автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Художественная аксиология в автобиографической трилогии Л.Н. Толстого

Полный текст автореферата диссертации по теме "Художественная аксиология в автобиографической трилогии Л.Н. Толстого"

На правах рукописи

Абдуллина Диана Асатовна

ХУДОЖЕСТВЕННАЯ АКСИОЛОГИЯ В АВТОБИОГРАФИЧЕСКОЙ ТРИЛОГИИ Л.Н. ТОЛСТОГО

Специальность 10.01. 01 - русская литература

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

//

Магнитогорск - 2005

Работа выполнена на кафедре русской классической литературы Магнитогорского государственного университета

Научный руководитель: доктор филологических наук,

профессор

ВЛАСКИН Александр Петрович

Официальные оппоненты: доктор филологических наук,

профессор

ЮРЬЕВА Ольга Юрьевна

Защита состоится 16 ноября 2005 года в 10.00 часов на заседании диссертационного совета К 212.112.02 в Магнитогорском государственном университете по адресу: 455038, г. Магнитогорск, пр. Ленина,114, ауд. 211.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Магнитогорского государственного университета.

Автореферат разослан " Щ " ОкУ 2005 г.

Ученый секретарь диссертационного совета доктор филологических наук,

кандидат филологических наук, доцент

СОЛОВЬЁВА Ирина Евгеньевна

Ведущая организация: Костанайский государственный университет

профессор

■Ш MW

В предлагаемой формулировке темы исследования сопряжены два разнородных культурных феномена - аксиология и первое художественное произведение JI.H. Толстого. Первый изначально принадлежал области философских знаний и лишь с недавнего времени используется применительно к искусству, в роли особого аспекта интерпретации конкретных произведений. Второй издавна привлекал внимание критиков и читателей. Однако поздние произведения великого писателя - такие, как «Война и мир», «Анна Каренина», «Смерть Ивана Ильича» - затмили успех его первой трилогии и отодвинули её на периферию внимания. Таким образом, литературоведческий подход порознь - к аксиологическим явлениям или к трилогии Толстого - оправдан, хотя имеет лишь относительную актуальность. Иное дело сопряжение того и другого - в этом случае новизна и актуальность исследованию гарантированы. В таком аспекте именно это произведение никто до сих пор не рассматривал.

Аксиологический подход в решении литературоведческих задач в нашей стране стали использовать относительно недавно. Одним из первых его возможности продемонстировал воронежский учёный В.А. Свитель-ский. В последние годы этот новый подход активно разрабатывается филологами, в том числе из Магнитогорского университета (диссертации, книги и статьи И.А. Анашкиной, Т.С. Власкиной, А.П. Власкина, И.А. Есаулова, В.Б. Петрова, И.К. Подковырова, A.C. Собенникова и др.). Учёные из Орска продемонстрировали возможность объединения усилий специалистов разного профиля в изучении аксиологических проблем (конференция «Единство аксиологических основ культуры, филологии и педагогики», 2001 г.). Один из последних примеров продуктивности использования аксиологического подхода в литературоведении - докторская диссертация В.Б. Петрова. Таким образом, всё шире открывается, что подход этот позволяет эффективно решать проблемы современного прочтения классики. Его можно считать почти универсальным: он допускает углубленное рассмотрение как содержания, так и формы произведений, как авторской индивидуальности, так и тенденций читательского восприятия.

Особого обоснования заслуживает выбор конкретного материала для исследования. Первый вопрос: почему именно «JI.H. Толстой»? Уже потому, что он был одним из самых нравственно обеспокоенных русских классиков. Даже в его детской утопии о «зелёной палочке» с написанным на ней рецептом всеобщего счастья («символ веры», пронесённый Толстым через всю жизнь) концентрированно выражен тот комплекс ориентиров, который мы сегодня можем называть аксиологическим. Как субъективный пафос исканий Толстого, так и объективный смысл его открытий с самого начала и до конца его творческого пути могут выражаться в аксиологическом измерении - в соотношении идеала и целого комплекса разнообразных ценностей.

Второй вопрос, который возникает пр BOGOTA EUttinpWlläbtjrra иссле-

БИВЛИОТЕКА,

С.

3 i

дования: почему именно трилогия Толстого «Детство. Отрочество. Юность»? По мнению многих исследователей, это произведение послужило для писателя важнейшей лабораторией для выработки собственного стиля. Однако не только стилевые, но и проблемно-тематические истоки зрелого творчества Толстого следует искать прежде всего в его первом произведении. При этом оно имеет и самостоятельную художественную ценность, содержит множество открытий Толстого. Не случайно Б.М. Эйхенбаум, написавший в 1922 г. монографию «Молодой Толстой», много позже признавал, что среди «трудных и очень важных для понимания Толстого проблем» остаётся всё тот же «молодой Толстой». В разработке этих проблем вполне может быть востребован именно аксиологический подход.

Вышеизложенное позволяет определить параметры диссертационного исследования следующим образом.

Актуальность работы обусловлена, во-первых, сложившейся в литературоведении ситуацией, при которой аксиологический подход в целом уже показал свою продуктивность, однако требует дополнительной апробации на более широком (чем уже было продемонстрировано) историко-литературном магериале. Во-вторых, в науке о Толстом за последние десятилетия сделано много открытий, но преимущественно на материале его романов и поздних повестей. На этом фоне обращения к первому произведению писателя - его автобиографической трилогии - выглядят эпизодическими и почти случайными. Вместе с тем, исследователи признают, что эта трилогия содержит в себе многие важные истоки для последующих исканий Толстого. Назрела потребность давно сложившиеся представления о содержательности и художественном своеобразии «Детства. Отрочества. Юности» привест и в соответствие с современным состоянием филологической науки.

Новизна работы в методологическом отношении обусловлена тем, что в ней впервые аксиологический подход апробируется на материале повестей Л.Н. Толстого. В историко-литературном отношении это позволит по-новому понять своеобразие характера центрального героя, авторскую концепцию произведения и в целом - выявить новое измерение в содержании автобиографической трилогии, которое условно можно назвать «аксиологическим подтекстом».

Объектом исследования является канонический текст трилогии Толстого «Детство. Отрочество. Юность», а также подготовительные материалы и отдельные дневниковые записи, имеющие отношение к истории создания этого произведения. Особое внимание по ходу исследования уделено научным комментариям к произведению в составе разных изданий собрания сочинений (в 22 и в 100 томах, под авторством А.В Чичерина и Л Д. Громовой-Опульской), а также ряду авторитетных работ, посвященных трилогии (Б.М. Эйхенбаума, П.П. Громова, Б.И. Бурсова и др ).

Предметом исследования является художественно выраженная в

автобиографической трилогии Толстого аксиология как подвижная система ценностных ориентации центрального героя, отражающая закономерности его развития.

Научная проблема для настоящего исследования обусловлена сложившейся ситуацией, когда в первом произведении Толстого критиками и учёными угадываются важные истоки его последующих творческих исканий, но эти интуиции остаются не вполне реализованными в интерпретациях трилогии; в то время как зарекомендовавший себя в последние годы аксиологический подход остаётся не востребованным в полной мере для решения подобного рода задач. Таким образом, проблема состоит в том, чтобы в свете аксиологических понятий провести анализ автобиографической трилогии Толстого.

Цель исследования - раскрыть аксиологическую содержательность автобиографической трилогии Л.Н. Толстого и внести соответствующие коррективы в научные представления об авторской концепции этого произведения.

Задачи исследования обусловлены поставленной целью и состоят в следующем:

1. Выявить насыщенность текста трилогии Л.Н. Толстого «Детство. Отрочество. Юность» аксиологическим содержанием и на этой основе показать наличие в произведении особого измерения - «аксиологического подтекста».

2. Прояснить основные параметры воссозданного автором художественного мира, по которым происходит аксиологическая ориентация центрального героя, и проследить динамику этих параметров в разных частях трилогии.

3. В свете аксиологических понятий выявить логику развития центрального героя, как она раскрывается в каждой из повестей и в масштабах трилогии в целом.

4. Рассмотреть особенности ориентации героя в мире с учётом соотношения различных составляющих - душевных и духовных, социальных и психологических, природных и религиозных - и раскрыть их аксиологическое значение.

5. В ходе анализа текста трилогии выявить те мотивы, которые получают развитие в последующих исканиях Толстого.

Методология работы базируется на идеях современных литературоведов - В.А. Свительского, Г.П.Выжлецова, А.П. Власкина, В.Б. Петрова и др. - о значимости фактора ценностных ориентаций в творческих исканиях писателей и содержательности соответствующего «аксиологического измерения» в художественной ткани литературных произведений.

Методологическим основанием для исследования толстовского текста является сочетание следующих аналитических методов:

1) проблемно-тематического (изучение тематики и проблематики

произведений писателя в связи с особенностями его миропонимания);

2) структурно-семантического (рассмотрение смыслового соотношения отдельных частей произведения, описанных в нём событий и образов в свете трансформации авторской концепции);

3) генеалогического (исследование истоков образности произведений, эстетических и философских пристрастий автора);

4) историко-литературного (исследование произведений писателя в контексте его творчества и исторического процесса).

В плане апробации в работе используется системный подход к анализу произведения в свете аксиологических понятий, который может - в случае итоговой продуктивности исследования - претендовать на статус аксиологического метода интерпретации литературного произведения.

Практическая значимость диссертационного исследования состоит в том, что его материалы могут быть использованы в учебных курсах русской литературы и эстетики; в спецкурсах и спецсеминарах по творчеству JI.H. Толстого; в курсах филологического анализа, а также при разработке тематики курсовых и дипломных работ.

Апробация: диссертация обсуждалась на заседании кафедры русской классической литературы МаГУ. Материалы исследования нашли отражение в докладе на внутривузовской научной конференции МаГУ в 2005 г. Основные положения работы изложены в трех публикациях.

Структура: диссертационная работа состоит из Введения, двух глав, Заключения и Списка использованной литературы (200 наименований). Общий объем диссертационной работы составил 206 страниц.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении предпринят краткий обзор «истории вопроса», который позволил выявить актуальность работы. На этой основе поставлена научная проблема, дано развёрнутое обоснование выбора темы, объекта, предмета и других параметров предпринятого исследования.

Особое внимание уделено аксиологическим понятиям - ценностям, нормам и идеалам. Среди них центральной и общепринятой категорией является «ценность». Аксиология занимается «исследованием ценностей как смыслообразующих оснований человеческого бытия, задающих направленность и мотивированность человеческой жизни, деятельности и конкретным деяниям и поступкам» («Новейший философский словарь», с 24). Ценностям при этом придаются широкие и разные значения, которые для практического использования аксиологических понятий в качестве средств анализа должны быть упорядочены. В нашей работе за основу взяты представления, впервые обоснованные в диссертации Т.С. Власкиной в 1996 г. Они сводятся к следующему.

Для конкретизации собирательного понятия аксиологические ориен-

тиры целесообразно видеть в них иерархию и возможные соотношения. Поэтому предлагается понимать под ценностями относительно конкретные и реально достижимые ориентиры. Среди них различимы: семейное благополучие, любовь, долг, доброе имя, карьера, образование, успехи по службе, деньги - и проч. Для продвижения к различным ценностям вырабатываются - сознательно или инстинктивно, индивидуально или коллективными усилиями - разнообразные нормы жизни и поведения. Наконец, человек - существо духовное, не всегда и не во всбм прагматичное. Помимо целей реальных и достижимых, для него могут иметь значение цели высшие, ориентиры мечтательные, которые относятся к области идеалов.

В соотношениях трех выделенных категорий возможна динамика -например, взаимопереходы и взаимоподмены. Чтобы разобраться в сложных вариантах соотношения норм, ценностей и идеалов, необходимо иметь в виду разные их уровни и различать ценности объективные и субъективные, истинные и мнимые, постоянные и преходящие, и т.д. Очевидно, что единого и убедительного критерия для различения ценностей разного порядка (а также норм и идеалов) существовать не может. Одна и та же ценность, в зависимости от точки зрения или обстоятельств, может представляться как истинной, так и ложной. Поэтому при комментариях к аксиологическим соотношениям в большинстве случаев приходится полагаться на здравый смысл и интуитивные оценки. То есть в аксиологическом подходе определенная мера субъективности «наблюдателя» будет неизбежна.

Литература - в силу задач отражения и познания действительности -воспроизводит все те явления, которые обозначены здесь как аксиологические ориентиры и соотношения. Поэтому следует ожидать, что соответствующий - аксиологический уровень в произведении всегда присутствует. Его можно и нужно рассматривать - что и предполагается в данном случае осуществить на материале автобиографической трилогии Л.Н. Толстого.

Глава первая. Аксиологическая содержательность повести «Детство». Каждая часть трилогии представляет самостоятельный этап развития героя, а все вместе последовательный процесс его взросления, подчиненный авторской логике. Она подразумевает переходы с одного этапа на другой, которые сопровождаются не только приобретениями, но и потерями, и возвратами к чему-то утраченному.

«Детство» представлялось Толстому средоточием душевного содержания, которое должно было составить перспективу духовного роста центрального персонажа. Герой, по замыслу писателя, должен был уходить из «Детства» в мир душевных волнений, а затем, с опытом проб и ошибок, возвращаться к прежним ценностям. Они оказывались достижимы лишь при выработке определенных норм уже сознательного восприятия этих конечных ориентиров, т.е. в ходе духовного роста.

1.1 «Детство» как эпоха аксиологических влияний. Миру детства свойственна особая иерархия ценностей. В последующие «эпохи развития»

происходит неизбежная их переоценка. Однако исходные аксиологические впечатления остаются неповторимыми, в чем-то образцовыми и навсегда входят в жизненный опыт человека.

Уже в двух первых фразах трилогии, во-первых, обозначены две разновидности ценностей, доступных восприятию ребенка, - наивно-желанные (подарки) и непреходящие (запечатленные в образке ангела). Во-вторых, мир детства здесь противопоставлен миру взрослых. Они не замкнуты, однако во многом самостоятельны, и каждый имеет свои аксиологические приоритеты. Их соотношение и взаимодействие - одна из составляющих контекста, который предположительно пронизывает всю трилогию. С одной стороны, мир взрослых притягателен для ребенка, так как является источником и «гарантом» детских ценностей. Поэтому многие приметы взрослых отношений и сам процесс взросления предстаёт в детском восприятии как самостоятельная комплексная ценность. С другой стороны, мир взрослых для ребенка - источник не только ценностей, но также недоумений и наивных обид.

В первых главах принципиальную роль играет также мир природы, имеющий свои аксиологические координаты. Дети у Толстого, как правило, вступают с природой в более бескорыстные отношения, чем взрослые. В динамике ценностей взрослого мира почти неизбежен оттенок экспансии по отношению как к детскому миру, так и к миру природы.

Одна из важнейших в «Детстве» - тема семьи и семейных ценностей. Самостоятельная тема матери, возникая в первой главе, затем выходит на первый план и затем акцентированно выражена в финале. Образ матери -личностное выражение еще одного (наряду с миром взрослых и миром природы) самостоятельного «ценностного центра» (М.М. Бахтин).

В событиях, связанных с переездом в Москву, прослеживается закономерность аксиологических соотношений: нарушение центральной ценности - семейного благополучия - сопровождается искажением всего комплекса норм, которыми эта ценность обеспечивалась и поддерживалась. Среди этих норм наблюдаются как генеральные (совместная жизнь всех членов семьи), так и частные (утреннее чаепитие). И соотношения представляются взаимообратными, так что нельзя однозначно прояснить, что от чего напрямую зависит - нормы от ценности, или наоборот.

В первых же фрагментах повести сказывается своеобразие толстовского стиля- выявляется сочетание двух составляющих - изобразительной и выразительно-эмоциональной. Развитие другой составляющей стиля -рационалистической стихии исследователи склонны относить к более позднему периоду творчества Толстого. Однако аксиологический анализ позволяет выявить её в тексте первой повести. Так, улыбка матери для персонажа реальна и доступна. Для автора же она существует в воображении на правах идеала. Как идеал, она служит ему своего рода этико-эсте-тической путеводной звездой И эстетическую значимость материнской

улыбки писатель делает предметом рационалистической рефлексии.

Важны эпизоды, в которых раскрывается имманентная жизнь детского мира (прогулки, разговоры, игры). Выясняется, что приоритетная ценность для детской компании - это родство душ, которое выражается в любых формах (а значит, и нормах) общения. Между тем, расставание неизбежно по законам взрослого мира, неясным для детского сознания.

Особое аксиологическое значение имеет описание охоты. Во-первых, здесь наглядно выражено сопоставление (очная ставка) разных миров - взрослого, детского и природного. Во-вторых, дано средоточие всех тех ' ценностей усадебной жизни, которых герои будут лишены с переездом в

Москву. В-третьих, развивается мотив социального неравенства. В-четвертых, охоту Толстой обрисовал как особое состояние жизни. Как «Севастопольские рассказы» послужили творческой лабораторией для написания военных сцен в эпопее «Война и мир», так и охота из «Детства» будет развёрнута в более подробные описания в «Казаках» и «Войне и мире».

В охоте сохранялись особенные ценности, имевшие общечеловеческое значение. В их составе - обеспечение благополучия семьи и рода, а также стихийное установление более естественных (по сравнению с обыденной жизнью) взаимоотношений между людьми разных социальных слоев - другой «меры вещей». В «Детстве» социальное неравенство подчеркнуто более явно и даже острее, чем в поздних произведениях.

В сцене охоты аксиологически важен мотив, связанный с восприятием микрокосмоса природной жизни глазами ребёнка. Мотив этот развёрнут подробнее, чем соответствующие эпизоды «Войны и мира», и прямо готовит описание охоты в «Казаках».

«Охота» и «Игры» дают примеры аксиологической рассогласованности взрослого и детского миров. «Охота» демонстрирует художественную концентрацию своеобразных взрослых игр.

В процессе взросления центрального героя важную роль играет пример взрослых, прежде всего родителей Они должны передать детям свои ценности, помочь выработать жизненные нормы, разбудить в них стремление к идеалам - так обеспечивается культурная преемственность поколе* ний, передача своего рода аксиологической эстафеты. Если роль родителей оказывается благотворной, то процесс взросления пройдёт легче и естественнее. Толстой в интересах замысла избирает другой вариант. » Разные ценности руководят намерениями и поступками родителей Николеньки Иртеньева, и потому их образы имеют разную аксиологическую значимость. С отцом связано первое выражение мотива социальных ориентиров, который позднее будет развиваться глубже. С образом матери связан мотив духовных (в частности, религиозных) ориентиров. Согласно замыслу, процесс взросления героя должен был проходить в перспективе душевного и духовного роста. И отец показан таким, чтобы было ясно: рассчитывать Николеньке придётся на собственный опыт. В этом состояла

аксиологическая интрига, поддерживающая интерес к судьбе персонажа.

В «Детстве» на переднем плане - опыт душевной жизни героя. Духовный опыт должен придти позднее. Однако некоторые его ростки автор показывает уже в детстве героя. Прежде всего, это инстинкты любовного отношения к окружающему миру и к людям. Подробно развёрнуты отношения к матери и отцу, Карлу Иванычу и Наталье Савишне, брату и сестрам, и т.д. Обеспечено это в большей степени душевными свойствами, но составляет благодатную почву для последующего духовного роста.

Уже в первых главах обозначен духовный ориентир это религиозная вера. В первую очередь здесь сказалась роль матери, которая воспитывала сына в религиозном духе. В описании того, как герой воспринимает её образ, Толстой художественно воспроизводит ситуацию интуитивного выхода даже за рамки церковных канонов.

В двух колоритных народных образах выражены в «Детстве» те ценности, которые могут играть для представителей дворянской культуры роль идеалов. В юродивом Грише - это способность к насыщенной религиозной жизни, в Наталье Савишне - необычайный талант любви к ближнему. Позднее Толстой будет художественно исследовать в своём творчестве именно эти идеалы. В образе юродивого Толстой сосредоточивает внимание на том явлении, которое позднее окажется важным для ориентации собственной религиозной позиции писателя, - на «мужицкой вере». Через отношение к юродивому показана возможность восприятия и сопереживания ребенком аксиологического состояния самой высокой пробы

Сам факт необратимости перемен в ходе развития человека обусловливает аксиологическую переориентацию: недостижимые для взрослого человека ценности детского состояния оборачиваются своеобразными идеалами. Ценности детства не утрачены безвозвратно, герой может к ним вернуться, но путём проб и ошибок, преодоления заблуждений, в перспективе перехода от душевной многосоставности (и разбросанности) к духовной собранности и состоятельности.

1.2. «Детство» как эпоха первых аксиологических испытаний. В описании переезда в Москву характерен сбой в хронотопе, который будет давать о себе знать на протяжении всей второй половины повести. Городская жизнь - зто новый этап, но ещё в рамках детской эпохи развития

Здесь впервые выводятся такие значимые для самого писателя ценности как эстетические, но представлены они в искажённом виде. В мире взрослых эстетических оценок оригинальность, творчество - не являются приоритетными ценностями. Ценится в этой среде способность непринужденно следовать за самыми умелыми, ловкими и успешными «творцами».

В душе героя происходит столкновение враждебных элементов' искренности и лицемерия. Искренность - безусловная ценность, неразрывно слитая с нормой повседневного поведения. До сих пор эта аксиологическая «связка» доминировала в жизни героя, потому что составляла одну из сти-

хий в доме Иртеньевых. Лицемерие же едва ли может составлять ценность. Однако в условиях московской дворянской среды оно является не менее заразительным аксиологическим ориентиром, чем любая подлинная ценность, потому что представляет собой «победительную» (в плане достижения результатов) норму жизни. Это своеобразная стихия, и она проникает на инстинктивный уровень душевной жизни ребенка, окунувшегося в лицемерную среду. Ценность искренних чувств и поведения останется для него непреложной, но здесь она подвергается разнообразным испытаниям.

Следующая ценность, которую выявляет автор в своей повести, - это красота человеческого облика (в частности, лица). Автор выявляет незрелость персонажа через его аксиологическую дезориентацию: он «всё» готов отдать за красоту лица. Среди этого «всего» оказываются безусловные ценности, указанные мальчику матерью, - ум и доброта.

Далее опыт героя расширяется - и понятие о красоте человеческого облика усложняется. Связано это с образом князя «Ивана Иваныча». В нём молодой Толстой воплотил свой идеал культурного светского человека (идеал, который представлялся не вполне достижимым, но желанным). Выразительна перекличка уровня образованности князя с личной программой самообразования Толстого. (Отдельные черты того же идеала позднее найдут выражение в образе Андрея Болконского.) Среди авторских ценностей, нашедших отражение в этом идеале, выделяется универсальность познаний. Позднее, в «Юности», эта ценность окажется в противостоянии с другой, более конкретной - университетским образованием.

В «московских главах» выражена такая значимая ценность, как дружба. Первый опыт героя - неполноценная дружба с Серёжей Ивиным. Она проходит здесь ряд испытаний. В столкновении с подлинной душевной ценностью - добротой и инстинктом сочувствия к существам обиженным (Иленька Грап) - неполноценная «дружба-любовь» даёт первую трещину. Однако лишь иная новая ценность могла не столько разоблачить эту дружбу, сколько вытеснить её из души героя. В роли такой ценности выступает первая влюблённость (в Сонечку) - чувство естественное и потому более полноценное, чем «дружба-любовь» к Серёже.

Любовь как новая ценность носит ещё незрелый характер. Поэтому она распространяется в душе по законам экспансии, «захвата территории». Она требует жертв во имя себя и готова вытеснять или подавлять все остальные привязанности. Так, она приходит в столкновение с прежними ценностями с добросердечием и привязанностью к домашним.

Выразителен аксиологический «кризис» героя: под влиянием житейской неудачи новые ценности, поманившие его в «московский период», показались безнадёжно недоступными. И происходит инстинктивный возврат к ценностям домашним, «деревенским», среди которых центральное место занимает образ матушки и всё, что с ним связано. Примечательна очная ставка ценностей прежних и новых: прошлое не забыто, продолжает

жить в душе и поддерживать в кризисные минуты. Прежние ценности укоренены в душе и остаются её «золотым запасом» на будущее.

Как дружба, так и любовь являются здесь лишь первыми душевными опытами на пути к взрослой жизни и зрелым аксиологическим ориентирам. Дружба не выдерживает первых же испытаний. Но аксиологическое значение её сохраняется и выражается в том, что она оборачивается нормой душевной жизни для взрослеющего мальчика с любящей душой. Ему необходим объект для проявления душевной щедрости. По той же закономерности и первая влюблённость - всего лишь норма для детской души. В перспективе то и другое способно обернуться подлинными ценностями и ■>

даже вырасти в своём аксиологическом статусе - приобрести свойства ^

идеалов. На ценностный уровень эти явления душевной жизни будут выведены Толстым в последующих частях трилогии. Идеальный же уровень . выражения как дружбы, так и любви станет для писателя предметом художественных исканий в поздних произведениях («Война и мир», «Анна Каренина»). Но важно, что уже в трилогии намечена перспектива аксиологического развития, ценностной динамики души. От дружбы-любви к Серёже Ивину до полноценных дружеских отношений с Дмитрием Нехлюдовым (в «Юности») проходит цикл душевной жизни Николеньки.

Глава «Горе» посвящена испытанию, которому подвергается центральная для героя ценность - ощущение близости с матерью, как своеобразная душевно-духовная пуповина. Все прочие его ценности до сих пор восходили к этому единому аксиологическом центру его душевной жизни. В итоге сын оказывается не только генетическим, но и духовным наследником - ему переходит роль живого носителя аксиологических впечатлений, связанных с памятью о матери. В этом случае ценность не разменивается на нормы поведения (как это показано на примере отца), а лишь повышается в своём аксиологическом статусе - переходит на уровень выше, в область мечтательного идеала.

Смерть матери сыграла важную роль в судьбе героя. Ему это событие суждено было пережить, чтобы выйти из полосы эмоциональной безмятежности и аксиологической безответственности. Нужно было учиться нести личную, повседневно вырабатываемую ответственность за свои чувства, оценки и поступки. Горе способствовало душевному росту, взрослению, произошёл перевод его отношений к матери на более высокий аксиологический уровень. В той же связи по-новому проясняется и аксиологи- • ческую значимость образа Натальи Савишны. Обе женщины - мать и няня - приобретают для героя значение идеала в том смысле, что влияют на его развитие и служат ориентиром на будущее. Если раньше с образом матери у героя были связаны первые религиозные интуиции, то на исходе детской эпохи особенно важен оказывается религиозный опыт Натальи Савишны.

Примечателен финальный образ: в часовне похоронена матушка, за чёрной решёткой - няня. Сопоставление принимает художественную фор-

му: образы привязаны к детализированным и в то же время символическим координатам. Финал повести важен в своей неоднозначности: с одной стороны, он подводит итог описанному этапу взросления героя, а с другой -предвещает перспективу этого движения в будущее.

Глава вторая. Аксиологическая содержательность «Отрочества» и «Юности». В критических и научных отзывах о трилогии можно встретить. наряду с недооценкой значимости второй и третьей повестей, другую крайность - акцент на целостности автобиографической трилогии, без какой-либо дифференциации её частей. Дополнительная задача в этой главе - преодолеть обе крайности.

2.1. Трудности самоопределения героя в повести «Отрочество». С первой же главы принципиально восприятие героем разных людей и . разных состояний природы. Просматривается логика и в самих переходах

от одного впечатления к другому. Важно, что под влиянием новых впечатлений он даже разучился искренне молиться.

Недостаточно сказать, что период отрочества начинается для героя со «встречи с миром своей страны» (Л.Д. Громова-Опульская). Нужна поправка: перед героем разворачивается мир пёстрый, кажущийся желанным, но оборачивающийся чужим, отгороженным незримой преградой. Преграда эта обусловлена разностью интересов, фактически - разными ценностными установками. В «Детстве» виден был акцент на возможности совмещения интересов В «Отрочестве» открывается аксиологическое разобщение интересов в общих социальных координатах.

К грозе как природному явлению естественным образом приводит и на ней замыкается вся череда дорожных впечатлений героя, в которых нагнетался мотив разобщения людей. В сцене встречи с нищим разобщение людей достигает кульминации. Они будто бы подтверждают, что заслужили эту грозу, как «гнев Божий».

Углубляется понятие о принципиальном неравенстве людей, в социальном отношении равных и даже родных по крови. Более того, один и тот же человек может (и должен уметь и даже имеет право) быть разным. Социальные причины этой разности - лишь один из самых внешних уровней её выражения В восприятии героем нюансов социальных отношений выражается его практический инстинкт двоякого значения. С одной стороны, от ценностей материальных привилегий отказаться не легко; признание « своего особого положения у Иртеньевых в крови Это как бы аксиология

на генетическом уровне С другой стороны, «практичности» может сопутствовать и тактичность Тогда в душе героя сказывается иная аксиология: личное достоинство - своё и чужое - одна из высших ценностей. «Диалектика души» у Толстого заключается в том, что его герой способен совмещать в «душевном организме» разнородные побуждения (В.Д. Днепров)

В чувстве разобщения людей - одна сторона открытия, сделанного героем на пороге отрочества Другая состоит в том, что ему открывается

как важная ценность - другая индивидуальность, чужое «я» (и множество этих «я»). Открытия других сопровождается открытиями себя самого, своего неповторимого «я». Чтобы повзрослеть и вступить на самостоятельный путь, герою нужно было вполне ощутить и осознать своё одиночество. Это становится одной из ведущих линий сюжета в повести.

Выразительны отношения к горничной Маше. С одной стороны, здесь важны ростки полового влечения, ощущения женщины как человека иной природы. С другой стороны, герой открывает в себе побуждение к самопожертвованию во имя чужого счастья. Этот душевный росток рассчитан на перспективу духовного роста героя. Признание ценности чужого счастья даже в ущерб собственным интересам оборачивается повышением ценностного статуса собственных душевных свойств.

В свете открытия героем других людей может быть интерпретирована .

история его взаимоотношений с гувернёром (П.П. Громов видит в этой истории «сюжетную вершину» повести). Образ гувернёра важен не только сам по себе, но и в сопоставлении с прежним воспитателем, подобно тому, как «московский» период в целом - в сопоставлении с «детским» этапом жизни. В душе героя с момента переезда в Москву росло душевное неблагополучие. Разобщение с людьми и трудности самоопределения ощущались как душевный разлад. Всё это персонифицировалось в образе гувернёра и вылилось в конфликтные отношения с ним. При этом примечательно описание сложнейшего - надрывного — состояния души. Позднее подобные состояния неоднократно описывал Достоевский. Толстой уже в первом произведении поднимается на те же высоты «человековедения».

На негативном фоне испытываемого разобщения с людьми герой познаёт ценность общения {одну из приоритетных для Толстого в перспективе всей его жизни). Трудными путями он пытается вписаться в систему норм взаимоотношений с самыми разными - как близкими по духу, так и чуждыми ему - людьми. О прежних идеалах, живым ощущением которых было пронизано детство, в «Отрочестве» почти не упоминается.

Особый обьект внимания - одноимённые главы в каждой из повестей. Глава «Отрочество» отличается, в первую очередь, критическим тоном характеристики текущего этапа развития героя, в отличие от идеали- ■> зации в главе «Детство». Прежде в центре внимания было сердечное общение с матерью - то есть вершина эмоциональной жизни героя. В «Отрочестве» же внимание сосредоточено на интенсивном интеллектуальном » развитии подростка. И подчёркивается, что оно носило уединенный характер (в отличие 07 общения в «Детстве»). Таким образом, прежняя оппозиция, сопровождавшая переход от детства к отрочеству (общение-разобщение), дополнена здесь новой оппозицией (эмоциональное-интеллектуальное, или в ином выражении: сердечное-разумное).

В главе «Отрочество» Толстой выносит приговор характерному для этого периода «тяжелому моральному труду». Заблуждения явились для

подростка морально тяжёлым, но неизбежным этапом, необходимым в процессе становления личности. Прежние ценности, при всей их значимости, были изначально присущи человеческой натуре героя. В новых условиях актуальна выработка иных ценностей, в том числе - самостоятельного отношения к жизни, к людям и к себе самому, к своему месту среди людей. Неизбежный конфликт ценностей явился новым отражением уже замеченной ранее закономерности (движение через разобщение с людьми к познанию особенности каждого и неповторимости собственного «я»).

Среди новых ценностей, открывшихся герою, - его мнение о себе, чужое мнение о нём и, наконец, согласованность этих мнений, а в более общем виде - достижение желанного согласия. Пути к согласию с людьми намечены в завершающей части повести. Во-первых, дружба является одним из путей преодоления разобщения и достижения новой ценности -единения с людьми. Во-вторых, в процессе развития дружба вырастает до статуса особой самостоятельной ценности. Эту ценность Толстой будет исследовать позднее, в «Войне и мире». В-третьих, история дружбы завершает «Отрочество» и развивается в «Юности». Тем самым она служит переходным звеном в общей композиции. Кроме того, автор показывает, что не так уж безысходен был для героя этот этап его развития, коль скоро он дал «на выходе» такое перспективное аксиологическое открытие.

В последней главе выработана своеобразная норма, связанная с дружбой, - благотворное влияние друг на друга, преимущественно старшего на младшего (по возрасту или по уровню душевной зрелости). Здесь же выделяется ценность самосовершенствования. Она прямо сориентирована на идеал добродетели.

В заключительном пассаже повести Толстой подводит аксиологический итог всему периоду отрочества и предвещает дальнейшие юношеские искания героя. Сакраментальный вопрос «кто виноват?..» задаёт нечто вроде творческой программы на перспективу следующей повести. «Юность» как раз и предоставит материал для ответов: кто (или что) и в какой мере виноваты в том, что мечтам не дано было осуществиться.

2.2. Надежды и разочарования героя в повести «Юность». Аксиологическая логика юношеского развития героя в общем виде такова. «Жизненные пути» - это нормы. Но для Иртеньева на этом этапе они непродуктивны, т к. сориентированы не на определенные ценности, а непосредственно на идеалы. Происходит нарушение преемственности аксиологических ориентиров, в которой нормы обеспечивают достижение ценностей, а те, в свою очередь, сориентированы на идеалы. Выпадение ценностей из этой цепочки преемственности не могло не обернуться для героя заблуждениями.

Мажорный тон в первых главах обусловлен открытием «нравственного усовершенствования» как доминирующей ценности. Интуиция подсказывает герою, что к ней необходимо намечать пути. Потому он и занят

«составлением блестящих планов». Однако его целеустремленность носит эмоциональный характер. Переход от слов к делу невозможен лишь через душевный порыв. Пути движения не вырабатываются, потому что за ценность принимается нечто вроде идеала. Таким образом, на пороге юношеского развития героя происходит своеобразное аксиологическое недоразумение, и это служит тревожным авторским прогнозом. Однако далее Толстой признаёт, что сама способность ощутить идеал и оставаться преданным ему, несмотря ни на какие разочарования, важнее любых ошибок в выработке нравственных норм. Способность эта важнее самой путаницы в различении доступных и отдалённых аксиологических ориентиров.

Много изменений происходит в религиозных настроениях героя. В «Юности» эти мотивы возникают с первых же глав - но в преображенном виде и с явными потерями. Вместо религиозных настроений пришло почти формальное признание своих религиозных обязанностей. В дальнейшем эта тенденция находит свою кульминацию в описании «исповеди».

На исповеди дома и в монастыре героем владеют разные настроения. Вначале это религиозность, т.к. его вдохновляет причастность к «божественному». Но вслед за этим им овладевает тщеславие, и он умиляется на самого себя. Парадоксальным образом сменяют друг друга две крайние позиции: «как же далеко мне до идеала» и «какой же я хороший». Переводя на язык аксиологических понятий, можно говорить о том, что герой ориентируется на противоречащие друг другу ценности. Одна из них истинная, духовная; а другая - ложная, эгоистичная. Первая предполагает возможность совершенствоваться и служит стимулом к этому. А вторая обманывает чувством уже достигнутого совершенства и тем самым тормозит душевное развитие. Последнее герой то и дело испытывает на себе.

Важно, что если раньше герою открывались чужие «я» в их неповторимости, го теперь ему довелось соприкоснуться с целыми обособленными «мирами» (миры монастырской жизни и трудового городского люда).

Долгожданный переход Иртеньева в мир взрослых происходит в результате его поступления в университет. Однако границы детского и взрослого миров размываются по логике уподобления, а не развития. Во-первых, ещё детские запросы героя удовлетворяются будто бы взрослыми нормами жизни. Во-вторых, в поведении взрослых обнаруживаются детские нормы и ценности, приметы инфантилизма. Т.е. детские души поддаются порче взрослыми заблуждениями, а взрослым не удаётся изжить в себе детские черты (обидчивость, наивность и др. признаки незрелости).

Мир взрослых оказывается не таким цельным и самостоятельным, как это казалось герою прежде. Он расслаивается на более узкие мирки (или «круги»). Наиболее очевидными из них являются социальные слои и группы общества. Однако люди даже одного социального круга руководствуются разными ценностями. Мир взрослых отношений чреват многими испытаниями, неприятными открытиями, и сам процесс взросления

протекает с неизбежными аксиологическими потерями. Например, утрачивается прежняя чистота и искренность увлечений.

Одно из важных открытий героя в том, что ценности могут вступать в сложные взаимоотношения, не согласуясь, но и не отменяя друг друга. Та же закономерность присуща и нормам. Так, плохо согласующимися ценностями оказываются состоятельность («деньги») и душевное благородство. В одних людях они уживаются, а других запутывают. Соответственно, путается герой и в таких нормах, как благородные слова и благородные дела.

Ряд обособленных «мирков» пополняется для героя семейством Нехлюдовых. Лишь в этот круг ему удаётся войти органично, почти без потерь, и сделать здесь ряд открытий. Одно из них в том, что чужое мнение о себе может представлять большую ценность, чем прежняя, проверенная временем. Другое открытие связано с проблемой любви. Любовь как непреложная ценность ощущалась героем в период отрочества. Этот прежний душевный «след» находит в «Юности» почти пародийное продолжение. На момент написания этих глав сам Толстой был под влиянием скептичного отношения к достоверности ценностных признаков любви в её межполовом выражении. Однако масштабно и выразительно открывается герою любовь деятельная. Ещё одно открытие связано с тем, что одинаково безусловные ценности могут не сочетаться в душевном мире человека. И доброта, любовь к ближним вовсе не предполагают тонкости душевной организации во всём остальном. Для самого Иртеньева две характеристики - любовь к природе и ложная понятая оригинальность - поставлены в отношение соперничества, и он на время предпочитает второе.

Однако ценности истинные могут лишь на время проигрывать ложным, потому что в образ героя заложена логика развития, а не деградации. Это раскрывается в смысловом центре повествования, который составляют две главы в их сочетании «Comme il faut» и «Юность». В первой из них достигает крайнего выражения аксиологическое недоразумение (примеры которого уже встречались в трилогии). Во второй важны подробные описания природы, перемежающиеся с обращениями к эмоциональному миру героя. Природа стимулирует мечтания, а те, в свою очередь, окрашивают настроениями доверия и надежды восприятие природы.

На примере героя автор разворачивает в главе «Юность» тему возможного продуктивного контакта человека с природой. В частности, мир природы органично нормален, то есть является средоточием и выражением естественных норм жизни Но природа может также являться для человека источником ценностей иного порядка - красоты, вдохновения, одухотворенной любви и др. Мир природы ощущается героем как бесконечный кладезь ценностных ориентиров. Он представляется чем-то более широким, чем человек способен вместить и освоить (Толстой здесь поднимается до уровня тютчевской «поэзии природы»). В то же время ощущение неисчерпаемости богатств природного мира возможно лишь в силу человечно-

сти этих впечатлений и запросов. Т.е. лишь на бесконечность человеческих запросов природа откликается бесконечностью своих возможностей. Логика контакта человека с природой обусловлена встречей «двух бесконечностей», которые способны пересекаться, но никогда не совпадают.

Ранее опыты контактов героя с различными «мирами» (монастырский, народный, «нехлюдовский», университетский и прочие) оказывались в аксиологическом отношении бесплодными. Теперь показан полноценный контакт с миром природы, аксиологически продуктивное, даже эвристич-ное вхождение в этот мир. Природа реабилитирует для героя и ценности любви. В реальности она не может удовлетворить эту потребность, т.е. обеспечить встречу с ней. Поэтому любовь из разряда ценностей переходит в разряд идеала. И это - не единственный идеал, здесь открывающийся.

В этой же ключевой главе происходит возврат Иртеньева к духовным ценностям высшего порядка. Живой контакт с природой, открывший герою мир вечных ценностей и позволивший ему войти в состояние религиозного вдохновения (наполниться светом духовного идеала), закономерно бросает свет истины и на всё предыдущее содержание - производит переоценку ложного развития героя. Эта глава не столько оказывается в диссонансе с содержанием остальных глав, сколько призвана служить душевной компенсацией «мелких людских страстей». Под их влиянием герой уже прошёл целый круг заблуждений, и ему ещё доведётся испытать мнимую катастрофу. Но способности, открывшиеся в главе «Юность», служат залогом того, что духовное развитие героя возможно, и любые его заблуждения не являются необратимыми.

Тем не менее, повесть не завершается на этих обнадёживающих нотах. Последние главы содержат рассказ о новых открытиях героя и наиболее тягостных для него заблуждениях. Так, например, в среде студентов-разночинцев Иртеньева привлекают преимущественно новые нормы жизни (поэзия быта, кутежи, трудолюбивые совместные занятия и прочее). Вместе с тем, он ощущает рассогласованность ценностных ориентаиий. Нельзя принять нормы, не понимая, к чему они ведут, не имея в виду ценностей. О совместных же идеалах в таком случае не может быть и речи.

Принципиально важно, что в финале герой признаёт весь юношеский период развития ошибочным и намерен «начать с начала». Он возвращается к собственным нормам и ценностям, как бы наивно ни были они выражены в составленных когда-то «правилах жизни». Искать нужно собственные пути развития и иметь при этом в виду собственные же ценности и идеалы. Именно к этому сводится финальное открытие героя, выраженное в повести. Такое открытие, конечно, предполагало открытую же перспективу аксиологического развития Николая Иртеньева.

В Заключении подводятся итоги исследования, в соответствии с изначально поставленными задачами. Намечаются возможные перспективы использования апробированного в работе аксиологического подхода. В ча-

стности, в качестве многообещающих объектов внимания выделяются другие произведения J1.H. Толстого - «Севастопольские рассказы», «Казаки» и «Война и мир».

По материалам диссертации опубликовано 3 работы:

1. Возможности аксиологического подхода в прочтении автобиографической трилогии JI.H. Толстого // Три века русской литературы : актуальные аспекты изучения. - М.; Иркутск : Изд-во Иркутского гос. пед. ун-та, 2004. Выпуск XI. - С. 124-133.

2. Аксиологические средства анализа художественного текста (JI.H. Толстой) // Современные проблемы науки и образования : тез.докл.ХЫП науч.конф. - Магнитогорск : МаГУ, 2005. - С. 230-231.

3. Художественная аксиология в автобиографической трилогии JI.H. Толстого // Благословенны первые шаги... : Сборник работ молодых исследователей / Под ред. С.Г.Шулежковой. - Магнитогорск : МаГУ, 2005. Выпуск VI.-С. 130-138.

Ш 9 2 О 3

РНБ Русский фонд

2006-4 13230

Регистрационный № 1348 от 09 03 2004 г. Подписано в печать 11.10 2005 г Формат 60x84l/i6. Бумага тип № 1. Печать офсетная. Усл. печ. л. 1,00. Уч -изд. л 1,00 Тираж 100 экз. Заказ № 501. Бесплатно.

Издательство Магнитогорского государственного университета 455038, Магнитогорск, пр. Ленина, 114 Типография МаГУ

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Абдуллина, Диана Асатовна

Введение. 3 —

Глава первая. АКСИОЛОГИЧЕСКАЯ СОДЕРЖАТЕЛЬНОСТЬ

ПОВЕСТИ «ДЕТСТВО». 21

1.1. «Детство» как эпоха аксиологических влияний. 24 —

1.2. «Детство» как эпоха первых аксиологических испытаний . 66—

Глава вторая. АКСИОЛОГИЧЕСКАЯ СОДЕРЖАТЕЛЬНОСТЬ

ОТРОЧЕСТВА» И «ЮНОСТИ». 105

2.1. Трудности самоопределения героя в повести «Отрочество» .108 —

2.2. Надежды и разочарования героя в повести «Юность».144

Введение диссертации2005 год, автореферат по филологии, Абдуллина, Диана Асатовна

В предлагаемой формулировке темы исследования сопряжены два разнородных и разномасштабных феномена культуры - аксиология и первое художественное произведение Л.Н. Толстого. Первый изначально принадлежал области философских знаний, и лишь с недавнего времени используется применительно к искусству, в роли особого аспекта интерпретации конкретных произведений. Второй издавна (фактически с момента его выхода в свет в 1852-56 годах) привлекал внимание критиков и неискушенных читателей. Однако более поздние произведения великого писателя - такие, как «Война и мир», «Анна Каренина», «Смерть Ивана Ильича» - затмили успех первой трилогии и незаслуженно отодвинули её на периферию внимания. Таким образом, литературоведческий подход порознь - к аксиологическим явлениям или к трилогии Толстого - оправдан, хотя имеет лишь относительную актуальность. Иное дело сопряжение того и другого — в этом случае новизна и актуальность исследования безусловны. Потому что в таком аспекте именно это произведение никто до сих пор не рассматривал.

Апробация аксиологического подхода на материале раннего произведения Толстого на первый взгляд может показаться искусственной и потому сама по себе требует обоснования. Для этого необходимо остановиться особо как на возможностях аксиологии, так и на своеобразии толстовской трилогии.

Показательно, что сами представления об аксиологии достаточно динамично меняются в последние 15-20 лет, особенно в отечественной науке. Так, например, в философском словаре, изданном в 1989 г., сказано, что аксиология - это «учение о природе ценностей, их месте в реальности и о структуре ценностного мира, т.е. о связи различных ценностей между собой, с социальными и культурными факторами и структурой личности»

175. - Курсив мой — Д.А.). Спустя десять лет авторы словаря того же профиля уже находят возможным утверждать: «АКСИОЛОГИЯ (греч. axia -ценность, logos - слово, учение) - философская дисциплина, занимающаяся исследованием ценностей как смыслообразующих оснований человеческого бытия, задающих направленность и мотивированность человеческой жизни, деятельности и конкретным деяниям и поступкам. /./ Обращение к проблемам А. оказалось /./ свидетельством завершения одной фазы философского развития и в то же время основой переструктурации философского знания» (125). Так из более частного понятия «учение» аксиология перешла в статус особой научной «дисциплины» и даже ознаменовала собой, как указывает автор словарной статьи, качественный переход философского знания из одной фазы развития в другую.

Аксиология, определившись с конца XVIII века в своих научных категориях (истоки ее видят в трудах Канта), не могла долго оставаться в границах только философии. И в западной науке аксиология давно уже составляет передний край научной мысли, причем в самых разных областях. Сначала в философии и в эстетике, затем в социологии, экономике, литературоведении и других гуманитарных науках — аксиология вступила в свои права и дала толчок к развитию этих наук, расширила и приблизила их горизонты (см. об этом в книге Г.П. Выжлецова - 44, с. 92-145).

В нашей стране в период «идеологической монополии» природа, состав и соотношение ценностей предполагались раз и навсегда определенными марксистско-ленинской теорией, и потому аксиология была под негласным запретом (подобно генетике и кибернетике). Входила она в обиход научной мысли в основном «через культурологические анализы (С.С. Аверинцев, А.Я. Гуревич, Г.С. Кнабе, B.JI. Рабинович, A.M. Пятигорский, Г.С. Померанц и др.), психологию (Узнадзе и его школа), социологию (В.А. Ядов и его школа)» (125, с.17). Добавим, что в этом ряду имён должно найтись место также П.А. Флоренскому и М.М. Бахтину. Именно в их трудах обнаруживаются сегодня аксиологические идеи, которые в своё время никем подхвачены не были и долго ждали своего признания. Но в конечном счёте всё решает продуктивность методологии, ее прикладная ценность. И относительно недавно, в 90-х годах прошлого века, аксиологию в России стали активно разрабатывать.

Однако до сих пор в научных работах и учебных пособиях наблюдается разнобой мнений - как в определении масштабов аксиологической выразительности культуры, так и в понимании содержательности самих аксиологических категорий. В многообразии подходов можно выделить две основные тенденции. Одна наглядно представлена в «московской школе» (условное обозначение), - например, в работах П. Гуревича, Л. Столо-вича (164, 61). Другая проявляется в разработках «петербургской школы» -в трудах Г. Выжлецова и других специалистов (44).

Первая тенденция сказывается в панаксиологизированном понимании развития цивилизации и культуры, начиная с античных времен и до нашего времени. То есть получается, что аксиология была и царила всегда, по крайней мере в философии, как некое неявное измерение мысли. Вторую тенденцию можно видеть в различении специфических этапов развития человечества. Трем типам цивилизации (космогенной, техногенной и антропогенной) здесь соответствуют три этапа эволюции философского знания (онтологический, гносеологический и аксиологический). Последний - и высший, - согласно этим представлениям, можно числить лишь с середины 19 века, зато он раскрыт на перспективу.

К сожалению, приходится признать, что в литературоведении методологические возможности аксиологии осваиваются как бы в замедленном темпе. В 1995 г. в докторской диссертации В.А.Свительского были представлены примеры того, какие широкие горизонты открывает в литературоведении аксиологический аспект (146). Однако и в её теме фигурирует всего лишь понятие «оценка», которое возведено автором в статус особой категории. Открытые воронежским ученым перспективы и возможности новой методологии разрабатывала Т.С. Власкина в своей кандидатской диссертации (40). Однако ей было рекомендовано хотя бы из формулировки темы убрать само понятие «аксиология», которое в то время ещё выглядело недостаточно литературоведческим.

Некоторое представление о разработке аксиологической методологии в отечественной науке даёт следующая статистика. Мы предприняли поиск по электронному каталогу диссертаций в Российской государственной библиотеке, РГБ (см.: http://sigla.rsl.ru). Пусть не во всем точная (потому что в поиске задействованы лишь отсканированные диссертации), но общая картина такова: из найденных с 1998 по 2004 годы 37 диссертаций, в тематике которых фигурирует понятие «аксиология», 23 работы относятся к педагогическим наукам, 7 диссертаций - к философским, и лишь 4 работы - к филологическим (среди которых есть диссертации и с лингвистической, и с зарубежной специализацией).

В последние годы аксиологический подход активно разрабатывается филологами, в том числе из Магнитогорского университета (см. в «Библиографическом списке» работы И.А. Анашкиной, Т.С. Власкиной, А.П. Власкина, И.А. Есаулова, В.Б. Петрова, И.К. Подковырова, A.C. Собенни-кова). Учёные из Орска продемонстрировали возможность объединения усилий специалистов разного профиля в изучении аксиологических проблем, организовав в 2001 г. конференцию «Единство аксиологических основ культуры, филологии и педагогики» (69). Один из последних примеров продуктивности использования аксиологического подхода в литературоведении — докторская диссертация В.Б. Петрова. Большинство из указанных авторов убедительно показывают, что подход этот позволяет эффективно решать проблемы современного прочтения литературной классики. Зададимся вопросом: благодаря чему это происходит и как именно «работает»?

Приведу подробные пояснения А.П. Власкина: «Подразумевается, что всякий человек (или автор, или герой) вольно или невольно во всем руководствуется ценностями — как жизненными ориентирами. Они могут быть разного достоинства - ценностями истинными или мнимыми; вечными или преходящими; общечеловеческими или личными, социальными или идеологическими (в том числе, например, религиозными). Возможны поэтому «ценностные характеристики» человека, общества, эпохи. /./ Но прежде всего необходимо определиться с границами значений основных категорий. Это нормы, ценности и идеалы. В самом общем виде можно говорить о том, что между ними есть своя иерархия. Несколько упрощая, ее следует представить так. Ценности - это конкретные ориентиры, к ним можно стремиться и достигать их. Это могут быть: семейное благополучие, любовь, долг, успехи по службе, деньги - и проч. Но всё это само собою не приходит. К ценностям нужно как-то двигаться, и тут есть свои нормы жизни. Человек и общество их вырабатывают. Заметим далее, что человек - существо духовное, не всегда и не во всем прагматичное. Помимо целей, достижимых, реальных, для него порой приобретают значение цели высшие, ориентиры мечтательные. И это уже - область идеалов.

В соотношении трех этих категорий (нормы-ценности-идеалы) есть своя динамика, и здесь начинаются сложности. Во-первых, возможны взаимопереходы и взаимоподмены. То, что вчера было труднодостижимым идеалом, — сегодня оборачивается вполне реальной ценностью, а завтра, пожалуй, может стать уже реальной нормой жизни. В этих взаимопереходах прочитываются прогрессивные перемены. Что касается взаимоподмен, то их порой трудно интерпретировать однозначно — всё зависит от точек зрения. Нормы, например, сами по себе могут оборачиваться ценностями. Войти в норму, быть нормальным — это при определенных условиях само по себе составляет ориентир и желанную цель для многих. С другой стороны, возможна обратная подмена: выработка новых ценностей, их достижение и отстаивание — часто составляет именно норму жизнедеятельности для энергичных натур. Чтобы разобраться в этих соотношениях норм и ценностей, приходится иметь в виду разные их уровни и различать ценности истинные и мнимые, постоянные и преходящие, и т.д.

Нетрудно убедиться, что литература — в силу своих основных задач отражения и художественного познания действительности — воспроизводит все те жизненные явления, которые обозначены здесь как аксиологические соотношения. /./ Аксиологический уровень в произведении всегда есть, его можно и нужно рассматривать - он многое может подсказать» (33, с. 46-47).

В начале этих пояснений А.П. Власкин заметил, что ценностями руководствуется любой человек, «автор или герой», однако в дальнейшем речь пошла об отражении в произведениях аксиологических ориентиров воображаемых «героев». Между тем, уровень аксиологических интересов автора составляет, конечно, особое эстетическое измерение в любом произведении, и это значительно усложняет общую картину художественной аксиологии. Ещё М.М. Бахтин указывал на эту сложность и полагал, что формально-эстетическое единство произведения образуется благодаря тому, что «ценностный контекст» автора — познавательно—этический и эстетически-актуальный — как бы обнимает, включает в себя «ценностный контекст» героя - этический и жизненно-актуальный (7, с. 71-72).

Кроме того, на аксиологической основе открываются новые перспективы для масштабных историко-функциональных исследований. Потому что именно в этом аспекте реально проясняется, почему в разные эпохи остывает или подогревается читательский интерес к наследию конкретного автора. Читатели ведь тоже оказываются как бы в плену своих подвижных ценностных ориентиров — они ищут в литературе актуальные для себя ценностные контексты.

Итак, аксиологический аспект исследования литературных явлений можно считать почти универсальным - он допускает углубленное рассмотрение как содержания, так и формы произведений, как авторской индивидуальности, так и тенденций читательского восприятия.

В едином литературоведческом подходе иметь в виду всю эту сложность и вести анализ, ничего не упуская из внимания, наверное, почти невозможно. Например, Т.С. Власкина в своей диссертации сосредотачивалась преимущественно на аксиологическом измерении отраженной в произведениях А.Н. Островского художественной реальности (то есть на уровне только персонажей). В.Б. Петров, в свою очередь, делает акцент на авторской аксиологии, воплощенной в произведениях М.А. Булгакова. Он, в частности, пишет: «В последнее десятилетие аксиологический подход, предполагающий рассмотрение явлений в соотнесенности с теми или иными ценностными категориями, /./ обретает все большее влияние на литературоведение (прежде всего, в связи с исследованием творческого наследия Ф. Достоевского, Л. Толстого А. Чехова). В стремлении исследовать многомерность, многоаспектность литературного процесса современное литературоведение все чаще обращает внимание на неразрывную связь аксиологии и художественного творчества. «Каждая литературная эпоха имеет свой аксиологический центр, к которому так или иначе сходятся основные пути художественного творчества» /цитата из работы Л.А. Труби-ной/. Столь же определенно следует характеризовать ценностные установки отдельных художников, осмысление которых позволяет глубже понять их творческие искания, охарактеризовать масштаб их «художественных вселенных» и роль каждого из них в литературном процессе» (134, с. 38).

Примечательно, что В.А. Свительский, которого мы можем считать первым сторонником аксиологического подхода в литературоведении, в одной из последних работ также акцентировал внимание на авторских аксиологических позициях и обращался при этом именно к Л.Н. Толстому, однако на материале эпопеи «Война и мир» (148).

Отдельного внимания заслуживает трактовка «аксиологии» преимущественно в плане духовном (конкретнее - христианском). При этом имеются в виду как воззрения писателей, воплощённые в их произведениях, так и мировоззренческая позиция литературоведов, обращающихся к этим произведениям. Такая трактовка наиболее ярко выражена у И.А. Есаулова в ряде его статей и книг (см. 71, 72, 73). Так, например, он утверждает: «Даже в самых лучших современных трудах, рассматривающих феномен русской культуры, не учитывается в должной мере /./ система аксиологических координат, оказавшая воздействие, в частности, на поэтику русской литературы, а возможно, и определившая эту поэтику» (72, с. 381).

Нужно заметить, что методологические установки подобного рода определили на сегодняшний день целую традицию в филологических изысканиях. Солидные сборники «Христианство и русская литература» (ИРЛИ, Пушкинский дом) вышли уже в четырёх выпусках. В трёх выпусках вышли сборники «Евангельский текст в русской литературе 18-20 веков» (Петрозаводский университет). То есть в науке составилась целая «школа». Однако авторитет её принимается далеко не всеми литературоведами. Настораживать в отношении к этой школе может наклонность её представителей к своего рода идеологической экспансии, когда методология почти навязывается как обязательная для любых историко-литературных исследований. Так выглядит, например, утверждение И.А. Есаулова: «По-видимому, литературовед, занимающийся русской литературой, вряд ли уже может - без ущерба для своих занятий — совершенно игнорировать действительный масштаб воздействия на отечественную словесность хотя бы доминантного для русской духовности православного фактора» (72, с. 383). Сам Есаулов демонстрирует возможность интерпретировать почти любые произведения русской классики в духе «соборности» (в первой монографии - см. 71), а затем в свете «пасхального архетипа» (во второй монографии - см. 73). Но если это даже составляет реальную возможность, то к «православной аксиологии» - как обозначает предмет своего внимания исследователь - смысловое богатство литературы, наверное, всё-таки не сводится.

Что касается творчества Л.Н. Толстого (к которому мы намерены обратиться), то здесь можно предвидеть особые сложности. При обращении к его произведениям православную аксиологию игнорировать, конечно, нельзя. И мы намерены уделять ей должное внимание в настоящей работе. Однако сосредотачиваться только на религиозно-содержательных ориентирах при рассмотрении толстовского творчества представляется просто невозможным. Во-первых, это было бы некорректным: ведь религиозные искания Толстого поставили его, как известно, не только в напряжённые отношения с официальной Церковью, но и привели к отрицанию писателем отдельных канонов православия (и христианства в целом). А во-вторых, сосредотачиваться на такой аксиологии применительно к Толстому значило бы сделать предметом исследования религиозные искания этого писателя, что было бы самонадеянным, потому что не соответствует статусу и масштабам нашей работы.

Для своей диссертации я считаю более уместными масштабы кандидатского исследования и потому использую методологический опыт Т.С. Власкиной. То есть нас будет интересовать преимущественно аксиологическая содержательность воссозданного Толстым художественного мира на уровне ценностной ориентации его героев. Однако при этом можно и необходимо будет учитывать также опыт докторских исследований (В .А. Свительского, В.Б. Петрова и др.), то есть по возможности предпринимать выходы на уровень художественно выраженной авторской аксиологии.

Особого обоснования заслуживает выбор конкретного материала для исследования. Первый вопрос, на который необходимо здесь ответить: почему именно «Л.Н. Толстой»?

Дело в том, что это был один из самых нравственно обеспокоенных русских классиков. Сказывалось это с детских лет, когда воображением мальчика овладела наивная утопия, которая в последующей жизни обратилась в своеобразный «символ веры». В «Воспоминаниях», законченных Толстым в 1906 г., он признаётся: «В особенности же оставило во мне сильное впечатление муравейное братство и таинственная зеленая палочка, связывавшаяся с ним и долженствующая осчастливить всех людей. /./ Идеал муравейных братьев /./ остался для меня тот же. И как я тогда верил, что есть та зеленая палочка, на которой написано то, что должно уничтожить всё зло в людях и дать им великое благо, так я верю и теперь, что есть эта истина и что будет она открыта людям и даст им то, что она обещает» (172, т. 14, с.427-28). Нетрудно заметить, что в утопии о «зелёной палочке» с написанным на ней рецептом всеобщего счастья концентрированно выражен тот комплекс ориентиров, который мы сегодня вправе называть аксиологическим. Здесь же заметна и сочетаемость аксиологических параметров - ценностей и идеалов, - столь характерная для детского воображения, которому чуждо разделение на желанное и доступное.

Таким образом, «символ веры», пронесённый Толстым через всю жизнь, сочетает в себе аксиологические ориентиры - ценность и идеал. А что же «нормы», без которых аксиологический комплекс остаётся неполным? Они самым очевидным образом воплощены в той бескомпромиссной работе над собой, которую вёл писатель с юных лет и до конца жизни, — работе по нравственному самосовершенствованию. Об этой его работе написана уже целая «библиотека» научной литературы. Приведу лишь одну цитату из книги признанного знатока толстовского творчества Б.М. Эйхенбаума (речь идёт о начале толстовского пути): «Он, оказывается, занят страшной и мучительной работой самонаблюдения и самоиспытания. На эту работу, не дающую пока никаких ощутимых результатов, уходят все его силы. Он следит за каждым своим шагом, вырабатывает целую систему «правил» поведения, ставит себя нарочно в самые трудные положения, экспериментирует и анализирует. Дневник этих лет представляет собой собрание записей по «диалектике души», которой страстно занят Толстой. Это его собственный «университет» на дому» (195, с. 29-30). Все эти «правила» - не что иное как нормы, которым Толстому нужно следовать, чтобы приблизиться к осуществлению собственных ценностных установок.

Признания Толстого, воплощенные в дневнике и воспоминаниях, уместно будет дополнить свидетельством со стороны. Не будем апеллировать к мнению почитателей уже маститого писателя. Вот вывод о молодом Толстом его старшего современника, П.В. Анненкова, который пишет И.С. Тургеневу в 1857 г. (у Толстого к тому времени вышли в свет лишь первые две трилогии, и сам он только что появился в литературных гостиных): «Просто изумительно, как много мыслил этот человек о нравственности, добре и истине - и с каких ранних пор /./В последнее время я пришел к такому убеждению, что между нами нет лица более нравственного, чем Толстой» (133, с. 515. - Курсив Анненкова). Если учесть, что автор письма (как и его адресат, Тургенев) склонен был в те годы относиться к Толстому доброжелательно, но свысока, то приведённое суждение выглядит объективным и убедительным.

Итак, Толстой с юных лет уже живет в созданной им самим атмосфере напряженных нравственных исканий. В таком случае, не может быть сомнений, что именно его духовному взору и творческому воображению могла особенно широко и явственно открываться аксиологическая содержательность чужих сознаний и социальных настроений. И уже с первого своего выхода в большую литературу он действительно поразил многих, даже искушённых критиков своей редкостной проницательностью, а также идейной и художественной самостоятельностью.

Что касается последнего, то Толстой сразу занял в русской литературе особую нишу. Историко-литературную ситуацию той эпохи хорошо поясняет П.В. Палиевский в книге «Русские классики»: «Пушкин и Гоголь смотрели на жизнь с большой высоты. Обобщив усилия истории, Пушкин сделал текущую действительность прозрачной, просветил её смысл. Непросветлённый остаток, где-то ещё сидевший в ней, должен был, как казалось по этой программе, исчезнуть: «да здравствует солнце, да скроется тьма». Гоголь, попытавшийся это сделать и вдруг обнаруживший, что «пятнышко» /./ разрастается и готово застить свет, был сломлен непониманием и погиб. Толстой ничего не знал об этих небесных сражениях. Но он обозначил своим явлением пробуждение освещенной идеалом земли. В ответ на критику и поношения ожесточенных, он поднял изнутри действительности все то, что могло пойти навстречу свету, сделался органом выражения этих сил. Скрытые ценности человеческой души, личной нравственности, семейного быта, народного характера стали выбиваться в нем наружу в почти что бесконтрольных подробностях. Извержение это откладывалось в формы, неизвестные литературе, и принималось прежде всего как пришедшая из глубины действительности новая правда» (131, с. 118. - Курсив мой - Д.А.). То есть как субъективный пафос исканий Толстого, так и объективный смысл его открытий с самого начала и до конца его творческого пути может выражаться в аксиологическом измерении — в соотношении идеала и целого комплекса разнообразных ценностей. Между тем, П.В. Палиевский вовсе не являлся представителем аксиологической методологии, - тем показательнее как бы невольный выход этого авторитетного литературоведа на уровень соответствующих понятий. Таким образом, лишний раз подтверждается назревшая потребность целенаправленно и планомерно использовать аксиологический подход при обращении к творчеству Толстого.

Второй вопрос, который возникает по поводу выбора объекта нашего внимания: чем примечательна может быть в свете аксиологии первая трилогия Толстого - «Детство. Отрочество. Юность»?

Примечательна она тем, что уже по этому произведению наиболее проницательные критики (в первую очередь, Н.Г. Чернышевский) смогли судить об отличительных чертах толстовского метода в целом и прогнозировать развитие его таланта: «Эти две черты - глубокое знание тайных движений психической жизни и непосредственная чистота нравственного чувства, придающие теперь особенную физиономию произведениям графа Толстого, останутся существенными чертами его таланта, какие бы новые стороны ни выказались в нем при дальнейшем его развитии» (182, с. 41). Исходя из этого, Чернышевский предложил для обозначения толстовского метода особое понятие - «диалектика души», - настолько точное и яркое, что оно до сих пор используется как общепринятое.

Что касается позднейших оценок значимости первой трилогии Толстого в общем составе его творчества, то они чаще всего подтверждали правоту первоначального отзыва Чернышевского. Например, М.М. Бахтин в своих лекциях указывает на истоки важнейшей для Толстого ориентации героя, выраженной в автобиографической трилогии: «Абсолютная чистота, детская наивность Николеньки дают возможность ясно обозначиться этим двум «я»: «я для себя» и «я для другого». То он живет для себя, то строит свои мечтания по внешне выраженному пути. Ему нужно согласовать эти два «я»: «я для себя» и «я для других», а они начинают не согласовываться. /./ В продолжение всего творчества Толстой будет располагать мир по этим двум категориям, пока «я для других» станет всей культурой, а «я для себя» - одиноко» (6, с. 238-239).

Интересные наблюдения над стилем толстовского «Детства» сделал авторитетнейший филолог A.B. Чичерин. Одна из его статей о Толстом начинается с выражения удивления: «. Как это вышло, что после четырех редакций «Детства» первый же абзац этого первого, раннего произведения, отделанного в перерыве между военными действиями, уже заключал в себе всё отличие от прежней русской художественной прозы и все главные свойства стиля Толстого, установившегося за его долгое творчество» (184, с. 227). Далее учёный последовательно рассматривает стилевое своеобразие многих произведений писателя, но заключительный абзац этой основательной статьи посвящен подчёркиванию первоначальной мысли: «При всех изменениях что-то самое существенное в стиле Льва Толстого, от первого абзаца «Детства» до последних написанных им произведений, остается неизменным» (с. 271). То есть, согласно этому мнению, первая повесть Толстого послужила для него важнейшей лабораторией для выработки собственного стиля. Однако форма так или иначе всегда связана с содержанием, и потому не только стилевые, но и проблемно-тематические истоки зрелого творчества Толстого следует искать прежде всего в его первом произведении - в трилогии «Детство. Отрочество. Юность».

Это произведение представляет интерес не только как лаборатория для позднейших открытий Толстого. Оно имеет и самостоятельную художественную ценность. A.B. Чичерин, например, замечает: «Тонкого, сдержанного юмора в «Детстве» больше, чем в последующем творчестве Толстого. Этот юмор отмечает дистанцию детского, давнего и нынешнего, взрослого отношения к предмету» (184, с. 229). По другому поводу, сопоставляя образ матери из «Детства» и княжны Марьи из «Войны и мира», он делает такое наблюдение: «В образе княжны Марьи та же идея совершенного в своем любвеобилии человеческого характера приобретает больше жизненности, но ценою утраты такой поэтической, лирической чистоты, какой Толстой больше уже никогда не достигнет» (там же, с. 232). И ряд подобных наблюдений может быть продолжен.

Итак, почти во всех приведённых характеристиках трилогии если и не указывается прямо, то подразумевается ориентация писателя (как и его героя) на аксиологическую содержательность, с одной стороны, индивидуальных душевных движений, с другой - окружающего мира и сферы человеческих взаимоотношений. Как показал В.А. Свительский, подобная содержательность в масштабах, например, романа-эпопеи «Война и мир» выражена шире и многообразнее (в статье «Личность и «настоящая жизнь людей»: Оценочный строй «Войны и мира» Л.Н. Толстого»). Однако нам начинать изучение этой содержательности целесообразнее с первого произведения Толстого, то есть всё-таки с истоков художественной аксиологии великого писателя. Тем более что даже Б.М. Эйхенбаум (написавший в 1922 г. основательную монографию «Молодой Толстой») уже в конце жизни, в 1959 г., признавал: среди «трудных и очень важных для понимания Толстого проблем» всё ещё остаётся всё тот же «молодой Толстой» (196, с. 466). Мы надеемся, что продвинуться здесь поможет предлагаемый аксиологический подход.

Вышеизложенные соображения позволяют определить параметры диссертационного исследования следующим образом.

Актуальность работы обусловлена, во-первых, сложившейся в литературоведении ситуацией, при которой аксиологический подход в целом уже показал свою продуктивность, однако требует дополнительной апробации на более широком (чем уже было продемонстрировано) историко-литературном материале. Во-вторых, в науке о Толстом за последние десятилетия сделано много открытий, но преимущественно на материале его романов и поздних повестей. На этом фоне обращения к первому произведению писателя - его автобиографической трилогии — выглядят эпизодическими и почти случайными. Вместе с тем, исследователи признают, что эта трилогия содержит в себе многие важные истоки для последующих исканий Толстого. Назрела потребность давно сложившиеся представления о содержательности и художественном своеобразии «Детства. Отрочества. Юности» привести в соответствие с современным состоянием филологической науки.

Новизна работы в методологическом отношении обусловлена тем, что в ней впервые аксиологический подход апробируется на материале повестей Л.Н. Толстого. В историко-литературном отношении это позволит по-новому понять своеобразие характера центрального героя, авторскую концепцию произведения и в целом - выявить новое измерение в содержании автобиографической трилогии, которое условно можно назвать «аксиологическим подтекстом».

Объектом исследования является канонический текст трилогии Толстого «Детство. Отрочество. Юность», а также подготовительные материалы и отдельные дневниковые записи, имеющие отношение к истории создания этого произведения. Особое внимание по ходу исследования будет уделено научным комментариям к произведению в составе разных изданий собрания сочинений (в 22 и в 100 томах, под авторством A.B. Чичерина и Л.Д. Громовой-Опульской), а также ряду авторитетных работ, посвященных трилогии (Б.М. Эйхенбаума, ГТ.ГТ. Громова, Б.И. Бурсова и др.).

Предметом исследования является художественно выраженная в автобиографической трилогии Толстого аксиология как подвижная система ценностных ориентаций центрального героя, отражающая закономерности его развития.

Научная проблема для настоящего исследования обусловлена сложившейся ситуацией, когда в первом произведении Толстого критиками и учёными угадываются важные истоки его последующих творческих исканий, но эти интуиции остаются не реализованными в интерпретациях трилогии; в то время как зарекомендовавший себя в последние годы аксиологический подход остаётся не востребованным в полной мере для решения подобного рода задач. Таким образом, проблема состоит в том, чтобы в свете аксиологических понятий провести анализ автобиографической трилогии Толстого.

Цель исследования — раскрыть аксиологическую содержательность автобиографической трилогии Л.Н. Толстого и внести соответствующие коррективы в научные представления об авторской концепции этого произведения.

Задачи исследования обусловлены поставленной целью и состоят в следующем:

1. Выявить насыщенность текста трилогии Л.Н. Толстого «Детство. Отрочество. Юность» аксиологическим содержанием и на этой основе показать наличие в произведении особого измерения - аксиологического подтекста.

2. Прояснить основные параметры воссозданного автором художественного мира, по которым происходит аксиологическая ориентация центрального героя, и проследить динамику этих параметров в разных частях трилогии.

3. В свете аксиологических понятий раскрыть логику развития центрального героя, как оно представлено в каждой из повестей и в масштабах трилогии в целом.

4. Рассмотреть особенности ориентации героя в мире с учётом соотношения различных составляющих - душевных и духовных, социальных и психологических, природных и религиозных - и раскрыть их аксиологическое значение.

5. В ходе анализа текста трилогии выявить те мотивы, которые получают развитие в последующих исканиях Толстого.

Методология работы базируется на идеях современных литературоведов - В.А. Свительского, Г.П.Выжлецова, Т.С. Власкиной, В.Б. Петрова и др. - о значимости фактора ценностных ориентаций в творческих исканиях писателей и содержательности соответствующего аксиологического измерения в художественной ткани литературных произведений.

Методологическим основанием для исследования толстовского текста является сочетание следующих базовых аналитических методов:

1) проблемно-тематического (изучение тематики и проблематики-произведений писателя в связи с особенностями его миропонимания);

2) структурно-семантического (рассмотрение смыслового соотношения отдельных частей произведения, описанных в нём событий и образов в свете трансформации авторской концепции);

3) генеалогического (исследование истоков образности произведений,эстетических и философских пристрастий автора);

4) историко-литературного (исследование произведений писателя в контексте его творчества и исторического процесса).

В плане апробации в работе используется системный подход к анализу произведения в свете аксиологических понятий, который может - в случае итоговой продуктивности исследования - претендовать на статус аксиологического метода интерпретации литературного произведения. Ф

Заключение научной работыдиссертация на тему "Художественная аксиология в автобиографической трилогии Л.Н. Толстого"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Примечателен такой факт, приведённый комментаторами трилогии: «Много лет спустя, в 1895 г., один из собеседников Толстого, художник П.И. Нерадовский, спросил: «Когда же будет продолжение «Юности»? Ведь вы кончаете повесть обещанием рассказать, что будет дальше с ее героями. Лев Николаевич сразу нахмурился. Было очевидно, что мой наивный вопрос испортил ему настроение. — Да ведь все, что было потом написано, и есть продолжение «Юности», - сказал он сухо»» (с. 379).

Приведённое свидетельство для нас драгоценно тем, что сам Толстой здесь как бы санкционирует важность избранного объекта исследования — первой трилогии Толстого. Она не просто формально открывает череду его произведений, но, по мнению самого писателя, может бросить свет на содержательность и направленность его последующих творческих исканий.

Что касается предмета исследования - художественной аксиологии, - то он также вполне ответил нашим ожиданиям. Предпринятый аналитический подход к тексту трилогии позволил убедиться, что в произведении этом различимо своеобразное аксиологическое измерение воссозданного писателем художественного мира. Его обнаружение не было для нас самоцелью. Главное, что в этом измерении открываются новые нюансы художественного содержания толстовского произведения. Решение этой сверхзадачи, по моим представлениям, едва ли может быть доведено до полного завершения (как не могла быть закончена и сама автобиографическая трилогия). Ведь смысловые нюансы толстовского текста - неисчерпаемы. Аксиология же, в свою очередь, — это лишь особое измерение как самой жизни, так и художественной реальности текстов Толстого. И в измерении этом любое произведение писателя - в том числе его автобиографическая трилогия - может интерпретироваться, наверное, гораздо шире, чем можно было сделать в рамках данной работы.

Конкретно по выполнению задач исследования можно заключить следующее.

Во-первых, в полной мере нашло подтверждение исходное предположение о насыщенности текста трилогии разнообразным аксиологическим содержанием - от нюансов до концептуальных мотивов. В ряде случаев (первые страницы каждой повести, самостоятельные одноимённые главы, а также финальные страницы «Детства» и «Юности») анализ проводился достаточно углублённо, и это позволило убедиться, что аксиологические значения выявляются повсеместно, на всех уровнях текста. Таким образом, есть основания говорить о наличие в произведении особого измерения - аксиологического подтекста.

Во-вторых, среди параметров воссозданного автором художественного мира, по которым происходит аксиологическая ориентация центрального героя, можно выделить следующие. В «Детстве» представлены три особых мира, каждый со своими аксиологическими координатами и приоритетами: мир детства, мир взрослых и мир природы. В последующих повестях их соотношение меняется (что было подробно прослежено в ходе исследования). В «Юности» эта структура пополняется за счёт других, более узких сфер жизни, с которыми соприкасается центральный герой. Это прежде всего «монастырский мир», «университетский мир», «семейство Нехлюдовых». Просматриваются также и другие принципы дифференциации материала - по особым мирам усадебной и городской жизни, по социальным сферам.

В-третьих, последовательно прослежена логика развития центрального героя, как она раскрывается в свете аксиологических ориентиров. В полном виде эти результаты развернуть здесь невозможно. Говоря коротко, в первой повести наблюдается подвижное, но устойчивое соотношение в его внутреннем мире интуитивно воспринимаемых норм, ценностей и идеалов. Во второй повести происходит экспансия в душевный мир героя ложных ориентиров светской жизни. В то же время по логике взросления ему открываются новые подлинные ценности, среди которых основные -гуманность, человеческое достоинство, творчество, любовь, дружба. На этом этапе доминирует запутанное соотношение норм и ценностей, тогда как ориентиры идеального характера уходят на второй план и почти не проявляются. В третьей повести развитие героя представлено по линии нарастания своеобразных аксиологических заблуждений. Девальвируются такие прежние ценности, как религиозность, дружба, любовь. Герой не может найти себе достойное место и достоверные ориентиры в самых разных «мирах» и «сферах». Однако в концептуально важной главе «Юность» утверждается возможность обрести духовное здоровье в контакте с природой и с Богом. Эта возможность оставлена автором на перспективу дальнейшего развития героя.

В-четвёртых, в ходе исследования последовательно прослежено развитие героя на разных этапах («детском», «отроческом» и «юношеском») по меняющемуся соотношению душевных и духовных, социальных и психологических, природных и религиозных составляющих. Эти результаты не могут быть представлены в кратком виде.

В-пятых, трилогия даёт обилие материала, который получает более широкую художественную разработку в поздних произведениях Толстого. В то же время можно выделить ряд конкретных мотивов, оказавшихся впоследствии особенно перспективными для писателя. Например, это описание охоты как особой сфера жизнедеятельности, создающей условия, при которых могут кардинально меняться аксиологические ориентиры. Другой пример - аксиологическая значимость свойств светского человека. Ещё один перспективный мотив - значимость дружбы для ориентации человека в мире. Наконец, исключительно важное значение для Толстого имел первый опыт создания — в лице центрального героя — образа заблуждающегося, но неустанного «искателя истины». Такими будут все лучшие герои

Толстого.

В заключение кратко обозначу возможные перспективы работы, как они представляются на данном, заключительном этапе. Целесообразно использовать аксиологический подход для рассмотрения любых других произведений Л.Н. Толстого. Во-первых, в свете полученных нами результатов особенно многообещающим представляется анализ непосредственно примыкающих к трилогии произведений — прежде всего «Севастопольских рассказов» и «Казаков». Во-вторых, очень полезным было бы раскрыть аксиологическую содержательность текста «Войны и мира» в максимально широком охвате. В.А. Свительский сделал в этом отношении уже многое («Личность и «настоящая жизнь людей»: Оценочный строй «Войны и мира» Л.Н. Толстого»), но далеко не всё. Принимая во внимание исключительную значимость эпопеи Толстого и столь же исключительную художественную масштабность этого произведения, можно считать, что основная работа по аксиологическому освоению его текста ещё впереди.

Список научной литературыАбдуллина, Диана Асатовна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Адамович Г. В. Комментарии / Г. В. Адамович // Собр. соч. СПб. : Але-тейя, 2000.-С. 7-175.

2. Айхенвальд Ю. И. Лев Толстой / Ю. И. Айхенвальд // Силуэты русских писателей. М.: Республика, 1994. - С. 217-242.

3. Анашкина И. А. Аксиология звучащего текста как артефакта культуры : дис. д-рафилол. наук/И. А. Анашкина. М., 1996. -416 с.

4. Андреев Д. Л. Роза мира. Метаморфозы истории / Д. Л. Андреев. М.: Руссико, 1991.-288 с.

5. Бабаев Э. Г. Очерки эстетики и творчества Л. Н. Толстого / Э. Г. Бабаев. — М. :МГУ, 1981.- 198 с.

6. Бахтин М. М. Лев Толстой. (Лекции) / М. М. Бахтин // Собр. соч : в 7 т. — М.: Русские словари, 2000. Т. 2. - С. 238-265.

7. Бахтин М. М. Литературно-критические статьи / М. М. Бахтин. — М. : Ху-дож. лит., 1986. 544 с.

8. Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества / М. М. Бахтин. М. : Искусство, 1986. - 462 с.

9. Белинский В. Г. Собр. соч : в 9 т. / В. Г. Белинский. М. : Худож. лит.,1977-1982.

10. Ю.Бем А. Л. Исследования. Письма о литературе / А. Л. Бем. М. : Языки славянской культуры, 2001. - 448 с.11 .Бердяев Н. А. Смысл творчества / И. А. Бердяев // Философия творчества, культуры и искусства : в 2 т. М.: Искусство, 1994. - Т. 1. - С. 37-342.

11. Бердяев И. А. Л. Толстой / И. А. Бердяев // Философия творчества, культуры и искусства : в 2 т. М.: Искусство, 1994. - Т. 2. - С. 456—460.

12. Берковский Н. Я. О мировом значении русской литературы / Н. Я. Берков-ский. Л. : Наука, 1975. - 184 с.

13. Н.Берлин Исайя. Еж и лиса. Эссе о Толстом / Исайа Берлин // История свободы. Россия. М.: НЛО, 2001. - С. 183-268.193

14. Билинкис Я. С. Непокорное искусство : О процессе художественного развития / Я. С. Билинкис. Л.: Сов. писатель, 1991. — 336 с.

15. Билинкис Я. С. О творчестве Л. Н. Толстого. Очерки / Я. С. Билинкис. Л. : Советский писатель, 1959. - 414 с.

16. Билинкис Я. С. Производство форм человеческого общения / Я. С. Билинкис // Метод и мастерство. Вологда, 1970. - Вып. 1. - С. 207-222.

17. Бирюков П. А. Биография Л. Н. Толстого : в 2 т. Т. 1. / П. А. Бирюков. -М.: Алгор, 2000. 422 с.

18. Бицилли П. М. Заметки о Толстом. Параллели / П. М. Бицилли // Трагедия русской культуры. М.: Русский путь, 2000. - С. 204-218.

19. Бицилли П. М. Проблема жизни и смерти в творчестве Толстого / П. М. Бицилли // Трагедия русской культуры. М. : Русский путь, 2000. - С. 177-203.

20. Боброва Н. В. Концепция идеальной личности в творчестве Джона Бенья-на : дис. . канд. филол. наук / Н. В. Боброва. Магнитогорск : МаГУ, 2005.-213 с.

21. Бойко М. Н. «Война и мир» Л. Толстого и «Воспитание чувств» Гюстава Флобера: опыт сопоставления двух этико-эстетических систем / М. Н. Бойко // Художественные процессы в русской культуре второй половины XIX в. М.: Наука, 1984. - С. 52-82.

22. Бочаров С. Г. «Война и мир» Л. Н. Толстого / С. Г. Бочаров // Три шедевра русской классики. М.: Худож. лит., 1971. — С. 5-104.

23. Бужинская Д. С. Стихия вопрошания в романе Л. Н. Толстого «Война и мир» дис. . канд. филол. наук / Д. С. Бужинская. Магнитогорск : МаГУ, 2004.-203 с.

24. Буланов А. М. «Ум» и «сердце» в русской классике: Соотношение рационального и эмоционального в творчестве И. А. Гончарова, Ф. М. Достоевского, Л. Н. Толстого / А. М. Буланов. Саратов : Изд-во Саратовского ун-та, 1992. - 157 с.

25. Бычков В. В. Лев Толстой / В. В. Бычков 2000 лет христианской культуры194в 2 т. М. - СПб.: Университетская книга, 1999. - Т. 2. - С. 263-271.

26. Бурнашева Н. И. Раннее творчество Л. Н. Толстого : Текст и время / Н. И. Бурнашева. М. : МГУ, 1993. - 144 с.

27. Бурсов Б. И. Л. Н. Толстой : Семинарий / Б. И. Бурсов. Л. : Учпедгиз, 1963.-434 с.

28. Бурсов Б. И. Лев Толстой. Идейные искания и творческий метод. 1847— 1862 / Б. И. Бурсов.- М.: Худож. лит., 1960. 407 с.

29. Бурсов Б. И. Лев Толстой и русский роман / Б. И. Бурсов. — М. : Л. : Изд-во АН СССР, 1963.- 151 с.

30. Вересаев В. В. «Да зравствует весь мир» (о Толстом) / В. В. Вересаев// Живая жизнь. М.: Политиздат, 1991. - С. 59-189.

31. Виноградов И. И. Вопросы и ответы Льва Толстого / И. И. Виноградов // По живому следу : Духовные искания русской классики. М. : Сов. писатель, 1987.-С. 104-198.

32. Власкин А. П. Аксиологические возможности в современном прочтении Пушкина / А. П. Власкин // Пушкин : Альманах. Магнитогорск : МаГУ, 2002. - Вып. 3.-С. 46-54.

33. Власкин А. П. Деньги как аксиологический ориентир в художественном мире Достоевского / А. П. Власкин // Три века русской литературы. М.; Иркутск : Изд-во. Иркутск, гос. пед. ун-та, 2005. - Вып. 10. - С. 56-65.

34. Власкин А. П. Идеологический контекст в романе Ф.М. Достоевского / А. П. Власкин. Челябинск : ЧГПИ, 1987. - 80 с.

35. Власкин А. П. Л. Н. Толстой / А. П. Власкин // История русской классической литературы XIX века. Магнитогорск : МГПИ, 1996. — С. 36-52.

36. Власкин А. П. На перекрёстках человеческой природы : мужское-женское-детское в художественной среде Ф. М. Достоевского / А. П. Власкин // Вестник Российской литературы. 2004. - № 1. - С. 51-60.

37. Власкин А. П. Новые возможности старой методологии / А. П. Власкин // Проблемы истории, филологии, культуры. Москва - Магнитогорск : МаГУ, 1998. - Вып. 7. - С. 193-200.

38. Власкин А. П. Творчество Ф. М. Достоевского и народная религиозная культура / А. П. Власкин. Магнитогорск : МГПИ, 1994. - 204 с.

39. Власкина Т. С. Диалектика норм и ценностей в художественном мире А. Н. Островского : дис. . канд. филол. наук / Т. С. Власкина. Москва, 1996.- 188 с.

40. Власкина Т. С. К вопросу об аксиологическом содержании романа Лермонтова «Герой нашего времени» / Т. С. Власкина // Вестник МаГУ. -Магнитогорск : МаГУ, 2002. Вып. 2-3. С. 42-45.

41. Власкина Т. С. Островский. «Гроза» / Т. С. Власкина // История русской классической литературы XIX века. Магнитогорск : МГПИ, 1996. — С. 3-8.

42. Выготский Л. С. Психология искусства / Л. С. Выготский. М. : Искусство, 1968.-575 с.

43. Выжлецов Г. П Аксиология культуры / Г. П. Выжлецов. СПб. : Изд-во СПбГУ, 1996.- 152 с.

44. Вышеславцев Б. П. Этика преображенного эроса / Б. П. Вышеславцев. -М. : Республика, 1994. 368 с.

45. Галаган Г. Я. Л. Н. Толстой. Художественно-этические искания / Г. Я. Га-лаган. Л. : Наука, 1981. - 174 с.

46. Галинская И. Л. Художественно-философские основы и суггестивность литературного произведения : дис. . д-ра филол. наук / И. Л. Галинская. -М., 1985.-303 с.

47. Гачев Г. Д. Реализм XIX века / Г. Д. Гачев // Жизнь художественного сознания : Очерки по истории образа. М. : Искусство, 1972. - С. 173-197.

48. Гачев Г. Д. Семейная комедия. Лета в Щитове / Г. Д. Гачев. М. : Школа-Пресс, 1994.-352 с.

49. Гачев Г. Д. Содержательность художественных форм / Г. Д. Гачев. М. : Просвещение, 1968. -302 с.

50. Гей Н. К. Сопряжение пластичности и аналитичности / Н. К. Гей // Типология стилевого развития XIX века (Художественные открытия в стилях196

51. Толстого и Достоевского). М.: Наука, 1977. - С. 108-151.

52. Гинзбург JI. Я. О литературном герое / JI. Я. Гинзбург. JI. : Советский писатель, 1979. - 222 с.

53. Гинзбург JI. Я. О психологической прозе / JL Я. Гинзбург. JL : Худож. лит., 1977.-443 с.

54. Гиршман М. М. Синтез простоты и сложности в стиле / М. М. Гиршман // Типология стилевого развития XIX века (Художественные открытия в стилях Толстого и Достоевского). М. : Наука, 1977. - С. 152-167.

55. Гоголь Н. В. Собр. соч : в 9 т. / Н. В. Гоголь М. : Русская книга, 1994.

56. Громов П. П. О стиле Льва Толстого. «Диалектика души» в «Войне и мире». П.П. Громов. Л.: Худож. лит., 1977. - 488 с.

57. Громов П. П. О стиле Льва Толстого. Становление «диалектики души» / П. П. Громов. Л.: Худож. лит., 1971.-391 с.

58. Гудзий Н. К. Лев Толстой. Критико-биографический очерк / Н. К. Гудзий. М.: Худож. лит., 1960. - 215 с.

59. Гулыга А. В. Русская идея и ее творцы / А. В. Гулыга. М. : Соратник, 1995.-308 с.

60. Гуревич А. Толстой и романтическая традиция / А. Гуревич // В мире Толстого : сб. статей. М.: Сов. писатель, 1978. - С. 104-133.

61. Гуревич П. С. Философия культуры / П. С. Гуревич. М. : Аспект Пресс, 1995.-288 с.

62. Гусев Н. Н. Летопись жизни и творчества Л. Н. Толстого 1828 —1890 гг. / Н. Н. Гусев. М.: Гослитиздат, 1958. - 836 с.

63. Днепров В. Д. Идеи, страсти, поступки. Из художественного опыта Достоевского / В. Д. Днепров. Л. : Сов. писатель, 1978. - 312 с.

64. Днепров В. Д. Искусство человековедения. Из художественного опыта Льва Толстого / В. Д. Днепров. — Л. : Сов. писатель, 1985. — 288 с.

65. Долинин А. С. Севастопольские рассказы / А. С. Долинин // Толстой Л. Н. Севастопольские рассказы. М. - Л.: Детгиз, 1951. - С. 137-146.66. «Домострой». М.: Сов. Россия, 1990. - 344 с.197

66. Достоевский Ф. М. Поли. собр. соч : в 30 т. / Ф. М. Достоевский. Л. : Наука, 1971-1988.

67. Духовная трагедия Л. Толстого : сб. ст. М. : Отчий дом, 1995. - 320 с.

68. Единство аксиологических основ культуры, филологии и педагогики : матер. Всерос. науч.-практич. конф. Орск : Изд-во ОГТИ, 2001. - 228 с.

69. Еремина Л. И. Рождение образа (О языке художественной прозы Льва

70. Толстого) / Л. И. Еремина. М. : Наука, 1983. - 191 с.

71. Есаулов И. А. Категория соборности в русской литературе / И. А. Есаулов. Петрозаводск : Изд-во Петрозавод. ун-та, 1995. - 288 с.

72. Есаулов И. А. Литературоведческая аксиология: опыт обоснования понятия / И. А. Есаулов // Евангельский текст в русской литературе 18-20 в. -Петрозаводск, Изд-во Петрозавод. ун-та, 1994. С. 378-383.

73. Есаулов И. А. Пасхальность русской словесности / И. А. Есаулов. М. :1. Кругъ, 2004. 560 с.

74. Жукова О. А. Аксиологический аспект науки и образования: дис. . канд. филос. наук / О. А. Жукова. Томск, 2000. - 152 с.

75. Захарова Т. В. Три «приговора». Диалог о человеке. (Л. Толстой В. Соловьев — Ф. Достоевский) / Т. В. Захарова // Достоевский. Материалы и исследования. - СПб.: Наука, 1992.- С. 113-128.

76. Иванов В. И. Лев Толстой и культура / В. И. Иванов // Родное и вселенское. М.: Республика, 1994. - С. 273-281.

77. Ищук Г. Н. Лев Толстой. Диалог с читателем / Г. Н. Ищу к. М. : Книга, 1984.- 191 с.ф 78. Калмановский Е. С. Российские мотивы / Е. С. Калмановский. СПб. :1.GOS», 1994.-312 с.

78. Камянов В. И. Поэтический мир эпоса / В. И. Камянов. М.: Сов. писатель, 1978.-295 с.

79. Кант И. Трактаты и письма / И. Кант. М. : Мысль, 1980. - 522 с.

80. Кантор В. Лев Толстой: Искушение неисторией: Самый, самый, самый, или Толстой contra Гете / В. Кантор // Вопросы литературы. 2000. - № 4.198-С. 120-181.

81. Капитанова JI. A. JI. Н. Толстой в жизни и творчестве / JI. А. Капитанова.- М. : Русское слово, 2000. 87 с.

82. Карлова Т. С. Мастерство психологического анализа в ранних произведениях JI. Н. Толстого / Т. С. Карлова. Казань : Изд-во Казан, ун-та, 1964.- 100 с.

83. Ковалев В. А. Поэтика Льва Толстого : Истоки. Традиции / В. А. Ковалев -М. :МГУ, 1983.- 176 с.

84. Коваленко В. А. Проблема ценностей в творчестве : дис. . д-ра филос. наук / В. А. Коваленко. М., 1996. - 388 с.

85. Кожинов В. В. Художественный образ и действительность / В. В. Кожи-нов // Теория литературы. М. : АН СССР (ИМЛИ), 1962. - Т. 1. - С. 5871.

86. Козлов Н. С. Лев Толстой как мыслитель и гуманист / Н. С. Козлов. М.: МГУ, 1985.- 136 с.

87. Круглик Л. Я. О трилогии Л. Н. Толстого «Детство», «Отрочество», «Юность» / Л. Я. Круглик. Краснодар : Уч. зап. Краснодар, пед. ин-та, 1957. Вып. 21.-С. 127-149.

88. Кулакова Е. Е. Детское начало в творческих исканиях Ф. М. Достоевского : дис. . канд. филол. наук / Е. Е. Кулакова. Магнитогорск : МГПИ, 2002.-201 с.

89. Купреянова Е. Н. Молодой Толстой / Е. Н. Купреянова. Тула : Тульское книж. изд-во, 1956. - 288 с.

90. Купреянова Е. Н. Эстетика Л. Н. Толстого / Е. Н. Купреянова. М - Л. : Наука, 1966.-324 с.

91. Куркина Т. Н. Природа в рассказах Л. Толстого «Набег», «Рубка леса» и повести «Хаджи-Мурат» / Т. Н. Куркина // Филологические записки. -Воронеж : Изд-во ВГУ, 2001. Вып. 15. С. 60-72.

92. Курляндская Г. Б. Нравственный идеал героев Л. Н. Толстого и Ф. М. Достоевского / Г. Б. Курляндская. М. : Просвещение, 1988. - 255 с.199

93. Л. Н. Толстой в воспоминаниях современников : в 2 т. М. : Худож. лит., 1978.

94. Л. Н. Толстой и проблемы современной филологии : сб. ст. Казань : Изд-во Казанск. гос. ун-та, 1991. - 145 с.

95. Лакшин В. Я. Возвращение Толстого-мыслителя / В. Я. Лакшин // Вопросы литературы. 1988. -№ 5. - С. 102-118.

96. Лакшин В. Я. Лев Толстой / В. Я. Лакшин // Пять великих имен. М. : Современник, 1988. - С. 302-367.

97. Лебедев Ю. В. От «Севастопольских рассказов» к «Войне и миру» / Ю. В. Лебедев //В середине века. -М. : Современник, 1988.-С. 116-141.

98. Лев Толстой: в 2 кн. / ред. С. А. Макашин. М. : Изд-во АН СССР, 1961. -Кн. 1-2. - ( Лит. наследство ; Т. 69. ).

99. Левидов А. М. Литература и действительность / А. М. Левидов. Л. : Сов. писатель, 1987.-432 с.

100. Легонькова В. Б. Человек и природа в романе Л.Н. Толстого «Война и мир» : дис. . канд. филол. наук / В. Б. Легонькова. Магнитогорск : МГПИ, 2002.- 187 с.

101. Лейдерман Н. Л. Движение времени и законы жанра / Н. Л. Лейдерман. Свердловск : Средне-Уральское книжное издательство, 1982. - 254 с.

102. Леонтьев К. Н. Два графа : Алексей Вронский и Лев Толстой / К. Н. Леонтьев // Избранное. М.: Московский рабочий, 1993. - С. 187-198.

103. Линков В. Я. Мир и человек в творчестве Толстого и Бунина / В. Я. Линков. М.: МГУ, 1989. - 172 с.

104. Литературная энциклопедия терминов и понятий. М. : НПК «Интел-вак», 2003.-1600 стб.

105. Лихачев Д. С. Литература реальность - литература / Д. С. Лихачев200

106. JI.: Сов. писатель, 1984. -221 с.

107. Ломунов К. Н. Жизнь Льва Толстого / К. Н. Ломунов М. : Худож. лит., 1981.-255 с.

108. Ломунов К. Н. Лев Толстой в современном мире / К. Н. Ломунов. М. : Современник, 1975.-493 с.

109. Ломунов К. Н. Эстетика Льва Толстого / К. Н. Ломунов. М. : Современник, 1972.-479 с.

110. Лосев А. Ф. Личность и абсолют / А. Ф. Лосев. М. : Мысль, 1982. -719 с.

111. Лосский Н. О. Условия абсолютного добра: Основы этики. Характер русского народа / Н. О. Лосский.- М.: Политиздат, 1991. 367 с.

112. Лосский Н. О. Ценность и бытие / Н. О. Лосский // Бог и мировое зло. -М.: Республика, 1994. С.250-315.

113. Лотман Л. М. Реализм русской литературы 60-х годов XIX века / Л. М. Лотман. Л.: Наука, 1974. - 350 с.

114. Лотман Ю. М. О русской литературе классического периода / Ю. М. Лотман // Из истории русской культуры. М. : Языки русской культуры, 1996. Т. 5.-С. 429-444.

115. Лотман Ю. М. Семиосфера / Ю. М. Лотман. СПб.: «Искусство-СПб», 2000. - 704 с.

116. Лурье Я. С. После Льва Толстого: Исторические воззрения Толстого и проблемы XX века / Я. С. Лурье. СПб.: Дмитрий Буланин, 1993. - 166 с.

117. Маймин Е. А. Лев Толстой: Путь писателя / Е. А. Маймин. М. : Наука, 1978.- 191 с.

118. Маркович В. М. Человек в романах И. С. Тургенева / В. М. Маркович. -Л.: ЛГУ, 1975.- 188 с.

119. Мережковский Д. С. Л. Толстой и Ф. Достоевский. Вечные спутники / Д. С. Мережковский. М.: Республика, 1995. - 623 с.

120. Михайловский Н. К. Десница и шуйца Льва Толстого / Н. К. Михайловский // Литературная критика. Л.: Худож. лит., 1989. - С. 34-152.201

121. Молодой Л. Н. Толстой : сб. докл. Всеросс. науч. конф. Казанский унт. Казань, 2002. - 212 с.

122. Мотылева Т. Л. О мировом значении Л. Н. Толстого / Т. Л. Мотылева. -М.: Сов.писатель, 1957. 726 с.124Г Набоков В. В. Лев Толстой 1828-1910 гг. / В. В. Набоков // Лекции по русской литературе. М. : Независимая газета, 1996. - С. 221-318.

123. Новейший философский словарь. Минск : Изд-во В. М. Скакун, 1998. - 896 с.

124. Новиков И. А. Правда и мастерство («Севастопольские рассказы» Л. Толстого) / И. А. Новиков // Писатель и его творчество. М. : Сов. писатель, 1956.-С. 333-356.

125. Одиноков В. Г. Поэтика романов Л. Н. Толстого / В. Г. Одиноков. -Новосибирск : Наука, 1978. 160 с.

126. Одиноков В. Г. Художественные особенности трилогии Л.Н. Толстого / В. Г. Одиноков // Труды IV науч. конф. Новосибирского пед. ин-та. Новосибирск, 1957. Т. 1. - С. 249-273.

127. Одинцов В. В. Приемы «срывания масок»: Об особенностях стилистического мастерства Л. Н. Толстого / В. В. Одинцов // Русская речь. — 1978. -№ 4.-С. 21-28

128. Озеров Л. «Без него нельзя жить.» (Толстой и Тютчев) / Л. Озеров // В мире Толстого. М.: Сов. писатель, 1978. - С. 419-453.

129. Палиевский П. В. Русские классики. Опыт общей характеристики / П. В. Палиевский. М.: Худож. лит., 1987. - 239 с.

130. Панфилов О. М. Ценностные отношения: природа и генезис : дис. . д-ра филос. наук / П. В. Панфилов. СПб., 1995. - 362 с.

131. Переписка И. С. Тургенева : в 2 т. Т. 1. М. : Худож. лит., 1986. - 607 с.

132. Петров В. Б. Художественная аксиология Михаила Булгакова / В. Б. Петров. М.: Прометей, 2002. - 349 с.

133. Подковыров И. К. Аксиологический аспект анализа лирического произведения : дис. . канд. филос. наук / И. К. Подковыров. Самара, 1997.202- 196 с.

134. Поцепня Д. М. Образ мира в слове писателя / Д. М. Подцепня. СПб. : Изд-во СПб. ун-та, 1997. - 262 с.

135. Проблемы языка и стиля JI. Н. Толстого. Тула : ТПГИ, 1975. - 131 с.

136. Прохоренко JI. Е. Социокультурный контекст биографического текста культуры : автореф. дис. . канд. филол. наук / JI. Е. Прохоренко. Спб., 1997.-20 с.

137. Пушкарева В. С. Детство в романе Достоевского «Подросток» и в первой повести Л. Н. Толстого / В. С. Пушкарева // Статьи и исследования. Ученые записки. JI.: Изд-во ЛГПИ им. А.И. Герцена. - С. 113-122.

138. Ранчин А. «Старое барство» в романе Льва Толстого «Война и мир», или как Хлестова и Ноздрев стали положительными героями / А. Ранчин // Литература прилож. к газете «Первое сентября». - 2003. - № 44. - С. 18-21.

139. Ремизов В. Б. Обретение своего пути (Л. Толстой читает И. Канта и А. Шопенгауэра) / В. Б. Ремизов // Филологические записки. Воронеж : ВГУ, 2001. Вып. № 15. - С. 50-59.

140. Розанов В. В. Сумерки просвещения / В. В. Розанов. М. : Педагогика, 1990.-624 с.

141. Розанова С. А. Лев Толстой и пушкинская Россия / С. А. Розанова. -М.: Флинта, 2000. 287 с.

142. Рытникова Я. Т. Семейная беседа: обоснование и риторическая интерпретация жанра : автореф. дис. .канд. филол. наук / Я. Т. Рытникова. -Екатеринбург : ЕГУ, 1996. 20 с.

143. Сабуров А. А. «Война и мир» Л. Н. Толстого. Проблематика и поэтика / А. А. Сабуров. М .: МГУ, 1959. - 602 с.

144. Свительский В. А. Герой и его оценка в русской психологической прозе 60-70-х годов XIX в. : автореф. дис. . д-ра филол. наук / В. А. Свительский. Воронеж : Изд-во ВГУ, 1995. - 38 с.

145. Свительский В. А. Л. Н. Толстой / В. А. Свительский // Русская литера203турная классика XIX века : учеб. пособие. Воронеж : Родная речь, 2003. -С. 297-318.

146. Свительский В. А. Личность и «настоящая жизнь людей»: Оценочный строй «Войны и мира» Л. Н. Толстого I В. А. Свительский // Вестник ВГУ. Воронеж : ВГУ, 2002. Вып. 1. - С. 165-183.

147. Свительский В. А. Поэтика авторской оценки в художественной прозе Достоевского 1860-1870-х годов / В. А. Свительский // Филологические записки. Воронеж : ВГУ, 1998. Вып. 11. - С. 46-54.

148. Сергеева Ю. М. Внутренний диалог как языковое явление и как литературно-художественный прием : автореф. дис. . канд. филол. наук / Ю. М. Сергеева. М., 1996. - 18 с.

149. Скафтымов А. П. Щей и формы в творчестве Л. Толстого / А. П. Скаф-тымов // Нравственные искания русских писателей. М. : Худож. лит., 1972.-С. 134-164.

150. Скафтымов А. П. Образ Кутузова и философия истории в романе Л. Толстого «Война и мир» / А. П. Скафтымов // Нравственные искания русских писателей. М. : Худож. лит., 1972. - С. 182-217.

151. Сливицкая О. В. «Война и мир» Л. Н. Толстого: Проблемы человеческого общения / О. В. Сливицкая. Л.: ЛГУ, 1988. - 192 с.

152. Слинько А. А. Наука о литературе и гуманитарные ценности современного мира / А. А. Слинько // Филологические записки. Воронеж : ВГУ, 2001. Вып. 15. -С. 229-237.

153. Собенников А. С. Оппозиция Дом Мир в художественной аксиологии А.П.Чехова / А. С. Собенников // Чеховиана. Чехов и его окружение. - М., 1996.-С. 36-64.

154. Современный толковый словарь русского языка. М. : Ридерз Дай204джест, 2004. 960 с.

155. Соловей Н. Я. Севастопольские рассказы / Н. Я. Соловей // Лев Николаевич Толстой : сб. статей. М. : МГУ, 1955. - С. 4-33.

156. Соловьев В. С. Красота в природе в 2 т. / В. С. Соловьев. М. : Мысль, 1990. -Т. 2.-С. 351-389.

157. Соловьев В. С. Оправдание добра. Нравственная философия в 2 т. / В. С. Соловьев. М.: Мысль, 1990. - Т. 1. - С. 47-548.

158. Соловьев В. С. Три речи в память Достоевского в 2 т. / В. С. Соловьев. М.: Мысль, 1990. - Т. 2. - С. 289-323.

159. Степанова Е. А. Кавказская фабула в русской литературе Х1Х-ХХ веков : дис. . канд. филол. наук / Е. А. Степанова. — Магнитогорск : МаГУ, 2004.-180 с.

160. Стернин И. А. Коммуникативные аспекты толерантности / И. А. Стер-нин. Воронеж : Истоки, 2001. - 135 с.

161. Столович Л. Н. Красота. Добро. Истина: Очерк истории эстетической аксиологии / Л. Н. Столович. М. : Республика, 1994. - 387 с.

162. Страхов Н. Н. Л. Н. Толстой / Н. Н. Страхов // Литературная критика. -М.: Современник, 1984. С. 233-352.

163. Сыроватко Л. В. «Слезинка ребенка»: теодиция Л.Н. Толстого и Ф.М. Достоевского / Л. В. Сыроватко // Достоевский и мировая культура. Альм. №2. СПб.: Лит.- мем. музей Достоевского, 1994. - С. 151-160.

164. Тарасов А. Б. Проблема праведничества в «Войне и мире»: Своеобразие положительных героев романа Л. Н. Толстого / А. Б. Тарасов // Вестник МГУ. Серия 9. Филология. 2001.- № 4. - С. 17-22.

165. Тендряков В. Божеское и человеческое Льва Толстого / В. Тендряков // Звезда. 1978. - №8. - С. 196-206.

166. Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений : в 90 т. М. : Гослитиздат, 1928-1959.

167. Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений : в 100 т. Т. 1. Художественные произведения, 1850-1856 / Л. Н. Толстой. М. : Наука, 2000.205511 с.

168. Толстой JI. Н. Полное собрание сочинений : в 100 т. Редакции и варианты художественных прозведений : в 17 т. Т. 1. (19). 1850 - 1856 гг./ JI. Н. Толстой. - М.: Наука, 2000. - 500 с.

169. Толстой JI. Н. Собр. соч. : в 22 т. / JI. Н. Толстой. М. : Худож. лит., 1978-1985.

170. Толстой и наше время : Сб. статей. М.: Наука, 1978. - 366 с.

171. Толстой -художник : Сб. статей. М.: Изд-во АН СССР, 1961.- 462 с.

172. Философский энциклопедический словарь. М. : Сов. энциклопедия, 1989.-731 с.

173. Флоренский П. А. Столп и утверждение истины : в 2 т. / П. А. Фло-ренчский. -М.: Правда, 1990.

174. Форманюк Г. А. Структура и семантика диалога в художественном тексте : автореф. дис. канд. филол. наук / Форманюк Г. А. М., 1995. - 19 с.

175. Фортунатов Н. М. Творческая лаборатория JI. Толстого: Наблюдения и раздумья / Н. М. Фортунатов. М. : Сов. писатель, 1983. - 320 с.

176. Хализев В. Е. Теория литературы / В. Е. Хализеев. М. : Высшая школа, 1999.-422 с.

177. Храпченко М. Б. Лев Толстой как художник / М. Б. Храпченко. М.: Худож. лит., 1978. - 581 с.

178. Христианство : Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 3 т. -М.: «Большая Российская энциклопедия», 1993-1995.

179. Чернышевский Н. Г. Детство и отрочество. Военные рассказы. Сочинения графа Л.Н. Толстого / Н. Г. Чернышевский // Литературная критика : в 2 т. М.: Худож. лит., 1981. Т.2. - С. 32-45.

180. Чичерин А. В. Возникновение романа эпопеи / А. В. Чичерин. - М. : Сов. писатель, 1975. — 376 с.

181. Чичерин А. В. Толстой / А. В. Чичерин // Очерки по истории русского литературного стиля. М.: Худож. лит., 1977. - С. 227-271.

182. Чуприна И. В. Трилогия Л. Толстого «Детство», «Отрочество» и206

183. Юность» / И. В. Чуприна. Саратов : Саратовский ун-т, 1961. - 191 с.

184. Шестаков В. П. Философия любви в России / В. П. Шестаков // Эсхатология и утопия. Очерки русской философии и культуры. М. : ВЛАДОС, 1995.-С. 46-88.

185. Шестов Лев. Добро в учении гр. Толстого и Ф. Ницше / Лев Шестов. Избр. соч. М. : Ренессанс, 1993. - С. 39-158.

186. Шкловский В. Б. Л. Н. Толстой / В. Б. Шкловский // Избранное в 2 т. -М. : Худож. лит., 1983. Т. 1. С. 491-555.

187. Шкловский В. Б. Лев Толстой / В. Б. Шкловский. М. : Молодая гвардия, 1967.-655 с.

188. Шкловский В. Б. Тетива. О несходстве сходного / В. Б. Шкловский // Избранное в 2 т. М. : Худож. лит., 1983. Т.2. - С. 4-307.

189. Шкловский В. Б. Энергия заблуждения / В. Б Шкловский // Избранное в 2 т. М. : Худож. лит., 1983. Т.2. - С. 308-636.

190. Щенников Г. К. Ф. Достоевский и Л. Толстой: сходство эстетических ориентаций / Г. К. Щенников // Целостность Достоевского. Екатеринбург : Урал. гос. ун-т, 2001. - С. 344-374.

191. Щукин В. Г. Поэзия усадьбы и проза трущобы / В. Г. Щукин // Из истории русской культуры. М. : Языки русской культуры, 1996. Т. 5 - С. 574-588.

192. Щукин В. Г. Спасительный кров / В. Г. Щукин // Из истории русской культуры. М. : Языки русской культуры, 1996. Т. 5. - С. 589-609.

193. Эйхенбаум Б. М. Лев Толстой / Б. М. Эйхенбаум // О прозе. Л. : Худож. лит., 1969. - С. 25-202.

194. Эйхенбаум Б. М. Молодой Толстой / Б. М. Эйхенбаум // О литературе. М. : Сов. писатель, 1987. - С. 34-139.

195. Эпштейн M. Н. "Природа, мир, тайник вселенной." / M. Н. Эпштейн // Система пейзажных образов в русской поэзии. М.: Высшая школа, 1990. -304 с.

196. Юрьева О.Ю. Лев Николаевич Толстой // О. Ю. Юрьева // Русская ли207тература XIX века : Учебное пособие. Иркутск : Изд-во Иркут. гос. ун-та, 2002. - С. 44-80.

197. Язык и стиль Л. Н. Толстого, сб. статей. Тула : ТГПИ, 1976. - 123

198. Язык Л. Н. Толстого, сб. статей. М.: Высшая школа, 1979. - 240 с