автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.09
диссертация на тему: Художественный язык русской эпической поэзии и народная культура

Текст диссертации на тему "Художественный язык русской эпической поэзии и народная культура"

/■П. О — д

Российская Академия Наук Иистапгут русской литературам (Пушкинский Дом)

На правах рукописи

НОВИЧКОВА Татьяна Александровна

ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЯЗЫК РУССКОЙ ЭПИЧЕСКОЙ ПОЭЗИИ И НАРОДНАЯ КУЛЬТУРА

Специальность 10.01.09 - фольклористика

Диссертация на соискание ученой СШ1«1Ш доктора филологических наук

Санкт-Петербург 1998

~-тш В Ах!

'! (решение отг., № Щ/Ь

; ' 7 т ^ />.-1- т Г у. / ^ ^ л

' Д„1 О7-.С V 7^717.. У 7 СЧ' ¿.О С х ^хл ^Изз V X

'л • ' ^ •> 6 в

I ,

Ф и РООЛ-^Г Г < :

: и а.ыл 7ЦЯ- В АКР с с с. • -

ОЩ 771-цМ

Введение

«Одна га важнейших задач эпосоведениа состоит к познании эпических языковых универсалий и, что особенно важно, - в применении их к прочтению конкретных текстов. В конечном счете все наши теории и метода представляют ценность постольку, поскольку позволяют прочитать текст в его внутренней законченности, цельности и значительности содержания, раскрыть присущую ему семантическую многосторонность, обнаружить наличествующие в нем семантические планы, разгадать заложенные в нем загадки, противоречия, : недосказанности».

Пу>пи/ю& Б.Н. Героический эпос и действительность. Л., 1988. С. 10.

Исследование художественного языка эпической поэзии в историко-культурном освещении связано с решением ряда проблем, с одной стороны — собственно фольклорных, касающихся вопросов дифференциации жанров, своеобразия и единства жанров эпической песни, особенностей поэтики и композиции былин, баллад, духовных стихов, исторических песен, типологии эпоса в ее исторических пределах; с другой -культурологических, раскрывающих разные уровни «исторического сознания людей, а также специфику их исторического мышления», эволюционировавшего по ходу времени (И.Я.Фроянов, Ю.И.Ю дин .Былинная история. СПб., 1997. С.494). Задачей диссертации является, в первую очередь, уяснение мировоззренческих и эстетических, часто достаточно далеких от современных, принципов, легших в основу традиционных эпических ситуаций, образов и мотивов и обусловивших неповторимость художественного языка русской эпической поэзии.

Исследованию русского эпоса посвящена обширная литература. Некоторые фольклористические школы, например,историческая (В.Ф.Миллер, А.В.Марков, М.Е.Халанский), заимствования (В .В .Стасов, Г.Н.Потанин) сформировались на почве изучения эпоса. Его мифопоэтические элементы привлекали внимания А ЛАфанасьева, Ф.ИЛ>услаева, бытовые черты - ЛЛМайкова, А.В .Маркова, С.К.Шамбинаго. Все это направления в той или иной степени были продолжены фольклористикой XX века: традиционные положения исторической школы были поддержаны ММЛлисецким, АН.Робинсоном, БАРыбаковым, СЛАзбелевым; к эпическим мифологемам обращались в своих трудах В .В.Иванов, В.Н.Топоров, БАУспенский. Вопросы отражения; быта в былинах рассматривались Р.С Липец, М.Г.Рабинович.

В XX столетии сформировался новый путь прочтения эпической поэзии: с точки зрения особенностей ее художественного языка, жанрового и стилевого своеобразия. Начало этому направлению было положено еще в XIX веке трудами А.Н.Веселовского, ААЛотебни, Ф.И.Буслаева. Позднее закономерности былинной поэтики были раскрыты в работах А.П.Скафтымова, затем - Ю.И.Юдина, В.МХацака, Ф.М.Селиванова, исследовавших художественный мир былин и его ключевые категории, пространство и время. Эпический мир как художественная целостность предстает перед нами в трудах В.Я.Проппа, Б.Н.Путилова. Б.Н.Путиловым намечена программа исследования эпической поэзии в ее межславянских, межжанровых и этнографических связях. Важнейшую задачу исследования он видел в познании эпических языковых универсалий, позволяющих понять текст в его внутренней законченности, изучить движение эпического языка, которое заключается в переосмыслении и обогащении новыми значениями «первичной эпической архаики».

Проблемы эпоса ставятся и решаются в диссертации в русле этой программы, но с использованием новой методики. Сегодня представляется возможным перейти к широкому исследованию функциональных связей былинных и балладных, разноуровневых сюжетов и образов в контексте традиционной народной культуры благодаря достижениям отечественной науки в области комплексного изучения духовной славянской культуры этнолингвистической школш ЛЛТолстого. В работах Д.МЛихачева, А.М.Панченко, БА.Романова перед нами предстает живой мир >

средневековья, черты которого легко узнаваемы в русском

г

фольклоре. Накоплен значительный опыт изучения мировидения средневекового человека, «культуры безмолвствующего большинства» в работах А.Я.Гуревича, М-М.Бахтина, М.И.Стеблин-Каменского, В.П.Даркевича, Ю .Л .Бессмертного, исследовавших ментальности западноевропейского средневековья.

Предмет настоящей работы - русская народная культура в ее движении, в многообразии ее проявлений в фольклорных мотивах и образах. Конкретными задачами диссертации являются: 1. определение жанрового своеобразия былин в связи с их функцией в народной культуре, особенностей эпической исторической мифологизации; 2. характеристика эпического героя в связи с жанровой функцией и историческим движением жанра; 3. исследование возможностей былины в отраженеии конкретной исторической действительности, быта, на примере анализа «скоморошьего» пласта русского фольклора и символики традиционных эпических чисел; 4. исследование эстетического и историко-культурного взаимодействия между художественным языком былинного и балладного деамров в сочетании арахаяки их мифологем и исторической конкретики; 6. рассмотрение мифологем, общих у песенно-эпических жанров с мифологической прозой и обрядами; 7. предварительная постановка актуальных проблем изучения современного фольклора на материале записей и публикаций последних лет (1980-1990 гг).

Решение этих вопросов обусловило научную новизну диссертации. В ней впервые осуществлена попытка изучения эпоса как художественной системы, тесно связанной с явлением исторической мифологизации. Предложены новые способы сравнительно-исторического описания былин и баллад, позволяющие гораздо определеннее выявить черты национального своеобразия русской эпической традиции, по-новому прочесть ряд сюжетов. Теоретико-методологической основой диссертации являются сравнительно-исторический и функциональный методы в сочетании с комплексным подходом к анализируемому материалу. При исследовании определенных эпических мотивов и формул применяется методика ретроспективного анализа (от верхних слоев к нижним), в свое время с успехом применявшаяся Д.К.Зелениным в отношении русской мифологической прозы и обрядов (Очерки, 16).

Задача этой книги — рассмотреть не миф в эпосе, но эпос — в контексте мифологического сознания, без которого существование фольклора в принципе невозможно.

Первая глава монографии посвящена художественному я^ыку былин, где была избрана именно эта опора — на верования, связанные с богатырским культом, существовавшим еще в начале XX века. Функционально старины близки утопическим легендам, так как их «идеалы проецируются в прошлое и тесно переплетаются с социальной или поэтической идеализацией его» (Чистов, 15). В народной культуре бытовало осторожное, сакрализованное отношение к самому акту исполнения былины, что замечали многие собиратели от Гильфердинга до наших дней. Иногда с трудом приходилось уговаривать певца спеть былину («Я тебе спою, а меня вон куда унесет» — и жест в сторону печи, которая в доме играла роль своеобразного «канала связи» с миром предков и умерших).

Мифологичность былин наблюдалась не только в практике бытования преданий и эпических песен, но и в самом содержании старин, вместивших в себя память о «золотом» героическом веке

Йгсской истории, зарождении государственности, Киевской и овгородской эпохе. Вплоть до 20-х годов XX столетия в богатырей верили — и как в реально существовавших людей, и как в возможных избавителей от будущих бед. Лишь после революции в связи с принципиальной переориентацией русских людей и новым укладом жизни эта вера утрачивала корни в народном сознании, что и привело к окончательному исчезновению старин как жанра.

В то же время уход старин из жизни фольклорной традиции не был одномоментным явлением, его истоки — в самом темном, до сих пор не понятом, «потерянном» периоде русского средневековья (Павлов-Сильванский, 32) — XIII—XV веках, когда только лишь сложившийся миф о «золотом веке» вынужден был трансформироваться под влиянием новых, христианских идеалов и топики новой, Московской государственности. Наряду с культом свободной, богатырской, независимой личности, ярко воплощенной в образах Ильи, Добрыни, возникает такой противоречивый герой, как Василий Буслаевич (не он противоречив — а та эпоха, которая не могла не высветить несоотносимые с новым временем и моралью стороны его «поведения»), возникает противопоставление бедного Киева богатой, блаженной, идеальной стране — Индии, напоминающей царство пресвитера Иоанна (в былине о Дюке Степановиче).

Во второй главе монографии анализируется художественный язык баллад — жанра, представившего обществу нового героя, более близкого и понятного, маленького, рядового человека; духовных стихов, давших недосягаемые образцы идеального христианского поведения. Вряд ли баллады родились в московскую пору, напротив, многие их мотивы древнее былинных, но они перекрещиваются с мотивами лирических и обрядовых песен, что

благоприятно сказалось на распространении этого жанра. Не случайно былины сохранились в уникальных условиях, в основном Крайнего Юга и Севера, а баллады исполнялись повсюду.

Третья глава исследования посвящена мифологическим темам, актуальным как в прошлом, так и в нашем столетии. Это темы конца света, Страшного суда, богатства и нищеты, детства. Мир, окружающий нас сегодня, все также непредсказуем и загадочен. Даже научные открытия, согласно сложившемуся стереотипу рассказов о них, происходят как бы по наитию, стечению обстоятельств — эта сюжетная модель традиционна для бывалыцин о сокровищах, которые даются человеку лишь в результате странных совпадений. Если фольклор прошлого представлял нам два мира — давно прошедшего и настоящего, то современность предлагает другую ориентацию: настоящее и будущее, противопоставляя мир земной и космический, технически несовершенный и утопически усовершенствованный или, напротив, технически развитый сегодня и истощенный, духовно опустошенный в более или менее далеком будущем.

Отбор материала в настоящей книге подчинен задачам исследования художественного языка преимущественно повествовательных, эпических, как песенных, так и прозаических жанров-былин, баллад, духовных стихов, в меньшей степени — исторических песен, преданий. Последняя глава работы почти полностью построена на текстах мифологической прозы и современного устного рассказа. Широко привлекаются описания обрядов, обычаев прошлого—начала нашего века: этнография предоставляет фольклористу тот необходимый контекст, который позволяет понять подлинный замысел тех или иных сюжетных звеньев фольклорных произведений.

Глава 1 ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЯЗЫК БЫЛИН

1

Дар бессмертия.

Почитание богатырства в народной русской культуре

Миф о бессмертии богатырей так же свойствен народной культуре, как и вера в возвращение царей-избавителей или в посмертные мучения знаменитых разбойников. Его корни — в культе мертвых, вернее в почитании первопредков, которое в свою очередь находится в тесном взаимодействии с обожествлением природы, мифологическим восприятием времени и пространства, присущем архаическим, традиционным типам мышления, «где „культурное" еще не порвало своих связей с „природно-би-ологическим и, следовательно, сохраняло еще следы исходной, „жизнестроительной" функции» (Топоров-1988, 31). Но то — корни, не крона. Записи былин и богатырских преданий, которыми мы располагаем, относятся к XVIII—началу XX века, они соответствуют достаточно позднему взгляду на этническое прошлое, свою историю, отражая вместе с тем черты более раннего восприятия времени. Для этого периода было характерно сосуществование разных способов отношения к прошлому: архаического, мифопоэтического и конкретно-исторического, не подвергающего имена и события радикальной перестройке в связи с сюжетным замыслом, хотя на любом уровне мы встречаемся с явной мифологизацией образов. Разница в мифологизации, с одной стороны, царевича Алексея, Дмитрия, Петра III, Степана Разина, Ермака и, с другой — классических героев-богатырей заметна прежде всего на фоне тех контекстуальных связей, благодаря которым эти образы живут в фольклоре. Контекст бытования образов второго типа был чисто устным, не связанным с летописями, литературой. Письменность еще только зародилась, и единственным видом передачи информации был устный (Опе, 140, 141).

Прошлое видится как мир ушедшего, но где-то в другом пространстве существующего времени. Убежденность в том, что такой мир есть, наделяла (а многих наделяет и сегодня) ощущением бесконечности жизни, духовного бессмертия, заряжала оптимизмом, сковывала страхами, заставляла хранить память об ушедших в иной мир и следовать обычаям старины. Таким образом, эпическая история, какой она предстает перед нами в бы-

линах, проникнута мифом, который поддерживал былинное слово и образ, защищал от исчезновения жанровую традицию и не противоречил своеобразным свойствам устной народной памяти.

Представление об особом богатырском веке — пространстве — дало возможность сказителям вводить образы героев-богатырей в сюжеты широкого хронологического диапазона — с X по XVII век. Причем, чем популярнее герой, тем большими возможностями временных перемещений он располагает. Для сказителей XIX столетия это был Илья Муромец, хотя, возможно, в более раннюю пору были герои не менее любимые, чем Илья. Так, например, наряду с Ильей, Кмита Чернобыльский вспоминает о Соловье Будимировиче как спасителе Родины, хотя мы сегодня не знаем героических сюжетов об этом богатыре (Веселовский, 350). Что же касается Ильи, то еще в начале XX века в Поморье утверждали, что он в лихую годину «воскреснет, выйдет из земли и возновится» (ББ, 30).

Миф о возможном возвращении Ильи Муромца лег в основу исполнения былины «Илья Муромец на Соколе-корабле» в качестве обрядовой колядной, святочной песни. Так, былина органично вписалась в контекст зимних праздников, когда рядились «бесами» и «кудесами», играли в оживающего мертвеца — «умруна», призывали в гаданиях нечистую силу. Сокол-корабль тридцать (в вариантах — двенадцать) лет «ко крутым берегам не приваливал, желтых песков не хватывал», его хозяин — Илья Муромец, слуга Ильи — Добрыня Никитич, с ними «пятьсот гребцов удалых молодцов». На корабль нападают то татары, то турки, но богатыри обращают их в бегство (варианты см.: Былины, 168, 404— 405). Корабль этот вечен, он явился неведомо откуда и ушел в неизвестность. Само исчезновение Ильи в преданиях связано с этим кораблем: по воспоминаниям В. И. Даля, «Илья на Соколе-корабле вместе с Добрыней поплыл в океан-море, о котором прежде и слыхом не слыхать было. „Сокол-корабль" насилу ушел от сизого орла, но вестей об Илье более никаких. Куда он девался — не говорится ни в сказках о нем, ни в песнях» (Киреевский-1, XXXIV). В то же время океан в мифологии разных народов всегда был символом «вневременного рождения и трансформации», жилищем божеств, поскольку «безграничная вода» ассоциируется с материнским лоном (Юнг, 64). Уход в океан Ильи — залог его бессмертия, как и возвращение на Рождество святого младенца Иисуса Христа в образах обрядовых святочных песен.

Богатыри, волоты в фольклоре обладают сверхъестественными свойствами, и для этого были причины как в народной ментальное™, так и в закономерностях человеческой психической природы. Психология воинской доблести имеет «чувственную подоплеку», это «будоражащий выход за пределы собственного эгоизма в тревожную атмосферу риска для жизни, глубокое сочувствие при виде доблести боевого товарища, упоение, черпаемое в верности и самоотверженности». В биографическом романе «Ье Ло-

uvencel» Жан де Бюэй, капитан, сражавшийся под знаменем Жанны д'Арк, писал о войне: «И ведомо тебе такое чувство восторга, какое сего не познавший передать не может никакими словами. И ты полагаешь, что так поступающий боится смерти? Нисколько; ведь обретает он такую силу и окрыленность, что более не ведает, где он находится. Поистине, тогда он не знает страха» (Хейзинга, 79, 80).

У скандинавов, несомненно оказавших серьезное влияние на формирование русских дружин, воинам, погибшим на бранном поле, уготовано райское блаженство и бессмертие: они бесконечно пируют на небе в огромной палате — Валгалле, «в стенах которой устроены целые сотни широких ворот,