автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Итоговая книга в поэзии последней трети XIX века: архитектоника и жанровая динамика

Полный текст автореферата диссертации по теме "Итоговая книга в поэзии последней трети XIX века: архитектоника и жанровая динамика"

На правах рукописи

Мирошникова Ольга Васильевна

ИТОГОВАЯ КНИГА В ПОЭЗИИ ПОСЛЕДНЕЙ ТРЕТИ XIX ВЕКА: АРХИТЕКТОНИКА И ЖАНРОВАЯ ДИНАМИКА

Специальность 10.01.01 - русская литература

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Омск 2004

Работа выполнена на кафедре русской и зарубежной литературы Омского государственного университета

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Комаров Сергей Анатольевич,

Ведущая организация: Российский государственный

педагогический университет имени А.И. Герцена

Защита состоится «30» ноября 2004 г. в 10 часов на заседании регионального диссертационного совета ДМ 212.179.02 по присуждению ученой степени доктора филологических наук в Омском государственном университете по адресу: 644077, Омск, пр. Мира, 55-а.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Омского государственного университета.

Автореферат разослан ¿.Л» октября 2004 г.

доктор филологических наук, профессор Слободнюк Сергей Леонович,

доктор филологических наук, профессор Штерн Миньона Савельевна

Ученый секретарь

диссертационного совета

кандидат филологических наук, доцент

£00S-4

Общая характеристика работы Предпринятое диссертационное исследование по специфике объекта и методологическим принципам принадлежит к одной из активно функционирующих в настоящее время отраслей филологии - цикповедению - и вносит посильный вклад в ее развитие. Проблема циклизации и одного из ее проявлений - книготворчества в русской лирике, несмотря на ряд посвященных ей плодотворных литературоведческих исследований, в настоящее время сохраняет свою актуальность, поскольку она связана с более общей проблемой жанрообразования, являющегося показателем специфики литературного развития в ту или иную эпоху. На протяжении XIX века распространение циклических форм в поэзии приобретало все большую масштабность, превратившись наконец в XX веке в устойчивую традицию. Данная тенденция была реализована в самых различных структурах, многие из которых до сих пор не изучены, а некоторые не выявлены или не осмыслены как самодостаточные типологические явления, - это определяет дополнительные импульсы для разысканий.

Актуальность темы обусловлена историей изучения контекстовых объединений. Отечественное цикловедение в составе филологии существует более трех десятилетий. Начавшись с отдельных опытов изучения циклических форм в 19601970-е гг. (работы Л.Я. Гинзбург, A.M. Гаркави, Н.В. Измайлова, В.А Сапогова, Л.К. Долгополова, З.Г. Минц, И.Г. Савостина, Т.П. Бусаловой и др.), с формирования первоначальных принципов анализа, оно постоянно расширяет охват материала, углубляет методологию. В 1980-е г. в исследовательской практике были разработаны основные дефиниции, характеризующие стихотворный цикл, сборник стихов, лирическую книгу, том собрания сочинений (исследования В.А. Сапогова, И.В. Фоменко, Л.Е. Ляпиной, М.Н. Дарвина, Л.В. Спроге, А.С. Когана, О.Г. Золотаревой). Однако многие понятия, особенно относящиеся к маргинальным контекстовым формам, реализующим индивидуальную специфику циклизации, до сих пор не закрепились, не заняли прочного места в словарях, энциклопедиях, учебной литературе, нуждаются в дальнейшем изучении на обширном художественном материале.

Основной этап цикловедения конца 1980-х - начала 2000-х гг. отмечен более высоким уровнем исследовательской методологии. Первоначальное накопление и систематизация материала позволили создать фундаментальные работы сравнительно-исторического, историко-типологического и теоретического плана. Объектом изучения оказалась поэтика лирического и прозаического цикла (монографические работы И.В. Фоменко). Стали объектом изучения типы объединения лирических стихотворений в условиях перехода от жанрового к внежанровому мышлению, способы их формирования (работы А.С. Когана). Природа «монтажных» структур была осмыслена в их родовой, жанровой и общеэстетической сути (М.Н. Дарвин). В цик-ловедческих исследованиях произошла, по выражению Л.Е. Ляпиной, «смена масштаба», спровоцированная результатами сопоставительного анализа, который выявил глобальность явления циклизации. В итоге цикл был изучен как общелитературный художественный феномен, в его эволюции, различной родовой природе (монографии Л.Е. Ляпиной). Знаменательно, что вектор изучения «мозаических» структур сдвинулся от первой половины XIX века в сторону XX столетия, от собственно циклов к лирической книге, явившейся действенным фактором развития поэзии. Предметом углубленного анализа стали переходные и синкретические жанро-

1РОС ИДЦИОИАЛЬЯМ1

миоттакл

во-родовые формы циклизации (лирическая книга в прозе ИАБунина рассмотрена в монографии М.С. Штерн).

Продолжает расти число исследований, направленных на определение индивидуальной природы контекстовых образований, их места в жанровом диапазоне автора. Это диссертации А.Ю. Козыревой о циклах Случевского; Е.Б. Кармаловой, А.А. Белобородовой о циклах и книгах Гумилева; Н.П. Уфимцевой о книге Цветаевой, А.В. Тагильцева о циклах Ахматовой. Сохраняется интерес к маргинальным «монтажным» формам, в которых находит выражение процесс циклизации. Их диапазон широк: от лейтмотивных комплексов и прациклических композиций, циклоидов и жанроидов (последний термин предложен Е.М. Таборисской) до несобранных издательских, исследовательских и читательских циклов (работы О.Г Золотаревой, А.С. Когана, Р.Г. Лейбова, К.И. Шарафадиной, О.В. Зырянова, И.Б. Непомнящего и др.).

Появились первые опыты системных коллективных исследований макрокон-текстовых форм, их дифференциации по хронологическому, стилевому, жанрово-архитектоническому принципу, например: Книга как художественное целое: различные аспекты анализа и интерпретации. Филологические штудии-3. Омск, 2003. Монографические работы, направленные на исследование книги как художественного феномена поэзии XIX в., пока не появились. Специфика циклизации конца XIX столетия как эстетического явления, обусловленного обстоятельствами кризиса искусства, к нынешнему моменту рассмотрена фрагментарно, далеко не все «дискретно-контекстовые» структуры этого времени выявлены.

Степень разработанности проблемы. Книготворчеству как одному из видов циклизации, имеющему собственную специфику создания макрообъединений, в раде работ также уделяется внимание, но в целом этот аспект исследований разработан явно недостаточно. История русской лирической книги XIX века едва намечена, различные этапы рассмотрены крайне неравномерно. Кроме того, в нее должен быть включен обзор и дифференцирующий анализ авторских и межавторских маргинальных формирований (дилогий, трилогий, взаимно-адресатных комплексов), которые создавали предпосылки тенденции метациклизации, нараставшей на протяжении всего столетия и рельефно проявившейся на рубеже веков. Эти обстоятельства обусловили внимание к обозначенному периоду книготворчества в данной диссертации.

Важнейшими индикаторами научного освоения лирического материала, в частности, лирических книг последней трети XIX в., являются издания «Библиотеки поэта» с ее малой и большой сериями. Если в них включаются книги стихов, то в значительно усеченном или несобранном виде. По ряду причин объем циклов, а тем более лирических книг в них значительно сокращен, что лишает возможности читателя, исследователя составить о них адекватное представление. Таковы выпуски «Стихотворений» Я.П. Полонского со вст. ст. Б.М. Эйхенбаума (Л., 1954), «Стихотворений и поэм» К.К. Случевского со вст. ст. А.В. Федорова (Л., 1962), «Избранных произведений» A.M. Жемчужникова со вст. ст. Е.А. Покусаева (М.; Л., 1963), «Полного собрания стихотворений» А.Н. Плещеева со вст. ст. М.Я. Полякова (М.; Л., 1964). Репринтные издания «Последних песен» Н.А. Некрасова (М., 1974) и «Вечерних огней» А.А. Фета (М., 1981) в серии «Литературные памятники» представляют отрадное исключение. Таким образом, книги стихов многих поэтов XIX века к

и почти не исследованными. Этим

определяется направленность диссертации: предпринять анализ ряда книжных структур лирики завершающего периода XIX столетия.

Эпоха конца XIX в. должна рассматриваться в качестве суммирующей, дополняющей результаты предшествующих периодов книготворчества и тем самым подготовившей иное эстетическое осмысление и широкое бытование книги стихов в XX столетии. Лирическая книга оказалась способной вместить кризисное, «переходное» мировидение человека рубежа веков, собрать воедино (если не в систему, то в некую совокупность) «арабески» его жизненных впечатлений, этических, религиозных, философских исканий, эстетических ценностей. Она выполняла миссию «соединения разбитых скрижалей» поэтической классики в период глобальной смены эстетических парадигм. Таким образом, актуальность данного исследования обусловлена малой изученностью отечественным литературоведением специфики лирического книготворчества переломного периода.

На современном этапе изучения лирики переходной поры следует выделить работы Е.В. Ермиловой, В.В. Кожинова, А.Б. Муратова, Н.Н. Скатова, СВ. Сапожко-ва, С. Л. Слободнюка, Е.З. Тарланова, Е.А. Тахо-Годи, Л.П. Щенниковой, А.Ю. Козыревой, в той или иной степени интегрировавших наблюдения и выводы предшественников. В то же время, анализируя произведения «переходных» поэтов, авторы научных работ, как правило, не делают цикловедческий ракурс приоритетом своих исследований.

Подчеркнем научную значимость раздела «Циклизация в лирике 1870-90-х годов» монографии Л.Е. Ляпиной «Циклизация в русской литературе XIX века» (СПб., 1999). Изучение циклов, подборок, циклов-разделов собраний стихотворений «промежуточных» поэтов (С.Я. Надсона, К.К. Случевского, К.М. Фофанова и Н.М. Минского) проведено в широком историко-литературном контексте. Масштаб исследования, определивший последовательное обозрение наиболее показательных для каждого периода XIX века циклических структур трех литературных родов, позволил Л.Е. Ляпиной определить специфику жанровой динамики поэзии конца XIX в. Обосновывается перспективное положение о том, что в завершающую столетие эпоху возрастает роль индивидуального эксперимента, проявляющегося в процессе организации сложных, отличающихся композиционной многоплановостью цикловых единств. Однако проблема лирической книги данного периода в монографии не рассматривается.

Научная новизна диссертации состоит в следующем: пришло время от вступительных статей в изданиях поэтов и глав-разделов в монографиях переходить к обобщающим работам о динамике крупных контекстовых форм в лирике данного времени. Предшествовать этому должно, во-первых, фронтальное выявление авторов, в творчестве которых присутствует или преобладает циклизация лирических произведений, определение роли различных цикловых форм в жанровом диапазоне каждого; во-вторых, очерчивание совокупности книжных изданий данного периода, их анализ, классификация и теоретическое осмысление; в-третьих, установление наиболее действенных, приоритетных способов циклизации для конца столетия. Данный период остается областью вопросов, ждущих научной постановки на обширном художественном материале, который собран далеко не полностью. В диссертации впервые выявлен и подвергнут аналитическому рассмотрению массив итоговых лирических книг переходной эпохи.

Историко-литературная значимость работы заключается в следующем: на основании впервые проведенного анализа книг «закатной серии» определяется их эстетико-функциональной значимость, что способствует углублению и расширению современных представлений о литературном процессе завершающего периода лирической классики XIX столетия.

Основным предметом научного анализа является ансамбль «последних песен» - итоговых лирических книг 1880 - начала 1900-х гг, созданный поэтами уходящего поколения середины века и их младшими современниками: Я.П. Полонским, A.M. Жемчужниковым, К.К. Случевским, А.Н. Плещеевым, И.В. Омулевским, К.М. Фофановым, А.А. Голенищевым-Кутузовым, С.А. Андреевским, А.А. Коринфским и др. Интересом к генезису «закатной серии», вниманием к индивидуальным особенностям контекстообразования в творчестве перечисленных авторов обусловлено исследование разнообразных канонических и маргинальных циклических форм рубежной эпохи. Анализ фрагментаризованных стихотворений, собственно циклов, монотематических и моножанровых отделов лирики в томах собраний сочинений поэтов, стихотворных и книжных дилогий и трилогий, межавторских диалогических композиций предпринят для определения путей формирования лирических книг, художественно целостных или потенциально тяготеющих к концептуально-образной, архитектонически и полиграфически овеществленной форме.

Объектом исследования предстает специфика циклотворчества в поэзии последней трети XIX в., реализованная в традиции создания многообразных «составных» макроструктур как фактора эстетической переориентации и подготовки новых жанровых тенденций Серебряного века. Представлены индивидуальные пути книго-творчества ряда крупнейших поэтов и опыты книжных изданий второстепенных авторов. Исследованы различные варианты итоговой книги как одной из базовых жан-рово-архитектонических форм в лирике переломной эпохи.

Методы исследования продиктованы свойствами художественного материала и задачами его изучения: сочетание историко-литературного и теоретико-типологического подходов позволило вскрыть специфику создания и функционирования книжных форм разных типов; системное, многоаспектное рассмотрение лирических макроструктур помогло установить мотивно-образные связи и архитектонику книг. Сравнительно-исторический и функциональный, а в ряде случаев культурологический и герменевтический анализ циклических структур способствовал выявлению причин и обстоятельств нарастания процесса метациклизации в поэзии конца столетия, выразившегося в создании межавторского книжного ансамбля.

Интерес к межтекстовым связям в лирике поэтов переходной эпохи определил необходимость выявления и исследования маргинальных композиций. Тенденция усиления количества контекстовых структур в лирике переходного периода, процессы их дифференциации и последовательной глобализации более всего проявляются в книгах, составивших массив итоговых изданий конца XIX столетия. Однако эти макроструктуры необходимо рассматривать в соотнесении с лирическими книгами других типов, а также с соизмеримыми формами: циклами, отделами и томами собраний сочинений.

Изучение жанровых процессов в поэзии переходной эпохи определило необходимость обращения к фундаментальным работам отечественных филологов-теоретиков и современных исследователей: А.Н. Веселовского, Б.М. Эйхенбаума,

В.М. Жирмунского, Ю.Н. Тынянова, Л.Я. Гинзбург, Ю.М. Лотмана, Т.И. Сильман, Б.М. Гаспарова, В.И. Тюпы, С.Н. Бройтмана, Р.С. Спивак, Н.Л. Лейдермана, СИ. Ермоленко, Ю.В. Шатана.

В методологическом обеспечении диссертации важную роль играют труды историков литературы, посвященные поэзии фетовско-некрасовского поколения и авторам «безвременья»: Б.Я. Бухштаба, Г.А Вялого, И.Л. Альми, А.В. Федорова, Н.Н. Скатова, А.Б. Муратова, Г.В. Краснова, Е.В. Ермиловой,"СЛ. Слободнюка, СВ. Сапожкова, ЕА Тахо-Годи, Л.П. Щенниковой. Использование и расширение терминологического аппарата цикловедения, определение приоритетных принципов анализа «монтажных» форм потребовало опоры на методологически продуктивные для разработки заявленной проблемы исследования циклических форм и процессов. Среди них наиболее приоритетны принадлежащие В.А Сапогову, Л.К. Долгополо-ву, З.Г. Минц, Г.В. Краснову, И.В. Фоменко, Л.Е. Ляпиной, М.Н. Дарвину, О.Г. Золотаревой, А.С Когану, М.С. Штерн, Е.К. Созиной, Н.А Кузьминой, К.И. Шарафа-диной, О.В. Зырянову, А.Ю. Козыревой. Разноплановый характер работ, обеспечивающих теоретико-методологический аппарат диссертации, объясняется не «кол-лажностью» случайного отбора, но многогранностью объекта изучения и необходимостью многоаспектного анализа художественных структур.

Главная цель диссертации - исследование обширного массива итоговых лирических книг 1880-1890-х гг. - обусловлена характером постановки и решения масштабных проблем, диктующих необходимость выявить по возможности полно звенья «закатной серии» книг, включая издания второстепенных поэтов, изучить наиболее совершенные из них, дать обзор остальных, разработать принципы анализа циклических макроструктур, предпринять попытку их архитектонической характеристики и классификации, определить роль в процессе жанрообразования рубежной эпохи.

Круг задач диссертации определяется обозначенными выше проблемами цик-ловедения, которые еще не достаточно освещены к настоящему времени:

> установить взаимосвязь мировидения крупнейших поэтов конца XIX в. и специфики контекстовых форм их лирики;

> определить роль отдельных поэтов в сохранении традиций циклообразова-ния предшествующего этапа и разработке новых, стоявших подчас на грани эксперимента;

> выявить и разграничить виды составных структур в лирическом наследии наиболее талантливых авторов, соотношение «монтажных» и «монолитных» форм;

> определить характер эволюции авторской циклизации, ее этапов на примере индивидуального творчества наиболее талантливых авторов книг-итогов;

> совершить попытку типологизации стихотворных книг дебютного, этапного, итогового вариантов в творчестве ряда поэтов второй половины XIX в.;

> аргументировать тенденцию усложнения циклических структур, контекстовой глобализации в творчестве ряда поэтов.

Практическая значимость работы заключается в возможности использования полученных результатов в исследовании широкого круга цикловедческих проблем, связанных с поэтикой, генезисом, типологией книжных и маргинальных циклических форм, принципами анализа, интерпретации макротекстовых образований. Результаты данной диссертации могут быть учтены также в дальнейшей разработке теории циклических жанров, при построении истории русской поэзии последней

трети XIX столетия, а также в преподавании истории и теории литературы, чтении спецкурсов по истории циклизации и литературной герменевтике. Возможно использование полученных результатов и выводов в сфере книгоиздания и в редакторской практике. Материалы диссертации привлекались автором при чтении лекционного курса «История русской литературы XIX века» и различных спецкурсов, а также при подготовке курсовых, дипломных, диссертационных кандидатских работ в Омском госуниверситете.

Результаты исследования апробированы на научных конференциях и симпозиумах: Фетовских чтениях в Курске 1985 и 1987 г.; Некрасовских чтениях в Ярославле 1987 г.; конференциях Томского университета по проблеме метода и жанра 1987 и 1989 г.; конференциях, посвященных юбилеям Ф.М. Достоевского, А.С. Пушкина, Ф.И. Тютчева, на Славянских чтениях в Омске 1995, 1997, 1999,2000, 2003 г.; на Дергачевских чтениях и методических конференциях в Екатеринбурге 1998, 2001, 2002 г.; на Герценовских чтениях в Санкт-Петербурге 1987, 1995, 2000,

2002 г. В последние годы результаты проведенного исследования были представлены на международных научных конференциях: «Европейский лирический цикл» в Москве 2001 года; «Проблемы религиозной и философской герменевтики» в Омске

2003 г.; «Культура и интеллигенция. Россия между рубежами веков. Метаморфозы творчества. Интеллектуальные ландшафты (конец XIX - начало XXI в.)» в Омске 2003 г.; «Интертекст в художественном и публицистическом дискурсе» в Магнитогорске 2003 г., «Итоги и перспективы развития литературы и литературоведческой мысли XX века. К 200-летию Харьковского университета» 2003 г. Состоялись выступления с докладами на Всероссийских конференциях: «Пушкинские чтения-2003» в Санкт-Петербурге; «Региональные культурные ландшафты: история и современность» в Тюмени 2004 г., а также на конференциях различного профиля в Барнауле, Иркутске, Ишиме и др. городах. Основные положения диссертационного исследования опубликованы в трех учебных пособиях (общий объем 20,8 п.л.). Все предшествующие опыты обобщены в монографии автора: «Итоговая книга в поэзии последней трети XIX века: Архитектоника и жанровая динамика». Омск, 2004 (21,2 п.л.). Кроме того, отдельные «развороты» исследования отражены в выпусках коллективного издания Омского университета «Филологические штудии» (отв. редактор О.В. Мирош-никова): «Анализ художественного текста» (1998 г.), «Слово - текст - контекст: иерархия художественных смыслов» (2000 г.), «Книга как художественное целое: различные аспекты анализа и интерпретации» (2003 г.). По теме диссертации опубликовано 44 статьи научного и учебно-методического характера (в том числе и в изданиях, рекомендованных ВАК, в сборниках по итогам международных и российских конфе-

• ренций). Общий объем опубликованных по теме диссертации работ превышает 50 п.л. Различные главы диссертации и работа в целом обсуждались на заседаниях кафедр: русской и зарубежной литературы Омского госуниверситета, новейшей отечественной литературы Омского педагогического госуниверситета и русской классической литературы Уральского госуниверситета в 2001,2003,2004 гг.

Положения, выносимые на защиту-1. Книга стихов как многосоставная контекстовая форма в своих наиболее эстетически завершенных, концептуально и структурно целостных образцах представляет собой своеобразный аналог лирического жанра, обладает достаточно устойчивой архитектоникой, что обеспечивает возможность ее «воспроизводства» в

качестве жанровой структуры, в которой реализуется миромоделирующая функция искусства.

2. Итоговая лирическая книга, представленная в творчестве поэтов второй половины XIX века, рассматривается как разновидность циклической формы, характеризующейся внутренним единством мотивно-образного комплекса и спаянностью составляющих ее компонентов.

3. В творчестве поэтов 1880-1890-х гг. (Я.П. Полонского, A.M. Жемчужникова, К.К. Случевского, А.Н. Плещеева, И.В. Омулевского, А.А. Голенищева-Кутузова и др.), ориентирующихся на итоговые издания классиков (Н.А. Некрасова и А.А. Фета), создается целый ряд канонических и маргинальных вариантов итоговых книг; два основных типа контекстовых макроструктур (книга-цикл и книга-композиция), стихотворные и книжные дилогии и трилогии, многочастные ансамбли, межавторские диалогические синопсисы.

4. Ансамбль итоговых книг в отечественной традиции складывается в последней трети XIX в., чему способствовала историко-культурная ситуация: смена поэтических поколений, эстетических парадигм, необходимость соединения «раздробленных скрижалей» классического искусства.

5. Целостность итоговых лирических книг Я.П. Полонского базируется на последовательной реализации моносубъектной специфики авторского мировидения, на нивелировании разножанрового характера составляющих произведений-фрагментов, на хронологической последовательности их расположения в композиции, корректирующейся мотивно-ассоциативным интегрированием.

6. Итоговые книги А.М.Жемчужникова «Песни старости» и «Прощальные песни» представляют собой дискретно-целостные контекстовые формы и показательны с точки зрения активизации процесса метациклизации 1880-1900-х гг. Создание Жемчужниковым лирической дилогии, составленной не из двух стихотворений, не из парных циклов, но из связанных многими линиями двух книг, знаменует процесс жанровой глобализации в лирике, укрупнение составных контекстовых форм, все чаще появлявшихся на смену традиционной поэме.

7. В лирике К.К. Случевского от первых опытов до поздних произведений прослеживается нарастание контекстового принципа мышления, одним из показателей которого является ряд лейтмотив ных линий; они выполняли функцию структурно-семантических парадигм, оформляя наряду с циклами и разделами целостность авторской лирической системы. Итоговая книга поэта «Песни из Уголка» представляет собой исключительно масштабный, разросшийся цикл (лирическая книга первого типа), внутренне сложно структурированный, с большим количеством варьирующихся мотивных комплексов, движением которых создается ритмический рисунок целого. Подобная конструкция целого вполне отвечает универсальности авторского мировидения и является одним из способов выражения концепта итоговости.

8. Череда книг-завещаний была воспринята поэтами второго ряда как творческая тенденция, на которую можно было ориентироваться. Усвоение-варьирование «эпигонами» образцов итоговой книги и почти одновременное развитие, глубокая трансформация жанровой традиции большим искусством Серебряного века -еще одно свидетельство устойчивости формы, возможностей реализации ее ми-ромоделирующей функции.

Структура диссертации определена задачами изучения книготворчества последних десятилетий XIX века в его эволюции и разнообразии форм. Работа состоит из введения, шести глав, заключения и библиографии.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновывается выбор темы исследования, ее актуальность и научная новизна, характеризуются предмет и объект изучения, определяются цели и задачи, теоретико-методологическая основа, практическая значимость, указываются формы апробации, формулируются положения, выносимые на защиту, а также аргументируется структура диссертационной работы.

В первой главе «Лирическая книга как устойчивая контекстно-циклическая форма» объектом изучения становится поэтика книги стихов, исследуется ее жанрово-архитектоническая природа, соотношение с другими циклическими формами. Особое внимание уделяется принципам функционирования стихотворения и цикла в составе книжного целого, методике анализа лирической книги как многосоставной контекстовой формы. Обосновывается теоретико-типологический подход к определению художественной природы книги стихов; сопоставляются различные точки зрения современных исследователей на ее жанровый статус; определяются общие закономерности обращения ряда поэтов к циклическим формам.

Во второй половине XIX в. усиливается тенденция к укрупнению лирических форм «составной» («фрагментаризованной») специфики, к усложнению межтекстовых взаимоотношений внутри авторских поэтических систем, а также к активизации межавторских реминисцентных связей. В творчестве различных поэтов второй половины века циклы и книги складывались не сразу, подчас тенденция циклизации находила свою реализацию в создании переходных и синкретических образований. В их число входят: объемные повествовательные, медитативные или изобразительные стихотворения нестрофической композиции («большая лирическая форма»); крупные фрагментаризованные стихотворения с нумерацией строф; многочастные стихотворения-минициклы с общим заглавием и подзаголовками частей. Возникают и более сложные конфигурации: авторские стихотворные дилогии и трилогии; межавторские композиции: диалогические диптихи, гомонимные циклы-дублеты, основанные на принципе взаимной адресации. Распространяются иронико-сатирические циклы вариаций, подражаний, стилизаций, пародий; серии травестий-ных «перелицовок», «диалогов», объединяемые псевдонимом, пародийным персонажем или маской. В книжных контекстах создаются объективные предпосылки для выявления «несобранных» адресатных циклов любовной, юбилейной, мортальной тематики. Реализуется традиция собирания в отделы «стихотворений на случай» и «смесь», повторяющиеся в нескольких авторских книжных изданиях. Пишутся даже циклы эпитафий (по сведениям Т.С. Царьковой); путевые, сезонные рецептивные комплексы-«циклоиды». Во многих изданиях обычными становятся объединения пьес-фрагментов под часто повторяющимся заглавием «Отрывки из ...» (поэмы, дневника, цикла), тематической или жанровой серии произведений.

Подобные формы в индивидуальной поэтической практике могли видоизменяться. Исследователи давно заметили, что, рассматривая их, «зачастую трудно, а порой и невозможно провести границу между многочастным стихотворением и циклом, циклом и подборкой, сборником и книгой стихов» (И.В Фоменко). Симптома-

тично, что «мозаические» конфигурации были присущи поэтам, творческий метод которых отмечен циклизацией как одним из доминирующих принципов. Далее проводится обзор циклических структур различных поэтов.

Совокупность творений поэта начинает приобретать в креативном и критико-рецептивном восприятии контекстовый характер, определяя тяготение к книжным формациям, в том числе и к структурно целостной лирической книге как своего рода метонимической «проекции» художественного мира автора. Процесс жанрового укрупнения обозначился уже в середине века: в творчестве Н.А. Некрасова, А.А. Фета, Я.П. Полонского, А.Н. Плещеева, А.Н. Майкова, A.M. Жемчужникова циклические структуры разного рода, в том числе и цельные книги стихов, повышают свою значимость, а иногда, вбирая в свой состав поэмы, начинают доминировать в жанровом диапазоне поэтов. Позже в творчестве их младших современников К.К. Случевско-го, А.Н. Апухтина, С.А. Андреевского, Л.Н. Трефолева, А.А Голенищева-Кутузова, И.В. Омулевского (Федорова) макротекстовые объединения становятся едва ли не преобладающими.

Делается попытка сопоставления и разграничения (насколько это возможно) базовых фрагментарных форм. Необходимо четко представлять различия двух основных книжно-циклических структур (стихотворного сборника и лирической книги) теоретически, но стремление к системности анализа, адекватной их природе, вряд ли должно провоцировать категорическое разграничение переходных и пограничных форм в процессе аналитического рассмотрения конкретного материала. Стихотворный сборник и книга стихов - типы полиграфических изданий лирики, первый из которых создается как свободная форма публикации произведений автора одного периода, темы, жанра, не связанных общим замыслом; второе изначально мыслится как системное образование, призванное стать проекцией либо одной грани, либо всего индивидуального художественного мира поэта.

Теоретическая модель книги может выстраиваться по аналогии с трехуровневой моделью литературного произведения, принятой в современном литературоведении:

1) текст (гетерогенная структура): стихотворения, циклы, поэмы, отделы и другие компоненты, их последовательность и соотнесенность, расположение в пространстве книги, отношение части и целого, рамочной сферы и основного стихового массива;

2) художественный мир: единый хронотоп, субъектная организация с ее специфическими формами, единство предметно-изобразительного плана (образного строя), жанровая динамика, взаимодействие различных способов миромоделирования;

3) идейно-концептуальный уровень: тематические и мотивные комплексы, лейтмотивы, коллизии психологического или метафизического плана.

Кроме широкого литературоведческого толкования книги, в данном случае книги стихов, следует учитывать и более специальное текстологическое понимание. Архитектоника и композиция, субъектный строй, пространственно-временной континуум той или иной макроструктуры складываются в зависимости от характера ее создания, внесенных автором или редактором изменений, истории первой и последующих публикаций, текстовых вариантов, формирования канонического текста.

В современном литературоведении сложилось представление о книге как контексте, который проецирует смысловую энергию целого на отдельное стихотворение, в свою очередь, стихотворение противостоит его элементу (образному слову,

интонации, ритмической единице), но книга изоморфна стихотворению как один носитель художественной целостности другому.

Для обозначения текстовой природы любого циклического жанра иногда пользуются термином гипертекст, который понимается как «система, иерархия текстов», представляет собой «единство и множество текстов» (по определению В.П. Руднева). Это соответствует смыслу приставки hyper — над, сверх, подчеркивающей преобладание совокупного значения художественно-метафорического целого над значимостью элементов, контекстовой грани над дискретно-текстовыми. Хождение приобрел и употребляемый в качестве синонимического термин метатекст, акцентирующий заложенный в первой части слова оттенок заместительности, обозначения структуры, возникающей после единичного текста. В этом аспекте книга превращает «пуантировочные» штрихи изображения мира, «дискретные» оценочные реакции в целостный концептуальный смысловой строй.

Наконец, в практике культурологического анализа циклических структур, чаще всего в лингвистическом аспекте анализа книги появляется термин интертекст как показатель текстовой специфики книги стихов (например, в работах НА Кузьминой), однако употребление его не закреплено, слишком велик диапазон применений, ни в одной из цикловедческих работ он не появляется. Тем не менее термин нашел плодотворный вектор употребления, но каждый раз необходимо при использовании оговаривать область и смысловой режим его применения.

При обращении к лирической книге важно учитывать специфику ее формирования. Книга в лирике может строиться, подобно собственно циклу, «первичным» и «вторичным» способами («проспективно» и «ретроспективно»). Как показывают наши наблюдения, первый путь ее организации из последовательно создаваемых произведений-компонентов (или «заполнения» ими некоего предначертанного общей идеей объема) более характерен для XX века, когда составные макроструктуры стали привычными, общеупотребительными. Классическими примерами служат дебютные книги М.И. Цветаевой, А.А. Ахматовой, Н.С. Гумилева. Чаще книжное целое возникает как эстетическая «вторичность», результат авторского соположения уже напечатанных раздельно стихотворений, циклов и крупных лирических форм, что присуще веку XIX. Одним из вариантов второго способа является путь преобразования цикла в книгу через увеличение его объема, создания рамочной сферы, структурирования отделов и других внутренних подразделений - по этому пути шли И.В. Омулевский-Федоров, К.К. Случевский, А.А. Коринфский, К.Н. Льдов и др.

В этой же главе рассматриваются функции стихотворения и цикла в архитектонике лирической книги. При кажущейся адекватности (служить фрагментами новой художественной целостности) архитектонические задачи этих форм в составе книги необходимо разграничивать.

Стихотворение обозначает момент, мгновенный «снимок» художественного мира поэта; цикл — существенную грань мировидения, этап процесса миростроения. Стихотворение, как и цикл, в определенной мере утрачивает самостоятельность, попадая в большой контекст, но оно «теряет» меньше, оставаясь основной «атомарной» единицей текстовой иерархии книги. Его смыслообраз в условиях контекстовых ассоциативных перекличек одновременно «сужается», становясь более конкретным и направленным на развитие определенной темы, стиля, и «расширяется», обретая ассоциативный ореол книжного многозначия. Цикл в процессе подготовки

лирической книги чаще всего перестраивается и перекраивается автором в соответствии с новым, более объемным замыслом, теряя свою первоначальную текстовую целостность, из самостоятельной жанровой формы превращаясь в раздел книги стихов. Если книга состоит из жанровых разделов и в них акцентируется жанровая однородность, в этом случае целостность книги созидается «поверх» жанровых циклов-разделов на основе общей концептуальности как метажанровое (и полижанровое образование). Если же книга основана на хронологическом принципе и представляет собой «историю души», «историю исканий» философского, религиозного или социального плана, «дневник», «духовное завещание», то разделы-циклы складываются в единое целое как этапы изображаемой истории, как страницы дневника, как пункты завещания или грани духовного портрета художника.

В аспекте статики/динамики пространственно-временного целого книги стихотворение сохраняет исконную родовую роль - «запечатлеть мгновенье» быстротекущей жизни во всей плотности лирического вещества; за циклом остается право выразить процессность внутренней жизни личности, калейдоскопичность окружающего мира. Их «сюжетообразующие» функции определены тем, что стихотворение равно одной ситуативной фазе развертывания мотива, состояния души; цикл, как сюжетная линия в романе, осуществляет развитие определенного мотива во времени и пространстве или создает мозаику внешних впечатлений и реакций на них (в циклах путешествий); жанровый цикл-раздел выстраивает цепочку эмоционально-изобразительных моментов в определенном ракурсе (элегическом, лирико-мелодическом, сонетном); цикл монотематический - в рамках заданного мотива, свойственных ему метафоричности, субъектного строя.

Стихотворение подчиняется жанровой доминанте цикла-раздела, в который оно входит, в той же мере, в какой ее и формирует; циклы, демонстрируя каждый свою жанровую установку и взаимодействуя друг с другом, обусловливают метажанро-вую специфику книги. В мелодико-ритмическом плане стихотворение - нота, аккорд, циклы - музыкальные темы, взаимодействие которых обеспечивает сложную гармонию художественной структуры.

Стихотворение и книга - формы-антиподы (микро- и макрожанр). Цикл есть жанр-посредник, причем иногда автор обходится без него, строя книгу вне разделов, тогда значимость отдельного стихотворения повышается, стихотворения лепятся «гроздьями, гнездами» (М. Цветаева), линиями лейтмотивов, т.е. циклизуются (возникает имплицитная цикличность. Стихотворение в составе книги может иметь или не иметь заглавие, часто его теряет при переносе текста в книгу, чем подчеркивается сравнительная однородность микрожанров и их относительно равная подчиненность замыслу целого; цикл всегда имеет заглавие, сохраняемое и при переходе «под крышу книги», что удостоверяет его большую архитектоническую значимость. Сочетанием и взаимосвязью циклов и создается многосоставное архитектоническое образование - книга-композиция. Текст стихотворения (порядок слов, строф) и в составе книги стабилен, даже гипотетически не может быть подвержен «изъятиям»; составной макротекст цикла в строении книги условно открыт для авторского, издательского и читательского комбинирования фрагментов.

В процессе анализа лирических книг становится ясно, что роли той и другой формы изменяются, отражая процесс исторических трансформаций внутри лирического рода, в частности преобразование жанрового статуса отдельного произведения

малой формы: от понимания его как «перла создания», «магического кристалла», характерного для пушкинской поры, до «фрагмента» в лирике середины века, а тем более «поэзии безвременья», когда «магический кристалл» классического искусства «был разбит вдребезги» (С. Андреевский). Следовательно, и каждое стихотворение «последних могикан» уходящего века уже не вмещало «бездны пространства». Эстетический акцент перемещался на более емкие и репрезентативные структуры.

Наблюдения над лирическими книгами разных авторов позволили прийти к выводу о том, что любое стихотворение, наряду с другими компонентами книжной структуры, полифункционально. Перечисляются и характеризуются возможные роли отдельного стихотворения в составе лирической книги: стихотворение-прототекст, стихотворение-эпиграф, стихотворение-увертюра, стихотворение-посвящение, стихо-творение-«завязка», стихотворения-«звезды», рефренные, «буферные» и др.

Первыми теоретиками лирической книги стали ее создатели-практики, поэты Серебряного века В.Я. Брюсов, К.Д. Бальмонт, А. Белый, А.А. Блок, М.И. Цветаева, Н.С. Гумилев, О.Э. Мандельштам, Б.Л. Пастернак. Их высказывания заложили основу последующих определений, так же как их опыты послужили образцами книго-творчества искусству нового времени. Представлен обзор терминологических вариантов определения книги стихов.

Лирическая книга в восприятии ряда поэтов представляет собой издание, полиграфически овеществляющее концептуально-этапный комплекс стихотворений, лейтмотивов и циклов-разделов, структурированный по замыслу автора как художественное единство, как системно-образное выражение его индивидуального метода, его мировидения, как проекцию егохудожественногомира.

Сборник стихотворений — издание, представляющее читателю совокупность авторских произведений одного жанра, темы, тональности или хронологического этапа творчества, не имеющее единого концепирующего замысла, общего архитектонического решения.

Разные поэты по-разному оценивали возможности этих форм: для одних существенный приоритет получала лирическая книга, для других издания были равноценными по художественным достоинствам, их отличия лежали в области функционирования. Так, М.И. Цветаевой было присуще четкое разграничение понятий сборника с его «выбранными стихами» и книги стихов как органичного и цельного «этапа, части пути»: «отбор, поэтому не этап: не часть пути, а, если хотите, вечное со-

1

путствие» .

Наиболее важным и сложным, вызывающим много споров, является вопрос о жанровой специфике циклических форм. В работах современных исследователей свойства книги редко отграничиваются от признаков цикла. Мнения ученых сводятся к двум основным позициям: 1) цикл - лирический жанр; 2) цикл - сверхжанровая форма или метажанровое явление. Поэтому жанровая природа книги характеризуется по тем же параметрам, что и природа цикла. В пользу того и другого толкования в работах отечественных цикловедов приведено немало весомых аргументов. По современным определениям, базовым свойством «монтажного» произведения (цикла/книги) называется принцип «художественно-системного» (И.В. Фоменко) или «тексто-контекстового» (Л.Е. Ляпина) функционирования. Отсутствие разграниче-

1 Цветаева М.И. Собр. соч.: В 7 т. М., 1995. Т. 7. С. 396.

14

ния цикла и книги акцентирует их общее свойство: в отличие от подборки и сборника обе формы представляют собой дискретно-целостные структуры, «произведения-циклы» (Л.Е. Ляпина), многосоставные эстетические адекваты монотекстовым произведениям.

В ряду дефиниций, характеризующих лирическую книгу, может быть применен термин метажанр. Не относящийся к общеупотребительным, он, тем не менее, имеет четкие грани своей содержательности. Поскольку в исследованиях о лирических жанрах определением метажанр пользовались немногие,, отмечаются различные толкования понятия. Ю.Н. Тынянов сформулировал положение, устанавливающее статус метажанра. Так, характеризуя оду как «старший жанр»2 в жанровой системе классицизма, он имел в виду ее концепирующий «конструктивный принцип», делающий оду самой репрезентативной для эпохи структурой, чье влияние распространяется на другие, соположенные ведущему, жанры. Как видим, одно из значений термина метажанр - старший, доминирующий, влиятельный, универсальный жанр среди других жанров эпохи, главенствующего в ней литературного направления.

По мнению Р.С. Спивак, метажанр - это структурно выраженный, устойчивый инвариант многих исторически конкретных способов художественного моделирования мира3. Действенным является понятие метажанра и в монографии СИ. Ермоленко. В этом исследовании метажанровое образование в лирике трактовано как конструктивный принцип, позволяющий характеризовать художественную целостность произведений, «благодаря которому создается единый для данной целостности образ миропереживания и единый образ лирического субъекта, носителя этого

4

переживания» .

Книгу стихов итогового характера, о которой пойдет речь в следующих главах, можно отнести к метажанровым явлениям на основе господства в ней принципа подчинения входящих в нее произведений единому сверхжанровому замыслу, мета-коллизии всей структуры, а кроме того, учитывая особенности ее исторического функционирования: исполнять роль ведущей архитектонической формы, признанной модели преобладающего в данную эпоху типа миропереживания (при всех индивидуальных его проекциях).

Подводя итоги обзору позиций цикловедов, основываясь на собственных наблюдениях, автор диссертации приходит к выводу о необходимости соотнесения жанровых характеристик лирической книги с двумя типами ее целостной организации. Первый - тот, в котором отчетливо проступает архитектоническая основа целого. Ярким примером может служить книга Н.А. Некрасова «Последние песни», состоящая из двух разделов, первый из которых содержит элегии, послания, молитвы, романс и др. пьесы; второй - сатирическую поэму, отрывки из поэмы, колыбельную. И все это есть «Последние песни», заглавие которых - обобщенно-мотивная эмблема предсмертной схватки жестокой болезни и возрождающего творчества. Сложной архитектоникой отличаются и «Песни жизни» И.В. Омулевского (Федорова), «Перед

2 Тынянов Ю.Н. Ода как ораторский жанр // Тянянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. С.245.

3 СпивакР.С. Русская философская лирика: проблемы типологии жанров. Красноярск, 1985.

4 Ермоленко СИ. Лирика М.Ю. Лермонтова: жанровые процессы. Екатеринбург, 1996. С. 40-41.

закатом. Очерки дум и природы и песни о любви» Д.К. Лизандера, в которых каждый цикл-отдел воплощает грань единого авторского мироотношения. Подобные издания получили наименование «многогранник книги» (И.В. Фоменко).

Кроме книг первого типа есть немало таких, композиция которых строится на основе взаимодействия лейтмотивов, тематических комплексов, ассоциативных цепочек, не структурированных внешним образом («Вечерний звон» Полонского, «Песни старости» Жемчужникова, «Песни из Уголка» Случевского и др.). Книги второго типа могут быть малого или большого объема, различной тематики, нередко их отличает моножанровость, проявляющаяся двояко. В одном случае - наличием в составе метажанра произведений единой природы: только сонетов или посланий, или эпиграмм. В другом - книга может содержать разнородные произведения, подчиненные определенной жанрово-тематической доминанте, пронизанные смысловой интенцией метажанрового свойства. Последняя книга Жемчужникова принадлежит второму типу. «Прощальные песни» - единый циклический текст, без рубрикации. Пейзажные стихотворения, думы и эпитафии образуют единый контекст песен — задушевного завещания-исповеди. Перед нами не композиция циклов-отделов, как у Некрасова, а довольно объемный «цикл в полиграфическом исполнении». Многосложность, динамичность, а часто и внутренняя конфликтность образной модели мира характерна именно для книг первого типа, книжно-архитектонических образований. Но она не сродни монотематизму и «единству настроения» книг-циклов.

Следовательно, «жанровый класс» лирической книги подразделяется на два типа по специфике архитектонического решения: книга-композиция (циклов-отделовл и книга-цикл Разумеется, существуют и различные комбинации этих типов. Бытованием этих разновидностей объясняется разноречивость исследовательских определений.

Не имея ни твердо заданного объема, ни канонической формы, книга стихов обладает рядом признаков, роднящих ее с другими формами циклизации и отличающих от них:

• подобно собственно циклу, по степени авторского, редакторско-издательс-кого, исследовательского и читательского участия в ее создании она может быть авторской, соавторской и рецептивной;

• по истории создания - «первичной», т.е. изначально задуманной в виде цельной художественной структуры составного типа, или «вторичной», т.е. составленной из ранее созданных и напечатанных стихотворений, циклов и поэм;

• по тематике — монотематической и политематической, т.е. содержащей несколько взаимодействующих лейтмотивных «сюжетообразующих» линий или мо-тивных комплексов; циклов-отделов;

• по композиционной специфике - однородной (состоящей только из стихотворений или из циклов-разделов) и многосоставной (включающей на равных правах и стихотворения, и циклы, и поэмы);

• по жанровой специфике - моножанровой (книгой-дневником, элегической книгой, книгой посланий, поэтическим альбомом) и полижанровой (основанной на принципе взаимодействия, контаминации нескольких жанровых тенденций, подчиненных единой метажанровой задаче);

• по специфике субъектного строя - моносубъектной, с доминированием формы лирического героя, путешествующего автора-повествователя, а также высту-

пающего в роли репортера-«физиолога» автора-наблюдателя, или полисубъектной, ролевой, в которой условная диалогичность реализуется посредством авторских масок и персонажей;

• по пространственно-временной структуре - широкий диапазон различий как индивидуальных, так и складывающихся в определенные типы (книги элегий-воспоминаний с преобладанием ретроспективных параметров времени и воображаемых путешествий по дорогим местам юности, книги-завещания, в основе которых находятся оппозиции «теперь и прежде», «отцы и дети», «здешнее и загробное» и др.).

В завершающем разделе главы характеризуется специфика восприятия и анализа лирической книги. «Коллажные» художественные произведения, к которым принадлежит книга стихов, требуют от читателя не только высокой культуры, но и специальных знаний, подчас ставящих его в положение исследователя. Читатель, даже если он знаком с текстами-компонентами, из которых вылеплена книга, оказывается в изначальной поисковой позиции. Он вынужден открывать законы сцепления частей, семантический ритм новой структуры. Таким образом, если каждый жанр лирики предполагает наличие особого типа восприятия, особого типа читателя, то свой имплицитный читатель таится и в недрах книжной структуры. Типология циклических образований должна строиться с учетом рецептивной специфики, поскольку многокомпонентность книги стихов предуказывает особый тип читательской реакции: концепированной, интегративной. В ходе историко-литературного процесса за циклом и книгой все более закреплялось свойство, по высокой частотности своего проявления все более становящееся одним из жанровых признаков составной структуры: соответствие образно-концепирующей интенции автора образно-концепи-рованной рецепции читателя. Иными словами, процесс циклизации продуцировал особый тип восприятия. Его носитель должен обладать качествами профессионала-филолога или такого любителя, которому под силу в своем прочтении не только воспринять линейно-суммарный смысл цепочки одножанровых или однотемных стихотворений, но и быть способным представить весь сложный и многосферный объем книги как авторского мирообраза.

Попытка определить пути разбора цикла и книги стихов заставляет вспомнить ряд высказываний о литературном произведении таких русских мыслителей и художников, как И.Ф. Анненский, М.А. Волошин, П. А. Флоренский, перекликающихся с современными герменевтическими идеями и методами рецептивной эстетики. Художественное целое, по мнению П.А. Флоренского, представляет собой «культурно изолированное от окружающей речевой среды высказывание, отличающееся от других особым, нелинейным строением» и моделирующееся точнее всего с помощью круга. Овладение его (произведения) смыслом происходит в результате и при условии наличия у читателя «круглого мышления». Процесс подобной рецепции проистекает из представления о круге как о символе, ярче всего выражающем идею «единства, бесконечности и законченности, высшего совершенства»5. Необходимо одно уточнение: если цикл естественно представить как линию, замыкающуюся в круг, то книга — не столько круговая, сколько сферическая модель или шаровой объем. Разумеется, подобные представления условны, но их соотношение позволяет более точно разграничивать две составные формы и учитывать их специфику в процессе анализа.

ФлоренскийП.А. Сочинения: В 4 т. Т.З (1). М., 2000. С.38-39,42-43.

17

Вторая глава «От цикла стихотворений - к циклу лирических книг: формирование книжного ансамбля «последних песен» в поэзии конца XIX века»

посвящена этапам становления и развития традиции итоговых книг, созданных двумя поколениями поэтов: середины века и рубежа веков, результатом чего явился книжный массив, включающий более тридцати изданий.

Бесспорно, периодом канонизации книги стихов как целостной формально-содержательной формы в русской культуре явился Серебряный век. Об этом периоде в указанном аспекте написано и пишется больше всего работ, хотя типологизация лирической книги Серебряного века и сейчас еще находится в состоянии фактографического поиска, анализа отдельных структур, стадия теоретического обобщения -впереди. Однако подчеркнем еще раз: всплеск поэтического книготворчества, характеризующего культуру Серебряного века, был подготовлен предшествующим, более чем двадцатилетним периодом накопления опытов издания целостных лирических книг, первичного осознания этой традиции. С этим связана необходимость введения в научный оборот малоизвестных фактов, последовательное изучение способов создания книг, а также определение их общих признаков.

Одной из закономерностей развития русской культуры конца XIX столетия, как известно, явилась смена двух поэтических поколений, двух эстетических систем, что не могло произойти внезапно. Она подготавливалась постепенно, созревала в опытах не только новых, но и прежних писателей. В русской лирике 1870-1890-е гг. — время кризиса, «раздробления скрижалей» классического искусства. Пророчества о гибели поэзии, о «вырождении рифмы» стали общим местом в критике, лейтмотивом в медитативных элегиях и циклах. Предмет спора сводил поэтов разных поколений и школ на страницах журналов, альманахов, они обсуждали произведения друг друга на литературных «пятницах» и «средах» (например, «пятничные» собрания Полонского, позже - Случевского).

Эпоха располагала к суммированию художественных результатов не только собственных, но и общих, не только своего поколения, но и всей «цепи времен». «Вторичность», «цитатность», «реминисцентность» - черты лирики конца прошлого столетия - знаменовали кризис, но кризис плодотворный, определивший вектор развития следующих поколений. Из «вторичной» реминисцентность в XX в. станет «первичной», определяющей новую парадигму искусства. Завершалась эпоха «вертикальных созерцаний» (В. В. Розанов). «В сумерках» жизни и искусства, «в глухом безвременье печали» заканчивался век. Уходило из жизни целое поколение лирических художников, оставляя редкостный в истории литературы результат: ансамбль поэтических книг итогового характера (его уникальность предполагает не столько высокую эстетическую ценность, сколько оригинальность эксперимента).

Традиция создания «последних песен» уходит корнями в поэзию первой половины XIX века, но получает последовательную разработку в преддверии нового столетия, знаменуя конец богатой именами и достижениями литературной эпохи. К предварительному этапу можно отнести отдельные опыты - эскизы: Шаликов П.И. Последняя жертва музам. М., 1822; Хвостов Д.И. Последнее взывание к музе. СПб., 1823 и др.

Влиятельными ориентирами послужили многие сборники суммирующего характера, подводившие итоги или различных периодов, или всей литературной деятельности автора, вроде «Стихотворений Василия Жуковского» (Ч. 1-2, СПб., 181518

16), объединивших 80 его произведений 1808-14 гг.; единственные прижизненные издания лирики А.А. Дельвига (СПб., 1829) и М.Ю. Лермонтова (СПб., 1840). Сильный импульс к созданию цельных лирических книг, и дебютных, и прощальных, был дан «Сумерками» Е.А. Баратынского (М, 1842).

Возможны и западные влияния. Это, прежде всего, Г. Гейне, не только отдельные стихи, но и книги которого были известны широкому кругу русских литераторов. И «Книга песен» (1927) с ее продуманной архитектоникой, основанной на диалектическом сочетании единства замысла и сложной иерархии разделов, частей, циклов и отдельных стихотворений, и трехкнижие «Романцеро» (1851), стали канонами лирических изданий целостного типа на Западе и в России. Ориентиром мог служить и В. Гюго с его поэтическими сборниками и книгами «Осенние листья» 1831 г., «Песни сумерек» 1835 г., «Лучи и тени» 1840 г. Многие российские поэты, без сомнения, были знакомы с этими изданиями не только в переводах. В наибольшей степени мог произвести на них впечатление двухтомный (итоговый по отношению к значительному этапу творчества поэта) сборник «Созерцания» («Les contemplations») 1856 г. и стихотворная книга «Искусство быть дедом» («L'art d'etre grand'pere») 1877 г. Кроме названных - книги Т. Готье, Э. По, парнасцев, Ш. Бодлера, С. Малларме. Заметим: издавались они в те годы (конец 1850-1860-е), когда многие из русских поэтов, ставших впоследствии авторами «прощальных песен», находились на этапе творческого самоопределения, активного осмысления эстетического наследия.

Так, первое издание «Цветов зла» («Les fleurs du mal»), как известно, появилось в 1857 г., дополнительное - вышло в 1861, посмертно - в 1868, прежде чем появиться в русских переводах в 1895 и 1907 годах. Архитектоника этой книги с символическим оксюмороном заглавия, эпиграфом, прозаическим посвящением Теофилю Го-тье, затем стихотворным вступлением «К читателю», после чего следуют шесть озаглавленных и выстроенных автором в соответствии с общей концепцией разделов,, включающих 100 стихотворений, пронумерованных сквозным образом римскими цифрами, станет классической. Провоцирующим книгосоздание для русских авторов могло быть также издание его «Книги обломков», впервые появившееся в 1866 г., затем в 1868 и 1874 годах. Знаменательно, что переводы из названных книг Ш. Бодлера вошли в итоговые книги «рубежных» поэтов (С.А. Андреевского, Вл.С. Лихачева, О.Н. Чюминой и др.), а затем в «Тихие песни» И.Ф. Анненского.

Итоговые книги 1870-1890-х гг. в лучших своих образцах по эстетическим параметрам приближались к цельным, хотя и многосоставным, лирическим произведениям. От середины века к концу столетия усиливалась акцентированность индивидуально-авторского начала в создании всего корпуса книги, включая обложку, рамочную сферу, выбор шрифтов, оформительского стиля, разделов, оглавлений. План внешней выразительности, поначалу индифферентный по отношению к содержанию, стал все более соответствовать аспекту индивидуального мировоззрения, эстетики и поэтики автора, и в то же время служить опознавательным знаком литературной школы или направления, если автор имел к ней близкое отношение. Иначе говоря, художественная идея книги обретала все большую метафоризацию, символизировалась не только вербальными, но и полиграфическими средствами. Все это свидетельствовало о том, что традиция лирической циклизации в это время обретала разнообразные законченные формы и становилась влиятельным фактором литера-

турного развития. В русле этой традиции разрабатывалась культура создания и издания цельной книги стихов.

Во второй главе характеризуются направления поисков индивидуальных циклических и книжных форм, которые вели поэты «переходного времени, а также обстоятельства формирования ансамбля «последних песен». Среди различных метаст-руктур 1870-1890-х гг. рельефно выступает тип лирической итоговой книги. Представим ансамбль итоговых книг последней трети XIX века в соответствии с этапами его развертывания:

1 .Создание книг поэтами-классиками: Некрасов НА. Последние песни. СПб., 1877; ФетА.А. Вечерние огни. М, 1883-1891.

2.Основной массив итоговых изданий: Полонский Я.П. На закате. М., 1881; Омулевский И.В. Песни жизни. СПб., 1883; Полонский Я.П. Вечерний звон. СПб., 1990; Плещеев А.Н. Песни старого друга. М., 1891; Фофанов КМ. Иллюзии. СПб., 1900; Жемчужников A.M. Песни старости. СПб., 1900; Случевский КК Песни из Уголка. СПб., 1902; Жемчужников A.M. Прощальные песни. СПб., 1908.

З.Вторая волна: подражательные и провинциальные издания: Штукенберг А.И. (Антоний Крутогоров) Осенние листы. СПб., 1866; Маслович Н.В. Житейские напевы. СПб., 1875; Буренин В.П. Былое. СПб., 1880; Кукольник П.В. Последний кусок моей духовной пищи. Вильно, 1882; Ливанский И.В. Поминки. Орел, 1883; Андреевский С.А. Стихотворения 1878-1885. СПб., 1886; Лихачев Вл.С. За двадцать лет. 1869-1888. СПб., 1889; Кусков П.А. Наша жизнь. СПб., 1889; Лизандер Д.К Перед закатом. М., 1892; Шумахер П.В. Шутки последних лет. М, 1897; Коринфский А.А. Тени жизни. Стихотворения 1895-1896. М., 1897; Перееодчикоеа А.В. Вечерние тени. Саратов, 1897; Перееодчикоеа А.В. Осенние мотивы. Саратов, 1897; Льдов КН. Отзвуки души. СПб., 1899; Безобразов Н.Ф. За тринадцать лет (1888-1901). Пенза, 1903; Ардов Т. Вечерний свет. М., 1907; Чюмина О.Н. Осенние вихри. СПб., 1908; Панов НА. Вперед. Стихотворения последних лет. СПб., 1908; Бахметев Н.Н. Жизнь - Смерть. СПб., 1911; Голенищев-КутузовА.А. На закате. СПб., 1912; Акимова С.К Песни старости. Кн. 1-2. М., 1913; Аносов Ив.А. Надгробные огни. Харьков, 1913; Барсов А.А. Минувшие радости и скорби. Муром, 1913.

«Последние песни», «Песни старости», «Прощальные песни», «На закате», «Вечерний звон», «Вечерние огни», «Песни из Уголка», «Осенние мотивы», «Надгробные огни» - перекликающиеся метафоры заглавий обозначили единый мотив-ный комплекс, своего рода археосюжет серии, определяемый реальной исторической ситуацией. Книжный ансамбль стал художественным результатом диалога двух поколений: поэтической плеяды середины века и лириков-восьмидесятников, посредством которого «отцы» подводили итоги целого столетия, передавали заветы искусства новым поколениям. Эстетическая и историко-литературная значимость этого ансамбля заставляет переосмыслить поэтическое безвременье последних десятилетий XIX века, которое предстает кризисным, но весьма перспективным временем для развития лирики.

В канун 1900-х гг. книга-итог становится модной, распространенной не только в столичных, но и в провинциальных изданиях. Возникают интересные книжные «версии»: мистические «Надгробные огни» И.А. Аносова (Харьков), оригинальный опыт книжной дилогии саратовской поэтессы-учительницы А.В. Переводчиковой

(«Вечерние тени» и «Осенние мотивы»), дневник рано умершего литератора из народа Н.А. Панова («Вперед! Стихотворения последних лет», по авторскому заглавию, - «В затишье и бурю»), фантасмагорический как в содержательном, так и в формальном плане «четверолистник» поэм-посвящений П.В. Кукольника.

Анализ книготворчества поэтов разных ориентации выявляет множество свидетельств того, что «поэзия безвременья» оказалась масштабной антологией-копилкой мотивов и образов классики, как губка, вобрала в себя множество тем, образов, лейтмотивов и оппозиций классического искусства. Однако необходимо уточнить: специфика реминисцентного восприятия классического наследия показательна своей двусторонностью.

Наряду с главной функцией - актуализации классики в качестве одной из высших эстетических (и национальных) ценностей - существовала органично связанная с ней противоположная, состоящая в травестировании, прозаизации, иронико-гротескном переакцентировании традиционной образности. Тем самым осуществлялась своего рода внутренняя эстетическая цензура, проверка на жизнеспособность, очищение эталонов и образцов. Повышенная значимость реминисцентности в эпоху кризиса поэзии классического (и неоклассического) плана оказалась проявлением стабилизирующих процессов в искусстве. Масштабность процессов циклообразова-ния и книготворчества в поэзии была реакцией на слишком стремительную утрату прежних культурных ценностей и связывалась со стремлением установить равнозначность старого и нового, усилить диалог «отцов» и «детей» в русской лирике.

В последнем разделе главы производится попытка систематизировать основные признаки — жанровые «носители» лирической книги итогового типа, выстроить ее жанрово-архитектоническую модель. Системное единство прощальной книги держится на ряде моментов, повторяющихся в произведениях данного типа вне зависимости от индивидуальных черт поэтики различных авторов.

- Текстовый состав ее должен быть репрезентативен по отношению либо к значительному периоду, либо ко всему жизненному и творческому пути художника. Это образное целое должно представать в качестве достаточно сконцентрированного, подчиненного единой задаче композиционного решения, системного единства, а не подборки стихотворений последних лет.

- Образно-концептуальный тип интертекста книги. Авторская интенция в данных условиях сопряжена не с эстетической реализацией разнонаправленных реакций и изображений, но нацелена на создание образной модели мира, для которого характерна рубежность, пороговость бытия, - мира, который готовится покинуть лирический субъект. Часто выстраивается двоемирие, своего рода ситуация «бытия-на-пороге» и «мира-на-изломе». Универсальность модели мироздания, которую в последнем творческом озарении созидает поэт, обладает качеством динамической соотнесенности всех фрагментов, лирических коллизий, полюсных состояний

- Сквозная лирическая коллизия всех «последних песен»: подведение итогов, тяжба с быстротекущим временем и поиски вечных незыблемых ценностей. С ней связан определенный мотивный комплекс. Мотив кризиса включает в себя и трагизм отдельной человеческой судьбы, и острое ощущение социального хаоса. Разорванность естественных связей между людьми, перелом в искусстве определяют необходимость восстановления мировой гармонии. Эти коллизии становятся неотъемлемой частью экзистенциальной проблематики итоговых книг. На первом плане - опыт

прожитого, яркие вспышки памяти. Отсюда метафорика жизненного пути, особенно последнего («вечернего» или «осеннего») ее этапа. Отсюда и образные оппозиции рождения/смерти, духовного/телесного, вечного/преходящего, восхода/заката, отцов/детей. Иногда актуализируется тематика инобытия, космического путешествия души или воображаемых перемещений во времени.

- Существенную роль в организации внутреннего контекста книги, в создании межтекстовых связей всех уровней играет образ лирического героя, во внутреннем мире которого разрешается коллизия прощания с жизнью и подведения итогов. Субъектный план большинства «последних песен» (обнаженность эмоциональной жизни, исповедальная открытость личности) требует повышенной речевой экспрессии и монологизма. Однако монологизм постоянно осложняется прорывами диалогической интенции, множеством обращений-воззваний к друзьям, врагам, к музе и собственной душе. Это результат борьбы-взаимодействия двух противонаправленных тенденций: с одной стороны, стремления обрести суверенность, обособиться в последнем «уголке» существования от «мира крови и раздора», с другой - обостренного желания высказать «последние слова» о мире, поиска контактов со всем, что в нем дорого. Биографизм прощальных книг, в различных его проявлениях, также свойство традиции.

- Циклическая природа произведений определяет особую корреляцию части и целого, ее метонимическую природу. Каждый микротекст выступает как книга in restricto, как квинтэссенция единого смыслового целого. Система лейтмотивов, сцепление и взаимодействие образов создают определенный композиционный ритм, помогающий избежать монотонности и аморфности макротекста. Авторским замыслом - создать книгу-итог, книгу-завещание - обусловлен своего рода символический изоморфизм, проявляющийся на разных уровнях композиции. Отдельный текст, входя в книгу, отдельная книга, включаясь в «итоговую серию», корреспондируют «токи смыслов» не только друг другу, но и создают при этом новое «смысловое поле» метациклического характера.

- Важным фактором, цементирующим массив стихотворений в художественном объеме книги, является рамочный план композиции. Хронологическое маркирование поэтом последнего периода собственного творчества обозначением на обложке, в предисловии, в посвящении, а затем датировками стихотворений, - более частотно в прощальных книгах, чем в сборниках и собраниях сочинений тех же авторов. Акцентный характер начала и конца более ощутим, чем в циклах. Заглавия, метафоризующие старческий возраст и последний этап творчества, актуализируют мелодико-эмоциональный жанр («песнями» названо большинство произведений серии). Символико-метафорическое заглавие, как правило, «оттягивает» на себя ролевую значимость эпиграфов, которые не часты в серии. Соединительную функцию, обеспечивающую переход от названия к тексту, их соотнесенность либо по контрасту, либо ассоциативно-присоединительно, чаще всего выполняют не эпиграфы, а посвящения, предисловия и вступления.

- Не последнюю роль играет внешнее оформление. Портреты писателей на фоне усадебных «уголков» или в интерьере городских кабинетов хоть и не часты, но знаменуют развитие определенной тенденции. Она состоит в усилении внимания к «одежде» лирической книги: не только к качеству бумаги, тиснению и виньеткам, что никак не соотносилось раньше с авторским замыслом, а было «одеждой с чужого

плеча». В границах традиции «последних песен» все возможности выражения доминирующего мотивного комплекса (монотематизма книги) становились востребованными знаками авторской творческой воли. Рисунку на обложке, шрифтовому коду переадресовывалось право первого, превентивного «автографа». Графическая эмблематика закатных, осенних, вечерних, надгробных заветов становилась антиципацией авторского художественного мировидения, нацеливая и корригируя читательский «горизонт ожидания». Таким образом, вся сфера обрамления, будучи полиреферентной по отношению к книге, выступает в роли формально-содержательной «скрепы» многосоставного художественного целого.

- Одним из главенствующих признаков итогового макротекста можно считать специфику пространственно--временных координат создаваемой модели мира. Лирическое «я» находится, как правило, в какой-либо фиксированной точке, в конкретном и локальном пространстве. Последнее обладает статусом пороговости, ру-бежности, реализуется в оппозициях «домашнего-социального», «прежнего-теперешнего», «временного-вечного», «земного-загробного». «Пуантировочная» эмпирика конкретных изображений всегда просвечивает в универсализме пространственно-временных планов, выстраиваемых, по формуле Фета, «из времени в вечность». Комната петербургской квартиры, постель больного у Некрасова; Воробьев-ское имение Фета с его прудами, росистыми изложинами. Помещения господского дома в Тамбове и усадебные плоскости Павловки, Стенькина, Ильиновки у Жем-чужникова. Дача-усадьба Уголок в Гунгербурге у Случевского. Все эти локусы существования растушевываются глобальными векторами осмысления вечных законов мироздания, вмещающего жизнь и смерть в их «нераздельности и неслиянно-сти». Частное трансформируется в мировое, домашнее пронизывается вселенским. Каждый дом поэта суть последнее прибежище духовности и творчества и первая «станция» на пути в загробный мир. Хронос предстает в мире «последних сказаний» как роковая всепоглощающая сила, которая, тем не менее, может быть если не побеждена, то преодолена в сознании отдельной мыслящей личности творческими озарениями и неустанной работой духа.

- Определяющей чертой итоговой книги является полижанровая структура. Жанровая разнородность не отменяет архитектонической целостности: избавляя ме-татекст от монотонии, она не мешает сложению единого мотивного комплекса. Контаминация нескольких жанровых тенденций служит средством выражения многосо-ставности авторской концепции бытия.

В конце главы суммируются наблюдения, определяется историко-литературная значимость «закатной серии». Она была создана поэтами середины века, подходящими к концу жизненного и творческого пути, совместно с их младшими современниками, поэтами-восьмидесятниками. В ней нашли художественную реализацию важнейшие тенденции развития лирики данного периода:

• во-первых, не единичное, но массовое создание произведений итогового характера, суммирующих опыт жизни и творчества их авторов, достижения литературных поколений середины и конца века, разными способами актуализирующих классическую традицию, подчеркивающих значимость классического периода русского искусства;

• во-вторых, художественная реализация кризисного состояния русской поэзии, стоящей на пороге глобальной эстетической трансформации;

• в-третьих, настойчивое стремление поэтов противоположных эстетических и мировоззренческих ориентации к «соединению раздробленных скрижалей» искусства, диалогу поколений, сохранению «золотого запаса» русской лирики;

• в-четвертых, активизация циклообразования, проявившаяся в количественном росте дискретных контекстовых форм и их разнообразии;

• в-пятых, процесс циклической глобализации (метациклизации), выражением которого стало укрупнение и усложнение циклических форм;

• в-шестых, превращение книготворчества в самостоятельную тенденцию, изменение всей жанровой парадигмы поэзии и соотношения устойчивых контекстовых структур.

Обозначенные явления предстали в качестве составляющих общелитературного процесса эстетической переориентации, подспудно созревавшего в последние десятилетия старого и в полной мере проявившиеся в начале нового, XX века. Следующие главы посвящены рассмотрению индивидуальных путей книготворчества, а также авторских вариантов «последних песен», в которых получала реализацию общая модель итоговой лирической книги.

Глава третья. Эволюция и поэтика лирической книги в творчестве Я.П. Полонского. В первом разделе «Жанровые и архитектонические варианты изданий лирики Я.П. Полонского» характеризуется динамика макроструктур поэта в контексте литературного процесса 1840-1890-х гг.

Я.П. Полонский — один из поэтов, чье влияние на современников сказалось в комплексе мотивов и символов, в архитектонике лирических книг К.К.Случевского, К.М. Фофанова, Н.М. Минского, Вл.С. Соловьева, И.Ф. Анненского, К.Д. Бальмонта, А.А. Блока. Столь отличающиеся друг от друга его сборники и книги «Гаммы» (М., 1844), «Сазандар» (Тифлис, 1849), «Оттиски» (СПб., 1866), «Снопы» (СПб., 1871), «Озими» (СПб., 1876), «На закате» (М, 1881), «Вечерний звон» (СПб., 1890), а также стихотворные тома собраний сочинений 1886 и 1896 являлись для определенных этапов эволюции поэта итоговыми, репрезентирующими концептуально-образную специфику.

Целостность лирических книг складывалась у Полонского на основе трех главенствующих принципов: а) уравновешивания жанрового состава, б) установления хронологической последовательности в расположении стихотворений-фрагментов, в) мотив-но-ассоциативного интегрирования, то есть создания единого контекста внутри книги. Знаменательно, что один мотив или одна метафора, возникнув в юные годы, могли стать центром комплекса стихотворений более позднего периода, выступив в контек-стообразующей роли. На этом пути происходили жанровые транформации. В качестве примера рассматривается лейтмотив, начало которого было положено ранней пьесой «Пришли и стали тени ночи» (датируется 1842 г.). Через пятьдесят лет она была «продолжена» автором в виде вариации «Тени и сны»: «Я свечи загасил, и сразу тени ночи, Нахлынув, темною толпой ко мне влетели.. .»6. Тема из любовного переведена в фило-софско-мистический регистр, воспроизведен и усилен способ наполнения сновидного пространства образами фантазии художника. Подобные автовариации выполняют функцию соединения произведений разных периодов в единый авторский контекст.

' Полонский Я.П. Стихотворения. Л.,1954. С.403.

24

Рассмотрение книжных изданий Полонского делает очевидным характер эволюции их автора. Отталкиваясь от сборников переходного типа, он все чаще создает книги с относительно целостной мотивно-образной композицией, реализуемой в способе расположения произведений, рамочной сфере. Вслед за «Сазандаром» поэт издает ряд сборников, выполняющих функцию суммирования творческих результатов, но с 1870-х годов фактически не допускает «центонных» (по выражению В .Я. Брюсова) изданий. Из печати выходят или собрания, их было два (четырехтомное и десятитомное), или книги лирики («Оттиски», «Снопы», «Озими» и другие). В определенном смысле, все они могут быть отнесены одновременно к разряду этапных и к типу итоговых, поскольку суммировали результаты стихотворной деятельности поэта определенного периода или всей деятельности. Хронологический способ расположения и рубрикации лирического материала внутри томов собраний является закономерным для поэта с такой сложной, полной кризисов биографией, как у Полонского.

Не только позднюю лирику поэта, но и произведения всех этапов отличала высокая степень диалогичности. Многие линии связи с пушкинской традицией, с лермонтовской образностью, с миром немецкого романтизма, с колоритом искусства закавказских народов и атмосферой русского песенно-романсового творчества характеризовали его пьесы разных жанров, создавали «объем» и многоплановость его лирического мира. Например, в 1850-1860 годы были созданы послания «И.С. Аксакову», «А.Н. Майкову», «Ф.И. Тютчеву», «Поэту-гражданину», «В альбом к Ш.», отличающиеся множеством аллюзий. Позже он включает в свои книги целый ряд (своего рода «несобранный цикл») стихотворений некрасовской тематики: «Когда октава за октавой», «О Н.А. Некрасове», «Блажен озлобленный поэт». Подобный же круг пьес объединен мотивами и образами тютчевского плана: морской пейзаж «В дни, когда над сонным морем...», напоминающий пьесу «Конь морской», эпитафия «Памяти Ф.И. Тютчева», медитации «Среди хаоса», «У окна», философская фантазия «Гипотеза». В книге «На закате» важную роль играет рассказ-воспоминание «И.С. Тургеневу», многочисленные «пушкинские» тексты «В телеге жизни», «Аллегория» и др. В последний период жизни внимание автора было обращено к миру мотивов и образов его современников, о чем свидетельствуют эпитафии «Памяти С.Я. Надсона», «Памяти В.М. Гаршина»; выстраивается межавторский взаимоадре-сованный диалогический комплекс «Полонский-Фет». Восприимчивость к «чужому» не лишала поэта своего лица, наоборот, резче обозначала его очертания.

Две последние книги Полонского в равной степени следует отнести к разряду завершающих творческий путь их автора, однако характер итоговости в них различен, как различна их архитектоника и мотивная специфика. Обе книги имеют немалый объем: на 181 страниц текста книги «На закате» приходится 34 произведения различных форм; 208 страниц «Вечернего звона» заполнены 40 стихотворениями, циклами и поэмами. Архитектонически они кажутся адекватными: метафорическое заглавие, стихотворение-увертюра (в первой) или стихотворение-эпиграф (во второй), прозаическое посвящение во второй книге (в первой ее заменяет ряд внутритекстовых обращений). Вслед за рамочной сферой - сплошное текстовое развертывание вне рубрикации, чередующихся циклов, стихотворений, поэм, больших повествовательных, диалогических форм, акцентный характер начального и финального комплексов. Однако эти книги имеют много различий.

Концепт «закатности» определяет архитектонику первой книги, в которой хронологический принцип расположения компонентов целого корректируется, а также преодолевается вариативным развертыванием основного мотивного комплекса.

Поддерживая метафорическую семантику стихотворения-эпиграфа «На закате», цепочка пейзажно-медитативных микроформ, расположенных между крупными жанровыми формами в виде вереницы «сигнальных огней», прочерчивает книжное пространство. Ключевые метафоры «зелено-золотого отлива», «туманной лазури», «ночного свода» неба, в котором «далекая звезда мелькает точкой белой», «зари», наполняющей землю полнотой света, «солнца сквозь щели» тучи и «звезд сквозь сумрак» ночи, - создают образ природы и всего мирозданья в его «светозарном» проявлении, в момент победы гармонии над силами раздора, сияния над темнотой.

Реминисценциями из произведений Лермонтова, Гейне, Пушкина, Тютчева, Фета, Некрасова, а также из Библии, древнегреческой и славянской мифологии, из философских сочинений Полонский «провоцирует работу памяти» потенциального читателя. Многие его тексты, содержащие аллюзии, явные и скрытые цитаты, к тому же представляющие собой развернутые парафразы чужих текстов, являются результатом процесса интеграции искусства прошлого (воспринятого автором в смысловой многослойности) и современной действительности в авторском сознании. В этом плане, образы культуры акцентируют закатную семантику, свойственную «поэзии уходящего века», иерархию духовных ценностей, с которой соизмеряются созерцаемые Полонским факты «сырой действительности». Такой текст - «дискретный знак недискретной сущности» - конденсирует культурную память, генерирует не только новые поэтические смыслы, новые, «предсимволистские» ракурсы восприятия, но передает их новым поэтам, например, Блоку, чьи будущие образы и мотивы уже проступают в текстах Полонского.

Проведенный анализ позволяет увидеть структуру книги «На закате» как сложно организованное мозаическое пространство, метафоризующее кризисное состояние мира. В ней нет сплошного развития от текста к тексту лирико-психологической коллизии, как в «Вечернем звоне», биографизм носит пуантировочный, имплицитный характер. Однако в ней нет и «суммативности», индифферентности по отношению к внутренним процессам стоящей в центре личности, - тем самым, к логике расположения произведений. Их порядок обусловливается степенью значимости того или иного явления, процесса, настроения, события для создания модели мира в его переломном, закатном состоянии. Таким образом, через динамическое совмещение внутримотивного и внешнеассоциативного контекстов создается емкое образно-семантическое единство одной из завершающих книг Полонского.

Создание «Вечернего звона» Б.М. Эйхенбаум связывал с традицией долголетнего творческого диалога двух поэтов, Полонского и Фета, а также с ретроспективным обзором собственной лирики автором, суммированием результатов деятельности в искусстве. Распределение на большом пространстве «Вечернего звона» разно-объемных форм строится согласно хронологическо-дневниковому принципу, осложняемому ритмом мотивного взаимодействия и соотношением лейтмотивных линий. Архитектоника «Вечернего звона» подчинена закономерности выявления об-

7 Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. Человек - текст - семиосфера - история. М., 1999. С.21.

щеприродного движения: от утра - вечеру, от детства - к старости, из смертного часа - к вечности. Заглавие последней книги отличается многоплановой ассоциативностью. Кроме авторского контекста она актуализирует общелирические переклички, локализованные лексическими знаками романтической элегии.

Знаменательно, что Полонский сохраняет символическую семикратность звучания вечернего колокола и в тексте книги, начиная с заглавия, создающего минорную тональность, и в тексте одноименного заключительного стихотворения «Вечерний звон». Прозвучав в заглавии, звон далее распространяется в виде многоголосого гула/шума природы, находящего отклик в душе поэта-мыслителя, который несколько раз назван путником-певцом. Беспорядочность, стихийность звукового облика природы и дисгармония ложных преобразований общества преодолевается, преобразуется к финалу звучанием гармоническим. Это и музыкальные инструменты, сначала непослушные, затем подчиняемые искусным певцом, например, священная лира Аполлона в антологической пьесе «Эрот»: «...Глухо звякнув, заныли ему непослушные, гулкие струны». Но чаще - это слова, «песни» лирической поэзии, как «Муза птичьих песен» в стихотворении «В гостях у А.А.Фета». То скорбные, то умиротворяющие звуки Вечернего звона сначала поглощаются шумом, гулом, эхом природных, исторических процессов в их вечной борьбе и изменении, но затем прорезаются сквозь них, возвышаются над ними как звучание божественного гласа, музыка творца и творения.

В заключительном тексте символика «осеняющего», «прощающего» и «прощального» семикратного звучания проявлена достаточно последовательно: «Вечерний звон», «Чу! Колокол», «благослови, вечерний звон!», «Вечерний звон... и в отда-леньи...», «Сквозь гул тревоги городской, Пророчь мне...», «И как ни громко пой ты, — лиру Колокола перезвонят». Весь текстовой массив объемлется и окрашивается звучанием колоколов, реализует собой метафорическую модель мира, основанного на единоборстве жестокости с ранимостью, утраченного мига и обретение вечности.

Базовыми можно назвать возрастные образы, мотивы, ситуации, основанные на динамике временного процесса, которые выполняют ритмообразующую функцию:

• «детство нежное, ... под морщинами сокрытое», через обнаружение которого человек стремится найти ход «в недрах вечности» к изначальному моменту зарождения своей жизни, приходя, при этом, к пониманию безначальности круговорота бытия;

• «старость» часто «портретна»: ранее, в стихотворении «Поздняя молодость» («Оттиски» 1866 г.) поэт персонифицировал старость в облике внутренне конфликтного антропоморфного существа; в итоговой книге ее внутренняя конфликтность усиливается («Куда подчас нехороша Улыбка старости...») и драматизируется: «Суровой старости в усах мелькает иней...», в безобразном старческом обличий выступает и судьба;

• «судьба»: сложная, полная потерь и испытаний, как и раньше, представляется ему (в диссонанс с пушкинским образом), в облике неотвязной ворчливой старухи-няньки;

•конца пути или трудного пути-бездорожья: «Друг! По слякоти дорожной Я бреду на склоне лет...», «Мечтать и дрогнуть не хочу я; Но каждый путь ведет к концу»; путь общечеловеческий символизирован в античном стиле: «Кто держит

вожжи - кто возница? Чье око видит с высоты, Куда несется колесница? Какие кони впряжены?»;

•путь-судьба с неисчислимостью и дикостью препятствий маркируется сниженной лексемой бурьяна: «Хмурая застигла ночь, На пути — бурьян...»; напротив, несбыточная мечта об иной, счастливой участи метафоризуется образом далекого пути в южные края: «Я слышал от его друзей, Что он в далекий путь собрался...»;

•«смерть» предстает во множестве обличий, но не в автопортретном аспекте, возникает или аллегорическая коллизия смерти лебедя: «Без полета и без пенья Умирал он в полутьме», или гибели голубки в морской стихии - в аллегории «Орел и голубка», или объектная ситуация эпитафии, как в «Памяти С.Я. Надсона» и «Памяти В.М. Гаршина», или переводится в ролевой план и брезжит в виде коллизии-призрака в рассказе-балладе «У двери», иногда мифологизируется, как, например, в «отрывке» «В осеннюю темь»; лишь в стихотворениях последнего года жизни (1896) «стихийный мрак небытия» появился в своем облике и речевом плане - в пьесе «Смерть» - бесстрашном диалоге-схватке поэта со своей тенью-смертью, возникло парадоксальное совмещение и сродство: «Если б смерть была мне мать родная, Как больное, жалкое дитя, На ее груди заснул бы я И, о злобах дня позабывая, О самом себе забыл бы я»;

• век моделируется как некий объем времени, служащий одновременно проекцией мига и вечности, как совокупность внешних исторических сил, хотя и обладающий портретностью героя времени; век награждается Полонским следующими свойствами и эпитетами: «к поэзии чутье утратил гордый век», «детей озлобленного века», «мятежный, строгий век»; в иерархии периодов-явлений человеческой и природной жизни высшим феноменом выступает, как и у Фета, вечность;

• «вечность» изображается Полонским на пересечении координат философ-ско-романтической и эстетической; она возникает преимущественно в «фетовском» реминисцентном комплексе вечной сменяемости времен года и времен личности («А.А. Фет»), в метафорической сфере вечной весны, красоты, песни, любви, роз и соловьев (авторских «знаков» творца «Вечерних огней»), в устремлении сознания к мириадам звезд, к немоте небес и неизбежного сгорания души («Не то мучительно, что вечно-страшной тайной...»).

Как видим, человек на пороге гибели испытывает тяготение к изначальности и безначальности бытия, что было предсказано в первом, «экспозиционном» тексте книги «Детство нежное...» - круг мотивов замкнулся, символизируя исчерпанность земного пути и погружение во вневременную бесконечность.

Концепт времени в книге получает художественную реализицию в нескольких пересекающихся аспектах: кругового суточного ритма, спирального годового цикла, линейного возрастного изменения, неподвижной вечности. Наиболее структурно обозначены полюсные моменты: детство/юность и старость/смерть, весна/лето и осень/зима, свет солнца, очага, фонарей и темь, туман, мгла, мрак, ночь. Текстовое единство «Вечернего звона» создается несколькими факторами, главные из которых: моносубъектность, многовекторная адресованность и активная авторская диалогическая интенция, что определяет соотносимость всей структуры с традицией дружеских посланий, обретение многозвучности вечернего колокола, помогающего человеку собрать остатки сил для последнего порыва творчества, для подведения итогов жизни.

Две последние лирические книги Полонского воплощают два различных этапа познания и изображения мира, характеризующихся ведущими аспектами авторского мировидения. 1. В заглавии и одноименном стихотворном эпиграфе, а затем и на всем художественном пространстве книги «На закате» программируются как преобладающие визуально-оптический и ритмический векторы авторского миромодели-рования. И внутренняя жизнь души, и существование природы, социума подчинены единому волновому ритму сменяющих друг друга темных, смертоносных и лучезарных, животворных сил бытия. Творческая личность находится на пересечении этих зон противостояния, в эпицентре разнонаправленных устремлений, пытаясь понять, совместить и облечь в форму песнопений общеприродную динамику, из которой не исключает и свое существование. Композиционный строй книги подобен внутренне подвижной мозаике ситуаций, мотивов, образов. 2.В «Вечернем звоне»» доминирует взаимодействие звуковой метафоры вечернего церковного звона и образа-концепта позднего суточного (закатно-вечернего), годового (осенне-зимнего) предсмертного времени и умиротворяющей вечности. В этом аспекте соположенность ретроспективных мнемонических впечатлений лирического героя с текущими мигами творческих озарений, предчувствий; реминисцентных комплексов с сугубо индивидуальной символизацией лирических коллизий строится на основе преобладания тональности последнего «вечернего» диалога с миром в различных его проекциях, в созвучии с музыкой высших сфер.

В позднем периоде творчества художественная целостность лирических книг Полонского базировалась на последовательной реализации моносубъектной специфики авторского мировидения, на нивелировании разножанрового характера произведений-фрагментов, на хронологической последовательности их расположения в композиции, корректирующейся мотивно-ассоциативным интегрированием. Наибольшую смысловую концентрацию, композиционную рельефность, стилевую эк-плицированность концепт итога приобретает в контексте двух его лирических книг. Причем, если в книге «На закате» он проявлялся чаще всего в метафорическом плане, в образном слое развивающейся метаколлизии, то в последней книге он управляет и субъектной, и мотивной сферами, рельефно обозначаясь в архитектонике.

Четвертая глава диссертации ставит проблему художественной целостности книжной дилогии A.M. Жемчужникова. Сходство двух прощальных книг Жем-чужникова заключено, прежде всего, в единстве жанрово-композиционных установок: это два выпуска итогового дневника-завещания, основанного на принципе «единства места, времени и действия» в лирическом его проявлении. Если в 1880-х годах Жемчужников мало задумывался о композиции томов своих сочинений, то в последний период для него оказались характерны крупные циклические структуры, направленные на художественную реализацию его концепции жизни. Обе книги тщательно подготовлены к изданию самим автором. Они представляют собой дву-частный дневник.

Специфика жанрово-архитектонического решения книг Жемчужникова во многом определена характером их субъектной сферы. Облик лирического героя-персонажа с его этическим кодексом, гражданской позицией, религиозными устремлениями выстраивался в последовательном дистанцировании от персонажей-защитников официальной линии развития современности. Поэтому характеру датировок и обозначению мест написания стихотворений поэт придавал большое значе-

ние, как возможностям раскрытия исторической значимости частных, «незаметных» явлений, как способам биографической конкретизации лирики. Кроме того, поэту не была свойственна профетическая интенция, выраженная в прощальных изданиях Некрасова, Случевского, в лирике Соловьева, однако предчувствие надвигающихся «исторических надломов» возникало и у него, а в кризисные эпохи историчностью отмечена и частная жизнь личности в ее «бурях душевных» и психологических «откровениях».

Стихотворения и циклы в составе книг, имеют разную жанровую природу, которая «гасится» смысловой устремленностью единого контекстового замысла. Характерен внутрижанровый диапазон пьес-компонентов «Прощальных песен». Около половины составляют пейзажно-медитативные стихотворения («Погибшая нива»» «Липы», «Подходит вечер» и др.), четвертую часть - думы или «раздумья» («Еще о старости», «Не помню», «У выходной двери»). Довольно много «современных заметок» на гражданские и исторические темы («Современные заметки: 1)фальшивый верноподданный и 2)бюрократическая покорность», «Страшный год», «Когда ж правительство...», «Современная заметка об ином Русском дворянине»). Есть эпитафии («Памяти Вл.Серг. Соловьева»), послания дружеские, писательские, сатирические («Послание к старикам о природе», «Графу Льву Николаевичу Толстому», «Националисту», «Клеветникам России»).

Художественная целостность дилогии и каждой из двух ее частей определена мотивной структурой: корреляцией отдельных линий развертывания сквозной сюжетио-образной коллизии. Основной массив стихотворений (32 из 57 - в первой, 19 из 35 - во второй книге) в той или иной мере посвящен старости как естественно-природному и человеческому состоянию и этапу жизни. Авторское представление об этом феномене управляет развитием образных оппозиций обще культур но го диапазона: жизнь-смерть, вечность-миг, море-небо-земля, свобода-неволя, дом-бездомье, мир-вражда, одиночество-содружество и т.п. Само слово старость, его синонимы и парафразы по частотности упоминаний превалируют над другими номинациями-концептами. В решении этой проблемы обнаруживается оригинальность Жемчужникова-поэта. Не часто в мировой художественной практике поздний возраст человека становился основным объектом лирического созерцания, причем рассмотрения подробного, всестороннего, аналитического, осмысляемого в его динамике. Важно отметить, что старость предстает не кратким моментом, не «промежутком малым» между жизнью и смертью, но главнейшим, равноценным с юностью и зрелостью плодотворным этапом бытия личности.

Мотив осени-старости функционирует в совокупном контексте книг не столько лексическим обозначением, сколько эмоционально-мелодически выраженным концептом, создающим значение через звучание. Взаимодействие грусти и радости, трагизма и жизнеутверждения создает центральный контрапункт книжного диптиха. В тексте «Песен старости» превалирует динамика образов длящейся в настоящем и продлеваемой в сознании осени-старости человека, обреченного на уход, и вечной весны природы, воспеваемой старым певцом. На этой коллизии и основывается развертывание всего мотивного комплекса книги. В «Прощальных песнях» сюжет становится универсальнее, акцентируются вечные ценности бытия, тематика соединения поколений, этико-эстетических позиций.

Наблюдения показывают, что архитектоника дилогии держится на двойном жанрово-композиционном основании. Главная ось координат связана с образно-семантическим комплексом творческой, деятельной старости. Она осмысляется в параметрах естественно-природной временной цикличности, где радостное весеннее буйство жизни, ее полнота, дающая импульс творчеству, не отменяется все более ощутимым властительным наступлением осенне-вечерних состояний, знаменующих приближение последнего рубежа земной жизни.

Однако, кроме отмеченной, через всё художественное пространство «Песен старости» проходит вторая, противоборствующая главной теме радости бытия, «минорная» трагическая тема: тема неизбежного ухода из жизни, конца жизненного пути. В качестве доминирующей она реализована в следующих опорных стихотворениях: «Голоса: 1.0дин голос. 11.Другой голос»; «Глухая ночь»; «Дума»; «Старость»; «Завещание»; «Поминки». По количеству стихотворений, входящих в этот комплекс, она значительно уступает первой, но по значимости они равноправны, поскольку в своем взаимодействии создают сквозную лирическую коллизию книги.

Определяющей чертой каждой книги является полижанровая структура. Ее состав формируется из стихотворений различных жанровых и тематических ориентации. Архитектоника основана не на разделах, но на последовательности взаимодействующих мотивных комплексов, образующих образно-семантический ритм целого. Соположение отдельных произведений определяется не признаком жанровой однородности, но стадиями развертывания, завершения того или иного лейтмотива. Часто соседствуют разножанровые тексты, связанные одной проблемой, одним состоянием. Но эта разнородность либо гасится единой жанровой доминантой, либо структурируется в две-три дискретные цепочки, пронизывающие и скрепляющие в единое целое весь макротекст. Целостность большого художественного пространства дилогии основана также на господстве хронологического принципа расположения и охвата материала, а также на топонимической общности его создания. «Оцель-няющей» функцией наделены различные уровни макроструктуры: архитектоника, субъектный строй и поэтическая речь, пространственно-временной план, мотивный комплекс и сюжетная динамика.

Обе книги, «Песни старости» и «Прощальные песни», представляют собой дискретно-целостные контекстовые формы и показательны с точки зрения активизации процесса циклообразования 1880-1900-х годов. Создание Жемчужниковым лирической дилогии, составленной не из двух стихотворений, не из парных циклов, но из связанных многими линиями двух книг, знаменует процесс жанровой глобализации в лирике, укрупнение составных контекстовых форм, все чаще появлявшихся на смену традиционной поэме. Книжной дилогией-завещанием Жемчужников создал интереснейший жанровый прецедент, который затем был тиражирован поэтами следующего поколения, издававшими двучастные прощальные книги (А.В. Переводчи-ковой, Н.Н. Бахметевым, С.К.Акимовой).

Пятая глава диссертации «Природа художественной целостности итоговой книги К.К. Случевского «Песни из Уголка» состоит из шести разделов. В них лирическое наследие поэта рассматривается в следующих аспектах: специфика циклических структур К.К. Случевского 1880-1890-х гг. и возникновение книги-завещания; авторский мирообраз, субъектный план и образ-концепт «уголка» его последней книги; архитектоника (рамочная сфера и принципы строения целого);

композиция: система лейтмотивов, «стихов-звезд», поэтических оппозиций; феномены времени-пространства итоговой книги; речевой уровень; жанровая природа книги: дневник-исповедь-завещание.

Случевский был одним из немногих поэтов XIX в., который циклизацию сделал основным композиционным средством воплощения весьма непростой, основанной на системе философских оппозиций, концепции мировидения. Получивший от В.Я. Брюсова почетное звание «поэта противоречий», а от критика А.А. Измайлова - аттестацию «первенца русского декадентства», он в своих исканиях и смелых экспериментах (в том числе в книготворчестве) предвосхищал направление развития русской поэзии на рубеже веков. Кроме лирики дебютной поры и позднейших «загробных песен» все его стихотворные произведения после журнальных публикаций или вне их непременно попадали под обложку одной из четырех «книжек стихотворений» 1880-х годов, позже, - в один из томов собрания сочинений 1898 года либо в итоговую книгу «Песни из Уголка» 1902 г. Эволюция изданий Случевского отражает плодотворность художественных опытов лирики последней трети XIX в. для расширения жанрового диапазона русского искусства, в частности, для развития традиции авторского книготворчества.

Самый оригинальный из способов циклизации Случевского можно определить, как реминисцентный, явившийся эстетическим открытием поэта. По отношению к наследию Достоевского, например, поэт создавал циклы-парафразы, как бы вступая в сотворчество с великим современником, довершая его замыслы. Варьируя и развивая образы и мотивы Достоевского в своих стихотворениях, поэт пользовался этим приемом как циклообразующим. В качестве основы возникающих новых контекстов ему служил пласт «извлечений» из творчества Достоевского.

«Цитатное ядро» этих циклов и лейтмотивов служит акцентным моментом определенной коллизии, сюжета, мотива автора-классика, намечает некую протоцик-лическую программу-ситуацию, которую варьирует, оспаривает, разрабатывает поэт-последователь. Такого рода реминисцентные циклы и лейтмотивы выполняют важнейшие контекстообразующие функции, создавая целостность смыслового пространства отдельных книг и всей индивидуально-авторской лирической системы Случевского.

Достаточно последовательно этот оригинальный прием циклического пара-фразирования был реализован в книгах-сборниках «поэта противоречий» 18801890-х гг. Но и значительно позже, на рубеже веков, этот принцип остается для Случевского действенным способом циклотворчества, особенно ярко проступает в итоговой тетралогии поэта, включающей книгу стихов «Песни из Уголка» и тесно связанные с ней системой мотивов циклы «Загробные песни», «В том мире», «Смерть и бессмертие». Специфика общей лирической коллизии этого своеобразного метацикла - бытия - на - пороге, перехода из жизненного пространства в загробное и обратно - как бы предуказывала обращение поэта к сюжетным линиям, пространственно-временной семантике произведений Достоевского, в частности, хронотопа «Записок из Мертвого дома», ситуации рассказа «Бобок».

Отчетливо просматривается реминисцентный план Достоевского и в последней книге «Песни из Уголка», представая одним из рельефных мотивных комплексов. Иной по характеру, но не менее оригинальной по специфике «культурных отражений» представляется парафрастическая проекция Случевского на творчество Турге-

нева, в том числе и на цикл «8епШа». Отдельные переклички мотивов поэта с другими писателями складывались в систему реминисцентной поэтики, реализуясь в формах контекстообразования. Другие опыты подобного рода - а) «гейневский» иронический комплекс в ранней лирике; б) серия эпизодов-парафраз на «Записки из Мертвого дома» Достоевского 1880-х годов; в) цикл «Из дневника одностороннего человека», варьирующий цепь мотивов и ситуаций повестей Гоголя, Достоевского, Тургенева; г) цикл «Мефистофель» с опорой на русскую и западноевропейскую традицию символизации зла. Однако реминисцентный путь циклизации не являлся для Случевского единственным или преобладающим, были разработаны и другие.

Персонажный: определенная проблематика концентрируется в облике известного литературного персонажа или исторического деятеля как некая сумма черт его поведения, цепь эпизодов, характеризующих его.

Жанрово-стилевой: круг жизненных впечатлений автора мог реализоваться в полной мере в русле той или другой жанровой или стилевой традиции, моножанровом цикле или отделе книги, в одноплановой стилевой манере. Поэт, чуткий к эстетическим канонам, создавал серию жанровых вариаций: структуру путевого дневника с его калейдоскопом впечатлений («Мурманские отголоски», «В пути») или лирический отдел медитативного плана («Думы»), пейзажные очерки цикла «Черноземная полоса», вспышки впечатлений, беглых зарисовок серии лирических миниатюр «Мгновения».

Полемико-диалогический: ряд стихотворений представляет собой серию реплик-отповедей конкретному оппоненту или распространенной в обществе позиции. Таковы цикл «Прежде и теперь», круг произведений «глашатаям войны» 1880-х годов, атеистический комплекс ранней лирики и противостоящий ему круг стихотворений на евангельские сюжеты - в поздней, лейтмотив вечной жизни поэзии («Плач Ярославны» и др.).

Топографический: лейтмотив, цикл или книга, вызваны потребностью создания образа определенного места, часто экзотического, и авторского отношения к нему. Например, «Мурманские отголоски», «Черноземная полоса», древнеегипетская серия, старославянский мифопоэтический комплекс, «Песни из Уголка», «Загробные песни», «В том мире».

Лейтмотивный: реализация и развертывание одного мотива или поэтической оппозиции. Это травестийно-мортальный комплекс ранней лирики, несобранный «камаринский» цикл 1880-х гг., серия условно-исторических очерков «Из прошлого», цикл пейзажных зарисовок «Из природы», «семейный» цикл-отдел «Женщина и дети».

Из разных циклических и лейтмотивных форм, к которым подчас присоединялись поэмы, и составлялись книжные издания, отразившие коренные черты поэтики Случевского. Главная черта - умение изобразить парадоксальную динамику личности конца столетия с ее внутренним катастрофизмом и изменчивостью, с ее обособлением от своего «юродствующего века» - не в разрозненных произведениях, но в емких, преимущественно циклических и книжных образованиях.

Последняя книга поэта «Песни из Уголка» (СПб., 1902), включающая 185 стихотворений, представляет собой большую контекстовую форму циклического характера. Возможность создания емкого жанра, в котором бы выразилась его поэтическая концепция духовного мира современного человека во всех противоречиях и динамике, Случевский нашел, наконец, не выходя 33 и

вне повествовательности. В ходе анализа книги необходимо учесть способ и основные этапы формирования «Песен...».

Внутреннее устройство книги, в которой полижанровая специфика составляющих ее стихотворений подчинена единой метажанровой установке, обусловлено прежде всего характером авторского мирообраза. «Поэт мысли» Случевский обладал собственным представлением о переходной, кризисной эпохе, в которой жил, о ее месте в длинной «цепи времен», о культуре последних десятилетий «классического столетия» и тех деструктивных тенденциях, которые воплощали кризис этой культуры. Едва ли не первым поэт наделил свою эпоху метафорическим определением «безвременья», ставшим впоследствии распространенной эмблемой «упадка» искусства рубежных лет. В последней книге он писал о необходимости совместными усилиями мысли и творчества живущих поколений преодолеть нависшую над людьми «тьму безвременья, сгущенную веками».

Степень оригинальности его концепции «века злобы и раздора» и понимания поэзии конца XIX века как времени кризиса, но кризиса если и болезненного, то в перспективе дальнейшего развития - плодотворного, признавалась многими современниками достаточно высокой. Безусловно, на его представления повлияли и важнейшие воззрения Ф.М. Достоевского, и историческая концепция СМ. Соловьева об эпохе конца века как «последнем витке цивилизации», и эсхатологические представления B.C. Соловьева, и пафос «Философии общего дела» Н.Ф. Федорова, и другие идеи времени. Однако разные концепты не соединялись эклектически в сознании поэта, но сопрягались в своеобразный синтез. Художественный результат этого синтеза реализован в системе мотивов и образов итоговой книги «Песни из Уголка».

В заглавии книги, а также в первых ее стихотворениях Случевский обозначил свою позицию через образ-концепт уголка. Эта многозначная метафора раскрывает грани своего смысла на протяжении всего текстового развертывания «Песен...». Главный аспект составляет значение уголка-дома как укрытия и убежища, как хранилища и вместилища, он обнаруживается в процессе анализа во многих текстах. Образ угочка генерирует сокровенное стремление поэта к уединению, спасению от суеты мира (горацианский мотив в значительной трансформации). Более всего, как представляется после проведенного анализа мотивного уровня книги, образ уголка-укрома Случевского корреспондирует с лирикой Е.А. Баратынского в одной из граней полисемии его значений. Непременным топосом-атрибутом русского мыслящего человека, подводящего итоги своей жизни, своего творчества, при всех поворотах судьбы предстает в качестве «желанного предела» дом-угол-укром, противостоящий «светом внутренним, глубоким» официальной значимости «железного века», «мира крови и задора».

Важнейшим основанием строения книги является ее субъектный строй. «Песни...» характеризуются моносубъектностъю, однако сам субъектный образ противоречив, а способы его объективации сложны. Концепирующая энергия поэта, одновременно погруженного в раздумья о своем «юродивом» веке и желающего от них освободиться, пронизывает все обширное пространство книги. Подводя итоги своей деятельности, Случевский стремился в последнем творческом акте слить все свои ицостаси поэта, философа, этнографа, историка, путешественника и просто частногемояовека.

Эти обстоятельства определили ориентацию Случевского в итоговой книге на открытую монологическую форму самовыражения, нашедшую реализацию в структуре дневника-исповеди-завещания. Субъектная специфика этой триединой формы состоит во взаимодействии своего рода «уголковой» замкнутости, напряженной ис-поведальности и активной диалогичности, открытой «адресованное™» потомкам. Многослойность авторской интенции была метафоризована образом «уголка»», «ук-рома». Существование личности представлено одновременно как тупиковое (загнанное в угол), спасенное (скрытое за надежным забором) и освобожденное, тем самым освобождающее (обращенное «к лицу двух рек и лику моря», чем выражалась внутренняя готовность к диалогу со всем миром).

В «Песнях...» нет, в отличие от многих других его поэтических книг, ни «масок», ни лирических персонажей. Художественный мир держится единством личности - авторским образом, - реализуемым в книге вне каких-либо «зашифровывающих» его композиционных форм в открытом диалоге с современностью и с прошлым.

Осознавая себя представителем уходящего XIX в., хранителем традиций русской классики, Случевский стремился создать картину рубежной эпохи посредством портретирования героя времени, включавшего и его собственные черты. Но лик дробился на осколки, отражение получалось размытым - задача была чрезвычайно сложной. Он уже не совмещался с типами прошлого, но еще не обретал твердого очертания человека нового столетия. Поэтому создание больших, внутренне дробных контекстовых форм позволяло передать «мгновенные» срезы его текучих, изменчивых состояний, а в то же время представить их в совокупности и подвижности. Смысловым «ядром» циклов и книг неизбежно представал субъектный образ новой эстетической специфики.

Лирический герой не просто «моделируется» реципиентом из совокупности произведений разных сборников, в итоговой книге он сам организует жанрово-архитектоническую целостность. Традиция книг-завещаний создавала уникальную возможность формирования художественного контекста лирической книги, где через эмпирическую подоснову жизни героя-автора прорастали идеи века, складываясь в образ эпохальной личности.

Отсутствие внутренней структурированности книги (оформления разделов или циклов) позволяет соотнести «Песни...» с одной из разновидностей лирических макроструктур, с книгой-циклом. Отказавшись от деления на внутренние разделы, автор должен был решать задачу: как избежать монотонности, рыхлости всей композиции при столь значительном ее объеме. Он ставит рядом или разножанровые стихотворения или варьирующие различные мотивы. Однако часто круг стихотворных пьес объединяется одной темой, тональностью, метафорическим выражением, топонимом, мотивной или образной оппозицией - «лепятся» разнообразные лирические комплексы («гроздья», «гнезда», по образному выражению М.И. Цветаевой). Характером их чередования определяется внутренняя структура большого текстового пространства книги. Возникает эффект «имплицитного» структурирования, основанный на совмещении нескольких параметров внутреннего строения: лексико-смыслового, мотивного, пространственно-временного и др.

В большинстве случаев выдерживается закономерность: соседствующие монотематические произведения разнятся друг от друга жанровой доминантой, стилевой

окраской, эмоциональным тоном. По отношению к общей коллизии эти группы (комплексы) располагаются, как сегменты круга. Отсутствие структурирования стихотворного массива компенсируется усилением значимости рамочной сферы книги.

Композиция книги - динамический срез метафоры «большого времени». Сначала читатель погружается в современность, «обживает» сферу социума в негативно-скептической реакции на нее лирического героя, включаясь в сферу его духовного мира. Конкретно-биографическая и социально-историческая стороны жизни героя обращены более всего к современнику, причем одинаково активно и к другу, и к идейному противнику (или просто чуждому по духу человеку). Затем временное поле начинает расширяться одновременно и «вглубь» - в прошлое, и «вдаль» - в будущее. Стихотворное обращение и первые тексты книги заземляют образ современности вехами «здесь и сейчас», в дальнейшем развертывании метасюжета он включается в «цепь времен», а в финальной части оценивается преимущественно в по-тенциально-профетическом аспекте. Новыми смыслами наполняется образ Уголка.

В «Песнях...» категория времени играет не менее значительную роль, чем образ пространства, в создании целостности художественного мира. Оно имеет полифункциональную специфику:

• время присутствует в книге как мотивный комплекс: «пушкинская весна» в русской поэзии, «осенняя, закатная пора» жизни личности и общества, «железный век/юродивый век», «конец истории», «цепь времен», посещение-возвращение, «время Египта в прошедшем моем», «свернутое» время сознания («Во мне спокойно спят гиганты...»), событийное время русской и мировой истории, реминисцентное время русской и европейской классики (сюжетно-хронологические коды писателей), остановленные «мгновения», предсмертный этап («порог» существования), миг смерти, загробное, космическое время и т.д.;

• время - образ-символ итоговой книги: в «мигах» и «беспредельности», в субъективных ощущениях, в оценках личности и в попытках его объективации, в очертаниях «форм и профилей» современного существования, отраженных отдельными стихотворениями, оно предстает в качестве некоего метасимвола; парадоксальное «время безвременья» одновременно моделировалось поэтом в качестве всевластного, подчиняющего человека объективным историческим и космическим закономерностям - и бессильного пред деятельной мыслью и творческой вспышкой человеческой личности (в этом явная перекличка с коллизией «Вечерних огней» Фета «... я сам, бессильный и мгновенный, Ношу в груди, как оный серафим, огонь сильней и ярче всей вселенной»);

• время является способом художественного моделирования усадебно-садового мира «Уголка», отстраненного от торных дорог социального мира, «озлобленного века», сложных, противоречивых процессов духовной жизни лирического героя;

• время выполняет архитектоническую функцию, как и в итоговых книгах современников Случевского, но не определяет хронологической последовательности стихотворений и мотивных комплексов, строится на соподчиненности рамочного и основного текстов, опорной группы стихотворений.

Образ будущего связан с обликом далекого собеседника-потомка. Попытки разобраться в настоящем, взглянув на него с позиции «цепи времен», определяли для

поэта необходимость разговора с «дальним» собеседником, создавали «воздух стиха», расширяли временное пространство книги. Подобный способ отношения к «большому» времени обусловлен изменением самооценки автора. В пору молчания и неудач 1860-1870-х гг. Случевский ориентировался в основном на мнения современников, а они были противоречивыми или уничтожающими. Его поэзия тогда не рождала «отзвука». В конце жизни поэт, уже признанный многими деятелями культуры, в числе которых были B.C. Соловьев, В.Я. Брюсов, К.Д. Бальмонт, уже выстраивал свое лирическое высказывание с расчетом на «дальнего» собеседника.

Символизация дачи-усадьбы как обозначившей центронаходимость дома-укрома-кремля, обращенной к освобожденному бытию, «лицу двух рек и лику моря», а в финале к инобытию, предстает особым пространственно-временным континуумом ассоциативно-феноменологического плана. Подобный континуум отличается двуплановостью. Прежде всего, это конкретное географическое и биографическое пространство жизни поэта в последний период (реальный узнаваемый мир усадьбы, запечатленный Случевским в множестве вещных примет). Другой его аспект отражает пространственные сферы «полетов фантазии». Время памяти, сно-видных состояний, творческого вымысла, а также исторические ракурсы.

Главные феномены реальной географии: а) соизмеримые с человеком телесно и духовно дом, сад, забор, пруд, деревья, цветы, дорожки сада; б) отчужденные, беспредельные или поражающие размерами море, небо, вытесненный ситуативно, но присутствующий в сознании социально-исторический мир.

Акцентные образы и фантомы сознания: мыслительные процессы, оценочные реакции (отчуждение, отторжение, запрещение, осуждение, примирение, воспроизведение в памяти), направленные на мир русской и мировой истории и культуры, воображаемые путешествия вглубь истории, представления о загробном мире, сно-видные откровения, зовы из космоса.

Каждая пространственная сфера в поэзии Случевского связана с определенным временем. Усадебный мир Уголка - с длящимся биографическим настоящим. Мир Петербурга - с историческим давним и личностным только что прошедшим. Мир мысли - с «незапамятным» прошлым и беспредельным грядущим. Мир загробный, «тот мир» - с вневременным существованием.

На стыке внешнего и внутреннего хронотопа и возникает многокомпонентное ассоциативно-семантическое пространство. Автор оказывается в одном, но многомерном пространстве со своим двойником-персонажем, почти без зазора совмещается с ним.

Речевой план «Песен...» характеризуется несколькими составляющими, из которых главной, в соответствии с установкой на жанр дневника, является исповедально-монологическая. Но поскольку в книге реализуется не только модель дневника частного человека, но и вариант дневника писателя (поэта-философа), речевая интенция приобретает диалогический характер. Формула личного дневника «о себе

- для себя» осложняется порой открытой, а порой лишь просвечивающей сквозь «моносубъектность» слова диалогической установкой исповеди и завещания «о себе

- для других». Но традиция дневника писателя еще более корректирует эту направленность по схеме «о себе и о других - для себя и для всех». В соответствии с этим в речевом пространстве книги совмещается и взаимодействует несколько форм высказывания.

1. Речь дневниковая, «закрытая», монологическая, всецело обращенная к себе, «самовыстраивающая», «отграничительная» от мира социальной вражды, от сферы официальной службы, - от всего инородного и чуждого, инородного даже в составе собственного внутреннего мира.

2. Монолог исповедального типа, предполагающий ответную реакцию глубоко понимающего собеседника-друга.

3. Монолог скрыто диалогического характера, где слово - развернутая, чаще всего полемическая, реплика одного (лирического героя), учитывающая возможные возражения другого (занимающего враждебную позицию) и заранее готовящегося вступить в спор с воображаемым оппонентом, «суммарным» или индивидуальным, конкретно адресатным с воспроизведением его возможных ответных реплик.

4. «Завещательность» высказывания связана с риторической выстроенностью, которая нарушается обращениями новеллистического характера, служащими поворотными моментами сюжетного развития.

Итак, суть наблюдений можно свести к следующему выводу. От первых опытов до поздних произведений в лирике Случевского прослеживается нарастание контекстового принципа мышления, одним из показателей которого является формирования поэтом ряда лейтмотивных линий, жанроидов, выполнявших роль структурно-семиотических парадигм, оформляя, наряду с циклами и разделами целостность его лирической системы. Для Случевского с его сложной творческой биографией циклизация оказалась не просто предпочтительным, но наиболее органичным способом реализации его миропонимания, его поэтического лица. Составные макроструктуры возникли у него не сразу, но формировались в течение нескольких десятилетий, нарастая количественно и становясь масштабнее к концу пути, совпавшему с концом XIX века. Эволюция изданий Случевского отражает высокую степень плодотворности лирики последней трети XIX в. для расширения жанрового диапазона русского искусства, в частности, для развития традиции авторского книготворчества.

В шестой, главе «Общие тенденции наследования традиции «последних песен» младшим поколением «поэтов безвременья» дается обзор итоговых изданий второстепенных поэтов рубежной эпохи и характеризуются наиболее показательные из них.

Становление традиции создания (и издания) прощальных лирических книг приходится, как это было обозначено выше, на 1880-1890-е и начало 1900-х гг. Этот период в культуре характеризуется философским и религиозным эклектизмом, «стыковыми» сочетаниями иронии и драматизма, солипсизма и жажды всемирно-сти, контаминацией травестийности и поиска первородности художественного образа. «Смешение явлений, контрастных друг другу, противоречащих, соединение подчас в одном и том же «культурном слое» разнородных явлений и тенденций стало характерной чертой времени» - заключение искусствоведа Д.В. Сарабьянова применимо и к области словесного творчества8. Этими особенностями объясняется насущная необходимость синтеза различных эстетических тенденций, ощущаемая художниками разных типов, уровней и возрастов. Поэты второго/третьего ряда, сти-

8 СарабьяновДВ. Стиль модерн. М., 1989. С.32. О тенденциях развития модерна в русской культуре см.: Стернин Г.Ю Художественная жизнь России в конце XIX - начале XX века. М, 1970.

лизуя и тиражируя готовые схемы циклов и книг, строят их на «сочетании несочетаемого». В конце столетия, когда «эпигоны» эпохи модерна (Г.Ю. Стернин) допевали свои «последние песни», первое поколение модернистов (старшие символисты) усваивало сам принцип масштабного миромоделирования в поэзии, который и потребовал обращения к большим контекстовым формам.

Парадокс историко-литературной ситуации состоит в том, что сами авторы-создатели высокохудожественных лирических книг, находясь «внутри» исторической ситуации, даже при наличии взаимной ориентации, не могли осознать всего масштаба «эстетического эксперимента». Прощальные книги, представляя для Некрасова, Фета, Полонского, Плещеева важнейший творческий итог, не стали (не успели стать) предметом их рефлексии. Эта особенность была обусловлена поэтической биографией поколения. Странно другое: ни тогдашняя, ни более поздняя критика не осознала закономерности появления сначала отдельных, затем массовых изданий «последних песен», - лирических книг, объединенных мотивом прощания с XIX в., с классическим искусством, с его жанрами и мотивами. Внимание критики было направлено - как бы поверх голов авторов итоговых книг в их массовом варианте - на яркие, поражавшие воображение опыты поэтов новой плеяды.

В качестве серии, ансамбля, контекста - творческой тенденции, на которую можно опираться, череда книг-завещаний «вовремя» была понята лишь малосамостоятельными поэтами. Другими словами, вместо критико-эстеттеского последовало творчески-практическое усвоение-варьирование, а подчас эпигонское тиражирование образцов литераторами второго (если не третьего) ряда и почти одновременное развитие, глубокая трансформация их большим искусством Серебряного века.

Историко-литературная зоркость и адекватная оценка серии итоговых книг поэтами переходной эпохи объясняется тем, что кроме общеэстетического у каждого писателя был свой, творческо-биографический импульс для суммирования результатов деятельности в виде издания книги.

У некоторых авторов книга объединяла стихотворные результаты значительного периода творчества, знаменуя подчас изменение стилевой манеры, жанровых приоритетов, эстетической установки. Одним из ракурсов итоговости книги все чаще становится не прощальное, но этапное (в ряде случаев, юбилейное или предъюбилейное) суммирование опытов творчества, жизни и мысли. Обычно это обозначалось заглавием и разъяснялось соответствующим подзаголовком суммарно-хронологического свойства. Например: Лихачев Вл.С. За двадцать лет. 1869-1888. СПб., 1889; Коринфский А.А. Тени жизни. Стихотворения 1895-1896. М, 1897; К.Р. Третий сборник стихотворений. 1889-1899. СПб., 1900; Безобразов Н.Ф. За тринадцать лет. 1888-1901. Пенза. 1903 и другие.

Важно отметить: изменился творческий стимул формирования книги стихов, которая все чаще представала фактором творческого самоопределения. Она разграничивала «поэтов - авторов книг стихов» и «поэтов - авторов стихов», придавая первым вес в литературе, хотя бы в субъективном осознании возводя их в ранг «настоящих», «солидных, признанных» мастеров. Объемом книжного листажа «резервные стихотворцы» (как назвал подобных литераторов Д.Д. Минаев в журнале «Русское слово» 1861 г.) восполняли недостающий объем содержания.

Циклический ансамбль «последних сказаний» был воспринят «малыми поэтами» в качестве важного исторического фактора, «слома» в отечественной лирике,

лишь в 1890-е годы, это явление было осознано ими с достаточной ясностью. Однако оно было не только усвоено, но и присвоено. Форма лирической книги, ее итоговая проблематика были реализованы ими в процессе книгосоздания как выработанный в совместной творческой практике результат, художественно суммирующий не только успехи поколения «отцов», достижение не только старшего поколения, но и последователей-«детей».

В ходе тиражирования книг-завещаний возникла некая модель издания с устойчивыми, повторяющимися чертами тематики и архитектоники, доступная для подражания. Усвоение модели макротекстового жанра включало наряду с его поэтикой и проблематику итоговости, завещательности, по истокам не являвшуюся для младших поэтов индивидуальной, но привносимую из «воздуха эпохи», из комплекса жанровых и мотивных приоритетов. Более талантливые авторы усваивали и варьировали, преобразовывали параметры итоговых сочинений, менее самостоятельные «уплощали» канонические структуры, превращая их в штампы «декадентской лирики». Собственно декадентское начало и базировалось на таких тенденциях, как мода на «унылые стихи», на кладбищенскую тематику, на мортальную символику, на лирического героя с чертами «юноши больного...», не обеспеченных реальностью судьбы и мировидения.

В заглавиях многих макроструктур младших поэтов переходной поры была прочерчена связь с традицией, заложенной предшественниками, с тематикой и архитектоникой их книг. Один вариант заглавий манифестировал жанровый аспект -«песни... » — установку на исповедально-мелодический жанр, на предельно открытый, эмоционально-задушевный диалог с читателем-собеседником. «Песни» — соприкосновение с миром в последний период жизни авторов, готовящихся этот мир покинуть. Второй вариант оформлял возрастную семантику с акцентом на мотивно-метафорический план: приоритетны мотивы и образы заката, вечера, осени, старости, смерти, поминок, надгробных и загробных состояний, прощания, суммирования радостей и скорбей, переоценки минувшего, воспоминаний, последних вспышек и огоньков вдохновения Наблюдения над семантикой заглавий-метафор книг «малых» поэтов приводят к выводам, во-первых, о ее сквозном, контекстообразую-щем характере; во-вторых, о недостаточности в ней новизны, индивидуализации (или она создается с нарушением эстетических норм), в-третьих, о том, что динамика заглавных метафор и символов развернута ретроспективно, корреспондирует преимущественно с элегическим дискурсом классической лирики, не внося в него кардинальных изменений, но оперируя готовыми формальными единицами.

Как это часто бывает в литературном процессе, самые характерные, «опорные» свойства итоговой лирики конца столетия сначала должны были канонизироваться, затем превратиться в штамп, чтобы под пером новых мастеров XX века возвратиться наполненными новым мировоззрением, новой поэтикой.

Издания провинциальных, а также столичных поэтов и поэтесс второго ряда, принадлежащих к младшей ветви «поколения безвременья», составили внешний, достаточно обширный «шлейф» серии. Его реминисцентность носит не столько экспериментальный характер, сколько подражательный. В эту серию входят произведения разного качества, варьирующие жанровую модель в нескольких основных разновидностях: книг-элегий, книг-завещаний, последних дневников-исповедей. Многие представляют собой контаминацию жанровых тенденций. Разнятся они и по

степени художественной самостоятельности: вариации, ориентированные на определенный образец, более или менее эпигонские стилизации, от наивно-ученических до сознательно-травестийных.

В атмосфере общей утраты мышления жанровыми канонами в лирике рубежа веков достаточно редко появляются сборники моножанрового состава, однако выпуск их имел место: Бутурлин П.Д. Двадцать сонетов. СПб., 1895; Голенищев-Кутузов А.А. На закате. СПб., 1912, - почти целиком состоит из элегий; Ардов Т. Вечерний свет. М., 1907 - также книга элегий. Интересным примером является динамика изданий Д.К. Лизандера: промежуточное «собрание» состояло из сонетов, одного из самых канонических жанров лирики, что подчеркивалось заглавием «Лучи и тени. Сорок пять сонетов» (М., 1855); в его итоговой книге сонеты были дополнены другими формами, их присутствие даже не отражено в подзаголовке: «Перед закатом. Очерки дум и природы и песни о любви» (М., 1892). Типичными были разножанровые собрания, например: Минаев Д.Д. Думы и песни и юмористические стихотворения. СПб., 1864; Панов Н.А. Зарницы и молнии. Мечты, элегии, сатиры и комедия. СПб., 1902 - как видим, среди канонических жанров названы «мечты», как ранее в «Вечерних огнях» А.А. Фета элегии и думы, послания первого выпуска оказались по соседству с «мелодиями», «разными стихотворениями».

Интересные в архитектоническом отношении варианты книг-итогов представили поэты различных дарований, социальных сфер, уровней образованности. Общепризнанно, что поэтическая лексика 1880-1890-х гг. отличается клишированностью, репертуар образов беден, мало индивидуализирован, поэтому ни лексика, ни образность не могут быть в данном случае критериями эстетической ценности итоговых книг. Тем не менее, она есть, мы ощущаем особый характер лиризма, очевидную, хотя несколько монотонную экспрессивность итоговой лирики. Основным фактором, формирующим эстетическое впечатление, оказываются композиционные структуры. В эпоху банальных форм эстетически ценными остаются тональность, способы интерпретации известных мотивов, в которых выражается индивидуальность стиля поэта.

Обзор итоговых изданий литераторов второго ряда будет не полон без обозначения рельефно наметившейся в 1890-1900-е гг. тенденции женского творчества, проявившегося на рубеже веков в разных планах, в том числе и в создании лирических книг итогового, суммирующего типа. Прежде чем увидели свет дебютные издания М.И. Цветаевой и А.А. Ахматовой, (впоследствии они обретут звание Поэтов), менее талантливые женщины-поэтессы эпохи «поэтического безвременья» успели издать свои итоговые книги. Эстетическая вторичность осенне-вечерних «мотивов», «огней» и «теней» авторов-женщин не отменяет необходимости изучения этих массовых книжных опытов. Вопрос о вкладе женщин в становление и развитие циклообразования и книготворчества на рубеже XIX - XX столетий следует считать не только малоизученным, но еще не поставленным. Значительная часть главы посвящена анализу книжных дилогий А.В. Переводчиковой, С.К. Акимовой, а также лирических книг О.Н. Чюминой и др.

Для книг многих поэтов, развивающих традицию итоговых книг характерен эффект стилизации. Своеобразие ее в том, что воспроизводились не только отдельные мотивы и образы. Сознательная реминисцентность или бессознательное заимствование были свойственны даже таким самодостаточным поэтам, как Омулевский,

Андреевский, Чюмина. Основой стилизации становились композиционные схемы, архитектонические решения, разработанные поэтами-предшественниками. Причем если наиболее талантливые авторы относились к образцам творчески самостоятельно, то эпигоны просто наполняли их содержанием, несколько отличавшимся от характерного для образца. Одни поэты старались художественно трансформировать общую основу, внести свои изменения, хотя бы формальные. Другие, как, например, Барсов, с трудом преодолевая искус псевдооригинальности, суммировали впечатления протекшей жизни, пытаясь выразить собственное представление о бытийных закономерностях, что часто оборачивалось ложной философичностью. И те, и другие репрезентативны по отношению к разным этапам и формам развертывания традиции, проявляют эстетические вкусы, жанровые пристрастия и мировоззренческие позиции их авторов. Как видим, модель итоговой книги, выработанная в рамках традиции крупнейшими поэтами,' разрабатывалась авторами-подражателями в нескольких ее основных вариантах.

Массовый период развертывания серии создал, на первый взгляд, чрезвычайно разнообразные макроструктуры. Однако, несмотря на формальную изобретательность, поэты-продолжатели не смогли придать типу итоговой книги новой философской и эстетической концептуальности. Историческая роль их книготворчества в развитии традиции может быть определена как расширение контекстового поля ансамбля и разработка способов варьирования основной модели.

Фактор появления большого числа подражательных сборников стал внешним показателем упрочения традиции итоговых книг. Массовые издания своим появлением как бы удостоверяли неочевидное: лирическая книга становилась одним из распространенных жанров, а поскольку предшествующая плеяда поэтов выпускала книги-завещания, книги-дневники, то этот вариант чаще всего и тиражировался, даже если не был обеспечен реально-психологически и биографически. К тому же «дублетность», реализованная и в метафорике заглавий, и в ключевых мотивах, и в стилизационной обедненности субъектного плана, однозначности общих коллизий, и даже в лексических штампах, свидетельствует о несамостоятельности, вторич-ности «промежуточного» поколения поэтов. Но в то же время реминисцентностъ удостоверяет их установку на упрочение традиции «прощальных песен», на принятие ими «наследства» от предшественников «классиков» середины века и «неоклассиков» переходных десятилетий.

Характер итоговости проявился в нескольких основных вариантах:. 1)биографической коллизии предсмертного, ретроспективного обозрения своей жизни, своего творчества на последнем его этапе; 2) юбилейном, или этапном собирании/суммировании опытов определенного периода личной и социальной жизни, служения поэзии; в эсхатологических предчувствиях; 3)контаминации этих установок, формального воспроизведения и варьирования комплекса мотивов и образов итогово-мортального издания.

В Заключении резюмируются выводы и перспективы исследования.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях

автора:

1. Итоговая книга в поэзии последней трети XIX века: архитектоника и жанровая динамика: Монография. Омск, 2004. 339 с.

2. Анализ лирического цикла и книги стихов: Канонические структуры и маргинальные формы циклизации в поэзии последней трети XIX века: Учебное пособие. Омск, 2000. 78 с.

3. Лирическая книга: Архитектоника и поэтика (на материале поэзии последней трети XIX века): Учебное пособие. Омск, 2002. Омск, 2000.140 с.

4. Анализ и интерпретация лирического текста: персонажный цикл К.К. Случевско-го «Мефистофель». Омск, 2003. 138 с.

5. Некрасовская традиция и творческое самоопределение К. Случевского // Некрасов и русская литература. Вып. 4. Ярославль, 1977. С. 87-96.

6. О лирическом цикле К. Случевского // Художественное творчество и литературный процесс. Вып. 2. Томск, 1979. С. 39-45.

7. Жанры-антонимы в лирике К. Случевского // Проблемы литературных жанров: Материалы IV науч. межвуз. конф. Томск, 1983. С. 187-189.

8. Последние песни» Н.А. Некрасова в контексте традиций «прощальных книг» 1870-1890 гг. // II Некрасовские чтения. Ярославль, 1987. С. 53-54.

9. От цикла стихотворений - к циклу книг (жанрово-тематическая традиция «последних песен» в русской лирике) // Проблемы литературных жанров. Материалы V науч. межвуз. конф. Томск, 1987. С. 82-84.

10. Некрасовское в последних книгах Я.П. Полонского // III Некрасовские чтения. Ярославль, 1988. С. 35-36.

П.Мефистофель - гофмейстер: О парадоксах взаимоотношений К. Случевского с современниками // Писатель. Общество. Власть. Омск, 1995. С. 33-45.

12. Мотивы и образы сибирских произведений Ф.М. Достоевского в лирических интерпретациях // Ф.М. Достоевский и Сибирь: Тезисы выступлений на Российских чтениях, поев. 175-летию со дня рождения Ф.М. Достоевского. Омск, 1997. С.30-34

13. Воскрешающий смех и губительная ирония в «панаевском цикле» Н.А. Некрасова // Пути анализа литературного произведения. Омск, 1998. С. 38-64.

14.Вновь я посетил» А. С. Пушкина: Взаимодействие жанровых моделей в составе художественного целого // Национальный гений и пути русской культуры. Вып. 1. Омск, 1999. С. 178-179.

15.Фольклорные истоки песенного жанра в итоговых книгах поэтов конца XIX века // Национальный гений и пути русской культуры. Вып. 2. Омск, 2000. С. 223-227.

16.Смерть песне, смерть...». Пророчества о гибели поэзии в конце XIX века // Национальный гений и пути русской культуры. Вып. 2. Омск, 2000. С. 127-132.

17. Итоговая книга К.Случевского «Песни из уголка»: истоки философской проблематики // Литература и философия. СПб., 2000. С. 97-102.

18. Мотив старости русского человека в итоговых книгах поэтов конца XIX века // Русский вопрос: История и современность: Сб. науч. трудов. Омск, 2000. С. 207-211.

19. «Прежде и теперь» К. Случевского и А. Жемчужникова: диалог лирических циклов // Слово- текст - контекст: Литературоведческие штудии. Вып. 2. Омск, 2000. С. 43-51.

20. Персонажи и мотивы «Мертвого дома» Ф.М. Достоевского в «Загробном мире» К. Случевского // Ф.М. Достоевский и «душа» Омска: Сб. матер, науч. конф. Омск, 2000. С. 86-93.

21.«Скромная обитель» Е.А. Баратынского и «угол скромный» К.К. Случевского: грани ассоциативной этимологии // «Болящий дух врачует песнопенье...» (К 200-летию со дня рождения Е.А. Баратынского). Тара, 2000. С. 7-15.

22 Закатная серия поэтических книг конца XIX века // Вестник ОмГУ. 2000. № 4. Омск, 2000. С. 80-84.

23.Циклы-дублеты в русской поэзии: «Прежде и теперь» К. Случевского и А. Жем-чужникова // Культура и текст. Славянский мир: Прошлое и современность. Сб. науч. трудов. СПб. - Самара - Барнаул. 2001. С. 229-236.

24. Возрастные оппозиции в итоговых книгах поэтов конца XIX век // Филологический ежегодник. Вып. 4. Омск, 2002. С. 184-187.

25.Итоговые книги конца XIX века и книготворчество русского символизма// Русская классика: между архаикой и модерном. СПб., 2002. С. 137-140.

26.Специфика книготворчества A.M. Жемчужникова: от пародийной маски к итоговой книжной дилогии «Песни старости» и «Прощальные песни» // Вестник ОмГУ. 2002. № 1. Омск, 2002. С. 65-69.

27. Функции стихотворения и цикла в архитектонике итоговой лирической книги // Вестник ОмГУ. 2002. № 3. Омск, 2002. С. 77-81.

28.Книжные дилогии как оригинальные опыты женского творчества рубежа XIX-XX вв // Герменевтика субъекта. Сб. науч. трудов. Омск, 2002. С. 119-133.

29. Взаимодействие текста и контекста как учебная и исследовательская проблема // Литературоведческие штудии-2. Омск, 2002. С. 6-8.

30. Спецкурс по анализу лирической книги в системе образования студента-филолога // Проблемы филологического образования. Материалы VIII Всерос. конф. «Филологический класс: наука - вуз - школа». Екатеринбург, 2002. С. 80-87.

31. «Гаммы» Я.П. Полонского в ряду дебютных поэтических сборников Н.А. Некрасова, А.А. Фета и др. // Вестник ОмГУ. 2003. № 1. Омск, 2003. С. 90-92.

32. Архитектоника лирической книги Я.П. Полонского «На закате» // Гуманитарное знание: серия «Преемственность». Ежегодник. Вып. 6. Омск, 2003. С. 95-103.

33.Петербургские «пляски смерти»: мотив «камаринской» в лирике К. Случевского и его современников // Печать и слово Санкт-Петербурга. Росс, научн. конференция «Петербургские чтения - 2003». СПб., 2003. С. 159-165.

34 Принцип герменевтической амбивалентности в научной и читательской рецепции лирической книги // Проблемы религиозной и философской герменевтики. Материалы международного симпозиума. Омск, 2003. С. 174-180.

35.Книга как текст, книга как контекст // Книга как художественное целое: различные грани анализа и интерпретации. Филологические штудии - 3. Омск, 2003. С. 10-15

36.Специфика рецепции и анализа лирической книги // Книга как художественное целое: различные аспекты анализа и интерпретации. Филологические штудии -З.Омск, 2003. С. 16-22.

37. Роль поэтического сборника «Сазандар» в процессе книготворчества Я.П. Полонского // Книга как художественное целое: различные аспекты анализа и интерпретации. Филологические штудии - 3. Омск, 2003. С. 37-43.

38.Петербургский код русской литературы и «геометрия» кладбища в элегии К.К. Случевского // Пушкинские чтения - 2003. Петербургский текст повседневной культуры. Материалы Всерос. науч. конференции. СПб., 2003. С. 61-69.

39. Итоговая лирическая книга последней трети XIX века как вариант циклического метажанра // Известия Уральского госуниверситета. № 28.Серия: Гуманитар, науки. Вып. 6. Екатеринбург, 2003. С. 85-97.

40. Кризис поэзии и диалог о спасительной миссии искусства в итоговых лирических книгах рубежа XIX - XX веков // Культура и интеллигенция. Россия между рубежами веков. Метаморфозы творчества. Интеллектуальные ландшафты (конец XIX - начало XXI в.) Материалы V Всеросс. науч. конф. с международным участием. Омск, 2003. С. 118-123.

41. Ансамбль итоговых лирических книг конца XIX в. как интертекстуальный ландшафт // Интертекст в художественном и публицистическом дискурсе. Сб. докладов международной науч. конф. Магнитогорск, 2003. С. 184-189.

42. Лирическая книга ЯЛ. Полонского: дебютный, этапный, итоговый варианты // Вестник Барнаульского гос. пед. ун-та. Гуманитарные науки. Вып. 3.2003. С. 41-46.

43. Итоговые книжные дилогии в интертекстуальном пространстве русской поэзии рубежаХГХ столетий// Вестник Харьковского национального университета им. В.Н. Каразина. № 595. Сер. Филология. Вып. 38. Матер, международн. науч. конф., поев. 200-летию ун-та. Харьков, 2003. С. 29-33.

44. Стихотворения Ф.И. Тютчева в составе статьи Н.А. Некрасова «Русские второстепенные поэты» как «обрамленный цикл // Вестник Омского ун-та. Вып. 4 (30). Омск, 2003. С. 67-71.

Подписано в печать 15.09.04. Формат бумаги 60x84. 1/16. Печ. л. 2,7. Уч.-изд. л. 2,5. Тираж 140 экз. Заказ 526.

Издательство Омского государственного университета 644077, г. Омск, пр. Мира. 55 А, госуниверситет

»21582

РНБ Русский фонд

2005-4 19152

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Мирошникова, Ольга Васильевна

ВВЕДЕНИЕ. ПРОБЛЕМЫ И ЗАДАЧИ ИЗУЧЕНИЯ КНИГИ СТИХОВ.

ГЛАВА 1. ЛИРИЧЕСКАЯ КНИГА КАК УСТОЙЧИВАЯ КОНТЕКСТНО-ЦИКЛИЧЕСКАЯ ФОРМА.

1.1. К типологии лирических контекстовых форм.

1.2. «Цикл-книга» или «цикл и книга»? Соотношение составных структур в лирике.

1.3. Книга как текст, книга как контекст, книга как интертекст.

1.4. Функции стихотворения и цикла в архитектонике лирической книги.

1.5. Определение книги стихов: терминологические варианты.

1.6. Специфика восприятия и анализа лирической книги.

ГЛАВА 2. ОТ ЦИКЛА СТИХОТВОРЕНИЙ - К ЦИКЛУ ЛИРИЧЕСКИХ КНИГ: ФОРМИРОВАНИЕ КНИЖНОГО АНСАМБЛЯ «ПОСЛЕДНИХ ПЕСЕН» В ПОЭЗИИ КОНЦА XIX ВЕКА.

2.1. Основные этапы становления и развития традиций циклизации и книготворчества в русской поэзии XIX века.

2.2. Книготворчество 1870-1890-х годов: исторические условия и эстетические предпосылки возникновения явлений метациклизации.

2.3. Два варианта итоговой книги поэтов-классиков: «Последние песни»

Н.А. Некрасова и «Вечерние огни» А.А. Фета.

2.4. Поиски индивидуальных циклических и книжных форм поэтами «переходного времени» и формирование ансамбля «последних песен».

2.5. Итоговая книга в лирике и ее разновидности.

ГЛАВА 3. ЭВОЛЮЦИЯ И ПОЭТИКА ЛИРИЧЕСКОЙ КНИГИ В ТВОРЧЕСТВЕ Я.П. ПОЛОНСКОГО.

3.1. Жанрово-архитектонические варианты изданий лирики Я.П. Полонского.

3.2. Семантика хронотопа и субъектной сферы книги «На закате».

3.3. Последняя книга поэта «Вечерний звон»: особенности ассоциативно-диалогической структуры и мотивного комплекса.

ГЛАВА 4. «ПОСЛЕДНИЕ СКАЗАНИЯ» A.M. ЖЕМЧУЖНИКОВА -ВЫРАЖЕНИЕ ТЕНДЕНЦИИ МЕТАЦИКЛИЗАЦИИ.

4.1. Эволюция книжных образований A.M. Жемчужникова: от контекста Козьмы Пруткова к индивидуально-авторским макроструктурам.

4.2. Архитектоническое и метажанровое единство дилогии «Песни старости» -«Прощальные песни».

4.3. Субъектно-речевая и пространственно-временная специфика книжного диптиха.

4.4. Сквозные мотивы, поэтические оппозиции, концепты - динамическая основа прощальных книг Жемчужникова.

ГЛАВА 5. ПРИРОДА ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЦЕЛОСТНОСТИ ИТОГОВОЙ КНИГИ К.К. СЛУЧЕВСКОГО «ПЕСНИ ИЗ УГОЛКА».

5.1. Специфика циклических структур К.К. Случевского 1880-1890-х годов и возникновение книги-завещания.

5.2. Авторский мирообраз, субъектный план и образ-концепт «уголка».

5.3. Архитектоника: рамочная сфера и принципы строения целого.

5.4. Композиция: система лейтмотивов, «стихов-звезд», поэтических оппозиций.

5.5. Феномены времени-пространства итоговой книги.

5.6. Речевой уровень. Жанровая природа книги: дневник-исповедь-завещание.

ГЛАВА 6. ОБЩИЕ ТЕНДЕНЦИИ НАСЛЕДОВАНИЯ ТРАДИЦИИ «ПОСЛЕДНИХ ПЕСЕН» МЛАДШИМ ПОКОЛЕНИЕМ

ПОЭТОВ БЕЗВРЕМЕНЬЯ».

Введение диссертации2004 год, автореферат по филологии, Мирошникова, Ольга Васильевна

Предпринятое диссертационное исследование по специфике объекта и методологическим принципам принадлежит к одной из активно функционирующих в настоящее время отраслей филологии - цикловедению — и вносит посильный вклад в ее развитие. Проблема циклизации и одного из ее проявлений - книготворчества в русской лирике, несмотря на ряд посвященных ей плодотворных литературоведческих исследований, в настоящее время сохраняет свою актуальность, поскольку она связана с более общей проблемой жанрообразования, являющегося показателем специфики литературного развития в ту или иную эпоху. На протяжении XIX века распространение циклических форм в поэзии приобретало все большую масштабность, превратившись, наконец, в XX веке в устойчивую традицию. Эта тенденция была реализована в самых различных структурах, многие из которых до сих пор не изучены, а некоторые не выявлены или не осмыслены как самодостаточные типологические явления, чем обусловливаются импульсы для дополнительных разысканий. Актуальность темы обусловлена историей изучения контекстовых объединений.

Отечественное цикловедение в составе филологии существует более трех десятилетий. Начавшись с отдельных опытов изучения циклических форм в 1960-1970-е годы (работы Л.Я. Гинзбург, З.Г. Минц, В.А. Сапогова, Л.К. Долгополова, A.M. Гаркави, Н.В.Измайлова, И.Г. Савостина, Т.П. Буса-ловой и других), с формирования первоначальных принципов анализа, оно постоянно расширяет масштаб охвата материала, углубляет методологию. В 1980-е годы в исследовательской практике были разработаны основные дефиниции, характеризующие стихотворный цикл, сборник стихов, лирическую книгу. Это исследования В.А. Сапогова, И.В. Фоменко, Л.Е. Ляпиной, М.Н. Дарвина, О.Г. Золотаревой, А.С. Когана. Однако многие из понятий, особенно относящиеся к маргинальным контекстовым формам, реализующим индивидуальную специфику циклизации, до сих пор еще не закрепились, не заняли прочного места в словарях, энциклопедиях, учебной литературе и нуждаются в дальнейшем углубленном изучении на обширном художественном материале.

Основной этап цикловедения конца 1980-х - начала 2000-х годов отмечен более высоким уровнем исследовательской методологии. Первоначальное накопление и систематизация материала позволили создать фундаментальные работы сравнительно-исторического, историко-типологического и теоретического плана.

Объектом изучения оказалась поэтика лирического и прозаического цикла. Способы формирования, виды лирических циклов были изучены в их эволюции (Коган А.С. Типы объединения лирических стихотворений в условиях перехода от жанрового к внежанровому мышлению (на материале русской поэзии первой половины XIX века): Автореф. дис. . канд. филол. наук. Киев, 1988), типологических разновидностях (Фоменко И.В. Лирический цикл: становление жанра, поэтика. Тверь, 1992). Природа «монтажных» структур была осмыслена в их родовой, жанровой и общеэстетической сути (Дарвин М.Н. Русский лирический цикл: Проблемы теории и анализа. Красноярск, 1988; Художественная циклизация лирических произведений. Кемерово, 1997). В исследованиях произошла «смена масштаба: к этому взывала глобальность явления циклизации, результаты сопоставительного анализа провоцировали выход на новый уровень обобщения»1. В итоге цикл был изучен как общелитературный художественный феномен, в его эволюции, индивидуальной специфике, различной родовой природе (Ляпина Л.Е. Циклизация в русской литературе XIX века. СПб., 1999).

Знаменательно, что вектор изучения «мозаических» структур сдвинулся от первой половины XIX века в сторону XX столетия, от собственно циклов к

1 Ляпина Л.Е. Циклизация в русской литературе XIX века. СПб., 1999. С. 4. стихотворному тому1 и лирической книге, явившейся действенным фактором развития поэзии двадцатого столетия. Предметом углубленного анализа стали переходные и синкретические жанрово-родовые формы циклизации. Так, книга И.А. Бунина «Темные аллеи» в качестве синкретической формы рассмотрена в монографии: Штерн М.С. В поисках утраченной гармонии. Проза И.А. Бунина 1930-1940-х годов. Омск, 1997.

Продолжает расти число исследований, направленных на определение индивидуальной природы контекстовых образований, их места в жанровом диапазоне автора. Это диссертации А.Ю. Козыревой о циклах Случевского; Е.Б. Кармаловой, А.А. Белобородовой о циклах и книгах Гумилева; Н.П. Уфимцевой о книге Цветаевой, А.В. Тагильцева о циклах Ахматовой. Сохраняется интерес к маргинальным «монтажным» формам, в которых находит выражение процесс циклизации. Их диапазон широк: от лейтмотивных комплексов и прациклических композиций, циклоидов и жанроидов (последний термин предложен Е.М. Таборисской) до несобранных издательских, исследовательских и читательских циклов (работы О.Г. Золотаревой, А.С. Когана, Р.Г. Лейбова, О.В. Зырянова, И.Б. Непомнящего и других).

Появились первые опыты системных коллективных исследований мак-роконтекстовых форм, их дифференциации по хронологическому, стилевому, жанрово-архитектоническому принципу, например, сборник научных трудов: Книга как художественное целое: различные аспекты анализа и интерпретации. Филологические штудии-3. Омск, 2003. Монографических работ, направленных на исследование лирической книги как самодостаточного художественного феномена на материале поэзии XIX века, пока не возникло. Специфика циклизации коица XIX столетия как эстетического феномена, обусловленного обстоятельствами кризиса искусства, к нынешнему моменту

Спроге Л. В. Стихотворный том как факт циклообразования (Ф. Сологуб. Собрание сочинений. СПб.: «Шиповник», 1909. Т. 1) // Республиканская научно-теоретическая конференция молодых ученых и специалистов. Рига, 1985. рассмотрена фрагментарно, далеко не все циклические структуры этого времени выявлены.

Ф Степень разработанности проблемы

Книготворчеству как одному из видов циклизации, имеющему собственную специфику создания макрообъединений, в ряде работ также уделяется внимание, но в целом этот аспект исследований разработан явно недостаточно. История русской лирической книги XIX века едва намечена, различные этапы рассмотрены крайне неравномерно. Кроме того, в нее должен быть включен обзор и дифференцирующий анализ авторских и межавторских дилогий, трилогий, книжных «дублетов», диалогических «синопсисов», которые создают предпосылки тенденции метациклизации, нараставшей на ® протяжении всего столетия и рельефно проявившейся на рубеже веков. Именно это обстоятельство обусловило внимание к обозначенному периоду книготворчества в данной диссертации.

Важнейшими индикаторами научного освоения лирического материала, в частности, лирических книг последней трети XIX века, были и отчасти остаются издания «Библиотеки поэта» с ее малой и большой сериями, а также «Литературных памятников». Они были подготовлены крупными учеными, знатоками текстологии и историографии, такими, как Д.Д. Благой, Б .Я. Бух-^ штаб, Г.А. Бялый, Л.С. Гейро, Л.К. Долгополов, Г.В. Краснов, М.В. Отрадин, Ф.Я. Прийма, А.В. Федоров, Б.М. Эйхенбаум, И.Г. Ямпольский. Вступитель-® ные статьи к ним определили особенности творческих портретов и биографий поэтов, место каждого в историко-литературном процессе. Художественные тексты и биографические очерки, а также комментарии стали основой для дальнейших исследований, прочертили ориентиры для анализа и интерпретации. Проблема циклизации на этом материале не нашла самостоятельной постановки, хотя отдельные наблюдения и суждения специалистов актуальны и сегодня. Издания лирического наследия поэтов в большой серии Библиотеки поэта, как правило, основаны на стихотворных томах последних прижизненных собраний сочинений как наиболее полных авторизованных сводах. В них (в значительно усеченном виде) включаются итоговые книги стихов, завершающие прижизненные публикации. Таковы выпуски «Стихотворений» Я.П. Полонского (JL, 1954. Вст. ст. Б.М. Эйхенбаума), «Стихотворений и поэм» К.К. Случевского (JI., 1962. Вст. ст. А.В. Федорова), A.M. Жем-чужникова (М.; JL, 1963. Вст. ст. Е.А. Покусаева), «Полного собрания стихотворений» А.Н. Плещеева (М.; JL, 1964. Вст. ст. М.Я. Полякова).

Эти издания редко достигают уровня полных «собраний» стихотворных произведений их авторов. Специфика расположения материала в них повторяет композицию прижизненных изданий, однако по ряду причин объем циклов, а тем более, лирических книг значительно сокращен, что лишает возможности читателя, исследователя составить о них адекватное представление. Репринтные издания «Последних песен» Н.А. Некрасова в 1974 году и «Вечерних огней» А.А. Фета в 1981 году в серии «Литературные памятники» представляют отрадное исключение. Прижизненные издания хранятся в столичных библиотеках в специальных фондах и труднодоступны. Известный исследователь истории и теории лирического цикла М.Н. Дарвин констатирует, анализируя книгу стихов Баратынского: «Постижение существа и новизны концепции «Сумерек» требует значительных читательских усилий». Ставя проблему художественной целостности таких явлений, как «Вечерние огни» Фета или «Последние песни» Некрасова, задает вопрос: «Какие образы целого вызывают в нас эти создания поэтов? Признаемся откровенно, об этих вещах мы знаем пока еще слишком мало, и образы названных и других книг стихов чаще всего в нашем сознании замещаются просто их названиями»1. Таким образом, книги стихов многих поэтов XIX века к настоящему времени оказались не прочитанными и почти не исследованными. Этим определяется основная цель предпринятого анализа ряда книжных структур. К тому же и лирика завершающего периода XIX столетия изучена меньше других эпох.

1 Дарвин М.Н. Поэтика лирического цикла («Сумерки» Е.А. Баратынского). Кемерово, 1987. С. 5,12.

Эпоха конца XIX века должна рассматриваться в качестве суммирующей, дополняющей результаты предшествующих периодов и тем самым подготовившей иное эстетическое осмысление и широкое бытование книги стихов в новом столетии. Именно эта форма оказалась способной вместить кризисное, «переходное» мировидение человека рубежа веков, соединить в некую если не систему, то совокупность «арабески» его жизненных впечатлений, этических, религиозных, философских исканий, эстетических ценностей. Лирическая книга конца века выполняла и миссию «соединения разбитых скрижалей» поэтической классики в период глобальной смены эстетических парадигм. Таким образом, актуальность данного исследования определена малой изученностью отечественным литературоведением специфики одного из важнейших, переломных, определивших дальнейшее развитие лирического книготворчества периодов.

На современном этапе изучения лирики переходной поры следует выделить работы Е.В. Ермиловой, В.В. Кожинова, А.Б. Муратова, Н.Н. Скатова, С.В. Сапожкова, С.Л. Слободнюка, Е.З. Тарланова, Е.А. Тахо-Годи, Л.П. Щенниковой, А.Ю. Козыревой, в той или иной степени интегрировавших наблюдения и выводы предшественников. В то же время, анализируя произведения «переходных» поэтов, авторы научных работ, как правило, не делали цикловедческий ракурс приоритетом своих исследований. Например, в монографии Е.А. Тахо-Годи «Константин Случевский. Портрет на пушкинском фоне» (СПб., 2000), выявляющей роль поэта в формировании пушкинской традиции во второй половине века, анализируются не только отдельные стихотворения, но и циклы поэта, книги лирики. Однако при наличии интересных интерпретаций и концептуальных положений сама проблема циклизации не ставится. В научном труде Л.П. Щенниковой «История русской поэзии 1880-1890 годов как культурно-исторический феномен» (Екатеринбург, 2002) рассмотрены мотивы и образы макрожанровых структур, наиболее репрезентативных в плане проявляющейся в них специфики означенного в заглавии культурного феномена. Интерпретация произведений различных жанров позволила автору высказать ряд перспективных суждений о значимости «рубежной поэзии», но проблема контекстовых образований как самостоятельная не входит в круг решаемых научных задач.

К исследованиям интересующего нас цикловедческого профиля, касающимся лирики переходного периода, можно отнести лишь единичные. Подчеркнем научную значимость раздела «Циклизация в лирике 1870-90-х годов» монографии J1.E. Ляпиной «Циклизация в русской литературе XIX века» (СПб., 1999. С. 132-144). Изучение циклов, подборок, циклов-разделов собраний стихотворений «промежуточных» поэтов (Надсона, Случевского, Фофанова и Минского) проведено в синхроническом и диахроническом аспектах, в широком историко-литературном контексте. Это позволило автору определить характер циклообразования данной поры, выявить его основные механизмы, сделать вывод об эстетической плодотворности поэзии конца века в области расширения жанрового диапазона. Широкий масштаб исследования, определивший фронтальное обозрение наиболее показательных для каждого периода XIX века циклических структур трех литературных родов, не позволил автору фундаментального научного издания дать развернутые монографические анализы циклических произведений интересующего нас периода, такая задача и не ставилась. Обосновано чрезвычайно перспективное положение о том, что в завершающую столетие эпоху «неуклонно возрастает роль индивидуального эксперимента», проявляющегося «при организации все более сложных, композиционно многоплановых и прихотливых цикловых единств»1. В монографии Л.Е. Ляпиной проблемы жанровой динамики поэзии конца XIX века, в том числе усиления роли циклизации как важнейшей составляющей этого процесса, нашли научную постановку. Однако проблема лирической книги данного периода в этом разделе не рассматривается.

1 ЛяпииаЛ.Е. Циклизация в русской литературе XIX века. С. 134-135.

Поэзия завершающего периода XIX столетия сегодня все чаще привлекает внимание исследователей. Пришло время от вступительных статей в изданиях поэтов и глав-разделов в монографиях переходить к обобщающим работам о динамике крупных контекстовых форм в лирике данной эпохи. Ряд уже проведенных исследований может явиться основанием для интегрирования факторов этого феномена. Предшествовать этому должно, во-первых, фронтальное выявление авторов, в творчестве которых присутствует или преобладает циклизация лирических произведений, определение роли различных цикловых форм в творчестве каждого; во-вторых, очерчивание совокупности всех книжных изданий данного периода, их анализ, классификация и теоретическое осмысление; в-третьих, установление наиболее действенных, приоритетных способов циклизации для конца столетия. Эти задачи применительно к ансамблю итоговых книг определяют направленность настоящей работы. Она является продолжением, а в некоторых аспектах обобщением исследовательских опытов современных ученых и ее автора по проблемам циклизации и книготворчества.

Книготворчество как частное проявление циклизации изучается в настоящее время достаточно активно на материале Серебряного века, но предшествующий период остается областью вопросов, ждущих научной постановки на обширном художественном материале, который собран далеко не полностью. В данной диссертации массив итоговых лирических книг переходной эпохи выявлен впервые, до этого не подвергался аналитическому рассмотрению, что определяет научную новизну диссертации.

Историко-литературная значимость работы заключается в том, что на основании впервые проведенного анализа книг «закатной серии» выявляется их эстетико-функциональной значимость, что способствует углублению и расширению современных представлений о литературном процессе завершающего периода лирической классики XIX столетия.

Основным предметом научного анализа является ансамбль «последних песен» — итоговых лирических книг 1880-начала 1900-х годов ряда поэтов уходящего поколения середины века и их младших современников: Я.П. Полонского, A.M. Жемчужникова, К.К. Случевского, А.Н. Плещеева, И.В. Ому-левского, К.М. Фофанова, А.А. Голенищева-Кутузова, С.А. Андреевского, А.А. Коринфского и других. Интересом к генезису «закатной серии», вниманием к индивидуальным особенностям контекстообразования в творчестве перечисленных авторов обусловлено исследование разнообразных канонических и маргинальных циклических форм рубежной эпохи. Анализ фрагмен-таризованных стихотворений, собственно циклов, монотематических и моножанровых отделов лирики в томах «собраний» поэтов, стихотворных и книжных дилогий и трилогий, межавторских диалогических композиций предпринят для определения путей формирования лирических книг, художественно целостных или потенциально тяготеющих к концептуально-образной, архитектонически и полиграфически овеществленной форме.

Объектом исследования предстает специфика циклотворчества в поэзии последней трети XIX столетия, реализованная в традиции создания многообразных «составных» макроструктур как фактора эстетической переориентации и подготовки новых жанровых тенденций Серебряного века. Представлены индивидуальные пути книготворчества ряда крупнейших поэтов и опыты книжных изданий второстепенных авторов. Исследованы различные варианты итоговой книги как одной из базовых жанрово-архитектонических форм в лирике переломной эпохи.

В числе причин отсутствия обобщающего типологического свода цельных лирических книг XIX столетия - неразработанность методологии их исследования, адекватной индивидуально-авторской поэтике книготворчества на различных фазах литературного процесса.

Методы исследования продиктованы свойствами художественного материала и задачами его изучения: сочетание историко-литературного и теоретико-типологического подходов позволило вскрыть специфику создания и функционирования книжных форм разных типов, системное многоаспектное рассмотрение лирических макроструктур помогло установить мотивно-об-разные связи и архитектонику книг. Сравнительно-исторический и функциональный анализ способствовал выявлению причин и обстоятельств нарастания процесса метациклизации в поэзии конца столетия, выразившегося в создании межавторского книжного ансамбля.

Как показывают исследования составных форм различных уровней, принадлежащие ряду филологов, в том числе и автору настоящей монографии, тенденция циклизации (контекстообразования) во второй половине XIX века нарастает количественно и преобразуется в иное эстетическое качество. Циклизация становится многоуровневой, проявляется и в пределах индивидуально-авторских лирических систем, и в рамках поэтических течений, и в масштабах литературной эпохи. Реализуются эти «оцельняющие» возможности в разнородных контекстовых образованиях.

Как можно заметить, циклические структуры XIX века и принципы их функционирования освещены крайне неравномерно: одни нашли адекватное толкование и оценку в литературоведении, многие остаются лишь частично или совсем не изученными. К последним относится лирическая книга и родственные ей формы сборника стихов, стихотворного тома «собрания» поэта, а также книжные дилогии. Исходя из наблюдений, определим, что одним из необходимых аспектов изучения процесса циклизации в русской лирике переходного времени должен стать анализ целостно-структурных лирических книг в контексте индивидуально-авторских лирических систем, обусловленных складом личности каждого из поэтов и жанровыми закономерностями эпохи.

Этим обстоятельством вызвана в настоящей работе необходимость сравнительно-исторического, культурологического, герменевтического анализа циклических структур. Интерес к межтекстовым связям в лирике поэтов безвременья» определил необходимость выявления и исследования маргинальных композиций. Тенденция нарастания количества контекстовых структур в лирике переходного периода, процессы дифференциации и последовательной глобализации внутренне «дискретных» строений более всего проявляются в книгах, составивших массив итоговых изданий конца XIX столетия. Однако эти макроструктуры необходимо рассматривать в соотнесении с лирическими книгами других типов, а также с соизмеримыми формами: циклами, отделами и томами «собраний».

Изучение жанровых процессов в поэзии переходной эпохи определило необходимость обращения к фундаментальным работам отечественных филологов-теоретиков и современных исследователей: А.Н. Веселовского, Б.М. Эйхенбаума, В.М. Жирмунского, Ю.Н. Тынянова, Л.Я. Гинзбург, Ю.М. Лотмана, Т.И. Сильман, Б.М. Гаспарова, В.И. Тюпы, С.Н. Бройтмана, Р.С. Спивак, Н.Л. Лейдермана, С.И. Ермоленко, Ю.В. Шатана.

В методологическом обеспечении диссертации важную роль играют труды историков литературы, посвященные поэзии фетовско-некрасовского поколения и авторам «безвременья»: Б.Я. Бухштаба, Г.А. Бялого, И.Л. Аль-ми, А.В. Федорова, Н.Н. Скатова, А.Б. Муратова, Г.В. Краснова, Е.В. Ерми-ловой, С.Л. Слободнюка, С.В. Сапожкова, Е.А. Тахо-Годи, Л.П. Щенниковой. Использование и расширение терминологического аппарата цикловедения, определение приоритетных принципов анализа «монтажных» форм потребовало опоры на методологически продуктивные для разработки заявленной проблемы исследования циклических форм и процессов. Среди них наиболее приоритетны принадлежащие В.А. Сапогову, Л.К. Долгополову, З.Г. Минц, Г.В. Краснову, И.В. Фоменко, Л.Е. Ляпиной, М.Н. Дарвину, О.Г. Золотаревой, А.С. Когану, М.С. Штерн, Е.К. Созиной, Н.А. Кузьминой, К.И. Шарафа-диной, О.В. Зырянову, А.Ю. Козыревой. Разноплановый характер работ, обеспечивающих теоретико-методологический аппарат диссертации, объясняется не «коллажностью» случайного отбора, но многогранностью объекта изучения и необходимостью многоаспектного анализа художественных структур.

Характером постановки и решения этих масштабных проблем обусловлена главная цель диссертации: выявить по возможности полно звенья обширного массива итоговых лирических книг 1880-1890-х годов, изучить наиболее совершенные из них, дать обзор изданий второстепенных поэтов, разработать принципы анализа циклических макроструктур, предпринять попытку их архитектонической характеристики и классификации, определить роль в процессе жанрообразования рубежной эпохи.

Круг задач диссертации определяется обозначенными выше проблемами цикловедения, которые еще не достаточно освещены к настоящему времени:

- установить взаимосвязь мировидения крупнейших поэтов конца XIX века и специфики контекстовых форм их лирики;

- определить роль отдельных поэтов в сохранении традиций циклообра-зования предшествующего этапа и разработке новых, стоявших подчас на грани эксперимента;

- выявить и разграничить виды составных структур в лирическом наследии наиболее талантливых авторов, соотношение «монтажных» и «монолитных» форм;

- определить жанровую ориентацию и жанровый генезис циклических структур в творчестве авторов итоговых книг;

- обозначить принципы взаимодействия составляющих внутри книжного контекста, например, функций стихотворения в цикле, цикла и раздела в книге;

- определить характер эволюции авторской циклизации, ее этапов на примере индивидуального творчества наиболее талантливых авторов книг-итогов; совершить попытку типологизации стихотворных книг дебютного, этапного, итогового вариантов в творчестве ряда поэтов второй половины XIX века.

- аргументировать тенденцию усложнения циклических структур, контекстовой глобализации в творчестве ряда поэтов.

В качестве высокоэстетических опытов, предваряющих появление серии итоговых книг, определены «Последние песни» Н.А. Некрасова (СПб., 1877) и «Вечерние огни» А.А. Фета (М., 1883-1891), заслуживающие отдельного монографического рассмотрения с учетом чрезвычайно высокой индивидуальной специфики (что не возможно в рамках данной диссертации). Основной массив изученного лирического материала - ансамбль лирических изданий итогового характера - содержит восемь книг Я.П. Полонского, A.M. Жемчужникова, К.К. Случевского, К.М. Фофанова, А.Н. Плещеева и других. «Второй» его ряд, провинциальные и подражательные издания П.В. Шумахера, С.А. Андреевского, Д.К. Лизандера, А.А. Голенищева-Ку-тузова, А.В. Переводчиковой и других - еще более двадцати авторских книг. В связи с этим перед автором диссертации возникла необходимость выработки единого алгоритма исследования разнохарактерных лирических книг. «Последние песни» Н.А. Некрасова требуют иного подхода, чем «На закате» Я.П. Полонского или «Песни из Уголка» К.К. Случевского. Кроме того, индивидуальная специфика формирования, уникальность архитектоники отдельных книг явно преобладают над их типовыми свойствами. Установление типовых особенностей книжных структур оказывается возможным именно в контексте серии книг-завещаний, которыми лирики середины столетия и «переходные поэты» завершали свое пребывание во времени-пространстве русской словесности конца XIX века. Эти книги характеризуются относительным монотематизмом и взаимоориентацией, сходными архитектоническими решениями.

Практическая значимость работы заключается в возможности использования полученных результатов в исследовании широкого круга цикловед-ческих проблем, связанных с поэтикой, генезисом, типологией книжных и маргинальных циклических форм, принципами анализа, интерпретации мак-ротекстовых образований. Результаты данной диссертации могут быть учтены также в дальнейшей разработке теории циклических жанров, при построении истории русской поэзии последней трети XIX столетия, а также в преподавании истории и теории литературы, чтении спецкурсов по истории циклизации и литературной герменевтике. Возможно использование полученных результатов и выводов в сферу книгоиздания и редакторскую практику. Материалы диссертации использовались ее автором при чтении лекционного курса «История русской литературы XIX века» и различных спецкурсов, а также при подготовке курсовых, дипломных, диссертационных кандидатских работ в Омском госуниверситете.

Результаты исследования апробированы на научных конференциях и симпозиумах: Фетовских чтениях в Курске 1985 и 1987 годов; Некрасовских чтениях в Ярославле 1987 года; Юбилейной конференции в Вологде, поев. 200-летию со дня рождения К.Н. Батюшкова 1987 года; конференциях Томского университета по проблеме метода и жанра 1987 и 1989 годов; конференциях, посвященных юбилеям Ф.М. Достоевского, А.С. Пушкина, Ф.И. Тютчева и Славянских чтениях в Омске 1995, 1997, 1999, 2000, 2003 годов; на Дергачевских чтениях и методических конференциях в Екатеринбурге 1998, 2001, 2002 годов; на Герценовских чтениях в Санкт-Петербурге 1983, 1987, 1995, 2000, 2002 годов. В последние годы результаты проведенного исследования были представлены на международных научных конференциях: «Европейский лирический цикл» в Москве 2001 года; «Проблемы религиозной и философской герменевтики» в Омске 2003 года; «Культура и интеллигенция. Россия между рубежами веков. Метаморфозы творчества. Интеллектуальные ландшафты (конец XIX — начало XXI в.)» в Омске 2003 г.;

Интертекст в художественном и публицистическом дискурсе» в Магнитогорске 2003 г., «Итоги и перспективы развития литературы и литературоведческой мысли XX века» в Харькове 2003 г. На Всероссийских конференциях: «Пушкинские чтения-2003» в Санкт-Петербурге; «Региональные культурные ландшафты: история и современность» в Тюмени 2004 г., а также на конференциях различного профиля в Барнауле, Иркутске, Ишиме и др. городах. Основные положения диссертационного исследования опубликованы в трех учебных пособиях: «Анализ лирического цикла и книги стихов: Канонические структуры и маргинальные формы циклизации в поэзии последней трети XIX века». Омск, 2000 (4, 9 п.л.); «Лирическая книга: Архитектоника и поэтика (на материале поэзии последней трети XIX века)». Омск, 2002 (8, 75 п.л.); «Анализ и интерпретация лирического цикла: «Мефистофель» К.К. Случевского». Омск, 2003 (8, 6 п.л.). Все предшествующие опыты обобщены в монографии: «Итоговая книга в поэзии последней трети XIX века: Архитектоника и жанровая динамика». Омск, 2004 (21, 2 п.л.). Кроме того, отдельные «развороты» исследования отражены в выпусках коллективного издания Омского университета «Филологические штудии» (отв. редактор О.В. Мирошникова): «Анализ художественного текста» (1998 г.), «Слово — текст — контекст: иерархия художественных смыслов» (2000 г.), «Книга как художественное целое: различные аспекты анализа и интерпретации» (2003 г.). По теме диссертации опубликовано 47 статей научного и учебно-методического характера (в том числе и в изданиях, рекомендованных ВАК, в сборниках по итогам международных и российских конференций). Общий объем опубликованных по теме диссертации работ превышает 50 п.л. Различные главы диссертации и работа в целом обсуждались на заседаниях кафедр: русской и зарубежной литературы Омского госуниверситета, новейшей отечественной литературы Омского педагогического госуниверситета и русской классической литературы Уральского госуниверситета в 2001, 2003, 2004 гг.

Положения, выносимые на защиту

1. На основе анализа литературного материала (русской лирики 18801890-х годов) дается определение книги стихов как многосоставной контекстовой формы, которая в своих наиболее эстетически завершенных, концептуально и структурно цельных образцах представляет собой своеобразный аналог лирического жанра.

2. Лирическая книга такого типа обладает достаточно устойчивой структурой, что обеспечивает возможность ее «воспроизводства» в качестве жанровой формы, в которой реализуется миромоделирующая функция искусства.

3. Итоговая книга стихов, представленная в творчестве поэтов второй половины XIX века, рассматривается как разновидность контекстовой формы (лирической книги), обладающая высокой степенью устойчивости структуры, мотивно-образного комплекса, внутренним единством и спаянностью составляющих ее компонентов.

4. Ансамбль итоговых книг в отечественной традиции складывается в последней трети XIX века, чему способствовала историко-культурная ситуация: смена поэтических поколений, эстетических парадигм, необходимость соединения «раздробленных скрижалей» классического искусства.

5. В творчестве поэтов 1880-х - 1890-х годов (Полонского, Жемчужни-кова, Случевского, Плещеева, Голенищева-Кутузова и др.), ориентирующихся на итоговые издания классиков (Некрасова и Фета), создается целый ряд канонических и маргинальных вариантов итоговых книг: два основных типа контекстовых макроструктур (книга-цикл и книга-композиция), стихотворные и книжные дилогии и трилогии, многочастные ансамбли, межавторские диалогические синопсисы.

6. Целостность итоговых лирических книг Полонского базируется на последовательной реализации моносубъектной специфики авторского мирови-дения, на нивелировании разножанрового характера составляющих произведений-фрагментов, на хронологической последовательности их расположения в композиции, корректирующейся мотивно-ассоциативным интегрированием.

7. Итоговые книги A.M. Жемчужникова «Песни старости» и «Прощальные песни» представляют собой дискретно-целостные контекстовые формы и показательны с точки зрения активизации процесса метациклизации 18801900-х годов. Создание Жемчужниковым лирической дилогии, составленной не из двух стихотворений, не из парных циклов, но из связанных многими линиями двух книг, знаменует процесс жанровой глобализации в лирике, укрупнение составных контекстовых форм, все чаще появлявшихся на смену традиционной поэме.

8. В лирике Случевского от первых опытов до поздних произведений прослеживается нарастание контекстового принципа мышления, одним из показателей которого является формирование поэтом ряда лейтмотивных линий, которые выполняли функцию структурно-семантических парадигм, оформляя наряду с циклами и разделами целостность его лирической системы. Итоговая книга поэта «Песни из Уголка» представляет собой исключительно масштабный, разросшийся цикл (лирическая книга первого типа), внутренне сложно структурированный, с большим количеством варьирующихся мотивных комплексов, движением которых создается ритмический рисунок целого. Подобная конструкция целого вполне отвечает универсальности авторского мировидения и является одним из способов выражения концепта итоговости.

9. Череда книг-завещаний была воспринята поэтами второго ряда как творческая тенденция, на которую можно было ориентироваться. Усвоение-варьирование «эпигонами» образцов итоговой книги и почти одновременное развитие, глубокая трансформация жанровой традиции большим искусством серебряного века - еще одно свидетельство устойчивости формы, возможностей реализации ее миромоделирующей функции.

Структура диссертации определена задачами изучения книготворчест-ва последних десятилетий XIX века в его эволюции и разнообразии форм. Работа состоит из введения, шести глав, заключения и библиографии.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Итоговая книга в поэзии последней трети XIX века: архитектоника и жанровая динамика"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ. ИТОГОВАЯ ЛИРИЧЕСКАЯ КНИГА КАК МЕТАЖАНР ПЕРЕХОДНОЙ ЭПОХИ

Индивидуально-авторский аспект создания художественно целостных книг лирики усиливался на протяжении нескольких веков. Эта тенденция являлась составной частью общего процесса индивидуализации всей системы эстетических форм, ярко обозначившейся в литературе конца XIX века. Для поэзии различных эпох были свойственны исторически сложившиеся представления о книге в лирике и принципах ее формирования, которые прямо или опосредованно зависели от характера доминирующих эстетических идей, литературных направлений и стилей, уровня развития книгоиздательства. У писателей различных формаций книготворчество проявлялось не только в сочинении определенного комплекса монотематических, моножанровых или хронологически близких стихотворений, но и в выстраивании структуры будущей книги, редактировании, отборе элементов оформления, полиграфического стиля, в подготовке издания к печати.

Отмечено, что циклические формы в поэзии активизируются обычно в эпохи нестабильные, переходные, поскольку одно из определяющих свойств цикла - «удерживать определенные ценности в эпохи их бурной переоценки» (М.Н. Дарвин). Значение циклизации в литературном процессе переломных годов - в ее способности «порождать во множестве циклы в собственном смысле этого слова, принимающие облик и функцию жанровых образований» (Л.Е. Ляпина). Однако в рубежные периоды активно функционирует не только собственно цикл, но и все формы составных контекстов, в том числе и книга стихов. В поэзии последней трети XIX века разного рода устойчивые составные контексты приобретают множественность и вариативность. Процесс укрупнения устойчивых лирических контекстов достаточно рельефно обозначился ранее. В середине века в творчестве Н.А. Некрасова, А.А. Фета, Н.П. Огарева, А.А. Григорьева, А.Н. Майкова, А.Н. Плещеева и др. активизируются и усложняются межтекстовые связи внутри авторских лирических систем.

Книгу стихов итогового характера можно отнести к метажанровым явлениям на основе господства в ней принципа подчинения входящих в нее произведений единому сверхжанровому замыслу, метаколлизии всей структуры, а кроме того, учитывая особенности ее исторического функционирования: исполнять роль ведущей архитектонической формы, признанной модели преобладающего в данную эпоху типа миропереживания (при всех индивидуальных его проекциях).

На рубеже веков создаются условия для формирования небывалых художественных объединений, масштабных лирических контекстов, основанных на принципе системного взаимодействия. Это уже не монтажные композиции относительно равнозначных стихотворений одного автора, но межавторские диалогические комплексы, к которым можно отнести рассмотренный нами массив итоговых книг. В совокупности они представляют собой креативно-рецептивный метациклический ансамбль «последних сказаний» уходящего столетия. Своими опытами поэты конца XIX века создали эстетический прецедент, за которым последовали открытия художников Серебряного века, поднявших циклизацию на качественно иной уровень.

Специфика бытования циклических форм в поэзии последней трети XIX века определялась все большим распространением концепта итоговости в различных областях искусства, которая проявлялась прежде всего в особой -программной - цитатности, или реминисцентности, произведений. За этим могла стоять писательская ностальгия по утраченным или недоступным ценностям поэзии пушкинского «золотого века» русской культуры. Пределы цитатного контекста расширялись и в результате обращения к единому метафорическому языку, свойственному поэтам одного поколения, ведущим диалог на этом языке.

Любой текст - «не только генератор новых смыслов, но и конденсатор культурной памяти. <.> Сумма контекстов, в которых данный текст приобретает осмысленность и которые определенным образом как бы инкорпорированы в нем, может быть названа памятью текста» (Ю.М. Лотман). Многие тексты, выходившие из-под пера «восьмидесятников», оказались в высокой степени наделенными функцией памяти. Однако «память текста» для многих «восьмидесятников» оказалась слишком тяжелым наследством, заслонившим собственные возможности. Одним из средств противодействия мощному влиянию классического наследия, подавлявшего собственные авторские интенции, виделось создание лирических книг, в обширных контекстах которых уравновешивалось «чужое» и «свое». В этом аспекте продуктивность циклических форм, в том числе и лирических книг, трудно переоценить. Обозрение книжных форм последних десятилетий XIX века позволяет заметить, что в них проявились индивидуальные эстетические приоритеты и общие закономерности поэзии.

Попытаемся суммировать основные моменты функциональной значимости итоговой книги стихотворений в историко-литературном процессе данного периода. Она обобщала опыт творчества не только самого автора, но и всего литературного поколения, которое он представлял, актуализировала многие линии классической традиции. Эта установка реализовалась в усилении диалогичности, которая обеспечивала контакты с современниками, предшественниками и последователями. Она же привела к повышению роли реминисцентной поэтики в процессе сложения структуры книги. Усилилась внутренняя структурная динамика, «столкновение» микрожанров, циклов, отделов в общем смысловом пространстве книги. Особую роль стали играть стилизация, травестийность, пародирование, повлекшие за собой различные способы цитации.

На идейно-концептуальном уровне это сказалось в синтезе религиозно-философских и гражданственных мотивов, вечных вопросов бытия и злободневных размышлений; субъективная исповедальность соединялась с масштабными обобщениями; лирическое сознание вмещало в себя драматизм и эпическую устремленность к постижению общих законов бытия. В аспекте жанрово-композиционной поэтики общая тенденция проявилась в плодотворном соединении монологизма, исповедальности дневникового типа с диалогической установкой поэтического завещания, документальной очерко-востью, позволявшей запечатлеть и ряд типических лиц, портретов современников, и общее «лицо» уходящего века.

Стремление поэтов последней трети XIX века (Я.П. Полонского, A.M. Жемчужникова, К.К. Случевского и др.) воплотить духовный состав собственной личности и характер мировидения на определенном этапе исторического, культурного развития общества привело к разнообразию способов формирования крупных контекстовых структур в лирике данного периода. Подчеркнем еще раз, что именно эта лирическая форма позволила запечатлеть все многообразие индивидуального опыта и совместить его с воссозданием единого общекультурного контекста духовной жизни целого поэтического поколения. Поэтому в рамках общей метажанровой парадигмы и возникают разнообразные формы и принципы книготворчества.

Целостность лирических книг Я.П. Полонского базировалась на эволюционирующих принципах, таких, как стремление к уравновешению жанрового состава, установление хронологической последовательности в расположении фрагментов, закон мотивного интегрирования, приводивший к созданию единого внутреннего ассоциативного контекста.

Книжные структуры A.M. Жемчужникова эволюционировали от контекста условного образа-маски к масштабным составным композициям. Создание Жемчужниковым лирической дилогии, состоящей из связанных многими линиями самостоятельных книг, указывает на процесс жанровой глобализации в лирике. Основным принципом формирования целого становится днев-никово-завещательная тенденция, которая воплотилась в строго хронологическом, биографически обусловленном порядке расположения компонентов. Эта строгая установка позволяла уравновесить калейдоскопичность книги, пестроту и разнородность авторских впечатлений, наблюдений, зарисовок, духовных исканий. Подобная двунаправленная авторская интенция свидетельствует о тяготении к метациклизации, которое у Жемчужникова выразилось сильнее, чем у кого-либо из его современников.

Исключительным многообразием принципов формирования контекстовых лирических форм отмечено книготворчество К.К. Случевского. Один из самых оригинальных способов его циклизации - реминисцентный. Поэтом были созданы циклы-парафразы на мотивы произведений Лермонтова, Гоголя, Достоевского, Данте, Мильтона, Гейне. Кроме того, им были разработаны такие виды циклов, как персонажный, жанрово-стилевой, полемико-диалоги-ческий, топографический. Различного вида циклы, становясь разделами лирических книг, подчиняются общим метажанровым архитектоническим принципам. В поистине итоговой книге «Песни из Уголка» совмещаются разные ведущие принципы, что свидетельствует об осознанном стремлении «поэта противоречий» к гармонизации разнонаправленных жанрово-стиле-вых тенденций собственного творчества.

Массовый период развертывания серии создал, на первый взгляд, чрезвычайно разнообразные макроструктуры. Однако, несмотря на формальную изобретательность, поэты-продолжатели не смогли придать типу итоговой книги новой философской и эстетической концептуальное™. Историческая роль их книготворчества в развитии традиции может быть определена как расширение контекстового поля ансамбля и разработка способов варьирования основной модели.

Фактор появления большого числа подражательных сборников стал внешним показателем упрочения традиции итоговых книг. Массовые издания своим появлением как бы удостоверяли неочевидное: лирическая книга становилась одним из распространенных жанров, а поскольку предшествующая плеяда поэтов выпускала книги-завещания, книги-дневники, то этот вариант чаще всего и тиражировался, даже если не был обеспечен реально-психологически и биографически. К тому же «дублетность», реализованная и в метафорике заглавий, и в ключевых мотивах, и в вариантах стилизации, однозначности общих коллизий, и даже в лексических штампах, свидетельствует о несамостоятельности, вторичности «промежуточного» поколения поэтов. Но в то же время реминисцентность удостоверяет их установку на упрочение традиции «прощальных песен», на принятие ими «наследства» от предшественников «классиков» середины века и «неоклассиков» переходных десятилетий.

Трансформация принципов циклообразования и книготворчества в лирике последней трети XIX века свидетельствовала о коренном изменении всей жанровой парадигмы поэзии. Это явление стало одной из основных составляющих общелитературного процесса эстетической переориентации, в полной мере заявившего о себе уже в начале нового XX века.

Список научной литературыМирошникова, Ольга Васильевна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Художественные тексты1. Антологии

2. Сборник лучших произведений русской поэзии. Издание Н. Щербины. 1858.

3. Русская лира. Хрестоматия, сост. из произведений новейших поэтов. 1860.

4. Эротические стихотворения русских поэтов. Собр. Г. Геннади. 1860.

5. Сборник русских стихотворений для чтения простолюдинам. 1860.

6. Сборник стихотворений известных русских писателей. 1862.

7. Избранные произведения русской поэзии. Сост. В. Бонч-Бруевич. М., 1894.

8. Молодая поэзия. Сост. П. Перцов. Спб., 1895.

9. Русские поэты за сто лет. Сост. А. Сальников. М, 1901.

10. Русская муза. Сост. П. Якубович. Спб., 1904.

11. Основные дореволюционные и современные издания русских и европейских поэтов второй половины XIX— начала 1900-х годов

12. Андреевский С.А. Стихотворения. 1879-1885. Спб, 1886.

13. Андреевский С.А. Стихотворения. Спб., 1898.

14. Апухтин А.Н. Стихотворения. Спб., 1886.

15. Апухтин А.Н. Стихотворения. Спб., 1893.

16. Апухтин А.Н. Полн. собр. соч. Л., 1991. (Б-ка поэта. Большая сер.).

17. Бутурлин П.Д. Сибилла и другие стихотворения. Спб., 1890.

18. Бутурлин П.Д. Двадцать сонетов. Киев, 1891.

19. Баратынский Е.А. Полн. собр. соч. М., 1989. (Б-ка поэта. Большая сер.)

20. Белый А. Стихотворения и поэмы. М.; Л., 1966. (Б-ка поэта. Большая сер.).

21. Блок А.А. Собр. соч.: В 8 т. М.; Л., 1960.

22. Бодлер Шарль. Цветы зла. М., 1970. (Лит. памятники).

23. Брюсов В.Я. Собр. соч.: В 7 т. М., 1973-1975.

24. Вяземский П.А. Стихотворения. Л., 1986. (Б-ка поэта. Большая сер.)

25. Гелъдерлин Фр. Гиперион. Стихи. Письма. М., 1988.

26. Голенищев-Кутузов А.А. Затишье и буря. 1868-1878. Спб., 1878.

27. Голенищев-Кутузов А.А. Стихотворения. Спб., 1884.

28. Голенищев-Кутузов А.А. Сочинения. Т. 1-2. Спб., 1894.

29. Голенищев-Кутузов А.А. Стихотворения. Спб., 1901.

30. Голенищев-Кутузов А.А. Сочинения: В 3 т. Спб., 1904.

31. Жемчужников A.M. Избранные произведения. М.; Л., 1963. (Б-ка поэта. Большая сер.).

32. Жуковский В.А. Собр. соч.: В 3 т. М., 1980.

33. Коринфский А.А. Песни сердца. Стихотворения. 1889-1893. М., 1894, 1897.

34. Коринфский А.А. Черные розы. Стихотворения. 1893-1895. Спб., 1896.

35. Коринфский А.А. Тени жизни. Стихотворения. 1895-1896. М., 1897.

36. Коринфский А.А. Поздние огни. Стихотворения. 1908-1911. Спб., 1912.

37. К.Р. Стихотворения. Спб., 1886.

38. К.Р. Стихотворения. 1879-1885. Изд. 2-е. Спб., 1889.

39. К.Р. Новые стихотворения. 1886-1888. Спб., 1889

40. К.Р. Третий сборник стихотворений. 1889-1899. Спб., 1900.

41. К.Р. Стихотворения. Т. 1-3. Спб., 1913.

42. Лермонтов М.Ю. Собр. соч.: В 4 т. М., 1984. Т. 1.

43. Льдов КН. Стихотворения. Спб., 1890.

44. Льдов КН. Лирические стихотворения. Спб., 1897.

45. Льдов КН. Отзвуки души. Спб., 1899.

46. Майков А.Н. Избранные произведения. Л., 1977. (Б-ка поэта. Большая сер.).

47. Минский Н.М. Стихотворения. 1877-1882. Спб., 1883.

48. Минский Н.М. Стихотворения. Спб., 1887.

49. Минский Н.М. Стихотворения. Спб., 1896.

50. Минский Н.М. Новые песни. Спб., 1901.

51. Минский Н.М. Полное собрание стихотворений: В 4 т. Спб., 1907.

52. Надсон С.Я. Стихотворения. Спб., 1885.

53. Надсон С.Я. Стихотворения. Спб., 1886. Изд. 2-е.

54. Надсон С.Я. Стихотворения. Спб., 1902. Изд. 19-е.

55. Надсон С.Я. Недопетые песни. (Из посмертных бумаг) Спб., 1902.

56. Надсон С.Я. Полн. собр. соч. М.; JL, 1962. (Б-ка поэта. Большая сер.).

57. Некрасов НА. Полн. собр. соч. и писем: В 12 т. М., 1950.

58. Поэты 1880-1890-х годов. Л., 1972. (Б-ка поэта. Большая сер.).

59. Пушкин А.С. Собр. соч.: В 10 т. М., 1959.

60. Ратгауз Д.М. Стихотворения. Киев, 1893.

61. Полонский Я.П. Стихотворения. Л., 1954. (Б-ка поэта. Большая сер.).

62. Полонский Я.П. Сочинения: В 2 т. Стихотворения и поэмы. М., 1986.

63. Ратгауз Д.М. Песни сердца. Стихотворения. М., 1896.

64. Ратгауз Д.М. Песни любви и печали. СПб.; М., 1902.

65. Ратгауз Д.М. Новые стихотворения. М., 1904.

66. Ратгауз Д.М. Полное собрание стихотворений: В 3 т. СПб.; М., 1906.

67. Русская элегия XVIII начала XX века. Л., 1991. (Б-ка поэта. Большая сер.).

68. Случевский К.К. Стихотворения. Спб., 1880.

69. Случевский К.К. Стихотворения, 2-я книжка. Спб., 1881.

70. Случевский К.К Поэмы, хроники. Стихотворения, 3-я книжка. Спб., 1883.

71. Случевский К.К. Стихотворения, 4-я книжка. Спб., 1890.

72. Случевский К.К Сочинения: В 6 т. Спб., 1898.

73. Случевский К.К. Песни из Уголка (1895-1901). Спб., 1902.

74. Случевский К.К. Стихотворения. и поэмы. М.; Л., 1962. (Б-ка поэта. Большая сер.).

75. Тютчев Ф.И. Поли. собр. соч. Л., 1987. (Б-ка поэта. Большая сер.).

76. Фет А.А. Стихотворения и поэмы. Л., 1986. (Б-ка поэта. Большая сер.).

77. Фет А.А. Сочинения: В 2 т. М., 1982.

78. Фет А.А. Вечерние огни. М., 1981. (Лит. памятники).

79. Фофанов КМ. Стихотворения. М.; Л., 1962. (Б-ка поэта. Большая сер.).

80. Цветаева М.И. Собр. соч.: В 7 т. М., 1995. Т. 7.

81. Щербина Н.Ф. Избранные произведения. Л., 1970.

82. Чюмина О.Н. Стихотворения. 1884-1888. Спб., 1889.

83. Чюмина О.Н. Стихотворения. 1892-1897. Спб., 1897.

84. Чюмина О.Н. Новые стихотворения. 1898-1904. Спб., 1905.

85. Чюмина О.Н. Осенние вихри. Стихи. Спб., 1908.

86. Фофанов КМ. Стихотворения. Спб., 1887.

87. Фофанов КМ. Стихотворения. Спб., 1889.

88. Фофанов КМ. Тени и тайны. Спб., 1892.

89. Фофанов КМ. Стихотворения: В 5 ч. Спб., 1896.

90. Фофанов КМ. Иллюзии. Спб., 1900.

91. ФругС.Г. Стихотворения. 1881-1889. Спб., 1889.

92. Состав серии итоговых лирических книг

93. Шаликов П.И. Последняя жертва музам. М., 1822.

94. Хвостов Д.И Последнее взывание к музе. Спб., 1823.

95. Баратынский Е.А. Сумерки. М., 1842.

96. Некрасов Н.А. Последние песни. Спб., 1877.

97. Полонский Я.П. На закате. М., 1881.

98. Фет А.А. Вечерние огни. М., 1883-1891.

99. Омулевский И.В. Песни жизни. Спб., 1883.

100. Полонский Я.П. Вечерний звон. Спб., 1890.

101. Плещеев А.Н. Песни старого друга. М., 1893.

102. Жемчужников A.M. Песни старости. Спб., 1900.

103. Фофанов К.М. Иллюзии. Спб., 1900.

104. Случевский К.К. Песни из Уголка. Спб., 1902.

105. Жемчужников A.M. Прощальные песни. Спб., 1908.

106. Штукенберг А.И. (Антоний Крутогоров) Осенние листы. Спб., 1866.

107. Маслович Н.В. Житейские напевы. Спб., 1875.

108. Шумахер П.В. Шутки последних лет. М., 1879.

109. Буренин В.П. Былое. Спб., 1880.

110. Шумахер П.В. Шутки последних лет. М., 1879.

111. Кукольник П.В. Последний кусок моей духовной пищи. Вильно, 1882.

112. Ливанский И.В. Поминки. Орел, 1883.

113. Андреевский С.А. Стихотворения 1878-1885. Спб., 1886.

114. Кусков П.А. Наша жизнь. Спб., 1889.

115. Лихачев B.C. За двадцать лет. Соч. и переводы. 1869-1888. Спб., 1889.

116. Лизандер Д.К. Перед закатом. М., 1892.

117. Коринфский А.А. Тени жизни. Стихотворения 1895-1896. М., 1897.

118. Переводчикова А.В. Вечерние тени. Саратов, 1897.

119. Переводчикова А.В. Осенние мотивы. Саратов, 1897.

120. Льдов КН. Отзвуки души. Спб., 1899.

121. Безобразов Н.Ф. За тринадцать лет (1888-1901). Пенза, 1903.

122. Ардов Т. Вечерний свет. М., 1907.

123. Чюмина О.Н. Осенние вихри. Спб., 1908.

124. Панов Н.А. Вперед. Стихотворения последних лет. Спб., 1908.

125. Бахметев Н.Н. Жизнь Смерть. Спб., 1911.

126. Голенищев-Кутузов А.А. На закате. Спб., 1912.

127. Коринфский А.А. Поздние огни. Стихотворения 1908-1911. Спб., 1912.

128. Акимова С.К Песни старости. Кн. 1-2. М., 1913.

129. Аносов Ив.А. Надгробные огни. Харьков, 1913.

130. Барсов А.А. Минувшие радости и скорби. Муром, 1913.

131. Случевский К.К. Стихотворения и поэмы. М.; Л., 1962. (Б-ка поэта. Большая сер.).

132. Тютчев Ф.И. Полн. собр. соч. Л., 1987. (Б-ка поэта. Большая сер.).1.. Критика и научная литература1. Дореволюгщонная критика

133. Андреевский С.А. Вырождение рифмы (Заметки о современной поэзии)// Андреевский С.А. Литературные очерки. Спб., 1902. С. 427-469.

134. Арсеньев К Поэты двух поколений // Вестник Европы. 1885. № 10. С. 774-775.

135. Арсеньев К.К. Содержание и форма в новейшей русской поэзии // Вестник Европы. 1887. № 1. С. 226-247.

136. Арсеньев К. Еще о современных русских поэтах (Н. Минский и К. Фофанов) // Вестник Европы. 1887. № 5. С. 321-329.

137. Бальмонт КД. Горные вершины. Кн. 1. М., 1904.

138. Брюсов В.Я. К.М. Фофанов // История русской литературы XIX в. Т. 5, гл. VII. М., 1910. С. 273-276.

139. Брюсов В.Я. К.К.Случевский // История русской литературы. С. 276279.

140. Брюсов В.Я. К.К.Случевский. Поэт противоречий // Далекие и близкие: Статьи и заметки о русских поэтах от Тютчева до наших дней. М., 1912. С. 40-45.

141. Венгеров С.А. Очерки по истории русской литературы. Спб., 1907.

142. Волошин М.А. Лики творчества. Спб., 1914.

143. Волынский А. Литературные заметки // Северный вестник. 1892. № 1. С. 181-186.

144. Гербель И.В. Русские поэты в биографиях и образцах. Спб., 1880.

145. Глинский Б.Б. Среди литераторов и ученых. Биографии, характеристики, некрологи, воспоминания, встречи. Спб., 1914.

146. Гнедич П.П. Падение искусства (Листки из записной книжки) // Исторический вестник. 1909. № 1.

147. Говоров К. Современные поэты: Критические очерки. Спб., 1889.

148. Гриневич П.Ф. (Якубович П.Ф.) Очерки русской поэзии. Спб., 1904.

149. Дивильковский А. Семен Яковлевич Надсон // История русской литературы XIX века / Под ред. Д.Н. Овсянико-Куликовского. Т. 4. М., 1911. С. 362371.

150. Коринфский А.А. Поэзия К.К. Случевского. Этюд. Спб., 1899.

151. Котляревский Н. Очерки новейшей русской литературы. М., 1890.

152. Котляревский Н.А. Сочинения К.К. Случевского // Тринадцатое присуждение премий имени А.С. Пушкина, 1899. Спб., 1903. С. 52-81.

153. Кранихфельд Вл.П. В мире идей и образов. Т. 11. Спб., 1911.

154. Краснов Пл. Поэт нашего времени // Книжки недели. 1897. № 8. С. 232244.

155. Краснов Пл. Вне житейского волнения. Сочинения К.К. Случевского. Т. 1-3 // Книжки Недели. 1898. № 9. С. 132-144.

156. Краснов Пл. Поэт вне содержания. Литературная характеристика К.М. Фофанова // Новый мир. 1903. № 118. С. 304-305.

157. Лернер И.О. Я.П. Полонский // История русской литературы XIX века / Под ред. Д.Н. Овсянико-Куликовского. Т. 3. М., 1911. С. 491^197.

158. Маковский С. На парнасе серебряного века. Мюнхен, 1962.

159. Медведский К.П. Современные литературные деятели. К.К. Случевский // Исторический вестник. 1894. № 8. С. 746-759.

160. Мережковский Д.С. О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы. Спб., 1893.

161. Михайлов Д.Н. К.К. Случевский // Михайлов Д.Н. Очерки русской поэзии XIX века. Тифлис, 1904.

162. Н.М. (Н. Михайловский). Дневник читателя. Заметки о поэзии и поэтах // Северный вестник. 1888. № 3. С. 135-156.

163. Надсон С.Я. Литературные очерки. СПб., 1887.

164. Перцов П.П. Философские течения русской поэзии. Спб., 1896.

165. Розанов В.В. литературные очерки. Спб., 1899.

166. Розанов В.В. К.М. Фофанов // Новое слово. 1911. № 11. С. 19-23.

167. Русский биографический словарь. Пг., 1916.

168. Соловьев B.C. Импрессионизм мысли // Соловьев В.В. Собр. соч.: В 10 т. Спб., 1913. Т. 9. С. 77-83.

169. Стасюлевич и его современники в их переписке. Спб., 1912. Т. 4.

170. Чуйко В.В. Современная русская поэзия в ее представителях. Спб., 1885.

171. Ясинский И.И. Роман моей жизни (Книга воспоминаний) М.; Л., 1926.1. Словари и справочники

172. Библиотека русской поэзии И.Н. Розанова: Библиографическое описание. М., 1975.

173. Биографии русских писателей среднего и нового периода. С алфавитным указателем произведений писателей. Сост. А.П. Добрыв. Спб., 1900.

174. Брокгауз Ф.А., Ефрон И.А. Новый энциклопедический словарь: В 48 т. Спб., 1900-1916. Т. 1-29.

175. Венгеров С.А. Источники словаря русских писателей. Т. 1—4. Спб., 1900-1917.

176. Венгеров С.А. Русские книги. Т. 1-3. Спб., 1895-1899.

177. Венгеров С.А. Критико-биографический словарь русских писателей и ученых (от начала русской образованности до наших дней). Т. 1-6. Спб., 1889-1904.

178. Владиславлев И.В. Русские писатели. Опыт библиографического пособия по русской литературе XIX-XX столетий. 4-е изд. М.; JL, 1924.

179. Гербель Н.В. Русские поэты в биографиях и образцах. 3-е изд. Спб., 1888.

180. Голицын Н.Н. Биографический словарь русских писательниц. Спб., 1889.

181. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. М., 1989. Т. 2. С. 189; 1991. Т. 4. С. 210.

182. Достоевский: эстетика и поэтика: Словарь-справочник. Челябинск, 1997. С. 139.

183. Краткая литературная энциклопедия: В 9 т. М., 1962-1978.

184. Книговедение: Энциклопедический словарь М., 1982.

185. Масанов И.Ф. Словарь псевдонимов русских писателей, ученых и общественных деятелей: В 4 т. М., 1956-1960.

186. Мезьер А.В. Русская словесность с XI по XIX столетия включительно. Библиографический указатель произведений русской словесности в связи с историей литературы и критикой. Ч. 1-2. Спб., 1899-1902.

187. Мифологический словарь. М., 1965.

188. Мифы народов мира: В 2 т. М., 1994.

189. Муратова К Д. История русской литературы XIX века. Библиографический указатель. М.; JI., 1962.

190. Муратова К.Д. История русской литературы конца XIX начала XX века. Библиографический указатель. М.; JI., 1963.

191. Петербургский некрополь. Сост. В.И. Сайтов. Т. 1-4. П., 1912-1913.

192. Полный православный богословский энциклопедический словарь: В 2 т. М., 1992.

193. Русская литература конца XIX начала XX века. 1901-1907. М., 1971.

194. Русские писатели 1800-1917. Биографический словарь. Т. 1-4. М., 1989-1999.

195. Русские писатели. Биобиблиографический словарь. Т. 1-2. М., 1990.

196. Русские писатели. Биобиблиографический словарь / Под ред. П.А. Николаева. Т. 1-3. М., 1990.

197. Руднев В.П. Словарь культуры XX века: ключевые понятия и тексты. М. 1998.

198. Смирнов-Сокольский Н.П. Русские альманахи и сборники XVIII -XIX веков. М., 1965.

199. Современное зарубежное литературоведение (страны Западной Европы и США): концепции, школы, термины. Энциклопедический справочник. М., 1996.

200. Степанов Ю.С. Константы. Словарь русской культуры. М., 1997.

201. Сто русских писателей. Портреты, биографические данные, образцы произведений. Сост. В.А. Никольский. Спб., 1904.

202. Тарасенков А.Н. Русские поэты XX века. 1900-1955. М., 1966.

203. Современная научная литература

204. Аверинцев С.С. Историческая подвижность категории жанра: опыт периодизации // Историческая поэтика. Итоги и перспективы изучения. М., 1986.

205. Акелькина Е.А. В поисках цельности духа, Бога и вечности (Пути развития русской философской прозы конца XIX века). Омск, 1998. С. 12.

206. Акелькина Е.А. Пути развития русской философской прозы конца XIX века: Автореф. дис. . д-ра филол. наук. Екатеринбург, 1998.

207. Альми И.Л. Сборник Е.А. Баратынского «Сумерки» как лирическое единство // Вопросы литературы. Метод. Стиль. Поэтика. Вып. 8. Владимир, 1973. С. 23-81.

208. Альми И.Л. Статьи о поэзии и прозе. Кн. 1-2. Владимир, 1998-1999.

209. Анализ художественного текста. Литературоведческие штудии-2. Омск, 1998.

210. Анненский И.Ф. Книги отражений. М., 1979 (Лит. памятники).

211. Арнольд И.В. Текст его компоненты как объект комплексного анализа. Л., 1986.

212. Арнольд И.В. Проблемы диалогизма, интертекстуальности и герменевтики (В интерпретации художественного текста). СПб., 1995.

213. Аспекты и приемы анализа текста художественного произведения. Л., 1983.

214. Айхенвальд Ю. Силуэты русских писателей. М., 1994.211 .Арнольд ИВ. Проблемы диалогизма, интертекстуальности и герменевтики (В интерпретации художественного текста). Спб., 1995.

215. Багно В.Е. Федор Сологуб переводчик французских символистов // На рубеже XIX и XX вв. Из тстории международных связей руской литературы. Л., 1991. С. 129-214.

216. Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М., 1989.

217. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1986.

218. Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе // Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975.

219. Белобородова А.А. Книга стихов Н.С. Гумилева как художественное целое («Путь конквистадоров», «Романтические цветы», «Жемчуга»): Авто-реф. дис. . канд. филол. наук. Екатеринбург, 2003.

220. Бикбулатова К.Ф. Русская поэзия 80-х годов // История русской поэзии: В 2 т. Т. 2. Л., 1969.

221. Бонецкая Н.К. «Образ автора» как эстетическая категория // Контекст-1985. М., 1986.

222. Бройтман С.Н. Русская лирика XIX начала XX века в свете исторической поэтики. Субъектно-образная структура. М., 1997.

223. Бройтман С.Н. «Диалог» и «монолог» становление категорий // Бах-тинский тезаурус. 1997 С. 156-161.

224. Бройтман С.Н. Историческая поэтика. М., 2001.

225. Бусалова Т.П. Композиция циклических структур А. Майкова // Русская литература XIX века. Вопросы сюжета и композиции. Горький, 1975.

226. Бутакова JI.O. Авторское сознание в поэзии и прозе: когнитивное моделирование. Барнаул, 2001.

227. Бухштаб Б.Я. Русские поэты. JL, 1970.

228. Бялый Г.А. Поэты 1880-1890-х годов // Поэзия 1880-1890-х годов. Л., 1972.

229. Введение в литературоведение. Литературное произведение: Основные понятия и термины: Учебное пособие. М., 1999.

230. Вейдле В.В. Умирание искусства. М., 1996.

231. Веселова Н.А. Онтология заглавия в лирике // Проблемы и методы исследования литературного текста. К 60-летию профессора И.В. Фоменко. Тверь, 1997.

232. Веселова Н.А., Орлицкий Ю.Б., Скороходов М.В. Поэтика заглавий. Материалы к библиографии // Литературный текст. Проблемы и методы исследования. Вып. III. Тверь, 1997.

233. Веселовский А.Н. Поэтика сюжетов // Веселовский А.Н. Историческая поэтика. 1989.

234. Ветловская В.Е. Вопросы теории сюжета // Русская литература и культура Нового времени. Спб., 1994;232. «Вечные» сюжеты русской литературы: «Блудный сын» и другие. Новосибирск, 1996.

235. Видова О.В. «Прощальный» цикл элегий 1830 года как итог предшествующего элегического развития // Болдинские чтения. Горький, 1987.

236. Виноградов В.В. Этюды о стиле Гоголя: Анализ архитектоники и соображения о ее генезисе // Виноградов В.В. Избр. труды: Поэтика рус. лит. М., 1776. С. 247-255.

237. Волошин М.А. Лики творчества. Кн. 1-2. Л., 1988.

238. Выготский Jl.С. Психология мскусства. Анализ эстетической реакции М., 1997.

239. Гадамер Г.Г. О круге понимания // Гадамер Г.Г. Актуальность прекрасного: Пер. с нем. М., 1991.

240. Гайм Р. Романтическая школа: Пер. с нем. М., 1891.

241. Гаркави A.M. Композиция стихотворных циклов Н.А. Некрасова // Жанр и композиция литературного произведения. Вып. 5. Калининград, 1980.

242. Гаспаров Б.М. Литературные лейтмотивы: Очерки русской литературы XX века. М., 1994.

243. Гаспаров М.Л. Избр. труды: В 3 т. Т. 2. О стихах. М., 1997.

244. Гегель Г.В.Ф. Эстетика: В 4 т. Т. 3. М., 1971.

245. ГерчукЮ. Художественная структура книги. М., 1984.

246. Гинзбург Л.Я. О лирике. Л., 1997.

247. Гинзбург Л.Я. О старом и новом. Л., 1982.

248. Гиришан М.М. Литературное произведение. Теория и практика анализа. М., 1991.

249. Головко В.М. Герменевтика жанра: проектная концепция литературоведческих исследований // На пороге XXI века: Материалы междунар. науч. конф. М., 1998.

250. Грехнев В.А. Словесный образ и литературное произведение. Нижний Новгород, 1997.

251. Дарвин М.Н. Проблема цикла в изучении лирики. Кемерово, 1983.

252. Дарвин М.Н. Поэтика лирического цикла («Сумерки» Е.А. Баратынского). Кемерово, 1987.251 .Дарвин М.Н. Русский лирический цикл: проблемы теории и анализа. Красноярск, 1988.

253. Дарвин М.Н. Художественная циклизация лирических произведений. Кемерово, 1997.

254. Дарвин М.Н. Рукопись и книга в творческом сознании автора // Сибирский филологический журнал. Барнаул; Кемерово; Новосибирск; Томск, 2003. № 1.С. 52-57.

255. Джанджакова Е.В. О поэтике заглавий // Лингвистика и поэтика. М., 1979.

256. Долгополое Л.К. На рубеже веков. Л., 1985.

257. Евангельский текст в русской литературе XVIII-XX веков. Цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр. Вып. 2. Петрозаводск, 1998 и др.

258. Ермилова Е.В. Поэзия на рубеже двух веков // Смена литературных стилей. М., 1974.

259. Ермилова Е.В. Диалог с традицией // Контекст. 1981. М., 1982.

260. Ермоленко С.И. Лирика М.Ю. Лермонтова: жанровые процессы. Екатеринбург, 1996.

261. Жирмунский В.М. Композиция лирических стихотворений // Жирмунский В.М. Теория стиха. Л., 1975.

262. Загидуллина М.В. Классические литературные феномены как истори-ко-функциональная проблема (творчество А.С. Пушкина в рецептивном аспекте). Екатеринбург, 2002.

263. Загидуллина М.В. Архитектоника // Достоевский: эстетика и поэтика. Словарь-справочник. Челябинск, 1997. С. 139.

264. Записки Петербургских религиозно-философских собраний (1902— 1903). СПб., 1906.

265. Золотарева О.Г. Проблема «несобранного стихотворного цикла» 4060-х гг. XIX в. Автореф. дис. . канд. филол. наук. Томск, 1982.

266. Зырянов О.В. Русская интимная лирика: проблемы жанровой эволюции. Екатеринбург, 1998.

267. Зырянов О.В. Принципы анализа поэтического текста. Екатеринбург, 2000.

268. Зырянов О.В. Эволюция жанрового сознания русской лирики: феноменологический аспект. Екатеринбург, 2003.

269. Измайлов А.А. На переломе. Спб., 1908.

270. Измайлов А.А. Помрачение божков и новые кумиры. М., 1910.

271. Ингарден Р. Исследования по эстетике. М., 1962.

272. Историческая поэтика. Итоги и перспективы изучения. М., 1986.

273. Исторические пути и формы художественной циклизации в поэзии и прозе. Кемерово, 1992.

274. История русской литературы XIX в.: В 5 т. / Под ред. Д.Н. Овсянико-Куликовского. Т. 5. М., 1910.

275. История русской поэзии: В 2 т. Д., 1969.

276. История руской литературы: В 4 т. Т. 4. Д., 1983.

277. Лекманов О.А. Книга стихов как «большая форма» в русской поэтической культуре начала XX века. О.Э. Мандельштам. «Камень» (1913): Авто-реф. дис. . канд. филол. наук. М., 1995;

278. Книга как художественное целое: различные аспекты анализа и интерпретации. Филологические штудии-3 / Отв. ред. О.В. Мирошникова. Омск, 2003.

279. Коган А.С. Типы объединений лирических стихотворений в условиях перехода от жанрового к внежанровому мышлению (на материале русской поэзии первой половины XIX века. Автореф. дис. . канд. филол. наук. Киев, 1988.

280. Кожинов В.В. Книга о русской лирической поэзии XIX века. М., 1978.

281. Козицкая Е.А. Смыслообразующая функция цитаты в поэтическом тексте. Тверь, 1999.

282. Козубовская Г.П. Поэзия А. Фета и мифология. Барнаул; Москва, 1991.

283. Козубовская Г.П. Проблема мифологизма в русской поэзии конца XIX начала XX веков. Самара; Барнаул, 1995.

284. Козырева А.Ю. Последние поэтические циклы К.К. Случевского // Вестник ЛГУ. Сер. Русск. яз. и литер. Л., 1992. № 4. С. 68-75.

285. Кондаков Б.В. Русский литературный процесс 1880-х одов: Автореф. дис. . д-ра филол. наук. Екатеринбург, 1997.

286. Кондаков И.В. Задачи творческого синтеза в культуре // Кондаков И.В. Русская культура: Краткий очерк истории и теории. Ч. 1. М., 2000.

287. Корман Б.О. Практикум по изучению художественного произведения. Лирическая система. Ижевск, 1983.

288. Корман Б.О. Лирика Н.А. Некрасова. Воронеж, 1964.

289. Корман Б.О. Изучение текста художественного произведения. М., 1872.

290. Корман Б.О. Избранные труды по теории и истории литературы. Ижевск, 1992.

291. Краснов Г.В. Последняя книга поэта // Н.А. Некрасов. Последние песни. М., 1974.

292. Краснов П.Н. Кому быть королем русских поэтов // Новый мир. 1899. №3.

293. Кузьмина Н.А. Интертекст и его роль в процессах эволюции поэтического языка. Екатеринбург; Омск, 1999.

294. Кушнер А.С. Книга стихов // Вопросы литературы. 1975. № 3.

295. Ламзина А.В. Заглавие // Введение в литературоведение. Литературное произведение: основные понятия и термины. М., 1999. С. 94-107.

296. Лебедев Ю.В. Поэзия 70-х годов // История русской литературы: В 4 т. Т. 3. С. 584-603.

297. Левин Ю.И. Структура русской метафоры. Лирика с коммуникативной точки зрения // Левин Ю.И. Избранные труды. М., 1998. С. 457-482.

298. Лейдерман Н.Л. Движение времени и законы жанра. Свердловск, 1982.

299. Лекманов О.А. Книга стихов как «большая форма» в русской поэтической культуре начала XX века. О.Э. Мандельштам «Камень» (1913): Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1995.

300. Лекманов О.А. Стихотворение «Казино» в контексте книги стихотворений О.Э. Мандельштама «Камень» // «Сохрани мою речь.» № 12. 1993.

301. Литературный текст. Проблемы и методы исследования. III. Тверь, 1997.

302. Литературоведение XXI века. Анализ текста: метод и результат. Спб., 1996.

303. Лотман Ю.М. Анализ поэтического текста. Структура стиха. М., 1972.

304. Лотман Ю.М. «Внутри мыслящих миров»: человек текст - семи-осфера - история. М., 1999.

305. Лотман Ю.М. О разграничении лингвистического и литературоведческого понятия структуры // Вопросы языкознания. 1963. № 3. С. 44-52.

306. Ляпина Л.Е. Русские литературные циклы (1840-1860 гг.). СПб., 1993.

307. Ляпина Л.Е. Циклизация в русской литературе XIX века. Спб., 1999.

308. Мамардашвили М.К. Идея преемственности и философская традиция // Мамардашвили М.К. Как я понимаю философию М., 1992. С. 96.

309. Мандельштам О.Э. Буря и натиск // Мандельштам О.Э. Сочинения: В 2 т. М., 1990. С. 282. Т. 2.

310. Маркин П.Ф. Символика слов-образов в ранних произведениях Ф.М. Достоевского // Филологический анализ текста. Вып. 11. Барнаул, 1998. С. 3-13.

311. Материалы к «Словарю сюжетов и мотивов русской литературы»: От сюжета к мотиву. Новосибирск, 1996.

312. Материалы к «Словарю сюжетов и мотивов русской литературы». Вып. 2: Сюжет и мотив в контексте традиции. Новосибирск, 1998.

313. Мережковский Д.С. О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы // Мережковский Д.Л. Толстой и Достоевский. Вечные спутники. М., 1995.

314. Миловидов В.А. Текст, контекст, интертекст: Введение в пролематику сравнительного литературоведения. Тверь, 1998.

315. Монтаж: Литература. Искусство. Театр. Кино. М., 1988.

316. Муратов А.Б. Проза 1880-х годов // История русской литературы: В 4 т. Т. 4. С. 27-73.

317. Мушина КБ. Поэзия и проза Полонского // Полонский Я.П. Сочинения: В 2 т. Т. 1. Стихотворения и поэмы. М., 1986.

318. Наркевич А. Поэты конца XIX в. в «Библиотеке поэта» // Вопросы литературы. 1964. № 2. С. 200-205.

319. Нольман M.JI. Шарль Бодлер. Судьба. Эстетика. Стиль. М., 1979.

320. Овчинников Н.Ф. Структура и система // Системные исследования. М., 1969. С. 111.

321. Полякова JI.B. Пути развития теории жанра в работах последних лет // Русская литература. 1985. № 5. С. 212-225.

322. Поспелов Г.Г. «Мотив приюта» в русском пейзаже конца XIX начала XX века // Поспелов Г.Г. Русское искусство XIX века. Вопросы понимания времени. М., 1997.

323. Потебня А.А. Эстетика и поэтика. М., 1976.

324. Поэтический строй русской лирики. Л., 1973.

325. Пространство и время в литературе и искусстве. Теоретические проблемы, классическая литература. Даугавпилс, 1987.

326. Рикёр П. Конфликт интерпретаций: Очерки о герменевтике. М., 1995.

327. Роднянская КБ. Художественное время и художественное пространство. // Литературный энциклопедический словарь. М., 1987.

328. Сайтанов В.А. Стихотворная книга. Пушкин и рождение хронологического принципа // Редактор и книга. Вып. 10. М., 1986. С. 123-160.

329. Сазонова JI.K. Поэзия русского барокко (вторая половина XVII начало XVIII века. М., 1991.

330. Сапогов В.А. Поэтика лирического цикла А. Блока: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1967.

331. Сапогов В.А. Сюжет в лирическом цикле // Сюжетосложение в русской литературе. Даугавпилс, 1980.

332. Сапожков С.В. Русские поэты «безвременья» в зеркале критики 18801890-х годов. М., 1996.

333. Сапожков С.В. Русская поэзия 1880-1890-х годов в свете системного анализа: от С.Я. Надсона к К.К. Случевскому (течения, кружки, стили): Авто-реф. дис. . докт. филол. наук. М., 1999.

334. Сильман Т.П. Заметки о лирике. JL, 1977.

335. Скатов Н.Н. Далекое и близкое. Литературно-критические очерки. М., 1981.

336. Скатов Н.Н. Литературные очерки. М., 1985.

337. Слободнюк C.JJ. Русская литература начала XX века и традиции древнего гностицизма. СПб.; Магнитогорск, 1994.

338. Слободнюк C.JI. «Идущие путями зла.»: Древний гностицизм и русская литература 1880-1930 гг. Спб., 1998.

339. Слово текст - контекст: иерархия художественных смыслов. Литературоведческие штудии - 2. Омск, 2000.

340. Смирнов НИ Бытие и творчество. Спб., 1996.

341. Созина Е.К Ситуация «на пороге» // Достоевский: Эстетика и поэтика: Словарь-справочник. Челябинск, 1997.

342. Созина Е.К. Сознание и письмо в русской литературе. Екатеринбург, 2001.

343. Спивак Р.С. Русская философская лирика. Проблемы типологии жанров. Красноярск, 1985.

344. Спроге JI.B. Лирический цикл в дооктябрьской поэзии А.Блока и проблемы циклообразавания у русских символистов: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Тарту, 1988.

345. Старыгина Н.Н. Проблемы циклизации в русской литературе 18501860-х гг. Йошкар-Ола, 1987.

346. Стенник Ю.В. Система жанров в историко-литературном процессе // Историко-литературный процесс. Л., 1974.

347. Стернин Г.Ю. Художественная жизнь России в конце XIX начале XX века. М., 1970.

348. Стернин Г.Ю. Русская художественная культура II половины XIX -начала XX вв.: Исследования. Очерки. М., 1984.

349. Столярова И.В. В Поисках идеала (Творчество Н.С. Лескова). Л., 1978.

350. Страшное С.А. Анализ поэтического произведения в жанровом аспекте. Иваново, 1983.

351. Суматохина JI.B. Своеобразие поэтической структуры лирического сборника Б. Пастернака: Автореф. дис. канд. филол. наук. М., 1998.

352. Сухова Н.П. Мастера русской лирики. М., 1982.

353. Тагер Е.Б. Возникновение модернизма // Русская литература конца XIX начала XX веков: Девяностые годы. М., 1968.

354. Тамарченко Н.Д. «Эстетика словесного творчества» Бахтина и русская религиозная философия. М., 2001.

355. Тамарченко Н.Д. М.М. Бахтин и А.Н. Веселовский (Методология исторической поэтики) // Диалог. Карнавал. Хронотоп. 1998. № 4.

356. Тамарченко Н.Д. «Композиция и архитектоника» или «композиция и конструкция»? (М.М. Бахтин и П.А. Флоренский) // Тамарченко Н.Д. «Эстетика словесного творчества» Бахтина и русская религиозная философия. М., 2001. С. 88-98.

357. Тарланов Е.З. Константин Фофанов: легенда и действительность. Петрозаводск, 1993.

358. Тарланов Е.З. Поэзия К.М. Фофанова и тенденции в русской лирике конца XIX века: Автореф дис. . д-ра филол наук. Спб., 1999.

359. Тахо-Годи Е. Константин Случевский. Портрет на пушкинском фоне. Спб., 2000.

360. Текст и текстовые категории: аспекты филологического исследования. Тюмень, 2002.

361. Теория метафоры: Сб. переводов / Под ред. Н.Д. Арутюновой. М., 1990.

362. Толстых Г.А. Книготворческие взгляды русских поэтов-символистов // Книга. Исследования и материалы. Сборник 68. М., 1994. С. 209-229.

363. Толстых Г.А., Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика. М., 1996.

364. Топорков A.JI. Земля // Славянская мифология: Энциклопедический словарь. М., 1995. С. 192-195.

365. Тынянов Ю.Н. Литературный фактМ., 1993.

366. Тынянов Ю.Н. Поэтика. Литература. Кино.

367. Тюпа В.И. Аналитика художественного. Введение в литературоведческий анализ. М., 2001.

368. Тюпа В.И. Модусы художественности (конспект цикла лекций) // Дискурс. 1998. № 5/6. С. 163-173.

369. Успенский Б.А. Поэтика композиции // Успенский Б.А. Семиотика искусства. М., 1995.

370. Уфимцева Н.П. Лирическая книга М.И. Цветаевой «После России» (1922-1925). Проблема художественной целостности. Екатеринбург, 1999.

371. Фарино Е. Введение в литературоведение. Варшава, 1991.

372. Фет А.А. Традиции и проблемы изучения. Курск, 1985.

373. Флоренский П.А. Анализ форм пространственности и времени в художественно-изобразительных искусствах. М., 1993.

374. Фоменко И.В. О поэтике лирического цикла. Калинин, 1984.

375. Фоменко И.В. Лирический цикл: становление жанра, поэтика. Тверь, 1992.

376. Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. М., 1997.

377. Фуксон Л.Ю. Проблемы интерпретации и ценностная природа литературного произведения. Кемерово, 1999.

378. Хайдеггер М. Истоки художественного творения // Зарубежная эстетика и теория литературы XIX-XX вв.: Трактаты, статьи, эссе. М., 1987. С. 264-312.

379. Хализев В.Е. Диалогическая речь и монологическая речь // Литературный энциклопедический словарь. М., 1987.

380. Хализев В.Е. Теория литературы. М., 1999.

381. Холшевников В.Е. Анализ композиции лирического стихотворения // Анализ одного стихотворения: Межвуз. сб. Л., 1985.

382. Царькова Т.С. Русская стихотворная эпитафия XIX-XX веков. СПб., 1999.

383. Целостность литературного произведения как проблема исторической поэтики. Кемерово, 1986.

384. Чазов Е.И. Болезни сердца и сосудов: В 4 т. М., 1992; Руководство по кардиологии: В 4 т. / Под ред. Е.И. Чазова. М., 1982.

385. Чернец Л.В. Литературные жанры. М., 1982.

386. Шайтанов И.О. Проблемы жанровой поэтики // Литературоведение на пороге XXI века. М., 1998. С. 47-52.

387. Шайтанов И.О. Жанровое слово у Бахтина и формалистов // Вопросы литературы. 1996. № 3.

388. Шайтанов И.О. Проблемы жанровой поэтики // Литературоведение на пороге XXI века: Материалы междунар. науч. конф. М., 1998.

389. Шанский Н.М. Художественный текст под лингвистическим микроскопом. М., 1986.

390. Шарафадина К.И. Цикл «Три элегии» Некрасова опыт жанрового исследования // Анализ художественного текста. Литературоведческие штудии: Учебное пособие. Омск, 1998.

391. Шатии Ю.В. Жанрообразовательные процессы и художественная целостность текста в русской литературе XIX века (Эпос. Лирика). Автореф. дис. . докт. филол. наук. М., 1992.

392. Швейбельман Н.Ф. Поэтика прозы французских поэтов середины XIX начала XX веков: Автореф. дис. . д-ра филол. наук. Екатеринбург, 2003.

393. Щенникова Л.П. История русской поэзии 1880-1890 годов как культурно-исторический феномен. Екатеринбург, 2002.

394. Шлейермахер Фр. Юность и старость // Шлейермахер Фр. Речи о религии: К образованным людям ее презирающим: Монологи: Пер. с нем. М., 1994. С. 326-334.

395. Штерн М.С. В поисках утраченной гармонии. Проза И.А. Бунина 1930-1940-х годов. Омск. 1997.

396. Эйхенбаум Б.М. О прозе. О поэзии. Л., 1986

397. Элиаде М. Священное и мирское. М., 1994.

398. Элиот Т.С. Назначение поэзии. М., 1997.

399. Эпштейн М.Н. Парадоксы новизны. О литературном развитии XIX веков. М., 1988.

400. Эткинд Е.Г. Четыре мастера // Мастерство перевода. М., 1970.

401. Юнг КГ. Архетип и символ. Л., 1991.

402. Якобсон Р. Работы по поэтике. М., 1987.

403. Якубинский Л.П. О диалогической речи // Якубинский Л.П. Язык и его функционирование: Избранные работы. М., 1986.