автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.04
диссертация на тему: Готские языковые реликты

Полный текст автореферата диссертации по теме "Готские языковые реликты"

На правах рукописи

003168793

Ганина Наталия Александровна

ГОТСКИЕ ЯЗЫКОВЫЕ РЕЛИКТЫ

Специальность 10.02.04 - германские языки

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Москва 0 6 1.1 ЛЛ 2320

2008

003168793

Работа выполнена на кафедре германской и кельтской филологии филологического факультета ГОУ ВПО «Московский государственный университет им М В Ломоносова»

Официальные оппоненты

доктор филологических наук доцент Н Ю Гвоздецкая ГОУ ВПО «Ивановский государственный университет» доктор филологических наук профессор А Л Зеленецкий ГОУ ВПО «Калужский государственный педагогический университет» доктор филологических наук профессор Ю К Кузьменко

диссертационного совета Д 501001 80 при ГОУ ВПО «Московский государственный университет им M В Ломоносова» по адресу 119991 Москва, Ленинские горы, 1 корпус гуманитарных факультетов, филологический факультет

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке 1 гуманитарного корпуса МГУ им M В Ломоносова

Институт лингвистических исследований РАН

Ведущая организация Институт языкознания РАН Защита состоится 19 июня 2008 г в -¿/У часов на заседании

Автореферат разослан

Ученый секретарь диссертационного совета профессор

Т А Комова

Готский язык известен прежде всего по своей главной письменной фиксации - переводу Св Писания (IV-VI вв) Благодаря анализу этого материала сложились наши представления о фонетике и морфологии готского языка, лексика этого корпуса текстов отражена в этимологических словарях Потому язык готского перевода Св Писания справедливо определяется как «классический готский» (термин П. Скардильи) или «церковноготский» (термин автора) Однако наряду с этим существует обширная сфера данных, которая еще в XIX в была предварительно определена как «Gothica minora» (труды X Ф Массмана) Это рунические надписи, интерпретируемые как готские, малые готские тексты, возникшие в рамках церковной традиции, но не связанные с переводом или истолкованием Св Писания, реликты готской апеллативной лексики и имена собственные, засвидетельствованные в различных средневековых памятниках, уникальный готский материал «Алкуиновой рукописи» и, наконец, крымско-готский словарь О Г де Бусбека Все эти данные, не входящие в основной корпус, определяются как готские языковые реликты Крымско-готский язык с традиционной точки зрения также принадлежит к сфере готских языковых реликтов, однако новейшие исследования иногда даже определяют его как самостоятельный германский реликтовый язык (подробное обоснование этого и других важнейших терминов дается в разделе 1 главы I)

Целью настоящей работы является совокупное описание и исчерпывающее исследование всех известных готских языковых реликтов, включая корпус крымско-готских данных Из указанной цели вытекают следующие теоретические задачи

1 Определение и обоснование основной терминологии, которая является новой для отечественной германистики

2 Теоретическое осмысление корпуса исследуемых данных

3 Рассмотрение проблемы неаутентичной письменной фиксации и выведение общих закономерностей влияния тех или иных языков (латынь,

греческий язык, крымский диалект греческого языка и др) на исследуемый материал

4 Выяснение специфики исследования имен собственных как языковых единиц и обоснование принципов их интерпретации.

5 Обсуждение проблемы реконструкции готской лексики на материале заимствований в другие языки

Практические задачи настоящего исследования таковы.

1 Обобщение и структурирование полного корпуса готских языковых реликтов

2. Описание особенностей письменной фиксации исследуемых слов

3 Этимологический анализ материала

В отношении крымско-готского языка возникают особые задачи

1 Определение степени аутентичности исследуемых данных как лингвистическими, так и экстралингвистическими методами

2. Выяснение характера крымско-готской лексики на основе этимологического анализа (процент исконной германской лексики, заимствований, слов неясной этимологии)

3 Определение ареальной принадлежности крымско-готских данных

4 Обсуждение «герульской проблемы» (поскольку в эпоху Великого переселения народов в Крым вместе с готами проникли и герулы, чей племенной и ареальный статус, а также соотношение с крымскими готами до сих пор остаются дискуссионными).

5 Выяснение возможности расширения круга крымско-готских данных (топонимика, ономастика)

Материалом исследования являются старшерунические надписи, традиционно интерпретируемые как готские (II-III - V вв н э ), малые готские тексты (готский календарь, готские подписи в латинских купчих грамотах, конец IV в - вторая половина VI вв), реликты апеллативной лексики в греческих и латинских памятниках (без соотнесения с остготским или вестготским диалектом; IV-VI вв), остготские апеллативные реликты и имена

собственные в латинских и греческих памятниках (конец IV в - вторая половина VI вв), вестготские апеллативные реликты в латинских памятниках и имена собственные в хрониках, актах церковных соборов и грамотах (доисламская эпоха — IV - начало VIII в., ономастика - и в позднейшую эпоху), ряд вестготских топонимов Южной Франции и Испании, готские листы «Алкуиновой рукописи» (конец VIII - начало IX в), крымско-готский словарь О Г де Бусбека (единственная письменная фиксация крымско-готского языка, осуществленная фламандским дипломатом-гуманистом в 1560-1562 гг), а также дискуссионные топонимические и ономастические реликты Крыма

Новизна работы определяется прежде всего тем, что единого исследования готских языковых реликтов до сих пор не существовало ни в отечественной, ни в зарубежной германистике Все работы, как классические, так и новейшие, имели своей целью описание отдельных участков этой обширной сферы. Благодаря этому стала возможной систематизация и совокупный анализ всего корпуса готских реликтов Другое важное обстоятельство - значительный разрыв между зарубежной и отечественной наукой в этой области В отечественной германистике до сих пор не было ни одного описания крымско-готского языка (при том, что зарубежная наука располагает всего несколькими работами по теме) Не осуществлялся детальный анализ материала и обстоятельств создания такого важного памятника, как «Алкуинова рукопись» Не было специальных исследований как обширного ономастикона остготов и вестготов, так и реликтов апеллативной лексики Важное основание новизны работы - выдвигаемые в ней новые интерпретации материала и этимологические решения

Актуальность исследования обусловлена растущим научным интересом к проблематике реликтовых языков О необходимости создания общего свода восточногерманских реликтов говорил еще Ф Вреде в конце XIX в (ср его труды 1886 г о языке вандалов и 1891 г. о языке остготов в Италии), указывал на это и В Н Топоров в своей работе о результатах и перспективах исследования древнегерманских реликтов, связанных с Северным

Причерноморьем (1983 г), однако, как отмечалось выше, предшествующие исследования затрагивали разные - более или менее обширные - участки этой сферы. Можно видеть, что и данная обобщающая работа при широком охвате материала все же ограничена сферой готских языковых реликтов, тогда как данные других реликтовых восточногерманских языков привлекаются в ней лишь в качестве сравнительного фона Но предпочтение готского языка другим восточногерманским имеет свои основания

В отечественной науке отмечается рост интереса к готскому языку и культуре готов, особенно крымских готов Пребывание готов в Крыму -обширная проблема Так исторически сложилось, что в России всегда был наиболее известен ее историко-археологический аспект, тогда как западноевропейская наука сосредоточилась на интерпретации реликтов крымско-готского языка Однако специфика крымско-готской проблемы этим не ограничивается

Еще в конце XX века был очевиден некоторый разрыв между источниками, сообщающими о готах в Крыму, и данными археологии Сейчас мы располагаем целым рядом обобщающих трудов, по которым вполне можно судить о состоянии крымско-готской археологии И все же разрыв между историко-археологической и филологической областью по-прежнему не преодолен Историки не обращаются к подробному анализу крымско-готского языка - ср обширные труды X -Ф Байера (2001 г) и М Б Щукина (2005 г), где по вполне понятным причинам лингвистические проблемы не затрагиваются Тем не менее, без рассмотрения крымско-готских языковых данных сумма наших знаний о крымских готах всегда будет неполной В свою очередь, филологи, обращавшиеся к анализу крымско-готского языка, имели весьма смутное представление об основных достижениях крымской археологии В лучшем случае дело ограничивалось анализом источников, а поскольку до сих пор крымско-готским языком детально занимались лишь зарубежные филологи, то указания на источники обычно приводились с опорой на одни и те же исследования (в частности, Р Леве и А А Васильева)

Аспекты крымско-готской проблемы, являющиеся смежными для истории, лингвистики и краеведения, также разработаны недостаточно Даже в основных работах западных лингвистов, посвященных крымско-готскому языку (М Стерне, 1978 г., О Грёнвик, 1983 г), остается без обсуждения проблема наличия или, наоборот, отсутствия германских реликтов в крымской топонимике и ономастике (хотя эта тема была намечена О Н Трубачевым в 1989-1999 гг) Все эти лакуны требуют заполнения

Таким образом, исследование крымско-готских языковых реликтов представляет значительный интердисциплинарный интерес и имеет особую актуальность именно в этом плане.

Теоретическая значимость исследования обусловлена тем, что анализ готских языковых реликтов вносит вклад в установление общих теоретических закономерностей изучения древнегерманских и германских реликтовых языков Особенно важен.здесь крымско-готский язык Прежде всего, он известен в единственной и весьма специфической письменной фиксации, что позволяет определить его как руинированный язык Далее, он совершил уникальный исторический путь от проникновения германцев в Северное Причерноморье в конце III в до письменной фиксации в XVI в И наконец, этот язык оказался устойчивым и бытовал в качестве реликтового (вымирающего) даже в позднюю эпоху Тем самьм крымско-готский материал имеет большое значение в теоретическом плане, позволяя верифицировать уже известные закономерности функционирования реликтовых языков и по возможности установить новые Что же касается других готских языковых реликтов, то теоретический вопрос о бытовании реликтового языка и способности его к выживанию в иноязычной среде распространяется и на этот материал

Практическая ценность работы состоит в возможности (а во многих случаях - и необходимости) использования данного исследования при составлении этимологических словарей и глоссариев готского языка, а также для уточнения данных при работе с уже имеющимися словарями Обширный ономастический материал, исследованный в работе, также призван служить

опорой для составления или расширения словарей Подробное описание и анализ малых готских текстов, «Алкуиновой рукописи» и корпуса крымско-готских данных вводит эти данные в широкий научный оборот и позволяет использовать их в ходе преподавания курса «Введение в германскую филологию» и на семинарских занятиях по готскому языку со студентами и аспирантами.

Апробация работы Концепция и основные положения работы были представлены на следующих конференциях Ломоносовские чтения (МГУ им М В Ломоносова, филологический факультет, 1998-1999 гг, 2004-2007 гг), Международная конференция по изучению истории, экономики, литературы и языка Скандинавских стран и Финляндии (Архангельск, 2001 г, Москва, 2004 г), Чтения памяти В Т Пашуто (Москва, Институт всеобщей истории РАН, 2003 и 2007-2008 гг), Индоевропейское языкознание и классическая филология Чтения памяти И М Тройского (СПбГУ - ИЛИ РАН, 2002-2003 гг, 2005 г), I всероссийская конференция по проблемам сравнительно-исторической индоевропеистики (МГУ им М В. Ломоносова, филологический факультет, 1997 г), Лексикология, лингвостилистика, лингводидактика Международная научная конференция памяти ВД Аракина (Московский государственный педагогический университет, 1997 г), Конференция по исторической поэтике (МГУ им. М В Ломоносова, филологический факультет, 1998 г), Древние языки в системе университетского образования их исследование и преподавание Международная конференция (МГУ им М В Ломоносова, филологический факультет, 2000 г), Язык и культура II международная конференция Института иностранных языков (Москва, 2003 г), Международная конференция памяти М И. Стеблин-Каменского (СПБГУ, 2003 г), Чтения памяти Н С Чемоданова (МГУ им М В Ломоносова, филологический факультет, 2003 г), Международный этимологический семинар «Егуто^юа germano-balto-slavlca» (Рижский государственный университет, 2006 г), Конференция «Миноритарные языки Евразии - история и современность» (Москва, Институт языкознания РАН, 2007 г), Семинар по

германской и кельтской филологии (МГУ им М В Ломоносова, филологический факультет, 2008 г )

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка цитированной литературы, списка сокращений и приложений 1-4 (историко-культурные и иллюстративные материалы, необходимые для понимания исследуемых лингвистических данных)

Содержание работы

Во Введении получают обоснование выбор и принцип систематизации материала и обсуждаются основные направления истории вопроса, в соответствии с чем определяются цели и задачи исследования

Глава I «Теоретические основания исследования готских языковых реликтов» посвящена теоретическому осмыслению исследуемого материала и обоснованию терминологии Вводимые в этой главе термины, наиболее адекватно определяющие предмет исследования, являются новыми для германистики и нуждаются в предварительном обсуждении Понятие языковых реликтов или даже «руин» (нем 8ргасЬгез1е, 8ргасЬ1шшшеш) было известно давно, однако термины «реликтовый язык» и определение целого ряда древнегерманских и некоторых германских языков как «реликтовых» были предложены в недавние годы и обозначили новое осмысление проблемы Их возникновение связано с дискуссией о принципах и терминах описания древних языков

В 80-е годы XX в этимолог М Майрхофер применительно к древним языкам ввел термин «КхиршвргасЬе» - «язык определенного корпуса данных», призванный определить бытование языка, дошедшего до нас исключительно в текстах, надписях и косвенных источниках В зависимости от обширности данных выделяются «языки большого корпуса» - языки с богатой письменной традицией (санскрит, латынь, древнегреческий) и «языки малого корпуса», представленные в относительно крупных текстах, но сохранились фрагментарно, как древнеперсидский или готский При этом «языки малого корпуса», дошедшие лишь в глоссах, косвенных свидетельствах, личных

именах и топонимах - например, фракийский, лидийский, мессапский, фригийский - обозначаются как «реликтовые»

В ходе научной дискуссии М Майрхофера и Ю Унтермана были выработаны новые термины - «ТгйттегзргасЬе» и «К^эргасИе», в некоторых случаях являющиеся синонимами, но призванные передавать разные понятия «ТгшшпегергасЬе» - язык, сохранившийся в специфической или неполной письменной фиксации или вообще известный лишь по косвенным источникам Очевидно, что все языки этого типа являются древними или соотносятся в первую очередь с диахронией Для этого термина в работе предлагается эквивалент «руинированный язык» (по обратному соотношению со «ЗргасЬЬчиптегп»)

Термин «ЯезгзргасЬе» передается в работе как «реликтовый язык» Это указание на способ существования языка и его статус с точки зрения социолингвистики Реликтовый язык, отстаивает свои позиции в чуждом языковом и этническом окружении и, как правило, ко времени письменной фиксации находится на грани вымирания. Определение «реликтовый язык» может относиться к любому языку, оказавшемуся в таком положении, вне зависимости от степени хронологической глубины

Тем самым понятие «языковые реликты» ^ргасЬ^е, ЗргасМгшптет) ныне обрело новую жизнь и новый смысл по сравнению с XIX в Это связано с появлением новых терминов «руинированные языки» и «реликтовые языки»

Таким образом, терминология, выработанная к концу 80-х годов XX в немецкими лингвистами для описания древних языков различной степени сохранности, полезна и даже необходима в целом ряде отношений Для настоящей работы наибольшую важность имеют следующие термины

1) древнегерманские языки большого и малого корпуса данных,

2) древнегерманские/германские руинированные и реликтовые языки,

3) готские языковые реликты

В число древнегерманских языков, не имеющих письменной традиции, прежде всего входят языки восточногерманских племен вандальский и

бургундский, а также лексические реликты гепидов, ругов и скиров. К языкам (диалектам) этого бесписьменного типа следует относить и язык герулов, ареальная принадлежность которых остается спорной Герулов относят то к восточным, то к западным германцам, то к скандинавам, а иногда считают не этносом, но особой социальной группой В любом случае, ареальное соотнесение герулов обычно проводится не на основании анализа лексических реликтов, а с учетом нелингвистических фактов. В западногерманском ареале собственной письменной традиции не имел лангобардский язык, однако объем и определенное разнообразие лексического материала, дошедшего в неаутентичной (латинской) письменной фиксации, отличает этот язык от перечисленных восточногерманских языков (диалектов)

Указанные восточногерманские языки следует определять как руинированные, поскольку определяющим аспектом их характеристики является принципиальная неполнота сохранившихся данных Напротив, лангобардский язык является не только руинированным, но и реликтовым, так как для него было характерно долгое бытование в чуждой этнической среде

В специфической фиксации известен крымско-готский язык По степени сохранности данных он является руинированным, а по способу своего существования - реликтовым Будучи во многом самостоятельным по отношению к готскому языку, известному нам по переводу Св Писания (классическому готскому), крымско-готский язык, тем не менее, связан с обширной темой «готского за пределами классического корпуса данных» В рамках этой темы всемерного внимания заслуживают готские языковые реликты, стоящие вне языка готского перевода Св Писания, но допускающие соотнесение с широким и надежным кругом данных На необходимость обобщения этого корпуса указывал Ф Вреде, видевший общую исследовательскую задачу еще более широко - в совокупном представлении «вандильской диалектной группы», то есть данных всех восточногерманских языков

Анализ материала древнегерманских руинированных и реликтовых языков имеет свою специфику по сравнению с исследованием других древних языков этого типа Как правило, германские данные либо этимологически прозрачны, либо в целом соотносятся с германским фоном И хотя в каких-то случаях (прежде всего в крымско-готском) возможны весьма пестрые соотнесения, в целом перед нами известный германский лексический материал Однако большая часть реликтов сохранилась в неавтохтонной письменной фиксации

Таким образом, древнегерманские руинированные и реликтовые языки являются особой общностью и в совокупности располагают не только достаточно обширным, но и весьма плодотворным материалом для описания и анализа Объединение их обусловлено не только генетической близостью, но и общими хронологическими рамками конец IV - начало VIII в, причем крымско-готский и в этом отношении является поистине реликтовым языком, прошедшим особый путь (проникновение германцев в Северное Причерноморье в конце III в - письменная фиксация XVI в) Тем самым этот материал имеет большое значение для исследования германских древностей эпохи Великого переселения народов

Поскольку данная тема предполагает целый ряд «исследовательских ландшафтов», следует установить, что в рамках настоящей работы за основу принято определение «готский» Исходя из этого, в последующих главах рассматриваются готские языковые реликты разных ареалов и хронологических срезов и корпус данных самостоятельного германского реликтового языка -крымско-готского

В подразделе 17 4 и его параграфах обсуждаются хронологические соотнесения готских языковых реликтов, проблема периодизации памятников и вопрос о диалектном членении готского языка

Многие готские языковые реликты, равно как и крымско-готский материал, сохранились в неаутентичной письменной фиксации Важной составляющей методики исследования готских языковых реликтов является отделение чуждой, наносной языковой информации от восточногерманской, готской

Потому в первой главе работы подробно рассматриваются основные принципы и закономерности оформления германского материала в народной латыни и греческом языке В связи с этим учитываются важнейшие особенности фонетики народной латыни, и при сопоставлении с закономерностями латинской передачи древневерхненемецких и лангобардских имен собственных устанавливаются принципы латинизации остготских и вестготских имен Правила греческой передачи некоторых важных особенностей готского (германского) консонантизма и вокализма устанавливаются на основе данных, представленных у Прокопия Кесарийского (VI в)

В качестве источников возможного влияния на крымско-готский материал в разделе 222 рассматриваются следующие языки и диалекты 1) диалект мариупольских греков - потомков крымских греков (в 70-е годы XX в М Стерне в своем анализе крымско-готского материала привлек данные мариупольских греческих говоров с опорой на работу М В Сергиевского), 2) крымско-татарский язык, 3) средневерхненемецкий и средненидерландский (лингвистическое сознание Бусбека как носителя западногерманского языка) Основы этой методики заложены в работе М Стернса, однако обзор фонологической системы мариупольского осуществляется в настоящей диссертации непосредственно по работе М И. Сергиевского и с учетом иных источников, а обзор фонологической системы крымско-татарского языка в этих целях делается впервые

Значительную часть корпуса готских языковых реликтов составляют имена собственные В связи с этим в главе I обсуждается общая специфика древнегерманских имен собственных как языковых единиц и особые проблемы, возникающие при исследовании остготской и вестготской ономастики (раздел

3).

Проблема реконструкции готской лексики на материале заимствований обсуждается исключительно в теоретическом плане, поскольку реконструкция готской лексики на материале заимствований в романские языки (методика Э Гамилыпега) в настоящее время оценивается не просто как гипотетическая, но

как проблематичная Потому реконструированные слова этого рода далее (главы II и III диссертации) не вносятся в общий корпус исследуемых готских реликтов

Глава II «Готский вне классического готского» представляет собой системное описание и всесторонний лингвистический анализ (критика текста, фонетика, морфология, этимология) готских языковых реликтов, относящихся к эпохе раннего средневековья (от IÜ-IV до VIII-IX вв) Наиболее раннюю стадию отражают рунические надписи, интерпретируемые как готские (III-IV вв) Во вводном подразделе соответствующего раздела обсуждается этимология готского слова «runa» и функционирование этого слова в языке готской Библии При этом выясняется, что в классическом готском это слово хорошо засвидетельствовано в значении «тайна», тогда как значение «тайный письменный знак», «знак рунического алфавита» отсутствует по внелингвистическим причинам Далее анализируются старшерунические надписи, традиционно связываемые с готами надпись на копье из Ковеля (*Tilands/ TilanJjs < о/г *tila- 'цель, достижение цели, удача, успех' + *riöaz 'мчащийся к цели', 'удачно мчащийся', то есть 'успешно поражающий цель' или *tila- 'цель, достижение цели, удача, успех' + *reöaz 'совет', 1 2), надпись на кольце из Пьетроассы (gutani о wi[h] hailag 'готов достояние священное, неприкосновенное', 1 3), надпись на пряслице из Лецкан (idons uft her azo 'Идо ткань здесь + охранные руны PY + руна-знак собственности 14, предложенное здесь прочтение отличается от расшифровки, предложенной В Краузе в 1969 г)

Исследование позволяет сделать следующие выводы. 1) носители Черняховской культуры (или по крайней мере, некоторые из них) были грамотны и владели латынью, греческим языком и старшеруническим письмом (причем руны наносились как при изготовлении предмета, так и при позднейшем владении им, ср пряслице из Лецкан, с одной стороны, и надпись на кольце из Пьетроассы, с другой), 2) владение старшеруническим письмом безусловно указывает на германцев, 3) поскольку ареал Черняховской культуры

совпадает с исторически засвидетельствованными местами расселения готов, это означает, что среди Черняховских германцев, владеющих руническим письмом, были и готы, 4) следовательно, готы владели руническим письмом, 6) однако старшерунические памятники, соотносимые с готами, гетерогенны (ср копье из Ковеля, с одной стороны, и рунические надписи в составе Черняховской культуры - с другой); 7) при этом языковые особенности старшерунических надписей, традиционно считаемых готскими, являются восточногерманскими, но могут соотноситься как с готским языком, так и с другими восточногерманскими языками (диалектами)

Раздел 2 главы П посвящен анализу лексики малых готских текстов (IV-VI вв ) - фрагментов готского календаря и готских подписей в латинских купчих (грамота из Неаполя, 561 г, грамота из Ареццо, 536-538 гг) Все эти тексты обнаруживают ряд общих особенностей В области фонетики следует отметить вариативность о/и и o/fl с общей тенденцией к переходу в u ср ín Jarupulai 'в Иераполе' (календарь) - Alamod/Alamud (грамоты) Пример «in Jarupulai» особенно интересен, потому что греческое соответствие готской форме выглядит как lepcuróXu; 'Иераполь' Те же особенности отмечаются и в случае diakon/diakun при классическом готском diakaunus В последней форме диграф аи явно указывает на краткий [D] (ср греч Suíkovoc; с кратким о), но писец грамоты варьирует написание о ( = [б] в классическом готском)/и - то есть следует образцу «Alamod/Alamud» (где полноправный, этимологический б переходит в й)

На стыке фонетики и морфологии находится отпадение флексии единственного числа мужского рода ср Batwin (календарь) - diakon/diakun (грамоты) В области морфологии важно тяготение исконных и-основ к классу a-основ- ср Frijsareikeis (календарь) - Sunjefridas (грамоты), diakon (м р -а) < diakaunus (м р -и) И наконец, для лексики готского церковного обихода характерно обозначение священника словом papa (календарь, грамоты) в отличие от гот gudja (вульфилианский перевод)

Все эти особенности оцениваются исследователями как остготские или позднеготские, что позволяет сделать вывод о принадлежности малых готских текстов к одному языковому ареалу (остготскому) и одному синхронному срезу (Vb - середина VI в).

В разделе 3 главы II обобщены реликты готской апеллативной лексики (без определения диалекта) в раннесредневековых памятниках (IV-VI вв) Функционирование готских реликтов в греческих памятниках (послание св Иоанна Златоуста, начало V в, трактат «Corpus hippiatricorum graecorum», IV в) свидетельствует о том, что готский язык являлся в эту эпоху важным источником бытовых заимствований в греческий При этом латинские памятники в основном связаны с отражением реликтов конкретного готского диалекта (остготского в Италии, вестготского в Испании), и готские слова без определения диалекта представлены лишь в латинской эпиграмме «De convivns barbans» («О варварских пиршествах», «Anthologia Latma», начало VI в, Карфаген) Анализ показывает, что эти слова («inter eils goticum scapia matzia m dnncan», здравица на пиру), определяемые латинским автором как «готские», на деле могут определяться лишь как восточногерманские в широком смысле, поскольку их фонетический облик более соответствует вандальскому, а не готскому языку

Раздел 4 содержит полный свод остготских реликтов (V-VI вв) и наряду с разделом 5 (свод вестготских реликтов) составляет центральную часть рассматриваемой главы Во вводном подразделе дан краткий обзор расселения остготов в Италии по данным истории и археологии Описание и этимологизация языкового материала затрагивает довольно скудные реликты остготской апеллативной лексики (4 2 1, ср также 4 4, «Реликты мифологической и эпической традиции остготов») и обширный корпус имен собственных (4.2 2)

Реконструкция остготской фонологической системы построена по принципу, единому для всех описаний в данной работе (вестготская фонетика, крымско-готская фонетика) В ней представлены отдельные фонетические

таблицы согласных и гласных с последующим подробным обсуждением Анализ консонантизма остготских реликтов позволяет заключить, что звонкие смычные b, d, g и спиранты В, б, g в остготском, как и в классическом готском, являлись аллофонами и сохраняли ту же дистрибуцию - смычные в начале слова и после согласного, спиранты в интервокальной позиции Некоторые колебания отмечаются лишь в дистрибуции d/d - этимологический интервокальный б передается посредством d, что, очевидно, связано с отсутствием в латыни особой графемы для передачи звонкого межзубного спиранта

Отмечается ряд случаев отвердения глухого спиранта t> в интервокальной позиции, хотя ряд остготских имен сохраняет глухой t>, а в некоторых формах наблюдаются колебания. Ср Ademunt, Adent, Adila при классическом готском *фа- (aj)ala-/at)ana-) 'благородный', Quidila при qi^an 'говорить', а также имена с основой fhd- < *&фи- 'мир, договор' Однако ряд остготских имен сохраняет глухой J) - ср Athalancus (без вариантов), Euthancus, а в некоторых формах наблюдаются колебания - ср. Adiud и Adiut(h), Theodahat(h)us и Theodahadus Особенно пеструю картину представляет позиция после согласного

Важно, что этимологический германский *|> в остготском не озвончался в начальной и конечной позиции - ср многочисленные имена с начальным Theoda-/Theode- и конечным -nth (-rit) Таким образом, выясняется, что озвончение классического готского *j> в позднем остготском могло происходить только в интервокальной позиции

При этом готский губно-губной спирант t> и заднеязычный [g] не подвергались отвердению Таким образом, переоформление готской системы спирантов касается прежде всего межзубных и *б. С учетом того, что эти германские звуки были чужды латыни, можно заключить, что латинская фонетика оказала наибольшее влияние на их оформление и переоформление

Глухие смычные р, t, к не претерпевают изменений по сравнению с классическим готским Отмечаемая в написаниях остготских имен ассибиляция

t > tj, передаваемая на письме как tz или z, представляет собой процесс, характерный для поздней латыни, а не для остготского диалекта

Готские полугласные w и j не претерпели изменений в остготском Рефлексы общегерманского двойного полугласного *ww оформляются согласно действию закона Хольцмана в готском - ср Triggwa, Tnggwila < о/г *tnww- 'верный' К сожалению, примеры с рефлексами двойного полугласного *jj в среди остготских реликтов не засвидетельствованы Однако крым -гот ada 'яйцо' (глава III, 5 2 2) подтверждает единство поздней и классической готской фонетики в проведении закона Хольцмана

Подсистема краткого вокализма в остготском имеет определенные отличия от классической готской В целом отражение остготских ё/ í в латинской традиции отличается непоследовательностью (кроме позиции ё перед г и некоторых безвариантных написаний с í типа Triggwa, Tnggwila) - ср Gevica, но Gibimer, Giberith и др. Кроме того, одно и то же имя (или основа) может по-разному передаваться в латинских и греческих памятниках ср Heldebadus у Иордана, но iMHßaSoq у Прокопия (и Hildebadus в других латинских памятниках) Это обусловлено смешением ё / í в поздней латыни, а не собственными тенденциями развития готской фонетики

В подсистеме долгих гласных в позднем остготском выделяются долгий закрытый ё и долгий открытый ё [е ] Первый звук представляет собой продолжение о/г *ёь имевшего в классическом готском закрытый характер в связи с характерной для готского вокализма тенденцией к сужению и повышению гласных Второй - долгий открытый ё [е ] - является результатом монофтонгизации общегерманского дифтонга *ai

Долгий закрытый ё в остготском мог сужаться, то есть переходить в [I] - ср Walamer/Walamir и общую вариативность компонентов -mer/-mir в остготских именах, а также корреляцию Menla - Minea в готской и латинской частях грамоты из Неаполя

Равным образом, в остготском выделяется закрытый *б, восходящий к о/г *б, и открытый *б [Э-], являющийся результатом стяжения дифтонга *аи

Первый звук, как и в классическом готском, ввиду своего закрытого характера имел тенденцию к повышению в й- ср Alamod/Alamud (грамота из Неаполя, готская и латинская части), а также Dûment и Rudencus < о/г *dôma- 'суд', *hrô{)a- 'слава' Второй звук не чередуется cu ср Ode(ricus), Od(uin), Od(uulf) < *auôa- 'богатство, удача, счастье' без вариантов написания первого компонента В плане стяжения дифтонга au следует особо выделить остгот, kawtsjo < лат (per) cautio(nem) в грамоте из Неаполя Готское написание aw (не au) используется здесь для передачи латинского дифтонга au, поскольку готский дифтонг au подвергся монофтонгизации

Итак, доказано, что старые германские дифтонги ai и au монофтонгизировались в остготском в ё и б (открытые) Таким образом, в позднем остготском сохранился один дифтонг - продолжение общегерманского *eu/iu Поскольку для поздней латыни были характерны колебания между ï и ё, это сказалось и на оформлении остготских имен с этимологическим германским *eu/iu. Что же касается греческого языка, то в нем имелся дифтонг ев, который представлял собой ближайший звуковой аналог германского *eu/iu, классического готского iu

Есть некоторые основания полагать, что в позднем остготском образовался новый дифтонг ai, возникший благодаря контракции g в сочетании -agi- ср < *sagja 'последователь, спутник', Daila < *Dagila, Wraja < *Wragja (ср Gama < *gagina 'преимущество', имя вестготского вождя V в ) Однако нельзя исключить и того, что за латинским ai в таких случаях может скрываться германский фрикативный g

Наблюдения по морфологии остготских ограничиваются сферой имени существительного, поскольку все остготские реликты, сохранившиеся вне текстов, представляют собой существительные (в подавляющем большинстве -имена собственные) Но судя по грамотам из Неаполя и Ареццо, при обращении к родному языку остготы пользовались тем же набором частей речи и категорий, которые были представлены в классическом готском.

По мнению Ф Вреде, основным отличием остготского от классического готского является отпадение флексии именительного падежа единственного числа -8 Это явление засвидетельствовано для имен, вторые компоненты которых восходят к готским основам на -а, ^а, -1. Актуальность этого явления для самого остготского диалекта, а не для латинской передачи остготских имен, удостоверяют готские подписи в латинских купчих ср Ш(1)1аЬап, СисЫ(еЛ)иЬ, WllJarф (грамота из Неаполя) и апеллатив с!шкоп 'диакон' (м р -а, грамоты из Неаполя и Ареццо), обнаруживающий расхождения с гот ё1акаипш (м р -и) [1 Тим 3. 8, 12] Вреде считал, что начальная стадия этого процесса наблюдалась уже в классическом готском (отпадение -в после -в, -бб, -г, а иногда и после -г) Однако в настоящее время исследователи указывают на неравномерность этого процесса в остготском В целом вопрос об отпадении -э сложнее, чем кажется С учетом общих закономерностей ротацизма, выявленных А И Смирницким, становится ясно, что отпадение конечного -в в остготском не могло быть регулярным процессом, так как отпадать мог лишь ослабленный г, а его в остготском не было Соответственно, отпадение -8 в остготских именах собственных не было обусловлено законами развития языка, и здесь приходится предполагать некие внешние причины Склонение готских имен в латинских памятниках оформлялось следующим образом, 1) несклоняемое готское имя в латинском памятнике; 2) готское имя, оформленное по правилам латинского склонения (путь, наиболее характерный для вестготской Испании) Готское склонение имен в латинских текстах не засвидетельствовано Итак, для латыни несклоняемость германского имени означала его «готскость», а с точки зрения готского языка такое несклоняемое имя представало как готская чистая основа При повседневной ориентации на латынь эта чистая основа могла стать единственным (или наиболее предпочтительным) вариантом имени двуязычного гота и употребляться даже в документах, написанных по-готски Принятие же латинского -иэ исключалось потому, что это автоматически означало необходимость склонения по правилам латыни, как то и происходило в вестготской Испании.

В позднем остготском наблюдается десемантизация вторых компонентов двучленных имен собственных и, соответственно, частичная или полная утрата внутренней формы этих имен ср смешение компонентов gu}>- и gund-, -möjj/-пиф и -mund, -ges/-gis и -gísl, -wih, -та и -wit, -réj) и -гф и даже -гё(э/-гф и -rik. Особенно ярко это проявляется в гото-латинской корреляции Uf(i)tahan -Optant, где утрачено различие между компонентами -han и -re{)/-iijj

В разделе 5 представлен свод вестготских реликтов (IV - начало VIII вв ) Лингвистическому анализу предпослан краткий очерк расселения вестготов в Испании по данным истории и археологии (5 1) В описании и этимологизации языкового материала, как и для остготских данных, выделяются реликты апеллативной лексики («Leges Visigothonun», Исидор Севильский, 5 2 1) и имена собственные (5 2 2 1 - имена собственные IV - начала VIII вв, 5 2 2 2-гибридные имена собственные и топонимы)

Количественное соотношение вестготских апеллативов и имен собственных характеризуется огромным перевесом в сторону последних. При этом вестготская апеллативная лексика в латинских памятниках представлена лишь несколькими словами из области общественно-правовой и бытовой лексики Это безэквивалентные термины gardmgus 'лицо на службе короля,

принадлежащее к ближайшей свите', 'придворный', guardianus 'страж, стражник, телохранитель', [comes] scanciarum 'придворная должность', thiufadus 'millenanus', 'тысячник (на ранг ниже комита)', thiufada, thiufadia 'воинское подразделение под командованием thiufadus', gasahanes 'члены монастырской общины', granos 'косички, косы' или 'усы', cinnabar 'бородка, эспаньолка'

По сравнению с довольно кратким периодом существования остготского ономастикона в Италии (VI в) бытование вестготского ономастикона в Испании охватывает две эпохи доисламскую (VI - начало VIII в) и позднейшую (с середины IX по ХП в и далее). В последний период ономастика германской этимологии связана уже не с готами как этносом, но с их потомками - христианами знатных родов В сопоставительном

плане выясняется 1) ономастикон остготов и вестготов генетически является единым и восходит к общегерманскому, 2) в ономастиконе остготов по сравнению с вестготским обнаруживается большее количество имен неизвестной этимологии (фракийской9 иранской9), что связано с реалиями эпохи Великого переселения народов, 3) в позднюю остготскую эпоху (с середины VI в) наблюдается тенденция к смешению сходных компонентов германской этимологии (например, -nk/-nth/-reth) ввиду ослабления второго компонента, влекущего за собой утрату внутренней формы; 4) напротив, вестготский ономастикон Испании более этимологически прозрачен и на исходе существования готов как этноса стандартизуется (определенный набор популярных компонентов), 5) ввиду того, что имя германской этимологии осознается как набор известных компонентов, в позднюю эпоху происходит проникновение латинских основ и возникают гибридные германо-латинские имена, уникальные для всего германского ареала (например, Floresindo < лат floreo 'процветать' + о/г *sin{>az 'путь' или Cristulfo < лат Cristos 'Христос' + о/г *wulfaz 'волк')

Вестготский лексический материал в целом относится к более поздней эпохе, нежели остготский Число вестготских имен собственных IV-V вв невелико, ономастический корпус VI-VII вв (имена вестготских королей, знати, епископов и клириков) по размерам сопоставим с корпусом остготских имен VI в, но характеризуется большей степенью романизации Даже в этот, сравнительно ранний период, для многих двучленных имен германской этимологии уже невозможно точное соотнесение с единственной исходной основой Что же касается более позднего времени (VIII-XI вв.), то при значительном количестве имен германской этимологии связь этих имен с готским языком явно ослабевает Реконструкция фонетической системы вестготского диалекта в таких условиях не представляется целесообразной В отмечаются лишь некоторые существенные моменты в области консонантизма и вокализма, непосредственно прослеживаемые на ономастическом материале

Раздел 5 3 рассматриваемой главы содержит краткий очерк готской топонимика в Южной Франции и Испании Италия не предоставляет столь обширных данных, поскольку эпоха расселения остготов в этом регионе была недолгой Наиболее насыщенной зоной оказывается северо-запад Испании (не менее 2700 топонимов, восходящих к германскому имени владельца, с учетом повторов - не менее 4000, причем к достоверно готским причисляются свыше 3400 топонимов) Топонимика германской этимологии является восточногерманской (готской), и лишь для поздней эпохи (1Х-ХП вв) особо выделяются топонимы «пограничной» гото-франкской зоны

Готский материал «Алкуиновой рукописи» (глава II, раздел 6) примечательным образом соединяет начало и конец традиции готских реликтов Названия букв, соответствующие названиям рун подтверждают знакомство готов с руникой и тем самым ведут к руническим древностям черняховской культуры ср Ь Ьегспа < о/г *Ьегкапап- 'березовая', § §еииа < о/г *§г/гВб- 'дар', <1 ¿ааг < о/г *дяgaz 'день', t tyz, < о/г *С\уаг 'божество', 'Тиу (Тюр)', о иЫ < о/г б]эа1ап- 'наследственное владение' и др Однако некоторые названия букв не соответствуют именам рун старшего рунического ряда В одних случаях следует предполагать локальные варианты рунической традиции- ср название буквы к скрипа, восходящее не к общегерманскому (или праскандинавскому) *каипап 'язва, нарыв', а к общегерманскому *кииюа 'опухоль' В других уместно видеть влияние греческого письма ср |> Луйх, что соответствует не тому или иному варианту имени руны - ^игэ 'великан', 'туре' (старший и младший рунический ряд) или ¡эогп 'шип' (англосаксонский рунический ряд), но греческому названию буквы © 8г)та 'тэта, фита' Фрагменты евангельских стихов связывают готский материал «Алкуиновой рукописи» с классическим готским, в то же время свидетельствуя о вариативности церковноготской традиции Сама же рукопись является памятником эпохи «последних готов» (Дуода, графиня Септиманская, Теодульф, архиепископ Орлеанский) и увлечения готскими древностями во времена Карла Великого и Каролингов Культурно-исторические соотнесения

позволяют с уверенностью установить, что фиксацию готского материала в составе «Алкуиновой рукописи» на рубеже VTII и IX вв предпринял ученик Алкуина Арн, архиепископ Зальцбургский, а информантом был вестгот Теодульф, архиепископ Орлеанский

Глава III «Крымско-готский язык» представляет собой всесторонний анализ бытования и письменной фиксации крымско-готского языка - одного из германских реликтовых языков Раздел 1 посвящен осмыслению историко-культурной ситуации в Крыму эпохи Великого переселения народов и средневековья Это позволяет оценить надежность археологических данных, выяснить их соотношение с историческими источниками и на основании этого определить период бытования древнегерманской традиции в Крыму и получить этнокультурную характеристику крымских готов в разные эпохи. При этом археологические данные рассматриваются согласно новейшим публикациям и оценкам ведущих специалистов (М Б Щукин, А. И Айбабин и др), хотя учитываются и более ранние работы, ставшие классическими (A JI Бертье-Делагард, А А Васильев и др)

Труды отечественных археологов, рассмотренные в этих разделах, позволяют сделать следующие заключения, важные для понимания обстановки, в которой крымско-готский язык приобрел статус реликтового По мнению А И Айбабина (1999 г), к концу X в. завершился многовековой ассимиляционный процесс формирования горнокрымской народности, которая впитала в себя аланский, готский, ромейский и булгарский компоненты, объединенные на основе христианства и византийской культуры Дальнейшая археология Крымской Готии является крымской археологией как таковой, а история прослеживается лишь по источникам В захоронениях почти нет находок, а проблемы бытования городов, крымской архитектуры, городских укреплений, керамики уже лежат за пределами готской темы

В подразделе 1 2 той же главы осуществляется общая классификация и производится подробный обзор источников о крымских готах (1 2 1 - общая оценка источников, 1 2 2 - позднеантичные и раннесредневековые источники

(III-VIII вв), 12 3 - средневековые источники (IX-XIII вв) Исследование позволяет установить, что в эпоху Возрождения и нового времени крымские готы становятся предметом внимания путешественников и исследователей не только в историко-этнографическом, но и в собственно научном плане. Таковы сообщения путешественников и упоминания о готах в традиции до Бусбека (XTV-XV вв , 2 1) Для XVI в. уже можно говорить о начале истории вопроса, поскольку поисками крымских готов занимаются ученые-гуманисты (2 2) Таким образом, выясняется, что интерес Ожье Гислена де Бусбека к крымским готам не был спонтанным, но основывался на уже сложившейся научной традиции В том же подразделе кратко рассматриваются события XVÜ-XVIII вв в Крыму (переселение крымских греков в Новороссию), имеющие важное значение для уяснения судьбы последних потомков крымских готов

В разделе 3 «Ожье Гислен де Бусбек и его информанты» дается характеристика личности и деятельности О Г де Бусбека (1522-1592) -всесторонне образованного фламандского гуманиста, дипломата на службе у Габсбургов, любителя древностей и редкостей, ввезшего из Турции в Западную Европу тюльпан, сирень и конский каштан Бусбек знал несколько языков и сочетал личную лингвистическую одаренность с лучшими достижениями науки своего времени, что и определило его неоценимый вклад в германистику (3 1) Далее приводится латинский текст сообщения Бусбека о крымских готах и их языке, где содержится знаменитый крымско-готский глоссарий (русский перевод выполнен автором диссертации, 3 2) и обсуждается этническое и лингвистическое самоопределение информантов Бусбека (3 3) При этом крымский грек, сообщивший Бусбеку все известные на сей день крымско-готские данные, рассматривается не просто как иноязычный информант, «воспроизводящий» чуждые формы (позиция М Стернса), но как последний реальный носитель языка крымских готов

В разделе 4 решается проблема письменной фиксации крымско-готских данных Критика текста источника - «Четвертого турецкого письма» Бусбека (4 1) - позволяет выделить наиболее вероятные механические искажения,

допущенные при копировании протографа и издании текста и требующие конъектур Установление принципов орфографии Бусбека (4 2) дает основания для фонетической интерпретации форм

Раздел 5 посвящен этимологическому анализу крымско-готской лексики и составляет центральную часть лингвистического исследования, предпринимаемого в главе П1 Это детально разработанный этимологический словарь (5 2 2), в котором учитываются все этимологические интерпретации крымско-готского материала, в том числе новейшие, а в ряде случаев выдвигаются новые версии Материал песни, спетой Бусбеку информантом, в словарь не включен, поскольку на основании лингвистического анализа (предпринятого еще акад В Радловым) и с учетом этнокультурной ситуации удается доказать, что этот текст является турецким (5 3)

Именно всесторонний этимологический анализ крымско-готского материала является основой реконструкции крымско-готской фонетики (раздел 6) В основу этой реконструкции положено эмпирическое описание материала, что позволяет пронаблюдать частотность отдельных звуков в синхронии и сделать заключения об их генезисе Так, удается пронаблюдать отсутствие звонкого смычного d в начальной и конечной позиции (все примеры содержат только интервокальный d) Этот факт при значительном количестве форм с начальным и конечным t заставляет предполагать оглушение соответствующего звонкого смычного во всех позициях, кроме интервокальной В свою очередь, обширно представленный в крымско-готских словах звук t явно имеет гетерогенное происхождение и обобщает примеры с этимологическим германским *t (крым-гот salt 'соль', Schieten 'стрелять', cnten 'плакать' и др), с этимологическим германским *d (tag 'день', thurn 'дверь' и др ), с этимологическим тюркским *d (telich < турецк delyg 'глупец, безумный') и, что особенно интересно, с этимологическим общегерманским звонким межзубным спирантом *Ô - plut 'кровь', wingart 'виноградник', alt 'старый' В классическом готском здесь представлен глухой t> (ср гот Ькф 'кровь', aljjeis 'старый' с характерной для готского элиминацией закона

Вернера в противоположность другим древнегерманским языкам) или звонкий *Ö>d (ср wemagards 'виноградник'), однако в общегерманском для всех трех примеров восстанавливается звонкий *ö Таким образом, можно предположить, что в этих случаях в раннем крымско-готском, в отличие от классического готского, сохранялся общегерманский звонкий *ö

Звонкий смычный d в интервокальной позиции, как и глухой смычный t, восходит к разным источникам В двух случаях - fyder 'четыре' и furdeithien 'сорок' - d достоверно продолжает общегерманский *ö Как говорилось выше, M Стерне полагал, что общегерманский звонкий спирант отвердел в крымско-готском [Stearns 1978, 95], однако вновь следует повторить, что звук, обозначенный у Бусбека графемой d, мог и не быть смычным.

Крымско-готское слово ada 'яйцо' по праву можно назвать «вершиной идентичности» этимологических готских форм, поскольку оно отражает специфический готский рефлекс двойного полугласного *jj как *ddj > d(j) или *dj > d(j?) (закон Хольцмана)

Глухие смычные р и к обнаруживают как несомненные германские этимологические корни (apel 'яблоко', schilpen 'спать', kor 'зерно' и др ), так и выступают в вероятных заимствованиях (stap 'коза', cadanou 'воин') Проблемными случаями является лишь plut (и, возможно, enten, если из *grêtan), где источником является общегерманский *Ь (и соответственно, *g). M Стерне предполагает здесь реализацию глухих (то есть ненапряженных) аллофонов, но несистемность этого явления так и остается загадкой Можно лишь констатировать, что даже при возможном наличии в крымско-готском ненапряженных *Ь и *g - а в таком случае, и *d, ибо данное изменение должно было касаться всех звонких смычных - все же нет достаточных оснований говорить о проведении в крымско-готском полноценного «второго передвижения согласных» по версии О. Хефлера

С другой стороны, западно-кыпчакские диалекты крымско-татарского могли оказать свое влияние на крымско-готский консонантизм В крымскотатарском оглушались начальные *d и g, а глухой смычный к переходил в х

Все примеры этого рода представлены и в крымско-готском Оглушение k > х спорадически имело место и в мариупольском греческом - очевидно, тоже под влиянием западно-кыпчакских диалектов крымско-татарского

Положение со звонкими спирантами в крымско-готском неясно, поскольку для реликтового языка нельзя исходить из посылки о симметрии отдельных позиций фонологической системы

Эмпирически засвидетельствованный инвентарь гласных, в отличие от согласных, позволяет сделать единственное заключение о том, что в крымско-готскую систему гласных входили по крайней мере пять звуков i, и, е, о, а Такая система в общих чертах совпадает с общегерманской, но может считаться лишь «базовой» Имеющийся материал не позволяет провести последовательных различий долгих и кратких гласных

Крымско-готский i имеет гетерогенное происхождение (< о/г * ï, * è/ï, *ï) В ряде случаев i является продолжением общегерманского *ê] - ср mine при гот mena 'луна', schlipen при гот slepan 'спать', mycha при гот meki 'меч' Это объясняется сужением о/г *ëi в ï - явлением, засвидетельствованным в остготском В целом же дистрибуция продолжений *'/ ъ, *'/г была в крымско-готском противоречивой и, очевидно, нарушенной по сравнению с исконным состоянием (каким бы оно ни было) Та же противоречивость наблюдается в отношении дистрибуции и/о, восходящих к исконным * й/б, * 7в

Гласный е представлен в крымско-готском наибольшим количеством примеров Он выступает как в корневом, так и в конечном слоге, как в словах германской этимологии, так и в заимствованиях В некорневом (в словах германской этимологии — безударном) слоге е выступает весьма часто, что при учете этимологических параллелей позволяет интерпретировать е в этой позиции как результат редукции - ср sune при гот sunna 'солнце', mine при гот mena 'луна', oeghene при гот augona 'глаза', apel при о/г *apul- 'яблоко', schlipen при гот slepan 'спать', kommen при гот qiman 'приходить' и др.

Корневые ei и и ie в крымско-готских формах восходят к общегерманскому ё или являются результатом стяжения общегерманского дифтонга ai - ср

крым -гот seis при гот saihs 'шесть', iel при hails 'здоровый, целый и невредимый' и, вероятно, íes при гот is, двн. er 'он' (исключения - miera, Schieten, где германский этимологический *е не представлен) Как установили М В Сергиевский и М Стерне, в мариупольских греческих говорах гласная фонема /е/ имеет аллофоны [ei] и [je]. Потому с большой долей вероятности можно считать, что отмечаемые в крымско-готском ei и ie обусловлены характерной особенностью речи информанта Таким образом, для е в позднем крымско-готском следует восстанавливать два указанных аллофона

Гласный о объединяет примеры с этимологическим германским ö - ср kor[n] при гот kaum, ди. korn 'зерно' и германским * % - ср goltz 'золото', boga 'лук', schnos 'невеста' В ряде случаев крымско-готский о восходит к общегерманскому дифтонгу *аи, что свидетельствует о стяжении этого дифтонга, как и дифтонга *ai, в крымско-готском ср broe (или brot) при о/г ♦brauöa- 'дрожжевой хлеб', hoef (или hoeft) при гот ЬаиЬф 'голова', oeghene при гот augona 'глаза'

Сведения о крымско-готской морфологии являются фрагментарными (раздел 7) Глаголы в крымско-готском языке изначально должны были подразделяться на сильные и слабые, как и во всех древнегерманских языках Однако среди засвидетельствованных форм нет ни одной оппозиции «презенс -претерит», почти все глаголы представлены лишь в инфинитиве Единственным полноправным реликтом аблаутного чередования в системе глагола является форма uburt 'sit [sanum]' 'да будет здоровым и целым' Она интерпретируется как продолжение раннего крымско-готского *wurf) - оптатива претерита глагола *wer]jan 'становиться', ср гот wairj^an 'становиться', оптатив претерита *waur]>i Соответственно, сохранение аблаута в системе глагола прослеживается даже по столь скудным данным

Существительное schuualth 'смерть' также обнаруживает аблаутное чередование при сравнении с готским сильным глаголом 3 класса swiltan* 'умирать', претерит 3 л ед ч swalt (JIk 8, 42) Однако, как известно, аблаут как словообразовательное средство относится к весьма ранней (общегерманской)

эпохе, и указанная крымско-готская форма - если она действительно является существительным, а не ошибочно глоссированным претеритом глагола - дает лишь самое общее свидетельство о существовании аблаута в крымско-готском

Крым-гот warthata, по всей очевидности, является формой претерита единственного числа, поскольку у нее есть наглядная параллель в виде гот waurhta (претерит 1иЗл едч)< waurkjan (слгл. 1) 'делать' (обсуждение проблем фонетической трансформации см в словаре) Согласно общим правилам спряжения готский глагол waurkjan должен был иметь форму претерита 2 лица единственного числа *waurhtes, тогда как в крымско-готском warthata глоссировано и посредством лат '[tu] fecisti', 'ты сделал' Это указывает на упрощение или распад парадигмы претерита в позднем крымско-готском

Для крымско-готского существительного были актуальны категории рода, числа и падежа О сохранении категории рода можно судить по косвенным данным, а именно - по формам прилагательных, где флексии указывают на мужской или средний род. Что касается числа, то на актуальность этой категории указывает форма oeghene, глоссированная как 'oculi', ср здесь гот augona 'глаза' и др Сохранение падежа как особой категории можно видеть в том же приветствии knauen tag, но вопрос о степени сохранности падежной системы не поддается разрешению Флексия a-основы мужского рода в крымско-готском в одних случаях отпадала (ср stul 'сиденье' при гот stols 'престол'), в других, очевидно, сохранялась (ср wmtch 'ветер', nntch 'гора', fers 'мужчина, муж').

Крымско-готские прилагательные, приведенные в списке Бусбека, оформлены по сильному склонению, что, по всей очевидности, обусловлено их самостоятельным употреблением Известные по данным Бусбека местоимения распределяются следующим образом личные местоимения 1 л ед ч ich 'я', 2 л ед ч tzo 'ты', 3 л ед ч íes 'он' (последнее - яркая гото-немецкая изоглосса: ср гот is, двн ег 'он', но ди hann, да hë) Система числительных отражена в

списке Бусбека довольно полно, однако ввиду ориентации на бытовые принципы счета там представлены лишь количественные числительные

В крымско-готской лексике наиболее широко представлены слова германской этимологии в самом широком смысле — от общегерманских лексем индоевропейской этимологии и специфических общегерманских лексем (в том числе и ранних заимствований) до ареальных германизмов Так, из 88 приведенных Бусбеком слов 75 (даже с учетом спорных этимологий - не менее 70) относятся к германской лексике, что составляет 80-85 % всего словника Это следующие слова

ada 'яйцо', ael 'камень', ano 'курица', apel 'яблоко', athe 'восемь', baar 'мальчик', bars 'борода', boga 'лук', breen 'жарить', broe 'хлеб', brader 'брат', brunna 'источник, ключ', criten 'плакать', fers 'муж', fisct 'рыба', fyder 'четыре', furdei-thien 'сорок', fyuf 'пять', gadeltha 'красивый', geen 'идти', goltz 'золото', handa 'рука', hoef 'голова', hus 'дом', ich 'я', îel 'жизнь или здоровье' / îeltsch 'живой и здоровый', íes 'он', ita 'один', knauen [tag] 'добрый [день]', kommen 'приходить', kor 'пшеница', lachen 'смеяться', lista 'мало', malthata 'говорю, сказал', menus 'мясо', miera 'муравей', mine 'луна', mycha 'меч', пупе 'девять', oeghene 'глаза', plut'кровь', reghen 'дождь', rrnck/ nngo 'кольцо', rintsch'гора', salt'соль', Schieten 'стрелять', schlipen 'спать', schnos 'невеста', schuualth 'смерть', schuuester 'сестра', seis 'шесть', sevene 'семь', siluir 'серебро', singhen 'петь', statz 'земля', stega 'двадцать', stern 'звезда', stul 'сиденье', sune 'солнце', tag 'день', tua 'два', thiine 'десять', thim-ita 'одиннадцать', thiinetua 'двенадцать', tna 'три', thiinetria 'тринадцать', trei-thyen 'тридцать', thurn 'дверь, ворота', tzo 'ты', uburt 'пусть будет, было бы', waghen 'повозка', warthata 'сделал', wichtgata 'белое', wingart 'виноград', wmtch 'ветер'

Потому в целом можно констатировать германский характер крымско-готского словаря При этом, как можно видеть даже на этом ограниченном материале, в некоторые весьма устойчивые группы лексики проникают заимствования Такое соотношение консерватизма, с одной стороны, и

серьезных инноваций - с другой, характерно для крымско-готского как реликтового языка.

Слов, являющихся заимствованиями, в списке Бусбека немного, однако они убедительно свидетельствуют об интенсивных контактах крымско-готского с другими языками и, как это ни парадоксально при малом количестве заимствованных лексем - о значительном иноязычном влиянии Так, одна из наиболее устойчивых гругт лексики - числительные - содержит заимствования из иранских языков ва<1а 'сто', Ьагег 'тысяча', а модель числительных после 10 и до 20 калькируется по тюркскому образцу Далее, заимствуются обиходные слова, не обозначающие специфических реалий или понятий эсЬес!^ 'свет', 1еПсЬ 'глупый' С большой долей вероятности можно утверждать, что последний носитель крымско-готского языка - информант Бусбека считал допустимым снабжать крымско-готские слова греческим определенным артиклем, переданным в записи как ШеЛЬо Единственным кросс-культурным словом можно считать лишь вШр 'коза', связывающее крымских готов с балканской скотоводческой культурой

К словам неясной этимологии относятся следующие единицы а1;осЫ:а 'плохой(-ое)', ЬошЛзсИ 'воля', саскпои 'солдат', ЫегшсЫсор 'пей чашу, пей до дна', таггиБ 'свадьба' В настоящее время выдвинуты новые этимологии этих слов, предполагающие их исконный (а1ос1йа, ЬогпйвсЬ, кЛегшсИкор; версии автора, соотнесения с классическим готским) или заимствованный характер (са41агюи - возможно, из греческого ко\тарюу или коубарюу 'копье', ср коубофород 'копьеносец', воинское звание в средневековом Крыму, версия автора, таггш - по этимологии О Н Трубачева, из реликтового индоарийского) Однако сделать окончательный выбор в пользу какой-либо версии не представляется возможным

Важным аспектом исследования крымско-готских данных является диалектное и ареальное соотнесение материала. Традиционной является точка зрения на крымско-готский как на восточногерманский язык, являющийся либо непосредственным продолжением готского языка, либо одним из готских

диалектов В пользу этого свидетельствуют такие характерные черты крымско-готского, как 1) крымско-готское соответствие о/г ei - i в словах mine 'луна', mycha 'меч', schlipen 'спать' (при северо- и западногерманском а в противоположность гот ё, имевшему в остготском тенденцию к повышению), 2) реализация закона Хольцмана в крым -гот ada 'яйцо' с характерным готским рефлексом *d(dj) - ср гот twaddje 'двоих', 3) отсутствие ротацизма и оглушение о/г z > s в исходе слова, наблюдаемое в лексемах ies 'он', fers 'муж' и др

Однако есть и такие особенности крымско-готского вокализма, которые не свойственны классическому готскому 1) наличие ё в reghen 'дождь', schuuester 'сестра', 2) отсутствие или снятие готского преломления в uburt (< *wur}>[-i'?]), 2) понижение й в 6 перед а следующего слога в boga 'лук', goltz 'золото' Неясно, было ли это расхождение исконным (со времен расселения готов в Крыму) или позднейшим Следует заметить, что слова boga, goltz, reghen, schuuester отнесены Бусбеком к группе «мало отличающихся» от слов его родного языка («nostratia aut parum differentia»). При записи слов этой группы давление системы средненидерландской фонетики/средненемецкой орфографии зачастую оказывалось определяющим Потому эти факты не могут служить решающим доводом при определении положения крымско-готского среди других германских языков

Система спирантов в крымско-готском сильно трансформирована и редуцирована по сравнению с классическим готским (и общегерманским состоянием) Однако имеющееся состояние может объясняться как самостоятельным развитием языка, так и влиянием иноязычного окружения

В области морфологии крымско-готский и классический готский объединяет следующая яркая изоглосса флексия именительного (винительного) падежа среднего рода прилагательных atochta 'плохой (-ое)', gadeltha 'красивый', wichtgata 'белый', коррелирующая с готской флексией сильного прилагательного типа hauhata 'высокое' Важнейшие расхождения крымско-готского и классического готского в этой области 1) наличие в

наличие в крымско-готском атематического глагола geдn 'идти', 2) форма оптатива претерита иЬш! 'да будет, было бы' без конечного -1 - ср гот. *игаиф1 (однако этот случай отличает крымско-готский и от западногерманского - ср двн \vurdi 'стал бы', пали 'взял бы' и т д - и может быть объяснен позднейшим синкопированием исконного германского -1), 3) перестройка моделей в системе числительного

Крымско-готский имеет мало специфических, отдельных изолекс с классическим готским, как и с другими древнегерманскими языками, поскольку большинство слов германской этимологии, представленных в списке Бусбека, принадлежит к общегерманским, поскольку эти слова обозначают самые распространенные и обиходные понятия Кроме того, мы лишены возможности сравнивать крымско-готский и готский по целому ряду лексических позиций, поскольку состав известного нам готского словаря обусловлен внелингвистическими причинами - спецификой перевода Св Писания Мы не знаем, сколь широко было диалектное варьирование внутри готского и насколько словарь известного нам корпуса готских текстов - иначе говоря, церковноготского языка - отличался от готского языка как целого Потому здесь не следует переоценивать ни малого числа специфических изолекс, ни сравнительно большого количества расхождений Возможно, не меньшие расхождения мы бы обнаружили при сопоставлении языка остготов Италии или вестготов Испании VI в с языком вульфилианского перевода Библии IV в. (ср. существенное расширение «бытового» готского словаря по данным заимствований в романские языки).

Обобщая параллели и расхождения крымско-готского и классического готского, нужно отметить следующее Хотя между крымско-готским и готским, равно как готским и другими восточногерманскими языками обычно ставится знак равенства, реальная ситуация внутри этого диалектного ареала могла быть весьма многообразна Но идея о том, что крымско-готский представляет собой совершенно самостоятельный германский язык, игнорирует план диахронии - как исторической, так и лингвистической И коль скоро крымско-

готский язык в ходе времени сохранил яркие восточногерманские черты, исконное его соотнесение с восточногерманским ареалом не подлежит сомнению А с учетом того, что развитие общегерманского * ei осуществилось в крымско-готском по остготской модели, становится ясно, что крымско-готский является не просто одним из восточногерманских языков, но одним из готских диалектов

Таким образом, в вопросе о диалектной принадлежности крымско-готского следует согласиться с заключением М Стернса о том, что в рамках традиционной трехчастной классификации древнегерманских языков («восточногерманский - скандинавский - западногерманский») крымско-готский следует определять как восточногерманский язык / диалект [Stearns 1978, 119] Исследование показало, что идеи об особой близости крымско-готского к скандинавскому (Э Шварц) или западногерманскому (О Гренвик) не имеют под собой реальной почвы Крымско-готский и скандинавский связаны единичными специфическими изоглоссами, а постулируемый О Гренвиком западногерманский, «герульский» характер крымско-готского обусловлен специфической письменной фиксацией, осуществленной носителем западногерманского языка - Бусбеком Кроме того, как показало исследование «герульской проблемы», осуществленное в главе III диссертации, герулы не были западными германцами

Однако не подлежит сомнению, что крымско-готский как восточногерманский язык или диалект, во-первых, мог отличаться значительным своеобразием по сравнению с известным нам восточногерманским материалом, и во-вторых, претерпел существенную трансформацию ввиду особых условий бытования и специфической письменной фиксации В итоге крымско-готский занимает особое положение среди древнегерманских языков, с одной стороны, явно тяготея к восточногерманскому ареалу, с другой - обнаруживая «врожденные и благоприобретенные» расхождения

В науке не раз ставился вопрос о расширении круга крымско-готских данных Но, к сожалению, на данный момент приходится констатировать, что ни крымская топонимика, ни ономастика, засвидетельствованная в средневековой эпиграфике Крыма, не предоставляют нам таких данных О Н Трубачев особо отмечал, что обширный топонимический материал Крыма никак не соотносится с германским этимологическим фоном Вероятно, помимо сложившегося топонимического ландшафта на то была еще одна причина готы жили замкнуто и не распространяли свою культуру, но с течением времени воспринимали местную. Новые этимологии, выдвинутые А К Шапошниковым и другими краеведами, в результате лингвистического анализа (подраздел 9 1) оказываются несостоятельными

Германские ономастические реликты в Крыму и Северном Причерноморье (подраздел 9 2) весьма немногочисленны Тем не менее, специфика функционирования имен собственных, то есть возможность их автономного употребления на протяжении веков и в иноязычных памятниках, обусловила как само наличие материала, так и его достоверность Кроме того, в отличие от топонимии, мы можем с полным правом говорить о реальном и широком присутствии германских имен в позднеантичном и раннесредневековом Крыму, поскольку все германцы носили тогда только такие имена ср Оотйсц, Мо5оиарю<; - епископ Унила и диакон Модуарий, готы, прибывшие в Северное Причерноморье (послание св Иоанна Златоуста, V в), Годила, Бадуарий -готские военачальники, под чьим командованием готские отряды прибыли на Боспор для борьбы с гуннами и расселились там (сообщения Малалы и св Феофана Исповедника, VI в) Другое дело, что имена эти существовали внутри замкнутой и исконно бесписьменной племенной общности и не распространялись среди других народов Крыма, но лишь иногда «вырывались наружу»

Поиск имен германской этимологии в эпиграфике Северного Причерноморья дает довольно скудные результаты Обнаружено несколько имен, производных от основы *Ощ-/Оо1- - ср, например, ранее не

отмечавшееся лингвистами имя в надписи на закладной плите из раннесредневекового Херсона «к(ир1)гру, п киетоу зтот^оег хсп 8оОХо[у] т¿V т(ои) 9е(о5) Готои» 'Господи, упокой здесь раба Божия Гота', ранее не отмечавшееся лингвистами А И Айбабин привел имя в написании с прописной буквы, но считал, что в надписи «упомянут гот» Однако традиция церковного поминовения в данном случае требует имени, и если эта надпись является полной, то на ней представлено имя, происходящее от этнонима

Ономастическая ситуация в Крымской Готии коренным образом отличается от вестготской Испании или остготской Италии IV-VI вв Из фактического отсутствия готского ономастикона в Крыму следует вывод, что здесь германцы наименьшим образом противопоставляли себя местному населению В раннюю эпоху (III-VI вв.) германцы были самостоятельным этносом, но в целом оставались бесписьменными Отсутствие крупного корпуса имен в последующие века указывает на то, что готы так и не образовали общекрымской аристократической и военной элиты, но восприняли местную традицию

В Заключении обобщаются выводы, полученные в процессе исследования, то есть при анализе конкретных участков корпуса готских языковых реликтов (см выше)

Создание единого свода и совокупное исследование готских языковых реликтов позволяет расширить наши представления о различных аспектах и периодах бытования готского языка В результате исследования выясняется, что готский язык не исчезает с языковой карты средневековой Европы после создания вульфилианского перевода Св Писания и составляет латентное, но устойчивое «подземное течение», вплоть до эпохи Карла Великого поддерживаемое как авторитетом классической готской культуры, так и наличием потомков готского этноса Когда же память о готском языке, казалось бы, окончательно становится достоянием ученой традиции, один из первых лингвистов Нового времени - Ожье Гислен де Бусбек - описывает последние реликты языка крымских готов Потому при всем осознании прерывности и, как

правило, неаутентичности традиции, наличия неизбежных искажений и потерь удается установить и пронаблюдать на конкретном материале, что готский язык не сводится исключительно к письменной фиксации IV-VI вв и имеет как предшествующую, так и дальнейшую (пусть и весьма своеобразную) историю. Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях

Монография

1 Готская языческая лексика М Издательство Московского университета, 2001 176 с 11 п л

Публикации в журналах, входящих в Перечень ведущих рецензируемых научных журналов и изданий, рекомендованных ВАК Минобрнауки России

2 К этимологической интерпретации гот skohsl // Вестник Московского университета. Сер 9 Филология. 1990, № 5 С 45-48 0,4 п.л.

3 К определению семантики о/г *wThaz hailagaz // Вестник Московского университета Сер 9 Филология 1996, №6 С 110-119 0,9 п л

4 К этимологической интерпретации гот saiwala // Вестник Московского университета Серия 9 Филология 1998, № 1 С 126-136 0,9 п л

5 Straua (Get. 258) в свете новейших разработок и концепций // Вестник Московского университета. Сер 9. Филология 1999, № 2 С 86-97 0,9 п л

6 Имя и традиция рода, к этимологии гот *Amal- // Вестник Московского университета Сер 9 Филология 1999, № 6 С 54-68 1,0 пл

7 Конкорданс готских памятников // Вестник Московского университета. Сер 9 Филология 2000, № 2 С 146-147. 0,2 п л [в соавторстве с Т JI Шенявской]

8 Древнегерманские реликтовые языки проблемы и перспективы исследования // Вестник Московского университета Сер 9 Филология 2006, № 3 С 9-25 1,2 п л

9. «Алкуинова рукопись» к этимологической и историко-культурной трактовке // Вопросы языкознания 2007 №6 С 60-72 1,2 п л

Публикации в коллективных монографиях, научных журналах и сборниках научных трудов

10 Древнегерманский погребальный обряд и данные готской лексики // Материалы международного научного конгресса молодых ученых, аспирантов и студентов «Молодежь и наука, третье тысячелетие» Т 1 Симпозиум Ш М, 1997 С 40-41 0,3 п л

11 JÓ1 к этимологии лексемы и семантике обрядового комплекса // XIII конференция по изучению истории, экономики, литературы и языка Скандинавских стран и Финляндии Петрозаводск - Москва, 1997 С 394-395.0,1 п л

12 К этимологической интерпретации гот saiwala // Доклады I всероссийской конференции по проблемам сравнительно-исторической индоевропеистики Тезисы М, 1997 С 7-8 0,1 пл

13 Vefrofinn к истолкованию Njáls saga 157 //Атлантика Записки по исторической поэтике Вып 3 М, 1997 С. 147-162 1 пл

14 К разработке проблемы семантики древнего слова на материале готской лексики // Лексикология, лингвостилистика, лингводидакгака Материалы международной научной конференции памяти В Д Аракина. М. Изд-во МГЛУ, 1998 С 112-116 0,4 пл

15 К проблеме отражения языческой лексики в тексте готской Библии // Функциональная стратификация языка, синхрония и диахрония Тверь Изд-во ТГУ, 1998 С 3-13 0,8 п л

16 Плач как обрядовый текст в древнегерманской традиции // Слово как действие Материалы конференции МГУ М, 1998 С 9-12 0,3 пл

17 К реконструкции семантики готских ритуальных лексем в свете древнескандинавских данных// Скандинавские языки Вып 4 М, 1999 С 189205 1 п. л

18 Germama romana Дуода, графиня Септиманская // Атлантика Записки по исторической поэтике Вып 4 М, 1999 С.166-180 1,0 п л

19 Готский язык // Энциклопедия Кольера (русская версия) М, 1999 Электронное издание (программа на CD-ROM, без указания страниц) 0,4 п л

20 К проблеме интерпретации крымско-готских данных // Германские языки Тверь Изд-во ТГУ, 2000 С 18-28 1,0 п л

21 Реконструкция звукового строя готского языка Научные и методические проблемы // Теория и история германских и романских языков в современной высшей школе России Материалы третьей научно-практической конференции / Институт языкознания РАН, Мин-во образования РФ-Калужский государственный педагогический университет им К Э Циолковского / Отв ред А JI Зеленецкий Калуга, 2000 С. 20-25 0,6 п л

22 К методике освещения проблем готской фонетики // Древние языки в системе университетского образования их исследование и преподавание Доклады международной конференции МГУ М,2001 С 122-123 0,1 п л

23 Йоль. этимология лексемы и семантика обрядового комплекса // Лингвистика на рубеже эпох Идеиитопосы М,2001 С 230-244 0,9 п л

24 Место и значение крымско-готских данных в разработке проблемы гото-скандинавских языковых связей // XIV конференция по изучению истории, экономики, литературы и языка Скандинавских стран и Финляндии Архангельск - М., 2001 С 286-288.0,1 п л

25 Методика освещения проблем готской фонетики // Древние языки в системе университетского образования их исследование и преподавание Доклады международной научной конференции М,2001 С. 72-82 0,8 п л

26 А Concordance to Bibhcal Gothic // Amsterdamer Beiträge für ältere Germanistik Bd 54,2001 S 186-188 0,2 п л [в соавторстве с Т Л Шенявской]

27 Оплакивание в древнегерманском погребальном обряде к реконструкции ритуала и текста // Представления о смерти и локализация "Иного мира" у древних кельтов и германцев М,2002 С 202-225 1,4 п. л

28 Древнегерманский погребальный обряд слова, понятия, реалии // Представления о смерти и локализация "Иного мира" у древних кельтов и германцев М,2002 С 183-201 1,1 пл

29 К проблемам истолкования вотивных надписей культа матрон // Индоевропейское языкознание и классическая филология VI. Материалы Чтений памяти И М Тройского СПб, 2002 С 40-45 0,3 п л

30 Валькирия к генезису мифа и специфике древнегерманских ареальных традиций // Мифологема женщины-судьбы у древних кельтов и германцев М,

2002 С 104-117 1,1 п л

31 Спор королев генезис коллизии и синхрония текста // Мифологема женщины-судьбы у древних кельтов и германцев М, 2002. С 130-147 1,1 п л

32 Норны к генезису и ареальным параллелям образа // Мифологема женщины-судьбы у древних кельтов и германцев М, 2002 С 212-227.1,3 п л

33 Германские провидицы в эпоху Римской империи // Мифологема женщины-судьбы у древних кельтов и германцев М,2002 С 270-281 0,7пл

34 К интерпретации сообщений Иордана об Эрманарихе (СеНса 116-130) (Тезисы) // Восточная Европа в античности и средневековье Автор и его текст Материалы XVIII Чтений памяти В Т Пашуто М Ин-т всеобщей истории РАН, 2003 С 41-45 0,3 п.л

35. К проблемам языковой принадлежности и интерпретации вотивных надписей культа матрон // РАН Институт языкознания Теория, история, типология языков. Материалы чтений памяти В Н Ярцевой. Сборник I М,

2003 С 142-152 0,5 п л

36 Ильдико-Гримхильд основания и смысл трансформации имени в германской традиции // Слово в перспективе литературной эволюции М, 2003 С 377-387 0,8 п л

37 №11а1епта // Индоевропейское языкознание и классическая филология-УП Материалы Чтений памяти И М Тройского СПб, 2003 С 153-158 0,4 п л

38 Лангобарды к реликтам традиции и языка // Материалы Чтений памяти Н С Чемоданова. М, 2003 С 21-27 0,3 п л

39 Нибелунги к этимологии и орфографии // Слово в перспективе литературной эволюции М,2003 С. 388-407 1,1 п л

40 К проблеме лексического своеобразия «Песни о Хамдире» // Материалы международной конференции, посвященной 100-летию М И Стеблин-Каменского СПб, 2003 С 283-288 0,3 п л

41 К реконструкции ономастической системы средневековой Германии // Язык и культура М-лы П международной научной конференции Института иностранных языков М,2003 С 582-583 0,1 п л

42 Росомоны, Йонакр этимологические соотнесения в свете древнескандинавских данных (Тезисы) // XV конференция по изучению истории, экономики, литературы и языка Скандинавских стран и Финляндии М, 2004 С 416-418 0,1 п л

43 Надпись на шлеме В из Негау проблемы языковой и культурной интерпретации В сб Индоевропейское языкознание и классическая филология -VII Материалы Чтений памяти И М Тройского СПб, 2005 С 53-62 0,4 п л

44 Система цветообозначений в готском языке и восточногерманском ареале // Lingua Gotica Сборник памяти М М Гухман М, 2006 С 98-107 0,7 п л

45 Система цветообозначений в древневерхненемецком и древнесаксонском языках // Наименования цвета в индоевропейских языках Системный и исторический анализ М , 2007 С 83-100 1,2 п л

46 К немецкой ономастической и культурной традиции Гальберштадтский [Перечень клириков] // Актуальные проблемы лингвистики / Гл ред Э Ф. Володарская Москва, 2006 С 221-239 1,1 п л

47 Герулы как воинская элита к определению и этимологии термина // Материалы XIX Чтений памяти В Т Пашуто М, 2007 С 41-45 0,3 п л

48 К новой этимологической редакции крымско-готских данных // Scientific papers of the University of Latvia Linguistics Studia Etymologica Germano-Balto-Slavica I Riga University of Latvij a, 2007 С 7-20 1пл

49 Имя и путь различия в готском ономастиконе как отражение миграций // Восточная Европа в древности и средневековье Трансконтинентальные и локальные пути как социокультурный феномен Материалы XX Чтений памяти В Т Пашуто. М, 2008 С. 29-33 0,3 п л

50 О крымско-готских реликтах в топонимике и ономастике // Миноритарные языки Евразии история и современность Материалы круглого стола М Институт языкознания РАН, 2008 С 14-20 0,3 п л

Отпечатано в копицентре «СТПРИНТ» Москва, Ленинские горы, МГУ, 1 Гуманитарный корпус www stprint ru e-mail zakaz@,stprint ru тел 939-33-38 Тираж 50 экз Подписано в печать 17 03 2008 г

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Ганина, Наталия Александровна

Введение.

Глава I

Теоретические основания исследования готских языковых реликтов.

1. Обоснование терминологии.

1.1. «Язык определенного корпуса данных» и «реликтовый язык».

1.2. «Реликтовый язык» и «руинированный язык».

1.3. Понятия, связанные с разными аспектами термина «реликтовый язык».

1.3.1. Сохранение и вымирание («смерть») языка.

1.3.2. Языковые реликты.

1.4. Термины, актуальные для данной работы.

1.5. Древнегерманские языки большого и малого корпуса данных.

1.6. Древнегерманские руинированные и реликтовые языки.

1.7. Готские языковые реликты.

1.7.1. Обоснование терминов «классический готский» и «церковноготский».

1.7.2. Обоснование термина «готские языковые реликты».

1.7.3. Определение корпуса исследуемых данных.

1.7.4. Хронология.

1.7.4.1. Установление хронологических рамок.

1.7.4.2. К периодизации готского языка.

1.7.5. Вопрос о диалектном членении готского языка.

2. Проблема неаутентичной письменной фиксации.

2.1. Латинская и греческая передача готских имен: принципы и закономерности.

2.1.1. Латынь.

2.1.1.1. Народная латынь поздней эпохи: важные особенности фонетики.

2.1.1.2. Латинизация остготских имен собственных.

2.1.1.3. Латинизация вестготских имен собственных.

2.1.1.4. Основные принципы латинской передачи древневерхненемецких и лангобардских имен собственных.

2.1.3. Греческий язык.

2.2. Крымско-готская фонетика: проблема иноязычных влияний.

2.2.1. Постановка проблемы.

2.2.2. Языки и диалекты - источники возможного влияния на крымско-готский материал.

2.2.2.1. Вводные замечания.

2.2.2.2. Мариупольский греческий диалект как потомок крымско-греческого.

2.2.2.2.1. Фонологическая система мариупольского греческого.

2.2.2.3. Крымско-татарский язык: основные особенности.

2.2.2.3.1. Генетическая и диалектная характеристика.

2.2.2.3.2. Крымско-татарский язык: фонетика.

2.2.2.4. Лингвистическое сознание Бусбека как носителя западногерманского языка.

3. Исследование готских имен собственных как языковых реликтов.

3.1. Специфика имен собственных как языковых единиц.

3.2. Древнегерманские имена собственные.

3.3. Остготская ономастика.

3.4. Вестготская ономастика.

4. Проблема реконструкции готской лексики на материале заимствований.

4.1. Общие положения.

4.2. Соотношение готского и других древнегерманских языков в разных романских областях.

4.3. Семантическая и стилистическая характеристика слоя германских заимствований.

5. Прагматика и перспективы исследования готских языковых реликтов.

Глава II

Готский вне классического готского.

1. Рунические надписи, интерпретируемые как готские (Ш-ГУ вв.).

1.1. Слово и понятие «гипа» в языке готской Библии.

1.2. Надпись на копье из Ковеля.

1.3. Надпись на кольце из Пьетроассы.

1.4. Надпись на пряслице из Лецкан.

1.5. Вопрос о расширении круга данных.

2. Малые готские тексты (IV-VI вв.).

2.1. Готский календарь.

2.2. Готские подписи в латинских купчих.

2.3. Общие особенности малых готских текстов.

3. Реликты готской апеллативной лексики (без определения диалекта) в раннесредневековых памятниках (IV-VI вв.).

3.1. Греческие памятники.

3.1.1. Св. Иоанн Златоуст.

3.1.2. «Corpus hippiatricorum graecorum». ч.

3.2. Латинские памятники.

3.2.1. Эпиграмма «De conviviis barbaris».

4. Остготские реликты (V-VI вв.).

4.1. Расселение остготов в Италии по данным истории и археологии.

4.2. Описание и этимологизация языкового материала.

4.2.1. Реликты апеллативной лексики.

4.2.2. Имена собственные.

4.3. Характеристика остготского диалекта.

4.3.1. Вводные замечания.

4.3.2. Фонетика.

4.3.2.1. Согласные.

4.3.2.2. Гласные.

4.3.3. Морфология.

4.3.3.1. Отпадение флексии -s.

4.3.3.2. Типы основ.

4.3.4. Словообразование.

4.3.5. Лексика.

4.4. Реликты мифологической и эпической традиции остготов.

4.4.1. «Ансы» и «ведьмы» у Иордана.

4.4.2. Имена готских царственных родов.

5. Вестготские реликты (IV - начало VIII вв.).

5.1. Расселение вестготов в Испании по данным истории и археологии.

5.2. Описание и этимологизация языкового материала.

5.2.1. Реликты апеллативной лексики («Leges Visigothorum», Исидор Севильский).

5.2.2. Имена собственные.

5.2.2.1. Имена собственные IV - начала VIII вв.

5.2.2.2. Гибридные имена собственные и топонимы.

5.2.3. Характеристика вестготских реликтов.

5.2.3.1. Вводные замечания.

5.2.3.2. Фонетика.

5.2.3.3. Морфология.

5.2.3.4. Лексика.

5.3. Готская топонимика в Южной Франции и Испании: краткий очерк.

6. Готский материал «Алкуиновой рукописи» (конец VIII - начало IX в.).

6.1. Характеристика рукописи.

6.2. Этимологизация названий букв.

6.3. Ареальное и историческое соотнесение материала.

Глава III. Крымско-готский язык

1. Историко-культурная ситуация в Крыму эпохи Великого переселения народов и средневековья.

1.1. Археологические данные.

1.1.1. Проблемы археологии Крымской Готии.

1.1.2. Проникновение германцев в Крым и Приазовье.

1.1.3. Герульская проблема.

1.1.4. Рунический камень с горы Опук.

1.1.5. Трупосожжения как свидетельства пребывания германцев в Крыму.

1.1.6. Контакты германцев с другими племенами и смешение традиций.

1.1.7. Готы на Боспоре.

1.1.8. Германцы на черноморском побережье Кавказа.

1.1.9. Крымские готы до вторжения хазар (конец V - середина VII в.).

1.1.10. Хазарская экспансия (вторая половина VII в. -VIII в.).

1.1.11. Крымская Готия в VIII-XV вв.

1.2. Сообщения источников о крымских готах.

1.2.1. Оценка источников.

1.2.2. Позднеантичные и раннесредневековые источники.

1.2.2.1. События III в.

1.2.2.2. IV-V вв.

1.2.2.3. VI в.

1.2.2.4. Конец VII - начало VIII в.

1.2.2.5. VIII в. Св. Иоанн Готский.

1.2.3. Средневековые источники.

1.2.3.1. Готы в IX в.

1.2.3.2. X в. «Записка готского топарха».

1.2.3.3.Упоминания причерноморских германцев в средневековых источниках

XI-XII вв.

1.2.3.4. XIII век. Пахимер и Рубрук.

2. Крымские готы как предмет внимания путешественников и исследователей в эпоху Возрождения и нового времени.

2.1. Сообщения путешественников и упоминания о готах в традиции до Бусбека. События XIV-XV вв.

2.2. Ученые в поисках крымских готов: начало истории вопроса (XVI в.).

События XVII-XVIII вв. в Крыму.

3. Ожье Гислен де Бусбек и его информанты.

3.1. Личность и деятельность Бусбека.

3.2. Сообщение Бусбека о крымских готах: латинский текст и перевод.

3.3. Информанты Бусбека.

4. Проблема письменной фиксации крымско-готских данных.

4.1. «Четвертое турецкое письмо»: критика текста.

4.2. Орфография Бусбека.

5. Этимологический анализ крымско-готской лексики.

5.1. Обоснование словарного принципа.

5.2. Этимологический словарь.

5.1.1. Предварительные замечания.

5.2.2. Словарь.

5.3. «Кантилена».

6. Крымско-готская фонетика.

6.1. Основания и принципы реконструкции.

6.2. Эмпирическое описание материала.

6.2.1. Согласные.

6.2.2. Гласные.

7. Крымско-готская морфология.

7.1. Глагол.

7.2. Имя существительное.

7.3. Имя прилагательное.

7.4. Местоимение.

7.5. Наречие.

7.6. Числительное.

7.7. Лексика.

7.7.1 Исконная германская лексика.

7.7.2. Заимствования.

7.7.3. Слова неясной этимологии.

7.7.4. Предметный фон.

8. Диалектное и ареальное соотнесение крымско-готских данных.

8.1. Крымско-готский и восточногерманский.

8.1.1. Фонетика.

8.1.2. Морфология.

8.1.3. Лексика.

8.2. Крымско-готский и скандинавский.

8.2.1. Постановка проблемы.

8.2.2. Фонетика.

8.2.3. Морфология.

8.2.4. Лексика.

8.3. Крымско-готский и западногерманский.

8.3.1. Постановка проблемы.

8.3.2. Фонетика.

8.3.3. Морфология.

8.3.4. Лексика.

8.4. Выводы.

9. Вопрос о расширении круга крымско-готских данных.

9.1. Топонимика.

9.2. Ономастика.

Введение диссертации2008 год, автореферат по филологии, Ганина, Наталия Александровна

Готский язык известен прежде всего по своей главной письменной фиксации -переводу Св. Писания (IV-VI вв.). Благодаря анализу этого материала сложились наши представления о фонетике и морфологии готского языка, лексика этого корпуса текстов отражена в этимологических словарях. Потому язык готского перевода Св. Писания справедливо определяется как «классический готский» (ср. [Scardigli 1964]) или «церковноготский» [Ганина 2001]. Однако наряду с этим существует обширная сфера данных, которая еще в XIX в. была предварительно определена как «Gothica minora» (ср. [Massmann 1841]). Это малые готские тексты, возникшие в рамках церковной традиции, но не связанные с переводом или истолкованием Св. Писания, реликты готской апеллативной лексики и имена собственные, засвидетельствованные в различных средневековых памятниках, уникальный готский материал «Алкуиновой рукописи» и, наконец, крымско-готский словарь О. Г. де Бусбека. Все эти данные, не входящие в основной корпус, определяются как готские языковые реликты. Крымско-готский язык с традиционной точки зрения также принадлежит к сфере готских языковых реликтов, однако новейшие исследования иногда даже определяют его как самостоятельный древнегерманский реликтовый язык (подробное обоснование этого и других важнейших терминов дается в разделе 1 главы I).

Целью настоящей работы является совокупное описание и этимологизация всех известных готских языковых реликтов, включая корпус крымско-готских данных. Из указанной цели вытекают следующие теоретические задачи:

1. Обоснование основной терминологии, которая является новой для отечественной германистики.

2. Теоретическое осмысление корпуса исследуемых данных.

3. Установление и обоснование хронологических рамок.

4. Рассмотрение проблемы неаутентичной письменной фиксации и выведение конкретных закономерностей влияния тех или иных языков (латынь, греческий язык, крымский диалект греческого языка и др.). на исследуемый материал.

5. Выяснение специфики исследования имен собственных как языковых единиц и обоснование принципов их интерпретации.

6. Обсуждение проблемы реконструкции готской (германской) лексики на материале заимствований в романские языки.

Практические задачи настоящего исследования таковы:

1. Обобщение и структурирование корпуса готских языковых реликтов.

2. Описание особенностей письменной фиксации исследуемых слов.

3. Этимологический анализ материала.

В отношении крымско-готского языка возникают особые задачи:

1. Определение степени аутентичности исследуемых данных как лингвистическими, так и экстралингвистическими методами.

2. Выяснение характера крымско-готской лексики на основе этимологического анализа (процент исконной германской лексики, заимствований, слов неясной этимологии).

3. Определение ареальной принадлежности крымско-готских данных.

4. Обсуждение «герульской проблемы».

5. Выяснение возможности расширения круга крымско-готских данных (топонимика, ономастика).

Цель и задачи работы определили структуру диссертационного исследования. Работа состоит из трех глав, списка цитированной литературы, списка сокращений и приложений 1-4 (историко-культурные и иллюстративные материалы, необходимые для понимания исследуемых лингвистических данных). В первой главе решаются теоретические задачи, сформулированные выше, в результате чего становится возможным определение надежной методики исследования готских языковых реликтов. Вторая глава посвящена описанию и анализу готских языковых реликтов эпохи Великого переселения народов и примыкающего к этим данным готского материала «Алкуиновой рукописи». Крымско-готская проблема рассматривается в третьей главе исследования, причем специфические обстоятельства письменной фиксации крымско-готского языка побуждают к предварительному рассмотрению археологических и исторических свидетельств пребывания готов в Северном Причерноморье.

Материалом исследования стали малые готские тексты (готский календарь, купчие грамоты, конец IV в. - вторая половина VI вв.), реликты апеллативной лексики в греческих и латинских памятниках (без соотнесения с остготским или вестготским диалектом; IV-VI вв.), остготские апеллативные реликты и имена собственные в латинских и греческих памятниках (конец IV в. — вторая половина VI вв.), вестготские апеллативные реликты в латинских памятниках и имена собственные в хрониках, актах церковных соборов и грамотах (доисламская эпоха - IV — начало VIII в., ономастика — и в позднейшую эпоху), а также ряд вестготских топонимов Южной Франции и Испании, готские листы «Алкуиновой рукописи» (конец VIII - начало IX в.), крымско-готский словарь О. Г. де Бусбека (единственная письменная фиксация крымско-готского языка, осуществленная фламандским дипломатом-гуманистом в 1560-1562 гг.), а также дискуссионные топонимические и ономастические реликты Крыма.

Новизна исследования определяется прежде всего тем, что единого свода готских языковых реликтов до сих пор не существовало ни в отечественной, ни в зарубежной германистике. Все работы, как классические, так и новейшие (в свою очередь успевшие стать классическими), имели своей целью описание отдельных участков этой обширной сферы. Благодаря этим работам в настоящее время стала возможной систематизация всех готских реликтов, и новым в этой области будет исследование именно на таких основаниях. Другое важное обстоятельство - значительный разрыв между зарубежной и отечественной наукой в этой области. В отечественной германистике до сих пор нет ни одного описания крымско-готского языка. Еще не был осуществлен подробный анализ всего материала и обстоятельств создания такого важного памятника, как «Алкуинова рукопись». Нет специальных исследований ономастикона остготов и вестготов, реликтов апеллативной лексики. Однако главное основание новизны работы вне зависимости от специфики того или иного научного ландшафта - выдвигаемые в ней новые интерпретации материала и этимологические решения. Имеются основания для пересмотра некоторых устаревших или некорректных трактовок, требуют обобщения новейшие этимологии, предложенные ведущими специалистами в области этимологического анализа, возможно, а иногда и необходимо выдвижение целого ряда новых версий.

Актуальность исследования обусловлена растущим научным интересом к проблематике реликтовых языков (новейшие тенденции в зарубежной науке). О необходимости создания общего свода восточногерманских реликтов говорил еще Ф. Вреде в конце XIX в. [\Угес1е 1886, \¥гес1е 1891], указывал на это и В. Н. Топоров [Топоров 1983], однако, как отмечалось выше, предшествующие исследования затрагивали разные -более или менее обширные - участки этой сферы. Можно видеть, что и данная обобщающая работа при широком охвате материала всё же ограничена сферой готских языковых реликтов, тогда как данные других реликтовых восточногерманских языков привлекаются в ней лишь в качестве сравнительного фона. Но предпочтение готского языка другим восточногерманским имеет свои основания.

В отечественной научной среде отмечается рост интереса к готскому языку и культуре готов, особенно - крымских готов. Последнюю тему следует обсудить особо.

Пребывание готов в Крыму — обширная проблема, с давних пор привлекающая внимание ученых. Так исторически сложилось, что в России всегда был наиболее известен ее историко-археологический аспект, тогда как западноевропейская наука сосредоточилась на интерпретации реликтов крымско-готского языка. Однако специфика крымско-готской проблемы этим не ограничивается.

Еще в конце XX века, когда автор только задумывал эту главу работы, был очевиден некоторый разрыв между источниками, сообщающими о готах в Крыму, и данными археологии. Свидетельства источников излагались в обобщающих работах (ср. [Васильев 1921, 1927, Vasiliev 1936]), а результаты раскопок и мнения археологов - в отдельных публикациях, требующих последующей оценки специалистов. Сейчас мы наконец располагаем целым рядом обобщающих трудов [Айбабин 1999, Харитонов 2004, Щукин 2005], по которым вполне можно судить о состоянии крымско-готской археологии. И всё же разрыв между историко-археологической и филологической областью по-прежнему не преодолен. Историки не обращаются к подробному анализу крымско-готского языка - ср. обширные труды Х.-Ф. Байера и М. Б. Щукина [Байер 2001, Щукин 2005], где по вполне понятным причинам лингвистические проблемы не затрагиваются. Тем не менее, без рассмотрения крымско-готских языковых данных сумма наших знаний о крымских готах всегда будет неполной. В свою очередь, филологи, анализирующие крымско-готский язык, весьма смутно представляют себе основные достижения крымской археологии. В лучшем случае дело ограничивается анализом источников, а поскольку до сих пор крымско-готским языком детально занимались лишь зарубежные филологи, то указания на источники обычно приводятся по нескольким известным исследованиям (в частности, [Loewe 1896, Vasiliev 1936]).

Аспекты крымско-готской проблемы, являющиеся смежными для истории, лингвистики и краеведения, также разработаны недостаточно. Даже в основных работах западных лингвистов, посвященных крымско-готскому языку [Stearns 1978, Granvik 1983], остается без обсуждения проблема наличия или, наоборот, отсутствия германских реликтов в крымской топонимике и ономастике (хотя эта тема была намечена О. Н. Трубачевым [Трубачев 1989, Трубачев 1999]). Все эти лакуны требуют заполнения.

Таким образом, исследование крымско-готских языковых реликтов представляет значительный интердисциплинарный интерес и имеет особую актуальность именно в этом плане.

Теоретическая значимость исследования обусловлена тем, что анализ готских языковых реликтов вносит вклад в установление общих теоретических закономерностей изучения древнегерманских и германских реликтовых языков. Особенно важен здесь крымско-готский язык. Прежде всего, он известен в единственной и весьма специфической письменной фиксации, что позволяет определить его как руинированный язык. Далее, он совершил уникальный исторический путь от проникновения германцев в Северное Причерноморье в конце III в. до письменной фиксации в XVI в. И наконец, этот язык оказался неожиданно устойчивым и бытовал в качестве реликтового (вымирающего) даже в позднюю эпоху. Тем самым крымско-готский материал имеет большое значение в теоретическом плане, позволяя верифицировать уже известные закономерности функционирования реликтовых языков и по возможности установить новые. Что же касается других готских языковых реликтов, то теоретический вопрос о бытовании реликтового языка и способности его к выживанию в иноязычной среде распространяется и на этот материал. Подвержен ли изменениям остготский и вестготский ономастикон, и если да, то каким? На каких основаниях в эпоху Карла Великого появляется готский материал «Алкуиновой рукописи»? Представляется, что ответы на вопросы этого рода вносят определенный вклад в теоретическое осмысление функционирования реликтовых языков.

Практическая ценность работы состоит в возможности использования всех результатов этимологического анализа при составлении этимологических словарей и глоссариев готского языка, а также для уточнения данных при работе с уже имеющимися словарями. Обширный ономастический материал, анализируемый в работе, также призван служить опорой для составления или расширения словарей. Подробное описание и анализ малых готских текстов, «Алкуиновой рукописи» и корпуса крымско-готских данных вводит эти данные в широкий научный оборот и позволяет использовать их в ходе преподавания курса «Введение в германскую филологию» и на семинарских занятиях по готскому языку со студентами и аспирантами.

Апробация работы. Концепция и основные положения работы были представлены на следующих конференциях: Ломоносовские чтения (МГУ им. М. В. Ломоносова, филологический факультет, 1998-1999 гг., 2004-2007 гг.), Международная конференция по изучению истории, экономики, литературы и языка Скандинавских стран и Финляндии (Архангельск, 2001 г., Москва, 2004 г.), Чтения памяти В.Т. Пашуто (Москва, Институт всеобщей истории РАН, 2003 и 2007-2008 гг.), Индоевропейское языкознание и классическая филология. Чтения памяти И. М. Тройского (СПбГУ - ИЛИ РАН, 2002-2003 гг., 2005 г.), I всероссийская конференция по проблемам сравнительно-исторической индоевропеистики (МГУ им. М. В. Ломоносова, филологический факультет, 1997 г.), Лексикология, лингвостилистика, лингводидактика. Международная научная конференция памяти В.Д. Аракина (Московский государственный педагогический университет, 1997 г.), Конференция по исторической поэтике (МГУ им. М. В. Ломоносова, филологический факультет, 1998 г.), Древние языки в системе университетского образования: их исследование и преподавание. Международная конференция (МГУ им. М. В. Ломоносова, филологический факультет, 2000 г.), Язык и культура. II международная конференция Института иностранных языков (Москва, 2003 г.), Международная конференция памяти М. И. Стеблин-Каменского (СПБГУ, 2003 г.), Чтения памяти Н. С. Чемоданова (МГУ им. М. В. Ломоносова, филологический факультет, 2003 г.), Международный этимологический семинар «Е1уто1одюа germano-ЬаИо-з1аУюа» (Рижский государственный университет, 2006 г.), Конференция «Миноритарные языки Евразии - история и современность». (Москва, Институт языкознания РАН, 2007 г.).

Заключение научной работыдиссертация на тему "Готские языковые реликты"

8.4. Выводы.

В вопросе о диалектной принадлежности крымско-готского следует согласиться с заключением М. Стернса о том, что в рамках традиционной трехчастной классификации древнегерманских языков («восточногерманский - скандинавский - западногерманский») крымско-готский следует определять как восточногерманский язык / диалект [Stearns 1978, 119]. Исследование показало, что идеи об особой близости крымско-готского к скандинавскому (Э. Шварц) или западногерманскому (О. Грёнвик) не имеют под собой реальной почвы. Однако не подлежит сомнению, что, во-первых, этот восточногерманский язык или диалект мог отличаться значительным своеобразием по сравнению с известным нам восточногерманским материалом, и во-вторых, претерпел существенную трансформацию ввиду особых условий бытования и специфической письменной фиксации. Методика глоттохронологии в настоящее время утратила былую популярность ввиду своей

1 D 1 прямолинейности . И всё же не будет лишним сказать, что Дж. Костелло, исследовавший крымско-готский с этой точки зрения, счел его не прямым потомком библейско-готского, но близкородственным языком («sister language»), отпочковавшимся от предка библейско-готского примерно в 147 г. по P.X.[Costello 1973, 491, Stearns 1978, 35-36]. Но даже и не пользуясь этой методикой, можно видеть, что крымско-готский занимает особое положение среди древнегерманских языков, с одной стороны, явно тяготея к восточногерманскому ареалу, с другой - обнаруживая «врожденные и благоприобретенные» расхождения.

9. Вопрос о расширении круга крымско-готских данных. 9.1. Топонимика.

О. Н. Трубачев, детально исследовавший древнюю крымскую топонимику, пришел к заключению, что «географическая номенклатура Крыма готских (германских) следов

1 ОТ практически не сохранила» [Трубачев 1999, 215] .И хотя исследователь отметил, что не следует отказываться от дальнейшего продолжения поисков, он подчеркнул, что «рассчитывать в будущем на обнаружение не только скоплений, но даже отдельных ярких германских элементов в пределах Крымской Готии трудно» [ibid.].

Германские этимологии древних крымских топонимов Aôpoç, Aàpoç, Acopaç (название горного района Юго-Западного Крыма) и Фунна (название горы), предложенные В.

181 Исходной посылкой является тезис о том, что словарь языка обновляется на 19,5 % за 1000 лет (ср. [Costello 1973]).

182 Впервые опубликовано: [Трубачев 1989].

Томашеком, были впоследствии отвергнуты [Neumann / Diiwel 1985, Трубачев 1999, 215]. Название горы удовлетворительно этимологизируется из греческого («дымящаяся»). Что же до этимологии названия Дори, известного в целом ряде вариантов - Aopôç (Житие св. Иоанна Готского), ДортЗ (Прокопий Кесарийский), Aôpaç / Aopavtoç (VII в.) и др. - то она всегда i о*2 была спорной . Возведение к греч. ôopù 'лес, лесистый' (по Dubois de Montpéreux; ср. [Васильев 1921, 323]) не отвечает ни формальным, ни семантическим критериям - во-первых, приходится считаться с устойчивыми вариантами названия типа Aâpoç, Acopaç, во-вторых, данная область издревле была не более лесистой, чем другие. Столь же произвольно и сопоставление с гот. daurons 'двери' (по Томашеку и Брауну; ср. [Васильев 1921, 323]): готская форма не совпадает с засвидетельствованными вариантами топонима, и кроме того, Дори является по своему географическом расположению не внешней, а внутренней областью горного Крыма. Идея о «готском произношении» названия Тавриды (согласно архим. Арсению и Васильевскому; ср. [Васильев 1921, 324]) также неубедительна. В поисках удовлетворительной этимологии A.A. Васильев привлекал для сравнения кельтское (по его

1 J2i мнению) *düros, durus (Durostorum, AopôaxoXoç, AopúoxoA,ov) или осетинские dop 'камень', дзар 'дверь, ворота' [Васильев 1921, 328], однако точных выводов не делал. Наиболее удачное решение было предложено О. Н. Трубачевым в рамках общей концепции о таврской и синдо-меотской основе древней крымской топонимики: «Мы имеем здесь перед собой, так

1 Я"?

В книге Т. М. Фадеевой и А. К. Шапошникова, о которой подробно см. ниже, выражается мнение о том, что транскрипция ДортЗ как Дори является плодом «устоявшейся псевдонаучной традиции», поскольку греческий и (ипсилон) чаще передает «узкие огубленные гласные типа [и, и]» [sic] [Фадеева, Шапошников 2005, 201]. Это неверно. Прежде всего, название Дори принадлежит не «псевдонаучной», а истинно научной традиции исследования Крыма, начиная с архимандрита Арсения и А. А. Васильева. Во-вторых, греческий и обозначал огубленный гласный [у], а не [и] (для чего служил диграф ou); восприятие греч. и славянами как «у» [и] иногда имело место: ср. соупагога (Ассеманиево Евангелие, Саввина книга) [Хабургаев 1994, 119], но это не означает, что греч. t> непременно должен передаваться звуком «у». В-третьих, чтение славянской буквы у (ижицы, передавашей греч. и) как [и], давно принято как в литургических текстах, так и в науке: ср. в Херувимской песни греч. Sopuipopoijpsvov - цслав. доргмосгта (с позднейшей заменой ижицы-у на и); греч. Aopvcpopoç - рус. Дорифор (известная статуя копьеносца работы Поликлета). Впрочем, некоторые положения этой книги поражают своей оригинальностью, как уже говорилось и еще будет сказано ниже. Здесь же приходится выразить удивление по поводу того, что А. К. Шапошников, являющийся соавтором О. Н. Трубачева по словарю индоарийских реликтов в труде «Indoarica в Северном Причерноморье» [Трубачев 1999], не только считает предложенную Трубачевым этимологию Дори «сомнительной», но и приравнивает понятие «индоарийский» к «цыганскому» [sic] [Фадеева, Шапошников 2005, 201]. Подобная оценка древних индоарийских (таврских и синдомеотских) реликтов в Северном Причерноморье заставляет лишь пожалеть о том, что замечательный по своей глубине и тщательности анализа труд О. Н. Трубачева остался до такой степени не понятым.

184

Фракийское? сказать, сплошь древнеиндийские образования dara- м. 'пещера', также название горы, dar! ж. 'пещера', darívat-, прилаг. 'обильный пещерами'. Ничто так не характеризует эту часть Крыма, как пещеры и целые пещерные города» [Трубачев 1999, 45]. В связи с дискуссией о происхождении названия Дори и шире - о существовании готских топонимических реликтов в Крыму - исследователь делает весьма важное замечание: «Вообще готы не оставили следов в топонимии Крыма, видимо, потому, что селились в местах, уже хорошо обжитых таврами» [ibid.]. И действительно, обширный топонимический материал, исследованный О. Н. Трубачевым, никак не соотносится с германским этимологическим фоном185. Вероятно, помимо сложившегося топонимического ландшафта на то была еще одна причина: готы жили замкнуто и не распространяли свою культуру, но с течением времени воспринимали местную.

Тем не менее, поиск «готского следа» всегда привлекал этимологов. В 80-х годах XX в. Г. Нойман и К. Дювель предложили германскую интерпретацию топонима Алушта (название города и протекающей там речки). Их версия опиралась на «исходную форму» Alust, выведенную на основании упоминания этого места у Прокопия Кесарийского в трактате «О постройках» [De aed. III, 7, 11]: то 'AXoúcrrov KaA.oi3p.evov, хотя, по указанию О. Н. Трубачева, запись 1384 г. 'г| А^отЗста, равно как и записи типа Lusta в генуэзских документах XIV в. и современная форма Алушта, определенно свидетельствуют об -a-основе женского рода [Трубачев 1999, 216]. Г. Нойман прямо связал сконструированную им «крымско-готскую форму» Alust с нидерландскими топонимами Eist, Eiste, Eliste, Aalst, Alost, Alosta, возводимыми к о/г *alista-/alusta 'ольховый, ольховая' [Neumann / Düwel 1985, 281-282]. Указав, что старой формой названия Алушта было Salusta (Идриси, 1153 г.) и Schalusta (т.н. Географ Нубийский), О. Н. Трубачев отверг версию Ноймана и этимологизировал название

1W •

Проблема истолкования топонима Oium у Иордана [Get. 26-27] лежит за рамками данной работы, поскольку этот географический объект при любой локализации соотносится не с Крымом, а с Северным Причерноморьем в самом широком смысле. Название Oium традиционно возводится к гот. *aujöm 'страна, изобилующая водой' (готская форма дат. п. мн. с характерным для VI в. стяжением дифтонга; ср. нн. Au 'пойма реки, заливной луг'). По мнению Е.Ч. Скржинской, «желанная земля» Oium находилась на Днепре [Скржинская 1997, 188]. В. Н. Топоров локализовал эти земли в устье Дуная, усмотрев здесь дунайские плавни [Топоров 1983, 253-255]. Однако О. Н. Трубачев видел в в Oium искаженное плиниевское Eon (Plin. HN VI, 18) - название Синдского полуострова, поскольку Иордан назвал словом Oium землю близ Меотиды, куда переправились готы emenso amne transposita 'перейдя огромную реку', которой в Приазовье мог быть только Керченский пролив [Трубачев 1999, 214]. Существенно, однако, что Иордан или его источник в любом случае мог соотносить готское *aujom с неясной географической (или уже эпической) реалией — либо в качестве действительного наименования, либо по народной этимологии из Eon.

Алушта (древнее Salusta) «как сложение со вторым компонентом -usta/-osta той же этнолингвистической породы, что и Parosta, Рукуста, и с реконструируемым значением 'устье гор *salä', причем под последним гипотетически предполагалось древнее местное (индоарийское, таврское) название Крымских гор, буквально 'сток, склон'» [Трубачев 1999, 216]. Эти возражения против гипотезы Ноймана вполне обоснованны. Кроме того, Алушта никогда не отличалась произрастанием ольхи - более того, среди типичных представителей растительности горного Крыма (пояс дубовых, буковых, сосновых лесов, шибляковый пояс) ольха вообще не фигурирует (ср. [Крым: Путеводитель 1982, 21-25])186.

Однако даже при таком положении дел О. Н. Трубачев отметил, что не следует отказываться от дальнейшего продолжения поисков германских реликтов и счел возможным выдвинуть германскую этимологию для единственного крымского топонима - Suti. Это зафиксированное Шильтбергером (ср. выше, 2.1) название плодородной области, принадлежащей к городу Кырк-Иеру; в источнике отмечалось, что турки называют эту

1 Й7 область Than (That) [Трубачев 1999, 215] . Исследователь заключает, что такая точная информация позволяет отклонить сопоставление названия Сути с Сугдеей и вариантами ее названий, и привлекает сообщение Снорри Стурлусона («Сага об Инглингах», I) о том, что к северу от Черного моря простирается страна Свитьод Великая. С.Д. Ковалевский, на чьи примечания ссылается О. Н. Трубачев, указывает, что Свитьод (Svijjjoö, букв, 'народ

1 RR свеев' ) - древнее название средней Швеции, Свеаланда [Сага об Инглингах 1973, 238-239].

I RQ

Контекст «Саги об Инглингах» гласит: «En noröan aö Svartahafi gengr Svtyjöö hin mikla eöa hin kalda» 'К северу от Черного моря расположена Великая, или Холодная Швеция' [Heimskringla 1894, 9], перевод по изданию: [Круг Земной 1980, 11]. М.И. Стеблин-Каменский трактует это место иначе: «Названия "Скифия" (лат. Skythia, исл. Skytia) и "Швеция" (исл. SviJ)jöö) в силу их созвучности отождествлялись, и здесь, как и всюду в данном словосочетании, вместо первого употреблено второе» [Стеблин-Каменский 1980, 634], что соответствует традиционному толкованию XIX в. (ср. [Шафарик 1848,147]).

1ЙЛ

Справедливости ради отметим, что ольха упоминатеся у Палласа среди деревьев горного мелколесья [Паллас 1999, разд. VI]. Тем не менее, Алушта расположена не в горах. 187 Со ссылкой: [Кеппен 1837].

1 OQ ,

Орфография названия Svijyöö во всех цитатах дается в соответствии с изданием Финнура Йоунссона.

189 При обсуждении «скандинаво-черноморской» проблематики следует задуматься о происхождении древнеисландского названия Черного моря - Svartahäf. Нам оно кажется «вполне современным», но текст относится к XIII в. Что здесь: калька иранского (сарматского)? Славянского? Если иранского, то в какую эпоху и в чьей традиции?.

О. Н. Трубачев интерпретировал факты иначе. По его мнению, Свитьод Великая -«(еамо)название старой области готской причерноморской экспансии (наука уже накопила ряд вторичных аналогий об обозначении областей вторичной колонизации таким способом -Magna Graecia - об Италии, Великороссия, Wielkopolska и др.)», «любопытный остаток готского *Swi-J)iud-, собственно 'свой народ'». Попутно он отметил, что старое отождествление (эмендация) древнеисландского SviJyoQ как SkyfyoQ должно считаться неправильным [Трубачев 1999, 215]. Модель *Swi-f)iuda хорошо согласуется с засвидетельствованным для Балкан (IV-V вв.) топонимом Gutthiuda 'языческая страна готов', бытовавшем в готском языковом обиходе. Но, к сожалению, однозначное заключение в данном случае невозможно, поскольку географическая компетенция Снорри допускает как ориентацию на формулу типа «Великая Скуфь», так и на реликты древних преданий о расселении германцев. Недаром знаменитое соотношение асов с Азией («Сага об Инглингах» II, пролог «Младшей Эдды») оценивается наукой то как эвгемеристическое и тем самым фантастическое, то как исторически верное и весьма важное для уяснения сармато-германских контактов [Щукин 2005, 85-89]. А если учитывать отнюдь не голословное заключение М. Б. Щукина о существовании ранних (еще до продвижения готов на земли Скифии) «сармато-германских и даже скандинаво-причерноморских контактов» [Щукин 2005, 85], проблема связи названий Свитьод и Скифии выходит на совершенно новый (и одновременно весьма древний!) уровень, напоминающий «постановку вопроса» в «Песни о Хлёде», где столько же вспомнено, сколько забыто («на готской земле / могилы священные,/ камень чудесный / в излучинах Данпа» и т.д.).

С другой стороны, примечательно, что для Иосафато Барбаро (конец XV в.; ср. выше, 2.1) Тана — венецианская колония на северном побережье Черного и Азовского морей, в дельте Дона [Скржинская 1971]. Than (= Suti) у Кырк-Йера (Кырк-Ора, «Сорока Крепостей») -другой географический объект, относящийся к горному Крыму. Однако указание на Свитьод Великую «к северу от Черного моря» каким-то образом объединяет обе Таны - горную и степную. Если гипотеза О. Н. Трубачева о Сути как реликте *Swi-[)iuda верна - то распространялось ли это название на приазовскую Тану, то есть на область древнего расселения германцев в Приазовье? Вопрос закономерный, но так и остающийся вопросом. И, как можно видеть, истолкование топонима Suti также проблематично.

Не менее проблематичны предложенные в книге Т. М. Фадеевой и А. К. Шапошникова германские этимологии некоторых крымских топонимов [Фадеева, Шапошников 2005, 274

275]190. Так, название реки в Крыму Бельбек сравнивается с гидронимом Велибок и возводится к германскому *bel-bek 'источник топора'. Однако, помимо весьма странной семантики названия191, германские праформы восстановлены здесь неверно: в любом случае нужно реконструировать * ЬИ- 'топор' и *bak(-ja-z) 'ручей' (ср. рус. багно 'болото', нн. Bach 'ручей' [Чемоданов 1962, 54]). А поскольку в крымско-готском, как и в готском, не было i-умлаута, которым обусловлены такие формы, как ди. bekkr, да. Ьесе 'ручей', то название ручья от этой основы должно было бы выглядеть как *bak(i). Кроме того, в классическом готском ручей обозначается другим словом - rinno. Внешнее звуковое сходство - не критерий; крымский Бельбек (гидроним и название плато) напоминает сирийский Баальбек, но делать какие-либо выводы на одном этом основании нельзя.

То же касается названия крымской реки Стиля. А. К. Шапошников возводит ее к германскому *still- 'тихий, спокойный' [Фадеева, Шапошников 2005, 274]. Семантика также проблематична: крымские реки редко бывают тихими. Но даже если Стиля тише остальных

190 Выдвигаемые там этимологии принадлежат А. К. Шапошникову, как и главы по истории Крымской Готии (о житии св. Иоанна Готского, о «Записке готского топарха», «Описании города Феодоро» монаха Матфея). К сожалению, от этих и других полезных глав книги невыгодно отличается раздел «Язык таврических готов». Автор не учитывает ни одной лингвистической работы по крымско-готскому языку и рассматривает (поздне)крымско-готскую фонетику без всякого учета влияний и искажений, при этом допуская неточности в передаче, указании значения и этимологических соотнесениях форм (подробно рассмотреть множественные ошибки было бы возможно лишь в рецензии). Нельзя назвать удачным и раздел «История религии готов», согласно которому у готов-тетракситов, «как и у прочих народов, принятие иудео-христианства всегда было лишь поверхностным официозом, языческие обряды и предания сохранялись, оставаясь вполне очевидными и в ханжеских церковных оболочках» [Фадеева, Шапошников 2005, 252]. «Иудео-христианство готов» особенно интригует (а вдруг автор считает готов караимами, или, напротив, караимов -готами?). Говоря же серьезно - странно, как подобный пассаж, о коем судить предоставляю читателям, мирно уживается в книге с научной публикацией жития св. Иоанна Готского (который, впрочем, по мнению комментатора, творил чудеса не то «действием гипноза», не то «энергетическим бесконтактным воздействием на объекты неживой природы» и посетил в Иерусалиме места. «где проповедовал и творил чудеса Иешуа ха-Ноцри» [Фадеева, Шапошников 2005, 206 и 195]). Но не лучше обстоит дело и с осмыслением готского язычества: вольный пересказ эдцических мифов с древнеисландскими именами в «готской» транскрипции (например, «Хаймделб» - Heimdallr) и остаточными древнеисландскими словами («Фимбулветр» как готская мифологема) не вносит вклада в изучение темы.

191 А. К. Шапошников указывает, что «готское название реки Бельбек калькируется татар. Балтачокрак «источник топора» [Фадеева, Шапошников 2005, 236]. Однако подразумеваемая здесь методика В. Георгиева и О. Н. Трубачева основывается на конкретном соотношении топонимов. Указание на кальку должно означать, что Бельбек называется по-татарски Балтачокрак — не иначе. Однако Балтачокрак — название деревни под Бахчисараем, а р. Бельбек находится не там, а близ Мангупа и Эски-Кермена. Причисляя этот вопрос, как и нерешенную проблему семантики, к «недоуменным», могу лишь сказать, что форма bek в любом случае не относится к готскому языку по названным выше причинам. рек в Крыму, этимология неверна с формальной точки зрения. Основа прилагательного *still-не является общегерманской и засвидетельствована только в западногерманском ареале: да. stille, дфриз. stille, дс. stilli, двн. stille 'тихий, спокойный' [Bosworth / Toller 1976, 920-921]. Древнеанглийское still возводится этимологами к да. stillan 'оставаться на месте', в свою очередь, происходящему от да. stsel, steal 'место' - ср. ди. stallr, а за пределами германского -др-инд. sthäla 'твердая почва' [Skeat 1995, 464]. В готском «место» обозначалось как stafcis, а в крымско-готском - как statz (см. 5.2.2, statz), и если бы даже в крымско-готском было обозначение, родственное ди. stallr, оно (в отсутствие умлаута) могло выглядеть только как *stals. Думать же, что от этого гипотетического слова образовался глагол, аналогичный древнеанглийскому stillan, а от глагола - прилагательное still- (с характерной западногерманской геминатой!), значило бы совершенно забыть о «бритве Оккама». Представляется, что здесь нужно обратить внимание на хазарский гидроним Астилъ. В наиболее известном своем варианте и применении - Итиль — он соотносится не с Крымом, но функционирование подобного гидронима в Крыму, занятом хазарами, вполне возможно. Если же настаивать на германской этимологии (и спокойствии) реки Стиля, то уместнее предположить в этом след пребывания немецких колонистов XIX в.

Этимологии названий крепости Фуна (ср. тж. название горы Фунна) и селения Форос (Fori XIV-XVII в.) [Фадеева, Шапошников 2005, 237] также произвольны. Название Фуна (Фунна) давно было признано греческим, а не готским, о чем говорилось выше со ссылкой на О. Н. Трубачева (недаром не включившего этот топоним в свой реестр «Germanica» в Крыму). Предполагать, что название Fori прямо произведено от готского предлога или наречия faura 'перед, впереди' означает игнорировать все семантические законы топонимики: урочище с названием «перед» стоит знаменитого «еще-еще-наволока», но последний всё-таки попал на карту по недоразумению (да еще в советские времена колхозы называли «Вперед»). Но даже если такое уникальное явление имело место - неясно, чем Fori-Форос «переднее» всех остальных точек береговой линии между Севастополем и Ялтой: тогда уж такого названия заслуживали бы мысы Айя, Фиолент, Сарыч, Ай-Тодор, а не довольно ровный в этом смысле Форос (а небольшие мысы есть и в соседнем Мелласе). Кроме того, ни предлоги, ни наречия не склоняются и не имеют множественного числа, и Fori (а не *fora) необъяснимо и с формальной точки зрения.

Неясно и положение с топонимом Фурт-Сала (селение в Крыму), который А. К. Шапошников сравнивает с двн. furt 'брод' [ibid.]192. В классическом готском слово со

192 К сожалению, исследователь не приводит истории названия, что в таких случаях (ср. казус с Алуштой) играет решающую роль. В моей работе германские этимологии крымских значением «брод» не засвидетельствовано по нелингвистическим причинам. Если предположить, что в крымско-готском существовало слово-продолжение о/г *forö- (ср. здесь да., дс. ford 'брод'), то в позднем крымско-готском оно должно было выглядеть как *fort (ср. wingarf 'виноградник'). Германская огласовка корня — тонкий вопрос: с одной стороны, да. ford, двн. fürt традиционно производятся от глагола faran 'передвигаться', зд. 'переправляться'. В таком случае можно было бы восстанавливать *fö/örö-, то есть корень с нулевой ступенью гласного и развитием эпентетического и из слогового сонорного j (и.-е. *prtos, закон Вернера в германском). Тогда двн. furt оценивалось бы как сохранение общегерманского эпентетического и, который в да., дс. ford подвергся понижению. При таком развитии фонетики ничто не помешало бы восстановить (поздне)крымско-готское *furt со снятием готского преломления, как в uburt < *waurj)i. Но, с другой стороны, германское *forö- оправданно сопоставляется с лат. portus (с развитием значения «гавань» > «брод» и тем же звонким спирантом по закону Вернера в германском; ср. гот. floduz // греч. Лесото«;), и тем самым в германской основе предполагается не понижение эпентетического и перед г, но исконный краткий гласный о - перфектная огласовка известной индоевропейской основы *per-/pör- (и тогда корневой гласный в двн. furt повышается по закономерностям этого отдельного языка). Второй вариант предпочтительнее, и в таком случае основа должна была бы иметь в крымско-готском продолжение *fort (кстати, по поводу сохранения о/г *о ср. крым.-гот. kor[n] 'зерно'). Но даже если в крымско-готском была основа *forö-, которая перешла в *furt в результате самостоятельного развития или искажения, дело исследователя - обосновать топографическую привязку. Топонимы на -furt всегда связаны с достаточно крупными равнинными реками (пеший переход вброд обозначался у германцев глаголом *waöan-). Насколько можно судить, брод-переправа, перевоз - нетипичная для Крыма реалия. Соответствует ли местность у селения Фурт-Сала условиям, заявленным в этимологии? Если да (если это место действительно славится своей переправой), то во втором компоненте можно даже увидеть не индоарийское *sala- 'склон' (ср. [Трубачев 1999, 51, 83-88], а германское *sal- 'селение' от *saljan 'проживать'. Если же нет - здесь, как и в рассмотренных выше случаях, остается актуальной формулировка О. Н. Трубачева: «Pseudogermanica». топонимов не выдвигаются, поскольку при работе с топонимикой важен не подбор похожих фонетических комплексов, а тщательное, документированное прослеживание многовековой истории названия и осмысление топографических особенностей (ср. «Ьи1оапса в Северном Причерноморье» - [Трубачев 1999]).

А. К. Шапошников предлагает также германскую этимологию названия Scivarin (древний город Крымской Готии, ср. упоминание у Бусбека - 3.2.) с двн. scivaro 'обломок скалы, камня', нн. Schiefer [Фадеева, Шапошников 2005, 275]. Положение с этим топонимом представляется неясным. С формальной точки зрения всё достаточно гладко: двн. scivero (sic) имеет параллель в виде на. shiver 'обломок, щепка', которое является скандинавским заимствованием и сопоставляется с ди. skífa 'ломтик' [Skeat 1995, 432, Cleasby / Gudbrand Vigfusson 1957, 550], причем последнее сближается с нн. Scheibe, двн. seiba [Cleasby / Gudbrand Vigfusson 1957, 550]. Соответственно, основа в готском выглядела бы *skf5(ar-) > skivar в позднейшем оформлении, а компонент -in в таком случае был бы суффиксом принадлежности, соотношения с материалом (гот. -In- < о/г, и.-е. * -In-; ср. гот. eisarneins 'железный' и др.). Таким образом, название города (горного урочища) могло бы означать 'скально-осыпной' (но, конечно, не «шиферный»!). Но, с другой стороны - и это куда более существенно - еще Ф. Брун проводил аналогию Scivarin - Сюренъ [Брун 1874, 51], что наносит удар по германской этимологии.

Mancup» и «Scivarin» уже в традиции Возрождения считались древними городами Крымской Готии. Ср. здесь указание И. С. Пиоро: «Если подтвердится ранняя дата (VI в.) основания Сюреньского укрепления, господствовавшего над Бельбекской долиной, то можно будет с большей уверенностью говорить, что эта крепость (или убежище) была построена для защиты местного населения. Во всяком случае, открытые поблизости от укрепления могильник и поселение, свидетельствующие о наличии в его округе оседлого населения уже в VI-VII вв., подтверждают, на наш взгляд, мнение о том, что на Сюрени еще со времен Юстиниана I могло существовать какое-то укрепленное убежище» [Пиоро 1990, 134]. Однако название Сюренъ (а не *Скиврень /-нн, *Ширенъ/ -нн) не является германским.

Выдвинутая А. К. Шапошниковым этимология топонима Мангуп [Фадеева, Шапошников 2005, 274], казалось бы, в целом приемлема, но при подробном рассмотрении материала возникают аналогичные проблемы. Топоним интерпретируется у Шапошникова как сложное слово, но первый компонент не объясняется, хотя в рамках готской интерпретации само собой разумелось бы готское *manna 'человек'. Второй сопоставляется с диалектным (южным) немецким Gupf 'вершина'. Это слово (в литературный немецкий язык вошел его вариант Gipfel < Gipf) происходит от свн. kuppe, koppe 'вершина, верхушка (какого-либо предмета)' [Grimm DWB, VII, Sp. 7522], Последнее сопоставляется с зап.-англ. сор 'круглый холм' и свн. köpf 'вершина, верхушка' > Kopf 'голова' [Cleasby / Gudbrand Vigfusson 1957, 351].

Как указывал A. JI. Бертье-Делагард, этимология названия Мангуп неизвестна, но у татар он - Mámyn, а не Мангуп [Бертье-Делагард 1918, 34]. У Бусбека название засвидетельствовано в форме Mancup; соответственно, если думать о готской реконструкции, то следует восстанавливать *Man-kup 'холм / вершина людей', то есть «обжитая вершина» (но не «голова человека», поскольку «голова» обозначается в готском и крымско-готском словами haubiji / hoeft). Однако никакой уверенности в том, что топоним имеет германское происхождение, у нас нет. Более того, О. Н. Трубачев относил название Мангуп (Мйнгуп, Mancup, Mancopia, Мапсар) к таврским или синдомеотским и восстанавливал форму *ma(ia)n-kap- 'гора материнских (вар.: меотов)?' / 'материнская гора', интерпретируя *ma(ia)n как первоначальный род. п. мн.ч. 'материнских? меотов?' и *кара- как 'гора' ('холм, бугор') [Трубачев 1999, 255]т. Примечательно, что по-татарски Мангуп называется Баба-даг(и) 'отчая гора' или Баба-кая 'отчая скала' [Трубачев 1999, 255, Харитонов 2004, 144]. При любом взгляде на проблему необходимо учитывать, что основа *шап- имеет еще одно отражение в топонимии Крыма - ср. название речки Манаготра, по Трубачеву — *ma(ia)n-gotra 'род Манаса?' / 'род меотов (вар.: материнских)?' [Трубачев 1999, 148, 254]. На этом фоне германская этимология выглядит сомнительной. Приходится повторить сказанное выше: странно, что А. К. Шапошников, выступавший как соавтор О. Н. Трубачева по словарю этимологических реликтов в трубачевской «Indoarica», в собственном исследовании

194 даже не ссылается на индоариискую этимологию .

В заключение обзора крымской «Gótica vel Pseudogotica» нужно указать на один топоним в Крыму, не отмеченный исследователями. Это южнокрымское название Бал-Гота. В этом месте находится некрополь с плитовыми могилами (вещи датируются VII в.) (ср. [Айбабин 1999, 93]. О значении первого компонента сложного слова судить не могу, из германского он не этимологизируется. Второй же компонент явно связан с этнонимом *Gut-/*Got-, который, очевидно, дошел в иноязычном оформлении [Ганина 2008а].

В целом же следует констатировать вслед за О. Н. Трубачевым, что древняя крымская топонимия сформировалась без участия готского (германского) компонента. Вероятные причины этого были указаны выше. Ясно также, что если готы и давали свои названия различным местностям и урочищам (а в раннюю эпоху это должно было иметь место), процесс этот не затрагивал их равноправных соседей, называвших те же места иными

193 Обсуждение этимологии названий Cafa, Caffa (Кафа = Феодосия) и Паутгкатшюу (Пантикапей = Керчь), где О. Н. Трубачев также усматривает компонент *кара- 'холм, бугор' [Трубачев 1999,246], не входит в задачи данной работы.

194 Между тем С. В. Харитонов, считающий название Мангуп этимологически темным, всё же приводит версию О. Н. Трубачева как основную [Харитонов 2004, 144]. именами. Кроме того, материальная устойчивость исконных топонимов как таковых обычно весьма высока. Чтобы убедиться в этом, достаточно вспомнить о множестве балтизмов в Подмосковье, славянских топонимах в Восточной Германии, индейских названиях в США -как и о том, что старая крымская топонимия радикально изменилась лишь в XX в. под государственно-идеологическим влиянием (и под угрозой государственно-идеологической альтернативы типа «Севастополь» - «Теодорихсхафен»). Однако крымские готы не создали ни сильной государственности195, ни разветвленной хозяйственной системы (ср. топонимы Франции и Италии с германской этимологией, свидетельствующие о соответствующих владениях). В масштабе полуострова оказалось актуально лишь противопоставление «Готских Климатов» или «Крымской Готии» всем остальным областям. Кроме того, в определенный период к формированию местной топонимии подключились тюркоязычные племена, в чью эпоху и были записаны многие старинные крымские топонимы. С учетом всех этих соображений становится ясно, почему топонимия Крыма не испытала прочного германского влияния.

9.2. Ономастика.

Германские ономастические реликты в Крыму и Северном Причерноморье весьма немногочисленны. Тем не менее, специфика функционирования имен собственных, то есть возможность их автономного употребления на протяжении веков и в иноязычных памятниках, обусловила как само наличие материала, так и его достоверность. Кроме того, в отличие от топонимии, мы можем с полным правом говорить о реальном и широком присутствии германских имен в позднеантичном и ран несредневековом Крыму, поскольку все германцы носили тогда только такие имена. Другое дело, что имена эти существовали внутри замкнутой и исконно бесписьменной племенной общности и не распространялись среди других народов Крыма, но лишь иногда «вырывались наружу».

Известны упоминания епископа Унилы и его диакона Модуария в послании св. Иоанна Златоуста: «MoSouapioq о SiaKovoq. Ovvikaq б enioKonoq.» «диакон Модуарий., епископ Унила» (см. раздел 1.2.2.2). Формы Ouvüaq и MoSouapioq вполне удовлетворительно этимологизируются как гот. *Hünila < *höns 'медвежонок, молодой зверь' (ср. ди. hünn 'медвежонок'; см. гл. II, 3.2.2, *HuniIa) и *Mööu-haijis 'гнев, мужество + войско' (ср. двн. Muother) [Braun 1890, прим. 1, Tischler 1978, 15]. Как отмечалось в указанном разделе, эти

195 М. Б. Щукин пишет, что готы в Крыму «сохраняли свою государственность и этническое самосознание вплоть до 1476 г.» [Щукин 2005, 420], однако ясно, что государственность эта была весьма специфической. По сравнению с готской Испанией и даже Италией это скорее предгосударственная стадия, так и не воплотившаяся в определенную государственную форму. лица соотносятся с не с Крымом, а с Боспором. Тем не менее, сама фиксация германских имен в греческом источнике этой эпохи вполне естественна и достоверна.

Упоминаемый в житии святых мучеников Инны, Пинны и Риммы196 епископ Годдо (< *Got-/Gut-?), чье имя особо отмечает Й. Тишлер [Tischler 1978, 15], не связан с Крымом, как и сами эти святые.

Поиск имен германской этимологии в греческой эпиграфике Причерноморья не дал ощутимых результатов. Что касается приводимых Й. Тишлером имен, извлеченных из греческих надписей, то германскую этимологию может иметь лишь одно - Гото (< *Got-/-*Gut-) из Пантикапея [Tischler 1978, 17]197. Другие - Горарга и Гат-ncov из Пантикапея, Атибпод и 1Х8г| из Феодосии [ibid.] - лишь насильственным путем могут быть истолкованы как германские, никаких аналогий или надежных параллелей здесь нет. То же касается и загадочного HRFYDYL (Harfidil?) - имени с иудейского надгробия в Партените. Более того, из контекста последней надписи следует, что упомянутое лицо было священником: HRFYDYL // hkwhn tnwh. „ nfsw (Harfdil?) hak-köhen tänüah nafsö 'HRFYDYL священник предал на покой свою душу' [Chwolson 1882, 142-146, Tischler 1978, 30]. Вряд ли стоит доказывать, что иудаистские священники той эпохи не могли носить германских имен, будь

10R то даже в Крыму .

По состоянию на вторую половину XX в. ситуацию с германским именословом в Крыму можно было квалифицировать как практически полное отсутствие данных или утрату ономастической традиции. Примечательно, что единственное достоверно германское имя -Гото - оказывается в то же время этническим определением, то есть во многом ориентировано вовне. Тем не менее, считать его прозвищем-указанием этноса не позволяет использование той же основы в мужском имени Ostrogotha (легендарный предок готских королей династии Амалов, Get. 79) и женских именах Ostrogotho и Thiudigotho (внебрачные дочери Теодориха Великого, Get. 297).

196 Twcc, 'Pt"||icc, ritvä (род. п.). По данным Г. Райхерта, первое имя является киликийско-исаврийским, второе может быть германским (ср. гот. rimisa дат. п. ед.ч. 'покой', имя собств. Remes-arius и др.), кельтским или фракийским, а третье давно признано иллирийским [Reichert 1989, 134]. Ввиду окончания «—а» имена были переосмыслены в России как женские.

197 Надпись [T]IPANH£ // ГОТОУОБ [[КБН 1965, № 26]. Исследователи указывают, что надпись (вопреки В. В. Латышеву) не датируется ввиду того, что орнаменты не сохранились [КБН 1965, № 26, Tischler 1978,29].

198 Как известно, потомки крымских готов активно сопротивлялись хазарам (ср. житие св. Иоанна Готского). Но даже при переходе германца в иудаизм такой человек вряд ли сделался бы священником.

Укажем на аналогичное имя на закладной плите из раннесредневекового Херсона. Согласно описанию А. И. Айбабина, близ комплекса Западной базилики находится склеп, высеченный в незавершенном рву у первой куртины. Его закрывала закладная плита с крестом с раздвоенными концами и надписью: «K(upi)r|v, ti kugtuv тготрег xóv 6oi3A.o[v] xóv t(otj) 9e(oí>) Готоц» 'Господи, упокой здесь раба Божия Гота' [Айбабин 1999, 127]. Исследователь приводит имя в написании с прописной буквы, но не высказывает никаких суждений о нем и далее считает, что на описанной выше плите «упомянут гот» (ср. [Айбабин 1999, 168]. Однако традиция церковного поминовения в данном случае требует имени (и только имени), и если эта надпись является полной, то на ней представлено имя, происходящее от этнонима, но не этноним как таковой [Ганина 2008а]. В связи с этим следует вспомнить и свидетельство о рабыне «из Зихии199 по имени Гото», проданной 23 сентября 1277 г. в Генуе [Vasiliev 1936, 123, Щукин 2005, 457] (ср. 1.1.8). Подчеркнем, что речь здесь идет не об именовании раба посредством этнонима по римской практике, но о функционировании древнего имени, которое, благодаря корреляции с этнонимом, в определенную эпоху смогло особым образом выделять готов при их самоопределении в чуждой этнической среде (ср. армянское имя Армен, призванное особо подчеркивать связь индивида с этносом при том, что отнюдь не каждого армянина зовут «Армен»).

На этом довольно-таки скудном фоне неожиданным образом возникает отмеченное О. Н. Трубачевым имя из мангупской греческой надписи, датируемой второй половиной XIV в.: «почтеннейший сотник XwxávTi» [Трубачев 1999, 215]200. Исследователь с полным правом интерпретирует это имя как «германское (готское) *hwTtan-, субстантивированное прилагательное в роли прозвища «Белый», ср. гот. hjeits 'белый', нем. weiß, герм, hwlta-» ibid.]. Эта простая и, если угодно, живая этимология разительно отличается от натянутых истолкований имен типа Гоцарш, Harfidil и наглядно показывает, какой была «Готия, которую мы потеряли».

Однако потеря эта была закономерной. Готы в Крыму с течением времени грецизировались, обращались к византийско-малоазийской культуре. Кроме того, уже с VI в. распространяется практика перемены имени при вступлении в монастырь [Lexikon. VII, 1962, 783]. Тем самым уроженец Партенита св. Иоанн Готский мог получить свое имя как при крещении, так и при постриге. Поддерживавшие его местные военные аристократы могли носить германские имена (вроде «почтеннейшего сотника Хвитана»), но в житии св.

199 Область проживания племени зихов - черкесов на черноморском побережье Кавказа.

200 Публикация надписи: [Малицкий 1933, 9].

Иоанна Готского они не упоминаются. Скандально знаменитый «готский топарх» также не сообщил ни своего имени, ни имен своих спутников.

Таким образом, по понятным причинам германский ономастический материал в Крыму весьма небогат, но дальнейшее пополнение данных всё же возможно. Так, в связи с данной темой следует вспомнить (см. 1.2.2.3), что в VI веке для борьбы с гуннами были присланы на Боспор и привели под своим командованием готов некие Годила и стратиг Бадуарий (вин. п. Bcc5ompoiv у Малалы; Ba8oi3potv у св. Феофана Исповедника) [Айбабин 1999, 95]. Имена их являются германскими и происходят соответственно от *Gut-/Got- или о/г *gööaz 'хороший' + уменьшительный суффикс -il- и от о/г *baöu- 'битва' + *war- 'охранять, защищать' или *harijz 'войско' (ср. упоминавшееся выше имя диакона Модуария). Бадуарий, назначенный стратилатом Скифии, впоследствии был отозван, но приведенные им готы остались на Боспоре и поселились там с семьями (ср. 1.1.7, 1.2.2.3). Как можно видеть, готские воины в эту эпоху носили германские имена.

В связи с темой причерноморских «Germanica и Pseudogermanica» следует упомянуть абхазское женское имя Гунда, которое носители языка считают древним. На фоне археологического присутствия германцев в Абхазии (см. 1.1.6) напрашивается сопоставление с германским *gunj)jö 'битва', но для того, чтобы делать выводы, нужно проверить кавказскую этимологию имени.

В заключение нужно указать на коренное различие ономастической ситуации в области крымских готов и, с другой стороны, в готской Испании или даже Италии IV-VI вв. Из фактического отсутствия готского ономастикона в Крыму следует парадоксальный вывод: получается, что здесь германцы наименьшим образом противопоставляли себя местному населению. Однако важно помнить, что в разные века дело обстояло по-разному. В раннюю эпоху германцы были самостоятельным этносом, но сами оставались бесписьменными, а Крым в раннем средневековье был для Византии «глухой деревней» без особого стратегического значения. Отсутствие же крупного корпуса имен в последующие века свидетельствует о том, что готы, имея в своей среде и аристократов, и воинов, так и не образовали общекрымской аристократической и военной элиты, но восприняли местную традицию.

Заключение

Исследование показало, что готские языковые реликты представляют собой неоднородный и своеобразный материал, который до сих пор фактически не сводился воедино. Тем не менее, эти данные вполне поддаются как обобщению, так и структурированию. Обобщение задано двумя критериями: 1) принадлежность к готскому языку; 2) принадлежность к сфере языковых реликтов, а не к основному корпусу готского языка (перевод Св. Писания). Структурирование же позволяет выделить следующие сферы внутри всего корпуса готских реликтов:

1. Малые готские тексты (IV-VI вв.) - готский календарь, готские подписи в латинских купчих.

2. Реликты готской апеллативной лексики (без возможности определения диалекта) в раннесредневековых греческих и латинских памятниках (IV-VI вв.).

3. Остготские реликты (апеллативная лексика и имена собственные, конец IV в. - VI в.).

4. Вестготские реликты (апеллативная лексика и имена собственные, включая топонимы; IV - начало VIII вв.).

5. Готский материал «Алкуиновой рукописи» (конец VIII - начало IX в.).

6. Крымско-готский язык (апеллативная лексика, дискуссионные топонимические реликты и, возможно, несколько имен собственных; единственная письменная фиксация второй половины XVI в.).

Каждая из этих сфер представляет собой малый корпус данных, с одной стороны -замкнутый в рамках собственного синхронного среза и специфической письменной фиксации, с другой - открытый этимологическому анализу согласно общим принципам сравнительно-исторического языкознания.

Ближайшее отношение к церковноготской традиции имеют малые готские тексты, отличающиеся при этом содержательным и языковым своеобразием. Анализ выявил, что фрагменты готского календаря, восходящие к вульфилианской традиции, но не имеющие точной датировки, и готские подписи в латинских купчих, с уверенностью датируемые серединой VI в., обнаруживают ряд общих особенностей. В области фонетики следует отметить вариативность о/и с тенденцией к переходу в и (и, возможно, к неразличению долготы / краткости звука о в заимствованиях). На стыке фонетики и морфологии находится отпадение флексии единственного числа мужского рода -s. В области морфологии важно тяготение исконных u-основ к классу a-основ. И наконец, для лексики готского церковного обихода характерно обозначение священника словом papa (календарь, грамоты) в отличие от гот. gudja (вульфилианский перевод). Все эти особенности оцениваются исследователями как остготские или позднеготские, что позволяет сделать вывод о принадлежности данных текстов к одному языковому ареалу (остготскому) и синхронному срезу (V - середина VI в.).

Реликты готской апеллативной лексики в раннесредневековых памятниках подразделяются следующим образом: 1) готские реликты (без определения диалекта) в греческих и латинских памятниках IV-VI вв. При этом эпиграмма «De conviviis barbaris» может быть и не готской. 2) остготские апеллативы; 3) вестготские апеллативы («Leges Visigothorum», Исидор Севильский). Наиболее многочисленными оказываются группы 1 и 3, но в целом реликтов этого типа мало. Если сопоставить общую скудость этих данных с достаточно большим количеством германских, в том числе - готских заимствований в позднюю народную латынь и романские языки, становится очевидным, что более плодотворным путем усвоения и сохранения готской лексики в романском ареале было устное заимствование на бытовом уровне. Однако ввиду возможности романских контактов с разными германскими племенами не всегда можно утверждать, что заимствование производилось именно из готского языка. Соответственно, реконструкция готской лексики на материале заимствований в народную латынь и романские языки является проблематичной, и пополнение фонда готских апеллативов таким путем не представляется возможным.

Некоторые реликты остготской лексики доносят отголоски исконной мифологической и эпической традиции: это обозначения «ансов» (anses) и «ведьм» (haliurunnas) у Иордана, а также имена готских царственных родов (Amali, Balthi), позволяющие придти к интересным этимологическим заключениям.

Остготский и вестготский ономастикон восходит к общегерманскому и в целом определяется традиционными моделями и этимонами. Основной моделью является двучленное имя собственное германской этимологии, однако широко употребляются и одночленные имена, причем в качестве производных функционируют основы, известные и как вторые, и как первые компоненты двучленных имен. Если же одночленное имя (особенно в остготском) не распознается как гипокористика от двучленного германского имени, то такое одночленное имя (даже с уменьшительным суффиксом) скорее всего является заимствованием — ср. остгот. Bojo, Cillica, Morra, Patza, Pitza.

Согласно традиционной точке зрения, двучленное германское имя собственное указывает на высокий статус носителя, а одночленное (гипокористика) - на низкий. Но для готского узуса IV-VI вв. это не всегда так. Во-первых, одночленное имя может считаться константой готского ономастикона. Во-вторых, носители одночленных имен (являющихся первичными или вторичными гипокористиками) нередко имеют высокий статус - ср. Adila (комит/граф), Badwila/Totila (король остготов) и др. С другой стороны, короли по рождению - члены рода Амалов и Балтов - носят «парадные» двучленные имена во все времена существования династии.

В ономастиконе остготов и вестготов наблюдается двуименность разных типов, а именно: 1) германское двучленное имя + германское двучленное имя; 2) германское двучленное имя + одночленное прозвище германской этимологии; 3) имя негерманской этимологии, очевидно, данное при крещении + имя германской этимологии (двучленное или одночленное); 4) имя германской этимологии (двучленное или одночленное) + имя или прозвище романской этимологии (тип, характерный для вестготов Испании).

По сравнению с довольно кратким периодом существования остготского ономастикона в Италии (VI в.) бытование вестготского ономастикона в Испании охватывает две эпохи: доисламскую (VI — начало VIII в.) и позднейшую (с середины IX по XII в. и далее). В последний период ономастика германской этимологии связана уже не с готами как этносом, но с их потомками — христианами знатных родов. В сопоставительном плане выясняется следующее: 1) ономастикон остготов и вестготов генетически является единым и восходит к общегерманскому; 2) в ономастиконе остготов по сравнению с вестготским обнаруживается большее количество имен неизвестной этимологии (фракийской? иранской?), что связано с реалиями эпохи Великого переселения народов; 3) в позднюю остготскую эпоху (с середины VI в.) наблюдается тенденция к смешению сходных компонентов германской этимологии (например, -rik/-rith/-reth) ввиду ослабления второго компонента, влекущего за собой утрату внутренней формы; 4) напротив, вестготский ономастикон Испании более этимологически прозрачен и на исходе существования готов как этноса стандартизуется, фактически представляя собой определенный набор популярных компонентов; 5) ввиду того, что имя германской этимологии осознается как набор известных компонентов, в позднюю эпоху происходит проникновение латинских основ и возникают гибридные германо-латинские имена, уникальные для всего германского ареала (например, Fortesindo или Cristulfo).

Анализ ономастического материала позволяет выявить некоторые особенности ост- и вестготского диалекта. Наиболее интересно отметить стяжение общегерманских дифтонгов *ai > [е] и *аи > [о] в остготском и достаточно пеструю картину в вестготском. Там дифтонг *ai подвергается стяжению в е (очевидно, ё), иногда с последующим сужением в i; формы с ai не отмечаются. Между тем дифтонг *аи отражается двояко: засвидетельствованы формы как с аи, так и с о (< о/г *аи), причем колебания встречаются даже при оформлении одной основы. Последнее заставляет задуматься о том, не имеем ли мы здесь дело с гиперкорректным написанием о посредством аи - явлением, обычным для поздней латыни. В остготском подобное явление не наблюдается.

Сколько-нибудь последовательная реконструкция фонетического строя представляется возможной лишь на материале остготских имен собственных, поскольку вестготские имена дошли до нас в более поздней и весьма произвольной письменной фиксации.

Отпадение флексии -s (единственное число мужского рода а-основ), отмеченное еще Ф. Вреде, имеет место в остготском, но не носит тотального характера, что указывает на нерегулярность этого процесса. Вестготские данные не вносят вклада в разработку этой проблемы, поскольку имена вестготов дошли до нас в латинизированной форме. При этом важно отметить, что флексия множественного числа — s (разные типы основ на гласный и на согласный) неизменно сохраняется (остготские апеллативные реликты у Иордана и вестготские - у Исидора Севильского).

Топонимика готской этимологии наиболее распространена в Южной Франции и Испании; Италия не предоставляет столь обширных данных, поскольку эпоха расселения остготов в этом регионе была достаточно краткой. Наиболее насыщенной зоной является северо-запад Испании (не менее 2700 топонимов, восходящих к германскому имени владельца, с учетом повторов - не менее 4000, причем к достоверно готским причисляются свыше 3400 топонимов). В настоящее время имеются подробные описания этого материала, и потому в рамках данного исследования был проведен лишь общий обзор топонимических типов (учитывая тот факт, что обсуждение по отдельных выводов и позиций предшествующих исследователей — задача для специалистов в области романского языкознания). В целом же можно заключить, что топонимика готской этимологии включает в себя следующие типы (с преобладанием разных моделей на разных территориях и возможно, в зависимости от хронологического среза): 1) латинские названия, связанные с этнонимом «готы»; 2) топонимы-композиты со структурой «германское имя собственное + лат. villa»; 3) топонимы, образованные по той же модели «Ngerm + villa», но в которых готское имя представлено в форме латинского родительного или дательного падежа; 4) так называемый «септиманский тип» по модели «villa Harjanis» или «Haijanis», то есть оформление гибридных образований под влиянием романского синтаксиса (более поздняя модель по сравнению с двумя предыдущими); 5) топонимы-композиты модели «германское имя собственное + -ingos» (патронимический или поссесивный суффикс), причем ныне топонимы этого типа считаются дискуссионными, поскольку названия на -encs/-ens имеют в Испании и Португалии местные, лигурийско-иберийские прототипы.

Рассмотренные до сих пор реликты составляли единую сферу, в хронологическом и культурном плане определяемую эпохой Великого переселения народов. Далее с точки зрения письменной фиксации можно констатировать затухание и даже разрыв традиции, но готский язык, сошедший с исторической сцены, удивительным образом продолжает свое существование в качестве реликтового и вызывает культурный интерес. Об этом свидетельствует даже не устойчивость вестготского ономастикона в Испании на протяжении веков после исламского завоевания, но такой живой памятник, как «Алкуинова рукопись» (конец VIII - начало IX в.; составитель - Арн, архиепископ Зальцбургский, ученик Алкуина).

Готский материал «Алкуиновой рукописи» позволяет сделать целый ряд разнообразных выводов. Прежде всего, фонетические и цифровые упражнения высокообразованного клирика, осваивавшего правила готского письма и чтения, свидетельствуют о продолжительном бытовании и ученой рецепции готского перевода Св. Писания. При этом Алкуинова рукопись дает косвенное указание на то, что готский перевод Св. Писания включал в себя и книгу Бытия. Можно также заключить, что текст готского перевода Евангелия имел различные редакции. Важно, что в «Алкуиновой рукописи» обнаруживаются различные пошибы в начертании двух готских алфавитов и разные принципы сокращения священных имен. Это является косвенным указанием на взаимодействие составителя рукописи с информантом, владевшим готским письмом. Данное соображение подкрепляется зафиксированными в рукописи названиями букв готского алфавита, этимология которых составляет отдельный увлекательный сюжет. Кратко же следует заключить, что большинство этих названий имеет древнегерманские параллели в виде названий рун, но встречаются и примечательные расхождения, причем в одних случаях речь может идти об ареальном варианте названия руны (chozma = к), а в других — о заимствовании названия греческой буквы (ezec/ezet = z < греч. £y¡xa; thyth = v < греч. Qíjm?).

Обращение к историко-культурным реалиям эпохи показывает, что составитель «Алкуиновой рукописи» Арн, архиепископ Зальцбургский живо интересовался языками, типами письма и рукописями и был хорошо знаком с выходцем из вестготской Испании Теодульфом, епископом Орлеанским. Оба они были членами придворного и ученого круга Карла Великого. По своей языковой и культурной компетенции Теодульф идеально вписывается в контур, реконструированный на основе лингвистических данных: вестгот, носитель готского языка (пусть в качестве реликтового), причастный к письменной традиции и книжной культуре, владеющий латынью, древневерхненемецким в придворном» франкском варианте, а также связанный с северным галло-романским ареалом.

Еще более неожиданным свидетельством бытования готского языка как реликтового являются крымско-готские данные, записанные во второй половине XVI в. Исследование крымско-готского словаря, составленного О. Г. де Бусбеком, показывает, что эти данные являются подлинными. Однако специфическое бытование крымско-готского языка как реликтового (находящегося в чуждом окружении), а также этническая принадлежность информанта (крымский грек) и интерпретация крымско-готских слов носителем западногерманского языка наложили свой отпечаток на исконный германский материал. С наибольшей долей уверенности выделяется западногерманское влияние (интерпретация Бусбеком «знакомых», то есть распознавемых слов); предположительно можно также говорить об определенном влиянии крымского диалекта греческого языка, а оглушение смычных может быть обусловлено влиянием крымско-татарского языка.

Засвидетельствованная лексика крымско-готского языка включает в себя следующие этимологические слои: слова индоевропейской и (обще)германской этимологии, определяемые как исконная германская лексика (1), заимствования (2) и слова неясной этимологии (3), причем в составе последнего слоя закономерным образом также должны присутствовать представители двух первых. Слова германской этимологии в самом широком смысле - от общегерманских лексем индоевропейской этимологии и специфических общегерманских лексем (в том числе и ранних заимствований) до ареальных германизмов - представлены в крымско-готском словнике наиболее широко. Так, из 88 приведенных Бусбеком слов 75 (даже с учетом спорных этимологий - не менее 70) относятся к германской лексике, что составляет 80-85 % всех данных. Потому в целом можно констатировать германский характер крымско-готского словаря. Однако сказанное не относится к лексическому материалу песни («cantilena»), спетой информантом. Здесь со всей определенностью следует подчеркнуть (вопреки колебаниям М. Стернса), что эта лексика еще в конце XIX в. была определена авторитетными исследователями как тюркская (турецкая).

При этом, как показывает даже имеющийся в нашем распоряжении весьма ограниченный материал, в некоторые устойчивые группы лексики проникают заимствования. Это убедительно свидетельствует об интенсивных контактах крымско-готского с другими языками. Так, одна из наиболее устойчивых групп лексики — числительные - содержит заимствования из иранских языков: sada 'сто', hazer 'тысяча', а модель числительных после 10 и до 20 калькируется по тюркскому образцу. Заимствованиями являются обиходные слова, не обозначающие специфических реалий или понятий: БсЬесШ! 'свет', 1еИсЬ 'глупый'. С большой долей вероятности можно утверждать, что последний носитель крымско-готского языка - информант Бусбека считал допустимым снабжать крымско-готские слова греческим определенным артиклем, переданным в записи как Ше/Йю. Единственным кросс-культурным словом можно считать лишь з1ар 'коза', связывающее крымских готов с балканской скотоводческой культурой. Такое соотношение консерватизма, с одной стороны, и серьезных инноваций — с другой, характерно для крымско-готского как реликтового языка.

В вопросе о диалектной принадлежности крымско-готского следует признать справедливым вывод М. Стернса, что в рамках традиционной трехчастной классификации древнегерманских языков («восточногерманский — скандинавский - западногерманский») крымско-готский следует определять как восточногерманский язык / диалект (вопреки новейшей западногерманской интерпретации О. Грёнвика). Однако не подлежит сомнению, что, во-первых, этот восточногерманский язык или диалект мог отличаться значительным своеобразием по сравнению с известным нам восточногерманским материалом, и во-вторых, претерпел существенную трансформацию ввиду особых условий бытования и специфической письменной фиксации.

В диалектном плане крымско-готский материал обнаруживает противоречия. С одной стороны, он явно тяготеет к восточногерманскому ареалу, что доказывают очевидные фонетические изоглоссы с классическим готским, с другой - обнаруживает фонетические и лексические расхождения, что может объясняться как искажением автохтонных слов в устах информанта и записи Бусбека, так и совмещением в крымско-готском разнодиалектных форм (восточно- и невосточногерманских). Представляется, что отнесение крымско-готского к тому или иному германскому диалектному ареалу всегда будет иметь статус нерешенного вопроса ввиду невозможности верификации форм, скудости материала и множественности этимологических решений. Кроме того, язык крымских готов в любом случае приобрел за века самостоятельный статус, поскольку при сохранении ярких реликтовых особенностей он насыщался заимствованиями и менял свой лексический состав. Всё это показывает, что крымско-готский занимает особое положение среди древнегерманских языков. И поскольку диалектная картина внутри восточногерманского ареала остается неясной ввиду ограниченности или даже отсутствия данных, уместно выделять крымско-готский язык в особый древнегерманский ареал.

Предполагаемое некоторыми исследователями влияние готов и шире - германцев на топонимику Крыма фактически не прослеживается (кроме неясного и до сих пор специально не обсуждавшегося топонима Бал-Гота). Для ономастики Крыма можно определенно констатировать присутствие основы *ОШ-/Оо1- в именах собственных, хотя эти и другие реликты крайне немногочисленны. Можно видеть, что определение «гот» является единственным в ономастике и возможно, в топонимике (ср. здесь латинские топонимы Южной Франции с названием «готы»), что свидетельствует не о широком бытовании готского языка как такового, но об определении готов в иноэтничной и иноязычной среде.

Сопоставление даты фиксации крымско-готских реликтов с данными археологии показывает, что готы в эту эпоху уже давно утратили свою самобытную германскую культуру. Однако язык их оказался поразительно устойчивым в обиходе и при всех изменениях, закономерных на протяжении долгого времени и при контакте с другими языками, сохранил весьма древние особенности.

В целом же проведенное исследование позволяет заключить, что готские языковые реликты сообщают ценную информацию о бытовании готского языка вне классического готского узуса, представляют собой богатый материал для этимолога и древнего германиста и в дальнейшем требуют последовательного учтения в этимологических словарях готского языка.

Список научной литературыГанина, Наталия Александровна, диссертация по теме "Германские языки"

1. Аммиан Марцеллин. Римская история (Res Gestae) / Пер. с лат. Ю. А. Кулаковского и А. И. Сонни. СПб, 1996.

2. Барбаро и Контарини о России. / Пер., подготовка текста, вступ. ст. и комм. Е. Ч. Скржинской. М., 1971.

3. Вестберг Ф. Записка готского топарха// Византийский временник. 1909.Т. 15. Вып. 1 (1908). С. 71-132.

4. Вестберг Ф. Записка готского топарха (Окончание) // Византийский временник. 1910. Т. 15. Вып. 2-3 (1908). С. 227-286.

5. Гальфрид Монмутский. История бриттов. Жизнь Мерлина. / Изд. подг. А. С. Бобович, А. Д. Михайлов, С. А. Ошеров. М., 1984.

6. Житие Константина // Сказания о начале славянской письменности. М., 1981. С. 70-92, 105142.

7. Житие преподобного отца нашего Иоанна, епископа Готии / Пер. А. Никитского. // Записки Одесского общества истории и древностей. 1883. Т. 13. С. 25-34.

8. Иордан. О происхождении и деяниях гетов (Getica) / Вступ. ст., пер., комм. Е. Ч. Скржинской. Изд. 1-е. М., 1960.

9. Иордан. О происхождении и деяниях гетов (Getica) / Вступ. ст., пер., комм. Е. Ч. Скржинской. Изд. 2-е, испр. и доп. СПб, 1997.

10. Книга Правил Святых Апостол, Святых Соборов Вселенских и Поместных, и Святых Отец.

11. Изд. Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, М. Сергиев Посад., 1992 [репр. изд. 1893 г.].

12. Краткие жития святых на весь год. S.I. & а., репр. М., 1993.

13. Корпус Боспорских надписей. / Ред. В.В. Струве и др. М.-Л., 1965. = КБН 1965.

14. Латышев В. В. Сборник греческих надписей христианского времени из Южной России. СПб,1896.

15. Лермонтов М.Ю. Избранные произведения. М., 1946.

16. Никифор, патриарх. Бревиарий // Чичуров И. С. Византийские исторические сочинения: «Хронография» Феофана, «Бревиарий» Никифора (тексты, пер., коммент.) М., 1980. С. 145184.

17. Описания крымских чудотворных икон Пресвятой Богородицы. Струков Д. М. Жития святых Таврических (Крымских) чудотворцев. Изд. Симферопольской и Крымской епархии, 2003.

18. Памятники средневековой латинской литературы. VIII-IX века. / Отв. ред. M. JI. Гаспаров, М. Р. Ненарокова. М., 2006.

19. Путешествие в восточные страны Плано Карпини и Рубрука. М., 1957.

20. Сказание о жизни Антония Римлянина // Памятники старинной русской литературы. СПб, 1860. T. I.

21. Снорри Стурлусон. Круг Земной / Изд. подг.: А. Я. Гуревич, Ю. К. Кузьменко, О. А. Смирницкая, М. И. Стеблин-Каменский. М., 1980 репринт: М., 1995.

22. Снорри Стурлусон. Сага об Инглингах. / Пер. с др.-исл. и примечания С. Д. Ковалевского. // Средние века. Сборник. Вып. 36. М., 1973. С. 238-239. Сократ Схоластик. Церковная история. М., 1996.

23. Страбон. География в 17 книгах. / Пер., ст. и комм. Г.А. Стратановского. Л., 1964. Струков Д. М. Жития святых Таврических (Крымских) чудотворцев. М., 1878. Феодорит блаж., еп. Кирский. Церковная история. М., 1993.

24. Феофан Исповедник, св. Хронография // Чичуров И. С. Византийские исторические сочинения: «Хронография» Феофана, «Бревиарий» Никифора (тексты, пер., коммент.) М., 1980. С. 17-144.

25. Anthologia Latina sive poesis latinae supplementum, pars I: Carmina in codicibus scripta. / Ree. A. Riese. Ed. 2.1-II. Lipsiae, 1894-1906.

26. Busbequius Augerius Gislenius. D. legationis Turcicae epistolae quatuor. Quarum priores duae ante aliquot annos in lucem prodierunt sub nomine Itinerum Constantinopolitani et Amasiani.

27. Adiectae sunt duae alterae. Eiusdem de re militari contra Turcam instituenda consilium. Parisiis, apud Aegidium Beys, 1589.

28. Cassiodori Senatoris Variae. /Monumenta Germaniae Histórica. Auctorum antiquissimorum t. XII. Berolini MDCCCXCIV 1894.

29. Chwolson D. Corpus Inscriptionarum Hebraicarum, enthaltend Grabschriften sowie auch Schriftproben aus Handschriften vom IX.-XV. Jahrhundert. St. Petersburg, 1882 penp. Hildesheim, 1974.

30. Corpus hippiatricorum graecorum. / Edd. E. Oder et C. Hoppe. Vol. II. 1927. Corpus inscriptionum latinarum. Berolini, 1863-1931.

31. Edda. Die Lieder des Codex Regius nebst verwandten Denkmälern. / Hrsg. von G. Neckel. Heidelberg, 1927.

32. Fiebiger O. Inschriftensammlung zur Geschichte der Ostgermanen. Zweite Folge. Wien, 1944. (Denkschriften der Österreichischen Akademie der Wissenschaften in Wien. Philos.-hist. Klasse. Bd. 72. Abh. 2).

33. Heimskringla. Nóregs konunga SQgur af Snorri Sturluson. / Udg. ved Finnur Jónsson. Kjabenhavn, 1894.

34. Magnús Snasdal. A Concordance to Biblical Gothic. By Magnus Snaedal. Vol. I. Introduction, Texts. Reykjavik, 1998.

35. Marini G. I papiri diplomatici raccolti ed illustrati dalP Abate Gaetano Marini. Roma, 1805. Migne J.-P. Patrologiae Cursus Completus. V. 52. Paris, 1859.

36. Pellegrini G.B., Prosdocimi A.L. La lingua Venetica. Vol. I: Le Inscrizioni. Vol. II: Prosdocimi A.L. Studii. Padova, 1967.

37. Vives J. Inscriptiones cristianas de la España romana y visigoda. Barcelona, 1942.1. Словари

38. Фасмер M. Этимологический словарь русского языка. /Пер. и ред. О.Н. Трубачева. М., 19641973.

39. Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд. /Под ред. О. Н. Трубачева. M., 1974-.

40. Buck C.D. Dictionary of selected synonyms in the principal Indo-European languages. Chicago -Illinois, 1949.

41. Chantraine P. Dictionnaire étymologique de la langue grecque. Histoire des mots. Paris, 1968-1980. V. I-II.

42. Cleasby R., Gudbrand Vigfusson. An Icelandic-English Dictionary. / Initiated by R. Cleasby; revised, enlarged and completed by Gudbrand Vigfusson. Oxford, 1957.

43. Diefenbach L. Vergleichendes Wörterbuch der gotischen Sprache. Frankfurt 1846-51. Bd I-II (rpt: Wiesbaden, 1967).

44. Dinneen P.S. An Irish-English dictionary. Dublin, 1927.

45. Encyclopaedia Britannica: Macropaedia. Vol. 1. Chicago-London-Toronto, 1976.

46. Feist S.Vergleichendes Wörterbuch der gotischen Sprache. 3. Aufl. Leiden, 1939.

47. Fick A., Falk H., Torp A. Wortschatz der Germanischen Spracheinheit. Göttingen, 1909.

48. Förstemann E. W. Altdeutsches Namenbuch. I. Personennamen. Hrsg. von H. Jellinghaus. 2. Aufl.

49. Bonn, 1900 rpt Hildesheim München, 1966.

50. Fraenkel E. Litauisches etymologisches Wörterbuch. Bd I-II. Göttingen Heideilberg, 1962-1965. Frisk Hj. Griechisches etymologisches Wörterbuch. Heidelberg, 1954-1972. Bd 1-Ш. Köbler G. Gotisches Wörterbuch. Leiden, 1989.

51. Kluge F. Etymologisches Wörterbuch der deutschen Sprache. Berlin New York, 1975.1.hmann W.P. A Gothic Etymological Dictionary. Based on the 3d ed. of Vergleichendes

52. Maclennan M. A pronouncing and etymologic dictionary of the Gaelic language. Aberdeen, 1979.

53. Mayrhofer M. Kurzgefaßtes etymologisches Wörterbuch des Altindischen. Heidelberg, 19561980 ff.

54. Schönfeld M. Worterbuch der altgermanischen Personen- und Völkernamen. Nach der Überlieferung des klassischen Altertums bearbeitet. Heidelberg, 1911.

55. Seebold E. Vergleichendes und etymologisches Wörterbuch der germanischen starken Verben (JanL, ser. practica 85). The Hague and Paris, 1970.

56. Skeat W. W. The Concise Dictionary of English Etymology. Ware (Hertfordshire), 1995.

57. Stephan L., Seite V. Lexique breton-français. Nantes, s.a.

58. Vries, Jan de. Altnordisches etymologisches Wörterbuch. Leiden, 1962.

59. Walde A. Lateinisches etymologisches Wörrterbuch. 3., neubearb. Aufl. von J.B. Hoffmann. Heidelberg, 1938-1956.

60. Научная литература Айбабин А.И. Этническая история ранневизантийского Крыма. Симферополь, 1999. Айбабин А.И. О дате вторжения германцев в Крым // Сто лет Черняховской культуре. Киев, 1999. = Айбабин 1999а.

61. Альтамира-и-Кревеа Р. История средневековой Испании. / Пер. с исп. Е. А. Вадковской, О. М. Гармсен. СПб, 2003.

62. Амброз А. К. О двупластинчатых фибулах с накладками // Древности эпохи Великого переселения народов. М., 1982. С. 107-121.

63. Арсений, архимандрит. Готская епархия в Крыму. // Журнал министерства народного просвещения. 1873. Ч. CLXV. N 165. С. 60-86.

64. Бенвенист Э. Словарь индоевропейских социальных терминов. I. Хозяйство, семья, общество. II. Власть, право, религия. М., 1995.

65. Бертье-Делагард A. JI. Каламита и Феодоро // Известия Таврической ученой архивной комиссии. Симферополь, 1918. № 55. С. 1-44.

66. Божилов И. «Анонимът на Хазе»: България и Византия на Долни Дунав в края на X век. София, 1979.

67. Бонфанте Д. Романизованное население Италии и германцы // Современное итальянское языкознание. М., 1971. С. 92-1361.3 I .

68. Браун Ф. А. Мариупольские греки // Живая старина. 1890. Вып. II. С. 78-92.

69. Брун Ф. Черноморские готы и следы их долгого пребывания в южной России // Записки

70. Императорской Академии наук. Т. 24. Кн. 1-2. СПб, 1874. С. 1-60.

71. Буданова В. П. Готы в эпоху Великого переселения народов. М., 1990.

72. Васильев А. А. Готы в Крыму. // Известия Российской академии истории материальной культуры. Л., 1921. Т. 1. С. 265-344. Л., 1927. Т. 5. С. 179-282.

73. Васильевский В. Г. Труды в 4-х томах. Т. 2. Вып. 1. СПб, 1909. Т. 2. Вып. 2. СПб, 1912. Т. 3. Пг., 1915.

74. Виноградов А. Ю., Гайдуков Н. Е., Желтов М. С. Пещерные храмы Таврики: к проблеме типологии и хронологии // Российская археология. 2005. № 1. С. 72-80.

75. Вольфрам X. Готы. От истоков до середины VI века (опыт исторической этнографии)./ Пер. с нем. Б. П. Миловидов, М. Ю. Некрасов. / Под ред. М. Б. Щукина, Н. А. Бондарко и П. В. Шувалова. СПб, 2003. пер. изд.: Wolfram 1990.

76. Гамкрелидзе Т. В., Иванов В. В. Индоевропейский язык и индоевропейцы. К реконструкции праязыка и протокультуры. Т. I-II. Тбилиси, 1984.

77. ГанинаН. А. К этимологической интерпретации гот. skohsl // Вестник Московского университета. Сер. 9. Филология. 1990, № 5. С. 45-48.

78. Ганина Н. А. К определению семантики о/г *wihaz:hailagaz // Вестник Московского университета. Сер. 9. Филология. 1996, № 6. С.110-119.

79. Ганина Н. А. Древнегерманский погребальный обряд и данные готской лексики // Материалы международного научного конгресса молодых ученых, аспирантов и студентов «Молодежь и наука: третье тысячелетие». Т. 1. Симпозиум Ш. М., 1997. С. 40-41.

80. Пер. работы: Bonfante 1965.

81. Ганина Н. A. Jól: к этимологии лексемы и семантике обрядового комплекса // XIII конференция по изучению истории, экономики, литературы и языка Скандинавских стран и Финляндии. Петрозаводск Москва, 1997. С. 394-395. = Ганина 1997а.

82. Ганина Н. А. К этимологической интерпретации гот. saiwala // Доклады I всероссийской конференции по проблемам сравнительно-исторической индоевропеистики. Тезисы. М., 1997. С. 78. = Ганина 1997Ь.

83. Ганина Н. A. Vefr ofinn: к истолкованию Njáls saga 157 // Атлантика. Записки по исторической поэтике. Вып. 3. М., 1997. С. 147-162.1 п.л. = Ганина 1997с.

84. Ганина Н. А. К разработке проблемы семантики древнего слова на материале готской лексики // Лексикология, лингвостилистика, лингводидактика. Материалы международной научной конференции памяти В.Д. Аракина. М.: Изд-во МГЛУ, 1998. С. 112-116.

85. Ганина Н. А. Плач как обрядовый текст в древнегерманской традиции // Слово как действие. Материалы конференции МГУ. М., 1998. С. 9-12. = Ганина 1998с.

86. Ганина H.A. Straua (Get. 258) в свете новейших разработок и концепций // Вестник Московского университета. Сер. 9. Филология. 1999, № 2. С. 86-97.

87. Ганина Н. А. Имя и традиция рода: к этимологии гот. *Amal-. (Статья). // Вестник Московского университета Сер. 9. Филология. 1999, № 6. = Ганина 1999а.

88. Ганина Н. А. Germania romana: Дуода, графиня Септиманская. // Атлантика. Записки по исторической поэтике. Вып. 4. М. 1999. = Ганина 1999Ь.

89. Ганина H.A. К проблеме интерпретации крымско-готских данных // Германские языки. Тверь, ТГУ, 2000. С. 18-28.

90. Ганина Н. А., Шенявская Т. JI. Конкорданс готских памятников // Вестник Московского университета. Сер. 9. Филология. 2000, № 2. С. 146-147.

91. Ганина Н. А. Методика освещения проблем готской фонетики // Древние языки в системе университетского образования: их исследование и преподавание. Доклады международной научной конференции. М., 2001. С. 72-82. = Ганина 200Id.

92. Ganina N. A., Schenjawskaja Т. L. A Concordance to Biblical Gothic // Amsterdamer Beiträge für ältere Germanistik. Bd 54,2001. S. 186-188.

93. Ганина H. А. Оплакивание в древнегерманском погребальном обряде: к реконструкции ритуала и текста // Представления о смерти и локализация "Иного мира" у древних кельтов и германцев. М., 2002. С. 202-225.

94. Ганина Н. А. Древнегерманский погребальный обряд: слова, понятия, реалии // Представления о смерти и локализация "Иного мира" у древних кельтов и германцев. М., 2002. С. 183-201. = Ганина 2002а.

95. Ганина H.A. К проблемам истолкования вотивных надписей культа матрон // Индоевропейское языкознание и классическая филология. VI. Материалы чтений памяти И.М.Тронского. СПб, 2002. С. 40-45. = Ганина 2002b.

96. Ганина Н. А. Валькирия: к генезису мифа и специфике древнегерманских ареальных традиций // Мифологема женщины-судьбы у древних кельтов и германцев. М., 2002. С. 104117. = Ганина 2002с.

97. Ганина Н. А. Спор королев: генезис коллизии и синхрония текста // Мифологема женщины-судьбы у древних кельтов и германцев. М., 2002. С. 130-147. = Ганина 2002d.

98. Ганина Н. А. Норны: к генезису и ареальным параллелям образа // Мифологема женщинысудьбы у древних кельтов и германцев. М., 2002. С. 212-227. = Ганина 2002е.

99. Ганина Н. А. Германские провидицы в эпоху Римской империи // Мифологема женщинысудьбы у древних кельтов и германцев. М., 2002. С. 270-281. = Ганина 2002Í.

100. Ганина Н. А. К интерпретации сообщений Иордана об Эрманарихе 0Ge tica 116-130)

101. Тезисы). // Восточная Европа в античности и средневековье. Автор и его текст. Материалы

102. XVIII Чтений памяти В.Т. Пашуто. М.: Ин-т всеобщей истории РАН, 2003. С. 41-45.

103. Ганина H.A. К проблемам языковой принадлежности и интерпретации вотивных надписейкульта матрон // РАН. Институт языкознания. Теория, история, типология языков.

104. Материалы чтений памяти В. Н. Ярцевой. Сборник I. М., 2003. С. 145-152. = Ганина 2003а.

105. Ганина Н. А. Ильдико-Гримхильд: основания и смысл трансформации имени в германскойтрадиции // Слово в перспективе литературной эволюции. М., 2003. С. 377-388. Ганина2003b.

106. Ганина Н. А. Нибелунги: к этимологии и орфографии // Слово в перспективе литературной эволюции. М., 2003. С. 388-407. = Ганина 2003е.

107. Ганина Н. А. К проблеме лексического своеобразия «Песни о Хамдире» // Материалы международной конференции, посвященной 100-летию М. И. Стеблин-Каменского. СПб, 2003. С. 283-288. = Ганина 2003Í.

108. Ганина Н. А. К реконструкции ономастической системы средневековой Германии // Язык и культура. М-лы II международной научной конференции Института иностранных языков. М., 2003. С. 582-583. 0,1 п.л. Ганина 2003g.

109. Ганина Н. А. Росомоны, Йонакр: этимологические соотнесения в свете древнескандинавских данных. // XIV конференция по изучению истории, экономики, литературы и языка Скандинавских стран и Финляндии. М., 2004. С. 416-418.

110. Ганина Н. А. Надпись на шлеме В из Негау: проблемы языковой и культурной интерпретации. В сб.: Индоевропейское языкознание и классическая филология —VII. Материалы Чтений памяти И.М.Тронского. СПб, 2005. С. 53-62.

111. Ганина Н. А. Древнегерманские реликтовые языки: проблемы и перспективы исследования // Вестник Московского университета. Сер. 9. Филология. 2006, № 3. С. 9-25.

112. Ганина Н. А. Герулы как воинская элита: к определению и этимологии термина // Материалы XIX Чтений памяти В. Т. Пашуто. М., 2007. С. 41-45.

113. Ганина Н. А. «Алкуинова рукопись»: к этимологической и историко-культурной трактовке // Вопросы языкознания. 2007. № 6. С. 60-72. Ганина 2007а.

114. Ганина Н. А. Система цветообозначений в древневерхненемецком и древнесаксонском языках // Наименования цвета в индоевропейских языках. Системный и исторический анализ. М., 2007. С. 83-100 = Ганина 2007Ь.

115. Ганина Н. А. К новой этимологической редакции крымско-готских данных // Scientific papers of the University of Latvia. Linguistics: Studia Etymologica Germano-Balto-Slavica I. Riga: University of Latvija, 2007. C. 7-20 Ганина 2007с.

116. Ганина H. А. Имя и путь: различия в готском ономастиконе как отражение миграций // Трансконтинентальные и локальные пути как социокультурный феномен. М-лы XX Чтений памяти В. Т. Пашуто. М., 2008. С. 29-33. = Ганина 2008.

117. Ганина Н. А. О крымско-готских реликтах в топонимике и ономастике // Миноритарные языки Евразии: история и современность. Материалы круглого стола. М: Институт языкознания РАН, 2008. С. 14-20. = Ганина 2008а.

118. Гаспаров М. JI. «Латинская Антология» в вандальском Карфагене // Поэты «Латинской Антологии»: Пер. с лат. / Вступ. ст. и общая ред. М. Л. Гаспарова, сост. и прим. М. Л. Гаспарова, Ю. Ф. Шульца. М., 2003. С. 3-11.

119. Георгиев В.И. Исследования по сравнительно-историческому языкознанию. М., 1958.

120. Грейвс Р. Мифы Древней Греции. М., 1992.

121. Гумилев Л. Н. Тысячелетие вокруг Каспия. 2-е изд. М., 1993.

122. Гумилев Л.Н. Хунну. 2-е изд. СПб, 1993. Гумилев 1993а.

123. Гурычева М. С. Народная латынь. М., 1959.

124. Гухман М.М. Готский язык. М., 1958 Репр.: М., 1994 и след..

125. Гухман М.М. Язык готских памятников в свете истории готов // Lingua Gótica: Новые исследования. Калуга, 2007. С. 12-32.

126. Джигунова Ф. Население северо-западного Предкавказья в эпоху раннего средневековья. Дис. . канд. ист. наук. /Кафедра археологии СПбГУ. СПб., 1995 (рукопись).

127. Джуха И. Г. Одиссея мариупольских греков. Вологда, 1993.

128. Дмитриев А. В. Раннесредиевековые фибулы из могильника на р. Дюрсо // Древности эпохи

129. Великого переселения народов. М., 1982. С. 69-107.

130. Драчук В. С. Системы знаков Северного Причерноморья. Киев, 1975.

131. Дынников А. Н., Лопатина М. Г. Народная латынь. М., 1998.

132. Елизаренкова Т. Я. Грамматика ведийского языка. М., 1982.

133. Ерошенко В. В., Семенов А. И. Новые поселения Черняховской культуры на юго-западе Белгородчины // Поселения: среда, культура, социум. СПб, 1998.

134. Ершова И. А. Введение в германскую филологию. Выпуск III. Лексика древнегерманских языков. М., 2002.

135. Жирмунский В.М. Племенные диалекты древних германцев // Сравнительная грамматика германских языков. Т. 1. Германские языки и вопросы индоевропейской ареальной лингвистики. М., 1962. С. 125-161.

136. Жирмунский В.М. Введение в сравнительно-историческое изучение германских языков. Л., 1964.

137. Жирмунский В.М. Готские ai, au с точки зрения сравнительной грамматики и фонологии // В.М. Жирмунский. Избранные труды. Общее и германское языкознание. Л., 1976. С. 313-325,658-661.

138. Жлуктенко Ю. А., Двухжилов А. В. Фризский язык. Киев, 1984. Зеленецкий А.Л. Истоки немецкого языка. Калуга, 1992. Ч. II.

139. Иванов В.В. Русск. молить и хет. malda(i) II Этимологические исследования по русскому языку. I. М., 1960. С. 80-86.

140. Казанский М. М. Готы на Боспоре Киммерийском // Сто лет черняховской культуре. Киев,1999.

141. Казанский М. М. Хронология начальной фазы могильника Дюрсо // Историко-археологический альманах. Вып. 7. Армавир-М., 2001. Карташев А. В. Вселенские Соборы. СПб, 2002.

142. Кеппен П. Крымский сборник. О древностях Южного берега Крыма и гор Таврических. СПб, 1837.

143. Клауде Д. История вестготов. / Пер. с нем. С. В. Иванова. СПб, 2003. пер. изд.: Claude 1970. Ковалевский А.П. Книга Ахмеда Ибн-Фадлана о его путешествии на Волгу в 921-922 гг. Харьков, 1956.

144. Кондаков Н. П. Иконография Богоматери. Т. 1. М., 1998.

145. Корсунский А. Р., Гюнтер Р. Упадок и гибель Западной Римской Империи и возникновение германских королевств (до середины VI в.). М., 1984.

146. Кропоткин В. В. Из истории средневекового Крыма: Чуфут-Кале и вопрос о локализации города Фуллы // Советская археология. 1958. № 28. С. 198-218. Крым: Путеводитель. / Сост. С. К. Сосновский. Симферополь, 1982.

147. Кубрякова Е. С. Именное словообразование в германских языках // Сравнительная грамматика германских языков. Т. 3. М., 1963. С. 109-131. Кузьменко Ю.К. Эволюция германских фонологических систем. JL, 1992. Кулаковский Ю. А. Прошлое Тавриды. Киев, 2002.

148. Куник A.A. О записке Готского Топарха (по поводу новых открытий о таманской Руси и крымских Готах) // Записки Императорской Академии наук. Т. 24. Кн. 1-2. СПб, 1874. С. 61160.

149. Куфтин Б. А. Жилища крымских татар в связи с историей заселения полуострова: Материалы и вопросы. / Мемуары этногр. отд. О-ва Любителей Естествознания, Антропологии и этнографии. М., 1925. Вып. 1.

150. Лавров В.В. Герулы в Причерноморье // Stratum plus. Петербургский археологический вестник. СПб-Кишинев, 1997 http://www.stratum.ant.md.

151. Ламбин Н. О Тмутараканской Руси. Отрывок из сочинения: «Опыт восстановления и объяснения Несторовой летописи» // Журнал Министерства народного просвещения. 1874. Ч. 171. Отд. 2. С. 58-95.

152. Макаев Э. А. Язык древнейших рунических надписей. Лингвистический и историко-филологический анализ. М.,1965.

153. Малицкий Н. В. Заметки по эпиграфике Мангупа // ИГАИМК. Вып. 71. JL, 1933. Мартьгаов В. В. Язьпс в пространстве и времени. К проблеме глоттогенеза славян. Изд. 2-е. М., 2004.

154. Мельникова Е. А. Скандинавские рунические надписи. М., 1977.

155. Мельникова Е. А. Скандинавские рунические надписи: Новые находки и интерпретации. / Тексты, перевод, комментарий. М., 2001.

156. Назаренко A.B. Древняя Русь на международных путях. Междисциплинарные очерки культурных, торговых, политических связей IX-XII веков. М., 2001. Наследие варягов: диалог культур. М., 1996.

157. Ненароков Николай, свящ. Благословенно воинство (Мученичество в жизни Церкви) // Жизнеописание Оптинских новомучеников иеромон. Василия, ин. Ферапонта, ин. Трофима. Свято-Введенская Оптина Пустынь, 2003. С. 178-351.

158. Нецецкая М.Г. Современные диалекты и реконструкция праязыковых состояний (германское усиление полугласных). // Функциональная стратификация языка: синхрония и диахрония. Тверь, 1997.

159. Осипова М.А. К этимологии рус. мормыш, мормышка II Этимология 1986-1987. М., 1989. С. 164-171.

160. Паллас П.-С. Наблюдения, сделанные во время путешествия по южным наместничествам Русского государства. / Пер. С. JI. Белявской, А. JI. Бертье-Делагарда. М., 1999. Пизани В. Итальянские диалекты в историческом аспекте // Вопросы языкознания. 1973. № 6.

161. Пиоро И.С. Крымская Готия: Очерки этнической истории населения Крыма в позднеримский период и раннее средневековье. Киев, 1990.

162. Попов А. С. В поисках Дивьего камня. Записки краеведа. М., 1981. Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. JL, 1986.

163. Равдоникас В.И. Пещерные города Крыма и готская проблема в связи со стадиальным развитием Северного Причерноморья. //Готский сборник. JI., 1932. С. 5-106.

164. Россия перед Вторым Пришествием. / Сост. С. и Т. Фомины. Т. 1-2. СПб, 1998.

165. Савелов Л.М. Лекции по русской генеалогии, читанные в Московском Археологическоминституте. М., 1909. Репр. М., 1994.

166. Самойлович A.M. Опыт краткой крымско-татарской грамматики. Петроград, 1916. Сергиевский М.В. Мариупольские греческие говоры // Известия АН СССР (Отделение общественных наук). 1934. № 7. С. 533-587.

167. Сизова И.А. Становление германского глагольного словообразования (на материале готского языка). М., 1978.

168. Скржинская Е.Ч. Иордан. Getica. Комментарий. СПб, 1997. С. 175-375. Скржинская Е.Ч. Вводные очерки // Барбаро и Контарини о Москве. М., 1971. С. 5-109. Смирницкая О. А. Стих и язык древнегерманской поэзии. М., 1994.

169. Смирницкая О. А. Три имени из тулы Одина. // Атлантика. Записки по исторической поэтике. Вып. III. М., 1997. С. 23-35.

170. Смирницкий А. И. Отпадение конечного z в западногерманских языках и изменение z в г // Труды Института языкознания СССР. Том IX. М., 1959. С. 115-136.

171. Соломоник Э. И., Домбровский О. И. О локализации страны Дори // Археологическиеисследования средневекового Крыма. Киев, 1968. С. 14-44.

172. Сравнительная грамматика германских языков. Т. II-III. М., 1962, 1963.

173. Станг X. Наименование Руси (герульская версия) // Stratum plus. Петербургскийархеологический вестник. СПб-Кишинев, 1999. № 5 http://www. stratum.ant.md.

174. Стеблин-Каменский М. И. Снорри Стурлусон. «Круг Земной». Примечания // Снорри

175. Стурлусон. Круг Земной. М., 1980 Репринт: М., 1995.

176. Стеблин-Каменский М. И. Древнеисландский язык. Изд. 2-е, испр. М., 2002.

177. Стеблин-Каменский М. И. Субстантивный эпитет в древнеанглийской поэзии (к вопросу оразвитии древнеанглийского поэтического стиля) // Стеблин-Каменский М. И. Труды пофилологии. СПб, 2003. С. 492-513.

178. Тиханова М. А. Следы рунической письменности в черняховской культуре // Средневековая Русь. М., 1976. С. 11-17.

179. Ткачук М. Е. Гетика, которую мы потеряли // Stratum plus. Петербургский археологический вестник. СПб-Кишинев, 1999. № 3 http://www. stratum.ant.md.

180. Топоров В. Н., Трубачев О. Н. Лингвистический анализ гидронимов Верхнего Поднепровья. М, 1962.

181. Топоров В.Н. Древние германцы в Северном Причерноморье: результаты и перспективы. // Балто-славянские исследования 1982. М., 1983. С. 227-263.

182. Топоров В. Н. Галинды в Западной Европе // Балто-славянские исследования 1982. М., 1983. С. 129-140. Топоров 1983а.

183. Топорова Т. В. Проблема оригинальности: готские сложные слова и фрагменты текста // Вопросы языкознания. 1989. № 1. С. 64-75.

184. Топорова Т.В. Германские Один, Бальдр и их индоевропейские параллели. // Атлантика. Записки по исторической поэтике. Вып. I. М., 1995. С. 75-86.

185. Топорова Т.В. Культура в зеркале языка: древнегерманские двучленные имена собственные. М, 1996.

186. Трофимова Ю. М. Лексико-семантическая система готского языка. Дис. . докт. филол. наук. М., 1993.

187. Трубачев О.Н. Славянские этимологии 41-47. // Этимология 1964. Москва, 1965. С. 3-12. Трубачев О. Н. Из славяно-иранских лексических отношений // Этимология 1965. М., 1967. С. 3-81.

188. Трубачев О. Н. Праславянская ономастика в Этимологическом словаре славянских языков. Выпуски 1-13 //Этимология 1985. М., 1988. С. 3-10.

189. Трубачев О. Н. Этногенез и культура древнейших славян. М., 2003. Трубачев О.Н. Труды по этимологии. Т. I. М., 2004.

190. Трубачев О. Н. История славянских терминов родства и некоторых древнейших терминов общественного строя. 2-е изд., испр. и доп. М., 2006.

191. Тюрин Е. А. Погребения V века н.э. с конями могильника «Гора великанов» (Hünenberg) // Российская археология. 2006. № 1. С. 148-156.

192. Тюркские народы Крыма. Караимы. Крымские татары. Крымчаки. / Отв. ред. С. Я. Козлов, Л. В. Чижова. М., 2003.

193. Унбегаун Б.-О. Русские фамилии. / Пер. с англ. Общ. ред. Б. А. Успенского. / Изд. 2-е, испр. М„ 1995.

194. Успенский Б. А. Крест и круг: Из истории христианской символики. М., 2006.

195. Фадеева Т. М., Шапошников А. К. Княжество Феодоро и его князья. Симферополь, 2005. Фрэзер Д. Золотая ветвь. М., 1996.

196. Харитонов С.В. Древний город Эски-Кермен: Археология, история, гипотезы. СПб, 2004. Хартахай Ф. Христианство в Крыму. М., 2003.

197. Хлевов А. А. Об историко-культурной интерпретации керченских рун // ANAXAPEI2. Памяти Юрия Германовича Виноградова. Севастополь, 2001.

198. Хэмп Э. Формы tho/the у Бусбека // Этимология 1977. М., 1979. С. 150. (Пер. с англ. О.Н. Трубачева).

199. Чемоданов Н. С. Место германских языков среди других индоевропейских языков // Сравнительная грамматика германских языков. Т. I. Германские языки и вопросы индоевропейской ареальной лингвистики. М., 1962. С. 19-113.

200. Шафарик П. И. Славянские древности. / Пер. с чеш. О. Бодянского. Часть историческая. М., 1848. Т. II. Кн. 1.

201. Щедрина К. А. Царей держава. Значение реликвий и символов Святого Крест и Страстей

202. Христовых в церковном освящении государственной власти. М., 2000.

203. Щукин М.Б. Готский путь: Готы, Рим и Черняховская культура. СПб, 2005.

204. Achelis А. Der älteste deutsche Kalendar // Zeitschrift für die neutestamentliche Studien. 1900. №l.S. 308-335.

205. Antonsen E.H. A Concise Grammar of the Older Runic Inscriptions. Tübingen, 1975.

206. Arndt W. The Performance of Glottochronology in Germanic // Language. 1959. V. 35. P. 180-192.

207. Arntz H., Zeiss H. Die einheimischen Runendenkmäler des Festlands. Leipzig, 1939.

208. Arntz H. Handbuch der Runenkunde. Halle (S), 1944.

209. Baesecke G. Der Deutsche Abrogans und die Herkunft des deutschen Schrifttums. Halle (S), 1930. Barnes M.R. The Death of Norn // Germanische Rest- und Trümmersprachen. / Hrsg. von H. Beck. Berlin-New York, 1989. S. 21-44.

210. Beck I. Studien zur Erscheinungsform des heidnischen Opfers nach altnordischen Quellen. München, 1967 Diss. München.

211. Bezzenberger A. Hvaiva II Beiträge zur Kunde der indogermanischen Sprachen. 1879. Bd 3. S. 8081.

212. Bierbrauer V. Die ostgotischen Funde von Domagnano, Republik San Marino // Germania. 1973. Jg. 51.

213. Bierbrauer V. Die ostgotischen Grab- und Schatzfunde in Italien. Spoleto, 1974.

214. Bierbrauer V. Zur ostgotischen Geschichte in Italien // Atti del 6° congresso internazionale di studisull'alto medioevo. Milano, 21-25.10.1978. Tomo primo. Spoleto, 1980. P. 1-38.

215. Bischoff B. Ein karolingisches Denkmal des Gotischen (zweite Hälfte des neunten Jahrhunderts),

216. Anecdota novissima. // Texte des vierten bis sechzehnten Jahrhunderts. / Hrsg. von B. Bischoff.

217. Stuttgart, 1984. S. 256-258. (Quellen und Untersuchungen zur lateinischen Philologie des1. Mittelalters. Bd. 7).

218. Birkhan H. Germanen und Kelten bis zum Ausgang der Römerzeit. Der Aussagewert der Wörterund Sachen für die frühesten keltisch-germanischen Kulturbeziehungen. Wien, 1970.

219. Sitzungsberichte Österreichischer Akademie der Wissenschaften, Bd 272).

220. Biaise A. A Handbook of Christain Latin: Style, Morphology, and Syntax. Brepols, 1994.

221. Bleiker J. Das Burgunderproblem in germanistischer Sicht // Yox Romanica. 1963. Bd 22. S. 31-37.

222. Bonfante D. Latini e Germani in Italia // Paideia. 1965.

223. Bradke P. von. Beiträge zur altindischen Religions- und Sprachgeschichte // Zeitschrift für

224. Deutsche Morgenländische Gesellschaft. 1886. Bd40. S. 347-364, 655-698.

225. Braun F. Die letzen Schicksale der Krimgoten // Jahresbericht der Reformierten Kirchenschule für1889/1890. Programmschrift. Sankt-Petersburg, 1890. S. 1-88.

226. Braune W. Gotische Grammatik. Tübingen, 1905.

227. Braune W., Mitzka W. Althochdeutsche Grammatik. Tübingen, 1967.

228. Broda M. L'amour de la langue morte // Action poétique. Paris, 1980.

229. Browning R. Médiéval and Modern Greek. London, 1969.

230. Bruckner W. Die Sprache der Langobarden. Strassburg, 1895. (Quellen und Forschungen zur

231. Sprach- und Culturgeschichte der germanischen Völker. Bd LXXV). (репринт: Berlin, 1969).

232. Brugmann K. Ahd. henna, ags. hen II Indogermanische Forschungen. 1916-17. Bd 37. S. 249-253.

233. Bugge S. Norges inskrifter med de asldre runer. Christiania Oslo., 1905-1913.

234. Bugge S., Olsen M. Norges indskrifter med de aeldre runer. I. (Norges indskrifter intilreformationen, afd. 1; DetNorske Hist. Kildeskriftfond skrifter 22). Christiania Oslo., 1914-1924.

235. Caron W.J.H. Klank en teken: Versamelde taalkundige Studie. Groningen, 1972.

236. Carr Ch.T. Nominal Compounds in Germanie. (St. Andrews Univ. Pub. 41). London, 1939.

237. Claude D. Geschichte der Westgoten. Stuttgart Berlin - Köln - Mainz, 1970.

238. Coetsem F. van. Reconditioning and umlaut in Germanie, and the question of *C2 II NOWELE:

239. North-Western European Language Evolution. 1998. Vol. 31-32. P. 423-437.

240. Costello J. R. The Placement of Crimean Gothic by means of Abridged Test Lists in Glottochronology // Journal of Indo-European Studies. 1973. № 1. P. 479-506. Detschew D. Die thrakischen Sprachreste. Wien, 1957.

241. Diculescu C. Die Wandalen und die Goten in Ungarn und Rumänien. Leipzig, 1923.

242. Dirichs J. Die einzigen gotischen Verse //Neophilologus. 1951. Bd 35. S. 145-151.

243. Düwel K. Runeninschrifiten auf Waffen // Wörter und Sachen im Lichte der

244. Bezeichnungsforschung. Arbeiten zur Frühmittelalterforschung. Münster, 1981.Bdl.S. 128-167.

245. Ebbinghaus E.A. The second entry of the Gothic calendar // Journal of Indo-European and

246. Germanic philology. 1978. Vol. 77. P. 183-187.

247. Enright M.J. Lady with a Mead Cup. Ritual, Prophecy and Lordship in the European Warband from La Tene to the Viking Age. Blackrock (Dublin) Portland, 1996. Ensslin W. Theoderich der Große. München, 1947.

248. Feist S. Die germanische und die hochdeutsche Lautverschiebung. //Neophilologus. 1917. N 2. S. 20-34.

249. Förstemann E.W. Geschichte der deutschen Sprachstammes. Wiesbaden 1874-1875 rpt: 1966. Bd I-II.

250. Forstner K. Einführung // Das Verbrüderungsbuch von St. Peter in Salzburg. Vollständige Faksimilausgabe im Originalformat der Hs A 1 aus dem Archiv von St. Peter in Salzburg. Graz, 1974. (Codices selecti phototypice impressi. Vol. LI).

251. Fowkes R.A. Crimean Gothic cadariou 'miles', 'soldier' // Journal of English and Germanicphilology. 1946. Vol. 45. P. 448-449.

252. Fraenkel E. Graeca-Latina// Glotta. 1913.4. P. 22-49.

253. Friedrichsen G. W. S. The Gothic version of the Gospels. A study in style and textual history. London, 1926.

254. Froehde F. Etymologien //Beiträge zur Kunde der indogermanischen Sprachen. 1878. Bd 2. S. 327-332.

255. Grienberger Th. von. Die angelsächsischen Runenreihen und die s.g. hrabanischen Alphabete // Arkiv för nordisk filologi. 1899. Bd 15. S. 1-40.

256. Grienberger Th. von. Neue Beiträge zur Runenlehre. // Zeitschrift für deutsche Philologie. 1900. Bd 32. S. 289-304.

257. Grienberger Th. von. Untersuchungen zur gotischen Wortkunde. Wien, 1900 (Sitzungsberichte dersterreichischen Akademie der Wissenschaften in Wien. Bd 142/8). (= Grienberger 1900a).

258. Grienberger Th. von. Rez. Schönfeld M. Worterbuch der altgermanischen Personen- und

259. Völkernamen // Indogermanische Forschungen. Anzeiger. 1913. Bd 32. S. 42-54.

260. Grimm J. Deutsche Grammatik. Bd II. Berlin, 1878.

261. Grimm J. Deutsche Mythologie. Göttingen, 1854. Bd I-II rpt Graz, 1968.

262. Gr0nvik O. Die dialektgeographische Stellung des Krimgotischen und die krimgotische cantilena. Oslo, 1983.

263. Güntert H. Von der Sprache der Götter und Geister. Halle, 1921.

264. Güntert H. Der arische Weltkönig und Heiland. Bedeutungsgeschichtliche Untersuchungen zur indo-iranischen Reigionsgeschichte und Altertumskunde. Halle (S), 1923.

265. Hammarström M. Om runskriftens härkomst. Studier i nordisk filologi.1930. Bd 20. S. 1-65. Hamp E.P. Crimean Gothic fers // The Journal of English and Germanic Philology. 1973. Vol. 72. P. 60-61.

266. Hamp E.P. Western Indo-European Notes // Indogermanische Forschungen. 1976. Bd 81. S. 36-40. Hilmarsson J. On *e2in Germanic // Acta Linguistica Hafniensia. 1991. Vol. 23. P. 33-47.

267. Hirt H., Bennett W. H. The Monophthongisation of Gothic ai/au // Language. 1949. Vol. 25. P. 18. Helten L. van. Zu Anthologia Latina Ed. Riese № 285 und 285a // Beiträge zur Geschichte der deutschen Sprache und Literatur. 1904. Bd 29. S. 339-343.

268. Höfler O. Die hochdeutsche Lautverschiebung und ihre Gegenstücke bei Goten, Wandalen und Burgundern //Anzeiger der Österreichischen Akademie der Wissenschaften. 1956. Bd 93. S. 294318.

269. Host G. Spuren der Goten im Osten // Norsk Tidsskrift för Sprogvidenskap. 1971. Bd 25. S. 45-90. Host G. Anmerkungen zum Krimgotischen //Zeitschrift für das deutsche Altertum. 1985. Bd 114. S.141-145.

270. Holthausen F. Rez. C.C. Uhlenbeck. Kurzgefaßtes etymologisches Wörterbuch der gotischen Sprache // AinZDA. 1898. Bd 24. S. 32-36.

271. Holthausen F. Gotica. //Indogermanische Forschungen. 1929. Bd 47. S. 329-333.

272. Holthausen F. Etymologisches und Grammatisches // Beiträge zur Geschichte der deutschen

273. Sprache und Literatur. 1942. Bd 66. S. 265-275.

274. Jacobs J. Vergelijkende klank- en vormleer der middelvlaamsche dialecten. Erste deel, klankleer. Gent, 1911.

275. Jacobs J. Het Westvlaamsch: van de oudste tijden tot heden (De nederlandsche dialecten in den loop der eeuwen: Een verzameling van historische dialectbloemlezingen. Deel 1). Groningen / ten Haag,1927.

276. Jellinek M. Geschichte der gotischen Sprache. Berlin Leipzig, 1926.

277. Jeske H. Namen langobardischer Könige und Herzöge // Beiträge zur Namenforschung. Neue Folge. 1996. Bd 31. S. 42-56.

278. Karsten T. Die Germanen: Eine Einführung in die Geschichte ihrer Sprache und Kultur. Berlin,1928.

279. Kaufftnann F. Zur Geschichte des niedersächsischen Bauernhauses // Zeitschrift für deutsche Philologie. 1907. Bd 39. S. 282-288.

280. Kazanski M. Les antiquités germaniques de l'époque romaine tardive en Crimee et dans la régionde la Mer d'Azov // Ancient West and East. Vol. 1. № 2. Leiden-Boston, 2002.

281. Kiekers E. Handbuch der vergleichenden gotischen Grammatik. München, 1928 (rpt: München,1960).

282. Kirchhoff J.W. A. Das gotische Runenalphabet. Berlin, 1854.

283. Kisch G. Magyarische Elemente im Krimgotischen. // Korrespondenzblatt des Vereins fur Siebenbürgische Landeskunde. 1925. Bd 48. S. 1-3.

284. Kluge F. Die Elemente des Gotischen. Eine erste Einführung in die deutsche Sprachwissenschaft. Straßburg, 1911.

285. Kluge F. Urgermanisch. Vorgeschichte der altgermanischen Dialekte. Straßburg,1913.

286. Kock A. Zur Laut- und Formenlehre der altnordischen Sprachen // Beiträge zur Geschichte derdeutschen Sprache und Literatur. 1891. Bd 15. S. 244-267.

287. Krähe H., Meid W. Germanische Sprachwissenschaft I: Einleitung und Lautlehre. 7. Aufl. Berlin, 1969.

288. Krause W. Runeninschriften im älteren Futhark. Halle/Saale, 1937.

289. Krause W. Der Speer von Kowel, ein neuerfundenes Runendenkmal // Germanien. Mainz, 1941. Bd 13. S. 450-464.

290. Krause W., Jankuhn H. Runeninschriften im älteren Futhark. Bd I. Texte. Göttingen, 1966. Krause W. Handbuch des Gotischen. München, 1968.

291. Krause W. Die gotische Runeninschrift von Letçani // Zeitschrift für vergleichende Sprachforschung. 1969. Bd83. S. 153-161.

292. Kretschmer P. Inder am Kuban // Anzeiger der Akademie der Wissenschaften in Wien. Philos.-hist. Klasse. 80. Jg. 1943. Brünn München - Wien, 1944.

293. Kuhn H. Zur Gliederung der germanischen Sprachen. // Zeitschrift'fur deutsches Altertum und deutsche Literatur. 1955. Bd. 86. H.l. S. 1-47.

294. Marchand J. Dialect Characteristics in Ous Gothic Manuscripts // Orbis. 1956. T. V. № l.P. 141151.

295. Marchand J. Les Gots, ont-ils vraiment connu l'écriture runique? // Mélanges du linguistique et dephilologie. Fernand Mossé in memoriam. Paris, 1958. P. 277-291.

296. Marchand J. The sounds and phonemes of Wulfilas Gothic. The Hague Paris, 1973.

297. Marstrander C.J.S. Om runene og runenavnenes oprindelse//Norsk Tidsskrift for Sprogvidenskap.1928. Bdl. S. 85-188.

298. Marstrander C.J.S. De gotiske runeminnesmerker. Planche I-IV // Norsk Tidsskrift for Sprogvidenskap. 1929. № 3. S. 25-157.

299. Massmann H.F. Gothica Minora // Zeitschrift für deutsches Altertum. 1841. Bd I. S. 294-393. Massmann H. F. Langobardisches Wörterbuch // Zeitschrift für deutsches Altertum. 1841. Bd I. S. 548-562. (= Massmann 1841a).

300. Menner R.J. Crimean Gothic cadarion (cadariou), ■ Latin centurio, Greek Ksvzvpiov II The Journal of English and Germanic Philology. 1937. Vol. 37. P. 168-175.

301. Mentz A. Schrift und Sprache der Burgunder // Zeitschrift fur deutsches Altertum. 1954-1955. S. 117.

302. Meulen, R. van de. Twee onverklaarde woorden: Krimgotisch borrotsch, Oudpruisisch wissam bs II Mededelingen der Koninklijke Nederlanse Akademie van Wetenschappen (Afd. Letterkunde). Nieuwe reeks. 1956. Deel 19 (10). S. 339-356.

303. Molinari M. Considerazioni sul gotico di Crimea // Incontri Linguistici 1975. Vol. 2. P. 97-118. Much R. Rez. Loewe R. Die Reste der Germanen am Schwarzen Meere II AinIF. 1898. Bd 9. S. 193-209.

304. Must G. The Problem of the Inscription on the Spearhead of Kovel // Language. 1955. Vol. 31. P. 493-498.

305. Neumann G., Düwel K. Alust ein krimgotischer Name? // Zeitschritf fur vergleichende

306. Sprachforschung (Göttingen). 1985. Bd 98. H.2. S. 280-284.

307. Noreen A. Altisländische und altnorwegische Grammatik. Halle, 1923.

308. Panagl O. Zur Problematik semantischer Rekonstruktion in der Etymologie. // Lautgeschichte und Etymologie: Akten der 6. Fachtagung der Indogermanischen Gesellschaft. Hrsg. von M. Mayrhofen Wiesbaden, 1980. S. 317-327.

309. Penzl H. Die Gallehusinschrift: Trümmer der nordisch-westgermanischen Ursprache // Germanische Rest- und Trümmersprachen. / Hrsg. von H. Beck. Berlin-New York, 1989. S. 8796.

310. Peringskjöld J. Vita Theodorici Regis Ostrogothorum et Italiae, Auetore Joanne Cochlaeo Germano. Stockholm, 1699.

311. Piel J.M., Kremer D. Hispano-gotisches Namenbuch. Heidelberg, 1976.

312. Polomé E. L'etymologie du terme germanique *ansuz 'dieu souverain' // Études Germaniques. 1953. Vol. 8. P. 36-44.

313. Polomé E. Germanie and the other Indo-European languages // Coetsem & Kufner, eds. Towards a Grammar of Proto-Germanic. Halle, 1972. P."43-69.

314. Quignard P. Les langues et la mort // Action poétique. Paris, 1980.

315. Rindler-Schjerve R. Sprachverschiebung und Sprachtod // Germanische Rest- und Trümmersprachen. /Hrsg. vonH. Beck. Berlin-New York, 1989. S. 1-14.

316. Rotsaert M.-L. Gotica 'Vindobonensia'. Localisation, sources, scripta Theodisca // Codices manuscripti. 1983. Vol. 9. P. 137-150. = Rotsaert 1983a.,

317. Sachs G. Die germanischen Ortsnamen in Spanien und Portugal. Jena Leipzig, 1932 = Berliner Beiträge zur romanischen Philologie. II. 4.. Scardigli P. Lingua e storia dei Goti. Firenze, 1964. Scardigli P. Die Goten: Sprache und Kultur. München, 1973.2

318. Schramm G. Namenschatz und Dichtersprache. Studien zu den zweigliedrigen Personennamen der Germanen. Göttingen, 1957.

319. Schützeichel R. Zu Adolf Socins oberrheinischem Namenbuch. // Beiträge zur Namenforschung. Bd 4. 1969. S.9-20.2 nepen3flaHHe nepeBo^ paßoTti 1964 r.

320. Schwarz E. Goten, Nordgermanen, Angelsachsen: Studien zur Ausgliederung der germanischen Sprachen. Bern, 1951.

321. Schwyzer E. Germanisches und ungedeutetes in byzantinischen Pferdennamen // Zeitschrift für deutsches Altertum. 1929. Bd 66. S. 93-100.

322. Scukin M. B. À propos des contacts militaires entre les Sarmates et les Germains à l'époque Romaine (d'après et spécialement les umbo de boucliers et les lances) // L'armée romaine et les barbares du IIIe au VIIe siècle. Paris, 1993.

323. Sevcenko I. The date and author of so-called Fragments of Toparcha Gothicus // Dumbaron Oaks Papers. 1971. № 25. P. 115-188 + 18. sh. of. ill. (28 plates).

324. Siebs Th. Krimgotisch kilemschkop II Beiträge zur Geschichte der deutschen Sprache und Literatur. 1922. Bd 46. S. 170-172.

325. Sonderegger St. Das Althochdeutsche der Vorakte des älteren St. Galler Urkunden. Ein Beitrag zum Problem der Urkundensprache in althochdeutscher Zeit // Zeitschrift für Mundartforschung. 1961. Bd 28. S. 251-286.

326. Stearns M. Crimean Gothic: Analysis and Etymology of the Corpus. Diss., Univ. of California, Berkeley, 1973.

327. Stearns M. Busbecq's Crimean Gothic Data: Distortion by the normative informant // Leuvense Bijdragen. 1975. Vol. 64. P. 49-58.

328. Stearns M. Crimean Gothic: Analysis and Etymology of the Corpus. Stanford, 1978.

329. Stearns M. Das Krimgotische // Germanische Rest- und Trümmersprachen. / Hrsg. von H. Beck.

330. Berlin-New York, 1989. S. 175-194.

331. Stender-Petersen A. Slavisch-germanische Lehnwortkunde. Göteborg, 1927. Streitberg W. Urgermanische Grammatik. Heidelberg, 1896. Streiberg W. Gotisches Elementarbuch. 5. u. 6. Aufl. Heidelberg, 1920.

332. Studia Gotica. Die eisenzeitlichen Verbindungen zwischen Schweden und Südosteuropa. Vorträge beim Gotensymposion in Statens Historiska Museum Stockholm 1970. Redigiert von Ulf Erik Hagberg. Stockholm, 1972.

333. Svärdström E. Der Runenring von Pietroassa, ein à-propos. // Studia Gotica Stockholm,1972. S. 117-119. Swadesh M. Sociologie Notes on Obsolescent Languages // International Journal of American Linguistics. 1948. Vol. 14. P. 226-235.

334. Tiefenbach H. Das wandalische Domine miserere II Historische Sprachforschung. 1991. Bd. 104 = Zeitschrift für vergleichende Sprachforschung. S. 251-268.

335. Tischler J. Hethitisch natuka/i- 'schrecklich': krimgotisch atochta 'malum' II Zeitschrift für vergleichende Sprachforschung. 1978. Bd 92. S. 108-111.

336. Tischler J. Neu- und wiederentdeckte Zeugnisse des Krimgotischen. Innsbruck, 1978 (= Innsbrucker Beiträge zur Sprachwissenschaft. Vorträge und kleinere Schriften. / Hrsg. von W. Meid).

337. Tischler J. Die Aufschriften der burgundischen Danielschnallen II Beiträge zur Namenforschung. Neue Folge. 1982. Bd 17. S. 113-160.

338. Untermann J. Zu den Begriffen 'Restsprache' und 'Trümmersprache' // Germanische Rest- und Trümmersprachen. Germanische Rest- und Trümmersprachen. / Hrsg. von H. Beck. Berlin-New York, 1989. S. 15-19.

339. Vasiliev A. A. The Goths in the Crimea. Cambridge (Mass.), 1936.

340. Velde R. G. van de. Het Krimgotisch. Berichtgeving en Problematiek // Leuvense Bijdragen. 1964. Bd 53. S. 102-119.

341. Velde R. G. van de. Crimean Gothic. The contemporary Dutch tradition // Leuvense Bijdragen. 1965. Bd 54. S. 63-71.

342. Wackernagel W. Sprache und Sprachdenkmäler der Burgunden // Wackernagel W. Kleinere Schriften. III. S. 334-417. Leipzig, 1874.

343. Wagner N. Nestica und Reptila // Beiträge zur Namenforschung. Neue Folge. 1979. Bd 14. S. 464470.

344. Die Flexion des Langobardennamen Ansefrida // Beiträge zur Namenforschung. Neue Folge. 1987. Bd 22. S. 47-52.

345. Wagner N. Thela/Okla*, Tzeiouk und ähnliche // Beiträge zur Namenforschung. Neue Folge. 1993. Bd28. S. 127-138.

346. Wagner N. Zu den Gotica der Salzburg-Wiener Alcuin-Handschrift // Historische Sprachforschung.1994. Bd 107. S. 262-283.

347. Wimmer L. F. A. Die Runenschrift. Berlin, 1887.

348. Wolfram H. Die Goten. Von den Anfangen bis zur Mitte des 6. Jahrhunderts. Entwurf einer historischen Ethnographie. München, 1990.

349. Wrede F. Über die Sprache der Wandalen. Strassburg London, 1886 (Quellen und Forschungen zur Sprach- und Culturgeschichte der germanischen Völker LIX).

350. Wrede F. Über die Sprache der Ostgoten in Italien. Strassburg, 1891 (Quellen und Forschungen zur

351. Sprach- und Culturgeschichte der germanischen Völker LXVIII).

352. Wright J. Historical German Grammar. Vol. 1. Phonology. Oxford, 1907.

353. Zacher J. Das gotische Alphabet Vulfilas und das Runenalphabet. Eine sprachwissenschaftliche Untersuchimg. Leipzig, 1855.

354. Zimmer H. Ostgermanisch und Westgermanisch. // Zeitschrift für deutsches Altertum. 1876. Bd. 19. S. 393-462.