автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.01
диссертация на тему:
Интертекстуальные связи пьес Б. Акунина и А.П. Чехова "Чайка"

  • Год: 2008
  • Автор научной работы: Красильникова, Елена Павловна
  • Ученая cтепень: кандидата филологических наук
  • Место защиты диссертации: Тула
  • Код cпециальности ВАК: 10.02.01
Диссертация по филологии на тему 'Интертекстуальные связи пьес Б. Акунина и А.П. Чехова "Чайка"'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Интертекстуальные связи пьес Б. Акунина и А.П. Чехова "Чайка""

На правах рукописи

КРАСИЛЬНИКОВА Елена Павловна

ИНТЕРТЕКСТУАЛЬНЫЕ СВЯЗИ ПЬЕС Б. АКУНИНА И А. П. ЧЕХОВА «ЧАЙКА»

Специальность 10 02 01 - русский язык

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Елец-2008

003445708

Диссертация выполнена в государственном образовательном учреждении высшего профессионального образования «Тульский государственный педагогический университет им Л Н Толстого»

Научный руководитель- доктор филологических наук

профессор Григорий Валериевич Токарев

Официальные оппоненты доктор филологических наук

профессор Елена Александровна Попова,

кандидат филологических наук доцент Виктор Валентинович Чалый

Ведущая организация- Челябинский государственный

педагогический университет

Защита состоится «16» сентября 2008 г в 12 00 часов на заседании диссертационного совета Д 212 059 01 в Елецком государственном университете им И А Бунина по адресу 399770, Липецкая область, г Елец, ул Коммунаров, д 28, ауд 301

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Елецкого государственного университета им И А Бунина по адресу 399770, Липецкая область, г Елец, ул Коммунаров, д 28, ауд 300

Автореферат разослан «» августа 2008 г

Ученый секретарь л .

диссертационного совета — А А Дякина

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

В литературном процессе традиционно возникают произведения, вступающие в открытый диалог с текстами великих предшественников (литературные мистификации, пародии, ремейки, продолжения) Для постмодернизма, в духе которого написана пьеса Б Акунина «Чайка», характерна картина мира, в которой «демонстративно, даже с какой-то нарочитостью, на первый план вынесен полилог культурных языков, в равной мере выражающих себя в высокой поэзии и грубой прозе жизни, в идеальном и низменном, в порывах духа и судорогах плоти1 Взаимодействие этих языков обусловливает обнажение элементов интертекста, которые выступ ают в роли конструктивного текстообразующего фактора Новый текст уже не только ассимилирует претекст (текст-предшественник), но и строится как его интерпретация, осмысление

Актуальность диссертации обусловлена, с одной стороны, фрагментарностью исследования интертекстуальных связей двух произведений, одно из которых является продолжением второго, с точки зрения реализации данных связей на всех уровнях текстового пространства, необходимостью изучения механизмов, средств вербальной объективации интертекстуальных связей, с другой - важностью анализа смыслообразую-щей роли интертекстуальных элементов в аспекте их внутритекстовых и межтекстовых связей и выявления особенностей функционирования указанных элементов в классической и в современной драме

Объектом диссертационного исследования являются интертекстуальные связи пьес Б Акунина и А П Чехова «Чайка»

Предмет исследования - средства и способы вербальной объективации интертекстуальных связей пьес Б Акунина и А П. Чехова «Чайка» Детальное рассмотрение механизмов межтекстовой связности пьес обоих драматургов позволило выделить в качестве особого предмета анализа ключевые слова, функционирующие в текстах обеих пьес При этом ключевые единицы рассматриваются в работе не только как знаки, генерирующие в себе содержательную структуру произведений, но и как текстовые доминанты, трансформация которых в пьесе Б Акунина является наиболее значимой в осмыслении своеобразия интерпретации Борисом Аку-ниным чеховского претекста

В данном исследовании под интертекстуальными связями понимаются аспекты, способы, формы, приёмы интертекстуальности При этом под аспектами мы понимаем соотношение интертекстуальности с разными текстовыми уровнями, нарративный аспект реализуется на идейно-эстетическом уровне, фигуративный - на жанрово-композиционном, соб-

' Липовецкий M Русский постмодернизм - Екатеринбург Изд-во Урал гос пед ун-та, 1997 -С И

ственно языковой является конкретной языковой формой проявления интертекстуальности в пределах всего художественного пространства текста

Формы интертекстуальности разграничивают сигналы интертексту-апьности пьес Б Акунина и А П. Чехова «Чайка» на прямые (декларативные), проявляющиеся эксплицитно, на вербальном уровне, и ассоциатив-но-подтекстовые, проявляющиеся имплицитно, то есть на под- (около -, за -) текстовом уровне

Приемы интертекстуальности включают в себя совокупность общих композиционных приемов построения пьес, одинаковых стилистических приемов в творчестве обоих драматургов, общих жанровых черт и т д

Способы реализации интертекстуальности - это механизмы конкретного проявления интертекстуальности на разных языковых уровнях синтаксическом, морфологическом, словообразовательном и т д Способы интертекстуальности позволяют восстановить интертекстуальные отношения в новом тексте, что основано на «памяти слова» комбинаторной (зафиксированная сочетаемость для данного слова как в общем, так и в индивидуальном поэтическом языке), референциальной, вызывающей к порогу сознания круги значений и ассоциаций из прежних контекстов, создающей этим дополнительные приращения смысла в тексте-реципиенте, звуковой (способность слова вызывать в памяти близкозвучные слова, принадлежащие претексту), ритмико-интонационной, включающей в себя «память рифмы», что связано с комбинаторной и звуковой памятью слова, и устойчивые ритмико-синтаксические формулы, созданные на основе звуковых, синтаксических, ритмических и метрических соответствий.

Цель диссертационной работы - изучить интертекстуальные связи пьес Б Акунина и А П Чехова «Чайка», выявить семантические и ассоциативные приращения, которые формируются при актуализации интертекстуальных связей

Поставленная цель предполагает решение следующих задач

1) провести сопоставительный анализ нарративного аспекта интертекстуальных связей пьес Б Акунина и АП Чехова «Чайка», выявив трансформации тем, мотивов и обозначив языковые репрезентации данных трансформаций,

2) рассмотреть фигуративный аспект интертекстуальных связей пьес Б. Акунина и А П Чехова «Чайка» (композицию, систему образов, время, пространство),

3) проанализировать специфику функционирования ключевых слов в пьесах А П. Чехова и Б Акунина «Чайка», выявив семантические трансформации значений и приращения смысла

Для решения поставленных задач используются следующие методы и приёмы: описательно-аналитический метод (приемы обобщения, типо-логизации анализируемого материала), компонентный анализ, метод кон-

текстуального анализа, метод сплошной выборки материала, сопоставительный метод, этимологический анализ, прием интроспекции

Методологической базой диссертации является принцип антропоцентризма, сущность которого заключена в постулировании уникальности роли человека в мире культуры и в текстовом пространстве- человек творец текста и в то же время его объект, предмет, человек - автор — адресант и адресат текста одновременно «человек есть важнейшее связующее звено между языком и культурой»1

Теоретическую основу диссертационного исследования составили диалогическая концепция М М Бахтина, идеи В К Тюпы о своеобразии текстов-дописываний по отношению к тексту предшественника, исследования М Хайдеггера по герменевтике, положения И П Ильина об особенностях постмодернистских текстов, труды А А Реформатского по проблемам мотива, сюжета литературного произведения, исследования Р Ингардена по феноменологии творчества и восприятия

Научная новизна диссертации обусловлена тем, что в ней проведен исчерпывающий анализ интертекстуальных связей, рассматриваемых в коммуникативном ключе, реализующемся в форме творческого диалога с классическим текстом. Выявлены механизмы реализации интертекстуальных связей, конкретизированы отдельные положения теории интертекстуальности с точки зрения ее проявления на всех текстовых уровнях (идейно-эстетическом, жанрово-композиционном, языковом), рассмотрены различные виды проявления межтекстовых связей (прямое заимствование, заимствование образа, заимствование способа и принципа отражения мира). Систематизация результатов исследования комплексного многоуровнего взаимодействия двух произведений позволила сделать вывод о том, что интертекстуальность является одним из механизмов осуществления не только преемственности литературных традиций, но и их смены

Теоретическая значимость исследования определяется тем, что оно вносит определенный вклад в разработку теории интертекстуальности Предложена иерархия уровней диалога между текстом-реципиентом (пьесой Б Акунина) и претекстом (пьесой А П Чехова), включающая уровень диалога между культурами реализма и постмодернизма, уровень межтекстового диалога двух пьес и уровень внутритекстового диалога В соответствии с уровнями межтекстового взаимодействия конкретизирована типология интертекстуальных включений, обозначены доминанты исследования межтекстового взаимодействия, предложена последовательность интертекстуального анализа и определены основные механизмы реализации интертекстуальных связей текста-реципиента и претекста

1 Мурзин J1H Язык, текст и культура // Человек - текст - культура - Екатеринбург Изд-во Екатеринбургского гос ун-та, 1994 -С 66

Практическая значимость состоит в том, что результаты исследования могут быть использованы в практике преподавания стилистики, филологического анализа текста, литературы, лексикологии, а также при чтении спецкурсов по современной русской литературе и литературе XIX - XX веков, в частности, посвященных идиостилю А П Чехова и Б Акунина

Апробация материалов осуществлялась на заседаниях кафедры до-кументоведения и стилистики русского языка Тульского государственного педагогического университета им JIН Толстого Результаты исследования были представлены в докладах на международной научной конференции «Славянские языки и культура» (Тула, 2007), на всероссийской научно-практической конференции «Художественный текст варианты интерпретации» (Бийск, 2006), а также в публикациях в сборниках Ивановского государственного университета «Проблемы школьного и вузовского анализа литературного анализа литературного произведения в жанрово-родовом аспекте1 теория, содержание, технологии» (Иваново, 2006), Тамбовского государственного университета «Русские говоры вчера, сегодня, завтра» (Тамбов, 2008), Московской финансовой академии «Актуальные проблемы гуманитарных наук» (Москва, 2007), в публикации статьи «Трансформация мотивов чеховской «Чайки» в пьесе Б Акунина «Чайка» в журнале «Известия» Тульского государственного университета, рекомендованном ВАК (Тула, 2006)

Структура диссертационного исследования Диссертация состоит из введения, предисловия, трех глав, заключения, библиографического списка, включающего 182 позиции

На защиту выносятся следующие положения 1 Нарративный аспект интертекстуальных связей пьес Б Акунина и А П Чехова «Чайка» реализуется во взаимодействии текстов на содержательно-смысловом уровне Темы и мотивы чеховской «Чайки» подвергаются в драме Б Акунина трансформации, основанной на изменении либо самих интертекстуальных элементов, либо их контекстуального окружения

2. Фигуративный аспект интертекстуальных связей пьес Б Акунина и А П Чехова «Чайка» реализуется на жанрово-композиционном текстовом уровне в общности приёмов построения пьес и языковой форме выражения межтекстовой связности двух произведений

3. Ключевые слова пьес Б Акунина и А П Чехова «Чайка» являются маркерами интертекстуальности В пьесе Б Акунина происходят значительные сдвиги в семантике ключевых слов их значение не только сужается, но и приобретает под влиянием контекста ярко выраженные негативные коннотации Трансформация семантики ключевых слов чеховского текста в пьесе Б Акунина формирует разные типы интертекстуальных отношений с претекстом отношения идентификации посредством повтора

реалий, субъектов, языка текста-предшественника, отношения противопоставления посредством формирования оппозиций движение-борьба (созидательное начало в пьесе А П. Чехова) - движение-борьба (разрушительное начало в пьесе Б Акунина), отношения маскировки, проявляющиеся в обыгрывании Б Акуниным чеховского текста

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается актуальность темы диссертации, определяются объект и предмет исследования, формулируются цель и задачи диссертационной работы, раскрывается научная новизна, теоретическая и практическая значимость

В предисловии излагаются теоретические положения, послужившие основой нашего исследования, рассматриваются множественные подходы к исследуемой проблеме, обосновывается выбор приоритетной для диссертационного исследования концепции интертекстуальности

В теории лингвистики существует два подхода к пониманию интертекстуальности широкое и узкое Сторонники широкого понимания интертекстуальности (Барт, Кристева, Риффатер, Лотман) рассматривают интертекстуальность в рамках семиотики как принцип конструирования текста и особого смысла При таком подходе термин «интертекстуальность» теряет свою значимость как текстовой категории: многообразие связей и их многомерность не позволяет упорядочить лингвистический анализ в рамках конкретного текста

В нашей работе мы опираемся на концепцию В Е. Чернявской, которая рассматривает интертекстуальность как- 1) содержательно-смысловую открытость текста по отношению к другим текстам, 2) коммуникативно-прагматическую и психологическую открытость текста адресату, 3) идейную и тематическую открытость друг другу текстов одного автора, 4) внутреннюю содержательную открытость друг другу смыслов и структурно-композиционных частей одного и того же текста; 5) типологическую открытость друг другу текстов одного класса, 6) открытость отдельного типа текста более общим функционально-стилистическим системам1.

Выбор именно этой концепции интертекстуальности для нашего исследования обоснован рядом причин. Во-первых, взаимодействие текстов на содержательно-смысловом уровне реализует нарративный аспект интертекстуальности, предполагающий исследование механизмов трансформации тем, мотивов чеховского претекста в новый текст Кроме того, открытость текстов обеих пьес другим смысловым структурам позволяет в процессе анализа интертекстуальности соотнести функции используемых

1 Чернявская В Е Интертекстуальное взаимодействие как основа научной коммуникации -СПб ГУЭИФ Высш шк, 1999 - С 56

цитат, аллюзий в тексте-реципиенте и претексте Например, в пьесах А П Чехова и Б Акунина использованы цитаты из шекспировских произведений, но в пьесе А П Чехова они являются зкспликаторами ввода новой темы, имеют соотнесенность с отдельными образами, в пьесе же Б Акунина - вводят мотив игры, условности, так как не соответствуют конкретному ситуативному употреблению Во-вторых, текст предполагает коммуникативно-прагматическую и психологическую открытость адресату С одной стороны, пьеса А П Чехова адресована массовому читателю, с другой стороны, она творчески переосмыслена Б Акуниным Таким образом, это уже опосредованная адресация, включающая дополнительное звено (другого автора), то есть имеет место интерпретация интерпретации Перекодирование Б Акуниным чеховского претекста несет дополнительную смысловую нагрузку, выявление которой очень значимо с точки зрения осмысления чеховского текста на языке новой эпохи В-третьих, знание идейно-тематических доминант в творчестве того или иного автора позволяет определить ориентиры исследования, Так, мотив одиночества, сквозной в пьесах А П. Чехова, рамки детективного расследования в произведениях Б Акунина определяют специфику авторского идиостиля в целом, в том числе и в исследуемых нами пьесах обоих драматургов В-четвертых, внутренняя открытость друг другу смыслов и структурно-композиционных частей одного текста предполагает исследование фигуративного аспекта интертекстуальности, что позволяет сопоставить не отдельные «переклички» текста пьесы Б Акунина с текстом чеховской пьесы, а два произведения в их целостности с учетом композиционных особенностей каждой из пьес В-пятых, в жанровой соотнесенности обеих пьес заложены предпосылки читательского восприятия, поэтому трансформации на уровне жанра позволяют определить тенденции развития драматургии, место «вторичных» произведений в литературном процессе В-шестых, соотнесенность текста с более общими функционально-стилистическими системами как проявление интертекстуальности позволит сопоставить в рамках конкретного исследования традиции реалистического искусства и литературы постмодернизма, то есть выявить особенности диалога разных культур в истории литературного развития

Под интертекстуальностью мы понимаем взаимодействие двух или более текстов, их «диалог» на разных уровнях идейно-эстетическом, жан-рово-композиционном, собственно языковом, уровне фабулы и т.д При этом связь текстов может проявляться в прямом и скрытом цитировании, пародировании, подражании, переработке тем, сюжетов, мотивов, системы образов

Мы предлагаем свою типологию интертекстуальных включений, учитывающую специфику исследования - определение интертекстуальных связей двух произведений, одно из которых является креативной автор-

ской интерпретацией текста предшественника В рамках нашего исследования анализ интертекстуального «диалога» будет предполагать

- выделение областей пересечения языкового пространства пьес,

- определение способов трансформации интертекстуальных элементов из одного текста в другой,

- выявление смысловых приращений текстовых элементов в условиях нового контекста

Интертекстуальный диалог пьес Б. Акунина и А П Чехова «Чайка» имеет три грани взаимодействия

1) диалог между культурами реализма и постмодернизма (в рамках широкого подхода к интертекстуальности);

2) диалог между текстами обеих пьес (модель стимул - реакция),

3) внутритекстовый диалог, понимаемый как взаимодействие текстовых элементов с элементами других текстов, эксплицитно или имплицитно включенных в данный текст

Предмет нашего анализа - взаимодействие двух произведений - А П Чехова и Б Акунина При этом первая грань взаимодействия претекста с текстом-реципиентом определяет основную базу анализа, репрезентируя общность культур чеховского реализма и постмодернизма Б Акунина, то есть является организующим принципом анализа интертекстуальных связей двух пьес Третья грань - вспомогательная, углубляющая понимание авторских интенций

Каждой грани интертекстуального диалога между пьесами Акунина и Чехова соответствуют свои элементы интертекстуальных включений, иерархию которых можно представить следующим образом

1 Интертекстуальность как взаимодействие разных культур (общие принципы построения чеховского и акунинского текстов) фрагментарность; бесфабульность; семантическая множественность, использование «минус-приема» (пропуск одного акта в чеховской пьесе и трех - в пьесе Акунина)

2 Интертекстуальность как взаимодействие чеховского и акунинского произведений, повтор отдельных лексических единиц, ключевые слова и особенности их функционирования в текстах обеих пьес; устойчивые чеховские мотивы, заглавие - цитата, дистантные связи реплик, заимствование образной системы, жанровая соотнесенность текстов, «заимствование» приема

3 Интертекстуальность как соотнесенность текста с другими текстами реминисценции; цитаты, аллюзии, фразеологические единицы, крылатые слова; игра слов - разновидность языковой игры, в которой эффект остроты достигается неканоническим использованием слов и фразеологизмов (трансформациями их семантики или состава) При этом «языковая игра» с текстом-источником понимается как 'творческое, нестандартное (неканоническое, отклоняющееся от языковой / стилистической /

речеповеденческой / логической нормы) использование любых языковых единиц и / или категорий для создания остроумных высказываний, в том числе - комического характера' Под остроумием понимается 'изобретательность в нахождении удачных, смешных или язвительных и метких выражений' (БАС)

В данном исследовании рассматриваются следующие текстовые уровни интертекстуальных включений 1) идейно-эстетический темы, мотивы, идеи произведения (нарративный аспект интертекстуальности), 2) жанрово-композиционный система образов, жанр, композиция, художественное время и пространство (фигуративный аспект интертекстуальности), 3) собственно языковой

Данная типология предполагает анализ интертекстуальности на всех текстовых уровнях, что позволяет провести исследование интертекстуальных связей в рамках целостного филологического анализа текста и выявить общие черты и своеобразие драматургической подачи каждого из авторов в диахронной и синхронной плоскостях

В первой главе «Нарративный аспект интертекстуальных связей пьес Б. Акунина и А.П. Чехова «Чайка» дано определение нарратива, который мы вслед за Г В Токаревым рассматриваем «как принцип, организующий высказывание»1

Многофинальность пьесы Б Акунина, основанная на воплощении единой нарративной программы (X убивает Треплева), предполагает единую схему реализации сюжетного действия, сводящуюся к убийству Треп-лева каждым из персонажей чеховской пьесы, поэтому наибольший интерес для нашего исследования представляет анализ трансформаций тем и мотивов чеховской драмы в пьесе Б Акунина и языковые средства их выражения.

Мотивы действующих лиц в драме Б Акунина реализуются благодаря актуализации определенных фрагментов чеховского текста Процесс трансформации нарративных программ чеховского текста, посредством которого выдвигаются новые мотивы, базируется на интертекстуальности двух пьес При этом темы и мотивы чеховской «Чайки» подвергаются трансформации в «Чайке» Б Акунина Например, для Медведенко тема любви, заявленная в чеховской пьесе, трансформируется в мотив ревности-мести, выдвижению которого в драме Б Акунина способствует множество способов и приемов, реализующих интертекстуальные связи двух пьес на разных языковых уровнях

1 Обыгрывание терминологии, базирующейся на однокорневом повторе лексем чеховской пьесы. Так, в пьесе А П Чехова многократно повторяется в репликах разных персонажей лексема страдать

1 Токарев Г В Семиотика Учеб пособие - Тула Изд-во Тул гос ун-та им Л H Толстого, 2007 -С 101

В пьесе Б Акунина Тригорин, сравнивая Медведенко со страдательным залогом, произносит «Страдательный залог - самая угнетенная из глагольных форм, и сама в том виновата» Данное сопоставление, проводя параллель между конкретной и абстрактной сферами жизни, типизирует образ Медведенко, актуализирует в этом образе пассивное начало, указывая на то, что данный образ является не субъектом, а объектом действия, что, безусловно, способствует появлению мотива мести окружающим со стороны Медведенко за оскорбленное чувство собственного достоинства

2 Замена эвфемизмов прямой номинацией. Если в пьесе А П Чехова Маша говорит о Медведенко «Мой учитель не очень то умен », то в драме Акунина Шамраев называет его дураком и ничтожеством

3 Использование точечных цитат, содержащих однокорневые с пре-текстом лексемы Медведенко в своем исповедальном монологе-признании сравнивает себя с Иовом многострадальным. Иов был лишен всего детей, слуг, богатства, чего нельзя сказать о Медведенко (у него был ребенок), следовательно, данное сопоставление дает смысловые приращения, связанные с образом Иова - 'более высокая степень качества' Кроме того, языковая единица многострадальный представляет собой синкретичную словообразовательную конструкцию, основанную на совмещении в ней признаков двух единиц, близких друг другу функционально Процесс контаминации данных единиц в тексте репрезентирует не только символичный смысл, но и буквальное прочтение - многострадальный, актуализируя значения каждого компонента целого слова

4 Синтаксические реминисценции Прием уравнивания, апробированный Чеховым в его «Чайке», в пьесе Б Акунина служит средством пародии. Например, фраза Маши «Я живу в бревенчатой избе, с мужем, которого не люблю и не уважаю» представляет собой пародию на нелогичную речь в реплике нарушена логическая связь между однородными членами, так как в качестве однородных использованы неоднородные понятия (изба, муж), в результате чего выявляются не только авторская ирония, но и происходит еще большее снижение образа Медведенко, абсолютизация его оценки со стороны Маши он приравнивается к вещи, обезличивается

Основные функции интертекстуальных включений - снижение того или иного образа посредством конкретизации, детализации, перевода значений из абстрактной сферы в конкретную, сведения переносных значений слов к номинативу, нарочитой экзальтированности, бытовизации Основным мотивом пьесы Б Акунина является мотив игры, театральности. Он определен трансформацией темы искусства в мотив сюжетного действия и отражает авторские интенции Б. Акунина, в основу реализации которых положен принцип языковой игры (в широком понимании термина)

Во второй главе диссертационного исследования «Фигуративный аспект интертекстуальиости пьес Б. Акунина и А.П. Чехова «Чайка»

исследована жанровая соотнесенность двух произведений, определены общие принципы построения пьес - бесфабульность, фрагментарность Трансформация жанра Борисом Акуниным обусловлена рамками постмодернисткой эстетики и формой детективного расследования, в которую облек свою пьесу Б Акунин. Основными признаками жанровых модификаций являются речевая избыточность, назойливая описательность, вербализация чеховского подтекста, углубление принципа равнозначности всех явлений действительности, их детализация и конкретизация. Отличительной особенностью жанровых трансформаций служит тот факт, что эти трансформации обусловлены контаминацией разных литературных родов - эпоса и драмы

Помимо общих принципов построения пьес обоих драматургов, обозначенных нами выше, анализ интертекстуальности в аспекте жанровой соотнесенности предполагает исследование комплекса структурно-семантических признаков, реализованных в композиции произведения В соответствии с этим следующим этапом нашего исследования стал анализ композиционного аспекта интертекстуальных связей двух пьес

В процессе исследования определены композиционные средства интертекстуальности, имеющей эксплицитную (декларативную) и имплицитную (ситуативную) формы проявления Посредством композиционных средств интертекстуальности реализуется общность мотивов одиночества, разрыва родственных связей в обеих пьесах. При этом трансформации интертекстуальных элементов или трансформации их контекстуального окружения способствуют выдвижению в пьесе Б Акунина мотивов сумасшествия, игры Кроме того, Б Акунин последовательно углубляет экспрессивность текста, используя приемы синтаксической неграмматикаль-ности, семантической несовместимости, необычного типографического оформления высказываний.

К имплицитным формам интертекстуальности относятся такие приёмы построения текста, как лейтмотив, контраст, параллелизм образов и ситуаций, к эксплицитным - разные виды повторов (деривационные, синонимичные, однокорневые) Интертекстуальность реализуется, например, посредством деривационных отношений между лексемами обеих пьес, а ктуализирующих основные мотивы драм А П Чехова и Б Акунина Так, в реплике Медведенко в драме Б Акунина «Этот барчук, этот бездельник растоптал мне жизнь!» (о Треплеве) прямая нерас-члененная номинация бездельник, соотносится с репликой Сорина в чеховской пьесе: «Человек молодой, умный, живет в деревне, в глуши, без денег, без положения, без будущего Никаких занятий Стыдится и боится своей праздности » При этом дефиниция бездельник вступает в синонимические отношения с лексемой праздность и с эвфемизмом никаких занятий

(дословно без дела), так как лексема безделье имеет значение 'пребывание в праздности' (БАС) С другой стороны, значение предлога без и словообразовательное значение приставки -без- идентичны (предлог без указывает на неимение, недостаток, отсутствие кого-чего-нибудь, приставка -без- образует существительные со значением отсутствия чего-нибудь), это позволяет включить лексемы в семантическое поле с доминантой 'одиночество' благодаря общности дифференциальных сем {'отсутствие'), что в свою очередь регистрирует общность мотива одиночества в обеих пьесах

В контексте пьесы Б Акунина лексема бездельник имеет ярко выраженную негативную оценку благодаря включению в реплику слов со сниженной стилистической окраской (ср барчук (уничижит), растоптал жизнь - 'уничтожил' (негативная оценочная сема)

К эксплицитным формам выражения интертекстуальности относятся прежде всего цитаты, разные виды повторов, значимые для интерпретации произведения, определяющие межтекстовую функцию связности обеих пьес Цитаты из шекспировских произведений, регистрирующие общность драм А П Чехова и Б Акунина, выполняют разные функции в каждой из пьес Если в пьесе А.П Чехова они служат экспликатором начала театрального представления Треплева, то в пьесе Б Акунина ситуативное несоответствие их употребления маркирует мотив игры, условности, сквозной в тексте-реципиенте

При ситуативных отсылках решающую роль играет содержательное сходство элементов претекста и текста-реципиента и повтор может быть сведен к минимуму. При такого рода отсылке понимание предполагает знакомство с содержанием претекста, то есть интертекстуальность выполняет метатекстовую функцию Дорн «Константин Гаврилович безусловно и недвусмысленно мертв» (аллюзия с драмой ЛН Толстого «Живой труп»)

Использование в данной реплике конкретизирующих и в то же время семантически избыточных наречий меры и степени создает алогизм, одним из признаков которого служит «непредсказуемое совмещение понятий»1.

С другой стороны, данная реплика ассоциативно отсылает к чеховскому претексту (ассоциация по смежности' «человек - его творчество»), то есть выполняет ретроспективную функцию Ср (у Чехова)-

Нина (Треплеву) В вашей пьесе трудно играть В ней нет живых

лиц

Тригорин (о Треплеве) Ему не везет Ни одного живого лица Оценка творчества Треплева сопровождается негативными оценочными коннотациями, реализующимися в соответствующем контекстном

1 Песков, АМ Алогизм//ЛитЭС -1987 -С 20

окружении (трудно, не везет), усиленными использованием литоты ни одного (живого лица)

С другой стороны, та же самая реплика реализует проспективную функцию в пьесе Б Акунина Ср заключительная реплика Дорна «Он ненавидел жизнь и все живое (о Треплеве) Ему нужно было, чтобы природа сделалась похожа на его безжизненную, удушающую прозу»

Ролевой позиции Дорна-сыщика присуще объединение разрозненных точек зрения о творчестве Треплева в чеховской пьесе, мнения самого Треплева о сути творчества и как «наглядной иллюстрации», «образца» самого творческого процесса — слов монолога Нины из пьесы Треплева

В итоге в реплике Дорна «Он ненавидел жизнь и все живое Ему нужно было, чтобы природа сделалась похожа на его безжиненную, удушающую прозу1» (о Треплеве) объединяются точки зрения Нины, Триго-рина и самого Треплева При этом использование субстантивированного прилагательного живое в форме среднего рода приводит к расширению смыслового объема слова, этому же расширению служит и определительное местоимение все, имеющее обобщающее значение

Так убитая Треплевым чайка оказывается в одном смысловом ряду с его «безжизненной прозой» Данный смысловой ряд объединяет творчество как образное отражение реальности и саму реальность При этом происходит метонимический перенос значения из абстрактной сферы в конкретную по смежности «изображение жизни» (образ) - «жизнь» Духовно-нравственный творческий кризис подменяется физиологическим, творческая несостоятельность - убийством «всего живого»

Таким образом, алогизм, в основе которого лежит принцип семантической несовместимости, актуализирует имплицитно выраженные формы интертекстуальности, при этом отношения между текстом-предшественником и текстом-реципиентом уподобляются метонимическим отношениям

В соответствии с эстетическими принципами постмодернизма Б Акунин актуализирует в своей пьесе семантическое поле ассимиляции человека внешним миром, поле чувственной перцепции, в котором маркером интертекстуальности выступают лексемы, входящие в разные семантические группы фразеологизмов, подвергшихся в драме Б Акунина трансформациям («расщепление» фразеологизма, структурные трансформации, словообразовательные изменения компонентов, контаминации и т д.), что приводит к созданию каламбуров, усилению экспрессивности текста, актуализации негативных оценочных сем

В пьесе Б Акунина репрезентировано также семантическое поле механистичности, выполняющее функцию сближения персонажей пьесы, уподобления их друг другу Поле механистичности представлено посредством актуализации имплицитных форм интертекстуальности - аллюзий, реминисценций, образных ассоциаций, что приводит к смещению акцента

на результативность, повторяемость действий, выдвигающих на первое место мотив статики в тексте-реципиенте.

Авторские интенции в пьесе Б Акунина имеют эксплицитные и имплицитные формы выражения Ремарки, реализующие эксплицитную форму выражения авторских интенций, регистрируют одномерность персонажей, актуализируя мотив игры, сквозной в пьесе Б Акунина Подчеркнуто негативная оценочная многоголосица авторских ремарок создает восприятие мира как сумасшедшего дома, где разорваны привычные связи, трагикомически одинаковы поступки «некрасиво и громко кричит», (Маша), «грозно», «громовым голосом» произносит свою речь Шамраев, варьирует, играет голосом в зависимости от ситуации Нина «дрожащим голосом» -«торжественно звенит» - «понижает го"ос» - «монотонно читает, словно убаюкивает» и т д

В пьесе Б Акунина преобладают звуки резкие, раздражающие Уже в первой обстановочной ремарке читаем- «время от времени доносится рокот грома» и далее «доносится приглушенный треск грома», и, наконец, каждый дубль второго действия завершается авторской ремаркой «раскат грома» Таким образом, градационно расположенные ремарки соответствуют нарастанию напряженности сценического действия Показательно то, что чеховская ремарка в финальном действии пьесы («Направо за сценой выстрел») изменена в пьесе Б Акунина («громкий хлопок»), что позволяет правильно расставить акценты в определении смысловой доминанты пьесы Б Акунина смерть Треплева оказывается менее значимой по сравнению с признанием каждого из персонажей в убийстве (кульминационный момент), после каждого признания следует «раскат грома».

Образ грома связывает обстановочные ремарки с ремарками, сопровождающими речь персонажей, отражающими особенности модуляции голоса {громко стукает, громко кричит, громовым голосом), и, наконец, с речевыми партиями персонажей «Ничего Только тучи и гром» (Медве-денко}, «Гроза Погромыхивать стало » (он же) Авторский окказионализм погромыхивать помимо номинативного значения выражает экспрессивную субъективную оценку интенсивности действия Словообразовательное значение данного предиката - 'время от времени с небольшой интенсивностью совершать действие, названное производящим глаголом' Лексема погромыхивать, имея сниженный разговорный оттенок, передает авторскую иронию, контрастируя с «раскатами грома» в финале каждого дубля второго действия, что снижает трагический пафос очередного монолога-исповеди

Кроме того, авторские интенции выражены в тексте-реципиенте опосредованно они реализованы на композиционном уровне и маркированы характером сцепления реплик, множественностью точек зрения на один предмет речи, проявляются в гиперболизации Б Акуниным ситуативных коллизий чеховской пьесы, служат средством выражения авторской иро-

нии Активно использует Б. Акунин пародию, механизм которой требует максимального задействования герменевтических техник от продуцента и реципиента, употребление разностилевой лексики, создающей снижение образа, окказионализмов (,прямоходящие, надброводужные и подбородочные) Окказиональные номинации человека как одного «из биологических видов» преследуют цель обозначить уникальность предмета речи, с одной стороны, и в то же время выразить к нему отношение, в данном случае ироническое Языковая игра в драме Б Акунина базируется и на нарушении речевых и поведенческих стереотипов (Например, фраза Медведен-ко, произнесенная им в момент известия о гибели Треплева «Теперь уж лошадь точно не дадут Ни сегодня, ни завтра»), подборе эмоциональной лексики, использовании неожиданных сравнений («Этот ваш Треплев был настоящий преступник, почище Джека Потрошителя»), посредством употребления которых поступок персонажа (Треплева) декларируется как экстраординарный, а репрезентированная таким образом гиперболизация ситуации есть один из способов выражения авторской иронии При этом адекватное осмысление авторских интенций возможно лишь в процессе сравнения двух произведений и выявления существующего между ними иронического смещения. В данном случае реализуется аппелятивная функция интертекста, проявляющаяся в том, что отсылки к какому-либо тексту в составе текста-реципиента ориентированы на совершенно конкретного адресата - того, кто в состоянии интертекстуальную ссылку опознать, а в идеале и оценить выбор конкретной ссылки и адекватно понять стоящую за ней интенцию

Интертекстуальные связи пьес Б Акунина и АП Чехова «Чайка» реализуются не только в контекстах, организованных авторской речью и речью персонажей, но и в описательных элементах двух драм По мнению С В Владимирова, «описательные элементы приобретают действенное значение только в данной драме или данной драматической системе»1 В драме к описательным элементам относятся авторские описания обстановки, места действий, внешности героев, манеры держаться и говорить Безусловно, необходимо учитывать, что эти элементы обнаруживаются лишь при условии анализа пьесы как литературного произведения

Б Акунин, следуя чеховской традиции, представляет список действующих лиц с указанием родства и социального статуса персонажей, внося лишь незначительные дополнения к их характеристике: «знаменитая актриса» (Аркадина) — ср.: «актриса» (Заречная), «сельский учитель» (Мед-веденго), «столичный беллетрист» (Тригорин) Но и эти незначительные дополнения значимы они выполняют проспективную функцию, так как актуализация степени известности Аркадиной и принадлежности Тригори-

1 Владимиров, С В Действие в драме - Л Сов писатель, 1972 -С 113.

на к столичным знаменитостям формируют читательские ожидания в восприятии данных образов и их речевых особенностей

По мнению В.В. Основина, «описания места и обстановки действия в пьесах Чехова чаще всего являются не изобразительными, а музыкально-лирическими»1 Вот пример такого описания в первом акте «Только что зашло солнце На эстраде за опущенным занавесом Яков и другие работники, слышится кашель и стук » По данному описанию трудно создать конкретное представление о месте и обстановке действия, но зато сразу же возникает ощущение особой лирической атмосферы, в которой действие должно происходить, что помогает режиссеру и актеру найти верный музыкальный лирический тон сценической постановки.

В пьесе Б Акунина лишь две обстановочных ремарки, одна из которых связывает «Чайку» Б Акунина с чеховской пьесой (вводная ремарка к первому действию), а другая - завершает пьесу Б. Акунина Обе ремарки находятся в сильных позициях - начала и конца произведения Знаменательным прибавлением обстановки треплевского кабинета оказываются многочисленные чучела зверей и птиц, стоящие «повсюду - и на шкафу, и на полках, и просто на полу вороны, барсуки, зайцы, кошки, собаки итп На самом видном месте, словно бы во главе всей этой рати, - чучело большой чайки с растопыренными крыльями» В ремарке, завершающей пьесу, « одна чайка освещена неярким лучом Ее стеклянные глаза загораются огоньками » Б Акунин посредством повторяющегося образа чайки объединяет ремарки и реплики персонажей, при этом усиливается связь ремарок с основным текстом и их значимость для развертывания ведущих мотивов произведения

В обеих ремарках усилена изобразительность описания. Этому способствует использование атрибутивных характеристик, часто имеющих экспрессивную окраску {большой, растопыренными, неярким), сравнительного оборота (словно бы во главе всей этой рати). Согласно нормам, характерным для драматических произведений XVIII - XIX веков, ремарка представляет собой констатирующий текст В ней отсутствуют оценочные средства, средства выражения неопределенности и тропы, как раз то, что характерно для пьесы Б Акунина

Б Акунин прибегает к авторским словам гораздо чаще А П Чехова, особенно делая акцент на интонацию героев «Чайки» Так, в диалоге Нины и Треплева в первом действии авторская ремарка {«решительно отставляет стакан и, глубоко вздохнув, говорит поставленным, актерским голосом»), «картинно склоняется к столу» — (о Нине), «поднимает голову, следит за его реакцией» — явно саркастична Перед нами уже не та чеховская Нина, с мятущейся душой, «готовая нести свой крест», — перед

1 Основин В В Русская драматургия второй половины XIX века Пособ для учит - М Просвещение, 1980 - С 135

нами - позерство, игра в актрису, самолюбование, так не свойственное чеховской героине

И если Треплев в пьесе А П Чехова вспыльчив, нетерпелив, то у Б. Акунина он просто маниакален Сравним ремарки у Чехова (о Треп-леве). «В продолжение двух минут рвет все свои рукописи и бросает под стол, потом отпирает правую дверь и уходит »; у Акунина «Содрогнувшись, тянется в беззвучном хохоте Потом, в продолжение целых двух минут рвет все свои рукописи на мелкие-мелкие кусочки и бросает на пол » И далее «Яркая вспышка, порыв ветра распахивает дверь, полощется белая занавеска, с пола взлетают и кружатся мелкие кусочки » Казалось бы, все случайные подробности дают иллюзию детального изображения обстановки (Ср у А П Чехова последнюю сцену в «Черном монахе»: «Он встал из-за стола, подобрал клочки письма и бросш в окно, но подул с моря легкий ветер и клочки рассыпались по подоконнику») Не правда ли, чисто чеховский подбор случайного' Но вот уточняющее слово целых (Двух минут) резко меняет восприятие происходящего На то, чтобы уничтожить все свои рукописи, Треплеву понадобилось всего лишь две минуты (намек на его литературную несостоятельность), да еще при этом кусочки - мелкие-мелкие Таким образом, содержание высказывания прагматически обусловлено, что определяет адекватность его интерпретации А беззвучный хохот, сжимание револьвера и вовсе делают из Трепле-ва фарсовую фигуру

Само понятие «ремарка» применительно к пьесам Чехова достаточно условно Зачастую ремарка перерастает в целый эпизод повествовательного характера «Яков хлопочет около чемоданов, горничная приносит Арка-диной шляпу, манто, зонтик, перчатки, все помогают Аркадиной одеться. Из левой двери выглядывает повар, который немного погодя входит нерешительно Входят Полина Андреевна, потом Сорт и Медведенко» На основании подобных авторских ремарок стороится, как в кино, целый эпизод сценического действия

Б Акунин тоже использует в своей пьесе пространные ремарки, не только представляющие собой эпизоды повествовательного характера, но и соотносящиеся с другими произведениями посредством аллюзий, создающих множественные ассоциации, смысловой полифонизм

Используя чеховский прием детализации, Б Акунин выделяет яркие характерные черты чеховских персонажей Особенно в ремарках Так, читаем в первом действии. «Аркадина хватается рукой за сердце Тригорин ошеломленно качает головой Медведенко нервно поправляет очки Шам-раев крестится Сорин распрямляется в кресле Полина Андреевна роняет пузырек с каплями» И далее «Медведенко снимает и надевает очки Тригорин приставляет себе палец к правому уху и поворачивает то так, то эдак. Шамраев снова крестится Маша снова резко отворачивается» (аллюзия с поведением героев чеховских рассказов шинель Очумелова, ко-

торую он то снимает, то надевает, палец Хрюкина, выставленный им как перст и т п) Ремарка сгановится средством проявления интертекстуальных связей благодаря своему аллюзивному характеру

Авторские ремарки в пьесе Б. Акунина трансформируют динамику сценического действия в статику, развивая мотив окаменения, сквозной для обеих пьес После известия о смерти Треплева «все застывают в полной неподвижности Становится очень тихо» и далее «Повторяется стоп-кадр, только теперь он короче»

Борис Акунин добивается высокой смысловой наполненности посредством введения ремарок, имеющих аллюзивный характер (см выше), что обуславливает полифонию контекста, делает повествование более объемным, стереокопичным и передает авторскую экспрессию разных типов в их взаимодействии Становясь средством проявления интертекстуальных связей, ремарка выделяет сквозные для произведения мотивы и образы, восходящие к претексту Одни и те же образы, варьируясь и в авторской речи, и в речи персонажей, сближают субъектно-речевые сферы персонажей и автора В результате размываются границы между прозой и драмой, в драме усиливается тенденция к эпизации текста

При исследовании особенностей художественного времени в пьесах была выявлена общность отдельных временных характеристик - это обратимость, многомерность и нелинейность

Авторские представления о времени, проявляющиеся в ахрониях, в пьесах обоих драматургов сводятся к следующему В «Чайке» А П Чехова имеют место и проспекции, и ретроспекции, в «Чайке» же Б Акунина про-спекция не реализована субъективное время персонажей ограничено прошлым и настоящим

Если в пьесе А П Чехова имеет место постоянная смена перспективы изображения единичные факты и ситуации, выделенные крупным планом, сечетаются с воспроизведением длительных процессов, то для пьесы Б Акунина характерно воспроизведение повторяющихся процессов, циклизация образа времени, при которой регистрируется повторяемость однотипных ситуаций, акцентируется общность судеб персонажей, драматизм в восприятии ими жизни

Художественное пространство обеих пьес одновременно и открытое, и замкнутое и регистрирует общность пространственных образов Но если в чеховской драме такой пространственный образ, как окно, маркирует границу открытого и замкнутого пространства, в том числе и психологического, то в пьесе Б Акунина окно - образ-символ и лексема, обозначающая конкретное место, значимую деталь интерьера в развитии сценического действия

Наиболее значимой в пьесе Б Акунина становится такая пространственная характеристика, как направленность, благодаря которой создается противопоставленность персонажей в системе морально-этических коор-

дияат (Сорин - все остальные персонажи), при этом происходит перегруппировка образов персонажей чеховского претекста

Доминирующим пространством в пьесе Б Акунина становится психологическое пространство, которое сужается для каждого персонажа в тексте-реципиенте.

В третьей главе «Ключевые слова пьес Б. Акунина и А.П. Чехова «Чайка» как маркеры интертекстуальности» проанализированы смысловые приращения ключевых слов дом, озеро, чайка в драме Б Акунина, как наиболее значимых интертекстуальных элементов, носителей информации, в первую очередь важной для интерпретации претекста

В результате исследования было выявлено, что ключевые слова озеро, чайка, дом соотносятся с образами всех персонажей и формируют сквозные оппозиции в чеховской пьесе (статика - динамика, свобода -плен) Трансформации в семантике ключевых слов в пьесе Б Акунина приводят к снятию вышеобозначенных оппозиций, маркируя одномерность персонажей, актуализируя мотив статики, душевной и творческой несвободы и в результате - мотив гибели всего живого, что ведет к деформации текстового пространства, способствуя формированию читательского восприятия реальности, в которой превалируют материальные ценности, бы-товизация всех явлений действительности, разрушение нравственных норм - все то, что так характерно для современной ситуации Б Акунин говорит о сегодняшнем дне, отражая динамику человеческих отношений спустя столетие

Таким образом, можно констатировать, что интертекстуальные связи пьес А П Чехова и Б Акунина «Чайка» проявляются на всех текстовых уровнях идейно-эстетическом, жанрово-композиционном, языковом Трансформации интертекстуальных единиц или трансформации их контекстуального окружения являются средством выражения авторских интенций и определяют специфику творческой интерпретации Б. Акуниным чеховского претекста

В заключении подводятся итоги проведенного исследования, намечаются перспективы изучения проблемы, каковыми являются изучение интертекстуальных связей в драматургических текстах других жанровых форм с целью выявления тенденций развития драматургии, определение функций интертекстуальных элементов и способов реализации интертекстуальности, создание методики анализа интертекстуальности в драматургических текстах

Основное содержание диссертационного исследования отражено в следующих публикациях.

Публикации из перечня рецензируемых научных изданий и журналов, рекомендованных ВАК:

1 Красильникова, Е П Трансформация мотивов чеховской «Чайки» в пьесе Б Акунина «Чайка» / Е П Красильникова // Известия ТулГУ Серия Филологические науки Вып 6 - Тула Изд-во ТулГУ, 2006 - С 142146

Другие публикации:

2 Красильникова, Е П Репрезентация композиционных повторов в комедии А П Чехова «Чайка» / Е П Красильникова // Проблемы школьного и вузовского анализа литературного произведения в жанрово-родовом аспекте теория, содержание, технологии сборник научно-методических статей V Всероссийской научно-методической конференции памяти В П Медведева - Иваново Изд-во «Ивановский государственный университет», 2006 -С 411 -417

3 Красильникова, Е П Репрезентация мотива одиночества в комедии А П Чехова «Чайка» / Е П Красильникова // Художественный текст варианты интерпретации труды XI Всероссийской научно-практической конференции сб. статей в 2-х частях Ч1 - Бийск БПГу им В М Шукшина, 2006 - С 288 - 293

4 Красильникова, Е П Языковые средства формирования образа в пьесе А П Чехова «Чайка» / Е П Красильникова // Русские говоры вчера, сегодня, завтра сб статей - Тамбов Изд-во Першина, 2008 - 200 с -С 80-84

5 Красильникова, Е П Функции интертекстуальности в пьесе А П Чехова «Чайка» / Е П Красильникова // Актуальные проблемы гуманитарных наук сборник статей VI научно-практической конференции -М МФА, 2007 - С 239 - 244.

Лицензия на издательскую деятельность ИД №06146 Дата выдачи 26 10 01

Формат 60 х 84/16 Гарнитура Times Печать трафаретная Усл-печл 1,0 Уч-издл 1,2 Тираж 100 экз Заказ 72

Отпечатано с готового оригинал-макета на участке оперативной полиграфии Елецкого государственного университета им И А Бунина Государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Елецкий государственный университет им И А Бунина» 399770, г Елец, ул Коммунаров, 28

 

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Красильникова, Елена Павловна

Введение.

Предисловие.

Глава 1. Нарративный аспект интертекстуальных связей пьес Б.Акунина и А.П. Чехова «Чайка»

1.1. Языковые средства выражения трансформации тем и мотивов драмы А.П. Чехова в пьесе Б. Акунина «Чайка.

1.1.1. Трансформация темы и мотива любви в драме А.П. Чехова в мотив страха- страсти в пьесе Б. Акунина «Чайка».

1.1.2. Трансформация темы любви в драме А.П. Чехова в мотив ревности-мести в пьесе Б. Акунина «Чайка».

1.1.3. Трансформация темы любви в драме А.П. Чехова в мотив любви-страсти в пьесе Б. Акунина «Чайка».

1.1.4. Трансформация темы любви в драме А.П. Чехова в мотив обиды-жалости в пьесе Б. Акунина «Чайка».

1.1.5. Трансформация темы любви в драме А.П. Чехова в мотив жалости-милосердия в пьесе Б. Акунина «Чайка».

1.1.6. Трансформация темы любви в драме А.П. Чехова в мотив любви-страсти в пьесе Б. Акунина «Чайка».

1.1.7. Трансформация темы искусства в драме А.П. Чехова в мотив писательского любопытства и мотив игры в пьесе Б. Акунина «Чайка».

Выводы по первой главе.

Глава 2. Фигуративный аспект интертекстуальных связей пьес Б.Акунина и А.П. Чехова «Чайка»

2.1. Жанровый аспект интертекстуальных связей пьес Б. Акунина и

А.П. Чехова «Чайка».

2.2. Композиционный аспект интертекстуальных связей пьес Б. Акунина и

А.П. Чехова «Чайка».

2.2.1 .Объёмно-прагматическое членение интертекстуальных связей пьес Б.Акунина и А.П. Чехова «Чайка».

2.2.2. Контекстно-вариативное членение интертекстуальных связй пьес Б.Акунина и А.П. Чехова «Чайка».

2.2.2.1. Контексты, организованные авторской речью, как способ реализации интертекстуальных связей пьес Б. Акунина и А.П. Чехова.

2.2.2.2.Контексты, содержащие речь персонажей, как способ реализации интертекстуальных связе пьес Б. Акунина и А.П. Чехова «Чайка».

2.2.2.3. Тип повествования в пьесах Б.Акунина и А.П.Чехова «Чайка» как маркер интертекстуальности.

2.3. Художественное время в «Чайке» А.П. Чехова и его трансформация в «Чайке» Б. Акунина.

2.4.Художественное пространство в «Чайке» А.П. Чехова и его трансформация в «Чайке» Б. Акунина.

Выводы по второй главе.

Глава 3. Ключевые слова пьес Б. Акунина и А.П. Чехова «Чайка» как маркеры интертекстуальности

3.1. Специфика функционирования ключевого слова озеро в пьесах Б. Акунина и А.П. Чехова «Чайка».

3.2. Специфика функционирования ключевого слова дом в пьесах Б.Акуни на и А.П. Чехова «Чайка».

3.3. Специфика функционирования ключевого слова чайка в пьесах Б. Аку нина и А.П. Чехова «Чайка».

Выводы по третьей главе.

 

Введение диссертации2008 год, автореферат по филологии, Красильникова, Елена Павловна

Диалогизм как основной принцип современного гуманитарного мышления выражается не только в пересечении и взаимном цитировании разных концепций и точек зрения, но и в поиске диалогов в самой художественной литературе. «Концепция интертекстуальности ответила на глубинный запрос мировой культуры XX столетия с его «тяготой к духовной интеграции» [131, 221].

Для литературного процесса традиционно возникновение произведений, вступающих в открытый диалог с текстами великих предшественников (литературные мистификации, пародии, ремейки, продолжения). Творчество А.П.Чехова, включаясь в эти общие процессы, становится менее определенным, оно все труднее объясняется кругом известных, «близких» реальных причин и условий, «децентрируется»; «Чехов может, образно говоря, до неузнаваемости менять свои очертания — в зависимости от того, сравнивают его с Эсхилом или Брехтом» [119,412].

Для постмодернизма, в духе которого написана пьеса Б. • Акунина1 < " «Чайка», характерна картина мира, в которой «демонстративно, даже с какой-то нарочитостью, на первый план вынесен полилог культурных языков, '-в равной мере выражающих себя в высокой поэзии и грубой прозе жизни, в идеальном и низменном, в порывах духа и судорогах плоти» [82, 11]. Взаимодействие этих языков обусловливает обнажение элементов интертекста, которые выступают в роли конструктивного текстообразующего фактора. Новый текст уже не только ассимилирует претекст (текст-предшественник), но и строится как его интерпретация, осмысление.

То, что интертекстуальность, являющаяся использованием компонента содержательной структуры чужого текста при создании своего, - это обязательный, очень важный признак художественного текста, составляющий специфику художественной литературы, призвано очень многими учеными.

Так, М.М. Бахтин, который своей теорией диалога подготовил почву для интертекстуальных исследований, считал, что «текст живет, только соприкасаясь с другим текстом (контекстом). Только в точке этого контакта 4 текстов вспыхивает свет, освещающий и назад и вперед, приобщающий данный текст к диалогу» [20, 393]. «Основу текста, - указывал Р. Барт, - составляет .его выход в другие тексты, другие коды, другие знаки; текст существует лишь в силу межтекстовых отношений, в силу интертекстуальности» [15, 308]. Поэтому «всякий текст есть между-текст по отношению к какому-то другому тексту.текст образуется из анонимных, неуловимых и вместе с тем уже читанных цитат - из цитат без кавычек» [15, 308].

В последние годы интертекстуальность привлекает внимание многих литературоведов и лингвистов (Арнольд, Кузьмина, Шабес, Смирнов, Фатеева, Тороп, Ильин, Красных и др.). Интертекстуальность изучается па разном материале: на материале научных текстов (Чернявская); на материале художественных текстов (Лотман, Лукин, Смирнов).

Разностороннему изучению творчества А П. Чехова посвящено большое количество научных монографий (Балухатый, Бердников, Бялый, .Камянов, Линков, Паперный, Чудаков), статей (Абрамович, Кройчик, Лебедев, Неведомский, Степанов), исследований (Шах-Азизова, Ляйтхольф, Зубарева и др.).

Однако вышеназванные исследования имеют только литературоведческую направленность. Системного изучения межтекстового взаимодействия и функционирования интертекстуальных включений в художественном произведении с лингвистических позиций до сих пор не проводилось.

В данном исследовании выдвигается гипотеза о том, что своеобразие интерпретации чеховской пьесы Б. Акуниным находит свое выражение в использовании интертекстуальных элементов, подвергшихся трансформации, и трансформации семантического контекста интертекстуальных единиц. Исследование данных трансформаций продемонстрирует, какие именно фрагменты претекста провоцируют творческое сознание на воплощение авторского замысла, насколько глубокие уровни структуры при этом затрагиваются, что позволит понять общие закономерности восприятия предшествующей культурной традиции и определить тенденции развития драматургии.

В современном чеховедении существуют классический (с опорой на биографию и мировоззрение автора), модернистский, структуралистический, искусствоведческий, медицинский, комларативный, философский, психоаналитический, мифологический, нео- и постструктуралистический, религиозный и герменевтический подходы к наследию Чехова.

Причины такого многообразия и сложности современного чеховедения носят не только внутрифилологический характер, но имеют в своей основе особенное отношение к Чехову, вполне сложившееся к середине 1990-х годов. Его можно было бы кратко описать так: чеховское наследие подключается к культурным явлениям прошлых и последующих эпох и разных стран и причастно уже многим областям человеческой мысли - специальным теориям и открытиям психоанализа, медицины, отдельном течениям древней-'Си новой философии, искусству, мифологии и т.п. Творчество Чехова «растворяется», рассредоточивается в общекультурном поле. И столь свободное обращение, с ~ чеховским текстом содержится в самой природе этого текста, в его смысловой открытости или, иными словами, семантической «разреженности». Подобное методологическое «столпотворение» не означает, что каждая интерпретация равно оправданна и органична по отношению к Чехову. Напротив, сейчас можно говорить о возрастающей насильственности в прочтении его произведений, то есть о том, что деконструктивисты называют «жаждой власти» над текстом, «силой желания» интерпретатора. Отсюда все более ощутимое беспокойство некоторых филологов: «Его (Чехова) - просто никогда не умели читать. Читать Чехова нужно учиться заново» [113, 4]; «искусство читать Чехова почти утрачено» [128, 12]. Действительно, толкователь Чехова обретает все большую свободу, получая право «вставлять в эту изящную обложку что угодно» [128, 11].

Безмерная свобода интерпретаций — результат не столько присущих чеховскому тексту «невысказанности», неразрешенности или, по словам И. Гурвича, «сложного соотношения в его произведениях буквы и духа, яви и 6 сути» [47, 63], сколько явление, вытекающее из самого «душевного склада» сегодняшней филологической науки: она освобождает чеховский текст от авторского «я», от скрытого духовного присутствия в нем создателя, его «причастности» (Бахтин) своему произведению. Следствие этого — «безответность» художественного текста, лишенного автора, его абсолютная многозначность и перенесение ответственности за текст на сверхактивного читателя.

Таким образом, в современном чеховедении наблюдается все тот же унаследованный от Р. Барта принцип: «Рождение читателя приходится оплачивать смертью автора» [16, 147].

Усложнившаяся, «раздробленная», децентрализованная система современного чеховедения входит в общий контекст культуры постмодернизма с характерным для него отказом от постижения единичной истины, тяготой к бесконечным «переписываниям и новочтениям», свободным обращением с классикой и т.д. В целом возникает совершенно особое восприятие Чехова, при котором он оказывается открытым всему вновь появившемуся, вечно актуальным.

Для эстетики постмодернизма, как и для массовой литературы, по мнению У. Эко, понятия повторения и воспроизведения являются ключевыми [157, 35]. «Постмодернизм рассчитывает на аудиторию, которая способна оценить иронию, «сделанность» произведения, отследить в нем интертекстуальные коды, то есть развлечься и одновременно получить новое знание» [133; 54].

У. Эко предлагает свою классификацию «повторительного искусства», а именно: серия, сага, интертекстуальный диалог, плагиат, цитирование, пародия и т.д. (Термин «повторительное искусство» означает отнесенность переписываний и дописываний к вторичным текстам, основанным на трансформации кода предшественника). «В каком жанре или роде литературы начинается новая жизнь классического произведения, оказывается неважным. Суть одна - переписывание классического произведения по иным законам», — утверждает Е.В. Абрамовских [2, 73].

Изучение переписываний текстов-предшественников позволило разграничить серийность массовой литературы и иной уровень рецепции (термин «рецепция» - «акт художественного восприятия» - введен

О. Пиралишвили в его работе «Проблемы «нон - финито» в искусстве.») претекстов (текстов-предшественников) - интертекстуальный диалог с ними в литературе постмодернизма, ориентированный на посвященную публику.

Е.В. Абрамовских относит «Чайку» Б. /.кунина к интертекстуальному диалогу в соответствии с классификацией У. Эко «повторительного искусства».

Для точного обозначения сути диалога творческого читателя с текстом-предшественником уместно также понятие «внутрицеховой» рецепции (термин М.В. Загидуллиной): писатель - произведение - другой писатель. Процесс такого типа рецепции закреплен в создании нового произведения.

Е.В. Абрамовских выделяет следующие типы «внутрицеховой» рецепции: классический и игровой. Классический тип предполагает постижение авторской интенции в традиционной форме. Он основан на изображении событий в их последовательности и представляет собой завершение сюжетных линий текста-предшественника. Для игрового же типа характерна деконструкция, обнажение механизмов, скреп творческого процесса и интеграция составляющих «творческого потенциала». Под творческим потенциалом текста В.И. Тюпа понимает некую «систему указателей», формирующую читательские стратегии; это своеобразные лакуны текста, провоцирующие читателя на со-творчество. [132, 17].

Предпринятый Б. Акунинывм жест объединения чеховского текста со своим собственным предлагает читателю правила такой игры: прочесть оба текста, сопоставить их и найти отличия. Акунинский детектив - не внедрение авантюрного героя в мир пьесы, а сложная система переводов или проекций всех возможных литературных и социальных дискурсов на язык авантюрного повествования. Что при этом происходит с чувствами и мотивировками, как раз и должен понять читатель.

Феномен 1 креативной рецепции текста-предшественника наиболее наглядно отражает творческо-диалогический процесс художественного восприятия. Мысль о диалогической природе любого высказывания, о множестве «перекличек» одного высказывания с другими получила развитие в теории интертекстуальности. «Каждое выскрчывание прежде всего нужно рассматривать как ответ на предшествующие высказывания данной сферы» [17, 271].

Возможность установления интертекстуальных отношений находится в зависимости от объема общей культурной памяти писателя и читателя. Для читателя всегда существует альтернатива: либо продолжать чтение, рассматривая некоторую языковую формулу лишь как фрагмент данного текста, ничем не отличающийся от других и являющийся органичной частью его строения, либо для адекватного понимания данного текста обратиться к некоторому тексту-источнику, благодаря которому маркированный элемент в системе читаемого текста выступает как смещенный. Чтобы семантизировать этот маркированный элемент, необходимо фиксировать актуальную связь с. текстом-источником, то есть интерпретировать его при помощи исходного текста.

Интертекстуальные отношения одновременно представляют собой и конструкцию «текст в тексте», и конструкцию «текст о тексте» [168, 172]. Понятия «интертекстуальность» и «интерпретация» неразрывны, так как интертекстуальная связь текстов означает не что иное, как интерпретацию в одном из них другого, реорганизацию его элементов на новой основе, включение этих элементов в новый контекст. Анализ интертекстуальных отношений в сущности и представляет собой исследование этой интерпретации - ее границ, характера и ее цели.

В.А. Лукин выделяет нетеоретические формы интерпретации, к числу которых относит «интертекстуальные формы интерпретации». Когда читатель является одновременно еще и писателем, то его рефлексия над чужим текстом может вылиться в форму художественного текста, одним из референтов которого будет исходный чужой текст. «Последний при этом явным или неявным образом истолковывается в первом, то есть в нетеоретической форме интерпретации художественного текста», - констатирует В.А. Лукин [87, 172].

Обобщая вышеизложенное, произведение Б. Акунина можно отнести к «интертекстуальной форме интерпретации» (Лукин) или к «интертекстуальному диалогу» (Абрамовских). Но и в том, и в другом случае понятие интертекстуальности является ключевым.

Кроме того, уникальность художественного текста, по мнению В.А. Лукина, обеспечивается его ключевым!i знаками, основная функция которых состоит «в том, что такие знаки являются «ключом» прежде всего для интерпретации текста» [87, 86]. Аналогичного мнения о функции ключевых слов как текстовых знаков придерживаются и другие исследователи: «Ключевой знак квалифицируется как дейктический (индексальный), указывающий на смысл, общее содержание текста» [57, 133], «.набору ключевых слов придается статус «текста-примитива» — предельно уменьшенной модели содержания того текста, «ключом» к которому он является» [110, 202]. Отсюда логично сделать вывод о .том, что трансформация в семантике ключевых слов, создающих внутреннее единство лексической системы текста и являющихся существенными элементами его композиционного построения, является одним из доминирующих факторов динамики смысловой структуры текста и, соответственно, читательского восприятия и интерпретации текста. В процессе же интерпретации текста отдельные его части, «скрепами» которых служат ключевые слова, согласуются в единое целое. «Так возникает круг понимания, или герменевтический круг» [87, 152]. «Целое надлежит понимать на основании отдельного, а отдельное — на основании целого» [38, 73].

Новый виток интерпретации чеховского претекста, воплотившейся Б. Акуниным в создании оригинального авторского произведения, безусловно, отражает специфику современной ситуации; контекст эпохи накладывает свой отпечаток на восприятие, понимание и вслед за ним интерпретацию классического произведения с учетом многомерных связей с авторской картиной мира. Каждое произведение, по М. Хайдеггеру,

10 открывает в себе все новые и новые смыслы в процессе исторического движения. Со сменой эпох меняются вопросы, задаваемые произведению, соответственно, вскрываются все новые и новые смыслы» [141, 12].

Смысл произведения состоит, по мнению В.И. Заики, в том, «как это произведение вписывается в мировоззрение, систему эстетических представлений» [56, 244] конкретного адресата (в данном случае Б. Акунина). А.Е. Кибрик назвал порочной привычку «рассматривать текст апостериори — в отрыве от коммуникативной ситуации, коммуникативного замысла и декодирующих способностей адресата» [68, 206]. По словам М.М. Кедровой, «писатель непременно проецирует читаемое произведение на свою художественную манеру, выбирая точкой опоры такие его свойства, которые так или иначе соотносятся со свойствами его собственных произведений» [67, 108].

Таким образом, трансформации в семантике ключевых знаков чеховской драмы «Чайка» в пьесе Б. Акунина, образующих доминанты структуры целого текста, являются опорными точками при интерпретации пьесы Б. - Акунина, своеобразным «итогом» интертекстуального диалога двух произведений, в результате которого рождается новое осмысление чеховского претекста, отражающее современный историко-литературный контекст восприятия и специфику мировоззрения автора «Чайки» - 2.

Каков же характер драматургической подачи прежнего в новой, развернутой его модели? Каковы языковые механизмы интертекстуального диалога пьес А.П. Чехова и Б. Акунина? Данное исследование и предполагает найти ответы на вышеобозначенные вопросы.

Актуальность диссертации обусловлена, с одной стороны, фрагментарностью исследования интертекстуальных связей двух произведений, одно из которых является продолжением второго, с точки зрения реализации данных связей на всех уровнях текстового пространства; необходимостью изучения механизмов, средств вербальной объективации интертекстуальных связей; с другой — важностью анализа смыслообразующей роли интертекстуальных элементов в аспекте их внутритекстовых и межтекстовых связей и выявления особенностей функционирования указанных элементов в классической и в современной драме.

Объектом диссертационного исследования являются интертекстуальные связи пьес Б. Акунина и А.П. Чехова «Чайка».

Предмет исследования - средства и способы вербальной объективации интертекстуальных связей пьес Б. Акунина и ^ .П. Чехова «Чайка». Детальное рассмотрение механизмов межтекстовой связности пьес обоих драматургов позволило выделить в качестве особого предмета анализа ключевые слова, функционирующие в текстах обеих пьес. При этом ключевые единицы рассматриваются в работе не только как знаки, генерирующие в себе содержательную структуру произведений, но и как текстовые доминанты, трансформация которых в пьесе Б. Акунина является наиболее значимой в осмыслении своеобразия интерпретации Б. Акуниным чеховского претекста.

Анализ интертекстуальных отношений представляет собой, .как - уже указывалось ранее, исследование интерпретации одного текста другим, реорганизацию его элементов на новой основе, включение этих элементов:в новый контекст. Выделяют три основных типа таких исследований, одним из которых является «реконструкция интерпретации, то есть рассматривание интертекстуальных отношений с определенным источником как элемента авторского замысла, их верификация и определение роли этих отношений в структурно-смысловой организации текста и верификация их смысловой функции» [14, 72].

В данном исследовании под интертекстуальными связями понимаются аспекты, способы, формы, приёмы интертсхстуальности. При этом под аспектами мы понимаем соотношение интертекстуальности с разными текстовыми уровнями: нарративный аспект реализуется на идейно-эстетическом уровне, фигуративный - на жанрово-композиционном, собственно языковой является конкретной языковой формой проявления интертекстуальности в пределах всего художественного пространства текста.

Формы интертекстуальности разграничивают сигналы интертекстуальности пьес Б. Акунина и А.П. Чехова «Чайка» на прямые декларативные), проявляющиеся эксплицитно, на вербальном уровне, и ассоциативно-подтекстовые, проявляющиеся имплицитно, то есть на под-(около -, за -) текстовом уровне.

Приёмы интертекстуальности включают в себя совокупность общих композиционных приёмов построения пьес, одинаковых стилистических приёмов в творчестве обоих драматургов, общих жанровых черт и т.д.

Способы реализации интертекстуальности - это механизмы конкретного проявления интертекстуальности на разных языковых уровнях: синтаксическом, морфологическом, словообразовательном и т.д. Способы интертекстуальности позволяют восстановить интертекстуальные отношения в новом тексте, что основано на «памяти слова»: комбинаторной (зафиксированная сочетаемость для данного слова как в общем, так и в индивидуальном поэтическом языке); референциальной, вызывающей к порогу сознания круги значений и ассоциаций из прежних контекстов, создающей этим дополнительные приращения смысла в тексте-реципиенте; звуковой (способность слова вызывать в памяти близкозвучные слова, принадлежащие претексту); ритмико-интонационной, включающей в себя «память рифмы», что связано с комбинаторной и звуковой памятью слова, и устойчивые ригмико-синтаксические формулы, созданные на основе звуковых, синтаксических, ритмических и метрических соответствий.

В соответствии с вышеизложенным цел. диссертационной работы -изучить интертекстуальные связи пьес Б. Акунина и А.П. Чехова «Чайка», выявить семантические и ассоциативные приращения, которые формируются при актуализации интертекстуальных связей.

Поставленная цель предполагает решение следующих задач:

1) провести сопоставительный анализ нарративного аспекта интертекстуальных связей пьес Б. Акунина и А.П. Чехова «Чайка», выявив трансформации тем, мотивов и языковые репрезентации данных трансформаций;

2) рассмотреть фигуративный аспект интертекстуальных связей пьес Б. Акунина и А.П. Чехова «Чайка» (композицию, систему образов, время, пространство);

3) проанализировать специфику функционирования ключевых слов в пьесах А.П. Чехова и Б. Акунина «Чайка», выявив семантические трансформации значений и приращения смысла.

Для решения поставленных задач используются следующие методы и приёмы: метод системного подхода, описательно-аналитический метод (приёмы обобщения, типологизации анализируемого материала), компонентный анализ, метод контекстуального анализа, метод сплошной выборки материала, сопоставительный метод, приёмы анализа и синтеза, приём этимологического анализа, приём интроспекции. ■

Методологической базой диссертации является принцип антропоцентризма, сущность которого заключена в уникальности роли. • человека в мире культуры и в текстовом пространстве: человек творец текста и в то же время его объект, предмет, человек - автор - адресант и адресат текста - -V '' одновременно «человек есть важнейшее связующее звено между языком и культурой» [93,66]. ,

Теоретическую основу диссертационного исследования составили: диалогическая концепция М.М. Бахтина, согласно которой понимание может и должно быть творческим, чтобы «восполнить» текст автора. Понимание, по М.М. Бахтину, есть приобщение к этому тексту, «включение его в диалогический контекст» (Бахтин). Значимы для нашего исследования идеи В.И. Тюпы о своеобразии текстов-дописываний по отношению к тексту предшественника, при этом своеобразие текстов-дописываний определяется трансформацией «творческого потенциала» исходного текста - некой «системы указателей» (Тюпа), формирующих читательские стратегии, своеобразных лакун текста, провоцирующих читателя на со-творчество; исследования по герменевтике М. Хайдеггера, обратившегося к категории «горизонт», введенной Э. Гуссерлем; положения И.П. Ильина об особенностях постмодернистских текстов; исследования А.А. Реформатского по проблемам

14 мотива, сюжета литературного произведения; труды Р. Ингардена по феноменологии творчества и восприятия. По мнению исследователя, произведение характеризуется смысловой подвижностью, которая задается самой структурой текста и колеблется между «высказанным» и «невысказанным», между коммуникативной определённостью и коммуникативной неопределённостью (Ингарден).

Научная новизна диссертации обусловлена тем, что в ней проведен исчерпывающий анализ интертекстуальных связей, рассматриваемых в коммуникативном ключе, реализующемся в форме творческого диалога с классическим текстом. Выявлены механизмы реализации интертекстуальных связей, конкретизированы отдельные положения теории интертекстуальности с точки зрения ее проявления на всех текстовых уровнях (идейно-эстетическом, жанрово-композиционном, языковом), рассмотрены различные виды проявления межтекстовых связей (прямое заимствование, заимствование образа, заимствование способа и принципа отражения мира). Систематизация результатов исследования комплексного многоуровнего взаимодействия двухА"-'^ конкретных произведений позволила сделать вывод о том, что интертекстуальность является одним из механизмов осуществления не только преемственности литературных традиций, но и их смены.

Теоретическая значимость исследования определяется тем, что оно вносит определенный вклад в разработку теории интертекстуальности. Предложена иерархия уровней диалога между текстом-реципиентом (пьесой Б.Акунина) и претекстом (пьесой А.П. Чехова), включающая уровень диалога между культурами реализма и постмодернизма, уровень межтекстового диалога двух пьес и уровень внутритекстового диалога. В соответствии с уровнями межтекстового взаимодействия конкретизирована типология интертекстуальных включений, обозначены доминанты исследования межтекстового взаимодействия, предложена последовательность интертекстуального анализа и определены основные механизмы реализации интертекстуальных связей текста-реципиента и претекста.

Практическая значимость состоит в том, что результаты исследования могут быть использованы в практике преподавания стилистики, филологического анализа текста, литературы, лексикологии, а также при чтении спецкурсов по современной русской литературе и литературе XIX -XX веков, в частности, посвященных идиостилю А.П. Чехова и Б. Акунина.

Апробация материалов осуществлялась на заседаниях кафедры документоведения и стилистики русского языка Тульского государственного педагогического университета им. JI.H. Толстого. Результаты исследования были представлены в докладах на международной научной конференции «Славянские языки и культура» (Тула, 2007), на всероссийской научно-практической конференции «Художественный текст: варианты интерпретации» (Бийск, 2006), а также в публикациях статей в сборниках Ивановского государственного университета «Проблемы школьного и вузовского анализа литературного анализа литературного произведения в жанр о в с - р о д о в ом аспекте: теория, содержание, технологии» (Иваново, 2006), Тамбовского государственного университета «Русские говоры: вчера, сегодня, завтра» (Тамбов, 2008), Московской финансовой академии «Актуальные проблемы гуманитарных наук» (Москва, 2007), в публикации статьи «Трансформация мотивов чеховской «Чайки» в пьесе Б. Акунина «Чайка» в журнале «Известия» Тульского государственного университета, рекомендованном ВАК (Тула, 2006).

Структура диссертационного исследования. Диссертация состоит из введения, предисловия, трех глав, заключения, библиографического списка, включающего 182 позиции.

 

Заключение научной работыдиссертация на тему "Интертекстуальные связи пьес Б. Акунина и А.П. Чехова "Чайка""

Выводы по треть ш главе

Подводя итоги анализа ключевых слов обеих пьес, можно отметить следующее.

1. Ключевые слова чайка, озеро, дом соотносятся с образами всех персонажей, формируя при этом сквозные оппозиции в текстах обеих пьес, наиболее значимыми из которых являются статика — динамика; свобода — плен, тюрьма.

2. КС участвуют в формировании сквозных мотивов пьес - мотивов одиночества, распада родственных связей. Причем в пьесе Б. Акунина развитие данных мотивов достигает своего пика, вершины: персонажи акунинской пьесы, в отличие от персонажей пьесы А.П. Чехова, даже не замечают своего одиночества, они замкнуты на своих личных пристрастиях и привязанностях и не желают ничего менять в своей жизни.

3. КС обеих пьес не только организуют сюжетное действие в рамках пространственно-временных координат, но и соотносятся с этими координатами посредством актуализации ассоциативных и образных компонентов значений. Эта соотнесенность отражает либо динамику жизненного пути персонажей (Нина в пьесе А.П. Чехова), либо статику; либо соткрытое пространство, либо замкнутое, включая пространство психологическое.

4. В пьесе Б. Акунина происходят значительные сдвиги в семантике КС: их значение не только сужается, но и приобретает под влиянием контекста ярко выраженные негативные коннотации.

5. Трансформация семантики КС чеховского текста в пьесе Б. Акунина формирует разные типы интертекстуальных отношений с претекстом. Это, во-первых, отношения идентификации, репрезентированные посредством повтора реалий, субъектов, языка текста-предшественника; во-вторых, отношения противопоставления, проявляющиеся в употреблении в пьесе Б. Акунина КС чеховского текста, формирующих противопоставленные смыслы. Так, КС чайка в пьесе Б. Акунина маркирует только активность разрушения, гибели всего живого, в отличие от пьесы А.П.Чехова, в которой данное КС

193 энантиосемично и соотносится прежде всего с созидательным началом. Кроме того, можно констатировать и интертекстуальные отношения маскировки, проявляющиеся в обыгрывании Б. Акуниным чеховского текста. Трансформации семантики КС чеховского текста в пьесе Б.Акунина приводят к деформации текстового пространства, что, в свою очередь, способствует формированию читательского восприятия реальности, в которой превалируют материальные ценности, бытовизация все:, явлений действительности, разрушение нравственных норм — все то, что так характерно для современной ситуации. Б. Акунин говорит о сегодняшнем дне, отражая динамику человеческих отношений спустя столетие.

Заключение

В соответствии с обозначенной нами целью исследования - изучить интертекстуальные связи пьес Б. Акунина и А.П. Чехова «Чайка», проанализировав семантические и ассоциа < лвные приращения, которые формируются при актуализации интертекстуальных связей, была выдвинута гипотеза о том, что своеобразие интерпретации Б. Акуниным чеховской драмы находит свое выражение в использовании интертекстуальных элементов, подвергшихся трансформации, и трансформации семантического контекста интертекстуальных единиц.

Исследование коммуникативной модели стимул — реакция дало возможность в совокупности рассмотреть различные виды проявления межтекстовых связей - от прямого заимствования, заимствования образа до наиболее трудно вычленяемого заимствования способа и принципа отражения мира.

Нами была предложена своя типология интертекстуальных включений, учитывающая специфику исследования - определение форм межтекстового взаимодействия двух произведений, одно из которых является креативной авторской интерпретацией текста предшественника.

Интертекстуальность пьес А.П. Чехова и Б. Акунина «Чайка» исследована на всех текстовых уровнях — идейно-эстетическом, композиционном и собственно языковом. При этом при анализе нарративного аспекта интертекстуальных связей были определены трансформации мотивов драмы А.П.Чехова в пьесе Б. Акунина, базирующиеся на интертекстуальности обеих пьес, основными механизмами которой являются однокорневые, синонимические повторы лексем, деметафоризация, авторское обновление фразеологизмов, содержащих отсылки на претекст, словообразовательные трансформации и т.д. Основные функции интертекстуальных включений, подвергшихся трансформациям в тексте-реципиенте — снижение того или иного образа, перевод значений из абстрактной сферы в конкретную, бытовизация всех явлений.

При исследовании фигуративного аспекта интертекстуальных связей пьес А.П.Чехова и Б. Акунина «Чайка» была исследована жанровая соотнесенность двух произведений, проявляющаяся в единообразии способа отражения связи между человеком и действительностью в обеих пьесах, что выразилось в ассимиляции человека внешним миром, определены общие принципы построения пьес — бесфабульность, фрагментарность.

Трансформации на уровне жанра в пьесе Б. Акунина обусловлены рамками постмодернистской эстетики и формой детективного расследования, в которую облек Б. Акунин свою пьесу. Данные трансформации реализованы в речевой избыточности, назойливой описателььости, вербализации чеховского подтекста, углублении принципа равнозначности всех сторон жизни и всех явлений, их детализации и конкретизации.

В процессе исследования определены интертекстуальные связи обеих пьес, имеющие эксплицитную (декларативную) и имплицитную (ситуативную) формы проявления. К имплицитным формам интертекстуальности относятся такие приёмы построения текста, как лейтмотив, контраст, параллелизм образов и ситуаций, к эксплицитным - разные виды повторов (деривационные, синонимичные, однокорневые).

Композиционный аспект интертекстуальных связей двух пьес регистрирует общность мотивов одиночества, разрыва родственных связей в обеих пьесах. При этом трансформации интертекстуальных элементов или трансформации их контекстуального окружения способствуют выдвижению в пьесе Б. Акунина мотивов сумасшествия, игры. Кроме того, Б. Акунин последовательно углубляет экспрессивность текста, используя приемы синтаксической неграмматикальности, семантической несовместимости, необычного типографического оформления высказываний.

Приёмы умолчания, алогизмы, апробированные А.П. Чеховым, используются и Б. Акуниным, но в иных функциях. Это, прежде всего, функции обобщения множественности точек зрения персонажей чеховской пьесы, повышения экспрессивности высказываний.

В соответствии с эстетическими принципами постмодернизма Б. Акунин актуализирует в своей пьесе семантическое поле ассимиляции человека внешним миром, поле чувственной перцепции, в которых маркером интертекстуальности выступают лексемы, входящие в разные семантические группы фразеологизмов, подвергшихся в драме Б. Акунина трансформациям («расщепление» фразеологизма, структурные трансформации, словообразовательные изменения компонентов, контаминации и т.д.), что приводит к созданию каламбуров, усилению экспрессивности текста, актуализации негативных оценочных сем.

В пьесе Б. Акунина репрезентировано также семантическое поле механистичности, выполняющее функцию сближения персонажей пьесы, уподобления их друг другу. Поле механистичности представлено посредством актуализации имплицитных форм интертекстуальности - аллюзий, реминисценций, образных ассоциаций, что приводит к смещению акцента на результативность, повторяемость действий, выдвигающих на первое место мотив статики в тексте-реципиенте.

Авторские интенции в пьесе Б. Акунина имеют эксплицитные и имплицитные формы выражения. Ремарки, реализующие эксплицитную форму выражения авторских интенций, регистрируют одномерность персонажей, актуализируя мотив игры, сквозной в пьесе Б. Акунина.

Кроме того, авторские интенции выражены в тексте-реципиенте опосредованно и проявляются в гиперболизации Б. Акуниным ситуативных коллизий чеховской пьесы, служат средством выражения авторской иронии. Активно использует Б. Акунин пародию, механизм которой требует максимального задействования герменевтических техник от продуцента и реципиента.

В отличие от пьесы А.П. Чехова, в драме Б. Акунина усилена тенденция к эпизации текста посредством сближения субъектно-речевых сфер персонажей и автора, углубляется также монологическое начало, преимущественное использование императивных речевых жанров, отмечается явление изоморфизма, регистрирующее семантическое сходство разноуровневых элементов текста.

Вместо постоянной смены перспективы изображения, характерной для пьесы А.П. Чехова, в драме Б. Акунина регистрируется воспроизведение повторяющихся процессов, циклизация образа времени, для которой характерна повторяемость однотипных ситуаций, явлений.

В пьесе Б. Акунина большое значение приобретает такая пространственная характеристика, как направленность, благодаря которой создается противопоставленность персонажей в системе морально-этических координат. При этом происходит перегруппировка персонажей чеховского претекста.

Завершающим этапом нашего исследования стал анализ трансформаций ключевых слов обеих пьес, выполняющих важнейшую функцию в интерпретации произведений. В результате исследования было выявлено, что ключевые слова озеро, чайка, дом соотносятся с образами всех персонажей и формируют сквозные оппозиции в чеховской пьесе (<статика — динамика, свобода - плен). Трансформации ключевых слов в пьесе Б. Акунина приводят к снятию вышеобозначенных оппозиций, маркируя одномерность персонажей, актуализируя мотив статики, душевной и творческой несвободы и в результате — мотив гибели всего живого. Трансформации в семантике ключевых слов дают смысловые приращения, сопряженные с нештатной оценкой как образов персонажей, так и их поступков, в основе которых лежит эгоцентризм, материальная выгода, жестокость и соперничество.

Ключевые слова участвуют в формировании сквозных мотивов пьес и соотносятся с пространственно-временнымии координатами посредством актуализации ассоциативных и образных компонентов значений. При этом реализуются разные типы интертекстуальных отношений пьесы Б. Акунина с чеховской драмой: отношения идентификации с претекстом посредством сопряженных с ключевыми словами сквозных мотивов одиночества, потери родственных связей, бесприютности; отнесения противопоставления с претекстом посредством формирования оппозиций движение-борьба

198 созидательное начало в пьесе А.П. Чехова) — движение-борьба (разрушительное начало в пьесе Б. Акунина); отношения маскировки, которые проявляются в обыгрывании Б. Акуниным чеховского текста.

Перспективными нам видятся следующие направления исследования: изучение средств выражения интертекстуальности в драматургических текстах других жанровых форм с целью выявления тенденций развития драматургии; определение функций интертекстуальных элементов и способов реализации интертекстуальности; создание методики анализа интертекстуальности в драматургических текстах.

 

Список научной литературыКрасильникова, Елена Павловна, диссертация по теме "Русский язык"

1. Абрамович, Н.Я. Человеческий путь / Н.Я. Абрамович // Юбилейный чеховский сборник. - М.: Просвещение, 1910. - 158 с.

2. Абрамовских, Е.В. Феномен креативной рецепции незаконченного текста / Е.В. Абрамовских. — Волгоград: Изд-во Волгоградского государственного университета, 2006. 280 с.

3. Акунин, Б. Чайка / Б. Акунин. СПб.: Издательский Дом «Нева», М.: Олма-Пресс, 2003. - Чехов, А.П. Чайка / А.П. Чехов. - СПб.: Издательский дом «Нева», М.: Олма-Пресс, 2003. — 191с.

4. Андреев, Л.Г. Зарубежная литература XX века: Учебное пособие для вузов / Л.Г. Андреев, А.В. Карельский, Н.С. Павлова. М.: Высш. шк.; Изд. центр «Академия», 2000. - 450 с.

5. Арнольд, И.В. Импликация как прием построения текста и предмет Филологического изучения / И.В. Арнольд // Вопросы языкознания. 1982. -№4.-С. 83-91.

6. Арнольд, И.В. Значение сильной позиции для интерпретации художественного текста / И.В. Арнольд // Иностранные языки в школе. 1978.-№ 4.-С. 23-31.

7. Арнольд, И.В. Семантика. Стилистика. Интертекстуальность / И.В.Арнольд. -СПб., 1999.-С. 205.

8. Арнольд, И.В. Стилистика. Современный английский язык: Учебник для вузов / И.В. Арнольд. М.: Флинта, 2002. - 384 с.

9. Ашукин, Н.С. Крылатые слова / Н.С. Ашукин, М.Г. Ашукина. М.: Издательство «Художественная литература», 1955. - 667 с.

10. Бабенко, Л.Г. Лингвистический анализ художественного текста. Теория и практика: Учебник, практикум / Л.Г. Бабенко, Ю.В. Казарин. М.: Флинта: Наука, 2003.-496 с.

11. Баженова, Е.А. Интертекстуальность // Стилистический энциклопедический словарь русского языка / Под ред. М.Н. Кожиной. М.: Флинта, Наука, 2003. -С. 104-108.

12. Бакина, М.А. Структурно-семантические преобразования фразеологических единиц в современной поэзии / М.А. Бакина // РЯШ. 1980. - № 3. - С. 24.

13. Балухатый, С.Д. Чехов-драматург / С.Д. Ьалухатый. М.: Гослитиздат, 1936.-320 с.

14. Барский, О. Интертекстуальность и интерпретация (О методологических принципах интертекстуального анализа) / О. Барский // Славянские языки и культура: Сб. статей в 3 т. Т. 3. Язык. Культура. Коммуникация. Тула, 2007. - С. 72.

15. Барт, Р. Смерть автора / Р. Барт // Избранные работы: Семиотика. Поэтика.- М.: Прогресс, 1994. С. 388.

16. Барт, Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика / Р. Барт; Пер. с фр. М.: Прогресс, 1989.-615 с.

17. Бахтин, М.М. Проблемы поэтики Достоевского / М.М. Бахтин М.: Сов. Россия, 1979.-318 с.

18. Бахтин, М.М. Вопросы литературы и эстетики: Исследования разных лет / М.М. Бахтин. М.: Худож. литература, 1975. - 502 с.

19. Бахтин, М.М. Косвенная речь, прямая речь, их модификации / М.М.Бахтин // Фрейдизм. Формальный метод в литературоведении. — М.: Лабиринт, 2000. 640 с.

20. Бахтин, М.М. Литературно-критические статьи / М.М. Бахтин. — М.: Худож. литература, 1986. 541 с.

21. Бахтин, М.М. Эстетика словесного творчества: Сб. избр. тр. / М.М.Бахтин. М.: Искусство, 1979. - 444 с.

22. Бахтин, М.М. К философии поступка / М.М. Бахтин // Философия и социология науки и техники. — М.: Искусство, 1968. 116 с.

23. Бахтин, М.М. Формы времени и хронотопа в романе. Очерки по исторической поэтике / М.М. Бахтин // Вопросы литературы и эстетики. М.: Худож. литература, 1975. - 403 с.

24. Березин, В. Компромисс / В. Березин I1 Знание-сила. 2004. - № 1. — С.22-25.

25. Бердников, Г. Чехов-драматург: Традиции и новаторство в драматургии

26. A.П. Чехова / Г. Бердников. М.: Искусство, 1981. - 356 с.

27. Бондарко, А.В. Вид и время русского глагола (значение и употребление): Пособие для студентов / А.В. Бондарко. М.: Просвещение, 1971. - 239 с.

28. Борисова, И.Н. Русский разговорный диалог: проблема интегративности: Автореф. дис. . д-ра филол. наук / И.Н. Борисова. -Екатеринбург, 2001. 23 с.

29. Булаховский, J1.A. Курс русского литературного языка / Л.А.Булаховский. — Киев Харьков: Издательство «Радянська школа», 1938. - С. 72.

30. Бялый, Г. Чехов и русский реализм: Очерки / Г. Бялый. Л.: Сов. писатель, 1981. - 400 с.

31. Вежбицкая, А. Метатекст в тексте / А. Вежбицкая // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 8. - Лингвистика текста. - М.: Шк. «Языки рус. культуры», 1978. - 421 с.

32. Верещагин, Е.М. Язык и культура: Лингвострановедение и преподавание русского языка как иностранного. Методическое руководство / Е.М.Верещагин,

33. B.Г. Костомаров. М.: Рус. яз., 1990. - 246 с.

34. Виноградов, В.В. Русский язык (грамматическое учение о слове): Учеб. пособие для вузов по спец. «Русский язык и литература» /

35. B.В.Виноградов. М.: Высш. шк., 1972. - 639 с.

36. Виноградов, В.В. Проблемы русской стилистики /В.В. Виноградов. -М.: Высш. шк. 1981. - 320 с.

37. Виноградов, В.В. О теории художественной речи / В.В. Виноградов. — М.: Высш. шк., 1981.-294 с.

38. Винокур, Т.Г. Диалогическая речь / Т.Г. Винокур // Лингвистический энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1990. —1. C.135.

39. Владимиров, С.В. Действие в драме / С.В. Владимиров. Л.: Сов. писатель, 1972. - 140 с.

40. Воробьёва, О.П. Текстовые категории и фактор адресата / О.П.Воробьёва. -Киев: «Высш. шк.», 1993. -200 с.

41. Гадамер, X. Г. О круге понимания / X. - Г. Гадамер // Актуальность прекрасного. - М.: Прогресс, 1991. - С. 73.

42. Гальперин, И.Р. Текст как объект лингвистического исследования / И.Р. Гальперин. М.: Наука, 1981. - 139 с.

43. Гаснер, Д. Форма и идея в современном театре / Д. Гаснер. М.: Наука, 1959.-134 с.

44. Гаспаров, Б.М. Литературные лейтмотивы: Очерки по русской литературе XX века / Б.М. Гаспаров. М.: Наука, 1993. - 303 с.

45. Гастева, Н.Н. Диалогическое единство в разговорной речи: Дис. .канд. филол. наук. Саратов, 1990. - 152 с.

46. Гегель, Г.В. Эстетика. Сочинения: В 13 т. Т. 3: Лекции по эстетике / Г.В. Гегель. М.: Гос. соц. эконом, изд., 1971. - 621 с.

47. Гончарова, Е.А. Интерпретация художественного текста / Е.А.Гончарова. — М.: Просвещение, 1989. 195 с.

48. Гончарова, Е.А. Лингвистические средства создания образа персонажа в художественном тексте / Е.А. Гончарова // Лингвистические исследования художественного текста. Л.: Ленинградский гос. пед. ин. им. А.И. Герцена, 1983.- 138 с.

49. Гофман, В. Г. Язык и литература / В. Г. Гофман. Л.: Соцэкгиз, 1936. -265 с.

50. Гурвич, И. Проза Чехова / И. Гурвич. М.: Изд-во «Художественная литература», 1979. - 182 с.

51. Гуссерль, Э. Парижские доклады Электронный ресурс. / Э. Гуссерль // http: // anthropology, rinet. ru. / old / husserl. htm.

52. Дресслер, В. Синтаксис текста / В. Дресслер // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. VIII: Лингвистика текста. - М.: Высш. шк., 1978. -С. 111- 137.

53. Дымарский, М.Я. Проблемы текстообразования и художественный текст / М.Я. Дымарский. М.: Изд-во: Ком. Книга, 2006 - 296 с.

54. Ерёмина, Л.И. О языке художественной прозы Н.В. Гоголя / Л.И.Ерёмина. -М.: Наука, 1987.-176 с.

55. Ефимов, А.И. Стилистика художественной речи / А.И. Ефимов. -М.: Высш. шк., 1961. -421 с.

56. Женетт, Ж. Палимпсесты: Литература во второй степени / Ж. Женетт. -М.: Изд-во им. Сабашниковых, 1982. 213 с.

57. Жолковский, А.К. Блуждающие сны и другие работы / А.К.Жолковский. М.: Иностранная литература, 1994. - 427 с.

58. Загидуллина, М.В. О ремейке как форме исторической реинтерпретации / М.В. Загидуллина // Ремейки, или экспансия классики // НЛО. 2004 - № 69. - С. 89.

59. Заика, В.И. Очерки по теории художественной речи / В.И. Заика. -Великий Новгород: Изд-во Новгор. гос. ун-та, 2006. 426 с.

60. Залевская, А.А. Индивидуальное знание / А.А. Залевская. Тверь: Изд-во Тверского гос. ун-та, 1992. — 234 с.

61. Земская, Е.А. Языковая игра / Е.А. Земская, М.В. Китайгородская, Н.Н. Розанова // Русская разговорная речь. М.: Наука, 1983. - 214 с.

62. Зубарева, Е.Ю. Основные тенденции изучения творчества А.П. Чехова в современном литературоведении США / Е.Ю. Зубарева // Русская литература в зарубежных исследованиях 1980-х годов. М.: Наука, 1994. -С. 123.

63. Ильин, И П. Постмодернизм от истоков до конца столетия: эволюция научного мифа / И.П. Ильин. М.: Интрада, 1998. — 255 с.

64. Ильин, И.П. Стилистика интертекстуальности: теоретические аспекты / И.П. Ильин // Проблемы современной стилистики: Сб. научно-аналитических обзоров ИНИОН АН СССР. М.: Акад. Наук СССР, 1989. - 207 с.

65. Ильин, И.П. Постструктурализм. Деконструвизм. Постмодернизм / И.П. Ильин. М.: Интрада, 1996. - 432 с.

66. Ингарден, Р. Исследования по эстетике / Р. Ингарден. М.: Просвещение, 1962.-569 с.

67. Ищук-Фадеева, Н.И. Ремарка как знак театральной системы: К постановке проблемы / Н.И. Ищук-Фадеева // Драма и театр. Тверь, 2001. - Вып. 2. -236с.

68. Камянов, В.И. Время против безвременья: Чехов и современность / В.И. Камянов. М.: Советский писатель, 1989. -378 с.

69. Караулов, Ю.Н. Русский язык и языковая личность / Ю.Н. Караулов. М.: Наука, 1987.-264 с.

70. Кедрова, М.М. Введение / М.М. Кедрова // «Война и мир». Жизнь книги. -Тверь: Изд-во Твер. гос. ун-та, 2002. 165 с.

71. Кибрик, А.Е. Очерки по общим и прикладным вопросам языкознания /

72. A.Е.Кибрик. М.: Изд-во МГУ, 1992 - 336 с.

73. Кожина, Н.А. Заглавие художественного произведения: структура, функции, типологии / Н.А. Кожина. М.: Изд-во МГУ, 1986. - 183 с.

74. Кожинов, В.В. Сюжет, фабула и композиция. Теория литературы. Основные проблемы в историческом освещении. Роды и жанры / В.В. Кожинов. -М.: Наука, 1964.-256 с.

75. Красных, В.В. Виртуальная реальность или реальная виртуальность? /

76. B.В.Красных. М.: ИТДГК «Гнозис», 1998. - 375 с.

77. Крейн, И. Знакомимся. Борис Акунин. «ЧгЧка» Электронный ресурс. // -Http: // bein. exler.ru. / books / reviews / akunin/ chajaka / 01 /

78. Кристева, Ю. Бахтин: Слово, диалог и роман / Ю. Кристева // Диалог. Карнавал. Хронотоп. Витебск, 1993. — № 3. - С. 5 - 6.

79. Кройчик, П.Е. Поэтика комического в произведениях А.П. Чехова / П.Е. Кройчик. — Воронеж, Изд-во Воронежского университета, 1986. — 276 с.

80. Кугель, А.Р. Профили театра / А.Р. Кугель. Теакинопечать, 1929. - 116с.

81. Кузьмина, Н.А. Интертекст и его роль в процессах эволюции поэтического языка / Н.А. Кузьмина. Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та - Омск: Омск. гос. ун-т, 1999.-268 с.

82. Кухаренко, В.А. Интерпретация текста / В.А. Кухаренко. М.: Просвещение, 1988. - 192 с.

83. Кухаренко, В.А. Семантическая структура ключевых и тематических слов целого текста / В.А. Кухаренко // Лексическое значение в системе языка и в тексте: Сборник научных трудов. Волгоград: ВГПИ им. А.С.Серафимовича, 1985.-С. 95-104.

84. Лебедев, Ю.В. Особенности поэтики чехсзских драм / Ю.В. Лебедев // Литература в школе. 1990. - № 1. - С. 29.

85. Леви, Ш. За пределами чеховский сцены: (сценическое представление пустоты) /Ш. Леви//Чеховиана. Полет «Чайки».-М.: Гнозис, 2001.-С. 89.

86. Линков, В.Я. Художественный мир прозы А.П. Чехова / В.Я. Линков. М.: Изд-во МГУ, 1982. - 128 с.

87. Липовецкий, М. Русский постмодернизм / М. Липовецкий. — Екатеринбург: Изд-во Уральского гос. пед. ун-та, 1997. 317 с.

88. Лотман, Ю.М. Семиосфера и проблема сюжета / Ю.М. Лотман // Внутри мыслящих миров. Человек текст - семиосфера — история. — М.: Яз. русской культуры, 1996. - 464 с.

89. Лотман, Ю.М. Текст в тексте / Ю.М. Лотман // Избранные статьи: В 3 т. Т. 3: Статьи по истории русской литературы; теория и семиотика других искусств. Таллин: Александра, 1993. - 494 с.

90. Лотман, Ю.М. Художественное пространство в прозе Гоголя / Ю.М. Лотман // В школе поэтического слова: Пушкин, Лермонтов, Гоголь. — М.: Просвещение, 1988. 220 с.

91. Лотман, Ю.М. Анализ поэтического текста: Структура стиха / Ю.М. Лотман. -М.: СПб.: Искусство, 1972. 103 с.

92. Лукин, В.А. Художественный текст: Основы лингвистической теории. Аналитический минимум / В.А. Лукин. М.: Изд-во «Ось - 89», 2005. - 560 с.

93. Лурия, А.Р. Язык и сознание / А.Р. Лурия. М.: Изд-во Москов. гос. ун-та,1979.-319 с.

94. Лютый, В. Чучело «Чайки» Электронный ресурс. // — felgrad. narod. ru.

95. Ляйтхольф, Ф. Изучение драмы Чехова «Чайка» / Ф. Ляйтхольф. Мюнхен,1980.-218 с.

96. Михальская, А.К. Основы риторики: Мысль и слово: Учебное пособие / А.К.Михальская. М.: Просвещение, 1994. -4i6 с.

97. Мукаржовский, Я. Литературный язык и поэтический язык / Я.Мукаржовский//Пражский лингвистический кружок. — М., 1967.— С. 411.

98. Мурзин, JI.H. Язык, текст и культура / Л.Н. Мурзин // Человек текст -культура. — Екатеринбург: Изд-во Екатеринбургского гос. ун-та, 1994. — 169 с.

99. Мурзин, Л.Н. Текст и его восприятие / Л.Н. Мурзин,

100. A.С. Штерн. Свердловск: Изд-во Урал, ун-та, 1991. - 172 с.

101. Неведомский, М. Без крыльев / М. Неведомский // Юбилейный чеховский сборник. М.: Искусство, 1910. - 158 с.

102. Николина, Н.А. Филологический анализ текста: Учебное пособие для студ. высш. пед. учеб. заведений / Н.А. Николина. — М.: Издат. центр «Академия», 2003.-256 с.

103. Николина, Н.А. Языковая игра в структуре современного прозаического текста / Н.А. Николина, Е.А. Агеева // Русский язык сегодня. — Вып. 1. — М.: Русский язык, 2000. 214 с.

104. Новиков, Л.А. Художественный текст и его анализ / Л.А. Новиков. М.: Русский язык, 1989. - 300 с.

105. Одинцов, В.В. Стилистика текста / В.В. Одинцов. М.: Наука, 1980. - 263с.

106. Основин, В.В. Русская драматургия второй половины XIX века:'-Пособие для учит. / В.В. Основин. М.: Просвещение, 1980. - 190 с.

107. Паперный, З.С. «Чайка» А.П. Чехова / З.С. Паперный. М.: Худ. литература, 1980. - 160 с.

108. Паперный, З.С. Стрелка искусства: Сб. статей о А.П. Чехове / З.С.Паперный. М.: Современник, 1986. - 252 с.

109. Песков, A.M. Алогизм / A.M. Песков // ЛитЭС. 1987. - С. 20.

110. Петровский, В.В. О ключевых словах в художественной прозе /

111. B.В.Петровский // Русская речь. 1977. - № 5. - С. 54 - 57.

112. Пиралишвили, О. Проблемы «нон-финито» в искусстве. / О.Пиралишвили. Тбилиси, 1982. - С. 34.

113. Пузырев, А.В. Анаграммы как явление языка. Опыт системного осмысления / А.В. Пузырев. М., Пенза: Изд--о института языкознания РАН, ПГПУ им. В.Г. Белинского, 1995. - 378 с.

114. Реформатский, А.А. Опыт анализа новеллистической композиции / А.А.Реформатский // Семиотика / Под ред. Ю.С. Степанова. М.: Радуга, 1983. -С. 557-565.

115. Розенталь, Д.Е. Русский язык. Справочник-практикум: Управление в русском языке. Практическая стилистика / Д.Е. Розенталь. М.: ООО «Издательство Оникс»: ООО «Издательство «Мир и Образование», 2007. -752с.

116. Русская грамматика: В 2 т. / Гл. ред. Н.Ю. Шведова. М.: Наука, 1980.

117. Сахарный, JI.B. Тексты-примитивы и закономерности их порождения / JI.B. Сахарный // Человеческий фактор в языке: Язык и порождение речи. М.: Наука, 1991.-239 с.

118. Свинцов, В.И. Логика. Элементарный курс для гуманитарных специальностей / В.И. Свинцов. М.: МГАП, 1998. - 260 с.

119. Селиванова, Е.А. Основы лингвистической теории текста и коммуникации: Монографическое учебное пособие / Е.А. Селиванова. К.: ЦУЛ «Фитосоциоцентр», 2004. - 336 с. л

120. Сендерович, С. Чехов с глазу на глаз. История одной одержимости А.П.Чехова / С. Сендерович. - СПБ., 1994. - 240 с.

121. Сковородников, А.П. Аллюзия / А.П. Сковородников // Теоретические и прикладные аспекты речевого общения: Научно-методический бюллетень. -Вып. 6. Красноярск; Ачинск, 1998. - С. 156.

122. Смирнов, И.П. Порождение интертекста. Элементы интертекстуального анализа с примерами из творчества Б.Л. Пастернака / И.П. Смирнов // Wiener Slawistischer Almanach: Sonderband 17. - Wien, 1985. — С. 45.

123. Смирнов, И.П. «Все видеть, все понять.,,» / И.П. Смирнов // Восток — Запад. -М.: Наука, 1985. 176 с.

124. Смирнов, А.А. Проблемы психологии памяти / А.А. Смирнов. — М.: Изд-во Академии пед. наук, 1966. 216 с.

125. Смирнов, И.П. Порождение интертекста. Элементы интертекстуального анализа с примерами из творчества Б.Л.Пастернака / И.П. Смирнов. СПб., 1995.-65 с.

126. Смола, К.О. О Чехове / К.О. Смола, О.П. Смола. М.: Скорпион, 1998. -432 с.

127. Стельмашук, А. Диалогизация и способы ее реализации в различных речевых сферах современного русского язык.'* (художественная и научная проза): Дис. .д-ра филол. наук / А.Стельмашук. СПб., 1993. - 429 с.

128. Степанов, А. Чехов и постмодерн / А. Степанов // Нева. — 2003. — №11. — С.152.

129. Степанов, Ю.С. Семиотика: Антология / Ю.С. Степанов / Сост. Ю.С.Степанов. — М.: Академический проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2001.-702 с.

130. Сургун, А.Е. Текстовые реминисценции как языковое явление /

131. A.Е.Сургун. ВЯ. - 1995. - № 6. - С. 97.

132. Сурков, Е. Чехов и театр / Е. Сурков. М.: Просвещение, 1961. - С. 15.

133. Телия, В.Н. Русская фразеология: Семантический, прагматический и лингвокультурологический аспекты / В.Н. Телия. — М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. 288 с.

134. Телия, В.Н. Первоочередные задачи и методологические проблемы исследования фразеологического состава языка в контексте культуры /

135. B.Н.Телия // Фразеология в контексте культуры. — М.: Шк. «Языки рус. культуры», 1999.- С. 13- 14.

136. Токарев, Г.В. Семиотика: Учеб. Пособие / Г.В. Токарев. Тула: Изд-во Тул. гос. пед. ун-та им. JI.H. Толстого, 2007. — 1 '7 с.

137. Толстая, Е. Поэтика раздражения / Е. Толстая. М.: Родикс, 1994. - 400 с.

138. Топоров, В.Н. Пространство / В.Н. Топоров // Мифы народов мира. Энциклопедия. М.: Наука, 1982. - Т. 2. - 435 с.

139. Тороп, П.Х. Проблема интертекста / П.Х. Тороп // Труды по знаковым системам. Текст в тексте. Ученые записки Тартуского госуниверситета. — Тарту, 1981.-С. 44.

140. Тураев, С.В. Литература: справочные материалы: Кн. для уч-ся /

141. C.В.Тураев, Л.И. Тимофеев и др.- М.: Просвещение, 1988. 334 с.

142. Тюпа, В.И. Творческий потенциал пушкичских набросков / В.И. Тюпа // А.С. Пушкин: филологические и культурологические проблемы изучения: Материалы международной научной конференции 28-31 октября 1998 г. — Донецк, 1998.- С. 17.

143. Усманова, А.Р. Умберто Эко: парадоксы интерпретации / А.Р.Усманова. -Мн.: Препилен, 2000. 200 с.

144. Успенский, Б.А. Поэтика композиции / Б.А. Успенский. М.: СПб.: Азбука, 2000.-352 с.

145. Успенский, Б.А. Поэтика композиции (Структура художественного текста и типология композиционной формы) // Б.А. Успенский Семиотика искусства. -М.: Шк. «Языки русской культуры», 1995. 360с.

146. Фатеева, Н.А. Контрапункт интертекстуальности, или интертекст в мире текстов / Н.А. Фатеева. М.: Агар, 2000. - 280 с.

147. Фатеева, Н.А. Интертекстуальность и ее функции в художественном дискурсе / Н.А. Фатеева // Известия РАН. Сер. литературы и языка. Известия. - № 5. - 1997. — С. 21.

148. Фатеева, Н.А. Типология интертекстуальных элементов и связей в худ. речи / Н.А. Фатеева // Изв. РАН. Сер. лит. и языка. Известия. - № 5. - 1998. -С. 26.

149. Федосюк, М.Ю. Неявные способы передачи информации в тексте: учебное пособие по спецкурсу / М.Ю. Федосюк. М.: Высш. шк., 1988. — 82 с.

150. Флоренский, П. А. Анализ пространственности и времени в художественно-изобразительных произведениях / П.А.Флоренский. М.: Издательская группа «Прогресс», 1993. - С. 130.

151. Хайдеггер, М. Язык / М. Хайдеггер. СПб.: Ленинградский союз ученых, 1991.-23 с.

152. Хайдеггер, М. Феноменология. Герменевтика. Философия языка / М.Хайдеггер. -М.: Республика, 1993. С. 32.

153. Хализеев, В.Е. Теория литературы: Учебное пособие для студентов уч. заведений / В.Е. Хализеев. М.: Высшая школа, 2000. - 398 с.

154. Хализеев, В.Е. Теория литературы / В.Е. Хализеев. М., 2000. - С.262.

155. Хоффрихтер, Р. Эволюция изображения природы и пространства в рассказах Чехова / Р. Хоффрихтер. Мюнхен, 1990. - 146 с.

156. Черемисина, Н.В. Вопросы эстетики русской художественной речи / Н.В.Черемисина. Киев: Высш. шк., 1987. - 240 с.

157. Черемисина, Н.В. О трех закономерных тенденциях в динамике языка и в композиции текста / Н.В. Черемисина // Композиционное членение и языковые особенности художественного произведения. П., 1987. - С. 19.

158. Чернявская, В.Е. Интертекстуальность как текстообразующая категория вторичного текста в научной коммуникации / В.Е.Чернявская. СПб.: ГУЭИФ: Высш. шк., 1996.-49 с.

159. Чернявская, В.Е. Интертекстуальное взаимодействие как основа научной коммуникации / В.Е. Чернявская. СПб.: ГУЭИФ: Высш. шк., 1999. - 209 с.

160. Чехов, А.П. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. / А.П. Чехов. — М.: Наука, 1977.

161. Чудаков, А. Мир Чехова: возникновение и утверждение / А.Чудаков М.: Советский писатель, 1986. - 381 с.

162. Шабес, В.Я. Событие и текст / В.Я. Шабес. М.: Высш. шк., 1989. - 175 с.

163. Шах-Азизова, Т.К. Современное прочтение чеховских пьес (60-70-е годы) / Т.К. Шах-Азизова // В творческой лаборатории Чехова. — М.: Сов. писатель, 1974.-56 с.

164. Шах-Азизова, Т.К. Чехов и западно-европейская драма его времени / Т.К.Шах-Азизова. М.: Сов. писатель, 1966. - 89 с.

165. Шах-Азизова, Т.К. Живые лица / Т.К. Шах-Азизова // Театр. — 1985. №2. -С. 26.

166. Эйхенбаум, Б.М. О прозе: сб. статей / Б.М. Эйхенбаум. JL: Просвещение, 1969.-С. 411.

167. Эко, У. Инновация и повторение: Между эстетикой модерна и постмодерна / У. Эко // Философия эпохи постмодерна. Минск: «Красико-принт», 1996. - 68 с.

168. Якобсон, Р. Лингвистика и поэтика / Р. Якобсон // Структурализм: «за» и «против». М.: Прогресс, 1975. - 230 с.

169. Ямпольский, М.Б. Память Тиресия. Интертекстуальность и кинематограф / М.Б. Ямпольский. М.: РИК «Культура», 1993. - 464с.

170. Drabble Margaret, editor. The Oxford Cotpanion to English Literature. Oxford: Oxford University Press, 1985.