автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.03
диссертация на тему: Каролингская эклога

Полный текст автореферата диссертации по теме "Каролингская эклога"

На правах рукописи

005054086

Ненарокова Мария Равильевна

Каролингская эклога: теория и история жанра.

Специальность 10.01.03 —литература народов стран зарубежья (литературы Европы)

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Москва-2012

- I И0Я 2012

005054086

Работа выполнена в отделе классических литератур Запада и сравнительною литературоведения федерального государственного бюджетного учреждении науки Института мировой литературы им. А.М. Горького РАН Официальные оппоненты: Карташова Ирина Вячеславовна

д.ф.н., профессор, Тверской Государственный Университет Якушева Галина Викторовна д.ф.н., профессор, Государственный Институт Русского Языка им.А.С.Пушкина, Высшее Театральное Училище (Институт)

им.М.С.Щепкина

Ганина Наталия Александровна, д. ф. н., доцент ФГОУ ВПО Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова

Ведущая организация: ГБОУ ВПО г. Москвы "Московский городской

педагогический университет" Защита состоится «И» декабря 2012 г. в 15 часов на заседании Диссертационного совета Д.002.209.01 по филологическим наукам в Федеральном государственном бюджетном учреждении науки Институте мировой литературы им. A.M. Горького РАН, по адресу: 121069, г. Москва, ул. Поварская, д. 25а.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Федерального государственного бюджетного учреждения науки Института мировой литературы им. A.M. Горького РАН.

Автореферат опубликован на сайте ВАК 11 сентября 2012 г.: http://vak2.ed.gov.ru/catalogue/details/90734 Автореферат разослан «/£» Ctysf^sifef. .2012г.

Ученый секретарь диссертационного совета доктор филологических наук

Объектом настоящего диссертационного исследования является круг текстов, созданный в эпоху правления Карла Великого и его преемников (к.УШ-1Х вв.) и относящийся к жанру эклоги. Хронологические рамки определяются, с одной стороны, возникновением придворной Академии Карла Великого (ок.747-814), ученого кружка, члены которого нередко писали эклоги а, с другой стороны, творчеством Радбода Утрехтского (ум. 917), создавшего последнюю эклогу эпохи Каролингов. Эклога Каролингского возрождения (к.УИЫХ вв.) на протяжении почти ста тридцати лет сохраняет свои принципиальные особенности.

Предмет исследования - формирование и эволюция жанра эклоги в пределах замкнутого исторического периода, известного как эпоха Каролингов. Мы выделяем три этапа эволюции Каролингской эклоги, связанные с именами правителей из династии Каролингов - Карла Великого,' Людовика Благочестивого, Карла Лысого.

Эпоха Каролингов, в особенности правление Карла Великого, воспринималась современниками как возрождение Римской империи не только в отношении политики, но и культуры, и всего строя жизни. Однако империя франков, становясь наследницей античного мира, должна была превзойти его, ибо франки, в отличие от жителей Римской империи эпохи Октавиана Августа, были христианами. Сознательная ориентация на античную культуру времен Августа побуждала ученых франков создавать произведения, ориентировавшиеся на античные литературные образцы. Одним из жанров античности, воспринятым поэтами Каролингского времени, была буколика (от грк. «пастушеская песнь»), или эклога (от грк. «выбор»).

Исследователи, в частности, Д.А.Халперин, выделяют черты, считавшиеся в эпоху античности признаками буколического жанра: стихотворный размер, использование диалекта, пастушеская тематика. Поскольку для написания буколик поэты использовали гекзаметр, буколики рассматривались как разновидность эпической поэзии.

Особенность восприятия и усвоения жанра эклоги в эпоху Каролингов - и шире - в Средние века - состояла в том, что эклоги, служившие образцом для средневековых поэтов, то есть «Буколики» Вергилия, читали параллельно с античными комментариями к ним. Из комментариев авторы средневековых эклог узнавали о признаках буколического жанра.

Обычно исследователи обращаются к одному-двум стихотворениям Алкуина (чаще всего рассматривается «Словопрение Весны с Зимой») и к «Книге эклог» Муадвина; иногда упоминаются Валахфрид Страб и Пасхазий Ратберт. Особый интерес вызывает загадочная «Эклога Теодула», представляющая собой так называемую полную аллегорию, то есть загадку без отгадки. Наряду с исследованием творчества вышеназванных поэтов материалом исследования становятся вводимые нами в научный обиход новые имена: Петр Пизанский, Павел Диакон, Дикуйль, Седулий Скотт, Аудрад Умеренный, Микон, Хукбальд Сент-Амандский, Радбод Утрехтский. Из названных поэтов только Седулий Скотт много работал в жанре

буколики, однако следует помнить, что мы имеем дело только с текстами, дошедшими до наших дней. Тем не менее, сохранившиеся до нашего времени тексты могут дать представление об эволюции Каролингской эклоги.

Поскольку в средневековой школе эклоги Вергилия читали параллельно с комментариями, в диссертации мы исследуем также связь поэтических текстов, написанных в жанре эклоги, с комментариями Сервия к «Буколикам» Вергилия и с так называемыми «Бернскими схолиями», школьным комментарием к «Буколикам», созданным в УШ-1Х вв.

Актуальность исследования определяется тем, что в отечественном литературоведении такая работа выполняется впервые. Как в отечественном, так и в зарубежном литературоведении средневековая буколика практически не изучена. Особенно это относится к первому «возрождению эклоги»1, которое пришлось на время правления Карла Великого, его сына и внуков, известное как «эпоха Каролингов» или «Каролингское возрождение». Хотя этот период постоянно привлекает внимание историков, богословов и философов, филологи и культурологи им занимались мало.

В отечественной науке латинская поэзия раннего средневековья рассматривалась в работах Б.И.Ярхо, В.Ф. Шишмарева, И.Н.Голенищева-Кутузова, М..Л.Гаспарова. Зарубежные исследователи либо вообще не обращаются к латинской буколической поэзии средневекового периода, в частности, к поэзии второй половины УИЫХ в., считая, что средневековая буколика ничего не дала буколике эпохи Возрождения (В.Л.Грант), либо пишут о каких-либо отдельных авторах, чаще всего об Алкуине (Б.Хедберг) или его младшем современнике Муадвине (Р.Вердьер, Дж.Витта, Т.К.Хаббард). Что касается Алкуина, его «Словопрение Весны с Зимой», наиболее известное стихотворение, переведенное на английский и русский языки, написано в диалогической форме, приводящей на мысль Вергилиево «амебейное пение», то есть пение по очереди. Муадвин же просто назвал свое произведение «Книгой эклог», что, конечно, привлекло к ней внимание ученых.

Основная цель нашего исследования состоит в выстраивании единой перспективы эволюции каролингской эклоги. В связи с этим на первый план выдвигаются следующие задачи:

1. на основании комментариев к «Буколикам» Вергилия сформулировать определение эклоги;

2. очертить круг поэтических текстов Каролингского времени, отвечающих этому определению;

3. описать предысторию каролингской эклоги;

4. выделить этапы развития каролингской эклоги;

5. исследовать поэтику эклоги на каждом этапе ее развития;

6. проследить связь каролингской эклоги с другими литературными жанрами раннего средневековья, с комментариями к

1 Cooper H. Pastoral: Mediaeval into Renaissance. — Ipswich: D.S.Brewer, Rowman and Littlefield, 1977. — P.9.

«Буколикам» Вергилия, с риторическими и грамматическими трактатами.

Методологически диссертационное исследование опирается на указанные выше работы, посвященные жанру эклоги - его теории и истории: на исследования, посвященные «Буколикам» Вергилия, Кальпурния Сикула, Немезиана (Ч.Сигал, Г.Галински, Р.Нисбет, Л.М.Дю Кене, Г.Конте, М.О.Ли и др.) и на работы по средневековой эклоге Х.Купер, Т.Хаббарда, а также Я. Зиолковского, П.Годмана, М.Херрена. Принципиально важными являются сопоставительный метод исследования и структурно-семантический анализ текста.

Основные положения, выдвигаемые на защиту:

1. Исторический период, известный как Каролингское возрождение (70-ые гг. VIII - IX в.), является временем первого расцвета жанра эклоги в Средневековой Европе. Обращение к буколическому жанру отвечало интересу образованной части франкского общества к римской культуре, ибо целью основателя династии Каролингов, Карла Великого было воссоздание Римской империи, но на христианской основе.

2. Основоположником латинской эклоги был Вергилий, все произведения которого в обязательном порядке изучались в средневековой школе, в частности, в школе Каролингского времени. «Буколики» Вергилия читали параллельно с античными комментариями к ним. Самым известным из них был комментарий Сервия. В процессе преподавания в средневековой школе возникали комментарии, отвечавшие требованиям момента, например, «Бернские схолии» (У1Н-1Х вв.), отражавшие восприятие жанра эклоги вообще и Вергилиевых «Буколик» в частности, образованными людьми эпохи Каролингов.

3. Анализ античных и средневековых комментариев к Вергилиевым «Буколикам», а также грамматических трактатов, в которых затронуты вопросы метрики, позволяет выделить признаки, по которым эклогу можно было отличить от других поэтических текстов, и сформулировать рабочее определение исследуемого жанра.

4. Исследование поэтических текстов, созданных в эпоху Каролингов, при помощи сформулированного определения эклоги дает возможность выделить из них стихотворения, которые можно с большим основанием отнести к буколическому жанру.

5. Изучение выделенной группы текстов, созданной на протяжении замкнутого периода времени, позволяет проследить динамику развития Каролингской эклоги: перенос античного жанра в чуждые для него культурные условия, адаптация, создание самостоятельных произведений согласно требованиям буколического жанра, как их понимал образованный средневековый человек.

6. В истории Каролингской эклоги можно выделить три периода, соответствующие периодам правления трех императоров из династии Каролингов - Карла Великого, Людовика Благочестивого, Карла Лысого.

7. Детальный анализ текстов эклог, созданных в Каролингскую эпоху, их формы, системы образов, набора топосов, показывает механизм усвоения античного жанра средневековой культурой. Христианизация жанра приводит ко все большей его аллегоричности. Эклога времен Карла Лысого анализируется параллельно с богословскими сочинениями Каролингского времени, что позволяет более правильно понимать смысл, который поэты вкладывают в создаваемые ими образы.

8. Средневековая латинская литература является порождением школьной культуры. Особенности преподавания латыни как иностранного языка приводят к тому, что обучающиеся должны знать не только сам язык, но и правила составления разнообразных текстов на изучаемом языке. При помощи так называемых «подготовительных упражнений» можно было научиться создавать различные виды небольших текстов, которые на практике могли объединяться в полноценные произведения разной жанровой принадлежности. Слитность жанров средневековой латинской литературы, их перетекание друг в друга объясняет наличие в Каролингской эклоге признаков других жанров, как поэтических, так и прозаических.

9. Отношение к смеху и смешному в эпоху Каролингов во многом . определяется чтением риторических трактатов, написанных

Цицероном и Квинтилианом. Мысль о том, что у смешного и серьезного одни корни, приводит к возникновению шуточных, пародийных эклог одновременно с эклогами в настоящем понимании этого слова. Пародии на буколический жанр существуют с самого начала его переноса на франкскую почву, однако они не являются признаком разрушения жанра, а отражают двойственность средневековой культуры.

Научная новизна работы заключается в том, что в ней впервые в отечественной и зарубежной медиевистике выстраивается перспектива развития античного поэтического жанра, усвоенного средневековой культурой. В работе предлагается подробный литературоведческий анализ большого корпуса текстов, неизвестных российскому читателю. Новаторский подход проявляется и в том, что тексты, относящиеся к жанру эклоги, исследуются в связи с обширным кругом литературы: школьными комментариями, риторическими и грамматическими трактатами, богословскими сочинениями Каролингской эпохи.

Теоретическая значимость диссертации состоит в том, что она вносит существенный вклад в изучение структуры, поэтики, эволюции жанра эклоги.

Критерий достоверности полученных результатов и научная обоснованность обусловлены тем, что в работе собран, проанализирован и обобщен богатейший материал, включающий в себя не только поэтические тексты, относящиеся к жанру эклоги, но и комментарии Сервия к

«Буколикам» Вергилия, школьный комментарий «Бернские схолии» созданный одновременно с каролингскими эклогами а также многочисленные риторические и грамматические трактаты. Таким образом в научный обиход введены ценные первоисточники, находившиеся вне сферы интересов отечественных исследователей.

Практическая значимость работы определяется значительным расширением научного горизонта российских медиевистов, а также филологов более широкого профиля. Материал диссертации может быть использован при создании академических трудов теоретического характера а также в общих и специальных курсах по истории средневековой европейской литературы в высших учебных заведениях. Переведенные поэтические произведения могут представлять интерес для широкого круга читателей

Основные положения и выводы диссертации прошли апробацию на ряде научных конференций: Индоевропейское языкознание и классическая филология-ХШ. Чтения, посвященные памяти профессора Иосифа Моисеевича Тройского. Санкт-Петербург, 2009 г.; Романские языки и культуры: от античности до современности: V Международная научная конференция романистов. Москва, 2009; Индоевропейское языкознание и классическая филология-XIV. Чтения, посвященные памяти профессора Иосифа Моисеевича Тройского. Санкт-Петербург, 2010; ХХП ежегодная богословская конференция Православного Свято-Тихоновского Гуманитарного Университета, 2012. Они отражены также в публикациях по теме диссертации.

Работа обсуждена в Отделе классических литератур Запада и сравнительного литературоведения Института мировой литературы им А М Горького РАН.

Объем диссертации - 23 а. л. Структура - введение, восемь глав, заключение, приложение, библиография (292 наименования). Предлагаемые в приложении переводы эклог на русский язык, написанных поэтами Каролингского времени, выполнены впервые.

Основное содержание работы.

Во Введении определены объект и предмет исследования, обоснована актуальность и новизна избранной темы, сформулированы цели и задачи диссертации. Подробно охарактеризована степень изученности темы и методологическая основа.

В 1 главе «Каролингская культура: между миром и монастырем» описывается культурно-историческая ситуация и условия бытования жанра эклоги в эпоху Каролингов.

Эпоха Каролингов, в особенности правление Карла Великого, воспринималась современниками как «translatio imperii», «перенос власти» по воле Божией от языческой Римской империи к новому Риму - христианской Франкии. Однако империя франков, становясь наследницей античного мира, должна была превзойти его, ибо франки, в отличие от жителей языческого

Рима, были христианами. Целью Карла было возрождение Римской империи времен Октавиана Августа во всем блеске ее славы, а вместе с ее политической властью и ее культурного влияния. Приближенные короля разделяли его планы. В начале 80-ых гг. VIII в., когда завершились италийские походы Карла, он начал собирать вокруг себя одаренных и образованных людей, посвящавших свое время не только богословию, но и изящной словесности.

Двор франкского правителя VIII-IX веков представлял собой небольшую группу людей, в прямом смысле слова приближенных, доверенных лиц, которые вместе с королем, затем и с императором переезжали из одного королевского поместья в другое. Двор Карла путешествовал вместе с ним по королевским поместьям (Гершталь, Вормс, Аттиньи, Нимвеген и т.д.) и вел более-менее спокойную жизнь, располагающую к литературным трудам, только зимой, когда прекращались военные походы короля. Тот круг придворных поэтов, который вошел в историю под названием Дворцовой Академии, просуществовал без изменений не более восьми лет. В 80-ых гг. VIII в. при дворе Карла жили италийцы Петр Пизанец, Фардульф, Павел Диакон, Павлин, будущий патриарх Аквилеи; англосакс Алкуин и многие его ученики, например Фридугиз, Хвита (Кандид, или Визо), Иосиф Скотт; франки Адальхард и Ангильберт, гот Теодульф, ученые ирландцы, например некий Кадак, или Андрей, Клемент, Дунгал.

В 90-ых гг. поэты старшего поколения постепенно оставляли двор: италийцы Петр Пизанский и Павел-Варнефрид Диакон вернулись на родину, Павлин получил патриарший престол в Аквилее. Другие члены Придворной Академии становились настоятелями крупных монастырей и превращали их центры культуры и просвещения для окрестных областей. На смену старшим поэтам пришло младшее поколение, поколение их учеников: Ангильберт, Эйнхард, Муадвин. Однако можно говорить о единстве традиции, основанной на общих для всех образовании, политических и богословских взглядах и дружеских связях. По всей империи, вплоть до пограничных городов на новоприсоединенных землях (например, Гальберштадт в Германии) стали возникать школы, где преподавание велось по программе, принятой во дворце. Ученики школ могли принадлежать к любому сословию.

В правление Людовика Благочестивого, сына и наследника Карла Великого, придворная школа продолжала существовать под руководством ирландца Клемента. Кроме того, во дворце из всего числа придворных выделилась группа ученых клириков, священники, приписанные к дворцовой церкви, капелле. В их ведении были и канцелярия Людовика, и отправление церковных служб, и библиотека.

Литературный и ученый кружок, продолжавший традиции Карловой Академии, существовал под покровительством императрицы Юдифи, второй жены Людовика. Деятельность этого кружка была прервана в последнее десятилетие правления Людовика по причине долгих войн императора с сыновьями, однако просветительская деятельность Карла и продолжение ее

при Людовике принесли свои плоды: по всему государству была создана сеть школ при монастырях и епископских кафедрах, где желающих обучали (или должны были обучать) семи свободным искусствам.

Императорский двор и культурные центры империи, каковыми являлись монастыри и соборные, епископские школы, в правление Людовика существовали подобно сообщающимся сосудам: богословы, церковные писатели, поэты приглашались ко двору из монастырей, где они не только получали духовное и светское образование, но и проходили школу монашеского послушания; они несли свою службу во дворце и занимались там литературной деятельностью, а в старости снова возвращались в монастыри, не оставляя ученых и литературных занятий.

Сын Людовика от второго брака, Карл Лысый, наиболее известен как покровитель учености и искусств. Хотя отдельные части империи разделяла политика, но их соединяла вера. Большую роль играли города с епископскими кафедрами, центры диоцез. Институт епископства пережил разнообразные политические изменения, и его власть осталась устойчивой, несмотря на войны и разделы государства. Вокруг просвещенного епископа собиралось ученое сообщество: так называемая «familia» - «семья», то есть соборное священство, клирики, преподававшие в соборной школе, возможно, ученые иностранцы (ирландцы и греки), благочестивые вдовы! ремесленники, трудами которых строились и украшались церкви. Епископ выступал в роли церковного правителя, уподобляясь до некоторой степени правителю светскому, и так же, как он, покровительствовал художникам и поэтам. Таков был, например, епископ Хартгарий Льежский, при котором в школе диоцезы преподавал грамматику поэт Седулий Скотт. В правление Карла Лысого уже невозможно говорить об отдельных центрах культуры и просвещения в стране, поскольку школы - и дворцовая, и епископские, -были связаны между собой благодаря тому, что их наставники-ирландцы были знакомы между собой.

Школьная реформа Карла и просветительская деятельность его соратников принесла именно те плоды, на которые они и рассчитывали. Если сначала, при Карле Великом, светский элемент в культуре был достаточно силен, то уже при Людовике среди придворных было гораздо больше людей, с детства получивших монастырское воспитание, а при Карле Лысом и дворцовая школа, и школы при монастырях и соборах давали одинаковое образование. Если в конце УШ в. двор правителя был важнейшим культурным центром государства, притягивающим к себе лучшие умы, то в конце IX в., по крайней мере, во Франкии дворцовая школа стала частью сети соборных и монастырских школ, обменивавшихся книгами, наставниками и учениками, и, таким образом, были достигнуты единство веры и однородность ученой культуры, скреплявшие государство.

Глава 2 «Жанр эклоги по античным и средневековым комментариям» посвящена теоретическим основам жанра, изложенным в источниках, которые были доступны авторам Каролингского времени.

Особенностью средневекового усвоения буколического жанра было его восприятие через призму Сервиевых «Комментариев на Буколики Вергилия», а также посредством биографий поэта, имевших общее название «Уйае У^Шапае», где этот жанр предстает в том виде, как он был воплощен в текстах Вергилием. Главной отличительной чертой эклог была их тематика, целиком и полностью связанная с представлениями о сельской, пастушеской жизни. Следом по степени важности шел стихотворный размер, «буколический гекзаметр», наряду с сельской тематикой выделявший эклоги из всего корпуса латинской поэзии, известной средневековому читателю. Если перечисленные черты подчеркивали принадлежность поэзии Вергилия к уже сложившейся традиции, то третья черта, названная Сервием, использование аллегории, указывала на расхождение римского поэта с традицией, на усложнение буколики, что было ново и необычно и потому оказалось достойно упоминания среди главных черт жанра. О языке эклог говорится немного, поскольку выбор лексики определялся тематикой произведений, а о ней комментатором было сказано достаточно. Как кажется, при наличии перечисленных черт стихотворение, по мнению Сервия, могло считаться эклогой. Признаки вторичные, чье наличие было не обязательно для определения жанра произведения, средневековый читатель мог найти в комментариях к отдельным эклогам, в частности, такой признак, как «амебейное пение», то есть диалогическая форма. Выделение групп топосов, включение в текст эклог загадок, числовая символика не отмечались в комментариях но, возможно, это и не было нужно. В сознании средневекового христианина часть знаний могла передаваться устно, ибо и в Церкви бытуют Священное Писание — свод записанных знаний - и Священное Предание, передававшееся в устной форме от поколения поколению. Поэтому некоторые черты буколического жанра поэты Каролингского времени могли усвоить при обсуждении текстов Вергилия, будучи еще учениками монастырских или соборных школ.

В главе 3 «Предыстория Каролингской эклоги» жанр эклоги рассматривается в его развитии от античности до эпохи Каролингов. Таким образом, очерчивается круг текстов изучаемого жанра, доступный поэтам УПИХвв.

Буколическая традиция до времен Вергилия состояла для средневекового читателя практически только из одних имен, которые упоминались в комментариях к Вергилиевым «Буколикам». Чаще всего как родоначальник жанра упоминался греческий поэт Феокрит. Буколики Феокрита могли читать лишь ирландцы, в школах которых изучался греческий язык. Что же касается поэтов эпохи Каролингов, читавших латинские буколики, кроме Вергилия, они знали, по крайней мере, его последователей Кальпурния Сикула и Немезиана. Имена этих поэтов не были пустым звуком в У1Н-ГХ вв., поскольку к этому времени латинская буколика сохранилась в рукописной традиции.

Вергилий был первым поэтом, писавшим эклоги на латыни. Его произведения, в частности «Буколики», прочно вошли в сознание авторов

Каролингского времени. На мнение поэта, выраженное в стихотворных строках, ссылались для подтверждения самых разных, в том числе и богословских, идей. Иногда отдельные стихи из Вергилиевых эклог употреблялись в письмах в качестве своеобразных клише, которые должны были помочь выразить мысль кратко. Сама личность Вергилия и его отношения с императором Августом также стали образцом для подражания. Так, Алкуин, убеждая Карла в том, что ему в его немолодые уже годы не стоит участвовать в военных действиях, осмеливается перечить императору, пользуясь цитатой из Третьей эклоги Вергилия: «...Ты преследуешь вепрей! я же сохраняю сети»» . Такое проникновение произведений Вергилия и в литературу, и в жизнь не случайно. К концу VIII в. сложился список поэтов, чьи произведения изучались в средневековой школе. Единственный языческим поэтом, которого неукоснительно читали в средние века, был Вергилий. «Буколики» положили начало литературной традиции, продолжателями которой считали себя поэты Каролингского времени.

В качестве предисловия к произведениям Вергилия обычно использовались одно или несколько жизнеописаний Вергилия. В них содержалось много сведений и о самом поэте, и о его творчестве. Стихотворный текст сопровождался глоссами, почерпнутыми из комментариев Сервия и других античных авторов. Использование жизнеописаний Вергилия в качестве предисловий свидетельствует о том, что поэзия сама становится предметом изучения, а не материалом для объяснения правил латинской грамматики.

Кроме классического текста Сервия, существовал так называемый «Сервий увеличенный», представлявший собой соединение Сервиева текста с другим комментарием, предположительно составленным Элием Донатом. Наряду с «Сервием увеличенным» на рубеже VIII-IX в. существовали два манускрипта пояснений к «Буколикам» и «Георгикам», приписываемые Юнию Филаргиргао, чье имя известно только в связи с комментариями к Вергилию. В придворной Академии Карла Великого читали и комментарий Тиберия Клавдия Доната, позже потерянный. Заслуга в том, что все упомянутые выше комментарии попали в Каролингскую Франкию, большей частью принадлежит англо-саксонским миссионерам и ученым ирландцам.

Наставники монастырских школ и сами составляли комментарии к Вергилиевой поэзии, представлявшие собой новое сочетание уже известных текстов. Эти комментарии постоянно подвергались изменениям, в них вносились поправки и вставки, части их сокращались и уничтожались, если того требовали обстоятельства. Самой известной компиляцией такого рода являются так называемые «Бернские схолии» («Scholia Bemensia»), составленные в IX в. как комментарий к «Буколикам» и «Георгикам». Поскольку поэзию Вергилия читали вместе с комментариями к ней, комментарии становятся неотъемлемой частью буколической традиции.

2 PL. V.100, Col. 182. P.Vergilii Maronis Bucólica et Geórgica / ei T.E.Page. —

L., 1931.—

P.S.

«Айнзидельнские эклоги» (54-68 или 54-57 гг. н.э.), получившие свое название по рукописи X в., найденной в монастыре Айнзидельн, в Швейцарии, следует считать следующим звеном традиции. Они являют собой яркие примеры пастушеской беседы. В Первой эклоге описывается традиционное поэтическое состязание, где двое пастухов соревнуются в пении, выставив заклады. Вразрез с уже сложившейся буколической традицией имена героев взяты из греческой мифологии. Для Второй Айнзидельнской эклоги образцом послужила Четвертая эклога Вергилия, однако возвещение о наступлении Золотого века помещено в диалог между двумя пастухами, наделенными говорящими именами: Гликеран (от грк. «сладкий») и Мист (от грк. «посвящать в тайну», родственное существительному «мистерия»). Отступлением от буколического канона в Айнзидельнских эклогах становятся изменения в структуре стиха: в традиционных эклогах реплика героя равна стихотворной строке, то есть гекзаметру. Во второй эклоге реплики собеседников бывают короче или длиннее строки, что сообщает стиху характер разговорной речи, но является новшеством.

Кальпурний Сикул является значительным и наиболее читаемым поэтом-буколиком после Вергилия. Годы жизни Кальпурния в точности не . известны (I или Ш вв. н.э.). Подражая Вергилию, Кальпурний объединяет свои эклоги в тщательно простроенную книгу, но пишет их всего семь, хотя по количеству строк они почти равны десяти эклогам его великого предшественника. По тематике Кальпурниевы эклоги не отступают от традиции, но сюжет каждой из них уникален. Так, в Первой эклоге два пастуха, Коридон и Орнит, удаляются в жаркий полдень в рощу, но не устраивают поэтическое состязание, а читают вырезанную на древесной коре песнь о Золотом веке, после чего решают выучить ее и спеть своему покровителю, чтобы тот, в свою очередь, передал ее содержание цезарю. Во Второй эклоге изображается соревнование двух влюбленных героев, но один из них, вразрез с буколической традицией, не пастух, а садовник. Пятая эклога представляет собой монолог старого пастуха, который передает свое стадо молодому наследнику и советует ему, как лучше ухаживать за скотом. Кальпурний первым из поэтов-буколиков вводит в эклогу описание архитектуры, в частности, римского театра.

Что касается стихотворного размера, Кальпурний почти везде следует традиционному правилу равенства реплики героя строке, но иногда новое предложение в речи того же героя может начинаться в середине строки. Тем не менее, новшество, введенное Айнзидельнским поэтом, то есть начало речи собеседника в середине стихотворной строки, не было подхвачено Кальпурнием. По форме шесть эклог диалогичны, но только одна из них, Вторая, написана как «амебейное пение», то есть пение героев по очереди. Шестая эклога представляет собой разговор пастухов перед поэтическим состязанием, перерастающий в ссору; само состязание не изображается.

Марк Аврелий Олимпий Немезиан (кон. Ш в.) оказался единственным, кроме Вергилия, поэтом-буколиком, имя которого упомянуто в текстах

Каролингского времени. В своих четырех эклогах Немезиан не отступает от традиционной буколической тематики. В Первой эклоге пастух Тимет поет стареющему Титиру песню, в которой восхваляет недавно умершего покровителя, Мелибея. Герои Второй эклоги, юные пастухи Идас и Алкон по очереди воспевают Донаку, в которую оба влюблены, но это не состязание: чувство к девушке скорее объединяет их, чем делает их соперниками. Третья эклога написана по образцу Шестой эклоги Вергилия: во вводной части рассказывается, как три молодых селянина находят Пана, спящего под деревом. На ветке висит его свирель. Юноши пытаются играть на ней, но делают это так плохо, что Пан просыпается. Песня Пана - основная часть эклоги - представляет собой панегирик Вакху. Четвертая эклога написана в форме «амебейного пения»: пастухи Ликид и Мопс оплакивают мучения безответной любви, каждый из них поет шестистрочный куплет с припевом, надеясь найти облегчение в песне.

ВIV в. появились первые христианские буколики. Самой ранней из них является эклога «Титир» поэта IV в. Помпония. Эта эклога была обнаружена только в 1878 г. и сохранилась в отрывках.

Эклога «О смертях быков» поэта Севера Санкта Энделехия была написана предположительно в конце IV в. В письмах св.Павлина Ноланского (353/4 - 431) несколько раз упоминается имя его друга, Энделехия. Возможно, друг св.Павлина и ритор Энделехий, преподававший в 395 г. в Риме, - одно и то же лицо. Героями «О смертях быков» являются два пастуха с говорящими именами. Одного из них зовут Букол, то есть «волопас». Имя другого, Эгон, происходит от греческого «козий». По традиции пастухи волов были наиболее уважаемыми тружениками, а пасти коз считалось легким делом. Пастухи ведут себя в соответствии со своими именами: Букол погружен в тягостные, печальные мысли о гибнущем стаде; беспокоящийся о друге Эгон начинает разговор, задавая вопрос об очевидном, но не может предложить реальной помощи. Когда появляется третий герой, Титир, и начинает рассказывать об Истинном Боге, серьезный Букол беседует с ним и первым осознанно принимает новую веру, а Эгон, следуя примеру старшего товарища, просит взять его с собой. Форма Энделехиевой эклоги традиционна: это беседа двух пастухов, к которым позже присоединяется третий. Вразрез с традицией эклога Энделехия написана Асклепиадовым стихом, а не гекзаметрами. Причину этого нужно искать в личности Асклепиада. Асклепиад Самосский, греческий лирический поэт, (Ш в. до н.э.) был близок к поэтам-буколикам, в частности, к Феокриту, но принадлежал к старшему поколению и сам писал буколики. Возможно, что существовало некое устное предание, связывавшее Асклепиада-буколика и Асклепиадов стих, которым этот поэт, согласно античным грамматикам, пользовался чаще других размеров. В случае Энделехиева «О смертях быков» мы встречаемся с соединением двух буколических традиций, латинской и греческой, имевших один источник, но долгое время развивавшихся независимо друг от друга и встретившихся только на излете античности.

Между эклогой «О смертях быков» и стихотворением Венанция Фортуната (530/540-ок.600) «О Пасхе» прошло около двух веков. В течение этого времени поздняя античность сменилась средневековьем. В современных исследованиях по истории латинской буколики после Вергилия первым средневековым поэтом-буколиком называется Муадвин (по мнению Дж.Витты и Т.К.Хаббарда), младший современник Карла Великого, написавший «Книгу эклог» между 802 и 814 гг. Внимательное чтение стихотворения «О Пасхе» Венанция Фортуната позволяет отнести появление средневековой буколики более чем на два века назад. По сравнению с античной и даже позднеантичной эклогой у Венанция Фортуната сразу бросается в глаза несколько механическое соединение тем (топосы «жаркий летний полдень», «приятное место», упоминание птиц и пчел, участие всей вселенной в жизни человека, центральная часть эклоги - «молитва», по своей замкнутости сходная с с песней Силена из Шестой эклоги Вергилия или с Песнью Пана из Немезиановой Третьей эклоги, в конце стихотворения изображение пастушеской жизни, тема Золотого века). При этом сама схема эклоги соблюдается, хотя и с некоторыми изменениями. Поскольку поэт создавал христианскую аллегорию, которая должна была передавать в образах совершенно конкретную идею, он, с одной стороны, следовал схеме эклоги, для которой были характерны определенные топосы, с другой, подчинял свой выбор идее, которую он собирался передать. Поэтому топосы, которыми "пользуется Венанций, по отдельности оказываются буколическими, а произведение его, тем не менее, уже отличается от античных произведений того же жанра. Это эклога средневековая, где на первый план выходит аллегория. Стихотворный размер, которым воспользовался Венанций, а именно: элегический дистих, не соответствует традиционным представлениям об эклоге, но в грамматических трактатах дается объяснение его греческого названия: «возвещать благо». Стихотворение, посвященное главному христианскому празднику, Воскресению Христову, «возвещает благо», и элегический дистих становится здесь весьма уместен.

В произведениях Вергилия, его основоположника на латинской почве, как основные, так и второстепенные черты эклоги проявились настолько ярко, что их можно было повторить, создавая новые эклоги. Сохранению и передаче признаков буколического жанра способствовали многочисленные комментарии к Вергилиевым эклогам, среди которых наиболее известным был комментарий Сервия. Наиболее важными и заметными чертами эклоги стали пастушеская тематика с набором определенных топосов, диалог или краткое, но связное повествование в качестве литературной формы, стихотворный размер, использование аллегории. Из них самыми устойчивыми оказались тематика и форма. Самой распространенной формой эклоги оказалась беседа, которую ведут, по крайней мере, двое участников, но часто к ним присоединяется и третий собеседник. С распространением христианства аллегория постепенно подчинила себе выбор топосов, их расположения в произведении, а также форму эклоги. Наименее устойчивым

признаком жанра оказался стихотворный размер. Таким образом, поэты Каролингской эпохи, желая работать в жанре эклоги, должны были следовать уже сложившемуся и опробованному на практике канону, границы которого были достаточно широки, чтобы были созданы многочисленные не повторяющие друг друга произведения.

Глава 4 «Форма эклоги и ее связь с другими жанрами» посвящена вопросам внешней организации текста произведений буколического жанра.

О форме эклоги, о внешней организации ее текста, Сервий пишет не много, но отмечает две главные черты. Одной из них является наличие всех «трех стилей речи» в эклоге: «один, в котором говорит только поэт • другой драматический, в котором поэт никогда не говорит ...; третий смешанный...: ибо там говорят и поэт, и введенные лица»4. Таким образом средневековые читатели «Буколик» понимали, что в этом сочинении Вергилия они могут встретиться с тремя видами текстов, в которых прямая речь и речь автора либо сочетаются, либо присутствуют по отдельности Соответственно, и средневековые сочинители эклог, руководствуясь комментариями Сервия, чувствовали себя вправе писать подобные тексты.

Другая черта относится к эклогам с прямой речью. Элементом формы буколики, равно характерным и для драматического, и для смешанного стиля, является обмен репликами, «пение амебейное», то есть по очереди, хотя часть буколик представляет собой сольное пение. «Амебейное пение» как признак поэтического состязания является разновидностью диалога в эклоге. Авторам «Бернских схолий» объяснений Сервия касательно формы эклоги, видимо, было достаточно. Комментаторы просто указывают количество говорящих действующих лиц, и из этого можно заключить, монолог перед нами или диалог. Характер же диалога обязательно указывается. Так, в комментариях к Третьей эклоге говорится, что трое героев соревнуются в присутствии судьи, из чего читатель может сделать вывод о поэтическом состязании и, следовательно, «амебейном пении».

Отдельные эклоги Вергилия сами по себе становились образцами для создания новых произведений. Обычно в текстах средневековых эклог есть буквальные заимствования из Вергилия, которые указывают на свой прототип.

В первой из своих «книг» Муадвин, принадлежавший к младшему поколению поэтов придворной Академии Карла Великого, берет за образец Первую эклогу Вергилия, но не повторяет ее слепо, а лишь пользуется несколькими цитатами из нее и ее «общими местами», как вехами на собственном пути.

Ко Второй эклоге Вергилия обратился Седулий Скотт, ирландец, живший при дворе Льежского епископа, причем он в отличие от Муадвина, построившего свою первую «кншу»-экло1у на заимствованиях топосов и цитат из Вергилия, опирается не на цитаты, кроме самого начала своего

3 вето! ОгатаИа т Уц^ПН ВисоИсоп 1лЬгит Соттепйпш! // Бегта Сгатаис! Чш ЛгипШг ш УвдШ ВисоПса

й Оеогрса Соттепйш / «Ш.ТШо. — ^¡ае, ¡п ае^Ьщ В.О.ТеиЬпеп 1887 — Р29 1ЬМ. Р.29.

стихотворения, а на последовательность смены тем в пределах Второй эклоги.

В комментариях Сервия о Шестой эклоге Вергилия говорится: «в «Силене» теология»5. Если во времена Сервия греческое по происхождению слово «theologia» могло пониматься, как «исследование о богах», то есть изложение античных преданий о сотворении мира и начале человеческой истории, то в Средние века единственным его значением стало «[христианское] богословие». Именно поэтому Аудрад Умеренный выбрал Шестую эклогу прототипом своей «Книги об Источнике Жизни», посвященной весьма важной богословской проблеме, а именно: проблеме вычисления дня Пасхи.

Хотя средневековая эклога создавалась в соответствии с требованиями буколического жанра, в ней обычно присутствуют черты и других литературных жанров, хотя они никогда не преобладают над тем, что свойственно эклоге. Средневековая латинская литература была литературой ученой, во многом порожденной средневековой школой. «Благородные искусства», в частности, грамматика, риторика и диалектика, входившие в состав «тривиума», становились источниками не только литературных тем, но и литературных форм. Давая определение грамматики в своем диалоге «О грамматике», Алкуин относит к ней не только такие привычные понятия, как звук, буква, слог, часть речи, но и тропы, фигуры, тексты прозаические и стихотворные и, что особенно интересно, басни и истории. Из Алкуинова понимания грамматики следует, что, по его мнению, первая дисциплина «тривиума» учит как основам правильного латинского языка, так и основам составления различных текстов на этом языке. Таким образом, к области грамматики принадлежат так называемые «progimnasmata» «подготовительные упражнения», каждое из которых представляло собой правило или образец для составления определенного вида текста. Усвоив «подготовительные упражнения», можно было легко составить басню, хрию, похвалу или хулу, доказательство или опровержение, описание или «locus communis» («общее место», «топос»). Можно сказать, что античность передала эти упражнения равно и латинской Европе, и грекоязычной Византии, и состав этих упражнений практически не менялся на протяжении всего периода Средних веков.

О значении «подготовительных упражнений» греческий ритор Иоанн Сардийский писал: «Так же, как в изучении ремесел есть приемы, которым учатся прежде, чем полностью постигают само ремесло, например кузнецы учатся разжигать уголь и работать с мехами, а сапожники - изготавливать сапожную колодку, так и в «подготовительных упражнениях» нужно начинать с более легких...»6 Он же писал о некой «неполноте» «подготовительных упражнений», имея в виду то, что «ни одно из них не

5 Servii Gramatici in Virgilii Bucolicon Librum Commentarius // Servii Gramatici qui feruntur in Virgilii Bucolica et Georgica Commentarii / ed.G.Thilo. — Lipsiae, in aedibus B.G.Teubneri. 1887. — P.3.

6 Progymnasmata. Greek Textbooks of Prose Composition and Rhetoric / tr., intr., notes G.A.Kennedy. — Atlanta, GA, Society of Biblical literature, 2003. — P.176.

произносится в суде или в политическом собрании само по себе»7, «их нужно использовать как составные части своей речи, а не как отдельные завершенные речи» , как бы строительные блоки, различное сочетание которых позволяет возводить отличающиеся друг от друга здания. Возможно, именно использованием таких «блоков» и объясняется слитность жанров раннесредневековой литературы. Рассматривая тексты, принадлежащие к разным жанрам, можно заметить, что они как бы перетекают друг в друга. По этой причине и Каролингская эклога принимает в себя элементы других жанров, как поэтических, так и прозаических, таких как дидактический диалог, послание, басня, парафраз, проповедь, чего не происходило с эклогой в античный период.

В главе 5 «Герои Каролингской эклоги» выявляются изменения, произошедшие в иерархии буколических героев в процессе перехода от античной к Каролингской, средневековой эклоге.

Мир античной эклоги густо населен, однако непосредственно читатель видит только пастухов, становится свидетелем их повседневной жизни и отдыха. Однако в эклогах постоянно упоминается и труд земледельцев. Вергилиевы крестьяне сеют хлеб, занимаются садоводством. Они - хорошие виноградари. Рядом с крестьянами живут существа сверхъестественные -античные божества, имеющие отношение и к сельской жизни, и к поэзии. С другой стороны, в буколический мир вторгаются и современность, реальность, и история, не только римская, но и греческая. Упоминается и император, однако он находится за границами буколического мира. Силой, враждебной миру и спокойствию, оказываются те, кто должен их защищать] воины императора. Кроме названных выше героев, в Вергилиевых «Буколиках» присутствует и автор: Четвертая, Шестая, Восьмая, Десятая эклоги написаны от первого лица.

На первый план в эклогах, написанных при дворе Карла Великого, выходит сам Карл, сначала король, затем император. Поэзия, создававшаяся при дворе Карла Великого, постоянно упоминает имя императора в хвалебных тонах. Даже если стихотворение не является панегириком Карлу, его имя все равно может вписывается автором в общий контекст. Так, например, из семи эклог Алкуина император упоминается в пяти.

Если во времена Карла Великого отношение к нему как к правителю было однозначно положительным, то события, происходившие в правление его сына Людовика, заставили современников несколько иначе воспринимать императорскую власть. 30-40-ые гг. IX в. отмечены распрей Людовика с сыновьями от первого брака по поводу земель, которые он должен был выделить их младшему сводному брату Карлу, и гражданскими войнами, которые велись с переменным успехом. Общая атмосфера несогласия повлияла и на литературу этого времени, в частности, на буколический жанр.

' 1ЫА Р. 176. 8 Пли Р. 176.

Поэт и богослов середины IX в. Валафрид Страб, впервые выведший в своей эклоге «Об образе Тетрика» не только хорошего, но и дурного правителя.

Новшеством в Каролингской эклоге является отражение близости поэтов к императору, что не удивительно, поскольку эклоги писали придворные. Если герои античной эклоги, удостаиваясь встречи с Цезарем, могли говорить только о нем, то Каролингские поэты обращали внимание и на ближайшее окружение правителя. Традиция античной эклоги, как говорилось выше, позволяла вводить в буколический мир реальных людей. Члены придворной Академии Карла Ангильберт, ученик Алкуина, и Теодульф написали стихотворения с одинаковым названием «К королю Карлу». Все второстепенные герои Ангильбертовой эклоги входят в ближайшее окружение Карла. Это сын и дочери Карла, его сестра Гисла, духовник Карла Хильдебальд. Однако остальные приближенные Карла, выбранные Ангильбертом, носят вполне буколические имена: Тирсис (Маганфред), Меналк (Аудульф). Теодульф изображает Карла, в первую очередь, в окружении детей, особенно много говорит о дочерях императора, как и у Ангильберта, в стихотворении Теодульфа идут краткие описания приближенных короля: одних поэт наделяет буколическими именами (Тирсис и Меналк), другие выведены под их собственными именами. Эта же традиция была продолжена Валахфридом Страбом в эклоге «Об образе Тетрика».

Нестабильность политической ситуации в эпоху Людовика Благочестивого до некоторой степени лишила светских правителей -императора и его сыновей - героического ореола, и, благодаря этому, топос «хвалы» сделался приложим к людям более низкого социального положения - настоятелям монастырей и епископам. Главным героем «Эклоги двух монахинь» Пасхазия Ратберта, известного богослова и писателя середины IX в., становится Адальхард, настоятель монастыря Корби и основатель дочерней обители - Корвея. Седулий Скотт также помещает в центр своих стихотворений епископов, поскольку сам поэт около десяти лет прожил в Льеже под покровительством епископа Хартгария. Был он знаком и с епископом Гунтхарием Кельнским и посвятил ему несколько стихотворений.

Если на протяжении почти всего столетия в центре эклоги стоит реальное историческое лицо, современник поэта - император, епископ, настоятель монастыря, то конец века ознаменовался появлением нового героя. «Эклога о свЛебуине» Радбода Утрехтского прославляет святого.

В античной эклоге главными действующими лицами являются пастухи, но в Каролингской эклоге они почти не появляются, либо оказываются масками, за которыми скрываются не буколические пастухи, а реальные лица. У Седулия Скотта в цикле «К Хартгарию» появляется пастух-«пастырь», однако из контекстов ясно, что поэт использует евангельские образы пастыря, стада и овчарни, которые лишь внешне совпадают с традиционными образами эклоги.

Музы в античной эклоге не принимают непосредственного участия в происходящем. Разговор Музы и поэта является новшеством Каролингского

времени. Впервые Муза, беседующая с поэтом, появляется в эклоге «Эти стихи королю Карлу - Ирландский Изгнанник», принадлежащей перу «Ирландского изгнанника», ученого ирландца на службе Карла Великого Муза здесь выступает в роли наставницы поэта. Она ведет с ним разговор о великом правителе, который противопоставляется всему злому что есть в мире, и призван обуздать это зло, и о злом правителе. Эта' тема была продолжена Валахфридом Страбом в его эклоге «Об изображении Тетрика» В эклогах Седулия Скотта музы также появляются часто. По сравнению с музами в стихотворениях более ранних поэтов они, как неземные существа могут посещать Рай, тем не менее, в рамках иерархии Церкви они находятся на одной ступени с Седулием и гораздо ниже епископа.

Комментарии к Вергилиевым «Буколикам» отмечают, что среди эклог есть такие, в которых героем становится поэт: он либо начинает рассказ как в Шестой эклоге, либо произносит монолог, как во Второй эклоге. Среди Каролингских эклог встречается несколько, написанных от первого лица например, «Стих Петра» и «Стих Павла», написанные, соответственно' Петром Пизанским и Павлом Диаконом, членами Карловой придворной Академии. Эклоги такого рода писал и Алкуин («Да, ныне кукушка...» «Стих к императору Карлу»), В стихотворении «Когда блистает золотым светом » поэт сперва говорит о себе в третьем лице, описывая в виде аллегории как начинается его день в дворцовой Академии, а потом напрямую обращается к Карлу с просьбой защитить его от клеветников. В первой части эклоги «Книга об Источнике жизни» Аудрада Умеренного повествование также ведется от первого лица.

Поскольку жанр эклоги позволяет поэту использовать аллегорию в Каролингской эклоге появились новые герои - персонификации времен года природных явлений, голода, жажды, смерти. Кроме того, христианизация жанра дала поэтам возможность вводить героев, которые обычно встречаются только в религиозных текстах.

Перед поэтами Каролингского времени открывался буколический мир античности со своей иерархией героев, со своим видимым и невидимым миром, а возможности, предоставленные литературной традицией, помогали выбирать собственных героев. Необходимость наполнить старую форму новым содержанием привела к перераспределению места героев в эклоге и возникновению новой иерархии персонажей.

В главе 6 «Топит каролингской эклоги» речь идет о наборе «общих мест», которые характерны для текстов, относящихся к жанру эклоги.

Топос, или «общее место», играет важную роль в античной риторике. В трактатах, посвященных так называемым «подготовительным» упражнениям, то есть обучению основным приемам создания любого текста, он рассматривается как один из необходимых элементов. Топос определяется как изложение некого факта по установленному плану. Каждому тексту, в котором раскрывается та или иная тема, соответствует свой набор топосов.'

В комментариях Сервия к «Буколикам» Вергилия топика не затронута вообще. Сервий ограничивается замечанием, что источником образов для

него является жизнь поселян, таким образом, определяя лишь тему Вергилиевых текстов, поскольку его комментарии предназначались не для начинающих.

Темы эклоги, и связанные с ними топосы выделяются и рассматриваются в современных исследованиях, а именно: в работах А.Дж.Бойля, С.Е Шультц, М.О.Ли, Т.Г.Розенмайера, Т.К Хаббарда, Ф. Кайрнса, Б.Арнольда, Е.У.Лич и других.

Основными темами античной эклога становятся пастушеская жизнь, поэзия, любовь. Для эклоги характерно упоминание сельской местности, сельского пейзажа, пусть и очень схематического, а также реки, овец, коз, коров. Музыкальным инструментом эклоги является пастушеская свирель, символ поэзии; она противопоставляется деревенской дудке как символу бездарной поэзии. Текучий мед, молоко, вино становятся символами поэзии и поэтического вдохновения; в качестве подарков возлюбленным предлагаются яблоки или голуби; часто встречаются названия цветов, деревья увиты плющом и виноградом. Есть и топосы, относящиеся к изображению главных героев (например, встреча пастухов разного возраста, вызов на состязание в пении, нечестный соперник, приглашение судьи, определение награды за лучшую песню и т.д.). Отдельную группу составляют топосы «золотого века». Природа участвует в жизни людей, сопереживая им, представляет собой неотъемлемую часть пастушеского мира, одно из условий его существования. Вергилий первым ввел в эклогу загадки, сделав их, таким образом, отличительной особенностью буколического жанра.

Античная топика, унаследованная Каролингской эклогой, претерпела большие изменения, прежде чем сложилась в новую, средневековую систему. Сам набор топосов не изменился, однако внутри новой системы они перераспределились по важности и частотности. Некоторые топосы, относительно часто встречавшиеся в античной эклоге, например, топос «письмена на коре» уходят на задний план и практически не используются. Другие, например, топос «здания», начинают использоваться гораздо чаще, чем в период античности, поскольку в Каролингской эклоге действие происходит чаще в императорском дворце, чем в сельской местности. Тем не менее, топос «здания» продолжает относиться к второстепенным топосам. Наиболее частотной и значимой остается топика места и времени. Внутри каждой из групп появились новые топосы и переосмыслялись старые. Так, в группе «место действия» появились развитые топосы «поле», «море», «пространство всего мира». К ним был присоединен и топос «ветер», имевший в античности негативные коннотации, а в Каролингской эклоге ставший признаком «приятного места». В группе «время действия» можно отметить, пожалуй, самые большие перемены, произошедшие под влиянием христианства, а также народной, германской, культуры, к которой в большинстве своем принадлежали по рождению и воспитанию поэты эпохи Каролингов. Это замена лета весной и введение в эклогу истории. Точно такие же изменения произошли и во второстепенном топосе «птицы»:

различные птицы приобретают в текстах эклог добавочное, символическое значение под влиянием как богословия, так и народной культуры, в частности, ирландской мифологии. Топос «вино и винопитие» поначалу воспринимался каролингскими поэтами неоднозначно: с одной стороны, с вином, как и в античности, связывались радость и праздник, с другой, пьянство и блуд. Лишь к концу Каролингской эпохи этот топос был переосмыслен в христианском ключе. Топосы получают новое содержание под влиянием той реальности, в которой создаются средневековые эклоги. Так, музыкальными инструментами Каролингской эклоги становятся не только свирель, унаследованная от античности, но и орган, отношение к которому на протяжении периода меняется от резко отрицательного к положительному. Общим для всех топосов становится процесс постепенной аллегоризации. Под влиянием богословия поэты-клирики наполняют буколическую топику новым содержанием, в результате чего возникает средневековая эклога.

Глава 7 «Каролингская эклога и аллегория» посвящена отличительной черте средневековой, в частности, Каролингской эклоги, то есть ее аллегоричности.

На протяжении IX столетия эклога, жанр, который можно было бы назвать светским, если соотносить его, например, со стихотворными молитвами и гимнами, окончательно осмысляется с точки зрения средневекового мировоззрения и средневекового отношения к слову, к Священному Писанию.

Главной отличительной чертой такого отношения является внимание к значению каждого слова в тексте, ощущение его значимости и неслучайности. Эта черта формировалась в Каролингской школе, где впервые в эпоху Средних веков появились учебники, предназначенные не для носителей языка. Эти учебники были предвестниками современных учебников иностранных языков, что, в общем-то, не удивительно: латынь была для молодых франков, англов, аламаннов, саксов таким же иностранным языком, как для современных людей английский. Примером такого учебника является, например, трактат Седулия Скотта, комментировавший риторический трактат Евтихия. Объяснению подлежали иногда самые простые слова, причем комментарий не ограничивается только значением слова, но приводит разные контексты его употребления, чтобы донести до учащихся мысль автора. Иногда приводились цитаты из разных авторов, уточняющие значение слова. Такой подход был сродни грамматическому и аллегорическому толкованию текстов Священного Писания.

Превращению эклоги в жанр духовной поэзии способствовала ее изначальная аллегоричность. Согласно Сервию, Вергилий допускает в эклоге использование аллегории. В античной эклоге в виде аллегории допускаются намеки на события из жизни автора и окружающих его людей, политические

аллюзии. Образы пастухов становятся масками, за которыми автор прячет своих современников.

Аллегория, которая в средние века широко используется в богословской литературе, вовсе не исключается из Каролингской буколики. Напротив, ее присутствие в обманчиво простом тексте всегда можно оправдать необходимостью.

Согласно теории риторики, аллегория, троп мысли, используется для прикровенного изображения некой идеи, например, идеи богословской. Аллегория так же относится к идее, как метафора к отдельному слову. Отношение аллегории к метафоре количественное; аллегория есть метафора, под держиваемая на протяжении целого предложения (и за его пределами), то есть контекстная метафора. Аллегория бывает полной, когда в тексте нельзя найти лексику, которая бы сразу вызвала ассоциации с подразумеваемой идеей; такие аллегории чаще всего встречаются в поэзии. Неполная аллегория использует лексику, которая может указать на подразумеваемую идею; неполные аллегории встречаются как в поэзии, так и в прозе.

Академия Карла Великого объединяла приближенных правителя, наставников и учеников дворцовой школы. Это было сообщество ученых людей, единомышленников, прекрасно понимавших друг друга и говоривших на языке одной культуры. В этом мире все получали новые имена, до некоторой степени отражавшие, конечно, их склонности и положение в обществе, но эти имена, как маски, словно бы создавали для носивших их новую реальность и делали членов этого сообщества равными между собой. Карл получил имя Давида, Эйнхард - Веселиила, Ангильберт -Гомера, Павлин, будущий патриарх Аквилейский, Тимофея, по ученику св.ап.Павла, Алкуин - Флакка. Можно предположить, что имя Давид для Карла было выбрано в придворной Академии не без влияния Вергилиевых «Буколик». Библейский Давид был не только царем и военачальником, но и поэтом и пастухом. Пастух же является ключевым образом буколической поэзии. Надо помнить при этом, что для средневековых поэтов, в частности, поэтов придворной Академии Карла, образ пастуха имел дополнительное христианское значение, ибо и Христос называет Себя Добрым Пастырем (Ин 10:11). В Новом Завете слова «пастырь» и «овцы» часто употребляются метафорически, обозначая проповедников Слова Божия и людей, принявших христианскую веру. Эта игра смыслов позволяла поэтам придворного кружка чувствовать себя одновременно и пастырями душ человеческих, ибо они были клириками, вместе со св.ап.Петром воспринявшими от Христа завет: «Паси овец Моих» (Ин 21:16), и пастухами сродни героям Вергилиевых «Буколик». Содружество членов этого ученого кружка, таким образом, создавало, собираясь вместе, особый христианизированный пастушеский мир, где превыше всего ценилась поэзия и восхвалялся первый среди поэтов-пастухов.

Среди пастухов, согласно требованиям жанра, были приняты и состязания в пении, и обмен песнями. Придворные Карла, играя в выдуманном буколическом мире роль пастухов, также обменивались

песнями, причем эти песни в аллегорической форме отражали повседневную жизнь двора Двое приближенных Карла, для которых буколическая традиция не была чем-то чужеродным, италийцы Петр Пизанский и Павел Диакон, проведший большую часть своей жизни в Павии и Беневенте с лепсостью обменивались посланиями и однажды, подобно пастухам' в Третьей эклоге Вергилия, обменялись стихотворениями, содержащими в себе загадки («Стих Петра» и «Стих Павла»), Стихотворение Алкуина «Придите Ниериды...» в аллегорической форме рассказывает об одном из учеников Алкуина, вероятно, о сыне Карла Пипине. Аллегория, созданная Алкуином содержит детали, которые указывают на конкретного человека, и потому не является полной. Дня современников поэта, членов придворной Академии она была совершенно прозрачна. '

Аллегория оказалась уместна и в эклогах, восхваляющих императора Во Второй эклоге Муадвина старший из героев, Микон, рассказывает о золотом Солнце, освещающем своими лучами весь мир. Свет этого необыкновенного Солнца успокаивает бури, умиротворяет людей. Под его лучами жестокие, нецивилизованные народы начинают уважать законы общества Тепло и сияние этого светила удерживает в равновесии весь мир

же Микон Раскрывает смысл своей аллегории. Его слушатель Нектил узнает, что в образе Солнца Микон говорит об императоре Карле Муадвинова аллегория похожа на загадку с той только разницей что его герои не просит собеседника догадаться, о ком он говорит, а сам, завершив свою речь, дает ей объяснение.

«Эклога двух монахинь» Пасхазия Ратберта представляет собой диалог между двумя героинями, носящими типично буколические имена — Галатея и Филлида, оплакивающие героя со столь же типичным для эклоги именем «Меналк». Под этим именем скрывается Адальхард, близкий родственник Карла Великого. Произведение Пасхазия следует понимать аллегорически-монахини Филлида и Галатея являются персонификациями двух монастырей основанных Адальхардом, а именно: Корби и Корвей. Эклога присоединена к прозаическому «Житию св. Адальхарда» и составляет с ним единый ансамбль. Само название Пасхазиева стихотворения указывает на то, что героини не обычные пастушки, хотя имеют отношение к пастырским трудам. Даже если бы «Эклога двух монахинь» существовала отдельно от «Жития св. Адальхарда», в тексте есть несколько отрывков, позволяющих рассматривать ее как аллегорию.

Аудрад Умеренный создавал свою эклогу, «Книгу об Источнике Жизни», как аллегорию, поскольку перед ним стояла задача понятно и занимательно изложить весьма важный и сложный богословский вопрос, а именно: вычисление дня Пасхи. Для своих просветительских целей Аудрад выбрал эклогу, как жанр, с одной стороны, достаточно известный и распространенный, с другой, позволяющий при помощи аллегории создать яркие, запоминающиеся образы. «Книга об Источнике Жизни» делится на две части: в первой части собственно и происходит действие, создаются аллегорические образы и картины, объяснение которых которые герой

«Книги» Аудрад, а вместе с ним и читатель, получают во второй части - в песне друга и наставника Аудрада, Хинкмара. Постоянное сопоставление частей «Книги» друг с другом приводит и к запоминанию текста, и - в конечном итоге - к пониманию и усвоению важного богословского материала.

«Эклога Теодула» является последней известной эклогой Каролингского возрождения и самой загадочной из всех, написанных в этот период. Достоверно не известно ничего ни об ее авторе, ни о времени ее написания. «Эклога Теодула» оказалась единственным текстом буколического жанра, который прочно вошел в средневековую школьную программу. Содержание эклоги на первый взгляд вполне отвечает требованиям жанра, сложившимся еще в античности: двое героев, носящих символические имена, состязаются в пении, третьего героя, также имеющего говорящее имя, выбирают судьей, в самом конце короткой поэмы судья определяет победителя. Действие происходит на берегу реки в приятной тени деревьев в присутствии двух стад - коз и овец. Участники состязания поют по очереди куплеты из четырех строк. В свои песни герои включают загадки.

Поскольку в тексте «Эклоги Теодула» нет намеков, позволяющих раскрыть замыскл ее автора, она является примером так называемой полной аллегории. Начиная с конца XI в., сохранилось двадцать пять самостоятельных толкований эклоги, подписанных именами выдающихся средневековых богословов или анонимных.

На основании детального анализа текста эклоги на фоне богословской литературы IX в., с одной стороны, и культурно-исторической ситуации, сложившейся в это же время, в диссертации выдвигается гипотеза о том, что герои «Эклоги Теодула» Алития и Псеустис, олицетворяют христианство и язычество, причем язычество античное, во франкском обществе, выбиравшем свой путь, свою государственную модель, отношение к прошлому, - причем, не к своей германской древности, принадлежавшей повседневности, а к древности римской, - являвшейся частью культурного багажа образованного христианина, было весьма неоднозначным. Хорошее знание античной, в частности, римской, культуры приводило иногда к полному ее отрицанию, поскольку обращение к ней, по мнению противников античности, могло спровоцировать возрождение германских языческих обычаев и привести к духовной гибели тех, кто был еще нетверд в христианской вере. Однако с течением времени возобладало мнение тех, кто предлагал более мудрый подход к прошлому: не полное отрицание, а творческое осмысление наследия Рима и принятие всего, что послужит на пользу христианам, поможет им в проповеди истинной веры и прославлении Бога. Постепенно споры между противниками и сторонниками античности стали историей и, следовательно, могли служить материалом для литературного творчества. В этом контексте «Эклогу Теодула» можно понимать как аллегорическое изображение противостояния Алитии -Христианства - и Псеустиса - Языческой Античности, в котором Античность

добровольно уступает победу Христианству и, по решению Фронесис -Церкви или Христа, получает помилование и право на жизнь.

Поскольку в средневековой богословской литературе основным художественным средством была метафора, родственная аллегории, эклога одним из признаков которой была аллегоричность, легко смогла выйти за рамки легкой поэзии и придворной игры. Если у поэтов придворной Академии Карла Великого эклоги в основном отражали сиюминутное, могли служить родом дневников для их создателей, то в середине IX в оказалось востребованным такое качество буколического жанра, как условность Аслога могла предоставить красивые, запоминающиеся декорации для сцен скорби и восхваления усопшего или для изложения серьезных богословских проблем. Условность эклоги позволяла создать как неполные аллегории ключ к которым может найти в их тексте и современный читатель, и полные аллегории, первоначальное значение которых забывалось очень быстро так что каждое поколение читателей могло увидеть в них то, что волновало их современников.

В главе 8 «Каролингская эклога и юмор» исследуется отношение к смеху и смешному в произведениях буколического жанра, созданных в Каролингскую эпоху.

Одним из источников знаний о смехе в эпоху Каролингов был весьма читаемый в это время трактат Цицерона «Об ораторе». Кроме риторических трактатов Цицерона, в эпоху Каролингов знали и переписывали «Наставление оратору» Квинтилиана. Еще одним источником, к которому обращались все учившиеся латыни, был риторический трактат «К Гереннию» приписывавшийся Цицерону. В богословской литературе, которую и читали! и создавали в Каролингскую эпоху, веселье и «шутки» упоминаются нечасто] но в одинаково отрицательном контексте. Однако античные риторы, к которым обращались писатели и поэты Каролингского времени, выступали не против смеха вообще, а против низменного, непристойного веселья, в чем с ними соглашались и средневековые христиане. В трактате Цицерона «Об ораторе», весьма хорошо известном в эпоху Каролингов, подробно разбираются смех и смешное. Цицерон выделяет три черты, которые делают смешным любой текст: неожиданность, несоответствие, преувеличение или преуменьшение. Смешным может быть содержание текста; комического эффекта можно также добиться языковыми средствами. По словам ритора Квинтилиана, существует «много возможностей, на основании которых создаются шутки». Одна из таких возможностей предоставляется мировоззрением средневекового человека. Человеческому сознанию, особенно средневековому, свойственна иерархичность. Иерархия существ! населяющих вселенную, сложна и многообразна, но устойчива: на нижнее ступени живых существ стоят животные, они подчиняются людям, люди -ангелам, а ангелы - архангелам. Вершина иерархии, в представлении средневекового человека, в частности человека Каролингского времени, есть

' 1пййийо Опйопа оГОшШШал т Роиг Уо1итез. у.Н / её. ВиИег Н.Е. — Ь: \гаНат Нешетап, 1966. — Р.462.

Бог, и чем ближе к ее вершине находится некое понятие, вещь или существо, тем ближе оно к Богу и тем более ценно в духовном отношении.

Любое отклонение от представлений об иерархии сотворенного, принятых в обществе, становится заметным и получает определенную смысловую нагрузку, в том числе, может создавать и комический эффект. Поэты каролингского времени создавали не только эпические, произведения, панегирики, стихотворные молитвы, эклоги, они сочиняли и шуточные стихи. Одним из приемов, которые, вероятно, забавляли читателей, было изменение «порядка», нарушение иерархии, когда наименее важные с духовной точки зрения детали вдруг выходили на первый план. Из стихотворений подобного рода, читавшихся при дворе Карла, дошло одно -шуточная эклога Теодульфа «К королю Карлу». В ней используются и языковые средства (двусмысленность, игра значениями слов-омонимов, собирание в одном предложении слов на одну букву), и нарушение иерархии. Теодульфова эклога «К королю Карлу» представляет собой причудливое соединение античной и средневековой смеховой культуры, причем элементы средневекового миросозерцания ясно видны в ткани произведения.

Шуточная поэзия знает изменение порядка и внутри иерархии. Как упоминалось выше, неживая и живая природа, видимый и невидимый мир представляют собой некую лестницу, идущую от земли к небу. На каждой ступени этой лестницы помещаются определенные существа, и те, которые находятся выше, имеют власть над теми, кто стоит на нижних ступенях: так, животные подчиняются человеку и не могут равняться с ним. В шуточной поэзии середины IX в., например, у Седулия Скотта, на первый план выходят существа, которые прежде практически не воспринимались, как отдельные персонажи, - овцы и собаки. Они наделяются качествами людей, а люди в лучшем случае уравниваются с ними, в худшем - уходят на задний план, не принимая активного участия в происходящих событиях.

Седулий обращается к одному из наиболее распространенных топосов античной, а затем и Каролингской эклоги - к топосу «вино и винопитие» - и обыгрывает его в в комическом ключе. В стихотворном послании епископу Хартгарию «Нас жажда и голод...» Седулий создает своего рода анти-эклогу. Еще одна, гораздо более прямолинейная пародия на эту же тему - «О неком кутиле, пьющем чистое вино» - написана диаконом Миконом, поэтом из монамтыря Сен-Рикье, жившим в середине IX в. Стихотворения Седулия Скота и Микона представляют собой две ветви юмора - ученую изящную и низовую, более грубую. В следующем, X, в. средневековый юмор и далее будет развиваться по этим двум направлениям: юмор Летальда из Миси будет рассчитан на ученую аудиторию с высоким уровнем общей культуры, тогда как поэма Вернера Руанского «Морхульт» является воплощением особенностей низового юмора.

Среди сочинений, вызывавших интерес читательской аудитории каролингского времени, был трактат Боэция «Об утешении философией». К середине IX в. некоторые идеи, выраженные Боэцием, распространились настолько, что пересказывались в литературе того времени, например, идея

неустойчивости судьбы, «колеса фортуны». «Колесо фортуны» связывается с постоянной и неожиданной переменой «верха» и «низа» в земной иерархии-представление об устойчивости миропорядка начало меняться. Это изменение в первую очередь отразилось в шуточной поэзии середины IX в.

В шуточном стихотворении Хукбальда Сент-Амандского «Эклога о похвале плешивости» игра с представлениями об иерархии реализовалась более зрело, чем у других поэтов. Хукбальд не создает некий параллельный мир. Напротив, в пределах уже известной вселенной он строит новую иерархию, иерархию плешивцев, которая, с одной стороны, обратна по отношению к иерархии в обычном, средневековом ее понимании, с другой, весьма похожа на нее, поскольку у нее есть верх и низ, степени и занятия, им соответствующие. Отношение к плешивости было двойственно во всех культурах - христианской, античной и народных, германской и кельтской, синтез которых породил явление, которое можно назвать культурой эпохи Каролингов. Так, в Ветхом Завете лысина, а также обритая голова одновременно связаны и с ритуальной чистотой, и с позором и скорбью. В античной культуре бритая, безволосая голова ассоциировалась, с рабами, преступниками и актерами, но, с другой стороны, волосы посвящались богам в знак полного им подчинения. В культуре германцев волосы были признаком свободного человека, в то время как раба отличала выбритая голова. Только в середине IX в. отношение к волосам или их отсутствию становится нейтральным, а в случае священства и монашества положительным. Боэциево «колесо Фортуны» с неустойчивостью и взаимозаменяемостью верха и низа было вполне применимо к восприятию плешивости. В стихотворении Хукбальда находим все: святоотеческое восприятие иерархии и мысли Боэция о неустойчивости земного порядка, иерархическое общество плешивцев и немедленное упразднение всякой иерархии и братское объединение всех ее членов, если эта иерархия противопоставляется обществу, где плешивцы презираемы. Как кажется, эта легкость в обращении с идеей иерархического устроения общества и всей вселенной, пусть и в шуточной поэзии, означает, что к концу эпохи Каролингов в средневековом мировоззрении появились раскованность и внутренняя свобода.

В Заключении подводятся основные итоги исследования.

Исследование показало, что среди стихотворных текстов, созданных в эпоху Каролингов (УШ-ГХ вв.) выделяется отдельная группа, которую можно отнести к жанру эклоги: эти тексты объединяет наличие признаков, по которым эклогу можно было отличить от других поэтических текстов. С совокупностью этих признаков поэты Каролингского времени знакомились еще на школьной статье, читая «Буколики» Вергилия, обязательные для изучения в средневековой школе, и античные комментарии к ним. При том что Вергилиевы «Буколики» рассматривались поэтами УШ-1Х вв. как образец для подражания, они были знакомы со всей традицией античной и позднеантичной эклоги, относясь к ней как к сокровищнице образов и топосов.

Хотя произведения буколического жанра создавались в течение сравнительно небольшого, замкнутого исторического периода, исследование Каролингских эклог, дошедших до наших дней, позволяет проследить динамику развития жанра и разделить все время его бытования на три отрезка, совпадающих с правлениями трех императоров из династии Каролингов. Эклоги, созданные при дворе Карла Великого, наиболее близки к античным образцам, однако уже в этот период выходит на первый план такая черта эклоги, как аллегоричность, начинаются изменения в системе образов и топике, которые на протяжении IX в. приводят к полной христианизации жанра.

Чертой, отличающей Каролингскую эклогу от ее античной предшественницы, является присутствие в ней признаков других жанров средневековой литературы: дидактического диалога, послания, проповеди, басни. Одновременно с эклогой в настоящем понимании этого слова возникают и шуточные, пародийные произведения того же жанра. Эти особенности Каролингской эклоги объясняются «ученым» характером средневековой латинской литературы и ее тесной связью со средневековой школой.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

Монографические издания.

1. Досточтимый Беда - ритор, агиограф, проповедник. М.:ИМЛИ РАН, 2003. С.256.

2. Каролингская эклога: очерк истории жанра. Из истории средневековой латинской поэзии. Saarbrücken: LAP Lambert Academic Publishing, 2012. C.245.

3. Каролингская эклога: теория и история жанра. М.:ИМЛИ РАН, 2012. С.416.

4. Памятники средневековой латинской литературы. VIII-IX века / Отв.ред. М.Л.Гаспаров.— М., 2006. (академическая статья, 20 а.л. переводов, комментарии)

5. Памятники средневековой латинской литературы. X-XI века / Отв.ред. М.С.Касьян. — М., 2011. (академическая статья, 53 а.л. переводов, комментарии)

Публикации в научных журналах, рекомендованных ВАК:

6. Каролингская эклога: христианизация античного жанраУ/Государство, религия, Церковь в России и за рубежом. М., 2009. № 4.С. 245-255.

7. Топосы «хвалы» в Каролингской эклоге: от императора к святому//Известия ОЛЯ.М., 2009. № 4. С.36-46.

8. Секвенции Адама Сен-Викторского и богословие викторинцев// Государство, религия, Церковь в России и за рубежом. М., 2010 -

№ 2. - С.93-105.

9. Ученый город Гальберпггадт: люди и книги// Государство, религия, Церковь в России и за рубежом. М., 2010. №3, С.188-199.

Ю.Рецепция жанра диалога в литературе эпохи Каролингов. Приложение. Пасхазий Ратберт.«Эпитафия Арсению» // Государство, религия, Церковь в России и за рубежом. М., 2010. №1.С.106-130.

11. Эклога Пасхазия Ратберта и античная традиция «литературы скорби»// Вестник ПСТГУ.Ш.Филология. 2011. Вып 3(25). С.55-73.

Работы, опубликованные в материалах всероссийских и международных конференций:

12.Миссионерство и проблема межъязыковой культурной коммуникации // Язык. Культура. Словари: Материалы IV Международной школы-семинара, Иваново, 10-12 сентября 2001 г. Иваново: Издат. центр "Юнона", 2001. С. 138-139.

13.Сквайре Е. Р., Ненарокова М. Р. Две неизвестные рукописи "Авроры" Петра Риги // Индоевропейское языкознание и классическая филология - VI. Материалы чтений, посвящ. памяти проф. И.М.Тронского, 24- 26 июня 2002 г. СПбург, 2002. С. 170 - 177.

Н.Наименования "правитель и его окружение" в "Церковной истории англов" Досточтимого Беды // Теоретическая лексикография: современные тенденции развития: Материалы V Международной школы-семинара, Иваново, 8-10 сентября 2003 г. Иваново: Иван. гос. ун-т, 2003. С. 205-206.

15.Валахфрид Страб и «Георгики» Вергилия// Романские языки и культуры: от античности до современности: IV Международная научная конференция романистов (29-30 ноября 2007 г, Москва): Сб.материалов/ сост.М.А.Косарик, О.Ю.Школьникова. Москва, 2008. С.161-166.

16.Летальд из Миси - автор и читатель// Российский и зарубежный читатель: национальное восприятие литературы. Тезисы XVIII

Международной конференции Российской ассоциации преподавателей английской литературы. Москва, Литературный Институт им. Горького, 11 сентября 2008. Москва, 2008. С.65-67.

17.Алкуин. «Splendida cum rutilât...» (опыт филологического комментария) //Индоевропейское языкознание и классическая филология-XIII. Материалы чтений, посвященных памяти профессора Иосифа Моисеевича Тройского. 22-24 июня 2009 г. СПб, «Наука» , 2009. С. 448-457.

18.Седулий Скотт «Nos sitis atque fames...» (опыт филологического комментария) //Индоевропейское языкознание и классическая филология-XIV. Материалы чтений, посвященных памяти профессора Иосифа Моисеевича Тройского. Спб,2010. С.217-228.

19.Жанр эклоги у Седулия Скотта// Романские языки и культуры: от античности до современности: V Международная научная конференция романистов. 26-27 ноября 2009 года. М., 2011. С.202-208.

20.Ненарокова М.Р. Музыкальная терминология в средневековых текстах // Лексикографические ракурсы: традиции и вызовы XXI века: материалы IX Международной школы-семинара, Иваново, 8-10 сентября 2011 г. - Иваново: Иван. гос. ун-т, 2011. - С. 160-163.

Работы по медиевистике:

21."Между небом и землей..." Метафора у Достопочтимого Беды // Атлантика 2 1996. С. 62-71.

22.Смиренный монах и учитель// «Альфа и Омега», № 4 (18) 1998. С.238-246.

23. Досточтимый Беда. Гомилия на праздник Благовещения Всеблаженной Богородицы Марии. Пер. М.Р.Ненароковой// «Альфа и Омега», № 4 (18) 1998. С.247-254.

24."Вино" и "мехи" (диалог культур в агиографии Беды Досточтимого) // Мировое древо. 2000. № 7.С.107-128.

25. Досточтимый Беда. Житие св. Григория Великого. пер.М.Р.Ненароковой//«Альфа и Омега», № 4 (30), 2001. С.57-66.

26.Святитель Григорий Великий и Древняя Англия//«Альфа и Омега»,

№4(30), 2001. С.82-95.

27.0 трех друзьях Храбана Мавра//Историческое знание и интеллектуальная культура. Материалы научной конференции Москва, 4-6 декабря 2001 г. М., 2001.4.1. С. 188-190.

28. «Жизнеописание отцов настоятелей Веармута и Ярроу» Досточтимого Беды как текст переходной эпохи // Раннесредневековый текст: проблемы интерпретации, отв.ред. Н.Ю.Гвоздецкая, И.В.Кривушин. Иваново, 2002.С.104-123.

29.Перевод как культурная адаптация: две античные истории в изложении короля Альфреда Великого.// Перевод и подражание в литературе Средних веков и Возрождениям, 2002. С. 76-112.

30.Вандальберт Прюмский. Житие св.Гоара. Пер., прим. М.Р.Ненароковой//«Альфа и Омега», № 2 (36), 2003. С.332-352.

31.(совместно с Сквайре Е. Р.) Две неизвестные рукописи "Авроры" Петра Риги из фондов Научной библиотеки Московского университета // Рукописи. Редкие издания. Архивы. Из фондов Отдела редких книг и рукописей Научной библиотеки Московского университета. [Вып. 7]. М.: "Индрик", 2004. С. 51-84.

32.Большая Российская энциклопедия. М., Научное издательство "Большая Российская энциклопедия". Адам Сен-Викторский Т 1 С 206. М., 2005.

33.Большая Российская энциклопедия. М., Научное издательство "Большая Российская энциклопедия".Алкуин T.l. С.503. М., 2005.

34.Болыпая Российская энциклопедия. М., Научное издательство "Большая Российская энциклопедия".Донат Т.9 С. 259. М., 2007.

35.Болыпая Российская энциклопедия. М., Научное издательство "Большая Российская энциклопедия".Драконтий Т.9. С. 321. М., 2007.

36.Болыиая Российская энциклопедия. М., Научное издательство "Большая Российская энциклопедия".Евгемер. Т.9. С. 505. М., 2007.

37.Болыпая Российская энциклопедия. М., Научное издательство "Большая Российская энциклопедия".Евполид - Т. 9. С. 514. М., 2007.

38.Болыыая Российская энциклопедия. М., Научное издательство "Большая Российская энциклопедия".Еврипид т. 9. С. 533 - 534. М., 2007.

39.Большая Российская энциклопедия. М., Научное издательство "Большая Российская энциклопедия".Евфорион т. 9. С. 571 - 572. М., 2007.

40. Раннесредневековая латинская проповедь: взаимодействие жанров // Жанры и типы текста в научном и медийном дискурсе. Орел,2006 г. С. 199-205.

41.06 отношении стиха и прозы в трактате Храбана Мавра «Похвала Святому Кресту»// Стих и проза в европейских литературах Средних веков и Возрождения.Отв. ред. Л.В.Евдокимова. М., 2006. С.58-85.

42.Иво, епископ Шартрский: жизнь в письмах//Рукописи. Редкие издания. Архивы. Из фондов Отдела редких книг и рукописей Научной Библиотеки МГУ. М., Водолей publishers, 2008. С.28-47.

43.0 Гальберпггадтском Лекционарии. В.кн: Сквайре Е.Р., Ганина Н.А.«Немецкие средневековые рукописи и старопечатные фрагменты в «Коллекции документов Густава Шмидта»», Москва, 2008. С.298-301.

44.0 гомилиарии из коллекции Г.Шмидта. В.кн: Сквайре Е.Р., Ганина Н.А.«Немецкие средневековые рукописи и старопечатные фрагменты в «Коллекции документов Густава Шмидта»», Москва, 2008. С.302-311.

45 .Риторические трактаты Досточтимого Беды в коллекции Г.Шмидта. В.кн: Сквайре Е.Р., Ганина Н.А.«Немецкие средневековые рукописи и старопечатные фрагменты в «Коллекции документов Густава Шмидта»», Москва, 2008.С.192-199.

46.Фрагменты «Золотой Легенды» Иакова Ворагинского в библиотеке Московского Университета. В.кн: Сквайре Е.Р., Ганина Н.А.«Немецкие средневековые рукописи и старопечатные фрагменты в «Коллекции документов Густава Шмидта»», Москва, 2008.С.319-329.

47.(совместно со Сквайре Е.Р.). Две неизвестные рукописи «Авроры» Петра Риги из фондов Научной библиотеки Московского Университета. В.кн: Сквайре Е.Р., Ганина Н.А.«Немецкие средневековые рукописи и старопечатные фрагменты в «Коллекции

документов Густава Шмидта»», Москва, 2008. С.247-274.

48.0 соборе Старого Монастыря в Винчестере/ТГерманистика. Скандинавистика. Историческая поэтика. (К дню рождения О.А.Смирницкой). Москва, 2008. С.52-59.

49. Vladimir Monomakh's Instruction: An Old Russian Pedagogic Treatise/AVhat Nature Docs Not Teach. Didactic Literature irT the Medieval and Early-Modern Period, ed. J.F.Ruis.Turnhout, Brepols, 2008 P.109-128.

50. «Рыбак Витин» Летальда из Миси как пример средневекового ученого юмора// Arbor Mundi. Мировое древо.Вып.15.М.,2009 С 197214.

51.Летальд из Миси. Стих монаха Летальда о неком рыбаке, которого проглотил кит. Пер., комм. М.Р. Ненароковой// Arbor Mundi. Мировое древо. Вып. 15. М.,2009. С.217-227.

52.Дудон Сент-Квентинский, «сказитель» герцогов Нормандских// Cursor Mundi. Человек Античности, Средневековья и Возрождения. Иваново, Изд. «Ивановский государственный университет»,

2009.С.226-234.

53.Дудон Сент-Квентинский. Об обычаях и деяниях первых герцогов Нормандии. Фрагмент: [История Роллона]. Пер., комм. М.Р. Ненароковой // Cursor Mundi. Человек Античности, Средневековья и Возрождения. Иваново, Изд. «Ивановский государственный университет», 2009.С.235-252.

54."Текст и его источники: Беда и его Жизнеописание пяти отцов-настоятелей", в сб.: Интеллектуальные традиции Античности и Средних веков (исследования и переводы), сост. и общ. ред. М.С.Петровой. М.: Кругь, 2010. С. 512- 540.

55.Беда Преподобный, «Жизнеописание пяти отцов-настоятелей», пер. с лат. и примеч. М. Р. Ненароковой, в сб.: Интеллектуальные традиции Античности и Средних веков (исследования и переводы), сост. и общ. ред. М.С.Петровой. М.: Кругь, 2010. С.. С. 541-564.

56.Секвенции Адама Сен-Викторского в контексте западноевропейской риторической традиции XII века. 2-5 февраля 2010 г.//Научно-исследовательская деятельность в классическом университете: ИвГУ-

2010. Иваново, 2010. С.218-223.

57.Секвенции Адама Сен-Викторского как часть образовательной программы викторинцев//АгЬог Mundi. Мировое древо Вып.16. С.179-203.

58.Адам Сен-Викторский. Секвенции. пер.М.Н.Ненароковой//АгЬог Mundi. Мировое древо.Вып. 16. С.204-233.

59.Эпизод крещения Харальда Клака как «словесная икона»//Сигзог Mundi. Человек Античности, Средневековья и Возрождения. Вып.З. Иваново, 2010. С.162-172.

бО.Эрмольд Нигелл. Из IV песни поэмы «Прославление Людовика, христианнейшего Цезаря»//СигБ0г Mundi. Человек Античности, Средневековья и Возрождения. Вып.З. Иваново, 2010. С.173-180.

61.Агнелл Равеннский. Книга об архиепископах Равенны. О преосвященном Петре Старшем (пер., комм., статья Ненароковой М.Р.) //Историописание и историческая мысль Западноевропейского средневековья (Книга первая:1У-1Х века). Практикум-хрестоматия. Сост. М.С.Бобкова, С.Г. Мереминский, А.И. Сидоров. М., 2010. С. 278-291.

62.Горчичное зерно христианской литературы, (совместно с А.С.Балаховской) // Флорилегий. Чтения по истории христианской позднеантичной и средневековой литературы. М.: Звезда и Крест, 2011. С.4-11.

63.«Эклога Теодула» как аллегорический отклик на спор об античности в эпоху Каролингов // Флорилегий. Чтения по истории христианской позднеантичной и средневековой литературы. М.: Звезда и Крест, 2011. С.130-149.

64.Юст Липсий. Эпитафия Ожье Бусбеку// в кн.: Ганина H.A. Крымско-готский язык. Спб, 2011. С.91.

65.Ненарокова М.Р. Алкуин и его поэма «О Линдисфарнской резне» И Cursor Mundi: человек Античности, Средневековья и Возрождения: научный альманах, посвященный проблемам исторической антропологии. - Иваново: Иван. гос. ун-т, 2011. - Вып. 4. - С. 235242.

66. Алкуин. О Линдисфарнской резне (Пер. на рус. яз. и комм. М.Р. Ненароковой) // Там же. С. 243-251.

67.Метафорика "Цикла к Хартгарию" Седулия Скотта // Научно-исследовательская деятельность в классическом университете: ИВГУ

- 2011 : сб. ст. по итогам науч. конф., Иваново, 1-10 февр. 2011 г. -Иваново: Иван. гос. ун-т, 2011. - С. 291-296.

68.«ЬаеШе Сатепае»: юмор в Каролингской эклоге// «Евразия: духовные традиции народов», №1,2912. С.161-179.

69.Проповедь и проповедники в «Толковании на Откровение св.Иоанна Богослова» Беды Досточтимого// «Евразия: духовные традиции народов», №2,2912. С.58-69.

Прочие работы:

70.Роль Странника в Театре Жизни (Тема странствия в творчестве Генри Вордсворта Лонгфелло)//Романтизм. Вечное странствие М 2005.С.203-238.

71.«Откровенные рассказы странника духовному своему отцу»: стилизация в духе романтизмаУ/Романтизм. Вечное странствие М 2005.С.290-306. ' ''

72.Смерть как маска Жизни (три новеллы С.С.Блихера)//Материалы XVI конференции по изучению Скандинавских стран и Финляндии. Москва-Архангельск, 2008. ч.2.сс.97-97.

73.Творец и художник: обращение к идеям символизма в 30-40ые гг. XX века.// Русский символизм и мировая культура. М.: Экон-Информ 2009. С.140-155.

74.Смерть как маска Жизни/Жизнь и смерть в литературе романтизма. Оппозиция или единство? М.,2010. С.229-250.

75.Тверь. Язык цветов: роза в русской поэзии 10-30 гг. XIX в.//Мир романтизма^т. 15 (39). Тверь, 2010. С.100-108.

76.Дневник А.Й. Шёгрена с сентября 1835 до января 1838 г./ пер. с швед. М.Р.Ненароковой//Основоположник российского академического кавказоведения академик Андрей Михайлович Шёгрен. Исследование. Тексты. - М.: ИМЛИ РАН, 2010. С.164-293.

Заказ № 246. Объем 1.5 п.л. Тираж 100 экз.

Отпечатано в ООО «Петроруш». г.Москва, ул.Палиха 2а.тел.(499)250-92-06 www.postator.ru

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Ненарокова, Мария Равильевна

Введение.

Глава Первая. Каролингская культура: между миром и монастырем.

Глава Вторая. Жанр эклоги по античным и средневековым комментариям.

Глава Третья. Предыстория Каролингской эклоги.

Глава Четвертая. Форма эклоги и ее связь с другими жанрами.

Глава Пятая. Герои Каролингской эклоги.

Глава Шестая. Топика каролингской эклоги.

Глава Седьмая. Каролингская эклога и аллегория

Глава Восьмая. Каролингская эклога и юмор.

Введение диссертации2012 год, автореферат по филологии, Ненарокова, Мария Равильевна

Объектом настоящего диссертационного исследования является круг текстов, созданный в эпоху правления Карла Великого и его преемников (k.VIII-IX вв.) и относящийся к жанру эклоги. Хронологические рамки определяются, с одной стороны, возникновением придворной Академии Карла Великого (ок.747-814), ученого кружка, члены которого нередко писали эклоги а, с другой стороны, творчеством Радбода Утрехтского (ум. 917), создавшего последнюю эклогу эпохи Каролингов. Эклога Каролингского возрождения (k.VIII-IX вв.), «первого великого века средневековой буколики»1, на протяжении почти ста тридцати лет сохраняет свои принципиальные особенности.

Предмет исследования - формирование и эволюция жанра эклоги в пределах замкнутого исторического периода, известного как «эпоха Каролингов». Мы выделяем три этапа эволюции каролингской эклоги, связанные с именами правителей из династии Каролингов - Карла Великого, Людовика Благочестивого, Карла Лысого.

Эпоха Каролингов, в особенности правление Карла Великого, воспринималась современниками как возрождение Римской империи не только в отношении политики, но и культуры, и всего строя жизни: «.rursus in antiquos mutataque secula mores :/Aurea Roma iterum renovata renascitur orbi» - «.Снова превращаются наши времена в образ жизни древности:/ Золотой Рим вновь возрождается для мира» . Однако империя франков, становясь наследницей античного мира, должна была превзойти его, ибо франки, в отличие от жителей Римской империи эпохи Октавиана Августа, были христианами. Сознательная ориентация на античную культуру времен Августа побуждала ученых франков создавать произведения, Соорег H. Pastoral: Mediaeval into Renaissance. — Ipswich: D.S.Brewer, Rowman and Littlefield, 1977. — P.8.

2 Seven Versions of Carolingian Pastoral / ed. R.P.H.Green. — Reading, University of Reading Press, 1980. — P.15. ориентировавшиеся на античные литературные образцы. Одним из жанров античности, воспринятым поэтами Каролингского времени, была буколика (от грк. «пастушеская песнь»), или эклога (от грк. «выбор»).

Термин «буколика» (грк. bukolikos - пастушеский) по сравнению с «эклогой» имеет более общее значение и связывается с именем поэта Феокрита (4-3 вв. до н.э.), «малый стихотворный жанр»1, «пастушеская» поэзия, истоками которой являются как литературная, так и фольклорная традиции . «Эклога» (грк. ekloge - отрывок, выбранное) первоначально обозначала «отдельное. стихотворение небольшого объема и произвольного содержания»3, и только после того как Вергилий написал свои «эклоги» в подражание стихотворениям Феокрита, Биона и Мосха, за произведениями такого рода закрепилась пастушеская тематика. Собственно говоря, сборник Вергилиевых эклог так и называется: «Буколики»4. Существует два объяснения, почему стихотворения Вергилия вошли в историю литературы как эклоги. Одно из них, более поэтическое, как кажется, основанное на внимательном чтении текстов, предложено М.Оуэном Ли: «стихотворения были названы эклогами [то есть «выбранным» - М.Н.], потому что в них Вергилий «выбирает» поэтические идеи из произведений своего искусного Александрийского предшественника, чтобы использовать их для своих собственных, еще более сложных целей»5. Другое объяснение, основанное на изучении папирусных рукописей «Буколик», учитывает условия бытования текста в античной читательской среде. Как кажется, эклоги - «выбранное» - распространялись не только в составе единой рукописи, но и по отдельности6. При этом они получали заголовки, что, по мнению А.Перутелли, указывало на их исполнение

1 Литературная энциклопедия терминов и понятий / под ред. А.Н.Никотокина. — Москва: НПК «Интелвак», 2001, — С.102.

2 Литературная энциклопедия терминов и понятий / под ред. А.Н.Николюкина. — Москва: НПК «Интелвак», 2001, — С.102.

3 Там же, С. 1222.

4 Там же, С. 1222.

5 Lee М.О. Death and Rebirth in Virgil's Arcadia. — New York: State University of New York Press, 1989. —P.20.

6 Perutelli A. Bucolics //A Companion to the Study of Virgil / ed.N.Horsfall. — Leiden: Brill. — 1995. Pp.27-28. чтецами1. Так или иначе, у Вергилия «буколика» относится к «эклоге», как общее к частному.

Что касается термина «идиллия» (грк. eidyllion, уменьшительное от eidos - картина, вид), то он впервые был использован в 1 в.до н.э.в схолиях к Феокриту . Плиний Младший (61/62- ок.114) употребил его в своих «Письмах» как синоним «эклоги», причем из контекста ясно, что и «идиллия», и «эклога» либо невелики по размеру, либо рассказывают о л вещах, не считающихся важными . Считается, что значение термина для античного периода неясно4, однако современные исследователи объясняют этот термин следующим образом: «короткие сценки, главной темой которых являются любовь и песня, а действие происходит в сельской местности»5.

Как уже говорилось выше, возникновение буколического жанра обычно связывают с именем греческого поэта Феокрита, однако, по справедливому мнению Т.К. Хаббарда, такое утверждение с точки зрения теории жанра может ввести исследователя в заблуждение, «так как жанр по определению должен характеризоваться набором ожидаемых формальных признаков, существование которых выходит за пределы творчества любого отдельно взятого автора»6. Как кажется, в идиллиях Феокрита черты жанра, названного позже буколическим, проявились наиболее полно и ярко. Вместе с Феокритом в качестве авторов буколик упоминаются также Мосх и Бион, и эта традиция восходит к эпохе эллинизма . Согласно Т.К. Хаббарду, в среде александрийских ученых было сильно ощущение, что буколическая поэзия должна существовать во времени, имея начало и развиваясь, и потому появилось представление о традиции, у истоков которой стоит Феокрит, а

1 Ibid.Pp.27-28.

2 Литературная энциклопедия терминов и понятий / под ред. А.Н.Николюкина. — Москва: НПК «Интелвак», 2001, — С.287.

3 Там же, С. 287.

4 Там же, С. 287.

5 Hubbard Т.К. The Pipes of Pan. Intertextuality and Literary Filiation in the Pastoral Tradition from Theocritus to Milton. —Ann Arbor: The University of Michigan Press, 1998. — P. 19.

6 Hubbard Т.К. The Pipes of Pan. Intertextuality and Literary Filiation in the Pastoral Tradition from Theocritus to Milton. —Ann Arbor: The University of Michigan Press, 1998. — P. 19.

7 Ibid. P. 37. продолжают и развивают ее его последователи1. Таким образом, с самого начала «буколика рассматривалась как поэзия, в самой своей сути связанная с поэтическим наследованием и преемственностью»2.

Исследователи выделяют черты, считавшиеся в эпоху античности признаками буколического жанра: стихотворный размер3, использование диалекта4, пастушеская тематика. Поскольку для написания буколик поэты использовали гекзаметр, буколики рассматривались как разновидность эпической поэзии5. Так, известно мнение знаменитого античного ритора Квинтилиана, включавшего буколическую поэзию в категорию эпоса6.

Исследователь поэзии Феокрита Д.А. Халперин сформулировал определение Феокритовой буколики так: «Буколическая поэзия отличается от. других разновидностей эпоса. своими темами, которые выбираются в противовес основным традиционным героическим или мифологическим темам раннего греческого эпоса, и комической или иронической трактовкой этих тем. Во-вторых, буколическая поэзия отличается своей формой, которая представляет собой либо повествование, непрерывное, но очень короткое или обмен репликами в диалоге, как это бывает в драме или миме. Наконец, буколическая поэзия отличается своим языком, который противопоставлен относительно стабильной системе диалектов и поддерживаемому на одном уровне стилю, типичному. для ранних греческих поэтов. <.> Взятые вместе, ., они [эти черты - М.Н.] несут ответственность за уникальность подавляющего большинства идиллий, написанных гекзаметром, и не позволяют им смешиваться с результатами других жанровых экспериментов своего времени»7. Такими чертами отличались поэтические произведения, которые взял за образец Вергилий, сочиняя свои «Буколики».

1 Ibid. Р. 37.

2 Ibid. Р. 37.

3 Halperin D.A. Before Pastoral: Theocritus and the Ancient Tradition of Bucolic Poetry. —New Haven and London: Yale University Press,1983. — P.142.

4 rbid. P. 143.

5 Ibid. P. 215.

6 Ibid. P. 215.

7 Halperin D.A. Before Pastoral: Theocritus and the Ancient Tradition of Bucolic Poetry. —New Haven and London: Yale University Press, 1983. — Pp.254-255.

По мнению Т.К.Хаббарда, именно после появления Вергилиевых «Буколик» этот жанр окончательно оформился как самостоятельный, способный выйти за пределы «конкретного времени, места и языка»1. Вергилий считается родоначальником буколического жанра на латинском языке. Каролингские поэты получали представление об этом поэтическом жанре в основном по его эклогам.

Круг текстов, относящихся к буколическому жанру, довольно велик. Обычно исследователи обращаются к одному-двум стихотворениям Алкуина (чаще всего рассматривается «Словопрение Весны с Зимой») и к «Книге эклог» Муадвина; иногда упоминаются Валахфрид Страб и Пасхазий Ратберт. Особый интерес вызывает загадочная «Эклога Теодула», представляющая собой так называемую полную аллегорию, то есть загадку без отгадки. Наряду с исследованием творчества вышеназванных поэтов мы вводим в научный обиход новые имена: Петр Пизанский, Павел Диакон, Дикуйль, Седулий Скотт, Аудрад Умеренный, Микон, Хукбальд Сент-Амандский, Радбод Утрехтский. Из названных поэтов только Седулий Скотт много работал в жанре буколики, однако следует помнить, что мы имеем дело только с текстами, дошедшими до наших дней. Тем не менее, сохранившиеся до нашего времени тексты могут дать представление об эволюции Каролингской эклоги. Особенность восприятия и усвоения жанра эклоги в эпоху Каролингов - и шире - в Средние века - состояла в том, что эклоги, служившие образцом для средневековых поэтов, то есть «Буколики» Вергилия читали параллельно с комментариями к ним. Поэтому в диссертации мы исследуем также связь поэтических текстов, написанных в жанре эклоги, с комментариями Сервия к «буколикам» Вергилия и с так называемыми «Бернскими схолиями», школьным комментарием к «Буколикам», созданном в УШ-1Х вв.

Актуальность исследования определяется тем, что в отечественном литературоведении такая работа выполняется впервые. Как в отечественном, 1Ы<1 Р. 17.

Itn. так и в зарубежном литературоведении средневековая буколика практически не изучена. Особенно это относится к первому «возрождению эклоги»1, которое пришлось на время правления Карла Великого, его сына и внуков, известное как «эпоха Каролингов» или «Каролингское возрождение». Хотя этот период постоянно привлекает внимание историков, богословов и философов, филологи и культурологи им занимались мало.

В отечественной науке латинская поэзия раннего средневековья рассматривалась в работах Б.И.Ярхо, В.Ф. Шишмарева, И.Н.Голенищева-Кутузова, М.Л.Гаспарова. Зарубежные исследователи либо вообще не обращаются к латинской буколической поэзии средневекового периода, в частности, к поэзии второй половины VIII-IX в., как это делает, например, Л.Грант , считая, что средневековая буколика ничего не дала буколике эпохи Возрождения, либо пишут о каких-либо отдельных авторах, чаще всего об Алкуине3 или его младшем современнике Муадвине4. Что касается Алкуина, его «Словопрение Весны с Зимой», наиболее известное стихотворение, переведенное на английский и русский языки, написано в диалогической форме, приводящей на мысль Вергилиево «амебейное пение», то есть пение по очереди. Муадвин же просто назвал свое произведение «Книгой эклог», что, конечно, привлекло к ней внимание ученых.

Начиная с конца 70-ых годов XX в. отношение к средневековой буколике стало меняться. В 1977 г. вышла монография Хелен Купер «Pastoral. Medieval into Renaissance»5, первая глава которой называлась «Латинская эклога в Средние века»6 и разделялась на две подглавки - «Наследие античности» и «Средневековая интерпретация». Эклоги Каролингского возрождения

1 Cooper H. Pastoral: Mediaeval into Renaissance. — Ipswich: D.S.Brewer, Rowman and Littlefield, 1977. — P.9.

2 Grant W.L. The Classical Background of Pastoral // W.L.Grant. Neo-Latin Literature and the Pastoral. — Chapel Hill: the University of North Carolina Press, 1965.

3 Hedberg B.N. The Bucolics and the Medieval Poetical Debate // Transactions and Proceedings of the American Philological Association. —Vol.75. — 1944.

4 Verdière R. La Bucolique Post-Virgilienne // Eos. Commentari Societatis Philologae Polonorum. — Vol.56. — 1966; Whitta J. Ille ego Naso: Modoin of Autun's Eclogues and the Renovatio of Ovid // Latomus. Revue d'etudes Latines. — t. 61:3. — 2002; Hubbard Т.К. The Pipes of Pan. Intertextuality and Literary Filiation in the Pastoral Tradition from Theocritus to Milton. —Ann Arbor: The University of Michigan Press. — 1998.

5 Cooper H. Pastoral: Mediaeval into Renaissance. — Ipswich: D.S.Brewer, Rowman and Littlefield, 1977.

6 Ibid. Pp. 8-46. рассматриваются ею в первой подглавке. В отличие от других исследователей Х.Купер расширяет круг поэтов-буколиков, включая в него, кроме Алкуина (уже упоминавшееся «Словопрение Весны с Зимой», а также «Стих о кукушке») и Муадвина с его «двухчастной «Эклогой»»1, Ангильберта с «Эклогой к королю Карлу», Пасхазия Ратберта с «Эклогой двух монахинь», Седулия Скотта и его «О баране, растерзанном собаками». К «средневековым интерпретациям» буколического жанра относятся «Эклога Теодула» и «Эклога о подвигах Лебуина» Радбода Утрехтского, хотя, по мнению Х.Купер, «сразу не понятно, почему Радбод решил назвать свое стихотворение эклогой» . Из процитированных названий стихотворений ясно, что исследовательница в первую очередь ориентировалась на слово «эклога» в их названии или на диалогичность формы, как это было в случае эклог Алкуина. Стихотворение Седулия Скотта «О баране, растерзанном собаками» включается Х.Купер в перечень эклог на основании содержания: «здесь есть все обычные топосы Вергилия» , считает исследовательница.

Хотя Каролингской эклоге в исследовании Х.Купер посвящено в общей сложности всего десять страниц, ее заслуга велика: в ее книге впервые озвучено мнение о том, что буколический жанр существовал и в Средние века, причем на протяжении этого исторического периода к нему обращались несколько раз (в эпоху Каролингов, в XII в., снова в XIV и конце XV вв., то есть «с каждым новым возрождением классической учености»4); сделана попытка очертить круг памятников, которые можно отнести к средневековой эклоге, в частности, к эклоге Каролингского времени; кратко описана культурно-историческая ситуация, в которой создавались эклоги; отмечена связь средневековой эклоги с традицией комментариев к Вергилиевым «Буколикам». Однако на десяти страницах можно поставить ряд проблем, но сложно дать их решение, тем более что Х.Купер искала ответ на вопрос, какую роль средневековая буколическая традиция сыграла в возникновении

1 Ibid. Р. 10.

2 Ibid. Р. 30.

3 Cooper H. Pastoral: Mediaeval into Renaissance. — Jpswich: D.S.Brewer, Rowman and Littlefield, 1977. — P. 17.

4 Ibid. P. 8. пасторалей Ренессансной Англии. Поэтому такие вопросы, как происхождение средневековой буколики, ее предыстория, ее связь с «Буколиками» Вергилия и с произведениями его последователей, остались за пределами ее книги.

Во второй половине XX в. дважды предпринимались издания буколик. Издание 1976 г., подготовленное Д.Корженевски1, «Hirtengedichte aus Spätrömischer und Karolingischer Zeit», самим выбором авторов указывает на непрерывность буколической традиции. В его издание включены произведения Немезиана и Энделехия, поэтов поздней античности, Муадвина, как представителя Каролингской эклоги, и «Carmen bucolicum Gaddianum» - «Буколическая песнь Гаддианская», эклога начала XV в. из манускрипта «Codex Gaddianus» также начала XV в. из библиотеки Медичи во Флоренции. Издание сопровождается не только комментарием, но и небольшими вступительными статьями, в которых сообщаются сведения об авторах эклог, о рукописях, в которых эклоги были найдены, даются краткие характеристики самим произведениям.

Издание 1980 г., подготовленное Р.П.Х. Грином , «Seven Versions of Carolingian Pastoral», как следует из названия, сосредотачивается только на эклогах Каролингского времени. Грин выделяет семь эклог: уже упоминавшиеся «Словопрение Весны с Зимой» Алкуина и «Стих о кукушке», который Грин не считает принадлежащим Алкуину, Ангильбертову «Эклогу к королю Карлу», эклоги Муадвина, Пасхазия Ратберта и Теодула. Каждая эклога сопровождается небольшой вступительной статьей, в которой дается краткая характеристика публикуемого текста, приводятся мнения исследователей о его датировке, авторстве, если оно подвергается сомнению, связи с предыдущей традицией. В конце статьи Грин называет более ранние издания, где был напечатан тот или иной текст. Построчный комментарий облегчает понимание текста.

1 Hirtengedichte aus Spätrömischer und Karolingischer Zeit / ed. D.Korzenievski. — Darmstadt, Wissenschaftliche Buchgesellschaft, 1976.

2 Seven Versions of Carolingian Pastoral / ed. R.P.H.Green. — Reading, University of Reading Press, 1980.

Издания Корженевски и Грина представляют собой антологии. В задачи составителей входило критическое издание избранных текстов, сопровождаемое минимумом сведений, необходимых для того, чтобы узнать когда, кем и в каких условиях были написаны публикуемые эклоги. Исследовательских задач Корженевски и Грин перед собой, как кажется, не ставили.

Монография Т.К.Хаббарда «The Pipes of Pan. Intertextuality and Literary Filiation in the Pastoral Tradition from Theocritus to Milton»1 прослеживает формирование и бытование буколического жанра со времен Феокрита, который считается создателем греческой буколики, до Мильтона, которого Хаббард считает последним поэтом-буколиком в настоящем смысле этого слова. Исследователь показывает, как постепенно формируется буколическая традиция, отмечая, что каждый поэт внес в сокровищницу жанра. Однако, говоря о средневековой буколике, он, как и его предшественники, выбирает для анализа «Книгу эклог» Муадвина.

Предлагаемые в приложении переводы эклог на русский язык, написанных поэтами Каролингского времени, выполнены впервые.

Основная цель нашего исследования состоит в выстраивании единой перспективы эволюции каролингской эклоги. В связи с этим на первый план выдвигаются следующие задачи: на основании комментариев к «Буколикам» Вергилия: сформулировать определение эклоги; очертить круг поэтических текстов Каролингского времени, отвечающих этому определению; описать предысторию каролингской эклоги; выделить этапы развития каролингской эклоги; исследовать поэтику эклоги на каждом этапе ее развития; на примере эклоги изучить механизм усвоения античного поэтического жанра средневековой культурой; проследить связь каролингской эклоги с другими литературными жанрами раннего средневековья, а также с комментариями к «Буколикам» Вергилия, с риторическими и грамматическими трактатами.

1 Hubbard T.K. The Pipes of Pan. Intertextuality and Literary Filiation in the Pastoral Tradition from Theocritus to Milton. —Ann Arbor: The University of Michigan Press. — 1998.

Методологически диссертационное исследование опирается на указанные выше работы, посвященные жанру эклоги - его теории и истории: на исследования, посвященные «Буколикам» Вергилия, Кальпурния Сикула, Немезиана (Ч.Сигал, Г.Галински, Р.Нисбет, Л.М.Дю Кене, Г.Конте, М.О.Ли и др.) и на работы по средневековой эклоге Х.Купер, Т.Хаббарда, а также Я. Зиолковского, П.Годмана, М.Херрена. Принципиально важным является сопоставительный метод исследования.

Научная новизна работы заключается в том, что в ней впервые в отечественной и зарубежной медиевистике выстраивается перспектива развития античного поэтического жанра, усвоенного средневековой культурой. В работе предлагается подробный литературоведческий анализ большого корпуса текстов, неизвестных российскому читателю. Новаторский подход проявляется и в том, что тексты, относящиеся к жанру эклоги, исследуются в связи с обширным кругом литературы: школьными комментариями, риторическими и грамматическими трактатами, богословскими сочинениями Каролингской эпохи.

Теоретическая значимость диссертации состоит в том, что она вносит существенный вклад в изучение структуры, поэтики, эволюции жанра эклоги.

Критерий достоверности полученных результатов и научная обоснованность обусловлены тем, что в работе собран, проанализирован и обобщен богатейший материал, включающий в себя не только поэтические тексты, относящиеся к жанру эклоги, но и комментарии Сервия к «Буколикам» Вергилия, школьный комментарий «Бернские схолии», созданный одновременно с каролингскими эклогами, а также многочисленные риторические и грамматические трактаты. Таким образом, в научный обиход введены ценные первоисточники, находившиеся вне сферы интересов отечественных исследователей.

Практическая значимость работы определяется значительным расширением научного горизонта российских медиевистов, а также филологов более широкого профиля. Материал диссертации может быть использован при создании академических трудов теоретического характера, а также в общих и специальных курсах по истории средневековой европейской литературы в высших учебных заведениях. Переведенные поэтические произведения могут представлять интерес для широкого круга читателей.

Основные положения и выводы диссертации прошли апробацию на ряде научных конференций: Индоевропейское языкознание и классическая филология-XIII. Чтения, посвященные памяти профессора Иосифа Моисеевича Тройского. Санкт-Петербург, 2009 г.; Романские языки и культуры: от античности до современности: V Международная научная конференция романистов. Москва, 2009; Индоевропейское языкознание и классическая филология-XIV. Чтения, посвященные памяти профессора Иосифа Моисеевича Тройского. Санкт-Петербург, 2010; XXII ежегодная богословская конференция Православного Свято-Тихоновского Гуманитарного Университета, 2012. Они отражены также в публикациях по теме диссертации.

Работа обсуждена в Отделе классических литератур Запада и сравнительного литературоведения Института мировой литературы им. A.M. Горького РАН.

Объем диссертации - 23 а. л. Структура - введение, восемь глав, заключение, приложение, библиография.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Каролингская эклога"

Заключение.

Стихотворный жанр, известный как «буколика» (грк. ЬикоНкоБ -пастушеский), появился в античной Греции. Считается, что создателем этого жанра был поэт Феокрит. Название жанра объясняется его тематикой: в буколиках изображалась жизнь пастухов. Буколики писались гекзаметром на дорийском диалекте. Диалогическая форма буколик восходит к фольклорному жанру состязаний в пастушеских песнях, и ее отличительными чертами являются либо поэтический диалог поэтов-пастухов, либо песня мифологического или любовного содержания, исполняемая одним героем, на фоне мирного пейзажа с пасущимися стадами.

Вергилий был первым поэтом-буколиком, писавшим на латинском языке и положившим начало традиции латинской буколики. Его последователями были Кальпурний Сикул и Немезиан, чьи произведения читали наравне с «Буколиками» Вергилия. В латинской литературе, кроме термина «буколика», появилась «эклога» (грк. ек^е - отрывок, выбранное), первоначально обозначавшая небольшие стихотворения произвольного содержания. После появления Вергилиевых «Буколик» эклога стала связываться с пастушеской тематикой. В паре «буколика - эклога» термин «буколика» приобрел более общее значение.

В истории буколического жанра было несколько периодов расцвета, одним из которых было Каролингское возрождение (конец УШ-1Х вв.), «первый великий век средневековой буколики»1. Если рассмотреть корпус латинской поэзии эпохи Каролингов, представленный в классическом многотомном издании «Латинские поэты эпохи Каролингов» , с точки зрения признаков эклоги, приведенных у Сервия, круг текстов, которые могут относиться к буколическому жанру, оказывается довольно большим. Обычно исследователи обращаются к одному-двум стихотворениям Алкуина (чаще всего рассматривается «Словопрение Весны с Зимой») и к «Книге эклог» Муадвина; иногда упоминаются Валахфрид Страб и Пасхазий Ратберт. Особый интерес вызывает загадочная «Эклога Теодула», представляющая собой так называемую полную аллегорию, то есть загадку без отгадки. Определение эклоги, выработанное на основе Сервиева комментария, Cooper H. Pastoral: Mediaeval into Renaissance. — Ipswich: D.S.Brewer, Rowman and Littlefield, 1977. — P.8 2 Poetae Latini Aevi Carolini / ed. E.DuemmIer.Tt.1-3. — Berolini apud Weidmannos, 1881-1895. — repr.1964. позволяет ввести в научный обиход новые имена: Петр Пизанский, Павел Диакон, Дикуйль, Седулий Скотт, Аудрад Умеренный, Микон, Хукбальд Сент-Амандский, Радбод Утрехтский. Из названных поэтов только Седулий Скотт много работал в жанре буколики, однако следует помнить, что мы имеем дело только с текстами, дошедшими до наших дней. Тем не менее, сохранившиеся до нашего времени тексты могут дать представление об эволюции Каролингской эклоги.

Реформа школы, начатая при Карле Великом (ок.747-814), привела к сложению так называемого «школьного канона», то есть списка латинских авторов, произведения которых читали все люди, получавшие образование. Единственным языческим автором в этом списке был Вергилий. «Буколики» Вергилия читали параллельно с различными позднеантичными комментариями к ним, наиболее известным из которых был комментарий Сервия. У Сервия буколический жанр описан в том виде, в каком он воплощен в Вергилиевых эклогах. Согласно Сервию, основными признаками этого жанра у Вергилия являются тематика, связанная с представлениями о сельской, пастушеской жизни, стихотворный размер, а именно: «буколический гекзаметр», использование аллегории. Комментарий Сервия и некоторые другие тексты такого же характера были положены в основу новых, средневековых комментариев, использовавшихся на занятиях в средневековой школе. Признаки буколического жанра, отмеченные Сервием, становились правилом для поэтов, желавших создавать эклоги.

Вергилий был не единственным поэтом-буколиком, произведения которого читали поэты Каролингской эпохи. Анализ заимствований на уровне словаря, топики, композиции показывает, что они обращались ко всей античной буколической традиции на латинском языке.

В истории Каролингской эклоги можно выделить три периода. Первый период ее развития жанра связан с придворной Академией Карла Великого (ок.747-814). Большинство стихотворений, написанных приближенными Карла, не датировано, но очевидно, что первые эклоги были написаны между началом 80-ых гг. VIII в., когда ко двору Карла начали приезжать будущие члены его Академии (например, Петр Пизанский, Павел Диакон, Павлин Аквилейский, Теодульф, Алкуин), и началом 90-ых гг., когда сменился состав придворного кружка. На смену пришло младшее поколение сподвижников Карла: Ангильберт, Эйнхард, Муадвин.

Особенностью первого периода Каролингской эклоги было то, что буколический жанр служил проявлением и отражением придворной жизни. Если двор Карла представлял собой пастушеский мир, а среди пастухов, согласно требованиям жанра, были приняты и состязания в пении, и обмен песнями, то и придворные Карла вынуждены были вести себя по правилам, заданным эклогой. Для них, играющих роль пастухов в выдуманном буколическом мире, эклога становилась той формой, в которой они должны были выражать свои мысли. При этом каждый из членов придворной Академии, будучи клириком, писал более или менее значительные прозаические произведения на религиозные темы (жития святых, проповеди, толкования на различные книги Свящ. Писания) и духовную поэзию (стихотворные молитвы и гимны). В этих условиях эклога играла роль «легкого жанра», литературы развлечения.

Второй период Каролингской эклоги приходится на 20-40-ые гг. IX в., время гражданских войн и смут, период правления сына Карла, Людовика Благочестивого (778-840) и разделения империи между его сыновьями.

В этот период эклога все больше приобретает христианскую окраску, чему помогает сходство образов эклоги и Нового Завета. Такие образы, как «пастырь» и «овца», типичны для евангельских притч и понимаются в переносном смысле. Если для первого периода Каролингской эклоги тема любви не была характерна (по крайней мере, для тех эклог, которые известны нам сегодня), то Пасхазий Ратберт уже чувствовал себя столь уверенно по отношению к классическому наследию, что мог переосмыслить эту ведущую тему античной эклоги, наполняя ее христианским содержанием. Эклога второго периода продолжает оставаться откликом на события реальной жизни, но по сравнению с раниими эклогами она теряет присущую этому жанру безмятежность и ощущение безоговорочной победы добра над злом. Радостное мироощущение эклоги времен Карла Великого сменяется бурным выражением чувств - горя, отчаяния, сомнений, отвращения к «недоброму миру» у Валахфрида Страба и Пасхазия Ратберта.

После смерти Людовика Благочестивого империя, созданная Карлом Великим, распалась. Исчезло и ощущение стабильности и надежности королевской власти. Теперь покровителем поэта может стать не только король или император, но и епископ, который может быть не менее могуществен, чем светский правитель. Из четырех сыновей Людовика Благочестивого выделяется Карл Лысый (823-877), больше всех старавшийся подражать своему великому деду. Только при его дворе продолжилась традиция ученых сообществ, и в его придворной школе, как и в школе во дворце Карла Великого, учатся его будущие помощники.

Эклога последнего периода по праву может называться «ученой». Авторами эклог всегда были люди образованные, богословы, имевшие церковный сан и участвовавшие в богослужениях. Для поэтов-бу ко ликов 5070-ых гг. IX в. содержание, которое они вкладывают в форму эклоги, главенствует, они создают аллегории, в которых материал буколики становится сродни театральным декорациям. Таков, например, буколический цикл Седулия Скотта, жившего при дворе льежского епископа Хартгария. Используя топосы, типичные для эклоги, Седулий создает свой собственный мир, льежскую Аркадию, процветание которой зависит от ее правителя-епископа. Хотя на первый взгляд поэт далеко отходит от классических образцов, он все же остается в рамках буколической традиции: при внимательном чтении текстов заметны переклички с эклогами Вергилия и Кальпурния Сикула.

Пастушеская тематика облегчила вхождение эклоги в средневековую культуру, в частности, в культуру эпохи Каролингов. При дворе Карла все поэты, писавшие эклоги, были клириками, священниками. Евангельский образ Доброго Пастыря и притча о заблудшей овце соответствовали тематике эклог и придавали им дополнительное христианское значение. Окружение Карла по праву могло чувствовать себя героями эклог, сочиняя стихи, и в то же, время не забывать, что они являются пастырями душ человеческих. Каролингская эклога сходна с античной по составу действующих лиц, но они распределяются иначе по своей значимости. Правитель - светский или духовный - обычно находится в центре произведения, тогда как в античную эпоху он находится на далекой периферии. С другой стороны, пастухи, давшие название жанру, практически исчезают из эклог. Появляются новые герои, активно участвующие в развитии действия: музы, олицетворения времен года, растений.

• - Размером Каролингской эклоги традиционно оставался гекзаметр, однако было и исключение. Седулий Скотт, ученый ирландец, живший при дворе епископа Льежского, писал свои эклоги элегическим дистихом. Применение этого размера для написания эклог могло оправдываться определением элегического дистиха, приведенном на греческом языке в трактате римского ритора Мария Викторина по метрике: этот размер используется, чтобы «возвещать благое»1. Первым элегический дистих для своей эклоги «О Пасхе» выбрал Венанций Фортунат, и этот размер оказался очень уместен в сочетании с темой его стихотворения.

Форма Каролингской эклоги, внешняя организация ее текста, унаследованная от эклоги античной, оказалась весьма устойчивой. Руководствуясь комментариями Сервия, поэты Каролингского времени создавали тексты, представляющие собой либо речь автора, либо прямую речь, либо их сочетание. Диалогичность эклоги продолжает быть ее яркой отличительной чертой, однако «амебейное пение» обмен короткими стихотворениями равного размера во время поэтического состязания, уходит

1 Магл УюЮпш Аге Огаттайса. Ь.Ш // Сгатта^Ы Ьайт / её. КеП, Н. у.У1. — ирз]'ае, т аесПЬиз В.О.ТеиЬпеп, 1874. — Р.110. на второй план. Каролингская эклога скорее всего является беседой, а не состязанием.

Комментарии дают наиболее общие рекомендации касательно формы эклоги, однако поэты обращались и к отдельным эклогам Вергилия, используя их в качестве образцов. Так, Первая эклога послужила образцом для Первой «книги» Муадвина, причем поэт заимствует не только топику и общую композицию Вергилиевой эклоги, но иногда пересказывает или цитирует отдельные отрывки. Второй эклогой как источником для собственных стихотворений воспользовались Алкуин и Седулий Скотт. Если первый из них опирался на цитаты из Вергилия и толкование ее в комментариях Сервия, то второй использовал образец более тонко: он пересказывает начало Вергилиевой эклоги от первого лица, а дальше заимствует не топику, а повороты сюжета. Композиция Шестой эклоги Вергилия оказывается применима для создания поэмы на богословскую тему («Книга об Источнике Жизни» Аудрада Умеренного).

Поскольку для подавляющего большинства авторов эпохи Каролингов латынь не была родным языком, они обучались не только говорить, но и писать на этом языке в школах империи. Чтобы составлять разного рода тексты, им приходилось усваивать так называемые «подготовительные упражнения», своего рода «строительные блоки». Сочетая их в различном порядке, можно было создавать тексты разных жанров. Этим объясняется некая слитность жанров средневековой литературы. Тексты, принадлежащие к разным жанрам, как бы перетекают друг в друга. Например, послание может сближаться с проповедью, с одной стороны, и с богословским комментарием, с другой. В свою очередь, проповедь и богословский комментарий имеют много общего между собой. Эклога также испытывала влияние разных жанров.

Элемент дидактики, появившийся в эклоге еще в период поздней античности, а также сама ее форма, представляющая собой обмен репликами, сближают ее с жанром диалога Согласно буколической традиции, героями эклог бывают не только спорящие или состязающиеся в пении пастухи, но и пастухи беседующие, причем один из них старше и опытней, а второй слушает его с уважением. Такая же особенность характерна для дидактических и философских диалогов, где один из собеседников, наставник, вопросами и пояснениями направляет мысль своего ученика к поискам истины. Первая эклога, в которой чувствуется влияние диалога, была написана Дикуйлем, одним из поэтов Академии Карла Великого. Ее героями являются не пастухи, а Поэт и Муза, причем Муза оказывается сродни ангелам. Муза учит Поэта-простеца, говоря ему о значении поэзии и призывая его воспеть великого правителя - Карла. Новшество в выборе героев было подхвачено дальше Валахфридом Страбом, поэтом второго периода развития эклоги (его Музу зовут «Сцинтилла» - «Искра [небесного огня]»), а Седулий Скотт уже прямо сообщает читателю, что его Муза живет в раю. Все Музы играют роль наставниц, владеющих Божественным знанием, при поэтах, которые с радостью у них учатся. Элементы дидактического и полемического диалога присутствуют в «Книге об Источнике жизни» Аудрада Умеренного: буколический материал играет здесь роль ширмы или театральной декорации, в то время как на самом деле в произведении решается вопрос о вычислении дня Пасхи.

Басню, одно из первых «подготовительных упражнений» средневековой школы, с эклогой роднит, с одной стороны, аллегоричность, с другой, возможность беседы или спора между героями. Так, и Алкуиново «Словопрение Весны с Зимой», и «Словопрение Розы и Лилии» Седулия Скотта, являясь эклогами, тем не менее, сходны с баснями в том, что в них изображается спор аллегорических персонажей.

Переложение стихотворного текста прозой и прозаического стихами, парафраз, реализовалось в творчестве Алкуина. Некоторым его эклогам соответствуют прозаические послания такого же содержания и даже со сходной лексикой.

Эклога может быть близка и проповеди о святом. В эклоге Радбода Утрехтского святой предстает перед читателем в образе крестьянина-земледельца, обрабатывающего каменистую землю, что заставляет вспомнить евангельские притчи о пшенице и сорняках и о сеятеле. Сравнение эклоги и проповеди о св.Лебуине, которую также написал Радбод, показывает, что стихотворный текст создавался по влиянием или в тесной связи с прозаическим: их объединяют такие элементы, как краткий рассказ о деяниях святого, толкование его имени, предвещающего его подвиги, прославление святого различными людьми, молитва к нему.

Один из признаков Вергилиевой эклоги, аллегория, в эпоху Каролингов выдвинулась на первый план, поскольку особенностью средневекового сознания было символическое восприятие действительности. Так, эклоги Алкуина представляют собой род дневника, в котором в аллегорической форме отражены события придворной жизни. Пасхазий Ратберт создает «Эклогу двух монахинь» на кончину Адальхарда, настоятеля монастырей Корби и Кореей. Под именами монахинь Галатеи и Филлиды аллегорически изображаются два упомянутых монастыря, горюющие о своем настоятеле, а в случае Корвея, и об основателе. В «Эклоге о св.Лебуине» Радбода Утрехтского труд земледельца, засевающего поля и разбивающего сады, становится аллегорией миссионерской деятельности святого. Усиление элемента аллегории приводит к созданию эклоги-«загадки». Упоминавшаяся выше «Эклога Теодула», написанная во 2-ой пол. IX в., представляет собой полную аллегорию, в ее тексте нет ни малейшего прямого намека на то, какой смысл вкладывал в нее автор, да и об авторе ничего не известно, кроме имени. Для понимания этой эклоги нужно было непосредственное знание культурной ситуации, в которой она создавалась. Изменение ситуации повлекло за собой, с одной стороны, утрату первоначального смысла эклоги, с другой, возникновение комментариев к ней, в которых каждый комментатор вкладывал в эклогу свой смысл. «Эклога Теодула» оказалась единственной эклогой Каролингского времени, которую, вследствие ее полной аллегоричности, читали на протяжении всего периода Средних веков. Последний раз она была издана в составе учебника в XVI в.

Согласно законам античной риторики, истоки смешного и серьезного одинаковы, хотя законы и набор художественных средств могут различаться. Шуточные эклоги, создававшиеся в эпоху Каролингов не являются результатом разрушения жанра, но существуют одновременно с текстами, которые они пародируют. Такое параллельное существование объясняется практикой средневековой школы, среди упражнений которой были перевод стихов в прозу и обратно и написание хулы и хвалы на одном и том же материале.

Золотой век» каролингской эклоги продлился немногим более ста лет, после чего на два столетия (до Возрождения XII в.) о буколическом жанре забывают. Когда Марций Валерий и Метелл Тегернзейский в XII в. снова создают произведения в жанре эклоги, они обращаются как к предшественникам только к Вергилию и его позднеантичным продолжателям. В конце IX в. изменяются исторические условия: исчезают на некоторое время сообщества при дворах светских и духовных правителей, которые могли бы сочетать духовные и светские занятия, а когда в эпоху Оттонов императорский двор снова становится центром притяжения для образованных людей, пробуждается интерес не к Риму с его эклогой, а к Византии.

На протяжении IX в. эклога значительно меняется. Если сначала ее героями были современники поэтов, живые люди, каждый из которых, участвуя в изящной придворной игре, мог выступать под маской пастуха или даже музы, то к концу своего развития эклога получает нового героя -святого, которому вовсе не нужно скрываться в облике античного персонажа. В эклоге усиливается элемент аллегоричности. Благодаря внешнему сходству античной и христианской образности эклога постепенно приобретает религиозный характер, поскольку античные образы получают христианское содержание, которое, в свою очередь, открывает возможности для введения новых, богословских тем и топосов. Буколический мир пережил все эти изменения, был расколот и снова обрел свою целостность, но, преодолев трудности пути, перед читателем предстала уже другая эклога - не античная, а христианская.

Список научной литературыНенарокова, Мария Равильевна, диссертация по теме "Литература народов стран зарубежья (с указанием конкретной литературы)"

1. Accessus ad auctores. Édition critique par R.B.C.Huyghens // Latomus. Revue d'Études Latines. — v.XV. — 1954. — pp.5-48.

2. Ad C.Herennium De Ratione Dicendi (Rhetorica ad Herennium) / ed. Caplan. H. L., Cambridge, Mass, 1968.

3. Bucolica // Scholia Bernensia ad Vergilii Bucolica atque Georgica / ed.H.Hagen. — Hildesheim, Georg Olms Verlagsbuchhandlung, 1967. — pp.79-168.

4. Calpurnius Siculus // Minor Latin Poets / intr., tr., J Wight Duff, A.M Duff.

5. Cambridge, Massachusetts, Harvard University Press, London, 1968. — pp.209-285.

6. Conrad de Hirsau. Dialogus super Auctores. Édition critique par R.B.C.Huyghens // Latomus. Revue d'Études Latines. — v.XVII. — 1955.pp.5-71.

7. Daintree D. Scholia Bernensia on Eclogue 4 // The Virgilian Tradition. The First Fifteen Hundred Years / ed. J.M.Ziolkowski, M.C.J.Putnam. — New Haven and London, Yale University Press, 2008. — pp.674-698.

8. Einsiedeln Eclogues // Minor Latin Poets / intr., tr., J Wight Duff, A.M Duff.

9. Cambridge, Massachusetts, Harvard University Press, London, 1968. — pp.319-335.

10. Grammatici Latini / ed. Keil, H. v.VI. — Lipsiae, in aedibus B.G.Teubneri, 1874.

11. Herren M.W. The "De Imagine Tetrici" of Walahfrid Strabo: Edition and Translation// The Journal of Medieval Latin. — 1991, №1, —pp. 118-139.

12. O.Hirtengedichte aus Spätrömischer und Karolingischer Zeit / ed.

13. D.Korzenievski. —Darmstadt, Wissenschaftliche Buchgesellschaft, 1976.pp. 149.1. .Institutio Oratoria of Quintilian in Four Volumes. v.II / ed. Butler H.E. — L: William Heineman, 1966.

14. Law V. Virgilius Maro Grammaticus // The Virgilian Tradition. The First Fifteen Hundred Years / ed. J.M.Ziolkowski, M.C.J.Putnam. — New Haven and London, Yale University Press, 2008. — pp.672-674.

15. Menander Rhetor /ed., tr., comm., D.A.Russel, N.G.Wilson. — Oxford, at the Clarendon Press, 1981. — pp.391.

16. Nemesianus // Minor Latin Poets / intr., tr., J Wight Duff, A.M Duff. — Cambridge, Massachusetts, Harvard University Press, London, 1968. — pp.451-515.

17. Notker der Stammler. Taten Kaiser Karls des Grossen / ed.H.F. Haefele. — Berlin, Weidmann, 1959.lö.Migne, J.-P. Patrologiae Latinae Cursus Completus (PL). — On CD-Rom.

18. Chadwick-Healy, 1993-1995.

19. P.Vergilii Maronis Bucolica et Georgica / ed. T.E.Page. — L., 1931.

20. Petronius // Petronius. Seneca / tr. M.Heseltine, W.H.D.Rouse, rev.

21. E.H.Warmington. —Cambridge, Mass. London, 1969.

22. Poetae Latini Aevi Carolini / ed. E.Duemmler.tt.1-3. — Berolini apud Weidmannos, 1881-1895.—repr.1964.

23. Progymnasmata. Greek Textbooks of Prose Composition and Rhetoric / tr., intr., notes G.A.Kennedy. — Atlanta, GA, Society of Biblical literature, 2003.— pp.231.

24. Putnam M.C.J. Alcuin // The Virgilian Tradition. The First Fifteen Hundred Years / ed. J.M.Ziolkowski, M.C.J.Putnam. — New Haven and London, Yale University Press, 2008. — pp.96-100.

25. Putnam M.C.J. Aldhelm // The Virgilian Tradition. The First Fifteen Hundred Years / ed. J.M.Ziolkowski, M.C J.Putnam. — New Haven and London, Yale University Press, 2008. — pp.92-96.

26. Putnam M.C.J., Ziolkowski J.M. Ermoldus Nigellus //The Virgilian Tradition. The First Fifteen Hundred Years/ ed. J.M.Ziolkowski, M.C.J.Putnam. —New Haven and London, Yale University Press, 2008. — pp. 100-102.

27. Readings in Medieval Rhetoric / ed.J.M.Miller, M.H.Prosser, T.W.Benson.Bloomington and London, 1973.

28. Servii Gramatici in Virgilii Bucolicon Librum Commentarius // Servii Gramatici qui feruntur in Virgilii Bucolica et Georgica Commentarii / ed.G.Thilo. — Lipsiae, in aedibus B.G.Teubneri. 1887. —pp.1-127.

29. Seven Versions of Carolingian Pastoral / ed. R.P.H.Green. — Reading, University of Reading Press, 1980. —pp.149.

30. Stansbury M. Carolingian Commentary on Eclogue 6 // The Virgilian Tradition. The First Fifteen Hundred Years / ed. J.M.Ziolkowski, M.C.J.Putnam. — New Haven and London, Yale University Press, 2008. — pp.700-704.

31. Stansbury M. Old Irish Glosses on Philargyrius // The Virgilian Tradition. The First Fifteen Hundred Years / ed. J.M.Ziolkowski, M.C.J.Putnam. — New Haven and London, Yale University Press, 2008. — pp. 698-700.

32. Vitae Virgilianae / ed. I.Brummer. — Lipsiae, in aedibus B.G.Teubneri, 1912. —pp.74.

33. Ziolkowski J.M. Ermenrich of Ellwangen // The Virgilian Tradition. The First Fifteen Hundred Years / ed. J.M.Ziolkowski, M.C.J.Putnam. — New Haven and London, Yale University Press, 2008. —pp. 102-105.

34. Специальные исследования no теме диссертации

35. Августин, Блаж. О Граде Божием. тт. 1-4. — Москва, издательство Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, 1994.

36. Античные теории языка и стиля (антология текстов).под ред. О.М.Фрейденберг. — Санкт-Петербург, Алетейя, 1996.

37. Бондаренко Г.В. Мифология пространства Древней Ирландии.— М., 2003.

38. Бычков В.В. 2000 лет христианской культуры sub specie aesthetica. т.1. Раннее христианство. Византия. — М.-СПб: «Университетская книга», 1999.

39. Дворецкий И.Х. Древнегреческо-русский словарь. Т.1. — М.: Государственное изд-во иностранных и национальных словарей, 1958.

40. Гаспаров M.JI. Избранные труды, т.1.0 поэтах. М.: Языки русской культуры, 1997.

41. Голенищев-Кутузов И. Н. Средневековая латинская литература Италии. — М. Наука. 1972 с.308.

42. Грабарь-Пассек М.Е. Буколическая поэзия эллинистической эпохи // Феокрит. Мосх. Бион. Идиллии и эпиграммы. — М., изд-во Академии Наук СССР, 1958.

43. Грабарь-Пассек М.Е. Рукописи и издания Феокрита, Мосха и Биона // Феокрит. Мосх. Бион. Идиллии и эпиграммы. — М., изд-во Академии Наук СССР, 1958.

44. Ю.Грейвз Р. Мифы Древней Греции. — М., 1992.

45. Кельтская мифология: энциклопедия. — М., 2002.

46. Книга Пророка Исаии// Книги Ветхого завета в переводе П.А.Юнгерова. Большие Пророки. — М., 2006.

47. Констебл Дж. Бороды в истории. Символы, моды, восприятие //Одиссей. Человек в истории. Картина мира в народном и ученом сознании. — М., Наука, 1994. — сс. 165-181.

48. Левандовский А.П. Карл Великий. — М.,1999.

49. Литературная энциклопедия терминов и понятий / под ред. А.Н.Николюкина. Москва: НПК «Интелвак», 2001.

50. Мифы народов мира. Энциклопедия, т. 1.2. — М.: Советская энциклопедия, 1985.

51. Мосх. Плач о Бионе. пер.М.Е.Грабарь-Пассек // Феокрит. Мосх. Бион. Идиллии и эпиграммы. — М., изд-во Академии Наук СССР, 1958.

52. Ненарокова М.Р. Досточтимый Беда-ритор, агиограф, проповедник.1. М.,2003.

53. Ненарокова М.Р. Об отношении стиха и прозы в трактате Храбана Мавра «Похвала Святому Кресту»// Стих и проза в европейских литературах Средних веков и Возрождения / Отв. ред. Л.В.Евдокимова.1. М., 2006.

54. Ненарокова М.Р. Ученый город Гальберштадт: люди и книги// Государство, религия, Церковь в России и за рубежом. — №3.— М., 2010.

55. Никифор, архимандрит. Библейская энциклопедия, репр.изд. 1891.— Москва: Терра, 1990.

56. Марк Туллий Цицерон. Три трактата об ораторском искусстве, пер.с лат. Ф.А.Петровского, И.П.Стрельниковой, М.Л.Гаспарова/ под ред. М.Л.Гаспарова. — М., Наука, 1972. — сс.472.

57. Памятники средневековой латинской литературы. УШ-1Х века / Отв.ред. М.Л.Гаспаров.— М., 2006.

58. Памятники средневековой латинской литературы. Х-Х1 века / Отв.ред. М.С.Касьян. —М., 2011.

59. Платон. Сочинения в трех томах. т.З., ч.1. — М.: Мысль, 1971.

60. Предания кельтов Шотландии. — М.,2001.

61. Публий Вергилий Марон. Буколики. Георгики.Энеида. — М., 2007.

62. Рис, Алвин и Бринли. Наследие кельтов. — М.,1999.

63. Росс Э. Кельты-язычники. — М., 2005.

64. Словарь античности. — М.: Эллис Лак, Прогресс, 1993.

65. Словарь средневековой культуры / под ред. АЛ.Гуревича. — М.: РОССПЭН, 2003.

66. Средневековый бестиарий /ст., комм. Кс. Муратова. М; Искусство, 1984. —сс.244.

67. Теган. Деяния императора Людовика / пер. с лат. и комм. А.И.Сидоров. — СПб., Алетейя, 2003.

68. Тейс Л.Наследие Каролингов. IX-X века / пер.Т.Чесноковой. — М., Скарабей, 1993.

69. Три трактата об ораторском искусстве / пер.с лат. Ф.А.Петровского, И.П.Стрельниковой, М.Л.Гаспарова. под ред. М.Л.Гаспарова. — М., Наука, 1972.

70. Феокрит. Идиллия VII. «Праздник жатвы». Комментарий. пер.М.Е.Грабарь-Пассек // Феокрит. Мосх. Бион. Идиллии и эпиграммы. — М., изд-во Академии Наук СССР, 1958.

71. Христианство. Энциклопедический словарь, т.2. / Под ред. С.С.Аверинцева. — М., 1995.

72. Шишмарев В.Ф.Латинская литература и народная поэзия Италии // Избранные статьи. История итальянской литературы и итальянского языка. М.:Наука, 1972. сс. 182-207.

73. Шишмарев В.Ф. Этюды по истории поэтического стиля и форм // Избранные статьи. Французская литература. Л.: Наука, 1965. сс.15-177.

74. Ярхо Б.И. Поэзия Каролингского Возрождения. — М., 2010.

75. A Companion to Greek Rhetoric / Ed. J. Worthington. — Oxford, 2007. — pp.618.

76. A Companion to Roman Rhetoric / ed. W.Dominic, J.Hall. — Oxford: Blaquell Publishing, 2007. — pp.593.

77. Airlie S. Bonds of Power and Bonds of Association in the Court Circle of Louis the Pious// Charlemagne's Heir. New Perspectives on the Reign of Louis the Pious (814-840) / ed. P.Godman, R.Collins. — Oxford, Clarendon Press, 1990, — pp. 191-204.

78. Airlie S. The Palace of Memory: The Carolingian Court as Political Centre // Courts and Regions in Medieval Europe. ed.S.R.Jones, R.Marks, A.J. Minnis. —York: York Medieval Press, 2000. — pp. 1-19.

79. Alberi M. Alcuin and the "New Athens"// History Today. — 39:9,1989. — pp.26-39.

80. Alberi M. "The Better Paths of Wisdom": Alcuin's Monastic "True Philosophy" and the Wordly Court // Speculum. A Journal of Medieval Studies. — 76:4. — 2001. — pp.896-910.

81. Allen Ph.Sh. Medieval Latin Lyrics.//Modern Philology. — vol.5. — 19071908.— pp. 1-58.

82. Alpers P. The Singer of the Eclogues. A Study of Virgilian Pastoral. — Berkeley, Los Angeles, London, University of California Press, 1979. — p.252.

83. Alpers P. What is Pastoral? — Chicago, London: the University of Chicago Press, 1996. —pp.429.

84. Arnold B. The Literary Experience of Vergil's Fourth Eclogue // The Classical Journal. — 90:2. —1994. — pp. 143-160.

85. Baldwin B. Eclogue 6: the Simple Explanation // Symbolae Osloenses. — vol.66. — 1991. —pp.97-107.

86. Balzaretti R. Liutprand of Cremona's Sense of Humour // Humour, History and Politics in Late Antiquity and the Early Middle Ages/ ed. G.Halsall. — Cambridge: Cambridge University Press, 2002. — pp. 114-128.

87. Bayless M. Alcuin's Disputatio Pippini and the Early Medieval Riddle Tradition // Humor, History and Politics in the Late Antiquity and the Early

88. Middle Ages / ed. G.Halsall. — Cambridge: Cambridge University Press, 2002.— pp. 157-177.

89. Berg W. Daphnis and Prometheus//Transactions and Proceedings of the American Philological Association. — vol.96. — 1965. — pp.11-23.

90. Berg W. Early Virgil. — London: University of London, the Athlone Press, 1974. —pp.222.

91. Berkowitz L. Pollio and the Date of the Fourth Eclogue// California Studies in Classical Antiquity. — №5. — 1972. —pp.21-38.

92. Betensky A. A Lucretian Version of Pastoral//Ramus. Critical Studies in Greek and Roman Literature. — Vol.5, № 1. — 1976. — pp.45-58.

93. Bisanti A. Within il Calvo// Studi Medievali. s.3. — 11:2. — 1999. — pp.843-856.

94. Bischoff B. Eine karolingische "Vita Pastoralis": Sedulius. Carmen Alpha.//Deutsches Archiv für Erforschung des Mittelalters. — 37 Jahrgang, Heft 2.— 1981. —p.559-575.

95. Bischoff B. The Court Library under Louis the Pious // Bischoff B. Manuscripts and Libraries in the Age of Charlemagne/ tr.M.Gorman. — Cambridge: Cambridge University Press, 1994. — pp.76-92.

96. Bischoff B. Libraries and Schools in the Carolingian Revival of Learning // Bischoff B. Manuscripts and Libraries in the Age of Charlemagne / tr.M.Gorman. — Cambridge: Cambridge University Press, 1994. — pp. 93114.

97. Blackwell Encyclopaedia of Anglo-Saxon England / Ed. M.Lapidge etc. — Oxford, 2001.—pp.537.

98. Blaise A. Lexicon Latinitatis Medii Aevi. — Turnholti, Brepols, 1975. repr.1998.

99. Section Française) (Strasbourg, 16-18 Septembre 1993) / ed.B.Guidot. — Paris, Annales Littéraires de l'Université de Besançon, Diffusion les Belles Lettres, 1995.—pp. 191-201.

100. Bothworth J., Toller T.N. An Anglo-Saxon Dictionary. — Oxford, 1972.

101. Boyd B.W. Cydonea Mala: Virgilian Word-play and Allusion// Harvard Studies in Classical Philology. — vol.87. — 1983. — pp. 169-174.

102. Boyle A.J. Introduction.//Ancient Pastoral, ed. A.J.Boyle. Ramus. Critical Studies in Greek and Roman Literature. — Vol.4, №2. — 1975. — pp.8386.

103. Boyle A.J. Pastoral Meditation: the Eclogues // Boyle A.J. The Chaonian Dove. Studies in the Eclogues, Georgics and Aeneid of Virgil. — Leiden, Brill, 1986.—pp. 15-35.

104. Boyle A.J. A Reading of Virgil's Eclogues//Ancient Pastoral, ed. A.J.Boyle. Ramus. Critical Studies in Greek and Roman Literature. — Vol.4, №2. — 1975. —pp.187-203.

105. Boyle A.J. Virgil's Pastoral Echo// Ramus. Critical Studies in Greek and Roman Literature. — Vol.6, № 2. — 1977. —pp. 121-131.

106. Breed B.W. Silenus and the Imago Vopcis in Eclogue 6// Harvard Studies in Classical Philology. — Vol.100 , 2000. — pp.327-339.

107. Brooke M. The Prose and Verse Hagiography of Walahfrid Strabo // Charlemagne's Heir. New Perspectives on the Reign of Louis the Pious (814-840) / ed. P.Godman, R.Collins. — Oxford, Clarendon Press, 1990. — pp.551-564.

108. Brown E.L. Structure and Number in the Sixth Eclogue // Brown E.L. Numeri Virgiliani. Studies in "Eclogues" and "Georgics". Latomus. Revue d'Études Latines. — Vol.63. — 1963. — pp.62-73.

109. Brown J. Introduction: the Carolingian Renaissance // Carolingian Culture: Emulation and Innovation / ed.R.McKitterick. — Cambridge: Cambridge University Press, 1994. — pp. 1-49.

110. Brunhölzl F. Histoire de la literature Latine du Moyen Age. t.l, v.2. — Turnhaut: Brepols,1991. — pp.365.

111. Brunhölzl F. Histoire de la literature Latine du Moyen Age. t.2. — Turnhaut: Brepols,1991. — pp.684.

112. Bullough D.A. A Court of Scholars and the Revival of Learning // Bullough D.A. The Age of Charlemagne. — London, Elek Books, 1965. — pp.99129.

113. Bullough D.A. Alcuin and the Kingdom of Heaven: liturgy, theology and the Carolingian Age // Bullough D.A. Carolingian Renewal: Sources and Heritage. — Manchester and New York: Manchester University Press, 1991. — pp. 161-240.

114. Bullough D.A. Aula Renovata: the Carolingian Court before the Aachen Palace // Bullough D.A. Carolingian Renewal: Sources and Heritage. — Manchester and New York: Manchester University Press, 1991. — pp. 123160.

115. Bullough D.A. Roman Books and Carolingian Renovatio // Bullough D.A. Carolingian Renewal: Sources and Heritage. — Manchester and New York: Manchester University Press, 1991. — pp. 1 -96.

116. Bullough D.A. Texts, Chant and the Chapel of Louis the Pious // Bullough D.A. Carolingian Renewal: Sources and Heritage. — Manchester and New York; Manchester University Press, 1991. — pp.241-269.

117. Bullough D.A. Unsettled at Aachen: Alcuin between Frankfurt and Tours // Court Culture in the Early Middle Ages. The Proceedings of the First Alcuin Conference/ ed C.Cubitt. — Turnhaut: Brepols, 2002. —pp. 17-38.

118. Büren V.von, Meyers J. Quelques Poemes inédits de Sedulius Scottus dans le Codex Vaticanus Latinus 4493?//Archivum Latinitatis Medii Aevi. — t.57. — 1999. — pp.53-110.

119. Cairns, F. Virgil Eclogue 1.1-2: A Literary Program? // Harvard Studies in Classical Philology. — vol.99. — 1999. — pp.289-293.

120. Campbell J.S. Damoeta's Riddle: A Literary Solution//The Classical Journal. — vol.78, №2. — Dec.,1982-Jan.,1983. — pp.122-126.

121. Cassell's Latin Dictionary. — New York: Mcmillan Publishing Company, 1968.

122. Catalogus translationum et commentariorum: Mediaeval and Renaissance Latin translations and commentaries. Vol.II. /Ed. P.O. Kristeller, F.E.Cranz.1. Washington, 1971.

123. Champlin E.The Life and Times of Calpurnius Siculus // The Journal of Roman Studies. — V.68. — 1978. — pp.95-110.

124. Clausen W. Cynthius // Virgil: Critical Assessments of Classical Authors / ed. Ph.Hardie. London and New York: Routledge, 1999. — pp.385-387.

125. Clogan P.M. Literary Genres in a Medieval Textbook // Medievalia et Humanística. Studies in Medieval and Renaissance Culture, n.s. —№11. — 1982. —pp. 199-209.

126. Coleman R. Gallus, the Bucolics, and the Ending of the Fourth Géorgie // The American Journal of Philology. —83, 1. — 1962. —pp.55-71.

127. Coleman R. Vergil's Pastoral Modes //Ancient Pastoral / ed. A.J.Boyle. Ramus. Critical Studies in Greek and Roman Literature. —Vol.4, №2. — 1975.—pp.140-162.

128. Connolly J. The New World Order: Greek Rhetoric in Rome // A Companion to Greek Rhetoric / Ed. J. Worthington. — Oxford, 2007. — Pp. 139-165.

129. Conte G.B. An Interpretation of the Tenth Eclogue // Virgil: Critical Assessments of Classical Authors / ed. Ph.Hardie. London and New York ; Routledge, 1999.—pp.418-443.

130. Contreni J.J. The Irish "Colony" at Laon during the time of John Scottus // Carolingian Learning, Masters and Manuscripts. — Aldershot: Variorum, 1992.—pp.59-67.

131. Contreni J.J. The Irish Contribution to the European Classroom // Carolingian Learning, Masters and Manuscripts. — Aldershot: Variorum, 1992. —pp.79-87.

132. Contreni J.J. The Pursuit of Knowledge in Carolingian Europe // The Gentle Voices of Teachers: Aspects of Learning in the Carolingian Age / ed.

133. R.E.Sullivan. — Columbus, OH, Ohio State University Press, 1995. — pp.106-141.

134. Cooper H. Pastoral: Mediaeval into Renaissance. — Ipswich: D.S.Brewer, Rowman and Littlefield, 1977. — p.257.

135. Courtney E. A Companion to Petronius. — Oxford: Oxford University Press, 2001.

136. Culpepper Stroup S. Greek Rhetoric Meets Rome: Expansion, Resistance, and Acculturation // A Companion to Roman Rhetoric / Ed. W. Dominik and J. Hall. — Oxford, 2007. — Pp. 23-37.

137. Curtius E.R. European Literature and the Latin Middle Ages / tr.W.R.Trask. — Princeton: Princeton University Press, 1973. — pp.662.

138. Dawson Chr. The Literary Development of Medieval Culture // Dawson Chr. Medieval Essays. — London: Sheed and Ward, 1952. — pp.165-184.

139. Dawson Chr. The Theological Development of Medieval Culture // Dawson Chr. Medieval Essays. — London: Sheed and Ward, 1952. — pp.95-116.

140. Depreux Ph. Ambitions et Limites des réformes culturelles à l'époque carolingienne // Revue Historique. —1.307:3. —2002. — pp.721-753.

141. Die Kapitularien Sammlung Bischof Ghaerbalds von Lüttich / ed.W.A.Eckhardt. —Berlin: Mustrschmidt Verlag, 1955.

142. Dix K.T. Vergil in the Grynean Grove: Two Riddles in the Third Eclogue // Classical Philology. — V.90, №3. —1995. — pp.256-262.

143. Doderlein, L.von, H.H.Arnold. Doderlein's Handbok of Latin Synonyms. —L.,1841.

144. Dolezalova L. The Cena Cypriani, Or the Game of Endless Possibilities // Der Kommentar in Antike und Mittelalter. Beiträge zu seiner Erforschung / ed. W.Geerlings, Chr. Schulze. —Leiden: Brill, 2002. — pp.l 19-130.

145. Du Quesnay Le.M. I. M. From Polyphemus to Condon. Virgil, Eclogue 2 and the Idylls of Theocritus // Creative Imitation and Latin Literature / ed. D.West, T.Woodman. — Cambridge: Cambridge University Press, 1979. — pp.35-69.

146. Du Quesnay Le.M. I. M. Vergil's Fourth Eclogue// Virgil: Critical Assessments of Classical Authors / ed. Ph.Hardie. — London and New York: Routledge, 1999. —pp. 283-350.

147. Du Quesnay Le.M. I. M. Vergil's Fifth Eclogue//Virgil: Critical Assessments of Classical Authors.ed. Ph.Hardie. — London and New York: Routledge, 1999. — pp. 351-384.

148. Duckworth G.E. Vergil and Classical Hexameter Poetry. A Study in Metrical Variety. —Ann Arbor: the University of Michigan Press, 1969. — pp.3-63.

149. Dutton P.E. Charlemagne's Moustach and Other Cultural Clusters of a Dark Age. — New York: Palgrave Macmillan, 2004. — pp.279.

150. Duchting R. Sedulius Scottus und P.Optatianus Porfyrius // Mittellateinisches Jahrbuch. — Jahrgang 5. —1968. — pp.24-28.

151. Edden V. A Carolingian Parody of Pastoral // Medium Aevum. — Vol.49. — 1980. —pp.180-181.

152. Edquist H. Aspects of Theocritean Otium // Ancient Pastoral / ed. A.J.Boyle. Ramus. Critical Studies in Greek and Roman Literature. —Vol.4,2.—1975. —pp.101-114.

153. Elder J.P. Non Iniussa Cano: Virgil's Sixth Eclogue // Virgil: Critical Assessments of Classical Authors / ed. Ph.Hardie. — London and New York: Routledge, 1999. — pp.388-403.

154. Ellis P.B. A Dictionary of Irish Mythology. — London: Constable, 1987, —pp.240.

155. Fantazzi Ch. Golden Age in Arcadia // Latomus. Revue d'Études Latines. — t.XXXIII:2. — 1974. — pp.280-305.

156. Fantazzi Ch. Virgilian Pastoral and Roman Love Poetry // The American Journal of Philology. — 87, 2. — 1962. —pp.171-191.

157. Farrington B. Allusions to the De Rerum Natura of Lucretius in the Works of Vergil // Virgil: Critical Assessments of Classical Authors / ed. Ph.Hardie. — London and New York: Routledge, 1999. — pp. 18-26.

158. Fernandes-Movera D. The Lyre and the Oaten Flute:Garsilaso and the Pastoral. — London: Tamesis Books Limited, 1982. pp.286.

159. Fletcher I. and Carne-Ross D.S. Ekphrasis: Lights in From Paul the Silentiary // Arion. A Quarterly Journal of Classical Culture. —V. IV, 4. — 1965. — pp.563-581.

160. Fredricksmeyer E.A. Octavian and the Unity of Virgil's First Eclogue // Hermes. —V. 94. — 1966. — pp.208-218.

161. Galinsky G.K. Vergil's Second Eclogue: Its Theme and Relation to the Eclogue Book I I Virgil: Critical Assessments of Classical Authors /e d. Ph.Hardie. London and New York: Routledge, 1999. — pp. 203-230.

162. Ganz D. Conclusion: Visions of Carolingian Education, Past, Present, and Future // The Gentle Voices of Teachers: Aspects of Learning in the Carolingian Age / ed. R.E.Sullivan. — Columbus, (OH): Ohio State University Press, 1995. — pp.261-283.

163. Ganz D. The "Liber Glossarum": A Carolingian Encyclopedia // Science in Western and Eastern Civilization in Carolingian times / ed.P.L. Butzer, D.Lohrmann. — Basel: Birkhâuser Verlag,1993. — pp. 127-135.

164. Gardin Dumesnil J.B. Synonymes Latines. — Paris: imprimerie de Jules Delalain, 1844.

165. Gariépy, Jr. R. Lupus of Ferrières: Carolingian Scribe and Text Critic // Medieval Studies. — 30. — 1968. pp.90-105.

166. Gariépy, Jr. R. Lupus of Ferrières' Knowledge of classical Latin literature // Hommages a Andre Boutemy / ed.Guy Cambrier. — Latomus. Revue d'Études Latines. — vol.45. — 1976. — pp.152-158.

167. Garrison M. Alcuin, Carmen IX, and Hrabanus, Ad Bosonum: A Teacher and His Pupil Write Consolation // Poetry and Philosophy in the Middle Ages. A Festschrift for Peter Dronke / ed.J.Marenbon. — Leiden: Brill, 2001. —pp.63-78.

168. Garrison M. "Quid Hinieldus cum Christo?" // Latin Learning and English Lore. Studies in Anglo-Saxon Literature for Michael Lapidge / ed. K. O'Brien O'Keefe, A.Orchard. v.I. — Toronto: University of Toronto Press, 2005. — pp.237-259.

169. Garrison M. The Emergence of Carolingian Latin Literature and the Court of Charlemagne (780-814) // Carolingian Culture: Emulation and Innovation / ed.R.McKitterick. — Cambridge: Cambridge University Press, 1994. —pp.111-140.

170. Garrod H.W. Virgil's Messianic Eclogue // The Classical Review. — vol.22, №5. — 1908. — pp.149-151.

171. Gaunt S. Irony: Medieval and Modern // Gaunt S. Troubadours and Irony. — Cambridge: Cambridge University Press, 1989. —pp.5-38.

172. Geymonat M. The Transmission of Virgil's Works in Antiquity and the Middle Ages // A Companion to the Study of Virgil / ed.N.Horsfall. — Leiden: Brill, 1995. — pp.293-312.

173. Godman P. Introduction // Poetry of the Carolingian Renaissance. — London: Duchworth, 1985. — pp.1-80.

174. Godman P. Poets and Emperors. Frankish Politics and Carolingian Poetry. — Oxford: Clarendon Press, 1987. -— pp.199.

175. Godman P. The Poetic Hunt. From Saint Martin to Charlemagne's Heir // Charlemagne's Heir. New Perspectives on the Reign of Louis the Pious (814-840) / ed. P.Godman, R.Collins. — Oxford: Clarendon Press, 1990. —pp.565-589.

176. Gotoff H.C. On the Fourth Eclogue of Virgil // Philologus. — 111:2. — 1967, —pp.66-79.

177. Grant W.L. The Classical Background of Pastoral // W.L.Grant. NeoLatin Literature and the Pastoral. — Chapel Hill: the University of North Carolina Press, 1965.

178. Green R.P.H. The Genesis of a Medieval Textbook: The Models and Sources of the Ecloga Theoduli // Viator. Medieval and Renaissance Studies. —Vol.13 (1982). — pp.49-106.

179. Griffin J. Latin Poets and Roman Life. — London: Duckworth, 1985. — pp.226.

180. Grimm Jacob. Teutonic Mythology, v. IV. — New York, 1966.

181. Halperin D.A. Before Pastoral: Theocritus and the Ancient Tradition of Bucolic Poetry. —New Haven and London: Yale University Press, 1983. — p.289.

182. Halsal G. "Don't Worry, I've Got the Key" // Humour, History and Politics in Late Antiquity and the Early Middle Ages / ed. G.Halsall. — Cambridge: Cambridge University Press, 2002. —pp.1-21.

183. Hamilton G.L. Theodulus: A Mediaeval Textbook // Modern Philology. —Vol.7. -1909-1910. — pp. 169-17.

184. Hanford J.H. Clasical Eclogue and Medieval Debate // The Romanic Review. —Vol. 11,1911 repr. 1962.—pp. 16-31.

185. Hatto A.T. The Lime-Tree and early German, Goliard and English Lyric Poetry // Modern Language Review. — 49 (1954). — pp. 193-209.

186. Hedberg B.N. The Bucolics and the Medieval Poetical Debate // Transactions and Proceedings of the American Philological Association. — Vol.75. — 1944. — pp.47-67.

187. Heer F. The Decline of the Carolingian Empire // Heer F. Charlemagne and his World. — London, New York: Macmillan Publishing Company, 1975. — pp. 221-241.

188. Henderson J. Virgil's Third Eclogue: How Do You Keep an Idiot in Sucpense? // Classical Quarterly. — 48. — 1998. —pp.231-228.

189. Herren M.W. Johannes Scottus Poeta // From Augustine to Eriugena. Essays on Neoplatonism and Christianity in Honor of John O'Meara / ed. F.X.Martin, J.A. Richmond. —Washington: The Catholic University of America Press, 1991.

190. Hofman R. Some New Facts Concerning the Knowledge of Vergil in Early Medieval Ireland // Études Celtiques. —25. — 1988. — pp. 189-212.

191. Howell W.S. The Rhetoric of Alcuin and Charlenmagne. A Translation, with an Introduction, the Latin Text, and Notes. — Princeton: Princeton University Press, 1941. —pp. 175.

192. Hubbard T.K. The Pipes of Pan. Intertextuality and Literary Filiation in the Pastoral Tradition from Theocritus to Milton. —Ann Arbor: The University of Michigan Press, 1998. —pp.390.

193. Hughes M.E.J. Medieval Parody as Literary Benefactor: "Furor, Reddo" // Medievalia et Humanistica. Studies in Medieval and Renaissance Culture, n.s. —23. — 1996. — pp.67-97.

194. Huyghens R.B.C. Notes sur le Dialogus super Auctores de Conrad de Hirsau et Le Commentaire sur Theodule de Bérnard d'Utrecht // Latomus. Revue d'etudes Latines. — t. XIII. — 1954. — pp.420-428.

195. James E. Alcuin and York in the Eighth Century // Science in Western and Eastern Civilization in Carolingian times / ed.P.L. Butzer, D.Lohrmann. — Basel: Birkhàuser Verlag,1993. —pp.23-39.

196. Jenkyns R. Virgil and Arcadia // The Journal of Roman Studies. — V.74. — 1989. —pp.26-39.

197. Jones Ch.W. Carolingian Aesthetics: Why Modular Verse? // Viator. Medieval and Renaissance Studies. — Vol.6. — 1975. — pp.309-339.

198. Jong, M., de. Sacrum Palatium et Ecclesia. L'autorité religieuse royale sous les Carolingiens (790-840) //Annales. Histoire, sciences sociales. — 58e annee. — 6:2003. — pp.1243-1269.

199. Jônsson J. Greek and Roman Humour // Jônsson J. Humour and Irony in the New Testament. Illuminated by Parallels in Talmud and Midrash. — Reykjavik: Bôkaûtgâfa Menningarsjôôs, 1965. — pp.35-41.

200. Jônsson J. Humour and Irony // Jônsson J. Humour and Irony in the New Testament. Illuminated by Parallels in Talmud and Midrash. — Reykjavik: Bôkaûtgâfa Menningarsjôôs, 1965. —pp.16-26.

201. Jônsson J. Religious Humour // Jônsson J. Humour and Irony in the New Testament. Illuminated by Parallels in Talmud and Midrash. — Reykjavik: Bôkautgâfa Menningarsjôôs, 1965. — pp.27-34.

202. Jônsson J. The Old Testament // Jônsson J. Humour and Irony in the New Testament. Illuminated by Parallels in Talmud and Midrash. — Reykjavik: Bôkaûtgâfa Menningarsjôôs, 1965. — pp. 16-26.

203. Kidd D.A. Imitation in the Tenth Eclogue // Virgil: Critical Assessments of Classical Authors / ed. Ph.Hardie. London and New York: Routledge, 1999. — pp.404-417.

204. Kim M.I. A Parrot and Piety: Alcuin's Nightingale and Ovid's Amores2.6 // Latomus. Revue d'etudes Latines. — t. 51:4. — 1992. — pp.881-891.

205. Klopsch P. Mittellateinische Bukolik // Lectures Médiévales de Virgile. Actes du Colloque organizé par l'École française de Rome (Rome,25-28 octobre 1982). — École française de Rome, Palais Farnèse, 1985. —pp.145-165.

206. Lapidge M. Surviving Booklists from Anglo-Saxon England // Learning and Literature in Anglo-Saxon England / ed. M.Lapidge, H.Gneuss. — Cambridge: Cambridge University Press, 1985. — pp.45-89.

207. Lawall G. The Green Cabinet and the Pastoral Design: Theocritus, Euripides, and Tibullus // Ancient Pastoral / ed. A.J.Boyle. Ramus. Critical Studies in Greek and Roman Literature. — Vol.4, №2. — 1975. — pp.87100.

208. Lattimore R. Themes in Greek and Latin Epitaphs. — Urbana (Illinois), 1942,—pp.412.

209. Lausberg H. Handbook of Literary Rhetoric. A Foundation for Literary Study / ed. D.E.Orton, R.D.Anderson. — Leiden: Brill, 1998. — pp.900.

210. Lay Intellectuals in the Carolingian World / ed. Wormald P., Nelson J.L. — Cambridge: Cambridge University Press, 2007. — pp.263.

211. Leach E.W. Nature and Art in Vergil's Second Eclogue // The American Journal of Philology. — 87, 4. — 1966. — pp.427-445.

212. Leach E.W. Neronian Pastoral and the World of Power // Ramus. Critical Studies in Greek and Roman Literature. — Vol.3, №1. — 1974. — pp.204-230.

213. Leach E.W. Vergil's Eclogues. Landscapes of Experience. — Ithaca and London: Cornell University Press, 1977. — p.281.

214. Lee M.O. Death and Rebirth in Virgil's Arcadia. — New York: State University of New York Press, 1989. — p. 140.

215. Levine R. Liutprand of Cremona: History and Debasement in the Tenth Century // Mittellateinisches Jahrbuch. — Band 26. — Jahrgang 1991. 1992. —pp.70-84.

216. M.Tulii Ciceronis. Ad.C.Herennium De Ratione Dicendi (Rhetorica ad Herennium)/ ed. H.Caplan. —L.; Cambridge, Mass, 1968. — pp.312.

217. M.Tulii Ciceronis Opera. V. I. — New York, 1831. — pp.324.

218. Magennis H. Images of Laughter in Old English Poetry, With particular reference to the "Hleahtor Wera" of the Seafarer // English Studies. A Journal of English Language and Literature.— 73:3.— 1992. — pp. 193-204.

219. Marenbon J. Carolingian Thought // Carolingian Culture: Emulation and Innovation / ed.R.McKitterick. — Cambridge: Cambridge University Press, 1994.— pp.171-192.

220. Marenbon J. From the Circle of Alcuin to the School of Auxerre. Logic, Theology and Philisophy in the Early Middle Ages. — Cambridge: Cambridge University Press, 1981.— pp.219.

221. McEnerney J.I. Alcuni Carmen 59 // Res Publica Litterarum. Studies in the Classical Tradition. — X. — 1987. — pp.215-219.

222. McEnerney J.I. Alcuni Carmen 60 // Res Publica Litterarum. Studies in the Classical Tradition. — XIII. — 1990. — pp.179-181.

223. McKitterick R. The Carolingian Renaissance of Culture and Learning // Charlemagne. Empire and Society / ed. J.Story. — Manchester and New York: Manchester University Press, 2005. — pp.151-166.

224. McKitterick R. The Carolingians and the Written Word. — Cambridge: Cambridge University Press, 2003. — pp.302.

225. McKitterick R. Charles the Bald (823-877) and his Library: the Patronage of Learning // McKitterick R. The Frankish Kings and Culture in the Early Middle Ages. — Aldershot: Variorum, 1995. — pp.28-47.

226. McKitterick R. The Palace School of Charles the Bald // McKitterick R. The Frankish Kings and Culture in the Early Middle Ages. — Aldershot: Variorum, 1995. — pp.326-339.

227. McKitterick R. Royal Patronage of Culture in the Frankish Kingdoms under Carolingians: Motives and Consequences // McKitterick R. The Frankish Kings and Culture in the Early Middle Ages. — Aldershot: Variorum, 1995.

228. McKitterick R. Town and Monastery in the Carolingian Period // McKitterick R. The Frankish Kings and Culture in the Early Middle Ages. — Aldershot: Variorum, 1995.— pp.93-102.

229. Mizera S.M. Lucretian Elements in Menalcas' Song, "Eclogue 5" // Hermes. — 110. —1982.— pp367-371.

230. Murgia Ch.E. Aldhelm and Donatus's Commentary on Vergil // Philologus. — 30. — 1986. — pp.289-292.

231. Murray O. The Idea of the Shepherd King from Cyrus to Charlemagne // Latin Poetry and the Classical Tradition. Essays in Medieval and Renaissance Literature / ed. p.Godman, O.Murrey. — Oxford: Clarendon Press, 1990. — pp. 1-14.

232. Nees L. A Tainted Mantle. Hercules and the Classical Tradition at the Carolingian Court. —Philadelphia: University of Pensilvania Press, 1991.

233. Nelson J.L. Charles the Bald. — London, New York: Longman, 1992. — pp.349.

234. Nelson J.L. The Last Years of Louis the Pious // Charlemagne's Heir. New Perspectives on the Reign of Louis the Pious (814-840) / ed. P.Godman, R.Collins. — Oxford: Clarendon Press, 1990. — pp. 147-159.

235. Nisbet R.G.M. Vergil's Fourth Eclogue: Easterners and Westerners // Virgil: Critical Assessments of Classical Authors / ed. Ph.Hardie. —London and New York: Routledge, 1999. — pp. 256-282.

236. Noble T.F.X. Tradition and Learning in Search of Ideology: The Libri Carolini // The Gentle Voices of Teachers: Aspects of Learning in the Carolingian Age / ed. R.E.Sullivan. — Columbus (OH), 1995.

237. O'Crônin D. The Irish as Mediators of Antique Culture on the Continent // Science in Western and Eastern Civilization in Carolingian times / ed.P.L. Butzer, D.Lohrmann. — Basel: Birkhàuser Verlag,1993. — pp.41-51.

238. Olsen B. Munk. La Réutilisation des Classiques dans Les Écoles // Ideologic e Pratiche del Reimpiego nell'Alto Medioevo. 16-21 aprile 1998. vol.I. — Spoleto: Presso La Sede Del Centro Italiano di Studi Sull' Alto Medioevo. 1999. — pp.227-252.

239. Orchard A. Wish You Were Here: Alcuin's Courtly Poetry and the Boys Back Home // Courts and Regions in Medieval Europe / ed.S.R.Jones, R.Marks, A.J. Minnis. —York: York Medieval Press, 2000. — pp.21-43.

240. Onnerfors A. Philologisches zu Walahfrid Srtabo // Mittellateinisches Jahrbuch. — 7 Jahrgang. — 1972. — pp.41-92.

241. Paschalis M. Semina Ignis: The Interplay of Science and Myth in the Song of Silenus // The American Journal of Philology. — 122, 2. — 2001. — pp.201-222.

242. Perkell Chr. On Eclogue 1.79-83 // Transactions of the American Philological Association. — Vol.120. — 1990. — pp.171-181.

243. Perutelli A. Bucolics //A Companion to the Study of Virgil / ed.N.Horsfall. — Leiden: Brill. — 1995.

244. Powell A. The Eclogues // A.Powell.Virgil the Partisan. A Study in the Re-integratin of Classics. — The Classical Press of Wales, 2008. — pp. 181-225.

245. Pucci J. Alcuin's Cell Poem:a Virgilian Reappraisal // Latomus. Revue d'etudes Latines. — t. XLIX:4. — 1990. — pp.839-849.

246. Putnam M.C.J. The Riddle of Damoetas (Virgil Ecl.3, 104-105) // Mnemosyne. — ser.4:18:2. —1965. —pp. 150-154.

247. Putnam M.C.J. Vergil's First Eclogue: Poetics of Enclosure // Ancient Pastoral / ed. A.J.Boyle. Ramus. Critical Studies in Greek and Roman Literature. —Vol.4, №2. — 1975. —pp. 163-186.

248. Putnam M.C.J. Virgil's Pastoral Art. Studies in the Eclogues. — Princeton, N.J: Princeton University Press, 1970. — pp.398.

249. Raby F.J.E. A History of Secular Latin Poetry in the Middle Ages. V.l. — Oxford: at the Clarendon Press, 1934.

250. Raby F.J.E. Turris Alethiae and the Ecloga Theoduli // Medium Aevum. — 34 (1965). — Pp. 226-269.

251. Rand E.K. Early Medieval Commentaries on Terence // Classical Philology. — V. IV, January-October. — 1909. — pp.359-389.

252. Richè P. Charles le Chauve et la Culture de son Temps // Jean Scot Erigène et T'Histoire de la Philosophie. Laon 7-12 juillet 1975. — Paris, 1977.

253. Riché P. The First Flowering of the European Culture // The Carolingians. A Family Who Forged Europe. — Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 1993. — pp.325-359.

254. Richter M. Latina Lingua Sacra seu Vulgaris? // M.Richter. Studies in Medieval Language and Culture. — Dublin: Four Courts Press, 1995. — pp.61-76.

255. Rosenmeyer T.G. Ancient Literary Genres: A Mirage? // Yearbook of Comparative and General Literature (Indiana University). —34. —1985. — pp.74-84.

256. Rosenmeyer T.G. The Green Cabinet. Theocritus and the European Pastoral Lyric. — Berkeley and Los Angeles: University of California Press, 1969. —p.351.

257. Rudd N. Architecture. Theories about Virgil's Eclogues // Lines of Enquiry. Studies in Latin Poetry. — Cambridge: Cambridge University Press, 1977. —pp. 119-144.

258. Russell D.A. De Imitatione // Creative Imitation and Latin Literature / ed. D.West, T.Woodman. — Cambridge: Cambridge University Press, 1979. — pp.1-16.

259. Sandys J.E. sir. From Alcuin to Alfred // Sandys J.E. sir. A History of Classical Scolarschip. Vol. I. — New York and London: Hafner publishing Company, 1967. — pp.471-501.

260. Sandys J.E. sir. From Gregory the Great to Boniface // Sandys J.E. sir. A History of Classical Scolarschip. Vol. I. — New York and London: Hafner publishing Company, 1967. — pp.443-470.

261. Saunders T. Bucolic Ecology. Virgil's Eclogues and the Environmental Literary Tradition.— London: Duckworth, 2008.— pi84.

262. Savage J.J. H. The Art of the Second Eclogue of Vergil // Transactions and Proceedings of the American Philological Association. — vol.91. — I960, — pp.353-375.

263. Savage J.J.H. The Art of the Third Eclogue of Vergil (55-111)// Transactions and Proceedings of the American Philological Association. — vol.89. — 1958. — pp.142-158.

264. Scott Ryberg I. Virgil's Golden Age // Transactions and Proceedings of the American Philological Association. — vol.89. — 1958. — pp.112131.

265. Segal Ch. Caves, Pan, and Silenus: Theocritus' Pastoral Epigrams and Virgil's Sixth Eclogue // Ch.Segal. Poetry and Myth in Ancient Pastoral. Essays on Theocritus and Virgil. — Princeton, New Jersey: Princeton University Press, 1981. — pp. 336-339.

266. Segal Ch. Landscape into Myth: Theocritus Bucolic Poetry // Ch.Segal. Poetry and Myth in Ancient Pastoral. Essays on Theocritus and Virgil. — Princeton, New Jersey: Princeton University Press, 1981. — pp.210-234.

267. Segal Ch. Tamen Cantabitis, Arcades Exile and Arcadia in Eclogues One and Nine // Ch.Segal. Poetry and Myth in Ancient Pastoral. Essays on Theocritus and Virgil. — Princeton, New Jersey: Princeton University Press, 1981,—pp. 271-300.

268. Segal Ch. Thematic Coherence and Levels of Style in Theocritus' Bucolic Idyll // Ch.Segal. Poetry and Myth in Ancient Pastoral. Essays on Theocritus and Virgil. — Princeton, New Jersey: Princeton University Press, 1981.—pp. 176-209.

269. Segal Ch. Two Fauns and a Nayad? (Virgil, Ecl.6,13-26) // Ch.Segal. Poetry and Myth in Ancient Pastoral. Essays on Theocritus and Virgil. — Princeton, New Jersey: Princeton University Press, 1981. — pp. 330-335.

270. Segal Ch. Vergil's Caelatum Opus: An Interpretation of the Third Eclogue // Ch.Segal. Poetry and Myth in Ancient Pastoral. Essays on Theocritus and Virgil. — Princeton, New Jersey: Princeton University Press, 1981. —pp.235-264.

271. Segal Ch. Vergil's Sixth Eclogue and the Problem of Evil // Ch.Segal. Poetry and Myth in Ancient Pastoral. Essays on Theocritus and Virgil. — Princeton, New Jersey: Princeton University Press, 1981. — pp. 301-329.

272. Semmler J. Renovatio Regni Francorum. Die Herrschaft Ludwigs des Frommen im Frankenreich (814-829/830) // Charlemagne's Heir. New

273. Perspectives on the Reign of Louis the Pious (814-840) / ed. P.Godman, R.Collins. — Oxford: Clarendon Press, 1990. — pp. 125-146.

274. Seven Versions of Carolingian Pastoral / ed. Green R.P.H. — Reading: University of Reading Press, 1980. —pp.149.

275. Shanzer D. Laughter and Humour in the Early Medieval Latin West // Humour, History and Politics in Late Antiquity and the Early Middle Ages / ed. G.Halsall. — Cambridge: Cambridge University Press, 2002. — pp.2547.

276. Schultz C.E. Latet Anguis in Herba: A Reading of Vergil's Third Eclogue // American Journal of Philology. — 124. — 2003. — pp. 199-224.

277. Scutsch O. The Original Form of the Second Eclogue // Harvard Studies in Classical Philology. — vol.74. — 1970. — pp.95-99.

278. Sickle, J.van. Commentaria in Maronem Commentica: A Case History of Bucolics Misread // Arethusa. — Vol. 14:1. — 1981. — pp. 17-34.

279. Sickle J. van, The Design of Virgil's Bucolics. — Roma: Edizioni dell'Ateneo & Bizzarri, 1978. — pp.258.

280. Sickle J. van, Theocritus and the Development of the Conception of Bucolic Genre // Ramus. Critical Studies in Greek and Roman Literature. — Vol.5, № 1. — 1976. —pp. 18-44.

281. Simpson D. Introduction // Sedulii Scotti Collectaneum Miscellaneum / ed.D.Simpson. — Turnhaut: Brepols, 1978. — pp.ix-xxxiii.

282. Smits E.R. Aspects of Medieval Literaty History // Mediaeval Antiquity / ed. A.Welkenhuysen, H.Braet, W. Verbeke. — Leuven: Leuven University Press, 1995. — pp. 1-20.

283. Smith D.Virgil and the Elegiac Sensibility // Virgil: Critical Assessments of Classical Authors /ed. Ph.Hardie. London and New York: Routledge, 1999. — pp.68-83.

284. Snell B. Arcadia: The Discovery of a Spiritual Landscape // Virgil. A Collection of Critical Essays / ed S.Commager. — Englewood Cliffs, N.J.: Spectrum Books, 1966. — pp.14-40.

285. Staubach N. Sedulius Scottus und die Gedichte des Codex Bernensis 363 // Frühmittellateinische Studien. Jahrbuch des Instituts fur Frühmittelalterforschung der Universität Münster. — Band 20. — 1986. — pp.549-598.

286. Strauss Clay J. Damoeta's Riddle and the Structure of Virgil's Third Eclogue//Philologus. — 118:1.— 1974. — pp.59-64.

287. Sullivan R.E. Aix-La-Chapelle in the Age of Charlemagne. — Norman: University of Oklahoma Press, 1974. — pp.225.

288. Sullivan R.E. The Context of Cultural Activity in the Carolingian Age // The Gentle Voices of Teachers: Aspects of Learning in the Carolingian Age / ed. R.E.Sullivan. Columbus (OH): Ohio State University Press, 1995. — pp.55-105.

289. Thomas R.F. Virgil's Ecphrastic Centertpieces // Virgil: Critical Assessments of Classical Authors / ed. Ph.Hardie. — London and New York: Routledge, 1999. — pp.27-36.

290. Trains A. Si Numquam Fallit Imago: Reflections on the Eclogues and Epicureanism // Virgil: Critical Assessments of Classical Authors / ed. Ph.Hardie. — London and New York: Routledge, 1999. — pp. 84-90.

291. Verdière R. La Bucolique Post-Virgilienne // Eos. Commentari Societatis Philologae Polonorum. — Vol.56. — 1966. — pp.161-185.

292. Viarre S. Les Carmina d'Alcuin et la réception de la tradition chrétienne dans les formes antiques // Lateinische Kultur im VIII. Jahrhundert. Traube-Gedenkschrift / ed. A.Lehner, W.Berschin. Erzabtei St.Ottilien: Eos Verlag, 1989. — pp.217-241.

293. Virgil. Aeneid. Books VII-XII / ed., intr., notes by R.D.Williams. — Bristol: Bristol Classical Press, 2006. pp.516.

294. Vredeveld H. Pagan and Christian Echoes in the "Ecloga Theoduli". A Supplement // Mittellateinisches Jahrbuch. — Band 22. — Jahrgang 1987/1989. —pp.101-113.

295. Ward E. Caesar's Wife. The Career of the Empress Judith, 819-829 // Charlemagne's Heir. New Perspectives on the Reign of Louis the Pious (814-840) / ed. P.Godman, R.Collins. — Oxford: Clarendon Press, 1990. — pp.205-227.

296. Webb R. Demons and Dancers. Performance in Late Antiquity. — Cambridge (Mass), London, 2008.

297. Werner K.F. Hludovicus Augustus. Gouverner l'empire chrétien -Idées et réalités // Charlemagne's Heir. New Perspectives on the Reign of Louis the Pious (814-840) / ed. P.Godman, R.Collins. — Oxford: Clarendon Press, 1990.—pp.3-123.

298. Westra H. Individuality, Originality and the Literary Criticism of Medeval Latin Texts // Poetry and Philosophy in the Middle Ages. A Festschrift for Peter Dronke / ed.J.Marenbon. — Leiden: Brill, 2001. — pp. 281-292.

299. Wetherbee W. From late Antiquity to the twelfth century // The Cambridge History of Literary Criticism. v.II. The Middle Ages / ed. A.Minnis, I.Johnson. — Cambridge: Cambridge University Press, 2005. — pp.99-144.

300. Whitta J. Ille ego Naso: Modoin of Autun's Eclogues and the Renovatio of Ovid // Latomus. Revue d'etudes Latines. — t. 61:3. — 2002. — pp.703-731.

301. Wilkinson L.P. Virgil and the Evictions // Virgil: Critical Assessments of Classical Authors / ed. Ph.Hardie. — London and New York: Routledge, 1999. —pp. 39-43.

302. Williams G. The Nature of Roman Poetry. — Oxford: Oxford University Press, 1970.— pp.189.

303. Wilson E.F. Pastoral and Epithalamium in Latin Literature // Speculum. A Journal of Medieval Studies. — 23. — 1948. —pp.35-57.

304. Wormell D.E.W. The Riddles in Virgil's Third Eclogue// The Classical Quarterly n.s. — vol.10, №1. — 1960. — pp.29-32.

305. Wright F.A, Sinclair T.A. A History of Later Latin Literature from the Middle of the Fourth to the end of the Seventeenth Century. — London: Routledge, 1931. — pp. 426.

306. Wright J.R.G.Virgil'Pastoral Programme: Theocritus, Callimachus and Eclogue I // Virgil: Critical Assessments of Classical Authors / ed. Ph.Hardie. London and New York: Routledge, 1999. — pp. 116-171.

307. Ziolkowski J.M. Classical Influences on Medieval Latin Views of Poetic Inspiration // Latin Poetry and the Classical Tradition. Essays in Medieval and Renaissance Literature / ed. p.Godman, O.Murrey. — Oxford: Clarendon Press, 1990. — pp.14.-38.

308. Ziolkowski J.M. Ermenrich of Ellwangen // The Virgilian Tradition. The First Fifteen Hundred Years / ed. J.M.Ziolkowski, M.C.J.Putnam. — New Haven and London: Yale University Press, 2008. — pp. 102-105.

309. Ziolkowski J. Nota Bene: Why the Classics were Neumed in the Middle Ages // The Journal of Medieval Latin. — vol.10. — 2000. — pp.74-114.

310. Ziolkowski J. The highest Form of Compliment: Imitatio in Medieval Latin Culture // Poetry and Philosophy in the Middle Ages. A Festschrift for Peter Dronke / ed J.Marenbon. — Leiden: Brill, 2001. — pp. 281-292.