автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.20
диссертация на тему: Глагольный вид в системе средств выражения иллокутивных функций

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Хонг Тэк Гю

Введение

Глава 1. К теории глагольного вида: некоторые проблемы сопоставительного исследования

1. Трактовка глагольного вида: определение или описание?.

2. Глагольный вид и время в их связи с дейксисом: проблема коммуникативных регистров.

3. Глагольный вид и его связь с лексическим значением предиката: лексико-семантические моменты.

4. "Композиционно-синтагматические" функции глагольного вида: дискурсивно-коммуникативные параметры.

Глава 2. Глагольный вид на фоне иллокутивных актов

1. Речевые акты и специализированные иллокутивные показатели в корейском языке.

2. "Иллокутивное самоубийство" и глагольный вид.

2.1. Риторический/иронический вопрос.

2.2. "Псевдо-директив".

2. "Дистанцированная", или "смягченная" ассерция и глагольный

Глава 3. Связь глагольного вида с косвенными речевыми актами

1. К методологии изучения косвенных речевых актов.

2. Косвенный речевой акт и его формальные показатели.

2.1. Отрицание в иллокутивной функции.

2.2. Косвенные директивы.

2.3. Псевдо-вопросы.

3. "Лексические ограничения" в свете иллокутивной функции глагольного вида.

Глава 4. Глагольный вид с точки зрення дискурсивной связности

1. "Косвенная коммуникация".

1.1. Дискурсивно-прагматический момент смягчения иллокутивной силы.

1.2. "Предполагаемая известность".

1.3. "Косвенная коммуникация" и отношение дискурсивной связности.

1.4. Абдуктивная стратегия.

2. Глагольный вид как показатель информационного статуса высказывания.

2.1. Информационный поток передаваемых сообщений.

2.2. Референциальный подход или информационный подход?

3. Некоторые следствия информационного подхода.

3.1. К вопросу о так называемом "осуществлении имплицируемого действия" речевых актов "непосредственного эффекта".

3.2. К вопросу о так называемом "возникновении новой интерпретации".

3.3. Дискурсивный топик и информационный статус дискурсивного фрагмента.

3.4. К вопросу о так называемой "ожидаемости действия".

Глава 5. Глагольный вид и проблематика "вежливости": сопоставительное исследование корейского и русского языков

1. Некоторые принципы вежливости: на материале корейского языка.

2. Анализ русских примеров.

Введение диссертации2002 год, автореферат по филологии, Хонг Тэк Гю

Одной из самых проблематичных и, одновременно, привлекающих внимание исследователей сфер в русской аспектологии является, возможно, функционирование глагольного вида в дейктическом режиме интерпретации (по терминологии Е.В. Падучевой [1986; 1991а; 1996]), или в информативном регистре (по терминологии Г.А. Золотовой [1982; 1995]). Это явление традиционно описывается либо как "конкуренция видов", либо как противопоставление общефактического значения несовершенного вида конкретно-фактическому значению совершенного вида.

Трудность адекватной трактовки функционирования глагольного вида в дейктическо-информативном регистре восходит, как известно, к следующим двум главным положениям. С одной стороны, в одной видовой форме, т.е. в нашем случае в форме несовершенного вида сходятся общефактическое и процессное, или актуально-длительное (а также повторяющееся) значения. С другой стороны, часто вызывает затруднения то обстоятельство, что различие между формами совершенного и несовершенного видов в дейктическо-информативном регистре во многих случаях практически неуловимо.

В связи с этим, некоторые аспектологи старались изобрести аппарат для анализа, который мог бы решить обе указанные проблемы одновременно. Например, Н.Б. Телин [ТЪеИп 1978; 1990], используя введенный им признак '[-время]' (или 'темпоральная нелокализованность'), пытается отличить общефактическое значение несовершенного вида, с одной стороны, от актуально-длительного значения несовершенного вида и, с другой стороны, от употребления совершенного вида в дейктическо-информативном регистре - обоим этим значениям он приписывает признак '[+время]' (или 'темпоральная локализованность'). Впрочем, аспектологи этого направления интересовались скорее "глобальным" описанием функционирования глагольного вида, чем описанием критериев для выбора глагольного вида в более конкретных контекстах. В результате они (за немногими исключениями) практически не исследуют более частные признаки или факторы, связанные с более общим признаком указанного типа. Напротив, интерес большинства аспектологов (особенно в русистике) состоит в описании критериев для выбора несовершенного и совершенного видов в данной дискурсивной ситуации посредством изобретения достаточно специализированных признаков или факторов.

Однако, как будет ясно из дальнейшего, эти попытки далеко не всегда могут быть признаны успешными. Проблема состоит прежде всего в том, что в современной аспектологии - особенно в отношении критериев выбора глагольного вида в контексте "конкуренции видов" - широко распространен подход, который можно назвать "ассоциативным объяснением". Для него характерен такой анализ, который основан исключительно на механизме метафорического расширения "исходных", или "базовых" значений: например, многие примеры анализируются на основе традиционной схемы "процесс - результат", "неуникальная -уникальная ситуация" и др. (подробнее об этом см. раздел 2 Главы 1).

Тем самым, лингвистически и методологически последовательный анализ, который на основе нескольких главных факторов адекватно и систематически описывал бы функционирование глагольного вида в дейктическо-информативном регистре (причем не только в утвердительном и вопросительном, но и в императивном предложении) встречается достаточно редко.

В данной диссертации мы предлагаем иной путь. Прежде всего, мы считаем, что важным опорным моментом для решения указанного вопроса может стать типологически ориентированное описание категории глагольного вида русского языка в сопоставлении с такими языками, как корейский, английский и др., глагольные системы которых устроены принципиально иначе.

При этом мы исходим из того, что почти каждый язык имеет в своем распоряжении те или иные средства выражения иллокутивных функций, т.е., конкретнее говоря, функций усиления и смягчения иллокутивной силы данного речевого акта1.

В частности, в корейском языке (а также в японском) приемы, выражающие специализированным образом усиление и смягчение иллокутивной силы речевого акта, развиты гораздо сильнее, чем в других языках. Например, как будет показано в Главе 2, если суффиксальные показатели типа -psita, -pnikka, -ptita , -psio и др. усиливают иллокутивную силу данного речевого акта, то показатели типа -ci(-yo), -ссит, -te-ntey-yo и др. ее смягчают.

Тем не менее, и в других языках эти механизмы также представлены (хотя и не всегда адекватно отражаются в существующих грамматических описаниях). Для удобства понимания приведем английский пример. Например, в английском высказывании вида Would you open the window?, благодаря использованию показателя сослагательного наклонения would, смягчена вопросительная иллокутивная сила по сравнению с высказыванием вида Will you open the window!, в котором вместо would употреблен вспомогательный глагол will, в результате чего первое высказывание может функционировать главным образом в качестве

1 Обычно в лингвистической литературе термин "иллокутивная функция" практически отожествляется с термином "иллокутивная сила" (об этом, например, см. [ГТадучс са 1985] и [Кобозева 2000]). Однако в данной работе упомянутый термин поннмастся строго как функция, связанная со смягчением или усилением иллокутивной силы речевого акта. иллокутивного акта просьбы, а не вопроса. Аналогичным образом, в болгарском языке представлены языковые приемы, выражающие различные степени ассертивной иллокутивной силы, хотя и посредством иного способа, с помощью категории эвиденциальности.

Что касается русского языка, то, на наш взгляд, и в нём в дейктическо-информативном регистре категория глагольного вида (при определенных условиях) выполняет функции, весьма сходные с иллокутивными функциями таких специализированных элементов. В наиболее общем виде это можно сформулировать так: совершенный вид глагола связан с усилением иллокутивной силы данного речевого акта, а несовершенный вид - со смягчением иллокутивной силы.

Таким образом, типологически ориентированное изучение категории русского глагольного вида - особенно на фоне корейского языка, в котором система средств выражения иллокутивных функций развита весьма тонко и систематично, в гораздо большей степени проливает свет на вышеупомянутые иллокутивные функции глагольного вида в дейктическо-информативном регистре.

Данное положение означает, что при определенных условиях глагольный вид выполняет не такую функцию, которая традиционно подводится под понятие аспектуальности, а определенную речеактовую функцию. На наш взгляд, предлагаемый "речеактовый" подход к глагольному виду, т.е. исследование иллокутивных функций русского глагольного вида может стать одной из интересных альтернатив широко распространенному в современной аспектологии "ассоциативному объяснению".

Как видим, наше изучение осуществляется в рамках речеактово-дискурсивного подхода. Например, как будет показано в Главе 2, можно с помощью механизма абдукции (по терминологии Ч.С. Пирса [1955/2000]) вывести указанные иллокутивные функции русского глагольного вида из того факта, что в случаях типа риторического или иронического вопроса (или, по нашей терминологии, псевдо-вопроса), когда говорящий для успешного осуществления данного речевого акта должен избежать так называемого "иллокутивного самоубийства", предпочитается употребление несовершенного вида глагола. На этом основании нами будут описаны механизмы осуществления косвенных речевых актов (а также иллокутивных актов разного типа, например, "собственного" или "несобственного"), контроля дискурсивной связности и "положительной" и "отрицательной" вежливости (по терминологии П. Брауна и С. Левинсона [Brown/Levinson 1987]) с участием глагольного вида и выявлены их аналоги в виде суффиксальных иллокутивных показателей в корейском языке.

Таким образом, предлагаемый в данной диссертации (в свете типологического описания иллокутивных функций в разноструктурных языках) речеактово-дискурсивный подход, по нашему мнению, дает возможность достаточно последовательно и комплексно проанализировать мотивы выбора глагольного вида и те или иные его дискурсивно-коммуникативные функции в информативном регистре, независимо от типа предложений, т.е. утвердительного, вопросительного или императивного.

Кроме этого (и в связи с вкладом в общую теорию речевых актов) данная работа дает возможность существенно расширить наши представления о том, что называется "косвенным речевым актом", независимо от языка. Мы хотели бы показать, что в процессе осуществления косвенного речевого акта, помимо известных конвенциональных механизмов, выявленных Дж. Сёрлем [Searle 1969; 1975; 1989], и инференционных механизмов, описанных Г. Личем [Leech

1983], Д. Шпербером и Д. Уилсоном [Sperber/Wilson 1986], Д. Холдкрофтом [Holdcroft 1995], Р. Вертолетом [Bertolet 1995] и др., имеет значение также формально-языковая сторона. Это связано, на наш взгляд, с тем, что одни формально-языковые показатели более активно разрешают данному речевому акту осуществиться как косвенный, а другие - нет. Заметим, что и в английском языке, хотя и очень редко, формально-языковая сторона участвует в процессе осуществления косвенного речевого акта. Например, высказывание вида Are уои аЫе to pass the saltl, хотя и удовлетворяет так называемому "правилу 1" (generalization 1) Сёрля [Searle 1975] (т.е. одному из типов условий, позволяющих осуществление речевого акта "косвенного директива"), однако не используется в качестве косвенного речевого акта, в отличие от высказывания вида Сап уои pass the saltl

В типологическом плане наше исследование также может показать, что мотивы использования тех или иных средств выражения иллокутивных функции не ограничиваются одним контролем вежливости, которое до сих пор считалось почти единственной функцией корейских (возможно, и японских) суффиксальных иллокутивных показателей. Насколько нам известно, почти все исследователи (см„ например, [Cho 1982; Leech 1997]) излагают проблему усиления или смягчения иллокутивной силы в основном в связи с вежливостью. Однако, по нашему мнению, усиление или смягчение иллокутивной силы имеет гораздо более фундаментальный статус в речеактовом аспекте, а вежливость - это всего лишь одно из ее частных проявлений. Именно по этой причине, говорящий посредством тех или иных средств выражения иллокутивных функции может контролировать не только вежливость, но и дискурсивную связность текста в целом, а также осуществлять косвенный речевой акт того или иного типа. Указанное положение применимо, безусловно, независимо от языка. Для удобства понимания еще раз обратимся к приведенным выше английским примерам. Высказывание типа Would you open the window?, благодаря использованию показателя смягчения иллокутивной силы would, в принципе, имеет возможность в большей степени (по сравнению с высказыванием вида Will you open the window?) функционировать не только в качестве более вежливого высказывания, но и в качестве косвенного речевого акта.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Глагольный вид в системе средств выражения иллокутивных функций"

Заключение

Подведем основные итоги нашей работы. Полученные результаты можно суммировать следующим образом.

1. В работе в рамках типологического описания специализированных средств выражения иллокутивных функций в разноструктурных языках показано, что при определенных условиях в дейктическо-информативном регистре несовершенный и совершенный виды русского языка могут выполнять функции смягчения и усиления иллокутивной силы соответственно.

2. Указанные нестандартные иллокутивные функции глагольного вида можно вывести с помощью логического механизма абдукции. Отправной точкой для этого служит, прежде всего, тот факт, что в иллокутивных актах типа риторического или иронического вопроса, которые нарушают подготовительное условие вопроса в определении Серля (говорящий уже заранее знает ответ на свой вопрос) и существенное условие (данный речевой акт не является попыткой получить соответствующую информацию у адресата), предпочитается употребление несовершенного вида глагола.

Причина этого в том, что в иллокутивных актах указанного типа говорящий для успешного осуществления речевого акта должен избежать так называемого "иллокутивного самоубийства", а для выполнения этой цели говорящему необходимо снизить ту иллокутивную "нагрузку", которая предназначена данному речевому акту, для чего говорящий использует несовершенный вид, смягчающий иллокутивную силу речевого акта.

В этом смысле, с точки зрения типа иллокутивного акта, можно считать риторический или иронический вопрос "псевдо-вопросом" или "полу-вопросом". Действительно, риторический вопрос имеет иллокутивную "нагрузку" только в той степени, которая нужна для того, чтобы выразить псевдо-вопрос или полу-вопрос, а не собственный или "совершенный" вопрос, и поэтому говорящий может избежать "иллокутивного самоубийства".

3. Аналогичным образом можно объяснять предпочтение несовершенного вида в иллокутивных актах типа "иронического директива" (или, по нашей терминологии, "псевдо-директива"). И в этом случае говорящий как бы совершает "иллокутивное самоубийство", в том смысле, что высказывание рассматриваемого типа нарушает условие искренности и существенное условие иллокутивных актов директивного типа, однако иллокутивная функция несовершенного вида, т.е. функция смягчения иллокутивной силы данного речевого акта позволяет говорящему избежать "иллокутивного самоубийства". Вследствие этого, данный речевой акт не воспринимается адресатом как "собственно директив".

4. Однако в той ситуации, в которой мог бы быть уместен риторический вопрос (т.е. когда высказывание нарушает подготовительное условие вопроса), совершенный вид, хотя и редко, тоже может использоваться. Но в этих случаях, в отличие от высказывания, в котором употребляется несовершенный вид, благодаря иллокутивной функции совершенного вида, вопросительная иллокутивная сила сохраняется, т.е. говорящий настаивает, чтобы его речевой акт всё-таки воспринимался адресатом как иллокутивный акт "(собственно) вопроса" и адресат чувствовал необходимость отвечать на заданный вопрос.

Иными словами, такое высказывание отвечает требованиям существенного условия вопроса в том смысле, что оно воспринимается как попытка получить ответ от адресата - благодаря иллокутивной функции совершенного вида, то есть функции усиления иллокутивной силы. Высказывание рассматриваемого типа может использоваться, например, тогда, когда говорящий, зная, что адресат не может ответить на его вопрос, намерен еще "жестче" и "эффективнее" потребовать от него ответа. Таким образом, глагольный вид может функционировать как своего рода эффективный стилистический прием.

5. Что касается ассертивных иллокутивных актов, то, как нам представляется, существуют такие иллокутивные акты, которые в каком-то смысле нарушают подготовительное условие ассерции ("говорящий имеет основания считать пропозицию Р, которую он высказывает, истинной") и условие искренности ассерции ("говорящий считает пропозицию Р истинной"), а иногда и существенное условие ассерции ("пропозиция Р считается побуждением, формулирующим определенный фрагмент представления действительности в сознании адресата"). Интересно, что в русском языке в механизме контроля степени ассертивности участвуют иллокутивные функции глагольного вида, аналогично корейскому языку, в котором эту роль выполняют суффиксальные иллокутивные показатели.

По этой причине в иллокутивных актах "дистанцированной, или смягченной ассерции", в которых в общем случае говорящий "намеренно" собирается игнорировать подготовительное условие и условие искренности своего иллокутивного акта, употребляется несовершенный вид. К тому же, установленный выше факт хорошо виден и в резонансном соотношении модально-вводного слова (или частицы) и выбора вида.

6. Рассматриваемая иллокутивная функция русского глагольного вида выполняет важную роль и в осуществлении косвенных речевых актов типа косвенного директива. Иными словами, употребление несовершенного вида, в общем случае, способствует реализации косвенных речевых актов указанных типов. В частности, это наглядно обнаруживается в контекстах конвенции "правило 2" Серля, позволяющей осуществить косвенный директив ("говорящий 8 может осуществить косвенный директив либо посредством вопроса о выполнении условия пропозиционального содержания, либо посредством утверждения о выполнении такого условия").

Итак, в русском языке, для того чтобы высказывание рассматриваемого типа могло функционировать не только как иллокутивный акт вопроса (или ассерции), но и как иллокутивный акт просьбы, в общем случае нужно действие не только конвенции "правило 2", но и функции смягчения иллокутивной силы речевого акта несовершенного вида. Это связано, безусловно, с тем, что поскольку иллокутивное пространство для появления еще одной иллокутивной силы (т.е. иллокутивной силы директива) в какой-то степени уже подготовлено (благодаря конвенции "правило 2"), иллокутивная функция несовершенного вида способствует активизации этой новой иллокутивной силы, тогда как иллокутивная функция совершенного вида препятствует ей.

7. В общем случае, достаточно трудно объяснить данный факт как конвенциональной моделью Серля, так и инференционной моделью Лича, Вертолета, Гольдкрофта и др., которые практически не уделяли внимания особым формальным показателям иллокутивных функций. Это связано с тем, что одни формально-языковые показатели более активно разрешают данному речевому акту осуществиться как косвенный, а другие - нет.

8. В связи с этим, интересно, что при определенных условиях отрицательная частица в качестве своего рода формально-языкового показателя вышеуказанного типа, независимо от языка, приобретает характер "иллокутивного отрицания", смягчающего иллокутивную силу речевого акта (не имея отношения к тому, отрицает она содержание пропозициональной части или нет).

В частности, в этой связи критериями могут служить данные корейского языка, в котором отрицание обычно имеет активный иллокутивный характер, и особенно когда оно употребляется вместе с "морфо-синтаксической компрессией" (мы имеем в виду, прежде всего, компрессию вида -с-апИ- 'не:делать' в форме утвердительного предложения со слитным написанием на основе -с/ апИ- в форме вопросительного предложения).

То есть, если высказывание, которое соответствует высказыванию перед этапом морфо-синтаксической компрессии, все-таки сохраняет, хотя и в малой степени, вопросительную иллокутивную силу (напомним, что в высказывании этого типа также употреблено отрицание в иллокутивной функции), то высказывание в компрессионном варианте, почти доходя до этапа нейтрализации вопросительной иллокутивной силы и ассертивной иллокутивной силы, по сути дела, ближе к иллокутивному акту ассерции, чем к иллокутивному акту вопроса.

Таким образом, отрицание в иллокутивной функции в составе компрессионного варианта, подвергаясь своего рода редукции, заметно смягчает иллокутивную силу данного речевого акта, в результате чего данное высказывание может функционировать по типу так называемых "гибридных речевых актов".

9. Установленные факты позволяют нам сделать утверждение достаточно универсального характера. Если рассуждать в более абстрактных семиотических терминах, то можно сказать, что в человеческой коммуникации функционирует достаточно мощный (метаиконичный принцип, согласно которому явление смягчения иллокутивной силы и явление "общей редукции" в существенных чертах достаточно близки.

Итак, не только морфо-синтаксическая компрессия и эллипсис, но и отрицание могут считаться своего рода явлением "общей редукции", и по этой причине между такими языковыми явлениями и смягчением иллокутивной силы в разных языках, в том числе в русском, наблюдается частый параллелизм.

10. Естественно, конкретные аспекты употребления отрицания в иллокутивной функции более или менее разнообразны, в зависимости от языка. Наше исследование дает основания утверждать, что русский и корейский языки в большей степени предпочитают употребление иллокутивного отрицания, тогда как в английском языке это явление существенно менее развито. Например, в русском языке (в отличие от английского) даже тогда, когда высказывание связано с "правилом 1" Серля ("говорящий может осуществить косвенный директив посредством вопроса о выполнении некоторого подготовительного условия, касающегося способности адресата совершить действие"), предпочитается иллокутивное отрицание.

11. Иллокутивная функция глагольного вида вносит вклад и в осуществление косвенного речевого акта псевдо-вопроса с нейтрализацией иллокутивных сил вопроса и ассерции вида "значит, наверно, надеюсь, правда, неужелн, разве . Р". Хотя использование приведенных модально-вводных слов и частиц, как известно, связано с определенным "изменением" иллокутивного свойства исходного речевого акта, тем не менее, для выполнения косвенного речевого акта указанного типа в более чистом виде предпочитается несовершенный вид.

Кроме того, псевдо-вопрос рассматриваемого нейтрализационного типа может осуществляться и без помощи вышеназванных модально-вводных слов и частиц - если в высказывании с вопросительным словом эмоциональная экспрессивность говорящего в высокой степени активизирована. В этом случае, говорящий, естественно, не интересуется тем, чтобы выслушать ответ на свой вопрос.

12. Следует отметить, что смягчение вопросительной иллокутивной силы предполагает широкий спектр дискурсивно-коммуникативных возможностей, что позволяет высказываниям выполнять, помимо функции, связанной с осуществлением псевдо-вопроса, разные более специфические дискурсивные функции.

Так, высказывание со смягченной вопросительной иллокутивной силой (обычно в начале дискурса) может употребляться в функции "предтопика" (рге4ор1с), а не главного дискурсивного топика в плане дискурсивной связности. Высказывание этого рода функционирует в качестве своего рода "предэтапного вопроса", после которого говорящий в общем-то "легче и мягче" может подвести свой дискурс к "главном вопросу", что заметно и в возможности так называемого "теста случайно^'может бьшь)-иллокутивного" по отношению к данному высказыванию.

13. Указанное положение, по сути дела, связано с тем, что данное высказывание берет на себя "функциональную нагрузку" вопросительной иллокутивной силы только в той степени, которая нужна для выражения "предэтапного", а не главного вопроса, и поэтому требуется смягчение вопросительной иллокутивной силы.

С другой стороны, высказывание, например, об "историческом факте" как "прикрепленном факте" несет в себе достаточно высокую "информационную функциональную нагрузку", которую данный речевой акт предназначен выполнять, и именно поэтому употребление несовершенного вида невозможно.

14. Как видно из всего сказанного, функция смягчения иллокутивной силы у несовершенного вида является одной из наиболее мощных и тем самым способна преодолевать известные лексические ограничения, действующие при выборе вида в более стандартных контекстах.

15. Иллокутивная функция несовершенного вида относится и к реализации "инференционного" косвенного речевого акта, т.е. "косвенной коммуникации" по нашей терминологии, которая отличается от косвенного речевого акта вышеупомянутого типа отсутствием "конвенциональной, стандартизированной косвенности".

Это, на наш взгляд, связано с тем, что, во-первых, употребление показателя смягчения иллокутивной силы побуждает адресата обращаться к известному участникам диалога дискурсивному миру, и, во-вторых, в данном дискурсивном мире существует когнитивно-психологический сценарий определенного типа. В такой ситуации на основе указанных когнитивно-психологических сценариев адресат выводит путем умозаключения намерение говорящего.

16. Сформулированное положение также дает нам важный критерий для адекватной оценки часто высказываемой гипотезы о связи выбора несовершенного и совершенного видов с передачей "известной"/"новой" информации. Оказывается, что выбор глагольного вида на самом деле не находится в непосредственной связи с передачей "известной"/"новой" информации, но использование показателя смягчения иллокутивной силы просто повышает возможность обращения к известному участникам диалога дискурсивному миру.

17. Существенно, что функция смягчения иллокутивной силы, связанная с выражением "косвенной коммуникации", на наш взгляд, типологически отнюдь не уникальна, как показано в работе на материале корейского суффиксального показателя ("окончания") -ntey-. Говорящий посредством тех или иных средств выражения иллокутивных функций контролирует дискурсивную связность текста.

18. В связи с контролем дискурсивной связности посредством глагольного вида, стоит отметить также, что употребление показателя смягчения и усиления иллокутивной силы тесно связано с выражением различных характеристик "информационного потока" передаваемых сообщений.

Как показано в нашем анализе, который осуществлялся, прежде всего, с опорой на проверку возможности топикализации (с помощью так называемого "теста что касается"), выбор совершенного и несовершенного видов тесно связан с выражением "информационного статуса" передаваемых сообщений, т.е. независимости и адъюнктивности соответственно. В свою очередь, в корейских эквивалентах рассматриваемые тонкие коммуникативные эффекты непосредственно заметны в использовании показателя топика -min- и нулевого показателя именительного падежа.

19. Подробно описанный в работе, так называемый "информационный подход" к глагольному виду, прежде всего, дает нам возможность адекватно трактовать употребления глагольного вида, которые традиционно описываются в рамках признаков так называемого "осуществления имплицитного действия" и "ожидаемости".

Кроме того, принятый нами речеактово-дискурсивный дает возможность осветить функцию "субтопика" несовершенного вида, а также функции глагольного вида, связанные с противопоставлением "передний план" и "фон", особенно в тексте, где в содержании передаваемой информации делается акцент на логической связности.

20. Как известно из типологической литературы (особенно на материале корейского и японского языков), говорящий посредством тех или иных средств выражения смягчения и усиления иллокутивной силы данного речевого акта может контролировать "вежливость" своего высказывания. Безусловно, указанное положение применимо и к русскому языку.

Русскоязычный говорящий, выбирая самый подходящий для данной дискурсивной ситуации принцип вежливости из большого числа принципов, которые нередко противоречат друг другу, может выражать вежливость с помощью категории глагольного вида. В частности, когда данные речевые акты осуществляются в "деликатной" ситуации, контроль вежливости с помощью механизмов усиления и смягчения иллокутивной силы активизируется в качестве одного из самых главных факторов.

В связи с этим, прежде всего, на основе нашего анализа корейских данных (но также и русских), можно сказать, что, в общем случае, чем больше смягчена иллокутивная сила данного речевого акта, тем больше повышается возможность его функционирования в рамках "положительной вежливости". Наоборот, чем больше усилена иллокутивная сила речевого акта, естественно, тем больше повышается возможность его функционирования в рамках "отрицательной вежливости".

В то лее время, с употреблением показателя (слишком) усиленной иллокутивной силы связана опасность передачи побочного оттенка агрессивности речевого акта, а с употреблением показателя смягченой иллокутивной силы - опасность передачи грубости. Поэтому, когда стратегии собеседников в отношении выбора положительной и отрицательной вежливости не совпадают друг с другом, речевой акт говорящего может выглядеть не очень вежливым.

21. Заслуживает внимания тот факт, что независимо от того, относится ли данное высказывание к русскому или к корейскому языку, существуют некоторые универсальные тенденции, которые молено объяснить с точки зрения дискурсивной иконичности языкового знака. К ним относится тесная связь показателей "усиления" не только с понятиями 'дистанция' и 'формальность', но и с понятием 'агрессивность', а показателя "смягчения" - не только с понятием 'близость', но и с понятием 'бесцеремонность'. Иными словами, показатель "усиления", который молшо считать своего рода "знаком плюс", иконично ориентирован на увеличение признака 'дистанция'. С другой стороны, показатель "смягчения", который можно считать "знаком минус", ориентирован на устранение указанного признака; эффект бесцеремонности возникает тогда, когда говорящий собирается слишком глубоко проникнуть в личную сферу другого человека.

22. Таким образом, в данном исследовании мы, апеллируя к понятию иллокутивной функции глагольного вида, предлагаем речеактово-дискурсивное решение одного из насущных вопросов современной аспектологии - вопроса о лингвистически последовательном и релевантном критерии выбора глагольного вида в дейктическо-информативном регистре, что обычно игнорируется в рамках традиционного подхода.

УСЛОВНЫЕ ОБОЗНАЧЕНИЯ

АКК - винительный падеж; АССЕР - ассерция; БУД - будущее время; ВЕЖ - вежливая форма; ВОПР - вопрос;

ВСТ - вставной гласный или согласный; ДАТ - дательный падеж; КОМПРФ - компрессионная форма; КОНТР - контраст;

НЕФ.ВОСП - неформальное воспоминание;

НЕФ.ПРЕДЛ - неформальное предложение;

НОМ - именительный падеж;

ОПРЕД - определительный суффикс;

ПОЧТ - почтительный суффикс, почтительная форма;

ПРОСЬ - просьба;

ПРОШ - прошедшее время;

СМЯГ - смягчение иллокутивной силы;

СОЕД - соединительный суффикс;

У СИЛ - усиление иллокутивной силы;

ФИН - финальный суффикс;

ФОРМ.ВОПР - формальный вопрос;

ФОРМ.ВОСП - формальное воспоминание;

ФОРМ.ПРЕДЛ - формальное предложение.

Список научной литературыХонг Тэк Гю, диссертация по теме "Сравнительно-историческое, типологическое и сопоставительное языкознание"

1. Авилова, Н. 1976. Вид глагола и семантика глагольного слова. М.: Наука.

2. Алпатов, В. М. 1973. Категории вежливости в современном японском языке. М.: Наука.

3. Апресян, Ю. Д. 1980. Типы поверхностно-семантической информации для описания языка в рамках модели «Смысл - Текст». Wien.

4. Апресян, Ю. Д. 1986. Дейксис в лексике и грамматике и наивная модель мира // Семиотика и информатика. Вып. 28. М., 5-33.

5. Апресян, Ю. Д. 1988. Глаголы моментального действия и перформативы в русском языке // Русистика сегодня. Язык: система и ее функционирование. М., 57-78.

6. Балли, Ш. 1955. Общая лингвистика и вопросы французского языка / Пер. с франц. М.: Изд-во литературы на иностранных языках.

7. Барентсен, А. 1995. Трехступенчатая модель инварианта совершенного вида в русском языке // Кароляк (ред.) Семантика и структура славянского вида 1. Krakow.

8. Барентсен, А. 1998. Признак "секвентная связь" и видовое противопоставление в русском языке // М. Ю. Черткова (ред.). Типология вида. Проблемы, поиски, решения. М., 43-58.

9. Бахтин, М. М. 1986. Автор и герой в эстетической деятельности // Эстетика словесного творчества. М.: Искусство.

10. Бенвенист, Э. 1959/1974. Общая лингвистика / Перевод с французского языка. М.: Прогресс.

11. Бондарко, А. В. 1971. Вид и время русского глагола (Значение и употребление). М.: Просвещение.

12. Бондарко, А. В. 1973. Функциональный анализ грамматических категорий. Л.

13. Бондарко, А. В. 1983. Принципы функциональной грамматики и вопросы аспектологии. Л.; Наука.

14. Бондарко, А. В. 1987а. Аспектуальность // А. В. Бондарко (ред.) Теория функциональной грамматики: Введение. Аспектуальность. Временная локализованность. Таксис. Л.

15. Бондарко, А. В. 19876. Временная локализованность II А. В. Бондарко (ред.) Теория функциональной грамматики: Введение. Аспектуальность. Временная локализованность. Таксис. Л.

16. Бондарко, А. В. 1990. О значениях видов русского глагола // ВЯ, № 4, 5-24.

17. Бондарко, А. В. 1993. Глагольный вид в высказывании: признак 'возникновение новой ситуации' // Russian Linguistics, Vol. 16, 239-259.

18. Бондарко, А. В. 1995. О возможных подходах к изучению языковой семантики // Кароляк (ред.) Семантика и структура славянского вида 1. Krakow.

19. Бондарко, А. В. 1996. Проблемы грамматической семантики и русской аспектологии. СПб.

20. Бондарко, А. В. 2001. Основы функциональной грамматики. СПб.

21. Бондарко, А. В.; Буланин, Л. Л. 1967. Русский глагол. Л.

22. Булыгина, Т. В. 1982. К построению типологии предикатов в русском языке // О. Н. Селиверстова (ред.), Семантические типы предикатов. М.: Наука, 7-85.

23. Булыгина, Т. В.; Шмелев, А. Д. 1982. Диалогические функции некоторых типов вопросительных предложений // ИАН СЛЯ 41.4, 314-326.

24. Булыгина, Т. В.; Шмелев, А. Д. 1987. О семантике частиц разве и неужели IIНТИ, сер. 2, № 10, 23-30.

25. Булыгина, Т. В.; Шмелев, А. Д. 1992а. Модальность // Т. В. Булыгина (ред.). Человеческий фактор в языке. Коммуникация, модальность, дейксис. М.: Наука, 110-153.

26. Булыгина, Т. В.; Шмелев, А. Д. 19926. Идентификация событий: Онтология, аспектология, лексикография // Н. Д. Арутюнова; Н. К. Рябцева (ред.). Логический анализ языка. Модели действия. М.: Наука, 108-115.

27. Булыгина, Т. В.; Шмелев, А. Д. 1993. Гипотеза как мыслительный и речевой акт // Н. Д. Арутюнова; Н. К. Рябцева (ред.). Логический анализ языка. Ментальные действия. М.: Наука, 78-82.

28. Булыгина, Т. В.; Шмелев, А. Д. 1994. Оценочные речевые акты извне и изнутри // Н. Д. Арутюнова; Н. К. Рябцева (ред.). Логический анализ языка. Язык речевых действий. М.: Наука, 49-59.

29. Вежбицкая, А. 1978. Метатекст в тексте // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 8. Лингвистика текста. М.: Прогресс, 402-421.

30. Вежбицкая, А. 1982. Дескрипция или цитация? // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 13. Лингвистика и логика (проблемы референции). М.: Радуга, 237-262.

31. Виноградов, В. В. 1936/1980. Стиль "Пиковой дамы" // Избранные труды. О языке художественной прозы. М.: Наука.

32. Волошинов, В. Н. 1930. Марксизм и философия языка. Ленинград.

33. Гаспаров, Б. М. 1979. О некоторых особенностях функционирования видовых форм в повествовательном тексте // Ученые записки Тартуского государственного университета. Вып. 482. Вопросы русской аспектологии

35. Генчева, 3. 1995. Вопросы взаимодействия перфекта с видом в болгарском языке // Кароляк (ред.) Семантика и структура славянского вида 1. Krakow, 55-74.

36. Гийом, Г. 1992. Принципы теоретической лингвистики. М.

37. Гиро-Вебер, М. 1990. Вид и семантика русского глагола // ВЯ, № 2, 102-112.

38. Гловинская, М. Я. 1982. Семантические типы видовых противопоставлений русского глагола. М.: Наука.

39. Гловинская, М. Я. 1986. Теоретические проблемы видо-временной семантики русского глагола. Диссертация на соискание ученой степени доктора филологических наук. МГУ. М.

40. Гловинская, М. Я. 1992. Русские речевые акты и вид глагола // Н. Д. Арутюнова; Н. К. Рябцева (ред.). Логический анализ языка. Модели действия. М.: Наука, 123-130.

41. Гловинская, М. Я. 1993. Русские речевые акты со значением ментального воздействия // Н. Д. Арутюнова; Н. К. Рябцева (ред.), Логический анализ языка. Ментальные действия. М.: Наука, 82-88.

42. Гловинская, М. Я. 2001. Многозначность и синонимия в видо- временной системе русского глагола. М.: Азбуковник / Русские словари.

43. Голубева-Монаткина, Н. И. 1988. К проблеме иллокутивной логики вопросительного предложения (вопросительное предложение в речевом акте) // Прагматика и проблемы интенсиональности. М., 144-153.

44. Гордон, Д.; Лакофф, Дж. 1985. Постулаты речевого общения //Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 16. М.: Прогресс.

45. Гуляницкий, Л. 1976. Глаголы "обратимого действия" // Russian Tanguage Journal Vol. 30, № 106, 9-15.

46. Гуревич, В. В. 1971. О значениях глагольного вида в русском языке // Русский язык в школе, № 5.

47. Гуревич, В. В. 1979. Вид и лексическое значение глагола // Филологические науки, № 5, 83-86.

48. Гуревич, В. В. 1997. Глагольный вид в аспекте актуального членения // М. Ю. Черткова (ред.) Труды аспектологического семинара филологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова. Том 3. М.: Издательство Московского университета, 63-70.

49. Джанг, К. К. 1986. Отрицательное вопросительное предложение в корейском языке и пресуппозиция // Лингвистическое исследование (на корейском языке) 22. 1, 19-40.

50. Джанг, Дж. 1984. Вопрос-привесок в корейском языке // Язык (на корейском языке) 9. 2.

51. Зализняк, Анна А.; Падучева, Е. В. 1989. Предикаты пропозициональной установки в модальном контексте // Н. Д. Арутюнова (ред.). Логический анализ языка. Проблемы интенсиональных и прагматических контекстов. М.: Наука, 92-115.

52. Зализняк, Анна А.; Шмелев, А. Д. 2000. Введение в русскую аспектологию. М.: ЯРК.

53. Земская, Е. А.; Капанадзе, Л. А. 1978. Русская разговорная речь: тексты. М.: Паука.

54. Золотова, Г. А. 1973. Очерк функционального синтаксиса русского языка. М.

55. Золотова, Г. А. 1975. Аспекты иззд1ения категории глагольного времени // ИАН СЛЯ 34.3, 248-258.

56. Золотова, Г. А. 1982. Коммуникативные аспекты русского синтаксиса. М.: Наука.

57. Золотова, Г. А. 1995. Глагольный вид с точки зрения текста // Кароляк (ред.) Семантика и структура славянского вида I. Krakow, 81-91.

58. Исаченко, А. В. 1960. Грамматический строй русского языка в сопоставлении со словацким, ч. 2. Братислава: Издательство Словацкой Академии Наук.

59. Кароляк, (ред.) 1995. Семантика и структура славянского вида 1. Krakow.

60. Князев, Ю. П. 1994. Речевые действия: их следствия и особенности обозначения // Н. Д. Арутюнова; Н. К. Рябцева (ред.), Логический анализ языка. Язык речевых действий. М.: Наука, 17-22.

61. Князев, Ю. П. 2000. Видо-временная структура нарратива как способ выражения этической оценки // И. Д. Арутюнова; Т. Е. Янко; Н. К. Рябцева (ред.). Логический анализ языка. Языки этики. М.:ЯРК, 254-262.

62. Кобозева, И. М. 2000. Лингвистическая семантика. М.: УРСС.

63. Козинцева, И. А. 1994. Категория эвиденциальности (проблемы типологического анализа) // ВЯ, № 3, 92-104.

64. Конрад, Р. 1985. Вопросительные предложения как косвенные речевые акты // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 16. М.: Прогресс.

65. Кошелев, А. Д. 1997. К описанию ядерного значения совершенного вида // М. Ю. Черткова (ред.). Труды аспектологического семинара филологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова. Том. 3. М.: Издательство Московского университета, 68-75.

66. Кошелев, А. Д. 1998. 1С описанию главного видового значения русского глагола // М. Ю. Черткова (ред.). Типология вида. Проблемы, поиски, решения. М., 219-231.

67. Кошмидер, Э. 1962. Очерк науки о видах польского глагола // Ю. Маслов (ред.). Вопросы глагольного вида. М.: Издательство иностранной литературы, 105-167.

68. Кравченко, А. В. 1995. Глагольный вид и картина мира // ИАН СЛЯ, 54.1.

69. Ли, И.-Ё. 1985. Дискурсивные функции глагольного вида современного русского языка - пересмотр теории о противопоставлении между передним и задним планом // Лингвистическое исследование (на корейском языке) 21: 3, 309-330.

70. Ли, И.-Ё. 1993. О так называемом "историческом настоящем" - на материале русского языка // Журнал славяноведения (на корейском языке) 8,101-151.

71. Ли, И.-Ё. 1994. Новое рассмотрение общефактического значения в русском языке // Журнал славяноведения (на корейском языке) 9, 97-133.

72. Ли, И.-Ё. 1996. "Тема" и "топик" // Лингвистическое исследование (на корейском языке) 32: 1, 61-99.

73. Ломов, А. М. 1977. Очерки по русской аспектологии. Воронеж: Издательство Воронежского университета.

74. Лотман, Ю. М. 1971. Структура художественного текста. Brown Univ. Pub.

75. Лотман, Ю. М. 1992. О двух моделях коммуникации в системе культуры // Избранные статьи. Том 1. Статьи по семиотике и типологии культуры. Талин: Александра.

76. Маслов, Ю. 1948/1984. Вид и лексическое значение глагола в современном русском литературном языке // Очерки по аспектологии. Ленинград: Издательство Ленинградского университета, 48-65.

77. Маслов, Ю. 1973. Универсальные семантические компоненты в содержании грамматической категории совершенного/несовершенного вида // Советское славяноведение, № 4, 73-83.

78. Маслов, Ю. 1980. Структура повествовательного текста и типология славянских видо-временных систем // Svantevit 6:1, 43-69.

79. Маслов, Ю. 1984. Очерки по аспектологии. Ленинград: Издательство Ленинградского университета.

80. Мелиг, X. Р. 1981/1985. Семантика предложения и семантика вида в русском языке // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 15. М., 227-249.

81. Мелиг, X. Р. 1998. Вид, отрицание и референциальный статус глагольной предикации в тексте // М. Ю. Черткова (ред.). Типология вида. Проблемы, поиски, решения. М.:51РК, 289-304.

82. Мустайоки, Арто 1993. Аспектуальные разряды положений вещей в функциональном синтаксисе // Studia Slavica Finlandensia Tomus X. Helsinki.

83. Нам, Нгуен 1973. Выражение обобщенно-фактического значения несовершенного вида в современном русском языке // Функциональный анализ грамматических категорий. Ленинград.

84. Оливер, М. X. Т. 1997. Перфект в "повести временных лет". Лаврентьевский, Академический, Радзивиловский, Ипатьевский списки. М.: УРСС.

85. Онипенко, П. К. 1994. Идея субъектной перспективы в русской грамматике // Русистика сегодня, № 3, 74-83.

86. Падучева, Е. В. 1985. Высказывание и его соотнесенность с действительностью. М.: Паука.

87. Падучева, Е. В. 1986. Семантика вида и точка отсчета // ИАН СЛЯ, № 5,413-424.

88. Падучева, Е. В. 1989. О семантике грамматических категорий времени и вида в повествовательном тексте // Семиотика и информатика. Вып. 29. М.: ВИНИТИ.

89. Падучева, Е. В. 1990. Вид и лексическое значение глагола (от лексического значения глагола к его аспектуальной характеристике) // Russian Linguistics, Vol. 14, 1-18.

90. Падучева, Е. В. 1991а. К семантике несовершенного вида в русском языке: общефактическое и акциональное значение // ВЯ, № 6, 34-45.

91. Падучева, Е. В. 19916. Говорящий: субъект речи и субъект сознания // Логический анализ языка. Культурные концепты. М.: Паука, 164-169.

92. Падучева, Е. В. 1992. Семантика и прагматика несовершенного вида императива // Русистика сегодня. Функционирование языка: лексика и грамматика. М.: Наука, 36-55.

93. Падучева, Е. В. 1993а. Результативные значения несовершенного вида в русском языке: общефактическое и акциональное // ВЯ, № 1, 64-74.

94. Падучева, Е. В. 19936. Говорящий как наблюдатель: об одной возможности применения лингвистики в поэтике // ИАН СЛЯ 52:3, 33-44.

95. Надучева, Е. В. 1993в. О так называемой конкуренции совершенного и несовершенного вида в русском языке // Wiener Slawistischer Almanach, В. 31,259-274.

96. Падучева, Е. В. 1996. Семантические исследования. М.: ЯРК.

97. Пешковский, А. М. 1956. Русский синтаксис в научном освещении. М.

98. Петрухина, Е. В. 2000. Аспектуальные категории глагола в русском языке. В сопоставлении с чешским, словацким, польским и болгарским языками. М.: Издательство московского университета.

99. Пирс, Ч. 1955/2000. Начала прагматизма. СПб.: Алетейя.

100. Плунгян, В. А. 2000. Общая морфология. Введение в проблематику. М.: УРСС.

101. Поспелов, Н. 1966. О двух рядах грамматических значений глагольных форм времени в современном русском языке // ВЯ, № 2, 17-29.

102. Рассудова, О. П. 1967. Выбор вида глагола и коммуникативная направленность предложения // Русский язык за рубежом, № 4, 21-25.

103. Рассудова, О. П. 1968. Употребление видов глагола в русском языке. М.: Издательство Московского университета.

104. Рассудова, О. П. 1982. Употребление видов глагола в русском языке. Издание второе, исправленное и дополненное. М.: Издательство Московского университета.

105. Рябцева, Н. К. 1994. Коммуникативный модус и метаречь // Н. Д. Арутюнова; Н. К. Рябцева (ред.). Логический анализ языка. Язык речевых действий. М.: Наука, 82-92.

106. Смирнов, И. Н. 1987. Типы временной нелокализованности действия в русском языке; на материале высказываний с формами настоящего и простого будущего времени. Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук. Л.

107. Соколовская, К. А. 1993. Прагматическая интерпретация аспектуальной характеристики высказываний // ВЯ, № 5, 59-69. ПО. Телин, Н. Б. 1985. Вид и способ действия в русском языке // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 15. М.: Прогресс, 250-260.

108. Томмола, X. 1984. К категории прошедщего времени русского глагола // Studia Slavica Finlandensia Tomus I. Helsinki, 134-164.

109. Томмола, X. 1993. "Перфектное значение" в русском языке // Studia Slavica Finlandensia Tomus X. Helsinki, 133-141.

110. Успенский, Б. A. 1970. Поэтика композиции. М.: Искусство.

111. Храковский, В. 1988. Императивные формы НСВ и СВ в русском языке и их употребление // Russian Linguistics 12.

112. Черткова, М. Ю. 1996. Грамматическая категория вида в современном русском языке. М.: Издательство Московского университета.

113. Черткова, М. Ю. (ред.) 1997. Труды аспектологического семинара филологического факультета М1"У им. М.В. Ломоносова. Том 1-3. М.: Издательство Московского университета.

114. Чертов, Л. Ф. 1993. Знаковость. Опыт теоретического синтеза идей о знаковом способе информационной связи. СПб.: Издательство санкт-петербурского университета.

115. Шатуновский, И. Б. 1988. Эпистемические предикаты в русском языке (семантика, коммуникативная перспектива, прагматика) // Прагматика и проблемы интенсиональности. М., 255-277.

116. Шатуновский, И. Б. 1996. Семантика предложения и нереферентные слова. М.

117. Шатуновский, И. Б. 2001. Дескриптивные высказывания в русском языке // Russian Linguistics 25: 23-53.

118. Шведова, Л. И. 1978. К вопросу о конкуренции видов в современном русском языке // Русский язык за рубежом, № 3.

119. Шведова, Л. Н.; Трифонова, Т. Г. 1983. Пособие по употреблению видов глагола для работы с филологами-русистами. М.

120. Шелякин, М. А. 1979. Ситуативность устной речи как фактор нейтрализации грамматических значений // Семиотика устной речи. Лингвистическая семантика и семиотика 2. Ученые записки Тартуского государственного университета. Вып. 481.

121. Шелякин, М. А. 1990. Модально-аспектуальные связи // А. В. Бондарко (ред.) Теория функциональной грамматики. Темпоральность. Модальность. Л.: Наука.

122. Шмелева, Т. В. 1995. Диалогичность модуса // Вестник московского университета. Сер. 9. Филология, № 5.

123. Якобсон, Р. О. 1932/1985. О структуре русского глагола / Перевод с немецкого языка // Избранные работы. М.: Прогресс, 210-221.

124. Яковлева, Е. 1994. Фрагменты русской языковой картины мира (модели пространства, времени и восприятия). М.: Гнозис.

125. Янко, Т. Е. 1991. Коммуникативная структура с неингерентной темой // Научно-техническая информация. Сер. 2, №7.

126. Янко, Т. Е. 2001. Коммуникативные стратегии русской речи. М.: ЯРК.

127. Ajello, R. 1995. The icon as an abductive process towards identity // R. Simone (ed.), Iconicity in Language. Amsterdam: John Benjamins.

128. Andersen, H. 1989. Markedness Theory - the First 150 years // O. M. Tomic (ed.) Markedness in Synchrony and Diachrony. Berlin and New York: Mouton de Grayter.

129. Andrews, E. 1990. Markedness theory. The union of asymmetry and semiosis in language. Durham/London: Duke Univ. Press.

130. Austin, J. L. 1962. How to do things with words. Oxford.

131. Bach, K.; Harnish, R. M. 1992. How perfomiatives really work: a reply to Searle // Linguistics and philosophy 15.

132. Bermel, N. H. A. 1994. Context and the Lexicon in the Development of Russian Aspect. Doctorial Dissertation. University of California at Berkeley.

133. Bertolet, R. 1995. Are there indirect speech acts? // S. L. Tsohatzidis (ed.) Foundations of speech act theory. Philosophical and linguistic perspectives. 1.ondon: Routledge, 335-349.

134. Bierwisch, M. 1980. Semantic stmcture and illocutionary force // J. R. Searle et al. (eds.) Speech act theory and pragmatics. Dordrecht: D. Reidel Publishing Company, 1-35.

135. Bird, G. H. 1995. Relevance Theory and Speech Acts // S. L. Tsohatzidis (ed.) Foundations of speech act theory. Philosophical and linguistic perspectives. 1.ondon: Routledge, 292-3IL

136. Bjorklund, M. 1993. Narrative Strategies in Cechov's The Steppe: Cohesion, Grounding and Point of View. Abo: Abo Akademis Forlag - Abo Akademi University Press.

137. Blok, P. 1. 1991. Focus and Presupposition // Journal of Semantics 8: 149- 165.

138. Brecht, R. D. 1985. The Fonn and Function of Aspect in Russian // M. S. Flier; R. D. Brecht (eds.) Issues in Russian МофЬо5уп1ах. Ohio: Slavica.

139. Brown, P.; Levinson, S. С 1987. Politeness. Some universals in language usage. Cambridge: Cambridge Univ. Press.

140. Brown, G.; Yule, G. 1983. Discourse Analysis. Cambridge: Cambridge University Press.

141. Carlson, Lauri. 1983. Dialog games. Dordrecht: D. Reidel Pubhshing Company.

142. Cho, Ch.-H. 1982. A study of Korean pragmatics: deixis and politeness. Doctorial Dissertation. Univ. of Hawaii.

143. Chvany, С V. 1984. Backgrounded Perfectives and Plot-hne Imperfectives: Towards a Grounding in Text // M. S. Flier; A. Timberlake (eds.) The Scope of Slavic Aspect. Columbus, Ohio: Slavica.

144. Chvany, С V. 1988. Distance, deixis and discreteness in Bulgarian and English verb moфhology // A. Schenker (ed.) American contributions to the tenth international congress of Slavists, Sofia, September 1988. Linguistics. Columbus, Ohio: Slavica.

145. Comrie, B. 1976. Aspect: an Introduction to the Study of Verbal Aspect and Related Problems. Cambridge: Cambridge Univ. Press.

146. Dahl, O. 1969. Topic and Comment: A Study in Russian and General Transfonnational Grammar // Acta Universitatis Gothoburgensis. Stockliolm: Almgvist and Wiksell.

147. Dahl, O. 1980. Review of Thehn, Nils B. Towards a Theory of Aspect, Tense, and Actionality in Slavic // Studies in Language, 4.1, 164-168.

148. Dascal, M. 1995. Speech Act Theory and Gricean Pragmatics: Some Differences of Detail that Make a Difference // S. L. Tsohatzidis (ed.) Foundations of Speech Act Theory. Philosophical and Linguistic Perspectives. 1.ondon: Routledge.

149. Davis, S. 1980. Perlocutions // J. R. Searie et al. (eds.) Speech act theory and pragmatics. Dordrecht: D. Reidel Publishing Company, 37-55.

150. Dickey, S. M. 2000. Parameters of Slavic Aspect. A Cognitive Approach. Stanford, California: CSLI Publications.

151. Dik, S. С 1978. Functional Grammar. North-Holland Pubhshing Company.

152. Dik, S. С 1989. The theory of functional grammar. Part 1: The structure of the clause. Dordrecht: Foris Publications.

153. Durst-Andersen, P. 1992. Mental grammar: Russian aspect and related issues. Columbus, Ohio: Slavica.

154. Durst-Andersen, P. 1995. Imperative frames and modality. Direct vs. indirect speech acts in Russian, Danish, and English // Linguistics and philosophy 18, 611-653.

155. Engler, R. 1995. Iconicity and/or Arbitrariness // R. Simone (ed.) Iconicity in Language. Amsterdam: Jolin Benjamins.

156. Forsyth, J. 1970. A grammar of aspect. Cambridge: Cambridge Univ. Press.

157. Fradkin, R. A. 1985. Markedness Theory and the Verb Systems of Russian and Arabic: Aspect, Tense, and Mood. Doctorial Dissertation. Indiana Univ.

158. Genova, A. С 1975. Speech Acts and Illocutionary Opacity // Foundations of Language 13, 237-249.

159. Givon, T. 1983. Topic Continuity in Discourse: An Introduction // T Givon (ed.), Topic Continuity in Discourse: A Quantitative Cross-Language Study. Amsterdam/Philadelphia: Jolm Benjamins Publishing Company.

160. Givon, T. 1995. Isomorphism in the Grammatical Code: Cognitive and Biological Considerations // R. Simone (ed.) Iconicity in Language. Amsterdam: Jolm Benjamins.

161. Grice, H. P. 1975. Logic and Conversation // P. Cole; J. Morgan (eds.) Syntax and Semantics. Vol. 3: Speech Acts. New York: Academic Press.

162. Grimes, J. E. 1975. The Tliread of Discourse. The Hague.

163. Gvozdanovic, J. 1989. Defining Markedness // O. M. Tomic (ed.) Markedness in Synchrony and Diachrony. Berlin and New York: Mouton de Gniyter.

164. Hamburger, H. 1986. Multifimctionality in Aspectual Determination in Russian // Dutch Studies in Russian Linguistics: Studies in Slavic and General 1.inguistics. Amsterdam.

165. Hamilton, W. S. 1980. Russian Phonology and Word Structure. Ohio: Slavica.

166. Hannay, М. 1985. Inferrability, Discourse-Boundness, and Sub-topics // A. M. Bolkestein; С de Groot; J. L. Mackenzie (eds.) Syntax and Pragmatics in Functional Grammar. Dordrecht: Foris Publications.

167. Hassman, S. P. 1986. Aspect use in the imperative: an alternative view // Russian Language Journal, № 135, 25-32.

168. Holdcroft, D. 1995. Indirect speech acts and prepositional content // S. L. Tsohatzidis (ed.) Foundations of speech act theory. Philosophical and linguistic perspectives. London: Routledge, 350-364.

169. Hopper, P. J. 1979. Aspect and Foregrouding in Discourse // T. Givon (ed.) Syntax and Semantics. Vol. 12: Discourse and Syntax. New York: Academic Press, 213-241.

170. Hopper, P. J. (ed.) 1982. Tense-Aspect: Between Semantics & Pragmatics, Containing the Contributions to a Symposium on Tense and Aspect, held at UCLA, May 1979. Amsterdam/Philadelphia: Jolin Benjamins Publishing Company.

171. Hopper, P. J.; Thomson, S. A. 1980. Transitivity in Grammar and Discourse // Language 56, 251-299.

172. Hulanicki, L. 1973. The Actional Perfect in Russian // Slavic and East European Journal, Vol. 17, № 2, 174-183.

173. Israeh, A. 1996. Discourse analysis of Russian aspect: accent of creativity // Journal of Slavic Linguistics 4. 1, 8-49.

174. Jakobson, R. 1957/1971. Shifers, Verbal Categories, and the Russian Verb // Roman Jakobson. Selected Writings. Vol. 2. Word and Language. The Hague: Mouton.

175. Jakobson, R. 1987. Language and Literature. Cambridge.

176. Jespersen, O. 1924. The Philosophy of Grammar. London.

177. Kalmar, I. 1982. Transitivity in a Czech Folk Tale // P. J. Hopper; S. A. Thompson (eds.) Syntax and Semantics. Vol. 15: Studies in Transitivity. New York, 241-260.

178. Keenan, E; Schiftelin, B. B. 1976. Topic as a Discourse Notion: A Study of Topic in the Conversations of Children and Adults // C. Li (ed.). Subject and Topic. New York: Academic Press.

179. Klein, W. 1995. A Time-Relational Analysis of Russian Aspect // 1.anguage, 71.4, 669-695.

180. Kucera, H. 1983. A Semantic Model of Verbal Aspect // M. S. Flier (ed.) American Contribution to the Ninth International Congress of Slavists. Vol. 1: 1.inguistics. Columbus, Ohio: Slavica.

181. Lakoft; R. 1973. The Logic of Politeness; or, Mmding Your P's and Q's // Papers from the Ninth Regional Meeting. Chicago Linguistic Society. April IS IS.

182. Larsson, L.-G. (ed.) 1989. Proceedings of the second Scandinavian symposium on aspectology. 1988. Acta Universitatis Upsaliensis. Uppsala.

183. Lee, I-H. 1978. Some Aspects of Indirect Speech Acts in Korean // Chin- W. Kim (ed.) Papers in Korean Linguistics. Columbia, South Carolina: Hornbeam Press.

184. Leech, G. 1983. Principles of pragmatics. London: Longman.

185. Leech, G. 1997. Pragmatics, politeness and cross-cultural communication // Oral presentation at Language Research Institute, Seoul National Univ., Oct. 24.

186. Leinonen, M. 1978. Generics, modahty and the Russian perfective present // Munksgaard. Copenhagen.

187. Leinonen, M. 1979. Specificness and Non-speciticness in Russian Aspect // T. Pettersson (ed.) Aspectoiogy. Workshop at the fifth Scandinavian Conference of Linguistics, Frostavallen, April 27-29 1979. Stockholm; Almquist & Wiksell International.

188. Leinonen, M. 1982. Russian aspect, "temporal'naja lokalizacija" and defmiteness/indefiniteness. Helsinki.

189. Leinonen, M. 1984. Narrative Implications of Aspect in Russian and in Finnish // С de Groot; H. Tommola (eds.) Aspect Bound: a Voyage into the realm of Gennanic, Slavonic, and Finno-Ugrian Aspectoiogy. Foris Publications.

190. Levinson, S. С 1983. Pragmatics. Cambridge: Cambridge Univ. Press.

191. Lotman, Yu. M. 1990. Universe of the Mind. A Semiotic Theory of Culture. Bloomington/lndianapolis: Indiana Univ. Press.

192. Lyons, J. 1977. Semantics. Vol. 1-2. Cambridge: Cambridge Univ. Press.

193. McHale, B. 1978. Free indirect discourse: a survey of recent accounts // PTL: A journal for descriptive poetics and theory of literature 3, 249-287.

194. Moody, E. A. 1975. William of Ockliam // P. Edwards (ed.) The Encyclopedia of Philosophy. Vol. 8. New York: The Macmillan Company & The Free Press, 306-317.

195. Novack-Jones, 1992. The Semantics of Aspect and Aspects of Semantics: a Study of the Verb in Russian, Czech, and Enghsh. Doctorial Dissertation. Brown Univ.

196. Prince, E. F. 1981. Toward a Taxonomy of Given-New Information // P. Cole (ed.) Radical Pragmatics. New York: Academic Press.

197. Rappaport, G. С 1984. Aspect and Modality in Contexts of Negation // M. S. Fher; A. Timberlake (eds.) The Scope of Slavic Aspect. Columbus (Ohio): Slavica, 194-223.

198. Rassudova, O. P. 1975. Aspectual meaning and aspectual context in the teaching of Russian verbal aspect // Slavic and East European Journal, Vol. 19, №2,139-144.

199. Reimer, M. 1995. Perfonnative Utterances: a Reply to Bach and Harnish // 1.inguistics and Philosophy, Vol. 18.

200. Restan, P. 1989. Daval = dal by: some remarks on mood, tense and aspect // 1..-G. Larsson (ed.). Proceedings of the second Scandinavian symposium on aspectology. 1988. Acta Universitatis Upsaliensis. Uppsala.

201. Sandulescu, Constantin-George 1976. Presupposition, assertion, and discourse structure // N. E. Enkvist; V. Kohonen (eds.) Reports on text linguistics: approaches to word order. Abo.

202. Saussure, F. de 1959. Course in General Linguistics. С Bally; A. Sechehaye (eds.) W. Baskin (tr.). New York: McGraw-Hill.

203. Searle, J. R. 1969. Speech acts: an essay in the philosophy of language. Cambridge: Cambridge Univ. Press.

204. Searle, J. R. 1975. Indirect speech acts // P. Cole; J. Morgan (eds.), Syntax and Semantics. Vol. 3: speech acts. New York: Academic Press.

205. Searle, J. R. 1976. A classification of illocutionary acts // Language in society, № 5, 1-23.

206. Searle, J. R. 1989. How performatives work // Linguistics and philosophy 12.

207. Searle, J. R. et al. (eds.) 1980. Speech act theory and pragmatics. Dordrecht: D. Reidel Publishing Company.

208. Sgall, P. 1974. Focus and Contextual Soundness // O. Dahl (ed.). Topic and Comment, Contextual Soundness and Focus. Hamburg: Helmut Buske Verlag.

209. Sgall, P. 1975. Conditions of the Use of Sentences and Representation of Topic and Focus // E. L. Keenan (ed.), Fornial Semantics of Natural Language. Cambridge: Cambridge University Press.

210. Simone R. (ed.) 1995. Iconicity in Language. Amsterdam: John Benjamins.

211. Sperber, D. 1984. Verbal irony: Pretense or Echoic Mention? // Journal of Experimental Psychology: General 113.1, 130-136.

212. Sperber, D.; Wilson, D. 1986. Relevance. Oxford: Basil Blackwell.

213. Swan, O. 1977. The Mystery of the "Imperlective-Completive" // Slavic and East European Journal, Vol. 21, Я» 4, 517-525.

214. Thelin, N. B. 1978. Towards a Theory of Aspect, Tense, and Actionahty in Slavic. Acta Universitatis Upsaliensis. Studia Slavica Upsaliensia 18. Uppsala.

215. Thelin, N. B. 1984. Coherence, Perspective, and Aspectual Specification in Slavonic Narrative Discourse // С de Groot; H. Tommola (eds.) Aspect Bound: a Voyage into the realm of Germanic, Slavonic, and Finno-Ugrian Aspectology. Foris Publications.

216. Tomic, O. M. (ed.) 1989. Markedness in Synchrony and Diachrony. Berlin and New York: Mouton de Grayter.

217. Townsend, С E. 1975. Russian Word Formation. New York: McGraw-Hill Book Company.

218. Tsohatzidis, S. L. (ed.) 1995. Foundations of speech act theory. Philosophical and linguistic perspectives. London: Routledge.

219. Van Dijk, T. A. 1981. Studies in the Pragmatics of Discourse. The Hague: Mouton Publishers.

220. Van Schooneveld, С H. 1978. Semantic Transmutations. Prolegomena to a Calculus of Meaning. Vol. 1. The Cardinal Semantic Stmcture of Prepositions, Cases, and Paratactic Conjimctions in Contemporary Standard Russian. Physsardt.

221. Vendler, Z. 1967. Linguistics in philosophy. Ithaca, N.Y.: Cornell Univ. Press.

222. Vendler, Z. 1972. Res cogitans. Ithaca: Cornell Univ.

223. Vendler, Z. 1976. Illocutionary suicide // A. F. McKay et al. (eds.) Issues in the philosophy of language. New Haven: Yale Univ. Press.

224. Waugh, L. R. 1982. Marked and Unmarked: a Choice between Unequals in Semiotic Stmcture // Semiotica, 38.3/4, 299-318.

225. Wierzbicka, A. 1972. Semantic primitives. Frankfurt.

226. Williams, Joanna P. 1984. Does mention (or pretense) exliaust the concept of irony? // Journal of Experimental Psychology: General 113.1, 127-129.

227. Yokoyama, O. 1994. Iconic Manifestation of Interlocuter Distance in Russian // Journal of Pragmatics, Vol. 22. i^izz-3 -oz