автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.01
диссертация на тему: Философско-методологические основания синтеза ключевых парадигм современной эпистемологии истории

Полный текст автореферата диссертации по теме "Философско-методологические основания синтеза ключевых парадигм современной эпистемологии истории"

На правах рукописи

У/

ГУРЬЯНОВА АННА ВИКТОРОВНА

ФИЛОСОФСКО-МЕТОДОЛОГНЧЕСКИЕ ОСНОВА1ШЯ СИНТЕЗА КЛЮЧЕВЫХ ПАРАДИГМ СОВРЕМЕННОЙ ЭПИСТЕМОЛОГИИ ИСТОРИИ

Специальность 09 00 01 - онтология и теория познания

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора философских наук

Чебоксары - 2009

иП\Я2Хз

003469200

Работа выполнена на кафедре философии естественных факультетов ГОУ ВПО «Самарский государственный университет»

Научный консультант: доктор философских наук, профессор

Шестаков Александр Алексеевич

Официальные оппоненты: доктор философских наук, профессор

Ильин Виктор Васильевич

доктор философских наук, профессор Маслихин Александр Витальевич

доктор философских наук, профессор Зайцева Наталья Валентиновна

Ведущая организация: Государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Российский государственный гуманитарный университет»

Защита состоится ¿УвШЛ-Я- 2009 года в часов на заседании диссертационного совета Д 212 301 04 при ФГОУ ВПО «Чувашский государственный университет им И Н Ульянова» по адресу г. Чебоксары, ул Университетская, д 38а,корп Ш, зал ученого совета

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке ФГОУ ВПО «Чувашский государственный университет имени ИН Ульянова»

Автореферат разослан

«Л» 2009 года

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат философских наук

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность исследования обусловлена тем, что философия истории как специфический раздел философского знания является малоизученным проблемным полем не в полной мере прояснен ее статус в качестве самостоятельной философской дисциплины, нечетко очерчен предмет исследования, не выверен категориальный аппарат Это утверждение в полной мере можно отнести и к эпистемологии истории, которая сегодня на Западе считается ведущей отраслью философско-исторического знания Под термином «философия истории» здесь понимается именно теория исторического познания, а не теория исторического процесса - историософия1 В отечественной философской традиции ситуация складывалась противоположным образом, здесь превалировали труды историософского плана, число же работ, затрагивавших эпистемологическую проблематику философии истории, было невелико, и они не пользовались особой популярностью.

Лишь в последние годы наметился некоторый перелом эпистемологические вопросы исторической науки стали все чаще фигурировать на страницах отечественной периодики и Интернета2, вошли в состав справочных изданий по философии3, стали рассматриваться на страницах диссертационных исследований по профильной тематике4 Однако большинство имеющихся на сегодняшний день философско-исторических трудов обобщающего плана по-прежнему либо вообще отказываются от рассмотрения эпистемологической проблематики в пользу историософской5, либо

1 См Филатов В П Историософский и критический подходы в философии истории // Проблемы методологии Сб научных статей, посвященных памяти профессора В Н Борисова -Самара, 1998 - С 90

2 См , напр Кукарцева М Л, Коломоец Е Н Эпистемология и отология истории // Вестник МГУ Сер 7 Философия - 2007 - № 1 - С 24-35, Мининков Н А. Объект, предмет и субъект исторического познания [Этектронный ресурс] // Открытый текст -2006 - Режим доступа http //opentextnn ru 8062/history/7id=1350

J См , напр Киметев IO А Философия истории // Современная западная фичософия Словарь -М, 1998 -С 434-437

4 См, напр Зайцева Н В Историософия как метафизика истории опыт эпистемологической рефлексии дис докт филос наук - Самара, 2005, Лубский А В Альтернативные модели исторического исследования концептуальная интерпретация (социально-философское исследование) дис докт филос наук - Ростов н/Д, 2005, Мусае-лянЛА Теория исторического процесса станов тение и сущность дис докт филос наук - Пермь, 2006

5 См , напр Семенов Ю И Философия истории (Общая теория, основные пробтемы,

идеи и концепции от древности до наших дней) - М, 2003 - С 3

i О

включают ее на уровне некоего второстепенного подраздела6, что, естественно, недостаточно для полного и всестороннего осознания природы и задач исторического познания

Положение дел усугубляется также и тем, что в среде профессиональных историков (и это относится не только к отечественным, но и к зарубежным специалистам) бытует расхожее мнение, согласно которому «историки и не испытывают особой нужды в философии»7 У них якобы «. и своих забот выше головы, из которых бесспорно главная - установить, "как все, собственно, происходило"»8 Вовсе не отрицая первостепенной значимости этой фундаментальной научно-исследовательской задачи, отметим, что в теоретическом плане она чревата односторонностью, ибо на всех этапах научной деятельности историка неизбежно присутствует определенный арсенал когнитивных средств и методов, та или иная методология (или философия), на которую он сознательно или неосознанно опирается И эта методология, разумеется, требует обстоятельного осмысления

Однако, за редким исключением, специалисты-историки не склонны концентрироваться на осмыслении специфики своего ремесла, его методологических особенностей, «переадресуя» данные вопросы в ведение философов науки В результате получается, что две близкие по своей природе дисциплины - историческая наука и философия истории - существуют в изоляции друг от друга с одной стороны, это специалисты-историки, разрабатывающие свою конкретную проблематику, с другой - философы истории, занимающиеся осмыслением методологических и мировоззренческих вопросов исторического познания в своем узкоспециализированном кругу, вне которого их труды не вызывают особого резонанса

Работа по преодолению указанной конфронтации только начинается и затрагивает сравнительно небольшую часть научного сообщества Это обстоятельство обусловливает актуальность предпринимаемого исследования, одной из главных задач которого является обсуждение путей продуктивного сотрудничества между профессиональной историографией и философиеи (эпистемологией) истории Данное начинание способствует нахождению компромисса в затяну вшейся «войне» двух школ - исторической и философской Война эта тем более неконструктивна, что ведется на объединяющей их взаимные интересы «территории исторического».

6 См, напр Гобозов И А Введение в философию истории — М, 1999 - С 260-306, Философия истории / Под ред А.С Панарина. - М, 1999 - С 338-409

7 Цит по Февр Л Суд совести истории и историка // Февр Л Бои за историю - М, 1991 -С 11

8 Цит по Одиссей Человек в истории 1996 Ремесло историка на исходе XX века / Отв ред А Я Гуревич -М, 1996 -С 169

Обсуждение эпистемологической компоненты философско-исторического знания предполагает его анализ в теоретическом (проблемном), историческом (эволюционном) и, главное, парадигмапъном (структурно-конфигуративном) аспектах На базе проведенного рассмотрения в работе предлагается общая ко1щепция эпистемологии истории как целостной и самостоятельной научной дисциплины. Еще одно перспективное направление исследовательской деятельности видится нам в том, чтобы критически проанализировать арсенал исследовательских принципов и методов, который был унаследован от предшествующей (пропедевтической) стадии развития исторической науки, осмыслить его мировоззренческие и гносеологические основания, которые далеко не всегда ясно осознаются самими историками

Кроме того, необходимо эксплицировать ведущие тенденции современной историографии, систематизировать круг новых проблем, которые перед ней возникли, осмыслить новые, нетривиальные способы обращения с источниками Речь вдет об освоении опыта новейшей постмодернистской историографии, которая зачастую отвергается с порога как несостоятельная, но, которая, тем не менее, уже стала частью современной интеллектуальной традиции. Изучение этой традиции требуется для адекватной самооценки и верной ориентации на постоянно флуктуирующей и перестраивающейся «территории исторического» Из вышеизложенно! о становится ясным, что предпринимаемое исследование выстраивается с учетом новейших тенденций в гносеологическом строении исторического знания, предполагает творческое освоение ведущих достижений отечественной и мировой историографической практики

Подчеркнем, что в рамках данного исследования не ставится задача создания некоего всеохватывающего обзора идейных течении, определяющих в своей совокупности облик современной эпистемологии истории Во-первых, это вряд ли осуществимо в виду колоссального объема уже имеющегося по данной тематике материала; во-вторых, попытки создания подобного рода обзоров, охватывающих как практику мировой историографии в целом9, так и ее отдельные и, в том числе, национальные ю

ответвления , уже неоднократно предпринимались учеными - как отечественными, так и зарубежными Принимая во внимание указанное обстоя-

9 См, напр Репина JIП, Зверева В В , Парамонова M Ю История исторического знания - M, 2004, Семенов Ю И Философия истории (Общая теория, основные проблемы, идеи и концепции от древности до наших дней) - M, 2003, Философия истории / Подред АС Панарина.-М, 1999

10 См, напр Кукарцева M А Современная философия истории США - Иваново, 1998, Малинов А В Философия истории в России - СПб, 2001, Вшеге JM, Vayssiere Р Histoire et historiens Antiquité, Moyen Age, France moderne et contemporaine - P, 1995

5

тельство, автор данного исследования фокусирует внимание не на подробном изложении всего хода эволюции теории исторического познания, а на выявлении и характеристике типологически устойчивых (в эпистемологическом плане) проектов, нашедших свое реальное воплощение в теории и практике конкретно-исторических исследований и их последующей философской интерпретации

Речь идет о тех масштабных и всеохватных в рамках конкретно-исторического периода конфигурациях, которые могут быть названы «парадигмами» в силу своего основополагающего влияния на сферу свойственных той или иной эпохе мыслительных приоритетов Как правило, подобного рода парадигмальные образования охватывают одно или несколько масштабных течений, объединенных сходной идеей, как, например, в случае с классической парадигмой современной эпистемологии истории, базирующейся на конкретно-исторических и методологических достижениях французской Школы «Анналов» и ряда родственных ей направлений - истории менталыюстей, исторической антропологии и школы микроистории Всем им свойственна приверженность антропологическом}' идеалу и диалогизму в сфере исторических исследований, утверждение активной гносеологической позиции познающего субъекта (те историка) в деле реконструкции прошлого, признание первостепенной значимости работы его творческого сознания

Предпринятый в исследовании всесторонний критический анализ ключевых эпистемологических парадигм (антропологической, «полевой» и дискурсивной) позволит по возможности более глубоко проникнуть в пространственно-временную сферу исторического исследования, лучше разобраться в определяющей его суть противоречивой диалектике прошлого и настоящего И, что самое важное, на базе проведенного анализа может быть осуществлен полноценный синтез ключевых парадигм современной эпистемологии истории, выявлены потенциальные точки пересечения между ними Результатом работы в области межпарадигмалыюго синтеза будет выработка «средней позиции», способной объединить наиболее продуктивные в эпистемологическом плане достижения разных парадигм Все это требуется для обоснования общей методологической стратегии или, как минимум, достижения элементарной согласованности между различными, зачастую противоречащими друг другу познавательными конфигурациями, которые составляют единое «поле» современной эпистемологии истории Установкой на их экспликацию, последовательное осмысление и интеграцию определяются, в конечном счете, актуальность и значимость данного исследования

Степень разработанности проблемы Поскольку проводимый в исследовании анализ предполагает изначальную демаркацию философии

истории на ее онтологическую и гносеологическую версии (историософию и эпистемологию истории), стоит специально остановиться на посвященной каждой из них научно-исследовательской литературе

Что касается историософии, число ее приверженцев, особенно в рамках отечественной философской традиции, поистине велико Здесь можно назвать имена НА Бердяева, ЛН Гумилева, НЯ Данилевского, К Н Леонтьева, Л И Мечникова, В.С Соловьева и мн др мыслителей, в чьих трудах нашли отражение поиски ответов на вопросы о смысле, начале и конце истории, о всеобщих началах человеческой культуры, о судьбах и миссии России в мировом историческом процессе11 Философско-исторические воззрения указанных мыслителей получили глубокое осмысление в работах А И Введенского, В В Зеньковского, С А Левицкого, А Ф Лосева, Н О Лосского, А В Малинова, Л И Новиковой, Э Л Радлова, Ю И Семенова, И Н Сиземской, А Д Сухова, Г В Флоровского, Л Е Шапошникова12 Кроме того, они были освещены на страницах изданий энциклопедического плана, позволивших создать целостное представление о специфике отечественной историософской мысли13

Из западных философов - приверженцев историософского подхода можно выделить имена А Августина, Дж Вико, Г В Ф Гегеля, И Г Гердера, И Канта, М Кондорсе, К Маркса, А Тойнби, Ф Фукуямы, С П Хантингтона, О Шпенглера, К Ясперса14 Историософские воззрения указанных мыслителей получили широкое освещение в трудах отечественных и зарубежных ученых, составивших основательную традицию изучения западноевропейского философско-исторического наследия Ведущие тенденции этой последней были обстоятельно отражены в работах В Ф Асмуса, А С Ахиезера, М А Барга, Дж Бентли, В И Герье, Б Л Губмана, П П Гайденко, В И Гараджи, Б Т Григорьяна,

11 См , напр Бердяев Н А. Смысл истории - М , 1990, Данилевский Н Я Россия и Европа Взгляд на культурные и почитические отношения Славянского мира к Германо-Романскому - М, 1991, Мечников ЛИ Цивилизация и великие исторические реки Статьи - М, 1995

12 См , напр Зеньковский В В История русской философии В 2т Т 1,2 - Л, 1991, Левицкий С А. Сочинения В 2 т Т 2 Очерки по истории русской философии - М, 1996, Шапошников ЛЕ Очерки русской историософии Х1Х-ХХ вв - Н Новгород, 2002

ь См, напр Русская философия Малый энциклопедический словарь - М, 1995, Русская философия Словарь / Под ред М А. Мастина - М, 1995, Философы России XIX-XX столетий Биографии, идеи, труды/Гл ред ПВ Алексеев -М,1995

14 См , напр Фукуяма Ф Конец истории и последний человек - М, 2004, Хантингтон С Столкновение цивилизаций - М , 2003, Шпенглер О Закат Европы Очерки морфологии мировой истории В2тТ 1,2 - М, 1998

7

Ю Н Давыдова, М А Кисселя, И С Кона, Т И Ойзермана, Ш Раппорта, J1В Скворцова, Э Трельча15

Итак, историко-философский аспект историософии представлен в научно-исследовательской литературе достаточно широко Вместе с тем, работ, содержащих проблемный анализ историософского знания, как прошлого, так и настоящего, не так уж и много К числу трудов, созданных именно в этом, наиболее ценном в теоретическом плане ракурсе, можно отнести работы Н В Зайцевой, В И Игнатьева, В В Ильина, Ю А Кимелева, С Б Крымского, J1А Мусаеляна, О Ф Русаковой, С Ю. Трофимцевой16 Все они содержат проблемное изложение материала, дающее возможность охватить наиболее фундаментальные вопросы историософского знания, осуществить их всесторонний, комплексный анализ Некоторые аспекты данной проблематики, раскрытой в критическом ключе, содержатся в работах В П Филатова и А Данто17.

Философская литература, посвященная осмыслению вопросов исторического познания и его отдельных теоретических и методологических аспектов, отличается существенным многообразием Отечественным научным сообществом была проведена серьезнейшая исследовательская работа по комплексному изучению данной тематики Начиная с конца 50-х гг XX в были созданы обобщающие труды по философии и методологии истории, концентрирующие внимание на узловых вопросах «теории исторического процесса и познания» Участвовавшие в их подготовке авторы обстоятельным образом проанализировали предмет и методы исторического познания, раскрыли многообразный характер исторического процесса и способы его отражения18

Среди ученых, плодотворно работавших в этой области, можно особо отметить имена Г А Антипова, М А Барга, Б А Грушина, А В Гулыги, В А Дьякова, Н А Ерофеева, Е М Жукова, В В Иванова, Г.М Иванова,

15 См , напр Герье В И Философия истории от Августина до Гегеля - М , 1915, Губ-маиБЛ Смысл истории Очерки современных западных концепций -М, 1991, Раппорт Ш Философия истории в ее главнейших течениях - СПб, 1898

16 См, напр Зайцева Н В Историософия как сфера метафизического поиска проблемное поле, специфика концептуальных построений, методология исторического моделирования - М , 2005, Русакова О Ф Историософия структура предмета и дискурса // Вопросы философии -2004 -№7 - С 48-59

17 См Данто А Аналитическая философия истории - М , 2002, Филатов В П Историософский и критический подходы в философии истории // Проблемы методологии Сб научных статей, посвященных памяти профессора В Н Борисова. - Самара, 1998 -С 88-104

18 См, напр Методологические и философские проблемы истории / Под ред А П Окладникова, А Л Яншина - Новосибирск, 1983, Философия и методология истории / Под ред И С Кона - М, 1977, Философские проблемы исторической науки / Под ред А В Гулыги, Ю А Левады - М, 1969

В Ж Келле, М Я Ковальзона, И Д Ковальчеико, А М Коршунова, Э Н Лооне, Б Г Могилышцкого, Ю.В Петрова, А И Ракитова, А И Уварова, С Л Утченко, В С Шмакова19 Признавая несомненную на- • учную значимость и познавательную ценность созданных этими авторами трудов, следует все же отметить, что все они в той или иной мере несут на себе отпечаток создавшей их исторической эпохи, вследствие чего некоторые изложенные в них положения не могут считаться адекватными в современных условиях

Сегодняшняя ситуация в эпистемологии истории обусловлена необходимостью коммуникации, интеллектуального обмена с зарубежной традицией, нацелена на вдумчивое осмысление свойственных ей достоинств и недостатков Именно такой подход продемонстрирован в ряде работ отечественных философов и историков, созданных за последние десятилетия К их числу относятся труды Ф Н Блюхера, И А Василенко, В П Визгина, И А Гобозова, А Я Гуревича, Г И Зверевой, И Т Касавина, В Ф Коломийцева, Н Е Колосова, О М Медушевской, В М Межуева, А С Панарина, А В Полетаева, Л П Репиной, М Ф Румянцевой, О Ф Русаковой, И М Савельевой, А Б Соколова, В И Стрелкова, В И Уколовой, В П Филатова, В К Финна, К В Хвостовой, Б В Царева20 Следует особо отметить и изданные за последнее время исследования более общего характера21.

Весьма ценным материалом при подготовке данного исследования стали труды классиков отечественной философской мысли, внесших (прямо или косвенно) значительный вклад в становление и развитие эпистемологии истории как самостоятельной (т е независимой от историософии) научной дисциплины - ММ Бахтина, РЮ Виппера, НИ Кареева, ЛП Карсавина, А.С Лаппо-Данилевского, В М Хвостова, Г Г. Шпета22 Нельзя не отметить и работы зарубежных авторов, освещающих сходную проблематику, - позитивистов (Л фон Ранке, Ш -В Ланглуа, Ш Сеньобоса), неокантианцев

19 См, напр Гулыга ABO характере исторического знания // Вопросы философии -1962 - № 9 - С 28-38, Ракитов А.И Историческое познание Системно-гносеологический подход - М, 1982, Иванов Г М, Коршунов А М, Петров Ю В Методологические проблемы исторического познания - М, 1981

20 См , напр Блюхер Ф Н Философские проблемы исторической науки - М, 2004, Колосов НЕ Как думают историки - М, 2001, Царев Б В Исторический опыт проблемы освоения и мобилизации - Казань, 2001

21 См, напр Историческая наука и историческое сознание / Под ред Б Г Могильниц-кого - Томск, 2000, Историческая наука на рубеже веков / Под ред А А. Фурсенко -М, 2001, Проблемы исторического познания / Под ред Г Н Севостьянова. - М, 1999

22 См , напр Бахтин М М Эстетика словесного творчества - М, 1986, Карсавин JIП Философия истории - СПб, 1993, Шпет Г Г История как проблема логики Критические и методологические исследования Материалы - М, 2002

9

(В Виндельбанда, Г. Риккерта), В Дильтея, Р Дж Коллингвуда, Б Кроче23, а также современных исследователей - Ф Анкерсмита, Р. Арона, П Вена, К Гемпеля, У. Дрея, А.-И Марру, А Металла, А Про, П Рикера, Дж Тоша, Р Шартье24

Еще один блок литературы, определившей «поле» данного исследования, связан с работами, посвященными осмыслению идейного наследия французской исторической Школы «Анналов» Прежде всего, здесь следует отметить уже ставшие классическими в этой области труды теоретиков данной Школы - как ее основателей (М Блока и Л Февра)25, так и их многочисленных последователей, составивших соответственно второе и третье поколения Школы26 Из широкого спектра литературы, освещающей исторшо «Новой исторической науки», можно особо выделить труды Ю II Афанасьева, Ю Л Бессмертного, П Берка, Е Браун, А Я Гуревича, В М Далина, А Д Люблинской, Л А Пименовой, О В Сариовой, Л10 Соколовой, М Н Соколовой, Е Б Хромовой27 Следует также упомянуть сборник работ российских и зарубежных авторов, изданный по итогам международной конференции «Школа "Анналов" вчера и сегодня» (1989 г )28, а также уникальную в российском контексте подборку обзоров и рефератов зарубежных исследований, в том числе созданных учеными Школы «Анналов», объединенных в рамках общего издания «История ментальностей, историческая антропология»29

ъ См, напр Дильтей В Наброски к критике исторического разума // Вопросы философии - 1988 - № 4 - С 135-152, Ланглуа Ш -В , Сеньобос Ш Введение в изучение истории - М, 1898, Риккерт Г Границы естественнонаучного образования понятий Логическое введение в исторические науки - СПб, 1997

24 См , напр Вен П Как пишут исторшо Опыт эпистемологии - М , 2003, Мегилл А Историческая эпистемология - М , 2007, Тош Дж Стремление к истине Как овладеть мастерством историка - М, 2000

25 См Блок М Апология истории или Ремесло историка. - М, 1986, Февр Л Бои за историю - М, 1991

26 См Бродель Ф Свидетельство историка // Французский ежегодник Статьи и материалы по истории Франции 1982 -М,1984 - С 174-189, Дюби Ж Развитие исторических исследований во Франции после 1950 г // Одиссей Человек в истории 1991 Культурно-антропологическая история сегодня - М, 1991 - С 48-59, Ле Гофф Ж Существовала ли французская историческая школа «Annales»7 // Французский ежегодник Статьи и материалы по истории Франции 1968 -М,1970 - С 346-363

27 См , напр Браун Е Школа Анналов — «Новая историческая наука» // Анналы экономической и социальной истории Избранное -М,2007 - С 7-23, Гуревич А Я Исторический синтез и Школа «Анналов» - М , 1993, Burke Р The French historical revolution The «Annales» School, 1929-89 - Cambridge, 1990

28 См Споры о главном Дискуссии о настоящем и будущем исторической науки вокруг французской школы «Анналов» / Под ред Ю Л Бессмертного - М, 1993

29 См История ментальностей, историческая антропология Зарубежные исследования в обзорах и рефератах - М, 1996

Следующий блок литературы по теме исследования связан с осмыслением новшеств, внесенных в изучение «территории исторического» теоретиками «структуралистской революции» При изучении осуществленных ими теоретических преобразований, повлекших за собой «.смерть субъекта» и так называемый «полевой сдвиг» в эпистемологии истории, автор опирался на весьма авторитетные в этой области труды Г Башляра, Ж Кангилема, Р Барта, М Фуко30 Важно также отметить, что работы двух последних мыслителей стали, помимо прочего, методологическим основанием осмысления следующего, «лингвистического поворота'» в историографии, ибо в творчестве Р Барта и М Фуко явно прослеживаются тенденции перерастания структурализма в постструктурализм и постмодернизм

Что же касается собственно структуралистских историографических инноваций, значительный вклад в их осмысление и оценку внесли тайге видные отечественные ученые как Н С Автономова, В П Визпш, МН Грецкий, ИП Ильин, ТА Клименкова, Г К Косиков, ИМ Кутасова, ТА Сахарова, РП Трофимова31 Особое место в этом ряду занимают работы, посвященные творчеству М Фуко, - одного из наиболее ярких и оригинальных мыслителей современности, влияние которого было настолько значительным, что « без него вообще было бы невозможным говорить и о формировании поструктурализма, и о его существовании в тех формах, которые мы можем сегодня наблюдать»^2 Обстоятельная оценка теорет!гческим достижениям М Фуко дается в работах Н С Автономовой, В П Визгина, Ж Делеза, И Н. Ионова, 3 А Сокулер, С В Табачниковой и целого ряда др отечественных и зарубежных авторов''3

Еще один блок научной литературы по теме исследования связан с осмыслением феномена постмодернизма В первую очередь, здесь следует отметить работы самих классиков этого интеллектуального движения -историков и философов - Ф Анкерсмита, Д Ла Капры, X Уайта, а также Ф Гваттари, Ж Дерриды, Ж Делеза, Ж-Ф Л и отар а, Ж Бодрийара,

См, напр Барт Р Смерть автора // Барт Р Избранные работы Семиотика Поэтика. - M, 1994 - С 384-391, Баштяр Г Новый рационализм - M , 1987, Фуко M Слова и вещи Археология гуманитарных наук - СПб, 1994

См , напр Автономова H С Фитософские пробчемы структурного анализа в гуманитарных науках - М, 1977, Клименкова ТА От феномена к структуре - М, 1991, Косиков Г К «Структура» и/или «текст» (стратегии современной семиотики) // Французская семиотика От структурализма к постструктурализму - M, 2000 - С 3-48 Л Ильин И П Постструктурализм Деконструктивизм Постмодернизм -М, 1996 -С 52

о3 См, напр Визгин В П Мишель Фуко - теоретик цивилизации знания // Вопросы философии - 1995 - № 4 - С 116-126, Делез Ж Фуко - M, 1998, Cousins M, Hussam A Michel Foucault -N Y, 1984

Ф Джеймисона^4 Из многочисленных исследований, популяризирующих постмодернизм, можно выделить работы зарубежных социологов и философов 3 Баумана, Дж Ваттимо, В Вельша, Э Гидценса, У. Зоннемана, Д Кампера, П Козловски, М Мюллера, И Хассана35 Среди отечественных мыслителей, освещающих проблематику постмодернизма, в том числе в его историографическом ракурсе, можно назвать имена В В Ветрова, В В Зверевой, И П Ильина, М А Кукарцевой, А А Кусаинова, В С Малахова, Н В Мотрошиловой, Л П Репиной, О Ф. Русаковой, В И Стрелкова, Н А Терещенко, Е.Г Трубиной, Т М. Шатуновой36

И, наконец, завершающим блоком источников по теме исследования выступают работы, посвященные осмыслению синтетических тенденций на современной «территории исторического» Сама идея межпарадиг-мального синтеза в эпистемологии истории еще нова и не получила сколько-нибудь развернутого обоснования в научно-исследовательской литературе Однако ее постановку можно обнаружить в целом ряде работ, освещающих смежную тематику, в том числе аспекты междисциплинарности в исторической науке и проблематику историографического синтеза В этом плане следует выделить работы классиков французской исторической Школы «Анналов», а также Л И Бородкина, АЛ Гуревича, А Ю Соломенна, О С Поршневой, О М Медушевской, Л П Репиной, Л Стоуна, Дж Тоша и ряда др авторов^7 В них закладываются основы «междисциплинарной кооперации в сфере социально-гуманитарного познания» (О С Поршнева), производится обсуждение тематики «историче-

j4 См , напр Анкерсмит Ф Р Нарративная логика. Семантический анализ языка историков - M, 2003. Уайт X Метаистория Историческое воображение в Европе XIX века - Екатеринбург, 2002, La Capra D Rethinking Intellectual History Textes, Contextes, Language -Ithasa, 1983

См , напр Бауман 3 Спор о постмодернизме // Социологический журнал - 1994 - №

4 - С 69-80, Козловски П Культура постмодерна - М, 1997, Мюллер M Смысловые толкования истории // Философия истории Антология - M, 1995 - С 274-282

j6 См , напр Кусаинов А А Французская «новая философия» и культура постмодерна - Волгоград, 2003, Кукарцева M А Лингвистический поворот в историописании эво-

люция, сущность и основные принципы // Вопросы философии - 2006 - № 4 - С 44-

55, Терещенко H А, Шатунова Т M Постмодерн как ситуация философствования -

СПб, 2003

л См, напр Поршнева О С Междисциплинарная парадшма современного историче-

ского знания [Электронный ресурс] - 2006 - Режим доступа http //www csu ru/files/history/25 rtf, Репина Л П Междисциплинарность и история

[Электронный ресурс] // Открытый текст - 2003 - Режим доступа http //www humanities edu ru/pubs/2003/1 l/2I/0000045988/text pdf, Соломеин А Ю Проблема синтеза во французской историографии (опыт определения национальной интеллектуальной традиции) [Электронный ресурс] // Credo new Теоретический журнал -2007 - №2 - Режим доступа http //www credonew ru/credonew/02_07/12 htm

12

ского синтеза» и «синтетической истории» (А Ю Соломеин), наводятся «мосты» между традиционной историографией и новейшими эпистемологическими «вызовами» философии постмодернизма (Л П Репина) Все эти наработки представляются весьма ценными при проведении философско-методологического анализа ключевых парадигм современной эпистемологии истории в плане их синтезирования и интеграции

Объектом исследования является современная философия истории, рассматриваемая в ее эпистемологическом измерении Эпистемология истории представлена как самостоятельная научная дисциплина, обладающая собственным проблемным полем, концептуальным аппаратом и специфической методологией научно-исследовательской деятельности

Предметом исследования выступают философско-методологические основания синтеза на «территории» современной эпистемологии истории, что позволяет констатировать единство и взаимодополнительность трех ее ключевых парадигм - классической, неклассической и постнеклассической

Цель и задачи исследования. Цель исследования состоит в осмыслении парадигмальной специфики современной эпистемологии истории и на этой основе экспликации синтетических тенденций, связывающих воедино ее ключевые парадигмы Сама возможность межпарадигмального синтеза получает обоснование путем подробного анализа и последующей критической оценки ведущих теоретических наработок классической, неклассической и постнеклассической парадигм, на базе которых затем выводится «средняя позиция», объединяющая их наиболее продуктивные в эпистемологическом плане достижения.

Реализация поставленной цели предполагает формулировку и решение следующих научно-исследовательских задач

1 Осуществить дисциплинарное позиционирование эпистемологии истории в сфере современного философско-исторического знания С этой целью произвести демаркацию двух его основных разновидностей (онтологической и гносеологической) - соответственно, историософии и эпистемологии истории Выявить их специфические черты, проследить особенности становления, поставить вопрос об их теоретической состоятельности в современном идейном контексте,

2 Выделить ключевые парадигмы современной эпистемологии истории, произвести всесторонний анализ последних Дать им развернутую характеристику и конструктивную оценку, опираясь на опыт научно-исследовательской и методологической деятельности исторической Школы «Анналов», который считается классическим и общепризнанным на современной «территории исторического»,

3 Эксплицировать сущность и специфику новейших постмодернистских инноваций в эпистемологии истории, осмыслить особенности теории и практики постмодернистской историографии, все еще недостаточно изученные отечественным научным сообществом С этой целью реконструировать общее движение мысли ведущих теоретиков постмодернизма (X Уайта, Ф Анкерсмита и др) в процессе обоснования «новой» исторической теории,

4. Выработать компромиссную позицию в отношениях между «историей философов» и «историей историков» - философией истории и исторической наукой Установить сугь и причины разногласий, имеющих место между профессиональными историками и философами истории, наметить возможные пути сближения между ними в целях их последующего примирения и дальнейшей сотрудничества на объединяющей их общие интересы «территории исторического»,

5 Выявить реальные возможности и методологические принципы достижения «средней позиции» между классической и неклассической парадигмами современной эпистемологии истории Взяв за основу ключевые положения классики и отбросив противоречащие им крайности неклассической рефлексии исторического познания, установить точки пересечения между ними, доказав тем самым их дополнительность в процессе освоения единого исторического опыта,

6 «Привязать» достижения постнеклассического проекта к «почве» классической эпистемологии истории С этой целью прояснить разницу между постмодернизмом и традиционализмом, дать конструктивную оценку постмодернистской рефлексии исторического познания Акцентировать те ее специфические особенности, которые не противоречат духу классической рациональности и могут способствовать развитию последней в новых неожиданных ракурсах

Методологические основания исследования. В диссертационном исследовании были использованы следующие методы метод сравнительно-исторического анализа для исследования идей, выдвинутых в ходе развития эпистемологии истории от пропедевтического к современному состоянию, метод логико-теоретического анализа для изучения внутренней структуры ключевых парадигм современной эпистемологии истории, метод логико-исторической реконструкции в аспекте экспликации принципиальных положений различных парадигм с целью их дальнейшего сопоставления, метод синтетической редукции для выведения «средней позиции» между базовыми парадигмами исторического познания

В качестве методологического основания исследования выступает также принцип парадигмалыюй оформленности научного знания

Т Куна""8 Однако базовый концептуальный инструментарий Т Куна несколько корректируется в соответствии с историко-эпистемологической направленностью данного исследования, со сложившимися в отечественном научном сообществе концептуальными стереотипами Так, термин «научная революция» заменяется на тождественное ему понятие «поворота» («полевого», лингвистического и т п), имеющее широкое хождение в среде отечественных историков и философов науки"59

Куновское парадигмальнос видение развития научного знания дополняется в работе теорией исторических этапов его развития, разработанной академиком В С Степиным Изначально данная теория, фиксирующая наличие классического (в двух его состояниях - додисциплинар-ном и дисциплинарно организованном), неклассического и постнекласси-ческого периодов развития науки, была сформулирована применительно к области естествознания40, а позднее распространилась на прочие сферы научного знания В тех или иных своих вариациях (классика / неклассика, классика / постклассика, классика / неклассика / неонеклассика, классика / неоклассика / постнеоклассика и т п ) она фигурировала в трудах многих отечественных ученых - В В Ильина, Е Н Коломоец, М А Кукарцевой, М К Мамардашвили, М А Можейко, Е А Рузанкиной, Т Г Стоцкой, С 10 Трофимцевой и др41

В данном исследовании типология научного знания В С Степина совмещается с парадигмальным видением науки Т Куна и затем накладывается на схему развития современной эпистемологии истории в том ее виде, в каком она представляется автору данного исследования В результате выделяются следующие стадии ее развития.

1 пропедевтическая, включающая в себя позитивистский, герменевтический и неокантианский опыты рефлексии исторического познания,

2 классическая - выражающаяся в безусловной гегемонии идейного наследия Школы «Анналов»,

^ Кун Т Структура научных революций - М, 2003

'9 См , напр Репина Л П Вызов постмодернизма и перспективы новой культурной истории // Одиссей Человек в истории 1996 Реместо историка на исходе XX века. -М, 1996 - С 25, Визгин ВП Постструктуралистская методология истории достижения и пределы // Одиссей Человек в истории 1996 Реместо историка на исходе XX века -М, 1996 - С 42

40 См Степин В С , Горохов В Г, Розов М А Фитософия науки и техники - М, 1996, Степин В С Теоретическое знание - М, 2000

41 См, напр Ильин В В Классика - неклассика - неонеклассика // Вестник МГУ Сер 7 Философия - 1993 -№2 - С 16-34, Коломоец Е Н, Кукарцева М А Опытметафи-лософии истории // Всстник МГУ Сер 7 Философия - 2000 - № 6 - С 48-59, Мамардашвили М К Классический и неклассический идеалы рациональности - Тбилиси 1984

3 неклассическая - связанная с усвоением историческим сообществом достижений «структуралистской революции»,

4 постнеклассическая - явившаяся следствием «лингвистического поворота» в историографии и воздействия на нее инновационных эпистемологических проектов постмодернизма

Первая стадия знаменует собой подготовительный этап, три последующие - вехи становления собственно современной эпистемологии истории Ситуация в последней складывается, в целом, «революционная» (в терминологии Т Куна), характеризующаяся совместным бытием и противостоянием сразу трех мощных познавательных стратегий - классической, неклассической и постнеклассической, - каждая из которых несет на себе несомненные отпечатки парадшмальности Исходя из этого, теоретической платформой исследования выступают работы классиков философской и исторической мысли, принадлежащие соответственно классическому (Л Февр, М Блок, Ж. Ле Гофф, Ж Дюби, Р. Мандру, Ж Ревель), неклассическому (М Фуко, Р Барт, Ж. Кангилем, Г Башляр) и постнеклас-сическому (X Уайт, Ф. Анкерсмит, Ж Деррида) периодам в ее развитии

Научная новизна исследования заключается в следующем

1 Философия истории подразделена на две разновидности - онтологическую и гносеологическую - соответственно, историософию и эпистемологию истории Показано, что каждая из них специализируется на собственном круге вопросов, имеет свою предметную область и теоретико-методологический инструментарий Задачи историософии заключаются в экспликации сущностного содержания, процессуальной формы и смысла истории, историческая же эпистемология имеет дело не с историей самой по себе как особого рода реальностью, ограниченной рамками прошлого, а с историческим знанием и познанием, с наукой «историей». На фоне данного противопоставления доказано, что современная философия истории формулируется не как историософия, а как эпистемология, что коренным образом меняет расстановку сил на «территории исторического»,

2 Впервые осуществлен парадигмальный анализ эпистемологии истории, выделены и проанализированы ее ключевые познавательные конфигурации классическая («анналистическая»), выросшая из недр исторической Школы «Анналов» и ряда родственных ей направлений - истории ментальностей, исторической антропологии и школы микроистории, неклассическая (структуралистская), засвидетельствовавшая крах свойственной классике «антропологической иллюзии» и совершившая «полевой поворот» в историческом познании, постнеклассическая (постмодернистская), спровоцировавшая «лингвистический поворот» в эпистемологии истории и связанная с утверждением принципов деконструкции, интертек-стуалыгости, нарративизма и пр По характеру предмета познания указан-

ные парадигмы квалифицированы как антропологическая, «полевая» и дискурсивная;

3 Формирование постнеклассической парадигмы исторических исследований связано с осознанием решающей роли языка в производстве исторического дисциплинарного дискурса Главным следствием этого «лингвистического поворота» в историографии признана невозможность прямого доступа к исторической реальности представленная в различных вариантах языковой репрезентации, она всегда уже истолкована На этом основании сделан вывод, что если любому пониманию реальности предшествует формирующее влияние языка, то неизбежна множественность исторических реальностей - языковых игр и их интерпретаций Акцентирована метафоричность языка историков, сплошь и рядом приводящая к реификации понятий, которым придается самостоятельное бытие На базе анализа трудов ведущих теоретиков постмодернистской историографии показано, что зависимость историка от современности - не только мировоззренческая, но и, в первую очередь, лингвистическая,

4 В контексте поиска синтетических тенденций на «территории исторического» продемонстрирована пагубность разрыва между «историей историков» и «историей философов» - профессиональной историографией и философией истории, намечены пути их сближения в процессе освоения единого исторического опыта Приоритет в этом плане отдан философскому осмыс пению исторического знания и его места в ряду других наук об обществе, но с учетом принципиальной значимости воззрений на историю самих историков. Ибо подобно тому, как специалист-историк не в состоянии выполнить функции философа в методологическом анализе над- и междисциплинарных вопросов, так и философу не заменить конкретного специалиста в попытках определить ведущие тенденции развития его собственной науки Объединение их совместных усилий может стать реальной платформой для синтеза современной «территории исторического»,

5 Показано, что классика и неклассическая эпистемология истории являются противоположными в своем отношении к субъекту первая признает его активным действующим начатом, творцом истории, вторая вписывает в некие абстрактно-всеобщие структуры Несмотря на это, классическая и неклассическая парадигмы квалифицируются как дополнительные Неклассические разработки в области «полевой» истории и «истории разрывов» признаются созвучными идеалам классической рациональности в том случае, если за скобки выносится свойственная им в рамках неклассического проекта бессубъектность С этой существенной оговоркой история «полей» и структур, в которые субъекг вписан и которые в значительной мере предопределяют его жизнедеятельность, может счи-

таться расширяющей традиционное проблемное поле «истории людей», а внедрение «разрывов» на «территорию исторического» - способствовать акцентировке специфических параметров мировосприятия человека той или иной исторической эпохи,

6 «Средняя позиция» между постмодернизмом и традиционализмом выводится на базе признания факта наличия реальности вне дискурса - независимой от наших представлений о ней и, вместе с тем, активно на эти представления воздействующей Отсюда констатируется несостоятельность постмодернистского утверждения автономии «дискурса», что ведет к его признанию совершенно независимым историческим фактором На этом основании постнеклассический проект дедукции всего богатства исторической реальности к языку, тексту, дискурсу объявляется недостаточным и требующим своего дополнения хотя бы за счег реконструкции лежащих в его основании глубинных ментальных пластов Тем самым актуализируется одна из ключевых тем классической эпистемологии истории - реконструкция ментальностей, чем косвенно подтверждается возможность синтеза между постмодернизмом и традиционализмом

Положения, выносимые на защиту

1 На фоне развитого и специализированного исторического знания историософия не может оправдать свой когнитивны» статус Низкая степень прсдсказательности и проверяемости, теологизм и склонность к про-рочествованиям, интерпретация значительной части исторического материала через строгие априорные схемы - все это свидетельствует о псевдонаучности историософского жанра И хотя прагматическая потребность в самых многообразных историософиях вряд ли когда-нибудь будет полностью исчерпана, в целом, время подобных философий истории ушло, и в сфере современного философско-исторического знания получил преобладание иной подход к осмыслению прошлого Современная философия истории формулируется не как историософия, а как эпистемология, - только в этом случае она имеет реальную практическую значимость, а профессиональные историки могут пользоваться ее достижениями,

2 Современная фаза развития эпистемологии истории ознаменована сосуществованием трех ее ключевых парадигм - классической (антропологической), неклассической («полевой») и постнеклассической (дискурсивной) Несмотря на все имеющиеся между ними различия, данные познавательные конфигурации являются не взаимоисключающими, а дополнительными Частично они пересекаются между собой, местами переходят друг в друга (преемственность между неклассической и постнеклассической парадигмами), а в отдельных случаях друг другу противоречат (как, например, в случае с признанием решающей роли субъекта в рамках классической парадигмы и констатацией его «конца» и «смерти» в струк-

турализме и посгструктурализме) Однако данные противоречия ничего не меняют в существе вопроса, так что анналистический, структурный и постмодернистский подходы, если не возводить во главу угла некоторые свойственные им крайности, помогают глубже и, что самое главное, с разных точек зрения взглянуть на суть исторического,

3 Пропагандируемое постмодернистами сведение всего наличного опыта к тексту, реальности к языку, истории к литературе не выдерживает критики Но если не доходить до тех крайних пределов, за которыми факт и вымысел становятся неразличимыми, влияние постмодернизма на историографию может быть признано благотворным. В ряде моментов его сторонники фиксируют внимание на реальных методологических слабостях, которые до недавнего времени не привлекали к себе должного внимания ученых Так, сочинение историка действительно подчиняется требованиям поэтики и риторики и в этом смысле представляет собой литературный текст с присущими ему «сюжетом» и «интригой», язык обладает свойством структурного воздействия на своих конкретных «носителей», а тексты прошлого содержат в себе ряд скрытых и неосознанных смысловых уровней, которые как раз и придают им главную «силу» и нуждаются в расшифровке,

4 Конфронтация между «историей историков» и «историей философов» бесплодна и требует преодоления Возможность нахождения «средней позиции» между ними состоит в тематической переориентации философии истории, связанной с отказом от историософии в пользу сугубо эпистемологических изысканий В этом смысле главная задача философов состоит в том, чтобы стать не историософами а эпистемологами истории, не толкователями исторического процесса, а теоретиками исторического познания Историки же, в свою очередь, обязаны встать на путь преодоления «философофобии», тк философское невежество и беспомощный эклектизм неизбежно обрекают их на теоретическую несостоятельность Конечным результатом всего этого должен стать новый синтез на «территории исторического», имеющий целью переосмысление самого дисциплинарного статуса философии истории из препятствия, помехи и «худшего врага» исторической науки она должна превратиться в подспорье конкретно-исторических исследований,

5 «Полевые» аспекты исторического познания способны существенно расширить его традиционную антропологическую проблематику, равно как и элементы дискретности, призванные подчеркнуть своеобразие отдельных историко-культурных периодов, - но, не вынося за скобки субъект как принципиально активное и деятельностное начало, творца истории На первом месте всегда должен быть человек, а в качестве иллюстративного материала к базовой антропологической тематике вполне допус-

тима расшифровка его деяний на уровне «полевого», структурного анализа, в терминологии «истории разрывов». Это приемлемая платформа для синтеза классической и неклассической парадигм если взять за основу классический подход и дополнить его не противоречащими его сути достижениями неклассического образца, то на этой «почве» может быть выстроено единое здание современной эпистемологии истории;

6. «Средняя позиция», намечающаяся в «поле» пересечения клас-сическо1 о и постнеклассического интеллектуальных проектов, по существу отлична и от научно-объективистской, и от сугубо лингвистической Она не приемлет крайностей «лингвистического поворота», но ориентирована на переосмысление исторической дисциплинарной практики в свете новых перспектив Это предполагает осознание того, что историческое знание неизбежно включает в себя известное «противостояние» прошлого и настоящего, где настоящее порой слишком сильно «давит» на прошлое, что первоисточники ничего не «говорят» напрямую, что факты отбираются, а не просто выставляются на всеобщее обозрение, что задача научного объяснения неразрывно связана со способностью человеческого мышления к ретроспекции, и что каждый исторический труд в каком-то смысле формируется эстетическими и политическими предпочтениями его автора

Теоретическая и пракгическая значимость исследования Диссертационное исследование граничит, с одной стороны, с философией истории, а с другой - с тем, что можно было бы назвать методикой конкретных исторических исследований Его основные выводы могут быть использованы в преподавательской практике при чтении лекций по историографии, источниковедению, методике и методологии исторических исследовании, исторической антропологии Содержание диссертации хможет быть оформлено и как самостоятельный курс по философии или эпистемологии истории Ряд сюжетов работы может привлекаться при подготовке учебных курсов по истории философии, теории познания, социальной философии, философии культуры, ПСИХОЛО! ин, философской антропологии

Следует особо подчеркнуть, что данное исследование не является «последним словом» в сфере современной эпистемологии истории и ни в коей мере не претендует на создание ее законченного образа В нем проводится предварительная «разметка» современной «территории исторического», закладываются основания ее синтетического понимания, намечаются пути дальнейшего, углубленного изучения эпистемологической проблематики исторической науки

Апробация работы. Результаты исследования докладывались в выступлениях на следующих конференциях областных 56-58-й научно-технических конференциях «Исследования в области архитектуры, строительства и охраны окружающей среды» (Самара, СамГАСА, 1999-2001 гг),

региональной 59-й научно-технической конференции «Актуальные проблемы в строительстве и архитектуре Образование Наука. Практика» (Самара, СамГАСА, 2002 г), международной научной конференции «Энгельмейе-ровские чтения» (Москва, МГТУ им Н Э. Баумана, 2003 г), 60-й Юбилейной региональной научно-технической конференции по итогам НИР СамГАСА за 2002 г (Самара, СамГАСА, 2003 г), научной конференции «Ломоносовские чтения - 2004» (Москва, МГУ, 2004 г), 61 -й региональной научно-технической конференции по итогам НИР СамГАСА за 2004 г (Самара, СамГАСА, 2005 г), международной научной конференции «Энгельмей-еровские чтения» (Москва, МГТУ им. Н Э Баумана, 2005 г), научной конференции «Ломоносовские чтения - 2006» (Москва, МГУ, 2006 г), итоговых научных конференциях Самарского государственного университета (Самара, СамГУ, 2006-2008 гг), 64-й Всероссийской научно-технической конференции по итогам НИР СГАСУ за 2006 г (Самара," СГАСУ, 2007 г), IV Международной научно-практической конференции «Наука и культура России», посвященной Дню славянской письмешюсти и культуры памяти святых равноапостольных Кирилла и Мефодия, (Самара, СамГУПС, 2007 г), 65-й Всероссийской научно-технической конференции по итогам НИР СГАСУ за 2007 г. (Самара, СГАСУ, 2008 г), III Всероссийской научной конференции «Философия и методология истории» (Коломна, КГПИ, 2009 г), 66-й Всероссийской научно-технической конференции по итогам НИР СГАСУ за 2008 г (Самара, СГАСУ, 2009 г )

Структура диссертации подчинена целям и задачам исследования Работа состоит из введения, трех глав основной части, включающих семь разделов и десять подразделов, заключения и списка цитированной литературы

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновывается актуальность темы исследования, раскрывается степень разработанности проблемы, обозначаются цель и задачи исследования, его объект и предмет, определяются методологические основания, научная новизна, практическая и теоретическая значимость исследования, формулируются положения, выносимые на защиту, дается общая характеристика структуры работы

В главе 1. «Историческая эпистемология: проблема дисциплинарного статуса и эволюция представлений» - рассматривается ряд принципиальных вопросов, позволяющих реконструировать облик эпистемологии истории как целостной, самостоятельной научной дисциплины и ведущей отрасли современного философско-исторического знания С этой целью осуществляется дистанцирование исторической эпистемоло-

гии от историософии (онтологической версии философии истории), очерчивается ее проблемное поле, прослеживаются исторические (пропедевтические) вехи ее развития

В разделе 1.1. - «Философия истории: от историософии к исторической эпистемологии» - обсуждаются возможности и проблемы двух основных типов философии истории - историософии и исторической эпистемологии Каждая из этих базовых отраслей философско-исторического знания специализируется на собственном круге вопросов, имеет свою предметную территоршо и теоретико-методологический инструментарий

Историософия осуществляет философскую тематизацию, исследование и осмысление исторического процесса как некоей бытийной сферы, объективной данности, одного из важнейших компонентов существования человека Она стремится выявить его общую природ}', основные закономерности и движущие силы его развития В силу этого историософия может считаться предельно общей теорией исторического процесса Значение этой предельной теории состоит в том, что она представляет собой самый общий метод проникновения в сущность исторических явлений Объектом философского рассмотрения выступает в данном случае определенный аспект исторической жизни человечества или всемирная история в целом, те все объективное историческое бытие В теоретико-познавательном плане историософия ориентирована на выработку всеобъемлющей философской теории исторического процесса В идеале, это должна быть теория, способная в конкретном приложении реализовать некоторые основные цели философствования, а именно определить бытийную специфику исследуемой сферы, установить наиболее общие и фундаментальные структуры, причины и факторы данной сферы, указать ее отношение к человеку и соответственно выявить ее смысловое значение в антропологической перспективе, тес точки зрения индивидуального человеческого бытия В своей совокупности задачи историософии сводятся к тому, чтобы указать сущностное содержание, процессуальную форму и смысл истории

В отличие от историософии, историческая эпистемология имеет дело не с историей самой по себе как особого рода реальностью, ограниченной рамками прошлого, а с историческим знанием и познанием, с наукой «историей» Интерес философа в данном случае обращен не к самому прошлому, а к его познанию историком, к методам и средствам, используемым им в процессе его научно-исследовательской деятельное ги, к выявлению специфики исторического познания и знания, уяснению форм, логики и структуры исторической мысли В самом общем виде эти вопросы могут быть сформулированы следующим образом- в чем состоит специфика исторического знания, каковы его связи с донаучным историческим сознани-

ем, со смежными социальными и 1уманитарными дисциплинами9 В чем заключается принципиальная разница между историей и естествознанием? Каковы критерии научности в историческом познании7 Каково соотношение понимания и объяснения в истории7 Может ли понимание выступать не только в качестве эвристического психологического приема, но и иметь методологическое значение7 Применяют ли историки общие с другими науками схемы объяснения, или же они располагают специфическими формами исторического объяснения7 Существуют ли законы в истории7 Или история в своих объяснениях заимствует законы из других наук - психологии, социологии, экономики и пр 7 Каково значение ценностных суждений в историческом познании и как наличие таких суждений соотносится с объективностью исторического знания? Существует ли теоретический уровень исторического знания, или же историческая наука ограничивается только описаниями фактов и событий7 Как выстраивается историческое описание (нарратив)7 Можно ли считать, что нарратив включает в себя определенную логику понимания и объяснения7

Разумеется, перечисленные вопросы не исчерпывают всего богатства и многообразия проблем, обсуждающихся в рамках современной эпистемологии истории, но дают ясное представление о том, что для нее характерен особый рефлексивный уровень анализа или, как его еще можно охарактеризовать, метауровенъ Современная историческая эпистемология изучает процедуры и формы исторического знания, н\ соотношение с другими типами знания, с философией сознания и действия Именно это, в конечном счете, придает философский статус данному типу рефлексии над историческим познанием. В нем не просто описываются используемые историками познавательные приемы и процедуры, но обсуждаются крите-рш1, признаки и условия, которые позволяют судить об адекватности и научной корректности основных форм исторического познания - описания, понимания и объяснения

В разделе 1.2. - «Становление исторической эпистемологии как научной дисциплины (пропедевтический период)» - прослеживается идейная эволюция эпистемологии истории, связанная с формированием ее проблемного поля, концептуального аппарата, базового комплекса научно-исследовательских методов и процедур Посвященный этой теме краткий экскурс в прошлое начинается с критического осмысления идейного наследия позитивизма Данное интеллектуальное предпочтение обусловлено тем, что на протяжении всего Х1Х-го, а также на рубеже Х1Х-ХХ вв позитивистское течение занимало безусловно лидирующие позиции в историографии. А впоследствии именно преодоление позитивистских традиций активизировало весь дальнейший ход рефлексии над природой и сущностью исторического познания, стимулировало оформление большинства

ведущих философских и исторических течений, оказавших определяющее влияние на формирование современного облика эпистемологии истории (неокантианство, историческая Школа «Анналов» и др) Их представители формулировали свои идеи, дистанцируясь, отграничивая себя от позитивистских установок и постулатов

В подразделе 1.2.1. - «Модель «объективной» истории "как она была на самом деле" (позитивизм)» - производится критический анализ позитивистской методологии истории Последняя складывалась под сильным влиянием естествознания Ее теоретики исходили из презумпции единства научной методологии, независимо от того, применялась ли она к естественным наукам или к наукам о человеке В соответствии с данной установкой предпринимались неоднократные попытки прямо сопоставить природные и социальные явления, «математизировать» историю, «очистить» ее от всякого рода субъективных добавок, выявить точные законы общественного развития и т п Основополагающим принципом исторического познания позитивисты считали объективность исследования, которая, по их мнению, могла быть достигнута путем последовательного поиска, отбора и критики фактов

Однако в действительности создать ту единственную «объективную» историю, о которой мечтали историки-позигивисты, не представляется возможным Ведь историческое прошлое, «каким оно, собственно, было», недосгупно нашему познанию И даже восстановить какой-то отдельный фрагмент прошлого во всей его полноте и бесконечном многообразии нам не дано Так что настаивавшие на создании «объективной» истории позитивисты, по всей видимости, глубоко заблуждались, ибо не учитывали всей сложности и противоречивости собственного ремесла, не сознавали, сколь велика роль познающего субъекта, активной мысли ученого в расчленении и организации изучаемого им исторического материала Позитивистский подход не предполагал постановки проблем и научного объяснения - в этом, пожалуй, кроется самое слабое звено данной методологической стратегии

Одним из первых, кто выступил против крайностей позитивистской историографии, был немецкий философ и историк культуры В Дильтей, чьи взгляды анализируются в подразделе 1.2.2. - «Опыт преодоления позитивистской методологии (критика исторического разума В. Дильтея, неокантианская рефлексия исторического познания)» Дильтеевская попытка разработать специальную методологию исторического познания была предпринята в противовес господствовавшим в XIX в позитивистским проектам «научно» оформить гуманитарное знание, применив к нему методы естественных дисциплин Отказавшись от того, чтобы в сугубо позитивистском духе «подогнать» историю под понятия и

методы естественных наук, В Дильтей отверг саму возможность отождествления естествознания и истории Он стремился выявить специфику именно гуманитарных наук, установить особый, свойственный только им характер научности

Применяемый в естественных науках метод объяснения, по В Диль-тею, имеет дело преимущественно с внешшм опытом и связан с конструирующей деятельностью рассудка Науки же о духе, напротив, основаны на жизненном опыте и соприкасаются не с противостоящими человеческому мышлению и чуждыми ему образованиями, а с проявлениями самой человеческой духовности Применительно к исторической науке это означает, что все ее факты даются нам непосредственно как реальность и некая живая связь, которая никогда не прерывается А так как объект познания здесь оказывается включенным в контекст внутреннего опыта субъекта познания (те ученого), единственно адекватным методом постижения истории В Дильтей провозглашает метод понимания прошлого изнутри Общность человеческой природы представляется ему надежным залогом переживания событий истории в том виде, «в каком они действительно были»

Развитие концепции «симпатизирующего понимания» осуществлялось В Дильтсем в контексте резкой полемики с представителями Баден-ской школы неокантианства Неокантианцы Г Риккерт и В Виндельбаид решительно 01вергли «историческую психологию», трактуемую В Диль-теем в качестве герменевтической методологии наук о духе, а ее автора обвинили в сведении способности суждения к некоему «интуитивному чувству» Этот упрек стал лейтмотивом всей последующей критики диль-теевской философии Сами неокантианцы настаивали на неправомерности психологического эмпиризма, невозможности познания истории как «понимания» и «переживания», поскольку последнее способствует полному устранению из процесса познания логических критериев Разумеется, историк время от времени прибегает к помощи исторического воображения, но последнее, с точки зрения неокантианцев, должно быть обязательно дополнено подведением под логические формулы Ибо только логический анализ в состоянии обеспечить полное и всестороннее понимание возможностей исторического разума

Оценивая, в целом, вклад Г Риккерта и В Виндельбанда в развитие эпистемологии истории, можно указать, что их несомненным достижением является обоснование своеобразия исторического метода, ставшее отправным пунктом развития многих последующих концепций Конечно, нельзя сказать, чтобы неокантианцами были расставлены все точки над «1» в этом спорном вопросе, но начало было положено, и это послужило стимулом для дальнейшей работы в данном направлении Несмотря на все

свои недостатки, теоретические построения неокантианцев получили в конце XIX - начале XX вв широкую известность Во многих работах они воспроизводились буквально или с небольшими вариациями, и многие их мысли оказались открытыми заново. Дальнейшее развитие научного знания показало, что наиболее продуктивные прорывы к углубленной исторической эпистемологии были совершены именно на базе неокантианства В главе 2. - «Ключевые парадигмы современной эпистемологии истории: классика, опыт неклассическои рефлексии и ситуация пост» - «территория исторического» представляется в виде своеобразной системы координат, позиционирующейся вдоль трех основных осей антропологической, «полевой» и дискурсивной В соответствии с этим выделяются ключевые парадигмы современной эпистемологии истории - классическая («анналистическая»), неклассическая (структуралистская) и постне-классическая (постмодернистская) Первым двум свойственен гносеологический оптимизм, что выражается в признании возможности адекватного постижения прошлого (в первом случае, посредством максимальной активизации познавательных усилии ученого-историка, во втором - путем выявления в прошлом неких основополагающих структур, выступающих основой и связующим звеном всего произошедшего) Приверженцы постмодернистской парадигмы не разделяют подобных воззрений, что выливается у них в отрицание самой возможности прямого доступа к исторической реальности последняя всегда предстает перед нами в тех или иных вариантах языковой репрезентации, - она уже всегда истолкована

В разделе 2.1. - «Классическая парадигма исторических исследований» - анализируются особенности организации антропологической конфигурации современной эпистемологии истории При этом за основу рассмотрения берется опыт научно-исследовательской и методологической деятельности французской исторической Школы «Анналов», которая может считаться наиболее ярким выразителем присущего классике (те классической парадигме эпистемологии истории) стиля мышления

В подразделе 2.1.1. - «Проект "истинной истории" как науки о человеке и проблемной "истории-интерпретации" ("Анналы")» - анализируются ключевые теоретические разработки Школы «Анналов» Заслуга последней состоит в том, что она «перевернула» историографию сочетанием трех основных идей 1) критикой традиционного отношения между историком, историческим памятником и фактом истории, 2) стремлением создать тотальную историю, которая объединяла бы все аспекты активности человеческих обществ, 3) междисциплинарной практикой, активно внедряемой в ткань исторической науки и смежных с ней социальных дисциплин

Возникновение Школы «Анналов» явитесь своеобразной реакцией на господствовавшие в конце XIX - начале XX вв позитивистские воззрения на историю Главной задачей ее представителей, начиная уже с основателей Школы - М Блока и Л Февра - стало обоснование новых, контрпозитивистских принципов исторического познания С этой целью исто-рики-«анналисты» вели неустанные «бои за историю», за «новую историческую науку» - в их понимании, «науку о чеповеке» Пафосом всей их творческой деятельности стало возвращение историческому знанию утраченного им гуманистического содержания, насыщение истории проблематикой, связанной с жизнью современного общества, диктуемой коренными, глубинными запросами цивилизации, к которой принадлежит историк

Тем самым создаваемая «анналистами» «Новая историческая наука» изначально несла в себе мощный антропологический заряд Она отталкивалась от того исходного допущения, что история не происходит вне человека, без его непосредственного участия Понимаемая гаким образом историческая наука кардинальным образом переориентировалась в своих исследовательских интересах и предпочтениях Она перестала быть наукой, изучающей «мертвые тексты» или «обветшалые вещи» Строго говоря, она теперь не занималась даже и «изучением прошлого», а превратилась в специализированную «науку о человеке» - человеке в обществе, в социальной группе, человеке во времени

Еще одной отличшельной особенностью классической («аннали-стической») эпистемологии стал отказ ее приверженцев от традиционной «истории-повествования», при которой прошлое якобы спонтанно «рассказывается» самими источниками, в пользу проблемной истории-интерпретации «История-проблема» - такова формулировка исследовательского кредо историков данного направления Всех их роднит понимание того, что ученый начинает свой труд вовсе не со сбора «сырого» материала (как это представлялось историкам-позитивистам), а с формулировки проблемы Конечно, практически оно может начаться и со случайного обнаружения документов (в архивах, при раскопках и т п ) Но данное обстоятельство ничего не меняет в существе вопроса, который историк ставит всем этим документам. Постановка проблемы - это и есть начало и конец всякого исторического исследования Где нет проблем, там нет и истории

Очевидно, что такое доминирование проблемы предполагает необходимость понимания, но понимания не в смысле дильтеевского «вживания» в «дух эпохи», а в смысле исследовательского проникновения в суть изучаемого явления Верный путь к постижению прошлого лежит не через пассивное перечисление исторических фактов, связанных между собой лишь определенной хронологической последовательностью, а через ин-

тенсификацию познавательных усилий ученого-историка Никакое новое исследование в принципе невозможно без его интеллектуальной активности, экзистенциальной заинтересованности Целенаправленный поиск новой, наиболее многообещающей проблематики составляет квинтэссенцию его творчества

В подразделе 2.1.2. - «"Территория исторического" и принципы ее организации (диалогизм, инаковость, вненаходимость)» - обсуждается проблематика коммуникативного взаимодействия культур современности и прошлого, которая находит отражение в следующем ряде вопросов как соотносятся между собой реальность прошлого и то его понимание, которое доступно современным историкам? Может ли историк, являясь продуктом своего времени и своей культуры, адекватно понять прошлое9 И насколько представители одной эпохи или культуры способны к диалогу с представителями другого исторического мира9

Историческое познание по определению направлено на проитое и в этом смысле всегда является познанием «другого» «Иной», «другой» -основополагающие мыслительные категории, имплицитно используемые историками Человек меняется в ходе истории, ныне он не таков, каким был прежде, меняются его мировоззрение и определяемая им система социального поведения Понять его, да и всю культуру прошлого, далекую от нас не только по времени, но и по всему своему духовному настрою, можно только при строго историческом подходе, лишь измеряя ее соответствующей ей меркой Это актуализирует потребность концентрации усилий на том, чтобы раскрыть ее внутреннее содержание и присущий ей сокровенный смысл -те подойти к ней как к «иному», «другому» Тем самым презумпция тнаковости» становится важнейшим постулатом и предпосылкой исторического познания

Еще одна отличительная особенность исторической науки, как и всех прочих дисциплин социального плана, состоит в том, что в ней нет характерного для естествознания противопоставления познающего субъекта познаваемому объекту, - здесь субъект и объект познания качественно однородны В отличие от специалиста-естественника, историк изучает не внешне противостоящий ему «объект», обладающий принципиально иной природой, нежели сам ученый, но человека, людей. Поэтому его отношение к предмету исследования - это отношение диалогическое Изучая людей во времени, вступая в контакт с человеком далекой эпохи, с его психикой, умственным кругозором, с его интересами и страстями, историк не создает отношения субъекта к объекту, - он вступает с ними в диалог, который невозможен вне наук о культуре

В рамках этого диалога современный ученый рассматривает прошлое как бы «извне», со стороны, с позиции внешнего наблюдателя. И эта

его «вненаходимосты> во времени и пространстве является мощнейшим рычагом понимания в области культуры и истории Однако сама по себе «вненаходимость» еще не есть механизм, автоматически обеспечивающий понимание иной культуры Диалог культур должен непременно выстраиваться на принципе равноправия сторон В этом смысле в историческом исследовании важно уловить оба голоса - и того, кто вопрошает, и того, кто отвечает И только такое методологическое различение каждого из голосов в отдельности способно сделать диалог прошлого и настоящего поистине содержательным и информативным

Обогащая собственную культуру знанием смысловых богатств иных культур, современный исследователь одновременно раскрывает и новое содержание изучаемой им «чужой» культуры - то, которое было неведомо ей самой или еще не было понято исследователями на более ранних стадиях развития исторической мысли Отсюда следует, что культуру прошедшей эпохи, как бы далеко она ни отстояла от нас во времени, вряд ли можно замыкать в себе как нечто раз и навсегда завершенное, заданное В ходе исторического познания различные культуры способны взаимно обогащаться, не утрачивая при этом своего внутреннего единства Их целостность, которую О Шпенглер представлял себе в виде завершенных и замкнутых в себе миров, в действительности предстает как всегда «открытая» дтя новых осмыснений В этом, по-видимому, и заключается глубинный смысл изучения истории как переклички эпох

В разделе 2.2. - «Неклассическая парадигма эпистемологии истории» - анализируются и получают оценку глубокие внутренние трансформации исторического мышления, ставшие следствием воздействия на него ведущих достижений «структуралистской революции» второй половины XX в Среди множества новых тем и идей, внесенных в историческую науку структурализмом, в данном разделе выделяются три основные, сыгравшие наиболее существенную роль в обновлении «территории исторического» Речь идет о внедрении в сферу научно-исследовательской деятельности историка категории «дискретности», функционирующей в рамках оппозиции «прерывное / непрерывное», «дискретное / континуальное», о распространении чрезвычайно популярной в структуралистской гуманитаристике темы «смерти субъекта» и, наконец, об устойчивом и многообразном обыгрывании идеи «поля» - своеобразного континуума, существующего на фоне бессубъектного и дисконтинуального образа исторической реальности

В подразделе 2.2.1. - «История как прерывность: эволюция дне-континуальных представлений в структурализме» - анализируется новаторский проект создания «прерывной» истории, противопоставившей себя всей предшествующей историографической традиции и интерпретирующей

свой предмет через призму разног о рода «разрывов», «разломов», «различий» и т п Впервые возможность дисконтинуальных представлений в методологии науки начала обсуждаться в концепции разрывного характера истории знаний Г Башляра Категория «эпистемологического разрыва» была введена им с целью обозначить различие между обыденным и научным знанием, наукой традиционного, классического типа и современной физико-математической наукой В терминологии Г. Башляра «разрыв» есть своеобразное «переворачивание перспективы», знаменующее собой дисконтину-альность развития научного знания как такового

Введение данного терминологического обозначения стало весьма продуктивным, поскольку дало возможность описывать качественное своеобразие различных исторически сложившихся форм знания Перенося указанный методологический принцип из общей сферы философии науки в конкретную область эпистемологии истории, можно утверждать, что, подобно тому, как в науке есть открытия, «бьющие» по концептуальным целостностям знания, «разрывосозидающие» по своей исторической функции, так и в истории должны существовать события, «разрывающие» историческую континуальность А потому историк, как, впрочем, и любой другой ученый, должен непременно научиться работать с историческими разрывами, введя в свой методологический багаж идею дискретности

В дальнейшем развитые Г Башляром идеи эпистемологии разрывов были подхвачены Ж Кангилемом, который также признавал колоссальную значимость разрывов в истории науки С этих позиций он критиковал методологию континуализма и производный от нее «вирус предшествен-ничества», связанный с тем, что для каждого научного концепта, идеи или открытия выстраивается как можно более длинная цепочка предшественников Опасность такого рода предприятия кроется в том, что само понятие прошлого становится в данном случае искусственной конструкцией, содержащей совокупность ответов на ретроспективные вопросы настоящего Все это свидетельствует о необходимости учитывать факт наличия эпистемологических разрывов Их целенаправленное изучение, на которое Ж Кангилем ориентирует всю историю науки, устанавливает ее новую периодизацию, отражает подлинный ритм ее функционирования

Понятие «прерывности» стало определяющим и в творчестве М Фуко, развившего идеи эпистемологии разрывов Ж Кангилема и Г Башляра применительно к ситуации глубокой лингвистической мутации гуманитарного знания и прогресса в конкретных исторических исследованиях Отказавшись признавать факт прогресса человеческого мышления, поступательности его развития и преемственности со всеми предшествующими этапами, М Фуко постулировал скачкообразный характер свойственных ему изменений В этом случае количественное нарастание новых

научно-мировоззренческих представлений и понятий приводит к столь радикальной трансформации всей системы взглядов, что порождает стену непонимания и отчуждения между представителями разных исторических эпох Так образуется юпистемочогическийразрыв» в едином потоке исторического времени, что влечет за собой восприятие истории как дискон-тинуитета, как постоянно совершающегося и наблюдаемого разрыва непрерывности

В целом, проект создания «прерывной» истории, обогатившей арсенал историка дискретными и дисконтинуальными представлениями, явился несомненным позитивным достижением «структуралистской революции» Разработанная ее сподвижниками теория прерывных систематик, а также опыт внедрения в практику историографической деятельности аналитически выверенных приемов работы с разрывами и разломами оказались продуктивными в плане усовершенствования исторической мысли, которая тем самым существенно расширила свои методологические горизонты

В подразделе 2.2.2. - «"Смерть субъекта" и "полевой поворот" в историческом познании» - анализируется весьма показательная дта структуралистского мировидения тематика «смерти субъекта» Последняя лейтмотивом проходит через творчество многих выдающихся мыслителей современности - Р Барта, Ж Лакана. Ж Дерриды, а также М Фуко, в работах которого проект освобождения от «антропологического сна» оказался наиболее приближен к запросам реальной историографической практики

М Фуко анализирует вопрос о судьбах современного европейского человека и приходит к выводу о временности его бытия в культуре Те представления о человеке и его истории, которые кажутся нам незыблемыми и существующими «от века», в действительности появились сравнительно недавно В этом контексте «смерть человека» у М Фуко, фактически, символизирует исчезновение его современного образа, что, по-видимому, произойдет с очередной трансформацией функции языка, возможность которой мы можем сегодня только предвидеть Это заставляет философа усомниться в самой универсальности постановки проблемы человека, акцентировать специфичность ее интерпретации в различные историко-культурные периоды Причем речь здесь идет не просто о переходе к какой-то иной форме мысли о человеке, а об устранении самой идеи человека из мышления и научного исследования

Этот тезис о «смерти субъекта», разумеется, не может быть понят буквально, ибо такая его интерпретация существенно обедняет, если вообще не исключает тот теоретический позитив, что в нем содержится Позитив же этот вовсе не сводится к простой констатации того, что «человек

умер» Тезис о «смерти субъекта» требуется М Фуко для проведения «анализа функционирования», позволяющего прояснить способы и правила, в соответствии с которыми в сфере знания оформляется и функционирует такое понятие как «человек», определенные представления о нем Предметом рассмотрения в данном случае выступает особая фунщия, внутри которой только и может существовать нечто такое как субъект, а также условия, при которых оказывается возможным выполнение неким индивидом функции субъекта

Отход от традиционной «аналитики субъекта» с присущими ей био-графизмом и психологизмом приводит историческую эпистемологию к осознанию значимости «полевых» аспектов истории культуры После «полевого поворота» внимание историка привлекает к себе уже не какой-то конкретный отрезок традиционной «истории людей» (кто что сделал, кто, на кого и как повлиял, кто для кого был предшественником и т п), а структура особых социоисторических «полей» - их потенциалы, уровни и прочие характеристики Историк теперь интересуется не столько прослеживанием индивидуального пути конкретной личности, сколько составлением целостных «диспозициониых карт», определением их динамики в историческом и культурном пространстве Так преодолеваются рамки биографизма, классического нарратива, идущего от персоны

В результате, история начинает создаваться на языке безличных, бессубъектных позиций, занимаемых и реализуемых, конечно, людьми, но, вместе с тем, напрямую от них не зависящих Ибо, приходя в этот мир, субъект не творит сам из себя эти позиции, - он вынужден вписываться в уже существующие и независимые от его сознания формы языка, производства, органической жизни. Поэтому, хочет он этого или нет, он вынужден считаться с данными позициями и, более того, он сам ими определяется В эпистемологии истории осознание данного факта явилось стимулом для перехода функций исторического деятеля от человека, понимаемого, прежде всего, в категориях психологии, к некоему самоактивному «полю» - анонимному и безличному механизму, в дискретную и динамичную структуру которого индивид включен независимо от его воли и сознания, хотя, разумеется, и не без их участия

Обращение к приемам такого бессубъектного, деперсонализированного подхода предоставило возможность анализировать историческое полотно анонимно и «позиционно», не прибегая при этом ни к индивидуальной психологии, ни к личностям и именам как самоактивным центрам истории В творчестве М Фуко, успешно использовавшего ресурсы данного подхода применительно к истории гуманитарного знания, его производными стали сразу несколько «полевых конструктов», в том числе «историческое априори», «эпистема», «архив» Несмотря на разницу концептуаль-

ных обозначений, цель их введения в качестве аналитических принципов и даже заложенный в них смысловой потенциал, в целом, были сходными проиллюстрировать идею истории без субъекта и доказать факт наличия разрывов единой линии исторической преемственности

В разделе 2.3. - «Постнеклассическая парадигма исторической эпистемологии» - анализируется еще один крупный сдвиг в историографии, связанный с распространением на ее «территории» идей новейшего интеллектуального течения - постмодернизма Это проявляется в разрушении всего ее традиционного (т е классического) облика, в смене исследовательских ориентиров и предпочтений, в существенной трансформации самого языка истории А так как постмодернистские инновации имеют потенциально серьезные последствия для самого статуса профессии историка, они нуждаются в тщательном продумывании и трезвой оценке Но прежде чем оценивать данный феномен в плане его эпистемологической продуктивности, требуется уточнить некоторые его исходные характеристики, что осуществляется в подразделе 2.3.1. - «Постмодернистские инновации в эпистемологии истории (концепты, принципы, проблемы)»

Постмодернисты подвергли резкой критике все фундаментальные объяснительные схемы, наработанные западной научной мыслью за предшествующие века развития Признав несостоятельной идею целостности и единства, они изгнали ее из сферы научной методологии Ее место занят форсированный тюрализм Вследствие этого любое явление окружающей действительности начало рассматриваться не в качестве целостной самости, а как множество несводимых друг к другу линий и измерений Идея научной универсальности также была признана безнадежно устаревшей, -взамен ее утвердилась установка на принципиальное разнообразие познавательных перспектив Этому сопутствовала радикальная инверсия в самой научной картине мира, где на первый план вышли микроуровень, микропроцессы, локализация, фрагментация и т п

Помимо отторжения универсалистского представления об истории, постмодернисты активно включились в критическую деконструкцию традиционных эпистемоюгических представлений Если все прежние познавательные модели выстраивались по принципу «древа познания» (в них четко фиксировалось направление эволюции, иерархия, структура, целостность и т и), то постмодернистская парадигма приобретает облик «ри-зомы» - разветвленной корневой системы со множеством «узлов» и беспорядочно переплетающихся побегов, которые развиваются сразу во всех направлениях Именно ризоматический подход, по мнению постмодернистов, позволяет непрерывно приумножать грани исследуемой реальности

Постмодернистами практикуется весьма любопытная методика анализа - «деконструкция», при которой непосредственный или «поверхност-

ный» смысл текста отбрасывается ради смысла менее очевидного В качестве специфичной исследовательской процедуры деконструкция требует от историка пристальнее вчитываться в тексты, использовать все имеющиеся возможности для обнаружения того, что скрыто за непосредственно данными в них «прямыми» высказываниями Проводя параллели с предшествующей структуралистской традицией, можно заметить, что деконструкция чем-то напоминает соссюровское различение означающего и означаемого, только возведенное в абсолют Вследствие этого спектр предполагаемых и возможных интерпретаций любого текста оказывается поистине безграничным

Однако такая, казалось бы, беспредельная свобода «прочтения» все же несколько ограничивается за счет воздействия «интертекстуалъно-сти» Сопутствующие последней «децентрация» субъекта, уничтожение границ понятия «текста», а также самого текста, наравне с отрывом знака от его референта, фактически, сводят всю коммуникацию к свободной игре означающих, порождая тем самым картину «универсума текстов», в рамках которого отдельные безличные тексты до бесконечности ссылаются друг на друга и на все сразу. В своей совокупности они составляют обширное поле некоего «всеобщего текста», который, в свою очередь, совпадает со всегда «текстуализированными» действительностью и историей Сознание человека также начинает отождествляться с письменным текстом и, более того, объявляется единственно достоверным средством его фиксации В конечном счеге, буквально все в постмодернизме начинает рассматриваться и анализироваться как текст - литература, культура, общество, история и даже сам человек

Еще одна отличительная черта постмодернистской парадигмы состоит в том, что ее адепты высказываются резко против традиционных представлений об исторической реальности и, как следствие, об объекте исторического познания. В предложенной ими новой интерпретации объект выступает не как нечто внешнее познающему субъекту, а как результат конституирующего воздействия языковой (дискурсивной) практики Тем самым из простого средства отражения и коммуникации язык превращается в главный смыслообразующий фактор, полностью детерминирующий человеческое мышление и поведение Постмодернисты отвергают самую мысль о том, что язык отражает реальность как некое репрезентативное заблуждение Языку, считают они, изначально присуща нестабильность, его смыслы меняются с течением времени и оспариваются в каждый его конкретный момент

Подобная неопределенность, если принять ее за аксиому, имеет просто фатальные последствия для традиционных понятий и методик исторического исследования, так как в данном случае стирается грань между со-

бытиями прошлого и дискурсом, в рамках которого они представлены Последствия данной деформации анализируются в подразделе 2.3.2. -«Между текстом и дискурсом: феномен "лингвистического поворота'' в историографии». «Лингвистический поворот» связан с осознанием решающей рочи языка в производстве исторического дисциплинарного дискурса. Радикализм данного тезиса обернулся для историографии последних десятилетий интенсивным обсуждением вопросов языка в самых разных его видах и проявлениях Осуществленный на этом фоне анализ специфики дискурса как профессионального языка текстопорождающей деятельности историков был объединен с семиотическим подходом, что привело к формированию оригинальных дискурс-аналитических исследовательских практик, а также к углубленным теоретическим разработкам концепции дискурса как нарратива

Главными представителями этого нового лингво-семиотического направления в историографии стали X Уайт и Ф Анкерсмит Однако связываемый с их именами «лингвистический поворот», в действительности, был осуществлен в условиях, сложившихся, так сказать, извне - вне сферы профессиональной историографш!, в других областях гуманитарного знания и, прежде всего, в лингвистике и литературоведении Здесь постмодернистские инновации ассоциируются, в первую очередь, с именами Р Барта, Ж Дерриды и др постструктуралистов и деконструктивистов

Практикуемое ими распространение новых приемов критики текстов за пределы собственно художественных произведений наложило существенный отпечаток на облик современной эпистемологии истории Объектом анализа в ней теперь выступают равно текст-первоисточник и текст-произведение («исторический нарратив»), т е тот труд, в котором историк обобщает результаты своей научно-исследовательской деятельности Основное внимание при этом уделяется эпистемологическому аспекту проблемы, а именно соотношению исторического нарратива с объективной реальностью прошлого имеет ли историк право говорить «от имени прошлого», утверждая при этом объективность собственного видения7

Поскольку в рамках лингвистического подхода не признается иной реальности, кроме текста, а текст исторического нарратива (так же, как и первоисточника, используемого историком) дает лишь приблизительный очерк искомой реальности, цельность реальности прошлого объявляется недостижимой Исходя из этого, постмодернисты отказываются от привычного понимания исторической истины, а некоторые из них вообще отрицают правомерность обсуждения данного вопроса Как следствие, отличительной чертой постмодернистской историографии становится безусловный приоритет языка над опытом, что приводит к открытому скептицизму в отношении способности человека наблюдать, познавать и ис-

толковывать внешний мир - в том числе, мир человеческого бытия и взаимоотношений

Изменяется статус литературной формы исторического повествования До недавнего времени эта форма казалась не более чем его внешней оболочкой, природа которой не затрагивала самой его сущности Теперь же становится все более очевидным, что форма дискурса, в которую выливается изложение исторического материала, теснейшим образом связана с принципами его осмысления Она, подчас помимо воли и сознания исследователя, во многом определяет содержание создаваемого им труда Речь идет о том, что историк выстраивает свой текст, подчиняясь требованиям риторики, господствующим в его историческое время Из непрерывного потока событий он вычленяет некий фрагмент, повествованию о котором придает определенную фабулу В результате, грань между творением историка и художественным произведением практически стирается Исходя из этого, общую проблему научно-исследовательской деятельности в постмодернизме можно сформулировать так в какой мерс историк, претендующий на достоверное изображение прошлого, способен его реконструировать9 А так как он, сам того не осознавая, находится в плену у литературного дискурса, не превращается ли на практике предпринимаемая им попытка реконструкции прошлого в создание некоего вымысла9

С точки зрения мыслителей-постмодернистов, ответ на этот вопрос очевиден историки выдвигают не более чем интерпретации прошлого Само же историческое познание становится в этой связи лишь серией равноправных интерпретаций, не имеющих ровно никакого отношения к исторической истине Признавая и даже превознося множественность одновременных интерпретаций, в равной мере обоснованных или необоснованных, постмодернисты тем самым совершают большой шаг в направлении релятивизма Релятивизм этот выльется впоследствии в тезис о принципиальной невозможности проникновения в глубины прошлого, что будет с предельной четкостью выражено у таких представителей «лингвистического поворота» как X Уайт и Ф. Анкерсмит

В главе 3. - «Синтетические тенденции на «территории исторического»: роль "средней позиции"» - предметом рассмотрения выступают аспекты синтеза, выявляемые в «поле» современной эпистемологии истории В поисках объединяющего начала, в первую очередь, анализируется специфика коммуникативного взаимодействия между профессиональной исторической наукой (историографией) и философией истории (как историософского, так и эпистемологического плана) Отношения между указанными отраслями знания изначально сложились напряженные, конфликтные, а порой даже и просто враждебные В этой связи представляется необходимым прояснение сути их взаимных претензий друг к дру-

гу, что позволит в дальнейшем наметить пути их сближения и продуктивного взаимодействия Сама возможность синтеза между ними обусловлена единством исходного материала, с которым всем им приходится иметь дело, - задачей восприятия и интерпретации исторического процесса

В разделе 3.1. - «"История философов" и "история историков": в поисках компромисса» - осуществляется выработка «средней позиции», в рамках которой могут быть совмещены интересы профессиональных историков и философов истории С этой целью производится, во-первых, подтверждение самостоятельного проблемного и интерпретативного статуса эпистемологии истории, в котором ей нередко отказывают историки-профессионалы, во-вторых - «привязка» философских исследований к реальной историографической «почве», к сфере конкретно-исторических исследований Последнее представляется тем более важным, что любая философия истории (в том числе, и историческая эпистемология) имеет смысл лишь в том случае, если профессиональные историки могут пользоваться ее достижениями

Наличие конфронтации между «историей историков» (профессиональной историографией) и «историей фгпософов» (философией истории) получает обоснование на материале данных отечественной и зарубежной историографической и философской традиции На базе проведенного анализа делается вывод, что на протяжении довольно длительного времени (Х1Х-ХХ вв) действительно существовало немало разногласий между профессиональными историками и философами истории Под «философами истории» в данном случае понимаются те из них, которые подвизаются на ниве историософии. Именно против них, а не против теоретшсов исторического познания, были обращены наиболее острые критические нападки со стороны представителей профессиональной историографии

Низкая степень предсказателыюсти и проверяемости, теологизм и склонность к пророчествованиям - все это делает очевидной псевдонаучность историософского жанра Как следствие, на рубеже ХХ-ХХ1 вв уже практически не предпринимается целенаправленных попыток создания единой концептуальной картины всемирной истории Однако это вовсе не значит, что историософия как таковая полностью исчерпала заложенный в ней потенциал Ведь обычному человеку, живущему в истории, всегда важны ее целостное понимание, а также вера в то, что история имеет какой-то смысл, ведет к какой-то значимой цели Поэтому прагматическая потребность в ис-ториософиях вряд ли когда-нибудь будет полностью исчерпана, как бы негативно ни оценивали ее теоретические возможности философы и историки

Но в целом, время подобных философий истории ушло, и в сфере философско-исторического знания получил преобладание иной - эпистемологический подход к осмыслению прошлого Подобная «эпистемологи-

зация» философии истории, несомненно, содействует осознанию пагубности разрыва между «историей историков» и «историей философов», наводит на мысль о необходимости их сближения в процессе освоения единого исторического опыта В этом плане приоритет, по всей видимости, должен быть отдан философскому рассмотрению исторического знания и его места в ряду других наук об обществе, но с обязательным учетом значимости воззрений на историю самих историков Ибо подобно тому, как историк не в состоянии выполнить функции философа в методологическом анализе над- и междисциплинарных вопросов, так и философу не заменить историка в попытках определить ведущие тенденции развития его науки

Разумеется, для преодоления столь долгое время существовавшей конфронтации требуются немалые усилия с обеих сторон На пути к синтезу философии и истории главная задача философов состоит в том, чтобы стать не историософами, а эпистемологами истории, не теологами и пророками грядущих состояний исторического процесса, а теоретиками исторического познания Историки, в свою очередь, должны встать на путь преодоления «философофобии», так как философское невежество или беспомощный эклектизм неизбежно обрекают их на теоретическую несостоятельность Конечной же целью всего этого является коренная перестройка «территории исторического», ее трансформация в свете новых, синтетических перспектив Это предполагает изменение традиционно сложившегося отношения к философии истории, из препятствия, помехи и «худшего врага» исторической науки она превращается в подспорье любых конкретно-исторических исследований, которые, в свою очередь, должны обязательно сопровождаться осмыслением историками специфики своего ремесла, т е пониманием того, как именно эти исследования осуществляются Основы такого рода синтетического понимания закладываются уже сегодня, в сфере современной эпистемологии истории - как ее ведущих тенденций, так и ростков ее новых направлений

В разделе 3.2. - «Возможности и перспективы межпарадигмаль-ного синтеза в современной эпистемологии истории» - предпринимается попытка выработки общей стратегии оформления современной «территории исторического», взятой в ее структурном (парадигмальном) аспекте Стратегия эта состоит не в безусловном предпочтении одной из трех базовых парадигм (классической, неклассической или постнеклассической) и не в отвержении всех прочих познавательных альтернатив, а в их объединении, синтезе Синтетическое обобщение их наиболее продуктивных в эпистемологическом плане достижений представляется тем более важным, что каждая парадигма вносит свой собственный неповторимый вклад в становление современного облика эпистемологии истории Признание этого факта обязывает внимательно отнестись к разработкам, накопленным в

русле каждой из них, и попытаться, по мере возможности, достичь некоего компромисса

В подразделе 3.2.1. - «Классика и неклассическая эпистемология истории: конфронтация или взаимодействие?» - выявляются «общие места» между классической и неклассическои парадигмами современной эпистемологии истории Сходство между ними заключается в том, что им обеим свойственен гносеологический оптимизм, выражающийся в уверенности в возможности адекватного постижения прошлого (в первом случае, посредством максимальной активизации познавательных усилий ученого-историка, личность и творческое сознание которого играют решающую роль в процессе реконструкции прошлого, во втором - путем выявления в прошлом неких основополагающих структур, выступающих основой и связующим звеном всего произошедшего) В дальнейшем это позволит отграничить классическую и неклассическую познавательные конфигурации от постнеклассического проекта, пропагандирующего принципиальную релятивность, невозможность проникновения в глубины прошлого

Наиболее адекватной и разумно организованной из трех основных парадигм современной эпистемологии истории представляется нам парадигма классического образца, характеризующаяся принципи&тьным антропологизмом В этом плане некчассическая рефлексия исторического познания выступает ее полной противоположностью, так как выстраивается на основе признания «смерти субъекта» В рамках неклассической парадигмы единичный человек исключается из сферы научно-исследовательского интереса историков их теперь привлекают к себе не конкретные индивиды и не их деяния, а те концептуальные позиции, которые эти субъекты занимали или могли занимать в определенных условиях и при определенных обстоятельствах Тем самым историческая наука перестает быть «наукой о человеке» в ее классическом понимании и становится «историей структур» (различных форм языка, производства, органической жизни и пр ), в которые субъект вписан независимо от своей воли или желания Эти фундаментальные структуры существуют как бы независимо от сознания индивида и во многом, если не во всем, предопределяют ход его жизнедеятельности

В свете методологических установок классической рациональности этот структуралистский проект «искоренения антропологии» может получить только отрицательную оценку, ибо полное и окончательное устранение субъекта из истории не представляется возможным Ведь историю не делают структуры, - ее творят люди, конкретные индивиды, пусть даже их действия и носят всегда структурированный и четко упорядоченный характер А потому история (и в этом мы склонны выразить солидарность с адептами классической парадигмы исторического познания) по сути сво-

ей всегда антропологична Как бы мы ее ни понимали и какие бы гносеологические средства ни изыскивали для ее описания и объяснения, она не в состоянии уйти от исходной гипотезы, что ее действующими субъектами являются люди, определенным образом взаимодействующие и тем самым формирующие ткань истории как таковой

Вышеизложенное свидетельствует о том, что найти платформу для синтеза классической и неклассической парадигм, пытаясь увязать структуралистский проект преодоления «антропологической иллюзии» с изначально «человеческими» параметрами классической рациональности, в принципе невозможно Контраст здесь налицо, так что в данном случае бессмысленно искать точки соприкосновения Косвенная же возможность синтеза классической и неклассической парадигм видится нам в другом - не в самом «теоретическом антигуманизме» (в терминологии Л Альтюссера), а в некоторых производных от него проектах, явившихся следствием констатации «бессубъектности» исторического процесса Речь идет, во-первых, об активизации толевых» аспектов истории культуры, а во-вторых, о внедрении на «территорию исторического» идеи «разрывов»

Так, «история человека» в ее классическом понимании - история отдельных личностей и их взаимоотношений - вполне может быть дополнена историей всевозможных «полей» и структур, в которых человек по необходимости существует И вовсе не обязательно при этом возводить во главу угла их принципиальную «безличностность», как это делали мыслители-структуралисты Их «надындивидуальный» характер и так очевиден, но это вовсе не значит, что данные структуры обладают каким-то самостоятельным, «сверхчеловеческим» бытием Человек выполняет в них определенные функции, вследствие чего он и квалифицируется в структурализме как «функция-субъект» Но, функционируя в рамках тех или иных структурных образований, субъект при этом все равно остается субъектом, - без него в истории вообще ничего не происходит

С этих же позиций безусловного приоритета классики может быть оценен еще один структуралистский проект, связанный с обогащением арсенала историка дискретными и дисконтинуалъными представлениями Как и в случае с «полевым поворотом», попытка создания «прерывной» истории представляется нам ценной не столько сама по себе, сколько в качестве средства акцентировки специфики отдельных локальных отрезков исторического процесса Совмещая данный проект с идейными установками классической рациональности, можно утверждать, что традиционная история как наука о человеке только выиграет, рассматривая свой предмет на фоне дискретной интерпретации исторического процесса Это позволит подчеркнуть особенности мировосприятия человека той или

иной конкретно-исторической эпохи, своеобразие его мировоззрения, ментального склада, стиля жизни и т и

На основании вышеизложенного можно сделать вывод, что, несмотря на все свои очевидные различия, классическая и неклассическая пара-ди i мы современной эпистемологии истории могут квалифицироваться не как взаимоисключающие, а как дополнительные Фундаментом их консолидации выступают методологические принципы классической эпистемологии истории, дополненные не противоречащими их сути теоретико-познавательными достижениями неклассического образца К числу этих последних относятся структуралистские проекты создания «полевой» истории и «истории разрывов», но без упора на свойственную им в рамках неклассического мышления бессубъектность В целом, «полевые» и дискретные аспекты исторического познания способны существенно расширить его традиционную антропологическую тематику, - но, не вынося за скобки субъект как принципиально активное и деятельностное начало, творца истории

Иными словами, на первом месте всегда должен быть человек, а в качестве иллюстративного материала к базовой антропологической проблематике вполне допустима расшифровка его деяний на уровне «полевого», структурного анализа, а также в терминологии «истории разрывов» С известными оговорками оба эти неклассических проекта являются созвучными идеалам классической рациональности, способствуют раскрытию ее новых, ранее еще не анализировавшихся аспектов Как нам кажется, это вполне приемлемая платформа для синтеза, способная объединить наиболее продуктивные достижения классической и неклассической парадигм Если взять за основу классический подход и дополнить его укачанными выше разработками неклассического типа, то на этой базе можно выстроить единое здание современной эпистемологии истории

В подразделе 3.2 2. - «Постмодернистская рефлексия истории: pro et contra» - акцентируются моменты преемственности между неклассической и постнеклассической парадигмами исторического познания, отмечается, что в постмодернизме находят свое продолжение и логическое завершение предпринятые в сугубо структуралистском духе попытки идентифицировать всю историческую действительность с суммой дискурсов, в которых эта действительность нам представлена Переходят из неклассического в постнеклассическое состояние и идея «смерти субъекта», и абсолютизация «прерывностей», и проект реконструкции истории как суммы особых социоисторическнх «полей», которые приобретают в постмодернизме сугубо лингвистическую окраску, становятся по преимуществу языковыми, дискурсивными, текстовыми («Нет ничего вне текста» -Ж. Деррида)

Все это наводит на мысль, что неклассическая и постнеклассическая парадигмы исторического познания являются внутренне родственными, и в них, даже при весьма поверхностном ознакомлении, можно обнаружить немало «общих мест». Гораздо сложнее выявить платформу для синтеза между постнеклассической парадигмой и классикой или «традиционализмом», как ее еще иногда называют приверженцы нового постмодернистского течения Для этого необходимо ясно представлять, в чем именно состоит разница между классическим и постнеклассическим подходами Противоречия между ними очевидны- это существенное различие в понимании характера взаимоотношений историка с источником, предмета и способов исторического познания, содержания и природы полученного таким образом исторического знания, а также формы его изложения и последующих интерпретаций исторического текста В рамках постмодернистской парадигмы по-новому ставится вопрос не только о возможной глубине исторического познания, но и о критериях объективности и способах контроля со стороны ученого над собственной исследовательской деятельностью.

Вместо традиционного исторического объяснения постмодернисты ратуют за интертекстуальностъ, имеющую дело не с причинными связями между событиями, а с дискурсивными связями между текстами Историческое объяснение отвергается ими как «пустая химера», служащая для утешения тех, кто не способен воспринимать мир, лишенный какого бы то ни было смысла Та же участь уготована в постмодернизме и историческому субъекту, будь то индивид или коллектив типа класса, нации, сословия и т п Осуществляемая постмодернистами деконструкция отдельных личностей и групп, традиционно воспринимавшихся в качестве общепризнанных деятелей истории, приводит к тому, что все они и даже универсальная идея прогресса - все это начинает распадаться на отдельные дискурсивные конструкции

Указанные инновации являются следствием коренной трансформации представлений об объекте исторического познания, т е об исторической реальности, которая теперь отождествляется не с продуктом познавательной деятельности субъекта, а с конституирующим воздействием языковой (дискурсивной) практики - своего рода диктатом дискурса Непрерывность и эволюция отвергаются здесь в пользу тотальной прерывности, что находит выражение в неприятии такой традиционной формы изложения материала как «метанарратив» Максимум, что готовы признать адепты постмодернизма - это то, что прошлое может быть систематизировано в виде множества повествований («нарративов»), подобно тому, как любой текст всегда открыт для множества прочтений

Отсюда следует весьма характерное для историографической ситуации постмодернизма семиотическое отрицание «невинности» малых лингвистических форм по отношению к описываемой ими внеязыковой действительности, чем ставится под сомнение «естественность» исторического дискурса как такового Помимо этого постмодернисты проблематизи-руют само понятие и предполагаемую специфику исторического нарра-тива как формы адекватной реконструкции прошлого По их мнению, любое историческое повествование носит, по существу, креативный, искусственный характер, ибо является не чем иным как попыткой выстроить неравномерно сохранившиеся и подчас отрывочные сведения источников в последовательный временной ряд

Как видим, постмодернистами были отвергнуты практически все основополагающие принципы предшествующей историографии Но, несмотря на это, все же можно обнаружить общую платформу, на которой сойдутся интересы историков-традиционалистов и наиболее осмотрительных из постмодернистов Такая «средняя» или «умеренная» по духу позиция может быть выстроена, исходя из того, что невозможность «прямо! о восприятия реальности» вовсе не означает отрицания реального исторического прошлого как такового «Средняя позиция» между постмодернизмом и традиционализмом предполагает наличие реальности вне дискурса -независимой от наших представлений о ней и, вместе с тем, активно на эти представления воздействующей

Отсюда следует, что «конструирование» реальности историком не может быть произвольным Сведение всего богатства исторической реальности только к языку, тексту и дискурсу является неправомерным, недостаточным и требующим своего дополнения хотя бы за счет реконструкции лежащих в его основании глубинных ментальных пластов Тем самым актуализируется одна из ведущих тем классической эпистемологии истории - реконструкция ментальностей, что подтверждает нашу мысль о принципиальной возможности нахождения «общих мест» между постмодернизмом и традиционализмом «Средняя позиция» между ними не приемлет, в целом, крайностей «лингвистического поворота», но, вместе с тем, ориентируется на переосмысление исторической дисциплинарной практики в свете новых перспектив

В этом плане платформой для синтеза постмодернизма и традиционализма может выступить совокупность положений из числа тех, что были изначально сформулированы в рамках «лингвистического поворота», а затем нашли свое применение в сфере расширения традиционного (классического) «поля» эпистемологии истории Это, например, признание того, что историческое знание неизбежно включает в себя известное «противостояние» прошлого и настоящего, где настоящее порой слишком сильно

«давит» на прошлое, что первоисточники ничего не «сообщают» напрямую, что факты отбираются, а не просто выставляются на всеобщее обозрение, что задача научного объяснения неразрывно связана со способностью человеческого мышления к ретроспекции, и что каждая историческая работа в каком-то смысле формируется эстетическими и политическими предпочтениями ее автора.

Чисто теоретически вышеперечисленные факторы серьезно компрометируют работу историков, но на практике они могут быть сведены и, как правило, сводятся к вполне разумным пропорциям и соотношениям Их практическая реализация способствует наглядной демонстрации дополнительности классического и постнеклассического подходов, которые, если не возводить во 1лаву угла некоторые свойственные им крайности, могут считаться оборотными сторонами одной медали Они помогают глубже и, что самое главное, с разных точек зрения взглянуть на существо исторического, уяснить суть происходящих на современной «территории истории» перемен

В Заключении подводятся основные итоги исследования, резюмируются его основополагающие выводы и результаты

По теме диссертации опубликованы следующие работы Монографии

1 Гурьянова, А В Ключевые парадигмы современной эпистемологии истории классика, опыт неклассической рефлексии и ситуация «пост» / А В Гурьянова - Самара СамЛюксПринт, 2008 - 344 с - ISBN 978-59585-0265-3.

2 Гурьянова, А В Историческая эпистемология проблемное поле и эволюция представлений / А В Гурьянова - Самара СамЛюксПринт, 2009.-238 с - ISBN 978-5-9585-0302-5.

Публикации в изданиях, рекомендованных ВАК Минобразования и науки РФ

3 Гурьянова, А В Постмодернистские инновации в исторической эпистемологии (концепты, принципы, проблемы) / А В Гурьянова // Известия Самарского научного центра РАН Специальный выпуск «Философия и история» - Самара Изд-во Самарского научного центра РАН, 2005 -С 14-20.

4 Гурьянова, А В «История философов» и «история историков» в поисках компромисса / А В Гурьянова // Известия Самарского научного центра РАН Специальный выпуск «Гуманитарные исследования» - Самара Изд-во Самарского научного центра РАН, 2006 - С 5-11

5 Гурьянова, А. В «Новая философия истории» Ф Анкерсмита от эпистемологизма к нарративизму / А В. Гурьянова // Известия Самарского научного центра РАН Специальный выпуск «Новые гуманитарные иссле-

дования» - Самара Изд-во Самарского научного центра РАН, 2006 - С 34-41

6 Гурьянова, А В «Смерть субъекта» как проект методологического обновления исторической мысли в структуралистской концепции М Фуко / А В Гурьянова // Известия Самарского научного центра РАН Специальный выпуск «Философия, история, социология, педагогика, право и экономика» - Самара Изд-во Самарского научного центра РАН, 2006 - С 40-47.

7 Гурьянова, А В Историческая эпистемология проблема научного стагуса и эволюция представлений / А В Гурьянова // Известия Самарского научного центра РАН Специальный выпуск «Новые гуманитарные исследования» - Самара Изд-во СНЦРАН, 2006 -С 12-19

8 Гурьянова, А В «Полевой сдвиг» в историческом познании и его производные «историческое априори», «эпистема», «архив» / А В. Гурьянова // Аспирантский вестник Поволжья -2008 -№1-2 - С 9-12

9 Гурьянова, А В Возможности и перспективы межпарадигмально-го синтеза в современной эпистемологии истории / А В Гурьянова // Аспирантский вестник Поволжья -2008 -№5-6 - С 27-30

Публикации в других научных изданиях

10 Шмелева, А В Современность и прошлое специфика коммуникативного взаимодействия / А В Шмелева // Актуальные проблемы в строительстве и архитектуре Образование Наука Практика Материалы региональной 59-й научно-технической конференции (апрель 2002 г) -Самара СамГАСА, 2002 - С 3-5

11 Шмелева, А В Философия истории опыт постмодернистской деконструкции / А В Шмелева // Актуальные вопросы вузовской науки Сборник научных и научно-методических статей - Самара СИУ, 2003 -С 85-90.

12 Шмелева, А В Постмодернистская парадигма истории / А В Шмелева // Актуальные проблемы в строительстве и архитектуре Образование Наука Практика Материалы 60-й Юбилейной региональной научно-технической конференции по итогам НИР СамГАСА за 2002 г - Самара СамГАСА, 2003 - С 32-33

13 Шмелева, А В Монизм и плюрализм в философии истории / А В Шмелева // Актуальные проблемы в строительстве и архитектуре Образование Наука Практика Материалы 61-й региональной научно-технической конференции по итогам НИР СамГАСА за 2004 г Ч 1 - Самара СамГАСА, 2004 - С 35-36

14. Гурьянова, А В История как прерывность эволюция дисконтину-альных представлений в исторической эпистемочогии / А В Гурьянова // Философия Наука. Культура. Выи 11 - М Изд-во МГУ, 2005 - С 87-92

15 Гурьянова, А В Понятие «менталыюсти» тематизация и эвристический потенциал / А. В. Гурьянова // Человек в современном мире Очерки философской антропологии Выи 1 - Калуга- Изд-во «Эйдос»,

2006 - С 27-31

16. Гурьянова, А В Между текстом и дискурсом лингво-семиотическая природа постмодернистской историографии / А В Гурьянова // Вестник Волжского университета имени В.Н. Татищева Серия «Философия» Вып 7 - Тольятти ВУиТ, 2006. - С 77-87

17 Гурьянова, А В «Истинная история» как наука о человеке («Анналы») / А. В Гурьянова // Философия Наука Культура Вып 4 - М • Изд-во МГУ, 2006 -С 3-8

18 Гурьянова, А В Историография как идеография и индивидуализация (неокантианская рефлексия исторического познания) / А В. Гурьянова // Философия Наука Культура Вып 4 - М : Изд-во МГУ, 2006 - С 74-79

19 Гурьянова, А В Феномен «лингвистического поворота» в постмодернистской историографии / А В Гурьянова // Философия Наука Культура Вып 4 -М Изд-во МГУ, 2006 - С 110-115

20 Гурьянова, А В Нарративизм исторического дискурса в методологической концепции X Уайта / А В Гурьянова // Философия Наука Культура Вып 4 -М Изд-во МГУ, 2006 - С 136-141

21 Гурьянова, А В Постмодернизм как «новый историзм» в нарративной философии истории Ф Анкерсмита / А В Гурьянова // Философия Наука Культура Вып 4 -М Изд-во МГУ, 2006 - С 156-161

22 Гурьянова, А В Судьбы историософии в России / А В. Гурьянова // Актуальные проблемы в строительстве и архитектуре Образование Наука Практика Материалы 64-й Всероссийской научно-технической конференции по итогам НИР университета за 2006 г - Самара СГАСУ,

2007 - С 32-33

23 Гурьянова, А В Историософия проблемное поле и вехи становления / А В. Гурьянова // Философия Наука Культура Вып 1 - М Изд-во МГУ, 2007 -С 39-45

24 Гурьянова, А В. Позитивистская методология истории pro et contra / А В Гурьянова // Философия Наука Культура Вып 1. - М : Изд-во МГУ, 2007.-С. 102-107

25 Гурьянова, А В Диалогизм как основополагающий принцип познания истории / А В Гурьянова // Философия Наука Культура Вып 1 -М Изд-во МГУ, 2007 -С. 127-132

26 Гурьянова, А В Историческое познание как «жизнь смыслов» в «большом времени» истории культуры / А В Гурьянова // Философия Наука Культура Вып 1 -М Изд-во МГУ, 2007 -С 142-147

27 Гурьянова, А В Феномен «инаковости» в сфере исторических исследований / А В Гурьянова // Философия. Наука Культура Выи 1 -М Изд-во МГУ, 2007 -С 155-160

28.Гурьянова, А В Философия истории как историософия теоретико-познавательный и философский аспекты проблемы / А В Гурьянова // Наука и культура России Материалы IV Международной научно-практической конференции, посвященной Дню славянской письменности и культуры памяти святых равноапостольных Кирилла и Мефодия 24-25 мая 2007 г Ч 1 -Самара СамГАПС, 2007 - С 97-101

29 Гурьянова, А В Классика и неклассическая эпистемология истории к вопросу о возможности синтеза / А В Гурьянова // Актуальные проблемы в строительстве и архитектуре Образование Наука Практика Материалы 65-й Всероссийской научно-технической конференции по итогам НИР университета за 2007 г - Самара СГАСУ 2008 - С. 26-28

30 Гурьянова, А В Постмодернизм и традиционализм в поисках «средней позиции» / А В Гурьянова // Философия Наука Культура Вып 1 -М Изд-во МГУ, 2008 -С 8-14

31 Гурьянова, А В «Территория исторического» и принципы ее организации / А В Гурьянова // Философия Наука Культура Вып 1 - М Изд-во МГУ, 2008 - С 70-75

Подписано в печать 10 04 09 Формат 60x84 /16 Печать оперативная Гарнитура Times New Romanr Уел печ л 2,1 Тираж 110 экз Заказ №

Отпечатано в типографии ФГОУ ВПО «Чувашский государственный университет имени И Н Ульянова» 428015, Чебоксары, Московский проспект, 15

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора философских наук Гурьянова, Анна Викторовна

ВВЕДЕНИЕ ----------------------------------------------------------------------------------4.

ГЛАВА 1. Историческая эпистемология: проблема дисциплинарного статуса и эволюция представлений------------------------------------------------- 27.

1.1. Философия истории: от историософии к исторической эпистемологии ----------------------------------------------------------------------- 27.

1.2. Становление исторической эпистемологии как научной дисциплины (пропедевтический период)--------------------------------------- 56.

1.2.1. Модель «объективной» истории «как она была на самом деле» (позитивизм) —.—--------------------------------------------------------- 56.

1.2.2. Опыт преодоления позитивистской методологии (критика исторического разума В. Дильтея, неокантианская рефлексия исторического познания) .-.-. 65.

ГЛАВА 2. Ключевые парадигмы современной эпистемологии истории: классика, опыт неклассической рефлексии и ситуация «-пост»----------- 79.

2.1. Классическая парадигма исторических исследований . 79.

2.1.1. Проект «истинной истории» как науки о человеке и проблемной «истории-интерпретации» («Анналы»). 79.

2.1.2. «Территория исторического» и принципы ее организации (диалогизм, инаковость, вненаходимость) ------------------------------101.

2.2. Неклассическая парадигма эпистемологии истории. 126.

2.2.1. История как прерывность: эволюция дисконтинуальных представлений в структурализме.—.127.

2.2.2. «Смерть субъекта» и «полевой поворот» в историческом познании.-.----------------------------------140.

2.3. Постнеклассическая парадигма исторической эпистемологии------164.

2.3.1. Постмодернистские инновации в эпистемологии истории (концепты, принципы, проблемы)------------------—.165.

2.3.2. Между текстом и дискурсом: феномен «лингвистического поворота» в историографии------------------------------------------------- 182.

ГЛАВА 3. Синтетические тенденции на «территории исторического»: роль «средней позиции» ---------------------------------------------------------------210.

3.1. «История философов» и «история историков»: в поисках компромисса-----------------------------------------.—.------------------210.

3.2. Возможности и перспективы межпарадигмального синтеза в современной эпистемологии истории-------------------------------------------232.

3.2.1. Классика и неклассическая эпистемология истории: конфронтация или взаимодействие? --------------------------------------233.

3.2.2. Постмодернистская рефлексия истории: pro et contra--------- 243.

Введение диссертации2009 год, автореферат по философии, Гурьянова, Анна Викторовна

Актуальность исследования обусловлена тем, что философия истории как специфический1 раздел философского знания является малоизученным проблемным полем: не в полной мере прояснен ее статус в качестве самостоятельной ■ философской: . дисциплины, нечетко очерчен предмет исследования, не выверен: категориальный; аппарат. Это утверждение в полной . мере можно: отнести и к эпистемологии истории, которая сегодня на Западе считается ведущей,отраслью философско-исторического знания: Под термином , «философия истории» здесь понимается; именно теория исторического познания, а не теория исторического процесса — историософия [См.: 271. С. 90]. В отечественной философской .традиции ситуация складывалась противоположным образом: здесь превалировали труды историософского плана;: число лее работ, затрагивавших эпистемологическую проблематику-философии истории, было невелико, и они не пользовались: особой; популярностью.

Лишь в последние годы наметился- некоторый; перелом: эпистемологические вопросы исторической науки стали все чаще фигурировать на страницах отечественной периодики и Интернета [См., напр.: 25; 38; 44; 51 ;• 109; 150; 158; 162; 186; 226; 228; 297], вошли в состав справочных изданий?по философии [См.,. напр.: 142], стали рассматриваться на страницах: диссертационных исследований по профильной тематике [См., напр.: 68; 175; 196; 199; 206; 220; 250; 131]. Однако большинство имеющихся на сегодняшний^ день философско-исторических трудов обобщающего плана по-прежнему либо вообще отказываются от рассмотрения. эпистемологической проблематики в пользу историософской [См., напр.: 232. С. 3], либо включают ее на уровне некоего второстепенного подраздела [См., напр.: 67. С. 260-306;'273. С. 338409]; что, естественно, недостаточно для полного и всестороннего осознания; природы и задач исторического познания.

Положение дел усугубляется также и тем, что в среде профессиональных историков (и это относится не только к отечественным, но и к зарубежным специалистам) бытует расхожее мнение, согласно которому «историки и не испытывают особой нужды в философии» [Цит. по: 269. С. 11]. У них якобы «.и своих забот выше головы, из которых бесспорно главная — установить, "как все, собственно, происходило"» [Цит. по: 195. С. 169]. Вовсе не отрицая первостепенной значимости этой фундаментальной научно-исследовательской задачи, отметим, что в теоретическом плане она чревата односторонностью, ибо на всех этапах научной деятельности историка неизбежно присутствует определенный арсенал когнитивных средств и методов, та или иная' методология (или философия), на которую он сознательно или неосознанно опирается. И эта методология, разумеется, требует обстоятельного осмысления.

Однако, за редким исключением, специалисты-историки не склонны концентрироваться на осмыслении специфики своего ремесла, его методологических особенностей, «переадресуя» данные вопросы в ведение философов науки. В результате получается, что две близкие по своей природе дисциплины — историческая наука и философия истории — существуют в изоляции, друг от друга: с одной стороны, это специалисты-историки, разрабатывающие свою конкретную проблематику; с другой - философы истории, занимающиеся осмыслением методологических и мировоззренческих вопросов исторического познания в своем узкоспециализированном кругу, вне которого их труды не вызывают особого резонанса.

Работа по преодолению указанной конфронтации только начинается и затрагивает сравнительно небольшую часть научного сообщества. Это обстоятельство обусловливает актуальность предпринимаемого исследования, одной из главных задач которого является обсуждение путей продуктивного сотрудничества между профессиональной историографией и философией (эпистемологией) истории. Данное начинание способствует нахождению компромисса в затянувшейся «войне» двух школ - исторической и философской. Война эта тем более неконструктивна, что ведется на объединяющей их взаимные интересы «территории исторического».

Обсуждение эпистемологической компоненты философско-исторического знания предполагает его анализ в теоретическом (проблемном), историческом (эволюционном) и, главное, парадигмалъном (структурно-конфигуративном) аспектах. На базе проведенного рассмотрения в работе предлагается общая концепция эпистемологии истории как целостной и самостоятельной научной дисциплины. Еще одно перспективное направление исследовательской деятельности видится нам в том, чтобы критически проанализировать арсенал исследовательских принципов и методов, который был унаследован от предшествующей (пропедевтической) стадии развития исторической науки, осмыслить его мировоззренческие и гносеологические основания, которые далеко не всегда ясно осознаются самими историками.

Кроме того, необходимо эксплицировать ведущие тенденции^ современной историографии, систематизировать круг новых проблем, которые перед ней возникли, осмыслить новые, нетривиальные способы обращения с источниками. Речь идет об освоении опыта новейшей постмодернистской историографии, которая зачастую отвергается с порога как несостоятельная, но, которая, тем не менее, уже стала частью современной интеллектуальной традиции. Изучение этой традиции требуется для адекватной самооценки и верной ориентации на постоянно флуктуирующей и перестраивающейся «территории исторического». Из вышеизложенного становится ясным, что предпринимаемое исследование выстраивается с учетом новейших тенденций в гносеологическом строении исторического знания, предполагает творческое освоение ведущих достижений отечественной и мировой историографической практики.

Подчеркнем, что в рамках данного исследования не ставится задача создания некоего всеохватывающего обзора идейных течений, определяющих в своей совокупности облик современной эпистемологии истории. Во-первых, это вряд ли осуществимо в виду колоссального объема уже имеющегося по данной тематике материала; во-вторых, попытки создания подобного рода обзоров, охватывающих как практику мировой историографии в целом [См., напр.: 208; 232; 273], так и ее отдельные и, в том числе, национальные ответвления [См., напр.: 160; 177; 322], уже неоднократно предпринимались-учеными - как отечественными, так и-зарубежными. Принимая во внимание указанное обстоятельство, автор данного исследования фокусирует внимание не на подробном изложении всего хода эволюции теории исторического познания, а на выявлении и характеристике типологически устойчивых (в эпистемологическом плане) проектов, нашедших свое реальное воплощение в теории и. практике конкретно-исторических исследований и их последующей философской интерпретации.

Речь идет о тех масштабных и всеохватных в рамках конкретно-исторического периода конфигурациях, которые могут быть названы: «парадигмами» в силу своего основополагающего влияния на сферу свойственных той или иной эпохе мыслительных приоритетов. Как правило,; подобного рода парадигмальные образования охватывают одно или несколько; масштабных течений, объединенных сходной идеей, как, например, в случае с классической парадигмой современной эпистемологии истории, базирующейся»; на конкретно-исторических и методологических достижениях французской Школы «Анналов» и ряда родственных ей направлений - истории ментальностей, исторической антропологии и школы микроистории:. Всем им свойственна приверженность антропологическому идеалу и диалогизму в сфере исторических исследований, утверждение активной гносеологической позиции познающего субъекта (т.е. историка) в> деле реконструкции прошлого, признание первостепенной значимости работы: его творческого сознания:

Предпринятый в исследовании- всесторонний? критический анализ ключевых эпистемологических парадигм (антропологической, «полевой» и дискурсивной) позволит по возможности более глубоко проникнуть В; пространственно-временную сферу исторического исследования, лучше разобраться в определяющей его суть противоречивой диалектике прошлого и настоящего. И, что самое важное, на базе проведенного анализа может быть осуществлен полноценный синтез ключевых парадигм современной эпистемологии истории, выявлены потенциальные точки пересечения между ними. Результатом работы в области межпарадиглюлъного синтеза будет выработка «средней позиции», способной объединить наиболее продуктивные в эпистемологическом плане достижения разных парадигм. Все это требуется для обоснования1 общей методологической стратегии или, как минимум, достижения элементарной согласованности между- различными, зачастую противоречащими друг другу познавательными конфигурациями, которые составляют единое «поле» современной эпистемологии истории. Установкой^на их экспликацию, последовательное осмысление и интеграцию определяются, в конечном счете, актуальность и значимость данного исследования.

Степень разработанности проблемы. Поскольку проводимый, в исследовании анализ предполагает изначальную демаркацию философии истории, на ее онтологическую и гносеологическую версии (историософию и эпистемологию истории), стоит специально остановиться на посвященной каждой из них научно-исследовательской литературе.

Что касается историософии, число ее приверженцев, особенно в рамках отечественной философской традиции, поистине велико. Здесь можно назвать имена Н.А. Бердяева, JI.H. Гумилева, Н.Я. Данилевского, К.Н. Леонтьева, Л.И. Мечникова, B.C. Соловьева и мн. др. мыслителей, в чьих трудах нашли отражение поиски ответов на вопросы о смысле, начале и конце истории, о всеобщих началах человеческой культуры, о судьбах и миссии России в мировом историческом процессе [См.: 33; 76; 90; 170; 185; 237]. Философско-исторические воззрения указанных мыслителей получили глубокое осмысление в работах А.И. Введенского, В.В. Зеньковского, С.А. Левицкого, А.Ф. Лосева, Н.О. Лосского, А.В. Малинова, Л.И. Новиковой, Э.Л. Радлова, Ю.И. Семенова,

И.Н: Сиземской, А.Д. Сухова,: Г.В. Флоровекого, Л.Е. Шапошникова [См.: 46; 110; 111; 168; 173; 174; 177; 193; 203; 232; 246; 277; 302]; Кроме того, они были освещены, на страницах: изданий энциклопедического плана, позволивших создать, целостное представление о специфике отечественной историософской мысли [См., напр.: 224; 225; 276]:,

Из западных философов - приверженцев историософского подхода можно выделить имена А1. Августина:, Дж. Вико, Р.В;Ф. Гегеля; И.Г. Гердера; И. Канта, М. Кондорсе, К. Маркса, А. Тойнби; Ф. Фукуямы, С.П. Хантингтона,.©: Шпенглера, К. Ясперса [См., напр.: 56; 62; 65; 128; 151; 179; 251; 292; 294; 308; 309; 312]. Историософские воззрения указанных мыслителей: получили широкое освещение* в трудах отечественных и зарубежных ученых, составивших основательную? традицию изучения; западноевропейского-философско-исторического наследия. Ведущие тенденции этой последней были обстоятельно отражены в работах В.Ф. Асмуса, А.С. Ахиезера, М.А. Барга, Дж: Бентли, В .И. Герьс, Б.Л. . Губмана, ГШ. Гайденко, В.И. Гараджи, Б.Т. Григорьяна, Ю.Н. Давыдова, М.А. Кисселя, И.С. Кона; Т.И. Ойзермана, Ш. Раппорта, Л.В. Скворцова, Э. Трёльча-[См;; напр.: 15; 17; 18; 31; 61, 66; 7.1;: 72; 205; 253]-. : :

Итак, историко-философский? аспект историософии представлен в научно-исследовательской литературе достаточно широко. Вместе с тем, работ, содержащих проблемный анализ историософского^знания, как прошлого, так и настоящего, не так уж и много. К числу трудов; созданных именно-в этом, наиболее, ценном в теоретическом плане ракурсе, можно отнести работы Н.В:. Зайцевой, В.И. Игнатьева, В.В. Ильина, Ю.А. Кимелева, С.Б. Крымского, Л.А. Мусаеляна, О.Ф. Русаковой, С.Ю. 'Грофимцевой [См.: 105; 106; 115; 118; 143; 157; 191; 223; 255]. Все они содержат проблемное изложение материала,, дающее возможность охватить наиболее: фундаментальные вопросы историософского знания, осуществить их всесторонний,, комплексный анализ.

Некоторые аспекты данной проблематики, раскрытой в критическом ключе, содержатся в работах В.П. Филатова и А. Данто [См.: 271; 91].

Философская литература, посвященная осмыслению вопросов исторического познания и его отдельных теоретических и методологических аспектов, отличается существенным многообразием. Отечественным научным сообществом была проведена серьезнейшая исследовательская работа по комплексному изучению данной тематики. Начиная с конца 50-х гг. XX в. были созданы обобщающие труды по философии и методологии истории, концентрирующие внимание на узловых вопросах «теории исторического процесса и познания». Участвовавшие в их подготовке авторы обстоятельным образом проанализировали предмет и методы исторического познания, раскрыли многообразный характер исторического процесса и способы его отражения [См., напр.: 183; 272; 274; 275].

Среди ученых, плодотворно работавших в этой области, можно особо/ отметить имена Г.А. Антипова, М.А. Барга, Б.А. Грушина, А.В. Гулыги, В.А. Дьякова, Н.А. Ерофеева, Е.М. Жукова, В.В. Иванова, Г.М. Иванова, В.Ж. Келле, М.Я. Ковальзона, И.Д. Ковальченко, A.M. Коршунова, Э.Н. Лооне, Б.Г. Могильницкого, Ю.В. Петрова, А.И. Ракитова, А.И. Уварова, C.JL Утченко, В.С.Шмакова [См.: 10; 17; 70; 73; 74; 75; 101; 103; 104; 112; 113; 114; 141; 146; 172; 187; 188; 204; 259; 261, 306]. Признавая несомненную научную значимость и познавательную ценность созданных этими авторами трудов, следует все же отметить, что все они в той или иной мере несут на себе отпечаток создавшей их исторической эпохи, вследствие чего некоторые изложенные в них положения не могут считаться адекватными в современных условиях.

Сегодняшняя ситуация в эпистемологии истории обусловлена необходимостью коммуникации, интеллектуального обмена с зарубежной традицией, нацелена на вдумчивое осмысление свойственных ей достоинств и недостатков. Именно такой подход продемонстрирован в ряде работ отечественных философов и историков, созданных за последние десятилетия. К их числу относятся труды Ф.Н. Блюхера, И.А. Василенко, В.IT. Визгина, И.А. Гобозова, А.Я. Гуревича, Г.И. Зверевой, И.Т. Касавина, В.Ф. Коломийцева, Н.Е. Копосова, О.М. Медушевской, В.М. Межуева, А.С. Панарина, А.В. Полетаева, Л.П. Репиной, М.Ф. Румянцевой, О.Ф. Русаковой, И.М. Савельевой, А.Б. Соколова, В.И. Стрелкова, В.И. Уколовой, В.П. Филатова, В.К. Финна, К.В. Хвостовой, Б.В. Царева [См., напр.: 39; 51; 67; 77; 79; 109; 140; 149; 152; 155; 182; 210; 211; 221; 226; 227; 228; 233; 244; 260; 271; 296; 298; 300]. Следует особо отметить и изданные за последнее время исследования более общего характера [См., напр.: 92; 124; 125; 127; 202; 273].

Весьма ценным материалом при подготовке данного исследования стали труды классиков отечественной философской мысли, внесших (прямо или косвенно) значительный вклад в становление и развитие эпистемологии истории как самостоятельной (т.е. независимой от историософии) научной дисциплины - М.М. Бахтина, Р.Ю. Виппера, Н.И. Кареева, Л.П. Карсавина, А.С. Лаппо-Данилевского, В.М. Хвостова, Г.Г. Шпета [См.: 29; 58; 59; 60; 133; 135, 136; 139; 167; 295; 310]. Нельзя не отметить и работы зарубежных авторов, освещающих сходную проблематику, — позитивистов (Л. фон Ранке, Ш.-В. Ланглуа, Ш. Сеньобоса), неокантианцев (В. Виндельбанда, Г. Риккерта), В. Дильтея, Р.Дж. Коллингвуда, Б. Кроче [См., напр.: 57; 96; 97; 148; 156; 166; 216; 217; 218], а также современных исследователей - Ф. Анкерсмита, Р. Арона, П. Вена, К. Гемпеля, У. Дрея, А.-И. Марру, А. Металла, А. Про, П. Рикёра, Дж. Тоша, Р. Шартье [См.: 7; 8; 11; 47; 63; 64; 100; 181; 201; 215; 252; 327; 344].

Еще один блок литературы, определившей «поле» данного исследования, связан с работами, посвященными осмыслению • идейного наследия французской исторической Школы <.<Анналов». Прежде всего, здесь следует отметить уже ставшие классическими в этой области труды теоретиков данной Школы — как ее основателей (М. Блока и Л. Февра) [См.: 37; 263], так и их многочисленных последователей, составивших соответственно второе и третье поколения Школы [См., напр.: 42; 43; 102; 169]. Из широкого спектра литературы, освещающей историю «Новой исторической науки», можно особо выделить труды Ю.Н. Афанасьева, Ю.Л. Бессмертного, П. Бёрка, Е. Браун, А.Я. Гуревича, В.М. Далина, А.Д. Люблинской, Л.А. Пименовой, О.В. Сарповой, Л.Ю. Соколовой, М.Н. Соколовой, Е.Б. Хромовой [См., напр.: 12; 13; 14; 35; 36; 78; 81; 89; 229; 234; 235; 299; 324]. Следует также упомянуть сборник работ российских и зарубежных авторов, изданный по итогам международной конференции «Школа "Анналов" вчера и сегодня» (1989 г.) [239], и уникальную в российском контексте подборку обзоров и рефератов зарубежных исследований, в том числе созданных учеными Школы «Анналов», объединенных в рамках общего издания «История ментальностей, историческая антропология» [126].

Следующий блок литературы по теме исследования связан с осмыслением новшеств, внесенных в изучение «территории исторического» теоретиками «структуралистской революции». При изучении осуществленных, ими теоретических преобразований, повлекших за собой «смерть субъекта» и так называемый «полевой сдвиг» в эпистемологии истории, автор опирался на весьма авторитетные в этой области труды Г. Башляра, Ж. Кангилема, Р. Барта, М. Фуко [См.: 19; 23; 24; 30; 280; 288; 290; 325]. Важно также отметить, что работы двух последних мыслителей стали, помимо прочего, методологическим основанием осмысления следующего, «лингвистического поворота» в историографии, ибо в творчестве Р. Барта и М. Фуко явно прослеживаются тенденции перерастания структурализма в постструктурализм и постмодернизм.

Что же касается собственно структуралистских историографических инноваций, значительный вклад в их осмысление и оценку внесли такие видные отечественные ученые как Н.С. Автономова, В.П. Визгин, М.Н. Грецкий, И.П. Ильин, Т.А. Клименкова, Г.К. Косиков, И.М. Кутасова, Т.А. Сахарова, Р.П. Трофимова [См., напр.: 5; 6; 54; 55; 69; 120; 144; 154; 165; 231; 254]. Особое место в этом ряду занимают работы, посвященные творчеству М. Фуко, одного из наиболее ярких и оригинальных мыслителей современности, влияние которого было настолько значительным, что «.без него вообще было бы невозможным говорить и о формировании поструктурализма, и о его существовании в тех формах, которые мы можем сегодня наблюдать» [120. С. 52]. Обстоятельная оценка теоретическим достижениям М. Фуко дается в работах Н.С. Автономовой, В.П. Визгина, Ж. Делёза, И.Н. Ионова, З.А. Сокулер, С.В. Табачниковой и целого ряда других отечественных и зарубежных авторов [См.: 2; 3; 4; 48; 50; 52; 53; 93; 123; 236; 247; 328; 338].

Еще один блок научной литературы» по теме исследования связан с осмыслением феномена постмодернизма, В первую очередь, здесь следует отметить работы самих классиков этого интеллектуального движения — историков и философов - Ф. Анкерсмита, Д. JIa Капры, X. Уайта, а также Ф. Гваттари, Ж. Дерриды, Ж. Делёза, Ж.-Ф. Лиотара, Ж. Бодрийара, Ф. Джеймисона [См.: 7; 8; 94; 95; 171; 257; 258; 318; 330; 337; 340]. Из, многочисленных исследований, популяризирующих постмодернизм, можно выделить работы зарубежных социологов и философов 3. Баумана, Дж. Ваттимо, В. Велына, Э. Гидденса, У. Зоннемана, Д. Кампера, П. Козловски, М. Мюллера, И. Хассана [См., напр.: 26; 147; 192; 335; 355; 356]. Среди отечественных мыслителей, освещающих проблематику постмодернизма, в том числе в его историографическом ракурсе, можно назвать имена В.В. Ветрова, В.В. Зверевой, И.П. Ильина, М.А. Кукарцевой, А.А. Кусаинова, B.C. Малахова, Н.В. Мотрошиловой, Л.П. Репиной, О.Ф. Русаковой, В.И. Стрелкова, Н.А. Терещенко, Е.Г. Трубиной, Т.М. Шатуновой [См.: 49; 107; 108; 119; 159; 161; 164; 176; 190; 207; 222; 243; 249; 256].

И, наконец, завершающим блоком источников по теме исследования выступают работы, посвященные осмыслению синтетических тенденций на современной «территории исторического». Сама идея межпарадигмального синтеза в эпистемологии истории еще нова и не получила сколько-нибудь развернутого обоснования в научно-исследовательской литературе. Однако ее постановку можно обнаружить в целом ряде работ, освещающих смежную тематику, в том числе аспекты междисциплинарности в исторической науке и проблематику историографического синтеза. В этом плане следует выделить работы классиков французской исторической Школы «Анналов», а также Л.И. Бородкина, А .Я. Гуревича, А.Ю. Соломенна, О.С. Поршневой, О.М. Медушевской, Л.Ц. Репиной, Л. Стоуна, Дж. Тоша и ряда др. авторов [См.: 40; 81; 127; 200; 209; 212; 213; 238; 252; 266; 351]. В них закладываются основы «междисциплинарной кооперации в сфере социально-гуманитарного познания» (О.С. Поршнева), производится обсуждение тематики «исторического синтеза» и «синтетической истории» (А.Ю. Соломеин), наводятся «мосты» между традиционной историографией и новейшими эпистемологическими «вызовами» философии постмодернизма (Л.П. Репина). Все эти наработки представляются весьма ценными при проведении философско-методологического анализа ключевых парадигм современной эпистемологии истории в плане hxi синтезирования и интеграции.

Объектом исследования является современная философия истории, рассматриваемая в ее эпистемологическом измерении. Эпистемология истории представлена как самостоятельная научная дисциплина, обладающая собственным проблемным полем, концептуальным аппаратом и специфической методологией научно-исследовательской деятельности.

Предметом исследования выступают философско-методологические основания синтеза на «территории» современной эпистемологии истории, что позволяет констатировать единство и взаимодополнительность трех ее ключевых парадигм — классической, неклассической и постнеклассической.

Цель и задачи исследования. Цель исследования состоит в осмыслении парадигмальной специфики современной эпистемологии истории и на этой основе экспликации синтетических тенденций, связывающих воедино ее ключевые парадигмы. Сама возможность межпарадигмального синтеза получает обоснование путем подробного анализа и последующей критической оценки ведущих теоретических наработок классической, неклассической и постнеклассической парадигм, на базе которых затем выводится «средняя позиция», объединяющая их наиболее продуктивные в эпистемологическом плане достижения.

Реализация поставленной цели предполагает формулировку и решение следующих научно-исследовательских задач:

1. Осуществить дисциплинарное позиционирование эпистемологии истории в сфере современного философско-исторического знания. С этой целью произвести демаркацию двух его основных разновидностей (онтологической и гносеологической) — соответственно, историософии и эпистемологии истории. Выявить их специфические черты, проследить особенности становления, поставить вопрос об их теоретической состоятельности в современном идейном контексте;

2. Выделить ключевые парадигмы современной эпистемологии истории, произвести всесторонний анализ последних. Дать им развернутую характеристику и конструктивную оценку, опираясь, на опыт научно-исследовательской и методологической деятельности исторической > Школы «Анналов», который считается классическим и общепризнанным на современной «территории исторического»;

3. Эксплицировать сущность и специфику новейших постмодернистских инноваций в эпистемологии истории; осмыслить особенности' теории и практики постмодернистской историографии, все еще недостаточно изученные отечественным научным сообществом. С этой целью реконструировать общее движение мысли ведущих теоретиков постмодернизма (X. Уайта, Ф. Анкерсмита и др.) в процессе обоснования «новой» исторической теории;

4. Выработать компромиссную позицию в отношениях между «историей философов» и «историей историков» - философией истории и исторической наукой. Установить суть и причины разногласий, имеющих место между профессиональными историками и философами истории; наметить возможные пути сближения между ними в целях их последующего примирения и дальнейшей сотрудничества на объединяющей их общие интересы «территории исторического»;

5. Выявить реальные возможности и методологические принципы достижения «средней позиции» между классической и неклассической парадигмами современной эпистемологии истории. Взяв за основу ключевые положения классики и отбросив противоречащие им крайности неклассической рефлексии исторического познания, установить точки пересечения между ними, доказав тем самым их дополнительность в процессе освоения единого исторического опыта;

6. «Привязать» достижения постнеклассического проекта к «почве» классической эпистемологии истории. С этой целью, прояснить разницу между постмодернизмом и традиционализмом, дать конструктивную-оценку постмодернистской рефлексии исторического познания. Акцентировать те ее специфические особенности, которые не противоречат духу классической рациональности и могут способствовать развитию последней в новых неожиданных ракурсах.

Методологические основания исследования. В диссертационном исследовании были использованы следующие методы: метод сравнительно-исторического анализа для исследования идей, выдвинутых в ходе развития эпистемологии истории от пропедевтического к современному состоянию; метод логико-теоретического анализа для изучения внутренней структуры ключевых парадигм современной эпистемологии истории; метод логико-исторической реконструкции в аспекте экспликации принципиальных положений различных парадигм с целью их дальнейшего сопоставления; метод синтетической редукции для выведения «средней позиции» между базовыми парадигмами исторического познания.

В качестве методологического основания исследования выступает также принцип парадигмальной оформленности научного знания Т. Куна [163]. Однако базовый концептуальный инструментарий Т. Куна несколько корректируется в соответствии с историко-эпистемологической направленностью данного исследования, со сложившимися в отечественном научном сообществе концептуальными стереотипами. Так, термин «научная революция» заменяется на тождественное ему понятие «поворота» («полевого», лингвистического и т.п.), имеющее широкое хождение в среде отечественных историков и философов науки [См., напр.: 207. С. 25; 54. С. 42].

Куновское парадигмальное видение развития научного знания дополняется в работе теорией исторических этапов его развития, разработанной академиком B.C. Степиным. Изначально данная теория, фиксирующая наличие классического (в двух его состояниях — додисциплинарном и дисциплинарно организованном), неклассического и постнеклассического периодов развития-науки, была сформулирована применительно к области естествознания [См.: 240; 241], а позднее распространилась на прочие сферы научного знания. В тех или иных своих вариациях (классика / неклассика; классика / постклассика; классика / неклассика / неонеклассика; классика / неоклассика / постнеоклассика и т.п.) она фигурировала в трудах многих отечественных ученых - В.В. Ильина, Е.Н. Коломоец, М.А. Кукарцевой, М.К. Мамардашвили, М.А. Можейко, Е.А. Рузанкиной, Т.Г. Стоцкой, С.Ю. Трофимцевой и др. [См.: 116; 150; 178; 189; 220; 242; 255].

В данном исследовании типология научного знания B.C. Степина совмещается с парадигмальным видением науки Т. Куна и затем накладывается на схему развития современной эпистемологии истории в том ее виде, в каком она представляется автору данного исследования. В результате выделяются следующие стадии ее развития:

1. пропедевтическая, включающая в себя позитивистский, герменевтический и неокантианский опыты рефлексии исторического познания;

2. классическая - выражающаяся в безусловной гегемонии идейного наследия Школы «Анналов»;

3. неклассическая — связанная с усвоением историческим сообществом достижений «структуралистской революции»;

4. постнеклассическая — явившаяся следствием «лингвистического поворота» в историографии и воздействия на нее инновационных эпистемологических проектов постмодернизма.

Первая стадия знаменует собой подготовительный этап, три последующие — вехи становления собственно современной эпистемологии истории. Ситуация в последней складывается, в целом, «революционная» (в терминологии Т. Куна), характеризующаяся совместным бытием и противостоянием сразу трех мощных познавательных стратегий -классической, неклассической и постнеютассической, - каждая из которых несет на себе несомненные отпечатки парадигмальности. Исходя из этого, теоретической платформой исследования выступают работы классиков философской и исторической мысли, принадлежащие соответственно классическому (Л. Февр, М. Блок, Ж. Ле Гофф, Ж. Дюби, Р. Мандру, Ж. Ревель), неклассическому (М. Фуко, Р. Барт, Ж. Кангилем, Г. Башляр) и постнеклассическому (X. Уайт, Ф. Анкерсмит, Ж. Деррида) периодам в ее развитии.

Научная новизна исследования заключается в следующем:

1. Философия истории подразделена на две разновидности -онтологическую и гносеологическую - соответственно, историософию и эпистемологию истории. Показано, что каждая из них специализируется на собственном круге вопросов, имеет свою предметную область и теоретико-методологический инструментарий. Задачи историософии заключаются в экспликации сущностного содержания, процессуальной формы и смысла истории; историческая же эпистемология имеет дело не с историей самой по себе как особого рода реальностью, ограниченной рамками прошлого, а с историческим знанием и познанием, с наукой «историей». На фоне данного противопоставления доказано, что современная философия истории формулируется не как историософия, а как эпистемология, что коренным образом меняет расстановку сил на «территории исторического»;

2. Впервые осуществлен парадигмальный анализ эпистемологии истории, выделены и проанализированы ее ключевые познавательные конфигурации: классическая («анналистическая»), выросшая из недр исторической Школы «Анналов» и ряда родственных ей направлений -истории- ментальностей, исторической антропологии и школы микроистории; неклассическая (структуралистская); засвидетельствовавшая крах свойственной классике «антропологической иллюзии» и совершившая «полевой поворот» в историческом познании; постнеклассическая (постмодернистская), спровоцировавшая «лингвистический поворот» в эпистемологии истории и связанная с утверждением принципов деконструкции, интертекстуальности, нарративизма и пр. По характеру предмета познания указанные парадигмы квалифицированы как антропологическая, «полевая» и дискурсивная;

3. Формирование постнеклассической парадигмы исторических исследований связано с осознанием решающей роли языка в производстве исторического дисциплинарного дискурса. Главным следствием этого «лингвистического поворота» в историографии признана невозможность прямого доступа к исторической реальности: представленная в различных вариантах языковой репрезентации, она всегда уже истолкована. На этом основании сделан вывод, что если любому пониманию реальности предшествует формирующее влияние языка, то неизбежна множественность исторических реальностей -языковых игр и их интерпретаций. Акцентирована метафоричность языка историков, сплошь и рядом приводящая к реификации понятий, которым придается самостоятельное бытие. На базе анализа трудов ведущих теоретиков постмодернистской историографии показано, что зависимость историка от современности - не только мировоззренческая, но и, в первую очередь, лингвистическая;

4. В контексте поиска синтетических тенденций на «территории исторического» продемонстрирована пагубность разрыва между «историей историков» и «историей философов» - профессиональной историографией и философией истории, намечены пути их сближения в процессе освоения единого исторического опыта. Приоритет в этом плане отдан философскому осмыслению исторического знания и его места в-ряду других наук об обществе, но'с учетом принципиальной значимости воззрений на историю самих историков. Ибо подобно тому, как специалист-историк не в состоянии выполнить функции философа в методологическом анализе над- и междисциплинарных вопросов, так и философу не заменить конкретного специалиста в попытках определить ведущие тенденции развития его собственной науки. Объединение их совместных усилий может стать реальной платформой для синтеза современной «территории исторического»;

5. Показано, что классика и неклассическая эпистемология истории являются противоположными в своем отношении к субъекту: первая признает его активным действующим началом, творцом истории, вторая вписывает в некие абстрактно-всеобщие структуры. Несмотря на это, классическая и неклассическая парадигмы квалифицируются как дополнительные. Неклассические разработки в области «полевой» истории и «истории разрывов» признаются созвучными идеалам классической рациональности в том случае; если за скобки выносится свойственная им В: рамках неклассического проекта бессубъектность. С этой существенной оговоркой история «полей» и структур, в которые субъект вписан и которые в; значительной мере предопределяют его жизнедеятельность, может считаться; расширяющей традиционное проблемное поле: «истории- людей», а внедрение «разрывов» на «территорию - исторического» - способствовать акцентировке специфических параметров мировосприятия человека той или иной исторической эпохи;

6. «Средняя позиция» между постмодернизмом и традиционализмом выводится на базе признания факта наличия реальности вне дискурса -независимой от наших представлений о ней и, вместе с тем, активно-на эти представления воздействующей; Отсюда констатируется-несостоятельность постмодернистского утверждения автономии;: «дискурса», что ведет к его признанию, совершенно независимым историческим фактором. На этом основании постнеклассический проект дедукции всего богатства исторической реальности' к языку, тексту, дискурсу объявляется недостаточным и требующим своего дополнения;

1 хотя бы за счет реконструкции^ лежащих в? его; основании глубинных ментальных пластов. Тем, самым актуализируется'одна из. ключевых тем; классической эпистемологии истории - реконструкция ментальностей,. чем косвенно подтверждается возможность синтеза между постмодернизмом и традиционализмом. Положения, выносимые на защиту:

1. На фоне развитого и специализированного, исторического знания историософия^ не может оправдать свою когнитивный: статус. Низкая степень предсказательности и проверяемости, теологизм и склонность, к-пророчествованиям, интерпретация значительной части исторического? материала через строгие априорные схемы - все это свидетельствует о псевдонаучности историософского жанра. И хотя прагматическая потребность в самых многообразных историософиях вряд ли когда-нибудь будет полностью исчерпана, в целом, время подобных философий истории ушло, и в сфере современного философско-исторического знания получил преобладание иной подход к осмыслению прошлого. Современная философия истории формулируется не как историософия, а как эпистемология, - только в этом случае она имеет реальную практическую значимость, а профессиональные историки могут пользоваться ее достижениями;

2. Современная фаза развития эпистемологии истории ознаменована сосуществованием трех ее ключевых парадигм - классической (антропологической), неклассической («полевой») и постнеклассической (дискурсивной). Несмотря на все имеющиеся между ними различия, данные познавательные конфигурации являются не взаимоисключающими, а дополнительными. Частично они пересекаются между собой, местами переходят друг в друга (преемственность между неклассической и постнеклассической парадигмами), а в отдельных случаях друг другу противоречат (как, например, в случае с признанием решающей роли субъекта в рамках классической парадигмы и констатацией его «конца» и «смерти» в структурализме и постструктурализме). Однако данные противоречия ничего не меняют в существе вопроса, так что анналистический, структурный и постмодернистский подходы, если не возводить во главу угла некоторые свойственные им крайности, помогают глубже и, что самое главное, с разных точек зрения взглянуть на суть исторического;

3. Пропагандируемое постмодернистами сведение всего наличного опыта к тексту, реальности к языку, истории к литературе не выдерживает критики. Но если не доходить до тех крайних пределов, за которыми факт и вымысел становятся неразличимыми, влияние постмодернизма на

23 ■ историографию может быть признано благотворным. В ряде моментов его сторонники фиксируют внимание на реальных методологических слабостях, которые до недавнего времени не привлекали к себе должного внимания ученых. Так, сочинение историка действительно подчиняется требованиям поэтики и риторики и в этом смысле представляет собой литературный текст с присущими ему «сюжетом» и «интригой», язык обладает свойством структурного воздействия* на своих конкретных «носителей»; а тексты прошлого содержат в себе ряд скрытых; и неосознанных смысловых уровней, которые как раз и придают им главную «силу» и нуждаются в расшифровке;

4. Конфронтация между «историей историков» и «историей философов» бесплодна и требует преодоления. Возможность нахождения «средней-позиции» между ними состоит ву. тематической переориентации философии истории, связанной с: отказом от историософии в пользу сугубо эпистемологических изысканий; В этом смысле главная; задача философов состоит в том, чтобы стать не историософами, а эпистемологами1 истории, не толкователями' исторического процесса, а теоретиками' исторического; познания. Историки же, в свою очередь, обязаны встать на путь преодоления «философофобии», т.к. философское невежество, и беспомощный эклектизм неизбежно обрекают их на теоретическую несостоятельность. Конечным; результатом всего этого должен стать новый синтез на «территории1 исторического», имеющий целью переосмысление самого дисциплинарного статуса философии истории: из препятствия, помехи и «худшего врага» исторической науки она должна превратиться, в подспорье конкретно-исторических исследований;

5. «Полевые» аспекты' исторического познания способны существенно' расширить его традиционную антропологическую проблематику^ равно5 как и элементы дискретности, призванные подчеркнуть своеобразие отдельных историко-культурных периодов, - но, не вынося за скобки субъект как. принципиально активное и деятельностное начало, творца истории. На первом месте всегда* должен .быть человек, а. в качестве иллюстративного материала к базовой антропологической тематике вполне допустима расшифровка его деяний: на уровне «полевого»,-структурного анализа, в терминологии «истории разрывов». Это* приемлемая платформа для синтеза^ классической и неклассической парадигм: если взять за основу классический подход и дополнить его не противоречащими его сути достижениями неклассического образца, то на этой «почве» может быть выстроено единое здание современной: эпистемологии истории; - .

6. «Средняя позиция», намечающаяся в «поле» пересечения классического и постнеклассическош интеллектуальных проектов, по существу отлична и от ; научно-объективистской; и от сугубо лингвистической: Она не; приемлет крайностей «лингвистического поворота», но ориентирована на переосмысление исторической дисциплинарной практики: в свете новых; перспектив. Это предполагает осознание того; что историческое знание; неизбежно; включает в себя известное «противостояние» прошлого и настоящего, где настоящее порой слишком сильно «давит» на прошлое, что первоисточники ничего не «говорят» напрямую, что факты отбираются, а не просто выставляются на всеобщее обозрение, что задача научного* объяснения неразрывно связана со способностью человеческого мышления к ретроспекции, и что каждый исторический труд в каком-то смысле формируется эстетическими и политическими предпочтениями его автора.

Теоретическая и научно-практическая значимость исследования.

Диссертационное исследование граничит, с одной стороны, с философией истории, а с другой — с тем, что можно было бы назвать методикой конкретных исторических-исследований. Его основные выводы могут быть использованы в преподавательской практике при чтении лекций по историографии, источниковедению, методике и методологии исторических исследований, исторической антропологии. Содержание диссертации может быть оформлено и как самостоятельный курс по философии или эпистемологии истории. Ряд сюжетов работы может привлекаться при подготовке учебных курсов по истории философии, теории познания, социальной философии, философии культуры, психологии, философской антропологии.

Следует особо подчеркнуть, что данное исследование не является «последним словом» в сфере современной эпистемологии истории и ни в коей мере не претендует на создание ее законченного образа. В нем проводится предварительная «разметка» современной «территории исторического», закладываются основания ее синтетического понимания, намечаются пути дальнейшего, углубленного изучения эпистемологической проблематики исторической науки.

Апробация работы. Результаты исследования докладывались в выступлениях на следующих конференциях: областных 56-58-й научно-технических конференциях «Исследования в области архитектуры, строительства и охраны окружающей среды» (Самара, СамГАСА, 19992001 гг.); региональной 59-й научно-технической конференции «Актуальные проблемы в строительстве и архитектуре. Образование. Наука. Практика» (Самара, СамГАСА, 2002 г.); международной научной конференции «Энгельмейеровские чтения» (Москва, МГТУ им. Н.Э. Баумана, 2003 г.); 60-й Юбилейной региональной научно-технической конференции по итогам НИР СамГАСА за 2002 г. (Самара, СамГАСА, 2003 г.); научной конференции «Ломоносовские чтения - 2004» (Москва, МГУ, 2004 г); 61-й региональной научно-технической конференции по итогам НИР СамГАСА за 2004 г. (Самара, СамГАСА, 2005 г.); международной научной конференции «Энгельмейеровские чтения» (Москва, МГТУ им: Н.Э. Баумана, 2005 г.); научной конференции «Ломоносовские чтения — 2006» (Москва, МГУ, 2006 г); итоговых научных конференциях Самарского государственного университета (Самара, СамГУ, 2006-2008 гг.); 64-й Всероссийской научно-технической конференции по итогам НИР СГАСУ за 2006 г. (Самара, СГАСУ, 2007 г.); IV Международной научно-практической конференции «Наука и культура России», посвященной Дню славянской письменности и культуры памяти святых равноапостольных Кирилла и Мефодия, (Самара, СамГУПС, 2007 г.); 65-й Всероссийской научно-технической конференции по итогам НИР СГАСУ за 2007 г. (Самара, СГАСУ, 2008 г.); III Всероссийской научной конференции «Философия и методология истории» (Коломна, КГПИ, 2009 г.); 66-й Всероссийской научно-технической конференции по итогам НИР СГАСУ за 2008 г. (Самара, СГАСУ, 2009 г.).

Структура диссертации подчинена целям и задачам исследования. Работа состоит из введения, трех глав основной части, включающих семь разделов и десять подразделов, заключения и списка цитированной литературы.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Философско-методологические основания синтеза ключевых парадигм современной эпистемологии истории"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Подводя итоги проведенному исследованию, отметим, что оно, в целом, посвящено осмыслению специфики эпистемологии истории - философской теории исторического познания, которая, в духе западноевропейской интеллектуальной традиции, противопоставляется историософии — философской теории исторического бытия. Историософия осуществляет философскую тематизацию, исследование и осмысление исторического процесса как некоей бытийной сферы, объективной данности, одного из важнейших компонентов существования человека. Ее задачи, в целом, сводятся к тому, чтобы выявить и указать сущностное содержание, процессуальную форму и смысл истории. В отличие от историософии, эпистемология истории имеет дело не с историей самой по себе как особого рода реальностью, ограниченной рамками прошлого, а с историческим знанием и познанием, с наукой «историей». Интерес философа в данном случае обращен не к самому прошлому, а к его познанию историком, к методам и средствам, используемым им в процессе его научно-исследовательской деятельности.

Структурируя «поле» современной эпистемологии истории, мы представили его в виде своеобразной системы координат, позиционирующейся вдоль трех основных осей: антропологической, «полевой» и дискурсивной. Соответственно этому были выделены ключевые парадигмы современной эпистемологии истории, определившие в своей совокупности ее проблемно-методологический облик, — классическая («анналистическая»), неклассическая (структуралистская) и постнеклассическая (постмодернистская). По характеру предмета познания указанные парадигмы были обозначены как антропологическая, «полевая» и дискурсивная.

В рамках антропологической (классической) парадигмы на первый план выводится личность историка, и безусловный приоритет в сфере исследовательской деятельности отдается его активному сознанию. Это качество в наивысшей степени присуще интеллектуальным традициям французской исторической Школы «Анналов», на примере которой мы продемонстрировали ведущие эпистемологические достижения историографии классического типа: а) переосмысление традиционного (имеется в виду, позитивистского) отношения между историком, историческим памятником и фактом истории; б) целенаправленная активизация антропологического фактора в истории (история - наука о человеке); в) стремление создать тотальную историю, объединяющую все аспекты жизнедеятельности человеческих сообществ; г) отказ от традиционной «истории-повествования» в пользу проблемной «истории-интерпретации»; д) широкая междисциплинарная практика, активно внедряемая в ткань исторической науки и смежных с ней социальных дисциплин; е) признание исключительной роли процедуры реконструкции менталъностей в сфере познания прошлого.

В свете актуализации неклассических {«полевых»). аспектов эпистемологии истории мы попытались осмыслить и дать оценку глубоким внутренним трансформациям исторического мышления, связанным с усвоением историческим научным сообществом достижений «структуралистской революции». Среди множества новых тем и идей, внесенных в историческую науку структурализмом, мы рассмотрели лишь некоторые, выделенные нами на основании их исключительной значимости для обновления «территории исторического». Это а) внедрение в практику научно-исследовательской деятельности историка категории «дискретности», функционирующей в рамках оппозиции «прерывное / непрерывное», «дискретное / континуальное»; б) распространение на сферу «исторического» чрезвычайно популярной в структуралистской гуманитаристике темы «смерти субъекта»; в) устойчивое и многообразное обыгрывание идеи «поля» -своеобразного континуума, существующего на фоне бессубъектного и дисконтинуального образа исторической реальности. На наш взгляд, именно эти разработки стали идейной платформой для оформления неклассической парадигмы современной эпистемологии истории.

Следующая - постмодернистская или постнеклассическая - парадигма считается следствием «лингвистического поворота» в историографии, повлекшего за собой коренную трансформацию «территории исторического» в соответствии с принципами деконструкции, интертекстуальности, дискурсивности, нарративизма и пр. При обсуждении ее организации мы разместили спектр исследования на «территории» между языком, текстом и дискурсом. Последнее обусловлено специфическими особенностями самой постмодернистской историографии, которая предполагает предшествующее любому пониманию реальности формирующее влияние языка, а также вытекающую отсюда множественность исторических реальностей - языковых игр и их интерпретаций. Радикализм данного тезиса обернулся для историографии последних десятилетий интенсивным обсуждением вопросов языка в самых разных его видах и проявлениях. Осуществляемый на этом фоне анализ специфики дискурса как профессионального языка текстопорождающей деятельности историков был объединен с семиотическим подходом, что привело к формированию оригинальных дискурс-аналитических исследовательских практик, а также к углубленным теоретическим разработкам концепции дискурса как нарратива.

Три обозначенные парадигмы — классическая, неклассическая и постнеклассическая - формировались последовательно, постепенно, но не сменяли друг друга, а продолжали сосуществовать, порождая тем самым ситуацию подлинной нестабильности, «революционности» (в терминологии Т. Куна) на «территории» современной эпистемологии истории: порой они неплохо «уживались» и взаимодействовали между собой, подчас выказывали взаимную неприязнь и даже открыто конфликтовали, что делало саму возможность коммуникации между ними неприемлемой. Все они продолжают функционировать и по сей день, - их совместное бытие есть то, что определяет облик современной эпистемологии истории, саму ее проблемно-тематическую организацию, еще окончательно не оформившуюся, динамичную, вбирающую в себя опыт самых разных исследовательских и методологических течений. И это есть то, что мы приняли как должное, и, отталкиваясь от чего, выстраивали дальнейшую рефлексию по поводу организации современной «территории исторического».

Касательно этой последней нас интересовала, в первую очередь, возможность разработки и обоснования идеи межпарадигмалъного синтеза, выявления тех основополагающих, универсальных тенденций, которые могли бы считаться дополнительными, объединяющими совместные интересы и историков антропологической ориентации, и структуралистов, и постмодернистов. В идеале, эта общая платформа («средняя позиция») призвана выступить в роли связующего звена между классикой, неклассической и постнеклассической парадигмами современной эпистемологии истории. В данном случае основанием синтеза для нас выступают положения классической эпистемологии, в полной мере подтвердившие свою теоретическую значимость за период вот уже более чем семидесятилетнего существования. Соответственно, нововведения последующих — неклассической и постнеклассической парадигм - получают оценку, исходя из их согласованности или же, напротив, расхождения с идеалами классической рациональности.

Однако, несмотря всю очевидную приверженность классическим стереотипам, стратегия выработки «средней позиции» на современной «территории исторического» видится нам не в безусловном предпочтении одной из трех ее ключевых парадигм (а именно, классической) и не в отвержении всех прочих познавательных перспектив, а в их объединении, синтезе. Синтетическое обобщение их наиболее продуктивных в эпистемологическом плане достижений представляется тем более важным, что каждая парадигма вносит свой собственный, неповторимый вклад в оформление идейного облика современной территории исторического». В этом плане многие разработки неклассической и постнеклассической парадигм могут быть расценены как безусловно продуктивные, способные мощно двинуть вперед и качественно расширить спектр традиционных антропологических исследований, дать этим последним новый и подчас неожиданный импульс развития.

В поисках «общих мест» между классикой и неклассической версией современной эпистемологии истории мы установили, что им обеим свойственен гносеологический оптимизм, выражающийся в уверенности в возможности адекватного постижения прошлого (в первом случае, посредством максимальной активизации познавательных усилий ученого-историка, личность и творческое сознание которого играют первостепенную роль в процессе реконструкции- прошлого; во втором - путем выявления в прошлом неких основополагающих структур, выступающих основой и связующим звеном всего произошедшего). В дальнейшем это позволило нам отграничить классическую и неклассическую познавательные конфигурации от постнеклассического проекта, пропагандирующего принципиальную релятивность, невозможность проникновения в глубины прошлого.

Существенная разница между классической и неклассической парадигмами заключается в том, что если первая характеризуется принципиальным антропологизмом; то вторая выстраивается на основе признания «смерти субъекта». Это значит, что найти платформу для синтеза классической и неклассической парадигм, пытаясь увязать структуралистский проект преодоления «антропологической иллюзии» с изначально «человеческими» параметрами классической рациональности, в принципе невозможно. Контраст между ними налицо, и здесь просто бессмысленно искать точки соприкосновения. Косвенная же возможность синтеза классической и неклассической парадигм видится нам не в самом «теоретическом антигуманизме» (в терминологии JI. Альтюссера), а в некоторых производных от него идейных проектах, ставших следствием констатации «бессубъектности» исторического процесса. Речь идет, во-первых, об активизации «полевых» аспектов истории культуры, а во-вторых, о внедрении на «территорию исторического» новаторской структуралистской идеи «разрывов».

На наш взгляд, «история человека» в ее классическом понимании -история отдельных личностей и их взаимоотношений - вполне может быть дополнена историей всевозможных «полей» и структур, в которые человек вписан и которые в значительной мере определяют его жизнедеятельность. И вовсе не обязательно при этом возводить во главу угла их принципиальную «безличностность», как это делали мыслители-структуралисты. Их «надындивидуальный» характер и так очевиден, но это не значит, что они обладают каким-то самостоятельным, «сверхчеловеческим» бытием. Человек выполняет в них определенные функции, однако, функционируя в рамках тех или иных структур, он при этом все равно остается субъектом, - без него в истории вообще ничего не происходит.

С этих же позиций безусловного приоритета классики может быть оценен и еще один структуралистский проект, нацеленный на обогащение арсенала историка дискретными и дисконтинуальными представлениями. Как и в случае с «полевым поворотом», попытка создания «прерывной» истории представляется нам ценной не сама по себе, а в качестве средства акцентировки специфики отдельных локальных отрезков исторического процесса. Совмещая данный проект с идейными установками классической рациональности, можно выдвинуть предположение, что традиционная история как наука о человеке только выиграет, рассматривая свой предмет на фоне дискретной интерпретации исторического процесса. Это позволит подчеркнуть особенности мировосприятия человека той или иной конкретно-исторической эпохи, своеобразие его мировоззрения, ментального склада, стиля жизни и т.п.

Как видим, несмотря на все свои очевидные различия, классическая и неклассическая парадигмы современной эпистемологии истории могут быть признаны не взаимоисключающими, а дополнительными. Фундаментом их консолидации выступают методологические принципы классической рациональности, дополненные не противоречащими их сути теоретико-познавательными достижениями неклассического образца. Адаптированные применительно к запросам классики «полевые» и дискретные аспекты исторического познания способны существенно расширить его традиционную антропологическую проблематику, - но, не вынося за скобки субъект как принципиально активное и деятельностное начало, творца истории. Т.е. на первом месте всегда должен быть человек, субъект, а в качестве иллюстративного1 -материала к базовой антропологической проблематике вполне допустима расшифровка его деянии на уровне «полевого», структурного анализа, а также в терминологии «истории разрывов». С указанной оговоркой оба эти неклассических проекта могут быть признаны созвучными идеалу классической рациональности, способствующими выявлению ее новых, ранее не рассматривавшихся аспектов.

Обратившись далее к выявлению моментов преемственности между неклассической и постнеклассической парадигмами исторического познания, мы установили, что в постмодернизме находят свое продолжение и логическое завершение многие структуралистские проекты, в частности, попытка идентифицировать всю историческую действительность с суммой дискурсов, в которых эта действительность нам представлена. Переходят из неклассического в постнеклассическое состояние и идея «смерти субъекта», и абсолютизация «прерывностей», и проект реконструкции истории как суммы особых социоисторических «полей», которые приобретают в постмодернизме сугубо лингвистическую окраску, становятся по преимуществу языковыми, дискурсивными, текстовыми («Нет ничего вне текста» - Ж. Деррида). Все это свидетельствует о том, что неклассическая и постнеклассическая парадигмы исторического познания являются глубоко родственными, и в них, даже при поверхностном ознакомлении, можно обнаружить немало «общих мест».

Гораздо сложнее выявить платформу, . для синтеза между постнеклассической парадигмой и классикой или «традиционализмом», как ее еще иногда называют приверженцы нового постмодернистского веяния. Причина этого в том, что постмодернистами были последовательно отвергнуты все основополагающие принципы предшествующей историографии. Однако в поисках синтетических тенденций на современной «территории исторического» перед нами все же встала задача выявления возможных точек соприкосновения между ними5. В ходе проведенного анализа- мы выяснили, что, несмотря на все различия, имеющиеся между классикой и постнеклассической эпистемологией, между ними можно найти общую платформу - ту, на которой сойдутся интересы историков-традиционалистов и- наиболее осмотрительных постмодернистов. Такая «средняя» или «умеренная» по духу позиция исходит из того," что невозможность «прямого восприятия реальности» вовсе не означает отрицания-реального исторического прошлого как такового. «Средняя позиция»* между постмодернизмом и традиционализмом базируется на признании наличия реальности вне дискурса - независимой от наших представлений о ней- и, вместе с тем, активно на эти представления воздействующей.

Следовательно, «конструирование» реальности историком не может быть произвольным, и в силу этого сведение всего богатства исторического опыта только к языку, тексту и дискурсу является недопустимым, недостаточным, требующим своего дополнения хотя бы за счет реконструкции лежащих в его основании глубинных ментальных пластов. Тем самым, актуализируется одна из ключевых тем классической эпистемологии истории - реконструкция ментальностей, что и подтверждает нашу мысль о принципиальной возможности обнаружения «общих мест» между постмодернизмом и традиционализмом. «Средняя позиция» между ними не приемлет, в целом, крайностей «лингвистического поворота», но, вместе с тем, ориентируется на переосмысление исторической дисциплинарной практики в свете вновь открывшихся перспектив.

В этом плане платформой для синтеза постмодернизма и традиционализма может выступить совокупность положений из числа тех, что были сформулированы в русле «лингвистического поворота» и могут теперь найти применение в целях расширения традиционного (классического) «поля» эпистемологии истории. Это, к примеру, признание того, что историческое знание неизбежно включает в себя известное «противостояние» прошлого и настоящего, где настоящее порой слишком сильно «давит» на прошлое, что первоисточники ничего не «сообщают» напрямую, что факты отбираются, а не просто выставляются на всеобщее обозрение, что задача научного объяснения неразрывно связана со способностью человеческого мышления к ретроспекции, и что каждая историческая работа в каком-то смысле формируется эстетическими и политическими предпочтениями ее автора. Чисто теоретически вышеперечисленные факторы серьезно компрометируют работу историков, но на практике они могут быть сведены и, как правило, сводятся к вполне разумным пропорциям и соотношениям.

В заключение хотелось бы отметить, что, несмотря на все очевидные различия, ключевые парадигмы современной эпистемологии истории видятся нам не взаимоисключающими, а дополнительными. Это три сообщающиеся плоскости, на стыке которых выстраивается единое здание современной эпистемологии истории. Частично они пересекаются между собой, иногда перетекают друг в друга (примером чего может служить легко прослеживающаяся преемственность между неклассической и постнеклассической парадигмами), а временами друг другу противоречат (как, например, в случае с признанием решающей роли субъекта в рамках классической парадигмы и возвещением о его «конце» или «смерти» в структурализме и постструктурализме). Однако данные противоречия ничего не меняют в существе вопроса, так что антропологический, структурный и лингвистический подходы, если не возводить во главу угла некоторые свойственные им крайности, способны вполне продуктивно взаимодействовать и дополнять друг друга. Они помогают глубже и, что самое главное, с разных точек зрения взглянуть на существо исторического, уяснить суть происходящих на современной «территории истории» перемен.

Список научной литературыГурьянова, Анна Викторовна, диссертация по теме "Онтология и теория познания"

1. Автономова, Н. С. Деррида Жак / Н. С. Автономова // Современная западная философия. Словарь / Отв. ред. В. С. Малахов, В. П. Филатов. -М.: ТОН Остожье, 1998. - С. 125-126.

2. Автономова, Н. С. Концепция «археологического знания» М. Фуко / Н. С. Автономова//Вопросы философии. 1972. - № 10. - С. 142-150.

3. Автономова, Н. С. Мишель Фуко и его книга «Слова и вещи» / Н. С. Автономова // Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. -СПб.: A-cad, 1994. С. 7-27.

4. Автономова, Н. С. От «археологии знания» к «генеалогии власти» / Н. С. Автономова//Вопросы философии. 1978. - № 2. - С. 145-152.

5. Автономова, Н. С. Структурализм / Н. С. Автономова // Современная западная философия. Словарь / Отв. ред. В. С. Малахов, В. П. Филатов. -М.: ТОН Остожье, 1998. - С. 395-398.

6. Автономова, Н. С. Философские проблемы структурного анализа в гуманитарных науках / Н. С. Автономова. М.: Наука, 1977. - 271 с.

7. Анкерсмит, Ф. Р. История и тропология: взлет и падение метафоры / Ф. Р. Анкерсмит. М.: Прогресс-Традиция, 2003. - 496 с.

8. Анкерсмит, Ф. Р. Нарративная логика. Семантический анализ языка историков / Ф. Р. Анкерсмит. М.: Идея-Пресс, 2003. - 360 с.

9. Анналы экономической и социальной истории: Избранное. М.: Издательский дом «Территория будущего», 2007. — 496 с.

10. Антипов, Г. А. Историческое прошлое и пути его познания / Г. А. Антипов. — Новосибирск: Наука, 1987. — 242 с.

11. Арон, Р. Избранное: Введение в философию истории / Р. Арон. М.: ПЕР СЭ; СПб.: Университетская книга, 2000. - 543 с.

12. Афанасьев, Ю. Н. Вчера и сегодня французской «Новой исторической науки» / Ю. Н. Афанасьев // Вопросы истории. 1984. - № 8. - С. 32-50.13,14,15,16