автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.02
диссертация на тему: Городская преступная среда и опыт борьбы с ней в России и Франции первой половины XVIII в.: сравнительно-историческое исследование

Полный текст автореферата диссертации по теме "Городская преступная среда и опыт борьбы с ней в России и Франции первой половины XVIII в.: сравнительно-историческое исследование"

На правах рукописи

Акельев Евгений Владимирович

ГОРОДСКАЯ ПРЕСТУПНАЯ СРЕДА И ОПЫТ БОРЬБЫ С НЕЙ В РОССИИ И ФРАНЦИИ ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XVIII В.: СРАВНИТЕЛЬНО-ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ

Специальность 07.00.02 - «Отечественная история»

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

□□3461219

Москва-2009

003461219

Работа выполнена на кафедре истории России средневековья и раннего нового времени Историко-архивного института Российского государственного гуманитарного университета

Научный руководитель: Доктор исторических наук

Смилянская Елена Борисовна Официальные оппоненты: Доктор исторических наук

Кошелева Ольга Евгеньевна Доктор исторических наук Марасинова Елена Нигметовна

Ведущая организация: Институт славяноведения РАН

Защита диссертации состоится 27 февраля 2009 г. в 16-00 на заседании Совета по защите докторских и кандидатских диссертаций Д 212.198.03 при Российском государственном гуманитарном университете по адресу. ГСП-3, 125993 Москва, Миусская пл., д. 6.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Российского государственного гуманитарного университета

Автореферат разослан .^2009

Ученый секретарь диссертационного совета

г.

Барышева Е.В.

I. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность исследования. В истории России заметный рост городской профессиональной преступности, потребовавший выработки новых стратегий борьбы с ней, приходится на первую половину XVIII в. В это время страна переживала уникальный эксперимент по модернизации (или европеизации1) всех сфер жизни государства и общества, который привел к резкому изменению социальной структуры и механизмов межличностных отношений, а также оказал заметное влияние на трансформацию маргинальных групп населения и криминогенной обстановки в стране. Представляется важным изучить, повлияла ли европеизация России первой четверти XVIII в. на развитие профессиональной преступности и преступного мира в стране по западноевропейской модели? Сравнительно-историческое исследование городской преступной среды в России и на Западе Европы в первой половине XVIII в. является, таким образом, актуальной задачей, связанной с уточнением особенностей социального развития России постпетровского периода.

Ее решение может быть осуществлено в рамках сравнительно-исторических исследований, учитывающих значительный опыт изучения криминального мира и истории маргинальных групп в странах Западной Европы. В частности, историки западноевропейской преступности сформулировали положение о постепенной «модернизации» форм криминального поведения при переходе от Средневековья к Новому времени. Для объяснения этого процесса многими учеными используется концепция <molence-to-Me.fi>, согласно которой вместе с накоплением богатства, ростом промышленности, урбанизацией, а также параллельно с «процессом цивилизации» нравов, происходит эволюция форм преступлений против собственности - от насильственных, обычно ассоциируемых с нападением разбойных банд, к более изощренным кражам без использования насилия

1 Об этой терминологии: Каменский А.Б. От Петра 1 до Павла I: Реформы в России XVIII в.

1999. С. 39-41.

против личности, практикуемым профессиональными ворами больших городов. В настоящее время назрела необходимость выяснить, насколько заключения, сделанные на основе изучения западноевропейских источников, находят подтверждение на российском материале.

Степень изученности темы. Городская преступная среда в Западной Европе Нового времени изучалась несравнимо меньше, нежели другие сюжеты истории маргиналов. Хотя работы П.Певери, Ф.Игмонд, К.Дюбье и др. обнаруживают существование общих черт в структуре воровского мира различных городов Западной Европы Нового времени, сравнительные исследования этого социального феномена никогда не предпринимались.

Российская наука имеет свои традиции изучения преступности, маргинальных групп и пенитенциарных практик. Значительный вклад здесь принадлежит, прежде всего, правоведческой школе, представленной трудами Н.П.Загоскина, В.И.Сергеевича, И.Я.Фойницкого, М.Ф.Владимирского-Буданова, В.Н.Латкина, Н.С.Таганцева и др. Однако изучение исторического развития права, блестяще проведенное в их работах, опиралось лишь на анализ законодательных памятников. При этом конкретно-историческая практика применения правовых норм в рамках этого направления исторической мысли почти не рассматривалась.

Представителями русской криминологической школы (М.Н.Гернет, Д.А.Дриль, А.А.Герцензон и др.) изучались законы развития преступности в России. Но поскольку в работах этого направления основным источником служит статистика, в криминологических исследованиях, как правило, отсутствуют сведения о конкретных преступниках и преступных группах, а хронологические рамки этих работ не выходят за пределы XIX в.

История маргинальных групп мало интересовала дореволюционных историков, за исключением И-Г.Прьшова, Н.Я.Аристова, Г.В.Есипова, Н.М.Ядринцева и С.В.Максимова. В советский же период эта тема затрагивалась преимущественно в рамках изучения «классового протеста»

(Е.И.Заозерская, Т.С.Мамсик и др.), что отражалось на выборе источников и определяло выводы исследователей.

В последнее десятилетие в контексте развития социальной истории интерес к исследованию маргинальных групп и преступности в России XVIII в., безусловно, возрос. Вышли в свет работы, посвященные изучению преступлений в,_ религиозной сфере (Е.Б.Смилянская, А.С.Лавров), преступности и девиантного поведения в российской глубинке (А.Б.Каменский), нищенства (Н.В.Козлова, М.Б.Лавринович) и проституции (И.А. Ролдугина). Однако исследование городской преступной среды в России остается одним из наименее развитых, но перспективных направлений изучения отечественной истории этого периода.

Регион исследования городской преступной среды в России и на Западе Европы в первой половине XVIII в. был ограничен Москвой и Парижем в силу следующих причин.

Москва в первой половине XVIII в., утратив прежнее политическое значение, продолжала оставаться экономической столицей страны, поэтому находилась в самом центре происходивших в России «модернизационных» процессов (урбанизации, развития промышленности, модификации социальной структуры и системы межличностных отношений и т.д.). Москва XVIII в. являлась также центром миграции различных маргинальных групп, стекавшихся сюда изо всех уголков обширной Российской империи, что не могло не отразиться на обострении здесь криминогенной обстановки в XVIII в. Не случайно, именно в Москве в 40-х годах XVIII в. возникло такое уникальное следственное дело, специально направленное против городской преступной среды, как «дело Ваньки Каина» (1741 - 1756), в результате которого возник значительный комплекс документов о московском воровском мире.

Выбор для сравнительного исследования Парижа основан на двух принципах. Первый принцип - конкретно-исторический: был выбран западноевропейский город, по криминогенным факторам сопоставимый с

Москвой. Второй принцип - источниковедческий: именно в Париже первой половины XVIII века, также как и в Москве, возникло крупное следственное дело против воровского мира (процесс «Луи-Доминик Картуша и его сообщников», 1721 - 1728), материалы которого могут быть использованы для изучения городской преступной среды как совокупности профессиональных преступников. О существовании подобных процессов в других городах Восточной и Западной Европы в первой половине XVIII в. ничего не известно.

Объектом диссертационного исследования стали документы двух крупнейших следственных дел против профессиональных преступников России и Франции первой половины XVIII в. («дело Ваньки Каина» 1741 — 1756 гг., и процесс «Л.Д. Картуша и его сообщников» 1721 — 1728 гг.).

Предметом исследования являлись социальные отношения, порождающие городскую преступную среду, а также обеспечивающие ее существование и функционирование в России и Франции первой половины XVIII в. (отношения внутри преступного сообщества, также как отношения представителей преступного мира с горожанами и носителями власти).

Цель данного диссертационного исследования - выявление общего и особенного в механизмах организации и функционирования преступной среды, а также в стратегиях борьбы с ней на Востоке и Западе Европы в первой половине XVIII в.

Для реализации цели диссертационного исследования были решены три основные задачи: 1) Проанализировано сходство и различия в механизмах формирования преступной среды Москвы и Парижа 20-40-х годов XVIII в. 2) Исследована внутреннюю структуру преступных сообществ в этих городах. 3) Сопоставлен опыт борьбы с преступным миром в Москве и Париже в первой половине XVIII в.

Источннковая база. Для исследования процесса «Картуша и его сообщников» были привлечены, прежде всего, неопубликованные документы, хранящиеся в различных архивах Парижа (Национальный архив,

рукописные отделы Национальной библиотеки и Библиотеки Арсенала), а также свидетельства главных мемуаристов эпохи (Э.-Ж. Барбие, М. Марэ, Ж. Бюва) и литературные произведения о Картуше, созданные в 20-е гг. XVIII в.

В отличие от материалов процесса Картуша, документы «дела Ваньки Каина» никогда не выделялись в отдельный комплекс. Поэтому в рамках исследования бцла осуществлена работа по выявлению' документов следствия на основе сплошного просмотра описи дел Сыскного приказа 1730 - 1763 гг. Российского государственного архива древних актов (РГАДА, фонд 372). В результате был выявлен комплекс документов, связанных с именем Ивана Каина (187 дел, относящихся к 1741 - 1756 гг.). Большинство документов «дела Ваньки Каина» впервые были введены в научный оборот.

Кроме неопубликованных документов фонда Сыскного приказа РГАДА, в работе использовались и литературные произведения: так называемая «Автобиография...» Каина - описание его приключений, якобы написанное им самим на галерах, которое сначала распространялось в рукописных списках, а в 1777 г. впервые было опубликовано; и сочинение Матвея Комарова о Ваньке Каине, изданное в 1779 г.

Методологическая основа исследования. Поставленные задачи потребовали использования междисциплинарных исследовательских методик, обращения к современному опыту не только исторических, но также историко-антропологических и криминологических исследований.

При изучении городской преступной среды, для выявления порождающих ее социальных причин, также как национальной специфики криминального мира, в работе использовался компаративный метод. Сравнительное исследование оказалось возможным благодаря выбору для анализа сопоставимых объектов, а именно документов процесса Л.-Д. Картуша и дела Ваньки Каина. Сопоставимость этих документальных комплексов доказана в ходе их источниковедческого анализа (глава I), процедура которого была основана на представлении о двусоставной

природе исторического источника (его «онтологической» и «гносеологической» составляющих)2.

Для более полного раскрытия информационного потенциала документов была создана база данных. При обработке биографических сведений о профессиональных преступниках Москвы и Парижа, использовался опыт персональной истории3. Особое внимание было обращено на пути «маргинализации» профессиональных преступников (причины утраты ими прежнего социального статуса и обстоятельства их вовлечения в преступный мир). Выявление биографических сведений об отдельных профессиональных преступниках, а затем сведение их в базе данных, учитывающей как уникальные, так и повторяющиеся черты судеб, привело к выделению «вариантов жизненных путей» и, в конечном итоге, к осмыслению социальных механизмов формирования городской преступной среды.

В базу данных были объединены сведения и о взаимосвязях между профессиональными преступниками (образование и деятельность преступных групп, повседневная жизнь воровского мира, элементы идентичности профессионального вора), а также об их отношениях с горожанами. Эта база данных о структуре воровского сообщества позволила проанализировать городскую преступную среду как единый социум.

Наконец, созданная в результате исследования база данных включила в себя сведения о взаимоотношениях профессиональных преступников с представителями властей. Это позволило выявить и подвергнуть сравнительному анализу опыт установления контроля над городской

2 Источниковедение: Теория. История. Метод. Источники российской истории: Учеб. пособие / И.Н.Данилевский, В.В.Кабанов, О.М.Медушевская, М.Ф.Румянцева. М., 1998. С. 124-144.

3 См., например: Репина Л.П. "Персональная история": биография как средство исторического познания // Казус. Индивидуальное и уникальное в истории. 1999. М., 1999. С. 77 - 100; Кошелева O.E. Один из Иванов в эпоху Петра (опыт персональной истории) II Казус. Индивидуальное и уникальное в истории. 2002. М., 2002. С. 305 - 325.

преступной средой со стороны государств в России и Франции первой половины XVIII в.

Научная новизна данного диссертационного исследования определяется несколькими аспектами.

Во-первых, в работе впервые было предпринято изучение преступного мира в России первой половины XVIII в., которое позволило выявить связь между последствиями петровских социально-экономических преобразований и развитием профессиональной преступности в крупном городе.

Во-вторых, впервые выявлен, проанализирован и частично опубликован в приложении к диссертации обширный комплекс следственных материалов, связанных с личностью доносителя из воров И.О. Каина, представляющий исключительный интерес для изучения профессиональной преступности и борьбы с ней в Москве 40-х гг. XVIII в.

В-третьих, впервые осуществлено сравнительно-историческое исследование городской преступной среды в России (на примере Москвы) и Франции (на примере Парижа) первой половины XVIII в. на основе анализа документов двух крупных следственных дел против городской преступной среды (процесс Л.-Д. Картуша 1721 - 1728 гг. в Париже и дело Каина 1741 -1756 гг. в Москве). Это впервые позволило доказать сходство структуры воровского мира двух крупнейших городов России и Франции (самосознания, организации преступных групп, повседневной жизни), а также выявить влияние «модернизационных» процессов на развитие городской преступной среды и формирование методов контроля над ней в Париже и Москве первой половины XVIII в.

В-четвертых, впервые с целью исследования механизмов «десоциализации» и «маргинализации» профессиональных преступников была создана биографическая база данных, при организации которой были учтены современные теоретические и методологические разработки в области «микроистории» и «персональной истории».

Практическое значение исследования. Полученные в результат исследования выводы о городской преступной среде в России XVIII в. даю возможность по-новому осмыслить проблему социальных последстви петровской модернизации и проверить гипотезу, разработанн; специалистами по истории преступности стран Западной Европы, о изменении форм преступности под влиянием процесса модернизации.

Введенный в научный оборот комплекс неопубликованных архивны документов проливает свет на малоизвестную ученым историю преступност! и борьбы с ней в России и Франции достатистического периода.

Выводы диссертации могут быть использованы как при создани обобщающих трудов, учебных пособий и лекционных курсов по социально истории, истории преступности и социального контроля в России, так и дл разработки общеевропейской модели развития организованной преступност и борьбы с ней в Средневековье и Новое время.

Апробация работы. Основные результаты данного исследовани представлены в шести публикациях и обсуждены на международны конференциях («Восточная Европа в древности и средневековье» - Москв 2005 г., «Человек в культуре русского барокко» - Москва, 2006 г.), а также семинаре по исторической антропологии в Институте всеобщей истории РА (2008 г.). Диссертация дважды обсуждена на кафедре истории Росси средневековья и раннего нового времени Историко-архивного институ Российского государственного гуманитарного университета и рекомендова к защите.

II. СТРУКТУРА И ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ.

Структура диссертации соответствует поставленным задачам и включает введение, четыре главы, заключение, список источников и литературы, а также приложение.

Во введении обоснованы актуальность и научное значение выбранной темы, сформулированы цели и задачи исследования, определены его географические рамки, проанализирована степень изученности темы, дана характеристика методологии, отмечены научная новизна и практическая значимость диссертации.

Первая глава «Процесс Л.-Д. Картуша н дело И.О. Каина: источниковедческая характеристика и историография» посвящена анализу судебно-следственных комплексов, избранных для сравнительного изучения городской преступной среды. В главе также рассматривается их историография.

В первом параграфе представлены обстоятельства возникновения «процесса Л.-Д. Картуша и его сообщников» и «дела Ваньки Каина». Оба следствия выделяются из повседневной юридической практики, поэтому ситуация их появления заслуживает особого внимания.

Расследование преступлений Картуша и его сообщников началось в ситуации накала общественно-политической обстановки. Во Франции 1720 г. ознаменовался пиком спекуляций на почве финансового эксперимента, проводимого под руководством шотландского финансиста Дж. Ло, и банкротством всей системы, повлекшим очередной экономический кризис в стране. Это сопровождалось, с одной стороны, падением популярности Регента и его правительства, а с другой - ростом ощущения незащищенности в обществе, вызванного целой серией нераскрытых убийств с целью завладения ценными бумагами. Эти трансформации общественных настроений и определили размах начавшегося в сентябре 1721 г. (после ареста легендарного вора Луи-Доминик Картуша) процесса и его идеологическое сопровождение (был создан миф о могущественной строго

иерархичной преступной организации, которой инкриминировались все нераскрытые преступления в Париже). Таким образом, этот процесс имел политическое значение, так как он являлся инструментом реабилитации власти в глазах общества.

Для понимания обстоятельств появления «дела Ваньки Каина» в январе 1742 г. необходимо иметь в виду обстановку позитивных общественных ожиданий, связанных со сменой монарха в результате дворцового переворота 25 ноября 1741 г. и усиленных указом «о Всемилостивейшем прощении преступников ...» от 15 декабря 1741 г. Вероятнее всего, именно этот указ повлиял на решение некоторых представителей воровского мира Москвы воспользоваться сложившейся общественно-политической ситуацией в своих целях. В приложении к диссертации опубликованы два «повинных доношения» профессиональных карманников Москвы (И. Каина и А. Соловьева), написанные в конце декабря 1741 г. В них преступники заявляли о раскаянии в преступном прошлом и выражали готовность выдать остальных воров Москвы. Однако именно Ваньке Каину удалось подать свое «доношение» первым (вечером 27 декабря, в день опубликования в Москве указа «о Всемилостивейшем прощении преступников ...») и встать во главе многолетней операции по искоренению московской преступной среды.

Во втором параграфе представлен обзор документальных комплексов, возникших в связи с делами Картуша и Каина, предложена систематизация документов и оценка информационной значимости их различных видов. Если материалы процесса Картуша анализировались и ранее, то документальный комплекс дела Каина в значительной степени описан и систематизирован впервые.

Третий параграф посвящен проблеме репрезентативности и достоверности рассматриваемых материалов. Было выяснено, во-первых, какие цели преследовали представители власти в ходе процесса Картуша и дела Каина. Во-вторых, какие методы использовались для достижения этих

целей. Наконец, в-третьих, какими были результаты следственных действий.

В итоге удалось, во-первых, определить функциональное (направленность на разоблачение городской преступной среды) и методологическое (установление связей между профессиональными преступниками через показания самих представителей преступного мира) сходство между «процессом Л.-Д. Картуша и его сообщников» и «делом Ваньки Каина». Разница состоит в том, что в Париже разоблачение преступных связей происходило с помощью предсмертных показаний вовлеченных в процесс Картуша воров, а в Москве розыск профессиональных преступников обеспечивал прикрепленный к Сыскному приказу знаток преступного мира, бывший опытный карманник И. Каин. Анализ документальных материалов следствий позволил выделить их структурное сходство. Действительно, эти операции против преступного мира привели к аресту сходного количества подозреваемых (342 чел. в Париже и 317 чел. в Москве), состоявших друг с другом в прямых или косвенных связях, в числе которых были не только профессиональные воры, но также торговцы краденым, содержатели притонов и связанные с преступниками женщины легкого поведения.

Конечно, речь не идет о том, что процесс Картуша и дело Каина привели к искоренению всей преступной среды Парижа и Москвы, как бы к этому ни стремились представители власти. На деле оказалось, что обе выбранные тактики разоблачения преступных связей имели ограниченный потенциал. Однако эти следственные действия привели к аресту значительной части связанных между собой членов воровского мира (речь идет о высококвалифицированных и известных ворах). Поэтому сведения, полученные в ходе расследований дел Картуша и Каина, можно расценивать как случайную, но все же репрезентативную выборку по отношению к преступному миру Парижа и Москвы первой половины XVIII в.

При анализе достоверности информации, выявленной в результате изучения документов процесса Картуша и дела Каина, были приведены аргументы в пользу того, что биографическим сведениям допросов вовлеченных в дело Каина преступников с осторожностью можно доверять. Так, в ходе исследования был обнаружен ряд «вторичных» показаний, демонстрирующих идентичность биографических сведений, данных одним лицом в разные годы. Что касается вовлеченных в процесс Картуша профессиональных воров Парижа, то их биографии помогают восстановить многочисленные справки, которые парижские чиновники наводили в центральных и местных учреждениях относительно подозреваемых.

Выявление достоверных сведений об организации преступной среды облегчается тем, что в ходе процесса Картуша и дела Каина представителям власти удалось создать систему получения чистосердечных показаний со стороны представителей воровского мира (в этом и заключалась причина успеха следственных дел). В Париже для этого использовались показания приговоренных к смертной казни преступников. Им оказывалась близкой внушаемая священником идея о том, что перед смертью нужно «очистить совесть» и сделать необходимые для искоренения воровского мира заявления. В Москве при Сыскном приказе для борьбы с преступной средой использовались знания его представителя, заинтересованного в аресте своих бывших «товарищей».

Заключительный параграф посвящен историографии «процесса Л.-Д. Картуша и его сообщников» и «дела Ваньки Каина». Несмотря на значительный интерес, проявляемый к Каину со стороны исследователей, связанные с этой личностью документы изучены «840 недостаточно. Следственные дела Сыскного приказа использовались всего в четырех работах (Г.В. Есипова, М.Б. Плюхановой, Е.В. Анисимова и К. Шмита). Причем в них привлекалась лишь небольшая выборка из обширного комплекса дел об Иване Каине. Остальные ученые опираются на статью Г.В. Есипова и «Автобиографию ...» Каина. Впрочем, этих источников было

достаточно для решения тех задач, которые ставились в указанных работах: 1) для реконструкции биографии Ваньки Каина в традиционном понимании, т.е. для «линейного», «фактографического»4 описания основных событий его жизни и приключений с привлечением сведений об окружавшем его мире (Г.В. Есипов, Д.Л. Мордовцев, Е.В. Анисимов); 2) для изучения литературных произведений, связанных с Ванькой Каином (В.В. Сиповский, В.Б. Шкловский, Е. Рэй-Гоно); 3) для исследования литературных и культурных традиций формирования образа Ваньки Каина как исторической личности и литературного персонажа (М.Б. Плюханова); 4) для рассмотрения феномена доносителя Ваньки Каина в контексте развития уголовного сыска в России XVIII в. (К. Шмит). Хотя процесс Картуша представляется несоизмеримо более исследованным, однако история его изучения сходна с судьбой дела Каина. В основном, архивные материалы привлекались лишь для восстановления биографии известного преступника периода Регентства (Б. Морис, Ф. Фанк-Брентано, М. Элленбержер и др.). Комплексное изучение материалов процесса для реконструкции преступного мира Парижа эпохи Регентства началось лишь в 1990-е годы в работах П. Певери.

Во второй главе «Механизмы формирования городской преступной среды в России и Франции первой половины XVIII в.» представлен сравнительный анализ социальных причин появления воровских сообществ в Москве и Париже.

Первый параграф посвящен изучению механизмов формирования преступной среды в Париже периода Регентства на основе обобщения сведений о 91 профессиональном воре, вовлеченном вдело Картуша. Прежде всего, необходимо отметить криминогенную роль армии, где многие преступники впервые вовлекались в криминальную деятельность. Молодые люди, нанимавшиеся в армию, могли встретить там настоящих профессиональных воров. Это было отчасти обусловлено политикой власти в

4 Леви Дж. Биография и история // Современные методы преподавания новейшей истории. М., 1996. С. 202.

отношении опасных для общества лиц: тех, кого за недостатком улик не удавалось сослать на галеры или в колонии, часто принуждали служить в армии. Однако роль французской армии в формировании преступной среды, видимо, нельзя преувеличивать (как это делали современники процесса и, вслед за ними, автор первого сочинения о Картуше Б. Морис). Исследование материалов процесса Картуша показало, что преступная среда Парижа более чем на семьдесят процентов пополнялась за счет молодых людей, парижан или выходцев из провинции, выросших на городских улицах. Причем воровской мир в лице его закоренелых представителей играл активную роль в их привлечении к преступной деятельности. Наконец, существенное влияние на криминогенную обстановку в Париже периода Регентства оказала финансовая система Дж. Ло, привлекшая в столицу множество профессиональных воров из других городов.

Аналогичная проблема, относящаяся к преступному миру Москвы 40-х гг. XVIII в., рассмотрена во втором параграфе на основе анализа биографий 127 профессиональных воров, арестованных по «делу Ваньки Каина». Сопоставление данных о социальном происхождении и настоящем статусе московских преступников приводит к выводу, что для большинства из них скатывание по социальной лестнице из стабильных категорий (посадские, крестьяне, солдаты) в неблагополучные (фабричные, беглые солдаты, воспитанники Гарнизонной школы) предшествовало их включению в преступную среду Москвы. Это заслуживает особого внимания, поскольку мы имеем дело с обществом низкого уровня социальной мобильности. Важнейшей чертой рассматриваемого социума было то, что каждый человек существовал в нем не сам по себе, но как член либо городской, либо крестьянской общины и, как правило, наследовал социальный статус отца. Таким образом, многие профессиональные преступники представлялись людьми, «выбившимися» из традиционной системы общественного устройства. Фактор сиротства играл определяющую роль в процессе маргинализации будущих членов воровского сообщества Москвы: из 94

профессиональных преступников, о которых мы имеем полные сведения, 59 человек в раннем детстве остались сиротами, после чего их социальный статус изменился. Имеется немало подтверждений тому, что многих сирот община отвергала (часто это происходило через сдачу в рекруты или запись на фабрику - отсюда большое число беглых солдат и фабричных среди представителей , профессиональных преступников Москвы). Этот выявленный в ходе исследования сбой в традиционных механизмах общественного призрения, предположительно, был тесно связан с «модернизацией социальных отношений» в российских городах XVIII в., выражавшейся, в частности, в разрушении слободских организаций, вследствие чего межличностные отношения «теряли патриархальный, соседский характер»5.

Общее и особенное в механизмах формирования городской преступной среды в России и Франции первой половины XVIII в. проанализировано в заключительной части главы. Сходной и в России, и во Франции была значительная доля военных (прежде всего солдат) в криминальных сообществах. Существенное отличие заключается в том, что большинство профессиональных преступников Парижа было вовлечено в преступный мир до утраты ими прежнего социального статуса, тогда как становление московских воров происходило, чаще всего, после и вследствие их десоциализации. Иначе говоря, воровской мир Парижа периода Регентства имел устойчивые механизмы воспроизводства, благодаря которым среди преступников часто оказывались молодые люди из семей городских ремесленников, торговцев, и даже дворян, тогда как сообщество московских профессиональных преступников скорее представляется объединением людей десоциализированных, лишившихся поддержки семьи и общины.

Целью третьей главы «Структура городской преступной среды в Париже периода Регентства и Москве 40-х годов XVIII в.» являлось

5 Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII- нач. XX вв.). Т.1. Спб., 1999. С. 493.

изучение внутреннего устройства такого социального организма, как воровской мир большого города.

В первом параграфе исследованы принципы организации профессиональных преступников в Париже и Москве. Как выяснилось, наиболее распространенным в обоих городах было кратковременное и нестабильное преступное формирование. Профессиональные воры обладали достаточной свободой для того, чтобы вступать в преступные связи самых различных вариаций. Таким образом, воровской мир Парижа и Москвы неверно было бы представлять как некую статичную, стабильно организованную общность, он являл собой скорее неструктурированное объединение преступников, свободных в определении сферы своей деятельности и выборе «товарищей». Однако здесь возникает вопрос: если профессиональные воры обладали независимостью друг от друга, можно ли говорить о преступном сообществе в Париже и Москве первой половины XVIII в.?

Для того чтобы ответить на этот вопрос, в последующих параграфах главы исследованы, во-первых, свидетельства осознания ворами своей общности, во-вторых - данные о восприятии преступного мира и об отношении к нему со стороны «честных» горожан, и, в-третьих, элементы, объединяющие всех профессиональных воров большого города.

Во втором параграфе с целью изучения самосознания профессиональных преступников был осуществлен анализ немногочисленных текстов, в которых воры говорят о своем «мире». В материалах дела Картуша сохранилось уникальное письмо, полученное в августе 1722 г. лейтенантом по уголовным делам от скрывшегося из Парижа карманника, в котором он призывал следствие наказать не только воров, его друзей, но и представителей власти, покрывавших преступников и способствовавших их преступлениям. Из этого письма отчетливо видно, что представителю преступного мира, профессиональному карманнику, воровской мир представлялся как единая социальная общность.

В материалах «дела Ваньки Каина» существуют два документа, рисующие близкие взгляды. Это уже упоминавшиеся «повинные доношения» И.О. Каина и А. Соловьева, составленные в конце декабря 1741 г., в которых эти два профессиональных карманника дали, каждый по-своему, характеристику московской преступной среды. Общим местом обоих «доношений» является признание существования в Москве некоего «.антимира»,' сознательно противопоставлявшего себя остальному, «правильному» миру.

В третьем параграфе доказано, что горожане и в Париже, и в Москве без труда отличали трудовой люд от тех, кто имел «репутацию воров». Однако, об отношениях «честных» горожан к профессиональным преступникам существуют самые противоречивые сведения: от выражения крайнего неприятия «подозрительных» людей до случаев мирного существования двух миров и даже их сотрудничества.

Четвертый параграф посвящен изучению воровского арго, которым, предположительно, владели все члены преступного мира. В результате анализа зафиксированных на страницах документов дела Картуша арготизмов, а также свидетельств их употребления, делается вывод о том, что речь идет о системе знаков, выполнявшей, прежде всего, функцию распознавания «своих» и обозначения принадлежности к преступному сообществу. Примечательно, что шифровке подвергались термины, непосредственно относящиеся к профессиональной деятельности вора. Арготизмы московских преступников обнаруживаются в так называемой «Автобиографии ...» Каина, ставшей первым письменным памятником, зафиксировавшим воровской язык в России. Его анализ позволил выявить более десятка слов и выражений. Примечательно, что все они также относятся к преступной сфере, иначе обозначая слова и понятия, напрямую связанные с воровским «ремеслом».

В пятом параграфе был проанализирован такой структурообразующий элемент городской преступной среды, как воровской притон. Под воровским

притоном следует понимать место обитания и совместного времяпрепровождения профессиональных преступников. Их описание занимает значительное место в предсмертных показаниях вовлеченных в процесс Картуша воров. Комплексное исследование этих заявлений позволило, во-первых, дать топографическое описание известных притонов Парижа и, во-вторых, определить их функции в преступном сообществе Парижа _ (конспирация, реализация краденого, совместное времяпрепровождение и т.д.). В результате изучения «дела Ваньки Каина» удалось также выявить сведения о ряде воровских притонов Москвы и сделать заключение об их функциональном сходстве с парижскими.

Сравнительный анализ преступного мира двух крупнейших городов России и Франции позволил сделать вывод о том, что в Париже и Москве в первой половине XVIII в. уже сложился особый воровской социум, существование которого было очевидным для современников. Его члены осознавали свою идентичность и отличали себя от всего остального мира с помощью собственной системы знаков. Повседневная жизнь и организация преступной деятельности профессиональных воров происходила в особых местах - воровских притонах. Вместе с этим, профессиональные преступники обладали достаточной свободой действий, поэтому говорить о существовании в Париже и Москве первой половины XVIII в. преступно" организации мафиозного типа пока не приходится.

В четвертой главе для выяснения реакции государства на развита городской преступности был рассмотрен опыт борьбы с городско! преступной средой в Москве и Париже первой половине XVIII в.

Во Франции формирование новых методов борьбы с профессионально преступностью наблюдается с начала XVIII в. Марк Рене Д'Аржансон занимавший должность генерал-лейтенанта полиции в 1697-1718 гг., нач-формировать «новую полицию», которая действовала параллельно прежними органами правопорядка Парижа. Ее агенты были призвань прежде всего, устанавливать контроль над воровским миром с помощь

переодетых шпионов и доносителей из воров. Анализ показаний вовлеченных в процесс Картуша преступников против полицейских дал возможность в первом параграфе исследовать опыт применения этих новых методов контроля над преступной средой и прийти к заключению о том, что некоторые представители власти, сотрудничавшие с профессиональными ворами, действительно достигали определенной степени контроля над преступным' миром, благодаря чему им удавалось быстро раскрывать преступления и находить краденое. Однако это сотрудничество было выгодно также и для преступников, которые, заручившись покровительством со стороны представителей власти, могли безбоязненно совершать кражи. Кроме этого, во Франции тесные контакты полицейских с представителями воровского мира при отсутствии должного контроля над деятельностью стражей порядка благоприятствовали многочисленным с их стороны злоупотреблениям.

Во втором параграфе доказано, что и в Москве власти, с целью борьбы с городской преступной средой, пошли на установление контактов с представителями преступного мира. Возникший по модели приказов XVII века московский Сыскной приказ 1730 - 1763 гг. не мог эффективно бороться с преступной средой, а потому появление в Сыскном приказе знатока воровского мира Ваньки Каина, готового к сотрудничеству с властями, открывало руководству приказа новый путь к решению своих задач.

В данном разделе был проанализирован процесс формирования и развития статуса «доносителя» при Сыскном приказе. Хотя нормативных документов, определяющих статус Каина в 1742 - 1744 г., обнаружить не удалось, имеется немало доказательств в пользу того, что в этот период бывший карманник Ванька Каина стал штатным доносителем, причем его должность было «присяжной» (это, впрочем, не предполагало выплаты ему регулярного жалованья). Его задачей был розыск и привод в Сыскной приказ представителей городской преступной среды, для чего к его дому (в Китай-городе, близ Сыскного приказа) была прикреплена «команда» солдат во главе

с капралом. Что касается его «вин», то в июле 1744 г. Каин получил полную реабилитацию. Статус «доносителя» укрепился осенью 1744 г., после того, как Каину удалось добиться двух сенатских (!) указов, значительно уточнивших его статус. Первым указом Каин получил право использовать контакты с преступниками в целях раскрытия преступлений. При этом Сыскной приказ получил распоряжение не принимать на Каина оговоры со стороны представителей воровского мира. По второму указу доноситель был уполномочен использовать военные команды, выполнявшие полицейские функции в Москве, для задержания преступников. Возможность злоупотреблений со стороны «доносителя» в указах предполагалась, но сенаторы ограничились лишь пространным внушением бывшему преступнику («посторонним обид не чинить и напрасно не клеветать»), не потрудившись над созданием каких-либо механизмов его контроля.

Изучение форм легальной и преступной деятельности доносителя Каина привело к заключению, что он старался балансировать между «преступным» миром и миром блюстителей порядка. С одной стороны, Каин выполнял возложенные на него функции и регулярно приводил в Сыскной приказ различного рода преступников. С другой стороны, Каин активно пользовался своим положением для того, чтобы выстраивать собственные отношения с представителями преступного мира (с их же помощью ему удавалось успешно раскрывать преступления), запугивать и брать взятки с одних, помогать в осуществлении преступных действий другим и т.д.

Для того, чтобы понять причину стабильного положения в течение семи лет (1742 - 1748) такого сомнительного должностного лица, как Ванька Каин, были проанализированы его взаимоотношения с московскими чиновниками. Было показано, что чиновники Сыскного приказа в сфере злоупотреблений, в принципе, мало отличались от самого Каина. Не случайно, фигура доносителя из воров не вызывала у «приказных служителей» отторжения - они пили с ним вино, приглашали его в гости, где он, «как между приятелей, обыкновенно пивал чай», сами приходили играть

в карты к Каину в дом. Более того, чиновники стремились быть поближе к доносителю, ведь он способствовал тому, чтобы в Сыскном приказе появлялись выгодные дела, а для не получавших жалованья «приказных служителей» важно было вовремя оказаться в нужном месте. Не случайно и то, что многочисленные «предерзости» доносителя Каина оставались безнаказанными: служащие Сыскного приказа покровительствовали ему и не допускали дела против него «в дальнее следствие».

Связь доносителя и московских чиновников оказалась настолько крепка, что падение Каина повлекло за собой увольнение от дел многих стражей порядка, в том числе, расформирование всего штата Сыскного приказа. Исследование истории падения Каина подтверждает тезис о том, что «власть в нашей стране была и остается властью живых конкретных людей»6. Действительно, лишь подача челобитной в руки самого генерал-полицеймейстера А.Д. Татищева привела к аресту Каина, началу расследования его преступлений, а затем и к отстранению от дел многих московских чиновников.

Сравнительный анализ методов борьбы с городской преступной средой в России и Франции первой половины XVIII в. привел к выводу о том, что поиск методов борьбы с криминальным сообществом в России и Франции первой половины XVIII в. шел в одном направлении. Политика по установлению контроля над преступным миром через сотрудничество с его отдельными представителями имеет в Париже более длительную историю, чем в Москве, и осуществлялась, по меньшей мере, с начала XVIII в. В Москве до 1740-х гг. определенных методов борьбы с городской преступностью не существовало. Однако обострение криминогенной ситуации в Москве, очень тревожившее представителей власти, ставило задачу поиска стратегий противостояния воровскому миру. Этим объясняется то, с какой легкостью руководители Сыскного приказа, а затем и

6 Серов Д.О. Строители империи. Очерки государственной и криминальной деятельности сподвижников Петра 1. Новосибирск, ] 996. С.10 - П.

Сената, приняли «проект» Ваньки Каина. Был ли известен французский опыт руководителям Сыскного приказа и Сената пока не установлено, но реальный опыт борьбы с профессиональной преступностью с помощью прикрепленного к Сыскному приказу доносителя из воров, уполномоченного распоряжаться военной силой для задержания преступников, привел, как и в Париже, к весьма неоднозначным результатам, способствовал не только раскрытию преступлений, но и сращиванию преступного мира и властных структур.

В заключении диссертационной работы сформулированы основные выводы. Сравнительный анализ структур преступной среды Парижа и Москвы первой половины XVIII в. показал принципиальную близость их внутреннего устройства, что позволяет сделать предположение о существовании общих закономерностей в организации преступных сообществ мегаполисов Европы Нового времени.

Компаративное исследование механизмов формирования преступного мира позволило выявить влияние модернизации на криминогенную ситуацию крупного города Европы Нового времени. Если воровской мир Парижа первой половины XVIII в. уже имел отлаженные механизмы воспроизводства, городская преступная среда Москвы того же времени складывалась под влиянием модернизационных процессов, которые переживала России с первой половины XVIII в.

Сравнительное изучение опыта борьбы с городской преступной средой в Париже и Москве продемонстрировало и сходную реакцию власти в ответ на появление и развитие воровского мира. С начала XVIII в. в Париже, а с 1740-х гг. в Москве практика противостояния преступной среде приводила представителей власти к выстраиванию отношений сотрудничества с профессиональными ворами. Применение этой новой стратегии имело целью установление контроля над преступным миром через покровительство какой-то его части. Анализ материалов процесса Картуша и дела Каина показал, что применение этой новой техники борьбы с преступным миром привело к

сходным противоречивым результатам. С одной стороны, с помощью оступа к информации, которая распространялась в воровском мире, агенты власти могли эффективно раскрывать преступления, но с другой стороны, фименение этой новой техники вело к значительным злоупотреблениям со тороны представителей власти.

В приложении к диссертации опубликованы переводы некоторых окументов процесса Картуша, относящиеся к 1718 - 1722' гг., а также архивные материалы «дела Ваньки Каина» за 1741 - 1756 гг.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

В изданиях, рекомендованных Высшей аттестационной комиссией

Министерства образования и науки РФ:

1) Преступный мир Москвы. Два «повинных доношения» профессиональных воров. 1741 г. // Исторический архив. 2007. № 6. С 209-214.

2) Московские карманники: организация преступных групп в середин XVIII в. // Новый исторический вестник. 2008. № 1 (17). С. 161-167.

В других изданиях:

3) Следственные дела по доносу Ивана Осипова Каина как источник дл изучения преступной среды Москвы 40 - 50-х годов XVIII в. / Восточная Европа в древности и средневековье: проблемь источниковедения. XVII Чтения памяти чл.-корр. АН СССР В.Т Пашуто, IV Чтения памяти д-ра ист. наук A.A. Зимина. Москва, 19-2 апреля 2005 г. Тезисы докладов. Часть II. М., 2005. С. 291-293.

4) Сощальний портрет московського «шахрая» 40-50-рокт XVIII ст. (з матер1алами слщчих справ згидно доносу 1вана Kaina) // Людина культур! росшського барокко: М1ждународна науково-теоретичн конференщя. Тези доповщей. КиТв, 2006. С. 3-5.

5) Московские мошенники XVIII в.: клички, язык и развлечения // Жив-старина. 2007. № 1. С. 46-48.

6) Социальный портрет московского «мошенника» XVIII в. (п материалам следственных дел по доносу Ивана Каина, 1741 - 1748) Человек в культуре русского барокко. М., 2007. С. 510-518.

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата исторических наук Акельев, Евгений Владимирович

ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА I. ПРОЦЕСС Л.-Д. КАРТУША И ДЕЛО И.О. КАИНА: ИСТОЧНИКОВЕДЧЕСКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА И ИСТОРИОГРАФИЯ

§1. Обстоятельства возникновения дел Л.-Д. Картуша и И.О. Каина

§2. Структура документальных комплексов

§3. Проблема репрезентативности и достоверности документов дел Картуша и Каина

§4. Историография процесса Л.-Д. Картуша и дела И.О. Каина

ГЛАВА II. МЕХАНИЗМЫ ФОРМИРОВАНИЯ ГОРОДСКОЙ ПРЕСТУПНОЙ СРЕДЫ В РОССИИ И ФРАНЦИИ ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XVIII В.

§1. Механизмы формирования преступной среды в Париже периода Регентства

§2. Формирование преступной среды в Москве 40-х годов XVIII в.

ГЛАВА III. СТРУКТУРА ГОРОДСКОЙ ПРЕСТУПНОЙ СРЕДЫ В ПАРИЖЕ ПЕРИОДА РЕГЕНТСТВА И МОСКВЕ 40-X ГОДОВ XVIII В.

§1. Организация профессиональных преступников с целью совершения преступлений

§2. Самоидентификация профессиональных преступников

§3 Преступный мир глазами «честных» горожан: отличия «своего» мира от мира преступного

§4. Воровское арго как знак принадлежности к преступному сообществу

§5. Воровские притоны как структурообразующий элемент преступного мира

ГЛАВА IV. ОПЫТ БОРЬБЫ С ГОРОДСКОЙ ПРЕСТУПНОЙ СРЕДОЙ В МОСКВЕ И ПАРИЖЕ ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XVIII В.

§1. Методы контроля над преступным миром Парижа первой четверти XVIII в.

§2. Опыт борьбы с преступностью в Москве середины XVIII в.: «мошенник и того ремесла людей сыщик» И.О. Каин

Введение диссертации2009 год, автореферат по истории, Акельев, Евгений Владимирович

Актуальность исследования. В истории России заметный рост городской профессиональной преступности, потребовавший выработки новых стратегий борьбы с ней, приходится на первую половину XVIII в. В это время страна переживала уникальный эксперимент по модернизации (или европеизации1) всех сфер жизни государства и общества, который привел к резкому изменению социальной структуры и механизмов межличностных отношений, а также оказал заметное влияние на трансформацию маргинальных групп населения и криминогенной обстановки в стране. Представляется важным изучить, повлияла ли европеизация России первой четверти XVIII в. на развитие профессиональной преступности и преступного мира в стране по западноевропейской модели? Сравнительно-историческое исследование городской преступной среды в России и на Западе Европы в первой половине XVIII в. является, таким образом, актуальной задачей, связанной с уточнением особенностей социального развития России постпетровского периода.

Ее решение может быть осуществлено в рамках сравнительно-исторических исследований, учитывающих значительный опыт изучения криминального мира и истории маргинальных групп в странах Западной Европы. История маргиналов, возникшая в рамках социальной истории, является одним из активно развивающихся направлений западноевпропейской исторической науки. Начиная с 70-х гг. XX в. оно получило особенно плодотворное развитие в рамках антропологически ориентированной историографии, представители которой убедительно доказали, что для полноценного понимания прошлого необходимо постижение всего многообразия форм социального бытия, в том числе и жизни маргинальных групп2.

1 Об этой терминологии: Каменский А.Б. От Петра I до Павла I: Реформы в России XVIII в. М., 1999. С. 39-41.,

2 Schmitt J.-C. L'histoire des marginaux // La Nouvelle histoire. Paris, 1978. P. 344 - 369.

Изучение истории маргиналов в странах Западной Европы привело исследователей к переосмыслению ряда важных исторических проблем . В частности, историками западноевропейской преступности в настоящее время активно обсуждается тезис о постепенной «модернизации» форм криминального поведения при переходе от Средневековья к Новому времени4. Многие ученые для объяснения этого процесса используют концепцию «ую1епсе^о-Ше/», согласно которой вместе с развитием частной собственности, накоплением богатства, ростом промышленности, урбанизацией, а также параллельно с «процессом цивилизации» нравов, происходит постепенная эволюция форм преступлений против собственности — от насильственных, обычно ассоциируемых с нападением разбойных банд, к более квалифицированным и изощренным кражам без использования насилия против

3 Например, процессы маргинализации и демаргинализации оказываются тесно связанными с ментальными изменениями в обществе, в частности, в эволюции отношения к нищим (Depauw J. Pauvres, pauvres mendiants, mendiants valides ou vagabonds ? Les hésitations de la législation royale // Revue d'Histoire Moderne et Contemporaine. 1974. P. 401-418; Geremek B. L'image des pauvres et des vagabonds dans la littérature européenne du XVe au XVIIIe siècle. Paris, 1991) и безумцам (Фуко M. История безумия в классическую эпоху. Спб., 1997). Изучение биографий отдельных личностей, находящихся на маргиналиях общества, приводит к выявлению социальных механизмов интеграции и дезинтеграции (См., например: Geremek В. Les marginaux parisiens aux XlVe et XVe siècles. Paris, 1976 (rééd. 1999). P. 131 - 132; 363 - 364; Egmond F. Underworlds: organized crime in the Netherlands, 1650-1800. Cambridge, 1993; Küther С. Menschen auf der Strasse: vagierende Unterschichten in Bayern, Franken und Schwaben in der zweiten hälfte des 18. Jahrhunderts. Göttingen, 1983). Исследования в области конкретных форм девиантного поведения привели к выявлению процессов криминализации и декршшнализа1(ии, например, внебрачных сексуальных отношений, магических практик, аборта и детоубийства и т.д., также связанных с глубинными культурными трансформациями общества (например: Muchembled R. L'Invention de l'homme moderne: Culture et sensibilités en France du XVe au XVIlle siècle. Paris, 1988 [rééd. 1994]. Ch. III. « La criminalisation de l'homme moderne, XVIe - XVIIIe siècles»; Soman A. Decriminalizing Witchcraft: Does the French Experience Furnish a European Model? // Criminal Justice History. 1989. 10. P. 1-22; Hoffer P. C., Hull E. H. Murdering Mothers: Infanticide in England and New England, 1558-1803. New York, 1981 ; Soman A. Anatomy of an Infanticide Trial: The case of Mary-Jeanne Bartonnet (1742) // Changing identitities in early modern France. London, 1997. P. 249 — 272). Наконец, изучение пенитенциарных практик позволило выдающемуся французскому мыслителю Мишелю Фуко совершить настоящий прорыв в области понимания природы власти и ее трансформации при переходе от Средневековья и Новому времени (Фуко М. Надзирать и наказывать: рождение тюрьмы. М., 1999). Концепция М. Фуко нашла многих последователей, которые подкрепляют его идеи эмпирическим материалом (Ignatieff M. A Just Measure of Pain: The Penitentiary in the Industrial Revolution 1750-1850. London, 1978; L'impossible prison. Recherche sur le système pénitentiaire au XIXe siècle / Sous la réd. de M. Perrot. Paris, 1980; The Oxford History of the Prison: The Practice of Punishment in Western Society / Ed. by N. Morris, D. Rothman. Oxford, 1995). Как мы видим, эти достижения касаются осмысления фундаментальных изменений западноевропейского общества, происходящих при переходе от Средневековья к Новому времени. Итак, трудно не признать правоту Ж.-К. Шмита, который еще в 1978 г., у истоков развития этого направления, написал, что «через дискурсы и практики маргинальности и исключения проявляются самые глубинные трансформации экономических, социальных и идеологических структур» (Schmitt J.-C. L'histoire des marginaux . P. 369).

4 Например: Sharpe J. A. Crime in England: Long-Term Trends and the Problem of Modernization // The Civilization of Ciime: Violence in Town and Country since the Middle Ages. Chicago, 1996. P. 19; Weisser M. R. Crime and Punishment in Early Modern Europe. Hassocks, 1979. личности, практикуемых профессиональными карманниками и взломщиками больших городов5.

Значение этих выводой исследователей истории преступности для осмысления специфики социального и культурного развития стран Западной Европы ставит вопрос о возможности и необходимости сравнительно исторического изучения аналогичных процессов в России. Несомненно, это позволит приблизиться к лучшему пониманию социальных и ментальных трансформаций, происходивших в Западной Европе и России при переходе от Средневековья к Новому времени. В этой связи сравнительно-историческое изучение городской преступной среды6 в России и Западной Европе представляется актуальной и своевременной задачей.

Степень изученности темы. Городская преступная среда в Западной Европе Нового времени изучалась несравнимо меньше, нежели другие сюжеты истории маргиналов. Хотя исследования П. Певери, Ф. Игмонд, К. Дюбье и др. обнаруживают существование общих черт в структуре воровского мира различных городов Западной Европы Нового времени, сравнительные исследования этого феномена никогда не предпринимались. Так, из

5 Эта трансформация форм преступного поведения эмпирически подтверждается некоторыми исследованиями, в частности, на примере Женевы [Dubied С. «La lie de la canaille» Larrons, brigands et filous de profession: la répression du banditisme à Genève (1682-1792) // Crime, histoire & sociétés. 2001. № 2. V. 5. P. 107-131] и некоторых городов Франции [Gégot J. С. Etude par sondage de la criminalité dans le bailliage de Falaise (XVIIe-XVIIIe siècle). Criminalité diffuse ou société criminelle? // Annales de Normandie. 1966. № 2. P. 103-164; Boutelet B. Etude par sondage de la criminalité du bailliage de Pont-de-Г Arche (XVII-XVIIIe siècle). De la violence au vol. En marche vers l'escroquerie // Annales de Normandie. 1962. № 4. P. 235 - 262]. Впрочем, не все историки преступности разделяют концепцию «Violence-to-theft», многих смущает ее упрощенность (Johnson Е. А., Monkkonen Е. H. Introduction // The Civilization of Crime: Violence in Town and Country since the Middle Ages. Chicago, 1996. P. 7. См. также в этом сборнике статьи Дж. А. Шарпа, Е. Остерберг, Б. Вейнбергера и др.). Однако даже противники этой концепции признают тот факт, что формы преступности в Новое время постепенно меняются в сторону уменьшения доли использования насилия. Для объяснения этого явления некоторые ученые предпочитают использовать концепцию Н. Элиаса о «процессе цивилизации». См., например: Johnson Е. A., Monkkonen Е. H. Introduction . Р. 4-6, 16.

6 Под городской преступной средой мы, вслед за Брониславом Геремеком, понимаем совокупность профессиональных преступников того или иного города (Geremek В. Les marginaux parisiens aux XlVe et XVe siècles. Paris, 1976 freéd. 1999]. P. 7). При этом в центре нашего внимания оказываются не только отдельные личности профессиональных преступников, но и взаимосвязи между ними, а также те, кто «обеспечивал инфраструктуру организованной преступности» (торговцы краденым и содержатели притонов) - Egmond F. Underworlds: organized crime in the Netherlands, 1650-1800. Cambridge, 1993. P. 40. Выражения «преступная среда», «воровской мир» и «преступное сообщество» п работе как употребляются синонимы.

7 Peveri P. Techniques et pratiques du vol dans la pègre du Paris de la Régence d'après les archives du procès de LouisDominique Cartouche et ses complices. Contribution à l'histoire des milieux criminels urbains de la France d'Ancien régime. Thèse de doctorat v. Paris: EHESS, 1994; Egmond F. Underworlds: organized crime in the Netherlands, 16501800. Cambridge, 1993; Dubied C. «La lie de la canaille» Larrons, brigands et filous de profession: la répression du banditisme à Genève (1682-1792) // Crime, histoire & sociétés. 2001. № 2. V. 5. P. 107-131. историографического обзора к сборнику статей «Сравнительно-исторические исследования преступления» следует, что компаративные исследования в области истории преступления и наказания касаются, в основном, пенитенциарной практики западноевропейских стран. Что касается профессиональной преступности, были упомянуты лишь труды Эрика о

Хобсбаума . Однако этот английский историк-марксист интересовался только теми формами организованной преступности, которые являлись выражением социального протеста. При этом он рассматривал лишь те банды, которые занимались преступной деятельностью в сельской местности, тогда как городская преступная среда оставалась за рамками его исследований9.

Российская наука имеет свои традиции изучения преступности, маргинальных групп и пенитенциарных практик. Значительный вклад здесь принадлежит, прежде всего, правоведческой школе, представленной трудами Н.П.Загоскина, В.И.Сергеевича, И.Я.Фойницкого, М.Ф.Владимирского-Буданова, В.Н.Латкина, Н.С.Таганцева и др.10. Однако изучение исторического развития права, блестяще проведенное в их работах, опиралось лишь на анализ законодательных памятников. При этом конкретно-историческая практика применения правовых норм в рамках этого направления исторической мысли почти не рассматривалась.

В рамках русской криминологической школы (М.Н.Гернет, Д.А.Дриль, А.А.Герцензон и др.11) изучались законы развития преступности в России. Но поскольку в работах этого направления основным источником служит статистика, в криминологических исследованиях, как правило, отсутствуют

8 Godfrey В. S., Emsley С. Graeme Dunstall G. Introduction: do you have plane-spotters in New Zealand? Issues in comparative crime history at the turn of modernity // Comparative Histories of Crime / Edited by Barry S. Godfrey, Clive Emsley, Graeme Dunstall. CuIIompton: Willan Publishing, 2003. P. 16-25.

9 Hobsbawm E. J. Primitive Rebels: Studies in Archaic Forms of Social Movement in the 19th and 20th Centuries. Manchester, 1959; Hobsbawm E. J. Les bandits, Paris, 1972.

10 Загоскин H. П. Очерк истории смертной казни в России. Казань, 1892; Сергеевич В.И. История русского права. СПб., 1866; Фойницкий И.Я. Русское уголовное судопроизводство: Предмет и движение уголовного разбирательства. СПб., 1893; Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права. Пг,; Киев, 1915; Латкин В Н. Учебник истории русского права периода империи (XVIII и XIX столетия). СПб., 1909; Таганцев Н.С. Русское уголовное право. СПб., 1902.

11 Подробнее: Девиантность и социальный контроль в России (XIX — XX вв.): тенденции и социологическое осмысление. Спб., 2000. сведения о конкретных преступниках и преступных группах, а хронологические рамки этих работ не выходят за пределы XIX в.

История маргинальных групп мало интересовала дореволюционных историков, за исключением И.Г.Прыжова, Н.Я.Аристова, Г.В.Есипова, Н.М.Ядринцева и С.В.Максимова12. В советский же период эта тема затрагивалась преимущественно в рамках изучения «классового протеста» (Е.И.Заозерская, Т.С.Мамсик и др.13), что отражалось на выборе источников и определяло выводы исследователей.

В последнее десятилетие, в контексте развития социальной истории, интерес к исследованию маргинальных групп и преступности в России XVIII в., безусловно, возрос. Вышли в свет работы, посвященные изучению преступлений в религиозной сфере (А.С.Лавров, Е.Б.Смилянская14), преступности и девиантного поведения в российской глубинке

А.Б.Каменский15), нищенства (Н.В.Козлова, М.Б.Лавринович16) и проституции

11 ! (И.А. Ролдугина ). Однако исследование городской преступной среды в России остается одним из наименее развитых, но перспективных направлений изучения отечественной истории этого периода.

12 Прыжов И.Г. Нищие на святой Руси. М., 1962; Аристов Н. Я. Разбойники и беглые времен Петра Великого (1682 — 1725). Москва, 1868; Есипов Г. В. Ванька-Каин (из подлинных бумаг Сыскного Приказа) // Осьмнадцатый век. Исторический сборник, издаваемый П. Бартеневым. Кн. 3. М., 1869. Р. 280-335; Ядринцев Н.М. Исторический очерк русской ссылки в связи с развитием преступления // Дело. 1870. № 10; Максимов C.B. Сибирь и каторга. Т. 1-3. Спб., 1871.

13 Заозерская Е.И. Рабочая сила и классовая борьба на текстильных мануфактурах России в 20-60 гг. XVIII в. М., i960; Мамсик Т.С. Побеги как социальное явление. Приписная деревня Западной Сибири в 40 - 90-е гг. XVIII в. Новосибирск, 1978.

14 Лавров A.C. Колдовство и религия в России 1700 - 1740 гг. М., 2000; Смилянская Е.Б. Волшебники. Богохульники. Еретики. Народная религиозность и "духовные преступления" в России XVIII в. М., 2003; Она же. Поругание святых и святынь в России первой половины XVIII в. (по материалам судебно-следственных дел) // Одиссей. Человек в истории. 1999. М., 1999. С. 123 - 138; Она же. Смилянская, Е.Б. Скандал в благородном семействе Салтыковых: пагубные страсти и «суеверия» в середине XVIII в. // Россия в XVIII столетии. М., 2002. С. 74 - 96 и др.

15 Каменский А.Б. Повседневность русских городских обывателей. Исторические анекдоты из провинциальной жизни XVIII века. М., 2006; Каменский А. Б. Девиантное поведение в русской городе XVIII в. // Одиссей. Человек в истории. 2005. Р. 367-392.

16 Козлова Н.В. Богадельные нищие приходских церквей Замоскворецкого сорока Москвы во второй половине XVIII века // Е.Р.Дашкова. Портрет в контексте истории. М., 2004; Козлова Н. В. Нетрудоспособное население Москвы и его социальное обеспечение в XVIII в. (К постановке проблемы) // Вестник Московского университета. Серия 8, История. 2004. № 4.

17 Ролдугина И.А. Опыт исследования в области социального дисциплинирования: Калинкинская комиссия и Калинкинский дом // Новый взгляд. 2007. С. 24-29.

Регион исследования. В настоящем диссертационном исследовании в центре внимания оказываются два крупных города Восточной и Западной Европы - Москва и Париж.

Москва в первой половине XVIII в., утратив прежнее политическое значение, продолжала оставаться экономической (торговой, промышленной) столицей страны, находилась в самом центре происходивших в России «модернизационных» процессов (урбанизации, развития промышленности, модификации социальной структуры и системы межличностных отношений и т.д.). Москва XVIII в. являлась также центром миграции различных маргинальных групп, стекавшихся сюда изо всех уголков обширной Российской империи Наконец, именно в Москве в 40-х годах XVIII в. возникло такое значительное следственное дело, специально направленное против городской преступной среды, как «дело Ваньки Каина» (1741 - 1756). В результате этого следствия возник крупнейший комплекс документов о воровском мире (подробнее об этом речь пойдет в первой главе настоящего исследования). !

Выбор для сравнительного анализа Парижа основывается на двух принципах. Первый принцип — конкретно-исторический: был выбран западноевропейский город, по криминогенным факторам сопоставимый с Москвой. Так же, как и Москва в Российской империи, Париж XVIII в) -экономический (промышленный и торговый) и миграционный центр королевства Франции. Оба города по праву можно считать центральными мегаполисами этих двух крупнейших государств Западной и Восточной Европы, для которых были характерны такие явления, как перенаселенность, постоянный приток и отток сезонных мигрантов, резкий контраст богатства и бедности и т.д.18

18 О Париже XVIII века см., прежде всего, замечательное вступление к книге: Andrew Р. М. Law, magistracy and crime in Old Regime Paris, 1735 - 1789. Cambridge, 1994. Кроме этого, см., например: Furet F. Structures et relations sociales à Paris au milieu de XVille siècle. Paris, 1961; Bergeron L. Croissance urbaine et société à Paris au 18e siècle // La ville au 18e siècle. Aix-en-Provence, 1974; Roche D. Le peuple de Paris: Essai sur la culture populaire au XVIIIe siècle. Paris, 1981; Milliot V. Saisir l'espace urbain: mobilité de commissaires et contôle de quartiers de police à Paris au XVIIIe siècle // Revue d'Histoire moderne et contemporaine. 2003. N 1 (50). P. 54-80.

Второй принцип - источниковедческий: именно в Париже первой половины XVIII в., также как и в Москве, возникло крупное следственное дело против воровского мира (процесс «Луи-Доминик Картуша и его сообщников»,

1721 - 1728 гг.), материалы которого могут быть использованы для изучения городской преступной среды как совокупности профессиональных преступников19 (подробнее об этом см. в первой главе настоящего исследования). О существовании подобных процессов в других городах

20

Восточной и Западной Европы в первой половине XVIII в. ничего не известно .

Объектом диссертационного исследования стали документы двух крупнейших следственных дел против профессиональных преступников России и Франции первой половины XVIII в. («дело Ваньки Каина» 1741 - 1756 гг., и процесс «Л.Д. Картуша и его сообщников» 1721 - 1728 гг.).

Предметом исследования являются социальные отношения, порождающие городскую преступную среду, а также обеспечивающие ее существование и функционирование в России и Франции первой половины XVIII в. (отношения внутри преступного сообщества, также как отношения представителей преступного мира с горожанами и носителями власти).

19 Отметим, что полномасштабный анализ материалов архива Шатле (учреждения, которому в 1674 г. была передана вся полнота судебной власти в Париже) за вторую половину XVIII в., привел к выводу, что в нем содержится очень мало сведений о профессиональных ворах. В основном, в Шатле попадали одиночные авторы незначительных краж. Это обстоятельство было связано с тем, что комиссары, на которых зиждилась структура Шатле, обычно не отличались служебным рвением, проявляя интерес только к доходным делам (Petrovitch Р. Recherches sur la criminalité à Paris dans la seconde moitié du XVIIIe siècle // Crime et criminalité en France sous l'Ancien Régime 17-e - 18-e siècles. Paris, 1979. P. 221 -226, 244-248, 257-258; Peveri P. Les pickpockets à Paris au XVIIIe siècle // Revue d'Histoire Moderne et Contemporaine. 1982. N I. P. 3-35; Farge A. Vivre dans la rue à Paris au XVIIIe siècle. P., 1979. P. 214 - 217). Видимо, отсутствие сведений о преступном мире в фонде Шатле и определило незначительный интерес исследователей к проблеме парижского преступного мира XVIII в. (Peveri P. Techniques et pratiques du vol dans la pègre du Paris de la Régence d'après les archives du procès de LouisDominique Cartouche et ses complices. Contribution à l'histoire des milieux criminels urbains de la France d'Ancien régime. Thèse de doctorat. Paris: EHESS, 1994. P. 3). Исключение составляют работы Пеатрис Певери, основанные на материалах процесса Картуша, о которых речь пойдет ниже.

20 См., например, следующие историографические и библиографические обзоры: Bande armate, banditi, banditismo e repressione di giustizia negli stati europei di antico regime. Atti del Convegno. Venezia 3-5 Novembre 1985. Roma, 1986. P. 543 - 564 ; Garnot B. L'historiographie de la criminalité en histoire moderne // Histoire et criminalité de l'Antiquité au XXe siècle. Nouvelles approches. Dijon, 1992. P. 25 - 30; Rousseaux X. Existe-t-il une criminalité d'Ancien Régime (XIII - XVIIIe s.)? Réflexions sur l'histoire de la criminalité en Europe // Histoire et criminalité de l'Antiquité au XXe siècle. Nouvelles approches. Dijon, 1992. P. 121-165 ; Idem. The historiography of crime and criminal justice: new wine in old flasks // Crime, histoire & sociétés. 1997. N 1. P. 87-122; См., также библиографическую базу данных по истории преступности, уголовного права и пенитенциарных практик, составленную Национальным центром научных исследований Франции (CNRS) н включающую 65068 наименований: http://www.criminocorpus.cnrs.fr.

Цель данного диссертационного исследования - выявление общего и особенного в механизмах организации и функционирования преступной среды, а также в стратегиях борьбы с ней на Востоке и Западе Европы в первой половине XVIII в. на примерах Парижа и Москвы.

Для достижения цели диссертационного исследования предполагается решить три основные задачи: 1) Проанализировать сходство и различия механизмов формирования преступной среды Москвы и Парижа 20-40-х годов

XVIII в. 2) Исследовать внутреннюю структуру преступных сообществ этих двух городов 3) Сравнить опыт борьбы с профессиональным преступным миром в Москве и Париже в первой половине XVIII в.

Источниковая база. Для исследования процесса «Картуша и его сообщников» были привлечены, прежде всего, рукописные материалы, хранящиеся в различных архивах Парижа (Национальный архив, рукописные отделы Национальной библиотеки и Библиотеки Арсенала), а также опубликованные свидетельства главных мемуаристов эпохи (Э.-Ж. Барбие, М. 21

Марэ, Ж. Бюва ) и литературные произведения о Картуше, созданные в 20-е гг. XVIII в.22

В отличие от материалов процесса Картуша, документы «дела Ваньки Каина» никогда не выделялись в отдельный комплекс. Поэтому в рамках исследования была осуществлена работа по выявлению документов следствия на основе сплошного просмотра описи дел и протокольных книг Сыскного приказа Российского государственного архива древних актов (РГАДА, фонд

23

372) . В результате был выявлен комплекс документов, связанных с именем

21 Barbier Е. J. Chronique de la Régence et du Règne de Louis XV (1718-1763) ou Journal de Barbier, avocat au parlement de Paris. Première série (1718 - 1726). P., 1857; Buvat J. Journal de la Régence, 1715 - 1723 / Publié par E. Campardon. P., 1865. V. 2; Marais M. Journal et Mémoires de Mathieu Marais, avocat au Parlement de Paris, sur la la Régence et le Règne de Louis XV (1715 - 1737) / Ed. par M. de Lescure. Paris, 1864. V. 2.

22 L'Arrivée de Cartouche aux Enfers ou Son Entretien avec M. d'Argenson aux Champs Elisées. Paris, 1722; Grandval, Nicolas Ragot de. Le vice puni, ou Cartouche : poème. Anvers, 1725; Histoire de la vie et du procès de LouisDominique Cartouche et de plusieurs de ses complices. Bruxelles, 1722.

23 О Сыскном приказе см.: Северный Н.Е. Описание документов Сыскного приказа 1730 - 1763 г. Отделение первое. Устройство, состав и делопроизводство Сыскного приказа // Описание документов и бумаг, хранящихся в Московском архиве министерства юстиции. Спб., 1872. Кн. 2; Голубев А.А. Сыскной приказ 1730 - 1763 г. Отделение второе. Содержание документов Сыскного приказа // Описание документов и бумаг, хранящихся в Московском архиве министерства юстиции. M., 1884. Кн. 4.

Ивана Каина (187 дел, относящихся к 1741 — 1756 гг.). Большинство документов «дела Ваньки Каина» впервые вводится в научный оборот.

Кроме неопубликованных документов фонда Сыскного приказа РГАДА, в работе используются и литературные произведения: так называемая «Автобиография.» Каина - описание его приключений, якобы написанное им самим на галерах, которое сначала распространялось в рукописных списках, а в 1782 г. впервые было опубликовано; и сочинение Матвея Комарова о Ваньке Каине, изданное в 1779 г.24

Методологическая основа исследования. Поставленные задачи потребовали использования междисциплинарных исследовательских методик, обращения к современному опыту не только исторических, но также историко-антропологических и криминологических исследований.

При изучении городской преступной среды, для выявления социальных причин, ее порождающих, и национальной специфики криминального мира, в работе используется компаративный метод . Сравнительное исследование оказалось возможным благодаря выбору для анализа сопоставимых объектов, а именно документов процесса «Луи-Доминик Картуша и его сообщников» и «дела Ваньки Каина». Сопоставимость этих документальных комплексов доказывается в ходе их источниковедческого анализа (глава I), процедура которого основывается на представлении о двусоставной природе исторического источника (его «онтологической» и «гносеологической» составляющих) .

24 История славного вора, разбойника и бывшаго Московского сыщика Ваньки Каина, со всеми его обстоятельствами, разными любимыми песнями н портретом, писанная им самим при Балтийском порте в 1764 году. М., 1782; Жизнь и похождение российского Картуша, именуемого Каина, известного мошенника и того ремесла сыщика людей за раскаянье в злодействе получившаго от казни свободу; но за обращение в прежний промысел сосланнаго вечно на каторжную работу прежде в Рогервик, а потом в Сибирь писанная им самим при Балтийском порте в 1764 году, Санкт-Петербург, 1786; Комаров М. Обстоятельное и верное описание добрых и злых дел российского мошенника, вора, разбойника и бывшего московского сыщика Ваньки Каина, всей его жизни и странных похождений, сочиненное M. К. в Москве 1775 года // Комаров М. История мошенника Ваньки Каина. Милорд Георг. Спб., 2000. С. 3 - 128.

25 О компаративистике как методе познания в социальных науках: Vigour С. La comparaison dans les sciences sociales. Pratiques et méthodes. Paris, 2005.

26 Источниковедение: Теория. История. Метод. Источники российской истории: Учеб. пособие / И.Н.Данилевский, В.В.Кабанов, О.М.Медушевская, М.Ф.Румянцева. М., 1998. С. 124-144.

Для более полного раскрытия информационного потенциала документов, в программе Excel была создана база данных, представленная в виде таблиц. В первой паре таблиц объединились биографические сведения о профессиональных преступниках Москвы и Парижа. При их создании использовался опыт персональной истории, современного направления

27 исторической науки, возникшего в рамках микроистории . Несмотря на все разнообразие подходов28 историков, работающих в русле этого направления, объединяет стремление «сделать биографию инструментом исторического знания»29. По словам Л.П. Репиной, автора ряда программных статей этого направления, его отличие состоит в том, что «в нем личная жизнь и судьбы отдельных исторических индивидов. выступают одновременно как стратегическая цель исследования и как адекватное средство познания включающего их и творимого ими исторического социума и, таким образом,

27 См., например: История через личность Историческая биография сегодня / Под. Ред. Л.П. Репиной. М., 2006; Леви Дж. Биография и история // Современные методы преподавания новейшей истории. М., 1996. С. 191 - 206; Прошлое — крупным планом: современные исследования по микроистории. Спб., 2003; Ревель Ж. Биография как историографическая проблема / Пер. с фр. Ю.В.Ткаченко. М., 2002. 57 е.; Репина Л.П. Историческая биография и "новая биографическая история" // Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. № 5. М., 2001. С. 5 - 12; Репина Л.П. "Новая историческая наука" и социальная история. М., 1998; Репина Л.П. "Персональная история": биография как средство исторического познания // Казус. Индивидуальное и уникальное в истории. 1999 / Под ред. Ю.Л. Бессмертного и М.А. Бойцова. М.,1999. С. 77 - 100.

28 Итальянский историк Дж. Леви в известной программной статье разделил подходы новой биографии на четыре типа: 1) "модальная биография", в которой "биографии отдельных людей служат лишь иллюстрацией типических форм поведения или социального статуса"; этот тип биографии используется историками ментальностей; 2) в контекстуальной биографии жизнь индивида рассматривается в ее специфике, но при этом для ее понимания привлекается исторической контекст ("эпоха, среда, окружение"), в котором разворачиваются события. Другими словами, частный случай вписывается в общие рамки существовавшей культурной практики. Дж. Левн ссылается на книгу Н.З. Дэвис о Мартине Герре как на пример такого рода исследовании; 3) "биография и пограничные случаи" предполагает изучение необычного с целью исследовать "границы свободы и выбора", которые имели индивиды в рамках той или иной культуры и общества, и тем самым глубже понять данный исторический контекст. Автор в качестве примера приводит известное исследование К. Гинзбурга "Сыр и черви. Картина мира одного мельника, жившего в XVI в."; 4) "биография и герменевтика" (Леви Дж. Биография и история. С. 197-201).

29 Там же. С. 202. Микроисторический подход и «персональная история» уже были успешно апробированы исследователями России XVIII в., в частности при изучении проблем формирования первого поколения петербургских жителей в работах O.E. Кошелевой [Один из Иванов в эпоху Петра (опыт персональной истории) // Казус. Индивидуальное и уникальное в истории. 2002. М., 2002. С.305-325; Люди Санкт-Петербургского острова Петровского времени. М., 2004], отражения процесса модернизации в жизни русского провинциального города в работах А.Б. Каменского (Повседневность русских городских обывателей: исторические анекдоты из провинциальной жизни. М., 2006), религиозности в работах Е.Б. Смилянской (Волшебники. Богохульники. Еретики. Народная религиозность и "духовные преступления" в России XVIII в. М., 2003). Что касается изучения городской преступной среды, в этой сфере биографический метод впервые был применен Б. Геремек в исследовании о парижских маргиналах XIV - XV вв. По его словам, «социальная история должна научиться совмещать коллективный уровень и индивидуальные судьбы», совмещать «большую историю и микронсторию». Применяя биографический метод, историк рассчитывал на то, что «знание серии . индивидуальных судеб позволит начертить профиль и характер нашего коллективного героя и ., в результате, понять его роль в исторической эволюции» (Geremek В. Les marginaux parisiens aux XlVe et XVe siècles. P. 120) используются для прояснения социального контекста, а не наоборот, как это практикуется в традиционных исторических биографиях»30.

При составлении биографической базы данных, особое внимание обращалось на пути «маргинализации» профессиональных преступников (причины утраты прежнего социального статуса и обстоятельства вовлечения в преступный мир). Выявление биографических сведений об отдельных профессиональных преступниках, а затем сведение их в базе данных, учитывающей как уникальные, так и повторяющиеся черты судеб, привело к выделению «вариантов жизненных путей»31, и, в конечном итоге, к осмыслению социальных механизмов формирования городской преступной среды.

Во второй паре таблиц объединялись сведения об отношениях между профессиональными преступниками (образование преступных групп, повседневная жизнь воровского мира, элементы идентичности профессионального преступника), а также их отношения с горожанами. Эта база данных о структуре воровского сообщества позволила проанализировать городскую преступную среду как единый социум.

Наконец, третья пара таблиц включила в себя сведения о взаимоотношениях профессиональных преступников с представителями властей. Она позволила выявить и подвергнуть сравнительному анализу опыт установления контроля над городской преступной средой со стороны государств в России и Франции в первой половине XVIII в.

Научная новизна данного диссертационного исследования определяется рядом аспектов.

Во-первых, в работе впервые предпринято изучение преступного мира в России первой половины XVIII в., которое позволило выявить связь между последствиями петровских социально-экономических преобразований и развитием профессиональной преступности в крупном городе.

30 Репина Л.П. "Персональная история": биография как средство исторического познания. С. 78.

31 Там же. С. 84.

Во-вторых, впервые выявлен, проанализирован и частично опубликован в приложении к диссертации обширный комплекс следственных материалов, связанных с личностью доносителя из воров И.О. Каина, представляющий исключительный интерес для изучения профессиональной преступности и борьбы с ней в Москве 40-х гг. XVIII в.

В-третьих, впервые предпринято сравнительно-историческое исследование городской преступной среды в России (на примере Москвы) и Франции (на примере Парижа) первой половины XVIII в. на основе анализа документов двух крупных следственных дел против городской преступной среды (процесс Л.-Д. Картуша 1721 - 1728 гг. в Париже и дело Каина 1741 — 1756 гг. в Москве). Это впервые позволило доказать сходство структуры воровского мира двух крупнейших городов России и Франции (самосознания, организации преступных групп, повседневной жизни), а также выявить влияние «модернизационных» процессов на развитие городской преступной среды и формирование методов контроля над ней в Париже и Москве первой половины XVIII в.

В-четвертых, впервые с целью исследования механизмов «десоциализации» и «маргинализации» профессиональных преступников была создана биографическая база данных, при организации которой были учтены современные теоретические и методологические разработки в области «микроистории» и «персональной истории».

Практическое значение исследования. Полученные в результате исследования выводы о городской преступной среде в России XVIII в. дают возможность по-новому осмыслить проблему социальных последствий петровской модернизации и проверить гипотезу, разработанную специалистами по истории преступности стран Западной Европы, об изменении форм преступности под влиянием процесса модернизации.

Введенный в научный оборот комплекс неопубликованных архивных документов проливает свет на малоизвестную ученым историю преступности и борьбы с ней в России и Франции достатистического периода.

Выводы диссертации могут быть использованы как при создании обобщающих трудов, учебных пособий и лекционных курсов по социальной истории, истории преступности и социального контроля в России, так и для разработки общеевропейской модели развития организованной преступности и борьбы с ней в Средневековье и Новое время.

Структура исследования следует логике последовательного решения поставленных в рамках данного диссертационного исследования задач. В первой главе осуществляется сравнительный анализ источниковой базы исследования, а именно материалов процесса Картуша и дела Каина, а также истории их изучения. Особое внимание в этой главе уделяется проблеме сопоставимости документальных комплексов, выбранных для сравнительного анализа. Во второй главе исследуются общие и особенные механизмы формирования преступной среды в Париже и Москве первой половины XVIII в. В третей главе осуществляется сравнительный анализ внутренней структуры преступного мира двух городов. Наконец, четвертая глава посвящена сравнению опыта борьбы с городской преступностью в Москве и Париже первой половине XVIII в.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Городская преступная среда и опыт борьбы с ней в России и Франции первой половины XVIII в.: сравнительно-историческое исследование"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Различия между Москвой и Парижем в первой половине XVIII в. были значительны, затрагивали и социальные структуры, и повседневную жизнь, и уровень культуры. Но, несмотря на все различия, жители этих двух крупнейших мегаполисов Европы столкунулись в эту эпоху со сходными проблемами, в числе которых - резкое обострение криминогенной обстановки, обусловленной качественной трансформацией профессиональной преступности.

Сравнительное изучение преступных сообществ Москвы и Парижа первой половины XVIII в. позволяет сделать заключение об отсутствии серьезных различий в их внутреннем устройстве. Городскую преступную среду обоих городов представляли профессиональные преступники, обладавшие определенной свободой и независимостью друг от друга в организации криминальной деятельности. Нет никаких оснований предполагать существование внутри воровского мира иерархии и субординации, хотя некоторые профессиональные воры, видимо, были более авторитетными и уважаемыми. Иными словами, преступная организация мафиозного типа в Москве и Париже первой половины XVIII в. еще не сложилась.

При этом не приходится сомневаться в том, что преступники и в Москве, и в Париже составляли единый воровской социум. Во-первых, анализ показаний профессиональных преступников относительно сообщников выявляет сложную цепь взаимоотношений, в которой десятки воров оказываются прямо или косвенно связаными друг с другом. Хотя преступления совершались малыми и непостоянными группами, многие профессиональные воры, несомненно, знали друг друга и могли создавать более крупные объединения.

Во-вторых, члены этого преступного мира обладали собственной идентичностью, элементом которой являлось воровское арго - система знаков, позволяющая отличать «своих» от «чужих». Хотя об идеологии воровского мира Москвы и Парижа почти ничего не известно, очевидно, что своим образом жизни и действиями профессиональные преступники подчеркивали презрение к общепринятым ценностям и государственным законам.

Наконец, в-третьих, повседневная жизнь профессиональных преступников была организована вокруг воровских «локусов» (или притонов) — мест встреч, совместных времяпрепровождений и развлечений, а также мест дележа добычи и сбыта краденого. Есть свидетельства тому, что именно здесь происходило формирование кратковременных преступных групп для совершения отдельных преступлений, а также осуществлялась инициация новых членов воровского мира.

В большинстве своем профессиональные воры, члены городской преступной среды, занимались карманными кражами. Кроме этого, они могли практиковать и такие виды краж, как ночные ограбления, кражи со взломом или с помощью отмычек, кражи с повозок, также как кражи в публичных банях (в Москве) и в кабаре (Париж). Но в любом случае, профессиональные воры виртуозно владели техникой воровства и редко нуждались в применении насилия для совершения краж.

Сходство внутренней организации преступного мира Парижа ;и Москвы позволяет сделать предположение о существовании общих закономерностей ее устройства в европейском мегаполисе Нового времени.

Как представляется, отличие между московскими и парижскими карманниками заключалось в уровнях их доходов. Если парижские воры охотились почти исключительно за драгоценными часами, табакерками и шпагами (скорее, драгоценными эфесами от них), то их московским коллегам редко доставалась такая дорогая добыча (хотя, впрочем, в XVIII в. владельцев дорогих часов и табакерок в Москве становилось все больше и больше). Зато они могли вполне довольствоваться кошельками и платками (самые частые объекты карманных краж в Москве), одеждой, крестами и кольцами (в московских банях), а также сельскохозяйственной продукцией (ее часто воровали с крестьянских повозок). Это различие может быть связано с разницей в доходах среднестатистического городского обывателя Парижа и Москвы, а также с модой на ношение с собой дорогих вещей.

Компаративное исследование механизмов формирования преступного мира позволило выявить влияние модернизации на криминальную конъюнктуру крупного города Европы Нового времени. Если воровской мир Парижа первой половины XVIII в. уже имел отлаженные механизмы воспроизводства, городская преступная среда Москвы того же времени складывалась под влиянием тех модернизационных процессов, которые Россия переживала только со времени петровских реформ. Об этом свидетельствуют следующие выявленные в ходе исследования обстоятельства:

Большинство профессиональных преступников Москвы 40-х годов XVIII в. оказывается представителями новых маргинальных и полумаргинальных групп, образовавшихся после и вследствие петровской модернизации (беглые солдаты, фабричные, малолетние школьники).

Многие воры, относящиеся к этим криминогенным группам, являлись выходцами из других социальных слоев (посадских, крестьян, солдат). В путях их маргинализации угадываются новые формы отношений между индивидуумом и общиной (постепенное разрушение посадской общины и системы круговой поруки в городах приводило к утрате социального статуса для многих посадских), а также между личностью и государством (человек стал лишь безликой частью государственной машины, что выразилось, в частности, в рекрутской повинности).

Таким образом, можно предположить, что именно в первой половине XVIII в. в России возникает городская преступная среда «нового типа», для которой характерна высокая степень квалификации и внутренней организации (что, кстати, значительно понижает степень использования насилия при совершении имущественных преступлений). Эта преступная среда в будущем и превратилась в «блатной» мир, хорошо известный по художественной, мемуарной и криминологической литературе второй половины XIX - начала XX вв. (В.В. Крестовский, В.А. Гиляровский, М.Н. Гернет и др.).

Сравнительное изучение опыта борьбы с городской преступной средой в Париже и Москве первой половины XVIII в. продемонстрировало сходную реакцию власти в ответ на появление и развитие воровского мира. В Париже начала XVIII в., а в Москве с 1740-х гг., практика противостояния преступной среде приводила представителей власти к выстраиванию отношений сотрудничества с профессиональными ворами. Применение этой стратегии имело целью установление контроля над преступным миром через покровительство какой-то его части. Если во Франции этот метод вводился сознательно через создание «новой» полиции, которая существовала параллельно с традиционными правоохранительными институтами и осуществляла наблюдение над преступной средой Парижа с помощью переодетых шпионов и доносителей из воров, в России подобный опыт противостояния преступному миру возник во многом благодаря личной инициативе Ваньки Каина. Желание этого энергичного и дерзкого вора служить государству было поддержано руководителями Сыскного приказа, а затем и Сената, снабдившими его большими полномочиями по задержанию преступников, гарантировавшими ему неприкосновенность в случае доносов со стороны преступников, предоставившими ему право сохранять контакты с представителями преступной среды с целью осуществления сыскной деятельности.

Анализ материалов процесса Картуша и дела Каина показал, что применение этой техники борьбы с преступным миром в Париже и Москве привело к сходным противоречивым результатам. С одной стороны, с помощью доступа к информации, которая распространялась в воровском мире, агенты власти могли эффективно раскрывать преступления, находить краденые вещи и арестовывать преступников. С другой стороны, применение этой техники привело, как в Париже в начале XVIII в., так и в Москве в 40-х гг. того же столетия, к значительным злоупотреблениям со стороны агентов власти, уполномоченных осуществлять контроль над городской преступной средой. Как представляется, сходными оказывается и типология этих злоупотреблений покровительство преступникам ради личной выгоды, осуществление преступлений в сообщничестве с преступниками, утаивание краденых вещей при арестах), также как и факторы, им способствующие (отсутствие должного контроля и протекционизм со стороны вышестоящих чиновников).

Список научной литературыАкельев, Евгений Владимирович, диссертация по теме "Отечественная история"

1. Источники 1. Неопубликованные

2. Документы «дела» Ваньки Каина

3. Российский государственный архив древних актов (РГАДА)

4. Опись 2. Книги Сыскного приказа1. А) Протокольные книги

5. Кн. 113 (Январь 1742 года)

6. Кн. 114 (Февраль 1742 года)190. Кн. 115 (Март 1742 года)

7. Кн. 116 (Апрель 1742 года)192. Кн. 117 (Май 1742 года)193. Кн. 118 (Июнь 1742 года)194. Кн. 119 (Июль 1742 года)

8. Кн. 120 (Август 1742 года)

9. Кн. 121 (Сентябрь 1742 года)

10. Кн. 122 (Октябрь 1742 года)

11. Кн. 123 (Ноябрь 1742 года)

12. Кн. 124 (Декабрь 1742 года) Б) Книги входящих указов

13. Кн. 514. Указы Сената, Коллегии Юстиции, Российской канцелярии тайных розыскных дел; рапорты о получении указов и другие документы. 3 января 26 декабря 1744 г. 1023 л.

14. Документы следственного процесса «Картуш и его сообщники»

15. Archives Nationales de France (A.N.)

16. Inventaire 450. Tables des accusés jugés en appel au Parlement de Paris, Chambre Criminelle, de 1700 à 1790, dressé par J.-B. St.-Martin au début du XIX s. V. I. 1700-1725.

17. Parlement de Paris (Série X). Parlement criminel: minutes (Sous-série X28). Carton 1352. Procès de Cartouche, 27 novembre 1721 23 mai 1722. 235 pièces.

18. Ibid. 1353. Procès de Cartouche, 1 juin-31 décembre 1722. 271 pièces.

19. Ibid. 1354. Procès de Cartouche, 1 janvier 1723 30 juillet 1728. 191 pièces.

20. Ibid. 1355. Procès de Cartouche, 29 janvier 1722 14 mars 1724. 54 . ■ pièces.

21. Archives imprimées (Série AD). Législation criminelle (Sous-série AD III). Carton 4. Collection de textes concernant des affaires criminelles, rassemblées et annotés par Gueulette, greffier au Châtelet de Paris. 1719 1725.

22. Manuscrit 7557. "Vie de Cartouche".

23. Archives de la Bastille. Carton 10641. Dossiers de prisonniers. 1718.

24. Ibid. 10643. Dossiers de prisonniers. 1718.

25. Ibid. 10699. Dossiers de prisonniers. 1720.

26. Ibid. 10729. Dossiers de prisonniers. 1721.2. Опубликованные

27. История славного вора, разбойника и бывшаго Московского сыщика Ваньки Каина, со всеми его обстоятельствами, разными любимыми песнями и портретом, писанная им самим при Балтийском порте в 1764 году. М., 1782.

28. Полное собрание законов Российской империи. Спб., 1830. Т. 8 13.

29. Словарь русского языка XVIII в. М., 1984 2004. Вып. 1 - 14.

30. Соборное Уложение: Памятники русского права / Под ред. К.А.Софроненко. М., 1957. Вып. VI.

31. L'Arrivée de Cartouche aux Enfers ou Son Entretien avec M. d'Argenson aux Champs Elisées. Paris, 1722

32. Barbier E. J. Chronique de la Régence et du Règne de Louis XV (1718-1763) ou Journal de Barbier, avocat au parlement de Paris. Première série (1718 -1726). Paris, 1857.

33. Buvat J. Journal de la Régence, 1715 1723 / Publié par E. Campardon. Paris, 1865. V. 2.

34. Dictionnaire universel françois et latin, vulgairement appelé Dictionnaire de Trévoux. Paris, 1771 (1er éd. 1704). 7 v.

35. Grandval, Nicolas Ragot de. Le vice puni, ou Cartouche : poème. Anvers, 1725.

36. Histoire de la vie et du procès de Louis-Dominique Cartouche et de plusieurs de ses complices. Bruxelles, 1722.

37. Marais M. Journal et Mémoires de Mathieu Marais, avocat au Parlement de Paris, sur la la Régence et le Règne de Louis XV (1715 1737)/ Ed. par M. de Lescure. Paris, 1864 - 1868. V. 1 - 2.1.. Литература

38. Анисимов E.B. Ванька Каин: легенды и факты // Новый журнал. Нью-Йорк. 1991. Т.184 185. С. 55 - 84.

39. Анисимов Е.В. Время петровских реформ. Л., 1989.

40. Анисимов Е.В. Государственные преобразования и самодержавие Петра Великого в первой четверти XVIII в. СПб., 1997.

41. Анисимов Е.В. Дыба и кнут. Политический сыск и русское общество в XVIII в. М., 1999.

42. Анисимов Е.В. Елизавета Петровна. М., 1999.

43. Анисимов Е.В. Податная реформа Петра I. Введение подушной подати в России 1719 1728 гг. М., 1982.

44. Аристов Н.Я. Разбойники и беглые времен Петра Великого (1682 1725). М., 1868.

45. Аристов Н.Я. Об историческом значении разбойничьих песен Воронеж, 1875. 165.

46. Батыр К.И. Аппарат управления французского абсолютизма накануне буржуазной революции // Проблемы истории абсолютизма. М., 1983. С. 97- 120.

47. Бойко Ю.В. Протоколы органов дознания и проблема извлечения точного знания // Точное гуманитарное знание: традиции, проблемы, методы, результаты: Тез. докл. и сообщ. науч. конф. Москва, 4-6 февр. 1999 г. М., 1999. С. 53 -54.

48. Бондалетов В.Д. Социальная лингвистика. М., 1987.

49. Бондалетов В.Д. В.И. Даль и тайные языки в России. М., 2004.

50. Виртшафтер Э.К. Социальные структуры: разночинцы в Российской империи. М., 2002.

51. Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права. Пг.; Киев, 1915.

52. Гальцов В.И. Архив посольского приказа в XVII в. (опыт изучения описей Посольского приказа): Автореф. дис. . канд. ист. наук. М., 1976

53. Глазьев В.Н. Власть и общество на юге России в XVII веке: противодействие уголовной преступности. Воронеж, 2001.

54. ГернетМ.Н. История царской тюрьмы. М., 1960. Т. 1-4.

55. Голубев A.A. Сыскной приказ 1730 1763 г. Отделение второе. Содержание документов Сыскного приказа // Описание документов и бумаг, хранящихся в Московском архиве министерства юстиции. М., 1884. Кн. 4. С. 1 - 135.

56. Даль В.И. Толковый словарь живого русского языка : в 4 т. М., 1978.

57. Девиантность и социальный контроль в России (XIX XX вв.): тенденции и социологическое осмысление. Спб., 2000.

58. Демидова Н.Ф. Служилая бюрократия в России XVII в. и ее роль в формировании абсолютизма. М., 1987.

59. Дмитриев Ф. История судебных инстанций и гражданского апелляционного судопроизводства от Судебника до учреждения о губерниях. СПб, 1899.

60. Достоевский Ф.М. Записки из Мертвого дома // Достоевский Ф.М. Собр. сочинений: В 9 т. Т. 2: Произведения 1861 1864 гг. М., 2003. С. 205 -220.

61. Евреинов Н. История телесных наказаний в России. Харьков, 1994.

62. Есипов Г.В. Ванька-Каин (из подлинных бумаг Сыскного Приказа) // Осьмнадцатый век. Исторический сборник, издаваемый П. Бартеневым. Кн. З.М., 1869. Р. 280-335.

63. Жмакин. В.И. Коронации русских императоров. 1724 1856 гг. // Русская старина. 1883. Т. 37. С. 499 - 536.

64. Загоскин Н.П. История права Московского государства. Казань, 1877.

65. Загоскин Н.П. Очерк истории смертной казни в России. Казань, 1892.

66. Заозерская Е.И. Развитие легкой промышленности в Москве в первой четверти XVIII в. М., 1953.

67. Заозерская Е.И. Рабочая сила и классовая борьба на текстильных мануфактурах России в 20-60 гг. XVIII в. М., 1960.

68. История через личность^Историческая биография сегодня / Под. Ред. Л.П. Репиной. М., 2006.

69. История Москвы с древнейших времен до наших дней: В 3 т. М., 1997.

70. Источниковедение: Теория. История. Метод. Источники российской истории: Учеб. пособие / И.Н.Данилевский, В.В.Кабанов, О.М.Медушевская, М.Ф.Румянцева. М., 1998.

71. Каменский А.Б. От Петра I до Павла I: Реформы в России XVIII в. . М., 2001.

72. Каменский А.Б. Девиантное поведение в русской городе XVIII в. // Одиссей. Человек в истории. 2005. Р. 367-392.

73. Каменский А.Б. Повседневность русских городских обывателей. Исторические анекдоты из провинциальной жизни XVIII века. М., 2006.

74. Козлова Н.В. Богадельные нищие приходских церквей Замоскворецкого сорока Москвы во второй половине XVIII века // Е.Р.Дашкова. Портрет в контексте истории. М., 2004.

75. Козлова Н.В. Нетрудоспособное население Москвы и его социальное обеспечение в XVIII в. (К постановке проблемы) // Вестник Московского университета. Серия 8, История. 2004. № 4.

76. Козлова Н.В. Богадельные нищие московских монастырей XVIII века // Е.Р.Дашкова и эпоха Просвещения. М., 2005.

77. Колесников А.Д. Ссылка и заселение Сибири // Ссылка и каторга в Сибири XVIII-XIX вв. Новосибирск, 1975.

78. Коллманн Н.Ш. Соединенные честью. Государство и общество в России раннего нового времени / Пер. с англ. А.Б. Каменского. М., 2001:

79. Кошелева O.E. Люди Санкт-Петербургского острова Петровского времени. М., 2004.

80. Кошелева O.E. Один из Иванов в эпоху Петра (опыт персональной истории) // Казус. Индивидуальное и уникальное в истории. 2002. М., 2002. С. 305 -325.

81. Крутогоров Ю.А. Король преступного мира Ванька Каин: повесть. М., 1998.

82. Курукин И.В. Эпоха «дворских бурь»: Очерки политической истории послепетровской России, 1725—1762 гг. Рязань, 2003.

83. Курукин И.В., Никулина Е.А. Повседневная жизнь Тайной канцелярии. М., 2008.

84. Лавров A.C. Колдовство и религия в России 1700 1740 гг. М., 2000.

85. Латкин В.Н. Учебник истории русского права периода империи (XVIII и XIX столетия). СПб., 1909.281282283284285286287,288.289,290,291.292,293.294.

86. Леви Дж. Биография и история // Современные методы преподавания новейшей истории. М., 1996. С. 191 -206

87. Лепти Б. Некоторые общие вопросы междисциплинарного подхода //

88. Современные методы преподавания новейшей истории. М., 1996. Р. 7177.

89. Линовский В. Опыт исторических розысканий о следственном уголовном судопроизводстве в России. Одесса, 1849.

90. Лихачев Д.С. Черты первобытного примитивизма воровской речи // Язык и мышление Сб. ст.. 3-4. М., Л., 1931.

91. Мамсик Т.С. Побеги как социальное явление. Приписная деревня Западной Сибири в 40 90-е гг. XVIII в. Новосибирск, 1978. Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII- нач. XX вв.). Т. 1-2. Спб, 1999.

92. Писаренко К.А. Повседневная жизнь русского Двора в царствование Елизаветы Петровны. М., 2003.

93. Плюханова М.Б. Литературные и культурные традиции в формировании литературно-исторического персонажа (Ванька Каин) // Уч. записки Тартуского Государственного университета. Вып. 620. Типология литературных взаимодействий. Тарту, 1983. С. 3-17.

94. Приставкин А.И. Долина смертной тени: романы-исследования на криминальные темы. Кн. 2. Страсти по Ваньке Каину. М., 2000. Прошлое крупным планом: современные исследования по микроистории. Спб., 2003

95. Рак В.Д. Комментарии // Комаров М. История мошенника Ваньки Каина. Милорд Георг. Спб., 2000. С. 329 345.

96. Рогов А.П. Ванька Каин: роман. М., 1998.

97. Ростовский Аль Капоне. Держал в страхе всю Москву Электронный ресурс. / Режим доступа: www.aferizm.ru/history.htm, свободный.

98. Северный Н.Е. Описание документов Сыскного приказа 1730 1763 г. Отделение первое. Устройство, состав и делопроизводство Сыскного приказа // Описание документов и бумаг, хранящихся в Московском архиве министерства юстиции. Спб., 1872. Кн. 2.

99. Середа Н.В. Реформа управления Екатерины Второй. М., 2004.

100. Ревель Ж. Биография как историографическая проблема / Пер. с фр. Ю.В.Ткачепко. М., 2002.

101. Ревель Ж. Микроанализ и конструирование социального // Современные методы преподавания Новейшей истории. М., 1996. С. 236-259.

102. Ревизии И.И. К семиотическому анализу «тайных языков» // Симпозиум по структурному изучению знаковых систем: Тезисы докладов. М., 1962.

103. Репина Л.П. Историческая биография и "новая биографическая история" // Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. № 5. М., 2001. С. 5-12.

104. Репина Л.П. Новая историческая наука и социальная история. М., 1998.

105. Репина Л.П. "Персональная история": биография как средство исторического познания // Казус. Индивидуальное и уникальное в истории. 1999 / Под ред. Ю.Л. Бессмертного и М.А. Бойцова. М.,1999. С. 77- 100.

106. Рогов А. П. Ванька Каин: Роман. М., 1998.

107. Ролдугина И.А. Калинкинская комиссия и калинкинский дом: опыт борьбы с социальными девиациями в Петербурге в середине XVIII в. Дипломная работа. М., 2006.

108. Ролдугина И.А. Опыт исследования в области социального дисциплинирования: Калинкинская комиссия и Калинкинский дом // Новый взгляд. 2007. С. 24-29.

109. Российский государственный архив древних актов : путеводитель : в 4 т. / сост. Ю.М. Эскин, М.В. Бабич, Л.А. Тимошина. М., 1996. Т. 3, ч. 2.

110. Российский Катруш // Памятники новой русской истории. Сб. исторических статей и материалов. Спб., 1873. Т. III.

111. Сергеевич В.И. История русского права. СПб., 1866.

112. Сергеевич В.И. Лекции и исследования по древней истории русского права. Спб., 1910.

113. Серов Д.О. Строители империи. Очерки государственной и криминальной деятельности сподвижников Петра I. Новосибирск, 1996.

114. Сиповский В.В. Из истории русского романа XVIII в. (Ванька Каин). М., 1902.

115. Смилянская Е.Б. Волшебники. Богохульники. Еретики. Народная религиозность и "духовные преступления" в России XVIII в. М., 2003.

116. Смилянская Е.Б. Ересь Тверитинова и московское общество в нач. XVIII в. // Проблемы истории СССР. М., 1982. Вып. XII. С. 34-52.

117. Смилянская Е.Б. «Любовь твоя раны мне дает.» (чувства и страсти по следственным материалам XVIII в.) // Тендерный подход в антропологических дисциплинах. Спб., 2001. С. 26 40.

118. Смилянская Е.Б. Магические верования: проблемы и задачи сравнительно-исторического анализа // Вестник РГНФ. 2002. № 1. С. 5 — 14.

119. Смилянская Е.Б. Поругание святых и святынь в России первой половины XVIII в. (по материалам судебно-следственных дел) // Одиссей. Человек в истории. 1999. М., 1999. С. 123 138.

120. Смилянская Е.Б. Скандал в благородном семействе Салтыковых: пагубные страсти и «суеверия» в середине XVIII в. // Россия в XVIII столетии. М., 2002. С. 74 96.

121. Смирнов П.П. Города Московского государства в первой половине XVII в. Т. 1, вып. 2. Количество и движение населения. Киев, 1919.

122. Смирнов П.П. Посадские люди и их классовая борьба до середины XVII в. М., Л., 1948.

123. Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Т. 22 // Соловьев С.М. Сочинения: в 18 кн. М., 1988. Кн. 11.

124. Таганцев Н.С. Русское уголовное право. СПб., 1902. Т. 1.

125. Таганцев НС. Смертная казнь. СПб., 1913.

126. Тимофеев А.Г. История телесных наказаний в русском праве. 2-е изд. СПб., 1904.

127. Титов A.A. Ванька Каин, славный вор и мошенник. М., 1905.

128. Титов Ю.П. Материалы по истории процессуального права России конца -XVII начала XVIII в. М., 1863.

129. Тогоева О.И. В ожидании смерти: молчание и речь преступников в зале суда (Франция, XIV в.) // Человек в мире чувств. Очерки по истории частной жизни в Европе и некоторых частях Азии до начала нового времени. М., 2000. С. 262-302.

130. Тогоева О.И. «Ремесло» воровства в средневековой Франции // Вопросы истории. 1998. № 5.

131. Троицкий С.М. Русский абсолютизм и дворянство в XVIII в. Формирование бюрократии. М., 1974.

132. Трубникова Н.В., Уваров П. Ю. Пути эволюции социальной истории во Франции // Вопросы истории. 2004. № 1. Р. 127-143.

133. Уваров П. Ю. Франция XVI века. Опыт реконструкции по нотариальным актам. М., 2004. 512.

134. Филиппов А.Н. О наказании по законодательству Петра Великого в связи с реформой. Юрьев. 1891.

135. Филиппов А.Н. Учебник истории русского права. Юрьев, 1912.

136. Фойницкий И.Я. Русское уголовное судопроизводство: Предмет и движение уголовного разбирательства. СПб., 1893.

137. Фуко М'. История безумия в классическую эпоху. Спб., 1997.

138. Фуко М. Надзирать и наказывать: рождение тюрьмы. М., 1999.

139. Центральный государственный архив древних актов СССР : путеводитель: в 4 т. / сост. Ю.М. Эскин, М.В. Бабич, Е.Ф. Желоховцева. М., 1992. Т. 2.

140. Ширяев В.Н. Оскорбление чести по русскому праву. М., 1905.

141. Шкловский В.Б. Матвей Комаров, житель города Москвы. М., 1929.

142. Щербак В.А. Вор и сыщик (Ванька Каин): историко-приключенческая повесть. Владивосток, 1998.

143. Эйдельман Н.Я. В гостях у прошлого // Знание сила. 1972. № 11. С. 29 -30.

144. Яковлев А.И. Холопство и холопы в Московском государстве XVII века. М.-Л., 1943

145. Ястребицкая А.Л. Европейский город (Средние века раннее Новое время): Введение в современную урбанистику. М., 1993.

146. Andrew Р. М. Law, magistracy and crime in Old Regime Paris, 1735 1789. Cambridge, 1994.

147. Anrieh G. Räuber, Bürger, Edelmann jeder raubt so gut er kann. Die Zeit der großen Räuberbanden 1790-1803. Neunkirchen, 1975.

148. Antonetti G. Système de Law // Dictionnaire de l'Ancien Regime. Royaume de France XVIe XVIIIe siècle / Sous la dir. de Luden Bély. P., 1996. P. 1193 -1196.

149. Aubry G. La jurisprudence criminelle du Châtelet de Paris sous le règne de Louis XVI. Paris, 1971.

150. Bastien P. L'exécution publique à Paris au XVIII siècle. Une histoire des rituels judiciaires. Seyssel, 2006.

151. Beattie J. M. The pattern of crime in England, 1660-1800 // Past and present. 1974. 62. P. 47-95.

152. Beattie J. M. Crime and the Courts in England, 1660-1800. Oxford, 1986.

153. Benabou M. E. La prostitution el la police des mœurs au XVIII siècle. Paris, 1987.

154. Berce Y. M. Aspects de la criminalité au XVIIe siècle // Revue historique. 1968. 239. P. 33-42.

155. Bergeron L. Croissance urbaine et société à Paris au 18e siècle // La ville au 18e siècle; Colloque d'Aix-en-Provence. Aix-en-Provence, 1974.

156. Bettenhäuser H. Räuber- und Gaunerbanden in Hessen. Ein Beitrag zum Versuch einer historischen Kriminologie Hessens // Zeitschrift des Vereins für hessische Geschichte und Landeskunde. 1964. Bd. 75/76. P. 275 348.

157. Biet C. L'opinion publique, le théâtre, le pouvoir, le droit et le brigand. L'affaire Cartouche (1721) //Histoire de la justice. 2003. № 15. P. 171-185.

158. Black C. E. The Dynamics of Modernization: A Study in Comparative History. New York, 1967. 206.

159. Blasius D. Kriminalität und Geschichtswissenschaft. Perspektiven der neueren Forschung //Historische Zeitschrift. 233. P. 615-626.

160. Blok A. The Mafia of a Sicilian Village (1860-1960). Amsterdam, 1972.

161. Blok A. The Peasant and the Brigand: Social Banditry Reconsidered // Comparative Studies in Society and History. 1972. 14.

162. Bongert Y. Délinquance juvénile et responsabilité pénale du mineur au XVIIIe siècle // Crime et criminalité en France sous l'Ancien Régime 17-e 18-e siècles. Paris, 1979.

163. Boutelet B. Etude par sondage de la criminalité du bailliage de Pont-de-l'Arche (XVII-XVIIIe siècle). De la violence au vol. En marche vers l'escroquerie // Annales de Normandie. 1962. № 4. P. 235 262.

164. Castan N. Les criminels de Languedoc. Les exigences de l'ordre et les voies du ressentiment dans une société pré-révolutionnaire (1750 1790). Toulouse, 1980.

165. Cesarini-Dasso M.-J. L'univers criminel féminin en Corse à la fin du XVIIIe siècle. Ajaccio, 1996.

166. Chatelus J. Les vols de tableaux à Paris au XVIIIe siècle // Histoire et criminalité de l'Antiquité au XXe siècle. Nouvelles approches. Dijon, 1992. P. 347 -355.

167. Chevalier L. Classes laborieuses et classes dangereuses à Paris pendant la première moitié du XIX siècle. Paris, 1958 (rééd. 2002).

168. Cheype R. Recherches sur le procès des inspecteurs de police, 1716-1720. Paris, 1975.

169. Cockburn J. S. Crime in England 1550-1800. London, 1977.

170. Cohen E. The Hundred Years' War and Crime in Paris, 1332-1488 // The Civilization of Crime: Violence in Town and Country since the Middle Ages. Chicago, 1996. P. 109-124.

171. Cohen S., Scull A. Social Control and the State. Historical and Comparative Essays. Oxford, B. Blackwell, 1986.

172. Comparative criminology: An Annotated Bibliography / Compiled by Piers Beirne and John Hill. NY., 1991.

173. Comparative Histories of Crime / Edited by Barry S. Godfrey, Clive Emsley, Graeme Dunstall. Cullompton: Willan Publishing, 2003.

174. Crépin M.-Y. Le chant du cygne du condamné: les testaments de morts en Bretagne au XVIIIe siècle // Revue historique du droit français et étranger. 1992. v. 70. P. 491-509.

175. Crime and Control in Comparative Perspectives / Eds. Hans-Gûnther Heiland, Louise I. Shelley, Hisao Katoh. Berlin, NY., 1992.

176. Crime History and Histories of Crime Studies in the Historiography of Crime and Criminal Justice in Modern History. Westport, 1996.

177. Le criminel endurci. Récidive et récidivistes du Moyen Age au XXe siècle. Genève, 2006.

178. Crime et criminalité en France sous l'Ancien Régime 17-e 18-e siècles. Paris, 1979.

179. Danker U. Räuberbanden im Alten Reich um 1700: ein Beitrag zur Geschichte von Herrschaft und Kriminalität in der frühen Neuzeit. Frankfurt am Main, 1988.

180. Davidovitch A. Criminalité et répression en France depuis un siècle (18511952) // Revue française de sociologie. 1961.

181. Davis N.Z. Fiction in the Archives. Pardon Tales and Their Tellers in Sixteenth-Century France. Stanford, 1987.

182. Daridan J. John Law, père de l'inflation. Denoël, 1938.

183. De la déviance à la délinquance XVe-XXe siècle, Dijon, Éditions Universitaires de Dijon, 1999.

184. Depauw J. Pauvres, pauvres mendiants, mendiants valides ou vagabonds ? Les hésitations de la législation royale // Revue d'Histoire Moderne et Contemporaine. 1974. P. 401-418.

185. Diederiks H. Urban and Rural Criminal Justice and Criminality in the Netherlands since the Late Middle Ages // The Civilization of Crime: Violence in Town and Country since the Middle Ages. Chicago, 1996. P. 153-164.

186. Doussot J.-E. La criminalité femenine au XVIIIe siècle // Histoire et criminalité de l'Antiquité au XX-e siècle. Nouvelles approches / Actes du colloque de Dijon Chenove 3, 4, et 5 octobre 1991 sous la dir. de B. Garnot. Dijon, 1992. P. 175-179.

187. Dubied C. «La lie de la canaille» Larrons, brigands et filous de profession : la répression du banditisme à Genève (1682-1792) // Crime, histoire & sociétés. 2001. №2. V. 5. P. 107-131.

188. Egmond F. Underworlds : organized crime in the Netherlands, 1650-1800. Cambridge, 1993.

189. Egmond F. Between Town and Countryside: Organized Crime in the Dutch Republic // The Civilization of Crime: Violence in Town and Country since the Middle Ages. Chicago, 1996. P. 138-152.

190. Elias N. La Civilisation des mœurs. Paris, 1974.

191. Ellenberger M. Cartouche, histoire d'un brigand, un brigand devant l'Histoire. Paris, 2006.

192. Elton G. Introduction : Crime and the Historian // Crime in England, 15501800. London, 1977, 1977. P. 1 14.

193. Les exclus en Europe : 1830-1930 / Actes du colloque, Paris VIII, 22-24 janvier 1998. Paris, 1999.

194. Farcy J.-C. L'historiographie de la criminalité en histoire contemporaine // Histoire et criminalité de l'Antiquité au XXe siècle. Nouvelles approches. Dijon, 1992. P. 31-44.

195. Farcy J.-C. La ville contemporaine (XIXe-XXe siècles) est-elle criminogène ? // Villes en crise ? P., 2005. P. 20-31.

196. Farge A. Délinquance et criminalité: le vol d'aliments à Paris au XVIIIe siècle. Paris, 1974.

197. Farge A. Vivre dans la rue à Paris au XVIIIe siècle. Paris, 1979.

198. Farge A. La vie fragile. Violence, pouvoirs et solidarités à Paris au XVIIIe siècle. Paris, 1986.

199. Faure E. 17 juillet 1720. La banqueroute de Law. Paris, 1977.

200. Ferrero E. Dizionario storico dei gerghi italiani : dal Quattrocento a oggi. Milano: 1991. xxxv, 442.

201. Freundlich F. Le monde du jeu à Paris au XVIIIe siècle. Paris: 1995.

202. Frisby D. Fragments of Modernity in thë Works of Sinnel, Kracauer and Benjamin. Cambrige, 1986.

203. Funck-Brentano F. Les Brigands. Paris, 1937 (rééd. 1978).

204. Funck-Brentano F. Les « Cartouchiens » rue Quincampoix au temps du système de Law//Nouvelle Revue rétrospective. № 105. 2e série. 1903. P. 145 172.

205. Furet F. Structures et relations sociales à Paris au milieu de XVIIIe siècle. Paris, 1961.

206. Garland D. Punishment and Modem Society: A Study in Social Theory. Oxford, 1990.

207. Garnot B. L'historiographie de la criminalité en histoire moderne // Histoire et criminalité de l'Antiquité au XXe siècle. Nouvelles approches. Dijon, 1992. P. 25 30.

208. Garnot B. L'évolution récente de l'histoire de la criminalité à l'époque moderne // Histoire de la Justice. № 11. 1998. P. 225-243.

209. Garnot B., Piant H. Récidive, justice et opinion en Bourgogne et en Lorraine du milieu du XVIIe siècle à la fin du XVÏIIe siècle // Le criminel endurci. Récidive et récidivistes du Moyen Age au XXe siècle. Genève, 2006. P. 124 — 126.

210. Gauvard C. "Le grace especial". Crime, Etat et société en France à la fin du Moyen Age. 2 v. Paris, 1991.

211. Gégot J. C. Etude par sondage de la criminalité dans le bailliage de Falaise (XVIIe-XVIIIe siècle). Criminalité diffuse ou société criminelle? // Annales de Normandie. 1966. № 2. P. 103-164.

212. Geremek B. L'image des pauvres et des vagabonds dans la littérature européenne du XVe au XVIIIe siècle. Paris, 1991

213. Geremek B. Les marginaux parisiens aux XlVe et XVe siècles. Paris, 1976 (rééd. 1999).

214. Godfrey B. S., Emsley C., Graeme Dunstall G. Introduction: do you have plane-spotters in New Zealand? Issues in comparative crime history at the turn of modernity // Comparative Histories of Crime Cullompton, 2003. P. 1-35.

215. Gogniat E. Avouer au seuil du gibet. Enjeu social et judiciaire du testament de mort d'un brigand pendu à Genève en 1787 // Crime, Histoire et Société. 2004. N 2. P. 63-84.

216. Gonthier N. L'histoire de la criminalité dans les périodes médiévale : essai d'historiographie // Histoire et criminalité de l'Antiquité au XXe siècle. Nouvelles approches. Dijon, 1992. P. 21 24.

217. Gotti M. The language of thieves and vagabonds 17th and 18th century canting lexicography in England. Tübingen, 1999. VI, 159.

218. Goubert P. Le monde des errants, mendiants et vagabonds à Paris et autour de Paris au 18e siècle // Clio parmi les hommes. 1976, 1976. P. 265-278.

219. Guiraud P. Le Testament de Villon ou le Gai Savoir de la Basoche. Paris, 1970.

220. Hay D. War, dearth and theft in the eighteenth century: the record of the English courts // Past and present. 1982. N 95. P. 117 160.

221. Herrera Puga P. Sociedad in delincuencia en el siglo de oro. Madrid, 1974.

222. Hildesheimer F. Exemplaire Parlement. Le fonds du Parlement de Paris aux Archives nationales // Revue de synthèse ; Fabrique des archives, fabrique de l'histoire. T. 125. 2004.A

223. Histoire et dictionnaire de la Police du Moyen Age à nos jours. Paris, 2005.

224. Histoire et criminalité de l'Antiquité au XX-e siècle. Nouvelles approches. Actes du colloque de Dijon Chenove 3, 4, et 5 octobre 1991 / Sous la dir. De B. Garnot. Dijon, 1992.

225. Hobsbawm E. J. Les bandits. Paris, 1972.

226. Hobsbawm E. J. Primitive Rebels: Studies in Archaic Forms of Social Movement in the 19th and 20th Centuries. Manchester, England. Publication Year: 1959.

227. Hoffer P. C., Hull E. H. Murdering Mothers: Infanticide in England and New England, 1558-1803. New York, 1981.

228. Hufton O. The Poor of Eighteenth-century France, 1750 1789. Oxford, 1974.

229. Hufton O. Crime in Pre-Industrial Europe // IAHCCJ-Newsletter. 1981. 4. P. 835.

230. Ignatieff M. A Just Measure of Pain: The Penitentiary in the Industrial Revolution 1750-1850. London, 1978.A

231. L'infrajudiciaire du Moyen Age à l'époque contemporaine. Actes du Colloque de Dijon 5-6 octobre 1995 / Sous la dir. de B. Garnot. Dijon, 1996.

232. Issues in Comporative Criminology / Eds. Beirne P., Nelkin D. Aldershot, 1997.

233. Johansen J. C., Stevensborg H. Hasard ou myopie. Réflexions autour de deux théories de l'histoire du droit // Annales E.S.C. 1986. 41. P. 601-624.

234. Johnson E. A. Urban and Rural Crime in Germany, 1871-1914 // The Civilization of Crime:

235. Violence in Town and Country since the Middle Ages. Chicago, 1996. P. 217258.

236. Johnson E. A., Monkkonen E. H. Introduction // The Civilization of Crime: Violence in Town and Country since the Middle Ages. Chicago, 1996. P. 1-16.

237. Juges, notaires et policiers délinquants XIVe-XXe siècle / Sous la dir. De B. Garnot. Dijon, 1997.

238. Les Juristes et l'Argent. Le coût de la justice et l'argent des juges du XlVe au XIXe siècle / Sous la dir. de B. Garnot. Dijon, 2005.

239. Justice et argent : les crimes et les peines pécuniaires du XHIe au XXIe siècle / Sous la dir. de B. Garnot. Dijon, 2005.

240. Kalifa D. L'encre et le sang : récits de crimes et société à la Belle époque. Paris, 1995.

241. Kamen H. Public Authority and popular crime; banditry in Valencia 1650-1714 // Journal of European Economic History. 1974. 111. P. 654 687.

242. Küther C. Räuber und Gauner in Deutschland: das organisierte Bandenwesen im 18 und 19 Jahrhunderts. Göttingen, 1976.

243. Küther C. Menschen auf der Strasse: vagierende Unterschichten in Bayern, Franken und Schwaben in der zweiten hälfte des 18. Jahrhunderts. Göttingen, 1983.

244. Küther C. Räuber, Volk und Obrigkeit: zur Wirkungsweise und Funktion staatlicher Strafverfolgung im 18. Jahrhundert // Räuber, Volk und Obrigkeit:

245. Studien zur Geschichte der Kriminalität in Deutschland seit dem 18. Jahrhundert. Frankfurt am Main, 1984. P. 17-42.

246. Lacassagne J., Devaux P. L'argot du "milieu". Paris, 1948.

247. Linebauch P. The London Hanged. Crime and civil society in the eighteenth century. London, 1991.

248. Lüsenbrink H. J. Les représentations sociales de la criminalité en France au XVIIIe siècle / Thèse de troisième cycle. Paris, 1983.

249. Lüsenbrink H. J. Histoire curieuse et véritable de Cartouche et Mandrin. Paris, 1984.

250. Mancino M. Ecclesiastical Justice and Counter-Reformation: Notes on the Diocesan Criminal Court of Naples // The Civilization of Crime: Violence in Town and Country since the Middle Ages. Chicago, 1996. P. 125-137.

251. Marginalité, déviance, pauvreté, en France XIV XIX siècles / Préf. De P. Chanu. Caen, 1981.

252. Maurice B. Cartouche, histoire authentique recueillie pour la première fois d'après divers documents d'époque. Paris, 1858.

253. Mcintosh M. The organisation of crime. London, 1971.

254. Meyer J. La vie quotidienne en France au temps de la Régence. Paris, 1979.

255. Milliot V. Saisir l'espace urbain: mobilité de commissaires et contôle de quartiers de police à Paris au XVIIIe siècle // Revue d'Histoire moderne et contarporaine. 2003. N 1 (50). P. 54-80.

256. Molinier A. Inventaire sommaire de la collection Joly de Fleury. Paris, 1881.

257. Montel L. Espace urbain et criminalité organisée : le cas marseillais dans le premier XXe siècle // Villes en crise ? Paris, 2005. P. 65-74.

258. Maurice B. Cartouche, histoire authentique recueillie pour le premier fois d'après divers documents d'époque. Paris, 1858.

259. Muchembled R. L'Invention de l'homme moderne: Culture et sensibilités en France du XVe au XVIIIe siècle. Paris, 1988 (rééd. 1994).

260. The New Biography. Performing Feminity in Nineteenth-Century France / Ed. J.B. Margadant. Berkeley ; Los Angeles ; L., 2000.

261. Petrovitch P. Recherches sur la criminalité à Paris dans la seconde moitié du XVIIIe siècle // Crime et criminalité en France sous l'Ancien Régime 17-e -18-e siècles. Paris, 1979. P. 187 -261.

262. Peveri P. Les pickpockets à Paris au XVIIIe siècle // Revue d'Histoire Moderne et Contemporaine. 1982. N 1. P. 3-35.

263. Peveri P. Voisinage et contrôle sociale au XVIIIe siècle. Les Cartouchien sous le regarde des honnêtes gens // Mentalité, Histoire des Cultures et des Sociétés. N 4. Les Marginaux et les autres. Paris, 1990. P. 89 104.

264. Peveri P. «Cette ville était alors comme un bois.». Criminalité et l'opinion publique à Paris dans les années qui précèdent l'affaire de Cartouche (17151721) // Crime, Histoire et Socété. 1997. N 2. P. 51-73.

265. Piacenza P. Juges, lieutenant de police et bourgeois de Paris aux XVIIe et XVIIIe siècles // Annales. E.S.C. 1990. N 5 (sept.-oct.). P. 1189 1216.

266. La petite délinquance du Moyen Âge à l'époque contemporaine, Actes du colloque de Dijon 9 & 10 octobre 1997/ Sous la dir. De B. Garnot., Dijon, 1998

267. Radbruch G., Gwinner H. Geschichte des Verbrechens. Versuch einer historischen Kriminologie. Stuttgart, 1951.

268. Rai-Gonneau E. Vie de Kain, bandit russe et mouchard de la tsarine. Paris, 2008.

269. Rey M. Police et sodomie à Paris au XVIIIe siècle // Revue d'Histoire Moderne et Contemporaine. 1982.

270. Rexroth F. Das Milieu der Nacht: Obrigkeit und Randgruppen im spätmittelalterlichen London. Göttingen, 1999.

271. Roche D. Le peuple de Paris: Essai sur la culture populaire au XVIlle siècle. Paris, 1981.

272. Romon C. Le Monde des pauvres à Paris au XVIIIe siècle // Annales: Economies, Sociétés, Civilisations. 1982. 37. P. 729-763.

273. Rousseaux X. Existe-t-il une criminalité d'Ancien Régime (XIII XVIIIe s.)? Réflexions sur l'histoire de la criminalité en Europe // Histoire et criminalité de l'Antiquité auXXe siècle. Nouvelles approches. Dijon, 1992. P. 121-165.

274. Rousseaux X. The historiographiy of crime and criminal justice: new wine in old flasks // Crime, histoire & sociétés. 1997. N 1. P. 87-122.

275. Samuel R. East and Underworld: chapters in the life of Arthur Harding, v. London: 1981.

276. Schmidt C. Sozialkontrolle in Moskau. Justiz, Kriminalität und Leibeigenschaft. 1649-1785. Stuttgart, 1996.

277. Schmitt J.-C. L'histoire des marginaux // La Nouvelle histoire. Paris, 1978. P. 344-369.

278. Sharpe J. A. Crime in England: Long-Term Trends and the Problem of Modernization // The Civilization of Crime: Violence in Town and Country since the Middle Ages. Chicago, 1996. P. 17-34.

279. Soman A. Anatomy of an Infanticide Trial: The case of Mary-Jeanne Bartonnet (1742) // Changing identitities in early modern France. London, 1997. P. 249 -272.

280. Soman A. Decriminalizing Witchcraft: Does the French Experience Furnish a European Model? I I Criminal Justice History. 1989. 10. P. 1-22

281. Spierenburg P. The Prison Experience: Disciplinary Institutions and Their Inmates in Early Modern Europe. New Brunswick, New York, 1991.

282. Spierenburg P. Long-Term Trends in Homicide: Theoretical Reflections and Dutch Evidence, Fifteenth to Twentieth Centuries // The Civilization of Crime: Violence in Town and Country since the Middle Ages. Chicago, 1996. P. 63108.

283. Sundin J. For God, State and People: Crime and Local Justice in Pre-industrial Sweden // The Civilization of Crime: Violence in Town and Country since the Middle Ages. Chicago, 1996. P. 165-197.

284. Vigour C. La comparaison dans les sciences sociales. Pratiques et méthodes. Paris, 2005.

285. Voisin J.-L. L'historiographie de la criminalité en histoire romaine: à propos des latron // Histoire et criminalité de l'Antiquité au XXe siècle. Nouvelles approches. Dijon, 1992. P. 15 20.

286. Weinberger B. Urban and Rural Crime Rates and Their Genesis in Late Nineteenth- and Early Twentieth-Century Britain // The Civilization of Crime: Violence in Town and Country since the Middle Ages. Chicago, 1996. P. 198216.

287. Weisser M. R. Crime and Punishment in Early Modern Europe. Hassocks, 1979.

288. Zehr H. Crime and the Development of Modern Society: Patterns of Criminality in Nineteenth-Century Germany and France London, 1976.

289. Zysberg A. La société des galériens au milieu du XVIIIe siècle // Annales. E.S.C. 1975. № l.P. 43-65.