автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.06
диссертация на тему: Искусство самусьской культуры

Полный текст автореферата диссертации по теме "Искусство самусьской культуры"

На правах рукописи

Есин Юрий Николаевич ИСКУССТВО САМУСЬСКОЙ КУЛЬТУРЫ

07.00.06 - археология

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

Новосибирск - 2004

Работа выполнена в секторе бронзового и железного веков Сибири Института археологии и этнографии Сибирского отделения Российской академии наук

Научный руководитель: доктор исторических наук, профессор Худяков Юлий Сергеевич

Официальные оппоненты: доктор исторических наук, профессор Шер Яков Абрамович кандидат исторических наук Бородовский Андрей Павлович

Ведущая организация: Новосибирский государственный педагогический университет

Защита состоится 13 мая 2004 г. в 15 час. на заседании диссертационного совета Д 003.006.01 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора исторических наук при Институте археологии и этнографии СО РАН (630090, г. Новосибирск-90, пр. акад. Лаврентьева, 17).

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института археологии и этнографии СО РАН

Автореферат разослан « 3 » апреля 2004 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета доктор исторических наук

С.В.Маркин

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы. История изучения искусства самусьской археологической культуры эпохи бронзы Западной Сибири насчитывает более 40 лет. За прошедшее время исследователями в этой области достигнуты существенные научные результаты. В том числе, получена значительная источниковая база, важнейшую часть которой составляют фрагменты ритуальных сосудов с уникального памятника Самусь-4. Используемые изобразительные элементы объединяют в единый комплекс с ритуальными сосудами изображения из камня и бронзы, литейные формы орудий сейминско-турбинского типа, некоторые петроглифы. Этот комплекс связан с традициями пришлого, «южного» компонента культуры, который может быть также определен как сейминско-турбин-ский Однако как единый комплекс, отражающий разные аспекты одной изобразительной и ритуально-мифологической системы, эти материалы в полной мере не изучались. Кроме того, в исследовательских целях до сих пор использовалась лишь часть имеющихся фрагментов ритуальных сосудов, в ряде случаев их прорисовки были недостаточно точны, при реконструкции некоторых изображений допущены искажения. Поэтому система изобразительных элементов и персонажей самусьского искусства не была в полной мере выделена и проанализирована. Опыт предшествующего изучения самусьского искусства был основан преимущественно на анализе антропоморфных образов, но они являются только частью знаковой системы.

Семантика самусьских изображений реконструировалась на основе различных инокультурных материалов, степень близости которых определялась субъективно, поэтому имеющиеся интерпретации нельзя считать достаточно надежными. Элементы семиотического подхода, применявшиеся в ряде работ (Э.Б. Вадецкая, М.Ф. Косарев, И.Г. Глушков), играли вспомогательную роль по отношению к сравнительно-историческому методу, что обусловило их низкую эффективность. Поэтому внутренние информативные возможности самусьского искусства как знаковой системы в должной мере не были использованы. Эта ситуация напрямую связана с недостаточной разработанностью методики самого семантического анализа, которая требует первостепенного внимания, т.к. именно смысловая сторона определяет системность изобразительного языка, стоит за структурой изобразительных элементов и способами их использования в качестве единиц отношений этой системы.

Требуется изучение на новом уровне соотношения с искусством эпохи бронзы соседних территорий, в частности, окуневской изобразительной традицией. В свою очередь от характера такого соотношения во многом зависит решение вопроса о происхождении самусьского искусства и его хронологии.

Цель и задачи исследования. Целью исследования является изучение искусства самусьской культуры

РОС. НАЦИОНАЛЬНАЯ

ально-мифологические представления и культурно-исторические процессы, что предполагает решение следующих задач:

- создание свода материалов по искусству самусьской культуры на основе более точных копий, более полного учета различных вариантов изображений разных классов и типов и на различных объектах;

- разработку методики семантического анализа древнего искусства как знаковой системы;

- формальный анализ самусьского искусства как знаковой системы с целью выявления и классификации набора используемых изобразительных знаков, изучения способов их сочетания;

- изучение семантики самусьского искусства на основе его внутренних информативных возможностей;

- проведение сравнительно-исторического анализа самусьского искусства для изучения его истоков и исторической судьбы, уточнения хронологии.

Методы исследования. Самусьская изобразительная традиция исследуется как предназначенная для коммуникации неязыковая моделирующая знаковая система, состоящая из ограниченного набора знаков определенного стиля с определенными правилами сочетания. Для анализа этой системы используется структурно-знаковый метод. Изучение семантики осуществляется через изучение контекстов изображений, выявление семантических рядов и сопоставление наиболее общих композиционных принципов с мифологическими и культурными универсалиями об устройстве мироздания, что позволяет реконструировать правила отождествления изобразительных знаков с элементами модели мира. Используются также традиционные для археологии сравнительно-исторический и типологический методы.

Территориальные и хронологические рамки. Территориально работа, в основном, ограничивается районами распространения памятников самусь-ского искусства, т.е. охватывает бассейн р. Обь от Новосибирского водохранилища до р. Васюган. В плане аналогий учитываются изображения из других регионов Евразии. Хронология самусьского искусства связана со II тыс. до н.э.

Источники. В диссертации учтены материалы 14 памятников разного типа (поселения, погребения, петроглифы, случайные находки), которые включают около 500 фрагментов самусьских сосудов, литейных форм, изделий из камня, бронзы, наскальных изображений. Основную их часть составляют фрагменты более 300 керамических сосудов, отобранных и скопированных контактным способом в процессе работы с археологическими коллекциями поселения Самусь-4, полученными В. И. Матющенко и хранящимися в МАЭС ТГУ, ТОКМ, Музее г. Северска. Также задействованы изучавшиеся автором изображения окуневской культуры Минусинской котловины и опубликованные памятники искусства Западной, Восточной, Южной Сибири, Урала, Центральной и Западной Азии. Автор выражает большую признательность

В.И. Матюшенко за возможность использовать в работе материалы Самусь-4, благодарит Ю.С. Худякова и В.И. Молодина за поддержку концепции исследования, советы и замечания, Ю.И. Ожередова, Я.А Яковлева, Е.А Васильева, А.И. Боброву, Г.И. Гребневу, В.В. Боброва за помощь в работе с источниками.

Научная новизна. Создана качественно новая база данных по самусьско-му искусству. Разработана методика изучения семантики древнего искусства, основанная на новой концепции структурного анализа изображений и теории семантических рядов. Впервые проведено полномасштабное и последовательное исследование самусьского искусства как знаковой системы в рамках семиотического подхода. Это позволило на новом уровне реконструировать содержание самусьских изобразительных текстов, запечатленные в них ритуально-мифологические представления. На новом уровне изучено соотношение с окуневским искусством, что позволило выявить родство, но самостоятельность этих знаковых систем, наличие окуневского влияния на самусьское искусство, общие образы и представления. На основе изучения соотношения самусьского и окуневского искусства, самусьского бронзоли-тейного комплекса и сейминско-турбинской бронзолитейной традиции предлагается удревнить самусьскую культуру до рубежа III - II тыс. до н.э. Выдвинута гипотеза о центрально-азиатских истоках самусьского искусства. На основе сопоставления с декором самусьских сосудов выделен пласт наскальных изображений Северной Азии, связанный с сейминско-турбинской традицией. Дополнительно обоснована преемственность самусьской и кулайс-кой изобразительных традиций.

Практическая значимость. Полученные результаты важны для изучения всего круга вопросов, связанных с сейминско-турбинским феноменом Северной Евразии, также они могут быть использованы при подготовке обобщающих работ и учебных курсов по древней истории Сибири, создании электронного каталога самусьского искусства. Разработанная методика структурно-знакового анализа и изучения семантики древнего искусства может быть использована при исследовании других изобразительных традиций.

Апробация результатов. Ряд положений исследования апробирован на научных конференциях в Кемерово, Томске, Санкт-Петербурге, Минусинске и отражен в 9 публикациях.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения, библиографического списка и двух иллюстративных приложений.

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Введение. Обоснована актуальность темы, сформулированы цель, задачи и методы исследования, определены его территориальные и хронологические рамки, источниковая база, показана научная новизна.

Глава 1. История изучения искусства самусьской археологической культуры: основные проблемы.

1.1. Характер и состояние источников. Определен круг источников. Проанализированы достоверность имеющихся прорисовок и реконструкций, полнота учета имеющегося материала в исследованиях. Сделан вывод о необходимости создания качественно новой базы данных самусьских изображений. Такой базой, положенной в основу работы, стал «Свод материалов по искусству самусьской культуры» (приложение 2).

1.2. Проблема классификации самусьских изображений. Рассмотрены классификации самусьских изображений В.И. Матющенко, Э Б. Вадецкой, И.Г. Глушкова, А.Н. Савина. Намечены пути дальнейшей систематизации.

1.3. Проблемы соотношения самусьского искусства с другими изобразительными традициями Азии и его хронологии. В исследованиях В.И. Матющенко, В.И. Мошинской, И.Г. Глушкова затрагивалась проблема выделения в самусьском искусстве образов и изобразительных стилей, которые восходят к предшествующей эпохе Западной Сибири, и предложены способы ее решения: тематический, стилистический и технологический анализ.

Рядом археологов отмечалось сходство и преемственность самусьской изобразительной традиции с кулайским искусством эпохи железа (В И. Матющенко, М.Ф. Косарев, СВ. Студзицкая, Н.В. Полосьмак и Е.В. Шумакова, С.А. Терехин). Однако наряду с этим существует точка зрения, ставящая под сомнение связь между самусьской и кулайской традициями, поскольку между ними имеется хронологический разрыв, и связывающая возникновение последней с проникновением в таежную зону идей и художественных принципов скифо-сибирского мира (Е.А. Васильев, В.И. Молодин, Я А. Яковлев)

Общепризнанно сходство самусьского искусства с окуневским Минусинской котловины. Но если А.П. Окладников, А.А. Формозов, Н В Леонтьев, И.В. Ковтун объясняли его окуневским влиянием на самусьскую культуру, то ГА. Максименков и Э.Б. Вадецкая исходили из обратного направления связей. Другой подход, впервые предложенный В.И. Матющенко и получивший дальнейшее развитие в работах В И. Молодина, И Г. Глушкова, В.В. Боброва, объясняет имеющуюся близость общими для двух сибирских археологических культур связями с более южными районами. Наряду с этим предлагалось учитывать также близость в культуре населения Енисея и Приобья в предшествующее неолитическое время и прямые контакты окуневцев и са-мусьцев Таким образом, существуют различные точки зрения на характер и причины сходства самусьского и окуневского искусства

Соотношение самусьских изображений с искусством Восточной Сибири тоже оценивается по-разному: 1) между ними имеется тематическое и стилистическое сходство, которое обусловлено родством населения Западной и Восточной Сибири, восходящим к неолиту (В И. Матющенко); 2) имеется тематическое и стилистическое сходство, которое связано с культурными

связями в эпоху бронзы (А.П. Окладников, А.А. Формозов, Н.В. Леонтьев, И.В. Ковтун); 3) имеется тематическая близость, объясняющаяся общностью идей, возникших конвергентно (В.И. Молодин, И.Г. Глушков).

У истоков южного направления поиска аналогий самусьскому искусству стояла этнограф Г.И. Пелих, предложившая сравнивать самусьский декор с искусством древних народов Передней Азии. В степных и земледельческих районах Средней Азии истоки некоторых черт самусьской культуры видел В.И. Матющенко, считавший, что они были переданы через племена Казахстана при отсутствии прямых контактов населения Приобья и Средней Азии. С керамикой полихромного стиля Средней Азии и скульптурой энеолитических памятников Кара-Депе, Геоксюр сравнивал самусьское искусство В.Д. Слав-нин. Сравнительный анализ элементов самусьского декора и орнаментов на сосудах и печатях из Средней Азии и Месопотамии проводил И.Г. Глушков. При этом в керамическом комплексе самусьской культуры он выделил две традиции, различающиеся по форме сосудов, технологии их изготовления и нанесения орнамента, изобразительному языку: первая имеет западносибирские корни и принадлежит субстратной основе, а вторая соотносятся с пришлым, южным компонентом. По его мнению, появление в Западной Сибири южной изобразительной традиции, представленной на ритуальной группе са-мусьской керамики, объясняется миграцией населения из оазисов Средней Азии, входящих в широкую область земледельческих культур, генезис которых связан с раннеземледельческими культурами Передней Азии.

Вопрос хронологии самусьского искусства традиционно решался в зависимости от представлений о его соотношении с найденными на Самусь-4 литейными формам и месте последних в рамках сейминско-турбинской брон-золитейной традиции. Так,- на основании сходства самусьской и окуневской культур и гипотезы об андроновской принадлежности литейных форм Са-мусь-4 ГА Максименков и В.А Посредников датировали самусьскую культуру первой половиной II тыс. до н.э. В.И. Матющенко и В.И. Молодин литейные формы от самусьской культуры не отделяли, но первоначально связывали их с ее поздним этапом, поэтому нижний ее рубеж определяли XVIII - XVII вв. до н.э. В рамках еще одного подхода самусьская культура и бронзолитейные формы полностью синхронизировались, в результате хронология самусьской культуры стала определяться XVI / XV - XIII / XII вв. до н.э. (М.Ф. Косарев, В.И. Молодин, И.Г. Глушков, В.И. Матющенко). По одной схеме развития сейминско-турбинской бронзолитейной традиции самусьс-кие изделия были отнесены к числу типологически ранних (М.Ф. Косарев, В.И. Матющенко), другая считает их поздними, датируя не ранее XIV в. до н.э. (Б.Г. Тихонов, СВ. Кузьминых, Е.Н. Черных, B.C. Бочкарев, Ю.Ф. Кирю-шин, Е.Е. Кузьмина).

1.4. Проблема семантики. Интерпретации самусьских изображений, предлагаемые разными авторами, существенно отличаются. Основная причина

этого — различные подходы при выборе инокультурных аналогий. Для интерпретации привлекались: 1) материалы других археологических культур Сибири (окуневской, кулайской); 2) изображения и данные о духовной культуре сибирских народов этнографического времени; 3) изображения и данные о духовной культуре древних народов Передней и Средней Азии, Индии; 4) индивидуальные ассоциации при объяснении некоторых элементов изображений — «уши», «руки», «косы» и т.п.; 5) профессиональный опыт специалистов-биологов.

Первый опыт изучения семантики самусьского искусства принадлежит В.И. Матющенко, использовавшему сопоставления с изображениями кулай-ского времени и этнографическими материалами. Общий смысл самусь-ских изображений он связывал с ранним шаманизмом и отражением космогонических представлений, культа размножения, культа медведя. Близкого подхода придерживалась СВ. Студзицкая.

М.Ф. Косарев опирался, в основном, на данные этнографии, уделяя также внимание поиску внутренних закономерностей орнаментальной композиции. Декор сосудов он изучал в развертке на плоскости и интерпретировал как солярный.- М.Ф. Косарев предположил, что численно небольшая группа самусь-ских сосудов с фигуративными изображениями, существуя одновременно с керамикой другого облика, имела культовое назначение. Вслед за В.И. Матю-щенко он обращал внимание на ее связь с декором форм для отливки кельтов, расценивая это как свидетельство использования в ритуалах, сопровождавших бронзолитейное производство, что было поддержано большинством исследователей. Большое количество ритуальной керамики на поселении Самусь-4 М.Ф. Косарев связывал с- его специализацией на бронзолитейном производстве. В.И. Молодин и И.Г. Глушков видели в Самусь-4 «капище или бронзоли-тейный центр». По мнению Е.А Васильева это сезонный сакральный центр.

Широко привлекать для интерпретации самусьского искусства мифологию цивилизаций Западной Азии и Индии начал В.Д. Славнин. Он же впервые предпринял попытку рассмотреть орнаментальную схему сосуда как отражение целостной картины мира. Концентрические композиции на дне В.Д. Славнин считал солярными, соотнося днище с небом, а антропоморфные фигуры с двумя-тремя вертикальными линиями вместо головы связывал с культом предков. Этот подход получил развитие в работах ИГ Глушко-ва. Орнамент сосудов И.Г. Глушков изучает в горизонтальной развертке, выделяя три орнаментальные зоны: центральную (днище и придонный ярус), срединную (средняя часть тулова) и периферийную (венчик). Центральную зону он соотносил с небом, видел здесь изображение астральных знаков; периферийную отождествлял с потусторонним, подземным миром и стихией воды; срединную связывал со средним миром; тройные линии в срединной зоне считал символом солнечных лучей. Антропоморфные фигуры срединной зоны, соединенные несколькими линиями с «овальным» контуром,

И.Г. Глушков считает имитацией бронзовых прорезных печатей, а антропоморфный лик сверху вертикальных линий - деревянного «идола».

Глава 2. Методика изучения семантики древнего изобразительного искусства. Произведение древнего искусства являлось единицей одного из способов коммуникации в рамках определенной социокультурной группы. В этом отношении оно предстает как текст (сообщение) на определенном изобразительном языке Для понимания сообщения нужно знать правила семантического отождествления его изобразительных элементов с объектами за пределами данной знаковой системы. В зависимости от того, как решается проблема реконструкции этих правил, которые принято называть кодом или языком описания, возможны два основных подхода к интерпретации рисунков.

В первом случае (сравнительно-исторический подход) исследователь пытается объяснить изображение при помощи субъективно подобранных кодов из числа известных ему по другим культурным традициям: осуществляется поиск инокультурных аналогий, содержание которых переносится на изучаемое изображение. Однако сходство отдельных элементов разных культурных традиций не дает гарантии близости значения.

Другой (семиотический) подход нацелен на реконструкцию оригинального кода через изучение закономерностей самого изображения. Он рассматривает искусство как знаковую систему, привлекая наиболее общие методические наработки из лингвистики, семиотики и теории информации, использует понятия знак, язык описания (код), текст (сообщение). Несмотря на теоретические преимущества, это направление пока разработано недостаточно.

Последовательность и содержание исследовательских процедур, направленных на реконструкцию семантики изображений определенной культурной традиции, в рамках семиотического подхода представляются следующими:

1. Отбор всего доступного материала изучаемой изобразительной традиции, выделение основных типов изобразительных текстов. Количество основных типов изобразительных знаков и текстов в рамках культурной традиции ограничено, что связано с социальной направленностью древнего искусства и системностью ритуально-мифологических представлений коллектива.

2. Структурно-знаковый анализ текстов с целью их сегментации и выявления используемого набора знаков, классификация знаков, выявление разных знаков, употребляемых в одинаковых контекстах, и разных контекстов употребления одинаковых знаков, изучение инвариантной структуры текстов и знаков.

Для выявления используемого набора изобразительных элементов, являющихся единицами отношений изобразительного языка, необходим сравнительный анализ внутренней структуры серии текстов. Основы такого анализа были разработаны более тридцати лет назад на материалах петроглифов Я.А. Шером. Однако единого мнения о статусе элементов, из сочетания ко-

торых образованы рисунки, нет. Одни исследователи разделяют их на содержательные и стилистические либо сопоставляют с фонемами и слогами, т.е. рассматривают на дознаковом уровне (Я.А. Шер, А.П. Сенчилов, И.В. Ков-тун и др.), другие выступают против этого (Е.В. Переводчикова, Е.В. Антонова, Д.С. Раевский, М.Н. Погребова). Изучение данной проблемы показало, что каждый из дискретных элементов, также как их сочетание, одновременно обладает и устойчивым планом выражения, и собственным значением, поэтому все они должны рассматриваться как знаки. Иерархический принцип построения позволяет разделять изобразительные знаки по структуре на два вида: а) простые, являющиеся наименьшими единицами отношений изобразительного языка; б) сложные, состоящие из дискретных элементов тоже являющихся знаками. По употреблению в конкретных текстах знаки распадаются на принадлежащие к двум основным уровням: 1) самостоятельные -являющиеся самостоятельными элементами структуры изобразительного текста и воспринимаемые в качестве отдельных целостных фигур (знаки первого уровня); 2) несамостоятельные ~ являющиеся элементами в структуре самостоятельных сложных знаков (знаки второго уровня). По ограничениям употребления изобразительные знаки можно разделить на связанные, т.е. входящие в структуру более сложных знаков только одного типа, и свободные, которые используются в структуре сложных знаков разного типа. Связанные знаки важны для идентификации отдельных типов сложных знаков в рамках набора изображаемых объектов, а свободные отражают определенные эквивалентности на семантическом уровне между разными типами изображений, объединение или противопоставленность сложных знаков на уровне некоторых групп.

3. Исследование семантики знаков и текстов на основе внутреннего анализа искусства: 1) определение первичной (моделируемой собственной структурой) и вторичной (раскрываемой через контексты употребления) семантики знаков; 2) реконструкция пространственного и других кодов.

Знак в древнем искусстве моделирует свое содержание [Лотман, 1970]. Эта модель не является простым воспроизведением объекта, отражает его осмысление в коллективных ритуально-мифологических представлениях. Именно поэтому план выражения у рисунков одинаковых объектов, например, животных одного вида, в разных культурах различен. По способу моделирования объекта изображения можно подразделить на образы (наглядное, чувственное сходство) и схемы (сходство через аналогию между отношениями частей и отдельные признаки). Возникновение знаков-схем связано с формализацией и редукцией образов либо объясняется сложностью создания наглядной модели некоторых объектов и явлений. Чтобы раскрыть содержание схем, необходимо изучать их и в диахроническом аспекте на основе хронологических изменений, и в синхроническом аспекте через отношения с более понятными знаками-образами, в частности, через сравнение с

позиционно равнозначными более реалистичными знаками в других вариантах текста того же типа, анализировать контексты употребления.

План содержания знаков в текстах не исчерпывается передачей только какого-то обобщенного класса объектов и явлений, который моделируется их структурой: быки, лики и др. В текстах знаки наделялись конкретным значением, связанным с местом этих объектов в мифологической модели мира определенной культурной традиции. Кроме того, употребление изобразительных знаков подчиняется универсальным для различных культур принципам мышления, изученным на материалах древних языков. Вместо абстрактных обобщений они использовали обобщения по принципу метонимии и метафоры, выражая отождествление, эпитет и сравнение одними и теми же языковыми средствами [Дьяконов, 1977]. Моделируя один объект, изобразительный знак может по принципу метафоры замещать другой, обладающий с ним общим признаком, что позволяет передавать свойства и функции, выделяя именно этот признак (например, в окуневском искусстве, пасть зверя вместо кисти руки). Также знак может по принципу метонимии выступать индикатором другого объекта, связанного с ним ассоциацией по смежности (например, в окуневском коде отождествления элементов лика и структуры мира, ноздри - воздушное пространство). Выяснить значение изображения в рамках культуры определенного общества можно через изучение контекстов его употребления, сравнение контекста и внутренней структуры знака.

Таким образом, план содержания изобразительного знака целесообразно разделять на два уровня: 1) собственное значение, моделируемое структурой знака, определяющей его соотнесенность с тем или иным классом объектов или явлений реального или воображаемого мира, которое не зависит от позиции в тексте; 2) значение, определяемое контекстом употребления и уровнем прочтения (антропоморфный, космологический и другие коды), которое отражает место изображаемого объекта и его ассоциативные отождествления в рамках культуры. Допустимые значения знака в рамках одного кода или класса объектов можно назвать семантическим полем, а совокупность собственного и контекстных значений — семантическим рядом, объединяющим ассоциативно связанные смысловые единицы. Например, у самусьского изобразительного знака в виде вертикальной линии с дугой на вершине имеется семантический ряд, раскрывающий космологическое значение элементов антропоморфных изображений: космический столп (собствен. знач-е) - высокий головной убор (контекст знач-е) - нос (контекст. знач-е). Поскольку использование ассоциативных рядов для мифологического мышления было одним из важнейших способов передачи смысла, то их выявление и изучение в искусстве является необходимым инструментом изучения семантики.

Другим адекватным и универсальным для различных традиций инструментом, тоже основанным на особенностях мышления и позволяющим осуществить переход от изучения структуры изобразительного языка к семан-

тической интерпретации, является обоснованное Е.В Антоновой и ДС. Раевским целенаправленное изучение пространственного кода изобразительного языка. Представления о структуре пространства (три части по вертикали и четыре по горизонтали), основополагающие для восприятия мира, восходят к универсальным механизмам пространственной ориентации человека, различаются лишь способы кодирования этих идентичных структур в разных культурах. Для изучения пространственного кода культурной традиции необходимо изучение инвариантной структуры текстов и набора бинарных различительных признаков, по которым их части противопоставляются друг другу. Эквивалентность частей текста структуре мира устанавливается через их наполнение теми или иными изобразительными знаками, являющимися индикаторами отдельных зон мироздания. Получение первичной информации о соотношении определенных знаков и частей изобразительного текста со структурой пространства позволяет, учитывая системность плана выражения и содержания знаковой системы, интерпретировать и другие тексты этой традиции с другим набором и группировкой знаков Одновременно происходит проверка сделанной ранее реконструкции кода, уточнение значений отдельных знаков.

4. Сопоставление содержания изобразительного текста, установчен-ного на основе анализа внутренней структуры, с условиями его обнаружения и способом использования Создание изобразительного текста было привязано к определенной ситуации, имело определенную практическую цель, поэтому для полного его понимания анализа только внутренней структуры недостаточно. Для реконструкции прагматики и социального значения изображений следует учитывать назначение предмета, характер объекта, на который нанесен конкретный тип изобразительного текста, условия обнаружения текстов данного типа, отношение к другим текстам этой культуры.

5. Сравнительно-исторический анализ. Сопоставление полученных данных о семантике изображений с внешними по отношению к данной традиции ритуально-мифологическими системами и источниками, в том числе древними текстами на естественном языке, этнографическими материалами.

Глава 3. Структурно-знаковый анализ самусьского искусства.

3.1. Выделение, описание и классификация изобразительных знаков на самусьских сосудах баночной и горшковидной формы Их изобразительное пространство подразделяется на четыре основные орнаментальные зоны, три с внешней стороны боковых стенок и днище Зоны на боковых стенках четко выделяются по двум наиболее общим признакам 1) в верхнем и нижнем ярусе композиционная ось ориентирована по горизонтали, а в среднем -по вертикали, 2) приустьевая и придонная зоны декором заполнены плотно, а на тулове декор разрежен. Большинство самусьских изображений, выступающих самостоятельными единицами отношений в структуре декора, явля-

ются сложными знаками. Среди знаков, соотнесенность которых с каким-либо классом объектов реального мира хорошо распознается, вычленяются изображения с антропоморфными признаками, изображения водоплавающих птиц, животных (лошадь), растений. Остальные можно отнести к числу схем, включив сюда биконические знаки, знаки в виде полуовала, столпа, круг, квадрат, крест и др. Однако, деление это условно, знаки разных классов могут сочетаться в структуре одного изображения.

Среди изображений с антропоморфными признаками можно выделить: 1. Сложные знаки с основанием в виде столпа: а) сверху основания лик с сердцевидным контуром; б) сверху лик с горизонтально усеченной верхней частью, трехлучевым наголовьем, тремя и более горизонтальными черточками с каждого бока; в) сверху круг, иногда тоже с элементами лика; г) сверху лик с контуром в виде полуовала и большим числом лучей. 2. Антропоморфные фигуры без лика 3. Антропоморфные фигуры с ликом. 4. Самостоятельные изображения антропоморфных ликов: а) с округлым контуром, горизонтальной линией между глазами и ртом, знаком в виде вертикальной линии с дугой на вершине на месте носа; б) с налепным овальным контуром и линиями, отходящими от верхней и нижней его частей; в) с овальным контуром, горизонтальной дугой на лбу, тремя лучами в виде узких полуовалов; г) с боковыми сторонами из вертикальных линий, соединяющих придонную и приустьевую орнаментальные зоны; д) без специального контура, верхний край лика - это верхний край сосуда, над рельефным носом, обычно, имеется небольшое углубление, придающее лику сердцевидное очертание.

3.2. Общие закономерности построения композиций в рамках орнаментальных зон на сосудах баночной и горшковидной формы. В наиболее сложном варианте приустьевая зона сегментируется на основную композицию, симметричную относительно своей середины, и декор вдоль верхнего края венчика Основная композиция имеет границы в виде двух двойных или тройных горизонтальных линий. Иногда внутри нее располагались антропоморфные и зооморфные рисунки: 1) горизонтальные человеческие фигуры без головы (обычно восемь), 2) головы лошадей (четыре пары).

Композиция среднего яруса часто включает четыре, шесть, восемь или более тройных вертикальных линий, соединяющих между собой две другие орнаментальные зоны и разделяющих изобразительное пространство на четное количество блоков. Данная закономерность распределения изображений находила отражение и в форме сосуда, т к. многие горшки имели многоугольную форму дна Часто в середине выделяемых блоков расположены антропоморфные фигуры и другие рисунки. Существует три типичных варианта сочетания на тулове сосудов самостоятельных знаков 1) повторяется один и тот же знак; 2) чередуются два разных знака (обычно, 4 знака одного типа и 4 другого), 3) чередуются три разных знака: самостоятельные знаки в виде столпа делят орнаментальную зону на четное количество блоков, знаки двух других

типов чередуются между собой внутри блоков. Какие-либо наглядные сюжет -но-действенные связи между самостоятельными знаками отсутствуют.

Дно обычно бывает круглым, четырехугольным, восьмиугольным. Главный принцип декорирования дна - нанесение концентрических окружностей и многоугольников. При этом рисунки делят его на центральную часть и периферию. Второй принцип построения декора на дне — выделение четного количества секторов. На некоторых днищах концентрический принцип построения декора сочетается с размещением в середине изображений с линейной композиционной осью: антропоморфной фигуры, лика, биконического знака и др.

3.3. Организация изображений на других предметах и памятниках иного типа. Проанализирован декор биконических сосудов, кельтов, наконечников копий и сопоставлен с изображениями на сосудах обычной формы. Отмечены варианты фигурных изображений из бронзы.

Классификация изображений из камня:

1. Голова медведя.

2. Антропоморфные изображения: а) столпообразной формы с ликом в верхней части; б) голова удлиненной формы; в) голова реалистичных пропорций с «гребнем» из треугольных зубцов от лба до затылка; г) «молот» в виде условной человеческой головы с глазами; д) пирамидка неправильной формы с изображением трех ликов.

3. Предметы в виде буквы «г» с полукруглым в сечении основанием и округлым в сечении стержнем, расположенным перпендикулярно основанию. Известно три варианта их оформления: а) без дополнительных деталей; б) с фаллическим утолщением на вершине стержня; в) с головой человека на вершине стержня. Судя по следам крепления у нескольких изделий, их основание располагалось вертикально стержневой частью сверху и привязывалось к какой-то твердой основе. Устойчивость обеспечивалась плоской гранью, не позволявшей проворачиваться в стороны. Возможно, изделия с таким креплением использовались как навершия жезлов либо в районе пояса на жреческом костюме, а предмет с головой человека, имеющий овальное углубление сверху основания, видимо являлся алтарем.

Среди материалов поселения Самусь-4 имеются каменные и керамические предметы «луновидной» формы с отверстием в средней части. Они подобны каменным изделиям окуневской и кротовской культур, которые были сопоставлены с ножами для сбора проса с территории Китая и Кореи [Моло-дин, 1985; Nagleг, 1999]. Керамические предметы Самусь-4, возможно, нашивались на костюм, причем одно изделие изогнутой формы наиболее подходит для крепления на голове. Последнее предположение находит аналогию в одном из погребений кротовского могильника Сопка-2, в котором «луновид-ные» предметы являлись принадлежностью головного убора [Молодин, 1985]. В окуневской культуре аналогичные изделия найдены совместно с ритуальным инвентарем. С сибирскими изделиями сопоставимы бронзовые ножи из

сейминско-турбинского Галичского клада. Из того же клада происходит изображение человека с «луновидными» предметами на головном уборе. Таким образом, в самусьской и других сибирских культурах и сейминско-турбинских группах важную роль играло ритуальное использование таких изделий. Исходя из аналогий, одним из способов использования самусьских «луновидных» предметов могло быть размещение на головном уборе дугообразной стороной вверх. Такая позиция позволяет сравнивать их с верхней частью полуовала, изображавшегося над антропоморфными фигурами на сосудах.

3.4. Сосуды, декорированные ромбовидным штампом, и проблема внутренней хронологии самусъского искусства. Впервые попытка выявления хронологических изменений в самусьском искусстве была предпринята М.Ф. Косаревым [1974], предложившим керамику с оттисками ромбовидного штампа выделить в отдельную группу и считать хронологически поздней. Идея обособления такого декора встретила возражения, поскольку он используется в обычных композициях [Молодин, Глушков, 1989]. Однако генезис данного изобразительного элемента с самусьским искусством не связан. Ближайшие аналогии ему — декор кельтов из Ростовки и Сопки-2. Существуют и новые композиционные схемы, выполненные подобным орнаментиром — крупные треугольники, опоясывающие тулово сосуда. Вторая схема имеет аналогии на некоторых сосудах окуневской культуры (Парная, Верхний Аскиз-1), однако, в целом, для них не характерна. Имеющиеся у некоторых сосудов этого типа Самусь-4 широкие желобки в придонном ярусе типичны для андроновского декора. Стратиграфия исследованных В.И. Матющенко на Самусь-4 погребений с такими сосудами тоже свидетельствует в пользу поздней их даты, т.к. сооружены они в уже отложившемся самусьском культурном слое. С данной группой керамики сопоставимы и некоторые другие предметы, в частности формы типологически поздних ложноушковых кельтов с ромбами.

На основании внутреннего изучения самусьской знаковой системы и учета относительной хронологии отдельных памятников определены тенденции развития самусьского искусства, проявляющиеся в схематизации и геометризации ранее существовавших типов антропоморфных и орнитоморфных изображений на сосудах при одновременной утрате многих деталей.

Глава 4. Семантика самусьского искусства.

4.1. Семантика общих принципов построения изобразительных текстов на сосудах. Зональность декора и набор используемых знаков определяется представлениями об устройстве мироздания. Средняя часть тулова с разреженным декором, рисунками антропоморфных фигур, стоящих птиц и растений соотносилась с наземным миром, зона венчика - с небом, моделируя, прежде всего, небесную твердь и запасы вод, придонный ярус, на котором стоят фигуры - с землей. Четное количество изображений на боковых стенках сосуда передает структуру мира в горизонтальной плоскости. Более

схематично представление об устройстве мира в плане отражено в декоре днища.

Мир предстает состоящим из нескольких областей, расположенных вокруг одной центральной. Области, как правило, отделены друг от друга двойными и тройными линиями, которые в вертикальной проекции символизируют космические столпы, поддерживающие небо, а в горизонтальной схеме могут означать какие-то естественные преграды - горные цепи и др. Обычно выделялось четыре или восемь сторон света. Пространство было окружено космическими водами. Поскольку в архаическом мышлении членение пространства на направления идет параллельно с членением времени на фазы, то в самусьских композициях на днище и тулове могла найти отражение и временная структура мира. Образом мира в вертикальной проекции является полуовал, моделирующий небосвод. С внешней стороны небосвода тоже расположены космические воды. Мы предполагаем также существование в самусьской космологии и космогонии характерных для многих мифологических традиций Евразии представлений об уподоблении вселенной мировому яйцу и, возможно, о происхождении мира из яйца. С этой темой могут быть связаны антропоморфные лики овальной формы, полуовал небосвода, овал внутри тела мифической водоплавающей птицы.

4.2. Семантика отдельных типов изображений. В середине передающих отдельные области мира секторов, выделявшихся на тулове сосудов знаками столпа и ребрами, чаще всего изображались антропоморфные фигуры без головы Иногда они показаны внутри полуовала и соединены с ним короткими линиями, делящими внутреннее пространство на три яруса и воплощающими представления о трех частях мироздания через антропоморфную модель. Каждый из образующих фигуру простых знаков моделирует тот или иной элемент мира, получая значение части фигуры человека лишь в общем антропоморфном контексте. Например, полуовал рук тождественен полуовалу небосвода, структура туловища соответствует знаку столпа «Бесплотность» человеческих фигур, отсутствие головы, метафорическое отождествление отдельных элементов изображения с элементами модели мира может являться указанием на связь с представлениями о ритуальном расчленении соответственно структуре пространства Возможно, так изображались обожествленные первопредки, причастные к созданию мира Позиция таких изображений на тулове сосуда и в приустьевой зоне позволяет рассматривать их как хранителей отдельных областей мира, поддерживающих установленный мировой порядок. Горизонтальное положение подобных фигур в приустьевой орнаментальной зоне лучше всего соответствует положению умерших и указывает на нахождение потустороннего мира на небе.

Важное место в самусьском искусстве принадлежит образам обожествленных и персонифицированных космических столпов. Выделяется два типа противопоставленных друг другу столпов, различающихся ликами. Один

столп, лик которого имеет трехлучевое наголовье, связан со средним миром. Другой увенчан сердцевидным ликом, имеющим аналогии на окраине приустьевой зоны, поэтому связан с потусторонним миром, периферией космоса. Лик с трехлучевым наголовьем встречается также сверху полных антропоморфных фигур, при этом существуют переходные варианты между такой фигурой и столпом с аналогичным ликом. Фигура с ликом олицетворяет собой мировую ось, разделяет небо и землю, а разведенные в стороны руки расширяют пространство по горизонтали.

Особый персонаж самусьской мифологии передан рисунком лика с большим количеством лучей. Многолучевые изображения других культур обычно принято отождествлять с божеством солнца, а сам лик - с солнечным диском, излучающим свет. Дня лика Самусь-4 простой перенос такого объяснения невозможен, т.к. его верхняя часть имеет форму полуовала. В самусьской знаковой системе полуовал имел значение небесного свода, поэтому обоснованно можно говорить лишь о связи данного божества с дневным небом.

Среди самостоятельных антропоморфных ликов средней части тулова выделяются два основных типа. Один имеет форму столпа, другой - овала. Последний, по нашему мнению, связан с представлениями о мировом яйце. Структура обоих ликов соотносится с моделью мира, делая акцент на разных ее аспектах, а их элементы имеют космологическое значение.

Для декора самусьских сосудов обычной формы характерен биконичес-кий знак, связанный с небом и космическими водами. Некоторые бикони-ческие знаки на тулове самусьских сосудов непосредственно воспроизводят такой же формы ритуальные изделия из двух чаш, ориентированных в противоположные стороны и соединенных полым цилиндром. В эти бездонные изделия совершались жертвенные возлияния, моделировавшие, видимо, круговорот воды в природе и магически обеспечивавшие выпадение реальных дождей, поддерживая изобилие растительного и животного мира.

Реалистичные изображения растений в самусьском искусстве встречаются редко, однако, растительная символика, несущая идеи жизненной силы, роста, плодородия, представлена в нем широко. Листья, побеги, семена растений на одном из интерпретационных уровней могут символизировать черточки и овальные наколы по бокам и сверху многих знаков столпа, антропоморфных фигур, ликов, между волнистых линий. В связи с этим становится понятна важная ритуальная роль изделий «луновидной» формы, которые имеют южные аналогии среди ножей для сбора злаков. Исходя из аналогий, одним из способов их использования могло быть размещение на головном уборе дугообразной стороной вверх. Такая позиция раскрывает отождествление их формы с верхней частью полуовала-небосвода, изображавшегося над антропоморфными фигурами на сосудах. Идеи плодородия несут в себе ритуальные г-образные предметы, стержневая часть которых с разной степенью наглядности передает фаллическую форму, а основание могло наде-

ляться растительной символикой. Не исключено их использование в обрядах плодородия типа священного брака.

Из зооморфных изображений на самусьских сосудах, бронзовых пластинах и в скульптуре представлены кони, водоплавающие птицы и медведь. Позиция коней в тексте связывает их с небом и космическими водами. Они показаны парами, в рамках которых противопоставлены друг другу. Такие характеристики обнаруживают параллели в образах парных небесных коней древнеиранской и древнеиндийской мифологии. Подобно антропоморфным образам и изображениям головы коня самусьские рисунки птиц образованы из знаков, имеющих космологическое значение. Существенно, что середина тела птицы, которая предстает и серединой мира, на одном из сосудов обозначена яйцевидным овалом. Это рисунок мифологического персонажа, в основе которого образ гуся, но с клювом хищной птицы. Его синкретичный характер указывает на связь со всеми тремя мирами. О значении медведя в самусьской ритуально-мифологической системе судить сложнее, т к. изображения этого образа не дают необходимого для интерпретации культурного значения контекста.

В целом самусьские космологические и космогонические представления среди инокультурных аналогий наиболее близки древнеиранским.

4.3. Семантика декора на кельтах и наконечниках копий. Декор самусь-ских форм для отливки орудий свидетельствует о неразрывной связи бронзо-литейного производства с общими ритуально-мифологическими представлениями. Например, декор кельтов турбинского типа Самусь-4 лаконично реализует ту же модель мира, которая нашла отражение на сосудах: горизонтальные линии у втулки соответствуют декору приустьевой орнаментальной зоны, а двойные вертикальные линии на ребрах кельта — знакам столпа на ребрах тулова сосудов Такие изображения отождествляют процесс изготовления, структуру и свойства бронзовых орудий с процессом создания мира, его структурой и свойствами отдельных элементов, укрепляя изделия символическими средствами. В связи с проблемой реконструкции сопровождавших процесс литья ритуалов заслуживает внимания миниатюрная льячка в форме водоплавающей птицы, имевшая, видимо, символическое значение. С учетом тесной связи бронзолитейного производства с космологией и космогонией, использование в данных операциях льячки такой формы сопоставимо с реконструируемыми у самусьцев представлениями об участии водоплавающей птицы в процессе создания реального мира

Глава 5. Сравнительно-исторический анализ и хронология самусьского искусства.

5.7. Культурно-хронологическое соотношение самусьской и окуневской изобразительных традиций. Сравнение самусьского искусства с окуневс-ким Минусинской котловины свидетельствует о родстве, так как начертание

ряда знаков и позиция в структуре текстов совпадает. При этом окуневская и самусьская знаковые системы вполне самостоятельны, а сходство, в значительной мере, обусловлено близостью ритуально-мифологических представлений. Это может объясняться их появлением в Сибири в результате миграции с юга групп населения, связанных с одним культурным кругом. Вместе с тем ряд изображений Самусь-4, возможно, отражает влияние окуневского искусства, а некоторые окуневские рисунки из северо-западной части Минусинской котловины - самусьского, что могло произойти в ходе контактов соседних археологических культур. Интересен в этом отношении уникальный лик с большим количеством лучей с Самусь-4, иконография которого, вероятно, является результатом влияния раннеокуневского изобразительного канона, наложив-шегося на собственные представления и изобразительную традицию самусь-цев. Контакты могли быть связаны с обменом металла или продвижением «южного» компонента самусьской культуры на север через Алтай.

Нижний рубеж самусьской культуры, если исходить из раннеокуневских аналогий стилистическим особенностям самусьских изображений, можно синхронизировать с концом тасхазинского - началом черновского этапов окуневской культуры Минусинской котловины. Если опираться на имеющиеся радиоуглеродные даты окуневских памятников, он может быть определен не позднее второй четверти II тыс. до н.э., а с учетом калибровки отнесен к концу III - началу II тыс. до н.э. Это близко новым датировкам елунинской и кротовской культур, сейминско-турбинского горизонта волго-уральского региона [Кирюшин, 2002; Молодин, 2001; Бочкарев, 2002].

5.2. Проблема соотношения самусьского бронзолитейного производства с сейминско-турбинской традицией. Среди найденных на памятниках самусь-ской культуры бронзолитейных форм выделяются две основные группы. Одна включает формы кельтов турбинского типа и формы наконечников копий, для декора которых характерны двойные и тройные линии, треугольники встречены единично, ромбы отсутствуют. Другую характеризуют формы ложноуш-ковых кельтов с вертикальными цепочками штрихованных ромбов и треугольников. В.И. Матющенко относил к самусьской культуре обе группы, М.Ф. Косарев первоначально только первую, Е.Н. Черных и СВ. Кузьминых - вторую. Типологически группы сильно различаются и эволюционного ряда не образуют. Сравнение с декором керамики свидетельствует об изначальной связи с самусьской культурой первой группы и возможном использовании в результате внешнего воздействия на позднем этапе культуры второй. Генезис второй группы связан с линией развития, представленной кельтами сейминского типа с одной или двумя петельками для привязывания и отдельными цепочками ромбов, найденными, например, в могильнике Ростовка Двойные линии на ребрах кельтов турбинского типа Самусь-4 обусловлены ритуально-мифологическими представлениями, а не вырождением гребней кельтов сейминско-го типа, как предполагали Е.Н. Черных и СВ. Кузьминых.

, Принадлежность декора самусьских литейных форм первой группы и ритуальных сосудов к одной знаковой системе, а также прямые стилистические и иконографические аналогии изображений человека и лошади на керамике с фигурным литьем из Галича, Ростовки и Сеймы, впервые позволяют получить представление о собственной керамической традиции сейминско-турбинских групп. Наличие такой керамики на Самусь-4 свидетельствует против поздней датировки этого памятника и всей самусьской культуры в ряду других памятников и культурных образований с орудиями сейминско-турбинского облика и является еще одним аргументом появления самусьского бронзолитейного производства в результате миграции, а не в результате трансформации иных (сейминского типа) бронзолитейных стандартов в условиях Сибири.

5.3. Проблема происхождения самусьского искусства. Для ее решения используется комплексный подход. Признаки самусьских рисунков головы коня близки скульптурным изображениям лошадиных голов из Прииртышья и изображениям лошадей сейминского пласта петроглифов северо-западной периферии Центральной Азии. Наибольшим сходством по технике исполнения, стилю и композиции, антропологическим особенностям с самусьской скульптурой обладают каменные жезлы эпохи бронзы, увенчанные головой человека, с территории Синьцзяна. С некоторыми петроглифами северо-западных районов КНР имеют сходство и самусьские антропоморфные рисунки на керамике. Трактовка найденной на Крохалевке-13 плоской бронзовой человеческой фигуры обнаруживает аналогии в Фергане и Иране (Гиссар III, Сиалк), где подобные изделия появляются с конца Ш тыс. до н.э. Самусьские бикони-ческие изображения сравнимы со стилем петроглифов эпохи ранней бронзы «битреугольного» стиля Тянь-Шаня, Памира, Гиндукуша и росписями иранской керамики IV - III тысячелетий до н.э. Самусьские биконические сосуды по форме и размеру близки «курильницам» Саяно-Алтая эпохи энеолита и бронзы,, а по наличию сквозного отверстия между чашей и поддоном обнаруживают соответствия с сосудами для жертвенных возлияний из Западной Азии. На содержательном уровне с самусьскими рисунками сопоставимы изображения человека под полуовалом из Саймалы-Таш в Центральной Азии. Немного позднее на обширной территории Восточного Тянь-Шаня, Саяно-Алтая, Внутренней Монголии получила распространение традиция изображения антропоморфных фигур, у которых большой полуовал редуцирован до небольшого «грибовидного» знака [Молодин, Черемисин, 1997]. Его форма, позиция и семантика сопоставимы с сейминско-турбинской традицией размещения на головном уборе предметов «луновидной» формы, что указывает на определенную близость ритуально-мифологических представлений, тем более что создатели этих наскальных изображений были носителями бронзолитейных традиций, родственных сейминско-турбинским и карасукским.

В совокупности перечисленные факты указывают, что происхождение «южного» компонента самусьской культуры и появление новой для Запад-

ной Сибири изобразительной традиции может быть связано с миграционными волнами из районов Центральной Азии, лежащих к югу и юго-западу от верховий Оби и Иртыша (вероятно, Восточный Тянь-Шань и прилегающие территории). Проживавшее там население было связано по происхождению или испытывало культурные влияния обществ с производящим хозяйством более западных регионов. Там же, видимо, происходило формирование сей-минско-турбинской бронзолитейной традиции, к исходным типам орудий которой, согласно схемы П.М. Кожина, принадлежат кельты-лопатки. В относительной близости на севере КНР и в верховья р. Инд [1ейшаг, 1982] открыты петроглифы, сопоставимые с окуневским искусством. Культурные связи, направленные в сторону Алтая, Тянь-Шаня, северо-восточной периферии Западной Азии, демонстрируют материалы родственной самусьской кротовс-кой культуры [Молодин, 1988; 1993]. По мнению антропологов В А Дремо-ва, И.И. Гохмана, ТА. Чикишевой европеоидный антропологический тип, представленный в погребениях эпохи ранней и развитой бронзы Западной Сибири и Саяно-Алтая, может иметь юго-западное происхождение. Одна из вероятных причин миграций на север - возрастание засушливости климата, ощущавшееся в это время и в Западной Сибири [Косарев, 1974]. Расселение коллективов с орудиями турбинского типа, вошедшими одним из компонентов в состав самусьской культуры, вероятно, предшествовало более масштабной «сейминской» волне, но значительного хронологического разрыва. между ними, видимо, не было.

5.4. Самусьское искусство и наскальные изображения сопредельных территорий. Самусьские антропоморфные изображения на керамике обнаруживают аналогии на обширной территории от бассейна Енисея до Восточной Европы. Такая география соответствует направлениям миграций и контактов сейминско-турбинских коллективов, выявляемым по открытым памятникам и находкам бронзовых изделий. Наряду с общими чертами между изображениями порой имеются весьма существенные различия, т.к. традиции отдельных сейминско-турбинских коллективов изначально обладали хронологическими и локальными особенностями, разные группы мигрантов вступали в контакты с разными местными племенами, принесенные ритуально-мифологические представления и изобразительная традиция заимствовались и по-разному трансформировались местным населением.

5.5. Проблема исторической судьбы самусьской изобразительной традиции. Проведен сравнительный анализ серии самусьских и кулайских изображений. Выявленные параллели представляют систему взаимосвязанных признаков, поэтому позволяют дополнительно обосновать преемственность этих двух изобразительных традиций и стоящих за ними ритуально-мифологических представлений.

Заключение. Обобщены основные выводы исследования.

По теме диссертации опубликованы следующие работы

1. Есин Ю.Н. Биконические фигуры в искусстве Нижнего Притомья // Международная конференция по первобытному искусству. Тез. докл. - Кемерово: Никалс, 1998.- С. 97-98.

2. Есин Ю.Н. Биконические фигуры в древнем искусстве Сибири (по материалам самусьской и окуневской культур) //Международная конференция по первобытному искусству. Труды. - Т. 1. -Кемерово: Никалс, 1999. - С. 139 - 147.

3. Есин Ю.Н. Семантика декора на сосудах самусьской культуры // Древности Алтая. - Горно-Алтайск: Изд-во ГАГУ, 2001. - № 7. - С. 39 - 54.

4. Есин Ю.Н. Семантика изображений рта в окуневском искусстве //Пространство культуры в археолого-этнографическом измерении. Западная Сибирь и сопредельные территории. - Томск: Изд-во Том. ун-та, 2001. - С. 229 - 232."

5. Есин Ю.Н. Проблемы семантики антропоморфных ликов окуневского искусства // Степи Евразии в древности и средневековье. - СПб.: Изд-во Гос. Эрмитажа, 2002.-С. 138-140.

6. Есин Ю.Н. О семантике изображений окуневского искусства в виде круга или квадрата с лучами // Археология, этнография и антропология Евразии. - 2002. -№1.-С. 96-105.

7. Есин Ю.Н. К проблеме соотношения самусьской и окуневской культур // Труды Музея археологии и этнографии Сибири им. В.М. Флоринского Томского государственного университета. - Томск: Изд-во Том. ун-та, 2002. - Т. 1. - С. 39 - 56.

8. Есин Ю.Н. Социальная направленность первобытного искусства и изобразительный текст // Социально-демографические процессы на территории Сибири (древность и средневековье). - Кемерово, 2003. - С. 117 - 122,

9. Есин Ю.Н. К вопросу о бронзолитейном производстве на поселении Самусь-4 // Вестник НГУ. Серия: История, филология. - Т. 2. - Вып. 3: Археология и этнография. - Новосибирск: Изд-во Новосиб. гос. ун-та, 2003. - С. 35 - 39.

Подписано в печать 02.04.04. Бумага офсетная Формат 60 х 84 /16. Гарнитура Times New Roman. Офсетная печать. Усл. печ. л. 1,5. Уч.-изд. л. 1,5. Тираж 100. Заказ №91.

Издательство Института археологии и этнографии СО РАН. Лицензия ИД № 04785 от 18 мая 2001 г. 630090 Новосибирск, пр. Академика Лаврентьева, 17.

И- 72 30

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата исторических наук Есин, Юрий Николаевич

Введение.,.

Глава 1. История изучения искусства самусьской культуры: основные проблемы.

1.1. Характер и состояние источников.

1.2. Проблема классификации самусьских изображений.

1.3. Проблемы соотношения самусьского искусства с другими изобразительными традициями Азии и его хронологии.

1.4. Проблема семантики.

Глава 2. Методика изучения семантики древнего изобразительного искусства.

2.1. Два подхода к изучению семантики древнего искусства.

2.2. Структура изобразительного языка и статус его элементов.

2.3. Проблема соотношения изображений и изображаемого мира.

2.4. Структурно-знаковый анализ древнего искусства.

2.5. Изобразительный текст как элемент в рамках культуры.

2.6. Методические модели перехода от изучения структуры изобразительного языка к семантической интерпретации изобразительных текстов.

2.7. Пространственный код в древнем искусстве.

Глава 3. Структурно-знаковый анализ самусьского искусства.

3.1. Выделение, описание и классификация изобразительных знаков на самусьских сосудах баночной и горшковидной формы.

3.2. Общие закономерности построения композиций в рамках орнаментальных зон на сосудах баночной и горшковидной формы.

3.3. Организация изображений на других предметах и памятниках иного типа.

3.4. Сосуды, декорированные ромбовидным штампом, и проблема внутренней хронологии самусьского искусства.

Глава 4. Семантика самусьского искусства.

4.1. Семантика общих принципов построения изобразительных текстов на сосудах.

4.2. Семантика отдельных типов изображений.

4.3. Семантика декора на кельтах и наконечниках копий.

Глава 5. Сравнительно-исторический анализ и хронология самусьского искусства.

5.1. Культурно-хронологическое соотношение самусьской и окуневской изобразительных традиций.

5.2. Проблема соотношения самусьского бронзолитейного производства с сейминско-турбинской традицией.

5.3. Проблема происхождения самусьского искусства.

5.4. Самусьское искусство и наскальные изображения сопредельных территорий.

5.5. Проблема исторической судьбы самусьской изобразительной традиции.

Введение диссертации2004 год, автореферат по истории, Есин, Юрий Николаевич

Актуальность темы. История изучения искусства самусьской археологической культуры эпохи бронзы Западной Сибири насчитывает уже более 40 лет. За прошедшее время исследователями в этой области достигнуты существенные научные результаты. В том числе, получена значительная источниковая база, важнейшую часть которой составляют фрагменты ритуальных сосудов с уникального памятника Самусь-4. Используемые изобразительные элементы объединяют в единый комплекс с ритуальными сосудами изображения из камня и бронзы, литейные формы орудий сейминско-турбинского типа, некоторые петроглифы. Этот комплекс связан с традициями пришлого, «южного» компонента культуры, который может быть также определен как сейминско-турбинский. Однако как единый комплекс, отражающий разные аспекты одной изобразительной и ритуально-мифологической системы, эти материалы в полной мере не изучались. Кроме того, в исследовательских целях до сих пор использовалась лишь часть имеющихся материалов, в ряде случаев прорисовки были недостаточно точны, при реконструкции некоторых изображений допущены искажения. Поэтому система изобразительных элементов и персонажей самусьского искусства не была в полной мере выделена и проанализирована, а классификации отдельных типов изображений учитывают менее половины существующих вариантов. Опыт предшествующего изучения самусьского искусства был основан преимущественно на анализе антропоморфных и зооморфных изображений, но они являются только частью знаковой системы.

Семантика самусьских изображений реконструировалась на основе различных инокультурных материалов, степень близости которых определялась субъективно, поэтому имеющиеся интерпретации нельзя считать в достаточной мере надежными. Элементы семиотического подхода, применявшиеся в ряде работ, играли вспомогательную роль по отношению к сравнительно-историческому методу, что обусловило их низкую эффективность. Поэтому внутренние информативные возможности самусьского искусства как знаковой системы в должной мере не использованы. Эта ситуация напрямую связана с неразработанностью методики самого семантического анализа, которая требует специального внимания.

Требуется изучение на новом уровне соотношения с искусством эпохи бронзы соседних территорий, в частности, окуневской изобразительной традицией. В свою очередь от характера такого соотношения во многом зависит решение вопроса о происхождении самусьского искусства и его хронологии.

Цель и задачи исследования. Целью исследования является изучение искусства самусьской культуры Приобья как источника, отражающего ритуально-мифологические представления и культурно-исторические процессы, что предполагает решение следующих задач: создание свода материалов по искусству самусьской культуры на основе более точных копий, более полного учета различных вариантов изображений разных классов и типов и на различных объектах; разработку методики изучения древнего искусства как знаковой системы и семантического анализа изображений; формальный анализ самусьского искусства как знаковой системы с целью выявления и классификации набора используемых изобразительных знаков, изучения способов их сочетания; изучение семантики самусьского искусства на основе его внутренних информативных возможностей; проведение сравнительно-исторического анализа самусьского искусства для изучения его истоков и исторической судьбы, уточнения хронологии.

Важнейшее значение среди решаемых задач имеет теоретическая и практическая разработка методики изучения семантики древних изображений, т.к. именно смысловая сторона определяет системность изобразительного языка, стоит за структурой изобразительных элементов и способами их использования в качестве единиц отношений этой системы.

Методы исследования. Самусьская изобразительная традиция исследуется как предназначенная для коммуникации неязыковая моделирующая знаковая система, состоящая из ограниченного набора знаков определенного стиля с определенными правилами сочетания. Для анализа этой системы используется структурно-знаковый метод. Изучение семантики осуществляется через изучение контекстов изображений, выявление семантических рядов и сопоставление наиболее общих композиционных принципов с мифологическими и культурными универсалиями об устройстве мироздания, что позволяет реконструировать правила отождествления изобразительных знаков с элементами модели мира. Используются также традиционные для археологии сравнительно-исторический и типологический методы.

Территориальные и хронологические рамки. Территориально работа, в основном, ограничивается районами распространения памятников самусьского искусства, т.е. охватывает бассейн р. Обь от Новосибирского водохранилища до р. Васюган. В плане аналогий учитываются изображения из других регионов Евразии. Хронология самусьского искусства связана со II тыс. до н.э.

Источники. В диссертации учтены материалы 14 памятников разного типа (поселения, погребения, петроглифы, случайные находки), которые включают около 500 фрагментов самусьских сосудов, литейных форм, изделий из камня, бронзы, наскальных изображений. Основную их часть составляют фрагменты более 300 керамических сосудов, отобранных и скопированных контактным способом в процессе работы с археологическими коллекциями поселения Са-мусь-4, полученными В;И. Матющенко и хранящимися в МАЭС ТГУ, ТОКМ, Музее г. Северска. Также задействованы изучавшиеся автором изображения окуневской культуры Минусинской котловины и опубликованные памятники искусства Западной, Восточной, Южной Сибири, Урала, Центральной и Западной Азии. Автор выражает большую признательность В.И. Матющенко за возможность использовать в работе материалы Самусь-4, благодарит Ю.С. Худякова и В.И, Молодина за поддержку концепции исследования, советы и замечания, Ю.И. Ожередова, Я.А. Яковлева, Е.А. Васильева, А.И. Боброву, Г.И. Гребневу, В.В. Боброва за помощь в работе с источниками.

Научная новизна. Создана качественно новая база данных по самусьскому искусству на основе точных контактных копий и более полного учета всех имеющихся изображений. Разработана методика изучения семантики древнего искусства, основанная на новой концепции структурного анализа изображений и теории семантических рядов. Впервые проведено полномасштабное и последовательное исследование самусьского искусства как знаковой системы в рамках семиотического подхода. Это позволило на новом уровне реконструировать содержание самусьских изобразительных текстов, запечатленные в них представления о мире. На новом уровне изучено соотношение с окуневским искусством, что позволило выявить родство, но самостоятельность этих знаковых систем, наличие окуневского влияния на самусьское искусство, общие образы и представления. На основе изучения соотношения самусьского и окуневского искусства, самусьского бронзолитейного комплекса и сейминско-турбинской бронзолитейной традиции предлагается удревнить нижнюю дату самусьской культуры до рубежа III - II тыс. до н.э. Выдвинута гипотеза о центрально-азиатских истоках самусьского искусства. На основе сопоставления с декором самусьских сосудов выделен пласт наскальных изображений Северной Азии, связанный с сейминско-турбинской традицией. Дополнительно обоснована преемственность самусьской и кулайской изобразительных традиций.

Практическая значимость. Материалы диссертации важны для изучения всего круга вопросов, связанных с сейминско-турбинским феноменом Северной Евразии. Они. могут быть использованы при подготовке обобщающих работ и учебных курсов по древней истории Сибири. Разработанная методика структурно-знакового анализа и изучения семантики древнего искусства может применяться при исследовании других изобразительных традиций.

Апробация результатов. Ряд положений исследования апробирован на научных конференциях в Кемерово (1998, 2003), Минусинске (1999, 2002, 2003), Томске (2001) и отражен в 9 публикациях.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения, библиографического списка и двух иллюстративных приложений.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Искусство самусьской культуры"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Обобщая результаты проведенного исследования, перечислим основные черты самусьских ритуально-мифологических представлений. Важнейшую роль в их реконструкции сыграл декор сосудов, как наиболее сложноорганизо-ванный изобразительный текст этой традиции, сохранившийся до нашего времени. Основополагающей идеей, запечатленной в декоре самусьских сосудов, определяющей его зональность и набор используемых знаков, было представление об устройстве мироздания. Зона венчика соотносилась с небом, моделируя, прежде всего, небесную твердь и запасы вод, придонный ярус - с землей, средняя часть тулова с разреженным декором, рисунками антропоморфных фигур, стоящих птиц и растений - с наземным миром, воздушным пространством. Четное количество изображений, ритмическое повторение знаков на боковых стенках сосуда передает структуру мира в горизонтальной плоскости. Более схематично представления об устройстве мира в плане отражены в декоре дна.

Мир предстает состоящим из нескольких областей, расположенных вокруг одной центральной. Области, как правило, отделены друг от друга двойными и тройными линиями, которые в вертикальной проекции (на тулове) символизируют космические столпы, поддерживающие небо, а в горизонтальной схеме (на дне) могут символизировать какие-то естественные преграды — горные цепи и др. Обычно выделялось четыре или восемь сторон света. Пространство было окружено космическими водами. Поскольку в архаическом мышлении членение пространства на направления и области идет параллельно с членением времени на фазы, то в самусьских композициях на днище и тулове могла найти отражение и временная структура мира. Образом мира в вертикальной проекции является полуовал, моделирующий небосвод. С внешней стороны небосвода тоже расположены космические воды. Мы предполагаем также существование в самусьской космологии и космогонии характерных для многих мифологических традиций Евразии представлений об уподоблении вселенной мировому яйцу и, возможно, о происхождении мира из яйца. С этой темой могут быть связаны антропоморфные лики овальной формы, полуовал небосвода, овал внутри тела мифической водоплавающей птицы.

В середине передающих отдельные области мира секторов, выделявшихся на тулове сосудов знаками столпа и ребрами, чаще всего изображались антропоморфные фигуры без головы. Иногда они показаны внутри полуовала и соединены с ним короткими линиями, делящими внутреннее пространство на три яруса и воплощающими представления о трех частях мироздания через антропоморфную модель. Каждый из образующих фигуры простых знаков моделирует тот или иной элемент мира, получая значение части фигуры человека лишь в общем антропоморфном контексте. Например, полуовал рук тождественен полуовалу небосвода, структура туловища соответствует знаку столпа. «Бесплотность» человеческих фигур, отсутствие головы, метафорическое отождествление отдельных элементов изображения с элементами модели мира может являться указанием на связь с представлениями о ритуальном расчленении соответственно структуре пространства. Возможно, так изображались обожествленные первопредки, причастные к созданию мира или укрепившие его через жертвоприношение. Позиция таких изображений на тулове сосуда и в приустьевой зоне позволяет рассматривать их как хранителей отдельных областей мира, поддерживающих установленный мировой порядок. Горизонтальное положение подобных фигур в приустьевой орнаментальной зоне лучше всего соответствует положению умерших и указывает на нахождение потустороннего мира, мира предков, на небе.

Второе место по частоте употребления после рисунков человеческих фигур без головы в самусьском искусстве принадлежит образам обожествленных и персонифицированных космических столпов. Выделяется два типа противопоставленных друг другу столпов, различающихся, прежде всего, по структуре венчающих их ликов. Один столп, лик которого имеет трехлучевое наголовье, связан со средним миром. Другой столп увенчан сердцевидным ликом, имеющим аналогии на окраине приустьевой зоны, поэтому связан с потусторонним миром, периферией космоса. Лик с трехлучевым наголовьем встречается также сверху полных антропоморфных фигур, при этом существуют переходные варианты между такой фигурой и столпом с аналогичным ликом. Фигура с ликом олицетворяет собой мировую ось, разделяет небо и землю, а согнутые в локтях и разведенные в стороны руки расширяют пространство по горизонтали.

Особый персонаж самусьской мифологии передан рисунком лика с большим количеством лучей. Многолучевые изображения других культур обычно принято отождествлять с божеством солнца, а сам лик - с солнечным диском, излучающим сияние, свет. Для лика Самусь-4 простой перенос такого объяснения невозможен, т.к. его верхняя часть имеет форму полуовала. В самусьской знаковой системе полуовал имел значение небесного свода, поэтому обоснованно можно говорить лишь о связи данного божества с дневным небом.

Среди самостоятельных антропоморфных ликов средней части тулова выделяются два основных типа. Один имеет форму столпа, другой - овала. Последний, по нашему мнению, связан с представлениями о мировом яйце. Структура обоих ликов соотносится с моделью мира, делая акцент на разных ее аспектах, а их элементы имеют космологическое значение.

Для декора самусьских сосудов обычной формы весьма характерен биконический знак, связанный с небом и космическими водами. Некоторые бикони-ческие знаки на тулове самусьских сосудов непосредственно воспроизводят такой же формы ритуальные изделия, образованные из двух чаш, ориентированных в противоположные стороны и соединенных полым цилиндром. В эти изделия, выполнявшие функцию алтаря, совершались ритуальные возлияния, моделировавшие, видимо, круговорот воды в природе и магически обеспечивавшие выпадение реальных дождей, поддерживая изобилие растительного и животного мира.

Реалистичные изображения растений в самусьском искусстве встречаются редко, при этом, однако, растительная символика, несущая идеи жизненной силы, роста, плодородия, представлена в нем очень широко. По нашему мнению листья, побеги, семена растений на одном из интерпретационных уровней могут символизировать овальные наколы по бокам многих столпообразных изображений, антропоморфных фигур, ликов, такие же ямки между волнистыми линиями и на вершине некоторых знаков.

В связи с этим становится понятна важная ритуальная роль каменных и керамических изделий «луновидной» формы, которые на основании аналогий из Китая получают объяснение как ножи для сбора злаков. Исходя из аналогий в материалах кротовской культуры и Галичского клада, одним из способов использования самусьских «луновидных» предметов могло быть размещение на головном уборе дугообразной стороной вверх. Такая позиция позволяет сравнивать их с верхней частью полуовала-небосвода, изображавшегося над антропоморфными фигурами на сосудах.

Идеи плодородия растительного и животного мира объединяют в себе ритуальные каменные г-образные изображения. Стержневая часть таких изделий с разной степенью наглядности передает фаллическую форму, а основание могло наделяться растительной символикой. На некоторых предметах имеются следы крепления, позволяющие предположить способ их использования: основание крепилось вертикально на какой-то твердой основе стрежневой частью вверх. Возможно, г-образные предметы располагались на поясах жрецов или венчали жезлы. Не исключено их использование в обрядах плодородия типа священного брака. Профильные фаллические фигуры, сопоставимые по стилю с самусьским искусством, имеются на Томской писанице.

Из зооморфных изображений на самусьских сосудах, бронзовых пластинах и скульптуре представлены кони, водоплавающие птицы и медведь. Изображения коней связаны с небом и космическими водами. Они показаны парами, в рамках которых противопоставлены друг другу. Такие характеристики обнаруживают параллели в образах парных небесных коней древнеиранской (Тиштрийа и Апаоша) и древнеиндийской (Ашвины) мифологии. Подобно антропоморфным образам и изображениям головы коня самусьские рисунки птиц образованы из знаков, имеющих космологическое значение. Существенно, что середина тела птицы, которая предстает и серединой мира, на одном из сосудов обозначена яйцевидным овалом. Самусьские рисунки передают не реальную птицу, а мифологический персонаж, в основе которого образ гуся, но с клювом хищной птицы. Его синкретичный характер указывает на связь со всеми тремя мирами. О семантике медведя в самусьской ритуально-мифологической системе судить сложнее, т.к. бронзовые пластины с изображением этого образа и каменная скульптура не дают необходимого для интерпретации культурного значения контекста. Можно лишь предположить, что его функция была сопоставима с фантастическим хищником окуневского искусства.

Декор самусьских форм для отливки орудий свидетельствует, что самусь-ское бронзолитейное производство тоже неразрывно связано с общими ритуально-мифологическими представлениями. Например, декор поясковых кельтов Самусь-4 лаконично реализует ту же модель мира, которая нашла отражение на сосудах: горизонтальные линии у втулки соответствуют декору приустьевой орнаментальной зоны, а двойные вертикальные линии на ребрах кельта — знакам столпа на ребрах тулова сосудов. Такие изображения отождествляют процесс изготовления, структуру и свойства бронзовых орудий с процессом создания мира, его структурой и свойствами отдельных элементов, укрепляя изделия символическими средствами.

В целом самусьские космологические и космогонические представления среди инокультурных аналогий наиболее близки древнеиранским.

Сравнение самусьского искусства с окуневским Минусинской котловины свидетельствует о родстве, так как начертание ряда знаков и позиция в структуре текстов совпадает. При этом окуневская и самусьская знаковые системы вполне самостоятельны, а сходство, в значительной мере, обусловлено близостью ритуально-мифологических представлений. Это может объясняться их появлением в Сибири в результате миграции с юга групп населения, связанных с одним культурным кругом. Вместе с тем ряд изображений Самусь-4, возможно, отражает влияние окуневского искусства, а некоторые окуневские рисунки из северо-западной части Минусинской котловины - самусьского, что могло произойти в ходе контактов носителей двух археологических культур.

Нижний рубеж самусьской культуры, если исходить из раннеокуневских аналогий стилистическим особенностям самусьских изображений, можно синхронизировать с концом тасхазинского - началом черновского этапов окуневской культуры Минусинской котловины. Если опираться на имеющиеся радиоуглеродные даты окуневских памятников, он может быть определен не позднее начала второй четверти II тыс. до н.э., а с учетом калибровки отнесен к концу III - началу II тыс. до н.э. Это близко новым датировкам елунинской и кротовской культур, сейминско-турбинского горизонта волго-уральского региона. Основное время существования самусьской культуры синхронизируется с оку невскими памятниками черновского типа.

Южный изобразительный комплекс самусьской культуры неразрывно связан с бронзолитейной традицией сейминско-турбинского типа. Это исключительно важный факт, имеющий значение для изучения всего сейминско-турбинского феномена. В частности, он позволяет получить представление о собственной керамической традиции сейминско-турбинских групп, т.к. в остальных случаях найденная керамика связана только с субстратной основой культурных образований, включавших сейминско-турбинский компонент. Наличие такой керамики на Самусь-4 свидетельствует против поздней датировки этого памятника и всей самусьской культуры в ряду других памятников и культурных образований с орудиями сейминско-турбинского облика. Она является безусловным аргументом появления самусьского бронзолитейного комплекса в результате миграции, а не в результате трансформации иных (сейминского типа) бронзолитейных стандартов в условиях Сибири.

Происхождение «южного» компонента самусьской культуры и появление новой для Западной Сибири изобразительной традиции может быть связано с миграционными волнами из районов Центральной Азии, лежащих к югу и юго-западу от верховий Оби и Иртыша (вероятно, Восточный Тянь-Шань и прилегающие территории). Проживавшее там население было генетически связано или испытывало культурные влияния обществ с производящим хозяйством более западных территорий. В этом же регионе, видимо, происходило формирование сейминско-турбинской бронзолитейной традиции, к исходным типам орудий которой, согласно схемы П. М. Кожина, принадлежат кельты-лопатки. На территории Синьцзяна имеются находки ножей для сбора злаков, там же найдены близкие самусьским скульптурные изображения из камня. В относительной близости (верховья р. Инд) открыты петроглифы, сопоставимые с оку-невским искусством. Культурные связи, направленные в сторону Алтая, Тянь-Шаня, северо-восточной периферии Западной Азии, демонстрируют материалы родственной самусьской кротовской культуры. По мнению антропологов В.А. Дремова, И.И. Гохмана, Т.А. Чикишевой европеоидный антропологический тип, представленный в погребениях эпохи ранней и развитой бронзы Западной Сибири и Саяно-Алтая, может иметь юго-западное происхождение. Одна из вероятных причин этих миграций - возрастание засушливости климата. Расселение коллективов с орудиями турбинского типа, вошедшими одним из компонентов в состав самусьской культуры, вероятно, предшествовало более масштабной «сейминской» волне, но значительного хронологического разрыва между ними, видимо, не было.

Самусьские изображения обнаруживают аналогии на обширной территории от бассейна Енисея, до Восточной Европы. Такая география соответствует направлениям миграций родственных сейминско-турбинских коллективов, выявляемым по открытым памятникам и находкам характерных бронзовых изделий. Наряду с общими чертами между изображениями имеются и различия, порой весьма существенные. Это вполне закономерно, т.к. традиции отдельных сейминско-турбинских коллективов изначально обладали хронологическими и локальными особенностями, разные группы мигрантов вступали в контакты с разными местными племенами, принесенные ритуально-мифологические представления и изобразительная традиция заимствовались и по-разному трансформировались местным населением. В дальнейшем на территории Приобья на основе самусьской изобразительной традиции и ритуально-мифологических представлений сложилось яркое и самобытное кулайское искусство эпохи раннего железа.

Список научной литературыЕсин, Юрий Николаевич, диссертация по теме "Археология"

1. Акишев К.А. Происхождение звериного стиля в изобразительном искусстве саков // Маргулановские чтения. 1990. — Ч. 1. М., 1992. - С. 4 - 9.

2. Алексеев В.П. К происхождению бинарных оппозиций в связи с возникновением отдельных мотивов первобытного искусства // Первобытное искусство. Новосибирск: Наука, 1976. - С. 40 — 46.

3. Антее Р. Мифология в древнем Египте // Мифологии древнего мира. — М.: Наука, 1977. -С. 55-121.

4. Антонова Е.В. Обряды и верования первобытных земледельцев Востока. — М.: Наука, 1990.-285 с.

5. Антонова Е.В., Раевский Д.С. Рецензия. // Народы Азии и Африки. — 1981. — № 4. — С. 230 — 236. Рец. на кн.: Я.А. Шер. Петроглифы Средней и Центральной Азии. - М.: Наука, 1980 - 328 с.

6. Антонова Е.В., Раевский Д.С. О знаковой сущности вещественных памятников и о способах ее интерпретации // Проблемы интерпретации памятников культуры Востока. М.: Наука, 1991. - С. 207 - 232.

7. Афанасьева В.К. Гильгамеш и Энкиду. Эпические образы в искусстве. — М.: Наука, 1979.-219 с.

8. Бадер О.Н. Древнейшие металлурги Приуралья. М.: Наука, 1964. - 176 с.

9. Байбурин А.К. «Строительная жертва» и связанные с нею ритуальные символы у восточных славян // Проблемы славянской этнографии: К 100-летию со дня рождения Д.К. Зеленина. -JT.: Наука, 1979. С. 155 - 162.

10. Байбурин А.К. Семиотический статус вещей и мифология // Материальная культура и мифология. JL: Наука, 1981. — С. 114 - 226.

11. И. Баранес А.П., Косарев М.Ф., Славнин В.Д. Еловский археологический комплекс // Ученые записки ТГУ. № 60. - Томск: Изд-во Том. ун-та, 1966. -С. 58-70.

12. Беленицкий A.M. Конь в культах и идеологических представлениях народов Средней Азии и Евразийских степей в древности и раннем средневековье IIКСИА. 1978. - № 154. - С. 31 - 39.

13. Бериашвили М.Т. Мифологическая концепция мирового порядка и соответствующие представления племен, проживавших на территории древней Восточной Грузии: Автореф. дис.канд. ист. наук. -Тбилиси, 1990. 21 с.

14. Бобров В.В. Кузнецко-салаирская горная область в эпоху бронзы: Автореф. дис. д-ра ист. наук. Новосибирск, 1992. - 51 с.

15. Бобров В.В. К проблеме миграции европеоидного населения на территорию Южной Сибири в сейминскую эпоху // Палеодемография и миграционные процессы в Западной Сибири в древности и средневековье. — Барнаул: Изд-во АГУ, 1994. С. 53 - 56.

16. Бобров В.В. Бронзовые изделия самусьско-сейминской эпохи из Кузнецкой котловины // АЭАЕ. 2000. - № 1. - С. 76 - 79.

17. Бобров В.В., Ковтун И.В. Иконографические особенности комплекса сейминско-турбинских бронз // Первобытная археология. Человек и искусство. Новосибирск: Изд-во ИАЭ СО РАН, 2002. - С. 156 - 162.

18. Боброва А.И. Поселение Самусь IV (материалы к каталогу археологических коллекций Томского областного краеведческого музея) // Тр. музея г. Северска. Томск: Изд-во Том. ун-та, 2000. - Вып. 1. — С. 19-31.

19. Бодце Д. Мифы древнего Китая // Мифологии древнего мира. М.: Наука, 1977.-С. 366-404.

20. Бойс М. Зороастрийцы. Верования и обычаи. — СПб.: Центр «Петербургское востоковедение», 1994. 288 с.

21. Борисенко А.Ю.,' Худяков Ю.С., Табалдиев К.Ш. Сравнительный анализ изображений лучников на петроглифах Алтая и Тянь-Шаня // Международная конференция по первобытному искусству. Труды. Т. 2. - Кемерово: Никалс, 2000. - С. 60 - 63.

22. Бородовский А.П. Древнее антропоморфное изображение из Караканского залива Новосибирского водохранилища // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. Новосибирск: Изд-во ИАЭ СО РАН, 2001. - Т. VII. - С. 265 - 270.

23. Бочкарев B.C. К вопросу о хронологическом соотношении Сейминского и Турбинского могильников // Проблемы археологии Поднепровья. Днепропетровск: Изд-во ДГУ, 1986. - С. 78 - 111.

24. Бочкарев B.C. Новые абсолютные даты для бронзового века Европы // Северная Евразия от древности до средневековья. — СПб., 1992. С. 21 — 23.

25. Бочкарев B.C. Металлические топоры-кельты Европы эпохи поздней бронзы // Степи Евразии в древности и средневековье. СПб.: Изд-во Гос. Эрмитажа, 2002. - С. 206 - 208.

26. Брагинская Н.В. Небо // Мифы народов мира. М: Рос. энцикл., 1994. - Т. 2. - С. 157- 158.

27. Вадецкая Э.Б. О сходстве самусьских и окуневских антропоморфных изображений // СА. 1969. - № 1. - С. 270 - 274.

28. Вадецкая Э.Б. Изваяния окуневской культуры // Вадецкая Э.Б., Леонтьев Н.В., Максименков Г.А. Памятники окуневской культуры. Л.: Наука, 1980.-С. 37-87.

29. Вадецкая Э.Б. Археологические памятники в степях Среднего Енисея. — Л.: Наука, 1986.- 180 с.

30. Варенов А.В. Древнекитайский комплекс вооружения эпохи развитой бронзы. Новосибирск: Изд-во НГУ, 1989. - 92 с.

31. Варенов А.В. Материалы новой культуры эпохи бронзы из могильника Кэ-эрмуци в Северном Синьцзяне // Евразия: Культурное наследие древних цивилизаций. Вып. 2: Горизонты Евразии. — Новосибирск, 1999. - С. 11 — 28.

32. Варенов А.В. Кельты-лопатки Сибири, Китая и Восточного Туркестана и проблема истоков сейминской металлургии // Сохранение и изучение культурного наследия Алтая. Вып. XI. — Барнаул: Изд-во АГУ, 2000. - С. 114

33. Васильев Е.А. Северотаежное Приобье в эпоху поздней бронзы (хронология и культурная принадлежность памятников) // Археология и этнография Приобья. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1982. - С. 3 - 14.

34. Васильев Е.А. Феномен поселения Самусь IV в самусьской культуре // Пространство культуры в археолого-этнографическом измерении: Западная Сибирь и сопредельные территории. — Томск: Изд-во Том. ун-та, 2001. С. 24-26.

35. Васильев JI.C. Проблемы генезиса китайской цивилизации: Формирование основ материальной культуры и этноса. М.: Наука, 1976. - 368 с.

36. Викторова В.Д., Чаиркина Н.М., Широков В.Н. Гора и водоплавающая птица в мировидении древнего уральского населения // Уральский истории, вестник. 1997. - № 4. - С. 40 - 64.

37. Гарден Ж.-К. Теоретическая археология. М.: Прогресс, 1983. — 295 с.

38. Генинг В. Ф. Наскальные изображения Писаного камня на р. Вишере // СА.- 1954. Вып. XXI. - С. 259 - 280.

39. Глушков И.Г. К вопросу о традициях в самусьском искусстве (предварительное сообщение) // Мировоззрение народов Западной Сибири по археологическим и этнографическим данным. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1985. -С. 48-50.

40. Глушков И.Г. Керамика самусьско-сейминской эпохи лесостепного Обь-Иртышья: Дис.канд. ист. наук. Новосибирск, 1986. - 222 с.

41. Глушков И.Г. Иконографические особенности некоторых самусьских изображений человека // Первобытное искусство: Антропоморфные изображения. Новосибирск: Наука, 1987а. - С. 89 - 95.

42. Глушков И.Г. О роли и характере южных связей населения лесостепного Обь-Иртышья в эпоху доандроновской бронзы // Смены культур и миграции в Западной Сибири. Томск: Изд-во Том. ун-та, 19876. - С. 14-17.

43. Глушков И.Г. О южных связях поселения Самусь IV // Культурные и хозяйственные традиции народов Западной Сибири. Новосибирск: НГПИ,1989. С. 12-31.

44. Глушков И.Г. Две традиции в самусьском керамическом искусстве // Модель в культурологии Сибири и Севера. Екатеринбург: УрО АН, 1992. -С. 51-65.

45. Горюнова О.И. Бронзовый век на территории Предбайкалья // Северная Евразия от древности до средневековья. СПб., 1992. - С. 50 - 53.

46. Гохман И.И. Происхождение центральноазиатской расы в свете новых па-леоантропологических материалов // Исследования по палеоантропологии и краниологии СССР. JL: Наука, 1980. - С. 3 - 34.

47. Гультов С.Б. Некоторые результаты исследования памятников эпохи бронзы Ачинско-Мариинской лесостепи // Смены культур и миграции в Западной Сибири. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1987. — С. 85 - 87.

48. Гультов С.Б. Мариинская лесостепь и Назаровская котловина в эпоху бронзы // Хронология и культурная принадлежность памятников каменного и бронзового веков Южной Сибири. Барнаул, 1988. - С. 81 - 83.

49. Дремов В.А. О родственных связях населения среднего Прииртышья в эпоху бронзы // Проблемы этнической истории тюркских народов Сибири и сопредельных территорий. Омск: ОмГУ, 1984. - С. 14-21.

50. Дроздов Н.И. Наскальные рисунки и каменное изваяние Северного Приан-гарья // Проблемы изучения наскальных изображений в СССР. М.: Наука,1990.-С. 211-216.

51. Дьяконов И.М. Введение // Мифологии древнего мира. — М.: Наука, 1977. — С. 5-54.

52. Дэвлет М.А. О солярных знаках, «солнцерогих» и «солнцеголовых» в наскальном искусстве // Наскальное искусство Азии. Вып. 2. - Кемерово: Кузбассвузиздат, 1997.-С. 11-17.

53. Дэвлет М.А. Памятники на дне Саянского моря (гора Алды-Мозага). М.: Памятники исторической мысли, 1998. 287 с.

54. Евсюков В.В. Яншаоские аналогии к одному из мотивов окуневского искусства // Проблемы археологии и перспективы изучения древних культур Сибири и Дальнего Востока. Якутск: ЯГУ, 1982. - С. 34 - 36.

55. Евсюков В.В. Мифология китайского неолита. — Новосибирск: Наука, 1988. 127 с.

56. Евсюков В.В., Комиссаров С.А. Бронзовая модель колесницы эпохи чунь-цю в свете сравнительного анализа колесничных мифов // Новое в археологии Китая. Исследования и проблемы. Новосибирск: Наука, 1984. -С. 52-66.

57. Емельянов В.В. Ниппурский календарь и ранняя история Зодиака. — СПб.: Петербургское Востоковедение, 1999. 272 с.

58. Емельянов В.В. Древний Шумер. Очерки культуры. — СПб.: Петербургское Востоковедение, 2001. 368 с.

59. Есин Ю.Н. О семантике окуневских изваяний // Мартьяновские краеведческие чтения (1989 1999). - Минусинск: «Март», 1999а. - С. 144 - 148.

60. Есин Ю.Н. Биконические фигуры в древнем искусстве Сибири (по материалам самусьской и окуневской культур) // Международная конференция по первобытному искусству. Труды. Т. 1. — Кемерово: Никалс, 19996. — С. 139-147.

61. Есин Ю.Н. Изваяние из с. Верхний Аскиз и проблема хронологии окуневского искусства // Вест. Сибирской ассоциации исследователей первобытного искусства. — Кемерово: Кузбассвузиздат, 2000. — № 3. — С. 18 -21.

62. Есин Ю.Н. Семантика декора на сосудах самусьской культуры // Древности Алтая. Горно-Алтайск: Изд-во ГАГУ, 2001а. - № 7. - С. 39 - 54.

63. Есин Ю.Н. Семантика изображений рта в окуневском искусстве 7/ Пространство культуры в археолого-этнографическом измерении. Западная Сибирь и сопредельные территории. Томск: Изд-во Том. ун-та, 20016.1. С. 229-232.

64. Есин Ю.Н. О семантике изображений окуневского искусства в виде круга или квадрата с лучами // Археология, этнография и антропология Евразии. — 2002а. — № 1.-С. 96- 105.

65. Есин Ю.Н. Проблемы семантики антропоморфных ликов окуневского искусства // Степи Евразии в древности и средневековье. СПб.: Изд-во Гос. Эрмитажа, 20026. - С. 138 - 140.

66. Заднепровский Ю.А. Древнеземледельческая культура Ферганы. — М.-Л.: Изд-во АН СССР; 1962. 328 с. - (МИА. - № 118).

67. Заика A.JI. О полиэйконичности антропоморфных изображений в петроглифах Нижней Ангары // Северная Евразия в эпоху бронзы: пространство, время, культура. Барнаул: Изд-во Алтайского ун-та, 2002. - С. 39 — 43.

68. Запорожченко А.В., Черемисин Д.В. Мифологический сюжет на сосуде из Надь Сент-Миклош // Семантика древних образов. Первобытное искусство. -Новосибирск: Наука, 1990.-С. 131- 151.

69. Зах В.А. Эпоха бронзы Присалаирья. Новосибирск: «Наука» Сибирское предприятие РАН, 1997. - 132 с.

70. Звегинцев В.А. Язык и лингвистическая теория. — М.: Эдиториал УРСС, 2001.-248 с.

71. Зданович Г.Б., Мошинская В.И. Об антропоморфном изображении из Прииртышья // Проблемы археологии Урала и Сибири. — М.: Наука, 1973. — С. 199-202.

72. Зотова С.В. О сибирских кельтах сейминско-турбинского типа // КСИА. — 1964.-Вып. 101.-С. 59-63.

73. Иванов В.В., Топоров В.Н. Славянские языковые моделирующие семиотические системы. (Древний период). М.: Наука, 1965. - 246 с.

74. Каменецкий И.С. Искусственные и естественные классификации в археологии // Проблемы археологии. JL: Изд-во Ленинград, ун-та, 1978. — С. 17 -24.

75. Кейпер Ф.Б.Я. Труды по ведийской мифологии. М.: Наука, 1986. — 195 с.

76. Кирюшин Ю.Ф. Нововасюганское поселение // Из истории Сибири. — Вып. 16. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1975. - С. 29 - 48.

77. Кирюшин Ю.Ф. Работы в Васюганье // Археологические открытия 1979 года. М.: Наука, 1980. - С. 209.

78. Кирюшин Ю.Ф. Изображения птиц и животных на керамической посуде из южнотаежного Приобья // Пластика и рисунки древних культур. — Новосибирск: Наука, 1983а. — С. 112 — 116.

79. Кирюшин Ю.Ф. Раскопки поселения Тух-Сигат IV // Археологические открытия 1981 года. М.: Наука, 19836. - С. 200 - 201.

80. Кирюшин Ю.Ф. Проблемы хронологии памятников энеолита и бронзы Южной Сибири // Проблемы хронологии и периодизации археологических памятников Южной Сибири. Барнаул, 1991. - С. 43 - 47.

81. Кирюшин Ю.Ф. О феномене сейминско-турбинских бронз и времени формирования культур ранней бронзы в Западной Сибири // Северная Евразия от древности до средневековья. — СПб., 1992. С. 66 - 69.

82. Кирюшин Ю.Ф. Энеолит и ранняя бронза юга Западной Сибири. Барнаул: Изд-во Алтайского ун-та, 2002. — 294 с.

83. Кирюшин Ю.Ф., Малолетко A.M. Бронзовый век Васюганья. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1979. - 182 с.

84. Клейн JI.C. Археологическая типология. JI., 1991. - 248 с.

85. Ковалевская В.Б. К изучению орнамента наборных поясов VI IX вв. как знаковой системы // Статистико-комбинаторные методы в археологии. — М.: Наука, 1970а.-С. 144- 155.

86. Ковалевская В.Б. Центр анализа археологических источников во Франции (CADA, Марсель) // Статистико-комбинаторные методы в археологии. — М.: Наука, 19706.-С. 211-217.

87. Ковалёв А.А. Могильник Верхний Аскиз I, курган 1 // Окуневский сборник. СПб.: Петро-РИФ, 1997. - С. 80 - 112.

88. Ковтун И.В. Петроглифы Висящего Камня и хронология томских писаниц. Кемерово: Кузбассвузиздат, 1993. — 140 с.

89. Ковтун И.В. Изобразительные традиции эпохи бронзы на юге Западной Сибири: Автореф. дис.канд. ист. наук. Барнаул, 1995. - 21 с.

90. Ковтун И.В. Изобразительные традиции эпохи бронзы Центральной и Северо-Западной Азии (Проблемы генезиса и хронологии иконографических комплексов северо-западного Саяно-Алтая). — Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН, 2001. — 184 с.

91. Кожин П.М. Сибирская фаланга эпохи бронзы // Военное дело населения юга Сибири и Дальнего Востока. Новосибирск: Наука, 1993. - С. 16 — 41.

92. Кокшаров С.Ф., Стефанова Н.К. Поселение Волвонча I на р. Конде // Памятники древней культуры Урала и Западной Сибири. Екатеринбург: УИФ «Наука», 1993. - С. 54 - 67.

93. Кононенко Е.И. Сюжетно-композиционные схемы в глиптике Двуречья III тыс. до н.э. // ВДИ. — 2000. № 3. - С. 126- 136.

94. Косамби Д. Культура и цивилизация древней Индии. М.: Прогресс, 1968. -216 с.

95. Косарев М.Ф. Среднеобский центр турбинско-сейминской бронзовой металлургии // СА. 1963. -№ 4. - С. 20 - 26.

96. Косарев М.Ф. К вопросу об антропоморфных и солярных рисунках на самусьской керамике // С А. 1964а. - № 1. - С. 292 - 295.

97. Косарев М.Ф. Хронология и культурная принадлежность ранних нижнетомских памятников // Памятники каменного и бронзового веков Евразии. -М.: Наука, 19646. С. 159 - 168.

98. Косарев М.Ф. Литейная форма из Среднего Приобья // СА. 1966а. — № 3. -С. 218-221.

99. Косарев М.Ф. Некоторые проблемы древней истории Обь-Иртышья // СА. 19666.-№ 2.-С. 24-32.

100. Косарев М.Ф. Орнаменты на днищах сосудов бронзового века в низовьях р. Томи // КСИА. 1966в. - Вып. 106. - С. 27 - 30.

101. Косарев М.Ф. О хронологии и культурной принадлежности турбинско-сейминских бронз // Проблемы хронологии и культурной принадлежностиархеологических памятников Западной Сибири. — Томск: Изд-во Том. унта, 1970.-С. 116-132.

102. Косарев М.Ф. Древние культуры Томско-Нарымского Приобья. М.: Наука, 1974.- 168 с.

103. Косарев М.Ф. Бронзовый век Западной Сибири. М.: Наука, 1981. — 278 с.

104. Косарев М.Ф. Западная Сибирь в древности. М.: Наука, 1984. - 245 с.

105. Косарев М.Ф. Первый период развитого бронзового века западной Сибири (самусьско-сейминская эпоха) // Эпоха бронзы лесной полосы СССР. — М.: Наука, 1987.-С. 268-275.

106. Косарев М.Ф. Древняя история Западной Сибири: человек и природная среда. М.: Наука, 1991. - 301 с.

107. Кочмар Н.Н. Корреляция петроглифов Южной и Центральной Якутии // Проблемы изучения наскальных изображений в СССР. М., 1990. — С. 231 -236.

108. Кубарев В.Д. Антропоморфные хвостатые существа Алтайских гор // Антропоморфные изображения. Новосибирск: Наука, 1987.— С. 150 — 169.

109. Кубарев В.Д. Древние росписи Каракола. — Новосибирск: Наука, 1988. -172 с.

110. Кубарев В.Д. О происхождении и хронологии каракольской культуры Алтая // Аборигены Сибири: проблемы изучения исчезающих языков и культур. Т. 2. - Новосибирск: Изд-во ИАЭ СО РАН, 1995. - С. 23 - 26.

111. Кубарев В.Д. Древние росписи Бешозека // Гуманитарные науки в Сибири. № 3. - 1998а. - С. 51 - 56.

112. Кубарев В.Д. Древние росписи Озерного (каракольская культура Алтая) // Сибирь в панораме тысячелетий. Т. I. - Новосибирск: Изд-во ИАЭ СО РАН, 19986.-С. 277-289.

113. Кузьмина Е.Е. Два бронзовых кельта-лопатки из собрания Гос. Эрмитажа // СА. 1961. - № 4. - С. 254 - 259.

114. Кузьмина Е.Е. Металлические изделия энеолита и бронзового века в Средней Азии. М.: Наука, 1966. - 152 с.

115. Кузьмина Е. Е. В стране Кавата и Афрасиаба. М.: Наука, 1977а. - 144 с.

116. Кузьмина Е.Е. Распространение коневодства и культа коня у ираноязычных племен Средней Азии и других народов старого света// Средняя Азия в древности и средневековье. М.: Наука, 19776. - С. 28 - 52.

117. Кузьмина Е.Е. Три направления культурных связей андроновских племен и хронология андроновской культурной общности // Северная Евразия от древности до средневековья. СПб., 1992. - С. 43 - 45.

118. Кузьмина Е.Е. Откуда пришли индоарии? М.: Вост. лит-ра, 1994. - 464 с.

119. Кузьминых С.В., Черных Е.Н. Сейминско-турбинская и самусьская металлообработка: проблема соотношения // Хронология и культурная принадлежность памятников каменного и бронзового веков Южной Сибири. — Барнаул, 1988. С. 71 - 74.

120. Кызласов JI.P. Древнейшая Хакасия. М.: Изд-во МГУ, 1986. - 296 с.

121. Кызласов JI.P. Очерки по истории Сибири и Центральной Азии. — Красноярск: Изд-во Красноярск, ун-та, 1992. -224 с.

122. Лазаретов И.П. Окуневские могильники в долине реки Уйбат // Окунев-ский сборник.-СПб.: Петро-РИФ, 1997. С. 19 - 64.

123. Ларичев В.Е. Открытие наскальных изображений на территории Внутренней Монголии, в Синьцзяне и Цинхае // Рериховские чтения: 1984 г. — Новосибирск, 1985.-С. 149- 167.

124. Лекомцев Ю.К. О семиотическом аспекте изобразительного искусства // Ученые записки ТГУ. Вып. 198. - Тарту: ТГУ, 1967. - С. 122 - 129. -(ТЗС.-Вып.З).

125. Леонтьев Н.В. Каменные фигурные жезлы Сибири // Первобытная археология Сибири. Л.: Наука, 1975. - С. 63 - 67.

126. Леонтьев Н.В. Антропоморфные изображения окуневской культуры (проблемы хронологии и семантики) // Сибирь, Центральная и Восточная Азия в древности: Неолит и эпоха металла. — Новосибирск: Наука, 1978. С. 88 - 118.

127. Леонтьев Н.В. Писаницы устья р. Кантегир // Рериховские чтения: 1984 г. —

128. Новосибирск, 1985.-С. 168- 179.

129. Леонтьев Н.В. Стела с реки Аскиз (образ мужского божества в окуневском изобразительном искусстве) // Окуневский сборник. — СПб.: Петро-РИФ, 1997.-С. 222-236.

130. Леонтьев Н.В. Образ мировой горы в памятниках искусства окуневской культуры // Гуманитарные науки в Сибири. 2000а. - № 3. - С. 30 - 35.

131. Леонтьев Н.В. Сакральные календарные мотивы в окуневском искусстве // Международная конференция по первобытному искусству. Труды. Т. 2. -Кемерово: Никалс, 20006. - С. 143 - 149.

132. Леонтьев С.Н. К вопросу о сейминско-турбинской традиции на Среднем Енисее // Степи Евразии в древности и средневековье. — СПб.: Изд-во Гос. Эрмитажа, 2002. С. 181 - 183.

133. Липский А.Н. Афанасьевские погребения в Хакасии // КСИИМК. 1952. -Вып. 47. -С. Ы- 77.

134. Липский А.Н. Афанасьевсие погребения в низовьях рек Еси и Теи // КСИИМК. 1954. - Вып. 54. - С. 89 - 98.

135. Лосев А.Ф. О понятии художественного канона // Проблема канона в древнем и средневековом искусстве Азии и Африки. М.: Наука, 1973. — С. 6 — 15.

136. Лотман Ю.М. Структура художественного текста. М.: Искусство, 1970. — 384 с.

137. Лотман Ю.М. Каноническое искусство как информационный парадокс // Проблема канона в древнем и средневековом искусстве Азии и Африки. — М.: Наука, 1973.-С. 16-22.

138. Максименков Г.А. Критика некоторых современных представлений о неолите Западной Сибири // Изв. лаборатории археологических исследований. Кемерово: Кем. книж. изд-во, 1967. - Вып. 1. — С. 137 - 152.

139. Максименков Г.А. Окуневская культура и её соседи на Оби // История Сибири.-Л.: Наука, 1968.-Т. 1. С. 165 - 172.

140. Максименков Г.А. Могильник Черновая VIII эталонный памятник окуневской культуры // Вадецкая Э.Б., Леонтьев Н.В., Максименков Г.А. Памятники окуневской культуры. Л.: Наука, 1980. - С. 3 — 26.

141. Мартынов А.И., Марьяшев А.Н., Абетеков А.К. Наскальные изображения Саймалы-Таша. Алма-Ата, 1992. — 111 с.

142. Массон В.М. Энеолит южных областей Средней Азии. Ч. II.: Памятники развитого энеолита юго-западной Туркмении. — М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1962.-30 с.

143. Массон В.М. Энеолит Средней Азии // Энеолит СССР. М.: Наука, 1982. -С. 9-92.

144. Матющенко В.И. Отчет о работе археологической экспедиции Музея истории материальной культуры при ТГУ им. В.В. Куйбышева летом 1954 года. Томск, 1954 // Архив МАЭС ТГУ. Д. 132.

145. Матющенко В.И. Отчет об археологических работах Музея истории материальной культуры при ТГУ им. В.В. Куйбышева летом 1958 года. -Томск, 1958 // Архив МАЭС ТГУ. Д. 186.

146. Матющенко В.И. К вопросу о бронзовом веке в низовьях р. Томи // СА. -1959.-№4. С. 154- 165.

147. Матющенко В.И. Об антропоморфных изображениях на глиняных сосудах из поселения Самусь IV // СА. 1961а. - № 4. - С. 266 - 269.

148. Матющенко В.И. Томская культура эпохи бронзы // Вопросы истории Сибири и Дальнего Востока. Новосибирск: Изд-во Сиб. отделения АН СССР, 19616.-С. 285-293.

149. Матющенко В.И. Новые находки из низовьев реки Томи // КСИА. — 1961 в. -Вып. 84.-С. 130- 132.

150. Матющенко В.И. К вопросу о бронзовом литье в низовьях реки Томи // КСИА. 1961 г. - Вып. 84. - С. 133 - 135.

151. Матющенко В.И. Материалы по истории раннего шаманизма // Труды ТОКМ. Т. IV. - Вып. 2. - Томск: Том. книж. изд-во, 1963. - С. 76 - 79.

152. Матющенко В.И. Духовная культура томских племен эпохи неолита и бронзы // Труды ТГУ. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1964. - Т. 167. - С. 112

153. Матющенко В.И. Отчет о проведении археологических работ кафедрой истории СССР досоветского периода Томского государственного университета летом 1971 года. Томск, 1972 // Архив МАЭС ТГУ. Д. 500.

154. Матющенко В.И. Древняя история населения лесного и лесостепного При-обья. Ч. 2: Самусьская культура7/ Из истории Сибири. - Томск: Изд-во Том. ун-та, 1973а. - Вып. 10. - 212 с.

155. Матющенко В.И. Некоторые новые материалы по самусьской культуре // Проблемы археологии Урала и Сибири. М.: Наука, 19736. - С. 191 — 198.

156. Матющенко В.И. Отчет о летних работах Томского государственного университета по исследованию поселения Самусь IV в 1972 году. Томск, 1973в // Архив МАЭС ТГУ. Д. 532.

157. Матющенко В.И. О южном компоненте в составе самусьской культуры // Проблемы археологии Евразии и Северной Америки. — М.: Наука, 1977. -С. 92-95.

158. Матющенко В.И. Окуневские комплексы на поселении Самусь IV // Этнокультурные процессы в Западной Сибири. — Томск: Изд-во Том. ун-та, 1983.-С. 33-39.

159. Матющенко В.И. Самусьская культурная общность и ее окружение // Известия СО АН СССР. Сер. ист., филолог, и филос. 1988. - № 3. - Вып. 1. -С. 29-33.

160. Матющенко В.И. Древняя история Сибири. Омск: Изд-во ОмГУ, 1999. — 232 с.

161. Матющенко В.И:, Синицына Г.В. Могильник у деревни Ростовка вблизи Омска. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1988. - 136 с.

162. Мачинский Д.А. Уникальный сакральный центр III I тыс. до н.э. в Хакас-ско-Минусинской котловине // Окуневский сборник. - СПб.: Петро-РИФ, 1997.-С. 265-287.

163. Мелетинский Е.М. К вопросу о применении структурно-семиотического метода в фольклористике // Семиотика и художественное творчество. — М.:1. Наука, 1977.-С. 152- 170.

164. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М.: Изд-во «Восточная литература» РАН, 2000. 407 с.

165. Мельвиль Ю.К. Чарлз Пирс и прагматизм. М.: Изд-во МГУ, 1968.-499 с.

166. Мец Ф.И. Новые изображения на кулайской керамике и их отношение к культовому литью // Проблемы художественного литья Сибири и Урала эпохи железа. Омск: ОГПИ, 1990. - С. 43 - 49.

167. Мец Ф.И., Плетнева JI.M., Рудковский И.В. Жилище эпохи раннего железа Мурашкинского поселения IV // Материалы по археологии Обь-Иртышья. Сургут: Сур. ГПИ, 2001. - С. 89 - 95.

168. Миклашевич Е.А. Обломки плит — фрагменты мифов (или о точности копирования и возможностях интерпретации окуневского искусства) // Степи Евразии в древности и средневековье. СПб.: Изд-во Гос. Эрмитажа, 2002. -С. 197-200.

169. Михайлов Т.М. Бурятский шаманизм. Новосибирск: Наука, 1987. — 288 с.

170. Михайлов Ю.И. Мировоззрение древних обществ юга Западной Сибири (эпоха бронзы). — Кемерово: Кузбассвузиздат, 2001. — 363 с.

171. Молодин В.И. Эпоха неолита и бронзы лесостепного Обь-Иртышья. Новосибирск: Наука, 1977. - 174 с.

172. Молодин В.И. Поселения и могильники эпохи бронзы // Памятники истории и культуры Сибири. Новосибирск: Наука, 1978. — С. 19 - 31.

173. Молодин В.И. Бараба в эпоху бронзы. Новосибирск: Наука, 1985. - 200 с.

174. Молодин В.И. О южных связях носителей кротовской культуры // Историография и источники изучения исторического опыта освоения Сибири. — Вып. 1: Досоветский период. Новосибирск, 1988. — С. 36 - 37.

175. Молодин В.И. Древнее искусство Западной Сибири (Обь-Иртышская лесостепь). Новосибирск: Наука, 1992. - 191 с.

176. Молодин В.И. Еще раз о датировке Турочакских писаниц (некоторые проблемы хронологии и культурной принадлежности петроглифов Южной Сибири) // Культура древних народов Южной Сибири. Барнаул: Изд-во1. АГУ, 1993а.-С. 4-25.

177. Молодин В.И. Новый вид бронзовых кинжалов в погребениях кротовской культуры // Военное дело населения юга Сибири и Дальнего Востока. -Новосибирск: Наука, 19936. С. 4 - 16.

178. Молодин В.И. Памятник Сопка-2 на реке Оми (культурно-хронологический анализ погребальных комплексов эпохи неолита и раннего металла). Новосибирск: Изд-во ИАЭ СО РАН, 2001. - Т. 1. - 128 с.

179. Молодин В.И., Глушков И.Г. Самусьская культура в Верхнем Приобье. — Новосибирск: Наука, 1989. — 167 с.

180. Молодин В.И., Комиссаров С.А. Сейминское копье из Цинхая // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. Новосибирск: Изд-во ИАЭ СО РАН, 2001. - Т. VII. - С. 374 - 381.

181. Молодин В.И., Новиков А.В., Жемерикин Р.В. Могильник Старый Тартас-4 (новые материалы по андроновской культурно-исторической общности) // АЭАЕ. 2002. - № 3. - С. 48 - 62.

182. Молодин В.И., Полосьмак Н.В. К семантике бронзовых антропоморфных изображений в кольце из Западной и Восточной Сибири // Проблемы археологии, историй, краеведения и этнографии приенисейского края. — Т. 2. -Красноярск, 1992.-С. 33 -35.

183. Молодин В.И., Черемисин Д.В. Петроглифы эпохи бронзы плоскогорья Укок // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. — Новосибирск: Изд-во ИАЭ СО РАН, 1997. — Т. III. -С. 247 -252.

184. Моль А. Искусство и ЭВМ // Моль А., Фукс В., Касслер М. Искусство и ЭВМ.-М.: «Мир», 1975.-С. 13-278.

185. Мошинская В.И. Древняя скульптура Урала и Западной Сибири. М.:1. Наука, 1976. 132с.

186. Мошинская В.И. Современное состояние вопроса о роли южного компонента в древней культуре населения Крайнего Севера и Западной Сибири // Этнокультурная история населения Западной Сибири. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1978. - С. 56 - 72.

187. Наглер А. К вопросу о типе хозяйства носителей оку невской культуры // Первобытная археология. Человек и искусство. — Новосибирск: Изд-во Института археологии и этнографии СО РАН, 2002. С. 151-155.

188. Окладников А.П. Петроглифы Ангары. M.-JL: Наука, 1966. 322 с.

189. Окладников А.П. Лики древнего Амура. Новосибирск: ЗападноСибирское книж. изд-во, 1968. - 238 с.

190. Окладников А.П. Проблема связи между племенами Западной Сибири и Прибайкалья (на материалах петроглифов) в раннем бронзовом веке // Из истории Сибири. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1973. - Вып. 7. - С. 20 — 25.

191. Окладников А.П. Петроглифы Байкала памятники древней культуры народов Сибири. - Новосибирск: Наука, 1974а. - 168 с.

192. Окладников А.П. Лоси на Долгом пороге (периодизация нижнеангарских наскальных изображений) // СЭ. 19746. - № 3. - С. 53 - 59.

193. Окладников А.П. Новые наскальные рисунки на Дубынинском Долгом пороге // Древние культуры Приангарья. - Новосибирск: Наука, 1978. — С. 160-191.

194. Окладников А.П., Окладникова Е.А., Запорожская В.Д., Скорынина Э.А. Петроглифы реки Елангаш (юг Горного Алтая). Новосибирск: Наука, 1979.- 136 с.

195. Окладников А.П., Мартынов А.И. Сокровища томских писаниц. — М.: Искусство, 1972.-257 с.

196. Парцингер Г. Сейминско-турбинский феномен и формирование сибирского звериного стиля // АЭАЕ. 2000. - № 1. - С. 66 - 75.

197. Паульс Е.Д. Два окуневских памятника на юге Хакасии // Окуневский сборник. СПб.: Петро-РИФ, 1997. - С. 123 - 127.

198. Пелих Г.И. Происхождение селькупов. — Томск: Изд-во Том. ун-та, 1972а. 424 с.

199. Пелих Г.И. Происхождение и история селькупов: Автореф. дис. . д-ра ист. наук. Томск, 19726.-40 с.

200. Переводчикова Е.В. О возможности исследования скифского звериного стиля как изобразительной системы // Проблемы истории античности и средних веков. М.: Изд-во МГУ, 1980. - С. 112 - 124.

201. Переводчикова Е.В. Язык звериных образов: Очерки искусства евразийских степей скифской эпохи. — М.: Изд. фирма «Восточная литература» РАН, 1994.-206 с.

202. Плетнева JI.M. Томское Приобье в конце VIII III вв. до н.э. - Томск: Изд-во Том. ун-та, 1977. - 140 с.

203. Плетнева JI.M. Томское Приобье в кулайское время // Ранний железный век Западной Сибири. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1978. - С. 51 - 58.

204. Погребова М.Н., Раевский Д.С. Закавказские бронзовые пояса с гравированными изображениями. М.: Изд. Фирма «Восточная литература» РАН, 1997.- 152 с.

205. Подольский M.JI. Окуневские изваяния и оленные камни // Скифо-сибирский мир. Искусство и идеология. Новосибирск: Наука, 1987. — С. 127- 133.

206. Подольский М.Л. Два окуневских памятника на ручье Узунчул // Окуневский сборник. СПб.: Петро-РИФ, 1997. - С. 113 - 122.

207. Полосьмак Н.В. Бараба в эпоху раннего железа. — Новосибирск: Наука, 1987.- 144 с.

208. Полосьмак Н.В., Оводов Н.Д. К вопросу о хозяйстве племен самусьской культуры (по материалам памятника Крохалевка-1) // Особенности естественно-географической среды и исторические процессы в Западной Сибири.- Томск: Изд-во Том. ун-та, 1979. С. 53.

209. Полосьмак Н.В., Шумакова Е.В. Очерки семантики кулайского искусства.

210. Новосибирск: Наука, 1991. — 92 с.

211. Посредников В.А. О Самусь IV и его времени // Проблемы хронологии и культурной принадлежности археологических памятников Западной Сибири. -Томск: Изд-во Томкого ун-та, 1970. С. 101 - 115.

212. Пятигорский A.M. Некоторые замечания относительно рассмотрения текста как разновидности сигнала // Структурно-типологические исследования.-М.: Изд-во АН СССР, 1962.-С. 144 154.

213. Пяткин Б.Н. Вклад М.П. Грязнова в изучение окуневского искусства в свете современного состояния проблемы // Северная Евразия от древности до средневековья. СПб., 1992. - С. 83 - 87.

214. Пяткин Б.Н., Миклашевич Е.А. Сейминско-турбинская изобразительная традиция: пластика и петроглифы // Проблемы изучения наскальных изображений в СССР. М.: Наука, 1990. - С. 146 - 153.

215. Раевский Д.С. Очерки идеологии скифо-сакских племен. — М.: Наука, 1977. -216с.

216. Раевский Д.С. Изобразительные тексты: пределы постижения // Живая старина. 1996. - № 3. - С. 18 - 20.

217. Раевский Д.С. Мифологические универсалии как инструмент интерпретации явлений архаической культуры // Международная конференция по первобытному искусству: Тез. докл. Кемерово: Никалс, 1998. - С. 46 — 48.

218. Раевский Д.С. Некоторые замечания об интерпретации древних изобразительных памятников // Международная конференция по первобытному искусству. Труды. Т. 1. - Кемерово: Никалс, 1999. - С. 118 - 123.

219. Рак И.В. Мифы древнего и раннесредневекового Ирана (зороастризм). СПб.-М.: «Журнал «Нева» «Летний сад», 1998. - 560 с.

220. Рапопорт Ю.А. Космогонический сюжет на хорезмийских сосудах // Средняя Азия в древности и средневековье. М.: Наука, 1977. - С. 58 - 71.

221. Русакова И.Д., Баринова Е.С. Новые петроглифы на Томи // Наскальное искусство Азии. Вып. 2. - Кемерово: Кузбассвузиздат, 1997. - С. 64 — 77.

222. Савин А.Н. Классификация антропоморфных изображений искусства самусьской культуры // Историко-культурное наследие Северной Азии. -Барнаул: Изд-во АГУ, 2001. С. 127 - 131.

223. Савинов Д.Г. Окуневские могилы на севере Хакасии // Проблемы западносибирской археологии: Эпоха камня и бронзы. Новосибирск: Наука, 1981.-С. 111- 117.

224. Савинов Д.Г. Антропоморфные изваяния из южной части Аскизской степи // Окуневский сборник. СПб.: Петро-РИФ, 1997а. - С. 213 - 221.

225. Савинов Д.Г. К вопросу о формировании окуневской изобразительной традиции // Окуневский сборник. СПб.: Петро-РИФ, 19976. - С. 202 - 212.

226. Савинов Д.Г. Антропоморфная фигура на каменной плите из Есино III // Мировоззрение. Археология. Ритуал. Культура. СПб.: Петро-РИФ, 2000. -С. 119- 125.

227. Самашев 3. «Шаманские» сюжеты петроглифов Казахстана (К изучению мировоззрения древнего населения) // Вопросы археологии Казахстана. -1998. Вып. 2. - С. 197 - 208.

228. Самашев 3., Курманкулов Ж., Жетыбаев Ж. Петроглифы Казахского мел-косопочника // Международная конференция по первобытному искусству. Труды. Т. 2. - Кемерово: Никалс, 2000. - С. 98 - 100.

229. Сапфиров Д.А. Семиологический анализ археологической орнаментации (введение в метод) // Проблемы археологии, истории, краеведения и этнографии приенисейского края. Т. 1. - Красноярск, 1992. - С. 125 - 128.

230. Сарианиди В.И. Древние земледельцы Афганистана. М.: Наука, 1977.171 с.

231. Сарианиди В.И. Новый центр древневосточного искусства // Археология Старого и Нового света. М.: Наука, 1982. - С. 62 - 88.

232. Сарианиди В.И. Древнебактрийский пантеон // Информационный бюллетень Международной ассоциации по изучению культур Центральной Азии. — М.: Главная редакция изданий для зарубежных стран изд-ва «Наука», 1986.-Вып. 10.-С. 5-21.

233. Сафронов В.А. Хронология памятников II тыс. до н.э. юга Восточной Европы: Автореф. дис.канд. ист. наук. Моска, 1970. -35 с.

234. Семека Е.С. Антропоморфные и зооморфные символы в четырех- и вось-мичленных моделях мира // Ученые записки ТГУ. — Вып. 284. Тарту: ТГУ, 1971. - С. 92 - 119. - (ТЗС. - Вып. 5).

235. Семенов В.А. Окуневские памятники Тувы и Минусинской котловины (сравнительная характеристика и хронология) // Окуневский сборник. -СПб.: Петро-РИФ, 1997. С. 152- 160.

236. Семенов В.А. Знаки-индексы в наскальном искусстве Северной Евразии // Международная конференция по первобытному искусству. Труды. Т. 1. -Кемерово: Никалс, 1999. - С. 180- 185.

237. Семенов В.А., Килуновская М.Е., Красниенко С.В., Субботин А.В. Петроглифы Каратага и горы Кедровой (Шарыповский район Красноярского края). СПб., 2000. - 104 с.

238. Сенчилов А.П. Использование методов теории информации в исследовании геометрического орнамента эпохи бронзы // Международная конференция по первобытному искусству. Труды. Т. 1. - Кемерово: Никалс, 1999.-С. 124-126.

239. Славнин В.Д. Некоторые аспекты развития ранних форм религии в лесном Приобье в эпоху металла // Этнокультурная история населения Западной Сибири. — Томск: Изд-во Том. ун-та, 1978. — С. 13 — 25.

240. Солнцев В.М. Единицы языка // Лингвистический энциклопедический словарь. М.: Сов. энцикл., 1990. - С. 149 -150.

241. Соссюр Ф. Труды по языкознанию. М.: Прогресс, 1977. - 695 с.

242. Станкевич H.JI. Керамика южной Туркмении и Ирана в бронзовом веке // Древность и средневековье народов Средней Азии. М.: Наука, 1978. - С. 17-31.

243. Степанов Ю.С. Семиотика. М.: Наука, 1971. - 167 с.

244. Студзицкая С.В. Образ зверя в мелкой пластике сибирских племен в эпоху энеолита и ранней бронзы. // Экспедиции Государственного исторического музея.-М., 1969.-С. 39-63.

245. Студзицкая С.В. Изображение человека на сосудах из Приморья и Восточной Сибири // Этнокультурные явления в Западной Сибири. — Томск: Изд-во Том. ун-та, 1978. С. 97 - 104.

246. Студзицкая С.В. Изображение человека в искусстве древнего населения Урало-Сибирского региона (эпоха бронзы) // Первобытное искусство: Антропоморфные изображения. Новосибирск: Наука, 1987а. - С. 73 - 88.

247. Студзицкая С.В. Искусство Восточного Урала и Западной Сибири в эпоху бронзы // Эпоха бронзы лесной полосы СССР. М.: Наука, 19876. - С. 318 -326.

248. Студзицкая С.В., Кузьминых С.В. Галичский «клад»: к проблеме становления шаманизма в бронзовом веке Северной Евразии // Мировоззрение древнего населения Евразии. М.: ТОО «Старый сад», 2001. - С. 123 - 165.

249. Суразаков А.С., Ларин О.В. К семантике каракольских писаниц // Археологические и фольклорные источники по истории Алтая. — Горно-Алтайск, 1994.-С. 31-38.

250. Сыркина Л.М., Матющенко В.И. Раскопки поселения Самусь IV (предварительное сообщение) // Из истории Сибири. Томск: Изд-во ТГУ, 1969. -Вып. 2.-С. 35-54.

251. Терехин С.А. Цветная металлобработка на васюганском этапе кулайской культуры: Автореф. дис. . канд. ист. наук. Барнаул, 1997. - 18 с.

252. Титова М.В., Сумин В.А. Открытие могильника самусьской культуры в крохалевском археологическом микрорайоне // Вестник археологии, антропологии и этнографии. Тюмень: ИПОС СО РАН, 2002. - Вып. 4. - С. 77-83.

253. Тихонов Б.Г. Металлические изделия эпохи бронзы на Среднем Урале и в Поволжье // Тихонов Б.Г., Гришин Ю.С. Очерки по истории производства в Приуралье и Южной Сибири в эпоху бронзы и раннего железа. — М.: Изд-во АН СССР, 1960. С. 5 - 15.

254. Топоров В.Н. К реконструкции мифа о мировом яйце (на материале русских сказок) // Ученые записки ТГУ. Вып. 198. - Тарту: ТГУ, 1967. - С. 82 - 98. - (ТЗС. - Вып. 3).

255. Топоров В.Н. Митра // Мифы народов мира. — М: Рос. энцикл., 1994. — Т. 2. -С. 157- 158. '

256. Троицкая Т.Н. Кулайская культура в Новосибирском Приобье. — Новосибирск: Наука, 1979. 124 с.

257. Троицкая Т.Н., Дураков И.А. Профильные изображения медведей из Новосибирского Приобья. // Традиции и инновации в истории культуры. — Новосибирск: Изд-во НГПУ, 1995. С. 26 - 31.

258. Троицкая Т.Н., Дураков И.А., Савин А.Н. Самусьские бронзовые фигурки с поселения Крохалевка-13 // АЭАЕ. 2001. - № 1. - С. 91 - 93.

259. Троицкая Т.Н., Новиков А.В. Верхнеобская культура в Новосибирском Приобье. Новосибирск: Изд-во ИАЭ СО РАН, 1998. - 152 с.

260. Угольков Ю.Н., Привалихин В.И. Литейная форма сейминско-турбинского типа из Тункинской котловины // Методика комплексных исследований культур и народов Западной Сибири. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1995. — С. 189-191.

261. Федорова Н.В. Иконография медведя в бронзовой пластике Западной Сибири (железный век) // Народы Сибири: история и культура. Медведь в древних и современных культурах Сибири. — Новосибирск: Изд-во ИАЭ СО РАН, 2000. С. 37 - 42.

262. Флиттнер Н.Д. Культура и искусство Двуречья и соседних стран. — М.-Л.: Искусство, 1958. 298 с.

263. Формозов А.Л. Очерки по первобытному искусству. — М.: Наука, 1969. -255 с.

264. Формозов А.А. Предисловие // Мошинская В.И. Древняя скульптура Урала и Западной Сибири. М.: Наука, 1976. - С. 3 - 8.

265. Фридрих И. Дешифровка забытых письменностей и языков. — М.: Из-во иностр. лит., 1961. -207 с.

266. Хлобыстина М.Д. Древнейшие южносибирские мифы в памятниках окуневского искусства // Первобытное искусство. Новосибирск: Наука, 1971а.-С. 165- 180.

267. Хлобыстина М.Д. Могильник Черемушный лог и эпоха раннего металла на Среднем Енисее // СА. 19716. -№ 4. - С. 23 - 35.

268. Хлобыстина М.Д. Культура ран нескотоводческих племён бассейна Абакана// Археология Южной Сибири. Кемерово: Изд-во Кем. гос. ун-та, 1979. -С. 36-46.

269. Худяков Ю.С. Космогонический миф раннего бронзового века на Енисее // Актуальные проблемы сибирской археологии. Барнаул: Изд-во АГУ, 1996.-С. 27-29.

270. Чемякин Ю.П Сургутское Приобье в эпоху бронзы и раннего железа // Культурные и хозяйственные традиции народов Западной Сибири. — Новосибирск: НГПИ, 1989. С. 60 - 74.

271. Чемякин Ю.П. Селище Барсова гора I/ 43 — памятник калинкинской культуры // памятники древней культуры Урала и Западной Сибири. — Екатеринбург: УИФ «Наука», 1993. С. 158 - 182.

272. Чемякин Ю.П. Кулайское поселение на Средней Оби // Актуальные проблемы древней и средневековой истории Сибири. Томск, 1997. — С. 179 -189.

273. Ченченкова О.П. Древняя скульптура Западной Сибири: Автореф. дис.канд. искусствовед. — СПб, 1995. — 26 с.

274. Ченченкова О.П. Западносибирская скульптура: вещь, знак, символ // Мировоззрение. Археология. Ритуал. Культура. — СПб.: Петро-РИФ, 2000. С.194.212.

275. Чернецов В.Н. Наскальные изображения Урала. Ч. 2. - М.: Наука, 1971. -120 с.

276. Черников С.С. Восточный Казахстан в эпоху бронзы. — M.-JI.: Изд-во АН СССР, 1960.-272 с.

277. Черных Е.Н. Древнейшая металлургия Урала и Поволжья. М.: Наука, 1970.- 180 с.

278. Черных Е.Н., Кузьминых С.В. Памятники сейминско-турбинского типа в Евразии // Эпоха бронзы лесной полосы СССР. М.: Наука, 1987. - С. 84 — 105.

279. Черных Е.Н., Кузьминых С.В. Древняя металлургия Северной Евразии (сейминско-турбинский феномен). М.: Наука, 1989. - 320 с.

280. Чикишева Т.А. Новые данные об антропологическом ссоставе населения Алтая в эпохи неолита бронзы // АЭАЕ. - 2000. - № 1. - С. 139 — 148.

281. Чиндина JI.A. Древняя история Среднего Приобья в эпоху железа. — Томск: Изд-во Том. ун-та, 1984. 256 с.

282. Чиндина JI.A. Головные уборы в художественном металле кулайского времени // Международная конференция по первобытному искусству. Труды. Т. 1. - Кемерово: Никалс, 1999. - С. 188 - 194.

283. Членова H.JI. Хронология памятников карасукской эпохи. М.: Наука, 1972.-248 с.

284. Шер Я.А. Петроглифы Средней и Центральной Азии. — М.: Наука, 1980. -328 с.

285. Шер Я.А. Семантика и эстетика в первобытном искусстве // Первобытное искусство. Кемерово: Никалс, 1998а. - С. 85 - 102.

286. Шер Я.А. Стиль в первобытном искусстве // Первобытное искусство. — Кемерово: Никалс, i9986. С. 73 - 84.

287. Широков В.Н. Медведь в наскальных изображениях Урала // Народы Сибири: история и культура. Медведь в древних и современных культурах Сибири. Новосибирск: Изд-во ИАЭ СО РАН, 2000а. - С. 15 - 18.

288. Широков В.Н. Кирьяшевкая писаница и один из сюжетов в наскальных изображениях по реке Тагил (Средний Урал) // Святилища: археология ритуала и вопросы семантики. СПб.: Изд-во С.-Петербург, ун-та, 20006. — С. 150- 155.

289. Яковлев Я.А. К проблеме формирования кулайского художественного стиля // Культуриогенетические процессы в Западной Сибири. — Томск: Изд-во Том. ун-та, 1993. С. 126 - 130.

290. Яковлев Я.А. Иллюстрации к ненаписанным книгам: Саровское культовое место. Томск: Изд-во Том. ун-та, 2001. - 274 с.

291. Amiet P. La glyptique mesopotamienne arhaique. P.: Centre national de la recherche scientifique, 1961. - 454 p.

292. Chang K. The Archaeology of Ancient China. New Haven - London: Yale University Press, 1964. - 346 p.

293. Contenau G. La magie chez les Assyriens et les Babyloniens. P.: Payot, 1947. -298 p.

294. Francfort H.-P. Note on some bronze age petroglyphs of Upper Indus and Central Asia // Pakistan Archaeology. 1991. - № 26. - P. 125 - 135.

295. Gotlib A.I. Bronzezeitliche Bergfestungen («sve») in Chakassien // Eurasia An-tiqua. 1999. - Band 5. - P. 29 - 69.

296. Gorsdorf J., Parzinger H., Nagler A., Leontev N. Neue ,4C-Datierungen fur die Sibirische Steppe und ihre Konsequenzen fur die regionale Bronzezeitchronolo-gie // Eurasia Antiqua. 1998. - Band 4. - P. 73 - 80.

297. Jettmar K. Petroglyphs and early History of the Upper Indus Valley: the 1981 Expedition // Zentralasiatische Studien. 1982. - № 16. - P. 293 - 308.

298. Jettmar K., Thewalt V. Between Gandhara and the Silk Roads: Rock-carvings along the Karakorum Highway (Discoveries by German-Pakistani Expeditions 1979 1984). - Mainz: von Zabern, 1987. - 60 p.

299. Kovatev A. Die altesten Stelen am Ertix // Eurasia Antiqua. 1999. - Band 5. — P. 135- 177.

300. Kubarev V., Jacobson E. Siberie du Sud 3: Kalbak-Tash I (Republique de 1'Altai)

301. Repertoire des petroglyphes d'Asie Centrale. Fascicule № 3. - P.: De Boc-card, 1996. - 481 p., 622 figs.

302. Leont'ev N.V., Kapel'ko V.F. Steinstelen der Okunev-Kultur. Mainz: von Za-bern, 2002. - 238 p. - (Archaologie in Eurasien. - Bd. 13).

303. Matjuscenko V.I. About the Art of the Ancient Tribes of the Lower Tomi // Popular Beliefs and Folklore Tradition in Siberia. Budapest: Akad6miai Kiado, 1968.-P. 479-484.

304. Molodin V.I., Cheremissin D.V. Petroglyphs de l'age du bronze du plateau d'U-kok. A propos des representations de personnages avec un coiffure fongiforme // Arts Asiatiques. 1999. - T. 54. - P. 148 - 152.

305. Nagler A. Waren die Tragen der Okunev-Kultur Nomaden? // Eurasia Antiqua. -1999.-Band 5.-P. 1 -27.

306. Ozguc N., Tunca O. Kiiltepe-Kanis: sealed and inscribed clay bullae. Ankara: Turk tarih kurumu basimevi, 2001. — Отдельный оттиск.

307. Parzinger H. Sejma-Turbino und die Anfange des sibirischen Tierstils // Eurasia Antiqua. 1997. - Band 3. - P. 223 - 247.

308. Samasev Z. Petrogliphs of the East Kazakhstan as a historical sources. Almaty: Rakurs, 1993.-288 p.

309. Samasev Z., Zumabekova G. Spatbrozezeitliche Waffen aus Kazachstan // Eurasia antiqua. 1996. - Band 2. - P. 229 - 239.