автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.02
диссертация на тему: История кумыкской литературы Нового времени в историософском освещении

Полный текст автореферата диссертации по теме "История кумыкской литературы Нового времени в историософском освещении"

I ОУ ВГЮ «Дагестанский государственный педагогический университет»

Диссертационный совет Д 212 051 03

На правах рукописи

Акавов Рашнд Забитовнч

ИСТОРИЯ КУМЫКСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ нового ВРЕМЕНИ В ИСТОРИОСОФСКОМ ОСВЕЩЕНИИ

10 01 02 —Литература народов РФ (северокавказские литературы)

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Махачкала - 2009

003485118

Работа выполнена в ГОУ BÍ10 «Дагестанский государственный педа-1 огическкй университет»

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук профессор Вагидов Абдулла Магомедович доктор филологических наук профессор Казиева Альмира Магометовна доктор филологических наук ведущий научный сотрудник Гусейнов Мапик Алиевич

Ведущая организация:

ГОУ ВГЮ «Кабардино-Балкарский государственный университет» им. X М. Бербекова

Защита диссертации состоится i<¿-» 2009 г, в 14 часов, на

заседании диссертационного совета Д 21% 051 63 по защите докторских и кандидатски диссертации в Дагестанском государственном педагогическом университете по адресу 367003, Махачкала, ул Ярагского, 57, ауд .№78 (филологический факулыет).

Диссергация принята к защите 03 07 2009 г Обьявление о защите и аоорефераг диссертации размещены на официальном сайте www relerat-vak(£)ministry ги Q? октября 2009 г.

С диссергациеи можно ознакомиться в библиотеке университета

Автореферат разослан « » 2009 г

Ученый секретарь

Э.И I 'аджнев

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования История изучения, научного осмысления истоков и эволюции национальных литератур богата примерами самых неожиданных, порой диаметрально противоположных концепций Если за хронологическое исходное в понимании научного подхода к объяснению исторических, философских и культурных (в тч и литературных) учений взять девятнадцатый век, то и этот отрезок времени в 150-200 лет, можно сказать, поражает воображение наличием в науке отмеченной выше различности В частности, международные интеграционные процессы, сопровождавшие развитие литературы за этот исторический промежуток, вызвали к жизни множество объясняющих теорий. Назовем две из них - учение К Маркса о формациях, легшее в основание господствовавшей в пространстве бывшего СССР ленинской концепции испории, философии и культуры человечества, и возрождающийся в настоящее время цивилизационный подход, ориентированный на поиски новых методов изучения истории литературы с привлечением данных культурологии, философии, литературоведения и искусствоведения. При этом следует отметить существенное сходство историко-культурных ситуаций: рубежи веков (XIX-XX и ХХ-ХХ1) характеризуются повышением интеграционных (с разницей в целях и формах проявлений) процессов, которые получили своеобразные наименования

В этом плане представляется важным акцентировать внимание на выдвинутом В И Лениным в его программном для культурного строительства молодой советской республики положении о тбм, что «русский капитализм втягивавл . . Кавказ в мировое товарное обращение, нивелировал его местные особенности - остаток патриархальной замкнутости », ко-юрое представляло собой, по его мнению, «всемирноисторическую тенденцию капитализма к ломке национальных перегородок, к стиранию национальных различий, к ассимилированию наций, которая . . составляет один из величайших двигателей, превращающих капитализм в социализм » И далее1 «Кто не погряз в националистических предрассудках, тот не может не видеть в этом процессе ассимиляции нации капитализмом величайшего исторического прогресса, разрушения национальной заскорузлости различных медвежьих углов - особенно в отсталых странах вроде России»1.

Мы понимаем, что ошачало ленинское понятие или положение об «ассимиляции наций капитализмом»- оно «работало» на то, чтобы осуществить «мировое интернациональное единство рабочего класса» и таким образом утвердить диктатуру мирового пропетариата, конечно, во главе с

' Ленин В И Коипгческие заметки по национальному вопросу 12

- Политиздат М 1970 - С 3

советским социалистическим и коммунистическим режимами По своему содержанию эта структура очеьь напоминает вожделения современною американизма Разумеется, что проведение при этом прямой аналогии будет концептуально неверно, поскольку сами формации в принципе противоположны, взаимоисключающи на одном полюсе - коммунизм, обещающий или во всяком случае декларирующим предоставление гражданам обеспеченную жизнь по принципу «от каждого - по возможностям, каждому - по потребностям», а на другом - капитализм, предполагающий как непременное условие жизнеобеспечения тех же граждан свободную конкуренцию на рынке не только материального, но и интеллектуального груда, в частности в сфере образования, науки, культуры и т.д. И в то же время они представляются теоретически сопоставимыми, поскольку в обоих случаях - при всемирном советском коммунизме и при гаком же вселенском американском глобализме - грозит тотальная нивелировка, ассимиляция этнокультурного облика народов, кровно, «функ-цнонально-.' привязанных к таким понятиям, как язык, традиции, обычаи, нрапы, верования, мораль, эгика и т д Возможно, немало и иных причин, но нам представляется, что в последние годы (в самом начале нашего столетия) на сайтах Интернета и в других СМИ не случайно развернулась ожесточенная научная н идейно-политическая дискуссия и по отмеченным духовно-нравственным обстоятельствам, выявляющая разные прогнозы но судьбам этносов, их культур, языков и т.п , объединенных в большую на-учно-пракгическую проблему «'Глобализация и огнокультура»

Таким образом, наше культурное (в том числе и литературное) наследие сегодня оказывается остро востребованным, а ею изучение и на>ч-ное осмысление в указанном выше культурно-историческом кон тексте приобретают особенную актуальность

Степень изученности темы исследования. Рассматриваемый нами историософский аспект истории кумыкской национальной литературы Нового времени требует соответствующего историотрафического экскурса, который позволил бь! ясно и конкретно определить цель и задачи исследования Предложенная постановка проблемы предполагает и некоторые терминологические уточнения, а именно- что подразумевается под «Новым временем» для кумыкской национальной литературы, как это понятие осмыслялось в критике, в каком значении рассматриваем его и что нового, по сравнению с уже накопленным опытом, можно сказать по существу поднимаемых нами вопросов"? Во-первых, нужно отметить, что изучение литератур народов России, в том числе и кумыкской литературы Нового времени, имеет давнюю исследовательскую традицию В этом плане следует подчеркнуть научную ценность трудов исследователеи-первопроходцев Д М Шихштиева, М -Э Османова, А Акаева, БЧобан^заде, А -П Салаватова, К Султанова, ЭКапиева, И.А Керимова,

Г Мусахановой, С Алиева и многих других ученых Особого внимания заслуживают Г.Г.Гамзатов и Р Ф Юсуфов, благодаря научной деятельносги которых художественно-литературное наследие народов Дагестана (в том числе и кумыков) достойно представлено в российском литера гуроведе-нии в контексте с мировым литературным процессом.

Однако, во-вторых, при всей значимости достижений необходимо, очевидно, признать и конкретно-исторические периоды самого научною осмысления, наложившие свою печать на исследовательский поиск, вследствие чего теоретический уровень трудов часто оказывался в прямой зависимости от различных идеологических и политических обстоятельств в стране. Не секрет, что еще в недавнем прошлом в науке часто не вдавались в анализ, характеристику всех - исторических, философских, социальных, экономических, куньтурных и тп. - составляющих самого феномена Нового времени: под этим термином обычно подразумевали эпоху рагпожения феодализма, зарождения капитализма и связанных с ним буржуазных общественных отношений, якобы враждебных интересам и чаяниям индивида. То есть преобладала идеологическая и политическая доминанта. Специфичный и во многом новый в литературоведении - евразийский - угол зрения настоящего исследования обусловливает соответствующее ему предварительное теоретическое обоснование проблемы В этой перспективе следует помнить об эволюции научного осмысления опыта русской литературы в освещении кавказской, в частности дагестанской тематики, которая происходила, как известно, в два этапа - от фактографической описательное! и к анализу и обобщению Правда, такая «классификация» весьма условна, не в полной мере отражает многообразные формы отбора и осмысления литературного материала В ю же время, учитывая особенности становления научного «освоения» русско-кавказской темы, думается, ч!0 не будет излишним подчеркнуть наличие внутренней связи подобной периодизации Как показывает даже беглый обзор доступной на сегодня критической литературы, историко-литературное освоение кавказской (северокавказской, дагестанской) тема-1ики развивалось по двум направлениям в оценке интеллектуальных творческих возможностей народов России, в том числе Да1 естана и Северного Кавказа а) высокомерно-уничижительное в лице официальной филологической науки, представленной именами В.Зотова (четырехтомная «История всемирной литературы». СПб, 1877-1882), АИИпполитова («Этнографический очерк Аргунского округа»./Сборник сведений о кавказских горках Вып ). Тифлис, 1868), Н.Семенова («Туземцы северовосточного Кавказа» - СПб, 1895), ПК.Услара («Кое-что о словесных произведениях горцев». /Сборник сведений о кавказских горцах. - Вып.1. Тифлис.1868) и б) неизменно высокие оценки передовых русских писателей -

Л.С Пушкина, А Л Бестужеьа(Марлинского), В Г Ьелинскот о, М Ю Лермонтова, Л Н Толстого и др

Общеизвестно, чю подлинно научное изучение русско-национальныч литературных связей было развернуто лишь в XX веке, когда эта область истории народов многонациональной советской (российской) страны стала одной из составных частей культурной политики ю-сударс'1 ва Именно в этот период отечественное литературоведение совершило подлинный прорыв в научном изучении культурною наследия народов России, в том числе Дагестана и Северного Кавказа. Литературоведы Дагестана и Северного Кавказа, в частности Э.Капиев, КС>лтаноз, Н Капиева, Г Гамзатов, Р.Юсуфов, А Агаев, Н Джусойты, З.Толгуров, К-Абуков, Кал Султанов, Э Кассиев, Г Мусаханова, С Хайбуллаев, Г .Ханмурзаев, Х.Турхаев, А.Теппеев, К Щаззо, С Алиев, А Вагидов, З.Акавов, Г Гашаров, С Ахмедов, Ш Мазанаев, А Абдуллатипов, Л Бекизова и многие другие, создали фундаментальные труды, в которых представлены новые разыскания и широкие научные обобщения о взаимосвязях братских литератур Работы названных и других авторов объединяет одна тенденция - интерес к закономерностям исторического развития литературных взаимодействий Для научных, теоретических разработок начала XXI века характерным становится осмысление культуры, литературы народов России в отмеченном полицивилизационном пространстве, что позволяет рассматриват ь историю национальных составляющих (в том числе и русской) лигературы в паритетных отношениях Среди работ, изданных за последние годы (с 2000г) и имеющих связь с интересующей ьас проблемой, наиболее примечательными представляются две монографии Одна из них принадлежит академику Г' Г Гамзатову и называется «Феномен дагестанскою Возрождения» (М,2000), в которой автор на основе обобщения, достигнуто) о в дагестанской науке о культурной истории народов Страны гор, в частности охватывающей интересующий нас хро-ноло! ический период восемнадцагого-девятнадиатого столетий, выдвинул оригинальную концепцию дагестанского Ренессанса В этом кон тексте следует указать и монографию известного теоретика литературы Р Ф Юсуфова «История литературы в культурфилософском освещении» (М, 2005), в которой эпоха Просвещения рассматривается как продолжение к завершение эпохи Возрождения Для нас важным методологическим принципом является общее и для Г Г Гамзатова, и для Р Ф.Юсуфова осмысление указанных гуманитарных направлений в истории человечества, как содержание и смысл общемирового понятия «Новое время» Особенно бшикой к нашей теме является труд Р.Ф Юсуфова, в котором история литературы народов России рассматривается в полиэтническом «синкретическом» контексте в художественном пространстве Российского Просвещения. представляющего собой наиболее наглядную иллюстрацию поли-

цивилизационной ментальное™ многонациональной России, литературную мозаику которой составляло сообщество культур, развивавшихся на принципах благотворного диалога и толерантности Указанное новое осмысление содержания литературы эпохи Просвещения, как нам представляется, требует адекватной постановки исследовательских задач на современном уровне, в частности, интересующей нас проблемы историософского культурно-исторического освещения кумыкской литературы Нового времени. Отмеченный основной тезис составляет главную цель исследования.

Объект исследования диссертации составляет кумыкская литература Нового времени, представленная творчеством Абдурахмана из Кака-шуры, Юсуф-эфенди Аксаевского(Клычева), Йырчи Казака, Маюмед-эфенди Османова, Манная Алибекова, Нухая Багырмурзаева, Абусуфьяна Акаева, публицистическим эпистолярным наследием Хасая Уцмиева, '<Рассказ кумыка о кумыках» Девлетмурзы Шихалиева, а также средневековыми художественно-литературными памятниками «Слово о пол/су Игореве» и «Сказание о дочери Шана» Микаиля Башту

Предметом исследования является выявление идейно-художественных особенностей кумыкской литературы Нового времени в достаточно новом для дагестанского литературоведения культурно-историческом историософском освещении.

Реализация поставленной цели предполагает постановку и решение ряда первоочередных задач, связанных с целым комплексом входящих в последнее время в коммуникативно-культурный, литературный обиход культурологических понятий и терминов, как историософия, толерантность, полиэтническое, многонационштьное и многоконфессиональное пространство, диалог культур и цивилизаций, менталитет и ментальность, этническая идентичность и принципы самоидентификации. Апелляции к этим терминам отнюдь не случайны, потому что они в комплексе достаточно внятно отражают происходящий в настоящее время в науке процесс нового деидеологизированного прочтения и освещения истории литературы, органично сочетающего и совмещающего в себе достижения мно! их научных дисциплин, их тесный стык и взаимопроникаемость - этнологии, этнопсихологии, онтологии и метакод, метасистемы и метапоэтики, ми-фопоэтики и тд. Востребованность названных понятий, как нам предел ар-ляется, обусловлена совершающимися в науке поисками новых критериев исследования и оценки культурной истории народов полицивилизацион-ной России в ее просторных евразийских границах. Наряду с отмеченным работа предполагает решение и более конкретных исследовательских юдач:

- изучение и лингвокультурологический анализ архитектоники средневековых памятников кумыкской письменности в контексте традиций

письмоводства как < истемообразующего принципа художественной оите-рагуры,

- ис трико-филолог ический анализ художественного содержания, структуры и мифопоэтики дастана (поэмы) раннесредневекозого булгар-с ко го поэта Микаила Башту «Сказание о дочери Шана» (882 г) и критической литературы о нем,

- анализ этнопозшки «Слова о полку Игореве» в контексте художественной системы и мифопоэтического строя '«.Сказания о дочери Шана» Михаила Башту,

- этноме1ггальный анализ памятников деловой переписки архивного фонда «Кизлярский комендант» и других архивных и археографических материалов в контексте диалога культур и толерантности,

- анапиз суфийско-зкзистенциальной поэзии Абдурахмана из Кака-шуры (последний поэт средневековья и первый поэг Нового времени) в контексте мотивов эсхатологической борьбы Добра и Зла в суфийской лирике «тюрки», - анализ историософии Ю.-О.Аксаевского, X. Уцмиева и Д Шихалиева в контексте общественно-политической и просветительской деятельности представителей национально-патриогической интеллигенции народов Дагестана и Северного Кавказа 40-60-х годов XIX века,

анализ творчества Й.Казака и М.-Э.Османова в историософском освещении,

анализ творчества Н Батырмурзаева, М.Алибекова, А Акаева в культурно-историческом и историософском освещении.

Как видно, специфика социогуманитарног о дискурса настоящей работы в большей степени связана с мировоззренческим аспектом, и отмеченные феномены истории, культуры, цивилизации составляют своеобразное ядро культурологического, историософского освещения исследуемой кумыкской литературы Нового времени Для концепции настоящей работы в этом плане принципиально важным является следующий акцент* когда мы будем говорить об истоках кульгурных и цивилизационных разночтений, го речь будет идти о фундаментальных, функциональных категориях - о различным образом прочитываемых принципах мироустройства и целях бьп ия Действительно, если обратиться к истории (в частности, мы апеллируем к первому тому девягитомной Истории всемирной литературы, изданной АН СССР в 19831 ). то увидим, что даже такие фундаментальные понятия, как, скажем, время, прочитывались в разные эпохи подчас совершенно различным образом. Так, в аккадском языке понятие будущего обозначалось словом, образованным от корня со значением «быть позади», а прошлое -- «дни лица/переда». Само же время понимаюсь не как вектор, но как «срок» Более гого, специалисты отмечают, что переводчики, транслируя древние те/сты, сами не замечая того, вкладывают в перевод собственное, современное им понимание содержания, сближая 8

культуры, - в этом, как нам представляется, одна из причин неразличения, неотчетливости ряда серьезных культурных трещин и разломов. В свяш с лим кажется уместным акцентировать внимание на том, что диалог, например, успешно ведущийся на основе эмпатии, дружелюбия и поверхностного формата «общечеловеческих ценностей», начинает пробуксовывать как раз тогда, когда речь начинает идти об онтологии, корнях и началах В этом контексте, очевидно, следует помнить о том, что предельные ценности культур еще не составляют общие ценности, поскольку «молчаливое единство/) представляет собой такое состояние, когда еще не затрагиваются этноментальные основания той или иной культуры, другими словами, «молчаливое единство» может иметь основание скорее в психологин, нежепи в отологии. В то же время сами онтологические прописи начал и принципов организации культур и цивилизаций, как полагает Е.М Мелетинский в упомянутой выше Истории всемирной литературы, могут находиться и вне сознания представителей культур и цивилизаций, будучи при этом вполне укорененными в их психике и общественной практике

Как отмечалось, основной целью настоящего исследования является попытка рассмотреть кумыкскую литературу Нового времени, опираясь при этом на новейшие научно-критические разработки с точки зрения историософского или культурно-исторического развития. Логика и методология наших разысканий, учитывающих доступные на сегодня различные историософские теории, отталкиваются от признания определенной ценности з качестве основной - это идея прогресса как мера оценки истории с точки зрения идеалов будущего

Проецируя историософию на кумыкскую литературу Нового времени, следует специально подчеркнуть, что содержание исследуемой литературы данного периода ее истории, как будет показано ниже, причудлирым образом отражает особую - «евразийскую» - историософию, которая является основным предметом настоящего исследования Как известно, развитие «евразийской» историософии связано с именами H С.Трубецкого (1890-1938), ПН Савицкого (1895-1968) и, особенно, «неоевразийца^ Л H Гумилева (1912-1992).

Поскольку «евразийский» угол зрения на литературный процесс Нового времени в дагестанском и северокавказском литературоведении еще не стал предметом специального исследования, учитывая новизну применения в большей степени геополитического понятия еразийства (отсюда и актуальность его трансформации) в литературоведческом контексте, в диссертации рассматриваются основные признаки этого понятия, так сказать, с первых рук - приводятся наиболее характерные, базовые положения, разработанные теоретиками евразийства

В конхсксге с изложенными выше концепциями известных «евразийцев» в настоящей работе предпринято осмысление одной из наиболее пестрой в поликультурном н поликонфессиональном отношении сфер жизни общества в русской классической литературе, в частности в творчестве Л Н Толстого Речь идет об отраженном писателем восприятии культурно-исторического типа межэтнической среды обитания героев его известной повести «Казаки» При этом акцент делается на историческом экскурсе Л Толстого, представленном на страницах его произведения, и указанная этнографическая и этнолошческая сторона повествования Л.Толстого, его исторический экскурс для нашей работы имеет концептуальное значение

Эта «справка» знаменательна для нас историко-этнографическим и психолого-этнологическим содержанием Это - твердая, незыблемая материя, в которую вступает герой повести Л.Толстого, где ему в соответствии с специфичным полиэтническим и поликультурным менталитетом придется сделать решительный нравственный выбор, выбор жизненной линии, этического поведения

Настоящее исследование, по его концепции, является первой попыткой к\льтурно-историчеекого историософского освещения кумыкской литературы Нового времени

Методологическую основу работы составляет интеграция нескольких систем знаний, теория культурной множественности (X Ортега-и-Гассет), теория культурных областей и географического распределения культуры (Я.В Чеснов), теория архетипов (К Юнг, В Доманский, Е М Мелетинский), теория и история евразийства (Н С Трубецкой. П Н Савицкий, Н Я Данилевский, Г В Вернадский, Л.Н Гумилев), принципы культурфилософского изучения литературы (Р Ф Юсуфов) в проекции на этнопоэтическис константы

В диссертации мы также опираемся на теоретические положения известных и признанных исследователей литературного процесса К И Абукова, С С Аверинцева, С У Алиевой, Л Н Арутюнова.

С Брагинского, Ю Я Барабаша, Г Г Гамзатова, У.Б Далгаг, В М.Жирмунского, Д С Лихачева, Н С.Надьярных, И Г.Неупокоевой, К К.Султанова, Р.Ф.Юсуфова

При исследовании вопросов, связанных с историей и теорией литературы народов России, мы учитывали наблюдения, содержащиеся в трудах ученых сезерокавказского региона. А Ю Абдуллатипова, А Г Агаева, А М Аджиева, 3 Н Акавова, С X Акбиева, С X Ахмедова, Л А.Бекизовой, Т Ш.Битгировой, А М Вагидова, М А Гусейнова, Ч Г Гусейнова, Н.Г Джусойты, З.А Кучуковой, Ш.А Мазанаева, Г Б.Мусахановой, А X Мусукаевой, А М Теппеева, 3 Х.Толгурова, Ф А.Урусбиевой, С М Хайбуллаева, Р.Х.Хашхожевой, К.Г Шаззо и др Их исследования

сыграли важную роль, подготовив теоретико-методологическую основу для изучения эгноменгального уровня литературных текстов

В соответствии с поставленными в диссертации задачами возникла необходимость использования сложившейся в последнее время комплексной, междисциплинарной методики исследования, позволяющей сочетать как исторически устоявшиеся, гак и инновационные методы анализа Решение поставленных задач потребовало также обращения к историко-культурному контексту, в качестве которого выступают параллели с ино-системными культурами Автором использованы сравнительно-исторический, системно-структурный, текстологический, этноонтологиче-ский методы исследования в их совокупности применительно к анализу кумыкской литературы Нового времени.

Основные положения диссертации, выносимые на защиту:

1 Новейшая терминосистема литературоведения (архетип, мифологема, мифема, мифсобраз, концепт, интертекст, интертекстема, прототекст, культурологема и др) с ее единой антропоцентрической установкой составила оптимальный, оперативный инструментарий для анализа историософского дискурса кумыкской литературы Нового времени

2 Проанализированный п работе фольклорный и художественно-шггературный, исторический и историко-культурный, архивный и археографический материал, охватывающий более чем тысячелетний - от раннего средневековья до начала XX века - хронологический период, с точки зрения функционировавшей в полиэтнической и поликонфессионалыюй синкретической среде эпистолографической и архитектонической традиции, позволяет сделать вывод, что выбранный автором настоящего исследования историософский этноментальный дискурс кумыкской литературы Нового времени вполне дает основание рассматривать и воспринимать ее как единый динамический мегатекст, в котором находит отражение целостная картина мировидения.

3 Анализ этноментальной основы общественной и творческой деятельности кумыкских поэтов, писателей, просветителей, общественно-политических деятелей (Микаил Бадпу(гипотегично), Умму Камал, Абду-рахман из Какашуры, ЮАксаевский, Х.Уцмиев, ДШихалиев, Й.Казак, М -Э Османов, М Алибеков, Н Батырмурзаев, Ш Эрлелинский (Баибола-тов), А Акаев, 3 Батырмурзаев и др ) доказывает, что литература любого народа представляет собой не только высшую форму бытования языка, но и опосредованное отображение всей суммы представлений о мире внутри данной традиции.

4 Историософская концепция истории кумыкской литературы Нового времени приобретает особую теоретическую значимость с учетом современных геополитический реалий, поскольку заложенные в ее основа-

п

ние принципы межкулыурной и межконфессиональной интеграции и коммуникации позволяют зримо представшь истоки и динамику развития тких фундаме!пальных гуманистических этических, мировоззренческих концептов, как юлерантноегь, межнациональный мир и согласие и т д.

5 Выбранный автором в диссертации историософский аспект изучения и осмысления национальной литературы является свидетельством совершающейся сегодня демократизации научной методологии, преодоления односторонне социологических трактовок, заметного усиления интереса к конкретному, разностороннему исследованию исторических фактов и событий

6. Поэзия обеспечивает наибольший доступ к системе миропонимания народа Этноисториософокий анализ (с элементами текстологии) произведений А Какашуринского, ЮАксаевского, ДМШихалиева. X Уцмиева, Й Казака, М -Э Осмаиова, М Алибекова, И.Батырмурзаева, А Акаева и других позволяет выявить архетипы художественного мышления, свойственные данной тгнокультуре, независимо от творческой индивидуальности автора Архетипы обнаруживают себя в форме устойчивых базовых образов и мотивов, мифологем, стилистических фигур, несущих на себе яркий отпечаток национально? о своеобразия.

7. На данном этапе развишя национальной историософии, тесно связанной с этноонтологической наукой, один из главных выводов, который мы сделали после завершения работы, сводится к тому, что любая национальная поэзия старше «самой себя» на несколько тысячелетий, если учесть, что ее этноимперативно заданный мыслительный аппарат складывается не тогда, когда первая творческая единица берет в руки перо и бумагу, а в 1 лубокой древности, во времена самозарождения архетипических первообразоь сознания

Теоретическая значимость работы заключается в том, что в научное роле вовлекается этноментальный историософский дискурс, приобретающий сущностные характерологические черты Теоретические положения диссертации могут быть использованы в общей теории литературы, культуролог, этнологии, а также при создании словарей символов, концепт об, архетипов Фактический материал может быть привлечен для сравнительного изучения этноменгального, онтологического аспекта литератур народов России.

Практическая ценность исследования состоит в том, что содержащиеся в нем выводы и литературоведческий материал могут быть положены в основу спецкурсов и учебных пособий, вузовского преподавания литератур народов России Вместе с этим работа может представлять определенный интерес при создании научных трудов, предусматриваюшич обращение к кумыкской литературе

Апробация результатов исследования. Диссертация обсуждена рекомендована к защите на состоявшемся 01 июля 2009 года (протокол №9) расширенном (с участием в качестве рецензентов заведующего кафедрой литератур народов России и Кавказа Дагестанского государственного университета д ф н., профессора А.М Вагидова и заведующего отделом народного творчества Института языка, литературы и искусств им Г Цадасы ДНЦ РАН доктора филологических наук, профессора А М.Аджиева, а также доктора филологических наук, ведущего научного сотрудника Института ЯЛИ им Г.Цадасы ДНЦ РАН М А Гусейнова) заседании кафедры литературы Дагестанского государственного педагогического университета. По теме диссертации опубликовано более 50 работ, в том числе 4 статьи в вошедших в рекомендованный ВАКом России Перечень рецензируемых журналов, 3 монографии «Памятники средневековой деловой переписки в Дагестане и на Северном Кавказе в историософском освещении» (2006), «Поэзия Маная Алибекова и кумыкская художествен нал публицистика начала XX века» (2008), «История кумыкской литературы Нового времени в культурно-историческом освещении» (в соавторстве - 2009) и мифоэпическая поэма раннесредневекового (IX в ) булгарско1 о поэта Микаиля Башту (ок. 835 - ок. 900 гг) «Сказание о дочери Шана» (вступительная статья, подготовка текста, комментарии и издание - 2003)

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения и пяти глав, каждая из которых в свою очередь делится на ряд разделов Главы и разделы расположены в порядке исторической последовательности анализируемых памятников. Завершают диссертацию итоги исследования и список использованной литературы

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во Введении рассмотрена историография проблемы, определены предмет, цели и задачи, актуальность и научная новизна, круг источников и методы исследования

Первая глава диссертации - «Памятники древнетюркской художественной литературы и тюркоязычной деловой переписки в Дагестане и »а Северном Кавказе XVIII в. в историософском освещении» -состоит из четырех относительно самостоятельных и в то же время исторически и генетически взаимосвязанных разделов Первый раздел -'"Дастан (поэма) Микаила Башту(Киевлянмна) «Сказание о дочери Шана» («Шан кызьс дастаны», 882 г.) и раннесредневекован литера-1урная традиция. Постановка проблемы: миф или реальность?» Как отмечается в диссертации, по имеющимся на сегодня в исследовательской литературе весьма скудным и противоречивым сведениям, данное произ-

ведение, по мнению ряда исследователей, пережило драматическую судьбу Прежде всего следует отметить, что как только в 1990 - 1991годах в Казани, Киеве и Стамбуле в подстрочных переводах на татарский, русский, украинский и турецкий языки поэма увидела свет, как это не раз бывало и раньше, как, например, в случае с обнаружением и обнародованием «Слова о полку Игореве» и других подобных произведений большого историко-культурного значения, появились различные суждения о ней В ход пускался уже имеющийся и достаточно проверенный, надежный опыт «прицельною» огня- по большей части, эмоциональные, субъективные, вследствие чего неубедительные обвинения в фальсификациях, подменах, подлогах и гому подобных многочисленных грехах тех, кто, основываясь на междисциплинарном (исторический, археологический, этнографических, этнологический, филологический, сравнительный, контекстуальный, сопоставительно типологический и т.п ) анализе текста произведения в сопровождении собственных комментариев, решался его опубликовать Кстати, в 2003 году русский текст «Сказания. .» вместе с сталями Ф Нуругдинова, Ю Олейникд, ИБаранова с собственным (в соавторстве с 3 H Акавовым) вступительным словом издан и нами («Деловой мир». -Махачкала, 2003) Разумеется, что литературный памятник, по заявлению «первооткрывателейv, насчитывающий более чем тысячелетний возраст, только сейчас (и, надо признать, весьма загадочным образом) становится достоянием широкой общественности и науки, самим своим появлением вполне естественно вызывает определенные вопросы и сомнения в подлинности. Однако по тому научному и вообще по общекультурному значению, которое представляет содержащийся в нем разнообразный, много-пластный культурологический материал, «Сказание », по мнению соис-катечя, вполне заслуживает адекватного историко-философского и филологического осмысления В этой связи в работе приведены важные, с точки зрения диссертанта, сведения о настоящем памятнике и его авторе, которые представлены редактором турецкого издания поэмы, осуществленного Министерством культуры Турецкой Республики (на турецком и русском языках - Стамбул, 1991), историком, старшим научным сотрудником Государственною объединенного музея Татарстана Нурутдиновым Фаргатом Габцул-Хамитовичем. По его сведениям, Микаиль Башту (ок. 835 - ск 900 гг ) происходил из знатного булгарского рода Синдж (в бул-гарском произношении - Ситяу или Тимтяу) Его дальний предок - индийский купец Синдж - обосновался в Хорезме, откуда потомок Синджа, уже мусульманин Габдулла Тебир перебрался в хазарский город Семен-дер Сын Тебира Шамс (Шамеутдин) переселился в украинскую ставку царя черных (западных) болгар Айдара - город Башту (современный Киев), где в 825 году обратил в исчам и Айдара, и часть черно-болгарской

знаги. Он основал в Киеве пещерный дервишский скит, который позднее преобразовали в Киево-Печерскую лавру

Сын Шанса Микаиль служил секретарем сына Айдара - Габдуллы Джилки и одновременно занимался миссионерской деятельностью. Около 865 г начал писать поэму «Шан кызы дасганы» - «Сказание о дочери Шана» - по мотивам старобулгарского героического эпоса под одноименным названием По месту своего рождения - Киеву - он стал называться «Башту» («Киевлянин»)

В 882 г. Микаиль завершает главный труд своей жизни - поэму «Шан кызы дасганы» и посвящаег ее вступившему на булгарский престол Бат-Угору Поэт был величайшим подвижником просветительства Ещё при Джилки он придает общетюркскому литературному языку «тюрки» значение литературного языка, разрабатывает на основе арабской графики бул-г арский алфавит и создает булгарскую образовательную сеть из нескольких десят ков мусульманских школ - мектебов. Так что его поэму - первое известное нам булгарское литературное произведение на «тюрки» и арабской графике - могли прочесть уже тысячи хорошо образованных булгар.

В диссертации отмечается, что и «Тюркский словарь» Махмуда Кашгарскою, и «Слово о полку Игореве», и «Витязь в тигровой шкуре» Шота Руставели, и «Искандер-наме» Низами Гянджеви учитывали опыт «Сказания о дочери Шана» Наконец, немаловажным представляется и то г факт, что имя автора «Сказания...» связано с Семендером - столицей Ха-зарии, Северным Кавказом, с древнебулгарским прототюркским языком, к которому восходят современные кумыкский, балкарский, татарский, карачаевский, чувашский и ряд других языков тюркского мира Микаэль Башту, кажется, первый из просвещенных людей раннего средневековья, использовавших, вместо рунического письма, арабскую графику, что не могло не играть огромной роли в возникновении письменности современных кумыков, балкарцев, карачаевцев, гатар ..

По мнению диссертанта, «Сказание.. » требует самостоятельного и фундаментального исследования. В то же время бесспорно и то, что уже сейчас есть необходимость в историко-культурных уточнениях и, возможно, коррективах истоков художественных культур наших народов, истоков евразийского диалога культур

Второй раздел - «К вопросу о культурно-нсторнчсском значении и художественно-литературных предпосылках «Слова о полку Игореве» в средневековом северокавказском полиэтническом и поликуль-гурном пространстве».

Привлекаемый к анализу бессмертный памятник древней русской культуры, на наш взгляд, знаменателен не только в узком, специальном, научном и историко-культурном отношениях.

Несмотря на .то, что этот уникальный памятник русской и мировой литературы изучен многими поколениями отечественных и зарубежных ученых различных областей наук и знаний, авгор диссертации акцентирует внимание на одной до настоящего времени не ставшей объектом научных интересов ученых, без исторических или иных доказательств не замечаемой наукой проблеме - полиэтническом и попиконфессиональном симбиозе современного Южного федерального округа России в геополитическом пространстве с Древней (Киевской) Русью, отраженном в выдающемся раннесредневековом памятнике русской литературы - «Слове о полку Игореве» При этом автор в качестве объекта осмысления апеллирует к опубликованной Андреем Никитиным в 1988 г в трех номерах журнала «Наука и религия» (9 - С 44-48. 10 - С 13-15, 12 - С 10-13) статье ««Лебеди» Великой Степи», которая, к сожалению, осталась почти не замеченной в науке. По мнению диссертанта, оригинальная историко-культурная концепция писателя и историка А Никитина написана, как бы предвосхищая некоторые современные (в том числе - евразийскую, полиэтническую, поликонфессиональную и т д ) концепции российской мен-талькости «Почти два века эти люди жили бок о бок с Древней Русью, ино1да - среди русских Вместе с русскими дружинами они участвовали в княжеских усобицах, ходили в помощь русским князьям на Венгрию, Польшу, Волжскую Булгарию, выдавали за них своих дочерей, вместе с русскими встали против монголов и бежали, разбитые, чтобы снова возникнуть на исторической арене Восточной Европы под именем кипчаков, оказавшись впоследствии одними из предков казанских, астраханских и крымских «татар» (мы добавили бы и кумыков, и балкарцев, и карачаевцев - Р.А ) Это - половцы О них упоминают все учебники русской истории Их можно встретить на страницах исторических романов и на сцене оперных театров И всегда оказывается, что половцы - исчадия ада, злейшие враги Руси, коварные и алчные, косоглазые и меднолицые Так ли эю' Не оказались ли мы в плену искусственных концепций, не поняв летописцев или поздних редакторов летописей, смотревших на степных соседей сквозь призму русско-ордынских отношений?» (Выделено нами -РА)

Это - преамбула публикации Ключевым положением в работе А Никитина является характеристика половцев, данная монахом-летописцем, что они « . самому Богу враги'» «Того же лета (6686 - А.Н.), месяца августа, придоша иноплеменницы на Рускую землю, безбожнии измаильгяне, окаянные агаряне, нечистые исчадия делом и нравом сото-ниным, именем Концак, злу начальник, правоверным христианам, паче же всем црквам, идеже имя Божье славится, сими же погаными хулится, то не реку единым крестьяном, но и самому Богу враги, то аще кто любит врат и Божья, то сами что примут ог бога9.» Представленный А.Никитиным ¡6

комментарий этого отрывка из летописи имеет концептуально важное значение для нашего исследования- ««Лебеди» Великой Степи» проясняют многие вопросы этнокультурных и культурно-исторических традиций, унаследованных литературами народов Северного Кавказа, в том числе и кумыков. Но в данном конкретном случае осмысление автором «конфессиональной» ситуации приобретает особую актуальность и теоретическую значимость: представленное А Никитиным новое, свободное от стереотипов прочтение «Слова о полку Игореве» помогает разобраться в сложном лабиринте межэтнических общений раннего средневековья. Они чрезвычайно важны при объяснении «евразийской» менталыюсти содержания «Сказания. », «Слова. », «Искандер-наме» Низами, «Витязя в тигровой шкуре» Руставели .

Третий раздел главы - «Средневековая эпистолографнческая традиция как системообразующий прннцнп в формировании национальной художественной литературы».

Настоящий раздел работы, по ее концепции, посвяшен научному осмыслению эпистолографических памятников кумыкского происхождения (деловая и частная переписка, грамоты, жалобы, заявления и т п.) под специфическим углом зрения - отражения в них унаследованных литературных и публицистических традиций Однако при этом существует ряд трудностей как методологического, так и методического характера Дело в том, что в дагестанском литературоведении и - шире - культурологии, как нам представляется, еще не накоплен достаточный опыт в этом направлении Апелляции к архивным материалам, как правило, носят прикладной характер- они. а большинстве случаев, используются для решения конкретных, локальных, исследовательских задач Работ же, в которых архивные и другие археографические материалы рассматривались бы в комплексе и\ содержания и формы, явно недостаточно Нам пока известна тоиько одна монография, специально посвященная данной проблеме. Это изданная Институтом истории, археологии и этнографии ДНЦ РАН книга Г М -Р Оразаеза «Памятники тюркоязычной деловой переписки в Дагестане XVIII в » (Опыт историко-филологического исследования док) ментов фонда «Кизлярский комендант» Махачкала, 2002).

В диссертации отмечается, что документы фонда «Кизлярский комендант» в подав тягошем большинстве являются письмами, т е. памятниками эпистолярного жанра Несмотря на то, что в науке еще недостаточно разработаны эпистолографические методы исследования, Г.М-Р.Оразаев прочел, как нам представляется, аргументированный научный анализ документов, рассматривая их в контексте с традициями и канонами известны?. еще с античного мира письмовников Согласно существующим на сегодня теориям, эпистолография изучает историю развития письма древнего мира и средних веков, включающую в себе теорию и практику эписто-

лчрно! о стиля, архитектонику писем, средства для написания писем, способы их запечатывания и доставки и, по важности не последнее, конкретно-историческое содержание эпистолярною наследия Таким образом, привлекаемые в настоящем исследовании для анализа материалы или литературные памятники уместно рассматривать с точки зрения «типологической близости с составом литературы», согласно концепции академика II И Конрада, «складывающегося у народов, проходящих одинаковую по общественно-экономическому и культурному уровню стадию своей истории»5 Как показывает специальное исследование Г.Оразаева, документы «Кизлярского коменданта» написаны с довольно четким соблюдением внутренней структуры, архитектоники, сложившейся еще в древности, естественно трансформируясь в соответствии с историческим развитием общей культуры, социальными, политическими и другими изменениями, происходившими в жизни общества. В этом плане ГОразаев отмечает концептуально важную особенность рассматриваемых писем, по наблюдениям автора, в своем абсолютном большинстве они напоминают архитектонику античного письма, которая включала в основном три составные части прескрип г (начальная часть), собственно главная часть письма и заключительная клаузула или просто клаузула Для ясности поясним начальная часть состояла из инвокации (богословская преамбула, призыв, обращение, лозунг), инскрнпции (обозначение адресата, включающее в себя традиционные формулы восхваления в адрес получателя, с упоминанием его должности и чина, имени и отчества), интитуляции (обозначение адресанта), привете! вия и пожелания здоровья, а также обозначения вида корреспонденции. Подчеркнем важные для нашего исследования обобщения автора, к которым он пришел на основе эписто-лографического анализа архивных документов

Во-первых, нужно отметить, что в целом письма, образующие специальный фонд «Кизлярского коменданта» и исчисляющиеся многими тысячами единиц хранения, составлены в канонах распространенных еще в глубокой древности в Европе и на Востоке письмовников Этот научный результат является достаточно сильным и убедительным аргументом бытования у народов Северного Кавказа многовековых письменных (в том числе и литературных) традиций с общетипологическими признаками Осноиная часть рассмотренных в диссертации писем имеет характерное начало (преамбулу)- конец прескрипта и начало основной части, как правило, выделяются в письмах выражениями типа ва гене, ва дахы, эмди, ва жди дахы, сонгра, которые в буквальном смысле означают «а затем», «а теперь», «и далее», «впредь». Эти выражения употребляются альтернативно, так как являются почти синонимичными друг и особенных стилисти-

2 История всемирной литературы В 9 томах -Г1 М 1983 С 15

IS

чес ких различий между ними нет Они выполняют в письмах роль вводных слов, служэт как бы формулой перехода от начальной части к основной. Затем следует наррация. Данный компонент представляет тот раздел текста письма, в котором адресант излагает обстоятельства дела. Это один из главных компонентов в структуре рассматриваемых документов, именно он а основном определяет их содержание Тут, естественно, не может идти речь о готовых формулах данного компонента- каждая из писем имеет свое оригинальное содержание, сообразное целям его отправителя. В подавляющем большинстве случаев текст наррации (повествования) занимает основной объем текста документа Следующим одним из важнейших компонентов в рассматриваемых документах является петиция, т е. изложение адресантом своей просьбы - то, ради чего и было составлено данное письмо Из сказанного следует, что наррация и петиция составляют главнейшие компоненты эпистолярного жанра и входят в основную часть структуры письма Вслед за ними идет заключительная часть письма, важнейшим компонентом которой является формула богославия, как правило, имеющая множество вариаций, обычно выраженная на арабском языке и, кстати, представляющая собой одну из ходячих формул богославия у мусульман По набчюдениям Г Оразаева, такого рода формулы были настолько популярны, что в письмах обычно обозначались скорописью и без всяких диакритических знаков Наконец, укажем на, возможно, самый важный в вопросах атрибуции текстов (в том числе и устнопоэтических, а также и литературных) компонент заключительной части писем - обозначение отправителя, то есть автора корреспонденции При этом следует отметить, что по изначальной функциональной направленности или, как принято сейчас говорить, по целеполаганию, присутствие данного компонента составляло непременное условие, так как составленный отправителем текст заключал в себе конкретную цель- быть понятым, определенным образом воздействовать на адресата, вызвать в нем ожидаемые ответные чувства, настроение, сострадание, участие и т д А достичь всего этого без указания своего имени, так сказать, анкетных данных, естественно, не видится никакой возможности

Во-вторых, данная «эпистолографическая ситуация» для нас важна тем, что она позволяет рассматривать ее более широко - в отношении к письменным литературным традициям К сожалению, мы пока еще не располагаем научными разработками в этом плане, поэтому наши суждения будут носить весьма предварительный и гипотетический характер Однако, как, на наш взгляд, справедливо полагает и Г.Оразаев, одно кажется бесспорным анализ конкретного содержания корреспонденций, сопоставление образцов архитектоники писем рассматриваемою периода с примерши из письменных памятников других регионов (например, Поволжья и Урала, Средней Азии, Турции, Крыма, Азербайджана и др ) по-

зволило бы в той или иной мере судить об уровне развития не только эпистолярной традиции на Северном Кавказе в период позднего средневековья. проследить ее lenejiic и связи с традициями не только письмоводства других регионов и на других языках, сопоставить и выявить ее отличительные особенности, а также общие с ними черты, но и проследить за гем, как данное явление оказало влияние на традиции литературные Не вдаваясь в текстологический анализ (самостоятельная научная тема), в порядке постановки вопроса отметим одну примечательную «перекличку» структурных частей «Сказания », «Слова...», «Дербенд-наме», произведений Низами Гянджеви, Алишера Навои, Умму Камала, Абдурахмана из Какагиуры, Йырчи Казака, Кязима Мечиева, Егим Эмина, Молла Панах Ватифа, Муллы Джумы Несмотря на индивидуальное идейно -художественное своеобразие, произведения указанных авторов в композиционно-архитектоническом построении обнаруживают одну, на наш взгляд, генетическую общность, восходящую к канонам древних письмовников

Четвертый раздел главы - Полиэтническое н поликонфсссиональ-ное пространство памятников тюркоязычноы деловой переписки в Дагестане и на Северном Кавказе XVIII века в контексте диалога кулыур и толерантности. Вынесенная в заглавие настоящего раздела исследования проблема относится к разряду пока еще не ставших в науке объектом специального изучения и осмысления. В частности, в круг терминов, составляющих суть данной проблемы, входят понятия культура и толерантность - катет ории, в принципе известные и разработанные, но в то же время впервые применяемые в интересующем нас контексте Поэтому для четкой определенности предмета исследования в диссертации даются предварительные уточнения о смыслах понятий культура и толерантность в строго очерченном отношении к интересующему нас объекту памятников гюркоязычной деловой переписки в Даг естане и на Северном Кавказе восемнадцатого столетия В анализе литературного материала будем апеллировать к этической концепции толерантности, которая исходит из гуманистических течений, в которых подчеркивается непреходящая ценность различных достоинств и добродетелей человека, в том числе достоинств (разнообразия признаков), отличающих одного человека от другого и поддерживающих богатство индивидуальных вариаций единого человеческого вида Речь идет о том, что при рассмотрении и анализе культурных, тшературных, письменных памятников автор стремится придерживаться такого ракурса, точки зрения, которые наиболее адекватны их полиэтническому и поликонфессиональному содержанию В диссертации раскрывается, как в письменных (литературных) памятниках XVIII в наблюдается стремление адресантов к возможно полному объяснению. анализу их 20

взаимоотношений с окружающим миром, природой и обществом Как показывает содержание рассматриваемых писем, их авторы находятся в состоянии какой-то растерянности и потерянности, в мучительных поисках ответа на вопрос «куда ведет рок событий»'' Речь идет о том, что рассматриваемый автором в работе адресуемый кизлярскому коменданту «поток» корреспонденции, в которых нашло свое выражение то лихорадочное состояние, в котором находились народы Северного Кавказа, может быть своеобразным отражением определенных социально-исторических примет наступающего Нового (в принципе, в самых общих чертах индустриального) времени По мнению диссертанта, взятые в комплексе знаний, например, лингвистики, социологии, этнологии, истории, философии, литературоведения и т д., анализируемые в работе письма являются составными частями, важнейшими компонентами, по терминологии известного русского историка Н.Я Данилевского, определенных «кулыурно-исторических типов» как единство материального и духовного Отличительной особенностью прочитываемого в их контексте человека является ею существование в конкретной и в го же время в символической среде, которая характеризуется не столько физическими, сколько социальными параметрами и масштабами Он пребывает в самых различных ипосгасях в условиях грабежа, насилия, обмана, без крыши над головой, без одежды, в условиях оскорбления чести и достоинства, вымогательства и гд Вся эта атрибутика повседневности приобретает значение символической метрики. Таким образом, рассматриваемые нами письма «Кизлярского коменданта» позволяют охарактеризовать их как уникальный историко-документальный материал, в котором такое изначально понятное слово •«культура» приобретает неожиданную сложность, ибо включает как материальное, так и идеальное содержание

Вторая глава диссертации - «Традиции поэзии «тюрки» и проблемы эсхатологической борьбы Добра и Зла в кумыкской литературе XIX в. (суфийско-экзистенциальная лирика Абдурахмана из Какашу-ры - последнего поэта Средневековья и первого поэта Нового времени)». В этой главе рассматривается творчество выдающегося поэта-суфия, в основе которого лежало религиозное учение о конечных судьбах мира и человечества, конце света и страшном суде, которое в науке именуется эсхатологией Отмечая актуальность изучения суфийско-экзистенциальной лирики Абдурахмана из Какашуры, автор диссертации отмечает, что в истории и судьбах народов мира, в том числе, естественно, и многонациональной, полиэтнической России, несомненно выдающаяся роль в сохранении мира и стабильности, толерантности, принадлежит и религии- ее роль и функции духовной опоры и защитницы личности никогда не исчезали, даже в периоды суровых репрессий, когда авторитет свя-

щенства подтверждался фактами мученичества, фактами гибели за правду, явленную Всевышним В рабоге показывается, как восходящая к эсхатологии и вытекающая ш нее нормативная этика, суфийская поэзия Абду-рахмана из Какашуры исследует вопрос о благе, добре, зле и т д, вырабатывает моральный кодекс поведения, демонстрирует, что достойно стремлений, какое поведение является хорошим, в чем смысл жизни При эюм автор работы подчеркивает, что в построенных и созданных на указанной концептуальной основе произведениях поэта источником морали является Всевышний Аллах, который выступает- как воплощение морального добра и добродетели, а зло и аморальность общества объясняются «грехопадением» человека. Далее в анализируемых произведениях Абду-рахмана из Какашуры («В это время конца света ..», «Бренный мир .», «Что ты радуешься миру бренному9 », «Я видел . » и др ) Аллах является и единственным критерием морального- тот или иной поступок является добром или злом потому, что он соответствует или противоречит «сущности» или воле бога Вместе с этим в работе исследуется, как Абдурах-ман из Какашуры в своих произведениях («Адама сын .», «Мною в наше время ученых споров. » и др.) в пределах отмеченных моральных и этических постулатов создает оригинальную модель демократического общества, регулируемого принципами добра и социальной справедливости В ходе анатиза творчества Абдурахмака из Какашуры подчеркивается общемировой контекст литературы, известной под названием «порки», в системе которой творил поэт и которая создавалась в принципе в аналогичных с европейскими средневековыми литературами социальных и культурных условиях, определявших их проблемно-тематическое пространство и эстетические признаки и свойства

Третья глава диссертации - «Деятельность национально-патриотической интеллигенции 40-60-х годов XIX в историософском освещении (Юсуф Аксаевский, Хасайбек Уцмиев, Девлетмурза Шн-халиев)» - состоит из трех разделов. В первом разделе рассматривается деятельность крупного богослова-просветителя Юсуфа Аксаевско-го(Клычева) на фоне кавказских событий 40-60-х годов XIX века Здесь же освещается значение некоторых военных структур Российского государства в формировании культурно-исторического типа, менталитета народов Северного Кавказа и Да1 естана на рубеже ХУШ-Х1Х и последующих веков По мнению автора, в этом плане особое звено занимал императорским конвой, в частости, сформированный в 1829 г исключительно из народностей Северного Кавказа Лейб-т вардии Кавказско-горский полуэскадрон (с 1832 г эскадрон) Собственного Его императорскою Величества конвоя, который функционировал с 1829 по 1881 год Официальное и общественное мнение об этой государственной структуре противоречиво

в девятнадцатом столетии служба в нем считалась самой приоритетной и

имела самый высокий рейтинг, после 1917 года по известным историческим и социально-политическим причинам отношение к конвою естественно резко изменилось При этом характерно, что по историко-культурному аспекту данной проблемы не было (и до сих пор еще не сложилось) научно обоснованной концепции Мы пока располагаем точкой зрения 3.3 Акавова, изложенной в его книге «У истоков демократической государственности» (Махачкала, 2001) Мы разделяем точку зрения автора, согласно которой создание конвоя по существу было направлено против антиколониального движения горцев, т е в своем замысле это царская структура, которая имела перспективу амортизировать национально-освободительное движение на Северном Кавказе, спустить его на тормозах, остановить и подавить. Несмотря на это, как отмечается в диссертации, царское правительство вынуждено было идти на ряд культурных мероприятий, чтобы стабилизировать сложную военно-политическую ситуацию Так, проходящим службу в конвое был предоставлен свободный доступ в стопичные культурные заведения- театры, библиотеки, учебные заведения и тд Многие горцы получали возможность учиться в учебных заведениях Санкт-Петербурга. Только в 1834 году в его военные учебные заведения поступили 74 человека из Дагестана, Чечни и Кзбарды А с 1830 по 1840 гг. в учебных заведениях было 314 горцев Северного Кавказа С Петин в своей кнш е «Собственный Его Императорского Величества конвой Исторический очерк» (Петроград, 1911) сообщает также, чго служившие в конвое горцы имели полную возможность общаться с образованной русской интеллигенцией Многие из них учились в Дворянском корпусе: Шангерей, Казы-Герей, Ю. Клычев (Яхсаевский), Хасайбек Уц-миев, Д Шихалиев, М. Туганов и др Таким образом, отслужившие свой срок «четырехлетний термин» в конвое по приезде на родину оказывались проводниками просвещения в смысле распространения культуры, образования.

Вместе с этим нам представляется важным акцентировать внимание на аспекте царского конвоя, который в науке еще не стал объектом специальных исследований: осмысление имеющейся по этому вопросу литературы позволяет говорить о том, что конвой вполне мог и, возможно, полностью поглотил в себе известный и хорошо себя зарекомендовавший еще с ХУ-ХУ1 веков институт аманатства Одновременно с этим следует отметить важное значение конвоя и как государственно-военной структуры, в которой духовно-культурное воспитание являлось одним из важнейших политических приоритетов правительства

Вместе с этим в диссертации акцентируется внимание на деятелыю-ст и, которую вели отслужившие в конвое свой «четырехлетний термин» Это в основном - старшины, переводчики, адъютанты, муллы, кадии, адвокаты, старосты и другие чиновники среднего звена Многие же получа-

ли перевод в канцелярию Кавказского корпуса, как эго случилось, например. с X Уцмие-вым, Д Шихалиевым, Ю Клычевым и др По возвращении на родину многие из них объединились в благотворительное общество, включились в практическую деятельность по открытию различных товариществ, ссудносберега-тельных касс и прочих форм организации и оказания материальной и интеллектуально-образовательной поддержки населению, особенно неимущему его слою Все это, подчеркнем, означало, что конвой объективно формировал, воспитывал совершенно новое поколение - национально-патриотическую интеллигенцию - народов Северного Кавказа и Дагестана

Одним из просвещенных кумыков, кто составлял «первую волну» императорского конвоя, был известный в середине XIX в ученый, поэт, просветитель Хаджи Юсуф-эфенди Клычев-Аксаевския. Несмотря на то, что Юсуф-эфенди Аксаевский в свое время пользовался большой, почти легендарной популярностью, в то же время следует отметить скудность наших знаний и представлений о его жизни и многогранной просветительской дея1ельности Существующая на сегодня та же скудность критической литературы, к сожалению, не позволяет воспроизвести его творческий и гражданский портрет Известная оппозиционность Ю -Э Аксаев-ского по отношению к мюридизму в дальнейшем осмыслении его биографии сыграла мягко говоря, противоречивую роль В то же время, возможно, первое библиографическое слюво о нем было высказано секретарем Шамиля Маго-медцибиром Карахским и известным просветителем Гаса-ном Алкадарским, политические взгляды и пристрастия которого совпадали с русско-кавказской концепцией поэта-просветителя из Аксая Опубликованное и прокомментированное Г Алкадарским в «Асари Дагестана» стихотворное послание Ю Э Аксаевского к мюридам стало «вещественным доказательством», «аргументом», «картой», разыгрываемой политиками той или иной политической ориентации При этом служба Ю.Э. Аксаевского в конвое в должности его эфендия также интерпретировалась в зависимости от идеологических установок

Как отмечается в диссертации, исследуемый в ней иеторико-кулыурный материал о конвое и ранее привлекал внимание многих ученых - историков, философов, литературоведов, краеведов Между тем новый - исгорнософский - аспект его рассмотрения, который нами предпринимается впервые в науке, по нашему мнению, требует подобных уточнений, так как новые подходы, другими словами, предмет исследований наших уважаемых предшественников в принципе о i личается от стратегии настоящей работы Интересующий нас историософский аспект предполагает более специфичные категориальные или акценты, в значительной степени связанные с понятиями культуры и власти, личности и власти, художника и ьласти, литературы и власти и г.д в контексте поли-

этнической, поликультурной и многоконфессиональной специфике самоидентификации народов не только современной, но и исторической России (Руси), демонстрирующих собой ядро евразийской культурно-исторической идентичности

Второй раздел главы «Хасайбек Уцмиев(1808-1867)» посвящен освещению и научному осмыслению биографии одного из выдающихся и ярких представителей национально-патриотической интеллигенции народов Северного Кавказа

Как отмечается в диссертации, среди известной исследовательской литературы о X Уцмиеве особенно ценны работы С.Ш.Гаджиевой, Ч Гусейнова, Г Б. Мусахановой, 3 Н Лкавова и 3 3. Акавова. которые содержат много интересного, познавательного о связях нашего земляка с интеллигенцией 40-60-х годов XIX века В результате создан довольно широкий и богатый социально-культурный фон, на котором развертывалась поистине исторического значения, полная творческих подъемов и драматических поворотов общественная и интеллектуальная жизнь Хасайбека Уцмиева. Зять карабахского хана, генерал, потомственный князь, всесторонне и глубоко эрудирован, имеет завидные связи с российской и зарубежной научной и литературно-художественной интеллигенцией, из которой один только перечень знакомств (А Пушкин. М Лермонтов, А А Бестужев-Марлинский, П. Бестужев, П Каменский, М.Ф. Ахундов, барон Розен, А К. Бакиханов X Абовян, И Куткашенский, А Дюма Эр Реши, Иырчн Казак, Магомед Османов и др ) выдвигает X. Уцмиева в самые передние ее ряды. По мнению диссертанта, изучение и осмысление биографии X. Уцмиева актуально, главным образом, в плане освещения и оценки его социально-политической, мировоззренческой эволюции, установления ее органической связи с освободительным движением в России, в частности народов Северного Кавказа и Дагестана в XIX в

В этом аспекте именно история фамилии, биография Уцмиевых представляется весьма любопытной и поучительной: жизнь многих поколений этой фамилии сложилась и эволюционировала таким образом, словно являла собой показательный пример, иллюстрацию зарождения и последующего развития самого феномена просветительства В историографической литературе еще в XIX веке, в частности в трудах А. Берже, В Потто, Н. Дубровина, Д. М. Шггхалиева и др, за главным приставом Кумыкского владения Мусой Уцмиевьгм закрепилось представление как о «деятеле времен Ермолова», которого сам генерал характеризовал как «усерднейшего российского чиновника». (М. Мансуров. Засулакская Ку-мыкия. - Махачкала, 1994, с 23). Личность, облик и образ его сына - Хасайбека Уцмиева - в народе и светском обществе (в частности, по свидетельству М. Ф. Ахундова, И. Казака, графа Воронцова, Ал. Дюма, с одной стороны, а с другой - начальника Терской области Лорис-Меликова, глав-

ноунравляющего канцелярией Кавказского корпуса Карцева) еще при жизни приобрела легендарные черты В работе омечаетея значение личных взаимоотношений М Уцмиева с Л П Ермоловым в связи с трагическими событиями, имевшими место летом 1825 юда в с Аксай и повлекшими шбель генералов Грекова и Лисаневича Несмотря на то, чю князь М Уцмиев своей усердной службой в армии доказывал личную верность присяге, в чем Ермолов не сомневался, однако предусмотр1Гтельный ьо всем и умудренный многолетним военно-политическим опытом генерал, чтобы и в будущем исключить даже гипотетически возможные колебания и изменения в настроениях Уцмиева, после «разбирательства» с аксаевца-ми, уезжая в Тифлис, взял с собой семнадцатилетнего сына князя Хасай-бека в аманаты

С момента прибытия в Тифлис X Уцмиев считается состоящим на службе и оказывается под непосредственной опекой, заботой и вниманием Л С Грибоедова, который, судя по его переписке после отмеченных событий. живо интересовался у молодого князя историей его родины, обычаями, нравами, словом, всем тем, что составляет, по современной герми-чоло<ии, национальный менталитет Хасайбек Уцмиев, находившийся в штабе Кавказского корпуса в Тифлисе, как выше отмечалось, проживал вместе с ссыльными декабристами П Бестужевым, П Каменским, куда к своему брату часто приезжал друг ой декабрист А А Бестужев-Марлинский Однако вскоре, в 1832 году, поручик лейб-гвардии гренадерского полка X. Уцмиев едет в Петербург, в императорский конвой, службу ь котором сочетает с обучением в кадетском корпусе

После окончания с отличием в 1838 г. кадетского корпуса с звании корнета X Уцмиев был зачислен штаб-ротмистром Лейб-гвардии Кавказско-горского полуэскадрона императорского конвоя Но уже вскоре канцелярией штаба войск Кавка$ской линии и Черногории X Уцмиев привлекается для сбора сведений по обычному праву Кавказских горцев Так, еще с 1842 г он выполняет поручения канцелярии по управлению мирными горцами по сбору и систематизации адатов, а также занимается переводами с арабского языка книг по шариату В диссертации особо подчеркивается важность функционирования в штабе Кавказскою корпуса такого структурного подразделения как специальная служба - канцелярия по управлению мирными горцами, выполнявшая важные для населения региона просветительские задачи. При этом на X Уцмиева делается особая ставка на него возлагается обязанность организации большой исследовательской деятельности специально для этой цели сформированной группы 18 декабря 1842 т за подписью заведующею канцелярией подполковника Бибикова и резолюцией командующего войсками Кавказской линии генерал Головина издается распоряжение, по которому « сбор сведений об адате, кроме господ частных начальников, поручить на Левом фланге

гвардии штабс-ротмистру князю Хасаю Уцмие-ву. » В эту «экспедиционную» группу входили также «майор Шарданов, штабс-капитан Шора Ногмов, поручик Магомед Дударов, флигель-адъютант полковник Хан-Гирей, кумыки - капитан Касим Курумов, находящийся на службе в Кавказско-горском полуэскадроне, аксайский кадий Юсуп Клычев, «знаюший хорошо арабский язык», и штабс-капитан Девлетмурза Шихалиев». (С. Ш. Гаджиева «Д -М. М. Шихалиев и его труд «Рассказ кумыка о кумыках» -Д -М Шичалиев. Рассказ кумыка о кумыках. - Махачкала, 1993, С. 10-11)

По мнению автора диссертации, «звездными» периодами жизни и деятельности X Уцмиева можно назвать те времена, когда он находился на службе в штабе кавказской армии при наместничестве М Воронцова и Н Муравьева. В исторической литературе достаточно полно и убедительно освещена позитивная роль Н Н. Муравьева по стабилизации русско-кавказских отношений в свою бытность командующим войсками на Кавказе, деятельность которого, по всеобщему признанию, отличалась либеральностью и лояльным отношением к населению и народам этого края Из такой его общественной позиции, вполне открытой, понятной и ясной в равной мере народу и властям, само собой следует мысль о привлечении состоящих при нем в качестве ведущих экспертов по кавказской проблематике X. Уцмиева, Д Шихалиева, М. Ф Ахундова и других к разработке наиболее приемлемых предложений и рекомендаций для готовящейся встречи с имамом Шамилем

Несмотря на то, что достигнутый Муравьевым отмеченный дипломатический прорыв был санкционирован и Петербургом, в то же время нашлись ярые противники мирного исхода, в частности в лице князя Барятинского, давно метившего в командующего войсками на Кавказе и, движимого исключительно карьеристскими вожделениями, регулярно отправлявшего в Петербург докладные, в которых содержались обвинения в адрес наместника за его мягкость, лояльность в отношении к кавказским народам В результате Н Н. Муравьев в 1856 г. был отстранен, и занятие его места Барятинским нарушило договор, вместе с этим и команда Муравьева, в том числе и X. Уцмиев попали в немилость к оному. Для X Уцмиева отставка Н. Н Муравьева оказалась началом и его постепенного отстранения начальством от участия в разрешении вопросов, связанных с жизнью народов Северного Кавказа Началась травля, вносится разлад в отношения с женой Но X Уцмиев не желает так легко отстраняться, пытается доказать ошибочность выбранной начальством национальной политики Однако к его словам никто из начальства уже не прислушивается Барятинский занят вопросами создания на базе существовавших национально-территориальных образований Дагестанской и Терской областей, реформировании системы управления и под этим «соусом» устранением неугодных ему офицеров и пгтабистов, в том числе и X. Уцмиева. Между

тем, как видно из приведенных данных, Хасаибек Уцмиев был в обществе, в окружении подобных себе патриотов своего народа По своим взглядам он так же, как и его единомышленники, был типичным просветителем, убежденным сторонником концепций развития народа как субъекта российской государственности

Третий раздел настоящей главы посвящен раскрытию историософии выдающегося просветителя Девлетмурзы Махмудовича Шихалиева, формирование которого проходило также под воздействием идей русскою просветительства Как явствует из его трудов, Д Шихачиев глубоко воспринял основные приоритеты просвещения борьбу против крепостнических порядков и феодальной идеологии, защиту интересов народных масс, просвещения, самоуправления, свободы, европейских форм жизни и т д

Однако в этом аспекте деятельность Д М Шихалиева специально не исследовалась В то же время следует отметить, что при исследовании и изучении феодальных отношений средневекового Дагестана а также его новейшей истории ни один ученый не обходится без историко-этнотрафического труда ДМ Шихалиева «Рассказ кумыка о кумыках» Заслуживают особого внимания и самой высокой похвалы труды В диссертации отмечается вклад профессора С Ш Гаджиевой в изучение и осмысление исторических взглядов Д М Шихалиева По нашему мнению, С Ш Гаджиева совершенно правильно акцентирует внимание на очень серьезном аспекте «Рассказа кумыка о кумыках», позволяющем раскрыть отношение автора к важнейшей проблеме, связанной с драматическими коллизиями в судьбах кумыкского народа

В диссертации особенное внимание обращено на то. что Д М Шиха-лиев кчк просветитель действительно не мог обходить проблемы национальной идеи Вопрос только в том, как она проявлялась, разрабатывалась Шыхалневым - чиновником царской администрации, представителем господствующей власти, и Шихалиевым просветителем, выразителем общечеловеческой идеи, идеи гражданского общества В этом плане автор отмечает, что ситуация Д М Шихалиева характерна была для национально-патриотической ишеллигенции народов всех окраин Российской империи Как свидетельствуют архивные материалы и научная литература по проблеме, указанная ситуация составляла объект, предмет заинтересованных, Iлубоких раздумий и адекватных им индивидуальных решений и поступков Вариант радикального идейно-политического размежевания в этом вопросе с царским правительством рассмотрен нами выше на примере генерала X. Уцмиева В этой связи, по мнению диссертанта, интересно сравнение позиций Д М Шихалиева и представителей интеллигенции других народов Северного Кавказа в частности, адыгских, армянских и других просветителей, кстати, вместе проходивших службу на различных инстанциях институтов (военного, административного, гражданского) 28

>правления в администрации Кавказского корпуса При этом автор апеллирует к именам широко известных по научным публикациям ученых и общественных деятелей Азербайджана, Армении, Грузии, Кабардино-Балкарии, Северной Осетии, Чечни, Ингушетии Это X Абовян, М Ф Ахундов, Л К Бакиханов И Агажукин, К Атажу-жин, 111 Ногмов, С Хан-Герей, С Адиль-Гирей, А Г Кешев, И Чавчавадзе, X. Ахриев, С Казы-Гирей, С. Урусбиев и другие Более того, их связывает, главным образом, служба в Лейб-гвардии Кавказско-Горском полуэскадроне императорского конвоя, а также учеба в Кадетсюм корпусе з Санкт-Петербурге, где они получи ти настоящую школу военной закалки и национально-патриотического воспитания, воспитания товарищества и взаимопомощи, сотрудничества, служения отечеству и народу Они занимались собиранием, исследованиями исторических памятников, разработками письменности родного языка, вопросами образования, литературным (ворчесгвом. Будучи на военной или гражданской службе, они вы-сту паю г с проектами по совершенствованию общественного строя и быта народа В «Рассказе кумыка о кумыках» Д М. Шихалиева вместе с отмеченным выше энциклопедизмом интеллекта автора специфическое преломление находят его просветительские социально-политические историософские взгляды

Таким образом, Д М Шихалиев предстает как один из выдающихся севсрокавказских просветителей середины XIX века, жизненная и творческая биография которого, к сожалению, не нашла достаточного освещения и оценки В частности, не исследовано, чем занимался Д М Шихалиев после отставки в 1869 г, но известно, что в 1882 году в звании полковника был одним из учредителей «Общества по распространению технических знаний н ремесел среди туземцев Терской области», функционировавшего до октября 1917 года При всем этом бесспорно одно его «Рассказ кумыка и кумыках» - это сочинение не только в жанре историко-этнографчческото очерка он представляется произведением, в котором автор, обращаясь к истории своею народа, поднимал остро современные национальные проблемы, связанные с этносом, в котором особое место занимает вопрос о его субъектностн в истории «Рассказ кумыка о кумыках» Д М Шихалиева - это грустная история о потерянных единстве и целостности народа

Из сказанного вытекает, что национально-патриотическая интеллигенция народов Северного Кавказа и Дагестана вместе с владетельными князьями в событиях периода Кавказской войны не могла вести себя иначе, как быть верной присяге русскому правительству при вхождении в состав России, поскольку сознавала лиитимность иерархии, когда Власть выступает как носитель и инструмент социально необходимого Насилия, подчеркнем еще раз, необходимого для самосохранения общества(как, впрочем, и для собственного самосохранения) Кажется нарадоксаль-

ным, но, как показывает исторический опыт, легитимное насилие со стороны »ласти действительно необходимо обществу, ибо при отсутствии явственной силы власти сверху, катастрофически возрастает спонтанное насилие снизу, устанавливая над обществом некий мафиозно-уголовный диктат Об этом, на наш взгляд, свидетельствуют многочисленные факты к последних десятилетий, в частности военные и политические события, имевшие место как в постсоветском пространстве (Грузия, Киргизия, Узбекистан, Украина), так и в России (Чеченская Республика) Указанная социально-политическая ситуация, по-видимому, имеет глубокие корни

Таким образом, Засулакская Кумыкия с того самого начального этапа, когда стала фактом отпочкования от шамхальства, была вовлечена в закономерности принципиально иного типа связей, отношений, контактов и т. д Более того, подчиняясь силе, воле, диалектике новых обстоятельств, она постепенно развивала в себе те черты и признаки, которые впоследствии явилась убедительным материалом, позволившим ученым ставить и разрабатывать проблемы неравномерного развития той или иной региональной или зональной общности внутри какого-либо государства. В этих социально-исторических условиях и обстоятельствах протекала деятельность национально-патриотической интеллигенции народов Северного Кавказа и Дагестана, в частности Юсуфа Аксаевского (Клычева), Хасай-бека Уцмиева и Девлетмурзы Шихалиева.

В четвертой главе диссертации - «Кумыкская литература XIX века в историософском освещении» - в двух разделах анализируется творчество классиков тсумыкской национальной литературы Йырчи Казака и Магомеда-эфенди Османова

В первом разделе главы «Культурно-исторические типы, или историософия Йырчи Казака (1830-1879)» исследуется творчество гениального поэта кумыкского народа, сгоявшего у истоков национальной литературы, с именем которого связаны ее формирование и поистине небывалый взлет. В работе анализу произведений предшествует обзор критической литературы о жизни и поэтической судьбе поэта, в частности указывается участие известных ученых - историков, философов, культурологов, лин! вистов, литературоведов и критиков, чьи научные интересы в той или иной степени связаны с творчеством классика дагестанской литературы (Г.Г.Гамзатов, К.Д Султанов, Р Ф Юсуфов, К.К Султанов, Г.Б.Мусаханова, А.С Гаджиев, С М.Алиев, К.И Абуков, 3 Н.Акавов, А М.Аджиев, А.Ю Абдуллатипов, К М.Алиев, Д.М.Ханпшшев и др.)

По мнению диссертанта, несмотря на рост научных работников, чьи исследовательские интересы связаны с творчеством И Казака, еще не найден верный «ключ» к научному осмыслению художественного метода поэта. В интересующем автора культурно-историческом историософском аспекте изучения художественного метода особую актуальность приобре-50

тает новое прочтение творчества Й Казака в его диалектической взаимосвязи и взаимообусловленности с мировоззрением, идейными и обществен но-эстетическими установками поэта В условиях, когда отсутствует основанное на документальных фактах жизнеописание писателя, приходится пользоваться методом текстологического изучения связей творчества поэта с теми событиями, которые находят свое отражение в ею творчестве Ес/ественно, речь идет о реальных событиях При этом необходимо быть максимально внимательным к соотношению исторического и вымышленного, факту и художественному обобщению По единодушному мнению исследователей творчества поэта, одним из доминирующих признаков по)гики Й Казака является верность художника точности изображаемых фактов, явлений, которые затем, в процессе творческого «воплощения» в образы получают иную, обобщенную жизнь То есть поэзии Й Казака характерно как бы «документальное» следование за событиями, которые осмысливаются, «переживаются» им в определенных идейно-эмоциональных «позициях» Кстати, такая «событийность», ^прикрепленное! ь» произведений к фактам (биографическим, историческим и т д) составляет отличительную черту, своеобразие художественного метода И Казака Поэтому в аспекте проблем и задач настоящего исследования установление этой взаимосвязи творчества поэта с коллизиями социально-исторической действительности имеет особое значение

1860 - 1880 годы являются периодом интенсивного творческо! о развития Йырчы Казака В это время он создает такие произведения, как «Не в чести теперь острые клинки» (1860), «На смерть Абдулмуслич-шамчала» (1860), панегирики «Умар-эфенди Османову» (1863 - 1864 ir). «Замечательному хозяину Шихмурзе Аджаматову» (1865), «Шамилю» (¡864), эпитафии «На смерть генерал-майора князя Хасая Уцмиева» и «Еше раз на смерть Хасая Уцмиева» (оба в 1867 г), «В день скандала не ликуют» (около 1868 г), «Письмо Магомед-эфенди Османову» (1873), «Венок несен» (1870-е годы), «Песня пахоты», «И мы поклялись » и др

Характеризуя идейно-тематическую концепцию, «выбор предмета познания» в эт их произведениях, следует подчеркнуть, что в них в основном отражена действительность 60 - 70 годов XIX века Причем знаменательно то, что отражается изменившееся во многом мировоззрение поэта, п поисках идеала обращающего свои взоры на поднимающуюся новую «поросяь» - национально-патриотическую интеллигенцию ученых, поэтов, общественных деятелей, деловых представителей рождающегося класса буржуазии, которые можно рассматривать как историософскую концепцию Й Кашка Вместе с конкретизацией, определенностью «предмета познания» происходят коренные изменения в построении произведении, с акцентом на создание характера, культурно-исторических типов героев новой формации, вбирающих в свою структуру идею народного бл<э-

га е широком смысле слова В этом направлении формируется историософское мировоззрение поэта Самыми существенными компонентами этой идеи являются защит интересов трудящихся масс, крестьянства, в частности, человеколюбие (это понятие в определенной степени расчленено -те угнетатель и угнетаемый достойны не одинаковой любви); просвещение народа и т.д Указанная особенность мировоззрения Й. Казака предполагает поиски в окружающей новой национально-исторической среде люден, личностей, индивидуальностей, являющихся реальными носителями существенных, с его точки зрения, особенностей национально-исторической жизни Отсюда и создание «характеров», правда, во многом заданных, схематичных, «плакатных» Й. Казак, очевидно, осознанно выделяет, усиливает, развивает в идеализируемых им характерах именно эти стороны и отношения - разумное рачительное хозяйствование, гуманизм по отношению к трудящимся массам, вырший интеллект, честность, справедливость и т.д

В этом аспекте анализируем такие произведения Й. Казака как «У,-Э. Османову», «Письмо М -Э.Османову», «Шихмурзе Аджаматову», «Еще раз на смерть Хасая Уцмиева», «Письмо имаму Шамилю», в которых не только нашли художественное воплощение характеры, идейно осознанные п оцененные поэтом, но и такие, в которых наиболее зримо отразились историософские вз1ляды поэта. Все это свидетельствовало о том, что в творчество Й. Казака мощной идейно-эмоциональной волной вторгается национально-патриотическая проблематика, составляющая ядро его историософии и одну из основополагающих общественно-эстетических задач в художественной системе просветительского реализма

Таким образом, творчество Й. Казака, взятое в целом, позволяет определить действительную ет о доминанту, некие объективно присущие ему общественно-эстетические признаки Речь идет об объективно историческом содержании тех героев, которых Й Казак рисует в качестве положительных примеров из современной ему социальной действительности Это - типы национального «культурного слоя» - X. Уцмиев, М.-Э. Османов, Ш. Аджаматов, У.-Э. Османов. Как показано выше, созданные Казаком структуры их характеров имеют вполне четко обозначенные общественные, социально-исторические ориентиры Й. Казак в своих общественно-эстетических построениях исходит во многом из идейно-политической и историко-культурной ориентации X Уцмиева и М. Османова потому, что поворот народного поэта в сторону таких жизненных «героев», как Ш Аджаматов, У -Э Османов, X. Уцмиев, М Османов даже сам по себе значит очень многое. Исторически это и перспективно именно этот «культурный слой» рождающейся национальной интеллигенции носил в себе еще в нерасчлененном виде идею народа и народности.

Таким образом, социально-исторические условия и обстоятельства, вторгнувшиеся в его жизнь, биографию, ускорили процесс вызревания, развития и качественного превращения во второй, послессыльный, период ингуигнвно приобретенного в философско-исторически и общественно-зстетчческн осознанное методологическое утверждение историософского мировоззрения гюэта Этому в значительной степени, очевидно, способствовала «включенность» Й. Казака сразу после возвращения из ссылки в литературный «стиль» эпохи, общественные и художественно-эстетические тенденции которой развивались в системе идеалов просветительства Получилось так, что народный поэт сразу же вступил в идейно-творческое общение с молодым поэтом M Османовым, начало т ворчесгва которого было отмечено разработкой национально-патриотической проблематики п художественной системе просветительского реализма

Во втором разделе этой главы рассматриваются жизнь и деятельность Магомед-эфенди Осмакова (1840-1904) в историософском освещении Резюмируя, следует сказать, что достаточно исследованный учеными литературный материал в настоящей работе будет рассматривается в ноьом прочтении через призму двуприроднон - лоликультуриой л поли-национальнон - формы самоидентификации индивида и этноса, то есть литературы России развиваются на протяжении столетий в пространстве русского языка и русской культуры, а русская литература функционирует, в свою очередь, в пространстве полиэтнической, полицнвилизаци-ониой, поликонфессиональной России Отмечается, что, несмотря на осуществленный исследователями кумыкской литературы (А -Г1 Салаватовым, А H Батырмурзаевым, К Султановым, Г Б Мусхановой, И Керимовым, С.Алиевым. З.Акавовым, А -К Абдуллатиновым, С Акбисьым) большой вклад как в воссоздание картины развития национальной литературы, так и в освещение гворчесгва и M -Э Османова, все еще немало проблем, требующих более глубокого теоретического осмысления в аспекте концепции настоящей диссертации.

В последнее десятилетие в научный обиход вошли исследования таких известных ученых, как Г Гамзатов, Р Юсуфов, Каз Султанов, Э Кас-сиев. К Абуков, С Алиев, А Вагидов, А Абдуллатипов, 3 А Кучукова и др, в которых представлены интересные мысли и наблюдения, открывающие новые, неиспользованные возможности прочтения художественного культурного наследия, в том числе ч творчества M -Э Османова Как известно, творчество М. Османова развивалось в два - петербургский (1860 - 188! гг ) и послепетербургский (1882 — 1904 гг ) — периода Уже в первом своем поэтическом выступлении в стихотворении «О себе» Османов пьпается осмыслить вопрос о назначении человека в обществе и месте поэта в нем Именно раздумья об ответственности человека перед обществом, перед народом, проблема «поэт и гражданин» - важные вопросы

в лирике М Оемаиова в самом начале поэтического творчества Это существенный рубеж в .формировании историософскою мировоззрения будущего поэта просветительского реализма Думы о положении народа, утверждение гуманизма как мировоззрения, образ музы, сливающийся в поэтическом сознании Османова с образом родины - все это свидетельствовало о признаках народности его творчества поэт искал возможностей общения с аудиторией, муза становится для него посредницей в разговоре с читателем.

В исследуемом историософском аспекте методологического становления принципа народности в литературе народов Северного Кавказа важной явилась разработка эмигрантской проблематики, раскрывающейся в таких произведениях, как «Мнение муллы Акая о Турции», «Опровержение Шамсутдина-хаджи на мнение муллы Акая о Турции», «Письмо Абдурагима-муллы мулле Акаю», «Ответ муллы Акая на опровержение Шамсутдина-хаджи». Стихи отразили драматическую страницу жизни народов Северного Кавказа

Какова социально-историческая база, на которой основываются вдейно-философское содержание и общественно-эстетическая ценность данного цикла стихов М Османова, объединенных единой мыслью, единой задачей и единым сюжетом? Этот вопрос требует особого внимания речь идет о том, насколько северокавказская литература дееспособна и состоятельна, на каком уровне она обсуждает, анализирует и дает определенную идейно-эмоциональную оценку социально-историческим событиям, имевшим не какое-нибудь локальное значение в жизни народа Вопрос стоял о существовании или вымирании целых наций и народностей вообще. Поэтому в данном случае на поверку ставится степень социально-политической глубины и художественной зоркости поэтического видения, историософии М. Османова в одном из кардинальных вопросов национальной истории.

М Османов, глубоко переживавший эту трагедию народов, откликнулся произведением, которое было подобно политическому воззванию Трудно требовать от М Османова осознанного признания исторической роли народа в условиях 60 - 70 годов XIX века. Но, как об этом свидетельствует реалистическая архитетроника «мухаджирского цикла», он видел включенность судеб народов Северного Кавказа в исторический поток, их подчиненность общему движению Произведение проникнуто духом скорби, сострадания горю людскому.

Особое значение в названном цикле приобретает тема народа, «народного мнения», который не безмолвствует, напротив, возмущается, выступает за свои права Патриотические историософские взгляды этого героя мотивированы политическими обстоятельствами, общественной несправедливостью. Поэт ведет поиск художественного воспроизведения

массового бедствия в огромном но масштабам историческом действии Народ здесь не только объект изображения, но и общественно-эстетическая, идейно-художественная методологическая проблема Таким образом, цикл стихов М Османова о мухад жирах свидетельствует líe только об идейной зрелости поэта, но с этим тесно взаимосвязана народность его позиции, гражданское мужество, ибо выступать против Турции - «обетованной земли» - открыто, публично, печатно, противореча симпатиям мусульманского мира, было протестом против схоластики и догматизма, национализма и пантюркизма, оппозицией по отношению к ортодоксальному исламу Выступление М Османова выражало историософские настроения передовых сил (в том числе и просветителей;, боровшихся за гражданские свободы и считавших, что демократические принципы реализуются посредством обеспечения равноправия граждан перед законом

В работе отмечается значение открытого в 1882 году благотворительного Общества, проливающее яркий свет на послепетербуртскую деятельность М. Османова Эти важнейшие моменты биографии М. Османова нашли отражение в литературной практике поэта, составляя тесную связь поэзии с жизнью на пути возникновения реалистического искусства Общественный опыт способствовал идейному росту М Османова, развитию и углублению демократических, историософских общественно-политических воззрений Жизнь, ее социальные коллизии мощным потоком вторгаются в творчество М Османова. Поэмы «Шамхал», «Жалоба аксайцев», цикл стихов о старшинах, «Слово судьи» и т д - это те произведения, в которых заключены глубокие раздумья о судьбе народа в пореформенную эпоху

Многогранное творчество М. Османова - и тогда, когда оно утверждает, и тогда, когда отрицает и клеймит, - всегда проникнуто единым помыслом, оно - о человеке совершенно новом Комплекс нравственного содержания такого человека несет в себе прообраз гражданина общества, о котором мечтал М Османов и которого он хотел видеть хозяином В этом смысле историософские нравственные уроки М Османова весьма поучительны, обладают большой функциональной значимостью Османо-вым принципиально, методологически обоснованно разработана «структура» такого человека Ог более элементарных черт психологии человека, таких, как бытовые добродетели, оч поднимается до вопросов высокого ■гражданскою долга о назначении человека вообще, ответственности перед родиной и народом, назначении поэта и поэзии Художественная эволюция несла с собой углубление социальных историософских корней мировоззрения и художественного метода Постоянно нарастающее чувство горечи, переживания, обиды за народ, тревоги за его судьбы приводят М Османова к горестному признанию его сомнений в возможности изменить

миропорядок. Лирический герой Османова, ощущая жестокую противоречивость общества, выражает настроение эпохи удушья: «сердце разрывается, видя эту всю несправедливость, но нет той силы, которая бы смела все эти беспорядки» - таково содержание характеристики, данной поэтом своему времени.

Между тем система взглядов на государственно-правовое устройство, отразившаяся в поэзии, основана на демократических принципах, страной, народом должны править добропорядочные люди и гуманные законы. Новый человек представляется М. Османову не абстрактным понятием, он реален, наделен самыми добродетельными чертами. Поэт разрабатывает целый комплекс, лежащий в основе концепции человека Разум, знание, просвещение в большинстве стихов выступaïoi критерием положительных качеств человека и народа в целом

Пятая глава диссертации «Кумыкская литература начала XX века в культурно-историческом освещении» посвящена анализу творчества Нухая Батырмурзаева, Маная Алибекова и Абусуфьяна Акаева.

В работе отмечается, что, несмотря на достаточно большой объем кумыкской литературы данного периода, представленной именами М. Алибекова, H Батырмурзаева, 3. Батырмурзаева, А Карамурзаева, А -Г Ибрагимова, А Шемшединова, M Казанбиева, Ш Байболатова, А Маг омедоьа. А Кадиева, А Акаева, А -В Дыдымова, Д Ханакаева, Д Магомедова, Алипмурзы из Хамаматюрта как выразителей различных социально-культурных и общественно-литературных тенденций в народной жизни, именно творчество выбранных в качестве основного объекта настоящего исследования писателей, по давно сформировавшемуся в критике и литературоведению мнению, составило значительный фонд родной словесности

Наиболее характерными и яркими представителями историософского просветительского направления в кумыкском обществе в интересующий автора период, по всеобщему признанию, являлись M Алибеков, H Ба-тырмурзаев и А.Акаев Несмотря на то, что творчество, а также их биографии в определенной степени изучены, многие вопросы, связанные с их мировоззрением, все еще остаются недостаточно исследованными Так, в частности, автору диссертации представляется важным отметить своеобразие их просветительских взглядов, в недостаточной степени осмысленных в научно-критической литературе В этом плане в работе делается первая попытка рассмотреть специфическое, отмечая, при этом и то общее, что их объединяет. Так, по нашему мнению, доминирующим в историософских воззрениях М. Алибекова является государственно-правовой аспект, проблемы политической системы, структуры кумыкского общества. H Батырмурзаев же в большей степени разрабатывает нравственные проблемы, вопросы морали, лики В то же время он не обходил и жгучих 36

социально-политических вопросов национального бытия, но преломлял их через призму морали, нравственности н этики /V Акаев, также один из ярких составляющих «триумвирата», оригинально определил свою историософскую «нишу» в национальном возрождении «быть опорой к хромой ноге» народа, видя эту задачу в разработке проблем развития родного языка и литературы, в научно-издательской, просветительски-популяризаторской деятельности, собирании и издании с последующим распространением среди народа образцов устного народного творчества и произведений выдающихся поэтов Й Казака, М -Э Османова, Абдурахма-на из Какашуры и других, в том числе и своих современников; в состав пении, издании и распространении энциклопедических, толковых и многоязычных словарей, столетних календарей, в переводах и адаптациях на родной язык произведений восточной классики

Как показывает творчество, М Алибеков не был лишь посторонним наблюдателем и созерцателем всего того, чго совершалось рядом и вокруг, в крае, в России, в мире Точно гак же, как и собратья по перу (Н Батырмурзаев, Абусуфьян и другие), он активно реагирует и пытается влиять на морально-нравственный поток своими художественно-публицистическими средствами Как в этом убеждают прежде всего и лучше всего произведения, а также свидетельства современников поэта, М Алибеков очень остро реагировал на пульс времени, используя для этого любые возможности, формы общения - встречи, беседы, переписку, печать, периодическую печать и т.п В этом плане очень много, по нашему мнению, М Алибекову дала "Кумыкско-ногайская хрестоматия", изданная М -Э Османовым в 1883 году в Петербурге, которая формировала его историческую память и в го же время давала ему фундаментальное, классическое художественное, литера гурное образование Другим таким "авторским свидетельством" общего подъема духовной энергии народа, которое, бесспорно, могло стимулировать и М Алибекова, было издание Абусуфь-яноом в 1903 году в г. Симферополе произведений народного творчества и поэтов 19 века И Казака и М -Э. Османова

Факт наличия в абусуфьяновском "сборнике стихов'1 поэмы М -Э Османова "Гюлкъыз", опубликованной в османовской хрестоматии, сви-детельспует об установленных еще ранее контактах А Акаева с М-О. Османовым, М Алибековым и Н Батырмурзаевым По мнению диссертанта, М -Э Османов, вручая экземпляры своего петербургского издания всем трем патриотам, видел, чувствовал в них будущих замечательных борцов за духовно-культурное возрождение родного народа, по-отечески благословил и скрепил их дружбу и единомыслие

Далее, рассматривая историософию МАлибекова, Н Батырмурзаева и А Акаева в отдельности, в диссертации на основании применения новых, в частности, междисциплинарных методик анализа общественно-

литературных фактов и явлений предприняты попытки внести поправки в изучение и осмысление их многогранной творческой деятельности Так, по мнению диссертанта, в предшествующих настоящему исследованию трудах ученых внимание в основном акцентировалось на критическом, обличительном пафосе М. Алибекова. в то же время интересующий автора работы историософский программно-позитивный аспект не получал достаточного научного осмысления или же он характеризовался как показатель ограниченности, уязвимости идейно-художественной концепции, системы поэта. Между тем, по нашему мнению, произведения этого плана (как впрочем и все творчество) М. Алибекова при теоретическом осмыслении должны рассматриваться в соответствии с их авторской установкой, которой в произведениях М. Алибекова как раз и выступает историософская публицистическая направленность Указанная авторская установка, как нам представляется, обусловливала стремление или тяготение поэта к осознанной актуализации, т енденциозности, нагнетанию, усилению политических акцентов. М Алибеков даже в "мелочах" пытается усмотреть проявления глобальных тенденций современной жизни. При этом доминирующим во всех случаях у М Алибекова являлся общественно-политический ракурс мировидения С этой точки зрения все произведения М. Алибекова представляются одним большим объемным рассказом: размышления о времени, об обществе, о народе, о родине и г д "Русско-японская война" ("Рус-япон даву", 1905), по мнению исследователей, занимает особое, специфическое место в этом "рассказе" о судьбоносных, поворотных событиях в жизни страны и ее народов. В работе отмечается, что военное столкновение двух империй - России и Японии - в произведении М. Алибекова в большей степени перенесено в политическим план Печальные итоги войны (поражение русской армии на суше и на море, заключения мира путем позорной уступки исконно российских территорий и т п), считает М. Алибеков. заставляет серьезно задуматься над тем, сможет ли Россия вообще обеспечить безопасность страны и ее народов Характер мотивации отрицательного ответа на этот судьбоносный вопрос, стремление к доказательству несостоятельности законодательной и исполнительной ветвей власти, приведшей к отчуждению народа от государства, которое выражается в его неповиновении и многочисленных бунтах, выступлениях с экономическими и политическими требованиями, - все это определяет и наиболее полно представляет историософское своеобразие произведения М Алибекова, даже особенности его лексики и синтаксиса. Обильная военная терминология, вводимая в синтаксические конструкции, показывающие и раскрывающие захватнические и грабительские вожделения царской власти, воссоздает атмосферу удушья, обреченности, всеобщего хаоса, скепсиса и брожения Многократно повторяющиеся лексемы "захват Манчжурии, без объявления воины вторжение на чужие

территории, "миллиарды денег", "необученные солдаты" в роли "пушечного мяса", понапрасну брошенные в "кровавую мясорубку", мерзнущий и мрущий военный гарнизон в осажденном Порт-Артуре, оставленные японцам Сахалин, Мукден, Харбин и многое другое являются всего лишь отдельными (хотя и значительными) структурными срезами, компонентами тою социально-исторического и общественно-политического состояния, в котором оказалась Россия в начале 20 века. Единая цепь приведенных выше звеньев, эпизодов, срезов, видимых сквозь призму конкретного литературного текста "Русско-японской войны", может воспроизвести страшную картину тотального оглупления, манкуртизации сознания и психологии общества. М Алибеков очень удачно и точно сформулировал эту логику в чрезвычайно емкой, филигранно отточенной и отшлифованной крылатой фразе "японцы раскрыли изнанку, скрытую суть вещей" ("японлар ачып къойду яшырылгьан ишни гьакъын").

М АлибекоЕ прогнозирует, что если Россия не перестанет обманывать народы и себя и если она не выплатит ультимативно предъявленные ей долги, ценою которых она может как-то выйти из войны, то в скором, к весне 1905 года, ее территориальные потери могут простираться до Урала Неудавшийся эксперимент России бумерангом бьет ее же. она оказывается отстраненной от мирового сообщества, лицом к лицу со своими проблемами, не вызывая никакого сочувствия или участия со стороны других народов и государств "Выйти из ямы, в которую попали, у них (русских) нет силы Все со стороны смеются, и никто не помогает" ("Тюшген чун-гурдан чыкъма Буланы почю етмей, Къырдан кьарап кюлейлер, Бири де ксмек згмей")

Таким образом, "Русско-японская война" предстает как одно из самых смелых в истории кумыкской литературы антимилитаристских произведений, где отчетливо проступает темперамент борпа, стремящеюся охват ггть современность во всем многообразии ее сторон, отозваться немедленно на все вновь возникающее, тотчас же активно вмешаться в общественно-политическую битву, повлиять на ее желательный исход художественной публицистикой, которой он владел превосходно Конценгра-Ш1я удара по администрации, критика ее деспотизма перерастает в критику антинародной классовой природы монархической системы правления

На лом фоне специфичными представляются произведения М Апи-бе-кова, объединенные "парламентской" проблематикой, в частности "Свобода" ("Гьурият") В исследовательской литературе о М Алибекове это произведение часто рассматривалось как отражение заблуждений, идейных "шатаний", зигзагов в творчестве поэта Однако в контексте современных процессов, происходящих у нас в стране, наблюдая за парламентскими дебатами в центре и в регионах и сопоставляя их с содержани-

ем алибековских произведений, нельзя не отметить определенную крайность приведённых выше оценок.

По нашему мнению, конкретно-историческое осмысление убеждает в глубокой внутренней взаимосвязанности со "Свободой" всех произведений, созданных и написанных М Алибековым. Стихотворение написано 8 мая 1906 юда по свежим впечатлениям от открытой в апреле того же года Думы. Немедленно откликаясь на это событие, М Алибеков пишет: "В апреле месяце нам Дума открылась Что же она сделает, увидим и силу этой Думы..." ("Бизге Дума ачылды апрель айны ичинде Не этер экен ге-рейик о Думаны почюн де...") По этим начальным строкам ощущается некоторая настороженность в интонации автор в них нейтрален в выражении собственного мнения, более того - приглашает и читателя потерпеть с выводами, посмотреть, на что она вообще будет способна Но авторская мысль простирается дальше. Ему кажется, что Дума является той формой власти, которая олицетворяет вековечные мечты, чаяния и думы о счастливой жизни народа, соотечественников, всех россиян

Все живое, светлое, плодотворящее, высокое и возвышенное отныне, по мнению М Алибекова, связано с Думой Соответственно меняется интонация, ей сопутствуют высокий пафос, патетика, восклицательно-побудительный синтаксис и т д.. "В Думе депутаты все дела пусть в руки возьмут! Как дерево с мощными корнями, да укрепится наша Дума! Каждому делу хорошие законы пусть наша Дума примет' Гнет, смуты, разбои пусть хоть отныне прекратятся. Нам давно было слышно красивое твоё имя "Дума". Пусть всем народам справедливым будет, эй Дума! каждое твое начинание! Эй Дума! Ты избавь все народы от настоящего гнета В их сердце не вмещаются слезы, которыми они захлебываются В муках -страданиях груди, думами полны сердца.. О свободе ныне молитвы всех россиян Свободы светильник в нашей Думе возгорится Во всех краях, местах зажгутся электрические фонари. Пусть наша Дума дает всему миру свет! Все народы ждут от Думы одинакового света Если Дума света не даст, все на корню захиреет, зачахнет, понапрасну пропадут милые души, большие богатства Мирным справедливым путем пусть свободу завоюет Да избавит наша Дума от грабежа и разбоя! Представители (депутаты) от каждых мест, верим, в Думе будут вершить только справедливость. И свобода восторжествует, слава богу, скоро!"

Как видно из приведенного текста произведения, Государственная Дума, по мнению автора, возникла как отрицание тоталитарного режима-монархизма При этом она представляет собой законодательную ветвь власти, призванную разрабатывать и предлагать исполнительной власти концепцию, реализация которой гарантировала бы благополучие всех граждан Смысл алибековских лозунгов, таким образом, в самых общих, объединяющих свойствах, чертах и признаках представляется очень со-

звучным с программами сегодняшней официальной политики Основную цель своей общеегвешю-литературной деятельности Алибеков видел в стремлении просветить народ, помочь ему освободиться от рабской психологии, порожденной веками гнета и бесправия, разбудить его гражданское самосознание для коллективной борьбы за свои права и свободы

М Алибеков - писатель современных, злободневных, сегодняшних тем Он - летописец живой общественной мысли, текущих политических настроений и нравов, совершающихся социальных и политических процессов Его волнуют, главным образом, те общественные драмы и комедии, которые происходят перед его глазами, в его время, которые глубоко потрясают я ранят весь общественный организм и в конечном счете самым губительным образом отражаются на простом человеке Страстный искатель путей народного благополучия, М Алибеков увидел в Государственной Думе прообраз демократического общества, которое обеспечивало бы равные права, возможности, условия для полнокровной деятельности каждому его члену Своеобразно разрабатывается эта проблема Н Батырмурзаевьгм в произведении «Положение Кавказа и России»(1907). где аспект его внимания значительно шире, исторически пространнее Писатель пытается показать не только историческую и политическую, но и классовую сущность вещей, связей, конфликтов, ответить на вопросы национального бытия и вскрыть общность судеб народов Кавказа и России, их идентичные цели, их интернациональные устремления

Прежде всего, обращает внимание авторская формулировка произведения «Положение Кавказа и России» Само название претендовало на разрешение или во всяком случае на постановку очень существенных, сложных проблем современности Не какое-нибудь будничное, обыденное, а большое, общественно значимое, исторически пространное стояло в обьекгиве его внимания Первые строки произведения знакомят читателя с Кавказом, его чудесной дивной природой, богатствами, плодородием, ископаемыми Еще не открытая страна она является средоточием, центром притяжения внимания государств, строящих различные планы использования ее богатств Н Батырмурзаев создает такую ситуацию, в глубине которой заложен социальный и политический конфликт

Все последующее изложение вытекает из авторской расстановки социальных сил общества на различных ступенях его развития (феодализм, присоединение к России, режим самодержавия, формирование пролетарского самосознания и революционной борьбы) - эксплуататоров и эксплуатируемых. - конфликт между которыми составляет движение истории развития общественных отношений Обе эти высокие, максимальные оценки сопутствуют всему повествовательному воспроизведению движения истории народов России Кульминационным завершением этой кон-

фликтной ситуации является уход шамхалов и князей с исторической арены

Следующий «разрез» истории Батырмурзаев связывает с присоединением Кавказа к России, которое находит в сознании народа образную ассоциацию с весной, т. е свежестью, обновлением, радостью того, что зима кончилась, пойдет хорошая «погожая» жизнь «Когда за тем пришли русские, немного свободнее стало Народ так подумал ушла зима, настала теперь весна». («Андан сонг орус гелип, эркинлик бол ду бир аз Халкъ шулай хыял зт-ди: къш гетди, энди бодцу яз»)

Однако настрой мечты и реальность находятся на разных полюсах, организуя контрастную каргину социальной действительности, отраженной в произведении.Тиски самодержавного угнетения - это и те дискриминационные обстоятельства, в которые скованы нерусские народности России В заявлении писателя, что «десять мусульман не приравниваются к одному мужику» («мусульманин онавун бир мужукъгьа тенг гёрмей»), заключен большой смысл, который находит в диссертации свое раскрытие Трагизм положения усиливается ссылкой на факты эмигрирования мусульман в Турцию, к которому они вынуждены прибегнуть и из-за шовинизма Родина, дом, родня, близкие, оставляемые «здесь» и совершенно неизвестная, полная лишений и страха чужбина «там», - эти полярные «символы» составляют драматизм ситуации, которую тяжело, как великое горе, вынужден принять соотечественник:

Масхарамы гишиге Разве шутка человеку

Айрылмакъ яшавундан Расстаться со своей родиной?

Оьз халкьыны ичинде С честно заработанным хлебом

Тапгьанын ашавундан Среди своих людей?

Своеобразен конец этого лирического размышления, возвещающий о начале нового этапа в общественной жизни. Заключительные «аккорды» данного повествования перекидывают мост к новым социальным реалиям, которые как бы встряхивают Россию, выворачивая ее кровоточащую в противоречиях изнанку. Строки о том, что «И между тем не опоздало, немного спокойнее стало...» вдруг неожиданно приносят внутреннее освобождение, располагая читателя к новым, иным ощущениям, ассоциациям. И последующее двустишие, что «России сердце переполнилось незабываемым горем» (Аресейни юреги таймас ¡сьайгьыдан толду»), является вступлением в новую ассоциативную связь с событиями русско-японской войны и первой русской революции И снова писатель вспоминает образ возмездия, который привел Россию, по словам Батырмурзаева, «в состояние растерзанной собаки» («янчьшгьан итдей этди»). Это образное сравнение России, какой она пришла к концу ею же навязанной войны, с жалким, распластанным видом побитой (побежденной) собаки, как нельзя лучше показывало реальное положение вещей

Затем следует перечисление поражений русской армии в Порт-Артуре, Харбине, на Сахалине, в Маньчжурии, на Балтийском и Черном морях Следует подчеркнуть, что такая статистика, перечисление фактов войны, сопряженных с многочисленными человеческими жертвами, имеет для писателя концептуальное значение, чтобы показать не только противоречия России накануне и во время войны Это исторический урок Военное поражение России стало поворотным пунктом в решительном выступлении народа за социальную и духовную свободу. По произведению Батырмурзаева, опосредованно через авторское повествование ощущается, что народ вырос политически, он заявляет о своих правах, требует свободы «Когда японцы побили русских», пишет писатель, и стало очевидным положение самодержавного строя

Народ, живший в угнетении, Обрел свою голову Орт анизуя внутри страны борьбу, Свободу потребовали. «Борьба», «свобода», «равноправие» - в эти политические формулы облечена идейная и нравственная атмосфера Кавказа и России начала XX века.

Подъем общественной жизни, описываемый Батырмурзаевым, показывает, с одной стороны, оживление, активизацию народного самосознания, его решимость встать «на бой кровавый» за свои классовые интересы С другой стороны, правительство, поставленное противоречиями во внутренней и внешней политике в безвыходное положение, пригвожденное к позорному столбу, стало перед необходимостью признать эту реальность Русско-японская война и революционное брожение в стране отрезвили правительство Батырмурзаев показывает контраст между возможностями России и техническую мощь иностранных, в частности японских, войск

Здесь уместно сравнить позицию Н Батырмурзаева и М Алибекова Н Батырмурзаев с совершенно иных позиций рассматривает этот вопрос Государственная Дума, по его убеждению, это уловка самодержавия с целью отделаться и отговориться перед взволнованным народом В речах министров и собраниях Думы поэт видит лицемерные объяснения в преданности отечеству и народу Министры пытаются Смыть старый позор Одни речи произносят, Очищаются другие

Здесь важно авторское отношение к «речам» министров, эгот концептуальный, мировоззренческий момент имеет принципиальное значение для уяснения той общественно-литературной борьбы, которая определяла перспективы развития демократического направления в общественной

мысли народов Дагестана. Ангорская установка с апелляцией к народной мудрости («Разве 01 мьггья чистой станет пропитавшаяся грязь» -«Жувгьан булан гетерми синген эсги кирлери») служит обоснованию идеи, что созыв Думы -эю политическая уловка правительства.

Имеет свою логику постоянное нагнетание символов Требования свободы, равенства встречают острый прлотесгг правительства и закономерно вырастают в «кровавые волны», «текущую кровь» народную.

Подчеркивается решимость народных масс вести борьбу до конца, несмотря на жертвы и лишения, ибо приносят жертвы во имя жизни и свободы Реакция, наступавшая в ответ на революционные выступления масс в 1905 году, унесла много жизней, но это, пишет поэт, не в силах остановить могучий поток, пришедший в движение. Он высоко отзывается о тех, кто за счастье отечества жертвуют жизнью, «безумству храбрых поет славу»:

Англавлу асил адамлар Суть уяснившие благородные

Кебю сибирге гетди. Многие в Сибирь сосланы

Азиз ата юрту учу н За любимое родное отечество

Жанларын Къурбан этди Свои жизни в жертвы принесли.

Таким образом, Н Багырмурзаев показывает, как постепенно, но неумолимо пробуждается народ, решительно начинает выступать за свои права В прошлом отсталый и забитый, он приобщается к революции, перестаз бояться господ В этих объективно исторических условиях Н Ба-тырмурзаев серьезно задумывается над положением восточных народов

В этой части поэмы отводит видное место идеям просвещения, верш в особенность человеческого разума раздвигать границы наших знании, обо! ащать их новыми идеями и открытиями, двигать человечество по нуги прогресса. Хотя поэт рассуждает о путях выведения малых народов из мертвой «азиатчины», он не отгораживает развитие своего народа от общественно-политической и естественнонаучной мысли России и Западной Европы Н. Батырмурзаев следит, изучает и осваивает их достижения

По мнению Н Батырмурзаева, важно не только то, что наука, просвещение поднимают духовную культуру народа. Это одна сторона дела, главное он видит в гражданском историософском воспитании, в осознании благодаря просвещению собственной ценности личности, ее общественного назначения. Вооружая «простой народ» передовой наукой, просвещением. пишет Н Батырмурзаев, открываем ему глаза, он будет самостоятельно и трезво разбираться в острых социальных противоречиях: .. .Если неведаютцие Увидят пользу учения, Тогда народ, глаза открыв, Поняв пользу просвещения,

Вникнет в суть вещей И перестанет верить сказкам

Призычля и пропагандируя идеи просветительства, Н Батырмурзаев работает на то, чтобы вооружить народ знанием положения вещей Формулы «открыть глаза», «перестать верить сказкам» - объективно означали, помочь увидеть социальные противоречия и в перспективе борьбу за ос-вобо/вдение Политический идеал Н. Батырмурзаева не ограничивался задачами общечеловеческих интересов, он не только отразил смятение и брожение, охватившее страну в эти годы, но показал, что возмущения народа перерастают в организованные выступления В прошлом отсталый и забитый народ приобщается к революции Это было новаторским явлением, ярким свидетельством эволюции просветительства

В этой когорте подвижников духа, просвещения особое место принадлежит Абусуфьяну Акаеву (1870-1932).

В работе отмечается, что многогранная деятельность Абусуфьяна, его сознание были вызваны временем и подчинены его задачам. Выступление Абусуфьяна было замечательным явлением кумыкской жизни Но еще значительнее был тот факт, что выступление его оказалось не единственным. а стояло в ряду друг их Период просветителей одиьочек прошен Дагестанское просвещение начиналось как общественное движение. Задачи, поставленные историей, решали деятели, сознательно ставшие единомышленниками, а иногда и люди, лично не связанные между собой, но исповедовавшие единую «религию»

Абусуфьян принадлежал к тому направлению культурных деятелей Дагестана, которые называли себя джадидисгами По мнению автора, Абусуфьяна, Н Батырмурзаева, М Алибекова и других волновали не столько политические теории джадидизма, сколько его религиозное свободомыслие Старая религиозная литература, в частности суфийская поэзия, запрещала вторгаться за пределы богопознания, привязывала ум и сердце человека, ставила ею в зависимость от загробной жизни Творчество Н Батырмурзаева, М Алибекова, Абусуфьяна и других как раз восставало против этой скованности, обличало и предавало проклятию условия бытия, подавляющие свободу человека Эти историософские идеи звучали в унисон с идеями новометодного джадидистско] о движения на том этапе его развития, когда оно развивалось в русле гуманистического и даже в своих отдельных моментах демократического направления

В их произведениях проходит идея всенародного благоденствия, призыв осваивать новые формы хозяйства, приобщиться к передовой европейской культуре и просвещению Известны факты широкого обмена мнениями по вопросам джадидизма между М Алибекозым, Н Батырмурзаевым и Абусуфьяном, которые свидетельствуюг о том, что различные писатели по-своему понимали и объясняли сущность и харак-

тер джадидизмэ, в частности дагестанским просветителям были чужды националиста теские призывы, от которых не свободны были, например, такие деятели, как ИГаспринекой и др. Напротив, дагестанским писателям-просветителям, в частности Н.Батырмурзаеву, Абусуфьяну, М Ллибекову, в особенности, близка была идея интернационального единения и всеобщей дружбы.

В истории развития литературы кумыков особенное место занимает абусуфьяновекий «Сборник стихов», где собраны образцы народной словесности и произведения кумыкских поэтов Составление и издание произведении фольклора и литературы до Абусуфьяна было предпринято еще в 1883 году в Санкт-Петербурге по решению Совета факультета восточных языков Санкт-Петербургского университета в типографии Императорской Академии наук кумыкским поэгом-просветителем, преподавателем университета Магомед-эфенди Османовым. Тираж этого издания составлял всего 320 экземпляров.

Абусуфьяновское издание 1903 года показывает, что составитель сборника опирался на «Кумыкско-ногайскую хрестоматию» М Османова. в него вошли почти весь кумыкский фольклор и произведения Й. Казака и М. Османова из «Хрестоматии». Затем, после возвращения из стран мусульманского Востока, в 1912 году в 'Гемирханшуре в типографии Мав-раева (первый сборник был издан в г. Симферополе) Абусуфьян переиздает свой сборник, значительно дополнив его фольклорным материалом, а также произведениями литературы (Й Казака, М. Османова, М Алибеко-ва. Н Батырмурзаева, Абусуфьяна) В отличие от других (новометодно, джадидски религиозных) изданий «Сборник стихов» Абусуфьяна представляет собой важное звено в культурной жизни, литературе кумыкского народа. Антология открывала перед читателем мир художественного мышления трудящегося человека, этический кодекс народа, красоту и энер1 ию родного языка

В отличие от других (по крайней мере большинства) его изданий джадидского толка «Сборник стихов» объективно выполнял важную общественно-идеологическую функцию, содержание томика вполне отвечало задачам социально-политическо! о, идейного воспитания народа В помещенных в «Сборнике» более чем шестистах пословицах, в героических, исюрических и героико-исторических песнях, произведениях Й. Казака, М. Османова Н Батырмурзаева отразились достоинство и ум народа, его критическая идейно-эмоциональная оценка всего темного, реакционного, антинародного, в них в целом созданы многогранные образы угнетателей народа, образы тех, кого народ хотел осмеять, выставить напоказ в непри-тпядном свете Из поездки в страны Востока Абусуфьян вынес определенную нащюнально-патриотическую истину, произведения народного гвор-

чества помогают воссоздавать многовековую историю народа, его историческую память

Абусуфьян Акаев представляет собой в высшей степени интересную фигуру в истории кумыкского культурного движения начала XX столетия Ум, [зота и упорство способствовали тому, что он стал образованнейшим человеком своего времени, а разносторонность интересов позволила ему внести значительный вклад в различные отрасли кумыкской культуры

В Заключении подведены итоги исследования и сделаны следующие выводы

Выбор темы историософского освещения истории кумыкской литературы Нового времени обуславливается несколькими соображениями концептуального характера Первое из них - аспект типологический Так исторические судьбы кумыков, как и других народов этого региона, на протяжении всей своей этнической истории претерпели, по существу, одни и те же социально-исторические процессы совместное отраженье набегов крымских ханов, султанской Турции, шахской Персии в Х\'1-Х\'Ш ва укрепляло исторические связи этих народов не только между собою, но и с Российским государством Накануне завершения Кавказской войны все народы Северно1 о Кавказа, в том числе кумыки, балкарцы, карачаевцы, ногайцы, в результате массового переселения пережили общую трагедию, покинув родные края и сказавшись на чужбине в Турции

Во-вторых, предшествующий настоящей работе опыт научного осмысления в то же время актуализирует то исследовательское положение, в котором оказывается, например, культурная история кумыков. Создававшаяся и развивавшаяся в течение многих столетий в системе богатейшей тюркской цивилизации, после монгольского нашествия и следовавшей за ним исламизации и вследствие распадения золотоордынского "эпического" единства, вся культурная история кумыков оказывается включенной в иной национально-культурный регион - Дагестан, - где уровень развития социальных отношений имел существенно различные истоки, определяющиеся, прежде всего, неравномерностью этих отношений в различных - горных и предгорных - районах в пределах даже одной зональной общности Такое положение является, очевидно, важным фактором, имевшим свои последствия в научно-исследовательской ситуации Вырываясь из северокавказского контекста история кумыков в более или менее обобщающих опыт развития национальных культур исследованиях "пристраивается", правда, с незначительными оговорками о ее специфике, к дооктябрьскому дагестанскому историко-культурному процессу Указывая на это, естественно, речь не может идти о том, будто бы в прошлом существовала некая "китайская стена", отделявшая жизнь кумыков от их горских соседей Кумыки естественно вступали в творческое взаимодействие с культурой Дагестана, Чечни, Ингушетии, Северной Осетии-

Алании, КаЬарды, Балкарии, Карачая, Азербайджана, России и i д. Научная абстракция в данном случае должна строиться на обобщении доминантных черт, признаков, тенденций социально-исторического и общественно-культурного развития На таком обобщении, очевидно, более плодотворно будут разрабатываться проблемы определенной системности гой или иной региональной или зональной культурной общности Современная наука преодолела односторонние социологические трактовки, заметно усилился интерес к конкретному, разностороннему исследованию исторических фактов и событий. Однако есть еще немало историко-культурных явлений, требующих обстоятельною изучения, нового осмысления в свете широкой перспективы развития общественного сознания данной исторической эпохи, уточнения привычных, но порою малообоснованных оценок.

Новейшая терминосистема литературоведения (архетип, мифологема, мифема, мифообраз, концепт, интертекст, интертексгема, нроютекст, культурологема и др.) с ее единой антропоцентрической установкой составила оптимальный, оперативный инструментарий для анализа историософского дискурса кумыкской литературы Нового времени.

Выполнение этой задачи и сложно, и легко одновременно. Сложность связана с тем, что не существует стереотипного, трафаретного плана по созданию подобной научной концепции по причине ее уникальности, специфичности, малосовпадаемости с другими Облегчает же задачу то, что у современного исследователя окажется под рукой огромный массив исследовательских работ литературоведов-предшественников, фольклористов, культурологов, историков, этнологов, которые до нас зафиксировали «эмпирический слой» народной культуры. Так, вряд ли наша работа оказалась бы возможной, естш б не труды Д М Шихалиева, Т.Макарова, В Д.Смирнова, В В Бартольда, А Н.Веселовского, В.М Жирмунского, Н.Тр> бецкого, П.Савицкого, В Вернадского, Л.Гумилева, М -Э.Османова, Н.Батырмурзаева, М.Алибекова, А Акаева, А -П.Салаватова, А.Аджаматова, А -В.Сулейманова, К.Д Султанова, Г.Г.Гамзатова, Р.Ф Юеуфова, ЭЛО.Кассиева, Г.Б.Мусахановой, С М Алиева, З.Н.Акавова, Ш.А.-К Мазанаева, Н.А.Горбанева, А.-К.Ю.Абдуллатипова, К И Абукова, AM Аджиева, А.М.Вагидова, С.ХАкбиева, И.Х.Асекова, М.А.Гусейнова, СИ. Урусбиева, И Г1 Крымшамхалова, З.Х Толгурова, A.M. Теппеева, Т. Ш Бттировой, 3 А.Кучуковой, многочисленных безымянных сказителей и «скрипторов» устной народной поэзии

Автор настоящею исследования поставил перед собой задачу рассмотреть историософский этноментальный дискурс кумыкской литературы Нового времени, воспринимаемой нами как единый динамический ме-гатекст, в кагором находит отражение целостная картина мировидения При этом следует отметить, что живя с рождения в кумыкской «этнокуль-

турной капсуле», владея родным языком, мы имели возможность не только теоретически, но и эмпирически наблюдать за «конфигурацией мысли» кумыка и анализировать ее К факторам «Еезения» можно также отнести многолетнюю практику преподавания в вузе истории русской литературы и журналистики, поскольку данный опыт оказался бесценным для проведения сравни гельно-сопоставительного анализа этнических историософских концепций

Поэзия обеспечивает наибольший доступ к системе миропонимания народа Этноисториософский анализ (с элементами текстологии) произведений А Какашуринекого, Ю Аксаевского, Д М Шихалиева, X Уцмиева, Й Казака, М -Э Османова, М Алибекова, Н Батырмурзаева, А Акаева и других позволяет выявить архетипы художественного мышления, свойственные данной этнокультуре, независимо от творческой индивидуальности автора Архетипы обнаруживают себя в форме устойчивых базовых образов и мотивов, мифологем, стилистических фигур, несущих на себе яркий отпечаток национальног о своеобразия.

Посеянные еще в XIX веке зерна, идеи и идеаты просветительства, в частности выдающимся земляком М-Э Османовым, дали богатые всходы Вокруг его ближайших соратников и идейных наследников - Н Батырмурзаева, М Алибекова, А Акаева - объединяются А Шемшединов, А Карамурзаев, М Казанбиев и другие. При этом следует подчеркнуть, что идейные последствия отмеченных выше социально-политических событий у молодого крыла просветительства, представленного именами 3 Батыр,мурзаеьм, А Шемшединова, А -П. Салаватова, Б Астемирова, С. С. Казбекова и других, связаны с опытом и успехами стачечной и забастовочной борьбы В конечном итоге логика эволюции идеалов просветительсгва закономерным образом вела к слиянию с революционным движением народов России

Основное содержание диссертации отражено в следующих публикациях:

Статьи, опубликованные в вошедших в Перечень ведущих рецензируемых научных журналах и изданиях, в которых должны бьпь опубликованы научные результаты диссертаций на соискание ученой степени доктора наук:

1 Акавов Р 3. Кумьгкская литература Нового времени в зеркале культурног о развития (К вопросу о новом осмыслении опыта и тучения) //Известия Дагестанского научного центра РАН, №32 Статья поступила 25 10 2006 г , принята в печать 30 10 2006 г - Махачкала 2008 - С 86-89 (0,23 п л )

2 Акавов Р 3 К социально-политической характерис] ике национально-патриотической интеллигенции народов Северного Кавказа 40-6049

х rr. XIX века (Князь Хасайбек Уцмиев в контексте кавказских событий) // Ученые записки .Российского i осударственного социального университета №7. М.. 2008. - С 269-274 (0,36 п л )

3. Акавов Р 3 О значении Кавказско-горского эскадрона императорскою конвоя в формировании национально-патриотической интеллигенции народов Северного Кавказа и Дагестана. // Ученые записки Российского государственного социального университета. №7. М: 2008 - С 278-282 (0,32 п л.)

4 Акавов Р.З К проблеме эсхатологического противостояния Добра и Зла з суфийсхо-экзистенциальной поэзии Абдурахмана из Какашуры (последний поэт Средневековья и первый поэт Нового времени) // Вестник Пятигорского государственною лингвистического университета. №3 ПГЛУ Пятигорск. 2009.-С 207-211 (0,32 п л )

Монографии и другие издания:

1 Акавов Р 3 Памятники средневековой деловой переписки в Дагестане и на Северном Кавказе в историософском освещении. ДГПУ. ISBN 978 - 5 - 9972 - 0031 - 2 - Махачкала: 2006 115 с. (7,5 п л ).

2. Акавов Р.З Поэзия Маная Алибекова и проблемы публицистики в кумыкской литературе начала XX в. УМО по направлениям педагогического образования Министерства образования и науки РФ - Махачкала-2008. 130 с (8 п.л ).

3. Акавов Р 3 (соавтор - 3 Н Акавов) История кумыкской литературы Нового времени в культурно-историческом освещении. ДГПУ. ISBN 978 - 5 - 9972 - 0024 - 4 - Махачкала. 2009 352 с. (20,2 п.л ).

4. Микаиль ибн Шамси Башту, Сказание о дочери Шана. (Подготовка текста, вступительная статья, комментарии к изданию мифоэпиче-ской поэмы древнебулгарского поэта). ДГПУ. - Махачкала. 2003. 267 с (10,6 п л).

5. Акавов Р.З К проблеме власти в кумыкской литературе XIX качала XX вв / Культура и история тюркских народов. Тезисы докладов Международной тюркологической конференции ДГПУ Издательство Дагестанского государственного педагогического университета J1P №020034 от 25.12.1997 г.-Махачкала-2000 -С. 188-189.(0,15 п.л ).

6 Ахавов Р.З Стихотворная публицистика в кумыкской гражданской поэзии начала XX века. // Коммуникации в современном мире. / Всероссийская научно-практическая конференция. - Воронеж: 2003 - С. 8994 (0,32пл.).

7 Акавов Р.З. Современность звучания поэтической ггублицистики Маная Алибекова // Сборник статей республиканской научно-практической конференции «СМИ Республики Дагестан в информацион-

ном пространстве Российской Федерации проблемы и перспективы интеграции» - Махачкала: 2003 -С 57-60 (0,33 л)

8. Акавов Р 3. Национальная эпистолографическая традиция в культурно-историческом освещении и осмыслении. // Известия Дагестанского 1 осударственного педагогического университета №1 Научный журнал ISSN 1995 - 0667 - Махачкала 2007 - С 81-84 (0,23 п л)

9 Акавов Р 3 Кумыкская литература Нового времени в историософском культурно-историческом освещении (Аспект методологии) Известия ДГПУ №1 Научный журнал ISSN 1995-0667 - Махачкала 2008 - С. 78-89.(0,8 и л)

Формат 60x84 1/16 Бумага офсет 1 Печать ризографпая Гарншура Тайме Уел и л 3,5 изд л 3,1 Заказ № 510-09 Тираж 100 экз Отпечатано и тип ИИ Тагиева Р X г Махачкала, ул Г амидова, 2

"ер а 1=» мат"

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Акавов, Рашид Забитович

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА I. Памятники древнетюркской художественной литературы и тюркоязычной деловой переписки в Дагестане и на Северном Кавказе XVIII в. в историософском освещении.

1.1. Дастан Микаила Башту(Киевлянина) «Сказание о дочери Шана» («Шан кызы дасганы», 882 г.) и раннесредневековая литературная традиция. Постановка вопроса: миф или реальность.

1.2. О культурно-историческом значении и художественно-литературных предпосылках «Слова о полку Игореве» в средневековом северокавказском полиэтническом и поликультурном пространстве.

1.3. Средневековая эпистолографическая традиция как системообразующий принцип в формировании национальной художественной литературы. Аспект методологии.

1.4. Полиэтническое и поликультурное пространство памятников тюркоязычной деловой переписки в Дагестане и на Северном Кавказе XVHI в. в контексте диалога культур и толерантности.

Глава П. Традиции поэзии «тюрки» и проблемы эсхатологического противостояния Добра и Зла в кумыкской литературе XIX начала XX вв. (суфийско-экзистенциальная поэзия Абдурахмана из Какашуры — последнего поэта

Средневековья и первого поэта Нового времени).

Глава III. Деятельность национально-патриотической интеллигенции 40-60- годов XIX века в историософском освещении (Юсуф Аксаевский, Хасайбек Уцмиев, Девлетмурза Шихалиев).

3.1. Юсуф-кадий Аксаевский (Клычев).

3.2. Хасайбек Уцмиев.

3.3. Девлетмурза Шихалиев.

Введение диссертации2009 год, автореферат по филологии, Акавов, Рашид Забитович

Актуальность темы исследования. История изучения, научного осмысления истоков и эволюции национальных литератур богата примерами самых неожиданных, порой диаметрально противоположных концепций. Если за хронологическое исходное в понимании научного подхода к объяснению исторических, философских и культурных (в т.ч. и литературных) учений взять девятнадцатый век, то и этот отрезок времени в 150-200 лет, можно сказать, поражает воображение наличием в науке отмеченной выше различности. В частности, международные интеграционные процессы, сопровождавшие развитие литературы за этот исторический промежуток, вызвали к жизни множество объясняющих их теорий. Назовем две из них - учение К.Маркса о формациях, легшее в основание господствовавшей в пространстве бывшего СССР ленинской концепции истории, философии и культуры человечества, и возрождающийся в настоящее время цивилизационный подход, ориентированный на поиски новых методов изучения истории литературы с привлечением данных культурологии, философии, литературоведения и искусствоведения. При этом следует отметить существенное сходство историко-культурных ситуаций: рубежи веков (Х1Х-ХХ и ХХ-ХХ1) характеризуются повышением интеграционных (с разницей целей и форм проявлений) процессов, которые получили своеобразные наименования.

В этом плане нам представляется важным акцентировать внимание на выдвинутом В.И.Лениным в его программном для культурного строительства советской республики положении о том, что «русский капитализм втягивал . Кавказ в мировое товарное обращение, нивелировал его местные особенности — остаток патриархальной замкнутости .», которое представляло собой, по его мнению, «всемирноисторическую тенденцию капитализма к ломке национальных перегородок, к стиранию национальных различий, к ассимилированию наций, которая . составляет один из величайших двигателей, превращающих капитализм в социализм.». Далее следует его грозное предупреждение: «Кто не погряз в националистических предрассудках, тот не может не видеть в этом процессе ассимиляции наций капитализмом величайшего исторического прогресса, разрушения национальной заскорузлости различных медвежьих углов — особенно в отсталых странах вроде России.»(1)

Мы понимаем, что означало ленинское понятие или положение о «ассимиляции наций капитализмом» - оно «работало» на то, чтобы осуществить «мировое интернациональное единство рабочего класса» и таким образом утвердить диктатуру мирового пролетариата, конечно, во главе с советским социалистическим и коммунистическим режимом. По своему содержанию эта структура очень напоминает вожделения современного американизма. Разумеется, что проведение при этом прямой аналогии будет концептуально неверно, поскольку сами формации в принципе противоположны, взаимоисключающи: на одном полюсе — коммунизм, обещающий или во всяком случае декларирующий предоставление гражданам обеспеченную жизнь по принципу «от каждого - по возможностям, каждому — по потребностям», а на другом — капитализм, предполагающий как непременное условие жизнеобеспечения тех же граждан свободную конкуренцию на рынке не только материального, но и интеллектуального труда, в частности в сфере образования, науки, культуры и т.д. И в то же время они представляются теоретически сопоставимыми, поскольку в обоих случаях — при всемирном советском коммунизме и при таком же вселенском американском глобализме — грозит тотальная нивелировка, ассимиляция этнокультурного облика народов, кровно, «функционально» привязанных к таким понятиям, как язык, традиции, обычаи, нравы, верования, мораль, этика и т.д. Возможно, немало и иных причин, но нам кажется, что в последние годы (в самом начале нашего столетия) на сайтах Интернета и в других СМИ совершенно не случайно развернулась ожесточенная научная и идейно-политическая дискуссия и по отмеченным духовно-нравственным обстоятельствам, выявляющая разные прогнозы по судьбам этносов, их культур, языков и т.п., объединенных в большую научно-практическую проблему «Глобализация и этнокультура».

Таким образом, наше культурное (в том числе и литературное) наследие сегодня оказывается остро востребованным, а его изучение и научное осмысление в указанном выше культурно-историческом контексте приобретают особенную актуальность.

Вместе с тем рассматриваемый нами аспект истории кумыкской национальной литературы требует соответствующего историографического экскурса, чтобы четко представить степень ее изученности и тем самым ясно и конкретно определить цель и задачи исследования. Между тем предложенная постановка проблемы предполагает некоторые терминологические уточнения, а именно: что подразумевается под «Новым временем» для кумыкской национальной литературы, как это понятие осмыслялось в критике, в каком значении мы его рассматриваем и что нового, по сравнению с уже накопленным опытом, можно сказать по существу поднимаемых нами вопросов?

Во-первых, нужно отметить, что изучение литератур народов России, в том числе и кумыкской литературы Нового времени, имеет давнюю исследовательскую традицию. В этом плане следует подчеркнуть научную ценность и значимость трудов исследователей-первопроходцев А.-П.Салаватова, К.Султанова, Э.Капиева, Г.Мусахановой, С.Алиева и многих других ученых. Особого внимания заслуживают Г.Г.Гамзатов и Р.Ф.Юсуфов, благодаря научной деятельности которых художественно-литературное наследие народов Дагестана (в т.ч. и кумыков) достойно представлено в российском литературоведении в контексте с мировым литературным процессом.

Однако, во-вторых, при всей значимости достижений надо, очевидно, признать и конкретно-исторические периоды самого научного осмысления, наложившие свою печать на исследовательский поиск, вследствие чего теоретический уровень ученых трудов часто оказывался в прямой зависимости от различных идеологических и политических обстоятельств в стране. Не секрет, что еще в недавнем прошлом в науке часто не вдавались в анализ, характеристику всех — исторических, философских, социальных, экономических, культурных и т.п. — составляющих самого феномена Нового времени: под этим термином обычно подразумевали эпоху разложения феодализма и зарождения капитализма и связанных с ним буржуазных общественных отношений, якобы враждебных интересам и чаяниям индивида. То есть преобладала идеологическая и политическая доминанта.

Важно подчеркнуть другое.

Умственное, культурное восхождение народов России, в частности Дагестана и Северного Кавказа всегда справедливо связывалось с благотворным влиянием русского народа. Так, опираясь на творчество Ломоносова, Карамзина, Новикова, Радищева, Грибоедова, Пушкина, Лермонтова, Бестужева-Марлинского, Полежаева, Герцена, Достоевского, Тургенева, Белинского, Некрасова, Чернышевского, Добролюбова, Л.Толстого, Короленко, Горького и др., в научной литературе давно доказано, что интерес к Дагестану (который в представлениях русской интеллигенции часто ассоциировался с Востоком) и его древним культурам, горячее сочувствие его народам - давняя благородная традиция русской классической литературы. Отмеченный описательный аспект восточной тематики в науке достаточно разработан, потому нет необходимости в повторном его воспроизведении. Специфичный и во многом новый в литературоведении - евразийский - угол зрения настоящего исследования обусловливает соответствующее ему предварительное освещение вопроса.

В этой перспективе следует помнить об эволюции научного осмысления русской литературы на кавказскую, в частности на дагестанскую тематику, которая происходила, как известно, в два этапа — от фактографической описа-тельности к анализу и обобщению. Правда, такая «классификация» весьма условна, не в полной мере отражает многообразные формы отбора и осмысления. В то же время, учитывая особенности становления научного «освоения» русско-кавказской темы, думается, что не будет излишним подчеркнуть наличие внутренней связи подобной периодизации. Как показывает даже беглый обзор доступной на сегодня критической литературы, историко-литературное освоение кавказской (северокавказской, дагестанской) тематики развивалось по двум направлениям в оценке интеллектуальных творческих возможностей народов России, в том числе и Дагестана и Северного Кавказа: а) высокомерно-уничижительное в лице официальной филологической науки, представленной именами В.Зотова (автор четырехтомной «Истории всемирной литературы». СПб, 1877-1882), А.И.Ипполитова (автор «Этнографического очерка Аргунского округа»./Сборник сведений о кавказских горцах. Вып.1. Тифлис, 1868), Н.Семенова (автор книги «Туземцы северовосточного Кавказа». - СПб, 1895), П.К.Услара (автор статьи «Кое-что о словесных произведениях горцев». /Сборник сведений о кавказских горцах. — Вып.1. Тифлис, 1868) и б) неизменно высокие оценки передовых русских писателей — А.Бестужева, В.Г.Белинского, М.Лермонтова, Л.Толстого и др.

Также общеизвестно, что подлинно научное изучение русско-национальных литературных связей было развернуто лишь в XX веке, когда эта область истории народов многонациональной советской (российской) страны стала одной из составных частей культурной политики государства. И в то же время более чем семидесятилетняя история научного изучения интересующей нас проблемы также имеет свои особенности, прежде всего связанные с вопросами методологического характера: речь идет о последствиях победившей в стране революции или переворота 1917 г. в области научного осмысления культурной истории народов России. Провозглашение и реализация государственно-политической концепции революционного движения в новой России как главного фактора ее социально-политической жизни в действительности исказила картину духовно-культурного процесса страны, обеднила ее содержание. В итоге история литературы народов России предстала в однобоком освещении, безоглядно отметая все, что не укладывалось в схему развития русской революции.

И тем не менее совершенно очевидно, что именно в этот период отечественное литературоведение совершило подлинный прорыв в научном изучении культурного наследия народов России, в том числе и Дагестана и Северного Кавказа. Литературоведы Дагестана и Северного Кавказа, в частности Э.Капиев, К.Султанов, Н.Капиева, Г.Гамзатов, Р.Юсуфов, А.Агаев, Н.Джусойты, З.Толгуров, К.Абуков, Каз.Султанов, Э.Кассиев, Г.Мусаханова, С.Хайбуллаев, Г.Ханмурзаев, Х.Туркаев, К.Щаззо, С.Алиев, А.Вагидов,

З.Акавов, Г.Гашаров, С.Ахмедов, Ш.Мазанаев, А.Абуллатипов, Л.Бекизова и многие другие создали фундаментальные труды, в которых представлены новые разыскания и широкие научные обобщения о взаимосвязях братских литератур. Работы названных и многих других авторов объединяет одна тенденция - интерес к закономерностям исторического развития литературных взаимодействий.

Однако, несмотря на существенный прорыв в осмыслении истории литературы, рядом с стремлением к обобщениям в теории до последнего времени наблюдается господство схемы и описательности; сказывается инерция различных конструктов, построенных на концепции односторонней, во всяком случае доминантности роли русской литературы в судьбах литератур многонациональной и многоконфессиональной, полицивилизационной России.

Для научных, теоретических разработок начала XXI века характерным становится осмысление культуры, литературы народов России в отмеченном полицивилизационном пространстве, что позволяет рассматривать-историю национальных составляющих (в том числе и русской) литературы в паритетных отношениях. Среди работ, изданных за последние годы (с 2000г.) и имеющих связь с интересующей нас проблемой, наиболее примечательными представляются две монографии. Одна из них принадлежит академику Г.Г.Гамзатову и называется «Феномен дагестанского Возрождения» (М,2000), в которой автор на основе обобщения достигнутого в дагестанской науке о культурной истории народов Страны гор, в частности охватывающей интересующий нас хронологический период восемнадцатого-девятнадцатого столетий, выдвинул оригинальную концепцию дагестанского Ренессанса. В этом контексте следует указать и монографию известного теоретика литературы Р.Ф.Юсуфова «История литературы в культурфилософском освещении» (М, 2005), в которой эпоха Просвещения рассматривается как продолжение и завершение эпохи Возрождения. Для нас важным методологическим принципом является общее и для Г.Г.Гамзатова, и для Р.Ф.Юсуфова осмысление указанных гуманитарных направлений в истории человечества, как содержание и смысл общемирового понятия «Новое время». Особенно близкой к нашей теме является книга Р.Ф.Юсуфова, где история литературы народов России рассматривается в по-лицивилизационном «синкретическом» контексте в художественном пространстве Российского Просвещения, представляющего собой наиболее наглядную иллюстрацию полицивилизационной ментальности многонациональной России, литературную мозаику которой составляло сообщество культур, развивавшихся на принципах благотворного диалога и толерантности.

Указанное новое осмысление содержания литературы эпохи Просвещения, как нам представляется, требует адекватной постановки исследовательских задач на современном уровне, в частности, интересующей нас проблемы культурно-исторического освещения кумыкской литературы Нового времени, что, на наш взгляд, составит научную новизну настоящей работы.

Объект исследования диссертации составляет кумыкская литература Нового времени, представленная творчеством Абдурахмана из Какашуры, Юсуф-эфенди Аксаевского(Клычева), Йырчи Казака, Магомед-эфенди Османо-ва, Манная Алибекова, Нухая Батырмурзаева, Абусуфьяна Акаева, публицистическим эпистолярным наследием Хасая Уцмиева, «Рассказ кумыка о кумыках» Девлетмурзы Шихалиева, а также средневековыми художественно-литературными памятниками «Слово о полку Игореве» и «Сказание о дочери Шана» Микаиля Башту.

Предметом исследования является выявление идейно-художественных особенностей кумыкской литературы Нового времени в достаточно новом для дагестанского литературоведения культурно-историческом историософском освещении.

Одна из важнейших и первоочередных задач в этом плане заключается в изучении и обобщении многосторонних историко-культурных — генетических, контактных, типологических, литературно-художественных — связей и взаимодействий кумыков в поликультурном пространстве народов Дагестана и Северного Кавказа, что, как нам представляется, открывает широкую перспективу для разработки чрезвычайно актуальной сегодня геополитической и общечеловеческой проблемы единения народов во имя сохранения жизни на Земле. Думается, что все это может служить существенным подспорьем в деле воспитания молодых поколений историей народа, его социальным, политическим, духовно-нравственным, общественно-эстетическим опытом. Наиболее эффективное использование этого богатого социально-духовного арсенала и потенциала возможно лишь при условии правильного методологического его применения, при условии, когда отношение к прошлому свободно от предвзятости, когда оно основано на принципах объективного исторического анализа и оценок, исключающих всякие рецидивы незаслуженного возвеличения или умаления реального историко-культурного вклада того или другого народа в сокровищницу мирового художественного прогресса.

Раскрывая отмеченный основной тезис, следует выделять ключевые слова или базовые понятия, лежащие в основании исследования. Это такие активно входящие в последнее время в коммуникативно-культурный, литературный обиход термины, как историософия, толерантность, полиэтническое, многонациональное и многоконфессиональное пространство, диалог культур и цивилизаций, менталитет и ментальность, этническая идентичность и принципы самоидентификации. Апелляции к этим терминам отнюдь не случайны, потому что они в комплексе достаточно внятно отражают происходящий в настоящее время в науке процесс нового деидеологизированного прочтения и освещения истории литературы, органично сочетающего и совмещающего в себе достижения многих научных дисциплин, их тесный стык и взаимопроникаемость — этнологии, этнопсихологии, онтологии и метакод, метасистему и метапоэтику, мифо-поэтику и т.д. Востребованность названных понятий, как нам представляется, обусловлена совершающимися в науке поисками новых критериев исследования и оценки культурной истории народов полицивилизационной России в ее просторных евразийских границах.

Как видно, специфика социогуманитарного дискурса настоящей работы в большей степени связана с мировоззренческим аспектом. Это обстоятельство требует предварительного рассмотрения хотя бы некоторых ключевых, базовых понятий, среди которых прежде всего можно выделить уже отмеченные феномены истории, культуры, цивилизации, составляющих своеобразное ядро культурологического, историософского освещения исследуемой кумыкской литературы Нового времени. В ряду этих задач в первую очередь следует подчеркнуть авторское отношение к понятию цивилизации, к ее генезису и динамике, поскольку центр тяжести проблемы, как нам представляется, лежит не столько в понятии диалога, сколько в определении феноменов культуры и цивилизации, и уже исходя из этого, - систем их взаимодействия. Не менее важным представляется и прикладной аспект проблемы, ибо не случайно тема «диалога цивилизаций» актуальна и не случайно данная проблема конъюнктурна: достаточно напомнить, что Генеральная Ассамблея ООН утвердила «Глобальную повестку дня для диалога между цивилизациями», а ЮНЕСКО определила тему «диалога цивилизаций» в качестве своей стратегической цели на период 2002 - 2007 гг. Все это свидетельствует о том, что данная проблема, безусловно, имеет серьезные прикладные аспекты, прямо связанные с современной мировой ситуацией, вплоть до национальных и личных маршрутов.

Тем самым представляется необходимым подчеркнуть, что культура и цивилизация, в конечном счете, есть гуманитарная и социальная оболочки мировоззрения. Для концепции настоящей работы в этом плане принципиально важным является следующий акцент: когда мы будем говорить об истоках культурных и цивилизационных разночтений, то речь будет идти о фундаментальных, функциональных категориях - о различным образом прочитываемых принципах мироустройства и целях бытия. Действительно, если обратиться к истории (в частности, мы апеллируем к первому тому девятитомной Истории всемирной литературы, изданной АН СССР в 1983г.), то мы увидим, что даже такие фундаментальные понятия, как, скажем, время, прочитывались в разные эпохи подчас совершенно различным образом. Так, в аккатском языке понятие будущего обозначалось словом, образованным от корня со значением «быть позади», а прошлое - «дни лица/переда». Само же время понималось не как вектор, но как «срок». Более того, специалисты отмечают, что переводчики, транслируя древние тексты, сами не замечая того, вкладывают в перевод собственное, современное им понимание содержания, сближая культуры, - в этом, как нам представляется, одна из причин неразличения, неотчетливости ряда серьезных культурных трещин и разломов. Это, казалось бы, частный пример. Но очень существенный, поскольку позволяет усомниться в незыблемости фундаментального тезиса о том, что «в своих основах все религии едины», об их «молчаливом единстве». В связи с этим кажется уместным акцентировать внимание на том, что диалог, например, успешно ведущийся на основе эмпатии, дружелюбия и поверхностного формата «общечеловеческих ценностей», начинает пробуксовывать как раз тогда, когда речь начинает идти об онтологии, о корнях и началах. В этом контексте, очевидно, следует помнить о том, что предельные ценности культур еще не составляют общие ценности, поскольку «молчаливое единство» представляет собой такое состояние, когда еще не затрагиваются этноментальные основания той или иной культуры, другими словами «молчаливое единство» может иметь основание скорее в психологии, нежели в онтологии. В то же время сами онтологические прописи начал и принципов организации культур и цивилизаций, как полагает Е.М.Мелетинский в упомянутой выше «Истории всемирной литературы», могут находиться и вне сознания представителей культур и цивилизаций, будучи при этом вполне укорененными в их психике и общественной практике. Далее мы считаем необходимым пояснить, в каком смысле в концепции настоящей работы преломляются понятия цивилизации и культуры. Цивилизацию мы рассматриваем как определенную форму существования культур, ассоциируемую чаще всего с достижением урбанистической стадии развития. В этой иерархии культура представляет собой в большей степени личность исторического индивида, цивилизация же соответствует его фазам развития, «возрастам», но не всем, а преимущественно тем, которые ассоциируются с достижением и удержанием зрелости. Для более ясного определения значения или - еще точнее выражаясь — для определения того, в каком методологическом применении и контексте используется понятие культуры в настоящем исследовании, представляется целесообразным сделать небольшой экскурс в историю самого термина и феномена культуры. Прежде всего отметим, что понятие «культура» обычно используется специалистами как некая устойчивая данность и давно стало общепринятым употребление этого термина в трех основных значениях: материальная, духовная, нормативная культура. Как известно, к материальной культуре относится вся сфера деятельности человека, обеспечивающая его физическое существование с помощью средств производства, искусственных и естественных технологий. Общеизвестно также, что исторически материальная культура создавалась и совершенствовалась в единстве с возникновением и развитием человеческого общества, была продуктом этого процесса и одновременно его движущей силой. Можно сказать и так: древний человек, впервые взявший в руку примитивное орудие и манипулируя им для усиления своей приспособленности к среде, «запустил» механизм технического прогресса и эволюции собственной психофизиологической организации, ориентированной на совершенствование моторики трудовых операций, речевого и предметного общения на основе второй сигнальной системы.

В свою очередь, сфера духовной культуры включает все виды интеллектуального творчества, направленные на научное, художественное, религиозное и другие формы конкретно-абстрактного и эмоционально насыщенного восприятия мира. Естественно, что духовная культура также неотъемлема от процесса становления человеческого общества и развивалась сопряженно с историческим прогрессом. Нормативная культура охватывает арсенал средств (обычаи, нормы поведения, государственные институты и т.п.) для сохранения определенной социально-политической организации на последовательных этапах общественного развития. При этом нужно сказать, что, как и две предыдущие, нормативная культура формировалась в процессе становления человечества, была необходимым фактором дальнейшего общественного прогресса. Генезис всех трех сфер культуры, таким образом, осуществлялся одновременно с возникновением социальной формы материи и, согласно принципу преемственности развития, должен был иметь свои корни в предшествующей ее форме — биологической. Хотя эта, последняя, форма культуры на уровне «доисторическом», биологическом, не входит в задачи настоящей работы, тем не менее, поскольку само исследование в принципе связано с генетическими, онтологическими основаниями отечественной литературы, представляется необходимым попытаться хотя бы в тезисной форме осветить эту проблему. При этом следует подчеркнуть, что, несмотря на то, что только в весьма специфическом плане затрагиваемая нами проблема, может быть, многократно обсуждалась в самых разных аспектах, однако нам не известны работы, в которых было бы представлено комплексное исследование предпосылок исторического формирования человеческой культуры, заложенных в биологической организации. Отмеченное обстоятельство обусловливает подчеркнуто общий, концептуальный, подход. Исходя из такого представления, на первый взгляд, кажется вполне очевидным, что культура во всем многообразии ее форм есть творение ума и рук человеческих, т.е. может служить абсолютным атрибутом сознания и деятельности людей, рубиконом, принципиально отделяющим человека от его животных сородичей. Опираясь на достижения современной науки, отметим, что историческая преемственность в становлении человеческой культуры имела такое же неотъемлемое место, как возникновение жизни, осуществлялось на основе синтеза сложных органических соединений и биомолекул из простых химических элементов, а появление человека стало возможным при наличии определенных морфо-физиологических предпосылок в организации высших приматов. В этом плане достаточно указать на то, что множество работ антропологов, археологов, историков, философов посвящено изучению начальных этапов орудийной деятельности и поиску ее аналогов в животном мире. Мы имеем в виду то, как на конкретных примерах показывается некоторое сходство трудовой деятельности людей с манипулированием естественными предметами у животных для выполнения биологически полезных функций (постройка гнезд, добывание пищи, защита от врагов). В науке существует предположение, что по существу из отмеченной выше аналогии выросла идея «органопроекции», согласно которой технический прогресс как основа материальной культуры есть искусственно оформленное продолжение функций естественных органов человека. Ученые полагают, что данная идея составила концептуальный источник марксистской теории технического прогресса, что отмечал сам ее создатель и, естественно, повторяли и развивали его последователи. Очевидно, идея органопроекции имеет под собой онтологические основания и ярко демонстрирует существование определенных предпосылок в биологической организации для становления и развития материальной культуры.

Изучение данного исторического аспекта культуры показывает, что менее отчетливо просматривается аналогичная преемственность в историческом формировании духовной культуры, которая считается присущей исключительно человеку с его уникальной способностью воспринимать мир эстетически и с эмоциональной окраской, воспроизводить впечатления в художественных образах и символах. Разумеется, образное отражение окружающей среды у животных не может иметь аналогов в духовной жизни людей, и до сих пор продолжаются дискуссии о том, обладают ли животные вообще эстетическим восприятием. Некоторые факты позволяют рассмотреть этот вопрос в двух аспектах. Во-первых, имеется множество примеров удивительных форм симметрии и геометрической правильности в строении растений и беспозвоночных животных (мутовки листьев, розетки цветков, морские звезды, эндопаразитические черви), вызывающие восхищение своей изящностью и красотой, давно используемых поэтами и художниками в своих творениях. Вместе с тем трудно сказать, какую полезную функцию дает организмам эта, с точки зрения человека, эстетическая морфология живых существ, но она есть никем не оспоримый факт и может восприниматься в качестве богатого природного источника для художественного творчества. Во-вторых, наблюдаются случаи поведения животных, напоминающие эстетически окрашенную сферу человеческого поведения, хотя о сознательной их мотивации было бы говорить слишком ответственно. У многих птиц и млекопитающих создаются моногамные, «неразлучные» пары на весь репродуктивный период, что нашло отражение в фольклорном и художественном творчестве. У человека проявления духовной культуры в сфере межполовых отношений получили наивысшее развитие, воспеты в художественной лирике и по существу составляет ее основной источник. Но нередко элементы этой культуры в поведении животных, отличающиеся своего рода галантностью и «супружеской верностью», могут служить напоминанием о нарушении преемственности в цивилизованном обществе, особенно современном. Не меньший интерес представляет феномен нормативной культуры. Ее аналогов в животных и человеческих сообществах, как примеров и несравнимости ее проявлений, можно привести также достаточно, чтобы рассуждать о преемственности. Как известно, общим эталоном нормативной сферы в человеческом обществе, объединяющим ее прообразы в животном мире, является поведение как отдельных особей, так и организованных групп. Эволюция семейства гоми-нид и возникновение человека современного типа были бы невозможны без совершенствования социальной организации (семейностадных, родовых, племенных отношений). Общеизвестно, что только организованные объединения людей, в которых жестко действовали нормативные регуляторы поведения, могли иметь успех в борьбе за существование и подвергались биосоциальному отбору. Еще в доисторический период складывались формы общественных отношений, препятствующие близкородственному скрещиванию (экзогамия) и тем самым обогащали резерв внутривидовой генетической изменчивости. Завершим этот экскурс в историю понятия «культура» еще одним «эпизодом» нормативной культуры: для многих высших животных, особенно хищных, не свойственен каннибализм - явление нередкое на стадиях антропогенеза, время от времени проявляемое и сейчас, причем даже среди материально обеспеченных «людоедов». В этой связи каннибализм у людей еще можно как-то объяснить в ситуациях крайнего изголодания, в других случаях отнести к атавистическим проявлениям гастрономических интересов у далеких предков, а скорее к патологическому феномену. В этом контексте символично то, что некоторые семейства животных (например, собачьи) даже в крайнем истощении никогда не поедают своих сородичей, предпочитая «благородную» смерть от голода. Поскольку в дальнейшем нам не раз придется апеллировать к проявлениям нормативной культуры, отметим и такое сугубо человеческое изобретение, как война, которая может экстраполироваться на острую внутривидовую и межвидовую борьбу за существование. При этом следует подчеркнуть, что в обоих случаях конечным итогом является уничтожение жизни, но мотивация этого уничтожения совершенно различная: война между людьми имеет осознанный, целенаправленный характер взаимного истребления особей своего вида; борьба за существование продиктована экологическими потребностями продолжения рода, причем она способствует сопряженной эволюции антагонистов. Из сказанного можно сделать вывод, человеческая культура (социокультура) имеет определенную историческую преемственность с этологической жизнедеятельностью природных видов (биокультурой), которая нередко проявляется в более совершенных формах реализации гуманистических идеалов и ценностей.

Таким образом, культуры, как и личности, уникальны, представляя собой бытийные коды, специфика которых-сохраняется сквозь столетия. Стадии же их роста (степень цивилизованности) — «детство», «юность», «зрелость» - универсальны, хотя не все исторические организмы проходят по этим ступеням, порой сходя с дистанции до времени.

В заявленном представлении о культуре и цивилизации (в самом широком смысле слова) важнейшее (но не единственное) место принадлежит мифопо-этике - как категории литературоведческой, так же и культурологической. Говоря о мифопоэтике применительно к кумыкской литературе Нового времени, естественно оттолкнуться от общепринятых (по канонам античной трагедии) постулатов термина, согласно которым в основе изображения коллизий жизни лежит некий природный принцип, предполагающий близость героя к национально характерному простонародью. Само же простонародье, как известно, зиждется на законах природы, перед непреодолимой мощью которой, как и перед мощью слепой исторической судьбы, герой вынужден отступить.

Однако мифопоэтическое в кумыкской художественной литературе Нового времени — это далеко не поэтика исконного мифа. Художественная модель мира в произведениях, например, Абдурахмана из Какашуры, Й.Казака, М.-Э.Османова, Н.Батырмурзаева и др. воспроизводит черты или текущего настоящего, или сравнительно недавнего прошлого, меньше всего — вневременные параболы. Дыхание вечного, мифического передается посредством разного рода укрытых намеков, что находит свое выражение в символических образах, развернутых метафорах, многозначных эпитетах, стилистических и ритмо-музыкальных решениях. В дальнейшем мы будем придерживаться известной аллюзийности мифопоэтики, в структуре которой основополагающее место занимают намеки и аналогии, в свою очередь отсылающие к важным природным и культурным константам — общеизвестным местам, временам, легендам, для всех очевидным общим понятиям. Еще одна до последнего времени не привлекшая внимание исследователей кумыкской литературы Нового времени особенность, разными художественными средствами связанная с мифопоэти-кой, - это частые апелляции кумыкских поэтов исследуемого периода к образам, соотнесенным с четырьмя классическими стихиями, с частями тела или с этапами жизни, от эмбрионального до посмертного, потустороннего.

Как выше уже отмечалось, основной целью настоящего исследования является попытка рассмотреть кумыкскую литературу Нового времени, опираясь при этом на новейшие научно-критические разработки с точки зрения историософского или культурно-исторического развития. Логика и методология наших разысканий, учитывающие доступные на сегодня различные историософские теории, отталкиваются от признания определенной ценности в качестве основной — это идея прогресса как мера оценки истории с точки зрения идеалов будущего.

Из существующих в настоящее время многих и разнообразных толкований понятия «историософия» для нас наиболее приемлемым представляется определение, которое дается в «Большом толковом словаре русского языка» (СПб.: изд-во «Норинт», 1998). Само слово восходит к греч. История и София (мудрость). В упомянутом Словаре указывается, что историософия - это «понимание, истолкование и т.п. каких-либо исторических явлений с определенных мировоззренческих позиций». Дословный перевод данного понятия означает историческая мудрость. В процессе настоящего исследования нам довелось утвердиться в мнении, что очень часто слово «историософия» переводят как философия истории и в то же самое время очень многие рассматривают понятие «философия истории» как нечто более широкое или даже совсем иное, чем историософия. Резюмируя, можно сказать, в том контексте, в каком слово употребляется в русской литературе, правильнее было бы обозначить его как мудрование по поводу, или на основе истории. Как нам представляется, в уточнение приведенного выше определения «Большого толкового словаря» следовало бы добавить, что историософией у нас принято называть не объяснение «каких-либо исторических явлений», но целостную концепцию исторического процесса на основе какого-то миропонимания. То есть историософия, в отличие от исторической науки, идет не от частного к общему, а от общего к частному.

Проецируя историософию на кумыкскую литературу Нового времени, следует специально подчеркнуть, что содержание исследуемой литературы данного периода ее истории, как будет показано в своем месте, причудливым образом отражает особую — «евразийскую» - историософию, которая является основным предметом настоящего исследования. Как известно, развитие «евразийской» историософии связано с именами Н.С.Трубецкого (1890-1938), П.Н.Савицкого (1895-1968) и, особенно, «неоевразийца» Л.Н.Гумилева (19121992).

Поскольку «евразийский» угол зрения на литературный процесс Нового времени в дагестанском и северокавказском литературоведении еще не стал предметом специального исследования, считаем целесообразным акцентировать внимание хотя бы на основных признаках этого понятия, так сказать, с первых рук - привести наиболее характерные, базовые положения, разработанные теоретиками евразийства. Учитывая новизну применения в большей степени геополитического понятия евразийства (отсюда и актуальность его трансформации) в литературоведческом контексте, воспроизводим некоторые тезисы указанных авторов концепции. Историк, географ и экономист П.Н.Савиций в

1931г. в работе «В борьбе за Евразийство» пишет: «Евразийцы — это представители нового начала в мышлении и жизни, это группа деятелей, работающих на основе нового отношения к коренным, определяющим жизнь вопросам, отношения, вытекающего из всего, что пережито за последнее десятилетие (наверное, имеются в виду социально-политические и культурно-исторические последствия октябрьского переворота в России в 1917г. — P.A.), над радикальным преобразованием господствовавших доселе мировоззрения и жизненного строя. В то же время евразийцы дают новое географическое и историческое понимание России и всего того мира, который они именуют российским или «евразийским». По мнению евразийцев, в чисто географическом смысле понятие «Европы» как совокупности Европы, западной и восточной, бессодержательно и нелепо. На западе, в смысле географических очертаний, - богатейшее развитие побережий, истончение континента в полуострова и острова; на востоке — сплошной материковый массив, имеющий только разъединение касания к морским побережьям; орографически - на западе сложнейшее сочетание гор, холмов, низин; на востоке — огромная равнина, только на окраинах окаймленная горами; климатически - на западе приморский климат, с относительно небольшим различием между летом и зимой; на востоке это различие выражено резко: жаркое лето, суровая зима; и т.д., и т.д. Можно сказать по праву: ВосточноЕвропейская, «Беломорско-Кавказская», как называют ее евразийцы, равнина по географической природе гораздо ближе к равнинам Западно-Сибирской и Туркестанской, лежащим к востоку от нее, нежели к Западной Европе. Названные три равнины, вместе с возвышенностями, отделяющими их друг от друга (Уральские горы и так называемый «Арало-Иртышский» водораздел) и окаймляющими их с востока, юго-востока и юга (горы русского Дальнего Востока, Восточной Сибири, Средней Азии, Персии, Кавказа, Малой Азии), представляют собой особый мир, единый в себе и географически отличный как от стран, лежащих к западу, так и от стран, лежащих к юго-востоку и югу от него. И если к первым приурочите имя Европы, а ко вторым — имя «Азии», то названному только что миру, как срединному и посредствующему, будет приличествовать имя «Евразии». Поскольку мы приписываем понятиям «Европы» и «Азии» также некоторое культурно-историческое содержание, мыслим, как нечто конкретное,, круг «европейских» и «азиатско-азийских» культур, обозначение «Евразии» приобретает значение сжатой культурно-исторической характеристики. (К последнему тезису дается авторское примечание, которое, вследствие особой его важности для концепции нашей работы, приводим полностью.) От имени «Азия» как в русском, так и в некоторых романо-германских языках произведено два прилагательных: «азийский» и «азиатский». Первое, в историческом его значении, относится по преимуществу к той, обнимавшей западную часть нынешней Малой Азии римской провинции, а затем диоцезу, от которых получил впоследствии свое имя основной материк Старого Света. В первоначальном, более узком смысле, термины «Асия», «асийский», «асийцы» употреблены, например, в «Деяниях Апостолов» (главы 19 и 20). - Прилагательное «азиатский» имеет касательство ко всему материку. Корневой основой слов «Евразия», «евразийский», «евразийцы» служит первое, более древнее обозначение; однако не потому, чтобы «азийство», в этом случае, возводилось исключительно к римским провинциям и диоцезу, наоборот, евразийцы обращаются в данном случае к гораздо более широкому историческому и географическому миру. Но слово «азиатский», в силу ряда недоразумений, приобрело в устах европейцев огульно-одиозный оттенок. Снять эту, свидетельствующую только о невежестве, печать одиозности можно путем обращения к более древнему имени, что и осуществлено в обозначении «евразийства». «Азийским» в этом обозначении именуется культурный круг не только Малой, но и «большой» Азии. В частности же ту культуру, которая обитала в «Азии» времен апостольских и последующих веков (культуру эллинистическую и византийскую), евразийцы оценивают высоко и в некоторых отраслях именно в ней прообраз для современного духовного и культурного творчества. Обозначение это указывает, что в культурное бытие России, в соизмеримых между собой долях, вошли элементы различнейших культур. Влияние Юга, Востока и Запада, перемежаясь, последовательно главенствовали в мире русской культуры. Юг в этих процессах явлен по преимуществу в образе византийской культуры; ее влияние на Россию было длительным и основополагающим. Как на эпоху особой напряженности этого влияния можно указать на период примерно с X по XIII век. Восток в данном случае выступает, главным образом, в облике «степной» цивилизации, обычно рассматриваемой в качестве одной из характерно «азиатских» («азийских», в указанном выше смысле). Пример монголо-татарской государственности (Чингисхана и его преемников), сумевшей овладеть и управиться на определенный исторический срок с огромной частью Старого Света, несомненно сыграл большую положительную роль в создании великой государственности русской. Широко влиял на Россию и бытовой уклад степного Востока. Это влияние было в особенности сильно с XIII по XV век. В категориях не всегда достаточно тонкого, однако же указывающего на реальную сущность подразделения культур Старого Света на «европейские» и «азиатско-азийские» - культура русская не принадлежит к числу ни одних, ни других. Она есть культура, сочетающая элементы одних и других, сводящая их к некоторому единству. -И потому, с точки зрения указанного подразделения культур, квалификация русской культуры как «евразийской» более выражает сущность явления, чем какая-либо иная.Из культур прошлого подлинно «евразийскими» были две из числа величайших и многостороннейших известных нам культур, а именно культура эллинистическая, сочетавшая в себе элементы эллинского «Запада» и древнего «Востока», и продолжавшая ее культура византийская, в смысле широкого восточно-средиземноморского культурного мира поздней античности и средневековья (области процветания обеих лежат в точно к югу от основного исторического ядра русских областей). В высокой степени примечательна историческая связь, сопрягающая культуру русскую с культурой византийской. Третья великая «евразийская» культура вышла в определенной мере из исторического преемства двух предшествующих.»

Параллельно с концепцией П.Н.Савицкого приведем мнение «последнего евразийца» Л.Н.Гумилева о евразийстве крупнейшего лингвиста, филолога, историка и философа князя Николая Сергеевича Трубецкого. Работа

Л.Н.Гумилева «Историко-философские сочинения князя Н.С.Трубецкого» опубликована в журнале «Наследие»,№3 в 1991 г. Как видно из заглавия, работа написана в жанре монографической статьи и в то же время представляет собой декларацию собственной концепции ее автора по рассмотренным Трубецким проблемам. Нам в «заметках последнего евразийца» особенно ценными представляются следующие его выводы: «Случилось так, что практически все тезисы Н.С.Трубецкого о культуре и, шире, о судьбах евразийских народов, высказанные в 20-30-х годах, были поддержаны последующими событиями. Таким образом, читателю, знакомящемуся с трудами Н.С. Трубецкого, предоставлена удобная возможность соотнести посылки ученого с известными историческими событиями и процессами. В статье «Вавилонская башня и смешение языков», в которой довольно полно изложена концепция евразийства о развитии национальных культур, так называемая общечеловеческая культура связывается с духовно-нравственным одичанием. Сама культура понимается автором как «.исторически непрерывно меняющийся продукт коллективного творче--ства прошлых и современных поколений данной социальной среды, причем каждая отдельная культурная ценность имеет целью удовлетворение определенных (материальных или духовных) потребностей всего данного социального целого или входящих в его состав индивидов» (с. 329). Аргументы Н.С.Трубецкого просты и убедительны. Культура какой-либо общности производит «нивелировку индивидуальных различий его членов». Понятно, что это усреднение должно и может происходить на основе общих для всех «членов» национальной или социальной общности потребностей. Сильно различаясь в стремлениях духовных, люди общи в логике и материальных потребностях. Отсюда примат «логики, рационалистической науки материальной техники» над «религией, этикой и эстетикой» в однородной общечеловеческой культуре неизбежен. Неизбежно и следствие — духовная примитивизация и бессмысленное строительство «вавилонских башен» (последнее понимается автором предельно широко).

Совершенно иначе развивается культура, опирающаяся на национальный принцип. Только она стимулирует «духовно возвышающая человека ценности». Ведь идеальный аспект такой культуры органически, «интимно» близок «ее носителям».

Особенно интересны и важны для нас следующие комментарии Л.Гумилева с точки зрения известной современности общей теории систем. Известно, что отличаться жизнеспособностью и успешно функционировать может лишь система достаточно сложная. Общечеловеческая «культура» возможна лишь при предельном упрощении (за счет уничтожения национальных культур). Предел упрощения культуры - ее гибель. Напротив, система, обладающая значительным числом элементов, имеющих единые функции, жизнеспособна и перспективна в своем развитии. Такой системе будет соответствовать культура отдельного «национального организма». Из национальных культур составляется «радужная сеть, единая и гармоничная в силу непрерывности и в то же время бесконечно многообразная в силу своей дифференцированности».

Перейдя от «общечеловеческого» уровня к «национальному», передадим слово этнологии. Очевидно, что «радужную сеть» составляют этносы, находящиеся в тех или иных фазах этногенеза. Совокупность этносов, связанных единой исторической судьбой, составляют суперэтносы, которые соотносимы с «культурно-историческими зонами» Н.С.Трубецкого. И, наконец, именно этнос, состоящий из субэтносов и постоянно возникающих консорций, являясь дискретной системой, обеспечивает как необходимую для культуры дифферен-цированность, так и необходимое единство носителей этой культуры. Необходимо отметить, что, решая культурологические, исторические или современные ему политические проблемы, Н.С.Трубецкой в своих исследованиях все время отыскивал категорию этнологически значимого «целого». Ни класс, ни отдельный народ, ни целое человечество, по Н.С.Трубецкому, такой категории не соответствуют. Этим «целым» в действительности может быть «совокупность народов, населяющих хозяйственно самодовлеющее (автаркическое) месторазви-тие и связанных друг с другом не расой, а общностью исторической судьбы, совместной работой над созданием одной и той же культуры или одного и того же государства».

Резюмируя общее содержание теории евразийства, сделаем исторический экскурс. С начала нашей эры евразийские народы объединялись несколько раз: хунны, сменившие скифов, Великий тюркский каганат VI-VIII вв., монгольский улус XIII в. (см. работу «Наследие Чингисхана») и Россия (в широком понимании термина). Как государственное строительство, так и духовная культура евразийских народов давно слиты в «радужную сеть» единой суперэтнической целостности. Следовательно, любой территориальный вопрос может быть решен только на фундаменте евразийского единства.»

Наконец, приведем концепцию еще одного из родоначальников геополитической доктрины, возникшей в 20-е г. XX века в русской эмиграции — Георгия Владимировича Вернадского, которому (наряду с Н.С.Трубецким и П.Н.Савицким) принадлежит заслуга в обосновании собственно исторической концепции евразийства. Свои идеи он изложил в работах «Начертание русской истории»(1927), «Опыт истории Евразии с VI в. до настоящего времени» (1934), «Звенья русской культуры» (1938), вышедших на русском языке. В основу своей концепции Вернадский положил взаимодействие природных и социальных факторов в ходе русской истории. Своеобразие национального развития русского народа, по его мнению, обуславливалось двумя комплексами причин: внешним влиянием на общество природно-географических факторов и внутренним саморазвитием социального организма. Центральное место в концепции Вернадского занял тезис об определяющем влиянии «месторазвития» на исторические особенности всех общественных институтов (под «месторазвити-ем» человеческих обществ он понимает «определенную географическую среду, которая налагает печать своих особенностей на человеческие общежития, развивающиеся в этой среде». Вся история Евразии есть последовательный ряд попыток создания единого всеевразийского государства, которые предпринимались с разных сторон - с востока и запада Евразии. Прослеживая эту историю с V в. до н.э. (Скифская держава) до 20-х годов XX в., Вернадский обнаруживает любопытную периодическую ритмичность государствообразующего процесса. На территории Евразии на протяжении веков единая государственность сменялась раздробленностью (системой государств), и наоборот.

В контексте с изложенными выше концепциями известных «евразийцев» рассмотрим осмысление одной из наиболее пестрой в поликультурном и поликонфессиональном отношении областей России в русской классической литературе, в частности в творчестве Л.Н.Толстого. Речь пойдет об отраженном восприятии писателем культурно-исторического типа межэтнической среды обитания героев его известной повести «Казаки». При этом нас интересует не столько расстановка художественных образов, т.е. акцент в данном случае делается на историческом экскурсе Л.Толстого, представленного на страницах его произведения, которое имеет прямое отношение к предмету нашего исследования.

Начнем с того, как меняется, точнее какое эмоциональное и психологическое воздействие начинает оказывать природа, ландшафт современного северного Дагестана — Кизлярщины - на главного героя произведения с момента его прикосновения с новой для него обстановкой, когда он почувствовал горы: «С этой минуты все, что только он видел, все, что он думал, все, что он чувствовал, получало для него новый, строго величавый характер гор. Все московские воспоминания, стыд и раскаяние, все пошлые мечты о Кавказе, все исчезли и не возвращались более. «Теперь началось», - как будто сказал ему какой-то торжественный голос. И дорога, и вдали видневшаяся черта Терека, и станицы, и народ - все это ему казалось теперь уже не шуткой.» Эта писательская, художественная характеристика состояния героя стилистически резко меняется, когда автор излагает почерпнутые им из исторических письменных источников и народных преданий сведения о местности, ее народах, их нравах, обычаях, культуре и т.д. Указанная этнографическая и этнологическая сторона повествования Л.Толстого для нашей работы имеет концептуальное значение, поэтому его исторический экскурс приводим во всех необходимых для нас подробностях и полноте: «Вся часть Терской линии, по которой расположены гребенские станицы, около восьмидесяти верст длины, носит на себе одинаковый характер и по местности и по населению. Терек, отделяющий казаков от горцев, течет мутно и быстро, но уже широко и спокойно, постоянно нанося сероватый песок на низкий, заросший камышом правый берег и подмывая обрывистый, хотя и не высокий левый берег с его корнями столетних дубов, гниющих чинар и молодого подроста. По правому берегу расположены мирные, но еще беспокойные аулы; вдоль по левому берегу, в полуверсте от воды, на расстоянии семи и восьми верст одна от другой, расположены станицы. В старину большая часть этих станиц были на самом берегу; но Терек, каждый год отклоняясь к северу от гор, подмыл их, и теперь видны только густо заросшие старые городища, сады, груши, лычи, раины, переплетенные ежевичником и одичавшим виноградником. Никто уже не живет там, и только видны по песку следы оленей, бирюков (волков - Л.Т.), зайцев и фазанов, полюбивших эти места. От станицы до станицы идет дорога, прорубленная в лесу на пушечный выстрел. По дороге расположены кордоны, в которых стоят казаки; между кордонами, на вышках, находятся часовые. Только узкая, саженей в триста, полоса лесистой плодородной земли составляет владения казаков. На север от них начинаются песчаные буруны Ногайской, или Моздокской, степи, идущей далеко на север и сливающийся бог знает где с Трухменскими, Астраханскими и Киргиз-Кайсацкими степями. На этой-то плодородной, лесистой и богатой растительностью полосе живет с незапамятных времен воинственное, красивое и богатое староверческое русское население, называемое гребенскими казаками.

Очень, очень давно предки их, староверы, бежали из России и поселились за Тереком, между чеченцами на Гребне, первом хребте лесистых гор Большой Чечни. Живя между чеченцами, казаки перероднились с ними и усвоили себе обчаи, образ жизни и нравы горцев; но удержали и там во всей прежней чистоте русский язык и старую веру. Предание, еще до сих пор свежее между казаками, говорит, что царь Иван Грозный приезжал на Терек, вызывал с Гребня к своему лицу стариков, дарил им землю по Сю сторону реки, увещевал жить в дружбе и обещал не принуждать их ни к подданству, ни к перемене веры. Еще до сих пор казацкие роды считаются родством с чеченскими, и любовь к свободе, праздности, грабежу и войне составляет главные черты их характера. Влияние России выражается только с невыгодной стороны: стеснением в выборах, снятием колоколов и войсками, которые стоят и проходят там. Казак, по влечению, менее ненавидит джигита-горца, который убил его брата, чем солдата, который стоит у него, чтобы защищать его станицу, но который закурил табаком его хату. Он уважает врага-горца, но презирает чужого для него и угнетателя солдата. Собственно, русский мужик для казака есть какое-то чуждое, дикое и презренное существо, которого образчик он видел в заходящих торгашах и переселенцах-малороссиянах, которых казаки презрительно называют шаповалами. Щегольство в одежде состоит в подражании черкесу. Лучшее оружие добывается у горца, лучшие лошади покупаются и крадутся у них же. Молодец казак щеголяет знанием татарского (кумыкского — P.A.) языка и, разгулявшись, даже с своим братом говорит по-татарски. Несмотря на то, этот христианский народец, заки-« нутый в уголок земли, окруженный полудикими магометанскими племенами и солдатами, считает себя на высокой степени развития и признает человеком только одного казака; на все же остальное смотрит с презрением.»

Таким образом, в приведенном авторском тексте нас интересует, главным образом, то место, где содержится своеобразная историческая информация о древних корнях гребенских казаков, которая представлена вслед за кратким описанием места расположения их станиц. Эта «справка» знаменательна, по крайней мере, двумя очень важными для нас историко-этнографическим и психолого-этнологическим содержанием. Повествователь (в котором, думается, вовсе неприкрыто, так сказать, открытым текстом предстает автор) не вдаваясь в необязательные в структуре художественного текста датировки и другие более конкретные (обязательные для специальных научных исследований, но для художественного произведения важные постольку, поскольку они могут быть использованы в своем месте для раскрытия темы) детали быта, интерьера, характера и т.п., знакомит читателя с краем и его народами, где необходимо будет жить главному герою. Эту этнографическую «справку» можно условно разделить на две взаимосвязанные части: историческую и этническую. По «сообщению» рассказчика, «предки» современных для Л.Толстого (кстати, и для нас) гребенских казаков, называемые «староверами» (по неконкретизированным автором причинам) бежали из России и поселились за Тереком». Приходится догадываться о временной протяженности авторской датировки «Очень, очень давно.». Если за точку отсчета взять апеллируемый автором, со ссылкой на «предание» приезд сюда Ивана Грозного, который, очевидно, для повествователя не воспринимается как «очень, очень.», а, может быть, «просто давно», то дважды повторенный «очень, очень.» может отсылать воображение на, кстати, существующие в тексте произведения «незапамятные времена». На такое предположение наводит как раз данное предание, к которому апеллирует повествователь «Казаков» и которое, по его же информации, не исчезло из памяти народа, а «еще до сих пор свжее между казаками». В частности, можно было заметить последовательность «перероднения» не только казаков с чеченцами, а и всех этносов, «очень, очень давно.» проживавших в этом регионе, например, выделяя такие периоды, как гуннский, древнебулгарский, хазарский, киевскорусский и т.д. Отсюда следует важнейший для нас вывод: среда, в которую попадает главный герой «Казаков» Оленин, издревле представляет собой полиэтническое и поликонфессиональное пространство, где давным-давно все этносы перероднились, сохранив при этом свой язык и конфессии, и где не только «до сих пор казацкие роды считаются родством с чеченскими (а и все населяющее данное пространство этносы), и поэтому естественно, что «.и любовь к свободе, праздности . составляют главные черты их характера.» Это — твердая, незыблемая материя, в которую вступает герой повести Л.Толстого, где ему в соответствии с специфичным полиэтническим и поликультурным менталитетом придется сделать решительный нравственный выбор, выбор жизненной линии, этического поведения. Резюмируя, следует сказать, что достаточно исследованный предшествовавшими учеными литературный материал в настоящей работе будет рассматриваться в новом прочтении через призму двуприродной — поликультурной и полинациональной — формы самоидентификации индивида и этноса.

Представляется в этом плане убедительной и аргументированной концепция Р.Ф.Юсуфова, которая сводится к следующему и которую мы в своем исследовании считаем как одну из методологических его основ.

В исследованиях многих авторов по проблемам русско-национальных литературных взаимосвязей и взаимодействия формируется достаточно «свежая», новая в литературоведении концепция, согласно которой новые формы художественного исследования человека с невиданной силой раскрылись в русском Просвещении и его детище русской литературе, вовлекшей в духовно-культурную жизнь человечества цивилизации европейской и азиатской России. Признание такого симбиоза как феномена полицивилизационного единства требует адекватного подхода исследований, а именно - создание концепции многонационального российского Просвещения XVIII- ХХвв., «европеи-затора» общественного сознания народов России в кооперации с русской классической литературой, разумеется, учитывая тот факт, что литературы России развиваются на протяжении столетий в пространстве русского языка и русской культуры, а русская литература функционирует , в свою очередь, в пространстве полиэтнической, полицивилизационной, поликонфессиональной России. Иными словами, принимая во внимание , что русская классика неотделима от истории поликультурной России, как и история литератур многонациональной России немыслима вне взаимодействия с русской литературой.

Изображение жизни и быта народов России в русской литературе XVIII — XX вв. распадается как с эстетической, так и с философско-теоретической точки зрения на три периода. Литература первой половины XIX в. — это романтическая баллада о народах России. Литература второй половины XIX в.- реалистические картины из жизни пореформенной России. Начали это повествование Крылов, Державин и Жуковский, Пушкин и Лермонтов, продолжили -писатели - народники, Чехов и Л.Толстой, в поэзии —А.Блок, В.Брюсов , К.Бальмонт, Н.Гумилев, С.Есенин, в прозе - И.Бунин, В.Короленко, А.Куприн и другие писатели XX в. Картина общественной жизни народов страны знакомила читателя , как писал В.Г.Белинский во «Вступлении» к «Физиологии Петербурга» с «беспредельной и разнообразной Россией, которая заключает в себе «целые миры , оригинальные и по климату, и по природе, и языкам и наречиям, и по нравам и обычаям».

В панораме российской жизни, созданной русской литературой, критик усматривал «смесь чисто русского и многих других элементов», говоря коротко, видел в ней картину великого разнообразия социального опыта человечества и источник культурного сближения народов России.

Подытоживая, можно сказать, что основные мотивы реалистического эпоса о народах России тесно переплетены со сквозными темами русской литературы, с ее идеалом культурной, образованной личности, философией истории, с темами крестьянских войн в России и их разрушительного влияния на судьбы страны В контексте сказанного обращает на себя особенное внимание такое примечательное исследовательское явление. В 1960-1970 годы в литературоведении активно разрабатывались проблемы просветительства в мировой, в том числе и в литературе народов СССР. В науке действительно царила атмосфера творческого энтузиазма: созывались специальные научные конференции, симпозиумы, посвященные новому тогда научному направлению, по их итогам издавались сборники статей, монографии и т.д. Широкий размах научных изысканий был развернут в регионах - союзных и автономных республиках, краях и областях, в результате литературоведение и критика стали апеллировать к множеству национальных вариантов просветительства;

Коротко говоря, знакомство с критической литературой по проблемам просветительства, увидевшей свет в 60-70 годы XX вв., свидетельствует о том, что наука о литературе еще в то время находилась в активных и не безуспешных поисках ответов на многие вопросы теории и истории литературы, которые только сегодня стали в полной мере озвучиваться. Пока еще только в качестве заявки или в порядке постановки вопроса можно сформулировать тезис, смысл которого сводится к следующему.

Феномен Просвещения как научно апробированное продолжение и завершение Возрождения и теория просветительства оказались той благодатной почвой, на которой начала произрастать в полный голос заявляющая о себе в настоящее время концепция многоцивилизационной России. Однако нужно отметить и то, что пока еще ощущается дефицит научно-теоретических разработок в этом направлении. Нам известна только одна монография Р.Ф.Юсуфова, которую мы выше указали и которая имеет важнейшее методологическое значение для содержания и структуры настоящего исследования.

Как известно из специальной литературы, Просвещение ознаменовало новый этап в духовном развитии человечества, период интенсивного влияния естествознания на гуманитарную мысль и обратного воздействия гуманитарной мысли на естествознание, в конечном итоге на деятельностные способности индивида, на сознательно-волевые качества инициативной личности, организующее воздействие перешло в Новое время от религии к гуманитарному знанию. Указанное новое осмысление содержания литературы эпохи Просвещения, как нам представляется, требует адекватной постановки исследовательских задач на современном уровне.

Настоящее исследование, по его концепции, является первой попыткой культурно-исторического историософского освещения кумыкской литературы Нового времени. Исходной теоретической посылкой работы является убеждение, что в интересующий нас период - XVIII - XIX века - северокавказский многонациональный регион в процессе все более прогрессирующих с Россией, русским народом взаимосвязей в определенной степени синхронно (в рамках концепции «встречных течений») вступают в полосу формирующихся явлений просветительства как своеобразного художественно-литературного проявления полицивилизационной России. Объективной исторической основой этого типа духовно-практического освоения жизни явилось разрушение в северокавказском регионе в конце XVIII - начале XIX столетий старых, веками сохранившихся, локальных феодальных связей между людьми, постепенное, но неумолимое высвобождение из этих связей отдельного человеческого индивида и погруженые его в стихию товарно-денежных отношений и социального отчуждения. Этот процесс так называемой буржуазной эмансипации личности происходил в то время (на рубеже XVIII — XIX вв.) особенно интенсивно в наиболее экономически и политически развитых европейских странах, особенно в Англии и Франции, но в менее обнаженном виде он происходил и в других странах и всюду порождал представление обособленности человеческого индивида, о самоценности личности и ее неограниченных возможностях.

Историко-теоретический анализ литературного процесса, естественно, предполагает при этом исследование художественно-эстетических компонентов искусства слова: зарождение, развитие и эволюцию жанрового состава, поэтики и стиля кумыкской литературы интересующего нас периода.

Методологическую основу работы составляет интеграция нескольких систем знаний: теория культурной множественности (X. Ортега-и-Гассет), теория культурных областей и географического распределения культуры (Я.В.Чеснов), теория архетипов (К.Юнг, В.Доманский, Е.М.Мелетинский), теория и история евразийства (Н.С.Трубецкой, П.Н.Савицкий, Н.Я.Данилевский, Г.В.Вернадский, Л.Н.Гумилев), принципы культурфилософского изучения литературы (Р.Ф.Юсуфов) в проекции на этнопоэтические константы.

В своей диссертации автор также опирается на теоретические положения известных и признанных исследователей литературного процесса: К.И.Абукова, С.С.Аверинцева, С.У.Алиевой, Л.Н.Арутюнова, И.С.Брагинского, Ю.Я.Барабаша, Г.Г.Гамзатова, У.Б.Далгат, В.М.Жирмунского, Д.С.Лихачева, Н.С.Надьярных, И.Г.Неупокоевой, К.К.Султанова, Р.Ф.Юсуфова.

При исследовании вопросов, связанных с историей и теорией литературы народов России, мы учитывали ценные наблюдения, содержащиеся в трудах ученых северокавказского региона: А.Ю.Абдуллатипова, А.Г.Агаева, А.М.Аджиева, З.Н.Акавова, С.Х.Акбиева, С.Х.Ахмедова, Л.А.Бекизовой, Т.Ш.Биттировой, А.М.Вагидова, М.А.Гусейнова, Ч.Г.Гусейнова,

Н.Г.Джусойты, З.А.Кучуковой, Ш.А.Мазанаева, Г.Б.Мусахановой, А.Х.Мусукаевой, А.М.Теппеева, З.Х.Толгурова, Ф.А.Урусбиевой,

С.М.Хайбуллаева, Р.Х.Хашхожевой, К.Г.Шаззо и др. Их исследования сыграли важную роль, подготовив теоретико-методологическую основу для изучения этноментального уровня литературных текстов.

В соответствии с поставленными в диссертации задачами возникла необходимость использования сложившейся в последнее время комплексной, междисциплинарной методики исследования, позволяющей сочетать как исторически устоявшиеся, так и инновационные методы анализа. Решение поставленных задач потребовало также обращения к историко-культурному контексту, в качестве которого выступают параллели с иносистемными культурами. Автором использованы сравнительно-исторический, системно-структурный, текстологический, этноонтологический методы исследования в их совокупности применительно к анализу кумыкской литературы Нового времени.

Теоретическая значимость работы заключается в том, что в научное поле вовлекается этноментальный дискурс, приобретающий сущностные характерологические черты. Теоретические положения диссертации могут быть использованы в общей теории литературы, культурологии, этнологии, а также при создании словарей символов, концептов, архетипов. Фактический материал работы может быть использован для сравнительного изучения этноментального, онтологического аспекта литератур народов России.

Практическая ценность исследования состоит в том, что содержащиеся в нем выводы и литературоведческий материал могут быть положены в основу спецкурсов и учебных пособий в вузовском преподавании литератур народов России. Вместе с этим работа может представлять определенный интерес при создании научных трудов различного уровня, предусматривающих обращение к кумыкской литературе.

Апробация результатов исследования. Диссертация обсуждена рекомендована к защите на состоявшемся 01 июля 2009 года (протокол №9) расширенном (с участием в качестве рецензентов заведующего кафедрой литератур народов России и Кавказа Дагестанского государственного университета д.ф.н., профессора А.М.Вагидова и заведующего отделом народного творчества Инстатута языка, литературы и искусств им. Г.Цадасы ДНТ Г РАН доктора филологических наук, профессора А.М.Аджиева, а также доктора филологических наук, ведущего научного сотрудника Института ЯЛИ им. Г.Цадасы ДНЦ РАН М.А.Гусейнова) заседании кафедры литературы Дагестанского государственного педагогического университета. По теме диссертации опубликовано более 50 работ, в том числе 4 статьи в вошедших в рекомендованный ВАКом России Перечень рецензируемых журналов, 3 монографии: «Памятники средневековой деловой переписки в Дагестане и на Северном Кавказе в историософском освещении» (2006), «Поэзия Маная Алибекова и кумыкская художественная публицистика начала XX века» (2008), «История кумыкской литературы Нового времени в культурно-историческом освещении» (в соавторстве — 2009) и мифо-эпическая поэма раннесредневекового (IX в.) булгарского поэта Микаиля Баш-ту (ок. 835 - ок. 900 гг.) «Сказание о дочери Шана» (вступительная статья, подготовка текста, комментарии и издание - 2003).

Структура диссертации. Поставленные цели и задачи определили структуру диссертации, которая состоит из введения, пяти глав, заключения и библиографического блока.

Заключение научной работыдиссертация на тему "История кумыкской литературы Нового времени в историософском освещении"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Выбор темы историософского освещения истории кумыкской литературы Нового времени обуславливается несколькими соображениями концептуального характера. Первое из них - акцент типологический. Так исторические судьбы кумыков, балкарцев, карачаевцев, ногайцев как и других народов этого региона, от времен монгольского нашествия (XVIII в.) до окончательного вхождения в состав Российского государства (XIX в.) претерпели, по существу, одни и те же социально-исторические процессы, совместное отражение набегов крымских ханов, султанской Турции, шахской Персии в ХУ1-ХУ1П вв. укрепляло исторические связи этих народов не только между собою, но и с Российским государством. Накануне завершения Кавказской войны все народы Северного Кавказа, в том числе кумыки, балкарцы, карачаевцы, ногайцы в результате массового переселения пережили общую трагедию, покинув родные края и оказавшись на чужбине в Турции.

В то же время следует особо подчеркнуть то исследовательское положение, в котором оказывается, например, культурная история кумыков. Создававшаяся и развивавшаяся в течение многих столетий в системе богатейшей тюркской цивилизации, после монгольского нашествия и следовавшей за ним исламизации и вследствие распадения золотоордынского "эпического" единства, вся культурная история кумыков оказывается включенной в иной национально-культурный регион - Дагестан, - где уровень развития социальных отношений имел существенно различные истоки, определяющиеся, прежде всего, неравномерностью этих отношений в различных - горных и предгорных - районах в пределах даже одной зональной общности. Такое положение является, очевидно, важным фактором, имевшим свои последствия в научно-исследовательской ситуации. Вырываясь из северокавказского контекста история кумыков в более или менее обобщающих опыт развития национальных культур исследованиях "пристраивается", правда, с незначительными оговорками о ее специфике, к дооктябрьскому дагестанскому историко-культурному процессу. Указывая на это, естественно, речь не может идти о том, будто бы в прошлом существовала некая "китайская стена", отделявшая жизнь кумыков от их горских соседей. Кумыки естественно вступали в творческое взаимодействие с культурой Дагестана, и Чечни, и Ингушетии, и Северной Осетии-Алании, и Кабарды, и Балкарии, и Карачая, и Азербайджана, и России и т.д. Научная абстракция в данном случае должна строиться на обобщении доминантных черт, признаков, тенденций социально-исторического и общественно-культурного развития. На таком обобщении, очевидно, более плодотворно будут разрабатываться проблемы определенной системности той или иной региональной или зональной культурной общности.Новые акценты в восприятии историко-культурного наследия во многом определяют и наше отношение к просветителям прошлого - и крупнейшим его деятелям, чьи творения по праву входят в современность, и тем, кто оставил более скромный след в отечественной истории. Современная наука преодолела односторонне социологические трактовки; заметно усилился интерес к конкретному, разностороннему исследованию исторических фактов и событий. Однако есть ещё немало историко-культурных явлений, требующих обстоятельного изучения, нового осмысления в свете широкой перспективы развития общественного сознания данной исторической эпохи, уточнения привычных, но порою малообоснованных оценок.

Проанализированный в настоящей диссертации литературный материал, по нашему мнению, позволяет утверждать, что художественная словесность любого народа представляет собой не только высшую форму бытования языка, но опосредованное отображение всей суммы представлений о мире внутри данной традиции. При этом важнейшее значение имеет модель этносреды, выполняющей роль срединного, посреднического звена между универсальным макрокосмосом и индивидуальным микрокосмосом человека. «Народная» онтологическая картина мира причастна «этнокосмосу», связана с ним, и полностью выводится из него через язык антропоцентрических понятий, присущих данному национальному коллективу.

Проблема связи между поэтикой и культурной средой, в которую органически входит и экосистема, осмысливалась многими исследователями. Однако такие исследовательские направления, как онтологическая поэтика, когнитивное литературоведение, гендерология, интертекстуальные исследования и многие другие научные направления, активизировавшиеся в последние годы в рамках современной антропоцентрической парадигмы, обуславливают перевод стрелок «методологического компаса» с «текстоцентриз-ма» к человеческому фактору, «антропоцентризму». Указанное методологическое смещение в числе других актуализирует и вопрос «этнической составляющей» личности с идентификацией своеобразия «народной» онтологической картины мира.

Новейшая терминосистема литературоведения (архетип, мифологема, мифема, мифообраз, концепт, интертекст, интертекстема, прототекст, культу-рологема и др.) с ее единой антропоцентрической установкой составила оптимальный, оперативный инструментарий для анализа историософского дискурса кумыкской литературы Нового времени.

Выполнение этой задачи и сложно, и легко одновременно. Сложность связана с тем, что не существует стереотипного, трафаретного плана по описанию и созданию подобной научной концепции в силу ее уникальности, специфичности, малосовпадаемости с другими. Облегчает же задачу то, что у современного исследователя окажется под рукой огромный массив исследовательских работ литературоведов-предшественников, фольклористов, культурологов, историков, этнологов, которые до нас зафиксировали «эмпирический слой» народной культуры. Так, вряд ли наша работа оказалась бы написанной, если б не труды Д.М.Шихалиева, Т.Макарова, В.Д.Смирнова, В.В.Бартольда,

A.Н.Веселовского, В.М.Жирмунского, Н.Трубецкого, П.Савицкого,

B.Вернадского, Л.Гумилева, М.-Э.Османова, Н.Батырмурзаева, М.Алибекова, А.Акаева, А.-П.Салаватова, А.Аджаматова, А.-В.Сулейманова, К.Д.Султанова, Г.Г.Гамзатова, Р.Ф.Юсуфова, Э.Ю.Кассиева, Г.Б.Мусахановой, С.М.Алиева, З.Н.Акавова, Ш.А.-К.Мазанаева, Н.А.Горбанева, А.-К.Ю.Абдуллатипова, К.И.Абукова, А.М.Аджиева, А.М.Вагидова, С.Х.Акбиева, И.Х.Асекова, М.А.Гусейнова, С.И. Урусбиева, И.П. Крымшамхалова, З.Х. Толгурова, A.M.

Теппеева, Т. Ш. Биттировой, З.А.Кучуковой, многочисленных безымянных сказителей и «скрипторов» устной народной поэзии.

Автор настоящего исследования поставил перед собой задачу рассмотреть историософский этноментальный дискурс кумыкской литературы Нового времени, воспринимаемой нами как единый динамический мегатекст, в котором находит отражение целостная картина мировидения. При этом следует отметить, что живя с рождения в кумыкской «этнокультурной капсуле», владея родным языком, мы имели возможность не только теоретически, но и эмпирически наблюдать за «конфигурацией мысли» кумыка и анализировать её. К факторам «везения» можно также отнести многолетнюю практику преподавания в вузе истории русской литературы и журналистики, поскольку данный опыт оказался бесценным для проведения сравнительно-сопоставительного анализа этнических историософских концепций.

Один из главных выводов, который мы сделали после завершения работы, сводится к тому, что любая национальная поэзия старше «самой себя» на несколько тысячелетий, если учесть, что её этноимперативно заданный мыслительный аппарат складывается не тогда, когда первая творческая единица берет в руки перо и бумагу, а в глубокой древности, во времена самозарождения ар-хетипических первообразов сознания. Судя по их трансисторической протяженности, кумыкской поэзии не сто и не тысячу лет, её корни тянутся к доисторическим временам.

Поэзия обеспечивает наибольший доступ к системе миропонимания народа. Этноисториософский анализ (с элементами текстологии) произведений А.Какашуринского, Ю.Аксаевского, Д.М.Шихалиева, Х.Уцмиева, И.Казака, М.-Э.Османова, М.Алибекова, Н.Батырмурзаева, А.Акаева и других позволяет выявить архетипы художественного мышления, свойственные данной этно-культуре, независимо от творческой индивидуальности автора. Архетипы обнаруживают себя в форме устойчивых базовых образов и мотивов, мифологем, стилистических фигур, несущих на себе яркий отпечаток национального своеобразия.

Проанализированный в работе археографический материал, содержащийся в «Фонде Кизлярского коменданта», в государственных архивах Азербайджана, Грузии, Северной Осетии - Алании, Республики Дагестан и других, представлявший собой самые различные стороны социальной и культурной истории народов Северного Кавказа, прежде всего, документально убеждает в истинности выдвинутого выше тезиса. В этом плане особенно ценными представляются факты, связывающие народы Северного Кавказа с Россией в процессе службы их представителей с 20-х и ЗО-х годов XIX века в императорском конвое, среди которых наибольший историко-культурный интерес представляют фамилии Уцмиевых, Клычевых, Хамзаевых, Османовых, Шихалиевых, Капла-новых, Аджаматовых и других ярких выразителей национально-патриотических идей и идеалов. В работе мы попытались проииллюстрировать это явление на примерах: Юсуф-Эфенди Яхсайского (Клычева), Хасайбека Уц-миева и Давлетмирзы Шихалиева, которые, как нам лредставляется, глубже и острее прониклись историческим осознанием своего места, положения в разработке и утверждении, отстаивании национальной идеи. Сложным, подчас и драматическим (как показыет пример с X. Уцмиевым) было разрешение данного вопроса, например, Шихалиевым, Уцмиевым — чиновником и армейским генералом, - представителями господствующей власти и просветителями, представителями национально-патриотической интеллигенции, выразителями общечеловеческих ценностей, идей гражданского общества. В этом пункте скрещивались интересы, которые нужно было привести в некое равновесие, согласие. Перед Уцмиевым, Шихалиевым и другими стояла не простая задача, ее решение требовало от них умения найти такого варианта, при которой, по известной пословице, «и овцы остались бы целы, и волки бы были сыты». Типологически и конкретно исторически ситуация Уцмиева и Шихалиева характерна была для национально-патриотической интеллигенции народов всех окраин Российской империи. Однако при всей идентичности общей ситуации каждое национально-территориальное и национально-государственное образования естественно имели какие-то специфические отношения, условия, определявшие расстановку политических сил в регионе между царским правительством и субъектами российского государства. Но понятие субъектности носило весьма условный характер, точнее оно (как показано в работе для Кумыкского владения в особенности) к тому времени в большинстве случаев было уже полностью нивелировано, в других регионах еще сохранялись более или менее выраженные цивилизованные отношения. Как показывают архивные материалы и научная литература по этой проблеме, указанная ситуация составляла предмет глубоких раздумий и адекватных им индивидуальных решений и поступков. Прецедент радикального идейно-политического размежевания в этом вопросе с царским правительством мы пытались рассмотреть на примере историософии генерала Хасайбека Уцмиева. В этой связи интересно сравнение позиций Д. М. Шихалиева и представителей других народов Северного Кавказа, в частности, адыгских, осетинских, ингушских и других просветителей, кстати, работавших вместе в администрации Кавказского корпуса. Более того, их вместе связывает, главным образом, служба в Лейб-гвардии Кавказско-горском эскадроне императорского конвоя, а также учеба в Кадетском корпусе в Санкт-Петербурге, где они получили настоящую исконно военную закалку и национально-патриотического воспитания сотрудничества, взаимопомощи, служения отечеству и народу. Вот фамилии некоторых из них, сослуживцев Уцмиева и Шихалиева: А. Хамзаев, И. Атажукин, Ш. Ногмов, С. Хан-Гирей, С. Адиль-Герей, С. Казы-Гирей, А.-Г. Кешев, А. Бакиханов, М. Ф. Ахундов, И. Чавчавадзе, X. Або-вян, М. Хандиев и другие. Все они занимались собиранием и исследованием исторических сведений о своем народе, его устно-поэтического творчества, разработкой национальной письменности, вопросами образования, литературным творчеством. Будучи на военной или гражданской службе, они выступают с проектами по совершенствованию общественного строя и быта народа. Так, Абдулмежид Хамзаев пишет большую историко-этнографическую работу «Кое-что о кумыках»; Ш. Ногмов службу в русской армии сочетает с преподавательской работой, одновременно занимается собиранием фольклора, работает над «Историей адыхейского народа», проектами «О приведении черкесов в гражданское состояние»; с подобными же проектами выступает и Султан Казы-Гирей, сочетающий военную службу с литературным творчеством. В «Рассказе кумыка о кумыках» Д. М. Шихалиева вместе с отмеченным выше энциклопедизмом интеллекта автора специфическое преломление находят его просветительские социально-политические взгляды.

Таким образом, исследованный материал приводит к выводу, что в конце XVIII - начале XIX века все народы Северного Кавказа, составляющие население современных республик Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкессии, Северной Осетии-Алании, Чечни, Ингушетии, Дагестана, Адыгеи и т.д., уже тогда стали субъектами Российской империи и в результате были вовлечены в единый общероссийский поток жизни. Это историческое обстоятельство предопределило развитие историософии кумыкского просветительства в самом общем виде, в принципе, под воздействием идей русского просвещения, важнейшими чертами которого были, как известно, борьба против крепостнических порядков и феодальной идеологии, защита интересов народных масс, просвещения, самоуправления, свободы, европейских форм жизни, вера в то, что отмена крепостнической зависимости и ликвидация её последствий принесёт народу всеобщее благоденствие.

Просветительство к этому времени само стало явлением массовым, объединившим в свои ряды представителей национально-патриотической интеллигенции всех народов северного Кавказа и Дагестана (впрочем и не только этого региона). Кумыкский округ же в этом аспекте, как об этом свидетельствуют многочисленные архивные материалы, а также научные сочинения и другая мемуарная и т. п. литература, представляла собой, как можно смело утверждать, уникальное историко-культурное явление.

В этом плане представляется принципиально важным акцентировать внимание на объективно-историческом значении так называвшегося Левого фланга или Линии Кавказского корпуса, расквартированного на Северном Кавказе, в штабе, также армейских частях которого служили офицерами вместе с русскими и выходцы из местных народов. При этом мы не склонны преувеличивать роль этой военной структуры, созданной царским руководством на Кавказе и выполнявшей не только и не столько контрольно-регулирующие, Административно-командные управленческие функции. Вместе с этим правомерно будет отметить и объективно стабилизирующее ее значение, поскольку состоящие в ней на службе, несмотря на занимаемые при этом должности, горцы во многом являлись гарантом спокойствия, во всяком случае в известной степени сдерживающим в регионе массовые социально-политические и военные вспышки фактором. Это понимало не только русское руководство оно в принципе, в главном отвечало интересам и самих горцев поскольку они подпадали под сильную опеку Российской империи. Конечно, реальное функционирование такого конгломерата представляло собой и содержал о себе немало противоречий, различные центростремительные и центробежные политические силы и тенденции, диалектика взаимоотношений которых составляло своеобразие просветительского движения на Северном Кавказе, в том числе и в Кумыкском округе, откуда было, как это видно из архивных источников, вместе с адыгами наибольшее количество высших штабных служащих в Кавказском корпусе.

В аспекте настоящего исследования особенно ценными представляются сведения о раннем этапе службы горцев в русской администрации на Северном Кавказе, в частности в гарнизоне Кизлярского коменданта, восходящей к середине и второй половине XVIII века.

Однако, как известно, служба горцев Северного Кавказа и Дагестана в русской администрации системный характер приобрела лишь в начале, точнее с 20х годов XIX века. Так, завоевавший благосклонность еще А. П. Ермолова и служивший в Левом фланге Кавказского корпуса, аксаевский князь генерал Муса Уцмиев к 1830-м годам был назначен главным приставом Кумыкского владения. Он же еще в 1825 году определил своего сына Хасанбека на военную службу в Тифлис к А. П. Ермолову. Уже первый набор состава Лейб-гвардии Кавказско-горского полуэскадрона императорского конвоя начал формироваться, в числе других городов Северного Кавказа, из княжеских фамилий и лиц высшего сословий Аксай, Эндирея и Костека: Уцмиевы, Каплановы, Хамзаевы,

Клычевы, Шихалиевы, Асев-Аджиевы и другие. В этом ряду особенно примечательна фамилия Уцмиевых, связанная с конвоем целой династией: вскоре за X. Уцмиевым поступают на службу в должности эфендия конвоя принадлежавший к этому княжескому клану и вскоре согласно Табелю о рангах удостоенный дворянского титула Юсуп-эфенди Клычев. Такая живая, династическая служебная связь горцев с Петербургом, по нашему мнению. Вполне отвечала видам русской администрации и поэтому она, возможно, не только не препятствовала, а на первых порах всячески поощряла подобную преемственность: Ю.- Э. Клычев «уступает» эту должность мужу своей сестры Умар-эфенди, которого в 1860 «сменил» его же сын, будущий поэт-просветитель, преподаватель Петербургского университета М.-Э. Османов.

Важно осмыслить то, что стояло за подобным явлением, за этой тенденцией. Во-первых, известно, что все, кто состоял на царской службе, имели то преимущество, что они сразу же «высочайше» получали статус дворянских сословий со всеми вытекающими отсюда материальным и льготами и высоким общественным положением. Во-вторых, по выходе в отставку все они поступали на гражданскую службу в местную администрацию, занимая должности государственных служащих - переводчиков, адвокатов, старшин, судебных приставов; пополняли штаты судов, начальников участков и т. д. и т.п.

Более значимым, масштабным представляется третий аспект рассматриваемого явления - активным участием национально-патриотической интеллигенции в жизни своих земляков, соотечественников в различных видах и формах благотворительной деятельности. Европейски образованные и просвещенные, они (во всяком случае, многие из них) по возвращении на родину стали объединять свои усилия, знания и другие, в том числе и материальные средства для создания, по образу развитых стран, всевозможных малых и совместных предприятий, товариществ, акционерных обществ, открытия школ и т. д. Так при энергичной деятельности М.-Э. Османова в 1875 году в с. Ях-сай был открыт первенец таких объединений - «Ссудно-сберегательная касса», сыгравшая огромную роль в жизни села, помогая малоимущим ссудами и кредитами на льготных, необременительных условиях.

Однако особое место в этом аспекте принадлежит открытому в 1882 г. по инициативе М.-Э. Османова, Д. М. Шихалиева, М. Далгат, С. Шемшединова и других «Благотворительному Обществу для распространения образования и технических сведений среди горцев Терской области», которое активно функционировало до октября 1917 года.

Осмысляя значение учрежденного М.-Э. Османовым, Д. М. Шихалиевым и их единомышленниками «Общества.», следует акцентировать внимание на том, что это предприятие, вызванное к жизни социально-экономическим и общественно-политическим положением, в котором оказался и пребывал народ, представляло такую структуру, являвшую собой прецедент разрешения жизненно важных национальных проблем без государственного финансирования, исключительно на средства, сбережения и взносы его членов. История возникновения и функционирования этого «Общества.» (огромное историко-культурное значение которого, к сожалению, в полной мере еще не оценена) поучительна особенно в этом аспекте, что в современных условиях, когда национальные проблемы не всегда защищены адекватной государственной заботой, подобные общественные меценатские структуры могли бы сыграть не последнюю возможность выживания нации.

В разработке исследуемой нами проблемы особое положение, по нашему мнению, занимает фигура Магомеда-эфенди Османова, его значение в дальнейшем развитии общественного сознания народа. Несмотря на то, что его жизнь и литературное творчество исследованы, пожалуй, больше и лучше других его предшественников и современников (в частности И. Казака, Ю.-Э. Клычева и других), но именно историко-функциональный аспект многогранный общественный и культурной деятельности М.-Э. Османова не получили, на наш взгляд, достаточного освещения и осмысления. Между тем биография М.-Э. Османова представляет собой одну из ярких и существенных страниц формирования и широкого распространения в северокавказском регионе мощного идеологического движения просветительства. Факты и вехи жизни и деятельности М.-Э. Османова, его широкие и многообразные контакты с научными и политическими умами своего времени, его подвижническая благотворительна деятельность, его глубокий патриотизм и интернационализм -все это, по нашему мнению, символизировало синтез историко-культурного опыта Востока и Запада, выдвигало его в восприемники этого уникального диалога культур.

В этом смысле следует указать на длительное /с 1882 по 1900 -е годы/ общения М.-Э. Османова как одного из учредителей описанного выше «Общества.» Терской области, в Владикавказе, Ставрополе, Грозном, Нальчике, Пятигорске и т. д. в среде осетин, карачаевцев, балкар, кумыков, чеченцев, ингушей, адыгов и т. д. Окружение М.-Э. Османова, К. Хетагурова, Б. Туганова 80-90-х годов, по существу, составляет лучшую, передовую , демократическую часть горского общества на Северном Кавказе. Более того, факты непосредственных контактов известны, несмотря на то, что они н стали объектом научных интересов, «предметом познания» исследователей. В частности, балкарский просветитель, историк, общественный деятель Сафарали Урусбиев прожил долгую жизнь вместе с М.-Э. Османовым сперва в Петербурге его студентом в университете, затем, в 80-90-е годы во Владикавказе в числе учредителей «Общества.». Далее, по рекомендации, советам и консультациям Э. Османова, С. Урусбиев собирает и систематизирует материалы о нардах, в 1881 году в «Сборнике материалов для описания местностей и племен Кавказа» /выпуск 1, Тифлис, 1881/ пишет статью «Сказания о нартких богатырях у татар-горцев Пятигорского округа Терской области». И наконец, можно полагать, что не без влияния своего учителя М.-Э. Османова он в сущности явился одним из первых собирателей карачаево-балкарских сказаний о нартах.

Отмеченный выше массовый характер просветительского движения в XIX веке к началу двадцатого столетия претерпевает значительные изменения. Этому способствовали прежде всего бурные социально-политические события, которыми охвачена была вся Россия. Действительно, русско-японская война, революция 1905-1907 годов, наконец, развязанная первая мировая война, принесшие неисчислимые бедствия народу и посеявшие в сердца людей по всей стране невидимую досоле смуту, общественный скепсис, анархию. Вспышки национализма, панисламизма, пантюркизма и т. п. -все эти обстоятельства не могли не повлиять на развитие просветительства и умонастроение просветителей, чутко с темпераментом реагировавших на социально-политический пульс времени. Посеянные еще в XIX веке зерна, идеи и идеалы просветительства, в частности выдающимся земляком М.-Э. Османовым, дали богатые всходы. Вокруг его ближайших соратников и идейных наследников - Н. Батырмурзаева, М. Алибекова, А.Акаева - объединяются А. Шемшединов и другие. При этом следует подчеркнуть, что идейные последствия отмеченных выше социально-политических событий у молодого крыла просветительства, представленного именами 3. Батырмурзаева, А. Шемшединова, А.-П. Салаватова, Б. Астемирова, С. С. Каз-бекова и других, связано с опытом и успехами стачечной и забастовочной борьбы. В конечном счете логика эволюции идеалов просветительства закономерным образом вела к слиянию с революционным движением народов России.

Список научной литературыАкавов, Рашид Забитович, диссертация по теме "Литература народов Российской Федерации (с указанием конкретной литературы)"

1. Труды ученых по теории и методологии литературоведческихисследований

2. Бертельс Е.Э. Избранные труды. Суфизм и суфийская литература. М.: Наука, 1965, 524 с.

3. Брагинский И.С. Проблемы востоковедения. — М.: Наука, 1974.

4. Брагинский И.С. 12 миниатюр. — М.: 1976.

5. Баскаков А.Н. Введение в изучение тюркских языков. М., 1969.

6. Гуляев H.A. Теория литературы. М.: Высшая школа, 1977.

7. Жирмунский В.М. Сравнительное литературоведение. Восток и Запад. — Ленинград: Наука, 1979.

8. Жирмунский В.М. Тюркский героический эпос. М.: Наука, 1974.

9. Кулешов В.И. История русской критики. М., 1972.

10. Лихачев Д.С. Развитие русской литературы X XVII веков. - Ленинград, 1973.

11. Надъярных Н.С. Типологические особенности реализма. Годы первой русской революции. — М.: Наука, 1972.

12. Поспелов Г.Н. Вопросы методологии и поэтики. Изд-во МГУ. М.: 1983.

13. Развитие реализма в русской литературе. В 3-х томах. М.: 1972 - 1974.

14. Храпченко М.Б. Творческая индивидуальность писателя и развитие литературы. -М., 1970.

15. Щербина В.Г. Ленин и вопросы литературы. — М., 1985.

16. Книги, статьи на русском и других языках

17. Абакарова Ф. Очерки даргинской дореволюционной литературы. — Махачкала, 1963, с. 146.

18. Абдулатипов А.-К. Ю. Литература правды жизни. Махачкала; Даг. кн. изд-во, 1985, с. 128.

19. Абдулатипов А.-К. Ю. История кумыкской литературы до 1917 г. — Махачкала, 1995.

20. Абдуллаев М.А. Из истории философской и общественно-политической мысли народов Дагестана в XIX в. М.: Наука, 1968, с. 348.

21. Абдуллин Я.Г. Татарская просветительская мысль. — Казань: Таткнигоиз-дат, 1983, с. 320.

22. Абуков К.И. У костра, зажженного М. Горьким. К проблеме новаторства и стилевого многообразия дагестанской прозы. — Махачкала: Книгоиздат, 1972, с. 108.

23. Абуков К.И. Выход на магистраль. Воздействие русской критической мысли на формирование и развитие принципов социалистического реализма в дагестанской литературе. Махачкала: Даг. кн. изд-во, 1976, с. 176.

24. Абуков К.И. Ступени роста. — М.: Советская Россия, 1982, с. 208.

25. Абуков К.И. Разноязычное единство: обретения и потери. — Махачкала, 1993.

26. Аджиев А.М. Фольклор и творчество И. Казака. — «Иырчи Казак — классик дагестанской литературы», с. 75 91.

27. Айзенштейн H.A. Из истории турецкого реализма. — М., 1966.

28. Акавов 3.3 У истоков демократической государственности. Северокавказский филиал Правовой академии Минюста РФ Махачкала., 2001.

29. Акавов З.Н. Гражданские мотивы в кумыкской литературе конца XIX и начала XX веков. Махачкала: Дагучпедгиз, 1976, с. 58.о

30. Акавов З.Н. Идейно-художественная эволюция Иырчи Казака. — Иырчи Казак классик .», с. 50 - 62.

31. Акавов З.Н. Нравственные истоки. Опыт изучения творческого развития М. Османова и проблемы новаторства в кумыкской дореволюционной литературе.-Махачкала.: Дагкнигоиздат, 1978, с. 132.

32. Акавов З.Н. Они были первыми. Историко-литературные очерки художественного метода кумыкской литературы. М.: Дагкнигоиздат, 1981, с. 258.

33. Акавов З.Н. О просветительском реализме в литературе народов Северного Кавказа. — Сб. «Актуальные вопросы современной науки». Тезисы. — Махачкала: Дагпединститут. 1982.

34. Акавов З.Н. Диалог времен. — Махачкала: Дагкнигоиздат. — 1996.

35. Акбиев С.Х. Истоки. Махачкала, 1994.

36. Актуальные проблемы теории литературы и искусства. М.: Мысль, 1972, с. 301.

37. Алиев С.М. Дорога в современность. Проблемы реализма в кумыкской литературе XIX начала XX веков. Махачкала: Дагкнигоиздат, 1977, с. 144.

38. Алиев С.М. Формирование социалистического реализма в литературе народов Дагестана. Курс лекций. Махачкала: ДГУ, 1977, с. 76.

39. Алиев С.М. Зарождение и развитие кумыкской литературы. Учебное пособие. -Махачкала: изд-во Даггосуниверситета, 1979, с. 87.

40. Алиев К. Связь времен. — Альманах «Дружба» (на кум. яз.), № 2, 1983.

41. Алиева А.И., Астафьев Л.А., Гацак В.М. Опыт системно-аналитического исследования поэтики народных песен. — М., 1972.

42. Аминов М. -3. Тенденции развития дагестанского стихосложения. Махачкала: Дагкнигоиздат, 1974, с. 156.

43. Андреев А.Л. Место искусства в познании мира. — М.: Политиздат, 1980, с. 255.

44. Архипов В. М.Ю. Лермонтов. Поэзия познания и действия. — М.: Моск. рабочий, 1965, с. 410.

45. Арутюнов Л.Н. Наследие Некрасова и проблемы реализма. Некрасов и литература народов Советского Союза. — Ереван, 1972, с. 72 — 93.

46. Арутюнов Л.Н. Находит себя и человечество. Поэзия народов СССР XIX начала XX вв. М., 1977, с. 5 - 24.

47. Асеков И.Х. Культурное наследие и советская поэзия кумыков. — Махачкала, 1972, с. 228.

48. Ахлаков A.A. Исторические песни народов Дагестана и Северного Кавказа. -М.: Наука, 1981, с. 230.

49. Ахмедов С.Х. На путях развития дагестанской советской прозы. — Махачкала: Дагкнигоиздат, 1978, с. 136.

50. Ахметов З.А. Поэтика эпопеи «Путь Абая» в свете истории ее создания. — Алма-Ата: Наука, 1986. с. 255.

51. Барабаш Ю.А. Вопросы эстетики и поэтики. — М.: Сов Россия, 1978, изд. 3-е, с. 384.

52. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет. -М.: Худ. литература, 1975, с. 502.

53. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. — М.: Искусство, 1979, с. 423.

54. Бекизова JI.A. От богатырского эпоса к роману. — Черкесск:

55. Белинский В.Г. Собр. соч. в 3-х т. М,: ГИХЛ, 1948, т.1 - с. 800, т. II - с. 932, t.III-c. 928.

56. Берков П.Н. Проблемы исторического развития литературы. Статьи. Л.: Худ. литература, 1981, с. 496.

57. Бикмухаметов Р.Г. Орбиты взаимодействия. Монография. М.: Сов. писатель, 1983, с. 239.

58. Брагинский И.С. Проблемы востоковедения. Актуальные вопросы восточного литературоведения. -М.: Наука, 1974, с. 494.

59. Бурсов Б. Национальное своеобразие русской литературы. — М.: Сов. писатель, 1964, с. 118.

60. Бушмин A.C. Методологические вопросы литературоведческих исследований. Л.: Наука.: 1969. - с. 226.

61. Бушмин A.C. Наука о литературе. Проблемы. Суждения. Споры. М.: Современник, 1980, с. 334.

62. Вагабова Ф.И. Формирование лезгинской национальной литературы. — Махачкала: Изд-во Дагфилиала АН СССР, 1970, с. 251.

63. Вагидов A.M. Становление и развитие даргинской поэзии. — Махачкала: Дагкнигоиздат, 1979, с. 270.

64. Вагидов A.M. По пути традиций и поиска. О творчестве современных даргинских поэтов. — Махачкала: Дагкнигоиздат, 1976, с. 112.

65. Вилинбахов В.Б. Черкасский — сподвижник Петра I. Нальчик, 1966.

66. Виноградов В.В. Стилистика, теория поэтической речи, поэтика. — М.: Изд-во АН СССР, 1963, с. 257.

67. Волков И.Ф. «Фауст» Гете и проблема художественного метода. М.: Изд-воМГУ, 1970, с. 264.

68. Волков И.Ф. Художественная система или историческая форма развития литературы. Литературный процесс. М.: Изд-во МГУ, 1981, с. 39 — 54.

69. Воспросы русского Просвещения в литературе XVIII в. — М., 1961.

70. Воробьева Н.Н., Хитарова С.М. На новых рубежах: о многонациональной прозе наших дней. — М.: Сов. писатель, 1974, с. 222.

71. Воровский В.В. Максим Горький. Соколов А.Г., Михайлова М.В. Русская литературная критика конца XIX и начала XX вв. Хрестоматия. - М.: Высш. школа, 1982, с. 114.

72. Гаджиева С.Ш. Кумыки. М.: Изд-во АН СССР, 1961, с. 388.

73. Гаджиева С.Ш. Материальная культура ногайцев в XIX начала XX в. М.: Наука, 1976, с. 228.

74. Гайнуллин М.Х. Татарская литература и публицистика начала XX века. -Казань: Таткнигоиздат, 1983, с. 352.

75. Гамзатов Г.Г. Формирование многонациональной литературной системы в дореволюционном Дагестане. Истоки, традиции и своеобразие художественной системы. — Махачкала: Дагкнигоиздат, 1978, с. 420.

76. Гамзатов Г.Г. Литература народов Дагестана дооктябрьского периода. Типология и своеобразие художественного опыта. М.: Наука, 1982, с. 328.

77. Гамзатов Г.Г. Смелая и честная песня Казака. «Иырчи Казак - классик.», с. 3 — 7.

78. Гамзатов Г.Г. Феномен дагестанского Возрождения. — М.: Наука. 2000. — 321 с.

79. Гамзатов Р.Г. Верность таланту. М.: Сов. Россия, 1970, с. 128.

80. Гашаров Г.Г. Лезгинская ашугская поэзия и литература. — Махачкала: Даг-книгоиздат, 1976, с. 160.

81. Гегель Георг В.Ф. Эстетика. В 4-х т. (Под ред. и с предисл. М. Лифшица). -М.: Искусство, 1968, т.1 с. 312, т.П - с. 326. т.Ш - с. 622, t.IV - с. 672.

82. Гей Н.К. Художественная литература. М.: Наука, 1975, с. 470.

83. Гинзбург Л.Я. О лирике. М. - Л.: Сов. писатель, 1964, с. 382.

84. Гинзбург Л.Я. О литературном герое. Л.: Сов. писатель, 1979, с. 224.

85. Гинзбург Л.Я. О психологической прозе. Изд. 2-е — Л.: Художественная литература, 1976, с. 448.

86. Гиршман М.М. Ритм художественной прозы. Монография. — М.: Сов. писатель, 1982, с. 367.

87. Голубева Л.Г. О некоторых проблемах изучения просветительской мысли на Северном Кавказе в XIX веке. Филологические науки. Изд-во Кабардино-Балкарского института истории, филологии и экономики. — Нальчик, 1077, с. 93, 97, 98, 104, 107, 108.

88. Горький М. О литературе Статьи и речи 1928 — 1935 гг. М.: Гослитиздат, 1935, с. 432.

89. Грани таланта. Творчество А. Абу-Бакара в оценке литературной общественности (сост. С.Х. Ахмедов). Махачкала, 1984, с. 104.

90. Грибоедов A.C. в русской критике. М., 1958.

91. Гринцер П. Поэтика слова. «Вопросы литературы», №1, 1984, с. 131, 148.

92. Гринцер П.А. Становление литературной теории. — М.: РГГУ. 1996. — 55с.

93. Гриценко Н.П. Социально-экономическое развитие притеречных районов в XVIII первой половине XIX в. - Труды Чечено-Ингушского НИИИЯЛ, т. IV. Грозный, 1961.

94. Гумилев Л.Н. Из истории Евразии. М.: «Искусство». - 1993.

95. Гусев В.И. В середине века. О лирической поэзии 50-х годов. — М.: Сов. писатель, 1967, с. 300.

96. Гусев В.И. Герой и стиль. К теории характера и стиля. Советская литература на рубеже 60 70-х годов. - М.: Худ. литература, 1963, с. 286.

97. Гусейнов Ч.Г. Формы общности советской многонациональной литературы. -М.: Мысль, 1978, с. 181.

98. Гачев Г.Д. Чингиз Айтматов и мировая литература. Фрунзе: Киргизстан, 1982, с. 287.

99. Гачев Г.Д. Ускоренное развитие литературы. М.: Наука, 1964, с. 303.

100. Гачев Г.Д. Ментальности народов мира. М.: Изд-во Эксмо, 2003. - 544 с.

101. Гачев Г.Д. Национальные образы мира. Евразия космос кочевника, земледельца и горца. - М., 1999. - 367 с.

102. Губин В. Онтология. Проблема бытия в современной европейской философии.-М., 1998.

103. Гумилев JI.H. Этногенез и биосфера Земли. М., 1990. - 356 с.

104. Далгат У.Б. Литература и фольклор: теоретические аспекты. М.: Наука, 1981.-304 с.

105. Доманский Ю. Смыслообразующая роль архетипических значений в литературном тексте. Тверь, 1999.

106. Жирмунский В.М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. Л., 1977.

107. Западное литературоведение XX века. Энциклопедия., М., 2004. — 560 с.

108. Историческая поэтика: литературные эпохи и типы художественного сознания.-М., 1994.

109. Кантор В.К. Феномен русского европейца. Культурфилософские очерки. — М.: «Московский общественный научный центр». 1999.

110. Карасёв Л. Онтологический взгляд на русскую литературу. — М., 1995.

111. Кедров К.Д. Поэтический космос. М., 1989. - 326 с.

112. Климович Л.И. Книга о Коране, его происхождении и мифологии. М., 1986.-270 с.

113. Маковский М.М. Язык — миф культура: символы жизни и жизнь символов.-М., 1996.-330 с.

114. Лотман Ю.М. О русской литературе. Статьи исследования (1958-1993). История русской прозы. Теория литературы. Санкт-Петербург.: «Искусство- СПБ».- 1997.-848 с.

115. Питина С.А. Концепт мифологического мышления как составляющая кон-цептосферы национальной картины мира. — Челябинск, 2002. 270 с.

116. Померанц Г. Диалог культурных миров. Лики культуры. М., 1995.

117. Потебня A.A. Теоретическая поэтика. М., 1990. — 343 с.

118. Потебня A.A. Символ и миф в народной культуре. — М., 2002. 450 с.

119. Прорыв к трансцендентному. Новая онтология XX века. М., 1997.

120. Руднев В. Словарь культуры XX века. М., 1999.

121. Султанов К.К. Национальное самосознание и ценностные ориентации литературы. М., 2001. - 300 с.

122. Тлостанова М.В. Постсоветская литература и эстетика транскультурации. — М., 2004.

123. Тойнби А. Цивилизация перед судом истории. М., 1995.

124. Трубецкой Н.С. Европа и человечество. 1920 (1999)

125. Фрейд з. Психология бессознательного. М., 1990.

126. Хайдеггер М. Избранные работы. М., 1994.

127. Хализев В. Теория литературы. М., 1999. 255 с.

128. Художественное творчество: человек, природа, искусство. М., 1986.

129. Чеснов Я. Лекции по исторической этнологии. — М., 2001.

130. Юнг К.Г. Душа и миф: шесть архетипов. Киев, 1996.

131. Юсуфов Р.Ф. Историософия и литературный процесс: Средние века и Новое время. М., 1996.

132. Юсуфов Р.Ф. История литературы в культурфилософском освещении. — М.: ИМЛИ РАН. 2005.

133. История Дагестана. В 4-х т. М.: Наука, 1967, т.1 - с. 431, т.П - с. 368, т.Ш - с. 426, t.IV - с. 300.

134. История дагестанской советской литературы. В. 2-х т. Махачкала, 1967, т.1-418, т.П — с. 499.

135. История и современность в литературах Северного Кавказа. Межвузовский сборник статей. Орджоникидзе, 1980, с. 134.

136. История русской литературы в 4-х томах. Л.: Наука, 1981, т.П - с.5, 104.

137. История СО АССР, М.: 1959.

138. История советской многонациональной литературы. В 6-ти т. М.: Наука, 1970 - 1974, т.1 - с. 563, т.П, кн.1 - с. 511, т.П, кн. 2-е. 560, т.Ш - с. 631, т.1У - с. 664, т.У - с. 839, т.VI - с. 744.

139. Кабардино-русские отношения в XVI XVIII вв. - М.: Наука, 1957.

140. Казакевич Р.А., Мендель С.З. Научная и культурно-просветительская деятельность прогрессивного студенчества 80-х годов X IX в. Л.: Изд-во ЛГУ, 1967, с. 89.

141. Казахская литература и ее интернациональные связи. Сб. статей. — Алма-Ата: Наука, 1973, с. 272.

142. Каймаразов Г.Ш. Очерки истории культуры народов Дагестана. — Наука, 1971, с. 476.

143. Капиев Э. Неизданное. Сост. И примечания Н. Капиевой. Махачкала: Дагкнигоиздат, 1959, с. 169.

144. Капиев Э. Избранное. — М.: Худ. литература, 1966, с. 535.

145. Капиев Э. Сочинения. В 2-х т. Махачкала: Дагкнигоиздат, 1971, т.1 - с. 288, т.П-с. 335.

146. Капиев Э. Воспоминания современников. Сост., подг. текстов и прим. Н.В. Капиевой. — Махачкала: Дагкнигоиздат, 1975, с. 257.

147. Капиева Н.В. Жизнь, прожитая набело. О творчестве Эфенди Капиева. -М.: Сов. писатель, 1969, с. 280.

148. Капиева Н.В. Творческий путь Гамзата Цадаса. Махачкала: Дагкнигоиздат, 1953, с. 200.

149. Караева А.И. Очерки истории карачаевской литературы. — М.: Наука: 1966, с. 320.

150. Кассиев Э.Ю. Дагестанская литература на пути к социалистическому реализму. От просветительства к реализму нового типа. Махачкала: Дагкнигоиздат, 1982, с. 120.

151. Кассиев Э.Ю. Очерки лакской дореволюционной литературы. Махачкала: Изд-во Дагфилиала АН СССР, 1959, с. 199.

152. Кассиев Э.Ю. Проблемы просветительства и становления реализма в литературе народов Дагестана. Автореф. дисс. доктора филолог, наук. — Тбилиси, 1975, с. 42.

153. Кедрина З.С. От живого источника. Очерки советской казахской литературы. К изд. доп. - Алма-Ата, 1966, с. 432.

154. Кёр-оглы Х.Г. Узбекская литература. Учебное пособие для студентов высших учебных заведений. -М.: Высшая школа, 1968, с. 292.

155. Климович Л.И. Наследство и современность. Очерки о национальных литературах. 2-е изд., доп. -М.: Сов. писатель, 1975, с. 415.

156. Кожинов В. Происхождение романа. Теоретико-исторический очерк. — М.: Сов. писатель, 1963, с. 439.

157. Конкин С.С. В.И. Ленин и проблемы русского просветительства. Сб. «Вопросы методологии историко-литературных исследований». — Л.: Наука, Ленингр. Отделение, 1981. с. 51 - 82.

158. Конрад Н.И. Запад и Восток. Статьи. -М.: Наука, 1972, с. 469.

159. Крамов И.Н. Эфенди Капиев. -М.: Худ. литература, 1964, с. 152.

160. Крачковский И.Ю. Избранные сочинения. В 6-ти т. — М. Л.: Изд-во АН СССР, 1960, т."VI, с. 739.

161. Крестьянские и национальные движения накануне образования российской империи. — Тр. Историко-археографического института АН СССР. Т.Х11. М., 1935.

162. Крымшамхалов И. Письмо в редакцию. «Мусульманин», №2, Париж, 1910, с. 55-56.

163. Кумухский С. Обычный суд и военно-народное управление кавказских горцев. «Мусульманин», №1, Париж, 1910, с. 390 — 393.

164. Куприянова Е. Просветительские истоки философии и творческого метода Льва Толстого. «Русская литература», №2, 1964, с. 41, 44.

165. Кучукова З.А. Онтологический метакод как ядро этнопоэтики. — Нальчик. КБГУ.: 2006.

166. Кушева E.H., Маршаев Р. Русско-дагестанские отношения XVI — XVII вв. — М.: 1954г.

167. Лармин О.В. Художественный метод и стиль. М.: Изд-во МГУ, 1964, с. 271.

168. Лайпанов Х.О. К истории переселения горцев Северного Кавказа в Турцию. Тр. Карачаево-Черкесского НИИИЯЛ. Вып. V, 1966, с. 111, 113, 121.

169. Лебедев В.И. Крестьянское движение в метрополии в годы булавинского восстания. — М.: 1939.

170. Левин З.И. Развитие основных течений общественно-политической мысли в Сирии и Египте. Новое время. — М.: Наука, 1972, с. 311.

171. Лелевич Г. На путях изучения дагестанских советских литератур. Сборник статей. Ростов-на-Дону, 1934, с. 87.

172. Литература Дагестана и жизнь. Махачкала: Дагкнигоиздат, 1985, с. 200.

173. Литературные направления и стили. Сб. статей. Под ред. П.А. Николаева, Е.Г. Рудиевой. -М.: Изд-во МГУ, 1976, с. 390.

174. Литературный Дагестан. Сост. Н. Алиева и М.-З. Аминов. Махачкала: Дагкнигоиздат, 1980, с. 352.

175. Литература и современность. Сб. 21. Статьи о литературе 1983 года. X. Сост. М. Числов. -М.: Худ. Литература, 1984, с. 341.

176. Литературный процесс. Сб. под ред. Г.Н. Поспелова. М.: Изд-во МГУ, 1981, с. 236.

177. Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. М.: Наука, 1979, с. 357.

178. Лотман Ю.М. Анализ поэтического текста. Структура стиха. — Л.: Просвещение, 1972, с. 349.

179. Лотман Ю.М. Руссо и русская литература XVIII в. Эпоха Просвещения. -Л.: Наука, 1967.

180. Луначарский A.B. Сочинения, тт. I VIII. - М.:

181. Мавродин В. Петр Первый. Л.: 1948, с. 313 - 315.

182. Магомедов Б.М. Очерки аварской дореволюционной литературы. — Махачкала, 1961, с. 159.

183. Магомедов Д.М. Единство многообразия. Диалектика национального и интернационального в социалистической художественной культуре. Махачкала: Дагкнигоиздат, 1977, с. 108.

184. Магомедов P.M. История Дагестана. С древнейших времен до конца XIX века. Махачкала, 1968, с. 340.

185. Маргулан А.Х. Основные этапы жизни и деятельности Ч.Ч. Валиханова. Всупит. Статья. Чокан Валиханов. Избранные произведения. — М.: Наука, 1987, с. 5-10.

186. Мелетинский Е.М. Средневековый роман. Происхождение и классические формы. -М.: Наука, 1983, с. 304.

187. Методология современного литературоведения. Проблемы историзма. -М.: Наука, 1978, с. 366.

188. Метченко А.И. Кровное, завоеванное. Из истории советской литературы. -М.: Сов. писатель, 1971, с. 427.

189. Метченко А.И. Избранные работы. В 2-х т. М.: Худ. литература, 1982, т. I - с. 495, т.П - с. 494.

190. Мусаханова Г.Б. Личность и общество в творчестве И. Казака. «Иырчи Казак — классик.», с. 63 - 74.

191. Мусаханова Г.Б. Очерки кумыкской дореволюционной литературы. Махачкала: Изд-во Дагфилиала АН СССР, 1959, с. 116.

192. Национальное и интернациональное в литературе народов Дагестана. Сб. статей. Махачкала: Изд-во Дагфилиала АН СССР, 1973, с. 256, 257.

193. Национальное и интернациональное в литературе и искусстве. Сб. статей. Отв. ред. М.Н. Пархоменко. М.: Мысль, 1964, с. 262.

194. Неупокоева И.Г. История Всемирной литературы. Проблемы системного и сравнительного анализа. -М.: Наука, 1976, с. 360.

195. Николаев П.А. Реализм как творческий метод. М.: Изд-во МГУ, 1975, с.

196. Никитин А. ««Лебеди» Великой Степи». // «Наука и религия». М.: 1989.

197. Николаев П.А. Историзм в художественном творчестве и литературоведении. -М.: Изд-во МГУ, 1983, с. 366.

198. Овчаренко А.И. М. Горький и литературные искания XX столетия. 3-е изд. -М.: Худ. Литература, 1982, с. 590.

199. Огнев В.Ф. Расул Гамзатов. -М.: Худ. литература, 1964, с. 142.

200. Огнев В.Ф. У карты поэзии. М.: Худ. литература, 1968, с. 311.

201. Озеров В. Новое в жизни, новое в литературе. М.: Худ. литература, 1964, с. 277.

202. Оскоцкий В.Д. Роман и история. М.: Худ. литература, 1980, с. 384.

203. Осьмаков Н.В. Историко-функциональное исследование произведений художественной литературы. Сб. «Русская литература в историко-функциональном освещении». -М.: Наука, 1979, с. 12, 13.

204. Осьмакова Л.Н. Хрестоматия по теории литературы. Уч. пособие для институтов. Всупит. статья П.А. Николаева. — М.: Просвещение, 1962, с. 448.

205. Очекр истории азербайджанской советской литературы. М.: Наука, 1963, с. 570.

206. Очерк истории балкарской литературы. — Нальчик, 1978, с. 451.

207. Очерки дагестанской советской литературы. Под общ. ред. С.М. Брейтбур-га. Махачкала, 1967, с. 206.

208. Палиевский П.Б. Литература и теория. М.: Сов. Россия, 1979, с. 288.

209. Песни народов Дагестана. Сост. Н.В. Капиева. Л.: Сов. писатель, 1970, с. 584.

210. Петин С. Собственный Его Императорского Величества Конвой. СПб.: 1911, с. 237.

211. Петров С.М. Основные вопросы теории реализма. Критический реализм. Социалистический реализм. -М.: Просвещение, 1975, с. 303.

212. Петросян A.A. История народа и его эпос. М.: Наука, 1982, с. 216.

213. Писатели Советского Дагестана (1934 1984). Сост. П.Ф. Забора. - Махачкала: Дагкнигоиздат, 1984, с. 256.

214. Плеханов Г.В. Литература и эстетика. В 3-х т. М.: ГИХЛ, 1958, т. I — с. 614, т.П-с. 670.

215. Подъяпольская. Восстание Булавина. — М.: 1962, с. 7.

216. Поляков М.Я. Вопросы поэтики и художественной семантики. М.: Сов. писатель, 1978, с. 448.

217. Поспелов Г.Н. Эстетическое и художественное. — М.: Изд-во МГУ, 1965, с. 360.

218. Поспелов Г.Н. Проблемы исторического развития литературы. — М.: Просвещение, 1971, с. 271.

219. Поспелов Г.Н. Вопросы методологии и поэтики. Сборник статей. М.: Изд-во МГУ,Т983, с. 336.

220. Поспелов Г.Н. Теория литературы. 0 М.: Высшая школа, 1978, с. 351.

221. Проблемы Просвещения в мировой литературе. — М.: Наука, 1970, с. 354.

222. Проблемы реализма в мировой литературе. М.: Худ. литература, 1959, с. 633.

223. Проблемы романтизма. М.: Искусство, 1967, с. 311.

224. Проблемы эстетики. М.: Изд-во АН СССР, 1958, с. 171.

225. Пронштейн А. Земля Донская в XVIII в. Ростов, 1961, с. 23 - 24.

226. Просветительство в литературах Востока. — М.: Наука, 1973, с. 319.

227. Пушкин A.C. Полное собрание сочинений.

228. Развитие реализма в русской литературе. В 3-х т. — М.: Наука, 1972 — 1974, т.1 с. 351, т.П, кн. 1 - с. 391, т.П, кн.2 - с. 520, т.Ш - с. 358.

229. Расул Гамзатов — поэт и гражданин. Сборник. Сост. К.И. Абуков. Махачкала: Дагкнигоиздат, 1976, с. 271.

230. Расулов М.-Р. Батырай. Сукур Курбан, Рабадан Нуров. Вопросы мастерства и новаторских тенденций. — Махачкала: Дагкнигоиздат, 1971, с. 232.

231. Ревякин А.И. Проблемы изучения и преподавания литературы. М.: Просвещение, 1972, с. 367.

232. Русский романтизм. Под ред. проф. H.A. Гуляева. — М.: Высшая школа, 1974, с. 360.

233. Савельев А.Г. Гнев народный. — Калуга, 1960.

234. Саидов М.-С. Д. Дагестанская литература XVIII XIX вв. на арабском языке. - М.: Изд-во восточной литературы, 1960, с. 11.

235. Салаватов А.-П. Йырчи Къазакъ. «Чечеклер» («Цветы»). — Махачкала, 1939.

236. Скитский Б.В. Очерки истории горских народов. — Орджоникидзе, 1972, с. 15.

237. Слово о литературе. Сб. статей. Махачкала: Дагкнигоиздат, 1969, с. 120.

238. Слово о Расуле Гамзатове. Сост. С.М. Хайбуллаев. Махачкала: Дагкнигоиздат, 1973, с. 227.

239. Смирнов В.Д. Очерки истории турецкой литературы. СПб, 1891.

240. Советская литература и мировой литературный процесс. Изображение человека. -М.: Наука, 1972, с. 460.

241. Советское литературоведение за пятьдесят лет. Сб. статей под ред. В.И. Кулешова. -М.: Изд-во МГУ, 1967, с. 554.

242. Современный литературный процесс и критика. — М.: Худ. литература, 1982, с. 470.

243. Соколова JI.M. Дагестан в русской советской литературе. Махачкала: Дагкнигоиздат, 1963, с. 100.

244. Султанов К.Д. Поэты Дагестана. Критико-биографические очерки. Махачкала: Дагкнигоиздат, 1959, с. 178.

245. Султанов К.Д. Расул Гамзатов. Очерк творчества. — Махачкала: Дагкнигоиздат, 1973, с. 224.

246. Султанов К.Д. Этюды о литературах Дагестана. М.: Сов. писатель, 1978, с. 269.

247. Султанов К.К. Поэзии неугасимый свет. Размышления. — Махачкала: Дагкнигоиздат, 1975, с. 160.

248. Султанов К.К. Достоинство слова. Махачкала: Дагучпедгиз, 1976, с. 96.

249. Султанов К.Д. Поэты и критика. — Слово о литературе. Махачкала, 1969, с. 65.

250. Султанов К.К. По законам художественности. — Махачкала:

251. Суменова 3. Жизнь и творчество Батырбека Туганова. — Батырбек Туганов. Рассказы и драматические произведения. Орджоникидзе, 1963, с. 3 - 25.

252. Сучков Б.Д. Исторические судьбы реализма. Размышления о творческом методе. Изд. 3-е доп. — М.: Сов. писатель, 1973, с. 503.

253. Тамадаева Х.Б. Эфенди Капиев. Жизнь и творчество. — Махачкала: Дагуч-педгиз, 1962, с. 142.

254. Твардовский А.Т. Статьи и заметки о литературе. М.: Сов. писатель, 1961, с. 221.

255. Теория литературных стилей. Современные аспекты изучения. — М.: Наука, 1982, с. 440.

256. Теория литературы: Основные проблемы в историческом освещении. В 3-х т. М.: Наука, 1962 - 1965, т.1 - с. 452, т.П - с. 486, т.Ш - с. 504.

257. Теппеев А. Кязим Мечиев. Нальчик, 1979, с. 119.

258. Тимофеев Л.И. Основы теории литературы. Изд. 3-е, испр. — М.: Просвещение, 1966, с. 478.

259. Тихомиров М.Н. Российское государство XV — XVII вв. М.: Наука, 1973, с. 39.

260. Тихонов Н.С. Сыны Дагестана. — Махачкала: Дагкнигоиздат, 1972, с. 144.

261. Толгуров З.Х. Движение балкарской поэзии. — Нальчик, 1984, с. 56 — 96.

262. Фадеев А. За тридцать лет. Избранные статьи и письма о литературе и искусстве. Изд. 2-е. -М.: Сов. писатель, 1959, с. 996.

263. Фокс Р. Роман и народ. М.: , 1960, с.

264. Хангишиев Д.М. Заметки о языке Й. Казака. «Йырчи Казак - классик.», с. 97-107.

265. Хасбулатов Х.М. Алибек Тахо-Годи. Жизнь и общественно-политические воззрения. Махачкала: Дагкнигоиздат, 1968, с. 126.

266. Храпченко М.Б. Творческая индивидуальность писателя и развитие литературы. -М.: Сов. писатель, 1970, с. 392.

267. Храпченко М.Б. Художественное творчество, действительность, человек. Изд. 3-е. -М.: Сов. писатель, 1982, с. 416.

268. Храпченко М.Б. Горизонты художественного образа. — М.: Худ. литература, 1982, с. 358.

269. Храпченко М.Б. Художественный метод и творческая индивидуальность писателя. М.: Наука, 1964, с. 243.

270. Художественный мир Махмуда и Кахаб-Росо. Сб. статей. Сост. С.М. Хай-буллаев, Ч.С. Юсупова. Махачкала: 1984, с. 164.

271. Художественные искания современной дагестанской литературы. Сб. статей. Сост. Ч.С. Юсупова, отв. ред. С.Х. Ахмедов. — Махачкала, 1983, с. 128.

272. Чудакова М.О. Эфенди Капиев. М.: Молодая гвардия, 1970, с. 240.

273. Чуковский К.И. Высокое искусство. О принципах художественного перевода. -М.: Искусство, 1964, с. 356.

274. Шаззо К.Г. Художественный конфликт и эволюция жанров в адыгских литературах. — Тбилиси, 1978, с. 238.

275. Шагабудинов М.Ш. Рабочее движение на Северном Кавказе в годы реакции (1907 1910 гг.). - Махачкала: Дагкнигоиздат, 1973, с. 144.

276. Шидфар Б. Арабское сказание о Лейле и Маджнуне. — Сказание о Мадж-нуне из племени Бену Амир. М., Наука, 1984, с. 463.

277. Шкловский В.Б. Заметки о прозе русских классиков. Изд. 2-е, доп. М.: Сов. писатель, 1955, с. 460.

278. Эйхенбаум Б.М. О прозе. Сборник статей. Л.: Худ. литература, 1969, с. 503.

279. ЭльсбергЯ.Е. Классическое наследство и художественное новаторство литературы социалистического реализма. — М.: Сов. писатель, 1959, с. 63.

280. Эльяшевич А.П. Единство цели, многообразие поисков в литературе социалистического реализма. Л.: Сов. писатель, 1973, с. 496.

281. Эстетический идеал и проблема художественного многообразия. М.: Мысль, 1968, с. 354.

282. Эфенди Капиев и его роль в развитии дагестанской советской литературы. Сборник статей. Сост и отв. ред. Кассиев Э.Ю., Хайбуллаев С.М. — Махачкала, 1981, с. 160.

283. Юсупова Ч.С. О современной аварской лирике. Махачкала: Дагкнигоиз-дат, 1970, с. 212.

284. Юсуфов Р.Ф. Дагестан и русская литература конца XVIII и первой половины XIX в. М.: Наука, 1964, с. 268.

285. Юсуфов Р.Ф. Русский романтизм начала ХЕК в. и национальные культуры. -М.: Наука, 1970, с. 424.

286. Юсуфов Р.Ф. Традиции Некрасова и младописьменные литературы. Некрасов и литература народов Советского Союза, с. 94 — 126.

287. Юсуфов Р.Ф. История литературы в культурфилософском освещении. -М.: Наука. 2005. 520 с.

288. Яндаров А.Д. Суфизм и идеология национально-освободительной борьбы. -Алма-Ата, 1975.1. Художественные тексты

289. Абдурахман Какашуринский. Стихи. Темирханшура, 1909.

290. Абусуфьян. Книга про этику. Темирханшура, 1914.

291. Абусуфьян. Столетний календарь. Темирханшура, 1911.

292. Абусуфьян. Сборник стихов. Симферополь, 1903

293. Абусуфьян. Сборник стихов. Темирханшура, 1903, 1909, 1912.

294. Алибеков М. Сборник стихотворений. Буйнакск, 1925.

295. Алкадари Г. Асари Дагестан. Махачкала, 1929.

296. Батырмурзаев Н. Давуд и Лейла. Повести. Махачкала, 1928.

297. Батырмурзаев Н. Сборник стихов и поэма. Махачкала, 1928.

298. Дагестанские лирики. Ленинград, 1961.

299. Казак Йырчи. Заман гелир. (Настанет время). Махачкала, 1980.

300. Коччакай Джамалдин. Как я умер и воскрес. «Дружба», №2, 1979.

301. Коччакай Джамалдин. Соберемся в Качалае. «Дружба», №3, 1980.

302. Мечиев Кязим. Стихотворения и поэмы. Нальчик, 1962.

303. Османов М. Кумыкско-ногайская хрестоматия. СПб., 1883.

304. Османов М. Насихат. (Назидание учащемуся). Казань, 1899.

305. Османов М. Сборник стихов. Буйнакск, 1926.

306. Османов М.А. Сборник стихов. Махачкала, 1995.

307. Поэзия народов Дагестана в 2-х томах. М., 1960, т.1.

308. Поэзия народов СССР конца XIX начала XX вв. М., 1977.

309. Пушкин A.C. Избранные сочинения в 2-х томах. М., 1978, Т.П.1. V Архивные материалы

310. Акты Кавказской археографической комиссии. T.II, с. 555; t.IV, с. 929.

311. Центральный военно-исторический архив. Ф. ВУА, ед. хр. 6200.

312. Государственный исторический архив Ленинградской области. Ф. 14, оп.1, ед. хр. 6425.

313. Республиканский рукописный фонд АН Аз.Р. Б-2089. 13364 (31-й ящик).

314. ЦГА РД, Ф. 379, оп. 1, ед. хр. 159; 203.

315. ЦГА COA . Ф, 12, оп. 6, д. 939; 287.

316. ЦГА COA. Ф, 12, оп. 2, ед. хр. 257.

317. ЦГА COA. Ф. 138, оп. 1, ед. хр. 23.

318. ЦГА РТ. Ф. 420, оп. 1, ед.хр. 202.

319. Дореволюционные периодические издания

320. Газеты «Юлдуз» (1906); «Вакыт» (1907); «Эдиль» (1908); Переводчик» -«Тарджиман» (1884-1904).

321. Журналы: «Шуро» (1909 1911); «Мусульманин» (1910; «Танг чолпан» (19171918).