Формирование и функционирование старообрядческих сообществ Центрально-Черноземного региона России: последняя треть XVII - начало XX века

Апанасенок, Александр Вячеславович

автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.02
диссертация на тему: Формирование и функционирование старообрядческих сообществ Центрально-Черноземного региона России: последняя треть XVII - начало XX века

Год: 2010
Автор научной работы: Апанасенок, Александр Вячеславович
Ученая cтепень: доктора исторических наук
Место защиты диссертации: Курск
Код cпециальности ВАК: 07.00.02

Диссертация по истории на тему 'Формирование и функционирование старообрядческих сообществ Центрально-Черноземного региона России: последняя треть XVII - начало XX века'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Формирование и функционирование старообрядческих сообществ Центрально-Черноземного региона России: последняя треть XVII - начало XX века"

004615315

На правах рукописи

АПАНАСЕНОК Александр Вячеславович

ФОРМИРОВАНИЕ И ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ СТАРООБРЯДЧЕСКИХ СООБЩЕСТВ ЦЕНТРАЛЬНО-ЧЕРНОЗЕМНОГО РЕГИОНА РОССИИ: ПОСЛЕДНЯЯ ТРЕТЬ XVII - НАЧАЛО XX ВЕКА

Специальность 07.00.02 - отечественная история

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук

" 2 .ПЕК 2010

Курск - 2010

004615315

Работа выполнена на кафедре истории и социально-культурного сервиса Юг Западного государственного университета

Научный консультант: доктор исторических наук, профессор,

Ильина Зинаида Дмитриевна

Официальные оппоненты: доктор исторических наук

Данилко Елена Сергеевна доктор исторических наук, профессор Ершова Эльвира Борисовна доктор исторических наук, профессор Белоножко Елена Петровна

Ведущая организация: Тульский государственный университет

Защита состоится 10 декабря 2010 г. в 13.00 часов на заседании диссертационного совета ДМ 212.105.05 при Юго-Западном государственн университете по адресу: 305040, г. Курск, ул. 50 лет Октября, 94.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Юго-Западного гос дарственного университета по адресу: 305040, г. Курск, ул. 50 лет Октября, 94.

Автореферат разослан «5» ноября 2010 г.

Ученый секретарь диссертационного совета

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Во-первых, Россия сегодня переживает процесс институализации конфессий, в конце XX в. получивших возможность свободно развиваться. Наиболее влиятельные из них (православие, ислам) в значительной степени восстановили утраченные после 1917 г. позиции и играют заметную роль в общественной жизни. В то же время, место относительно небольших (пусть и традиционных) религиозных сообществ в социокультурном пространстве России выглядит не столь определенно. Для выстраивания нормальных, цивилизованных взаимоотношений между властными структурами, обществом и религиозными организациями требуется тщательное изучение исторического пути и традиций последних. Это обстоятельство в полной мере касается и старообрядчества, поэтому изучение его прошлого выглядит общественно значимым и своевременным.

Во-вторых, проблема сохранения культурно-исторического наследия (носителем которого в значительной мере было и остается старообрядчество) может быть приравнена сегодня к важнейшим вопросам национального жизнеобеспечения. Глобализация, сопровождаемая экспансией массовой культуры, постепенно уничтожает своеобразие многих народов мира, в том числе и русского этноса. Размываются этнические, культурные, религиозные отличия его представителей, на горизонте будущего маячит «человек из ниоткуда», лишенный прочных национальных корней. В этой связи остро стоит вопрос о сохранении национальной идентичности и особую значимость приобретает изучение явлений, несущих отпечаток самобытности. Прошлое и настоящее староверия представляют большой интерес в этом отношении. Последний обер-прокурор Св. Синода, авторитетный историк русской церкви А.В. Карташев отмечал, что в старообрядчестве «наиболее полно отразилась русская религиозная менталь-ность»'. В последние десятилетия многие учёные (отечественные и зарубежные) часто приходят к выводу, что староверы лучше, чем какие-либо иные группы населения, сохранили в поразительной чистоте основополагающие

' Карташев A.B. Смысл старообрядчества И Церковь. М., 1992. №2. С. 19.

ценности и принципы славянской культуры'. При этом не раз обращалось внимание на то, что старообрядческая культура имеет перспективы в будущем, располагая немалым запасом жизненных сил. Указывая на эту особенность, известный знаток староверия, американский учёный Р. Моррис даже предложил рассматривать старообрядческие общины в качестве модели для дальнейшего развития российского общества. По его мнению, «они могут служить примером того, как можно совместить западный технологический и политико-технологический путь развития с русским подходом к проблемам интеграции с позиций славянофильства»2. Схожая мысль была озвучена на представительной научной конференции МГУ в 2006 г.: старообрядческая соборность может рассматриваться как эффективная форма «консервативной демократии»3.

В-третьих, дальнейшее исследование прошлого старообрядчества необходимо для построения объективной картины российского прошлого. Понимание процессов, происходивших в социальной, экономической и духовной сферах жизни российского общества до 1917 г., вряд ли возможно без осознания роли многомиллионной старообрядческой массы.

В изучении истории старообрядчества есть ряд существенных пробелов. Занимаясь исследованием «старой веры» в регионах, традиционно считающихся ее главными центрами (Русский Север, Поволжье, сибирские территории), ученые до сих пор мало внимания уделяли остальным районам страны. В результате слабоизученной оказалась история провинциального старообрядчества густонаселенных центральных территорий России. В этой связи история формирования и функционирования старообрядческих сообществ Центрального Черноземья выглядит достаточно значимой научной проблемой.

Объектом исследования является русское старообрядчество, понимаемое как совокупность религиозных течений, возникших в России в конце XVII в. вследствие религиозного раскола и стремившихся к сохранению старых церковных правил («старой веры») и традиционных устоев жизни в условиях модернизации и европеизации российского государства и общества.

Предметом исследования выступает история формирования и функционирования старообрядческих сообществ Центрально-Черноземного региона в последней трети XVII - начале XX в.

Выражение «старообрядческие сообщества» используется в связи с тем, что старообрядчество никогда не было однородно, будучи с конца XVII в. разбитым на разные течения (поповство и беспоповство, которые, в свою очередь, делились на разные толки), объединенные неприятием церковных новшеств и

1 См., напр.: Поздеева И.В. Комплексные исследования современной традиционной культуры русского старообрядчества. Результаты и перспективы // Мир старообрядчества. М., 1998. Вып. 4. С.22-26; Боловев Ф.Ф, Старообрядцы Забайкалья в XVffl - XX вв. М., 2004. С. 195-212; Robson R.R. Old believers in modern Russia (1905-1917) DeKalb, 1995. P. 298-302.

1 Моррис Р. Община староверов в Северной Америке как одна из моделей для развития демократии в России / Skupiskastroobrzedowcow. Warszava, 1994. С.28.

3 Чистяков Г.С. Старообрядческая соборность как форма консервативной демократии И Традиционная книга и культура позднего русского средневековья: Труды Всероссийской научной конференции к 40-летию полевых археографических исследований МГУ им. M.B. Ломоносова Ч. 2. История, книжность и культура русского старообрядчества. Ярославль, 2008. С. 73.

бытовым традиционализмом, но по-разному трактовавшие вопросы конфессионального существования. На территории Центрального Черноземья были представлены как общины староверов-поповцев («приемлющие священство»), так и беспоповцев (отказавшиеся от священнослужителей в силу убеждения об исчезновении благодати), существовавшие независимо друг от друга. В тех случаях, когда подразумевается совокупность всех старообрядческих общин исследуемого региона, в работе применяются термины «старообрядческий мир» и «старообрядчество».

Под термином «функционирование» понимается жизнедеятельность, активное существование в определенных социально-политических, правовых и культурных условиях.

Хронологические рамки работы охватывают последнюю треть XVII -начало XX в., то есть период, включающий становление старообрядческих сообществ, их конфессиональное развитие и функционирование в условиях церковно-государственного давления, расцвет старообрядческой культуры после провозглашения в России вероисповедных свобод в 1905 г. Условной нижней границей исследования с точки зрения хронологии выступают 1666 -1667 гг. В это время на церковном Соборе сторонники старых церковных обрядов были осуждены как «еретики» и «раскольники», что фактически предопределило конфессиональное размежевание несогласных друг с другом православных верующих. Верхней хронологической границей является 1917 г., коренным образом изменивший систему взаимоотношений религиозных организаций, государства и общества и положивший начало принципиально новому этапу в российской истории.

Территориальные рамки исследования совпадают с границами Центрально-Черноземного региона России, в состав которого на данный момент входят Курская, Белгородская, Воронежская, Тамбовская и Липецкая области Российской Федерации. В начале XVIII в. указанная территория в территориально-административном плане относилась к Азовской (позднее - Воронежской) и Киевской губерниям, в церковном - к Белгородской, Воронежской и Тамбовской епархиям. В конце XVIII в., после проведенной правительством Ехсатерины II территориально-административной реформы, центральночерноземные земли оказались в составе Воронежской, Тамбовской и Курской губерний, а также одноименных епархий. Это деление сохранялось до конца рассматриваемого периода.

Выбор территориальных границ исследования определяется не только слабой изученностью истории местных «ревнителей старины». В XVII в. территория южной лесостепи, именовавшаяся «Полем» (впоследствии названная Центральным Черноземьем), являлась южной окраиной Московского государства. Контроль светских и церковных властей над жизнью местных жителей был довольно слабым, сами жители отличались независимостью нравов, а потому имелись благоприятные условия для развития протестных религиозных движений. К концу XVIII в. данная территория из-за смещения государственных границ изменила свой статус, оказавшись в центре империи. Условий для

яркого проявления религиозного инакомыслия здесь становится меньше, однако история местного старообрядчества не перестает быть интересной для исследователя. Оказавшись типичным регионом европейской России как по экономико-географическому положению, так и по этноконфессиональному составу, центрально-черноземные земли оказываются подходящей моделью для выявления особенностей функционирования старообрядческих сообществ во «внутренних», провинциальных частях страны. Также стоит отметить, что в центрально-черноземных областях по сей день существует заметное количество старообрядческих общин, воссоздание истории которых представляет не только научный, но и практический интерес.

Целью работы является комплексное исследование истории старообрядчества на территории Центрально-Черноземного региона в условиях социально-политических и культурных изменений, происходивших в России в последней трети XVII - начале XX в. Реализация этой цели связана с решением следующих задач:

- проанализировать разные концепции и подходы к изучению старообрядчества, представленные в историографии, охарактеризовать источниковую базу и методологическую основу исследования;

- рассмотреть особенности генезиса старообрядчества на территории Центрального Черноземья в ХУП - XVIII вв., выявить механизмы и закономерности формирования у староверов собственной конфессиональной культуры;

- проследить влияние государственной вероисповедной политики на процесс конфессионального становления старообрядческих сообществ, сравнить полигику центральных и местных властей по отношению к ним;

- охарактеризовать особенности функционирования старообрядческих сообществ в условиях смены либеральных и охранительных тенденций государственного управления во второй половине XVIII - первой половине XIX в.;

- рассмотреть вопросы численности, социального состава, конфессиональной организации старообрядческого мира Центрального Черноземья;

- выявить связь между эволюцией российской государственности и положением провинциальных старообрядцев во второй половине XIX - начале XX в., рассмотреть влияние вероисповедных свобод на жизнь провинциального старообрядчества;

- проанализировать эволюцию взаимоотношений официально-православной церкви и старообрядческих сообществ в XVII - начале XX в., определить основные направления взаимовлияния;

- изучить роль и место старообрядчества в культурной жизни Центр аль-но-Черноземного региона в условиях российской модернизации.

Степень изученности проблемы, теоретико-методологическая база исследования и его источники охарактеризованы в первой главе диссертации.

низ мы формирования старообрядческой религиозной культуры, рассмотрены основные формы существования староверия с конца ХУП до начала XX в. Изучены проблемы численности, социальной принадлежности и расселения представителей «старой веры» в Курской, Тамбовской и Воронежской губерниях; детально охарактеризована их конфессиональная организация. Впервые прослежена связь между прошлым российского старообрядчества и историей центрально-черноземных земель, а также показана заметная роль староверов в жизни центрально-черноземных губерний. В работе показано, что с конца XVII до начала XX в. старообрядческие сообщества играли на региональном уровне более значительную роль, чем это представляла официальная статистика. На протяжении всего рассматриваемого периода староверие существовало не только явно (проявляя себя публично), но и латентно. Степень «латентности» при этом в значительной степени обуславливалась давлением, оказываемым на «старую веру» государством и господствующей церковью.

В новом для исследований истории российского старообрядчества ключе (через призму теории модернизации) рассмотрена эволюция внешних условий существования провинциального староверия. Показана связь между трансформацией российской государственности (от регулярного государства к правомерному) и формами существования «старой веры» на региональном уровне.

Комплексное изучение прошлого староверия в типично-провинциальном регионе России, каковым являлась территория современного Центрального Черноземья, позволила сделать ряд важных выводов относительно особенностей функционирования российского старообрядчества, а также его роли в культурной истории российской провинции. В частности, в диссертации показано, что старообрядчество - более широкое социально-религиозное явление, чем церковный раскол; в конце XVII - XVIII вв, склонность к староверию выказывали многие российские подданные, не перестававшие считать себя православными; многие верующие фактически имели двойную религиозную идентичность. В работе также доказано, что верховная власть и широкие слои провинциального общества имели две разные модели восприятия «старой веры»: для первой она была проявлением своеволия, помехой на пути унификации в духовной сфере; для вторых старообрядцы выступали в качестве хранителей традиций, «истинных христиан», держателей основ веры. Изучение истории взаимоотношений старообрядческих сообществ с официально-православными структурами дало возможность сделать парадоксальный вывод о том, что, несмотря на противопоставление себя Русской православной церкви и оспаривание статуса носителя «истинного православия», староверие фактически оказалось полезным господствующей форме вероисповедания. Факт наличия старообрядчества, необходимость успешной борьбы с ним заставлял церковь самосовершенствоваться, поддерживать религиозную жизнь в приходах на должном уровне, активнее работать с прихожанами. Авторский анализ места «ревнителей старины» в культурном пространстве Центрального Черноземья позволил продемонстрировать, что наличие старообрядчества на тех или иных территориях способствовало поддержанию православных традиций официально-

православными верующими, старообрядческие общины часто выступали в качестве полюсов традиционализма, примером «благочестия» на провинциальном уровне.

В ходе работы над диссертацией в научный оборот введена масса новых источников из фондов Канцелярии Синода (Российский государственный исторический архив) и Раскольнической конторы (Российский государственный архив древних актов), а также провинциальных духовных консисторий и канцелярий губернаторов (государственные архивы Курской, Тамбовской и Воронежской областей).

Теоретическая и практическая значимость исследования. Проведенное исследование обеспечивает определенное приращение знаний о русском старообрядчестве, дополняет его историографию новыми концептуальными подходами, позволяет рассматривать историю «старой веры» в тесной связи с историей российской модернизации и эволюцией государственности в XVII -начале XX в. Результаты работы могуг использоваться в крупномасштабных исследованиях культурной и социальной истории России. Материалы диссертации могут быть привлечены при построении учебных курсов по истории, культурологии, религиоведению и краеведению, а также использоваться государственными служащими, ответственными за координацию конфессиональной политики как в стране, так и на региональном уровне.

Апробация результатов исследования. Результаты исследования нашли отражение в пятидесяти двух публикациях автора, в том числе трех монографиях и тринадцати статьях, опубликованных в изданиях из перечня ВАК. Общий объем опубликованных работ составляет 57 п. л. Основные идеи и положения работы докладывались на международных (Москва - 2006, 2007, 2009 гг., Санкт-Петербург - 2006,2007,2008 гг., Курск - 2006,2007, 2008 гг., Белгород -2004 г., Одесса - 2008 г., Торунь, Польша - 2008 г., Тулча, Румыния - 2009 г.), всероссийских (Курск - 2003-2010 гг., Москва - 2004 г., Муром - 2005 г.,) и региональных (Курск - 2002-2009 гг.) научных конференциях, а также обсуждались на заседаниях кафедры истории и социально-культурного сервиса Юго-Западного государственного университета. Исследования автора в области истории старообрядчества Центрально-Черноземного региона были поддержаны грантами Российского гуманитарного научного фонда (2005-2006 гг.) и Российского фонда фундаментальных исследований (2007-2008 гг.), а также используются автором при реализации научно-исследовательского проекта в рамках федеральной целевой программы «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России» (2010 г.).

Структура работы. Работа состоит из введения, шести глав, разделенных на параграфы, заключения, списка использованных источников и литературы, приложений.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается актуальность исследования, определяются его объект и предмет, хронологические и территориальные рамки, формулируются цель и задачи работы, характеризуются ее научная новизна, теоретическая и практическая значимость, а также приводятся общие сведения об апробации полученных результатов.

В первой главе «Старообрядчество как объект исторического исследования: историография, источники, методология изучения» анализируется степень изученности истории старообрядчества в отечественной и зарубежной историографии, характеризуется источниковая и теоретико-методологическая база диссертационного исследования.

Показано, что историография старообрядчества располагает значительным массивом конкретно-исторических исследований, а также взглядов и концепций, по-разному объясняющих факт возникновения староверия и его сущность. В процессе развития историографии «раскола» условно выделено четыре периода, дяя каждого из которых характерны определенные теоретические и методологические установки. Начальный период приходится на XVIII - первую половину XIX в., когда монополия на изучение старообрядчества фактически принадлежала представителям официальной церкви. Они образовали так называемое «миссионерское» направление в историографии «раскола», призванное вести с ним идеологическую борьбу. Церковный раскол историки-«миссионеры» рассматривали исключительно как явление неполноценной религиозной жизни, формируя в сознании общества негативный образ (фас-колышков». Указанное направление представлено трудами Дмитрия Ростовского, А, Иоаннова, Д.О. Опоцкого, митрополита Макария (Булгакова) и других авторов1.

Второй этап в исследовании истории старообрядчества приходится на вторую половину XIX - начало XX в. Он характеризуется противостоянием ортодоксальных церковных «расколоведов» и «светского» историографического направления, сформировавшегося в 1860-е гг. и представленного авторами демократической, либеральной и народнической ориентации. «Светские» исследователи (А.П. Щапов, В.В. Андреев, ИЛ. Аристов, В.И. Кельсиев, A.C. Пругавин, И.И. Юзов, В.И. Ясевич-Бородаевская и др.) увидели в старове-рии не только религиозную, но и социально-политическую составляющую, протест против существующего порядка вещей2. Они отказались от понимания

' См.: Дмитрий Ростовский (Тултало). Розыск о расколышчъей брынской вере, о учении их, о делах их, и изъявлении яко вера их неправа, учение их душевредво и дела их небогоугодны. М., 1826; Иоаннов А. Полное историческое известие о древних стригольниках и новых раскольниках, так называемых старообрядцах, собранное протоиереем Андреем Иаанновым. СПб., 1855; Опоцкий ДО. О причинах появления в русской церкви раскола, известного под именем старообрядчества. СПб., 1861; Макарий (Булгаков). История русского раскола, известного под названием старообрядчества. СПб., 1858.

1 См.: Щапов А.П. Земство и раскоп. СПб., 1862; Аристов П Л. Устройство раскольничьих общин. М., 1863; Андреев В.В. Раскол и его значение в народной русской истории. СПб., 1870; Юзов И.И. Русские диссиденты-староверы и духовные христиане. СПб., 1881; Пругавин АС. Расход и сектантство в русской народной жизни. М., 1905; Ясевич-Бородаевская В.И. Борьба за веру. Историко-бытовые очерхи и обзор законодательства по

староверия как отрицательного явления в русской истории, рассматривая его как форму проявления великорусского стремления к независимости, «одно из самостоятельных свободных начал, которые выработались народной жизнью»1. Развитие данного направления заставило церковных авторов либо смягчить традиционно-негативные оценки старообрядчества (Е.Е. Голубинский, И.М. Громогласов, Н.Ф. Каптерев)2, либо искать новые исторические факты, укладывающиеся в «миссионерскую» концепцию (RH. Субботин, П.С. Смирнов)3. В начале XX в. (после провозглашения вероисповедных свобод в 1905 г.) начали издаваться и труды самих старообрядцев. В работах Ф.Е. Мельникова, В.Г. Сенатова, И.А. Кириллова отразилось их собственное видение исторической миссии русского староверия как хранителя «древнего благочестия»4.

В то же время, несмотря на развернувшуюся полемику вокруг «старообрядческого вопроса», вплоть до 1917 г. в печатных изданиях явно преобладало скептическое отношение к «старой вере», при этом большинство исследователей не смогло подняться до уровня объективного научного осмысления этого феномена. Имея статус государственной, синодальная церковь определяла общий тон оценок «протестных» форм православия. Масса рядовых авторов, в первую очередь провинциальных, продолжала смотреть на «раскол» как нарушение церковного порядка и «вредное своеволие». В частности, историки-краеведы из центрально-черноземных губерний, интересовавшиеся проблемами церковного раскола и печатавшие свои работы в местных периодических изданиях, как правило, оставались в русле «миссионерского» подхода. Курский краевед A.A. Танков, тамбовский исследователь И.И. Дубасов, воронежские «расколоведы» Т.М. Олейников и П. Никольский, обращаясь к местной истории старообрядчества, чаще всего писали о борьбе светских и духовных властей с этим движением5. Не имея достаточной научной подготовки в соответствующих вопросах и будучи (в большинстве своем) связанными с епархиаль-

старообрядчсству и сектантству в его последовательном развитии с с приложением статей законов и высочайших указов. СПб, 1912.

' Аристов Н.Я. Устройство раскольничьих общин. М., 1863. С.2.

2 Голубинский Е.Е. К нашей полемике со старообрядцами. М., 1905; Громогласов ИиМ. О сущности и причинах русского раскола так называемого старообрядчества. Сергиев Посад, 1895; Капгерев Н.Ф. Патриарх Никон и его противники в деле исправления церковных обрядов. Сергиев Посад, 1913.

3 Субботин Н.И. О сущности и значении раскола в России. СПб., 1892; Он же. История так называемого австрийского, или белокрииицкого священства. М., 1895; Смирнов П.С. Внутренние вопросы в расколе в ХУП веке. Исследование из начальной истории раскола по вновь открытым памятникам, изданным и рукописным. СПб., 1898; Он же. Из истории раскола первой половины ХУШ века. СПб., 1908.

4 Мельняхов Ф.Е Краткая история Дрезлеправославной церкви. Барнаул, 1999; Сенатов В.Г. Философия истории старообрядчества М., 1995; Кириллов И. А. Правда старой веры. СПб., 1910.

5 См.: Тагагов А.А, Сведения о так называемых старообрядцах в Курской губернии в 1812 г. // Прибавление к Курским епархиальным ведомостям. 1888. №3?. с. 593- 600; Он же. Из истории раскола в Курской епархии // Прибавление к Курским епархиальным ведомостям. 1888, №41. С. 661-664; Оп же. Из истории раскола в Курском крае // Прибавление к Курским епархиальным ведомостям. 1900. № 16. С. 286-293; Дубасов И.И. Прсггавоцер-ковиые движения в Тамбовской губернии //Очерки из истории Тамбовского края. Вып. 1. Тамбов, 1883. С. 23-41; Никольский П.В. Из истории раскола и сектантства в Воронежской епархии // Воронежские епархиальные ведомости. Неофициальная часть. 1904, №20. С. 807-823; Он же. Следственное дело о раскольниках в половине XVD1 века II Воронежские епархиальные ведомости. Неофициальная часть. 1902. №20. С. 539 - 546. Олейников Т.М. Очерки по истории расколо-секгапсгаа в Воронежской губернии // Воронежские епархиальные ведомости. 1913.№48. С. 1307-1311.

ными структурами, они обычно воспроизводили принятые в синодальной среде стереотипы и штампы.

Третий этап в изучении старообрядчества приходится на советский период. Руководствуясь марксистским тезисом о вторичности религии по отношению к социально-экономическим процессам, советские историки развили линию А.П. Щапова в исследовании проблемы, рассматривая раскол как завуалированное сопротивление царскому режиму. Об идейно-политическом и социальном содержании раскола писали М.Н. Покровский, Н.М, Никольский, Н.В. Румянцев, П.Г. Рындзюнский, В.Г. Карцов, А.Е. Катунский, Н.С. Гурьянова, В.Ф. Миловидов, B.C. Румянцева и др.1. Протест масс против существовавшего общественного устройства видели в старообрядчестве и такие крупные ученые, как А.И. Клибанов и H.H. Покровский. Первый в 1963 г. охарактеризовал старообрядчество как «религиозную форму общественного протеста против господствующей церкви и санкционируемого ею строя феодального классового господства»2. H.H. Покровский, исследуя эсхатологическую идеологию сибирских староверов, пришел к выводу, что она явилась единственно возможной для крестьян формой выражения антифеодального протеста. Для подтверждения своего тезиса историк анализирует конфессиональный состав участников крестьянских восстаний и бунтов, многочисленные факты бегства на окраины государства, отказ части староверов молиться за царя и т. дЛ Менее заметным идеологический пресс стал в случае с исследованиями старообрядческой книжности, активно проводившимися в 1960-е- 1980-е гг.4.

В целом же, советская историография раскола оказалась не менее тенденциозной, чем дореволюционная. Попадая в разряд атеистической литературы, исследования по истории старообрядчества в большинстве случаев имели заранее предопределенные выводы и не могли претендовать на объективность оценок. При этом история староверия на территории Центрального Черноземья не становилась предметом серьезных научных исследований в советский период.

Гораздо больше возможностей для всестороннего изучения феномена староверия появилось у отечественных ученых в начале 1990-х гг. (четвертый

1 См.: Покровский М.Н. Очерк истории русской культуры. М., 1918. Я 2.; Никольский Н.М. История русской церкви. М., 1930; Румянцев Н.В. Апокалипсис - Откровение Иоанна, его происхождение и классовая роль. М., 1934; Карцов В.Г. Религиозный раскол как форма антифеодального протеста в истории России. Калинин, 1971; Катунский А.Е. Старообрядчество. М., 1972; Гурьянова Н.С. Крестьянский антимонархический протест в старообрядческой эсхатологической литературе периода позднего феодализма. Новосибирск, 1988; Румянцева B.C. Народное ангицерковное движение в России в XVII веке. М„ 1986; Она же. Народное антицерковное движение в России в XVII веке. Документы Приказа Тайных дел о раскольниках 1665-1667 гг. М., 1986.

2 Клибанов А.И. К характеристике новых явлений в русской общественной мысли второй половины XVII -начала XVIII »У/ История СССР. 1963, №6. С. 91-92. Также см.: Клибанов А.И. Народная социальная утопия в России. XIX век. М„ 1978.

5 Покровский H.H. Антифеодальный протест урало-сибирских крестьян-старообрядцев в XVIII веке. Новосибирск, 1974.

4 См., напр.: Дробленкова Н.Ф. Список печатных работ В.И. Малышева // Рукописное наследие Древней Руси: По материалам Пушкинского дома // Сб. статей в честь 60-летия В. И. Малышева, основателя Древлехранилища Пушкинского дома. Я, 1972. С. 406-421; Робинсон А.Н. Творчество Аввакума и общественные движения в конце XVH в. // ТОДРЛ. Л., 1962. Т. 18. С. 149-175; Панченко А.М, Русская культура в канун петровских реформ. Л, 1984; Мазунин А. И. Повесть о боярыне Морозовой. Л., 1979; Руссхая старопечатная литература (XVI - первая четвери, XVIII в.): Тематика и стилистика предисловий и послесловий: Сб. статей. М., 1981.

период в историографии, продолжающийся до наших дней). Возросший в это время интерес общества к духовной истории России привел к активизации научных исследований по истории старообрядчества. Результатом всплеска интереса к религиозно-культурной проблематике стала организация ряда научных конференций в Новосибирске, Москве, Петрозаводске, Владивостоке, Улан-Уда и других городах. Анализ их материалов позволяет сделать вывод о том, что проблемы истории антифеодальных протестов и народных выступлений отошли на второй план, все большее внимание начали привлекать особенности этноконфессионального сознания и культуры староверов. В этом отношении очень показательна позиция авторитетного исследователя «старой веры» И.В. Поздеевой, которая рассматривает староверие в качестве идеального объекта для изучения древней русской культуры, указывая на принципиальный традиционализм старообрядцев". Среди объемных трудов, посвященных старообрядческой культуре, нужно назвать работы Н.Ю. Бубнова, H.H. Покровского и Н.Д. Зольниковой, Е.М. Юхименко, Е.Е. Дутчак, Е.Б. Смилянской и Н.Г. Денисова2. Впрочем, подавляющее большинство исследований такого рода базируются на материалах Русского Севера, Сибири и прочих окраин России (или Российской империи).

Заметной популярностью в последнее время пользуется тема старообрядческого предпринимательства, представленная в работах В.В. Керова, A.A. Соболевской и Д.И. Раскова3. Начато изучение истории формирования и развития государственной вероисповедной политики в отношении старообрядчества, наиболее объемный труд в этой области принадлежит О.П. Ершовой4. Истории становления нормативно-правовой базы, регламентировавшей положение старообрядчества в России, посвящена коллективная работа нижегородских исследователей5. Общий взгляд на развитие российского законодательства в отношении «старой веры» с конца XVII в. до 1917 г. представлен в статье

1 Поздеева И.В. Результаты и перспективы комплексных исследований русского старообрядчества // Мир старообрядчества. М., 1998. Вып. 4. С. 13-14.

2 Бубнов Н.Ю. Старообрядческая книга в России во второй половине XVII в. СПб., 1995; Покровскй H.H., Зольнихова Н.Д Староверы-часовешше на востоке России в XVIII - XX вв. М„ 2002; Юхименко Е.М. Выговсхая старообрядческая пустынь. Духовная жюнь в литература. М., 2002; Дугак Е.Е. Из «Вавилона» в «Беловодье»: адаптационные возможности таежных общин староверов- странников (вторая половина XIX - начало XXI в.). Томск, 2007. 410 е.; Смилянская Е.Б., Денисов Н.Г. Старообрядчество Бессарабии: книжность и певческая культура. М., 2007.

3 См., напр.: Керов В.В. Конфессионально-этическая мотивация хозяйствования староверов в XVIII-XIX веках // Отечественная история. 2001. № 4. С. 18-40; Он же. «Се человек и дело его...»: Конфессионально-этические факторы старообрядческого предпринимательства в России. М., 2004; Соболевская A.A. Духовные истоки старообрядческого предпринимательства П Вопросы экономики. 1993. №8. С. 87-105; Расков Д.Е. Хозяйственная жизнь русского старообрядчества: новаторство в рамках традиций И Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 5. «Экономика». СПб., 1999. Вып. 3. С. 23-34; Оя же. Роль куппов-старообрадцев в развитии текстильной промышленности (по материалам Московской губернии) II Старообрядчество в России (XVII - XX вв.). Выпуск 3. М., 2004. С. 434-467.

4 Ершова О.П. Старообрядчество н власть. М., 1999. Она же. Старообрядчество н государственная политика России в области вероисповедания во второй половине XIX - начале XX веков: Дне.... д-ра ист. наук. М., 2000.

5 Русское старообрядчество: светское и церковное законодательство XVII - XVDI вв. / Авт. Составители: Р.В. Кауркин, ЕЛ. Титхов, С.Р. Савенкова, AB. Морохин; науч. Ред. Р.В. Кауркик, Е.П. Титков. Н.Новгород, 2008.

Э.Б. Ершовой1. Политика светских и церковных властей в отношении старове-рия на уровне отдельных российских регионов (как правило, отдаленных от центра страны) рассматривалась в ряде кандидатских диссертаций2.

Обширный комплекс в области изучения старообрядчества составляют историко-этнографические труды современных исследователей. К их числу относятся работы Е.С. Данилко, О.М. Фишман, А.Б. Островского, И.Ю. Труш-ковой и других ученых3. В большинстве случаев они посвящены этноконфес-сиональным традициям старообрядческих сообществ далеких от центра страны территорий (зачастую - с нерусским населением).

В 1998-2010 гг. был защищен ряд диссертаций, посвященных истории старообрядцев Карелии, Сибири, Южного Урала и Зауралья, Забайкалья, Дальнего Востока и юга и юго-запада России, а также Москвы, Санкт-Петербурга и Орловской губернии4. Заметен интерес к истории «старой веры» и в ближнем

' Ершова Э.Б. Законотворчество в истории российского старообрядчества в XVII - начале XX вв.: история и реальность //Россия: история законности и беззакония. Материалы 54-й Всероссийской заочной научной конференции. СПб., 2009. С.5-9.

Васильева С.В. Старообрядчество Западного Забайкалья и вероисповедная политика государства в XVII-XX вв: Дис.... канд ист. наук. Улан-Удэ, 2000; СавенковаCJ". История развитая правительственной и церковной политики по старообрядчеству в России с 1667 по 1800 гг.: дис.кандист. наук. Нижний Новгород, 2004; Камзина А.Д Старообрядчество как объект миссионерской деятельности Русской православной церкви в Оренбургской епархии: 1859-1917 гг.: дис. к.и.н. Оренбург, 2004; Морохин A.B. Взаимоотношения старообрядчества и Русской Православной Церкви в Нижегородской епархии: 1672-1762 гг.: дис. какд.истлаух. Нижний Новгород, 2005; Ильин В.Н. Полигака государственной власти и официальной церкви в отношении старообрядцев на территории Томской губернии в 1832-1905 гг.: дис. канд.ист.наук. Барнаул, 2007; Каменева Е.А, Петербургские старообрядческие общины и духовенство Русской православной церкви в царствование Екатерины П: дис. канд ист. наук. СПб., 2007; Павлова O.A. Единоверие в контексте правительственной и церковной политики России в XVHI в. -начале XX в.: дис. канд. ист. наук. Нижний Новгород 2007; Бежан Е.М. Конфессиональная полтика государства и церкви в отношении старообрядцев и русских сектантов Западной Сибири в первой половине XIX века: дис. канд.ист.наук. Омск, 2008.

1 См.: Данилко Е.С. Старообрядчество на южном Урале: очерки истории и традиционной культуры. Уфа, 2002;

Она же. Механизмы самосохранения русских и финно-угорских старообрядческих общин Урало-Поволиая : автореферат дис.... доктора ист. наук. М„ 2007; Фишман О.М. Жизнь по вере: тихвинские харезш-старообрядцы.

М., 2003; Островский А.Б. Староверы и мирские: социально-психологические аспекты взаимодействия // Финно-угры и соседи: проблемы этнокультурного взаимодействия в балтийском н бзренцовом регионах. СПб., 2002. С. 115-132; Он же. Формы общественного признания старообрядчества после принятия указов 1905-1906 гг., легитимировавших веротерпимость // Старообрядчество: история, культура, современность. М, 2002. С 163-173; Трушхова И.Ю. Традиционная культура русского населения Вятского региона в XIX - начале XX вв. (система жизнеобеспечения)». Киров, 2003.

4 Стахесва H.H. Старообрядчество Восточной Сибири в XVIII - начале XX вв.: дис. ... канд. ист. наук. Иркутск, 1998; Стадников A.B. Московское старообрядчество в социальной истории России XIX - начала XXвв.: дис. ... канд. ист. наук. М., 2000; Марченко Е.Е. Старообрядчества в Санкт-Петербурге во второй половике XIX в.: дне. ... канд. ист. наук. СПб., 2001; Иванов К.Ю. Старообрядчество юга Западной Сибири во второй половине XIX - начале XX века: дис. ... канд ист. наук. Кемерово, 2001; Ружинская И.Н. Старообрядчество Олонецкой губернии в конце XVm - середине XIX а: численность, расселение, состав: дис.... канд. ист. наук. Петрозаводск, 2002; Кочерпша М.В. Старообрядчество юго-запада России (1760-1860 гг.): хозяйство, расселение, культура: дис.... канд. ист. наук. Брянск, 2003; Ягудина О.В. Старообрядчество Уральского и Оренбургского казачьих войск в период с 1851-1917 гг.: дис. канд ист. наук. Оренбург, 2005; Павлюк С.В. Старообрядческое движение в южных регионах России в конце XVH-ХУШ вв.: особенности и условия развития: дис. канд. и ст. наук. Пятигорск, 2005; Данилко ЕС. Механизмы самосохранения русских и финно-угорских старообрядческих общин У рало-Поволжья: дис. ... доктора ист. наук. М., 2007; Мангипев П.И. Старообрядчество и крестьянская книжность Южного Урала и Зауралья в XVIII - начале XX вв.: дис. кандистлаух. Челябинск, 2008; Рыжонок Н.Ф. Старообрядчество Поморья и Северо-востока России в конце XVII - начале XXI веков: дис, ... канд. ист. наук. М., 2009; Абакумов СЛ. Эволюция старообрядчества в Орловской губернии в конце XVIII - начале XX вв.: дис. канд.ист.каук. Орел, 2010.

зарубежье1., а также Польше, Румынии, прибалтийских странах, где были и остаются поселения ушедших из России староверов2.

К настоящему моменту накоплен определенный пласт исследований по истории старообрядчества и в западной историографии. Для большинства ее представителей характерен взгляд на старообрядцев как «православных фундаменталистов», сформулированный еще в 1887 г. АХердом . Ф. Конибер, видел в староверах носителей средневековых «московских» ценностей4, П.Паскаль связывал появление старообрядчества с народным стремлением вернуть «добродетели первохристианской церкви»5, Р.Крамми называл старообрядцев «приверженцами окаменевшей культуры прошлого»6. Г. Мичелз, издавший свою монографию в США в 1999 г., представил староверие как «протест народной религии против политики господствующей церкви, пытавшейся подавить местные культы и традиции»7.

Интересная работа о старообрядчестве в условиях веротерпимости 19051917 гг. принадлежит американскому исследователю Р. Робсону, который попытался показать место староверия в общественной и культурной жизни Российской империи 8. Содержательный труд о брачно-семейных и сексуальных отношениях в среде старообрядцев-беспоповцев второй половины XVIII -первой половины XIX в. был написан проживающей в Великобритании Ириной Пярт9. Кроме того, зарубежными учеными написан ряд работ, посвященных русским старообрядческим поселениям заграницей10.

Заслуживающие внимания труды по рассматриваемой проблеме появились в среде русских эмигрантов. В частности, староверию посвящен один из разделов «Очерков по истории русской церкви» A.B. Карташева11, а русско-американским профессором A.C. Зеньковским была написана объемная монография о духовных движениях в России XVII в.12. Оба автора увидели в старообрядчестве проявление национальной великорусской гордости, попранной в

1 См., напр.: Волошин Ю. «Государевы описные малороссийские раскольнические слободы» (XVIII в.): историко-демографичесхий аспект. М„ 2005; Таранец C.B. Куреневсхое тримонастырье: история русского старообрядческого центра на Украине. Киев., 1999; Старообрядчество Подолии. Киев, 2000; Старообрядчество города Киева и Киевской губернии. Киев, 2004.

2 См.: Барановский В., Поташенхо Г. Староверие Балтии и Польши. Aidai, 2005; Потапенко Г. Староверие в Литве. Aklai, 2006;

3 Heard Albert F. The Russian Church and Russian Dissent. New York, Franklin Square, 1887.

4 Conjfceare F.S. Russian Dissenters. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1921.

5 Pascal Pierre. Awakvm et les debuts da rascol: La crise religieuse au XVII siècle en Russie. P., 1938. P. 19.

e Crummey Robert O. The Old Believets and the World of Antichrist The Vug Community and the Russian State. 1694 -1855. Madison, London, 1970. P. Х1П.

7 Michels G. В, At war with the Church: religious dissent in seventeenth - century Russia. Stanford, California: Stanford

University Press, 1999.P.2U.

" Robson R.R. Old believers in modem Russia (1905-1917). De Kalb, 1995. ® Paert I. Old Believers: Religious Dissent and Gender in Russia, 1760-1850.

10 Moms R. Old Russian Ways. New-Yori, 1991; Wing S. Growth of the Old Rite among Converts both within and outside of the Russian Orthodox Church Abroad // Skupiska stroobrzedowcow. Warszava, 1994. P. 1Î5-130; Robson R. Recovering Priesthood and the Émigré Experience Among Contemporary American Bespopovtsy Old Believers II Skupiska stroobrzedowcow. Warszava, 1994. P. 131-137.

" Карташев A.B. Очерки по истории русской церкви. М., 1992. Т.2.

11 Зеньковский С.А. Русское старообрядчество: духовные движения XVII в. М., 1995.

XVII в. иноземцами, стремление воплотить наяву «заветный идеал Москвы -Третьего Рима».

Все названные работы, ставшие доступными отечественным исследователям, способствуют более углубленному и широкому осмыслению проблемы формирования и функционирования старообрядческих сообществ в России. Этому благоприятствует и появление солидных публикаций, посвященных духовной истории российской провинции имперского периода. К числу таковых относятся работы Е.И. Самарцевой, позволяющие увидеть борьбу «старого» и «нового» начал в культурной и религиозной жизни провинциального социума XIX - начала XX вв. . В то же время, история «старой веры» явно нуждается в дальнейшей разработке. Несмотря на внушительные достижения российских и зарубежных исследователей в изучении прошлого старообрядчества, в данной области до сих пор имеются значительные пробелы. Во-первых, большая часть объемных трудов по соответствующей проблематике посвящена самому церковному расколу (то есть XVII в.), а не последующей судьбе старообрядчества. Эта диспропорция постепенно уменьшается за счет интереса современных авторов к более поздним периодам, но пока остается достаточно заметной. При этом исследований, посвященных функционированию старообрядческих сообществ с XVII по XX в., чрезвычайно мало. Во-вторых, обращает на себя внимание явная неравномерность в изучении «старой веры» с территориальной точки зрения. Если о северных, уральских, сибирских старообрядческих сообществах написана масса солидных трудов, то о центральной части европейской России этого сказать нельзя. Провинциальные сообщества «ревнителей старины» в традиционно «русских» регионах в значительной мере оказались обделены вниманием исследователей. Территория Центрального Черноземья может служить здесь характерным примером. К настоящему времени накоплен значительный пласт исследований духовной истории региона, представленный трудами З.Д. Ильиной, Е.П. Беяоножко, С.П. Щавелева, А.Н. Акинь-шина, Э.В. Комоловой и других ученых2. Однако, специально истории «старой веры» посвящены лишь публикаций дореволюционных краеведов, а также несколько небольших статей современных воронежских историков3. В-третьих, исследование старообрядчества может быть расширено как с концептуальной

' Самарцева Е.И. Встреча через столетне (Очерки истории интеллигенции Тульской губернии на рубеже XIX -XX веков в контексте ряда теоретических замечаний). Тула, 2005; Она же. Священнослужители и изучение истории (На примере Тульской губернии конца XIX - начала XX веков) II Интеллигенция и церковь: прошлое, настоящее, будущее. Материалы XV Международной научно-теоретической конференции. Иваново, 23-25 сентября 2004. С.101-112.

2 См., напр.: Ильина З.Д., Беспарточный БД, Арцыбашева Т.Н. Курский край. Культура и культурно-историческое наследие. Курск: Изд-во Курс. гос. пед. ун-та, 2002; Белоножко Е.П. Деятельность церковноприходских лопргательсга в осуществлении социального призрения » России в XIX веке // Научные ведомости БелГУ, 2007, №8(39). Вып.4. C.49-54J Щавеяев С.П. Феодоснй Печерский - курянин. Историко-археологнческве очерки. Курск, 2008; Акиныпин А.Н. Храмы Воронежа. Воронеж, 2003; Комолова Э.В, Воронежская епархия в конце XVII - XVHI вв.: образование, церковная организация, социально-политические отношения. Воронеж, 2007.

3 См.: Скобелкин О.В. Из истории раскола на юге России Н Церковь и ее деятели в истории России. Воронеж, 1993. С. 81-87; Дынии В.И. Старообрядчество и сектантство в Воронежской губернии (XIX - начало XX века) II Церковь нее деятели в истории России. Воронеж, 2001. Вып. 2. С. 110-12Z

точки зрения, так и за счет круга исследуемых проблем. Так, явно недостаточно разработаны вопросы, которые принято относить к сфере исторической антропологии (соотношение мировоззренческих установок и религиозных практик) и социальной истории (место старообрядчества в культурном пространстве социума, подверженность модернизационным процессам); очень мало исследований, посвященных истории промежуточной между официальным православием и старообрядчеством форме вероисповедания - единоверию. Еще одна малоизученная проблема связана с влиянием старообрядческих сообществ на церковную жизнь окружающего «новообрядческого» населения. В научных публикациях не раз освещались попытки светских и церковных властей воздействовать на религиозные практики староверов, обратное же влияние изучено гораздо хуже.

Названные историографические пробелы делают научно значимым комплексное исследование истории старообрядчества на уровне ЦентральноЧерноземного региона в XVIII - XX в.

Источники, послужившие основой исследования, достаточно разнообразны. Они могут быть разделены на две большие группы - архивные и печатные.

К первой группе относятся материалы шести архивов: Российского государственного архива древних актов (РГАДА), Российского государственного исторического архива (РГИА), Архива Русского географического общества (АРГО), Государственного архива Курской области (ГАКО), Государственного архива Тамбовской области (ГATO) и Государственного архива Воронежской области (ГАВО).

Первостепенную важность для работы имели документы РГАДА и РГИА. Наиболее ранние из использованных документов находятся в Российском государственном архиве древних актов. В частности, в книгах Приказного стола Разрядного приказа (фонд №210) обнаружены документы, касающиеся одной из первых старообрядческих обителей - Льговского мужского монастыря; среди материалов Белгородского стола - сведения о поисках беглых «раскольников» в 1680-е - 1690- е гг. Среди материалов фонда №163 - «Раскольничьи дела» -были найдены правительственные предписания местным воеводам относительно поимки и «расправы» над «раскольниками» на стадии формирования старообрядческого движения, а также документ 1763 г., отразивший предложения обер-прокурора Св. Синода И.И. Мелиссино Екатерине II о необходимости изменения законодательства о старообрядцах.

Довольно значимыми для проведенного исследования стали документы фонда №248 - «Сенат и его учреждения». В описи №14 данного фонда представлено множество документов 1720-х - 1750-х гг., отразивших политику российских властей в отношении «записных» и «потаенных раскольников». Здесь были найдены ведомости о переменах в численности «записных раскольников» в Воронежской и Белгородской губерниях, данные о сборах со старообрядцев двойного оклада, а также штрафных санкциях, применявшихся по отношению к людям, носившим «неуставное» (старинное) платье и бороды. Не

менее важны для работы оказались материалы фонда №288 - «Раскольническая контора». Документы одноименного органа, существовавшего в 1723 -1764 гг., отразили самые разнообразные стороны существования старообрядческих сообществ России в целом и Центрального Черноземья в частности. Здесь были найдены материалы переписей «раскольников», дела о взысканиях со старообрядцев окладных сумм и об исключении из оклада, об уплате налогов за отправление религиозных обрядов, о столкновениях «потаенных раскольников» с властями, о сыске беглых староверов и т.п.

К более позднему периоду относятся материалы из фонда №1431 - «Дела местных судебных учреждений о старообрядцах и сектантах». Это документы палат уголовного суда, палат уголовного и гражданского суда, губернских и уездных судов 1792-1916 гг. Из регионов Центрального Черноземья здесь представлена Тамбовская губерния (ДД. 3476-3582, 1803 - 1908 гг.). Документы старообрядческого происхождения были найдены в фонде №1475 - «Канцелярия архиепископа Московского и всея Руси». Здесь представлено делопроизводство старообрядческих епископов, касавшееся управления епархиями, съездов старообрядцев, текущих дел.

Наибольший массив использованных в диссертации дел хранится в Российском государственном историческом архиве. Так, очень информативными оказались материалы фонда №796 - «Канцелярия Синода». Сюда поступали весьма информативные донесения епархиальных архиереев относительно степени зараженности подведомственных им территорий «расколом», проявлениях «раскола», мерах борьбы с ним. Довольно полезными для исследования оказались и отчеты о состоянии Воронежской, Тамбовской и Курской епархий, хранящиеся в том же фонде. Они ежегодно подавались местными преосвященными во второй половине XIX - начале XX в. В каждом из этих отчетов есть раздел о состоянии «раскола» в подведомственных им епархиях, откуда были взяты сведения о численности местных старообрядцев в разные годы рассматриваемого периода, их взаимоотношениях с представителями господствующей церкви и окружающим населением, а также предпринимаемых епархиальными властями миссионерских усилиях.

Определенный объем полезной для исследования информации был почерпнут в фонде №797 - «Канцелярия обер-прокурора Синода». В документах этого фонда отразился взгляд российских духовных властей на проблему церковного раскола, а также развитие церковной политики в отношении «ревнителей старины» с 1830-х гг. до 1917 г. Здесь были найдены статистические данные об обращении старообрядцев в официальное православие и единоверие во второй четверти XIX в., переписка местных архиереев с губернаторами и Св. Синодом по вопросам противодействия распространению «раскола».

В фондах № 1284 «Департамент общих дел МВД» и №381 - «Канцелярия министра земледелия» были почерпнуты ценные сведения о действиях гражданских властей в отношении старообрядцев, виновных в «публичном оказа-тельстве раскола». Основную массу использованных документов в данном случае составляют представления и рапорты губернаторов, докладывавших о

ходе разбирательств и следственных дел, а также министерские предписания относительно закрытия старообрядческих часовен, скитов, учета «ревнителей старины».

Менее обширные, однако также весьма интересные материалы были найдены в Архиве Русского географического общества. К ним относятся историко-этнографические зарисовки жизни староверов Курского, Суджанского и Фа-тежского уездов, сделанные корреспондентами общества середины XIX в., находящиеся в разряде № 19 - «Курская губерния» этого хранилища.

Весьма значительную группу архивных источников составили материалы региональных архивов. Так, в фондах, отражающих работу канцелярий курского, тамбовского и воронежского губернаторов сохранились рапорты полицмейстеров и уездных исправников о состоянии «раскола» на вверенных им территориях, переписка губернаторов с преосвященными, а также представителями жандармерии по тому же вопросу. Ценные сведения были найдены в фондах духовных консисторий - о мерах церковных властей по борьбе со старообрядчеством, о единоверческих приходах, о присоединениях к официальному православию. Там же находятся и «раскольнические» ведомости, призванные фиксировать факты рождения, смерти и браков староверов. Получить разносторонние сведения о взаимоотношениях старообрядцев с гражданской администрацией на протяжении всего рассматриваемого периода позволили документы губернских правлений; там же содержатся сведения о регистрации старообрядческих общин и строительстве молитвенных домов в 1905-1916 гг.

Печатные источники исследования можно разделить на несколько категорий.

Во-первых, это опубликованные законодательные акты Российской империи, регулировавшие правовое положение староверов. Это издававшиеся в течение XIX в. «Полное собрание законов Российской империи» и «Свод законов Российской империи», «Полное собрание постановлений и распоряжений по ведомству православного исповедания Российской империи» (1869-1915 гг.), «Собрание постановлений по части раскола, состоявшихся по ведомству Св. Синода» 1860 г. и «Полное собрание постановлений по части раскола» 1872 г.

Во-вторых, это статистические и справочные материалы. Они представлены в «Обзорах» Курской, Тамбовской и Воронежской губерний, «Памятных книжках» и других изданиях местных статистических комитетов. Сюда же относятся данные «Военно-статистического обозрения Российской империи» 1850-1851 гг. и всероссийской переписи 1897 г. К справочным материалам принадлежат и отчетные сведения церковных миссионерских и религиозно-просветительских Братств, организованных в Курской, Воронежской и Тамбовской епархиях во второй половине XIX в. и активно боровшихся с «расколом»; публиковавшиеся на страницах местной прессы отчеты епархиальных проти-вораскольнических миссионеров.

В-третьих, широко использовались материалы периодической печати, прежде всего курских, воронежских и тамбовских «Епархиальных ведомостей». В их официальной части содержатся постановления епархиального начальства

о «борьбе с расколом», сведения о деятельности епархиальных миссионеров и Братств, объявления о публичных диспутах со староверами и т. д., в неофициальной части - разного рода полемические статьи, а также церковноприходские летописи. Также нашли своё отражение в работе материалы из курского «Миссионерского листка» и центральных журналов - старообрядческой «Церкви», синодального «Миссионерского обозрения» и «Исторического вестника».

Отдельную группу составили источники старообрядческого происхождения. К таковым относятся рукописи курских староверов, опубликованные на страницах «Миссионерского обозрения» и «Епархиальных ведомостей»; сочинение известного в конце XIX в. старообрядческого начётчика И.Е. Кабанова (Ксеноса) «История и обычаи Ветковской церкви»; мемуары перешедшего в официальное православие старообрядца А.Антонова, религиозное произведение священника-старовера Е. Александрова, фрагменты из сохранившихся в наше время старообрядческих книг XVIII - XIX вв. Все эти источники, не будучи исчерпывающими, тем не менее, дают возможность в целом воссоздать дореволюционную историю старообрядцев Центрального Черноземья.

Теоретико-методологической основой исследования, с одной стороны, выступили положения отечественных историков и философов, раскрывающие специфику староверия как самобытного явления в отечественной истории и культуре, а с другой - метаконцепции исторического процесса, помогающие объяснить факт устойчивости старообрядчества и его значительных масштабов.

Для объяснения основополагающих черт старообрядчества в диссертации использован историко-философский подход, трактующий этот феномен как попытку сохранить традиционную русскую релишозно-культурную идентичность в условиях европеизации и секуляризации общества. В определенной мер такая трактовка проявила себя в отечественной науке уже в конце XIX - начале XX в. в трудах «новых» церковных историков - Н.Ф. Каптерева1 и A.B. Карташева2, а также философов К.Н. Леонтьева3 и H.H. Алексеева4. В настоящее время данный подход разделяет и обосновывает ряд известных исследователей староверия - И.В. Поздеева, Е.М. Юхименко, Е.Б. Смилянская, Е.С. Данилко и др. Согласно ему, староверие представляет собой прямое продолжение и модификация русской позднесредневековой культуры, ее «живое и адекватное продолжение и развитие»5, а старообрядцы являются носителями «принципиально-традиционалистского мировоззрения», стремящимися воспроизвести древнюю «отеческую» веру, культ и семейный быт6.

' См.: Калтерев Н.Ф. Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович. В 2-х тт. М., 1996.

2 См.: Карташев A.B. Очерки по истории Руссхой Церкви. В 2-х тт. M., 1991; Он же. Смысл старообрядчества // Церковь. 1992. №2.

3 Леонтьев К.Н. Визаятизм и Славянство //Леонтьев К.Н. Избранное. М., 1993. С. 35.

* Алексеев H.H. Русский народ и государство. М., 1998. С. 21.

s Поздеева И.В. Комплексные исследования современной традиционной культуры русского старообрядчества.

Результаты и перспективы // Мир старообрядчества. Вып. 4. Живые традиции: Результаты и перспективы комплексных исследований. Материалы международной научной конференции. М., 1998 С. 16-17. 'Там же. С. 17.

Для объяснения стойкости и популярности «старой веры» в широких слоях российского населения в работе применяются положения цивилизационного подхода и теории модернизации. Методологическая ценность первого определяется тем, что он диктует необходимость рассматривать общество как самобытную ценность, подверженную изменениям, являющимся органичными либо неорганичными для ее существования. Этот поход позволяет анализировать эволюцию российской цивилизации вследствие внутренней логики развития и влияния внешних факторов, определить ее место в сообществе иных локальных цивилизаций. Россию можно рассматривать в качестве цивилизации, основополагающей характеристикой которой является противоборство «восточного» (традиционалистского) и «западного» (модернистского, либерального) начал. Такой подход объясняет факт возникновения и стойкость в российском обществе «культурного раскола», а также его конкретного проявления - раскола церковного.

Отдельные положения теории модернизации, рассмотренные на российском материале такими учеными, как Б.Н. Миронов, В.В. Алексеев, Е.Т. Артемов, ОЛ. Лейбович, В.А. Красильщиков, позволяют конкретизировать причины появления и стойкости церковного раскола, а также объяснить популярность «старой веры». Принципиальное значение в этом смысле имеет тезис о «догоняющем» характере российской модернизации, с конца XVII в. являвшейся, по сути, европеизацией. Модернизация такого типа ставит проблему внесения в свою культуру важнейших элементов культуры других стран и народов, а потому неизбежно порождает оппозицию в среде патриархального общества.

Старообрядчество, выступая за сохранение старинных церковных установлений, придало религиозную окраску поддержанию допетровских культурных традиций в целом, а потому оказалось наименее подверженным социальным изменениям. С точки зрения теории модернизации оно может рассматриваться как консервативный полюс оппозиции патриархального общества догоняющей («принудительной») модернизации. Такой социальный «статус» объясняет устойчивость «старой веры», а также симпатии к ней со стороны многих верующих, чувствовавших неприязнь к навязываемым новшествам.

Принципы и методы, применявшиеся в ходе исследования, традицион-ны для исторических работ. При написании диссертации автор руководствовался принципами историзма, научности и объективности. При решении исследовательских задач применялись: источниковедческий метод, позволяющий выявить и проанализировать фактологическую базу исследования; историко-генетический метод, дающий возможность выявить сущность событий или явлений через исследование обстоятельств их происхождения и исторического развития; историко-типологический метод, способствующий упорядочению различных исторических форм и проявлений объекта. Также использовался историко-диалектический метод, который подразумевает внимание к динамичности и диалогизму общественно-государственных отношений. Взаимодействие властных структур и членов общества (старообрядческих сообществ) рас-

сматривается как диалог, в котором власть, создавая определенные административно-правовые рамки, как правило, выступала инициатором, но, вместе с тем, по-своему нередко откликалась на процессы, происходившие в обществе.

В качестве одного из методов исследования в данной работе использовалась историческая индукция, которая позволяет на основе конкретных фактов делать более или менее широкие обобщения. Наконец, важную роль при написании работы сыграл сам по себе метод обобщения. Он позволил в ряде случаев говорить о единстве культурных традиций всех старообрядческих сообществ исследуемого региона, в силу исторически сложившихся обстоятельств имевших различия в сфере идеологии и религиозного быта.

Во второй главе «Генезис старообрядчества на территории Центрального Черноземья: последняя треть XVII - первая половина XVIII в.» рассмотрен процесс формирования движения «ревнителей старой веры» на территории Центрального Черноземья в 1660-е - начале 1700-х гг., охарактеризованы особенности существования староверия в условиях, заданных вероисповедной политикой регулярного государства в 1710-е - 1750-е гг., проанализировано становление старообрядческой религиозной культуры в конце XVII - первой половине XVIII в.

Исследование показало, что мощное старообрядческое движение стало фактом региональной жизни вскоре после начала церковных реформ патриарха Никона, в ходе приведения русских богослужебных книг и обрядов в соответствие с греческими. Реформы, сопровождаемые драматическим политическим и социально-экономическим фоном 1650-х - 1660-х гг., породили мрачные эсхатологические настроения в умах современников. Основная масса местного населения восприняла церковные нововведения скептически, так или иначе выражая свое несогласие с ними. В большинстве случаев это несогласие проявляло себя в простом игнорировании новых обрядов. Представители православной церкви в курско-белгородских, воронежских и тамбовских землях в конце XVII - начале XVIII в. регулярно сообщали в вышестоящие инстанции о том, что их прихожане продолжают креститься «двуперстно», держат в домах старые иконы, почитают старый восьмиконечный крест и т.п.. Особенно заметным пассивный протест оказался на территории Воронежской епархии: местные архиереи вплоть до 1720-х гг. жаловались на игнорирование нововведений со стороны местного населения (в том числе части клира).

Верующих, открыто выражавших свой протест и готовых порвать с обновленной церковью («раскольников»), было гораздо меньше, однако и они находились в десятках населенных пунктов на территории каждой из епархий Центрального Черноземья (Белгородской, Воронежской и Тамбовской). Важным свидетельством влияния «старой веры» в Центрально-Черноземном регионе стало возникновение недалеко от г. Рыльска одного из первых старообрядческих монастырей - Льговского.

Развитию протестных настроений способствовали особенности местного населения - стремление к «вольнице», независимость нравов. Местами сосредоточения «ревнителей старины» становились в первую очередь южные и юго-

восточные районы, где контроль светских и духовных властей был слабым, а полноценная церковная организация отсутствовала. Среди активных проповедников «древнего благочестия» находились как миряне (В.Желтовский, К. Ларионов и др.), так и клирики (монахи Николаевского и Толшевского монастырей, многочисленные приходские священнослужители). Заметную часть противников церковных нововведений составили переселенцы из более северных, близких к Москве областей.

В работе показано, что территория Центрального Черноземья оставалась относительно безопасной для «ревнителей старой веры» до середины 1670-х гг. ввиду терпимого (или сочувственного) отношения к ним местной администрации. В последней четверти XVII в. ситуация меняется, поскольку с 1674 по 1684 гг. центральной властью был издан ряд законов, признавших не только «раскольников», но и сочувствующих им лиц опасными государственными преступниками. В этой связи во второй половине 1670-х гг. начинается период активной организации старообрядческих «пустыней». Верные «старому обряду» священнослужители и монахи, опасаясь проповедовать в крупных населенных пунктах, уходили в малообжитые места (преимущественно в юго-восточную часть региона, бассейн рек Хопер и Медведица, где произрастали густые леса), стараясь привлечь туда последователей. Использованные источники показали, что местное население к ним во многих случаях относилось благожелательно, видя в «пустынниках» хранителей древних традиций.

В диссертации подчеркивается, что о последней трети XVII - начале XVIII в. можно говорить лишь как о начальной стадии формирования старообрядческих сообществ. Так как староверие с точки зрения закона не имело права на существование, большинство религиозных традиционалистов обращалось к старым религиозным практикам постольку, поскольку это было безопасно. Оставаясь формально православными, верующие часто с большим уважением относились к «расколоучителям», посещали как православные церкви, так и «скрытые раскольничьи моления». В конце XVII - начале XVIII в. на территории исследуемого региона было организовано большое количество специальных «пасек» и «загородных дач», становившихся местами тайных собраний старообрядцев, оставшихся на прежних местах проживания. Эти места также служили для укрытия религиозных лидеров «раскола».

Существование «скрытого раскола» оказалось неприятной проблемой для формировавшегося в петровскую эпоху регулярного государства. Центральная власть, пытавшаяся детально регламентировать и контролировать жизнь подданных, стремилось к упорядочению и ее духовной составляющей. Поскольку применять репрессивные меры по отношению ко всем верующим-традиционалистам было невозможно, в течение последнего десятилетия царствования Петра I правительство предприняло меры для того, чтобы дать возможность наиболее упорным «раскольникам» легально исповедовать свою веру, связав ее с выгодами для государства. Указом 1716 г. верующим было дано право официально «записываться в раскол» при условии последующего обложения двойным окладом. Данная мера создала теоретическую возмож-

ность для конфессионального оформления старообрядчества, однако на практике для большинства староверов Центрального Черноземья оказалась бесполезной. Двойной оклад для основной массы верующих был тяжелым (или неподъемным) бременем; кроме того, запись в «раскол» предполагала сильную социально-правовую дискриминацию. В результате, в «раскол» записалась лишь небольшая (а в отдельных регионах - ничтожная) часть верующих, тяготевших к церковной старине. Так, в Воронежской губернии (включавшей и территории, позднее вошедшие в состав новообразованной Тамбовской губернии) в 1725 г. числилось 135 «записных» старообрядца (126 в Шацкой провинции, 4 - в Тамбовской, 5 - в Елецкой)1. В Белгородской губернии (включавшей курско-белгородские земли) в 1726 г. насчитывалось 26 <оаписных» старообрядцев2. В 1748 г., согласно данным той же Раскольнической конторы, в Воронежской губернии было 128 «записных» староверов, а в Белгородской - 408 . В ведомостях 1748 г. представлены верующие трех социальных категорий - крестьяне (65%), купцы (21%) и разночинцы (14%).

Приведенные данные показывают, что указ 1716 г. вместе с последующими правительственными предписаниями в адрес «записных раскольников» не дали возможности формально выделить основную старообрядческую массу из православной среды. В большинстве случаев староверие продолжало свое существование либо в латентном виде, либо за рубежом (в результате эмиграции). Рассмотренные в диссертации донесения воронежских и белгородских архиереев относительно степени распространенности «раскола» в первой половине XVIII в. свидетельствуют о вопиющем противоречии официальных данных и фактической численности тяготевших к «расколу» людей. Например, в 1732 г. белгородский архиепископ доносил, что Церкви «грозит опасность» ввиду большого числа «раскольников, противящихся Церкви и совращающих православных в свое заблуждение», строящих себе дома в лесах, «имеющих всякую священную отправу» и совершающих «разные требы» по старым образцам4.

«Регулярное» государство предпринимало серьезные меры для выявления и наказания староверов, не записавшихся в «раскол». Архивные материалы свидетельствуют о периодически организовывавшихся на местах «облавах» на «потаенных раскольников», использовании их родственников в качестве заложников, организации процессов против скрывающихся «бородачей», приведении крестьян к «противораскольннческой» присяге и т.п. Однако, рассмотренные факты показывают, что суровые государственные предписания, призванные покончить с существованием «потаенного раскола», на территории Центрального Черноземья далеко не всегда находили воплощение на практике. В отличие от правительственных инстанций, стремившихся к унификации религиозной жизни российских подданных, местные власти зачастую не видели

1РГАДА. Ф. 248. Ол. 14. Кн. 766. Л. 182 - 182 об.

2 РГАДА. Ф. 248. Оп. 14. Кн. 766. Л. 183.

' РГАДА. ф. 248. Оп. 14. Кн. 808. Л. 305-306 об.

* РГИА. Ф. 796. Оп.13. Д. 190. Л.1-!об.

в староверии чего-то предосудительного и начинали преследования «раскольников» лишь по требованию вышестоящих органов. Такое «снисходительное» отношение провинциальных чиновников стало важным фактором выживания «старой веры».

В первой главе также показано, что конец XVII - первая половина

XVIII в. стали временем формирования специфической старообрядческой религиозной культуры, то есть системы культовых действ, религиозных текстов и авторитетов, святынь, религиозно-бытовых предписаний. Факты из истории центрально-черноземных территорий говорят о том, что старообрядчество в первые десятилетия после раскола, и старообрядчество в середине XVIII в. - не совсем одно и то же. В первом случае старообрядцы - прежде всего противники церковных нововведений, традиционалисты, не согласные с господствующей церковью, но продолжавшие считать себя православными. Во втором случае -это носители специфических религиозных учений и практик. Формировавшаяся религиозная культура опиралась не только на старые обряды, но и располагала собственной литературой, святынями, «праведниками», местами отправления культа, системой привлечения священнослужителей (у поповцев) и совершения религиозных обрядов «простолюдинами» (у беспоповцев). Наиболее последовательные старообрядцы середины XVIII в. осознавали свои конфессиональные отличия от православной массы не только на уровне обрядов, но и на уровне идеологии (учения о господствующих в мире «ересях» или даже «антихристе»). Религиозная культура, ориентированная на верность старине, содержала в себе и принципиально новые элементы - этого требовало конфессиональное размежевание. Ту же цель отчасти преследовали и религиозно-бытовые предписания старообрядческой среды о ношении костюмов старинного покроя, бород, отказ от совместного с «никонианами» приема пищи. Появление особой старообрядческой культуры создавало предпосылки для окончательного конфессионального оформления старообрядчества, однако последнему мешала репрессивная политика регулярного государства: власть стремилась воспитать в подданных боязнь «раскола». Материалы Центрального Черноземья свидетельствуют, что многие верующие в российской провинции оказывались одновременно приобщенными к двум религиозным культурам - старообрядческой и официально-православной.

В третьей главе «Конфессиональное оформление и функционирование старообрядческих сообществ Центрального Черноземья в условиях складывания правомерного государства в 1760-е - 1850-е гг.» рассматривается процесс консолидации старообрядческих сообществ Центрального Черноземья в эпоху «патерналистской» монархии в 1761 - 1825 гг., их функционирование в условиях правомерного «бюрократического» государства Николая I, исследуется история местных единоверческих приходов в первой половине

XIX в.

Показано, что старообрядческие сообщества Центрально-Черноземного региона в 1760-е - 1850-е гг. перешли на качественно новый уровень социального бытия, завершив свое конфессиональное оформление и получив опреде-

ленные возможности для открытого существования. В отличие от предшествующей эпохи, когда староверие чаще всего оказывалось утаиваемой от государства «преступной» склонностью, а его открытое исповедание было уделом немногих зажиточных верующих, в рассматриваемый период оно уже предстает как широко распространенный вариант «легальной» религиозной идентичности. Если в 1748 г. на центрально-черноземной территории проживало 536 «записных раскольников» и аморфная масса «сочувствующих» старообрядчеству верующих, то в 1826 г. здесь имелось более 33 тыс. зарегистрированных государством староверов.

Перемены, произошедшие в жизни старообрядческого мира, оказались связаны с развитием российской государственности. Последние десятилетия XVIII в. и первая половина XIX в. стали временем постепенного складывания в России основ правомерного государственного строя. Формирование норм уважения к «естественным правам» и частной жизни отдельных людей (пусть и не закончившееся в этот период) изменило правовой климат и систему отношений между властью и населением, привело к их относительной либерализации. Вероисповедная политика правительства отразила либеральные тенденции: с 1762 г. до 1822 г. законы и постановления не ухудшали (а в ряде случаев улучшали) положение «ревнителей старой веры». Так, начав свою деятельность в вероисповедной сфере с амнистии по «раскольническим делам» в 1762 г., правительство Екатерины II последовательно предприняло ряд мер для возвращения староверам гражданских прав (право судебной присяги, право записываться в купеческое сословие, отмена налоговой дискриминации, возможность вернуться на родину бежавшим старообрядцам и т.д.). Политика такого рода была продолжена правительствами Павла I и Александра I, де-факго предоставившими «ревнителям старины» возможность свободного строительства культовых сооружений и привлечения священнослужителей из рядов господствующей церкви. Староверие стало хоть и порицаемой, но терпимой религией.

История старообрядческих сообществ центрально-черноземных губерний достаточно явственно отразила указанные тенденции. Уже в 1760-е гг. здесь наблюдается волна демонстративных проявлений склонности к староверию (на это жаловались архиереи Белгородской, Воронежской и Тамбовской епархий)1, а число записавшихся в «раскол» резко вырастает (в случае с Воронежской губернией - в 6,8 раза за десять лег). К концу столетия о своем староверии открыто заявляют состоятельные представители купеческого сословия: Шеле-ховы, Титовы, Голиковы, Сыромятниковы, Полевые, Ситниковы, Калугины, Гапонцовы, Калошины, Сапуновы, Силины, Лысенковы, Асетринкины, Карасе-вы, Пондрины, Богомазовы, Никифоровы и другие представители уважаемых в Центральном Черноземье предпринимательских династий2.

В последней трети XVIII столетия старообрядческие богослужения переносятся из «потаенных» мест и частных усадеб в специально организуемые молитвенные дома, практически не скрывавшиеся от власти. Наибольшее коли-

1 РГИА. Ф. 796. Оп. 47. Д. 36. Л. 22-27; Д391. Л. 1-26.

1 ГАКО, Ф. 217. Оп. 1. Д. 709; ГАТО. Ф.181. Оп.1. Д. 706, 1150.

чество таковых (четыре) в 1770-1790-е гг. было построено в Курске, крупный молитвенный дом с часовней в 1780-е гг. был выстроен в г. Спасске1. На рубеже XVIII - XIX вв. аналогичные молитвенные помещения и часовни появились в других городах (Рыльске, Моршанске, Обояни, Щиграх, Судже), а также многих селах й деревнях центрально-черноземного региона. Явственным признаком выхода местных старообрядцев из «потаенного» состояния к началу XIX столетия служит поданное в 1799 г. «покорнейшее прошение» на имя императора Павла I от курских купцов во главе с А.И. Титовым о разрешении построить церковь2.

К 1820-м гг. старообрядческий мир в каждой из центрально-черноземных губерний выглядел сформировавшимся и открытым, сторонники «древнего благочестия» официально исчислялись тысячами. Особенно сильными их позиции оказались в «купеческих» городах - Рыльске (Курская губерния) и Спасске (Тамбовская губерния): здесь «ревнители старой веры» контролировали органы городского управления, а их часовни располагались на центральных улицах.

Охранительный внутриполитический курс, стремление правительства к регламентации общественной жизни и недопущению «своеволия», характерные для 1825-1855 гг., привели к возобновлению государственного давления на старообрядческие общины. Культивировавшаяся в то время идея «общественного порядка» и «благочиния» предопределила интенсивную борьбу с внешними, публичными проявлениями «старой веры». Под влиянием административно-полицейского воздействия староверие отчасти вернулось к латентному существованию: количество старообрядческих часовен, молитвенных домов и священнослужителей на территории Центрального Черноземья резко уменьшилось. Достаточно серьезной для местных старообрядцев стала проблема вынужденных присоединений к господствовавшему исповеданию. Анализ архивных материалов показал, что в этих случаях совместные действия церковных и гражданских властей опирались на однообразную схему: в том или ином селении, где староверие было слишком заметным, начиналось следствие по фактам «оказательства» или пропаганды «раскола». Предъявив «ревнителям старины» обвинение и грозя судом, власти предлагали им отказаться от «лжеучений» и войти в лоно официально-православной церкви. В случае, если старообрядцы соглашались, судебное преследование прекращалось. Как следствие, центрами религиозной жизни сторонников «древнего благочестия» в 1840-1850-е гг. стали частные дома, лесные избы, «пасеки», которые не могли классифицироваться как места «публичного оказательства раскола». Например, к концу 1830-х гг. на территории Обоянского уезда Курской губернии формально осталась только одна старообрядческая моленная из четырех, однако параллельно появилось восемь новых «пасек», располагавшихся вдали от сел и деревень и ставших прибежищами для старообрядческих уставщиков.

Местные власти обычно не препятствовали существованию таких мест, проявляя гораздо меньше рвения в деле борьбы с «расколом», чем центральные

' ГАТО. Ф. 4. Оп. 1. Д 1280. Л. 45.

2 РГИА. Ф. 796. Оп. 80. Д. 584. Л. 1-1 об.

инстанции. При этом количество «ревнителей старины» в целом оставалось более-менее стабильным: «обращения», осуществлявшиеся представителями официально-православной церкви при поддержке администрации и судебных органов, обычно оказывались лишь формальными. Провинциальных функционеров такое положение вполне устраивало: они боролись с «расколом» постольку, поскольку этого требовали правительство и церковь, но при этом, судя по архивным документам, практически никогда не проявляли собственной инициативы. Представители власти на местах (на уровне небольших городов, уездов, волостей, сел) обычно не проявляли желания обострять отношения с зажиточными и сплоченными общинами староверов. В диссертации показано, что в ряде случаев имело место покровительство местных чиновников «средней руки» по отношению к латентно существующей «старой вере».

Новым инструментом преодоления церковного раскола с начала XIX в. стало единоверие. Его появление в 1800 г. было связано со стремлением российских властей и господствующей синодальной церкви ликвидировать религиозную независимость старообрядцев, дав возможность «ревнителям старины» следовать старым обрядам, при канонической зависимости от «новообрядче-ских» архиереев. Сам факт появления этой формы религиозного объединения старообрядцев и «господствующей» церкви косвенно отразил формирование правомерного государства и либерализацию его вероисповедной политики. Если в XVIII в. государство порицало староверов, предлагая им (или принуждая их) «оставить заблуждения» и присоединяться к официальному православию на общих основаниях, то с начала XIX столетия гражданские власти начали помогать церковным в достижении компромисса с «ревнителями старины» (формой которого и стали единоверческие приходы).

В диссертации показано, что первый из единоверческих приходов на территории Центрального Черноземья начал формироваться в Курске с начала 1800 г., за несколько месяцев до официального учреждения единоверия в России. В него вошли наиболее лояльные к официальной церкви представители местного старообрядческого сообщества. К 1817 г. их численность достигла 714 человек1. Вплоть до 1830-х гг. Успенский единоверческий приход оставался единственным не только в Курской епархии, но и во всем Центральном Черноземье. Условий для быстрого распространения единоверия в первой четверти XIX в. не было, поскольку староверие фактически не преследовалось. Более заметный рост единоверия на региональном уровне наблюдался в конце 1830-х - 1840-е гг., когда борьба с «расколом» вновь оказалась среди важных внутриполитических. задач. В этот период совместными усилиями гражданских и церковных властей были организованы приходы в г. Рыльске и с. Дерлово Фа-тежского уезда Курской губернии, г. Моршанске Тамбовской губернии, в с. Аношкино Валуйского уезда и слободе Колодеевой Бобровского уезда Воронежской губернии. В то же время, изученные источники дали возможность сделать вывод, что, несмотря на внешнюю привлекательность, единоверие не

1 ГАКО. Ф. 217. Оп. 1. Ф. 709. Л. 1.

стало популярным у старообрядцев Центрального Черноземья. Во всех трех епархиях этого региона к середине XIX в. единоверцев имелось менее двух тысяч, при этом многие являлись таковыми лишь по формальным признакам и продолжали пользоваться услугами старообрядческих священнослужителей и уставщиков. Такое явственное неприятие единоверия рассматривается в диссертации как симптом значительного духовного отдаления старообрядческого мира от официально-православной среды в рассматриваемый период.

В четвертой главе исследования «Старообрядческий мир Центрального Черноземья в эпоху социально-политической трансформации второй половины XIX - начала XX в.» рассматриваются численность, социальный состав, конфессиональная организация старообрядческих сообществ Центрального Черноземья, характеризуются правоприменительные практики в отношении местных старообрядцев в 1855 - 1905 гг., анализируются особенности существования старообрядческого мира в условиях формирования правового общества в 1905-1916 гг.

В данной главе отмечается, что к началу пореформенного периода российской истории старообрядческие сообщества заняли стабильную нишу в социальной и религиозной жизни центрально-черноземного региона и сохраняли ее вплоть до 1917 г. При этом местный старообрядческий мир, по мере ослабевания «охранительных» тенденций в жизни общества, постепенно становился все более открытым, а его религиозная жизнь - более публичной.

В середине 50-х гг. XIX в. в центрально-черноземных губерниях всего имелось примерно 29 тыс. официально зарегистрированных староверов, на рубеже XIX и XX веков - около 41 тыс., а в 1915 г. - почти 54 тыс. Значительную группу населения (сопоставимую по численности с «записными» староверами), кроме того, составляли и так называемые «незаписные старообрядцы» -верующие, крещенные в православных приходских церквях, но фактически не являвшиеся их прихожанами. Количество старообрядцев постепенно, без резких колебаний, увеличивалось за счет естественного прироста, а после 1905 г. и за счет эпизодических присоединений склонных к «старой вере» православных верующих. По своим социальным характеристикам старообрядчество центрально-черноземного региона было сообществом крестьян, мещан и купцов, чья «зажиточность» не раз отмечалась современниками. Дворяне в старообрядческой среде были редким исключением и как по внешнему виду, так и по образу жизни мало напоминали европеизированных представителей высшего сословия.

Вплоть до конца рассматриваемого периода старообрядческий мир Центрального Черноземья оставался неоднородным, распадаясь на три основных направления (толка, согласия) - беспоповцев, беглопоповцев и «белокриниц-ких» староверов. Говоря о количественном распределении местных старообрядцев по толкам (согласиям) в рассматриваемый период, можно отметить его несовпадение с аналогичным распределением на общероссийском уровне. Вплоть до революции 1917 г. в центрально-черноземных губерниях численно преобладали беглопоповцы, - толк, наименее распространенный в империи,

составлял около 40% от всех местных «ревнителей старины». Также значительный удельный вес имели беспоповцы (также около 40%), а представители наиболее влиятельной в России Белокриницкой иерархии, напротив, находились здесь в меньшинстве.

В работе показано, что роль, которую играли указанные направления в духовной жизни региона, определялась не столько их численностью, сколько активностью пропаганды собственных взглядов. В качестве представителей отдельных конфессиональных сообществ староверы неизменно выступали в качестве духовной «оппозиции» по отношению к господствующей цджви. Наиболее радикальную позицию в этом отношении занимали беспоповцы, не пользовавшиеся услугами священнослужителей, считавшие синодальную церковь «слугою антихриста», а свои общины - единственным местом, где человек может спастись перед приближающимся «светопреставлением». Вплоть до конца рассматриваемого периода они активно отстаивали и распространяли свое религиозное учение, постоянно полемизируя по этому поводу с представителями господствующей церкви. Старообрядцы других толков (беглопоповцы и «белокриницкие» староверы) проявляли гораздо меньше радикализма, однако также весьма скептически относились к церковными новшествам, стремясь в собственной религиозной жизни во всем следовать дониконовским традициям. Претендуя на роль хранителей «истинного православия», пропагандируя свои взгляды (особенно после объявления вероисповедных свобод в 1905 г.) и дискутируя с представителями господствующей церкви, старообрядческие сообщества являли собою некий духовный «противовес» официальному православию. Весьма заметной после 1905 г. стала деятельность «белокриницких» старообрядцев, составившая конкуренцию официальному православию в Обоян-ском и Льговском уездах Курской губернии, Моршанском уезде Тамбовской губернии.

Правовое и общественное положение старообрядцев во второй половине XIX - начале XX в. существенно изменилось в лучшую для них сторону. Из гонимой и притесняемой формы вероисповедания, само существование которой признавалось властями вредным для России, старообрядчество превратилось в респектабельную форму вероисповедания, вполне признаваемую законом. Эта перемена была вызвана изменениями в государственной вероисповедной политике, определявшимися, в свою очередь, модернизационными процессами в России. Либерализация общественной жизни накануне и в ходе «великих реформ» сделала невозможным сохранение ситуации, при которой многомиллионная масса верующих, вполне законопослушная и здоровая в нравственном отношении, не имела религиозных и гражданских прав. Поэтому с конца 1850-х гг. на уровне постановлений, предписаний и законов наблюдается постепенное смягчение позиции высшей власти к «старой вере». Это смягчение логически вылилось в появление «старообрядческого» закона 1883 г. («О даровании раскольникам некоторых прав...»), признавшего за староверами, хотя и с большими ограничениями, право на исповедание своей веры.

В диссертации продемонстрировано, что данный закон точно характеризовал состояние вероисповедного вопроса в России второй половины XIX в. С одной стороны, на законодательном уровне было окончательно утверждено право староверия на существование; с другой - законодатели все еще исходили из традиционного для власти представления о вредности «раскола». Такая двойственность отразилась в неопределенных формулировках названного правового акта и сделала возможным его разное толкование. В результате трактовка закона местной властью оказалась не менее важна для старообрядцев, чем сам закон. Провинциальная администрация, как и в предыдущие периоды, не была склонна к «крутым мерам» в отношении старообрядческих общин, однако в силу инерции, сложившихся представлений и привычек, продолжала проводить ограничительную политику в данном вопросе. В частности, из-за тесной связи светских властей с официальной церковью получить разрешение на открытие моленной староверам было чрезвычайно сложно, а «самочинная» организация таковой влекла за собой санкции. Так, в 1892 - 1895 гг. на территории центрально-черноземных губерний (в первую очередь Курской) полицией было закрыто несколько десятков молелен, построенных без соответствующего разрешения, с изъятием оттуда всех культовых принадлежностей1. В ряде случаев имели место судебные разбирательства по фактам «оказательства раскола» в виде пения на старообрядческих похоронах2. Рассмотренные материалы также свидетельствуют о трудностях, возникавших у староверов при заключении браков, передаче наследства и т. д. Браки, освящавшиеся старообрядческими священниками или наставниками, законом не признавались, а специально предусмотренная процедура регистрации брака в полиции была неприемлема для «ревнителей старины» из-за необходимости признать себя «раскольниками». Как следствие, большинство старообрядческих пар жили незарегистрированными, что влекло за собой трудности при узаконении детей и передаче наследства. Попытки узаконить отношения при помощи официально православного священнослужителя также не решали проблемы, так как дети от такого брака формально считались «православными» и воспитание их в старообрядческих традициях становилось основанием для обвинения родителей в «пропаганде раскола». Так, в 1888 г. было начато следствие по обвинению крестьянина дер. Леплейки Спасского уезда Тамбовской гернии И.Суворина в попытке «обратить в раскол» шестерых православных, каковыми оказались крещенные в приходской церкви дети местных «ревнителей старины»3. В с. Бирюковке Суд-жанского уезда Курской губернии в 1896 г. проходило следствие по факту «воспитания детей в расколе» девяноста двумя местными староверами4.

Гораздо более действенными оказались законодательные акты 19051906 гг., полностью уравнявшие староверов в правах с остальным населением и предоставившие им независимость в религиозной сфере. Провозглашение ве-

1ГАКО. Ф. 20. Оп. 2. Д. 405. Л.92-254.

1 ГАКО. Ф.ЗЗ. Оп. 2. Д 6231. Л. 1-4.

3 РГАДА. Ф. 1431. On. 1. Д. 3576, Л. 1-113.

4 ГАКО. Ф. 33. Оп. 2. Д6259. Л 5-7.

роисповедных свобод привело к заметному оживлению жизни старообрядческого мира Центрального Черноземья. Староверы были освобождены от опеки полиции и получили свободу в отправлении культа. Последующее десятилетие охарактеризовано в диссертации как период институализации сообществ «ревнителей древнего благочестия». С 1905 г. обычным явлением в центральночерноземных губерниях стали старообрядческие крестные ходы и публичные процессии, визиты агитаторов-начетчиков из других губерний, началось активное распространение старообрядческой литературы. В 1907 г. Курским губернским правлением была зарегистрирована «Рыльская община старообрядцев Ветковского согласия»; в ходе последующих восьми лет свое существование официально оформили еще двадцать две общины староверов в трех губерниях. Параллельно шло строительство новых молитвенных домов и церквей. Так, значительными событиями для старообрядческого мира губернии явилось открытие церквей св. Дмитрия Солунского во Льгове, св. Николая Чудотворца в с. Ивановском Льговского уезда, св. Василия Великого в Обояни, Успения Богородицы в Моршанске и т. д.

В отдельных случаях старообрядческим общинам приходилось бороться с консерватизмом отдельных чиновников, считавших публичные проявления староверия нежелательными. Наиболее яркий пример в этом отношении связан с историей регистрации Успенской общины в г. Моршанске Тамбовской губернии, в ходе которой местным «ревнителям старины» пришлось обращаться к П. А. Столыпину. Тем не менее, подобные явления стали редкостью. Светские чиновники в большинстве своем научились смотреть на староверие как нормальное явление, а на его представителей - как полноправных верующих. Такие перемены пошли на пользу не только старообрядцам, но и обществу в целом, внеся разнообразие в его культурную жизнь, а также способствуя оздоровлению нравственного климата через улучшение межконфессиональных отношений.

В пятой главе работы «Старообрядческие сообщества н официально-православная церковь в последней трети XVII - начале XX вв.: динамика взаимоотношений и взаимовлияния» рассматривается борьба духовных властей центрально-черноземных епархий с «расколом» до середины XIX в., прослежена история организации и деятельности «внутренней миссии» государственной церкви в старообрядческой среде во второй половине XIX - начале XIX в., анализируются взаимоотношения церковных структур и старообрядческих сообществ в условиях веротерпимости 1905 - 1917 гг.

Показано, что на протяжении двух первых столетий существования старообрядческого движения «господствующая» церковь не располагала собственной четкой системой борьбы с ним. Поскольку «оказательства раскола» по закону преследовались гражданской властью, представителям «ведомства православного исповедания» оставалось только духовно обосновывать эти преследования, а также периодически дополнять их миссионерскими проповедями и поучениями. До 1830-х гг. приходские священнослужители редко выполняли миссионерские функции, чаще оказываясь лицами, от которых светская власть

ждала сведений о проявлениях инакомыслия. Каким образом дополнять действия гражданской власти по борьбе с «расколом», решал уже каждый отдельно взятый архиерей. Как следствие, в разных епархиях и на разных временных отрезках политика духовных властей по отношению к старообрядческим общинам была разной.

Тем не менее, при всем многообразии применявшихся методов, к середине XIX в. сформировалось три основные направления деятельности духовных властей по преодолению церковного раскола. Первое - привлечение старообрядцев к ответственности посредством обращения к гражданским властям и «противораскольническим» законам. Второе - эпизодическая миссионерская работа в среде староверов, сопровождавшаяся административным нажимом на них. Третье - усовершенствование приходской жизни, попытки сделать ее более привлекательной для старообрядцев. Два первых направления периодически давали видимые (формальные) результаты, однако победы, одержанные с помощью административно-полицейских мер, не были прочными, они основательно разрушали церковный авторитет. Третье направление, представленное в деятельности наиболее выдающихся архиереев (воронежских митрополита Митрофана и епископа Тихона, курского архиепископа Илиодора), быстрых результатов дать не могло, однако способствовало благополучию официально-православной церкви как хранительницы духовных устоев.

Вторая половина XIX и первые годы XX в. стали периодом заметной активизации миссионерской деятельности официально-православной церкви на территории Центрального Черноземья. В отличие от государственных структур, духовные власти не были склонны признавать за верующими право на самостоятельное осмысление религиозных норм. В 1870-е - 1880-е гг. в церковных кругах создается система внутренней миссии, призванная обеспечить постоянное духовное воздействие на отпавших от государственной религии людей. Формирование этой системы привело к появлению новой категории священнослужителей - профессиональных миссионеров, главной обязанностью которых стала не приходская служба, а «увещевания заблудших» и антираскольническая риторика. В 1875 г. было создано «Тамбовское Богородично-Казанское миссионерское братство», призванное «содействовать ослаблению раскола». В 1885 г. аналогичный орган появился в Воронежской епархии (Братство св. Митрофана и Тихона), а в 1891 г. - в Курской (Курское Епархиальное Братство преп. Феодосия Печерского)1. Для координации деятельности приходских священнослужителей по борьбе с «расколом» были учреждены должности епархиального и окружных миссионеров. Миссионеры и члены Братств распространяли в народе «противораскольничью» литературу, организовывали .религиозно-нравственные чтения, увещевали «заблудших». При этом до 1905 г. часто использовалась помощь полиции. Например, массовое «увещевание» староверов с. Верхнее Березово Суджанского уезда в 1897 г. удалось провести после того,

' См.: Отчет Тамбовского Богородично-Казанского миссионерского братства за 1875-1876 гг. Тамбов. 1877; Отчет Братства св. Митрофана и Тихона за 1886-1887 гг. Воронеж, 1889; Отчетные сведения о деятельности Курского Епархиального Братства преп. Феодосия Печерского за 1892-1893 гг. Курск, 1894.

после того, как полицейский пристав пригрозил подвергнуть их уголовной ответственности за «удержание детей в расколе»1.

Несмотря на значительные масштабы миссионерского воздействия, результаты внутренней миссии оказывались довольно скромными, ежегодно выражаясь в нескольких десятках присоединенных к государственной церкви верующих. Как показало исследование, единственной эффективной мерой воздействия на старообрядческий мир центрально-черноземных губерний было косвенное влияние на него через привлечение молодых староверов в церковные школы с их дальнейшим «перевоспитанием». Многочисленные отзывы современников свидетельствуют, что в этом случае официальная церковь могла рассчитывать на их лояльность, однако данное воздействие было ограничено небольшим количеством староверов, посещавших школу. Другие методы, используемые духовными властями для переубеждения отпавших от православной церкви верующих, приносили неудовлетворительные результаты.

В условиях формирования религиозной толерантности в российском обществе после 1905 г., подход церковных структур к решению проблемы «раскола» и задачам «внутренней миссии» несколько изменился. Если раньше ста-роверие рассматривалось господствующей церковью как несомненное зло, проявление «невежества и гордыни», подлежащее миссионерскому «врачеванию», то после объявления вероисповедных свобод эта позиция была пересмотрена. В работе показано, что в епархиях Центрально-Черноземного региона было усилено внимание к единоверческим приходам (особенно заметно оно оказалось в Курской епархии). Ставка епархиальных властей на единоверие как средство преодоления церковного раскола и признание единоверческих приходов «истинно православными» означали фактическое признание ими старообрядческих богослужебных и культурных традиций. Теперь староверы в большинстве случаев критиковались лишь как нарушители церковного единства. Однако, несмотря на все предпринимавшиеся представителями господствующей церкви усилия по популяризации единоверия среди «ревнителей старины», эта форма церковного единения была признана лишь небольшой частью старообрядцев. Из всех имевшихся в Центральном Черноземье единоверческих приходов за период с 1907 по 1916 г. свою численность увеличили только два самых молодых - в с. Нижних Деревеньках Льговского уезда (с 50 до 186 человек) иве. Чаплыгино Курского уезда (с 39 до 55 человек)2. Скептическое отношение большинства староверов к этому простому способу воссоединения с господствующей церковью без изменения привычной обрядности свидетельствовало об их стойком неприятии официального православия.

Малая успешность миссионерских мероприятий в рамках борьбы с «расколом» объяснялось, с одной стороны, крепостью старообрядческих традиций, а с другой, - очевидными проблемами, которые испытывала сама господствующая церковь (зависимость от государства, низкий авторитет священно-

1 ГАКО. Ф.ЗЗ. Оп. 2. Д.6238. Л.4.

2 Данные о численности единоверцев в 1916 г. можно почерпнуть из уже указанного источника: ГАКО. Ф. 20. Оп. 2. Д. 405. Л. 7-68.

служителей, деградация культа). Неуспех внутренней миссии в целом сделал очевидным тот факт, что проблема церковного раскола не может быть решена с помощью «увещеваний», а требует прежде всего самосовершенствования господствующей церкви.

Анализ истории взаимоотношений официально-православных структур и старообрядческих сообществ с конца XVII до начала XX в. дал возможность сделать еще один важный вывод: наличие старообрядческих общин на той или иной территории часто способствовало оживлению религиозной жизни в окружающей официально-православной среде. Наиболее дальновидные православные иерархи с конца XVII столетия (начиная с воронежского митрополита Митрофана) осознавали недостаточность репрессивных и миссионерских мер для решения проблемы церковного раскола, а потому прилагали значительные усилия для усовершенствования церковной жизни на местах. Стремясь сделать православную среду более привлекательной для старообрядцев, они призывали подопечных клириков быть примерами благочестия. Деятельность священнослужителей в приходах, «зараженных расколом», обычно оказывалась под пристальным контролем, от них требовались образцово-показательные проповеди, «уставные» богослужения, активная работа с прихожанами вне храмов. В местах концентрации староверов епархиальные власти обычно стремились построить православные храмы, туда же по возможности направлялись наиболее грамотные и хорошо себя зарекомендовавшие священнослужители. Практика распределения лучших церковных кадров в зависимости от наличия «раскола» в тех или иных приходах к середине XIX в. становится заметной на уровне предписаний Св.Синода.

В период либерализации государственной вероисповедной политики (особенно после 1905 г.) необходимость совершенствования внутренней церковной жизни стала очевидной для массы провинциальных клириков Центрального Черноземья. Преодолеть раскол (равно как и развивавшееся сектантство) в условиях веротерпимости можно было только с помощью положительного примера. Поэтому миссионерские мероприятия в последнее десятилетие существования Российской империи в ряде случаев оказывались связаны с попытками оживить провинциальную церковную жизнь. Такие попытки, оказавшиеся недостаточными для преодоления церковного раскола, тем не менее, способствовали поиску новых подходов к работе с прихожанами, приводили к активизации духовной жизни православных приходов. Даже в тех случаях, когда «отпавших от церкви» не получалось возвратить в «ее лоно», потраченные усилия могли оказаться полезными как для самих священнослужителей, так и для их прихожан.

В шестой главе «Старообрядческий мир в культурном пространстве Центрального Черноземья в условиях российской модернизации» анализируются особенности старообрядческого менталитета в период социальной модернизации второй половины XIX - начала XX в., характеризуется религиозно-бытовой уклад повседневной жизни «ревнителей старины», рассматривается динамика развития взаимоотношений между староверами и окружающим

их населением, исследуется роль семьи и общины в сохранении старообрядческой идентичности в рассматриваемый период.

Исследование продемонстрировало, что во второй половине XIX - начале XX в. явственно обозначился культурный разрыв между большей частью российского общества и его наиболее консервативной составляющей - старообрядчеством. Старообрядческий мир Центрального Черноземья в меньшей степени подвергся влиянию социальной модернизации, чем население этого региона или всего государства в целом. Разрушение патриархального уклада, ослабление религиозного начала в повседневной жизни, капитализация человеческих отношений, ставшие реальностью в России в этот период, для большинства староверов были не столь характерны. Такую культурную устойчивость предопределили особенности менталитета староверов. Его характерной особенностью была уверенность в «испорченности» мира, его регрессивном развитии после церковных реформ XVII в., означавших для старообрядцев отступление от «истинной веры». В местном старообрядческом фольклоре конца XIX -начала XX в. настойчиво проводится мысль о том, что прошлое лучше настоящего. В рукописях и духовных стихах староверов идеализировалась донико-новская Русь («Третий Рим»), а история «олатиненной» России XVIII - XIX веков., напротив, определялась как «время, достойное плача», преддверие прихода антихриста. Скептическое отношение к современности отражалось и в поисках рыльскими крестьянами-старообрядцами легендарной страны Беловодье, олицетворявшей «старинный и праведный» жизненный уклад. Такая идеализация старины определяла стремление староверов быть похожими на «благочестивых предков», а ожидание близкого светопреставления делало особенно важной проблему спасения души в узком кругу единомышленников - последних «истинных христиан». Поэтому, вопреки тенденциям российской модернизации, главными ценностями для староверов оставались традиция, религия и община.

Отношение «ревнителей старины» к образованию и предпринимательской деятельности в рассматриваемый период в целом соответствовало консервативным православным установкам. Образование ценилось староверами, прежде всего, как средство познания Слова Божия; изучение наук с практическими задачами не считалось обязательным; материальное богатство являлось ценностью постольку, поскольку оно могло принести пользу «старой вере». Состоятельные старообрядцы считали своим долгом строить храмы, приобретать церковную утварь, заниматься благотворительностью. При этом их состояния рассматривались не столько как частная собственность, сколько в качестве достояния общины. Капиталистические отношения западного типа, основанные на индивидуализме, в старообрядческой среде не приживались; в течение рассматриваемого периода староверы в основной своей массе оставались противниками частной собственности на землю. Главным мотивом, определявшим активную хозяйственную деятельность старообрядцев, было стремление возвысить «старую веру» и поддержать достойное существование ее хранителей. В диссертации приводятся факты из биографий фатежского купца Н.М. Щербако-

ва, предпринимателей Г. Карасева (г. Спасск) и Д. Шарапова (сл. Михайловка), «крепкого» крестьянина с. Воробьевки Щигровского уезда Т.Н. Воробьева, а также из истории семейства Кошкаровых Белгородского уезда, подтверждающие данный тезис. Богатые представители старообрядческих сообществ рассматривались как «патриархи», «отцы» и покровители своих общин, а их состояния де-факто оказывались гарантами процветания религиозной жизни.

Анализ жизненного уклада староверов Центрально-Черноземного региона показал, что набожность и традиционализм в их мировоззрении существенно отражались на повседневной жизни старообрядческих общин во второй половине XIX - начале XX в. Так, очень ярко эти свойства проявились в важнейшей сфере старообрядческой повседневности - богослужениях. Центрами религиозной жизни старообрядцев были моленные, находившиеся либо в отдельных помещениях, либо в домах наставников; после 1905 г. к ним добавилось несколько больших церквей. Богослужения проходили по обрядам, утвержденным Стоглавым собором 1551 г., с использованием традиционных для средневековой Руси лестовок и подручников, а также «крюковых» певческих книг. Верующими надевалась специальная «моленная одежда», сохранявшая черты русского национального костюма. Современниками, включая курских архиереев, отмечались продолжительность старообрядческих богослужений (5-6 часов), активное участие в них всех верующих и скрупулезное соблюдение староверами всех обрядовых тонкостей. В быту набожность «ревнителей старины» проявлялась в особой строгости постов, скептическом отношении к танцам, внецерковной музыке, курению.

Недостаток священнослужителей (у поповцев) или их полное отсутствие (у беспоповцев) заставляли рядовых членов старообрядческих общин самостоятельно толковать те или иные догматы Священного Писания. Важной составляющей их повседневной жизни были «споры о вере» с представителями других толков и «никонианами». Все это требовало самообразования, осуществлявшегося при помощи дониконовских церковных книг или их копий. Любовь к книгам определяла относительно высокий уровень грамотности староверов. Так, если в 1884 г. доля грамотных в Курской губернии в целом составляла 8,1%, то в отдельных старообрядческих поселениях (с. Благодатное, с. Пушкар-ное, д. Верхнее Жадино и т. д.) она доходила до 40 - 45%.

В ходе исследования было выявлено, что и в начале XX в. старообрядцы в основной своей массе сохраняли приверженность к традиционной русской одежде, категорически отвергая при этом ассоциировавшиеся с «латинством» бритье бород и использование косметики. В отличие от столичных старообрядцев, порой сочетавших идеалы «старой веры» с европейской внешностью, у провинциальных старообрядцев и в начале XX в. сохранялись строгие требования к внешнему виду: за увлечение модой, пренебрежение традиционным костюмам (особенно в моленной или церкви) следовали суровые санкции со стороны общины. Традиционализм проявлялся во внугриобщинных отношениях староверов, характеризовавшихся высоким авторитетом «стариков». В старооб-

рядческих общинах сохранялись некоторые древнерусские обычаи, например, обычай «тайной милостыни» - тайной помощи нуждавшимся членам общины.

Стремление сохранить свою веру и обычаи «непорушенными» определяло относительную обособленность старообрядческого мира Центрального Черноземья от остального населения. Вплоть до 1917 г. современниками отмечалась «замкнутость» староверов, выражавшаяся в стремлении избегать разговоров или совместных трапез с нестарообрядцами - «мирскими». Тем не менее, под влиянием модернизационных процессов эта изоляция стала уменьшаться. Либерализация государственной конфессиональной политики дала возможность старообрядцам пропагандировать свои взгляды, что приводило к неизбежным контактам с окружающим населением. Кроме того, достаточно распространенным явлением в рассматриваемый период стали межконфессиональные браки, смягчавшие отношение «ревнителей старины» к «мирским».

Исследование показало, что важнейшим фактором, определявшим крепость традиций и преемственность поколений в старообрядческой среде, было воспитание молодежи. Важным условием его успешности была изоляция ребенка от посторонних влияний, а ответственность за воспитание молодежи делили семья и община. В начале XX в. в старообрядческих семьях сохранялся патриархальный уклад, соответствующий установлениям написанного в XVI в. «Домостроя». Власти отца придавалось сакральное значение, от детей требовалось беспрекословное подчинение. Здесь же практиковался метод раннего трудового воспитания. Община, как правило, брала на себя функцию обучения молодежи, привлекая для этого авторитетных староверов - «мастеров грамоты». Такие «мастера» имелись во многих населенных пунктах губерний Центрального Черноземья. Кроме того, функции учителей в старообрядческих общинах часто брали на себя «скитницы» - незамужние девы, посвятившие жизнь молитве и посту. Обучение носило церковный характер, предметом изучения были священные книги и молитвы, предпочтение отдавалось церковнославянскому языку. Невнимание к «мирским» наукам, становившимся все более востребованными в ходе модернизации, привело к тому, что некоторые местные «ревнители старины», начиная с 80-х годов XIX в., стали вопреки традиции отдавать своих детей в государственные школы. Таких детей, однако, было немного (максимум по Курской губернии -237 чел. в 1904 г.)1. При этом обучение в государственной школе рассматривалось как вынужденная, нежелательная мера. Так, когда в с. Приходьково Дмитриевского уезда в 1912 г. старообрядческая община открыла собственную школу с широким кругом изучаемых предметов, молодые староверы немедленно покинули местную церковную школу и перешли к «своим»2.

Материалы главы также говорят об особом едуховном статусе» старообрядчества в провинциальном культурном пространстве второй половины ХЕХ -начала XX в. Поскольку в условиях социальной модернизации старообрядческий мир все более выделялся крепостью религиозных устоев, в глазах окру-

1 РГИА. Ф. 796. Оп. 442. Д.2033. Л. 30.

2 РГИА. Ф. 796. Оп. 442. Д 2525. Л 24.

жающего населения он оказывался полюсом традиционализма, хранителем народных религиозно-бытовых устоев и своего рода противовесом духовной секуляризации. В диссертации показано, что наличие старообрядческих общин в тех или иных населенных пунктах порой способствовало поддержанию в них православных традиций. Несмотря на конфессиональные различия, официально-православные прихожане часто относились с уважением к представителям старообрядческого мира и в отдельных случаях признавали их духовное превосходство; старообрядческие «скитницы», уставщики и «мастера грамоты» могли выступать в роли духовных наставников не только для «своих», но и для представителей официально-православных сообществ.

В заключении диссертации подведены итоги исследования, сформулированы основные выводы.

Подчеркивается, что история старообрядческих сообществ Центрального Черноземья представляет значительную ценность для воссоздания дореволюционного прошлого «старой веры». Данный регион стал одним из центров формирования старообрядческого движения в последней трети XVII - начале XVIII в. Активная деятельность проповедников «старой веры», многочисленные факты неприятия церковных новшеств представителями духовенства, образование старообрядческих скитов, обителей, монастырей и популярность последних среди местного населения не оставляют сомнений в массовой поддержке старинных церковных устоев.

Движение «ревнителей старины» далеко не сразу получило конфессиональное оформление. Продемонстрировать разрыв с официальным православием до последней трети XVIII в. значило стать противником государственной власти, в ходе интенсивной идеологической борьбы против староверия ее представители многое сделали для того, чтобы образ старообрядца стал отождествляться с образами «бунтовщика» и «смутьяна». В силу этих обстоятельств окончательное оформление старообрядческого мира в Центральном Черноземье произошло в ходе правления Екатерины П, в условиях относительной веротерпимости. До этого грань между старообрядцами и нестарообрядцами была достаточно зыбкой. Значительная часть населения России придерживалась старых обрядов, формально почитая при этом православную церковь и ее служителей.

История староверов центрально-черноземных земель и в XVII, и в XVIII, и в XIX вв. продемонстрировала их большие адаптационные возможности. «Крепкие в вере» старообрядческие общины сумели пережить и суровые гонения, проистекавшие из «драконовских» законов Софьи, Петра I и Анны Иоан-новны и мощный церковно-государственный нажим эпохи Николая I. Более того, оформившись, старообрядческий мир начал оказывать существенное влияние на хозяйство региона, составляя, например, «цвет» рыльского, спасского, моршанского, льговского и обоянского купечества. Немало староверов оказалось среди «крепких» крестьян. Это дает возможность говорить о значительной роли старообрядчества в социально-экономической истории Центрального Черноземья.

Признание прав старообрядцев на свободу вероисповедания и полноценное участие в общественной жизни потребовало длительного времени и проходило очень сложно, однако оказалось предопределено модернизационными процессами. Вторая половина XIX в. и начало следующего столетия стали временем постепенной либерализации государственной вероисповедной политики, на начальном этапе проявившей себя в небольших «уступках заблуждающимся», затем - в вероисповедных свободах 1905 г. В последнее десятилетие существования Российской империи старообрядческие сообщества центрально-черноземных губерний заняли видное место в общественной жизни, регистрируя общины, строя храмы, распространяя собственную литературу.

Основные положения диссертационного исследования отражены в следующих публикациях автора:

Монографии

1. Апанасенок, AB. Старообрядчество Курского края в XVII - начале XX века /A.B. Апанасенок. Курск: КГТУ, 2005. - 196 с. (11,4 п.л.)

2. Апанасенок, A.B. «Старая вера» в Центральном Черноземье: XVII - начало XX века /АВ. Апанасенок. Курск: КГТУ, 2008. - 303 с. (17,7 п.л.)

3. Апанасенок, A.B. Религиозные диссиденты в российской провинции: очерки истории духовных движений Курской губернии в конце XVIII - начале XX вгжа /A.B. Апанасенок. Курск: КГТУ, 2010. -200 с. (10,6 п.л.)

Статьи в ведущих рецензируемых научных журналах, рекомендованных ВАК

4. Апанасенок, A.B. Старообрядческие общины и местная власть в российской провинции начала XX века (на материалах Центрального Черноземья) /A.B. Апанасенок // Вестник Тамбовского университета. Серия: Гуманитарные науки. -

2008, №2(58). - С.426-429. (0,4 п.л.)

5. Апанасенок, A.B. Идеалы и ценности русских староверов в эпоху российской модернизации второй половины XIX - начала XX века (на материалах Центрального Черноземья) /АВ. Апанасенок // Известия РГПУ им. А.И.Герцена. - 2008, №11(66). - С. 145-152. (0,55 п.л.)

6. Апанасенок, АВ. Церковный раскол и генезис староверия на территории Центрального Черноземья во второй половине XVII в. /АВ. Апанасенок // Известия РГПУ им. АИГерцена. - 2008, №11(78). - С.20-27. (0,65 п.л.)

7. Апанасенок, A.B. Старообрядцы и «мирские» в сельском социуме Центрального Черноземья в XIX - начале XX века: эволюция межконфессиональных отношений /АВ. Апанасенок // Вестник Поморского университета. Серия «Гуманитарные и социальные науки». - 2008, №4. - С. 5-11.(0,55 п.л.),

8. Апанасенок, АВ. Влияние староверия на религиозную жизнь православных приходов в центрально-черноземных губерниях России: вторая половина XIX -начало XX в. /АВ. Апанасенок // Известия РГПУ им. АИ. Герцена. - 2009, № 92. -С.9-16. (0,65 п.л.)

9. Апанасенок, A.B. «Раскольники те ужасны своими деяниями....» : из истории борьбы со старообрядчеством в провинциальной России XVIII в. /A.B. Апанасенок // Вестник Тамбовского университета. Серия Гуманитарные науки. - 2009, №3(71). - С. 210-214. (0,5 п.л.)

10. Апанасенок, A.B. История единоверия в провинциальной России: XIX - начало XX в. (на материалах Центрального Черноземья) /АВ. Апанасенок // Вестник Поморского университета. Серия «Гуманитарные и социальные науки». - 2009, №7. -С. 5-12. (0,65 п.л.)

11. Апанасенок, A.B. «Закон законом, а истинная вера одна»: из истории становления веротерпимости в провинциальной России начала XX века /A.B. Апанасенок // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия история России. -

2009, №1. - С.61-67. (0,5 п.л.)

12. Апанасенок, A.B., Авилова H.JL, Горюшкина Н.Е. Исчезнувшая обитель: из истории движения ревнителей старины» в южной России второй половины XVII 8.

/A.B. Апанасенок // Вестник Челябинского государственного университета. - 2009, №23. История. Вып.ЗЗ. - С. 38-44. (0,4/0,3 п.л.)

13. Апанасенок, AB. Старообрядческий мир в социально-культурной и религиозной истории Центрального Черноземья в XIX - начале XX в. /A.B. Апанасенок // Вестник Челябинского государственного университета - 2009, №28. История. Вып.34.-С.114-126. (1 п.л.)

14. Апанасенок, AB., Авилова Н.Л., Горюшкина Н.Е. «Обыкновенная» святыня в «провинциальной глуши»: история Рыльского Николаевского монастыря в XVI -XX вв. /A.B. Апанасенок Н Вестник Челябинского государственного университета. -2009, №32. - История. Вып.35. - С.95-99. (0,4/0,2)

15. Апанасенок, A.B. Старообрядческий мир Центрального Черноземья в XIX -начале XX в.: численность, расселение, социальный состав /АВ. Апанасенок // Научные ведомости Белгородского государственного университета. История. Политология. Экономика. Информатика. - 2009, № 9(64). - Вып.11. - С. 140-147. (0,55 п.л.)

16. Апанасенок, AB. «Борода - лишняя тягота»: российское провинциальное староверие в условиях становления регулярного государства в первой половине XVIII в. /A.B. Апанасенок // Известия Курского государственного технического университета. - 2010, №2(31). - С. 142-149 (0,75 пл.).

Публикации в других изданиях:

17. Апанасенок, A.B. Единоверческие приходы Курской епархии в XIX - начале XX в. /АВ. Апанасенок // Курский край: Научно-исторический журнал №5-6 (25-26). - Курск: Курское обл. научн. краевед, общество, 2002. - С.27-32. (0,25 п.л.)

18. Апанасенок, A.B. Староверы-беспоповцы на курской земле в начале XX в. /A.B. Апанасенок // Курский край: Научно-исторический журнал №5-6 (33-34). Курск: Курское обл. научн. краевед, общество, 2002. - С. 13-18. (0,25 п.л.)

19. Апанасенок, A.B. Старообрядчество и конфессиональная политика Российского государства в конце XIX - начале XX в. (на примере Курской губернии) /A.B. Апанасенок // Правда истории: Сборник научных статей. - Курск: КГУ, 2003. -С. 83-92 (0,6 п.л.)

20. Апанасенок, A.B. Церковная школа как средство борьбы со старообрядчеством в Курской губернии в конце XIX - начале XX в. /A.B. Апанасенок // Время и человек в зеркале гуманитарных исследований: Материалы Пятой Международной летней культурно-антропологической школы молодых ученых «Культура - Образование-Человек»: В 2-х томах. - Т. 1. - Курск: КГУ, 2003. - С. 87-92. (0,3 п.л.)

21. Апанасенок, A.B. Старообрядчество Курской губернии во второй половине XIX - начале XX в. /A.B. Апанасенок // Вторые Дамиановские чтения: Сборник материалов. - Курск: Изд-во Курского гос. ун-та, 2003. - С. 113-117. (0,3 п.л.)

22. Апанасенок, A.B. История дерловских староверов (из прошлого курского старообрядчества) /A.B. Апанасенок // События и люди в документах курских архивов. - Курск, Гос. ахив Курской области, 2004. - С. 56-60. (0,25 пл.)

23. Апанасенок, A.B. Из истории курского старообрядчества во второй половине XVII - начале XIX в. /АВ. Апанасенок // Курский край в истории отечества: Материалы региональной научно-практической конференции. В 2-х ч. - Курск, ЮМ-ЭКС, 2004. -4.2. - С.61-65. (0,2 п.л.)

24. Апанасенок, A.B. Школьное образование и старообрядчество Курской губернии: из истории борьбы с «расколом» в конце XIX - начале XX века /A.B. Апаиа-сенок // Педагогическое наследие К.Д. Ушинского и современные проблемы модернизации российского образования: Материалы региональной научно-практической конференции,- Курск: КГУ, 2004. - Ч. 1. - С. 132-137. (0,3 п.л.)

25. Апанасенок, A.B. Из истории старообрядческой общины села Дерлова Курской губернии /АВ. Апанасенок // Сельская Россия: прошлое и настоящее: Материалы Всероссийской научно-практической конференции. Вып. 3. - Москва, 2004. -С. 202-205. (0,25 п.л.)

26. Апанасенок, A.B. Старообрядчество на курско-белгородских землях в XVII - начале XX в. /A.B. Апанасенок // Юг России в прошлом и настоящем: история, экономика, культура: Материалы Международной научно-практической конференции. - Белгород: БГУ, 2004. - С. 14-21. (0,45 п.л.)

27. Апанасенок, A.B. Старообрядчество в социальной и культурной истории центрально-черноземных губерний Российской империи во второй половине XIX -начале XX века /A.B. Апанасенок // Курские тетради. Вып. 7. - Курск: КГМУ, 2005. -С. 7-26. (0,9 ал.)

28. Апанасенок, A.B. «Не есть ли сие время плача достойное?»: отношение курских старообрядцев пореформенного периода к своей эпохе /A.B. Апанасенок // Человек в контексте своего времени: опыт историко-психологического осмысления. Материалы международной научно-практической конференции. - СПб.: Нестор,

2006. - С. 86 - 91. (0,3 п.л.)

29. Апанасенок, A.B. Староверы и «никониане» в повседневной жизни российской деревни пореформенного периода: особенности межконфессиональных отношений (на материалах Центрального Черноземья) /A.B. Апанасенок // Труды 1-й Международной краеведческой конференции «Краеведение в Курском крае: прошлое и современность». - Курск: КГУ, 2006. Ч. 2. - С. 24 -28. (0,3 п.л.)

30. Апанасенок, A.B. Изучение истории и культуры старообрядчества в Центральном Черноземье: состояние и перспективы /A.B. Апанасенок // Гуманитарная наука в изменяющейся России: состояние и перспективы развития: Материалы VIII региональной научно-практической конференции. - Курск: КГУ, 2006. - С.559-565. (0,25 п.л.)

31. Апанасенок, A.B. «Кровавый навет» в истории русского старообрядчества XVHI века: происхождение мифологемы /A.B. Апанасенок // Университетская наука в начале XXI века: Материалы научной конференции КГМУ. - Курск: КГМУ, 2006. -С.252-255. (0,2 пл.)

32. Апанасенок, AB. Старообрядчество и власть в провинциальной России начала XX века (на материалах Центрального Черноземья) /A.B. Апанасенок // Церковь и общество: проблема взаимодействия религиозного и научного знания»: Материалы всероссийской научно-практической конференции. - Курск, КГУ, 2007. - С. 385-389. (0,35 п.л.)

33. Апанасенок, AB. К вопросу о месте Центрального Черноземья в духовной истории России /АВ. Апанасенок // Человек и общество XXI века. Идеи и идеалы: Материалы международной научно-практической конференции. - Курск: МЭБИК,

2007. - С. 63-67. (0,35 п.л.)

34. Апанасенок, A.B. Старообрядцы-беспоповцы и «кровавый навет» в провинциальной России середины XVIII века /A.B. Апанасенок // Старообрядчество:

История. Культура. Современность. Сборник материалов Всероссийской конференции. - М.: Музей истории и культуры старообрядчества, 2007. - С. 34-42. (0,55 п.л.)

35. Апанасенок, A.B. Старообрядцы и «никониане» в сельском социуме Центрального Черноземья во второй половине XIX - начале XX века (к вопросу о межконфессиональных отношениях) /A.B. Апанасенок // Сельская Россия: прошлое и настоящее: Материалы XI Всероссийской научно-практической конференции. - М.: Энциклопедия российских деревень, 2008. - С. 150-152. (0,3 п.л.)

36. Апанасенок, A.B. В борьбе с «антихристом»: из истории раннего старообрядческого движения на территории Центрального Черноземья /A.B. Апанасенок // Актуальные проблемы регионоведения: Труды НГ Международной научной конференции. - Курск: Курское обл. научн. краевед, общество, 2008. -Ч. 1. - С. 19-24. {0.4 п.л.)

37. Апанасенок, A.B. «Если б не раскольники, мы бы и в церковь ходить перестали...»: влияние старообрядчества на церковную жизнь «никонианских» приходов в конце XIX - начале XX в. /A.B. Апанасенок // Липоване: история и культура русских старообрядцев. Материалы V Международной научно-практической конференции 1014 сентября 2008 г. - Одесса: Одесский гос. ун-т. 2009. - С. 56-62. (0,5 ал.)

38. Апанасенок, A.B. Семья и община в провинциальном старообрядческом социуме XIX - начала XX века (на материалах Центрального Черноземья) /A.B. Апанасенок // Семья, воспитание, нравственность и культура в контексте глобализма: Материалы международной научно-практической конференции. - Курск: Мэбик, 2009. - С. 142-154. (0,7 п.л.).

39. Апанасенок, A.B. История и общественный прогресс в глазах курских староверов второй половины XIX - начала XX в. /A.B. Апанасенок // Церковь и общество: История и современность. Материалы IV научно-образовательных Знаменских чтений. - Курск: КГУ, 2009. Т. 2. - С. 37-41. (0,35 п.л.)

40. Апанасенок. A.B. Староверы и «новообрядцы» в российской «глубинке» XVIII - начала XX века: динамика развития взаимоотношений /A.B. Апанасенок // Народы России: историко-психологические аспекты межэтнических и межконфес-скональных отношений: Материалы XXV Международной научной конференции (Санкт-Петербург, 12-13 мая 2009 г.). - СПб.: Нестор, 2009. - С. 107-112 (0,3 ал.)

Подписано в печать 27,09.10. Формат 60x84 1/16. Бумага офсетная. Печ. л. 2,4. Тираж 120 экз. Заказ.¿"3 Юго-Западный государственный университет. 305040, Курск, ул. 50 лет Октября, 94. Отпечатано в ЮЗГУ,

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора исторических наук Апанасенок, Александр Вячеславович

Введение.

Глава 1. Старообрядчество как объект исторического исследования: историография, источники, методология изучения.

1.1. Историография старообрядчества.

1.2. Источниковая и теоретико-методологическая база исследования.

Глава 2. Генезис старообрядчества на территории Центрального Черноземья: последняя треть XVII - первая половина XVIII вв.

2.1. Формирование движения «ревнителей старой веры» в 1660-е - начале 1700-х гг.

2.2. Провинциальное староверие и вероисповедная политика регулярного государства в 1710-е - 1750-е гг.

2.3. Формирование старообрядческой религиозной культуры в конце XVII - первой половине XVIII в.

Глава 3. Конфессиональное оформление и функционирование старообрядческих сообществ Центрального Черноземья в условиях складывания правомерного государства в 1760-е- 1850-е гг.

3.1. Консолидация старообрядческих сообществ Центрального Черноземья в эпоху «патерналистской» монархии: 1761 - 1825 гг.

3.2. Провинциальное старообрядчество и правомерная «бюрократическая» монархия Николая 1.

3.3. Возникновение и функционирование единоверческих приходов на территории Центрального Черноземья в первой половине XIX в.

Глава 4. Старообрядческий мир Центрального Черноземья в эпоху социально-политической трансформации второй половины XIX- начала XX в.

4.1. Староверие как социально-религиозное явление в центрально-черноземных губерниях: численность, социальный состав, конфессиональная организация.

4.2. Старообрядчество Центрального Черноземья как объект правоприменительных практик в 1855 — 1905 гг.

4.3. Старообрядческий мир Центрально-Черноземного региона в условиях формирования правового общества в 1905-1916 гг.: проблемы и достижения веротерпимости.

Глава 5. Старообрядческие сообщества и официально-православная церковь в последней трети XVII — начале XX вв.: динамика взаимоотношений и взаимовлияния.

5.1. Духовные власти и проблема «раскола» до середины XIX в.

5.2. Организация и деятельность «внутренней миссии» государственной церкви в старообрядческой среде во второй половине XIX - начале XIX в.

5.3. Официальное православие и «старая вера» в условиях веротерпимости 1905 - 1917 гг.

Глава 6. Старообрядческий мир в культурном пространстве Центрального Черноземья в условиях российской модернизации.

6.1. Особенности старообрядческого менталитета в период социальной модернизации второй половины XIX - начала XX в.

6.2. Религиозно-бытовой уклад повседневной жизни «ревнителей старины».

6.3. Староверы и окружающее население: динамика развития взаимоотношений.

6.4. Семья и община в старообрядческом мире: пути сохранения культуры.

Введение диссертации2010 год, автореферат по истории, Апанасенок, Александр Вячеславович

Актуальность исследования. В российской истории трудно найти духовное движение, по масштабу своего влияния на судьбы страны сравнимое со старообрядчеством. На протяжении столетий мир староверов был полюсом традиционализма, противовесом «вестернизации», главным хранителем основ русской допетровской культуры. Старообрядческая проблематика широко представлена в классической русской литературе, изобразительном искусстве, публицистике. В XIX — XX вв. феномен староверия неоднократно привлекал к себе внимание историков, общественных деятелей, идеологов, а в последние десятилетия стал объектом интенсивного междисциплинарного исследования. Религиозно-бытовые традиции, книжность, экономическая деятельность и хозяйственная этика старообрядцев, их взаимоотношения со светской властью и официально-православной церковью - эти и другие проблемы неоднократно-становились предметом научных штудий. В то же время, говорить об «исчерпанности» темы отнюдь не приходится. Напротив, по мере углубления исследовательского поиска перед учеными встает все больше вопросов, связанных с «культурной миссией» староверия, причинами его жизнестойкости, ролью в истории тех или иных российских регионов. При этом изучение истории и культуры старообрядчества сегодня не менее актуально, чем когда-либо. В этом есть практическая, культурная и научная потребность.

Во-первых, несмотря на некоторое снижение «религиозности» человечества в целом, Россия сегодня переживает процесс институализации конфессий, в конце XX в. получивших возможность свободно развиваться. Наиболее влиятельные из них (православие, ислам) в значительной степени восстановили утраченные после 1917 г. позиции и играют заметную роль в общественной жизни. В то же время, место относительно небольших (пусть и традиционных) религиозных сообществ в социокультурном пространстве России выглядит не столь определенно, их путь адаптации к существующим реалиям не закончен. Государство в настоящее время декларирует намерение доброжелательно относиться к разным религиозным сообществам, действующим в рамках закона. Однако, для выстраивания нормальных, цивилизованных взаимоотношений между властными структурами, обществом в целом и религиозными организациями требуется тщательное изучение исторического пути и традиций последних. Это обстоятельство в полной мере касается и старообрядчества. Сегодня староверами воссоздаются церковная организация и традиции, имевшиеся у них в начале XX в.; параллельно встают свойственные тому времени проблемы (характер отношений с государством, межконфессиональные взаимоотношения с представителями Русской Православной церкви и т.п.). Соответственно, изучение прошлого староверия выглядит общественно значимым и своевременным.

Во-вторых, проблема сохранения культурно-исторического наследия (носителем которого в значительной мере было и остается старообрядчество) может быть приравнена сегодня к важнейшим вопросам национального жизнеобеспечения. Как известно, залогом процветания для любого государства является духовное здоровье его народа, основанное на уважении к собственной истории и традициям. Между тем, глобализация, сопровождаемая экспансией западной культуры, медленно, но верно уничтожает своеобразие многих народов мира, в том числе и русского этноса. Постепенно размываются этнические, культурные, религиозные отличия представителей разных регионов мира, на горизонте будущего маячит «человек из ниоткуда», лишенный прочных национальных корней. От традиционного облика русских (как и многих других народов, населяющих Россию) осталось не так уж много. Некритическое заимствование чужого опыта, механический перенос эталонов западной массовой культуры на российскую почву, слишком быстрая трансформация ценностей и норм поведения обострили проблему «отцов и детей» и всерьез поставили вопрос о сохранении национальной идентичности. Думается, что в этих условиях стоит внимательнее присмотреться к тем явлениям, которые несут отпечаток самобытности. Прошлое и настоящее староверия представляют большой интерес в этом отношении. По замечанию Е.Е. Соловьева, «старообрядчество имеет большой потенциал, потому что это - некая модель духовного спасения всего русского народа в условиях кризиса глобализации, активного-противостояния молодых тоталитарных идеологий и религиозных ответвлений общему устройству мира»1.

Последний обер-прокурор Св. Синода, авторитетный историк русской церкви A.B. Карташев в своей работе «Смысл старообрядчества» (написанной в 1924 г.) отмечал, что в старообрядчестве «наиболее полно отразилась русская религиозная ментальность»2. Известный философ-евразиец H.H. Алексеев подчеркивал воплощение «народной духовности» в идеологии старообрядчества, жестко противопоставляя ее «инородной идейности» интеллигенции и дворянства . Представители старообрядческих общин, как правило, не отделяли «правоверие» от идеалов «старины», а потому стали убежденными хранителями основ русской культуры. Традиционализм, проявляющийся как в области сознания (историческом самосознании, жизненных принципах и взглядах), так и в бытовой сфере, стал их главной особенностью. В последние десятилетия многие учёные (отечественные и зарубежные) часто приходят к выводу, что староверы лучше, чем какие-либо иные группы населения, сохранили в поразительной чистоте основополагающие ценности и принципы славянской культуры4. При этом не раз обращалось внимание на то, что старообрядческая культура не только принадлежит прошлому, но и имеет перспективы в будущем, располагая немалым запасом жизненных сил. Существования в течение трёх с половиной столетий в нелегких условиях без всякой государственной поддержки (а то и в условиях притеснений), большие достижения в культуре и экономике свидетельствуют о серьезных адаптационных возможностях. Бережно сохранив множество черт религиозно-бытового уклада жизни XVII в., староверы, тем не менее, в предреволюционный период сумели приспособиться к условиям рыноч

1 Цит. по: I Всеукраинская конференция старообрядцев // Старообрядецъ. 2001, №23. С. 9.

2 Карташев A.B. Смысл старообрядчества// Церковь. М., 1992. №2. С. 19.

3 Алексеев H.H. Русский народ и государство. М., 1998. С. 116.

4 См., напр.: Поздеева И.В. Комплексные исследования современной традиционной культуры русского старообрядчества. Результаты и перспективы // Мир старообрядчества. М., 1998. Вып. 4. С.22-26; Болонев Ф.Ф. Старообрядцы Забайкалья в XVIII - XX вв. М., 2004. С. 195-212; Данилко Е.С. Старообрядчество на Южном Урале. Уфа, 2002. С. 137; Robson R.R. Old believers in modem Russia (1905-1917). De Kalb, 1995. P. 298-302. ной экономики1, научились ценить современное искусство, внесли свой вклад в развитие образования2. Указывая на эту особенность, известный знаток старо-верия, американский учёный Р. Моррис даже предложил рассматривать старообрядческие общины в качестве модели для дальнейшего развития российского общества. По его мнению, «они могут служить примером того, как можно совместить западный технологический и политико-технологический путь развития с русским подходом к проблемам интеграции с позиций славянофильства» . Схожая мысль была озвучена на представительной научной конференции МГУ в 2006 г.: старообрядческая соборность может рассматриваться как эффективная форма «консервативной демократии». По словам Г.С. Чистякова, народно-общинное устройство старообрядческих сообществ является «образцом развитого, стабильного, и в то же время традиционного по форме и содержанию института гражданского общества», факт существования которого «опровергает мнение о неспособности русского человека к самоорганизации, к свободе слова и мнения, к самодисциплине»4.

1 См., напр.: Расков Д.Е. Старообрядческое предпринимательство в экономике России // Экономическая история России: проблемы, поиски, решения. Ежегодник. Волгоград, 2001. Вып. 3. С.404-428.

О меценатах, коллекционерах, общественных деятелях из старообрядческой среды см.: Кабанов С.А., Кулевский Л.К. Во благо России. Очерки о предпринимателях и меценатах России. СПб., 1997; Купцы Морозовы - российские предприниматели и меценаты. Орехово-Зуево, 1997; Москва. ХУН-ХХ вв. М., 1997. Т.2. Боханов А.Н. Благотворители Москвы; Т.З. Боханов А.Н. Меценаты и коллекционеры Москвы; Российское предпринимательство и духовная культура. Томск, 1995; Ульянова Г.Н. Благотворительность московских предпринимателей: 1860-1914. М., 1999.

Моррис Р. Община староверов в Северной Америке как одна из моделей для развития демократии в России // Бк^эка Б^ооЬгге^шсош. \Varszava, 1994. С.28.

4 Чистяков Г.С. Старообрядческая соборность как форма консервативной демократии // Традиционная книга и культура позднего русского средневековья: Труды Всероссийской научной конференции к 40-летию полевых археографических исследований МГУ им М.В. Ломоносова (Москва, 27-28 октября 2006 г.). В двух частях. Часть 2. История, книжность и культура русского старообрядчества. Ярославль, 2008. С. 73. бенностей староверия в ряде случаев дает ключ к объяснению особенностей русской народной религиозности, объясняет закономерности функционирования традиционной культуры, дает богатую пищу для размышлений над историософскими и смысложизненными проблемами. Нельзя отрицать того большого вклада, который исследователи уже внесли в изучение «старой веры», однако каждая эпоха, вооружая историков новыми методами и новым опытом, приносит что-то новое в понимание уже, казалось бы, «понятых» явлений, а то и вообще заставляет радикально менять свои взгляды. Также нужно отметить, что в изучении истории старообрядчества есть ряд существенных пробелов. Занимаясь исследованием «старой веры» в регионах, традиционно считающихся ее главными центрами (Русский Север, Поволжье, сибирские территории), ученые до сих пор мало внимания уделяли остальным районам страны. В результате слабоизученной оказалась история провинциального старообрядчества густонаселенных центральных территорий России. В этой связи история формирования и функционирования старообрядческих сообществ Центрального Черноземья выглядит достаточно значимой научной проблемой. В отличие от специфических северных и сибирских территорий империи, данная территория представляла собой типичный регион европейской России как по экономико-географическому положению, так и по этноконфессиональному составу населения, что позволяет распространять сделанные выводы на значительную часть российской провинции. Эти обстоятельства и обусловили выбор темы настоящей работы

Нужно оговориться, что выражение «старообрядческие сообщества» используется в связи с тем, что старообрядчество никогда не было однородно, будучи с конца XVII в. разбитым на разные течения (поповство и беспоповство, которые, в свою очередь, делились на разные толки), объединенные неприятием церковных новшеств и бытовым традиционализмом, но по-разному трактовавшие вопросы конфессионального существования. На территории Центрального Черноземья были представлены как общины староверов-поповцев («приемлющие священство»), так и беспоповцев (отказавшиеся от священнослужителей в силу убеждения об исчезновении благодати), существовавшие независимо друг от друга. В тех случаях, когда подразумевается совокупность всех старообрядческих общин исследуемого региона, в диссертации применяется выражение «старообрядческий мир» или просто «старообрядчество».

Кроме термина «старообрядцы» в работе используются его синонимы -«староверы», «ревнители древнего благочестия», «ревнители старины», самоназвание старообрядцев — «древлеправославные христиане». Слово «раскольники» употребляется постольку, поскольку оно часто встречалось в дореволюционных источниках, однако следует иметь в виду, что этот термин в глазах старообрядцев имеет оскорбительный оттенок и может использоваться, лишь взятый в кавычки.

Хронологические рамки работы охватывают последнюю треть XVII -начало XX в., то есть период, включающий становление старообрядческих сообществ, их конфессиональное развитие и функционирование в условиях цер-ковно-государственного давления, расцвет старообрядческой культуры после провозглашения в России вероисповедных свобод в 1905 г. Условной нижней границей исследования с точки зрения хронологии выступают 1666 - 1667 гг. В это время на церковном Соборе сторонники старых церковных обрядов были осуждены как «еретики» и «раскольники», что фактически предопределило конфессиональное размежевание несогласных друг с другом православных верующих. Верхней хронологической границей является 1917 г., коренным образом изменивший систему взаимоотношений религиозных организаций, государства и общества и положивший начало принципиально новому этапу в российской истории.

Отдельные аспекты жизни старообрядческого мира Центрального Черноземья в разные периоды истории разобраны в работе с разной степенью полноты. В одних случаях это связано с особенностью источниковой базы (например, документов, хотя бы относительно достоверно отображающих численность старообрядцев в XVIII в., просто не существует, не так уж много источников этого периода отражают взаимоотношения старообрядцев и представителей духовной власти — относительно самостоятельную от государства политику в отношении староверов церковь начинает проводить только во второй половине XIX в.), в других — с сознательным решением автора. В частности, характеристика культурных особенностей общин староверов дается преимущественно на материалах второй половины XIX - начала XX в. по принципиальным соображениям. Данный период оказался отмечен ускорением модернизационных процессов в государстве и обществе, разрушением патриархальных устоев в жизни широких слоев населения, а также «вестернизацией», проявившейся в экономической, политической и культурной сферах. Именно на этом историческом фоне особенно ярко проявились самобытные особенности «ревнителей старины», представлявших наиболее консервативную часть российского общества.

Территориальные рамки исследования совпадают с границами Центрально-Черноземного региона России, в состав которого на данный момент входят Курская, Белгородская, Воронежская, Тамбовская и Липецкая области Российской Федерации. В начале XVIII в. указанная территория в территориально-административном плане относилась к Азовской (позднее - Воронежской) и Киевской губерниям, в церковном — к Белгородской, Воронежской и Тамбовской епархиям. В конце XVIII в., после проведенной правительством Екатерины II территориально-административной реформы, центральночерноземные земли оказались в составе Воронежской, Тамбовской и Курской-губерний, а также одноименных епархий. Это деление сохранялось до конца рассматриваемого периода.

Выбор территориальных границ исследования определяется не только слабой изученностью истории местных «ревнителей старины». В XVII в. территория южной лесостепи именовавшаяся «Полем» (а впоследствии названная Центральным Черноземьем), являлась южной окраиной Московского государства. Контроль светских и церковных властей над жизнью местных жителей был довольно слабым, сами жители отличались независимостью нравов, а потому имелись благоприятные условия для развития разных форм протестных движений (в том числе и религиозного). Изучая проявления староверия в этом регионе в XVII в., можно почерпнуть немало интересных сведений о ранней истории российского старообрядческого движения, проследить его генезис, выявить причины быстрого распространения. Начиная с петровского времени российские границы постепенно отодвигаются на юг, центрально-черноземные земли перестают быть окраиной, а к концу XVIII в. их уже можно назвать российской «глубинкой». Условий для яркого проявления религиозного инакомыслия здесь становится меньше, однако история местного старообрядчества' не перестает быть интересной для исследователя. Став типичным регионом европейской России как по экономико-географическому положению, так и по эт-ноконфессиональному составу, центрально-черноземные земли оказываются подходящей моделью для выявления особенностей жизни староверов в «обычной» российской провинции. Также стоит отметить, что изучение прошлого «старой веры» в Центральном Черноземье необходимо для адекватного отображения истории этого региона - составляя значительную долю здешнего купечества и представляя наиболее «крепкую» часть крестьянства, старообрядцы играли заметную роль в местной дореволюционной жизни. Наконец, в центрально-черноземных областях по сей день существует заметное количество старообрядческих общин, воссоздание истории которых представляет не только научный, но и практический интерес. V

Целью работы является комплексное исследование истории старообрядчества на территории Центрально-Черноземного региона в условиях социально-политических и культурных изменений, происходивших в России в последней трети XVII — начале XX в. Реализация этой цели связана с решением следующих задач:

- проанализировать разные концепции и подходы к изучению старообрядчества, представленные в историографии, охарактеризовать источнико-вую базу и методологическую основу исследования; рассмотреть особенности генезиса старообрядчества на территории Центрального Черноземья в XVII - XVIII вв., выявить механизмы и закономерности формирования у староверов собственной конфессиональной культуры; проследить влияние государственной вероисповедной политики на процесс конфессионального становления старообрядческих сообществ, сравнить политику центральных и местных властей по отношению к ним; охарактеризовать особенности функционирования старообрядческих сообществ в условиях смены либеральных и охранительных тенденций государственного управления во второй половине XVIII - первой половине XIX в.; рассмотреть вопросы численности, социального состава, конфессиональной организации старообрядческого мира Центрального Черноземья; выявить связь между эволюцией российской государственности и положением провинциальных старообрядцев во второй половине XIX - начале XX в., рассмотреть влияние вероисповедных свобод на жизнь провинциального старообрядчества; проанализировать эволюцию взаимоотношений официально-православной церкви и старообрядческих сообществ в XVII - начале XX в., определить основные направления взаимовлияния; изучить роль и место старообрядчества в культурной жизни Центрально-черноземного региона в условиях российской модернизации.

Степень изученности проблемы. Изучение старообрядчества имеет давнюю историографическую традицию, начатую церковными историками в XVIII в. Различные концепции и подходы в понимании сущности этого явления, предложенные с тех пор исследователями, проанализированы в первой главе диссертации. Говоря об изучении прошлого «старой веры» на территории Центрального Черноземья, нужно отметить, что кроме работ автора диссертации региональная историография располагает тут лишь рядом очерков дореволюционных краеведов, а также несколькими небольшими по объему статьями воронежских историков1. Этих публикаций явно недостаточно для создания цельной картины дореволюционного прошлого староверов на рассматриваемой территории.

Методологическая база исследования. Теоретико-методологической основой исследования выступил взгляд ведущих отечественных исследователей «старой веры» (И.В. Поздеевой, Е.М. Юхименко, Е.Б. Смилянской, Е.С. Данилко и др.), видящих в старообрядчестве продолжение и модификацию русской позднесредневековой культуры, а самих староверов рассматривающих в качество носителей традиционного религиозного мировоззрения.

Для объяснения стойкости и популярности «старой веры» в широких слоях российского населения в работе применяются положения цивилизаци-онного подхода. В соответствии с ним Россию можно рассматривать в качестве отдельной цивилизации, основополагающей характеристикой которой является противоборство «восточного» (традиционалистского) и «западного» (модернистского) начал. Такой подход объясняет факт возникновения и стойкость в российском обществе «культурного раскола», а также его конкретного проявления - раскола церковного. Также весьма важными для работы оказались отдельные положения теории модернизации, рассмотренные такими российскими учеными, как Б.Н. Миронов, В.В. Алексеев, Е.Т. Артемов,

1 См.: Скобелкин О.В. Из истории раскола на юге России // Церковь и ее деятели в истории России. Воронеж, 1993. С. 81-87; Дынин В.И. Старообрядчество и сектантство в Воронежской губернии (XIX - начало XX века) // Церковь и ее деятели в истории России. Воронеж, 2001. Вып.2. С. 110-122.

O. JI. Лейбович, В.А. Красильщиков и другими. В частности, принципиальное значение имеет тезис о «догоняющем» характере российской модернизации, с конца XVII в. являвшейся, по сути, европеизацией. Модернизация такого типа ставит проблему внесения в свою культуру важнейших элементов культуры других стран и народов, а потому неизбежно порождает оппозицию в среде патриархального общества. Старообрядчество рассматривается в работе как консервативный полюс этой оппозиции.

При написании работы автор руководствовался принципами историзма, научности и объективности. При решении исследовательских задач применялась совокупность методов исторического познания: источниковедческий, ис-торико-генетический, историко-типологический, историко-диалектический методы, историческая индукция и обобщение.

Источники, послужившие основой исследования, достаточно разнообразны. В первую очередь это материалы шести архивов: Российского государственного исторического архива (РГИА), Архива Русского географического общества (АРГО), Российского государственного архива древних актов (РГА-ДА), Государственного архива Курской области (ГАКО), Государственного архива Тамбовской области (ГATO) и Государственного архива Воронежской области (ГABO). Кроме того, автором использовались опубликованные законодательные акты, регулировавшие положение староверов в рассматриваемый период, статистические материалы, периодические издания XIX - начала XX в. печати, источники старообрядческого происхождения (опубликованные материалы старообрядческих съездов, полемические сочинения, воспоминания). Подробно источниковая и методологическая база проведенного исследования охарактеризована в первой главе диссертации.

Научная новизна диссертации определяется тем обстоятельством, что она является первой объемной научной работой по истории старообрядчества на территории Центрального Черноземья. В работе проанализированы ранее неизвестные особенности генезиса староверия на данной территории и механизмы формирования старообрядческой религиозной культуры, рассмотрены основные формы существования староверия с конца XVII до начала XX в. Изучены проблемы численности, социальной принадлежности и расселения представителей «старой веры» в Курской, Тамбовской и Воронежской губерниях; детально охарактеризована их конфессиональная организация. Впервые прослежена связь между прошлым российского старообрядчества и историей центрально-черноземных земель, а также показана заметная роль староверов в жизни центрально-черноземных губерний. В работе показано, что с конца XVII до начала XX в. старообрядческие сообщества играли на региональном уровне более значительную роль, чем это представляла официальная статистика. На протяжении всего рассматриваемого периода староверие существовало не только явно (проявляя себя публично), но и латентно. Степень «ла-тентности» при этом в значительной степени обуславливалась давлением, оказываемым на «старую веру» государством и господствующей церковью.

Комплексное изучение прошлого староверия в типично-провинциальном регионе России, каковым являлась территория современного Центрального Черноземья, позволила сделать ряд важных выводов относительно особенностей функционирования российского старообрядчества, а также его роли в культурной истории российской провинции. В частности, в диссертации показано, что старообрядчество — более широкое социально-религиозное явление, чем церковный раскол; в конце XVII - XVIII вв. склонность к староверию выказывали многие российские подданные, не перестававшие считать себя православными; многие верующие фактически имели двойную религиозную идентичность. В работе также доказано, что верховная власть и широкие слои провинциального общества имели две разные модели восприятия «старой веры». Для первой она была проявлением своеволия, помехой на пути унификации в духовной сфере; для вторых старообрядцы выступали в качестве хранителей традиций, «истинных христиан», держателей основ веры. Такая установка порой сказывалась и на отношении к старообрядцам местных властей, смягчавших тяжесть государственного давления во времена притеснений. Изучение истории взаимоотношений старообрядческих сообществ с официально-православными структурами дало возможность продемонстрировать, что, несмотря на противопоставление себя Русской православной церкви и оспаривание статуса носителя «истинного православия», староверие фактически оказалось полезным господствующей форме вероисповедания. Факт наличия старообрядчества, необходимость успешной борьбы с ним заставлял церковь самосовершенствоваться, поддерживать религиозную жизнь в приходах на должном уровне, активнее работать с прихожанами. Авторский анализ места «ревнителей старины» в культурном пространстве Центрального Черноземья позволил сделать вывод о том, что наличие старообрядчества на тех или иных территориях способствовало поддержанию православных традиций официально-православными верующими, старообрядческие общины часто выступали в качестве полюсов традиционализма, примером «благочестия» на провинциальном уровне.

В ходе работы над диссертацией в научный оборот введена масса новых источников из фондов Канцелярии Синода (РГИА) и Раскольнической конторы (РГАДА), а также провинциальных духовных консисторий и канцелярий губернаторов.

Теоретическая и практическая значимость исследования. Проведенное исследование обеспечивает определенное приращение знаний о русском старообрядчестве, дополняет его историографию новыми концептуальными подходами, позволяет рассматривать историю «старой веры» в тесной связи с историей российской модернизации и эволюцией государственности в XVII — начале XX в. Результаты работы могут использоваться в крупномасштабных исследованиях культурной и социальной истории России. Материалы диссертации могут быть привлечены при построении учебных курсов по истории, культурологии, религиоведению и краеведению, а также использоваться государственными служащими, ответственными за координацию конфессиональной политики как в стране, так и на региональном уровне.

Апробация результатов исследования. Результаты исследования нашли отражение в пятидесяти двух публикациях автора, в том числе трех монографиях и тринадцати статьях, опубликованных в изданиях из перечня ВАК. Общий объем опубликованных работ составляет 57 п. л. Основные идеи и положения работы докладывались на международных (Москва - 2006, 2007, 2009 гг., Санкт-Петербург - 2006, 2007, 2008 гг., Курск - 2006, 2007, 2008 гг., Белгород - 2004 г., Одесса - 2008 г., Торунь, Польша - 2008 г., Тулча, Румыния - 2009 г.), всероссийских (Курск - 2003-2010 гг., Москва - 2004 г., Муром - 2005 г.,) и региональных (Курск - 2002-2009 гг.) научных конференциях, а также обсуждались на заседаниях кафедры истории и социально-культурного сервиса Юго-Западного государственного университета. Исследования автора в области истории старообрядчества Центрально-Черноземного региона были поддержаны грантами Российского гуманитарного научного фонда (20052006 гг.) и Российского фонда фундаментальных исследований (20072008 гг.), а также используются автором при реализации научно-исследовательского проекта в рамках федеральной целевой программы «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России» (2010 г.).

Заключение научной работыдиссертация на тему "Формирование и функционирование старообрядческих сообществ Центрально-Черноземного региона России: последняя треть XVII - начало XX века"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Изучение старообрядчества на территории Центрального Черноземья пока не имеет устоявшейся историографической традиции, представленная работа является первым опытом его масштабного научного изучения. Однако, можно с уверенностью утверждать, что история местных старообрядческих сообществ представляет значительную ценность для воссоздания дореволюционного прошлого «старой веры». На основе проведенного исследования можно сделать выводы, относящиеся не только к региональному прошлому «ревнителей старины», но и общей религиозной истории российской провинции.

Проведенное исследование показало, что мощное старообрядческое движение стало фактом региональной жизни вскоре после начала церковных реформ. Активная деятельность проповедников «старой веры», многочисленные факты неприятия церковных новшеств представителями духовенства, образование старообрядческих скитов, обителей, монастырей и популярность последних среди местного населения не оставляют сомнений в массовой поддержке старинных церковных устоев во второй половине XVII в. Развитию протестных настроений способствовали особенности местного населения -стремление к «вольнице», независимость нравов. Местами сосредоточения «ревнителей старины» становились в первую очередь те районы, где контроль светских и духовных властей был слабым, полноценная организация отсутствовала, а состояние клира было неудовлетворительным. Сюда же в 60 — 80-е гг. XVII столетия приходили искать прибежища «раскольники» из центра Московского государства.

На первых порах религиозные мотивы отторжения официальной церкви тесно переплетались с социально-политическими — об этом свидетельствует история казачества, населявшего Воронежскую епархию. Тем не менее, борьба с центральной властью и ее институтами не может рассматриваться как черта, присущая движению «старолюбцев» в целом. С течением времени часть населения, поддержавшая «раскол» как форму социального протеста, становится все менее заметной в их рядах, и ко второй половине XVIII в. само движение сохраняет в основном религиозно-культурный характер. Оно олицетворяет протест, однако не политический или социальный, а духовный, протест традиционного общества против чуждых ему новшеств.

Из приведенных в диссертации фактов видно, что старообрядческое движение далеко не сразу оформилось в виде отдельной конфессии. С одной стороны, «ревнители старины» считали себя истинно православными людьми и в принципе не хотели порывать с церковью, противопоставляя себя ей лишь в силу несогласия с реформами. С другой стороны, ясно продемонстрировать разрыв с официальным православием до последней трети XVIII в. значило стать противником государственной власти, на что мог решиться далеко не каждый. В ходе интенсивной идеологической борьбы против староверия представители власти многое сделали для того, чтобы образ старообрядца стал отождествляться с образами «разбойника», «бунтовщика», «смутьяна» или даже «изувера». Верховная власть (как светская, так и духовная), стремившаяся к социальному и религиозному «дисциплинированию» масс, не хотела терпеть проявлений самостоятельности в столь важном вопросе, как вера. Вплоть до 1716 г. староверие находилось «вне закона», а после выхода петровских указов о записи в «раскол» возможность легально исповедовать «старую веру» была лишь у меньшинства обеспеченных верующих, готовых мириться с экономическим давлением и гражданским неравноправием. Источники Центрального Черноземья показывают, что в категорию «записных» попала незначительная часть склонных к старообрядчеству людей. «Раскол» существовал преимущественно в латентном виде.

Суровые государственные предписания, призванные покончить с существованием «потаенного раскола», на территории Центрального Черноземья далеко не всегда находили воплощение на практике. Проведенный в работе анализ дает возможность говорить о том, что центральная власть и ее провинциальные представители (особенно низшие) имели разные модели восприятия старой веры». В отличие от правительственных инстанций, стремившихся к унификации религиозной жизни российских подданных, местные власти зачастую не видели в староверии чего-то предосудительного и начинали преследования «раскольников» лишь по требованию вышестоящих инстанций. Такое «снисходительное» отношение провинциальных чиновников стало важным фактором выживания «старой веры».

Конфессионализация старообрядчества и окончательное оформление старообрядческого мира в Центральном Черноземье (как, вероятно, и во многих других регионах Российской империи) произошли в ходе правления Екатерины II, в условиях относительной веротерпимости. До этого грань между старообрядцами и нестарообрядцами часто оказывалась достаточно зыбкой. Значительная часть населения России придерживалась старых обрядов, формально почитая при этом православную церковь и ее служителей. В последней трети XVIII в. у них появилась возможность определиться - либо остаться в лоне синодальной церкви и постепенно избавиться от старых привычек, либо порвать с нею и пополнить собою ряды последовательных «ревнителей старины».

История староверов центрально-черноземных земель и в XVII, и в XVIII, и в XIX вв. продемонстрировала их большие адаптационные возможности. «Крепкие в вере» старообрядческие общины сумели пережить и суровые гонения, проистекавшие из «драконовских» законов конца XVII — первой половины XVIII в., и мощный церковно-государственный нажим, имевший место при Николае I. Более того, оформившись, старообрядческий мир начал оказывать существенное влияние на хозяйство региона, составляя, например, «цвет» рыльского, спасского, моршанского, льговского и обоянского купечества. Немало староверов оказалось среди «крепких» крестьян. Это дает возможность говорить о значительной роли старообрядчества в социально-экономической истории Центрального Черноземья.

Признание прав старообрядцев на свободу вероисповедания и полноценное участие в общественной, жизни потребовало длительного времени и проходило очень сложно, однако оказалось предопределено модернизацион-ными процессами. Вторая половина XIX в. и начало следующего столетия стали временем постепенной либерализации государственной вероисповедной политики, на начальном этапе проявившей себя в небольших «уступках заблуждающимся», затем - в законе 1883 г., который формально признал за ста-роверием право на существование. Правда, до 1905 г. можно говорить только об ослаблении государственного пресса на жизнь старообрядческих общин, но не о его устранении. Факты региональной истории свидетельствуют, что «ревнители старины», как и раньше, испытывали серьезные трудности в религиозной жизни из-за закрытия полицией молитвенных помещений и конфискаций богослужебных принадлежностей, преследовались за «оказательство раскола», имели проблемы при заключении законного брака и передаче наследства детям. Реально ситуация изменилась лишь после выхода вероисповедных законов 1905-1906 гг., когда старообрядцы были освобождены от опеки полиции и получили свободу в отправлении культа. Последующее десятилетие может быть охарактеризовано как период институализации этой конфессии. С одной' стороны, сами старообрядцы постарались занять достойное место в общественной жизни региона, регистрируя общины, строя храмы, распространяя собственную литературу; с другой стороны, в это время светские чиновники научились смотреть на староверие как нормальное явление, а на его представителей - как полноправных верующих. Такие перемены пошли на пользу не только старообрядцам, но и обществу в целом, внеся разнообразие в его культурную жизнь, а также способствуя оздоровлению его нравственного климата через улучшение межконфессиональных отношений. Этот опыт, без сомнения, может и должен быть учтен на современном этапе при выстраивании системы взаимоотношений государственных структур и религиозных меньшинств.

Менее результативной оказалась дореволюционная эволюция взаимоотношений старообрядческого мира и официально-православной церкви. По сути, староверие являло собой оппозицию государственному православию и самим фактом своего существования подчеркивало негативные явления, имевшиє место в жизни последнего. Преклоняясь перед дониконовской церковной стариной, «ревнители древлего благочестия» противопоставляли ее синодальному, «казенному» варианту православного вероисповедания. Его представителей староверы упрекали в неуважении к собственным обычаям, небрежном отношении к обрядам, утрате соборности, чрезмерной зависимости церкви от государственной власти и т.д. Для старообрядческих общин указанные явления были гораздо менее характерны, что давало им возможность претендовать на роль последних хранителей «древнего православия». В глазах окружающего нестарообрядческого населения «старая вера» часто оказывалась гораздо авторитетнее «веры по церкви». Как следствие, борьба с «расколом» для духовных властей была делом принципа. До второй половины XIX в. она осуществлялась в рамках государственной борьбы с инакомыслием, затем стала более или менее самостоятельной. Духовные власти прилагали большие усилия для ослабления «старой веры» в регионе с помощью увещеваний, миссионерских бесед, распространения среди населения специальной «противорасколь-нической» литературы и других подобных мероприятий, до 1905 г. периодически подкрепляемых административным нажимом. Тем не менее, их отношение к феномену староверия к началу XX в. стало более мягким, что наглядно демонстрирует история единоверческих приходов. Единоверие с его дониконовской богослужебной практикой, до начала XX в. рассматривавшееся духовными властями как некое переходное состояние между старообрядчеством и официальным православием, вынужденная мера для духовного спасения «заблудших», в последнее предреволюционное десятилетие было признанно «истинным православием». Это означало фактическое признание староверия при условии его подчинения официальной церковной иерархии.

Как до 1905 г., так и после, существенных успехов в миссионерской деятельности господствующей церкви добиться не удалось. Первой и самой главной причиной этой неудачи был традиционализм староверов, опиравшийся на искреннюю уверенность в истинности «древлей веры». Другим существенным фактором, снизившим эффективность предпринимаемых мер, были проблемы, которые испытывала сама «господствующая» церковь в рассматриваемый период. Сильная зависимость от государства, низкий авторитет священнослужителей, их формализованные отношения с паствой и частые нарушения богослужебного порядка - все эти явления, неоднократно отмечавшиеся современниками, сильно снижали привлекательность официального православия для «ревнителей старины».

Единственным более или менее эффективным средством борьбы с «расколом» оказалось воспитательное воздействие на старообрядческую молодежь посредством привлечения ее в церковные школы. Выходя в школе за рамки традиционных норм и правил, принятых у староверов, их дети постепенно теряли и специфические особенности своих родителей, становясь похожими на сверстников-нестарообрядцев. Этим обстоятельством объясняется недоверие староверов к подобным учебным заведениям, наблюдавшееся в центральночерноземных губерниях вплоть до 1917 г.

С другой стороны, нужно отметить, что сам факт существования старообрядчества в Центральном Черноземье способствовал борьбе с указанными недостатками. Наличие старообрядческих общин на той или иной территории часто способствовало оживлению религиозной жизни в окружающей официально-православной среде. Наиболее дальновидные православные иерархи с конца XVII столетия (начиная с воронежского митрополита Митрофана) осознавали недостаточность репрессивных и миссионерских мер для решения проблемы церковного раскола, а потому прилагали значительные усилия для усовершенствования церковной жизни на местах. Стремясь сделать православную среду более привлекательной для старообрядцев, они призывали подопечных клириков быть примерами благочестия. Деятельность священнослужителей в приходах, «зараженных расколом», обычно оказывалась под пристальным контролем, от них требовались образцово-показательные проповеди, «уставные» богослужения, активная работа с прихожанами вне храмов. В местах концентрации староверов епархиальные власти обычно стремились построить православные храмы, туда же по возможности направлялись наиболее грамотные и хорошо себя, зарекомендовавшие священнослужители. Практика распределения лучших церковных кадров в зависимости от наличия «раскола» в тех или иных приходах к середине XIX в. становится заметной на уровне предписаний Св.Синода. В период либерализации государственной вероисповедной политики (особенно после 1905 г.) необходимость совершенствования внутренней церковной жизни становится очевидной для массы провинциальных клириков. Преодолеть раскол (равно как и развивавшееся сектантство) в условиях веротерпимости можно было только с помощью положительного примера. Поэтому миссионерские мероприятия в последнее десятилетие существования Российской империи в ряде случаев оказывались связаны с попытками оживить провинциальную церковную жизнь. Такие попытки, оказавшиеся недостаточными для преодоления церковного раскола, тем не менее, способствовали поиску новых подходов к работе с прихожанами, приводили к активизации духовной жизни православных приходов.

Изучение дореволюционной истории и традиций староверов Центрального Черноземья показывает, что на протяжении всего рассмотренного периода были хранителями не только «старой веры», но и традиционных ценностей русской культуры в целом. Особенно это стало заметно во второй5 половине XIX в., на фоне ускорившихся модернизационных процессов, которые сопровождались разложением патриархальных устоев в широких слоях русского общества и утратой им многих прежних традиций. Староверие оказалось менее подверженным влиянию модернизации в силу своего специфического взгляда на мир. Отправной точкой мировоззрения представителей этой конфессии было представление об «испорченности» мира, его регрессивном развитии после отступления от «истинной веры» в XVII в. Идеал праведной жизни они видели в «святой» русской старине, а потому сохранение «древнего православия» связывалось с почитанием старых порядков и обычаев.

Эта мировоззренческая особенность определила традиционализм старообрядцев не только в религии, но и в повседневной жизни, в быту. Патриархальные отношения в семье и общине, традиционная русская одежда, обычаи духовного пения и стихосложения, скептическое отношение к «новинам» при большой любви к старинным вещам, особенно религиозным книгам — все это дает возможность говорить о старообрядчестве как наиболее консервативной части русского населения в эпоху российской модернизации второй половины XIX — начала XX в. Очень ярко этот консерватизм проявился в традиции воспитания молодежи. Во многих своих элементах она осталась такой, какой была в XVII в. — опиралась на «Домострой» и святоотческие поучения, строилась на неукоснительном соблюдении всех религиозных предписаний, а образование, даваемое детям в старообрядческих общинах, носило, как в «старину», преимущественно церковный характер. При всем своем архаизме такое воспитание было важнейшим фактором сохранения и ретрансляции старообрядческой культуры. Пока молодые староверы находились в относительной изоляции и воспитывались в рамках семьи и общины, они неукоснительно соблюдали традиции предков. При этом в семьях «ревнителей старины» не наблюдалось явного ценностного разрыва между поколениями, как это было в российском обществе в целом; старообрядческая молодежь отличалась значительной нравственной устойчивостью.

Факты дают возможность говорить о том, что «ревнители старины» в условиях российской модернизации могли претендовать на особый «духовный статус» в провинциальном социуме. Старообрядческий мир в глазах окружающего населения был полюсом традиционализма, хранителем народных религиозно-бытовых устоев и своего рода противовесом духовной секуляризации. Наличие старообрядцев в тех или иных населенных пунктах порой способствовало сохранению в них православных традиций.

Материалы работы свидетельствуют, что консерватизм староверов неравнозначен отсталости. Хорошим примером сочетания традиционных православных ценностей и рационального отношения к труду может послужить хозяйственная этика старообрядцев. Факты свидетельствуют, что в конце XIX — начале XX в. им в большинстве случаев был чужд обезличенный капиталистический порядок, свободный от этического регулирования, однако мотивация хозяйственной деятельности была довольно высокой, что предопределяло экономические успехи. Зарабатывать деньги исключительно для личного обогащения считалось греховным, однако предпринимательская деятельность, начатая с целью строительства храма, помощи нуждающимся членам общины и поддержания «древлей веры» в целом, приобретала в какой-то мере сакральное значение, полностью оправдывая себя с точки зрения религии и нравственности. Также неправомерно говорить о «косности и невежестве» старообрядцев, как это делали до революции представители официальной церкви. Чтобы сознательно отделять себя от господствующей церкви, необходимо было ясно представлять основания для этого, вникая в тонкости вероучения. Соответственно, тяга к самообразованию, а также степень осознанности религиозных убеждений у староверов в среднем были выше, чем у официально православных прихожан, что подтверждали частые диспуты между представителями этих конфессий.

Сам консерватизм «ревнителей древлего благочестия» также не стоит абсолютизировать. Бесспорно, что модернизационные процессы второй половины XIX - начала XX в. отразились и на их жизни. Уменьшилась традиционная самоизоляция, участились межконфессиональные контакты, в том числе и на уровне браков с «никонианами», что говорило об ослаблении прежних запретов; стала заметна тяга к более полному образованию, предполагавшему изучение не только церковной грамоты, но и «мирских» наук. Впрочем, традиционный жизненный уклад староверов не был разрушен, что дает основание говорить об ограниченном влиянии модернизации на их культуру.

В заключение хотелось бы высказать несколько соображений по поводу перспектив изучения дореволюционного старообрядчества в Центральном Черноземье. Прежде всего, следует отметить большие возможности, которые даст исследователю микроисторический подход. Детальное («тотальное») рассмотрение исторической эволюции конкретных старообрядческих общин (в традициях итальянских микроисториков, например, Дж. Леви) позволит вникнуть в «жизненный мир» верующих-нонконформистов, выявить логику их поведения в тех или иных исторических условиях, изучить механизмы сохранения традиционной культуры. Плодотворным окажется и историко-биографический подход. Исследователи старообрядчества пока не располагают значительным массивом биографических сведений, отражающих судьбы «ревнителей старины» из разных слоев общества - крестьян, мещан, представителей купечества, священнослужителей. Их анализ представляется очень важным, поскольку в судьбе каждого верующего так или иначе находили отражение многие процессы и события жизни регионального и даже всего российского староверия. Кроме того, историческая антропология, давно «освоившая» образы столичного купца-старообрядца или сурового помора-беспоповца, на сегодняшний день располагает очень скудными представлениями об их рядовых одноверцах из провинциального центра России.

Значительный научный интерес представляет и послереволюционный период жизни старообрядческого мира Центрального Черноземья. История староверов после 1917г. продолжает оставаться «белым пятном» в отечественной исторической науке. Между тем, именно со старообрядческими общинами связаны наиболее трагические страницы коллективизации, «раскулачивания», антирелигиозной политики советских властей. Исследование послереволюционной истории старообрядцев в Центральном Черноземье позволит осветить проблему сохранения традиций в старообрядческой среде в социально-политических и культурных условиях советского общества, выявить степень прочности традиционной этноконфессиональной культуры староверов и ее адаптационные возможности.

СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ И АББРЕВИАТУР

АИ - Акты исторические, собранные и изданные Археографической комиссией. ТТ. 1-5, СПб, 1841-43.

АРГО - Архив русского географического общества

ГАВО - Государственный архив Воронежской области

ГАКО - Государственный архив Курской области

ГАТО - Государственный архив Тамбовской области

ПСЗ — Полное собрание законов Российской империи с 1649 г. СПб., 1830. ПСПР - Полное собрание постановлений по части раскола. СПб, 1872. ПСПРВПИ - Полное собрание постановлений и распоряжений по ведомству православного исповедания Российской империи. СПб., 1869-1915. РГАДА - Российский государственный архив древних актов РГИА — Российский государственный исторический архив СПР - Собрание постановлений по части раскола, состоявшихся по ведомству Св. Синода. СПб., 1860.

Список научной литературыАпанасенок, Александр Вячеславович, диссертация по теме "Отечественная история"

1. Российский государственный архив древних актов (РГАДА)

2. Фонд 210. Разрядный приказ Белгородский стол. Стб. 1519. Приказной стол. Стб. 1431, 1753.

3. Фонд 163. Раскольничьи дела Оп. 1.ДД. 4, 7,19.

4. Фонд 248. Сенат и его учреждения.

5. Оп. 14. Книги 765, 766, 767, 778, 781, 798, 801, 802, 805, 806, 808.

6. Фонд 288. Раскольническая контора.

7. On. 1. ДД. 111, 228, 243, 249, 299, 304, 310, 313, 431, 469, 477, 589, 611, 612, 656, 747, 833, 888.

8. Фонд 1431. Дела местных судебных учреждений о старообрядцах и сектантах.

9. Оп.1. ДД. 3493, 3500, 3501, 3502, 3504, 3525, 3527, 3539, 3540, 3542, 3549, 3550, 3557, 3561, 3570, 3576, 3577.

10. Фонд 1436. Тамбовский приказ инквизиторских дел. Оп.1. ДД. 1,2,3.

11. Фонд 1475. Канцелярия епископа Московского и всея Руси. On. 1. ДД. 59, 60, 61, 62, 68, 110.

12. Российский государственный исторический архив (РГИА)

13. Фонд 381. Канцелярия министра земледелия On. 1. ДД. 23124, 23256.1. Оп. 2. Д. 20.

14. Оп. 174. ДД. 1675, 1698, 1786.1. Оп. 205. Д. 918.

15. Оп. 442. ДД. 46, 119, 363, 397, 635, 774, 790, 812, 1030, 1068, 1104, 1186, 1288, 1338, 1396, 1453, 1496, 1510, 1533, 1624, 1675, 1843, 1888, 1925, 1974, 2033, 2095, 2139, 2158, 2178, 2217, 2279, 2395, 2510, 2525, 2549, 2646, 2693,2734, 2754.

16. Фонд 797. Канцелярия обер-прокурора Синода Оп. 5. ДД. 20891, 20892, 20988, 28236.1. Оп. 18. Д. 41188.

17. Оп. 31. II отдел, I стол. Д. 118.

18. Фонд 1284. Департамент общих дел МВД Оп. 44. Д. 23596.

19. Оп. 195. 1816 г. Д. 12, 1817 г. Д. 20, 1822 г. Д. 8, 1825 г. Д. 9, 1826 г. Д. 5, 1827 г. ДД. 43, 53, 84, 1828 г. Д. 145. Оп. 241. Д. 23.

20. Архив Русского географического общества (АРГО)

21. Разряд 19. Курская губерния Оп. 1.ДД. 2,14.

22. Государственный архив Курской области (ГАКО)

23. Фонд 1. Канцелярия курского губернатора

24. Оп. 1. ДД. 716, 1161, 2364, 5426, 5933, 6657, 6781, 7558, 9254.

25. Фонд 4. Курский губернский статистический комитет Оп. 1. ДД. 78, 79, 154

26. Фонд 20. Курская духовная консистория Оп. 1. Д. 6.

27. Оп. 2. ДД. 222, 283, 405, 544, 592.

28. Фонд 33. Губернское правление

29. Фонд 483. Благочиннические округа Оп. 1. ДД. 3, 10, 11, 17, 20, 32, 39, 40

30. Государственный архив Тамбовской области (ГАТО)

31. Фонд 2. Тамбовское губернское правление

32. On. 113. Д. 146. On. 127. ДД. 37, 58. On. 128. Д. 11. On. 129. Д. 34, 45.

33. On. 131. ДД. 101, 123, 124, 125, 132, 135, 141, 146. On. 133. ДД. 28,31,42, 59.

34. Фонд 4. Канцелярия тамбовского губернатора

35. On. 1. ДД. 748, 980, 1162, 1163, 1280, 1502, 1538, 1539, 1579, 1580, 1831, 4099, 4668.

36. Фонд 181. Тамбовская духовная консистория

37. On. 1. ДД. 549, 604, 665,705,706, 829, 1107, 1150, 1303, 1366, 1451, 1459, 1545, 1560, 1565, 1570, 1748, 1749, 1779, 1792, 1808, 1835, 2062, 2063, 2216.

38. Государственный архив Воронежской области (ГАВО)

39. Фонд И-6. Канцелярия воронежского губернатора Оп. 3. ДД. 78, 85,94, 121.

40. Фонд И-84. Воронежская духовная консистория On. 1. ДД. 3,615, 1925, 1930.

41. Законодательные и нормативно-правовые акты

42. Полное собрание законов Российской империи с 1649 г. СПб., 1830.

43. Полное собрание законов Российской империи. СПб., 1876. T. XLIX.

44. Полное собрание законов Российской империи. Собр. 3-е. СПб., 1886. Т. III.

45. Полное собрание законов Российской империи. Собр. 3-е. СПб., 1908. Т. XXV.

46. Полное собрание постановлений и распоряжений по ведомству православного исповедания Российской империи. СПб., 1869-1915.

47. Полное собрание постановлений по части раскола. СПб, 1872. Т. 2. 216 с.

48. Российское законодательство Х-ХХ вв.: в 9 тт. Законодательство эпохи буржуазно-демократических революций. М., 1994. Т. 9. 352 с.

49. Свод законов Российской империи. СПб, 1836. Т. 14.

50. Свод законов Российской империи. СПб., 1842. Т. 14.

51. Свод законов Российской империи. СПб., 1857. Т. 14.

52. Собрание постановлений по части раскола. СПб, 1875. 694 с.

53. Собрание постановлений по части раскола, состоявшихся по ведомству Св. Синода. СПб., 1860. Кн. 1. 312 с.

54. Опубликованные справочные и статистические материалы

55. Военно-статистическое обозрение Российской империи. Т. XIII. Ч. 1.

56. Тамбовская губерния. СПб., 1851. 309 с.

57. Военно-статистическое обозрение Российской империи. Т. XIII. Ч. 2.

58. Воронежская губерния. СПб., 1850. 332 с.

59. Военно-статистическое обозрение Российской империи. Т. XIII. Ч. 4.

60. Курская губерния. СПб., 1852. 311 с.

61. Всеподданнейший отчет обер-прокурора Св. Синода К. Победоносцевапо ведомству православного исповедания за 1892 и 1893 гг. СПб., 1895. 580 с.

62. Всеподданнейший отчет Курского губернатора за 1894 г. //

63. Губернаторские отчеты (Библиотека РГИА, свободный доступ). Т. 48. Л. 41-46.

64. Всеподданнейший отчет Курского губернатора за 1898 г. //

65. Губернаторские отчеты (Библиотека РГИА, свободный доступ). Т. 48. Л. 54-57.

66. Всеподданнейший отчет Курского губернатора за 1899 г. //

67. Губернаторские отчеты (Библиотека РГИА, свободный доступ) Т. 48. Л. 160-166.

68. Всеподданнейший отчет Курского губернатора за 1900 г. //

69. Губернаторские отчеты (Библиотека РГИА, свободный доступ). Т. 48. Л. 167-170.

70. Годовой отчет Курского епархиального миссионера П.Осокина за1913 г. //Миссионерское обозрение. 1915. № 8. С.567-572.

71. Журнал Совета Братства преподобного Феодосия Печерского от 7декабря 1905 г. // Курский епархиальные ведомости // Часть официальная. № 8. С. 151-160.

72. Журнал Совета Знаменско-Богородичного миссионерскопросветительного Братства от 12 апреля 1907 г. // Курские епархиальные ведомости. 1907. № 23. Часть официальная. С.402-407.

73. Журнал Совета Курского Знаменско-Богородичного миссионерскопросветительного Братства от 2 9 ноября 1909 г. // Курские епархиальные ведомости. 1910, № 44. Часть официальная. С. 452-459.

74. Журнал Совета Курского Знаменско-Богородичного миссионерскопросветительного Братства от 14 декабря 1909 г. // Курские епархиальные ведомости № 46 Часть официальная. С. 468-469.

75. Журналы Епархиального Съезда духовенства и церковных старост

76. Курской епархии // Курские епархиальные ведомости. 1913. № 27. Часть официальная. С. 418-424.

77. Извлечение из всеподданнейшего отчета Обер-прокурора Св. Синода за1870 год // Курские епархиальные ведомости. Отдел официальный. 1872. №9. С. 535-536.

78. Инструкция курскому епархиальному противораскольничьемумиссионеру // Курские епархиальные ведомости. Часть официальная. 1913. №42. С. 1004-1005.

79. Курская губерния. Список населенных мест по сведениям 1862 г. СПб.,1868. 302 с.

80. Курская губерния. Итоги статистического исследования. Курск, 1887.284 с.

81. Курский сборник. Вып. 1. Курск, 1901.

82. Материалы для географии и статистики России. Воронежская губерния.1. СПб, 1862.

83. Материалы по вопросам земельному и крестьянскому. Всероссийскийсъезд крестьян-старообрядцев в Москве 1906 года. М., 1906. 496 с.

84. Обзор Воронежской губернии за 1897 г. Воронеж, 1898. 97 с.

85. Обзор Воронежской губернии за 1906 г. Воронеж, 1907. 103 с.

86. Обзор Воронежской губернии за 1915 г. Воронеж, 1916. 107 с.

87. Обзор Курской губернии за 1890 год. Курск, 1891. 102 с.

88. Обзор Курской губернии за 1902 год. Курск, 1903. 84 с.

89. Обзор Курской губернии за 1904 год. Курск, 1905. 86 с.

90. Обзор Курской губернии за 1905 год. Курск, 1906. 203 с.

91. Обзор Курской губернии за 1907 год. Курск, 1908. 191 с.

92. Обзор Курской губернии за 1908 год. Курск, 1909. 176 с.

93. Обзор Курской губернии за 1914 год. Курск, 1915. 140 с.

94. Обзор Курской губернии за 1915 год. Курск, 1916. 136 с.

95. Обзор Тамбовской губернии за 1866 год. Тамбов, 1867. 36 с.

96. Обзор Тамбовской губернии за 1879 год. Тамбов, 1880. 30 с.

97. Обзор Тамбовской губернии за 1884 год. Тамбов, 1885. 33 с.

98. Обзор Тамбовской губернии за 1888 год. Тамбов, 1889. 46 с.

99. Обзор Тамбовской губернии за 1892 год. Тамбов, 1893. 62 с.

100. Отчет Братства св. Митрофана и Тихона за 1886-1887 гг. Воронеж, 1889.47 с.

101. Отчет Воронежского миссионерского братства св. Митрофана и Тихона за 1904 год. Воронеж, 1905. 57 с.

102. Отчет о деятельности Курского Знаменско-Богородичного миссионерско-просветительного братства за 1914 год // Курские епархиальные ведомости. Часть официальная 1915, № 43 44.

103. Отчет о состоянии и деятельности Курского Знаменско-Богородичного миссионерско-просветительного Братства за 1911 год // Курские епархиальные ведомости. 1912. № 17. Часть официальная. С. 302-308.

104. Отчет Совета Курского Епархиального Братства преподобного Феодосия Печерского о состоянии и деятельности за третий 1893-94 год его существования // Курский епархиальные ведомости. №2-4.

105. Отчет Совета Курского Епархиального Братства преподобного Феодосия Печерского о состоянии и деятельности за тринадцатый 19031904 год его существования. // Курские епархиальные ведомости. 1905. №7. С. 160-169.

106. Отчет о деятельности миссионерского кружка ревнителей православия с. Нижние Деревеньки за 1-й год его существования // Курские епархиальные ведомости. Часть неофициальная. 1908. № 11. С. 251-257.

107. Отчет о деятельности Тамбовского Казанско-Богородичного Миссионерского Братства за 1876 год. Тамбов, 1877. 78 с.

108. Отчет о деятельности Тамбовского Казанско-Богородичного Миссионерского Братства за 1879 г. Тамбов, 1880. 26 с.

109. Отчет о деятельности Тамбовского Казанско-Богородичного Миссионерского Братства за 1896 год. Тамбов, 1897.

110. Отчет о деятельности Тамбовского Казанско-Богородичного Миссионерского Братства за 1900 г. Тамбов, 1901. 26 с.

111. Отчет о деятельности Тамбовского Казанско-Богородичного Миссионерского Братства за 1903 г. Тамбов, 1904.

112. Отчет о деятельности Тамбовского Епархиального Богородично-Просветительского Братства за 1913 г. Тамбов, 1914. 45 с.

113. Отчет о деятельности Тамбовского Богородично-Казанского братства за 1915 г. Тамбов, 1916. 90 с.

114. Отчет о деятельности Тамбовского Епархиального Богородично-Серафимовского Братства за 1915 г. Тамбов, 1916. 57 с.

115. Отчет о деятельности тамбовского епархиального противосектантского миссионера Дмитрия Боголюбова за 1897 год. Тамбов, 1916. 90 с.

116. Отчет Тамбовского епархиального Богородично-Серафимовского Просветительского Братства за 1912 г. Тамбов. 1913. 49 с.

117. Первая всеобщая перепись населения Российской империи 1897 г. Курская губерния СПб., 1904. 421 с.

118. Первая всеобщая перепись населения Российской империи 1897 г. Тамбовская губерния. СПб., 1904. 407 с.

119. Положение о церковных школах // Церковные ведомости. 1902. №16-16. С. 80-82.

120. Правила о метрической записи браков, рождения и смерти раскольников (Высочайше утвержденные 19 апреля 1874 г.) // Курские епархиальные ведомости. Официальный отдел. 1874. № 21. С. 1081-1090.

121. Правила для приходских, окружных и уездных комитетов, заведующих религиозно-нравственными чтениями от имени Курского миссионерско-просветительного Братства // Приложение к № 34 «Курских Епархиальных Ведомостей» за 1907 г. Часть официальная. С. 2-4

122. Правила о церковно-приходских школах // Курские епархиальные ведомости. 1884. №12. С. 750-756.

123. Сборник статистических сведений по Курской губернии. Рыльский уезд. Курск, 1884. Вып. 6. 289 с.

124. Периодические издания, публицистика

125. Беглопоповский собор в г. Вольске в 1901 г. и его «деяние» // Миссионерское обозрение. 1903. № 1. С. 39-55.

126. Беседы со старообрядцами // Курские епархиальные ведомости. Часть неофициальная. 1908. № 22. С. 429.

127. Василевский, П. Деятельность православной миссии / П. Василевский // Миссионерское обозрение. 1910. № 4. С.696-700.

128. Вопросы противораскольнической миссии на IV Всероссийском миссионерском съезде // Миссионерское обозрение. 1909. № 1. С. 402421.

129. Гринякин, Н. К истории австрийского согласия / Н. Гринякин // Миссионерское обозрение. 1906. № 9. С.310-328.

130. Деятельность православной миссии // Миссионерское обозрение. 1910. № 4. С. 698-700.

131. Духовники (из быта старообрядцев) // Миссионерский листок. Курск, 1913. № 1. С. 20-21.

132. Единоверческий съезд в Курске // Миссионерское обозрение. 1906. № 6. С. 898-904.

133. Епархиальная хроника // Курские епархиальные ведомости. 1913. № 14 -15. Часть неофициальная. С. 325 -326.

134. Епархиальная хроника // Курские епархиальные ведомости. 1913 № 16. Часть неофициальная. С. 353 354.

135. Зубарев, Е. Обман и ересь как начало Белокриницкого староверия / Е. Зубарев // Миссионерское обозрение. 1910. № 11. С. 1399-1401.

136. Ивановский, Н.И. Записка по вопросам о расколо-сектантстве и об устройстве миссии / Н.И. Ивановский // Миссионерское обозрение. 1906. №4. С. 508-510.

137. Как устроить в сельском приходе кружок ревнителей православия // Курские епархиальные ведомости. Часть неофициальная. 1911. № 28. С. 503-505.

138. Круглов, Ф. Раскол старообрядчества в 1913 году / Ф.Круглов // Миссионерское обозрение. 1914. № 1. С. 157-164.

139. Крючков, К. Из итогов моей прошлогодней миссионерской деятельности / К. Крючков // Миссионерское обозрение. 1903. № 12. С. 219-226.

140. Крючков, К. Из итогов моей прошлогодней миссионерской деятельности / К.Крючков//Миссионерское обозрение. 1903. № 12. С. 219-226.

141. Курский кружок церковного обновления. // Прибавление к Курским епархиальным ведомостям. 1898, №34. С. 815-817.

142. Лазарев, Г. О беззаконных деяниях беглых попов / Г. Лазарев // Миссионерское обозрение. 1911. № 10. С. 427-429.

143. К учреждению противораскольнического и противосектантского Миссионерского комитета // Воронежские епархиальные ведомости. Часть неофициальная. 1908. №11. С. 662 663.

144. Маршрут в древлеправославное «Беловодье» // Миссионерское обозрение. 1900. № 2. С. 350-351.

145. Местные известия // Курские епархиальные ведомости. 1909, № 10. Часть неофициальная. С. 244-248

146. Миссионерская деятельность в борьбе с сектантством и расколом старообрядства // Миссионерское обозрение. 1906. № 6. С. 660-680.

147. Миссионерство, секты, раскол // Миссионерское обозрение. 1905. № 1. С. 177-180.

148. Молчанов П.И. Современные задачи православной миссии / П.И. Молчанов // Миссионерский листок. Вып. 4. М., 1892. 58 с.

149. Необычайное паломничество // Курские Епархиальные ведомости. Часть неофициальная. 1902 , №34. С. 635-636.

150. Обтемперанский, А. Современное состояние австрийского раскола и его отношение к Церкви Православной и к раскольникам других согласий / А. Обтемперанский // Миссионерское обозрение. 1910. № 4. С. 520-526

151. Обтемперанский, А. Безблагодатное и противоканоническое священство (историко-каноническая справка австрийской иерархии) / А. Обтемперанский //Миссионерское обозрение. 1905. № 9. С. 1310-1324.

152. О положении православной церкви в отношении к старообрядцам, сектантам и иноверцам по издании Высочайшего указа 17 апреля 1905года о веротерпимости // Курские епархиальные ведомости. Часть неофициальная. 1906. №42. С. 1001-1014

153. Обращение к православию старообрядца начетчика Исая Агафонова. Приложение к Отчету Тамбовского Богородично-Казанского миссионерского братства за 1877 г. Тамбов, 1878.

154. Освящение нового единоверческого храма // Курские епархиальные ведомости. Часть неофициальная. 1907. № 44. С. 753-756.

155. О состоянии раскола и деятельности противораскольнической миссии в Курской епархии за 1908 год // Курские епархиальные ведомости. Часть неофициальная. 1909. № 3. С. 59-60.

156. Отчет о деятельности миссионерского кружка ревнителей православия с. Нижние Деревеньки за 1-й год его существования // Курские епархиальные ведомости. Часть неофициальная. 1908. № 11. С. 251-257.

157. Представление Совета Братства на имя Преосвященства, Преосвящннейшего Питирима, Епископа Курского Обоянского, от 30 августа 1907 г. № 111 // Курские епархиальные ведомости. 1907. № 33. Часть официальная. С. 555 557.

158. Преображенский, И. К вопросу о причинах «упадка духа» в нашем духовенстве / И. Преображенский // Миссионерское обозрение. 1903. № 8. С. 1171-1181.

159. Программа религиозно-нравственных чтений в г. Курске // Курские епархиальные ведомости. 1891. №45. С. 843.

160. Присоединение пакасовских старообрядцев к единоверию. Приложение к Отчету Тамбовского Богородично-Казанского миссионерского братства за 1877 г. Тамбов, 1878.

161. Развитие сектантства и православная миссия в Фатежском уезде // Миссионерский листок. 1913. № 2. С. 13-14.

162. Расколо-старообрядческая жизнь // Миссионерское обозрение. 1910. № 7-8. С. 1315-1331.

163. Раскол старообрядчества в 1913 году // Миссионерское обозрение. 1914. № 1. С. 157-164.

164. Религиозно-нравственные чтения в селе Уланке // Курские епархиальные ведомости. Часть неофициальная. 1895. №47. С. 11661172.

165. Речь белгородского епископа Иоанникия по поводу открытия епархиального съезда в Курске // Миссионерское обозрение. 1905. № 6. С. 921-923.

166. Руководство для сельских пастырей // Курские епархиальные ведомости. Отдел неофициальный. 1881. № 14. С. 700-703.

167. Санкт-Петербургские ведомости. 1912. №12.

168. Сообщение из г. Обояни о посещении и беседах епархиального миссионера//Курские епархиальные ведомости. 1908. № 44. С. 814-816.

169. Список книг и брошюр, пригодных для религиозно-нравственных чтений // Курские епархиальные ведомости. 1907. № 33. Часть официальная. С. 558 -562.

170. Средства к поднятию нравственно-религиозного и умственного образования нашего народа // Чтения общества духовного просвещения. 1875. С. 15-42.

171. Отчет о деятельности миссионерского кружка ревнителей православия с. Нижние Деревеньки за 1-й год его существования // Курские епархиальные ведомости. Часть неофициальная. 1908. № 11. С. 251-257.

172. Тайная дипломатия Синода // Церковь. 1910. № 1. С. 11-12.

173. Тенденциозность и несостоятельность думского законопроекта о старообрядческих общинах (разъяснения представителей ведомства православного исповедания в комиссии по делам православной Церкви) //Миссионерское обозрение. 1909. № 6. С. 755-761э

174. Цвейтов, П. О нужде наших приходов с раскольничьим элементом населения / П. Цвейтов // Миссионерское обозрение. 1905. № 4. С. 599.

175. Церковная летопись села Камышного Христорождественской церкви Суджанского уезда // Курские епархиальные ведомости. Часть неофициальная. 1872. № 2. С. 99-110.

176. Чередников, И. Самое верное начало противораскольничьей миссии / И. Чередников // Миссионерское обозрение. 1906. № 9. С. 268-285.

177. Монографии, статьи, сборники работ

178. Абрамов, И.С. Старообрядцы на Ветке / И.С. Абрамов. СПб., 1907. 34 с.

179. Абрамов, Н. Игнатий Римский-Корсаков, митрополит Сибирский и Тобольский. 1692 1700 г. / Н. Абрамов // Странник. 1862. №4. С.156 -157.

180. Акиньшин А.Н. Храмы Воронежа / А.Н. Акиныпин. Воронеж: Кварта, 2003. 240 с.

181. Алексеев, В.В. Распад СССР в контексте теорий модернизации и имперской эволюции / В.В. Алексеев // Отечественная история. 2003. №11. С. 3-20.

182. Амфитеатров, Н. Разнузданность деревенской молодежи / Н. Амфитеатров // Курские епархиальные ведомости. Часть неофициальная. 1908. № 9. С. 198-201.

183. Андреев, В.В. Раскол и его значение в русской народной истории / В.В. Андреев. М., 1870. 412 с.

184. Андреев, Д. Свободные раскольничьи браки / Д. Андреев // Миссионерское обозрение. 1900. № 4. С. 526-535.

185. Апанасенок, A.B. Старообрядчество Курского края в XVII начале XX века /A.B. Апанасенок. Курск: Курский гос. тех. ун-т, 2005. 196 с.

186. Апанасенок A.B. Старообрядчество в социальной и культурной истории центрально-черноземных губерний Российской империи вовторой половине XIX начале XX века / A.B. Апанасенок // Курские тетради. Вып. 7. Курск, 2005. С. 7-26.

187. Апанасенок, A.B. «Старая вера» в Центральном Черноземье: XVII -начало XX века / A.B. Апанасенок. Курск: Курский гос. тех. ун-т, 2008. 303.

188. Апанасенок, A.B. Религиозные диссиденты в российской провинции: очерки духовных движений Курской губернии в конце XVIII начале XX века / A.B. Апанасенок. Курск: Курский гос. тех. ун-т, 2010 200 с.

189. Аристов, Н.Я. Устройство раскольничьих общин /Н.Я. Аристов. М., 1863. 32 с.

190. Ахиезер, A.C. Россия: критика исторического опыта (социокультурная динамика России). В 2-х тт. Т. 1. От прошлого к будущему / A.C. Ахиезер. Новосибирск, 1997. Т.1. 805 с. Т. 2. Теория и методология: словарь/ A.C. Ахиезер. Новосибирск, 1998. 595 с.

191. Ахиезер, A.C. Философские основы социокультурной теории и методологии /A.C. Ахиезер // Вопросы философии. 2000. № 9. С. 29-45.

192. Ахиезер, A.C. Жизнеспособность российского общества / A.C. Ахиезер // Общественные науки и современность. 1996. № 6. С. 58-66.

193. Байбурин, А.К. Некоторые вопросы этнографического изучения поведения /А.К. Байбурин // Этнические стереотипы поведения. М., 1985. С. 21-40.

194. Белякова, Е.В. Стоглав и его место в русской канонической традиции / Е.В. Белякова // Отечественная история. 2001. № 6. С. 90-96.

195. Бернштам, Т.А. Приходская жизнь русской деревни: очерки по церковной этнографии / Т.А. Бернштам. СПб:Изд-во Санкт-Петербургского ун-та, 2007. 413 с.

196. Бонч-Бруевич, В.Д. Старообрядчество и самодержавие // Избранные сочинения / В.Д. Бонч-Бруевич. М.: Наука, 1959. Т. 1. С. 90-103.

197. Бужинский, В.В. Один мир — три эпохи / В.В. Бужинский // Старообрядчество: история, культура, современность. Материалы конференции. М.: Музей истории и культуры старообрядчества, 2002. С.279-285.

198. Варадинов, Н.В. История министерства внутренних дел. Восьмая, дополнительная книга. История распоряжений по расколу /Н.В. Варадинов. СПб., 1863. 656 с.

199. Василевский, П. Деятельность православной миссии // Миссионерское обозрение / П. Василевский. 1910. № 4. С.696-700.

200. Введенский, С.Н. Два эпизода для характеристики нравов в Воронежской епархии при святителе Митрофане. 1682 1703 гг. / С.Н. Введениский // Воронежская старина. Воронеж, 1903. Вып. 2. С.220-229.

201. Введенский, С.Н. Св. Митрофан Воронежский как церковный и государственный деятель эпохи преобразований / С.Н. Введенский // Воронежская старина. Воронеж, 1904. Вып. 4. С. 78-83.

202. Введенский, С. Раскол в Воронежском крае при св. Митрофане (1682 -1703 гг.) / С. Введенский // Воронежские епархиальные ведомости. Неофициальная часть. 1898, №22. С.280 284.

203. Введенский, С. Васька Желтовский / С. Введенский // Памятная книжка Воронежской губернии на 1904 г. Воронеж, 1904. Отд. III. С. 183- 190.

204. Вебер, М. Избранные произведения /М. Вебер. М.: Наука, 1990. 808 с.

205. Волоцкий, Иосиф. Просветитель /Иосиф Волоцкий. М.: Спасо-Преображен. Валаам, монастырь,, 1993. 382 с.

206. Голубинский, Е.Е. К нашей полемике со старообрядцами / Е.Е. Голубинский. М., 1905. 260 с.

207. Горбацкий, A.A. Старообрядчество на белорусских землях /A.A. Горбацкий. Брест: БрГУ им. А. С. Пушкина,, 2004. 154 с.

208. Гринякин, Н. К истории австрийского согласия / Н. Гринякин // Миссионерское обозрение. 1906. № 9. С.310-328.

209. Громогласов, И.М. Русский раскол и Вселенское православие / И.М. Громогласов. Сергиев Посад, 1898. 44 с.

210. Громогласов, И.М. Культурный разлад и религиозное разномыслие (к вопросу о причинах живучести русского раскола) /И.М. Громогласов. Рязань, 1903. 58 с.

211. Гурьянова, Н.С. Крестьянский антимонархический протест в старообрядческой эсхатологической литературе периода позднего феодализма/Н.С. Гурьянова. Новосибирск: Наука : Сиб. отд-ние„ 1988. 186 с.

212. Даль, В.И. Розыскание о убиении евреями христианских младенцев и употреблении крови их /В.И. Даль // Кровь в верованиях и суевериях человечества. Сборник статей СПб.: София, 1995. С. 402 -413.

213. Данилко Е.С. Старообрядчество на южном Урале: очерки истории и традиционной культуры / Е.С. Данилко. Уфа: Гилем, 2002. 218 с.

214. Домострой. М.: Панорама, 1990. 220 с.

215. Ростовский, Дмитрий. Розыск о раскольничьей брынской вере, о учении их, о делах их, и изъявление яко вера их неправа, учение их душевредно и дела их не богоугодны /Дмитрий Ростовский. М., 1826. 370 с.

216. Дружинин, В.Г. Раскол на Дону в конце XVII века /В.Г. Дружинин. СПб, 1889. 178 с.

217. Дубасов, И.И. К истории противоцерковного движения в Тамбовской губернии / И.И. Дубасов // Древняя и новая Россия. 1878. С. 23-41.

218. Дубасов, И.И. Противоцерковные движения в Тамбовской губернии / И.И. Дубасов // Очерки из истории Тамбовского края. Вып. 1. М., 1883. С. 35-49.

219. Дутчак, Е.Е. Из "Вавилона" в "Беловодье": адаптационные возможности таежных общин староверов- странников (вторая половина XIX начало XXI в.) / Е.Е. Дутчак. Томск: изд-во Томского ун-та, 2007. 410 с.

220. Дынин, В.И. Старообрядчество и сектантство в Воронежской губернии (XIX начало XX века) / В.И. Дынин // Церковь и ее деятели в истории России. Воронеж: Изд-во ВГУ, 2001. Вып.2. С. 110-122.

221. Ершова, О.П. Старообрядчество и власть / О.П. Ершова. М.: «Уникум-центр», 1999. 204 с.

222. Есипов, Г. Раскольничьи дела XVIII столетия, извлеченные из дел Преображенского приказа и Тайной розыскных дел канцелярии / Г. Есипов. СПб, 1863. Т. 2. 213 с.

223. Житие протопопа Аввакума и другие его сочинения. М.: ТЕРРА-Кн. Клуб, 2001.335 с.

224. Загоровский, В.П. Белгородская черта / В.П. Загоровский. Воронеж: изд-во ВГУ, 1969. 211 с.

225. Зверев, С.Е. Св. Митрофан первый епископ Воронежский в борьбе с расколом / С.Е. Зверев // Труды ВУАК. Вып. 1. Отд. 1. С. 5-16.

226. Зеньковский, С.А. Русское старообрядчество. Духовные движения XVII века / С.А. Зеньковский. М.: Наука, 1995. 528 с.

227. Зольникова, Н.Д. Эсхатология енисейского старовера-книжника часовенного согласия Исая Назаровича / Н.Д. Зольникова // Отечественная история. 2000. №5. С. 118-122.

228. Зубарев, Е. Из беглопоповщинского быта / Е. Зубарев // Миссионерское обозрение. 1905. № 7-8. С. 1129-1139.

229. Иванов, К.Ю. Роль церковной школы в борьбе со старообрядчеством в Томской епархии / К.Ю. Иванов // Мир старообрядчества. Вып.4. С. 310-314.

230. Ивановский, Н.И. Два чтения по старообрядческому расколу / Н.И. Ивановский. СПб., 1892. 73 с.

231. Ивановский, Н.И. Единоверие и возникающие в нем вопросы / Н.И. Ивановский // Миссионерское обозрение. 1906. № 4. С. 510-519.

232. Ивановский Н.И. Записка по вопросам о расколо-сектантстве и об устройстве миссии / Н.И. Ивановский // Миссионерское обозрение. 1906. №4. С. 508-510.

233. Ильина З.Д., Беспарточный Б.Д., Арцыбашева Т.Н. Курский край. Культура и культурно-историческое наследие / З.Д. Ильина, Б.Д. Беспарточный, Т.Н. Арцыбашева. Курск: Изд-во Курс. гос. пед. ун-та, 2002. 484 с.

234. Иоаннов, А. Полное историческое известие о древних стригольниках и новых раскольниках, так называемых старообрядцах, собранное протоиереем Андреем Иоанновым /. 5-е изд. СПб., 1855. 608 с.

235. Кавелин, Д.К. Сочинения: в 2-х гг. / Д.К. Кавелин. СПб., 1898. 581 с.

236. Как христианину подобает входить в храм // Церковь. 1992. Вып. 2. С. 34-46.

237. Каптерев, Н.Ф. Патриарх Никон и его противники в деле исправления церковных обрядов / Н.Ф. Каптерев. М., 1913. 271 с.

238. Карабинович, И. Славление Христа / И. Карабинович // Церковь. 1909. № 2. С. 35-36.

239. Карташёв, A.B. Очерки по истории Русской Церкви / A.B. Карташев. М.: ЭКСМО-Пресс, 2000. 576 с.

240. Карташёв, A.B. Смысл старообрядчества / A.B. Карташев // Церковь. 1992. №2. С. 3-22.

241. Карцов, В.Г. Религиозный раскол как форма антифеодального протеста в истории России / В.Г. Карцов. Калинин: КГПИ, 1971. 140 с.

242. Катунский, А.Е. Старообрядчество / А.Е. Катунский. М. изд-во «Атеист», 1972. 121 с.

243. Керов, В.В. К вопросу об эсхатологических факторах старообрядческого предпринимательства / В.В. Керов // Феномены истории. М., 1996. С. 188-194.

244. Керов, В.В. Конфессионально-этическая мотивация хозяйствования староверов в XVIII-XIX веках /В.В. Керов // Отечественная история. 2001. №4. С. 18-40.

245. Керов, В.В. «Се человек и дело его.»: Конфессионально-этические факторы старообрядческого предпринимательства в России / В.В. Керов. М.: Экон-Информ, 2004. 658 с.

246. Керов, В.В. «Бог свят есть. и мы будем святы»: Сакрализация повседневности в старообрядчестве / В.В. Керов // Старообрядчество: История. Культура. Современность. Материалы конференции. М.: Музей истории и культуры старообрядчества, 2006. С. 4-16.

247. Кириллов, И.А. Правда старой веры / И.А. Кириллов. М., 1916. 248 с.

248. Кириллов, И.А. Статистика старообрядчества / И.А. Кириллов. М., 1913. 26 с.

249. Кирсанов, А.Н. Обрядоверие и Великий Раскол / А.Н. Кирсанов // Старообрядчество: история, культура, современность. Материалы конференции. М.: Музей истории и культуры старообрядчества, 2000. С. 28-32.

250. Клибанов, А.И. Народная социальная утопия в России / А.И. Клибанов. М.: Наука, 1978. 344 с.

251. Ключевский, В.О. Русская история. Полный курс лекций / В.О. Ключевский. Ростов н/Д.: изд-во «Феникс», 1998. Т. 2. 608 с.

252. Ключевский, В.О. Добрые люди Древней Руси / В.О. Ключевский // Семья и школа. 1988. № 7. С. 22-25.

253. Комолова Э.В. Воронежская епархия в конце XVII XVIII вв.: образование, церковная организация, социально-политические отношения / Э.В. Комолова. Воронеж: Издательский Дом Алейниковых, 2007. 285 с.

254. Короленко, H.H. Некрасовские казаки. Исторический очерк, составленный по архивам и печатным материалам /H.H. Короленко. Екатеринодар, 1899. С. 34-41.

255. Костомаров, Н.И. История раскола у раскольников / Н.И. Костомаров //Вестник Европы. 1871. Кн. 4. С. 460-478.

256. Кравченко, И.И. Модернизация мира и сегодняшней России. Выход из кризиса / И.И. Кравченко // Вопросы философии. 2002. № 9. С. 3-19.

257. Красиков, П.А. Революция и церковь / П.А. Красиков. М., 1923. 84 с.

258. Красильщиков, В. А. Модернизация и Россия на пороге XXI века / В.А. Красильщиков // Вопросы философии. 1993. № 7. С. 4446.

259. Краткое объяснение о богослужении и молитве // Старообрядческий поморский календарь на 1997 год. М., 1996. С. 156-158.

260. Ксенос. История и обычаи Ветковской церкви / Ксенос // Древлеправославный календарь на 1994 год. Новозыбков, 1993. С. 6698.

261. Кюстин де, маркиз. Записки о России / Маркиз де Кюстин. М.: Наука, 1990. 103 с.

262. Лавров, A.C. Колдовство и религия в России. 1700 1740 гг. / A.C. Лавров. М., 2000. 340 с.

263. Лагутич, Н. Льговские истории / Н. Лагутич. Курск: МУП «Курская городская типография, 2001. 290 с.

264. Лазарев, Г. О беззаконных деяниях беглых попов / Г. Лазарев // Миссионерское обозрение. 1911. № 10. С. 427-429.

265. Лапин, Н.И. Проблема социокультурной трансформации / Н.И. Лапин // Вопросы философии. 2000. № 6. С. 3-17.

266. Лебедев, Е.Е. Единоверие в противодействии русскому обрядовому расколу. Очерк по истории и статистике единоверия с обзором существующих о нем мнений с приложениями / Е.Е. Лебедев. Новгород, 1904. 76 с.

267. Левин, Ив. Двоеверие и народная религия в истории России / Ив Левин. М.: Индрик, 2004. 216 с.

268. Лесков, Н.С. Народники и расколоведы на службе / Н.С. Лесков // Исторический вестник. 1883. № 5. С. 415-423.

269. Лесков, Н. Вечерний звон и другие средства к искоренению разгула и бесстыдства / Н. Лесков // Исторический вестник. 1882. № 6. С. 485496.

270. Лесков, Н.С. Благословенный брак / Н.С. Лесков // Исторический вестник. 1885. № 5. С. 499-515.

271. Научные публикации на иностранных языках

272. Conybeare, F.S. Russian Dissenters / F.S. Conybeare. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1921. 267 p.

273. Crummey, R.O. The Old Believers and the World of Antichrist / R.O. Crummey. Madison: University of Wisconsin Press, 1970. 307 p.

274. Heard, Albert F. The Russian Church and Russian Dissent / Albert F. Heard. New York, Franklin Square, 1887. 446 p.

275. Hsia, R.Po-Chia. The Myth of Ritual Murder: Jews and Magic in Reformation Germany / R.Po-Chia Hsia. New Haven, 1988. 254 p.

276. Ivanits, Linda J. Russian Folk Belief / Linda J. Ivanits . Armonk, 1989. 291 p.

277. Michels, G. В. At war with the Church: religious dissent in seventeenth -century Russia / G. B. Michels. Stanford, California: Stanford University Press, 1999. 284 p.

278. Morris, R. Old Russian Ways / R. Morris. New Jork, 1991. 332 p.

279. Pascal, Pierre. Avvakum et les debuts du rascol: La crise religieuse au XVII siècle en Russie / Pierre Pascal. P., 1938. 312 p.

280. Robson, R. Old Believers in modem Russia / R. Robson. De Kalb, 1995. 304 p.

281. Wing, S. Growth of the Old Rite among Converts both within and outside of the Russian Orthodox Church Abroad // Skupiska stroobrzedowcow /. Warszava, 1994. P. 125-130.

282. Диссертационные исследования

283. Абакумов, С.Н. Эволюция старообрядчества в Орловской губернии в конце XVIII — начале XX вв.: дис. канд.ист.наук / С.Н. Абакумов. Орел, 2010. 275 с.

284. Бежан, Е.М. Конфессиональная политика государства и церкви в отношении старообрядцев и русских сектантов Западной Сибири в первой половине XIX века: дис. канд.ист.наук / Е.М. Бежан. Омск, 2008.212 с.

285. Васильева, C.B. Старообрядчество Западного Забайкалья и вероисповедная политика государства в XVII-XX вв.: дис. . канд. ист. наук / C.B. Васильева. Улан-Удэ. 2000. 166 с.

286. Виноградов, A.A. Старообрядцы Симбирско-Ульяновского Поволжья середины XIX первой трети XX вв. (основные черты хозяйства, материальной культуры, быта и семьи): автореферат дис. канд. ист. наук / A.A. Виноградов. Ижевск, 2008. 26 с.

287. Данилко, Е.С. Механизмы самосохранения русских и финно-угорских старообрядческих общин Урало-Поволжья : автореферат дис. д-ра ист. наук / Е.С. Данилко. М., 2007. 55 с.

288. Дутчак, Е.Е. Старообрядческие таежные монастыри: условия сохранения и воспроизводства социокультурной традиции (вторая половина XIX начало XXI в.): дис. д-ра ист. наук / Е.Е. Дутчак. Томск, 2008. 493 с.

289. Ершова, О.П. Старообрядчество и государственная политика России в области вероисповедания во второй половине XIX начале XX веков: дис. д-ра ист. наук / О.П. Ершова. М., 2000. 350 с.

290. Иванов, К.Ю. Старообрядчество юга Западной Сибири во второй половине XIX начале XX вв.: дис. канд. ист. наук / К.Ю. Иванов. Кемерово, 2001. 272 с.

291. Ильин, В.Н. Политика государственной власти и официальной церкви в отношении старообрядцев на территории Томской губернии в 18321905 гг.: автореферат дис. канд. ист. наук / В.Н. Ильин. Барнаул, 2007. 25 с.

292. Каменева, Е.А. Петербургские старообрядческие общины и духовенство Русской православной церкви в царствование Екатерины II: автореферат дис. канд. ист. наук / Е.А. Каменева. СПб., 2007. 24 с.

293. Камзина, А. Д. Старообрядчество как объект миссионерской деятельности Русской православной церкви в Оренбургской епархии: 1859-1917 гг.: дис. канд. ист.наук / А.Д. Камзина . Оренбург, 2004. 235 с.

294. Кочергина, М.В. Старообрядчество юго-запада России (1760-1860 гг.): хозяйство, расселение, культура: дис. канд. ист. наук / М.В. Кочергина. Брянск, 2003. 276 с.

295. Мангилев, П.И. Старообрядчество и крестьянская книжность Южного Урала и Зауралья в XVIII начале XX вв.: дис. канд.ист.наук / П.И. Мангилев. Екатеринбург, 2008. 322 с.

296. Марченко, Е.Е. Старообрядчество в Санкт-Петербурге во второй половине XIX в.: дис. канд. ист. наук / Е.Е. Марченко. СПб., 2001. 177 с.

297. Морохин, A.B. Взаимоотношения старообрядчества и Русской Православной Церкви в Нижегородской епархии: 1672-1762 гг.: дис. канд. ист. наук / A.B. Морохин. Нижний Новгород, 2005. 201 с.

298. Обухович, С.А. Старообрядчество Самаро-Саратовского Поволжья второй половины XIX начала XX вв.: автореферат дис. канд. ист. наук / С.А. Обухович. М., 2008. 25 с.

299. Павлова, O.A. Единоверие в контексте правительственной и церковной политики России в XVIII в. начале XX в.: автореферат, дис. канд. ист. наук / O.A. Павлова. Нижний Новгород, 2007. 30 с

300. Павлюк, C.B. Старообрядческое движение в южных регионах России в конце XVII-XVIII вв.: особенности и условия развития: дис. канд.ист. наук /C.B. Павлюк. Пятигорск, 2005.

301. Прилуцкий, A.M. Курская деревня в годы столыпинского землеустройства (1906-1916 гг.): автореф. дис. . канд. ист. наук/ A.M. Прилуцкий. Воронеж, 2002. 23 с.

302. Ружинская, И.Н. Старообрядчество Олонецкой губернии в конце XVIII середине XIX вв.: численность, расселение, состав.: дис. канд. ист. наук / И.Н. Ружинская. Петрозаводск, 2002. 182 с.

303. Рыжонок, Н.Ф. Старообрядчество Поморья и северо-востока России в конце XVII начале XXI веков.: автореферат дис. канд. ист. наук / Н.Ф. Рыжонок. М., 2009. 24 с.

304. Савенкова, С.Р. История развития правительственной и церковной политики по старообрядчеству в России с 1667 по 1800 гг.: дис. канд. ист. наук / С.Р. Савенкова. Нижний Новгород, 2004. 264 с.

305. Стародубцева, М.С. Влияние русской православной церкви на развитие народного образования в Курской губернии во второй половине XIX -начале XX вв.: дис. . канд. пед. наук /М.С. Стародубцева. Курск, 2001. 172 с.

306. Стахеева, Н.Н. Старообрядчество Восточной Сибири в XVIII начале XX вв.: дис. . канд. ист. наук/Н.Н. Стахеева. Иркутск, 1998. 340 с.

307. Ягудина, О.В. Старообрядчество Уральского и Оренбургского казачьих войск в период с 1851-1917 гг.: дис. канд. ист. наук / О.В. Ягудина. Оренбург, 2005. 253 с.

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора исторических наук Апанасенок, Александр Вячеславович

Введение диссертации2010 год, автореферат по истории, Апанасенок, Александр Вячеславович

Список научной литературыАпанасенок, Александр Вячеславович, диссертация по теме "Отечественная история"

Похожие темы диссертаций