автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.02
диссертация на тему: Формирование личности подростка и художественное осмысление его психологии в адыгейской повести
Полный текст автореферата диссертации по теме "Формирование личности подростка и художественное осмысление его психологии в адыгейской повести"
№
Х'Ы
На правах рукописи
ЧИЧ Роза Шамсудиновна
Формирование личности подростка
и художественное осмысление его психологии в адыгейской повести
10.01.02. - Литература народов Российской Федерации
АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук
Майкоп 2005
Работа выполнена на кафедре литературы и журналистики Адыгейского государственного университета
Научные руководители - доктор филологических наук,
профессор Шаззо К.Г., доктор филологических наук, профессор Демина Л.И.
Официальные оппоненты - доктор филологических наук,
профессор Чанкаева Т.А. кандидат филологических наук Алиева М.И.
Ведущая организация - Карачаево - Черкесский государственный университет
дании диссертационного совета Д 212.001.02 при Адыгейском государственном университете по адресу 385000 г Майкоп, ул Университетская (Первомайская), 208, конференц-зал
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Адыгейского государственного университета
Автореферат разослан января 2005 года
Защита состоится « 2005 года
в
часов на засе-
Ученый секретарь диссертационного совета доктор филологических наук, профессор
Демина Л.И.
JU>6 4023
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Актуальность исследования. Реферируемая работа посвящена изучению художественных особенностей адыгейской прозы о детях и подростках. Большинство писателей, создавая произведения, независимо от своих намерений угадывали интересы и возможности юных читателей. Чаще всего это происходило в повестях о детстве и детях. Рисуя образы детей, вспоминая свои ранние впечатления, автор невольно становился ближе к юному читателю, смотрел на мир его глазами. Именно так произошло в трилогиях Л.Н.Толстого «Детство», «Отрочество», «Юность», А.М.Горького «Детство», «В людях», «Мои университеты» в тетралогии Н Г.Гарина-Михайловского «Детство Темы», «Гимназисты», «Студенты», «Инженеры» и в целом ряде других произведений.
Интерес писателей к образам детей чаще всего зависит от интереса общества к детству и к вопросам просвещения. Иногда он возникает в переломные эпохи в истории народа, связанные с размышлениями о будущем, о судьбах Родины. Зависит это и от состояния самой литературы, от широты охвата писателями жизненного материала Так, например, в русской литературе 30 - 40-х годов XIX века, в творчестве самых выдающихся ее представителей - А.С.Пушкина, М.Ю.Лермонтова и Н.В.Гоголя - нет развернутых детских образов, играющих важную роль в реализации идейно-художественных замыслов. В то же время касательно писателей следующего поколения, чья творческая зрелость протекала в эпоху, когда вопросы просвещения находились в центре внимания общественной жизни, когда происходили реформы и обновление во многих областях, - произведения этих писателей густо населены маленькими героями. Таким было творчество Н.А.Некрасова, М.Е.Салтыкова-Щедрина, Л.Н.Толстого и следующих за ними писателей вплоть до А.М.Горького, А.С.Серафимовича.
Что касается степени исследованности рассматриваемого предмета в отечественной и национальных литературах, то следует подчеркнуть практическое отсутствие подобного рода работ. Существующие литературоведческие исследования весьма в малой степени, крайне опосредованно касаются произведений о детях и подростках. Данная проблематика затрагивается в них либо в связи с производимым здесь рассмотрением теоретических проблем, касающихся литературного героя как такового, либо непосредственно при литературоведческом анализе тех или иных произведений на предмет наличия в них подобного взрослеющего героя. В подобном ракурсе можно отметить многотомное исследование «История советской многонациональной литературы», работы теоретиков отечественной литературы В.Г.Белинского, М.Горького, Л.Тимофеева, М.Бахтина, М.Пархоменко и др., а также теоретиков отечественной психологии Л.С.Выготского, А.Н.Леонтьева. К тому же на региональном уровне были учтены исследования таких национальных литературоведов, как Абитова С Баков X.. Беки-юваЛ. Гутов А., Кунижсв М.,
РОС. Ь' \ ЦК ОПАЛЬНАЯ б ив;; -.о те *. л С. Петербург
ам(7к
Мамий Р, Панеш У., Схаляхо А., Тлепцерше X ,Хапсироков X., Шаззо К. Шаззо Ш, Чамоков Т и других. Однако комплексного, завершенного исследования, предметом которой явилась бы адыгейская литература о детях на сегодняшний день в национальном литературоведении не существует Таким образом, очевидно, что проблема взаимодействия и взаимопроникновения литератур (детской и взрослой) в советском, постсоветском и, в частности, адыгейском литературоведении почти не исследована.
Объектом настоящего исследования является изучение художественных особенностей адыгейской литературы о детях и подростках, предметом исследования - повести «Мой старший брат» А.Евтыха; «Гъогур 1ухыгь» («Путь открыт») Ю Тлюстсна; «Ардаш» Х.Теучежа, «Последняя неделя августа», «Бусинка» X Ашинова; «Семь дождливых дней», «Дедушка» П Кошубаева; «Любовь и уголь» С.Панеша и другие.
Задачей диссертационной работы считаем выявление структуры и характера анализа психологического становления личностей героев, их эволюция и особенности формирования нравственных и духовных сторон их натуры.
Таким образом, основная цель исследования следует из вышеизложенного и состоит в том, чтобы на основе анализа вышеперечисленных произведений адыгейских авторов о детях и подростках выявить, во-первых, элемент воздействия фольклора на их возникновение и развитие; во-вторых, установить степень формирования рассматриваемой разновидности национальной литературы на сегодняшний день.
Методологической и теоретической основой диссертации являются труды известных отечественных литературоведов и литераторов В.Белинского, М.Горького, М.Бахтина, Д.Лихачева, М.Храпченко, Л.Тимофеева, М.Пархоменко, психолога Л.Выготского и др. Также это исследования таких национальных северокавказских литературоведов, как Л.Бекизова, Х.Баков, К.Шаззо, А.Тхакушинов, Х.Хапсироков, М Кунижсв, Р Мамий, А Схаляхо, Т.Чамоков, У Панеш, X Тлепцерше, Ш Шаззо, А.Гутов, С.Абитова.
Научная новизна диссертации В данной работе впервые предпринимается попытка научного осмысления существующих в адыгейской прозе произведений, затрагивающих проблемы духовно-нравственного становления личности ребенка и подростка с учетом вопросов возрастной психологии и педагогики.
Основные положения, выносимые на защиту:
- первоначальный этап формирования личности - детство, затем - подростковый период Дети и подростки существуют в окружении взрослых, при этом общественный фактор является повсеместно утвержденным превалирующим множителем в созревании ребенка; стержневой предмет прозы о детях и детстве - взросление;
- прослеживаемый в адыгейской литературе мотив взросления и становления героя имеет свою этническую основу, коренящуюся в многообразии сюжетов и мотивов адыгского нартского эпоса; мотив возмужания ведущего персонажа, постепенного его становления и обращения в бойца обнаруживается одним из самых частых для устного народного творчества, причем центральным юным героем героико-свадебных сюжетов адыгского эпоса обычно является крестьянский, ханский и княжеский сын, нартский богатырь.
- внимание к судьбе отдельной личности, ее индивидуальной истории закономерно появляется в период глубочайших сдвигов и испытаний; назревает осмысленная необходимость в подведении результатов частного бытия с точки зрения общественного смысла исторического развития, что и происходит в случае с адыгейской прозой о детях;
- в повестях, героями которых являются подростки, постижение ими действительности, самих себя, противоречий окружающего мира - все это составляет ядро сюжета; мысль зрелого человека, автора сливается с мыслью незрелого юноши, и в итоге восприятие реальности, уже давно отошедшей в былое, совершается посредством мальчика; подобное понимание жизни - и детской, и взрослой - по-своему обусловливает самобытный характер творчества рассматриваемых писателей, да и самую его широту.
Теоретическая и практическая значимость. Изменяясь под влиянием просвещения, науки и других областей культуры, литература о детях становится более содержательной, художественно совершенной, актуализируется, полнее отвечает своему назначению и в новом качестве воздействует на сопряженные с нею области уже всей суммой своих новых свойств. Все эти проблемы ждут своего более полного исследования на новом, современном уровне. Материалы диссертации помогут создать критерии оценки и отбора произведений прошлого. Самые совершенные по художественной форме, обладающие значительным воспитательным потенциалом, созвучные по своему духу современности могут быть включены в круг чтения сегодняшних школьников, что позволит максимально использовать духовное наследие прошлого для решения актуальных задач нашего времени.
Работа прошла апробацию на ежегодных международных конференциях посвященных памяти профессора З.И.Керашевой, на заседаниях кафедры русской литературы и журналистики АРУ.
Структура диссертации Цели и задачи, объект исследования обусловили и предопределили логику и структуру данного диссертационного исследования Представляемая работа состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии, насчитывающей 200 источников Одна из глав работы - теоретическая. Построение двух других соответствуют некоей закономерности, в соответствии с которой одна из глав содержит материал, касающийся произведений детской литературы с эпическим, объективным, другая - с лирическим, субъективным способом изложения, с частым использованием элемента автобиографизма.
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ Во введении обоснована актуальность проблемы, определен объект исследования, охарактеризована степень изученности проблемы, обозначены цели и задачи диссертационного анализ, раскрыта новизна исследования, осмыслены теоретическая и практическая значимость работы; приводится краткая история вопроса развития литературы о детстве и детях
Первая глава «Теоретические основы детской литературы и пути их реализации в адыгейской прозе» содержит материал, посвященный изучению жанровых особенностей прозы о детях и детстве Подробному анализу подвергаются понятия «личность», «становление личности», «взросление». Начальный период становления личности человека - детство Дети живут в мире взрослых, причем социальная среда - практически признанный ведущий фактор в развитии ребенка Главная тема литературы о детях и детстве -взросление. Принципиальное отличие детской литературы от взрослой заключается в том, что в детской книге отражается мучительный процесс перехода от детства к взрослости, в то время как книга для взрослых в лучшем случае пытается осмыслить удачу или неудачу этого перехода. В литературе о детях и для детей есть немало произведений, которые помогают понять читателю, еще не окрепшему душой, но и нравственно не испорченному, ценность каждого человека, его потенциальные возможности в деле решения современных общечеловеческих проблем В качестве примера для подтверждения теоретических положений в реферируемой работе рассматривается одна из частей классической трилогии М.Горького о ребенке - «Детство» Детское восприятие мальчика, с его остротой и свежестью, и углубленное сознание автора, умудренного опытом зрелого человека, сливаются воедино, образуя ту лирическую «призму», сквозь которую читатель видит все то, о чем рассказано, - объективную картину действительности. За этой противоречивостью и пестротой человеческих жизней и характеров - историческая противоречивость эпохи, которую изображает М.Горький в трилогии Развитие характера Алеши Пешкова, формирование его личности - центральная, основная линия всей трилогии. У десятилетнего мальчика уже есть характер, в основе которого - инстинктивное требование справедливости, активная реакция против лжи и зла. В произведениях художественной литературы рисуется жизнь отдельных людей, а через них - целых классов, создаются яркие зримые образы, которые зарождают в читателе сочувствие или негодование и тем самым побуждают его к действиям. Этим литература помогает осваивать, познавать мир, оказывая воспитательное воздействие. И чем глубже идейное содержание произведения и выше талант писателя, тем большим воспитательным потенциалом обладают его книги.
В повестях о детях и для детей, как правило, более ограничены пространственные границы, а большие временные перерывы между отдельными главами нежелательны. Так, едва ли не каждый структурный компонент по-своему деформируется, подчиняется особенностям детской литературы и тем
самым еще больше усиливает специфику этой литературы Важнейшее значение в детской летературе имеет тема и ее направленность. От этого зависит воспитательный потенциал произведения. Во все времена тематика книг определялась социальным заказом, воспитательными идеалами общества и возможностями самой литературы, степенью ее развития и художественной зрелости В тематическом спектре находит отражение классовая борьба эпохи, противоборство прогрессивного с реакционным. Для современной детской литературы не существует запретных тем. Но это не исключает классического, традиционного подхода к отбору, при котором учитывается: во-первых, насколько она актуальна для данного времени; во-вторых, возможно ли решить ее в масштабах восприятия юных читателей (доступна ли она ребенку того возраста, которому адресована книга); в-третьих, отвечает ли тема и направление ее решению воспитательно-образовательных задач.
Когда ребенок слушает высококачественный фольклорный текст, доказавший свою жизненность, обладающий красочностью и внутренним динамизмом, будящий интерес и воображение - это способствует развитию у ребенка интереса к литературе вообще, дает ему первые уроки различения хорошей и некачественной литературы На протяжении поколений в фольклорной литературе происходили многочисленные изменения в области формы, однако литературная фабула оставалась целостной и неизменной. Друг против друга стоят два героя-соперника: один представляет негативные силы, поражения которых хотят слушатели, другой - силы положительные, с которыми слушатель внутренне солидаризируется и победы которых желает. Для нагнетания драматического напряжения противопоставление героев еще больше увеличивается' отрицательный персонаж соткан из одних негативных черт, а положительный наделяется всеми возможными идеальными чертами (например, классический конфликт «мачеха - дочь»). Выбор эстетических критериев носит неслучайный характер, в них отчетливо прослеживается дидактический, морализирующий элемент' положительные герои - всс, как на подбор, красавцы, а отрицательные, наоборот, уродливы (т.е. зло всегда уродливо). Вообще, мотив взросления героя, постепенного его становления и превращения в воина является одним из самых частых для устного народного творчества. Основным юным положительным героем героико-свадебных сюжетов адыгского эпоса чаще всего выступает крестьянский, ханский и княжеский сын, нартский богатырь. Он также мужествен, смел, добр, великодушен, справедлив, умен и красив, верен своему слову и долгу, честен, благороден, патриот своей родины. Хотя этот персонаж никогда не наделяется гиперболизированной внешностью и изображается обыкновенным человеком, он обладает, наряду с хитростью и сноровкой, необыкновенной физической силой Одним из его обязательных качеств является трудолюбие, умение трудиться и уважительное отношение к людям труда.
Несмотря на то, что в различных устных повествованиях адыгов основными героями являются персонажи, различающиеся по социальному поло-
жснию - крестьянский сын, княжич, сын хана, - центральный герой, по существу, один Сыновьям ханов и князей присущи те же черты, что и крестьянскому сыну их поведение, отношение к ним других персонажей и их судьба - одни и те же Как отмечается исследователями, по принципу «эпической биографии» построен цикл сказаний об Андемиркане, что дает основания проводить параллели с циклами нартского эпоса' рождение и младенчество героя; богатырское детство и добывание героем богатырского коня; встреча с мифическими и реальными существами; столкновения с противниками; гибель. Однако в рамках реферируемого исследования упоминаются лишь «детские» мотивы - мотивы, так или иначе касающиеся рождения, младенчества и детства героя. Сюжеты, включающие мотивы взросления и воспитания младшего поколения, разрабатываются также в абсолютном большинстве адыгских волшебных сказок Исходя из этого, в реферируемой работе делается вывод о том, что прослеживаемый в адыгейской прозе мотив взросления и становления героя имеет свою этническую основу, коренящуюся в многообразии сюжетов и мотивов адыгского нартского эпоса. В фольклорных запевах этих произведений органически сочетается народное и детское, неистребимый оптимизм последовавшей позже прозы о детях произрастает из этой почвы Эти произведения принадлежат всей литературе: чувства и мысли, выраженные в них, волнуют сердце и ум и ребенка, и взрослого
В гора)! глава - «Художественное своеобразие адыгейской прозы о детях н подростках» - содержит прикладной региональный материал, включающий эпические произведения о детях и подростках таких адыгейских писателей, как Ю Тлюстен «Путь открыт»; П Кошубаев «Семь дождливых дней», Х.Теучсж «Ардаш» и др Интерес к судьбе отдельной личности, се индивидуальной истории закономерно возникает в пору глубочайших сдвигов и суровых испытаний. Назревает осознанная необходимость в подведении итогов личного бытия с точки зрения общего смысла исторического развития. Основные тематические циклы адыгейской прозы рассматриваемого периода внутренне связаны или пересекаются, многообразно взаимодействуют Связи эти обусловлены центростремительностыо художественной мысли разных по содержанию книг, неизменно обращенной к проблемам, рожденным эпохой революции или войны С течением времени художественно-историческая структура литературы подверглась заметной трансформации В 30-е годы она все больше вбирает в себя картины и события народной жизни, непосредственно с биографией героя не связанные, а автобиографический герой все чаще перемежает мемуары анализом и критической оценкой прошлого Все (за редким исключением) повести и романы на этой ступени развития прозы выразительно делились на две части: повествование о трудной, горькой, а то и трагической доле народа до Октября и в мажорных тонах ведущийся рассказ о светлых переменах после революции
В этой ранней постреволюционной прозе уже встречались и отдельные попытки более или менее диалектического подхода к современности Среди
них - повесть Ю.Тлюстена «Пуп. открыт» (1938). Хотя противопоставление дореволюционного минора и послереволюционного мажора прослеживается здесь также в полном объеме, однако писатель совершил важный для молодой прозы опыт соединения документально достоверного материала с проблемно-стьго. К примеру, в данном случае повествование начинается с подробного, детализированного описания предреволюционной аульской действительности, с указанием существовавших на тот исторический момент ({тактических проблем. При этом в данном произведении вновь имеет место уже частый для адыгейской прозы 30 - 40-х гг. элемент автобиографизма. Он живет всеми интересами, делами и запросами своих персонажей потому, что знает на собственном опыте, как сложна окружающая их действительность и одновременно понимает, насколько богат внутренний мир главного героя. Противопоставление социальному злу атакующей, действенной активности, безраздельная симпатия к сознательно поступающей личности идет в едином сложном комплексе с этической определенностью человека. Взрослеющий подросток может и должен знать, что есть добро и что есть зло, что хорошо и что плохо, что честно и что подло, - настаивает Ю.Тлюсген в своей повести. Даже малолетний ребенок чувствует - в соответствии со своим возрастом, - в чем заключается справедливость, правдивость, долг, ответственность за свои слова и поступки. Но если это чувство систематически нарушается, если оно не укрепляется постоянно, а подтачивается теми взрослыми, чье влияние становится решающи« в воспитании и развитии ребенка, то, конечно, оно может поколебаться. Писатель стремится связать в своем повествовании судьбу каждой отдельной личности с судьбой всего народа. Это было важным художественным достижением молодой прозы. Главное внимание Ю.Тлюсген уделяет теме формирования нового человека, новых политических и социальных представлений в эпоху революции и гражданской войны, когда создание нового мира лишь намечалось, когда не завершилась еще ломка всего старого. При более пристальном изучении принципа изображения героя в произведениях 30-х годов можно заметить некоторую общую для многих литератур психологическую мотивировку: новые условия жизни выводят на первый план героя-бедняка, который еще недавно не был ничем примечателен.
Аслан - главный герой повести «Путь открыт» Ю.Тлюстена - растет, приобретает уверенность в себе, к нему уже прислушиваются, со временем его поступки, действия находят признание и поддержку у окружающих его людей. Причем подобный результат наблюдается лишь по истечении целого ряда тягостных событий, сформировавших взрослого самостоятельного человека из беззащитного подростка, в первый момент растерявшегося после смерти отца и унаследовавшего массу существенных материальных долгов и трудностей. Отчетливо прослеживается на страницах повести последовавший вслед за «свалившимися» на главного героя невзгодами поэтапный поиск им грядущего пути и долгий процесс некоего самовзросления и самоопределения. Причем процесс этот оказался многогранным и длительным, на-
сыщенными частыми испытаниями, как тяжелым физическим трудом, так и опасной революционной работой Постепенно, будучи еще подростком, главный герой начинает осваивать существующие законы окружающей действительности, самостоятельно познавать реальность и учиться принимать решения, т е подобным образом происходит поэтапно обозначенное автором становление характера и достоверное взросление ведущего персонажа
В последовавшие военные и послевоенные годы детская тема развивается в различных жанрах - военных очерках, повестях и романах. В произведениях эпического плана (повести и романы о войне) направление психологического анализа определяют объективные обстоятельства, пафос текущей событийности, взаимодействие судеб и событий, ибо событие или факт, существующие сами по себе, не интересуют писателя События - сфера деятельности героя Через событие познается характер, мысли и чувства героя во времени, его поступок, мотивы, действия Именно так происходит в повести адыгейского писателя X Теучежа «Ардаш». Автору удастся весьма достоверно передать рождающиеся в ходе развития военных событий помыслы и пожелания главного героя и близких ему людей Здесь прослеживается тенденция к внутренней свободе, напрямую связанной с возрастанием роли субъективного начала, таланта и мировоззрения писателя, с возможностью самостоятельно открыть истину, быть более объективным и правдивым в показе исторического прошлого своего народа При этом автор, не приукрашивая действительности, правдиво отображает соответствующее времени настроение Автобиографический герой-рассказчик в данном случае - наш современник События Отечественной войны для него - это героическая история его отцов и дедов В эпическом материале повести главное место занимает рассказ о предвоенной и военной жизни аула и семьи, а в лирическом - центр внимания перемещается на духовный мир, чувства и переживания рассказчика. Автобиография здесь становится историей духовного развития, формирования личности В частности же, относительно автобиографизма в младописьменной прозе большинство исследователей обозначает то, что он предстал для национальных литератур ключевой конфигурацией перехода от группового авторства в фольклоре к персональному творчеству. В маленьком шустром и неугомонном мальчике Х.Теучеж также видит себя самого, порой излагая на страницах повести становящиеся постепенно все менее детскими размышления Ардаша На первых страницах повести ребенок сначала - персонаж где-то даже вымышленный, забавный. Кажется, что он придуман автором, такой непутевый, лишь для смеха, для развлечения, но нет, побывав во всевозможных недетских, уже вполне взрослых, обусловленных социальными обстоятельствами, переделках, он вполне становится сформировавшимся человеком.
Автобиографическая форма изложения, весьма удачно избранная автором, способствует более достоверному, наглядному и детальному изображению процесса, происходящего с ребенком на протяжении всего повествования - процесса его личностного становления Мировоззрение художника
и
слова, его взгляды, позиции в обрисовке тех образов, которые он создаст, коллизии и конфликты, в которые он вводит своих героев, - в основу всего этого ложатся жизненные факты и события. Главный герой повести - деревенский мальчишка Ардаш, на глазах которого происходят многие ключевые события Отечественной войны, через душу которого проходит и наступление немцев на родной ему аул, и предательство, переход на сторону врага многих, близких ему людей, и гонения, которым подвергались партизаны и все те, кто сочувствовал им, и, наконец, смерть матери. В результате, в финале повести еще вчерашний мальчишка встречает входящих в аул советских солдат уже взрослым парнем, старшим мужчиной в семье, принявшем на себя всю ответственность за женщин - старших и младших сестер.
Писатель поначалу изображает мир ребенка как безоблачный, бесконечно счастливый, мир, которого еще не коснулась тень взрослых забот и проблем, тень грядущей военной действительности. Повседневные приключения Ардаша и его друзей забавны, смешны, наивны, иногда нравоучительны - типичный пример идиллической детской книги. В своем обращении к непосредственному собеседнику писатель делится психологически окрашенными, живыми воспоминаниями, размышлениями своего героя, обнаруживает эмоциональные и конкретные детали процесса его, т.е. своего становления, нравственного и личностного. Так, к примеру, у читателя неоднократно возникает чувство гордости взрослеющего мальчика за воюющего отца - деталь явно выраженного, эмоционально-психологического характера. И если бы не эпизод, когда Ардаш читает по просьбе взрослых газету, возвещающую о возможной войне, если бы не военная тематика разговоров детей, то Ардаш так остался бы навсегда законсервированным в безмятежном детстве, с мечтами о геройстве и медалях отца Однако со временем, постепенно изменяющееся настроение в ауле, влияние наступающей войны на жизнь людей, ее вторжение в детские игры и забавы, - все это вносит полный разлад в доселе ясное и размеренное существование главного героя, а также его внутреннего и внешнего мира. И в результате для Ардаша, как для каждого ребенка, момент осознания того, что окружающая его действительность не так незыблема и статична, как ему поначалу думалось, оказывается первым тагом на пути к взрослой жизни.
В ходе развития сюжетной линии повести имеют место несколько эпизодов, активно демонстрирующих желание Ардаша досадить находящимся в ауле немцам, напугать и разозлить их. В этих эпизодах поражает не только точное, конкретное и поэтическое изображение психологии и рассуждений ребенка, но ощущение той уверенности и беспредельной власти над вещами и явлениями действительности, которая свойственна только ребенку. Даже когда что-то из задуманного главному герою не удастся, боевое вдохновение его не покидает, вера в свое всемогущество у него все-таки остается Писатель раскрывает здесь духовную связь ребенка с окружающим миром, его активное, хозяйское восприятие мира, его «бурное творчество» создает проблемы настоящему, реальному и сильному врагу, и всё это для него вполне реальная действительность.
Обретенный Ардашем скорее интуитивно нравственный максимализм -точная характеристика поведения маленького героя в тех условиях, которые требовали от него полнейшей отдачи сил. И уже тогда смыслом каждодневной, даже бытовой жизни Ардаша, его постоянных напряженных раздумий и размышлений становятся вопросы, подчиненные одной цели - максимально навредить и в меру своих сил досадить врагу. Причем приходит главный герой к этим вопросам постепенно, что психологически грамотно демонстрирует автор, не прибегающий к облегченному приему постановки читателя перед уже свершившимся фактом взросления героя Его проказы и даже порой злые выходки делают его счастливым, потому что это счастье от сознания собственного существования, собственного всемогущества - величайшее достижение маленького ребенка. Но и в этом раю уже маячит неизбежность взросления. Первый шаг за пределы детства означает не только восторг и опьянение свободой, но также ответственность и тяжелые испытания. Так и случается в одном из эпизодов повести, когда спровоцированные очередной выходкой Ардаша немцы затеяли повсеместный обыск и в результате нашли у матери фотографию ее мужа в военной форме. Закончилось все арестом Аминэт и последовавшей затем ее смертью от перенесенных в тюрьме побоев и испытаний.
В повести создается психологический портрет ребенка-подростка, а в данном случае (с учетом очевидного автобиографизма повествования) - даже жизнеописание целого поколения, чья юность совпала с войной. В повести «Ардаш» молодому тогда еще писателю посредством рассмотрения бытия детского сердца, посредством его присоединения к бытию взрослых на удивление легко удается изобразить эмоционально-чувственное и духовное становление личности ребенка. Автору удается передать прежде всего доступное психике ребенка мироощущение и миропонимание. Жизненные ситуации, события и эпизоды, изображенные Х.Теучежем, наглядно знакомят читателя с психологией и миропониманием главного героя И его мысленный монолог -едва ли не единственное в повести открытое обращение к героически погибшему отцу - происходит лишь в момент прощания с Ардашем, в конце повести. Однако перспективы его духовного развития обнаруживаются на протяжении всей повести, этот герой уже полностью определен в рамках данного сюжета, дальнейшие искания не прибавили бы ничего нового в его миропонимании и демонстрировали бы их нисходящую линию. У героя повести Х.Теучежа, даже если испытания ему не удались, все впереди. Герой-ребенок еще не сформировался как личность, его испытания, может быть, пока только игра, тренировка для будущих испытаний, проверка мужества, чести, добра. Герой-ребенок, в отличие от героя-взрослого, не может быть до конца неудачником. У него еще есть возможность исправить ошибки. Он пока еще - личность в процессе становления.
В повести X Теучежа «Ардаш» большая общественная тема решается без малейшей дидактики, нарочитой поучительности, по ходу живого, непринужденного, стремительно развивающегося рассказа, захватывающего и увлекаю-
щего своего читателя. Писатель неприметно подводит его к большим общественным выводам, способствует его гражданскому воспитанию, укреплению ненависти и презрения ко всему, что связано с насилием. Автор стремится насытить свои строки духом подлинной публицистики, высокий гражданский пафос которой сочетался бы с сердечностью и непосредственностью, с самостоятельностью мысли и живостью образа Герой повести «Ардаш» - совсем маленький поначалу мальчик - показан во внутреннем движении и становлении, и сами эти строки наполнены внутренней энергией, движением, заражающей и веселой гордостью за большие и подлинно человеческие качества, присущие как герою этого произведения, так и множеству его сверстников и сверстниц. Порой легкие, веселые, окрыленные эпизоды отвечают уверенности ребенка в своих внутренних силах, его жажде участвовать во всем, что происходит в окружающем мире. В решительном и смелом мальчике уже угадываются черты того «настоящего человека», которым он со временем станет, вот почему автор не только любит, но и уважает такого своего героя, как Ардаш. Х Теучеж внушает своими доходчивыми средствами понятия, правила, чувства, которые, развиваясь и укрепляясь, определяют становление цельного и мужественного характера. Однако, повесть так и осталась бы дидактической, если бы целью поступков Ардаша было личное освобождение или даже собственный героизм Но «преступление» Ардаша выходит за рамки индивидуального: он посягнул на зло как таковое, и от его бездумного поступка наказание несут не только враги, но и все окружающие, попавшие «под разбор». В ходе поисков немцами виноватого страдает его мапгь. Тем самым судьба одного героя связывается у Х.Теучежа с ответственностью в глобальном масштабе, и миссия Ардаша оказывается значительно серьезнее, нежели просто личный героизм Писатель не противопоставляет себя своему юному герою; между ними существует полное взаимопонимание, своего рода «заговор», и он видит Ардаша насквозь в самом буквальном смысле слова; видит насквозь и то лучшее, что присуще ему, и все его шалости, проказы, проделки, замыслы, далеко не всегда безобидные. Вот это полное взаимопонимание (предполагающее вместе с тем и ощущение всей специфичности восприятий, как детского, так и взрослого) и помогло созданию этого произведения, с его «двойным зрением», «двойным освещением», создающим единую и внутренне цельную картину, в основе которой - исследование и утверждение того общего, что соединяет разные миры, детский и взрослый.
Изложение в повести другого адыгейского писателя - П.Кошубаева «Семь дождливых дней» - ведется от лица одного из главных героев, потому ведущую роль приобретает такой композиционно значимый компонент, как лирическое чувство, обусловливающее становление внутреннего мира взрослеющего по ходу развития действия ребенка - Каплана. При этом имеет место авторская установка на изображение процесса морального возмужания характера юного персонажа в специфических военных обстоятельствах. Мальчик, наблюдая вдруг наступившие и интенсивно происхо-
дящис в характере и поступках отца Касея перемены, теряется и, конечно, пугается Однако со временем, постепенно взрослея на глазах читателя, он начинает вникать в психологически обусловленные тонкости отцовского поведения и где-то даже понимать близкого человека
Все началось с очень тревожного и психологически неотвязного, хорошо переданного писателем, ощущения того, что прошлое, воспоминания не уходят из жизни героев. Жена, Дахана, умерла, боль немного поутихла, Касей Шиблоков начал постепенно привыкать к новому своем)' положению: многолетнее затворничество и пленение неизлечимо больной супруги вроде кончилось, а душевные истязания и сердечные пытки никак не исчезают из жизни главного героя. П.Кошубаев мастерски свил в цельную, законченную ткань и день сегодняшний, и тот день, который погрузился в прошлое. Но колесо душевных тревог и страданий не всегда крутится в нужном направлении. Касей стал вспоминать свою жизнь и судьбу супруги, звено за звеном, - и пришло то откровение, которое спасло и его самого, и его воспоминания о былом как о первостепенном и бессмертном имуществе. Вследствие этого сюжетное развитие совершающихся событий возвращает Шиблокова к самому себе Именно это и становится нравственным и этическим мерилом его нахождения в современном мире Однако военное настроение хотя и незримо, но ощутимо присутствует в большинстве эпизодов и характеров повести Сюжегообразующей в данном случае является событийная ткань, включающая будничные эпизоды семидневного фрагмента из жизни подростка Каплана. Утверждая общность и единство того мира, в кагором живут и взрослые, и дети, писатель вместе с тем крайне чуток, пытлив, внимателен к особенностям детского восприятия, мышления, поведения и не забывает, если нужно, подчеркнуть «специфику» детского возраста, все то, что отличает его от возраста «взрослого».
Внутренний мир Каплана, как и любого ребенка, очень сложен и подвижен, он охвачен бурным и стремительным процессом роста, обогащения, созревания, становления, освоения и своего рода «переработки» восприятий, вызванных окружающей жизнью, непосредственным участием в ней, с годами все более активным и осознанным, но во многом еще только воображаемым (вот почему такое значительное место здесь принадлежит фантазии, вымыслу, игре, в которой воображение ребенка реализуется и воплощается). Эти и многие другие особенности требуют от Касея, как и от любого взрослого чуткости, внимания и понимания, иначе могут произойти - и происходят - те незначительные на первый взгляд недоразумения, размолвки, незаслуженные обиды, на которые так остро, а подчас и болезненно реагирует сын Постепенно отец утрачивает чуткость к этим особенностям детского возраста и характера, не считается с ними, тем самым мешая нормальному росту и внутреннему развитию ребенка, разрушая то прекрасное и чудесное, чем живет ребенок - в своей игре, в своих занятиях, в своем творческом воображении, дающем ему радостное чувство постижения всего окружающего мира и активного овладения им
Таким образом, адыгейская «военная проза» о детях дала литературе нового героя - участника или (в большинстве рассмотренных произведений) свидетеля военных событий с его богатейшим внутренним миром, интенсивной эмоциональной жизнью, не только восстановила историческую правду о нем, о его делах и судьбах, но еще и заметно обновила образный строй современной литературы. Проза эта непрерывно крепла, постепенно менялась вплоть до середины 70-х гг в основном за счет все более смелого проникновения в противоречия послевоенной жизни и, в то же время, благодаря пополнению рядов писателей - «детей войны» все новыми яркими именами При этом одним из ведущих элементов подобной литературы можно назвать элемент автобиографизма, использование которого адыгейскими писателями в процессе изложения способствовало несомненной психологизации и более значительному углублению во внутренний мир центрального героя, в роли которого в большинстве рассмотренных произведений оказывается взрослеющий подросток одиннадцати - шестнадцати лет
Если многие проанализированные во второй главе произведения о детях утверждают внутреннее единство людей, к какой бы возрастной группе они ни принадлежали, то в ряде других, рассматриваемых в третьей главе реферируемой работы («Изображение внутреннего мира подростка, формирование психологии и становление его личности») авторы настойчиво напоминают о том, что мир детей и подростков отличается своими существеннейшими особенностями, своей спецификой, и взрослые не должны забывать об этом
Повесть «Мой старший брат» А.Евтыха отличается увеличением степени правдивости повествования в изображении национальной действительности Это произведение открывает совершенно иной самобытный тип героя, автор представляет формирование его психологической сущности, становление героя как личности. В данном случае налицо созревание и развитие тенденции национальной художественности, углубление психологического анализа, в произведение введен четко прослеживаемый лирический мотив. Однако ведущее сюжетное направление в повести - духовная эволюция героя. При этом следует отмстить, что подобным образом А.Евтыху удалось немало сделать для того, чтобы утвердить в молодой прозе такого рода смелое обращение к крупной общественной и социальной теме в сочетании с творчески самостоятельным и близким детскому восприятию ее воплощением Необходимо особо подчеркнуть, что, решая в своем произведении серьезные темы и вопросы своей современности, писатель избегает какой бы то ни было рассудочности, нарочитости, нравоучительности, ходульности, риторичности. Он насыщает строки, посвященные большой общественной теме, свежестью чувств и непосредственностью восприятии ведущего повествование мальчика Мурата. Его стиль утверждает красоту и радость бытия во всей его полнокровности, во всем его богатстве и многообразии. Действие в повести происходит во время революции, автор ведет рассказ от имени главного героя, изображает жизнь одиннадцатилетнего мальчика, его проблемы, его мысли, то, как он взрослеет
Посредством данной композиционной черты главный герой зачастую может говорить с самим собой, с окружающими его людьми и даже с животными. Героем повести является подросток Мурат. Постижение им действительности, самого себя, сложностей, противоречий окружающего мира - все это составляет ядро сюжета. Произведение составляют несколько конфликтных граней, незримо связанных друг с другом. Голос зрелого человека, самого автора сливается с голосом одиннадцатилетнего мальчика, и в результате восприятие действительности, уже давно ушедшей в прошлое, происходит посредством Мурата-мальчика. Вот такое понимание жизни - и детской, и взрослой - по-своему определяет особый характер творчества А.Евтыха, его подход к затронутому материалу, решение поднятых им вопросов, да и самую их широту. Вот эта внутренняя широта современного автору человека раскрывается в прозе А.Евтыха даже здесь, когда речь вдет о ребенке, раскрывается как бы между прочим, как нечто само собою разумеющееся.
События, составляющие сюжетную линию произведения, в большинстве случаев, за редким исключением можно считать повседневными и даже бытовыми. На глазах читателя равномерно протекает послереволюционная жизнь обычной аульской семьи, одним из членов которой является главный герой, ведущий повествование. Причем в данном случае имеет место изображение равномерного и психологически мотивированного процесса взросления и личностного становления этого ребенка А.Евтыху удалось в рамки подобной бс-зыскусности и равномерности изложения поместить захватывающий по своей сложности и многоступенчатости внутренний мир главного героя, а, уже посредством этого отразить происходившие в обществе тех лет события и перемены. Автор обнаруживает разнообразный внутренний мир подростка, свойственное ему и постоянно присутствующее ощущение познания окружающей действительности. И сквозь призму, хотя и немного наивной внутренней жизни взрослеющего ребенка А.Евтых наблюдает постепенно охватывающее его чувство социальной несправедливости. Внутренние противоречия между двумя классами со всей отчетливостью проявляются в нескольких эпизодах благодаря мастерству автора. К примеру, уже в том, как именно Мурат говорит о членах семьи казака, прослеживается явная ненависть нищего к состоятельному человеку. Таким образом, уверенность в несправедливости существующей действительности, в необходимости противоборствовать ей упрочивается в душе главного героя под воздействием событий, происходящих с ним время от времени. Одиннадцатилетний мальчик становится зрелым мужчиной, постепенно затемняя свое сердце мрачной тучей ненависти Собственно данная ненависть и оказывается источником его духовного становления, вырабатывает шкалу его нравственных ценностей, сферу его миропонимании и убеждений. Всевозможные психологические метаморфозы, происходящие во внутреннем мире лирического героя и демонстрирующие процесс его личностного становления, явились неотъемлемым качеством рассматриваемого произведения А.Евтыха и его прозы в целом.
Гораздо позже, в 1981 году выходит «военная» повесть другого адыгейского писателя - С Панеша «Любовь и уголь», которая композиционно идентична уже рассмотренной повести А Евтыха «Мой старший брат». Параллель можно провести, основываясь на том, что в обоих случаях главным героем, ведущим от своего лица повествование, является мальчик по имени тоже Мурат, который со временем, в процессе изложения, взрослеет и мужает Повесть С.Панеша «Любовь и уголь» посвящена одному из сложнейших исторических моментов - годам Великой Отечественной войны. Война разнопланово воспринимается ведущим повествование юным героем и. соответственно, читателем Изложение завязывается в довоенные годы и оканчивается через год после победы.
Повзрослевший, как и все «военные» дети, слишком рано, Мурат с горечью размышляет о тех невзгодах и лишениях, которые принесла война, тоскует о погибшем на фронте отце и рассчитывает на близкую победу, горюя о тех, кто посвятил свои жизни достижению победы Живое, реальное мироощущение и мировосприятие автора, являющегося свидетелем всех происходивших в тс годы событий, сообщает повествованию правдивость, конкретность в изображении исторических и бытовых деталей жизни адыгского аула военного времени. Пусть маленький Мурат С.Панеша еще далеко не полностью развернул свои возможности и дарования, но он уже знает, «что такое хорошо и что такое плохо», способен уловить разницу между ними, а потому писатель и предъявляет к нему высокие требования, оказывает ему большое доверие Следует подчеркнуть, что это доверие призвано повысить чувство долга и ответственности у всей читательской аудитории - и у взрослой, и у детской Как бы ни был мал герой С.Панеша, но писатель говорит о том, что и он во всю меру своих сил и возможностей должен заботиться и о себе, и об окружающих, а не перекладывать этот труд на плечи других Так и происходит в данном случае, когда Мурат ни в коей мерс не отказывается от заботы о близких - бабушке и маме С.Пансш утверждает в своей повести, что мужество, воля, стойкость необходимы не только для выполнения каких-то особо выдающихся дел и героических подвигов. Зачастую, как это происходит в данном случае, эти качества необходимы и для выполнения самых обычных обязанностей, повседневного долга Подчас даже такое рядовое и обычное дело, как посещение школы, может оказаться воспитанием выдержки, стойкости, мужества, присущего «настоящему человеку», а особенно если у героя развито воображение, необычайно расширяющее пределы окружающего мира, углубляющее всю область переживаний и восприятий.
Тяжело сложилась жизнь маленького героя повести, и автор прямо и открыто говорит своим читателям о большом горе и страданиях, вызванных войной Он ничего не хочет сглаживать, его слова звучат как простая, ничем не прикрашенная правда, укрепляющая чувство зрелости, стойкости, мужества у читателя Вместе с тем он не подавляет читателя трагическими картинами войны, нагромождением ее ужасов, а воспитывает свою аудиторию в
духе готовности преодолеть самые большие испытания Герой повести припоминает все, что случилось с ним за недолгие годы его существования, как бы подводит итог детству; он думает о будущем. В мечтах и раздумьях этого подростка сказываются и мужество, и упорство, и романтическая устремленность Он предельно правдив перед собой и понимает, что природа не наделила его исключительными способностями и дарованиями, - ничего особо примечательного. И все же в свои годы он сделал кое-что, чем можно гордиться Во время войны он сумел стать помощником матери, он умеет добиться своего, активно участвует в помощи фронту
Автор поставил перед собой значительную задачу: показать становление характера одного из тех подростков, который завтра самостоятельно вступит в жизнь, чтобы воплотить свои самые смелые мечты и замыслы, - и заглянул в душу одного из миллионов современных ему молодых людей, запечатлев те новые и сложные чувства, какие возникают на пороге большой жизни С Панеш в своей повести «Испытание» правдиво передает смысл переживаний, захвативших юного героя и побудивших его глубоко задуматься о своей жизни, о своем будущем, об ответственности перед окружающими. Писатель покидает Мурата в момент душевного взросления, что для традиционной литературы редкость, но все чаще встречается в книгах современных авторов, которые не боятся оставить читателя наедине с собственными размышлениями и предположения, касающимися дальнейшей судьбы главного героя Повесть полна внутреннего движения, динамики, ее действие развивается легко и стремительно, ибо автор умеет одним поворотом сюжета одолевать огромное пространство Читатель воочию представляет себе все" и страх, поместившийся в человеческие умы и сердца; и безысходную тягу всякого одержать победу над иностранным агрессором; и слезы матерей, принявших первые похоронки; и низость предателей, бесстыдно растоптавших все нравственные идеалы и духовные ценности; и кару, последовавшую за измену и наказавшую не только виноватых, но и их невиновных детей Все это получило не схематичное, беглое или поверхностное, а живое, конкретное, страстно-напряженное, образно впечатляющее выражение.
П Кошубаев, как уже отмечалось, также в своих произведениях затрагивает проблемы сложного военного детства, проблемы становления, мужания человеческого характера в экстремальных исторических условиях. Именно этому и посвящена его повесть «Дедушка» (1966). Небольшой по объему рассказ включает повествование, ведущееся от первого лица - от лица девятилетнего мальчика Гучипса, повествующего о предвоенных и первых военных днях в его родном ауле. Преобладающий элемент описательносги в изложении, тем не менее, порой сменяется нотками психологизма, например, в таких сценах, как проводы отца на фронт, эпизоды общения внука с дедушкой, философские рассуждения ребенка об общечеловеческой несправедливости в связи с деяниями немцев и т д В такие моменты в ребенке уже просыпается взрослый, опытный человек, способный проследить и сформулировать связан-
ные с войной перемены в поведении, психологии и словах окружающих его людей - и родных, и соседей Причем здесь, само собой, имеют место диаметрально противоположные образы - абсолютно положительные герои (дедушка, отец, мать Гучипса) и абсолютно отрицательный персонаж (хромой Хасан), выступивший в роли предателя. На тот момент, когда немецкие мотоциклисты появились в ауле, Гучипсу, оказавшемуся в ситуации тройного нравственного выбора - бездействия, активной помощи своим или активной помощи врагам, - в какой-то момент был пока еще открыт путь и туда, и сюда, то есть, его переход из ребенка, маминого и папиного сыночка, дедушкиного внука в герои, из детства к зрелости Реалистичный случай с Гучипсом (как и с Ардашем из одноименной повести Х.Теучежа) развивается в двух планах - личном и глобальном Однако, когда установленная немцами несправедливость ликвидирована, т е осколки разбитого ими памятника вождю тайком, благодаря помощи всех жителей аула, включая Гучипса, спрятаны, сам он уже не возвращается в обычный, повседневный мир своего детства. При этом в его психологическом и духовном развитии происходит очевидный прогресс, тем самым жизненные приключения и испытания не проходят для героя, его друзей (а значит, и для читателя) бесследно. Здесь отчетливо видно, что персонажи-мальчишки этой и других «военных» повестей и рассказов адыгейских писателей уже подсознательно готовы к дальнейшим трудностям и испытаниям.
Однако при изображении различных героев рассказа ПКошубаева «Дедушка» прослеживается своеобычная для литературы 60-х годов авторская тенденция. Несмотря на то, что «новые веяния» в искусстве еще не набрали полную силу, тем более, в национальной прозе, и страницы книг населяли в основном образы активных положительных героев, творцов новой жизни, коммунистов как защитников трудового народа, вершителей его судьбы, -несмотря на это П Кошубаев при изображении своих персонажей ни словом не упомянул о партийной принадлежности главного героя произведения - дедушки, помогавшего партизанам и погибшего смертью героя. Это было необычно и весьма своеобразно для тех лет, когда традиционно авторы с особой художественной силой подчеркивали основные черты коммунистов: высокое чувство интернационализма, бесстрашие и героизм в борьбе за народное счастье и т.д., забывая о том, что все эти качества не появляются и не могут появиться в человеке во время вручения партбилета. Они появляются гораздо раньше, еще до его рождения, приобретаются уже с памятью предков. И именно поэтому ключевыми фразами сюжетной линии рассматриваемого произведения П Кошубасва, имеющими максимальное воспитательное значение для читателя и оказавшими непреложное дидактическое влияние на взросление самого Гучипса, стали слова: «Он умер, как настоящий мужчина» , безо всякого упоминания в данном сочетании слов «настоящий коммунист»
' Кошубаев П. Семь дождливых дней - М , 1974. - С. 141.
И вновь на страницах адыгейской прозы - обыкновенные аульские ребятишки, юность которых совпала с великим испытанием, войной. В данном случае художественные строки принадлежат перу другого писателя -X Ашинова Речь здесь вдет о его рассказе «Бусинка». Художник Ерстем Ма-раоков повествует товарищу о своем детстве, о юности, и, соответственно, о своей первой любви к девочке Зузе. В данном случае Х.Ашинов никого из своих персонажей не приукрашивает - ни героя, ни героиню. Собственную юношескую любовь - мощную и трепетную - герои сберегли на веки вечные Ведущий персонаж повести «Бусинка», Ерстем Мараоков, под воздействием воспоминаний детства, рожденных под впечатлением от пейзажей родной природы, принимается рассказывать товарищу о своем детстве, о юности, о возникнувшей в те годы первой любви - ясной и невинной, но не доставившей героям жизненной радости: им не удалось оказаться радом, однако свое чувство они пронесли через всю жизнь. Изложение задано таким образом, что один случай из жизни Ерстема сменяет второй, и читатель совместно с героем одолевает все стадии возникновения и становления юношеского чувства: вот Ерстем в первый раз сосредоточивает внимание на сверстнице Зузе; вот они совместно играют, Ерстем оцарапывает ногу и Зуза оказывает ему минимальную медицинскую помощь; а вот в путешествии за земляникой Зуза предпочитает Ерстема в качестве попутчика... Мальчик старается определиться со своими чувствами, когда вручает Зузе всю собранную им землянику. И так, постепенно, на страницах повести разворачивается история любви двух аульских детей.
Тему становления человеческой личности, раскрывающаяся применительно к жестоким условиям Великой отечественной войны, Х.Ашинов ставит в другой своей повести «Последняя неделя августа» (1970). В данном случае можно вновь провести параллель с произведениями А.Евтыха «Мой старший брат» и С.Пансша «Испытание». Повествование здесь вновь ведется от лица мальчика-подростка, однако при этом все изложение в целом составляют размышления-воспоминания уже зрелого мужчины, реставрирующего в мыслях события далекого прошлого. Писатель скрупулезно распахивает перед взором читателя соответствовавшие этим жизненным фактам переживания мальчика Заура. Автор не описывает детально картин войны. Все это дано только одним штрихом - детским психологическим рисунком, но этот рисунок наполнен особым смыслом, ибо читатель чувствует, что должен был увидеть и пережить ребенок, если перед его глазами стоят одни и те же неотвратимые образы боя, войны, потерь, смерти. Читатель, как бы он ни был юн, не может не почувствовать многого из того, что пережил мальчик Заур, и сам своим воображением дополнит то, о чем умолчал или на что только намекнул автор. Повышая степень внутренней активности читателя, автор, прежде чем сообщить ему нечто важное и существенное, целой системой вопросов и умолчаний зачастую вызывает повышенный интерес к предмету повествования, в атмосфере которого все воспринимается особенно остро и глубоко.
В повествовании писателя всегда чувствуется характер рассказчика, присущие именно ему черты, взгляд на жизнь, на окружающих, особые воспри-
ятия и манера их выражения ХАшинов пишет не просто от лица некоего «суммарного» ребенка или взрослого. Нет, он вживается в образ создаваемого им героя, в его психологию, его характер, подмеченный в движении, в разговоре, в столкновении с окружающей средой, в наиболее отчетливых своих чертах, проявляющихся в жесте, слове, подчас таком живом, выразительном и органичном для данного персонажа, что читатель его уже никогда не забудет Вот почему герой повести Х.Ашинова становится близким читателю человеком, с которым он так хорошо знаком, словно повседневно встречается и постигает его во всем - начиная от бытовых и подчас весьма забавных манер и привычек и вплоть до самых значительных помыслов и мечтаний.
К раздумьям о минувшем ведущего персонажа повести «Последняя неделя августа» подтолкнула внезапная встреча с человеком, запомнившегося ему когда-то навсегда. Сам же стиль повествования не допускает возможности какого бы то ни было вымысла: герой-рассказчик хорошо знает человека, о котором он в дальнейшем поведет изложение. Главный герой повести Заур пытается воссоздать образ встреченного им сегодня человека в прошлом -его представительность и солидность, уважение к нему остальных аульчан. Постепенно обозначаемая Х.Ашиновым сюжетная линия углубляется в события давно ушедшего детства Заура. Главный герой в форме мысленной исповеди тягостно повествует о своем более чем положительном на тот момент отношении к Хаджимету, которому была отдана вся детская любовь и привязанность мальчика, рано потерявшего на войне отца. Заур, слепо веривший всему, что говорил его учитель Хаджимет о счастливом коммунистическом будущем, оказался в глубочайшем шоке в момент, когда во время войны тот же Хаджимет явился немецким прислужником. Любовь ребенка обернулась столь же сильной ненавистью, мотивировавшей смелые, подобные партизанским, зачастую безнаказанные поступки мальчика. Но однажды все закончилось не столь благополучно, и Заур был схвачен. Он подвергся наказанию непосредственно со стороны Хаджимета, который затем, после окончания войны, конечно, был официально наказан. В очертания жанра повести Х.Ашинов сумел ввести всевозможные факты и события предшествующих лет и современности, судьбы людей войны и людей современности с только что определяющимися сознаниями - и все это в непосредственной связи с тем, что именно и о ком повествует Заур, в те годы подросток, сегодня - многоопытный учитель. При подобной вместительности изложение в повести не является многоречивым, но оно содержательно и полно.
В заключении диссертационной работы излагаются результаты исследования, формулируются основные выводы. Изображаемая в анализируемых произведениях окружающая действительность предстает именно такой, если смотреть на нее глазами художника, которая живет в душе каждого ребенка и проявляется в его деятельности, занятиях, играх, где главная и решающая роль принадлежит воображению И так самая повседневная жизнь превращается в мир героики, красоты, романтики, расширяющей всю область чувств, пережи-
ваний, апперцепции, вызывающих острый и напряженный интерес ко всему неведомому, непознанному, отдаленному, - чтобы сделать его близким, понятным, своим. Именно это творческое начало, в высокой степени присущее маленьким героям рассмотренных произведений и выражающееся в их играх и занятиях, к которым непременно примешивается большая доля фантазии, и находит в данной категории писателей своих исследователей, певцов, защитников; они учат читателя относиться к детским занятиям и затеям бережно и внимательно, а не как к озорству, которое надо всячески «пресекать».
Обращаясь к образам юных персонажей и заглядывая тем самым далеко вперед, адыгейские писатели видят не только свой сегодняшний день, но и завтрашний рост современника, внутреннее его созревание. Строки произведений о ребенке и его становлении как личности несут в себе нечто иное, о чем прямо не говорится, а может быть, именно это-то и оказывается самым главным в них. Так, за тем видимым горизонтом, который намечен в произведениях «детского» цикла, открывается еще один, подчас незримый, но явно ощутимый читателем, где угадывается тяга к будущему, его зов, и если читатель не расслышит этого зова в их творчестве, он многого в нем не поймет и не оценит по-настоящему. Творчество подобного рода устремлено к будущему, в завтрашний день, оно живет не только сегодняшними нуждами и заботами современных писателям детей, но призвано ответить их внутреннему росту, их созреванию, возмужанию. Авторы неизменно смотрят на их сегодняшнюю жизнь с вершины будущего, той вершины, на пик которой они зовут и своего читателя.
Являясь органической частью культуры, литература о детях и для детей, как и любая область искусства, развивается в спорах и в столкновении мнений, в поисках новых путей. Будучи орудием познания и самопознания человека и окружающего его мира, она воздействует на этот мир через воспитательно-образовательное влияние на молодое поколение, готовит это поколение к жизни, вооружая его исторической памятью и опытом, накопленным жившими до него предками.
Изменяясь под влиянием просвещения, науки и других областей культуры, литература о детях и для детей становится более содержательной, художественно совершенной, актуализируется, полнее отвечает своему назначению и в новом качестве воздействует на сопряженные с нею области уже всей суммой своих новых свойств. Все эти проблемы ждут своего более полного исследования на новом, современном уровне.
Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:
1 Чич Р.Ш О нравственных ценностях адыгов / Чич Р. // Вестник. АТУ. -Майкоп, № 2, 1998 г. - с. 58.
2 Чич Р.Ш. Формирование и развитие детской адыгейской прозы / Чич Р. -Майкоп, 2004 г. -31 с.
З.Чич Р.Ш Становление личности подростка и его психологии / Чич Р. -Майкоп, 2005 г. - 31с.
ЧИЧ Роза Шамсудиновна
ФОРМИРОВАНИЕ ЛИЧНОСТИ ПОДРОСТКА И ХУДОЖЕСТВЕННОЕ ОСМЫСЛЕНИЕ ЕГО ПСИХОЛОГИИ В АДЫГЕЙСКОЙ ПОВЕСТИ
АВТОРЕФЕРАТ
Редактор I Папо К.Г. Техн. редактор Коблева М.Х.
ИД № 01222 от 14 03.2000г. ПД №10-10008 от 8 11.20001.
Подписано в печать 25 01.2005 г Формат бумаги 60x84Бумага ксероксная Печать офисная Гарнитура Тайме Уел печ л 1,25. Заказ № 561 Тираж 100 экз
Издательство МГТУ, 358000, г Майкоп, ул Первомайская, 191
РНБ Русский фонд
2005-4 47160
Г-
( m ?
2 2 ФЕВ 2005 <
Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Чич, Роза Шамсудиновна
ВВЕДЕНИЕ.
Глава I. Теоретические основы детской литературы и пути их реализации в адыгейской прозе.
Глава II. Художественное своеобразие адыгейской прозы о детях и подростках.
Глава III. Изображение внутреннего мира подростка, формирование психологии и становление его личности.
Введение диссертации2005 год, автореферат по филологии, Чич, Роза Шамсудиновна
Детскую литературу составляют в совокупности литературные произведения, созданные специально для юных читателей, а также прочно вошедшие в круг их чтения из устного поэтического народного творчества и из литературы для взрослых. Будучи органической частью духовной культуры, литература о детях и для детей является искусством слова и, следовательно, ей присущи качества, свойственные всей художественной литературе. В то же время, как считал А.М.Горький, она «не должна быть придатком к литературе для взрослых. Это великая держава с суверенными правами и законами»1.
Один своенравный мальчик не слушался своих родителей. Однажды он увидел, как столяр мастерил гроб. Проказник был поражен, когда узнал, что этот гроб предназначается для него. Так папенька и маменька решили проучить своего не в меру шаловливого сына». С подобных историй начинается путь взрослеющего ребенка - шалуна - в русской детской литературе. Появились они в последней четверти XVIII века, когда благодаря усилиям русских педагогов и переводчиков начали выходить в свет сборники нравоучительных повестей и рассказов, предназначенные для детского чтения. Авторами подобных произведений были широко известные в Европе «друзья детей» - немецкий педагог и филантроп И.Кампе, его французский последователь А.Беркень, английская писательница для детей и взрослых М.Эджворт.
Русские переводчики составляли на основе европейских изданий сборники чтения для русских детей. Причем имена этих первых авторов детской литературы зачастую нам неизвестны, в основном это были преподаватели и ученики Московского благородного пансиона. Изданием таких книг прославилась типография Н.Новикова, который свою миссию видел в том, чтобы
1 Горький М. О детской литературе. - 2-е изд. - М., 1958. - С. 370. донести до русских родителей и русского ребенка бесценные достижения европейской педагогической мысли. Поэтому даже под произведениями собственного сочинения русские издатели предпочитали ставить имена знаменитостей в области воспитания — Кампе или Беркеня.
Дореволюционная русская детская литература прошла огромный путь развития. От первых робких попыток выделиться в самостоятельную область культуры, предпринятых во второй половине XV века, и до Октябрьской революции ее история насчитывает более четырех с половиной веков. Примерно столько же приходится на ее предысторию, когда специальные произведения для детей еще не создавались, но при обучении грамоте постоянно отбирались наиболее доступные детям книги.
В результате этого за десять веков накопилось бесчисленное множество произведений, специально созданных для детей или вошедших в круг детского чтения из книг, популярных среди взрослых. Из них лишь незначительная часть представляет интерес для современного читателя и поэтому переиздается.
Будучи тесно связанной с конкретными историческими, социально-экономическими условиями эпохи, детская литература, являясь самостоятельной областью искусства, развивается в тесной связи, во взаимодействии и под влиянием других видов искусства и духовной культуры, каковыми являются устно-поэтическое творчество народа, письменная (рукописная и печатная) литература, просвещение, педагогика, наука и искусство, в том числе живопись и музыка.
Исходя из актуальных задач, стоящих перед обществом, из идеологии господствующего класса, каждая эпоха предъявляет к писателю свои требования, которые диктуют ему не только темы, идейную направленность, но и вытекающие из них композиционные, стилевые особенности, героев эпохи с их языком, образом мышления, нормами поведения.
Так, в Древней Руси господствующее положение в идеологии занимала религия, с помощью которой готовились исполнители великокняжеской воли. Этой же цели служило и просвещение, начиная с первых его шагов, в недрах которого и в угоду ему возникли первые произведения для детей. Царицей всех наук того времени и, следовательно, главным предметом обучения детей считалась грамматика, которая понималась расширительно и включала в себя не только элементарные сведения о языке, но и умение читать, писать, понимать и толковать прочитанное.
Во второй половине XV века потребность в большом количестве грамотных людей, необходимых для управления освободившимся из-под иноземного ига Московским государством, объединившим вокруг себя другие княжества и земли, заселенные русскими людьми, заставила искать более ускоренные способы обучения. Процесс чтения необходимо было сделать более доступным и привлекательным. Поэтому зачатки детской литературы возникли из потребностей просвещения и отвечали практическим нуждам эпохи.
Одновременно с этим, для того, чтобы заинтересовать детей чтением, оригинальные воинские и бытовые повести, переводные романы и приключенческие произведения стали перерабатываться для детского чтения и включаться в рукописные книги учебного характера. Таким образом, под влиянием просвещения возникла и стала развиваться детская литература. Вслед за этим появляются и первые оригинальные произведения беллетристического характера.
Особенно бурно развивалось виршевое стихотворство, которое еще было далеко от поэзии в современном понимании. Оно ограничивалось изложением знаний, школьных правил и морально-нравственных сентенций.
В начале XVIII века под влиянием Петровских реформ меняются содержание и целевая ориентация детских книг. Для осуществления грандиозных планов царю-преобразователю необходимы были не столько дотошные знатоки и толкователи священного писания, сколько европейски образованные и энергичные люди, способные применять на практике свои знания в об-% ласти строительства зданий, фабрик и заводов, фортификаций, технологии производства, в создании нового оружия и т. п. Поэтому на первый план выдвигаются книги по механике, геодезии, математике и другим прикладным наукам не только для взрослых, но и для юношества и детей.
Не забывалась и грамматика, но она потеряла бывшую корону царицы науки и заняла более скромное место. Грамматике придали служебную роль: она была нужна для того, чтобы молодые люди с ее помощью могли грамотно излагать (устно и письменно) недавно приобретенные новые научные и технические знания. Таковы некоторые конкретные примеры, свидетельствующие о тесной связи детской литературы с эпохой, просвещением и знаниями (наукой).
Еще теснее эти связи с литературой для взрослых. Ранее других видов и жанров появляются в учебных книгах такие произведения, которые можно считать самыми отдаленными предками современной поэзии для детей. Первыми в этом ряду были так называемые акростихидные азбуки (азбуки-границы или акростихиды), представляющие собой досиллабические вирши, которые с давних пор употреблялись как учебные пособия при первоначальном обучении грамоте. От XIV - XV веков до нас дошло несколько их вариантов (около десяти), а от XVI - XVII веков не менее сорока. Одну из таких акростихидных азбук поместил Иван Федоров в первом печатном учебнике.
Под воздействием акростихид появляются силлабические вирши, специально создаваемые для детей, с учетом их интересов и познавательных возможностей. Они были значительно совершеннее первых и приближались к стихотворениям в современном понимании. Так, в печатной «Грамматике словенской» (1596) Лаврентия Зизания было уже пять таких стихотворных щ произведений, а также первая статья по теории стихотворства. По сравнению с акростихидами, они более совершенны и по форме, и по содержанию.
В XVII веке, особенно во второй его половине, количество таких виршей, адресованных детям, резко возрастает. В них делают первые попытки создания образов детей, передаются особенности их языка, рассказывается о житейских буднях людей, рисуются картины природы.
Виршевое стихотворство для детей понималось как часть всей литературы того времени, но адресовалось маленькому читателю. Вирши занимали значительное место в стихотворном наследии самых знаменитых поэтов последней трети XVII века - Симеона Полоцкого и Кариона Истомина, а также поэтов так называемой приказной школы, сложившейся в 30 - 40-х годах того же столетия.
Иначе возникала проза для детей. Задолго до появления специальных произведений этого рода юные читатели пользовались книгами для взрослых. При этом предпочтение отдавали произведениям, в которых находили нечто более понятное и близкое. Таковыми были Поучения и Жития. Прямых свидетельств того, что эти жанры специально приспосабливались для детей, до сегодняшнего дня не дошло. До XVIII века подобных попыток, как отмечают исследователи, не было. Но взрослые, читая с детьми Поучения и Жития, комментировали их содержание.
Специальные переработки для детей популярных произведений взрослой литературы начали создаваться не ранее середины XVII века, а оригинальные прозаические жанры в русской детской литературе появились в последнюю треть того же века. Это были единичные рукописные рассказы и печатные повести назидательного характера.
С давних пор в средневековых учебных заведениях Западной Европы, в том числе и на Руси, бытовала так называемая школьная драма, которая представляла собой инсценировку библейских сюжетов. Школьной она называлась по месту исполнения, а не адресации. Зрителями и исполнителями были учащиеся. Несмотря на это, к детской литературе ее вряд ли можно отнести. Три полные пьесы - «О Навуходоносоре царе», «О блудном сыне» и «Виши в Великий пяток» - написал Симеон Полоцкий. Ф Толчком для развития детской драматургии послужил первый русский театр, открытый в последнюю треть XVII века, при царе Алексее Михайловиче. Подобные спектакли позднее ставились при Славяно-греко-латинской академии, в ростовском, в тверском и других городских театрах при учебных заведениях.
На зарождение детской драматургии влияли также и диалоги в стихах, широко распространявшиеся в середине XVII века и сохранившиеся в средних учебных заведениях до наших дней (чтение стихотворений по ролям или коллективная декламация). На рубеже XVII - XVIII веков на Руси появились школьные драмы об исторических событиях того времени, но широкого распространения они не получили. Наибольший интерес представляло «Действо о седми свободных музах», созданное на основе известного с первой половины XVI века «Сказания о седми свободных хитростях». Оно ставилось в Славяно-греко-латинской академии и предназначалось для привлечения в это учебное заведение новых питомцев.
В последней трети XVIII века А.Т.Болотовым был организован первый детский театр на Руси. Его оригинальные пьесы о детях и для детей послужили мощным толчком для развития детской драматургии в начале следующего, XIX столетия, когда практически в каждом дворянском или чиновничьем доме по поводу семейных дат (именин или праздников) ставились детские спектакли. Обычай этот нашел место и в опере П.И.Чайковского «Пиковая дама».
Еще большее развитие получило это явление в конце XIX века. Рассказывая о театральной жизни того времени, популярный русский журналист Влас Дорошевич вспоминал: «Тогда Москва была полна любительскими щ кружками. Публики не было. Все были актерами. Все играли! В каждой гимназии было по несколько любительских кружков»1. По словам этого автора, тогда учились больше в самодеятельных театрах и драматических кружках, чем в гимназиях. Однако в детской литературе этот процесс увлечения пьесами и театром начался за полвека до конца XIX столетия. Поэтому есть все основания говорить о влиянии детской драматургии, детских спектаклей на театральную жизнь России того времени, так как в недрах детских драматических кружков и спектаклей воспитывались и театральная публика, и актеры.
И еще один аспект взаимосвязи литературы для взрослых и для детей -это миграции произведений из одной области в другую. Большинство писателей, создавая произведения, независимо от своих намерений угадывали интересы и возможности юных читателей. Чаще всего это происходило в повестях о детстве и детях. Рисуя образы детей, вспоминая свои ранние впечатления, автор невольно становился ближе юному читателю, смотрел на мир его глазами. Именно так произошло в трилогии Л.Н.Толстого «Детство», «Отрочество», «Юность», в дилогии А.М.Горького «Детство», «В людях», в тетралогии Н.Г.Гарина-Михайловского «Детство Темы», «Гимназисты», «Студенты», «Инженеры» и в целом ряде других произведений.
Интерес писателей к образам детей чаще всего зависит от интереса общества к детству и к вопросам просвещения. Иногда он возникает в переломные эпохи в истории народа, связанные с размышлениями о будущем, о судьбах Родины. Зависит это и от состояния самой литературы, от широты охвата писателями жизненного материала. Так, например, в русской литературе 30 - 40-х годов, в творчестве самых выдающихся ее представителей -А.С.Пушкина, М.Ю.Лермонтова и Н.В.Гоголя - нет развернутых детских образов, играющих важную роль в реализации идейно-художественных замыслов. В то же время касательно писателей следующего поколения, чья твор
1 Дорошевич В. Рассказы и очерки. - М, 1987. - С. 283. ческая зрелость протекала в эпоху, когда вопросы просвещения находились в центре внимания общественной жизни, когда происходили реформы и обновление во многих областях, - произведения этих писателей густо населены маленькими героями. Таким было творчество Н.А.Некрасова, М.Е.Салтыкова-Щедрина, Л.Н.Толстого и следующих за ними писателей, вплоть до А.М.Горького, А.С.Серафимовича.
Существует еще один аспект связи детской литературы с литературой для взрослых. Как это ни представляется парадоксальным, на произведения некоторых выдающихся русских писателей XIX века оказала влияние литература, прочитанная ими в детстве. Так, сказку о Бове, «Руслана и Людмилу», а также другие подобные произведения А.С.Пушкин писал под влиянием историй, услышанных в детстве. По своему композиционному построению «Бородино» М.Ю.Лермонтова напоминает произведения для детей, широко распространенные в первой половине XIX века (беседа старшего с представителем младшего поколения). То же можно сказать и о «Тарасе Бульбе» Н.В.Гоголя и многих других произведениях.
Таким образом, очевидно, что проблема взаимодействия и взаимопроникновения литератур (детской и взрослой) в русском, советском и постсоветском литературоведении почти не исследована.
Одним из ведущих среди взрослеющих персонажей, представленных испокон веков в литературе о детях и для детей, является традиционный шалун-проказник. Сборники, в которых появляются первые шалуны и проказники, отличались свойственной эпохе объемностью и энциклопедичностью. Наиболее известными среди них были «Бесценный подарок для благовоспи-тываемых детей» (1-ое издание в Москве в 1797 году), «Золотое зеркало для детей, содержащее в себе сто небольших повестей для образования разума и сердца в юношестве» (1-ое издание в Петербурге в 1787 г.), «Нового роду игрушка, или Забавные и нравоучительные сказки, для употребления самых маленьких детей» (1-ое издание в Петербурге в 1776 году). Все издательские рекорды побила знаменитая русская книга «Детская библиотека, или собрание детских повестей» (1-ое издание в 1777 году, последнее - в 1846 году). Великую славу в детской литературе ей обеспечили педагогический талант Кампе и литературное мастерство переводчика А.С.Шишкова, который сопроводил назидательные повести Кампе стихами собственного сочинения.
Традиционно названия повестей, входящих в детские сборники, звучат довольно однообразно: «Разумное дитя», «Лицемерное дитя», «Благородное дитя», «Дерзкое дитя» и т. п. Следующие один за другим рассказы о плохом или хорошем ребенке создают полную картину детских грехов и детских добродетелей. Особенно разнообразны детские пороки, главные из которых — непослушание, лень и невоспитанность. Много раз предупреждали Карлушу об опасности лазить в погреб, — в итоге проказник свалился с лестницы и сломал себе шею. Аннушке советовали не брать в рот булавки, - в результате непослушница умерла в страшных мучениях. Ванюша не захотел принять лекарство - отдал Богу душу. Гневливый Петенька, вопреки предостережениям родителей, разбил в сердцах вазу, осколок которой поранил ему глаз. Проступки детей незамедлительно влекут за собой наказание. В лучшем случае непослушное дитя свернет себе шею или выколет глаза, в худшем - лишится жизни. Если же наказание не следует сразу же за преступлением, то это лишь временная отсрочка. Так, один мальчик без меры любил сладости. Из-за этой порочной склонности он пристрастился к воровству, затем попал в солдаты, долго мучился и умер, всеми заброшенный, на больничной койке.
Таким образом, читателю XVIII века становилось ясно, что быть шалуном и проказником невероятно опасно. Литература не знала к ним ни жалости, ни снисхождения. Само игривое слово «шалун» рождено сознанием XIX века. Ему предшествовало иное определение - преступное дитя.
Совершенно противоположное развитие событий ожидало тех детей, которые выбирали стезю добродетели. Главными достоинствами на этом пути были послушание и благотворительность. Послушный советам родителей мальчик встает рано - и находит на дороге туго набитый кошелек. Дитя, подавшее нищему бутерброд, спасено этим нищим от бешеной собаки. Награда 4 за добродетель никогда не заставляет себя ждать. Уже в XVIII веке не раз звучали призывы награждать детей за благотворительность самим правом в ней участвовать (об этом некоторые из советов родителям Н.Новикова), но в детской литературе добрый поступок и награда за него не разлучаются вплоть до конца XIX в.
Авторы и издатели зачастую предпочитали соединять шалунов и благотворителей в пары. Поэтому названия рассказов часто звучали так: «Рикс и Памфил, или Гнев и добродушие», «Ринсимия и Софья, или Нетерпение и безропотность». Ни автор, ни переводчик не ставят перед собой задачи объяснить причины столь противоположных склонностей детей. Иногда заходит речь о плохом воспитании. Но это не универсальное объяснение. Недаром порою проказник и благотворитель - дети одних родителей. Извечные детские пороки и извечные детские добродетели не есть результат воспитания или условий жизни. Они подобны детским болезням, приходящим извне. Что же касается соединения порочного и добродетельного под шапкой одного рассказа, то здесь авторы руководствовались не столько стремлением к правдоподобию, сколько педагогическими целями. Педагогика XVIII в. настаивала на великой силе примера, который очевиднее всего был в соединении противоположностей .
При всем различии проказников и праведников, многое их роднило. И те, и другие, будучи детьми, не имели возраста. От колыбели до юности главный герой остается ребенком. Поэтому рассказ типа «Дитя, разумно выходящее замуж» - для такой литературы вовсе не абсурд. Герои первых детских книг не имели национальной, бытовой и социальной определенности. Это было дитя вообще, для всех времен и всех народов. Об этом хорошо го-^ ворят иллюстрации к первым русским детским книгам. Уменьшенная фигурка человека помещена в совершенно пустое пространство, с едва намеченными деталями окружающего мира. Мир вокруг дитяти не заселен и не заполнен. Вневременная и внесоциальная сущность первых проказников и fi благотворителей роднит их с басенными персонажами, заменившими лафонтеновских зверей и насекомых. Муха, упавшая в молоко и тем самым наказанная за непослушание, ничем не отличается от проказника, свалившегося с лестницы. И та, и тот являют собой универсальный пример наказанного баловства. Литература, в центре которой находится четко поданный пример, была для своего времени открытием: ведь она пришла на смену пространным наставлениям и назидательным беседам. Считалось, что изложенный доступным для детей языком пример способен в корне изменить ребенка. Отсюда стремление перечислить все возможные грехи и все возможные добродетели, с целью дать универсальный учебник по добронравию.
Историко-литературное значение первых детских сборников нравоучительных повестей и рассказов намного превосходит их художественные достоинства. Как бы ни были условны первые проказники и первые благотворители, их приход в литературу означал очень многое: впервые героем литературы для детей стал ребенок. Сами издатели хорошо сознавали новаторство издаваемой ими литературы. В предисловии к книге «Детский магнит» переводчик с достоинством пишет: «Я ласкаюсь, что дети тем охотнее будут книжку сию читать, что в ней увидят то, что случилось с равнолетними им юношами от их послушания, или непослушания, а читая оные, найдут и себя 0 совершенно описанными со стороны добродетели или порока.» («Детский магнит, привлекающий к чтению, содержащий в себе сто и одну, одну лучше другой, сказочку, с нравоучениями на каждую», 1800). Эти слова издателя Михаила Прохорова примиряют читателя и с суровостью в описании первых шалунов, и с однообразием в рассказах о первых благотворителях.
Говоря о дальнейшей судьбе шалуна и проказника в русской детской ф литературе, в целом следует отметить, что единой судьбы не было. Детская литература XIX в. развивалась в рамках строго очерченных жанров. Различные жанры детской литературы были связаны с разными литературными эпохами. Именно поэтому на страницах детских книг продолжают жить в качестве современников и преступные дети прежней литературы, и шалуны нового времени. У каждого из жанров были свои каноны. Если, следуя старой поэтике, выстроить иерархию жанров детской литературы, то самым высоким окажется повесть из детского быта. Речь идет о быте дворянского дитяти, произрастающего в усадьбах и гостиных. Именно в этом жанре очевиднее всего меняющаяся от десятилетия к десятилетию концепция детства вообще и шалуна как первого подлинного ребенка в частности. Сама эта концепция складывалась не только внутри детской литературы. Она прочитывается и во взрослых повестях о детстве, и в воспоминаниях, и в педагогических статьях, и в критических рецензиях на детские книги.
В 20 - 30-е годы XIX в. в детской литературе произошло некое «потепление». Именно в это время герой детской повести (повести из детского быта) обрел свое социальное и национальное лицо, шалуны и проказники стали обитателями русских усадеб и гостиных. При этом детская литература, как и в предыдущие десятилетия, была во многом ориентирована на западноевропейские детские издания. Однако русские авторы настолько приблизили своих героев к русской действительности, что сами современники не могли отличить оригинальное произведение от переведенного. Поэтому все написанное или пересказанное такими известными детскими писателями, как А.Зонтаг, Л.Ярцова, В.Бурнашев, А.Ишимова, в равной степени стало достоянием русской детской литературы.
Герой детской повести всегда хорош и добродетелен, несмотря на свои порой многочисленные прегрешения. Вот характерное описание маленького героя из повести Августы Вороновой, сотрудницы журнала «Звездочка», издававшегося А.Ишимовой: «Петя был чудесный мальчик, скромный, добрый, чувствительный, он был нежен к отцу и сестре и ласков со всеми окружающими его»1. Совершив грехи, ребенок вновь возвращается к своему подлинному состоянию доброго дитяти. Герой «Сказки о белой мышке»2 охвачен страшным стремлением делать все вопреки воле родителей. В детских изданиях XVIII века такой ребенок был бы обречен на ужасные страдания и мучительную смерть. Проказник нового времени выходит из своих проказ, как из болезни. В процессе развития сюжетной линии он снова оказывается положительным ребенком, а впоследствии автор встречается с благородным молодым полковником, в котором узнает прежнего Сережу.
По мере того, как дети переставали быть носителями общих понятий о грехе или добродетели, авторы детских книг сменили жесткую назидательность на мягкую снисходительность. Так «чужие» дети стали «своими», биографически окружавшими автора в усадьбе или гостиной. В повестях 30-40-х годов весьма заметен отказ от традиционного для детской литературы XVIII в. приема, когда проступок героя полностью определял его сущность и его последующую судьбу. Переосмысляется само понятие проступка. В свое время В.Г.Белинскому понравилась повесть В.Бурнашева «Белокурая коса» (пересказ одной из французских повестей Бульи). Ее героиня Юлинька, которая живет на Большой Морской, позволяет себе непростительную вольность: она отрезает свою прелестную косу. Это было бы достойно строгого наказания, но, как оказалось, Юлинька была при этом движима самыми добрыми чувствами: она продала отрезанную косу, чтобы помочь семье. Причина столь странного поступка - ложно понятая благотворительность, а не злостное желание досадить родителям. Так в повести Бурнашева сблизились прежде несовместимые понятия греха и благотворительности.
Авторы детских повестей не торопятся с вынесением приговора и осуждением своего героя. Сюжетом повести зачастую становятся поиски психо
1 Бабушка-рассказчица, повести для детей Августы Вороновой. - СПб., 1843 / Цит. по Сетин Ф.И. История русской детской литературы. - М., 1990. - С. 78.
2 Книжка малютка для милых малюток. - СПб., 1837 / Цит. по Сетин Ф.И. История русской детской литературы. - М., 1990. - С. 78. логической мотивации совершенного проступка, а не его описание. У лучших из детских писателей главной причиной непонятного взрослому движе$ ния объявляется особый темперамент и способ мышления, свойственный только детскому возрасту. С этого момента герой детской книги обретает определенный возраст.
Первая оригинальная русская книга для детей - повесть Л.Ярцовой1. Сама Л.Ярцова прочно связана с традициями русской литературы, в том числе и семейными связями (она родственница Державина и верный друг его семьи). Книга была написана и издана при посредстве Российской академии наук (при самом живом участии А.С.Шишкова). В «Полезном чтении» Л.Ярцовой впервые появляется тот герой, который станет классическим в русской детской литературе. Это подвижный, невыдержанный мальчик, который постоянно нарушает запреты родителей. При этом Алеша признан всеми за доброго и сердечного ребенка. Он творит неразумные поступки, движимый непосредственными побуждениями доброго и отзывчивого сердца. Для того, чтобы доказать это, Л.Ярцова берет традиционные детские шалости.
Так, в детской литературе XVIII в. дети, вопреки распоряжениям родителей, балуются в отцовском кабинете или в гостиной матери. Проказы эти заканчиваются тем, что дети разбивают роскошную вазу. Как уже отмечалось, в литературе XVIII в. шалуны наказывались за это весьма строго. В повести Л.Ярцовой Алеша разбивает дорогую фарфоровую вазу, предназначенную матери в подарок. Но его за это ждет не наказание, а вознаграждение. Ваза была разбита из-за того, что Алеша стремительно бросился в комнаты. Такая поспешность была продиктована желанием Алеши подать милостыню уходящей нищей. Проступок не исчерпывает сущности героя. Характер его познается через цепочку поступков, порой внешне противоречивых. т
1 Ярцова JI. Полезное чтение для детей. - ЧЧ. 1 - 3. - СПб., 1833.
Тот же Алеша опаздывает на церковную службу, не слушает проповедь и всячески отвлекается. Опечаленные таким непослушанием родители узнают затем историю о нищем старике, возле которого хлопотал Алеша, опоздавший поэтому в церковь.
Рядом с Алешей его брат - умный, рассудительный Федор. Он всегда прав и не совершает ни одного промаха. Между тем Федор и Алеша не представляют собой пару благодетельный-порочный. Оба они по-своему хороши и добродетельны.
В повести Л.Ярцовой импульсивность и непосредственность впервые предстали не как пороки, а как драгоценные свойства детской души. При этом в детской литературе в течение многих десятилетий ценилась не детскость, а взрослость героя, его умение владеть собой и рассуждать. К середине XIX в. в детской литературе все чаще проскальзывает мысль о том, что рассудительность есть символ холодности и бездушия. Традиционная пара послушный-непослушный коренным образом меняется. Послушный - это сдержанный, холодный, расчетливый, а непослушный — это отзывчивый, непосредственный, сострадательный. В сборнике «Подарок моим племянникам» (СПб., 1859) опубликована повесть «Розовая шляпка». Две ее главные героини - противоположные натуры. Одна из них, Полинька, - шалунья и проказница. Не раздумывая, снимает она со своей головы шляпку, чтобы надеть ее на бедную швею. Сестра Полиньки Лидинька не одобряет столь безрассудного поступка. Она взросла и рассудительна не по годам. Взвешивая каждый свой шаг, Лидинька в итоге никому не делает добра.
Такое противопоставление непосредственного и рассудительного героев, в свою очередь, становится традицией, популярной для русской детской литературы вплоть до начала XX в. В рассказе А.Анненской «Мои две племянницы» одна из героинь - образец хорошего ребенка. «Клавдия была девочка тихая, аккуратная, трудолюбивая. Она привезла с собой несколько книг и каждое утро занималась по ним два часа. С подругой она держала себя приветливо, но сдержанно.». Вторая племянница - Лена. Она ни в чем не походила на свою кузину. Живая, необыкновенно подвижная, всегда увлекающаяся чем-либо новым, она даже не подозревала о том, что на свете существуют такие вещи, как порядок и аккуратность. Разумеется, эта девочка приносит массу хлопот. Но именно Лена за краткое время своего пребывания в доме успела проявить свою заботу о других. В проливной дождь она отправляется на подводе в деревню, чтобы отвезти погорельцам одежду и еду.
Появление в детской литературе импульсивного, не рассуждающего героя означало торжество в ней романтической концепции детства. Сама эта концепция была выношена на страницах взрослой литературы. Во второй половине XIX века она стала достоянием и «большой», и «малой» литературы.
Однако романтизация детства никак не является всеобщей тенденцией в русской детской литературе. В разных жанрах этой литературы происходили порой взаимоисключающие процессы. Вплоть до начала XX в. большое место в детском чтении продолжали занимать назидательные повести, глубоко связанные с традицией детской литературы XVIII в. Так, в 1915 году в Петрограде в восемнадцатый раз были изданы нравоучительные повести для детей Василия Бажанова (первое издание в 1835 году). О содержании повестей многозначно свидетельствуют их названия: «Размышление разумного и доброго Кости», «Вина и раскаяние», «Как много значит воспитание и как вредно пренебрегать им». Для новой детской литературы XX в. само сочетание «разумный и добрый» было абсурдным. В нравоучительных повестях для детей продолжала жить полнокровной жизнью пара порочный-добродетельный.
Порочными» представали живые, непосредственные дети, по-прежнему рано кончавшие свою жизнь, обремененные пороками, а «благодетельные», будучи послушными и рассудительными, доживали до глубокой старости в почете и довольстве.
Если в жанре детской повести речь шла об особенностях детского характера, то в жанре рассказа авторы с увлечением стали описывать игры и забавы малышей. С 60-х годов детские проказы оказались наиболее предпочитаемой темой детской литературы.
В 1862 г. Мария Ростовская, знаменитая писательница нового периода русской детской литературы, выпустила сборник рассказов под названием «Дети». Десять рассказов соответствовали десяти проказам. При этом реакцией взрослых на столь непозволительные шалости оказалась одна - смех. У М.Ростовской взрослые впервые засмеялись, глядя на своих разыгравшихся детей. Это было столь необычно, что критика серьезно одернула писательницу. В книге Ф.Толля «Наша детская литература» (1862) автор так отрецензировал рассказ М.Ростовской о том, как дети гладили кота утюгом: «Неужели книжка эта написана с целью - внушить детям новые, незнакомые еще им шалости и утвердить их в некоторых свойственных им недостатках?». Рецензент поражен реакцией взрослых на детские шалости. Но уже никто -ни критики, ни педагоги - не мог остановить набиравшую размах литературу о шалунах. Названия книг сразу настраивают читателей на игру и забаву: «Дети-малютки, их забавы и шутки» Л.Агафоновой, «Много детей — много затей» Ю.Андреевой, «Милые шалуны» П.Невежина, «Двенадцать проказников и десять шалунов» К.Льдова, «Наши проказники» С.Кашпиревой, «Шалуны и шалуньи» С.Васильева и многие-многие другие.
Буйный расцвет литературы о шалунах был вызван не только изменениями в литературных и педагогических взглядах на ребенка. К тому времени коммерческие соображения стали играть далеко не последнюю роль: такие книжки пользовались спросом. Несколько в стороне от формирования различных концепций детства существовала литература, пафос которой определяла антидидактическая направленность, отрицательная реакция на традиционную детскую книгу. Как отрицание канонов детской литературы появилась на свет книга, которой в свою очередь пришлось стать обратным общим местом. Речь идет о книге Генриха Гофмана «Struwwel Peter», которая в русской книжной продукции получила название «Степка-растрепка». Г.Гофман (1809 - 1894) - немецкий врач-психиатр, который в рождественскую ночь 1844 года решил написать для своего четырехлетнего сына Карла книгу, подобной которой в детской литературе еще не было. Она должна была стать антикнигой, потому что в ней подвергнуты изменениям все традиционные приемы детской литературы. Вполне закономерно, что через год книга, нарисованная и написанная врачом для собственного ребенка, увидела свет. Детская литература была тяжело больна назидательностью, и подобная революционная прививка была ей необходима.
Российская «Степканиада» начинается с книги «Рассказы о Пете Растрепке». Удивительно, что отталкивающий перевод Г.Гофмана не отвел от книги русских читателей. Вскоре книга вышла под названием «Степка-растрепка» в издательстве М.Вольфа и его сыновей.
Перечитывая богатую Степканиаду (первое издание - конец 40-х годов, последнее — Петроград, 1923), исследователи часто вопрошают, в чем успех этой литературы? Как не раз отмечалось в литературе, ее художественные достоинства далеки от совершенства. Критики часто писали об убогих рифмах и примитивном стихе. Пределом глупости называли те же критики и содержание. Мальчик отказывался от супа, после чего исхудал вконец и умер (на рисунке изображена могилка, а на ней тарелочка супа). Девочка играла со спичками - и сгорела (на рисунке плачущие кошечки возле дымящихся останков). Ребенок сосал палец, и дело дошло до того, что злой портной отрезал ему палец (на рисунке фонтан крови бьет из отрезанного пальчика). Для современного литературного вкуса все это отдает вопиющей жестокостью. Совсем иначе восприняли «Степку-растрепку» современники. Им, воспитанным на нравоучительной литературе, в которой проказники и проказницы всегда обречены на мучительную гибель, была очевидна пародийность стихотворных историй Гофмана. Когда столяр сколачивает для непослушного мальчика гробик - это не смешно, потому что страшно; когда на могилку ребенка ставят тарелочку с супом - это смешно, потому что не страшно. Стиш-♦ ки Г.Гофмана существуют в неразрывной связи с рисунками, а те и другие вместе представляют собой отличную литературную пародию. И поскольку нравоучительная литература была поистине бессмертной, то и Степканиаде не грозило устареть.
Степка-растрепка» приобрел к концу века множество братьев и сестер. «Петашка-замарашка» (изд. Битепажа), «Про Гошу - долгие руки» (изд. «Польза»), «Ваня-сладкоежка» (изд. Сытина), «Андрей-ротозей и пять затей его друзей» (изд. Вольфа), «Клим-разиня» (изд. Борисовича), «Иван-ротозей» (изд. Суворина), «Девочка-шалунья» и «Ванюша-простак» (изд. Сытина) — вот некоторое издания из многочисленной русской Степканиады. Появились свои певцы детских шалостей: К.Льдов, В.Князев, А.Панов.
Легко проследить эволюцию стихотворных историй о шалунах в произведениях этих авторов. Значительно сокращается «наказательная» часть истории за счет описания самих проказ. Они становятся столь разнообразны и изощренны, что намного превосходят своего скромного предшественника -лохматого Петера. В моду входят сборники, включающие в себя и прозаические, и стихотворные рассказы о шалунах. Желание объять как можно больше проделок пародийно напоминает знаменитые толстые сборники нравоучительных рассказов, пытавшихся представить взору читателя полную картину детских пороков. Книга А.Панова, собравшая множество историй о шалунах, названа с некоторой претензией на пышность: «Царство шалостей» (изд. Вольфа, 1912). Шалуны становятся героями целых поэм, громогласно названных их именами. Таково творение В.Князева и П.Потемкина «Боба Сквозняков». Уже написано о связи русской Степканиады с немецкими книгами В.Буша и с собственно фольклорным Петрушкой.1
1 См. об этом в кн.: Бегак Б. Дети смеются. - М., 1971.
Но путь шалуна в истории русской детской литературы начался много раньше. Он был действительно тернистым. В послереволюционное время XX века несовершеннолетнего героя ожидали новые неожиданные приключения.
В целом, советская детская литература, как и вся официальная советская литература в большинстве случаев отличалась бесконфликтностью. При ближайшем рассмотрении становится очевидным, что в большинстве советских детских книг преобладали псевдоконфликты, то есть, конфликты внешние, конфликты между заведомо положительными и заведомо отрицательными персонажами, конфликты, в результате которых персонажи отрицательные несли заслуженное наказание и перевоспитывались, а положительные так и оставались положительными, потому что развиваться им было некуда. И именно поэтому такое шокирующее впечатление произвела в свое время повесть Владимира Железникова «Чучело», что в ней не было заранее предопределено черное и белое, положительное и отрицательное, а внешний конфликт, при всем своем драматизме, служил лишь поводом для показа душевного состояния героев.
Однако такая психологическая бесконфликтность советских детских книг отнюдь не умаляет литературных достоинств многих из них. Отсутствие психологического взросления героя, прежде всего, определяется эволюцией самой детской литературы, и здесь советская детская литература, в течение многих лет искусственно оторванная от развития мировой детской литературы, оказалась в исключительно невыгодном положении.
Как и во взрослой литературе, ситуация начинает меняться лишь во время значительной «оттепели» 60 - 70-х годов. Проблема нравственного выбора взрослеющим героем своей судьбы и своего места в жизни формирует идейно-художественный замысел многих произведений этого периода. В самой частоте, с какой она возникает на страницах повестей и романов, как и в частоте обращения к ней критики, еще раз сказалось настойчивое позитивное стремление литературы оспорить фатальную зависимость становления личности от исторических условий, показать ее не только как объект, но и как субъект общественных отношений.
При этом региональная литература продолжала тенденции общероссийской. Нравственный поиск в национальных произведениях данного периода 60-70-х годов шел не только вглубь, но и вширь. Он захватил все жанры, проник во все сюжетные коллизии и конфликты. Человек и общество, человек и среда его обитания, человек и дело, которое он выбирает, человек в своей личной жизни, - любые философские и социальные темы неожиданно оборачивались своей нравственной стороной или хотя бы приобретали нравственную аранжировку.
Изменяясь под влиянием просвещения, науки и других областей культуры, национальная детская литература становится более содержательной, художественно совершенной, актуализируется, полнее отвечает своему назначению и в новом качестве воздействует на сопряженные с нею области уже всей суммой своих новых свойств. Исходя из этого, все перечисленные проблемы требуют своего более полного исследования на новом, современном уровне.
Анализируя северокавказские общелитературные тенденции проф. К.Шаззо, обобщая, отмечает: «Психологическое исследование характера, изображение человека в связи с многоликим миром - едва ли не самое трудное в современной адыгской прозе. Речь идет о принципиальных тенденциях молодого эпоса, сперва обозначившихся в романах Т.Керашева «Щамбуль» и Али Шогенцукова «Камбот и Ляца», затем поддержанных и развитых на более ограниченном материале молодыми прозаиками Ю.Тлюстеном, Х.Теуновым, А.Евтыхом и другими. Лестница движения героя четко изображена в этих произведениях»1.
1 Шаззо К. Художественный конфликт и эволюция жанров в адыгских литературах. — Тбилиси, 1978.-С. 102.
Подобную тенденцию нравственного возмужания молодого героя прослеживает в произведениях северокавказской прозы и Х.Тлепцерше: «Проблемы эволюции (именно социальной эволюции) характера нового человека в национальной прозе (и в повести тоже) 20 — 30-х годов, как в повестях кабардинских авторов Дж.Налоева «Начало», С.Кожаева «Новь», чеченского писателя С.Бадуева «Голод», ингуша А.Гойгова «Джан-Гирий», кумыка К.Абакарова «Жертва невежества» и других, определяют главное направление художественных поисков писателей тех лет. Такое стремление молодых писателей исторически взглянуть на прошлое и настоящее, на процесс обновления действительности было вызвано горячей поддержкой ими идей советской власти и тем, что она воочию преображала не только социальную жизнь, но духовно и нравственно возрождала Человека»1.
Лишь всестороннее глубокое исследование фактов и явлений прошлого позволит воссоздать объективную картину состояния детской литературы в предыдущую историческую эпоху, установить закономерности развития, сформулировать ее особенности как самостоятельной области словесного искусства и на этом фундаменте построить научную теорию, которая станет надежным инструментом для исследования современной литературы о детях.
Что касается степени исследованности рассматриваемого предмета в отечественной и национальных литературах, то следует подчеркнуть практическое отсутствие подобного рода работ. Существующие литературоведческие исследования весьма в малой степени, крайне опосредованно касаются произведений о детях и подростках. Данная проблематика затрагивается в них либо в связи с производимым здесь рассмотрением теоретических проблем, касающихся литературного героя как такового, либо непосредственно при литературоведческом анализе тех или иных произведений на предмет наличия в них подобного взрослеющего героя. В подобном ракурсе можно
1 Тлепцерше X. На пути к зрелости. Адыгейская повесть: традиции и новаторство. - Краснодар, 1991.-С.31. отметить многотомное исследование «История советской многонациональной литературы»1, работы теоретиков отечественной литературы В.Г.Белинского2, М.Горького3, Л.Тимофеева4, М.Бахтина5, М.Пархоменко6 и др., а также теоретиков отечественной психологии Л.С.Выготского7, А.Н.Леонтьева8. К тому же на региональном уровне были учтены исследования таких национальных литературоведов, как Л.Бекизова9, Х.Баков10, Х.Хапсироков11, К.Шаззо12, М.Кунижев13, Р.Мамий14, А.Схаляхо15, Т.Чамоков16, У.Панеш17, Х.Тлепцерше18, Ш.Шаззо19, А.Гутов20, С.Абитова21 и других.
Однако комплексного, завершенного исследования, предметом которой явилась бы адыгейская литература о детях, на сегодняшний день в национальном литературоведении не существует. Исходя из этого, изучение дан
1 История советской многонациональной литературы. - М„ 1970-1974.
2 Белинский В. Г. О русской повести и повестях г. Гоголя // Поли. собр. соч. в 13-ти тт. - Т. 1. - М., 1953.
3 Горький М. О детской литературе. — 2-е изд. - M., 1958.
4 Тимофеев Л.И. Советская литература. Метод. Стиль. Поэтика. - М„ 1964; его же. Основы теории литературы. - М„
1986.
5 Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. - М.: Наука, 1979.
6 Пархоменко М. Обновление традиций. - М., 1970; ею же. Рождение новою эпоса // Вопр. лит. - 1972. - № 5. - С. 3-28.
7 Выготский Л.С. Собрание сочинений в 6-ти томах. - М.: Наука.
8 Леонтьев А.Н. Проблемы развития психики. - М.: Наука, 1972.
9 Бекизова Л. О роли фольклорного наследия в становлении черкесской литературы // Тр. КЧ НИИ. - Вып. 6. - Черкесск,
1970. - С. 339-354; ее же. От богатырского эпоса к роману. Национальные художественные традиции и развитие повествовательных жанров адыгских литератур. - Черкесск, 1974; ее же. Черкесская советская литература. - Черкесск, 1964; ее же. К проблеме становления положительного героя в черкесской литературе // Тр. КЧ НИИ. - Вып. 6. - Черкесск, 1970.-С. 178-205.
10 Баков X. И. Национальное своеобразие и творческая индивидуальность в адыгской поэзии. - Майкоп, 1994.
11 Хапсироков X. Пути развития адыгейских литератур. — Черкесск, 1968.
12 Шаззо К. Художественный конфликт и эволюция жанров в адыгских литературах. - Тбилиси, 1978; его же. Дорогами правды. - Майкоп, 1989; его же. По зову времени. - Майкоп, 1973; его же. Современная адыгейская новелла // Сб. статей по адыгейской литературе и фольклору. - Майкоп, 1975. — С. 53-58; его же. Адыгейская советская литература на современном этапе (1957 - 1978 гт.) // Вопросы истории адыгейской советской литературы. - Майкоп, 1979; ею же. Новые рубежи // Проблемы адыгейской литературы и фольклора. - Майкоп, 1988.
13 Кунижев М. Истоки нашей литературы. - Майкоп, 1978.
14 Мамий Р.Г.Вровень с веком. - Майкоп, 2001.
15 Схапяхо А. Ступени развития. - Майкоп, 1974; его же. Рождение строк. - Майкоп, 1981; его же. Правда жизни - мера творчества. - Майкоп, 1990.
16 Чамоков Т. В созвездии сияющего братства. - М., 1976; его же. В ритме эпохи. - Нальчик, 1986; его же. Приметы времени. - Майкоп, 1979.
17 Панеш У. Типологические связи и формирование художественно-эстетического единства адыгских литератур. - Майкоп, 1990;
18 Тлепцерше X. К вопросу о зарождении жанра повести в адыгейской литературе // Проблемы адыгейской литературы и фольклора. - Вып. IV. - Майкоп, 1984; его же. На пути к зрелости. Адыгейская повесть: традиции и новаторство. -Краснодар, 1991.
19 Шаззо Ш. Художественное своеобразие адыгейской поэзии (эволюция, поэтика, стилевые искания). - Майкоп, 2003.
20 Гутов A.M. Поэтика и типология адыгского нартского эпоса. - М., 1993.
21 Абитова С. Герой литературы Октября: Становление и развитие героя адыгских литератур. - Черкесск, 1971; ее же. К высотам реализма: Проблема развития адыгской прозы. - Черкесск, 1968; ее же. Реалистический метод и фольклорные традиции в адыг ских литературах // Тр. КЧ НИИ. - Вып. 6. - Черкесск, 1970. ной разновидности адыгейской прозы приобретает несомненную актуальность.
Объектом настоящего исследования является изучение художественных особенностей адыгейской литературы о детях и подростках, а материалом - повести и рассказы «Мой старший брат» А.Евтыха; «Гъогур 1ухыгъ» («Путь открыт») Ю.Тлюстена; «Ардаш» Х.Теучежа; «Последняя неделя августа», «Бусинка» Х.Ашинова; «Семь дождливых дней», «Дедушка» П.Кошубаева; «Любовь и уголь» С.Панеша.
Таким образом, основная цель исследования следует из вышеизложенного и состоит в том, чтобы на основе анализа вышеперечисленных произведений адыгейских авторов о детях и подростках выявить, во-первых, элемент воздействия фольклора на их возникновение и развитие; во-вторых, установить степень формирования рассматриваемой разновидности национальной литературы на сегодняшний день.
Научная новизна диссертации. В данной работе впервые предпринимается попытка научного осмысления существующих в адыгейской литературе произведений, затрагивающих проблемы духовно-нравственного становления личности ребенка и подростка с учетом вопросов возрастной психологии и педагогики.
Изменяясь под влиянием просвещения, науки и других областей культуры, литература о детях становится более содержательной, художественно совершенной, актуализируется, полнее отвечает своему назначению и в новом качестве воздействует на сопряженные с нею области уже всей суммой своих новых свойств. Все эти проблемы ждут своего более полного исследования на новом, современном уровне. В этом состоит научно-теоретическая значимость исследования и изучения национальной детской литературы. И сделанные теоретические выводы имеют практическое значение. Они помогут создать критерии оценки и отбора произведений прошлого, найти среди них наиболее ценные в идейно-эстетическом и нравственном отношении.
Самые совершенные по художественной форме, обладающие значительным воспитательным потенциалом, созвучные по своему духу современности могут быть включены в круг чтения сегодняшних школьников, что позволит максимально использовать духовное наследие прошлого для решения актуальных задач нашего времени.
К тому же, учитывая тот факт, что в национальных и общероссийских научных трудах прошлых лет и сегодняшнего дня практически не рассматриваются затрагиваемые в диссертационной работе аспекты, то она в состоянии в некоторой степени исправить имеющийся действительный недостаток.
Методологической и теоретической основой диссертации являются труды известных отечественных литературоведов и литераторов: В.Белинского, М.Горького, М.Бахтина, Д.Лихачева, М.Храпченко, Л.Тимофеева, М.Пархоменко. Также это исследования таких национальных северокавказских литературоведов, как Л.Бекизова, Х.Баков, К.Шаззо, А.Тхакушинов, Х.Хапсироков, М.Кунижев, Р.Мамий, А.Схаляхо, Т.Чамоков, У.Панеш, Х.Тлепцерше, Ш.Шаззо, А.Гутов, С.Абитова.
Структура диссертации. Цели и задачи, объект исследования обусловили и предопределили логику и структуру данного диссертационного исследования. Представляемая работа состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии, насчитывающей 200 источников. По наблюдениям современных северокавказских авторов (Л.Бекизова), «Постепенно усложняясь, она, если говорить о прозе, культивировала в 30-е годы две основные повествовательные линии. Первая - и преобладающая — эпическая, состоявшая в объективном способе обработки материала. Вторая линия — лирическая, основанная на остроэмоциональном рассказе о себе, о своем жизненном пути. С этой линией связано развитие автобиографических жанров адыгских литератур»1.
Заключение научной работыдиссертация на тему "Формирование личности подростка и художественное осмысление его психологии в адыгейской повести"
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Интерес к судьбе отдельной личности, ее индивидуальной истории закономерно возникает в пору глубочайших сдвигов и суровых испытаний. Назревает осознанная необходимость в подведении итогов личного бытия с точки зрения общего смысла исторического развития. Основные тематические циклы адыгейской прозы рассматриваемого периода внутренне связаны или пересекаются, многообразно взаимодействуют. Связи эти обусловлены центростремительностью художественной мысли разных по содержанию книг, неизменно обращенных к проблемам, рожденным эпохой войны.
Вошедшее в обиход понятие «военная проза» воспринимается как обозначение художественно-стилевой общности, хотя содержание и проблематика этой прозы значительно шире и объемнее обозначенных тематических границ. Вызванная к жизни в послевоенный период и ставшая значительным направлением в современной литературе деревенская проза продолжает эпос войны, исследуя идейные, духовно-нравственные, социально-психологические истоки героизма и народного подвига.
Х.Тлепцерше оценивает настоящее явление следующим образом: «Труден путь духовного возрождения Человека. Не менее сложен и труден процесс формирования новой, социалистической личности. Как утверждает М.Кунижев, имея в виду героев произведений Ю.Тлюстена «Путь открыт» и А.Евтыха «Мой старший брат», «необходимость показа жизненных обстоятельств и среды, в которых протекало формирование этих героев, вызвала к жизни форму повести»1. Видимо, не совсем правомерно связывать исследование процесса формирования личности и обстоятельств ее раскрытия только с жанром повести. Но применительно к тем произведениям, о которых пишет М. Кунижев, можно сказать, что именно жанр повести открыл в этих случаях наибольшую возможность для показа Кунижев М. Формирование жанров адыгейской литературы / Автореф. дис. . канд. филол. наук.
-М., 1971.-С. 19. судьбы преимущественно одного человека и обстоятельств становления его характера»1.
Таким образом, адыгейская «военная проза» о детях дала литературе нового героя - участника или (в большинстве рассмотренных произведений) свидетеля военных событий с его богатейшим внутренним миром, интенсивной эмоциональной жизнью, не только восстановила историческую правду о нем, о его делах и судьбах, но еще и заметно обновила образный строй современной литературы. Проза эта непрерывно крепла, постепенно менялась вплоть до середины 70-х гг. в основном за счет все более смелого проникновения в противоречия послевоенной жизни и, в то же время, благодаря пополнению рядов писателей - «детей войны» - все новыми яркими именами.
При этом одним из ведущих элементов подобной литературы можно назвать элемент автобиографизма, использование которого адыгейскими писателями в процессе изложения способствовало несомненной психологизации и более значительному углублению во внутренний мир центрального героя, в роли которого в большинстве рассмотренных произведений оказывается взрослеющий подросток одиннадцати — шестнадцати лет (А.Евтых «Мой старший брат»; Ю.Тлюстен «Путь открыт»; Х.Ашинов «Последняя неделя августа», «Бусинка»; П.Кошубаев «Семь дождливых дней», «Дедушка»; С.Панеш «Испытание»; Х.Теучеж «Ардаш»).
Если многие рассмотренные в работе произведения о детях утверждают внутреннее единство людей, к какой бы возрастной группе ни принадлежали они, то в ряде других авторы настойчиво напоминают о том, что мир детей отличается своими существеннейшими особенностями, своей спецификой и взрослые не должны забывать об этом, игнорировать ее. А.Герцен в свое время писал по этому поводу: «Скажите, что может быть поучительнее, что выше, что святее духовного сближения с этим. чудным детским миром? Кому не занимательно следить за всеми его
1 Тлепцерше X. На пути к зрелости. - Краснодар, 1991. - С. 38. обнаруживаниями, за всеми проявлениями во времени и в пространстве? Кому не весело самому помолодеть душою? О! Если бы все родители и педагоги по призванию вошли в этот таинственно-священный храм еще девственной души человека! Сколько нового и не разгаданного еще узнали бы они! Как обновились бы, как поумнели бы сами!»1.
Изображаемая в анализируемых произведениях окружающая действительность предстает именно такой, если смотреть на нее глазами художника, который живет в душе каждого ребенка и проявляется в его деятельности, занятиях, играх, где главная и решающая роль принадлежит воображению, - и так самая повседневная жизнь превращается в мир героики, красоты, романтики, расширяющей всю область чувств, переживаний, апперцепции, вызывающих острый и напряженный интерес ко всему неведомому, непознанному, отдаленному, - чтобы сделать его близким, понятным, своим. Именно это творческое начало, в высокой степени присущее маленьким героям рассмотренных произведений и выражающееся в их играх и занятиях, к которым непременно примешивается большая доля фантазии, и находит в данной категории писателей своих исследователей, певцов, защитников; они учат читателя относиться к детским занятиям и затеям бережно и внимательно, а не как к озорству, которое надо всячески «пресекать».
Перед юными героями прозаических произведений адыгейских писателей окружающий их мир предстает как загадочный, таинственный, увлекательный в каждом своем даже самом обычном и малоприметном проявлении, что и взывает к мечте и воображению, без которых его нельзя познать, «освоить». А вот иные взрослые склонны относиться к плодам этого воображения как к пустому баловству и, сами того не желая, уничтожают то, что могло бы обогатить жизнь детей, раздвинуть рамки их внутреннего мира, — говорят писатели.
1 Цит. по: Соловьев Б.С. Агния Барто. - М., 1971. - С. 21.
Наряду с этим в рассмотренных произведениях перед читателем проходит целая галерея людей невнимательных и нечутких к миру детей, к их потребностям и интересам, к особенностям и свойствам их натуры, их характера и деятельности, их мышления и воображения, и такие люди вызывают самую острую критику самих авторов, ибо они мешают нормальному развитию ребенка, то есть укреплению и становлению «настоящего человека», его будущего.
Знаменитая советская поэтесса А.Барто приводит в своей автобиографии весьма характерный для нее эпизод: «Однажды Николай Семенович Тихонов спросил у меня, каким образом в стихотворении «Снегирь», написанном от лица мальчишки, автор передает чувства своего героя и в то же время дает ясно понять читателю «взрослое», ироническое отношение автора к своему герою. Точно я не могла ответить на этот вопрос, может быть, здесь и приходит на помощь органическое свойство понимания ребенка, которое делает поэта «детским»1. Думается, к этому надо прибавить и то, что пафос многих стихов А. Барто заключается в утверждении общего начала, присущего двум мирам - детскому и взрослому, — и их взаимопроникновении, что определяет самый «акцент» ее стихов.
Являясь органической частью культуры, литература о детях и для детей, как и любая область искусства, развивается в спорах и в столкновении мнений, в поисках новых путей. Будучи орудием познания и самопознания человека и окружающего его мира, она воздействует на этот мир через воспитательно-образовательное влияние на молодое поколение, готовит это поколение к жизни, вооружая его исторической памятью и опытом, накопленным жившими до него предками.
Изменяясь под влиянием просвещения, науки и других областей культуры, литература о детях становится более содержательной, художественно совершенной, актуализируется, полнее отвечает своему
1 Барто А. Стихи.-М., 1961.-С. 67. назначению и в новом качестве воздействует на сопряженные с нею области уже всей суммой своих новых свойств. Все эти проблемы ждут своего более полного исследования на новом, современном уровне.
Список научной литературыЧич, Роза Шамсудиновна, диссертация по теме "Литература народов Российской Федерации (с указанием конкретной литературы)"
1. Абитова С. Герой литературы Октября: становление и развитие героя адыгских литератур / С. Абитова. Черкесск: Карачаево-Черкесское отделение Ставроп. кн. изд-ва, 1971. - 182 с.
2. Абитова С. К высотам реализма: проблема развития адыгской прозы. Черкесск: Карачаево-Черкесское отд. Ставроп. кн. изд-ва, 1968. — 103 с.
3. Абитова С. Реалистический метод и фольклорные традиции в адыгских литературах / С. Абитова // Труды КЧ НИИ. — Вып. 6. — Черкесск: Карачаево-Черкесск. отд. Ставроп. кн. изд-ва, 1970. С. 207-243.
4. Абуков К. Ступени роста /К. Абуков. М.: Сов. Россия, 1982.206с.
5. Адыгейская филология: сб. ст.- Ростов-н/Д., 1972. Вып. V. - 48 с.
6. Акимов В. На ветрах времени: очерки о книгах советских писателей /В. Акимов. JL: Дет. лит., 1981.- 143 с.
7. Акимов В. Человек и время: «Путевая проза», «Деревенская проза»: открытия и уроки / В. Акимов. Д.: Сов. писатель, 1986. - 245 с.
8. Актуальные проблемы литератур Кабардино-Балкарии. — Нальчик: Нарт, 1991.-Вып. 1.- 176 с.
9. Алиева А. Кабардинская литература: в 6 т. Т. 5. / А. Алиева. — М.: Наука, 1974.-С. 407-418.
10. Апухтина В. Современная советская проза: (60-е начало 70-х годов) / В. Апухтина - М.: Высш. школа, 1977. - 176 с.11. 0.Арзамасцева И. // Детская литература. 1998. - № 2. - С. 33-35.
11. Аскольдов С. Религиозно-этическое значение Достоевского / С. Аскольдов // Ф.М. Достоевский. Статьи и материалы. СПб., 1922. - С. 2-3.
12. Ашинов X. Водяной орех: повести и рассказы / X. Ашинов; пер. с адыг. И. Савенко. М.: Сов. писатель, 1970. - 440 с.
13. Ашинов X. Деревья на ветру: короткие повести и рассказы: пер. с адыг. / X. Ашинов. М.: Сов. писатель, 1966. - 344 с.
14. Бабушка-рассказчица, повести для детей Августы Вороновой // Сетин Ф.И. История русской детской литературы / Ф.И. Сетин. М.: Просвещение, 1990. - С. 77-78.
15. Байрамукова X. Долги наши: проблемы жизненные проблемы писательские / X. Байрамукова // Лит. обозрение. - 1988. - № 4. - С. 14-16.
16. Баков X. Социалистический реализм и некоторые вопросы развития романа в адыгских младописьменных литературах / X. Баков // Традиции и современность. Черкесск, 1986. - С. 45-56.
17. Баков X. Национальное своеобразие и творческая индивидуальность в адыгской поэзии / X. Баков. Майкоп: Меоты, 1994. — 254 с.
18. Бальбуров Э. Свобода исповеди и законы жанра / Э. Бальбуров // Русская литература. 1978. - № 2. - С. 181.
19. Барто А. Стихи / А. Барто. М.: Гос. изд-во худ., лит., 1961 .-317 с.
20. Бахтин М. Эстетика словесного творчества / М.М. Бахтин. — М.: Наука, 1979.-241 с.
21. Бегак Б. Дети смеются / Б. Бегак. М.: Сов. писатель, 1971. - 153 с.
22. Бекизова Л. К проблеме становления положительного героя в черкесской литературе / Л. Бекизова // Труды КЧ НИИ— Черкесск: Карачаево-Черкесск отд. Ставроп. кн. изд-ва, 1970. Вып. 6. - С. 178-205.
23. Бекизова Л. О роли фольклорного наследия в становлении черкесской литературы / Л. Бекизова // Труды КЧ НИИ- Черкесск: Карачаево-Черкесск. отд. Ставроп. кн. изд-ва, 1970. Вып. 6. - С. 339-354.
24. Бекизова Л. От богатырского эпоса к роману. Национальные художественные традиции и развитие повествовательных жанров адыгских литератур / Л. Бекизова. Черкесск: Карачаево-Черкесск. отд. Ставроп. кн. изд-ва, 1974.-288 с.
25. Бекизова JT. Черкесская советская литература / Л. Бекизова. -Черкесск: Карачаево-Черкесск. отд. Ставроп. кн. изд-ва , 1964. 236 с.
26. Белая Г. Художественный мир современной прозы / Г. Белая. М.: Наука, 1983.- 191 с.
27. Белинский В. О русской повести и повестях Гоголя // Белинский В. Собрание сочинений: в 13 т. Т. 1. / В. Белинский. М.: Изд-во АН СССР, 1953.-573 с.
28. Белинский В. Собр. соч.: в 9 т. / В. Белинский. — М.: Изд-во АН СССР, 1976-1982.
29. Белинский В. Полн. собр. соч.: в 13 т. / В. Белинский. М.: Изд-во АН СССР, 1953- 1956.
30. Биргер А. Простенький жанр / А. Биргер // Детская литература. — 1998.-№2.-С. 70-75.
31. Бикмухаметов Р. Роман и литературный процесс / Р. Бикмухаметов // Вопросы литературы. 1971. - № 9. - С. 4-16.
32. Бочаров А. Бесконечность поиска: художественные поиски современной советской прозы / А. Бочаров. М.: Сов. писатель, 1982. — 423 с.
33. Бузник В. Повесть 20-х годов / В. Бузник // Русская советская проза 20-х годов. Л.: Наука, 1976. - 154 с.
34. Бунин И. Собр. соч.: в 9 т. Т. 9. / И. Бунин; под общ. ред. А. Мясникова и др.. М.: Худ. лит., 1967. - 622 с.
35. Викулов С. Любовь к земле? Да! / С. Викулов // Наш современник. 1969. -№ 1.-С. 120-126.
36. Винокур Г. Биография и культура / Г. Винокур. М.: Наука, 1927. -231 с.
37. Выготский Л. Собр. соч.: в 6 т. / Л. Выготский. — М.: Наука, 1982.
38. Гадагатль А. Аскер Евтых / А. Гадагатль, К. Шаззо // Ученые записки АНИИ. Майкоп: Кн. изд-во, 1968. - Т. VI. - С. 63-64.
39. Гегель. Эстетика: в 4 т. / Гегель. М.: Наука, 1971.
40. Головко В. Русская реалистическая повесть: герменевтика и типология жанра / В. Головко. М.; Ставрополь: Моск. гос. открытый пед. ун-т, Ставропо. гос. пед. ун-т, 1995. - 439 с.
41. Горький А. Несобранные литературные критические статьи / А. Горький. М.: Гослитиздат, 1941. — 276 с.
42. Горький М. О детской литературе / М. Горький. 2-е изд. — М., 1958.-С. 370.
43. Горький М. Собр. соч.: в 30 т. / М. Горький. М.: Гослитиздат, 1953-1959.
44. Горький М. Детство / М. Горький. — М.: Просвещение, 1982. 208с.
45. Гречнев В. Русский рассказ XIX XX вв. (проблематика и поэтика жанра) / В. Гречнев. - JL: Наука, 1979. — 132 с.
46. Гусев В. О прозе, деревне и цельных людях / В. Гусев // Лит. газ. -1968. 14 февр. - С. 6-8.
47. Гутов А. Художественно-стилевые традиции адыгского эпоса / А. Гутов. Нальчик: Эль-фа, 2000. — 220 с.
48. Демина Л. От очерка к роману / Л. Демина // Сов. Адыгея. 1994.- 6 мая.
49. Демина Л. Эволюция конфликта как идейно-эстетической категории в русском литературном процессе 50-60-х годов XX в. / Л. Демина.- М.: Прометей, 2001.-304 с.
50. Демченко С. Эволюция художественно-эстетического исследования жизни в адыгской философской лирике: дис. канд. филол. наук. -Майкоп, 1988.-189 с.
51. Донцов Д. Понимание психологии детского возраста в России / Д. Донцов // Детская литература. 1998. - № 5-6. - С. 130 -134.
52. Дорошевич В. Рассказы и очерки / В. Дорошевич. М.: Наука, 1987.-389 с.
53. Дубровина И. Романтика в художественном произведении / И. Дубровина. М.: Высш. шк., 1976. - 256 с.
54. Евтых А. Превосходная должность: повести / А. Евтых. — М.: Сов. писатель, 1950.-360 с.
55. Евтых, А. Мой старший брат: повесть, рассказы / А. Евтых. -Майкоп: Адыг. кн. изд-во, 1992. 200 с.
56. Евтых, А. След человека: повесть, рассказы / А. Евтых. Майкоп: Адыг. кн. изд-во, 1971. -397 с.
57. Ергук Ш. Восхождение к памяти: размышления о прозе Исхака Машбаша / Ш. Ергук. Майкоп: Адыг. кн. изд-во, 1994. - 135 с.
58. Ергук Ш. Художественное своеобразие адыгейской поэзии (эволюция, поэтика, стилевые искания) / Ш. Ергук. Майкоп: Качество, 2003.-380 с.
59. Ефремова О. Типологические особенности жанра рассказа в отечественной литературе послевоенного десятилетия (1945-1955 гг.): дис. канд. филол. наук. Майкоп, 2003. - 184 с.
60. Жак JI. Проза «нашего современника» / JI. Жак // Литературная Россия.- 1964.-№38.-С. 14-16.
61. Жанрово-стилевые искания современной советской прозы: сб. ст. / под ред. Л.М. Поляк и В.Е. Ковского. М.: Наука, 1971. - 351 с.
62. Жизнь и литературное творчество В.Г. Короленко. СПб., 1919. -С. 13-14.
63. Жизнь и творчество Агнии Барто. М.: Дет. лит., 1989. - 336 с.
64. Зелинский К. Новое в литературах народов СССР / К. Зелинский // Социалистический реализм и художественное развитие человечества. — М., 1966.
65. Иванов М. Поэтика русской сентиментальной прозы / М. Иванов // Рус. лит. 1975. - № 1. - С. 115-121.
66. История адыгейской литературы: в 2 т. Т. 1. — Майкоп: Адыг. респ. кн. изд-во, 2002. 550 с.
67. История русского советского романа: в 2 т. Т. 2. М; Л.: Наука, 1965.-495 с.
68. История советской многонациональной литературы: в 6 т. / гл. ред. Г.И. Ломидзе. М.: Наука, 1972.
69. Кашежева Л. Кабардинская советская проза / Л. Кашежева. — Нальчик: Кабард.-Балкар. кн. изд-во, 1962. 241 с.
70. Кашежева Л. Послевоенная кабардинская проза / Л. Кашежева // Очерки истории кабардинской литературы / под ред. А.Н. Алиевой. — Нальчик: Эльбрус, 1968. С. 152-168.
71. Книпович В. Сила правды: критические заметки / В. Книпович. — М.: Сов. писатель, 1965.-365 с.
72. Ковский В. Литературный процесс 60 70-х гг. / В. Ковский. - М.: Наука, 1983.-336 с.
73. Кожинов В. Статьи о современной литературе / В. Кожинов. М.: Сов. Россия, 1990. - 544 с.
74. Козловская Н. Такой незнакомый «Я» / Н. Козловская // Детская литература. 1996. - № 4-6. - С. 31-34.
75. Колобаева Л. Концепция личности в русской литературе рубежа XIX XX вв. / Л. Колобаева. - М.: Изд-во МГУ, 1990. - 336 с.
76. Кондрашова И. Идея художественного синтеза и роль фольклора в концепции личности в прозе русской литературы конца XIX — начала XX в.: автореф. дис. . канд. филол. наук. Майкоп, 2004. - 27 с.
77. Костанов Д. Адыгейская литература 30-х начала 40-х годов / Д. Костанов // Вопросы истории адыгейской советской литературы: в 2 кн. Кн. 1. - Майкоп: Адыг. кн. изд-во, 1979. - С. 58-83.
78. Костанов Д. Некоторые вопросы становления и развития адыгейской советской литературы / Д. Костанов // Ученые записки АНИИ. — Майкоп: Адыг. кн. изд-во, 1964. Т. 3. - С. 5-24.
79. Костанов Д. Рождение адыгейской советской литературы и ее первые шаги (20-е годы) / Д. Костанов // Вопросы истории адыгейской советской литературы: в 2 кн. Кн. 1. Майкоп: Адыг. кн. изд-во, 1979. - С. 35-57.
80. Кошубаев П. Пророчество судьбы: повести / П. Кошубаев. — Адыг. респ. кн. изд-во, 2002. 400 с.
81. Кошубаев П. Птицы покидают гнезда: повесть и рассказы / П. Кошубаев. Краснодар: Краснодар, кн. изд-во, 1982. - 205 с.
82. Кошубаев П. Семь дождливых дней / П. Кошубаев. М.: Современник, 1974. - 182 с.
83. Кошубаев П. За сердце дарят сердце: повесть / П. Кошубаев. — Майкоп: Адыг. кн. изд-во, 1969. 552 с.
84. Кошубаев П. Избранное / П. Кошубаев. Майкоп: Адыг. респ. кн. изд-во, 1995.-552 с.
85. Куваева Г. Первый роман молодого прозаика адыгейской литературы Хазрета Ашинова / Г. Куваева // Адыгейская филология. Вып. IV. Ростов н/Д: Изд-во Ростов, пед. ин-та, 1970. 96 с. - С. 58-67.
86. Кузнецов Ф. За все в ответе. Нравственные искания в современной прозе / Ф. Кузнецов. М.: Сов. Россия, 1975. - 588 с.
87. Кулакова Е. Детское начало в творческих исканиях Ф.М. Достоевского: автореф. дис. . канд. филол. наук. Магнитогорск, 2002.
88. Кунижев М. Формирование жанров адыгейской литературы: автореф. дис. канд. филол. наук. -М., 1971.
89. Кузьмин А. Повесть как жанр литературы / А. Кузьмин. М.: Знание, 1984.-111 с.
90. Ланщиков А. «Исповедальная» проза и ее герой / А. Ланщиков // Октябрь. 1968. - № 2. - С. 188-206.
91. Латынина Л. Знаки времени: заметки о литературном процессе, 1970-80-е гг. / Л. Латынина. М.: Сов. писатель, 1987. - 366 с.
92. Лебедева Л. Говорит время / Л. Лебедева // Дружба народов. -1965.-№ 2.-С. 243-249.
93. Лев Николаевич Толстой: сб. ст. и материалов / под ред. Д.Д. Благой и др.. М.: Изд-во Акад. наук СССР, 1951. - 711 с.
94. Леонтьев А. Проблемы развития психики / А. Леонтьев. — М.: Наука, 1972.-292 с.
95. Литературный энциклопедический словарь / под общ. ред. В.М. Кожевникова, П.А.Николаева. М.: Сов. энциклопедия, 1987. - 750 с.
96. Литературный энциклопедический словарь / подгот. Е.И. Бонч-Бруевич и др.. М.: Сов. энциклопедия, 1987. - 750 с.
97. Мамий Л. Изображение положительного героя в прозе первого послевоенного десятилетия / Л. Мамий // Проблемы адыгейской литературы и фольклора. Майкоп: Адыг. кн. изд-во, 1988. - С. 69-83.
98. Мамий Р. Вровень с веком. Идейно-нравственные ориентиры и художественные искания адыгейской прозы второй половины двадцатого века / Р. Мамий. Майкоп: Качество, 2001. - 340 с.
99. ЮО.Машбаш И. Адыгейская советская литература на современном этапе: доклад на отчетно-выборном собрании писателей Адыгейской автономной области / И. Машбаш. Майкоп: Адыг. кн. изд-во, 1985. - 26 с.
100. Михайлов А. Право на исповедь: молодой герой в современной прозе / А. Михайлов. М.: Мол. гвардия, 1987. - 208 с.
101. Неверов А. Молодая проза: время, проблемы, герой / А. Неверов. — М.: Знание, 1985.-64 с.
102. Нехай Т. Художественные и жанрово-стилевые поиски в прозе X. Ашинова 60-х гг.: дис. . канд. филол. наук. Майкоп, 2000.
103. Николаева Н. «Семейная хроника» и «Детские годы Багрова-внука» С.Т. Аксакова: форма письма и традиции жанра: автореф. дис. . канд. филол. наук. Барнаул, 2004. - 17 с.
104. Николаева М. На границе детства / М. Николаева // Детская литература. 1998. - № 4. - С. 26 - 35.
105. Юб.Новиченко Л. Стиль метод - жизнь / Л. Новиченко // Часть общего дела. - М.: Худож. лит., 1970. - 430 с.
106. Обсуждаем проблемы повести: статьи // Звезда. 1968. — № 5. - С. 190-215.
107. Ю8.Панеш У. Параллели и пересечения / У. Панеш // Проблемы адыгейской литературы и фольклора. — Майкоп, 1991. Вып. 8. - С. 3-21.
108. Панеш У. Пшимаф Кошубаев / У. Панеш // Вопросы истории адыгейской советской литературы: в 2 кн. Кн. 2. Майкоп, 1979.
109. Панеш У. Типологические связи и формирование художественно-эстетического единства адыгских литератур / У. Панеш. Майкоп: Адыг. кн. изд-во, 1990.-285 с.
110. Панеш У. Молодые писатели / У. Панеш, К. Шаззо // Вопросы истории адыгейской советской литературы: в 2 кн. Кн. 2. — Майкоп: Адыг. кн. изд-во, 1979.
111. Панеш С. Букет колючек / С. Панеш. М., 1981. - 111 с.
112. Панеш С. Сыновний долг: повести / С. Панеш. — М.: Сов. писатель, 1981.-208 с.
113. Пархоменко М. Рождение нового эпоса / М. Пархоменко // Вопросы литературы. 1972. - № 5. - С. 13.
114. Пархоменко М. Рождение нового эпоса / М. Пархоменко // Вопросы литературы. 1972. - № 5. - С. 3-28.
115. Петрова М. Короленко (разд. «Писательский лик») / М. Петрова // Русская литература рубежа веков (90-е начало 20-х годов). Кн. 1. - М., 2000.-С. 461.
116. Проблемы адыгейской литературы и фольклора. — Майкоп: Адыг. кн. изд-во, 1984. Вып. IV. - 168 с.
117. Проблемы адыгейской литературы и фольклора. Майкоп: Меоты, 1995.-Вып. 9.-406 с.
118. Пьяных М. Эпос и лирика воюющей России: А.Твардовский и О. Берггольц / М. Пьяных // Звезда. 1995. - № 5. - С. 166-174.
119. Распутин В. Как должно любить свой народ / В. Распутин // Сов. Адыгея. 1993. - 23 июля.
120. Распутин В. Не мог не проститься с Матерой / В. Распутин // Лит. газ. 1977. - 16 марта. - С. 3.
121. Распутин В. Прощание с Матерой: повести / В. Распутин. М.: Сов. писатель, 1990. - 284 с.
122. Русская советская повесть. М.: Наука, 1976. - 387 с.
123. Саватеев В. Человек среди людей: герой современной прозы / В. Саватеев // Лит. газ. 1980. - 21 мая. - С. 6.
124. Семенова И. Такой незнакомый «Я» / И. Семенов. М.: Просвещение, 1992. - 246 с.
125. Синявский А. Поэзия и проза О. Берггольц / А. Синявский // Новый мир. 1960. - № 5. - С. 225-236.
126. Сказки адыгских народов. М.: Наука, 1978. — 387 с.
127. Смирнова В. Две повести А. Евтыха / В. Смирнова // Дружба народов. 1950. - № 4. - С. 191.
128. Современная русская советская литература. Ч. 1: Литературный процесс 50-80-х гг. / под ред. А.Г. Бочарова и Г.А. Белой. М.: Просвещение, 1987.-256 с.
129. Современная русская советская повесть. Л.: Наука, 1975. — 264 с.
130. Соловьев Б. Агния Барто: очерк творчества / Б. Соловьев. — М.: Дет. лит., 1971.-240 с.
131. Солоухин В. Капля росы: повесть / В. Солоухин. М.: Молодая гвардия, 1960. - 240 с.
132. Султанов К. Преемственность и обновление / К. Султанов. — М.: Знание, 1985.-64 с.
133. Суровцев Ю. В 70-е и сегодня: очерки теории и практики современного литературного процесса / Ю. Суровцев. — М.: Сов. писатель, 1985.-574 с.
134. Суровцев Ю. Что же такое «ускоренное развитие»? / Ю. Суровцев // Вопросы литературы. 1968. - № 4. - С. 32-51.
135. Схаляхо А. Идейно-художественное становление адыгейской литературы / А. Схаляхо. Майкоп: Адыг. кн. изд-во, 1988. - 284 с.
136. Тимофеев JI. Советская литература. Метод. Стиль. Поэтика / JI. Тимофеев. М.: Наука, 1964.
137. Теучеж X. Ардаш / X. Теучеж. — Майкоп, 1968. 34
138. Тлепцерше X. И труд души / X. Тлепцерше // Сов. Адыгея. 1986. -14 марта.
139. Тлепцерше X. И эпос, и лирика / X. Тлепцерше // Кубань. 1987. -№ 1.-С. 91-96.
140. Тлепцерше X. К вопросу о зарождении жанра повести в адыгейской литературе / X. Тлепцерше // Проблемы адыгейской литературы и фольклора. Майкоп: Адыг. кн. изд-во, 1984. - Вып. IV. - С. 151-168.
141. Тлепцерше X. На пути к зрелости. Адыгейская повесть: традиции и новаторство / X. Тлепцерше. Краснодар: Краснодар, кн. изд-во, 1991. — 175 с.
142. Тлюстен Ю. Избранное / Ю. Тлюстен. Майкоп: Адыг. респ. кн. изд-во, 1998.-608 с.
143. Тлюстен Ю. Избранное / Ю. Тлюстен. Майкоп: Адыг. респ. кн. изд., 1993.-688 с.
144. Толстой А. Художественное мышление / А. Толстой. М.: Сов. Россия, 1969.-128 с.
145. Толстой Л. Письмо С.А. Толстой / Л. Толстой // Литературное наследство. — М., 1939. -№ 35.-38 с.
146. Трушкин В. Поэзия прозы. О творчестве В. Распутина / В. Трушкин // Ангара. 1968. - № 1. - С. 61 -64.
147. Тхакушинов А. Общественные процессы и их отражение в адыгейской поэзии / А. Тхакушинов. Майкоп: Зихи, 1994. - 200 с.
148. Утехин Н. Некоторые закономерности жанра / Н. Утехин // Русская советская повесть 20-30-х гг. Л.: Наука, 1976. - С. 66-98.
149. Утехин Н. Основные типы эпической прозы и проблема жанра повести / Н. Утехин // Русская литература. 1973. - № 4. - С. 86-102.
150. Утехин Н. Жанры эпической прозы / Н. Утехин. Л.: Наука, 1982. - 185 с.
151. Утехин Н.П. Современная русская советская повесть / Н. Утехин, А.И. Павловский / под ред. Н.А. Грозновой, В.А.Ковалева. Л.: Наука, 1975. -327 с.
152. Фольклорно-литературные и языковые связи как фактор развития культур народов Северного Кавказа: в 2 ч. Ч. 2- Черкесск: Изд-во КЧРИПКРО, 1994.-58 с.
153. Хализев В. Теория литературы / В. Хализев. — М.: Высш. шк., 2002. -437 с.
154. Хапсироков X. Некоторые вопросы развития адыгских литератур / X. Хапсироков. Ставрополь, 1964. - 142 с.
155. Хачемизов Б. Они перешли бурную реку / Б. Хачемизов // Адыг. правда. 1967. - 21 февр.
156. Храпченко М. Художественное творчество, действительность, человек / М. Храпченко. 2-е изд. - М.: Сов. писатель, 1978. - 366 с.
157. Хунагова С. Мысли о вечном: к 75-летию А. Евтыха / С. Хунагова // Вестник. 1990. - 20 сент.
158. Хут Ш. Адыгское народное искусство слова / Ш. Хут. Майкоп: Адыг. респ. кн. изд-во, 2003. - 536 с.
159. Чамоков Т. В ритме эпохи / Т. Чамоков. Нальчик: Эльбрус, 1986.-184 с.
160. Чамоков Т. В созвездии сияющего братства / Т. Чамоков. М.: Современник, 1976. -255 с.
161. Чамоков Т. Вера в человека / Т. Чамоков // Адыг. правда. 1984. -1 июня.
162. Чамоков Т. Вид с перевала / Т. Чамоков // Адыг. правда. 1969. — 27 дек.
163. Чамоков Т. Возвращение к истокам / Т. Чамоков // Сов. Адыгея. -1994.-22 марта.
164. Чамоков Т. Повесть о студентах / Т. Чамоков // Адыг. правда. -1969.-29 дек.
165. Чамоков Т. Проблемы развития адыгейской прозы / Т. Чамоков // Дон.-1972.-№6.-С. 163-169.
166. Чамоков Т. Семь дождливых дней / Т. Чамоков // Адыг. правда. -1975.-14 марта.
167. Чамоков Т. Слово верное, задушевное. / Т. Чамоков // Дон. — 1977.-№9.-С. 166-168.
168. Чернышевский Н. Полн. собр. соч.: в 15 т. Т. 2. М.: Гослитиздат,1949.
169. Чехов А. Собр. соч.: в 18 т. Т. 16. М. Наука, 1983. - 289 с.
170. Шаззо К. Адыгейская советская литература на современном этапе (1957 1978 гг.) / К. Шаззо // Вопросы истории адыгейской советской литературы: в 2-х кн. - Майкоп: Адыг. кн. изд-во, 1979. - 176 с.
171. Шаззо К. Аштрам орешек-то крепкий. / К. Шаззо // Адыг. правда. - 1968. - 24 июля.
172. Шаззо К. Боль других / К. Шаззо // Адыг. правда. 1985. - 26 дек.
173. Шаззо К. В контексте новой действительности / К. Шаззо // Сов. Дагестан. 1989. - № 3. - С. 66-69.
174. Шаззо К. Заметки об адыгейской прозе / К. Шаззо // Дон. 1974. -№ 3. - С. 159-165.
175. Шаззо К. Зрелость таланта / К. Шаззо // Адыг. правда. — 1986. — 14февр.
176. Шаззо К. Испытание воли / К. Шаззо // Лит. Россия. 1975. - 19 сент. - С. 10.
177. Шаззо К. Неисчерпаемая тема / К. Шаззо // Адыг. правда. 1975.7 мая.
178. Шаззо К. Новые рубежи / К. Шаззо // Проблемы адыгейской литературы и фольклора. Майкоп: Адыг. респ. кн. изд-во, 1988. - С. 3-25.
179. Шаззо К. Роман и исповедь героя / К. Шаззо // Дон. 1974. - № 3. -С. 157-164.
180. Шаззо К. Современная адыгейская новелла / К. Шаззо // Сборник статей по адыгейской литературе и фольклору. Майкоп: Адыг. кн. изд-во, 1975.-С. 53-58.
181. Шаззо К. Художественный конфликт и эволюция жанров в адыгских литературах / К. Шаззо. Тбилиси: Мецниереба, 1978. - 90 с.
182. Шаззо К. Адыгейская советская литература на современном этапе (1957 1978 гг.) / К. Шаззо // Вопросы истории адыгейской советской литературы. - Майкоп, 1979.
183. Шаззо К. Новые рубежи / К. Шаззо // Проблемы адыгейской литературы и фольклора. Майкоп, 1988. - С. 3-25.
184. Шаззо Ш. Художественное своеобразие адыгейской поэзии (эволюция, поэтика, стилевые искания) / Ш. Шаззо. Майкоп: Качество, 2003.-380 с.
185. Шенар А. От фольклора к детской сказке / А. Шенар // Детская литература. 1998. -№ 3. - С. 13.
186. Шибинская Е. Принести флажок добра / Е. Шибинская // Советская Кубань. 1986. - 25 июля.
187. Шибинская Е. Сквозь шипы аштрама / Е. Шибинская // Адыг. правда. 1970. - 2 июня.
188. Шибинская Е. Хазрет Ашинов / Е. Шибинская // Ученые записки АНИИ. Т. 6. Майкоп: Адыг. респ. кн. изд-во, 1968. - С. 152-172.
189. Шкловский В. О теории прозы / В. Шкловский. М.: Сов. писатель, 1983.-383 с.
190. Эйхенбаум Б. О прозе. О поэзии: сб. ст. / Б. Эйхенбаум. JL: Худож. лит., 1986. - 453 с.
191. Эльсберг Я. О стилевых исканиях в современной русской прозе / Я. Эльсберг // Актуальные проблемы социалистического реализма. М: Сов. писатель, 1969. - 522 с.
192. Эльяшевич А. Горизонтали и вертикали: современная проза — от семидесятых к восьмидесятым /А. Эльяшевич. JL: Сов. писатель, 1984. -367 с.
193. Эльяшевич А. И роман, и повесть, и рассказ / А. Эльяшевич // Лит. обозрение. 1981. - № 4. - С. 15-19.
194. Ярцева Л. Полезное чтение для детей: в 3 ч. Ч. 1-3 /Л. Ярцева. — СПб., 1833.