автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.02
диссертация на тему:
История и духовное бытие личности в структуре художественной ретроспекции в последних произведениях Аскера Евтыха

  • Год: 2006
  • Автор научной работы: Бзегежева, Лариса Казбековна
  • Ученая cтепень: кандидата филологических наук
  • Место защиты диссертации: Майкоп
  • Код cпециальности ВАК: 10.01.02
450 руб.
Диссертация по филологии на тему 'История и духовное бытие личности в структуре художественной ретроспекции в последних произведениях Аскера Евтыха'

Полный текст автореферата диссертации по теме "История и духовное бытие личности в структуре художественной ретроспекции в последних произведениях Аскера Евтыха"

На правах рукописи

БЗЕГЕЖЕВА Лариса Казбековна

ИСТОРИЯ И ДУХОВНОЕ БЫТИЕ ЛИЧНОСТИ В СТРУКТУРЕ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ РЕТРОСПЕКЦИИ В ПОСЛЕДНИХ ПРОИЗВЕДЕНИЯХ АСКЕРА ЕВТЫХА

Специальность: 10.01.02 - Литература народов Российской Федерации

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Майкоп - 2006

Диссертация выполнена в Адыгейском государственном университете.

Научный руководитель - доктор филологических наук,

профессор Шаззо К.Г.

Официальные оппоненты - доктор филологических наук,

профессор Чанкаева Т.А.,

кандидат филологических наук, доцент Алиева М. И.

Ведущая организация: Адыгейский Республиканский институт

гуманитарных исследований им. Т. Керашева

Защита состоится «ЛО » 2006 года в "часов на заседании

Диссертационного совета Д 211.001.02 в Адыгейском государственном университете по адресу: 385000, г. Майкоп, ул. Университетская, 208.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Адыгейского государственного университета.

Автореферат разослан <М> » и^^сШ- 2006 г.

Ученый секретарь Диссертационного совета,

доктор филологических наук, профессор Демина Л.И.

бдаг.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность исследования. Говоря словами одного из современных исследователей, «слава поэта зависит, прежде всего, от его созвучности времени. Иначе говоря, если поэт обращает на себя широкое внимание, причина не столько в том, что он значителен, сколько в том, что он созвучен. ..> созвучность - понятие временное, а подлинная значительность поэта, писателя, определяемая художественным уровнем его произведений, - это все-таки нечто не меняющееся, нечто самоценное. С годами написанное не становится хуже или лучше, только его оценки меняются»'. Адыгский писатель Аскер Евтых был не слишком «созвучен времени» и, соответственно, лишен заслуженной и полноценной славы при жизни; но он был действительно значителен и потому все-таки оценен по достоинству, однако, гораздо позже.

На протяжении всего «советского времени» прошлого столетия, с момента опубликования первых работ писателя и особенно его романов 60 -80-х годов начались на него гонения. Но были критики, которые очень осторожно, в большинстве случаев «тихо» и «молча» оценивали талантливые произведения Аскера Евтыха. Однако его первая повесть «Сшынахьыжъ» («Мой старший брат») (1941) нашла некоторый отклик в работах таких адыгских критиков и литературоведов, как М.Кунижев, К.Шаззо, Х.Тлепцерше, Р.Мамий, У.Панеш и других. В послевоенные годы Аскер Ев-тых успешно продолжает писательскую деятельность и издает целый ряд повестей. Основную тему всей адыгейской прозы тех лет составляли процессы, происходившие в послевоенной деревне. Главным действующим лицом большинства произведений данного периода был фронтовик, только что вернувшийся с войны и с энтузиазмом налаживающий жизнь в родном ауле. Причем наблюдалась явная тенденция к идеализации образа фронтовика-коммуниста, - его активная деятельность помогала разрешить все проблемы, существовавшие в деревне. Как отмечала критика, эта тенденция характерна для таких произведений Аскера Евтьгха, как «Превосходная должность» (1948), «Аул Псыбэ» (1950) и для последовавших за ними крупных произведений «Солнце над нами», «Девушка из аула», «У нас в ауле».

Спустя много лет после выхода в свет этих произведений Аскер Ев-тых снова обращается к жанру повести лишь в 60 - 70-е годы XX в.: «След человека», «Судьба одной женщины» и другие, которые, по замечанию Халида Тлепцерше, «являются великолепными образцами» этого жанра и «достойны его первой повести «Мой старший брат». В них, по словам цитируемого критика, «писатель выходит на уровень повествовательной прозы в современной советской и мировой литературе».2 Судьба личности продолжает оставаться на первом плане и в последующих произведениях писателя. Речь идет о нашумевших романах Аскера Евтыха

' Тхоржевский С История и отдельная человеческая жичнь // Звезда 2003 №9 С 27-18 С 29 ' Тлепцерше X На пути к зрелости - Краснодар, 1OTI, С 68 ■,. ^—

РОС НАЦИОНАЛЬНА»| БИБЛИОТЕКА [ СПетепй»

09 Щ ЧЮО I

«Улица во всю ее длину» (1965), «Двери открыты настежь» (1973), «Глоток родниковой воды» (1977), «Баржа» (1983), «Бычья кровь» (1987). "Эти произведения, как и послевоенные рассказы и повести автора, затрагивают проблемы адыгейской деревни, но уже с совершенно иной точки зрения.

Несмотря на тот интерес, который должно было бы вызывать творчество талантливого и смелого адыгского писателя, не было издано ни одной монографической работы, целиком посвященной многогранной и разнообразной прозе Лсксра Нвтыха. Имели место лишь отдельные упоминания в аналитических работах названных авторов. А его последние произведения две повести, опубликованные уже после смерти писателя в 2000 году в Москве («Разрыв сердца» и «Я - кенгуру»), - вообще не получили практически никакого отклика у национальной критики, за исключением их краткого анализа, предпринятого в монографии Фатимет Хуако «Жанр лирической повести в северокавказском литературном процессе» (2003), и в книге Р. Мамия «Вровень с веком» (2001). Следовательно, изучение прозы Аскера Евтыха в контексте авторского внимания к личноеги приобретает несомненную актуальность.

Объектом исследования является, таким образом, творчество знаменитого адыгского автора Аскера Евтыха, а материалом - последние повести писателя «Разрыв сердца» и «Я - кенгуру».

Практическая значимость данного исследования состоит в том, что так как на сегодняшний день в северокавказском и общероссийском литературоведении практически отсутствуют монографии, специальные исследования, учебные и учебно-методические пособия, посвященные творчеству Аскера Евтыха, то данная работа могла бы в некотором роде восполнить существующий пробел.

Основная цель исследования следует из вышеизложенного и состоит в том, чтобы на примере повестей «Разрыв сердца» и «Я - кенгуру» показать, насколько жанровая сущность избранной автором формы отвечала всем основным творческим устремлениям Аскера Евтыха. Эти произведения в жанровом отношении являются одними из самых ключевых его работ.

Проводимый в диссертационной работе анализ повестей «Разрыв сердца» и «Я кенгуру» дается под углом зрения традиционной поэтики жанра лирической повести. Поэтому в исследовании ставились следующие задачи:

1) выяснить, как именно в структурно-композиционной организации данных произведений проявляется жанровая сущность лирической повести;

2) одновременно показать, как традиционные черты жанра лирической повести органически сочетаются у Аскера Евтыха с индивидуальной авторской неповторимостью и глубиной их использования.

На защиту выносятся следующие основные положения:

1. Своими последними произведениями Аскер Евтых начал разрабатывать в адыгской литературе ту предельную конкретность экспрессивного обнажения внутреннего мира личности в его таинственных первоосно-

«ах, напрямую соприкасавшихся с неким уровнем подсознания, на которую оказалась способна лирическая проза конца XX века,

2. Лиризм в прозаических произведениях Аскера Евтыха «Разрыв сердца» и «Я - кенгуру» преподносится лаконичными и, одновременно, выразительными средствами. При этом основным изобразительным средством душевного мира персонажа является его прямая внешняя или внутренняя речь, колоритный диалог или монолог.

3. В соответствии с жанром лирической повести Аскер Евтых не излагает последовательно жизненную историю своего героя, а обозначает некие константы, ключевые точки, в которых постоянно и достоверно «берутся» им «психологические пробы».

4. В последних произведениях Аскера Евтыха имеют место некоторая нервность и беспокойство атмосферы в изложениях, качества, которые для поверхностного взгляда закрывают тончайшую художественную рассчитан-ность, взвешенность и необходимость каждого тона, каждого акцента.

Методологической и теоретической основой диссертации являются труды известных литературоведов и философов: М.Бахтнна, Н.Бердяева, Гегеля, Платона, Т.Манпа, Ф.Достоевского, Л.Колобаевой, Д.Лихачева, Л.Тимофеева и других. Также использован опыт современных исследователей адыгских литератур, таких как М.Кунижев, К.Шаззо, Х.Тлепцерше, Р.Мамий, У.Панеш, Ф.Хуако и других.

Структура диссертации. Цели и задачи, объект исследования обусловили и предопрсдепили логику и структуру данной работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии, включающей 160 источников.

ОБЩЕЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении реферируемой работы аргументирована актуальность проблемы, установлен объект исследования, охарактеризована степень изученности проблемы, намечены цели, выявлена новизна исследования, сформулированы теоретическая и практическая значимость работы, изложен ряд общетеоретических положений избранной тематики.

В первой главе «Теоретическое осмысление различных категорий личности в литературе (на примере прозы Аскера Евтыха последнего времени)» анализируется и обобщается имеющийся по теме исследования теоретический материал.

Размышление о человеке всегда было ключевым для литературы. С тех пор, как человек стал раздумывать об устройстве окружающего мира, он начал постигать и самого себя. Но задумавшись о себе, человек, надо полагать, никогда не ост авлял и не оставит эту тему. Человек задумался над тем, кто он собственно такой, едва научившись выражать свои мысли и чувства посредством знаков и символов. Эта глубинная, трудно насыщаемая потребность раскрыть собственную тайну и составляет сущность

человеческого. Однако само зарождение философско-антропологичсской мысли есть отражение предельной зрелости философской рефлексии. Проблема человека, как теперь ясно, - безграничная сфера гуманитарного познания. И именно в эту безграничную сферу и удается проникнуть и адыгскому писателю Аскеру Евтыху.

Последние повести Аскера Евтыха существенно отличаются друг от друга в плане субъектной организации текста. Первичными носителями речи в повести «Разрыв сердца» является автор-повествователь, в повести «Я - кенгуру» - главный герой, отторженный от родины писатель. В связи с этим в первой повести рассказчик находится «рядом» с событиями, во второй - «внутри» событий.

Однако в обоих случаях главным героем повествования выступает именно рассказчик. Притом рассказчик, частично или полностью совпадающий с автором. Даже в тех случаях, когда дистанция между автором и повествователем задается каким-нибудь нарочитым приемом, это не более чем ложный выпад, художественная условность, - и для читателя, и тем более для самого автора очевидно, кто и о ком заводит речь. В принципе эта литература и признает только прямую речь. Любое из взятых прозаических произведений Аскера Евтыха есть не что иное, как развернутый монолог, и потому все они отличаются известной «монотонностью», сближающей их в каком-то смысле с первой античной трагедией, если убрать со сцены еще и хор, оставив актера наедине с собственной интерпретацией событий.

В обоих произведениях Аскера Евтыха представлено не само время, а воспоминания о «старых годах», поэтому важно, от имени кого и с какой временной точки ведется повествование и каково времяположение автора-повествователя. В реалистических повестях круговое движение вписано в реально-исторический контекст, поэтому оппозиция «тогда - теперь» имеет в них не только моральный, но и социальный смысл. Эта оппозиция в повести «Разрыв сердца» находится исключительно в компетенции посредника-рассказчика, становящегося своеобразным представителем автора. Именно ему переадресованы как субъектные, так и виесубъектные формы выражения авторской позиции, автор-творец подчеркнуто отказывается от своей оценочной миссии.

«Настоящее» героя-повествователя в другой повести - «Я - кенгуру» - имеет существенное значение для формирования идейного содержания: сопоставления «тогда - теперь» создают основу для социально-нравственной оценки «тогдашнего мира». В этой повести Аскера Евтыха авторская позиция ограничена сферой нравственных выводов. «Прошлое» важно здесь само по себе, оно может изображаться с точки зрения любого «настоящего». При этом насыщение художественного пространства образами прошлого не обязательно свидетельствует о движении вспять, о стремлении к реставрации рухнувших порядков.

Аскер Евтых практически не пользуется относительно непрерывным историческим и биографическим временем, то есть строю эпическим временем, он лирично «перескакивает» через него, сосредоточивает действие в точках кризисов, переломов и катастроф. И через пространство он, в сущности, тоже «перескакивает» и сосредоточивает действие только в нескольких определяющих «точках», что и придает «воздушную» лиричность повествованию. В некоторых авторских «точках» возможно только кризисное время, в котором миг приравнивается к годам, десятилетиям, даже к значимым для всего адыгского народа столетиям. Именно поэтому жанр непредсказуемой и абстрактной лирической повести так близок ему.

Объективность авторской оценки Аскера Евтыха в сфере оппозиции «тогда - теперь» в повести «Разрыв сердца» создается за счет совмещения точек зрения многих субъектов сознания, ни с одним из которых не сливается автор. На формально-субъектном уровне здесь выделяется три основных субъекта речи: автор-повествователь (первичный носитель речи), первый адыгский художник, возведенный в ранг основоположника, -Хамзат Чирашевич Бзегух (Основа), - но и не только он; в роли третьего субъекта часто выступает его друг и помощник Джафар Хапатук (Жора). (Основа и Жора - вторичные носители речи), а также практически каждый из персонажей и даже второплановых героев повести.

Наиболее глубокое представление о природе человека дает реальная история, в ходе которой человек развертывает свое сущностное богатство. Люди живут в реальном, исторически конкретном, изменяющемся мире. Общественные процессы, стало быть, позволяют писателю с предельной выразительностью выявить «истинно человеческое». Спустя век с небольшим Аскер Евтых берется рассказать, чю и как было там, порой глядя уже не вперед, а назад, и не сверху вниз, с горной вершины на ухо дящие в забытье народы и аулы, а в обратном направлении, с предназначенной к покорению земли на то, что остается после и вместо нее.

Именно на данную мысль - укор человечеству - и делает акцент в обеих своих повестях Аскер Евтых. При этом словесная живопись писателя исходит из незаурядного в своей простоте факта: смотрит он, а с ним и читатель, на ценности старого времени только во времени настоящем. Сильнейший мотив сожаления, боли за судьбу своего народа присутствует с первой до последней страницы последней книги Аскера Евтыха. Эта боль проступает сквозь каждую ее строку, словно капли крови проступают сквозь доспехи раненого воина, и само собой, эта очевидная боль не оставляет равнодушным читателя, застилая его глаза и обволакивая сердце: «Ох, эти наши беды, адыгские страдания. . Костяшек не хватит на конторских счетах... Никакими пудами не взвесить». И наряду с этим удивление, граничащее с восторгом: «И все равно жили!»1. И это в меньшей степени декларация, в большей же - хоть и поэтический, но факт.

1 Рюых А К Разрыв сердца Повести - М ,2000 - С 6

Таким образом, просветленно-печальные формулы и безнадежный скепсис Аскера Евтыха настояны на опыте тысячелетий.

Уход поколений, появление новой жизни были привычны, как восход и заход солнца. Но на родное пепелище, к отеческим фобам всегда можно было вернуться. Краса равнодушной природы на фоне призрачных человеческих лет представлялась неизменной и вечной. «Земля, вода - останутся, а нас не будет». Всемирный потоп и Апокалипсис были делом не человеческих рук, а Божьего промысла, и относились к абсолютному прошлому или неведомому будущему. Причем даже после них новый жизненный цикл начинался на той же земле. Однако адыги становятся свидетелями руко-т ворного апокалипсиса на черноморском побережье и впоследствии, - буквально «Всемирного потопа», т.е. устроенного уже «несущей свет» советской властью беспощадного затопления множества их родных аулов. Они продолжают жить, но мир, в котором они выросли, который казался вечным, уходит навсегда, и уже никогда, во веки веков, нельзя будет увидеть родное пепелище и постоять перед отеческими могилами.

И вновь - мотив бесконечного разрушения, неиссякаемой потери и глубокого сожаления. И это отнюдь не формальный момент, если учесть, сколь сильна лирическая составляющая прозаических произведений Аскера Евтыха, как глубоко сопереживает автор-повествователь драме ведущих героев, сливая с их голосами свой голос или говоря как бы «изнутри» персонажа и т.д.

Все здесь построено на крайней неуместности и навязанной свыше скандальности всего происходящего. Повествование насыщено спровоцированными властью резкими контрастами, снижениями и развенчаниями Есть здесь и элемент довольно жестокого морального экспериментирования. Тон изложения порой нарочито зыбкий, двусмысленный и издевательский, пронизанный элементами скрытой социально-политической и литературной полемики, что подразумевает наличие глубокой социально-философской идеи, которая есть в этих произведениях и которая до сих пор еще недостаточно оценена.

Обобщая, следует отметить, что в том, как на всякую точку зрения, которую сам автор не разделяет, он бросает объектную тень, в той или иной степени овеществляя ее, проявляется, в частности, завершающая активность Аскера Евтыха как автора произведения. Авторская активность писателя обнаруживается и в доведении каждой из иногда спорящих, жестко противостоящих точек зрения до максимальной силы и глубины, до предела убедительности. Он стремится раскрыть и развернуть все заложенные в данной точке зрения смысловые возможности, делая это с исключительной силой. И эта углубляющая чужую мысль активность возможна только на почве диалогического отношения к чужому сознанию, к чужой точке зрения, что в полной мере и происходит в данном случае.

Порой темы рассуждений повествователя будничные, житейские, хоть и приправленные философской спецификой. Монолог движется в

русле, заданном конкретной ситуацией, отнюдь не касаясь «патриотических чувств» и подобных высоких материй. Благодаря этому и автор, и читатель, т.е. два человека, случайно встретившись, «приходятся друг другу по душе» отнюдь не за прежде проявленное в чрезвычайных обстоятельствах беззаветное мужество, патриотизм или доблесть (при всем несомненном восхищении автора этими качествами), вообще не за что-то, а, как бывает в жизни, в сущности, ни за что, «просто так», без какой-либо видимой причины. Как раз данная неистребимая человеческая способность беспричинна, «ни за что ни про что», без всякой причины или по пустячному поводу открыться другому человеку, войти с ним в человеческий контакт, - эта способность в доли секунды развеивает изначальное читательское недоверие к автору. Вот в чем состоит ключевое художественное значение частых размышлений повествователя, и это, конечно, важный новый поворот в поэтическом претворении пафоса человечности, которое всегда одушевляло и мучило автора своей неустранимой конфликтностью, можно сказать, как личная проблема.

Несомненна автобиографичность произведения - проведение параллелей с судьбой и личностью самого писателя возможно в целом ряде эпизодов и событий повести. Так, основная прозаическая фабула повести «Разрыв сердца» - судьба адыгского художника, который ограничен в своем творчестве целым рядом жестких запретов и который, с трудом скрепив сердце, безуспешно пытается подчиняться им. Но, в конце концов, сердце подобной нагрузки не выдерживает, и художник умирает. Эта сюжетная линия в прямом отношении сопоставима с писательской судьбой самого Аскера Евтыха, творческая биография которого буквально насыщена разного рода запретами, гонениями и опалой, а смерть, соответственно, не могла не быть обусловленной этими тягостными для любого творческого человека психологическими факторами.

Весь процесс отвержения писателя от родины в мельчайших подробностях представлен и в повести «Я - кенгуру». Этот интимный и психологически глубокий сюжет - прохождение сквозь гонения к «чужой» жизни, к жизни на чужбине, нравственное отторжение от родины - оказывается жестоким, но реалистичным и, тем самым, увлекательным для читателя своей достоверностью. Не обходит вниманием автор и деталей самого момента отторжения - причин и мотивов, вызвавших и спровоцировавших этот страшный для писателя процесс. В воспоминаниях Аскера Евтыха все начинается с момента общения его, молодого автора, с «основоположником адыгейской литературы», без рекомендации которого у неизвестного поэта нет ни малейших шансов опубликоваться. Далее в повести «Разрыв сердца» психологически достоверно изображается действительное жестокое бытие, точнее, жалкое существование «политических отверженных», особой категории людей, к которой с момента написания послевоенного романа «Улица во всю ее длину» в силу жизненных и творческих обстоятельств в полном объеме относился сам Аскер Евтых.

Находящиеся в политической и идеологической опале - это люди, насильно и беззастенчиво оторванные от своей родины и народа, фактически их жизнь перестает определяться нормальным укладом людей, живущих в собственной, психологически и этнически подпитывающей национальной среде; их поведение уже не регулируется тем положением, которое они занимали на родине, они буквально не прикреплены к взрастившему их и их родителей обществу. Данный психологический момент является ведущим и определяет особый оттенок лиризации в повести «Я - кенгуру».

Как и в большинстве лирических произведений, авторская позиция здесь проявляется в доминировании субъективно-эмоционального восприятия действительности над объективным ее изображением, в личностной окрашенности событий, в таком сочетании изображения и выражения, при котором автор почти сливается с героем, а повествование приобретает монологический характер, чреватый внутренним диалогизмом. Вот почему, утверждая достоинство человеческой личности, Аскер Евтых в своих последних работах олицетворяет новый прорыв к человечности по сравнению с тем, который запечатлен в его предыдущих, гораздо более ранних, «советских» произведениях (к примеру, «Улица во всю ее длину»), И именно в этом плане неоспорима уникальная новизна прозы Аскера Евты-ха, уделяющего внутреннему развитию личности героя, этому богатству сознательных и стихийных устремлений индивидуального человека как раз максимум внимания.

Активность авторской личности Аскера Евтыха в обеих повестях порой чрезвычайно существенно преобладает над фактически событийным и эпически сюжетным материалом. В данном случае поэтический образ гораздо объемнее мимолетно отразившейся в нем мгновенной и порой «сухой» реальности. И, тем самым, намного полнокровней, долговечней, сильнее ее. И пусть читателю не дано с определенностью и эпическими подробностями узнать, что происходило много лет назад па родине автора в деталях и подробностях. Смысловые, сюжетные «пустоты», оставленные в тексте, втягивая в работу читательское воображение, порой углубляют и обогащают художественную значимость прочитанного Жизнь в данном случае - это внутренняя суть вещей, проявляющая себя в художественном образе.

Мощный пласт лиризма находит выражение в анализируемой прозе Аскера Евтыха не только собственно в лирических ситуациях, в раздумьях, в суждениях и прямых оценках писателя, лиризм - в самой интонации повествования, в его пафосе, в общей атмосфере психологизированного драматизма, проникающего в объективные детали картин, эпизодов. При этом следует подчеркнуть, что подобная явно выраженная оценочность авторских суждений в ходе повествования в очередной раз подчеркивает личность ведущего повествование рассказчика («Разрыв сердца») или центрального героя («Я - кенгуру»).

Фактически последняя проза Аскера Евтыха представляет собой продолжение лирики, но изображаемое иными, более философическими средствами. Поэтому и в целом творческий метод писателя можно характеризовать качествами, сближающими его с современной живописью, которая опирается на совокупное ощущение цвета и композиции, в то же время порой позволяя некоторую абстрактность и неопределенность. Действительно, в этом творческом мастерстве содержится едва только предполагаемое значение, и Аскер Евтых стремится, прежде всего, к правдивости и силе производимого впечатления, а не к механическому сходству с натурой.

Вторая глава «Художественная реализация концепции личности в «ретро-повести» Аскера Евтыха «Разрыв сердца»» посвящена философскому осмыслениию повести «Разрыв сердца».

Зачин ее представлен текстом «Вместо предисловия», названный автором «Рассказ жилички». В данном случае уже сам бытовой термин, обозначающий повествователя данного изложения - «жиличка» - терминологически и, одновременно, психологически достоверно передает атмосферу, царившую в изображаемый исторический период - в «самый разгар» правления советской власти. И далее, неприметными, но подсознательно, на эмоциональном уровне весьма ощутимыми и достоверными деталями автор продолжает все тверже, увереннее и, значит, безжалостнее, нагнетать в читателе тягостное настроение тридцатых годов прошлого века.

При этом на протяжении всего повествования герой интересует Аскера Евтыха не как явление действительности, обладающее определенными и твердыми социально-типическими и индивидуально-характерологическими признаками, не как определенный облик, слагающийся из объективных черт, в своей совокупности отвечающих на вопрос: «Кто он?». Герой интересует Аскера Евтыха как особая точка зрения на мир и на себя самого, как смысловая и оценивающая позиция человека по отношению к себе самому и по отношению к окружающей действительности. Аскеру Евтыху важно не то, чем его герой является в мире, а, прежде всего то, чем является для героя мир и чем является он сам для себя самого.

В дальнейшем изложение преимущественно строится вокруг двух героев: Жоры, являющегося центральным объектом и периодически берущим на себя нить повествования, и Хамзата Чирашевича, чаще отходящего на второй план и воспринимающегося лишь на фоне Жоры. Либо периодически в ходе изложения автор и герой меняются местами. Автор отступает в тень перед напором жизненного материала, герои получают свободу, что вновь позволяет Аскеру Евтыху достоверно и психологически грамотно приблизить свое повествование к реальной действительности. Свобода героя, таким образом, - момент авторского замысла. Слово героя создано автором, но создано так, что оно до конца может развить свою внутреннюю логику и самостоятельность как чужое слово, как слово самого героя. Вследствие этого оно выпадает не из авторского замысла, а

лишь из монологического авторского кругозора. Но разрушение этого кругозора как раз и входит в замысел Аскера Евтыха.

Следовательно, теми элементами, из которых слагается образ героя, служат не черты действительности - самого героя и его бытового окружения, - а значение этих черт для него самого, для его самосознания, которое, в свою очередь, по Сократу, есть результат социального действия. Так рождается уникальная ситуация, позволяющая дать определение человека опосредованное, через обоснование специфики познания.

В повести присутствуют сцены, которые могли изначально удивить и шокировать благообразного советского читателя, привыкшего к повсеместному гладкому «лоску» произведений литературы прошлого века. Однако, применительно к всегда представлявшемуся нестандартным автором Аскеру Евтыху, подобные сцены вполне и в духе, и в стиле всего его творчества. И они глубоко органичны для действительности описываемого исторического периода, в них нет ничего выдуманного: и в целом, и в каждой детали они определяются последовательной художественной логикой тех реальных действ и категорий, которые присутствовали в обществе и десятилетиями умалчивались, но неизменно, хотя и тайно, впитывались в стандартизированную линию советской художественной прозы. В основе их лежит глубокое достоверное мироощущение, которое осмысливает и объединяет все кажущееся нелепым и неожиданным в этих сиенах и создает их художественную правду.

Лишь сегодня, после выхода повести в свет в 2000-м году, можно представить себе, насколько подобное объяснение настроения и поступков персонажа реальными, имевшими место быть историческими и бытовыми фактами могло шокировать тогдашнюю власть и, соответственно, однозначно закрыть произведению Аскера Евтыха все пути к опубликованию во времена социалистического реализма, что и произошло в действительности. Наученный собственным горьким опытом, писатель прекрасно знает, что бывает с художником, осмеливающимся нарушить идеологические устои (это, по сути, автобиографический рассказ о том, что было пережито самим Аскером Евты-хом): «<".. .> уничтожение самой картины, полное, со всей общественной злостью. осуждение того, кто на это решился, унижая адыгское достоинство, адыгскую стыдливость (курсив - авт. дисс.), природное свойство самого народа, чтимое, охраняемое, воспеваемое... (хотя бесстыдных дел ой-ой-ой!). Подобный случай уже произошел, сожгли публично изданную в Москве книгу адыгского писателя (разр. авт. дисс.), и возглавляла пожарников супруга секретаря райкома»4. При этом современная редакция приводит уточняющий комментарий о том, что публичному сожжению было подвергнуто другое произведение Аскера Евтыха - гораздо более ранний, фактически послевоенный роман «Улица во всю ее длину».

4 квтых А К Разрыв сердца Понести М , 2000 - С 90

Итак, как убедительно доказывает Аскер Евтых, обязательной чертой человеческого характера в советские годы была вера в силу высшей власти, безоглядная, страшная вера, подпитываемая ужасом и порой . граничащая с сумасшествием. Иногда в той горькой иронии, которую

писатель смело позволяет себе в описаниях идолопоклонства рядового гражданина по отношению к представителям власти, порой здесь отчет-I ливо просматривается скорбное сожаление автора по поводу безвоз-

вратного отсутствия в психологии народа истинной веры, запрещающей зло и поощряющей добро. Все подобные эпизоды и связанные с ними настроения - лишь разные грани одной из: ведущих тем всего творчества Аскера Евтыха, темы «все позволено» (в мире, где нет бога и бессмертия души) и связанной с ней темы морально-этического вакуума.

Значительную роль играют на протяжении повествования воспоминания, которые вводятся здесь именно как возможность совсем другой жизни (под тем или иным углом зрения), организованной по другим законам, нежели обычная (иногда прямо как «мир наизнанку»). Действительность, увиденная в воспоминаниях героя, отстраняет обычную жизнь, заставляет понять и оценить ее по-новому (в свете увиденной иной возможности). И человек здесь становится другим человеком, раскрывает в себе новые возможности (и худшие, и лучшие), испытывается и проверяется. Иногда воспоминание прямо строится как увенчание - развенчание, разочарование человека в жизни. Благодаря подобному изложению читатель видит не то, кто такой этот герой, а то, как он осознает себя, читательское восприятие оказывается уже не перед действительностью героя, а перед чистой функцией осознания им этой, порой слишком жестокой действительности.

По-прежнему освещая внутренний мир своего героя, однажды Аскер Еш ых подробно приводит жизненные рассуждения Основы, подводящег о некоторые условные итоги своему творчеству. Художник делает неутешительный для себя вывод о том, что годы, потраченные на «Жизнь вождя», т.е. на картины, посвященные Сталину, - «не то что впустую прошли, нет, нет, а вот как бы мимо чего-то еще главного»5. Картина - фальшивая бумажка, а человеческая драма и боль художника от рухнувшей надежды подлинны и даны Аскером Евтыхом без всякой насмешки, с сочувствием и пониманием. Таким образом, наступает время сожаления и осмысления. Еще одна творческая душа мучается в приступах невоплощения, пытается вырваться из оков своей небольшой традиционной советской судьбы.

В ходе изображения автором деталей созидательного процесса и профессионального становления художника источники творческой энергии . Хамзата Чирашевича оказываются разнообразными по своей наполненности

и результативности в различные жизненные и исторические периоды. Так, имеют место живописные подробности творческого азарта художника, ри-

1 Ппых А К Разрыв сердца Повести М , 2000 - С 23

13

сующего любимую женщину, всевозможные подробности работы над картиной, тонкости технологии отбора цвета, пластических масс (смол, разба-вителей-затвердителей и т.д.), работа с которыми неизменно удается человеку, находящемуся на подъеме творческого настроения. И описывая, напротив, негативный творческий период, автор выразительно детализирует определенный процесс работы Хамзата Чирашевича в мастерской. Подобным образом перед читателем раскрываются психологические подробности созидательных поисков и метаний любой творческой личности, причем подробности, судя по всему, весьма знакомые самому автору.

В ходе развития повествования имеют место и документальные факты, и реально существовавшие исторические лица. Реально жившие люди, входя в художественное пространство, изменяются под воздействием поэтической концепции автора, подчиняются ей, а не подчиняют ее себе. Идейная составляющая повести выражается в первую очередь через образы вымышленных героев, через сюжетные ходы, через историко-бытовой фон, нарисованный писателем. Именно эти стороны изложения, прежде всего, привлекают читателя, и в то же время они ярче всего демонстрируют подход Аскера Евтыха к исторической действительности, его работу с фактами, способы, какими он подчиняет реальность начала - середины двадцатого века интересам своего повествования. К примеру, в одном из эпизодов Аскер Евтых, рассказывая устами мудрого старца о бесчисленных адыгских страданиях, в сноске приводит информацию «об аресте хатукаевцев, протестовавших против произвола власти», замечая, что «среди арестованных - мой дядя Ц.А.Евтых. В 1929 г. сослан, погиб...»6. Действительно, в данном случае проявляются максимально откровенные, невозможные и смертоносные в подобной откровенности для того времени, подробности, на которые решился в одной из последних работ Аскер Евтых.

«Разрыв сердца» благодаря своему минимизированному сюжету дает логику существовавшей действительности в несколько упрощенной (этого требовал небольшой по объему жанр лирической повести), но резкой и обнаженной форме и потому может служить неким комментарием к аналогичным явлениям в творчестве Аскера Евтыха.

Третья глава «Эпоха как компонент в духовных исканиях личности в повести Аскера Евтыха «Я кенгуру»» посвящена анализу повести Аскера Евтыха «Я - кенгуру».

Художественный образ кенгуру, избранный автором в качестве центрального в одноименной повести «Я - кенгуру», можно счи тать многогранным. Стержневое значение, которое подчеркивает сам автор, состоит в том, что он постоянно сравнивает себя, всю жизнь несущего в своей «прибрюш-ной сумке» (точнее, в душе) образ любимой женщины Вагти, с этим животным, также никогда не расстающимся со своим близким человеком: «Она,

"ПпыхАК Ржрыэ сердца Повести М , ?000 С 6

моя маленькая мормышка, будет ждать меня каждый день, каждый час, молиться, страдать, я же кто, кенгуру (курсив - авт. дисс.), а у него, у этого странного существа, детеныш-то не бегает за ним <...>. Кешуру держит своего детеныша в мягкой шерстистой прибрюшной сумке <...>» .

Главным героем произведения при этом является сам ведущий повествование от первого лица рассказчик. Можно смело утверждать, чему существуют многие доказательства, что этот персонаж наиболее близок самому автору, он - практически носитель жизненной позиции, мировоззрения самого Аскера Евгыха, поэтому в дальнейшем обозначается диссертантом как автор-рассказчик.

Далее, возвращаясь к образу кенгуру, отметим, что часто еще автор-рассказчик будет обращаться к живописанию своего искреннего, причем безграничного по силе, отношения к любимой женщине; к тому же делать это он будет особенно выразительно, находясь именно в художественном образе, избранном им изначально - в образе не расстающегося с «детенышем» кенгуру: <«...> слава Богу, оба оставались все годы дома, ибо уходить мне из дому на целый день, без Вали, это для меня горе, беда, без Вали и жизнь как бы уже не жизнь, - и слава Богу, мы так и прожили все свои годы, всегда вместе, - да, всегда!»8. Либо сюжетную линию, содержащую toi период совместной жизни семьи, когда молодая жена неожиданно отваживается приехать на действующий фронт к воюющему с немцами мужу, автор завершает отдельным абзацем, состоящим всего из двух, но весьма эмоционально концентрированных предложений, в которых он достигает максимального лаконизма и, одновременно, столь же максимальной силы. Однако в них таится психологическая драма, исполненная множества живописных подробностей, чувств: «Валя, нежное, светло утонченное создание. И я, сумчатое существо, я, кенгуру...»9. И все, но этим все сказано.

Аскера Евтыха практически не интересует внутренний мир других персонажей. Ему важно передать свои собственные мысли, ощущения, переживания. Поэтому его герои и героини мыслят и выражают свои мысли и чувства совершенно одинаковым образом. И это происходит не от неумения, а в результате исполнения четко поставленной задачи. Лирическому писателю необходимо обнаружить, вывернуть наизнанку именно свою душу, перелить в слова и краски именно свой внутренний мир.

Душевный мир автора-рассказчика характеризуется в повести «Я -кенгуру» менее всего его поступками, что также лишает его произведение эпизма в пользу лиризма. Главный и основной источник для понимания души главного героя - это его собственные слова о себе, точнее, о своих чувствах, реакциях и ощущениях. Сравнительно второстепенное значение имеют отзывы о нем действующих лип, но они получают значение только

'ЬвтыхАК Разрыв сердца Повести - М , 2000 С 174

8 Там же -С 150

4 1 ам же - С 205

в связи со словами самого автора. Знающим, понимающим, видящим в первой степени является один автор. Только он идеолог. На авторских идеях лежит печать его индивидуальности. Таким образом, в нем прямая и полновесная мировоззренческая значимость и индивидуальность сочетаются, не ослабляя друг друга.

Однако на протяжении развития повествования, в качестве стержневого, помимо образа Вали появляется еще один образ, никогда не покидающий писателя и несомый им с не меньшей любовью, чуткостью и трепетностью - это образ его родины. И всегда, в любом эпизоде, практически в каждой сцене, в каждом размышлении автора, ведущего повествование, присутствует мысль о собственном народе, неизменно сопровождаемая неиссякаемой болью и безграничным восхищением. Вот уже в эпиграфе явно тоскующий автор описывает красоту родного города, его парка и, конечно, здесь дума об адыгах. Либо, не менее активный на протяжении всего повествования, образ родного города, всегда живущий в сердце находящегося в далекой Москве автора-рассказчика, который пытается объяснить, скорее, самому себе, причины, по которым он все-таки оказался вдали от родины. Подобными простыми и незамысловатыми описаниями автору удается точно и безошибочно передать то незабываемое настроение, которое до счастливой боли знакомо каждому майкопчанину, неизменно боготворящему свой зеленый и уютный город.

Природа у Аскера Евтыха - это не просто красивый пейзаж, это - авторский аргумент, весомый довод, убедительное доказательство исторической, этнической и культурной уникальности адыгского народа, обязательный компонент этой уникальности. Многообразны черты адыгского характера, истории, образа жизни. Аскер Евтых выстраивает многослойные мизансцены, где на первом плане двигались его персонажи или описания, а далее возникали непроницаемые глубины, изредка взрываемые потоками света. Говоря о художественном мастерстве Аскера Евтыха можно иметь в виду лаконизм, определенную прозрачность, «штрихо-вость» прорисовки характера и фона.

Зачастую внутренний мир героев раскрывается через жест, движение, монтажное сцепление эпизодов, ритмический повтор одного и того же по настроению пейзажа (вид на реку Белую в майкопском городском парке - любимый аккомпанемент происходящего у Аскера Евтыха), выделение деталей, появление крупного плана, резкую смену сцен. Замедленная событийная канва только подчеркивает напряженность переживаемых моментов, создает необходимый контраст, либо достойный фон интенсивно нарастающим эмоциональным «сдвигам» в душе героя. К тому же, порой констатирующие элементы позволяют автору выразительно передавать не только атмосферу, но и реальные события внешнего мира. К примеру, глава, так и названная им - «Война». И, - соответствующая атмосфера в адекватно реагирующей на все природе, создающая реальное ощущение падения в беспросветную бездну:

«...И вдруг - война, в одночасье, негласно, перед самым рассветом, и рассвет тут же и погас, не взошло солнце...»10.

Аскер Евтых не боится вместо активно действующих героев порой «подставлять» неких «кукол», которые произносят ничего не значащие фразы, совершают механически обезличенные действия. В его действительно лирических повестях значительно больший вес приобретают фон, природа, пейзаж, время суток, движение теней, ритм фразы, повторы, т.е. все то, что способно как бы помимо, а не через психологию героев выразить мучающие автора проблемы.

Порой несомая автором идея в ее монологическом изложении, сохраняя свою значимость, неизбежно отделяется от твердого образа героя и художественно уже не сочетается с ним: она только вложена в его уста, но с таким же успехом могла бы быть вложена и в уста какого-нибудь другого персонажа. Автору важно, чтобы данная преподносимая им идея вообще была бы высказана в контексте данного произведения, кто и когда ее выскажет определяется композиционными соображениями удобства и уместности или чисто отрицательными критериями: так, чтобы она не нарушила правдоподобия образа говорящего. Даже несколько непривычным для адыгской прозы может показаться столь откровенный отказ всегда выступавшего в роли первооткрывателя автора от традиционных дня отечественной литературы приемов психологического анализа, «перевод» его на язык ощущений, переливов эмоций, жестов, психических и иных перевоплощений. В отличие от своих предыдущих, более ранних произведений (послевоенный роман «Улица во всю ее долину») Аскер Евтых постепенно, все меньше и меньше (повесть «Мой старший брат», 1941), а в данном случае, уже в качестве некого итога, совсем не использует «сюжетную маску», принципиально практически отказывается от фабулы. Аскер Евтых пытается (и это ему, несомненно, удается) в двух последних рабо-1ах напрямую соединить свой внутренний мир с миром героя, т.е. воссоздать то лирическое «Я», которое было, видимо, наиболее адекватным выражением комплекса его мыслей и чувств, накопившихся с годами долгих и страшных творческих гонений, опалы и оторванности от родины.

Причем в анализируемой повести «Я - кешуру» мировоззренческие принципы, лежащие в основе размышлений, уже не только выражаются самим героем, определяя его собственную точку зрения на мир, но и изображают героя, определяя авторскую точку зрения на нею. Отсутствие дистанции между позицией автора и позицией героя проявляется и в том, что слово ведущего повествование героя практически лежит в одной плоскости с авторским словом. Несомненно, предложенный Аскером Ев-I ыхом в данном случае вариант погружения в 1лубины человеческой психики и подсознания был непривычен и даже вызывающ своей обнаженной

'" РвгыхАК Разрыв сердца Понести - М , 2000 С 170

откровенностью, тем более для изначально скромной и часто скрытной национальной психологии адыгов.

Часто автору удается максимально подробно, болезненно и честно писать фактически ни о чем, традиционно эпическом. Но поиски писателя должны были явить и явили в адыгской литературе новый тип психологизма, уже осваиваемого литературой мировой; психологизма «потока сознания»; психологизма, призванного соединить природное и человеческое, разрушить грань, отделяющую внутренний мир человека от мира внешнего. Аскеру Евтыху удается фактический отказ от традиционного психологизма, с его подробными объяснениями причинно-следственных связей, с выстраиванием достоверной системы взаимоотношений между персонажами, с детализированной проработкой переживаемых чувств в пользу психологизма абстрактного, порой виртуального, однако чрезвычайно чувственного Таким образом, весь присущий прозе Лскера Евтыха ярчайший лиризм ничуть не мешает ему подробно, выразительно и достоверно передавать не только атмосферу, но и исторические факты социалистической действительности тех лет, причем факты, в большинстве случаев как раз умалчивавшиеся в советской литературе, основное и единственное назначение которой состояло в превознесении процессов строительства коммунизма и пафосном восхвалении участников этих процессов.

Аскер Евтых, напротив, в противовес этой обязательной установке, пошел но пути не пафосного, а подлинного отображения реальной действительности во всей ее неприглядности и серой посредственности, чего по! ребовал художественный замысел.

I (ерсонажи Аскера Евтыха, напротив, лишены наносной силы духа и показных доблестей, высоких чувств и возвышенных мыслей, они не сражаются, не совершают подвигов, они вообще практически не совершают никаких бросающихся в глаза серьезных, более или менее полезных для общества поступков. К примеру, максимально обнаясенное описание мнимого профессионализма «мастера» в парикмахерской, наглядно демонстрирующее обывательские «замашки» нерадивого работника, часто имеющего место и в сегодняшнем российском обществе 1 Аскер Евтых избран для изображения эпоху, которая на сегодняшний день не только памятна старикам, но многие безжалостные явления которой сохранились практически неизменными, то есть беспощадно являются частью современной жизни. Наконец, можно предположить, что писатель создал свое произведение в какой-то степени с полемическими целями, фактически желая показать историкам, как именно следует подходить к изучению советского прошлого.

Центральный герой повести «Я - кенгуру», как человек идеи, отважен и абсолютно бескорыстен, поскольку идея справедливого ра{облачения эпохи действительно овладела глубинным ядром его личности. Ото

" Рнгых Л К Рачрыв сердца Повести -М,2000 - С 126

бескорыстие не черта его объектного характера и не внешнее определение его поступков, - бескорыстие выражает его действительную жизнь в сфере идеи; как известно, идейность и бескорыстие - в некотором роде синонимы. Также автор не обходит вниманием и «мастерство» несколько иного плана - художественное творчество - и, соответственно, критерии, принятые в социалистическом обществе регионального уровня, позволявшие относить весьма посредственного автора к разряду единственного действующего «героя» всего национального искусства.

Однако в ходе развития повествования имеют место факты и реальные события не только творческого уровня, но и гораздо более глобальные и, соответственно, могущие принести за собой гораздо более страшные последствия для автора. К примеру, изображенная с немалой долей злой иронии действительно унижающая традиционная процедура тогдашнего вступления в члены партии. И вот что ему удается сформулировать и дать понять читателю: «Именно отсутствие слез, способности и возможности выстрадаться, и породило ту мечту, которую мы заучивали наизусть: если бы вам показали плачущего большевика (курсив - авт. дисс.)... fíe было таких, оттого и по сей день оплакиваем мы загубленных в ГУЛАГе.. .»'2.

Эта мысль настигает автора однажды в момент его встречи с незнакомой молодой женщиной-матерью. Сам лишенный в жизни вследствие человеческой глупости, точнее, медицинского непрофессионализма, этого счастья - счастья отцовства - писатель ничего не может с собой поделать и, видя счастливую своим материнством женщину, плачет. Он сам не ожидает от себя такой слабости: отчаяние оказалось сильнее его, и ни его любовь к жене, ни жизненный опыт не помогли ему совладать с отчаянием, которое охватило его. Это отчаяние так человечно, так понятно обычным людям, что невозможно осуждать автора. Эти слезы вызывают лишь ответные слезы сочувствия у читателя. Слабость знаменитого писателя остается и сегодня той же слабостью и отчаянием, какими часто страдает наш современник, и эта человеческая близость к ведущему адыгскому прозаику, его слезы потрясают не меньше, чем его неизменная стойкость в других жизненных ситуациях.

К одному из компонентов, составляющих общий настрой непреложной достоверности произведения, закономерно отнести эпизоды-описания, посвященные отцу и матери Аскера Евтыха. При этом выразительные, но подробнейшие, максимально детализированные рассказы о каждом из своих родителей, о чертах их характеров, привычках и мировоззрении Аскер Евтых неизменно перемежает с тонкостями общенациональной психологии, проводя незримые параллели и доказывая тем самым читателю обязательную принадлежность каждого из близких ему людей к социальной категории «истинный адыг».

" l-'птых Л К Разрыв сердца Повести М , 2000 - С 221

Реальность, в которой существует на сегодняшний день автор, таким образом, не включает в себя нечто невероятно важное, - некоторая часть духовного мира его народа, где есть сострадание, совесть, милосердие, доброта, внезапно, усилиями «добродетельной» власти, оказывается изъятой из его совершенно прекрасной и такой целостной на первый взгляд советской жизни. Ко всему прочему, цепочка подобных событий, одни из которых стали воспоминаниями, а другие происходят в настоящем, напоминает о важнейшей категории, которая постепенно исчезает в искусстве и духовной жизни XX века, - человечности: человечности в мышлении, сознании, времени.

Творчество Аскера Рвтыха всегда, и особенно в последних повестях, полно интереса к истории. Даже пейзаж для него насыщен тенями прошлого. Благодаря подобным приемам центральный герой (а с ним и читатель) действительно может «оказаться», очутиться в историческом прошлом народа, как в другой стране: такую плотность и яркость в повествовательном пространстве и времени память придает миру воспоминания.

Свои историко-аналитические рассуждения Аскер Евтых излагает на протяжении всего повествования от имени автора-рассказчика, порой не удовлетворяясь их минимальным воплощением в сюжете, образах и философских раздумьях других героев. Тем интереснее «Я - кентуру» историку и социологу. Перед читателем не просто источник, отражающий изменившиеся к концу века взгляды эпохи па события Русско-Кавказской войны; перед читателем - гигантский груд, поставивший целью передать характер времени, характер адыгского народа, опираясь на исторические материалы и на четко сформулированную историческую теорию. Независимо от того, назвать «Я - кенгуру» историко-социологическим сочинением в художественной форме или художественным произведением с историко-социологическим подтекстом, - в любом случае повесть заслуживает самого пристального внимания как явление по-своему уникальное.

От болезненной для него истории Аскер Евтых периодически переходит к актуальнейшим проблемам современности конца прошлого века, которые, как выясняется в ходе его размышлений, ничуть не менее болезненны для автора, продолжающего жестокие обвинения в адрес слепой и бездушной власти: <«...> сейчас много пишут о Чечне, о заложниках; заложничество не чеченское изобретение, оно было века и века назад, во всех странах, в самой нашей России берут в заложники не меньше. Господа Ельцины... и все прочие не хотят понять - не хватает ни ума, ни души чеченцы такие же, как и все мы, то есть земляне; на одной планете, в одной стране выросли...»13. Многие волнующие Аскера Евтыха мысли подобного рода - мысли верные и значащие -доминируют в авторском сознании, стремятся сложиться в чисто смысловое единство мировоззрения; такие мысли не изображаются, не во" 1*ИТмх А К Рачрмв сердца Понес. I и М , 2000 - С 203

прошаются, они утверждаются; эта утвержденность находит свое объективное выражение в особом их акценте, в особом их положении в целом произведения, в самой словесно-стилистической форме их высказывания и в целом ряде других разнообразнейших способов выдвинуть мысль в качестве значащей, утвержденной.

Анализируемые в диссертации произведения Аскера Евтыха, несомненно, привлекают внимание неожиданно смелым взглядом на вещи, о которых традиционно не принято, да и опасно было говорить в советском обществе с предельной откровенностью (по тем временам, конечно) описаний, но и не только. Несомненно, воображение читателей в первую очередь поражал сам избранный писателем жанр - смешение воспоминаний, заметок, исповеди При этом последняя проза Аскера Евтыха также очень интересна перемежающимся с данным уникальным жанром, постоянным, смелым авторским комментарием, в котором порой переплетаются воображение и воспоминания. Неповторимость комментария в структуре этих произведений состоит в том, что каждый пункт такого комментария — это некая глава мемуаров, личный дневник, наблюдения, подчас весьма свободные и выходящие за рамки комментирования текста.

Заключение диссертационной работы обобщает имеющийся ис-следовашльский материал. В частности, отмечается, что «исгория души» дается в повестях Аскера Евтыха «Разрыв сердца» и «51 - кенгуру» самыми лаконичными и, одновременно, выразительными средствами. Главной «выдумкой» писателя становится точно выбранная ситуация ее самообнаружения. Главным изобразительным средством - прямая внешняя или внутренняя речь персонажа, колоритный диалог или монолог. Зачастую в анализируемых произведениях Аскера Евтыха нет обязательных для традиционной прозы композиционно выраженных диалогов, но вся речь действующего в данный момент (и постоянно сменяющеюся) рассказчика пронизана внутренним диалогом: все слова здесь обращены к себе самому, к мирозданию, к его творцу, ко всем людям. И здесь, таким образом, лирическое слово персонажа звучит «перед небом и перед землей», то есть перед всем миром.

У каждого героя Аскера Евтыха своя закономерность, своя логика, входящая в пределы авторской художественной воли, но ненарушимая для авторского произвола. Выбрав героя и выбрав доминанту его изображения, писатель уже связан внутренней логикой выбранного, которую он и должен раскрыть в своем изображении. Логика самосознания допускает лишь определенные художественные способы своего раскрытия и изображения. Раскрыть и изобразить его можно, лишь вопрошая и провоцируя, но не давая ему предрешающего и завершающего образа. Такой объектный образ не овладевает как раз тем, что задает себе автор как свой предмет. В соответствии с жанром лирической повести Аскер Квгых не

излагает последовательно жизненную историю своего героя, не изображает процесс, а буквально намечает пунктир судьбы, обозначает некие константы, ключевые точки, в которых все время и весьма успешно, достоверно «берутся» им «психологические пробы».

Таким образом, Аскер Евтых действительно профессионально владеет разнообразными вариациями лирической повести, жанра очень пластичного, богатого возможностями, исключительно приспособленного для проникновения в «глубины души человеческой», для острой и обнаженной постановки различных психологических вопросов. Весь талант автора направлен к тому, чтобы раскрыть и осветить состояние души героя каждой из повестей в данный момент; оно находится словно в фокусе большого таланта Аскера Еитьгха. Все это позволяет Аскеру Евтыху повернуть жизнь некоторой другой стороной к себе и к читателю, подсмотреть и показать в ней некоторые новые, неизведанные глубины и возможности.

Основные положения диссертации изложены в публикациях автора:

1. Бзегежева Л. К. Жизнь личности и критерий истины в художественном осмыслении времени. - Майкоп, 2005. 2

2. Бзегежева Л. К. Художественное завещание Аскера Евтыха. -Майкоп: Из-во МГТУ, 2006, 5,1 п.л.

3. Бзегежева Л. К.Литературный процесс в Адыгеи 20 - 30-х годов./ Материалы научно-практической конференции (V неделя науки МГТУ). Тезисы. - Майкоп, 2001.

4. Бзегежева Л. К. Формирование и развитие литературной критики в адыгской литературе./ Материалы научно-практической конференции (VI неделя науки МГТУ). Тезисы. - Майкоп, 2002.

5. Бзегежева Л. К. Культурные основы адыгейской литературы./ Материалы научно-практической конференции (VIII неделя науки МГТУ). Тезисы. - Майкоп, 2004.

БЗЕГЕЖЕВА Лариса Казбековна

ИСТОРИЯ И ДУХОВНОЕ БЫТИЕ ЛИЧНОСТИ В СТРУКТУРЕ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ РЕТРОСПЕКЦИИ В ПОСЛЕДНИХ ПРОИЗВЕДЕНИЯХ АСКЕРА ЕВТЫХА

Автореферат

Подписано в печать 20.03.2006 г. Формат бумаги 60х84'/16. Бумага ксероксная. Гарнитура Тайме. Усл. печ. л. 1,0. Заказ № 680. Тираж 100 экз.

Издательство МГТУ 385000, г. Майкоп, ул. Первомайская, 191

¿006 А 64'Ь_Ь

643 3

 

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Бзегежева, Лариса Казбековна

ВВЕДЕНИЕ.,.

Глава I. ТЕОРЕТИЧЕСКОЕ ОСМЫСЛЕНИЕ РАЗЛИЧНЫХ КАТЕГОРИЙ ЛИЧНОСТИ В ЛИТЕРАТУРЕ (на примере прозы Аскера Евтыха последнего времени).

Глава И. ХУДОЖЕСТВЕННАЯ РЕАЛИЗАЦИЯ КОНЦЕПЦИИ ЛИЧНОСТИ

В «РЕТРО ПОВЕСТИ» АСКЕРА ЕВТЫХА «РАЗРЫВ СЕРДЦА».

Глава III. ЭПОХА КАК КОМПОНЕНТ В ДУХОВНЫХ ИСКАНИЯХ

ЛИЧНОСТИ В ПОВЕСТИ АСКЕРА ЕВТЫХА «Я - КЕНГУРУ».

 

Введение диссертации2006 год, автореферат по филологии, Бзегежева, Лариса Казбековна

Слово «личность» (его аналог в западноевропейских языках произведен от лат. persona) имеет широкий спектр значений, в котором едва ли не доминирует представление о человеческой индивидуальности как таковой: личность - это человек в качестве индивида1. Вместе с тем сегодня обрело актуальность и философскую весомость иное, более локальное смысловое наполнение данного слова: личностью именуется далеко не всякая человеческая индивидуальность.

Уже в «Толковом словаре» В. И. Даля встречается определение личности как самостоятельного существа, и здесь, таким образом, обозначено самое главное. В последнем (двухтомном) издании «Российского энциклопедического словаря» о личности говорится как о субъекте «сознательной деятельности»: она необходимо включает в себя «этический момент самоопределения» и «характеризуется <.> системой взглядов, ценностных установок, предпочтений», проявляющихся в «действиях и поступках»2.

Личностное начало проявляется (и порой весьма ярко) не только в тех, кто склонен к умственной рефлексии и обладает широтой кругозора, но и в человеке «простого сознания» (формула, примененная Д. Е. Максимовым к лермонтовскому Максиму Максимычу и подобным ему персонажам отечественной классики). К примеру, Платон Каратаев J1. Толстого, - герой, жизнь которого отмечена неуклонным и твердым самостояньем: Платон решает пойти в солдаты вместо многосемейного брата; налаживает повседневную жизнь в условиях французского плена, проявляя при этом чуткое внимание ко всему вокруг (сказавшееся, в частности, в словах утешения Пьеру, который был потрясен виденным им расстрелом).

По верной мысли М. М. Пришвина, личность может и не обладать масштабностью, явленной в той или иной сфере деятельности, оставаться неприметной, рядовой, «маленькой», «но она всегда цельная и представительная»3.

Однако в «посленицшеанскую» эпоху (особенно - в экзистенциалистской философии и литературоведении этой ориентации) широко распространено и иное понимание личности, нежели обозначенное выше. Это - человек, полностью отчужденный от окружающей его реальности, от социума, природы и миропорядка, непрестанно ищущий смысл существования или вовсе его отрицающий, пребывающий в состоянии перманентного выбора жизненных стратегий, свободный не только от стереотипов своей среды, но и от «традиционалистской связанности» и религиозных верований.

Подобным образом понимаемая личность восходит к предварившему Новое время Возрождению. В этом русле - концепция известного культуролога JI. М. Баткина, который полноту художественной явленно-сти личности просматривает в образах байроновского Каина, лермонтовского Демона, Сизифа у А. Камю, Адриана Леверкюна из «Доктора Фаустуса» Т. Манна. Персонажи, подобные князю Мышкину и Алеше Карамазову у Ф. М. Достоевского, при этом рассматриваются как весьма жалкие существа, которые лишь «путаются под ногами» у других, более значительных лиц4. Здесь личность мыслится как непременно исключительный, выдающийся индивид, бунтующий против всего и вся, что представляется далеко не бесспорным.

XX век, не без оснований именуемый «эрой подозрений» (о разоблачительной герменевтике), ознаменовался также появлением концепций, с порога отвергающих личностное начало (антиперсоналистскими). Подобные воззрения давали (и дают) о себе знать не только в философии, но и в художественной сфере. По словам И. П. Смирнова, современная литература в ее постмодернистской ветви тяготеет к тому, чтобы воспроизводить человеческую реальность как чудовищную: авторы «концептуализируют субъекта как ничем не контролируемую «машину желаний», <.> как механико-органического монстра»5.

На сегодняшний день в науке личность определяется как «категория, фокусирующая внимание на человеке в качестве самостоятельного и ответственного субъекта, как категория ценностная, измеряющая достоинство человека мерой осуществленной в нем личной свободы, самостоятельности, индивидуальной неповторимости, самобытия, с одной стороны, и полнотой нравственной ответственности - с другой. Личность -это человек, с возможной полнотой себя реализовавший, осуществивший отпущенные ему природой, обществом и историей потенциалы развития, индивидуальные и социальные, а также сумевший эти начала в себе гармонизировать»6.

Однако традиционно философское осмысление человека связано с определенными трудностями. Размышляя о человеке, исследователь ограничен и уровнем естественно-научных знаний своего времени, и условиями исторической или житейской ситуации, и собственными политическими пристрастиями. Все перечисленное так или иначе влияет на философское толкование человека. Поэтому современная социальная философия, изучая проблемы человека, интересуется не только собственно проблемами человека, но и другой вечно актуальной проблемой, которую В. С. Барулин назвал «сопряженностью человека и философии».

Философское размышление о человеке в еще большей степени стимулируется мировоззренческими факторами. Современная биология, психология, культурология, история, этнография, как уже отмечалось, накопили множество разноречивых сведений, которые требуют анализа, философской рефлексии. «Не содержится ли здесь подготовка к новому этапу понимания человека или синтез здесь принципиально исключен?» -спрашивают исследователи. Возникает вопрос о целостности человека как феномена.

Наиболее проницательным мыслителям нашего столетия предельно ясно теперь, что люди на протяжении веков больше задумывались о природе, космосе, бытии, обществе, нежели о самих себе. Тайна человека, разумеется, всегда приковывала мудрецов. Но далеко не всегда осознавалось, что антропологическое возрождение — без глубинного постижения человека, его природы и предназначения - не обретет необходимой метафизической полноты и целостности.

За последнее время интерес к философско-антропологической теме в отечественной литературе значительно возрос. Появились исследования, авторы которых обратились к изучению отдельных философских направлений Запада и истолкования человека в этих течениях. В трудах А.С. Барулина, И.С. Вдовиной, Б.Т. Григорьяна, А .Я. Гуревича, Ю.Н. Давыдова, А.Б. Зыковой, Ю.А. Кимелева, Е.М. Коваленко, Н.С. Мотрошиловой, A.M. Руткевича, В.А. Подороги, Г.М. Тавризян и других исследователей освещены различные аспекты западной антропологической мысли.

Выпущены переводы зарубежных исследований, посвященных человеку . Появилась возможность познакомиться с трудами М. Бубера, А. Глюксмана, А. Гелена, Э. Кассирера, Э. Канетти, Ж. Маритена, Г. Марселя, X. Ортеги-и-Гассета, X. Плесснера, М. Хайдеггера, Э. Фромма, М. Шелера, К. Ясперса и многих других философов. Началось освоение отечественной антропологической мысли.

В связи с накоплением данных о человеке, представленных конкретными науками, особую актуальность приобретает проблема самоопределения философии по отношению к этой теме. Способна ли философия раскрыть феномен человека? Как соотнести сведения, полученные в процессе естественнонаучного познания, с собственно философским постижением человека? В трудах Л.П. Буевой, Б.Л. Губмана, З.М. Какабадзе, А.С. Кармина, B.C. Степина, В.Л. Рабиновича, И.Т. Фролова рассмотрены различные аспекты феномена «человек».

Говоря словами одного из современных исследователей, «слава поэта зависит, прежде всего, от его созвучности времени. Иначе говоря, если поэт обращает на себя широкое внимание, причина не столько в том, что он значителен, сколько в том, что он созвучен. Больше того, созвучность эпохе может восприниматься как синоним значительности. Но ведь творчество того или иного писателя может иметь огромный резонанс в одну эпоху и еле слышный - в другую. То есть созвучность - понятие временное, а подлинная значительность поэта, писателя, определяемая художественным уровнем его произведений, - это все-таки нечто не меняющееся, нечто самоценное. С годами написанное не становится хуже или лучше, только его оценки меняются»8.

Так вот современный адыгский писатель Аскер Евтых был не слишком «созвучен времени» и, соответственно, лишен заслуженной и полноценной славы при жизни; но он был действительно значителен и потому все-таки оценен по достоинству, однако гораздо позже, лишь в последние годы, уже в нынешнем веке.

На протяжении всего прошлого столетия, начиная с момента опубликования первых работ писателя и моментально последовавших за этим гонений, отечественная критика очень осторожно, в большинстве случаев тихо» и «молча» оценивала талантливые произведения Аскера Евтыха. Однако его первая повесть «Сшынахьыжъ» («Мой старший брат») (1941) нашла некоторый отклик в работах таких адыгских критиков и литературоведов, как М. Кунижев9, К. Шаззо10, X. Тлепцерше11, Р. Мамий12, У. Па-неш13 и других.

Так, Магомед Кунижев справедливо считает, что «. из довоенных произведений Аскера Евтыха и по тематике, и по языку наиболее выделяется, демонстрируя тот уровень, которого достигла наша литература, повесть «Мой старший брат». Во всей прозе именно это произведение имеет определенное значение, входит в число избранных повестей, подчеркивает особенности творчества писателя».14

Другой адыгский исследователь Халид Тлепцерше также по достоинству оценивает новаторство автора: «Повесть А. Евтыха «Мой старший брат» завершила первый, очень важный и трудный этап зарождения и формирования жанра в адыгейской прозе и явила собой один из лучших его образцов. <.> повесть зафиксировала высокий уровень развития национальной прозы в целом, подтвердив мысль о том, что в условиях раскрепощения духовной энергии народа, его культура способна ускоренными темпами развиваться и развиваться, становясь вровень с развитыми художественными системами».15

9 Къуныжъ М. Тхак1ом къыгьэзэжьыгь // Еутых А. Сшынахьыжъ. - Мыекъуапэ, 1992. = Кунижев М. Писатель вернулся // Евтых А, Мой старший брат. - Майкоп, 1992. - С. 4.

10 Шаззо К. Художественный конфликт и эволюция жанров в адыгских литературах. - Тбилиси, 1978.-С. 86. Тлепцерше X. На пути к зрелости. - Краснодар, 1991. - С. 79.

12 Мамий Р. Вровень с веком. - Майкоп, 2001. - С. 84.

13 Панеш У. Типологические связи и формирование художественно-эстетического единства адыгских литератур. - Майкоп, 1990. - С. 37.

14 Къуныжъ М. Тхак1ом къыгьэзэжьыгь // Еутых А. Сшынахьыжъ. - Мыекъуапэ, 1992. - Н. 6 (Перевод наш - Дисс.) = Кунижев М. Писатель вернулся // Евтых А. Мой старший брат. - Майкоп, 1992. - С. 6.

15 Тлепцерше X. На пути к зрелости. - Краснодар, 1991. - С. 44

Профессор Казбек Шаззо также верно, на наш взгляд, отмечает новаторство Аскера Евтыха: «Лирическая повесть «Мой старший брат» - неведомое еще тогда жанровое образование в молодом адыгейском эпосе, которое свидетельствовало о том, что художественное слово, достигшее в устном его бытовании высокого уровня обобщенности и социальной значимости, вырвалось из канонических рамок изустных традиций и вышло на широкие просторы новой письменной культуры».16

В послевоенные годы Аскер Евтых успешно продолжает писательскую деятельность и издает целый ряд повестей. Основную тему всей адыгейской прозы тех лет составляли процессы, происходившие в послевоенной деревне. Главным действующим лицом большинства произведений данного периода был фронтовик, только что вернувшийся с войны и с энтузиазмом налаживающий жизнь в родном ауле.

Причем наблюдалась явная тенденция к идеализации образа фронтовика-коммуниста, - его активная деятельность помогала разрешить все проблемы, существовавшие в деревне. Как отмечала критика, эта тенденция характерна для таких произведений Аскера Евтыха, как «Превосходная должность» (1948), «Аул Псыбэ» (1950) и для последовавших за ними крупных произведений «Солнце над нами», «Девушка из аула», «У нас в ауле».

Своеобразие этих повестей в жанровых их формированиях состоит в том, что писатель и его герои познают окружающий мир в сплаве лирического и эпического начал. Перед писателем - объективно раскрывающийся сюжет, построенный на событиях и фактах. Здесь место лирического незначительно, но лирическое и в этих повестях выполняет функцию не столько жанрообразующего фактора, сколько становится определенным приемом для раскрытия внутреннего мира героев, тем более, что писатель часто пользуется внутренним монологом, самоанализом героя.

Спустя много лет после выхода в свет этих произведений Аскер Ев-тых снова обращается к жанру повести лишь в 60 - 70-е годы XX в.: «След человека», «Судьба одной женщины» и другие, которые, по замечанию Ха-лида Тлепцерше, «являются великолепными образцами» этого жанра и «достойны его первой повести «Мой старший брат». В них, по словам цитируемого критика, «писатель выходит на уровень повествовательной прозы в современной советской и мировой литературе».17

Проблема положительного героя отчетливо прослеживается и в последовавших после «Судьбы одной женщины» произведениях Аскера Ев-тыха. След, который человек оставляет после себя в этом мире - эта тема вдохновила писателя на написание следующей лирической повести, которая так и была названа - «След человека» (1965). Профессор Казбек Шаззо определяет этот жанр так: «Сочетание двух стилистических начал - эпически-объективного рассказа с рассказом исповедальным дает в нашей прозе многообещающий лиро-эпический сплав».18 По словам Фатимет Хуако, это -исповедь, наполненная лиризмом»19.

Судьба личности продолжает оставаться на первом плане и в последующих произведениях писателя, вызвавших бурный отклик критики. Речь идет о нашумевших романах Аскера Евтыха «Улица во всю ее длину» (1965), «Двери открыты настежь» (1973), «Глоток родниковой воды» (1977), «Баржа» (1983). Эти произведения, как и послевоенные рассказы и повести автора, затрагивают проблемы адыгейской деревни, но уже с совершенно иной точки зрения.

17 Тлепцерше X. На пути к зрелости. - Краснодар, 1991. - С. 68

18 Шаззо К.Г. Адыгейская советская литература на современном этапе (1957 - 1978) // Вопросы истории адыгейской советской литературы. - В 2-х кн. - Кн. 1. - Майкоп, 1979. - С. 142

19 Хуако Ф. Проблема авторства и исповедь героя в лирической повести 40 - 80-х гг. - Майкоп, 1998.-С. 46.

Шамсет Ергук оценивает позицию Аскера Евтыха в этих работах как «резкий поворот писателя к осмыслению сложнейших противоречий действительности, процессов ее нравственно-эстетического и духовно-психологического разложения, распада основ национального быта и бытия адыгов под натиском идеологии вассальных хозяев жизни».20

Однако, несмотря на тот интерес, который должно было бы вызывать творчество талантливого и смелого адыгского писателя, на протяжении всего прошлого века не было издано ни одной самостоятельной монографической работы, целиком посвященной многогранной и разнообразной прозе Аскера Евтыха. Имели место лишь отдельные упоминания в аналитических работах названных авторов.

А его последние произведения - две повести, опубликованные уже после смерти писателя в 2000 году в Москве («Разрыв сердца» и «Я - кенгуру») - вообще не получили практически никакого отклика у национальной критики, за исключением их краткого анализа, предпринятого в монографии Фатимет Хуако «Жанр лирической повести в северокавказском литературном процессе» (2003).

Следовательно, изучение прозы Аскера Евтыха в контексте авторского внимания к личности приобретает несомненную актуальность.

Объектом исследования является, таким образом, творчество знаменитого адыгского автора Аскера Евтыха, а материалом - последние повести писателя «Разрыв сердца» и «Я - кенгуру».

Практическая значимость данного исследования, таким образом, состоит в том, что так как на сегодняшний день в северокавказском и общероссийском литературоведении практически отсутствуют монографии, специальные исследования, учебные и учебно-методические пособия, посвященные творчеству Аскера Евтыха, то данная работа могла бы в некотором роде восполнить существующий пробел.

Вообще произведения Аскера Евтыха, опубликованные в течение прошлого столетия, можно считать несколько неравноценными. Всегда будучи на общем фоне угоднической соцреалистической литературы максимально смелым и противостоящим власти автором, писатель, тем не менее, еще более интенсивно меняется, максимально взмывает вверх в конце этого столетия, в своих последних произведениях. Едва ли не главной его книгой, практически «лебединой песней» стал последний сборник «Разрыв сердца», изданный уже после смерти автора, в который вошли повести «Разрыв сердца» и «Я - кенгуру». Поэтому речь должна идти не только о художественных текстах этих двух произведений, но и об их социальном и идеологическом контексте.

Центральный образ его произведений - образ женщины, любимой и любящей жены писателя Валентины Косинской.

Эта тема в произведениях Аскера Евтыха тесно соприкасается с двумя аспектами литературного развития: усложнением и поиском новых способов передачи душевных движений, т.е. с изменением приемов психологического анализа и усилением авторского начала, укреплением экспрессивных элементов творчества, опять же определяемых стремлением к самовыражению, созданию предельно субъективного мира. И тот, и другой аспекты были общей тенденцией общелитературного процесса середины (60-х гг.) XX века. Но, судя по всему, благодаря Аскеру Евтыху приобрели в современной адыгской прозе своеобразное преломление.

Основная цель исследования следует из вышеизложенного и состоит в том, чтобы на примере повестей «Разрыв сердца» и «Я - кенгуру» показать, насколько жанровая сущность избранной автором формы отвечала всем основным творческим устремлениям Аскера Евтыха. Эти произведения в жанровом отношении являются одними из самых ключевых его работ.

Проводимые в диссертационной работе анализы повестей «Разрыв сердца» и «Я - кенгуру» даются под углом зрения традиционной поэтики жанра лирической повести. Поэтому в исследовании ставились следующие задачи:

1) выяснить, как именно в структурно-композиционной организации данных произведений проявляется жанровая сущность лирической повести;

2) одновременно показать, как традиционные черты жанра лирической повести органически сочетаются у Аскера Евтыха с индивидуальной авторской неповторимостью и глубиной их использования.

Методологической и теоретической основой диссертации являются труды известных литературоведов и философов: М. Бахтина, Н. Бердяева, Гегеля, Платона, Т. Манна, Ф. Достоевского, JI. Колобаевой, Д. Лихачева, Л. Тимофеева и других.

Также использован опыт современных исследователей адыгских литератур, таких как М. Кунижев, К. Шаззо, X. Тлепцерше, Р. Мамий, У. Па-неш, Ф. Хуако и других.

На защиту выносятся следующие основные положения:

1. Своими последними произведениями Аскер Евтых начал разрабатывать в адыгской литературе ту предельную конкретность экспрессивного обнажения внутреннего мира в его таинственных первоосновах, напрямую соприкасавшихся с неким уровнем подсознания, на которую оказалась способна лирическая проза конца XX века.

2. Лиризм в прозаических произведениях Аскера Евтыха «Разрыв сердца» и «Я - кенгуру» преподносится лаконичными и, одновременно, выразительными средствами. При этом основным изобразительным средством душевного мира персонажа является его прямая внешняя или внутренняя речь, колоритный диалог или монолог.

3. В соответствии с жанром лирической повести Аскер Евтых не излагает последовательно жизненную историю своего героя, а обозначает некие константы, ключевые точки, в которых постоянно и достоверно «берутся» им «психологические пробы».

4. Порой в последних произведениях Аскера Евтыха имеют место некоторая нервность и беспокойство атмосферы в изложениях, - качества, которые для поверхностного взгляда закрывают тончайшую художественную рассчитанность, взвешенность и необходимость каждого тона, каждого акцента.

Структура диссертации. Цели и задачи, объект исследования обусловили и предопределили логику и структуру данной работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии.

 

Заключение научной работыдиссертация на тему "История и духовное бытие личности в структуре художественной ретроспекции в последних произведениях Аскера Евтыха"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

История души» дается в повестях Аскера Евтыха «Разрыв сердца» и «Я - кенгуру» самыми лаконичными и, одновременно, выразительными средствами. Главной «выдумкой» писателя становится точно выбранная ситуация ее самообнаружения. Главным изобразительным средством, орудием, инструментом - прямая внешняя или внутренняя речь персонажа, колоритный диалог или монолог. Зачастую в анализируемых произведениях Аскера Евтыха нет обязательных для традиционной прозы композиционно выраженных диалогов, но вся речь действующего в данный момент (и постоянно сменяющегося) рассказчика пронизана внутренним диалогом: все слова здесь обращены к себе самому, к мирозданию, к его творцу, ко всем людям. И здесь, таким образом, лирическое слово персонажа звучит «перед небом и перед землей», то есть перед всем миром.

У каждого героя Аскера Евтыха своя закономерность, своя логика, входящая в пределы авторской художественной воли, но ненарушимая для авторского произвола. Выбрав героя и выбрав доминанту его изображения, писатель уже связан внутренней логикой выбранного, которую он и должен раскрыть в своем изображении. Логика самосознания допускает лишь определенные художественные способы своего раскрытия и изображения. Раскрыть и изобразить его можно, лишь вопрошая и провоцируя, но не давая ему предрешающего и завершающего образа. Такой объектный образ не овладевает как раз тем, что задает себе автор как свой предмет. В соответствии с жанром лирической повести Аскер Евтых не излагает последовательно жизненную историю своего героя, не изображает процесс, а буквально намечает пунктир судьбы, обозначает некие константы, ключевые точки, в которых все время и весьма успешно, достоверно «берутся» им «психологические пробы».

Порой в последних произведениях Аскера Евтыха имеют место некоторая нервность и беспокойство атмосферы в изложениях, - качества, которые для поверхностного взгляда закрывают тончайшую художественную рассчитанность, взвешенность и необходимость каждого тона, каждого акцента, каждого неожиданного поворота события, каждого скандала, каждой эксцентричности. В свете этого художественного задания только и могут быть поняты истинные функции таких частых для писателя композиционных элементов, как рассказчик и его тон, как композиционно выраженный диалог, как особенности рассказа от автора (там, где он есть) и др.

Подобным образом проявляются трагизм и значительность собственного личного опыта Аскера Евтыха, который он пытается передать, активизируя авторское начало повествования, обнажая, усиливая, форсируя авторский голос, не скрывая своего лица, не пряча его под маской вымышленного персонажа или предельно сближая свое «Я» с «Я» своего героя-рассказчика. Кроме того, новаторство его прозы проявляется и в том, что он попытался вырваться за пределы традиционной для писательского творчества любовной темы, хотя особое, присущее лирику повышенно-эмоциональное восприятие всего происходящего буквально пропитывает каждую строку его произведений, посвященных другим вопросам - духовно-нравственным вопросам современности.

Личностью индивид становится тогда, когда осознает и реализует в поведении свою принадлежность к социальной группе и свою индивидуальность. Это процесс идентификации себя с социумом и одновременное обнаружение своей неповторимости - в потребностях, в способно

1КЯ стях, в ответственности» , - пишет А.В.Гулыга. В конечном итоге существо личности, ее целостность проявляют себя в нравственной ответст

188 Гулыга А. Миф как философская проблема // Античная культура и современная наука. - М., 1985.-С. 274. венности, в разной ее степени, в разных формах, что четко прослеживается как раз на примерах личностного становления героев Аскера Евтыха. Обычно представления о личности, которые входят в эстетический идеал художника в качестве важнейшей его составляющей, заключают в себе и оценку, и задачу, и осознание возможностей человека. Художественная же литература стремится разглядеть подобные высокие возможности в каждом, она заинтересована и дорожит потенцией всякого, пусть «последнего», человека, почти никогда не считая его шанс потерянным, что и происходит в произведениях Аскера Евтыха.

Своими последними произведениями Аскер Евтых начал разрабатывать в адыгской литературе ту предельную конкретность экспрессивного обнажения внутреннего мира в его таинственных первоосновах, напрямую соприкасавшихся с неким уровнем подсознания, на которую оказалась способна лирическая проза конца XX века. Как написала, правда, по другому поводу Л.Д. Зиновьева-Аннибал, «трагедия сердца, к жизни не сильного, к смерти сладострастного. втеснена в небывалые грани

1Я9 психического единства вне места и вне времени - в одну душу» . В данном случае это оказалась душа человека, почти сломленного непомерной тяжестью пережитого, утончившаясяся до всепроницаемости, распахнувшаяся всем терзаниям и мукам.

Таковы почти классические лирические повести Аскера Евтыха. Писатель очень хорошо и тонко понимал все жанровые возможности лирической повести. Он обладал исключительно глубоким и дифференцированным чувством этого жанра. Жанр выдержан здесь с поразительно глубокой целостностью. Можно даже сказать, что жанр лирической повести раскрывает здесь свои лучшие возможности, реализует свой максимум. Это, конечно, менее всего стилизация умершего жанра. Напро

189 Цит. по: Михайлова М.В. Внутренний мир женщины и его изображение в русской женской прозе серебряного века//Преображение. - 1996.-№ 4.-С. 150-158.-С. 154. тив, в этих произведениях Аскера Евтыха жанр лирической повести продолжает жить своей полной жанровой жизнью. Ведь, как известно, жизнь жанра и заключается в его постоянных возрождениях и обновлениях в оригинальных произведениях.

Таким образом, Аскер Евтых действительно профессионально владеет разнообразными вариациями лирической повести, жанра очень пластичного, богатого возможностями, исключительно приспособленного для проникновения в «глубины души человеческой», для острой и обнаженной постановки различных психологических вопросов. Весь талант автора направлен к тому, чтобы раскрыть и осветить состояние души героя каждой из повестей в данный момент; оно находится словно в фокусе солнца таланта Аскера Евтыха. Все это позволяет Аскеру Евтыху повернуть жизнь некоторой другой стороной к себе и к читателю, подсмотреть и показать в ней некоторые новые, неизведанные глубины и возможности.

 

Список научной литературыБзегежева, Лариса Казбековна, диссертация по теме "Литература народов Российской Федерации (с указанием конкретной литературы)"

1. Cassirer Е. An essay о man. New Haven, 1947. P. 21-22.

2. Абуков К. Ступени роста. М.: Советская Россия, 1982. - 206 с.

3. Адыгейская филология: Сб. статей. Ростов-на-Дону, 1972. -Вып. V. - 48 с.

4. Аристотель. Поэтика (Об искусстве поэзии). М.: Художественная литература, 1957. - 182 с.

5. Арнаудов М. Психология литературного творчества. М.: Прогресс, 1970.-654 с.

6. Арутюнов Л. Национальный мир и человек // Советская литература и мировой литературный процесс. Изображение человека. М.: Наука, 1972.-460 с.

7. Арьев А. Ничей современник // Вопр. лит. 2001. - № 3. -С. 44-57.

8. Асатиани Г. Крылья и корни // Лит. газ. 1976. - 14 июля. - С. 4.

9. Баков X. Социалистический реализм и некоторые вопросы развития романа в адыгских младописьменных литературах // Традиции и современность. Черкесск, 1986. - С. 45-56.

10. Бальбуров Э. Лирическая проза в литературном процессе 1950 -1960-х годов // Русская литература. 1979. - № 2. - С. 55-72.

11. Бальбуров Э. Поэтика лирической прозы (1960 1970-е гг.). - Новосибирск: Наука, 1985. - 132 с.

12. Баткин Л.М. Итальянское Возрождение в поисках индивидуальности. М.: Наука, 1989. - 248 с.

13. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.: Наука, 1979. -371 с.

14. Бекизова Л. Зерна и всходы // Литературная Россия. 1986. - 13 июня.-№ 24.-С. 8.

15. Бекизова JI. К проблеме становления положительного героя в черкесской литературе // Тр. КЧ НИИ. Вып. 6. - Черкесск: Карач. - Черк. отд-ние Ставроп. кн. изд-ва, 1970. - С. 178-205.

16. Бекизова Л. О роли фольклорного наследия в становлении черкесской литературы // Тр. КЧ НИИ. Вып. 6. - Черкесск: Карач. - Черк. отд-ние Ставроп. кн. изд-ва, 1970. - С. 339-354.

17. Бекизова Л. От богатырского эпоса к роману. Национальные художественные традиции и развитие повествовательных жанров адыгских литератур. Черкесск: Карач. - Черк. отд-ние Ставроп. кн. изд., 1974. -288 с.

18. Бекизова Л., Караева А., Тугов В. Литература Карачаево-Черкесии на современном этапе // Тр. КЧНИИ. 1970. - Вып. 6. - С. 245-286.

19. Белая Г. Художественный мир современной прозы. М.: Наука, 1983.- 191 с.

20. Белинский В. Г. О русской повести и повестях г. Гоголя // Полн. собр. соч. в 13-ти тт.-Т. 1. -М.: Изд-во АН СССР, 1953.-573 с.

21. Белинский В. Г. Собр. соч. в 9-ти тт. М.: Изд-во АН СССР, 1976 -1982.

22. Белинский В.Г. Полн. собр. соч. в 13-ти тт. М.: Изд-во АН СССР, 1953- 1956.

23. Бердяев Н.А. Философия свободы. М.: Наука, 1989. - 224 с.

24. Бердяев Н.А. Царство Духа и Царство Кесаря. М.: Наука, 1995. -336 с.

25. Бикмухаметов Р. Роман и литературный процесс // Вопросы литературы. 1971. -№ 9. - С. 4-16.

26. Богданова 3. Новаторство и новации: Полем, заметки // Литературная газета. 1967. - 5 апр. - С. 5.

27. Бочаров А. Бесконечность поиска: Художественные поиски современной советской прозы. М.: Советский писатель , 1982. - 423 с.

28. Бочаров А. Круги художественного конфликта // Вопросы литературы. 1974.-№ 5.-С. 41-71.

29. Бочаров А. Право на исповедь // Октябрь. 1980. - № 7. -С. 198-208.

30. Бочаров А. Требовательная любовь: Концепция личности в современной советской прозе. М.: Художественная литература, 1977. - 335 с.

31. Вербенко В. Психология творческой личности // Вопросы литературы народов СССР, 1982. Вып. II. - С. 85- 95.

32. Вернадский В.И. Живое вещество. М.: Наука, 1978. - 134 с.

33. Гадагатль А., Шаззо К. Аскер Евтых // УЗ АНИИ. Майкоп: Кн. изд-во, 1968.-Т. VI.-С. 63-64.

34. Гегель. Соч. Т. 12. - М.: Соцэкгиз, 1938. - 346 с.

35. Гегель. Эстетика. В 4-х тт. - М: Соцэкгиз., 1971.

36. Гейденко В. Лирическая проза день вчерашний? // Литературная газета. - 1971.-21 июля. - С. 4.

37. Гинзбург Л. О психологической прозе. Л.: Художественная литература, 1977. - 443 с.

38. Горький A.M. Несобранные литературные критические статьи. М.: Гослитиздат, 1941. - 332 с.

39. Горький М. Собр. соч. в 30-ти тт. М.: Гослитиздат, 1953 - 1959.

40. Гулыга А. Миф как философская проблема // Античная культура и современная наука. М.: Наука, 1985. - 358 с.

41. Гуревич П. Философия человека // http: / philosophy, ru / lphras / library / gurevich. html3.

42. Гуревич П.С. Вселенная по имени человек // Свободная мысль. -1991. -№ 14.-С. 12-25.

43. Демина Л. Эволюция конфликта как идейно-эстетической категории в русском литературном процессе 50 60-х годов XX в. - М.: Прометей, 2001.-304 с.

44. Достоевский Ф.М. Поли. собр. худож. произвел. / Под ред. Б.Томашевского и К. Халабаева. Т. XIII. - M-JL: Госиздат, 1930. -574 с.

45. Древнеиндийская философия. М.: Наука, 1972. - 283 с.

46. Евтых А.К. Разрыв сердца. Повести. М.: Издат. дом М.Х. Маржо-хова, 2000. - 262 с.

47. Ергук Ш. Восхождение к памяти: Размышления о прозе Исхака Машбаша. Майкоп: Кн. изд-во, 1994. - 135 с.

48. Ергук Ш. Художественное своеобразие адыгейской поэзии (эволюция, поэтика, стилевые искания). Майкоп: Качество, 2003. — 380 с.

49. Жанрово-стилевые искания современной советской прозы: Сб. ст. / Под ред. Л.М.Поляк и В.Е. Ковского. -М.: Наука, 1971.-351 с.

50. Зелинский К. Новое в литературах народов СССР // Соц. реализм и художественное развитие человечества: Сб. ст. М.: Наука, 1966. -С. 135 - 173.

51. Иванов М. Поэтика русской сентиментальной прозы // Русская литература. 1975. -№ 1. - С. 115-121.

52. Иванова Н. Вольное дыхание // Вопросы литературы. 1983. - № 3. -С. 179-214.

53. История адыгейской литературы. В 3-х тт. - Майкоп: Адыг. рес-публ. кн. изд-во.

54. История советской многонациональной литературы. В 6-ти тт. / Гл. ред. Г.И. Ломидзе. - М.: Наука, 1972 - 1974.

55. Казаков Ю. Не довольно ли? // Литературная газета. 1967. - 27 дек. -С. 6.

56. Камянов В. Не добротой единой // Литературная газета. 1967. -22 нояб. - С. 5.

57. Каретникова М. Лиризм и лжелиризм // Молодая гвардия. 1962. -№ 6. - С. 259-267.

58. Каретникова М. Оставленные мгновенья: Наш современник в лирической прозе // Молодая гвардия. 1964. - № 5. - С. 294-310.

59. Катинов В. Талантливый писатель Адыгеи // Смена. 1951. - № 3. -С. 18.

60. Клитко А. О прозе, по преимуществу лирической // Наш современник. 1965. -№ 3. - С. 112-114.

61. Книпович В. Знамение времени // Литературная газета. 1961. -21 сент. - С. 34-46.

62. Книпович В. Сила правды: Критические заметки. М.: Советский писатель, 1965.-365 с.

63. Ковский В. Литературный процесс 60-70-х гг. М.: Наука, 1983. - 336 с.

64. Ковский В. Пафос гуманизма: Современная советская литература и духовный мир личности. М.: Знание, 1985. - 127 с.

65. Кожинов В. Статьи о современной литературе. М.: Советская Россия, 1990.-544 с.

66. Кожинов В. Ценности истинные и мнимые // Литературная газета. -1968.-31 янв.-С.5.

67. Колобаева Л. Концепция личности в русской литературе рубежа XIX XX вв. - М.: Изд-во МГУ, 1990. - 336 с.

68. Компанеец В. Художественный психологизм в советской литературе (1920-е гг.). Л.: Наука, 1980. - 112 с.

69. Компанеец В. Художественный психологизм как проблема исследования // Русская литература. 1974. - № 1. - С. 46-60.

70. Костанов Д. Адыгейская литература 30-х и начала 40-х годов // Вопросы истории адыгейской советской литературы. В 2-х кн. - Кн. 1. -Майкоп: Кн. изд-во, 1979. - С. 58-83.

71. Костанов Д. Некоторые вопросы становления и развития адыгейской советской литературы // Уч. зап. АНИИ. Майкоп: Кн. изд-во, 1964.-Т. З.-С. 5-24.

72. Костанов Д. Рождение адыгейской советской литературы и ее первые шаги (20-е годы) // Вопросы истории адыгейской советской литературы. В 2-х кн. - Кн. 1. - Майкоп: Кн. изд-во, 1979. - С. 35-57.

73. Кравченко В. Движение лирической прозы, или Уроки одной дискуссии // Вопросы литературы. 1984. - № 5. - С. 31-54.

74. Крячко JI. Листы и корни // Литературная газета. 1967. -29 нояб. - С. 5.

75. Кудрова И. Лирическая проза Марины Цветаевой // Звезда. 1982. -№ 10.-С. 172-183.

76. Кузнецов М. Главная тема. М.: Советский писатель, 1976. - 376 с.

77. Кузнецов Ф. За все в ответе. Нравственные искания в современной прозе. М.: Советская Россия, 1975. - 588 с.

78. Кузьмин А. Повесть как жанр литературы. М.: Знание, 1984. -111с.

79. Кулиева Г. Концепция личности эпохи развитого социализма // Вопросы литературы. 1981. - № 10. - С. 239-245.

80. Курский А. «Исповедь» // Волга. 1997. - № 9/10. - С. 220-226.

81. Къуныжъ М. Тхак1ом къыгьэзэжьыгь // Еутых А. Сшынахьыжъ. -Мыекъуапэ, 1992. = Кунижев М. Писатель вернулся // Евтых А. Мой старший брат. Майкоп, 1992.

82. Ланщиков А. «Исповедальная» проза и ее герой // Октябрь. 1968. -№2.-С. 188-206.

83. Литературный энциклопедический словарь / Под общ. ред. В.М. Кожевникова, П.А.Николаева. -М.: Советская энциклопедия, 1987. 750 с.

84. Лосев А.Ф. История античной эстетики: Ранний эллинизм. -М.: Наука, 1979.-79 с.

85. Мамий Л. Изображение положительного героя в прозе первого послевоенного десятилетия // Проблемы адыгейской литературы и фольклора. Майкоп: Кн. изд-во, 1988. - С. 69-83.

86. Мамий Р. Вопросы изучения современного адыгейского романа // Проблемы адыгейской литературы и фольклора. Вып. 1. - Майкоп, 1977. -С. 19-43.

87. Мамий Р. Вровень с веком. Идейно-нравственные ориентиры и художественные искания адыгейской прозы второй половины двадцатого века. Майкоп: Качество, 2001. - 340 с.

88. Мамий Р. История и современность (заметки о современной адыгейской прозе) // Кубань. 1978. - № 8. - С. 96-104.

89. Манн Т. Собр. соч. В 10-ти тт. - Т. 10. - 315 с.

90. Марголина А. Повести А. Евтыха // Октябрь- 1950. № 7. -С. 169-173.

91. Машбаш И. Адыгейская советская литература на современном этапе: Доклад на отчетно-выборном собрании писателей Адыгейской автономной области. Майкоп: Кн. изд-во, 1985. - 26 с.

92. Михайлов А. Право на исповедь: Молодой герой в современной прозе. М.: Молодая гвардия, 1987. - 208 с.

93. Михайлова М.В. Внутренний мир женщины и его изображение в русской женской прозе серебряного века // Преображение. 1996. - № 4. -С. 150-158.

94. Муриков Г. Дневник души: Заметки о современной лирико-философской прозе // Литературная Россия. 1972. - 5 нояб. - С. 15.

95. Огнев В. Эренбург. Несколько штрихов // Вопр. лит. 2000. - № 4. -С. 28-36.

96. Орехова Л. О соотношении эпического и лирического в раннем творчестве В.П.Астафьева // Вопросы русской литературы. Вып. 1. - 1983. -С. 16-22.

97. Павлов О. Сентиментальная проза // Литературная учеба. 1996. -Кн. 4.-С. 106-108.

98. Панеш У. Типологические связи и формирование художественно-эстетического единства адыгских литератур. Майкоп: Кн. изд-во, 1990. -285 с.

99. Панков А. Вечное и злободневное: Соврем, проза, конфликты, темы, характеры. М.: Советский писатель, 1981. - 368 с.

100. Пархоменко М. Рождение нового эпоса // Вопросы литературы. -1972.-№5.-С. 3-28.

101. Пашковская Н. Углубление психологического анализа в младописьменной прозе // Вопросы литератур народов СССР. 1978. - Вып. 4. -С. 48-59.

102. Платон. Апология Сократа // Платон. Соч.: В 3 тт. Т. 1. - 426 с.

103. Попов В. Книга, искажающая жизнь // Адыгейская правда. 1966. -29 апр. - С. 4.

104. Пришвин М.М. Дневники. 1920-1922. М.: Сов. писатель, 1995. -382 с.

105. Проблемы адыгейской литературы и фольклора. Майкоп: Кн. изд-во, 1984.-Вып. IV.-168 с.

106. Проблемы психологизма в советской литературе. JL: Наука, 1970. -394 с.

107. Просвиринова А. Современная лирическая повесть и категория времени // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 10. Филология. - 1974. - № 4. -С. 51-57.

108. Распутин В. Как должно любить свой народ // Советская Адыгея. -1993.-23 июля. С. 3.

109. Распутин В. Не мог не проститься с Матерой // Литературная газета. -1977.-16 марта.-С. 3.

110. Распутин В. Прощание с Матерой // Повести. М.: Советский писатель, 1990.-284 с.

111. Ремизова М. Детство героя // Вопр.лит. 2001. -№ 2. - С. 46-57.

112. Роговенко В. С жизненных позиций // Адыг. правда. 1976. -18 июля. - С. 4.

113. Росляков В. Иронии не подвластно // Литературная газета. 1968. -17 янв. - С. 6.

114. Российский энциклопедический словарь. М.: Наука, 2000. — 684 с.

115. Скорино Л. Приметы жанра // Вопросы литературы. 1965. - № 1. -С. 50-57.

116. Словарь русского языка: В 4-х тт. 2-е изд. - М.: Наука, 1982.

117. Слуцкие М. Лирическая проза: откуда и куда? // Учительская газета. -1968.- 12окт.-С. 12.

118. Смирнов И.П. Эволюция чудовищности (Мамлеев и др.) // Новое лит. обозрение. 1991. -№3. - С. 305.

119. Смирнова В. Две повести А.Евтыха // Дружба народов. 1950. -№4.-С. 191-193.

120. Современная русская советская литература. Ч. 1: Литературный процесс 50 - 80-х гг. / Под ред. А.Г.Бочарова и Г.А.Белой. - М.: Просвещение, 1987.-256 с.

121. Современная русская советская повесть. Л.: Наука, 1975. - 264 с.

122. Солоухин В. С лирических позиций. М.: Советский писатель, 1965. - 187 с.

123. Станкевич Н.В. Об отношении философии к искусству // Станкевич

124. Н.В. Поэзия, проза, статьи, письма. Воронеж: Наука, 1988. - 147 с.

125. Суровцев Ю. В 70-е и сегодня: Очерки теории и практики современного литературного процесса. М.: Советский писатель , 1985. - 574 с.

126. Суровцев Ю. Что же такое «ускоренное развитие» национальных литератур. // Вопросы литературы. 1968. - № 4. - С. 32-51.

127. Схаляхо А. Идейно-художественное становление адыгейской литературы. Майкоп: Кн. изд-во, 1988. - 284 с.

128. Тимофеев JI. Советская литература. Метод. Стиль. Поэтика. -М.: Наука, 1964.-268 с.

129. Тимофеев Л.И., Тураев С. В. Словарь литературоведческих терминов. М.: Просвещение, 1974. - 509 с.

130. Тлепцерше X. И труд души // Советская Адыгея. 1986. - 14 марта. -С. 2.

131. Тлепцерше X. И эпос, и лирика //Кубань. 1987.- № 1.-С. 91-96.

132. Тлепцерше X. К вопросу о зарождении жанра повести в адыгейской литературе // Проблемы адыгейской литературы и фольклора. Вып. IV. -Майкоп: Кн. изд-во, 1984. - С. 151-168.

133. Тлепцерше X. На пути к зрелости. Адыгейская повесть: традиции и новаторство. Краснодар: Кн. изд-во, 1991. - 175 с.

134. Тхоржевский С. История и отдельная человеческая жизнь // Звезда. -2003.-№9.-С. 27-38.

135. Утехин Н. Жанры эпической прозы. Л.: Наука, 1982. - 185 с.

136. Утехин Н.П., Павловский А.И. Современная русская советская повесть / Под ред. Н.А.Грозновой, В.А.Ковалева. Л.: Наука, 1975. - 327 с.

137. Ухова Е. Призма памяти в романах Владимира Набокова // Вопросы литературы. 2003. -№ 4. - С. 14-28.

138. Хмельницкая Т. В глубь характера: О психологизме в современной советской прозе. Л.: Советский писатель, 1988.-253 с.

139. Хуако Ф. Жанр лирической повести в северокавказском литературном процессе. Майкоп: изд-во МГТИ, 2003. - 275 с.

140. Хуако Ф. Проблема авторства и исповедь героя в лирической повести 40 80-х гг. - Майкоп: изд-во МГТИ, 1998. - 187 с

141. Хунагова С. Мысли о вечном: К 75-летию А. Евтыха // Вестник. — 1990.-20 сент.-С. 14-18.

142. Цимбаева Е. Исторический контекст в художественном образе (Дворянское общество в романе «Война и мир») // Вопр. лит. 2004. - № 5. - С. 54-67.

143. Чамоков Т. В ритме эпохи. Нальчик: Эльбрус, 1986. - 184 с.

144. Чамоков Т. В созвездии сияющего братства. М.: Современник, 1976.-255 с.

145. Чамоков Т. Вера в человека // Адыгейская правда. 1984. - 1 июня. -С.З.

146. Человек. Мыслители прошлого и настоящего о его жизни, смерти и бессмертии. В 2-х тт. - М., 1991-1992.

147. Шаззо К. Адыгейская советская литература на современном этапе (1957 1978 гг.) // Вопросы истории адыгейской советской литературы. -В 2-х кн. - Майкоп: Адыг. кн. изд-во, 1979. - 176 с.

148. Шаззо К. Новые рубежи // Проблемы адыгейской литературы и фольклора. Майкоп: Кн. изд-во, 1988. - С. 3-25.

149. Шаззо К. Роман и исповедь героя // Дон. 1974. -№ 3. - С. 157-164.

150. Шаззо К. Художественный конфликт и эволюция жанров в адыгских литературах. Тбилиси: Мецниереба, 1978. - 90 с.

151. Шаззо К.Г. Адыгейская советская литература на современном этапе (1957-1978) // Вопросы истории адыгейской советской литературы. -В 2-х кн. Кн. 1. - Майкоп: Кн. изд-во, 1979.

152. Шелер М. Человек и история // Человек: образ и сущность. -М.: наука, 1991. -Т. 2.-С. 128-143.

153. Шишкина А. Жизнь, лирическая исповедь и вопросы мастерства // Нева. 1964.-№2.-С. 181-188.

154. Шкловский В.Б. О теории прозы. М.: Советский писатель, 1983. -383 с.

155. Эйхенбаум Б. О прозе. О поэзии: Сб. ст. JL: Художественная литература, 1986. - 453 с.

156. Эльяшевич А. Горизонтали и вертикали: Современная проза — от семидесятых к восьмидесятым. JL: Советский писатель, 1984. - 367 с.

157. Эльяшевич Арк. Герои истинные и мнимые. M.-JL: Советский писатель, 1963.-402 с.

158. Эльяшевич Арк. И роман, и повесть, и рассказ // Литературное обозрение. 1981. -№ 4. -С. 15-19.

159. Эльяшевич Арк. О лирической прозе // Октябрь. 1960. - Кн. 11. — С. 204-210.

160. Эльяшевич Арк. О лирическом начале в прозе // Звезда. 1961. -№8. -С. 189-202.