постоянно ведет диачог с русским читателем, воспитанным на русской культуре. Так, даже цитату из стихотворения популярного в России немецкого поэта («все птицы пели, как в гейневском месяце мае») Набоков перефразирует, обращаясь не к оригиналу, а к хорошо известному русскому читателю переводу П Вейнберга Среди «чужих текстов» много обращений к Пушкину Однако не устает цитировать писатель только одного человека - самого себя, превращая частный прием литературной аллюзии и реминисценции в общий структурный принцип организации романного единства

Автореминисценции имеют принципиальное значение для позднего творчества писателя. И дело не только в том, что они - «неотъемлемая часть метауровня, присутствующего в каждом набоковском тексте, который всегда может рассматриваться как комментарий к самому себе и своим предшественникам» (А Долинин) Главное то, что с их помощью воссоздается единство созданной Сириным и Набоковы« двусоставной и двуязычной «второй реальности» - русской и английской

В Заключении диссертации подводятся основные итоги по теме исследования Хотя"в американском творчестве Набокова усиливаются те тенденции, которые позволяют современным литературоведам относить писателя к предшественникам постмодернизма, однако думается, что творческий метод Набокова американского периода несводим к одному эстетическому знаменателю Несмотря на то, что писатель изображает кризисный характер сознания, свойственный постмодернизму, он всегда в своем творчестве стремится преодолеть хаос - посредством создания сложнейшей структуры своих произведений, в центре которых образ Автора. В творчестве Набокова не произошло постмодернистской «смерти субъекта» -исчезновения автора как носителя определенного взгляда на мир

Творческую многомерность Набокова невозможно вписать в рамки какой-нибудь одной художественной системы Тексты писателя не умещаются в четко оформленную парадигму, столь многоплановы их компоненты Для Набокова всегда существенным было соединить, собрать все в «одну точку» Индивидуальный метод Набокова, преломившего в своем эстетическом сознании разные художественные системы, отличается органичной комплексностью В американские годы художественными доминантами Набокова становятся такие свойства, которые позволяют обосновать направленность творческого метода писателя к универсализму и синтезу Дальнейшее изучение своеобразия поэтики Набокова, его

причастности к художественным системам XX века представляется перспективной проблемой в исследованиях творчества писателя

Владимир Набоков - один из наиболее оригинальных художников слова новейшего времени Его творчество является «гранью призмы», преломляющей традиции и образующей магисгральные линии литературного развития эпохи В силу уникальности своего положения в литературной истории XX столетия писатель повлиял на развитие художественной словесности на русском и английском языках, стал связующим звеном между классической литературой XIX и модернизмом XX века, заложил основы постмодернизма Многогранное творчество Набокова соединяет во времени прошлое и будущее нашей литературы Набоков еще не прочитан до конца, но нет сомнения в том, что творчество его является неотъемлемой частью современности Наследие Набокова не только вписывается в историю русской и мировой культуры XX века, но и формирует современное художественное мышление и литературное сознание

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях соискателя:

1 Миф в структуре романа В. Набокова «Ада, или Радости страсти» // Вестник ДВОРАН - Владивосток, 2005 -№ 4 (издание, рекомендованное ВАК).

2 Философско-эстетическая система Владимира Набокова и ее художественная реализация Период американской эмиграции Монография - Хабаровск Изд-во Хабар гос пед ун-та, 2004 -230 с

3 Творчество Владимира Набокова периода американской эмиграции в оценке критики и современного литературоведения Учебное пособие. - Хабаровск Изд-во Хабар, гос. пед ун-та, 2004 104 с

4 Американские рассказы Владимира Набокова Учебное пособие - Хабаровск Изд-во Хабар гос пед ун-та, 2004 - 86 с (в соавторстве с Романовым Р Р )

5 К вопросу о структуре романа В Набокова «Подлинная жизнь Себастьяна Найта» //Актуальные проблемы социогуманитарного знания. Сборник научных трудов кафедры философии МПГУ Выпуск XII. - M Прометей, 2002 -С 182 -191

6 Прием двойного кодирования в романе В Набокова «Подлинная жизнь Себастьяна Найта» //Актуальные проблемы социогуманитарного знания Сборник научных трудов кафедры философии МПГУ Выпуск XV. - M Прометей, 2002 -С 180-188.

7 Художественное воплощение философского видения мира В Набокова в романе «Прозрачные вещи» //Проблемы поэтики русской литературы Межвузовский сборник научных трудов - M МАКС Пресс, 2003. - С 121 - 130.

8 Образ автора в книге Владимира Набокова «Евгений Онегин» Александра Пушкина» И Вопросы филологических наук - M. Спутник +, 2004 - № 4. - С.8 - 12.

9 Постигая Пруста к вопросу о генезисе эстетических взглядов Набокова //Вопросы гуманитарных наук -М. Спутник+,2004. -№5(14).-С 146-149.

10. Концепция элитарного и массового сознания в романе В Набокова «Bend Sinister» //Изучение творческой индивидуальности писателя в системе филологического образования наука - вуз - школа профильные классы Материалы

XI Всероссийской научно-практической конференции Екатеринбург, 24 - 25 марта 2005 г /Ред H Л Лейдерман - Екатеринбург Урал гос пед ун-т, 2005 -С. 91 -97.

11. «Подлинная жизнь Себастьяна Найта» В Набокова как роман о творчестве //Философские аспекты культуры Материалы межвузовской научно-практической конференции Секция «Русская литература» - Комсомольск-на-Амуре' Изд-во Коме. н/А. гос пед ин-та, 1998. - С 117- 126.

12 Сюжетно-композиционная структура новеллы В Набокова «Картофельный эльф» // Теория и практика литературоведческого анализа Учебное пособие в 2 частях Часть 1. - Комсомольск-на-Амуре Изд-во Коме н/А гос пед ун-та, 2001. -С.70 - 80.

13 Владимир Набоков Материалы к теме «Русское Зарубежье» //Материалы к устному экзамену по литературе для поступающих в КГПУ. - Выпуск 3. -Комсомольск-на-Амуре'Изд-во Коме н/А гос пед ун-та, 2002. -С 46 - 56.

14 Субъектная организация текста в рассказе В Набокова «Помощник режиссера» //Проблемы славянской культуры и цивилизации. Материалы IV международной научно-методической конференции - Уссурийск' Изд-во Уссур гос пед ин-та, 2002. -С 163-166.

15 Мотивы и символы в романе В Набокова «Пнин» // Памяти ВИДаля' Материалы международной научной конференции - Хабаровск Изд-во Хабар гос пед ун-та,2002. -С 107- 116.

16 Образ времени в рассказах В Набокова «Time and Ebb» и «Sings and Symbols» //Литература и философия постижение человека Материалы международной научной конференции Секция «Культурологическая интерпретация художественного текста» ~ Комсомольск-на-Амуре- Изд-во Коме н/А гос пед унта, 2003. -С82 - 90.

17 Набоков и Бергсон к вопросу об эстетической философии писателя //Литература и философия- постижение человека Материалы международной научной конференции Секция «Культурологические и философские аспекты изучения гуманитарных наук» - Комсомольск-на-Амуре. Изд-во Коме. н/А гос пед ун-та,2003.-С 84-92.

18. Сюжет и композиция рассказов В Набокова «Как-то раз в Алеппо» и «Забытый поэт» //Проблемы славянской культуры и цивилизации Материалы V международной научно-методической конференции - Уссурийск' Изд-во Уссур гос пед ин-та, 2003. - С 145 - 150.

19. Особенности поэтики рассказа В Набокова «Сестры Вейн» // Гуманитарные исследования. Альманах Выпуск VI. - Уссурийск' Изд-во Уссур гос пед. ин-та, 2003.-С. 334-339.

20. Время - Память - Сознание в автобиографических книгах В Набокова //Дальний Восток наука, образование, XXI век Материалы международной научной конференции Комсомольск-на-Амуре, 16-18 апреля 2003 г. В 2 т - Комсомольск-на-Амуре: Изд-во Коме. н/А. гос пед. ун-та, 2003. - Т. 2. - С.468 - 486.

21. Концепция личности и субъектная организация текста в американских романах Набокова //Дальний Восток' наука, образование, XXI век Материалы международной научной конференции. Комсомольск-на-Амуре, июнь 2004 г. В 3 т -Комсомольск-на-Амуре Изд-во Коме н/А гос пед ун-та, 2004. - Т 1 - С 449 - 459.

22 Автоцитирование как способ организации текста романа В Набокова «Смотри на арлекинов1» //Русистика и литературоведение в контексте межкультурной коммуникации Сборник научных статей по материалам международной научной конференции «Лингвистика и межкультурная коммуникация история, современность, перспективы» - Хабаровск' Изд-во Хабар гос пед ун-та, 2004 - С. 51 - 56

23 Концепт «время» в романе Владимира Набокова «Прозрачные вещи» //Русистика и литературоведение в контексте межкультурной коммуникации Сборник научных статей по материалам международной научной конференции «Лингвистика и межкультурная коммуникация история, современность, перспективы» - Хабаровск' Изд-во Хабар гос пед ун-та, 2004. -С 119-127

24 Литературоведческие аспекты лекций В Набокова по зарубежной литератур« // 85 лет высшему историческому и филологическому образованию на Дальнем Востоке России - Книга вторая - Литература, язык, культура Материалы научной конференции - Владивосток'Изд-во Дальневост ун-та, 2004 -С 107-117.

25 Заметки о жанре книги В Набокова «Евгений Онегин» Александра Пушкина» //Всеволод Никанорович Иванов и культура России' Межвузовский сборник научных трудов по материалам региональной научно-теоретической конференции - Хабаровск- Изд-во Хабар гос пед ун-та, 2004. - С 52 - 56.

26 Литературоведческие концепции В Набокова в лекциях по зарубежной литературе //Социальные и гуманитарные науки на Дальнем Востоке Издание Совета ректоров Дальнего Востока - Хабаровск' Изд-во Дальневост гос ун-та путей сообщ, 2004. №3 -С 130-134.

27 Взаимодействие композиции и субъектной организации текста в романе В Набокова «Прозрачные вещи» //Социальные и гуманитарные науки на Дальнем Востоке Издание Совета ректоров Дальнего Востока - Хабаровск' Изд-во Дальневост гос ун-та путей сообщ, 2004. - № 4 - С 130 - 134.

28 Концепция бытия, сознания, творчества в автобиографических книгах В Набокова //Социальные и гуманитарные науки на Дальнем Востоке Издание Совета ректоров Дальнего Востока - Хабаровск' Изд-во Дальневост гос ун-та путей сообщ , 2005. -№6

29 Мотив невидимости в романе В Набокова «Подлинная жизнь Себастьяна Найта» //Гуманитарные науки' научно-теоретические и логико-методологические аспекты Материалы региональной научно-теоретической конференции 26 - 27 апреля 2002 г - Комсомольск-на-Амуре Изд-во Коме н/А гос технич ун-та, 2002 -С 119-121.

30 Мотив сна и его функция в романе В Набокова «Прозрачные вещи» //Гуманитарные науки и современность. Материалы региональной научно-теоретической конференции 15-16 марта 2003 г. - Комсомольск-на-Амуре' Изд-во Коме н/А гос технич ун-та, 2003. - С 44 - 48.

Научное издание Романова Галина Романовна

Философско-эстетнческая система Владимира Набокова и ее художественная реализация: период американской эмиграции

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Утверждено диссертационным советом ДМ 212 056 04

ЛР 040304 от 17 04 97

Подписано в печать £ ^Формат 60x84/16 Бум тип Печать офсетная Ус/1 пл 2,2 Уч-нзд лМТираж 100 Заказ №

Издательство ГОУ ВПО «Комсомол ьский-на-Амуре государственный педагогический университет» 681000, Комсомольск-на-Амуре, ул Кирова, 17/2

Отпечатано в типографии издательско-полиграфического комплекса КнАГТТУ 681000, Комсомольск-на Амуре, ул Кирова, 17/2

?

f.

№16561

РНБ Русский фонд

2006-4 12873

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Романова, Галина Романовна

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА I. ФИЛОСОФСКО - МИРОВОЗЗРЕНЧЕСКИЕ ОСНОВЫ

ТВОРЧЕСТВА НАБОКОВА.

1.1. Теоретические источники формирования художественно-эстетической системы писателя.

1.2. Концепция бытия - сознания - творческой памяти в автобиографических книгах.

1.3. Философский дискурс романов «Bend Sinister» и

Прозрачные вещи»: концепты «сон» и «время сознания»

ГЛАВА II. ОПЫТ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ПОСТИЖЕНИЯ

ЛИЧНОСТИ В АМЕРИКАНСКОМ ТВОРЧЕСТВЕ

НАБОКОВА.

2.1. Человек: доминанты осмысления и понимания.

2.2. Концепция массового и элитарного сознания в романах «Bend Sinister» и «Пнин».

2.3. Особенности субъектной организации текста в американских романах Набокова.

ГЛАВА III. ПРЕЛОМЛЕНИЕ ФИЛОСОФСКО - ЭСТЕТИЧЕСКИХ ВЗГЛЯДОВ НАБОКОВА В ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ПРАКТИКЕ 1940- 1950-х гг. 3.1. Литературоведческие опыты писателя: лекции по зарубежной литературе.

3.2. Американские рассказы Набокова: выбор художественных ориентиров.

3.3. Особенности художественной структуры «Подлинной жизни Себастьяна Найта» - первого англоязычного романа Набокова.

ГЛАВА IV. СВОЕОБРАЗИЕ ТВОРЧЕСКОГО МЕТОДА НАБОКОВА 1960- 1970-х гг.: ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ СИНТЕЗ И

УНИВЕРСАЛИЗМ.

4.1. К вопросу о творческом методе писателя в современном набоковедении.

4.2. Миф в художественной структуре романа

Ада, или Радости страсти».

4.3. Игровое начало в позднем творчестве

Набокова.

4.4. Иронический модус повествования: роман «Смотри на арлекинов!».

Введение диссертации2005 год, автореферат по филологии, Романова, Галина Романовна

Возвращение духовного наследия русской эмиграции в социокультурное пространство России поставило перед отечественной гуманитарной наукой задачу фундаментального исследования этого значительного явления. Феномен Русского Зарубежья изучался в разных контекстах: идеологическом, философском, культурологическом, литературоведческом.

Осмысление произведений русских писателей-эмигрантов и эмигрантской критики вносит корректировку в традиционные, уже утвердившиеся представления об отечественном литературном процессе в XX веке, изменяет «силовые линии» в истории русской литературы. В этой связи изучение становления и развития литературы Русского Зарубежья, осмысление ее специфики, художественной природы и места в истории отечественной словесности становится актуальной проблемой, выдвинутой в «поисковый пояс» филологической науки.

Первоначальный процесс изучения общих проблем русской эмиграции можно считать в настоящее время завершенным. Опубликованы первые обобщающие труды1, намечены многоаспектные перспективы дальнейшего исследования проблем русской эмиграции. В начале нового века по-прежнему

1 «Русское литературное зарубежье: Сборник обзоров и материалов» /ИНИОН (1991 - 1993), двухтомник «Культурное наследие российской эмиграции. 1917-1940» (1994), основу которого составили материалы первой Международной научной конференции по . проблемам культурного наследия Русского Зарубежья. Разработка научной концепции «Русская литература в эмиграции» была представлена Н.А. Богомоловым, О.Н. Михайловым, А.С. Мулярчиком, А.Н. Николюкиным. Созданы книги, дающие обзор литературы Русского Зарубежья: «Не будем проклинать изгнанье: Пути и судьбы русской эмиграции» В. Костикова (1990), «Судьбы русской литературной эмиграции» А.Г. Соколова (1991), «Воскреснуть. Вернуться в Россию» Н.И. Великой (1996), «Литература Russkogo Зарубежья» В.В. Агеносова (1998), «Литература Русского Зарубежья. От Мережковского до Бродского» О.Н. Михайлова (2001), «Литература Русского Зарубежья. Курс лекций» Т.П. Буслаковой (2003),. Вышли в свет итоговые для конца столетия труды: «Русское Зарубежье. Золотая книга эмиграции. Первая треть XX века. Энциклопедический биографический словарь» (1997), трехтомная «Литературная энциклопедия Русского Зарубежья. 1919-1940 /ИНИОН РАН (1999), «Словарь поэтов Русского Зарубежья» (1999). Составлены библиографические своды по изучению литературы русской эмиграции (1995, 2001, 2002). Открылась библиотека-фонд «Русское Зарубежье». актуальной можно считать проблему единства и целостности двух литератур - русской отечественной и русской зарубежной, метрополии и диаспоры. Русское Зарубежье - тот пласт, который в исследовательском сознании до сих пор существует отдельно, хотя вопрос о том, «одна или две русские литературы» бытовали в XX веке, был поставлен на Международном симпозиуме еще в 1978 году, а с конца 1980-х годов активно обсуждался на страницах центральных научных изданий2.

Отсюда вытекает целевая задача литературоведения начала XXI века - в обновленную концепцию единой истории русской литературы XX столетия вписать феномен Русского Зарубежья.

Дня решения этой задачи филологи рубежа столетий вновь настойчиво обращаются к вопросу об отношении литературы эмиграции к русскому классическому наследию. Рецепция Золотого и Серебряного века - это один из аспектов более широкого и самого актуального для русских литераторов-эмигрантов вопроса о художественной традиции. В современной науке о литературе обсуждение эстетической родословной писателей Русского Зарубежья восходит к тем оценкам, которые были высказаны в свое время эмигрантской критикой. Отношение к традиции во многом определяло статус русских писателей в изгнании, конкретизировало их литературную, эстетическую, нравственную и идеологическую позицию.

Внимание современных ученых сконцентрировано на проблеме взаимосвязи литературы Русского Зарубежья с культурой стран Запада. В последние годы целенаправленно исследуется малоизученный вопрос о русской эмиграции на Востоке. Поэтому обновленная концепция литературы XX века также призвана рассматривать художественные произведения русской литературной эмиграции в контексте мировой культуры.

По вопросу см.: Одна или две русских литературы / Отв. ред. Жорою Нива.-Лозанна, 1981; Эткинд, Е.Г. Русская проза XX века как единый процесс //Вопросы литературы. - 1988. - № 10; Фрадкина, С. Русская литература XX века как единая эстетическая система // Вопросы литературы. - 1993. - Вып. 2. - С. 86 - 91.

В последние годы появились новые работы, в центре внимания которых находятся проблемы творческой индивидуальности писателей Русского Зарубежья - М. Алданова, И. Бунина, Н. Берберовой, Б. Зайцева, Г. Газданова, 3. Гиппиус, Д. Мережковского, М. Осоргина, Б. Поплавского, А. Ремизова, Ю. Фельзена, И. Шмелева. Для того., чтобы обновленная концепция литературного *> процесса XX века смогла учесть все многоголосие творческих индивидуальностей, исследуются не только художественные произведения этого периода, но и эссеистика, дневники, переписка, мемуары, интервью, автокомментарии, так как в них отчетливо высвечивается индивидуальное сознание, активно обозначается «я» личности.

В контексте развернувшихся исследований литературы русской эмиграции творчество Владимира Владимировича Набокова (1899 -1977) обрело особую значимость. Во-первых, изучение творчества писателя как составной части литературного наследия Русского Зарубежья входит в целевую задачу формирования обновленной концепции литературного процесса XX века, так как с 1990-х годов русская литература XX века, как и вся национальная культура, начала изменять собственную внутреннюю структуру, функциональную иерархию 3. Во-вторых, творчество Набокова, будучи относительно новым объектом исследования в отечественной филологии (российскому набоковедению не более двух десятков лет в отличие от полувекового зарубежного4), пока не получило завершенной системной интерпретации.

Согласно библиографическим источникам, только за последнее десятилетие в России было написано более пятисот работ, посвященных творчеству В.В.

По вопросу см.: Теоретико-литературные итоги XX века. - М., 2003.

4 Общее представление о В.Набокове дают библиографии зарубежных литературоведческих и литературно-критических работ о писателе: Schuman Samuel. Vladimir Nabokov: A Reference Guide. Boston: G.K. Hall, 1979; Juliar M. Vladimir Nabokov: A Descriptive Bibliography. N.Y.: Garland, 1986; The Garland Companion to V.Nabokov / Ed. By Vladimir E.Alexandrov. New York; London, 1995.

Творчество Набокова регулярно получает оценку на страницах американских специализированных современных изданий «The Nabokovian» (ред. С.Паркер), «Nabokov Studies» (ред. Д. Бартон Джонсон) и на международных сайтах Набокова «Zembla» и «NABOKV-L» в Интернете.

Набокова. Но при всем объеме набоковедческой литературы писатель во многом остается «тайной», «загадкой», поэтому до сих пор не утратила своего значения справедливая оценка одного из самых тонких критиков европейской эмиграции: «.в размышлениях о Набокове без тысячи вопросительных знаков не обойтись никак» [Адамович 1996: 79]. Действительно, Набоков не столько дает ответы, сколько ставит вопросы, которые намечают векторы в дальнейшем изучении наследия писателя.

В современном литературоведении актуализируется то положение, что Владимир Набоков - одна из ключевых фигур русской литературной эмиграции. Его писательская биография проходит через три «волны» Русского Зарубежья, охватывая почти все хронологические этапы вплоть до 1970-х годов. В набоковедении уже стало общим местом сравнение писателем своей жизни с цветной спиралью в стеклянном шарике, но обойтись без этих авторских слов подчас сложно. Каждый «виток спирали» составляет этап жизни, причем взаимоотношения между ними определяются принципом гегелевской триады: «тезис - антитезис - синтез». Первый виток (тезис) - это двадцать лет, проведенных в родной России (1899 - 1919), второй (антитезис) - двадцать один год добровольного изгнанничества в Англии, Германии и Франции (1919 - 1940). Третий виток спирали (синтез) - время, проведенное на «новой родине», в США (1940 - 1960). В последнем англоязычном варианте автобиографии - «Память, говори» (1966) - появляется упоминание автора о зарождении нового «тезиса». Авторское замечание «и т. д.» позволяет исследователям творчества Набокова развить данный принцип, выделяя в качестве четвертого витка спирали (новый антитезис) последний период жизни и творчества писателя в Швейцарии (1961 -1977). Пятый виток спирали представляет этап финального синтеза, посмертного существования художественного мира писателя, ставшего частью литературной истории [Rivers 1989].

Переезд Набокова за океан позволяет выделить период американской эмиграции в его творчестве. Переход русского писателя на английский язык и создание Набоковым на этом языке значительных художественных произведений дает возможность увидеть, что творчество Набокова причастно истории сразу двух национальных литератур - не только русской, но и американской. Период американской эмиграции в жизни и творчестве Набокова соединяет русскую и зарубежную литературы XX века, помогает высветить актуальную для всей эпохи проблему «Писатель в изгнании как феномен литературной жизни XX века».

В литературное наследие Набокова входят русскоязычные произведения, написанные в Европе до второй мировой войны под псевдонимом Владимир Сирин; франкоязычные произведения периода европейской эмиграции; перевод на русский язык романа Р. Роллана «Кола Брюньон» и сказочной повести J1. Кэрролла «Алиса в стране чудес»; авторские англоязычные версии собственных русскоязычных произведений: «Смех в темноте» (вариант романа «Камера обскура»), «Отчаяние»; авторские переводы на английский язык русской классики (Пушкин, Лермонтов, Тютчев, Гоголь); оригинальные художественные произведения, созданные на английском языке в США и Швейцарии; авторские русскоязычные версии собственных англоязычных произведений: «Другие берега» (вариант «Убедительного доказательства»), «Лолита»; дискурсивные сочинения 5 писателя; переводы на английский язык ранних русскоязычных романов и рассказов Набокова, выполненные либо сыном писателя Дмитрием, либо профессиональным переводчиком, но под контролем Набокова или его жены Веры Евсеевны6.

Мы используем термин «дискурсивные сочинения» вслед за В.Е. Александровым (дискурсивные писания) и М.Э. Маликовой (дискурсивные утверждения) и включаем в это понятие лекции, предисловия, интервью, статьи, письма, дневники писателя, часто выполняющие функцию автокомментария к художественному произведению.

6 Все более поздние тексты редактировались Набоковым, что затрудняет определение творческой эволюции писателя. Как полагает A.M. Люксембург, английские версии русскоязычных книг Набокова - «это версии авторизованные, и писатель несет полную ответственность за каждое употребленное в них слово» [Люксембург 1999: 13]. Зарубежный исследователь Э. Найман также считает, что Набокова невозможно отъединить ни от одного слова в любом из его русских или английских текстов: если только переводы авторизованы, то они - текст Набокова [Найман 2002: 192].

Объектом нашего исследования стали художественные и дискурсивные сочинения Владимира Набокова, созданные в период американской эмиграции (1940 - 1977). Диапазон исследования задан хронологическими рамками жизни и творчества Набокова третьего (США) и четвертого (Швейцария) «витка спирали». В поле научного интереса вошли англоязычные рассказы 1940 - начала 1950-х годов, романы «Подлинная жизнь Себастьяна Найта» (1941), «Bend Sinister» (1947), «Лолита» (1955, русскоязычный вариант 1967), «Пнин» (1957), «Бледный огонь» (1962), «Ада» (1969), «Прозрачные вещи» (1972), «Смотри на арлекинов!» (1974); автобиографическая проза (1951 -«Убедительное доказательство», 1954 - «Другие берега», 1966 - «Память, говори»); эссе «Николай Гоголь» (1944); «Лекции по литературе», написанные Набоковым в 1940 - 1950 годы, но опубликованные на языке оригинала только в 1980 - 1983; книга В. Набокова «Евгений Онегин» Александра Пушкина» (1964). По мере необходимости, при решении компаративистских или типологических задач, привлекаются к анализу произведения писателя периода европейской эмиграции. Хронология выверена по биографической дилогии Брайана Бойда, п которому принадлежит приоритет точной датировки сочинений Набокова .

Вопрос о степени изученности творчества Набокова периода американской эмиграции осложняется, как нам думается, сопутствующими проблемами набоковедения - биографического и историко-теоретического характера.

Одна из зон особого напряжения, традиционно притягивающая внимание исследователей, - вопрос о национально-эстетической принадлежности писателя Владимира Набокова, проживавшего в США [Пуля 1996]. В решении этой проблемы мы разделяем точку зрения отечественных ученых, справедливо полагающих, что Владимир Набоков принадлежит к той немногочисленной

В спорных случаях определения принадлежности произведения европейской или американской эмиграции за основу берется дата публикации, а не создания произведения. Так, например, первый оригинальный (не перевод!) англоязычный роман Набокова «Подлинная жизнь Себастьяна Найта», созданный в Европе зимой 1938 / 1939 гг., но опубликованный только в США в 1941 г., мы относим к американскому периоду, содержащему, в основном, англоязычные произведения. категории писателей, для кого национальная эстетическая принадлежность -дело сугубо второстепенное [Андреев 2001: 30; Анастасьев 2003: 357]. В интервью Альфреду Аппелю (1966) сам Набоков сформулировал свою позицию однозначно: «Настоящий паспорт писателя - это его искусство <.> Я считаю себя - сейчас - американским писателем, который некогда был писателем русским» [Набоков 1999 III: 589] 8. Но в отечественном набоковедении (Н.Анастасьев, А.Зверев) утверждается иное положение, согласно которому Набоков как художник не вписывается в национальную традицию американской литературы.

Более сложная проблема - о единстве творческой природы художника. На сегодняшний день в набоковедении нет однозначного решения вопроса, насколько естественным и органичным был набоковский билингвизм, можно ли говорить о цельности двуязычного эстетического феномена писателя или же существует граница между «Набоковым - русским» и «Набоковым -американским».

В настоящее время актуализируется точка зрения, согласно которой Сирин и Набоков - два совершенно непохожих друг на друга писателя. Еще в конце 1980-х, предваряя первую крупную публикацию Набокова на родине, О.Н. Михайлов твердо заявил, что, отказавшись от русского языка, художник совершил самоубийство. В начале нового века критик, в сущности, повторил ту же мысль о разрушении дара в англоязычных произведениях писателя [Михайлов 1986; он же, 2001: 263]. Сходные соображения высказывал и первый биограф Набокова Эндрю Филд: «Следует начинать с России (и ею же заканчивать). Именно русская культура была для него путеводной звездой. Он жил покойной жизнью в беспокойные времена и всегда оставался неистово русским человеком и писателем» [Field 1987:1]. А.А. Долинин, очень тонкий историк литературы, полагает, что «англоязычный и русскоязычный Набоков

8 В дальнейшем ссылки на произведения В. Набокова будут даваться в тексте работы сокращенно, литерой Н., с указанием года издания, тома (римскими цифрами) в собраниях сочинений и страницы. Все выделения курсивом, кроме особо оговоренных, наши. имеют совсем разные лица» [интервью 1997 г.]. Этой же версии придерживался A.M. Зверев, считавший книги Набокова американского периода «изменой природе собственного дарования» и «литературой для доцентов» [интервью 2001 г.]. В биографическом исследовании жизни и творчества Набокова ученый прямо утверждал, что писатель «оставался достойным своего таланта только до тех пор, пока сохранялась его причастность русской художественной традиции <. .> со сменой имени на обложке иным стало и художественное качество прозы» [Зверев 2001:292,318].

Согласно другому видению, творчество Набокова нужно анализировать как единую, целостную художественную систему, независимо от «сиринского» (европейского) или «набоковского» (американского) периода жизни писателя-эмигранта. Такая точка зрения ясно просматривалась еще у З.А. Шаховской, которая находила американские параллели русским произведениям писателя: «Они близнецы. Это двуглавая птица, в разных криках выражающая одно и то же. И фон и форма подобны, и в «Подлинной жизни Себастьяна Найта» мы найдем мотивы «Отчаяния» [Шаховская 1991:106]. Подобная позиция отчетливо выражается А.Г. Битовым: он образно представляет неразрывность русского и американского творчества Набокова как два симметричных крыла бабочки -симметричных, но не похожих, «как принципиально отличие левого от правого или объекта и отражения» [Битов 1990: 230 - 242]. Эту же точку зрения мы находим у современного критика, освещающего проблему рецепции Сирина и Набокова: «нет никаких сомнений относительно целостности двуязычного набоковского феномена» [Мельников 2000: 8-10].

Третья точка зрения признает целостность художественной системы Набокова, но понимает ее как единство противоположностей: в душе писателя далеко не мирно сосуществуют разнонаправленные культурно-психологические комплексы -русский и американский. А.С. Мулярчик полагает, что американские годы предельно четко обнажили суть парадокса Набокова, корни «антеевского комплекса» которого глубоко уходят в его русскоязычное творчество. В Америке, по мнению ученого, изменяется структура личности художника: «В каком-то смысле Набоков стал подобен герою своей новеллы «Сцены из жизни сиамских близнецов»., обреченному на нелегкий симбиоз двух вовсе не тождественных в психическом отношении натур» [Мулярчик 1997:4-5; 25].

Есть и еще один современный, хотя тоже не бесспорный взгляд на данную проблему, согласно которому переход Набокова на английский язык является не чем иным, как инобытием 9 русской речи. Свою эмигрантскую судьбу, а также судьбу России и русских по обе стороны железного занавеса Набоков объявил формой инобытия. Объявил, разумеется, не в виде идеологических высказываний, ему органически чуждых, а через поэтику своих произведений. И, главное, - через язык. Поэтому и англоязычие Набокова должно быть понято как факт истории русской словесности [Виролайнен 2001:261- 268].

Другая проблема, которая тоже должна быть поставлена, - учитывать ли исследователям американского творчества Набокова литературоведческие труды, рассматривающие произведения русского цикла, написанные в европейской эмиграции. Решение этого вопроса зависит от решения предыдущего.

Сформулируем свой взгляд на проблему. Думается, несмотря на то, что писатель подписывал свои произведения по-разному в европейской и американской эмиграции (Сирин и Набоков), перед нами единая творческая индивидуальность на разных этапах своего жизненного и творческого пути. Как бы ни утверждали некоторые весьма авторитетные набоковеды, что Сирина не стало в 1940 году 10, согласиться с ними сложно: Набоков-художник не мог начинаться с нуля. Это обстоятельство тонко подметила набоковский рецензент в США Мария Толстая, внучка Л.Н.Толстого, писавшая в своем отклике на

9 Сам термин «инобытие» (нем. Anderssein) восходит к Гегелю и связан в рамках его построений с моментом перехода от одного качества к «своему другому». Таким образом, выстраивается цепочка из трех звеньев: исходное наличное бытие - его инобытие - новое качество. В таком контексте английский язык Набокова - это «свое другое», превращенная форма исходного качества [Виролайнен 2001: 265].

10 В диссертации не рассматриваются материалы биографического характера. По вопросу см: Романова, Г. Р. Творчество Владимира Набокова периода американской эмиграции в оценке критики и современного литературоведения: Учебное пособие. -Хабаровск: Изд-во Хабар, гос. пед. ун-та, 2004. - С.7 - 19.

12 первую американскую публикацию писателя, что англоязычный роман Набокова «Подлинная жизнь Себастьяна Найта» (1941) по конфликту соотносится с русскоязычными сочинениями Сирина [Толстая 2000:234 - 236]. Думается, было бы неверным, обращаясь к созданным в американской эмиграции произведениям писателя, не учитывать сложившиеся в Европе особенности набоковской проблематики и поэтики. Конечно, изменился язык, но остались узнаваемыми темы, тип главного героя - творческой личности, основные мотивы, композиционные приемы, выработанные нарративные и коммуникативные стратегии; остались художественные доминанты сиринского индивидуального творческого метода - внимание к вопросам философии и эстетики, что весьма характерно для творчества Набокова 1940 - 1970-х годов. Таким образом, важная литературоведческая проблема традиции может исследоваться не только в рамках русскоязычного творчества Набокова (отношение к русской классике Золотого и Серебряного века), но и при соотнесении разных периодов творчества одного и того же писателя.

В современном литературоведении разработанность общих проблем творчества Набокова достаточно высокая. Анализ ряда ключевых работ зарубежного набоковедения представлен в отдельных главах монографий «Феномен Набокова» (1992) и «Одинокий король» (2002) Н.А. Анастасьева, «Русская проза Владимира Набокова» А.С. Мулярчика (1997), «Русский постмодернизм: Очерки исторической поэтики» М.Н. Липовецкого (1997), «Авто - био - графия» М.Э. Маликовой (2002), в статье Г.А. Левинтона «The Importance of Being Russian или Les allusions perdues» (1973; 1997), где дан широкий контекст соотношения методологии и интерпретации набоковских текстов. В кандидатской диссертации Т. Кучиной «Творчество В. Набокова в зарубежном литературоведении» (1996) определены ведущие подходы к изучению творчества писателя: принцип «пристального чтения» - школа «close reading», нарратологический анализ прозы, структуралистский подход к набоковскому метатексту. Проведенный нами анализ исследовательской литературы, в том числе опубликованной на набоковском сайте в Интернете, в двухтомной антологии «В.В. Набоков: pro et contra» (1997, 2001), в юбилейном томе «Набоков и его художественное творчество. К столетию Набокова» [Connolly 2001], позволяет составить представление о набоковедении на рубеже столетий и выделить его доминирующие тенденции.

Становление набоковедения приходится на 1960-е годы, когда к писателю после публикации «Лолиты» приходит мировая слава, а в литературоведении рождается насущная потребность изучить с позиций современной филологии творчество русского эмигранта, получившего американское гражданство. Выделенные русской эмигрантской критикой организующие начала набоковского творчества - проблемно-содержательное и формально-эстетическое' 1 - заложили фундамент современной интерпретации произведений писателя, его философско-эстетической позиции. Необходимым звеном, соединившим литературоведение Запада с критикой Русского Зарубежья, стала эстетическая концепция В.Ф.Ходасевича. Его анализ технического мастерства писателя в статье «О Сирине» (1937) положил начало традиции имманентного анализа набоковских произведений.

В 1960 - 1970-е годы созданы существенные для понимания стиля Набокова монографии таких исследователей, как Пейдж Стегнер [Stegner 1966], Карл Проффер [Proffer 1968,1974], Альфред Аппель [Appel 1970], Джулиан Мойнаган [Moynahan 1971], Джулия Бадер [Bader 1972], Джесси Локрантц [Lokrantz 1973], Джейн Грейсон [Grayson 1977]. Эти авторы обращают внимание на формальную сторону набоковского письма, акцентируя стремление писателя к совершенству формы. С помощью скрупулезного анализа ученые выявляют разные слои повествования и внутренние переклички ключевых понятий, предметом преимущественного внимания становится словесная игра, в которую автор

Исследователи отмечают, что в литературной критике Русского Зарубежья было выработано несколько основных позиций в оценке набоковского творчества: социологическая (B.C. Варшавский), онтологическая или экзистенциальная (П.М. Бицилли; к ней тяготели, при всех своих противоречиях, также Г.П. Струве и Г.В. Адамович), эстетическая (В.Ф. Ходасевич, В.В. Вейдле). погружает читателя, учитывая при создании произведения его восприятие и реакцию на текст.

В 1980-е годы исследовательская традиция metcifiction была плодотворно продолжена западноевропейским ученым Пекка Тамми. В своем фундаментальном труде «Проблемы поэтики Набокова» он высказал блестящую идею о том, что набоковский роман выявляет коренные различия между двумя ракурсами зрения - ракурсом персонажа и ракурсом автора; повествует о противоборстве между «попыткой героя распорядиться ходом своей жизни» и «высшим порядком, который навязан <автором>» [Tammi 1985: 136]. В 1990-е годы французский исследователь Морис Кутюрье разовьет эту идею и назовет ее «тиранией автора» [Couturier 1992, 1995, 2001]. К этим теориям восходит, по сути, интерпретация Эрика Наймана (2000), рассматривающего герменевтические установки набоковского текста.

В отличие от рубежа 1960 - 1970-х, отмеченных в набоковиане расшифровкой вербальных загадок и аллюзий, последнее десятилетие <1980-е> сделало подчеркнутый акцент на этических компонентах набоковского творчества» [Connolly 1992: 1-5]. Действительно, с начала 1980-х в набоковедении появляется новое направление, которое пытается преодолеть металитературный подход к произведениям Набокова. Так, в книге Эллен Пайфер «Набоков и роман» [Pifer 1980] выражено представление о Набокове как об этически ориентированном гуманисте. Исследовательница убеждена, что искусство Набокова обращено к человеку и авторское отношение к героям не подразумевает пренебрежения к ним.

Преимущественное внимание литературоведов направлено на изучение метафизического и философского содержания набоковских текстов, с которым соотносится игровой характер набоковского письма, более не рассматриваемый как самодостаточная реальность. Труды Александра Пятигорского, Эллен Пайфер, Сергея Давыдова, Брайана Бойда, Дональда Бартона Джонсона значительно расширили горизонты набоковедения, задав тон так называемой «глобальной интерпретации». Такой подход позволил Магдалене Медарич в статье «Владимир Набоков и роман XX столетия» (1990) констатировать: все возможные стилистические приемы, используемые в конкретном тексте, суть не что иное, как проявление одного общего организационного принципа онтологического характера [Медарич 1997:473].

В 1990-е годы на первый план выдвигается идея «потусторонности», наиболее полно обоснованная в монографии американского ученого Владимира Е. Александрова «Другие миры» [Alexandrov 1991; в переводе на русский язык

Набоков и потусторонность», 1999]. Подчеркивая, вслед за Верой Набоковой,

12 центральное место в творчестве писателя темы «потусторонности» , исследователь говорит о необходимости учитывать ее, чтобы «радикально переосмыслить набоковское наследие». Дуалистической концепции мира, несомненному существованию какой-то потусторонней реальности, противостоящей этому миру и вместе с тем с ним связанной, подчинены, по мнению набоковеда, три главных и зависящих друг от друга аспекта набоковского творчества: его метафизика, этика и эстетика. Они могут быть наилучшим образом поняты как цепочка наименований для единой системы убеждений, но не отдельных сторон творческой личности Набокова.

Близка В. Александрову по методологии монография Дж. Коннолли «Ранняя проза Набокова: оппозиция «я» - «не я» [Connolly 1993], хотя можно согласиться с замечанием отечественного литературоведа, полагающего, что вынесенная в заглавие работы парадигма не имеет четких границ, включая как

12

Как о центральной набоковской теме, о ней впервые заговорила Вера Набокова, заимствуя из последнего русского стихотворения писателя слово «потусторонность». Именно В.Набокова первой отметила, что в основе жизни и творчества Владимира Набокова лежит интуитивное прозрение трансцендентального бытия. При этом она не расшифровывает понятия «потусторонность»: это «тайна, которую <он> носит в душе и выдать которую не должен и не может»; это то, что «давало ему невозмутимую жизнерадостность и ясность даже при самых тяжких переживаниях» [Набокова 1997: 348 - 349]. П. Тамми обнаружил, что Набоков впервые заговорил о связи поэзии с потусторонностью еще в 1922 году; ученый процитировал отрывок из статьи Набокова о Руперте Бруке: «Ни один поэт так часто, с такой мучительной болью и творческой зоркостью не вглядывался в сумрак потусторонности» [Tammi 1986:25]. Подробно идеи потусторонности в эссе Набокова о Руперте Бруке анализирует Д. Бартон Джонсон [Джонсон 2001:446-470]. внешние», так и «внутренние» коллизии, и метод их отбора для анализа может быть вполне произвольным [Мулярчик 1997:15].

Со второй половины 1980-х годов рамки научно-библиографического корпуса набоковианы расширяются - в связи с тем, что активно складывается российское набоковедение и публикуются работы русских исследователей, по глубине трактовок творчества писателя внесших значительный вклад в мировое набоковедение. Продолжая концептуальные построения критики Русского Зарубежья, отечественные литературоведы Н. Анастасьев, О. Дарк, А. Долинин, В. Ерофеев, Я. Маркович, А. Мулярчик писали о гуманистическом и трагическом содержании набоковской прозы, а их оппоненты О. Михайлов, Д. Урнов, П. Кузнецов, И. Есаулов настаивали на формальном характере произведений Набокова. Столкновение различных точек зрения привело к острой дискуссии о феномене Набокова, в ходе которой возникла необходимость углубленного литературоведческого анализа отдельных произведений и интерпретации всего творчества писателя.

В 1990-е годы была опубликована неоднозначно воспринятая критикой книга воспоминаний 3. Шаховской (1991), появились первые монографии о Набокове Н. Анастасьева (1992) и А. Мулярчика (1997), главы о писателе в книгах М. Востриковой (1994) и М. Липовецкого (1997), вышли аналитические статьи В. Ерофеева и А. Долинина, полемические работы В. Линецкого и В. Топорова. Тогда же состоялись первые организованные в России набоковские международные конференции, активизировалась работа по систематизации библиографических материалов по творчеству Набокова.

В последние годы XX века и в начале нового столетия изучение творчества Набокова в российском литературоведении, набирая мощь, обрело новые акценты. Из работ о писателе ушла тенденциозность, а нередко и одиозность,

13 которая была характерна для эмигрантской критики 1930-х и ряда первых

13 Суть первых дискуссий о писателе обстоятельно рассматривается в статьях

Загадка Сирина. Ранний Набоков в критике «первой волны» русской эмиграции» О.

Дарка (1990), «Плата за проезд. Беглые заметки о генезисе некоторых литературных оценок Набокова» А. Долинина (1998), в предисловии и преамбулах Н. Мельникова в книге

17 отечественных статей конца 1980 - начала 1990-х годов. В работах рубежа веков Набоков рассматривается как писатель номер один русской эмиграции, а с учетом его англоязычных произведений - как классик мировой литературы XX века.

Современное российское набоковедение развивается в одном русле с зарубежным, осваивая новые для себя проблемно-тематические пласты и расширяя диапазон трактовок творчества Набокова.

100-летний юбилей писателя активизировал исследовательский поиск -прежде всего, в аспекте тех целевых задач, которые выдвинуты литературоведением в изучении актуальных проблем Русского Зарубежья в связи с работой по формированию обновленной концепции литературного процесса XX века. Научная мысль последних лет была сосредоточена на русскоязычном цикле произведений Набокова-Сирина периода европейской эмиграции. Всестороннему исследованию подверглась проблема отношения Набокова к русской классической литературе, в ходе глубокого анализа которой скорректирован взгляд на генезис и природу творчества писателя, что позволяет приблизиться к решению вопроса о месте Набокова в истории русской литературы. На рубеже столетий проблема «Набоков и русская литературная традиция» приобрела новый ракурс: отечественные ученые обратились к Золотому веку русской литературы. В этом контексте необходимо выделить концептуальные труды А.А. Долинина: его многочисленные статьи 1988 - 2000

Классик без ретуши. Литературный мир о творчестве Владимира Набокова» (2000), во введении к кандидатской диссертации И. Тарковой (1999), в главе «Взгляд на творчество Набокова эмигрантской критики» докторской диссертации Л. Целковой (2001).

Изучение оценок критики Русского Зарубежья показало, что феномен Набокова вызвал полемику после первых же публикаций прозаических произведений писателя. В эмигрантской критике настойчиво звучал мотив разрыва творчества Набокова с гуманистическими традициями русской классики. Виртуозность Набокова в построении сюжета и композиции также расценивалась как отказ от русских литературных традиций (Г. Иванов, Н. Оцуп, 3. Гиппиус, Г. Адамович). Но вместе с тем эмигрантская критика, отмечая блестящий талант писателя, мастерское владение литературным приемом, защищала индивидуальность творческого «я» Набокова (В. Вейдле, В. Ходасевич, П. Бицилли, Г. Струве). В таком контексте «нерусскость» Сирина была пусть приблизительным и поверхностным, но все-таки первичным объяснением его «странности». годов, тщательные комментарии к произведениям писателя, созданные с подлинно научным блеском; монографию «Истинная жизнь писателя Сирина», разверстанную в качестве предисловий на пять томов русскоязычного собрания сочинений Владимира Набокова издательства «Симпозиум» (1999 - 2000). Весомый вклад в анализ вышеобозначенной проблемы внесли докторские диссертации Б.В. Аверина «Романы В.В. Набокова в контексте русской автобиографической прозы и поэзии» (СПб. гос. ун-т, 1999); В.П. Старка «А.С. Пушкин и творчество В.В. Набокова» (ИРЛИ РАН, 2000); JI.H. Целковой «Традиции русской прозы XIX века в романах В.Набокова 20-30-х гг. и в романе «Лолита» (МПГУ, 2001); А.В. Злочевской «Художественный мир Владимира Набокова и русская литература XIX века: генетические связи, типологические параллели и оппозиции» (МГУ, 2002). В диссертациях систематизированы, обобщены, а часто и впервые выявлены глубинные генетико-типологические связи художественной прозы Набокова с творческими системами русских писателей XIX века - от Пушкина до Чехова. В аналитических исследованиях актуализируется и аргументируется положение, согласно которому творчество Владимира Набокова обеспечивает преемственность современной литературы по отношению к литературе XIX- начала XX века.

Диапазон современных подходов к литературному наследию Набокова демонстрирует многомерное восприятие его творческой системы. Свой вклад в осмысление художественного феномена Набокова внесли докторские и кандидатские диссертации, определившие новые тенденции в набоковедении. Усилился интерес отечественных филологов к теоретическим аспектам литературного наследия писателя. В диссертациях рассматриваются эстетические истоки прозы Набокова [Сконечная 1996], образ автора [Немцов 1999], программный для художественно-эстетической системы Набокова концепт «творчество» [Таркова 1999, Рягузова 2000] и концепция творческой личности [Мещанский 2002]; генезис структуры «текст в тексте» [Трубецкова 1999], особенности комического [Курганова 2001]. На материале творчества писателя рассматриваются жанрово-тематические каноны массовой литературы [Мельников 2002], синэстезия [Забияко 1998], проблемы психологизма [Хонг 2001]. В центре внимания многих ученых - проблемы поэтики в ее разных аспектах: поэтика подтекстов [Шадурский 1999], поэтика цикла [Карпович 2000], поэтика вещи [Полищук 2000], поэтика жанра [Новиков 2004]. Анализируется игровая поэтика в русских романах писателя [Филатов 2000] и языковая игра в прозе Набокова [Рахимкулова 2004].

По сравнению со степенью изученности творчества В.Сирина периода европейской эмиграции, разработанность вопроса о периоде американской эмиграции в творчестве Набокова измеряется рядом разноплановых трудов. К ним, прежде всего, относятся отклики критики на первые публикации англоязычных произведений Набокова, которые дают представление о том, как менялось отношение к автору в американский период. Из русского писателя-эмигранта, мало кому известного в США до публикации «Лолиты», Владимир Набоков становится писателем мирового значения, имя которого англоязычная критика готова вписать в национальный литературный контекст, поставить рядом с крупнейшими мастерами прозы XX века: американцы - с Уильямом Фолкнером, Эрнестом Хемингуэем, англичане - с Сомерсетом Моэмом, Ивлином Во, Грэмом Грином, Мюриэл Спарк.

В прижизненной критике ставился вопрос о жанрово-стилевой разновидности романов Набокова. Рецензенты выделяли сатиру, которая у писателя получается «настоящим шедевром карикатуры» («Бледный огонь», «Bend Sinister»); произведения в духе черного юмора «с воспеванием смертоубийства, безумия и порочной любви» («Смех во тьме», «Лолита»); жизнеописания - «вольное воссоздание жизни отдельных людей» («Подлинная жизнь Себастьяна Найта», «Пнин», «Ада», «Смотри на арлекинов!») [Эмис 2000: 527 - 529]. По откликам также можно судить о том, как критика, в соответствии с эстетическими доминантами литературного процесса того или иного десятилетия, пыталась разобраться в творческой индивидуальности писателя: здесь намечался путь от модернизма 1940-х к реализму 1950-х и постмодернизму

1960 - 1970-х. Рациональное, конструктивное зерно прижизненных откликов и рецензий задавало вектор дальнейшего филологического изучения творчества Набокова, тем более что среди критиков часто встречались университетские преподаватели или писатели 14.

Произведения Набокова американского периода анализируются в работах, где превалирует биографическая интерпретация творчества писателя, традиционная для зарубежного литературоведения. В соответствующих главах книг первого биографа Набокова австралийца Эндрю Фшгда [Field 1967, 1977, 1987] проходит мысль о том, что, как бы ни были велики художественные достижения Сирина 1920 - 1930-х, они блекнут по сравнению с тем, что создал Набоков в США и Швейцарии в 1940 - 1970-е годы. Цель работы Филда -проследить, как искусство Набокова формируется в пределах его же собственного жизненного пространства.

Вершиной современной набоковианы стала биографическая дилогия новозеландца Брайана Бойда, самого авторитетного на сегодняшний день знатока жизни и творчества писателя: первый том - «Владимир Набоков. Русские годы» (1990; перевод на русский язык - 2001), второй - «Американские годы» (1991; перевод - 2004). Блестящее исследование Бойда отличает принцип совмещения биографического, проблемно-тематического и структурного подходов. В центре работы - описание философского видения мира, проникновение в глубины сознания, которые, в понимании ученого, стали основой творческой индивидуальности писателя. Мысль Бойда о том, что «если жизнь. дает нам свободу, то мы находим ее . в языке» [Boyd 1991: 311], лишь закрепляет представление биографа о стиле Набокова как о важнейшей составляющей художественного кредо писателя в целом.

В работах Гали Димент видна тенденция к расширению рамок биографического подхода. Автобиографические книги Владимира Набокова и

14 В диссертации прижизненные критические отклики на произведения Набокова, кроме концептуальных, не рассматриваются. По вопросу см.: Романова, Г. Р. Творчество Владимира Набокова периода американской эмиграции в оценке критики и современного литературоведения: Учебное пособие. - Хабаровск, 2004. - С.20 - 42.

21 сборник эссе Иосифа Бродского «Меньше единицы» (1986) объединяет, по мнению исследовательницы, становление жанра автобиографии при обращении русских писателей-эмигрантов к английскому языку. О Набокове Г. Димент пишет: «.с английским автор возвращается к своим годам в России, . в свое аристократическое детство» [Diment 1993: 353]. Автор статьи уверена, что ностальгия всегда преследовала писателя, обнажая глубоко гуманную природу его творчества.

На онтологический характер американского изгнания Набокова указывает французский биограф писателя [Бло2000: 166-169].

Проблему литературного контекста остро ставит и четко решает в аналитической биографии «Набоков» (2001) литературовед A.M. Зверев справедливо полагающий, что, несмотря на яркую индивидуальность писателя, он только часть богатого художественного опыта своего времени. Развернуто входит в книгу Зверева литература «потерянного поколения». Писательская позиция Ремарка, Хемингуэя, Скотта Фицджералда совершенно не устраивала Набокова, и в таком литературном контексте А.Зверев оценивает набоковский роман «Подвиг» как «полемическую реплику» в неявном споре с «потерянными». Прекрасный знаток зарубежной литературы, автор книги не проходит мимо двух нашумевших романов второй половины века - «Лолиты» Набокова и «Коллекционера» Джона Фаулза, исследуя их сюжетное и характерологическое сходство. Основное достоинство работы A.M. Зверева, на наш взгляд, и состоит в том, что он ставит вопрос о типологии художественного окружения для творческой индивидуальности Набокова15. В этом аспекте также представляется плодотворной статья Т.Н. Беловой «В. Набоков и Э. Хемингуэй (особенности поэтики и мироощущения)» (1999).

15 Книга A.M.Зверева «Набоков» вышла одновременно с русским переводом первого тома биографической дилогии Брайана Бойда и вольно или невольно в читательском сознании и критических откликах была незаслуженно отодвинута на второй план. Жанровую специфику книги Зверева один из рецензентов удачно определил как «биографию творчества» писателя [Анастасьев 2003: 354]. Зверев не следует слепо тем мифам, которые Набоков любил создавать о себе, тем оценкам, которые он регулярно давал в поздних интервью, - справедливо отмечает другой рецензент [Ольшанский 2003].

Достаточно сложно выделить работы, где ставились бы общие проблемы англоязычного творчества писателя и была бы попытка их систематизации. Мы можем назвать лишь некоторые, где выдвигаются подобные задачи.

Вопрос об эстетике Набокова американского периода затрагивает, ••••••

• •••••••, А.Леденев в своей статье «От Владимира Дарова - к «Дару»

Владимира: В. Брюсов и В. Набоков» (Интернет). Проведя сопоставительное прочтение текстов писателей, исследователь получил немало типологических параллелей, которые позволяют различить приметы родовой общности в «стилистике» творческого поведения, в эстетических воззрениях. Часто в текстах Набокова используется центральный для эстетики Брюсова образный концепт «ключей тайн». Брюсовская оппозиция беловика и черновика - это параллель к инвариантной схеме «биспациальности», которая давно выявлена набоковеде-нием как важнейшая составляющая метафизики и стиля писателя (образ лицевой и изнаночной сторон «мировой ткани» или «жизненной материи»). Брюсов и Набоков обращаются к взаимодействию «своего» и «чужого» в человеческом сознании, что позволяет реализовать «многопланность мышления». Объединяет писателей последовательный интерес к культурным инонациональным пластам, «лингвоэстетический глобализм» устремлений позднего Брюсова' («Сны человечества») и позднего Набокова («Ада»), типологически сходные попытки выявить универсальные, надъязыковые инварианты существования человека в культуре. Частное проявление этой тенденции А. Леденев видит в активной переводческой деятельности обоих писателей, причем направление эволюции переводческих принципов у Брюсова и Набокова почти идентично: от переделок и адаптаций раннего периода - к строгому переводческому буквализму последнего этапа творчества. В плане литературной тактики и способа утверждения себя в литературе равно показательны использование мифотворческой «маски» волшебника, мага, демонической личности, любовь к мистификациям, сознательная работа по созданию персональных мифов. Интересны переклички в самой логике творческой эволюции Брюсова и Набокова: тенденция к самоутверждению и самоканонизации на раннем и среднем этапах развития, но усиление самопародирования на завершающем этапе творчества.

Вопрос о соотношении русских и английских романов писателя ставит А.Долинин. Воспользовавшись метафорой самого Набокова, он определяет его английские романы как своего рода «просвечивающие предметы», под поверхностью которых скрываются их иноязычные прообразы, причем нередко внимательному взгляду сквозь них видны и смутные тени творений Сирина. Как бы ни отличались по стилю, интонации, материалу русские и английские ее половинки, наличие в «набоковской спиралевидной вселенной» неизменного, незыблемого тематического ядра 16 теперь уже признано всеми критиками. Автор статьи склонен утверждать, что «все эти темы у Набокова нерасторжимо сплетены между собой, или, вернее, вставлены одна в другую, словно матрешки» [Долинин 1991: 5 - 14].

Все романы, созданные Набоковым в американской эмиграции, рассматривает в своих книгах Н. Анастасьев. М. Липовецкий во второй главе монографии обращается к романам «Подлинная жизнь Себастьяна Найта», «Bend Sinister», «Лолита» как образцам набоковской метапрозы. В работах о Русском Зарубежье общего характера (энциклопедиях, учебных пособиях) об «американском» Набокове пишут А. Леденев (1998), В. Сахаров (1999), А. Мулярчик (1999), Е. Домогацкая (1999). Различные аспекты прозы Набокова 1940 - 1970-х годов интерпретируются в статьях, чаще всего обращенных к какому-либо одному произведению или одной проблеме.

Самому известному роману писателя, «Лолите», посвящено наибольшее количество трудов, - учитывая «скандальный» характер проблематики и историю публикации. Из компетентных зарубежных работ прежде всего необходимо сослаться на комментарии к роману А. Аппеля (1970), Б. Бойда (1990); книгу К. Проффера «Ключи к «Лолите» (1968, русский перевод - 2000); главы из монографий П. Тамми (1985) и В. Александрова (1991, пер. 1999),

16 Имеются в виду темы «потерянного рая детства» (В. Ерофеев), «жизнь художника и жизнь приема в сознании художника» (В. Ходасевич), тема «потусторонности» (В. Набокова).

М.Кутюрье (1996). Известный американский набоковед в эссе «Лолита» (1995, пер. 2001) справедливо утверждает: «В одном вопросе сходятся практически все комментаторы Набокова: как стиль, так и структура «Лолиты» свидетельствуют о том, что это произведение искусства» [Пайфер 2001: 872].

Современное литературоведение, вслед за американскими набоковедами П. Майер и К. Проффером, а также отечественными комментаторами «Лолиты» А. Долининым (1991) и А.Люксембургом (1997), останавливается на литературном фоне [Бабаева 1998, Галинская 1999] и игровой природе «Лолиты» [Рахимкулова 2004]. О сущности новизны набоковских аллюзий (недопроявленность) размышляет А. Леденев (1999). Блоковские подтексты анализировали А. Долинин (1990), С. Сендерович и Е. Шварц (1999). «Онегинский» календарь в «Лолите» рассчитал В. Старк (2001). Традицию Достоевского в романе рассмотрела исследовательница, полагающая, что главная преемственность, почерпнутая в духовном наследии русского классического романа, заключается в невозможности нарушить закон нравственный. Эти строки говорят о важной гуманистической направленности всего творчества Набокова [Целкова 2001: 31-32]. О романтической (двойственной) природе сознания Гумберта, обеспечивающей в значительной степени «нравственный и психологический резонанс романа» (герой «постепенно приходит к мучительному осознанию того, что, жертва собственного пламенного воображения, он был хищником, захватившим Лолиту и разрушившим ее детство») рассуждает американский литературовед [Пайфер 2001: 880 - 884]. Напомним, что и сам автор говорит в интервью, что «Лолита» - нравственное произведение [Н 1999II: 572].

Хотя все набоковеды сходятся во мнении о том, что Лолиту выделяет ее судьба: у нее фактически отняли детство [Бойд 2001-а: 14 - 30], -интерпретация образа главной героини оказывается далеко не однозначной. Восприятие Лолиты как роковой женщины-девочки связано с эстетизацией в романе развивающегося тела в качестве идеала красоты и, более того, единственно возможного объекта любви и сексуального влечения [Фельдман

1996]. На причину подобного отношения к женщине указывалось и ранее [Топоров 1990: 71 - 75]. С демонической (нимфетической) природой Лолиты не согласна критик, отвергающая истолкование образа набоковской героини как предумышленной соблазнительницы, так как, по ее мнению, Лолита совмещает в себе христианский идеал Прекрасной Дамы, Беатриче, и языческий идеал Венеры [Чудинова 1999]. Третий вариант трактовки образа Лолиты отталкивается от авторской характеристики 1975 г.: «Американская школьница так же нормальна и банальна, как ненормален и банален несостоявшийся поэт Гумберт. Нимфетки нет вне маниакальных взглядов Гумберта» [Н 1999: 51]. Авторский взгляд был учтен отечественным набоковедом, воспринявшим Лолиту как обыкновенного американского подростка «со штампованными мозгами и неразвитыми чувствами» [Анастасьев 1992:295].

В современной науке о литературе рассматривается вопрос о художественном методе романа. Если первые критики говорили чаще всего о реализме, то М.Н. Липовецкий, анализируя двойной код повествования (романтическо-модернистский и код массовой культуры), доказывает, что «Лолита» - предшественница постмодернистских романов. Исследователь отмечает, что Набоков принципиально разрушает намечающуюся антитезу поэзии и пошлости, обнаруживая, что в современном мире высокая и низкая культуры играют одну и ту же роль и именно поэтому способны перетекать друг в друга. «Главное в том, что культура стремится полностью заместить и заслонить реальность» [Липовецкий 2003: 83 - 84].

В работе М. Липовецкого также важно установление литературного контекста - для русской «Лолиты». Авторский перевод «Лолиты» на русский язык - это не только «прихоть библиофила», но и внятный эстетический жест, указывающий на желание Набокова ввести свой роман в русский литературный контекст.

Однако, думается, исследователь неправомерно ставит «Лолиту» в один типологический ряд с такими романами, как «Русский лес» Л. Леонова и «Доктор Живаго» Б. Пастернака, ставшими для русского читателя классикой XX столетия. Главное основание для сопоставления ученый видит в принципиальной близости философской коллизии набоковского романа этим произведениям [Липовецкий 2003: 75 - 77], что кажется нам все же определенной натяжкой, так как для подобных выводов необходимо сопоставление на разных уровнях анализа.

В набоковедении переосмысляется тезис о сатирическом изображении Америки в романе. В статье М. Носкович (Интернет) утверждается идея, что реальной Америки, о которой писали НЛнастасьев (1992), Ч. Анрушко (1996), в «Лолите» нет - перед читателем только театральные декорации.

О нарративной сложности романа пишет современный зарубежный набоковед, отмечающий вслед за П. Тамми и М. Кутюрье, что Гумберт Гумберт принадлежит двум различным повествовательным уровням - он и post-factum рассказчик, и персонаж, чьи действия и различные внутренние состояния являются предметом того же повествования [Наринс 2001: 908 - 923]. В.Е. Александров объясняет подобную нарративную стратегию двойным временным модусом в «Лолите» и полагает, что, с точки зрения развития мастерства писателя, наиболее примечательная черта «Лолиты» - «внезапно увеличивающееся расстояние между внешним обликом и внутренней сутью произведения» [Александров 1999:191-195].

Подобно «Лолите», в набоковедении хорошо изучен «Бледный огонь», внимание к которому определил современный постмодернистский дискурс. Среди зарубежных работ преобладают исследования об игровой поэтике романа, прежде всего о «внутреннем авторстве». Об этом писали П. Стегнер [Stegner 1966: 129 - 132], Э. Филд [Field 1967: 291 - 332], Дж. Бадер [Bader 1972: 31 - 56]. В биографии «Владимир Набоков. Американские годы» представил свои доказательства Б. Бойд [Boyd 1991: 425 - 456]. Игровой поэтике посвятил Бойд и отдельную книгу: «Бледный огонь» Набокова - магия художественного открытия». Если в первом издании своей монографии (1995) ученый проводил идею о том, что в «Бледном огне» имеется только один рассказчик, Шейд, то во втором издании (2001) исследователь отвергает эту точку зрения и представляет новое прочтение, полагая, что в набоковском произведении два повествователя -поэт Джон Шейд и комментатор Чарлз Кинбот. Д. Бартон Джонсон выдвигает гипотезу, что внутренним автором выступает преподаватель университета Всеслав Боткин [Johnson 1985: 60 - 77]. Эту точку зрения разделяет и В.Е. Александров [1999: 225 - 227]. Обобщение дискуссии 1997/98 гг. в Интернете, посвященной проблеме авторства в романе Набокова, проведено Бойдом в работе «Тень и форма» в «Бледном огне», также размещенной на набоковском сайте. История вопроса разработана М.Кутюрье в статье «Кто является Мастером <автором> в «Бледном огне» (Интернет). Исследования ведущих ученых дополняют друг друга, давая почти исчерпывающее решение проблемы.

П. Тамми посвятил свою статью анализу жанра «Бледного огня» [Tammi 1995: 571 - 586]; В. Александров в одной из глав монографии [1999: 227 - 254] рассмотрел реализацию идеи «потусторонности» в набоковском романе.

В российском литературоведении игровую поэтику «Бледного огня» анализировал А.М. Люксембург, обративший внимание на то обстоятельство, что избранная Набоковым повествовательная структура ставит перед читателем отнюдь не простые проблемы. Главная из них даже не в том, чтобы решить для себя, имеем ли мы дело с текстом и метатекстом или с одним единственным текстом, где имитируется его мнимая двойственность, - а в том, по какой системе читать сам роман. Исследователь предлагает две системы прочтения, исходя из того, что Набоков не уточняет, какой вариант поведения читателя соответствует его замыслу, и это говорит, скорее всего, о том, что он предполагает использование обоих. Нужно только учитывать, считает набоковед, что творцы подобных текстов-лабиринтов рассчитывают на принципиально иной тип эстетической установки читателя, чем создатели традиционной прозы. Основная задача идеального читателя состоит в том, чтобы понять внутреннее устройство текста-лабиринта, освоить систему соединяющих его ходов. От читателя ожидается именно восприятие специфики смонтированной автором конструкции [Люксембург 1999 (б): 5-11].

По разработанности темы далее идет роман «Пнин» как «последняя человеческая книга» писателя [Шаховская 1991: 47]. В набоковедении подчеркивается автобиографический характер романа, в котором отразился преподавательский опыт Набокова 1940 - 1950-х годов (Уэллсли, Корнелл) [Зверев 2001: 367]. Англоязычный роман соотносят с русскими произведениями Набокова, усматривая в «Пнине» гуманистический пафос, близкий традициям русской классической литературы. Набоков при этом понимается как «живописатель духовного, внутреннего состояния русской эмиграции» [Маркович 1990], чью культурную историю автор показал в конденсированном виде в романе «Пнин» [Мулярчик 1999: 278].

В современном российском литературоведении сложилась определенная концепция набоковского героя. Появившиеся оценки образа Тимофея Павловича Пнина не шли в разрез с той характеристикой, которую дал автор главному герою своего романа: «Смешной, физически непривлекательный, если угодно, гротескный, <.> однако рядом с теми, кого считают «нормальными», намного более человечный, более значительный и превосходящий их в нравственном отношении. Кем бы ни казался Пнин, он, во всяком случае, не клоун» [SL: 178].

Наиболее близко к пониманию авторской концепции подошел Виктор Ланге, коллега Набокова по Корнельскому университету, назвав свою рецензию «Комический святой». Жизнь Пнина воспринимается критиком как «святость», потому что для этого чудака-эмигранта «важнее всего твердая человеческая вера в праведность сердца, слова и дела». Определение же «комический» указывает на нелепости жизни Пнина. Отмечая, что тема чудаковатой жизни разработана автором с большой «человечностью», В.Ланге подводит набоковского читателя и еще к одному - скрытому - литературному сравнению: Пнин не «посторонний» <как герой одноименной повести А. Камю - Г.Р.>, он не отделен от всего общества, а только «отторгнут от природных условий своего опыта и выброшен в сбивающий с толку мир, где, в силу привычки и твердой решимости, должен защищать свое наследие». Пнин как воплощение «всеобщего человеческого состояния» ассоциируется у критика с Обломовым и кафкианским Грегором Замзой [Ланге 2000: 336 - 339].

Отечественными литературоведами Пнин рассматривается как «положительно прекрасный человек» [Мулярчик 1999: 279]; как трагический герой [Зверев 2001: 373 - 374]; внутренне свободная творческая личность, связанная с русской культурой [Анастасьев 2002: 392 - 399].

Из зарубежных исследований о «Пнине» самыми серьезными являются работы Г. Барабтарло (комментарий к роману, статьи). Он выделяет две ведущие проблемы. Первая - тематическая организация отдельных мотивов. Набоковское понимание художественного целого, в принципе отличаясь от общепринятых определений, основывается не на развитии фабулы и характеров, а на создании тематических линий. Вторая проблема связана с нарративной стратегией, которая получает в пределах законченного произведения эстетическое, этическое и философское объяснение.

Намного меньше, чем «Лолита», «Бледный огонь» и «Пнин», изучены другие произведения Набокова периода американской эмиграции.

О «Подлинной жизни Себастьяна Найта» пишут все биографы, завершая этим произведением, которое было окончено в 1939 году, романы Набокова периода европейской эмиграции (в частности, Бойд анализирует «Найта» в начальном томе своей дилогии - «Русские годы», несмотря на то, что издан роман был уже в США, в 1941). Б. Бойд размышляет о сложности сюжета, его автобиографичности, об авторских «ловушках» для читателей. Он обращает внимание на то, что одна из возможных интерпретаций романа связана с прочтением текста как «загадочной философской картинки, которую нужно составлять из отдельных кусочков, нарезанных Набоковым»; роман может быть истолкован и как произведение «о недостижимости прошлого». Однако авторитетный биограф Набокова замечает, что в любой интерпретации на первый план выступает проблема человека и личности [Бойд 2001: 579].

О первом англоязычном романе В. Набокова, в основном, только упоминается в разных контекстах во многих современных отечественных публикациях, посвященных писателю. Но практически ни в одной из работ роман писателя не анализируется имманентно, а лишь в контексте произведений русскоязычного цикла или в типологическом ряду, хотя публикация в США «Подлинной жизни Себастьяна Найта» начинает собой новый «виток спирали» в художественном пространстве набоковских творений.

Одно из самых ранних упоминаний о романе Набокова «Bend Sinister» содержится в статье «Белый и Набоков» Д.Б. Джонсона. Сопоставляя «Петербург» Белого и «Bend Sinister», американский набоковед показывает, что здесь оппозиции на уровне слова явно соответствует геометрическая оппозиция прямой линии и круга [Johnson 1981: 387].

В монографиях Н.А. Анастасьева уделено внимание жанровой специфике романа «Bend Sinister»: он называется параболой, моделью «абсурдного мира, где все упорядочено, закреплено, задано - и лишено смысла», где действительность в то же время и недействительность, «кошмарное видение главного героя» [Анастасьев 1992:163-165].

М.Н. Липовецкий отношения человека и государства трактует как оппозицию Космоса и Хаоса - в свете основной концепции своей монографии. Ученый рассматривает в романе авторскую игровую реальность и приходит к справедливому выводу, что никогда до «Bend Sinister» «образ автора не замещал собой образ персонажа, авторское измерение (творческий хронотоп) не заслоняло собой измерение сюжетное» [Липовецкий 1997: 77 - 87].

Несколько аспектов изучения «Bend Sinister» предлагает Л. Геллер: как разветвленную мотивную структуру гротеска и абсурда - от Гоголя до обэриутов; как вариацию на тему «Бесов» в жанровой традиции русской и европейской антиутопии; как набоковскую модель тоталитарного строя [Геллер 1997: 578- 589].

О природе тирании в прозе Набокова, в том числе и в «Bend Sinister», размышляет А.С. Сваровская, разрушая стереотип восприятия писателя как бесстрастного и стороннего наблюдателя. Отмечено, что сюжет романа движется «в нескольких сквозящих друг в друге руслах»: взаимоотношения автора и его теней-героев; сновидческая реальность сознания Круга; гибель европейского профессора в тоталитарном государстве. «Пружиной действия» в романе становится «институт заложничества», демонстрирующий продуманность всей государственной машины насилия [Сваровская 2000:25 - 37].

Философская концепция «Bend Sinister», наряду с «Приглашением на казнь» и «Ultima Thule» восходящая к Платону, рассматривается в оригинальной статье С.М. Козловой. Центральное место в композиции романа, по мнению ученого, занимает пятая глава - «сон», который в качестве подлинной реальности противостоит реальности мнимой, как бы протекающей в дурном сне героя или на театральных подмостках. В заключительной главе романа герой «пробуждается» от кошмара сознания в «трансцендентальное безумие», которое возвращает его к подлинному существованию и обретению некой метафизической истины - «ужасной» с нормальной человеческой точки зрения и «блаженной» - с точки зрения трансцендентальной [2001: 798 - 809].

А.В. Злочевская, посвятившая ряд работ о Набокове «реминисцентной организации текста как новом способе художественного освоения реальности» [Злочевская 2000: 48], обратившись к позднему англоязычному роману Набокова «Ада», ставит его в контекст русской литературной традиции. Исходя из главного тезиса эстетики писателя: «всякая великая литература - это феномен языка, а не идей», ученый констатирует: «Полилогическое художественное мышление Набокова реализовало лингво-эстетический потенциал русской культуры» - и отмечает, что полилогизм «отнюдь не исключительная прерогатива эстетики Набокова - генезис его восходит к русской литературе XIX века». Развивая эту идею, исследователь утверждает, что полилогизм художественного мышления «сформировал специфический хронотоп» набоковских книг: «мифолого-фантастический» [Злочевская 2001:34 - 46].

Романом - пастишем, библией постмодернизма называет «Аду» Набокова Н.Г. Мельников. [1997: 84-87; 2004: 6].

О литературных истоках «Ады», прежде всего текстах J1.H. Толстого, неоднократно писала англоязычная критика, об этом постоянно упоминают комментарии к роману [Proffer 1974]. И все же проблема интертекстуальности продолжает интересовать набоковедов, исследующих новые источники. [Джонсон 1997: 395 - 428; Телетова 2001: 436 - 448]. Ветхозаветные подтексты привлекли внимание современного литературоведа [Курганов 2001]. В связи с героями набоковского романа анализировались функции птиц, птичьих ассоциаций, прямых сравнений и скрытых уподоблений [Джонсон 1999: 77 - 85].

Однако назвать поздний роман «Ада» изученным отечественным литературоведением вряд ли можно, так же как и ранние романы «Подлинная жизнь Себастьяна Найта», «Bend Sinister», американские рассказы. Но еще меньше затрагивала литературная критика и современная филология последние произведения Набокова «Прозрачные вещи» и «Смотри на арлекинов\». Согласившись с высказываниями критики, что их нельзя считать шедеврами, позволим все же заметить, что исследовать их необходимо, иначе не будет полной картина творчества Набокова периода американской эмиграции, не будет возможности достоверно судить об особенностях творческой индивидуальности писателя, ставить вопрос об эволюции его художественного метода.

Анализ научной литературы обнаруживает, что на данном этапе развития отечественной филологии отсутствует работа, систематизирующая и обобщающая период американской эмиграции в творчестве Набокова, что убеждает в актуальности обращения к обозначенному нами предмету исследования - философско-эстетической системе Набокова и ее воплощению в художественной практике писателя периода американской эмиграции.

Цель диссертационного сочинения - рассмотреть американский период творчества Владимира Набокова (1940 - 1977) как целостный идейно-эстетический комплекс. Целевая установка диктует основные задачи: • проанализировать теоретические источники, положенные в основу формирования художественно-эстетической парадигмы Набокова и определившие концептосферу его творчества;

• установить взаимосвязь онтологической концепции в дискурсивных сочинениях Набокова с его автобиографическими книгами - «идеальным введением» в художественный космос писателя; рассмотреть философский дискурс ряда романов, описав содержание концептов «время сознания» и «сон» и их функционирование;

• выявить особенности набоковской антропологии, определившей в творчестве писателя концепцию человека как концепцию сознания ее носителя; исследовать художественные формы воплощения массового и элитарного сознания; проанализировать многоаспектность изображения «призматического человека»; установить взаимосвязь концепции человека с субъектной организацией произведений писателя американского периода;

• описать эстетические взгляды Набокова, представленные в его литературоведческих опытах; показать преломление философско-эстетических воззрений писателя в его художественном сознании 1940 -1950-х годов;

• описать особенности поэтики поздних романов Набокова 1960 - 1970-х годов: неомифологизм, игровое начало, иронический модус повествования.

• соотнести концептуальные аспекты творчества Набокова американского периода с культурологическими тенденциями XX века и дать представление о сущности художественной системы писателя, его индивидуальном творческом методе.

Методология исследования. Проблемы, затронутые в диссертации, рассматриваются в контексте современной интегральной парадигмы научного знания. Поэтому в ходе исследования привлекались сведения не только литературоведения, но и лингвистики, философии, культурологии, семиотики, психологии, физики. Дня литературоведческой рефлексии рубеж веков - это время подведения итогов, когда возникает необходимость новых концепций, позволяющих взглянуть на литературный процесс XX века в целом, выявить в нем наиболее общие закономерности развития. Адекватным этой цели представляется такой подход, при котором в центре внимания оказываются не идеологемы, а собственно эстетические и литературоведческие категории. На современном этапе развития филологической науки стали определяющими многоаспектность и комплексность в подходе к анализу. Методология предпринятого исследования исходит из признания значимости основных литературоведческих подходов к изучению литературного процесса, выработанных в отечественной филологической науке: сравнительно-типологического, историко-генетического, историко-функционального. Избранная нами методология предполагает в качестве доминирующего метода комплексный анализ художественного произведения, с привлечением элементов имманентного и структурно-семантического анализа текста. Этот подход к конкретному произведению сочетается с герменевтическими и феноменологическими принципами, позволяющими определить специфику художественной системы Набокова американского периода. Системный анализ обнаруживает динамическое взаимодействие философских, эстетических и литературных составляющих в творчестве писателя.

Теоретической основой диссертации стали философские и культурологические работы (А. Бергсон, М. Хайдеггер, Н.А. Бердяев, П.Д. Успенский, X. Ортега-и-Гассет, Й. Хёйзинга, М.К. Мамардашвили); фундаментальные филологические труды по проблеме автора в художественном тексте (М.М. Бахтин, В.В. Виноградов, Б.О. Корман, У. Бут); семиотике и структурной семантике (Р. Барт, Ж. Женетт, Ю.М. Лотман, Б.А. Успенский, В.П. Руднев, Ю.С. Степанов); проблемам постмодернизма и метапрозы (М.Н. Липовецкий, И.П. Ильин); мотивному анализу и генеративной поэтике (Б.М. Гаспаров, А.К. Жолковский).

Научная новизна работы обусловлена выбором предмета исследования. Впервые в отечественном литературоведении предметом многостороннего и многоаспектного специального монографического изучения стала философско-эстетическая система Владимира Набокова, воплощенная в его произведениях американского периода. Новизна данной работы - в осознании своеобразия философско-мировоззренческих основ творчества Набокова. Автором диссертации мировоззрение понимается в ключе, актуальном для современной философской мысли, а именно как личное мыслительное переживание, в котором субъект уясняет свое отношение к бытию. Этот подход позволяет найти органичное сочетание теоретического и эмпирического аспектов исследования творческой индивидуальности писателя. В российском набоковедении впервые в совокупности проанализированы «европейские корни» теоретических источников формирования художественно-эстетической парадигмы писателя. Личный вклад диссертанта в набоковедение представлен обстоятельным анализом американских рассказов писателя 1940-х - начала 1950-х годов, которые ранее в литературоведении совокупно не рассматривались. Автор работы провел самостоятельное исследование проблематики и поэтики практически не изученных поздних романов Набокова «Прозрачные вещи» (1972) и «Смотри на арлекинов!» (1974). Другие произведения писателя американского периода рассмотрены в ином теоретическом аспекте или в ином культурном контексте, нежели они были представлены ранее в набоковедении. Так, впервые в отечественном набоковедении обосновывается взаимосвязь концепции личности и субъектной организации текста. По отношению к книге Набокова «Евгений Онегин» Александра Пушкина» (1964) аргументируется положение о том, что в контексте постмодернистской литературы набоковский Комментарий может рассматриваться как одна из форм постмодернистского романа. Рассматривая вопрос о творческом методе Набокова периода американской эмиграции, автор диссертации обосновывает вывод об универсальном характере творческого метода писателя, его направленности к синтезу. Новизна исследования определяется также выбором методологии описания философско-эстетической системы Набокова и ее преломления в художественной практике писателя.

Научно-практическая значимость работы определяется тем, что она позволяет дополнить и углубить представления о сложности и многомерности истории литературы XX века. Материалы диссертации могут быть учтены в дальнейшем изучении литературного процесса - при формировании обновленной концепции литературы XX века. Предложенное исследование открывает новые возможности для изучения литературы Русского Зарубежья. Практическая ценность диссертации определяется непосредственным вкладом в отечественное набоковедение. Выводы, содержащиеся в работе, могут быть использованы в ходе дальнейших научных исследований по проблемам функциональных связей между определенными эстетическими концепциями и практикой литературного труда.

Содержание диссертации, ее теоретические положения, методология исследования соответствуют современным требованиям преподавания литературы в высшей школе. Материал диссертации обладает широкими возможностями внедрения в практику вузовского преподавания при чтении историко-литературных курсов («Литература Русского Зарубежья», «История зарубежной литературы XX века, 1950 - 2000», «История американской литературы XX века», «История литературной критики», «Теория и практика филологического анализа текста»), при разработке специальных курсов и семинаров по творчеству Набокова, написании курсовых и дипломных работ.

Апробация основных положений исследования была проведена по следующим направлениям:

• в освещении рассматриваемых диссертантом проблем в монографии (12 п. л.) и двух учебных пособиях (4 п. л., 6 п. л.);

• в публикации научных статей; в докладах по теме диссертации на международных, всероссийских и региональных научно-практических конференциях 1998 - 2005 (Москва, Екатеринбург, Владивосток, Уссурийск, Хабаровск, Комсомольск-на-Амуре) (объем - 15,3 п. л.);

• в преподавательской деятельности диссертанта в Комсомольском-на-Амуре педагогическом университете (спецсеминар, дипломные работы по творчеству Набокова в 1998 - 2001, спецкурс по литературе Русского Зарубежья в 2005), в Хабаровском педагогическом университете (лекции и практические занятия, выпускные квалификационные работы по творчеству Набокова в 2002 - 2004).

Заключение научной работыдиссертация на тему "Философско-эстетическая система Владимира Набокова и ее художественная реализация: период американской эмиграции"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

К концу XX - началу XXI века Владимир Набоков предстал перед российским читателем во всем объеме своего многоязычного литературного наследия и тем самым открыл перед отечественной наукой перспективу многоаспектного исследования его творчества в контексте русской и мировой культуры.

Один из аспектов - выяснение внутренней сущности, природы набоковского творчества периода американской эмиграции - представляет перспективную проблему для дальнейшего углубленного изучения наследия писателя. Именно в американский период философско-эстетические воззрения Набокова, сформировавшиеся в России и в Европе, стали системой, с присущей ей целостностью и высокой степенью теоретической рефлексии.

В Америку Набоков приехал уже сложившимся писателем Русского Зарубежья, в произведениях которого обнаруживалась внутренняя философская линия, основанная на дуализме, а двоемирие определялось противоречием между сознанием, по своей природе субъективным, и объективным миром вещей. Если философское видение мира у Набокова 1920-х годов было генетически связано с комплексом идей русского символизма (трансцендентность, творчество как истина высшего порядка, неопределенность границы между сном и явью), то в 1930-е годы к русским корням художественно-эстетической парадигмы писателя добавилась европейская составляющая, ставшая предметом авторской рефлексии в 1940 - 1950-е годы. «Европейские корни» Набокова послужили в американский период основой для формирования авторской концептосферы. В эстетической философии писателя переплавились и органично вошли в его художественное творчество «время сознания» Бергсона, «реальность» Пруста, понимаемая как субъективный комплекс ощущений и воспоминаний, принципы «синхронизации» бытия и «епифании» Джойса.

Философско-эстетические воззрения Набокова находятся в одном русле с философскими и культурологическими исканиями эпохи. Взгляд писателя на относительность и субъективность любой реальности близок идее X. Ортеги-и-Гассета о том, что одна и та же реальность, рассматриваемая с разных точек зрения, расщепляется на множество отличных друг от друга реальностей, причем все эти реальности равноценны, каждая из них подлинна с соответствующей точки зрения. Здесь можно усмотреть и своеобразную художественную реализацию принципа дополнительности Н. Бора.

В художественной онтологии Набокова главной становится взаимосвязь концепции бытия и «времени сознания», определяя сквозную тему произведений писателя. Рассматривая сознание как космологическое явление, связанное с первоначалами бытия, писатель Русского Зарубежья приходит к тем же выводам, что и М. Хайдеггер, повернувший европейскую философию к онтологическим проблемам. Раскрывая смысл бытия посредством антрополого-эмоциональных измерений человека, поскольку только человеку изначально задана интуиция бытия, Хайдеггер как бы размыкает бытие в безграничность «присутствия» человека в мире, безграничность «бытийствования» человека: человек - это раскрытие мира. Эта же проблема бытия, центрирующая сознание индивида, постоянно находится в поле авторского мировидения и сопрягает отдельные эпизоды произведений Набокова.

Суть онтологических воззрений «американского» Набокова определяют универсальные понятия Жизнь, Время, Смерть. Существование человека для писателя - это движение через пространство жизни - времени, соотносимое с вечным, всеобщим основанием бытия. Но в философском дискурсе Набокова материальная сторона действительности - лишь видимость, по которой скользит сознание. Проникнуть в сущность можно только через подсознание, бессознательное, неотъемлемой частью которого является сон. «Сновиденье, единый раз дарованное нам», есть, по Набокову, концептуальная метафора жизни. Сон у Набокова, как и во всем искусстве XX века, представляет художественный способ прорыва «я» к «другому», мыслится спасением человека от отчуждения. В художественной философии Набокова сон часто отождествляется со смертью. Смерть воспринимается как конец земного бытия, за которым приоткрывается «тайна вечности». Постижение ее ведет к обретению истинного «я». Страх смерти трансформируется в мотив ее преодоления, которое получает у писателя эстетическую интерпретацию. Смерть побеждается бессмертием творчества, силою художественного дара.

Согласно Набокову, постичь универсальные формы бытия помогает идея предметов как прозрачной ткани единого пространственно-временного континуума. «Прозрачность» - одна из центральных категорий в философии культуры XX века - предстает как метафора и парадигма в сочинениях писателя. Если в произведениях русского цикла прозрачность, проницаемость была, в представлении Набокова, упреждающим знаком распада человечности и культуры, то в американском творчестве Набокова это понятие изменило свою природу. Прозрачность - уже не симптом болезни, тем более не результат насилия над человеческой природой и свободой, а, напротив, возвращение к норме, обретение покоя и гармонии, стирающей несущественные черты реальности. Предметы, согласно Набокову, не дают прямого представления о реальности, потому что «реальность - это бесконечная последовательность ступеней, уровней восприятия, двойных донышек, и потому она неиссякаема и недостижима». Однако история вещи, ее генезис как бы просвечивают эту вещь изнутри, делая предмет «прозрачным». Сведение же сущности вещей к их генезису - кардинальная черта мифа. Таким образом, в художественном космосе Набокова каждый предмет мифологизируется: «вещица» как малая часть универсума способна благодаря «прозрачности» вобрать в себя и отразить весь универсум.

Представление об универсуме, одна из функций которого - функция отражения, своеобразного зеркала, согласно которой все представления о ') внешнем мире отражаются во внутреннем мире субъекта, имплицитно присуще размышлениям и Набокова, и Хайдеггера. Отношения, организованные по принципу зеркала, составляют «зеркальную игру мира», описанную Хайдегтером. Многоплановость вещи, имеющей, кроме внешнего, глубинный план смысла, связывающий ее с другими вещами, соответствует многоплановости сознания «я», способного вместить в предельно расширенные рамки своего микромира сразу весь макромир.

Образ набоковского универсума втянут в орбиту космической синхронизации: в центре - «я»; от его сердца, этого «нежного ядра личного чувства», проводятся «радиусы. к чудовищно ускользающим точкам вселенной». Соприкасаясь в своем сознании с космосом, личность оставляет на космической материи свой отпечаток - и тогда в авторском «я», насыщенном космической энергией, происходит «беззвучный взрыв любви», под воздействием которой человеку открывается нечто «настоящее, нетленное и мощное».

В становлении набоковской антропологии значимым обстоятельством стало экзистенциальное сознание, формирующее представление писателя XX века о концепции человека и его ценностных ориентациях. Согласно Хайдеггеру, существование - «это сущее, которым являюсь я сам», и потому главным предметом искусства является сосредоточенность на собственном духовном мире. Сущность человека покоится в его экзистенции, то есть некой субстанции, присущей внутреннему бытию человека. Внешнее же бытие выражает собою «неподлинное существование». Причина этой «неподлинности» в том, что общество как сфера безличного, усредненного ограничивает личность. Прорыв этой усредненности индивид может совершить посредством экзистенции. Обретение экзистенции - «экзистенциальный выбор» - это переход от бытия, детерминированного внешними факторами среды, к единственному, неповторимому, «подлинному» самому себе.

Именно таков путь многих героев Набокова. Это поиски себя, движение к самому себе, отчуждение от социального бытия, сосредоточенность на внутреннем бытии, на жизни сознания. Для Набокова сознание - это пространство, условными границами которого являются иллюзия и реальность. «Пограничная ситуация» дает писателю возможность изобразить сознание своих персонажей в момент выбора некоторого действия, в момент принятия ими ответственного решения. Однако ограниченность сознания видимостью и данностью часто делает такой выбор ирреальным, приводит к совмещению времен в пространстве сознания набоковских героев, к отчужденной мобильности «временных» участков сознания литературных персонажей. В таком сознании только и возможно контрапунктное соединение «экзистенциальных» противоположностей: внутренней свободы и навязчивой идеи; определенного, только отдельному человеку присущего, неповторимого узора жизни и слепоты человеческого разума. Поэтому не случайно, что герои Набокова находят смысл подлинного существования в анализе собственных индивидуальных самопереживаний. Они всегда готовы постичь, что предметом их рефлексии является самопознание.

Личная внутренняя свобода, которую стремятся обрести герои Набокова, проецируется на плоскость творчества. При этом способность к творчеству понимается как центральное ядро человеческого «я», как его экзистенция. Открывая в самих себе дар творчества, набоковские герои живут в этой духовной атмосфере, в результате чего творчество становится онтологическим модусом бытия личности. Посредством экзистенциального творчества набоковские герои стремятся преодолеть трагический удел человека. Это сближает набоковскую концепцию личности с экзистенциалистской антропологией в той же степени, в какой и идея абсолютного одиночества человека в мире, хотя представления Набокова выявились раньше, чем оформились основные манифесты этого направления в литературе модернизма.

Набоков-художник, обладая экзистенциальным сознанием, предчувствует и интуитивно постигает сферы, разрабатываемые ведущими мыслителями XX века, в частности X. Ортегой-и-Гассетом, который в рамках философии культуры выстраивает дихотомию масса /элита, защищая духовные ценности от тенденции «омассовления», превращающей человека в «усредненного», обезличенного индивида, представителя «толпы», враждебной высоким ценностям. Набоков, как чуткий художник, тоже не мог не видеть роли «человека массы» в жизни европейского общества, не мог не замечать новых - массовых - форм в культуре XX века, направленных на нивелирование личности. Сознание человека середины и человека элиты становится у Набокова предметом изображения и художественного анализа.

Новые тенденции философской антропологии и психологии XX века помогли Набокову уточнить свою доминанту в понимании человека как личности. В контексте философии культуры XX века, актуализирующей роль массового сознания, концепция Набокова корректируется: важно не только то, что сознание есть сущностная доминанта человеческой личности, но и то, кто носитель этого сознания - или творческая индивидуальность или человек середины.

Особое внимание Набокова к изображению изменчивого и непрерывного сознания героя требовало от писателя особенных способов его изображения -постоянной смены фокуса, точки видения. Постигая психологию У. Джеймса («поток сознания», иерархия ролевых личностей в структуре одного сознания), художественные модели JI. Толстого («диалектика души», «люди как реки») и М.Пруста («текучий человек»), Набоков строит свою модель «призматического человека», в основе которой лежит призматический эффект преломления («радуги на гранях»), позволяющий показать, как один и тот же человек отзывается в сознании разных людей - наблюдателей («соглядатаев»), то есть становится многомерным.

Эстетика Набокова также в какой-то мере сближается с эстетикой Хайдеггера, которая носит явно онтологический характер. Противопоставляя два подхода к действительности - метафизический и герменевтический, философ полагает, что искусство понимания не опосредовано рациональностью, оно определено чувственно-интуитивным восприятием целостности бытия, которое нельзя мыслить логически, а можно только ощутить и пережить. Набоков-художник «вслушивается» в бытие, чтобы проникнуть в его эстетическую тайну, в «сокрытость». Согласно Набокову, когда художник сосредоточивается на трансцендентном, он погружается в стихию космической синхронизации бытия, и именно в этот миг целостных переживаний (джойсовских «епифаний») потусторонность дарует ему зерно, из которого вырастает произведение искусства. Особенностью набоковских озарений является ощущение вневременности, интуитивное прозрение бессмертия. Этот духовный опыт тесно связан в концепции Набокова с вдохновением художника и превращается в один из аспектов неизменной темы писателя - темы творчества.

Продолжая традиции русскоязычной прозы, Набоков и в американский период разрабатывает идею искусства как высшей духовной ценности. Эстетика Набокова не включает в себя социологическую ориентацию, идеологические координаты, политическую ангажированность. В центр выдвигается категория свободы, полной независимости художника от «общих идей». Возникает концепция автономности искусства, защита права искусства быть только искусством. Критерием ценности искусства становится эстетизм. Эстетическое наслаждение, доминируя у Набокова в определении сущности, функциональности и назначении искусства, рассматривается писателем как мощное поле всестороннего влияния на личность. Эстетическое воздействие вбирает в себя катарсис, захватывает духовное формирование самоценной личности, определяет ее нравственную высоту.

Писатель утверждает концепцию искусства, краеугольным камнем которой является личность художника - Творца. Он защищает абсолютную свободу художника, владеющего «божественной властью» в собственной художественной вселенной. Истинный творец, писатель не отображает некую существующую помимо его воли действительность, но создает «новый мир», проникнуть в самую суть которого можно лишь путем анализа структуры и стиля. Стиль, в понимании Набокова, является эстетической категорией, где наиболее отчетливо проявляется единство формы и содержания. Говоря о стиле, Набоков подразумевает своеобразие личности художника, ту особенную манеру, которая отличает его от остальных писателей. Отсюда художественной доминантой текста и его «прочтения» (анализа и интерпретации) становится Автор как эстетическая категория, организующая структуру произведения. Эпистемологическая позиция модернизма - как я вижу мир - является константой в художественной философии Набокова, самовыражающей видение жизни с позиции неповторимой авторской индивидуальности.

Образ автора, его движение в едином пространстве текста русско-английских произведений писателя европейского и американского периодов -одна из актуальных проблем современного набоковедения, которая еще ждет своего исследователя.

Творческий процесс, в интерпретации Набокова, - это путь от знания к выражению. Потому язык в эстетике Набокова рассматривается как первичная художественная реальность. Поиски максимальной точности и выразительности, словесное волшебство, языковая игра придают прозе писателя особый эстетизм, ориентированный на элитарное сознание.

Единство творчества Набокова как художественной системы достигается особенностями поэтики. Анализ произведений писателя американского периода убеждает в том, что поэтика Набокова есть художественная реализация его философско-эстетической парадигмы, ее образное воплощение. В основе поэтики Набокова лежит принцип непостижимости «бездонной» реальности. Воплощение этого принципа ведет к образованию многоуровневой структуры текста (одно в другом - «матрешка», «текст в тексте»); к метаописанию -художественному («роман о романе») и дискурсивному (автокомментарии); к реминисцентной организации текста, в том числе автореминисценциям; к повторам (двойничество в системе персонажей и субъектной организации текста; зеркальность /отражения как композиционный прием; повторы ключевых слов, образующие знаменитые «узоры» Набокова).

В американском творчестве Набокова начинает доминировать игровое начало, которое становится непременным условием моделирования художественного мира писателя. Игровое начало определяет коммуникативные отношениях автора и читателя (направленность на диалог), нарративную стратегию (игра с повествовательными интенциями: автор - рассказчик -персонаж). После произведений Набокова игра с образом автора, авторские маски стали общим местом в зарубежной литературе. Вслед за Набоковым так строят свои романы К. Воннегут, Дж. Фаулз, И. Кальвино, М. Павич. В их произведениях автор из внетекстовой категории переходит непосредственно в текст, при этом размываются границы между автором и персонажем. Экспликация этой игры ведет к автометаописанию.

Игровая поэтика нацелена на жанровый эксперимент, в основе которого лежит принцип литературной диффузии и интерференции взаимопроникновения и взаимодействия «размытых» и «рассеянных» жанрообразующих элементов: поэмы и комментария, семейной хроники и мифа, триллера и философского эссе, автобиографии и пародии на нее, трансформировавшихся в структуре романа-лабиринта.

В американском творчестве Набокова усиливаются те тенденции, которые позволяют современным литературоведам относить писателя к предшественникам постмодернизма. Однако думается, что творческий метод Набокова американского периода несводим к одному эстетическому знаменателю. Несмотря на то, что писатель изображает кризисный характер сознания, свойственный постмодернизму, он всегда в своем творчестве стремится преодолеть хаос - хотя бы посредством создания сложнейшей структуры своих произведений. В творчестве Набокова не произошло также постмодернистской «смерти автора» - исчезновения автора как носителя определенного взгляда на мир

Творческую многомерность Набокова невозможно вписать в рамки какой-нибудь одной художественной системы. Тексты писателя не умещаются в четко оформленную парадигму, столь многоплановы их компоненты. Для Набокова всегда существенным было соединить, собрать все в «одну точку». Он вбирал в свое художественное сознание разные художественные системы, впитывал импульсы, исходившие из различных культур. Художественный метод ^ Набокова отличается органичной комплексностью.

В американские годы художественными доминантами Набокова становятся такие свойства, которые позволяют обосновать направленность творческого метода писателя к универсализму и синтезу. Набоков, наряду с Борхесом, а позднее Кортасаром и Роб-Грийе, задает параметры модели синтетического романа. Писатель выстраивает его парадигму, в которой сплавлены модернистский роман о художнике, авангардистская (сюрреалистическая) сновидческая концепция жизни и искусства, начала постмодернистского дискурса. Синтез достигается также использованием универсальных культурологических категорий: обращением автора к универсальному сюжету, который разворачивается в универсальном времени-пространстве (миф); универсальной формой воплощения сюжета (игра); универсальным модусом повествования, позволяющим создать необходимую дистанцию между автором и его произведением - иронией как единственно возможной экзистенциальной позицией серьезного художника. Принципиальное значение имеют для американского творчества Набокова автореминисценции, с помощью которых достигается синтез созданной Сириным и Набоковым двусоставной и двуязычной «второй реальности» - русской и английской.

Дальнейшее изучение своеобразия поэтики Набокова, его причастности к художественным системам XX века представляется доминантной проблемой в перспективных исследованиях творчества писателя.

Владимир Набоков - один из наиболее оригинальных художников слова новейшего времени. Его творчество является одним из тех «фокусов», через которые шло преломление традиций и образование магистральных линий литературного развития эпохи. В силу уникальности своего положения в литературной истории XX века писатель повлиял на развитие художественной словесности на русском и английском языках, стал связующим звеном между классическим реализмом и модернизмом, заложил основы постмодернизма. Многогранное творчество Набокова соединяет во временном фокусе прошлое и будущее нашей литературы.

Набоков еще не прочитан до конца, но нет сомнения в том, что творчество его является неотъемлемой частью современности. Наследие Набокова не только вписывается в историю русской и мировой культуры XX века, но и формирует современное художественное мышление и литературное сознание.

Список научной литературыРоманова, Галина Романовна, диссертация по теме "Русская литература"

1. ИСТОЧНИКИ1. ПРОИЗВЕДЕНИЯ В.В.НАБОКОВА

2. Набоков, В. Подлинная жизнь Себастьяна Найта / Пер. с англ. С. Ильина // В. Набоков. Bend Sinister: Романы. СПб.: Северо-Запад, 1993. - С. 6 - 157.

3. Набоков, В. Bend Sinister / Пер. с англ. С.Ильина // В.Набоков. Bend Sinister: Романы. СПб.: Северо-Запад, 1993. - С. 302 - 493.

4. Набоков, В. Под знаком незаконнорожденных / Пер. с англ. С.Ильина // В.В. Набоков. Американский период. Собрание сочинений. В 5 томах. СПб.: Симпозиум, 1999. -T.I.-C.192-399.

5. Набоков, В. Пнин / Пер. с англ. Г.Барабтарло при участии В.Е. Набоковой // Иностранная литература. -1989. № 2. - С. 3 - 87.

6. Набоков, В. Пнин / Пер. с англ. С. Ильина // В. Набоков. Bend Sinister: Романы.- СПб.: Северо-Запад, 1993. С. 158 - 301.

7. Набоков, В. Быль и убыль: Рассказы / Пер. с англ. Г.Барабтарло. СПб.: Амфора, 2001.-302 с.

8. Набоков, В. Рассказы / Пер. с англ. С. Ильина // В.В. Набоков. Американский период. Собрание сочинений. В 5 томах. СПб.: Симпозиум, 1999. - Т. Ш. - С.175 -293.

9. Набоков, В. Со дна коробки: Рассказы /Пер. с англ. Д.Чекалова. М.: Независимая Газета, 2001. -192 с.

10. Набоков, В. Забытый поэт: Рассказ /Пер. с англ. ШБреус // Книжное обозрение.- 1988. 2 сентября. - № 36. - С. 8 - 9.

11. Набоков, В. Условные знаки: Рассказ /Пер. с англ. и предисл. В.Харитонова

12. Литературная Россия. -1988. 25 ноября. - № 347. - С. 23.

13. Набоков, В. «Что как-то раз в Алеппо.»: Рассказ /Пер. с англ. и предисл. М.Мейлаха // Родник. -1988. № 11. - С. 18 - 22.

14. Набоков, В. Как-то раз в Алеппо.: Рассказ / Пер. с англ. А.Колотова // Простор. -1991.-№ 4.-С. 32-37.

15. Набоков, В. Второй режиссер: Рассказ /Пер. с англ. И.Бернштейн // Иностранная литература. -1993. № 12. - С. 108 -116.

16. Набоков, В. Ланселот / Пер. с англ. и послеслов. АГорянина и М.Мейлаха // Звезда.-1994.-№ 1.-С.7-15.

17. Набоков, В. Образчик разговора, 1945 /Пер. с англ. Д.Чекалова // Новый мир. 1995.- №9. -С. 109-116.

18. Набоков, В. Сестры Вейн: Рассказ /Пер. с англ. Г.Барабтарло // Иностранная литература. -1997. № 5. - С. 163 -173.

19. Набоков, В. Сцены из жизни сиамских уродцев / Пер. с англ. Г. Барабтарло // Звезда. -1999. № 4. - С. 62 - 66.

20. Набоков, В. Волшебник / Предисл. ИТолстого // Звезда. 1991. - № 3. - С.728.

21. Набоков,В. Лолита /Вступ. статья и коммент. А.А. Долинина. М.: Художественная литература, 1991.-415 с.

22. Набоков, В. Лолита // В.В. Набоков. Американский период. Собрание сочинений. В 5 томах. СПб.: Симпозиум, 1999. - Т.П. - С.11 - 391.

23. Набоков, В. Смех в темноте // В.В. Набоков. Американский период. Собрание сочинений. В 5 томах. СПб.: Симпозиум, 1999. - Т.П. - С. 392 -566.

24. Набоков, В. Бледное пламя / Пер. с англ. СИльина и АГлебовской // В.В. Набоков. Американский период. Собрание сочинений. В 5 томах. СПб.: Симпозиум, 1999. - Т.Ш. - С. 293 - 550.

25. Набоков, В. Ада, или Радости Страсти: Семейная хроника / Пер. с англ. С. Ильина // В.В. Набоков. Американский период. Собр. соч. В 5 томах. СПб.: Симпозиум, 2000. - T.IV. - 672 с.

26. Набоков, В. Прозрачные вещи /Пер. с англ. СИльина // В.В. Набоков. Американский период. Собрание сочинений. В 5 томах. СПб.: Симпозиум, 1999. - T.V. - С. 8 - 97.

27. Набоков, В. Смотри на арлекинов! /Пер. с англ. С.Ильина // В.В. Набоков. Американский период. Собрание сочинений. В 5 томах. СПб.: Симпозиум, 1999. -T.V.-C. 98-313.

28. Набоков, В. Память, говори. Автобиография / Реконструкция СИльина // Набоков В.В. Американский период. Собрание сочинений. В 5 томах. СПб.: Симпозиум, 1999. - T.V. - С. 314 - 596.

29. Набоков, В. Другие берега // В.В. Набоков. Рассказы. Воспоминания. М.: Современник, 1991. - С. 268 - 649.

30. Набоков, В. Убедительное доказательство. Последняя глава из книги воспоминаний // Иностранная литература. -1999. № 12. - С. 136 -145.

31. Набоков, В. Рассказы. Приглашение на казнь. Эссе. Интервью. Рецензии / В.В. Набоков. -М.: Книга, 1989. -470 с.

32. Набоков, В. Лекции по русской литературе. -М.: Независимая газета, 1996. Набоков, В. Лекции по зарубежной литературе /Пер. с англ. под ред. В. Харитонова. -М.: Независимая газета, 1998.

33. Набоков В.В. Русский период. Собрание сочинений. В 5 томах / Сост. Н. Артеменко-Толстой. СПб.: Симпозиум, 1999 - 2000.

34. Набоков, В. Ответ на анкету о М. Прусте // В.В. Набоков. Русский период. Собрание сочинений. В 5 томах / Сост. Н. Артеменко-Толстой. СПб.: Симпозиум, 2001.-Т.Ш. -С.688-689.

35. Набоков, В. Смех и мечты. Расписное дерево / Пер. с англ. Н.Толстой // Звезда. -1996(а).-№11.-С. 42 45.

36. Набоков, В. Писатели и эпоха / Пер. с фр. О. Сконечной // Звезда. 1996 (б). -№11.-С. 46-48.

37. Набоков, В. Искусство литературы и здравый смысл / Пер. с англ. Н. Ермаковой // Звезда. -1996 (в). № 11. - С. 65 - 73.

38. Набоков, В. Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина / Пер. с англ. под ред. А.Н. Николюкина. -М.: НПК «Интелвак», 1999. -1008 с.

39. Набоков, В. Предисловие к английскому переводу романов «Приглашение на казнь» («Invitation to a Beheading»), «Дар» («The Gift»), «Отчаяние» («Despair»)

40. Пер. с англ. Г.Левинтона // В.В. Набоков: pro et contra. СПб.: РХГИ, 1997. - Т.1. -С. 46-48,49-51,59-62.

41. Набоков, В. Предисловие к английскому переводу романов «Защита Лужина» («The Defense»), «Подвиг» («Glory») /Пер. с англ. М. Маликовой // В.В. Набоков: pro et contra. СПб.: РХГИ, 1997. - Т. 1. - С. 52 - 55,70 - 74.

42. Набоков, В. Предисловие к английскому переводу рассказов «Ultima Thule», «Solus Rex», «Круг» («The Circle») /Пер. с англ. Г.Левинтона // В.В. Набоков: pro et contra.-СПб.:РХГИ, 1997. -Т.1.-С.103-106.

43. Набоков, В. Переписка с сестрой / В.В. Набоков. Анн Арбор, Мичиган: Ардис, 1985.

44. Набоков, В. Письма 1954 1973 гг./ Публ. подготовлена по материалам «Нью Йорк тайме бук ревью» / Пер. с англ. В. Юкалова // Литературная газета. - 1990. - 2 мая.-№18.-С. 7.

45. Набоков, В. Письма 1941 1945 гг. / Публ. А. Чернышева // Огонек. - 1995. -№50.-С. 65-67.

46. Набоков, В. «Я не был легкомысленной жар-птицей, а наоборот, строгим моралистом.»: Из писем Владимира Набокова / Вступит, статья, публ., пер. и коммент. Д. Бабича // Вопросы литературы. -1995. Вып. 4. - С. 171 -198.

47. Набоков, В. Из переписки с Э. Уилсоном /Пер. с англ. В. Набоковой и С. Таска. Прим. Б.Аверина и М.Маликовой // Звезда. -1996. № 11. - С. 112 -132.

48. Набоков, В. «Как редко теперь пишу по-русски.»: Из переписки В.В. Набокова и М.А. Алданова /Вступл., публ., подгот. текста и прим. А.Чернышева // Октябрь, -1996. -№ 1. -С. 121-146.

49. Набоков, В. Письма к Глебу Струве / Публ. Е.Б. Белодубровского // Звезда. -1999.-№4.-С. 23-39.

50. Набоков, В. Интервью /Пер. с англ. С. Ильина // В.В. Набоков. Американский период Собрание сочинений. В 5 томах. СПб.: Симпозиум, 1999 - 2000. Т. I - V.

51. Набоков, В. Три интервью /Пер. с англ. В.Федосова //Иностранная литература. -1995. -№ 11.-С.233 248.

52. Набоков, В. Беседа с Пьером Домергом / Пер. с фр. и прим. О. Сконечной // Звезда. -1996 (г). № 11. - С. 56 - 64.

53. Набоков о Набокове и прочем: Интервью, рецензии, эссе / Сост., предисл., коммент. Н.Г.Мельникова. М.: Изд-во Независимая газета, 2002. - 704 с.

54. Набоков, Д.В. Запись выступления в Национальной Российской библиотеке. С.- Петербург, 12 июня 1995 г. // Звезда. -1996. № 11. - С. 3 - 9.

55. Набокова, В.Е. Предисловие к сборнику: В. Набоков. Стихи (1979) // В .В .Набоков: pro et contra. СПб., 1997. - Т. 1. - С. 348 - 349.

56. Nabokov, V. Conclusive Evidence. A Memoir. New York: Harper, 1951.

57. Nabokov, Vladimir. Selected Letters. 1940 1977 / Ed. by Dmitry Nabokov and Matthew J. Bruccoli. New York; London: Harcourt Brace Jovanovich, 1989.

58. The Nabokov Wilson Letters. Correspondence between Vladimir Nabokov and Edmund Wilson, 1940 - 1971. Edited, Annotated and with an Introductory Essay by Simon Karlinsky. Harperand Row, Publishers, N.Y., 1979.

59. Nabobv, V. Strong Opinions (1962 -1972). New York: McGraw-Hill, 1973.

60. Nabokov, V. Interviews Электронный ресурс. /V.Nabokov. Электрон, дан. -Режим доступа: http://lib.ru.Nabokov/inter l-22.txt

61. ДРУГИЕ ИСПОЛЬЗУЕМЫЕ ИСТОЧНИКИ Художественные произведения

62. Борхес, Х.Л. Коллекция / Х.Л. Борхес. СПб.: Северо-Запад, 1992. - 639 с.

63. Джойс, Дж. Собрание сочинений. В 3 томах / Дж. Джойс. М.: Знаменитая книга, 1993.

64. Музиль, Р. Человек без свойств. В 2 томах / Р. Музиль. М.: Художественная литература, 1994.

65. Пруст, М. По направлению к Свану / М. Пруст. М.: Республика, 1992.

66. Пруст, М. Обретенное время / М. Пруст. -М.: Изд-во ACT, 1999.

67. Пруст, М. Предисловие к книге «Против Сент-Бёва» // Модернизм в зарубежной литературе: Учебное пособие / JI.B. Дудова, Н.П. Михальская, В.П. Трыков. -М.: Изд-во «Флинта», изд-во «Наука», 1998.- С. 164-169.

68. Пушкин, А. С. Собрание сочинений. В 10 томах /А.С. Пушкин. М.: Художественная литература, 1975.

69. Стерн, Л. Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена. Сентиментальное путешествие по Франции и Италии /Пер. с англ. А. Франковского. М.: Художественная литература, 1968.

70. Теккерей, У. Ярмарка тщеславия.-М.: Художественная литература, 1968.

71. Шекспир, У. Собрание сочинений. В 8 томах / У. Шекспир. М.: Искусство, 1957-1960.

72. Эко, У. Заметки на полях «Имени розы» / Пер. с итал. Е. Костюкович. СПб.: Симпозиум, 2003. - 92 с.

73. Литературная критика о Набокове (прижизненная)

74. Адамович, Г.В. «.Наименее русский из всех русских писателей.». Георгий Адамович о Владимире Сирине (Набокове) / Публикация О. Коростелева и С. Федякина // Дружба народов. -1994. № 6. - С. 216 - 237.

75. Адамович, Г.В. Одиночество и свобода / Г.В. Адамович. М., 1996.

76. Апдайк, Дж. Предисловие // В. Набоков. Лекции по зарубежной литературе. -М.: Независимая газета, 1998. С. 9 - 22.

77. Берберова, Н. Курсив мой: Главы из книги //Октябрь. 1988. - № 12. О Набокове-С. 197 - 202.

78. Берберова, Н. Курсив мой: Автобиография /Вступ. заметка и публ. ИЛаламарчука //Вопросы литературы. -1988. -№11.0 Набокове С. 229 - 239.

79. Берберова, Н. Набоков и его «Лолита» // В.В. Набоков: pro et contra. СПб.: РХГИ, 1997. -Т.1.-С. 284-307.

80. Бицилли, ИМ. Статьи: история, культура, литература. Возрождение аллегории // Русская литература. -1990. № 2. - С. 134 -154.

81. Бишоп, М. Набоков в Корнельском университете // Звезда. 1999. - № 4. - С. 152-155.

82. Вейдле, В. Набоков. Первая Лолита // В.В. Набоков: pro et contra. СПб.: РХГИ, 2001. -Т.2. С.864 - 868.

83. Ходасевич, В. О Сирине // В. Ходасевич. Колеблемый треножник. М., 1991. -С. 458-462.

84. Шаховская, З.А. В поисках Набокова // З.А. Шаховская. В поисках Набокова. Отражения. -М.: Книга, 1991. С. 9 -107.

85. П. БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЕ СПРАВОЧНИКИ ПО ТВОРЧЕСТВУ НАБОКОВА

86. Антонов, СЛ. Владимир Набоков: личность и творчество (Материалы к библиографии) // В.В. Набоков: pro et contra. СПб.: РХГИ, 2001. - Т.2. - С. 972 -1029.

87. Мартынов, Г.Г. Указатель литературы, опубликованной на русском языке в СССР, России, странах СНГ и государствах Балтии / Г.Г. Мартынов. СПб., 2001.

88. The Garland Companion to V.Nabokov / Ed. By Vladimir E. Alexandrov. New York; London, 1995.

89. Juliar, Michael Nabokov: A Descriptive Bibliography. New York and London: Garland Publishers, 1986.

90. Schuman, Samuel. Vladimir Nabokov: A Reference Guide. Boston: G.K. Hall, 1979. Zembla Butterfly Net Электронный ресурс. /V. Nabokov. Электрон, дан. -Режим доступа: http://www.libraries.psu.edu/iasweb/nabokov/nsintro.htm

91. Ш. ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКАЯ ЛИТЕРАТУРА ПО ТВОРЧЕСТВУ НАБОКОВА

92. РУССКОЯЗЫЧНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

93. Аверин, Б. Воспоминание у Набокова и Флоренского // В.В. Набоков: pro et contra. СПб.: РХГИ, 2001. - Т.2. - С. 485 - 498.

94. Аверин, Б.В. Романы В.В. Набокова в контексте русской автобиографической прозы и поэзии. Автореф. дисс. д-ра фшгол. н. /Б.В. Аверин. СПб.: СПб. гос. ун-т., 1999.

95. Аверин, Б. Гений тотального воспоминания. О прозе Набокова // Звезда. 1999. -№4.-С.158-163.

96. Аверин, Б. Набоков и набоковиана // В.В. Набоков: pro et contra. СПб.: РХГИ, 1997. -Т.1.-С.851 -867.

97. Александров, В.Е. Набоков и потусторонность: метафизика, этика, эстетика / Пер. с англ. Н. Анастасьева. СПб.: Алетейя, 1999. - 320 с.

98. Александров, В.Е. Набоков и «Серебряный век» русской культуры // Звезда. -1996.-№ 11.-С. 215-230.

99. Александров, В.Е. Спасение от эмиграции у Набокова //Диапазон: Вестник иностранной литературы. -1993. № 1. - С. 24 - 29.

100. Анастасъев, Н.А. Не по правилам (Рец.: А. Зверев. Набоков. М., 2001) // Вопросы литературы. -2003. -№4. -С.351-359.

101. Анастасъев, Н.А. Владимир Набоков. Одинокий король /Н.А. Анастасьев. М.: ЗАО Изд-во Центрполиграф, 2002. - 596 с.

102. Анастасъев, Н.А. Бывают странные сближенья.// Вопросы литературы. -1999,-№5.-С. 127-141.

103. Анастасъев, Н.А. Феномен Набокова / Н.А. Анастасьев. М.: Советский писатель, 1992. - 320 с.

104. Анастасъев, Н.А. Феномен Набокова: Творческий портрет писателя // Иностранная литература. -1987. № 5. - С. 210 - 223.

105. Анрушко, Ч. Америка в «Лолите» Владимира Набокова //Филологические записки. -Воронеж, 1996. -Вып. 7.-С. 82-91.

106. Антошина, Е.В. Роман В. Набокова «Подлинная жизнь Себастьяна Найта» как текст-присутствие // В. Набоков в контексте русской литературы XX века / Ред. Т.Л. Рыбальченко. Томск: Изд-во Томск, ун-та, 2000. - С. 17 - 24.

107. Апресян, Ю. Д. Роман «Дар» в космосе Владимира Набокова // Известия РАН. Серия литературы и языка. -1995. № 3. - С. 3 -18; №4. - С. 6 - 23.

108. Аръев, А. Вести из вечности (О смысле литературно-философской позиции В.В.Набокова) // В.В. Набоков: pro et contra. СПб.: РХГИ, 2001. - Т.2. - С. 169 -193.

109. Бабаева, КБ. Литературная аллюзия в романе В. Набокова «Лолита» // Ситуации культурного перелома: Материалы научно-теоретического семинара. -Петрозаводск, 1998. С.105 -110.

110. Бабич, Д. Каждый может выйти из зала. Театрализация зла в произведениях Набокова // Вопросы литературы. -1999. № 5. - С.142 -157.

111. Баевский, B.C. Владимир Набоков //B.C. Баевский. История русской литературы XX века: Компендиум. М., 1999. - С. 267 - 274.

112. Барабаш, Ю. Набоков и Гоголь (Мастер и Гений): Заметки на полях книги В.Набокова «НиколайГоголь»//Москва.-1989.-№ 1.-С. 180-193.

113. Барабтарло, Г. Троичное начало у Набокова. О движении набоковских тем // В.В. Набоков: pro et contra. СПб.: РХГИ, 2001. - Т.2. - С. 194 - 212.

114. Барабтарло, Г.А. Предисловие переводчика // В. Набоков. Быль и убыль: Рассказы. СПб.: Амфора. 2001 (а). - С. 5 -15.

115. Барабтарло, Г. Вступительная заметка к переводу рассказа В. Набокова «Сцены из жизни сиамских уродцев» // Звезда. -1999. № 4. - С. 62.

116. Барабтарло, Г. Примечания и послесловие к переводу рассказа В. Набокова «Сестры Вейн» // Иностранная литература. -1997. № 5. - С. 170 -173.

117. Барабтарло, Г. Бирюк в чепце // Звезда. -1996. № 11. - С. 192 - 206.

118. Безродный, М. Супруги Комаровы. Заметки на полях «Пнина» // В.В. Набоков: pro et contra. СПб.: РХГИ, 2001. - Т. 2. - С. 924 - 928.

119. Белова, Т.Н. В. Набоков и Э. Хемингуэй (особенности поэтики и мироощущения) // Вестник Московского ун-та. Сер. 9. Филология. - 1999. - № 2. -С. 55-61.

120. Белова, Т.Н. Разные лики Владимира Набокова (Рец.: А.С. Мулярчик. Русская проза Владимира Набокова. М., 1997) // Вопросы литературы. 1999. - № 2. - С. 350-357.

121. Белова, Т.Н. «Палисандрия» С.Соколова «Лолита» наоборот. К проблеме постмодернистской пародии //Набоковский вестник /Научн. ред. В.П. Старк. -СПб., Дорн, 1998. - Вьгп.1: Петербургские чтения. - С. 157 -167.

122. Белова, Т.Н. Постмодернистские тенденции в творчестве В.В.Набокова // Набоковский вестник /Научн. ред. В.П. Старк. СПб., Дорн, 1998. - Вьгп.1: Петербургские чтения. - С. 44 - 53.

123. Бетея, Д.М. Изгнание как уход в кокон: образ бабочки у Набокова и Бродского //Русская литература.-1991.-№3.-С.167- 175.

124. Битов, А. Ясность бессмертия // Новый мир. -1990. № 5. - С. 230 - 242.

125. Бланк, К. О «Лолите» Набокова //Набоковский вестник /Научн. ред. В.П. Старк. СПб., Дорн, 1998. - Вып.1: Петербургские чтения. - С. 101 - 108.

126. Бло, Ж. Набоков /Пер. с фр. СПб.: Изд-во Русско-Балтийский информационный центр БЛИЦ, 2000. - 239 с.

127. Бойд, Б. Владимир Набоков: Американские годы. Биография / Пер. с англ. под ред. А. Глебовской. -М.: Независимая газета; СПб.: Симпозиум, 2004. 928 с.

128. Бойд, Б. Владимир Набоков: Русские годы. Биография / Пер. с англ. Г. Лапиной. -М.: Независимая газета; СПб.: Симпозиум, 2001. 695 с.

129. Бойд, Б. В. Набоков: вступление в биографию (биограф Набокова об автобиографиях Набокова) // Литературное обозрение. 2001 (а). - № 1. - С. 14 - 30.

130. Бродская, А. Банальность зла. Роман «Лолита» и послевоенное эмигрантское сознание // Вьппгород. -1999. № 3. - С. 84 - 92.

131. Букс, Н. Эшафот в хрустальном дворце. О русских романах Владимира Набокова. М.: Новое литературное обозрение, 1998.

132. Вахрушев, В. О словесных играх В. Набокова // Дон. 1997. - № 10. - С. 243

133. Великая, Н.И. «Воскреснуть. Вернуться в Россию». Владивосток, 1996. Виролашен, М.Н. Англоязычие Набокова как инобытие русской словесности // В.В. Набоков: pro et contra. - СПб.: РХЩ 2001. - Т.2. - С. 261- 269.

134. Воронина, О.Ю. Отречение от «Лолиты»: литературная традиция и моральная цензура в современной американской критике //Набоковский вестник. СПб., 1999.- Вып.4: Петербургские чтения. С. 173 -178.

135. Воронцов, А. Гумберт в аду // Подъем. -1996. № 5 - 6. - С. 221 - 240. Вострикова, М.А. В.В. Набоков (1899 - 1977) // Очерки русской прозы XX века. -М.:МПУ, 1994.

136. Галинская, ИЛ. К 100-летию со дня рождения В. Набокова (ключи к «Лолите») // Россия и современный мир. -1999. № 3. - С. 213 - 223.

137. Гандлевскш, С. Предисловие к разделу «Литературный гид «Тень Набокова» // Иностранная литература.-1999. -№ 12.-С. 134-135.

138. Геллер, Л. Художник в зоне мрака: «Bend Sinister» Набокова //В.В. Набоков: pro et contra. СПб.: РХГИ, 1997. - Т. 1. - С. 578 - 589.

139. Грация, Эдвард де. Девушки оголяют колени везде и всюду: Закон о непристойности и подавлении творческого гения // Иностранная литература. -1993. -№11.-С. 198-230.

140. Гришакова, М. Визуальная поэтика В.Набокова // Новое литературное обозрение. 2002. - № 54. - С. 205 - 228.

141. Гришакова, М. Две заметки о Набокове Электронный ресурс. /М. Гришакова.- Электрон, дан. Режим доступа: http://ruthenia.ru/document/404859.html

142. Гришакова, М. О некоторых аллюзиях у Набокова //Культура русской диаспоры. Набоков 100. Матер, междунар. конф. /Ред. И.З.Белобровцсва, А.А.Данилевский. -Таллинн: TPU, Kmjastus, 2000.

143. Гурболикова, О. Тайна Владимира Набокова. Процесс осмысления: Библиографические очерки / О. Гурболикова. М., 1995.

144. Давыдов, С. Набоков: герой, автор, текст // В.В. Набоков: pro et contra. СПб.: РХГИ, 2001.- Т.2.-С.315-327.

145. Давыдов, С. «Гносеологическая гнусность» Набокова в романе «Приглашение на казнь» //В.В. Набоков: pro et contra.-СПб.: РХГИ, 1997.- Т. 1.-С. 476-490.

146. Даниэль, С. Оптика Набокова // Набоковский вестник. СПб., 1999. - Вып.4: Петербургские чтения. - С. 168 -172.

147. Дарк, О. Загадка Сирина. Ранний Набоков в критике «первой волны» русской эмиграции // Вопросы литературы. -1990. Вып. 3. - С. 243 - 257.

148. Демурова, ЕМ. Алиса на других берегах // Л.Кэрролл. Приключения Алисы в стране чудес. В. Набоков. Аня в стране чудес. Повесть-сказка. М.: Радуга, 1992. -С. 7-28.

149. Джонсон, ДБ. Владимир Набоков и Руперт Брук /Пер. с англ. Т. Стрелковой // В.В. Набоков: pro et contra. СПб.: РХГИ, 2001. - Т. 2. - С. 449 - 470.

150. Джонсон, ДБ. Птичий вольер в «Аде» Набокова //Литературное обозрение. -1999.-№2.-С. 77-85.

151. Джонсон, ДБ. Лабиринт инцеста в «Аде» Набокова /Пер. с англ. Т. Гольденвейзера // В.В. Набоков: pro et contra. СПб.: РХГИ, 1997. - T.l. - С.395 -428.

152. Долинин, А. Истинная жизнь писателя Сирина // В.В. Набоков. Русский период. Собрание сочинений. В 5 томах. СПб.: Симпозиум, 2004. - Т. I. - С. 9 - 25.

153. Долинин, А. Истинная жизнь писателя Сирина: первые романы // В.В. Набоков. Русский период. Собрание сочинений. В 5 томах.-СПб.: Симпозиум, 1999. -Т.П. -С. 9-41.

154. Долинин, А. Истинная жизнь писателя Сирина: от «Соглядатая» к «Отчаянию» // В.В. Набоков. Русский период. Собрание сочинений. В 5 томах. СПб.: Симпозиум, 2001. -Т.Ш.-С.9-41.

155. Долинин, А. Истинная жизнь писателя Сирина: две вершины «Приглашение на казнь» и «Дар» // В.В. Набоков. Русский период. Собрание сочинений. В 5 томах. - СПб.: Симпозиум, 2000. - Т. IV. - С. 9 - 43.

156. Долинин, А. Истинная жизнь писателя Сирина: после «Дара» // В.В. Набоков. Русский период. Собрание сочинений. В 5 томах. СПб.: Симпозиум, 2000. -T.V. - С. 9 - 39.

157. Долинин, А. Доклады В.Набокова в Берлинском литературном кружке (Из рукописных материалов двадцатых годов) // Звезда. -1999. № 4. - С.7 -11.

158. Долинин, А. Набоков, Достоевский и достоевщина // Литературное обозрение. -1999.-№2.-С. 38-46.

159. Долинин, А.А. Плата за проезд. Беглые заметки о генезисе некоторых литературных оценок Набокова // Набоковский вестник / Научн. ред. В.П.Старк. -СПб.; Дорн, 1998.-Вып.1: Петербургские чтения.-С. 5-15.

160. Долинин, А.А. «У английского и русского Набокова разные лица»: интервью / беседовала Ю. Кантор // Невское время. -1998. 25 июня. - № 113 (1755).

161. Долинин, А.А. В сторону «Дара»: интервью / беседовала Ю. Кантор // Невское время. -1997. -1 июля. -№ Ш (1516).

162. Долинин, А. Загадка недописанного романа (О романе «Solus Rex») II Звезда. -1997 (a). № 12. - С. 215 - 224.

163. Долинин, А. Три заметки о романе Владимира Набокова «Дар» // В.В. Набоков: pro et contra. СПб.: РХГИ, 1997. - Т.1. - С. 697 - 740.

164. Долинин, А. «Двойное время» у Набокова (От «Дара» к «Лолите») // Пути и миражи русской культуры: Сборник / Ин-т рус. лит. (Пушкинский дом). СПб.: Северо-Запад, 1994. - С. 283 - 322.

165. Долинин, А.А. После Сирина // В. Набоков. Романы / Пер. с англ. А. Горянина, М. Мейлаха. -М.: Художественная литература, 1991. С. 5 14.

166. Долинин, А. Бедная «Лолита» // В. Набоков. Лолита. М.: Художественная литература, 1991 (а). - С. 5 - 14.

167. Долинин, А.А. Набоков и Блок // Тексты докладов научной конференции «А.

168. Блок и русский постсимволизм». Тарту, 1991 (б). - С. 36 - 44.

169. Долинин, А. Цветная спираль Набокова // В. Набоков. Рассказы. Приглашение на казнь. Роман. Эссе. Интервью. Рецензии. М.: Книга, 1989. - С. 438 - 469.

170. Долинин, А. Поглядим на арлекинов: Штрихи к портрету В.Набокова. // Литературное обозрение,-1988.-№9.-С.15-20.

171. Домогацкая, Е.Г. В.В. Набоков. Лолита. Лекции по литературе. Лекции о Дон Кихоте // Литературная энциклопедия русского зарубежья (1918 1940) / Под ред. А.Н. Николюкина. - М.: ИНИОН РАН, 1999. - Т. 3. ЧЛ. - С. 272 - 275; 289 - 290; 290-291.

172. Ерофеев, В. В поисках потерянного рая (Русский метароман В. Набокова) // В лабиринте проклятых вопросов / В. Ерофеев М.: Советский писатель, 1990. - С. 162 - 204.

173. Ерофеев, В. Лолита, или Заповедный оазис любви // В. Набоков. Лолита: Роман. -М.:Известия, 1989. -С. 5-15.

174. Есаулов, И.А. Поэтика литературы русского зарубежья (Шмелев и Набоков: два типа завершения традиции) // Категория соборности в русской литературе / И.А. Есаулов. Петрозаводск: Изд-во Петрозавод. ун-та. 1995. - С. 238 - 267.

175. Жиличев, Е.В., Тюпа, В.И. Иронический дискурс В. Набокова: («Защита Лужина»)//Кормановскиечтения.-Ижевск, 1994. -Вып. 1.-С.191-201.

176. Жолковский, A. Philosophy of Composition (К некоторым аспектам структуры одного литературного текста) //Культура русского модернизма. Статьи, эссе и публикации. М.: Наука, 1993. - С. 390 - 399.

177. Забияко, А.А. Феномен синэстезии и художественный мир литературного произведения (на материале «русского» творчества Владимира Набокова). Автореф. дисс. канд. филол. наук /А.А. Забияко. М.: Моск. пед. гос. ун-т, 1998. -16 с.

178. Завадская, Е. В. Тень топора, или прозрачность жизни и смерти // АРТ-АЗБУКА: словарь современного искусства Электронный ресурс, 2002. / Е.В. Завадская. Электрон, дан. - Режим доступа: http://www.gif.m/azbuka/archives.htm

179. Зайцева, Ю. Принцип зеркала в художественной системе В. Набокова Электронный ресурс. ЯО. Зайцева. Электрон, дан. - Режим доступа: // http://www.relga.rsu.ru/ri 69/cult 69.htm

180. Зверев, А. Набоков на кафедре. (Рец: Лекции по зарубежной литературе» Набокова) // Иностранная литература. -1999. № 9. - С. 241 - 246.

181. Зверев, А. Набоков / А.М. Зверев. М.: Молодая гвардия, 2001. - 453 с.

182. Зверев, A.M. «Поздний Набоков литература для доцентов»: интервью / беседовал А. Мирошкин // Книжное обозрение. - 2001. - 26 ноября. - № 48.

183. Зимина, Л.В. Герменевтический анализ комментариев В. Набокова к «Евгению Онегину» // Книга: Исследования и материалы. М., 1994. - Сб. 67. - С. 32 - 52.

184. Злочевская, А.В. Русский Эрос в романе В. Набокова «Лолита» // Вестн. Московского ун-та. Сер. 9. Филология. - 2004. - № 4. - С. 44 - 56.

185. Злочевская, А.В. Художественный мир Владимира Набокова и русская литература XIX века: Генетические связи, типологические параллели и оппозиции. Автореф. дисс. д-ра филол. н. /А.В. Злочевская. М.: Моск. гос. ун-т, 2002. - 34с.

186. Злочевская, А.В. Художественный мир Владимира Набокова и русская литература XIX века / А.В. Злочевская. М.: Изд-во МГУ, 2002. -188 с.

187. Злочевская, А.В. Роман В. Набокова «Ада» в контексте русской литературной традиции //Вестн. Московского ун-та. Сер. 9. Филология. - 2001. - № 2. - С. 34 -46.

188. Злочевская, А.В. Поэтика Владимира Набокова: новации и традиции // Русская литература. 2000. - № 1. - С. 40 - 62.

189. Злочевская А.В. В. Набоков и Н.В. Гоголь // Вестн. Московского ун-та. Сер. 9. Филология. -1999. - № 2. - С. 30 - 46.

190. Злочевская, А.В. Парадоксы «игровой» поэтики Владимира Набокова /На материале повести «Отчаяние» // Филологические науки. -1997. № 5. - С.З -12.

191. Злочевская, А.В. Эстетические новации Владимира Набокова в контексте традиций русской классической литературы // Вестн. Московского ун-та. Сер. 9. Филология. -1997. - № 4. - С. 9 -19.

192. Злочевская, А.В. Традиции Ф.М. Достоевского в романе В. Набокова «Приглашение на казнь» // Филологические науки. -1995. № 2. - С. 3 -12.

193. Иванова, НИ. Источники создания эссе «Николай Гоголь» В.В. Набокова //Вторые Майминские чтения. Псков, 1998. - С. 100 - 102.

194. Иванова, НИ О некоторых особенностях интерпретации Набоковым Гоголя (Эссе «Николай Гоголь») // Набоковский вестник / Научн. ред. В.П. Старк. СПб.; Дорн, 1998. - Вып.1: Петербургские чтения. - С. 118 -124.

195. Иванова, Н.И Разнообразие включений гоголевских рецепций в романные тексты В.В.Набокова //Набоковский вестник. СПб., 1999. - Вып.4: Петербургские чтения. -С.42 - 46.

196. Ильин, С. Комментарии. Примечания // В. Набоков. Bend Sinister: Романы / Пер. с англ. С. Ильина. СПб.: Северо-Запад, 1993. - С. 494 - 502.

197. Казнина, О.А. В.В. Набоков // Русские в Англии: Русская литература в контексте русско-английских литературных связей в первой половине XX века / О. А. Казнина.-М., 1997.-С.271-310.

198. Карпович, ИЕ. Сборник рассказов В.В. Набокова «Весна в Фиальте»: поэтика целого и интертекстуальные связи. Автореф. . канд. филол. н. / И.Б. Карпович. -Барнаул: Алтайск. гос. ун-т, 2000. -16 с.

199. Козлова, СМ. Гносеология отрезанной головы и утопия истины в «Приглашении на казнь», «Ultima Thule» и «Bend Sinister» В.В. Набокова // В.В. Набоков: pro et contra. СПб.: РХЩ 2001. - Т. 2. - С.782 - 809.

200. Козловская, Н.В. Текстообразующие семантические поля «прошлое» и «настоящее» в идиостиле Набокова // Традиции в контексте русской культуры. -Череповец, 1993.-С.89-93.

201. Колтаевская, НЮ. На кого похож набоковский Найт? // Русская речь. 1996. -№2.-С. 8-11.

202. Конечный, А.М. Петербург «с того берега» (в мемуарах эмигрантов «первой волны») // Блоковский сборник ХШ. Русская культура XX в.: метрополия и диаспора. Tapiy, 1996. - С. 128 -146.

203. Коннолли, Дж. В. «Terra incognita» и «Приглашение на казнь» Набокова: борьба за свободу воображения / Пер. с англ. Т. Стрелковой // В.В. Набоков: pro et contra. -СПб.: РХГИ, 1997. Т.1. - С. 354 - 363.

204. Корнуэлл, Н. Дж. Владимир Набоков // Дж. Джойс и Россия / Н. Корнуэлл. -СПб., 1997.-С. 73-80.

205. Красавченко, Т.Н. «Защита Набокова» //Русское литературное зарубежье: Сборник обзоров и материалов. М.: ИНИОН, 1991. - Вып. 1.-С.217-232.

206. Кузнецов, П. Утопия оиночества: Владимир Набоков и метафизика // Новый мир.-1992.-№10. С. 243 - 250.

207. Курганов, Е. Лолита и Ада / Е. Курганов. СПб., 2001. Курганова, Е.В. Особенности комического в творчестве В.В. Набокова 1920 -30-х гг. Автореф. дисс. .канд. филол. н. / Е.В. Курганова. - М.: МПГУ, 2001. -18с.

208. Кучина, Т. Творчество В. Набокова в зарубежном литературоведении. Дисс. канд. филол. н./ Т. Кучина. -М., 1996. -178 с.

209. Лало, А.Е. «Твердые мнения» В.Набокова // Диалог. Карнавал. Хронотоп. -1994.-№31.-С. 140-152.

210. Лапутин, Е. Орфография сновидений (Вместо предисловия) // Новая юность. -1996.-№3.-С. 28-33.

211. Левин, Ю. Заметки о «Машеньке» В.В. Набокова // В.В. Набоков: pro et contra.-СПб.:РХГИ, 1997. -Т.1.- С.364 374.

212. Левин, Ю.И. Биспациальность как инвариант поэтического мира В. Набокова.- Russian Literature, Amsterdam, XXVIII, №1,1990. С. 45 -124.

213. Левин, Ю. Зеркало как потенциальный семиотический объект (Раздел «Зеркало у Набокова») // Избранные труды: Поэтика. Семиотика / Ю. Левин. М., 1988. - С. 572-577.

214. Левин, Ю. Новый английский перевод «Евгения Онегина» //Русская литература. -1981.-№ 1.-С.219-228.

215. Левинг, Ю. Палестинское письмо В. Набокова 1937 г. /Публикация и комментарии // В.В. Набоков: pro et contra. СПб.: РХГИ, 2001. - Т. 2. - С. 12 - 33.

216. Левинг, Ю. Рецензия на книгу: Шраер Максим Д. Мир рассказов Набокова. Техасский университет. 1999 (на англ. яз.) // Литературное обозрение. 1999. - № 4.- С. 91- 92.

217. Левинтон, Г. The Importance of Being Russian или Les allusions perdues // B.B. Набоков: pro et contm. СПб.: РХГИ, 1997. - Т. 1. - С. 308 - 339.

218. Леденев, А.В. Стилевой эффект «истекания» реальности из звука в прозе В. Набокова //Проблемы поэтики русской литературы: Межвузовский сборник научных трудов. М.: МАКС - Пресс, 2003. - С.114 -121.

219. Леденев, А.В. От Владимира Дарова к «Дару» Владимира: В. Брюсов и В. Набоков Электронный ресурс, 2002.

220. Леденев, А.В. Ритмический «сбой» как маркер аллюзии в романе В. Набокова «Лолита» // Веста. Московск. ун-та. Сер. 9. Филология. -1999. - № 2. - С. 47 - 54.

221. Леденев, А.В. «Ничья меж смыслом и смычком.». В.В. Набоков // В. Агеносов. Литература Russkogo зарубежья. М.: Terra. Спорт, 1998. - С. 321 - 353.

222. Леденев, А.В. Англоязычный дебют Набокова //Ярославский педагогический вестник. -1997. Вып. 1. - С. 9 -15.

223. Липецкий, В. О пошлости в литературе, или Главный парадокс постмодернизма // Волга. -1997. № 11 -12. - С. 179 -190.

224. Липовецкий, М.Н. Взгляд с другого берега: «Лолита» Владимира Набокова (1953) //Современная русская литература. 1950 1990-е годы /Н.Л. Лейдерман, М.Н. Липовецкий. -М.: Академия, 2003. - T.l. - С.75 - 88.

225. Липовецкий, М.Н. Из предыстории русского постмодернизма (метапроза Владимира Набокова от «Дара» до «Лолиты») //Русский постмодернизм (Очерки исторической поэтики) / М.Н. Липовецкий. Екатеринбург, 1997. - С. 44 -106.

226. Люксембург, A.M. Имитация диалога: жанровая и игровая специфика интервью Владимира Набокова Электронный ресурс, 2005.

227. Люксембург, А. Вивиан Дамор-Блок и вивисекция слова: Английская проза Владимира Набокова // В.В. Набоков. Американский период. Собрание сочинений. В5томах.-СПб.:Симпозиум, 1999.-Т.1. С.9 -23.

228. Люксембург, А. Комментарии. Примечания // В.В. Набоков. Американский период. Собрание сочинений. В 5 томах /А. Люксембург, С. Ильин. СПб.: Симпозиум, 1999 (а). - Т. I - V.

229. Люксембург, A.M. Лабиринт как категория набоковской игровой поэтики (на примере романа «Бледный огонь») // Набоковский вестник СПб., 1999 (б). - Вып. 4: Петербургские чтения. - С. 5 -11.

230. Люксембург, A.M. Амбивалентность как свойство набоковской игровой поэтики // Набоковский вестник /Научн. ред. В.П. Старк. СПб.; Дорн, 1998. -Вып.1: Петербургские чтения.-С. 16-25.

231. Мешкова, М. Э. Набоков. Авто био - графия. - СПб.: Академический проект, 2002.-234 с.

232. Маликова, М., Трезьяк, Дж. Сквозняк из прошлого // Звезда. 1999. - № 4. -С. 81-91.

233. Маликова, М.Э. Набоков «Другие берега» Набоков «Speak, memory». Некоторые наблюдения // Набоковский вестник. / Научн. ред. В.П. Старк. - СПб.; Дорн, 1998.-Вып.1: Петербургские чтения.-С. 91 -100.

234. Маликова, М. «Первое стихотворение» В. Набокова // В.В. Набоков: pro et contra.-СПб.:РХГИ, 1997. -Т.1.-С.741-771.

235. Маркова, О.Б. Terra Incognita Владимира Набокова // Русская речь. 1999. - № 2.-С. 17-20.

236. Маркович, Я. Проза В. Набокова // В. Набоков. Облако, озеро, башня: Роман и рассказы. М.: Московский рабочий, 1989. - С. 5 -13.

237. Медведев, А. Перехитрить Набокова //Иностранная литература. 1999. - № 12. -С. 217-229.

238. Медарич, М. Владимир Набоков и роман XX столетия // В.В. Набоков: pro et contra. СПб.: РХШ, 1997. - Т. 1. - С. 454 - 475.

239. Мельников, Н. Предисловие // В. Набоков. Ада, или Эротиада. -М., 2004. С. 5-13.

240. Пер. с англ. СПб.: Академический проект, 2000 // Новое литературное обозрение. -2001.-№49.-С. 487-490.

241. Мельников, Н.Г. (сост. и ред.). Классик без ретуши. Литературный мир о творчестве Владимира Набокова: Критические отзывы, эссе, пародии /Н.Г. Мельников. М.: Новое литературное обозрение, 2000. - 688 с.

242. Мельников, Н.Г. В.В. Набоков. Pale Fire. Ada, or Ardor: A Family Chronicle // Литературная энциклопедия русского зарубежья (1918 1940) /Под ред. А.Н. Николюкина. -М.: ИНИОН РАН, 1999.-Том 3, часть П. - С. 279 -282; 284 -286.

243. Мельников, Я Безумное чаепитие с Владимиром Набоковым. К выходу в свет первого русского перевода романа В.В. Набокова «Ада, или Страсть» // Литературное обозрение. -1997. № 2. - С. 84 - 87.

244. Мельников, Н. «До последней капли чернил.» Владимир Набоков и «Числа» // Литературное обозрение. -1996. № 2. - С. 73 - 82.

245. Мещанский, А.Ю. Художественная концепция творческой личности впроизведениях В. Набокова. Автореф. диссканд. филол. н. / А.Ю. Мещанский.

246. Северодвинск: Северодвинский филиал Поморского гос. ун-та им. М.В. Ломоносова, 2002. -16 с.

247. Михайлов, О.Н. Литература Русского Зарубежья. От Мережковского до Бродского / О.Н. Михайлов. М., 2001.

248. Михайлов, О.Н. Владимир Владимирович Набоков (1899 1977) // Литература русского зарубежья / О.Н. Михайлов. - М., 1995. - С. 351 - 372.

249. Михайлов, О. Разрушение дара: О Владимире Набокове // Москва. 1986. - № 12.-С. 66-72.

250. Млечко, А.В. Фигура трикстера в романах В. Набокова «русского» и «американского» периодов //AMERICANA: Материалы научн. конф. «Россия и страны Америки: опыт исторического взаимодействия». Волгоград, 1998. - Вып. 2.-С. 248-254.

251. Млечко, А.В. Автор и герой как «homo ludens» в романах В.В. Набокова // П межвуз. научн.- практ. конф. студентов и молодых ученых Волгоградской обл. -Волгоград, 1996. Вып. 2. - С. 8 -11.

252. Модернизм в русской эмигрантской литературе «первой волны»: международный семинар. Тарту. 5-7 октября 2000 Электронный ресурс. -Электрон, дан. Режим доступа: //http://www.ruthenia.ru/document/318434.html

253. Мулярчик, А. Победа и поражение онегинского проекта Электронный ресурс. /

254. A. Мулярчик. Электрон. дан. - Режим доступа: //http:// curtain.ng.ru/printed/plot/2000-04-14/1nabokv.

255. Мулярчик, А.С. В.В. Набоков. The Red life of Sebastian Knight. Pnin // Литературная энциклопедия русского зарубежья (1918 1940) / Под ред. А.Н. Николюкина. - М.: ИНИОН РАН, 1999. - Том 3, часть П. - С. 258 - 261; 277 - 279.

256. Мулярчик, А. Набоков и «набоковианцы» // Вопросы литературы. 1994. -Вып. З.-С. 125-169.

257. Мулярчик, А.С. Русская проза Владимира Набокова /А.С. Мулярчик. М.: Изд-во Московского ун-та, 1997. -144 с.

258. Мулярчик, А. Следуя за Набоковым // В. Набоков. Рассказы. Воспоминания. -М.: Современник, 1991. -С. 5-22.

259. Мышалова, Д. Владимир Владимирович Набоков (1899 1977) //Очерки по литературе русского зарубежья / Д. Мышалова. - Новосибирск, 1995. - С. 70 - 99.

260. В. Набоков в контексте русской литературы XX века / Ред. Т.Л. Рыбальченко. -Томск: изд-во Томск, ун-та, 2000. -128 с.

261. Набоковский сборник: Мастерство писателя. Калининград, 2001. Наймам, Э. Литландия: аллегорическая поэтика «Защиты Лужина» //Новое литературное обозрение. - 2002. - № 54. - С. 164 - 204.

262. Наринс, Дж. В. «Лолита», нарративная структура и предисловие Джона Рея //

263. B.В. Набоков: pro et contra.- СПб.: РХГИ, 2001. Т.2. - С. 908 - 923. Неволенная, Т. Поэтологические особенности автоперевода романа В.

264. Набокова «Лолита» //Вестник Амурского гос. ун-та. Сер. «Гуманитарные науки». -2002.-№16.-С. 65-67.

265. Немгрв, Л.В. В.В. Набоков и Н.В. Гоголь: создание образа автора в художественном произведении. Автореф. дисс. . канд. филол. н. /Л.В. Немцов. -Самара: Самарск. гос. ун-т, 1999. -16 с.

266. Нива, Ж. Русское изгнание в европейскую ночь. Мистификация прежде всего // Возвращение в Европу: Статьи о русской литературе / Ж. Нива. М., 1999. - С. 278-293,300-303.

267. Николюкин, А. Эротическая дилогия Набокова // В. Набоков. Ада, или Страсть. Хроника одной семьи. Киев; Кишинев, 1995. - С. 5 -10.

268. Николюкин, А. О книге Набокова и ее переводе // В. Набоков. Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина. М.: НПК «Интелвак», 1999. - С. 5 - 9.

269. Новиков, Р.В. Русскоязычная драматургия В. Набокова. Проблемы поэтики. -Автореф. дисс. канд. филол. н. / Р.В. Новиков. М.: Mill У, 2004. - 27 с.

270. Носик, Б. Мир и дар Владимира Набокова: первая русская биография писателя. -М.: Пенаты и РИД, 1995. 550 с.

271. Носик, Б. Первый американский рассказ Набокова //Иностранная литература. -1993.-№ 12.-С. 117-120.

272. Ольшанский, Д. Два Набоковых (Рец. на книги: А. Зверев. Набоков. М., 2001; Б. Бойд Владимир Набоков: Русские годы. Биография. СПб., 2001) Электронный ресурс, 2003.

273. Останин, Б. Равенство, зигзаг, трилистник, или о трех родах поэзии. Сирин: 22 + 2 // Новое литературное обозрение. -1997. № 23. - С. 298 - 301,305.

274. Павловский, А.И. К характеристике автобиографической прозы русского зарубежья (И. Бунин, М. Осоргин, В. Набоков) // Русская литература. 1993. - № 3. -С. 30-53.

275. Пайфер, Э. «Лолита» / Пер. с англ. А. Погарской // В.В. Набоков: pro et contra. СПб.: РХГИ, 2001. - Т.2. - С. 869 - 892.

276. Парамонов, Б. Набоков в Америке // Звезда. -1996. № 11. - С. 231 - 238.

277. Пестерев, В.А. Метаморфозы романной формы в «Бледном огне» В.Набокова //Материалы XII научной конференции профессорско-преподавательского состава Волгоградского гос. ун-та. Волгоград, 1995. - С. 386 - 392.

278. Пило Бойл, Ч. Набоков и русский символизм (История проблемы) // В.В. Набоков: pro et contra. СПб.: РХГИ, 2001. - Т. 2. - С. 532 - 550.

279. Пимкина, А.А. Роль авторской маски в романе В. Набокова «Пнин» // Проблемы эволюции русской литературы XX века. Третьи Шешуковские чтения: матер, межвуз. научн. конф. Вып. 5. - М.: Ml II У, 1998. - С. 213 - 215.

280. Пимкина, А.А. Игровой принцип творчества В.В. Набокова (На примере романов «Защита Лужина» и «Пнин») // Набоковский вестник СПб., 1998. - Вып. 4: Петербургские чтения. - С. 135 -139.

281. Пискунов, В. Чистый ритм Мнемозиньг // Литературное обозрение. 1990. - № 10.-С. 21-31.

282. Погребная, Я. Особенности прочтения В. Набокова в контексте современной теории интерпретации // Проблемы эволюции русской литературы XX века. Третьи Шешуковские чтения: материалы межвузовской научной конференции- М.: МПГУ, 1998. Вып. 5. - С. 262 - 266.

283. Полищук, В.Б. Поэтика вещи в прозе В.В. Набокова. Автореф. дисс. . .канд. филол. н. / В.Б. Полишук. СПб.: Рос. гос. пед. ун-т, 2000. - 24 с.

284. Полищук, В. Жизнь приема у Набокова // В.В. Набоков: pro et contra. СПб.: РХГИ, 1997. -Т.1.-С.815- 828.

285. Проффер, К. Ключи к «Лолите». /Пер. с англ. и предисл. Н. Махлаюка и С. Слободянюка. Послесл. Д. Б. Джонсона. СПб.: Симпозиум, 2000. - 302 с.

286. Пуля, И.И. Американский писатель русского происхождения? (Опыт систематизации литературных споров) //Анализ художественного произведения. -Киров, 1993. -С.170-180.

287. Пуля, И.И. Образ-миф России в русских романах В. Набокова. 1920 1930-е годы. Автореф. дисс. канд. филол. н. / ИИ. Пуля. - Вологда, 1996. -16 с.

288. Пятигорский, А. Чуть-чуть о философии Владимира Набокова // В.В. Набоков: pro et contm. СПб.: РХШ, 1997. - Т. 1. - С. 344 - 347.

289. Рахимкулова, Г.Ф. Языковая игра в прозе Владимира Набокова: К проблеме игрового стиля. Дисс. . докт. филол. н. / Г.Ф. Рахимкулова. Ростов -на-Дону: Рост. гос. ун-т, 2004. - 332 с.

290. Рахимкулова, Г.Ф. Олакрез Нарцисса: Проза Владимира Набокова в зеркале языковой игры / Г.Ф. Рахимкулова. Ростов-на-Дону: Изд-во Рост, ун-та, 2003. - 320 с.

291. Розенгрант, Дж. Владимир Набоков и этика изображения. Двуязычная практика / Пер. с англ. Т. Стрелковой // В.В. Набоков: pro et contra. СПб.: РХГИ, 2001.-Т.2.-С.929- 955.

292. Романова, Г.Р. Миф в структуре романа В. Набокова «Ада, или Радости страсти» // Вестник ДВО РАН. Владивосток, 2005. - № 4.

293. Романова, Г.Р. Философско-эстетическая система Владимира Набокова и ее художественная реализация: период американской эмиграции: Монография / Г.Р. Романова. Хабаровск: Изд-во Хабар, гос. пед. ун-та, 2004. - 230 с.

294. Романова, ГР. Образ автора в книге Владимира Набокова «Евгений Онегин» Александра Пушкина // Вопросы филологических наук. М.: Спутник +, 2004. - № 4 (8).-С. 8-12.

295. Романова, ГР. Постигая Пруста: К вопросу о генезисе эстетических взглядов Набокова // Вопросы гуманитарных наук. М.: Спутник +, 2004. - № 5 (14). - С. 146 -149.

296. B.Набокова в романе «Прозрачные вещи» //Проблемы поэтики русской литературы: Межвузовский сборник научных трудов. М.: МАКС Пресс. 2003.1. C.121-130.

297. Романова, Г.Р. Особенности поэтики рассказа В. Набокова «Сестры Вейн» //Гуманитарные исследования. Альманах. Выпуск VI. Уссурийск: Изд-во Уссур. гос. пед. ин-та, 2003. - С. 334 - 339.

298. Романова, Г.Р. Сюжет и композиция рассказов В. Набокова «Как-то раз в Алеппо» и «Забытый поэт» //Проблемы славянской культуры и цивилизации. Матер. V международн. научн.-методич. конфер. Уссурийск: Изд-во Уссур. гос. пед.ин-та, 2003. -С. 145-150.

299. Романова, Г.Р. Образ времени в рассказах В. Набокова «Time and Ebb» и «Sings and Symbols» // Литература и философия: постижение человека. Матер, междунар. научн. конф. Комсомольск-на-Амуре: Изд-во Коме. гос. пед, ун-та, 2003. С. 82- 90.

300. Романова, Г.Р. К вопросу о структуре романа В. Набокова «Подлинная жизнь Себастьяна Найта» //Актуальные проблемы социогуманитарного знания: Сборник научных трудов кафедры философии Mill У. Вып. ХП. - М.: Прометей, 2002. -С.182-191.

301. Романова, Г.Р. Прием двойного кодирования в романе В. Набокова «Подлинная жизнь Себастьяна Найта» //Актуальные проблемы социогуманитарного знания: Сборник научных трудов кафедры философии Ml 11 У. -Вып.XV.-M.:Прометей,2002. -С.180-188.

302. Романова, Г.Р. Мотивы и символы в романе В.Набокова «Пнин» // Памяти > В.И.Даля: Матер, международн. научн. конфер. Хабаровск: Изд-во Хабар, гос.пед. ун-та, 2002. С.107 -116.

303. Романова, Г.Р. Субъектная организация текста в рассказе В. Набокова «Помощник режиссера» //Проблемы славянской культуры и цивилизации. Матер.1. международн. научн.-методич. конфер. Уссурийск: Изд-во Уссур. гос. пед. инта, 2002. -С. 163-166.

304. Романова, Г.Р. Сюжетно-композиционная структура новеллы В. Набокова «Картофельный эльф» // Теория и практика литературоведческого анализа. Учебное пособие. Часть 1. Комсомольск-на-Амуре: Изд-во Коме. гос. пед, ун-та, 2001. -С.70-80.

305. Русская литература в XX веке: имена, проблемы, культурный диалог. Томск, 2000. -Вып. 2.

306. Рягузова, Л.Н. Метаязыковая концептуализация сферы «творчество» в эстетической и художественной системе В.В. Набокова. Автореф. д-ра филол. н. /JI.H. Рягузова. Краснодар: Кубан. гос. ун-т, 2000. - 46 с.

307. Савельева, В.В. Лицо и «личико часов» у Владимира Набокова // Русская речь. -1998.-№ 4.-С. 17-21.

308. Сахаров, В. Набоков // Литература русского зарубежья. 1920 1940 / Отв. ред. О.Н.Михайлов. -М.:ИМЛИ,Наследие, 1999.-Вып.2.-С. 187-213 .

309. Сваровская, А.С. Природа тирании в прозе В. Набокова // В. Набоков в контексте русской литературы XX века / Ред. Т.Л. Рыбальченко. Томск: изд-во Томск, ун-та, 2000. - С. 25 - 37.

310. Семенова, Н.В. Роль неожиданной развязки в новеллах Вл. Набокова // Литературный текст: проблемы и методы исследования. Тверь, 1998. - Вып. 4. -С. 89-95.

311. Семенова, С. Два полюса русского экзистенциального сознания: проза Георгия Иванова и Владимира Набокова Сирина // Новый мир. - 1999. - № 9. - С. 183 -205.

312. Сендерович, С., Шварц, Е. Вербная штучка. Набоков и популярная культура // 1 Новое литературное обозрение. 1997. - № 24. - С. 93 - 110 (статья 1); № 26. - С. 201-222 (статья 2).

313. Сендерович, С., Шварц, Е. «Лолита»: по ту сторону порнографии и морализма // Литературное обозрение. -1999. № 2. - С. 63 - 72.

314. Сендерович, С. Владимир Набоков и постсимволизм Электронный ресурс, 2004.

315. Сконечная, О. «Я» и «Он»: о присутствии Марселя Пруста в русской прозе Набокова // Литературное обозрение. -1999. № 2. - С. 46 - 51.

316. Сконечная, О.Ю. Традиции русского символизма в прозе В.В. Набокова 20 -30-х гг. Автореф. канд. филол. н. /О.Ю. Сконечная. М., 1994. -16 с.

317. Сконечная, О. Черно-белый калейдоскоп: Андрей Белый в отражениях В.В. Набокова // Литературное обозрение. -1994. № 7 - 8. - С. 38 - 44.

318. Сконечная, О. «Отчаяние» В. Набокова и «Мелкий бес» Ф. Сологуба. К вопросу о традициях русского символизма в прозе В.В. Набокова 1920 1930-х гг. //

319. B.В. Набоков: pro et contra. СПб.: РХГИ, 2001. - Т.2. - С. 520 - 533.

320. Смирнов, И. Философия в «Отчаянии» // Звезда. -1999. № 4. - С. 173 - 183. Смирнов, М. Набоков в Уэлсли // Вопросы литературы. - 1995. - Вып. 4. - С. 153-170.

321. Соловьев, В. Владимир Набоков. Автопортрет в эпистолах //Иностранная литература. -1991. № 8. - С. 246 - 249.

322. Старк, В. Внутренняя хронология романа «Лолита» // В.В. Набоков: Pro et contm. СПб.: РХГИ, 2001. - Т.2. - С. 893 - 907.

323. Старк, В.П. А.С. Пушкин и творчество В.В. Набокова. Автореф. дисс. . д-ра филол. н. / В.П. Старк. СПб.: ИРЛИ РАН, 2000. - 41 с.

324. Старк, В.П. Владимир Набоков комментатор «Евгения Онегина» //В.В. Набоков. Комментарий к роману А.С. Пушкина «Евгений Онегин». - СПб., 1998.1. C. 7-25.

325. Старк, В. Пушкин в творчестве В.В. Набокова // В.В. Набоков: pro et contra. -СПб.: РХГИ, 1997. Т.1. - С. 772 - 782.

326. Старк, В.П. Искаженное зеркало бытия: «Bend Sinister» и «Домик в Коломне» // Вестник Рос. АН. -1997. Т. 67. - № 2. - С. 157 -162.

327. Степанова, Н.С. Мотив воспоминаний как эстетическая проблема в русскоязычных произведениях В. Набокова. Автореф. . канд. филол. н. /Н.С. Степанова. Орел: Орлов, гос. ун-т, 2000. - 29 с.

328. Столярова, С. О пограничной ситуации в произведениях Набокова // Типология литературного процесса и творческая индивидуальность писателя. -Пермь, 1993.-С. 109-120.

329. Стрельникова, Л.Ю. Соотношение устойчивых и изменчивых принципов в стиле русскоязычной прозы В.В. Набокова. Автореф. дисс. канд. филол. н. /Л.Ю. Стрельникова. Краснодар: Кубанский гос. ун-т, 2004. -16 с.

330. Сухих, И. Поэт в зеркалах (1937 -1938: «Дар» В. Набокова) // Звезда. 1999. -№4.-С. 217-228.

331. Тамми, П. Поэтика даты у Набокова /Пер. с англ. ММаликовой // Литературное обозрение. -1999. № 2. - С. 21 - 29.

332. Тамми, П. Заметки о полигенетичности в прозе Набокова / Пер. П. Торопа // В.В. Набоков: pro et contm. СПб, 1997. - Т. 1. - С. 514 - 528.

333. Тамми, П. Тени различий: «Бледный огонь» и «Маятник Фуко» //Новое литературное обозрение. -1996. № 19. - С. 62 - 70.

334. Таркова, КВ. Тема творчества, эстетическая позиция В. Набокова и ее художественная реализация в произведениях русскоязычного цикла. Дисс. .канд. филол. наук / И.В. Таркова. Владивосток: Дальневост. ун-т, 1999. - 210 с.

335. Таркова, И.В. Эстетические поиски Набокова //Философские аспекты культуры: Матер, межвуз. науч.-практ. конф. Секция «Русская литература». -Комсомольск-на-Амуре: Изд-во Коме. гос. пед. ин-та, 1998. С. 55 - 64.

336. Телетова, Н. Истоки романа Набокова «Ада» и роман Жермены де Сталь «Коринна» //В.В. Набоков: pro et contra.- СПб.: РХЩ 2001. Т. 2. - С. 436 - 448.

337. Телетова, Я Владимир Набоков и его предшественники //В.В. Набоков: pro et contra.- СПб.: РХГИ, 1997. Т. 1. - С. 783 - 794.

338. Толстая, Н.К Русская сестра Алисы // Л. Кэрролл. Аня в стране чудес. Сказка. Пер. В. Набокова. Л.: Детская литература, 1989. - С. 214 - 222.

339. Толстой, И. Несколько слов о «главном герое» Набокова // В.В. Набоков. Лекции по русской литературе. -М.: Независимая газета, 1996. С. 7 -12.

340. Толстой, И. Предшественник «Лолиты» // Звезда. -1991. № 3. - С.7 - 8.

341. Трезьяк, Дж. Разгадывая страдание // В.В. Набоков: pro et contra. СПб.: РХГИ,2001. -Т.2. -С. 852-863.

342. Трубецкова, Е.Г. «Текст в тексте» в русском романе 1930-х годов. Автореф. дисс. канд. филол. н. /Е.Г. Трубецкова. Саратов: Сарат. гос. ун-т, 1999. -16 с.

343. Трубецкова, Е.Г. Литературные мистификации В. Набокова и В. Ходасевича Электронный ресурс, 1998. / Е.Г. Трубецкова. Электрон, дан. - Режим доступа: // http://cas.mnnet.ru/peopl/adt/library.html

344. Ухова, Е. Призма памяти в романах Владимира Набокова //Вопросы литературы. 2003. - № 4. - С. 159 - 166.

345. Фельдман, X. Дж. Л. Комплекс Лолиты // Word Art. -1996. № 2.

346. Фенина, Г.В. О некоторых аспектах комментирования В.В. Набоковым романа А.С. Пушкина «Евгений Онегин» //Научные доклады высшей школы. Филологические науки. -1989. № 2. - С. 9 -18.

347. Филатов, И.Е. Поэтика игры в романах В.В. Набокова 1920 1930-х гг. и «Лекциях по русской литературе». Автореф. дисс. канд. филол. н. / И.Е. Филатов. - Тюмень: Тюмен. гос. ун-т, 2000. - 25 с.

348. Фомин, А. Сирин: Двадцать два плюс один // Новое литературное обозрение. -1997.-№23.-С. 302 304.

349. Фостер, Л. «Посещение музея» Набокова в свете традиции модернизма // Грани. -1972. № 85. - С. 176 -187.

350. Хасин Г. Театр личной тайны. Русские романы В. Набокова / Г. Хасин. М.; СПб.: Издательский Дом «Летний сад», 2001. -190 с.

351. Хонг, ЕЮ. Проблема художественного психологизма в русскоязычных романах В. Набокова. Автореф. дисс. . канд. филол. н. /Е.Ю. Хонг. М.: Моск. гос. ун-т им. М.В.Ломоносова, 2001. - 29 с.

352. Щелкова, Л.Н. Традиции русской прозы XIX века в романах В. Набокова 1920 -1930-х гт. и в романе «Лолита». Автореф. дисс. . д-ра филол. н. /Л.Н. Целкова. -М.: Моск. пед. гос. ун-т, 2001. 34 с.

353. Целкова, Л.Н. В.В. Набоков в жизни и творчестве / Л.Н. Цежова. М.: Русское слово, 2001. - 200 с.

354. Щелкова, JI.H. Литературоведческие концепции В. Набокова (на материале «Лекций по русской литературе») //Литературоведение на пороге XXI века. Матер, междунар. научн. конф. М.: Рандеву-Ам, 1998. - С. 320 - 325.

355. Щелкова, JI.H. Роман Владимира Набокова «Лолита» и «Исповедь Ставрогина» Достоевского //Набоковский вестник / Научн. ред. В.П. Старк. СПб.; Дорн, 1998. -Вып.1: Петербургские чтения. - С. 125 -135.

356. Чайковская, В. На разрыв аорты: Модели «катастрофы» и «ухода» в русском искусстве (Раздел 2: Бунинский трагический «катастрофизм» и набоковский «уход») // Вопросы литературы. -1993. Вып. 6. - С. 105 -123.

357. Чекалов, Д. От переводчика // В. Набоков. Со дна коробки: Рассказы. М.: Независимая Газета, 2001. - С. 7 -18.

358. Черемисина, И.А. В.В. Набоков как комментатор «Евгения Онегина» // Проблемы литературных жанров: Материалы VIII научн. межвуз. конф. Томск, 1996.-С. 51-53.

359. Четверикова, М.В. Явление интертекстуальности в романе В. Набокова «Пнин» // Филология. -1998. Вып. 3. - С. 32 - 37.

360. Чудинова, Е. Суккуба и Беатриче, или Защита Лолиты // Литература. 1999. -№ 6. - С. 5 - 9.

361. Чуковский, К.И. Онегин на чужбине / Публ. и послесл. Л. Чуковской // Дружба народов. -1988. № 4. - С. 246 - 257.

362. Шадурский, В.В. Поэтика подтекстов в прозе В.В. Набокова. Автореф. дисс. канд. филол. н./ В.В. Шадурский. Новгород: Новгородский гос. ун-т, 1999. -16 с.

363. Шапиро, Г. «Поместив в своем тексте мириады собственных лиц». К вопросу об авторском присутствии в произведениях Набокова /Пер. с англ. Т. Кучиной // Литературное обозрение. -1999. № 2. - С. 30 - 46.

364. Швабрин, С.А. Осмысление традиций русской литературы в романе В.В. Набокова «Пнин» // Взаимосвязи и взаимовлияния русской и европейских литератур: Тез. докл. междунар. научн. конф. СПб., 1997. - С. 151 -153.

365. Шохина, B.JI. Комментарии // В.В. Набоков. Рассказы. Воспоминания / Сост., предисл. А.С. Мулярчик. М.: Современник, 1991. - С. 629 - 649.

366. Шлифф, С. Вера (Миссис Владимир Набоков): Биография / Пер. с англ. О. Кириченко. М., 2002. - 616 с.

367. Шраер, М.Д. Набоков: темы и вариации /М.Д. Шраер. СПб.: Академический проект, 2000.

368. Шубинский, В. Имя короля Земблы // Звезда. -1999. -№ 4. С. 195 -197. Шульман, М.Ю. Набоков, писатель: Манифест / М.Ю. Шульман. - М.: А и Б; Изд-во Независимая Газета, 1998. - 224 с.

369. Шулъпяков, Г. Правила поведения во сне (Рец.: В. Набоков. «Прозрачные вещи» в переводе С. Ильина) // Новый мир. -1997. № 8. - С. 240 - 242.

370. Alter, Robert. Partial Magic: The Novel as a Self-Conscious Genre. Berkeley; Los Angeles; L., 1975.

371. Alexandrov, Vladimir E. Nabokov's Otherworld. Princeton, New Jersey; Princeton University Press, 1991.

372. Andrews, L.R. Deciphering "Sings and Symbol" //Nabokov's Firth Arc: Nabokov and Others on His Life's Work. Austin, 1982. P. 139-152.

373. Appel, Alfred Jr. Nabokov's Dark Cinema. New York: Oxford University Press, 1974.

374. Bader, Julia. Crystal Land: Artifice in Nabokov's English Novels. Berkeley, California: University of California Press, 1972.

375. Barabtarlo, Gennady. Phantom of Fact: A Guide to Nabokov's Pnin. Ann Arbor: Ardis, 1989.

376. Barabtarlo, Gennady. Aerial View: Essays on Nabokov's Art and Metaphysics. Bern; New York: Peter Lang, 1993.

377. Barabtarlo,G.A. Resolved Discord (Pniri) IIhttp://wwiibraries.psu.edu/iasweb/nabokov/barab22.htm

378. Barabtarlo, G. English Short Stories // The Garland Companion to Vladimir Nabokov. New York, London, 1995. P. 101 -117.

379. Bloom, Harold, ed. Vladimir Nabokov's Lolita. New York: Chelsea House, 1987 (In Series "Modern Critical Interpretations").

380. Bodenstein, Jurgen. "The Excitement of Verbal Adventure": A Study of Vladimir Nabokov's English Prose. Ph.D. Heidelberg, 1997.

381. Boyd, Brian. Nabokov's Ada: The Place of Concsciousness. Ann Arbor: Ardis, 1985. Boyd, Brian. Vladimir Nabokov: The American Years. Princeton, N.J.: Princeton University Press, 1991.

382. Boyd, Brian. Nabokov's Pale Fire: the Magic of Artistic Discovery. Princeton, N.J.: Princeton University Press, 2001.320 p.

383. Boyd, Brian on Speak, Memory//http://www.randomhouse.com/ Boyd,Brian. Shade and Shape in Pale Fire //http://www.libraries.pru.edu/iasweb/nabokov/boydpf 2.htm

384. Connoly, Julian W. Nabokov's Early Fiction: Patterns of Self and Other. Cambridge: Cambridge University Press, 1993.

385. Connoly, Julian W. (eds) Nabokov and his Fiction. Cambridge: Cambridge University Press, 2001.

386. Cortese, James. The Unseeing I: Narrative Masks in the Fiction of Vladimir Nabokov. Ph.D. University of Washington, 1979.

387. Couturier, Maurice. Textual Communication: A Print'Based Theory of the novel. London and New York: Routledge, 1990 (ch.5)

388. Couturier, Maurice. The Poerotic Novel: Nabokov's Lolita and Ada //http://www.libraries.psu.edu.iasweb/nabokov/zembla.htm

389. Couturier, Maurice. "Which is to by master" in Pale Fire Nabokov's //http://www.libraries.psu.edu.iasweb/nabokov/ns.htm

390. Davydov, Sergey. 'Teksty-Matreshki" Vladimira Nabokova. Munchen: Otto Sagner, 1982.

391. Desanti, Dominique. Vladimir Nabokov: essays et revues. Paris: Julliard, 1994.

392. Diment, Galja. English as Sanctuart: Nabokov and Brodsky's autobiographical Writings // Slavic and East European Journal, vol. 37, N 3,1993. P. 346 - 361.

393. Field, Andrew. Nabokov: His Life in Art, a critical narrative. Boston, MA: Little, Brown and Co., 1967.

394. Field, Andrew. Nabokov: His life in Part. New York: The Viking Press, 1977.

395. Field, Andrew. V.N.: The Life and Art of Vladimir Nabokov. New York: Crown, 1986.-417 p.

396. Foster, Burt John Jr. Nabokov's Art of Memory and European Modernism. Princeton, NJ: Princeton University Press, 1993.

397. Fostier, Mardella La Donna Eide. Memory and the Illusion of Time: Proust and Nabokov. PH.D. University of Illinois at Urbana-Champaign, 1978.

398. Grayson, Jane. Nabokov translated: A Comparison of Nabokov's Russian and English Prose. Oxford: Oxford University Press.

399. Hagopian, J. Decoding Nabokov's "Signs and Symbols" // A Small Alpine Form: studies in Nabokov's Short Fiction. New York, Garland, 1993.

400. Johnson, D.Barton. Worlds in Regression: Some Novels of Vladimir Nabokov. Ann Arbor, MI: Ardis, 1985.

401. Johnson, D.Barton. Belyj and Nabokov: A Comparative Overview // Russian Literature. 1981. N 4. P. 379402.

402. Maddox, Lucy. Nabokov's Novels in English. Athens, Georgia: The University of Georgia Press, 1983.

403. Mason, Bobbie Ann. Nabokov's Garden: A Guide to Ada. Ann Arbor: Ardis, 1974.

404. Meyer, Priscilla. Find What The Sailor Has Hidden: V.Nabokov's Pale Fire. Middletown, CT: Wesleyan University Press, 1988.

405. Moynahan, Julian. Vladimir Nabokov. Minneapolis: University of Minnesota Press, 1971.

406. Naumann, Marina Turkevitch. Blue Evenings in Berlin: Nabokov's Short Stories of the 1920s. New-York. New-York University Press.

407. Nicol, Charles and Barabtarlo, Gennady, eds. A Small Alpin Form: Studies in Nabokov's Short Fiction. New-York: Garland, 1993.

408. Parker, Stephen Jan. Understanding Vladimir Nabokov. Columbia, South Carolina: University of South Carolina Press, 1987.

409. Pifer, Ellen. Nabokov and the Novel. Cambridge, Massachusetts: Harvard University Press 1980.

410. Proffer, Carl R., Ada as Wonderland: A Glossary of Allusions to Russian Literature // A Book of Things About Vladimir Nabokov. Ann Arbor: Ardis, 1974.

411. Rampton, David. Vladimir Nabokov: A Critical Study of the Novels. Cambridge: Cambridge University Press, 1984.

412. Renson, Jeffery Powell. Involute Abodes. Five American Novels of Vladimir Nabokov. Ph.D., 1982.

413. Rivers, J.E. and Nicol, Charles (eds). Nabokov's Fifth Arc: Nabokov and Others on His Life's Worl. Austin: University of Texas Press, 1989.317 p.

414. Rowe, William Woodin. Nabokov's Deceptive World. New-York: New-York University Press, 1971.

415. Rowe, William Woodin. Nabokov and Others: Patterns in Russian Literature. Ann Arbor: Ardis, 1979.

416. Rowe, William Woodin. Nabokov's Spectral Dimension. Ann Arbor: Ardis, 1981.

417. Senderovich, Savely. Dickens in Nabokov: A Figure of Concealment // Nabokov Studies. 1996.N3.P.13-32.

418. Sisson, Jonathan. Cosmic Synchronisation and Other Worlds in the Work of Vladimir Nabokov. Ph.D., Minnesota, 1979.

419. Stegner, Page. Escape into Aesthetics: The Art of Vladimir Nabokov. New-York: Dial Press, 1966.

420. Stuart, Dabney. Nabokov: Dimensions of Parody. Baton Rouge, LA: Louisiana State University Press, 1978.

421. Tammi, Pekka. Problems of Nabokov's poetics: a Narcological Analysis. Helsinki: Suomalainen Tiediakatemia, 1985.

422. Toker, Leona. Philosophers as Poets: Reading Nabokov with Schopenhauer and Bergson. // Russian Literature Triquarterly, Ardis Publishers, 1991, p. 191.

423. Toker, Leona. Nabokov: the Mistery of Literary Structures. Ithaka, New-York: Cornell University Press, 1989.

424. Toker, Leona. "Sings and Symbol" in and out of Contexts // A Small Alpine Form: studies in Nabokov's Short Fiction. New York, Garland, 1993.

425. Wood, Michael The Magician's Doubts: Nabokov and the Risks of Fiction. London: Chatto&Windus, 1994.

426. Zholkovsky, Alexander. Poem, Problem, Prank //http://www.psu.edu /dept/las/sll/alik.1.. РАБОТЫ ПО ФИЛОСОФИИ, ЭСТЕТИКЕ, КУЛЬТУРОЛОГИИ, ИСТОРИИ И ТЕОРИИ ЛИТЕРАТУРЫ

427. Аверищее, С. С. Символ // Литературный энциклопедический словарь. М, 1987.-С. 387.

428. Агеносов, В.В. Литература Russkogo Зарубежья. -М.: Terra. Спорт, 1998. Адмони, В. Поэтика и действительность. Л., 1976.

429. Анастасъев, Н.А. Контрапункт. Судьба гуманизма в литературе XX века // Вопросы литературы. 1991. №5. С.84-116.

430. Анастасъев, Н.А. Нераспавшаяся связь //Вопросы литературы. 1993. Вып.1. С. 3-27.

431. Андреев, Л.Г. Художественный синтез и постмодернизм // Вопросы литературы. 2001. №1. С. 3 38.

432. Андреев, Л.Г. Зарубежная литература XX века. М: Высшая школа, 2000. - С. 113-117.

433. Андреев, ЛГ. Марсель Пруст. М.: Высшая школа, 1968. Ауэрбах, Э. Мимесис. Изображение действительности в западноевропейской литературе / Пер. с нем. - М.: Прогресс, 1976.

434. Балашова, Т.В. Автор, герой, рассказчик в цикле Пруста //Вопросы филологии, 1999. №1.

435. Барт, Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика / Пер. с фр. под ред. Г.К. Косикова. М.: Изд. группа «Прогресс», «Универс», 1994. - 616 с.

436. Бахтин, М.М. Автор и герой: К философским основам гуманитарных наук / М.М. Бахтин. СПб.: Азбука, 2000. - 332 с. - (Academia).

437. Бахтин, М. Вопросы литературы и эстетики: исследования разных лет / М. Бахтин. М.: Художественная литература, 1975. - 504 с.

438. Бахтин, М. Эстетика словесного творчества / М. Бахтин. М.: Искусство, 1979. - 424 с.

439. Бергсон, А. Собрание сочинений. В 4-х томах. М., 1992. - Т. 1. Бергсон, А. Смех / Пер. с франц. - Киев, 1995.

440. Бердяев, Н.А. Философия свободы. Смысл творчества /Н. Бердяев. М.: Эксмо, 1989.

441. Бердяев Н.А. Самопознание / Н. А. Бердяев. М.: Эксмо, 1990. Блауберг, И. Анри Бергсон и философия длительности // А. Бергсон. Собрание сочинений в 4 томах. - М., 1992. - Т.1. - С. 3 - 21.

442. Борее, Ю.Б. Эстетика / Ю.Б. Борев. М.: Политиздат, 1988. - 496 с. Бочаров, С. Пруст и поток сознания //Критический реализм XX века и модернизм. - М., 1967.

443. Буслакова, Т.П. Литература Русского Зарубежья. Курс лекций / Т.П. Буслакова. М.: Высшая школа, 2003. - 365 с.

444. Бут, У. Риторика художественной прозы (глава 8) /Пер. с англ. //Веста. Московского ун-та. Серия 9. Филология. -1996. - № 3. - С. 132 -159.

445. Великая, Н.И. «Сознание себя во времени»: Н.Н. Берберова. «Курсив мой» //Проблемы славянской культуры и цивилизации. Матер, междунар. научн. конф. -Уссурийск: Изд-во Уссур. гос. пед. ун-та, 2002. С. 167 -170.

446. Великая, Н.И. О времени и о себе. Мемуары М. Осоргина //Проблемы славянской культуры и цивилизации. Матер, междунар. научн. конф. Уссурийск: Изд-во Уссур. гос. пед. ун-та, 2001. - С. 224 - 226.

447. Великая, Н.И. Категория жанра в современном литературоведении //Роман-эпопея: Испытание временем. Проблема жанрового синтеза /Н.И. Великая. -Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 1992. С. 3 - 24.

448. Виолле, К. Малая космогония автобиографических произведений / Пер. с фр. и вступ. ст. Т.В. Балашовой // Известия РАН. Сер. лит. и языка. - 2004. - № 2 (63). -С. 57-61.

449. Вулф, В. Современный роман // Писатели Англии о литературе. М. 1981. Гайденко, П.П. Прорыв к трансцендентному: Новая онтология XX века /П.П. Гайденко. - М.: Республика, 1997. - 495 с.

450. Гальперина, Е. Пруст //Литературная энциклопедия / Под ред. А.В. Луначарского. -М.: ОШЗ РСФСР, 1935. С. 343 - 350.

451. Гаспаров, ЕМ. Литературные лейтмотивы: Очерки русской литературы XX века /Б.М. Гаспаров. -М., 1994.

452. Гаспаров, M.JI. Антиномичность поэтики русского модернизма //Связь времен. Проблема преемственности в русской литературе конца XIX начала XX века. - М.: Наследие, 1992. - С. 244 - 264.

453. Гей, Н.К. Художественность литературы / Н.К. Гей. М.: Наука, 1975. Гениева, Е. Комментарии к «Улиссу» // Иностранная литература. -1989. - № 112.

454. Гинзбург, Л.Г. О психологической прозе / Л.Г. Гинзбург. Л.: Наука, 1977. Глэд, Дж. Беседы в изгнании: Русское литературное зарубежье /Дж. Глэд. - М.: Книжная палата, 1991. - 320 с.

455. Грицанов, А.А. Бергсон Анри. Творческая эволюция // Всемирная энциклопедия: Философия. М.; Мн. - С. 97 - 98; 1052.

456. Джеймс, У. Личность // Психология личности. Тексты. М., 1982. - С. 61 - 70. Джеймс, У. Психология. - М., 1991.

457. Днепров, В. Черты романа XX века / В. Днепров. М.; Л.: Наука, 1965. Ерофеев, В. Пруст и Толстой // В лабиринте проклятых вопросов / В. Ерофеев.- М.: Советский писатель, 1990. С. 421 - 440.

458. Зверев, A.M. Смеющийся век // Вопросы литературы. 2000. - № 4. - С. 3 - 32. Зверев, А. М. Черепаха квази // Вопросы литературы. -1997. - № 3. - С. 3 - 23. Зверев, A.M. XX век как литературная эпоха //Вопросы литературы. - 1992. -Вып. 2. - С. 3 - 56.

459. Зелъцер, JI.3. Выразительный мир художественного произведения / Л.А. Зельцер (публикатор). М.: Некоммерческая издательская группа Э. Ракитской («Эра»), 2001.-452 с.

460. Зусман, В. Г. Диалог и концепт в литературе / В.Г. Зусман. Нижний Новгород. 2001.

461. Ильин, И.П. Постмодернизм от истоков до конца столетия: Эволюция научного мифа / И.П. Ильин. М.: Интрада, 1998. - 228 с.

462. Казак, В. Лексикон русской литературы XX века /В. Казак. М.: РЖ «Культура», 1996.

463. Кириллова, ЕЛ. Мемуаристика как метажанр // Проблемы славянской культуры и цивилизации. Матер. V междунар. научн.-методич. конф. Уссурийск: Изд-во Уссур. гос. пед. ин-та, 2003. - С. 129 -131.

464. Корман, Б.О. Из наблюдений над терминологией М.М.Бахтина // Проблемы автора в русской литературе. Ижевск, 1978. - Вып. 6. - С. 184 -188.

465. Костиков, В. Не будем проклинать изгнанье: Пути и судьбы русской эмиграции / В. Костиков. М., 1990. - 464 с.

466. Круглый стол»: XX век как литературная эпоха // Вопросы литературы. 1993. -Вып. 2.-С. 3-85.

467. Куликова, И.С. Философия и искусство модернизма /И.С. Куликова.- М.: Политиздат, 1974. 160 с.

468. Культурная миссия Русского Зарубежья. История и современность. По материалам международной научной конференции, ноябрь 1995. -М., 1999.

469. Культурное наследие российской эмиграции, 1917 1940: В 2 кн. / Под общ. ред. Е.П. Челышева, Д.М. Шаховского. - М., 1994. Кн. 1 - 520 с. Кн. 2 - 519 с.

470. Кьеркегор, С. Страх и трепет: Этические трактаты / Пер. с датского, комментарий Н.В. Исаевой и С.А. Исаева. М.: Республика, 1993. - 382 с.

471. Пало, А.Е. Поэтика главных романов Дж. Джойса и А. Белого: попытка сравнительного анализа // Диалог. Карнавал. Хронотоп. Витебск, 1995. - № 2.

472. Лейдерман, Н. Л. Современная русская литература: новый учебник по литературе в 3-х книгах. Кн. 1: 1950 1990-е годы / H.JI. Лейдерман, М.Н. Липовецкий. - М.: Академия, 2003. — 416 с.

473. Лейдерман, Н.Л. Космос и Хаос как метамодели мира (к отношению классического и модернистского типов культуры) // Русская литература XX века: направления и течения. Екатеринбург, 1996. - Вып. 3. - С. 4 - 12.

474. Лейдерман, Н.Л. «Пространство Вечности» в динамике хронотопа русской литературы XX века // Русская литература XX века: направления и течения. Екатеринбург, 1995. - Вып. 2. - С. 3 - 19.

475. Лосев, А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство / А.Ф. Лосев. -М.: Искусство, 1976.

476. Лотман, Ю.М. Внутри мыслящих миров. Человек текст - семиосфера -история / Ю.М. Лотман. - М.: Языки русской культуры, 1996. - 464 с.

477. Лотман, Ю.М. Избранные статьи. В 3-х томах. Т. 1. Статьи по семиотике и типологии культуры / Ю.М. Лотман. Таллинн: «Александра», 1992. — 479 с.

478. Лотман, Ю.М. Структура художественного текста / Ю.М. Лотман. М., 1970.

479. Мальцев, Ю. Иван Бунин / Ю. Мальцев. М., 1995. - 462 с.

480. Мамардашвили, М. Необходимость себя /М. Мамардашвили. М.: Ad Marginem, 1996.

481. Мамардашвили, М. Лекции о Прусте (Психологическая топология пути) /М. Мамардашвили. М.: Ad Marginem, 1995. - 548 с.

482. Мелетинский, Е.М. О литературных архетипах /Е.М. Мелетинский. М.: РГГУ, 1994. - 136 с.

483. Мелетинский, Е.М. Поэтика мифа /Е.М. Мелетинский М.: Наука, 1976. - 408 с

484. Минц, З.Г. Об эволюции русского символизма // Блоковский сборник УП. -Ученые записки. Вып. 735. -Тарту, 1986.-С. 15-21.

485. Михайлов, А. Д. Русская судьба Марселя Пруста Электронный ресурс, 2002.

486. Михальская, Н.П. Модернизм. Английская и ирландская литература // Модернизм в зарубежной литературе: Учебное пособие /Л.В. Дудова, Н.П. Михальская, В.П. Трыков. М.: Изд-во «Флинта», изд-во «Наука», 1998. С. 3 -149.

487. Можейко, М.А. Онтология // Всемирная энциклопедия: Философия. М.; Мн., 2001.-С. 731-734.

488. Моруа, А. Пруст // Литературные портреты / А. Моруа. М.: Прогресс, 1970. -С. 201-230.

489. Муратов, А.Б. Феноменологическая эстетика начала XX века и теория словесности / А.Б. Муратов. СПб., 1996.- 30 с.

490. Называть вещи своими именами: программные выступления мастеров западноевропейской литературы XX века /Под ред. Л.Г. Андреева. М.: Прогресс, 1986.

491. Ницше, Ф. Сочинения. В 2-х т. М.: Мысль, 1990.

492. Одна или две русских литературы? Международный симпозиум, созванный факультетом словесности Женевского университета и Швейцарской Академиейславистики. Женева, 13-14-15 апреля 1978 / Ответ, ред. Жорж Нива. Женева: L'AGE D'HOMME, 1991.-255 с.

493. Ортега-и-Гассет, X. Эстетика. Философия культуры / X. Ортега-и-Гассет. М., 1991.

494. Подорога, В.А. Двойное время // Феноменология искусства. М., 1996. Paee, М. Россия за рубежом: История культуры русской эмиграции: 1919 - 1939 / Предисл. О. Казниной. - М.: Прогресс-Академия, 1994. - 292 с.

495. Ронен, О. Подражательность, антипародия, интертекстуальность и автокомментарий // Новое литературное обозрение. 2000. - № 42. - С. 255 - 261.

496. Русская литература в эмиграции: Сборник статей / Под ред. Н. Полторацкого. -Питтсбург, 1972.

497. Русское литературное зарубежье: Сборник обзоров и материалов / Редколл. О.НМихайлов, А.Н.Николюкин, В.Е.Хализев, Е.А.Цурганова. Вып. 1 - 2. - М.: ИНИОД 1991-1993.-254; 184 с.

498. Свасьян, К.А. Проблема символа в современной философии / К.А. Свасьян. -Ереван: АН АрмССР, 1980.

499. Свасьян, К.А. Эстетическая сущность интуитивной философии Бергсона /К. А. Свасьян.-Ереван: АН АрмССР, 1978.

500. Соколов, А.Г. Судьбы русской литературной эмиграции 1920-х годов /А.Г. Соколов. -М.: Изд-воМГУ, 1991.-184с.

501. Степанов, Ю.С. Константы: словарь русской культуры / Ю.С. Степанов. М.: Языки русской культуры, 2001.

502. Сурова, О.Ю. Человек в модернистской культуре //Зарубежная литература второго тысячелетия. 1000 2000: Учебное пособие / Под ред. Л.Г. Андреева. - М.: Высшая школа, 2001. - С. 221 - 291.

503. Таганов, А.Н. Формирование структуры повествования в творчестве М. Пруста //Национальная специфика произведений зарубежной литературы XIX XX веков. - Иваново, 1993.

504. Таганов, А.Н. Художественная система Марселя Пруста в контексте учений о «соответствиях» //Национальная специфика произведений зарубежной литературы XIX XX веков. - Иваново, 1998.

505. Тартаковский, А.Г. Мемуаристика как феномен культуры // Вопросы литературы. -1999. Вып. 1.

506. Толмачев М.В. Марсель Пруст //М. Пруст. По направлению к Свану / Пер. с франц. Н.М. Любимова. М.: Республика, 1992. - С. 3 - 6.

507. Толмачев, М.В. Перечитывая Пруста // Иностранная литература. -1988. № 6.

508. Трубников, Н. Время человеческого бытия / Н. Трубников. М, 1989.

509. Трыков, В.П. Французская литература. Модернизм // Модернизм в зарубежной литературе: Учебное пособие / Л.В. Дудова, Н.П. Михальская, В.П. Трыков. М.: Изд-во «Флинта», изд-во «Наука», 1998. - С.150 -177.

510. Тынянов, Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино / Ю.Н. Тынянов. -М, 1977.

511. Успенский, Б. А. Поэтика композиции / Б.А. Успенский. М.: Языки русской культуры, 1996.

512. Успенский, П. Д. Новая модель Вселенной / П.Д. Успенский. СПб, 1993.

513. Фрадкина, С. Русская литература XX века как единая эстетическая система // Вопросы литературы. -1993. -Вып. 2. С. 86 - 91.

514. Хайдеггер, М. Письмо о гуманизме // Проблема человека в западной философии. М, 1988. - С. 319 - 325.

515. Хайдеггер, М. Бытие и время / М. Хайдеггер. М, 1991. - 383 с.

516. Хализев, В.Е. Теория литературы / В.Е. Хализев. М.: Высшая школа, 2000. -398 с.

517. Ханзен-Лёве, А. Тень и отблеск // А. Ханзен-Лёве. Русский символизм. Система поэтических мотивов. Ранний символизм. СПб, 1999. - С. 225 - 236.

518. Хилыиер, Э. Р. Музиль в поисках другого человека // Поэтические картины мира.-М, 1979.

519. Хоружий, С. С. Принципы сознания и восприятия в художественной системе Джойса // Психоанализ и наука о человеке. М, 1995.

520. Шарден де, Т. Феномен человека / Т. де Шарден. М., 1965. Эйнштейн, А. Переписка с М. Бессо //Эйнштейновский сборник - 1977. - М., 1980.

521. Элиаде, М. Мефистофель и Андрогин / М. Элиаде. СПб.: Энигма, 1998. Эпштейн, МЛ. Парадоксы новизны: О литературном развитии XIX - XX веков / М.Н. Эпштейн. -М.: Советский писатель, 1988. -416 с.

522. Эпштейн, МЛ. После будущего. О новом сознании в литературе // Знамя. -1991. -№1.-С. 217-230.

523. Эсалнек, А.Я. Внутрижанровая типология и пути ее изучения / А.Я. Эсалнек. -М.: Изд-во МГУ, 1985. -183 с.

524. Эткинд Е.Г. Русская проза XX века как единый процесс // Вопросы литературы. -1988. -№10.

525. Юнг, КГ. Психология. Киев, 1998.1. V. СПРАВОЧНЫЕ ИЗДАНИЯ

526. Всемирная энциклопедия: Философия / Главн. научн. ред. и сост. А.А. Грицанов.-М.: ACT,Мн.: Харвест,Современный литератор,2001. -1312 с.

527. Керлот, Х.Э. Словарь символов /Х.Э. Керлот. -М.: «REFL-book>>, 1994. 608 с. Козицкая, Е.А. Цитата. Чужое слою. Интертекст: Материалы к библиографии / Е.А. Козицкая. - Тверь, 2002.

528. Краткий биографический словарь русского Зарубежья /Р.И.Вильданова, В.Б.Кудрявцев, К.Ю. Лаппо-Данилевский. Париж; М.: YMCA-Press; Русский путь, 1997.-3-е изд.-448 с.

529. Литература русского зарубежья: 1920 1940 / Ответ, ред. О.Н.Михайлов. - М.: Наследие, 1993. - Вып.1- 335 е.; Вып. 2 - 328 с.

530. Литературная энциклопедия русского зарубежья (1918 1940) /Отв. ред. А. Николюкин. Том 3, часть П. - М.: ИНИОН РАН, 1999.

531. Литературный энциклопедический словарь / Гл. ред. В.Н. Кожевников. М.: Советская энциклопедия, 1987.

532. Мифы народов мира. Энциклопедия. В 2 томах. / Гл. ред. СЛ. Токарев. М.: Советская энциклопедия, 1980. - Т.1. - 672 е.; Т.2. - 720 с.

533. Постмодернизм. Энциклопедия / Ред. М.А. Можейко. Мн.: Интерпрессервис; Книжный дом. 2001. -1040 с. (Мир энципклопедий).

534. Руднев, ДД Словарь культуры XX века / В.П. Руднев. М.: Аграф, 1997. - 384 с. Русское зарубежье в диссертационных исследованиях: Библиография Электронный ресурс. /Электрон. дан. - Режим доступа: http: //msemigration.narod.ru/index.htm

535. Русское зарубежье. Золотая книга эмиграции. Первая треть XX века. Энциклопедический биографический словарь. М.: Российская политическая энциклопедия, 1997. - 742 с.

536. Современное зарубежное литературоведение (страны Западной Европы и США): концепции, школы, термины. Энциклопедический справочник /И. Ильин, Е. Цурганова. М.: Интрада - ИНИОН, 1996.