автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.03
диссертация на тему: Категория эвиденциальности в пространстве балканского текста
Полный текст автореферата диссертации по теме "Категория эвиденциальности в пространстве балканского текста"
На правах рукописи
Макарцев Максим Максимович
Категория эвиденциальности в пространстве балканского текста
(на материале болгарского, македонского и албанского языков)
Специальность 10.02.03 — Славянские языки
Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук
3 МАР 2010
Москва-2010
003493774
Работа выполнена в Учреждении Российской академии наук
Институте славяноведения в Отделе типологии и сравнительного языкознания
Научный руководитель:
доктор филологических наук Татьяна Владимировна Михайлова (Цивьян)
(Институт славяноведения РАН, Отдел типологии и сравнительного языкознания)
Официальные оппоненты:
доктор филологических наук Фатима Лбисаловна Елоева
(Факультет филологии и искусств СПбГУ) доктор филологических наук Галина Парфеньевна Нещименко
(Институт славяноведения РАН, Отдел славянского языкознания)
Ведущая организация:
Институт лингвистических исследований РАН (Санкт-Петербург), Отдел сравнительно-исторического изучения индоевропейских языков
Защита состоится 13 апреля 2010 г. в 15.00 час. на заседании диссертационного совета Д 002.248.02 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора филологических наук при Институте славяноведения РАН по адресу: 119334 г. Москва, Ленинский проспект, д. 32а, корпус «В», 9-й этаж.
С диссертацией можно ознакомиться в диссертационном совете Института славяноведения РАН (9-й этаж, к. 923)
Автореферат разослан 24 февраля 2010 г. и размещен на сайте ИСл РАН: http://www.inslav.ru
Ученый секретарь диссертационного совета доктор филологических наук
© Институт славяноведения РАН, 2010 г.
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Объект диссертационной работы — категория эвиденциальности в болгарском, македонском и албанском языках в рамках типологии балканского языкового союза. Самое общее определение эвиденциальности, принятое здесь, исходит из идей P.O. Якобсона: «область рамочных значений, представляющих собой указание на источник сведений» (Козинцева 1994: 92).
Предмет исследования — анализ грамматических и лексических маркеров категории эвиденциальности на парадигматическом и синтагматическом уровне и их рассмотрение в дискурсивном ракурсе - в перспективе балканского текста. Инвентарь грамматических и лексических маркеров не вызывает особых проблем — его установление является чисто технической задачей, но их семантика и функции вот уже более ста лет находятся в центре дискуссии (при том что лексические маркеры привлекли специальное внимание исследователей только в самое последнее время).
Балканский текст определяется как совокупность текстов на балканских языках, объединенных рядом существенных семантических и формальных признаков. Балканский текст представляет собой отражение балканской модели мира в языковом коде. В кругу чрезвычайно популярных в последнее время концептов модели и картины мира мы опираемся на московско-тартускую школу, в особенности на ее московскую часть. Статьи Вяч. Вс. Иванова и В.Н.Топорова в «Мифах народов мира» (1982) и другие их работы заложили основы этих концептов. В применении к балканскому ареалу они были развиты Т.В. Цивьян в книге «Лингвистические основы балканской модели мира» (Цивьян 1990), где, в частности, была высказана идея принципиальной нерегулярности применения грамматических маркеров эвиденциальности (что относится не только к балканскому языковому союзу) и было предложено перенести анализ в семиотическое пространство, пространство текста, в данном случае, балканского текста, отражающего, создающего балканскую модель мира и создаваемого ею.
Термин пространство текста восходит к работам В.Н. Топорова (прежде всего Топоров 1994), где определяется два логических полюса
соотношения пространства и текста: «текст пространствен (т. е. он обладает признаком пространственности, размещается в "реальном" пространстве <...>), и пространство есть текст (т.е. пространство как таковое может быть принято как сообщение)» (Топоров 1994: 17). Для настоящего диссертационного исследования наиболее актуален первый «логический полюс» —• текст пространствен и в этом смысле динамичен. Если термин «структура текста» предполагает статичность восприятия (законченность текста), то дискурсивный термин «пространство текста» имеет в виду динамичность: текст, в частности, может рассматриваться в проекции на автора/исполнителя (сказителя) и предполагает возможность выбора его позиции по отношению к тексту (вне или внутри, ср. введение пространственно-временных координат в сказочных зачинах/концовках типа и я там был и т. п.). Излишне говорить, насколько тесно степень дистанцированное™ говорящего от текста связана с эвиденциальностыо. Эвиденциальность на семиотическом уровне соответствует «оппозиции внутренний/внешний в разных ее воплощениях (в том числе «непрямом» и сугубо антропоцентричном — видимый/невидимый), что в конечном счете объединяется амбивалентностью и стремлением уйти от прямолинейного ответа да/нет» (Цивьян 1990: 164), см. уже упомянутую нерегулярность/непоследовательность применения эвиденциальных форм. Тем самым анализ эвиденциальности в семиотическом пространстве балканского текста помогает совершить обратный переход к уровню языка, к грамматике категории эвиденциальности.
Актуальность работы
На последние десятилетия (начиная с 1986, когда выходит сборник под редакцией У. Чейфа и Дж. Николе «Evidentially: the linguistic coding of epistemicity»), и в особенности на последние годы приходится пик, можно сказать, «взрыв» интереса к эвиденциальности. Так, начиная с 2007 года, в Европе прошло 4 тематических конференции, посвященных эвиденциальности (Варшава, март 2007; Бамберг, февраль 2008; Ньюкасл, март 2008; Майнц, апрель 2009), а в наступающем году готовится еще одна (Вильнюс, сентябрь 2010). За последние 15 лет вышло 6 сборников по эвиденциальности (Guentcheva 1996; Johanson,
Utas, 2001; специальный номер Journal of pragmatics 33, 2001; Aikhenvald, ?
Dixon, 2003; Guentchéva, Landaburu, 2007; Wiemer, Plungjan, 2008) и важная монография А. Айхенвапьд «Evidentiality» (Aikhenvald 2004). Из исследований по эвиденциальности на балканском материале особо отметим работы В. Фридмана (см., напр., Фридман 2009 с основной библиографией).
Спектр «эвиденциальных тем» не только более чем разнообразен, но и постоянно расширяется: грамматическая эвиденциальность и ее связь с другими глагольными категориями; инвентарь и употребление свидетельских/несвидетельских форм в отдельных языках п типологическом ракурсе; прагматика эвиденциальности; эвиденциальные стратегии; эвиденциальность и дискурс; эвиденциальность в культурно-антропологической перспективе и т. д. Совсем недавно активно стала разрабатываться тема связи лексических и грамматических маркеров категории эвиденциальности, и здесь упомянем проект по созданию базы данных для лексических эвиденциальных маркеров в европейских языках, которым руководит Б. Вимер (Университет Иоганна Гутенберга, Майнц).
Успехи когнитивной лингвистики не могли не коснуться категории эвиденциальности как в высшей степени благодарного поля для семантической интерпретации. Список категорий, прямо или косвенно связываемых с КЭ по семантическим признакам, расширяется до необозримости. Это прежде всего разные оттенки эпистемической модальности, адмиратив, дубитатив, конклюзив, дейксис в широком смысле, и многое другое.
Категория эвиденциальности обычно не включается в список балканизмов, восходящий еще к работе К. Сандфельда (Sandfeld 1930), поскольку она отсутствует в греческом, а в румынском представлена в крайне ограниченном виде (т. наз. презумптив). В последнее время эвиденциальность зафиксирована также в некоторых диалектах арумынского и мегленорумынского, а также в сливенском диалекте балканского цыганского. В настоящей работе категория эвиденциальности рассматривается как частичный балканизм (ср. Асенова 2002: 75), выделяющий (трехчленный) фрагмент балканского языкового союза.
Эвиденциальность вполне вписывается в давно постулированное представление о балканских языках как синтетически простых и
аналитически сложных. Если формальный инвентарь эвиденциальности более чем экономен, то ее интерпретация на синтагматическом уровне преподносит много загадок. Одна из них — определение правил употребления соответствующих форм, которые не появляются там, где их ждут. Это тот неуловимый буджим (Ьоо]ит, вымышленное животное из «Поэмы о снарке» Льюиса Кэрролла, охотники на которое бесследно исчезают), которому уподобил эвиденциальность один из ведущих балканистов Виктор Фридман. Перед нами стояла задача, как, описав эти формы, найти, если не правила, то закономерности их употребления в текстах. Очевидно, что надо было выбрать соответствующий ракурс.
Цель и задачи исследования
Цель диссертации — определить правила функционирования категории эвиденциальности в тексте и описать их с точки зрения концепции балканской модели мира.
Для достижения поставленной цели было необходимо решить ряд задач:
1. Описать систему грамматических эвиденциальных маркеров. Этому посвящена первая глава диссертации «Грамматические маркеры эвиденциальности»;
2. Описать систему лексических эвиденциальных маркеров и их функционирование совместно с грамматическими маркерами. Этому посвящена вторая глава диссертации «Лексические маркеры эвиденциальности»;
3. Описать место лексических и грамматических маркеров в структуре текста. Этому посвящена третья глава диссертации «Функции категории эвиденциальности в пространстве текста».
Методы исследования
В диссертации совмещается лингвистический и семиотический анализ. Мы переходим от парадигматики к синтагматике, от системы языка к реализации этой системы в тексте, стремясь найти различие в сходном и сходное в различном — в соответствии с основными конструктивными принципами балканского языкового союза и балканской модели мира.
Материал исследования
Материал исследования — тексты на болгарском, македонском и албанском литературных языках и их диалектах, написанные/записанные, начиная со второй половины девятнадцатого века до наших дней. Эти тексты были представлены в виде электронных корпусов (отдельно по языкам), что позволило провести их точную статистическую оценку. Кроме того, использованы результаты проведенного нами лингвистического эксперимента, о котором будет сказано чуть дальше.
Теоретическая значимость работы
Теоретическая ценность работы заключается в том, что категория эвиденциальности исследуется на материале фрагмента балканского языкового союза с использованием ранее не использовавшихся при таком анализе лингвистических методов, что позволяет достичь нетривиальных результатов. Было показано современное состояние КЭ в балканских языках и влияние дискурсивных факторов на ее функционирование. Во всей работе к болгарским, македонским и албанским языковым фактам применяется единая теоретическая база, что позволяет достичь единообразия в описании. В первой главе по-новому представлена система грамматических маркеров категории эвиденциальности, учитывающая последние теоретические разработки по каждому из рассматриваемых языков. Во второй главе впервые описывается система лексических маркеров балканских языков и ее взаимодействие с грамматическими маркерами (до сих пор появлялись исследования только по отдельным фрагментам этой системы). В третьей главе объединяются методы дискурсивного и семиотического анализа текста, что позволяет интерпретировать функционирование эвиденциальности там, где ранее это было невозможно делать.
Практическая значимость работы
Практическая ценность работы определяется приложимостью ее результатов в процессе обучения современным балканским языкам. В частности, основные положения диссертации используются автором при преподавании болгарского языка как иностранного (МГУ им. М.В. Ломоносова, факультет журналистики, весенний семестр 2007 г.; Российская международная академия туризма, осень 2007-весна
2008; Государственная академия славянской культуры, осень 2007 - по наст, ир.; Интенсивные курсы славянских языков, сентябрь 2009 - по наст. вр.). Ряд теоретических положений диссертационной работы был использован при написании разделов «Справочника по грамматике болгарского языка» (Макарцев, Жерновенкова 2010а), «Справочника по глаголам болгарского языка» (Макарцев, Жерновенкова 20106) и «Учебника болгарского языка» (в печати). Три созданных нами языковых корпуса (болгарский, македонский и албанский) уже используются международным коллективом ученых, работающих над созданием базы данных по эвиденциальным маркерам в европейских языках. Приложения к работе имеют самостоятельную ценность. В частности, словарь эвиденциальных и эпистемических маркеров (Приложение I) может быть использован в лексикографической работе. Указатель версий «Баллады о мертвом брате» с начальными и конечными строками (Приложение 111) учитывает проведенную нами большую библиографическую работу с редкими публикациями. Три ранее не переводившихся на европейские языки албанские версии «Баллады...» в близком к тексту пересказе (МБ 85, МБ 86, МБ 87; Приложение IV) представляют собой самостоятельный интерес для фольклористов. В качестве результата лингвистического эксперимента были получены восемь переводов текста МБ 80 на болгарский язык, четыре перевода на македонский и семь — на албанский. Этот материал может служить для сопоставительных исследований по грамматике балканских языков.
Апробация работы
Основные положения диссертации были представлены в докладах и выступлениях на XXXVI, XXXV11 и XXXVIII Международных филологических конференциях (СПбГУ, 2007, 2008, 2009), на конференции «Кельтская Церковь» (МГУ, 2007); на XXXIV научной лингвистической конференции (Охрид, 2007); на Славистических чтениях (София, 2008); на XVI Североамериканской конференции по южнославянским и балканским языкам (Калгари, Канада, 2008); на VI Ежегодной научной сессии Нью-Йоркско-Санкт-Петербургского Института когнитивных и культурологических исследований (СПбГУ, 2008); на Междисциплинарном форуме болгарских и российских ученых (Русе, Болгария, 2008); на X Балканских чтениях (ИСл РАН, 2009); на
круглом столе «База данных по эвиденциальным маркерам в европейских языках» (Майнц, Германия, 2009) и на X съезде МАЮВЕ (Париж, Франция, 2009), а также в 10 публикациях общим объемом 10 а.л., в том числе в двух публикациях в журналах из списка ВАК.
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, библиографии (более 300 позиций) и 10 приложений, включающих информацию справочного характера: словарь балканских эвиденциальных и эпистемических маркеров балканских языков (Приложение I); толкование анализируемых в работе маркеров по толковым словарям (Приложение II); указатель фольклорных несен, используемых в работе (Приложение III); близкий к тексту пересказ трех албанских версий «Баллады о мертвом брате» (Приложение IV) и материалы лингвистического эксперимента (Приложения V—VIII). Во введении определяются актуальность выбранной темы, цель, задачи, объект и материал исследования. Первая глава «Грамматические маркеры эвиденциальности» посвящена грамматическому уровню, т.е. описанию структуры глагольных форм, обслуживающих категорию эвиденциальности. Во второй главе «Лексические маркеры эвиденциальности» дается не только список и анализ лексических маркеров, но и их взаимная дистрибуция с грамматическими маркерами. В третьей главе «Функции категории эвиденциальности в пространстве текста» анализ переходит на синтагматический уровень: рассматривается дискурсивный аспект категории эвиденциальности на материале балканского текста. Заключение подытоживает результаты работы.
В первой главе описываются системы грамматических маркеров эвиденциальности болгарского, македонского и албанского глагола. В болгарском и македонском выделяются три вида глагольных форм: свидетельские, несвидетельские (далее -— СФ и НСФ) и нейтральные. В качестве исходной взята концепция В. Станкова для болгарского языка (Станков ¡967; он пользуется терминами «личноизказни», «преизказни» и «неутрални форми»), позже с оговорками принятая В. Фридманом и для македонского языка (он использует термины «confirmative», «поп-
confirmative» и «neutral»). Свидетельские формы используются для рассказа о засвидетельствованных событиях, несвидетельские — для рассказа о незасвидетельствованных, а нейтральные можно употреблять в любом контексте. Например:
1) Свидет ельские формы: Иван замМ!Ш(Аок) — аз го innpamuX(j,»,> на гарата (Ницолова 2008: 322)
Иван уехал — я проводил его на вокзал.
2) ннсвид1;т1;льские формы: Та а се ограничи на неколку кратки и суви отговори. Ja вшале(ь„.,,/.уj Донка... Мажот отишоп^«>.у> в град, отаде во тугина, тому се преженил^,,» i.n, заборавил^,,» >■■< j на неа (К. Чашуле, по Усикова 2003: 219).
Она ограничилась несколькими краткими и сухими ответами. Ее звали Донка... Муж уехал в город, оттуда в чужие края, там женился еще раз, забыл ее.
3) Нк и гральные формы: Pastaj ai vonoi(,\,n,\ shume, shume me teper nga (¿'duhejpor roja kishte(/)m.■} urdher te priste(is„,KaKJ) gjer пё agim. Ni? mengjes пё shtepi nuk kishte(/,„■,.) asnjeri dhe asnjeri mik mori¡Лпи) vesh ku shkoi,.!,,;,, koloneli Z. <...> Тё gjitha keto ai i tha^m) copa-copa, me fraza te nderprera, qe' i binin(h:nj si vare пё кокё. (Kadare, Gjenerali i ushtrise se vdekur)
Затем он задержался очень, очень сильно, сильнее, чем должен был, но у охраны был приказ ждать до рассвета. Утром в доме не оказалось никого, и никто не знал, куда ушёл полковник 3. Всё это он рассказал сбивчиво, путано, обрывками фраз, которые отзывались в голове ударами молота.
В болгарском языке к свидетельским формам относятся свидетельские аорист, имперфект, плюсквамперфект, будущее в прошедшем и будущее предварительное в прошедшем. К нейтральным — настоящее, перфект, будущее и будущее предварительное. К несвидетельским — несвидетельские аорист, имперфект, перфект, будущее и будущее предварительное. Болгарские НСФ настоящего времени образуются по той же модели, что и перфект: к л-причастию
полнозначного глагола, присоединяется глагол-связка съм 'быть'; которая в третьем лице (в отличие от перфекта), как правило, опускается. Все остальные болгарские НСФ образуются по сходным моделям.
Во многих случаях перфект оказывается омонимичен НСФ. Здесь уместно напомнить слова Бенвениста о том, что перфект является «временем, и вместе с тем чем-то иным, чем время» (Бенвенист 1974: 280), что кроется в его изначальной амбивалентности. То, что перфект выражает состояние как результат прошедшего действия, «объясняет и семантику гипотетичности, имплицитно содержащуюся в глагольных формах перфекта. Поскольку действие произошло в прошлом, а автор коммуникации (1-е лицо) является лишь свидетелем состояния как результата этого действия, это последнее воспринимается им как акт, совершенный вне его присутствия, как некоторое гипотетическое событие, о котором он судит только по результатам этого действия» (Гамкрелидзе, Иванов 1984: 33).
Категория эвиденциальности в македонском достаточно близка болгарской и по набору оппозиций, и по формам, однако оговорки требует статус перфектов, которых в македонском языке три — перфект I (сум дошол 'я пришел', по модели 'быть' + л-причастие), перфект II (имам dojdeno 'то же', по модели 'иметь' + причастие на -н/-т) и перфект III (сум dojdeu 'то же', по модели 'быть' + причастие на -н/-т). Если перфект II и перфект III — нейтральные формы, и они имеют соответствующие несвидетельские формы (имал dojdeno, бил dojdeu), то перфект I принципиально амбивалентен, поскольку его нейтральная форма совпадает с несвидетельской формой аориста:
4) Не си 6wi(i>hnF\ одамна Kaj мене (Конески 1967: 467) Ты давно не был у меня.
5) Таа се ограничи на неколку кратки и суви отговори. Ja викале(1и,„. i-rf Донка... Мажот отишол в ¿pad, отаде во тугина, тому се преженил^,,,, ;.у Ь заборавил^,,» ,. г | на неа.
Она ограничилась несколькими краткими и сухими ответами. Ее звали Донка... Муж уехал в город, оттуда в чужие края, там женился еще раз, забыл ее (К. Чашуле, по Усикова 2003: 219)
В албанском языке всего два ряда форм — нейтральные и несвидетельские. Албанские несвидетельские формы также восходят к перфекту. Несвидетельская форма настоящего времени представляет собой инвертированный перфект с апокопированным причастием, ср. перфект (кат вккгиаг 'он написал', форма образована по модели «вспомогательный глагол кат 'иметь' + причастие полнозначного глагола вИкгиа] 'писать') и НСФ настоящего времени: аИкгиака < *$Икгиаг ка. Все остальные албанские НСФ образуются по этой модели.
Таким образом, между несвидетельскими формами в рассмотренных языках было обнаружено большое количество схождений. Несвидетельские формы в болгарском, македонском и албанском восходят к формам перфекта и состоят из двух элементов: вспомогательного глагола съм/сум/]ат1 'быть' и причастия (в болгарском и македонском — причастия на л). Механизм образования новых несвидетельских форм во всех трех языках сходен, ср.:
уы /(у) ту))
Макед. тпиешцых) пишелсицъж&.-ьт'.&.гту 6шсиписал^т,ух.ри^ш
болгарск. твиешщит сипишш^^в.шгг.кгпт -* си бия пим^л: яиэдвз
албанск. зИкгиапцьщ хИкгиакецъю.т речке $Икгиаг{рт,к,)
На синтагматическом уровне мы имеем дело с противоречивой, но характерной и для языка как такового, и для балканского языкового союза ситуацией: яркие албанские формы употребляются исключительно редко, а болгарские и македонские НСФ, часто омонимичные перфекту, и, строго говоря, однозначно определяемые только для 3-го лица, гораздо более фреквентны, хотя, напомним, не регулярны.
Список значений, которые принимают несвидетельские формы в болгарском, македонском и албанском языках, практически совпадает (адмиративность, конклюзивность, репортативность и эпистемическая оценка присутствуют в списке значений и болгарских, и македонских и албанских НСФ; констатация состояния и результативность характерны
1 Глагол jam 'быть' также используется, но только для возвратного залога.
только для болгарских и македонских форм, хотя могут передаваться также северногегскими НСФ).
Пока мы исходим из установления самых общих значений НСФ: передача чужого сообщения и выражение эмоции - удивления, т. е. реакции на неожиданную информацию (адмиратив). Эти основные значения совпадают, но имеют разный экстенсионал, что в итоге меняет общую картину. В болгарском и македонском первым значением НСФ является передача информации, полученной из вторичного источника, адмиратив отходит на второй план. Напомним при этом, что первым фундаментальным описанием этой категории в балканских языках была статья «Адмиратив в болгарском» Густава Вайганда (Weigand 1925), что понятно — значение адмиратива очень яркое, на уровне речи еще и подкрепляемое интонацией, и его, так сказать, проще заметить. В албанском адмиративность выходит на первый план. Но остается вопрос, отражает ли эта ситуация языковую реальность или уровень грамматических описаний?
Во второй главе, «Лексические маркеры эвиденциапьности», рассматривается набор лексических маркеров эвиденциальности в балканских языках и особенности их употребления в одном контексте с грамматическими маркерами. Лексический способ выражения эвиденциальности можно причислить к универсалиям, однако в балканских языках лексический способ выражения сосуществует с грамматическим, что и усложняет картину, и делает ее более интересной с точки зрения взаимной дистрибуции маркеров.
В работе предлагается возможно более полный список лексических маркеров эвиденциальности, составленный на основе толковых и двуязычных словарей балканских языков, а также работ предыдущих исследователей. В списке выделены знаменательные слова (подробно рассмотрены нейтральные глаголы речи - болг. казвам/кажа\ македонск., кажува/каже, вели, рече; албанск. íhem 'говорить/сказать'), и дискурсивные слова (термины Т.М. Николаевой) (подробно рассмотрены болг. кай 'говорит', май 'как будто', според 'согласно'; македонск. демек 'значит, якобы, вроде бы', roa 'якобы, вроде бы', наводно 'как говорят', според 'согласно'; албанск. demek 'значит, якобы, вроде бы', g/oja 'якобы, вроде бы', kinse 'то же', si ka г 'якобы', sipas 'согласно'). В традиционной частеречной классификации их относят к частицам,
предлогам, союзам, наречиям, часто непоследовательно. Поэтому здесь было сочтено разумным вывести их в пространство партикул.
Отметим, что если в болгарском и в албанском нейтральный глагол речи только один, то в македонском их три, причем только кажува/каже представляет собой видовую пару; вели не имеет видовой пары совершенного вида, а рече — несовершенного, т. е. на этот раз на первый план выдвигается аспекту ал ьность.
Поскольку лексический уровень наиболее проницаем для заимствований, списки лексических маркеров эвиденциальности в рассматриваемых языках во многом совпадают (при разных путях совпадений: прямое или опосредованное заимствование). Это подводит к теме проницаемости языков для грамматической эвиденциальности, что впервые отметил Б. Джозеф: если в одном языке появляется грамматикализованная эвиденциальность, то, скорее всего, она возникнет и в соседних языках ареала (Joseph 2003).
Каждый из рассмотренных лексических маркеров эвиденциальности может выражать комплекс значений: репортативное и конклюзивное (болгарское май), конклюзивное и эпистемическое (македонск. демек, албанск. demek), репортативное и эпистемическое (македонск. roa; албанск. gjoja, kinse). К этому примыкает и албанский эпистемический показатель sikur, который часто используется в оптативном значении.
Основное, что нас интересовало во второй главе — взаимная дистрибуция НСФ и лексических маркеров эвиденциальности, и особенно — их одновременное употребление, что, с одной стороны, можно трактовать как усиление, а с другой — как плеонастическое удвоение, в принципе характерное для балканских языков (и здесь можно вспомнить, в частности, местоименную репризу). Приведем пример плеонастического употребления маркеров:
6) Ректора, кай (/), не го остава(рых) (2). Не може^щх) (-5). кай (4), ШШ.(Аон.1Х) (-5) му, за тримесеца, да станш (б) доктор, кай (7). А бе как да не може, когато момчето знае... (Константинов, Бай Ганьо). Ректор, говорит, не оставляет его. Нельзя, говорит, сказал ему, за три месяца стать врачом, говорит. А как так нельзя, когда парень знаег...
В этом примере героя речь молодого человека («парня») в передаче рассказчика (Бая Ганю) отмечена сразу и при помощи НСФ (несвидетельский аорист казал), и при помощи лексического маркера (кай, дискурсивное слово со значением 'говорит'), который употребляется три раза.
Введение понятий аналитическое/холистическое прочтение, заимствованных у П. Кехайова (КеЬауоу 2008), позволило описать значения лексических и грамматических маркеров при их совместном употреблении. При аналитическом прочтении мы рассматриваем значения лексического и грамматического маркера по отдельности (например, лексический маркер имеет эвиденциальное значение, а грамматический — эпистемическое), а при холистическом — вместе (например, и лексический, и грамматический маркеры передают только одно эвиденциальное значение). В болгарском при холистическом прочтении на первый план выходит эпистемическая оценка (достоверность/недостоверность), а в македонском — видо-временные оппозиции2. Предварительный подход к проблеме межбалканского перевода (§ 2 второй главы) позволяет указать на возможность разной трактовки конструкций с лексическими и грамматическими маркерами в зависимости от выбора аналитического/холистического прочтения. В частности, показано, что албанской конструкции ¡.\ + МеЩг»,
которую целесообразно прочитывать холистически (лексический маркер ¿/о/а совмещает и эпистемическое, и эвиденциальное значение), в македонском соответствует конструкция «наводно^, + НСФцрг>, которую целесообразно прочитывать аналитически: лексический маркер наводно отвечает за репортативный компонент значения, а НСФ — за эпистемический.
Постепенно мы приближаемся к уровню речи, в данном случае к тексту. Как категория эвиденциальности манифестируется в тексте? В первой главе мы попытались показать, что семантика грамматических форм эвиденциальности, при всей своей сложности, может быть описана достаточно точно. Во второй главе мы, перейдя на уровень лексики,
2 В литературном албанском языке несвидетельские формы употребляются исключительно редко, поэтому поиск по текстам дает крайне незначительный объем материала.
попытались показать, как грамматические маркеры эвиденциальности сочетаются с лексическими. Если в первой и второй главах акцент ставился на уровне языка (в первой главе — грамматика, во второй — лексика), то в третьей мы перешли к анализу текста как такового. Оказалось, что всё, что было выявлено в первых двух главах на материале парадигматики, проявляется и на синтагматическом уровне.
Третья глава посвящена «Функциям категории эвиденциальности в пространстве текста». Если в первой и второй главах акцент ставился на уровне языка, парадигматическом и синтагматическом (в первой главе — грамматика, во второй — лексика), то в третьей мы перешли к анализу текста как единого целого. Этим обусловлен и выбор материала для исследования. Было сочтено возможным выбрать один яркий, в определенном смысле уникальный балканский текст, существующий в разных версиях на болгарском, македонском и албанском языках — «Баллада о мертвом брате». Сюжет «Баллады...» кратко можно изложить следующим образом: «У матери 9 (чаще всего) сыновей и 1 дочь. Братья, или один из них, против воли матери отдают сестру замуж на чужбину. Они обещают матери по первой ее просьбе привести сестру обратно. После ухода сестры все братья умирают от болезни или погибают на войне. Оставшись одна, мать требует у братьев исполнения обещания. Один из братьев (редко все) встает из могилы и идет за сестрой. На обратном пути сестра по некоторым признакам (одежда брата в пыли и плесени, он отказывается пить и есть) или по указанию птиц («мертвый ведет живую») прозревает или начинает подозревать правду, но брат разубеждает ее. Перед домом он оставляет сестру одну, а сам возвращается в могилу. Сестра стучит в дверь. Мать не узнает ее и не впускает. Сестре удается уговорить мать, та открывает дверь, выходит, они обнимаются и падают мертвыми или превращаются в птиц» (Цивьян 1973). Сюжет «Приход мертвого брата» известен только на Балканах; в Европе распространен другой вариант: «Приход мертвого жениха» (АТ 365; здесь можно вспомнить «Ленору» Бюргера, которая была переложена на русский Жуковским).
При выборе именно «Прихода мертвого брата» сыграли свою роль сразу несколько факторов. Для лингвистической работы, анализирующей «пространство балканского текста», актуальны те сюжеты, которые связаны с идеей пространства, в частности, с границей и путем (т. е. с
предикатами движения). Представляется, что из сюжетов такого рода именно указанный актуализирует эти темы наиболее отчетливо. Кроме того, важно было, чтобы текст для анализа был доступен в максимально большом количестве версий. «Баллада о мертвом брате» отвечает этому критерию, поскольку, начиная с хрестоматийной работы И. Шишманова, этот сюжет всегда пользовался особым вниманием исследователей и собирателей. Выводы делаются на основе доступных нам 97 болгарских, 27 македонских и 26 албанских текстов.
Мы рассматриваем то, как в тексте ведут себя грамматические и (в меньшей степени) лексические маркеры эвиденциальности. На основе собранного материала предложен опыт описания структуры текста «Баллады...» в виде последовательности из IX эпизодов:
I. Экспозиция и введение персонажей
II. Сватовство и свадьба
III. Смерть братьев
1Уа./1УЬ. Проклятие брата матерью / Призывание брата сестрой
V. Восстание из фоба [и метаморфозы мертвого брата]
VI. Встреча с сестрой
VII. Путь домой. Приметы смерти: слова птиц, могильный запах и др.
VIII. Исчезновение брата [и путь сестры до дома матери]
IX. Встреча матери и сестры и их смерть.
Это описание позволяет показать распределение НСФ и СФ в пространстве текста и указать особую роль границы эпизодов. Говорить о регулярности здесь, пожалуй, нельзя. НСФ на фоне СФ (и обратно) появляются не столько как указатели на источник информации (или дистанцирование от нее), сколько как Сгеп2з1§па1е. Особенно важны зачин и концовка, обычно клишированные. Есть зачины, в которых всегда используются только НСФ (например, болгарск. Ямала майка гшала; Де се е чуло, видяло; Хранила е майка, глодала", македонск. Попытале...). В клишированной концовке по модели «Они обнялись живыми и отпустили друг друга мертвыми» также используются НСФ. Кроме зачина и концовки обычно маркируются стыки эпизодов. Чтобы пояснить это, приведем болгарскую версию «Баллады...», записанную в Карловско в 1977 г. (поскольку нас интересует только речь
автора/исполнителя/сказителя, речь героев исключена; жирным шрифтом выделены НСФ, курсивом — СФ):
i. экспозиция (нет).
II. Сватовство и свадьба
1 Запекали са Неделя,
Недельо, йегне баюва, от камънлива Клисура. Сички Неделя давая,
5 майка Неделя не дава, братец я Лазар най дава, той майка си преговаря: <...>
15 Мама Лазару послуша, па си Неделя там дали.
III. Смерть братьев Като Неделя извели, черната чума увляла, та ми умори Недели,
20 Недели девеття братя, Недели осемтя снаи и осем мъжки унучки. lVa. Проклятие матери
Неделината майчица ката ден оди в гробища,
25 на осем гроба прелива, прелива и оплакува, на деветия проваля: <...>
v. восстание из гроба метаморфозы брата
31 И Лазару са нажали, на клето сърце намили. Лазар из гробът продума, той са на Богьт помоли: <...>
та са със него зрависа 55 и му ръкъта целува, па на Лазара думаше: <...>
62 Лазар Недели думаше: <...>
70 И Неделя го послуша,
па са с Лазара тръгнали. VII. Приметы: слова птиц,
могильный запах и др. Вървели, що са вървели, минали гора зелена, настали в поле широко, 75 в полето дърво високо и под дървото кладенче. Де са й зело лятно пиле, лятно пиле, шарен сокол, то ми кацна на дървото, 80 па ми запя жално-милно, като пее дури дума, дури дума, дур казува: <...>
86 Неделя кае Лазару: 95 Вървели, що са вървели, стигнали в нови гробища. VIII. Исчезновение брата Лазар Недели думаше: <...>
102 Като Неделя отмина, ■ Лазар във гробът увлезе. Доде е в село стигнала, 105 се са надзад извивала, Лазар го няма никакъв.
41 Де седя Господ, де слуша, даде му Господ, даде му от носилки врано конче,
от ветрилки бяло лице, 45 от кръстьт жълта бъклица. Па ми са качи на конче, у Неделини отиде. VI. встреча с сестрой Като в селото увлязъл, сряд мегдан оро играе, 50 Неделя оро водеше. Тя като видя Лазара, кръстом орото кръстоса и при Лазара отиде,
Как видно, абсолютное большинство НСФ появляются либо непосредственно перед границей эпизода, либо непосредственно после нее (все такие места выделены), то есть, в точках, существенных с точки зрения структуры текста.
Албанский материал дал нам возможность провести анализ функционирования НСФ в дискурсивном аспекте на фоне всех остальных глагольных форм. Оказалось, что НСФ (а также настоящее историческое) в некоторых албанских песнях являются формами первого плана, перфект и аорист нейтральны с точки зрения оппозиции первый план/фон, а имперфект, инфинитив и деепричастные формы с иф¡не являются формами фона. Эти дискурсивные особенности употребления разных форм осознаются говорящими и используются ими в качестве дополнительного стилистического средства.
Наше первое знакомство с «Балладой...» на материале албанского прозаического текста, записанного в конце XIX ц. в Македонии и переведенного на болгарский К. Шапкаревым, подсказало идею лингвистического эксперимента, цель которого — выяснить, каким образом носители современных балканских языков будут использовать грамматические и лексические маркеры эвиденциальности. Нашей задачей было получить тексты, сопоставимые с теми, которые мы
IX. Встреча матери и дочери и
их смерть
Тя до майчини стигнала, на нови порти почука: <...>
110 Майка от къщи викаше:
116 Неделя мами пак кае: <...>
120 Майка й навънка изляла. тя и портите отвори. Като са двете видели, от милост са прегьрнали, та ги мрътви разгьрналн.
анализировали, и выяснить, будут ли в них действовать те же правила функционирования КЭ, что и в фольклорных текстах. Из нескольких возможных способов мы остановились на письменном переводе. Текст «Баллады...» (албанская прозаическая версия, записанная К. Шапкаревым от жительницы с. Крушово в конце XIX века) была переведена на английский, итальянский, русский и сербский языки в соответствии с тем, какой язык был предпочтителен для информанта, а затем предложен носителям балканских языков для обратного перевода. Оказалось, что носители литературных балканских языков также ощущают потребность маркировать определенные точки в тексте (зачин и стыки между эпизодами), и используют для этого НСФ. Так, например, в одном из переводов на македонский язык первые четыре эпизода «Баллады...» оказались целиком выдержаны в НСФ, а весь остальной текст — в СФ. Вот как это прокомментировала переводчица: «Я думаю, что на том месте, где я начала использовать аорист, я почувствовала, что введение в сказку закончилось, и что за этим следует само происшествие, которое нужно рассказать более живо, более близко к слушающему, более экспрессивно. И поэтому я перешла на непересказывательные формы».
Итак, среди основных результатов диссертации наиболее важными представляются следующие:
— составлено описание инвентаря грамматических и лексических маркеров болгарского, македонского и албанского языков и анализ правил их употребления;
— дан анализ взаимной дистрибуции и совместного использования лексических и грамматических маркеров эвиденциальности в дискурсе на болгарском, македонском и албанском языках;
— дан анализ дискурсивного аспекта КЭ и показано, как КЭ функционирует в тексте.
Предметом диссертации был анализ частичного балканизма, объединяющего трехчленный фрагмент балканского языкового союза (болгарский, македонский и албанский языки) грамматической категорией эвиденциальности. Причин такого объединения мы не касались, оставаясь на чисто типологическом уровне и в кругу грамматики балканского языкового союза. Но нельзя не подчеркнуть своеобразие этого объединения: два близкородственных, в каком-то
смысле предельно близкородственных славянских языка и особняком стоящий албанский. Крайне интересно видеть процессы «расхождения с ближним» и «схождения с далеким», т.е. разнообразие комбинаций, как ожидаемых, так и неожиданных. Нам важно было определить «балканскость» этого явления. Мы предполагаем, что она выражается не столько в материальном наборе соответствующих средств (хотя нельзя не подчеркнуть характерную для БЯС экономию), сколько на дискурсивном уровне, где уход от дихотомии, стремление к амбивалентности, почти нелогичность, установка на вариативность вполне соответствуют балканской модели мира и ее лингвистическим основам.
ОСНОВНЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ ДИССЕРТАЦИИ ОТРАЖЕНЫ В СЛЕДУЮЩИХ ПУБЛИКАЦИЯХ
• в изданиях по списку, утвержденному ВАК РФ:
\. Макарцев М.М. Категория эвиденциальности в балканских языках: современный взгляд на проблему // Славяноведение. № 2,2009. С. 74-90.
2. Макарцев М.М. XVI конференция по балканистике и югославистике// Вопросы языкознания, № 2, 2009. С. 148-151.
• в других научных изданиях:
3. Макарцев М.М. The elusive evidential in translation// Proceedings of the 16th Balkan and South Slavic Conference. University of Calgary, 2007. (www.ucaIgary.ca/~omIadeno.html) 0,1 а.л.'
4. Макарцев М.М. Новая книга по балканистике (Mapjan Марковик. Ароманскиот и македоискиот говор од охридско-струшкиот регион (во балкански контекст). CKonje: Македонска академц)а на науките и уметностите, 2007. ] 87 е., с илл.) // Общеславянский лингвистический атлас. Москва, 2008. С. 194-200.
5. Макарцев М.М. К вопросу о связи лексических и грамматических показателей эвиденциальности в болгарском языке // Wiemer, В. und V.A. Plungjan (Hg.). Lexikalixche Evidenzialitäts-Marker in Slawischen Sprachen (Wiener Slawistischer Almanach. Sonderban'd 72). München -Wien 2008. S. 239-284.
6. Макарцев М.М. XVI конференция по балканским и южнославянским языкам и культурам // Балканско езикознание XLVI1 (2008), 2-3. С. 199-206.
7. Макарцев М.М. Финал баллады о мертвом брате: пересказ, переключение кода и превращение // И.А. Седакова (отв. ред.), М.М. Макарцев, С.А. Сиднева, Т.В. Цивьян (ред.). Переходы. Перемены. Превращения. Балканские чтения 10. Тезисы и материалы. М., 2009. С. 169-176.
8. Макарцев М.М. Чи съ живи фанъли, чи съ мъртви пуснъли - несвидетельские формы как маркер конца текста // И. А. Седакова и др. (ред.), Доклады российских ученых. X Конгресс по изучению стран Юго-Восточной Европы (Париж, 24-26 сентября 2009 г.). СПб., 2009. С. 198-216.
9. Макарцев М.М., Жерновенкова Т.Г. Болгарский язык. Справочник по грамматике. М., 2010а. 223 с.
10. Макарцев М.М., Жерновенкова Т.Г. Справочник по глаголам. М., 20106. 223 с.
ИЗБРАННАЯ БИБЛИОГРАФИЯ
_ 1. Асенова 2002 — П. Асенова. Балканско езикознание. Велико Търново, 2002. (Первое издание: П. Асенова. Балканско езикознание. София, 1989.)
2. Гамкрелидзе, Иванов 1984 — Т.Г.Гамкрелидзе, Вяч.Вс. Иванов.
Индоевропейский язык и индоевропейцы. I. Тбилиси, 1984.
3.Козинцева 1994 — Н.А.Козинцева. Категория эвиденциальности (проблемы типологического анализа)// Вопросы языкознания, № 3, 1994. С. 92-104.
4. Конески 1967 — Б. Конески. Граматика на македонскиот
литературен ja3HK. CKonje, 1967.
5. Станков 1967 — В. Станков. Категории на индикатива в съвременния
български език // Български език № 17,1967. С. 33044.
6.Топоров 1994 — В.Н.Топоров. О мифопоэтическом пространстве. (Studi slavi, № 2.) Pisa, 1994.
7. Усикова 2003 — Р.П. Усикова. Грамматика македонского
литературного языка. М., 2003.
8. Фридман 2009 — В. Сгсучевска Антик (ред.). Делото на академик
Виктор Фридман. Скоп}е, 2009.
9. Цивьян 1973 — Т.В. Цивьян. Сюжет «приход мертвого брата» в
балканском фольклоре (к анализу сходных мотивов) // Труды по знаковым системам VI. (Ученые записки Тартуского государственного университета. Выпуск 308.) Тарту, 1973.
10. Цивьян 1990 — T.B. Цивьян. Лингвистические основы балканской модели мира. М., 1990. (переиздания: Модель мира и ее лингвистические основы. М., 2005; М., 2007).
11. Aikhenvald 2004 — A. Aikhenvald. Evidentiality. Oxford, 2004.
12. Aikhenvald 2003 — A. Aikhenvald. Evidentiality in typological perspective// A. Aikhenvald, R. M. W. Dixon (eds.). Studies in evidentiality. (Typological Studies in Language 54.) Amsterdam - Philadelphia, 2003.
13. Chafe, Nichols 1986 — W. Chafe, J.Nichols (eds.). Evidentiality: the linguistic coding of epistemology. Norwood, 1986.
14. Guentchéva 1996 — Z. Guentchéva (ed.). L'énonciation médiatisée. Louvain; Paris, 1996.
15. Guentchéva 2007 — Z. Guentchéva, Landaburu, J. (eds.). L'énonciation médiatisée II. Le traitment épistémologique de l'information: illustrations amérindiennes et caucasiennes, Louvain/Paris/Dudley/MA, 2007.
16.Johanson, Utas 2000 — L. Johanson, B.Utas, (eds.). Evidentials: Turkic, Iranian and neighbouring languages (Empirical approaches to language typology 24). Berlin, New York, 2000.
17. Joseph 2003 — B.D. Joseph. Evidentials: Summation, questions, prospects //
A. Aikhenvald and R.M.W. Dixon (eds.). Studies in Evidentiality. (Typological Studies in Language 54.) Amsterdam, 2003. P. 307-327.
18. Dendale, Tasmovski 2001 — P. Dendale, L. Tasmovski (eds.). Journal of pragmatics, № 33,2001.
19. Sandfeld 1930 — K. Sandfeld. Linguistique balkanique. Problèmes et résultats. Paris, 1930.
20. Wiemer, B. und V.A. Plungjan (Hg.). Lexikalische Evidenzialitäts-Marker in Slavischen Sprachen. München - Wien 2008. (Wiener Slawistischer Almanach. Sonderband 72).
21. Weigand 1924 — G. Weigand. The Admirative in Bulgarian// The Slavonic Review, JM° 2, 1924. P. 567-68. См. также: G. Weigand. Der Admirativ im Bulgarischen // Balkan-Archiv. Fortsetzung des Jahresberichtes des Instituts für rumänische Sprache. I Band. Leipzig, 1925. S. 150-152.
Подписано в печать 16.02.2010 Объем 1 п.л. Тираж 100 экз. Компьютерный центр ИСл РАН - ritlen@mail.ru
Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Макарцев, Максим Максимович
СОДЕРЖАНИЕ.
ВВЕДЕНИЕ.
1. Актуальность выбранной темы.
2. Цель и задачи.
3. Объект, предмет, материал и методы исследования.
4. Теоретическая значимость и практическая ценность результатов
ГЛАВА I. ГРАММАТИЧЕСКИЕ МАРКЕРЫ ЭВИДЕНЦИАЛЬНОСТИ.
1. История изучения эвиденциальности.
1.1. История изучения болгарской эвиденциальности.
1.2. История изучения македонской эвиденциальности.
1.3. История изучения албанской эвиденциальности.
2. Внешние и внутренние дифференциальные признаки эвиденциальности.
2.1. Внешние дифференциальные признаки эвиденциальности.
2.2. Внутренние дифференциальные признаки эвиденциальности.
3. Парадигмы и значения форм категории эвиденциальности в балканских языках.
3.1. Болгарский язык.
3.1.1. Название.
3.1.2. История возникновения.
3.1.3. Формы.
3.1.3.1. Вопрос о связке в третьем лице.
3.1.3.2. Свидетельские, несвидетельские и нейтральные формы.
3.1.4. Значения.
3.1.5. Ареал.
3.2. Македонский язык.
3.2.1. Название.
3.2.2. История возникновения.
3.2.3. Формы.
3.2.3.1. Свидетельские, несвидетельские и нейтральные формы.
3.2.4. Значения.
3.2.5. Ареал.
3.3. Албанский язык.
3.3.1. Название.
3.3.2. История возникновения.
3.3.3. Формы.
3.3.3.1. Несвидетельские и нейтральные формы.
3.3.4. Значения.
3.3.5. Ареал.
4. Выводы к I главе.
ГЛАВА II. ЛЕКСИЧЕСКИЕ МАРКЕРЫ ЭВИДЕНЦИАЛЬНОСТИ.
1. Инвентарь лексических маркеров эвиденциальности и их сочетаемость со свидетельскими и несвидетельскими формами
1.1. Лексические маркеры эвиденциальности в болгарском языке.
1.1.1. Знаменательные слова (на примере казвам /кажа).
Казвам/кажа + Praes. V Impf. V lmpfEv.
Казвам/кажа + Fut. V FutEv.
Казвам/кажа + Perf. V PerfEv.
Казвам/кажа + Neutr. V Evid.
1.1.2. Дискурсивные слова.
Според.
1.2. Лексические маркеры эвиденциальности в македонском языке! 46 1.2.1. Знаменательные слова.
Кажува/каже.
Кажува/каже + Praes. V lmpfEv.
Кажува/каже + Fut.
Кажува/каже + Аог. V AorEv.
Кажува/каже + Neutr. V Evid.
Вели.
Вели + Praes. V lmpfEtf.
Вели + Fut.
Вели + Аог. V AorEv.
Вели + Neutr. V Evid. V Non-Evid.
Рече.
Рече + Praes. V lmpfEv.
Рече + Fut. V FutEv.
Рече + AorEv.
Рече + Neutr. V Evid.
1.2.2. Дискурсивные слова.
Демек.
Наводно.
Според.
Конклюзивное според.
Репортативное според.
1.3. Лексические маркеры эвиденциальности в албанском языке.
1.3.1. Знаменательные слова (на примере them).
Them + Pert V PerfEv.
Them + Plsq. V PlsqEv.
1.3.2. Дискурсивные слова.
Demek.
Gjoja.
Kinse.
Sikur.
Sipas.
2. Лексические маркеры эвиденциальности и проблема межбалканского» перевода.
3. Выводы к II главе.
1. Список лексических маркеров.
2. Значения лексических маркеров.
3. Совместное использование лексических и грамма тических маркеров.
ГЛАВА III. ФУНКЦИИ КАТЕГОРИИ ЭВИДЕНЦИАЛЬНОСТИ В ПРОСТРАНСТВЕ ТЕКСТА.
1. Э в и денци а ль но с ть и дискурсивный анализ текста.
2. Балканская модель мира и пространство балканского текста.
3. «Баллада о мертвом брате» как типовой образец балканского текста.
3.1. История вопроса.
3.2. «Баллада о мертвом брате» и другие балканские баллады.
3.3. Структура текста «Баллады о мертвом брате».
3.3.1. Структура текста на семиотическом уровне.
3.3.2. Маркирование структуры текста на лингвистическом уровне
3.3.2.1. Маркирование начала.
3.3.2.2. Маркирование конца.
3.3.2.3. Маркирование границ/стыков между эпизодами.
3.3.3. Статистическое распределение свидетельских и несвидетельских форм.
3.3.3.1. Болгарские версии.
3.3.3.2. Македонские версии.
3.3.3.3. Албанские версии.
4. Функции категории эвиденциальности в «Балладе о мертвом брате».
4.1. Ф ункции ка тегории эвиденциальности в болгарских версиях «Баллады о мертвом брате».
4.1.1. Маркирование лексико-семантических групп.
4.1.2. Маркирование словесных формул.
Маркирование зачина.
Вървели, що са вървели.
Де седял Господ, та слушал., И Господ послуша., На Бога се е дожалило.,
На Бога се е смилило.
Като сестрата излязла, черната чума е влязла.
Живи са се прегърнали, мъртви са се разделили.
4.1.3. Маркирование границ/стыков между эпизодами и отдельных эпизодов.
4.1.4. Лингвистический эксперимент.
4.2. Ф ункции ка тегории эвиденциальности в македонских версиях
Баллады о мертвом брате».
4.2.1. Маркирование лексико-семантических групп.
4.2.2. Маркирование словесных формул.
Маркирование зачина.
Изведоа невестата, воведоа чума.
На Бога му се дожалило.
Живи се прегрнале, мртви се разделиле.
4.2.3. Маркирование границ/стыков между эпизодами и отдельных эпизодов.
4.2.4 Лингвистический эксперимент.
4.3. Ф ункции ка тегории эвиденциальности в албанских версиях «Баллады о мертвом брате».
4.3.1. Маркирование лексико-семантических групп.
4.3.2. Маркирование словесных формул.
4.3.3. Маркирование стыков между эпизодами и отдельных эпизодов
4.3.4. Маркирование первого плана и фона.
4.3.5. Лингвистический эксперимент.
5. Выводы к III главе.
1. Структура текста «Баллады о мертвом брате».
2. Статистика использования свидетельских и несвидетельских форм в текстах.
3. Чередование свидетельских и несвидетельских форм как средство маркирования.
4. Проверка выдвинутых положений.
Введение диссертации2009 год, автореферат по филологии, Макарцев, Максим Максимович
1. Актуальность выбранной темы
Пик, можно сказать, «взрыв» интереса к категории эвиденциальности (далее — КЭ) приходится на последние десятилетия, и в особенности на последние годы.
Так, начиная с 2007 года, в Европе прошло 4 конференции, специально посвященных эвиденциальности (Варшава, март 2007; Бамберг, февраль 2008; Ньюкасл, март 2008; Майнц, апрель 2009), в 2010 предполагается встреча в Вильнюсе. За последние два десятилетия вышло 7 сборников по эвиденциальности (Chafe, Nichols 1986; Guentchéva 1996; Johanson, Utas, 2001; специальный номер Journal of pragmatics 33, 2001; Aikhenvald, Dixon, 2003; Guentchéva, Landaburu, 2007; Wiemer, Plungjan, 2008), укажем также важную монографию А. Айхенвальд «Evidentiality» (Aikhenvald 2004).
Спектр «эвиденциальных тем» более чем разнообразен и постоянно расширяется: грамматическая эвиденциальность и ее связь с другими глагольными категориями; инвентарь и употребление свидетельских/несвидетельских форм в отдельных языках в типологическом ракурсе; прагматика эвиденциальности; эвиденциальные стратегии; эвиденциальность и дискурс; эвиденциальность в культурно-антропологической перспективе и.т.д. Совсем недавно активно стала разрабатываться тема связи лексических и грамматических маркеров категории эвиденциальности, и здесь упомянем проект по созданию базы данных для лексических эвиденциальных маркеров в европейских языках, которым руководит Бьорн Вимер (Университет Иоганна Гуттенберга, Майнц).
Типологический анализ обнаруживает присутствие категории эвиденциальности на грамматическом уровне во все большем количестве языков, генетически значительно удаленных друг от друга. Так, по подсчетам А. Айхенвальд (Aikhenvald 2004), на настоящий момент грамматикализованная эвиденциальность выявлена в четвертой части языков мира.
Успехи когнитивной лингвистики не могли не коснуться категории эвиденциальности как в высшей степени благодарного поля для семантической интерпретации. Список категорий, прямо или косвенно связываемых с КЭ по семантическим признакам, расширяется до необозримости. Это прежде всего разные оттенки эпистемической модальности, адмиратив, дубитатив, конкшозив, это дейксис в широком смысле. В этот же список включаются императив, конъюнктив, оптатив, хортатив, юссив, прохибитив и многие другие (см., напр., Кузнецова 2004: 91). В описаниях балканских языков стали использоваться новые термины, учитывающие функционирование эвиденциальности в текстах, например адмиратив-комментатив (Fiedler 1968; Сытов 1979; Десницкая 1982), аудитив (Шанова 1984), имперцептивная модальность (Косеска-Тошева 1975), медиатив (Guentcheva 1996), конфирматив (Friedman 2001) и др.
По-видимому, стремление раздробить эвиденциальность на массу атомарных субкатегорий обусловлено разницей интерпретации ее употреблений на уровне языка и на уровне речи. Это стремление приводит к тому, что количество значений эвиденциальности (resp., терминов для их обозначения) приближается к количеству случаев появления соответствующих форм. Это предполагает заложенную в описании субъективность, возможно, обусловленную принципиальной (семантической) субъективностью самой категории. Целесообразным представляется рассмотреть эвиденциальность в семиотическом пространстве текста и попытаться найти те общие принципы, которыми руководствуется говорящий при выборе соответствующих форм (подробнее см. ниже).
2. Цель и задачи
Цель диссертации — определить закономерности функционирования категории эвиденциальности в тексте и описать их с точки зрения концепции балканской модели мира (далее — БММ).
Для достижения поставленной цели необходимо решить ряд задач:
1. описать систему грамматических эвиденциальных маркеров. Этому посвящена первая глава диссертации «Грамматические маркеры эвиденциальности»;
2. описать систему лексических эвиденциальных маркеров и их функционирование совместно с грамматическими маркерами. Этому посвящена вторая глава диссертации «Лексические маркеры эвиденциальности»;
3. описать функционирование лексических и грамматических маркеров в структуре текста. Этому посвящена третья глава диссертации «Функции категории эвиденциальности в пространстве текста».
3. Объект, предмет, материал и методы исследования
Объект исследования — категория эвиденциальности в болгарском, македонском и албанском языках в рамках типологии балканского языкового союза.
В настоящей работе принимается определение эвиденциальности, данное H.A. Козинцевой, опирающейся на работы P.O. Якобсона: «область рамочных значений, представляющих собой указание на источник сведений» (Козинцева 1994: 92).
Н.А. Козинцева описывает оппозицию между прямой и непрямой (косвенной) эвиденциальностью (засвидетельствованностью) следующим образом:
• прямая — говорящий основывается «на собственном прошлом опыте (сведения, извлекаемые из памяти)»;
• непрямая (косвенная) — «говорящий сообщает о событии, основываясь на сообщении какого-либо другого лица, на снах (сведения, полученные путем откровения), на догадках (предположительные сведения)».
Термин «эвиденциальность» прилагается нами и к свидетельским и к несвидетельским употреблениям.
В грамматических традициях рассматриваемых языков для категории эвиденциальности и форм ее выражения используются разные определения. В болгарских грамматиках наиболее широко известен термин преизказно наклонение 'пересказывательное наклонение' или преизказване 'пересказывание'. Поскольку в XX веке он вошел в грамматики (в том числе в академическую грамматику (Граматика 1983)), школьные и институтские учебники, то большинству болгар известен именно он (и как показывает практика, при его употреблении многие не-лингвисты имеют в виду разные понятия). В македонской традиции соответствующее явление называется прекаэ/сувсиъе 'пересказывание'. В албанской традиции принят термин тёпугё ЪаЪИоге 'наклонение удивления' (т.е. адмиратив).
При том, что в трех балканских языках указанная грамматическая категория называется по-разному, список ее функций практически совпадает: репортатив, инференциал, адмиратив, эпистемическая оценка недостоверности (которая в болгарском может иметь и свой, особый набор форм, но также связана и с формами косвенной эвиденциальности). В грамматических описаниях от языка к языку меняется, по сути, только порядок, в котором перечисляются эти функции. Для болгарского и македонского языков на первый план при перечислении выходит репортатив, а для албанского — адмиратив.
Получение информации через посредника, «из вторых рук» — всего лишь один из видов категории эвиденциальности. Представляется, что здесь целесообразно говорить о частном случае оппозиции по засвидетельствованности/незасвидетельствованности, которая пронизывает глагольные системы албанского, болгарского и, македонского. Поэтому для форм категории эвиденциальности мы остановились на терминах свидетельские формы и несвидетельские формы (далее СФ и НСФ). Безусловно, НСФ могут употребляться и при описании лично засвидетельствованных событий. Иными словами, оппозиция по засвидетельствованности / незасвидетельствованности должна восприниматься в первую очередь как прагматическая категория выбора, и в таком случае важно будет не то, было ли действие на самом деле засвидетельствовано, а то, как его передает говорящий, что в конечном итоге возвращает нас в сферу семиотических оппозиций и эффекта остранения.
Если материальный инвентарь эвиденциальности весьма экономен, то ее интерпретация на синтагматическом уровне преподносит много загадок. Одна из них — определение правил употребления соответствующих форм, которые не появляются там, где их ждут. Это тот неуловимый буджим Льюиса Кэрролла, которому уподобил эвиденциальность один из самых авторитетных исследователей вопроса Виктор Фридман1.
Перед нами стояла задача, как, описав эти формы, найти, если не правила, то закономерности их употребления. Очевидно, что надо было выбрать соответствующий ракурс.
В том, что касается концептов модели и картины мира, сейчас чрезвычайно популярных, мы опираемся на московско-тартускую школу2. В применении к балканскому ареалу они были развиты Т.В. Цивьян в книге «Лингвистические основы балканской модели мира» (Цивьян 1990; 2009). Там, в частности, была высказана идея принципиальной нерегулярности применения грамматических маркеров эвиденциальности (что относится не только к балканскому языковому союзу) и было предложено перенести анализ в семиотическое пространство, пространство текста, в данном случае, балканского текста, отражающего, создающего балканскую модель мира и создаваемого ею.
В диссертации совмещается грамматический и семиотический анализ. Мы переходим от системы языка к ее реализации в тексте, стремясь найти различие в сходном и сходное в различном — что и соответствует основным конструктивным принципам балканского языкового союза и балканской модели мира.
1 Буджим (Ьоо/ит) — вид снарков, вымышленных существ из поэмы Л. Кэролла «Охота на снарка». Охотники на буджима бесследно исчезают.
2 Основы этих понятий заложили статьи Вяч. Вс. Иванова и В.Н. Топорова в энциклопедии «Мифы народов мира» и другие их работы.
Предмет исследования — функционирование грамматических и лексических маркеров категории эвиденциальности в разных контекстах и их место в структуре БММ. Если инвентарь грамматических и лексических маркеров не вызывает особых проблем — его установление является чисто технической задачей, то их семантика и функции вот уже более ста лет находятся в центре дискуссии (высказанные точки зрения рассмотрены в первой главе диссертации). Функционирование грамматических эвиденциальных маркеров в тексте (и, в частности, их взаимодистрибуция с лексическими маркерами) на материале балканских языков — практически неизученная тема. Ей посвящены вторая и третья главы настоящей работы.
Материал исследования — литературные и фольклорные тексты на болгарском, македонском и албанском литературных языках и их диалектах, написанные/записанные, начиная со второй половины девятнадцатого века и отраженные в соответствующих корпусах. К этому присоединены результаты проведенного нами лингвистического эксперимента по переводу одного фольклорного текста на современные болгарский, македонский и албанский языки.
1. Языковые корпусы
Болгарский, македонский и албанский языки с точки зрения языковых корпусов представлены неравномерно. В настоящее время болгарский — единственный язык, для которого существуют общедоступные электронные языковые корпусы в Интернете. Сейчас там размещено шесть электронных корпусов болгарского языка: болгарский Brown Corpus (далее — ВС); BulTreeBank; корпус болгарского разговорного языка (К. Алексова); корпус болгарского разговорного языка 70-х годов XX века (Ц. Николова); корпус текстов дебатов в болгарском парламенте (И. Мавродиева); записи болгарских чатов (М. Джонова). Перечисленные корпусы, кроме ВС и BulTreeBank, имеют слишком маленький объем (в каждом из них менее 50 ООО словоупотреблений) и имеют узкую направленность, и поэтому не были использованы в настоящей работе. BulTreeBank разрабатывается в Лаборатории лингвистического моделирования Института параллельной обработки информации Болгарской академии наук. На сегодняшний день корпус состоит из 72 ООО ООО словоупотреблений, однако пока для общедоступного поиска открыта только незначительная его часть.
Остановимся на нём более подробно. Он был создан Секцией компьютерной лингвистики Института болгарского языка им. JI. Андрейчина (количество словоупотреблений 1 001 286). Корпус включает в себя 500 текстов, созданных или опубликованных первым изданием после 1990 года (основная часть — после 2000 года). Создатели корпуса указывают на три спорных момента («1. В какой мере корпус актуален для 2005 года (год создания). 2. В какой мере критерии, заложенные в американский образец корпуса, приложимы к болгарским текстам. 3. С какой степенью единообразия могут быть описаны печатные и электронные тексты» — Употреба 2009), из которых для настоящей работы наиболее актуален второй. Дело в том, что в основу болгарского корпуса был положен одноименный корпус американского английского языка, разработанный Университетом Брауна (США, Роуд-Айленд, Провиденс) в середине 60-х годов XX века . К концу XX столетия были предложены новые концепции создания корпусов, например rate of flow 'объем потока; определенный объем, через который протекает поток данных' (Sinclair 1996), которые пока что не учитываются при создании общедоступных корпусов балканских языков.
Для анализа языка художественной литературы нами было создано три электронных корпуса — корпус языка болгарской литературы, корпус языка македонской литературы и корпус языка албанской литературы (далее — БЛ, MJ1 и АЛ). Объем БЛ (1878 г. — наше время) — 803 750 словоупотреблений. Объем МЛ (середина XX века — наше время) — 224 750 словоупотреблений. Объем АЛ (середина XX века — наше время) — 398 700 словоупотреблений. БЛ, МЛ и АЛ имеют разный объем. Это вызвано тем, что в их основу были положены существующие коллекции электронных текстов. На настоящее время наиболее полно представлен именно болгарский язык. В Интернете существует несколько электронных библиотек, которые содержат основные произведения болгарской литературы в оцифрованном виде. В то же время, албанская и македонская литература представлены значительно хуже, поэтому специально для целей настоящего исследования были оцифрованы некоторые доступные нам албанские и македонские книги. Названия произведений, вошедших в БЛ, МЛ и АЛ, даны специальным списком после библиографии к работе. Анализ проводился на всём материале корпусов, однако из соображений места пришлось ограничиться наиболее показательными примерами.
3. Фольклорный материал
3 Дж. Синклер (Sinclair 1996) отмечая ряд особенностей ВС из перспективы конца XX столетия, сформулировал свое отношение к нему так: «Я считаю этот корпус неудачным для того, чтобы служить моделью, но его недостатки понятны, исходя из исторического контекста».
Основой для анализа функционирования категории эвиденциальности в аспекте БММ послужил один фольклорный сюжет — «Приход мертвого брата»4. Он раскрывает значимые элементы БММ и содержит отсылки к целым комплексам архетипических мифопоэтических представлений (подробнее см. § 3.2.1). Кроме того, он представлен большим количеством текстов во всех значимых балканских традициях, вплоть до того, что в некоторых случаях можно говорить об одном тексте в разных языковых воплощениях: это позволяет верифицировать наши выводы на большом количестве материала. Анализ проводился на материале 97 болгарских, 27 македонских и 26 албанских песен, которые были подвергнуты дополнительному отбору (см. §§ 3.4.1, 3.4.2 и 3.4.3 третьей главы).
3. Лингвистический эксперимент
Для проверки выявленных на языковом материале правил и тенденций было решено провести лингвистический эксперимент. Перед нами стояла задача получить от носителей языка сопоставимые с нашими предположениями и выводами тексты. Вариант, на котором мы остановились — перевод фольклорного текста на современный язык «через посредника». В качестве образца был взят прозаический текст «Баллады.» на албанском языке, записанный в г. Орхание (совр. Ботевград, Р. Болгария) К. Шапкаревым от информантки родом из Крушево (сейчас в Р. Македония). К. Шапкарев перевел его на
4 «Обобщенный вариант, приблизительно соответствующий теоретико-множественному произведению всех вариантов» можно представить в следующем виде: «у матери 9 (чаще всего) сыновей и 1 дочь. Братья, или один из них, против воли матери отдают сестру замуж на чужбину. Они обещают матери по первой ее просьбе привести сестру обратно. После ухода сестры все братья умирают от болезни или погибают на войне. Оставшись одна, мать требует у братьев исполнения обещания. Один из братьев (редко все) встает из могилы и идет за сестрой. На обратном пути сестра по некоторым признакам (одежда брата в пыли и плесени, он отказывается пить и есть) или по указанию птиц («мертвый ведет живую») прозревает или начинает подозревать правду, но брат разубеждает ее. Перед домом он оставляет сестру одну, а сам возвращается в могилу. Сестра стучит в дверь. Мать не узнает ее и не впускает. Сестре удается уговорить мать, та открывает дверь, выходит, они обнимаются и падают мертвыми или превращаются в птиц» (Цивьян 1973: 85). Ср. изложение сюжета в: Шишманов 1896: 474: 475; ВигкЬаЛ 1966: 113-114; Агар12007: 12-13. болгарский литературный язык своего времени (Шапкарев 1894: 525-27). Мы перевели этот текст на английский, итальянский и русский и затем предложили носителям болгарского, македонского и албанского языков (албанцам предлагался также сербский перевод) для обратного перевода на их родные языки. Более подробно исходные предпосылки, ход и результаты эксперимента описаны в §§4.1.2, 4.2.2 и 4.3.2 третьей главы.
В диссертационном исследовании применялись следующие методы: индуктивный (от сбора материала — к стоящему за ним явлению), метод лингвистического экспериментирования и метод моделирования.
4. Теоретическая значимость и практическая ценность результатов
Теоретическая значимость работы в том, что категория эвиденциальности исследуется на материале фрагмента балканского языкового союза с использованием ранее не применявшихся при таком анализе лингвистических методов, что позволяет достичь нетривиальных результатов. Во всей работе к болгарским, македонским и албанским языковым фактам применяется единая теоретическая база, что позволяет достичь единообразия в описании. В первой главе по-новому представлена система грамматических маркеров категории эвиденциальности, учитывающая последние теоретические разработки по каждому из рассматриваемых языков. Во второй главе впервые описывается система лексических маркеров балканских языков и ее взаимодействие с грамматическими маркерами (до сих пор появлялись исследования только по отдельным фрагментам этой системы). В третьей главе объединяются достижения дискурсивного и семиотического анализа текста, что позволяет интерпретировать функционирование эвиденциальности там, где ранее это было невозможно делать.
Практическая ценность работы определяется приложимостью ее результатов в процессе обучения современным балканским языкам. В частности, основные положения диссертации используются автором при преподавании болгарского языка как иностранного (МГУ им. М.В. Ломоносова, весенний семестр 2007 г.; Российская международная академия туризма, осень 2007-весна 2008; Государственная академия славянской культуры, осень 2007-по наст, вр.; Интенсивные курсы славянских языков, сентябрь 2009-по наст. вр.). Ряд теоретических положений диссертационной работы был использован при написании разделов «Справочника по грамматике болгарского языка»,
Справочника по глаголам болгарского языка» и «Учебника болгарского языка». Материал, собранный нами, может быть подвергнут дальнейшему анализу. В частности, три созданных нами языковых корпуса (болгарский, македонский и албанский) используются международным коллективом ученых, работающих над созданием базы данных по эвиденциальным маркерам в европейских языках. Приложения к работе имеют самостоятельную ценность. В частности, словарь эвиденциальных и эпистемических маркеров (Приложение I) может быть использован в лексикографической работе. Албанская часть указателя версий «Баллады о мертвом брате» с начальными и конечными строками (Приложение III) учитывает проведенную нами большую библиографическую работу с редкими публикациями. Три версии «Баллады.» (МБ 85, Мб 86, МБ 87; Приложение IV) впервые даются в близком к тексту пересказе с албанского языка и представляют собой самостоятельный интерес для фольклористов. В качестве результата лингвистического эксперимента были получены восемь переводов текста МБ 80 на болгарский язык, четыре перевода на македонский и семь — на албанский. Этот материал может служить для сопоставительных исследований по грамматике балканских языков.
Работа состоит из введения, трех глав, заключения, библиографии и восьми приложений: словаря балканских эвиденциальных и эпистемических маркеров; описания толкований лексических маркеров в словарях; указателя болгарских, македонских и албанских версий «Баллады о мертвом брате» с начальными и конечными строками; близкий к тексту пересках трех из албанских версий на русский язык; текстов для лингвистического эксперимента; переводов МБ 80 на современные болгарский, македонский и албанский языки.
Заключение научной работыдиссертация на тему "Категория эвиденциальности в пространстве балканского текста"
5. Выводы к III главе
Третья глава была посвящена функциям категории эвиденциальности в пространстве текста. В качестве материала для анализа были выбраны болгарские, македонские и албанские версии «Баллады о мертвом брате» (в большинстве стихотворные, но с учетом прозаических версий).
1. Структура текста «Баллады о мертвом брате»
Сюжет «Баллады.» был разбит на девять основных частей (с последующим более дробным делением). При этом были учтены предшествующие опыты анализа данного текста. Отмеченными и наиболее важными для нашего анализа точками текста мы считаем начало, конец и стыки между эпизодами. Отмеченность начала и конца исследована многократно (см. хотя бы сборник «Логический анализ языка. Семантика начала и конца» — Арутюнова 2002, там же библиография), как и формульность зачинов и концовок фольклорных текстов. Однако переходы от эпизода к эпизоду («стыков») — совершенно новый объект для исследования, и нам неизвестны о существовании работ в этой области.
2. Статистика использования свидетельских и несвидетельских форм в текстах
Поскольку это фольклорный нарратив, следовало бы ожидать, что везде, кроме прямой речи героев, будут использоваться либо несвидетельские формы, либо нейтральные (подробнее см. §§ 3.1.3, 3.2.3, 3.3.3 первой главы работы), однако это не так, и в рассматриваемых текстах регулярно используются свидетельские формы132. В § 3.3.3 произведен статистический анализ песен. В большинстве болгарских песен преобладают свидетельские формы, в македонских свидетельские и несвидетельские формы распределяются примерно поровну133. Ранее на это уже обращали внимание, но до сих пор предлагалось считать распределение свидетельских/несвидетельских/нейтральных форм в текстах «смешением» (болг. смесванё). В третьей главе предлагается объяснение этого «смешения». В албанских версиях НСФ — исключительно редкое явление, и более чем в половине рассмотренных текстов они вообще не появляются.
3. Чередование свидетельских и несвидетельских форм как средство маркирования
Значительную часть чередований свидетельских и несвидетельских форм в болгарских, македонских и албанских версиях «Баллады.» считать средством маркирования в широком смысле. Так, в болгарских и македонских версиях «Баллады.» свидетельскими формами маркируются глаголы речи, а несвидетельскими — глаголы движения. Маркирование глаголов движения происходит из-за того, что они обозначают важные с точки зрения структуры текста действия героев (поскольку «Балладу о мертвом брате» можно рассматривать как текст о путях между мирами, которые совершают персонажи). Глаголы речи маркированы свидетельскими формами, поскольку они вводят прямую речь, которая, как правило, выдержана в свидетельских или нейтральных формах. В одной из болгарских песен (МБ 51) мы видели «смену знака», когда НСФ маркировали глаголы речи, а СФ — глаголы движения. Возможно, это связано с возможностью инвертирования функций форм СФ и НСФ, когда важным становится столько значение передачи собственной/несобственной информации, а исключительно их противопоставление друг другу. В македонских версиях маркирование лексико-семантических групп глаголов распространено значительно меньше, чем в болгарских, а в албанских версиях и вовсе сложно говорить о маркировании лексико-семантических групп, зато можно выделить небольшое количество глаголов, которые чаще всего
132 Речь идет о болгарских и македонских песнях. В албанском языке нет маркированных свидетельских форм, поэтому в албанских версиях используются только несвидетельские и нейтральные формы.
133 Впрочем, количество македонских песен в четыре раза меньше, чем количество болгарских. Конечно, статистически материал не равноценен, и это оговаривается особо. употребляются в НСФ. Возможно, это связано с особой ролью именно этих глаголов в развитии сюжета. Было также показано, что во всех трех языках НСФ часто входят в качестве составного элемента в некоторые словесные формулы.
Членение «Баллады.» на эпизоды позволило показать распределение НСФ и СФ в тексте и выявить особую роль сюжетных стыков. С этим во многих версиях связано переключение СФ/НСФ, причем маркируется именно момент переключения. В большинстве случаев НСФ: маркируют зачины, и формульную концовку «Они обнялись живыми и отпустили друг друга мертвыми». Выяснилось, что во многих болгарских и македонских, а в некоторой мере и в албанских версиях НСФ появляются в ключевых точках структуры текста, а СФ — во второстепенных. Таким образом, категория эвиденциальности реализуется в тексте не регулярно, а через серию включений в диагностически наиболее важных точках, и наш анализ позволяет с достаточной достоверностью прогнозировать такие включения.
Почему для маркирования выбираются именно НСФ? Вероятно, здесь нужно идти от их семантики, и отправным пунктом будут грамматики литературных языков. НСФ используются для дистанцирования от сообщаемой информации, например, когда она получена из вторичного источника, неожиданна для говорящего или вызывает у него сомнение и т.д. СФ показывают, что говорящий ручается за достоверность информации (например, потому что он сам видел то, о чем он говорит). Поэтому переходы между СФ и НСФ будут служить для расстановки акцентов, для придания рассказу живости или для указания на вторичность и сомнительность информации. Исходя из этого, НСФ в финале могут показывать своего рода восстановление и закрытие границы текста, что актуализирует идею дистанции, заложенную в этих формах. Отметим, что в одной из албанских песен (МБ 79) конец выделен и при помощи лексического маркера («Тё dyja — thon' — qyqe që jonë bonun! Pej atëher' — thonë — qyqet jonë nxonun!» / «И обе — говорят —■ кукушками стали! И они с тех пор — говорят — и живут в виде кукушек!»).
4. Проверка выдвинутых положений
Лингвистический эксперимент134 для оценки актуальности выводов работы для современного состояния литературного языка показал, что некоторые из обнаруженных
134 Показательно для процессов, происходящих сейчас на Балканах, то, как болгары, македонцы и албанцы выбирали язык, с которого они могли перевести текст: в процессе подготовки лингвистического эксперимента для болгар и македонцев мы перевели МБ 80 тенденций действуют и сейчас. В частности, носители языка по-прежнему ощущают потребность маркировать определенные части текста при помощи специальных грамматических форм, но решают эту проблему по-разному.
Болгарские информанты использовали для маркирования настоящее историческое и свидетельские формы. В современном болгарском языке несвидетельские формы по умолчанию используются для стилизаций под фольклор. Двигаясь от противного, носители языка выбирают максимально контрастные формы — СФ, которые и используют для маркирования. Это упрощенная картина по сравнению с тем, что мы видели в фольклорных текстах (где и СФ, и НСФ имеют тенденцию использоваться в определенных точках текста), тем не менее, общий принцип остается прежним — эвиденциальность реализуется через серию включений в наиболее важных точках текста.
Один из македонских информантов также использовал для маркирования оппозицию между свидетельскими и несвидетельскими формами, причем несколько неожиданным на английский и русский языки. Болгары выбрали только русский перевод, македонцы — только английский. Поскольку в Албании до последнего времени наиболее широко был известен итальянский, а в Р. Сербия (частью которой является Прешевская долина) — сербский, мы предложили албанцам для перевода английский, итальянский, русский и сербский тексты. Три информанта выбрали итальянский, два английский, и по одному русский и сербский. Это объясняется знанием иностранных языков и их статусом в каждой из балканских стран, где мы проводили эксперимент. Болгария исключительно долгое время была ориентирована на Советский Союз, поэтому русский язык в Болгарии был основным и часто единственным иностранным языком в учебных заведениях. Югославия значительно меньше была связана с СССР, поэтому в Македонии, которая входила в ее состав, русский пользовался значительно меньшей популярностью (предложить македонцам для перевода сербский текст мы не могли, поскольку в этом случае сербские формы прошедших времен могли бы оказывать сильное влияние на переводчиков). Албания после Второй мировой войны и до начала 1990-х годов была самой изолированной страной в Европе, однако даже в это время там был востребован итальянский: интересны рассказы носителей о том, как они или их родители учили этот язык во времена коммунистической диктатуры Э. Ходжи: во многих местах было можно принимать программы итальянского радио и телевидения, которое не подвергалось цензуре, и это создавало сильнейший стимул к овладению этим языком. образом. В начале текста использованы только несвидетельские формы, а основное действие и развязка выдержаны в свидетельских формах. В данном случае говорящий начинает с определения своей «несвидетельской» позиции, и выделенность начала оказывается для него достаточной. При этом, как и в болгарских песнях, самый существенный принцип — принцип «экономного» использования эвиденциальности в диагностических точках текстов — сохранен.
В албанских переводах несвидетельские формы используются только в прямой речи и потому неактуальны для настоящего исследования, однако в качестве средства маркирования в авторской речи выбран перфект, который используется там, где в описанной выше македонской версии появляются НСФ. Таким образом, в албанских переводах НСФ выполняют совершенно другие функции, чем в албанских фольклорных версиях «Баллады.».
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В настоящем диссертационном исследовании было рассмотрено функционирование категории эвиденциальносги в пространстве балканского текста на материале болгарского, македонского и албанского язьжов. Эш грамматическая категория пользуется особым вниманием лингвистов в последние 15 лет. Традиционно ее не относят к числу балканизмов (первый опыт классификации которых предложен в книге К Сандфельда «Балканская лингвистика. Проблемы и результаты» — БапсШс! 1930), поскольку она неизвестна новогреческому языку, а в румынском представлена в исключительно ограниченном виде. В то же время, с включением в сферу активного внимания балканистики малых язьжов и диалектов Балкан (арумынского, мегленорумынского, балканского цыганского, в которых эвиденциальность также грамматикализована) представления о распространении этой категории на Балканах значительно расширились (см. § 1 первой главы). Кроме того, семиотический анализ структуры балканской модели мира показал, что эвиденциальность характерна для ее матрицы, будучи связанной с такими существенными бинарными оппозициями, как видимый/невидимый, внутренний/внешний, свой/чужой и др. Категория эвиденциальносги рассматривается нами как частичный балканизм, объединяющий (в данном случае — трехчленный) фрагмент балканского языкового союза Поэтому выбор для анализа болгарского, македонского и албанского языков — членов балканского языкового союза, которые, среди прочего, объединены также грамматикализованной эвиденциальносгыо, представляется оправданным.
1. Общее в системе и функционировании категории эвиденциальности
Как на уровне форм, так и на уровне значений грамматических маркеров КЭ, между рассмотренными языками было обнаружено большое количество схождений. Несвидетельские формы в болгарском, македонском и албанском восходят к формам перфекта и состоят из двух элементов: вспомогательного глагола съм/сум^ат 'быть' и причастия (в болгарском и македонском — причастия нал). Механизм образования новых несвидетельских форм во всех трех язьжах сходен, ср.: у hid f(y) макед. nuuteiU(pltAUS) болгар. пишеШ(р1{Аа) албанск. shkruan^^s) пишел CU(pRAEs.EvJM'f.EK/PbRF) СИ nillUCUl(pRAES.EvJluPF.Ev./PERh■) shkruake(pn4Es.Ev.)
136 бил CU nilCCUl(pERI.-Ev./Pl.us(j.Ev.) си бил пишал(РЕХ].\ev./plusq.ev.) paske shkruar(PrjtKEv.)
135 Глагол jam 'быть' также используется, но только для возвратного залога.
136 Собственно, shk)-ua[r] + ke, инвертированная форма перфекта с апокопированным причастием (ke shkruar^pERF)).
Список значений, которые принимают несвидетельские формы в болгарском, македонском и албанском языках, практически совпадает (адмиративность, конклюзивность, репортативность и эпистемическая оценка присутствуют в списке значений и болгарских, и македонских и албанских НСФ; констатация состояния и результативность характерны только для болгарских и македонских форм, но могут передаваться также северногегскими НСФ).
Набор лексических эвиденциальных маркеров в каждом из языков, конечно, различается, но некоторые его элементы также совпадают. Так, и в македонском, и в албанском используются маркеры foa/gjoja и демек/demek. Во всех трех языках значительное место в списке маркеров занимают заимствования (помимо перечисленных маркеров, заимствованных из турецкого, вспомним также болгарский маркер май, заимствованный из румынского). Некоторые из этих лексических маркеров также значительно распространены в остальных балканских языках, например дгмек/demek (албанский, аромунский, македонский, сербский, некоторые болгарские диалекты) и foa/gjoja (албанский, македонский, сербский, некоторые болгарские диалекты), что позволяет относить их к балканизмам (Budziszewska 1983).
Лексические маркеры болгарского, македонского и албанского языков были описаны по единой схеме (см. главу II, § 1), что дало возможность говорить об инвентаре и иерархии значений. Прежде всего, болышя часть маркеров многозначна, и наиболее часто эвиденциальному значению в их семантике сопутствует эпистемическое. Это мы наблюдаем в болг. уж, макед. демек и roa, албанск. demek, gjoja, kinse; при этом основным значением может быть как эвиденциальное (албанск. demek), так и эпистемическое (болг. уж, макед. roa, албанск. gjoja и kinse). Иногда маркер может иметь и другие значения (напр., значение «необоснованного предположения» у болг. май), связанные с эвиденциальностью опосредованно.
Введение понятий аналитическое/холистическое прочтение, заимствованных у П. Кехайова (Kehayov 2008), позволило описать совместное употребление лексических и грамматических маркеров. В болгарском в таких конструкциях на первый план выходит эпистемическая оценка (достоверность/недостоверность), а в македонских — видо
I "XI временные оппозиции . Предварительный подход к проблеме межбалканского перевода (§ 2 второй главы) позволяет указать на важность анализа переводных конструкций с лексическими и грамматическими маркерами с точки зрения аналитического/холистического прочтения (в частности, показано, как албанская конструкция <{£}о)(Лер | ¿V + №и1т», требующая холистического прочтения, переводится на македонский при помощи конструкции «наводноЕу + НСФер», требующей аналитического прочтения. Лексический маркер наводно отвечает за репортативный компонент значения, а НСФ — за эпистемический).
Функционирование эвиденциальмости в фольклорных текстах показывает значительное количество схождений: во всех трех языках чередование между свидетельскими/несвидетельскими формами играет роль средства маркирования, причем маркируются как отдельные группы глаголов (в болгарском и македонском несвидетельские формы маркируют глаголы движения, а свидетельские — глаголы речи; в албанском НСФ маркируют отдельные глаголы, которые играют особую роль в структуре текста «Баллады.»), так и отдельные элементы текста: зачины, концовки, стыки между эпизодами и некоторые словесные формулы. Наибольшее количество схождений с болгарскими текстами в отношении функционирования эвиденциальности показывают северногегские тексты.
2. Различное в системе и функционировании категории эвиденциальности
Общее не должно заслонять собой различное. Эвиденциальность по-разному представлена в глагольной системе рассматриваемых языков. Проще всего картина в албанском: все формы легко различимы (и по структуре, и по составным элементам). В македонском перфект I омонимичен НСФ аориста, что создает для него «постоянное "ощущение присутствия"» эвиденциальности (Цивьян 1990: 175). В болгарском ситуация гораздо более запутанна (указывается, что у перфекта и НСФ аориста и НСФ имперфекта разные парадигмы, но эта разница сводится только к опущению связки в третьем лице, а затем оказывается, что есть случаи, когда перфект используется без связки, а НСФ
137 В литературном албанском языке несвидетельские формы употребляются исключительно редко, поэтому поиск по текстам дает крайне незначительный объем материала. аориста и имперфекта — со связкой), что приводит к частичной омонимии перфекта и некоторых НСФ в ряде контекстов.
В албанском мы имеем дело с бинарной оппозицией несвидетелъские/нейтрапьные формы, а в болгарском и македонском оппозиция тернарная: несвидетельские/свидетелъские/нейтралъные формы (см. §§3.1.3 и 3.2.3 первой главы). Кроме того, если в болгарском можно говорить о почти полной парадигме НСФ (в некоторых работах утверждается, что для каждой нейтральной или свидетельской формы можно образовать несвидетельскую, однако некоторые формы чрезвычайно редко встречаются в текстах), то в македонском не существует консенсуса по тому, какие формы может образовывать македонский глагол (списки форм в разных работах и грамматиках различаются). В албанском несвидетельские формы могут быть образованы для каждой нейтральной личной формы, кроме аориста.
Существует также некоторое количество незначительных различий между значениями, которые могут принимать несвидетельские формы: албанские НСФ регулярно выражают эмоциональную оценку действия (не обязательно положительную), а для балканославянских НСФ выражение эмоций возможно только как дополнительное значение, выводимое из контекста; в литературном албанском, в отличие от болгарского и македонского, значение констатации состояния и результатива зарезервировано за
1 10 перфектом, который не может быть омонимичен НСФ ; оптативность, находящаяся на периферии значений болгарских и македонских НСФ, не выделяется в кругу значений албанских НСФ; различается иерархия значений НСФ: в болгарском и македонском адмиративное употребление является вторичным для этих форм, а в албанском — первичным.
Различается частота использования форм в текстах: наиболее часто НСФ используются в болгарском и македонском, где возможно найти значительные фрагменты текста, целиком выдержанные в НСФ. Наиболее редко НСФ встречаются в албанском.
Сходства и различия зависят от ареальных факторов: так, наиболее похоже на употребление и круг значений НСФ в болгарском и македонском то, как эти формы используются в некоторых северногегских текстах. В то же время, есть значительное
138 Хотя в северногегских говорах существует так называемый инвертированный перфект, который может быть омонимичен НСФ. количество албанских диалектов, где грамматикализованная эвиденциальность просто отсутствует.
Это сплетение сходного и различного — еще одно проявление амбивалентности балканской модели мира как «целостности и единства, образованного дискретным и разным» (Цивьян 1990:76).
Что касается лексических маркеров, то здесь следует отметить большую важность типологических факторов по сравнению с факторами, проистекающими из родства языков (в болгарском и македонском списках формально совпадает только один маркер — според, а в македонском и албанском — два, демек/йетек и foa/gjoja). Инвентарь значений формально близких маркеров также может различаться, ср. болг. и макед. според, макед. и албанск. демек/йетек и foa/gjoja.
Такие родственные языки, как болгарский и македонский, различаются и с точки зрения совместного использования лексических и грамматических маркеров. Помимо прочих совпадающих факторов, в болгарском для употребления НСФ после лексического маркера важна эпистемическая оценка действия, а в македонском — предшествует ли действие, о котором идет речь, акту сообщения или следует за ним, то есть, на первый план выходит система видо-временных оппозиций.
3. Теоретическое и практическое приложение результатов диссертационной работы
Существует ряд теоретических проблем, общих для изучения болгарской, македонской и албанской эвиденциальности. Это прежде всего проблемы метаязыка описания, многозначности форм/лексических маркеров и избирательности при маркировании.
В настоящей диссертационной работе разработана единая классификация грамматических маркеров описываемых языков. Грамматическим формам дается единообразное описание, а их значения интерпретируются в рамках общей системы понятий. Выделены списки наиболее частотных лексических маркеров, их значения также проинтерпретированы в рамках единой системы понятий. Основным исходным пунктом является представление о болгарском, македонском и албанском как о языках, находящихся в «свойстве» и представляющих фрагмент балканского языкового союза, что позволяет исследовать сходства и различия между ними sub specie современных концепций балканистики.
В работе предлагается возможное решение проблемы многозначности форм/лексических маркеров. Как уже было сказано, во всех трех языках грамматические маркеры эвиденциальности имеют также эпистемическое значение. Учитывая, что большинство проанализированных лексических маркеров также имеют несколько значений (чаще всего репортативное и эпистемическое, причем на первый план может выходить как одно, так и другое), в конструкциях с совместным употреблением лексических и грамматических маркеров мы имеем дело с принципиально неоднозначной ситуацией. Здесь на помощь приходит разработанная П. Кехайовым дихотомия аналитическое/холистическое прочтение, которая позволяет дает возможность описывать значения таких конструкций в целом и входящих в них грамматических маркеров по отдельности. Данная методика успешно опробована в настоящей работе на сопоставимом болгарском, македонском и албанском материале.
Проблема избирательности при маркировании поднималась еще в монографии Т.В. Цивьян «Лингвистические основы балканской модели мира» (Цивьян 1991). Для того, чтобы успешно функционировать в тексте, эвиденциальности не нужно маркировать все формы, и она существует через серию включений. В настоящей диссертационной работе избирательность при маркировании подробно анализируется, что позволяет прийти к следующим выводам: во многих болгарских и македонских, а в некоторой мере и в албанских текстах НСФ появляются в ключевых точках структуры текста, а СФ — во второстепенных, что связано с их первоначальным значением «несобственная уб. собственная информация». К ключевым точкам относятся начало и конец, а также переходы между эпизодами. В болгарских и македонских вариантах «Баллады о мертвом брате» отмечаются также глаголы движения, поскольку они занимают важное место в структуре текста. Для албанских песен был составлен список глаголов, которые маркируются чаще всего, и оказалось, что они также играют важную роль в композиции песен. Всё это, в конечном счете, используется автором/исполнителем/сказшиелел/, чтобы, во-первых, отделить пространство текста песни от обыденной речи и, во-вторых, отметить наиболее важные точки в структуре текста. То есть, функционирование эвиденциальности сводится к управлению вниманием слушателя.
У настоящего диссертационного исследования есть и ряд практических результатов. Это прежде всего словарь лексических эвиденциальных и эпистемических маркеров в балканских язьжах, разработанный на основании теоретических выводов работы (приложение I). Затем, составлен указатель болгарских, македонских и албанских версий «Баллады о мертвом брате» с начальными и конечными строками, который может иметь самостоятельное значение для фольклористов (приложение ПГ). Для трёх албанских версий «Баллады.» (МБ 85, МБ 86, МБ 87) впервые даётся близкий к тексту пересказ на один из европейских языков (в данном случае -— русский; приложение IV). Девятнадцать переводов версии МБ 80 на современные болгарский, македонский и албанский литературные языки, полученные в результате лингвистического эксперимента, представляют собой структурированный языковой материал для дальнейших сопоставительных исследований в области грамматики балканских языков (приложения У-УПГ).
Список научной литературыМакарцев, Максим Максимович, диссертация по теме "Славянские языки (западные и южные)"
1. Алексова 2003 — К. Алексова. Адмиративът в съвременния български език.1. София, 2003.
2. Андрейчин 1944 — Л. Андрейчин. Основна българска граматика. София, 1944.
3. Андрейчин 1949 — Л. Андрейчин. Грамматика болгарского языка. М., 1949.
4. Андрейчин 1952 — Л. Андрейчин. Къв въпроса за аналитичния характер насъвременния български език // БЕ, №1-2, 1952. С. 20-30.
5. Андрейчин 1949 — Л. Андрейчин. Грамматика болгарского языка. М., 1949.
6. Андрейчин 1974 — Л. Андрейчин. По въпроса за изпускането на спомагателнияглагол е, са в минало неопределено време и в съставно именно сказуемо // БЕ, № 6,1974. С. 536-538.
7. Арутюнова 2000 — Н.Д. Арутюнова. Показатели чужой речи де, дескать, мол. Кпроблеме интерпретации речеповеденческих актов // Н.Д. Арутюнова (ред.). Язык о языке, М. 2000. С. 437-453.
8. Арутюнова 2002 — Н.Д. Арутюнова. Вступление. В целом о целом. Время ипространство в концептуализации действительности // Н.Д. Арутюнова (ред.). Логический анализ языка. Семантика начала и конца. М., 2002. С. 3-18.
9. Асенова 1989 — П. Асенова. Балканско езикознание. София, 1989. (Второеиздание: П. Асенова. Балканско езикознание. Велико Търново, 2002.)
10. Асенова 2004 — П. Асенова. Преизказването на глаголното действие вбългарския език — проява на балканския манталитет? // Българистични студии. София, 2004. С. 34-43.
11. Баева 2000 — А. Баева. Време на глагола и разказвателните системи в българскиякнижовен език. Шумен, 2000.
12. Балади 1993 — Български народни балади и песни с митически и легендарнимотиви. (Сборник за народни умотворения и народопис. Кн. ЬХ. Ч. 2.) София, 1993.
13. Бенвенист 1974 ■— Э. Бенвенист. Общая лингвистика. Москва, 1974.
14. Березкин 2009 — Ю.Е. Березкин. Тематическая классификация и распределениефольклорно-мифологических мотивов по ареалам. Аналитический каталог, http://www.ruthenia.ru/folklore/bere2kin/ (ноябрь 2009).
15. Бирнбаум 1985 -X. Бирнбаум. О двух направлениях в языковом развитии // ВЯ,2, 1985. С. 35-47.
16. БК 1860 — За българската граматика на Г. Мирковича // Блъгарскы книжици, III,кн. 20, 1860. С. 162-169.
17. БНТ — Българско народно творчество в тринадесет тома. София, 1961-1963.
18. Божков 1984 — Р. Божков. Димитровградският (царибродският) говор. София,1984. (Трудове по българска диалектология. Книга XII.)
19. Бондарко 1971 —A.B. Бондарко. Грамматическая категория и контекст. Л., 1971.
20. Бояджиев 1972 — Т. Бояджиев. Говорът на с. Съчанли, Гюмюрджинско. София,1972. (Трудове по българска диалектология. Книга VII.)
21. Бояджиев 1979 — Т. Бояджиев. Говорът на тракийските преселници в с. Орешник,
22. Елховско // К. Мирчев, Хр. Топалова (ред.). Българска диалектология. Проучвания и материали. Книга XI. София, 1979. С. 3-78.
23. Бояджиев и др. 1998 — Т. Бояджиев, И. Куцаров, Й. Пенчев. Съвремененбългарски език (фонетика, лексикология, морфология, синтаксис). София, 1998.
24. БФП 1994 — Л. Даскалова-Перковска, Д. Добрева, Й. Коцева, Е. Мицева.
25. Български фолклорни приказки. Каталог. София, 1994.
26. Валтер 1989 —X. Валтер. По въпроса за наклоненията в съвременния българскикнижовен език // ЕЛ, № 1, 1989. С.3-9.
27. Васева 1990 —- И. Васева. Использование частиц для выражения пересказывания вболгарском и русском языках // Славистични изследвания, 6, 185-200.
28. Васева 2003 — И. Васева. Косвенная речь в болгарском и русском языках //
29. Русистика 2003: Язык, коммуникация, культура. Шумен (использована электронная публикация наhttp://www.russian.slavica.org/article650.html, 24.11.09).
30. Виноградов 1947 — В.В.Виноградов. Русский язык. Грамматическое учение ослове. Москва-Ленинград, 1947.
31. Войников 1866 — Д. Войников. Кратка българска граматика. Пловдив, 1866.
32. Гамкрелидзе, Иванов 1984 — Т. Г. Гамкрелидзе, Вяч. Вс. Иванов.
33. Индоевропейский язык и индоевропейцы. I. Тбилиси, 1984.
34. Георгиев 1952 — Вл. Георгиев. Опит за периодизация на историята набългарския език // ИИБЕ, № 2, 1952. София, 1952.
35. Георгиев 1957 ■— Вл. Георгиев. Възникване на нови сложни глаголни форми съсспомагателен глагол «имам» // ИИБЕ, № 5, 1957. С. 40-50.
36. Георгиева 1980 — И. Георгиева. Пересказывательные формы болгарского глаголаи их перевод на русский язык // БЕ, 1980, 30. С. 506-512.
37. Герджиков 1984 — Г. Герджиков. Преизказването на глаголното действие вбългарския език. София, 1984.
38. Граматика 1983 — Граматика на съвремения български език. Том II.1. Морфология. София, 1983.
39. Граматика 1983 -— С. Стоянов и др. (ред.) Граматика на съвременния българскикнижовен език. Том II. Морфология. София, 1983.
40. Гълъбов 1965 — Л. Гълъбов. Говорът на с. Доброславци, Софийско // С. Кабасанов,
41. М.С. Младенов, С. Стойков (ред.). Българска диалектология. Проучвания и материали. Книга II. София, 1965. С. 3-118.
42. Демина 1959 — Е.И. Демина. Пересказывательные формы в современномболгарском литературном языке // Вопросы грамматики болгарского литературного языка. Москва, 1959. С. 313-378.
43. Демина 1970 — Е. Дьомина. Към историята на модалните категории набългарския глагол // БЕ, № 5, 1970. С. 410-420.
44. Демина 1973а — Е.И.Демина. К вопросу о генезисе модальных категорийболгарского индикатива // Типологические и сопоставительные методы в славянском языкознании. М., 1973.
45. Демина 19736 — Е.И.Демина. К вопросу о генезисе модальных категорийболгарского индикатива // Симпозиум по грамматической типологиисовременных балканских языков (15-16 января 1974 г.). Предварителные материалы. М., 1973. С. 13-17.
46. Демина 1974 — Е.И. Демина. Место прошедших времен в системе модальныхоппозиций болгарского индикатива // Езиковедски изследования в памет на проф. Ст. Стойков. София, 1974. С. 363-368.
47. Демина 2007 — Е.И. Демина. Социолингвистический аспект проблемы языковыхконтактов на Балканах // Межъязыковое влияние в истории славянских языков: социокультурный аспект. М., 2007. С. 136-155.
48. Демина 2008 — Е.И. Демина. К дискуссии о месте адмиратива в системеболгарского глагола // В търсене на смисъла и инварианта. Сборник в чест на 80-годишнината на проф. Дина С. Станишева. София, 2008. С. 173-180.
49. Демира. 1994 — Ш. ДемираШ. Балканска лингвистика. Скоп De, 1994.
50. Десницкая 1982 — A.B. Десницкая. К вопросу о значении и происхождении категорииадмиратива в албанском языке // MJ, № 32-33,1981-1982. С. 171-186.
51. Десницкая 1986 — A.B. Десницкая. К семантике албанского адмиратива // Вопросыязыка и литературы народов балканских стран. JL, 1986. С. 28-41.
52. Динеков 1993 — П. Динеков. В света на българската народна балада //
53. JI. Богданова и др. Български народни балади и песни с митически и легендарни мотиви. Част I. София, 1993. (СбНУ, кн. 60, ч. 1.) С. 24-37.
54. Жугра, Шарапова 1998 — A.B. Жугра, JI.B. Шарапова. Говор албанцев Украины
55. Ю.Г. Кузьменко (ред.). Этнолингвистические исследования. Взаимодействие языков и диалектов. СПб, 1998. С. 117-51.
56. Зализняк 2008 — A.A. Зализняк. Древнерусские энклитики. М., 2008
57. Иванов 1965 — Вяч. Вс. Иванов. Общеиндоевропейская, праславянская ианатолийская языковые системы. М., 1965.
58. Иванов 1977 — Й. Иванов. Български преселнически говори. Говорите от
59. Драмско и Сярско. Част I. Типологическа характеристика и описание на говорите. София, 1977. (Трудове по българска диалектология. Книга IX.)
60. Иванчев 1978 — С. Иванчев. Проблеми на развитието и функционирането намодалните категории в българския език // С. Иванчев. Приноси в българското и славянското езикознание. София, 1978. С. 80-91.
61. Кабасанов 1956 — С. Кабасанов. Говорът на с. Момчиловци, Смолянско //
62. Ст. Стойков (ред.). ИИБЕ, № 4, 1956. София, 1956. С. 5-102.
63. Кепески 1946 — К. Кепески. Македонска граматика. Скоп De, 1946.
64. Керемидчев 1954 — Г. Керемидчев. Народният певец дядо Вичо Бончев. София, 1954.
65. Кибрик 2003 — A.A. Кибрик. Анализ дискурса в когнитивной перспективе.
66. Диссертация в виде научного доклада, составленная на основе опубликованных работ, представленная к защите на соискание ученой степени доктора филологических наук. М., 2003.
67. Кметова 1986 — Т. Кметова. За английския превод на преизказните форми вновелата на Е. Станев «Когато скрежьт се топи» // СЕ, 1986,4. С. 41-47.
68. Ковачев 1968 — С, Ковачев. Троянският говор // М.С. Младенов, С. Стойковред.). Българска диалектология. Проучвания и материали. Книга IV. София, 1965. С. 161-242.
69. Козинцева 1994 — H.A. Козинцева. Категория эвиденциальности (проблемытипологического анлиза) // ВЯ, № 3, 1994. С. 92-104.
70. Конески 1967 — Б. Конески. Граматика на македонскиот литературен ja3HK.1. Скоще, 1967.
71. Конески 1986 — Б. Конески. Историй а на македонскиот ¡Пазик. Скоще, 1986.
72. Косеска-Тошева 1975 — В. Косеска-Тошева. Турцизъм ли е имперцептивнатамодалност в българския език? // EJI, № 4, 1975. С. 71-74.
73. Котова, Янакиев 2001 — Н. Котова, М. Янакиев. Грамматика болгарского языкадля владеющих русским языком. М., 2001.
74. Кочев 1969 — И. Кочев. Гребенският говор в Силистренско (с особен поглед къмлексикалната му система). София, 1969. (Трудове по българска диалектология. Книга V.)
75. Кузнецова 2004 — А.И. Кузнецова. Каким может быть статус эвиденциальностии ирреалиса? // Ю.А. Ландер и др. (ред.). Исследования по теории грамматики. Вып. 3. Ирреалис и ирреальность. М., 2004. С.88-106.
76. Куцаров 1978а — И. Куцаров. Преизказни модификатори в южните славянскиезици // СЕ 1978, № 4. С. 41-54.
77. Куцаров 19786 — И. Куцаров. Преизказни модификатори в източните славянскиезици // СЕ, № 5, 1978. С. 40-48.
78. Куцаров 1978в — И. Куцаров. Преизказни модификатори в западните славянскиезици // СЕ, № 6, 1978. С. 47-54.
79. Куцаров 1978г —- И. Куцаров. Функционално-семантически полета накатегорията преизказност в славянските езици // Славянска филология, т. 15. София, 1978. С. 391-401.
80. Куцаров 1984 — И. Куцаров. Преизказването в българския език. София, 1984.
81. Куцаров 1993 — И. Куцаров. Чешките и словашките преводни еквиваленти набългарските конклузивни форми // СЕ, № 6, 1993. С. 15-24.
82. Куцаров 1994 — Ив.Куцаров. Едно екзотично наклонение на българския глагол.1. София, 1994.
83. Куцаров 2007 — Ив. Куцаров. Теоретична граматика на българския език.
84. Морфология. Пловдив, 2007.
85. Кънчев 1968 — И. Кънчев. Говорът на с. Смолско, Пирдопско // М.С. Младенов,
86. Ст. Стоиков (ред.). Българска диалектология. Проучвания и материали. Книга IV. София, 1965. С. 5-160.
87. Леч 1971 —• Р. Леч. О специфическом характере грамматической интерференции,связанной с происхождением так называемых пересказывательных форм болгарского языка // Исследования по славянскому языкознанию. М., 1971. С. 173-181.
88. Лопашов 2008 — Ю.А. Лопашов. Греческая народная баллада об Арети //
89. Colloquia classica et indo-germanica — IV / H. H. Казанский (отв. ред.). СПб., 2008. (Acta lingüistica Petropolitana. Труды ИЛИ РАН. Т. IV. Ч. 1). С. 494-498.
90. Лорд 1994 — А.Б. Лорд. Сказитель. М., 1994.
91. Макарцев (в печати) — Макарцев, М.М. Категория эвиденциальности вбалканославянских сказках о судьбе: обманутые ожидания // Материалы XXXVI международной конференции филологического факультета СПбГУ.
92. Макарцев 2009 — M.M. Макарцев. Категория эвиденциальности в балканскихязыках: современный взгляд на проблему // Славяноведение, № 2, 2009. С. 74-90.
93. Макарцев 2009в — М.М. Макарцев. Финал «Баллады о мертвом брате»: пересказ,переключение кода и превращение // И. А. Седакова и др. (ред.). Переходы. Перемены. Превращения. (Балканские чтения 10. Тезисы и материалы.) М., 2009. С. 169-176.
94. Макарцев, Жерновенкова (в печати)—М.М. Макарцев, Т.Г. Жерновенкова. Болгарскийязык. Справочник по глаголам.; Учебник болгарского языка
95. Макарцев, Жерновенкова 2009 — М.М. Макарцев, Т.Г. Жерновенкова.
96. Болгарский язык. Справочник по грамматике. М., 2010.
97. Марковик 2007 — М.Марковик. Ароманскиот и македонскиот говор од охридскострушкиот регион во балкански контекст. Скоще, 2007.
98. Маслов 1956 — Ю.С. Маслов. Очерк болгарской грамматики. М., 1956.
99. Маслов 1962 — Ю.С. Маслов. К семантике болгарского конъюнктива // Ученыезаписки Ленинградского государственного университета. Кн. 316, вып. 64. С. 6-10.
100. Маслов 1981 — Ю.С. Маслов. Грамматика болгарского языка. М., 1981.
101. Миркович 1860 — Д.Г. Миркович. Кратка и методическа българска граматика.1. Цариград-Галата, 1860.
102. Мирто 2008 — Л>. Мирто. Начинот на изненаденост во албанскиот ja3HK иизразните ja3H4HH средства во македонскиот ja3HK // XXXV Научнаконференций — лингвистика (Охрид, 11.VIII.-28.VIII.2008). CKonje, 2008. С. 47-52.
103. Мирчев 1978 — К. Мирчев. Историческа граматика на българския език. София, 1978.
104. Мишеска-Томик 1984 — О. Мишеска-Томик. Прекажаноста како модалнакатсгорща // Зборник во чест на академикот Блаже Конески. Ciconje, 1984. С. 161-170.
105. Младенов 1969 — М.С. Младенов. Говорът на Ново Село, Видинско (принос къмпроблема на смесените говори). (Трудове по българска диалектология. Книга XII.) София, 1969.
106. Младенов 2008 — М. Младенов. Диалектология. Балканистика. Етнолингвистика.
107. Лингвистично наследство. София, 2008.
108. Молошная 1989 — Т.Н. Молошная. Категория пересказывания болгарскогоглагола (обзор) // Советское славяноведение, № 2, 1989. С. 63-78.
109. Николаева 1985 — Т.М.Николаева. Функции частиц в высказывании (наматериале славянских языков). М., 1985.
110. Николаева 2008 — Т.М. Николаева. Непарадигматическая лингвистика (Историяблуждающих» частиц). М., 2008.
111. Ницолова 2007 — Р. Ницолова. Модализированная эвиденциальная системаболгарского языка// B.C. Храковский (отв. ред.). Эвиденциальность в языках Европы и Азии. СПб., 2007. С. 107-196.
112. Ницолова 2008 — Р. Ницолова. Българска граматика. Морфология. София, 2008.
113. Падучева 1996 — Е.В. Падучева. Семантические исследования (Семантикавремени и вида в русском языке. Семантика нарратива). М., 1996.
114. Панева 1981 — К. Панева. Перевод болгарских пересказывательных форм нарусский язык // Болгарская русистика, 1981, № 5. С. 86-93.
115. Пенчев 1994 — Й. Пенчев. Модалност и време // СЕ 1994, № 6. С. 28-37.
116. Петроска2008 — Е. Петроска. За таканаречената прекажаност во македонскиотазик // Реферати на македонските слависти за XIV-от Мегународен славистички конгрес во Охрид, 10-16 септември 2008 година. CKonje, 2008. С. 269-277.
117. Плунгян 1990 — В.А. Плунгян. Общая морфология: введение в проблематику.1. Москва, 1990.
118. Плунгян, Гусев, Урманчиева 2008 — В. Плунгян, В.Гусев и А. Урманчиеваред.). Грамматические категории в дискурсе (=Исследования по теории грамматики 4). Москва, 2008.
119. Попов 1956 — К.Попов. Говорът на с. Габре, Белослатинско // Ст. Стойковред.). ИИБЕ, кн. IV. София, 1956. С. 103-176.
120. Попов 1967 — К.Попов. Нови данни за произхода на преизказните глаголниформи в българския език // EJI, 6, 1967.
121. Пропп 1928 — В.Я. Пропп. Морфология волшебной сказки. М., 1928.
122. Първев 1958 — Хр. Първев. Из «предисторията» на проблемата за преизказнотонаклонение // БЕ, № 4-5. С. 434-441.
123. Радулов 1870 — С. Радулов. Начална граматика за изучение на българский язик.1. Кн. I. Белград, 1870.
124. Ралев 1977 — JI. Ралев. Говорът на с. Войнягово, Карловско // К. Мирчев,
125. Т. Костова, X. Топалова (ред.). Българска диалектология. Проучвания и материали. Книга XVIII. София, 1977. С. 3-200.
126. Серебренников 1950 — Б.А.Серебренников. Краткий очерк грамматикиалбанского языка // Р.Д. Кочи и Д.И. Скенди (сост.). Краткий албанско-русский словарь. С. 385-464.
127. Славянские древности 1995- — Н.И.Толстой. Славянские древности.
128. Этнолингвистический словарь. Том I-. М., 1995.
129. Соболев 2001 — А.Н. Соболев. Болгарский широколыкский говор. Синтаксис.
130. Лексика духовной культуры. Тексты. (Materialen zum Südosteuropasprachatlas. Bd. 1.) Marburg an der Lahn, 2001.
131. Станков 1967 — В. Станков. Категории на индикатива в съвременния българскиезик // БЕ № 17, 1967. С. 330-44.
132. Станков 2009 — Л. Станков. Албански език. Фонетика, морфология, синтаксис,лексикология. София, 2009.
133. Стоилов 2000 — Стоилов А. П. Македонски народни умотворби. CKonje, 2000.
134. Стойков 1967 — Ст. Стойков. Банатският говор. (Трудове по българскадиалектология. Книга III.) София, 1967.
135. Стойков и др. 1956 — Ст. Стойков и др. Говорът на с. Говедарци, Самоковско //
136. Ст. Стойков (ред.). ИИБЕ, кн. IV. София, 1956. С. 255-338.
137. Стойков 1968 — Ст. Стойков. Българска диалектология. София, 1968.
138. Стойков, Бернщейн 1964 — Програма за събиране материали за Българскидиалектен атлас // Български диалектен атлас. Том I. Югоизточна България. Ст. Стойков, С.Б. Бернщейн. Част 2. Статии, коментари, показалци. София, 1964. С. 173-182.
139. Сытов 1979 — А.П. Сытов. Категория адмиратива в албанском языке и еебалканские соответствия // A.B. Десницкая (ред.). Проблемы синтаксиса языков балканского ареала. Л., 1979. С. 90-133.
140. Теодоров-Балан 1887 — Ал. Теодоров-Балан. Неуспех по български език внашите училища // Периодическо списание на Българското книжовно дружество в София, т. 21-22. С. 500-523.
141. Теодоров-Балан 1898 — Ал. Теодоров-Балан. Български език. Методична граматиказа долните класове на средни училища. Кн. I. Пловдив, 1898.
142. Теодоров-Балан 1899 — Ал. Теодоров-Балан. Български език. Методична граматиказа долните класове на средни училища. Кн. II. Пловдив, 1899.
143. Теодоров-Балан 1940 — Ал. Теодоров-Балан. Нова българска граматика. София, 1940.
144. Топоров 1980 — В.Н. Топоров. Модель мира // Мифы народов мира.
145. Энциклопедия. Том II. М., 1980. С. 181-184.
146. Топоров 1994 — В.H. Топоров. О мифопоэтическом пространстве. (Studi slavi, №2.) Pisa, 1994.
147. Тофоска 2008 — С.-С. Тофоска. Глаголски предикати-носителн наинформации.ата за евиденци□ алност во македонскиот и полскиот □азик // XXXV Научна конференцща — лингвистика (Охрид, 11.VIII.-28.VIII.2008). CKonje, 2008. С. 303-310.
148. Трифонов 1905 — Й. Трифонов. Синтактични бележки за съединението наминало действително причастие с глагола съм в новобългарския език // Периодическо списание на Българското книжовно дружество в София, т. 69, кн. 1-2. С. 1-40.
149. Умленски 1965 — И. Умленски. Кюстендилският говор. (Трудове по българскадиалектология. Книга I.) София, 1965.
150. Употреба 2009 — Употреба на корпуса Браун // http://dcl.bas.bg/corpus/bg/use/2109.2009).
151. Усикова 1986 — Р.П. Усикова. К вопросу о функционировании глагольныхвремен при передаче чужой речи в балканославянских языках // Вопросы языка и литературы народов балканских стран. Ленинград, 1986. С.41-54.
152. Усикова 2003 — Р.П. Усикова. Грамматика македонского литературного языка.1. М., 2003.
153. Фридман 1980 — В.А. Фридман. Адмиративност во балканските .азици:
154. Категорща против употреба // MJ, XXXI, 1980. С. 121-129.
155. Фридман 2009 — В. Ску'чевска Антик (ред.). Делото на академик Виктор1. Фридман. Скоп De, 2009.
156. Храковский 2007 — B.C. Храковский (отв. ред.). Эвиденциальность в языках
157. Европы и Азии. СПб., 2007.
158. Христов 1956 — Г. Христов. Говорът на село Нова Надежжа, Хасковско //
159. Ст. Стойков (ред.). ИИБЕ, кн. IV. София, 1956. С. 177-254.
160. Цепенков II — М.К. Цепенков. Фолклорно наследство. Т. 2. Вълшебни иновелистични приказки. София, 2001.
161. Цивьян 1973 — Т.В. Цивьян. Сюжет «приход мертвого брата» в балканскомфольклоре (к анализу сходных мотивов) // Труды по знаковым системам VI. (Ученые записки Тартуского государственного университета. Выпуск 308.) Тарту, 1973.
162. Цивьян 1987 — Т. ЦивШан. Кон категорийата на деиксисот во балканскиотазичен со Пуз (балканословенскиот фрагмент) // Прилози на МАНУ, Одделение за лингвистика и литературна наука, № 12, ч. 1. Скоп De, 1987. С. 121-129.
163. Цивьян 1990 — Т.В. Цивьян. Лингвистические основы балканской модели мира.
164. М., 1990. (переиздания: Модель мира и ее лингвистические основы. М., 2005; М., 2007).
165. Цивьян 1999 — Т.В. Цивьян. Движение и путь в балканской модели мира.
166. Исследования по структуре текста. М., 1999.
167. Цивьян 2008а — Т.В. Цивьян. Язык: тема и вариации. Кн. 1. Балканистика. Кн. 2.
168. Античность. Язык. Знак. Миф и фольклор. Поэтика. М., 2008.
169. Цивьян 20086 — Т.В. Цивьян. Концепт языкового союза и современнаябалканистика // Т.В. Цивьян. Язык: тема и вариации. Кн. 1. Балканистика. М., 2008.
170. Цонев 1911 — Б. Цонев. Определени и неопределени форми в българский език.
171. Ректорска реч, държана на 25.11.1910. София, 1911.
172. Цонев 1937 — Б. Цонев. История на българския език. Т. III. София, 1937.
173. Чвани 1990 — К. В. Чвани. Оппозиции (+/- дейксис), (+/- дистанция) и (+/—дискретность) в морфологии болгарского и английского глаголов // СЕ 1990, № 6. С. 5-13.
174. Шанова 1984 — З.К. Шанова. Адмиратив и аудитив в современном македонскомязыке // Зборник во чест на академикот Блаже Конески. CKonje, 1984. С. 245-251.
175. Шилдз 1990 — К. Шилдз. Заметки о происхождении основообразующихформантов в индоевропейском // ВЯ 1990, № 5.
176. Шишков 1872 — Т. Шишков. Началпа българска граматика. Търново-Цариград, 1872.
177. Шишманов 1896 — И. Шишманов. ПШсеньта за мъртвия брать въ поезията набалканскитй народи, часть I // СбНУ XIII. София, С. 474-570.
178. Шишманов 1898 — Шишманов И. ПШсеньта за мъртвия брать въ поезията набалканскитй народи. Ч. II-III // СбНУ, XV. София, 1898. С. 449-600; 1-186.
179. Щепкин 1909 — В.Н. Щепкин. Учебник болгарского языка. Москва, 1909.
180. Эйнтрей 1982 — Г.И. Эйнтрей. Албанский язык. Л., 1982.
181. Якобсон 1972 — P.O. Якобсон. Шифтеры, глагольные категории и русский глагол
182. О.Г. Ревзина (сост.). Принципы типологического анализа языков различного строя. М., 1972.
183. Adrados 1992 — Fr. Adrados. The new image of I.-E.: the history of a revolution //1.dogermanische Forschungen. Bd. 97. 1992.
184. Agalliu et al. 2002 — F. Agalliu, E. Angoni, Sh. Demiraj, A. Dhrimo, E. Hysa, E. Lafe,
185. E. Likaj. Gramatika e gjuhës shqipe. V. I. Morfologjija. Tiranë, 2002.
186. Aikhenvald 2003 — A. Aikhenvald. Evidentiality in typological perspective //
187. A. Aikhenvald, R. M. W. Dixon (eds.). Studies in evidentiality. (Typological Studies in Language 54.) Amsterdam Philadelphia, 2003.
188. Aikhenvald 2004 — A. Aikhenvald. Evidentiality. Oxford, 2004.
189. Aikhenvald 2006 ■— A. Aikhenvald. Evidentiality in Grammar // Encyclopedia oflanguage and linguistics, 2nd electronic edition. Oxford, 2006.
190. Aikhenvald, Dixon 2003 — A. Aikhenvald, R. M. W. Dixon (eds.). Studies inevidentiality. (Typological Studies in Language 54.) Amsterdam -Philadelphia, 2003.
191. Ajeti 1969 — I. Ajeti. Historia e gjuhës shqipe (Morfologjia historike). Prishtinë, 1969.
192. Aksu-Koç, Slobin 1986 — A.A. Aksu-Koç, D. Slobin. A psychological account of thedevelopment and use of evidentials in Turkish // W. Chafe, J. Nichols (eds.). Evidentiality: the linguistic coding of epistemology. Norwood, 1986. P. 159-167.
193. Alexander 2001 — R. Alexander. Bridging the descriptive chasm: The Bulgariangeneralized past" // Of all the Slavs my favorites: In honor of Howard I. Aronson. Indiana Slavic Studies 12, 2001. V.A.Friedman, D.L.Dyer (eds). Pp. 1-29.
194. Andrejczin 1938 — L. Andrejczin. Kategorie znaczeniowe konjugacji bulgarskiej.1. Krakow, 1938.
195. Arapi 2007 — F. Arapi. Shënime rreth këngës së "Motrës dhe vëllait të vdekur" në traditënpopullore shqiptare // F. Arapi. Këngë të moçme shqiptare. Tiranë, 2007. Ff. 7-118.
196. Aronson 1967 — H.I. Aronson. The Grammatical Categories of the Indicative in the
197. Contemporary Bulgarian Literary Language // To Honor Roman Jakobson, vol. I. the Hague, 1967. P.82-98.
198. AT — The types of the folktale. A classification and bibliography. A. Arne's
199. Verzeichnis der Maerchentypen (FF Communications No. 3), translated and enlarged by S. Thompson. Helsinki, 1961.
200. Atanasov 1990 — P. Atanasov. Le mégléno-roumain de nos jours. Hamburg, 1990.
201. Bastürk et al. 1996 — M. Bastürk, L. Danon-Boileau, M.-A. Morel. Valeur de -mi§ enturc contemporain // Z. Guentchéva (ed.). L'énonciation médiatisée. Louvain; Paris, 1996. P. 145-156.
202. Beci 1982 — B. Beci. E folmja e Mirditës // M. Domi (red.). Dialektologjia shqiptare,1.. Ff. 26-143.
203. Biber, Finnegan 1988 — D. Biber, E. Finegan. Adverbial Stance Types in English //
204. Discourse Processes, № 11. P. 1-34.
205. Biber, Finnegan 1989 — Styles of stance in English: Lexical and grammatical markingof evidentiality and affect // Text № 9, 93-124.
206. Boas 1911 — F. Boas. Handbook of American Indian languages. Part 1. Smithsonian1.stitution. Bureau of American Ethnology Bulletin 40, 1911.
207. Brunnbauer 2002 — U. Brunnbauer. The Implementation of the Ohrid Agreement:
208. Ethnic Macedonian Resentments // Journal of ethnopolitics and minority issues in Europe, 2002, 1. P. 1-24.
209. Buchholz, Fiedler 1987 — O. Buchholz, W. Fiedler. Albanische Grammatik. Leipzig, 1987.
210. Budi 1618 — P. Budi. Dottrina Christiana. Roma, 1618.
211. Budi 1621 —P. Budi. Speculum Confessionis. Roma, 1621.
212. Burkhart 1966 — D. Burkhart. Nachträge zum Lenoren-Motiv auf dem Balkan // 1er
213. Congrès international des études balkaniques et sud-est européennes. Résumés des communications. I. Littérature. II. Folklore. Sofia, 26. VIII-1er IX 1966. Sofia, 1966. P. 110-115.
214. Diskutime. Prishtinë, 1975.195. Çabej 1979 — E. Çabej. Zu einigen Erscheinungen der albanischen Sprachgeschichteund deren balkanischen Zusammenhängen // Studia Albanica № 16-2, 1979. P. 86-104.
215. Caracostea 1929 — D. Caracostea. Lenore. O problemä de literatura comparatä §ifolclor. Bucureçti, 1929.
216. Chafe 1986 — W. Chafe. Evidentiality in English conversation and academic writing //
217. W. Chafe, J. Nichols (eds.). Evidentiality: the linguistic coding of epistemology. Norwood, 1986. P. 261-272.
218. Chafe, Nichols 1986 — W. Chafe, J. Nichols (eds.). Evidentiality: the linguistic codingof epistemology. Norwood, 1986.
219. Chvany 1985 — C. Chvany. Backgrounded Perfectives and Plot Line Imperfectives:
220. Toward a Theory of Grounding in Text // The Scope of Slavic Aspect, Flier, M., and A. Timberlake (eds.). Columbus: Slavica. P. 247-73.
221. Chvany 1988 — Chvany C. Distance, Deixis and Discreteness in Bulgarian and English
222. Verb Morphology // A. Schenker (ed.). American Contributions to the Tenth International Congress of Slavists: Linguistics. Columbus, 1988. P. 69-90.201. de Haan 1999 — F. de Haan. Evidentiality and epistemic modality: setting boundaries
223. Z. Frajzyngier, A. Hodges and D.S. Rood (eds.). Linguistic Diversity and Language Theories. Amsterdam-Philadelphia, 2005. P. 379-397.
224. DeLancey 2001 — S. DeLancey. The mirative and evidentiality // Journal of pragmatics,33,2001. P. 369-382.
225. Demiraj 1971a — Sh. Demiraj. Habitorja dhe mosha e saj // Studime filologjike, № 25,1971/1. F. 71-77.
226. Demiraj 1971b — Sh. Demiraj. Morfologjija e gjuhes se sotme shqipe. Prishtines, 1971.
227. Demiraj 1971c — Sh. Demiraj, N.Cikuli. Gramatika e gjuhes shqipe. I. (Fonetika,leksikologjia, morfologjia). Tirana, 1971.
228. Demiraj 2002 — Sh. Demiraj. Gramatike historike e gjuhes shqipe. Tirane, 2002.
229. Dendale, Tasmowski 2001 — P. Dendale, L. Tasmovski. Introduction. Evidentiality andrelated notions // Journal of pragmatics, № 33, 2001. P. 339-348.
230. Domi 1969-1990 — M. Domi (red.). Dialektologjia shqiptare. Veil. I-VI. Tirane, 1969-1990.
231. Domi et al. 1976 — M. Domi, A. Dhrimo, E. Angoni, E. Hysa, E. Lafe, E. Likaj,
232. F. Agalliu, Sh. Demiraj. Fonetika dhe Gramatika e gjuhes se sotme letrare shqipe, vol. II, Morfologjia. Tirana, 1976.
233. Donabédian 2001 — A. Donabédian. Towards a semasiological account of evidentials: Anenunciative approach of -er in Modern Western Armenian // Journal of pragmatics, № 33,2001. P. 421-442.
234. Dozon 1878 — O. Dozon. Manuelle de la langue chkipe ou albanaise. Paris, 1878.
235. Duchet, Përnaska 1996 — Duchet J.-L., R.Përnaska. L'admiratif albanais: recherched'un invariant sémantique // Z. Guentchéva (ed.). L'énonciation médiatisée. Louvain; Paris, 1996. P. 31-46.
236. Dwyer 2000 — A. Dwyer. Direct and indirect experience in Salar // — L. Johanson,
237. B. Utas. (eds.). Evidentials: Turkic, Iranian and neighbouring languages (Empirical approaches to language typology 24). Berlin, New York, 2000. P. 45-59.
238. Elsie 2001 — R. Elsie. A dictionary of Albanian religion, mythology and folk culture.1.ndon, 2001.
239. Encyclopedia 2006 — Oxford electronic encyclopedia of language and linguistics.1. Oxford, 2006.
240. Feuillet 1996 — J.-P. Feuillet. Réflections sur les valeurs du médiatif// Z. Guentchévaed.). L'énonciation médiatisée. Louvain; Paris, 1996. P. 71-86.
241. Fici 2001 — F. Fici. Macedonian perfect and its modal strategies // MJ, № 51-52, 2001.1. P. 61-86.
242. Fiedler 1968 — W.Fiedler. Zu einigen problemen des admirativs in den
243. Balkansprachen // Actes du premier congres international des etudes balkaniques et sud-est européennes VI. Sofia 1968. P. 367-369.
244. Fiedler 2006 — W. Fiedler. Einführung in die Albanologie. Meißen, 2006.
245. Fielder 1994 — G.E. Fielder. The origin of evidentiality in the Balkans: Linguisticconvergence or conceptual convergence? // Paper delivered at the Seventh International Congress of Southeast European Studies, Thessaloniki, August-September. 1994.
246. Fielder 1995 — G.E. Fielder. Narrative perspective and the Bulgarian 1-participle //
247. Slavic and East European Journal № 39, 1995. P. 585-600.
248. Fielder 1996 — G.E. Fielder. Distance as a prototypical verbal category in Bulgarian //
249. Balkanistica № 9, 1996. P. 211-215.
250. Fielder 1996 — G.E. Fielder. The Relationship Between the ima ('have') Perfect, thesum ('be') Perfect and Auxiliary Loss in Macedonian and Bulgarian //
251. Studies in Macedonian Language, Literature and Culture. Skopje, 1996. P. 177-85.
252. Fielder 1997 — G.E. Fielder. The Discourse Properties of Verbal Categories in
253. Bulgarian and Implications for Balkan Verbal Categories // Balkanistica № 1997,10. P. 162-83.
254. Fielder 1998 ■— G.E. Fielder. Discourse Function of Past Tenses in Pre-Modern Balkan
255. Slavic Prose // A. Timberlake, and M. Flier (eds). Proceedings of the 12th International Congress of Slavists. Columbus, 1998. P. 344-61.
256. Fielder 1999a — G.E. Fielder. The Origin of Evidentiality in the Balkans: Linguistic
257. Convergence or Conceptual Convergence? // Mediterranean Language Review, № 11,1999. P. 60-89.
258. Fielder 1999b — G.E. Fielder. Auxiliary Variation in Eastern Macedonian Dialects: A
259. Discourse Analysis of Pehcevo Oral Narrative // Indiana Slavic Studies 10. P. 57-69.
260. Fielder 2001 — G.E. Fielder. Questioning the Dominant Paradigm: An Alternative
261. View of the Grammaticalization of the Bulgraian Evidential // V.A. Friedman and D.L. Dyer (eds). Of All the Slavs My Favorites (=Indiana Slavic Studies 12). Bllomington, 2001. P. 1-31.
262. Fielder 2003 — G.E. Fielder. A Phoenix from the Ashes: The Resurrection of the
263. Bulgarian Perfect // International Journal of Slavic Linguistics and Poetics, № 44/45, 2002/2003. P. 1-19.
264. Fielder 1995 — G.E. Fielder. Narrative Perspective and the Bulgarian 1-Participle //
265. Slavic and East European Journal, № 39, 1995. P. 585-600.
266. Fielder 2000 — G.E. Fielder. The Perfect in Eastern Macedonian Dialects // Зборникреферата од четвртата македонско-североамериканска славистичка конференцща за македонистика "Македонски ja3HK, литература и култура". Охрид, 2000. С. 137-146.
267. Fitneva 2001 — S. Fitneva. Epistemic marking and reliability judgments: Evidence from
268. Bulgarian // Journal of pragmatics, № 33,2001. P. 401-420.
269. Frasheri 1886 — S. Frasheri. Shkronjetore e gjuhese shqip. Bukuresht, 1886.
270. Friedman 1976 •—• V.A. Friedman. Dialectal synchrony and Diachronic Syntax: the
271. Macedonian Perfect// S.B. Steever et al. (eds.). Papers from the Parasession on Diachronic Syntax. Chicago, 1976. P. 96-104.
272. Friedman 1980 — V.A. Friedman. The Study of Balkan Admirativity: Its History and
273. Development // Balkanistica 6, 7-30.
274. Friedman 1981 — V.A. Friedman. Admirativity and Conflrmativity // Zeitschrifl fur
275. Balkanologie 17:1. P. 12-28.
276. Friedman 1982 — V.A. Friedman. Reportedness in Bulgarian: Category or Stylistic
277. Variant?" Slavic Linguistics and Poetics: Studies for Edward Stankiewicz on His Sixtieth Birthday, Naylor, K.E., et al. (eds) (^International Journal of Slavic Linguistics and Poetics 25/26). P. 149-63.
278. Friedman 1982b — V.A.Friedman. Admirativity in Bulgarian Compared with
279. Albanian and Turkish // Kosev, D. (ed.). Bulgaria: Past and Present, vol. 2, Sofia, 1982. P. 63-67.
280. Friedman 1986 — V.A. Friedman. Evidentiality in the Balkans: Bulgarian, Macedonianand Albanian // W. Chafe, J. Nichols (eds.). Evidentiality: the linguistic coding of epistemology. Norwood, 1986. P. 168-187.
281. Friedman 1988 — V.A. Friedman. The Category of Evidentiality in the Balkans and the
282. Caucasus // Schenker, A. (ed.). American Contributions to the Tenth International Congress of Slavists, Linguistics, Columbus, 1988. P. 121-139.
283. Friedman 1994 — V.A. Friedman. Surprise! Surprise! Arumanian has had an
284. Admirative! // Indiana Slavic Studies, № 7, 1994. P. 79-89.
285. Friedman 1998 — V.A. Friedman. The Grammatical Expression of Presumption and
286. Related Concepts in Balkan Slavic and Balkan Romance // M. Flier and A. Timberlake (eds). American Contributions to the 12th International Congress of Slavists, 1998. Bloomington, 1998. P. 390-405.
287. Friedman 1999 — V.A. Friedman. Evidentiality in the Balkans // Hinrichs U., (ed.).
288. Handbuch der Stidosteuropa-Linguistik, Wiesbaden, 1999. P. 519-544.
289. Friedman 2000 — V.A. Friedman. Confirmative/Nonconfirmative in Balkan Slavic,
290. Friedman 2002 — V.A. Friedman. Macedonian. (Languages of the World /
291. Materials 117). Miinich, 2002.
292. Friedman 2003 — V.A. Friedman. Evidentiality in the Balkans with special attention to
293. Macedonian and Albanian // A. Aikhenvald, Dixon, R.M.W. (eds.). Studies in Evidentiality. Amsterdam, 2003. P. 189-218. (Typological Studies in Language 54).
294. Givön 1982 — T. Givön. Evidentiality and epistemic space // Studies in laguage, № 6,1982. P. 23-49.
295. Graves 2000 — N. Graves. Macedonian — a language with three perfects? // Ö. Dahled.). Tense and Aspect in the Languages of Europe. (Empirical approaches to language typology. EUROTYP 20-6.). Berlin, New York, 2000. P. 479-494.
296. Guentchéva 1996 — Z. Guentchéva (ed.). L'énonciation médiatisée. Louvain; Paris, 1996.
297. Guentchéva 1996a — Z. Guentchéva. Le médiatif en Bulgare // Z. Guentchéva (ed.).1.énonciation médiatisée. Louvain; Paris, 1996. P. 47-70.
298. Guentchéva 2007 — Z. Guentchéva, Landaburu, J. (eds.). L'énonciation médiatisée II.1. traitment épistémologique de l'information: illustrations amérindiennes et caucasiennes, Louvain/ Paris/Dudley/MA, 2007.
299. Hinrichs 1989a — U. Hinrichs. Die delokutiven Partikeln des Russischen // H. Weydt
300. Hg.). Sprechen mit Partikeln. Berlin, New York, 1989. S. 82-95.
301. Hinrichs 1989b — U. Hinrichs. Abtönung und Renarration in der serbischen
302. Umgangssprache // Zeitschrift für Balkanologie 1989, 25. P. 48-59.
303. Hinrichs 1983 — U. Hinrichs. Die sogenannten „Vvodnye slova" (Schaltwörter,
304. Modalwörter) im Russischen (eine sagenanalytische Untersuchung). Wiesbaden, 1983.
305. Hopper 1979 — P. Hopper. Aspect and Foregrounding in Discourse // Syntax and
306. Semantics: Discourse and Syntax, vol 12. Hopper, P. (ed.). New York, 1979. P. 23-41.
307. Hopper 1982 — P. Hopper. Aspect between Discourse and Grammar: An Introductory
308. Essay for the Volume // Tense-Aspect: Between Semantics and Pragmatics. Hopper, P. (ed.). Amsterdam-Philadelphia, 1982. P. 3-18.
309. Hopper and Thompson 1984 — P. Hopper, S. Thompson. Transitivity in Grammar and
310. Discourse // Language, № 56, 1984. P. 251-99.
311. Jacobsen 1986 — W. Jacobsen. The heterogenity of evidentials in Makah // W. Chafe,
312. J.Nichols (eds.). Evidentiality: the linguistic coding of epistemology. Norwood, 1986. P. 3-28.
313. Jacobson 1957 — R.O. Jakobson. Shifters, Verbal Categories, and the Russian Verb.1. Cambridge, 1957.
314. Johanson 2000 — L. Johanson. Turkic Indirectives // L. Johanson, B. Utas. (eds.).
315. Evidentials: Turkic, Iranian and neighbouring languages (Empirical approaches to language typology 24). Berlin, New York, 2000. P. 61-89.
316. Johanson 2003 — L. Johanson. Evidentiality in Turcic // A. Aikhenvald and
317. R.M.W. Dixon (eds.). Studies in Evidentiality. (Typological Studies in Language 54.) Amsterdam, 2003. P. 273-290.
318. Johanson, Utas 2000 — L. Johanson, B. Utas. (eds.). Evidentials: Turkic, Iranian andneighbouring languages (Empirical approaches to language typology 24). Berlin, New York, 2000.
319. Joseph 2003 — B.D. Joseph. Evidentials: Summation, questions, prospects //
320. A. Aikhenvald and R.M.W. Dixon (eds.). Studies in Evidentiality. (Typological Studies in Language 54.) Amsterdam, 2003. P. 307-327.
321. Kenge popullore 1955 — Kenge popullore legjendare. Tirane, 1955.
322. Koseska-Toszewa 1977 — V. Koseska-Toszewa. System temporalny gwar bulgarskichna tie j?zyka literackiego. Wroclaw, Warszawa, Krakow, Gdansk, 1977.
323. Kyriak-Cankof 1852 — A. und D. Kyriak-Cankof. Grammatik der bulgarischen1. Sprache. Wien, 1852.
324. Labov 1972 — W. Labov. The Transformation of Experience in Narrative Syntax //1.nguage in the Inner City. Philadelphia, 1972. P. 354-96.
325. Labov, Waletsky 1967 — W.Labov, J. Waletsky. Narrative Analysis // J. Helm (ed.).
326. Essays on Verbal and Visual Arts. Seattle, 1967. P. 12-44.
327. Lafe 1975 — E. Lafe. Mbi habitoren dhe disa trajta të saj // Studime filologjike, № 2,1975. F. 143-151.
328. Lambertz 1922 — M. Lambertz. Albanische Märchen und andere Texte zuralbanischen Volkskunde. (Schriften der Balkankomission. Linguistische Abteilung 12.) Vienna, 1922.
329. Lambertz 1948 — Lambertz M. Albanisches Lesebuch. Mit Einfurung in diealbanische Sprache. I. Leipzig, 1948.
330. Lazard 2001 — G. Lazard. On the grammaticalization of evidentially // Journal ofpragmatics, № 33,2001. P. 359-367.
331. Levin-Steinmann 1999 — Levin-Steinmann A. Der bulgarische Renarrativ und der
332. Mythos von der selbständigen grammatischen Kategorie // B.Tosovic (Hrsg). Die grammatischen Korrelationen. Graz, 1999. S.151-164.
333. Levin-Steinmann 2004 —A. Levin-Steinmann. Die Legende vom Bulgarischen
334. Renarrativ. Bedeutung und Funktionen der kopulalosen 1-Periphrase. München, 2004. (Slavistische Beiträge, 437.)
335. Likaj 1997 — E. Likaj. Format analitike në gjuhën shqipe. Tiranë, 1997.
336. Lunt 1952 — H. Lunt. A grammar of the Macedonian standard language. Skopje, 1952.
337. Makartsev2010 — MakartsevM. The Elusive Evidentials in Translation: an Analysisof One Folklore Text // Balkanistica, № 23, 2010. P. 75-111.
338. Visaret e kombit II — Visaret e kombit. Vëllimi II. Kânge Kreshnikësh dhe Legjenda.mbl. dhe red. At B. Palaj, At D. Kurti). Tiranë, 1937.
339. Meydan 1996 — M. Meydan. Les emplois médiatifs de -miç en turc // Z. Guentchévaed.). L'énonciation médiatisée. Louvain; Paris, 1996. P. 125-144.
340. Mbledhës I, II, III — Mbledhës të hershëm të folklorit shqiptar (1635-1912). Veil. I-III.1. Tiranë, 1961-1962.
341. Mulroy 2006 — D. Mulroy. Traditional grammar // Oxford electronic encyclopedia oflanguage and linguistics. Oxford, 2006. P. 11270-11273.
342. Newmark 1957 — L. Newmark. Structural grammar of Albanian. Bloomington, 1957.
343. Nuyts 2001 — J.Nuyts. Subjectivity as an evidential dimension in epistemic modalexpressions // Journal of pragmatics, № 33,2001. P. 383-400.
344. Palmer 1986 — F.R. Palmer. Mood and modality. Cambridge, 2001.
345. Papahagi 1944 — T. Papahagi. Paralele folklorice (greko-române). Bukureçti, 1944.
346. Pekmezi 1908 — Gj. Pekmezi. Grammatik der albanesischen Sprache. Laut- und1. Formenlehre. Wien, 1908.
347. Plungian 2001 — V.A. Plungian. The place of evidentiality within the universalgrammatical space // Journal of pragmatics, № 33,2001. P. 349-357.
348. Rakhilina 1996 — E.V. Rakhilina. Jakoby comme procédé de médiatisation en russe //
349. Z. Guentchéva (ed.). L'énonciation médiatisée. Louvain; Paris, 1996. P. 299-304.
350. Ramat 1996 — P. Ramat. , Allegedly, John is ill again": Stratégies pour le médiatif // Z.
351. Guentchéva (ed.). L'énonciation médiatisée. Louvain; Paris, 1996. P. 287-298.
352. Roth 1979 — J.Roth. Die indirekten Erlebnisformen im Bulgarischen: Eine
353. Untersuchung zu ihrem Gebrauch in der Umgangssprache. (Slavistische Beiträge 130). Wiesbaden, 1979.
354. Rrokaj 2007 — Sh. Rrokaj. Çështje të habitores në përrallë // Sh. Rrokaj. Çështje tëgjuhës shqipe. Tiranë, 2007.
355. Sako 1984 — Z. Sako. The Albanian entombment and the other common Balkandifferent versions // Questions of the Albanian folklore. Tiranë, 1984. P. 155-165.
356. Sandfeld 1930 — K. Sandfeld. Linguistique balkanique. Problèmes et résultats. Paris, 1930.
357. Schaller 1975 — H.W. Schaller. Die Balkansprachen. Eine Einfuhrung in die
358. Balkanphilologie. Heidelberg, 1975
359. Schiffrin 1994 — D. S chiffrin. Variation Analysis // Approaches to Discourse.
360. Cambridge, 1994. P. 282-334.
361. Schlichter 1986 — A. Schlichter. The origines and deictic nature of Wintu evidentials //
362. W.Chafe, J.Nichols (eds.). Evidentiality: the linguistic coding of epistemology. Norwood, 1986. P. 46-59.
363. Schmalstieg 1980 — W. Schmalstieg. Indo-European linguistics: a new synthesis.1. University Park, 1980.
364. Schmaus 1966 — A. Schmaus. Beobachtungen zu Bedeutung und Gebrauch desalbanischen Admirativs // Beiträge zur Südosteuropa-Forschung. München, 1966. C. 103-124.
365. Shala 1972 — D. Shala. Këngë popullore legjendare. Prishtinë, 1972.
366. Shkurtaj 1982 — Gj. Shkrutaj. E folmja e Rranxave të Mbishkodrës // M. Domi.
367. Dialektologjia shqiptare. V. 4. F. 144-278.
368. Sinclair 1996 — J.E. Sinclair. Preliminary recommendations on Corpus Typology //
369. EAG — TCWG — CTYP / P. Version of May, 1996. Published in http://www.ilc.cnr.it/EAGLES96/corpustvp/corpustyp.html (24.09.09).
370. Tatevosov 2001 — S. Tatevosov. From resultatives to evidentials: Multiple uses of the
371. Perfect in Nakh-Daghestanian languages // Journal of pragmatics, № 33, 2001. P. 443-464.
372. Trîpcea 1958 — T. Trîpcea. Balada "Cälätoria fratelui mort" la aromâni // Revista defolclor, № 4, 1958.
373. Trnavci 1975 — H. Trnavci. Motiv o sestri i mrtvom bratu u narodnoj poeziibalkanskih naroda. Pristina, 1975.
374. Utas 2000 — B. Utas. Traces of evidentiality in Classical New Persian // L. Johanson,
375. B. Utas. (eds.). Evidentials: Turkic, Iranian and neighbouring languages (Empirical approaches to language typology 24). Berlin, New York, 2000.
376. Vasa 1887 — P. Vasa. Grammaire albanaise à l'usage de ceux qui désirent apprendrecette langue sans l'aide d'un maître. London, 1887
377. Vrabie 1966 — Gh. Vrabie. Balada popularäromânâ. Bucureçti, 1966.
378. WALS 2005 —The World atlas of language structures. Oxford, 2005.
379. WALS 2009 — The World atlas of language structures online // http://wals.info/2610.2009)
380. Weigand 1907 — G. Weigand. Bulgarische Grammatik. Leipzig, 1907.
381. Weigand 1924 — G. Weigand. The Admirative in Bulgarian // The Slavonic Review,2,1924. P. 567-68.
382. Weigand 1925 — G.Weigand. Der Admirativ im Bulgarischen // Balkan-Archiv.
383. Fortsetzung des Jahresberichtes des Instituts fur rumänische Sprache. I Band. Leipzig, 1925. S. 150-152.
384. Wiemer, Plungjan 2008 — B. Wiemer, V.A. Plungjan (Hg.). Lexikalixche
385. Evidenzialitäts-Marker in Slavischen Sprachen. München Wien 2008. (Wiener Slawistischer Almanach. Sonderband 72)
386. Wierzbicka 1969 — A. Wierzbicka. Dociekania semantyczne. Wroclaw, Warszawa,1. Krakow, Gdansk, 1969.
387. Willett 1988 — T. Willett. A cross-linguistic survey of the grammaticalization ofevidentiality // Studies in language, № 12, 1988. P. 51-97.
388. Ymeri 1988 — M. Ymeri. £eshtje te stilit dhe tö normes ne trajtat e habitores // Gjuhajone, № 1, 1988. F. 13-22.
389. Zabowska 2008 — M. Zabowska. Polskie wyrazenia ewidencjalne a partylulyepistemiczne // B. Wiemer, V.A. Plungjan (Hg.). Lexikalixche Evidenzialitäts-Marker in Slavischen Sprachen. München Wien 2008. (Wiener Slawistischer Almanach. Sonderband 72)
390. KpiGxocpopiSi 1882 — K. KpiGtotpopiSi. Гращлатпсг| trjg aXßavuctiq уМ>ааг|д ката tt|v
391. TooKiicf|V StaXfiKTOv. KcovaxavxivouTroA-ri, 1882.1. СЛОВАРИ
392. Атанасова et al. 1975 — Българско-английски речник. / Т. Атанасова, М. Ранкова,
393. Р. Русев, Д. Спасов, Вл. Филипов, Г. Чакалов. София: Наука и изкуство, 1975.
394. БЕР — Български етимологичен речник. Том I-. София: БАН, 1979-.
395. Бернштейн 1966 — Бернштейн, С.Б. 1966. Българско-руски речник. Болгарскорусский словарь, Москва: Советская энциклопедияЛ
396. БТР 2004 — JI. Андрейчин, JI. Георгиев, Ст. Илиев, Н. Костов, Ив. Леков, Ст.
397. Стойков, Цв. Тодоров. Български тьлковен речник. / Доп. и прераб. от Д. Попов. София, 2004.
398. Видоески е1 а1. 1990 — Видоески, Б., В. ЕЦанка, 3. Тополшьска. Македонско-полскии полско-македонски речник. Варшава, Скоще: ПВН, Македонска книга, 1990.
399. Влахов 2004 — С. Влахов. Нов руско-български речник / под ред. на А. Липовска.1. Велико Търново, 2004.
400. Дорич е1 а1. 1958 — А. Дорич, Г. Минкова, Ст. Ив. Станчев. Българско-немскиречник. София: Народна просвета, 1958.
401. Илчев 1974 — С. Илчев (ред.). Речник на редки, остарели и диалектни думи влитературата ни от XIX и XX век. София, 1974.
402. Кацори а1. 1959 — Българско-албански речник. / съст. Т. Кацори, Т. Тартари, Л.
403. Душа, С. Паско, Л. Грабоцка. Ред. В. Георгиев и Р. Мутафчиев. София: Издание на Българската академия на науките, 1959.
404. Конески 1986 — Речник на македонскиотЗазик со српскохрватски толкуван>а. / ред.
405. Б. Конески, сост. Т. Димитровски, Б. Корубин, Т. Стаматоски. Скоще: Македонска книга, Графички завод Годе Делчев, 1986.
406. Корвезировски, Руси 1967 — М. Корвезировски, Л>. Руси. Македонско-албанскиречник. Скоще: Просветно дело, 1967.
407. Мичатек 1903 — Л.А. Мичатекъ. Дифференциальный сербско-русскш словарь.1. СПб, 1903.
408. Младенов 1967 — М. Младенов. Бугарско-српски речник. Београд: Нолит, 1968. 35000 речи и израза
409. Младенов е1 а1. 1968 — М. Младенов, Д. Црвенковски, Б. Благоески. Бугарскомакедонски речник. Скоще, Београд: Просветно Дело, Нолит, 1968.
410. Младенов 1941 — С. Младенов. Етимологически и правописен речникъ набългарския книжовен езикъ. София, 1941.
411. Мургоски 2005 — 3. Мургоски. речник на македонскиот.азик. Скопле, 2005.
412. РБЕ 1977--Речник на българския език. София, 1979-.
413. Речник Матице српске 1990 — Речник српскохрватского юьижевног.езика. Т. 1-У1.1. Нови Сад, 1990.
414. РСБКЕ 1955 —Речник на съвременния български книжовен език. Т. I. А-К. София, 1955.
415. Славски 1963 — Ф. Славски. Наръчен българско-полски речник. Варшава: Ведзаповшехна, 1963.
416. Стефанова et al. 1964 — Българско-френски речник. / JI. Стефанова, А. Радев, Г.
417. Дорчев, Н. Колев. София: Наука и изкуство, 1964.
418. Страшевски 2004 — И. Страшевски. Македонско-албански и албанско-македонскиречник. Штип, 2004.
419. Толовски, Иллич-Свитыч 1963 — Д. Толовски, В.М. Иллич-Свитыч. Македонскорусский словарь. / под ред. Н.И. Толстого. Москва: ГИИНС, 1963. 30 000 слов.
420. Толовски, Иллич-Свитыч 1963 ■— Толовски Д., Иллич-Свитыч В. М., Македонскорусский словарь. М., 1963
421. Толстой 2001 —И.И. Толстой. Сербскохорватско-русский словарь. М., 1997.
422. Турецко-русский словарь 1945 — Турецко-русский словарь. М., 1945.
423. Турско-български речник 1962 — С. Романски (под ред.), Н. Ванчев, Г. Гълъбов,
424. Г. Классов, Т. Попов, В. Шанов. Турско-български речник. София, 1962.
425. Усикова и др. 1997 — Македонско-руски речник. Македонско-русский словарь.
426. Сост. Р.П. Усикова, З.К. Шанова, М.А. Поварницына, Е.В. Верижникова, Р. Тасевска, С. Маринкович. / ред. Р.П. Усикова. Скопье: МАНУ, Детска радост, 1997. 65 000 слов.
427. Црвенковски, Груик 1988 — Д. Црвенковски, Б. Груик. Англиско-македонскиречник — Македонско-англиски речник. Скопле: Култура, Наша книга, 1988.
428. Чундева et al. 1997 — H. Чундева, M. HajHecKa-Сидоровска, С. Накев. Рускомакедонско речник. Qconje, 1997.
429. Arbanas s.a. — L. Arbanas. Deutsch-albanisches und Albanisch-deutsches Wörterbuch mitdeutsch-albanischen Gesprächbeispielen, Wien und Leipzig, ohne jähr.
430. Bardhi 1635 — Blancus, Franciscus. Dictionarium Latino-Epiroticum. Romae, 1635.
431. Boretzky 1976 — N. Boretzky. Der Türkische Einfluss auf das Albanische. Teil 2.
432. Wörterbuch der albanischen Turzismen. Wiesbaden, 1976. (Albanische Forshungen 12.)
433. Budziszewska 1983 — W. Budziszewska. Slownik balkanizmôw w dialketach Macedonii1. Egejskej. Warszawa, 1983.35. Çabej 1976 — E. Çabej. Studime gjuhësore I. Studime etimologjike në fushë të shqipes.1. A-O. Prishtinë, 1976.
434. Cordignano 1934 — P. Fulvio Cordignano s.j. Dizionario Albanese-italiano e italianoalbanese. Parte albanese-italiana. Milano, 1934.
435. Fjalor 1981 — A. Kostallari, J. Tomaj, Xh. Lloshi, M. Samara, J. Kola, P. Daka, P.
436. Hadxhillazi, H. Shehu, F. Leka, E. Lafe, K. Sima, Th. Feka, B. Keta, A. Hidi. Fjalor i gjuhës së sotme shqipe. Prishtinë: Rilindja Redaksia e botimeve, 1981. Afër41 000 fjalë.
437. Fjalor 2002 — Fjalor i shqipes së sotme. Tiranë, 2002.
438. Leotti 1937 — A. Leotti. Dizionario Albanese-italiano. Roma, 1937.
439. Mançe 2007 — M. Mançe. Fjalor shqip-rusisht. Tiranë, 2007.
440. Mançe et al. 2005 — M. Mançe, L. Dhimitri, Xh. Zykaj, L. Myrto, N. Malo. Fjalorrusisht-shqip. Tiranë, 2005.
441. Mann 1948 — S.A. Mann. An historical Albanian-English dictionary, London, NY,1. Toronto: Longmans, 1948.
442. Meyer 1888 — G. Meyer. Kurzgefasste albanesische Grammatik. Leipzig, 1888.
443. Meyer 1891 — G.Meyer. Etymologishes Wörterbuch der albanesischen Sprache.
444. Strassburg, Verlag von Karl J. Trübner, 1891.
445. Ndreca 1976 — M. Ndreca. Fjalor Shqip-Serbkroatisht, Albansko-srpskohrvatski recnik.1. Prishtinë, 1976.1. СОКРАЩЕНИЯ
446. БЕ — «Български език». ВЯ — «Вопросы языкознания». EJI — «Език и литература».
447. ИИБЕ — «Известия на Института по български език».1. MJ — «Македонски ja3HK».
448. СЕ — «Съпоставително езикознание».
449. СбНУ — Сборник за народни умотворения, наука и книжнина. София, 1889. Кн. 1 -.1. СОКРАЩЕНИЯ К РАБОТЕ
450. BMM балканская модель мира
451. EilC балканский языковой союз
452. K3 категория эвиденциальности1. CO свидетельские формы1. HCO несвидетельские формы1. Aor аористcond кондиционалис1. CONCL конклюзивность1. CONJ конъюнктив1. Dub дубитатив
453. Ep эпистемическая модальность/оценка1 "зу1. Ev эвиденциальность1. Futur будущее
454. Futur. Ant. будущее предварительное
455. Futur. Praet. будущее в прошедшем
456. Futur. Praet. Ant. будущее предварительное в прошедшем1. Gerund деепричастие1.p императив1.pf имперфект1.d индикатив1. Neutr нейтральные формы1. Opt оптатив1. Pass пассивный залог1. Perf перфект1. Perf. I перфект I
457. Supin албанские формы с per te («paskajore»)1. Vis визуальность
458. СОСТАВ ЭЛЕКТРОННЫХ КОРПУСОВ
459. Корпус болгарской литературы1. Бонев, С. Формуляр No. 8.
460. Вазов, Ив. Митрофанов и Дормидолски; Под игото. Дамянов, М. Честта на затворника.
461. Йовков, Й. Ако можеха да говорят (сб.), Женско сърце (сб.), Песента на колелетата (сб.),
462. Старопланински легенди (сб.), Те победиха (сб.), Албена, Грехът на Иван Белин,1. Другоселец, По жицата.
463. Константинов, А. Бай Ганю.
464. Константинов, А. До Чикаго и назад.1. Константинов, А. Миш-Маш.
465. Константинов, А. Разни хора, разни идеали.
466. Назаров, П. Български глас.
467. Минков, С. Алхимия на любовта.1. Пелин, Е. Гераците.
468. Радичков, Й. Разкази: Верблюд, Свирепо настроение, Суматоха, Убий мухата!.
469. Симов, С. Болезнени видения.
470. Спасов, С. Село на баир (отрывок).
471. Стоянов, 3. Записки по български въстания.
472. Тренчев, С. Хипнозата (отрывок).1. Хайтов, Н. Мъжки времена.
473. Ценов, Ч. Танто за кукуригу.1. Чудомир, Провинциалистки.
474. Simon Ray Martin, Грешницата.
475. Корпус македонской литературы1. Андоновски, В. Вештица.
476. Андоновски, В. Опитот на Наум Манивилов.1. Андреевски, П. Аванос.1. Арифи, Т. In Medias Res.1. Бачкоска, Г. Зависна.
477. Богомил, Г. Машина за пишуыье.
478. Букал, С. Омега како некогаш ветрот во тополите.1. Волнаровски, П. Прашина.1. Габор, Т. Санто Закоп.
479. Дурацовски, Д. Хемиска свадба.
480. Исаковски, И. Песочен часовник. .Ганевски, С. Архивски мозаик.г
481. Корвезировска, О. Три соби за два.ща. Крстески, Т. Тепагье див 3ajaK.
482. Лафазановски, Е. Кога во Скоще ги измислиле чадорите.1. Мароевик, И. Пераст.1. Мацунков, М. Циркус.
483. Миневски, Б. Балкан за деца.
484. Миха^овски, Д. MojoT Скендербе.
485. Мицковик, С. Г-дин Дика реши да се убие.
486. Мицковик, С. Куката на Мазарена.1. Османли, Т. Облаци,
487. Османли, Т. Сликата на тетка Рашела.
488. Прикопиев, А. 77 антиупатства за лична употреба.1. Прикопиев, А. Три тетки.1. Симски, С. Ценет Капицик.1. Смилевски, Г. Близначки.1. Солев, Д. Ни ден без ред.
489. Чачански, К. Луге од слама.
490. Чинго, Ж. Смргга на градинарот.
491. Корпус албанской литературыавтор неизвестен) Jetimi, urtesia dhe shperblimi: Nje tregim per nje jetim.1.rizi, S. Meditja.1. Jasiqi, A. Kobi i kenges.
492. Kadare, I. Gjenerali i ushtise se vdekur.
493. Kadare, I. Kush i solli Doruntinen.
494. Kulla, P. Rrefenja nga Amerika: Peijetimc dhe portrete shqiptaresh ne mergim.
495. Marko, P. Qyteti i fundit.1. Starova, L. Koha e dhive.
496. Stermilli, H. Sikur t'isha Djale.
497. Xhunga, R. Preja e nje martese te lodhur.1. Xhunga, R. Sikur ana.